Хранитель подземелий. Возрождение Хранителя [Георгий Сергеевич Силуянов] (fb2) читать онлайн

Георгий Силуянов Хранитель подземелий. Возрождение Хранителя

Предисловие:

Эта книга – от начала и до конца плод моего воображения. В ней нет прямых упоминаний о существующих или существовавших раньше людях или местах, исторических событиях и вообще о чем-либо, связанном с реальной жизнью. Это произведение было создано главным образом для развлечения и отдыха. Но если оно сможет дать читателю какую-то пищу для размышлений, я буду считать это поводом для гордости.

Книга первая – возрождение хранителя.

Пролог: «Забытая война»

За пару дней до падения Заргула и первого года Новой Эры.

Пламя с треском пожирало хворост. Уже сгущались сумерки, но всю эту безоблачную ночь они просидели у костра. Неподалеку солдаты разбили огромный лагерь. Некоторые возбужденно обсуждали прошедшие и предстоящие битвы. Кто-то упражнялся в боевом искусстве или ухаживал за оружием. Другие сидели с хмурым или отрешенным выражением лица и пытались побороть страх гибели. Лишь на соседнем холме, у костра, двое мужчин и женщина сохранили в душе остатки умиротворения. Зеленоволосая дева в потрёпанном балахоне, существо, похожее то ли на рыбу, то ли на амфибию, одетое в голубую тунику и броню, крылатый мужчина с желтоватой кожей, облаченный в яркую золотистую мантию и чем-то напоминающий человека. Каждый был магом, но ни один не имел при себе ни посоха, ни жезла. Как всегда, они держались вместе, но сидели молча. Девушке с зелеными волосами впереди почудилось какое-то движение, она напряглась, заподозрив опасность.

– Гляжу, вы малость приуныли, – в темноте показался смутный силуэт, – друзья мои.

На свет вышел седобородый старец белом плаще. С дружелюбной улыбкой он оглядел троих и продолжил:

– Составите старику компанию?

– Мастер Калтахин, – склонили голову крылатый и чешуйчатый.

– Учитель? Слава Илгериасу, вы живы, – воскликнула девушка, расширив глаза янтарного цвета.

– Конечно, жив, Анлариэль, – с кряхтением опустился на землю Калтахин, – я и не собирался умирать.

Анлариэль обменялась удивленными взглядами с друзьями. Никто не мог догадаться, зачем этот старик вернулся.

– Вы надолго пропали, мастер, – неуверенно произнес чешуйчатый, – нам тяжело пришлось без вашей помощи.

– Я знаю, Кесилор.

– Мы многое успели потерять, – продолжило земноводное существо, – многие погибли, сражаясь с нашим падшим братом. Заргул не просто сошел с пути, он сделал из своего народа мощнейшую боевую машину. Он хочет заставить всех нас служить его народу. Беспощадные варвары-равшары во главе со своим помешанным на черной магии вождем на его стороне. Наш брат пал в жестокой битве с этой тварью.

Анлариэль поежилась от этих слов. Речь шла об очень близком ей человеке, все это знали.

– Знаю. Жаль Насгарила. Его смерть не должна быть напрасной, – ответил старик.

– Вмешайтесь вы, и, возможно, эти ужасы не стали бы реальностью. Может быть, Заргул и остался бы прежним.

– Не остался бы. Он сделал свой выбор осознанно и теперь должен за него ответить,

– процедил сквозь зубы крылатый.

– Осознанно или нет – правды мы можем не узнать никогда. Но у меня нет задачи решать проблемы этого мира, Кесилор, – сверкнул глазами Калтахин, – это бремя лежит на вас, ведь не я, а вы полностью принадлежите ему. Я лишь направляю вас, учу, чтобы вы могли это сделать.

– Мы несем большие потери, – сказала Анлариэль, – я не успеваю лечить раненых, их слишком много. Погибших еще больше. А силы Заргула на подходе. Разведчики сообщили, завтра они уже будут здесь. Мы можем не выстоять.

– Мы стараемся делать вид, что держим все под контролем и знаем все ответы, – сказал Кесилор, оглядываясь на полный беспокойства и суеты военный лагерь, – подаем людям пример. Они не догадываются, что сейчас мы испытываем то же, что и они.

– Так и должно быть. Вы не боги, хотя многие иного мнения. Но вы сильные маги, я неплохо вас обучил. В этом лагере, – старик махнул рукой на скопление палаткок и огней невдалеке, – люди и все остальные расы, и народы этого мира, за исключением равшаров и сородичей Заргула, готовятся к бою. Они едины и сильны духом. И кто их здесь собрал? Один человек. Даже не маг! Смертный воин. Любого из вас по одиночке силы Заргула могут одолеть. Но всех вместе, – он потряс кулаком, – ни за что! Даже если идет речь о тех, кто не обладает никаким могуществом. В этом и есть настоящая сила, если вы еще не поняли, дорогие ученики.

Они немного помолчали, с этим было сложно поспорить.

– Вы правы, учитель. Простите нашу слабость, – улыбнулась Анлариэль, – возможно, нам действительно не хватает вашей мудрости.

– За слабость не нужно извиняться, ее нужно преодолевать. Впрочем, я пришел лишь удостовериться, что все идет как надо. Вижу, вы не настолько потеряны, как казалось вначале. Теперь я могу уйти со спокойной душой, – он поднялся.

– Уверены, что не хотите хотя бы увидеть исход завтрашней битвы? – спросил Халтаар.

– Незачем. Я и так его непременно узнаю. Уверен, дальше вы справитесь. Но удачи вам. Не забывайте, чему я вас учил.

Он начал спускаться с холма. Гул и лязг оружия все еще доносился со стороны лагеря, к небу поднимались струи дыма из палаток.

– Мастер! – окликнула его Анлариэль, – мы ведь увидимся снова? Когда-нибудь. Если, конечно, переживем завтрашний день.

Он покачал головой.

– Нет, моя дорогая, больше не увидимся. Я отыграл свою роль в полной мере. Но не об этом вам сейчас следует думать.

Он зашагал дальше и скрылся за изгибом холма. Когда Анлариэль заглянула в то место, Калтахина уже след простыл. Солнце тем временем начало подниматься, а время шло, приближая неизбежное.

***

– Они идут! – с криком прибежал запыхавшийся разведчик.

Новость тут же разнеслась по лагерю. Люди и иные существа засуетились, готовя оружие и выстраивая защитную линию.

На вершине земляного вала, который за неделю успели вырыть бойцы, стояли двое, всматриваясь вдаль. На горизонте уже показались первые движущиеся к ним фигуры.

– Вот наши гости и пожаловали, – сказал вождь крылатого народа флорскелов Гартхаэл Громовержец, – окажем им теплый прием, а, Ранкор?

– Разумеется, – усмехнулся человек, сжимая рукоять меча, – как же иначе!

– Ты собрал нас всех. Убедил меня, короля флорскелов, правителя Звездного Града, присоединиться к вам. И я горжусь нашей дружбой. Но, скажи честно, как мужчина мужчине, у нас есть какие-то шансы на победу?

Его молодой собеседник кивнул:

– Не без того. Воины Заргула лучше обучены, но нас больше. И зря времени мы не теряли. Да и магов нельзя списывать со счетов.

– Думаешь, они сильны? Эти маги.

– Не так, как о них говорят, конечно, но явно посильнее нас с тобой, – рассмеялся он.

– Как и этот Заргул.

– Как и он. Но не сдаваться же нам теперь?

Ранкор оглянулся и оглядел свои войска. Его люди разобрали оружие и встали на позиции. Рыбоголовые скиарлы выкатили катапульты, баллисты и другие орудия. Флорскелы облачались в броню для летного боя. Не было видно только магов. Зато вражеские силы с каждой секундой становились различимее.

– Еще чего! Пойду-ка я, взгляну, готов ли мой крылатый батальон.

Прошло около полутора часов. Силы Заргула подошли почти вплотную. Воины Ранкора и Гартхаэла уже закончили подготовку. Позиции были укреплены, насколько позволяли возможности. Ранкор, одетый в кожаный панцирь со стальными пластинами, по-прежнему держал руку на рукоятке клинка. Гартхаэл Громовержец стоял рядом, стиснув длинное копье. Силы врага повергали в ужас обоих полководцев, не говоря об их солдатах.

Огромная гуща размалёванных в боевой окрас равшаров, потрясая кривыми кое-как сделанными мечами и топорами, ревели до хрипоты, обнажив острые клыки. Ритуальный окрас, темно-коричневая кожа, шипы на острой, угловатой голове – все это отличало расу, являвшую собой лучших воинов мира. За ними стройным маршем, на контрасте с беспорядочным ходом равшаров, вышагивали воины Заргула – народ горхолдов. Краснокожие, со щупальцами на голове вместо волос, они были идеально экипированы и несли знамена своего повелителя. И тут показался он. Горхолды несли его трон аккуратно, со страхом, зная, что любого оступившегося ждала жестокая смерть. Ранкор и Гартхаэл видели Заргула в первый раз. Ученики Калтахина же в который раз с ужасом смотрели на то, что осталось от их названного брата. Его щупальца на голове закостенели и превратились в лес из рогов. Его узкое лицо пересекала самодовольная усмешка, самопровозглашенный император горхолдов явно наслаждался моментом. Его глаза сияли красным огнем, из них шло свечение, как из вулкана. Он не был пышно разодет, как любят некоторые правители. Напротив – облачен в шипастую броню и наручи с лезвиями. Оружия при нём не было.

– Не вступайте с ним в бой, – Анлариэль в один миг оказалась рядом с Ранкором, – мы постараемся отвлечь его. Вы же постарайтесь отбить атаку.

– Как скажешь, моя госпожа, – Ранкор вглядывался в толпы равшаров. Было заметно, как они расступаются, пропуская вперед высокого, мускулистого, облаченного в доспехи из драконьих костей, равшара. Он был почти полностью окрашен в красный с зеленым цвета. Вместо шлема на нем был драконий череп. В руке он сжимал костяной посох со светящимся камнем на навершии. Выйдя вперед, он издал дикий рев, к которому тут же присоединились остальные равшары.

– Пополним мою армию умертвий этими отбросами! – выкрикнул он.

– Этого-то мы можем взять на себя? – с усмешкой весьма фамильярным образом пихнул локтем Анлариэль Гартхаэл Громовержец.

Ранкор соскочил с земляного вала под недоуменные возгласы солдат.

Лишь один Гартхаэл, его боевой друг, знал, что он задумал. Ранкор обнажил меч и, потрясая им, проорал что есть мочи:

– Кшатрион Кроволикий! – старался он перекричать воинственные вопли равшаров, – я вызываю тебя на поединок!

Глава 1: «Тёмный замысел»

1707 год после Падения Заргула. 5 мая.

В пустом коридоре послышались гулкие шаги. Это была заброшенная крепость, которая давно уже держалась на честном слове. Идущего по коридору это мало заботило, крепость на границы королевства Аргои и Империи Ганрай – всего лишь временное укрытие от властей Союза Людских Государств. Походка у этого человека была тяжелая, прихрамывающая, мощная броня лязгала при каждом шаге. Лицо его скрывала стальная маска, а красные глаза, виднеющиеся за косыми прорезями, не выражали никаких эмоций, словно за стальными пластинами скрывался ходячий мертвец. Длинный плащ с надвинутым капюшоном скрывал массивные доспехи, а за спиной висело весьма странное оружие. Длинная рукоять со светящимся магическим кристаллом кертахолом на конце, по другую сторону – искривленное, зазубренное лезвие. Словно этот человек в себе объединил воина и мага.

Он дошел до конца коридора и отворил гнилую, скрипучую дверь. Кроме нескольких равшаров, усевшихся на дырявые пустые ящики и резавшихся в карты, внутри никого не было.

– Пошли вон, – раздался его глухой голос.

Воины кинули на прибывшего озлобленные взгляды, но ушли, не проронив ни слова. Либо очень могущественный, либо очень глупый человек мог бы оскорбить достоинство лучших воинов на всем Ранкоре. Арнлоуг Варзхел глупцом не был.

Уже давно стемнело, полная луна за окном освещала снежные вершины горного перевала где-то вдалеке. В комнате же свет исходил от уже почти выгоревшего факела. Варзхел подошел к колодцу в центре комнаты и выхватил свой посох-меч рукоятью вперед. Кертахол блеснул – и тут же огромный столб синего огня рванул к потолку, осветив изодранные гобелены давно канувших в лету кланов на стенах и плешивый ковер на полу.

– Варзхел… – послышался из огня голос, – ты пришел.

– Да, повелитель, – чародей в тяжелой броне с кряхтением и лязгом преклонил колено, – я принес свежие вести.

В огне вырисовался острый подбородок и выпирающие скулы длинного, узкого, красного лица. Глаза пылали адским пламенем. И эта дьявольская ухмылка.

– Мы собрали много сторонников. Маги из Аргои, Ганрая, в особенности, некроманты с юга. Даже некоторые воины Храма Мечей с нами. Равшары тоже на нашей стороне, готовы умереть за тебя.

Потрескивание пламени. Густые тучи за окном закрыли луну и звезды.

– Все идет по плану – изрек дух хриплым резонирующим голосом.

– Каковы ваши распоряжения?

– Пора мне бы воплотиться! – прогремело существо, – мои останки захоронены поблизости Вархула, пора им вернуться на законное место. Мой народ, моя империя… еще недостаточно сильны. Пока мы скроемся в тени, закрепитесь на людских землях. Мы были повержены однажды, но скоро все переменится.

Варзхел поднялся. Краем глаза он заметил, что за окном, по тропинке к замку поднимается странник.

– К вам с минуту на минуту прибудет мой верховный жрец. Вместе с ним вы поставите короля на колени.

– Повелитель, я ни разу не подводил тебя. Неужели ты не веришь, что я справлюсь своими силами здесь?

Дух снисходительно усмехнулся.

– Я верю, что везде нужен кто-то, кто будет следить, чтобы успех был достигнут. Особенно в вопросах судьбы мира.

Странник уже скрылся за углом замковой башни. Варзхел знал, о ком идет речь и каким мощным кудесником был этот будущий надзиратель. Верховный жрец императора Заргула будет серьезной угрозой Варзхелу в случае, если он усомнится в своей верности повелителю.

– Понял тебя, повелитель. Считай, что с этого момента подготовка к реализации твоего замысла началась.

– Хорошо… – протянул дух, но не исчез, – кстати.

Варзхел остановился у двери, его прошиб пот. Император Заргул любил оставлять самую важную и, зачастую, невеселую часть разговора напоследок.

– В скором времени ты нанесешь визит Его Величеству Эанрилу Третьему, – в имя короля Аргои древний дух вложил максимум презрения, – после стольких лет пришло время горхолдам заявить о себе.

Пламя угасло, развеивая в воздухе и без того призрачные очертания лица того, чье имя веками вселяло ужас в обитателей Ранкора. По чьей вине было потеряно столько жизней. В том числе и богов древних времен.

– Мастер Варзхел! – окликнул его молодой маг-неофит в черном балахоне и эмблемой Азрога, царства Заргула, на груди, – докладываю, что по прошествии получаса вы должны соизволить явиться на встречу с посланцем императора, – он неуверенно помолчал, – просили не опаздывать.

Варзхел, не сказав ни слова, посмотрел на него так, что у любого ветерана войны душа бы в пятки ушла, а у того мага-ученика – и подавно. Пламя настенной свечи отразилось на его стальной маске.

– Исчезни.

Повторять дважды не пришлось.

***

В просторной зале не было никого, кроме Варзхела. Огромные столы, за которыми последователи Заргула, а ранее – воины ганрайского феодала, делили трапезу, щиты с кривыми клинками на стенах, факелы – все как положено крепости, принадлежавшей дворянскому роду. Маг, похожий на рыцаря-паладина, снял со спины оружие и сел за один из столов. Факелы на стенах на миг угасли, затем снова загорелись. Перед Варзхелом стоял незнакомец в мешковатом расшитом древними рунами балахоне с длинным лакированным магическим посохом. Они не раз виделись ранее в Азроге, но в Союзе – никогда. Это был горхолд. Красная кожа, вместо волос – толстые щупальца, широкие рубинового цвета глаза, вот только щупальца были не окостеневшими и стоявшими кверху, как у Заргула, а ниспадали к плечам.

– Хейларг, – проговорил Варзхел, – как всегда, пунктуален.

– Разумеется, время императора дороже наших жизней, – ответил горхолд, – поэтому перейдем сразу к делу. Какова ваша военная мощь?

Варзхел посмотрел в сторону огромных дверей залы, на страже которых стояли двое вооруженных до отказа равшаров. За дверьми слышались звуки упражняющихся в боевом искусстве их сородичей и крики практикующихся в магии служителей Азрога.

– С десяток тысяч равшаров в полном боевом порядке и семи тысяч магов. Некроманты из Клирии подняли из могил порядка пяти тысяч умертвий. Достаточно внушительно?

Хейларг задумчиво облизнулся, опершись на посох.

– Ваши маги высокого уровня?

– По большей части это неопытные юнцы. Но наиболее выдающихся магов, верных императору, я собрал здесь. Их можно перечесть по пальцам, но они могущественны.

– Что ж, это похвально. Но чтобы охватить весь Союз, нам нужно больше сил.

– Быть может, ты мог бы привести с собой легион горхолдов? – гулко усмехнулся Варзхел.

– На них у повелителя свои планы, – ответил мастер магии Хейларг, стоящий целой армии.

– Что ж, – Варзхел встал и направился к двери, – и каково его послание.

– Начнем с деревушек на границе Ганрая и Аргои. Будем расширяться в обе стороны. Скоро люди поймут, за кем сила, и выберут нашу сторону. Догадываешься, что будет с непокорными?

– Мы их смятем, – прошипел Варзхел.

– Смятем, – рассмеялся Хейларг, – за неповиновение.

У императора Заргула с непокорными разговор короткий.

Глава 2: «Незваные гости»

В Крестале снова утро. Это был обычный поселок городского типа на границе королевства Аргои и Ганрайской Империи. Расположен он на зеленых холмистых равнинах, по одну сторону которых – чаща, за которой скрываются засушливые пустоши. По другую же сторону, где-то вдалеке, видна массивная Ганрайская Стена, огораживающая земли Союза, а еще дальше – вершины Костяного Хребта, внутри которого, по слухам, жил древний род драконов. Этот же поселок был весьма скромен – скопление небольших хижин из камня и дерева и ратуша в центре. Жители всегда знали друг друга, их было не так много.

Всегда уважением среди них пользовался сапожник Арстель. Лавку, как и ремесло, он унаследовал от отца и всю свою жизнь штопал обувь как односельчанам, так и гостям из большого мира. В этот день покупателей не было, хотя заходил поболтать староста селения Кёрк, проходивший мимо, и служительница местного храма Канария. Арстель больше терпеливо слушал, чем говорил, даже если работа не терпела отлагательств. Как всегда, в середине дня он вышел на тропу рядом с его лавкой на главной улице селения и направился к немного кривоватой хибаре на окраине селения. Принадлежала она его другу.

Как всегда, с утра, Хельд открывал свой трактир. Через это заведение проходили почти все странники, пересекшие Крестал, а местные часто любили коротать здесь время. Над дверью висела вырезанная из дерева драконья голова, а еще выше – вывеска с названием «Желудок дракона». На двери же было корявым почерком выцарапано, явно, ножом: «если у тебя желудок крепок, как у дракона, отведай моей стряпни и пойла!». Хельд был флорскелом. Бледная кожа, темные волосы, худощавый. Глаза были как у рептилии, с вытянутыми зрачками. Вот только крыльев за спиной, как положено флорскелу, у него не было, что делало его только больше похожим на человека. Жители Крестала давно уже принимали Хельда таким, какой он есть.

Трактир был уже почти полон, пустовало лишь несколько столов. Как всегда, Хельд неуклюже разливал пиво из огромного бочонка, проливая неимоверное количество напитка на пол. Зато как ловко он умел скользить по пивным лужам, разнося заказы! Стоило Арстелю войти – его сразу же окликнули.

– Арстель! Опять ты пришел выпить вместо работы? – воскликнул флорскел, – люди без обуви ходят, а он! Я, между прочим, работал не покладая рук.

– Как будто ты здесь так напрягаешься, – ответила молодая светловолосая крестьянка за барной стойкой, – не обращай внимания, Арстель, присаживайся.

– Спасибо, Карен, но Хельд в чем-то прав, – Арстель сел на грубо отесанное бревно вместо стула.

– Я всегда прав! – налил флорскел новую кружку и опустошил ее.

– Слушай, куриная бошка, – сказал мускулистый плотник Харал по прозвищу Зверюга, – ты бы лучше так разливал, как языком чесал. Я еще трезв, мать твою!

Под успокаивающий гул бесед в этой уютной таверне-избе у старых друзей завязался разговор.

– Говорят, на границе творится что-то нечистое, – сказала Карен, – мертвецы оживают из могил, люди бегут из селений. Равшары становятся все агрессивнее, многие уже на территории Союза. Сестра слышала, многие маги сбились в группы и подчиняют себе селян. Хотелось бы верить, что это лишь слухи, но…

– А ты больше слушай всяких пустобрехов со своей сестрой, – ответил Харал Зверюга, – подумаешь, пара равшаров перебежали границу, несколько магов набедокурили, вот вам заняться нечем, работали бы лучше. Берите пример с Арстеля, он даром времени не теряет!

Хельд, наполнив новую кружку и пустив ее по столу, обратился к старому мельнику на краю:

– А вы что думаете, Ваше Дряхлейшество?

Мельник Ропхиан пригубил напиток и мечтательно взглянул к потолку:

– А и не знаю, что думать. Мы-то ничего не видим, сидим здесь сиднем. Вы-то молодые, могли бы выбраться мир посмотреть. Одно я знаю точно – вот лет тридцать назад, при императоре Ганзаруле Втором, было лучше. Был какой-то… порядок, что ли. А потом эта Северная война, с нее как-то все наперекосяк пошло.

– Ударился в воспоминания, – фыркнула Карен.

– А ты молчала бы! – грохнул кружкой Хельд, кинув на нее безумный взгляд, – проявляй уважение к старшим. И к хозяину заведения, разумеется.

Карен и ухом не повела, к подобным выходкам Хельда все уже давно привыкли. Особенно его друг детства Арстель.

– Но почему сидим сиднем-то? – удивился Хельд, – я вон, уже десять лет как собираюсь в Лайнур-Арай отправиться. Ох, эти загадочные леса. Народ, знающий магию лучше всех. Они, вроде, гостеприимны. Многому бы я там научился!

То, что Хельд мечтал стать магом, все посетители таверны давным-давно знали. Местной травнице-хаглорианке, некогда покинувшей лес Лайнур-Арай, он плешь проел, допытываясь до рассказов о ее родном крае.

– Вот именно, что собираешься, – ответила Карен.

– Но это ведь хорошо! – похлопал друга по плечу Арстель, поднявшись, – без Хельда совсем не то будет.

Он всегда умел добавить нотку гармонии в общую беседу.

– Не скажу, что я это ценю, но спасибо. А что это за книга у тебя под рукой? – полюбопытствовал Хельд.

Арстель часто брал с собой книги в трактир сидел там вечером при свече, погружаясь в мир фантазий. Вот и на этот раз собрался так же.

– Да так, исторический и приключенческий роман от Ревиана Гувера, – Арстель показал другу обложку, изображавшую какую-то ожесточенную битву, – про Северную Войну 1690-х годов.

– Гувер? Ах, да! Этот никчемный графоман. Как ты можешь читать такую ересь, ты, человек, заставший эту войну! Он ведь зарабатывает огромные гонорары на чепухе, когда мы, честные работяги, живем куда скромнее.

– В чем-то ты прав, Хельд, – Арстель не любил спорить с другими, тогда как Хельд не упускал возможности выразить свое мнение независимо от степени интереса других к нему.

Дальше пошла долгая беседа об этой войне. О ее героях, о зачинщике восстания – короле Севера Гроре Свободолюбце. Старый мельник, как все уже знали, прошел эту войну, но он предпочел молчать. Хельд вовсю фантазировал, искажая историю, как ему угодно, но описывал события так, что слушала почти вся таверна. Арстель лишь изредка указывал известные ему факты.

– Я вам говорю, Глоддрик Харлауд – не человек! Он убил Грора Свободолюбца, в одиночку прорвавшись в его замок, и сумел оттуда вырваться! Он точно демон.

– Я слышал, он один стоит целой армии, – сказал Зверюга.

– Да хватит уже вам! – прикрикнул мельник Ропхиан, – не демон он, а человек, такой же, как и вы все, – о том, что Хельд флорскел, он позабыл, – Хватит уже об этой войне, вас там не было, что вы о ней знаете? В войнах вообще нет ничего прекрасного, одни ужасы – и больше ничего.

– Старый зануда… – скрипнул зубами Хельд.

Дверь отворилась, и в таверну вошла легкой, пружинистой походкой совсем юная девушка – чуть больше двадцати. Она была одета в холщовую куртку и походные брюки, подчеркивающие ее весьма соблазнительные для мужского глаза формы. Ее русые волосы едва доставали до плеч. Лицом она также вышла, могла показаться симпатичной, даже красивой. Единственное, что портило впечатление, – это шрам от ожога, видневшийся на левой скуле. С улыбкой она прошла вперед, махнув рукой хозяину и его посетителям.

– Очень извиняюсь, если помешала, – она подошла к стойке, – я так, осматриваю окрестности, в Крестале впервые, все-таки.

– Правильно сделала, что начала с осмотра достопримечательностей! А именно – с моей гордости, лучшей таверны во всей Аргое.

– Разумеется, – она подмигнула ему, – как иначе.

Арстель уже собрался подняться, уступая ей место.

– Сиди-сиди! – похлопала она его по плечу, – я не такая хилая, сил много, не переживай.

На первый взгляд ее поведение могло показаться слегка нескромным, но в нем не было ни малейшей доли сарказма или надменности, она была общительной, даже чересчур. Зато ее живой взгляд выражал искренное уважение к окружающим.

– Собственно, с чем пожаловала? – сказал Хельд, – тебе выпить или поесть? Могу спеть или сплясать за чаевые.

– В другой раз, дружище, – рассмеялась она, – я, собственно, собиралась лишь снять две-три комнаты. Здесь же есть такие, свободные?

– Есть, конечно. Целых четыре.

– Отлично! Наконец-то хорошая новость.

– Но никакого обслуживания гостей, никакой уборки. За призывание злых духов выселяю.

– Я так похожа на чернокнижника? Ну и дела.

– Забудь, – сказал Арстель, – к этому надо привыкнуть. А зачем тебе столько места? С тобой вроде никого нет.

– Скоро будут. Собственно, заявится наша братия вечером. Здесь будут гостить лишь некоторые, остальная часть группы разобьется на окраине Крестала.

– Группы? А сколько народу с тобой путешествует? – поинтересовался Арстель.

– Сотни полторы-две, – пожала плечами девушка, – я как-то не считала.

Хельд чуть не поперхнулся пивом.

– Нехилая такая… орава. И насколько же вы здесь останетесь?

– А это уже наставник наш решит, – улыбнулась девушка, – не волнуйтесь, мы вас постараемся не беспокоить. Собственно, мы направляемся к ганрайской границе.

Остальные Крестальцы, сидевшие в таверне, продолжали разговоры, но недоверчиво косились в сторону девушки. Крестальцы не любили странных гостей.

– Наставник? Я не ослышался? – сказал Арстель.

– Да-да, наш духовный лидер, – усмехнулась она, – хороший человек, мудрый и могущественный.

– Точно сектанты, держись от нее подальше – и не пропадешь, – прошептал старый мельник на ухо Зверюге.

– Надеюсь, они правда скоро уйдут, – ответил Зверюга.

Девушка сделала вид, что не заметила этого.

– Юкиара, – протянула она руку Арстелю, – но все зовут меня Юки, видимо, им так проще.

– Арстель, рад знакомству.

– Карен, – подключилась крестьянка.

– Хельд Великий! – вскочил на барную стойку флорскел.

– Ах, какая честь для меня, простой смертной! – сделала Юкиара глубокий реверанс, – что ж, дело я свое сделала, комнаты сняла, пора бы возвращаться к своим, – махнула рукой она Хельду и его друзьям и удалилась.

– Удачи! Увидимся! – крикнул Арстель.

– Купила бы что-нибудь, на прощание! – развел руками Хельд.

– А я еще вернусь! Кстати, мне у тебя понравилось, – донеслось уже с улицы.

Дверь закрылась, и посетители уже начали строить домыслы о том, кого же привела с собой эта незнакомка.

– Да-а-а-а, – протянула Карен, – вот такая.

– Чудная, – сказал Хельд, – вот какая.

– Кто б говорил, – прыснул Харал Зверюга.

Арстелю она сразу понравилась. Он заметил в ней еще нечто, кроме уважения. Желание открыться людям и довериться им. Качество, которое редко встретишь.

***

Уже стемнело, ночь приближалась. В хижинах загорались свечи, дым шел из труб. Трактир Хельда понемногу пустел. Внутри оставались лишь равшар-земледелец, бежавший из своего племени и осевший в Аргое и парочка подростков, наслаждавшихся друг другом в углу. Старый мельник Ропхиан так и не ушел – все потягивал пиво. Хельд вытирал пивные лужи изодранной тряпкой, покрытой плесенью. На новую ему было жаль денег. Дверь снова отворилась, задев пыльный ковер возле нее.

– О, новые посетители! Это всегда хорошо, – Хельд выскочил из кухни, – правда, уже поздно, мы скоро закрываемся.

– Вам здесь не рады! – донесся до боли знакомый голос односельчанина, – как вы не поймете? Вы пугаете местных, в том числе и меня.

– Почтенный, мы здесь по воле Илгериаса, и задержимся ровно столько, сколько он пожелает.

– Фанатик недоделанный, – сплюнул с порога бородатый мужчина в широкой шляпе и прошагал в трактирный зал.

– Чего кипятишься, Мурвак? – спросил Хельд, косым взглядом окидывая незнакомых гостей, – клиентов у меня решил распугать?

– Это не клиенты! Это не пойми кто! И почему они ходят группами? Явно же недоброе задумали, – Мурвак всегда предпочитал подозревать о других худшее.

Хельд попытался рассмотреть посетителей. Темнокожий бритый налысо человек, южанин из Клирии, одетый в широкие штаны и халат. В руке он держал чётки и, похоже, мысленно повторял молитвы. Пояс его был увешан ножами, хотя вид у человека был умиротворенный. За ним вошел не менее странный парень в красной бандане и парными скимитарами за спиной. Следом вошел скиарл – его чешуйчатое тело было скрыто одето в длинный плащ, но руки были обмотаны цепями, а из-под рукавов высовывались лезвия клинков. За ним зашел мускулистый равшар с бурой кожей и обломанными рогами. Торс его был обнаженный, открывая глубокие шрамы, а на лбу красовалось отвратительное клеймо в виде косого креста. Он то и дело озирался и скалился, будто ожидая засады. Вошел патлатый, неухоженный темноволосый парень с длинным луком за спиной. Он то и дело чесался, словно вшивый. Далее – пожалуй, посетитель самого причудливого вида. Маг с жезлом в руке, одетый в балахон. Но кожа его была точь-в-точь древесной. Будто ходячая коряга, он скрипел на каждом шагу. Вместо волос у него на голове были ветви с густой листвой. За ним вошел, с интересом озираясь, паренек лет шестнадцати. Последним зашел обычный с виду человек, перед ним остальные расступились, пропуская вперед. Средних лет, грузный, в мешковатой одежде, бритоголовый и с густой бородой. Имел он при себе посох со светящимся магическим камнем на конце – кертахолом.

– Добрый вечер, – все, что нашел сказать мельник, – господа.

– Я полагаю, вы пришли брать штурмом мое скромное заведение? – Хельд обошел стойку, – что ж, покорно сдаемся на милость победителя.

– Разумно, – осклабился равшар, хрустнув костяшками пальцев.

– Мы хотели бы заселиться в комнаты, – спокойно произнес полноватый маг, – мы проделали долгий путь, порядком выдохлись. К вам, часом, не заходила ли наша подруга? Она должна была предупредить о новых постояльцах.

– Девочка на побегушках, – презрительно фыркнул Мурвак, – тоже мне.

– Сложно поверить, – сглотнул Хельд, – что вы имеете дело с Юки.

– Если что, это моя сестра, – вставил отрок.

Этот парень был достаточно высоким для своего возраста.

– Вот оно как. А почему она не с вами?

– Тебе-то что? – подался вперед равшар, – твое дело – комнаты. Они готовы?

– Стой, Кога, – вскинул руку маг, – нельзя так говорить с человеком на его территории. Простите дерзость моего друга, уважаемый.

– Все равшары такие, – Хельд скосил глаза на земледельца-односельчанина, – за редким исключением.

– Юки решила не терять времени даром и помочь остальным обустроить лагерь. Это было непростое решение, ей нетерпится познакомиться с этими краями поближе, но долг все же превыше, и она это прекрасно понимает. Что ж, вот на три дня вперед оплата, – маг опустил на барную стойку кошель с монетами, – должно хватить. Не думаю, что мы задержимся, судя по всему, нам здесь не очень рады.

– А вот в этом я с вами полностью согласен! – уходя, Мурвак хлопнул дверью так, что стены едва не затряслись.

– Меня зовут Реадхалл Бескровный.

– Хельд. Ну, так, поднимайтесь, господа, – махнул рукой дверь в сторону лестницы, – комнаты найдете, мне, к сожалению, нужно следить за клиентами.

– Конечно, – с улыбкой кивнул маг, – благодарю за гостеприимство.

Он уже начал подниматься, но Хельд решился спросить:

– Вы, случайно, не наставник?

Маг обернулся и глянул вниз на Хельда со ступенек:

– Я-то? Мне до него, как от земли до неба. Впрочем, он, возможно, скоро объявится. Но появляется он, только тогда, когда находит нужным.

Кога подошел к равшару-земледельцу, доедавшему свою похлебку.

– Нечасто встретишь мирного соплеменника. Тебе не по нраву жизнь в племенах? – прорычал он.

– Когда все подряд убивают друг друга? Отнюдь, – хоть он больше не был воином, взгляда не отвел и страха не выказал, очевидно, жизнь в племенах в прошлом закалила его дух навсегда.

– И правильно, – он хлопнул сородича что было силы по плечу, – объединись мы – весь мир был бы у наших ног. Но мы вечно воюем.

– Это противоречит традициям, – ответил земледелец, – вот, за что тебя изгнали.

Клириец-монах подошел к Хельду:

– Благодарю, что принял нас под своим кровом. Дай Арай Илгериас тебе долгой и счастливой жизни.

– Спасибо, святой отец.

– Духи говорят, это счастливое место, – улыбнулся древесный гуманоид, разукрашенный узорами из белой краски на манер хаглорианца, – здесь мы можем спать спокойно.

Гости поднялись, посетители начали расходиться. Последним уходил мельник.

– Все-таки не пойму, зачем они явились. Кто они такие?

– А я почем знаю? – всплеснул руками Хельд, – но они явно непростой народец.

***

Арстель остановился у дома травницы. Ее имя было Шая-Кишра, но, естественно, все звали ее просто Шаей. Выглядела она, как подобает хаглорианцам – зеленая кожа, темные густые волосы, заостренные уши, узоры, вытатуированные белой краской. Вот только ее не было на месте, Арстель стучался в запертую дверь.

– Поздно пришли мы с тобой, парень, – послышался сзади голос.

Арстель обернулся. На вымощенной камнем пыльной тропе, на фоне скопления местных хижин, перед ним стоял маг, выглядящий, точно персонаж из древних легенд. Красные густые волосы, стоявшие дыбом, от которых исходило какое-то призрачное излучение. Алые глаза, сверкающие ярким светом в темноте. Его узкое, вытянутое лицо было бледным и сухим, точно у мертвеца. Сам же он был худым и очень высоким – на полголовы выше Арстеля. В руке его был длинный стальной посох с сияющим красным кертахолом на конце.

– Пожалуй. Лавка закрыта.

– Забавно. Я всегда мог добиться успеха в больших вещах, а вот в таких мелочах, как прийти до закрытия торговой лавки, всегда терпел неудачи.

Арстель был в замешательстве. Что понадобилось магам в этих краях? Мог ли этот странный человек быть как-то связан с девушкой, с которой он познакомился у Хельда?

– Жизнь противоречива, что сказать, – пожал плечами Арстель.

– О, да! – оперся на посох чародей, – противоречива, сложна, запутана. Но вполне управляема, ведь так?

– Не знаю. Не мне судить о таких вещах, – растерянности в Арстеле лишь прибавилось.

– Еще убедишься в этом.

– Я знаю хозяйку лавки. Мне передать, что вы заходили, уважаемый?

– Не стоит. В следующий раз я явлюсь вовремя. В итоге у меня всегда все получается, это лишь вопрос времени.

– Могу лишь позавидовать вашему упорству. Мне, например, его недостает, когда я штопаю сапоги, – этот незнакомец вполне мог оказаться опасным, но что-то в нем разговорило Арстеля, остановиться было сложно, – иногда кажется, что я не так надежен и хорош, как от меня хотел мой отец. Вести хозяйство одному не так просто.

Кудесник закинул посох в воздух и ловко поймал его на лету.

– На самом деле, никто не одинок. Посмотри, сколько братьев и сестер вокруг тебя, – рукой он поочередно указывал на хижины, судя по всему, пытался их сосчитать, но сбился и продолжил, – мы живем так, будто мы независимы друг от друга, но стоит лишь дать возможность нашим связям проявить себя – и мы уже никогда не будем ни слабы, ни одиноки.

Подул ветер и прогремел гром, осветив улыбку этого странного человека. Арстель понял, что, если не добежать до дома вовремя, можно попасть под ливень. Но по какой-то причине не мог заставить себя распрощаться и уйти. Не хватало воли, словно собеседник невидимой силой удерживал его на месте, как вкопанного.

– Если бы все думали так, помогали друг другу, возможно, в мире было бы меньше проблем. Знаете, в наши края заявились странные люди, – при этих словах Арстеля красноволосый внезапно посерьезнел, окидывая Арстеля изучающим взглядом, – и сразу же мои односельчане отнеслись к ним с недоверием. Хотя они и в самом деле не внушают доверия. Нет, я не хочу сказать, что они нечисты на руку, но хотелось бы, чтобы все разошлись, как в море корабли или пришли к компромиссу, но, надеюсь, скоро это напряжение, связанное с прибытием незваных гостей, кончится, как и многие другие недопонимания в нашем мире.

– О, нет, Арстель. Все только начинается, – снова прогремел гром, сверкнула молния, на мгновение ослепив Арстеля.

Когда снова прояснилось, незнакомца уже не было. Арстель стоял, не веря своим глазам. Может, он съел у Хельда что-то не то, и ему это привиделось? А дождь уже начинал накрапывать.

Глава 3: «Послы императора»

8 мая 1707 года.

Силгор – столица Аргои. Этот большой и многосторонний город, как всегда, кипел жизнью. По многочисленным улицам, точно муравьи в земляной куче, сновали люди мимо высоких домов. Торговцы у ларьков, владельцы более приличных заведений – все подряд зазывали прохожих. Всюду мелькали кареты господ, сливок общества. Горожане же сновали туда-сюда. Из больших мануфактур валили столпы дыма, печи там уже горели вовсю. Маги-недоучки показывали жалкие, с точки зрения колдовства, фокусы на потеху толпе зевак. Но мало кто обращал внимание на невысокого зеленокожего старца, движущегося весьма быстро и прытко для своего почтенного возраста. Исчерченное белыми чернилами острое лицо с янтарно-желтыми глазами выдавало в нём хаглорианца. Линии рисунка пересекали скулы, подбородок, впалые щеки и сходились на морщинистом лбу, образуя нечто наподобие глаза. Его густые темно-синие волосы были зачесаны назад. Одет он был в потрёпанный дорожный халат бурого цвета, простецкие рабочие брюки и сандалии. В руке его был кривоватый деревянный посох, вершина которого разветвлялась, а в середине неправильной формы кристалл сиял зеленым светом. Взгляд его оживленно метался из стороны в сторону, пронизывая улицы и толпу, хотя улыбка его сухих губ выражала добродушие старого хаглорианца. Он проскользнул сквозь набитую людьми рыночную площадь и, свернув на широкую дорогу, наткнулся на огромную строительную площадку. Скелет нового здания возвышался на двадцать метров над не отличавшимся ростом стариком. Вокруг сновали рабочие, таская доски, бревна, инструменты. Грохот от забивания гвоздей и распиливания дерева слился с гомоном со стороны рынка. Хаглорианец привык, что люди относятся к дереву лишь как к ресурсу, не питая к нему никакого почтения. Это было одной из главных причин, почему немногих людей пускали в глубь Лайнур-Арая.

– Заблудился, отец? – оторвался от верстания длиннющей доски строитель, – подсказать чего?

Старик облокотился на посох и задумчиво оглядел плотника:

– Друг мой, путь свой я нашел уже много веков назад, – при этих словах лицо рабочего в недоумении вытянулось, – пути вашего славного города и его жителей мне тоже хорошо видны. Но город меняется, как и все мы.

– И что это значит, во имя богов? – с неприязнью в голосе произнес рабочий, явно не желающий терять время на этого чудаковатого иноземца.

– Приходится быть подобным воде, искать новые пути, – старик улыбнулся, отчего морщин вокруг его глаз лишь прибавилось, – пока что у меня получается, хвала Анлариэли. А какие пути находит Силгор? Разрастаться без остановки? Этого квартала я не помню.

– Давно не был в городе, странник? – собеседник уже успел заинтересовать мужчину.

– Достаточно, друг мой, – улыбнулся хаглорианец, – а вы, скажу, строите нечто грандиозное.

– Третий игорный дом для барона Глиссака, – сплюнул он, – работаем за гроши, чтобы этот ублюдок голубой крови мог наживать состояние.

Хаглорианец кивнул:

– На людских пороках наживаться всегда проще. Но я понимаю, что у вас мало выбора в этом городе. Что ж, не буду красть ваше рабочее время. Был рад поболтать с честным человеком.

Старик уже зашагал прочь, но рабочий его окликнул:

– Кто ты, хаглорианец? Чародей? Зельевар? Фокусник? Может, торговец? К нам нечасто приходят из Хаглоры странники с такими светящимися жезлами.

– Меня зовут Йоши, – обернулся путник, – но не имеет значения, кто я. Гораздо важнее – кто ты. Перед тобой весь Ранкор и вся твоя жизнь, друг мой. Решай, каков твой путь. В конце концов, ты не привязан к этому месту.

Прежде чем строитель успел ответить, старик затерялся в гуще прохожих. Если до этого старый Йоши пробирался трущобами, окончившимися рынком, то это был квартал преимущественно для богатых. Цирюльни, элитные заведения, лавки товаров роскоши, знаменитые портные, шьющие на заказ, все это скопилось в недавно выстроенном квартале. К концу его находился публичный дом, возле которого экстравагантно одетые женщины бросали хищные взгляды на прохожих. Хаглорианец заметил сутенера, притаившегося в углу и следившего за успехами своих подопечных.

– Эй, красавчик, не хочешь немного развлечься? – промурлыкала рыжая проститутка, пытаясь приобнять Йоши и увлечь его за собой.

– Вы позорите свой великий народ, – Йоши стряхнул ее руку и кертахол на его посохе засветился ярче и его желтоватые глаза сверкнули, – быть может, тебе стоит перестать заниматься этим?

– Да как ты смеешь! Стой, я… – замялась она, – я, если признаться, думала об этом.

– Я уверен, у тебя много других талантов, – вкрадчиво проговорил Йоши, а посох его продолжал сиять.

– Как думаешь, мне стоит попробовать себя в театре? – не дожидаясь ответа, она продолжила, – может, настало время уволиться, с меня и правда хватит такой жизни, – она неуверенно попятилась и вернулась в публичный дом.

Сутенер всплеснул руками, грязно выругавшись, и уже намеревался подойти к хаглорианцу и потребовать компенсацию, но тому хватило одного взгляда, чтобы человек застыл, как вкопаный, а затем еще раз всплеснул руками и удалился в заведение.

Старый выходец из лесов Лайнур-Арая уже выходил к центральной площади города. Если бы Йоши вспомнил свои давнишние визиты в людские королевства, бывшие много веков назад, ему вспомнилась бы жалость к людям, живущим в грехе и так далеко от гармонии с природой и высшими силами. Как любой хаглорианец, он верил, что богиня природы Анлариэль способна вывести людей на путь к спасению души. Но он давно понял, что сразу это сделать не выйдет даже у нее. Вот он уже проходил мимо фамильных имений всего цвета Аргои, самых древних и зажиточных дворянских родов. Разумеется, каждое поместье было окружено бронированной стражей. Но самое большое ограждениеокружало королевский дворец. Тот самый, в котором жили правители династии Акреилов. Выложенные огромным булыжником зубчатые стены, дозорные башни, по стенам проходили караульные. Над воротами висел гобелен с флагом Аргои – человекоподобный лев, сидящий на троне, держащий в одной руке меч, в другой – скипетр. Ворота были открыты, но окружены стражей. При виде бедно одетого хаглорианца солдаты неспешно вскинули копья наперевес. Арбалетчики на стене тоже остановились, напряженно вглядываясь вниз. Йоши приветственно поднял руку.

– Друг мой, – сказал он, обращаясь к высокому усатому стражнику, стоявшему впереди всех, – не будешь ли ты так любезен дать дорогу? Видишь ли, у меня назначена встреча.

Стражи переглянулись. Молодой парень сзади пожал плечами, а усатый с недоверием произнес:

– Посол из Хаглоры?

– Вроде того, – усмехнулся Йоши, которого в простонародье редко узнавали.

– Сегодня намечается трапеза в честь дня рождения престолонаследников. Всем посетителям указано пройти досмотр. Сам понимаешь, нам неохота этим заниматься, уж лучше пить и веселиться.

– А я думаю, это все же лишнее, – снова сияние кертахола, Йоши в упор глядел на стража, – я уже многократно показал себя другом короны и нет причин относиться ко мне с недоверием. Хаглорианцы – честный народ.

– Может, ну его, действительно? – стражник оглянулся, ища поддержки у остальных, они закивали, – а то от этих досмотров у нас в привычку войдет лапать всех подряд.

Йоши рассмеялся:

– Не скажу, чтобы у нас в Хаглоре такое поощряли!

Стражники расступились, давая ему пройти внутрь.

***

Стоило хаглорианцу войти, к нему сразу же подошел дворецкий, спросив, о прибытии кого следует доложить королю. Дворецкий был здесь недавно, поэтому не узнал гостя и он.

– Йоши-Року, – сказал старый хаглорианец, – Архимаг из Хаглоры.

Дворецкий предложил назначить чародею проводника, но Йоши отказался. За долгие века он успел запомнить каждый угол в этом замке. Как всегда, на каменных стенах висят гобелены, изображавшие гербы дворян Аргои и Ганрая, картины, изображавшие битвы и иные исторические события, потолок разукрашен фреской. Разумеется, все факелы на стенах зажжены. Послы, военные, придворные либо от скуки прохаживались без дела по дворцу, либо сбивались в кучки, оживленно обсуждая политические вопросы. Чаще всего такое заканчивалось яростной полемикой и дебатами. Йоши, как и подобало магу, был преисполнен спокойствия и уверенности. Вот он прошел коридорами и, наконец, прошел в тронный зал.

– Дядя Йоши! Как же долго я вас не видела! – навстречу ему бежала совсем юная девушка, лет семнадцати, не больше.

– Айрил! – Йоши радостно подхватил ее и закружил в объятиях, несмотря на то, что он был ниже ее ростом, – дай хоть на тебя посмотреть. Анлариэль сохрани, как же ты выросла. Стала гордой и изящной леди Аргои.

Девочка заметно покраснела, но, как всегда, начала расспрашивать:

– Ну, расскажи! Как дела в большом мире? В Хаглоре? Ты же все время странствуешь, наверняка можешь рассказать столько всего интересного.

– Да что тебе рассказать, – Йоши, рассмеявшись, пожал худыми плечами, – в мире многое меняется с невообразимой скоростью. Многое уходит, а то, что приходит, не до конца понято всеми нами. Это я и пришел обсудить с твоим отцом. Не забивай голову всякой ерундой, лучше наслаждайся жизнью, у тебя ведь все еще впереди.

– Ты всегда так, – с немного наигранной обидой сказала она.

– Давай-ка лучше вот о чем! Уверен, это заставит тебя улыбнуться. Ты же не думала, что я приду с пустыми руками?

Из заплечного мешка Йоши достал лютню, расписанную настолько искусно, что даже Айрил, которой с детства преподносили все блага и роскоши, никогда такую не видела.

– Один мой знакомый мастер из Клирии сделал ее для тебя. Ты ведь всегда хотела научиться играть на такой. Надеюсь, сыграешь как-нибудь для меня, порадуешь старика.

– Какой же ты хороший друг! – она снова бросилась обнимать старика, едва не свалив его, – спасибо, я о такой мечтала!

– Погоди, – освободившись, он, продолжил, достав из-за пазухи лист пергамента и развернув его, – а это для твоего брата.

Картина изображала парад в честь победы в Северной войне. Йоши отлично помнил это событие, грандиозное празднование в Силгоре. Впереди всех воинов ехали двое – король Ганзарул Второй и младший брат нынешнего короля, Эанрила Третьего, герой войны.

– Твой брат ведь очень любит слушать истории об этой войне. Вы тогда еще только родились. Впрочем, это хорошо, на самом деле в войне нет ничего красивого.

Передав девчушке сверток и пожелав ей хорошего праздника, Йоши направился к выходу. Возле дверей стоял человек зрелого возраста. Его темные волосы были коротко подстрижены, а острое лицо выдавало некоторую отрешенность. Тем не менее, камзол его был сшит по последнему слову моды элитного общества.

– Мастер Йоши, – встрепенулся он, – не скажу, что не ожидал увидеть вас здесь, но честь говорить с вами лично выпадает мне редко.

– Гувер! – широко улыбнулся старик, – а ты очень хорошо сохранился. Как твой новый роман?

– Честно – его нет, – пожал плечами придворный историограф, – даже не знаю, о чем еще можно написать. Иногда мне кажется, что я уже исчерпал все свои таланты.

– Друг мой, это решать только тебе, – похлопал его по плечу хаглорианец, – если ты по-настоящему захочешь, тебе всегда будет, о чем поведать этому миру.

Гувер пожал плечами. Мимо проходила одна из дворянок. Несмотря на то, что ей уже перевалило за тридцать, она оставалась в хорошей форме. Ее роскошное платье, осиная талия, спина, поддерживаемая корсетом, – со всем этим она и не думала расставаться.

– Герцогиня Нерилетт! – окликнул ее Йоши, – мир и свет тебе!

Ревиан Гувер помахал ей, но она и внимания не обратила на него.

– Мастер Йоши! Какая неожиданная встреча! – улыбнувшись, сделала она реверанс.

– Да уж, действительно, – к ним подошел пожилой мужчина в мундире, – пиршество, планируются аудиенции с королем, военный совет, действительно, неожиданно встретить архимага.

Это был главнокомандующий королевской армией Керрис Галарт. Он уже начал лысеть, седина тронула его волосы, оставив черными только усы, но он по-прежнему имел идеальную офицерскую осанку и резво двигался.

Герцогиня Нерилетт откланялась и удалилась беседовать с придворными дамами. От Йоши не укрылось, как Гувер апатично смотрел ей вслед. Но внимание писателя быстро отвлекла беседа с Керрисом и архимагом. Гувер часто общался с простонародьем, поэтому прекрасно знал, какие слухи ходят в тавернах, на рынках и в домах жителей Союза, а Керрис всю жизнь следил за внутренней политикой Аргои. Ничего нового Йоши они не рассказали. Он прекрасно знал о расточительных войнах Аргои с равшарами. О напряженных отношениях с жителями Звездного Града – крылатыми флорскелами. Знал и о попытках наладить торговые пути с Побережьем Кесилора и его жителями, рыбоподобными скиарлами. Тем не менее, он общался с этими людьми на равных и задавал вопросы, словно и в самом деле желал, чтобы они поделились с ним своими знаниями. Йоши успел повстречаться с придворным магом, седобородым Азилуром, который был его учеником в прошлом.

– Какая ирония, мой учитель, ты старше меня на несколько веков, а выглядишь моложе, чем я! – воскликнул Азилур поистине старческим голосом.

– Видимо, богиня меня очень любит, – рассмеялся Йоши, – может быть, стоит передать ей, чтобы и тебя омолодила.

Король оказал особую почесть хаглорианцу, усадив его за один стол с собой на трапезе. Усаживаясь, Йоши заметил, как возле жаровни дочь короля передала подарок мага своему брату.

– Да с чего этот старый лесной дикарь взял, что я от него хоть что-то приму? Много чести! – и он кинул картину в камин.

– Слагер, да как ты можешь! – вскрикнула она, но тут же умолкла и виновато огляделась, вспомнив, как много вокруг весьма солидных людей.

Через некоторое время глашатаи объявили начало пира. Столы раздвинули полукругом, причем, король и наиболее приближенные к нему сидели в центре, остальные же теснились ближе к краям. Лакеи разносили угощения. Послышался звон бьющейся посуды и женский крик. Неудачливый слуга опрокинул поднос и вылил горячий суп прямо на белоснежное кружевное платье госпожи Нерилетт. О том, что его подтолкнул генерал Клаусвиль, сидящий неподалеку, он сказать, конечно, не мог.

– Ты, сын портовой шлюхи! – вскинулся граф Монсерад, который до этого старательно ухаживал за герцогиней, хвастаясь масштабом своих уделов и имений, – плати полную стоимость платья или я лично высеку плетью имя этой прекрасной леди у тебя на спине!

Он врезал слуге под дых, а затем мощным боковым ударом свалил паренька на землю. Генерал Клаусвиль расхохотался и захлопал вместе с другими мелкими дворянами-прихлебателями Монсерада.

– Как вы можете быть таким жестоким? – заахала Нерилетт, хотя в ее искренность мало кто верил, едва ли она прониклась сочувствием к парню с выбитыми зубами.

– Браво! – вскрикнул царевич Слагер, тогда как его сестра была готова расплакаться.

Гувер вскочил и принялся помогать парню встать.

– Не волнуйтесь, Ваше благородие, – процедил он сквозь зубы, – я могу возместить ущерб.

– Граф Вильнур Монсерад, – Эанрил Третий, погладив бороду, оглядел зрелище, – если вы снова позволите себе такое вызывающее поведение, я попрошу своего брата удалить вас из зала.

