Жопочка, или Больной ублюдок [Надир Юматов] (fb2) читать онлайн

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Надир Юматов Жопочка, или Больной ублюдок

    Ночник освещал спальню.



– Ну почему бы нам не спать на разных кроватях? Мне это очень нужно. Пожалуйста, я не могу так. Мы будем заниматься любовью, смотреть документалки, но только я хочу спать… пожалуйста, давай на разных кроватях.


– Ты опять – произнес он, по-детски, обидчивым голосом, и высунув из-под одеяла руку, ласково помял ее щечку – почему ты не веришь мне, Жопочка? Ты же знаешь, что мне, все это не важно.


– Такого не может быть – она лежала на боку, подложив на подушку, под голову, сомкнутые ладошки, и томными глазами блуждала по его лицо – Ты же сам говорил, что брезгливый…


– Я говорил, что брезглив ко всем, кроме тебя – перебил он, теперь, чуть сердито – как ты можешь думать вообще… а знаешь, мне кажется, ты просто не хочешь спать со мной на одной кровати, вот и все.


– Ты чего, такое говоришь? – ее глаза расширились.


– А вот то и говорю. Я только об этом и думаю.


– Да я бы все отдала, чтобы избавиться от этой заразы, и спать рядом с тобой – она, едва не заплакала.


– Так – спи. Не нужно не от чего избавляться. Я же говорю, мне это не-важ-но.


– Ты просто с этим не сталкивался – не поддавалась она – это очень неприятно и мерзко, поверь, даже мне.


– Как же я хочу, поскорее с этим столкнуться, если б ты знала. Хочу, чтобы ты наконец поняла: мне это не-важ-но. Все в порядке, Жопочка – последние слова он произнес мягко, полушепотом.


– Ты просто не хочешь меня расстраивать, понятно все – обидчиво нахмурив брови, она легла на спину, и уставилась в потолок.


– Эй, ты чего? – приобняв ногой, хрупкую как стебелек, талию, он прильнул своей щетиной к ее миниатюрному плечу. Одну руку он просовывал под ее тело, пока не уперся в теплую подмышку, другой откинул одеяло, и принялся бережно поглаживать худенький животик.


– Моя вкуснятинка – нежно прошептал он, глядя на забавный, степенно-торчащий из хиленькой полусферы, сосочек, затем, медленно облизнул – м-м-м, вкуснятинка.


    Он знал, что рано или поздно она улыбнется, так как подобные, уменьшительно-ласкательные суффиксы, ее «капец как» раздражали.


– Моя вскуснятинка, м-м-м, вскуснятинка – повторял он снова и снова, облизывая как эскимо, ее превосходительную грудь, которую, она когда-то давно, очень стеснялась из-за небольшого размера. Он сосал ее, и повторял «моя вскуснятинка», исподволь, наблюдая за реакцией, своей возлюбленной.


– Да хватит, блин – животик затрясся. Она не выдержала, и рассмеялась с открытым ртом.


    Не теряя времени, он вцепился губами в щербатые, верхние зубки, и причмокивая, принялся посасывать их:


– Господи, как же это вкусно!


    Когда они насытились друг другом в затяжном поцелуе, он вспомнил о первой их встречи.


– Тогда, перед тем как улыбнуться, ты прикрывала свой ротик ладошкой, помнишь? – он почему-то решил после этого вопроса дунуть ей в шею. Она засмеялась. – Комплектовала моя Жопочка – добавил по-детски наиграно, щекоча носом у нее за ушком.


– Да, комплектовала – деловито, согласилась она, морща от щекотки свой маленький, с кончиком в форме сердечка, или как он говорил: «жопочки», носик.


– А теперь все в порядке, вот видишь. Ты знаешь, как я люблю твои сладкие зубки с этой миленькой щербинкой, и больше не препятствуешь мне. Моя Жопочка! – большими пальцами рук, он чуть приподнял ее верхнюю губу, и осыпал поцелуями щербинку.


– Теперь знаю – он слегка отдернулся, когда она произнесла это.


– Ну вот. Почему, тогда на разных кроватях? – и снова он за старое.


