В лапах Ирбиса [Елена Ласк] (fb2) читать онлайн

Елена Ласк В лапах Ирбиса

Глава 1.

Ещё одна весна заканчивается. Сколько прошло? Скоро два года, которые отправились в мусорную корзину моей жизни. Рано или поздно она переполнится и на этот случай у меня нет плана. Зато есть план на завтра. Вышла из подобия больницы, в которой я работаю, вдохнула вкусный весенний воздух, следующая смена у меня послезавтра, а значит успею выспаться, искупаюсь в озере, а остаток дня буду штудировать…

– Белый, держись! – Глухой голос доносится из покорёженного чёрного внедорожника, резко затормозившего почти у самого входа в больницу. Слова больше похожи на приказ, чем на поддержку.

Пыль моментально взвилась в воздух. Подышала называется. Спокойно отошла в сторону, чтобы не мешать и не привлекать внимание. Двое крепких мужиков вытаскивают ещё одного с заднего сиденья машины, в то время как четвёртый, резко распахнув дверь со стороны водителя, рванул в здание. Не местные. За год я со всеми здесь познакомилась, даже с теми, кто просто приезжает погостить к родне, посёлок небольшой. Появление этих чужаков станет настоящим событием, которое будут обсуждать лет пять. Последним главным событием был мой приезд. Я здесь год, а меня до сих пор спрашивают, как я обустроилась, и активно информируют что и где можно достать, и у кого что попросить. Иногда даже знакомят с теми, с кем уже неоднократно знакомили. В общем первый день в этом посёлке превратился для меня в день сурка. А здесь такие кадры, да ещё и так эффектно появились. Один их внешний вид впечатляет. Комплекция у всех как у гладиаторов, да и вид такой, будто только что в клетке со львами побывали: на одежде кровь и грязь, на коже раны, синяки и ссадины. Но не это всё притягивает моё внимание, а раны пострадавшего. Нежилец. И не потому, что ранения серьёзные, а потому, что местный врач, Сергей Алексеевич, с говорящим прозвищем Этил, набухался ещё час назад, я лично наблюдала, как он разбавлял себе спирт в неправильных пропорциях. Его самого впору откачивать. Каждый раз поражаюсь, как он до сих пор жив, потому что градус с момента моего трудоустройства в это заведение повысился почти в два раза. Но даже если бы он был трезвым толку от него всё равно никакого. Этил ни скальпель, ни иглу в руках держать не может со своим хроническим тремором, а здесь сильное кровотечение, срочно нужно зашивать и переливание делать. Скорая сюда не доедет, дороги размыты, а в некоторых местах затоплены. Дожди лили, не переставая, целую неделю и закончились только позавчера, сменившись аномальной жарой. Как только приезжие исчезли за дверями больницы, тут же подъехала ещё одна машина, похожая на металлолом, из которой двое парней, одетых в подобие маскировочных костюмов, ломанулись в здание за моей спиной, через несколько мгновений шума и криков вернувшись с носилками, на которые осторожно переложили ещё одного пострадавшего. Здесь уже черепно-мозговая и всё хреново, помощь нужна срочно. За дверями повторились крики и мат. Нельзя мне в это вмешиваться, уходить надо, пока они не очухались и не вспомнили, что я тут стою. Лучше перестраховаться – целее буду. Не похожи они на охотников или жертв случайной аварии. Как минимум у двоих заметила тюремные наколки, а ещё оружие, которое они даже не пытались скрыть. Обе машины изрешечены пулевыми отверстиями, очень надеюсь нанесёнными не сотрудниками правопорядка, потому что если ещё и они сюда наведаются, то точно спокойной жизни конец. Вдохнула как можно глубже.

Я клятву давала.

Вернулась внутрь. Ненавижу эту больницу, и не потому, что здесь пахнет лекарствами, а потому, что ими здесь не пахнет. Немногочисленный персонал согнали в коридор. Вечером остаются дежурный врач, медсестра и санитарка. Сегодня смена Этила, Машки и Киры Родионовны. Из пациентов здесь лежат двое с отравлением палёной водкой и один хронический язвенник. Незнакомцы профессионально рассредоточились по небольшому коридору, внимательно следя за обстановкой. Пострадавших уложили на каталки. Окинула их ещё раз взглядом, оценивая возможные варианты. Подошла к мужчине с кровотечением пока его друзья, или кто они там ему, наводили шорох, грозя всех порешить и камня на камне не оставить, если им не помогут. Отвела его руку от ранения, которое он зажал, загнула край чёрной футболки пропитанной кровью. Огнестрел. Две раны рядом: одна навылет, а вот во второй пуля внутри застряла. Пропальпировала место ранения, отчего он застонал, но глаза так и не открыл. Знаю, больно, но мне нужно понять причину кровотечения. Мускулатура у мужика хорошо развита велика вероятность, что внутренние органы не задеты, возможно просто большая кровопотеря, и если его быстро залатать, и кровь перелить…

– Ты что делаешь? – Раздалось на весь коридор, и ко мне подлетели сразу двое вооружённых парней. Им бы тоже помощь не помешала, их рваные раны нужно обработать, осколки вытащить, продезинфицировать и зашить. Посмотрела на них равнодушным взглядом, который перевела им за спины, наблюдая как из кабинета врача волокут пьяного Сергея Алексеевича. Надо же, им удалось привести его в сознание, неплохо. Только сомневаюсь, что дуло пистолета, приставленного к виску, способно восполнить пробелы его знаний в области медицины, хорошо он сечёт только в гинекологии и акушерстве, даже пьяным может принять самые тяжёлые роды.

Пока парни отвлеклись на бесплодные попытки протрезвить врача, больше похожего на мешок опилок, чем на человека, подошла ко второму пострадавшему. Парень, молодой совсем. Потрогала пульс, проверила реакцию зрачков, фонарик у меня всегда с собой в сумке, осмотрела рану на голове, кость вдавлена в мозг, но шанс есть.

– Отошла от него! – Это уже другой голос, первый, что я услышала во всём этом бедламе. До дрожи спокойный и ровный. Наверно правильно было бы сделать вид, что я впечатлилась и испугалась. В это можно было бы поиграть, если бы не ситуация, в которой каждая секунда бесценна. Обернулась, выпрямила спину, выровняла дыхание, собрала остатки самообладания в кулак. Необходимо, чтобы он воспринял меня всерьёз, захотел говорить и слышать, а самое главное нельзя показаться слабой. Весь в крови и ссадинах, напряжён, ноздри раздуваются, палец курок поглаживает. Оказавшись рядом, первое, что этот высоченный мужик в характерных татухах, попытался сделать, это схватить меня за руку, но я отшатнулась на шаг назад. Вот и первый прокол, рефлекторно выдала свою слабость. Сконцентрировалась на его взгляде, пробирающем похлеще спирта, и пошла в атаку.

– Их срочно нужно оперировать. – Не самое лучшее начало разговора, это и без меня известно, но сейчас именно это самое главное. Всё его внимание и мысли нужно сконцентрировать на важности состояния его друзей. Скорее всего друзей, потому что, стоя рядом, вижу, как он напряжён, чувствую его переживание. Он уже осознал, что в этом здании необходимую помощь оказать не смогут, максимум на что сейчас способен Этил, это залить раны зелёнкой.

– Ты врач? – Посмотрел на меня с прищуром своими карими, почти чёрными глазами, в которых засверкал проблеск надежды. Внимание стало пристальнее, по его лицу скользнуло сомнение.

Нет. Не врач. Даже внешне на врача не тяну: в свои двадцать два выгляжу как малолетка. И знания у меня в основном теоретические. Но ему это знать ни к чему. Застопорилась на этом вопросе, не зная, как правильно ответить, а ответить нужно так, чтобы мне позволили оперировать. Нужно сделать то, что я зареклась больше никогда не делать – врать, и врать как можно убедительнее. От этого зависят как минимум две жизни. К горлу подкатил ком, дышать стало труднее. Татуированный считывал каждое моё движение, возможно даже наблюдал за реакцией зрачков и пульсом на сонной артерии, и выражение его лица менялось от понимания, что мой ответ ему совсем не понравится.

– Она санитарка. – Послышался визглявый голос Машки, редкой твари, местной медсестры ухажёров которой вечно так и тянет подкатить ко мне, хотя я малейшего повода не даю. Из-за этого Машка записала меня в свои враги. Ну или из-за того, что я постоянно поправляю её ляпы в медицинских терминах. Да и уколы я делаю лучше. В посёлке все это знают, поэтому, когда нужно поставить капельницу или сделать укол на дому, зовут меня, а раньше за неимением вариантов просили Машку, потому что кроме неё в городе из способных попасть в вену ещё только Этил, если трезвый, ну и её сменщица Зоя Филипповна, которой уже за семьдесят и передвигается она крайне медлительно и не дальше пятисот метров, именно такое расстояние от её дома до работы между которыми удачно располагается магазин. А я в любую вену попаду. Бизнес Машке изрядно подпортила ещё и тем, что помогала в основном бесплатно, если сильно настаивали брала символическую плату или продукты, не положено в этих местах не отблагодарить, а не принять благодарность практически преступление. Теперь Машка использует малейший шанс навредить мне, как сейчас. Нашла время. А я и не подозревала, что она настолько меня ненавидит, что на растерзание готова отдать. Интересный способ избавиться от меня выбрала эта рыжая химоза, ещё и ухмыляется дура. Если она думает, что её спасут большие сиськи, если товарищи незнакомцев окочурятся, то она ещё тупее, чем я предполагала.

Её комментарий по поводу моей должности в этом заведении оставил меня равнодушной, а вот татуированный моментально переменился в лице. Он и так был напряжён и будто сдерживался, чтобы всех здесь не перестрелять, а теперь у него появился повод, потому что надежда, в которую он собирался вгрызться рассыпалась. Пока он решал, скорее всего как меня убить, старалась не потерять установившийся между нами зрительный контакт, оставаться спокойной и не думать, как жалко я выгляжу со стороны.

– Во врача решила поиграть, с-с-санитарка. – Рассвирепел мой собеседник, снова предприняв попытку схватить за руку, но я снова попятилась. Умением увертываться я овладела в совершенстве. Всё ещё можно исправить, если никто меня не тронет, иначе всё рассыплется прахом. Татуированный понял, что бежать я никуда не собираюсь и отстранился на большее расстояние, изучая мою реакцию, щёлкая предохранителем пистолета. Его люди застыли в ожидании чем закончится наш диалог. Почувствовала, что тишина приобретает оттенок смерти. Его товарищ с пулевыми стал дышать слабее. Я поняла, что надо что-то говорить, иначе пристрелит и его друзьям точно конец, никто им здесь больше не поможет. Осталось это донести до него.

– Я не могу обещать, что они выживут, но даю гарантию, что они продержатся до приезда врачей. У вас больше нет вариантов, кроме как довериться мне. И времени нет. Я могу начать сыпать медицинскими терминами, но вы никак не проверите мои знания в области медицины. Одному вашему другу нужно срочно зашить рану и сделать переливание, времени у него осталось минут двадцать от силы, а второму… – Перевела взгляд на парня, здесь ничего обещать не могу. Даже если очень постараюсь, без нужных инструментов и оборудования шансы на благоприятный исход пятьдесят на пятьдесят. Здесь даже должного обследования не провести, неизвестно, какие ещё у него травмы. Но до утра я его точно дотяну, возможно к этому моменту татуированный позволит уйти персоналу и пациентам, только сама уже не выпутаюсь.

– Продолжай. – Настойчиво давил мой собеседник.

– У него повреждение головного мозга, нужна операция. Врачи из города доберутся сюда к утру, минимум часов за шесть, которых у него нет. С каждой минутой шанс умереть или остаться овощем для него увеличивается. Операция на мозге в подобных условиях как здесь опасна, но так у него будет шанс. – Коридор больницы наполнился мёртвой тишиной. Я вперила уверенный взгляд на татуированного и даже не дрогнула, когда он в очередной раз щёлкнул предохранителем.

– Я думаю, ты осознаёшь последствия своего дерзкого обещания. Делай.

Глава 2.

Я вышла из душного помещения на воздух. Рассвет. Осознание, что получилось сделать всё как надо и даже лучше, плавно растекается внутри. В теле приятный адреналиновый отходняк. Впервые за два последних года чувствую, что всё так, как надо, так, как должно было быть, так, как думала никогда уже не будет. Невероятное ощущение. Будто крест, который я на себе поставила, стал невесомым на эту ночь. Сейчас, когда всё позади, хочу как можно дольше пробыть в этом состоянии, запомнить его, чтобы в будущем, когда будет совсем паршиво, цепляться за его отголоски, чтобы окончательно сойти с ума и больше не мучиться.

Страшно осознавать, что я в себе не усомнилась ни на секунду. Выбрала самую оптимальную последовательность действий, продумала каждое движение и возможные проблемы, заранее нашла решение каждой из них. Всегда нужно принимать в расчёт непредвиденные обстоятельства, которых этой ночью не было. Давно я не была собранной на все сто процентов. На несколько часов я снова стала собой, девушкой, которой была два года назад. Оказывается, оперируя, я отключаюсь от лишних эмоций, концентрируясь на своей цели, и этому стремлению ничего не страшно, ни прошлое, ни вооружённый человек за спиной. Всё это не важно, пока от моего состояния зависит чья-то жизнь.

Я провела свою первую самостоятельную операцию. Жаль не сбылась мечта произнести коронную фразу «Операция прошла успешно», она казалась неуместной в сложившихся обстоятельствах, когда больница практически захвачена вооружёнными людьми и ты не знаешь, как всё сложится, как они поведут себя, если ты не справишься, не выполнишь данное обещание. Я осознавала, что возможно от меня зависит больше, чем две жизни и, по сути, рисковала не только собой в случае неблагоприятного исхода. Мой профессионализм и капелька везения сделали своё дело, а ещё помощь татуированного.

Оказалось, достаточно одного приказа этого человека и его люди делали всё, что я просила: помогли перевезти пострадавших в операционную и привели Машку, которую я напрягла принести необходимые медикаменты и инструменты. В какой-то момент подумала, что попроси их отдать часть своей печени или почку, каждый без колебаний ляжет под нож. К их счастью всё обошлось малой кровью и только одного из них. Первым делом остановила кровотечение у Белого. Я оказалась права – внутренние органы не были задеты. Повезло, что кровь для переливания без проблем нашла, среди приезжих у Белого был брат с такой же группой, а называли его Серый, я мысленно обозвала их братьями Гэндальфами. Проинструктировав Серого что делать в конце переливания, под пристальным надзором татуированного переключилась на второго пострадавшего. Здесь всё было сложнее. Вспомнила любимый фильм детства «Знахарь», убедила себя, что если он смог, то и у меня получится, тем более набор инструментов и медикаментов у меня чуть получше.

Я никогда не делала таких операций. Только читала и один раз присутствовала, но во мне горела уверенность, что я справлюсь. Никакой паники, даже когда казалось, что всё. Показатели парня дважды оказывались на грани. Татуированный, следящий за каждым моим движением, каждый раз замирал, не дыша, и я думаю, молился. Сразу запретила ему подходить близко пока оперирую, хоть он и порывался, когда думал, что я не замечу. Отвлекалась на эти его попытки, притормаживая действия, только это его и останавливало. Выдержка у татуированного та ещё, ни разу не поморщился, пока я его друзей резала и зашивала. Хотя есть подозрения, что видеть мозги для него не впервой, только вот не в целом состоянии.

Опустила взгляд на руки. Дрожат, не переставая, с момента, как я сделала последний стежок и чуть не упала, когда напряжение, которое я даже не заметила, резко покинуло тело. А ещё плакать хочется. Нет, рыдать, навзрыд, от понимания, что не жила эти два года, а примитивно существовала, бесконечно убеждая себя, что все так живут и я смогу. Не смогу, теперь точно знаю. В операционной захудалой поселковой больницы я нахлебалась эмоций, которые нельзя было впускать в себя. Они напомнили о том, чего я лишена, о моих мечтах и стремлениях, о жизни, которую я себе рисовала, а потом сожгла этот рисунок дотла и пепел жадно сожрала в глупой надежде что что-то возродится из этого горького чёрного порошка.

– Кто тебя? – Послышался за спиной голос татуированного. То ли он передвигается бесшумно, то ли я слишком погрузилась в себя. Потерял меня из виду, пока беседовал с кем-то по телефону, а я воспользовалась ситуацией и ускользнула через запасной выход на воздух, отдышаться, в этом здании я все лазейки знаю. Всю ночь под его контролем провела, напряг во всём теле не отпускает. Расслабиться хочется, отдышаться.

– Что? – Посмотрела на него непонимающе, а он сел на лавочку и согнулся, опёрся локтями о колени, потёр глаза, а затем густую чёрную щетину, будто она ему страшно надоела, практически мешала жить. Устал. Как и я не спал всю ночь. На операции рядом стоял, и потом ни на шаг не отходил, пока я наблюдала за состоянием прооперированных и параллельно обрабатывала раны остальных его людей, не из благих намерений, их можно было и на растерзание Машке отдать, они точно заслужили эту страшную кару, но если бы я не заняла руки, позорно вырубилась от усталости. Сомнений не осталось, что он главный, что все решения принимает и ответственность за них несёт. Он всё больше напоминал вожака стаи, даже на обработку ран сел последним. Своих людей повсюду расставил, чтобы никто выйти из больницы не мог, меня под свой личный контроль взял. Сто процентов курить хочет, как и я, хотя никогда сигареты в руках не держала. Доктор Разумовский всегда после операции курил, а я рядом стояла, вот и выработалась привычка.

– Изнасиловал кто?

Его вопрос просто разодрал рану, которая только затянулась, в глазах потемнело, рассвет потерял свои краски и всё вокруг стало серым. Одним вопросом он окунул меня в чёрную липкую жижу моего прошлого, в заполненный до краёв чан, из которого я с таким трудом выбралась, но так и не отмылась, а мою недавнюю эйфорию просто утопил в нём. Я застыла, скованная своим кошмаром, который как кокон из колючей проволоки парализовал меня, сжимаясь на теле, одним моментом напоминая о всей боли, что я познала. Не понимала, что смотрю ему в глаза, что дрожу как зайчонок, что слёзы заволокли глаза. Отказывалась осознать, что он действительно это спросил, что я не ослышалась, что это не результат принятого коктейля эмоций этой ночи. Поздно спохватилась, что только что выдала себя, подтвердив его ничем не подкреплённую, нелогичную догадку. Но на чём-то она была основана, что-то он увидел во мне. Дышать. Главное дышать.

– Значит, не ошибся. – Произнёс он самому себе, пока я пыталась собраться.

– Ошиблись. – Вполголоса, глупо и неубедительно. Только хуже сделала. Он всё замечает и подмечает. И моя интонация жалкая выдала меня с потрохами. Пусть притворится, что поверил. Пусть остановится и больше ничего не говорит. В его взгляде жалость, которую я не выношу, которая стала тонким мостиком к причине моего жалкого существования.

– Нет, санитарка, не ошибся. Хотя какая ты санитарка, ты хирург, не меньше. Я многое повидал, но такого хладнокровия как у тебя ещё не встречал. Резать людей не каждый может, а ты это делаешь мастерски. Я залюбовался даже. А швы какие красивые накладываешь и так легко это делаешь, высший класс. Моих парней с таким усердием ещё никто не зашивал. И сразу видно, что не от страха ты стараешься, а делаешь на своём профессиональном автомате.

– Я обычная санитарка. – Произнесла так, чтобы он понял, что его умозаключения относительно меня лишние и не к месту.

– Как скажешь. Не буду тыкать тебя в тупость твоих слов и идиотизм попытки обмануть меня. Только ты на мой вопрос не ответила. – И смотрит мерзко пристально, с издёвкой, свысока, одновременно спокойно и расслабленно.

– Ответила. – Голос будто сел и каждое слово приходилось из себя выдавливать.

– Судя по тому, что ты здесь, он жив и здравствует.

– Ни к чему весь этот разговор. Лучше бы поинтересовались состоянием ваших друзей.

– С их состоянием всё отлично, благодаря тебе. Наши врачи будут через десять минут. Хочешь его убить? – Произнесённая татуированным, эта фраза прозвучала так обыденно, что сомнений, что он связан с криминалом не осталось.

– Нет. – Твёрдо ответила я.

– Почему? Он же тебя поимел так, что ты теперь от мужиков шарахаешься, в глуши этой себя хоронишь, другим человеком притворяешься.

– Человеческая жизнь священна.

– Похоже, ты действительно в это веришь. Давно это произошло? – Не унимался он.

– Вы издеваетесь? – Не выдержала напора, повысила тон. – Может, вам во всех подробностях описать весь процесс?

– Если тебе от этого станет легче, но я предпочёл бы имя и адрес. – Пожал непринуждённо плечами, будто мы о погоде разговариваем.

– Не станет. – Больше огрызнулась, чем просто ответила. – Хотите знать кто он. Что ж, он такой же, как и вы, человек способный вынести свой личный приговор и исполнить его. – Татуированный поморщился, желваки заиграли от напряжения. Не понравилось сравнение? Или то, что я попала в точку? – Прежде чем отрицать, ответьте, если бы ваши друзья не выжили, что бы вы сделали?

– Мы этого уже не узнаем. – Холодно и равнодушно, но всё это напускное.

– Не разочаровывайте меня. Какими бы были последствия моего дерзкого обещания?

– Окажись ты лгуньей… Отправили бы тебя развлекать их на тот свет. – Эти слова окончательно вышибли меня из колеи. Они были как привет из прошлого, эхо дежавю. Я неосознанно поморщилась и отвела взгляд в сторону, попытавшись скрыть истинные эмоции. Не хотела, чтобы татуированный заметил ещё хоть что-то.

Вдалеке виднелся столб пыли и слышался шум. Ехало несколько машин на большой скорости. Стащила с себя халат, бросив на лавку рядом с татуированным, вызвав на его лице ухмылку.

– Точное описание операций, список и дозировка примененных препаратов на тумбочках рядом с кроватями. – Развернулась, чтобы уйти. Это был идеальный момент. Он за мной не последует и удерживать вряд ли станет. Всё, что могла я сделала. Думаю, сейчас здесь будет целая делегация, которую он должен встретить лично. А я больше не могу и не хочу никогда разговаривать с ним.

– Я тебя не отпускал. – Расслабленно произнёс, медленно поднимаясь, демонстративно убирая руки в карманы, показывая, что останавливать не станет.

– Мне ваше разрешение не нужно. Прощайте.

И не дожидаясь его следующей реплики отправилась к себе, высыпаться. Плевать, что сумка осталась в больнице. Заберу её, когда они все уедут, а я приду в себя.

Глава 3.

Мне снилась боль, разливающаяся по всему телу. Тёмная раскалённая комната, удушающая запахом крови. Тишина, в которой малейших звук становится жутко громким, звенящим или шипящим в черепной коробке. Тяжёлое твёрдое тело, которое двигается на мне. Кажется слышно, как внутри всё рвётся, как стекают последние секунды жизни каплями его пота с моей кожи на грязный белый хлопок постели. Крик, застрявший внутри, удушает. Всё, чего я желаю – отключиться и больше никогда ничего не чувствовать. Он нарушает молчание, обещая, что будет продолжать пока я не сдохну и держит слово. Этот сон всегда заканчивается одинаково: он меня целует, наполняя моё ледяное тело своим раскалённым дыханием.

Я всегда просыпаюсь в холодном поту, задыхаясь от его поцелуя, которого не было, он странная выдумка моего мозга. Всё остальное было: боль, кровь, пот и холод смерти, который я испытала на себе. Каждый раз долго прихожу в себя, борясь с реальностью застывших во мне ощущений. Снова и снова внушаю себе, что всё в прошлом, чтобы перестать дрожать и сдержать запоздавший на два года вопль, который рвал меня изнутри также, как и его источник. Не могу отделаться от чувства, что он застыл во мне и не отпускает, давая понять, что больше ни для кого в моём теле нет места. Просовываю руку в трусики убеждаясь, что нет во мне ничего, что всё давно зажило и болеть нечему, но осознание не приносит покоя.

По параноидальной привычке осматриваю себя, убеждаясь, что нет ни синяков, ни крови. Снаружи не осталось ни единого следа. Только внутри всё осталось разодранным, и как бы я не боролась, не получается собрать себя, чтобы стало как прежде. Иногда кажется, что наконец получилось, части подошли друг к другу и осталось дождаться, когда срастутся, но раз за разом происходит одно и то же: привычное разочарование, хроническая боль, наивная надежда, что когда-нибудь всё получится. Правда, я уже и не знаю, хочу ли я стать той же девушкой, которая оказалась слабой и жалкой, сдалась без борьбы, позволив пеклу чужой ненависти испепелить себя. Иногда я по ней скучаю, потому что вижу будто со стороны то, как она жила и что делала. У нас общие воспоминания, но разные чувства и восприятие. Я училась на её ошибках, меняясь, трансформируясь, обращаясь в себя нынешнюю, избавляясь от неё в себе по частям. Я прекратила это делать в один момент. Сидела на работе и вдруг поняла, что должна сберечь каждую часть себя, особенно ту, что обладала поразительным свойством бороться до последнего. Я вспомнила, как она падала, учась ездить на велосипеде, но поднималась и продолжала учиться, когда все махнули на неё рукой. В одну из попыток она просто села и поехала, испытав невероятное чувство гордости, что смогла сделать это сама. С того самого момента она всё преодолевала своим упорством. Падала, разбиваясь, но поднималась и склеивалась, казалось, становясь прочнее. Теперь я этим свойством не обладаю, двигаясь по пути наименьшего сопротивления, оберегая нас обеих, пока она снова пытается собрать себя из хрустальной пыли, что от неё осталась. Когда это наконец случится, предстоит самое сложное – слиться в единое целое, снова став цельной личностью.

Никак не получается оторвать голову от подушки из-за этих тяжёлых мыслей. Вчера, придя домой после безумной ночи, не приводя себя в порядок, разделась почти до гола, зарылась в одеяло не смотря на жару, и отключилась. С непривычки проспала до новой ночи. Раньше могла несколько суток подряд провести без сна и еды, ловила от этого кайф, испытывая возможности своего организма. Как же принять тот факт, что никогда не будет как раньше? Как смириться и перестать сопротивляться реальности?

Чтобы избавиться от надоевших мыслей, усталости от самой себя, отправилась в единственное место, которое мне здесь нравится – лесное озеро. Предыдущий владелец дома сразу предупредил, что оно очень коварно, и, если ты ему не понравишься, может утащить в свои глубины. Наверно поэтому оно мне так понравилось, и я так часто сюда таскаюсь. Кроме меня здесь никого не бывает. Местные боятся здесь купаться из-за дурной славы этого небольшого водоёма и добираться сюда не близко, а ещё вода кажется грязной и мутной. Смыла с себя в прохладе наваждение из сна. Долго лежала на спине на водной глади, любуясь ночным небом сквозь просветы в кронах деревьев, прокручивая последние сутки. Зачем татуированный расковырял мою рану, чего добивался? Ведь он чего-то добивался своими вопросами. И неужели так легко догадаться что со мной сделали. Он будто угадал меня не с трёх и не с двух нот. Ему оказалось достаточно одной, низкой, тяжёлой, протяжной. До разговора с татуированным была длительная ремиссия, основанная на монотонности моего существования. Думала, что начала забывать, приходить в себя, но нет – всё самообман. Я так и не срослась из тех ошмётков что от меня остались. Стыки ран затрещали, и я начала распадаться от малейшего напоминания о случившемся. Каждый раз будто всё по новой. Помнить каждую напряжённую ненавидящую черту лица, тяжёлый запах мужского тела, ощущать его внутри себя и знать, что это может повториться.

Не заметила, как ушла под воду. Со мной подобное не в первый раз. Необычное ощущение, когда не дышишь, но тело не испытывает недостатка кислорода. Вынырнула, окончательно придя в норму, начав обдумывать свои будущие действия.

Незнакомцы должны уже уехать. Их друзьям требуется срочное обследование и возможно дополнительные операции. Смысла и повода здесь оставаться нет. Татуированному я дала понять, что его помощь мне не требуется и вмешательства в свою жизнь я не допущу. Сомневаюсь, что его интерес к моей судьбе не угаснет по возвращении в привычную обстановку. Что-то мне подсказывает, что и без проблем мутной санитарки у него достаточно забот. Мне дико хотелось, чтобы всё оставалось по-прежнему. Избежать расспросов и сплетен, пытки в виде бесконечного любопытства окружающих. Хочу, чтобы моя тягучая однообразность продолжилась. Только приходится быть реалисткой – теперь это невозможно. Цепная реакция уже запущена. Придётся переезжать, как можно быстрее, пока на меня не начали собирать информацию, интересоваться прошлым. Не факт, что татуированный начнёт копать, но лучше перестраховаться и исчезнуть. У меня остался ещё один паспорт и шанс на новую жизнь.

Прежде чем принимать окончательное решение нужно побывать в больнице и убедиться, что там всё хорошо. Зря я так поспешно ушла, непрофессионально с моей стороны, да и не по-человечески, но оставаться, чтобы меня увидело ещё несколько человек, тем более врачей, было опасно.

Я пришла в свою смену с написанным заявлением по собственному желанию, подготовившись к любым расспросам. Продумала каждый возможный вопрос и варианты ответов на него – один абсурднее другого. На первое время сойдёт, а потом я исчезну. Только в больнице творилось что-то странное: все вели себя будто не произошло ничего из ряда вон, никто не задавал никаких вопросов и не упоминал события позавчерашнего дня. На мои вопросы о «гостях» тоже никто не отвечал, будто никого и ничего не было. Даже самый болтливый сотрудник, уборщица баба Маша, уверенно изображала болезнь Альцгеймера. Чуть позже до меня дошло, что те, кого не было в тот вечер и ночь в больнице, ничего не знают. Произошедшие события заперты в головах свидетелей неизвестным мне способом, и они упорно притворяются, что никаких приезжих не было, а я не блеснула хирургическими талантами.

Похоже визитёры неплохо оплатили всем свидетелям амнезию и провели внушение. Об этом я не подумала, что они подчистят за собой. Только стало как-то не по себе от осознания их возможностей. Да, тачки были крутые, оружие, дорогие часы, но что же здесь происходило пока я спала, как за одни сутки они обработали моих коллег и некоторых пациентов. А самым паршивым было то, что похоже я была единственной, кому внушение не проводили, потому что точно знали, что я буду молчать, не рискну привлекать к себе внимание. И ещё меня не искали, а это самое главное. Я им не нужна, иначе уже заявили о своём интересе. Я решила придержать заявление вместе с решением переехать, осторожно наблюдая за окружающими и слухами в посёлке, но всем действительно будто стёрли память. Даже неугомонной Машке, которая даже не смотрела в мою сторону, старалась держаться подальше и, как мне показалось, шарахалась от меня.

В одно из своих ночных дежурств я пошла на крайние меры и напоила Этила. Хотела хотя бы этим отвратительным способом выяснить хоть что-то. К моему разочарованию он не помнил абсолютно ничего, даже приставленного к виску пистолета или того, как его колошматили о стену, пытаясь привести в себя. Все воспоминания, даже если они и были, выветрились из него вместе с парами алкоголя. Единственное, чего мне удалось от него добиться, что мне очень идёт белый цвет, в котором он ни разу меня не видел, за исключением той ночи, когда я надела на себя халат. Работая санитаркой, я носила серую или голубую форму, а из белых вещей в моем нынешнем гардеробе только пара белых маек, в которых я сплю. Пытаясь сделать проблески в памяти Этила ярче, я активно подливала ему алкоголь, но он отключился раньше, чем в его голове заискрились воспоминания. Больше никаких попыток я не предпринимала, ни с Этилом, ни с кем-либо ещё.

Так прошла неделя, а потом ещё одна. Я окончательно успокоилась, пока в один из дней, направляясь на работу, не заметила три чёрных иномарки с наглухо тонированными стёклами, от вида которых моментально затошнило и затрясло.

Глава 4.

Я резко затормозила, запаниковав. Это первая реакция. Она ошибочная и неправильная, основанная на эмоциях. Дышать. Главное дышать и думать.

– Девушка, с вами всё в порядке? – Вывел из ступора мужской, слегка хрипловатый голос.

Отряхнувшись от панического наваждения, перевела взгляд в сторону голоса, приходя в норму, дожидаясь, когда дымка рассеется и зрение снова станет чётким. Нельзя так реагировать на каждую чёрную машину, этим я выдаю себя и порождаю лишнее внимание и вопросы. Только они копии его машины, той самой, от вида которой биение сердца заходится в бешеном темпе. Это не Кирилл. Он действовал бы по-другому, не стал выдавать свой приезд. Хищник поджидает свою добычу в укрытии.

– Может врача? – Продолжил незнакомец, озвучив интересное предложение. Я все свои диагнозы знаю, изучила вдоль и поперёк, только озвучить это не могу, хоть и хочется, чтобы хоть так быть ближе к медицине. Сфокусировала взгляд, устанавливая зрительный контакт. Его я вижу впервые. За пятьдесят, крепкий, подтянутый, сразу видно следит за собой. Волосы каштановые, с проседью. Одет просто, неброско. Смотрит на меня пристально, добродушно, с искренним волнением, нахмурив густые брови над своими очень красивыми голубыми глазами, которые компенсируют все огрехи в его внешности. Нос у него был сломан несколько раз точно, а от левого уголка рта идёт небольшой шрам, но очень говорящий, скорее всего он был в этом месте разрезан. Пока я соображала, он отбросил сигарету, которую я не заметила сразу, в урну, и решительно приблизился, протягивая руку, чтобы прикоснуться к моему плечу, скорее всего. Сама не заметила, что никак не реагирую на его слова и действия, а надо. Моментально пришла в себя, выдав реакцию, ставшую хронической.

– Со мной всё в порядке. Спасибо. – Поблагодарила, попятившись, увеличивая дистанцию.

– Не похоже. – Слишком строго произнёс он, нахмурившись ещё больше. Добродушность поубавилась, смешавшись с тревогой и суровостью.

– Мне лучше знать. – Намеренно отключила вежливость. Мне не нравилось его лишнее внимание. Он лишь ухмыльнулся правым уголком рта, пройдясь по мне взглядом как рентгеном.

Я в последний раз бросила взгляд в сторону машин и, больше не посмотрев на незнакомца, поспешила домой, в свою крепость.

Мой домик находился в лесу, недалеко от посёлка, но только знающий эти земли мог найти это место. По документам я зарегистрирована у местного алкаша, и все думают, что я действительно живу в его доме, даже он. Здесь я приходила в себя, зализывала раны и училась жить заново, адаптировалась к своим страхам и заново привыкала к общению с людьми, обдумывая каждый новый прошедший день, вспоминая с кем и о чём разговаривала, и как мой собеседник на меня смотрел, что было в его глазах и движениях настораживающего или предупреждающего. Здесь я попыталась всё забыть. Только моя психика оказалась слишком изувеченной. Прошло два года, но фантомные ощущения преследуют меня до сих пор. До сих пор я чувствую его в себе и во сне, и наяву. Я перестала себя убеждать, что справлюсь с этим, приняла и смирилась. Привыкла насколько это возможно, перестала реветь от сопутствующих воспоминаниям ощущениям.

Никто не знает где я живу, а найти это место непросто. У меня есть пара дней в запасе, чтобы собрать вещи, определиться с дальнейшим курсом, продумать и подготовиться снова начать всё заново. Жаль, что придётся уехать, а точнее исчезнуть, но слишком много незнакомцев появляется в этом маленьком посёлке, слишком много чёрных иномарок, слишком много «слишком». А я и так привлекла к себе внимание. Пусть сейчас все молчат, но вечно это не продлится. Затишье никогда не бывает постоянным, и я не собираюсь дожидаться бури.

Не стала предупреждать на работе, что не выйду. О том, что уезжаю, сообщу уже сидя в автобусе или поезде, как получится. На память обо мне им останется моя трудовая с единственной записью, после которой они могут писать всё, что угодно. Мой внезапный отъезд будет им поводом для обсуждения на ближайшее время, раз с приездом незнакомцев сорвался.

Сломала и выбросила симку. Начала собирать вещи, обдумывая, куда ехать. Ответ один – как можно дальше, в очередную глушь, где меня никто не найдёт, не узнает и не станет всматриваться на фото в паспорте. Меняя жизнь, я не стала менять внешность, надеясь, что покойницу искать не будут, а зря, больше этой ошибки я не допущу, да и с фото в очередном паспорте на меня смотрит блондинка.

В последний раз наслаждалась теплом лесного озера, обволакивающего обнажённое тело. Не переставала удивляться его странной особенности сочетать в себе тепло и холод. Я всегда начинала свой заплыв в тёплой половине, плавно переплывая в ледяную и обратно. Сабрина, девушка, которая жила у меня некоторое время, предпочитала обратный порядок. Я сразу почувствовала в ней надлом, подобный моему, и не задавала лишних вопросов, чем понравилась ей. Перед отъездом она призналась, что попыталась сбежать от своего прошлого, но здесь ей кажется, что она застряла в нём. Я скучаю по ней и буду скучать по этому месту, но даже покой, подаренный им, не заживил самую главную мою рану – я уже никогда не стану врачом.

Возвращаясь домой, поняла, что погорячилась, отправившись плавать, не взяв с собой ничего теплее плавок и белой мужской футболки, под которую моментально забралась вечерняя весенняя прохлада. Обнажённое влажное тело покрылось мурашками. И следующего раза уже не будет, чтобы исправить эту ошибку в моём стремлении сделать свою жизнь совершенной. Сейчас я наслаждалась каждым моментом, пытаясь пропитаться лесным воздухом, насладиться тишиной, запомнить свои ощущения. Я испытывала странную благодарность к этому месту, будто к человеку, который бескорыстно мне помог, ничего не попросив взамен. Впервые захотелось плакать не от тревоги или боли, а от простой человеческой грусти расставания. Я не стала давать себе обещаний, что обязательно сюда вернусь, они будут напрасными, но это станет моей мечтой, к которой я буду стремиться.

Зайдя в дом, скинула тяжёлые резиновые сапоги и поспешила к камину, где уже всё было готово, осталось лишь поднести спичку, чтобы зажечь огонь. Только коробок я не нашла, похоже Куся куда-то заиграла.

– Чёрт! – Раздражённо ругнулась, обхватив закоченевшее тело руками. Не так я себе представляла прощальный вечер с этим местом.

– Помочь? – Раздался за спиной мужской голос.

Сначала я не поверила своим ушам. Готова больше поверить, что у меня галлюцинации, чем осознать, что в доме кто-то есть. Обернулась одной головой и встретилась взглядом с голубоглазым незнакомцем. Сейчас он был одет в тёплый свитер тёмно-бежевого цвета, тёмно-синие брюки и чёрные ботинки. Вроде ничего особенного, но от его одежды веет дороговизной. Разительная разница впечатления о нём на первой встрече и сейчас. Мужчина даже смотрит на меня иначе, заинтересованно и внимательно, но при этом не изучающе, как было у больницы, а будто всё обо мне знает, что напрягает больше, чем само его появление. Пользуясь моим замешательством, он подошёл по-мужски уверенным шагом, не торопясь, и присев рядом на корточки, достал из камина щепку, поджёг её зажигалкой, которую всё это время сжимал в ладони, и положил к остальным дровам. В тишине комнаты начало раздаваться лёгкое потрескивание разгорающегося огня. Мой взгляд не упустил платиновых часов, напомнивших ещё одно фантомное чувство – холодной тяжести на руке, которое не покидает меня никогда.

– Виктор. – Представился он, а я так и сидела статуей, пытаясь сообразить, что делать. Сейчас я беззащитна, в ловушке и совершенно не готова хоть как-то реагировать. – Ну, а ты, по твоим фальшивым документам, Екатерина. – Виктор улыбнулся после своих слов, будто только что пошутил и я тоже должна посмеяться, только вот мне не до смеха, пока не пойму, что ему от меня нужно.

– Они не фальшивые. – Уточнила я, еле шевеля губами, всматриваясь в его лицо. Спокойный и доброжелательный, но это обман. Я чувствовала, что он может быть другим, отметила это в момент нашей первой встречи у больницы.

– Как посмотреть. Человека, которому они принадлежали до тебя, давно нет в живых. Но ты и без меня это прекрасно знаешь. – Я не готова к этому разговору, к тому, что он что-то знает обо мне и, тем более к тому, что он может знать обо мне всё. – Прежде чем мы продолжим разговор, я бы хотел увидеть на тебе чуть больше одежды. – И снова улыбнулся, но очень по-доброму.

Он улыбнулся, а меня как током ударило. Сижу в просвечивающей влажной майке, которая ничего не скрывает, соски от холода пошло стоят. За время нашего разговора его взгляд не спустился ниже моих глаз, и я не ощутила угрозы мужской похоти. Обхватила себя руками, и, медленно поднявшись, попятилась в соседнюю комнату, по совместительству спальню. А он с какой-то снисходительной ухмылкой наблюдал как я отхожу от него. Наверно это выглядело крайне глупо.

Пока натягивала на себя джинсы, свитер и кроссовки, собирала влажные волосы в пучок, пыталась понять, как вести себя с Виктором. Только в голове было пусто. У меня нет никакой информации о нём, зато, похоже, у него есть обо мне. Прошлась по комнате несколько раз, остановилась у окна, но даже не успела подумать о побеге, когда за спиной раздались шаги, дверь в комнату открылась и я обернулась, застыв на Викторе испуганным взглядом.

– Я не причиню тебе вреда. Мы с тобой сейчас поговорим. Пойдём на кухню, угостишь меня чаем, тебя пришлось долго ждать. – Он дождался, когда я совладаю с собой и шагну в его сторону, после чего спокойно развернулся и двинулся вперёд.

Виктор сидел за столом напротив меня, потягивая чай на травах, которые я сама собирала. Мой личный успокоительный сбор, который в сложившейся ситуации не помогал. Так и не смогла произнести ни слова, пока мы ждали, когда закипит вода и заварится напиток, только наблюдала за гостем, недоверчиво вглядываясь во все зеркальные поверхности. Его спокойствие выводило из себя, как и пристальный взгляд. Он ничего не делал и это нервировало, потому что я по-прежнему не понимала опасен ли он. Дважды уронила ложку и чуть не разбила чашки, доставая из шкафчика. Виктор сидел с невозмутимым видом, просто наблюдая за моей нарастающей нервозностью, степень которой уже не получалось скрыть.

– Не хочешь назвать своё настоящее имя? – Прервал затянувшееся молчание неприятным фактом из моей жизни, когда я уже несколько минут, сидя напротив него, наблюдала как он пьёт чай, в перерывах болтая жидкость в прозрачной чашке.

– Катя. – Постаралась ответить как можно твёрже, но Виктор лишь в очередной раз ухмыльнулся и покачал головой. Что означал этот жест я не понимала, то ли ему не нравилось, что я плохо вру, то ли, что я просто вру, то ли, что вру несмотря на то, что уже поняла, что он знает, что я вру.

Он продолжил говорить после небольшой паузы и глубокоговздоха, отставив чашку в сторону, положив руки со сплетенными в замок пальцами на стол, а взгляд сфокусировав на моих глазах.

– Ты не похожа на Катю. Катя Соболева была слабой троечницей, с трудом закончила девять классов, не доучившись бросила кулинарное училище, подавшись в проститутки и наркоманки. Единственным её талантом было умение глубоко заглатывать, что она активно демонстрировала в порно фильмах, используя псевдоним Соска. И ты правильно подумала, я посмотрел пару видео, чтобы убедиться, что это действительно не ты. Катя Соболева не читала книги по нейрохирургии, и на её ноутбуке из видео было только порно, а не записи медицинских симпозиумов, от которых простой смертный засыпает на третьей минуте, я выдержал десять, прежде чем выключить. Ты хочешь, чтобы я поверил, что эта Катя смогла в практически полевых условиях прооперировать двух человек, причём настолько профессионально, что за ней не пришлось ничего переделывать? К тому же Катя Соболева умерла от передоза два года назад. Узнать всё это, мне не составило труда. Её сутенёр поведал интересную историю про то, что ему заплатили за документы этой несчастной, а ещё за молчание о самом факте смерти его подопечной, тело которой таинственным способом исчезло. Ты действительно похожа на фото в паспорте Екатерины Соболевой, но на этом все сходства заканчиваются. – Эти подробности личности, которую я использовала, не были мне известны и теперь, узнав их, почему-то хотелось провалиться под землю. По большому счёту мне было всё равно кем быть, лишь бы больше не быть собой. – Ты ещё хочешь оставаться Екатериной Соболевой? Что-то мне подсказывает, что нет, особенно если учесть, что Соска осталась кое-кому должна, и я сомневаюсь, что ты хочешь за неё расплачиваться, её кредиторы берут натурой. Не прошло желание утверждать, что ты Екатерина Соболева? Вижу, что прошло. Не хочешь называть настоящее имя, выбери новое. Документы сделают за пару дней, и они не будут фальшивыми, сможешь спокойно по ним передвигаться по стране и за её пределы, убегать сколько твоей душе угодно. Или можешь перестать бегать и прятаться, принять мою помощь и защиту. Я увезу тебя из этой дыры, тебя никто не посмеет обидеть, ты ни в чём не будешь нуждаться, вернёшься в профессию, будешь снова лечить людей.

Виктор произнёс волшебные слова. Божественные. И то, как он их произнёс вселяло в мой больной мозг, что Виктор действительно может дать мне всё, о чём говорит. Внутри завибрировала надежда, сердце заколотилось, в руках появилась дрожь нетерпения, будто мне подарили подарок, который не терпится открыть, особенно потому, что я уже знаю, что внутри. Я ярко представила возможности, которые передо мной открываются, только резко осеклась. Страх прочно сидел в моём подсознании, омрачая всё, что предлагал Виктор. Даже не страх, а ужас, что стоит выползти из укрытия, как моё жалкое существование закончится. За него я не цеплялась, лишь за несбыточные мечты, скрашивавшие моё уныние. Мечты, где я – снова я, где не надо прятаться, притворяться, бояться, где я живу не впустую, не зря. Желание закричать «ДА!» было придушено трезвыми мыслями. Виктор не сказал о себе ничего кроме имени. Я лишь догадывалась о том, что он как-то связан с недавними «гостями» нашей больницы, и это его машины меня так напугали. Он знает, что я фальшивка. Предлагает то, что я истинно жажду до трясучки. Не говорит, что попросит взамен. Даже если не попросит, у всех действий и решений есть последствия, это я как никто другой усвоила на всю оставшуюся. Не заметила, что пока я думаю, он внимательно изучает мои реакции. Слишком привыкла жить одна в этом доме, чтобы и в этих стенах контролировать себя, как стараюсь делать это на людях.

– Я могу подумать? – Попыталась отсрочить свой отказ, не понимая, как он на него отреагирует.

– Конечно, пока я не допью чай. – Произнёс, шутливо болтая в прозрачной чашке жидкость, которой оставалось на один глоток. Специально ограничивал меня во времени, не позволяя нормально подумать, играя на моей психике. А если я не могу думать, то и ответ будет соответствующим, самым примитивным и безопасным.

– Спасибо за предложение, только я приняла решение ещё до вашего визита, и менять его не собираюсь. – Твёрдо, на одном дыхании, так, чтобы поверил он и я сама.

Виктор осушил чашку, пристально глядя на меня, а затем молча встал и неторопливо вышел из дома с абсолютным спокойствием на лице.

Глава 5.

Я осталась одна в глухой тишине пустого дома, от которой неожиданно стало не по себе. Меня должно было отпустить, мне должно было стать легче, ведь я осталась в комфортных для моей психики условиях. Виктор ушёл вместе со своим предложением, и моя жизнь не усложнится. Только откуда в глазах слёзы, размывающие очертания пустой чашки и дикое желание взвыть. Внутри всё скручивало от осознания, что Кирилл в очередной раз поимел меня, только не физически. Он имел мой разум, заставляя принимать решения, основанные на постоянном страхе. В неконтролируемом порыве швырнула со стола чашку куда-то в сторону, зарылась руками в волосы, сжимая у корней до боли. По щекам текли ледяные слёзы, тело начинало трясти, накатывала истерика, я ничего не могла с собой поделать. Ужасно хотелось вопить от бессилия. Я давно угробила свою жизнь, своими руками, своими словами, своими решениями, своим молчанием. Это был осознанный выбор. Теперь только и оставалось, как ненавидеть свою слабость и разрушаться всё больше и больше. Однажды очередная упущенная возможность окончательно сломает меня. Я только сейчас это осознала, отдаваясь истерике по полной, чтобы она иссушила меня на время, и я ничего не чувствовала, иначе растеряю себя.

– Девочка, – в шипящем ворохе мыслей раздался голос Виктора. Я выпустила свои несчастные волосы, подняла взгляд. Он стоял рядом, а за его спиной в дверях татуированный, и ещё один парень, – посмотри на меня.

Виктор подошёл критически близко и воспользовавшись моментом, резко поднял меня за плечи со стула. Реакция была мгновенной: тело заколотило, перед глазами поплыло, и сердце заколотилось как бешеное. Я попыталась вырваться из его захвата, уперевшись в грудь, но руки Виктора только сильнее сдавливали меня, прижимая ближе к мужскому телу. Чем сильнее я сопротивлялась, тем сильнее он сковывал и, кажется, что-то шептал на ухо. Я кричала, не вслух, внутри себя, теряясь в ощущениях, захлёбываясь ими. Дышать становилось труднее, будто лёгкие отказали, и я не могу сделать ни вдох, ни выдох. Ненавидела это состояние. Не из-за ощущений, а из-за того, что не могла взять его под свой контроль, сопротивляться ему, даже досконально изучив.

– Тихо-тихо. Больше никто тебя не обидит, слышишь. Никто! Услышь меня. – Наконец расслышала слова Виктора, укачивающего меня в своих крепких объятьях как ребёнка, но это действовало. Я слышала, как ровно бьётся его сердце, как тихо он дышит и это успокаивало. Тело, скованное паникой и страхом, постепенно расслаблялось, укутанное его теплом и спокойствием. Виктор будто передал его мне. Внутри было по-прежнему мерзко от дрожи страха, распространившейся по телу, но она будто спасовала перед решительностью этого человека, заставившего её сдать позиции, и остаться на этот раз неудовлетворённой.

Замерла, успокаиваясь, только слёзы никак не останавливались. Я рыдала, спрятав лицо в его свитере, который скомкала в своих крепко сжатых кулаках на его груди, не понимая, почему он так на меня действует. Не знаю сколько прошло времени, прежде чем я сама стыдливо отстранилась от Виктора, выбравшись из его рук, почти полностью придя в норму. Подняла на него взгляд, чувствуя себя побитой собакой, которую он пожалел. Было паршиво, что кто-то посторонний видел меня такой. Это не первый срыв, из-за предыдущих двух мне приходилось переезжать, потому что невыносимо видеть отражение своего состояния в лицах и глазах людей. Только в голубых глазах Виктора не отражалось ничего подобного, только спокойствие, сосредоточенность и вопрос: «Что с тобой произошло?». Не хотела, чтобы Виктор произнёс его. До сих пор мне успешно удавалось избегать этого. Я навсегда исчезала из жизни людей до того, как он мог быть произнесён вслух. Отвела глаза под давлением взгляда Виктора, сосредоточившись на чашке на полу. Не разбилась, в отличии от меня.

– Сейчас ты соберёшь оставшиеся вещи, и поедешь с нами. – Произнёс он вкрадчиво. Моё мнение уже не спрашивал. В дымке не до конца прояснившегося сознания проявилось чёткое понимание. Вернула взгляд на Виктора, убедившись в своих выводах.

– Вы всё равно меня увезёте. Независимо от моего мнения. Изначально это знали. Пришли уже с этим решением. Только зачем втроём, я и одному не смогу противостоять.

– Чтобы причинить как можно меньше вреда. Не хочу заставлять. Вижу, как ты хочешь согласиться, но не можешь. – Виктор сделал небольшую паузу, продолжив уже другим тоном, пугающим своим хладнокровием. – И, да, если у нас не получится достучаться до твоего разума, мы всё равно заберём тебя. – Последнюю фразу он произнёс с нотами намеренной угрозы в голосе.

Перевела взгляд на татуированного. Он был самым напряжённым из находящихся в комнате. Почему-то именно в нём я пыталась найти подсказку, возможно потому, что именно он привёл Виктора в мою жизнь. Своим взглядом татуированный будто просил не перечить и согласиться. Тем не менее он не означал, что иначе будет хуже. Для меня чем было, хуже уже никогда не будет.

Очень хотелось таблеток, на которые в своё время чуть не подсела. Точнее не их, а того состояния, в которое они погружали: невесомости, спокойствия и совершенного пофигизма. Только таблетки я давно скормила рыбкам, приняв решение жить в постоянной боли. Не телесной, нет, боли от ненависти к самой себе. Они помогли бы сейчас сделать шаг, который в осознанном состоянии сделать не могу. И на это есть причина. Виктор узнал всё о Кате Соболевой, но он ничего не знает обо мне, понятия не имеет, с кем ему придётся столкнуться. Кредиторы Соски мелкая шваль, по сравнению с Кириллом, и дело не в его возможностях, а в желании, одном, единственном, которого он добьётся во что бы то ни стало.

– Не могу. – Помотала головой.

– Можешь. Это не обсуждается. – Отчеканил строго.

– Мне нужно время.

– У тебя его было достаточно. Два года точно.

Я отвернулась от них, всматриваясь в окно. Он где-то там, мой реальный страх – Кирилл, и с ним вся адская боль, которую он недообрушил на меня. Я не раз задумывалась, что будет, если я снова попаду в руки Кирилла. Первое, что понимала – он не пощадит. Второе – всё в конце концов закончится. Только от первого пункта до второго придётся пройти путь ненависти и боли. Виктор заблуждается, что сможет защитить меня. Кирилл человек, который пойдёт на всё, что угодно, ради достижения желаемого, а желает он моей мучительной смерти, репетиция которой изуродовала меня. Но у меня появился шанс, скорее всего последний. Я столько времени провела в нытье, что не смогу стать врачом, измучила себя, так почему не ухватиться за эту возможность. Я ничего не потеряю. И плевать, чем занимаются мужчины, стоящие за моей спиной. Я этого хочу и, кажется, не прощу себе, если проявлю трусость. Сделав этот шаг назад пути уже не будет, у меня больше не будет отговорок и причин пойти на попятную. Можно заартачиться и узнать, что в их понимании причинить как можно меньше вреда, но это станет верхом трусости и эгоизма. Хватит убеждать себя, что мне достаточно этого образа жизни. Если ты когда-то познал, что такое вытащить человека с того света, тебе уже никогда не будет достаточно просто жить. Уверена, что не пожалею о своём решении – прошло то время, когда я могла о чём-то жалеть. Самое время заново собирать себя по частям, как когда-то это делала девушка из прошлого. Я повернулась к мужчинам. Мой ответ терпеливо ждали. Истерика отступила, разум и ясность мысли возобладали.

– Не могу без моей кошки. Нужно дождаться, когда она вернётся.

За спиной Виктора послышались смешки, но он никак не отреагировал, лишь осторожно погладил меня по плечам, проверяя, наблюдая за реакцией. Я старалась не подавать вида, что мне неприятно и плохо, что хочется отбросить руки, прикосновения которых разбегаются покалыванием по телу и порождают дрожь внутри. Хотя он всё равно всё понял и с разочарованием убрал руки.

– Собирай вещи. – Тихо произнёс, отойдя на несколько шагов, выпуская из капкана своего присутствия.

Я старалась не думать, каким образом они увезли бы меня в случае моего отказа, не хотела в очередной раз подкармливать свою и без того упитанную трусость. Прошла мимо татуированного и парня в свою спальню. Большая часть вещей уже была собрана, остались какие-то мелочи. Открыла окно чтобы отдышаться. Только вдохнув чистый прохладный воздух трезво задумалась о происходящем, но не успела накрутить себя и засомневаться, как услышала отборный русский мат и человеческое то ли шипение, то ли рычание. Перелезла через окно, обошла дом и натолкнулась на злобно шипящую Кусю. Моя любимица, как и я, не терпит прикосновений чужих людей и, в отличии от меня, умеет давать сдачи. Вот и этому бритоголовому амбалу не повезло: Куся вцепилась в его руку зубами и когтями мёртвой хваткой. Попытки отодрать мою девочку лишь усугубляли положение – она ещё активнее царапала кожу задними лапами, крепко держась передними. Пришлось поспешить на выручку.

– Куся, малышка, иди ко мне. – Переключила внимание на себя, поглаживая её подбородок. Любимица моментально послушалась и перетекла в мои руки. Куся была похожа на ртуть и цветом шерсти и физическими свойствами.

– Малышка? – Недоумённо возникал пострадавший, потирая места царапин и укусов, размазывая кровь. – Мейн-кун, бля.

– Нет. Просто мейн-кун. – Поправила его.

– Что за шум? – Послышался строгий голос Виктора.

– Царь, эта бешеная тварь меня искусала. – Процедил сквозь зубы, недовольно рассматривая раны.

– Нечего было её лапать. – Вступилась за свою любимицу, поглаживая её за ушком. – И она не бешеная, все прививки у неё сделаны.

– Шмель, не жужжи. – Подойдя ко мне произнёс Виктор, он же Царь, пристально рассматривая мою кошку. – Теперь мы можем ехать? – Обратился уже ко мне.

– Нет, – он нахмурился и, прежде чем успел произнести слова, которые разочаровали бы меня, уточнила, – сначала нужно обработать раны и поедем.

Шмель под строгим взглядом Виктора терпел пытку в виде дезинфекции, эту унизительную, по мнению Шмеля, процедуру он проходил в принудительно-приказном порядке, сверля меня недовольным взглядом, ведь, по его мнению, не обязательно обрабатывать то, что и так заживёт. Мне казалось странным, что он такой хмурый и ворчливый, потому что у нас был одинаковый цвет глаз, и мне казалось, что он просто обязан быть добряком. Добряком, расписанным зоновскими наколками. Куся растеклась на подоконнике страшно довольная собой и косилась на неповреждённые участки кожи бритоголового, заставляя его нервничать.

– Санитарки, оказывается, неплохо зарабатывают: дорогой ноутбук, телефон, мейн-кун, редкие научные книги. – Начал докапываться до меня татуированный, просматривая что-то в своём телефоне. Завидная у него наблюдательность, особенно в плане книг, и ведь не поленился пробить в интернете.

– Клим. – Осёк его Виктор по-дружески строго, вызвав лишь улыбку татуированного, хотя теперь это прозвище должно было по праву перекочевать к Шмелю.

– Куся – подарок, книги – наследство, а техника, – задумалась на мгновение, вспоминая, на какие деньги она куплена, – продала кое-что ненужное. – Пояснила, заканчивая с ранами Шмеля. – Всё. – Обратилась к пациенту. – Жить будешь. – Подвела итог.

– Спасибо. – Выдавил он из себя снова под строгим взглядом и с недовольными матами себе под нос поспешил уйти.

Меня оставили одну. Я попросила пару минут. Вещи забрали и унесли. Я убирала препараты в аптечку, собираясь с мыслями. Было тяжело заставить себя сделать шаг из жизни, которая так и не стала привычной. Закончились два года борьбы за спокойствие. Его не обрести, если не в ладу с собой. Руки начали трястись, замочек на аптечке никак не поддавался. Куся сползла с подоконника, и нагло прошагала по столу к моим рукам, лизнув одну из них. Странная у меня кошка, но именно её странность переключает меня на новое состояние. Аптечка наконец была заперта и убрана на место. Осмотрелась вокруг в который раз подряд. Что-то не давало мне покоя. Уже собралась уйти, когда вспомнила о чашке, валявшейся на полу. Ей там не место, как и мне здесь. Подняла, рассматривая, ни единого скола. Поставила в шкаф, на её законное место, предварительно вымыв. Теперь точно пора.

Мы шли по лесу, выбираясь к дороге. Проехать к моему дому невозможно. Виктор шёл сбоку, а Клим, Шмель и ещё пара людей позади нас. Куся на руках немного нервничала и злобно урчала, нервно мотая хвостом. Я не сразу заметила, что за нами стягиваются с разных сторон люди. Несколько мужчин в камуфляжной форме точно такой же, как была на пострадавших из второй машины. Я посмотрела на Виктора, шедшего в метре от меня. Почувствовав мой взгляд, он с лёгкостью его прочитал.

– Твой дом окружили после нашего чаепития. Они не видели тебя после купания. Сначала я пришёл один. – Пояснил он, успокаивая моё недоумение.