Командир королевской стражи стоял у двери. Густые темные волосы, обветренное загорелое обветренное лицо, лет около сорока пяти. И фамильный меч королевского рода, легендарный Фарендил, на поясе. Эрлингай Акреил, лучший фехтовальщик Аргои, ветеран Северной войны. Ни тем, ни другим Монсерад похвастаться не мог, но нашел в себе силы возразить:

– Ваше Величество, я всего лишь поставил выскочку на место, неужели нельзя…

Йоши, сцепив руки в замок и сдвинув брови, не вставая, спокойно произнес:

– Я бы не советовал спорить с королем.

Хотя в его словах не виделась угроза, но Монсерада от одного его взгляда сковал ужас, так что он поспешно надвинул на глаза свою широкую шляпу с пером и сел на место.

– Они всегда выделываются, – Керрис Галарт с презрением посмотрел в сторону дворян.

Для него, человека, вышедшего из простонародья и сделавшего карьеру от солдата до главнокомандующего, было в крови сочувствие к людям вроде избитого молодого лакея.

Вскоре пиршество продолжилось как ни в чем не бывало. Слуги приносили новые явства к столу, из узких окон в толстых стенах крепости уже были видны звезды и сочился лунный свет. Йоши обменивался новостями с Азилуром, придворным магом, и Лукасом Тиролом, королевским советником. Маг всегда стремился выслушать как можно больше людей, чтобы увидеть происходящее в мире с практически любой точки зрения. На одном краю стола Монсерад нарочито расписывал генералу Клаусвилю успехи своей торговли с южанами клирийцами, хотя деньги для закупок их дорогих вин он наворовал из казны, мелкие дворяне изо всех сил старались изобразить восторг и восхищение, царевич со скучающим видом вяло поедал мясо с кровью, а его сестра принялась донимать Ревиана Гувера, чтобы он ей рассказал что-нибудь из историй прошлого.

Эрлингая вскоре сменил один из гвардейцев, и он сел между королем и Йоши. Внешне воин не был похож на представителя королевского рода. Скучающим взглядом своих карих глаз он смотрел, как сливки общества предавались увеселениям. Йоши знал многое об Эрлингае и понимал, что куда охотнее он разделил бы весьма скудную и незатейливую пищу у костра с солдатами.

– Мастер Йоши, – попытался он сидя поклониться, – какие вести вы принесли нам из дальних земель?

– Узнаю военного человека! Сразу к делу, – ухмыльнулся Йоши, – похвально, время не вернуть. Последние несколько лет я исследовал границы союзных земель. И то, что там происходит, требует личного внимания короля.

Эанрил Третий нервно облизнул губы:

– Мы что-то слышали о странных людях на окраинных землях. Но это, наверное, не более, чем слухи, – сказал король так, будто он сам себя пытался в этом убедить.

– Когда же вы, люди, поймете, – Йоши аккуратно положил посох на пол, – что дыма без огня не бывает. Все больше народу пропадает без вести. На местах бывших деревень все чаще остаются развалины. Многие сами уходят со своих жилищ туда, на отшиб ганрайских земель. Но почти все как один, кто там живет, любой уличный оборванец, знает о некоей общине. И она растет, набирает сторонников.

– Я слышал, не некоторые селения нападали маги, но они и колдовать толком не умели. Бросят пару примитивных заклинаний, а дальше идут врукопашную, – ответил Эрлингай.

– Неофиты, друг мой, – пожал плечами Йоши, – постижение магического искусства требует времени и усилий, очевидно, эти люди вступили на путь совсем недавно. Но, понятно, это секта, нечто вроде магического ордена. И, разумеется, там есть свои, в некотором роде, патриархи, – Йоши помолчал, заглянув в глаза обоим собеседникам по очереди, но они молчали, – Вашему Величеству известно что-нибудь об их личностях?

Эанрил посмотрел на Эрлингая, затем на Керриса Галарта, явно ожидая поддержки, затем вымолвил:

– Наверняка это какие-нибудь недоучки, возомнившие о себе невесть что. И какие только дураки могли присоединиться к ним?

– Недоучки? Боюсь, я разочарую благородного короля, – скривился Йоши, – среди них человек, бывший некогда моим учеником. Наши пути давно разошлись, а он моим наставлениям следовать перестал. Но обучил я его хорошо.

– Гм, – король нервно сглотнул, очевидно, беседа давно перестала доставлять ему удовольствие, – но даже если это талантливый чародей, сомневаюсь, что он представляет для нас угрозу. У Союза мощная армия, а ваш ученик, уважаемый архимаг и хранитель Хаглоры, едва ли сильнее Азилура и уж точно слабее вас.

– Но ведь о его союзниках мы ничего не знаем, – сказал Эрлингай, – кроме того, мы должны понять, каких целей эта группировка добивается. Мастер, для меня не открытие, что вы проверяете нашу осведомленность, но мы ничего не знаем об этих людях. Быть может, вы нас просветите?

Хотя Йоши давно наловчился сливаться с окружением, подобно хамелеону, находить общий язык со всеми вокруг, он чувствовал себя чужим на этом собрании людей с толстыми кошельками, роскошными одеждами и богатой родословной. Эрлингай, одетый в грубую рубаху из зеленого сукна и кожаную куртку поверх нее, выглядел немного простецки, но, по мнению Йоши, был достоин своего положения больше половины присутствующих.

– Они следуют весьма таинственному культу. Поклоняются тому, кто почти две тысячи лет назад едва не уничтожил наш мир. Но чего именно эти люди добиваются – для меня пока что сокрыто. Поэтому я и надеялся, что королю будет как минимум небезразлична армия чернокнижников, от которых не знаешь, чего ожидать.

Ослепительная вспышка синеватого цвета. Все в унисон подскочили с мест, Эрлингай с Керрисом схватились за мечи. Один Йоши и слишком дряхлый королевский советник Лукас Тирол спокойно остались на местах. Свет угас и в центре зала остались лишь три человека. Но они очень странно выглядели, словно бесплотные духи, все были прозрачными, от них исходила какая-то дымка, а огни факелов просвечивались сквозь их силуэты. Один из них был одет в кирасу и мощные наплечники и латные перчатки, а на лице носил железную маску, а тело его покрывал мешковатый балахон с широким капюшоном. Другой был невероятно худ, словно мумия, но он и выглядел подобно мумии – с головы до ног забинтованным. В центре же стоял тот, кого меньше всего ожидали увидеть. Краснолицый, с щупальцами вместо волос, одет в черного цвета мантию. Все трое в руке держали посохи, но если у бронированного это была странная смесь клинка и магического жезла, у мумии – какой-то ритуальный скипетр с перьями на вершине, а у краснокожего типа забытой многими расами посох был само изящество – эбеновый, длинный с идеально симметричным кертахолом на навершии. У всех глаза светились алым огнем. Те, кто помнил предания древности, догадывались, что краснокожий принадлежит к расе горхолдов. Но поскольку это были лишь фантомные образы, а не живые тела, никто не мог с уверенностью сказать, реальны ли они или это всего лишь иллюзия. Если верить легендам, горхолды давно вымерли. Йоши напрягся. Посох в мгновение ока оказался у него в руке. Он вглядывался в них, пытаясь что-то разгадать, но так ничего и не смог сделать. Тот, кто носил маску, вышел вперед. Один из стражников занервничал и рефлекторно выстрелил из арбалета. Но стальной болт прошел сквозь прибывшего, он даже не обратил на это внимания. Керрис Галарт сделал жест рукой и сразу же всех троих стража взяла в кольцо и направила на них клинки и алебарды.

– Вы, я погляжу, не сильно заняты? – пророкотал его гулкий голос, – мы ненадолго.

– Кто вы такие? – крикнул Монсерад, но тут же осел и побледнел, когда алые глаза из прорезей стальной маски устремились в его сторону.

– Мы те, кто принес с собой волю истинного повелителя, – было заметно, что и у горхолда на черной мантии, и у Варзхела на нагруднике, и у этой ходячей мумии на бинтах была выгравирована перечеркнутая буква А – Йоши мгновенно понял, что это символизирует – древнее царство Азрога, – мы призываем ответить короля Эанрила Третьего, готов ли Союз покориться воле императора Заргула?

– Великого хранителя подземелий Азрога, Азарельда, народа горхолдов и всего живого на Ранкоре, – дополнил краснокожий.

– Того, о ком вам не следовало забывать и кого не так просто убить, – прошипела хриплым голосом мумия.

– Это какая-то шутка? – спросил король, все еще отказывающийся верить в то, что такие культы могли существовать.

– Если вы так думаете, скоро вам будет не до шуток, – человек в маске прошел сквозь одного из охраны и почти вплотную подошел к Эанрилу Третьему, – покоритесь – или быть войне. И мой учитель, – взглянул он в сторону Йоши, – вам ничем не поможет.

– Варзхел, – спокойно сказал Йоши, – я слышал о твоих делах, но чтобы ты поклонялся ему? Неужели я так плохо учил тебя истории?

Варзхел прочертил посохом-клинком в воздухе эмблему, нарисованную у него на груди.

– Император Заргул уже готов повести всех нас за собой в будущее. Вы слишком погрязли в своих интригах и дрязгах с другими народами. Теперь пришел тот, кто наведет порядок на Ранкоре. Решайте – есть ли для вас место в этом новом будущем.

– На размышления Его Величеству будет дана неделя, – добавил горхолд, – советую не замедлять с ответом.

– И также советую согласиться. Император не из тех, кто прощает своих врагов. Однажды он проиграл, отныне будет по-иному. Если Союз согласен покориться – я передам это своему властелину. А контроль от его имени здесь будет осуществлять мастер Хейларг – первый маг императора, – он махнул призрачной рукой в сторону горхолда. Наше вторжение неизбежно. Мирным оно будет или кровавым – зависит только от вас, в конце концов, Заргул всегда возьмет то, что хочет.

– Да? – осклабился Йоши, – а вот история иного мнения. Да и мы так плохо знаем вашего хозяина. Я, конечно, стар, но не настолько же. Может быть, вы погостите у нас и расскажете?

– Все, что нужно, уже было сказано.

– Друг мой, с чего ты взял, что это приглашение? – изумрудный кертахол засиял ярче жерла вулкана.

Йоши вскинул посох, но тут же все фигуры окутала серая завеса, и спустя мгновение они исчезли. Но хаглорианский мастер-маг был готов поклясться, что среди этих сгустков дыма он разглядел лицо, которое он видел разве что в записях о легендах прошлого. Оно смеялось ему в лицо. Мифический персонаж, которого все успели позабыть – и вот он вернулся.

***

Званый ужин окончился, едва начавшись. От короля не укрылось, что многие гости после такого были не прочь убраться подальше. После того, как Йоши кое-как удалось на ходу придумать убедительную версию о том, что нежданные посетители были не более, чем галлюцинацией, видением, созданным лиходеями-чернокнижниками, остались совсем немногие. Военные, Керрис с Эрлингаем, сам король и королевский советник Лукас. Ревиан Гувер тоже хотел остаться и принять участие в стратегическом совете, но Эрлингай вежливо попросил его удалиться.

– Эрлингай, ну пойми же, я хорошо осведомлен обо всем, что связано с фигурой Заргула. Я досконально изучил священную Книгу Трех Миров, прочитал почти все попытки писателей прошлого запечатлеть войну Ранкора Несокрушимого, спасителя мира нашего, и Заргула. Я подчерпнул оттуда столько материала для своих творений. Попроси короля, чтобы он позволил мне принять участие в совете, тебе же не трудно. Ну будь другом!

– Господин Гувер, – устало вздохнул Эрлингай, – я прекрасно понимаю ваше рвение и интерес, даже ценю это, но только что произошло серьезное преступление. Кто-то осмелился нарушить ход королевского мероприятия, более того, незаконно пробрался во дворец. Одно дело – предаваться грезам о древнем мире, а обсуждать политические решения – совсем другое.

– Грубо говоря, если хочешь помочь – катись отсюда, архимаг Йоши явно побольше тебя знает, – закончил Клаусвиль.

– Как скажете, генерал, – скрипнув зубами, Гувер саркастически отсалютовал ему и быстрым шагом удалился.

Они перешли в тесный кабинет главнокомандующего Галарта, который больше напоминал кладовку. Кроме стола шириной почти на весь периметр, хлипкого шкафчика и карты Союза на стене там больше ничего не было. Король, как ему положено, сел во главе стола, остальные кое-как сумели себя втиснуть между стеной с отваливающейся штукатуркой и краем стола.

– И как прикажете это понимать, господа? – король словно совсем утратил самообладание, – мало того, что они выдвинули нам безумные требования, так еще и говорят от имени существа, которое даже не известно, существовало ли.

Йоши пожал плечами:

– Заргул существовал, сомнений нет. Учитель моего учителя своими глазами видел его падение, это было задолго даже до моего рождения. В глубокой древности, друзья. Но теперь, Ваше Величество, вы верите, что необходимо хотя бы узнать, что из себя представляют силы этих людей?

– Нам правда необходимо отправлять на окраины Ганрая регулярную армию? – не сдавался в своих сомнениях король, – быть может, это их происки, розыгрыш?

– Мне слабо верится в такое, – ответил Эрлингай, задумчиво глядя в сторону паука, который сползал с трещины в потолке, – если они осмеливаются бросать вызов королю всего Союза, то их намерения скорее всего очень даже серьезные. Любой должен понимать последствия таких угроз.

– Но Заргул был убит! – воскликнул король, – почему нас просят покориться мертвецу?

– Он был повержен, – ответил Йоши, – когда богиня природы и жизни Анлариэль пожертвовала собой, чтобы передать свои силы Ранкору Несокрушимому, тому удалось мечом, – он указал в сторону клинка Эрлингая, – вашим фамильным, Фарендилом, нанести ему серьезный урон. Азрог пришел в упадок, а горхолды перестали появляться на наших континентах. Но кто сказал, что они перестали существовать? И с чего ты взял, что Заргул не выжил, сохранясь в иной форме? Мы знаем точно лишь что пострадала его телесная оболочка.

– Если верить преданиям, военная мощь Азрога была невообразимой, – сказал Эрлингай.

– Это фантазеры вроде Гувера несколько преувеличили масштабы той армии, нас же там не было, – ответил Клаусвиль.

– И к тому же, – подключился Керрис, – сейчас нам нужно заняться реальной проблемой – фанатиками вроде этого Варзхела и его приспешников. Кто сказал, что Заргул реально существует сегодня? Может, они лишь поклоняются ему, как какому-то символу?

– Как вспомню эти их адские глаза, так мурашки по коже, – поежился король.

– К сожалению, мы вынуждены признать, что дух Заргула с ними и правда выходит на связь, – ответил Йоши, – я пытался понять хитросплетения их чар, понятно, что присутствовали лишь их проекции, а не они сами. Я хотел нащупать структуру заклятия, чтобы перетащить хоть кого-то из них в залу, схватить и затем допросить. Но не смог. Я ощутил такую мощную защиту, что не оставило сомнений – их сознания перенесло к нам существо магически одаренное более, чем любо      й из живущих. И его аура была поистине дьявольской, она словно кипела силой и злобой.

Они немного помолчали, обдумывая события. В комнате стало темнее, когда из окна подул ветер и задул свечу, стоявшую на шкафу. Остальные уже почти догорели.

– Как минимум, – Йоши подался вперед, огонь осветил его худое морщинистое лицо, – я рекомендую Его Величеству распорядиться о карательных мерах и незамедлительно отправить к границе как минимум две трети войск Аргои. Вашему покорному слуге можно предоставить убедить ганрайского императора оказать всевозможную поддержку.

– Боюсь, что это невозможно, – ответил король, – нашего внимания требуют набеги равшаров, борьба с преступностью, к тому же другие народы должны знать, что наши войска держатся при правителе, а не растекаются по границам, выискивая, быть может, горстку свихнувшихся колдунов.

– Да и вообще, быть может, это происки наших врагов, чтобы отвлечь внимание короны и ослабить оборону Аргои?

– Если они поселились на окраине Ганрая, то пусть ганрайцы с этой проблемой и борются. Союз мы или нет?

– Ваше Величество, этого может быть недостаточно, если позволить мятежникам набрать силу…

– При всем уважении, мастер Йоши, я уже принял решение, – ответил Эанрил.

Йоши стиснул зубы, но тут же поник.

– Разумеется, Ваше Величество. Тогда разрешите откланяться. Я переночую в городе, а затем незамедлительно отправлюсь в Ганрайские земли.

Собрание подошло к концу, но у мага было ощущение, что Аргое не повезло с правителем. Но ведь она его не выбирала, разве не так? По крайней мере эта мысль вертелась в голове у старого хаглорианца, когда он уже покинул дворец и углубился в городские трущобы в поисках подходящей лачуги, которую можно снять на ночь почти за бесплатно.

***

Все вокруг полыхало неугасимым огнем. Леса Лайнур-Арая трещали, словно поленья в печи, высоченные деревья, обуглившись, падали. Йоши смотрел, как сгорает его родина, видел, как из древесных домов с покрытыми дерном крышами выволакивают его сородичей и жестоко убивают вооруженные до зубов горхолды. Он хотел им помочь, вмешаться, испепелить врагов, сокрушить их своей волшбой, но он не мог ничего сделать, старого волшебника словно парализовало. Он мог только наблюдать со слезами в глазах. Но жар огня и едкий дым он отчетливо ощущал. Его перенесло на равнины, где остатки армии Союза бежали, а за ними гнались горхолды, оседлавшие каких-то странных тварей, похожих на огромных ящеров. Ящеры хватали людей и рвали их на части, если горхолды не успевали достать их мечом или копьем. Его перенесло на Побережье Кесилора, где все каменные строения амфибий скиарлов были разрушены и тлели, как тлела и Хаглора. Его отнесло дальше, Йоши словно парил над океаном. Там обломки величайшей скиарлской флотилии покачивались на волнах, а обитые железом фрегаты с эмблемой Азрога и алыми с синим парусами медленно, но верно плыли к берегам. Он видел толпы равшаров, которые словно обезумели, они с горящими глазами и дикими воплями кидались на стойкую фалангу горхолдов ощетинившихся копьями, они яростно били по прочным доспехам своими костяными мечами, но им не удавалось даже поцарапать врагов, после чего их забивали, точно скот. И вот Йоши стоит на большом холме, внизу что-то вроде огромного города. Это Звездный Град на Пятиконечной Скале, обитель крылатых флорскелов. И на ней снуют закованные в кандалы представители всех существующих на Ранкоре рас. Всех, кроме горхолдов. Те с палицами или кнутами подгоняли порабощенных, передававших воду, бревна, металлолом. Они здесь строили какие-то огромные стальные вагоны, но размер их был поистине гигантским, рабы были на фоне своих творений словно муравьи. И в облаках Йоши увидел немыслимых размеров существо, которое встречали до него разве что в древности. Вытянутое алое лицо, над головой высится целый лес рогов, точнее, ороговевших щупалец, а руки он простер, словно был способен объять все свои владения. Все, что он завоевал. Заргул смеялся Йоши в лицо, словно говоря: «И что ты будешь делать?»

Проснулся старик в холодном поту. Откинув рваное заплатанное одеяло, он оглядел свое прибежище. Из кривого окна этой ветхой хибары, ставни которого давно уже отвалились, лился лунный свет, на дворе стояла глубокая ночь. Прямо перед его кроватью была та, кому его народ поклонялся издревле. Высокая, выше него, смуглая, волосы густо-зеленого цвета, а глаза цвета осенних листьев. Платье у нее было простецкое, местами оборванное, так что открывало виды на ее ланиты, но старик не смел даже помыслить о том, чтобы любоваться ее достоинствами.

– Великая Анлариэль? – он вскочил и собрался упасть на одно колено, но она жестом остановила его.

– Чем я могу служить тебе, богиня? – он остался стоять.

– У меня мало времени, Йоши, – сказала девушка, – я сдерживаю его, сколько могу, появиться здесь надолго не получится. Заргулу сложно мешать возвращать силы. Выслушай, прошу, это очень важно для всеобщего будущего.

Если богиня не желает, чтобы ее перебивали, он не будет задавать лишних вопросов.

– Слушаю, богиня.

– Заргул пробудился. Он пока не способен вернуть себе телесный облик, но дух его уже вернулся в исходную форму. Он набирает сторонников, но скоро будет готова империя Азрога к атаке. Нужно быть готовыми ее отразить. А сделать вы это сможете лишь вместе. Пожалуйста, узнай больше об их истинных силах в Ганрае, постарайся подавить их мятеж. Если получится объединить силы всех народов до их атаки, успеха им не видать.

– Я понимаю, не уверен, что у меня выйдет все, но я постараюсь.

– О, я когда-то тоже была не уверена! – улыбнулась она, мгновенно приподняв Йоши уверенности и радости – ему улыбается сама богиня природы, – но я лишь делала то, что должна была. Делаю и сейчас, после смерти. Ты справишься не хуже меня, архимаг Йоши-Року.

Все словно растворилось, расплылось. Вот он опять открыл глаза и поднялся. В хижине не было никого, кроме него самого. За окном уже рассвело. А Йоши по-настоящему пробудился.

***

Йоши уже собрал свои пожитки в небольшой дорожный мешок, завязал его, схватил посох и вышел на узкую улицу квартала, в котором жили бедные. У порога стоял Эрлингай. Меч он, конечно, держал при себе, но одет был так же, как и на прошлый день, без брони.

– Мастер Йоши, – Эрлингай поклонился ему, – видите ли, у меня тоже есть дела государственной важности в Ганрае. И они нас объединяют. Думаю, мне понадобится опытный спутник, вроде вас.

– Эрлингай? Друг мой, у тебя должно найтись множество дел и здесь, к примеру, защищать короля. Меня одного там будет более чем достаточно. Не рискуй собой понапрасну.

– Я лично знаю человека, который руководит Карательным Отрядом в Ганрае. Мы воевали на Севере вместе. К магам он относится с недоверием, со мной у вас больше шансов найти взаимопонимание, разве нет? Да и потом, помогать архимагу подавлять мятежи – разве не лучшая защита моего брата?

Йоши бессильно развел руками.

– Да что я говорю? Забудь! В конце концов, жизнь воина построена на риске. Меня восхищает твоя преданность отечеству, Эрлингай, поэтому будет большой честью, если ты присоединишься.

– Как и для меня, – белозубо улыбнулся Эрлингай, – тогда решено – выдвигаемся, мастер Йоши?

– Забыл предупредить, что у меня свои методы преодоления расстояний. Искать лошадей нам не придется. Применим немного магии.

– Сразу скажу, что у меня нет никаких способностей.

– А и не надо! – рассмеялся Йоши.

Его кертахол опять блеснул, а старый маг положил руку Эрлингаю на плечо. Спустя секунду их на улице уже и след простыл.

Глава 4: «Расхитители гробниц»

Вархул, столица Ганрая. Древний город с богатой историей казался крошечным на фоне стены Вархула. Городская крепость, в которой жил император, не достигала даже половины высоты этой стены, ну а ратуша, в которой работали высшие чиновники, и остальные дома, тесно пристроенные друг к другу, неровно стоящие и оттого кренящиеся, и вовсе смотрелись жалко. Эту стену начали строить при первом императоре Ганрая, который заключил союз с королем Аргои, достроили же ее спустя несколько веков. День был солнечный, но уже начинало вечереть, тучи сгущались, собирался дождь. Город, как всегда, переполнен людьми, везде уже зажигали огни, а на домах по-прежнему висели веревки с тряпьем, которое горожане стирали. Вокруг Вархула было еще несколько крупных городов, но большинство жителей Ганрая жили в селах, как, впрочем, и в Аргое.

У ворот Гилеарда, центрального замка, встроенного в эту гигантскую стену, ограждавшую границу земель Союза, уже почти час стоял крестьянин. Наконец его пропустили, промокнув под дождем, он уже успел проклясть весь штаб Карателей. Иронично, что когда до стены, в которой обретались Каратели, национальная гвардия Ганрая, доходили известия о преступлениях, то стражи порядка всегда действовали молнеиносно. Но вот простому человеку, ожидавшему приема, они могли не уделять внимание целую вечность. Крестьянин прошел огромную площадку, на которой тренировались воины, фехтуя друг с другом оружием разного рода, бегая по кругу или же избивая чучела, набитые сеном, деревянными мечами. Он попытался пройти дальше, вглубь замка, но часовые его остановили. Крестьянина попытались даже прогнать, но он настоял, чтобы о его приходе передали весть командующему Гилеардом. Часовой было рассмеялся, но стоило крестьянину упомянуть, что он пришел доложить о проишествиях с адептами темной магии, солдаты сразу же переменились в лицах и отнеслись серьезно к его визиту. В ожидании он прохаживался взад-вперед, оглядывая тренировочную площадку. В основном здесь оттачивали свое мастерство молодые парни, в основном ганрайцы, это было заметно по их одежде – заправленные в портянки мешковатые штаны и подпоясанные куртки, которые застегивались, как обычный халат. Он заметил небольшую компанию в углу, возле мешков, на которых отрабатывали рукопашный бой. Светловолосая девушка, у которой был виден только один глаз – второй закрывала челка, стояла, облокотившись на стену, не обременяя себя какими-то занятиями, мужчину отчасти бандитского вида – волосы выбриты по обоим бокам и лишь посередине они стояли высоким гребнем, окрашенным в красный цвет. Руки же его были изрисованы татуировками – какие-то надписи, лозунги, рисунки в виде сердец, пробитых стрелой, клинков и черепов. Он отрабатывал трюки с шипастым кистенем, раскручивая его с такой скоростью, что цепь размывалась в плотные круги. Другой мужчина того же возраста, отличался огромным ростом – больше двух метров. Он явно был северянином, его соломенного цвета борода и спутанные волосы делали его похожим на героя из книг о Северной войне, но, как ни странно, никого это не отпугивало от него. Северянин приседал с натугой, блестящим от пота красным лицом, держа на спине охапку бревен. Смуглая девушка с юга, из солнечной Клирии, делала самое сложное, по мнению крестьянина, упражнение – пыталась взбежать по стене. Ей удавалось сделать самое большее – пять шагов, после чего она отталкивалась от стены и, исполнив сальто, плавно приземлялась, как кошка. В отличие от светловолосой, она была коротко подстрижена, так что ее обзору мало что мешало. Девушка, стоящая у стены, заметила гостя и подозвала жестом. Ее компаньоны прервали свои попытки превозмочь себя, северянин с грохотом бросил бревна, и они с некоторым интересом уставились на него. Та, что его подозвала, была совсем молода, ей было не больше восемнадцати.

– Приветствую, почтенный, – сказала она с искренним уважением, тогда как остальные смотрели на него больше с недоверием, – что привело тебя в Гилеард?

– Кэлрен, – обратился к ней татуированный, – долго еще ты будешь всем приходящим задавать вопросы? Командор и без тебя разберется.

– А ты не лезь! – крикнула соратнику клирийка, плавной походкой приближаясь к крестьянину и обходя его, – мне, может, тоже интересно, что там в мире происходит.

– И ты туда же, Энмола, – бросил со стоном свою булаву человек, – потом же все равно мы обо всем узнаем.

– Да пусть рассказывает, – сказал северянин, – жалко, что ли?

– Наше селение находится в нескольких часах пути отсюда, – оправив рубаху, начал крестьянин, – боюсь, сейчас там неспокойно. Обезумевшие равшары вломились к нам и требуют пропустить их в какое-то старое каменное святилище на окраине нашей деревни. Требуют от нас подчинения, а всех несогласных убивают.

– Илгериас сохрани, – прошептала Кэлрен.

– Ты Каратель, подруга, пора бы тебе уже привыкнуть, что мир бывает жестоким, – сказала темнокожая Энмола, – а вот про святилище давай поподробнее. Чего этим уродам из пустоши нужно?

– Знаете, у нас в деревне есть маг. Некромантию практикует. Он написал письмо вашему командующему и умолял, чтобы я незамедлительно доставил его. Я не читал послание, ему лучше знать, что там, но он упоминал, что там кто-то захоронен.

– Раскапывают гробницы, значит, – сказал татуированный, – хм, это интересно. А как ты оттуда выбрался? Равшары вряд ли отпустили кого-то, если они захватили территорию.

– Ну, понимаешь, мы с некромантом заключили сделку. Он помогает моей семье перебраться в безопасное место с помощью своей хваленой магии, а я доставляю сюда его письмо. Любой уважающий себя мужчина не стал бы бросать своих близких на произвол судьбы. Но мой брат остался в деревне.

– Мы постараемся его найти, обещаю, – Кэлрен похлопала его по плечу, в глазах ее было искреннее сочувствие.

Парень с прической-гребнем поцокал языком, мол, глупо давать обещания, которые могут оказаться невыполнимыми.

– Спасибо, дорогая, – в его глазах чуть не навернулись слезы, но он нашел в себе силы удержаться.

Из врат в главное здание крепости вышел вооруженный человек, сопровождаемый двумя воинами-копейщиками. На поясе его висел зазубренный кривой клинок. Его рыжие кудрявые волосы были подстрижены коротко, что только подчеркивало его жесткие черты лица, мощные скулы и челюсть, выпирающую вперед. Одного глаза у него не было, его закрывала повязка. Он язвительно ухмыльнулся, увидев крестьянина, словно ему доставила удовольствие возможность над кем-то возвыситься.

– И на таких, как ты, наш командор должен тратить время? На такую чернь? Даже я, Норберт Гартахол, его правая рука, чувствую себя оскорбленным. Что ж, он ждет тебя. Шевелись, червь.

У крестьянина на лоб глаза полезли, он встречал много заносчивых людей среди дворян, но не ожидал увидеть такое отношение к людям его сословия здесь, среди защитников границы Союза и всего Ганрая. Кэлрен с сочувственным взглядом развела руками, а Энмола, проходя мимо, сказала, подмигнув ему:

– Когда встретишься с командором, будь осторожен в словах. Он, мягко скажем, не самый уравновешенный человек, хотя и один из лучших в своем деле. А на этого рыжего и конопатого забей, мужик, он тот еще мудак, все это знают.

Крестьянин усмехнулся и, ничего не сказав, побрел следом за Гартахолом. Его провожали взглядом каратели, оторвавшиеся от тренировки, но первый помощник командора обернулся и рявкнул:

– А вы чего встали, как истуканы деревянные в Хаглоре? Тренируйтесь, вам потом за родину сражаться и погибать, если будете филонить!

Двери закрылись, и снова послышался лязг клинков и гулкие звуки ударов бравых воинов Ганрая.

***

Человек в покрытом грязью дорожном плаще подходил к частоколу. Дождь лил как из ведра, но капюшон его был откинут. Пасмурная, холодная погода была под стать его одежде – под серой накидкой скрывался панцирь с потусклевшими от времени и покрытыми рубцами и царапинами пластинами. Его брюки были заправлены в туго затянутые портянки, на которых виднелся толстый слой слякоти. Сам же человек был весьма нетипичного виду. Белые растрепанные волосы колтунами свисали в разные стороны, точно иглы на спине дикобраза. Красные, как у демонов подземелий Азрога, глаза искрились как горнило кузни. Точнее, таким глаз был один, второй был абсолютно незрячим, остался лишь помутневший белок. Его быстрый взгляд постоянно перемещался, точно он выискивал цель. Движения его были резкие, а походка – немного хромой, но уверенной и выверенной, словно он всю жизнь провел, маршируя на плацу. Спину он держал прямо, но все время подавался вперед, точно собирался устремиться вперед со всех ног. Он не был стариком, но и молодым, безусловно, уже не являлся, на его узком худом лице давно вырисовывались глубокие морщины. Атлетом он не был, но в жилистом теле этого красноглазого альбиноса кипело столько энергии, что хватило бы на двадцатерых. Лицо человека пересекали уродливые и глубокие шрамы, один проходил через глаз, что сразу давало понять, как он его лишился, два других – прорезали левую скулу и подбородок. Под накидкой прятался довольно длинный меч без ножен. Странный и жуткий на вид путник уже выходил из редких зарослей хвойных деревьев, перемешанных с обилием колючих кустов, и подошел к косому и облезлому забору, который, разумеется, изобиловал массой надписей вроде признаний в любви, оскорблений, насмешек, в том числе и над короной. Альбиноса интересовала лишь одна надпись: «Деревня Козьи Загоны». Лишний раз удостоверившись в правильности своего маршрута, он зашагал еще быстрее.

Всего полтора десятка домишек и небольшое стадо коз, пасущееся на лугу у забора – вот тебе и все козьи загоны. Оскалившись, он с явным энтузиазмом оглядел село, словно прикидывал, как его можно обустроить достойно. Весь Союз красив в больших городах, что можно пересчитать по пальцам. Отойди от них – и кроме куцых поселков и девственных лесных или степных угодий мало что увидишь. Несколько прачек, что полоскали белье в ручье и судачили о своем, о женском, завидев гостя, живо собрали свои вещи и разошлись по домам. Дети же, игравшие в грязи в мяч, еще раньше пустились наутек. Очевидно, их всех пугало одно – на груди у этого человека висел медальон, на котором была изображена эмблема Карательного Отряда – алый кулак на фоне желтоватого пламени. И носить такую мог лишь его командор. Безусловно, все здесь знали, кто он такой. Старый крестьянин в соломенной шляпе был одним из немногих, кто не побоялся остаться на месте при его прибытии. Даже собаки, которые привыкли лаять едва ли не на каждого пришедшего, на этот раз лишь жалобно скулили и, поджав хвосты, забивались скамью.

– Глоддрик Харлауд, – старик выпустил струю дыма, не вставая, – какое удивление. Чем могу помочь тебе?

– Командор Харлауд, – облизнув губы в вызывающей усмешке, прохрипел странник.

Не знать Глоддрика Харлауда было невозможно. Этот человек был если не лучшим, то одним из лучших мечников, да и вообще воинов во всем Союзе. Воевал сравшарами в пустошах, ветеран Северной войны, а затем подавлял беспорядки в солнечной и жаркой Клирии, на юге. Командующий карателями. Практически все преступники, до кого добрался молот правосудия карателей, были пойманы им. А чаще – убиты. Поговаривали, что он и не человек вовсе, а древний могущественный дух, заключенный в смертное тело. Северяне часто с неохотой признавали, что их бесстрашные воины берсерки ему и в подметки не годились. Если у тех еще оставался инстинкт самосохранения, Глоддрик был его лишен начисто. И несмотря на то, что через три года ему перевалит за шестьдесят, он все еще был опаснейшим противником.

Внезапно Глоддрик изменился в лице и устремил на старика взгляд, полный нетерпения и озлобленности. Морщин вокруг его глаз прибавилось.

– Я по делу, – процедил сквозь зубы он, – где сдох ваш некромант?

– В трех домах от хижины старосты деревни нашей его лачуга, там он и помер, – житель селения боялся тратить время главного карателя понапрасну, но когда Глоддрик, не поблагодарив, повернулся кругом, осмелился спросить, – вы ведь там в Гилеарде, может, знаете, у нас большие проблемы! Эти варвары из пустошей нас запугали, их здесь сейчас нет, но они вернутся. Они ищут здесь что-то. Что-то на окраине…

– Я разберусь! – рявкнул Глоддрик, резко обернувшись, крестьянин даже подскочил.

Он прекрасно знал о бедах Козьих Загонов. Когда ганраец, пришедший жаловаться на эти проблемы, пустился в излияние опасений за свою семью, Глоддрик был готов вломить ему со всей силы от злости. Еще бы – часть земли его родины захватили отбившиеся от своих племен равшары, а его драгоценное время тратит какой-то напуганный недотепа. Дом старосты, надо сказать, мало чем отличался от остальных, правда был на этаж больше, а его крыльцо было выстлано расписным ковром, на котором валялись комья земли, где ползали муравьи. Один из домов на окраине деревни был действительно обгоревшим, как и рассказывал недавний собеседник Глоддрика. Одни почерневшие остовы и какие-то груды тлеющего дерева, оставшиеся от мебели. Рядом стояло несколько деревенских мужиков. Один из них, в украшенной красной вышивкой рубахе, вышел вперед.

– Командор Харлауд? – он сразу изменился во взгляде с раздраженного на испуганно-удивленный, – вы уверены, что хотите осмотреть этот дом? Все же, частная собственность, пусть и ничья уже.

– Ордер на обыск имеется, – он словно выплюнул с отвращением эти слова, скривившись.

– Ах, да, конечно, простите, это я так, – поднял руки староста в примирительном жесте, – вам чем-нибудь подсобить здесь?

В послании некроманта, которое Глоддрик прочел несколько часов назад, было сказано лишь о необходимости явиться как можно скорее и также была нарисована примерная карта деревни, на которой красным крестом была отмечена гробница на ее отшибе. Говорилось и о том, что равшары, если они раскопают ее, получат убийственной силы оружие. Вот только какое именно – он не написал, видимо, боялся, что письмо могут перехватить.

– Кто захоронен поблизости? – спросил Глоддрик.

– К сожалению, мы точно не знаем. Слышали, это то ли какой-то воин глубокой древности, а может, и чародей. Вот зачем он нужен равшарам, мы не…

– А кем и откуда был местный книжник?

– Хм. Ну, вроде как, он был метисом, отец его вроде из Клирии, а мать здешняя. Практиковал, вот, свою черную магию, все ходил в подлесок наш, выискивал там живность, умерщвлял ее, пытался воскресить. Хорошо, что мы ему это запретили, правда, зачем равшары так интересовались им, мы не…

– Достаточно, – Глоддрик оттолкнул с пути спутников старосты, опрокинув одного на землю, и зашел вглубь останков строения, – убирайтесь.

Никто не посмел вымолвить и слова, людей как ветром сдуло. Дождь уже перестал, но небо никак не прояснялось. Земля стала до ужаса склизкой, на этой влажной глине поскользнуться было проще простого.

Глоддрик пинком откинул груду обломков обгоревшего шкафа, а затем вышел к остаткам двери, которая, как ни странно, была закрыта, хотя комната, которую она скрывала, была открыта, стен ведь больше не было. Глоддрик плечом вышиб дверь с легкостью и начал осматривать, судя по котлу в камине и обгоревшему обеденному столу, бывшую кухню. Но что сразу привлекло внимание карателя – открытый лаз в погреб, крышку недавно сорвало с петель. Обойдя дом, он не нашел ничего, кроме сгоревшего хлама и кучи сажи. Недолго думая, он прыгнул в ход, не воспользовавшись лестницей.

Здесь пол был, на контрасте с хрустящим обуглившимся дощечным покрытием в хижине, твердым и каменным. Здесь бочки стояли рядами, но Глоддрик сомневался, что в них хранили вино. На нескольких рядах полок сверху стояло множество разнообразных эликсиров всех цветов радуги. На столе в центре погреба лежали лапы, головы, кости лягушек, змей, волков и даже один небольшой череп дракона. Точнее, должны были лежать, стол был опрокинут, а все, что пылилось на нем, было рассыпано на полу. Несколько бочек были пробиты, из них вытекала какая-то зеленоватая жидкость, от которой пол дымился. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что здесь произошла драка – подумал Глоддрик, разочаровавшись, что упустил «веселье». Тело некроманта валялось возле стола. То, что осталось от этого человека, любого мирного жителя привело бы в истинный ужас – тело словно изъело какой-то кислотой, растворяющей плоть, сквозь облезлую кожу и куски плоти и скукожившихся внутренностей проглядывали кости. Глоддрик и бровью не повел – ему пришлось видеть много вещей и похуже, да и сам он еще не так уродовал людей. Убили его явно какой-то магией, командор не раз видел трупы жертв чернокнижников примерно такого же вида. Вот только из-под опилок, оставшихся от сломанных бочек и кучи тел крыс и каких-то земноводных сверху виднелся краешек кожаного переплета. Глоддрик вытащил небольшую тетрадь, которая уцелела, лишь едва обгорев. Написана она была от руки до ужаса корявым почерком, многие страницы были порваны или заляпаны какими-то жирными разводами. Свет был плохой, но давно уже Глоддрик видел в темноте лучше других. Он нетерпеливо перелистывал страницы, вырывал, комкал и отбрасывал то, что казалось ему лишним. Это был дневник погибшего некроманта. Почти половину страниц описывались рецепты зелий, были списки необходимых атрибутов для воскрешения мертвых – очевидно, магом он был слабым, ведь мастеру посторонние предметы-усилители не нужны, но на странице, где была изображена какая-то постройка, Глоддрик остановился. Неумело была зарисована каменная арка, которая вела внутрь низкого холма. Дальше было зарисовано некое подобие карты этого подземелья, а на следующей странице Глоддрик увидел изображение захоронения. Было нацарапано на странице что-то на древнем варианте языка Лагор-Валариса, который помнили разве что немногие из хаглорианцев. Написаны были, скорее всего, слова воскрешения, но Глоддрика это не интересовало. А вот то, что дальше была масса рисунков высокорослого краснокожего существа с лесом рогов вместо волос на голове, сразу привлекло внимание немолодого карателя. На одном из набросков это существо сидело на троне, облаченное в броню, покрытую длинным плащом. Подпись «Император Заргул – Хранитель Подземелий Азарельда и император-самодержец народа Азрога» не сказала Глоддрику ничего нового, не узнать Заргула было невозможно, может, каратель и не интересовался чтением книг навроде тех, что писал Гувер, но историю и легенды древности он изучил досконально, хотя бы чтобы понять, в каком мире ему предстоит наводить порядок. На последних страницах дневника были лихорадочно записаны последние потоки мысли покойного чернокнижника.

«27.04.1707. Месяц назад я решился. Я был в этой гробнице. До сих пор мурашки по коже, не знаю, смогу ли я даже записать об этом без приступа панических атак. Попробуем. Ингредиенты были готовы, слова я знал. Я начал читать заклятие. Но тут появилось его лицо. Тело осталось лежать, ведь до конца ритуала было далеко, но я отчетливо видел это дьявольское лицо в красной дымке. И хриповатым, зловещим голосом оно произнесло: «Даже потомки врага моего исполнят мою волю. Покорись, смертный, и тебе найдется место в новом мире. В моем мире!» Меня тянуло взглянуть в его искрящиеся глаза, но я не мог оторвать взор от пола, ведь понимал, что, взглянув однажды, я навеки стану его рабом. Я бежал быстрее ветра, чуть не заблудился в этих треклятых лабиринтах, но выбрался на поверхность. И даже снаружи до меня доносился его свирепый рев.»

– Ах ты, сукин сын! – Глоддрик со всей силы пнул труп неудачливого воскресителя мертвых.

Культ Заргула существовал давно. Некоторые равшары, по примеру давно погибшего их вождя Кшатриона Кроволикого, поклонялись ему. Попытки отыскать захоронение долгие годы были безуспешны, очевидно, культисты не знали, где искать. Но этому повезло, волею судьбы он нашел тот самый склеп. И теперь равшары воспользуются его знаниями. Для чего? Воскресить Заргула? Идея казалась Глоддрику донельзя бредовой. Но гадать он не любил, к чему это, если можно все спросить у самих расхитителей гробниц. А после пыточных орудий его правой руки, Норберта Гартахола, даже суровые воины пустоши равшары становились уж очень болтливыми. Вырвав из дневника карту подземного лабиринта, командор Карательного Отряда поспешил на поверхность.

***

Глоддрик невероятно быстрым шагом, учитывая свою легкую хромоту, обошел скопление хижин, из которых к затянутому тучами небу поднимались струи дыма. Дождь уже перестал, но земля оставалась кашеобразной, чавкая при каждом шаге. Когда дома кончились, он вышел на редкую поросль крапивы, а неподалеку было что-то похожее на амбар, небольшое прямоугольное здание из посеревших от времени и покрывшихся плесенью досок. Возле строения маячил туда-сюда паренек лет восемнадцати, одетый заплатанную деревенскую рубаху и стриженный под горшок.

– Постойте, вам сюда нельзя, секунду… – Глоддрик отпихнул его и сделал несколько шагов внутрь.

Селяне устроили здесь импровизированный лазарет. Прямо на мешках с зерном вместо подстилок лежали перевязанные и истекающие кровью пятеро мужчин и одна женщина. Несколько еще слабо дышали, но самый старый из мужчин уже отправился к праотцам. Лекарша, по всей видимости, травница, дремала в углу, на шатком грубо отесанном стуле. В амбаре время от времени появлялись и исчезали в щелях крысы.

– Дело рук равшаров, – Глоддрик уже вышел, а парень пошел вслед за ним, решив завязать разговор, – наш старик-лапотник первым схватился за вилы и пошел на одного из равшаров. Ну ему и досталось, у равшаров ведь разговор короткий! Эти несколько попытались прикрыть старика, но им досталось, в общем-то, не меньше. А надо было всего лишь показать им гробницу! Не понимаю, зачем было все так усложнять, нам-то какое дело до этого склепа, да кому он…

– Знаешь, как добраться до захоронений? – оборвал его Глоддрик.

– Ну, еще бы, я ведь все здесь как свои пять пальцев знаю! Никогда не уходил от деревни далеко, матушка не пускает, но свои родные края уж исходил вдоль и поперек. А вот если бы так взять, и пойти по Ранкору, да хоть в Звездный Град, к этим, как их, крылатым, говорят, царица у них очень даже ничего, вот бы…

– Закрой рот и веди к склепу.

– Эээ… – он явно не ожидал такой резкости, но достаточно было одного взгляда в его кипящий огнем адской силы глаз и на перебинтованную рукоять клинка на поясе, чтобы воздержаться от ответа, – как скажете, уважаемый. Вы случаем не Глоддрик Харлауд?

Глоддрик ничего не ответил.

– Да, это вы, неужто мне довелось увидеть в наших краях самого… – заметив, что Глоддрик сжал кулаки, а в гневе лицо карателя аж перекосило, он остановил свое речевое недержание, – а меня Клажир зовут. Я отведу вас.

Они пошли по неровной тропе, усеянной лужами. Пейзажи вокруг были довольно привлекательными – травянистые поля с редкими деревьями, вот только солнечного света не хватало. Ветер нещадно трепал плащ Глоддрика и рубаху Клажира.

– Ты знаешь, кто там захоронен?

– Ну, явно кто-то важный, может, какой-нибудь чародей или воин, а скорее всего древний вельможа, которого еще до Лангорта Объединителя, что Союз основал, наградили почестями посмертно. Вот только нас там не было, так что доподлинно неизвестно, – как и многие другие «знатоки», Клажир, сталкиваясь с пробелами в своих познаниях, старался пустить другим пыль в глаза, создав видимость, что он хотя бы в какой-то мере знаком с вопросом, вот только Глоддрика, допросившего стольких людей за свою карьеру в Карательном Отряде, это не впечатляло.

– Достаточно сказать «не знаю», трепло долбаное, – ответил он, – что ты знаешь о вашем маге?

– Ой, чудак был, что поискать! Все время сидит у себя в хижине, а оттуда доносятся какие-то нечеловеческие вопли и грохот взрывов, часто уходил в лес, принося оттуда трупы. Однажды хотел раскопать могилы, но, конечно, ему никто не дал, грозились выгнать из деревни. А еще он постоянно донимал расспросами бродячих торговцев и странников, собирал какие-то запретные книги с ересью небогоугодной.

«Доигрался, идиота кусок, – подумал Глоддрик, – и каким местом он думал, когда пытался поднять из могилы это исчадие древнего зла?»

– Как он умер?

– Я толком-то и не знаю. Равшары пришли, да и давай всех подряд хватать и спрашивать о склепе. Им и сказали, что только этот дурачок туда ходил. Ну а что дальше? Какой-то из равшаров, странный, если честно, череп на голове бычий что ли носит, с посохом такой, вломился к нему в дом со своей ордой. Вообще, странно, что среди равшаров есть маги, обычно они воины.

– Обычно равшары не раскапывают древние гробницы.

Они остановились, обойдя местность, превратившуюся из-за дождей в болото. Чуть не раздавив толстенную жабу, в пронзительно квакающую и стремительно упрыгавшую подальше от них, Клажир остановился:

– Постойте, а что это…

– Заткнись!

Дальше дорога уходила вниз, но около тридцати метров от них два силуэта, похожих на человеческие, спускались по склону. Но существа эти не были людьми. Бурая кожа, угловатые, острые лица, обрывки ткани на теле в виде набедренных повязок и куски дерева и костей вместо брони. Равшары.

– Пора тебе рвать когти. Дальше я сам, – Глоддрик поправил пояс, чтобы было удобнее выхватить клинок, и пошел к спуску со склона.

– Может быть, я все же смогу чем-то помочь, драться я хорошо умею, однажды я поколотил нашего верзилу, который капустой торговал, от меня будет большой толк, уж поверь моему…

– Исчезни или окропишь эти земли своей кровью. Как и эти ублюдки.

Поморгав, паренек все же направился к деревне почти что вприпрыжку, спеша в безопасное место.

***

Глоддрик не стал тратить времени на спуск – скатился по скользкому оврагу на своих подошвах, истоптавших почти что весь Союз. Дальше можно было выйти на тропу, которая вела прямо к небольшому холмику. И вокруг этой возвышенности хороводом ходили равшары. Другие же патрулировали окрестности в радиусе ста метров. Пока что они Глоддрика не видели, но это продлилось недолго. Равшары неспешно взялись за оружие и уверенной походкой пошли в сторону незваного гостя. Они еще не успели его разглядеть, как и он их. Со стороны холма вышло равшаров с десяток. Из кустов терновника, что был сверху, над оврагом, спустились трое. Еще двое присоединились из-за небольшой рощицы возле овражного ручейка. Глоддрик успел окинуть их взглядов. Десяток равшаров выглядел донельзя странно и даже отвратительно. Их бурая кожа была вымазана кровью, как и одежда. Их щеки, грудь – все было в пятнах крови.

«Из племени Алых Владык, значит, – определил Глоддрик, разбиравшийся в равшарах, с которыми он воевал с тридцать лет назад, лучше, чем большинство жителей Союза»

Другие выглядело не менее отталкивающе – их носы, уши, брови – все было проколото костями. Они носили костяные панцири из ребер каких-то крупных животных наподобие диких буйволов.

«А это Костяные Драконы, ну-ну!»

Если Костяные Драконы были вооружены короткими клинками, пиками и топориками из костей, то Алые Владыки сжимали в своих длинных когтистых лапах иззубренные кривые ножи, ятаганы и секиры со стальными лезвиями, на которых кровь давно уже засохла.

– Ты не туда забрел, странник, – вышел вперед самый рослый из измазанных кровью, – в таких местах гулять может быть опасно, а ты еще один, мало ли что может случиться.

Глоддрик молча криво улыбнулся. И эта улыбка тут же превратилась в демонический оскал. Наконец-то, можно размять кости – пронеслось в голове у командора Карательного Отряда. Многие воины, не то что простые жители Ганрая или Аргои, даже хорошо владеющие оружием, как минимум, чувствовали бы себя неуверенно, если бы их окружили пятнадцать вооруженных до зубов равшаров. Глоддрик же начинал чувствовать, как кровь его струится по венам быстрее, его словно переполняла кипучая энергия. Этот момент, когда у врага большая сила и численный перевес, когда он хочет тебя изуродовать, пробить в голову и оставить где-то в сырой канаве, заросшей репейником, вызывал у него удовольствие. Сломать врага во всех смыслах – морально и физически. Насладиться боем в полной мере, не думая ни о чем, что бы с ним ни случилось, есть только Глоддрик, равшары и звон их слетающегося оружия, высекающего искры при ударах. Единственное, чего боялся Глоддрик, что враги окажутся слишком слабыми, и он не сможет сполна насладиться боем. Он даже начал тихо трястись, посмеиваясь от предвкушения, – еще бы, он так давно не рисковал жизнью и ни с кем не дрался, а тут представители самой опасной, самой воинственной и умелой в бою расы, да еще и последователи темного культа Заргула, заявились на его земли.

– Чего это он ржет? – проскрежетал высоковатый тенор одного из истыканных костьми равшаров, что держал в обеих руках по топору из бедренных и лобных костей, – с ума сошел, что ли? Погодите. Слишком уж он похож на Ганрайского Демона. Того самого, что перебил столько наших? Убил нашего вождя?

Воин Костяных Драконов вспоминал о войне Союза против равшарских племен 1671–1672 годов, когда верховный вождь Кратар Роковой решил отхватить часть Союзных земель территориям своего племени. О том, что Глоддрик убил его в поединке, помнили все. Правда, Глоддрик тогда был на тридцать лет моложе и, конечно, на пике боевой формы.

– А теперь у нас есть шанс отомстить, – изрек тощий равшар с длинным копьем и костяным мечом в руке.

– Когда окажетесь в Азроговом пекле¹, передавайте Кратару Роковому привет! – Глоддрик облизнул растрескавшиеся губы и хрипло усмехнулся, положив руку на перебинтованный меч, весь в предвкушении, он надеялся еще сильнее раззадорить равшаров.

– Выродок! – выкрикнул рослый воин из Алых Владык.