– Ну, хватит – ее настроение тут же улетучилось – говорю же, ты просто с этим не сталкивался милый мой. Это правда, очень-очень мерзко – послышался всхлип.


    Только, он не стал вновь переубеждать ее и успокаивать, а лишь сбросив на пол одеяло, решительно перевернул, голенькое тельце, ничком.


– Что ты задумал? – пискнула она, теперь уже играючи, смотря через плечо. Ее руки были по швам, как на приеме у массажиста.


– А вот – чмокнув прохладную попку, он примкнул к ней языком, и облизал до самой лопатки – вкуснятинка моя – перекинув колено, оседлал ее, затем, аккуратно переложил руки любимой, запястьями на изголовье – люблю тебя, Жопочка – улегся сверху, упершись детородным органом в упругую попку. Опоясал своими руками ее талию (они впились кончиками пальцев в торчащие ребра), и произнес:


– Сейчас, я тебе все докажу, моя Жопочка.


    Жопочка уже поняла, что сейчас ее ожидает, поэтому заранее, тараторя, взмолилась к нему:


– Нет-нет. Пожалуйста, не надо. Мальчик мой. Миленький, не надо, прошу тебя.


– На-а-адо, моя Жопочка, на-а-адо – подразнивал он.


– Я верю. Я во все верю. Тебе все равно. Все-рав-но!


– Вот именно, мне это не важно. Я люблю тебя, Жопочка.


– Ну, все тогда. Не делай этого. Я тебе верю. Пожалуйста – «пожалуйста» прозвучало достаточно грозно для миленькой Жопочки. Видимо она рассчитывала, что повышенный тон заставит его передумать, но…


– Нет. Ты просто боишься щекоток вот и говоришь так – на этом, он приостановил свою речь, и перешел к делу.


     Раздался, вперемешку с хохотом, ушераздирающий писк. Сначала, ее ножки, стопами засучили по его почкам, потом выпрямились, и затряслись так, будто по телу пошел разряд тока.


– Хватит! Все-все. Хватит! Ну, хватит! Пожалуйста, все! – сквозь смех умоляла она, и все ее содрогающееся тело норовило перевернуться на спину. Отдаленно, она напомнила ему беспомощную, дергающуюся рыбку, выброшенную буруном на морской берег.


    Не выпуская с кольца рук, он позволил ей перевернуться, но лишь ради того, чтобы ко всему прочему, задудеть в ее шею. Ко звукам хохота и писка прибавился третий, попукивающий звук.


– Ну, все! Ну, все! Ну, все! – ее лицо потянулось к потолку, словно рука к руке помощи. Карие глаза полезли с орбит. Ротик осклабился и застыл как на безумно-хохочущим манекене. Расплывшиеся, в натянутой улыбке, щечки, походили на две запятые. Она поперхнулась, громко проглотила слюну, потом жадно проглотила воздух, надсадно отдышалась, и вновь завопила, охрипшим голосом:


– Пожалуйста! Пожалуйста! – ребра начинали побаливать, только эти отголоски боли, были ничто по сравнению с невыносимой щекоткой – хватит! Прошу тебя, Хватит!


Но, ему было все равно. Он хладнокровно продолжал дуть в ее шею, и щекотать ее ребра. Его правое колено протиснулось сквозь бедра, и коснулось теплой как блок от неродной зарядки iPhone, и нежной как лепесток орхидеи, ее чудненькой, писички.


– Пись-пись-пись, моя Жопочка!


– Нет! Пожалуйста! Не надо!


– Пись-пись-пись, моя вкуснятинка!


– Прошу тебя! Милый мой! Родненький!


– Ну, давай же, Жопочка…


– Нет! Прошу… – и вдруг, обрывисто смолкла.


     Наконец-то, он получил то, чего так настойчиво от нее добивался: на колено ему брызнула, долгожданная, горячая струйка.


– В-о-о-т – протянул он, высунул из-под нее руки, и уперся на них как горилла – моя сладкая. Вот видишь. Ничего такого страшного в этом нет – оба почувствовали как под ними, теплом омочилась простыня. От стыда, она ладонями закрыла свою моську. Он, широко улыбнулся.