– Зачем вам столько охраны? – Спросила, и до меня дошло, что возможно я была не единственной причиной приезда Виктора в эти места. Машину татуированного и его товарищей обстреляли где-то неподалёку отсюда и есть вероятность, что их недоброжелатели всё ещё где-то поблизости.

– Для безопасности. – Сухо пояснил Виктор, давая понять, что не собирается мне что-то объяснять.

В машине Куся устроилась на моих ногах, задремав. Шмель злобно дышал, недовольный тем, что это «психованное исчадие ада» я перевожу без переноски и жевал сигарету за сигаретой. Именно жевал и я была единственной, кого это удивляло.

Я ехала в одной из чёрных машин, которых испугалась на днях. Встала как вкопанная, заметив их, чем озадачила всех, кто видел мою реакцию.

– Всё в порядке? – Нарушил молчание Виктор, но я осталась стоять в трансе, не шевелясь и почти не дыша.

Нет, не в порядке. Странно, что он до сих пор не понял, что это моё нормальное состояние. Я так и не ответила, продолжив идти навстречу своим беспочвенным страхам. С трудом заставила себя сесть внутрь, и не думать, не вспоминать эпизоды из прошлого, а главное не подавать вида, что меня тошнит от каждой детали внутри. За окном мелькал знакомый пейзаж, но я видела другое. Против моего желания перед глазами поплыли кадры из прошлого, звуки и даже запахи. Трение горячего о холодное и фантомная наполненность инородным внутри. Сама не заметила, как начала играть с кнопкой стеклоподъёмника, то опуская, то поднимая стекло, не полностью, на пару сантиметров. Туда-сюда, туда-сюда. И резко бросила это занятие, натолкнувшись на мерзкую ассоциацию в своей голове. Всё, что хоть немного связано с сексом, или напоминает о нём, вызывает отторжение.

– Ты выбрала имя? – Отвлёк меня Виктор, скорее всего специально.

– Имя?

– Своё новое имя.

– Николь Викторовна Разумовская.

– Интересный выбор. А Викторовна не в честь меня случайно? – Улыбнулся своему предположению.

– Это моё настоящее отчество.

Я не спрашивала куда меня везут. Не это было главным. Справиться с собой, чтобы не спровоцировать лишних вопросов, вот на чём я сконцентрировалась. Меня ужасно тошнило. Эта машина была один в один как у Кирилла. Я отдавала себе отчёт в том, что все машины одной марки и модели одинаковы, но в этой даже пахло также. Я старалась дышать ровно, рассматривая мелькающие пейзажи за окном, стараясь прогнать из головы картинки из прошлого.

– Ты расскажешь, что с тобой случилось? – Вкрадчиво спросил Виктор, когда я застыла, пытаясь побороть порыв разрыдаться. Я не повернулась в его сторону, пряча взгляд.

– Нет. – Постаралась произнести как можно ровнее, хотя подавленность скрыть не удалось, горло душило.

– Почему?

– Я хочу всё забыть.

– Это я организовать не смогу. К сожалению, не всесилен.

Повернула голову в его сторону, юмор Виктора показался мне странным и не уместным. Улыбка моментально сползла с его лица, и я поняла, что причиной этому было то, что он увидел на моём лице. Снова забылась в его присутствии, забыв спрятать подлинные эмоции. Пусть привыкает, если решил, что моя жизнь при нём станет лучше.

– Вы сказали, что я смогу снова лечить. Должна предупредить, что не доучилась несколько курсов, но изучила всю программу самостоятельно. Только боюсь этого будет недостаточно, чтобы меня куда-либо взяли.

– У Николь будет всё, что потребуется, чтобы стало достаточно. – Обыденно и по-царски. Его прозвище ему идёт, полностью отображает суть.

– Зовите меня Ника.

– Это твоё настоящее имя?

– Нет.

– Я могу вернуть тебе твою прежнюю жизнь.

– Нет.

– Сомневаешься в моих возможностях?

– Только в своих.

– Не лучшее качество как для санитарки, так и хирурга.

Перевела взгляд на Клима, упорно делавшего вид, что не случает наш разговор. Затем на Шмеля в отражении стекла, но и он притворялся глухим. Виктор не задавал вопросов, зная, что я не стану отвечать, поэтому затеял своеобразную игру в угадайку, которая моментально начала выводить из себя.

– Во-первых, нечего возвращать. Один хороший человек позаботился об этом, за что я всегда буду благодарна. Во-вторых, это невозможно, сами сказали, что не всесильны. Меня прежней больше нет. В-третьих, я этого не хочу. Я похоронила прошлую жизнь внутри себя и на могилу бросила семена ядовитой травы, чтобы никто и никогда, даже я сама, не смог раскопать её.

– Почему?

– Мне больше не повезёт так, как в прошлый раз.

Татуированный хмыкнул, посмотрев на меня в зеркало заднего вида, если бы он всё знал, вел себя иначе.

– Он жив? – Я знала, о ком он спрашивает. Клим замер на мне взглядом, а Шмель, наоборот, отвёл его в сторону. На Виктора я не смотрела, боялась, что мне не понравится его лицо сейчас. Тон, которым он спросил уже не понравился. Я боялась начать бояться его, мне хотелось, чтобы он как можно дольше оставался человеком, дарящим мне спокойствие.

– Да. – Ответила и засомневалась. У меня и в мыслях не возникло, что за прошедшее время с Кириллом могло что-то произойти. Не искала информации о нём, о чём только что пожалела. Слишком опрометчиво с моей стороны.

Снова задумалась, позволив Виктору изучать моё состояние. Всё-таки иногда лучше притворяться, чтобы не чувствовать на себе его пытливый взгляд. Интересно, а зачем он вообще задал этот вопрос? Моя логика выдала лишь один вариант: Виктор допустил мысль, что я могла убить своего обидчика, и теперь скрываюсь. Всё не так просто, как он надеется.

– Я не желаю ему смерти. – Уточнила на всякий случай, прочитав в глазах Виктора определённое намерение. Этот человек только казался расслабленным. Показуха для меня, чтобы не испугать. На самом деле в своих мыслях он уже прикидывал все расклады развития событий.

– А чего желаешь?

– Чтобы он простил меня.

– Есть за что? – Тон Виктора становился холоднее, а взгляд Клима напряжённее.

– Не знаю. – Ответила, и окончательно закрылась, скрестив руки на груди, сильнее вжавшись в сиденье, отвернувшись к окну.

Больше вопросов не было. Я закрыла глаза, пытаясь безуспешно уснуть, пока по радио не заиграла знакомая песня, которая и утянула меня в мой кошмар.

Глава 6.

Два года назад.

Я пробиралась сквозь толпу танцующих в шумном полумраке клуба пропитанном парами алкоголя. Впервые была в этом месте и очень надеялась, что этот раз станет последним. Хотя трудно от чего-то зарекаться, когда твоя сестра малолетняя идиотка, которой едва стукнуло восемнадцать, и она решила, что ей можно всё, в том числе больше не слушаться меня. Я не противница клубов, но здесь напрягало все и всё. Слишком душно, дымно, мерцающий свет бесил. Посетители отрывались как в последний раз и вели себя неадекватно, по крайней мере мне так казалось. Кто-то пытался утянуть меня на танцпол, кто-то банально облапать. Один ненормальный чуть не влил в меня какую-то сомнительную жидкость, которая моментально оказалась на его лице, вызвав у него дикий хохот. Одна и та же песня играла третий раз подряд, но никто этого будто не замечал. Меня же она страшно бесила, потому что моя сестра слушала именно её целыми днями вот уже две недели. Я обошла клуб вдоль и поперёк, и оставалось лишь одно место, куда просто так не пускали – ВИП-зона, находившаяся на втором уровне этого заведения. Подняла взгляд на стеклянную стену наверху, отгораживающую самых мажористых мажоров от мажоров обыкновенных, от пошлости и дурмана, в который они здесь погружаются, оправдывая себя тем, что нужно всё попробовать. Там наверху обитает пошлость другого сорта, без примесей, без сожалений, без границ. Нужно было сразу идти туда, но я понадеялась выловить сестру – большую любительницу танцевать, не встречаясь с её парнем. Внутри всё сопротивлялось решению подняться туда, хотелось забить и поехать домой, одной, и запретить себе думать о благополучии сестры, ведь я не обязана. Только ещё не наступившее чувство вины, как акула кружащее рядом, оставило лишь один путь, где соприкосновения с ним можно избежать, и он вёл наверх.

– Вам сюда нельзя. – Перегородил мне путь шкафоподобный охранник, одетый в чёрные футболку и брюки, параллельно посмотрев на меня как на мусор. Если их специально этому обучают, то за взгляд ему зачёт. Только знал бы он, насколько мне плевать на него и на всех остальных, кроме сестры, которую любым способом нужно увести домой, чтобы к утру она стала похожа на человека.

– Барс и Кисса меня ждут, я её сестра. – Желание увести отсюда сестру пересилило нежелание лицезреть её парня.

Охранник недоверчиво окинул меня взглядом, видок у меня был ещё тот: без косметики, волосы скручены в подобие пучка на макушке, серая свободная футболка, простые джинсы и кроссовки. Я не тусоваться сюда пришла. Моя воля – ноги моей здесь не было. Страх перед начальством сделал своё дело и, переговорив с кем-то по рации, шкаф впустил меня в ВИП-зону, где меня встретил его клон, «любезно» попросив следовать за ним. Он проводил меня до дверей какого-то помещения, и молча удалился.

Раздвинув двери, я оказалась внутри просторной, тёмной, застеклённой с одной стороны комнаты, где на диване сидел Барс, а у него на коленях моя сестра в своём любимом блестючем чёрном платье больше похожем на ночнушку. Это платье его подарок, мне назло. Ещё немного и его стараниями сестра станет похожа на проститутку, а я окончательно перекочую в ряды её врагов. Увидев меня, Кисса кинулась ко мне обниматься, ещё не заметив моего настроения. Барс ухмыльнулся в своей обычной манере, наслаждаясь моим появлением в его клубе, в его глазах читалось: «Я же говорил». В своё время я заявила в разговоре с ним, что ни за что не переступлю порог этого заведения. Он тогда дико взбесился от очередного моего отказа на очередное его предложение о свидании. Кисса не понимает, что с ней он просто играется и не знает, что уже несколько недель Барс ко мне подкатывает. Во-первых, потому что не поверит, а во-вторых, потому что именно нашей ссоры он и добивается, усиливая своё влияние на Киссу, надеясь, что я буду просить его бросить мою сестру. Об этом Барс мне прямо сказал, после того как я швырнула в него букетом лилий, когда он подкараулил меня у дома. «Тварь неприступная, умолять будешь, чтобы я тебя трахнул», – прорычал он тогда мне в лицо, крепко прижав к стене у подъезда, а я от испуга слова сказать не могла: всегда, когда сильно пугаюсь, голос пропадает, а Барс всё чаще пугал меня. Его поведение начинало походить на одержимость идеей поиметь именно меня, будто факт моих бесконечных отказов не давал ему спокойно жить, и он решил добиться своего любой ценой. Барс шёл к своей цели, умело и грамотно используя Киссу, которая уже не могла думать ни о чём, и ни о ком, кроме него. У неё завтра пересдача, а она вместо того, чтобы билеты учить ушла тусить, да ещё и сообщение мне прислала, пригласив присоединиться. Раньше она побоялась бы это сделать, зная, что если я и приеду, то только для того, чтобы увезти её домой, но это было раньше. Готова поспорить Барс её надоумил. Теперь он сидит в расслабленной позе, вольготно раскинув руки по спинке кожаного дивана, и ликует, прожигая меня своими чёрными слегка раскосыми глазами. В своё время я думала, что он принимает, но, к счастью, ошиблась. Убедилась в этом, когда застала его в одном полотенце на бёдрах, выходящим из нашего душа несколько недель назад.

«– А вот и наша сестрёнка. – Барс прижал меня своим влажным татуированным перекачанным телом к стене, как только я зашла в квартиру, и не отпускал, пользуясь моим ступором.

Ванна соседствовала с коридором, и я не заметила, что он стоит за моей спиной, наблюдая как я разуваюсь. Обернулась, сразу оказавшись в капкане его рук.

Я ожидала от Киссы чего угодно, но не того, что в нашей квартире появится Барс. Это не его уровень, даже несмотря на то, что квартира трёхкомнатная и находится в не самом худшем районе города. Для него, с его запросами, и тем, к чему он привык, наше жильё – конура. От него самого я этого не слышала, но от Киссы в последнее время всё чаще проскальзывало недовольство нашей жизнью. Барс внушил ей, что она достойна большего, других вещей, другого окружения, другого будущего. Я старалась не вмешиваться и так у нас с ней отношения были не очень. Но моё невмешательство и осторожные комментарии, которые должны были разбудить в Киссе здравый смысл, сестра принимала в штыки. Что бы я не пыталась противопоставить его словам и доводам, оседающим на мозгах Киссы, прочно сцепляясь с ними, становилось только хуже. Свою неуправляемость она называла самостоятельностью, упрекая меня во вмешательстве в её личную жизнь, зависти и токсичном поведении. По мнению Киссы, я отравляла ей жизнь. Она неоднократно намекала, что больше не хочет находиться в одном доме со мной, и я морально готовилась, что сестра вот-вот переедет к Барсу, но никак не ожидала, что Барс окажется у нас дома, тем более в таком виде.

До этого дня я с Барсом пересекалась два раза. Первый, когда он ждал Киссу у дома, а я возвращалась из университета. Тогда я попыталась отговорить сестру ехать с ним, притормозив её на выходе из подъезда. Барс мне сразу не понравился: слишком взрослый, слишком богатый, позволяющий себе всё, что заблагорассудится, в городе у него была плохая слава и сомнительная репутация. Все прекрасно знали, что ни с одной девушкой он не проводит больше одной ночи. Как только Барс получает желаемое – девушка получает отставку. Именно это я и высказала Киссе, которая слышать ничего не хотела. Барс тогда вклинился в наш разговор, услышав его часть или всё, что я говорила, и, посмотрев на меня как на грязь, напомнил, что моя сестра совершеннолетняя, и запрещать ей что-либо я не имею права. И послал… зубрить учебники. Так состоялось наше знакомство, а Кисса впервые не пришла ночевать. Второй раз мы встретились в одном из клубов города. Мы отмечали с друзьями день рождение одногруппника, который заказал для празднования ВИП-комнату. Я как раз шла в неё, когда увидела впереди Барса. Он и ещё двое мужчин в сопровождении девушек шли мне навстречу. Я прошла мимо него, не поздоровавшись, но и не делая вид, что не узнала или не заметила, он поступил также. И вот наша третья встреча.

– Должен тебя разочаровать, ты пропустила всё веселье. – Произносил, приблизив ко мне лицо. – Если бы знал раньше, какая заводная и горячая твоя сестра, трахнул бы в первый же вечер, хотя было бы не так пикантно, как в её комнате, где она прожила всю жизнь, с этими милыми куклами и мягкими игрушками на полках, которые будто наблюдали, как я деру их хозяйку во всех позах. А как она отсасывает, м-м-м. Я её научил, хотя она и поломалась для приличия. – Барс приблизил лицо ещё ближе, и я разглядела черноту его глаз. На самом деле они были тёмно-карими, но это можно было рассмотреть лишь вблизи, радужка практически сливалась со зрачком. – Мы и в твоей комнате попробовали, когда наши презервативы закончились. Не думал, что ты такая запасливая. – Я неотрывно смотрела в глаза Барса и не могла понять, чего он добивается. Он продолжал говорить, пока не рассказал, где, сколько раз и в каких позах трахал этой ночью Киссу. Ненавидела его. Я знала, что моя сестра не девочка, знала с кем и когда она лишилась девственности, потому что сама забирала её с вечеринки, где это произошло, и уже дома, усадив в горячую ванну, неловко вытягивала из Киссы подробности, удостоверяясь, что мозгов натянуть на парня презерватив у сестры хватило. Вид тогда у неё был потерянный, будто она сожалела. Кисса быстро пришла в себя и парням лишнего не позволяла, пока не появился Барс, заполонивший её разум.

Я не могла говорить, но оттолкнув от себя, отхлестала Барса по щекам. Он не пытался меня остановить, стоял неподвижно, пока я била его. Это была моя ошибка. До этого момента я была для него лишь надоедливой скучной сестрой его подружки, над которой забавно поглумиться для разнообразия. Когда я остановилась, задыхаясь от накативших эмоций и снова посмотрела ему в глаза, меня прошибло током от его взгляда и отшатнуло к стене. В его глазах больше не было скуки и пренебрежения, которыми он обычно меня одаривал. Своим поступком я его взбесила, вывела из себя. Барс рассматривал меня будто впервые увидел, плавно сокращая расстояние между нами, пока не прижался всем телом. Мне хотелось избавиться от этого контакта, и я упёрлась в его влажную горячую грудь руками, но за спиной была стена, такая же твёрдая, как и он. Дышать становилось всё труднее, казалось, ещё чуть-чуть и захрустят рёбра. Его руки скользнули мне под майку, облапывая везде. Лифчик он просто сдёрнул и начал грубо сминать грудь. Формы у меня были гораздо скромнее чем у Киссы, грудь и до первого размера не доросла, но Барс с каким-то маниакальным наслаждением игрался с ней. В голове набатом гудела мысль, что он сейчас меня поимеет. Да, я буду сопротивляться, драться, кусаться, царапаться, но главного оружия я лишена, голос уже пропал и закричать не смогу. Барс сделал пару толчков, имитирующих половой акт, демонстрируя свой стояк, пристально изучая мою реакцию. Я ни дышать, ни шевелиться не могла, лишь смотреть со жгучей ненавистью и отвращением, намеренно не пытаясь их скрыть.

Барс резко отстранился и ушёл в зал. Когда вернулся, уже одетый, я всё ещё стояла у стены.

– Кисса тоже долго ломалась. – Произнёс он, последний раз окинув меня взглядом с ног до головы, и наконец ушёл. Только после того, как за ним закрылась дверь, я смогла спокойно вдохнуть. Первым делом зашла в комнату Киссы. Она спала нагая, вся в засосах и синяках от его пальцев, повсюду были разбросаны использованные презервативы. И я понятия не имела, что делать.»

А потом был букет лилий, предложение поехать в клуб и моё осознание того, что хорошо всё это не закончится.

– Ты пришла! – Чуть не оглушила меня Кисса, впервые за несколько лет крепко обнимая. – Идём выпьем. Ты обязательно должна попробовать фирменный коктейль этого клуба. – И бесцеремонно потянула меня за руку в сторону диванов, но я упёрлась.

Рассиживаться с ними я не собиралась, не для этого сюда пришла.

– Кисса! – Повысила тон, моментально испортив ей настроение. Мою руку отпустили и снова смотрели как на врага.

– Что? Нотации мне читать будешь? – Огрызнулась моментально Кисса. Трезвость разума и трезвость тела были на нуле. Радовало лишь то, что не под дурью, этого я за ней ни разу не замечала.

– Ты мне обещала. – Призывала я её совесть. – У тебя пересдача утром. Разумовский не потерпит подобного отношения к его предмету. Тебя отчислят, если ты не пересдашь завтра.

На лице сестры появилась непонятная мне улыбка, чужая и отталкивающая.

– Разумовский не станет расстраивать свою любимицу отчислением её сестры. Все знают про его особое отношение к тебе.

Я посмотрела за спину Киссы, напоровшись на довольный взгляд Барса, который явно наслаждался происходящим.

– Нет никакого особого отношения. – Поздно поняла, что зря начала оправдываться, с Киссой слабость проявлять нельзя. В последнее время она цепляется за любую возможность, позволяющую ей затеять ссору, вывести меня на эмоции.

– Брось, все знают, что ты с ним спишь. – Это Кисса сказала уже громче, будто специально, чтобы Барс слышал. – Весь универ только об этом и говорит. Я понимаю, ты одержима хирургией, но спать с шестидесятипятилетним ради допуска к операциям – перебор. – Говорила, будто перекрикивая музыку, которую здесь практически не было слышно.

– Что за бред?

– Не надо строить из себя невинность. Кто ещё из студентов может похвастаться совместными операциями с Разумовским, а у тебя даже диплома ещё нет, и учиться тебе ещё два года. Так что будь хорошей сестрой, приласкай его так, чтобы в моей зачётке всё было красиво, постарайся ради любимой сестрёнки.

Пощёчина не заставила себя ждать. И я прекрасно отдавала себе отчёт в действиях и жалеть об этом не собиралась. На щеке Киссы горел след от моей ладони, а в глазах застыли злые слёзы. Я вышла из кабинки, не дожидаясь ответной реакции, не глядя в сторону Барса, который, несомненно, был доволен увиденным. С меня хватит. Киссе восемнадцать, я сделала для неё всё, что смогла. Теперь пусть выкарабкивается сама, поддержка в виде Барса ей в помощь.

Глава 7.

Куда делась застенчивая девчушка, которая пряталась за меня, пугаясь незнакомых людей? Где тот котёнок, который ластился ко мне, когда искал защиты от наказания за свои проказы? Где моя сестра, которая забиралась ко мне в кровать каждый раз, когда замерзала или не могла уснуть? Когда мы стали настолько чужими, что она с такой лёгкостью поверила в эти гадкие слухи? Что я сделала не так, вытаскивая нас со дна жизни, на котором мы оказались, оставшись одни? Да, мне пришлось перестать быть мечтательной дурой и повзрослеть, погрузившись в реальность жизни, пока Кисса продолжала пребывать в своём мире, где будущее представляется радужным и безоблачным, где всё легко достаётся и получается. Я ведь не перестала быть её сестрой, просто мне пришлось стать строже и серьёзней, поумнеть и посмотреть на жизнь трезво, откинув фантазии. Я тоже представляла свою жизнь иначе, и мне жаль, что пришлось заставить Киссу учиться на медицинском. Воспользовавшись нашим внешним сходством, я пошла против себя, сдала за неё вступительные экзамены, когда она везде провалилась, надеясь, что она втянется, станет разумнее, даст мне передышку от постоянных закидонов, но видно мы слишком разные.

Плутая в полумраке и непонятной дымке, с трудом нашла туалет и сразу метнулась к раковине, чтобы умыться холодной водой. Теперь понятно, почему на меня все так странно смотрят в университете. Интересно, как давно поползли слухи. Хотя какая теперь разница, имеем, что имеем. Не знаю, чем могла спровоцировать эти сплетни и кому вообще пришло в голову их распускать. Разумовский никогда не выказывал ко мне никакого особого отношения, на каждом экзамене спрашивал так, что мозг закипал. А то, что мне довелось с ним оперировать было волей случая. Разумовский считал это провидением, не смотря на весь свой атеизм. Посмотрела на себя в зеркало, мне нравится моё отражение, нет налёта юношеской глупости, я вижу будущего нейрохирурга, которому нет дела до пустой болтовни, ни за что не стану ни перед кем оправдываться и выяснять чьи-то идиотские мотивы, не дам повода развивать домыслы, они не получат от меня ожидаемого, у меня есть проблемы посерьёзнее, а именно, неуправляемая сестра и её одержимый парень.

За спиной послышался звук спускаемой воды, и из кабинки вышел мужчина. В зеркале я заметила его пренебрежительный оценивающий взгляд. Он ухмыльнулся и двинулся в мою сторону. Я выключила воду, собираясь уходить, решив, что на эмоциях могла перепутать двери, но обернувшись натолкнулась на мужскую грудь, оказавшись в капкане его рук. Сначала я подумала, что он под чем-то, но взгляд был ясный, зрачки в норме, даже запаха алкоголя не было.

– Хочешь, чтобы я тебя трахнул. – Почему-то не вопрос, а утверждение.

Я никак не успела среагировать. Мужчина рывком сорвал пуговицу на моих джинсах и полез рукой мне в трусы, второй удерживая за шею сзади. Я, наконец придя в себя, начала вырываться, пыталась кричать, но голос не слушался. Он ослабил хватку, и я выдохнула с облегчением, только зря: мужчина одним резким движением стянул мои джинсы вместе с трусами ниже, развернул меня, уложив грудью на столешницу, зафиксировав мои руки на спине так, что я не могла пошевелиться. Я слышала звук расстегиваемого ремня и молнии, а затем почувствовала головку члена, которую он попытался протолкнуть в меня. Я зажалась, как только могла, но это не помогало, он уверенно продвигался внутрь сквозь сопротивление, пока внезапно не замер и вышел, заменив член пальцами.

Закончив свои манипуляции с моим телом, он снова резко развернул меня, и начал пристально всматриваться в лицо, прочно удерживая за затылок.

– Имя! – Потребовал он, но я могла лишь как рыба безмолвно открывать и закрывать рот, задыхаясь.

Не дождавшись от меня ответа, пока я пребывала в ступоре, он вернул моё бельё и джинсы на место, себя тоже привёл в порядок, и крепко схватив за плечо потащил куда-то, не говоря ни слова. На выходе он замер, рассматривая на двери табличку с обозначением, что это женский туалет и гневно содрал её, то же самое он сделал с табличкой мужского туалета. Пока он вёл меня, я ещё пыталась упираться, но силы были неравны. Мужчина толкнул меня внутрь помещения, похожего на кабинет, демонстративно запер дверь на ключ, и направился в сторону стола, уставленного бутылками с алкоголем, уверенно взял одну из них и, подойдя вплотную, протянул мне. Я нервно замотала головой, не желая ничего пить. Он ухмыльнулся и сделал несколько глотков прямо из горла, не отрывая от меня взгляд, а потом, снова схватив меня за затылок, впился своими губами в мои, вливая в меня обжигающую жидкость. Он не остановился, когда я всё проглотила, продолжив изучать мой рот своим языком, пристально глядя в глаза, пока я, так и не выйдя из ступора, пыталась заставить своё тело пошевелиться. Его остановило только то, что я начала задыхаться. Не так я представляла первый поцелуй. Я вообще его не представляла. Закашлялась, когда он меня отпустил и никак не могла отдышаться. Незнакомец замер взглядом на моём лице, а затем очень плавно поднёс к нему свои руки, чтобы, как оказалось, движением больших пальцев аккуратно вытереть слёзы, которые я не почувствовала на своих щеках. Отстранившись, он неторопливо обошёл стол и сел в кресло, начав что-то делать на компьютере. Я нервно осматривалась по сторонам, уже прекрасно понимая, что если он захочет, то сделает со мной всё что угодно.

– Сядь на диван. – На мгновение оторвался от своего занятия, загибая рукавабелоснежной рубашки.

Решила не злить его и выполнила приказ, к тому же ноги еле держали. Прошло минут десять, прежде чем он оторвался от экрана компьютера и перевёл взгляд на меня.

– Как тебя зовут? Попробуй ответить.

– Ника. – Выдавила из себя еле слышно, в горле всё ещё першило.

– Поразительное сходство. Не знай я, что ты старше на два года, решил бы что вы близнецы. За что влепила пощёчину сестре?

Я перевела взгляд на компьютер, похоже всё это время он просматривал записи, а ещё откуда-то знал, что мы с Киссой сестры.

– В воспитательных целях. – Ответила нехотя, пряча взгляд.

– В туалете я принял тебя за неё. Решил, что она напрашивается, специально поджидает. Какой-то юморист поменял таблички мужского и женского туалетов местами. Если бы не понял, что ты девственница, оттрахал так, что мало не показалось. Так что считай повезло. – Крайне сухо, цинично и обыденно, будто не он только что чуть не изнасиловал меня в туалете.

– Теперь я могу уйти? – Непроизвольно перевела взгляд на карман жилета, куда он убрал ключ от двери.

– Я тебя отвезу.

– Нет. Я сама.

Мой протест ему не понравился, что он продемонстрировал, помотав головой.

– В таком виде не советую. – Кивнул на мои разорванные джинсы.

– Вы выпили.

– Называй меня Ирбис. И тем, в ком побывал мой член, даже частично, можно называть меня на ты. – Не знала куда себя деть от его прямолинейности и взгляда пристального и сурового, замерла еле дыша на его серьёзном лице. Я свободно могла отшить любого ровесника, что делала не раз, но Ирбису навскидку было за тридцать и вёл он себя совсем не так как я привыкла. – Может закончим начатое? Мне понравилось, как у тебя там всё туго и чисто. Можно не здесь. Любое место на твой выбор для первого раза. У тебя наверняка есть фантазия, как это должно произойти. Гарантии, что будет не больно и сразу приятно не дам, но, когда у тебя всё заживёт, мы наверстаем.

Я снова бесполезно оглядела комнату в поисках иллюзорного выхода. Страшно уже не было, но стало не по себе от того, как он говорил, будто на деловой встрече с партнёром, на которого давит своим авторитетом, не угрожает, но даёт понять, что с ним шутки плохи. Послать или отшутиться – не вариант. Молчать тоже как-то глупо, но в голове нет разумных слов.

– У тебя кстати ничего не болит? Крови не было, я вовремя остановился, но ты зажималась. – Давил он. – Я жду ответ.

– Не болит.

– Ты удивительно немногословна для женщины. Хотя, ты ещё не женщина. Кстати, можешь не волноваться, от меня ничего не подцепишь. Я думал, что ты Кисса, а Барс её здоровье проверил. Обычно я не позволяю себе такую роскошь, как трахать без презерватива, чревато. Но ты ведь лучше меня знаешь про нюансы незащищённого секса.

– Я хочу выйти отсюда. – Стало трудно дышать от этого разговора, голова закружилась.

После моих слов он достал что-то из ящика, демонстративно положил на язык белую таблетку и проглотил, не запивая. Я надеялась лишь на одно, что это не наркота.

– Через пятнадцать минут от алкоголя и следа не останется. А пока поговорим. – Ирбис будто позволил себе расслабиться, откинувшись на спинку своего кресла, продолжая нагло рассматривать меня.

– А без разговоров никак?

– Только если заменить на секс, но ты не хочешь. – Сделал многозначительную паузу, показывая взглядом, что ждёт ответ. – Не хочешь? – Будто уточнил на всякий случай.

– Не хочу.

– Твоя сестра вопила бы от счастья предложи я ей такое.

– Значит, в туалете ты собирался её осчастливить?

– Я собирался её оттрахать так, чтобы у неё даже посмотреть в мою сторону желание больше не возникло. Для её же блага, между прочим.

– Как благородно. – Язвительность в голосе скрыть не удалось. Не смотря на всю холодность в отношениях с сестрой, что пять лет назад, что сейчас, меня приводило в ярость любое нелестное слово в её сторону. Наверно это какой-нибудь синдром старшей сестры или желание защитить единственного родного человека на этой планете.

– Мой брат блядства от своей женщины не потерпит. Твоя сестра с огнём играет.

– Дёргает барса за усы. – Вырвалось прежде, чем до меня дошёл весь смысл произнесённых Ирбисом слов, среди которых ключевым было «брат». – Брат? – Уточнила на дурацком автомате шока.

– Не знала? Странно. Сёстры обычно делятся друг с другом информацией о своих парнях, а твоя чересчур болтлива. Я вот, например, знаю где ты учишься и сколько четвёрок в твоей зачётке.

– И сколько? – Зачем-то спросила, наверно надеясь убедиться в недостоверности сказанных им слов. Потому что иначе получается, что не только Ирбис, но и Барс знает всю мою подноготную.

– Было тринадцать. Сейчас после пересдач осталось две, которые ты планируешь исправить к концу года.

– У тебя хорошая память, если ты запомнил такую незначительную деталь как оценки сестры подружки брата.

– Не могу похвастаться подобным. Просто ты настолько бесишь сестру своей правильностью, что она не устаёт повторять какая ты зануда и заучка со своей маниакальной жаждой быть лучшей во всём. Ей-то это не светит.

– Не смей!.. Говорить так о моей сестре. Ты ничего о ней не знаешь. Ни о ней, ни обо мне. И оставь свои выводы о нашей семье при себе, они в этой комнате никому не интересны. – Не сдержалась. Осеклась лишь когда выпалила всё до конца, уже ожидая отдачи, которой не последовало. Барс уже схватил бы меня за шею, требуя усмирить свой пыл. Ирбис же остался спокойным, заставляя меня чувствовать себя практически истеричкой. Собственное поведение начинало казаться глупым и не взрослым.

– Похоже текила окончательно развязала тебе язык. Это твой первый алкоголь? – Высказал далеко не верную догадку. – Шампанское и прочие шипучки не в счёт.

– Нет, не первый.

– А поцелуй? – Этот резкий переход в разговоре моментально напряг меня, пока Ирбис демонстрировал спокойствие и невозмутимость.

– Пятнадцать минут ещё не прошло?

– Нет. Так первый?

– Обязательно ждать в кабинете? Я хочу на воздух.

Снова стало не по себе. Взгляд Ирбиса поменялся. Кроме заинтересованности в нём появилась порочность, такая же, как и у его брата. Теперь, зная об их родстве, я её чётко видела и чувствовала сопутствующее, выработавшееся за время знакомства с Барсом, отторжение, желание спрятаться, остаться наедине с самой собой.

– Пойдём, когда ответишь. – В этой фразе был скрыт приказ. Тон Ирбиса ровный и холодный, пробирающий до дрожи.

– А если не отвечу? – Я не напрашивалась, не дерзила, просто хотела знать, что он скажет или как поведёт себя. Зачем-то.

– Мы не выйдем из этого кабинета, пока я не получу ответ.

У некоторых людей есть настоящий дар говорить так, что у тебя больше никогда не возникнет желания усомниться в сказанных ими словах и данных обещаниях. Мы находились в нескольких метрах друг от друга, но я чувствовала себя прижатой к стенке, мне даже казалось, что я чувствую его дыхание на своей коже, запах, и без того пропитавший всё помещение, и жар, исходящий от его тела. Ни на мгновение не усомнилась, что он готов запереться со мной в этом кабинете пока не добьётся ответа. Добиваться своего – их общая с братом семейная черта. И мне стало страшно. Меня прошибло понимание, что Барс не отступится от своей идеи затащить меня в постель. И выхода из этой ситуации я не видела.

– Первый. Теперь мы можем идти? – Ответила неохотно, лишь бы выбраться на воздух.

– Пошли.

Перед тем, как выпустить из кабинета, Ирбис накинул на меня серый пиджак, который снял со спинки кресла. Это была его вещь, она пахла им и идеально подходила к серым брюкам и жилету, которые были сейчас на нём. Давно не видела мужчин, носящих костюм тройку. Особенно странно Ирбис смотрелся на фоне местной публики пока вёл меня по бесконечным лестницам и коридорам клуба, периодически прикасаясь то к моей руке, то спине, то плечу, корректируя направление.

Я не хотела садиться в его машину, не хотела, чтобы он меня куда-то вёз, не хотела снова оказаться с ним в замкнутом пространстве. Они с братом не были похожи внешне: Барс жгучий брюнет, с тёмными глазами, резкими чертами лица, а внешность Ирбиса была обманчиво спокойна в своих серых тонах от пепельных волос до приглушённо-серых глаз и будто аристократических чертах лица. А вот телосложение у них было один в один, рост и комплекция полностью совпадали, только мне показалось, что Ирбис не был перекачанным, как брат. И пах он умиротворяюще сочетанием моря и снега. Всё обман. Весь город знает, что братья Барские бескомпромиссны, жёстки, а порой и жестоки в своих решениях, теперь и я это знаю.

Предприняла безуспешную попытку сесть на заднее сиденье, но мне «любезно» открыли переднюю дверь. Моё недовольное лицо вызвало лишь ухмылку Ирбиса, первую за весь вечер, а точнее уже ночь. И снова нет сходства с братом, но и это обман.

Мы сидели в тишине, пока я не услышала знакомый смех. Моя сестра навеселе, повиснув на шее Барса, лезла к нему с поцелуями, которые он равнодушно принимал. В очередной раз задумалась, что она в нём нашла? За ней и раньше ухаживали мажоры, но почему нужно было запасть именно на него, человека от которого веет вседозволенностью и равнодушием. Неужели Кисса приняла похоть за чувства? Или её устраивает такое к себе отношение?

– Зачем она ему? – Спросила Ирбиса, не отрывая взгляда от окна, стёкла были тонированные и можно было, не стесняясь, наблюдать. Может в родном Барсу человеке я найду способ отвадить его от себя и сестры.

– Она не шлюха. Моему брату с ней весело, и она не ломается в постели, открыта для экспериментов. Ваша мама только с тобой проводила беседы о половом воспитании?

– Наша мама не застала тот возраст Киссы, когда с дочерью ведут подобные беседы.

– Очень жаль. Киссе они бы не помешали. У твоей сестры странное имя. – Ирбис не выдал, что ему неудобно от своего неуместного комментария, но я уловила его желание не продолжать неприятную тему.

– Оно означает «сестра близнецов».

– У вас есть ещё сестра?

– Брат – мой близнец. Он родился мёртвым. Ей дали имя в память о нём.

– А твоё имя тоже память о ком-то?

– Моё имя напоминание, что я выжила, а брат – нет. Пятнадцать минут прошли? – Теперь я уходила от неприятной темы, и Ирбис это прекрасно понял.

– Да.

Ирбис довёз меня до дома так больше и не заговорив. Меня это более чем устраивало. Я вообще не люблю разговаривать с людьми, если тема разговора не касается медицины. И с Киссой давно не разговаривала как сестра с сестрой, погрузилась в свой мир, где мне комфортно, всё понятно и просто. Теперь жалею. Нужно было переступить через себя, заставить снова стать подругой, а не домашним тираном, всё запрещающим и ограничивающим её свободу. Теперь она меня ненавидит ещё сильнее, а я совсем ничего не чувствую, ни любви, ни родственной привязанности, причём уже давно. Проявляю заботу на каком-то автомате.

– Оставь себе. – Остановил меня Ирбис, когда я начала стягивать с плеч его пиджак.

– Спасибо. – Не стала спорить и препираться. С ним это бесполезно. Потом найду способ вернуть ему его вещь.

– Минуту. – Произнёс и опасно приблизился, отодвигая край пиджака, чтобы достать из внутреннего кармана серебристую зажигалку, не торопясь отстраниться. – Ласкала себя когда-нибудь? Доводила до оргазма? – Прошептал почти в губы, прекрасно понимая, что мне неприятны подобные вопросы и разговоры, а исходя от него они ещё и вызывали страх до дрожи. Я даже дышать перестала и очнулась лишь от недостатка кислорода, а Ирбис всё это время пристально смотрел мне в глаза.

– Мне пора, отец ждёт. – Не знаю зачем соврала, взгляд его мне не нравился, похоть из него так и не ушла, напоминая о предложении сделать меня женщиной.

– А вот врать мне не надо. – Произнёс чуть отстранившись, но недостаточно, чтобы я перестала чувствовать его дыхание. – Не порти первое впечатление. Я знаю, что вы живёте вдвоём, а ваш отец сбежал в Израиль, как только тебе исполнилось восемнадцать. Финансово он вам не помогает, поэтому ты учишься и работаешь. Твоя сестра болтлива, а когда выпьет её вообще не остановить. Хотя, по её словам, ты раздвинула ноги перед каким-то гениальным стариканом, став позором всего университета. Ты поэтому мне не даёшь, для него себя бережёшь?

– Да! Всё правда. Оплачу своей девственностью протекцию гениального хирурга. Теперь я могу идти или…

Не договорила. Ирбис заткнул мне рот поцелуем, болезненным и удушающим. Я била его руками, но мои удары были ему нипочём, под его костюмом скрывалось каменное тело. Пропустила момент, когда он проник пальцами в мои трусы, орудуя в них будто что-то ища. Ирбис резко отстранился и, приняв нормальное положение, провёл рукой по своим волосам.

– Уходи! – Рыкнул он, сосредоточив взгляд на лобовом стекле, и я поспешила выбраться из машины.

До подъезда бежала со всех ног и отдышалась лишь заперев дверь в квартиру на все замки.

Глава 8.

– Добрый день. – На пороге моей квартиры стоял улыбчивый парень в форме одной из курьерских служб. У него в руках был красивый букет из белых и розовых пионов, который он радостно протянул мне вместе с небольшим пакетом. – Это просили передать вам с наилучшими пожеланиями.

По инерции взяла в руки всё, что он принёс, в нос моментально ударил приятный сладкий аромат. Я хотела задать курьеру вопрос не перепутал ли он получателя, но парень быстренько исчез, я бы даже сказала мастерски.

Поставила цветы в вазу и заглянула в пакет. Внутри находилась деревянная лаковая коробка с серебристым логотипом, а внутри были часы серебристого цвета с силуэтом морды барса на циферблате и записка: «Теперь ты всегда будешь знать сколько прошло времени. Ирбис». С нашей встречи прошла неделя и я почти забыла всё, что случилось в тот вечер. Голова была занята Киссой и тем, что после нашего разговора она не появляется ни дома, ни на учёбе и конечно же не отвечает на мои звонки и сообщения. Был верный вариант позвонить Барсу, но подобные порывы я безжалостно давила в себе, смирилась с тем, что пора привыкнуть к новой повзрослевшей сестре. Разумовского уговорила дать ей шанс на пересдачу, и он нехотя дал отсрочку. У него на лице было всё написано, он давно намекал, что не видит в Киссе будущего врача. Зря я надавила на неё с поступлением в медицинский, ей никогда не нравилось, возможно даже к лучшему если её отчислят, может тогда за ум возьмётся, карабкаясь в этой жизни самостоятельно.

Рассмотрев циферблат внимательнее, заметила небольшое окошечко, в котором время шло по-своему. Если я правильно поняла в нём отсчитывалось время, прошедшее с момента нашего знакомства. В них всё было продумано до мелочей: металлический браслет напоминал шкуру снежного барса выбитым на металле рисунком и фактурой, стрелки напоминали усы животного и даже замочек был в форме лапы. Оставлять подарок Ирбиса себе не собиралась, но, прежде чем вернуть, решила примерить. Часы идеально обогнули запястье, сомкнувшись на нём как влитые. Не смотря на замысловатость, не казались вычурными или вульгарными. Меня смущало одно – то, что означал этот подарок. Извинения? Плата за несостоявшийся секс против моей воли? Компенсация морального ущерба? Или он был приманкой с перспективой на будущее? Его привлекла моя девственность? Тогда напрасно он рассчитывает её купить. Секс у меня будет только с мужем. Это я давно для себя решила, а Ирбис явно не из тех, кто будет ждать первой брачной ночи. Своим принципом я не преследовала никаких особых целей, просто давно поняла, что отвратительно разбираюсь в людях, и мой шанс не напороться на того, кто банально воспользуется мной для своих плотских утех, основан на вероятности встретить человека, готового ждать.

Налюбовавшись на подарок, который собиралась вернуть вместе с пиджаком, попыталась снять с руки, но ничего не получилось, странный механизм не поддавался, будто спаялся прямо у меня на запястье. Я всё перепробовала на что хватило мозгов – часам ничего, а моё запястье натёрто до красных отметин. Так и пришлось идти на смену в больнице в них.

Яркий свет фар моментально ослепил. За ним просматривался силуэт чёрного матового автомобиля. Характерный звук предупреждал о появлении зверя. Первый порыв – ускориться, скорее скрыться в подъезде, только это станет проявлением слабости. Замерла на месте, оценивая обстановку: четыре утра, все спят, в доме не горит ни одного окна, во дворе пустынно. Он подходит ко мне в своей небрежной вальяжной манере, весь в чёрном. В его руках огромный букет из бордовых, почти чёрных лилий, аромат которых заполняет всё вокруг. Это наша четвёртая встреча, но моя спесь поубавилась после третьей. Сразу вспомнила, какими дикими глазами Барс смотрел на меня, прижав к стене обнажённым влажным телом, демонстрируя свою похоть. Внутри неприятно заклокотала тревога. Он остановился в шаге от меня, нас разделял только букет. Смотрит пристально, с интересом, доводя меня до паники.

– Красивая. – Произнёс, облизнувшись, оскалившись в улыбке. – Ты наверняка будешь хороша в постели, у вас это семейное. – По телу прошла первая неприятная ледяная дрожь. – У тебя дикий темперамент, под стать моему. Жаль не заметил сразу. Тебя будет интересно приручать, укрощать, ломать под себя.

– Ничего не будет. – Вытолкнула из себя слова, еле-еле, а глаза Барса будто вспыхнули, стебли из букета захрустели в его руке.

– Пока у меня не будет с тобой, продолжу пользоваться твоей сестрой.

– Это ваши отношения. Меня они не касаются. – Непроизвольно сделала шаг назад, а потом ещё и ещё, уперевшись в стену дома, рядом с дверью в подъезд.

Расстояние между нами не увеличилось. Барс по-прежнему находился слишком близко. Он жёстко взял меня за запястье, больно сжимая, и силой вложил в руку букет, который я крепко прижала к груди, создавая импровизированную преграду между мной и Барсом.

– Я хочу тебя. Могу прямо сейчас, прямо здесь насадить на свой член. Только это не интересно. Пресно. Так можно с любой. С тобой хочется по-другому, чтобы стояла на коленях, отсасывая, и смотрела своим диким непокорным взглядом. Я всегда получаю желаемое.

Цветы снова захрустели, когда Барс сократил расстояние до минимума, всматриваясь в мои глаза.

– Я не опущусь до подобного.

– Верно. Ты падёшь… ради сестры, которую я опущу на самое дно, когда она перестанет меня удовлетворять и надоест. Для начала, дам попользоваться парочке своих друзей, или деловых партнёров. Тебе лучше побыстрее начать соображать, чем рискуешь, отказывая мне.

– Не смей. – Руки сжались в кулаки до хруста, стало противоестественно жарко, внутри бурлила ненависть.

Барс отстранился ровно на один шаг, посмеиваясь и снова облизываясь. Не выдержала, со всей силы хлестнула изрядно потрёпанным букетом по морде Барса, остановив его издевательский смех. Он замер, стиснув челюсти и закрыв глаза, будто усмиряя в себе что-то. Это был идеальный момент, чтобы сбежать. Стоило мне сделать шаг в сторону двери, как я почувствовала на себе крепкую хватку, и удар спины о твёрдую поверхность, шею моментально сдавила рука очень опасным захватом.

– Тварь неприступная, умолять будешь, чтобы я тебя трахнул. – И дышит мне в лицо жаром, а в глазах пепелище.

Барс сделал резкое движение, будто отшвырнул меня, но я устояла. Под ногами хрустели цветы, которые я даже не помнила, когда выпустила из рук. Подняла взгляд на него, действуя иррационально, попутно проверяя шею. Барс ещё несколько секунд рассматривал меня с непроницаемым лицом, а затем улыбнулся.

– Да, именно такая, как я хотел.

После этих слов он спокойно сел в машину и уехал, а я осела на холодный асфальт, пытаясь справиться с моментальной слабостью, завладевшей телом.

В голове звенело. Не сразу поняла, что это сигнал вызова медсестры. Моментально пришла в себя, вынырнув из сна в реальность, отряхиваясь от забытых ощущений.

– Ничего себе. – Присвистнула Мила, моя коллега, когда мы переодевались после смены. Сегодня я не была готова на болтовню, чувствовала себя разбитой, только Мила намеренно этого не замечала. Она заканчивала последний курс и мечтала переехать заграницу. Её целью было стать пластическим хирургом, никем другим Мила себя не видела.

– Ты о чём? – Всё же уточнила, натягивая джинсы, надеясь, что пустой трёп поможет хоть немного отвлечься.

– О твоих часах. – Кивнула на мою руку, таинственно улыбаясь своей идеальной улыбкой, к сожалению, искусственной – последствие аварии в школьные годы. Мила сама мне как-то рассказала, признавшись, что до сих пор не может привыкнуть.

– Часы как часы, ничего особенного. – Постаралась избежать развития темы, но Мила не угомонилась.

– Разумовский подарил? Или у тебя другой состоятельный ухажёр?

– Разумовский не делает мне никаких подарков, он просто мой преподаватель и наставник. – Эти слова я повторяла раз за разом Миле, подругам, сокурсникам, особо любопытным, сующим нос не в свои дела.

– Значит, ухажёр. – Сделала свои выводы Мила. Я не хотела продолжать эту беседу, устала, двое суток без сна сказывались. – Дашь примерить? – Её глаза горели в предвкушении, только осталось потереть ладошками.

Она так и замерла в одной юбке и лифчике, дожидаясь моего ответа.

– Не могу их снять. Замочек заклинило. – Ответила честно.

– Не хочешь давать так и скажи. Переживу.

Мила отвернулась к шкафу, нервно стаскивая с плечиков блузку.

– Я не вру. Если у тебя получится их с меня снять – они твои.

Я не шутила, надеясь, что азарт Милы и её находчивость помогут мне избавиться от оков. Глаза коллеги загорелись. Сначала аккуратно, а затем нетерпеливо она предприняла безуспешные попытки расстегнуть браслет. Её мыслительный процесс отражался на лице в прищуренных глазах и постоянном покусывании нижней губы.

– М-да. – Констатировала она, устало выдохнув, плюхнувшись на скамейку.

– Я же говорила, заклинило.

– Наивная. – Ухмыльнулась, снова облизнув пухлые губы, это было её привычкой, на которую я так и не привыкла не обращать внимания. Карие глаза пробежались по мне с ног до головы, будто впервые видят. Мила сгребла свои курчавые волосы в хвост и, кивнув мне на руку, с видом учёного пояснила свою реакцию. – Это фирменные часы, стоят кучу денег, скорее всего платиновые. Их делают на заказ и вторых таких ты не найдёшь, поверь, я разбираюсь. Когда такие часы не расстёгиваются, это означает только одно – они не должны расстёгиваться. Так что, дорогая, ты попала.

– Чёрт. – Устало выдохнула я. Ещё одной проблемой больше.

Пока ехала домой, перерыла весь интернет в поисках информации о часах. Женщина, сидящая рядом со мной в автобусе, странно косилась в мой телефон, где ноли в ценах зашкаливали, недовольно сопя, и прыгая глазами с экрана на моё запястье и обратно. Так и пришлось, натянуть рукав посильнее, пряча проблему в рукаве. Судя по всему, они действительно были платиновыми, о цене старалась вообще не думать, потому что, узнай я её, подарок Ирбиса стал бы для меня ещё большей проблемой. Пока самой большой по-прежнему оставался загул Киссы.

Глава 9.

– Слушаю. – Раздался в телефоне деловой, спокойный до трясучки, голос.

– Как их снять?

Я была спокойна. Приветствие пропустила совершенно случайно. Расспросы настигли меня и на работе, даже несмотря на то, что часы я носила циферблатом на внутренней стороне запястья и старалась прятать. Среди моих знакомых оказалось слишком много знатоков дорогих часов. Только доктор Разумовский придерживался деликатного молчания, хотя то и дело посматривал на мою руку. Спустя несколько дней я поняла, что бесполезно скрывать то, о чём все уже перешёптываются, выдвигая между собой версии происхождения дорогого украшения на руке не особо состоятельной девушки.

Не выдержав очередного вопроса с подтекстом одного из врачей, во время перерыва набрала номер, который с трудом нашла. Так как Кисса по-прежнему не появлялась дома, мне пришлось самостоятельно искать способ связаться с Ирбисом. В соцсетях его, конечно же, не было, по крайней мере в друзьях ни у сестры, ни у Барса я его не нашла. О личной встрече и речи быть не могло. Ирбис очень меня напугал тогда, в машине, и я больше не хотела повторять тот опыт. Был стопроцентный вариант поговорить с его братом, но я отмела эту возможность, не собираясь давать Барсу малейший повод считать меня должной ему. Часы, идеально сидевшие на руке, мешали мне жить, но не своим наличием, а невозможностью их снять. Они всё больше привлекали внимание знакомых. На лицах половины группы появлялись надменные ухмылки, стоило мне попасть в поле зрения. Сплетницы перешёптывались, мысленно ликуя подтверждению своих догадок о моей связи с Разумовским, которая всё больше укоренялась. Как будто ни от кого другого я не могу получить подарок. Ухажёров у меня всегда было достаточно. Только в нашем потоке ко мне подкатывали трое парней, один из которых сын местного олигарха. Почему никто не подумал, что это подарок от него? Неужели всем приятнее мусолить мой как бы роман с Разумовским? И всё это в разгар сессии, когда все особенно на нервах и не в себе. В итоге я не выдержала и начала искать способ связаться с Ирбисом. Ему, как оказалось, принадлежало офисное здание в центре города, но пробиться на телефонный разговор удалось с трудом, потому что по личным вопросам, со слов секретарши, было приказано не соединять. Я психанула и попросила просто передать, что звонила Ника. Меньше минуты прошло, прежде чем я услышала его «слушаю» в ответном звонке.

– Всё очень просто. – Я ждала продолжения, но оно не последовало. В трубке воцарилась непонятная тишина, напрягающая больше, чем его тон.

Всмотрелась в окно в сестринской, из которого отлично просматривались подъезжающие машины скорой помощи. Пока было тихо. И всё равно я выбрала не лучшие время и место для разговора с Ирбисом. Хотя не факт, что набралась бы смелости ещё раз. Наверно, нужно было ещё поискать варианты, возможно нашла бы человека, который знал, как снять с меня часы без их повреждения. Как назло, все как один предлагали разрезать браслет. Один, самый умный, послал меня в Швейцарию, где они были изготовлены. Все эти варианты были отложены про запас. Я убедила себя, что от одного телефонного разговора хуже не будет, но он может многое прояснить. Теперь, слушая его еле слышное ровное дыхание в трубке, моя уверенность подсдулась, его «просто» прозвучало с нотами подвоха, сложного и продуманного.

– Говори. – Выдохнула в трубку. Мне казалось, что Ирбис наверняка слышит, что дышу я тяжело, и знает, что нервничаю, хотя особого повода для этого нет.

– Только ты должна сделать всё, как я сказал. Обещай.

Никаких обещания я давать не хотела. Усиливалось предчувствие, что со мной ведут игру. Начинало казаться, что он ждал этого звонка, продумав варианты нашего диалога. Хотя нет ничего удивительного в том, что я хочу избавиться от его подарка, подпортившего мне жизнь.

– Иначе что? Они взорвутся? – Не получалось сдержать раздражение, моя нервная система не успевала подстраиваться под новые стрессы, которых, в последнее время, был перебор, причём процентов на шестьдесят из-за семьи Барских.

– Что с настроением? – Требовательный вопрос, будто я ему должна. Неужели он ждал, что я буду сыпать благодарностями за его щедрость. Удивлён, что мне может что-то не нравится и привык к другому, что ж, сюрприз.

– Нормально всё с моим настроением. Говори, что делать. – Постаралась сдержаться, всё-таки мы с Ирбисом незнакомы. Наше первое общение закончилось моим очередным испугом и окончательно взбесить и этого Барского мне не хотелось.

– Ты не дала обещание.

– Хорошо, обещаю. – Нужно было закругляться, ещё немного и наговорю лишнего.

– Отлично. Было бы здорово, если бы ты на всё так легко соглашалась. – Я сглотнула и притворилась, что не поняла о чём он. Нужно было терпеть, пока не узнаю, как снять часы. – Тебе просто нужно встретиться со мной.

Так и знала. Предсказуемое развитие событий. Банальным его способ добиваться желаемого точно не назовёшь.

– Нет. Просто скажи, как их снять. – В моём голосе не было никаких эмоций. Не хотела, чтобы он понял, что мне страшно, что перед глазами его взгляд наполненный сдерживаемой им похотью.

– Уже сказал. Ты должна быть в голубом платье. Готов поспорить, такое у тебя есть.

– Не боишься проиграть?

– Этот цвет идёт к твоим глазам, и ты это прекрасно знаешь.

– Что-то ещё? – Я спрашивала не потому, что собиралась встретиться с ним, а чтобы узнать степень его наглости. Похоже он чувствовал себя хозяином положения, и даже не рассматривал другие варианты развития событий, кроме выбранных им.

– Шпильки. – Очертания догадки становились всё чётче.

– И где же пройдёт наша встреча?

– Всё банально – в ресторане.

– Снова будешь предлагать услуги дефлоратора?

Его самоуверенность взбесила и страх отступил. Я решила говорить напрямую, без игр и уловок.

– Нет. Мы просто поужинаем. – В его тоне звучит обида. Сам виноват, что я воспринимаю его подобным образом. Ни он, ни его брат не вызывают у меня доверия. Они одна семья и одна кровь. Росли вместе, воспитывались одними родителями. В глазах обоих живёт дикость, которую я раньше не встречала ни в одном человеке.

– Когда ты хочешь встретиться? – Поинтересовалась, обдумывая, стоит согласиться или использовать альтернативные способы снять часы – вандальские.

– Предоставлю выбор тебе. – Какой широкий жест, иллюзия, что я что-то могу решать.

– Завтра.

– Я заеду за тобой в восемь.

– Лучше в шесть.

На той стороне раздалось что-то вроде смешка, за которым последовала продолжительная пауза. На этот раз я не собиралась самостоятельно её прерывать.

– Значит, в шесть. – Произнёс Ирбис странным тоном, будто что-то задумал. – Я заеду за тобой.

– Нет. Я приеду сама и уеду тоже сама. Назови адрес. – Я была готова к тому, что он сейчас выдаст что-то вроде «всё будет так, как я сказал», и это было бы замечательным поводом пойти на попятную, его внезапная податливость тревожила.

– Пришлю адрес в сообщении. До завтра, Ника.

Сообщение пришло моментально. Судя по геолокации, которую он прислал, для встречи Ирбис выбрал кафе «На набережной». Небольшое уютное заведение с довольно скромным простым меню и классически-консервативным интерьером, в котором преобладали белый, бежевый и кофейные цвета. Кажется, каждый, кто живёт в этом городе, хоть раз бывал в этом заведении, из панорамных окон которого открывается красивый спокойный вид на реку. Меня радовало, что наедине мы с Ирбисом там не останемся, негде, нет в этом заведении никаких ВИП-комнат, все посетители друг у друга на виду. Не смотря на все сомнения, убедила себя, что ничего плохого за одну встречу с этим человеком в людном месте со мной не случится и утвердилась в своём решении пойти.

Смена в больнице подходила к концу. Ночь прошла спокойно. Только под самый конец смены привезли парня, у которого пальцы на обеих руках были вывихнуты в обратную сторону. Такое я видела впервые. Было понятно, что эти травмы не результат падения, но пострадавший без конца повторял, что он неудачно упал. Все сделали вид, что поверили. К тем, кто поступает в больницу на платной основе вопросов, за исключением медицинских, необходимых для правильного лечения, не задают. Только вот дежурный врач почему-то не захотел давать парню обезболивающее, в результате чего пациент вырубился, когда ему вправляли на место очередной палец. Вступать в споры с врачами здесь было запрещено, особенно младшему медицинскому персоналу. Я медкарты не видела, существует много оказаний для обезболивающих, но наблюдая за происходящим, мне показалось, что дело было вовсе не в противопоказаниях. Оставшиеся пальцы ему вправляли в уже бессознательном состоянии, после чего определили в одну из платных палат. Врач при мне внёс запись, исключающую из списка разрешённых медикаментов обезболивающие. В кабинете только у меня было лицо, с написанными на нём недовольством и недоверием, на что доктор лишь ухмыльнулся. Конечно, по его личным меркам я никто, подстилка и протеже Разумовского. Не раз выслушивала его неоднозначные намёки по поводу особого ко мне отношения доктора Разумовского, которые я проглатывала, стараясь не раздувать пузырь, наполненный чужими домыслами. Если он лопнет, спокойно работать в этом месте мне уже не дадут.

Вернувшись домой, снова поняв, что дома одна, сразу завалилась спать. На встрече с Ирбисом мне была нужна ясная голова, чтобы окончательно покончить с его подарком и нашим знакомством.

Глава 10.

Однотонное голубое платье свободного прямого кроя с коротким рукавом длиной чуть выше колена. Алые туфли на шпильке и сумка на плечо в тон, которые я одолжила у сестры. Прямые волосы на роспуск. Аккуратные стрелки и алая помада. Я выполнила все пожелания Ирбиса, намереваясь оттолкнуть своим внешним видом, решив, что подобный макияж он сочтёт вульгарным и не к месту. А ещё я смахивала на Киссу, которую он не жаловал. Только осознание, что всё равно иду у него на поводу, подпитывало мою неуверенность. В голове то и дело мелькала мысль, что зря согласилась на эту встречу. Ирбис будто играет в какую-то игру с понятными и известными только ему правилами. Всё не просто так, только выставлять себя трусихой не моя тема, никогда не грешила ложными обещаниями и никого не водила за нос, поэтому не собиралась идти на попятную. Он хочет встретиться со мной, что ж, пусть эта встреча состоится и перечеркнёт все его планы относительно меня, если они есть. Крайне глупо надеяться, что их нет, Ирбис не скрывал интереса.