Равшар успел только занести двумя руками над головой свою ржавую окровавленную секиру. Глоддрик с быстротой мангуста, атакующего кобру, выхватил свой меч, рванувшись вперед. Вытащил он клинок не до конца, лезвие так и осталось висеть в поясе, но мощное ромбообразное навершие искривленного клинка с хрустом врезалось в челюсть воина. Глоддрик быстро сделал шаг назад и сделал две вещи одновременно – нанес размашистый удар, обнажив свой меч. Брызнул фонтан крови, голова равшара грохнулась на землю. Остальные воины рассвирепели и попытались было накинуться на Глоддрика со всех сторон, но он стремительно прыгнул ногами вперед на землю, прокатившись по скользкой земле за круг равшаров. Одновременно с этим он заехал своим мечом по ноге одному из них, начисто отрубив ее. Молнеиносно развернувшись, он очутился на ногах и вонзил меч катающемуся по земле и вопящему от боли равшару, лишившемуся ноги, в глотку, оборвав его страдания. Теперь он был за их кругом и мог не опасаться удара со спины. Равшары, опомнившись, собрались атаковать, но уже не так уверенно. Глоддрик опередил их. Он кинулся на них и с разбегу, с безумным взглядом и диким хохотом, сшиб свой меч с костяным клинком того самого низкорослого воина пустоши. Искры посыпались, Глоддрик рывком отвел вражеское оружие в сторону и насадил врага на клинок. Рывком он отбросил труп влево, высвободив свой меч, с правого фланга на него посыпался град ударов. Глоддрик был одним из искуснейших фехтовальщиков Ранкора, так что эти создания не были ему достойными соперниками. Его меч снова столкнулся со скопищем клинков Алых Владык, с остервенелым хрипом и перекошенным от боевого экстаза лицом он отбросил в сторону их клинки, а затем обрушил на стоящего впереди всех высокого равшара сокрушительный удар. Раздался треск развалившегося черепа, и тело равшара обагрилось кровью, но на этот раз кровь была его собственной, а не ритуально намазанной кровью убитых животных племенным шаманом. Не дав врагам опомниться, Глоддрик взревел и осыпал врагов градом рубящих ударов то наискось, то по горизонтали. Хотя с губ воина брызгала слюна, единственный глаз – полон безумия, а сам Глоддрик вовсю наслаждался сражением, удары его были донельзя точными и чудовищно сильны. Он попросту кромсал равшаров, резал их на куски, их вымазанные в крови мечи и топоры вылетали из рук или ломались под яростными атаками карателя. Все произошло настолько быстро, что, когда оставшиеся четверо Костяных Драконов его попытались ударить, в живых остался лишь один кровяной равшар, ошалевший от ужаса, судя по его бегающему взгляду, можно было понять, что он уже не сомневался – ему осталось жить считанные минуты. Глоддрик мог перекатиться в сторону, уходя от атаки, как это сделал бы любой другой меченосец² Ганрая. Но он был не таков. Даже если бы стая огнедышащих драконов спикировала на Глоддрика, он бы постарался подпрыгнуть как можно выше, чтобы достать хоть одного своим клинком. Чувство страха было этому человеку чуждо – он давно уже забыл, как это ощущается. Глоддрик стремительно пошел на сближение – перехватил свободной рукой кисть равшара, не успевшего занести костяной кинжал, мгновенно вывернув ему суставы с тошнотворным хрустом, и тут же своим клинком ударил аккурат по горизонтали слева направо. Туловище врага отрезало от пояса, словно кусок масла – равшар едва почувствовал боль сломанного запястья, а закричать не успел и подавно. С оставшимися он расправился играючи, поодобно льву с дохлой крысой. Его меч мелькал, размываясь в воздухе, фонтаны крови били ключом. Только кровь была не его. Последние три живых равшара напали на него всем скопом, Глоддрик рванул навстречу им и в длинном прыжке, точно гепард, охотящийся на гордую лань, опустил клинок на них сверху. Искры посыпались, но Глоддрик тут же сменил траекторию удара, его клинок соскользнул с их орудий, немолодой воин опустился на корточки, оперся рукой о землю и с быстротой тайфуна крутанулся, нанеся удар мечом вверх полумесяцем. Одного равшара, не успевшего вовремя среагировать, это лишило жизни – клинок распорол несчастному глотку, другому отрубило кисть, а последний, скрываясь за спинами соратников, все же сумел отскочить. Потерявший конечность равшар все же превозмог боль, перехватил свою палицу поудобнее и собрался атаковать, но второй колющий удар в грудь, нанизавший его на меч, как на булавку, окончательно погасил боевой дух воина равшарских пустошей. Вот и расстановка сил изменилась – было пятнадцать на одного, теперь один на один. Глоддрик оправился от своего боевого ража и оглядел врага, изукрашенного чужими костями. Взгляд равшара отражал полную отрешенность – он уже смирился со своей судьбой.

– Думаешь, я тебя боюсь? – он попытался выпятить грудь и встать ровнее, но какая-то неуверенность виднелась в его нескладных, импульсивных движениях, – мы всю жизнь только и делаем, что сражаемся и умираем друг с другом и не только. Равшар всегда готов к смерти. А Священное Древо всегда родит новых! Ты можешь перебить нас хоть тысячу, но тебе никогда не одолеть наш народ.

Глоддрик скривился в едкой улыбке, сжал свои сухие губы и сплюнул. В молодости, во время войны с Кратаром Роковым, ему и союзным войскам удалось если не победить, то усмирить народ равшаров. Правда, огромной ценой. Ценой смерти той естественной, человеческой личности Глоддрика. Лишь война сделала из него Ганрайского Демона. И меняться, как был убежден воитель, ему было уже поздно.

– Скажешь еще что напоследок?

– Ты даже не будешь меня допрашивать? Я ведь знаю, что происходит там, под холмом.

– Лучше один раз увидеть, – Глоддрик двинулся медленным шагом, предвкушая заключение схватки, – чем сто раз услышать!

Равшара не стало спустя пару мгновений, лишь только лужа крови по склизской земле начала растекаться, его труп упал, как подкошенный. Череп был раскроен напрочь. Сражение с пятнадцатью представителями самого воинственного народа на Ранкоре Глоддрик воспринимал как неплохую возможность поразвлечься, но не более того. Настоящее удовольствие схватки ему доставляли лишь тогда, когда жизнь его и правда висела на волоске, а силы противника были неописуемы. Воитель надеялся, что там, в склепе, ему еще удастся полностью удовлетворить свою жажду крови. Дождь уже перестал, а тучи открыли первые солнечные лучи. Глоддрик с удовольствием вдохнул полной грудью свежий, влажный воздух и почти что бегом припустился к нагорью. Под куцыми зарослями осоки виднелась каменная тропа, ведущая вглубь темного хода. Вход представлял собой некое подобие каменной арки, сложенной из трех увесистых грубо отесанных глыб. Они были исписаны ритуальными символами на древних, позабытых многими языках, такие письмена украшали чаще всего посохи чародеев, еще топтавших Ранкорские земли. Быстрым взглядом, не сбавляя шага, Глоддрик окинул надписи взором. Давняя привычка хорошего воина – всегда стремиться острым глазом охватить окружение. Практически ничего он прочесть не мог, Глоддрик был полиглотом, как и положено сполна видавшему мир человеку, но в мертвых языках он никогда не был силен. Но то, что было нацарапано сверху, похоже, лезвием ножа, привлекло его внимание особенно: огромная перечеркнутая буква «А», после которой был нарисован трон, а затем какой-то саркофаг. Выделялось из них лишь угловатое, узкое лицо, голова, усеянная рогами вместо волос. И эта надменная улыбка. Подписано было старыми рунами, которые Глоддрик прочесть не смог: «Покоится Император горхолдов и законный хранитель подземелий Азрога». Он остановился и взглянул на это надменное лицо, затем улыбнулся, точнее, растянул губы в хищном оскале, со всей силы плюнул в него и резкими ударами клинка перечеркнул изображение, а заодно стер эту мерзкую ухмылку. Затем без раздумий устремился в проход.

Вниз вела лестница, но стоит ли говорить, что напрочь лишенный терпения Глоддрик одолел ее в два-три скачка. Но вот что странно – дальше шел коридор, заросший паутиной и травой, пробивавшейся из-под камня, но в нем горели факелы. Откуда? Ответ напрашивался сам собой. Как ему говорил тот крестьянин, недавний визитер, это захоронение давно уже никто не обслуживает, селяне стараются даже обходить его десятой дорогой. А это значило одно – желание Глоддрика продолжить процесс кромсания врагов на части неизбежно сбудется. То, что было изображено на стенных фресках, заставило воина немного сбавить темп. Стены были давно усеяны трещинами, рисунки обкалупывались веками, но суть их можно было увидеть и по сей день. Первый демонстрировал сцену баталии – с одной стороны все расы Ранкора, который знал Глоддрик, с другой – существа краснокожие с синим и со щупальцами на голове. Оба войска выставили щиты и направили на врага острия копий. Между ними же бравый воин в блестящих доспехах один на один бился с отвратительным на вид равшаром очень высокого роста с драконьим черепом на голове. Кшатрион Кроволикий – уж в чем, а в истории Глоддрик знал толк, сразу узнав это создание. Затем была изображена ожесточенная схватка, в которой на фоне пламени и трупов воинов обеих сторон сошлись в бою равном тот же рыцарь и, как известно, император, захороненный в этом самом склепе. Существо на изображении было оторвано от земли, оно простерло руки в стороны и снова скривилось в улыбке, уверенное в своем превосходстве. Истекающий кровью воин, потерявший шлем, явно из последних сил отважился на противоборство – художник хорошо изобразил эмоции Ранкора Несокрушимого. И лишь дух зеленовласой девы, парящий над ним, навеивал некое спокойствие и уверенность, что все кончится хорошо несмотря на то, что весь мир был в огне. В пламени из пекла Азроговых подземелий. На следующей картине император, сраженный насмерть клинком героя этого мира, пал наземь, как и израненный воин, одолевший его. Дальше была нарисована картина всех, кого жители Ранкора принимали за своих героев и божеств – Анлариэль, Кесилор, Халтаар, Насгарил. Ранкор Несокрушимый и Гартхаэл Громовержец, великий вождь крылатого народа флорскелов. Над ними всеми стоял седобородый старец в длинном балахоне – Калтахин Великий. Глоддрик знал их всех, Книгу Трёх Миров, повествующую об этих легендах и написанную неизвестным очевидцем, он знал почти что наизусть, в трудные детские и юношеские годы она часто давала ему надежду. Последняя же картина внушала отнюдь не воодушевление и уверенность, лишь ужас. Был изображен саркофаг, над ним – дух того самого императора. Императора Заргула. Этот дух в форме облака, смеясь, словно пронизывал взглядом смотрящего. Внизу, на совершенно современном Лагор-Валарисе, всеобщем языке народов Ранкора, было выгравировано послание: «Война еще не окончена». Это прошибло бы до пота многих, но только не Глоддрика. Нигде он не чувствовал себя настолько могущественным и нужным другим, как на войне. То, что захоронение принадлежало самому жестокому из правителей древних народов, а теперь им заинтересовались равшары, не вызывало у законченного фаталиста – Глоддрика ничего, кроме огромного любопытства и азарта. Коридор кончался, а дальше следовал поворот направо. Света за ним виднелось все больше, а до Глоддрика доносились чьи-то грубые голоса. Глоддрик остановился у входа, прислушиваясь.

– И долго еще нам здесь стоять? Кразлак Губитель сказал, что перед вскрытием саркофага нужно провести воздание почестей. Я понимаю, это останки Заргула, а не кого-нибудь, но неужели так долго?

– Молчи! – прорычал другой в ответ, – сколько нужно, столько и будем стоять, ясно тебе? От нашей операции решается судьба всего Ранкора, а ты ноешь, видите ли, ему стало скучно! А если Кразлак услышит – сожжет тебя заживо и мокрого места не оставит, дурак.

«Они откапывают его тело. Привели мага. Понятно. Собрались воскресить? На кого эти рогатые твари работают? А чего это я жду, мать твою за ногу?!» – пронеслось у Глоддрика в голове.

Для недавно жаловавшегося на тяготы ожидания все окончилось в несколько мгновений. Тот успел едва повернуть голову в сторону пролетевшего несколько шагов Глоддрика, как его туловище оказалось рассеченным от плеча до пояса. Всего воинов здесь было с тридцаток. Все были из племени Костяных Драконов.

«Тот кусок идиота, Клажир, упоминал о равшаре с бычьим черепом и посохом. Маг? Бычий череп – и эти уроды все в костях. Одного племени ягоды» – могло показаться, что каратель пропустил болтовню деревенского парня мимо ушей, но Глоддрика Харлауда давно научила работа в органах безопасности, что чаще всего именно в мелочах кроются бесценные сведения.

– Кто ты такой? Каким ветром тебя сюда занесло? Неужели ты… – в глазах бойца в костяных доспехах мелькнул проблеск осознания – он явно понял, с кем имеет дело.

Все равшары знали этого человека. Он попытался достать меч, но хлесткий рубящий удар Глоддрика отсек ему кисть. Остальные напали всем скопом на ганрайского воина. Его обступило с десяток равшаров. Комната, в которую выводил коридор, не была широкой, что заставляло остальных равшаров толпиться за спинами своих братьев. На Глоддрика посыпался град ударов костяными клинками. Его глаз ходил ходуном, но сердце немолодого воителя запело – он с восторженным взглядом, безумной улыбкой отбивал удары и контратаковал молнеиносно, точнее, бил размашистые, тяжеленные удары, рубил что есть силы с диким ревом. Скорость Глоддрика была поистине нечеловеческой – его клинок мелькал туда-сюда, защиту его было невозможно пробить, а атаки все чаще попадали по несчастным равшарам, в чьих глазах уже можно было различить неподдельный ужас. Но фехтование в чистом виде ему быстро надоело. Как только очередную брешь врагов заполнили другие, Глоддрик ринулся вперед и со всей дури врезал лбом в грудь ближестоящему врагу. Его нагрудник из ребер какого-то крупного животного раскололся, но этим дело не ограничилось, треснули и собственные ребра равшара. Глоддрик с хохотом перешел в ближний бой, затесавшись в самую гущу врагов. Он дробил их черепа ударами наконечником рукояти в голову, в шею, позвоночник, ребра. Они постарались вытолкнуть Глоддрика из своей массы и прижать к стене, но каратель умудрился вырвать свое лезвие из давления их тел, снова рассекая их, и сверху обрушил по дуге на них удар, а затем еще – бил крест-накрест. Еще несколько равшаров оказались на полу, истекая кровью. Правда сказать, Глоддрик не получал большого удовольствия от схватки – противник снова оказался ему ниже, чем по плечо. Однако ему давно уже нравилась в боях одна вещь – вот минуту назад врагов было много, они были сильны и бодры духом, готовы порвать тебя, но ты ломаешь свой страх, этот психологический барьер, и тут все становится сверх наголову – хищник теперь жертва, а бывшая «жертва» давит врага. Глоддрик был не единственный с такими взглядами на сражения, от других его отличало лишь то, что ему удалось выжить с таким остервенелым стремлением помахать мечом. В живых осталось лишь пятеро воителей из пустоши, облаченных в костяную броню. Их взгляды отражали решимость, даже счастье предвкушения гибели, ведь ни один уважающий себя равшар не позволит себе умереть в своей постели. Но все же Глоддрик заметил их колебания – слишком сильное впечатление производила груда порубленных на части их братьев по крови на полу.

– Может, мы и погибнем, но Кразлак тебя точно убьет! – выкрикнул стоящий в середине равшар с копьем из перевязанных какими-то веревками костей, – ни один воин не выстоит против мага.

– А мы его задержим! – выпалил другой, чей подбородок и скулы защищала челюсть варана, – Кразлак уже сто раз успеет убраться, мы-то не лыком шиты.

– Вперед, братья – всем скопом, – сжал обеими руками костяное копье вожак их группки и направил его в сторону Глоддрика, – по одиночке каждому из нас точно конец.

– А может, к нам на помощь подоспеют те, кто на патрулях! Этот, наверное, как-то ухитрился их обойти, не мог же он их всех того, покрошить, – произнес третий, сам не веря своим словам.

Глоддрик сипло рассмеялся и стряхнул кровь с клинка. Он чуть присел, готовясь к рывку. Он почти не устал, но все же силы у него уходили уже быстрее, чем в лучшие годы. Колени немного ныли, как и другие суставы. Немолодой Ганрайский Демон этому значения не придавал.

– Еще как мог! – растянув губы в зверском оскале, он устремился навстречу врагам, едва только те успели сделать шаг.

Того приятного ощущения ожидания начала боя больше не было. Командору Карательного Отряда не были интересны противостояния, исход которых очевиден. Глоддрик оторвался от земли в прыжке и спикировал на копьеносца с пронзающим выпадом. Тот попытался отвести удар в сторону копьем, но Глоддрик рванул меч в обратном направлении и разрезал врагу глотку, тем же движением атаковав второго, еле успевшего отшатнуться. Все произошло настолько быстро, что остальные не успели сделать ни шагу. С левой стороны двое одновременно атаковали Глоддрика костяным мечом и топориком в голову и живот, ганраец ушел влево, чтобы не допустить удара в спину других противников, резким движением не отвел, а подбил их орудия кверху так, что воины подались вперед по инерции. Восстановить равновесие воин им не дал, разрубив грудь одного наискось, другого обратным движением он насадил на клинок. Остальные двое пытались фехтовать своими костяными мечами средней длины с Глоддриком, но им удалось сделать лишь три движения. Укол, направленный к сердцу, Глоддрик отбил, отсекая руку равшара, под рубящую атаку другого он успел лишь подсесть, но тут же, двигаясь в том же направлении, с разворота рассек воину брюхо. Хребтовые кости вместо панциря треснули и кишки равшара полезли наружу, глаза закатились. Воин, потерявший руку, перехватил меч другой и попытался снова рубануть Глоддрика, но тот одним хлестким дуговым ударом отсек голову неудачливого противника. Удовлетворения от битвы не было, оно ушло, лишь только Глоддрик перестал чувствовать опасность для жизни, а нетерпение лишь усилилось.

Стены комнаты были сплошь заляпаны кровью равшаров, а от времени давно уже успели поистрескаться. На них были выгравированы ряды мечников, копьеносцев со щупальцами на головах, воины, сидящие верхом на ящерах, закованных в броню. В центре войск была изображена крепость-город, окруженная рвом, полным лавы, откуда вырывались языки пламени, и частоколом. Центральная башня была выстроена в виде головы огромного мифического чудовища, похожего на дракона, с искрящимися алым огнем глазами. Над гравюрами был изображен все тот же ухмыляющийся император Заргул, он словно смотрел в беспокойную душу Глоддрика. На противоположной стене были изображены ряды деревьев, на которых крепились ветхие хижины, красивые особняки, башни и огромный замок на скале с пятью вершинами, дворец Аргои, подле которого проходила широкая дорога и ехала процессия латников-рыцарей на верных скакунах, окруженная толпой горожан, палатки равшаров, украшенные костьми павших воинов и убитых животных, Священное Древо. Были изображены зеленокожие и татуированные белым хаглорианцы с магическими посохами, люди, крылатые флорскелы, рогатые равшары с бурой, как земной ил, кожей, флорскелы, похожие на людей, с ящероподобными глазами и длинными пальцами, крыльями, как у летучих мышей. На полу же красовался бесформенный рисунок некоей сферы, ее голубые лучи простирались во все стороны, но в центре горел яркий и чистый свет, выглядело так, будто это не совсем обычная сфера, а душа или часть души некоего очень могущественного сверхъестественного существа. Глоддрик не особенно старался в нее всмотреться, лишь краем глаза окинув его, не желая тратить времени, но в ней крылся некий неиссякаемый источник неведомой силы. Возможно, той самой, что и стала первопричиной появления жизни, магии, да и вообще всего, что знали обитатели Ранкора. Но больше всего было заметно то, что были залиты кровью фигуры как всех знакомых Глоддрику жителей Ранкора, так и подданных империи Азрога, адептов Заргула. Некоторые заметили бы здесь метафоричность. Глоддрику было не до того. Задержавшись не более пары секунд, он рванул вперед и с ноги вышиб двустворчатые ворота, открывающие проход в усыпальницу императора. Внутри стоял одинокий соплеменник недавно погибших варваров из племени Костяных Драконов, но он разительно от них отличался. Одетый в бурого цвета тряпье, напоминавшее тунику, он носил ожерелье в виде коллекции драконьих клыков, что уже многое о нем говорило, охотиться на них осмелился бы далеко не каждый равшар, да и не нужно было это бичам пустоши. В дань традиции поверх туники он также носил панцирь из грудной клетки, вот только она была драконьей, а значит, больше и куда свободнее сидела на нем, чем панцири на телах его приспешников. В руке его был длинный, на удивление гладкий бежевый посох из драконьей кости с него ростом, а на голове – бычий череп, как и описывал деревенский парень по имени Клажир. Стены были исчерчены старинными рунами Азрога, которые мало кто, кроме разве что Архимага Йоши-Року, сумел бы расшифровать. Массивные колонны с выгравированными на них драконами, парящими в облаках, подпирали потолок, затянутый паутиной. У дальней стены находилась фреска, показывающая того же императора на троне из темной стали, похожей на чугун. Развалясь и закинув ногу на ногу, владыка подземелий крепости Азарельда и вседержитель народа Азрога с тем же самоуверенным, надменным выражением своего узкого красного лица смотрел перед собой. Пусть его алые глаза и были лишь начерчены засохшей и уже выцветшей краской, но даже они могли подавить волю смотрящего. К Глоддрику, принимавшему любые вызовы и жаждущему все новых противоборств это не относилось. Он остановился, оглядев саркофаг, подле которого стоял колдун-равшар. Крышка гроба была отброшена, разломленная надвое, а над своим пристанищем парила мумия. Одна кожа, утратившая красный цвет и побуревшая, да кости, сохранились и ороговевшие щупальца, стоящие дыбом. После взгляда на обтянутое скукожившееся лицо трупа было сложно поверить, что оно когда-то принадлежало тому могущественному и властному существу.

«И как эта древняя рухлядь еще не рассыпалась в прах?» – пронеслось в голове у Глоддрика, остановившегося на мгновение. Его не удивило даже подтверждение того, что Заргул действительно существовал, в чем не были уверены историографы до сих пор.

– Ни с места! – рявкнул он, – посох и мертвеца на пол, на колени, руки за голову. Повторять не буду.

Очевидно, тот самый Кразлак Губитель медленно обернулся и посмотрел на Глоддрика. Его глаза были алыми, в отличие от кареглазых его сородичей. У всех, кто имел близкое отношение к императору Азрога, был его цвет глаз.

– Так, так, Ганрайский Демон, – прозвучал его раскатистый низкий голос, – меня предупреждали о твоем возможном визите.

Глоддрик сжал рукоять меча, готовясь ко всему. Ему уже доводилось сражаться с магами и выходить победителем, но он знал, одно неверное движение – и ему конец. Даже одному из самых могучих воинов Ранкора требовалось немало везения и аккуратности в столкновении с кудесником. Ведь скорость заклятия, направленного с быстротой мысли, представляет смертельную опасность для любого не сведущего в магических искусствах.

– В своем ли ты уме, Глоддрик Харлауд? Не думаешь же ты, что ты в силах помешать мне вынести моего повелителя отсюда? Его возвращение неизбежно, никто не в силах его предотвратить.

Глоддрик хотел попытаться броситься вперед, будь, что будет, с магией, может, ему удастся избежать ее воздействия и схватить чародея. Он был безрассуден, даже отчасти безумен, но он не был глупцом. Если кинуться сейчас же, Кразлак среагирует мгновенно, но можно ведь попробовать рассеять его внимание вопросами.

– Что связывает равшаров с этой дохлой тварью? – Глоддрик медленным шагом направился к саркофагу.

– Таким, как ты, этого не понять, – как ни странно, преданного слугу не оскорбило такое высказывание о его хозяине, – всем народам предначертано покориться его воле. Ей невозможно противостоять.

– Чего выдобиваетесь? Захватить мир для него? – Глоддрик ускорил шаг.

– Мы лишь следуем законам мироздания. Правят мудрые и всесильные. Равшары и народ Азрога, под началом его правителя, разделят владычество над этим миром. Заметь, я сознательно не произношу имя «Ранкор», ведь называть владения императора именем мятежника – есть оскорбление его воли.

– Кто еще с вами? – сократив расстояние вдвое, Глоддрик уже выбирал направление для атаки.

– О, поверь, нас много. Почти все, даже ненавистные дети леса – хаглорианцы, послушники грязной дикарки Анлариэли, готовы объединиться с так несправедливо позабытыми горхолдами. Прежнему миру осталось недолго. Преданные воле Хранителя Подземелий изменят порядок вещей. Правда, ты этого уже не увидишь. Слишком уж много ты пытался нам помешать, чтобы оставлять тебя в живых. Видел его тело, знаешь наши планы. Миру еще рано узнавать о предстоящем воскрешении. Последний шанс – покорись Заргулу – и я не буду тебя убивать. По крайней мере, не убью сейчас.

Глоддрик криво оскалился, проведя языком по неровным зубам.

– А ты попробуй, дерьма кусок!

Глоддрик кинулся в сторону, намереваясь зиг-загом, по направлению ломаной линии добраться до Кразлака Губителя, но равшар среагировал мгновенно. Зеленоватого, болотистого цвета кертахол, от которого исходила густая дымка, засветился, Кразлак вскинул посох и широкая струя зеленой, вязкой жидкости брызнула во все стороны. Глоддрик за долю секунды дернулся вбок, сделал кувырок и оказался за одной из колонн, что его и спасло. Сделай он это на полсекунды позже – никогда бы не выбрался уже из этого склепа. Жидкость, точнее, скверна, древняя темная магия, разъела колонну, сделав ее донельзя тонкой. Глоддрик тут же выскочил и метко швырнул свой клинок в Кразлака на расстоянии пятнадцати шагов от него. Он понимал, что добраться не успеет до следующего залпа скверны. Реакции равшара не хватило, чтобы отбросить вращающийся летящий в него на огромной скорости меч, хотя для любого мага это было бы проще простого. Вместо этого его окутал красный сгусток дыма, в густом облаке вырисовалось то самое лицо императора с фрески – глаза сверкали огнем преисподнеи Азрога, в пасти демона кипело багровое пламеня. Оно смеялось в лицо Глоддрику Харлауду даже после того, как сквозь него прошел клинок и вонзился во фреску на стене – прямо в сердце изображенного на ней Заргула.

– Какая жалкая попытка, Ганрайский Демон! – пророкотал в склепе отдающий эхом скрипучий голос, и он отнюдь не принадлежал Кразлаку Губителю, он звучал словно бы отовсюду, а может, в самой голове Глоддрика, – однако ты быстр. Но хватит ли тебе скорости выбраться отсюда прежде, чем я тебя похороню?

Нечистый дух расхохотался и его глаза заискрились еще больше, казалось, из них потечет магма. Тут же из этого облака словно вырвалась взрывная волна, окатив подземелье.

Облако быстро развеялось, оставив после себя пустое место. Саркофаг также остался пустым. Вместе с этим склеп весь содрогнулся, Глоддрик чудом сохранил равновесие, а дальше стены и пол начали трескаться. Колонна возле Глоддрика будто лопнула и обломки ее обрушились прямо на него, не успей воин отскочить, его бы расплющило огромными валунами. Камни, поначалу мелкие, уже сыпались со стен и потолка, все вокруг продолжало трескаться, пол все сильнее дрожал.

– Гребаные фокусники! – Глоддрик кинулся к стене и вырвал оттуда меч так резко, что мощной струей посыпалась крошка.

Любой хоть немного заботящийся о своей жизни человек бы кинулся стремглав сразу же, не оглядываясь, но Глоддрик был слишком уверен в своих способностях, но терять старый зазубренный меч, с которым он прошел сквозь огонь и воду – войны с равшарами, на юге в Клирии, Северную Войну, – он не мог.

Со всех ног он кинулся к выходу, его скорости позавидовали бы многие атлеты, хромота и некоторая нескладность, очевидно, была лишь одной видимостью, а годы еще не успели взять свое. Все начало обваливаться, потолок стелился прямо на пол, громадные каменные плиты, блоки, обломки валились, усыпальницу Заргула уже завалило, затем коридор, навеки предоставив пристанище телам забитых Глоддриком равшаров. Ганрайский Демон бежал невзирая на стреляющую боль в колене, он даже сильнее ускорился, чувствуя, что его мышцы горят огнем, но то, что он находился на пределе своих возможностей и жизнь его могла оборваться в любой миг лишь доставляло ему неимоверное удовольствие, разум его кипел от возбуждения. Глоддрик уже оказался у выхода, он длинным прыжком вырвался из склепа, а через секунду прохода уже не было – он был завален камнями и обломками из сгнивших и закаменелых древесных балок, веками державших вход в этот склеп.

Воин, не сбавляя темпа и не оглядываясь, кинулся в сторону деревни.

***

– Вот ведь как всегда он! – распекалась южанка Энмола, – ушел, не сказав никому ни слова, а теперь его ищи-свищи.

– Если вспомнить слова того мужика, любой дурак догадается, что он уже в святилище, – ответил каратель, покрытый татуировками, пригладив свой гребень волос, – осталось лишь выяснить, как туда добраться.

– Эдрагил прав, – хоть этого человека, имевшего весьма криминальное прошлое, прозвали Драконобоем за убийство некоего огнедышащего зверя, которое подтверждали очевидцы, Кэлрен всегда называла бывшую легенду преступного мира Ганрая по имени, – возможно, командору нужна наша помощь.

– Ему-то? Я тебя умоляю! – прыснула Энмола, – если сунемся к нему в бой, он нас зарубит первыми, лишь бы не мешали словить кайф от противоборства.

Было уже светло, но все еще сыро, земля была влажной после дождя и неуклюжий увалень-северянин Кандал то и дело подскальзывался, едва не раздавив щуплую Кэлрен, навалившись на нее один раз. Они уже подходили к частоколу, окружавшему деревню. Норберта Гартахола с ними не было, он остался заправлять делами крепости Гилеарда, что пересекает границу земель Союза.

И вдруг из-за деревьев невдалеке обрывавшейся чащобы показалось с десяток равшаров – все несли ржавые зазубренные клинки или топоры на перевязи и были вымазаны в звериной крови, которая уже успела иссохнуть и залечь на них коркой.

– Ишь ты, нарисовались! Видать, не всех перебил наш командор, – присвистнул Эдрагил, – силенки, поди, не те, возраст дает о себе знать.

– Поменьше болтал бы ты, Драконобой, цены бы тебе не было, – съязвила Энмола, – лучше пообщаемся с гостями земель здешних.

Бывший преступник, бывший довольно крупным авторитетом в криминальных кругах, никак не привык к неуважительному обращению, но в случае с Энмолой смолчал. С теми, кто прошел обучение в клирийской Гильдии Ассасинов, лучше выбирать слова осторожнее, какой бы беззаботной та же Энмола ни казалась.

– О, если ты об этом, то я весьма общителен! – Драконобой выхватил и сжал булаву, висящую на за спиной на ремешках.

– Быть может, не будем нападать, а попробуем с ними договориться, вдруг захотят сотрудничать? – неуверенно произнесла Кэлрен.

– Как будто у них будет выбор, – хмыкнул Кандал-северянин, доставая боевой молот.

– Эх, не люблю я этого… – пробормотала юная девушка.

– Ты каратель, подруга, помнишь? – Энмола хлопнула девчушку по плечу и чуть ли не вприпрыжку устремилась навстречу воинам из племени Кровавых Владык.

Равшары остановились, переглянулись и, обменявшись парой коротких фраз, достали оружие. Что-то им не нравилось в одном виде Энмолы.о Возможно, они почувствовали в ней хладнокровную убийцу, такую же, как и они. Разве что, более умелую, только они об этом не знали.

– Ай-яй-яй, парни. Незаконное проникновение на территорию Союза, – неодобрительно покачала головой Энмола, – и как вы потрудитесь объяснить сие нарушение?

Заметив приближение вооруженных компаньонов клирийки, равшары еще больше насторожились.

– Уйди с дороги, женщина, – прорычал самый ближестоящий, – я не намерен тратить на тебя ни секунды больше, у нас нет на это времени.

Его наречие эйру-тиаласа, языка людских народов, было ломаным, но Энмола его прекрасно поняла.

– Ах, как жаль, что у меня оно есть!

Не успел и глазом дернуть ее собеседник, как клирийка выбросила руку вперед и прямо из рукава ее темной клепаной рубашки выстрелило лезвие на цепи, оно мгновенно, подобно змее, обмотало шею равшару, Энмола дернула цепь на себя – и кровь уже хлынула фонтаном из горла несчастного. Другим не дали опомниться, на соседних равшаров налетел Кандал и со всей силы вмазал огромной кувалдой. Двое сумели уйти от удара, но вот самому переднему повезло меньше – череп хрустнул и мозги брызнули наружу.

– Гаси их! – с ревом Драконобой наскочил на тех, что стояли левее, и обрушил град ударов шипастым кистенем.

Равшары поначалу отбивали его атаки и пытались бить в ответ, но вскоре летающее подобно стреле лезвие достало их – Энмола либо своей цепью обезоруживала их, либо наносила режущие удары наотмашь, а Эдрагил уже добивал их, ломая булавой ребра и все остальное. Кандал еще двоих стукнул головой друг об друга. Последний из оставшихся в живых равшаров кинулся с яростной атакой, ведь отступление у его сородичей считалось самым страшным позором, но его Энмола лишь схватила за руку и заломила ее за спину, заставив равшара выронить лезвие ржавого окровавленного клинка. Эдрагил занес было булаву, чтобы раскроить ему череп, но Энмола прикрикнула, отскочив вместе с равшаром на безопасное расстояние.

– Стой, дурак! Этого мы убивать не будем. Он ведь может рассказать нам немало интересного, не так ли, дружочек?

Равшар захрипел и попытался вырваться, но Энмола лишь усилила болевой захват.

– Я так-то добрая, но вот провоцировать не советую, я ведь еще и весьма темпераментная личность! – она еще сильнее выкрутила ему руку, сустав почти готов был хрустнуть.

– Можно было не убивать их всех, а взять в плен, – осуждающе сказала Кэлрен-целительница, почти никогда не участвовавшая в схватках, – к чему эта жестокость?

– И кто их тащить стал бы, уж не малыш Кандал ли? – Эдрагил махнул рукой на двухметрового северянина.

– Закопать их – пожалуйста, но я вам не вьючное животное, – не совсем скорый на соображение Кандал воспринял сарказм товарища как вполне серьезное предположение.

Энмола направила взгляд на тропинку, которая проходила недалеко к воротам и обветшалому забору.

– Пойдемте-ка, друзья, в деревню. Потом закопаем этих уродов. Нам еще Глоддрика нужно отыскать.

***

В деревне карателей встретили настороженными взглядами, дети и женщины старались держаться в хижинах, но стражи безопасности границ Союза замечали наблюдающие за ними лица из окон. Мужчины околачивались возле крылец изб, мрачно рассматривая прибывших. Нельзя сказать, что простой, честный люд относился с неприязнью к своим защитникам, но видеть в своих родных краях беспорядки, вооруженных людей и плененного равшара со связанными руками за спиной они не хотели.

– Видать, правду говорили предки – беда не приходит одна, – проскрипел старческий голос.

Это произнес старый человек, сидящий на гладком пне, отполированном долгими годами такого же сидения и созерцания быта деревни. Старый крестьянин носил соломенную шляпу и посасывал глиняную трубку.

– С вами пленный, стало быть, остальным тварям из пустошей нехило досталось, – он хрипло рассмеялся, выпустив струю дыма.

Энмола подошла поближе и приветственно махнула рукой старику.

– Об этом вам больше не следует беспокоиться, братья и сестры, Карательный Отряд делает свое дело. Мы лишь хотим узнать, был ли уже здесь наш командор.

– Такой, знаете, поседевший одноглазый чудак с ошалелым выражением лица, словно он хочет кого-то убить, – вставил Драконобой, – покоцанный, как дворовая кошка, жизнь его помотала.

Энмола, которой давно уже надоело желание бывшего преступника привлечь к себе внимание, закатила глаза:

– Ради красного словца не пожалеешь и отца, Эдрагил. Но да, он самый, описание подходит.

– Вы не беспокойтесь, мы скоро уйдем, – успокаивающе сказала Кэлрен, – только отыщем командора и осмотрим раненых, если они есть.

Старик последний раз затянулся, закашлялся и выбил трубку неудачно – пепел посыпался ему на штаны. Отряхиваясь, он произнес:

– Да был тут он – некроманта погибшего искал. Уж очень торопился. Слышал я от паренька знакомого, что он еще за село наше ходил, искал какое-то подземелье. Вы лучше спросите Клажира, так зовут этого мальчика. А даже и не спрашивайте, просто найдите его – и он сам все расскажет, этого балабола попробуй заткни. Аккурат амбара, где за ранеными ухаживают, вы и повстречаетесь с ним.

Крестьянин объяснил, как пройти. Кэлрен от души поблагодарила старика за отзывчивость, Энмола и Кандал сдержанно кивнули, Драконобой же молча направился в нужную сторону.

Но не успели они дойти и до дома старосты, как из-за угла показалась до боли знакомая физиономия их командира. Его панцирь, брюки и сапоги были запятнаны кровью, уже успевшей высохнуть. Еще с минуту назад он бежал, но, завидев своих, он перешел на шаг.

– Я не отдавал приказа следовать за мной, – процедил он сквозь зубы, – самодеятельность есть нарушение устава и карается.

Драконобой решил промолчать, ему хотелось сказать что-нибудь провокационное, но он знал, что с Глоддриком шутить так же опасно, как с гремучей змеей. Инициативу взяла Кэлрен.

– Но ведь здесь есть раненые, которым может потребоваться помощь, разве могли мы остаться сидеть в Гилеарде, предполагая такое?

Глоддрик чуть смягчился, услышав юную девушку. Когда ее привели на пограничье, а затем – порекомендовали в Карательный Отряд, Глоддрик со временем признал полезность Кэлрен, а затем она заставила его в какой-то мере восхищаться собой, редко Глоддрику доводилось встречать такое самоотверженное желание спасать чужие жизни, притом в таком юном возрасте, ведь ей даже не исполнилось девятнадцати.

– Не спорю, – сказал он более спокойным, но все еще жестким тоном, и оглядел пленного равшара, – взяли языка?

Воин пустоши был еще оглушен, взгляд его плавал, а голова покачивалась при ходьбе, но передвигаться он еще мог. Трезвый рассудок и силы на разговоры к нему еще не возвратились.

– Наткнулись на один патруль, командор Харлауд, – ответила Энмола, небрежно махнув рукой, – чего там, агрессивные ребята, но мы их успокоили, навеки причем. Драконобой и этого хотел прикончить, но я не дала. Ведь он столькое может знать.

– Значит, всех гадов мы перебили, ваш патруль был последним, с остальными имел дело я лично, – скривился Глоддрик, но было не понятно – улыбка это или оскал, – я отправляюсь в Гилеард, языка беру с собой. Кандал, Эдрагил, вы со мной, будете за ним присматривать.

– Ну а нам что делать? – спросила Энмола.

– Выполнять долг перед народом, – издевательски усмехнулся Драконобой, – лечить всяких фраеров местных.

Глоддрик резким шагом двинулся к нему:

– Еще одно лишнее слово – и тебя никто не вылечит.

Эдрагил Драконобой, в прошлом – главарь самой крупной преступной группировки в Ганрае, державший на коротком поводке криминальный мир Союза, потупил взор и нервно сглотнул, отойдя назад.

– Так-то лучше, – съехидничала Энмола, – поменьше бы ты выпендривался, дружок.

Глоддрик, не теряя ни минуты, отправился в сторону Вархула вместе с мужчинами, столицы Ганрая, девушкам же предстоял разговор со старостой, которого нелегко было убедить в том, что деревне больше нечего опасаться. Кэлрен обещала, что попросит Глоддрика выделить гарнизон на защиту их края. У амбара с ранеными их встретил Клажир, знакомство с которым не доставило большого удовольствия ни терпеливой Кэлрен, ни, тем более, темпераментной южанке Энмоле.

– А, вот и друзья-каратели! – чуть ли не вприпрыжку выбежал он, – ну как, всех равшаров положили? Если, конечно, тот хмырь Глоддрик еще кого-то вам оставил. Я пробовал его остановить, покуда он бежал в деревню, но он лишь оттолкнул меня и устремился дальше. Слушайте, здесь очень много раненых, наверное, работы будет невпроворот, но вы обращайтесь, если что, окажу любую помощь, я ведь хорош как в драке, так и в медицине – первому меня обучила суровая жизнь, а второму – матушка. Впрочем, насчет драки, они ведь могут вернуться, так? Вы ведь поможете нам организовать оборону в случае чего?

Все это он говорил, сопровождая карательниц в сторону амбара. Когда они дошли, Кэлрен не выдержала и произнесла:

– Клажир, ведь так тебя зовут?

– Да, я Клажир! Это старое аргойское имя, хоть я и ганраец, но мой пра-пра-прадед мигрировал в эти земли из Бёрнфилда, что на западе, поэтому во мне есть крови от…

– Да закрой ты свой рот, мудила! – рявкнула Энмола, – мы ведь не просто так сюда пришли.

– Прости грубость моей спутницы, – сочувственно сказала Кэлрен, поправив непослушную челку, – но я должна помочь вашим раненым. Расскажи все, что сочтешь нужным Энмоле или дождись, пока я сделаю все, что потребуется.

Кэлрен была примерно одного возраста с Клажиром, и она сразу же приглянулась ему. Но спорить он не стал, все же он действительно желал блага односельчанам, как бы его ни мучал словесный понос. Хотя, Энмола осталась вся в его распоряжении, она не собиралась его осадить, ведь Клажир и правда мог знать что-то важное, вот только вычленить это из его бессвязного мысленного потока было непросто.

Из амбара доносились стоны раненых, вокруг которых хлопотали Кэлрен и местная знахарка, успокаивающие речи Кэлрен также были слышны. Доносились и жуткие вопли, Клажир заглянул украдкой и увидел, что это Кэлрен обеззараживала раны тех, кому довелось схватиться с равшарами, каленым железом.

– Понимаешь, тебя ведь Энмола зовут, да? – не дожидаясь ответа, он продолжил, – явились эти к нам и принялись допытываться, где живет этот кудесник, спалили его дом, затем ушли куда-то. Наши пострадали. Я бы тоже влез в бой, знаешь, я ведь очень точен и силен, лучше всех в городки играю, но если меня убьют, кто будет присматривать за матушкой? Я ведь как-никак единственный мужчина в семье. Так этот ваш Глоддрик Харлауд, откуда ни возьмись, появился, как черт из табакерки, и, что думаешь, один пошел на всех этих гадов! Я его еще к этому склепу вел, в который равшары пошли. Ну, видать, он их всех перебил, вернулся ведь весь воооот в таких пятнах кровищи! Правда, я еще не видел, что произошло в тех местах, я предлагал ему свою помощь, я ведь правда неплох в драке, однажды я сломал своим ударом самую толстую доску в заборе, хотя она была гнилая и трухлявая, но все же… – заметив яростный взгляд Энмолы, он осекся и продолжил ближе к теме, – в общем, если нужно, я смогу вас туда отвести. Я ведь знаю дорогу, правда, вас, девушек, могут испугать горы трупов, ну, тебя вряд ли, ты же воительница, а вот эту, как ее, вполне могут.

– «Эту, как ее» зовут Кэлрен Целительница, мальчик, – ответила Энмола, – и все это можно было бы сказать раз в десять короче. Впрочем, и на том спасибо, я все поняла. Своди уж нас туда, раз предложил.

– Сводить вас обеих куда-то? Это так романтично! – Клажир прыснул со смеху, – я ведь первый парень на деревне, многие девки местные аж мечтают об одной крупице моего внимания, вот ты мне бы тоже поверила, если…

– Во-первых, не девки, а девушки, – оборвала его Энмола, – побольше уважения, а во-вторых, я уже эти несколько минут мучаюсь от твоего общества, не представляю, какими вашим женщинам нужно быть мазохистками, чтобы хотеть быть с тобой всю жизнь.

Клажир с минуту помолчал, но не выдержал и начал рассказывать о деревне, о своих мечтах повидать мир, о жителях пересказал почти все сплетни, пытался перейти к историческим темам и похвалиться своими познаниями, но ему это быстро наскучило, и он вернулся к сплетням. По большей части он говорил сам с собой, Энмола его практически не слушала. Ее терпения хватило минут на двадцать, после чего она поставила ультиматум – если Клажир не замолчит, пока Кэлрен не вернется, она ему свернет шею. Спустя пару часов, когда Кэлрен закончила свою работу, Клажир указал им дорогу к склепу. С пятнадцать изрубленных и прекрасно вооруженных равшаров говорили сами за себя. Увидев заваленный проход, открывавший дорогу внутрь древнего склепа, девушки окончательно убедились, что делать им здесь больше нечего.

– Да уж, разрушать Глоддрик и вправду умеет, – присвистнула Энмола, – и оставил все это нам с вами, кому-то ведь нужно будет их закапывать!

Вскоре селяне вместе с Кэлрен и Энмолой занимались сооружением братской могилы для павших врагов. Клажир насвистывал деревенские частушки, полные непристойностей, а Кэлрен и Энмола не могли дождаться возвращения в Гилеард. Им нетерпелось узнать, что скрывал некромант, этот поселок, склеп и, наконец, что здесь искали равшары. Закончили они ближе к вечеру. Им еще предстояла дорога назад.

Глава 5: «У нас свои планы»

Для Арстеля день начался, как у него было заведено уже много лет. Сапожнику не нужно было многого, он довольствовался малой комнаткой при сапожной лавке, где вместо кровати лежал заплатанный матрас, шатающийся письменный стол, и с десяток книг на полке сверху служили ремесленнику утешением. Он привык вставать рано и штопать на веранде обувь, лакировать ее, пока селение еще не проснулось. Работа приносила ему какое-то подобие умиротворения, но сапожника давно не покидало ощущение, что чего-то в жизни ему не хватает. Подогнав очередную подошву, он часто всматривался вдаль, за домами – на изгибистые земли, полные зелени, кажущейся яркой при свете солнца. Его взгляд пробегал по тропинке, ведущей из Крестала, которая вдалеке входила в широкий тракт, ведущий в столицу Аргои – великий город Силгор. Дом Его Королевского Величества. Арстель с роду там не бывал. Иногда ему хотелось взглянуть на слабо различимую за изгибами холмов Ганрайскую стену, а за ней – едва видные в тумане склоны ближайших скал Костяного Хребта, или Драконовых Гор, как его называли в народе. Он никогда не бывал за стеной, тем более, не видел ни одного дракона, хотя и слышал, что они вымирают. Казалось бы – иди, куда хочешь, все дороги твои, Ранкор перед тобой, и в нем живет столько людей, которые не узнали Арстеля. Как, к примеру, та девушка, которую он видел день назад. Она ведь должна уйти вскоре и отправиться неведомо куда, возможно, Арстель ее никогда не увидит более. Но что-то держало сапожника в селении, возможно, воспоминания о семье, которую он еще не мог отпустить. Ведь неподалеку от лавки стоял дом его отца и матери, место, где он провел свое детство. Дом пустовал, Арстель часто приходил проведать его, но он не мог заставить себя жить там. Он не мог заставить себя уйти из привычного места обитания, где знакомые места, люди. Как и Хельд, мечтавший пойти в Хаглору, он лишь думал об этом и мечтал, но дальше мысли дело не шло. Об этом, как практически каждый день, особенно в последнее время, думал он за работой.

Селение начало просыпаться, к нему, проходя мимо, зашел Гранаш, оседлый равшар, который с десяток лет назад перебрался в эти земли и с недавних пор жил с местной женщиной в доме, хотя межрасовые союзы на Ранкоре были табуированы. Как и многие местные жители, он любил обсудить новости о большом мире, который давно уже знал лишь понаслышке.

– Кёрк сказал, были замечены странные люди на подступах к селению. Говорит, какие-то они ошалелые, да и одеты странно, носят какие-то балахоны. Но с виду люди как люди, – сказал равшар, облокотившись на перило веранды.

– Быть может, это те самые ребята, которые явились со своим духовным наставником? – спросил Арстель.

– Да нет, другие. Те еще вчера лагерь разбили и тусуются возле нашей деревеньки. Кстати, кто-то из них и поведал Кёрку об еще одних пришельцах.

– Да что же им здесь, медом намазано, что ли? Тут же не на что смотреть, в общем-то, – всплеснул руками Арстель, – дома обычные, народ – тоже, хотя и душевный. Что эти странники тут забыли?

– А я слышала от сестры, – проходящая мимо Карен с местной целительницей-хаглорианкой решила присоединиться к разговору, – что какой-то чародей в железной маске стягивает воедино ополоумевших чародеев-самоучек. Они кому-то поклоняются, хотя еще не до конца понятно, кому. Но скапливаются их силы у границы Союза, возле Ганрая. К слову, недалеко от нас.

– И откуда твоя сестра все это узнает? – поинтересовался Арстель.

– Так она ходит в Ганрайские деревни продавать молоко наше! Она знает людей, живущих почти вплотную к границе, почему бы ей не узнать? – сказала Карен.

– Да уж. Может, послать весточку королю, чтобы выделил хоть гарнизон? Мне не по себе от мысли, что спокойная жизнь может вот-вот кончиться.

– Они там и так все знают, – подошел мускулистый плотник Харал Глыба, – не находят нужным, франты столичные, мать их, – сплюнул он с презрением.

– Может быть, подождем еще немного? – сказала Карен, – поймем, что к чему. Мы ведь не знаем ничего ни об этих людях, ни о наших гостях.

– Мне безразлично, главное, чтобы не начался какой-то переполох, – сказал Гранаш-равшар, – мне бы только спокойную жизнь здесь. Ужасов я навидался в пустошах.

– Шая, – обратился Арстель к зеленокожей хаглорианке, – к тебе никто не заходил сегодня поутру?

Хаглорианка поджала губы и нервно огляделась. Подойдя ближе, она тихим голосом произнесла:

– Был человек весьма… неординарной внешности. При нем был посох, похожий на те, что я видела у наших мастеров-магов, только более аккуратный, прямой, гладкий, обработанный. Когда он попросил травы в пропорциях и составе, понятном каждому хаглорианцу, что это нужно для зелья, сомнений не оставалось. Передо мной маг. И у меня такое ощущение, что я его где-то давно уже видела.

– Жаль, мы остальных не видели, – ответил Глыба, – по рассказам Мурвака, выглядят они, сказать «странно» – ничего не сказать. Одичавший равшар с клеймом на лбу, какой-то бритоголовый клириец с ножами, рыбоголовый, увешанный цепями какими—то, а с ними вообще непонятно, кто, гуманоид, который выглядит, как дерево. Нет, это правда какая-то ошибка природы. Словно собрались там самые отталкивающие и странные представители нашего мира.

– Арстель! – крикнул Хельд, выскочивший из таверны, – вроде бы здесь я трактирщик, а не ты. Чего же люди возле твоей лавки собираются? Давай тогда ставь на перила вместо барной стойки башмаки, пусть жуют! А грязную воду из ведра, которой ты моешь полы, – вместо пива. Тогда я тебе точно не конкурент уж точно!

Арстель усмехнулся, плотник по прозвищу Глыба рассмеялся так, что затрясся его накаченный пресс, а Шая с Карен предпочли оставить без комментариев его реплику. Равшар попрощался со всеми и отправился заниматься земледелием.

– Я не против, чтобы вы общались, чешите языки на здоровье, но не могли бы вы перенести дислокацию беседы в «Желудок Дракона»? Мне вообще по барабану, о чем вы говорите, и я скорее трахну дерево, чем буду точить лясы с вами, но мне нужны ваши деньги, клиентура. О чем, кстати, разговор?

Ему пересказали свои опасения Карен и Арстель, но когда речь зашла о гостях, обосновавшихся в лагере, Хельд выдал:

– Слушайте мою гениальную идею! Точнее, она обычная, но для ваших слабых мозгов покажется невообразимо умной. Почему бы нам не отправиться к ним в лагерь и не узнать все самим? Я понимаю, что народ они страшный, видел вчера нескольких в таверне – жуть, но не всем же быть красавцами вроде меня. Пойдем и узнаем. К чему гадать, как вы, да еще и без кофейной гущи? Вы точно отстаете в развитии, не можете даже вопрос сформулировать, с кем я живу.

Они условились выбрать один из ближайших дней и всем вместе отправиться в лагерь незваных гостей. Хельд и те, кто захотел, отправились на обед в «Желудке дракона», Арстель же решил сделать перерыв в работе и провести время по своему усмотрению.

***

Он зашел в местную библиотеку, если эту маленькую хижину с несколькими книжными шкафами можно было так называть, к южанину – клирийцу по имени Клуатак. Он хоть и был по происхождению клирийцем, но давно уже ассимилировался, ведь почти всю жизнь пробыл в Аргое. Библиотекарь уже начал седеть, лицо его прорезали первые морщины, но в его движениях еще осталась та резвость, а в глазах – озорной огонек, свойственный людям с юга. Длинные волосы его были собраны в хвост, носил он такую же одежду, как и остальные селяне королевства Аргои – рабочие брюки и деревенскую рубаху с жилетом.

– Арстель, дружище! Рад тебя видеть! Хочешь еще какую-нибудь книгу взять или, может, вернуть? – показался из-за высокого шкафа клириец.

Он нес в руке лист пергамента и положил на столешницу, приготовив перо и чернила.

– Я вот, прочел ту биографию короля Ганзарула Второго, которую ты давал мне неделю назад. Думаю, пришло время ее вернуть.

– Хм, да, пожалуй, – задумчиво покивал Клуатак, обмакнув перо в чернильницу и черкнув что-то на листе, – дай угадаю – составил эту биографию пресловутый Ревиан Гувер?

– Да. Мне понравилось, пишет он обстоятельно.

– Как знаешь, а я бы не доверял этому выдумщику расширять мой кругозор. Он слишком любит приукрасить историю, чтобы претендовать на объективность. История этого не любит.

– Но ведь он жил при дворе еще во времена Его покойного Величества.

– Жить-то жил, вот только что он оттуда вынес? Как по мне – так он только наживается с нашей наивности и невежества.

Арстель пожал плечами. Он, чаще всего, избегал споров, особенно, если это касалось вопросов, в которых он не был силен.

– Ладно, давай этот талмуд сюда, – библиотекарь взял толстую книгу и аккуратнл, несмотря на пренебрежительный тон, поставил ее на полку ближайшего шкафа.

– Знаешь, Арстель, мне ведь уже больше шестидесяти, – продолжил он, – наверное, поздно что-то менять в своей жизни. Но ты еще молод! Может быть, все же стоит покинуть родные края и увидеть мир хотя бы до того, как ты одряхлеешь? Так ведь вся жизнь пройдет. А ты словно живешь чужой жизнью, пытаешься заполнить пустоту внутри себя какими-то историями, правдивыми или выдуманными – неважно. Важно лишь то, что твоя жизнь уходит, а ты существуешь, а не живешь. Причем, о твоем существовании практически никто не знает.

Арстелю не понравился вопрос Клуатака. Размышлять о таких вещах наедине с самим собой – это одно, здесь он чувствовал некую защищенность, Арстеля успокаивало, что никто не мог услышать его мысли, а он мог в любой момент поменять решение. В основном он находил то одно, то другое оправдание своему категорически оседлому образу жизни. Но когда его об этом спросил библиотекарь, думать о таких вещах стало сложнее, Арстелю не хотелось признаваться, что он боится покидать свою привычную среду, но вместе с тем она ему уже опостылела.

– Не знаю, Клуатак. Многие ведь так и живут, не сходя со своего надела, участка, городка. Здесь у меня есть место. А там, в большом мире, меня никто не ждет. Не зря же говорят – где родился, там и сгодился.

– Не будь дураком, юноша, – покачал головой южанин, – Ранкор, быть может, и не райский уголок, но здесь есть, на что посмотреть. Видел ли ты изящно отделанные усадьбы крылатых флорскелов на Пятиконечной Скале? Как эти ребята летают меж водопадов, льющихся с горных вершин. Кстати, девушки там красивые, а их императрица, насколько я слышал, – любо-дорого глядеть! Бывал ли ты в густом Лайнур-Арае, где, по легендам, духам виден каждый твой шаг, а лесной народ владеет тайным знанием. Видел ли ты громадные каменно-железные города, корабли рыбоголовых скиарлов? А пустоши равшаров? Хотя туда лучше не заходить, а то следующей остановкой будет уже царство небесное, Йорхэн. Все же, разве тебя это все не влечет? Ты так молод, но словно уже давно мертв внутри.

Арстель уже собрался ответить, что он подумает над словами своего немолодого собеседника, и уйти, как вдруг раздался стук в дверь.

– Входите! – выкрикнул Клуатак.