– Ну вот, моя Жопочка. В этом нет, ничего такого, страшного. Видишь, я никуда от тебя не ушел. Не бросил. Я же говорил, мне это не важно – попытался носом разомкнуть ее ладони (хотел губами подобраться к щербинке и чмокнуть), но Жопочка не поддалась ему. Не раскрывая лица, она отдернулась вправо:


– Отстань от меня, отстань! – всхлипнула и громко заплакала.


В принципе, он ожидал подобной реакции. Прилег ей на грудь. Дождался, пока плач немного утихнет. Зашептал виноватым голосом:


– Прости…прости Жопочка. Ты бы по-другому не поверила мне. А сейчас я лежу рядом с тобой, и ни капли не брезгую – он все-таки развел ее руки (она успокоилась) – и мы, точно не будем спать на разных кроватях, моя Жопочка. С завтрашнего дня мы постелем клеенку, и все будет замечательно – подтер большими пальцами ее слезы, сдавил губы 8-кой, и горячо поцеловал их:


– Вскуснятинка.


– Я все поняла, милый мой – тихонько заговорила Жопочка – теперь я все поняла, правда – она мило улыбнулась, как бы давая понять, что не врет – теперь, я не против. С этого дня мы спим с тобой вместе. Прекрасно. Но все же, сделай мне одолжение… давай поменяем простынь.


     Он подозрительно насупил брови, и решительно бросил:


– Нет – одной рукой потянулся за одеялом, взволок его на кровать, расправил, прильнул телом поплотнее к любимой, и укрылся вместе с ней. Они лежали, нос к носу. Размеренно сжимая-разжимая пальцы, он массажировал ей попку.


– Это все будет завтра, Жопочка. А сейчас, спи. Я знаю, что люди, которые писсаются во сне, не вскакивают посреди ночи, чтобы поменять простынь. И я вижу по твоим глазам… моим миленьким глазкам, как ты устала и хочешь спать. Я уверен, тебе самой все равно, мокрая под тобой простыня или нет, а заменить ее ты хочешь только потому, что тебе передо мной за что-то там стыдно. Но блин. Я все это устроил не для того, чтобы мы сейчас спали на сухой кровати. Я хочу доказать тебе, что мне все это неважно. Ну, вот мокро под нами и что? Я не вижу в этом никакой трагедии и знаешь, даже напротив – это все, как будто бы мило, что ли. Честно, мне даже нравится. В конце концов, это ведь твоя моча, а не чья-та. А все, что твое, для меня как манна небесная, Жопочка.


    За эти слова, она отблагодарила его, самой, что ни на есть счастливой улыбкой и он торжествующе, улыбнулся в ответ. Напоследок он лениво поцеловал ее, едва прикоснувшись губами, и такое бесстрастие означало, что пора уже спать. Еще какое-то время они бережно терлись кончиками носов, наслаждаясь, теплым, разделенным между собой воздухом и тихим, убаюкивающим дыханием друг друга.



     В окне забрезжило, и ночник потускнел.



     Проснулся. Первым, на что было обращено внимание – это отсутствие Жопочки и только потом уже, он почувствовал, как за ночь похолодела, все еще мокрая, простыня. Отбросил одеяло. Показалось, что слегка отсырелые ноги испустили еле видимый пар. Он сел на край постели, и ладонями почесал заспанные глаза, зевнул, и энергично почесал затылок. Опять зевнул. Встал на ноги, и замер в послесонном отупении, смотря в одну точку. И вот в сознании, вроде как возобновился процесс генерации мыслей. Жопочка, должно быть моется в душе, подумал он сперва. Хотя никакого шипения точно не слышно. Тогда он предположил, что может быть, она кушает. Но, чтобы в раннее утро… не – на нее не похоже, да и лязга не слыхать. Нужно сходить и проверить.


     Но не успел он повернуться в сторону дверного проема, как боковым зрением наткнулся на что-то непривычное, на то, чего как минимум, вчера, тут еще не было. Он подошел к комоду, и обнаружил на нем сложенный вдвое лист бумаги формата А4 с броской надписью: «Прочти!». Сонливость сняло как рукой. Сама по себе ситуация сигнализировала о нечто ужасном. Стало ясно как никогда: за этим словом «прочти», его ожидает очень неприятное, очень горькое откровение: она ушла, она бросила его. И все, из-за своих дурацких комплексов. Глупенькая Жопочка.