Весь день, пока собиралась на встречу и добиралась до места, продумывала что буду говорить и как. Пыталась понять, как правильно вести себя с подобным человеком и в подобной ситуации. Уже когда почти добралась до места, вспомнила про свой опыт общения с его братом. Сколько всего я от того наслушалась. Вечера с лилиями неоднократно повторялись, Барс с каждым разом становился злее, а я старалась его не раздражать, цветы в лицо не швыряла, пощёчин не давала. Только ничто не выводило брата Ирбиса из себя больше, чем отказ.

«– Ещё не передумала. – Вместо приветствия.

Барс прекрасно изучил расписание моей жизни. Сегодня подловил у здания бассейна, в который я хожу каждую субботу рано утром и никогда не пропускаю, даже если сразу после нужно бежать на работу. Это мой личный способ расслабиться и абсолютно ни о чём не думать, своеобразная перезагрузка.

– Волосы сырые. Садись в машину. Твои цветы ждут тебя. – Мотнул в сторону своего чёрного чудовища, ухмыляясь, а у самого желваки ходят от напряжения, потому что уже знает, что откажусь.

– Спасибо, я на метро.

Ухмылка моментально исчезла с лица, взгляд гневно вцепился в меня.

– Ещё ни одна девушка не предпочла метро моей машине. И каждая пищала от восторга, трахаясь со мной в ней, Кисса не исключение.

– Меня никак не задевают твои слова и подробности личной жизни сестры. Если это всё, мне пора. – Обошла Барса стороной, собираясь уйти.

– Она приглянулась одному очень влиятельному человеку. Глаз с неё не сводит при встрече. Это при том, что у Раджи целый гарем. – Остановилась, чувствуя спиной укол. Барс знал, как бить, и куда.

Обернулась, всматриваясь в лицо этого человека, пытаясь понять играет он или говорит серьёзно, и как далеко он может зайти.

– Что бы Кисса к тебе не чувствовала, она не станет ни с кем спать по твоей указке. А если сама захочет переключиться на кого-то другого, я буду только рада.

Секунда, и Барс уже сжимает мою шею на затылке, всматриваясь в глаза. Я никак не реагирую, давно ждала подобной вспышки, знала, что рано или поздно он сорвётся, только всё равно оказалась не готова.

– Даже не мечтай избавиться от меня. Я могу уйти из жизни Киссы, но не из твоей. Пока не получу своего, в покое тебя не оставлю. Никуда не денешься. А теперь, если не хочешь, чтобы я окончательно взбесился, заберёшь цветы из машины.

Барс отпустил меня резко, так, что мотнуло. Попятилась от него, приводя дыхание в норму. Ног почти не чувствовала, пока шла к его машине. Он стоял не двигаясь, внимательно наблюдая. Я открыла дверь автомобиля со стороны пассажирского сиденья. Как всегда букет из семи пышных веток, связанных лентой под цвет бутонов. Подняла его с сиденья, стиснув в руке. Барс испытывал наслаждение, наблюдая как я исполняю его волю. Букет с каждым разом становился всё неподъёмнее и тяжелее, будто груз, который мне навязали. Замерла с букетом на несколько секунд, глядя на Барса. Он добился своего – я послушалась, только его радость была недолгой, у меня на лице было написано, что теперь ненавижу его ещё больше. Я ушла обычным шагом, не торопясь, зная, что на сегодня хищник сыт, и что это ненадолго.»

На набережной было немноголюдно, середина недели, людям не до прогулок. Я пришла раньше времени и нервно бродила вдоль парапета, пока не поняла, что своим внешним видом привлекаю внимание, слишком бросаюсь в глаза. После пары пошлых подкатов, остановилась, повернувшись лицом к реке, наблюдая за колебаниями водной поверхности. Почему-то вспомнила, что мы с Киссой так ни разу не побывали на море, у нас была одна общая мечта, которая так и не сбылась. Скорее всего на море мы побываем, но уже порознь, и наши планы поплавать с дельфинами и научиться сёрфингу никогда не воплотятся в жизнь.

– Прекрасно выглядишь. – Послышалось совсем рядом.

Ирбис незаметно подошёл сзади, пока я любовалась видом, оперевшись на парапет, и произнёс эти слова мне в макушку. Спина моментально выпрямилась натянутой струной, чтобы увеличить расстояние между нашими телами, только попытка провалилась. Ирбис поставил свои руки по бокам рядом с моими, заковав между собой и парапетом, практически не оставив свободного места для какого-либо манёвра. Я молчала. Не от страха. Просто не знала, что говорить. В моей голове наша встреча должна была проходить иначе, без подобного контакта тел, сдержанно и по-деловому. Именно на такую я настроилась.

– Думаю, нам стоит прогуляться перед ужином. – С этими словами Ирбис освободил меня, слегка отстранившись, только легче от этого не стало.

Обернулась, наконец рассмотрев его. Снова в костюме тройке и рубашке. Всё тёмно-синего цвета, кроме чёрных ботинок. Ирбис протянул мне руку, которую я не собиралась принимать, демонстративно сцепив пальцы в замок. Нельзя, чтобы он снова увидел испуганную до немоты девочку и даже вспоминал о ней. Сейчас мне не страшно. Только испытываемое чувство непонятной неловкости было ничуть не лучше. Всё из-за его пристального уверенного взгляда, в котором сейчас не было того, что так напугало в нашу предыдущую встречу.

– Снова скажешь, что мы никуда не пойдём, пока я не сделаю всё как ты говоришь? – Выпалила, забыв о запланированной сдержанности. С собеседником мне однозначно повезло, мои слова его никак не задели, по крайней мере, даже если это и так, Ирбис ничем себя не выдал, ни один мускул не дрогнул. Брату стоило бы поучиться этой черте у него.

– Скажу, что переживаю за твои ноги.

Ирбис гневно посмотрел мне за спину. Спустя несколько мгновений мимо нас прошли двое парней, будто обходя по странной амплитуде, а взгляд Ирбиса снова смягчился и вернулся на меня.

– Шпильки были твоей прихотью. – Почему-то чувствовала себя глупо. Мне казалось, что я выгляжу вычурно, но Ирбис не отрывал от меня взгляд, скользя по телу будто раздевая.

– Желанием. – Ответил, проведя своим взглядом снизу-вверх, замерев на моих губах. Не меньше, чем в сотый раз пожалела, что так ярко накрасилась. Ирбис мог подумать, что я польстилась и решила его соблазнить. Если это действительно так, то паршивей не придумаешь. Нельзя, чтобы он думал подобным образом.

– Как скажешь. Если мне потребуется опора я сообщу. – Старалась держать дистанцию. Все дистанции, которые возможны между людьми.

– Пойдём. – Спокойно произнёс, убрав руки в карманы, слегка развернувшись, задавая направление.

Мы шли рядом на небольшом расстоянии друг от друга. Я ждала, когда Ирбис продолжит разговор, сама этого делать не собиралась и не считала нужным. К нему у меня был всего один вопрос, который он прекрасно знал. Ирбис шёл глядя куда-то вперёд, будто забыв о моём присутствии, а я, периодически поглядывая на него, точнее, делая вид, что смотрю через него на реку. Я прекрасно понимала, что рано или поздно молчание закончится, только наша встреча казалась всё более странной.

– Пришли. – Произнёс Ирбис, остановившись рядом с пришвартованным белоснежным катером, принадлежащим кафе «На набережной». Одной из моих сокурсниц сделали на нём предложение, и чаще всего его арендовали именно для таких торжественных моментов. Только это не мой случай.

– Ты говорил, что мы просто поужинаем.

По-детски осмотрелась по сторонам. Мимо нас спокойно проходили люди. Какая-то пожилая пара недалеко от нас, перешёптывалась, улыбаясь, неотрывно наблюдая за нами. Группа из четырёх девчонок тоже ждала развития событий. Мне стало не по себе, что не скрылось от глаз Ирбиса.

– Так и будет. Для нас уже накрыт стол. – Ирбис снова протянул мне руку и замер в этом положении сковывая взглядом. – Или ты не хочешь знать, как снять часы? – Ухмыльнулся, понимая, что загоняет меня в ловушку.

– Браслет можно и разрезать. – Пустила в ход последний аргумент.

– Можно, но ты почему-то до сих пор этого не сделала. Идём, даю слово, что не трону. – И сам взял меня за руку, слегка сжимая пальцы, потянув на себя, будто его слова были гарантией. Засопротивляться я не успела, ведомая его напором, только у мостика резко затормозила, доверия тот не внушал, как и человек рядом. Ирбис раздумывать не стал, просто приподнял меня за талию, и, преодолев препятствие, поставил на палубу, отпустив лишь когда я восстановила равновесие.

– Тебе нечего бояться.

Его словам сопутствовал звук отплывающего судна.

Глава 11.

Это было красиво. Ресторан на открытом воздухе, кругом вода, лёгкое покачивание и тёплый ветерок. Правда стол на палубе был всего один, рассчитанный на двоих. Всё лаконично, в белых тонах, без единого намека на романтику или что-то подобное. Подозрительно располагающая атмосфера, я бы даже сказала продумано-располагающая. Повернула голову на Ирбиса, даже на каблуках еле достаю ему до шеи. Приподняла голову, натолкнувшись на пристальный взгляд. Его убранство мало интересовало. Сразу подумала, что Ирбис не в первый раз приводит сюда девушку. Ощущения, которые вызывала эта мысль внутри, мне не понравились. Не хотелось, чтобы меня с кем-то равняли.

Кроме нас на борту находились как минимум три человека: повар, официант и тот, кто управлял судном. Больше я никого не заметила. Мы сидели за столом напротив друг друга, я, недоверчиво оглядываясь по сторонам, наблюдая как мы плавно отдаляемся от берега, Ирбис, не спуская с меня спокойного взгляда. Из нас двоих хирургом планирую стать я, а хладнокровием обладает пока только он. Когда я, наконец, обуздала своё нервное состояние и сосредоточилась,Ирбис распорядился принести ужин. Блюда были крайне простыми: запечённая красная рыба, несколько гарниров на выбор, лёгкий салат, вино и сок, грейпфрутовый, мой любимый. Когда официант закончил с расстановкой блюд и исчез под строгим взглядом Ирбиса, я собралась произнести подготовленную речь, прокрутив последовательность слов в голове. Только стоило поднять голову и натолкнуться на пристальный взгляд, как решимость моментально улетучилась, как и собранность, и все остальные полезные качества, которые были мне необходимы. Мысленно ругнулась, что согласилась на встречу и как послушная овца позволила затащить себя на борт. Вспомнила, что на катере ещё и каюты присутствуют, и обстановка ко всему прочему перестала казаться безобидной и безопасной.

– Уверен, что ты сегодня ещё ничего не ела. Давай для начала поужинаем.

Ирбис первым взялся за приборы и принялся за еду, отделяя от своего стейка небольшие кусочки. Он ел так, что я, думавшая до этого момента, что не голодна, чуть не захлебнулась слюной, к тому же он был прав, поесть я не успела. Не сразу обратила внимание, что с моего стейка была снята шкурка, которую я не люблю и никогда не ем, а вот на порции Ирбиса она присутствовала. Рыба была приготовлена восхитительно, я впервые узнала, что такое «тает во рту». Вино не пила, хотя была уверена, что подобрано оно идеально. Время от времени поднимала взгляд от тарелки на Ирбиса, но он был увлечён ужином. В молчании я всё глубже погружалась в ощущения от обстановки, шум воды и долетавшие звуки суеты города. Всё это в сочетании с летним теплом и пригревающим солнцем расслабляло, постоянное напряжение спало.

– Красивое платье. – Похоже Ирбису надоело молчание. Я замерла над тарелкой с приборами в руках, вспомнив, что не одна.

– Рада, что угодила. – Промямлила, доедая последний кусочек, с облегчением увидев, что Ирбис тоже всё съел и теперь потягивает вино, рассматривая меня. Мой бокал он тоже наполнил, но я это проигнорировала, боясь хоть немного захмелеть. У нас с ним что-то вроде деловой встречи, хотя мой внешний вид совсем не соответствует. За это я тоже уже отругала себя несколько раз.

– Твоя попытка быть похожей на сестру, как и разочаровать меня выбором наряда, провалились. Мне нравится смотреть на твоё свободное платье, как оно скрывает твои изгибы, как другие мужчины пытаются угадать что оно скрывает, когда я точно знаю. – Ухмыльнулся своим словам, а я почувствовала себя полностью обнажённой перед ним.

– Ты же не видел меня голой.

– Не видел. Мои руки запомнили твои изгибы, а ощущения от прикосновений иногда сильнее визуальных. – И снова как рентгеном прошёлся по мне взглядом до мурашек.

– Давай сменим тему. – Попросила, сглотнув, что не упустил из внимания Ирбис.

– Тебе здесь нравится?

– Необычно и непривычно. Привыкла есть, находясь на твёрдой земле.

– А ужин?

– Всё очень вкусно. Только, что бы ты делал, если у меня, например, была аллергия на морепродукты?

– У тебя аллергия на шампиньоны, а в университетской столовой ты часто берёшь рыбные котлеты.

– Тоже Кисса разболтала? – Недовольно предположила.

– Нет. – Ирбис будто не собирался развивать тему, но я уже разозлилась от мысли, что похоже он следил за мной. Вся расслабленность улетучилась.

– Что ты ещё обо мне знаешь? – Уставилась на него, отклонившись на спинку стула, скрестив руки. Лучше бы не спрашивала.

– Ты действительно настоящая девственница, не восстановленная. Единственный постоянный мужчина в твоей жизни – доктор Разумовский. С ним у тебя нет любовной связи, хотя он проявляет заботу, которая выходит за рамки отношений преподавателя и студентки и носит больше отеческий характер. Он старается не выделять тебя среди остальных студентов, но не смотря на все его старания вас считают любовниками. Все твои отношения с парнями заканчивались после первого свидания и мне интересно, что они делали неправильно?

Впервые в жизни чувствовала себя разобранной по частям. Ирбис не просто подготовился к встрече, он изучил мою жизнь, точнее те её аспекты, которые интересовали его больше всего.

– Хотели трахнуть. – Постаралась произнести твёрдо, без намёка на внутреннее раздражение, которое распирало. Эта встреча точно не была деловой. Зря надеялась, что Ирбис не такой как Барс. Похоже внутри него всё то же самое, только чуть в другой форме.

– Я тоже хочу, но ты здесь. – Совсем забыла про его прямолинейность, сбивающую с толку, и манеру её преподнести как нечто обыденное.

– У нас не свидание. – Бросила взгляд на бокал. Захотелось залпом его осушить, чтобы хотя бы так затуманить неприятные мысли.

– Верно. Но ты наверняка понимаешь, что красива и у любого нормального парня на тебя встанет, это наша природа хотеть женщину. Физиология, естественная потребность.

– Каждый из тех, с кем я встречалась, был убеждён, что я обязана отдаться на первом же свидании, после того как он напрягся, купив билеты в кино, или, заплатив за ужин в кафе.

– Успокою тебя – я не считаю, что ты обязана мне отдаться, но хотел бы этого.

– Только потому, что я девственница, иначе зачем было убеждаться в моей невинности.

– Этот факт притягивает, особенно в совокупности с твоей привлекательностью. У меня было несколько девственниц и поверь, нет ничего особенного, что ты разрываешь какую-то там плёнку, когда знаешь, что под тебя легли, считая, что разрешив стать первым, связывают обязательствами оплатить это. Двоих последних, попытавшихся влезть в мою жизнь подобным образом, я лишил девственности пальцами и вышвырнул за порог так и не трахнув. Считать, что я поступил жестоко – твоё право. Я считаю, нужно думать о последствиях, отдавая своё тело тому, о ком единственное, что ты знаешь то, что он при деньгах. Недостаточно быть девственницей, если внутри ты уже шлюха. – На последнем слове Ирбис поморщился будто от боли и перевёл взгляд с меня на бокал, снова покрутив в нём вино.

– Может и я внутри…

– Точно нет. – Прервал, вернув взгляд на меня, будто чтобы произнесённое им слово больше не прозвучало. Оно особенно ему не нравилось, вызывая в глазах проблески ненависти, как тогда в машине. – Деньги тебя мало интересуют. Ты помешана на своей учёбе и сестре. Хотя у меня была мысль, что наше знакомство было подстроено. Ты странно себя вела, когда я тебя чуть не поимел. Думаю, что когда насилуют, кричат во весь голос, зовут на помощь, но ты не издала ни звука. Пришлось глубоко копать, чтобы узнать о твоей маленькой особенности.

Его слова привели меня в замешательство, дыхание сбилось и неприятный холодок прошёл по коже, я замерла на нём взглядом не моргая. Никто кроме меня и мамы не знал об этом, только несколько детских психологов, но все они были из других городов и наши визиты к ним носили неофициальный характер, мама не хотела, чтобы на мне было клеймо психически нездорового человека. Спустя годы мне начало казаться, что уже тогда она знала кем я стану, но это были лишь догадки.

– Откуда? Даже Кисса не знает. – Спросила, выровняв дыхание.

– Это не важно. – Иногда Ирбис говорил странным тоном. Отработанным в нужных интонациях до такой степени, что сразу понимаешь, дальше лучше не продолжать.

– Я не буду с тобой спать. – Решила подвести разговор к окончанию, невовремя вспомнив, что берег далековато, и красиво уйти, гордо встав, не получится, только гордо уплыв, что я оставила на самый крайний случай неблагоприятного развития событий.

– Почему? – Ирбис будто искренне удивился, добавив в свою интонацию наигранное недоумение.

– Мы не подходим друг другу.

– На основании чего ты сделала подобный вывод? – Он начал болтать вино в бокале, пристально глядя на него, ожидая мой ответ.

– Я отвечу честно. Только чтобы закончить наше знакомство. Ты скажешь, как снять часы и на этом мы расстанемся. Ты говорил, что у меня должно быть представление про первый раз, так вот, у меня есть представление про мужчину, которого я хочу видеть рядом. Пунктов много и я осознаю, что никогда не найду человека, полностью соответствующего им, но среди них есть очень важные для меня, которыми я не готова поступиться. Ты старше меня лет на десять. Твоя жизнь наполнена, скорее всего, деловыми переговорами и финансовыми сделками, тем, в чём я ничего не понимаю и понимать не хочу. Мой кругозор довольно узок. У нас нет общих интересов, а начинать отношения с человеком только ради секса я не стану.

Ирбис смотрел на меня не отрываясь, неправдоподобно равнодушно, я бы даже сказала снисходительно.

– Тринадцать. – Произнёс на выдохе.

– Что?

– Я старше тебя на тринадцать лет.

– Дело не в цифре…

– Я тебя понял. Не нужно продолжать – сначала тебе нужно повзрослеть. – Хоть эта фраза мне и показалась странной, но уточнять, что Ирбис имел в виду, я не стала. Он казался слишком напряжённым после моего ответа. Я поняла, что могла его задеть, но изначально предупредила что отвечу честно. Мне действительно казалось, что между нами целая пропасть, и донесла эту мысль как смогла. Ирбис сидел, задумчиво глядя на бокал, в котором вино закручивалось в красивую воронку.

– Так ты скажешь, как снять часы? – Решилась отвлечь его, пора было заканчивать.

– Да. Никак. – Непринуждённо пожав плечами перевёл на меня взгляд хищника.

Глава 12.

– В смысле? – В голове пронеслась мысль из разряда фантастики, словно в кино, попытайся я снять часы – они взорвутся. Недоумение легко читалось на моём лице. Им-то Ирбис и наслаждался некоторое время, пока не пояснил свои слова.

– Ты не сможешь их снять… пока я этого не захочу, а я не хочу.

Ирбис плавно взял со стола бутылку с вином и наполнил свой бокал, после чего долил и в мой, так и не тронутый, который теперь был наполнен наполовину. Судя по этому жесту, я была обязана всё выпить. Выполнять молчаливый приказ не собиралась. Ирбис заметил мой молчаливый протест и проигнорировал его, уголки его губ слегла дёрнулись, когда он пригубил из своего бокала.

– И что же нужно сделать, чтобы ты захотел? – Собрала всю свою сдержанность, чтобы задать этот вопрос максимально ровно, хотя внутри уже всё закипало.

Мой нетронутый бокал с вином манил всё больше, но уже желанием выплеснуть его содержимое в лицо собеседника. Никогда бы не подумала, что способна на подобное, всегда считала глупостью подобные жесты. Сейчас они мне такими не казались. Хотелось смыть налёт самоуверенности с этого человека, узнать может ли он испытывать хоть какие-то эмоции, помимо тех, с помощью которых демонстрирует своё превосходство. Идиотка. С одним Барским я уже имела неосторожность проявить свой характер, до сих пор не могу разгрести последствия, если и второй ополчится на меня, или же оба вместе, мне уже не выпутаться из всего этого. Я и часы не стала срезать, чтобы не разозлить Ирбиса. Понятно, что подарок со смыслом, и с целью, но подобная ноша не для меня, слишком обременяет и давит. Мне не хотелось жаловаться на проблемы, которые он мне доставил, не хотелось показывать свою слабость, что не справляюсь и с трудом выдерживаю. Под удар всеобщего заблуждения попала не только я, но и доктор Разумовский, в которого рикошетит от меня. Себя мне не жалко, чужое мнение давно мало заботит. Я привыкла к избалованным жизнью золотым мальчикам и девочкам, к их способам самоутверждения у меня выработался стойкий иммунитет. Больше всего я боюсь, что может пострадать репутация доктора Разумовского, который ни в чём не виноват.

– Думаю, свидание сделает тебя на шаг ближе к этой цели. – Я чувствовала, что будет произнесено что-то подобное, даже ждала, подготовив ответ.

– Я же сказала, что у нас ничего не будет. Освободи меня и забудь. Уверена ты найдёшь себе девственницу, которая откажется раздвинуть перед тобой ноги, в городе их полно, одна красивее другой, но в итоге окажется сговорчивее меня.

– Мне не нужно, чтобы ты раздвигала передо мной ноги, как ты выразилась. Я хочу шанс. Я старше на тринадцать полных лет. Пусть будет тринадцать свиданий. Просто общение. Если после них ты по-прежнему останешься равнодушной – я сниму часы, и ты больше никогда не увидишь ни их, ни меня… ни моего брата рядом со своей сестрой. – На последнем предложении я вцепилась взглядом в Ирбиса с надеждой, которую почти потеряла. – Тебя он тоже больше никогда не побеспокоит. – Уверенно дожимал он.

– Тебе не кажется, что ты выторговываешь для себя этот шанс, а я за него продаюсь?

– Нет. Я забочусь о тебе, и ты получишь компенсацию за потраченное время.

– В чём подвох?

– Ты так уверена, что он есть. – Я молча ждала. Ирбис понял, что я не дам согласия, пока он не ответит. Только что все мои принципы были спрятаны в дальний ящик. Если всё будет так, как он говорит, я соглашусь, не анализируя, искусством переступать через себя я владею неплохо. Мне была необходима хотя бы одна возможность, за которую я смогу зацепиться, чтобы выбраться из сложившейся ситуации. Ирбис сразу понял, что попал в цель своим предложением. Ему осталось немного, я была согласна почти на что угодно. – Наше общение не будет ограничиваться разговорами. Секса не будет, ты останешься девственницей, но я буду прикасаться к тебе, везде. – На моём «почти» появились трещины, пока лишь на самой поверхности.

– Хочешь развратить меня?

– Нет. – Снова этот тон, который пресекает желание продолжать спрашивать, говорящий, что ответа я не получу. Глупо надеяться, что Ирбис откроет свои планы.

– Почему просто не предложить переспать с тобой за свободу от твоего брата?

– Мне мало только тела.

Мысли о том, что Ирбис хочет получить ещё, к какому результату стремится, тоже были заперты в ящик. Всего тринадцать встреч, после которых я больше никогда его не увижу, а самое главное – его брата тоже. И мне всё равно, что он для этого сделает. Только не всё равно, что придётся сначала сделать мне.

– Не будет никакого из видов секса? – Задавая этот вопрос, старалась не смотреть в глаза Ирбиса, банально было стыдно. А он молчал, пока я не подняла взгляд.

– Не будет. – Ответил твёрдо, сухо и по-деловому.

– Хорошо.

– Предлагаю скрепить наш договор десертом. И попробуй наконец вино, оно из коллекции моего отца. Он не будет в восторге, если узнает, что я стащил эту бутылку для не свидания, на котором моя спутница его даже не попробовала. – Я впервые увидела улыбку на лице Ирбиса, которой сопутствовал мягкий взгляд. Совершенно другой человек. Похоже Ирбис выпустил на волю нашкодившего мальчишку, которого ото всех прячет, и вот он мне понравился сразу. Улыбку сдержать не получилось.

– Он будет ругаться? – Решила развить приятную для Ирбиса тему.

– Хуже. Заставит искать такое же вино. А если учесть, что предпочитает он коллекционные экземпляры это будет непросто.

– И что будет, если ты не найдёшь?

– Не знаю. Я пока ни разу его не разочаровывал. Можно будет отправиться на поиски вместе. На юг Франции, вино именно оттуда. Учёба у тебя закончилась. А на работе ты ещё ни разу не брала отпуск.

Я хотела разозлиться. Ирбис не спрашивал моего мнения, он планировал наше времяпрепровождение, будто заманивая в жизнь, которая мне неизвестна. Я не понимала, как можно так легко и буднично говорить о поездке во Францию, будто это небольшая прогулка. Но я не чувствовала в его интонации напыщенности, Ирбис будто звал меня в приключение, туда, где я забуду о проблемах, где можно расслабиться и перезагрузиться. Слишком заманчиво, и слишком нужно мне. Пока он не предложил, не осознавала, что именно этого мне не хватает: другой обстановки, других людей, другой жизни, другой меня, беззаботной и весёлой, какой была когда-то. Я заслушалась его. Он говорил так легко, без напускной строгости и суровости, что безумно захотелось туда, на юг Франции, прямо сейчас. И плевать, что у меня даже загранпаспорта нет, если я попрошу, через несколько часов мы будем уже там пить вино и есть круассаны.

– Только в счёт тринадцати свиданий. – Хотела сказать что-то другое, но осеклась, побоявшись испортить то, что начинало мне нравиться.

– Не я произнёс эти слова. Завтра же начнём оформлять твой загранпаспорт. Я помогу ускорить процесс, только подготовь нужные документы. – Я ошиблась. Ирбис ничего не планировал, просто размышлял вслух, мечтал, а я, основываясь на своём предвзятом отношении, сделала неправильные выводы, за которые он моментально ухватился. Хватка у него что надо, раз попадёшься – больше не выберешься. Самое безопасное – не попадаться, держать дистанцию, не верить его словам и этому мягкому взгляду, появившемуся непонятно откуда. Этот чёртов взгляд пробирал до мурашек, уверенно проникавших внутрь и концентрировавшихся где-то внизу живота.

Меня взяли в оборот и опыта отмотать назад, пойти на попятную, не было. Даже отшутиться не знала как. Ирбис загорелся этой идеей торжествуя напоказ, а я залпом выпила всё, что было в бокале, не почувствовав, что пью алкоголь. Когда слегка откашлялась, заметила удивлённый взгляд Ирбиса. Да, пить я умею, в этом плане студенческие годы не обошли меня стороной.

– Ну как? – Спросил, не скрывая иронии, наполняя бокал.

– Сойдёт. Кажется, ты обещал десерт. – Хотелось банально закусить, потому что вино как-то быстро ударило в голову.

Десерт в виде шоколадного мусса мне позволили съесть молча. Тишину я заметила не сразу, только когда облизывала последнюю ложку божественного произведения кулинарного искусства, кожей почувствовала взгляд Ирбиса. К своей порции он так и не притронулся, и подозрительно глядя на меня пододвинул её мне.

– Ты не попробуешь? – Поинтересовалась, не понимая его жест.

– Я уже попробовал. Съел вместе с тобой каждую ложку. Если ты на всех свиданиях так ешь, понимаю парней, которые не смогли удержать свои члены в штанах.

Его глаза стали совсем тёмными, а взгляд угрожающе пристальным. Я застыла с приоткрытым ртом, пытаясь подобрать слова, но меня прервали.

– Ешь. – Настоял Ирбис.

– Давай напополам. – Ответила, пододвинув вазочку на середину стола.

– Только если ты меня покормишь… а я тебя.

– Ты любого способен завести в тупик?

– Я сын своего отца, поэтому могу ответить с полной уверенностью – да. Давай. Это безобидно.

Я хотела взять его ложку, но Ирбис не позволил, показав взглядом на ту, что лежала в моей вазочке. Я выпила ещё вина, снова практически залпом, будто пересилила себя, заставив зачерпнуть лакомство и поднести к губам Ирбиса. Он не торопился взять ложку в рот, пока я не поднесла её вплотную к губам слегка измазав их десертом. То, что происходило, казалось мне чем-то невинно-порочным. Ирбис взял ложку из моих рук и повторил то же, что я, момент в момент, движение в движение. Он ни разу не оторвал от меня взгляда, ловя им каждое движение, заставляя краснеть, каждый раз размазывая на моих губах всё больше кремовой субстанции, которую мне приходилось слизывать. Я видела, как у Ирбиса участилось дыхание, а зрачки расширились и понимала, что выгляжу не лучше его. Он отдал мне последнюю ложку десерта, облизнув её после меня. За этим процессом не заметила, что мы пришвартовываемся, и поймала себя на мысли, что не отказалась бы от ещё одной вазочки блаженства.

– Я помню, что ты хотела уехать сама, но после выпитого тобой не могу никому доверить твою транспортировку. – Ирбис помог мне ступить на твёрдую землю и отсутствие покачивания показалось мне странным. Меня шатнуло, и я опёрлась обеими ладонями о его грудь. Не стала грешить на вино, я пила и более крепкие напитки, но так меня не штормило.

– Ты тоже выпил. Или снова примешь волшебную таблеточку? – Замерла на нём взглядом, понимая, что уже согласна чтобы он меня отвёз – устала, захмелела, вымоталась, да и ломаться смысла не было.

– Нас ждёт машина с водителем. – Прижал меня плотнее к себе, всматриваясь, будто впервые видит. Не случайно – мне многие говорят, что когда я навеселе, становлюсь другим человеком, проще и понятнее, даже внешность меняется, становится легкомысленнее, поэтому на всех вечеринках меня первым делом угощают чем-нибудь покрепче, чтобы расслабилась.

– Всё предусмотрел?

– Да. Даже то, что если бы у нас сегодня случился секс, я бы не предохранялся и тебе не позволил. – Произнёс почти в губы, так, что я снова почувствовала вкус вина и шоколада, с привкусом Ирбиса.

– Мы же выпили. – Первым во мне заговорил медик, и до меня с опозданием дошёл смысл сказанных им слов.

– К моменту, как я в тебя кончил, ты была бы абсолютно трезва.

Ирбис не выпускал меня из рук, придерживая за талию. Я уже и забыла, насколько он прямолинеен в своих изъяснениях. С одной стороны это было хорошо – он честен, а с другой – меня пугали его слова, ведь он не шутил.

– Отвези меня домой. – Попросила, чуть протрезвев и попытавшись отстраниться, только Ирбис не позволил.

– Ты ведь не передумаешь насчёт Франции? – Сурово спросил, подняв мою голову за подбородок чтобы наши взгляды встретились.

– Нет. Но до этого как минимум два свидания. – Хотела проверить насколько Ирбис готов идти на уступки.

– Ты тоже умеешь торговаться. – Улыбнулся, и приобняв меня за талию, повёл к ожидавшей нас машине.

Всю дорогу заставляла себя не спать, это был бы уже перебор – заснуть на его плече. Отодвинуться он мне не давал, обняв рукой и поглаживая большим пальцем ткань платья. Мурашки, которые только угомонились, будто забились в конвульсиях, причём все сразу. Странное ощущение мешало сидеть спокойно и даже дышать. Как я не пыталась сменить положение – лучше не становилось. Лёгкая ткань платья, скользящая по коже, щекочущая её, усугубляла положение, как и запах Ирбиса, который безумно хотелось вдыхать снова и снова, с каждым разом как можно глубже. К счастью, мы доехали быстро, и я смогла выйти из машины, отряхнувшись от ощущений.

– Ты полна сюрпризов. – Произнёс Ирбис, оставшись за порогом квартиры, который я переступила.

– Ты о чём?

– Оказывается, ты очень отзывчивая, чуть не кончила от лёгких прикосновений.

– Я не…

– Тебя отпустило? – Перебил меня строгим тоном, снова вернувшись в привычное требовательно-суровое состояние. – Спрошу иначе: ещё тянет низ живота?

– Нет. – С этим ответом пришлось признаться самой себе, что Ирбис оказался прав в своей догадке.

– Хорошо. Не ласкай себя.

– Почему? – Вопрос, продиктованный пьяным любопытством.

– Хочу увидеть твоё первое удовольствие. Ложись спать.

Ирбис закрыл дверь в мою квартиру, пока я медленно соображала. Лучше бы вообще ничего не соображала, не понимала и не чувствовала. Утром на трезвую, ясную, перезагрузившуюся голову, я поняла как много ему позволила, а самое главное – как много позволила себе.

Глава 13.

Последний экзамен и последний день перед каникулами. Я утираю слёзы, понимая, что это предел. Не вижу ни единого просвета в пелене обиды и отчаяния. Странно, что сразу не увидела и не поняла. Нужно быть полной дурой, чтобы не додуматься до простоты банальности. Самые разные слухи постоянно заполняют коридоры и аудитории, но самое страшное, они поражают разумы учащихся. Все знают, у кого и за сколько куплены оценки в зачётках – но об этом молчат. Все знают, кто из преподавателей берёт взятки – но об этом молчат. Все знают, кто спит с чужими парнями – но об этом молчат. Молчат обо всём, что кажется обыденным и пресным. Судя по всему, по всеобщему мнению, мои как бы отношения с доктором Разумовским самая лакомая и обсуждаемая тема, которой посвятили целую группу в сети, которую создал мой несостоявшийся ухажёр, мажор и сокурсник в одном лице. Мелкая, гадкая месть, за то, что отвергла ухаживания. Понятия не имела, что задела его настолько. Все знали, что Толя оказывал мне знаки внимания, но никто не знал, почему вдруг прекратил. Мне казалось, что я отказала ему достаточно мягко, стараясь не обидеть, не задеть чувств, о которых он мне твердил. Группу он создал в тот же день. Долгое время она не пользовалась успехом, пока в ней не стали публиковаться факты – доказательства особого отношения ко мне доктора Разумовского. Я прочитала всё с аккаунта Милы, которая и рассказала мне обо всём перед самым экзаменом. Она сама случайно о ней узнала на днях, и не решалась рассказать. В обсуждении всё зашло настолько далеко, что подписчику, который сможет предоставить стопроцентные, неоспоримые доказательства нашей связи с доктором Разумовским, будет выплачено вознаграждение, в сумме, достаточной для оплаты пяти лет учёбы. Подобное предложение означало только одно – покоя теперь не будет.

Экзамен сдала самой первой, на автомате, отчеканив всё без подготовки. В зачётку даже не посмотрела, вылетев из аудитории, спрятавшись в укромном месте под лестницей, чтобы снова перечитать обсуждение моего аморального поведения. Мне нечего было сказать против. Доктор Разумовский помог мне с работой – да, положил в хорошую больницу, когда сильно заболела – да, помог договориться о пересдаче нескольких предметов – да, закрыл глаза на прогулы моей сестры – да, позволил оперировать с ним – да, подарил дорогие часы – нет, нет, и ещё раз нет! Снова всё уперлось в эти часы, появление которых на моей руке смаковали с особым усердием, обсуждая какими талантами нужно обладать, чтобы тебе подарили такие.

Сегодня, узнав обо всём, смотрела на Толю, пытаясь понять, чего он хочет добиться? Ответ напрашивался один – моего отчисления. Все прекрасно знают, насколько важна для меня учёба, а он особенно. Мне впервые в жизни хотелось дать сдачи, так сильно, чтобы не то, чтобы желания продолжать не осталось, а чтобы даже мысли об этом причиняли боль. Он стоял в стороне в своей компании, бросая изредка взгляды в мою сторону, гадко ухмыляясь. Оценку за этот экзамен ему уже проплатили, все знают, если он идёт последним, значит ничего не знает и напряг родителей, которые на всё готовы ради благополучия своего чада. Я стояла и думала, неужели они не понимают, что он должен будет лечить людей, ставить диагнозы и прописывать лечение, возможно, делать операции. Накрутила себя до такой степени, что чуть не сорвалась. Вовремя поняла, что мой срыв будет для него подарком. Я гораздо умнее его, а самое главное – разумнее.

Больше возможности у меня не будет дать отпор, если сейчас не покончу с этим, всё продолжится осенью. Глубоко вдохнув, набрала номер, считая гудки.

– Слушаю. – По голосу Ирбис рад, что я позвонила. Хороший знак, значит шанс у меня есть.

– Привет. – Забыла с чего хотела начать, а самое главное, что хотела сделать это убедительно.

– Что с голосом? – Как же быстро он меняется, а после появившихся в голосе жёстких нот, просить о чём-то страшно. Нужно было сначала как следует успокоиться, а уже потом звонить со своими просьбами.

– Не спала ночью, готовилась к экзамену.

– Сдала? – Уже мягче, но не менее напряжённо.

– Да.

– Ты ведь звонишь не для того, чтобы похвастаться оценкой?

– Нет. Мне нужна твоя помощь.

– Говори.

– Экзамен закончится через пару часов. Ты сможешь подъехать к университету, желательно на своей самой крутой тачке, встретить меня, и при всех моих сокурсниках поцеловать как обычно парень целует свою девушку, с которой у него уже всё было.

– Не думал, что ты любишь ролевые игры.

– Это не игра, это моя жизнь. – Интонация скакнула, слова приобрели оттенок истерики, сил держать себя в руках больше не было, из глаз снова покатились слёзы.

– Я буду. – После этих сухих слов звонок прервался.

Привела себя в порядок в туалете, чтобы на лице не осталось ни единого следа моего срыва. От мысли, что Ирбис не приедет становилось паршиво. Как ни учила меня мама, ни карабкаться, ни выкарабкиваться в этой жизни я не научилась.

Окончательно успокоившись, вернулась к аудитории, пока вышло только около половины учеников. Хорошо, что был повод задержаться – по традиции после последнего экзамена должна была состояться вечеринка, но в этот раз договориться сразу, где она пройдёт, у главных заводил не получилось, они были слишком заняты обсуждением моей личной жизни. Принятие решения отложили до окончания экзамена.

Толя вышел последним с улыбкой до ушей, которую хотелось стереть. Пока проходили дебаты о выборе клуба, я делала вид, что мне крайне интересна эта тема, внутренне готовясь к провалу своего плана. Надо же было додуматься попросить о подобном взрослого мужчину, который вряд ли даже в своём студенчестве занимался чем-то подобным, но других вариантов я не нашла.

Решение было принято, время назначено, по традиции приглашены все желающие. Когда мы спускались по лестнице, к нам присоединилась ещё пара групп, что было очень кстати – чем больше свидетелей, тем лучше. Мы вывалились из стен университета огромной толпой. Кто-то сел в машину, кто-то побежал в общагу прихорашиваться, кто-то побрёл пешком, пряча своё лицо и эмоции, этим человеком была я. Ирбис не приехал, чему я не удивилась. Зачем ему вся эта возня. Она и мне самой, казалось, уже была не нужна. Всё пройдёт, и это тоже. Всего-то несколько лет потерпеть до окончания учёбы.

На вечеринку надела обтягивающее платье с длинным рукавом только с правой стороны, придерживаясь образа тотал блэк, чтобы слиться с атмосферой и не привлекать внимание, с которым у меня были проблемы. Когда пришла в клуб некоторые были уже навеселе. Опять же по традиции стол был заставлен алкоголем на любой вкус и цвет. Я хотела что-нибудь максимально крепкое, но выбрать так и не успела, услышав самодовольный голос Толи, пришедшего с главной красавицей университета Анжеликой, которую в группе по обсуждению моей личной жизни больше всего интересовало как часто мне приходится «благодарить» доктора Разумовского, а самое главное: «как эта выскочка всё и везде успевает». Иногда хорошая память – настоящее проклятие. В итоге, когда все собрались мы разбились на группы, по принципу кто и с кем больше общается, что было нормой, вроде все вместе, а вроде не совсем. Меня это вполне устраивало. Наконец прозвучал первый тост за окончание очередного учебного года. Я же мысленно подумала, что всё только начинается, для меня точно. Это читалось в высокомерном взгляде Толи, который не сводил с меня глаз, чем выбешивал Анжелику. Меня же интересовала только самбука. Расслабиться как обычно не получалось. Напряжение никуда не уходило. Даже болтовня, состоящая из воспоминаний о прошедшем учебном годе со всеми его казусами, не смогла отвлечь от проблем. Настроение было на нуле, что отметили почти все, то и дело спрашивая, что со мной. Я оставалась только для того, чтобы хотя бы создать иллюзию, что всё в норме, что ничего не знаю, что не читаю на лбах своих сокурсников бегущие строки из их сообщений. Вспомнив, что почти ничего не съела за весь день, притормозила и отправилась к бару за водой. Как назло, в клубе было не протолкнуться, все хотели пить и танцевать, поэтому бармен был крайне удивлён моему безалкогольному заказу. Залив в себя содержимое маленькой бутылочки, слегка протрезвела и решила больше не мучиться. Я достаточно провела здесь времени, чтобы уйти, не вызвав подозрений и расспросов. Есть опасность, что кто-то переборщит с алкоголем, и захочет обсудить вслух мою личную жизнь. Если такое случится, то лучше не при мне. Как ни крути, с этими людьми мне учиться ещё несколько лет.

Издалека заметила знакомый силуэт, узнала даже в тусклом освещении, а он будто почувствовал, что смотрю на него и обернулся. Непривычно было видеть Ирбиса в джинсах, белой майке и кожаной куртке. Увидев меня, он расплылся в улыбке, которая почти шокировала, я и предположить не могла, что он умеет так улыбаться, по-юношески беззаботно, переставая походить на важного бизнесмена. Ирбис сразу направился мне навстречу, я даже не успела ничего сказать, как он легко оторвал меня от пола и впился в губы поцелуем, попутно кружа, мне оставалось только крепко держаться за крепкие плечи, пока его язык нагло игрался с моим. На заднем фоне звучали комментарии, которые некоторые не смогли сдержать.

– Вкусная. – Произнёс Ирбис, поставив меня на пол, но не выпустив из рук, подталкивая ближе к нашему столику и усаживаясь ровно на то место, где я обосновалась, посадив к себе на колени. – Пока ты пропадала, познакомился с твоими друзьями. – От последнего слова меня покорёбило, и я отвела взгляд ему за плечо. Из присутствующих, друзьями я могла назвать пару человек, но вряд ли стоило упоминать данный нюанс, и я промолчала.

Его появление было странным, а поведение именно таким, как я просила. Только было непонятно, почему он не приехал к университету, а появился здесь и сейчас, когда я уже смирилась с участью развратной студентки, спящей с преподавателем ради оценок. Ирбис самым наглым образом поглаживал меня по ноге, задевая край платья, проникая пальцами под него, ненавязчиво демонстрируя, что имеет на это право. Платье на мне было короткое до такой степени, что он почти касался белья. Реакция на происходящее у всех была разная, но большинство просто ничего не могли сказать, откровенно пялясь на нас двоих. А вот Толя был в ярости, его ноздри раздувались, а вены на висках вздулись, верхняя губа нервно дёргалась.

– Они как раз собирались рассказать, что у вас за повод для веселья. – Сколько непосредственности в его голосе. Похоже этот человек умеет вести себя попроще, когда это требуется.

– Мы отмечаем окончание учебного года и посторонним здесь не место. – Голос Толи заглушил все остальные, которые моментально оборвались. – Ника, зачем ты его привела? – Претензия исключительно в мою сторону. Толя говорил так, будто появление незнакомца испортило его личный праздник, и теперь он искал виноватого. Они схлестнулись взглядами, рука Ирбиса больно сдавила бедро. Я поняла, что нужно уходить, иначе всё закончится плохо. Уже собиралась подняться, но Ирбис не позволил, плотнее прижав к себе.

– Ей нужно было спросить чьего-то разрешения? Может твоего? – Ирбис казался спокойным, но исходящее от него напряжение будто иголками проходило сквозь меня. Что-то было не так, внутри разрасталась тревога, окружающие тоже напряглись, переглядываясь. Мне казалось, что самое время вмешаться, но понятия не имела как. – Ника не знала, что я приду, и если у тебя есть претензии, предъяви их мне. Я отвечу и за себя, и за свою девушку.

Толя был на грани, а Ирбис излагал свои мысли будто вёл непринуждённую беседу. Я по-прежнему сидела молча, не решаясь вмешаться, на интуитивном уровне казалось, что так будет лучше.

– Так есть претензии? – Играючи уточнил Ирбис.

– Нет. – Выплюнул Толя, залпом залив в себя свой виски.

Я была рада, что эта перепалка закончилась, и не одна я, остальные тоже будто выдохнули, плавно вернувшись к болтовне, спиртному и танцам.

– Тебе хватит. – Шепнул на ухо Ирбис, когда я принялась искать глазами самбуку.

Он так и не выпустил меня из рук, решив доиграть свою роль до конца. Толя ещё некоторое время сверлил нас взглядом, затем резко поднялся и куда-то ушёл, не сказав ничего даже Анжелике. Какой-то части меня нравилось его бешенство и бессилие. Ирбис превосходил Толю по всем параметрам. На его фоне любой в этом клубе теряется.

Непринуждённое веселье наконец продолжилось, недолго, несколько минут, до момента, когда у всех одновременно запиликали телефоны. На моём тоже раздалось оповещение. Я посмотрела на экран, где в группе, о которой наконец забыла, появилась новая запись.

«Хорошая девочка Ника берёт от жизни всё, давая не всем. Учебный год закончился и необходимость ублажать престарелого преподавателя временно отпала. Новым пользователем её талантов стал сам Барский старший, который появился с ней в одном из клубов, не скрывая, что ему уже обломилось. Если так пойдёт дальше, то скоро коллекция дорогих подарков нашей «недотроги» пополнится чем-то посерьёзнее часов. Пожелаем же ей удачи на новом, непростом поприще».

Глава 14.

Я перечитывала текст снова и снова. По телу расползлась холодная дрожь, голова моментально разболелась. Это не прекратится. Что бы я не делала, как бы не изворачивалась, всё будет перевёрнуто и вывернуто. Меня не оставят в покое, пока не растопчут окончательно. Самое страшное, что тем, кто сейчас читает это сообщение, всё равно правда написанное или нет. Для них главное участие в обсуждении насущной темы, желание самовыразиться в комментировании популярной новости. Я могу стать нобелевским лауреатом, изобрести лекарство от неизлечимой болезни, но всем будет на это всё равно – копание в чужой личной жизни гораздо интереснее, именно потому, что обсуждают не тебя. У кого-то есть секреты, у кого-то грязные тайны, и каждый боится, что о них узнаю, поэтому уже появились первые комментарии под последней записью – пока растаптывают кого-то другого, можно считать себя в безопасности.

– Поехали отсюда. – Произнёс на ухо Ирбис, забирая из моих рук телефон, укладывая в мою сумку.

Он тоже прочитал каждое слово, и по моей вине теперь был втянут в воронку грязной лжи, но при этом оставался подозрительно спокоен, даже улыбался, поглаживая меня по щеке. Такой непривычный контакт, быть в руках мужчины, чувствуя себя в безопасности, будто выплеснутая грязь отскочила от нас, не запачкав. Мне нравилось, как Ирбис смотрел на меня в этот момент, по-взрослому, без упрёка и сомнений.

– Поехали. – Я кивнула ему, и он поднялся, аккуратно придерживая меня.

Я понимала, что нужно со всеми попрощаться, но не знала, как себя вести, всматриваясь в лица сокурсников. На некоторых было удивление, кто-то смотрел с каким-то недоверием, а кто-то с откровенным разочарованием – скандала не получилось. Ирбис уверенно обнял меня за талию, прижимая к себе, я впервые почувствовала себя в надёжных руках.

– Поздравляю с окончанием учебного года. Повеселитесь хорошенько, ваш счёт я оплатил. Всем хорошего вечера, а нам пора выбирать Нике подарок в дополнение к подаренным мной часам, мне понравилась идея про коллекцию, можете передать это автору поста. – Договорив, он потянул меня в сторону выхода.

Я шла рядом с Ирбисом, обдумывая произошедшее. Чем дальше мы отходили от столика, тем больше я успокаивалась, будто оставляя за спиной всё, что меня угнетало и мучило. Когда я думала, что выхода нет, Ирбис практически играючи всё разрулил, и сделал это очень красиво и достойно. Только мой небольшой жизненный опыт подсказывал, что ничего не даётся просто так, всё имеет свою цену или побочный эффект. Я сама попросила о помощи, но забыла уточнить, потребуется ли как-то её оплатить или отблагодарить за неё. Ирбис ничего не просил, ни пока мы шли к его машине, ни пока ехали по знакомому маршруту, остановившись у моего дома. Он так и не произнёс ни слова, не посмотрел на меня, сосредоточившись на дороге, погрузившись в себя. Мы сидели в тишине и темноте. Сначала я смотрела в лобовое стекло, рассматривая пустой двор. Мне хотелось начать оправдываться, рассказать всё, но сейчас это казалось неуместным. Нужны были правильные слова или действия, я не знала какие, никогда не была в даже чуть похожей ситуации. Наконец повернулась к нему, рассматривая строгий профиль, ни единой эмоции, но почему тогда воздух в машине пропитан напряжением, даже кажется, что я слышу потрескивание. Трусливо хотелось сбежать, избежать разговора, его взгляда, сухого тона. Что-то изменилось пока мы ехали, какие-то мысли в его голове потеснили доброжелательность, с которой он смотрел на меня в клубе, и которую я хотела вернуть, возможно увидеть в последний раз.

– Спасибо. – Благодарность должна была прозвучать иначе, но получилось так, будто я выдавила её из себя.

Ирбис откинулся на спинку сиденья, запрокинув голову на подголовник, что-то обдумывая.

– Ты должна была сказать. – Произнёс на выдохе.

– Ты не спрашивал зачем мне потребовался этот спектакль…

– Не об этом. – В интонации явно звучало недовольство. Конечно, приятного мало оказаться затянутым в подобную ситуацию, но почему сейчас он так переменился, немного пугая своей холодной сдержанностью. – О твоих проблемах.

– Они тебя не касаются. – Как только сказала, поняла, что нужно было подобрать другие слова, эти прозвучали слишком резко.

– Отнюдь. Моё участие сыграло свою роль. Всё можно было пресечь раньше. Тебе на будущее – я не люблю быть неподготовленным и действовать вслепую. Я не приехал за тобой к университету, потому что у меня было недостаточно информации для ответных мер и правильного разрешения ситуации.

– Прости, что доставила тебе неудобства, но если ты всё узнал, мог просто не приходить.

– Нельзя, чтобы девушку, которая будет появляться со мной в обществе считали шлюхой. Это неприемлемо. На тебе не написано, что ты девственница, и голого мужика только на страницах учебника по анатомии видела. – Он говорил будто обвиняя. Я была благодарна ему за помощь, но сейчас чувствовала себя ещё хуже, чем читая последний пост в группе. – В этой жизни не всё можно исправить. Ты, как будущий врач, должна это знать.

Ирбис продолжал рассуждать в потолок, а у меня уже наворачивались слёзы и начинало потряхивать. Мне нечего было ему ответить, то какая я идиотка он и так знал. Я достигла предела и попыталась выйти из машины, нервно дёргая неподдающуюся ручку, но дверь была заблокирована. Ирбис сразу перевёл взгляд на меня и рывком перетащил к себе на колени, усадив верхом.

– Ты что? Испугалась меня? – А сам легко целует края губ, запустив одну руку мне в волосы, а второй поглаживая спину.

В самом начале я упиралась, но быстро расслабилась, поддавшись его манипуляциям с моим телом, и сама углубила поцелуй, на что он сразу отреагировал, задрав моё облегающее платье, нырнув под него рукой, сдавливая ягодицу. Я почти задыхалась, но не хотела останавливаться. Обеими руками нырнула под куртку, изучая его анатомию, широкие плечи, напряжённую мускулатуру, горячую кожу. Не могла остановиться, пока не почувствовала внушительный бугор у него в штанах. Происходящее завело его как мужчину, а меня как женщину. Нужно было прекратить происходящее, но я оттягивала момент, упустив, что рука Ирбиса переместилась, и его пальцы проникли ко мне в трусики, пробираясь к складкам. Я хотела, я безумно хотела, позволить ему продолжать то, что он задумал, и самое страшное – пойти до самого конца, наплевав на то, что мы в машине у моего дома, пусть и с тонированными стёклами. Заняться с ним сексом здесь и сейчас, казалось нужным и правильным, а Ирбис идеальным для этого мужчиной. Внутри стало больно от пробудившегося желания, мурашки будто метались внутри, впиваясь в нежную плоть. Но как только он прикоснулся к чувствительному комочку, я зажалась, оторвавшись от его губ и спрятав лицо у него на плече, поддавшись непонятной истерике. Я откровенно рыдала, понимая, что хочу, но не могу. Меня сдерживает рациональная часть, которая понимает, в отличие от тела, что нельзя отдаваться человеку под воздействием эмоций.

– Я же не заставляю. Ты сама. – Шепнул мне на ухо, поглаживая спину под платьем.

– Знаю, прости.

– Ты не шлюха.

– В твоём понимании – нет. – Перестала прятаться у него на плече, поднялаголову, наши лица оказались напротив, взгляды встретились.

– На остальные тебе должно быть похуй. – Кажется впервые услышала от него мат, но слово не резануло слух, произнесённое Ирбисом оно казалось уместным.

– Не знай ты, что у меня никого не было, считал бы иначе. – Попыталась вернуться на своё сиденье, но Ирбис не выпускал.

– Бред не говори. Я не какой-то сопляк, мнящий себя важной персоной, и считающий, что весь мир уже у моих ног, кроме одной единственной девчонки, посмевшей отвергнуть мои ухаживания, до которых я снизошёл. В его возрасте я тоже хотел получать всё, что хотел, и получал, но добивался иными методами.

– С того времени ничего не изменилось.

– Изменилось. Я стал ещё больше думать перед тем, как что-то сделать.

– Прозвучало так, будто ты стал ещё опаснее.

– Так и есть. Но ещё я стал сдержаннее, осторожнее, а с тобой хочу быть нежнее.

– Никогда раньше не был?

– Нет, ни в жизни, ни в постели. Все девушки, которых я считал стоящими, не выдерживали моего характера, разочаровывая меня. Для них я не хотел меняться.

– Зачем ты говоришь это мне?

– Каждый раз, когда смотрю на тебя, вспоминаю твой взгляд при нашей первой встрече, испуганный, потерянный, сломленный. – Ирбис прошёлся кончиками пальцев вниз по спине, и пройдясь плавными поглаживаниями от талии и выше по ткани платья, остановился на моих щеках. – Это как напоминание, что с тобой как с другими нельзя.

– Потому что я ненормальная? – Вспомнила, что Ирбис знает о моём отклонении.

– Ника, ты самая нормальная из всех девушек, что я встречал, – сжал щёки чуть сильнее, – но для меня ты слишком хрупкая, а я тебя хочу. И здесь только два варианта: оставить тебя, либо научиться быть нежным. Ты даже не представляешь, сколько раз я уже заставил себя не трогать тебя, не представляешь, насколько мне мало только вот этого, – Ирбис притянул меня к себе, целуя, лаская своим языком мой, закапываясь руками мне в волосы. Но теперь я почти не отвечала, осознавая, что если поддамся, вырваться шанса уже не будет, и я окончательно себя потеряю.

– У меня будет секс только с мужем. – Произнесла твёрдо, как только он оторвался и теперь непонимающе на меня смотрел. – Знаю, как глупо это звучит, когда я сижу на тебе с задранным платьем, изнывая от желания.

Ирбис наконец освободил меня, и я осторожно пересела на своё сиденье, попутно поправляя платье. Снова уставилась в лобовое стекло, помня, что двери по-прежнему заблокированы. Ирбис тоже замер, тяжело дыша, будто вот-вот сорвётся.

– Это не уловка, чтобы женить тебя на себе. Нужно было сказать ещё на катере. Я пойму, если ты откажешься от нашего договора.

– Ника, иди домой, тебе нужно выспаться.

В салоне раздался щелчок, а мне не хотелось уходить. Я разрывалась от внутреннего противоречия, одна часть которого хотела наплевать на принципы и вернуться на колени к Ирбису, а другая бежать, как в вечер нашего знакомства – не оглядываясь.

– Если не уйдёшь в ближайшую минуту, я за себя не отвечаю. – Это было одновременно и предупреждением, и угрозой, произнесёнными каким-то отстранённым тоном.

После этих слов решение было принято моментально. Страх всегда пересиливал все мои эмоции, и на этот раз я тоже ему поддалась. Только оказавшись дома я засомневалась правильно ли поступила, расставшись с Ирбисом вот так, практически сбежав, пусть и с его разрешения.

Глава 15.

Утром мне не стало лучше. Мне не давало покоя произошедшее накануне. Я постоянно прокручивала в голове внезапную холодность Ирбиса, с которой уже однажды сталкивалась. Похоже до него дошло, что я действительно ненормальная, только немного в другом смысле этого слова. Я и раньше понимала, что он не из тех, кто будет ждать первой брачной ночи, но его реакция и перемена были слишком резкими. Ирбис будто обрывал нашу связь, которой мне не хотелось сопротивляться, которой я увлеклась, которую я намеренно не анализировала, боясь засомневаться. Мне нравились его внимание, забота, строгость, даже прямолинейность, несмотря на то, что каждый раз она меня шокировала. Он был сдержан и вытерпел то, что я хотела использовать его, ничего не объяснив. Но всё впечатление рушилось, стоило вспомнить холод, с которым Ирбис произносил последние слова, тоном, пробирающим неприятным током всё тело. Меня накрыли одновременно беспричинные страх и тревога. Все сказанные Ирбисом слова смешались в моей голове, запутывая ещё больше. Попытки мыслить рационально не давали результата. Прокручивая в голове всё, что знаю об Ирбисе, натолкнулась на пьяное воспоминание, и его откровение о нежелании предохраняться со мной. Первое, о чём я тогда подумала, что он хочет сделать мне ребёнка, и эта догадка некоторое время казалась мне логичной. Но если Ирбис хотел, чтобы я забеременела, разве это не означало, что мы станем семьёй. Если же нет, тогда чего он хотел добиться. Что нужно от меня Ирбису?

Промучившись всё утро, решила спросить напрямую, если, конечно, предоставится возможность. Я осознавала, что велика вероятность, что больше он не захочет со мной возиться. Утайкой, будто рядом может кто-то заметить, то и дело поглядывала на телефон. Мне хотелось, чтобы он написал или позвонил, сделал хоть что-то, пусть это будет последнее сообщение или разговор, но я перестану мучиться ожиданием и неизвестностью, узнаю свой диагноз и пройду все стадии его осознания и принятия.

Чтобы хоть как-то отвлечься решила заняться уборкой. Надела наушники, врубила музыку на полную громкость, зная, что это вредно, но мне хотелось заглушить все мысли, что не давали покоя, а в идеале изгнать их навсегда. И мне это удалось, пока в ушах не заиграла последняя любимая песня Киссы. Она так и не ответила ни на один звонок, ни на одно сообщение, ни разу не позвонила и не написала. То, что Кисса жива, я отслеживала по постоянно меняющейся графе «В последний раз была в сети». Она прочитала все мои сообщения, в том числе и то, где пишу о её великовероятном отчислении. Оно, как и все, было проигнорировано. Только сестра игнорировала не только мои звонки и сообщения, Кисса пренебрегала мной, будто вычеркнув из жизни. Ни в одном из них я не давила на неё, ни о чём не просила, и тем более ничего не требовала. Всё что я хотела – знать, что с ней всё в порядке. Услышать это не от кого-то из её друзей, не от Ирбиса, а от неё самой. Я не верила, что стала ей настолько безразлична. В очередной раз мысли сошлись клином на Барсе. Если её молчание – результат его воздействия, то всё ещё хуже, чем я думала, хотя куда уж. И тут меня пробило ужасное понимание, что Кисса тоже может состоять в группе, посвящённой моему аморальному поведению. Первым желанием было метнуться к телефону и проверить, но я остановила себя. Если вдруг найду её имя в списке – окончательно потеряю сестру, а я этого не хочу. Мне жизненно необходимо, чтобы в моей жизни остался хоть кто-то родной, хотя бы иллюзия, что у меня есть семья.