Вошедший поразил Арстеля своим видом. Как и Клуатак, он по национальности был уроженцем Клирии, в возрасте разница между ними тоже не была большой, но насколько же разными людьми они были. Скромно одетый библиотекарь, засучивший рукава с пером в руке, которого было бы сложно отличить от односельчан, если бы не оливковый цвет кожи. Гость же представлял собой картину, которую встретишь редко. Одет он был в халат из серого сукна. Перевязан он был монашеской рясой желтого цвета. Широкие клирийские штаны, подвязанные портянками. Бритоголовый. Клуатак сразу понял, кто перед ним – представитель некоего монашеского ордена, поклоняющегося Араю Илгериасу. Это можно было понять, лишь глянув на медальон, висевший на шее у монаха – стальной круг, от которого во все стороны исходили острые иглы, изображавшие лучи. Это был символ Сферы Илгериаса – частицы энергетического тела высшего божества, той самой искры, от которой разгорелась, по легендам, жизнь на Ранкоре еще тогда, когда этот мир не имел никакого названия. На поясе его висело четыре или пять ножей, а монашескую робу пересекала перевязь, на которой крепилось множество метательных лезвий. У Арстеля закралось подозрение, что скрывал пришелец гораздо больше оружия, чем держал на виду. Однако взгляд этого человека выражал полное умиротворение и некоторую отрешенность, он излучал добродушие, но вместе с тем смотрел на то, что его окружало, без особого вовлечения, словно материальная действительность не представляла для блюстителя духовного образа жизни сильного интереса. С тем же равнодушным и вместе с тем не лишенным удовольствия и дружелюбия выражением лица он оглядел Арстеля и Клуатака.

– Мир вам, братья, – прочертил он прямой и косой кресты рукой, обозначающие сферу Илгериаса, символ веры в высшие силы.

– Мое почтение, – слегка улыбнувшись, кивнул Арстель.

– И тебе того же, монах, – подобрался Клуатак, явно не ожидавший столь нетипичного посетителя для этих краёв, – с чем пришел к нам?

– Божьи пути завели меня сюда, как и вас, – остановился на середине комнаты клириец, оглядывая тусклую лампу на свече, криво прибитую гвоздями в углу у лестницы, – но я не могу отрицать, что явился абсолютно без осознания своих намерений. А можете ли вы сказать о себе то же самое?

Арстель решил промолчать. Он сразу понял, что этот гость – один из тех, о ком упоминала Юкиара, кого обсуждали его односельчане у лавки. Арстелю не довелось увидеть воочию гостей, наделавших столько шуму, но по слухам, которые разносятся, всеизвестно, быстрее ветра, он уже понял, что незваные гости отнюдь не похожи на обычных путников.

– Братец мой, земляк. Может быть, мы оставим обсуждение этих тем на другой раз? Я не против поболтать, но все же я выполняю конкретную работу, поэтому скажи четко, что тебе нужно или, прошу, не отнимай время у моего клиента.

– Я и не собирался красть ничье время. Но, судя по твоей спешке, ты его крадешь у себя сам, брат мой. Твоя суетливость в работе говорит об озабоченности материальной жизнью и том, что ты вовсе не думаешь о душе, разве не так? А пришел я за вполне конкретной вещью – мне нужны карты Бёрнфилда, чем подробнее, тем лучше. Желательно, не старше 1700-го года, сам понимаешь, многое поменялось после войн в Клирии и на Севере.

– Слишком многое, – изменился в лице Клуатак, который во времена войны хоть и не жил на родине, но знал о многочисленных людях одной с ним крови, канувших в лету, – что ж, я попробую откопать карты, хотя это дело небыстрое. Придется тебе подождать.

– На все воля Арая Илгериаса, – кивнул монах.

– Кстати, как тебя звать? – оглянулся библиотекарь.

– Мое имя Шаабан. По крайней мере, в этом воплощении.

– Клуатак.

– Арстель, – протянул ему мозолистую руку сапожник.

Хватка монаха была крепкой, Арстелю показалось, что Шаабан с легкостью мог бы раздробить его костяшки, если бы захотел. Клуатак скрылся, Арстелю показалось, что самое время поговорить и разузнать побольше как о гостях, так и о самом монахе, а возможно – и о том таинственном красноволосом человеке. Арстель так и не успел отойти от вчерашнего разговора с ним. За окном было тихо, было видно только травницу и Мурвака, прошедшую по своим делам, а у соседней хижины стояла старая телега мельника Ропхиана, которой он изредка пользовался. Как понял Арстель, Шаабан явился один.

– Так… я же правильно понимаю, вы монах? – неуверенно начал Арстель, тут же взволновавшись, что выставил себя дураком, констатировав очевидное.

– Да. Уже двадцать пять лет я следую по пути освобождения и служу высшему божеству, – совершенно искренне ответил Шаабан, – а ты чем занимаешься?

– Ой, да ничем интересным, – отмахнулся Арстель, – так, латаю обувь, штопаю сапоги местным. Скучная работа, хотя и нужная.

– Почему же скучная? – ответил монах, – если от всего сердца преподнести сделанную тобой обувь как Богу, так и братьям и сестрам, разве не будешь ты счастлив и с удовольствием создавать все новые и новые пары обуви? Скучной ведь делает твою работу не она сама, а твое отношение к ней. А вызвано оно отсутствием Арая Илгериаса в твоей жизни. Когда человек перестает думать о себе и начинает беспокоиться о ближних и о том, как жить в согласии с высшими силами, он становится поистине счастлив. Ведь это путь спасения души. Жаль, многие этого не знают или отказываются понимать.

– Мудрые слова. В книге Трёх Миров Калтахин, первый из магов, учитель всех великих кудесников древности, говорил нечто подобное.

– Немудрено, – рассмеялся монах, – любой уважающий себя маг знает, откуда произошла его сила и воздает должное тому, кто его ею наделил. Наш наставник бы подтвердил это, будь он сейчас здесь.

– Наставник? – догадки Арстеля подтвердились.

Значит, этот священнослужитель и в самом деле связан с людьми, разбившими лагерь возле Крестала.

– Именно так, – улыбнулся Шаабан, – мудрый человек. Ты еще убедишься в этом, если тебе доведется поговорить с ним.

– Недавно в бар моего друга заходила девушка по имени Юкиара. Она тоже упоминала о том, что ее и еще много людей кто-то за собой ведет.

– Юки, да, знаю ее. Хорошая девочка, хотя слишком мало задумывается о Боге. Впрочем, это не ее вина, так уж сложилось.

– Могу я спросить, что объединяет тебя, ее, наставника и остальных? Какие цели вы преследуете и куда направляетесь?

Шаабан в раздумье опустил руку на навершие искривленного клирийского кинжала на поясе, рукоять которого была обмотана пыльной веревкой.

– Лично я преследую цель освобождения и достижения вечной жизни в обители Арая Илгериаса. С наставником я лишь потому, что те ценности, которые он пропагандирует, соприкасаются в чем-то с моей верой. К тому же, он делает жизнь тех, кто идет за ним, лучше. Но о целях его тебе лучше узнать из первых рук, из первоисточника.

– Как?

– Юки разве не говорила, что мы разбили лагерь возле селения?

– Да, упоминала.

– Сегодня вечером наставник будет проводить дискуссию. Мы часто это делаем – выслушиваем предложения соратников, идеи, приходим к единому мнению, пытаемся лучше понять наставника и себя. А он помогает нам найти решение многих сложно разрешаемых проблем. Это сложно передать словами, будет лучше, если ты придешь и посмотришь на этого человека в действии.

Арстеля охватило смешанное чувство. С одной стороны, он уже сам начал беспокояться, что старый мельник и Харал Глыба были правы и с сектантами связываться опасно, а Мурвак был не так уж глуп, что отнесся к ним с нескрываемой неприязнью. Мало ли, какие цели они могли преследовать. Однако лишь вспомнив Юкиару, любопытство его пересиливало и Арстеля распирало желание прийти и узнать самому. Не мог он заставить себя поверить, что девушка вроде Юки могла связаться с нечестивцами и лиходеями. Оставалось лишь сказать Хельду и остальным, что они приглашены.

– Это для меня честь, получить приглашение. Знаете, наша деревня уже много лет, десятилетиями, жила по заведенному однообразному распорядку, конечно, через нее проходило много бродячих торговцев, актеров, просто бродяг без гроша в кармане, но никогда еще мы не видели что-то настолько непонятное, вроде вашей общины.

– Что ж. Пути Арая Илгериаса неисповедимы, – ответил Шаабан, – по правде говоря, было бы лучше, если бы пришло как можно больше местного честного люда. Я успел заметить, что нас опасаются и не доверяют нам. Быть может, нам, как ближним, стоит попытаться понять друг друга?

– Да, конечно. С удовольствием ознакомлюсь с вашими взглядами. Если хотите, Шаабан, я могу передать остальным, чтобы пришли вечером, мы как раз собирались в ближайшее время заглянуть.

– Дай Бог, получится собраться.

Через минуту вернулся Клуатак, несший под мышкой несколько свертков, развернул их на деревянной стойке, демонстрируя как план Бёрнфилда, так и эскизы достопримечательностей города, зданий, по которым можно было ориентироваться в местности. Монах поблагодарил и ушел, а Арстель передал библиотекарю просьбу явиться к вечеру на встречу в лагере. Клуатак наотрез отказался:

– Слушай, Арстель, я уже жизнь, считай, прожил, и, знаешь, стараюсь держаться подальше от всего этого… бурного движения. А ты сходи, даже не спорь! Может быть, эти люди еще сумеют тебя переубедить и не потратить жизнь понапрасну, как я.

Арстель замялся, сунув руки в карманы. Оглядев шкафы и расписной клирийский ковер между ними.

– А что будете делать вы, Клуатак?

– А что мне, библиотекарю, можно делать? Книги сами себя салфеткой не протрут! А вот запылиться вполне могут. Ладно, дружище, ты пока бы тоже занялся своей работой, вечером ведь такой возможности не представится.

Откланявшись, Арстель вышел, аккуратно, стараясь не хлопать, закрыв за собой дверь. Ему было неприятно слышать о том, что шестидесятилетний Клуатак называл себя стариком – он сразу вспоминал своих родителей, которые, в годы его юности, достигнув примерно того же возраста, причисляли себя к людям преклонного возраста. Юный Арстель не мог принять того, что в скором времени останется в этом мире один. Вспомнив это, он задумался и о времени, которое, как известно, не вернуть. Тридцать лет проживя и делая одно и то же, он задумался о том, не было ли это несчастьем, ведь и его отец тоже, желая лучшего для сына, советовал Арстелю хотя бы попробовать перебраться в город, желательно, в столицу и открыть сапожную лавку там. А еще лучше – походить по Ранкору перед этим. Но, увидев снова, в который раз, родные холмистые пейзажи, густую траву и протоптанную за много лет тропинку, соединявшую ветховатые хижины из дерева и соломы, он преисполнился спокойствия. Вновь взглянув в небо, оглядев облака, которые медленно плыли в своем направлении, он направился в сторону своей лавки. Неподалеку курился дым возле трактира его единственного настоящего и лучшего друга – Хельда, который в последние годы практически заменил утерянную семью сапожнику. Вернувшись к работе, Арстель не мог перестать думать о Юки, своей жизни, гостях, наставнике. Так незаметно пролетело время и начало вечереть. Пришла пора собираться на встречу.

***

У хижины, в которой жил мельник Ропхиан, откуда он каждый день направлялся насвою мельницу, возле его повозки собралась приличная часть поселка. Арстель на пути пересекся с Карен и, завязав будничный разговор о том, как у кого прошел день, они присоединились к остальным. Солнце уже почти зашло, а неполная стареющая луна начала светить. Арстель давно любил провожать закаты в молчаливом созерцании их красоты, поэтому картина приподняла ему настроение. Идти в лагерь собрались местная священнослужительница Канария, которая практически не расставалась с церковным нарядом – целомудренным платьем черного цвета и белым чепцом. Был там и плотник Харал Зверюга со своей семнадцатилетней сестрой, которая рассказывала ему, судя по всему, какую-то смешную историю, а мускулистый брат так и катился от хохота, травница-хаглорианка Шая, мельник Ропхиан и староста селения Кёрк о чем то спорили с равшаром-земледельцем Гранашем и Хельдом, возле которого стояла ручная тележка, уставленная до краев бочонками с крепким пойлом, флорскел решил немного облегчить запасы кладовых своего трактира. Лесоруб Мурвак был тоже здесь, когда Карен спросила его, зачем он тоже собирается на встречу, если уже терпеть не может гостей, он ответил:

– Я хочу понять, есть ли реальная угроза от этих недосектантов, – его аж перекосило на последнем слове, – да и потом, мне даже интересно посмотреть, что они из себя представляют, насколько они двинутые.

– Чтобы почувствовать свое превосходство? – спросил Хельд, облокотившийся на тележку.

– А почему бы и нет? – ощерился Мурвак.

– Мне бы твою способность видеть то, чего нет, Мурвак! Может быть, я бы тогда уже жил во дворце с гаремом, набитым наложницами-южанками. Они такое умеют делать своими руками и не только ими, если бы вы знали…

– А ты, Хельд, конечно, испытал это на собственном опыте! – сказала Карен.

– Конечно! Мне это как-то приснилось. Научитесь управлять своим сном – и не такое увидите, друзья мои.

– Как по мне, наш мир и так полон всяких безумств, чтобы еще и добавлять что-то воображаемое, особенно, если воображение такое больное, как у тебя, Хельд, – сказала сестра Харала Глыбы Наяра.

– Ну не скажи, к примеру, то, что Арстелю кто-то даст, если ты понимаешь, о чем я, это из области невозможного! Я почему занимаюсь этим во сне – из благородных побуждений, ведь соблазняй я реальных женщин – все вы, мужики, остались бы у разбитого корыта.

– Куда уж мне до твоего великолепия, – без намека на недовольство ответил Арстель, – и как ты вообще живешь с нами, простыми смертными.

Мурвак очень хотел сказать Хельду, как его достала эта болтовня, но передумал, ведь тогда он рисковал лишиться выпивки, а то и вовсе прохода к месту регулярных пьянок – «Желудку Дракона».

– Какой же ты развратник, Хельд, – сказала Шая, – в лесах Лайнур-Арая, если ты еще собираешься туда отправиться, такое не любят.

Канария хранила молчание, а Глыба со своей сестрой едва сдерживались, чтобы снова не повалиться со смеху. Наконец, они решили отправиться к пристанищу гостей своих земель.

***

Путь оказался достаточно близкий. Карен уже успела обойти края и несколько раз видела огни и струи дыма, курящиеся над лагерем, и без труда сумела провести остальных нужным путем. Тракт, выходящий из деревни, представлял собой довольно широкую дорогу, которая ответвлялась в суженную тропинку, уходящую в сторону полесья, редких деревьев, вблизи которых уже начинался лес, пусть и небольшой.

Впереди шагал Хельд, как ни странно, молча. Вместе с остальными пришло еще тридцать человек, что было не слишком значительным числом для поселка, в котором жило около двух сотен подданных Аргои. У ближайшего дуба полулежал молодой парень, почти юноша. Светловолосый, атлетично сложенный, он был одет в грубый плащ из зеленого сукна, жилет, усеянный карманами, простецкие брюки и кожаные сапоги. Он завидел приближающихся еще до того, как сам попал в их поле зрение. Он с пружинистой легкостью подскочил и скорым шагом направился в их сторону. За спиной его был колчан со стрелами. В руке держал он неброский, но весьма гладкий и гибкий лук.

– Вы все же явились, – сказал он это с дружелюбной улыбкой, но с несколько ироничной интонацией, словно сомневался, что ему и его соратникам вообще стоит сходиться с местными, – значит, Шаабан вас пригласил на наше собрание.

– Их, быть может, и пригласил, а меня никогда не зовут, я сам прихожу, – ответил Хельд, – не лишать же вас столь важного гостя.

– Если по существу, – вступил в диалог Арстель, немного запнувшись, парень смотрел на него, словно ястреб на добычу, – то мы самостоятельно приняли коллективное решение протянуть руку, познакомиться с вами. В Крестале издавна рады гостям, а получить приглашение от вашего спутника было для нас честью еще большей, чем ваш визит в наши края.

Молодой лучник присвистнул, растянув губы в саркастичной усмешке, словно сама мысль о том, что эти простые люди и крылатый флорскел Хельд предполагают, что могут ставить себя вровень с ним, донельзя нелепа.

– Что ж, мы тоже рады гостям на территории, что занимаем. Правда, это зависит от того, что это за гости, – сказал он так, словно любая территория, на которой обоснуется его группа, автоматически становится ее собственностью, – меня зовут Шойрил.

– Тоже мне, важнецкий какой, – Мурвака от злобы скорежило, но гнев его был праведный, – это наша земля и такое решать лишь нам.

Шойрил оглядел его жестким и холодным взором и с вызовом спросил:

– А я разве претендовал на вашу землю? – он двинулся вперед, Мурвак не сдвинулся с места и, облизнув губы, приготовил ответ.

– Ты наглец и дуралей в придачу, это вы наши гости, а не мы – ваши. Запомни это хорошо, сынок, иначе надолго вы здесь не останетесь.

– А я Арстель, – он протянул руку, чтобы сгладить конфликт, но Шойрил тут же самым неучтивым образом ее отбросил.

– Потом будем с вами со всеми ручкаться, идите за мной, время ждать не будет вашего соизволенья. Наставник скоро начнет свою речь, – он со злобой покосился на Мурвака.

Это был один из тех немногих случаев, когда Карен, Шая, Арстель и остальные в глубине души прониклись уважением к сварливому лесорубу Мурваку. Быть может, он не был приятным собеседником, но отстоять позицию односельчан и поставить на место зарвавшегося юнца ему, без сомненья, удалось. Люди уходили дальше, в сторону лужайки, дальше от тропы, что вела в сторону мельницы, пристроившейся на самом высоком из ближайших холмов, ее лопасти вяло крутились силой ветра, пока немолодой хозяин этого строения, шагая немного кривоватой и шаткой походкой, медленно пытался поспеть за остальными.

Петляя между нескольких холмов и взойдя на всхолмье, они открыли для себя поистине необычное зрелище – практически второе такое же по объему селение обосновалось рядом с родным Кресталом, только вместо хижин были ветхие шатры, развевающиеся на ветру, земля возле них кишела матрасами и спальными мешками, а люди сбивались группами возле кострищ и жарили на вертелах мясо или овощи, купленные по пути у бродячих торговцев. Многие из них были одеты в простецкую охотничью или ремесленную одежду, но показывались и магики, облаченные в поношенные и дырявые балахоны, которые доставали до невысокой травы. Крестальцы пока что держались группой, они уже успели привлечь множество взглядов, в то же время сами наблюдали с интересом за этими странствующими людьми. Из-за широкого клена и двух осин показалась Юкиара, возле которой шагал шестнадцатилетний отрок. Чем-то они были похожи – резкие черты лица, заостренный подбородок и немного выступающие скулы и узкая линия губ. Но если у парня преобладала настороженность в тоне лица, то девушка выражала собой полную вовлеченность во все, что происходило вокруг, простодушие и некоторое любопытство. Оба они несли хворост и свалили возле одного из кострищ, возле которого уже начали стекаться люди и другие существа. Подростка подозвал какой-то возрастной человек с густой бородой и заметной плешью. Юкиара утерла пот со лба и уперла руки в бока, с удовлетворенным видом оглядывая лагерь, который уже успели обустроить ее спутники. Стоило селянам показаться на лугу, девушка одной из первых подошла к путникам, а стоило ей увидеть знакомые лица Арстеля и Хельда – она устремилась едва ли не вприпрыжку.

– А я боялась, что вы не решитесь прийти, ребята! Надеюсь, наши походные грубые условия жизни не смущают вас, – она кивнула в направлении костра, возле которого только что свалила охапку ветвей и поленьев, – присоединяйтесь, пока наши троглодиты не умяли все ваши угощения.

Она, не боясь показаться фамильярной, обхватила одной рукой Карен, другой – Арстеля и аккуратно подтолкнула их в сторону огня. Арстель, не привыкший к контакту с другим полом, едва не покраснел, как вареные морепродукты, хотя для девушки это было обыкновенное проявление радушия. Хельд решил сломать систему общепринятых правил передвижения и по ломаной кривой кругом обошел все костры лагеря, прежде чем сесть туда, куда пригласила Юкиара. Он наматывал круги вокруг кострищ, хлопая по плечу кого попало из встречных и восклицая что-то вроде: «Как жизнь, брат?! Вот мы и встретились!», когда ему отвечали, что его впервые видят, Хельд отвечал: «Так мы в буквальном смысле целую жизнь не виделись!» По пути он чуть не опрокинул котел с каким-то зельем, возле которого сидело трое магов-учеников. Несколько капель упало на землю и выжгло пучок травы в мгновение ока. Когда мужчина с надвинутым капюшоном, возвысив голос, дал понять Хельду, что таким неуклюжим ослам следует держаться подальше от взрывчатого снадобья, Хельд ответил: «Я не виноват, что повара вы никудышные, кто же знал, что вы не умеете варить куриный суп! Я бы вас научил, но вы такие нищие, что жаль смотреть, боюсь, не потянете уроки». Арстель, уже усевшийся рядом с Юкиарой, прикрыл лицо рукой, стыдясь вызывающего поведения друга, хотя человек в красной бандане, возле которого лежала пара ятаганов, от души рассмеялся. Наконец, Хельд, Карен, Арстель, Шая и большинство крестальцев, кроме Мурвака, который прохаживался взад-вперед у последних палаток, с недоверием и неодобрением наблюдая за всеобщим весельем, расселись у самого большого кострища, в который уже успели набросать уйму принесенной растопки.

– Тьфу ты, даже хворост нарубить не могут, остолопы, – снова сплюнул Мурвак, – приносят какие-то коряги, гнилые, под стать самим себе.

Он незаметно, пока не видел бородатый человек с бритой головой и магическим жезлом в руке, недавно заходивший в бар к Хельду, Реадхалл Бескровный, стащил бутыль вина у ближайшего круга отдыхающих путешественников, и так и присосался к ней.

– А что мы сидим-то? – Юки обратилась к своим соратникам, – разливайте выпивку, раздайте гостям угощение, где ваши манеры.

– Да не нужно, благодарю, мы и сами, – начал Арстель, но его прервал Хельд.

– Я за то, чтобы вы бросили эту отраву, приготовленную демоны поймут где, и отправились всем скопом в «Желудок Дракона», – произнес Хельд.

– Может быть, ты успокоишься? – сказала ему Карен, – хватит уже отсвечивать, крылатый.

Юки, усмехнувшись, всплеснула руками:

– Ой, да ладно! Я бы с удовольствием туда еще раз сходила, но разве плохо, если вы узнаете, хотя бы примерно, как мы живем?

– Вряд ли вы узнаете, поскольку мы слишком основательно приготовились к этой массовой встрече, – сказал бородатый пожилой мужчина с топорищем за спиной, – обычно наша жизнь куда прозаичнее.

– Мы столькое сделали, ставили эти палатки, рубили ветви для костра, разносили вещи, руки отваливаются! Почему наш наставник не может просто все сдать в одну секунду своей силой? – простонал паренек, который пришел с Юкиарой.

Блондин Шойрил бросил в траву лук и сел вместе со всеми.

– Может быть, хватит ныть, Сангельс? Если ты такой слюнтяй, зачем тогда идешь за нами?

– Ну-ка полегче с моим братом, – Юкиара мгновенно изменилась в лице, став совершенно серьезной и собранной, точно пантера перед прыжком.

Шойрил поднял руки в примирительном жесте:

– Ладно-ладно, я ведь когда-то и сам был таким же. Жизнь еще тебя исправит, дружище, – бросил он взгляд в сторону Сангельса.

Юноша оставил реплику без внимания, но обратился к сестре:

– Юки, разве я просил меня защищать? Я и сам могу себя поставить в обществе.

Она улыбнулась и взъерошила ему волосы, но ничего не ответила.

Хаглорианка Шая оглядела вертел над костром, на котором жарился окорок, и проговорила:

– Если вы еще не знаете, у нас в Хаглоре есть чье-то мясо не принято, так что я воздержусь, с вашего позволения.

Она потянулась за хлебом, тем временем Арстель попытался начать разговор:

– Итак, значит, вы брат и сестра.

Юкиара утвердительно кивнула.

– Да. Раньше, до того, как мы присоединились к наставнику, мы бродили по улицам Вархула вместе, а в мире этом мы были совершенно одни. Теперь мы обрели семью в наших союзниках, но я все еще присматриваю за ним.

Парень закатил глаза и скривился, всем видом показывая, что в заботе сестры не нуждается.

– Ясно, – ответил Арстель, – нелегко вам пришлось.

– Да-а-а-а, – энергично закивала Юкиара, стараясь скрыть свои эмоции под маской бодрости, – но это дело прошлое.

Хельд приложился к бутыли самогона и, не оценив, бросил его в пламя соседнего костра, вызвав возмущенные крики людей, которых едва не обожгли языки пламени.

– Знаете, я не скажу, что мне это интересно, – обратился он к Юкиаре и остальным, – но надо как-то поддерживать диалог, раз уж мы здесь. Поведайте нам, что из себя представляет наставник, ваше сборище, чего ради оно вообще существует?

– Мы бы сказали, – ответил ему гуманоид с плавниками на голове и покрытый синеватой чешуей, похожий то ли на рыбу, то ли на земноводную рептилию, – но наставник просил нас не говорить ничего на этом вечере. Он хотел все раскрыть сам.

– Чем больше я слышу об этом вашем наставнике, тем меньше ему доверяю, – сказала Карен, поежившись, будто она тут же усомнилась в уместности своих слов.

– Зря вы так, – сказала Юки, – если бы не этот человек, нас с братом, может, уже и не было бы. Он расскажет все, что нужно, лучше, чем любой из нас. Слушайте, – она собралась встать, точнее, подскочить, но передумала и осталась сидеть, поджав ноги, – может быть, пока наставника нет, мы все перезнакомимся? В плане, узнаем друг друга поближе, расскажем что-то о себе, как вам идея?

Карен, Хельд и равшар Гранаш переглянулись:

– Да вот, некоторых из присутствующих мы уже видали в таверне недавно, – сказала Карен.

– Что там, мы лишь только сняли комнаты, а я, например, даже обойти деревню не успел, что же за напасть!

– Подожди, Сангельс, – одернула Юкиара брата, – это прекрасно! Значит, знакомиться будет легче. Ведь некоторых наружность моих друзей, скажем так, может несколько ввести в ступор, – на нее покосился дородный мускулистый равшар с обломанными рогами, покрытый шрамами и с клеймом на лбу, и Юки помотала головой и воскликнула, – нет-нет, я имела в виду другое, вы все красавчики, особенно ты! – она похлопала равшара по спине, – но у них оружия столько, что хватило бы на целый арсенал.

– Не благодарите, – сказал рыбоголовый скиарл, носивший, как это ни странно для его расы, увеличительные стёкла в стальной оправе, которые держались на кожаном ремне, руки и торс его были обмотаны тяжелой цепью, а из рукавов высовывались кончики лезвий, – кстати, меня зовут Хьерген, местный оружейник, создаю оружие, проектирую, чиню, делаю все, что могу.

– В основном он его просто латает, – усмехнулся бородатый человек с топором.

Он действительно выглядел, как старик, причем, не любящий за собой ухаживать. Борода его была спутанной, в ней виднелись какие-то крошки или даже насекомые, на лысине его уже проступили пятна запекшейся крови, что еще больше старило этого человека, если не считать морщинистого лица и щербатости. Многих зубов ему недоставало, а те, что еще имелись, были кривыми и практически гнилыми.

– Неправда, – отрезала Юкиара, – у нашего друга Хьергена много прорывных идей вертится в голове, но он жертвует временем для их реализации, чтобы подсобить нам в нуждах. А это… – она провела рукой в сторону мужчины, но он ее быстро осек.

– Я и сам в состоянии представиться, девочка, – он закашлялся, снова хлебнул пива из деревянной кружки, вытерся рукавом и продолжил, – Краух Гримбла я. Родом с Севера, нетрудно догадаться, что по крови – северянин. Воевал я в девяностые годы на стороне своего народа и вождя-освободителя, о чем ни секунды не жалел и не жалею.

Монахиня, скромно покачала головой, не проронив не слова, когда человек в красной бандане предложил ей оставшуюся куриную ножку.

– На мой взгляд, жалеть есть о чем. Когда братья идут друг на друга с оружием, когда по воле Арая Илгериаса им завещано жить на одной земле, в одной стране – это против Бога.

– Замыслы Бога не понять нам, простым смертным, преподобная, – ответил Шаабан, помешивая суп деревянной ложкой. Возможно, Северная война и замыслы короля северян Грора Свободолюбца сепарироваться от Союза – благая цель для их народа и входит в планы Арая Илгериаса. В Книге Трёх Миров сказано, что всем живым существам быть братьями и сестрами положено. Но когда Аргоя фактически делает своим протекторатом Клирию и Север – это прямое нарушение заветов. У нас в эти лихие годы на юге тоже было освободительное движение.

– И ты в нем участвовал, – не спросил, а констатировал факт Гримбла.

– По глупости, брат мой бледнолицый, – улыбнулся Шаабан, – мир победит любую войну, это я понял, когда принял сан и монашество.

Арстель и Хельд переглянулись – они оба поняли, что этот клириец отнюдь не всегда был монахом и твердил всюду богословские проповеди. Судя по обилию кинжалов и метательных ножей у него на поясе и перевязной ленте, у этого человека могло быть весьма темное прошлое.

– О, Шаабан! – с набитым кашей ртом крикнула Юкиара, – теперь твоя очередь. Расскажи о себе людям.

Монах развел руками и снова загадочно улыбнулся.

– Я все уже рассказал. Было время, я был молод, по глупости пошел не тем путем. Я видел войну, слезы, страдания, смерть. Видел алчность, ненависть, ярость. Сам порой отдавался этим низменным чувствам. Но вера и милость Арая Илгериаса помогли мне прозреть и увидеть луч света в кромешной тьме.

– Вот это умение! – прыснул Мурвак, успевший подойти к ближайшему столу, уставленному горшками, в которых остывало жаркое, – сказать столько и ничего не сказать. Тоже мне, умник нашелся.

Ему не ответили, одна Юкиара бросила быстрый взгляд в сторону этого человека, но тут же переключилась на своих собеседников.

– А я из Энроса, – сказал Шойрил, с любовью во взгляде погладив свой лук, – Шойрил, как я уже вам говорил. Я был слишком мал, чтобы участвовать в последних войнах, но тоже кое-что видел. Перебрался в Аргою, меня, как и всех, слегка помотала жизнь, и вот я здесь. Остальное за меня скажет мой лук.

– Брок, – шутливо помахал рукой прибывшим селянам тот, что держал при себе парные мечи, – что могу сказать о себе? Я вольная птица. Небо – мой дом, трава – ковер, а палатка – вместо роскошного поместья.

– Если сказать по правде, то он самый большой бездельник и шалопай, каких только можно найти, – сказала Юкиара, – но мы его все равно любим.

Арстель снова невольно улыбнулся, глядя, как эти люди общаются между собой. Его притягивало, словно насекомое – к источнику света, то, как эти люди принимают других такими, какие они есть, как относятся друг к другу. У него возникло смутное желание не возвращаться в деревню сразу, а, может быть, пожить с ними, если разрешат, хотя бы сутки. На Юкиару глядеть ему было приятнее всего, его словно пронизывало живительным светом от одного ее присутствия и жизнерадостности.

– А нашего боевого друга, равшара, зовут Кога, он… – начала было Юкиара, но ее оборвали.

– Я расскажу все сам, когда найду нужным, – прорычал клейменый равшар.

Арстель знал, что клеймо, выжженное на лбу каленым железом, говорит о его статусе изгоя, так обычно поступали в равшарских племенах за публичный позор, к примеру, отказ от сражения или бегство с поля боя. Арстелю с трудом верилось, что этот покоцанный здоровяк мог бы позволить себе спасовать, но среди равшаров, которые жить не могут без сражений, поводов для изгнания могло найтись очень много. Основное правило жизни этих существ – война – основа всего, в мире теряешь свою стойкость. Поэтому они постоянно совершали набеги, нападали на людей, но чаще – друг на друга. Убивали сородичей равшары без тени сожаления, ведь Священное Древо, их общеплеменной тотем, рожало новых пачками.

– Прости, дружище, я забыла, что ты не любишь говорить о личном, – она пожала плечами и, смеясь, добавила самокритики, – память ни к черту, да и вообще я здесь не самая сообразительная, – самокритики Юкиара не была лишена, – кстати, обо мне! Точнее, о нас с братом. Ну, меня зовут Юки, все это знают. Что могу добавить… Родились мы в Ганрае. Честно говоря, расти на улицах Ганрая было не так просто, – она непроизвольно коснулась рукой шрама, но тут же поймала себя на этом и отдернула руку, – какое-то время жили в Храме Мечей, чему-то успела научиться у великих мастеров. Ну а дальше, когда я была примерно как Сангельс, лет в шестнадцать, я встретила Шойрила, и он показал мне, если можно так выразиться, новую сторону жизни.

– Честно говоря, я до сих пор этого не понимаю, – сказал Сангельс, – великий мастер Храма Мечей благоволил нам и даже предлагал остаться навсегда под его крылом. А ты, Юки, вдруг ни с того, ни с сего сорвалась и тебя куда-то понесло, так еще и меня потащила за собой.

– Скажи, разве тебе плохо здесь? – ответила сестра, – мы, считай, нашли новую семью, а у наставника, кстати, тоже есть, чему поучиться.

– А этот шмоток жира с палкой, – Хельд вместо того, чтобы показать, зачем-то кинул куриную кость в сторону Реадхалла Бескровного, который на краю лагеря беседовал с двумя магами, – он что здесь делает? В таверну ко мне он заходил, комнаты снял, но отчего-то остается здесь. Хотя, мне без разницы, лишь бы платил.

– Побольше уважения, сын мой, – ответил Шаабан, – этот человек тесно связан с нашим наставником и принял на себя обязанности его правой руки.

– Этот парень был здесь раньше, чем мы все, – сказал Краух Гримбла, – может быть, они даже вдвоем ходили с наставником еще до того, как начала собираться вся эта орава.

У палатки за несколько костров от них сидел одинокий человек, полирующий свой меч, он, казалось, был полностью отрешен от всего веселья, словно бы и соратники, и гости были абсолютно безынтересны ему. Он был одет в кирасу из стали практически матового черного цвета, а на коленях вместе с мечом у него лежал шлем в виде львиной головы. На наплечниках у него тоже были декоративные львиные головы.

– Неужели это сам Марвол Чёрный Лев? – спросил Арстель, – быть не может! Я читал о нем в книгах Гувера. Это ведь он так долго удерживал позиции во время войны с северянами, а затем попал к ним в плен, но ухитрился сбежать.

– Удивительный человек, – сказал Харал Глыба, а Карен и Шая ему закивали.

– Да-а-а-а, да-да-да! – затрясла головой Юкиара, – он самый! Правда, практически ни с кем не общается. Но, насколько я его узнала, человек он надежный, а уж в битве такому можно и жизнь доверить, всегда плечо подставит.

– По-моему, мы даже сходились в какой-то из битв, – сказал Краух Гримбла, – сильный, чертяка, забил около десятерых наших.

– Не будем о грустном, – сказала Юкиара, – он тебя столько раз прикрывал во время боев с, мягко сказать, нашими недоброжелателями.

– Сами-то вы кто будете? – сказал Шойрил, парень с луком.

Жители деревни уже собрались представляться по очереди, как вдруг в небе показался силуэт огромного летающего ящера и раздался дикий рёв свысока. Тень этого монстра накрыла собой на мгновение сидящих у костра. Спустя секунду, на землю спикировал дракон. Его алая, точно кровь, чешуя отражала свет огней костров, переливаясь бликами. Из рубинового цвета кожи выступал и проходил вдоль спины, хвоста, шеи гребень изогнутых рогов. Его голова была вытянутой, точно у варана, два прямых рога выступали вперед из темени, а третий произрастал надо лбом. Его янтарные глаза чем-то походили на глаза ящерицы разрезом зрачка. Мощные жилистые передние и задние лапы внушали настороженность, при желании он мог бы одним ударом переломить ствол векового дерева. На драконе было седло, а спрыгнул с него тот самый человек, встреча с которым так запомнилась Арстелю. Если внешность многих людей, обосновавшихся на поляне, была довольно типичной даже притом, что они были магами-неофитами, а к облику других, с которыми успели познакомиться жители Крестала, нужно было лишь привыкнуть, этот человек обладал не только нетипичной внешностью, но было в нём что-то сверхъестественное, точно древняя магическая сила сочилась из него и вгоняла окружающих в благоговейный трепет. Он был очень высоким, почти двухметровым, но не производил впечатления громилы, он был худощавым при этом, скорее походил на длинный жердь. Те же кроваво-красные волосы, стоящие торчком, словно в этого человека только что ударила молния. Лицо сухое, худое с острым подбородком, мощными скулами и глубоко посаженными глазами. Глаза, как и волосы, алые, как жерло вулкана, из их глубины изливался источник огненного света, будто сама душа этого человека состояла из этой разрушительной магической ауры, а тело полностью впитало и проводило сквозь себя ее. Облачен он был в чёрную мантию, халат и широкие штаны, края штанин, мантии и рубашки были оборваны, точно портной решил схалтурить и вместо ровного разреза ткани на куски грубо оборвал ее. Его руки и голени были кое-как обмотаны бинтами, а обут он был в кожаные туфли со стоптанными до предела подошвами. В руке он держал длинный посох с темно-коричневым древком и ювелирно обработанным кристаллом на навершии в виде яйца. Дракон и его хозяин были в чем-то похожи – оба с одинаковым хладнокровным удовольствием осматривали территорию. В отличие от Юкиары, которая, как бы выразился Хельд, была с шилом в одном месте, этот человек был спокоен, точно змея, но которая готовилась к броску. Он с интересом обвел своими красными, точно у ожившего мертвяка, как их описывали в легендах, глазами, и резким шагом двинулся в центр поляны. Обитатели Крестала, что соизволили прийти, уже успели познакомиться со странниками из иных земель, но стоило появиться наезднику красного дракона, как разговоры утихли, а все внимание было направлено в сторону необычного гостя. К нему, суетливо и немного подобострастно поторапливаясь, подошел Реадхалл Бескровный и они обмолвились несколькими фразами.

– Значит, все, кому это нужно, в сборе, – заключил красноволосый.

Арстель задумался над тем, не могли ли увидеть в небе дракона люди из близлежащих населенных пунктов. Крестал был окружен холмистыми равнинами и редкими лесами, но если пройти дальше на запад, попадаются первые села, ведущие к нескольким крупным городам, в том числе и к столице – Силгору. Но и оттуда могли заметить в небе огнедышащее существо, к тому же, не так далеко располагалась Ганрайская Стена, где пограничники также могли его засечь. Хозяина дракона, очевидно, это совсем не беспокоило.

– Итак, братья и сестры, – изрек он, и кристалл в виде яйца сверкнул красным светом, – мне нужно немного вашего внимания.

Как только кристалл, явно, магический – кертахол, на секунду засветился алыми лучами, это усилило внимание слушателей, точно игра крысолова на свирели, за которым идет толпа крыс. Очевидно, этот человек был далеко не так прост. Арстель сразу узнал его. Его терзало смутное подозрение, что этот человек как-то связан с приезжими, а теперь оказалось, что он и есть их наставник, о котором уже было сказано столько слов.

– Меня зовут Алагар, – оперся на посох человек, наклонившись вперед, – я имею честь представлять интересы нашей общины и направлять ее, когда требуется. Вы, жители селения Крестал, наверное, гадаете, кто мы, откуда, зачем остановились в округе ваших жилищ и куда направляемся. Прежде всего, хочу заверить вас, что ваша деревня никоим образом не пострадает, больше того, если в ваших землях есть какие-то опасности, грозящие мирным людям, наше братство готово приложить все силы, чтобы устранить проблемы, даже самые серьезные.

Молчали все, даже Мурвак, у которого было желание съязвить, что они только создадут новые проблемы, но он не мог этого сделать. Во взгляде, движениях, энергетике этого человека с длинным посохом было что-то подавляющее волю, было тяжело смотреть на него и внимать его словам и идти против течения его мысли. За этим спокойствием таилась неукротимая сила, которой стоило бы только дать волю, и весь Крестал будет стерт с лица земли, если этот человек того пожелает. И это не было домыслом Мурвака, обычный человек не смог бы собрать вокруг себя такую большую группу настолько разных существ, причем довольно опасных и с сомнительным прошлым. Арстель и Хельд переглянулись – оба они кое-что слышали об Алагаре. Ревиан Гувер писал о нем несколько памфлетов. В них описывался странный человек с весьма радикальными идеями, который был абсолютно неуправляемым типом по отношению к государству, зато отлично умел управлять другими и вести их за собой. Его способности же оставались сокрыты для многих.

– Пришло время отдернуть завесу тьмы, эту ширму, и открыть вам нашу сущность, – продолжил он, прохаживаясь взад-вперед, закинув посох себе на плечо, словно клинок или топор, – мы не больше, чем группа людей, и не только людей, которые стремятся жить в согласии друг с другом и этим миром. Мы странствуем по землям Союза и те, кто имеет желание, вольны присоединиться к нам. Мы помогаем людям, истребляем, к примеру, разного рода отбросов вроде сбежавших преступников, грабителей, фанатиков, любящих похищать людей ради зверских жертвоприношений или групп магов-чернокнижников. Вы можете сказать, что здесь тоже много кудесников, похожих на черникнижников. Это не так. Те люди – благородные девы и мужи, решившие пойти по праведному пути чистой магии в традиции Калтахина Великого, первого из магов. Мы учимся новому, учим друг друга тому, что хорошо умеем. К нам присоединяется много сторонников. Наша община пока еще не набрала достаточно большой размер и влиятельность, чтобы где-то осесть, поэтому до поры до времени кочевой образ жизни нас устроит. Мы собираемся в скором времени покинуть эти края. По традиции я, конечно же, предложу каждому из вас сейчас возможность отправиться в путь с нами – и вы уже никогда не будете прежними. Но что нас всех держит вместе? Должна же быть какая-то идея, которая заставляет тебя идти вперед, менять себя и мир вокруг, стремиться ввысь, – он посмотрел на смеркающееся небо, словно пытался разглядеть там другие миры или сверхъестественных существ, а может, свою мечту, – Поначалу это слабый кусок тлеющего угля, но при необходимых условиях идея, как и пламя, может разгореться, и тогда…

Он помолчал, немного задумавшись. Поглядел на кучу сырых поленьев шириной в водосточную трубу и навел на них свой посох. Точнее, эта куча была сложена ровно, бревна ложились друг на друга, образовывая пусть и кривой, но прямоугольник. Кертахол слабо зажегся тем же светом, а лицо Алагара приобрело сосредоточенность, но полную того же спокойствия, с которым он обращался к людям. В его глазах пробежала искра напряжения разума, а на лбу его бледного лица прибавилось морщин. Поленья вспыхнули в ту же секунду, словно горючее масло от огнива. Огонь так и повалил наверх столбом, словно это дракон, который привез чародея, извергнул струю огня.

– Так и знал! Он колдун! – прошептал Мурвак.

Алагар аккуратно сунул руку в гущу пламени и резко выдернул ее, вскинув вверх, отчего столп пламени поднялся на уровень вековых деревьев и тут же обрушился в прежнее положение. Всех обдало жаром, Арстель инстинктивно отпрянул, а Хельд наоборот, вытаращил глаза и всплеснул руками, изображая взрыв, даже сейчас он не хотел стать серьезным. Мурвак дернулся, словно собрался достать нож из-за голенища, но Шаабан, откуда ни возьмись появившийся, кладя руку ему на плечо, покачал головой, мол, остынь, мужик, все под контролем.

– Если ты знаешь природу стихии, явления или даже живого существа, всегда сможешь научиться подчинять это себе. Все в этом мире имеет свою суть.

Этот человек был властолюбивым и стремился все держать под своим контролем – это было заметно Арстелю с первой же секунды. Глядя на поляну, в сторону деревни или на людей – он словно бы преисполнялся вдохновением, как резчик по дереву, глядя на брусок, из которого он собирался создать изящную скульптуру – этот человек, как показалось Арстелю, так и хотел направить других в свое русло, преобразовать то, что окружало его по своему усмотрению и видению. Сказать, представлял ли он собой опасность, было сложно, но переступать дорогу ему было бы самоубийственно, не обладая таким же могуществом.

– Итак, в чем сущность этой идеи? Стремление к свободе. Лично я считаю, что любая принудительная власть есть зло во плоти. Все эти цари, короли, вельможи, чиновники и прочие упыри пьют кровь простого люда, они пируют в центре Силгора, пока вы влачите в поселках и пригородах, ветхих трущобах свое жалкое существование. Существование, но не жизнь. Кто-то из вас может сказать, что централизованная власть необходима, чтобы поддерживать порядок в обществе, иначе воцарится хаос, неразбериха. Власть, разумеется, должна быть. Но мы не выбирали наших правителей. Эанрил Третий, к примеру, слишком малодушен, слаб духом, чтобы предотвращать усиление угроз Союзным землям, он игнорирует внешние и внутренние угрозы, находит то или иное оправдание. Так вот, правитель должен быть желанным для народа. Он должен быть мудрым и могущественным во всех смыслах, и это должны в нем увидеть люди и выбрать его. Вот, что я вам скажу – посмотрите на нашу общину. Эти люди называют меня наставником и просят меня отдавать распоряжения. Но я ведь не принуждаю никого из них за мной следовать, любой может всегда как уйти, так и прийти. Для того, чтобы царил порядок, люди должны прийти к консенсусу – выбрать достойного лидера, с которого можно брать пример, тот, кто даст им ориентиры, укажет путь. К тому же, необходимо признать, что мы все, люди, равшары, скиарлы, хаглорианцы, флорскелы – все мы одна большая семья, братья и сестры. Поняв это, мы сумеем жить сообща и выживать в любых условиях. Если мы проникнемся этой идеей и будем жить, как живут муравьи, которым коллективный разум позволяет возводить такие сооружения, которые один муравей не построит никогда в жизни, любой диссидент, который посмеет нарушить устои и посмеет устанавливать свои порядки, будет нещадно сметен силой нашего единства.

Он оглядел жителей Крестала, не проронивших ни слова. Если его соратники ловили каждое слово наставника, словно прилежный ученик – школьного преподавателя, то селяне с недоверием и опаской его оглядывали, но никто не осмелился оспорить слова Алагара. Хельд кривился в ухмылке, словно Алагар говорит что-то донельзя нелепое и представляет собой не мощнейшего чародея, который силой мысли может испепелить любого в прах, а дешевый актер-комедиант. Мурвак с презрением слушал вещания и рассуждения Алагара, он словно хотел сказать: «Чем я заслужил такую муку слушать эту собачью чушь?»

– Поверьте, в юности мне довелось видеть войны разруху, нищету – все это из-за политики, решений правителей нашего и других народов. Если подвести итог, моя задача – донести трезвые взгляды на жизнь до максимально возможного количества людей и направить их к изменению мироустройства. Наше общество, система, в которой мы живем – это вязкая и изменчивая, подобно глине, субстанция, которая существует в своем виде только пока мы этого хотим. Если преодолеть страх и начать объединяться, мы сумеем заставить ее работать на нас, а не на тех, кто сидит у нас на шее и жирует за счет честных людей. Мы свой выбор сделали, теперь ваша задача решать – принимать жестокую реальность такой, какая она есть или восстать, сжечь старый мир до тла, но из пепла, подобно фениксу, восстанет новый, в котором будут жить наши потомки, и они уже никогда не узнают тех лишений и невзгод, что мы.

Он с вызовом снова заглянул в глаза всем, на кого упал его взгляд, словно предлагал подискутировать, он остановил взор на Арстеле и подмигнул ему, растянув бледные губы в усмешке. Хельд открыл было рот, чтобы сказать нечто нелепое и вызывающее в своей обычной манере, но не смог себе такого позволить. Видимо, на него тоже действовало подавление воли, вызванное избытком магической силы Алагара.

– Я правильно понял, – осторожно приподнялся староста деревни Кёрк, – что вы призываете людей к революции против короля?

– Поднять Эанрила Третьего на вилы? – Алагар почесал затылок и яростно оскалился, точно его прельщала такая картина, – а зачем это нам? Мы ведь не убийцы и не злодеи. Достаточно поднять народ, перестать всем без исключения играть в игру, придуманную элитой и начать жить по собственному распорядку. Тогда и необходимость в революции отпадет сама собой.

Арстель на этот раз заметил, что уже практически сам разделяет мысли, высказанные Алагаром и начинает мечтать о глобальных переменах, как минимум – присоединиться к общине последователей этого мага и начать новую, полную приключений и острых ощущений жизнь.

– Но ведь это измена, – Кёрку с трудом далось пересилить себя и перечить Алагару, но он был волевым человеком, чем и завоевал уважение односельчан, – даже говорить о таких вещах – уже предательство короны.

– Да? – Алагар пожал плечами, – а если и так. Я уже говорил, что мы не выбирали Эанрила Третьего. То, что его предок, Лангорт Объединитель сумел призвать к единству людские разрозненные народы и кланы, основать Союз, а Ранкор Несокрушимый – собрать все народы воедино и справиться с нашествием Заргула и его народа – не значит, что Эанрила любят и уважают также, как и их. Мы ему ничего не должны. Давайте спросим тех, кто присоединился к движению уравнителей – вот ты, Шойрил! – он направил посох на светловолосого лучника, – почему ты с нами?

Молодой человек поднялся и сбивчиво, но все же уверенно проговорил:

– Во времена Северной войны моему народу очень сильно досталось. Аргойцы втянули нас в свои распри с северянами, хотя энросцы не относятся ни к тем, ни к другим – мы смешанных кровей северян и аргойцев. Но им понадобились наши луки, конечно же, ведь энросцы лучшие стрелки на всем Ранкоре! Я верю, что Алагар и все мы сможем не позволять большим странам угнетать малые народы и навязывать им свою волю, а Энрос станет навеки свободен.

– Хорошо, – одобрительно кивнул Алагар, – очень хорошо. Как насчет тебя, Брок?

Парень в бандане поморщился, вспомнив что-то гнетущее его долгие годы, и со злости пнул один из ятаганов.

– Да достала эта Аргоя уже! Шойрил прав, свободу многих ограничивают, но не только энросцев. Вот Ганрай, его фактически сделали вассалом короля. Нам это надо? Нас втянули в войну с Севером и с Клирией, хотя мы к этому не имели ни малейшего отношения. Умирали и убивали таких же людей, как и мы, которые восстали, потому, что Аргоя угнетала их. Круг замкнулся. Вот Юки, ты же из Ганрая. Согласись, так быть не должно, а?

– Ну, в те годы я была еще слишком мала, – неуверенно сказала она, – так что мало что видела. Но Аргоя и правда слишком много на себя берет. Из-за ее стремления к гегемонии погибло много ганрайцев, клирийцев, северян. С другой стороны, она держит нас в Союзе и заставляет кооперироваться перед угрозой набегов равшаров, к примеру. Не в обиду тебе, Кога. И тебе, Гранаш, – она усмехнулась, снова посерьезнела и продолжила, – но ведь мы могли бы объединиться в равных условиях, а не под железной пятой короля Силгора и его двора.

– Горжусь тобой, Юкиара, – ударил кулаком в грудь Алагар, улыбаясь.

Алагар продолжил расспрашивать своих людей, переходя от одного к другому. Он, вне сомнений, слышал эти истории бесчисленные разы, но его покровительственно-горделивое выражение лица передавало истинное удовлетворение от того, что он слышал. И это было заслуженно, все эти люди как один утверждали, что определились во многом благодаря помощи и наставлениям Алагара. Монах Шаабан сказал, что идеи Алагара помогут привнести в жизнь на Ранкоре равенство и братство, справиться с несправедливостью, но его речам очень не хватало, по мнению монаха, слова Божьего, для чего он и присоединился к этому обществу. Краух Гримбла лишь нехотя, но не без уважения к своему лидеру повторил, что верит в стремление Алагара дать свободу всем народам, в том числе и благородному народу Севера. Скиарл, обмотанный цепями, был оригинальнее, поведав остальным о том, что в его родных землях, на Побережье Кесилора, не ценили его прогрессивные идеи, новшества в технологиях, и Хьерген, как он представился, смиренно смеет надеяться, что после распространения взглядов Братства Уравнителей, – впервые было озвучено название этой общины, – идеи новаторов будут больше приветствоваться по всему миру, а не считаться ересью и служением нечистым силам. Древоподобный хаглорианец Йору-Клиа проронил, что таково было повеление духов. Когда дошла очередь до Реадхалла Бескровного, здоровяк лишь улыбнулся и коротко сказал, что они с Алагаром едины в желании приумножить хорошее и светлое в жизни простых, обделенных многими радостями жизни, людей. Алагар дружески похлопал его по плечу и в последнюю очередь с ожиданием взглянул на равшара, который сидел с суровым видом, подозрительно косясь на селян, но все же внимательно слушал собратьев.

– А как насчет тебя, Кога? Тебе пришлось тягостнее многих, – протянул Алагар, немного вразвалку сделав несколько шагов, но тут же собрался и лицо его сделалось каменным, а взгляд – полон сил, – и это закалило твою волю.

Равшар помолчал, приняв взгляд Алагара, Кога не любил говорить, обычно стараясь молчать как можно больше, но игнорировать этот поток энергии, сметающей любое сопротивление, исходящий из глубины сущности красноволосого чародея, он не сумел.

– У нас, равшаров, – раздался его хриплый, утробный голос, – законы жизни весьма просты – убей или убьют тебя. Кто силен – тот и живет. Наши пять племен испокон веков воюют между собой. Мир для нашего народа неестественен. В мире равшары забывают заветы предков и становятся слабы. Кровь всегда должна литься, – он оскалил свои желтые клыки и пламя костра отразилось в его глазах, равшар скрипнул зубами и заговорил громче, – а я считаю – ни к чему убивать братьев. Пока мы воюем, скиарлы, люди и флорскелы развивают эти самые, как же их… Хьерген!

– Технологии, – вздохнул скиарл, – технологии, брат.

– А хаглорианцы, – он посмотрел на собрата с древесной кожей, – развиваются духовно и магически. Покамы топчемся на месте веками. Но, как вы понимаете, законы равшаров суровы к тем, кто мыслит иначе.

Он поднял руку ко лбу, на котором до конца жизни этого создания будет вырисовываться отвратительное выжженное железом клеймо, но передумал и отдернул кисть.

– Что ж, – развел руками Алагар, – вот вы и узнали наши взгляды на жизнь. Что скажете, братья и сестры? Разделите ли вы тяготы наших трудов, а затем – сладкие плоды этих усилий? Или же останетесь в стороне? При втором исходе, я вам гарантирую, вы непременно еще о нас услышите.