    Всем телом, он ощутил поползновения судорог. Голова завибрировала, точно под тремором, и словно отрицая действительность: «нет-нет-нет-НЕТ». Разум обуяло чувство безысходности, чувство фрустрации, тошноты и дикое желание упасть, провалиться, затрястись и заплакать. И это все притом, что он еще не добрался до содержимого, оставленной ему записки.


     Наверняка имеет место быть, доля вероятности, что там окажется нечто иное, например: «любимый, я ненадолго уехала к маме, прости, что забыла предупредить» или «мой милый, не волнуйся, я зачем-то пошла в ночной магазин и скоро обязательно вернусь».


Он взял себя в руки и взял в руки листок. Открыл.


Началось это все со слов: «Ты – больной ублюдок». Да, прямо вот с этого. Ему явно не померещилось, там, так и написано, его любимым, курсивным почерком Жопочки:  «Ты – больной ублюдок». «…больной ублюдок». Ублюдок.


     Ноги подкосились. Тело, будто длинное пальто, рухнуло на пол, и свернулось эмбрионом. Записка, скатившись по воздуху, легла рядом с ним. Он завыл. Завыл невыносимо мерзко, как разбалованный отпрыск, которому подарили ни того цвета машинку.


– Не надо! Не надо! Не надо! Обними меня, Жопочка. Обними! – рыдал этот несчастный.


      Рука, на ощупь потянулась вверх, и вцепилась в царгу кровати. Некогда «райское гнездышко» как он всегда называл их двуспальную койку, теперь, при невыносимой тряске по ухабистой дороге к нервному срыву, служило ему в качестве поручня.


– Прошу тебя, нет! Прошу! Вернись!… – и продолжалось так минуты четыре.


    Голос охрип до неузнаваемости. Лицо опухло от слез. Он лежал обессиленным, и жадно заглатывал ртом воздух, готовясь к следующему всплеску эмоций. Но, на каком-то моменте, он подсознательно понял, что фраза «больной ублюдок» выжалась на максимум, исстрадалась в полной мере, и потеряла всякую актуальность, и руководствуясь исключительно этими словами, больше не представлялось возможным продолжать самобичевание. Необходимо было пополнить запас информации.


     Не вставая, он поднес к лицу записку, и принялся читать дальше:


«Ты – больной ублюдок. Знаешь, я уже давно об этом догадывалась, но только сегодняшняя ночь, убедила меня во всем, окончательно. Я неоднократно умаляла тебя остановиться, перестать относиться ко мне и всему, что меня касается, как к божеству, но ты конечно же, всегда это игнорировал, ведь твой иллюзорный мирок, который на самом деле чужд любому, здравомыслящему человеку, вынуждал тебя делать обратное. Честное слово, я даже не могу себе представить, каким образом, ты – сентиментально Нечто, вынесешь первые дни пиздастрадания, после моего ухода… А хотя знаешь, я и не хочу этого представлять. Варись пожалуй ты с этим как-нибудь сам. Я долго терпела твое подобострастие ко мне, потому как в большинстве случаев его можно было хоть как-то оправдывать, но твоя последняя выходка… я промолчу. Однако знай, что я больше не намерена жить в постоянных опасениях и ждать, когда тебе там вздумается сожрать мое дерьмо, а потом как в порядке вещей, убеждать меня в том, что ничего вкуснее ты в жизни не пробовал. Так, что иди-ка ты к черту, больной ублюдок. Да-да, ты – больной ублюдок и чтоб ты знал, больной настолько, что мне было страшно сказать тебе об этом в глаза. С этих пор, мне противно находится рядом с тобой, противно видеть тебя и слышать.


P.S


Не вздумай даже искать, звонить мне, и писать моей матери.


Хоть в этот раз побудь человеком и отвали от меня. Ублюдок».


     Он сел, поджал колени, обнял их, и уронив между ними голову, завопил как сумасшедший:


– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а…


КОНЕЦ.