Музыка резко замолчала. Я оторвалась от натирания окна, чтобы посмотреть, что случилось, моментально замерев на злом взгляде Ирбиса. Он стоял посередине комнаты, конечно же не разувшись, и этот факт меня взбесил. Пусть его ботинки практически не касаются асфальта, но он испортил все мои старания. Я вытащила наушники, дожидаясь его слов или действий. Взъерошенный какой-то, узел на галстуке оттянут, верхние пуговицы на рубашке расстёгнуты. Сегодня он весь в чёрном, что делает его образ мрачнее и суровее. Внутри будто сработал какой-то индикатор, рекомендующий не выпаливать сейчас моё недовольство, хотя бы сразу.

– Почему не запираешься? – Это был вопрос-претензия, а Ирбис сейчас напоминал мужа, который застукал меня за чем-то нехорошим, не за изменой, но за чем-то другим. В голове пронеслась мысль, что за измену он, наверное, убил бы, и она не казалась мне бредом, хотя оснований, кроме моих внутренних ощущений не было.

– Воровать у нас нечего.

– Не думала о том, что кто угодно может войти, и сделать с тобой всё, что захочет. – Ирбис начал медленно подходить, не отводя взгляд, будто в капкан им поймал. Я так и стояла на подоконнике, замерев с тряпкой в руках.

– Если кто-то захочет, наш замок ему не помешает, как и дверь.

Ирбис остановился рядом, и спокойно, без всяких усилий, снял меня с окна, крепко держа за талию. Я, боясь потерять равновесие, ухватилась за его плечи, моментально вспомнив как изучала их, сидя на нём в машине, пока в тот же момент Ирбис изучал мой рот, как было приятно и жарко, как не хотелось останавливаться.

– Почему не ответила на мои звонки? – Приподнял мой подбородок, чтобы снова поймать в капкан, внимательно всматриваясь в глаза, попутно проводя большим пальцем по моей нижней губе.

– Я слушала музыку. Не слышала звонок.

Мне нужно было немедленно вырваться из этого установившегося контакта. Внутри встрепенулись мурашки, радуясь источнику своего существования. Мне всё больше становилось не по себе от этой реакции организма на человека, которого я практически не знаю. Пора было брать себя в руки, начинать мыслить и действовать рационально. Я аккуратно отвела его руки от себя, отстраняясь, Ирбис лишь поморщился на мгновение, демонстративно убрав руки в карманы.

– Одевайся, прокатимся в одно место.

Что за привычка вечно приказывать. Будто все должны слушаться и покоряться ему. Именно сейчас я не хотела, но бунтовать против его слов боялась. Я поняла, что на самом деле не даёт мне покоя – неизвестность, неясность, что произойдёт в момент, когда он за себя не отвечает, что он сдерживает в себе, боясь мне показать. Я моментально поняла, что не хочу знать, никогда.

– Я могу отказаться? – Бросила тряпку в ведро, похоже уборка на сегодня окончена.

– Только убедительно обосновав.

– Банального нежелания недостаточно? – Оперлась руками о подоконник, а Ирбис принялся нагло рассматривать мою фигуру спрятанную удлинённой футболкой, под которой из белья были только трусы. Поздно поняла свою опрометчивость, но тушеваться не стала, всё равно он уже в курсе моих параметров. – Мои глаза выше. – Не сдержалась от небольшого безобидного упрёка.

– Знаю, их я уже изучил, и уверен, что во время секса они будут почти голубыми.

– У нас не будет никакого секса, и ехать с тобой я никуда не хочу. Пожалуйста, уйди.

– Секс у нас будет, какой только бывает, а вот врать, что не хочешь ехать, не советую. Вообще не советую мне врать, даже в мелочах. Ложь не переношу и за неё наказываю.

– Вот теперь, точно не хочу. Наслаждайся правдой. – Огрызнулась, и как трусливая кошка уже искала куда спрятаться, если будет отдача.

– Если не оденешься в течение пяти минут, поедешь в таком виде, а чтобы больше не пререкалась, и этой части гардероба лишишься в машине, обратно получишь, когда усвоишь урок. – Говорит монотонно, а сам глаз не сводит с груди. Не думала, что взгляд может быть таким пробирающим, что реально чувствуешь его как прикосновение. Мои соски точно почувствовали, затвердев, что вызвало ухмылку Ирбиса.

– Куда мы поедем? – Сменила положение, скрестив руки на груди, хоть и было поздно. Сил спорить не было. Я устала от словесных игр, уже знаю, что всё равно придётся уступить.

– Дресс-кода там нет. Из машины выходить не придётся.

– Это будет зачтено как первое свидание?

– Зависит от того, будут ли соблюдены соответствующие условия. – Ирбис плотоядно улыбнулся, скользнув по моей фигуре, и я реально ощутила, будто его пальцы скользнули по внутренней стороне бедра. Это было похоже на осязательную галлюцинацию. Ноги я тоже скрестила, пытаясь хоть как-то отгородиться от ощущений, сбивающих с толку.

– Соответствующие условия были соблюдены вчера, тоже могу зачесть как свидание?

– Можешь. – К плотоядной улыбке добавился плотоядный взгляд, и как теперь с этим зверем ехать в одной машине.

– В чём подвох?

– Ни в чём. Всё в рамках договора. Одевайся, пока не усадил тебя на подоконник, в моём воображении ты на нём уже сладко кончила.

Переодевалась без энтузиазма. Натянула джинсы и футболку, не забыв о недостающем элементе белья. То и дело оборачивалась на дверь, боясь, что Ирбис войдёт, слишком пристальный взглядом он меня провожал.

В машине мы ехали молча. Для разнообразия Ирбис включил музыку, подборку самых разных композиций из рока, классики, попсы и ещё чего-то, что я никогда не слышала. Нахождение рядом с ним сразу стало комфортнее. Музыка его определённо расслабляла, а ещё вождение, два этих элемента в своём сочетании доставляли ему удовольствие, как мне плавание. Теперь, когда я оказалась в машине не в темноте, и адекватном состоянии, принялась осматривать внутри всё, что могла: светящуюся приборную панель, идеальную чистоту, отсутствие хоть каких-то мелочей, которые, как мне казалось, есть в каждой машине. Она выглядела так, будто её только собрали.

– Что тебе не нравится? – Перевела взгляд с приборной панели на Ирбиса, внимательно следящего за дорогой.

– Это твоя машина, мне не может в ней что-то не нравиться.

– Тем не менее, ты смотришь с неодобрением.

– Тебе показалось. Я искала что-то личное, что делает эту машину твоей.

– Моей, эту машину, сделал перевод на счёт автосалона. Это всего лишь машина. Не имею привычки привязываться к вещам.

– К людям тоже?

– Это вопрос, или вывод?

– Предположение. – Наконец-то мы разговаривали как нормальные люди, и темой был не секс, что не могло не радовать.

– Я очень привязан к брату.

– Используешь братские узы, чтобы отвадить его от меня и Киссы?

– Это запрещённый приём в нашей семье. Тебя не должно это волновать. Думай о результате.

– Судя по всему, ты уже подумал за меня.

– Это нормально, когда мужчина принимает решение. Ты не привыкла к подобному, потому что у тебя не было мужика. Кстати, почему Барс уверен, что ты не девственница?

– Я бы не сказала, что это – кстати.

– Ответить всё равно придётся, ещё не поняла этого.

– Попробовать стоило. Наверно от Киссы. Она уверена, что я сплю с доктором Разумовским, а ещё как-то застукала меня в одной постели с парнем.

– И сразу решила, что вы переспали?

– Мы были голые.

– Неужели. – Ирбис прорычал это слово, сжав руль до треска. Я совсем расслабилась, забыв, кто рядом со мной. – Объяснись.

– Я не обязана перед тобой отчитываться. – Зря, очень зря включила характер, отдача последовала моментально.

– Будет гораздо хуже, если я узнаю подробности сам. Что ему позволила? Как далеко вы зашли? – Скорость на спидометре плавно, но быстро увеличивалась, и резко стало не по себе. Всё это время я ехала не пристёгнутой, теперь же поздно спохватилась.

– Ирбис, у нас ничего не было, сбавь пожалуйста скорость.

– Ты не того боишься. Я жду.

– Мы напились и купались в фонтане. Мой дом был ближе. Как только пришли сняли мокрую одежду и завалились спать. Я спала, завёрнутая в полотенце, он тоже. Просто Кисса этого не заметила, сделав свои выводы. Я даже не видела его голым. – Сказала скороговоркой, надеясь, что Ирбис меня слышит, а то вид был такой, будто его уже нет в теле, а вместо него кто-то другой, отмороженный и без тормозов.

– Расстроилась наверно.

– Всё, хватит. Мне не по себе, когда ты такой. Либо остановись, либо останови. – Скорость моментально была сбавлена, но допрос продолжен.

– Это был кто-то из твоих сокурсников?

– Да. Не волнуйся, он давно уехал.

– Скучаешь по нему? – Спросил с каким-то сарказмом.

– Иногда. Мы дружили.

– Бред. Он хотел тебя трахнуть.

– По себе судишь? Не у всех всё сводится к сексу.

– Убеждай себя в этом сколько хочешь. У твоего «друга» просто решительности не хватило признаться в своих желаниях.

– В этом городе всю решительность ты себе присвоил. Хотя нет, с братом напополам. Ему даже, возможно, больше досталось. Вы разговаривали с ним обо мне? – Плавного перехода не получилось, но этот вопрос уже несколько минут не давал мне покоя.

– Нет. Он говорил, а я слушал. Не люблю обсуждать с ним женщин.

– Недавно ты говорил, что я ещё не женщина.

– Только в сексуальном плане. У тебя очень сильное женское начало. В твоём возрасте это редкость.

– И в чём же, по-твоему, это проявляется?

– В том, что ты будешь отличной матерью. – Настал удачный момент задать вопросы, которые собиралась, но мы остановились, что меня отвлекло – местность была странная.

Кругом были склады, или что-то наподобие, никогда раньше не бывала в этой части города, место казалось жутковатым. Ни людей, ни машин, звук бряканья как из фильма ужасов. Ирбис откинулся на спинку сиденья, прикрыв глаза, и скрестив руки на груди, будто собирается спать. Поняв, что объяснять он ничего не станет, даже если попрошу, последовала его примеру, за исключением того, что глаза закрывать не собиралась. Сначала я подумала, что мне мерещится, но происходящее было реально – с разных сторон начали появляться люди с оружием.

Глава 16.

Всё началось неожиданно. Люди в тёмной форме, масках и с оружием, плавно окружили один из ангаров, замерли, будто в детской игре море волнуется, и получив сигнал, бесшумно двинулись внутрь помещения. Раздался какой-то треск и крики, грохот, звон разбитого стекла, а через несколько минут моего неотрывного наблюдения за входом из него начали выводить людей в наручниках. Всех вели, слегка согнув, силуэт последнего задержанного показался мне смутно знаком, и стоило только подумать, как человек, который его вёл, остановился, и выпрямил того за шкирку. Мне не показалось, это было сделано специально, чтобы мы увидели его лицо, на котором больше не было самоуверенности. Толя выглядел жалко. Затем его снова согнули и увели из поля зрения.

– Надеюсь, для будет новостью, что у твоего сокурсника и несостоявшегося ухажёра своя нарколаборатория… была. – Я слышала Ирбиса, но не могла ни говорить, ни шевелиться. – В химии он не преуспел, так же, как и в учёбе. Зато место для производства своей отравы подобрал идеальное, хоть какой-то талант. Его искали больше года, награду объявляли, а он в самых лучших традициях был на самом видном месте. Я рад, что ты удивлена, но сейчас ты меня пугаешь. Скажи хоть что-то.

– Зачем ты мне это показал?

– Не понравилось?

– Давай уедем отсюда.

Ирбис понял, что мне действительно не понравилось. Мне было не по себе от увиденного. Я не выдерживала накрывшего меня состояния, к страху и тревоге добавилось ещё что-то, к чему я не привыкла, что было чуждо, какая-то тяжесть, будто меня сдавливает со всех сторон. Это было похоже на чувство вины, только сильнее до дрожи внутри.

– Сейчас попрощаюсь с одним человеком и поедем. – Энтузиазм, с которым Ирбис вёл свой рассказ, исчез из его голоса.

Он заметил моё состояние. Ирбис ждал другой реакции, возможно, похвалы или одобрения, может даже радости, но ничего и отдаленно похожего я не испытывала. Я понимала, что всё это из-за меня, и не знала, что делать, как реагировать, что вообще должна чувствовать.

Я так и сидела, замерев в одном положении. Слишком много всего произошло в один короткий момент. От моего ступора меня отвлёк звук открываемого окна. Рефлекторно обернулась. Рядом с машиной стоял один из людей в масках. Он наклонился, мазнув по мне взглядом цепких карих глаз, сразу переключившись на того, кто мог говорить – Ирбиса.

– Всё в порядке? – Сухо поинтересовался он.

– В лучшем виде, шансов отмазаться у него нет. – Ответил человек в форме. Создавалось ощущение, что он только что получил подарок, который давно ждал.

– Спасибо, Тиха.

– Обращайся.

Окно плавно вернулось в своё первоначальное положение, а я – нет.

Машина Ирбиса плавно начала движение по ухабистой дороге. Даже когда мы выбрались на ровный асфальт, Ирбис продолжал ехать медленнее допустимой скорости.

– Ты всё это устроил? – Спросила, немного оклемавшись.

– Да.

– Решил очистить город от наркотиков?

– И это тоже. Травля на тебя прекратится, это для меня самое главное. Почему не вижу радости? Что не так? Почему на тебе лица нет?

– Я только что увидела, как сломалась жизнь человека.

– Твоей вины в этом нет. Своей жизнью он распорядился сам. Не смей его жалеть.

Всё это я знала и понимала. Изводил меня другой вопрос.

– Твою жизнь так же легко сломать?

Ирбис свернул на обочину, вцепившись в меня взглядом. Я не только видела, но и чувствовала его.

– С чего вдруг ты решила удивить меня своим вопросом?

– Я только что поняла, что вы похожи. Вы живёте в одном мире. Или скажешь, что кристально чист перед законом.

– Решила узнать меня получше? – Впервые за всё время я видела, как Ирбис нервничает. Мои вопросы ему не нравились и вызывали сильные эмоции, сдерживать которые он не пытался.

– Решила прервать знакомство. Это всё слишком для меня. – Отвернулась в сторону окна, пытаясь сосредоточить взгляд на чём-то, что поможет успокоиться и выдержать этот разговор до конца. Через тонированное стекло всё казалось мрачным и пасмурным, угнетающим ещё больше.

– Ника, посмотри на меня. – Я в ответ лишь помотала головой.

Мне вдруг стало очень страшно. Как это бывает всегда. Никогда ещё страх не накрывал меня вот так, от мыслей, выстроившихся в голове стройными рядами. Я не выдержала и выскочила из машины, чтобы отдышаться, унять панику. Прислонилась к машине, обняв себя руками, уставившись на пыльный асфальт. Ирбис подошёл и встал рядом, не двигаясь.

– Ты считаешь, что было бы лучше, чтобы он продолжал свой бизнес?

– Нет конечно. – Снова помотала головой, понимая, что Ирбис поступил правильно, но легче мне не становилось. – Но можно было как-то иначе.

– Можно… но я сделал всё по закону. Теперь он получит наказание, которое заслужил. – До меня начала доходить правота того, что говорил Ирбис, от своего поведения становилось стыдно. – Странно, что ты жалеешь его, после того, что он сделал. – Я упорно не поднимала голову, пытаясь разложить в ней всё по полочкам, отбросив лишние эмоции. – И продолжал бы делать. Я хочу, чтобы ты сейчас хорошенько подумала стоит ли он твоей жалости. Ему доставляло садистское удовольствие издеваться над тобой. Ты права, мы с ним живём в одном мире, поэтому я точно знаю, что он продолжал бы до тех пор, пока не поставил тебя на колени.

– А ты? Ты разве не хочешь увидеть меня перед собой на коленях? – Когда осмелилась поднять взгляд на Ирбиса, ожидала увидеть любую реакцию на его лице, но только не добродушную ухмылку, которой он обычно сопровождает моё глупое поведение.

– Хочу. И не раз представлял, как ты захотела этого сама, и смотрела на меня в этот момент взглядом наполненным желанием, а не отвращением. Мне не понравилось твоё сравнение с ним. Ты не должна меня ни с кем сравнивать, пока не узнаешь лучше… и с братом в том числе.

– Скажешь, что вы разные?

– Покажу. – Он нетерпеливо заключил меня в свои объятия, сжимая в тиски рук. – Нужно скорее увозить тебя во Францию.

– Только после двух свида… – Не договорила, поняла, что снова угодила в западню. Моим условием для поездки было два свидания, и Ирбис согласился зачесть в их счёт вечер в клубе и нашу сегодняшнюю поездку. Мне казалось, что у меня есть запас времени, что я могу в любой момент отказаться, только в итоге увязла сильнее.

– Попалась. – Ирбис плавно наклонился. Я уже знала, что сейчас он меня поцелует, и неотрывно смотрела как его зрачки расширяются. Расслабилась, позволяя ему делать с собой что он хочет. Я выполняла условия договора со всей присущей мне скрупулёзностью. Надеялась, что Ирбис не заметил перемены во мне.

С меня будто спала пелена, наваждение, которым он окутывал, находясь рядом. Ирбис так же жесток, как и его брат, так же требователен и жаждет беспрекословного подчинения, только он хитрее и осторожнее. Поддаваясь поцелую, не могла перестать думать, как могла им увлечься, попасться в лапы опасного хищника и наслаждаться этим, как сейчас, когда его горячие руки скользят по тонкой ткани футболки, а мурашки внутри бунтуют, требуя больше. Только я ещё не до конца попалась, часть меня ещё способна мыслить разумно, отгораживаясь от удовольствия, затягивающего с каждым разом всё больше.

– Поехали ко мне. – Прошептал мне в губы, прервавшись, не открывая глаз, поглаживая спину подушечками пальцев.

– Нет. – Мурашки окончательно обезумели, терроризируя низ живота. Ещё немного подобного контакта и я снова забудусь, потерявшись в ощущениях.

– Ничего не будет. – Я помнила его обещание, и верила ему, но не себе.

– Знаю. – Всё так же в губы, глотая его горячее дыхание.

– Тогда, почему нет?

– Потому что ничего не будет.

– Тогда останусь у тебя. – Ирбис не сдавался, уже пронизывая взглядом. – Отговорка, что у тебя не прибрано не прокатит.

– Только если на диване в соседней комнате.

– Ты самая жестокая и безжалостная женщина из всех, что я встречал.

– Неужели невозмутимый Ирбис только что пошутил. – Не сдержала улыбки, моменты, когда он становился похож на мальчишку, пробирали несмотря ни на что.

– Это всецело твоя вина. – Этот хищник, оказывается, ещё и мурчать умеет.

Никогда не считала себя эгоисткой до момента своего молчаливого согласия. Я сама поцеловала Ирбиса, прекрасно понимая, что совершаю ошибку, но я хотела ещё немного чувствовать то, что не испытывала ни с кем до него. С ним я не была студенткой-зубрилой, не была неопытной девушкой, с ним я становилась женщиной, которой он нравился с его жадными поцелуями, собственническими прикосновениями, ненасытностью, которую он с трудом сдерживал.

У любых импульсивных действий есть последствие в виде сожаления. Когда мы подъехали к моему дому, осознала, насколько погорячилась, разрешив Ирбису остаться у меня на ночь. Снова поддалась порыву, снова расплавилась от его манипуляций, снова забыла кто он на самом деле.

– Обязательно запрись. – Оторвал меня от размышлений. Мой удивлённый взгляд в этот момент его порадовал. – Тебе нужно выспаться, чтобы быть красивой на фото для загранпаспорта, а я не дам, если останусь.

Я подняла глаза на окна нашей квартиры – ни в одном не горит свет.

– Ты ведь наверняка знаешь, где сейчас Барс и Кисса.

– Знаю.

– У них всё в порядке?

– В полном.

– Когда они вернутся?

– Брат передо мной не отчитывается.

– А ты можешь ускорить их возвращение? – Вернула взгляд на своего собеседника. Он снова был чем-то недоволен, пробирая меня холодом своего взгляда.

– Если волнуешься за свою сестру – напрасно. Ей сейчас очень хорошо.

– Это и пугает.

– У твоей сестры есть своя голова на плечах.

– Верно. Но мозгов в ней явно не хватает. – О том, что, похоже, у нас это семейное промолчала.

– Ника, не хочу тебя снова напугать, но лучше поспеши домой.

Я наконец поняла, что больше всего меня пугает в Ирбисе в такие моменты – голод в его глазах, самый настоящий плотоядный голод. Сейчас, когда он не рычал на меня, и мне не приходилось бороться с паникой и страхом, я рассмотрела эту дикую сторону в тёмном взгляде, чуть прищуренных глазах, венке пульсирующей на виске, напряжённом теле. Понятия не имею, откуда в голове взялась мысль, что хочу узнать эту сторону лучше, прикоснуться к острой грани, от которой лучше бежать не оглядываясь, как я всегда это делала, поступая правильно. Только мне почему-то казалось, что именно она в Ирбисе самая настоящая, потому что её он контролирует с трудом.

– Спокойной ночи.

Я заставила себя больше ничего не делать и не говорить, отвести взгляд, открыть дверь, и самое главное – не оглядываться, чтобы не передумать.

Глава 17.

Почему я его не боюсь? Ведь должна. После всего, что узнала о нём, всего что услышала и увидела, было бы правильно прервать наше знакомство. Дальше не станет лучше, этот человек никогда не изменится, жестокость из него никуда не денется. Ему нравится быть таким, и меня дико ненормально тянет к Ирбису. Соображать рядом с ним адекватно не могу, постоянно забываясь. Мне не должен нравиться такой человек, я обязана взять свои эмоции под контроль, если хочу остаться самой собой, я должна сосредоточиться на том, ради чего согласилась на условия Ирбиса. Только мысли о поездке во Францию больше не кажутся радужными и безобидными. Там будет чужая страна, другой язык, незнакомые люди. По сути, я останусь наедине с ним, под полным его контролем, в зависимости от него. Там будет некуда сбежать и спрятаться от него и зверя, живущего в нём, глазами которого иногда смотрит на меня Ирбис, будто собирается сожрать. Самое ужасное, я допускаю мысли, что хочу близости с ним, и это почти безумие.

Неохотно потянулась на тумбочку к пиликнувшему телефону. Посмотрела на время – шесть утра, а я так и не сомкнула глаз. Ирбис прислал список необходимых документов для оформления загранпаспорта и дал мне сутки на их сбор. Похоже он решил подвергнуть меня бюрократическим пыткам. Торопит. То ли ему нравится командовать, то ли он боится, что я передумаю. Несомненно, эта мысль не раз прошибала мой мозг мимолётным импульсом, этой ночью особенно. Ведь с этим человеком у меня нет будущего, я прекрасно это понимаю, и осознаю последствия связи с ним. Стоит раз поддаться – не отпустит пока не наиграется, пока не утолит голод, и не переключится на другую забаву, от меня к этому моменту уже ничего не останется.

После размышлений, приняла окончательное решение. Во Францию я с ним поеду, и позволю всё, что обещала, но после оставшихся свиданий всё закончится. Ему придётся выполнить свои обещания, а я к тому времени найду способ отбить у него желание к продолжению.

Еле раскачалась, поднявшись с кровати. Не помогли ни душ, ни завтрак, ни раздражение перед перспективой провести день в очередях за справками. Как раз стоя в одной из таких, ответила на телефонный звонок от Милы.

– Привет. Слышала последние новости? – Её голос был взбудораженный и чересчур весёлый, даже для неё.

– Привет. Нет. – Никогда не была любительницей сплетен, но сейчас была рада и им, наблюдая за недовольными лицами окружающих в этом душном помещении. Ещё немного и начнутся стандартные возмущения людей, ждущих своей очереди.

– Первая – группу, в которой тебя обсуждали сначала заблокировали, а затем, похоже, удалили, и это в самый разгар обсуждения твоих отношений с Барским старшим.

– Представляю, что там понаписали.

– Не думаю. После того, как он заявил, что часы – его подарок, спесь многих поубавилась. Все, кто поливал тебя грязью по этому поводу, сдулись, кто-то трусливо удалился, а кто-то попытался всё свалить на создателя группы, по нему прошлись особенно, но по мне, недостаточно. Кстати, не могу не сказать, с ума сойти, что ты с одним из Барских. Это было неожиданно, не могла поверить, пока в группу не скинули видео, где вы вместе. Только не обижайся, но ты сделала странный выбор. Он, безусловно, обалденный, но ты всегда такая правильная, и Барский… – Мила резко замолчала, будто сболтнула лишнего.

– Мила, договаривай. – Мне казалось, что меня ничто не удивит.

– Про него ходят разные слухи. – Замялась она, не желая развивать тему.

– Про меня тоже.

– Это слухи другого рода, которые рассказывают другому, осматриваясь по сторонам, убеждаясь, что никто не услышит и не увидит, боясь последствий.

– Ты проверила, тебя сейчас никто не видит и не слышит?

– Никто.

– Тогда можешь говорить, не боясь.

Разговор казался мне слегка бредовым, и я была уверена, что Мила сейчас поведает мне байку про тайную секту или что-то в этом роде. Когда Кисса начала встречаться с Барсом я чего только не начиталась о нём и о семье Барских в целом. То, что их жизнь соприкасается с криминалом, а фамилия регулярно фигурирует в криминальных статьях я уже давно знаю, вчера сама лицезрела гуманные способы Ирбиса по устранению неугодных, и не упустила из внимания намёк на не гуманные.

– Ника, это не шутки.

– Говори уже.

– Десять лет назад его подозревали в жестоком изнасиловании трёх школьниц, которых похитили и удерживали где-то неделю. Про это писали в газетах, но его имя нигде не фигурировало, будто кто-то позаботился о том, чтобы не осталось ни единого упоминания фамилии Барский в этом деле. Последнего человека, который посмел вспомнить эту историю в разговоре со своими друзьями, Барский избил до полусмерти. Иногда он слетает с катушек и ведёт себя как отморозок. – По телу пробежал неприятный холодок, но я от него отряхнулась, не собираясь поддаваться домыслам.

– Почему подозревали именно его? – Этот вопрос показался мне логичным.

– Вроде одна из потерпевших указала на него.

– И этого оказалось мало?

– Согласна, мутная история, я сама не поверила, когда услышала, зря тебе рассказала. Просто, возможно я не права, но если у вас всё так серьёзно, как все говорят, о подобном лучше знать. Только не забывай, что это ничем не подкреплённые сплетни.

– Не забуду.

– Это ещё не всё.

– Неужели? – К этому моменту началась первая волна недовольства в очереди, и я снова предпочла сплетни.

– Это вторая новость. Толю Басова вчера арестовали. – Это я уже знала, но было интересно до каких размеров неправдоподобности разрослась эта новость. – Его подозревают в производстве и сбыте наркотиков, взяли с поличным. Отец Басова нанял лучшего адвоката, настоящую акулу, но говорят, тот не даёт никаких гарантий, слишком много доказательств против Толи. У меня в голове не укладывается, зачем Басов полез во всё это, у него же всё есть, как родился с золотой ложкой во рту, так с ней и рос.

– Всё это мне мало интересно.

– Неужели, даже чуть-чуть не позлорадствуешь?

– Нет. – Тема с арестом Толи по-прежнему была мне неприятна.

– Зря. Ладно, когда дозреешь, вместе съездим навестить его в тюрьму, где ему и место.

– Так мило с твоей стороны.

– И не говори. – Мила поняла мою иронию, засмеявшись в трубку. В этот момент помещение захватила вторая волна недовольства, и это именно тогда, когда моя очередь почти подошла. – Мой перерыв уже заканчивается. Поболтаем в нашу общую смену. Пока.

Иногда мне казалось, что у Милы нет вообще никаких проблем, она всегда была на каком-то нездоровом позитиве, чем иногда вызывала зависть, особенно сейчас, когда из-за негодующих и их претензий, постоянно отвлекающих сотрудников от работы, меня не успели принять до обеда, как и их, и теперь они принялись возмущаться ещё больше. Мне пришлось ждать, когда закончится перерыв.

Долго смотрела на пустую строку поискового запроса, прежде чем нажать нужные буквы. Я не сомневалась, что Ирбис был не виноват, но это преступление стало частью его жизни, о которой я ничего не знала. Он почти ничего о себе не рассказывал. Кошмар, я чуть не переспала с человеком, о котором почти ничего не знаю.

Нужную информацию нашла не сразу. Преступление, о котором рассказала Мила, произошло не десять лет назад, а чуть больше восьми. Информации было немного, все статьи были скупы на подробности, кроме одной, в какой-то жёлтой газетёнке, так себе источник информации, но я ведь не обязана верить всему, что написано.

Зимой того года три одиннадцатиклассницы возвращались домой после уроков в музыкальной школе. По словам потерпевших, на них напали в одном из переулков, накинув со спины на головы тёмные мешки и что-то вколов в шеи. Очнулись они, привязанными к кроватям, с повязками на глазах. К тому моменту над ними уже были совершены насильственные действия, которые продолжались в течении недели. Им было запрещено разговаривать и снимать повязки с глаз. Преступник угрожал расправой над всеми, если хоть одна ослушается. Одна из девушек утверждала, что преступников было несколько, у неё создалось ощущение, будто в помещение, где они находились, приходили разные мужчины, ни один из которых не произнёс ни слова, кроме одного, приказывавшего что и как делать. Другая девушка, находясь в состоянии шока, не смогла рассказать никаких подробностей, единственное, что она помнила, что ей постоянно давали таблетки, разного размера, формы и вкуса, по-разному влиявшие на организм, некоторые по действию были похожи на афродизиаки. Третья девушка утверждала, что узнала голос преступника, но у подозреваемого на время преступления было алиби. Через неделю издевательств после тщательной обработки всего тела их отпустили, снова накачав, и выбросив недалеко от музыкальной школы. В результате следственных мероприятий ни на одной из девушек не было найдено следов чужой ДНК. Результаты анализов показали наличие в крови наркотических веществ. И больше ничего. Преступник так и не был найден.

В других статьях было ещё меньше информации. Ирбис и даже фамилия Барских ни в одной из них не фигурировала. И вроде всё понятно, только почему одна из девушек указала именно на него? Если она узнала его голос, значит они были знакомы или она часто его где-то слышала. Хотя какая может быть связь у школьницы с таким как Ирбис?

В голове сформировалась бредовая мысль спросить его напрямую. Мила сказала, что он может взбеситься, что ж, тогда лучше сделать это в максимально людном месте, желательно, где могут дежурить сотрудники правопорядка. Я не собиралась спрашивать Ирбиса он это сделал или нет. Меня интересовало его отношение к произошедшей ситуации, тогда и сейчас. От бурных размышлений меня оторвал зазвонивший телефон. Доктор Разумовский.

– Ника, срочно приезжай в больницу.

Глава 18.

– Надеюсь, мой урок пошёл тебе на пользу, ты осознал, что я не прощаю даже маленьких шалостей, и понял, что больше так легко не отделаешься?

Мне хватило нескольких слов, сказанных знакомым голосом, чтобы понять кто говорит, а самое главное кому. Я шла мимо палаты пациента с вывихнутыми пальцами, которая находилась по пути к лифтам, мысленно планируя следующий день. Я обещала Ирбису завтра закончить сбор документов, оставалась пара бумажек. За один день собрать все документы не удалось, срочно вызвали на работу из-за массового отравления в одном из клубов города. Наша клиника была ближе всех к месту происшествия и пострадавших в тяжёлом состоянии везли к нам. Я ассистировала доктору Разумовскому на операции девушки на шестом месяце беременности, с кровотечением, которое нам удалось остановить и спасти плод. Как раз направлялась к ней, она просила, чтобы я зашла после смены. Придя в себя, пациентка умудрилась поблагодарить всех, кто участвовал в спасении её и ребёнка, я осталась последней. Отнекивалась до последнего, не люблю я все эти благодарности, спасать людей – наша работа, но доктор Разумовский настоял, чтобы я не расстраивала беременную. Ему почему-то не нравилась моя категоричность в подобных вопросах. В очередной раз, заартачившись, пришлось выслушать лекцию о важности позитивного настоя пациентов. Доктор Разумовский был убеждён, что для того, кому ты помог, жизненно важно отблагодарить тебя, некоторые даже убеждены, что, если этого не сделают, всё пойдёт насмарку, а силу самовнушения никто не отменял. Я сопротивлялась ровно до того момента, пока не услышала, что деньги мне совать не станут, терпеть этого не могу, и всё обойдётся символическим подарком. Сегодня я не форме для придания вежливо-щадящей формы своего неприятия материальной благодарности пациентов. Сил после внеплановой смены и сразу дополнительной после неё не осталось. Мила практически умоляла подменить её, хотя я впервые попробовала отказаться. После нескольких операций с Разумовским чувствовала себя как зомби, но в итоге всё-таки согласилась и раскачалась, обязанности медсестры сошли за отдых. Правда избежать косых взглядов коллег не удалось. Только перестали обсуждать мою продажную суть, как получили новый повод после того, как доктор Разумовский полностью переложил на меня проведение операции. В этой клинике никто и слова против его решений не скажет, не подвергнет сомнению, слишком уважают, но молчание иногда гораздо громче слов. Будь я на их месте, тоже задалась вопросом, почему обычной студентке позволяют оперировать. Я сказала доктору Разумовскому, что это плохая идея, но он, с присущим ему спокойствием, ответил, что я должна думать только об операции. Но любая операция заканчивается, а взгляды остаются. Мне просто необходимо было отвлечься, и планировала я сделать это в ненавистных очередях – самый лучший способ. Только все мои планы моментально смазались.

Услышав знакомую интонацию, я как вкопанная резко затормозила у двери и не могла пошевелиться. В голове сложился мерзкий паззл, где каждая деталь идеально подходила к соседней, сплавившись с ней в общую отвратительную картину.

– Попадёшься ещё раз, будет гораздо больней и этот раз станет последним, поверь. Ты меня услышал?

– Да.

– Отлично.

Я так и стояла застыв, когда Ирбис вышел из палаты, замерев на мне тяжёлым колючим взглядом. Не знаю, как выглядела в этот момент, но скорее всего у меня на лице было всё написано. Он просто пристально на меня смотрел, не шевелясь, а я не хотела его видеть, больше никогда. Сладкая дымка в голове растаяла, и стала больше похожа на скомканную сладкую вату. Я резко очнулась от наваждения, которому поддалась как последняя идиотка.

– Не будет никаких свиданий и никакой Франции. Часы я срежу. Больше никогда не появляйся в моей жизни. – Произнесла куда-то в пустоту лишь бы не смотреть на него, понимая, что велика опасность снова поддаться, поверить если он найдёт оправдание, хотя какое может быть оправдание подобной жестокости.

Ирбис не пытался меня задержать, когда я медленно направилась к лифтам, ноги почти не слушались. Я чувствовала его взгляд, который будто притягивал меня обратно, к нему. Секунды ожидания лифта тянулись нещадно долго. Пустой коридор наполнило его тяжёлое дыхание, мне даже показалось, что я слышу хруст костей сжатых кулаков. Я так и не обернулась, пока двери за моей спиной не сомкнулись, и я уже не могла сдерживаться, саданув со всей силы по стене перед собой. Меня трясло от моментально возникшего отторжения приятных чувств, которые я позволила себе испытывать к Ирбису. Слёзы неконтролируемо покатились по щекам, заставляя ненавидеть себя за них, ведь они были не из-за ненависти, а из-за боли, с которой я столкнулась впервые.

Оказавшись на улице, села в первый попавшийся автобус, и колесила до темна по городу, успокаивая тихую истерику, боясь идти домой. Я ненавидела Милу, которая уговорила меня отдежурить за неё, доктора Разумовского убедившего пойти к пациентке, дверь палаты, которая была приоткрыта. Я ненавидела, что услышанные слова, всё изменили внутри меня, не оставив ни единого шанса остаться в приятной неге чувств к Ирбису. Его я ненавидела не за то, что он сделал с этим парнем, а за то, что не попытался оправдаться, переубедить меня в моих умозаключениях, а самое главное – даже не попытался остановить, за что одновременно была благодарна. Себя я ненавидела больше всех за глупую надежду, что всё-таки есть объяснение его словам и действиям. Я вспомнила до мелочей день поступления этого пациента, это слегка отрезвило. Запрету на обезболивающие было теперь было только одно объяснение – приказ Ирбиса. Он отыгрался на этом парне сполна, реализовав своё извращённое наказание.

Пока добиралась пешком отостановки до дома бесконечно прокручивала в голове произошедшее и возможные последствия. Меня не должно было быть на работе. Неужели Ирбис и об этом знал, выбрал день, когда у меня должен был быть выходной, и пришёл к своей жертве убедиться в результативности своих действий. Одна картинка сложилась, другая сломалась, та, где был запечатлён его образ, нарисованный мной, которого я не боялась. Может он и честный, может и заботливый, только под этими слоями скрывается жестокость и безжалостность, и если верхний слой сотрётся, останутся только они.

Вопреки моим страхам возле дома никого не было. Я спокойно добралась до квартиры, где без сил рухнула в кровать, закопалась с головой в одеяло и вырубилась.

Ни звонков, ни сообщений. Ирбис выполнил мою просьбу – исчез из моей жизни. Когда я пришла на работу после выходных, проведённых в самозаточении, и глубоком анализе ситуации, в первую очередь отправилась к парню, которого запугивал Ирбис. Мне маниакально хотелось узнать всё. Не была уверена, что тот захочет говорить, но не могла не попытаться, была готова надавить, медикаментозно, читала про методы психологического воздействия с помощью умелого введения в заблуждение. Ведь не обязательно вводить препарат, главное, чтобы человек поверил в то, что ты действительно ввела что-то опасное. Только меня ждало разочарование – его выписали в тот же день, когда я всё узнала, причём раньше времени. В базе данных о нём не осталось никакой информации, будто не было такого пациента.

Я убеждала себя, что для меня ничего не изменилось. Я же не собиралась впускать Ирбиса в свою жизнь. Да, я придумала у себя в голове, что может что-то получится, это было единственной моей ошибкой. Я же знала, что он жесток, на себе испытала. За время нашего общения познакомилась с несколькими сторонами его личности. Теперь сомневалась, была ли хоть одна из них полностью настоящей или каждая с примесью обмана. На что я вообще посмела надеяться? Ирбис не отрицал, что был жесток с женщинами, так почему меня не оттолкнул этот факт? Почему я верила всем его словам, когда он обещал, что не тронет? Как можно было так быстро деградировать? Только у всех моих сомнений была примесь веры в его слова. Ирбис обещал, что не тронет, и не тронул, не угрожал, не запугивал, не давил, зато умело манипулировал. Я запала на его прямолинейность, которая граничила с бесстыдством, но завораживала. Парни часто говорили, что хотят меня, но другими словами, тоже прямыми, вроде «хочу тебе вставить» или «не терпится разложить тебя», обещая неземное удовольствие, Ирбис даже его не обещал.

Спустя несколько монотонных дней, рано утром во время завтрака, на телефон пришло уведомление, что мой загранпаспорт готов. Вспомнила взгляд Ирбиса, когда он спросил не передумаю ли я насчёт Франции, будто искренне боялся этого, и это чувство было ему чуждо, в груди в очередной раз всё сжалось, будто я обидела котёнка и теперь меня мучает совесть. Замерла взглядом на телефоне, где по-прежнему светилось сообщение, поняв, что Ирбис не отступился, ведь я так и не дособирала необходимые документы, а он снова поступил так, как решил. Это не случайность, не оплошность, не ошибка. Ирбис не оставил своих планов увезти меня, похоже он убеждён, что наш договор ещё в силе, и я обязана исполнять его условия. Именно в этот момент я и решилась. Мне была нужна перезагрузка. Мой сокурсник из Германии давно звал приехать к нему в Мюнхен. В этот же день забрала паспорт и написала сообщение Клаусу, чтобы ждал в гости.

– Как же я по тебе соскучилась! – У подъезда, когда я шла на очередную смену, меня чуть не сшибла с ног Кисса, подбежав и крепко обняв. Снова чуть не оглушила своей звонкой радостью.

Я обняла её в ответ, испытав облегчение, что она наконец-то дома, только это состояние не продлилось долго. За спиной Киссы меня уже сверлил взглядом Барс, как всегда весь в чёрном. Я собралась с духом и не выдала никакой ответной реакции, сконцентрировавшись на сестре, которая по-прежнему душила меня своими объятьями.

– Мне тебе нужно столько рассказать! – Продолжила уже освободив, пристально рассматривая. – Какая-то ты бледная. И синяки под глазами. Заболела?

Выглядела я действительно неважно. История с Ирбисом подкосила меня. Чтобы хоть как-то отвлечься я работала, набирая побольше смен, дабы, приходя домой, сразу отключаться. Есть я не хотела и не могла. Забросила плавание и штудирование последних научных статей. Я искренне радовалась возвращению Киссы. Наконец-то я не буду одна, и есть стимул взять себя в руки.

– Да. – Ответила кратко, не хотела вести разговор при Барсе, глаза которого были злыми как никогда. Мне даже показалось, что его смуглая кожа стала ещё темнее, будто раскалилась.

– Ты за лекарствами? Давай я схожу? – Погладила меня по щеке как маленькую. Забота сестры показалась странной, даже непривычной, но порадовала меня.

– Я на работу. Там меня подлечат.

– Может Барс тебя отвезёт. – Предложила беззаботно, переведя взгляд на своего парня, который, судя по взгляду и сжатым кулакам, хотел разорвать нас обеих. Мне даже захотелось заслонить Киссу, спрятать от его злого взгляда.

– Не может. – Рыкнул, и резко развернувшись направился к своей машине, будто вспомнил о чём-то важном и безотлагательном.

Уехал, хлопнув дверью, резко дав по газам, оставив на асфальте чёрный след от колёс. Кисса замерла непонимающим взглядом, а я выдохнула с облегчением.

– Мне тоже нужно тебе кое-что рассказать, поговорим вечером. – Переключила внимание сестры на себя.

– Ты разве не на сутки?

– Нет, только на половину смены.

– Как интересно. – Протянула она. – Давно ты мне ничего не рассказывала, только мораль читала. Хоть какое-то разнообразие.

– Как раз о разнообразии и поговорим. Мне пора.

– Хорошо, а я отсыпаться. – С этими словами Кисса упорхнула в подъезд, таща за собой чемодан на колёсиках, который я раньше не видела.

После смены решила пройтись пешком. Вышла на несколько остановок раньше и брела, не торопясь, в сторону дома. На улице было прохладно, именно это и нужно было моему воспалённому мозгу. Вопреки воле и разуму в течении дня периодически возвращалась мыслями к Ирбису, пытаясь найти способ прекратить наше знакомство навсегда. Я сомневалась, что бегство правильное решение. Возвратиться всё равно придётся и проблемы, скорее всего, никуда не денутся. Идея появилась внезапно. Она была простой, но казалась действенной.

«Если ты не остановишься, я обращусь за помощью к твоему брату», – отправила сообщение Ирбису, блефуя конечно. Я никак не выказывала степень своей неприязни к Барсу. Ирбис не знает, что я ни за что и никогда не обращусь к его брату, но если у этого человека есть эмоции, то написанные мной слова вцепятся в них, сжимая в тисках сомнений. Я была готова на всё, чтобы он поверил и осознал, к чему может привести его упорство. Если отношения с братом ему дороги, то Ирбис остановится, не каждый ради женщины готов пойти против брата, правда, как сказал Ирбис, я ещё не женщина.

Глава 19.

Мёртвая тишина звучит по-особенному. Я познакомилась с ней не так давно, и ещё не успела привыкнуть к тому, как моментально она завладевает пространством и твоим телом, меняя воздух, атмосферу, там, где поселяется, опустошает, высасывая из тебя надежду, оставляя лишь отчаяние. Впервые я ощутила на себе её действие, когда во время операции, на которой я ассистировала, умер пациент. Молчание коллег, их потухшие взгляды, обыденность действий и странное спокойствие, накатившее на всех одновременно. Они остановились, а я нет, мне казалось, что ещё можно что-то сделать, что не всё потеряно. Лишь посмотрев на время, поняла, что за пациента боролись дольше, чем до последнего, давая шанс уже не ему, а себе не чувствовать в очередной раз пустоту внутри, которая оставит тело лишь забрав часть твоей веры в себя. В тот вечер, стоя на крыше больницы рядом с курящим сигарету доктором Разумовским, я осознала и приняла тот факт, что это был не последний пациент, которого не смогли спасти, но в моих руках бороться за каждого следующего, не давая пустоте обосноваться и пустить корни во мне. Только тогда я не думала, что столкнусь с этой оглушающей тишиной у себя дома. Она заполнила меня моментально, как только я перешагнула порог дома. Телом моментально завладела дрожь, а холод осел на коже. Странное чувство, что случилось что-то не просто плохое, а непоправимое, сковало, запрещая двигаться, будто твердя «сделаешь шаг и ничего изменить будет нельзя». Глубоко вдохнув, я прошла в зал, в самом центре которого лежал Барс, неподвижный, бледный, будто потухший, с ножом в животе и распахнутыми глазами. Я подошла к телу, опустившись на колени рядом прикоснулась к сонной артерии. Пульса не было, реанимировать было поздно, судя по состоянию тела он мёртв около получаса. Его взгляд больше не казался диким и злым, в нём был покой, пугающий своей неправдоподобностью. Краем глаза уловила движение. В углу комнаты покачиваясь сидела Кисса, обняв свои колени, уткнувшись в них лицом. Я медленно подошла к ней и присела рядом, и также медленно погладила по голове, от чего она резко дёрнулась, больше никак не отреагировав, находясь в состоянии шока. Обняла сестру, прижав к своей груди, поглаживая её волосы, пытаясь успокоиться. Кисса моментально разрыдалась, выйдя из ступора.

– Пожалуйста, скажи, что он жив, что мне показалось, что он не дышит. Крови же почти нет. – Бормотала, захлёбываясь, с трудом дыша, крепче впиваясь ногтями в кожу на моей спине сквозь футболку.

Да, крови действительно не было, она вся осталась внутри Барса. С такими ранениями не выживают.

– Ника, почему ты молчишь. – Всхлипывала она, прекрасно понимая моё молчание.

Кисса продолжала бормотать что-то невнятное, бессвязное, крепко обнимая меня. Её состояние начало пугать. Мне пришлось ещё раз поднять взгляд на тело Барса, чтобы задать вопрос, ответа на который боялась больше чего бы то ни было.

– Как это произошло? – Спросила, не выпуская сестру из рук, крепче к себе прижимая, стараясь не поддаться панике. Из нас двоих кто-то должен соображать здраво.

Сначала Кисса тряслась от безмолвной истерики, потом затихла и наконец заговорила.

– Сегодня мы вернулись из Вегаса, куда улетели после нашей ссоры в клубе. У него там были какие-то дела, а я развлекалась как могла. Там Барс предложил мне пожить в одной из его квартир. Я так обрадовалась, ведь это серьёзное предложение, особенно для человека, который не заводит отношений. Барс обещал дождаться, когда я поговорю с тобой о переезде, но уже в полдень позвонил и сказал, что я должна переехать сегодня. Он приехал раньше, чем мы договорились, дёрганый какой-то, с побитым лицом. На мои вопросы не отвечал, только приказал собирать вещи. Когда вошла с чемоданом в зал, он рассматривал наши фотографии на полке. Сказал, что мы как близнецы. И я сказала, что у нас могут родиться близнецы. Не думала, что Барс догадается. Он посмотрел на меня так, будто я сделала что-то мерзкое. Барс моментально взорвался, схватил меня и начал трясти. Я не специально, правда, всего одну таблетку пропустила. Не собиралась признаваться ему что беременна, планировала скрывать как можно дольше, знала, что потащит на аборт, как и всех остальных, что он и попытался сделать, сказал, что отвезёт меня немедленно, ждать не придётся, вычистят быстро. Ему было всё равно, что это его ребёнок, что срок уже большой, что это опасно. Мне стало очень страшно. У меня началась истерика, я начала вырываться и царапаться, а потом он достал нож и поднёс к животу со словами: «Или врач его вырежет, или я, выбирай». Я притворилась, что согласна, а когда он отвлёкся на зазвонивший телефон, попыталась сбежать. Барс догнал меня, схватил за руку, я начала вырываться, когда высвободилась из его хватки, он потерял равновесие, упал и замер. Когда перевернула его, увидела нож в животе, попыталась привести в себя, но он не реагировал. И я не знала, что мне делать.

– Я сейчас дам тебе успокоительное, и позвоню в полицию.

История Киссы меня обнадёжила, ведь произошедшее было самозащитой. Мои опасения были гораздо серьёзнее. Голова окончательно прояснилась, и я знала, что теперь делать.

– Нет! Пожалуйста, не надо! – Кисса наконец посмотрела на меня, крепко схватив за плечи, на её заплаканном лице даже косметики не осталось, слёзы всю смыли, оставив тёмные разводы на бледной коже. Во взгляде царил даже не страх, а ужас.

– Кисса, это была случайность. Тебя не посадят, если потребуется, я продам квартиру, а если денег не хватит, займу у Разумовского, у тебя будет лучший адвокат, поверь мне. Я уговорю Разумовского задействовать его связи. Ты не виновата, мы это докажем. Всё будет хорошо, обещаю.

– Ты думаешь я боюсь тюрьмы? – Кисса привстала, взяв мои руки в свои, безумно ледяные. – Боюсь, конечно, но его брата я боюсь больше. Он не простит мне смерть брата – убьёт меня, Ника.

– Что ты такое говоришь?

Увидев в глазах сестры мольбу, напряглась всем телом.

– Ирбис страшный человек, беспощадный. Он предупреждал, что если из-за меня его брат пострадает, мне лучше удавиться. И поверь мне, этот человек никогда не шутит. Теперь, если не убьёт сразу, то дождётся, когда я рожу и заберёт ребёнка, это хуже смерти. Ника, я этого не переживу.

Я глубоко вдохнула мёртвый воздух. Нужно было что-то делать. Слова Киссы въелись в мой разум, разъедая его. В голове всплыла наша последняя встреча в больнице, слова, которые он говорил парню в палате, и страх накатил новой волной. Ирбис не простит и не пожалеет, а если то, что рассказала Мила тоже правда, то его месть будет крайне извращённой.

Я не знала, на что способен Ирбис, это мне ещё только предстояло узнать.

– Ты собрала вещи? – Спросила Киссу, оглядывая комнату в поисках чемодана.

– Да. – Она тоже попыталась осмотреться кругом, но наткнулась взглядом за тело Барса и снова задрожала.

– Кисса, слушай меня внимательно, повторять нет времени. – Повернула лицо сестры на себя, чтобы понимать, что она слушает, а главное понимает, что я говорю. – Я назову тебе адрес, и имя человека, к которому ты немедленно поедешь. Твоя задача добраться до него так, чтобы тебя не смогли отследить.

– Ника, ты что… – Глаза Киссы округлились. Понимание опередило ещё не сказанные мной слова.

– Молчи и слушай. Когда приедешь к нему, скажи, что ты дочь Ирмы. Этого будет достаточно. О случившемся не рассказывай, ври что хочешь, но он не должен ничего узнать. И самое главное – не пытайся вернуться что бы ни случилось.

– Но… – Кисса посмотрела на меня своими ясными голубыми глазами, и её накрыло осознание. – Нет! Ты что!? Нет, я тебе не позволю. – Вцепилась в меня мёртвой хваткой, обнимая.

– Кисса, думай о ребёнке. – Эти слова стали неопровержимым аргументом.

Через десять минут, после того как Кисса ушла, я набирала номер полиции.

Глава 20.

Туман. Всё, что происходило дальше осталось в густой пелене, которую я не хотела развеивать. Мне нравилось, что мозг не запомнил приезд полиции и скорой, моё задержание, первый допрос и первые часы в камере. На допросе я упорно молчала, понимая, что, прежде чем что-то говорить, описывать в подробностях, всё сначала нужно продумать. Все должны были поверить в мою ложь, ни у кого не должно было возникнуть сомнений в правдивости моих слов. За ночь я собрала в голове мозаику из описания произошедшего Киссой и своих знаний законов. Я была намерена вцепиться в шанс избежать наказания, добиться оправдания, в котором убеждала Киссу. Всё продуманное мной было на грани: время, когда пришла домой, время смерти Барса, время моего звонка, происхождение следов на моём теле, внезапное исчезновение сестры. Я всему нашла логичное объяснение, но сам факт, что их слишком много бросался в глаза. Оставалось надеяться, что тем, кто будет заниматься моим делом, хватит моих показаний и копать глубоко они не станут.

Сердце бешено заколотилось, когда услышала, что ко мне пришли. Было раннее утро, явно не время для визитов. Первой и единственной мыслью была что это Ирбис, и если к допросу я подготовилась, то к разговору с ним я была не готова. Ещё больше я была не готова смотреть ему в глаза, врать глядя в них, и увидеть его реакцию, понять кто он на самом деле и на что способен. Только в помещении, куда я вошла было два человека: доктор Разумовский и ещё один седовласый мужчина невысокого роста в очках с огромной толстой чёрной оправой, который оказался адвокатом. Если Пётр Карлович, адвокат, смотрел на меня с каким-то снисхождением, то взгляд Разумовского был наполнен недоверием.

Началась бесконечная череда допросов и бесед с адвокатом. Доктор Разумовский нанял лучшего, хотя я попыталась его отговорить. Не хотела, чтобы его имя замарали, но он был твёрд в своём решении помочь мне. Во время первой же беседы с Петром Карловичем, произнеся вслух свою версию, я поняла, насколько много в ней недочётов, пробелов, слабых мест. Моя версия была проста: Барс пытался меня изнасиловать, я защищалась, описала его падение на нож точь-в-точь как рассказывала Кисса. Его кровь была на моих руках и под ногтями. На моём теле даже были синяки, правда нанесены они были не Барсом, а буйным пациентом в конце смены, который находясь под кайфом начал приставать ко мне. Оттащили и обезвредили его быстро, но синяки на моих руках и шее остались. Адвокат стоил своих денег, доказав это, тонко указывая на изъяны в моём изложении, корректируя его до максимально правдоподобного. Напрямую он не говорил, что догадался о моей лжи, лишь пристально всматривался в моё лицо, играя своими густыми седыми бровями, когда я понимала, что рассказ не клеится или уходит не в то русло. Доктор Разумовский присутствовал только во время первой беседы с Петром Карловичем и то, ушёл, не дослушав до конца. Я его понимала – не каждый день человек, на которого ты возлагал надежды, в которого вложил часть себя, на твоих глазах раскурочил свою жизнь, не оставив себе ни единого шанса на реанимацию. Если в смерти Барса я была не виновна, то в убийстве своей карьеры и будущего в медицине я была готова сознаться и признать свою вину, что я и делала, оставаясь наедине с самой собой, тихо рыдая в подушку.

К суду я знала ответы на все возможные и невозможные вопросы. Я ссылалась на шок, когда меня спрашивали, почему не вызвала скорую сразу. На вопросы об исчезновении Киссы уверенно отвечала, что понятия не имею, где моя ветреная сестра, утверждая, что после нашей очередной ссоры она ушла из дома, собрав вещи. Если бы копнули чуть усерднее, быстро узнали правду, но моё признание сделало своё дело. Я была точна и осторожна как на операции, ничего лишнего, всё по существу.

Ирбиса не было на суде, и за всё время он ни разу не появился. Именно его появления я боялась больше всего. Мне казалось, что стоит Ирбису заглянуть мне в глаза и он сразу всё поймёт и будет в ярости, в которой утопит всех виноватых. Но больше всего я боялась своего навязчивого желания рассказать ему правду. Только ему. Тет-а-тет. И захлебнуться ей вместе с ним. Меня останавливали слова Киссы, которая, судя по всему, знала Ирбиса гораздо лучше меня. С ней он никогда не церемонился и не притворялся, показывая своё истинное лицо.

В дни домашнего ареста, которого добился Пётр Карлович, я подолгу лежала на кровати в доме доктора Разумовского, сверля потолок, борясь с желанием позвонить Ирбису, чтобы принести свои соболезнования, и, что самое страшное, попытаться утешить, не ради прощения, в котором не нуждалась, я маниакально хотела облегчить его страдания, которые, я уверена, он стиснул глубоко внутри себя. Я почему-то была убеждена, что кроме меня некому это сделать, что он остался со своим горем один на один, и боялась, что не сможет справиться с ним.

Сидя в четырёх стенах, я умудрилась заболеть. Температура скакала как безумная, лекарства не помогали. Моя температура жила сама по себе, по крайней мере, я убедила в этом доктора Разумовского, который настаивал на моей госпитализации, когда увидел на градуснике почти тридцать девять. На самом деле она подскакивала каждый раз после моей тихой истерики в ванной. Накатить могло в любой момент, но особенно тяжело было после сна, когда я выныривала в реальность. Я могла часами сидеть на террасе, закутавшись в плед, в состоянии полусна. Будил меня Разумовский, проверяя своей ладонью температуру то на лбу, то на щеке, недоверчиво глядя мне в глаза, обязательно утаскивая с холода в тёплый дом, кормя очередной горстью таблеток, которые не помогали.

Меня оправдали. На последнем заседании суда я стояла накачанная какой-то безумной смесью препаратов, благодаря которой могла говорить связно. Тайком неоднократно просканировала зал, но так и не нашла нужных глаз. Под конец заседания температура скакнула и из зала я выходила при помощи доктора Разумовского, который уже на улице проверил мою температуру, прикоснувшись ко лбу губами. Первое время подобный жест казался мне недопустимым, но к этому моменту я к нему привыкла, убедившись, что это лишь проявление заботы, не больше.

Доктор был убеждён, что как только меня оправдают, мне должно стать легче, что во всём виноват стресс, но он ошибался. Лучше мне уже никогда не станет и тогда я была уверена, что знаю об этом только я, но на самом деле, был ещё один человек, убеждённый в этом.

В университете я взяла академ, с работы уволилась, уже точно зная, что путь в медицину для меня закрыт. Я себя дискредитировала, заявив на суде, что находилась в состоянии шока после нападения Барса, в результате чего не смогла оказать ему помощь и вызвать скорую сразу. Человек, который запаниковал и не смог трезво соображать в стрессовой ситуации, когда на кону жизнь человека, никогда не станет хорошим хирургом. Я точно знала, что даже если доучусь и получу диплом, на мне всегда останется это клеймо.

Обманывала доктора Разумовского, что мне нужно время, чтобы оправиться, отвергла все его предложения о новой работе. Я отрезала и выбрасывала часть своей жизни, глубже погружаясь в апатию. Из лучшей студентки медицинского университета я превратилась в пустое место. В моей голове прочнее укоренялась мысль исчезнуть, как и Кисса. Только куда? К отцу не хочу. Его наша с Киссой судьба давно не заботит. К Киссе ни в коем случае нельзя, пока жив Ирбис точно. Доктор Разумовский предлагал продолжить жить у него – я отказалась. Мне хотелось побыть одной. Только наедине с собой я могла быть честна и откровенна, и как только разрешили, я вернулась домой.

– Всё, хватит. – Строго произнёс доктор Разумовский, встав рядом со мной и столом, за которым я сидела.

Он пришёл рано утром, как и вчера, и позавчера, и поза-позавчера. В последнее время его визиты раздражали, слишком частыми они стали. Раньше всё своё время он посвящал медицине, теперь, судя по всему, её место заняла я.

– Вы правы. Теперь со спокойной душой можете идти. – Сидела, помешивая в чашке десятую ложку сахара, мне нравилось смотреть как он растворяется.

– Ника! – Я впервые слышала от него подобный тон, никогда раньше он не позволял себе повысить на кого-то голос. Рука дрогнула от неожиданности, сахар из одиннадцатой ложки рассыпался по столу. – Я договорился со своим другом в Германии, будешь доучиваться там.

– Нет. – Отмахнулась и продолжила своё маниакальное занятие, решив добавить сразу две ложки сахара.

– Немедленно прекрати! – Крикнул так, что вздрогнула и уронила ложку. Подняла взгляд на доктора, который строго смотрел на меня. – Это твой шанс. Очнись и начинай готовиться к переезду. На сборы у тебя два дня. Я уже купил нам билеты.

– Нам? – Удивилась настолько, что показалось, что температура снова подскочила, хотя несколько дней до этого держалась в пределах нормы.