Эти слова сочились угрозой, Арстель это ясно понял. Только угрозой не ему и окружавшим его людям, но привычному миру и порядкам, заведенным издавна. А прежде всего – королю Аргои. Воцарилось молчание на целую минуту. Алагар терпеливо расхаживал из стороны в сторону, поглядывая на жителей Крестала, словно повар на ингредиенты для супа в кастрюле, в ожидании, что из всего этого получится. Староста деревни Кёрк не решался заговорить. Арстель тоже молчал. И тут подскочил, словно ужаленный, Хельд, и выпалил:

– Да что ты от нас-то, простых людей, хочешь, чудила со светящейся палкой! В твоем лагере ходят непонятные люди с мечами, посохами, а другие – те и вовсе не люди, какие-то деревья ходячие. Насчет Юки ничего не могу сказать – она прелесть!

– Вот видите! – едва сдерживая в себе желание расхохотаться, воскликнула девушка, – он это заметил, хотя даже и не знает меня! А я ведь вам готовлю, убираю за вами – и даже не поблагодарите! Может, мне остаться навсегда в Крестале и жить вот с ним?

– Как ты посмела перебить Хельда Великого? – с абсолютно серьезным лицом возопил флорскел, – хорошо, что я очень развил свой мозг и обладаю лучшей памятью. Так вот, дайте договорить. Я долго слушал этого вашего… наставника. Вам нравится – вы и занимайтесь всякой ерундой! Хотите погостить в моей таверне – пожалуйста, только платите вперед и не занимайте надолго туалет. К нам не лезьте со всякой чушью – иначе мы пошлем весть королю, что в наших краях завелись лиходеи!

– Да что ты говоришь! – Алагар немного подался вперед, с высоты своего роста оглядывая Хельда, который был заметно ниже, его глаза, Хельд точно увидел, засияли еще более ярким огнем, – я тебе очень советую научиться думать перед тем, как кидаться пустыми угрозами. Я вас ни к чему не принуждаю, – он обвел взглядом всех селян, словно предлагая кому-то с этим поспорить, – но не допущу неуважения к моим ближним. Братство Уравнителей чтит взаимное уважение между всеми живущими в этом мире. Я могу научить уважению многих, в том числе и тебя.

Его посох загорелся, пролив свет на черные одежды мастера-мага и его красные глаза. Хельд попятился, но споткнулся о сучья для костра и больно приземлился на спину.

– Мастер! – воскликнула Юкиара, отводя рукой посох Алагара, который погас, хотя и не сразу, – к чему пугать этих людей? Я уверена, он не со зла, ведь так, Хельд?

Флорскел неуверенно кивнул головой, в робком жесте подняв руки кверху.

– Может, я и в самом деле слегка увлекся, забыв, что люди могут быть совсем не готовы к столь откровенной беседе, – Алагар протянул руку Хельду, – прости, брат, если ввел в ступор, но я не мог позволить тебе говорить со мной в таком тоне в присутствии народа. Я могу тебя понять, тебя сбили с толку суждения, кажущиеся с непривычки странными, но и ты тоже меня пойми. Слишком многое держится на моем авторитете, чтобы ставить его под удар.

Он рывком поднял флорскела и отряхнул его куртку от комьев земли. Хельд сел рядом с Арстелем, который всем своим видом словно бы говорил: «Какой же ты все-таки дурак!»

– Я понимаю, что вы не готовы следовать нашим идеям. Может, оно и правильно – ведь перемены, даже к лучшему, – путь опасный, тогда как стабильность куда спокойнее. Хотя, – пожал плечами Алагар, – иногда изменения этого мира и опасности вместе с ними находят тебя сами. В конце концов, в этом мире все взаимосвязано.

Люди стали постепенно расходиться. Арстель пожелал удачи Юкиаре и не забыл попрощаться с каждым из ее соратников. Шаабан благословил его именем Илгериаса, а Йору-Клиа сказал, что духи улыбаются ему. Остальные ограничились пожеланием удачи. Сходя со склона последним в цепи селян, Арстель обернулся, оглядывая лагерь в последний раз. Члены Братства Уравнителей все так же ели и пили, но некоторые уже готовились ко сну, убирая деревянные плошки в палатки. Красный дракон взмыл в небо, и его рев снова прорезал тишину. Арстель встретился взглядом с Алагаром. Тот улыбнулся и поднял посох вверх, точно кубок с вином, если бы собирался пить за здоровье Арстеля. Арстель помахал ему рукой. Стоило ему моргнуть – красноволосый маг исчез, словно круги на воде.

***

После того, как жители Крестала стали понемногу расходиться и зажигать в домах лампы, в селе сделалось намного тише. Эта тишина обволакивала Арстеля, уже устроившегося в самодельной постели на полу. Мимо подушки Арстеля проползло несколько крупных тараканов, но он лишь проводил их задумчивым взглядом, закинув руки за голову. Из головы у него не выходили эти странные люди и их наставник. Чем больше Арстель погружался в размышления, снова и снова прокручивая в голове слова Алагара, тем более правдивыми он их находил. Арстеля давно уже утомило всеобщее равнодушие, царящее в мире, расслоение общества на страты, касты, иерархия, когда высокое положение занимают те, кому повезло родиться в нужной семье или же добывшие богатства нечестным путем, как граф Монтсерад, который, согласно поверьям, нажился на торговле на черном рынке в полных преступности поселениях вроде Сухих Колодцев. Искренняя вера в убеждения о том, что все живущие в мире – братья и сестры и должны жить словно в семье, внушала доверие к этому странному магу. Но его смущало одно – красные глаза чародея. Любой сведущий в магии человек или Арстель, который успел прочитать много книг о мудрых кудесниках древности, знал, что красные глаза говорят о связи человека с силами подземелий Азрога. Это место в легендах ассоциировалось с преисподней, в Священных Писаниях рассказывалось, что это место наполнено ужасными демонами, а сила, идущая из самой геенны огненной этих подземелий, извращает любые умы, наполненные благородными побуждениями. Волосы Алагара были тоже алыми, причем они словно светились изнутри, невозможно окрасить их в такой цвет, это тоже говорило о том, что человек имел контакты с какой-то темной и очень могущественной силой и стал ее проводником. Арстель не спешил доверять Алагару, говорившему столь радикальные вещи, вполне возможно, что он и люди, окружавшие его, прикрывались помыслами о равенстве и братстве, а на самом деле преследовали куда более низменные цели, приближенные больше к личной выгоде, чем ко всеобщему благу. Арстель успел послушать разговоры односельчан. Они почти все, как один, были уверены, что этот человек либо сам является демоном во плоти, либо одержим демоном. Мурвак неистовствовал больше всех и чуть ли не благим матом верещал, что этого чародея нужно изловить и сжечь на костре, изгнать из селения такого недостаточно – он не должен в принципе топтать землю. Карен, Глыба и служительница Храма уверяли, что будет достаточно, если он только лишь уйдет, а заодно уведет остальных. Хельд вставил свои три гроша, добавив, что одна Юкиара должна остаться с ним и служить горничной в его трактире и оказывать клиентам персональные услуги за различную оплату. Арстель, услышав эти слова, едва удержался от того, чтобы отвесить затрещину зарвавшемуся другу, хотя и понимал, что Хельду только лишь до одури нужно внимание, и он пытается всеми силами выглядеть интересным или хотя бы необычным. В этом, как полагал Арстель, и было их принципиальное различие – Арстелю давно уже было все равно, интересен ли он людям вокруг, для него достаточно было того, что он жил в свое удовольствие и не мешал жить другим. Несмотря на то, что у него не было потребности привлекать к себе внимание, люди часто сами приходили к скромному сапожнику со своими проблемами, вопросами или же просто заходили поболтать. Арстель решил наконец заснуть, освободившись от целого роя мыслей, летающих в его голове – закрыл глаза и очистил разум. Он уже почти провалился в сон, как вдруг в его дверь кто-то со всей силы врезал кулаком:

– Арстель, вставай! Пойдем на стену, быстро! – это был голос старосты Кёрка.

Сапожник вяло продрал глаза, но тут же вскочил и надел галоши. Колокол уже трезвонил вовсю. Свечу он уже погасил, поэтому кое-как, то и дело спотыкаясь, но не бранясь, поскольку на полке стояли иконы с изображением богов и символ Арая Илгериаса, он нашарил рукой рубашку и выскочил во двор. Мужчины скорым шагом двигались к стене, женщины же пытались удержать своих детей в домах, запирая их на все засовы. Мальчик шестнадцати лет было двинулся к стене, но его остановил плотник Харал Глыба:

– Не сегодня, парень. Отправляйся домой и присмотри за моей сестрой.

– Я должен знать, в чем дело! – начал перечить отрок, но его жестко оборвал этот мускулистый человек.

– Закрой рот и чеши в дом! – прорычал Глыба, – нет времени на споры. Клянусь всеми богами, не пойдешь – сам отнесу тебя и запру на весь месяц!

Арстель побежал вслед за старостой. К бревенчатой стене был прибит подмосток, на котором расположились мужчины деревни, факелы уже горели.

– Что происходит, Мурвак? – спросил Арстель лесоруба, вбегая на первые ступени лестницы, ведущей к подмостку.

– Ты меня спрашиваешь?! Вон там, под стеной, тусуются какие-то козлы, спроси их, коли осмелишься! – Мурвак оттолкнул Арстеля, едва не свалив его на землю и, перепрыгивая через три ступени, несмотря на свой немолодой возраст, вбежал на подмосток.

Арстель спустя несколько мгновений тоже оказался там и, опершись на деревянные колья, заглянул вниз. На земле стояло около тридцати человек в темных балахонах. Большинство из них держали в руках ржавые мечи или самодельные копья. У кого-то из них были боевые топоры. Десятеро из них стояли впереди и держали в руках деревянные жезлы, исчерченные кривыми, неумело вырезанными рунами. Их лица скрывали наполовину капюшоны. Кристаллы кертахолы, которые, по правде говоря, было довольно мутными, отражали бликами свет факелов со стены. Большинство из тех, кого удалось разглядеть Арстелю, были достаточно молоды – в основном это были мужчины годами пятью моложе него и несколько девушек того же возраста.

– Видимо, некоторые из них владеют магией, – прошептал старый Ропхиан-мельник, – а если кто-то из них долбанет по нам каким-нибудь мракобесием?

– Ну и что? – усмехнулся Хельд, – а я маг воды – могу помочиться на них!

– Держу пари, – процедил сквозь зубы Мурвак, – что среди этих уродов впереди прячется тот долбаный фокусник с красными патлами.

– Да нет, – ответил мельник, – слишком коротки они для такого переростка.

Вперед вышел тот, у которого на черном балахоне белилами неаккуратно была намалевана перечеркнутая буква А – символ давно исчезнувшего древнего царства Азрога, того самого, в сердце которого скрывались подземелья.

– Кто вы будете и откуда? – крикнул Кёрк, перевалившись корпусом через колья, за спиной он держал биту с гвоздями, – зачем пришли в наши края?

– Эта земля, – донесся с земли хриплый голос немолодого человека, – с этого дня находится под пятой императора Заргула! Отворите ворота или узрите всю мощь его подданных!

Он скинул капюшон, и люди увидели морщинистое, обветренное лицо, на котором остались шрамы через весь лоб и рот, седые колтуны и неровную щетину, но взгляд человека был остервенелым, словно в религиозном экстазе.

– Гребаные фанатики! – проорал Мурвак, – вы еще пожалеете, что покусились на собственность честных людей!

Он раскрутил пращу и швырнул камень в толпу, но промазал, и импровизированный снаряд улетел куда-то в кромешную тьму.

– Сука, – сплюнул он, – прицел у меня уже не тот.

– А вы в курсе, что этот ваш Заргул давно уже сдох? – крикнул Хельд, – сразу видно, кто прогуливал уроки истории в воскресной школе!

Кто-то из стоящих вскинул арбалет и в кол прямо рядом с Хельдом врезался стальной болт.

– Кощунство карается смертью!

– Кощунство? – с левой стороны забора приближался силуэт человека очень высокого роста, – говоришь так, словно этот ваш Заргул – божество во плоти.

К воротам деревни приближался Алагар. Он не сводил глаз с пришедших воинственных людей. Свет факелов осветил его алую шевелюру, которая отчасти светилась в темноте, постоянно проводя магическую энергию.

– Но ведь это был смертный из рода горхолдов, – Алагар остановился у ворот и закинул посох на плечо, буравя взядом старика, стоявшего впереди всех, – то, что он провозгласил себя богом на земле разве делает его таковым? Я могу назвать тебя королем, но это не породнит тебя с Эанрилом Третьим.

На удивление, он был один. Но Арстель был уверен, что среди деревьев, которые находились недалеко от елбана, с которого спускалась тропа, ведущая из Крестала, могли прятаться его приспешники.

– Ты?! – воскликнул старик, явно узнав собеседника, – что ты здесь забыл, предатель?

Алагар пожал плечами, скривившись в издевательской ухмылке:

– Ты прав. Я предатель. Был им, точнее, когда повелся с вашим сборищем. Если я кого и предал – так это своего учителя. Но это уже не исправить. Вчера я имел честь знакомиться с этими дивными краями и их прекрасными обитателями. А вы, насколько я понял, имеете на них свои виды?

Старый фанатик сплюнул густой, желтоватой слюной на землю:

– Виды! И это так ты называешь волю императора? Когда-то ты был иного мнения о его планах!

– Все меняется, мой бывший собрат. Например, в те годы ты был еще юнцом, а я тебя столькому учил. А сейчас ты стар и уже сам учишь весь этот сброд, который привел сюда. Но меняться, я смотрю, ты не имеешь желания. Изменись сейчас и брось попытки прибрать это селение к лапам Заргула. Сам этот жалкий дух все равно ни до чего не дотянется. Я даю тебе шанс. Единственный, – он сузил глаза и сделал шаг в сторону старика, – стоит задуматься, мой юный друг.

– Я никому не позволю, – рявкнул старый чародей, – оскорблять имя моего повелителя!

В сторону Алагара устремился огромных размеров огненный шар, выглядел он словно кусок магмы, а величиной был с самый большой валун у ворот Крестала. Кертахол Алагара в тот же миг вспыхнул алым пламенем, чародей рассек воздух посохом и огнешар погас, как фитиль тлеющей свечи. Люди за спиной старика собрались рвануть вперед, их предводитель что было силы заревел:

– Стойте, дураки!

Но было поздно. Тройная молния врезалась в их гущу, раскидав поджаренные трупы адептов Заргула в разные стороны. Многие из них горели еще в полете, но все они в одну секунду обуглились и испустили дух. Старый колдун послал в Алагара сгусток энергии синеватого цвета, если бы он достиг плеча Алагара, кости мага бы растрескались, мясо бы разорвало, а жертва бы осталась в лучшем случае без руки. Другие девять волшебников принялись кидать в Алагара глыбы земли, вырывая их с дерном из покрова поляны, окружавшей Крестал, оставляя огромные ямы. Другие посылали молнии, правда, в двадцать раз слабее тех, что Алагар метнул в скопище бойцов. Все эти нехитрые с точки зрения магии высшего уровня атаки разбились о невидимый щит, воздвигнутый Алагаром, точно волны о твердь прибрежных скал. Алагар вздернул посох кверху, и тут же пятерых из магов схватили огненные щупальца – выползли они прямо из земли. Их жгло и рвало на части, люди верещали, но Алагар не дал им страдать дольше десяти секунд – все, что от них осталось, пожрало пламя, не оставив ничего. Остальных магов словно парализовало. Они стояли, точно истуканы, а затем начало происходить нечто очень странное. Словно сами собой трескались их кости, из открытых переломов хлестала кровь, их корежило, ломало, глаза выскакивали из орбит, в итоге маги, давясь криками, лопнули, внутренности их разлетелись во все стороны. На старика заклятие не подействовало, каким-то чудом он своей тренированной волей сумел противостоять этому заклинанию. Все произошло так быстро, что люди ахнуть не успели. Но Хельд в любую секунду, когда огненные шары или молнии устремлялись в Алагара, сигал под колья, страшась, что ненароком его заденет. Мурвак прикрывал глаза рукой и матерился от того же страха так, как позавидовал бы любой матрос, Керк сильнее сжимал свою биту, Глыба скалил зубы и что-то кричал что было сил, Арстель же стоял молча, не веря своим глазам.

Тут же со стороны леса послышались крики, старик тут же метнул взгляд туда. Отвлекаться, когда перед тобой стоит противник, в особенности столь опасный, как Алагар, категорически не следует, но Алагар не стал пользоваться отвлечением противника.

Нескольких выживших с выпученными от страха глазами добивали Краух Гримбла своим огромным зазубренным топором и Марвол Черный Лев – рыцарь в доспехах из темной стали, размахивающий двуручным клинком. Двое из них неумело закрылись копьем и клинком, но топор Гримблы смел эту защиту, точно ураган – старый муравейник. Топор рассек череп молодого бойца, словно тыкву, а со следующего размаху он расколол ребра следующего воина, тщетно попытавшегося увернуться. Черный Лев легко увернулся от выпада копьем, шагнув в его сторону и насадив на клинок, последний человек со ржавым мечом попытался атаковать рыцаря, но тот, отбросив тело убитого врага, уверенно заблокировал атаку, отбросил резким движением меч врага в сторону и обратным движением рассек надвое с первого удара.

– Ну что, – сказал Алагар, – вот ты и остался совсем один. Пришло время последнего урока?

Старик осклабился и направил посох в сторону Алагара:

– Тем, кто умрет во имя повелителя, будет воздана вечная слава!

Алагар сокрушенно покачал головой:

– Когда же ты поймешь? Твоему владыке нет дела до тебя. Впрочем, мне тоже.

Началось что-то вроде дуэли, но продлилась она недолго. Молния полетела в грудь Алагара, но он одним движением руки схватил ее навершием посоха, вкачав столько маны в заклятие, что отростки молний бились во все стороны, обжигая землю, воздух, только не Алагара. Он рванул посох вперед, и на старика обрушился целый дождь молний, от которого он попытался закрыться защитным экраном, но тот быстро сломался, и одна из молний ударила его в грудь. Тело старика задымилось, а из-под рваной одежды на груди виднелась обожженная плоть. Посох старика разломился, кертахол его рассыпался на куски. Маг умирал, какими бы силами он не обладал, повстречавшись с молнией, он не мог надеяться на продолжение своего пути. Алагар подошел ближе.

– Мы проиграли бой… – прохрипел он, – но не войну! Скоро Заргул вернется, и ты пожалеешь, что… обманул его доверие.

– Доверие? – переспросил Алагар, – я бы объяснил тебе, что понятие доверия неприменимо к твоему любимому императору, но у тебя осталось слишком мало времени, братишка. Покойся с миром. Быть может, в следующей жизни будешь поумнее.

– Мы еще не закончили! Я буду сражаться, покуда жив! – вскричал он, но тут же зашелся гулким кашлем, харкаясь кровью, попытался вдохнуть полной грудью, но не вышло, а затем он умер.

К деревне все ближе подходили Краух Гримбла и Марвол Черный Лев. Из-за каких-то кустов ежевики показалась фигура Шаабана. Алагар повернулся к деревне и пробежался взглядом по каждому из стоявших на стене мужчин, охваченных страхом и впавших в ступор.

– Я полагаю, – он ловко перекрутил посох рукой и упер его в землю, – Заргул начинает действовать. Вашим землям не помешает защита. А силы короля могут не подоспеть вовремя, не находите?

Защитники деревни не нашлись с ответом. Гора трупов, валявшихся у подножия холма, на котором стояла деревня, говорила сама за себя.

Глава 6: «Старые друзья»

Ганрайский рынок был так же не оживлен, как и всегда. Редкие торговцы овощами, ткачи, продававшие на скорую руку сделанные брюки и рубахи, рыболовы с лежалым товаром – большинство из них никак не могло окупить затраты на свой промысел. Дорога на рынке не была вымощена, у императора этой страны не имелось средств. Собственно говоря, от императора в нем было лишь величие титула, а слабость и бедность страны лишь подтверждало ее вассальное по отношению к мощному королевству Аргое положение. На рынке спросом пользовалась разве что лавка травника, знахаря, который всегда на прилавке держал приготовленные по семейным рецептам снадобья от чахотки или грибка. Но даже ему люди часто не могли заплатить, у многих не было даже работы, вся промышленность перебралась в Аргою, как и аристократия. Часто горожане приходили на торговую площадь, точнее, небольшую площадку в центре города и обменивались готовыми товарами без посредника в виде кошелька. Спокойствие ганрайцам внушала лишь стена Вархула, финансированием которой занималась казна Эанрила Третьего. Внутренние же силы безопасности – Карательный Отряд, лишь наводили шум и панику зачастую, Ганрайского Демона, одержимого жаждой крови, не хотелось повстречать никому. Тем не менее, в нескольких километрах от рынка был самый преступный городок из всех в Союзе – Сухие Колодцы. Прозвище свое он получил от того, что люди больше столетия назад пытались его освоить, но никак не смогли наладить добычу воды из-под земли, все колодцы быстро осушались, из-за чего крестьяне и ремесленники плюнули в сердцах и покинули этот край, остались лишь самые отчаянные люди, в основном, наемники, которым не было нужды добывать самим блага, когда они могли купить их на заработанные своими клинками деньги. Вот только чаще всего труд наемников сильно расходился с законом, а без оружия или охраны не стоило вообще показываться в этих землях. Можно удивиться, почему столь бескомпромиссный по отношению к преступности Глоддрик Харлауд закрывал глаза на то, что в его родной стране был столь темный участок земли. Будучи стражем порядка, он не мог стоять в стороне, но, будучи воином, он знал, что именно там чаще всего можно найти лучших рекрутов или бойцов для особо тяжелой и опасной работы, где жаль терять своих, Карателей. Достаточно лишь было щедро заплатить этим людям – и они не трогали обычных людей. К тому же, страх угрозы от командора Карательного Отряда весьма сковывал их в своем произволе. До некоторых пор кланы наемников вели себя относительно законопослушно, пока лазутчик не принес Норберту Гартахолу весть о том, что Наштар, по кличке Лихач, запланировал встречу с неким Арнлоугом Варзхелом. Немногим ранее самому Глоддрику из Силгора гонец принес весть о том, что человек с тем же самым именем имел наглость потревожить покой короля на праздновании дня рождения его детей – царевича Слагера и принцессы Айрил. Он также осмелился угрожать Союзу нападением и призывал покориться воле мифического персонажа, Заргула, в существование которого давно уже многие перестали верить, помня об этом существе лишь из мифов тысячелетней давности. Норберт Гартахол сразу для себя установил, что, кем бы ни был этот Варзхел, он явно свихнулся от своей магии. Но игнорировать подобное неуважение к королевской особе было невозможно. Глоддрик и Гартахол знали на жизненном опыте – если правителя перестают уважать, государство непременно развалится. Так было во времена, когда Грор Свободолюбец посчитал, что угрозы от совсем постаревшего и умирающего Ганзарула Второго нечего опасаться и решил попробовать сепарироваться. Его же примером заразилась Клирия. Гартахол, услышав, что один из кланов общается с этим врагом народа, решил не говорить ничего об этом Глоддрику, а отправился в Сухие Колодцы в сопровождении не слишком большой гвардии карателей самолично с целью захватить Наштара Лихача и сопроводить его в допросную камеру в Гилеарде. Угрозу власти короля в виде Варзхела и его пособников, он был уверен, необходимо подавить в зародыше, выжечь каленым железом. С этими мыслями Гартахол приближался к селению, представлявшему собой скопление ветхих хижин или даже шатров, людей, гревшихся у костров. Тут и там было развешено белье, точилось оружие, коптилось мясо. Поселение было похоже на походный лагерь, но его особенность была в том, что эти люди не собирались покидать Ганрай. Гартахол, погруженный во мрачные раздумья, зашел в одну из хижин, которая была разрисована кобрами желтого цвета и серыми полосами, закрученными в спираль, видимо, изображавшими смерч, а сверху красовалась треснутая вывеска с надписью – «Клан Поющих Ветров».

Здание было обширным, на причем – расстелены клирийские ковры, причем, хижина была огромной землянкой, поскольку со входа вниз вела лестница, ведущая на нижний этаж, вырытый в земле. С Гартахолом было лишь четверо карателей, облаченных в темные одежды кожаными панцирями. Их головы были защищены легкими стальными шлемами. Гартахол облизнул промежность на месте бывших когда-то передних зубов, потерянных в далекой драке в юности, и прошел по лестнице.

– Ну и ну! Легавые! – воскликнул клириец, стоявший внизу лестницы у столба и перебирающий четки, – чем обязаны такой честью?

Гартахол оттолкнул его и прошагал внутрь, в центр первого этажа. У дальней стены, на которой висел самый роскошный и дорогой расписной ковер, изображавший битву какого-то клирийского воина на белом коне с копьем против огромного грифона. Внизу, на шелковых подушках, сидело двое мужчин – они были одеты в бархатистые халаты, дорогие шаровары. Оба были клирийцами, они очень походили друг на друга лицами, хотя один был бледнокожим, а другой, наоборот, весьма смугл. Подле них лежали девушки-мулатки и ласкали парней, как могли, но, судя по лицам пресытившихся мужчин, куртизанкам не удалось доставить хозяевам должного наслаждения. Мужчины курили кальян, передавая мушдштук друг другу и изредка позволяли затянуться девушкам. Возле смуглого, на соседней подушке, лежала роскошная сабля с лакированными ножнами и рукоятью со змеиной кожей – очевидно, работа мастера. Рельефный торс его был покрыт татуировками с черепами, расколотыми оружием, сердцами, пронзенными чем-нибудь, а в центре груди его красовалась голова кобры, от которой исходили языки пламени. Он, заметив карателей, грубо отпихнул девушку, которая хотела поставить ему очередной засос на шее, и, не забыв захватить саблю, ловко спрыгнул с помоста, на котором находились подушки. Карателей обступили бандиты, в основном это были южане – смуглые клирийцы в красивых одеждах, но иногда среди них попадались и ганрайцы, одетые куда более прозаично, почти по-крестьянски, только со ржавыми латами и несбалансированным оружием.

– Так, так, так, – размяв затекшую шею и делая плечами вращательные движения, – он прытко приблизился к Гартахолу, – верный пес Ганрайского Демона здесь. Это даже интересно.

Большинство бандитов держали руки на своем оружии, благо, пока что оно еще покоилось на их поясах. Гартахол заметил это, немного затравленно, но все же не теряя трезвости рассудка, огляделся. Он был уверен, что его трогать не станут, поэтому особенно много воинов брать не стал, думал, что боязнь столкнуться впоследствии с Глоддриком, гарантирует ему полную неприкосновенность со стороны бандитов. Если бы он знал, как ошибался.

– Ты знаешь, зачем я здесь, черномазый выродок, – прорычал он, стиснув зубы, – Карательный Отряд никогда не появляется там, где не было измены короне. Мы все знаем о ваших делах. Сам пойдешь с нами или заставим?

Люди из клана Поющих Ветров переглянулись с настороженностью. Все те, кто имел неосторожность хоть как-то оскорбить клирийский народ и цвет кожи в этом доме, не выходили оттуда живыми.

– Да как вы, собаки, смеете угрожать моему брательнику?! – вскрикнул бледнокожий человек, – мы с братвой вашими головами в мяч сыграть можем.

– Заткнись, Желторотый, – осадил его Наштар, – молчи, когда взрослые разговаривают. Могу я хоть узнать, чем провинился перед законом?

Некоторые из подручных Наштара Лихача усмехнулись, понятие закона было неприменимо к образу жизни их атамана.

– О, а вот об этом нам расскажет твой друг! – злорадно облизнув десны, промурлыкал Норберт Гартахол, – Арнлоуг Варзхел. Ты его сдашь, а его найдем, и он все расскажет. Мы умеем допрашивать, скоро ты это поймешь.

Поднялся ропот, люди в задних рядах схватились за оружие, озираясь, остальные зашептались, косясь на рядом стоящих.

– Вот оно что, – протянул Наштар, подперев рукой подбородок, – в нашем кругу завелась крыса, значит. Это поправимо. Знаете, я не силен в психологии крысятничества, в этом вы, легаши, понимаете лучше. Это не я тебе расскажу, гнида, а ТЫ мне все выложишь, понял? Будешь рыдать и сквозь слезы скажешь, кто предал братву. Парни! – щелкнул он пальцами, – схватить этих членососов!

Бой начался спустя полсекунды. На Гартахола бросился тот самый человек, стоявший у столба, с булавой в руке, но его атака была слишком размашистой, Гартахол легко предугадал ее траекторию, ушел от удара и хлестким рывковым ударом меча расколол ему череп. Обливаясь кровью, южанин-бандит повалился на ковер, окрашивая его в красный цвет огромной лужей. Люди Гартахола достали мечи и пытались сопротивляться, но это было невозможно для них – численный перевес был явно на стороне людей Наштара Лихача. Вскоре головорезы пробили не совсем умелую защиту молодых карателей и хладнокровно их зарезали. Гартахол остался один, однако его не трогали, пока что.

– Брат, позволь я насажу его на свой клинок в твою честь! – подобострастным тоном спросил Желторотый, заискивающе вглядываясь в лицо своего брата.

– Не сегодня, малой, – ответил Наштар, выхватив резким движением свою саблю, – смотри и учись, как надо рубиться!

Не успел Гартахол даже встать в стойку, как на него, точно гепард, налетел Наштар. Первый помощник Глоддрика все же успел вскинуть меч и отбить рубящий удар в голову. Контратаковать не успел – южанин был слишком быстр от природы, к тому же, сказывалась разница в возрасте, если Гартахолу было уже почти сорок, то Наштару – не больше двадцати пяти. Атаман, немедля ни секунды, продолжил свой натиск. Без малейшего замаха он нанес обратный удар снизу наискось, стремясь задеть бок Гартахола. Бил Наштар так быстро, что воздух свистел от полета его шашки. Гартахол в последнюю секунду отскочил, острие оружие Наштара пронеслось от его живота в каких-то полутора сантиметрах. Каратель сделал ответный выпад с уколом, но скорость реакции темнокожего головореза была не в пример выше его собственной. Наштар лихо отбил удар так, что от столкновения клинков посыпались искры на пол и мгновенно рубанул по горизонтали. На этот раз, хоть Гартахол и поставил блок, Наштар все же достал его, прорезав плечо. На пол капнула кровь карателя.

– Одного глаза у тебя уже нет, – покосился на его повязку Наштар, – может статься, сегодня совсем ослепнешь.

– Клянусь, когда ты окажешься в допросной, в Гилеарде, – задыхаясь, ответил Гартахол, – я лично выколю тебе оба глаза.

– Сначала выживи, – запальчиво произнес Наштар и понесся в атаку.

Клириец бил крест-накрест, уверенно тесня Гартахола. Тот оба удара отбил, зацепился своим мечом с саблей врага, повел ее на себя и попробовал снова сделать укол, но Наштар, словно рыба, обтекающая водоросли, ушел от его наскока, подобрался ближе и со всей силы саданул воина Карательного Отряда эфесом клинка по подбородку. И без того выпадающая вперед челюсть едва не съехала набок. Молодой сорвиголова без промедлений зашел одной ногой за спину Гартахолу, ставя подножку, и с сокрушительной силой врезался плечом противнику в грудь. Гартахол повалился на пол, точно подкошенное дерево. Подняться ему не дали – кончик сабли уже упирался ему в глотку. Потекла струйка крови.

– Что ж. Похоже, тебе придется погостить в нашем культурном обществе, – съязвил Наштар, – привязать эту шваль к столбу. Я хотел бы тебя выпотрошить, но, знаешь, передумал. Подождем Варзхела, он знает, что делать с мусором вроде тебя. Поверь, лучше бы для тебя, чтобы я тебя прикончил. Этот парень куда более жесток, чем я.

– Ты, жалкий дурак, – отхаркиваясь кровью, молвил Гартахол, – когда до тебя доберется Глоддрик Харлауд…

– Когда он придет, меня здесь уже не будет. Как и тебя – ты будешь червей кормить. Надо было лучше упражняться в фехтовании, может, уцелел бы.

После этого братки Наштара Лихача заломили Гартахолу руки за спину и привязали самозатягивающимися узлами его к самому толстому из столбов. Норберту ничего не оставалось, кроме как проклинать своих пленителей.

***

Материализовались они так же быстро, как исчезли. Не прошло и секунды, как мир вокруг Эрлингая и старого хаглорианца пропал, размывшись в бесформенные очертания, походившие на волны, пронизанные всепоглощающим светом, но тут же пространство вокруг обрело ясный облик. Эрлингай согнулся в три погибели, уперев руки в колени, его подташнивало, воина мучило ощущение, что его будто вывернули наизнанку. Йоши засмеялся и дружески похлопал рыцаря Аргои по спине:

– Все путем, друг мой! В мои молодые годы, когда я впервые попробовал заклятие перемещения, пришлось распрощаться с обедом.

– Хорошо, что я практически ничего не едал с утра, – на одном выдохе ответил Эрлингай.

Они стояли на степной поляне. Недалеко, в двух километрах, виднелись контуры городской стены и крыш низких хижин и высоких усадеб. В округе практически не было людей, разве что по тракту, который пролегал недалеко от мага и воина, двигался караван мясничьих повозок, набитых тушами свиней. Мулы шагали неторопливо, цепочка повозок еле трогалась, что лишь добавляло картине некоторое уныние. Сухая, жесткая земля, на которой мало что могло расти, кроме редкой и жухлой травы. Это были земли близ Вархула, столицы Ганрая, хотя, если отойти немного подальше, в сторону сельских угодий, то земли становились куда плодороднее. Небо пока еще было ясным, но тучи уже начинали собираться. Эрлингай был рад этому, он ненавидел засушливую, солнечную погоду, предпочитая освежающие струи ливня. В детстве бегать под проливным дождем для него было высшим счастьем, став старше, в эту погоду он предпочитал оттачивать фехтовальные навыки, нападая на соломенное чучело во дворе.

– Что ж, мы намеренно перенеслись не так близко к городу, чтобы не приводить местных в оцепенение. Моя иноземная физиономия и так может их слегка смутить. Ты, я надеюсь, не имеешь ничего против, Эрлингай. Хоть ты и занимаешь положение при дворе, но я знаю, вырос ты отнюдь не во дворце, а уж сколько миль ты прошагал. Тебе не привыкать, друг мой, – Йоши легко стукнул посохом по плечу Эрлингая и махнул магическим атрибутом в направлении Вархула, – ты вполне можешь дошагать на своих двоих. Я бы рад составить тебе компанию, но есть некоторые неотложные дела.

В том, что Эрлингай вырос не во дворце короля, Йоши был прав. Являясь бастардом, незаконорожденным последствием связи Ганзарула Второго со служанкой, его растили в пригороде, до самого взросления его держа втайне истинное происхождение. Бастардов обычно боялись действующие правители и пытались всяческими способами их устранить, но Эанрил Третий был слишком нерешителен, чтобы отдать приказ на расправу Эрлингая. Тем более, убить одного из самых больших мастеров меча во всем Союзе, к тому же, прошедшего две войны, для королевской гвардии было из области невозможного.

– И какие же дела, достойные Архимага, могут ожидать вас, мастер?

– Сейчас тебе это не обязательно знать. Куда проще сосредоточиться на своей задаче, освободив разум от лишней информации. Все откроется в нужное время. Ах, да, твоя задача, совсем забыл прояснить. Не та у меня уже память… – задумавшись, Йоши облокотился на посох, подбоченясь, – твоя цель проста, но крайне важна. Ты обследуешь окрестности и разведаешь, где именно и кто знает хоть что-нибудь о последователях Заргула. Великое начинается с малого. Сперва ты обнаружишь сплетни, затем – тех, кто что-то видел, потом столкнешься с адептами, а затем, не приведи Анлариэль, самого императора повстречаем! Начать исследование стоит с Сухих Колодцев. Мое чутье подсказывает, что если на границе уже орудуют слуги хранителя подземелий Азрога, то в этом рассаднике бандитов с большой дороги и солдат удачи непременно есть те, кто как-то связан с темными планами этого… темного владыки.

– Разумное предложение, мастер Йоши, – ответил Эрлингай, – в таких краях часто можно встретить изменников. Во времена Северной Войны именно оттуда приходили соглядатаи Грора Свободолюбца.

– По сравнению с Заргулом Грор Свободолюбец – святой, – улыбнулся Йоши, – хотя в чем-то они похожи. Оба были готовы на все для своих народов. Но если Грор хотел лишь свободы для северян, то Заргул, с головой отдавшись своей гордыне, полагает, что горхолды и только горхолды достойны мирового господства.

Эрлингай покачал головой, смеясь.

– Ишь чего захотел! Я сделаю все, что смогу, мастер. Что ж, дай Илгериас вам удачи.

– А тебе – Анлариэль.

Последовала яркая вспышка света, после чего Эрлингай остался один в этой степи, провожая глазами уныло ползущий к городу караван.

Спустя час-другой он уже подходил к Вархулу. Эрлингай был согласен с предположением Йоши, что союзников Варзхела следует искать в Сухих Колодцах, но по опыту Эрлингай понимал, что простой люд куда сговорчивее блатных ребят. На довольно убогом, как показлось Эрлингаю, рынке, все же было кого расспросить. Эрлингай был довольно общительным человеком, ему ничего не стоило завести разговор с незнакомцем. А его детство и юность, далекая от круга высшего общества, позволила ему научиться сходиться с простонародьем еще очень давно. Он перекинулся парой слов с рыбаком, больным оспой, но тот ни о чем странном не слыхивал и подозрительных людей поблизости не заставал. Мясник стал жаловаться на знакомого бакалейщика, утверждая, что тот уходит от платежа налогов и завышает цены сверх предела, установленного законом. Эрлингай уже совсем отчаялся в поисках, беспокоясь, что тратит время среди людей, которые даже не догадывается, какие дела совершаются прямо у них перед носом. Он уже покидал рынок, как вдруг его остановил нищий, сидящий у паперти храма. Тот протянул Эрлингаю шапку с облезлым козырьком.

– Эрлингай Львиный Рёв? Ты ли это? – услышал он старческий голос попрошайки.

Узнав Эрлингая, тот тут же встал и схватил его за плечи:

– Так это же ты командовал моим отрядом во времена Северной Войны! Жизнь спас мне, как щас помню. Эти их берсерки так и полезли на нас со своими топорами. Били, кусали, ломали нам кости щитами, дрались, как демоны! Может, они ими и были одержимы. А когда один из них сломал мое копье и собирался умертвить, ты его поразил своим клинком.

– Ну, – развел руками Эрлингай, – ради меня ты бы сделал то же самое, я уверен.

Он забыл имя этого человека, хотя был уверен, что уже где-то видел это лицо, хоть и не таким постаревшим. Стоило Эрлингаю полюбопытствовать, каким образом герою войны не посчастливилось оказаться на улице, старик признался, что всему виной азартные игры в Сухих Колодцах, в которых он по пьяни участвовал. Дурная компания собутыльников втянула его в это, а быть должным кому-то из кланов, по словам старика, чревато самыми несчастными исходами, так что потерять работу, дом и все сбережения – это еще легко отделаться. Эрлингай обещал при возможности не забыть о старике и по возвращении в Аргою прислать ему некоторые средства. Он уже собрался уходить, как благодарный нищий остановил его:

– Стой, сослуживец, погоди. Не могу же я тебе ничем не ответить за такую щедрость. Я так понял, ты что-то здесь ищешь. Или кого-то.

– Слухи донесли до меня, что на границе Союза шастают довольно сомнительные типы. Может быть, из здешних тоже кто-то недоброе задумал? Не видел ли ты чего-то странного, необычного? Скажем, чернокнижников, фанатиков или каких-нибудь сектантов?

– Хм, – почесал жидкую бороду старик, – ходил сюда постоянно какой-то тип. Желторотый его все зовут. Вроде не аргоец и не ганраец, но бледный он какой-то, может, малокровный. Не суть. Скорее всего, какой-то недоклириец. Так вот, ходит он сюда, задает оружейникам странные вопросы о том, можно ли заказать целую партию копий, мечей и арбалетов. Словно вдруг этим бандюгам стало мало того, что у них уже есть. Но чего я не забуду – так это его медальона. Перечеркнутая буква А, – он дрожащей рукой попробовал начертить символ в воздухе, – не к добру это, ох, не к добру. Это знак темной силы, точно помню. И откуда у этих головорезов вдруг такие вещи? Надеюсь, он просто убил какого-то магика и снял с него вещичку, или они и правда служат… кому?

Все ясно – подумал Эрлингай. Какие-то кланы уже пополнили ряды последователей Варзхела, а следовательно, Заргула. Интересно, задумался он, эти бандиты вообще понимают, кому служат, или их волнует исключительно толщина кошелька нанимателя?

– Да кто ж его знает, кому, – он не стал грузить своими догадками и без того помотанного жизнью человека, – спасибо, друг, что помог. О своем долге перед тобой я не забуду, обещаю.

– А с чего это вдруг ты заинтересовался всякими лиходеями? – проскрежетал попрошайка-ветеран, – может, ну их, пусть хоть пням поклоняются, лишь бы людей не трогали.

– Нельзя, брат, – покачал головой Эрлингай, – а если какие-то маги набирают себе сил? Это ведь непростой медальон был, как пить дать. Они с кем-то могут быть связаны. А разве не является долгом преданных Союзу людей бороться с любой внутренней угрозой?

– С чего ты взял, что они представляют угрозу стране?

– А с того, что этот символ, который ты мне описал – это эмблема Азрога. А те, кто такое носят, явно не друзья Союза.

Эрлингай шутливо отсалютовал своему боевому товарищу и двинулся за пределы Вархула, в сторону Сухих Колодцев. Он знал кличку того парня – Желторотый. Узнать, из какого он клана, не представляло сложности. То, что наблюдательный бедняк ему дал наводку, и тем самым, возможно, дал шанс на срыв плана самого Заргула, точно не было случайностью – это рыцарь Аргои понимал на все сто.

***

Подходя к забору, больше походящему на частокол, Эрлингай увидел множество клочков пергамента, неумело прибитых к гнилым плесневелым доскам, на которых были коряво нацарапаны объявления о поиске работы телохранителей, охраны торговой делегации или же более откровенные предложения убрать какого-нибудь «надоевшего» человека. Эрлингай своим внешним видом вполне мог сойти за наемника, если его здесь никто не знал в лицо. Простая рубаха, кожаный жилет, рабочие брюки и крестьянские сапоги, только фамильный меч Акреилов – Фарендил, который передал ему Эанрил, из которого так и не вышел воин, выдавал в нем человека, близкого к королевскому роду, да и то это было заметно только тем, кто разбирался в выделке оружия.

Он сымитировал более размашистую и развязную походку, принятую среди почти всегда полупьяных солдат удачи. Местные сразу признали в нем новичка – в такомтесном пространстве друг друга знали все. На невысоких поленьях сидело несколько бородатых мужчин сурового вида, судя по убранству щитов и обилию топоров, густым бородам, высокому росту и светлым волосам, это были северяне. Только Эрлингай подошел к ним, спросив, как идут дела в Сухих Колодцах, какие новости, так ему сразу же предложили выпить Балнорского пива, по рецепту столицы Севера. Пропустив кружку и немного разговорившись с воинами, Эрлингай как бы невзначай упомянул, что в городе слышал о Желторотом и спросил, из какого тот клана. Северяне тут же переменились в лицах, их приветливость сменилась на настороженность и неприязнь.

– Ты что, водишься с этими черножопыми тварями? – прорычал светлокожий и голубоглазый мускулистый воин.

Эрлингай был довольно сметлив и, ничуть не меняя насмешливо-непринужденное выражение лица, рассмеялся.

– Смеешься, что ли? Да я этих клирийцев бил под Джаганнатом еще в те лихие девяностые годы! Видите ли, этот кусок дерьма, – стараясь говорить на понятном этим людям языке, Эрлингай продолжил, – осмелился высказаться, что северяне – отсталые дикари, земли которых необходимо захватить, а самих вас – заставить добывать руду, – подвыпившие северяне легко поверили словам Эрлингая и рассвирепели, Эрлингай, уняв их гул, продолжил, – а про нас, аргойцев, он говаривал, дескать, наша нация вырождается, а наши мужчины должны заглотить клирийские чресла.

На это северяне отреагировали спокойнее, но из солидарности осыпали Желторотого, а заодно и весь род клирийский всевозможными проклятиями.

– Вот я и ищу его, чтобы пригвоздить мечом к земле. Такие не должны топтать земли Союза, ведь так? Быть может, вы мне поможете, скажите хоть, из какого он клана.

– Клан Поющих Ветров, – ответил один из северян, бросив кружку на землю, – может быть, нам пойти с тобой и отмудохать заодно и всех остальных?

– Всему свое время, парни! Мы должны застать их врасплох, сейчас они легко дадут нам отпор. Я выжду удобный момент, и тогда мы посадим их на самый острый и толстенный кол!

Северяне одобрительно загудели и похвалили энтузиазм их нового знакомого.

– Их логово там, если что, – северянин указал на деревянную хижину, на вывеске у которой были намалеваны кобры и вихри.

Под одобряющие возгласы, правда, быстро стихшие после новой порции выпивки, Эрлингай двинулся в сторону хижины. Он оглядел лагерь, прежде чем отворить дверь. Среди этих шатров и других хибар сновали практически все – аргойцы, клирийцы, ганрайцы, было даже несколько палаток, где собирались равшары.

«До чего же много народу ничего не умеет, кроме как драться? Если бы они, например, ударились в науку, быть может, через столетие мы бы жили в совершенно другом мире!» – подумалось Эрлингаю.

Он собрался с духом и вошел внутрь жилища клана Поющих Ветров. Эрлингай понимал, что Йоши бы запретил ему совать свой нос в пасть льва, но воину казалось, что оставить еще больше свободного времени последователям Заргула было бы непростительным предательством по отношению к миру. Он чуть не потерял равновесие и не покатился кубарем с лестницы, ведущей на первый этаж этой землянки, как теперь понял Эрлингай. Землянки, набитой вооруженными южанами и ганрайцами. Обстановка здесь была довольно беспорядочной. Было раскидано множество оружия, ковры были обагрены лужами крови, что было свидетельством недавно завязавшегося здесь боя. Еще валялись где-то кальяны, сваленные в углу вместе с мягкими подушками. На помосте, на котором еще недавно предавались усладам мужчины, стоял саркофаг. Это показалось Эрлингаю довольно нелепой картиной, тем не менее, он молча спустился с лестницы. У столба неподалеку от помоста полулежал рыжеволосый кудрявый человек, поникший головой. В себя прийти он еще не успел.

– Еще один легавый? – услышал он голос человека, усевшегося на саркофаге, – хотя, нет, не из них ты. Видок более вольный. Ты наемник? Да кем бы ты ни был, ты должен знать, что крайне невежливо заявляться туда, куда тебя не приглашали, особенно в наш клан.

Это говорил молодой атлетично сложенный клириец. Тело его было в татуировках, темные волосы собраны в хвост. Тот же шелковый халат и шаровары, а на перевязи сабля.

– Может, это сутенер? – прыснул человек с более светлой кожей, но чертами лица, очевидно, клириец, – новых шлюх привел! Проваливай! Нам уже хватило.

– Закройся, Желторотый, – крикнул на него говоривший первым, по-видимому, атаман, – так что тебя сюда привело? Кто ты такой, мать твою за ногу?

Эрлингай не спеша закончил спуск с лестницы и благоразумно положил руку на рукоять клинка. Как бы ни происходил диалог, он знал, что напасть на него могли в любой момент. Конечно, он боялся, как и любой здравомыслящий человек. Но один только саркофаг, исчерченный древними рунами и тот самый медальон на шее у бледнокожего южанина ясно внушали, что люди эти заняты делами злыми. Прошедший через множество схваток, Эрлингай не боялся боя с толпой головорезов, было время, когда он в одиночку несся на коне во весь опор на целые батальоны северных берсерков, бился с отрядами северных бондов и рубил их десятками, а то и сотнями, оставляя карлов, командующих отрядами, один на один с собой и своим безупречным владением искусством боя. Но он не знал, что в этом человеке, взгляд и поза которого так и сквозила самомнением, в этом клирийце в халате, несмотря на молодые годы, тоже скрывался немалый опыт битв. Выросший на улицах Ганрая, а затем перебравшийся в Сухие Колодцы, Наштар, который неоднократно подвергался преследованием и гонением северян-расистов, жалавших истребить чернокожих иммигрантов. Возмужав, нахватавшись всему понемногу, научившись орудовать одноручным клинком, он вырезал тогдашний клан радикальных белокожих и собрал вокруг себя обедневших клирийцев. Они были преданы своему атаману, ведь он дал им надежду на то, что они занимают не последнее место в землях светлокожих ганрайцев и аргойцев. Позже его буйный нрав и бесстрашие зауважали и местные жители, отчего некоторые из ганрайцев присоединились в его клан. Но этот человек решительно вызывал отторжение у Эрлингая. В его поведении, полном стремления к власти, роскоши, которой так и пестрело убранство землянки, было заметно, что этот человек не по праву считал себя хозяином жизни.

– Я Эрлингай, – сделав плавный шаг вперед, он продолжил, – из рода Акреилов. Вам что-нибудь говорит это имя?

– Львиный Рёв? Первый меч Союза? – с издевкой ухмыльнувшись, переспросил Желторотый, – да врешь ты все, пустомеля! Королевские особы никогда не одеваются, как последние…

– Последний раз повторяю, заткнись или получишь по шее, – скрипнув зубами, выговорил Наштар, – да хоть сам Ранкор Несокрушимый! По большому счету мне по барабану. Что тебе здесь надо?

– А известно ли тебе, Наштар, так ведь тебя зовут, если мои догадки верны? – клириец надменно промолчал, – знаешь ли ты, что раскапывать могилы и ставить гробы посреди жилых домой – есть неуважение к усопшим?

Эрлингай еще не понимал, в чем дело, кто лежал в этом саркофаге, он лишь пытался разозлить клирийца, чтобы из того вырвались хотя бы какие-то полезные сведения. Член королевской семьи хорошо разбирался в психологии южан, ему уже было понятно, что главарь этой банды, как и большинство его сородичей из Клирийского Эмирата, очень темпераментный и неосторожный человек, особенно в словах. Но он не уходил далеко от лестницы, чтобы в случае, если его окружат, можно было взобраться наверх и биться с более выгодной позиции.

– Тебя хоть каким-то боком это касается? – оскалил зубы Наштар.

Эрлингай мотнул головой в сторону Желторотого:

– А медальон с символом Азрога на шее у твоего прихвостня? Простая безделушка или нечто большее? Варзхел ее подарил, а? – он игриво подмигнул Желторотому, чувствуя, что еще немного – и на него нападут.

– Видать, король не жалеет своих родичей, если отправляет их одних в такие опасные края, – усмехнулся Наштар, – хотя, это правильно, нужно же как-то избавиться от престолонаследников, особенно если это бастарды.

Кровь хлынула в голову Эрлингаю. Будучи человеком чести, рыцарем, в свои сорок четыре года он не мог стерпеть такого оскорбления, особенно от человека, который ему в дети годился. Потерять доброе имя при дворе короля, в армии, даже на улицах Силгора, а тем более – в криминальной среде – означало потерять все.

– Мне надоело с тобой заигрывать, щенок, – Эрлингай помрачнел и сильнее стиснул рукоять, – отвечать быстро и четко: кто лежит в саркофаге?

Наштар сплюнул, правда, неудачно, отчего ему пришлось вытереть слюни рукавом из дорогого алого шелка с мастерски вышитыми аистами и кувшинками.

– Я гляжу, ты совсем безумец, Эрлингай Львиный Рев, если это, конечно, и в самом деле ты. Глупее разведчика, чем ты, я представить не мог – это ж надо так заявиться и… Ладно, забудем. Парни, принесите мне его голову.

Эрлингай неторопливо обнажил меч и выставил его перед собой, занимая устойчивую позицию. На него кинулись семеро человек с разных сторон. Воин рваными шагами взобрался на ступени лестницы, и достать его было сложнее. Меч его порхал, словно бабочка, а жалил подобно пчеле. Неуклюжего громилу с пивным брюхом и самодельной палицей он устранил легко – даже не стал блокировать его размашистый удар, а только отсек руку встречной атакой, обратным ударом пронзив грудь врага клинком. Следующие двое с ятаганами нападали хорошо, а вот защищаться, ясно было мастеру фехтования, совсем не умели. Одному он развалил голову круговым ударом Фарендилом, другому выпустил кишки косым ударом снизу вверх. Люди, испугавшись его, начали отступать, и лишь Желторотый, обхватив свою цепь с кистенем на конце, обеими руками, раскрутил ее и метнул в Эрлингая. Оружие сразу обвило лезвие меча.

– Попался, гнида! Сейчас я тебя как…

Эрлингай моментально намотал участок цепи перед клинком на правую руку и резко повернулся вокруг своей оси, отчего рванул на себя Желторотого. Тщедушный южанин, которому явно не хватало силы, чтобы устоять на ногах, подался вперед, но ему хватило ловкости вытащить кинжал и замахнуться на Эрлингая. Но ударить он не успел. Эрлингай ринулся вперед, горизонтальным ударом рассек туловище Желторотого. Хлынула кровь, с кряхтением, выпучив глаза, тот согнулся и начал падать. Эрлингай занес меч и обрушил его вниз. Голова Желторотого отделилась от тела, словно стебель сахарного тростника от ножа крестьян в Клирии. Эрлингай вызывающе осклабился и заглянул в глаза Наштару, опешившему от произошедшего. Глаза клирийца налились яростью:

– Ты… ты… ты!!! – он заорал, что было мочи, – ублюдок!

– А ты думал, вы одни можете убивать? – презрительно посмотрел на него Эрлингай.

– Он мой! – крикнул Наштар, выхватив саблю, – если кто полезет в наш бой – зарублю в капусту! Сейчас ты, падла, ответишь за моего братишку.

– Я всегда готов за все ответить, – с жесткой интонацией проговорил Эрлингай, – а ты?

Наштар налетел на него, словно вихрь, тот самый, который красовался на эмблеме клана. Эрлингай парировал круговой удар, отбросил меч врага в сторону и нанес контрудар, сделав в воздухе петлю, что создало замах, придавший силу движнию. Наштар подсел под клинок и попробовал сделать укол, но Эрлингай мощным движением руки отбил удар, одновременно сошел с линии атаки, а Наштар, не рассчитавший силу, повалился вперед, но ему хватило мастерства развернуться, используя инерцию движения, и рубануть, пусть и не слишком точно, но все же в зону головы Эрлингая. Но тот снова разглядел удар и, скрестив фамильный клинок Акреилов с клирийской саблей, круговым движением отбросил его, что едва не выбило оружие из руки клирийца. Эрлингай отошел и перехватил меч поудобнее, на этот раз не направив острие перед собой, а держа его вертикально. Ему уже было понятно состояние техники Наштара. Парень был очень прытким – этому способствовала молодость, выучка, боевой опыт и в некотором роде характер. Он лихо рубился и неплохо умел бить, ловко уходил от атак, но при атаке движения его не были совершенно точны. Иногда Наштар заигрывался, слишком сильно замахиваясь и открываясь для удара, или он слишком увлекался атакой, из-за чего терял устойчивость стойки. Но противник это был крайне опасный, скорость была его серьезным преимуществом, Эрлингай понимал, что он мог пропустить один из ударов южанина, если бы утратил концентрацию. Наштар был неплохим бойцом и мог бы победить многих местных наемников, но Эрлингаю он ровней не был.