– Да. Я продолжу свою работу там. – Ответил привычным тоном.

– Вы же говорили, что никогда не покинете Родину, что хотите вернуться в родную деревню.

– Говорил. Но я должен быть уверен, что с тобой всё будет в порядке. И пока у меня будут малейшие сомнения в этом, я буду рядом.

– Зачем вам это? – Решилась спросить прямо, не понимая его мотивов. Он и раньше для меня многое делал, но его помощь после ареста казалась чрезмерной, а временами невозможной. Разумовский навещал меня в любое время. Ему позволяли приносить любые продукты и вещи. Даже то, что в камере я постоянно была одна, казалось мне его заслугой. Под домашний арест меня отпустили без проблем, но будто под его поручительство. Я была ему благодарна, но искренне не понимала его желания помогать мне. – Вы и так скомпрометировали себя. Вы загубите свою карьеру.

– Ника, то, что я сделал за свою жизнь, навсегда останется со мной и этого никто и ничто не изменит и не отнимет. Моё имя могут вычеркнуть из учебников, но никто не сотрёт из памяти людей спасённые мной жизни.

– Вы не ответили на мой вопрос. – Спросила, заглядывая в его серые глаза снизу-вверх.

– Ты моя наследница, все свои знания я передам тебе. Ты продолжишь моё дело, и я со спокойной душой уйду на покой. – Он наконец сел напротив меня, раздражённо отодвинув сахарницу в сторону, вызвав моё недовольство.

– Найдите для этого кого-нибудь другого, не такого слабого. – Отвернулась, пряча за напускным безразличием слёзы, спрятав дрожащие руки под стол.

– Ты думаешь я слепой или тупой. Я слишком хорошо тебя знаю. Ты могла испугаться, но не настолько, чтобы перестать быть врачом. Ты попала в вену наркоману, напавшему на тебя, с первого раза и рука твоя не дрогнула. Поэтому прости, но в твою версию с шоком я не верил и не поверю. Ты бы не позволила умереть даже такому подонку как Барский, даже если бы ему удалось тебя изнасиловать. Не знаю точно, что произошло, но догадываюсь, что не обошлось без твоей сестры. – Я с испугом посмотрела в глаза доктора Разумовского, окончательно выдав себя. – Собирайся. – Произнёс и оставил меня наедине с новыми мыслями в голове.

Глава 21.

Я сидела в зале, глядя на место, где умер Барс, а именно Василий Барский. Его имя я узнала во время следственных мероприятий. Пока он был Барсом, было проще, прозвище отображало звериную суть, затеняя человеческую основу. Он был чьим-то сыном, братом, кто-то его любил. Кисса носит его ребёнка, которого Барс решил убить, а если учесть, что у Киссы отрицательный резус-фактор, её бы он искалечил. Чем ему так помешал этот ребёнок? Он мог его не признавать, мы бы с Киссой справились. Я уже неплохо зарабатывала, а после выпуска меня ждала карьера нейрохирурга. Барс сам виноват в том, что произошло, только почему же так паршиво? Откуда во мне появилось чувство, будто я действительно кого-то убила? Неужели за время расследования и суда, я настолько срослась с ложью, что поверила в неё. Или может это из-за отсутствия угрызений совести? Только откуда им взяться, если мне не в чем себя винить. Единственного виновника произошедшего уже похоронили.

Накануне сделала то, что долгое время запрещала себе – с помощью интернета нашла информацию о смерти Василия Барского. Читая некоторые репортажи, была готова поверить, что совершила жестокое безжалостное убийство. Мне приписывали связь с Барсом, извращаясь, как только можно, пытаясь придумать всё новые версии и причины, ради чего или из-за чего я могла его убить. Создавалось ощущение, что случайная смерть слишком банальна, или невозможна. Абсурдные истории никак меня не задевали, я знала правду. Самообладание я потеряла, натолкнувшись на видео с похорон, на кадрах которого моментально нашла взглядом Ирбиса. Он напоминал статую своей бледностью и неподвижностью, замершим на гробу пустым взглядом. Рука сама потянулась к телефону, чтобы позвонить и поговорить с ним, понять, могу ли рассказать ему всю правду. Я не хотела, чтобы он считал меня виноватой в смерти брата, даже косвенно, даже по неосторожности, была готова принять его гнев за мою ложь, всё что угодно, если Кисса не пострадает. Только в голове моментально всплыли воспоминания о парне с вывихнутыми пальцами. Телефон сразу отбросила в сторону, и чтобы соблазн не победил решила проветриться, как раз закончились жаропонижающие.

Аптека «24 часа» соседствовала с одноимённым круглосуточным магазином, в который я ходила за продуктами почти ночью, когда нормальные люди уже спали в своих постелях. Днём меня преследовало навязчивое ощущение, что окружающие странно смотрят, осуждающе и обвиняюще, поэтому я давно перестала выходить пока не стемнеет. Через несколько часов вылет, чемодан собран, загранпаспорт, сделанный Ирбисом, ждёт своего первого штампа. Всё готово, кроме меня самой. Последние часы в родных местах я решила не спать, вспоминая прожитые здесь годы. Мне казалось, что я не вернусь, а убедить себя в том, что это к лучшему не получалось. Вечерний воздух приятно заполнял лёгкие, голова не казалась тяжёлой, а мурашки неприятными. Возможно, Разумовский прав, увозя меня в другую страну, где всё будет новым и чужим. Я уезжала, надеясь обрести спокойствие и равновесие, которых в последнее время мне не хватало. На днях попробовала перечитать лекции, которые жадно записывала, стараясь не пропустить ни слова. Почерк у меня изрядно испортился, слова были больше похожи на непонятные каракули, которые разобрать могла только я. Мне казалось, что так я снова втянусь в то, что раньше полностью занимало мой мозг, было единственным, что интересовало. Меня хватило на одну страницу. Пытать себя не стала, закинув тетрадь в ящик ко всем остальным. Я больше не чувствовала желания быть врачом. Не говорила доктору Разумовскому, чтобы не добить разочарованием, но я согласилась на его предложение лишь для того, чтобы сменить обстановку. У меня было достаточно времени, чтобы понять, что пройдёт несколько лет, прежде чем я вернусь, и надеялась, что за это время многое изменится. Я смогу спокойно найти Киссу, познакомиться с её ребёнком, и даже, возможно, остаться, вернув всё, от чего вот-вот откажусь.

Рывок выдернул меня из размышлений, становившихся приятными. Я впечаталась в каменную мужскую грудь, лёгкие моментально наполнил знакомый запах с едкой примесью. Подняла голову и наткнулась на холод звериных глаз Ирбиса. Не сразу узнала его. Весь в чёрном, как одевался Барс, возможно, это была одежда брата на нём. Волосы всклокочены, на лице щетина, почти борода. Под глазами синяки, а сами глаза кажутся безумными и не человеческими. Из них пропала присутствовавшая раньше мягкость, которую заметила только сейчас, когда она исчезла, осталась лишь бездна ненависти. Мне хотелось его обнять, хотя уже понимала, зачем он пришёл. Послышался хруст, а за ним последовала боль. Это были его пальцы, больно сжавшие моё плечо так, что рука онемела. Я хотела заговорить, но голос пропал, передо мной был уже не человек, осталась только оболочка, а внутри – зверь, который вырвался на свободу, существо, о котором говорила Кисса, и которого он прятал от меня, сдерживаясь. Даже сквозь ткань тёплого платья чувствовала, жар, исходящий от его руки, которую он сжимал всё сильнее. Я скользила глазами по его лицу, пытаясь найти черты, способные успокоить меня, разубедить, что то, что видела в нём раньше, не было притворством, что всё это вообще когда-то было. Не нашла.

Я прервала зрительный контакт, опустив глаза, и это стало спусковым крючком. Ирбис ещё несколько секунд стоял неподвижно, а затем рывком поволок в сторону, где грубо опрокинул грудью на капот своей чёрной машины, зафиксировав точь-в-точь как в нашу первую встречу, задрав платье и сорвав трусы. Ирбис не проронил ни слова. Тишину разрывали звуки расстёгиваемого ремня и молнии, шелест одежды. Я не могла ни кричать, ни говорить, даже сопротивляться не могла, знала, что бесполезно – он подготовился, и ждал, выбрал место и время, в этих гаражах никого не бывает по ночам. Ирбис расставил мои ноги шире и толкнулся в меня резко и грубо, намеренно причиняя боль, заталкивая с силой член до основания. После первого же толчка я обмякла, разбилась, сдалась, не начав бороться, он даже отпустил мои руки, поняв, что сопротивления не последует. Ирбис вколачивался с ненавистью и озверением, а мой взгляд замер на циферблате подаренных им часов, это отвлекало от разрывающей боли внутри. Мне казалось, что я чувствую слишком много помимо боли. То, как кровь стекает по коже, как его одежда царапает её, как он проталкивается в меня каждый раз с трудом, как внутри всё распирает и будто обжигает, как усиливаются толчки, сильнее вбивая меня в металл автомобиля. И только стрелки часов, плавно плывущие по циферблату, не дают мне завопить от раздирающих чувств. Страшно уже не было. Ирбис вышиб из меня все чувства, опустошив. Я знала, это наказание за смерть брата, которое он выбрал для меня, и он только начал.

Резко выйдя, Ирбис стащил меня с капота за волосы, и затолкал на заднее сиденье машины, где сорвал с меня полностью всю одежду, и согнув мои ноги в коленях, прижал их к груди и снова ворвался, тараня болезненными толчками, как машина.

У меня не было слёз, на них просто не было сил, я смотрела в потолок, отгораживаясь от происходящего, принимая всю боль, сливаясь с ней, погружаясь в его ненависть и ярость, с которыми он вколачивался в меня. Ирбис не предохранялся, а это означало лишь одно – живой из-под него я не выберусь, и эта мысль утянула меня в темноту.

Я очнулась в незнакомой комнате, освещённой одной лампой, с трудом различала силуэты предметов в помещении. Низ живота ужасно тянуло, именно эта боль и вытолкнула меня из забвения. Я попыталась приподняться, но моментально встретилась взглядом с Ирбисом. Он стоял спиной к окну полностью обнажённый. Пристальный взгляд скользил по моему телу, будто нанося надрезы скальпелем, пока не замер на бёдрах, где была кровь. Я, отведя в сторону взгляд, рефлекторно прижала ноги к животу, преодолевая боль, пытаясь закрыться. Ирбис подошёл к кровати и равнодушно уложил меня в удобную ему позу, расположившись между широко разведённых им ног, снова врываясь, пока я снова уставилась в потолок, лишь бы не видеть его лица в этот момент.

– Я буду делать это пока ты не сдохнешь. – Нарушил тишину. – Барс хотел тебя, и он тебя получит.

Не знаю сколько это продолжалось. Время в комнате остановилось. Боль начинала казаться чем-то привычным и нормальным. Его проникновения я уже не чувствовала, как и движения в себе, все ощущения смешались. У меня почти получилось абстрагироваться, когда Ирбис в первый раз кончил в меня, сразу повалившись сверху, практически перекрыв доступ кислорода. Сперма кислотой растеклась внутри, усилив боль, вернув в реальность. Я слышала его тяжёлое дыхание, чувствуя облегчение, от того, что внутри больше нет распирающего чувства. Отдышавшись, Ирбис поднялся надо мной на одной руке, заставив второй повернуть на него взгляд, но я воспротивилась впервые за последние часы, не желая видеть и полностью осознавать происходящее. Мой протест, скорее всего его разъярил, потому что он решил продолжить свою пытку, только теперь медленно, возможно наслаждаясь моими мучениями.

В какой-то момент, когда я почувствовала, что силы покидают меня, сделала то, чего боялась – заглянула Кириллу в глаза. Не Ирбису, именно Кириллу Барскому, и он остановился. Последним, что я о нём запомнила, был его потерявшийся в моих глазах взгляд.

Мне снились доктора, пищащие приборы, суета и запах лекарств. Почему-то было противоестественно хорошо, и я хотела, чтобы это состояние длилось бесконечно. Мелькали отрывки фраз: «…большая кровопотеря…», «…тяжёлое…», «…переливание…», «…редкая группа…», «…выкарабкается…», «…больше на препаратах держать нельзя…», «…срочно увози…», «…никто не узнает…», «…время смерти ноль часов ноль минут».

Глава 22.

– Ты очень бледная. – Спустя затянувшееся молчание констатировал Виктор. – Покойники и те румянее тебя. Может скажешь, из-за чего тебя так рубит?

Чем больше он задаёт вопросов, тем сильнее хочется вернуться в глухомань, из которой он меня увёз, запереться в домике и не вылезать неделю, наслаждаясь одиночеством – состоянием, в котором мне больше всего комфортно. Мне бы радоваться, что вот-вот к жизни вернусь, но нет, прошлое стабильно напоминает о себе, терзая и без того расшатанную психику. Искоса посмотрела на Виктора, ждёт от меня ответа, а мог бы проявить деликатность, но ему будто нравится вот так, ткнуть наугад, и наблюдать будет больно или нет, а я уже давно сплошная рана, чуть затянувшаяся. Он ещё не знает, на что подписался, даже я сама не знаю, что от себя ожидать, хотя первые симптомы уже дали о себе знать. Мне стало плохо ещё в пути, а во время первой остановки на одной из заправок окончательно скрутило. Пока Виктор и его люди курили прямо рядом с машинами, в то время как их боязливо заправляли, причём боязливо не из-за возможности взрыва, а страха перед этими людьми, меня выворачивало наизнанку в туалете небольшого кафе при заправке. Ожидание, что мне станет лучше не реализовалось. Сон, который я увидела был слишком реальным, а машина, в которой меня везли неизвестно куда, не изменилась. Незнакомая обстановка нервировала, и я начинала чувствовать себя потерянной. Я отвыкла от длительных поездок на автомобиле, от общения с незнакомыми людьми, от наличия надежды, что всё ещё может быть в моей жизни так, как я когда-то задумала.

Виктор смотрит на меня, а мне нечего ему ответить, я из того не самого приятного туалета выходить не хотела, лишь бы его машину больше не видеть. Иногда я вспоминаю то, что забыла из той ночи. Сегодня это было ощущение, как меня вдавливают в холодный металл так, что дышать трудно, хочется отключиться, но сознание ясное, и я чувствую всё в полной мере: холод, боль, его движения внутри себя, каждое из которых сопровождается скрежетом часов о чёрную гладкую поверхность, мой глубокий выдох, когда он покинул моё тело. Только тогда я заблуждалась, он остался в нём навсегда.

– Просто укачало. – Виктор знал, что солгу. Мы оба понимали, что это глупая ложь: когда укачивает, человека не трясёт и он не находится в полуобморочном состоянии.

– Мы можем поехать медленнее. – Произнёс с издёвкой. Кажется я начинаю его ненавидеть, хотя это не так уж плохо – хоть какое-то эмоциональное разнообразие.

– Не надо. – Воспротивилась слишком резко. – Чем быстрее приедем, тем лучше. Далеко ещё?

– Далеко. – Ответил и улыбнулся. Затеянная им игра мне не нравилась.

– Это неправда. – Постаралась не поддаться, заставляя себя говорить ровно. Если он хочет чего-то добиться, то пока близок только к очередному приступу тошноты.

– Как и твой ответ мне. – Не знала, что взгляд может быть слишком пристальным. Не понимала, до этого момента. Причиной было моё нежелание рассказать Виктору правду о себе. В своей голове он додумывал возможные варианты и пытался подогнать под них моё поведение. Для него я была жертвой насилия. Только я не воспринимала себя так уже давно. То, что Ирбис сделал с моим телом – ничто, по сравнению с тем, что он сотворил с моей психикой, чувствами, отношением к жизни. Он раскурочил всё внутри меня и именно от этого я постоянно распадаюсь.

– Решили в психолога поиграть? – Огрызнулась, проверяя последующую реакцию.

– Клим большой любитель психологии, а я предпочитаю другие игры. Не спросишь, какие? – Я тоже накидала в голове возможные варианты об этих людях. Ни один из них не успокаивал и не пробуждал доверия к ним – не трогают, уже хорошо, задают вопросы – скоро перестанут.

– Я похожа на идиотку?

– Боишься нас?

Беседуя со мной в лесном домике, Виктор этого вопроса почему-то не задал, хотя я ждала, не зная, что отвечать. Зато теперь знала. Прошлась взглядом по Климу и Шмелю. Первый даже не пытался притвориться, что не слушает, неоднозначно поглядывая на меня, будто я по минному полю шагала, а у второго закончились сигареты и он нервно дышал, пытаясь делать вид, что ему всё равно, ну или обиделся после того, как я ему Кусю в руки сунула, когда в кафе со всех ног бежала.

– Нет. – Отвечала, поддержав зрительный контакт. Я уже знала, что толка от страха никакого, бесполезное чувство, только всё портящее.

– Меня?

– Нет.

– Думаешь не стоит? – Улыбнулся, будто забавную зверюшку увидел, с которой интересно играть.

– Думаю, что вы слишком самоуверенны.

– Неужели. – Произнёс заинтересованно, ухмыльнувшись, переглянувшись в зеркале с Климом. Его я тоже, похоже, ненавижу. Шмель в этой компашке самым нормальным кажется за счёт своей прямолинейности, он не постеснялся отматерить меня, возвращая, точнее швыряя, в меня Кусей, когда я вернулась к машине.

– Есть такой фильм «Патология». По сюжету молодые врачи-патологоанатомы играли в игру – убить так, чтобы никто не смог это раскрыть. Так вот, мы с сокурсниками недолго играли в лайтовую версию этой игры, ограничиваясь теорией.

– Почему недолго?

– Я была абсолютным чемпионом. Все быстро сдулись.

– А как же: «Человеческая жизнь священна»?

– Это непреложная истина, но она не отменяет того факта, что я могу сделать так, чтобы человека парализовало, или у него пропало зрение, слух или чувствительность, или ему постоянно казалось, что по телу бегают насекомые… могу и импотентом сделать. – На последних словах Шмель закашлялся, а Куся, которую этот звук потревожил во время дрёмы, недовольно шикнула. – Мне продолжать? У меня много забавных примеров, и я не буду отрицать, что не пробовала реализовать что-то из перечисленного на практике.

– Ну, удиви нас. Не плохо узнать, кого взял под опеку.

– Мой преподаватель анатомии, намеренно занижавший мои оценки, неделю жил с мыслью, что подхватил чуму. Этого времени мне было достаточно, чтобы сдать экзамен у его временной замены.

– Тебя не поймали?

– Он знал, что это была я, но доказать ничего бы не смог.

– Наверно ты была отличницей.

– Нет. И не надо пытаться узнать кто я. Не пытайтесь выяснить что-то о моём прошлом. Это бесполезная трата времени. Вы обещали мне новую жизнь и только поэтому я здесь.

– А наизнанку тебя выворачивает тоже поэтому? – Мне казалось, что эта тема закрыта, но недооценила настойчивость Виктора.

– Мне тяжело перестроиться. Слишком резкая перемена обстановки. И ещё у меня была психологическая травма… на которую наложилась вторая. Мне просто нужно время.

– Может тебе нужен хороший врач? Психолог.

Вот и настал момент моего нелюбимого вопроса. После всего произошедшего мне потребовалось много времени, чтобы принять, что сама я не справлюсь, но помощь специалиста, когда я к нему обратилась, только всё усугубила. Я общалась с ним онлайн, анонимно, но даже так не смогла быть полностью откровенна, рассказать всю правду.

– Мне нужна новая жизнь. И со временем я решу все свои проблемы.

– И кто из нас самоуверен? – Виктор приподнял бровь, демонстрируя своё отношение к моим глупым, по его мнению, словам.

– Вы. Я себя знаю, вы меня – нет.

– То же самое я могу сказать и о себе.

– Значит, мы с вами очень похожи. – Зрительный контакт начал меня раздражать, я явно проигрывала.

– Ты когда-нибудьубивала?

Вопрос, на который я никогда не смогу ответить честно. Последний раз, когда я соврала, поняв, что больше никогда не смогу сделать это ещё раз, был на итоговом заседании суда. Не думала, что когда-нибудь услышу его снова. Такие вопросы не задают просто так, в беседе или дружеском разговоре, и я надеялась избежать его в будущем.

– Я не стану отвечать, и не стану задавать встречный вопрос. – Не выдержала, отвела взгляд в сторону, рассматривая как за окном мелькают сосны, обрамляющие дорогу.

– Интересно надолго ли тебя хватит. – Услышала сухое после небольшой паузы.

Напрасно он думает, что я наивная простушка или хотя бы мало-мальски среднестатистическая девушка, которую он спасает. В моей голове всегда было много тараканов, она была ими переполнена. Потом пришло время и все они сдохли вместе с моими мечтами и планами. И меня это устраивало. Только я не учла, что тараканы крайне плодовиты и на место умерших пришло новое поколение, ещё не показавшее себя во все красе. Они росли, крепли, мутировали под воздействием моего сопротивления и нежелания жить. Да, я не хотела жить и одновременно не хотела признаться самой себе в этом желании нежелания. Если бы не доктор Разумовский я бы не выкарабкалась. Он умудрился вытащить меня не только с того света, но и из лап Ирбиса.

Глава 23.

Моя новая реальность началась с того, что я снова почувствовала боль, ту самую, распирающую, от того, что внутри твоего тела что-то инородное. С ужасом распахнула глаза, но рядом никого не было. Не сразу поняла, что боль в другом месте, из-за катетера. Я лежала на небольшой кровати, прикроватная тумбочка была заставлена лекарствами, рядом стояло медицинское оборудование, не последней модели, но хорошее. Сил подняться не было, да и не хотелось. Я осматривала очередную незнакомую комнату: деревянные стены и потолок, покрытые лаком, пол, судя по всему, тоже был деревянным, вся мебель из дерева, кругом одно дерево и это раздражало, свет раздражал, воздух чистый и свежий раздражал, то, что я жива раздражало. Собрав все силы, избавилась от катетера, только боль это не уняло. Осмотрела себя. На мне была простая белая сорочка, вены исколоты, кожа болезненно бледная. Хотелось в туалет, но даже от одной мысли становилось невыносимо больно, кажется, с катетером я поспешила. До меня плавно доходило, что я почему-то жива. По ощущениям и симптомам мне зашивали разрывы. В остальном тело было в порядке. Единственным, что я боялась осмотреть, были бёдра, ведь там должны быть синяки от его пальцев, которые он оставил, максимально широко раздвигая мои ноги, стискивая и сжимая, каждый раз, когда входил, вжимая меня в капот, сиденье машины, кровать, крутя и переворачивая как куклу. Я всхлипнула осознав, что произошедшее не было кошмарным сном, и мне придётся жить с этим дальше.

Рядом послышался тяжёлый вздох. Так вздыхал только один человек, каждый раз, когда понимал, что несмотря на то, что сделал всё возможное и даже больше, не смог помочь пациенту. Доктор Разумовский подошёл и обыденно проверил пульс. Не могла на него смотреть – он знал, что со мной произошло, а я не хотела жалости. Ничего не хотела.

– Всё заживёт. – Утешал он. Только это могло подействовать на его пациентов, но не на меня.

– Где мы? – Спросила, уставившись в потолок.

– В моих родных местах. – Ответил, присев на стул рядом.

– Почему здесь?

– Мне всегда здесь было хорошо. И тебе будет. Это место способно принести умиротворение.

– Или вечный покой.

– Его тоже. Но в твоём случае не скоро. Мой коллега тебя хорошо зашил. Порывался восстановить девственность.

– В смысле? Он… – Повернула голову на Разумовского, отметив, что выглядит он уставшим, будто не спал несколько ночей и это вполне могло быть правдой, если следил за моим состоянием пока я была в отключке.

– Доктор Клинский специфический человек, немного ненормальный, помешанный на женских половых органах.

– Не знала, что вы с психами дружите. – Снова отвернулась в потолок, надеясь, что доктор не станет допытываться о моём самочувствии или ещё о чём-нибудь.

– Может это не так уж плохо. – Не ожидала от него такое услышать. Мы оба понимали абсурдность подобной операции. Да и сексом я больше не собиралась заниматься. Никогда.

– Мне это не нужно. – Голос дрогнул, подкрались слёзы, жгущие глаза.

– Да. – Вздохнул тяжело, проведя рукой по лицу, будто пытаясь снять с него усталость. – Тебе нужно отдохнуть, только сначала поставим катетер обратно.

– Нет! Не надо. – Не хотела быть пациенткой, тем более человека, который думал обо мне как о сильном человеке с большим будущим. Понимала, что он всё видел, когда обрабатывал раны, но тогда я ничего не чувствовала и не знала.

– Тебе ещё рано обходиться без него.

– Нет. – Отрезала в последний раз, стиснув одеяло, отгораживаясь от его заботы.

– Хорошо. Я помогу тебе. – Попытался помочь мне подняться, но я отвела руку.

– Не надо. Я сама.

– Сама, так сама. Я в соседней комнате. – После этих слов поднялся, и наконец вышел, оставив меня наедине с моими мыслями.

Разумовский выглядел замученным и подавленным. Он всегда грустил о потерянных пациентах, но таким я видела его в первый раз. И от осознания того, что я испортила ему жизнь, становилось только хуже.

Мы были знакомы с момента моего поступления, но я не всегда была его фаворитом. Все студенты знали: доктор Разумовский всего себя посвятил медицине, ни жены, ни детей. Он жил на работе. Мог не спать сутками и проводить по несколько операций подряд, что никогда не сказывалось на результате. И только в год моего поступления решил посвятить себя ещё и преподавательской деятельности. Если бы не он, я бы бросила университет после первого курса. Мне казалось, что я бездарна, что в медицине мне делать нечего, сомневалась в себе. Вокруг были студенты умнее и талантливее меня, которые учились в специальных школах и не вылезали от репетиров, которые пришли учиться, уже зная всю программу первого курса. Я им проигрывала, чувствовала себя недостойной. Разумовский с самого начала выделял меня, причём не как лучшую студентку. На первом же экзамене завалил, отправив на пересдачу, а потом на ещё одну, пока я чуть ли не наизусть выучила его дисциплину. Даже тогда он казался недовольным. Перед второй сессией я умудрилась заснуть на его лекции.

– Добрый вечер. – Раздалось эхом по пустой аудитории, когда я подняла голову со стола, потирая лицо.

Я испуганно осмотрелась, в помещении было темно и пусто. Доктор Разумовский сидел за столом, изучая какие-то документы.

– Простите. – Хотелось провалиться под землю, ну или хотя бы на этаж ниже.

– Мне вы можете сказать простите, а вот пациентам это сделать будет проблематично. – На меня не смотрит, только интонацией показывает, что недоволен, я понимала его.

– Почему? – Принялась складывать свои записи и ручки, чтобы поскорее уйти, но то тетрадь падала, то ручка укатывалась, как специально.

– До того света сложно докричаться. – Произнёс будто неразумному ребёнку что-то объяснял, листая папку, а я застыла, уставившись на него, Разумовский будто меня в убийстве только что обвинил.

– Я же не на операции заснула. – Не оправдывала себя, издевательский тон Разумовского не нравился.

– Верно. Но важно само отношение и оценка своих сил. Если я понимаю, что не смогу простоять двенадцатичасовую операцию, я не стану её проводить, пока не буду уверен, что простою двадцатичетырёхчасовую.

– Простите ещё раз, это больше не повторится. – Я заторопилась собрать вещи, запихивая их в сумку, чтобы уйти.

– Вам стало скучно? Или это новый способ усвоения информации как в фильме «Большая перемена». У вашего путешествия в страну сновидений есть объяснение.

– Я работала ночью. – Оправдывалась, уже спускаясь по лестнице всё ближе к столу доктора, который так и не посмотрел в мою сторону, лишь бровями повёл.

– Кем?

– Продавцом в круглосуточном магазине. – Пришлось признаться, лишь бы не решил, что давлю на жалость. Остановилась, не решаясь уйти без разрешения.

– Что вам мешало устроиться в сфере близкой к медицине? – Теперь он переключился на толстый кожаный синий блокнот, делая в нём записи заковыристым почерком.

– Размер оплаты.

– Копите на последнюю модель телефона?

– Нет. Иногда людям просто нужны деньги.

– Тогда советую вам определиться, что для вас важнее: знания или деньги. Советую сделать это до экзаменов.

– Почему вы хотите моего отчисления?

Доктор наконец поднял на меня свой взгляд, устало вздохнув, а затем пододвинул документы, которые всё это время изучал.

– Какой диагноз вы бы поставили этому человеку?

Сначала я не решалась даже подойти к столу. Эта папка казалась мне сродни мине – одно неверное движение и всему конец. Глаза Разумовского через очки казались ледяными и колкими. Взять в руки папку так и не решилась, листая прямо на столе. Потом, находясь в состоянии похожем на панику, взяла документы в руки, листая то с начала, то с конца. Я с ужасом перечитала симптомы, просмотрела анализы несколько раз, и не могла найти ответ. Доктор не торопил, терпеливо ждал, пока я перебирала в голове всё, что знаю.

– Либо у него несколько болезней, либо ни одной. Сказать окончательно можно лишь пообщавшись с пациентом.

– Больше не приходите на мои лекции, – говорил доктор Разумовский, забирая у меня из рук листы, – в таком состоянии. – Закончил он после паузы. – На экзамене персонально для вас будет опрос по сегодняшней теме дополнительно к стандартному билету. И этот материал вам предстоит изучить самостоятельно. Я запретил присутствовавшим сегодня студентам давать вам записи лекций. Можете идти.

– До свидания. – Выдавила из себя, сдерживая подступающие слёзы, сбегая из аудитории и от навалившихся проблем.

Глава 24.

До экзаменов я находилась в каком-то непонятном состоянии. По ночам учила курс Разумовского, днём упорно делала вид, что не валюсь с ног. Бросить работу я не могла себе позволить. Понимая, что не справляюсь, начала пропускать лекции, подводя себя к грани отчисления. С Киссой были постоянно какие-то проблемы, она также как и я грешила прогулами, только в школе. Я понимала, что не выдерживаю этого бешеного темпа. Экзамены сдавала с трудом. Некоторые преподаватели, не скрывая, всем своим видом показывали, что я не достойна здесь находиться, возможно думая, что занимаю чьё-то место. Экзамен у Разумовского был последним, последний рывок перед летней передышкой.

– Вы хорошо подготовились. Гораздо лучше, чем по остальным предметам. Пациентов тоже выборочно лечить будете? – Произнёс Разумовский, рассматривая оценки, полученные мной по остальным предметам.

В аудитории была гробовая тишина. Студенты даже дышать полной грудью боялись на экзаменах этого человека. Он всегда знал у кого какое слабое место. Не жалел никого, даже тех, кто всё знал, но под его давлением терялся. По ним он проходился особенно, временами доводя до слёз. Списать у него было невозможно, за шпаргалки он выгонял с экзамена, прощаясь до переэкзаменовки или навсегда, было и такое. Я пришла на экзамен, уверенная, что пришла моя очередь. Абсолютно всё знать невозможно, особенно когда перед тобой человек, который является опровержением этого утверждения. От недосыпа и нервотрёпки подташнивало, а от издевательского тона Разумовского уже трясло. Я не понимала, чем снова недоволен этот человек. Сколько можно? Что ещё он от меня хочет? Я бы поняла, если бы он начал делать намёки или приставать, но его претензии не были ничем подпитаны. Разумовский тыкал меня как котёнка в лужу и самое паршивое возразить было нечем.

– За лето я подтяну свои знания. – В глаза ему не смотрела, берегла остатки нервной системы. Не смотря на всю свою подавленность боялась не сдержаться, и высказать ему всё, что думаю по поводу его персональной оценки моей личности.

– Это не ответ.

Три слова, а я уже готова психануть и вылететь из аудитории, не дожидаясь, когда он меня дожмёт, окончательно размазав.

– Что вы хотите услышать?

– Я хочу услышать слова будущего врача, хирурга. – Я молчала, совершенно его не понимая. Только слёзы обиды по щекам текли. Я выжала из себя всё, но ему снова было мало. – В клинике, где я работаю, будут набирать медсестёр. Конкурс огромный, требования высокие. Пройти этот отбор ваш последний шанс остаться в университете, если не придёте или не получите место, осенью можете не возвращаться. Как стимул для вас – зарплата у нас на порядок выше, чем вы сейчас зарабатываете.

– Я поступила в университет сама, никто за меня не просил. Учусь не хуже многих, но почему-то именно я не даю вам всем покоя. – Наконец подняла голову, натолкнувшись на взгляд, неизменно демонстрирующий превосходство над всеми.

– Лично мне не даёт покоя ваш потенциал, который вы гробите. Что касается других преподавателей, поясню специально для вас их стимул – на ваше место всегда можно взять того, за кого будут просить и платить. Жду вас в клинике, там и получите свою зачётку. Не получите работу, зачётка вам больше не понадобится.

Я не вскакивала со стула, на котором сидела, не говорила громких слов, не выражала недовольства. Я спокойно встала, и практически бесшумно вышла, аккуратно закрыв за собой дверь. Первым порывом было нажаловаться на Разумовского, на его предвзятое отношение. Он явно превышал свои полномочия. Обречённо выйдя из аудитории, медленно спускалась по лестнице, считая ступеньки. Сколько ещё я так выдержу, живя на пределе физических возможностей. Да, у меня есть небольшая передышка, но лето закончится и всё начнётся заново, требовать будут ещё больше, а времени и на учёбу, и на работу мне уже не будет хватать. Эту сессию я закрыла с натяжкой, следующая может стать последней, если всё продолжится в том же темпе.

Впервые в университете было тихо. Наш экзамен был самым последним в этом учебном году. Опустилась на ступеньки, прислонив лоб к коленям, стараясь глубоко дышать. Разумовский ведь не завалил меня… сразу. Отсрочил унижение, решив придать ему особо жестокую форму. Я почувствовала, как внутри разгорается злость. Её можно было направить против Разумовского, только я прекрасно понимала, насколько он был прав в своём утверждении о месте, которое я занимаю. Отдавать я его не собиралась. Без боя точно. Поэтому, первое, что я сделала, придя домой – легла спать, отключив будильник и телефон, заперевшись в комнате. Через двое суток, выспавшись, приведя себя в порядок, я начала готовиться к собеседованию.

Я пыталась найти информацию о том, как проводятся собеседования в этой клинике, но ничего не нашла. Даже на форумах никто не откликнулся на мой вопрос. Чуть позже узнала, почему. Первым, что я сделала, переступив порог клиники, которую называли «Белоснежная», было подписание соглашения о неразглашении всего, что происходит в этих стенах, с заоблачными суммами штрафов, при виде которых становилось плохо, некоторые человеческие органы гораздо дешевле. Претендентов было много. Здесь рассматривали кандидатуры всех желающих. Собеседование проходило в несколько этапов и уже на первом отсеяли восемьдесят процентов претендентов. Тест из тысячи медицинских вопросов я сдала с лёгкостью и мне казалось странным, что у кого-то с ним возникли трудности. Больше всего я боялась психологического теста. У меня с детства были небольшие проблемы, я всегда боялась, что кто-то узнает о моей небольшой проблеме с голосом, а также может счесть её большим недостатком. Оставалось надеяться, что с психологом этой клинике не повезло. Напрасно. Пришлось выложить всё напрямую.

Доктор ничего не записывал. Разговаривал спокойным голосом, создавая ощущение, что мы старые знакомые. Я прекрасно понимала, что это такой способ расположить к себе, и не обольщалась. Разговор начинал напоминать игру – кто кого переманипулирует. Я делала вид, что моя проблема меня не беспокоит, он – что в это искренне верит. Даже моя попытка отвлечься на его привлекательную внешность, чтобы не выдать своё напряжение, не помогла, пришлось отвечать на ворох вопросов, из которого я была обязана выбраться, скинуть с себя, чтобы пройти и этот этап.

– Ваши родители знали об этой проблеме?

– Мама знала.

– Отец?

– Нет.

– Ваша мама обращалась к специалистам?

– Да. Причину так и не выяснили.

– Лечение?

– Не помогло.

– Даже медикаментозное? – Он улыбнулся, прекрасно зная причину, по которой мне не помогли таблетки. Проницательный. Поглубже села в мягкое кожаное кресло, поёрзав, окончательно выдав себя.

– Хорошо. Да, я не пила таблетки. Мама была беспечна и отдала мне флакон вместе с инструкцией, которую я прочитала. Список побочных эффектов мне не понравился.

– Вам было семь.

В отличие от меня за время нашего разговора он ни разу не пошевелился, даже что он дышит было незаметно. Лишь глаза медленно закрывал и открывал, напоминая чем-то ленивца, только очень красивого, светловолосого с выраженными скулами и ярко очерченными губами, выделяющимися на светлой коже, будто он долго целовался перед нашей встречей.

– Даже семилетний ребёнок знает, что тошнота и рвота очень неприятны. – Мой ответ его позабавил, уголки губ дёрнулись, и он смутился, когда понял, что я заметила.

– Вы учитесь на врача. Ваши планы на своё будущее амбициозны. Вам не кажется, что эта ваша особенность может отразиться на выполнении обязанностей хирурга? – Наконец-то пошёл в атаку. Долго раскачивался.

– Не отразится.

– Почему вы так уверены? Что ещё вы не сказали?

– Голос пропадает, когда хочется кричать, звать на помощь, в моменты, когда в опасности нахожусь непосредственно я, когда что-то угрожает именно мне, а не окружающим.

– Интересно. Когда в последний раз вы теряли голос подобным образом?

– На выпускном, когда мой пьяный одноклассник зажал меня в одном из кабинетов.

– Чем всё закончилось?

– Я ударила его шпилькой в ногу и коленом в пах, после чего убежала.

– Ещё примеры.

– Когда однажды возвращалась из школы и за мной шёл подозрительный тип. Было темно, поблизости никого не было. Я ускоряла шаг – он тоже. Я потом резко рванула и пролезла в лаз в ограде. Убежала.

– Ещё.

– В лагере, когда мне устроили тёмную. Таких моментов было немного.

– Есть ли пример, когда угроза исходила не от человека?

– Голос пропадал если мне снился кошмар. Когда я просыпалась, говорить не могла.

– Как часто вам снятся кошмары?

– Давно не снятся, но я помню ощущение беспомощности и беззащитности.

– Что вам снилось?

– Не знаю.

– Ваш случай очень интересен, жаль, что вы не моя пациентка. Гипноз мог бы помочь вам вспомнить, если когда-нибудь решитесь, буду рад вас видеть.

– Что вспомнить?

– Причину, из-за которой ваше сознание воздвигло огромную стену без лазов и дверей.

– Гипноз прорубит ход в этой стене?

– Нет. Он её разрушит и то, что она сдерживает обрушится на вас вперемешку с обломками стены. Я бы мог предположить, что вы стали объектом сексуального насилия в детстве, но в ваших документах сказано, что вы девственница. Так что, если надумаете, моя кушетка в вашем распоряжении.

Я не воспользовалась его предложением. Доктор Стержнев умел расположить к себе, подтверждением этому было то, что уже через полчаса нахождения в клинике я от четырёх разных женщин слышала восхищённые речи о нём. Меня он тоже впечатлил, красотой, умом, проницательностью, а ещё напугал тем, что нашёл во мне, и в чём не смог разобраться. Но судя по тому, что этап собеседования с ним я прошла, он тоже не остался ко мне равнодушен и не оставил надежды затащить меня на свою кушетку.

Последний этап был самый сложный. Собеседование а-ля «один против всех». Страшно было представить, как они проводят отбор врачей, если на должность медсестры собеседуют всем высшим медицинским составом. Собрались главы всех отделений. Каждый задавал по несколько вопросов. И вроде всё складывалось благополучно, пока очередь не дошла до Разумовского. Всё время собеседования он молчал, ни на кого не смотрел, будто был не здесь. По скользкому столу он толкнул ко мне папку, которая больно ударилась своим жёстким краем о пальцы, практически впилась в них. Открыв её, я натолкнулась на знакомые листы.

– Я хочу слышать диагноз. – Так и не подняв на меня взгляд, покручивая в руках ручку.

Не знала я, какой поставить диагноз. Слишком мало информации. И вообще не понимала зачем медсестре ставить диагнозы. Меня никто не торопил, и я принялась внимательно вчитываться в каждый показатель. Мне уже было не столь важно получить это место, как доказать Разумовскому, что я не бездарность.

– Я не могу поставить диагноз. – Произнесла самой себе, но в глухой тишине услышали все. Доктор Разумовский нервно откинул ручку и поднял на меня разочарованный взгляд. – Не могу, потому что в этой папке анализы двух разных людей.

Кто-то из присутствовавших ухмыльнулся, кто-то поджал губы, кто-то еле заметно закивал, будто в такт музыке. На мои слова у всех была разная реакция.

– Собеседование окончено. – Произнёс Разумовский, взглядом указывая мне на дверь.

Потом так и не смогла вспомнить попрощалась я с присутствовавшими или тупо поднялась и вышла. Я была уверена в своём ответе, не могла ошибиться, только Разумовского снова что-то не устроило, и я хотела знать, что.

– На этот раз я не ошиблась. – Я стояла напротив стола в его кабинете, в который вошла без стука. Перед его глазами по-прежнему лежала эта несчастная папка, на которой было сосредоточено всё его внимание.

– За свою карьеру я ошибся лишь раз, – медленно произносил он, будто сдерживая боль, – когда не заметил чужой ошибки, а должен был.

– Вы потеряли пациента?

– Я поздно понял в чём дело. Время было упущено.

– Никто бы не заметил.

– Ты заметила.

– Со второго раза, после долгих раздумий.

– Я их тоже долго изучал, эти анализы, увлёкся мыслью, что это неординарный случай, а всё было на поверхности. Твой первый ответ был гораздо ближе к истине, чем все мои тогда.

Он достал зачётку из ящика стола и подтолкнул ко мне по глади стола. До меня не сразу дошло, что означал этот жест, это потом, вернувшись домой, я поняла, что получила свою первую пятёрку и прошла собеседование, но тогда в его кабинете мне было всё равно и на зачётку, и на работу. Мне хотелось сказать Разумовскому правильные слова, только их не существовало.

– Спасибо вам. – Произнесла на прощание. Он знал, что благодарю его за то, что он поделился со мной своей ошибкой, а на ошибках, как известно учатся. И все его слова, и претензии относительно меня стали логичны и понятны. Всё его недовольство мной трансформировалось в бесценный урок.

Разумовский мне лишь кивнул, убирая папку в стол, принявшись изучать гору новых.

Глава 25.

Первые дни, после того как проснулась, могла только лежать либо глядя в потолок, либо отвернувшись к стенке и рыдая, зарывшись в одеяло. Выползала из кровати лишь для того, чтобы дойти до туалета и обратно. Забота доктора Разумовского усугубляла моё состояние, даже не смотря на всю свою ненавязчивость и деликатность. Он подолгу уговаривал меня поесть или выйти на свежий воздух. А я не могла. Мне становилось страшно, и я выла в подушку от собственной немощности. Мне начинало казаться, что я боюсь абсолютно всего. Разумовский пытался успокоить меня тем, что для всех я мертва, никто не станет меня искать, а в этой глуши я в абсолютной безопасности. Говоря «глушь», он не преувеличивал. До ближайшей цивилизации в виде небольшой деревни было почти три километра пешком по лесу. Я становилась обузой не только для него, но и для самой себя. Во мне ничего не изменилось, но я почему-то не могла смотреть на себя в зеркало. Девушка, смотрящая на меня из отражения, была мне незнакома. У неё были мои волосы, моё тело, мои черты, но чем дольше я на неё смотрела, тем больше убеждалась, что я понятия не имею кто передо мной. На ней не было никаких серьёзных увечий, но она казалась мне изуродованной. Её грустный болезненный влажный взгляд вызывал жалость, а ещё я не хотела иметь с ней ничего общего. Я говорила ей: «Всё закончилось», – но она упорно мотала головой и мне хотелось надавать ей оплеух. А потом меня накрывало, молниеносно, прошибало так, что истерика могла длиться часами от осознания, что у нас с ней одно тело на двоих, что я заперта в ней и не могу вырваться, ведь я её не понимаю, её слабости не понимаю. У неё больше ничего не болит, на теле не осталось никаких следов, всё зажило, и она может продолжать жить дальше. После этого новая истерика не заставляла себя ждать.

Дальше?

А как это, «дальше»?

У этого тела может быть это самое «дальше»? Кому оно теперь принадлежит? Я часами могла лежать в постели, пытаясь найти ответы на эти вопросы. По крайней мере, мне казалось, что проходили часы. На самом деле я находилась в этом состоянии днями, пока Разумовский не обкалывал меня чем-то, погружающим в глубокий сон без сновидений, после которого я на время приходила в себя, становилась самой собой, могла спокойно разговаривать, есть, гулять, но не смотреть на себя в зеркало, которое упорно напоминало, что на самом деле всё по-прежнему плохо.

В очередной момент прозрения я сама попросила у доктора Разумовского таблетки. По его взгляду было понятно, что он против, но на утро после разговора белая пластмассовая баночка стояла у меня на тумбочке. Доктор оказался запасливее, чем я ожидала или моё поведение было столь предсказуемым, что он подготовился заранее. С её содержимым всё стало иначе. Еда снова обрела вкус, цвета стали ярче и жизнь не переставала радовать своим спокойствием. В голове за долгое время не было никаких грызущих мыслей, исчезло постоянное беспокойство, и этот дом, где всё было сделано из дерева, не раздражал. Главное было не пропускать очередной приём таблеток, чтобы не упустить состояние, в котором мне всё больше нравилось пребывать.

– Ты не должна их больше принимать. – Произнёс Разумовский, когда после ужина я собиралась принять очередную порцию моего личного счастья. – Давая их, не думал, что ты так крепко подсядешь. Я понимаю, что под их действием ты пребываешь в постоянной эйфории, но это обман, который тебе нравится принимать за истину. Ника, как будущий врач ты должна понимать, что ситуация вышла из-под твоего контроля.

– Вы разве видите в этой комнате будущего врача? Мы оба знаем, что будет, если я попытаюсь вернуться в медицину. Вы сами убедили меня в своё время, что я уникальна, что меня ждёт большое будущее, что я способна превзойти даже вас. Мне всегда будет мало быть рядовым специалистом, меня потянет на подвиги, и он узнает, что я жива.

– Возможно, к тому времени он изменится. Ты не видела, но на нём лица не было, когда ему сказали, что ты умерла. Он чуть душу не вышиб из Клинского за то, что тот не спас тебя.

– Просто хотел добить меня лично. Своим особым способом. Вот и всё. Не забывайте, что он собирался отправить меня к своему брату и выбрал для этого крайне оригинальный способ. Он готовился к этому моменту, терпеливо ждал, а когда время пришло исполнил всё, что задумал. Возможно, он решил растянуть свою пытку или ему понравилось трахать меня. Я помню его лицо, перед тем как… на нём не отразилось ни единой эмоции. Он жестокое, безжалостное животное.

– Он не знал правды.

– Я не понимаю, вы оправдываете его? Сейчас скажете, что знай он всю правду, то не поступил так со мной. Что ж, возможно. Тогда его жертвой стала бы беременная Кисса. Такой как он и ребёнка не пожалел. Не я сделала из него чудовище, которое решило совершить самосуд. С его связями он мог наказать меня иначе, законным способом. Если вы думаете, что он о чём-то спрашивал меня, пытался что-то выяснить, скажу, что он произнёс ровно два предложения, описывая мою дальнейшую судьбу. За время нашего знакомства он доказал, что всегда держит слово.

– Сделай небольшой перерыв, прочувствуй разницу с таблетками и без них. – Произнёс Разумовский и вышел из кухни, потупив взгляд в пол. Так он делал, когда ему крайне что-то не нравилось и он понимал, что бессилен.

Я решила доказать Разумовскому, что без таблеток ничего не изменится, я не перестану быть новой собой. И первые дни это было действительно так, пока в одну из ночей я не смогла уснуть. У меня из головы не выходил наш последний разговор с доктором. Именно последний, ведь он не разговаривал со мной уже больше недели, что поначалу мне даже нравилось. Я спокойно могла погружаться глубоко в себя и переставать пытаться выкарабкаться из своего состояния. Только как несостоявшийся врач я понимала, что уже одной ногой в психушке. Мне снова пришлось реанимировать себя, только единственное, что я могла, это заставлять себя есть, ходить, перестать носить одну и ту же одежду, делать вид, что читаю книги. Быть подобием человека у меня получалось плохо. Я лежала в своей кровати, глядя в потолок, а слова доктора разъедали мой мозг своей навязчивостью. Я хотела узнать, что не узнаю уже никогда. Мне вдруг стало важно, что было бы, расскажи я своему палачу правду. Ведь можно было спрятать Киссу и после этого поговорить с ним. Для меня в худшем случае исход был приблизительно тем же. А для Киссы и её ребёнка? От мыслей голова начинала раскалываться. Рука сама потянулась в сторону тумбочки, где стояли таблетки.

Я оделась потеплее и впервые вышла за порог в одиночестве. Мне был нужен воздух. Много воздуха. Весь, что есть в этом лесу, чтобы выветрить из головы итоговую мысль, что возможно это я сделала из Кирилла насильника и стала первой жертвой проснувшегося в нём чудовища. Впервые в своих мыслях назвала его снова по имени. До этого дня несколько месяцев он был для меня мерзким животным. Я понимала, что мыслю трезво впервые за долгое время и мне больно от осознания того, что я возможно натворила. Информация о том, что Кирилла в своё время подозревали в похищении и изнасиловании трёх девушек, и что это действительно может быть правдой, тем более после того, как он продемонстрировал на что способен, не была для меня доказательством его вины, я не поверила в неё тогда, и что самое страшное до сих пор не верила. Больше поехать крышей невозможно, чем не верить в виновность этого человека, думая о нём, как о своей жертве.

С неба, сквозь густые кроны деревьев посыпались первые в этом году снежинки. Я стояла, подставив им лицо, чтобы не чувствовать слёз. Я никогда не узнаю наверняка, что было бы если. Я поступила так, как посчитала нужным, а он… Кирилл принял своё решение, вынес вердикт не разобравшись. Его намерение убить меня было твёрдым и обдуманным. Он не колебался ни секунды перед тем, как привести свой приговор в исполнение. Не я породила в нём эту темноту. Да, возможно, я её разбудила, но лучше я, чем Кисса.

Я всё стояла и стояла, пока доктор Разумовский не утянул меня в дом.

– Ты что? Тебе ни в коем случае нельзя сейчас заболеть. Ты толком не окрепла. – Ругал, стряхивая с меня снег прямо на пол прихожей.

– Вы тоже считаете, что я сама виновата в том, что со мной произошло?

– Тоже? – Доктор замер, глядя с беспокойством.

– Да, я только что пришла к такому выводу.

– Ника, я же просил тебя больше не пить таблетки. С ними ты совсем себя потеряешь.

– Я не пью их больше недели. Так что скажете?

– Чтобы поставить точный диагноз недостаточно знать один симптом. Необходимо собрать анамнез. Совсем мозги растеряла. Иди спать и не задавай мне больше глупых вопросов. – Недовольно толкнул в сторону моей спальни, после чего скрылся в своей комнате.

Той ночью я не спала. Я приняла решение выкарабкаться, чтобы найти ответ и навсегда обрести в нём покой, каким бы он ни был.

Глава 26.

Я сидела на краю дивана в гостиной дома, в который меня привезли. Соглашаясь уехать с Виктором, я не думала, что он примет решение поселить меня у себя. Я вообще старалась не думать, чтобы не слететь с катушек, и не выставить себя в очередной раз ненормальной. В моём представлении у меня было отдельное жильё, принадлежащее ему или съёмное, но никак не его дом, где я стану гостьей. Ещё на входе я осознала, что в случае чего выбраться отсюда будет проблематично: высоченный забор, охрана с собаками по всему периметру, система видеонаблюдения, датчики движения и ещё куча наворотов, в которых я не разбираюсь. Особенно впечатлили собаки разных пород, которые смотрели на меня как на потенциальную добычу. Куся смело шипела на моих руках, приводя их в замешательство. Охрана на входе порывалась меня досмотреть, в результате чего я рефлекторно начала искать пути бегства, крепче прижимая к себе кошку. Виктор попросил Клима проводить меня в дом, а сам остался, как я поняла, на беседу с охраной, которая, судя по его тяжёлому взгляду, будет не из приятных. Клим оставил меня одну, буркнув «располагайся», как только я переступила порог. Не стала ни включать свет, ни пытаться изучить дом, ни убеждать себя, что не хочу сбежать. Пока эти стены напоминали ловушку, в которую я добровольно угодила. Зато Куся моментально почувствовала себя как дома, выскользнув из моих рук, и куда-то умчавшись. Наглое создание.

– Почему сидишь без света? – Послышался недовольный голос хозяина дома.

– Мне так больше нравится.

– Глупый детский ответ. – Виктор подошёл ближе и, взяв со стола пульт, включил свет. Комната моментально стала просторнее и дружелюбнее. – Так-то лучше. Чем недовольна? – Спросил неожиданно, вызвав неподдельную реакцию удивления, смешанного с замешательством.

– Я не недовольна. Это ведь ваш дом. Вы здесь живёте. Зачем привезли меня именно сюда?

Виктор сел на противоположном краю дивана, бросив пульт рядом с собой, облокотившись спиной на спинку, и запрокинув голову с закрытыми глазами назад.

– Я обещал тебе безопасность и защиту. А по причине того, что ты ничего не рассказываешь ни о себе, ни о своём обидчике, здесь для тебя самое надёжное место.

– Надёжное, по-вашему, это когда ни войти, ни выйти, под полным вашим контролем и в полном вашем распоряжении? – Я нервно косилась на Виктора, не решаясь смотреть прямо, скрывая своё напряжение. Ситуация становилась тревожной в чужих стенах, где я совсем одна, теперь наедине не только со своими страхами, но и неизвестностью.

Виктор усмехнулся на мои слова.

– Поздно ты спохватилась с вопросами. Скажу честно, что пока ехали, мысленно примерил тебя на свою жизнь. Ты не подошла.

– Слишком много задвигов?

– Нет. Дело не в этом. Мне шестьдесят, а тебе года двадцать два, двадцать три, не больше. Тебя хочется защищать и оберегать, а не трахать. Для последнего, при желании, у меня будет коллекция женщин по три на каждый день недели. – Виктор устало потёр лицо руками. Забыла, что из нас двоих большую часть пути спала только я. – Пожалуй, достаточно информации на сегодня, ты устала. Можешь выбрать любую спальню на втором этаже, кроме самой дальней, это моя, и отдохнуть. Готовить, как я понимаю, умеешь. Составь список продуктов и всего необходимого, Шмель завтра всё привезёт. Тебе придётся потерпеть несколько дней и не выходить за пределы этих стен, пока меня не будет.

– Вы думаете, что так мне будет проще привыкнуть? – Пыталась нащупать его истинные мотивы, рассматривая мужественный профиль, который за время поездки стал чуть грубее из-за появившейся щетины.

– Нет, я хотел пригласить тебя позже, когда решу все свои проблемы. – Виктор повернулся ко мне, приняв нормальное положение для разговора, поняв, что я не отстану. – В день нашей первой встречи приехал познакомиться с гениальной санитаркой и поблагодарить, сделав щедрое предложение. Клим рассказал, что у тебя проблемы, что кто-то обидел тебя, напустил тумана, заинтересовал, ещё до нашего знакомства я решил взять тебя под своё крыло. По моему плану после нашего знакомства ты должна была дождаться, когда я решу все свои вопросы, переехать в квартиру, специально купленную для тебя, и после того, как твой обидчик был наказан, навсегда забыть и о нём, и о нас, получив достаточную сумму, чтобы начать жизнь заново. Тогда на улице я не понял, что жду именно тебя, а должен был. Твоя реакция на незнакомые машины была говорящей, я бы даже сказал кричащей. После десятиминутного ожидания я спросил у Клима как ты выглядишь. Его описание наложилось на твою реакцию, сложившись в единый образ, который мне не понравился. Мы должны были уехать в тот же день. И уехали бы, если бы мои опасения насчёт тебя не подтвердились. Я понимал, что ты испугалась и исчезла. Следующим шагом в таких ситуациях является бегство. На работе ты так и не появилась, телефон не отвечал, в доме, где была зарегистрирована, ты никогда не жила и никто не знал, где тебя найти. Я всё больше убеждался, что не уеду без тебя. Ты не испугалась незнакомых вооружённых людей, не побоялась давать обещания Климу, растерялась, но не испугалась незнакомца в своём доме, но ты пришла в ужас от вида незнакомых машин. У тебя очень говорящие глаза. В них слишком много боли и страха для такого хрупкого существа как ты. У тебя сильный стержень, но кто-то его погнул и теперь ты не можешь принимать правильные решения относительно своей жизни. Ты не ошиблась, когда решила, что мы собирались увезти тебя силой. Мне не понять, почему ты не хочешь всё рассказать?

– Один человек уже замарал из-за меня руки в крови. Больше я этого не допущу. Мой преподаватель научил меня не совершать одни и те же ошибки дважды. Вы правы, я устала и должна выспаться. Если можно, распорядитесь, чтобы меня не будили. Я могу проспать несколько дней.

– Хорошо.

– Какие инструкции у ваших людей насчёт меня на случай, если вы не вернётесь? – Боялась спросить, но должна была.

– О тебе позаботится мой наследник.

Мне снился новый год. Спрятанная от мира, я жила без календаря. Мне с избытком хватало часов на руке, которые я никак не могла снять. Поэтому информация о наступлении праздника удивила меня. Доктор Разумовский с особой осторожностью ненавязчиво постарался намекнуть, что неплохо бы отметить.

К тому времени я уже спокойно смотрела на себя в зеркало. За прошедшие месяцы я набрала потерянный вес, на лице появились пухлые щёки и румянец. Я хотела перемен. Любых. Пусть даже во внешности. Чтобы занять руки и мозг экспериментировала с макияжем, превращая себя то в леди вамп, то в готическую женщину. Рассматривая набор косметики, выпрошенный у Разумовского, вспоминала детство, когда мы с Киссой добрались до маминой косметички и перепробовали всю её на себе. На лице Киссы я изобразила кошачью мордочку, она визжала от восторга. Нам тогда было весело. Нас потом, конечно, наказали, но это того стоило. Разумовский не одобрял моего нового увлечения, безуспешно продолжая уговаривать сесть за учебники, практически силой впихивая в меня знания при малейшем поводе. Я сопротивлялась. Иногда демонстративно затыкала уши или отобрав очередную книгу бросала её в печь. Тогда доктор пошёл ва-банк, заменив обычные учебники на редкие издания. Жечь их рука не поднималась. Только вот Разумовского я начинала ненавидеть за его настойчивость. Потом я вспомнила, что он хирург, настоящий, истинный, прирождённый и моё упорство развито не так хорошо, как у него. Приходилось делать вид, что слушаю и понимаю его, лишь бы отстал ненадолго. Делать вид получалось неважно, ведь я не просто всё понимала, а моментально запоминала. Ещё никогда мой мозг не работал так хорошо. Я сопротивлялась знаниям, которые усваивались против своей воли, но даже в те редкие моменты, когда Разумовского не было рядом и царила полная тишина, в моей голове бесконечно проходили лекции.

Я начала проводить меньше времени в стенах дома, старалась не попадаться на глаза доктору, практически ломая себя, заставляла мозг думать о чём угодно только не о медицине. Моим другом стал самоучитель немецкого. Увидев его, вспомнила, что могла сейчас находиться в Германии, работать и учиться. Только Ирбис нашёл бы меня и там. Доктор Разумовский ошибался, думая, что со временем Барский изменится. Теперь точно нет. По ночам, пытаясь избежать очередного сновидения, где он терзает моё тело, а я позволяю это делать, пыталась найти путь развития событий, при котором смогу вернуться обратно. Проигрывала в голове множество вариантов, одним из которых была встреча с Ирбисом. Сколько должно пройти времени? Поговорить с ним лично, по телефону, или написать письмо? Что сказать? Продолжить врать или рассказать всю правду? Что от него ожидать в результате? Какой вердикт он вынесет мне в этом случае? Ради шанса вернуться к прежней жизни я была готова пережить свой кошмар снова или не жить вовсе. И как только во мне зарождались зачатки смелости, я вспоминала, что есть ещё Кисса и её ребёнок. Врать я больше никогда и никому не хотела, а у чистой правды были тяжёлые побочные эффекты.

Погрузившись в себя, упустила момент, поздно поняв, что доктор Разумовский исчез. За всё время нашего пребывания в этой глуши он не уезжал дольше, чем на пару дней, а прошло уже три. Связи с ним у меня никакой не было, а где его искать я понятия не имела. Именно в этот момент поняла, насколько беспомощна, поняла, что разучилась самостоятельности, а ещё насколько мне страшно даже представить себя снова среди людей, где я могу натолкнуться на Ирбиса. Я не осознавала степени своего страха именно до этого момента. Не знаю почему мой разум так сработал, но он решил, что ему просто необходимо перечитать все книги и учебники, всю медицинскую литературу в доме. Только это занятие успокаивало меня, не давая поддаться отчаянию.

Меня вырвал в реальность хруст снега за окнами. Мозг сразу выдал множество вариантов кто это может быть. И сразу же в несколько раз больше вариантов развития событий. Я замерла сидя на полу с книгой, уставившись на дверь. Шаги перестали быть хрустящими и теперь издавали характерный стук и скрип от давления на паркет, становясь всё громче. Мой взгляд остановился на одной точке. Дверь медленно открылась и в комнату вошёл доктор Разумовский, а я наконец выдохнула всё напряжение, которое скопилось за время его отсутствия. Книга выпала из рук, когда я встала, чтобы подойти к нему и крепко обнять и не отпускать, пока не осознаю, что он реальный, а не галлюцинация и я не сошла с ума.

– Расскажете, где вы пропадали? – Начала разговор, заваривая горячий чай.

Доктор неодобрительно рассматривал бардак, который образовался за время его отсутствия, в виде разбросанных повсюду книг. А потом резко переменился в лице, хитро ухмыльнувшись.

– Неужели всё прочитала? Значит, нужно почаще пропадать.

– Не надо! – Восприняла его шутку всерьёз и запаниковала.

– Спокойнее. Я сам не знал, что так задержусь. Я был в столице.

Я застыла, стоя спиной к собеседнику, ожидая продолжения рассказа.

– Он уехал. В Америку.

– По-вашему меня должна обрадовать эта новость? – Спросила так и не двигаясь, сразу поняв о ком он говорит.

– Да. Хотя бы потому, что он точно не ищет тебя. Никто не ищет.

Я услышала не то, что пытался донести до меня Разумовский. Мой мозг зацепился задругое.

– Ирбис искал меня? Искал даже после того, как ему отдали мой прах? – Спросила резко обернувшись.

– Да. Но не потому, что не поверил в твою смерть, а потому, что отрицал её. Его место в городе занял другой человек, поэтому скорее всего вернётся он не скоро.

– Не имеет значения, где он сейчас или где сейчас я. – Я села за стол, поставив чашки перед доктором и собой. – Только то, где мы будем, когда встретимся.

– Почему ты так уверена, что ваша встреча состоится?

– Она неизбежна. У меня было достаточно времени, чтобы всё обдумать. Так больше не может продолжаться. Не хочу возвращаться в реальный мир, но это необходимо. Если не сделаю это сейчас, когда во мне есть подобие решимости, то вряд ли отважусь снова.

– Вот и отлично. До нового года осталась пара дней, можно выбраться за покупками. – Доктор радостно потёр ладонями, хитро прищурив глаза.

– Как пара дней? – Зачем-то посмотрела в окно, будто там должна неоновыми цифрами светиться дата.

– Вот так. – Доктор весело развёл руками. – Завтра и приступим к изучению местности.

Я сидела под наряженной ёлкой рассматривая ей снизу вверх. Из глаз неконтролируемо и непрерывно текли слёзы, которыми были обкапаны все игрушки и ветки дерева. Доктор ко мне уже не подходил и оставил попытки накормить таблетками. Понимала, если проглочу хоть одну, просижу на них до конца своих дней. Уж лучше в лапы к Ирбису.

Мы действительно выбрались к людям. Поначалу всё было стандартно. Я боялась, что буду шарахаться от каждого незнакомца, но ничего подобного не произошло. Я была Никой, ходящей по магазину, набирающей в корзину продукты для праздничного стола. Всё крайне стандартно. Застыла у полок с конфетами. Именно те, что приглянулись мне, стояли на самой верхней полке. Потянулась на носочках, чтобы достать, но ничего не получалось.

– Давайте помогу. – Послышалось за спиной, и чьё-то массивное тело соприкоснулось с моим в движении вверх к моей цели.

В голове будто сработал какой-то тумблер. В ушах появился шум, перед глазами чёткое изображение рассыпалось на множество разноцветных точек. Я инстинктивно ухватилась за одну из полок, чтобы не упасть. Я ещё не понимала, что со мной происходит. Первый раз из множества последующих. Руки незнакомца легли мне на плечи, возможно он что-то говорил, спрашивал, но я уже не соображала, испытывая на себе острые грани нового состояния. От чужих прикосновений тело начало колотить и страх подпитывал это состояние. Я не отключилась, но и будто в сознании не была. Пришла в себя, когда доктор Разумовский плеснул мне в лицо ледяную воду из-под крана в уборной магазина. Он смотрел на меня, а я на нас обоих в зеркало. Такими бледными, какой в тот момент была я, бывают только покойники. Он молчал, и я молчала. Оба знали медицину и понимали, что только что со мной произошло. И не нужны были никакие дополнительные проверки и исследования.

Окончательно расклеилась и расплакалась я уже в доме, наряжая ёлку. Мне нужно было что-то делать, занять себя, чтобы не потянуло на самоубийство. Невыносимая мысль насколько много Ирбис во мне после себя оставил, насколько раскурочил, вызывала тошноту. Внутри меня поселилось то, что я не могла контролировать. Невидимые шрамы, оставленные Ирбисом глубоко внутри, заявили о себе, отняв последнюю надежду на нормальную жизнь.

Глава 27.

– Шеф, третьи сутки пошли. Вы сами запретили к ней приближаться и прикасаться. Как я узнаю всё ли с ней в порядке? – Шмель с кем-то нервно разговаривал по телефону. Если исходить из того, что у него скорее всего один шеф и это Виктор, отчитывался он именно ему в своей вечно недовольной всем манере. – Вроде дышит. Да нет же, точно дышит. Но трое суток в одном положении. Вы же сами мне потом голову снесёте. Понял. Всё понял.

Ловко выхватила телефон у растерявшегося Шмеля и решила тоже отчитаться.

– Чтобы он не понял это уже не требуется. – Решила общаться сразу без церемоний и услышала в трубке довольный хмык.

– Шмель очень переживал за свою жизнь. – Усталость из голоса Виктора не ушла, на заднем фоне слышался какой-то шум и лязг, будто работало много механизмов.

– Шмелю я могу посоветовать хорошие таблеточки, избавляющие от тревожных состояний. Вы же достанете ему на них рецепт? – Посмотрела на недовольного Шмеля, откровенно демонстрирующего своё недовольство. Набычился и даже зубами скрипнул. Человек даже не пытался скрыть, что моя компания ему не в радость, точнее то, что ему приходится быть при мне, а не решать какие-нибудь важные мужские вопросы. Даже показалось, что он недоволен тем, что я всё-таки жива, и из-за этого со мной придётся возиться дальше, выполняя распоряжение Царя.

– Судя по голосу сон пошёл тебе на пользу.

– Мне да, а вот Шмелю нет. Признайтесь честно, вы его наказали за какой-то страшный проступок?

В трубке снова раздалось что-то похожее на довольный хмык. Я даже представила как Виктор сейчас улыбается. Только Шмелю было совсем не до веселья. Он то мрачнел, то насупливался, то смотрел так, будто выбирал способ как убрать меня.

– Хорошо, что ты такая бодрая. Может тебе повезёт, и ты хорошо получишься на фото.

– Каких фото? – Моментально напряглась. Я давно удалила все свои социальные сети и все свои немногочисленные фотографии вместе с ними, ещё во время следственных мероприятий. Новых я заводить не собиралась, это слишком опасно.

– Фото на твой новый паспорт. Шмель вызовет фотографа, так что подготовься.

– Конечно. – Уже с меньшим энтузиазмом говорила в трубку, понимая, что снова выставила себя ненормальной.

– Ника. – Виктор сделал паузу, которая затягивалась.

– Да?

– Тебе больше нечего бояться. Начинай привыкать к этой мысли.

– Прямо сейчас и начну.

Невежливо сбросила вызов, не попрощавшись. Слишком тяжело даётся адаптация. Вернула телефон Шмелю, который смотрел на меня с непонятным выражением лица. Возможно, он слышал часть разговора или весь разговор, динамик у этого телефона громкий, и сделал какие-то свои выводы обо мне. Плевать. Большинство людей Виктора уже знают, что он привёз в свой дом какую-то ненормальную. Времени перетереть эту тему у них было предостаточно, а если учесть эффект сломанного телефона, то велика вероятность, что часть из них думает, что я сбежала из психушки. Пока я занималась самокопанием, Шмель продолжал неподвижно стоять, недовольно сопя. Ему бы исправить искривление носовой перегородки, но с его образом жизни боюсь эффект будет недолгим.

– Ты не видел Кусю? – Решила разрядить тишину, сменить тему и позлить Шмеля ещё больше.

– Она где-то в доме. – Недовольно пробубнил. – Пока ты спала, она травила собак, когда они были в вольерах. Пришлось её изолировать. – Шмель забрал телефон со стола, убрав в задний карман брюк, попутно отхлебнув из большой кружки, судя по запаху, кофе.

– Я надеюсь ты позаботился, чтобы условия заточения были комфортными?

– Это как? – Озадачился мой собеседник.

– Я о еде и туалете.

– С этим всё в норме. Я купил всё по твоему списку кроме краски для волос.

– Не нашёл нужный оттенок? – Решила подтрунить над ним.

– Царь не одобрил.

– Даже так. – Вырвались мысли с языка. – Ему не понравился цвет?

– Это у него сама спросишь, когда он вернётся. – Шмель залпом допил содержимое кружки и, бросив на меня взгляд полный раздражения, вышел из дома.

Составленный мной список был не так уж и велик. Состоял из предметов первой необходимости для меня и для Куси. Я твёрдо решила изменить внешность, выбрала для этого оттенок «платиновый блондин», который должен был идеально подойти к моим серо-голубым глазам и светлому цвету кожи. Мои тёмно-каштановые волосы должны были стать жертвой перемен. Контроль Виктора в этом вопросе стал неприятной неожиданностью и темой для обстоятельного разговора.

– Вы не хотели бы стать моделью?

Что может быть банальнее этого предложения, которое прозвучало от обещанного мне фотографа. Процесс создания фото на паспорт я представляла несколько иначе, а именно: села, замерла, не моргая, и вуаля. Даниил, он же фотограф, который со своей внешностью сам легко мог стать моделью, нижнего белья так точно, имел иное представление, отличное от моего и большинства граждан страны. Я действительно села, но замереть мне никто не давал. Я уже полчаса по миллиметру меняла положение головы, чтобы свет правильно упал, и кожа и волосы выглядели как на обложке глянцевого журнала. Этот человек не признавал фотошоп, поэтому процесс затянулся. Теперь мне казалось, что Даниил послан Виктором уже мне в наказание. Он постоянно хмурил свои идеальные тёмные брови над такими же идеальными карими глазами, когда я отвлекалась от процесса, погружаясь в свои мысли. Когда он не мог выразить своего крайнего недовольства, из-за присутствия Шмеля, прочищавшего горло, с характерным звуком каждый раз, когда ему казалось, что Даниил позволяет себе лишнее в общении со мной, фотограф запускал свои длинные ухоженные пальцы в густые каштановые волосы, задирая голову к потолку, а затем тяжело выдыхая возвращался к работе. За последний год, когда я смотрела на таких красивых, привлекательных, я бы даже сказала притягательных мужчин как он, постоянно спрашивала себя: смогла бы я снова кого-то подпустить к себе, позволить прикоснуться, заняться сексом? Где-то в течении полугода эти мысли заканчивались слезами. Мысленно мне казалось, что нет ничего страшного в том, чтобы попробовать, но на деле всё заканчивалось очередной внутренней катастрофой. Даниил замер, пристально глядя на меня, будто пытаясь примагнитить моё внимание, и я вспомнила, что должна смотреть в камеру. А ведь когда-то я мечтала стать моделью, профессиональной, все говорили, что данные у меня есть, и половину своей сознательной жизни я провела в уверенности, что именно так и будет, и только теперь осознала, насколько это не моё – тратить своё время ради одного удачного снимка. – У вас очень фотогеничное лицо и красота необычная, я бы сказал редкая, но меня не покидает ощущение, что я вас будто уже видел на обложке журнала. Я почти уверен, что она была выполнена в стиле ретро.

Я мельком взглянула на Шмеля, который, к моему счастью, не обращал внимания на наш разговор отдавая предпочтение информации в своём телефоне. Если бы здесь присутствовали Виктор или Клим они уже уцепились за слова Даниила. Нет, я никогда не участвовала в фотосессиях для глянцевых журналов. Этот мир перестал быть мне интересен после смерти мамы, на которую мы с Киссой были похожи. Когда нас видели втроём непременно кто-нибудь упоминал клонирование. Мы действительно напоминали одного и того же человека в разных возрастах. Мама была удивительно красива и её портрет действительно украсил одну из фотовыставок много лет назад. Его даже напечатали в одном из журналов, но не на обложке, а как иллюстрацию к рецензии. Именно об этом сейчас говорил Даниил и я надеялась, что он не вспомнит и не ляпнет про то фото. Невовремя поняла, что у Киссы вся лента была заполнена её селфи. Была пара фото и со мной. По возможности обязательно нужно будет проверить её странички.

– Я не люблю фотографироваться. Моих фото вы нигде не могли видеть. Возможно, с кем-то путаете. У меня довольно стандартная внешность, таких, как я довольно много. Меня постоянно с кем-то путают.

Даниил странно ухмыльнулся, я бы даже сказала по-злодейски, обнажив свои идеально ровные зубы, уверена в юношестве носил скобки, сама прошла через это. В последнее время всё больше не люблю людей, которые смотрят так, будто что-то обо мне знают. Как назло, за последние недели их список постоянно пополняется, а моя нервная система сильнее расшатывается. Вот и фотограф, не на прямую, из-за фотоаппарата, выглядывает, рассматривая, будто пытаясь просканировать насквозь. Если бы он действительно мог увидеть мою внутреннюю сущность, она бы ему не понравилась. Там истощённая, бледная, замученная самой собой девушка, постоянно плачущая и трясущаяся, та самая, которую я видела в зеркале первые дни после того, как очнулась.

– Вашей внешности можно подобрать много определений, но назвать её стандартной в моём понимании непрофессионально. И я ещё не встречал похожих на вас девушек.

На стала упоминать, что на этой планете есть как минимум ещё одна такая же как я.

Когда всё было готово Даниил гордо продемонстрировал мне результат. Вопреки ожиданиям он не предоставил мне право выбора, а показал одно единственное фото, которое, по его мнению, было самым удачным. На нём я увидела себя из прошлого, где мама была жива, мы с Киссой были настоящими сёстрами, делящимися друг с другом всеми секретами, где я мечтаю пойти по стопам мамы, а Кисса стать дизайнером-модельером, где на моём лице нет тяжести потери и груза лжи со всеми их последствиями.

– Вижу, что понравилось. Я в этой стране лучший. Моя модель сама Миссис. Так что можешь смело завидовать самой себе.

– Миссис? – Уточнила не ослышалась ли я.

– Неужели никогда не слышала? О ней вся столица говорит. Журналы рвут на части, к счастью, лишь фигурально. Вы с ней составили бы отличный тандем её свет и твоя тьма, её лёд и твой огонь. Обе загадочные и недостижимые, призраки самих себя. Два цветка на могиле карьеры других моделей.

– Столица? Ты сказал столица?

– Да. Здесь любят обсуждать звёзд. А она сейчас самая яркая.

В этот момент я поняла, насколько глупо было не спросить куда меня повезут. Если бы узнала сразу никакими силами меня сюда не затащили. Я вернулась домой.

Глава 28.

– Шмель говорит, что ты ничего не ешь. – Умеет Виктор передать свои эмоции интонациями. Сейчас, например, он недоволен. Крайне. И, возможно, зол. Был бы здесь уже запихивал еду силой или капельницей.

Прошло два дня с момента как я узнала, где нахожусь и именно с этого момента в меня ничего не лезет, а лишь выворачивает наизнанку от малейшей попытки что-то съесть. Голова трещит по швам от бесконечных мыслей, главная из которых – в городе ли Ирбис. Никогда ещё так сильно меня не тянуло попытаться узнать о его местонахождении. Меня сдерживает лишь факт, что стоит попытаться залезть в интернет хоть с одного устройства в этом доме, даже с собственного ноутбука или телефона и об этом станет известно Виктору, как и о том, что я буду искать. Он только и ждёт, когда я проколюсь хоть на чём-то.

– Акклиматизация проходит тяжело. – Я тоже умею играть интонациями, особенно когда хочу отделаться от неугодного собеседника. Поэтому дала понять, что не особо жажду беседовать.

– Неужели. – Понятно, ни букве не поверил. Ну и чёрт с ним.

Психанула и сбросила вызов, отшвырнув телефон Шмеля на край кровати. Ещё и он дико раздражает своей персоной. Моя личная нянька, хотя нет, надзиратель. Всегда где-то рядом. Хотя, когда он покидает дом становится неспокойно и нервозно.

– Я устала и буду спать. – Намекнула, что ему пора на выход из комнаты, в которой обосновалась.

– А что мне сказать Царю, когда он перезвонит? – Ещё один крайне недовольный мной человек.

– Что у меня ПМС. – До Шмеля долго доходило сказанное мной, а потом, когда дошло, он мысленно меня расчленил. Не в первый раз и не в последний. Травануть его что ли. Чтобы перестал за мной везде таскаться. Нет. Лучше он, с ним уже привычно.

– А сама не могла сказать? – Попытался наехать на меня. Интересно, он действительно передаст мои слова?

– Запамятовала. Побочный эффект ПМС. – Чем чаще произношу эти три буквы, тем больше закипает Шмель, удивительно, как они на него действуют, похлеще отборного русского мата.

Дальше последовал то ли мат, то ли жаргон и надзиратель покинул мою комнату, не забыв хлопнуть дверью.

Надо выбираться отсюда или найти способ узнать, где сейчас Ирбис. Чёёёрт! Я же покойница. Если встречу хоть одного знакомого пойдёт цепная реакция. Куся неторопливо заползла мне на руки и растянулась поперёк меня, начав мурчать. Шлялась где-то несколько дней, и видно соскучилась, ну или просто хочет отоспаться на ком-нибудь тёплом. Иногда я ей завидую. Никаких проблем, панических атак, срывов, истерик и страхов. Пофигизм и спокойствие.

Поглаживая мягкую шёрстку, продумывала возможные варианты развития событий. Первый: при первой же возможности сбежать из-под опеки Виктора. У меня остался ещё один паспорт, о котором, я очень надеюсь, ему неизвестно. Тогда у меня будет шанс исчезнуть, затеряться снова в какой-нибудь глуши, без надежды на возможность вернуться в медицину. Только теперь это для меня шаг назад. Второй: рассказать всё Виктору, и будь что будет. Только захочет ли мой благодетель продолжать меня спасать, узнав всю правду. Да и не готова я открыться хоть кому-то. Единственный, кто знает обо мне всё от и до – доктор Разумовский. Я открылась ему, когда эмоции, запертые внутри начали меня разъедать, отравляя, а я начинала сходить с ума от бесконечных мыслей о прошлом и настоящем. Будущего я для себя не видела, думая, что так и проживу в лесу вдали от людей.

– Что это? – Спросила доктора Разумовского, разглядывая небольшой сверкающий, как заледеневшая на морозе снежная корка, белый свёрток, перевязанный белой атласной лентой, который он положил ко мне на колени. Мы ждали наступления нового года, устроившись в креслах рядом друг с другом, подготовив бокалы и шампанское.

После инцидента в магазине я кое-как пришла в себя, принявшись изучать своё состояние с научной точки зрения, изучая литературу, подбирая психолога, к которому можно будет обратиться. В тот момент я делала это не ради себя, а доктора Разумовского, который многим пожертвовал, чтобы я жила, чтобы у меня было будущее. Только из благодарности к нему я не имела права сдаться, была обязана побороться за саму себя, и ту часть жизни доктора, которую он отдал мне.

Приближался новый год, и доктор положил мне на колени подарок, хотя мы договорились, что празднование ограничится парой бокалов шампанского и стандартным столом. И всё. Мне нечего подарить ему в ответ и так на полном его содержании.

– Это будущее. Открой.

Заинтригованная доктором развязала ленту, упаковка сама разошлась, и я смогла рассмотреть, что она скрывала. Три паспорта на девушек приблизительно одного возраста со мной и внешне схожих со мной же. Один паспорт был как новенький, не удивительно, с даты его выдачи не прошло и полугода. Два других были немного потрёпаны, им было несколько лет.

– Они настоящие. – Начал пояснять доктор, заметив мою озадаченность. – Паспорта. Девушек, кому принадлежали документы, нет в живых и об этом никто не знает. У них нет родственников, которые могли бы их искать и все они издалека. Ты не сможешь отсиживаться здесь вечно. Мы оба это понимаем. Физически ты абсолютно здорова. Что касается твоего психического состояния, здесь помочь тебе может либо хороший профессионал, либо ты сама. Когда-то ты поразила меня, превзойдя всех, кому с лёгкостью давались дисциплины, неожиданно обойдя их своим упорством и стремлением. Оперировала, когда я не мог и делала это виртуозно. Я верю, что именно ты продолжишь моё дело.

– Как?

– Гениально. – Разумовский пожал плечами, добродушно улыбнувшись.

– Я никогда не спрашивала…

– И не надо. – Так же добродушно прервал меня доктор, поняв о чём я хочу узнать, не первый день, а всё то время, что мы с ним знакомы. Знакомы не в том смысле, что знаем как друг друга зовут, а как личности.

Зачем? Зачем он делает всё это для меня? Что во мне такого особенного? Никогда я не считала себя гением или выдающимся специалистом. Даже не случись со мной всего произошедшего, я бы стала отличным хирургом, но никаких новых методик или открытий не изобрела и не сделала. Разумовский же был уверен в моих исключительных качествах и большом будущем. Какой из меня теперь хирург, если я людей не переношу, прикасаться к ним не могу и их прикосновений не терплю. Малейший стресс превращает меня в растрескивающуюся статую. А на таблетках, которые купируют симптомы, я сидеть не хочу.

– А вы? Что будет с вами?

– Ты же знаешь, что оперировать я больше не могу. Тремор в руках появляется всё чаще, скоро станет хроническим. Кто-то решил, что мне достаточно стоять у операционного стола. Если бы ты не взяла инструменты в руки вместо меня, моя карьера закончилась гораздо раньше. Ты моё продолжение во всём. Я так захотел. Эгоистично и безусловно. Когда будешь готова, уедешь, а я останусь здесь, у себя дома, ждать, когда вернёшься, чтобы признать мою правоту.

Я не могла с ним согласиться, радостно сказать, что всё так и будет, что я возьму себя в руки, и со всем справлюсь. Но и портить праздник не хотела. Поэтому искренне улыбнулась человеку, который стал мне роднее, чем отец, которого, по сути, заменил, и ничего не просил взамен кроме одного – чтобы я не сдавалась.

Проснулась от стука в дверь. Если не отвечу после третьей попытки Шмеля он зайдёт без разрешения. Это наблюдение получило подтверждение методом проб и ошибок. Наше общение носит специфический характер: я в основном его посылаю во все возможные стороны – мои посылы игнорируются. Похоже у этого человека приказ, который он тщательно исполняет. Только зачем мне постоянный сопровождающий или наблюдающий внутри стен этого дома непонятно, как и то, почему именно он.

– Сейчас. – Недовольно пробубнила себе под нос, пытаясь вынырнуть из сна. Посмотрела на часы в телефоне. Снова проспала почти сутки. И что им всем от меня надо? Просила же не будить, даже если не подаю признаков жизни. Довольная жизнью Куся растянулась на соседней половине кровати и подсматривает за мной в щёлки глаз. Она ещё может нежиться, а мне вот придётся встать, хотя бы для того, чтобы всё-таки травануть Шмеля. Здесь хорошая аптечка, можно поимпровизировать.

Открыла дверь, забыв, что чтобы встретиться глазами со Шмелём голову нужно высоко поднять. Я ждала, когда он заговорит, но тот упорно молчал. Я недовольно скрестила руки на груди, демонстрируя, что вся во внимании, и тот наконец-то заговорил:

– К тебе гостья.

Глава 29.

Мне показалось, что я всё ещё сплю. Уж кого-кого, а гостей в этом доме у меня точно быть не может.

– Повтори. – Решила удостовериться, что не ослышалась.

– К тебе гостья. Ждёт внизу. – «Ждёт внизу» было произнесено с интонацией «припёрлась». До этого момента, я была уверена, что Шмеля раздражаю своим существованием только я, но нет, кто-то успешно одним своим появлением вывел его из себя.

– А! – Осенило меня. – Виктор кого-то ко мне пригласил. – Озвучила свою догадку. Фотографа же мне привезли на дом, как продукты. Вот и теперь я решила, что это очередной специалист для реализации моей новой жизни.

– Нет. Она сама пришла. – Недовольно проворчал Шмель, а на его лице отразилась вселенская тоска по нормальной жизни. Похоже быть ему наказанным до конца его или моих дней за этот визит, ведь судя по его недовольству, с Виктором он не согласован. – Может попросишь выпроводить её? У тебя же этот… ну, как его. В общем ты меня поняла.

– Мне уже лучше. Сейчас спущусь. – Захлопнула дверь перед лицом надзирателя, решив поторопиться.

Любопытство присуще не только кошкам. А в условиях изоляции желание перемены обстановки обострилось. Спустилась в гостиную приведя себя в более-менее приемлемое состояние. Мешки и синяки под глазами качественно спрятать не получилось, зато румяна хорошо легли, натурально. Волосы собрала в хаотичный пучок на макушке. С одеждой мудрить не стала, надела джинсы и голубой свитшот. Вроде похожа на нормального человека.

В гостиной никого не нашла. Осмотревшись по сторонам, уловила звуки, доносящиеся с кухни. Пройдя туда, увидела, как там хозяйничает симпатичная блондинка с очень аппетитными формами и тонкой талией, которые красиво подчёркивало изящное коралловое платье. Она что-то раскладывала по тарелкам из бумажных пакетов и пахло это изумительно. Мне нравилось за ней наблюдать, смотреть со стороны на обычную жизнь с домашними заботами. Блондинка обернулась в мою сторону и замерла с тарелками в руках, немного растерявшись.

– Привет. – Начала я. Общение с кем-то кроме Шмеля и Куси мне будет полезно, особенно с женщиной. А эта мне понравилась. Веяло от неё теплотой и уютом, особенно в сочетании с пирогами.

– Привет. Меня зовут Стелла. Можно просто Элла.

– Ника.

– А я знаю. – Она наконец поставила тарелки на столешницу и присела на один из стульев. – Я жена Клима. Не удержалась, не дождалась его возвращения, и решила сама с тобой познакомиться.

Я опустилась на стул напротив неё. Странно всё это. Визит её, реакция на него Шмеля, и его внезапное исчезновение с её появлением, когда приезжал фотограф он не отходил от меня ни на шаг, его тень запечатлена на моей фотографии. Стелла аккуратно рассматривала меня, добродушно улыбаясь, пока я обмозговывала ситуацию. Еда, расставленная на столе, манила своими запахами, отвлекая. Элла проследила за моим взглядом и скромно улыбнулась чуть шире, обнажив белоснежные зубки.

– Тебя подослали накормить меня? – Высказала одно из предположений. Элла вправе на меня за него обидеться, но лучше сразу напрямую.

– Что ты! Это только моя инициатива. Да, я готовила для тебя, но ещё мне нужен был повод, чтобы попасть сюда. Виктор дал распоряжение никого не пускать на территорию, пока его нет. Меня бы, конечно, и без пирожков пустили, слова против жены Клима Давлатова не сказали, но вот для мужа мне нужен весомый повод, оправдывающий мой визит.

– Он что, домашний тиран?

– Нет. – Засмеялась Элла. – Клим для меня лучший в мире муж. Просто ты гостья Виктора, а я вроде нарушила его запрет и мужа не предупредила.

– В общем, теперь будут проблемы либо у тебя, Клима и Шмеля, либо у Клима и Шмеля, либо только у Шмеля.

Стелла задорно рассмеялась. Вот ни за что бы не поверила, что она и Клим – муж и жена. Вот реальное олицетворение того, что противоположности притягиваются. Она такая домашняя, нежная, рассудительная и мне кажется озорная, а он… Он Клим – татуированный мужик, прямолинейный, жёсткий и вряд ли способный на нежность, с которой нужно обращаться со Стеллой.

– А Клим говорил, что ты мрачная.

– Неужели. – Язвительно улыбнулась. Её слова не стали для меня открытием, ничего другого от выводов Клима я не ожидала.

– Ой. Ты только не обижайся. Он очень прямолинейный. Ему так комфортно жить.

– А тебе комфортно с ним жить?

– Я всегда мечтала, что рядом со мной будет заботливый, честный человек. Клим именно такой. Не без недостатков, но все мы неидеальны.

– Ладно, допустим гнева мужа ты не боишься, а как же гнев Виктора?

– За жену отвечает муж, а с ним-то я слажу. – Ответила и покраснела. Сразу стало понятно, как она с ним слаживать будет.

– Так почему ты решила со мной познакомиться? – Продолжила разговор, принюхиваясь к пирогам, пытаясь понять, какой с чем. Лишь бы не попасть на начинку с грибами, моя самая нелюбимая, да и шампиньоны мне противопоказаны.

– Ты моего брата спасла.

Я пригляделась к лицу Стеллы, и поняла, о чём она говорит. Парень с черепно-мозговой – её брат. У них обоих глаза одинаковые, один – зелёный, другой – голубой, только у её брата наоборот. Можно было сразу догадаться, только голова шлаком всяким забита уже который день. Находились бы мы с ней сейчас в больнице, я в роли врача, она – родственника пациента, то нашла что сказать. Только обстоятельства не те и коронное «это моя работа» не прокатит.

– Я рада, что смогла ему помочь. Как его состояние?

– Отлично, идёт на поправку. Врачи обещают, что скоро отпустят домой. Он уже давно просится. Уверена, Илья тоже захочет с тобой познакомиться и лично поблагодарить, когда узнает, что Виктор привёз тебя в город.

– Не уверена, что останусь здесь надолго. Не говори ему пока ничего.

– Почему? – Глаза Эллы расширились от удивления, а они у неё и без того огромные.

– Обстоятельства. – Элла поняла, что я не собираюсь развивать эту тему и переключила разговор на отстраненные темы.

За полчаса общения с ней я узнала, что замужем она почти десять лет, что Клим замечательный муж, и что у них пятеро детей. Эта цифра не перестала меня впечатлять, даже когда Стелла уточнила, что дважды рожала близнецов. За её болтовнёй я не заметила, как съела четыре пирога, а вместо привычной тошноты появилось чувство приятной сытости.

– Мы с детьми на днях собираемся прогуляться по торговому центру. – Произнесла Стелла уже у выхода. Её визит не продлился больше часа, но за это время я морально отдохнула и отвлеклась. – Может присоединишься к нам? Правда, сначала придётся пережить покупки в детских отделах, зато потом, пока дети будут в игровой, мы сможем пройтись по женским отделам.

– Виктор просил не покидать пределы этих стен до его возвращения. – Не знала, как помягче ей отказать, чтобы не обидеть.

– Вот и отлично, они как раз планируют вернуться завтра, в крайнем случае послезавтра. Я запишу тебе свой номер телефона. Как определишься, позвони. Буду рада. – Стелла торопливо записала свой номер в блокноте и отдала листок мне, после чего приветливо помахав рукой, прошла к воротам, где забралась на заднее сиденье огромного внедорожника, в котором было как минимум два охранника, и уехала в сопровождении ещё двух машин. А я-то ломала голову, почему ей не с кем пройтись по магазинам.

Только после того, как Стелла ушла, а я размечталась о прогулке по торговому центру, слегка приземлила свои желания. Слишком много проблем нарисовалось в моей голове. Я могу встретить знакомых. Или запаниковать. Или у меня банально не хватит денег, чтобы купить хоть что-то. Опять же Виктор просто может не выпустить меня или выставить какой-нибудь ультиматум, хотя за ним подобного ещё не наблюдалось. А самое вероятное – меня просто уже здесь не будет. Голова снова затрещала от хаотичности мыслей, но спать больше нельзя. Чтобы переключиться, я принялась штудировать любимые форумы врачей. Это очень отвлекает и расслабляет, а ещё я чувствую себя частью их огромного мира, где моё мнение интересно другим профессионалам, где никто не знает, что я практически самозванка без диплома. Так и просидела до поздней ночи, а разбудил меня звук подъехавшей машины. Проигнорировав шум, закуталась посильнее в одеяло, потревожив придавившую его Кусю, на улице ещё темно, а значит можно ещё поспать и оставить проблемы в покое до утра.

Глава 30.

– Ты в моём доме и должна соблюдать определённые правила.

Не было приветствия, стандартных вопросов, вообще никаких вопросов, ничего, с чего обычно начинается утро нормального человека. Виктор дождался, когда я высуну нос из комнаты и, не закончив свой завтрак, пригласил на разговор в кабинет. Сразу видно продумал его и подготовился, подобрал нужный тон и выражение лица. Ха! И ещё раз «ХА!». Этим меня не проймёшь. Виктор может сколько угодно смотреть на меня своим тяжёлым взглядом, приправляя его рассудительным тоном, я для себя уже всё решила.

– Я пленница? – Приняла открытую позу, положив руки на подлокотники стула, обитого тёмно-коричневой кожей. Кабинет Виктора был мрачноват, слишком много тёмных тонов, кроме бумаги больше ничего белого цвета, и мне казалось, что это не случайно.

– Нет. – Он не стал заморачиваться, и положил руки, сцепленные в замок на стол, чуть наклонившись вперёд, пытаясь меня подавить.

– Значит, я могу уйти? – Я была настроена серьёзно, даже вещи так и не распаковала, чтобы не задерживаться если что.

– Нет.

– Значит, пленница.

– Ты представления не имеешь, что такое плен. И затеяла очень плохую игру.

– Плохая, потому что не нравится вам?

– Поэтому тоже.

– Я не просила вас привозить меня в свой дом. Если не устраивает моё поведение лучше отпустите.

– Нет. – Снова пресёк мои потуги. Я была готова спорить с ним до последнего, но его категоричность даже шанса не давала на проявление воли. – Есть короткий путь и твой. Короткий – рассказать мне всё, и когда твоя проблема будет устранена сможешь уйти.

Услышав слово «устранена», я лишь помотала головой.

– Зачем его защищаешь? Чего этим добиваешься?

– Никто не должен из-за меня пострадать.

– Рано или поздно это случится. Ты ведь отсюда, из этого города. – Виктор озвучил свои выводы, сменив положение, скрестив руки на груди.

– Так вот для чего был цирк с фотографом. Ищете способ разговорить меня. – Мне казалось, что я достаточно ясно объяснила, что не хочу, чтобы кто-то копался в моём прошлом. Понимание, что Виктор не остановится, начало укореняться в моём сознании, желание уехать как можно скорее, усилилось.

– Уже нет. Это бесполезно. Распознавать и расшифровывать тебя через твои эмоции гораздо эффективнее.

– Много расшифровали? – Я не сразу заметила, что изо всех сил сжимаю ручки кресла, зато Виктор моментально обратил внимание, приправив его многозначительным взглядом. Я моментально разжала пальцы, но было уже поздно, я выдала своё напряжение.

– Мне всегда будет недостаточно, пока не узнаю всей правды. Твоих отпечатков нет ни в одной базе, значит, ты чиста перед законом. Нет никого похожего на тебя в базе пропавших без вести и криминальных сводках. Поиск по медицинским университетам тоже ничего не дал.

– Я просила не пытаться узнать информацию обо мне.

– Разве я сказал, что выполню твою просьбу?

– Это нечестно. Вы обещали создать мне новую жизнь, и я согласилась поехать с вами на этих условиях, а вы пытаетесь реанимировать старую. – Внутри всё закипало, больше от того, что я прокололась, чем от настойчивости Виктора.

– Что-то не заметно, что тебе эта новая жизнь нужна.

– Нужна.

– Трудно создавать новую жизнь в городе, где обитает призрак старой.

– Я не говорила, что жила здесь. – Последняя жалкая попытка, обречённая на провал.

– Это уже не требуется. Ты ведь уже подумала о том, что будет, когда столкнёшься с ним лоб в лоб.

– Лобовое столкновение. – Мне потребовалось время, чтобы продолжить свою мысль. Виктор ждал, откинувшись на спинку своего кресла, слегка покачиваясь в нём. – Я много думаю о встрече с ним. Давно начала это делать. Задолго до знакомства с вами. Боюсь каждой клеткой тела, но давно и упорно прививаю себе мысль, что это неизбежно и необходимо мне. Мой организм отторгает подобную возможность, сейчас я не готова и не знаю, когда буду и буду ли.

– Хочешь с ним поговорить? Я могу это организовать, обеспечив твою безопасность.

– Для меня нет человека опаснее, чем я сама. Но я пытаюсь это изменить и новая личность будет кстати.

– Тогда тебе не составит труда соблюдать небольшие правила этого дома. Это поможет тебе перестать чувствовать себя пленницей. Я говорил о своём возрасте, это не просто прошедшее время, мои годы – это нажитый опыт. Я совершал много ошибок, и потерял обоих своих сыновей, когда думал, что достаточно знаю о жизни, почувствовав неуязвимость. – Виктор не стал прятать от меня взгляд, в котором отразилась боль, с которой он живёт.

– Мне жаль.

– Я не был им настоящим отцом, и тем тяжелее груз ответственности за совершенные ими поступки. Они не стали хорошими людьми, как мечтал я, с того самого момента, как узнал, что стану отцом. Пытаясь стать достойными мне сыновьями, они погрязли в том, из чего я выбирался долгие годы. В итоге мои сыновья стали теми, кого я без сожаления и мук совести уничтожал. Все их грехи мои на сто процентов и мне с ними жить. Больше я не хочу ошибаться. Я взял на себя ответственность за тебя. Пусть против твоей воли. Так будет, пока я не увижу, что ты можешь адекватно мыслить и поступать. Пока тебе придётся смириться с тотальным контролем и научиться послушанию.

– По-вашему, я похожа на человека, способного на преступление? – Было жестоко и неуместно ставить себя в сравнение с его сыновьями, но мне не хотелось, чтобы Виктор проводил между нами параллели и проецировал на меня их ошибки.

– Не знаю. Я понимаю, что твоя психика раскурочена и твоё поведение во многом ведомо больной её частью, которая преобладает. Но есть и здоровая, которую ты оберегаешь. Я хочу, чтобы ты включала её как можно чаще.

– Вы сердитесь на меня?

– Я не сержусь. Когда я сердился, был далеко отсюда. О чём ты думала, когда без моего разрешения познакомилась с Эллой?

Его вопрос удивил. Я даже предположить не могла, что именно это больше всего не понравилось Виктору. Ведь это было безобидное знакомство, причём с женой человека, которому он доверяет. К тому же, у всего есть границы, в том числе и его желания контролировать мою жизнь.

– Мне нужно разрешение на подобное? Особенно в этих стенах, где у меня есть личный надзиратель. – Пока я медленно выходила из себя, теряя контроль, Виктор обрёл спокойствие, которое лишь усугубляло моё состояние.

– Ты должна была понять, что я не просто так изолировал тебя. Я предупреждал, что забрал тебя к себе слишком рано, не решив определённые проблемы. Ты не знакома с моим миром и его правилами, но могла бы догадаться для чего я предпринял подобные меры безопасности.

– Ваши люди впустили Эллу в дом. Не думаю, что тот, кто способен причинить мне вред, так легко переступил порог этих стен.

– В созданных мной для тебя условиях эта встреча была безопасной. Но это могло быть другое место, другие обстоятельства, другая женщина с другими намерениями.

– Считаете меня совсем беспомощной?

– Да. – Моментально затушил мой запал, отрезвив своей правотой.

– Сколько это будет продолжаться?

– Столько, сколько потребуется для того, чтобы твои мозги заработали правильно. А теперь правила…

– Не надо. Я и так поняла. Делать всё так, как велите вы. Полное подчинение тотальному контролю. – Выдохнула, пока не разошлась до предела. – Элла пригласила меня на прогулку по торговому центру, я могу пойти? – Спросила, преодолевая внутреннее сопротивление, никогда ни от кого не зависела и это дико бесило.

– А ты хочешь? – Усомнился в моих намерениях Виктор. Похоже жизнь у него была ещё та, если во всём он ищет подвох.

– Да.

– Ты ведь делаешь это не для того, чтобы позлить меня? – Уточнил будто между прочим.

– Нет.

– Хорошо. Можешь договориться со Стеллой о месте и времени. Поедешь с охраной. Попытаешься сбежать – накажу.

– Вы пропустили пункт «найду».

– Не пропустил. Он существует по умолчанию.

– Мне нужна новая сим-карта в телефон.

– Она будет у тебя через двадцать минут.

Сим-карту принесли раньше. К моему удивлению, негодованию, недовольству, ко мне в комнату зашёл не Шмель. Я сразу поняла, что за дверью не он: шаги не те и манера стучать. Человек Виктора молчаливо отдал мне небольшой конверт и сразу ушёл. Похоже Шмелю позволили отдохнуть от меня, а жаль, я планировала с ним попикироваться, чтобы отвлечься.

Я решила не звонить Стелле, предпочла письменную форму. После разговора с Виктором банально испугалась услышать её грустный или расстроенный голос, которым она сообщит, что всё отменяется, Стелле тоже могло достаться из-за нашей встречи. Вопреки моим ожиданиям на сообщение она ответила практически моментально, написав, что будет рада моей компании, подробно расписав по пунктам куда мы пойдём. Прикинув по времени, я поняла, что эта прогулка займёт у меня весь день и удивилась, когда осознала, что меня радует этот факт.

Глава 31.

– Где Шмель? – Обратилась я к двум амбалам, которые должны были меня сопровождать. Одного из них я видела вчера, когда он принёс мне сим-карту, второго – впервые. И откуда только Виктор их берёт таких… однотипных.

Амбалы упорно молчали и неподвижно стояли у машины, зазывно держа дверь открытой, напрасно надеясь, что я в неё сяду. Мало того, что меня мутило от одного вида автомобиля, так до меня ещё и дошло, не сразу правда, что без Шмеля или Виктора я в него ни за что не сяду. Виктор вызывал хоть какое-то доверие, а к Шмелю я привыкла, он казался мне очень искренним в своей неприязни ко мне. А вот эти двое казались мне подозрительными типами.

– Почему ты всё ещё не в машине? – За спиной послышался голос Виктора, на который я резко обернулась.

За своими переживаниями не заметила, что из-за меня образовалась небольшая пробка на выезде из дома. Виктор в деловом костюме, убрав руки в карманы, оценивал происходящее, стоя у одного из своих автомобилей. Похоже он собирался на работу или деловую встречу, а тут я со своими заскоками.

– Где Шмель? – Спросила, делая вид, что всё в порядке.

Он застыл на мгновение, а затем устало потёр переносицу.

– Скажем так, Шмель переведён на другую должность. – Выдал Виктор, тщательно подобранные слова. Недостаточно тщательно, потому что я всё равно расстроилась. Во-первых, поняв, что это из-за меня, а во-вторых, я не хотела других надзирателей, меня вполне устраивал прежний.

– Я с ними никуда не поеду. – Глаза закололо, а по телу импульсами расползался неприятный холодок.

– Ника, – медленно сокращая между нами расстояние, Виктор шёл будто по минному полю, – ты можешь доверять моим людям, каждый из них проинструктирован насчёт тебя. – Виктор попытался положить руки мне на плечи, но я моментально их отбросила и отшатнулась на несколько шагов.

– Проинструктированы? Интересное слово. – И я выпустила на волю не лучшую часть себя, что стало сюрпризом для всех, в том числе для меня самой. Я бываю разной, и сейчас явилась стерва, которая как известно живёт в каждой женщине. – Мне всё равно, кто ещё из ваших людей будет считать меня ненормальной после ваших инструкций. Шмель общался со мной на равных, с ним я чувствовала себя обычной, а не существом, к которому прилагается список инструкций. Ему всё равно на мои задвиги, и мне это в нём нравится. У него хорошо получается их игнорировать. Вы можете доверять кому угодно, хоть самому дьяволу, мне всё равно, но я с места не сдвинусь, пока Шмель не вернётся к исполнению обязанностей моего надзирателя.

– Значит, не сдвинешься? – Сердито процедил Виктор, играя желваками от напряжения. Я обратила внимание, как напряглись его люди, осторожно посматривая то на Виктора, то на меня. Наступила какая-то нездоровая тишина. Никто не шевелился и глубоко не дышал. – Так тому и быть. – Кинул в меня этими словами и скрылся в своём автомобиле.

Машины быстро разъехались, а я осталась одна стоять на тропинке у гаража. Первым делом написала Стелле извинения и попросила, чтобы она меня не ждала. В ответных сообщениях посыпались вопросы, на которые я постаралась ответить как можно уклончивее.

Прошел первый час. Второй. Начался третий, а я стояла на одном месте, настаивая на своём. Дневная прохлада сгустилась на предгрозовом небе. Стало неприятно, ветер усиливался, на землю упали первые робкие капли. Виктор подослал ко мне своего очередного человека, который настойчиво потребовал, чтобы я зашла в дом, передавая приказ. Я даже не шелохнулась. Уйдя, он вернулся через минуту, протягивая мне чёрный зонт-трость, который я с радостью приняла, чтобы зашвырнуть на крышу гаража.

– Царь дал разрешение применить силу, если вы добровольно не зайдёте в дом. – Новая попытка прихвостня Виктора. Наверно он замечательно играет в покер, если так умело врёт, а если неврёт и посмеет тронуть меня, сегодня вечером в этом доме всем будет очень плохо, физически так точно.

Я скрестила руки на груди, ожидая дальнейшего развития событий, прихвостень даже осмелился подойти ко мне ближе с суровым злым лицом. На этом всё и закончилось – он сдулся.

– Шмель будет здесь через десять минут, – морщась от ветра, стоя под одним ливнем со мной, прихвостень скрипел зубами, – пожалуйста, зайдите в дом.

– Я не сдвинусь с места пока не увижу Шмеля.

– Царь снесёт мне голову, если вы простудитесь. Или отправит охранять заброшенные склады, как и Шмеля, что ещё хуже.

– Меня этим не проймёшь.

– Накиньте хотя бы пиджак. – Протянул мне свою одежду жертва моих капризов.

Я уже собралась остаться непреклонной, когда увидела, что ворота раздвигаются и в них въезжает незнакомая машина, грязная и заляпанная, кажется хаммер. На водительском сиденье я разглядела Шмеля, и когда он остановился максимально рядом со мной, без особых раздумий забралась на соседнее с ним сиденье.

– Куда? – Спросил мой надзиратель, окинув недовольным взглядом. Ни тебе здравствуй, ни как поживаешь. Именно этим он мне и нравится. Сразу видно торопился: одет в какую-то зачуханную форму однотонного чёрного цвета, пыльную и затасканную, ботинки военные, испачканные свежей грязью, помятый какой-то и небритый, провонявший сигаретами.

– В торговый центр.

Мне показалось, или он закатил глаза?

– Ты самая безбашенная баба из всех, что я встречал. – Произнёс на выдохе.

– Надеюсь, это комплимент. – Уточнила я, врубая печку на полную. И пусть он всю дорогу теперь жалуется, что в машине дышать нечем, но мне нужно как следует прогреться и просохнуть до приезда в торговый центр. Хорошо платье лёгкое, шифоновое, и кстати тоже чёрное, будто мы банда.

В зеркало заднего вида заметила знакомую машину, скорее всего с моими несостоявшимися шмелезаменителями. Похоже поход по магазинам будет ещё интереснее, чем я думала. Эту поездку я решила использовать по полной, принявшись рассматривать округу. В этой части города я никогда не была. Сначала мы ехали мимо таких же спрятанных за высокими заборами домов, как у Виктора, потом по лесной дороге, и будто вынырнули к цивилизации с высотками и бесконечными пробками. Я и не понимала среди какого шума жила, никогда его не замечала, а теперь с непривычки голова загудела. Прошло всего два года, а я ничего не узнаю, даже когда мы проехали по знакомой мне местности, где не раз прогуливалась пешком, не сразу сориентировалась. Шмель ехал как-то странно, нелогично. Мы будто следовали особому плану. Меня бы это не напрягало, если бы не Стелла, которой я сообщила, что выехала к ней. Логику я поняла, когда Шмель проехал мимо моего родного университета. Забывшись, я загляделась на родные стены, вспомнив себя бегущую на пары, вечно опаздывающую, никого не замечающую. Виктор так и не угомонился. Его желание раскопать из-под руин ошмётки моего прошлого пробуждали давно забытое чувство протеста, сопротивления, дикого желания делать всё наперекор.

– Поверь, Царь желает тебе только добра, иначе не вернул бы меня. – Отвлёк от раздумий надзиратель, кажется поняв мою задумчивость и не только. Он улыбнулся по-доброму, будто успокаивая, молчаливо обещая, что не выдаст.

– Никогда не слышал, куда ведёт дорога из благих намерений.

– Ада Царь не боится. – В голосе слышалось уважение и восхищение, которые показались мне неожиданными.

– А чего боится? – Спросила тихо, будто нас подслушивали, хотя в этом предположении была некая логика.

– Уже ничего. – Шмель посуровел, сделав жест, будто тянулся за чем-то лежащим на приборной панели по привычке, но искомого там не нашёл. Думаю, он хотел пожевать сигареты. Странная привычка, не дававшая мне покоя из-за природного любопытства.

– Почему ты называешь его Царь? – Решила сменить тему, пока настроение совсем не испортилось.

– Так Царёв же он. – Сказал так, будто я была обязана это знать. Хотя да, обязана. Крайне глупо не узнать фамилию человека, в доме которого живу. Самое страшное, что в моей голове за всё время ни разу не возникло мысли об этом. Обернулась на своего надзирателя, поняв, что даже имени его не знаю.

– Шмель, а как тебя зовут?

– А тебя? – Включился он в игру, а игры я люблю.

– Ника.

– А по-настоящему?

– Ника.

– Ты же говорила Царю, что это ненастоящее имя.

– Верно, это сокращение. Полностью меня зовут иначе.

– Не боишься, что расскажу Царю?

– Ты лишь подтвердишь его догадки.

Шмель ухмыльнулся, а я принялась прокручивать в голове наш с Виктором разговор в его кабинете. Он пытался найти меня по отпечаткам пальцев и не нашёл. Не знаю, как не выдала своего удивления, ведь мои отпечатки должны быть в базе. Вариантов не так уж много. Страшно представить сколько доктор Разумовский потратил на это. Сколько он всего потратил на меня? Не меньше, чем целое состояние. Я его не спрашивала подробности своего спасения, голова была забита другим. Трезво мыслить я начала, когда стала жить самостоятельно, без его помощи. То, что он сделал для меня всё больше кажется невозможным.

– Приехали. – Вытащил меня из раздумий Шмель и я, посмотрев на здание, осознала степень катастрофы.

Глава 32.

Что может быть хуже, чем попасть в самый дорогой торговый центр города? Попасть в него без денег. Мои накопления в стенах этого здания перестанут быть существенными, стоит переступить его порог. Можно было сразу догадаться, что именно это место Стелла выберет для прогулки по магазинам. Разве могло быть иначе. Похоже именно здесь я сегодня распрощаюсь со всеми своими сбережениями. Утешает одно – мала вероятность встретить здесь знакомых. Шмель с невозмутимым видом шёл неподалёку от меня. Мы оба с ним не вписывались в обстановку: я была слишком дёшево одета, а он… Даже если бы Шмель приоделся, всё равно не вписался, у него слишком говорящая внешность. Тем не менее нас никто не остановил, и мы беспрепятственно нашли Стеллу в огромном детском комплексе, который, помнится, она назвала игровой.

– Ты как раз вовремя, – поприветствовала меня, крепко обняв и, будто опомнившись, резко отпрянула, – прости. – Испугалась Стелла, но быстро поняла, что со мной всё в порядке. Скрыть недоумение на лице у неё не получилось.

– Женский пол меня не беспокоит. – Пояснила свою реакцию, точнее её отсутствие.

– Вот и замечательно. – Подытожила Стелла, выдохнув, и схватив меня за руку потянула на эскалатор. – Ты как раз успела к самому интересному. Детей я одела, самое время самой прихорошиться.

– Я надеюсь у тебя не было проблем с Климом. – Не хотелось, чтобы Стелла тоже стала жертвой недовольства Виктора, а тем более собственного супруга.

– Брось. Я сама приехала без разрешения, зная о возможных последствиях. Клим провёл профилактическую беседу, и я даже симулировала раскаяние, а потом я уже ничего не симулировала. – Стелла покраснела, поняв, что забылась, но осмотревшись по сторонам, успокоилась, удостоверившись, что её неосторожное высказывание не слышал никто кроме меня.

Со Стеллой я чувствовала себя на экскурсии. Она откуда-то знала здесь всех, у неё были любимые магазины и те, что занесены в её личный чёрный список, с характеристикой «не достойны даже взгляда в их сторону». Оказавшись в очередном достойном, за порог которого не пошла охрана, ни её, ни моя, Стелла посмотрела на меня с предвкушающей улыбкой. Ещё бы. Это был магазин нижнего белья. Здесь мне было мало интересно. Впечатлять мне некого, поэтому шёлк и кружево меня не тронули. Я приехала сюда с определённой целью, от которой была далека. Мне был нужен интернет, и чтобы никто не узнал, что я в нём искала.

– Неужели ничего не приглянулось? – С недоверием спросила Элла, оплачивая свои покупки.

– Не то настроение. – Я уже почти сникла, понимая, что моя затея провалится.

– Тебе нужно вечернее платье. – Вдруг выбила меня из колеи Стелла. Это был не вопрос, а констатация факта, только я понять не могла…

– Зачем?

– Во-первых, надев шикарное вечернее платье ты почувствуешь себя иначе. Будешь смотреть на себя в зеркало и сомневаться, ты в отражении или не ты. Во-вторых, Виктор публичный человек, как и Клим он не любит пафосные приёмы, но положение обязывает посещать их.

– А я-то здесь причём?

– Ты будешь сопровождать Виктора. – Пояснила мне, будто сказанное ей должно быть для меня в порядке вещей, и она искренне не понимает, почему я задаю глупые вопросы.

– Нет, не буду. – Констатировала аксиому.

– Зря ты на это надеешься. – Стелла радостно забрала пакеты со своими покупками, явно обдумывая, куда направиться дальше, снова подхватив меня под руку, задавая новое направление.

– Ладно, спрошу напрямую, в качестве кого я буду рядом с ним по-твоему?

– Роскошной спутницы. – Снова этот недоумевающий тон, и искренне удивлённый взгляд. – Все будут гадать любовница ты, внебрачная дочь, или уже жена, но никто даже не посмеет заикнуться спросить об этом. Виктор не тот человек, который должен перед кем-то отчитываться.

– Конечно, он же Царь.

Стелла странно на меня посмотрела, будто знает что-то, чего не знаю я. Мне даже показалось, что на мгновение они нахмурилась, но все свои эмоции она умело спрятала за привычным ей добродушием.

Стелла всё-таки затащила меня в отдел вечерних платьев, а затем долго и мучительно прикидывала на меня наряд за нарядом. По её мнению, ничто из представленного ассортимента не было меня достойно, и мы уже собирались уходить, когда я зацепилась взглядом за ало-розовое платье. Мне понравилось в нём всё: насыщенный ласкающий взгляд цвет, лёгкость материала, его недопрозрачность, под которой угадывался силуэт фигуры когда я его примерила, и оно село как влитое, будто на меня сшито, что было большой редкостью.

– Кто дизайнер? – Поинтересовалась Элла у консультанта, пока я крутилась перед зеркалом.

– Катрина Лапкина.

– Никогда раньше не слышала.

– Молодой дизайнер. Это её первая коллекция.

– Я его беру. – Вклинилась в разговор.

– Ника, может, что-то ещё посмотрим.

– Нет. Оно идеально. Плевать, что не именитый дизайнер, – сразу поняла, чем не угодило платье Стелле, – ты была права, в нём я чувствую себя другим человеком. – Я не врала, произнося эти слова. В зеркале я видела незнакомку, и мне захотелось остаться ей подольше: без прошлого, без проблем и переживаний, без сомнений в своём будущем, а самое главное без страхов и боли. Лёгкая, загадочная, уверенная в себе, такая, какой я хочу быть. Стеллотерапия мне действительно помогла.

Моя рука замерла у терминала оплаты, когда я увидела внушительный баланс, принадлежащий не Екатерине Соболевой, которой я похоже действительно больше не являлась, а Николь Разумовской, на имя которой был открыт внушительный счет, баланс которого высвечивался в соответствующем приложении на моём телефоне, в которое я только что зашла под своим паролем. Оплата со счёта прошла прежде, чем я успела одёрнуть руку. Раньше никто и никогда не платил за меня. Сейчас создалось именно такое ощущение, будто это Виктор расплатился лёгким движением руки. Стелла практически выводила меня из магазина, пока я переваривала своё отношение к произошедшему. Очнулась я, когда она усадила меня за столик в небольшом ресторане и спросила, что я буду. Я выбрала наугад салат и зелёный чай, понимая, что расплачиваться снова придётся деньгами Виктора и мне это не нравилось. Я попробовала перезайти в приложение под логином и паролем Екатерины Соболевой, но ничего не получилось. Успокоилась я лишь на мысли, что заработанные мной средства приплюсовались к новому балансу и расплачиваюсь я всё же своими деньгами… пока. Рефлекторно бросила взгляд в сторону Шмеля, расположившегося за столиком неподалёку, отдельно от охраны Стеллы и шмелезаменителей. Интересно, здешние официанты часто наблюдают подобные явления? Я бы наверно не переставала удивляться тому, что охрана посетителей занимает больше столиков, чем сами посетители.

– Когда тебе забирать детей? – Решила переключиться на отстраненные от моего недовольства темы.

– Если хотим покинуть стены торгового центра через час, то уже сейчас. Им так редко удаётся оторваться от контроля и опеки, что каждая подобная вылазка в итоге заканчивается длительными уговорами. Но мы не покинем эти стены, пока ты не купишь что-то ещё.

– В смысле?

– Ты купила одно платье на выход. А как же повседневная одежда. Неужели тебе не хочется перезагрузиться, обновить гардероб, – Стелла слегка наклонилась и следующие слова произнесла полушёпотом, – раз уж ты решила стать другим человеком.

Было трудно признать правоту Стеллы, но пришлось. Если Виктор выполнит обещание, то скоро я буду работать, а встречают по одёжке. Надо как минимум произвести хорошее первое впечатление.

– Хорошо. Мне понравился бежевый костюм в третьем магазине, в который мы заходили, синее платье в четвёртом и ещё зелёная блузка там же. Ещё я возьму джинсы в магазине, который тебя не впечатлил, ну и останется подобрать обувь. Думаю, уложимся как раз в час. Только сначала я зайду в дамскую комнату.

За мной последовал лишь Шмель. Оказавшись в женском туалете наедине с собой, оставив надзирателя за порогом, освежила лицо холодной водой. Мне нужно знать, где сейчас Ирбис. Я настолько зациклилась на этой мысли, что не могла сконцентрироваться ни на чём больше, будто меня утешит знание, что он где-то рядом или далеко. Всё равно. Рано или поздно мы встретимся, случайно или намеренно, но это неизбежно. Мне бы лишь немного времени чувствовать себя в безопасности, расслабиться, выдохнуть, чтобы собраться с силами. Мне нужно хотя бы призрачное ощущение покоя.

Слегка остыв и отдышавшись, вернулась к Стелле, которая уже была не одна, а со своим мужем. Отлично, только его здесь не хватало. Не готова отбиваться от его проницательности. Пока шла до нашего столика, поймала себя на мысли, что мне нравится наблюдать как мило общаются супруги Давлатовы, как лицо Клима меняет нежность, проявляющаяся рядом со Стеллой, как она со смущением краснеет от его слов, которые он шепчет ей на ухо. Я лишена этих моментов жизни. Никогда и никому я не смогу открыться настолько, чтобы раствориться в человеке, довериться ему, рассказать всю правду о себе.

– Здравствуй, Ника. – Поздоровался Клим, оторвавшись от супруги, моментально переменившись и посуровев.