На этот раз инициативу перехватил Эрлингай, шагнув одновременно с рубящим наискось ударом. Он помнил наставления Керриса Галарта, своего старого друга, о том, как нанести максимально непредсказуемый удар. Для этого было достаточно совершенно синхронно с шагом, без малейшего замаха жестко и быстро рубануть или уколоть врага. В этом тоже была главная ошибка Наштара – он всегда рефлекторно делал шаг перед ударом, что делало его атаки видимыми. Все же природное чутье позволило Наштару увернуться, откинув корпус назад и не отбив, а скорее отмахнувшись саблей от удара, точно от назойливой мухи. Эрлингай продолжил развивать атаку, крутанув меч кверху и ударив по вертикали в голову, на этот раз Наштар уклонился и, вложив всю силу в один удар, рубанул, целя в предплечье, намереваясь отсечь врагу правую руку. Эрлингай, разумеется, это разглядел. Он изощренно блокировал удар, поддев клинком саблю и подбросив вверх и обратным движением рубанул вниз. Острие клинка резануло лицо Наштара, пробурив глазницу, словно плуг – нераспаханное поле. Наштар вскрикнул и отскочил, свободной рукой схватившись за глаз, а другой выставив перед собой саблю. Этот жест выражал шок, отчаяние. Клириец понимал, что проигрывает бой. Потрясение от потери глаза охладило его стремление зарубить Эрлингая самолично.

– Что вы стоите, как истуканы?! Вали урода! – верещал он.

– Ну что, скотина? – вскрикнул вдруг отошедший от недавнего оглушения Гартахол в углу, – Это ты то угрожал ослепить меня? Сам уже полуслепой, тварина!

Кто-то из прихлебателей Наштара двинул ему древком копья по голове, что заставило замолчать карателя, но не заставило сжаться и струсить. Воины, которые успели оценить по достоинству искусство фехтования Эрлингая, не спешили вступать в ближний бой. Чуть только один из них – темнокожий человек, волосы которого были собраны в косички, занес топор и собрался самозабвенно броситься в атаку, как вдруг отовсюду полилось свечение подобное тому, которое исходило при телепортации Йоши-Року. Но, когда все вокруг прояснилось, возле саркофага стоял явно не Хранитель Хаглоры.

***

(Примерно в это же время)

Несмотря на свой почти что самый преклонный возраст среди хаглорианцев – самых долгоживущих разумных существ на Ранкоре, Йоши двигался в сторону крепости, в которой жил император Ганрая, не менее бодро, как шагал бы мужчины пятидесяти лет. Стража, которая привыкла бездельничать за выпивкой или игрой в карты, развалившись на стульях, лениво потянулась за алебардами, но стоило Йоши сказать:

– Ребятки, неужели вы думаете, что старик вроде меня может быть опасен? – при этих словах кристалл на вершине его посоха сверкнул зеленым светом.

– М-м-м, – протянул стражник, который как завороженный глядел какое-то время на свет, а затем произнес, отхлебнув еще браги из бурдюка, – а и чеши, зеленый! Ну и чудные же друзья у нашего императора.

С удовлетворенной улыбкой Йоши прошел во внутренний двор. Когда-то здесь был сад, но за цветами в клумбах давно уже не ухаживали, а деревья уже зачахли. Тучи на небе стали гуще и уже начинало накрапывать, но это мало могло помочь сухой земле, на которой еле-еле приживалась растительность. Старец сокрушенно покачал головой, он помнил те времена, когда в Ганрае цвели лучшие бутоны, а деревья плодоносили так, что туда съезжалась вся Аргоя, лишь бы попробовать местные фрукты. Но это было еще в те времена, когда Ганрай не был полностью подконтролен Аргое, тогда люди здесь жили богаче, а император мог позволить себе жить в роскоши. Но после того, как Силгор выжимал из Ганрая целыми потоками средства, страна не переставала катиться в пропасть. Застать Ганрай в упадке, нищете и ветхости для Йоши было болезненным, но терпимым ощущением – проживший восемь столетий маг лучше многих понимал, что жизнь на Ранкоре столь же непостоянна, как следы на песке. Дальше хаглорианца встретил церемониймейстер, который, полагая, что раз уж ему позволили пройти, значит этот тип уж точно не последний человек в окружении императора Ганрая. Вскоре он уже был в скромно обставленном зале ожидания, расхаживая возле окна, Йоши то и дело глядел на городские крыши, струи дыма из которых уже поднимались к небу. Он высматривал, есть ли на улицах какое-то оживление, но Вархул словно умер, люди либо сидели на верандах своих неброских жилищ, либо и вовсе не выходили, решив для себя, что на улицах столицы Ганрая им ловить нечего. Из главной залы вышел пожилой лакей и пригласил Йоши внутрь. Холл, в котором стоял трон императора, выглядел куда беднее аргойского, столы рядами в нем не стояли, это была всего лишь просторная комната с дощатым полом и кирпичными стенами, на которых висело лишь два гобелена – герб Аргои – двуногий лев с мечом и скипетром, а рядом – символ Ганрая – одинокое дерево, тянущееся ветвями к далекому солнцу. Многие никогда не понимали, почему ганрайцы избрали себе столь унылую символику, но с годами Йоши начал находить здесь определенный смысл – Ганрай все же веками был вассалом Аргои, но жители этой небольшой страны изо всех сил пытались сохранить свою культуру и самобытность. Несмотря на то, что они находились вплотную к границе с землями равшаров, совсем недалеко от них начинались Драконовы Горы и земли северян, с которыми совсем недавно велась кровопролитная война. Ганрайцы многого натерпелись, но они не теряли веру в будущее своей нации, в противном случае улицы Вархула давно уже совсем бы обезлюдели. Йоши всем сердцем уважал этот народ за преданность своим идеалам, поскольку в этом они ничуть не уступали хаглорианцам.

– Кого я вижу! Давненько не заходил ко мне Архимаг, – добродушным тоном, но без теплоты во взгляде произнес человек, стоявший у трона, – какими судьбами?

Император Ганрая не выглядел подобающе своему чину. Одевался он в камзол, который зачастую носила городская интеллигенция, брюки его были заправлены в белые гетры, а его плетеные сандалии можно было найти в любой сельской лавке, в том числе и у Арстеля в Крестале. Йоши нравилась эта непритязательность в одежде, ибо не делает платье монахом, как знал хаглорианец, но это еще не значило, что император силен духом, как подобает правителю. Это говорило лишь о его скромности, либо о том, что он не находил нужным морочить себе голову с выбором изысканного наряда. Больше не правду было похоже второе, творческий беспорядок на голове и перхоть, усеивавшая плечи императора, давали понять, что заботиться о своем внешнем виде было не в его духе. Об этом говорило и легкое брюхо, вымиравшее из-под камзола, под ним уже успела порваться одна из пуговиц, которая отсутствовала, а новую пришить императору было недосуг. «Какой правитель – такая и эпоха в стране» – пронеслось в голове у Йоши.

– Ваше Величество Камайрас, – Йоши наклонил голову, но отвешивать поклон и не думал, – долгих лет твоему правлению, друг мой!

Камайрас отмахнулся и подошел ближе к магу:

– И тебе, чародей, хороших… странствий. Так что тебя привело ко мне? – нетерпеливо допытывался он, – может, решим все деловые вопросы побыстрее? Я сегодня не в настроении заниматься чем-то серьезным.

Йоши саркастически усмехнулся – услышать такое от правителя целого народа было поистине забавно.

– Боюсь, придется, Ваше Величество. Знаешь, Камайрас, это ведь не мы выбираем времена, а времена – нас. Всегда что-то происходит, а события не будут спрашивать тебя, с той ли ноги ты встал, друг мой. Люди, которые собираются близ стены Вархула же не собираются спрашивать, понравится ли тебе, если они вторгнутся в твои владения?

Император был хоть и безолабарен, но вовсе неглуп. Он подал знак рукой стражу у двери, чтобы тот удалился. Если Йоши мог позволить себе не соблюдать меры предосторожности, то смертному человеку, даже императорских кровей, такая роскошь была непозволительной.

– Он мог бы и остаться, – пожал плечами старик, – если заглянуть вглубь чертогов его разума, то на предмет шпионажа ничего и не отыщешь. Скучные у тебя слуги, Камайрас!

– Я надеюсь, – император нервно переминался с ноги на ногу, – что о вторжении ты пошутил?

Хаглорианец покачал головой и изрек:

– Разум твой забит мусором, друг мой. Если бы ты избавился от лишнего и сосредоточился на своих обязанностях, не спрашивал бы меня о таком. Возле границы твоего государства собирают сторонников черные маги. Знакомо имя Арнлоуга Варзхела?

Камайрас покачал головой, теребя манжету. Встреча явно была для него не из приятных.

– Ах, да, весть до тебя еще никоим образом дойти не могла. Да и сомневаюсь, что этот Эанрил вообще собирался ее посылать. Последователи Заргула сегодня вошли во дворец короля Аргои и требовали покорности императору Заргулу. Тому самому, о пришествии которого сложены легенды. Как же тебе удалось не заметить их лагерей, того, как они занимают брошенные крепости? Варзхел и его сподвижники в любой момент могут атаковать. Стоит задуматься, не находишь?

– Да что я, должен на каждых полоумных богомерзких сектантов внимание обращать! – всплеснул руками в бессильном жесте император Ганрая, – а если набегут равшары? Они могут! О, а если голодные бунты начнутся! Бунты безработных! Народ меня не любит! Кто остановит изменников, если армия пойдет искать этих чудил? Этот Глоддрик Харлауд каждую неделю шлет мне письма с требованиями выделить ему как минимум половину армии и отправить их за стену. Чем он думает – оставить короля в полном отсутствии безопасности!

Думает этот человек только о себе – было понятно сразу. Как и Эанрил Третий, при виде опасности ему было свойственно прятать голову в песок подобно страусу. Йоши от досады зажмурил глаза и устало взглянул на Камайраса:

– Вашему Величеству не приходило на ум, что маги могут быть очень сильны? Некоторые из них стоят целой армии, а у тебя она не такая большая. Чем дальше – тем больше магов, а следовательно, и простых воинов потянутся за Варзхелом. Может, ты думаешь, что если что вдруг пойдет не так – сюда телепортируюсь я, мой ученик Азилур, придворный маг Эанрила, и мы милостиво всех вас спасем? Быть может, с Варзхелом и его сообщниками мы справимся. Но Заргула мы не осилим. Уж поверь, я знаю, насколько он был могущественен. Что, если они и правда в состоянии вернуть ему жизнь?

– Да что вы от меня-то хотите, ты, Ганрайский Демон, остальные!? – вскричал Камайрас, – я не военный стратег! Почему бы тебе не собрать своих учеников – придворных магов и не раскидать этих шутов гороховых, раз уж они тебя так раздражают?

– Считаешь нас, волшебников, всесильными? Мы не боги, друг мой. Наши силы весьма ограничены.

Йоши подошел к углу и достал метлу, которую бросил там дворцовый уборщик. Хаглорианец вытащил прут и сломал его.

– Одного легко можно сломать. Меня, например, или тебя. Скалы, даже такие высокие, как в Звездном Граде, точатся от прилива. Все имеет свой запас прочности. Думаешь, если весь народ Союза соберется в одном месте и выйдет против легендарного воина Глоддрика Харлауда, он устроит? Ну, убьет пару-тройку человек. Может, с десяток, может – сотню. Да хоть тысячу! Поток людей смятет его, сломает, как я этот сухой прут. А вот он их – ни за что. Посмотри, – он попытался сломать весь веник, – почему у меня не получается? Потому, что сила в единстве. Так говорил мой учитель. Подними свой народ на борьбу с врагами этого мира. Все, кто служат Заргулу – таковыми являются, если ты читал Книгу Трех Миров, помнишь песни, легенды. Или ты не против жить в рабстве у горхолдов?

– Мастер Йоши, я вас очень уважаю, – Камайрас вздохнул и, одернув лацкан своего камзола, продолжил, – но, мне кажется, вы гонитесь за химерами. Заргула давно уже нет, он мертв. Если от него что-то и осталось, то все это уже давно рассыпалось в прах, его по определению невозможно поднять из могилы. Мало ли, вдруг эти чародеи-безумцы только решили привлечь к себе внимание? Прославиться, мол, они посмелились угрожать самому королю. Кто их знает? Мы же с вами взрослые, мастер, – сказал пятидесятилетний человек восьмисотлетнему старцу, – лучше убедите Эанрила снизить налоги и выслать средства для поддержки дельцов. Этим вы и в самом деле спасете мой народ от обнищания и вымирания. Молодежь уже вон, начинает перебираться в Силгор. Скоро здесь одни старики со мной останутся.

– Что ты, что Эанрил! – в сердцах воскликнул Йоши, – я уверен, внутри себя вы допускаете вероятность возвращения этого демона! Но вы боитесь действовать, надеетесь, что все наладится само собой, пронесет. Не пронесет. Если не выдрать с корнем сорняки – вскоре они заполонят твой огород. Зло только разрастается, если его не остановить. Сейчас я готов поклясться, что, если вы с Эанрилом мне поможете – мы сумеем их остановить, а Ранкор будет еще тысячелетиями жить своей жизнью. Но если Заргул вернется… Тогда я не смогу обещать, что даже силами всего мира его удастся сдержать. Подумай, сколько народу погибнет, твоего народу.

– Я понимаю, что вы, маги, любите копаться в древности и ворошить прошлое. Но настоящее превыше. И эти чернокнижники, которые, может быть, просто свихнулись от поклонения этому мертвецу, не входят в число насущных проблем. Странные люди всегда были, к примеру, в правлении моего отца в Ганрае была секта, которая учила, что весь мир – иллюзия, а настоящая жизнь где-то в другом месте, а чтобы проснуться, нужно удавиться. И люди убивали себя! Потом перестали. Ну, поговорят немного про этого Варзхела, и забудут. Заргула нет. Думайте о настоящем, мастер, я понимаю, вы многое повидали, но если хотите помочь – лучше убейте вождя равшаров, который на наши села нападает. Или перебейте головорезов в Сухих Колодцах. Они, в отличие от Заргула, реальны.

– Настоящее построено из прошлого. А будущее строится в настоящем. Подумай об этом, друг мой. Тебе ведь и в самом деле ничего не стоит развязать руки Глоддрику и дать ему хотя бы гарнизон. Просто подписать приказ, кроме росчерка пера тебе не придется ничего больше делать. Но если ты и дальше будешь рассуждать о проблемах настоящего и сидеть сложа руки – будущим Ганрая станет колониальное положение при Азроге.

Йоши скорым для своего возраста шагом удалился. Сказать ему больше было нечего, а ответы Камайраса были ему не нужны. Зачем слушать человека, который, как и Эанрил, пытается всеми силами себя успокоить?

***

Красные, как у вепря из одного из мифов древности, глаза смотрели на Эрлингая сквозь прорези стальной маски. Его взгляд был абсолютно лишен любых чувств, словно у дохлой рыбы или у мертвяка, столетие пролежавшего на кладбище. Туловище его было скрыто за плотной кирасой, на которой красовался герб его рода, отчеканенный на стальной пластине, – трон, который разрубал меч, видимо, доспехи принадлежали одному из феодальных родов Аргои. В руке этот человек, подумалось Эрлингаю, сложно было на первый взгляд определить его расовую принадлежность, держал длинный зазубренный клинок с кривым лезвием, но лезвие смотрело в пол. На Эрлингая он направил алый кертахол, светящийся тем же цветом, что и его кровавые глаза. Одну руку в латной перчатке он положил на саркофаг. Эрлингай сразу же узнал Варзхела.

– Снова здравствуй, Варзхел! Значит, ты заправляешь делами этого клана. То-то они напряглись, когда я тебя помянул. А тут ты, легок на помине, – Эрлингай пытался держаться уверенно, словно он все еще держит все под контролем и припас пару тузов в рукаве, но его пробрала дрожь, по спине пробежал холодок.

– Здесь посторонний, – прозвучал его голос, приглушенный забралом.

Его тон был бесстрастен, темный чародей лишь констатировал факт. Эрлингай решительно не знал, как ему поступить, он мог бы перефехтовать всех бойцов в этом доме, но магии противопоставить мастеру меча было нечего.

– Да мы не знаем, откуда это отродье всплыло! – в истерике выпалил Наштар, – он убил моего брата, Варзхел, позволь мне исполнить обычай кровной мести.

У южан был обычай убивать любого, кто посмел причинить вред близким или друзьям при условии, что вину человека могли подтвердить очевидцы. Только Желторотый сам напал на Эрлингая с ватагой преступников, а в случае самообороны кровная месть не была уместной. Наштар понимал это, но он привык считать себя хищником среди овец – окружающих его людей, человеком высокого сорта, тем, кто смог выжить и своими силами пробиться на вершину. Его злоба к Эрлингаю заключалась больше в том, что последний поставил под сомнение его авторитет, бросил вызов страху, который сковывал остальных перед лицом Наштара Лихача и клана Поющих Ветров и спокойно позволил себе убить мужчин из этой шайки и даже не думал показать страха или сомнения, что он ошибся, подверг свою жизнь опасности. Непоколебимая уверенность Эрлингая в своих действиях и силах еще больше выводила из себя Наштара. Она наводила на мысль о том, что можно втоптать в землю все, что создал и добился жестокий клириец, пусть он все это сколотил и чужой кровью и жизнями. Убийство брата было лишь вторичной причиной желания Наштара зарезать Эрлингая, в глубине души он и сам это понимал.

Варзхел отсутствующим взглядом оглядел трупы, словно на мусор, который нужно убрать и, полностью игнорируя скорее жалобную просьбу, чем требование Наштара, обратил взор на Эрлингая:

– Кто тебя сюда перенес? Я видел тебя в Силгоре, Эрлингай Львиный Рев, ноги бы тебя так быстро не перенесли.

– Уверен? – улыбнулся Эрлингай, – а знаешь, в юности я часто побеждал на забегах.

Гартахол в углу усмехнулся. Он был весь внимание – карателя восхищало бесстрашие Эрлингая перед лицом смерти. На его месте он бы мог впасть в панику и попытаться убежать. Вот только при малейшей попытке побега Варзхел бы не оставил от Эрлингая и мокрого места – сила мысли, вызывающая заклятие, быстрее любого бегуна.

– Слушай, я же все равно скорее всего сегодня умру. Может, скажешь, кто покоится в этом гробу? – спросил Эрлингай.

Рыцарю Аргои было и в самом деле страшно умирать. Он мысленно себя проклинал за поспешность, за то, что он пришел в обитель клана Поющих Ветров без Йоши. Недальновидно было исключать возможность появления магов среди врагов. Уповать оставалось лишь на чудо. «Даруй мне шанс, Господи, – мысленно произнес Эрлингай, – прости мне прегрешения».

– Тот, кто по праву достоин править этим миром – император Азрога и Ранкора Заргул, – ответил Варзхел, перехватив посох-клинок и воздев лезвие к потолку, – Эрлингай, ты можешь быть полезен нам. Необязательно умирать. Преклони колено пред останками моего хозяина – и ты отправишься с нами, принесешь победу повелителю и получишь шанс на новую жизнь в лучшем мире. Его мире.

Внутри Эрлингая разгорелось искушение. Быть может, стоит обмануть его? Соврать, что согласен, а затем – сбежать? Не выйдет, подумал он, чародеи способны читать мысли или как минимум определить, искренен ли в словах человек. Быть может… Он тут же готов был сам себя ударить изо всех сил так, чтобы искры из глаз посыпались. Он, Эрлингай, верующий человек, только что обращался к Богу, а сейчас к нему лезут мысли о том, чтобы примкнуть ко врагу творения Божьего – этого мира, лишь бы спасти шкуру.

– Подавись костями своего повелителя, железная бошка, – Эрлингай удивился, с какой легкостью из него вылетели слова, которыми он только что подписал себе смертный приговор.

Варзхел фальшиво рассмеялся. Этот человек давно разучился испытывать эмоции, как бы он ни старался оживить себя, изображая их.

– Уважаю твой выбор. Это будет быстро. Но не безболезненно!

Кертахол у рукояти загорелся, и Эрлингай взмыл в воздух, точно его подхватила какая-то невидимая рука. Он не мог и пальцем пошевелить, тело словно сковало.

– Ну и ну, Варзхел! Ты что, пытаешься научить Эрлингая летать? – послышался сзади знакомый голос, – разве он похож на флорскела? На дракона? Даже на курицу не тянет. Боюсь, ему не дано парить в воздухе.

Сила, удерживающая Эрлингая в воздухе, в один миг исчезла, и он свалился на пол с высоты трех метров. Эрлингай больно ушибся локтем и коленом, но остался жив и здоров. Краем глаза, возле которого он заработал ссадину только что, он заметил Йоши, который ловко, несмотря на почтенный возраст, спустился с лестницы и ступил на пол. Он даже не опирался на посох, лишь держал его перед собой наготове.

– Было опрометчиво с твоей стороны, Эрлингай, не уведомить меня о столь опасном предприятии, – Йоши покосился на распластанного на полу воина, – разве я говорил, что переговоры будут долгими?

– Учитель? – прогудел Варзхел, – может, ты и сумел спасти его, но ты не в силах помешать нашему плану.

Саркофаг обволокла пелена дыма. Завеса сгущалась с каждым мгновением. Глаза Варзхела заискрились, а кертахол его ослеплял своим сиянием. Йоши собрался развеять его заклятие и применить технику удержания, как вдруг несколько клирийцев рассвирипело и накинулось на Эрлингая, которая невидимая сила снова опрокинула на пол и придавила к нему. Старик стоял перед выбором – дать умереть Эрлингаю, но задержать Варзхела с телом императора, которое он уже успел разглядеть, прозревая сквозь материю гроба, либо спасти Эрлингая, но тогда Варзхел непременно уйдет, а останки Заргула перехватить будет намного сложнее. Если бы на месте старого хаглорианца стоял Алагар, безусловно, он бы допустил меньшее зло во имя спасения мира от возвращения Заргула. Но Йоши-Року слишком ценил любую жизнь, чтобы позволить себе жертвовать Эрлингаем. Да и он был уверен, что при случае удастся перехватить тело императора впоследствии.

Глаза обезумевших клирийцев горели огнем – действовало заклятие Варзхела, подчинившее их умы, отдавшее им приказ убить Эрлингая. Они вспыхнули, как горючее масло, заклятие подчинения сразу же было сломано. Как только бандиты, полыхавшие неугасимым огнем, повалились на пол, заходясь в воплях и катаясь по коврам, тщетно пытаясь погасить пламя, Варзхел и саркофаг исчезли, вместе с ними исчез и Наштар, лишившийся глаза, который вовремя успел добежать до телепортирующегося Варзхела. Глядя на обуглившиеся тела своих товарищей, которых так легко пустил в расход Варзхел, остальные члены клана Поющих Ветров устремились к выходу. Хаглорианец мог убить их всех силой мысли, но не стал, он хранил надежду на то, что со временем они вернутся на истинный путь и заживут, как порядочные люди. Одного из них он все-таки остановил – кертахол засиял, и коротко стриженный темнокожий воин застыл на месте, словно каменный. Его лицо было перекошено от страха за свою судьбу и досады, что ему одному не удалось покинуть дом.

– Не так быстро, друг мой. Ты ведь должен знать столько интересного и полезного для нас.

– Мастер Йоши, – отряхивая колени, поднялся Эрлингай и пошел за своим мечом, – я уже приготовился отправиться к праотцам.

– Еще успеешь, друг мой! А пока что ты нужен здесь. Варзхел не станет нас ждать.

– Зачем, мастер? Вы могли остановить его и сорвать все их планы, сил у вас бы на это хватило. Разве я того стою? Теперь, быть может, они его воскресят из-за меня и погибнет множество людей и остальных.

Йоши нахмурил брови. Маг понимал, что Эрлингай был прав. Но он не мог позволить себе брать на душу грех, если бы Эрлингай погиб здесь от рук Варзхела. Он был готов взять на себя ответственность за последующую поимку своего ученика-отступника, а также принять всю тяжесть вины в случае провала. Но если можно было спасти Ранкор, избежав жертв, Йоши не мог забраковать попытку.

– Ты понадобишься в строю, Эрлингай, – сказал Йоши, подняв палец кверху, подчеркивая важность своих слов, – таких мастеров искусства боя, как ты, можно пересчитать по пальцам во всем мире. А если ты обучишь тому, что знаешь, многих солдат, то даже если Заргул вернется, у его армии не будет и единого шанса, а у этих неофитов Варзхела – и подавно.

Он немного покривил душой, поскольку знал, что времени, в случае пришествия Заргула, оставалось крайне мало, а на достижение мастерства требовались долгие годы тренировок, поэтому ни один учитель не сумеет за такой срок подготовить бойцов уровня Эрлингая или Глоддрика, тем более, целую армию. Гартахола ослепила вспышка от телепортации Варзхела, но он быстро пришел в чувство и не успел он попросить развязать путы, как они лопнули сами собой после одного мановения рукой Йоши.

– Друг мой, ты, как я вижу, из карателей. Не соблаговолишь сопровождать нас в Гилеарде?

Не успел Гартахол и слова сказать, как они вместе с пленником хаглорианца перенеслись прямо во внутренний двор центральной крепости в стене Вархула.

Глава 7: «Перестройка»

После столкновения с адептами Заргула прошла неделя. И за эту неделю очень многое в селении успело перемениться. Отношение к Алагару и Братству Уравнителей повернулось в совершенно противоположную сторону – практически все жители деревни, кроме Мурвака, начали им доверять, увидев, что сам их лидер поспособствовал обеспечению безопасности их дома. За это время за стеной селения было отстроено целое кольцо бараков – небольших построек из дощатых бревен, в которых жили сподвижники Алагара, вырыт ров и поставлен частокол. Строительство во многом ускорило участие магии в процессе работы – Реадхалл Бескровный легко левитировал бревна в десять раз длиннее самого себя, Алагар тоже не чурался грязной работы, одной энергетической волной разрезая целые охапки бревен на доски, поднимая в воздух силой мысли их с гвоздями, веревками и за полминуты строение само собой складывалось из материалов по образу и подобию мыслеобраза, мелькнувшего в голове красноволосого колдуна. У людей Алагара было много оружия, им они охотно поделились с местными, теперь у каждого мужчины в селении была в доме кольчуга, копье или, если повезет, двуручный меч. Алагариты многому успели научить жителей Крестала. Каждый день их учили сражаться, ведь на случай повторной атаки на Крестал, если заявятся и маги, поклоняющиеся Заргулу, Алагар не сможет в одиночку перебить кавалькаду латников или пеших воинов, а его соратников может оказаться недостаточно, поэтому была необходимость во всей боевой силе, которую мог предоставить Крестал. Брок показывал им искусство владения мечом. Отбросив один из своих фальчионов, оставив один в руке, он учил мужчин, как делать самые простые удары и блоки, как двигаться в бою. Тренировочное оружие достать было просто – алагариты вместе с местными жителями нарубили палок и толстых корней в мелколесьях, окружающих Крестал. У Арстеля, со слов склонного к порывам энтузиазма парня в бандане – Брока, получалось неплохо несмотря на то, что он никогда не брал в руки никакого оружия, разве что кроме кухонного ножа. Арстель хорошо умел чувствовать свое тело, он обладал неплохой координацией. В тренировочных боях с Хельдом он постоянно выигрывал. У флорскела, напротив, получалось неважно – удары у него выходили слишком размашистыми, реакция была почти такой же, как у деревенского забора, да и равновесие он постоянно терял. К тому же, если Арстель был довольно терпеливым в тренировках и усидчивым, то у Хельда интерес быстро пропадал, и он либо начинал действовать на нервы Броку и остальным своим нытьем, либо начинал валять дурака, позируя и кривляясь, либо просто уходил с тренировочной площадки в самом разгаре тренировки, не говоря ни слова. Плотник Глыба со здоровенным дрыном в руках в спаррингах был опасным противником, вот только ловкости ему явно недоставало, а сила не всегда это компенсировала. Мурвак же наотрез отказался от тренировок, сказав, что уже владеет боевыми навыками, а те, кто принудит его к жалкому сборищу недоносков, машущих палками, могут испытать на себе его старый добрый топор. Остальные селяне медленно, но верно приобретали базовые навыки ведения боя – шагать строем они научились быстро. Шойрил устроил импровизированное стрельбище, смастерив на скорую руку мишени из соломы и ветвей – лучшим стрелком показал себя староста Кёрк. Гримбла и Шаабан помогали в тренировочном процессе не меньше. Хельд не нашел в себе талантов воина, но в полной мере реализовал себя как трактирщик – от клиентов отбоя не было, алагариты часто зависали у него в зале, а селяне сразу привыкли к сурового вида воинам, громко обсуждавшим политику Союза и стратегические планы Алагара, и загадочным магикам, шепчущимся о чем-то более сакральном. Жители деревни начали доверять Алагару и его людям, но не сразу были готовы принять его взгляды и присоединиться к движению, возглавляемому им. Тем не менее, они были признательны за покровительство Братству Уравнителей – часовые на стенах несколько раз замечали своры равшаров, топтавшихся в окрестностях селения или людей в темных балахонах, останавливавшихся среди холмов. Заявлять о правах императора на эти земли они более не пытались, заметив резко возросшую военную мощь неимоверно слабого еще совсем недавно Крестала. Это оказалось благодатной почвой для сеяния Алагаром зерен своих убеждений в умы селян. По вечерам, после дневной работы, тренировок или строительства новых бараков, оружейных, ковки оружия, он проводил собрания, на которых обсуждал дальнейшую судьбу Братства Уравнителей и жителей Крестала. Волшебник убеждал людей в том, что король Аргои не сумеет их надлежащим образом защитить от притязаний союзников Заргула на их жизни и землю. «Лишь огонь вашей страсти, заложенное природой в сознание стремление к свободе и мужество спасет от угрозы. Еще могущественнее делает вас единство – вы уже, без сомнений, ощутили значительно возросшую близость между собой при возведении оборонительных сил, – разглагольствовал он, по привычке закинув на плечо посох, расхаживая в центре толпы, собиравшейся возле фонтана на торговой площади – той самой, где располагались лавки ремесленников, в том числе и Арстеля, – будьте уверены, что я уже успел духовно породниться с вами и любого готов принять в ряды своих братьев и сестер!» Он нарочито подчеркивал слова «братьев и сестер», показывая, будто воспринимает своих людей, как равных, но на деле он непрестанно давал им распоряжения и, хотя внимательно выслушивал идеи и предложения каждого, далеко не все считал разумными. Арстель, любивший больше слушать, чем говорить, заметил свойственную Алагару черту при изложении своих идей обращаться к опыту слушателей, их жизненным условиям и прочему, пытаясь вплести в этот контекст свои воззрения, а точнее, необходимость следования им. Такимобразом люди постепенно начинали мыслить так, словно по собственному выбору находят полезными рассуждения Алагара, а не находятся под процессом вербовки рекрутов – Алагар неоднократно заявлял, что на Крестале не остановится и направится в еще несколько селений Аргои и Ганрая, а затем проникнет в Бёрнфилд и Братство Уравнителей поглотит и его. После этого, утверждал он, у Эанрила Третьего уже не будет возможности игнорировать существование поистине свободных жителей Союза.

– Вы всю жизнь сидите здесь и ведете однообразную жизнь, точно шестерни в часовом механизме, – часто вещал Алагар, – уверен, многие из вас мечтают попытать счастья в Силгоре, Бёрнфилде, Казариле. Арстель, возможно, своим опытом и знанием создал бы целый сапожный картель! Но вы не можете, потому что знаете, что вас там ничего не ждет – все уже расхватано этими дворянами, вельможами или хитрыми дельцами, которые держат в своих карманах королевский двор и гвардию. Арстель не сможет даже лавку свою там открыть, ведь целые мануфактуры, в том числе и башмачные, принадлежат графу Монсераду! А вы здесь при чем? Все эти люди говорят, что добились всего сами, а вы слабы и ленивы, поэтому не заслуживаете места под солнцем. Они вас недооценивают. Эти толстосумы говорят, что счастье нужно выбить? Что ж, пусть отобьют свои незаслуженные богатства! Железный кулак народа, отдавшего все свои силы, всю свою боль служению государству, щедрому к негодяям, но безразличному к преданному простонародью, этот кулак сметет все их гарнизоны и их самих. Вы видите, что всего за считанные дни наша мощь возросла настолько, что теперь поклоняющиеся Заргулу безумцы понимают, что им себе дороже соваться в Крестал. Представьте, какова будет мощь Братства Уравнителей, если присоединить к нему еще с десяток таких селений и крупные города, даже без Силгора. К тому же, среди братьев и сестер принято делиться опытом, обмениваться знаниями – многие из нас умеют хорошо сражаться и сведущи в магии. А если обучить этому народ? Даже сам Орден Магов, возглавляемый Хранителем Хаглоры, уступит нашему могуществу!

Замечая огонь веры и жажду жизни, разгоравшуюся в глазах селян, хватавшуюся за сердце Карен, у которой на глазах наворачивались слезы, Глыбу, что нетерпеливо хрустел пальцами, словно уже был готов вступить в бой с армией угнетателей, он воодушевлялся и начинал сыпать все более и более изощренными образами, пытаясь показать всю несправедливость общественного порядка в Союзе. Это подействовало на многих, в том числе и на Хельда, внезапно определившегося, в чем могут заключаться его способности. Он был единственным из селения, кто решился вступить на магическое поприще, к тому же и в столь зрелом возрасте – тридцати двух лет. Он уговорил Реадхалла Бескровного показать, как высекать узоры на палке, срезанной с дерева, утверждая, что спрашивает чисто из любопытства. Когда полноватый бородач сказал ему, что, отрезая от дерева его часть, следует быть предельно уважительным и попросить у дерева на то соизволения, Хельд зашелся диким хохотом и разыграл целый комедийный номер с хаглорианцем Йору-Клиа, кожа которого все еще походила на древесную кору.

– Слушай, чурбак ты мой дорогой! – крылатый никак не отставал от него, – у тебя случайно не найдется лишней конечности, которую я мог бы навсегда позаимствовать в магических целях? Свой фаллический отросток предлагать не надо, мне почему-то кажется, что он и мизинца на моей ноге короче!

Йору-Клиа шутить не думал, лишь произнес:

– Духи тебя покарают.

Алагар, заметив Хельда, старательно вырезавшего жезл из старого вяза, росшего рядом с таверной «Желудок Дракона», одобрил его стремление и подарил один из кертахолов, носимых с собой про запас, пожелав удачи в начинаниях флорскелу.

Юкиара, узнав о попытке Хельда изучать магию, пришла в неистовый восторг, надеясь, что у нее появится первый ученик – к удивлению Арстеля и Хельда, она была в этом весьма опытной.

– Я специализируюсь на иллюзиях, – сказала она, – вот такая-растакая ведьма. Вообще есть множество направлений в магии – боевая, целительная, иллюзии, призыв духов, разного волшебного оружия и прочее, зачарование брони и обыкновенного оружия и много всякой всячины. Ах, Хельд, я так рада, что могу чем-то тебе помочь! Я уверена, тебе понравится, магия вообще интереснейшее занятие. Обещаю, буду объяснять как можно понятнее и увлекательнее.

– Я согласен, но при одном условии! – отвечал Хельд, – оценки ниже «хорошо» мне ставить категорически воспрещается. В церковно-приходской школе я был отличником и не собираюсь опускать планку!

Юкиара смеялась и дружески толкнула Хельда, чем вызвала неосознанную ревность Арстеля. Он осуждал себя за это чувство, Арстеля с ранних лет научили, что собственничество и ревность – это формы алчности. Но ему было обидно, что девушка, которая ему в самом деле приглянулась, уделяла больше внимания его другу, чем ему. Однако он искренне радовался за товарища, нашедшего себя в новой роли – роли мага и приступившего к своему развитию.

– Вот видишь – даже этот недотепа пытается как-то изменить себя, – говорил Арстелю библиотекарь Клуатак, – а ты так и будешь чинить сапоги?

– Нечестно, я ведь тренируюсь вместе со всеми! Это разве не считается за развитие? – протестовал Арстель.

– Да, но ты это делаешь лишь потому, что так надо, ведь так делают все. А вот твой друг пошел против течения и нашел именно свой путь.

– Ты старше и мудрее меня, Клуатак. Может, ты можешь как-то меня направить?

– Дружище, – хлопнул сапожника по плечу библиотекарь, – для начала перестань бояться выходить из привычных условий, пробей свою скорлупу и попробуй почувствовать и увидеть этот мир со всех сторон. Ты хотя бы подойди к этой ганраянке! Ну, той, что учит Хельда нашего ненаглядного. Я же вижу, как ты ее раздеваешь своими глазами, – смеясь, старик добавил, – эх, повезло тебе, что я уже не в том возрасте – глядишь, и увел бы ее у тебя из-под носа!

Хельд и в самом деле увлекся изучением магии. Юкиара была отличным учителем – она никогда не повышала голоса, не теряла терпения и не бранила Хельда за непроходимость, которая порой овладевала им, когда дело касалось изучения теории. Началось обучение с овладения энергией, которой пронизан, по словам Юкиары, весь мир, земля, воздух, вода, живые существа. Юкиара учила его ощутить связь с космосом и землей, впитывать в себя энергию из них и проводить через себя, служа не повелителем этой могущественной силы, а ее проводником. У Хельда поначалу не получалось ничего ровным счетом. Алагар, проходящий мимо, ненадолго присел на валун, ему было интересно обучение новичка, тем более столь неординарного.

– Алагар, соизволишь ли поделиться знанием, нужен ли природный дар для становления великим чародеем, или тяжелого труда достаточно?

– Терпение и труд все перетрут, – отвечал Алагар, улыбаясь так, словно наслаждался своим превосходством или же тем, что обладает бесценным опытом для совершенно неумелого Хельда, – но задатки, безусловно, многое решают. Но об этом думать не следует – множество исходов здесь возможно. Некоторые настолько одарены, что за несколько лет становятся великими колдунами. Другие же раскрываются постепенно, спустя годы. Некоторые, не слишком талантливые, тренируются медленно, неспешно, и спустя десятилетия, ближе к концу своей жизни, достигают определенного умения. А вот другие, более упорные, серьезно подвергают себя опасности жестокими тренировками по овладеванию потоками энергии, с которыми их тело, лишенное природных способностей, может не справиться – тогда все решает случай, либо организм к этому приспособится, либо мага ждет печальный конец. Догадываешься, сколько учеников терпели неудачу? Желали магами стать многие. Но моих коллег на всем Ранкоре, не неофитов и учеников, а настоящих магов, мастеров, достигнувших конечной цели пути, едва ли полсотни наберется, а то и меньше.

Пытаясь управлять энергией, Хельд часто бросал посох и пытался делать руками замысловатые движения, бормоча несуразицу, имитирующую заклинание, на языке, только что им придуманном. А затем выкрикивал, что жаба, прыгающая неподалеку, должна вот-вот превратиться в дракона. Юкиара заливалась хохотом и хлопала в ладоши Хельду, утверждая, что такого уровня мастерства даже от Алагара не видала. Как-то она ему объяснила, что вовсе не каждому магу нужен посох или жезл с кертахолом, чтобы управлять потоками энергии – самые сильные кудесники использовали свое тело в качестве проводника, но для этого был необходим особый уровень отношений с этой силой, ведь для неподготовленного мага это могло вызвать перенапряжение, губительное для организма, ведь, не обеспечив правильное протекание энергии, чародей рискует, что она разрушит его изнутри. Дерево и кертахол служили проводниками, которые предохраняли мага, облегчая проток энергии в его теле. К чести Хельда, стоит признать, что он был весьма старательным учеником – магия была интересна ему. До этого он лишь грезил о Хаглоре, чудесах, которые он мог бы творить, как он встал бы вровень с величайшими кудесниками Ранкора, а возможно, стал бы первым архимагом не из рода хаглорианцев. Но, оставаясь трактирщиком, и стараясь меньше думать о грядущих успехах дабы не отвлекаться от текущих задач, он самостоятельно дни напролет медитировал, держа перед собой вертикально посох. Чем сильнее он сжимал древко, тем меньше он ощущал связь с энергией. Вспомнив о словах Юкиары, где она говорила, что следует стремиться проводить сквозь себя эту силу, отдавая себе отчет в том, что он не могущественен сам по себе, лишь только силы вселенной и этого мира открываются перед ничтожным смертным существом. Любой маг знал, что энергия, из которой соткана материя, дух и творится магия, вечна и абсолютна – она не создается и не исчезает, а маги, даже самые сильные, лишь песчинки, мухи по сравнению с нею. Хельд хорошо это ощутил на себе. На третий день занятий он испытал нечто вроде провидения. Метидируя, он полностью очистил свой разум, расслабился, представил свой посох чем-то вроде древнего обелиска, сквозь который струится немыслимая сила, вроде Священного Древа равшаров, которое связывает их землю с бесчисленными душами их предков. И вдруг его прошиб пот – сквозь тело Хельда хлынул такой мощный энергетический поток, что он ощутил себя летающим в бескрайних просторах вселенной. Он чувствовал себя безгранично могущественным, словно мог разрушать и созидать миры, галактики одним щелчком пальца. Открыв глаза, флорскел увидел, что он парит в метрах пяти над землей, хотя летать сроду не умел – его крылья были однажды сломаны и неправильно срослись, что после не могли поднять тело в воздух. Изумившись, он потерял всяческий контроль и грянулся оземь, однако это чувство, что он словно наэлектризован, словно он покинул свое ограниченное смертное тело и слился с этим абсолютом – источником всей энергии, материи и духа, не покидало его. Когда он рассказал об этом Юкиаре, она захлопала в ладоши и даже подпрыгнула от радости, с восторженной улыбкой сказав своему ученику, что он начинает пропускать сквозь себя ману и контролировать ее. Следующими их занятиями были простейшие заклятия вроде левитации небольших камней, которых, благо, лежало больше, чем грязи. Хельд, понявший принцип, по которому маг вступает во взаимодействие с маной, за несколько дней научился левитировать камни не тяжелее одного килограмма и часто шутил, силой мысли швыряясь ими в односельчан, убеждая их, что он здесь вовсе не при чем, а кто кинул – не видел.

Однажды, собравшись с духом, Арстель решил последовать совету старого библиотекаря и заговорил с Юкиарой. Они, он смел надеяться, нашли общий язык, но в последние дни мало общались – Арстель был занят тренировками и сапожной работой, помогал возводить баррикады и создавать простейшее оружие, Юкиара же учила Хельда основам магии и занималась той же помощью в создании оборонительных сил, правда она больше занималась расставлением целительных палаток и сбором трав, которые могли бы пригодиться пострадавшим в случае нападения приспешников Заргула. Насчет трав она предупредила Хельда, что вскоре ему предстоит довольно занудная работа – вызубривание целебных трав и прочих, которые, к примеру, могут воздействовать на сознание мага в целях расширения его духовного опыта. Каждый чародей, по ее словам, обязан был владеть подобным материалом.

– Почему вы не можете лечить и управлять разумом собственными силами, используя ману? Не понимаю, – отвечал Хельд, – или, быть может, каждый маг – одержимый и вы лишь прикидываетесь всезнающими и всемогущими мудрецами, а на деле вам лишь только хочется выкурить дурманящей травы?

– Я несколько раз пробовала это, – ответила Юкиара, – что скрывать!

– Так вот почему ты всегда навеселе! – воскликнул Хельд, – а поделишься?

– Да шучу я! – рассмеялась она, – может, я и курила когда-то, но точно не такое. Если говорить начистоту, то курение трав, вызывающих галлюцинации, ради удовольствия – это путь слабости, саморазрушения. Мы же, чародеи, используем специальные отвары с целью общения с духами, например, или же ускорения работы разума. Они безопасны для организма, если использовать в меру. Но если мага-ученика уличат в пагубных пристрастиях, которые ты упомянул, – учитель обязан отказаться от него. Так что не балуй, братишка!

Она никогда не становилась заносчивой и не ставила себя выше Хельда лишь потому, что он не знал того, что знала она. Флорскел обнаружил, что при ее методе обучения, когда учитель общается с учеником на равных, полон юмора, терпения и дружелюбия, куда легче увлечься предметом обучения. В конце недели Хельд, уже наловчившийся поднимать камни средней величины, хоть и по одному, решил сделать перерыв и работал на полную катушку в «Желудке Дракона». Он решил сэкономить время и усилия в обслуживании клиентов за счет магии – теперь в его таверне увидеть летающие в воздухе бутыли эля, кружки, куриные ножки с тарелками было привычным делом. По правде говоря, новичок часто не управлялся с заклятием, из-за чего посетителям часто на голову выливалось пиво и прочие угощения – как-то Мурваку в лицо удачно прилетело сырое яйцо, капли яичного белка упали даже на платье Карен, которая сказала, что в следующий раз при походе в таверну наденет фартук и посетовала, что другого питейного заведения, кроме забегаловки безумного крылатого, в Крестале не было, а Мурвак сказал, что, если продолжится в таком духе – он бросит рубку леса и отожмет у Хельда его заведение как компенсацию за ущерб. Алагар же, хоть он и не ходил в таверну – ему всегда приносили еду в один из бараков, прознав о нетривиальных методах тренировок Хельда, посетовал, что при столь несерьезном и неуважительном к священному искусству подходе маг из него никакой не получится. Юкиара отвечала, что до владения магией на серьезном уровне Хельду еще очень далеко, поэтому это могло сойти пока что за безобидное увлечение. В один из таких дней, когда «Желудок Дракона» был забит до отказа, пока члены Братства Уравнителей и селяне тренировались на поляне, строили укрепления или выпивали на природе, разговаривая за жизнь, Арстель решил прогуляться за стенами деревни. На всхолмье, он заметил там одиноко стоявшую Юкиару, что, облокотившись о ветвистый дуб, любовалась закатом. Брата с ней не было – он учился владеть мечом на тренировочной площадке. Арстель уже собрался вернуться в деревню, пока она его не заметила, лишь бы не нарушать ее покоя, но снова вспомнил слова Клуатака. Разве плохо пообщаться с человеком, который тебе интересен, тем более, если он сам не против того? Арстель взбирался по тропинке и приблизился к Юкиаре.

– Арстель? – луч солнца, пробившийся сквозь лиственную крышу над их головами, осветил часть ее лица, не тронутую шрамом, – вот это совпадение. А я думала, что только я и прихожу сюда.

– Крестал, понимаешь, моя малая родина, – сказал Арстель, – я здесь каждую яму, каждый угол, каждую околицу знаю.

– Как это хорошо, – ее лицо осветила счастливая улыбка, девушка искренне радовалась за Арстеля, – хотела бы я тоже иметь свой дом, а не скитаться всю жизнь с места на место. Тебе очень повезло, Арстель. И мне жаль, что с нашим приходом и явлением прислужников Заргула ваша жизнь пошла под откос.

Арстеля удивили ее слова. Сапожнику казалось, что эта кудесница-иллюзионистка всем довольна и ничего, кроме вольной жизни, ей не требуется.

– Юки, но ты же столько всего видела – побывала во многих местах Союза, пока я не вылезал из села. У тебя столько верных боевых товарищей, а сама ты тоже многое можешь. Я живу скучной жизнью, а о приключениях читаю лишь в книгах, живу чужой жизнью, а ты живешь своей, настоящей.

– Арстель, – она помотала головой, – настоящая жизнь совсем не похожа на вымысел из книг. Да, я доверяю многим из окружающих меня людей, и я счастлива, что мой брат в безопасности, рядом со мной, но очень хотела бы знать, каково это – иметь свой дом. В юные годы нас с братом носило по улицам Вархула, мы были одни в этом мире. Ах, не знаю, интересно ли тебе было бы слушать эти истории. Хорошего там мало, а я бы не хотела портить тебе настроение.

– Ты можешь поделиться всем, чем сочтешь нужным, Юки, – сцепив ладони у груди, сказал Арстель, – я не буду ни выпытывать, ни осаживать тебя. Но мне интересна твоя история. Видно, что ты не понаслышке знаешь эту жизнь, она тебя потрепала. Но при этом ты не утратила оптимизма, жизнелюбия. Это меня восхищает. К сожалению, видел очень мало людей такого рода.

– Арстель, ты полегче, а то меня на слезу пробьет, – усмехнулась Юкиара, – мы ведь совсем еще мало знаем друг друга. Хотя я очень даже не против узнать тебя ближе!

Арстель, немного смутившись, промолчал, он не нашелся, что на это ответить. Разумеется, она с ним заигрывала. Но всерьез ли это было произнесено, Арстель понять никак не мог.

– Да я шучу, – она игриво пригладила выбившуюся прядь волос и заговорила снова, – хотя, в каждой шутке есть… Ладно, о чем это мы? Ах, да, о моих ранних годах. О том, как мы жили в Вархуле, я и вспоминать не хочу. Скажу лишь, что той жизни и врагу не пожелаешь. Голод и отсутствие дома – ладно, иногда я воровала, чтобы прокормить маленького брата, порою мы ночевали в заброшках или в коммунах, где жили нищие. Временами нас подкармливали добрые люди. Попадались и разные ублюдки. К примеру, лет в пятнадцать я пыталась украсть батон хлеба для Сангельса. Ему было шесть. Я пробралась в пекарню и стырила один целый каравай. Но на свою беду задержалась немного, чтобы подкрепиться самой, я была очень голодна. И тогда пришли подмастерья местного пекаря. А они? А что они? Повалили, порвали одежду, били, пинали. Тогда я впервые поцеловалась, правда, с раскаленными углями в печи, – она усмехнулась, – по мне видно, не правда ли? Нет, ты не подумай, что я жалуюсь, как несправедлива жизнь. Наоборот, я хочу подбодрить тебя. Я вижу, что ты словно потерян, ты не знаешь, стоит ли тебе ловить птицу своего счастья в большом мире, боишься, что потерпишь неудачу. Так вот, мои неудачи окупились сторицей. За все лишения, перенесенные нами с братом, Бог щедро нас вознаградил. Тем парням было мало меня изуродовать и избить – они хотели и излить в меня излишки своего семени. И им почти удалось это, если бы не появился тот, кого боятся самые конченные преступники Ганрая. Глоддрик Харлауд, услышав крики, удары и мои мольбы, явился. Я надолго запомню его перекошенное от ненависти лицо. Он отлично понимал меня, сам, как я позже узнала, вырос на улице. Ох и устроил он там… Двое сразу узнали его и кинулись опрометью оттуда. Последнему повезло меньше – Глоддрик схватил его за шиворот и что было силы швырнул об стену. Там был какой-то котел с варящимся супом, и он облил парня кипятком. Жуть. Я кричала, просила его остановиться, но он и не думал слушать. На этого человека иногда находит такое, знаешь, состояние жажды крови, когда он не чувствует ничего, кроме чешущихся кулаков. Если бы я была магом уже тогда! Может, я смогла бы вылечить беднягу? Он, может, и был негодяем, но такой участи не заслужил.

– А ты? Ты разве заслужила?

– Еще как! – улыбнулась она без тени злобы, – если я так облажалась и попалась на воровстве, надо было расплачиваться. Ты не подумай, что я такая, нет. Я бы и не подумала красть, но мой брат… Пришлось послать свое благородство подальше.

Юкиара запустила руку в поясной мешок, достала оттуда щепотку курительной смеси и листок дешевой бумаги. Взглянув на Арстеля, она игриво улыбнулась и нарочито соблазняюще облизнула краешек бумаги, свернула самокрутку и прикурила.

– Что, считаешь это неправильным? – поджала губы Юкиара, и ее лицо приняло жалобный вид, – или расскажешь наставнику, какая я плохая?

Арстель смотрел на нее, выпучив глаза, но удивлялся он не тому, что его знакомая курила. Этой вредной привычкой часто грешили люди, которым довелось жить на дне, стоило порадоваться, что Юкиара не была склонна к пьянству. Он удивился тому, что подожгла она самокрутку одним щелчком пальцев. Огонек сверкнул всего минуту, отразившись бликом в глазах девушки и молодого сапожника, но это, без сомнений, было колдовством.

– Нет, конечно, не моя задача учить тебя, что делать.

– Я что, совсем безразлична тебе?

Арстель уже поднял руки в примирительном жесте, но Юкиара шутливо толкнула его.

– Расслабься уже! Это шутка, не более того.

– Понимаешь, я все никак не могу привыкнуть к этому. Тридцать лет топчу Ранкор, и все это время о магии я только слышал от других или читал в преданиях старины. Но со дня появления вашей общины в нашей деревни наша жизнь буквально пронизана волшбой! Мастер Алагар легко раскатал налетчиков своими молниями, вы левитируете огромные бревна, строя целые баррикады, а теперь ты прикуриваешь с помощью владения стихией огня. Моя жизнь никогда не была такой…

– Перевернутой вверх тормашками? – подмигнула ему Юкиара.

– Я бы выразился иначе, скорее, сказочной, но ты подобралась близко к сути.

Девушка с наслаждением затянулась и выпустила клубы дыма.

– Если ты не видишь чего-то, вовсе не значит, что этого не существует, Арстель. К примеру, свое детство я провела среди жестоких людей, полных низменных стремлений, и могла бы никогда не узнать светлую сторону этого мира. Но она есть. Ваше селение и добрые люди в нем – яркое тому подтверждение. В мире много зла и несправедливости, но в нем есть и добро, а порой истинные чудеса творятся.

– А ты знаешь, иногда я задумываюсь, что для меня лучше – спокойная, размеренная жизнь на одном месте, однообразная, лишенная диковин, или насыщенная, полная событий, авантюр, риска и безумств. И чем больше я об этом думаю, тем больше понимаю, насколько мы с тобой разные.

Юки отвела взгляд от Арстеля и сделала несколько шагов вперед, любуясь живописным пейзажем холмов и красочным видом заходящего солнца, озолотившего своим цветом горизонт и облака. Солнечный диск уже коснулся вершин высоченных сосен вдалеке, осветив юное лицо Юкиары. Она повернулась лицом к сапожнику, облокотясь о толстый кленовый ствол, покрытый чагой.