– Здравствуй. Решил к нам присоединиться? – Поприветствовала, вернувшись на своё место.

– Ты сегодня всем решила надерзить? Виктор из-за твоего взбалмошного поведения весь день не в духе. – Не скрытый упрёк, не возымевший никакого действия.

– Если вы ещё не поняли, поясняю, это моё нормальное состояние. И ещё, повторюсь, если что-то не нравится, можете вернуть меня обратно, откуда привезли.

– Это всё ты будешь высказывать Виктору. Ты его личная забота.

– Твоими усилиями. – Не удержалась, не смогла проигнорировать выпад Клима.

– С мозгами у тебя действительно не всё в порядке. Совсем не думаешь, что и кому говоришь. – В его словах не было ни капли угрозы, он меня поучал, будто имеет на это право.

– Думаю. Всегда думаю. Никогда не перестаю.

– Тогда ты просто дура. – Вынес мне окончательный диагноз, запив его кофе.

– Клим. – Робко осекла мужа Элла, будто стесняясь его поведения.

– Ладно. Это твоя жизнь. Больше вмешиваться не буду. – Решил сдаться Клим, но не тут-то было.

– Виктор не разрешает?

Клим ухмыльнулся моей дерзости, приправив ухмылку недовольным взглядом. Не такой уж он и кремень, как я думала, главное надавить на нужные точки. Но в одном он сейчас был прав – я дура, только не просто, а хронически. Я и забыла эту свою черту характера вечно нарываться, не умея сдерживаться, сглаживать ситуацию. Говорить и действовать напрямик всегда было яркой чертой моего характера, которая как оказалось заводила особо опасных типов, например Барса. Я не раз проигрывала в своей голове вариант развития событий, при котором приняла его ухаживания. Два года назад я всерьёз думала об этом, когда наблюдала за сестрой, превращавшейся в безвольную куклу рядом с ним. Если бы знала, чем обернётся мой отказ, раздвинула перед ним ноги по первому требованию. Пусть после этого я ненавидела себя, Кисса ненавидела меня, но Барс был бы жив. Я наверняка быстро ему наскучила и когда он наигрался всё постепенно пришло в норму.

Клим заметил мою задумчивость и пристально рассматривал, будто пытался прочитать мои мысли. Он уже собирался что-то сказать, но рядом с нашим столиком возник парень, кажется один из тех, кто был с ним в больнице в момент нашего знакомства.

– Клим, у нас большие проблемы в клубе. У наследника совсем сорвало башню. – Парень осёкся, чтобы не произнести лишнего при посторонних, то есть при мне, и просительно посмотрел на своего босса.

– Шмель, – позвал он моего провожатого, – отвези Нику домой. – Распорядился он безапелляционно. – Я провожу Стеллу и детей и приеду. – Это он говорил уже поднявшись, подавая руку жене, чтобы она последовала за ним, и та послушалась, пытаясь скрыть, скорее всего от меня, беспокойство во взгляде. – Постарайся не нарваться сегодня на недовольство Виктора, – снова переключился на меня, глядя с каким-то непонятным снисхождением.

Прощание со Стеллой получилось смазанным. Она пообещала мне написать, чтобы договориться о новой встрече и поторопилась последовать за мужем. Я вопросительно посмотрела на Шмеля, он тоже стал каким-то напряжённым и недовольным. Спрашивать его или кого-либо ещё было бесполезно, поэтому я молча последовала на парковку.

В дом Виктора ехали молча. Шмель барабанил пальцами по рулю, выдавая своё напряжение и нервозность. Снова жевал сигареты одну за другой, и когда только успел купить, ведь не отходил от меня, а я всё больше понимала, что ничего не хочу знать о мире Виктора, Клима, Шмеля и всех людей с ними связанных. А ещё нужно было как можно скорее убираться от них подальше, пока и меня не зацепило. И с Виктором я ни на какие приёмы точно не собиралась, чтобы, желательно, никто не знал, что я хоть как-то с ним связана. Но и терять возможность получить обещанное Виктором не намеревалась. Я впервые собиралась поступить эгоистично и, когда придёт время, кинуть своего благодетеля. Просто нужно выбрать нужный момент и всё тщательно продумать. А если вдруг всё пойдёт не так, всегда можно сбежать, у меня остался ещё один паспорт.

– Иди в свою комнату, Ника. – Строго отчеканил Виктор, когда я застыла у входа, не решаясь сдвинуться.

Я его испугалась. Виктор сидел на диване, изучая какие-то документы. Пиджак небрежно свисал со спинки дивана, рукава рубашки загнуты, оголяя сильные руки, верхние пуговицы расстёгнуты. Виктор выглядел спокойным, но при этом энергетически источал угрозу. Я безмолвно прошла мимо и поспешила скрыться из поля его зрения, меня слишком напугало его состояние. Спрятавшись у себя в комнате, первым делом проверила на месте ли последний паспорт. Он был там же, где я его спрятала, и это факт меня немного успокоил, но только до утра.

Глава 33.

День начался со стука в дверь. И снова это был не Шмель. Слишком требовательный и краткий. Я уже не спала, бездумно сидела на постели, окончательно вымотавшись. Всю ночь обдумывала варианты развития событий со всеми возможными побочными эффектами. Для начала решила выяснить степень контроля моих действий, настолько ли всё критично, как я себе напридумывала. Даже если контроль есть, рано или поздно он должен ослабнуть. Я насовершала массу ошибок в общении с Виктором, теперь если буду мыслить рационально, поступать осторожно и обдуманно, есть шанс притупить интерес к моему прошлому, а когда ему наскучит возиться со мной уйти из-под опеки не составит труда.

– Позавтракаем вместе. – Отдал приказ хозяин дома, осмотрев меня с ног до головы, когда я открыла дверь.

Не сразу поняла, что нужно незамедлительно следовать за ним. Только его неподвижность и настойчивый усталый взгляд поясняли дальнейшие действия. Я медленно спускалась за ним по лестнице, пытаясь понять, что будет дальше. То, что Виктор недоволен моим поведением и так ясно. Моё мнение по этому поводу ему известно. Разговаривать об этом снова бесполезно – ничего не изменится.

Стол был накрыт с учётом моих вкусовых предпочтений. Даже за этим проследили и всё доложили. Надо отдать должное вниманию Виктора к деталям. Похоже, его желание продумывать всё до мелочей, изучать малейшие нюансы, действительно стало для него образом жизни. Я со своими заскоками не вписываюсь в этот алгоритм. Сама себя порой не понимаю, даже после глубокого анализа всего произошедшего, изучения соответствующей литературы, консультаций со специалистами на различных форумах. Я знаю, что нужно делать, чтобы по мнению учёных мне стало лучше. Было время, когда я следовала их методикам, убеждая себя, что мне становится лучше, что я справляюсь с ситуацией и стою на пути к нормальной жизни, с которого меня сбили. Только всё ломалось и крошилось под давлением снов и ощущений, которые отказывались покидать моё тело. Когда я привыкла и перестала просыпаться от фантомной боли, когда мой организм адаптировался, боль мутировала в новое ощущение, противоестественное, стягивающее всё внизу живота, требующее освобождения. Как не поехать крышей, когда вместо привычной боли начинаешь испытывать возбуждение и мечтаешь, чтобы боль вернулась, потому что так привычнее, безопаснее и внутри всё не скручивает от тошноты к самой себе.

– Ника. – Обратил на себя внимание Виктор, когда я застыла у стола.

Мы сели напротив друг друга и даже сейчас странно смотрелись рядом. Виктор в тёмно-синем деловом костюме с галстуком в тон, и я в пижаме шоколадного цвета, немного смахивающей на костюм для спанья. Если бы он не пришёл ко мне утром, я бы не вышла из комнаты до его отъезда, поэтому и переодеваться после сна не спешила, так что Виктор пожинал плоды своей настойчивости, лицезрея меня в подобном виде. Он спокойно принялся есть свою яичницу, аккуратно отрезая от неё кусочки вилкой и ножом. У меня кусок в горло не лез. Хотела, чтобы Виктор наконец сказал всё, что хочет и, если не выгонит или не выставит очередных ультиматумов, сразу после его ухода отправиться спать.

– Через месяц у тебя экзамены. – Ошарашил он, закончив трапезу, поймав мой взгляд. – Ты сдашь все дисциплины. Для этого будет создана специальная комиссия, которая будет оценивать твои знания. Билетов не будет. Тебе будут задавать любые вопросы, которые посчитают нужным. Если справишься – получишь настоящий диплом. О работе для тебя я тоже уже договорился. Тебя ждут в одной из больниц, как только получишь диплом. Если потребуются репетиторы или литература, тебе всё предоставят. Экзамены будешь сдавать в одном из университетов на севере страны. Там для тебя и твоих сопровождающих арендованы квартиры. Завтра вы уезжаете. Готовиться будешь там. Если есть вопросы спрашивай сейчас, до твоего возвращения мы больше не увидимся.

– Когда я вернусь и начну зарабатывать, я могу переехать отсюда?

– Нет. Хотя бы потому, что зарплаты у тебя не будет. У тебя будет очень длительный испытательный срок, оплачиваемый мной.

– Если у меня будет настоящий диплом, могу устроиться в больницу, где за меня не придётся платить.

– Каждый раз, разговаривая с тобой, вспоминаю о кругах ада. Мне казалось, что я доступно объяснил при каком условии ты избавишься от моей опеки. Если других вопросов нет, можешь идти собираться.

– Шмель тоже поедет?

– А если я скажу, что он сидел за тройное убийство, ты по-прежнему будешь настаивать на его компании? – В тоне была завуалирована претензия. Виктор так и не остыл после моей выходки и, кажется, злился, что я всё-таки настояла тогда на своём. Ему не понять. Никому не понять степени моих катастроф, которые накатывают на меня как цунами, размывая выстроенные стены из песка, не давая им стать прочнее.

– Для охранника умение убивать лишь преимущество. – Я так не считала. Хотела выбесить Виктора и у меня это получилось, в его глазах мелькнула злость. Лучше так, чем его эксперименты с моей психикой.

– А если я скажу, что он насильник? – С нажимом произнёс он, ментально пожирая мою реакцию. Мне была отвратительна мысль, что рядом со мной может быть такой человек, и Виктор, задавая свой вопрос, понимал, что расшатывает моё относительное спокойствие.

– Это неправда. – Мне не нравилось ощущение, что для него общение со мной будто игра, в правилах которой он пытается разобраться за счёт моей нестабильности и уязвимости в определённых моментах.

– Откуда тебе знать? Считаешь, что будучи жертвой, стала специалистом в этом вопросе.

– Вы бы не приставили ко мне человека с подобными наклонностями и при себе не держали. Я не разбираюсь в людях. Никогда не умела. Но разбираюсь в том, что для меня лучше. И… я не считаю себя жертвой.

– Неужели? А ведёшь себя именно как жертва. – Продолжать было бессмысленно, я чувствовала, что меня вот-вот раздавят.

– Что будет, если я не сдам экзамены? – Сменила тему, признав тем самым своё поражение.

– Об этом я не думал. И, надеюсь, не придётся. – Виктор встал из-за стола и молча ушёл.

Я училась в лучшем университете страны. Учреждение, перед которым мы остановились по пути в арендованную квартиру, считалось номером два.

«Почему вы выбрали это место?» – Написала первое за время нашего знакомства сообщение Виктору.

Он его не прочёл. Или сделал вид, что не прочёл. Я понимала, что со мной непросто, но Виктор сразу показал свой закалённый характер и мне казалось, что моя взбалмошность не может его задеть. Но, похоже, я определённо что-то сделала не так, если умудрилась обидеть.

Незаметно для меня в моём телефоне появились записи в списке контактов. Сама я никогда не сохраняла номера, хранила всё у себя в памяти, и постоянно меняла номера телефонов. Похоже кто-то решил это исправить. Каждое название контакта сопровождалось кратким описанием того, чем этот человек может мне помочь. Больше всего впечатлила запись «Вжик», похоже Шмель всё ещё наказан, как и я, за совместное плохое поведение. Переименовывать не стала, но и выдавать Виктора тоже. Так среди контактов без труда я нашла Клима Рустамовича Давлатова.

«Что я сделала не так?» – Не знаю, зачем полезла разбираться. На душе было тошно от того, что Виктор больше не смотрит на меня своим мягким взглядом, который вызывал доверие и успокаивал, а лишь сверлит и молнии метает.

«Проявила неуважение на глазах его людей.» – Ответил Клим в течении нескольких секунд.

«Каким образом?» – Я искренне не понимала, чем провинилась.

«Поставила под сомнение его авторитет, ослушавшись принятого им решения.»

«Значит, он так это воспринял?»

«Он – нет, а вот его люди… Ты не извинилась?»

«Не знала, что в чём-то провинилась.»

«Не удивительно. Только о себе и думаешь.»

«Уже жалеешь, что рассказал обо мне Виктору.»

После этого сообщения последовала долгая пауза. Мне казалось, что Клим решил не продолжать беседу. На самом деле всё это время он печатал свой ответ.

«Сначала я выдал Виктору не всю информацию о тебе. Он не знал о твоих проблемах с психикой. Я думал, что Виктор просто даст тебе денег. Так он и собирался поступить. Его внезапный интерес проявился после встречи с тобой и усилился, когда ты исчезла. Твоя реакция показалась ему странной. Тогда он захотел узнать больше. И чем больше он не узнавал, тем яростнее становились его поиски. Когда твоё местоположение стало известно, Виктор рассказал о своих планах относительно тебя. Я не собирался участвовать в его затее, пока не увидел твою истерику. Тогда я понял то же, что и он – ты не справляешься с самой собой. Хочешь, но у тебя не получается. Ты заблуждаешься, если думаешь, что я способен о чём-то жалеть. Благодаря мне ты в надёжных руках, которые разорвут любого, кто попытается тебя обидеть.»

«Какая забота.» – Не удержалась от сарказма.

Мне не нравился весь этот разговор. Он заставлял меня чувствовать себя виноватой.

«Тебе стоит научиться быть благодарной.» – Не унимался Клим.

Я же не собиралась продолжать эту беседу. Она слишком действовала мне на нервы, заставляя усомниться в своих намерениях. Я постаралась сосредоточиться на главном – экзаменах. Мне предстояло восстановить в памяти очень много информации.

Перед тем, как впустить меня в квартиру Шмель внимательно её осмотрел и только после этого разрешил зайти внутрь. Сам он, закатив мой чемодан, буркнув себе под нос, что его квартира по соседству, удалился. Всё ещё был обижен, что я заставила его отлавливать Кусю, которая ни в какую не хотела со мной ехать и снова покусала его. Она, кстати, тоже была не в настроении и, моментально спрыгнув с рук, удалилась на ближайший подоконник, повернувшись ко мне задом – обиделась.

Итог: Виктор мной недоволен, Клим мной недоволен, Шмель мной недоволен, Куся мной недовольна. И это только те, кого я знаю по именам.

Глава 34.

Остаток дня я посвятила отдыху и адаптации. Не думала, что когда-нибудь снова буду сомневаться в своих знаниях и навыках. Мне казалось, что это мерзкое чувство исчезло после первой совместной операции с доктором Разумовским, после которой во мне не осталось сомнений, что медицина – это моё. А сейчас будто страшно. Я ведь не должна сомневаться в себе, уж в своих знаниях точно. Я столько литературы изучила за последний год: научные издания, статьи выдающихся хирургов, исследования в различных областях медицины. Доктор Разумовский усердно впихивал в мой мозг материалы, которые изучают на последних курсах университета. Но сейчас, сидя на кровати, перелистывая книгу за книгой, меня одолело чувство, что этого мало, что это всё не то. Пытаясь спланировать этапы своей подготовки, окончательно растерялась, не зная за что хвататься в первую очередь. К тому же, я прекрасно помню и знаю, что завалить при желании можно любого, доктор Разумовский не раз наглядно демонстрировал это в своей гениальной манере. Вот бы его сейчас сюда, он бы меня за неделю натаскал, но нельзя. Одно дело взять его фамилию, и совсем другое признаться, что мы знакомы. Я и так изрядно подпортила ему жизнь, не хватало ещё втянуть доктора в то, что со мной происходит сейчас. К тому же, я намерена выбраться изо всей этой истории.

«Какой твой любимый город?» – Пришло сообщение от Виктора на телефон, когда я безуспешно пыталась уснуть, обложенная со всех сторон книгами.

«Зачем вам? И откуда знаете, что я не сплю? Два часа ночи!» – На самом деле я была рада его сообщению, даже такому странному. Мне не хотелось верить, что такой человек, как Виктор Царёв способен обидеться на столь неразумное и неуравновешенное существо как я.

«Не параной. Просто ответь. Я не знал, что не спишь, написал на удачу.»

«Не знаю. Я почти нигде не была.» – А если быть точнее, вообще нигде не была, кроме захолустий, выбирая самое захолустное для своего существования.

«А где бы хотела побывать? Какое место приходит первым в голову?»

«Лапландия.»

«Интересный выбор.»

«Люблю новый год и всё, что с ним связано. Мечтаю увидеть северное сияние. Вы бывали в тех местах?»

«Тебе не кажется немного нечестным задавать вопросы, желая получить ответы, но не делать того же в ответ?»

«Я ответила про Лапландию.»

«Ты знаешь, о чём я.»

«Я не заставляю вас отвечать.»

«Не куксись. Так и вижу, как нахмурилась. Бывал, но на северное сияние не смотрел, не до него было.»

«Вы что, устроили крутые разборки в Лапландии?» – Мой вопрос был больше иронией, чем попыткой что-то узнать. Так и представила как бандиты друг друга снежками забрасывают и конфетти стреляют.

«Какой же ты всё-таки ребёнок.» – В груди неприятно кольнуло. Вспомнила как Ирбис говорил, что мне нужно повзрослеть. Где он сейчас? Чем занимается? Вспоминает обо мне? Конечно вспоминает. Один раз в год точно, навещая могилу брата. Вздрогнула, вспомнив, что до этой даты совсем немного осталось, несколько недель.

«Я могу вас кое о чём попросить?» – Напечатала, вытирая слёзы со щёк.

«Конечно.»

«Скоро мне потребуется уехать. Одной. Без охраны и сопровождения. Вы сможете отпустить меня?»

Пауза затянулась. Я, не отрываясь, смотрела на уже погасший экран телефона. Чувствовала себя глупо, будто отпрашивалась у мамы на дискотеку. На самом деле моё детство давно закончилось, хотя ребячество никуда не делось. Всегда использовала его, флиртуя с парнями, когда я ещё этим занималась. С Ирбисом флиртовать не пришлось, с ним всё было по-взрослому, никаких застенчивых взглядов и робких поцелуев. Он жрал меня глазами и мысленно трахал. Интересно, он реализовал все свои неудовлетворённые фантазии в ту ночь, сношая в разных позах. Тогда я его ещё не ненавидела за то, что он со мной делает. Ненавидела я себя, за то, что пыталась оправдать его. И до сих пор ненавижу, только теперь нас обоих. Себя особенно, уговаривая сейчас Виктора отпустить меня к Ирбису. Я не собиралась с ним встречаться, хотела просто увидеть, хотя бы издалека, и понять, что чувствую и насколько боюсь.

«Я потребую за это плату.» – Пришёл ответ. Не стала ничего рисовать в воображении, сразу напечатав сообщение.

«Что вы хотите взамен?»

«Немного правды. Мы поговорим о тебе. Никаких конкретных фактов. Но на каждый вопрос я хочу услышать правду.»

«На подобные вопросы я могу ответить без каких-либо условий.»

«Тебе не понравятся мои вопросы.»

«Одно условие. Вы не будете больше спрашивать убивала ли я.»

«На этот вопрос я уже знаю ответ.»

Телефон в руках задрожал. Буквы на экране всё больше расплывались, а внутри расползалась морось. Виктор ведь не мог узнать кто я? Я ничем себя не выдала. А если узнал? Кирилл в опасности, если ещё жив. Либо в опасности я. Зависит от версии, которую Виктор узнал. Такой как он может решить, что я получила по заслугам, а может даже мало, если осталась жива. В их мире жизнь за жизнь. Я замерла, не зная, что делать, только слёзы разбивались об экран, пока он не засветился от входящего вызова. Я нажала на зелёную трубку, и дрожащей рукой поднесла телефон к уху, в котором шумело от напряжения. В голове расходилось токанье давления и мне казалось, что я вот-вот отключусь. Мысль, что Кирилл мог из-за меня пострадать перебила все остальные и практически парализовала, возникшая внутри паника была мне незнакома. Я моментально растворилась в ней, позволяя полностью завладеть, уже ничего не слыша и не чувствуя. Отрезвил меня ледяной поток, хлынувший непонятно откуда. Было холодно и тяжело, от противной мокрой одежды, прилипшей к телу. Сознание возвращалось плавно. Первым, что я увидела, было лицо Шмеля, которого чуть ли не колотило. Он сосредоточенно смотрел мне в глаза, пока до меня доходило, что я не дышу, а надо, и наконец сделала глоток воздуха, неприятно заполнивший лёгкие.

– Он жив? – Спросила, заставив себя.

– Кто? – Шмель не понимал о чём я и это успокаивало. Мне почему-то казалось, что он должен быть в курсе подобных вещей.

– Он. – Вовремя вспомнила, что имя называть нельзя.

Шмель хотел что-то ответить, но со стороны послышался отдалённый голос Виктора. На раковине лежал телефон Шмеля, из которого доносился мат. Мой надзиратель нервно схватил трубку.

– Пришла в себя. Постоянно спрашивает жив ли он. Понял. – Шмель отбросил телефон в сторону и обернув меня в полотенце вытащил из душевой кабины.

Усадив меня на кровать, Шмель исчез из комнаты, а я так и сидела, дрожа, уже не понятно отчего, то ли холода, то ли страха. Слёзы всё ещё лились из глаз. Шмель вернулся спустя несколько минут и резким движением, схватив за щёки влил что-то отвратительное в рот, заставив глотать, когда я попыталась выплюнуть мерзкую водку. Терпеть её не могу. Не смотря на моё сопротивление наглоталась я не мало. В мозг моментально стукнуло, а внутри всё жгло. Никогда не пила столько алкоголя залпом. Шмель уже собирался влить в меня очередную порцию, когда я отдышалась.

– Не надо больше! Я в порядке. – Забралась на кровать, отползая подальше от своего надзирателя.

– Уверена? – Я кивнула в ответ, наблюдая как смягчаются до этого напряжённые черты на его лице.

Шмель тяжело выдохнул и приложился к горлышку бутылки, из которого только что поил меня, глотая прозрачную жидкость как воду, а затем плюхнулся на край кровати. Похоже у него тоже был отходняк, похлеще моего, не каждый день такое видишь.

– И часто с тобой такое бывает? – Спросил, потирая уже не лысую башку. С момента нашего знакомства его волосы отросли. – Ты не подумай, я не в претензию, то есть не чтобы обидеть. Блядь.

– Нет. – Ответила, поняв, что он имеет в виду.

– Царь говорил, что тебя накрывает только если мужик к тебе полезет. Сегодня-то что? – С этим вопросом обернулся на меня, ожидая ответ. А я сама не знаю.

– Замкнуло что-то. Страшно стало за… – Осеклась, заметив, как переменилось лицо Шмеля, будто я мерзость какую-то произнесла. Подползла к нему поближе и села рядом. Шмель жестом предложил водку, но я помотала головой, а вот он снова приложился к горлышку.

– У тебя этот… как его? Синдром?

– Стокгольмский? – Шмель кивнул. – Нет. Считаешь меня ненормальной?

– У каждой бабы свои заскоки. Для меня все вы немного того.

– Шмель, а какие девушки тебе нравятся? – Надзиратель посмотрел на меня с обидой и недоверием. Ну стало мне любопытно. Ну спросила немного невпопад. Банально хотела сменить тему, отвести внимание от себя.

Шмель резко встал с кровати и направился к выходу.

– На тебя не стоит, не переживай. – Рявкнул уже у двери и вышел.

Мне никогда не было так обидно как после его слов. Больше всего в жизни я не любила получать за то, в чём не была виновата. Случалось это редко и всегда из-за Киссы. Я снова захныкала, ища глазами бутылку, чтобы напиться и вырубиться. Не клеилась моя новая жизнь. Правильно сказал Виктор про призрак старой, не будет мне от неё покоя уже никогда. Бутылки нигде не было, что расстроило меня ещё больше, если не получится заснуть предстоит ночь самокопания и самобичевания.

– Блядь. – Послышалось почти над ухом, так громко, что я вздрогнула от испуга и неожиданности, хотя Шмель стоял далеко. Он подошёл и снова сел рядом, что-то непонятное делая руками, тряся ими, как это делают некоторые люди во время разговора, доказывая что-то.

– Когда я задавала свой вопрос, не имела в виду то, что ты подумал, не знаю, что, но точно не это.

– А я-то решил, что ты ревёшь из-за того, что у меня на тебя… что не в моём вкусе в общем. – Не сразу поняла, что это шутка. – Царь мне точно голову открутит из-за тебя.

– Не переживай, пришьём. – Мою шутку с медицинским уклоном тоже не оценили.

– Царь просил сказать утром, но раз ты уже в адеквате, просил тебя успокоить, не узнал он ничего о тебе, так что можешь не переживать и спокойно готовиться к экзаменам. Он не поймёт, если ты завалишь это дело. А теперь ложись спать, мне утром ещё твоё похмелье лечить.

– Шмель, – остановила его, когда он поднялся, чтобы уйти, – в этой квартире ещё три комнаты, может поживёшь у меня, раз уж я не в твоём вкусе. – Кажется я шокировала его своей просьбой, которая стала перебором для его мыслительного процесса. – Обещаю, приставать не буду, только если Куся, когда захочет котика.

После набора матерных изречений Шмель устало рявкнул, чтобы я переоделась и уже легла спать, добавив, что устроится в соседней комнате.

Глава 35.

Похмелье было жёстким. Особенно если учесть, что я привыкла к состоянию, когда выворачивает наизнанку, но его сочетание с гадким ощущением во рту, животе и голове казалось мне чем-то ещё более мерзким, чем мои панические атаки. Утро я провела в обнимку с унитазом. Очередное расстройство ждало меня в душе, где я обнаружила свой намокший телефон, о котором совершенно забыла. Мечтать, что его можно реанимировать даже не собиралась. Аппарат был окончательно испорчен.

Шмель использовал моё состояние ради мести. Как ещё объяснить его нежелание купить мне лекарства, после которых через час я буду похожа на человека. Вместо этого он лечил меня допотопными методами в виде рассола, и где только его достал. У меня на лице было написано, что просто так для него это не пройдёт и при ближайшей возможности я верну этот должок. В итоге подготовка к экзаменам была отложена ещё на один день, который я провела отлёживаясь.

Зато на следующий, когда я прекрасно себя чувствовала, ушла с головой в учебники, забыв про внешний мир и всё остальное, что не касалось медицины. Шмель то и дело отбирал у меня то ноутбук, то книгу, заставляя делать перерывы на еду, выбешивая своей манерой это делать. Он взял за привычку без предупреждения заходить ко мне в комнату, и с видом делового человека, который ему совершенно не шёл, вставать передо мной, показывая на часы на своей руке. А затем он тщательно следил за тем, как я ем, точнее сколько съедаю, чаще всего оставаясь недовольным результатом, но оставляя свои комментарии при себе. Через неделю ресторанная еда мне надоела, начав казаться пресной, да и Шмель счастливым не выглядел, поедая деликатесы, которые я заказывала больше для развлечения, чем поедания. Хотя мои надежды, что мидии он выплюнет не оправдались, они ему зашли, в отличии от суши, которые он глотал не жуя, а потом сдерживал рвотные позывы, когда я как ни в чём не бывало рассказывала ему про глистов. Да, я нагло мстила за рассол.

Виктор на связь не выходил. Точнее общался исключительно с моим надзирателем, который периодически за что-то получал от своего шефа. Мне на него не жаловался, хоть я и предлагала. Мне новый телефон так и не предоставили, что ничуть не расстроило. Нужные номера я помнила наизусть и в гаджетах важной информации не хранила. В перерывах от учёбы развлекала себя как могла, сделав из Шмеля пособие для опытов, который получше меня знал, когда человеку хана, если его пырнули заточкой в определённую область на теле. Зато я оторвалась, когда напугала его своими подозрениями на аппендицит, пальпируя низ татуированного живота надзирателя с встревоженным видом, с красочным описанием наихудшего исхода. В общем, образовательный процесс шёл полным ходом и мои знания русского мата расширились, как и глаза Шмеля, когда я повторяла особенности пресловутых женских дней, вслух, пока он пытался без звука посмотреть какой-то футбольный матч.

После двух безвылазных недель Шмелю поступило распоряжение от Виктора вывести меня в люди. Понятия не имела зачем, но по грустному взгляду моей няньки, да я его немного повысила, сразу стало ясно, что если не послушаюсь, кое-кого ждут склады. Не знаю, почему все их так не любили, но Шмель настаивал, что лучше возиться со мной, чем сходить с ума там, отстреливая крыс. Когда он впервые это произнёс ему пришлось уточнять, что реальных крыс, а не предателей, о которых я подумала, уточнив, что всё не так уж плохо. В итоге мы притащились в один из клубов города, крайне странное место для моего выгула. Нет, я не ханжа, но полуголые девушки, танцующие под потолком, всё же немного напрягали.

– Чтобудешь пить? – Спросил Шмель, когда я с открытым ртом залипла на том, как одна из танцовщиц крутится на пилоне вниз головой, практически за него не держась. Стало неприлично любопытно, как она этому научилась, неужели есть специальные курсы? – Ты по бабам что ли? – Я могла не отвечать, у меня на лице было всё написано, а слово «склады» выделено жирным. – Без обид. Понял, что ты не из этих. Клим обрадуется.

– Это ещё почему? – Зацепилась за последнюю фразу.

– Он уверен, что из этих, Стеллу свою к тебе приревновал. Так что будешь? Царь хочет, чтобы ты расслабилась.

– Неужели. Тогда дайкири.

– Тебя же с него быстро унесёт.

– Этого и хочу. – Ответила честно, недовольно вздохнув.

– Не твоего уровня место? – Нянька обиделся. Привыкнуть к его неожиданным обидам на мои безобидные комментарии у меня пока не получалось.

– Я с некоторых пор клубы не очень люблю. Люди внутри всегда кажутся мне странными, будто они под чем-то.

– Бывает и такое, но здесь чисто. Видела на входе собак? Они на наркоту натасканы, так что внутрь дурь не пронести. Здесь с этим строго.

– Откуда ты всё это знаешь?

– Это клуб Царя. И здесь царят его правила.

– И всё-таки, почему ты привёл меня именно сюда?

– Мне тоже нужно расслабиться. Снять напряг.

– Ты ведь не станешь снимать при мне девушку? – Шмель закашлялся и посмотрел на меня как на дуру, только у виска пальцем не покрутил.

– Ты только Царю свою версию не ляпни как-нибудь.

– А то он тебя без головы оставит. – Продолжила за Шмеля.

– Да нет, без кое-чего другого, более ценного. – Эта шутка няньки мне понравилась, я от души над ней посмеялась.

– Это тоже можно пришить, а если родной не успеем, то можно донорский.

– Не думал, что когда-нибудь это скажу, но хочу на склады.

Конечно, это была ирония. Болтовня со Шмелём меня расслабила, как и коктейль, который был подозрительно не крепкий. Покоя не давало только одно: как Шмель будет расслабляться, когда с ним я в нагрузку.

– Не хочешь потанцевать? – Спросил, наверно заметив мой задумчивый вид.

– Я не танцую.

– Совсем?

– Совсем. Не люблю.

– Просто ты не нашла подходящего партнёра. Встретишь нормального мужика, который будет тебя вести, и полюбишь… танцевать. – Не стала огорчать Шмеля, умолчав, что в этом плане я себя похоронила. Не надо мне никаких мужиков, главное для меня вернуться в медицину, там я своё счастье точно найду, без всяких там танцев.

– О, Снежок, не знал, что ты в городе. – Рядом появился невысокий коренастый мужчина. Они обменялись рукопожатиями, а затем его знакомый мазнул по мне взглядом, вернув его на Шмеля, чтобы уже через мгновенье снова перевести на меня и уже нагло уставиться. – Признавайся, откуда такая лялька?

Шмелю вопрос не понравился, как и мне, даже послышался скрежет его зубов. Не знаю, что его обидело больше: реакция мужика, что рядом с ним такая как я, или его похотливый взгляд, направленный на меня. И ведь надела самое закрытое платье из всех возможных, ниже колена, с длинным рукавом, почти не накрасилась, волосы в пучок скрутила, и всё равно привлекла внимание. Гадство!

– Ты уверен, что хочешь узнать? – Шмель выглядел подозрительно расслабленным, будто не кипел от злости несколько секунд назад.

– Понял. Без обид. Играть сегодня будешь? – Переключился на другую тему его собеседник, стараясь не смотреть в мою сторону.

– Я сегодня здесь не за этим.

– Жаль. Передумаешь, будем рады. – Они снова обменялись рукопожатиями, и мужик поспешил исчезнуть.

– Про какую игру он говорил? – Спросила, наблюдая, как Шмель успокаивается.

– Покер.

– Почему ты отказался?

– Я вроде как на работе.

– Это ты сейчас про меня?

– Без обид.

– А если твоя работа скажет, что хочет посмотреть, как ты играешь в покер? – Я не притворялась и не врала, действительно очень хотела.

– Любой твой каприз. – И Шмель радостно мне подмигнул.

– Это было очень круто. – Мы шли пешком, а сопровождавшая охрана ползла за нами, но мне хотелось именно прогуляться после напряжённого часа, проведённого в душном помещении и плевать на шпильки. – Ты их чуть без трусов не оставил. Тот, что сидел рядом со мной, предложил свои золотые коронки, я еле сдержалась, чтобы не прыснуть от смеха. Ты обалденно играл, даже с паршивыми картами. Никогда такого не видела.

– Значит, тебе понравилось. – Шмель посматривал на меня искоса, довольно ухмыляясь, не торопясь шагая рядом, перекинув свой пиджак через плечо слегка придерживая его пальцами.

– Ещё бы. В детстве я безумно хотела научиться играть в карты, но мама на корню пресекала, мучая шахматами.

– Шахматы тоже достойная игра, а маму нужно слушаться. Строгая она у тебя?

– Да. Была. – Уточнила, чтобы не развивать эту тему.

– Извини.

– Ничего. Только, ты не совсем прав. Иногда и к себе нужно прислушиваться.

– Меня эта логика привела к двум срокам.

– За что?

– Первый срок был по малолетке, поймали на краже, второй – за разбой.

– Так ты разбойник.

– Неужели совсем не страшно идти рядом с таким как я? Ты ведь должна понимать, что рядом с тобой не ангел.

– Ты не скрываешь свою суть. Это большая редкость. И она особенно ценна для меня, потому что в людях я совсем не разбираюсь.

– В нём тоже не разобралась? – Шмель никогда не затрагивал эту тему, до меня не сразу дошло о ком он. Настроение моментально обрушилось, но я изо всех сил постаралась не подавать вида и не портить вечер.

– А ещё я ценю твою деликатность в некоторых вопросах. – Скрыла за шутливостью напряг от неприятной темы.

– Извини.

– Я знала кто он, а вот он не знал, кто я. А теперь, когда мы закончили неприятные темы, хочу знать, первое – на что ты потратишь свой выигрыш, второе – почему тебя называю Снежок? Прости, но белизны в твоей внешности я не заметила, как и пристрастия к одноимённому продукту.

– Ты ведь теперь изведёшь меня, если не отвечу?

– Само собой. Перестану готовить и будем снова питаться суши.

– Фамилия у меня Снежный.

– Как? – Я замерла, как вкопанная, глупо уставившись на Шмеля, охрана тоже резко затормозила.

– Не заставляй повторять и не болтай никому. – Произнёс почти полушёпотом, чуть ли не оглядываясь.

– Редкая фамилия. Просто я думала, что ты Шмелёв. Так, а почему тогда тебя Шмелём называют? Только не говори, что это твоё настоящее имя, а то Снежный Шмель так и напрашивается произносить снова и снова.

– Шмель – прозвище со времён, когда я беспризорничал. Как-то зима была холодная, настоящая лють. Чтобы не околеть, я стащил из грузовика со шмотками коробку, а в ней свитера оказались, все в жёлто-чёрную полоску, разных размеров. Я их нацепил на себя все, вылитый шмель стал. Снежком меня называли на малолетке, но я быстро объяснил, что так делать не стоит.

– То есть, когда этот Шило назвал тебя Снежком, тем самым проявил что-то вроде неуважения?

– Просто позлить хотел, но меня этим не проймёшь. Неужели тебе действительно интересно про всё это слушать?

– Не похоже?

– Нормальная бежала бы сломя голову, а ты как сказку слушаешь.

– С нормальностью у меня небольшие проблемы, а по поводу сказки… это твоя жизнь, и она мне интересна, это помогает доверять тебе, но хватит увиливать, признавайся лучше, на что потратишь деньги?

– Дотошная. Просто отложу. Мне пока не на кого тратить. Не устала, может всё-таки в машину? – Намекнул он на мои шпильки.

– Я могу часами ходить на высоченных шпильках и не устать. Так что лучше за свои ноги переживай. – Шмель резко остановился, уставившись на меня как никогда пристально и серьёзно.

– Ты прости, но я понять не могу, кто посмел тебя такую тронуть. Ты ведь безобидная, наивная, да, очень красивая, но, если просто в койку хотел затащить, можно же было иначе.

Мне тоже пришлось остановиться. В такие моменты меня начинает угнетать мысль, а что будет если сейчас взять и рассказать. Ведь это просто. Встречалась с мужчиной, а когда в результате моей самозащиты его брат погиб, этот мужчина меня наказал, выбрав свой особый способ. И вроде не виновата почти ни в чём, только в своём обмане, за который теперь расплачиваюсь, и в котором никогда и никому не признаюсь. Поздно. Бессмысленно. Опасно.

– Просто – это не про меня. Давай больше не будем об этом.

– Давай не будем. Не замёрзла?

– Нет, даже если учесть, что рядом со мной Снежный человек. – Шмель зашипел куда-то в небо, глобально пожалев, что разоткровенничался.

– Нет, я всё-таки напрошусь охранять склады.

– А я буду тебя навещать, вместе с Кусей. Будешь учить нас играть в карты так же виртуозно, как ты.

– Ловлю на слове. – И снова подмигнул мне.

Глава 36.

Пираньи, акулы, электрические скаты. Бассейн, кишащий голодными хищными рыбами. Вот где я оказалась, когда пришла на экзамен. Не питала надежд, что всё пройдёт легко и просто, но не ожидала от себя, что не смогу ответить на простейшие вопросы. Точно знаю, что этим людям заплатили, точно много, но только за то, чтобы потратить на меня своё время. Надменные взгляды не пугают так, как похотливые. Один из экзаменаторов точно смотрит с мужским интересом и это отвлекает. Вместо того, чтобы думать о вопросах, я думаю как избежать его внимания. В голове полный сумбур. Зная все ответы, не могу собрать их в логичные цепочки, а они и рады. Такого позора в моей жизни ещё не было, а самое главное, был бы здесь доктор Разумовский, сгорел от стыда.

– Я могу выйти на две минуты? – Спросила у женщины, сидящей в центре, судя по её вопросам – кардиохирурга, которая казалась мне самой адекватной.

– Не больше. – Ответила за всех, и я, вскочив со стула ринулась в коридор, где, вылетев, распахнула пластиковое окно, пытаясь надышаться. Шмель, стерегущий вход, ничего не понял, замерев у стены.

«Я не могу провалиться», – твердила самой себе. Мне нельзя сдаваться. Если провалюсь сейчас, можно сразу ехать к Ирбису, где бы он ни был, потому что это конец. Понятно, что им выгодно меня завалить, деньги они уже получили, а вот диплом настоящий мне выдавать вряд ли хотят. Когда вернусь в аудиторию будут валить по полной, думая, что я очередная бездарная протеже. Только это правда лишь отчасти. Бессонные ночи, бесконечная зубрёжка, годы учёбы, всё это не должно быть зря, я просто не имею права всё это обесценить. Я всегда выплывала, всегда с самого дна и на это раз выплыву. Что ж, давно я не включала лучшую студентку, самое время познакомить их с ней, она-то как раз из меня никуда не делась. Их добычей я не стану, они сломают о меня зубы. Вдохнула поглубже, запретив себе думать о провале. Я пришла сюда получить своё и никому не позволю встать у меня на пути.

В помещение я вернулась уже с другим взглядом и другим настроем. На войне как на войне, именно она сейчас начнётся, у меня – за будущее, у них – за мнимое превосходство. Заняв своё место, не дав им опомниться, выдала ответы на все заданные до этого вопросы, максимально подробные и развёрнутые, чтобы даже не усомнились, что я выучила их за две минуты. И начался марафон из множества вопросов, не входящих в программу обучения. Выдохлись они раньше меня, я настолько вошла во вкус, что уже не хотела останавливаться, предлагая разнообразные варианты того, что ещё можно меня спросить. Похотливый экзаменатор скрежетал зубами, по его вопросам я прошлась особенно, нехрен было на меня пялиться. Я скользила взглядом по каждому из них по очереди, понимая, что победила и у моей победы будет красный цвет, на другой я не соглашусь, это они читают в моём наглом взгляде.

Победную тишину нарушили аплодисменты у меня за спиной. Я обернулась, увидев Виктора, сидящего на самом верху, гордо улыбающегося. Теперь моя победа была абсолютно полной.

– Ты резала их без ножа. – Произнёс Виктор, когда мы уже ехали в машине по городу. Шмель ухмыльнулся, не отвлекаясь от дороги, и не переставая улыбаться.

– Без скальпеля. – Уточнила на свой лад. – Надеюсь, я оправдала потраченные вами деньги.

– Открою тебе тайну: деньги – не главное.

– Хотите сказать, что не оплатили это шоу?

– Его оплатил другой человек. – Я напряглась, ничего не понимая. Кому взбрело тратиться на постороннего человека, но Виктор пояснил, не дожидаясь, пока я накручу себя. – Живёт в этом городе мой старый друг. У него есть всё о чём он и мечтать не мог. Только ничего его не радует. Изначально я обратился к нему за помощью, не было у меня нужных связей здесь. Он само собой заартачился, не поверил в твой успех и предложил спор, на своих условиях. Всех этих академиков и профессоров он выбирал. Сдав им экзамен, ты сама всё оплатила.

– Что бы выиграл ваш друг в случае моего провала? – Спросила и пожалела. Вроде всё позади, и можно не волноваться, но оказаться задействованной в подобном споре почему-то было неприятно.

– Весь мой бизнес в этом городе. – Вот именно поэтому и неприятно. Я как чувствовала, что у взрослых мальчиков свои игры по-крупному. – Могу себе позволить, поверь. – Произнёс Виктор, пожав плечами.

– Рада за вас и вашего друга, что удалось вас развлечь. – Съязвила, потому что настроение пошло на спад.

– Меня ты порадовала. Давно я не испытывал за кого-то гордость, ну а друга моего действительно развлекла, любит он подобные моменты, когда все эти высокомерные хлыщи чувствуют себя плесенью.

– Он тоже был в аудитории?

– Нет, наблюдал с ещё одной комиссией по видеокамерам. Хлыщам было обещано тройное вознаграждение, если завалят тебя. Представляешь, как они расстроились.

– И где моя награда? – Настроение рухнуло, и я искала способы его поднять, цепляясь за приятные моменты. Не нравился мне статус игрушки, дико бесил.

– Мы едем отмечать твою успешную сдачу в лучший ресторан этого города.

– Я не об этом. Когда получу свой диплом? – В наглую давила, не скрывая недовольства.

– Потребуется несколько дней. Как раз отоспишься перед ординатурой.

– И об этом уже позаботились.

– Не пойму тебя. Ты ведь счастливая выходила из аудитории, что не так?

– Вы напомнили мне насколько всё это не по-настоящему.

– Зря ты так. Это было больше, чем по-настоящему. За деньги уважение знающих людей не купишь. Два профессора, наблюдавших твою сдачу с моим другом, интересовались можно ли тебя заполучить к себе.

– Надеюсь их молчание входит в стоимость шоу.

– За это не переживай.

– Может не поедем в ресторан? Я устала. – Предложила, окончательно расстроившись. Виктор говорил про академиков и профессоров, которых я не видела, а ведь с кем-то из них я могла быть знакома. Вряд ли они меня запомнили, но вот псевдоним я выбрала себе броский.

– Это не обсуждается. Расслабляться, как оказалось ты умеешь, как улыбаться, так и смеяться. – Эти слова были сказаны с нотками обиды, что заметила не только я, но и Шмель, помотавший головой.

Никогда не пойму, что особенного в этих лучших ресторанах. Везде одно и то же. Эта мысль не давала мне покоя, пока я ковыряла вилкой свой салат. Что ел Виктор не обратила внимания, надеясь, что ему надоест мой кислый вид или испортит аппетит. Очень хотелось в уединение.

– Помнишь наш уговор? – Спросил, когда официант унёс посуду и на столе остался только алкоголь.

– Какой?

– Про вопросы, которые я тебе задам за глоток свободы. Так вот, хочу получить ответы сегодня. Или договор отменяется.

– Что вы хотите знать? – Пробормотала устало, напряжённый день и постоянное недосыпание сказывались, скопившись за последние недели.

– Он был у тебя первым? – Этот вопрос привёл меня в себя похлеще ледяного душа. Не такого я ожидала допроса. Да и допросом это не назовёшь. – Я жду.

– Идите вы к чёрту со своей заботой, защитой и покровительством! – Отчеканила, сжав кулаки на столе. – Мне ничего от вас не нужно. Ни о чём подобном я вас не просила, никакой благодарности не требовала. Можете подарить мой диплом своему другу на память, а меня оставьте в покое со своими вопросами и допросами. – Внутри всё бурлило от бешеной смеси эмоций. Виктор перешёл все границы, и я дошла в своём терпении и понимании предела.

Встала из-за стола и направилась к выходу, чтобы банально уйти куда глаза глядят. Виктор не стал меня задерживать, что уже было подозрительно. Напрасно он думает, что я не настолько сумасшедшая, чтобы уйти ни с чем и в никуда, я именно такая.

На выходе из ресторана не было ни одной знакомой мне машины или человека. Люди Виктора, остававшиеся ждать нас на парковке у ресторана, куда-то подевались. Шмеля тоже нигде не было видно. Я плюнула на свою паранойю и направилась в сторону дома, мне не нужны были вещи или деньги, но Кусю я оставить не могла, как и книги, подаренные доктором Разумовским. Осмотрелась по сторонам, пытаясь сориентироваться. Не сразу обратила внимание, что ресторан находится недалеко от набережной, которая будто загипнотизировала меня. Медленно подошла к парапету, облокотившись как когда-то. Виктор не представляет, как будет больно ответить на его вопрос. Я не признавала этот факт. Глупо. Но так мне было спокойнее. Да, физически Ирбис был у меня первым, но то, что он со мной делал нельзя назвать сексом, это было жестокой пыткой. И я не хочу произносить это вслух, выпускать на волю из своего разума и тела.

Глава 37.

Шум воды и вечерняя прохлада успокаивали. Первые эмоции утихли. Нельзя так остро реагировать. Нельзя. Нужно заставлять себя хотя бы не показывать истинные эмоции. Может так я и сама когда-нибудь поверю, что всё в порядке, что не больно, что всё в прошлом. Будущее. Я должна думать о своём будущем и не кромсать его тупыми, заржавевшими, неровными ножницами из прошлого. У меня же появился шанс, значит нужно его использовать, какой бы не была цена, а не вести себя так, как я сейчас. От меня хотят правды. Что ж, я привыкла с ней жить, если кто-то добровольно хочет окунуться в эту топь, кто я такая, чтобы отговаривать.

За спиной послышались шаги. Виктор встал рядом, повторив мою позу.

– Успели проконсультироваться с психологом. Напрасно думаете, что я не обращалась к специалистам. Мне уже задавали все эти вопросы. – Произнесла своё откровение, глядя на волны, как они красиво мерцают.

– Есть разница, кому ты отвечаешь. Ты постоянно борешься, причём с самой собой. – Он пристально смотрел на меня, а я на него не могла.

– И кто, по-вашему, выигрывает?

– Пока бой идёт на равных.

– Я могу спокойно рассказать, что он со мной делал, помню каждую деталь, но остаться у вас после этого не смогу.

– Я не об этом прошу.

– Я отвечу на пять вопросов. Я же с сегодняшнего дня круглая отличница. Ответ на первый – да. – Старалась дышать как можно глубже, чтобы не накрыло, пора учиться с этим справляться.

– Он был один?

– Да.

– Он делал с тобой что-то извращённое?

– Нет. – Этот ответ дался труднее остальных, на нём голос начал садиться. Не каждый пытается убить жёстким сексом. Только Виктора интересовало иное и он получил ответ именно на свой вопрос. Отвечай я самой себе, ответ был бы другим.

– Вы были знакомы?

– Да.

– У тебя были к нему чувства? Ника? – Я молчала. Не знала ответа на этот вопрос. Мне нравилась та часть Ирбиса, которую он мне открыл. Я мечтала о путешествии с ним на юг Франции и впервые позволила себе романтические мысли. Точно знаю, что он не играл и не притворялся. Возможно, до меня ни одна девушка не знала его таким.

– Да. – Призналась не Виктору, а самой себе, впервые с вечера, когда Ирбис хотел меня убить.

– Он пытался тебя убить? – Виктор будто прочитал мои мысли, и я испытала облегчение от того, что не смотрю на него, и поэтому он не видит моих глаз, которые помнят последний взгляд Ирбиса, человеческий, которым он всегда смотрел на меня, когда я что-то делала неправильно.

– Перебор.

– Что?

– У вас перебор. Это шестой вопрос.

– Ты можешь ещё о чём-нибудь попросить. – Я смотрела вдаль, а Виктор на меня. На улице холодало и моё платье перестало казаться тёплым. Непроизвольно поморщилась от мурашек, потерев плечи, чтобы чуть согреться. Виктор не упустил это из внимания и сняв пиджак накинул мне на плечи. Привычное напряжение пронеслось по телу, я крепко вцепилась в парапет, стараясь не отпрянуть. Помнила, как Виктор крепко обнимал меня, когда успокаивал в лесном домике, как ровно дышал, каким был тёплым. Его слова помнила, а ещё, поняла, что так и не поблагодарила его. Прав был Клим, только о себе и думаю, а ведь этот человек тратит на меня не только деньги, а часть своей жизни, в которой и без меня много проблем.

– «Никогда и ничего не просите. Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами всё дадут», Булгаков «Мастер и Маргарита». – Надеюсь, он понял, что это был комплимент, в котором я признавала его превосходство. Мужчины это любят. Только Виктору было этого мало. – Можете спросить, только не про него.

– Мне поменять автопарк?

– Кажется я просила не про него. – Нахмурилась, плотнее кутаясь в пиджак, развернувшись на сто восемьдесят градусов, облокотившись о парапет, Виктор продолжил стоять неподвижно, наверно надеясь, что я отвечу на его пристальный взгляд, который он не отводил.

– Значит, у него такая же машина. Я всю голову сломал, что с тобой происходит, когда ты видишь мои машины, но с радостью бежишь в развалюху Шмеля, усаживаясь на соседнее с ним сиденье.

– Он меня на ней… и в ней. – Призналась вполголоса, чтобы закрыть тему.

– Надо было сразу сказать. Тебя будут возить на другой машине, когда мы вернёмся.

– Меня устраивает развалюха Вжика.

– Это меня и беспокоит. Ты слишком к нему привязалась.

– Не вижу в этом ничего плохого.

– Зато я вижу. Зачем попросила жить с тобой? Домашней едой кормишь? Прикасаться к себе позволяешь?

– Кажется, это называется простое человеческое общение. И прикасался он ко мне только раз, пока я была не в себе, как и вы.

– А как же моменты изучения его тела? Прощупывание аппендицита.

– Он не прикасался ко мне, только я к нему, это другое. Стоп. – Меня осенило настолько внезапно, что стало жарко. – Откуда вы знаете?

– Шмель докладывает. – Пожал плечами, солгав, даже не моргнув.

– Неправда. Откуда вы знаете? – Повернулась всем корпусом к Виктору, настаивая на ответе.

– Такой ты мне нравишься. Воинственной.

– Я жду ответ. – Требовала, уже догадываясь, сильнее кутаясь в пиджак.

– Ты и сама знаешь.

– Камеры?

– Да. Ты слишком непредсказуема. И очень ранима.

– Дело не только в этом. Вы ему не доверяете. Шмелю. Почему? – Пошла в нападение.

– Это тебя не касается. – Тон Виктора изменился, стал властным и категоричным.

– А он вас уважает.

– Ты ничего не понимаешь в этой жизни, ребёнок ещё…

– Всё, хватит! Не называйте меня больше ребёнком! Надоело. – Разговор становился невыносимым, и я снова отвернулась к реке.

– Он тоже тебе об этом говорил?

– Я сказала хватит. Хочу отдохнуть. Я могу уехать на квартиру?

– Ника, поговори со мной. Хотя бы сейчас. – Виктор положил руку мне на плечо, едва прикасаясь. – Я заслужил твоего доверия больше, чем Шмель. Как ты сказала: простое человеческое общение.

– Это что, ревность? – Взглянула на Виктора, ища опровержения своим неожиданным умозаключениям, но лишь утвердилась в них. Виктор был явно недоволен и будто обижен.

– Можно и так назвать.

– Вы ведь не сошлёте его на склады?

– Если немедленно начнёшь называть меня на ты, он забудет это слово. – Напряжение моментально исчезло с лица, появилась добродушность и смешинки в глазах, а рука начала аккуратные лёгкие поглаживания.

– Я не люблю, когда мной пытаются манипулировать.

– У нас с тобой много общего. Чтобы сравнять счёт, можешь задать мне неприятные вопросы. Можешь не жалеть.

– Когда-нибудь ты сам мне всё расскажешь.

– А ты сможешь когда-нибудь всё рассказать? – Я встала перед Виктором, освободившись от его руки, чтобы ответить спокойно, не думая ни о чём другом.

– Да. Когда буду знать всю правду. И не надо менять машину. Я привыкну и перестану ассоциировать её с произошедшим. Главное, чтобы кто-то хорошо знакомый был рядом.

– Шмель не сможет быть всегда при тебе.

– Твои предложения.

– Выбери себе ещё кого-то из моей охраны.

– Хорошо.

– Так просто.

– Да.

– Ника, ответь пожалуйста на мой шестой вопрос.

Я отвернулась, всматриваясь в тёмную водную рябь, искрящуюся под тусклым ночным светом. Вопросы не прекратятся. Виктор не остановится, пока не вытянет из меня всё. Единственным, с кем я разговаривала о произошедшем, был доктор Разумовский. Он знал всё, кроме подробностей последней ночи с Ирбисом, но как врач догадывался и о них, по травмам, синякам, общему состоянию. Когда я рассказала Разумовскому всю правду, мне не стало легче, потому что ничего не изменилось, ни чувства, ни отношение, ни восприятие. Образ Ирбиса, который я попыталась исказить, не изменился, лишь стал объёмнее, а его грани острее. Тогда я хотела, чтобы ещё хотя бы один человек знал всю правду и заставляла себя говорить, один единственный раз. Психологи, с которыми я общалась в сети, знали только то, чего было достаточно для анализа, что я считала достаточным. Виктору будет мало доли. Он хочет знать всё, чтобы напитаться ненавистью и когда наступит подходящий момент, обрушить её плоды на первопричину. Этого я не хочу. Виктор прав, он достоин моего доверия и правды обо мне. Всей правды. Но только мне решать какой она будет.

– Я мечтала стать нейрохирургом. – Я вернула взгляд на него, Виктор застыл с непонимающим взглядом, но не стал перебивать вопросами. – Это было моей единственной целью и мечтой с пятнадцати лет. Меня больше ничего не интересовало. Я избегала всего, что может помешать достигнуть цели. Мне, как и любой девушке, льстили ухаживания парней, приглашения на свидания, иногда подарки, которые я всегда возвращала, но всё это могло стать помехой. Я была близка к своей цели и уверена, как и ты когда-то, что всё под контролем, что уж её-то я добьюсь, ведь всё сделала для этого, сама, без чьей-либо помощи, без денег и протекций. Появившись в моей жизни, со своими напором, настойчивостью, нахрапом, он заставил поверить, что во мне может заинтересовать не только смазливая внешность и нетронутое тело. Никто и никогда не смотрел на меня так, как он. Я запомнила его именно таким, не смотрела на его лицо пока он брал меня снова и снова. Он взял то, чего до этого добивался, пробираясь к сердцу, медленно приручая, обещая не давая обещаний. Я не сопротивлялась. Когда в глазах, которые смотрели на тебя как на чудо, появляется лютая ненависть, становится страшно от осознания, что в человеке умерла часть тебя самой, которую ты отдала ему, доверив. У меня нет ответа на твой шестой вопрос, он есть только у него. Что касается меня – мне это не интересно.

– Ты рассказала мне это, потому что не хочешь его смерти? – В голосе Виктора появилась раскалённая сталь, заточенная до предела.

– Я рассказала это, потому что ты попросил довериться и твои шесть вопросов заслуживают развёрнутого ответа. Я не готова делиться всем и…

– Я готов, – прервал меня, положив свою тяжёлую горячую руку на мою, почти не вызвав отторжения, – принять твою правду постепенно. Я давил, пытаясь понять, почему тебе так тяжело, почему смотришь на всех мужчин с недоверием и страхом, зная, что в безопасности, что можно доверять. А ещё почему иногда мучаешься во сне, сворачиваясь в позу эмбриона, будто тебе очень больно, и плачешь, зарываясь в одеяло с головой.

К этой правде Виктор точно не готов. Признаться, что реву не от боли, а спазмов противоестественного желания, не готова и я.

– Шмель будет постоянно с тобой, пока ты не привыкнешь ко второму охраннику. – Виктор произнёс это очень серьёзно, будто предстояло охранять стратегически важный объект. Сдержать смех не получилось. – Ты что? – Удивился мой собеседник.

– Ты смешной, когда серьёзный.

– Хорошо, что додумался всех разогнать, иначе в очередной раз подорвала бы мой авторитет. При моих ребятах такое лучше не произноси, не поймут.

– Смеяться тоже запрещается? – Моментально убрала улыбку с лица, приняв серьёзное и собранное выражение как у него.

– Даже не смей сдерживать её. У тебя очень красивая улыбка.

– Может поедем? – Предложила, чтобы сменить тему. Виктор не сделал и не сказал ничего такого, но внутри всё равно съёжилось неприятное ощущение отторжения его приятных слов.

– Нет. – Виктор сделал многозначительную паузу, ухмыльнувшись. – Забыла, я всех распустил, не зная, что ты способна выкинуть во время нашего разговора. Предлагаю прогуляться, здесь недалеко, если не устала конечно?

До самого дома мы шли молча. Я по-прежнему куталась в пиджак Виктора, обнимая себя руками, он же шёл рядом, заняв одну из рук сигаретой. Мне даже показалось, что он забыл обо мне, погрузившись в свои мысли, но это было не так. Когда нам навстречу кто-то шёл, в особенности парни и мужчины, его внимание моментально включалось, оценивая обстановку. Виктор становился похожим на хищника, оценивающим потенциальную угрозу.

– Завтра вечером у нас вылет. – Произнёс, стоя за порогом квартиры, в которую не стал проходить, когда я отдавала ему пиджак. – Я заеду за тобой в три, будь готова.

– Хорошо.

После этих слов Виктор ушёл, а я прошла в гостиную, на диване которой прямо в одежде дрых Шмель, а Куся удобно устроилась у него на животе. Судя по позе спящего, он уснул пока гладил мою любимицу, одна из его рук покоилась на её спине. Теперь ясно с кем проводила ночи эта предательница, бросив меня в одиночестве. Стало интересно, а знает ли Шмель о камерах. Виктор вряд ли его предупреждал, только если нашёл сам или догадался, что подобное возможно. Догадка про недоверие Виктора к Шмелю была спонтанной, но оказалась верной. И на вопрос, зачем держать при себе человека, которому не доверяешь, напрашивался единственный ответ: врагов держи ещё ближе. Но всё это домыслы, я действительно не разбираюсь в мужских играх, может всё не так просто и у Виктора иные мотивы не доверять Шмелю.

Укутала пледом свою няньку и его подружку, после чего направилась в спальню. Долго осматривала комнату, разыскивая камеры, нашла только две, хотя уверена, их было больше. Ко сну переодевалась в ванной, где был уголок, который, как я надеялась, не попал в обзор всевидящего ока. А упав в кровать моментально вырубилась.

Глава 38.

– Держи. – Виктор протянул мне маленькую красную книжечку из натуральной кожи, внутрь которой был вложен билет на самолёт. Мы только приехали, и я с нетерпением ждала, когда можно будет доспать недоспанные часы. Шмелю с большим трудом удалось меня разбудить с помощью будильника на его телефоне. Хотя вой сирены показался мне очень странным выбором для пробуждения, комментировать не стала, увидела время на экране и принялась хаотично собираться – до назначенного времени оставался лишь час. В итоге собраться успела, удовлетворив пунктуальность Виктора, но чувствовала себя зомби.

Я взяла из протянутой руки маленькую красную книжечку, догадываясь, что это. Виктор стоял, улыбаясь мне, пока я медлила. Даже руки задрожали от переизбытка эмоций. Там внутри была целая жизнь, новая, никем не тронутая, с будущим и возможностями. С фото в паспорте на меня смотрела Николь Викторовна Разумовская, родившаяся 25 декабря двадцать два с половиной года назад в городе Рованиеми. У этой девушки был взгляд человека, который точно знает, что хочет от жизни, и знает, что добьётся этого.

– Я хотел отдать весь комплект вместе, но решил не ждать. Учёл твои цветовые предпочтения.

– Так вот зачем был вопрос про любимый город, но, почему именно эта дата? И этот возраст?

– Ты похожа на рождественскую ночь. Для возраста Христа ты молода, поэтому я убавил одиннадцать лет. Красивая математика тридцать три минус одиннадцать равно двадцать два. Извини, если прибавил тебе немного. Вы девушки серьёзно относитесь к лишним годам.

– Спасибо. Не за сравнение, а за паспорт и всё остальное. – На глазах почему-то навернулись слёзы, но они были приятными, не щипали и не жгли, будто грели.

– Не плачь. Слёзы на твоих глазах вызывают желание утешить, крепко обняв.

– Ты можешь замереть и не двигаться? – Моя просьба поубавила привычную невозмутимость Виктора, на лбу пролегла морщина замешательства. – Доверься мне. – Подтолкнула его к исполнению моей прихоти.

Виктор кивнул и я, медленно приблизившись, обняла его. Виктор вздохнул, будто сбросил груз, а я решила его добить, оставив лёгкий поцелуй на щетинистой щеке, освобождая от объятий.

– Я надеюсь, никак тебя не скомпрометировала перед твоими людьми? – Виктор по-прежнему стоял не двигаясь, будто даже не дыша, только выражение лица выдавало внутреннее напряжение.

– Ты только что вознесла мой авторитет на новый уровень.

– Жаль Шмель этого не увидел. Он снова наказан? – Виктор знал, что это сарказм, но даже бровью не повёл. Большая часть людей Виктора летели с нами, в то время как Шмель и ещё пара людей выехали к месту назначения на машинах.

– Ему поручено опасное задание, требующее особой подготовки, а именно довезти твою кошку, на которую у тебя не оказалось документов.

– Ты бы и без этого повода отправил его на машине. – Озвучила то, что мы оба знали.

– Безусловно. Он со своим хомяком не расстаётся. Кроме этого автомобиля у Шмеля за душой больше ничего нет. – Хотела поспорить, вспомнив про карточные выигрыши Шмеля, но вовремя одумалась. – А ещё, как бы это парадоксально не звучало, Шмель боится летать. Хотя, зная твои способности и умение воздействовать на него, тебе не составило бы труда затащить его на борт, а потом глумиться над ним весь перелёт.

– Сколько добрых побуждений в твоих мотивах.

– А в тебе открываются всё новые и новые грани. – Виктор довольно улыбнулся, а я лишь помотала головой, театрально закатив глаза. Граней у меня предостаточно, я тот ещё гипердодекаэдр.

На регистрации я с какой-то детской радостью наблюдала, как служащие аэропорта рассматривают мой новый паспорт, сравнивая фото в нём со мной. Я действительно чувствовала себя новым человеком, будто даже дышать стало легче, а тело кажется невесомым. Наверно это было состояние счастья, в котором я продолжила пребывать пока спала в самолёте, на соседнем кресле с Виктором, в машине, пока мы ехали до его дома, и в своей комнате, наслаждаясь состоянием новизны ощущений.

– Хватит его наглаживать. – Шмель с нетерпением ждал, когда я уже соберусь, чтобы отвезти в больницу, где будет проходить моя ординатура. Это хотел сделать Виктор, но за завтраком, который мы уже традиционно проводили вместе, а именно: я, Виктор, Шмель и Куся, каждый на своей стороне стола, ему позвонили, и он с какой-то усталостью на лице пожелал мне удачи, и быстро натянув идеально наглаженный пиджак, ушёл.

– Ты не понимаешь. Похоже в твоей жизни не было ни одного важного мероприятия, к которому ты бы готовился, понимая, что от этого зависит твоя судьба.

– Было.

– И какое? – Поинтересовалась, оторвавшись от своего занятия, уставившись на няньку, замерев с утюгов в руке.

– Суд. – Слова застряли в горле, и я, глупо улыбнувшись, вернулась к наглаживанию брюк.

У меня в запасе было два часа, но этого было катастрофически мало, чтобы произвести правильное впечатление. Виктор тонко намекнул, что в больнице я блатная и это никак не изменить, поэтому придётся побороться, чтобы меня воспринимали всерьёз. Очень кстати пришлись подарки от Стеллы, которая купила все понравившиеся мне во время нашей прогулки по магазинам вещи и прислала на днях. В записке она написала, что теперь я ей должна как минимум ещё один поход по магазинам, а я и рада, только финансовый вопрос меня напрягает и об этом придётся поговорить с Виктором. Но это позже, а пока я наглаживаю бежевый брючный костюм, который должен выглядеть идеально, а Шмель пыхтит, не понимая, почему я делаю это сама, когда в доме есть три помощницы.

С ними я познакомилась, когда мы вернулись. Мне представили их днём, когда я, наконец отоспавшись, выползла из своей комнаты. Оказалось, что перед тем, как привезти меня в свой дом в первый раз, Виктор всем им дал оплачиваемый отпуск, который закончился как только я уехала. Знакомство прошло смазано и странно. На меня смотрели как на диковину или инопланетянку, но по крайней мере я не заметила неприязни или недовольства. Всякое бывает. Виктор мужчина видный, состоятельный, мало ли какие у кого на него планы. Да и представил он меня не как гостью, а жильца с полным карт-бланшем, завуалировав всё это во фразе: «Относитесь к Нике как к полноправной хозяйке этого дома». Я ещё не отошедшая ото сна не сразу обработала сказанные им слова, которые текли по извилинам тягучей субстанцией, застревая на поворотах. А потом он просто встал и ушёл, закончив свой обед, оставив меня наедине с тремя незнакомками, которые улыбались мне так же глупо, как и я им. Марина – стройная жгучая брюнетка, с тёмно-карими глазами, белоснежной кожей и веснушками на лице лет сорока, заведовала кухней и сразу уточнила мои вкусовые предпочтения. Её одухотворила новость о том, что на диетах я не сижу и ем практически всё, но маленькими порциями, за исключением грибов и в особенности шампиньонов, на которые у меня аллергия. Ольга, пышнотелая, голубоглазая хохотушка с рыжими волосами лет тридцати и Олеся, похожая на модель с подиума, с русыми волосами, умело покрашенными у корней в приглушённо-розовый цвет, красиво сочетающийся с бирюзово-голубыми глазами и золотистой от природы кожей, лет двадцати пяти, отвечали за порядок в доме. По моим наблюдениям Марина была буфером между столь разными Ольгой, матерью троих детей, и Олесей, живущей в своё удовольствие. С ними в доме появился шум и суета, которые первое время напрягали, и я постоянно сбегала на улицу. Первой, с кем я нашла общий язык стала Олеся. Мне безумно понравилось её окрашивание, и я попросила телефон мастера, которая оказалась её девушкой. Шмель, дежуривший поблизости, чуть не поперхнулся сигаретой, когда услышал эту интересную подробность, и скорее всего мысленно изматерился. С Ольгой было сложнее, она мне постоянно выкала, что я категорически всем запретила делать, и в моём присутствии что-то роняла. Но и с ней мы поладили, когда я подсказала хорошее средство от боли в ушах для её сына, которого она как-то взяла с собой на работу. Куся и Шмель на это время куда-то спрятались, оставив меня одну справляться с трёхлетним деспотом по имени Семён. Мы поладили, особенно он оценил сказку о строении нервной системы, вырубившись на третьей минуте повествования. В этот момент нас и застукал Виктор, заехавший на обед. Марина по секрету сообщила, что до моего появления Виктор только завтракал дома.

– Ты любишь детей? – Спросил полушёпотом, нарезая свой стейк, расположившись на обед за столом в гостиной, пока я нянькалась, следя, чтобы ребёнок не свалился с дивана.

– Мне интересно за ними наблюдать. Никогда раньше не приходилось оказаться так близко к ребёнку.

– У тебя хорошо получается. О своих не думала?

– Думала. Не была уверена, что захочу когда-нибудь родить. Хотела состояться как врач, прежде чем заводить ребёнка, а на это требуются долгие годы. Я не хотела, чтобы мой ребёнок был предоставлен самому себе с раннего детства, как это было с… со мной.

– Ты хотела сказать брошен. Точнее брошены. У тебя есть брат или сестра.

– Был брат. Он умер. – Пришлось сказать полуправду. Сколько ещё этой полуправды у меня получится скормить Виктору, сдерживая его неуёмный аппетит изучения моей жизни.

– Неужели ни разу за всю жизнь не проявлялся материнский инстинкт?

– Повода не было.

– Точно не было? – Виктор странно посмотрел на меня, положив приборы на тарелку.

– Ты сейчас о чём? – Такое его выражение лица мне не нравилось, слишком суровое и холодное, давящее.

– Хочу понять степень нанесённого урона. – Виктор перевёл взгляд на спящего ребёнка и продолжил, вернув его на меня. – Ты не была беременна от него? – Смотрел, будто прицелился, а у меня дыхание спёрло. Странную тему для разговора он выбрал, тем более сейчас, когда рядом малыш. Хотя я понимала, что не случайно именно так, когда я не могу вспылить.

– Нет. – Выдавила, преодолев ком в горле. Если бы не присутствие ребёнка, наверно психанула и устроила стандартный приступ истерики. Нет у меня сил терпеть постоянное вмешательство в прошлое, это вытягивание нитей, проходящих сквозь моё тело, цепляющихся за него своими узлами.

– А если бы была, оставила ребёнка?

– Для оплодотворения день был не подходящий. В этом мне повезло и задумываться над подобными дилеммами не пришлось. Такой ответ устроит? – Вполголоса, но зло, несмотря на то что может последовать отдача.

– Более чем. – Виктор как ни в чём не бывало вернулся к обеду, оставив меня в непонятном подвешенном состоянии после своего мини допроса.

Виктор уже собирался уезжать, когда меня пришла сменить Оля, освободившись, а я успела поймать Виктора у самой двери его кабинета.

– К чему были все эти вопросы? – Спросила, преградив ему путь.

– К тому, что я узнал то, что мне было нужно. Задавая их, я знал, что аборт ты бы не сделала, слишком уважаешь жизнь, чьей бы она ни была. А вот на незаданный вопрос ты мне ответила.

– И какой же?

– Теперь я знаю, что он с тобой не предохранялся. Не ответишь, почему?

– Он знал, что я здорова. – Попытка увести разговор в сторону осталась безуспешной, рассыпавшись под настойчивостью Виктора.

– Мы оба понимаем, к чему я веду. Если захочешь, продолжим этот разговор вечером, а сейчас мне пора.

Вечером мы не пересеклись. Я так и не вышла из своей комнаты, трусливо избегая разговора. Виктор не настаивал. И до сих пор не настаивает, будто чего-то ждёт.

– Если ты погладишь этот костюм ещё раз, он рассыплется, – выдал Шмель тонкий намёк, постукивая по сенсорному экрану телефона, от чего на нём начинало мелькать время, – а ты опоздаешь, и Царь оторвёт мне голову.

Глава 39.

– Вам будет непросто.

Она была стервой, именно такой, какой должна быть заведующая больницей. Пышногрудая блондинка с зелёными кошачьими глазами. Женщина без возраста и комплексов. Решительная и властная. Она сама, и всё, что её окружает кажется идеальным, совершенным. Даже её холодный, резковатый тон не вызывает отторжения. И мы с ней уже встречались. На моём экзамене. Я не ошиблась, она была кардиохирургом. Анастасия Сергеевна Стрельникова смотрела на меня ещё строже, чем во время моей эпичной сдачи, и я молча жалела, что выпендрилась тогда. Теперь она думает обо мне… Да ничего хорошего она обо мне не думает, и было бы плевать, будь она просто врачом. У людей на высоких должностях своё представление о надлежащем поведении, которому я не соответствую ни по одному из пунктов.

– Особого отношения к себе не ждите. – Продолжила, пристально рассматривая моё лицо. – Вы здесь только потому, что меня устроил уровень ваших знаний. Одна ошибка, и никакая протекция вам не поможет. У Виктора нет здесь рычагов воздействия и его деньги тоже не помогут. Ваша ординатура будет проходить под тотальным контролем, пока я не удостоверюсь, чтовпустила в эти стены высококлассного профессионала, а не шарлатана. Все свои действия в отношении лечения пациентов вы должны будете согласовывать с кем-то из врачей. Вам запрещено самоуправство. Если вас что-то не устраивает, то ещё есть возможность попрощаться на хорошей ноте.

Страшно представить, что она считает плохой нотой, если эта в её понимании хорошая.

– Я уяснила всё, что вы хотели до меня донести. На иное не рассчитывала. Будь у меня выбор, не стала бы использовать помощь Виктора в своём поступлении в ординатуру. Думаю, у меня есть реальный шанс устроиться без чьей-либо помощи. Меня не радует перспектива быть блатной. Возможно, я произвела не лучшее впечатление на экзамене, но у меня нет корыстных мотивов. Я просто хочу работать по профессии.

– Ты произвела лучшее впечатление из всех возможных. – Неожиданно перешла на «ты», сменив тон на менее официальный, улыбнувшись чему-то. – Давно никто меня так не впечатлял. Чувствуется, что ты не самоучка. Я бы очень хотела знать, кто тебя так натаскал. То, что твой кумир доктор Разумовский я уже поняла, цитаты из его научных статей твой конёк. Это удобный ход – взять фамилию одного из лучших хирургов в стране, вольно не вольно тебя будут ассоциировать с ним, даже несмотря на то, что родных у него не было и это общеизвестный факт. Не удивляйся, Виктор рассказал мне о тебе, не знаю, всё или нет, но достаточно, чтобы понимать, что вместе с потенциально высококлассным специалистом, которого я планирую нагло узурпировать, я принимаю на работу проблему. Предупрежу сразу, я выставила Виктору условие – ты должна посещать психолога, но он уговорил меня дать тебе шанс без этой меры. Это послабление будет действовать до первого приступа.

– А потом?

– Или психолог, или заявление по собственному, и никаких рекомендаций. Ты была права, когда сказала, что можешь устроиться сама, вот только сможешь ли ты удержаться на месте. Виктор не случайно устроил тебя ко мне, думает, что если мы с ним спим вот уже двадцать пять лет, это гарантирует тебе особое отношение и поблажки. – Наверно Анастасия Сергеевна по моему обалдевшему взгляду поняла, что я ни сном, ни духом про их отношения с Виктором. Только что у меня сформировалось ощущение, что это место я получила через постель, хотя ни с кем не спала. С другой стороны это объясняет, почему Виктор не предоставил мне права выбора, он будто обложил меня со всех сторон подушками безопасности. И без присмотра я не останусь. – Не удивляйся. Мы с ним старые знакомые. Я его первое пулевое зашивала, точнее пять пулевых, когда была студенткой на грани отчисления, а у него пытались отнять бизнес. Смутное тогда было время. Тебя ещё на свете не было, когда мы карабкались по жизни. Ладно, это уже лирика. Сегодня у тебя полный медосмотр. Попутно изучишь больницу, познакомишься с коллегами.

– Это обязательно? – Я не из праздного любопытства спросила. Перспектива почувствовать себя пациентом не радовала. Никто меня не осматривал со времени моего последнего пребывания на больничной койке.

– Все сотрудники при поступлении, а в дальнейшем раз в полгода, проходят полный медосмотр. Ты против? – Теперь я видела, что эта женщина знакома с Виктором долгие годы. Она переняла его манеру говорить и многозначительный строгий взгляд. Ну, или он у неё.

– Не против. Можно не проходить гинеколога. Я знаю, это обязательно, но можно не здесь, где я буду работать. Будут лишние вопросы.

– У тебя остались следы? – Ещё не понимала, как отношусь, что эта женщина в курсе. Своего отношения к тому, что Виктор рассказал ей обо мне. Какие мотивы он преследовал? Хотя правильно, что хоть кто-то здесь будет знать. Даже необходимо. Сама понимаю, что являюсь бомбой замедленного действия. А ещё людей собралась лечить. И снова вся собранность начала расплываться как желе под давлением сомнений в самой себе.

– Хороший врач заметит. – Здесь я уже не выдержала и отвела взгляд, сосредоточившись на подставке для ручек и карандашей.

– Анна Андреевна очень хороший врач и с понятием врачебная тайна знакома.

– Не сомневаюсь. – Вернула взгляд обратно. Нельзя позволять думать, что я слабая. – Но я не хочу, чтобы хоть кто-то знал или догадывался. Рано или поздно это всплывёт.

– Ты проходила осмотр гинеколога после случившегося?

– Да. Я провела неделю в больнице и ещё некоторое время находилась под наблюдением врача. Мне сделали все необходимые анализы.

– Неделю? – Анастасия Сергеевна не хотела произносить это вслух. Мне показалось, что она самой себе удивилась в этот момент. Понятно, что не душу мне залатывали, а устраняли физические повреждения и понятно какие, даже студент догадался бы.

– Со мной всё в порядке. Всё зажило. Я ничем не заразилась, не забеременела. Мне повезло. Не рассказывайте пожалуйста Виктору эти подробности.

– Зря ты не хочешь рассказать ему, чем дольше оттягиваешь этот момент, тем больше он свирепеет.

– Знаю, но не могу иначе. Пока не могу.

– Я поговорю с Анной Андреевной, она сделает запись об осмотре. Не волнуйся, она не из болтливых. Если передумаешь, можешь обратиться к ней в любой момент.

– Спасибо.

Следующие три часа прошли крайне насыщенно. Больницу, как мне казалось, я изучила вдоль и поперёк, дважды заблудившись в её коридорах. Коллеги смотрели на меня с интересом, как на подопытную, сканируя своими опытными профессиональными взглядами. Коллектив был пятьдесят на пятьдесят в плане мужчины/женщины. Всё казалось привычным. Я не почувствовала ощущения нахождения в незнакомом коллективе, будто вышла на работу после отпуска. И этот факт меня порадовал. Анна Андреевна не задавала никаких вопросов, кроме одного, не хочу ли я всё-таки пройти осмотр, но её доброжелательности не хватило, чтобы уговорить меня.

Когда мы со Шмелём отъезжали от здания больницы, я не отрываясь смотрела на его окна, представляя свою работу в качестве врача.

Глава 40.

– Как прошла первая рабочая неделя в больнице? – Задала с воодушевлением опостылевший за эту неделю вопрос Стелла, точнее одну из его интерпретаций, суть от этого не менялась, как и мой ответ.

– Хорошо.

Что ещё может сказать молодой специалист, который когда-то почти самостоятельно проводил операцию на мозге, пусть и под руководством гениального доктора Разумовского, теперь, когда за ним, в моём лице, прочно закрепились обязанности ставить уколы и накладывать швы, да, ещё подготовка к операции вместе с медсёстрами. Ничего сложнее мне не доверяют. Я всё прекрасно понимаю, но ничего не могу поделать со своим эго, которое нехило так сплюснули в тисках недоверия. Мозгов хватает чтобы не выражать недовольства и не жаловаться. Осталось научиться смирению и с благодарностью принимать то, что дают. Тем более зарплата мне всё равно не светит. Виктор пресёк мою попытку поговорить на эту тему вопросом: «У тебя мало денег на карте?». Не мало. Их там полно. Причём цифра постоянно растёт непонятно зачем, никаких трат с неё не происходит. Я решила ещё раз подготовиться к разговору с Виктором подобрав необидные и не неблагодарные аргументы, только он уехал на неопределённый срок, передав через Шмеля что ненадолго. Между нами будто шла холодная война и мне были известны все её причины. Тем не менее у меня появилось послабление – мне больше не требовалось куда-то отпрашиваться. Главное выходить в сопровождении охраны и предупреждать о выездах заранее. Поэтому, как только Стелла заехала с предложением повторить неудавшийся шоппинг, я сразу согласилась. Начали мы с магазинов нижнего белья, что особо радовало, потому что охрана оставалась ждать у входа.

– Уверена? – Стелла недоверчиво косилась из-под своих шикарных пушистых ресниц. Повезло всё-таки Климу.

– Прошла всего неделя. Спроси меня через месяц, или два, уверена ответ получится более развёрнутым, если меня, конечно, не уволят раньше. Теперь лучше расскажи, как Илья.

– Очень хорошо. Врачи удивляются тому, как быстро он идёт на поправку. Кстати, мы приглашаем тебя на наш день рождения. Илья планирует целое шоу. Скажу сразу, твой отказ не принимается.

– Наверно, будет много людей. – Мысленно приняла в штыки своё участие в празднике. Помимо того, что я не хотела быть связана с жизнью Виктора, мне ещё и не хотелось ничего – апатия не отпускала несколько дней.

– Виктор не подпустит к тебе никого. Обставит охраной со всех сторон. – Воодушевлённо попыталась успокоить меня Стелла, лишь усугубляя моё состояние.

– То есть с ним вы уже это обсудили.

– Нет. Но это же Виктор. – В этой характеристике Стелла была крайне права. Виктор Царёв умело взял под контроль не только свою жизнь, но и окружающих. Я пока сопротивляюсь, но, если так продолжится, он просто возьмёт меня измором. Сдаваться категорически не хочется.

Перевела взгляд на Стеллу. Ей как-то удалось усмирить и приручить своего мужа, найти подход к этому сложному человеку, не менее сложному, чем Виктор. Хотя, кто знает, через что она прошла, чтобы добиться этого. Стелла была отражением своего мужа. Они доверяли друг другу и общались на равных. И нас с Виктором, несомненно, обсуждали. В её словах я всегда искала подтекст или шифровку, которую мне требовалось разгадать. Стелла будто намекала мне, что для Виктора я больше, чем девушка которой он помогает. Только понять не могла кто же? Как женщина я его не интересовала. Правда после знакомства с Анастасией Сергеевной поняла, что про коллекцию баб он мне наврал и у него вряд ли есть кто-то кроме неё. В их странные отношения я не лезла, не моё это дело, хотя было любопытно чисто по-женски почему они не живут вместе.

– Когда событие? – Спросила из вежливости, начиная разрабатывать план как избежать похода на праздник.

– Почти через полтора месяца. Времени ещё полно.

– Постой, до меня только что дошло: вы близнецы?

– Нет, но родились в один день. Я старше на пять лет. Он мой младший братик и всегда дико бесится, когда я так его называю.

– Понятно.

– Ты можешь не спрашивать из вежливости, если тебе неприятна эта тема.

– Ты о чём?

– Просто, я знаю, что у тебя был брат, которого ты потеряла.

– Иногда мне кажется, что моя жизнь основная тема для обсуждения в вашем кругу. А потом Виктор удивляется, почему я ничего ему не рассказываю.

– Я обидела тебя?

– Нет. Но можешь намекнуть Климу, что эта информация бесполезна в их поисках. Пусть не тратит время и ресурсы.

Когда Стелла ушла в примерочную, куда до этого отнесли ворох самого разного белья, я решила разбавить ожидание и тоже что-нибудь примерить. Мой выбор пал на красный комплект, которого у меня никогда не было, но мне хотелось. Не покупала, думая, что такое нужно надевать лишь для того, чтобы тебя сожрали глазами, перед тем как его снять, зубами, например. Улыбнулась этим своим мыслям, но до примерочной не дошла, услышав знакомый голос из прошлого.

– Ника! Неужели это действительно ты. С ума сойти. Совершенно не изменилась. – Мила появилась будто из воздуха. Я замерла на ней взглядом ошарашено, не зная, как быть. Это должно было случиться рано или поздно, но только не сейчас, я не готова. – Только не говори, что не узнала. Совсем зазналась в своей Германии?

– Узнала. – Заставила себя говорить, а ещё дышать, а ещё понимать и складывать всё, что она говорит. – Ты шикарно выглядишь, будто с обложки журнала. – Похвалы в свою сторону Мила обожала и сейчас это было отличным отвлекающим манёвром от моего шокированного лица и наверняка испуганного взгляда.

– Занялась собой. Села на небольшую диету. Пришлось отказаться от некоторых любимых продуктов, но красивый здоровый внешний вид того стоит.

– Чем ты сейчас занимаешься? – Поддержала разговор, стараясь найти в отражениях зеркал и витрин охрану. Влипла, так влипла.

– Работаю в клинике пластической хирургии. Самой лучшей в городе.

– Рада за тебя. Правда. Ты двигаешься навстречу своей мечте.

– Знаешь, я решила немного изменить мечту. Хочу делать красивыми не только людей, которые уже красивы, но и тех, кому не повезло, не ради денег. Ни один взгляд самолюбования не сравнится с взглядом, наполненным счастьем, когда человек с изуродованным лицом видит себя не искажённым, а таким, каким он должен быть. Поэтому, пытаюсь продвинуть нашу благотворительную программу, правда, пока не особо успешно, но ты меня знаешь, я своего добьюсь. У меня мало времени, но я хочу знать как ты? После твоего отъезда в Германию о тебе ничего не было слышно. Мы все дружно решили, что ты зазналась. Этой идее поддалась даже я, когда ты не поздравила меня с днём рождения, хотя до этого поздравляла со всякой фигнёй. Ты вообще надолго вернулась? Проездом или насовсем?

– Я ещё не решила.

– Наверно, тебя завалили предложениями о работе, в которых разгрестись не можешь? Ты всегда была головастая, глазастая и рукастая.

– Что-то вроде того.

– Странная ты какая-то. Будто пришибленная. Или…

– Что?

– Я ведь не напомнила тебе о том, что произошло до твоего отъезда? – Мила нахмурилась, её улыбка исчезла, а я не сразу поняла, что она говорит о моём обвинении в смерти Барса, а не о том, что было после, ведь об этом никто не знает.

– Не напомнила, не переживай. Я недавно вернулась и ещё не адаптировалась.

– Ладно. Мне уже нужно бежать, сегодня девишник у подруги, забирала подарок для неё, а мне ещё в салон красоты, но, – Мила начала копаться в сумке, достав из её недр визитку, – когда придёшь в себя, позвони, сходим куда-нибудь, поболтаем. Я скучала по тебе. – Её последние слова задели внутри что-то спавшее до этого момента. Оно недовольно разомкнуло глаза, поняв, что выспалось, пытаясь вырваться из пут пересыпа. Это была та часть прошлого, которую я принесла в жертву и теперь, проснувшись, она пытается найти внутри меня своё место, вот только всё занято, кроме небольшого клочка, где она пролежала всё это время, а ей нужно больше, гораздо больше, как и мне.

– Я позвоню. Обещаю.

– Тогда я спокойна.

Мы попрощались, я наконец дошла до примерочной, где плюхнулась на мягкой пуф. Все почему-то думают, что я уехала в Германию. Для них я не умерла, даже не пропала без вести. Кто, как и зачем это сделал? Доктор Разумовский утверждал, что все думают, что я мертва. Стоп! Он никогда так не говорил.

«– Ирбис уверен, что ты умерла. Ему отдали твой прах с расплавленными кусочками часов, похожих на твои. Он поверил.

– Почему ему?

– Он потребовал. Дико взбесился, когда узнал, что тебя кремировали. Чуть клинику не разнёс и Клинского не пристрелил. Хорошо, что этого психопата не волнует ничего кроме женских половых органов, и пистолет, приставленный ко лбу, не впечатлил.

– Кроме вашего друга кто-то ещё знает, что я жива?

– Нет. По старой дружбе он согласился больше никого не впутывать.»

Получается, я умерла только для Ирбиса. Остальные уверены, что я улетела в Германию. Кто-то замёл следы странным образом. Почему Разумовский не говорил мне об этом? Мог ли не знать? Не мог. Значит не просто так скрыл. Интересно как много ещё я не знаю. И на руку ли мне такой расклад? Хорошо или плохо? Хреново. Если пойдёт цепная реакция от знакомого к знакомому, есть вероятность, что и до Ирбиса она докатится. Всё зависит от общительности Милы, которой она не отличалась. Её считали заносчивой и высокомерной, когда она просто не любила болтать попусту. Друзей у неё всегда было мало, что её устраивало, ведь эти люди знали её менталитет и я была в их рядах.

Пока думала, попутно натянула на себя красный комплект. Моя маленькая грудь в кружевном бюстье выглядела соблазнительно, что было редкостью, обычно на меня такую модель не подберёшь. Посмотрела на бирку «Катрина Лапкина». Похоже у меня появился любимый бренд.

На пути домой я сместила Павла, охранника номер два, подобранного Виктором, на заднее сиденье, охранять пакеты с покупками. Паша меня недолюбливал. Откуда я это знала? Просто он был одной из жертв моего паршивого характера. Именно он уговаривал меня зайти в дом, когда Шмеля сослали на склады. Не думаю, что он был счастлив своему новому назначению, но мы с ним оба люди подневольные, поэтому пусть терпит. Уставилась в лобовое стекло. Я хотела отключить мозг, а мелькающие виды способствовали. На весь салон раздалась Богемская рапсодия, установленная Шмелём на звонок, я очень надеялась, что ему просто нравится эта песня и нет никакой смысловой нагрузки в его выборе мелодии. На экране высветился царь, но не тот, который звонил, а тот который был в комедии Леонида Гайдая, кадр, где герой сидит, неумело изображая Ивана Грозного. Я многозначительно посмотрела на Шмеля, не скрывая, что оценила юмор, тот лишь усмехнулся. Говорить ему не пришлось, Виктор даже не стал дожидаться банального «алло», что-то сказав Шмелю, после чего тот передал мне телефон. А всё потому, что я до сих пор не приобрела замену своему утопленному гаджету.

– Что хотела от тебя кудряшка? – В голосе Виктора был отвратительно приторный сироп. Ещё бы. Я пообщалась с кем-то не из его круга, с кем-то новым, неизвестным. И это не Шмель ему доложил, не Павел и не охрана Стеллы. Я потом убедилась, что место, где мы с Милой стояли, не просматривается с точки, где обосновалась охрана.

– А я только перестала мечтать о побеге.

– Отвечай. – Ладно, юмор не прокатил.

– Она представитель благотворительного фонда. Услышала из нашего разговора со Стеллой, что я работаю в больнице и попросила передать свои контактные данные руководству больницы, она хочет предложить сотрудничество.

– Странный она выбрала способ. С Настей не такая большая проблема встретиться.

– Город большой, больниц много, она использует малейшую возможность.

– Ты ведь понимаешь, что я проверю. – Сироп смешался со льдом и стал безвкусным. По крайней мере в его голосе. В моих мыслях всё было не так радужно. Один вопрос Миле и конец моей новой жизни.

– Проверяй. – Как можно беззаботнее, чтобы самой в это поверить. – Когда возвращаешься?

– Завтра вечером. Соскучилась?

– Нет. Ты должен мне день свободы. Я хочу его получить. Нужно обсудить детали.

– Обсудим… если нужно.

Виктор сбросил вызов, оставшись недоволен разговором, как и я, только внешне себя не выдавала. Это просто, когда все привыкли к твоей задумчивости и отрешённости. Двухлетняя годовщина неминуемо приближалась, а моя решительность посмотреть на мой страх со стороны окрепла. Было бы лучше увидеть его в других обстоятельствах, точнее безопаснее для моей психики. Зато сразу в омут с головой, достаточно будет увидеть взгляд Ирбиса и мне всё станет ясно.

Глава 41.

Это была обычная смена. Ничего особенного. Меня по-прежнему держали в рамках уколов и швов, иногда разбавляя этот набор клизмами. Зато было время продумать обстоятельный разговор с Виктором. Я уже переоделась, собираясь домой, когда по громкоговорителю объявили, что срочно требуется человек с четвёртой группой крови. Меньше чем через минуту я была на посту, а ещё через две меня проводили в операционную, где у ребёнка во время операции открылось сильное кровотечение. Запасов крови не хватило, можно было перелить и другую совместимую, но тут много «но». Я подходила идеально и Виктор Германович, оперировавший ребёнка, дал согласие на прямое переливание крови. Я смотрела на бледное лицо мальчика, надеясь, что он выкарабкается и с этими мыслями уплыла в сон.

Этот разговор состоялся перед моим отъездом от доктора Разумовского. Я наводила в доме порядок, когда внезапно почувствовала лёгкость на руке. Долго не могла посмотреть, чтобы не разочароваться, поэтому сначала потрогала и не обнаружила груз на своём запястье. Они просто расстегнулись, сами, спустя почти полгода безуспешных попыток снять часы. Сначала я долго рассматривала руку, потом дно ведра, где виднелся серебристый блеск. Мне было страшно достать их оттуда, будто стоит к ним прикоснуться, они снова вцепятся в меня мёртвой хваткой. Я ненавидела их не меньше, чем дарителя. Они не тикали, но мне казалось, что я слышу, как шелестят стрелки, как скребутся друг о друга, как работает механизм внутри. Я собиралась выждать ещё немного, уехать подальше, и попросить срезать браслет, когда это привлечёт меньше всего внимания, а они просто расстегнулись. И я решила, что это знак, что пора поддаться переменам. Закончила уборку и собрала вещи, мне оставалось поговорить с доктором.

– Расскажите, как вам удалось меня вытащить. – Разумовский рассматривал мой чемодан, кивая самому себе. В последнее время всё его время занимали пациенты из небольшой деревни по соседству, а я не хотела выбираться вместе с ним. Мы оба понимали, что я должна сама сделать эти шаги, но сначала узнать всё, как бы больно не было.

– Я начал искать тебя сразу, как только не обнаружил дома. Понимал, что либо тебя уже нет в живых, либо вот-вот не станет. Незамедлительно прибег к помощи Макара Гордеева, старого знакомого, который может найти кого угодно и где угодно. Безуспешно. Только спустя сутки появилась информация о его местонахождении. Сразу набрал Клинского, который рассказал… – Доктор Разумовский поднял на меня глаза, отслеживая моё состояние. Но к этому разговору я готовилась и давно была готова, просто оттягивала.

– Продолжайте.

– Он привёз тебя с большой кровопотерей. Разрывы были небольшие, но кровь остановить не удавалось. Это он рассказал Клинскому, что ты болела, какие у тебя были симптомы и какие таблетки принимала, даже знал их название и дозировку. Сочетание препаратов в твоём организме нарушило свёртываемость крови, плюс стресс и общее истощение. В момент, когда я разговаривал с Клинским тебе делали переливание. Я успел позвонить до того, как Ирбису сообщили, что ты выкарабкаешься. Клинского долго уговаривать не пришлось. Медикаментозно тебя ввели в состояние глубокого сна, настроили приборы, чтобы на них отображались нужные показатели, нам была нужна отсрочка, чтобы подготовиться. Клинский сообщил ему, что ты в тяжёлом состоянии. Он ничего не хотел слушать. Его не интересовали причины. Ирбис требовал, чтобы тебя вытащили. Любые препараты, любые деньги, всё что потребуется. Время поджимало, твой организм был ослаблен и держать на препаратах было больше нельзя, да и заживление замедлялось. Мы дождались, когда он покинет больницу и сымитировали твою смерть. Свидетелей этого факта было достаточно. Клинский зафиксировал остановку сердца и сообщил об этом ему. Он приехал через десять минут, белый как молоко, с безумным взглядом. Пока Ирбис пытался убить Клинского, я ввел тебе препарат, замедляющий все процессы в организме. Ты была очень правдоподобным трупом. Мы не ошиблись, когда решили, что он захочет тебя увидеть, возможно даже прикоснуться. Ирбис просидел с тобой очень долго. Просто смотрел на твоё лицо. А потом встал и пошатываясь вышел. Он вернулся через два дня и ему сообщили, что тебя кремировали и охране пришлось спасать Клинского второй раз.

– Как вы объяснили ему кремацию?

– Клиника, где работает Клинский, необычное место, с особыми правилами работы с пациентами, поступление и лечение которых нигде и никак не фиксируется, и с особыми правилами ликвидации последствий.

– Скрытия преступлений, иными словами.

– Ты правильно всё поняла. Без тела нет преступления. Это и было озвучено ему.

– Кого кремировали вместо меня?

– Владелицу одного из паспортов. Её, точнее её тело, привезли в один день с тобой.

– Интересные у вас знакомые и знания.

– Осуждаешь меня?

– Нет. Я благодарна вам и это никогда не изменится, как и моё отношение. Это жизнь, которую вы прожили, став человеком, спасшим много жизней, мою в том числе. Поверьте, мне, как человеку, который никогда особо никому не был нужен, даже родителям, это бесценно. Если вы когда-нибудь захотите поговорить со мной, просто поделиться, я выслушаю, без осуждений и нравоучений.

Доктор Разумовский проводил меня до вокзала. Мы решили не прощаться. Я боялась что-то говорить, не зная, вернусь ли, выкарабкаюсь ли, останусь ли собой, но уехать было необходимо.

– Ты должна ещё кое-что знать… – И доктор Разумовский озвучил правду, которая отравила меня изнутри, которую я была не готова принять и понять.

Первое, что я сделала, оказавшись в другом городе, продала часы. Нашла место, где за них дали очень хорошую цену и самое главное не задавали вопросов. Часть суммы потратила в тот же день на ноутбук и телефон. Я начинала с пустых страниц, переезжая из города в город, присматриваясь, оценивая смогу ли остаться. Так я оказалась в лесном домике. Сначала я его сняла по самому обычному объявлению, приклеенному на автобусной остановке. Место мне сразу понравилось. А через месяц, когда я позвонила владельцу, чтобы сообщить, что хочу снять дом на более длительный срок, мне ответила женщина, сообщившая, что его нет в живых, инсульт. Я не стала ей сообщать по какому вопросу звонила, лишь принесла соболезнования. Время шло, никто не объявлялся и я, по сути, присвоила домик себе, начав обустраивать свою жизнь. Устроилась в больницу санитаркой, решив начать с малого, надеясь постепенно войти в нормальное русло, не понимая, что однообразность затягивает, так же как топь или зыбучий песок.

– С ней всё в порядке. Ничего страшного не произошло. Успокойся и прекрати рычать. – Издалека доносился голос Анастасии Сергеевны, будто пробираясь сквозь глухоту. – Переборщили слегка.

– Ты это называешь слегка?

– Да. Она молодая, здоровая. Восстановится быстро. Даже переливание не потребовалось. То, что без сознания до сих пор, это в порядке нормы.

– Настя! – Виктор действительно рычал. Никогда не слышала ничего подобного. – Прекрати защищать своих вурдалаков. Сколько ещё ждать? Когда она должна очнуться?

– Всё индивидуально.

– Когда я смогу её забрать?

– Я скажу после осмотра, когда она придёт в себя.

– Ты же сказала, что с ней всё в порядке.

– Витя, не передёргивай.

– Не ссорьтесь. – Произнесла пересохшими губами. Интересно, сколько я провела в отключке. В теле неприятная слабость, голова ватная и мутная. Осмотрелась вокруг – одна из палат, а за окном солнце светит ярко-ярко, похоже уже полдень. Ничего себе меня вырубило. – Как мальчик? – Обратилась к Анастасии Сергеевне, пытаясь приподняться. Отлично, меня ещё и в больничную одежду переодели.

– Хорошо. Показатели в норме. Прогнозы хорошие.

– Это радует. Где моя одежда? – Начала пристальнее осматриваться в палате, споткнувшись о взгляд Виктора. Похоже мне тоже сейчас прилетит, за героизм. – Со мной действительно всё в порядке. Только домой хочу. Ведь можно? – Перевела взгляд на Анастасию Сергеевну, которая одобрительно кивнула.

– Жду тебя в машине. – Рыкнул, после чего скрылся за дверью. Бешеный он какой-то. И ведь не объяснишь, что я поступила правильно, так как надо. Мы пересеклись взглядами с моей начальницей, прекрасно понимая друг друга без слов.

– Твоя одежда в шкафу. – Выдохнув присела рядом со мной. – Недельку побудь дома. Про питание и отдых, думаю, не стоит говорить, сама прекрасно всё знаешь. Как будешь прочно стоять на ногах, жду тебя на работе.

– Я не хотела, чтобы вы из-за меня поссорились.

– Мы? Поссорились? – Анастасия Сергеевна рассмеялась. Я впервые видела её такой беззаботной. – Мы с первых минут знакомства собачимся. Так что всё в пределах нормы. Не переживай.

Когда осталась в палате одна, ещё некоторое время просто сидела на кровати, глядя в окно напротив. Мне казалось, что там слишком ярко и светло, и не понимала было ли так всегда. Может я просто не обращала внимания? Тогда почему именно сейчас меня так слепит и всё кажется непривычным? Даже странное ощущение слабости уже кажется приятным. Какой-то странный побочный эффект недостатка крови.

Переоделась я с трудом. В глазах периодически двоилось и немного шатало. За дверями палаты меня ждали Шмель и Павел. Выглядели они оба неважно, чуть лучше меня. Зная талант Виктора раздавать нагоняи ни за что, оба моих охранника знатно получили, оставалось догадываться с какой формулировкой. Их вины точно никакой не было. Когда я на работе, они дежурят или в машине у входа, или на первом этаже, лишь иногда проведывая меня, точнее каждые полчаса, чтобы убедиться, что я на месте.

Сил хоть на какой-то разговор с Виктором не было, проигнорировав его недовольное сопение, устроилась поудобнее на сиденье и прикрыла глаза, пытаясь притвориться спящей. Притвориться не получилось, уснула я по-настоящему, а проснувшись в своей постели, некоторое время переваривала осознание, что кто-то меня в неё перенёс и уложил. Вряд ли Виктор мог доверить это кому-то.

В доме было тихо, как не было давно. И темно. Спускаясь по лестнице, сосредоточилась на звуках, но в итоге заметила движение. Виктор сидел на диване в гостиной, откинув голову на спинку. На столе стояла полупустая бутылка какого-то алкоголя, а в пепельнице ровной полоской дыма тлела сигара.

– Чего замерла? – Он спросил это практически не шевеля губами. – Спускайся. Или боишься?

– Не боюсь. – Подошла и спокойно приземлилась рядом с ним. Запах сигаретного дыма успокаивал, как и отсутствие света. – С чего вдруг такие мысли?

– С тобой вечно непонятно что происходит. Это меня выводит из себя. Ты даже не представляешь, насколько я на тебя зол за риск твой, причём обдуманный и оправданный.

– Всё обошлось. И я ничем не рисковала. Всё происходило в больнице, кругом были врачи.

– Это всё так. Но тебе стало плохо. Ты отключилась. А мне сообщили всё уже по факту, и я снова почувствовал себя бессильным.

– Невозможно всё контролировать.

– Твоё поведение не даёт мне об этом забыть, регулярно напоминает.

– Прости.

– Тебе не за что извиняться. А когда станет за что, будет уже поздно.

– Ты о чём?

– Ты ведь в своей голове что-то решила для себя. Что-то, что мне не понравится. Мне кажется, ты понимаешь, что, скорее всего, всё закончится плохо. Ты не рассчитываешь на благоприятный исход. И за одно это мне хочется запереть тебя в этих стенах и не выпускать, пока всё не расскажешь в мельчайших деталях. Почему я этого до сих пор не сделал? Боюсь тебя доломать. Мне доводилось видеть, как люди сходят с ума, чаще всего для этого оказывается достаточно одного маленького толчка. Когда мы познакомились, ты сказала, что у тебя была психологическая травма, на которую наложилась вторая. О ней тоже не хочешь рассказать?

– Я не помню. Правда. Когда-то мой мозг был умнее и смог отгородить себя от чего-то.

– Ты ведь знаешь, что очень красива? Похожа на девушку с чёрно-белого фото сороковых – пятидесятых годов.

– Ты это к чему?

– Многие женщины перекраиваю себя, доводя, как они считают, до совершенства. Ты кажешься обычной, но на тебя засматриваются мужики. Есть в твоей внешности что-то притягательное, что не оторваться. Я часто вспоминаю, как мы ужинали в ресторане, а потом шли по ночному городу. Тебя пожирали голодными глазами самцы самых разных возрастов. Ты этого даже не замечала. С того самого вечера меня не отпускает мысль, что однажды переклинит на тебе кого-то и, если я не досмотрю, проколюсь где-нибудь, тебя не станет. Ты хочешь самостоятельности и независимости, но в случае опасности не сможешь за себя постоять.

– Помню. Ты обещал мне безопасность и защиту. Если я стала тебе в тягость, я пойму. Ты сделал для меня так много. Знаешь, в моей жизни для меня много делают почему-то именно посторонние люди. Наверно это такой жизненный баланс. Я тебе благодарна. Но не хочу быть проблемой.

– Или просто можешь дать мне слово не делать глупостей. Скажи честно, зачем тебе день свободы? – Виктор поднял голову, открыл глаза. Он больше не казался расслабленным. Я видела в его глазах то, что не хотела. Это была боль беспокойства за родного человека. Работая медсестрой, я постоянно наблюдала эти взгляды, каждая деталь которых впечаталась в память.

– Хочу увидеть его. Для меня это важно.

– Умнее ничего не придумала? – Виктор смотрел на меня как на идиотку, а в голосе откровенный смешок.

– Он не увидит меня. Я буду в машине с наглухо тонированными стёклами.

– Которая совсем не привлечёт внимания.

– Ему в тот момент будет не до того.

– Допустим, ты увидишь его. Что дальше?

– Ничего. Продолжу жить, работать, издеваться над Шмелём, если получится, то и над Павлом.

– Ты надеешься, что он изменился?

– Нет. Я надеюсь, что не изменился.

– Откуда столько вины в твоём голосе? Будто хочешь извиниться за то, что он тебя изнасиловал.

– Он не насиловал. Наказывал.

– Было за что?

– А вот это не имеет значения. Он не имел права так поступать.

Виктор стянул со стола бутылку и выпил прямо из горла большими глотками половину оставшегося содержимого.

– Жаль тебе нельзя. – Констатировал, глядя на остатки жидкости. – Настя строго предупредила, что алкоголь тебе сейчас противопоказан. Я обещал тебе день свободы, и ты его получишь. Это твоя жизнь и только тебе решать, как ей распоряжаться. Только если уедешь, можешь не возвращаться, ни в этот дом, ни в больницу.

Глава 42.

Я добилась своего – мне возвращали мою свободу. Я смотрела на крайне спокойного Виктора и не могла найти подвох. Вот так просто? После его настойчиво-навязчивого, категорично-ультимативного нежелания меня отпускать. Без эмоций, условий и ультиматумов. Всё, как того хотела я. Мне не верилось. Я продолжала слушать, что он говорит, готовясь в любую секунду услышать то, что мне не понравится, от чего я снова взорвусь, но его рассудительный тон не оставлял сомнений в правдивости его слов.

– Деньги и документы можешь оставить себе, Настя даст рекомендации. – Виктор резко поднялся, отойдя чуть в сторону. Где-то глубоко внутри мне было больно, впервые за несколько лет от чьих-то слов. Последний раз такое было, когда Кисса впервые сказала, что ненавидит меня. Потом я привыкла, уже не воспринимая всерьёз, но разъедающее чувство внутри запомнила. Слёзы брызнули из глаз, стекая горячими струйками по щекам. Я не понимала, что происходит, слишком сухо и равнодушно были сказаны его слова. Виктор уже стоял ко мне спиной, допивая остатки алкоголя. Сама не заметила, как встала и направилась к выходу. Мне было необходимо на воздух, которого в этих стенах не хватало. Только на улице, как назло, было душно. И снова эта яркость вокруг, режущая глаза даже в темноте. Внутри было чувство что меня предали, хотя прекрасно понимала, что сама виновата. Как всегда, во всём. От меня не так уж и много требовали, но даже эта малость оказалась для меня непосильной. Нельзя было привыкать к этим людям. Сразу было понятно, что это временно. Осталось только решить уехать немедленно или остаться до утра. Вроде ночь уже, глупо срываться резко с места, да и Куся где-то опять шляется, сразу не найдёшь. Хотя, велика вероятность, что опять дрыхнет у Шмеля, но не врываться же мне к нему посреди ночи. Даже с расчётом на то, что он привык к моим закидонам, это будет перебором. Так что завтра спокойно соберу вещи, с которыми приехала, и уйду. Развернулась, чтобы пройти в дом, только ноги не слушались. Внутри всё сопротивлялось оказаться снова внутри этих стен. Странное отторжение.

– Что ты решила? – Раздалось за спиной. И как Виктору удаётся оставаться трезвым столько выпив. Повернулась к нему, он стоял в полуметре от меня. Руки в карманах, верхние пуговицы на рубашке расстёгнуты, глаза злые, потому что он знает, что я уеду, что не позволю вершить самосуд, через который прошла сама.

– Я уеду завтра. – Думала получится лучше произнести эти слова, только в горле будто ком.

– Ревёшь почему? – И смотрит на меня как на предательницу, а мне и без этого тошно и душно.

– Грустно. – И слёз в глазах стало ещё больше, а голос совсем сел.

– Сразу к нему?

– Тебя это уже не касается.

– Пока ты в моём доме – касается.

– Тогда мне не стоит задерживаться. – Развернулась, чтобы подняться в комнату и собрать вещи, но почувствовала на плечах его руки и застыла. Виктор медлить не стал и развернул меня лицом к себе, вернув руки мне на плечи, осторожно встряхивая.

– Девочка, признайся, что не хочешь уходить. – Впервые со дня нашего знакомства он назвал меня так. Тогда это меня успокоило, как и сейчас. И руки его на моих плечах успокаивали, казались родными. – Произнеси вслух. Я знаю, что тебе здесь хорошо, но ты упорно не желаешь признать это. Просто скажи.

– Не хочу. – Подняла голову, перестав прятать глаза, встретив твёрдый взгляд в ответ.

– Почему тебе так важно его увидеть?

– Хочу узнать каким стал его взгляд.

– Не пущу. – Руки на плечах сжались сильнее, а взгляд в противовес стал спокойнее.

– Виктор… – Я не знала, что говорить дальше. Застыла на нём глазами, понимая, что он не шутит, что не позволит мне сделать этот шаг, потому что я хочу сделать его одна, а для Виктора это недопустимо. Он маниакально хочет моей безопасности, жизненного комфорта, душевного спокойствия. Кажется, я пошатнула что-то в этом человеке, возможно личное. В своих попытках отгородиться и защититься от его расспросов, забыла, что он тоже человек со своими чувствами, пусть и чётко контролируемыми. Мы почти не разговариваем как обычные люди и пусть я избегаю этой составляющей жизни намеренно, но ведь можно было поинтересоваться чем живёт он, хотя бы из вежливости.

– Ладно…

– Я не поеду…

Мы произнесли это одновременно, но он остановился первым, посмотрев на меня с надеждой.

– Обещаю. И постараюсь стать более открытой. Например, я люблю киви. – Виктор улыбнулся и вроде окончательно расслабился.

– Пойдём в дом. Кажется у тебя температура. Щёки красные.

– Смешно.

Я думала, что это было что-то вроде шутки, но градусник показал почти тридцать восемь, которые я вообще не чувствовала. Виктор долго консультировался с Анастасией Сергеевной по телефону, напряг кого-то из своих людей срочно ехать в аптеку за нужными лекарствами, после приёма которых я моментально вырубилась, благо на этот раз в своей комнате, до которой дошла самостоятельно.

Утром чувствовала себя разбитой и здоровой. Температура чуть не дотягивала до тридцати семи, но я была уверена, что уже к обеду она будет в норме. В доме опять было тихо. Ни Марины, ни Оли с Олесей я не нашла. Зато натолкнулась на Виктора, готовившего завтрак.

– Где все? – Говорить «доброе утро» у нас не привилось.

– Если ты про домработниц, у них оплачиваемые выходные. Настя советовала обеспечить тебе покой, а с ними его не будет. Шмель с Пашей охраняют склады.

– Опять? За что? – Села за стол, пытаясь понять, что готовит Виктор. То ли яичницу, то ли омлет.

– Ты задержалась на работе, не вышла вовремя, а они чухнули, когда ты уже была в отключке.

– Я не первый раз задерживалась.

– Они должны были проверить. Не переживай за них. Им втроём там будет весело.

– Только не говори, что ты и Анастасию Сергеевну туда сослал. – Спрашивала на полном серьёзе, потому что за ним станется.

– Для неё у меня иные формы наказаний. – Откашлялся, только я и без подробностей поняла, не маленькая уже.

– Так кто третий?

– Куся. Шмель сказал будет её дрессировать.

– А он не забыл спросить моего разрешения? – Возмутилась наглости своей няньки.

– Все претензии можешь высказать ему по телефону, ну или через неделю, когда он вернётся.

– А кто будет меня везде возить?

– Никто. Ты не выйдешь за пределы территории пока не окрепнешь. Неделя минимум.

– Снова тотальный контроль?

– Благоразумие чистой воды. – Наигранно развёл руками, типа совсем не при чём.

– И кого мне доставать?

– Меня. Я буду работать из дома.

– Ну и какой твой любимый фрукт? – Пересилила себя, пытаясь быть нормальным человеком.

– Яблоки. – И передо мной появилась тарелка с какой-то мудрёной яичницей, внешне симпатичной и пахнущей вкусно. – Шампиньонов в ней нет, не переживай.

– Тебе все и про всё докладывают?

– Нет, но я стремлюсь к этому. – Виктор положил порцию и себе, расположившись напротив меня.

– Я хочу покрасить волосы. – Да, аппетит я умею портить, но он сам напросился.

– Зачем?

– Хочу разнообразия. Никаких крайностей. Блондинкой, брюнеткой и рыжей я уже была. Хочу сложное окрашивание. Ничего вызывающего. У корней и почти до плеч цвет останется мой, плавно переходящий в платиновый блонд с голубым отливом.

– Вкусно рассказываешь.

– Так можно? – Виктор смотрел на меня с недоверием. И это я начала свой марафон с самой безобидной просьбы.

– Можно, но мастер приедет сюда.

– Я даже не сомневалась. Одолжишь мне телефон, хочу успеть договориться, пока ты не передумал.

– Почему до сих пор не купила новый?

– А зачем он мне? Я всегда или дома, или на работе, либо с кем-то из твоих людей.

– А как же общение со Стеллой, ну или коллегами по работе. Шмель доложил, что ты дважды обедала с симпатичным врачом и тот облизывался на тебя. – Теперь мне было уже меньше жалко Шмеля, может перестанет делать неверные выводы.

– Я хотела раскрутить его на ассистирование во время операции, а Шмель всё испортил своим фирменным пристальным взглядом, ещё и улыбнулся, гад.

– Что стоящая операция?

– Нет. Простой аппендицит.

– Тебе не кажется, что нечестно использовать человека? Что ты будешь делать, если он влюбится?

– Вообще-то я использовала метод лести. Такие как он растекаются от подобного. И любит он исключительно себя.

– Ты не перестаёшь меня удивлять. – Виктор посмотрел на меня пристальнее, изображая, что увидел что-то необычное, явно переигрывая.

– Хватит обо мне. Твоя очередь. Чем ты занимаешься?

– Основное направление моей деятельности металлургия.

– То, что это круто, я поняла исключительно по твоему тону. Тебя так и распирает от гордости.

И Виктор объяснил, почему то, чем он занимается настолько круто. Оказалось, что он одержим так же, как и я, просто умело это скрывает. Виктор красиво ушёл от подробностей как начинал и про пять пулевых тоже умолчал, наверно берёг мою психику. Но и того, что он рассказал было достаточно, чтобы понять, что его дело – его жизнь. Виктор говорил про какие-то хитроумные схемы, способы ведения переговоров и оказания воздействия на конкурентов. И я смеялась, потому что визуализировала все его истории, но в моей голове они выглядели комичными.

Подобные беседы стали повторяться время от времени всю неделю. Что-то рассказывал он, что-то я. Правда, если бы я рассказала ему всю свою жизнь, не переплюнула бы его по насыщенности событиями.

Увидев моё окрашивание, Виктор поморщился, в то время как я была в восторге. Это было именно то, что я хотела, большая редкость, чтобы мастер настолько точно воплотил твою идею в жизнь, а девушка Олеси превзошла все мои ожидания, ведь я готовилась к тому, что что-то может не получиться.

Я решила попробовать наслаждаться жизнью, ведь у меня всё для этого было, а ещё вспомнить обыденные занятия. Я и забыла, когда в последний раз загружала свой мозг какой-нибудь бесполезной ерундой и какой кайф можно от этого получить. Свободное время на этот раз я посвятила прослушиванию музыки, благодаря подаренному Виктором телефону со всемикомплектующими. Хотела понять, насколько я отстала от жизни. Как раз во время прослушивания одной из радиостанций я услышала шум, доносящийся с первого этажа. Первая мысль – Шмеля освободили досрочно и это он вернулся, но уже на лестнице поняла, что ошиблась, голос другой. После прослушивания музыки на полной громкости, не жалея барабанных перепонок, в ушах шумело. Пока я спускалась голоса становились чуть отчётливее, а фразы, долетавшие до моего слуха, полнее.

– … я надеялся, что мы поедем вместе.

– Не называй меня так. Ты лишился этого права. Не заставляй меня напоминать почему. – Это был Виктор со своим привычным строгим тоном, но в нём что-то изменилось, появилось раздражение и резкость.

– Даже не познакомишь меня с новой пассией? Прости, забыл, что её нельзя так называть.

– Уходи. И не появляйся у меня на глазах.

– А то что? – Собеседник Виктора поднял голову, переведя взгляд на меня, поймав в его капкан. Тяжёлый, ненавидящий, дикий, с приговором.

Не знаю, что было громче: звук упавшего из моих рук телефона, или слёз, которые разбивались о мрамор. Степень катастрофы рухнула на меня, когда я решила простое уравнение со всеми известными. А затем темнота, боль и крик, откуда-то издалека:

– Ника!!!

Приблизительно в это же время в другой части города.

– Клим, что мы ищем?

– Белый, не заставляй меня повторять. Царь хочет убедиться, что это не он его подставляет.

– Он же его сын.

– Мы все это помним. – Клим осматривался по сторонам, удивляясь бардаку в квартире, являвшимся ничем иным, как симптомом саморазрушения. Наследника нужно было спасать, только он сам этого не хотел. Сдохнуть хотел, только не дали, и теперь он всех ненавидит, а больше всех себя.

– Он не только сын, а ещё и наследник. Это и его империя тоже. Может покопаться в ноутбуке? – Предложил Серый, кивнув на стоящий на столе гаджет.

– Попробуй. – Клим не думал, что там может быть что-то стоящее. Для работы у наследника был специальный ноутбук с кучей степеней защиты, а этот годился только порно смотреть.

– Клим, ты должен это видеть. – У Серого редко были проблемы с речью. Это самый хладнокровный человек из всех, кого он когда-либо знал, но сейчас его голос дрогнул, впервые за всё время что они общались.

Больше всего Клим испугался того, что Серый нашёл, вот так тупо нашёл то, зачем они пришли, и уже не знал, сможет ли сдать сына отцу на неминуемую расправу. Встал за спиной Серого, и забыл, как говорить. Белый, увидев лица друзей подошёл к ним.

– Нихуя себе. – Привёл их в себя.

– Серый, он точно поехал к отцу? Серый!

Серый уже листал файлы в единственной папке на компьютере, и руки у него дрожали. Клим набирал номер Царя, но тот не отвечал.

– Белый, звони всем, кого знаешь из охраны дома Царя.

– Что говорить?

– Пусть увозят Нику. Срочно! Любые деньги тому, кто вытащит её целой и невредимой.

– Монику. – Констатировал Серый, долистав файлы, переведя взгляд на друзей. – Монику Викторовну Абрамову. Ни против Царя, ни против Ирбиса в этом доме никто не пойдёт. – Это знали все присутствовавшие в комнате.

– Я дозвонился до Штампа. В дом Царя только что въехала скорая.