– Так отправляйся со мной, то есть, с нами, когда мы защитим вашу деревню от людей Варзхела, – быстро исправилась она, – многие из нас видели тяготы жизни, но тебе не придется столкнуться с этим, зато будет ждать мир, полный приключений, любви и дружбы. Ты мне тем и интересен, Арстель, что ты не такой, как мы. Тебе не доводилось по-настоящему огребать от жизни, и потому ты чист душой. Мне нравится, как ты держишься с людьми, как ты отдаешь себя честному и почетному труду. Если бы ты отправился с нами, ты бы увидел жизнь в новом свете, почувствовал бы, как кровь стынет или кипит в жилах. Может, было бы трудно, но это бы не ожесточило твое сердце, ведь рядом была бы я и остальные.

Она потупила взгляд, немного смутившись своему приступу откровенности и затушила самокрутку о булыжник, валявшийся у дерева. Окурок она спрятала за пазуху, не желая вредить природе.

– Я подумаю, Юки, благодарю тебя за предложение. Все вокруг в последнее время убеждают меня, что стоит покинуть свои четыре стены и познать мир.

– Вот и отлично, ты и друга своего захвати, подбросим его до Хаглоры, как знать, может, и туда нас ветер судьбы занесет.

– Но ты не совсем права в своих суждениях, Юки. Ты говорила так, словно тяготы жизни оскверняют сущность практически любого. Хоть тебе и тяжело пришлось, но ты тоже чиста душой. Мне так кажется.

– Но я же ведьма, разве нет? Суеверные таких не любят. Да и характер у меня трудный. А уж о моей беспечности в Братстве легенды слагают!

– Это лишь делает тебя живой, Юки. Клянусь Илгериасом, я редко встречал человека, столь любящего эту жизнь. Говорят, это – признак мудрости.

Юкиара всплеснула руками:

– Ну, где я и где мудрость! Лесть тебе не к лицу, Арстель, не стоит. Ведь именно твоей искренностью я и прониклась. Что ж, рада была провести с тобой время. Но мой перекур, то есть перерыв, окончен, а работа не ждет. Увидимся ближе к вечеру.

Она скрылась за зарослями можжевельника, Арстель же ненадолго задержался, осматривая оконечности стены Вархула вдалеке, Драконовы Горы. Иногда, он был готов поклясться, он видел летающие фигуры среди них, но сейчас это его мало беспокоило, ведь дракона ему уже довелось увидеть. Арстель понял для себя одно – эту девушку он хотел узнать лучше, изучить ее. В ее присутствии мир вокруг словно сверкал яркими красками. Юкиара действительно была в своем роде художницей, раскрашивая все вокруг в цвета веселья и гармонии. И если бы она навсегда покинула эти края, был уверен Арстель, он до самой глубокой старости хранил бы в памяти ее светлый образ. Возможно, думал он, только ему она казалась столь совершенной, но он ничего не мог с собой поделать, все чаще его мысли возвращались к Юкиаре. Так он оказался между молотом и наковальней – с одной стороны шанс на обеспеченную жизнь в родном краю, с другой – девушка, которая готова подарить ему столько нового, а возможно, если повезет, и саму себя. Но что ждало его, присоединись сапожник к алагаритам? Куда их заведет их этот странный маг, которого у Арстеля не поворачивался язык назвать человеком чистой души. Хотя бы из-за его тщеславия и властолюбия, которыми так и сквозили его вещания. А если уговорить как-нибудь Юкиару остаться в Крестале? Вряд ли она бы согласилась, будучи вольной птицей. С этими мыслями Арстель возвращался в деревню, прошел через недавно отремонтированную калитку и вскоре вернулся в свою родовую лавку, погрузившись в кропотливый труд до позднего вечера.

***

Сапожник возвращался после легкого ужина в «Желудке Дракона» и забавной беседы со своим крылатым другом. Они обсуждали предстоящий рыцарский турнир в Силгоре, столице Аргои, и никак не могли сойтись во мнении, кто кого выбьет из седла. Они с детства болели за разные дворянские кланы. Но больше их занимал спор о том, кто лучше фехтует мечом – знаменитый Эрлингай Львиный Рёв из рода Акреилов, младший брат Эанрила Третьего, или же Керрис Галарт, главнокомандующий армией Союза. Арстель считал, что у Керриса Галарта больше опыт в сражениях и более филигранная техника, Хельд же рьяно топил за Эрлингая, утверждая, что он всеми признан, как гений фехтования, с чем будет спорить только дурак, и, хотя у Керриса очень хорошая выучка, от мастерства Эрлингая это его бы не спасло. Разница в возрасте между воинами добавляла сложности в споре, в итоге каждый остался при своем мнении. Сошлись они на том, что Керрис Галарт в свои семьдесят пять лет очень достойно поддерживал свою форму. Их спор то и дело прерывали, один раз Мурвак презрительно ухмыльнулся, услышав знакомые имена, высказавшись, что Ганрайский Демон Глоддрик Харлауд обоих бы уделал, как щенков, а Гранаш крикнул, что, как бы ни были сильны эти отдельно взятые уникальные люди, с равшарами в искусстве боя не сравнится никто. Карен крикнула, что она зафехтует Хельда до смерти шваброй, если он не принесет ей угощение.

– Зачем, учитель? Зачем вы направили Шойрила и Брока в Вархул совсем одних? – этот женский голос Арстель бы узнал из тысячи.

Он остановился за углом у дома Карен и обратился в слух. Он выглянул из-за угла и увидел колодец, у края которого присел Алагар, а напротив него стояла Юкиара, сложив руки у подбородка, ее снедало волнение.

– Юки, – устало прозвучал голос Алагара, – если я отправил, значит, так было нужно. Разве не учил я тебя, что наставникам следует доверять полностью и не задавать лишних вопросов? Если ты не доверяешь своему учителю хотя бы на одну сотую долю, тебе не стоит следовать за ним.

– Да знаю я, мастер! Я вам доверяю, но я так волнуюсь. А если с ними что-то случится? В городе полно союзников Варзхела, особенно в Сухих Колодцах. А еще и Карательный Отряд. Если они в своей разведке попадутся под руку Глоддрику… Ах! Даже думать не хочу!

Ее глаза наполнились слезами, она уже начала всхлипывать. Алагар не обратил на это ни малейшего внимания, он так же безучастно смотрел на перепуганную девушку.

– Возьми себя в руки, юная леди, если ты достойна придерживаться пути Братства Уравнителей. Люди Варзхела уже приходили. Почему бы им не прийти еще? Мы не знаем истинного расклада сил, мы даже не знаем, сколько у них людей. Шойрил и Брок понимают риск и возложенную на них ответственность. И почли это за честь. Твои слезы, девочка, оскорбляют их решимость. Подумай об этом. Я начинаю разочаровываться в тебе.

– Учитель, но вы же сами наставляли нас беспокоиться о ближних, не быть безразличными к их судьбам! А теперь осуждаете меня за то, что я переживаю? Когда моим братьям грозит гибель? Как вы так можете?

Алагар резким прыжком встал. Юкиара, которая была ему по плечо, нерешительно попятилась, но Алагар двинулся на нее.

– Если бы ты внимательнее меня слушала, – он говорил тихо, но так вкрадчиво и жестко отчеканивая слова, что у Арстеля волосы на спине встали дыбом, – и больше думала своей головой, ты бы поняла, что их поступок и был вызван беспокойством о ближних. Твое же внутреннее препятствование их самоотверженному поступку говорит о твоем безразличии к остальным. Ты так сильно к ним привязалась, что готова забыть об угрозе для остальных, лишь бы эти двое не рисковали? Я тебя этому не учил. Привязанность приводит к слабости, Юки. А слабость для нас – непозволительная роскошь. Научись отпускать людей, любя при этом ближних. Перестань уже, наконец, быть такой хорошей. Иногда, чтобы действовать во благо людей, приходится сделать сердце каменным.

Она утерла слезы локтем и выкрикнула:

– Нет! Не надо! Не говорите так! Я не могу, не могу больше… – и опрометью кинулась куда глаза глядят, захлебываясь в рыданиях.

У Арстеля сжалось сердце. Если бы его ударили кулаком в грудь, ему было бы это легче перенести, чем слезы Юкиары.

– Тебя не учили в детстве, что подслушивать неучтиво?

У Арстеля упало сердце. Алагар появился изниоткуда. Никто физически не смог бы подкрасться за спину за такое короткое время, кроме чародея.

– Простите, я…

– Забудь. Мы, Братство Уравнителей, не имеем секретов от тех, кому можно доверять. Тебе можно доверять, Арстель? – он взглянул ему в глаза, но у Арстеля засосало под ложечкой, ему показалось, что эти алые глаза, переливающиеся бешеным пламенем, поглощают его душу.

– Не отвечай. Это не имеет значения. Да и потом, разве мы с твоей подругой обсуждали что-то важное? Это в порядке вещей. Все же у людей, близких друг другу, порой возникают разногласия.

– К-конечно, – пробормотал он.

– Она, я полагаю, еще не готова повзрослеть, – Алагар, по-видимому, обращался не столько к Арстелю, сколько к самому себе, – как дитя, витает в облаках, старается обо всех заботиться, но своей заботой только сбивается с истинного пути и сбивает других. Это пройдет. Жизнь ее исправит. А если нет… Что ж, у нее есть еще брат, может, он будет более сознательным? Не суть. Доброй ночи, Арстель.

В его словах не было ни капли дружелюбия.

– И вам того же.

Алагар улыбнулся и ушел в тень дома. В сумраке лишь его глаза светились несколько мгновений, но этот огонь вскоре погас, Алагар словно растворился. Арстель с минуту стоял, как вкопанный. Он думал побежать за Юкиарой, найти ее и успокоить, но не смог решиться. Одно он понимал точно – если этот наставник и может чему-то научить, то только не любви к ближним.

Глава 8: «Каратели в деле»

1672 год. На границе Ганрайских земель.

– Я уверен, ты мухлюешь! Невозможно честно выиграть столько раз подряд!

– Возможно, если руки растут, откуда надо.

– Такими темпами он нас оставит без гроша… И на какие шиши мы будем кутить, бухать, девочек снимать?

Трое парней привычно резались в карты. Азартные игры были одним из любимейших видов времяпрепровождения солдат Союзной армии. Двое из них были ганрайцами, третий принадлежал к северному роду. Ганраец, который умудрился обчистить карманы сослуживцев, был загорелым, среднего роста и темноволосым юношей, едва разменявшим третий десяток. Ганраец и северянин были примерно одного возраста с ним, но как же непохоже друг на друга они выглядели. Первый всем своим видом демонстрировал развязность и самоуверенность, характерную для уличной шпаны. Ему и довелось вырасти на улицах Вархула, где за каждый кусочек хлеба приходилось драться насмерть, а в любой день можно было оказаться в эпицентре разборок местных бандитских группировок и быть жестоко зарезанным ни за что. Многие люди, которым довелось выжить в таких условиях, понимали, что человек может легко уйти с улиц и начать вполне достойную жизнь, но вот улице из человека уйти куда сложнее. В движениях и манерах молодого человека читалось что-то блатное, преступное, пока воины, принадлежавшие к именитым кланам Аргои, старались придерживаться идеалов чести и доблести, этот парень жил по понятиям. Растрепанные черные волосы, торчащие в разные стороны, кое-как застегнутая рубашка и неряшливо закатанные рукава говорили о том, что он давно привык одеваться в лохмотья, отчего подсознательно обращался со вполне достойной одеждой небрежно, как с дешевым тряпьем. Несмотря на свою дерзость и заносчивость, Глоддрик был настоящей душой компании, за что сослуживцы в нем души не чаяли. Улица, быть может, и оставила на нем видимый отпечаток, но не лишила человечности. Второй носил соломенную шляпу, такого же темного цвета волосы были собраны в хвост, а руки были перебинтованы, так как юноша час назад отрабатывал набивку кулаков на ближайших валунах, превратив их в посыпь гравия.

– Глоддрик, может, ну его, на деньги играть, а? Лучше на интерес, так веселее. Да и нехорошо это, товарищей дураками выставлять, – сказал северянин, молодец со спутанными волосами до плеч и пока еще жиденькой бородой.

– За базар надо отвечать, мужики, – сказал Глоддрик, сгребая игральные фишки в свою сторону, вместо игрового стола им служил широкий треснутый пень, по которому ползали муравьи, – не умеешь – не берись, запомни это, Гримбла, – махнул он рукой в сторону северянина, и тут же с издевательской улыбкой, полной наслаждения превосходством, взглянул на ганрайца, – а ты, Шибуи, я вообще удивлен, что ты присоединился к игрищам, мастер Агриппа с тебя бы три шкуры содрал.

Говорил он о наставнике Агриппе. Признанном всем Союзом лучшим в искусстве владения любым оружием и рукопашным боем. Этот ганрайский мэтр уже сорок лет готовил элитных защитников Ганрая и Союза, называемых Стражами. Школа их носила гордое имя – Храм Мечей. Эти люди отличались от рыцарей Аргои и лучших фехтовальщиков тем, что могли они владеть многими, самыми экзотическими видами оружия и были сведущи в боевых искусствах, в том числе и голыми руками могли одолеть вооруженный гарнизон королевских гвардейцев. Они воистину обладали сложно вообразимыми способностями, для прошедшего обучение Стража было в порядке вещей метнуть иглу в цель, расположенную за толстым куском стекла и своим мощным броском пробить стекло и попасть в мишень. Или, к примеру, взмыть ввысь и двойным ударом ног, садясь в шпагат в воздухе, попасть в головы противникам по разные стороны. Мастер Агриппа в свои восемьдесят лет все это умел до сих пор и бросать обучение новых Стражей не был намерен. Глоддрик и Шибуи Син были прошедшими полный курс обучения Стражами и высоко ценились в пограничных войсках Союза, несмотря на молодой возраст. А задача этим войскам предстояла серьезная – оборона земель Ганрая от нападений равшаров. Командовал подразделением майор Керрис Галарт – сорокалетний усатый воин, уже тогда начавший лысеть.

– Мимо наша жизнь проходит, парни, – взяв в зубы травинку, улегся на землю Гримбла, – пока молодежь гуляет в Силгоре, пьет пиво и засаживает по самое оно южанкам в публичных домах, мы убиваем время на границе. Страдаем любой херней, лишь бы быстрее закончилась эта мотота. И вот зачем Кратару Роковому понадобилось нападать на Союз? Этим равшарам что, своей земли мало?

– Хотят попробовать ганрайской стали, – скривился в кровожадной усмешке Глоддрик, – ничего, кто к нам с мечом придет, от меча и загнется.

– Глоддрик, ты горазд на печи храбриться, а в поле вот что ты будешь делать? – спросил Шибуи, поправив край шляпы, – мы же с вами, парни, ни разу не побывали в настоящей битве. Ну, подрались с малым гарнизоном равшаров, где их было с десяток, да и то это нельзя назвать дракой – они сдались практически сразу.

Мимо проходили Керрис Галарт и полковник Клаусвиль – дородный муж с пышными бакенбардами. Они рассматривали большую карту, Керрис водил по ней пальцем и что-то взволновонно втолковывал Клаусвилю. Из услышанных обрывков разговора молодые воители поняли, что спор шел о том, что подкрепление не успеет подобраться, а равшары могут появиться в любой день, да и место крайне удобное для нападения – равнина с маленькими плоскогорьями, больше напоминавшими болотные кочки. Керрис предлагал удалиться от границы, поскольку линия обороны недостаточно надежна, чтобы выдержать натиск равшаров, а людей при этом погибнет немерено. Клаусвиль лишь бросил, что это их священный долг, а любой мужчина, преданный Союзу, смерть в бою с его врагами должен почитать за честь. Глоддрик презрительно осклабился и сплюнул, сказав, что Клаусвилю, который в случае поражения постоянно ретировался с поля боя, легко говорить о смерти. Так он пытался побороть свой страх, ведь опасения его и его друзей подтвердились – прикрытие от короля Ганразура Второго придет совсем не скоро. И убить их могут в любой момент.

– Думаю, если что, мы вдарим этим равшарам так, что мало не покажется, – потряс кулаком Гримбла, – мы же Союз! Наша сила в единстве! А эти уроды все время воюют друг с другом, ненавидят сородичей. Да они передерутся друг с другом прежде, чем до нас дойдут!

Глоддрик расхохотался и ответил:

– А жаль! Интересно посмотреть на себя в реальном бою. Чему мы в Храме научились. Хорошо, что здесь нет моего младшего брата Ревиана, не нужно никому сопли подтирать, настало время проявить себя с лучшей стороны. Вот бы поскорее в бой… Наверное, это яркие ощущения.

– Яркие, не спорю, – раздался свысока голос Керриса Галарта, – только там тебя не ждет ничего интересного. Ты лишь исполняешь свой долг, невзирая на страх, ранения, увечья или даже смерть. Уверяю вас, юнцы, после войны жизнь человека не будет прежней никогда, если ему повезет выжить. И молитесь, чтобы вас никогда не настигла настоящая битва. Поверьте, вам не понравится.

Шибуи благоразумно промолчал, Гримбла открыл было рот, желая что-то сказать, но передумал, а вот Глоддрик не удержался от высказывания:

– Ха! Да в вас говорит чувство превосходство, майор Галарт! Думаете, если мы молодняк, то мы спасуем перед лицом врага? Может, это было нашей детской мечтой – врубиться во вражьи ряды и…

– Отставить, рядовой Харлауд! Тебя здесь ценят за умения и мастерство, которым не обладаю и я, но не забывай свое место. Я старше тебя по возрасту и по званию. В армии существует субординация, которой необходимо следовать. К тому же, не тебе со мной спорить. Я успел пережить не одну битву, а ты – еще нет.

Глоддрик собрался возразить, но Шибуи положил ему руку на плечо и помотал головой, дескать, придержи язык. Остаток дня они провели в молчании. Шибуи вскоре отправился на костер варить похлебку, Гримбла лениво валялся в предзакатных лучах солнца и наслаждался полудремой, а Глоддрик присел на поваленный ствол дуба, столь редкого в этих землях, и курил самокрутку. Размышляя о словах Галарта, он пытался его понять, представлял себя в гуще битвы и пытался ощутить весь страх и панику, на которые намекал бывалый воин. Но все, что он испытывал – это жажда свершений и позывы к геройству, которые вбили ему в головы старинные песни о деяниях рыцарей Аргои и могучих ратниках Ганрая. Его размышления прервал резкий окрик караульного:

– Это равшары! Они идут прямо на нас!

Глоддрик подскочил и ринулся к своим, забыв даже затушить окурок. Его прошиб пот и внутри слегка покалывало, молодая кровь бурлила. Похоже, его желаниям суждено было сбыться.

***

Кто-то крикнул «спасайся, кто может!», но тут же получил затрещину от Керриса Галарта.

– Держать оборону! Экипироваться! Готовиться к бою! Арбалеты и луки вперед, пехотинцы – встать в строй за стрелковой частью! Быстрее, мать вашу за ногу!

Началась сущая беготня, но беготня эта была недолгой и осмысленной. Каждый знал, что все необходимое при нем. Шибуи достал свои парные мечи, Гримбла потянулся за двуручной секирой, а Глоддрик достал искривленный ятаган, который купил у клирийского оружейника. Вскоре образовалась фаланга копейщиков, стрелки также встали в строй, арбалетчики присели на колено, а лучники стояли за их спинами. Ганрайские бойцы встали за копейщиками и по бокам от них. К бою воины Союза были готовы. Вскоре из быстро движущихся где-то вдалеке точек вырисовывались отвратительного вида существа. Голытьба равшаров бежала всем скопом, хаотично, о построении они думать не желали. Глоддрик вертел в руке ятаган и переминался с ноги на ногу, стараясь вглядеться в очертания врагов получше. Ему пришло на ум сравнение происходящего с массовой дракой бандитов в Вархуле или в Сухих Колодцах или «стрелой», как их еще часто называли. Полчища равшаров явили собой донельзя зловещую картину. Перекошенные от ярости их лица или даже морды, утыканные костьми и раскрашенные на боевой лад. Исколоты костяными украшениями были представители племени Костяных Драконов, а раскрашены разноцветными полосами, очевидно, чернилами из ягод или истертых камней, были равшары из рода Берсерков. Последние с удвоенным энтузиазмом неслись вперед. Дикие вопли и окрики равшаров успели вселить ужас во многих солдат Союза. Один веснушчаты паренек лет семнадцати покинул строй и бросился бежать, но Керрис Галарт огрел его по затылку рукоятью меча и вернул в строй.Глоддрика сковал страх. Ему показалось, что, когда придет его черед драться, он растеряется и не сможет сделать ни единого движения. Ему, бесспорно, часто доводилось драться насмерть, но в такой бойне с противниками вроде равшаров – еще никогда. Но выбора у юноши не было. Был отдан приказ сделать залп – арбалетчики выстрелили своими болтами как один, а следом за ними лучники послали в воздух стрелы, которые осыпали бегущих равшаров смертоносным дождем. Первые два ряда дикарей из пустоши стрелки выкосили полностью – трупы падали, как подкошенные деревья, но их собратья, не останавливаясь ни на минуту, переступали через погибших собратьев и продолжали бежать. Легионеры метали по очереди пилумы, отчего в толпе равшаров то и дело появлялись промежутки, но они тут же заполнялись все новыми бойцами. Стрелки разбежались за спины копейщиков. Как атаковали равшары фалангу – они не просто врезались в фалангу, они ее вскрыли. Некоторые рогатые бурокожие оборванцы с наскока рванулись прямо на копья, острия пилумов рвали и крошили их плоть, но умирающие равшары успевали наносить удары костяными клинками, дубинами и топорами. Некоторые равшары чуть пригнулись, на их спины наскакивали другие и с воздуха прыгали прямо на щиты аргойских легионеров, рубя их сверху. Со флангов равшары также теснили копейщиков, фаланга пыталась изогнуться в дугу, чтобы защититься с боков, но было поздно – равшары с трех сторон наседали и продавливали фалангу. Их боевой запал было не пересилить паникующим рядовым Союза, в основном бывшим крестьянам или же горожанам, которым не посчастливилось попасть под призыв, отправивший их в эту горячую точку. И тут ганрайцы, северяне и Керрис Галарт ринулись во фланги – прикрывать ряды солдат. Глоддрик поступил так, как учил его мастер Агриппа – отбросил раздумья и просто сделал, что должно, а там уж будь, как будет. Вскоре фаланга перестала быть таковой, и все смешалось, хаотичные группы людей или вовсе поодиночке бились со скопищами равшаров. Глоддрик набежал на троих членов племени берсерков и с разбегу рубанул одного из них наискось ятаганом, целя в шею. Парень быстро понял, что такая битва мало чем отличалась от заварушек, возникавших в его прошлом, разве что действующих лиц было заметно больше. И ситуация была много опаснее для жизни. Спасало Глоддрика виртуозное искусство фехтования, заложенное школой Агриппы, смешивал он его с приемами рукопашного боя, неожиданно равшары периодически получали с ноги или локтя по лицом зубодробительные удары, а затем их полосовал ятаган отменной Джаганнатской стали. Глоддрик приноровился сражаться с несколькими противниками, но переиграть их труда ему не составляло. Конечно, он испытывал страх, но сумел его перебороть. Волнение отступило, и Глоддрик действовал сосредоточенно, на автомате, будто дрова колол, только более изощренным способом. Вскоре в нем вскипел энтузиазм, и он начал сражаться более лихо и рискованно, периодически глумясь над не столь умелыми равшарами, конечности и головы которых летели в разные стороны с всплесками крови. Вскоре он объединился с Шибуи и Гримблой, и втроем они поистине крушили равшаров одного за одним. Гримбла раскалывал их головы топорищем, словно тыквы, парные лезвия Шибуи мелькали в едва различимом невооруженным глазом танце, а ятаган Глоддрика делал свое дело. Керрис Галарт использовал свою безукоризненное искусство фехтования, успев зарубить с десяток равшаров. Это работало, но недолго. Вскоре перевес окончательно сместился в сторону равшаров, которых с самого начала было больше – Священное Древо нарожало. Они все теснили кое-как отбивающихся людей. И тогда Клаусвиль решил приказать дать сигнал к отступлению. Заревели трубы, и команда отступить прозвучала во всеуслышанье, отчего люди с позором пятились и старались бежать, пока более умелые бойцы задерживали равшаров. Убежать успевали не все – метательные костяные ножи и томагавки доставали спешащих спасти свою шкуру солдат в спины. Многие успели скрыться, но приличный кусок войска Союза – с пятьдесят человек, равшары сумели отрезать от остальных. Керрис Галарт и Шибуи оказались за пределами этого круга, уходя, они отбивались от преследующих их воинов пустоши. Шибуи было ринулся спасать друзей, но Керрис Галарт одернул его, сказав, что им уже ничем нельзя помочь. Окруженные солдаты быстро сдались, и их нельзя было в этом винить – многие из них впервые вообще видели настоящий бой, точнее, мясорубку, они цеплялись за жизнь, как могли. Но не Гримбла с Глоддриком. Они встали на изготовку, не бросаясь в атаку, но давали понять, что живыми сдаваться не собираются. Тогда один из равшаров на ломаном союзном языке крикнул, что за каждого неповиновавшегося человека будет убито с десяток пленных. Парни любили свой народ и, несмотря на гордость, опустились на колени и заложили руки за головы. Вскоре им связали руки и погнали в лагерь равшаров, разбитый неподалеку. Лагерь этот был необычным, кроме наскоро сделанных палаток там был вычищенный и выровненный кусок поля, огороженный, словно арена колизея, а возле импровизированной арены стояли огромные клетки из дубовых бревен. Туда и загнали военнопленных. Прибыли в лагерь они к поздней ночи, едва успели они расположиться в одной клетке, как их почтил своим присутствием сам верховный вождь равшаров из племени Берсерков, решившийся атаковать Союз. Кратар Роковой. Он был ростом выше двух метров, мускулист, тело его было окрашено синими полосами волнообразного вида, а на поясе его был редкий для равшара стальной клинок. Клинок был длинным – под стать своему обладателю, рукоять перебинтована, а лезвие без ножен было иззубренным, точно его и не думали доселе реставрировать. Кратар популярно объяснил условия пребывания в своем плену проигравших: для своего развлечения равшары решили устраивать среди пленных гладиаторские бои. Тот, кто выживет последним, станет личным рабом Кратара Рокового и будет прислуживать любым его прихотям. Кто откажется драться – будет наказан, как именно, Кратар не уточнил. Немолодой легионер, лет пятидесяти, густобородый, заявил, что не в чести у братских народов Союза убивать друг друга, это прерогатива выродков из равшарских пустошей. Кратар одним движением вытащил клинок и рубанул снизу вверх им, разрубив тело пленного надвое. Кровь хлынула во все стороны, Глоддрик невольно дернулся, но несколько капель из этого отвратительного фонтана таки упали ему на лицо.

– Есть еще возражения? – на неправильном союзном наречии вопрошал Кратар.

***

На следующий день начались гладиаторские бои. Первых солдат вывели на арену, остальные с ужасом наблюдали за ними из клетки. Из палаток равшары повыбегали и с воодушевлением орали, споря между собой, у кого больше шансов выиграть – такое издевательство над врагами было для них любимым развлечением на войне. Но мужчины слишком долго мешкались, отчего первый попавшийся из них получил тридцать ударов плетью, разрывающих мясо до костей. В таком состоянии его бросили сражаться, но он упал замертво от ран и бессилия. Глоддрик осунулся и побледнел. Он не знал, что будет делать, когда придет его очередь. Его сковывал страх – он любил соотечественников и понимал, что по законам чести, да и по понятиям тоже, он должен скорее умереть, чем убивать братьев по оружию для своего выживания. Настала очередь Гримблы – на удачу для него его поставили с южанином-клирийцем, который всей душой ненавидел северян и часто задирал своего недруга. Для такого молодой Краух Гримбла решил сделать исключение и разобрал своего противника по частям в буквальном смысле, мощным ударом топора в голову завершив навсегда распри со склонным к предрассудкам клирийцем. Глоддрику же попался его боевой товарищ. Аргоец, сын бакалейщика. Глоддрик часто пил с этим парнем, разговаривал, упражнялся с ним в фехтовании или разделял тяготы физического труда. Удивительно, на что люди готовы, чтобы выжить. Выбросив из головы мысли о дружбе, недавний друг Глоддрика с яростным кличем накинулся на него, занеся меч для удара. Все произошло быстро – Глоддрик инстинктивно заблокировал удар и обратным движением клинка рассек врагу брюхо. В молчалии, под крики обезумевших равшаров, Глоддрик вернулся в клетку и не сомкнул глаз следующей ночью. Странное дело – он лишил жизни не одного равшара за прошлый день и не задумался над этим, хотя то были полноценно разумные живые существа, но убив товарища, пусть и предавшего его ради спасения себя, Глоддрик не мог не терзаться муками. За этот день к окончанию схваток число пленных сократилось вдвое. В ночи некоторые плененные мужчины не стеснялись плакать от смешанного чувства ненависти к себе за убийство товарища, от страха за свою жизнь и безысходности. Многие не были высококлассными бойцами и понимали, что с ними в этой же клетке находятся вполне неплохие воины, а то и мастера боя, против которых у них не было шансов. На следующий Глоддрику снова пришлось драться, с северянином, не с Гримблой, с другим. Мужчина тридцати лет с такой же яростью в лице, тщась спасти свою жизнь, стремился парными топорами достать Глоддрика изо всех сил, но того снова спасло мастерство фехтования, скорость и точность – северянин был повержен за минуту. Вернувшись в клетку, Глоддрик ютился в углу клетки и даже не шелохнулся. Весь свой юношеский бунтарский дух он потерял, дерзость и уверенность в себе улетучились. Он превратился в подобие ходячего мертвеца, чисто механически дерущегося, чтобы спасти свою жизнь. Опечален он был и тем, что никто из воинов не хотел оказать сопротивление тюремщикам, все вокруг думали в первую очередь о том, как выжить. Даже Гримбла – и тот молчал, стараясь не разговаривать с Глоддриком. Они оба думали в одно и то же время и о том, хватит ли у них решимости сразиться друг с другом по-настоящему. Этой ночью трое солдат в клетке подобрались и к неожиданности Глоддрика попытались его задушить, но чутье Стража не подвело молодого ганрайца, обоих он отделал как следует и, скрутив руки предателям, устыдил их за малодушие.

– Я понимаю, мы все здесь хотим остаться в живых. Мы изменяем самим себе и убиваем друг друга, как животные. Но вы ведете себя, точно последние крысы. Даже хуже.

Глоддрик не стал убивать их, по правде говоря, ему было наплевать – он знал, что следующие бои эти трое не переживут. Ему было плевать и на собственную судьбу, он лишь удивлялся тому, как легко получилось сломить гордость воинов Союза одной лишь угрозой их жизни. Очевидно, присягая на верность Ганзарулу Второму, они дали обещание, которое не смогли сдержать – быть готовыми отдать жизни за будущее родины и своего народа. На следующий день очередь Глоддрика драться наступила последней. Гримблу тоже не вызывали. Выживших осталось совсем мало – чуть больше десяти человек. Когда двоих друзей поставили драться, они, не проронив ни слова, начали кружить по арене. Глоддрик смотрел в глаза Гримбле, но его захватила мысль – ради чего они будут сражаться? Чтобы быть рабами? Раб – вещь, его легко можно убить, как надоест. Да и ради такой судьбы он выживал на улицах Ганрая? А что подумал бы его младший брат, Ревиан, увидев, как низко пал человек, который заботился о нем и столькому его научил? Что бы сказал мастер Агриппа? Как бы поступил Керрис Галарт, оказавшись на месте Глоддрика? Ответы пришли сами собой, а с ними – решение. Глоддрик сорвался с места, но не в сторону Гримблы – он ринулся в толпу равшаров. Тем же ятаганом, что и сейчас был при нем, он принялся кромсать, честить их, точно крестьянин – колосья пшеницы. Кровь лилась рекой, равшары быстро похватали оружие и окружили Глоддрика, но ему было все равно, ганраец и не рассчитывал, что выживет. Он парировал удары, отскакивал и налетал на ближестоящих врагов, с легкостью пробивая их защиту. Гримбла не остался в стороне – он побежал в сторону клетки и одним ударом топора сбил замок. Люди разобрали оружие и присоединились к бою. Глоддрик поразил семерых равшаров, затем уложил еще пятерых. Но силы начали покидать юношу, а мастерство – подводить. Удары были не так точны, а реакция замедлилась. Изнурение голодом и бессонные ночи дали о себе знать. А равшаров словно и не становилось меньше. Вот один достал его по ноге костяным ножом, но тут же получил в висок острием ятагана. Другой вонзил кончик копья в предплечье Глоддрика, третий обухом топора, на счастье Глоддрика, угодил ему прямо в темя. Молодой Страж зарычал и быстрыми движениями, точно рывок мангуста на кобру, рассек двоих воинов племени Берсерков, а третьего из племени Костяных Драконов хромым шагом насадил на ятаган. Последовал пинок от нового равшара, снова удар костяным мечом – у Глоддрика кончались силы, и он только отбивал удары, лишь изредка вяло отвечая, его атаки перестали доставать цель. И тогда его захлестнула волна ярости. Неистового бешенства. Его охватило ощущение, что дух его спустился куда-то очень глубоко под землю. Глоддрик слышал о подземельях Азрога, хотя он их и считал легендой, но в существовании подобной силы он сомневаться не мог. Были воины, сумевшие обуздать эту силу, назывались они Темными Стражами. Несколько веков ранее у них была своя школа, и они наводили ужас на Вархул, пока их не перебила Союзная армия. Агриппа рассказывал, что стоит Стражу отдаться потоку этой злой ауры, и он навсегда обратится в воина пламени подземелий. Глоддрик не хотел думать о последствиях, ему хотелось одного – убить как можно больше равшаров. Отомстить им за свою сломанную судьбу, за убитых товарищей, за то, что сломили его дух и сделали из него братоубийцу. Вина за убийство товарищей всегда будет жить с ним, этого Глоддрик не мог простить равшарам. Ненависть поглотила его и придала сил. Он представил, что окунулся в жерло вулкана адского огня, только вместо огня был источник неимоверной силы, пронизавшей, напитавшей его. Глоддрик словно заново родился. Он забыл об усталости – мышцы его были на пределе, но он не замечал этого. Он не замечал ничего, кроме одного – жажды крови. Глоддрик бросился на равшаров с таким оглушительным воплем ярости, словно раненый медведь, так мог вопить лишь лишившийся разума человек. Гримбла знал таких, их в северных землях называли берсерками. Такие воины перед битвой часто ели грибы, воздействующие на их разум, заставлявшие их забыть о боли, страхе смерти. В племени Берсерков у равшаров тоже были воины, которые и без грибов входили в состояние аффекта и были готовы броситься на любого. Но Глоддрик их смел, точно ураган. Вкупе с его недоступным для равшаров мастерством боя эта нечеловеская ярость заставила обитателей пустоши испытывать непривычное для них чувство – страх. Глоддрик рубил и колол направо и налево. Любой из равшаров, кто пытался его атаковать, получал жесткий отпор, вместо блока Глоддик часто отрубал им руки и обратными ударами уже добивал. Он теснил толпу равшаров один, Глоддрик шел вперед, они – отступали. Вскоре ярость пропала. Осталось лишь наслаждение от схватки. Глоддрик больше не боялся, не испытывал вины. Он стал машиной для убийств и помешанным во всех смыслах человеком. Он хохотал, как спятивший примат, и бросался на равшаров со стремительными ударами неизмеримой силы. Он зарезал уже с тридцать дикарей и не собирался останавливаться. Лицо Глоддрика перекосила бешеная улыбка, сердце его трепетало, глаза его заляпала кровь, как и всю одежду. его собственная, перемешанная с кровью равшаров. Он был в экстазе, зверином экстазе, из которого ни за что не хотел выходить, лишь бы этот боевой транс длился вечно. Гримблу поразило то, чего Глоддрик никак не мог заметить. Волосы Глоддрика напрочь поседели, а глаза у новоиспеченного альбиноса светились рубиновым цветом, они по-настоящему светились, и это было ненормально. Но, взглянув на брызжущего слюной и смеющегося Глоддрика, добивавшего очередного равшара, во взгляде которого читался неподдельный ужас, к этому человеку никак нельзя было применить слово «нормально». Равшары разбежались, вперед них вышел Кратар Роковой, вождь обнажил клинок и выпалил:

– Заговоренный великим шаманом Старейшим клинок тебя остановит, демон!

Глоддрик наскочил на него и с размаху обрушил на голову равшара удар ятагана, но тот отразил атаку. Они фехтовали, но Глоддрик старался рубить равшара, а не фехтовать с ним. Вот уже он отсек его ногу, равшар тщетно пытался отбиваться, но Глоддрик выбил у него из руки клинок и одной рукоятью теперь остервенело бил его по голове, вопя во все горло.

– Сдохни, мразь! Ублюдки! Вы хотели зрелища, мать вашу?! Так получите!

Он снова расхохотался и одним ударом отсек голову Кратара Рокового и пинком послал ее в толпу равшаров. Те попятились, но Глоддрику не было дела до их испуга. Он хотел убивать. Темный Страж подобрал оброненный вождем зазубренный меч и кинулся на обратившихся в бегство врагов, догоняя и убивая всех, до кого смог дотянуться его ятаган. Но силы были на исходе. Он метнул ятаган в одного из удирающих равшаров, попав тому прямо между лопаток. Обессилевший Глоддрик упал на колени, держа в руках клинок павшего вождя Кратара. До этого начинал накрапывать дождь, но теперь он полил, как из ведра, мешаясь с лужами крови равшаров и людей. Глоддрик обратил свой взор в небо и разразился хохотом человека, окончательно утратившего рассудок.

– Вот же… Ганрайский Демон! – изумленно выговорил Краух Гримбла, глядя на своего друга.

Одно было ясно – в плену у равшаров, в этих клетках и омерзительных боях брат на брата умер тот беспечный паренек, воспитанный улицей. Вместо него пришел Ганрайский Демон, человек, отдавшийся злой силе и не могущий жить без кровопролитий. Человек, которому предстояло приложить массу усилий, чтобы оставаться человеком. Человек, закончивший войну с равшарами ценой потери прежнего себя. Человек, наводящий ужас на земли равшаров и внушающий почтительный страх Союзным землям одним своим именем. Глоддрик Харлауд никогда не будет прежним.

***

1707 год. Гилеард, оплот Карательного Отряда.

Немолодой командор Карательного Отряда открыл глаза. Точнее, глаз, другой был скрыт повязкой. Он, как всегда, уснул на своем письменном столе, разбирая доклады карателей о происшествиях в пределах земель Союза, зачитывался книгами-произведениями гениев стратегии и тактики. Любимым чтением Глоддрика были книги о природе человеческого разума, психологии. В особенности преступной психологии. Он стремился понять, что заставляет людей изменять своим идеалам, родине. Глоддрик желал разобраться в людях, чтобы суметь вычленить, к примеру, из своих людей предателей, кротов, копающих под него. Но, чем больше он читал эти книги, тем больше убеждался, что нет ничего ценнее, чем жизненный опыт. Но читать не переставал, как и ежедневные изнурительные тренировки, чтобы тело и разум не заржавели. В свои пятьдесят семь лет Глоддрику оставаться на пике своих возможностей было не так легко. Но ему было не до раздумий – прямо перед ним стояла…

– Рикке? – хриплым голосом спросил Глоддрик, резко встав со стула, опрокинув его.

– Глоддрик, – улыбнулась она.

Это была девушка лет двадцати пяти – не больше. Волосы ее были острижены под каре, до плеч не доставали. Атлетичная, подтянутая фигура. Миловидное лицо. Могла бы сойти за обычную жительницу Аргои, если бы не алого цвета глаза и белые, как снег, волосы – можно было подумать, что она дочь Глоддрика, если бы кто-то увидел их со стороны. Только эти черты не передаются по наследству, они присущи всем Темным Стражам.

– Зачем пришла?

– Пришла? Я и не уходила, Глоддрик. Разве мы не клялись никогда не покидать друг друга? Или ты уже забыл? – подбоченившись, она закусила губу и испытующе посмотрела в изуродованное шрамами, отмеченное морщинами – следами прожитых лет, мужчину, которого когда-то любила.

– Это не имеет значения, Рикке. Тебя больше нет. Ты мертва, – его голос выражал полную невозмутимость.

– Знаю. Ведь именно ты меня убил. Я мертва, Глоддрик. Как и ты, – она пожала плечами, – ты давно мертв изнутри, но ведь еще дышишь. Почему я не могу жить внутри тебя?

– Ты прошлое, Рикке. Воспоминание. Давно пора тебя отпустить. Нельзя жить прошлым.

– Так тебе мастер Агриппа сказал? М-м-м, – она улыбнулась и продолжила, – ничего не получится, Глоддрик. Твоя прошлое вечно будет тебя преследовать. Ты никуда от него не денешься, как и от самого себя. Ты демон во плоти, Глоддрик. И навсегда им останешься. Ты не способен жить, как нормальные люди, ты можешь лишь убивать и сеять хаос, разруху. Для таких, как ты, никогда не будет мира и покоя.

– Что тебе от меня нужно? Я не могу изменить то, что произошло тогда. Мне жаль, но ты тоже сделала свой выбор. Ваша община убивала людей, Рикке. Я же их защищал.

– О, как удобно. Ты всегда этим прикрывался. Говоришь, что ты защищаешь жизни простых людей, а сам лишь пользуешься этим, чтобы наслаждаться звоном мечей. Но меня не обманешь, я слишком хорошо тебя знала.

– А если и так? Я спас людей от вас. От равшаров. От северян. Спасаю от преступности. Вы же нападали на мирных людей. Убивали всех, кто не шел за вами.

– Мы одинаковы, Глоддрик, в том, что не можем жить без сражений. И друг без друга, я всегда тебя любила. Даже после того, как ты меня предал, даже когда мы скрестили клинки, я не отказалась от своих чувств. Ты думаешь, что защищаешь людей от подонков вроде нас. Но мы могли им принести свободу от гнета Ганзарула. От поборов вельмож. Люди могли бы жить свободно и счастливо, как мы с тобой. Но ты привел Карательный Отряд в наше убежище и разрушил наше счастье. Я отдалась тебе без остатка, а ты меня так жестоко предал. Живи с этим.

– Я сделал много зла, Рикке. Многих убил. Но я старался, чтобы это было на благо. Чтобы люди могли жить без страха. Не боясь, что к ним придут такие, как ты и начнут устанавливать свои правила. Я не жалею, что остановил тебя и твоего учителя. И поступил бы так же.

– Зачем тогда ты сошелся со мной?

– Я думал, ты не такая, как они. Мыслить – не мое, Рикке. Ты сама сказала, что я могу лишь убивать, так что поймешь причину ошибки.

Глоддрик неплохо разбирался в людях. Но тогда, лет двадцать пять назад, он пал ударом чувства, затмившего его рассудок. Ему казалось, он встретил женщину, которая его поймет и примет, поскольку она такая же, как он. Кто же знал, что она станет его ночным кошмаром?

– А я видела тебя насквозь всегда. И могу сказать одно – как бы ты ни старался сделать лучше, все выходит наперекосяк. Ты приносишь лишь зло. Ты сам – зло, порождение Азроговых подземелий. Как и все мы, как и я. Не для тебя праздник жизни, тебе лишь бы кровью умыться. Не говори, что это не так, я же знаю, с какими глазами, с каким лицом ты дерешься. Ты стареешь, но не можешь остановиться. Это убьет тебя рано или поздно.

Ответить Глоддрик не успел – его выбросило из сна. Он проснулся в холодном поту на жесткой кровати, сбитой из сушеных тростниковых стеблей. Встав в одних штанах и ночной рубашке, он посмотрел в окно. Уже рассветало.

***

Йоши и Эрлингай с плененным клирийцем остались ждать на центральном дворе крепости Гилеард, Норберт Гартахол сказал, что отправится известить Глоддрика об их прибытии. Внутри было мало людей, что лишь добавляло комфорта прибывшим, ведь на них бы непременно начали глазеть – еще бы, узнаваемый человек королевской крови, зеленокожий татуированный чародей в буром заплатанном балахоне с древесным посохом и скрюченный заклятием удержания клириец, который не может сделать ни шагу без соизволенья мага. Все же во внутреннем дворе был один рослый паренек, который сразу же ими заинтересовался. Парень в деревенской рубашке, лаптях и стриженый под горшок, ростом не уступал Эрлингаю.

– Вот дела! Я здесь стою уже час, ожидаю, пока меня впустят, думал, как же скучно, но не ожидал, что произойдет что-то столь необычное, как явление таких гостей. Старик, ты же маг, да? Ты прямо вылитый Третий Архимаг Йоши-Року с картинок из книг Ревиана Гувера! А ты очень похож на Эрлингая, его я видел на листовках! У нас они сохранились, те самые, на которых изображен ты верхом на коне, въезжающий в побежденную столицу Севера – Балнор. Я тогда еще под стол пешком ходил. Ну ты и постарел, конечно!

Не успели они и взглянуть на подбежавшего незнакомца, как он продолжил:

– А кто это с вами, клирийского шпиона поймали? Вообще странно, клирийцы вроде дружелюбный народ и козни редко строят. Что привело вас сюда? – не дав им и слова вставить, юноша говорил без остановки дальше, словно забыл о вопросе, – вот меня – желание присоединиться к Карательному Отряду и навести порядок на родине. Родом я не отсюда, из деревни Козьи Загоны, это совсем у черта на рогах. Но я многому способен научиться, представьте, что будет, если весь Вархул услышит о моих деяниях. Как же хорошо, что я уломал матушку меня отпустить!

Эрлингай, криво усмехнувшись, качая головой, переглянулся с Йоши, который снисходительно пожал плечами, мол, я сам когда-то был почти таким же.

– Неудивительно, что она тебя отпустила, ты столько болтаешь, что я бы на ее месте тебя бы просто выгнал! – не удержался Эрлингай.

– Я-то? Вы не видали нашего пчеловода! Вот у него и впрямь рот не закрывается, чуть зайдешь к нему – так и к вечеру не воротишься. Вообще, мужики, как же мне осточертела эта деревенская жизнь! С утра до вечера одно и то же – то одежду в ручье постирай, то прополоть грядки, то участок поля вспахать, дров наколоть. Иногда мать моя не стесняется просить меня помочь ей что-нибудь связать. Какой позор!

– Как тебя зовут, друг мой? – спросил Йоши.

– Клажир я, я бы мог рассказать об этимологии своего имени, но это очень долгая история, могу лишь сказать, что его часто носили члены благородных семей Аргои, так что у меня вполне могут быть дворянские корни, а значит…

Йоши-Року поднял палец кверху и назидательно заметил:

– Клажир, запомни на всю жизнь – у пустых голов длинные языки. А гремит лишь то, что пусто изнутри. Я понимаю, тебе хочется быть интересным, но тебе не хватает тишины. Тишины не в прямом смысле этого слова – тишины разума. Не удастся понять жизнь тому, кто не умеет слушать. Переполненную чашку наполнить нельзя, как и тебя – твой разум кишит целым роем самых разных мыслей и желаний. Освободи его и открой новому, и станешь лучше.

Если бы это произнес Эрлингай, на Клажира это бы не подействовало, но у Архимага речи обладали определенным воздействием на живое. Клажир словно утопал в янтарных глазах зеленокожего старца. При этом лицо Йоши выглядело сравнительно молодо, а двигался он вполне резво, не хуже здорового пятидесятилетнего человека. В его словах таилась сила, но не та разрушительная и подавляющая, что была у Алагара. Изречения Йоши действовали проникновенно, они ненавязчиво поступали в разум и просаживали там семена, из которых весьма быстро произрастали мощные столпы уверенности в правоте слов хаглорианца. В его энергетике было нечто чистое и возвышенное, Клажиру на мгновение, встретившись взглядом с Йоши-Року, захотелось познать как можно больше, изучить этот мир и самого себя, принять смирение и пойти по стопам мудрых.

– А как я пойму, что я стал лучше, достиг чего-либо?

– О, это нескончаемый процесс, мой юный друг! Обучение границ не имеет. Тебе всегда будет, куда расти. Главное – будь мягок, но не покорен, будь тверд, но не жесток. Во всем ищи баланс, равновесие – и не собьешься с пути. Найди учителя себе по душе. Но никогда не сотвори себе кумира, помни, что идеального в природе не существует, а хороший учитель должен защитить учеников от собственного влияния.

– Но я даже не знаю, кем хочу быть. Я, может, и явился в Гилеард, но не уверен, что быть Карателем – это мое призвание.

– Прислушивайся к зову своего сердца и ищи в своем пути удовольствие. Но удовольствие должно сопровождаться трудностями, ведь лишь преодолевая себя мы становимся сильнее, да или нет? Не проси судьбу о легкой жизни, проси сил, чтобы справиться с тяжелой. И неважно, если не получается, если ты продвигаешься медленно, нужно лишь не останавливаться.

Спустя мгновение вышел человек в темной одежде и белой древесной маске, вокруг прорезей глаз были намалеваны языки пламени – та же символика Карательного Отряда.

– Кстати, парень, – уходя, бросил Эрлингай, – этот старик, как ты выразился, и есть Третий Архимаг и Хранитель Хаглоры – мастер Йоши-Року.

Двери закрылись, а Клажиру оставалось лишь дожидаться приема и осмысливать слова старого жителя лесов Лайнур-Арая.

***

Убранство внутри не отличалось изысканностью – ни гобеленов, ни картин. Зато были развешены патриотические лозунги, листовки с призывами помочь родине и инструкциями, как готовиться к бою и ухаживать за оружием. Темноты внутри не было – факелы постоянно меняли, но освещали они либо голые стены, либо совершенно не нужные куски бумаги, на которых было начертано то, что давно уже приняли для себя или знали многие Каратели. Настаивал на их сохранении Глоддрик, твердя, что повторения – мать учения, а порой самые простые вещи соблюдать сложнее всего, поэтому, если напоминание будет у его подопечных перед глазами, командору будет спокойнее. Пленного первый патруль Карателей сразу принял и отвел в допросную, Йоши лишь взял с них обещание, что они не притронутся к нему, пока тот не обсудит насущные дела с Глоддриком. Глашатай препроводил их на верхние этажи, затем вывел на крышу. Йоши уже не первый раз видел зубчатое ограждение бастиона, из которого стрелок мог бы вести огонь и чувствовать себя вполне защищенным. Там их ждала старая знакомая Йоши. На вид ей было лет тридцать пять, одета неброско, в белого цвета сарафан, длинные русые волосы до середины спины и серые глаза выдавали в ней аргоянку по этнической принадлежности.

– Танриль? Слава Анлариэль, я тебя смог встретить! – Йоши радостно заключил ее в объятиях.

– Учитель? Господин Эрлингай? А я-то как рада! Меня просили принять гостей, но предчувствие меня не обмануло – так и знала, что гости на сей раз будут непростые.

– Умница, не забыла моих уроков – маг в первую очередь должен научиться доверять своим чувствам.

Танриль по прозвищу Отшельница в Карательном Отряде знали все. Она была целительницей и чародейкой. Юная Кэлрен именно у нее и училась искусству врачевания травами. Но мало кому она говорила, что училась магии под личным руководством самого Йоши-Року. Хаглорианец еще в юные годы этой девы увидел мягкость ее души и стремление помогать ближним, посему уклон в ее обучении он сделал на целительство, в котором столь искусны дети леса.

– Обычно я занимаюсь обыском гостей, – сказала смуглая южанка, прислонившаяся к ограде, – но обыскивать брата Его Величества и Архимага было бы неслыханным оскорблением.

– А говорят, Каратели жестоки, – сказал Эрлингай, – но говоришь ты, как вполне учтиво.

– Ты плохо меня знаешь, Эрлингай Львиный Рёв, – ответила Энмола, пригладив творческий беспорядок на своей прическе, – но не будем терять времени, вас, я полагаю, командор Харлауд пожелает принять лично. Стоит удалиться в его кабинет.

– В недра Арзроговы бюрократию, – резкий возглас Глоддрика, поднимавшегося с лестницы, донесся до гостей, – что привело чародея и командующего королевской стражи ко мне?

За прошедшие годы он сильно изменился, пришла на ум мысль Эрлингаю. Постарел. Тогда, в начале девяностых годов, на стене Вархула, когда северяне шли всей гурьбой на штурм, он также стоял на стене, но выглядел куда более полным сил. Тогда ему было около сорока, на лице морщин было куда меньше, ходил он с прямой спиной и весьма прытко. Сейчас же Ганрайский Демон немного осунулся, при ходьбе он чуть наклонялся вперед, сутулился, но не сильно, и отчасти прихрамывал. И остался одноглазым. Тем не менее, Глоддрик оставался, несмотря на свое увядание, одним из сильнейших бойцов всего Союза, если не Ранкора. Но было понятно, что лучшие годы его позади, а время его боевой годности приближается к закату.

– Приветствую, Глоддрик, – Эрлингай учтиво поклонился, – долгое время мы не виделись после войны на юге.

– Мир и свет в дом твой и душу, Глоддрик Харлауд, – приветственно вознес посох кверху Йоши, – я надеюсь, мы не сильно тебе помешали своим визитом?

– Зависит от того, с чем вы пришли, – решил обойтись без приветствия Глоддрик, – перейдем сразу к делу. Нет времени на любезности.

Танриль вздохнула и всплеснула руками, мол, он всегда в таком расположении духа. Эрлингай мотнул головой Йоши, дескать, говори ты, у меня хуже выйдет. Хаглорианец кивнул и заговорил:

– Нам довелось повстречаться с моим бывшим учеником. Варзхелом Арнлоугом, тем самым, что имел наглость угрожать королевской особе. В Сухих Колодцах мы столкнулись с приспешниками императора Азрога. Пусть и не совсем осознанно, но люди готовы следовать его губительным планам. Невежество – благодатная почва для семян зла. Темный чародей со своими сотоварищами собрал вокруг себя ганрайских головорезов. На наших глазах в фамильном доме клана Поющих Ветров останки императора Заргула были перенесены Варзхелом в неизвестном направлении. Поможет нам выяснить, куда именно – достоверный источник информации, пленный воин из сего клана, предавшего наш мир. Глоддрик Харлауд, бич равшаров и изменников короны, известно ли тебе что-нибудь о делах изменщиков?

Йоши не просто так задал этот вопрос. Магу не удавалось проникнуть в чертоги разума Ганрайского Демона и прочесть его мысли – слишком велико было сопротивление Глоддрика. Но от хаглорианца не укралось, что, несмотря на невозмутимо-каменное выражение лица при упоминании останков Заргула в глазу ганрайского ратоборца мелькнул отблеск стыда. Тот будто бы вспомнил момент, который считал своим позором. Так оно и было. Глоддрик до сих пор не мог отпустить досаду от упущенных останков Заргула, хоть и понимал, что против мага, даже не самого могущественного, он немногое может сделать. Можно тренироваться всю жизнь, а после одним огненным заклятием маг-новичок сотрет в прах, сведя на нет годы упорной работы.

– Известно, – оскалился Глоддрик и нервно облизнул зубы, – Энмола, проинформируй их. Затем отведешь гостей в мой кабинет, мы обсудим дела наедине.

Пленный равшар, взятый около деревни Козьи Загоны, раскололся быстро. Кэлрен пыталась допросить его гуманно, но, по причине своей юной неопытности и нежности, не позволявшей применить насилие, она быстро сдалась. Тогда за дело принялся Норберт Гартахол самолично. Глоддрик никогда не проводил пытки, он терпеть не мог мучить беззащитных людей. Кровавые битвы – совсем другое дело, в них хотя бы он мог быть честен, пусть и жесток. Равшар продолжал храбриться и оскорблять правую руку Ганрайского Демона, чем вызвал лишь предвкушение удовольствия. Спустя пять минут из допросной камеры послышались безумные вопли и клятвенные уверения, что равшар готов признаться в чем угодно, лишь бы убрали от него подальше щипцы. Энмола рассказала им все, что было известно Глоддрику – о служении воле императора Заргула, наборе рекрутов его сторонниками и стремлении захватить Союз, подготовив почву для вторжения империи Азрога в весь Ранкор. Император периодически появлялся изниоткуда и говорил с их предводителем – Варзхелом. Зачем именно Заргулу, существовавшему в форме духа, нужно было захватывать Ранкор, равшару понять не удалось, знал истинную цель императора Йоши, но он предпочел умолчать об этом, решив, что сделать дело первичнее, чем рассуждать о мотивах древнего зла. Эрлингая удивило другое – обычные люди, решившиеся вверить свою судьбу Заргулу, ни разу не видели ни его, ни Азрога. Некоторые из них видели того мага-горхолда, который с Варзхелом заявился на королевский прием без приглашения, но, к примеру, бандиты из Сухих Колодцев даже его не знали. И тем не менее, они надеялись на Азрог. Сколь же велика сила убеждения Заргула, если его руки так далеко простирались.

– А что будет с клирийцем? – спросил Эрлингай, – его будут пытать?

Энмола фыркнула, давая понять, что вопрос донельзя глуп:

– Да нет, зачем, мы заварим ему травяной чай, сделаем массаж, вежливо попросим рассказать, что он захочет. Конечно, будут, если он не захочет сотрудничать.

– Думаю, стоит предоставить переговоры с узником мне, – вставил Йоши.

– Я не считаю, что это хорошая идея, тем более, вас ждет командор.

– Но это ведь наш пленный, соответственно, мы имеем право распоряжаться им по своему усмотрению. Да и потом, разве не обрадуется Глоддрик, узнав, что мы своими методами сэкономили усилия пыточных мастеров. И пленный может рассказать нам больше, чем под пытками. Всем станет лучше и легче, разве нет?

Он в упор глядел на Энмолу, но дружелюбно, словно он ее легко, по-отечески подталкивал, но все же толкал он сильно. Эрлингай заметил, что кертахол на навершии все же блеснул на полсекунды. Воля Энмолы никак не могла устоять с силой внушения архимага.

– Ну, как скажете, мастер, – развела руками она, – я передам Глоддрику, что вы зайдете позже. Но учтите, он меньше всех прочих любит ждать.

– Премного благодарен, – удовлетворенно кивнул Йоши и направился к лестнице, – нет-нет, провожать не нужно, дорогая, путь мы успели запомнить.

***

– Гостям сюда нельзя, – часовой сделал попытку остановить Йоши, уже распахнувшего дверь силой мысли, – против правил.

– Друг мой, у архимага из Хаглоры должны быть особые привилегии, не находишь? – одной этой фразы было достаточно, чтобы стражник потупил взор, – к тому же, я один из советников самого короля Аргои, а также учитель его придворного мага. Неужели ты мог подумать, что я обману доверие твоего начальства?

Если бы не та глубинная сила, скрывающаяся во взгляде желтых глаз и уверенном тоне старческого голоса, сила, подпитываемая магией, проводимой магическим кристаллом через посох, усеянный тайными письменами, стражник и не подумал бы пропустить мага, каким бы влиятельным тот ни был. Взаимодействие происходит на более тонком уровне, сила энергетической сущности обычного человека куда слабее тренированной и прокачанной ипостаси чародея в тонком мире. Правда, меч Эрлингаю пришлось сдать на входе. Они прошли внутрь, клириец уже сидел на простецком стуле, руки его были сведены за спинкой кресла и связаны морским узлом. Неподалеку были выставлены самые разнообразные пыточные орудия – череподробительный винт, тиски для пальцев, шипастый дробитель колен, машина для колесования и многое другое.

– Благослови тебя Анлариэль, южанин, – скорым шагом Йоши встал в полуметре от пленника, – в незавидном положении ты оказался, позволь заметить. Но мы можем облегчить твои проблемы. Все, что от тебя требуется – откровенно и без утаиваний поговорить с нами.

– А не пошли бы вы, – сплюнул кровавым сгустком слюны бритоголовый клириец, судя по фингалу под глазом и промежутку в зубах, его успели как следует оприходовать практики Карательного Отряда.

– Хорошо. Я объясню тебе две вещи – почему тебе стоит открыться нам и, наоборот, не стоит лгать. Во-первых, тебе отсюда не выбраться без нашей помощи. Тебя будут пытать, разумеется, ты все им расскажешь, каратели умеют допрашивать. Их пыток никто не способен выдержать. А затем тебя либо убьют, либо бросят зализывать раны и доживать остаток жизни в застенках Гилеарда. Обращаются с заключенными там хуже, чем с последним мусором. Но если ты расскажешь мне все, что знаешь, я смогу убедить Глоддрика отпустить тебя и дать возможность начать новую жизнь. Иными словами, приговорить себя можешь лишь ты сам.

Клириец поиграл желваками и облизнул губы.

– Если я предам своего повелителя, люди Варзхела найдут меня и убьют.

– Я тебя умоляю! Весь мир открыт перед тобой. А последователи Заргула далеко не все могут объять. Хочешь – отправляйся в Хаглору, наш народ сможет гарантировать полностью безопасное убежище. Или же отправься в Храм Мечей, никто не посмеет тронуть владения мастера Агриппы. Ты можешь податься даже на Пятиконечную Скалу к нашим крылатым друзьям. К тому же, если ты поделишься сведениями, возможно, это будет переломным событием в нашей борьбе, и Заргул падет. Что скажешь?

– Даже если ты не врешь, хаглорианец, даже если меня выпустят. Что меня ждет за стеной? Убогая жизнь нищего? Бродяги? Нападки банд северян, не любящих моих темнокожих собратьев? Заргул обещал сделать всех равными между собой. Пока сливки общества собрали все богатства у себя в кармане, людям, которые ничего не умеют, не имеют нужных связей, происхождения, остается пусто. А если империя Азрога победит, люди заживут в новом, честном и справедливом мире, управляемом мудрым и могущественным вождем. Будет преступлением с моей стороны выдавать информацию, зная все это!

Йоши облокотился на посох и заложил руку на затылок, раздумывая, с какой стороны зайти в разговоре.

– Как твое имя, парень?

– Айсарах.

– Заргул говорит о счастливом, идеальном мире. Чтобы его построить, он хочет силой разрушить старый. Всех несогласных он готов смести, а оставшихся железной метлой загнать в будущее, какое он найдет необходимым. Невозможно построить счастливое будущее на чьих-то костях, Айсарах. Можно победить других, куда сложнее победить войну в себе. Вы перенесете в новый мир свою тьму, тщеславие, жажду власти, жестокосердие и раздор. Расы Ранкора не изменятся так быстро, как ты думаешь. Они могут жить по указке Заргула, который их запугает, но ненависть и междоусобные конфликты никуда не денутся. Будет лишь господство щупальцеголовых во главе с их бессмертным хозяином. Который, кстати, неискренен в своих намерениях. Быть может, он говорит, что хочет сделать мир лучше, но он не способен сделать это. Тот, кто сеет вражду и развязывает войну, не знает, что такое жить в мире и гармонии. Заргул одурманен силами подземелий Азрога. Он искренне верит в свои «благие» намерения, поскольку изначально он был благороден и честен, но темная сила подземелий обманывает его, выдавая ложные мысли за его собственные. Сила, повелевающая им, хочет одного – вырваться на свободу и поглотить все, что можно. Есть лишь один способ сделать нашу жизнь лучше – начать с самих себя. Лишь победив зло в себе, мы сможем строить славное будущее. Согласен со мной?

Клириец долго молчал. Свет посоха, загоравшегося в произвольные моменты проникновенного монолога старца, отражался в черных глазах южанина, его отсветы перекрывали блики факелов на полу и стенах. В конечном счете клириец проронил:

– Возможно, ты и прав, старик, мне есть, над чем подумать. Вряд ли Заргулу есть до меня дело, я ведь расходный материал.

– Вот именно! Разве может так относиться к людям тот, кто желает им лучшего будущего? – похватил Йоши.

– К чему умирать здесь, действительно? Зачем жить в подвале с крысами? Я постараюсь ничего не упустить.

И он заговорил, как подумалось Эрлингаю, распелся, как соловей. Выложил честно все, что знал о планах Заргула и раскладе сил его пособников. Как уже былоизвестно хаглорианцу и остальным, Заргула действительно собираются воскресить. Его останки телепортируются с места на место, передаются из рук в руки чернокнижников, чтобы достичь забытых земель Азрога. Узнали они, что в границах Союза помогают Варзхелу люди, в основном наемники или маги-ренегаты, также подтягиваются равшары из племени Алых Владык и Кровавых Драконов. Йоши уже догадывался обо всем этом. Более полезными для него представились сведения о расположении двух базовых точек концентрации сил последователей Заргула. Хаглорианец благословил клирийца и дал обещание, что добьется его освобождения.

– Друг мой, как же я за тебя рад, что ты принял верное решение. Анлариэль была бы очень довольна тобой.

Эрлингай на выходе из допросной сказал Йоши, что его восхитили методы переговоров старого мага. Без применения насилия он выпытал больше, чем смог бы Гартахол со всем своим усердием и за гораздо большее количество времени.

– Мой учитель, Второй Архимаг и Хранитель Хаглоры, всегда говорил: побеждай зло добром, а гнев – спокойствием, ложь – истиной, а бедность – щедростью. Мы по-человечески говорили с этим несчастливым лиходеем. И сумели зажечь в нем искру разума. И, кстати, помогли ему сделать мир лучше.

Эрлингаю нечего было на это возразить.

***

Йоши наказал Эрлингаю ждать его в коридоре, сам же направился в рабочий кабинет командора Карательного Отряда. Морщинистой, но твердой и жилистой рукой Йоши отворил тяжелую бревенчатую дверь с железной оконтовкой и вошел. Убранство рабочего места Глоддрика было напрочь лишено удобств – не было ни ковра, ни мягких кресел – один лишь дешевый письменный стол у небольшого решетчатого окна и гобелен с гербом Ганрая. Хаглорианец уловил некое сходство с засохшим деревом на полотне с самим собой, старый чародей уже вплотную подошел к финалу своего жизненного пути, но, как и дерево, устремившее свои ветви к солнечным лучам, так и он еще старался держаться. Пока что ему это удавалось – тело было относительно здоровым, а ум пребывал в полной ясности. Лишь морщины, воспоминания и легкое чувство близости конца служили напоминанием архимагу о прожитых годах. Бывалый воин, разбиравший бумаги за столом, разглядывающий через лупу их мелкий шрифт, тоже был сродни этому дереву, он еще оставался воином и командовал оперативным штабом Ганрая, но листва на его могучих ветвях, если провести такое сравнение, уже начала желтеть и высыхать.

– Я не люблю, когда опаздывают, – отрывисто бросил Глоддрик, скомкав и бросив к стене один из листов.

– Друг мой, – Йоши умиротворенно, точно сытый удав, прислонился к стене, – знал бы ты, сколько времени мы сэкономили твоим людям. Пленный южанин поведал нам все, что ему было известно. Вы бы провозились куда дольше. К тому же, мы спасли вашего человека из западни, негоже быть столь нелюбезным с нами.

Глоддрик встретился с ним взглядом и выдержал его.

– Гартахол – никчемный идиот. Расколол того равшара – и полез в пекло, ничего мне не сказав. Теперь вы допрашиваете людей в Гилеарде без соизволения. Все здесь проходит через меня. Договолись? – сквозь зубы прошипел Глоддрик, подавшись вперед.

– Я здесь как раз затем, чтобы договориться с тобой, Глоддрик Харлауд. Ни к чему пытаться все контролировать – этот мир необъятен даже для такого влиятельного человека, как ты. Надежда сладить со всеми напастями возникает лишь с союзниками, которым можно доверять. Мы нужны тебе. Одним вам не совладать с Варзхелом – его я возьму на себя. Эрлингай имеет рычаги влияния на короля, он сумеет убедить его выслать вам подмогу. А вы нужны нам и стране, мне одному не перебить всех врагов этого мира. Что скажешь?

Но в неистовый взор этого демонического алого глаза проникла сила убеждения лесного мудреца. Он продолжил более спокойным тоном:

– Хорошо. Я согласен с вами работать. Поделись сведениями. И что ты предлагаешь?

Йоши победно сжал кулак и улыбнулся – даже такие непростые люди, как этот одноглазый альбинос, поддаются, если зайти с нужной стороны.

– Последуем здравой идее – нанесем удар по средоточию их сил. Люди Заргула еще не готовы пойти в атаку, опережающий же удар часто приводит к победе. Соберем силы и ударим в двух точках, – Йоши взял сверток карты Союза с края стола и развернул его, указав в паре мест, – здесь стоит пустующая крепость именитого в прошлом барона, чей род был прерван, а казна разорилась. Точнее, уже не пустующая, ее заняли наши «друзья». Здесь, – он указал на Сухие Колодцы, – судя по предательству клана Поющих Ветров, также собираются сторонники Заргула. Ударим сегодня же. Предлагаю разделить силы и атаковать два места одновременно.

Глоддрик облизнул губы и улыбнулся уголком рта, предвкушая очередную возможность нашинковать врагов короны. Совсем недавно он насмерть дрался один против толпы равшаров, и вот его уже ломает изнутри – лишь бы подраться. Это терзало, мучило душу старого воина, но, возможно, именно эта пагубная страсть и делала его самим собой.

– Хм, – он наклонился и тоном, не требующим возражений, изрек, – расклад такой – я, Эрлингай и Гартахол с пятью сотнями карателей берем штурмом крепость. Остальные под руководством Энмолы отправятся в Сухие Колодцы и наведут там порядок.

– А я в нужный момент окажусь в нужном месте. Так у нас, чародеев, заведено.

Глоддрик знал, о чем старик говорил – магу достаточно секунды, чтобы силой мысли перенестись за много миль в необходимое для телепортации место. Если бы все его лазутчики обладали этой способностью, преступность искоренили бы навеки.

– Драконобой! – рявкнул Глоддрик, дверь распахнулась, и вошел человек, с прической в виде красного гребня, покрытый татуировками.

– Да, командор?

– Передай Гартахолу – пусть собирает людей на внутреннем дворе. Сам пусть идет ко мне за последующими распоряжениями. Через час выдвигаемся.

Йоши лишь снова улыбнулся, потирая руки. Он понимал, что его появление совпало с началом действий Глоддрика – он и сам бы узнал об этих базах Варзхела и отправил бы туда силы. Вот только погибло бы множество людей, если бы каратели столкнулись с магами.

Эрлингай же давно покинул коридор и упражнялся в фехтовании на тренировочной площадке. Через некоторое время Глоддрик с Гартахолом собрали всех возле тренировочных чучел и разбили на отряды. За стенами Гилеарда ждало еще больше солдат в боевом облачении – на сей раз без масок, лишь кольчуга и шлем с забралом, окрашенным в традиционные для карателей языки пламени. Йоши остался в кабинете Глоддрика, тот не возражал – проявить недоверие к почитаемому во всем Союзе архимагу было бы непростительно. Спустя время вошла светловолосая девушка – та самая Кэлрен Целительница, латающая поранившихся карателей. Она знала, что Йоши учил ее наставницу, посему испытывала благоговейный трепет при виде его. Хаглорианец же полностью освоился в кабинете и выполнял причудливый комплекс упражнений. Медленные движения, перетекающие одно в другое – круговые шаги с плавными движениями рук, словно охвативших огромный шар и перекатывающих его. Этот причудливый танец, как подумалось бы многим жителям Союза, был древней духовной практикой хаглорианцев, предназначен он был для тренировки сосредоточения и управления течением энергии по телу. Йоши готовился к использованию магии.

– Мастер Йоши? Время пришло, командор просил передать Вам, чтобы вы…

– К чему было тратить силы, девочка? Я заранее все рассчитал.

Йоши вытянул руку к стене и посох по мысленному призыву рванул в его пальцы. По прошествии мгновения Кэлрен ослепила яркая вспышка света. Когда она открыла глаза, Йоши-Року в комнате уже не было.

***

– Ребята, мне правда очень приятно, что вы хотите помочь. Но, заклинаю вас, не стоит. Идти в Сухие Колодцы слишком опасно для вас.

– Но ты меня уже столькому научила, Юки! Я даже огонь могу вызвать! – потряс он корявым посохом из старого вяза, – ну, правда, небольшой, так, свечку зажечь. Зато зад могу подпалить этим бандюгам!

Юкиара усмехнулась, открыла рот, но ее перебил Арстель:

– Юки, мы взрослые люди и понимаем, на что идем. Просить Алагара помочь бессмысленно – он только удержит тебя. А кому можно доверять из его людей мы не знаем, а ты если и знаешь, не скажешь.

– Я не собираюсь никого просить рисковать жизнью, – отрезала Юки, – мне страшно за Шойрила и Брока, они долго не возвращаются. Вдвойне страшно за вас, ведь я едва ли смогу вас защитить.

– Мы и не собираемся драться. Может, удастся договориться? – пожал плечами Арстель, – например, выкупить ребят, если их взяли в плен, головорезы часто сговорчивы, когда видят полный кошелек.

Юки еще долго отнекивалась, но все же решилась не возражать. Всему виной то, что ее видели Хельд и Арстель, стоящей у забора и курящей. Юки все тогда хлюпала носом и утирала слезы после разговора с Алагаром. Потушив окурок, она одним прыжком перемахнула через ограду и направилась за пределы Крестала. Арстель перелез через забор, Хельд – за ним, и вот они нагнали ганраянку, испуганную, но не за себя, лишь за товарищей и своих незваных спутников. Они встретили извозчика из соседней деревни, который вез бревна как раз по направлению в Вархул, столицу Ганрая. Селяне зачастую оказывались людьми широкой души, не требуя ничего взамен, готовые помогать землякам. Все трое забрались в телегу и возле сложенных бревен устроились, наслаждаясь видами. Травянистые поля, редкие хутора и мельницы, огоньки дальних деревень – все это навевало Арстелю легкую тоску и жажду приключений. Ему хотелось обойти все эти малознакомые места и рассмотреть их поближе. Но мысленно он постоянно возвращался к опасностям, предстоящим им. Его одолевал страх – зачем они ввязались в эту авантюру? Конечно, он многому успел научиться в тренировках, но против матерых преступников он едва ли сумеет выстоять. Но его тянуло к Юкиаре, он видел, что и она совсем не против его общества. Он ловил себя на мысли, что движет им желание произвести впечатление на Юкиару, сделать ее своей должницей больше, чем стремление вызволить новоиспеченных односельчан из возможной беды. Арстель пытался отогнать эти мысли, сосредоточившись на главном – ведь в священных писаниях было сказано о самопожертвовании во имя ближних. Его родители учили его тому же. Если Алагар этого не понимает – это его проблема. Хельд же ловил момент и созерцал окружавшие его пейзажи. Прогулку в самый бандитский район Союза он почитал за возможность получить интересный опыт и новые впечатления, не слишком задумываясь о последствиях. В глубине души он понимал, что струсит, если опасность настигнет его, но всеми силами старался не думать об этом. Юки ни секунды не беспокоилась о себе, мысленно она уже представляла себе Брока и Шойрила, распятых и обезглавленных, и сердце ее сжималось. Арстелю на миг хотелось приобнять ее, но он решил держать себя в руках, тем более, Хельд легко мог бы его засмеять.

Вскоре они подошли настолько близко, что смогли увидеть очень отчетливо стену Вархула и факелы в руках часовых на ней. Юкиара знала дорогу, ведь Ганрай был ее родиной. Она их провела быстрым путем – через узенькие улочки спальных районов и ремесленных улиц. Они прошли несколько огородов на окраине города и наконец набрели на вывеску «Сухие Колодцы. Заходи с гордо поднятой головой, выходи – вперед ногами!»

Седобородый попрошайка в широком капюшоне притулился в углу у входа на эту территорию с протянутой треснутой миской. Юкиара не сдержалась и бросила ему полный кошель со своего пояса.

– Держи, батюшка, тебе это нужнее.

Старик благословил ее и ее спутников, но, увидев, куда они направляются, крикнул:

– Юнцы, нечего вам делать там! Уносите ноги, пока можете. Сухие Колодцы – не место для порядочных людей.

– Мы знаем это, – ответила Юкиара, и рассмеялась, – поэтому мы туда и направляемся.

Имела она в виду на самом деле то, что порядочные люди – ее собратья, там задержались, но фраза девушки прозвучала двусмысленно. Бедняку было это не важно, главное – у него появились деньги на похлебку на ближайшую неделю.

– Если наткнемся на местных, говорить буду я, – сказала Арстелю и Хельду Юкиара, – а теперь – за мной!

Они вошли в этот городок из палаток, землянок и изб, обвешанных щитами с символикой местных кланов, декоративными ятаганами, топорами и украшениями вроде бычьих или порой человеческих черепов. Краем глаза Арстель заметил движение сзади, он обернулся и увидел, как за входом мелькнула темная человеческая фигура, но тут же исчезла. Не придав этому значения, быть может, привиделось, он последовал за Юкиарой. Девушка подошла к одинокому клирийцу, подбрасывающему нож одной рукой у кольев забора.

– Привет тебе, друг! – помахала рукой она, – не видал ли в этих краях новых лиц?

– Может, и видал, – поймал он двумя пальцами лезвие ножа, – только тебе-то что?

– Ой, да ладно тебе! Любопытство же не порок! – рассмеялась она, подходя ближе, – скажем так, я ищу кое-кого. Такой ответ устраивает?

Клириец что-то неразборчиво промычал, бросив взгляд на очертания ланит Юкиары, примостившейся рядом с его плечом.

– Так ты видел кого или нет?

– Я столькое видел, ты даже не представляешь! Только вот память подводит, если бы чем-то можно было ее освежить…

– А если так? – Юки осторожно протянула ему горсть серебряников.

– Да, точно! Что-то припоминаю! – кладя их себе в заплечный мешок, воскликнул клириец, – заходили странные типы – энросец с луком и другой, в бандане, вроде местный. Задавали странные вопросы, особенно ластились к клану Плавящихся Скал. Последнее, что я видел – это как они зашли во-о-он в тот дом, – он указал на крытый соломой дом, крыша которого была устлана древесными круглыми щитами, – похоже, они оттуда так и не вышли. Видать, наскучили эти шалопаи рогатым убийцам из пустош!

– Что ж, спасибо, всегда интересно услышать… нечто новое.

Юкиара устремилась к своим спутникам и, приобняв их обоих, повела за собой. Арстелю стало легче на душе от ее прикосновения, но сердце у него ходило ходуном. Сапожнику было не по себе от сваленного возле хижин и палаток оружия, костров и вооруженных людей агрессивного настроя, косящихся на пришельцев с явной неприязнью, мускулистые фигуры равшаров, в чьих клыках и карих глазах плясали блики пламени. Хельд, как ни странно, расслабился. Он полностью доверился судьбе и этой жизни, что все произойдет должным образом, подобно фаталисту. Отчасти, возможно, он и рассчитывал на Юкиару, которая, разумеется, не собиралась бросать в беде друзей. У дома с соломенной крышей их остановил равшар, окинул их хмурым взглядом и натужно проговорил с грубым акцентом:

– Нечего вам здесь околачиваться. Это место только для своих. Проваливайте, пока целы.

– Спокойно, не дергайся, – подняла руки Юкиара, отходя назад, – мы лишь проходили мимо, до вас нам нет никакого дела, честное слово.

– Даю вам минуту, чтобы исчезнуть. Рекруты нам не нужны, а чужаков не любим, – он перехватил ржавую секиру обеими руками.

– Что ж, поняла тебя, – развела руками Юкиара, – ваша территория – ваши правила.

Пока Юкиара общалась с караульным, Хельд за спиной полуголого равшара прыгнул на плечи Арстеля, дабы дотянуться до высокого окна хибары. Тощего флорскела было поднять легко, но Арстель успел мысленно посетовать, что из-за детской травмы Хельд потерял способность летать. Вместе с Юкиарой они взобрались по склону соседнего с этим пригородом холма и решили оценить обстановку.

– Они внутри, никаких сомнений! – воскликнул Хельд, – можно это утверждать с той же точностью, как и что я – неотразим.

– Да ты что! – Юкиара закрыла лицо руками от всплеска эмоций, – надеюсь, они не пострадали или хотя бы несильно! По крайней мере, мы в силах вытащить ребят…

– Только их связали и привязали к сваям, – добавил Хельд, – но ты не беспокойся, они не пострадали, правда, их физиономии немного помяли.

– Ой, кого из нас не били, – улыбнулась Юкиара, – главное, что парни целы. Спасибо вам, что помогаете, я даже не знаю, что и сказать!

Она стиснула Хельда и Арстеля в объятиях, но прилив радостных чувств Юкиары быстро сменился на сосредоточенность.

– Я уже в долгу перед вами, но не хочу, чтобы вы пострадали. Прошу вас, ради всего святого, сидите здесь и не высовывайтесь! Я отвлеку этих амбалов, проберусь в эту развалюху и вызволю братьев. Дальше – по ситуации, но хорошо бы сразу после освобождения делать ноги.

– Юки, а ты уверена, что хорошая идея спасать их тебе одной? – сказал Арстель, – может, стоит сбегать в Гилеард и сообщить Карателям?

– Я тебя умоляю! – недоверчиво фыркнула Юкиара, – мы для них чужие, может, такие же бандиты, как и эти из Сухих Колодцев. Едва ли они затеют разборки с одним из кланов ради двух сомнительных ребят не пойми откуда. Я быстро, ребята, давайте не будем спорить. Мне нужно собраться…

Девушка присела на корточки и полезла рукой во внутренний карман куртки. Достала странного вида жезл в виде древесной рукояти с кертахолом на навершии и длинной цепью с шарообразным грузилом на конце вместо лезвия. Цепь она обмотала вокруг руки и направила кертахол в сторону здания, соседствующего с домом клана равшаров. Это был склад провизии, амбар – простецкая конструкция с прямоугольным основанием и плоской крышей. Юкиара еле слышно прочла заклятие на мертвых языках древности, и амбар вспыхнул, как сухое село, политое горючим маслом. Арстель отшатнулся, а Хельд аж подскочил.

– Юки, а ты жестокая! – крикнул крылатый.

– Это иллюзия! Ничего там не горит, это для отвода глаз. Ну, все, я пошла… – она ловко скатилась по склону и кинулась за угол обители клана Плавящихся Скал. Равшары уже забили тревогу, поднялся шум, и вот уже рогатые воины, вымазанные в крови, бежали за водой – тушить ненастоящий пожар. Юкиара дождалась, пока дом опустеет – и вбежала внутрь.

– Арстель, ты куда? Сказала же она ждать! – одернул друга Хельд, – с каких пор ты стал таким непослушным мальчиком?

– Да мало ли что она сказала! – крикнул Арстель, – я не позволю ей отправиться в логово этих монстров одной!

– Как будто я бы позволил! Это я тебя проверял, дружище, – расхрабрился Хельд, – а теперь – следуй за своим командиром – легат Хельд ведет в атаку!

Когда они обошли столбы, придерживавшие навес, вырезанные в виде тотемных чучел племен равшаров, перед глазами друзей возникла картина сущего хаоса. Везде были свалены вырезанные из дерева идолы павших равшаров – героев племени Алых Владык. Во время завязавшейся схватки были опрокинуты почти все памятники почивших легенд, лишь один истукан, изображавший одного из вождей, остался на своем пьедестале, вымазанном в крови. На черном полотне, растянутом на потолочных балках, кровью вымазан был древний символ Азрога, столь нехарактерного для равшаров и вполне ожидаемого для приспешников Заргула. Трое равшаров кружили вокруг Юкиары – девушка мастерски раскручивала над головой цепь со стальным грузом и не подпускала врагов к себе ближе, чем на три шага. Брок уже достал два кривых окровавленных равшарских клинка в замену своим ятаганам, а Шойрил, оставшийся без лука, вступил в борьбу с худосочным кровавым воином, они катались по полу, рьяно молотя друг друга и пытаясь вырвать из рук друг друга короткую пику. Юки выбросила цепь и рванула ее на себя, обезоружив одного из равшаров, обратным броском она угодила ему грузом под дых, двое бросились на нее, но ганраянка сделала кувырок и с пола хлестнула их своим оружием по ногам – двое равшаров рухнули на пол. Подняться им она не дали Шойрил и Брок, расправившиеся со своими врагами.

– Как же хорошо, что ты пришла, Юки! Что бы мы без тебя делали! – воскликнул Брок, дружески пихнув Юкиару в бок.

– А меня напрягает, что она пришла одна, – недоверчиво скривился Шойрил, – Алагар не мог прислать нормальную подмогу?

– Свинья ты неблагодарная! – крикнул Арстель, – она жизнь тебе спасла! Если ты хочешь знать, Алагару и дела до вас не было, если бы вы здесь подохли, он бы и пальцем не пошевелил.

– Не смей говорить так о наставнике! – проорал Шойрил, – кто ты такой, чтобы его оскорблять?

– Не веришь – спроси Юкиару.

– Вы зачем сюда пришли? – схватилась за голову Юкиара, – твою мать! Вас же первыми убьют. Быстрее – зайдите за наши спины и найдите себе какое-нибудь оружие, может, прорвемся.

– Да я сам – совершенное оружие, – запальчиво крикнул Хельд, – у меня есть два огромных ствола! Один – магический, другой – фаллический. Что еще может быть нужно боевому магу?

Никто и слова сказать не успел, за стеной послышался топот ног, и внутрь ворвалась гурьба равшаров.

– Хитро вы придумали – ложный пожар, – сказал вождь клана, держащий в руках боевой жезл с рядами зазубрин по четырем сторонам от стального ствола, – но второй раз нас не проведешь. Если вы сдадитесь – слово Алого Владыки, ваша смерть будет легкой.

– Мы выжмем всю вашу кровь, напьемся ею и используем в обрядах! – гаркнул подручный вождя, который был ниже его на голову, – измажем ею оружие. Говорят, кровь магов действует лучше некуда, нам плевать, кто из вас наколдовал эту иллюзию, его кровь все равно наша. Никому не вырваться отсю…

Договорить равшару не дали. В воздухе блеснула сталь, отражая ряды факелов внутри избы, кусок железа отскочил от косяка входной двери и рикошетом прилетел в орущего равшара, воткнувшись аккурат в его шею.

– Всевышний Арай Илгериас запрещает убийство живого, – раздался знакомый нашим героям голос, – если только это живое не является порождением зла. Бог покарает вас моей рукою, дикари-отступники.

– Что это за… – сказал кто-то из равшаров и тут же получил метательный нож в висок.

– Шаабан?! – воскликнул Брок.

Монах, одетый в желтую рясу, вместо четок держал в руках сразу восемь метательных ножей. Он обернулся вокруг своей оси, осыпав врагов дождем из лезвий, и вот уже почти десяток равшаров пали замертво, обливаясь кровью. Вождь клана сумел отбить оружие своей палицей.

– Клирийское отродье! Готовься отправиться к своему Илгериасу!

Вожак налетел на Шаабана, замахнувшись на него палицей. Юкиара уложила троих равшаров вращательными ударами своей боевой цепи, стараясь не убить их. Равшары отделались выбитыми коленями и мозговыми сотрясениями. Шойрил метнул пику другому, угодив ему прямо в грудь, а Брок изо всех сил рубился с двумя оставшимися врагами. Описав своими новообретенными парными клинками восьмерку, он выбил из рук врагов топор и кинжал, последующим движением отсекши им головы.

Хельд наслаждался зрелищем, вытаращив глаза. Он выкрикивал поддерживающие возгласы алагаритам, попытался кинуть в вождя клана огнешар, но, будучи новичком в магии первоэлементов, он не сумел вызвать ничего, кроме слабого огонька на своем кертахоле.

Шаабан плавно ушел от размашистого удара палицей, присел под второй, нацеленный в голову, отскочил в сторону, уходя с линии атаки, при ударе снизу вверх шипастым оружием. Развить атаку вождю воин-монах не дал возможности. Он выхватил с пояса парные кинжалы и, подойдя вплотную к оппоненту, нанес три резких ножевых удара в брюхо и молнеиносным рубящим движением рассек глотку могучему двухметровому равшару, который повалился наземь, фонтанируя мощными струями крови, как горный ключ.

– Должен признаться, я шел за вами от самого Крестала, и мне было интересно, как вы собираетесь вызволять незадачливых разведчиков, – улыбнувшись, он взглянул на Юкиару, – диверсия с воображаемым поджогом – идея неплохая, но слишком рискованная. А теперь – уходим.

Спасатели и спасенные выбежали за пределы дома и остановились на полном ходу. Сюрприз, ждавший их, был явно не из приятных.

– Кажется, это будет несколько сложнее, – проговорил Шаабан, стиснув свои ножи.

Их окружило с полсотни равшаров из клана Крошителей Черепов. Выходцы из племени Костяных Драконов, увешанные и истыканные украшениями из хрящей, позвонков и костей животных, людей и сородичей, они направили костяные мечи и копья на своих жертв. На набедренных их повязках и туниках красовалась та самая эмблема Азрога. Сквозь эту толпу протиснулся тот, кого встретить среди равшаров было наибольшей опасностью для бравых воинов Крестала. Бычий череп на голове, в руке – костяной посох, торс закрыт хребтом погибшего дракона вместо кирасы. Кразлак Губитель, тот самый, который едва не лишил жизни самого Глоддрика Харлауда, явился.

– Вы освободили шпионов, врагов императора, – сиплым голосом прорычал он, – спасение лишь одно – покоритесь императору Заргулу. Иначе быть вам съеденными заживо скверной, изничтожающей плоть подобно ржавчине, пожирающей сталь.

Чувство безысходности сковало друзей. Шаабан закрыл глаза, решившись в последний раз произнести молитвенные слова, Шойрил и Брок стукнулись кулаками, Юкиара взяла за руку Арстеля и сжала ее, взглянув на него, мол, мы умрем вместе. Хельд же, пытаясь скрыть свой страх, изрек.

– Засунь кости своего дохлого Заргула себе в задний проход!

– К чему эти грубости, парень? Достаточно же сказать – обернись, вдруг этого любителя магии скверны поджидает опасность, о которой он и не подозревает.

В двадцати шагах от них неторопливо плелся Алагар, лениво перекручивая посох в одной руке.

– Наставник… – прошептала Юкиара, на ее глазах навернулись слезы счастья.

Остальные же слова не могли сказать от радости и волнения.

– Юкиара, ты оправдала мои ожидания. Я с интересом ждал, как ты себя поведешь, но ты, несмотря на мои слова, отправилась спасать товарищей одна, рискуя своей жизнью. Я не только удостоверился в твоей чистоте, верности и отваге, но преподал тебе важный урок – что бы ни говорил наставник, умей думать своей головой и слушай свое сердце. Никогда не следуй тому, что противоречит здравому смыслу, кто бы тебе что не говорил.

– Кроме меня, конечно! – вставил свою реплику в наставления Хельд, – меня слушать можно и даже нужно. Плохого не посоветую.

– Для начала уберем из уравнение посторонние переменные, – протянул Алагар и взмахнул посохом.

Равшары грянулись оземь словно подрубленные деревья. Но они еще дышали, груди их ровно вздымались, это было простейшее заклятие усыпления. Простое, но выполненное таким большим мастером, что Кразлак был не в силах развеять чары.

– Ты? – округлил глаза Кразлак, и его изувеченное шрамами и ожогами лицо искорежилось гримасой ненависти, – предатель, как ты посмел явиться во владения императора?

Алагар окинул взглядом окружающую их панораму убогих домишек и палаток, складов оружия и провизии, кузней и остальных бандитов, старавшихся держаться подальше от места разборки, но наблюдавших за действом.

– Знаешь, почему я покинул красноликого императора? Он ни во что не ставит народ. О, да, народ, единственный претендент на эти и остальные земли. Братья и сестры, которых вы разделяете и подавляете магией, сталью, огнем и мечом. Но не выйдет, друзья, по крайней мере, пока я жив. К тому же не одни вы можете сражаться и колдовать. Если вы хотите жить, – он обратил взор на Арстеля, Хельда, Юкиару и остальных, – не лезьте под руку. Сейчас здесь будет жарко.

Алагар не сводил глаз с равшара, стараясь сломить его, подавить волю к сопротивлению. Но ненависть чернокнижника к тому, кого он считал изменником своего повелителя, была слишком велика, чтобы дать ему сдаться.

Струи зеленоватой слизи устремились в сторону Алагара. Тут же из-под земли воздвиглась стена в два человеческих роста и, как только Алагар направил посох перед собой, устремилась в сторону Кразлака. Слизистая скверна растеклась по каменной стене, но прожечь ее не смогла – камень вдруг обернулся огромным сгустком магмы. Волна лавы, поглотившая скверну, надвигалась на равшара с бешеной скоростью, готовясь поглотить его. Он взмахнул посохом, и неукротимую огненную стихию окутало облако того же болотистого цвета дыма, тут же погасив пламя и заставив стену окаменеть, затем – треснуть и наконец обратиться в пыль. Алагар перехватил инициативу и, крутанув посохом, послал в Кразлака Губителя пять шаровых молний. Эти наэлектризованные сферы, бьющие во все стороны, со скоростью света достигли Кразлака, но повредить ему поначалу не смогли. Невидимый щит мага выдержал первые два удара молнии, затем треснул и раскололся, последняя же молния ударила Кразлаку Губителю в грудь, заставив того отлететь в соседнее здание, служившее уборной. Хлипкие доски сломились под тяжестью его тела и посыпались на павшего равшара. Алагар собрался завершить дело – силой мысли он левитацией поднял в воздух брыкающегося темного чародея и собрался атаковать в последний раз. Но враг его опередил.

– Думаешь, меня так легко разнести в пух и прах? Под ноги лучше смотрел бы!

Равшар вытянул руку, и его костяной посох в тот же миг оказался сжатым его мясистыми пальцами. Кертахол засиял, а под ногами у Алагара разверзлось некое подобие зыбучих песков. Только вместо них была вязкая лужа скверны. Любого другого она бы засосала и растворила, но Алагару хватило доли секунды, чтобы просечь угрозу и поднять самого себя в воздух. Кразлак Губитель воспользовался отвлечением противника и разрушил его чары, приземлившись, он выкрикнул, сгорбившись и держась за грудь:

– Ты все же достал меня, предатель! Но мы еще встретимся, помяни мое слово. И тогда ты будешь молить императора о смерти.

За вспышкой света чернокнижника и след простыл.

– Что ж, можно возвращаться в Крестал, – в заключение произнес Алагар, – с пленными, разумеется. Сейчас я нас перенесу.

Но сосредоточиться на заклинании телепортации ему не дали. На улицы Сухих Колодцев стекались солдаты в форме Карательного Отряда.

– Служители закона? – прыснул со смеху Алагар, – как всегда, вовремя.

***

Дорога выдалась долгой и утомительной. Воины Карательного Отряда поголовно отправились пешком, Глоддрик с Гартахолом вели колонну из нескольких сотен бойцов, Эрлингай вышагивал немного поодаль общего ряда, погруженный в свои мысли. Передвигались в молчании, Глоддрик с первой же минуты пресек шум и излишние разговоры весьма успешно, каратели понимали, что с таким командиром шутки плохи. Лишь позади слышна была приглушенная болтовня Клажира, который что-то вполголоса втолковывал молодому легионеру. Лицо его молчаливого собеседника могло бы вызвать слезу и у камня, воин не понимал, за какую провинность его поставили маршировать рядом с этим деревенским говоруном. Они проходили околицы окраинных деревушек, редко им по пути встречались бродячие разночинцы, торговцы вразнос, повстречали даже одного менестреля, но все старались сойти с тракта в гущу травы, несмотря на то, что дорога по краям ныряла в кювет, лишь бы держаться как можно дальше от людей, наводящих ужас на весь Ганрай и даже Союз. Эрлингая тяготила настороженная неприязнь народа к стражам порядка – если бы не Карательный Отряд и жесткая внутренняя политика безопасности Глоддрика, Ганрай с его вялым и безынициативным императором давно бы уже был ввергнут в пучину беззакония. Умудренный опытом воин понимал причину такого отношения мирян. Людям легко проводить пышные парады в честь славных побед, размахивать декоративными клинками в показательных фехтовальных поединках, петь песни о кровопролитных войнах. Но все до безумия страшились войны, хотя бы те, кто повидал ее на своем веку. То же самое и с карателями, которые становились палачами и убийцами, лишь бы люди могли спокойно жить и не запятнать свои руки кровью. Возможно, их сторонились оттого, что каратели служили ярким напоминанием, что где-то за пределами уютных домов горожан и поместий дворян, кибиток бродяг скрывается темная сторона жизни, столкнувшись с которой, человеку сложно остаться самим собой.

Вскоре северянин Кандал, самый высокий человек в Гилеарде, если не во всем Ганрае, заметил пики башен в закатных лучах. Вскоре показалась заброшенная цитадель. Заброшенной она более не выглядела – наскоро, но хорошо отреставрирована, укреплена. Рвы вырыты и частокол заставлен у стен, сами стены были теперь напрочь лишены трещин и проломов от давнишних осад крепости. Это, как представлялось Эрлингаю, скоро изменится. Колонна карателей и не думала останавливаться. По словам клирийца, совпавшими с показаниями арестованного равшара, в замке находилось около семнадцати тысяч бойцов, тогда как Глоддрик взял с собой лишь сотен пять боевых единиц. Единственным преимуществом карателей было присутствие архимага, но ведь у последователей Заргула тоже имелись в рядах магики. Йоши-Року, к слову, запропастился, как сквозь землю провалился, многих солдат это напрягало, даже Эрлингая. Лишь Глоддрик втайне теплил надежду, что архимаг не покажется, дабы противоборство предстало более захватывающим. Каратели были лучше обучены, чем взятые практически от сохи рабочие и крестьяне, решившие податься в оккультистов и колдунов, следующих пути Азрога и равшары, сбежавшие из родных пустошей. До замка оставалось всего полкилометра.

– Не останавливаться на на йоту, – окликнул своих людей Глоддрик, – не сбавлять шаг. Доберемся – часовых снять, крюки на стены и вперед.

– Друг мой, к чему такие мудреные способы? – словно из-под земли появился Йоши, – необходимо войти как можно быстрее и тише, если дать им время опомниться, взятие крепости сильно затянется, и они задавят вас числом.

– Делай, что умеешь, – сказал Глоддрик, подняв руку, давая приказ колонне остановиться.

– Стой, кто идет? – отчетливо донесся до ушей служителей Ганрая голос часового с рукой на языке колокола, – не остановитесь – я забью тревогу.

Глоддрик напрягся, стиснув забинтованную рукоять своего клинка, который уже собрался метнуть в стражника. Йоши похлопал его по плечу, призывая к спокойствию, и подошел ближе к вратам. На стене стоял всего один юноша в балахоне, на котором немного нелепо смотрелся кожаный панцирь с бронзовыми пластинами, какой обычно носили обитатели юга, клирийцы. Невдалеке, рядом с самодельной табуреткой и фонарем, валялся на кафельном полу небрежно брошенный магический посох. Человек явно несильно интересовался магией, предпочитая носить самострел с охапкой болтов за своей спиной. Йоши покачал головой, оценив пренебрежение новичка к искусству магии. Хаглорианец не сказал ни слова. Он лишь поднял свободную руку и сделал круговое движение ладонью перед собой.

– Ан нет, – стражник прищурился и внимательно оглядел толпу, – не так страшны демоны, как их малюют. Вы же соратники, это очевидно. Паранойя разыгралась, везде враги мерещатся. Еще бы, по соседству с нами каратели сидят. Кстати, один из вас так похож на этого, как его… Ганрайского Демона! Прямо один в один! Ну да ладно, пойду-ка я мост опущу. Варзхел разберется, куда вас девать.

Через пару минут стали слышны лязганье цепей и скрежет древесных шестерней – подъемный мост медленно перевалился через ров. Глоддрик взглянул на мага теперь с неподдельным уважением.

– Зачем высаживать дверь, которую можно легко открыть? – сказал Йоши.

– Вот дела! У него даже кристалл на палке не загорелся. Как это он так сделал, одной-то рукой? Или, может, дело во взгляде, интересно, а если… – начал было Клажир восторженным тоном под неодобрительные вздохи товарищей рядом.

– Заткнуться! – рявкнул Глоддрик, – все вперед.

Командор бежал быстрее всех, даже Норберт Гартахол за ним не поспевал. Йоши-Року тоже ускорился, ведь, как уже упоминалось, возраст практически не сказывался на его физических возможностях. Эрлингай обнажил меч, остальные уже были при оружии. Они обошли ров, стены, вошли внутрь как нож в кусок масло благодаря мастерству хаглорианца. Теперь уже можно было воспользоваться эффектом внезапности и бить врага в лоб. Все это хорошо понимали, даже Клажир.

– Что? Кто это еще? Какой идиот открыл ворота этим… – завопил седеющий книжник-чародей, не успевши схватиться за посох и прочесть заклятие, как Глоддрик ураганом пронесся мимо и срубил ему голову на бегу.

На внешнем дворе крепости со стороны ворот находилось около двух с половиной тысяч новообращенных магов, поклоняющихся Заргулу, и равшаров, которые в отличие от более безалаберных людей держали оружие при себе. Каратели набросились на врагов подобно львице, выследившей антилопу в саванне. Эрлингай сам не заметил, как его успели окружить трое равшаров – спасла безотказная школа Керриса Галарта. Он легко парировал и уклонился от атак первых двоих, перейдя в наступление, Эрлингай вонзил клинок в прореху между реберными костями панциря ближестоящего равшара, обернулся полукругом и по инерции движения по косой линии сверху вниз рассек туловище равшара, вымазанного в засохшей крови, после чего воин Алых Владык был окончательно забрызган кровью, но уже своей. Эрлингай бросился на последнего, раскручивая меч Фарендил в одной руке и норовясь угодить острием меча тому в солнечное сплетение. Равшар ушел с линии атаки и собрался неуклюже рубануть костяным мечом, но Эрлингай даже и не бил. Он обманул равшара ложным движением, и враг попался в такую простую ловушку. Эрлингай вспорол тому брюхо восходящим ударом клинка и добил, расколов мечом рогатый череп.

Клажир куда-то запропастился. Эрлингай заметил, что он прятался за углом арки подъемного моста, объятый страхом, весь в ступоре. Внебрачный сын прошлого короля Аргои не смел винить мальчика в приступе малодушия – массовое побоище противоестественно людской природе. Лишь с течением времени люди переступают в себе эту грань и начинают свободно чувствовать себя в мясорубке. Некоторые настолько потеряны, что не могут жить без нее, подобно Глоддрику. Последний уже зарезал с пятнадцать магов-неофитов, не настолько мастеровитых, чтобы применить магию, но и недостаточно умелых, чтобы биться достойно в строю. Кандал разбрасывал равшаров и людей боевым молотом, бил он сверхбыстро, враги успевали лишь прикрывать свои головы руками, предоставляя молоту дробить их кости на куски. Гартахол вел шеренгу карателей к выходной арке, ведущей со двора, чтобы перекрыть пути к отступлению. Каратели в целом дрались лучше местных жителей, каждый из воинов Гилеарда убил по меньшей мере троих врагов короны, за исключением Клажира, которого пока что трудно было назвать воином. Маги, обучавшиеся у Варзхела, носящие красные гербы Азрога, с трепетом и дикими воплями бежали прочь, от Глоддрика они разбегались первее наперво, как от гремучей змеи. Равшары были посмелее и еще держали позиции. Глоддрик кинулся на них с остервенелой ухмылкой, разочарованный трусостью и дилетантством людей, он надеялся насытиться расправой над равшарами. Он подобно тарану пробурил их скопление и пошел честить врагов направо и налево. Равшары пытались защищаться и отбиваться, но Глоддрик был слишком быстр, силен и точен, его кровавое око выискивало бреши в обороне воинов пустоши, а твердая жилистая рука зазубренным мечом отсекала конечности, насаживала на себя мускулистые тела равшаров и крошила их плоть. Остатки армии врага уже разбегались, чтобы их прикончил Гартахол, Кандал и остальные. Из карателей мало кто пострадал, соотношение потерь было близко к одному к десяти.

– Посторонись! – крикнул Йоши.

И в тот же миг сгусток синеватой энергии со скоростью полета стрелы врезался в массивную дверь главного здания крепости, которая после оглушительного хлопка разрываемого энергетического шара взорвалась в щепки.

– Всем зачистить периметр! – скомандовал Глоддрик, – сразу после этого – за мной!

Очевидно, он был уверен, что с главными силами врага он сумеет справиться самостоятельно задолго до того, как каратели перебьют уже утративший боевой дух, сбитых с толку и ошеломленных рекрутов империи горхолдов. Эрлингай, не ожидая приглашения, сорвался вслед за ошалелым ганрайцем.

– Какого ты за мной? Приказа не было!

– Ты не мой командир, Глоддрик, при всем уважении, – покачал Эрлингай головой, вытирая о штанину кровь с меча.

– Хм, – повел бровью Глоддрик, не сбавляя ходу, и так ничего не ответил.

Крепость была недостаточно высокой, всего двух этажей – первый, представлявший собой трапезную, был пуст, за исключением валявшихся то тут, то там объедков. Оружие внутри было также раскиданным во все стороны, что говорило о полной неготовности заселившихся в замке лиходеев к ведению обороны. С улицы слышались оглушительные взрывы, треск земной коры и беспомощные вопли умирающих солдат. Прогремел очередной взрыв.

– Видать, это мастер Йоши старается, – Эрлингай подошел к окну у лестничной клетки.

Открылась ужасающая картина – соседние башни были разрушены почти до основания и полыхали неугасимым зеленоватым пламенем, каменная кладка плавилась и на месте магменного болота сжигались в мгновение ока заживо тела как людей, так и равшаров, вот старый хаглорианец воздел посох кверху – и тут же в небе сконцентрировался шар, из которого во все стороны били молнии, этот электрический дождь обрушился на убегающих солдат Варзхела, затем он продолжил бить по постройкам в городе-крепости и по башням цитадели. Последнее подкрепление из дальних бараков бежали в отчаянной попытке застать врасплох Йоши, но ничего не удалось – колдун лишь прочел заклинание речитативом и взмахнул посохом, и после ослепительного блеска изумрудного кертахола прямо из облаков завертелся смерч и в смертоносном танце подбросил в воздух тела невезучих бойцов Заргула, раскидав их за сотни шагов от стен крепости.

– Глоддрик, ты бы с ним вел себя поделикатнее, мало ли, что этот хаглорианец еще умеет. Да он целого войска стоит!

– Идем дальше, – прервал восторженные возгласы Эрлингая Глоддрик и бросился на следующий лестничный пролет.

Глоддрик был старше Эрлингая более чем на десяток лет, однако рыцарь Аргои еле поспевал за ним. Следующий этаж был оружейным складом. И вот там лучших фехтовальщиков Союза ждал сюрприз неприятный для Эрлингая и вполне радостный – для Глоддрика.

Командор Карательного Отряда вбежал в оружейный склад и налетел на полчища северян. Сложно было назвать их полчищами, их было не больше двадцати, но на фоне двоих бойцов Союза их число было неимоверно большим. Было там и пятеро клирийцев, обступивших Эрлингая.

– Вот мы и встретились, падаль, говорил же, что я тебя изрублю на части! На сей раз этот болотный хмырь, долбаный лесной дикарь тебя не спасет!

Это говорил Наштар. Через его лицо тянулась повязка с вышитым черепом на глазнице. Броню он надеть не удосужился, облачился в холщовую клирийскую рубаху с узелками вместо пуговиц и те же шаровары. Остальные клирийцы надели броню и клирийские шишаки, обрамленные отчеканенными крыльями. Последние дни в крепости Наштар провел в мучениях. Он спал и видел встретиться с Эрлингаем. Ночами не спал и целыми днями ходил из угла в угол наедине с мыслями о своем горе и позоре. Потерял брата, потерпел поражение на глазах у своихбратков, лишился глаза. До этого никому не было дела, кроме него самого.

Эрлингай решил ничего не говорить в ответ – за него все скажет Фарендил куда убедительнее. Аргоец принял стойку, выставив меч перед собой в горизонтальном положении и медленно шагнул влево, но тут же ринулся в противоположную сторону и рубанул клирийца с краю. Тот сразу повалился на землю, выронив с грохотом свой топор и хватаясь за рассеченное горло. Трое клирийцев его пытались теснить, а Наштар норовил подобраться со спины, но Эрлингай оперативно встал спиной к стене, дабы закрыть тыл. Его меч увел вверх саблю клирийского молодца с такой силой, что оружие едва не взмыло к потолку. Спустя долю секунды Эрлингай отбил подлый удар пикой ниже пояса и вздернул вверх, Фарендил лишь промелькнул в воздухе, подобно падающей звезде, отбил удар третьего клирийского воина с Наштаром одновременно в голову. И с неразличимой для человеческого глаза скоростью проделал три движения – прорубил бок одному клирийцу, другому ударом в обратную сторону рассек шею и раздробил позвонки, третьего с разбегу пронзил мечом в грудь, точно попав в прореху между кадыком и оконтовкой кирасы. С Наштаром, не успевшим и сообразить, что произошло, они остались один на один.

Глоддрик самозабвенно рубился с северянами, точнее, кромсал их. Ганраец был уже по пояс в крови. На него сыпались удары двусторонних топорищ и прямых северных палашей, но Глоддрик все умело парировал. Иногда даже не парировал, а опережал удар, отрубая руку врага, держащую оружие. Или же ловил свободной рукой запястье северянина и разрубал супостата надвое. Осталось лишь двое горцев-северян, которых еще не сломил напор ганрайского демона. Они были совершенно непохожи друг на друга, но держались вместе. У них была одна боевая раскраска на лице – разводы бурой грязи. Глоддрик сразу понял, что это символизировало – воины являлись названными братьями, оба они принадлежали к касте воителей-берсерков, а судя по раскраске их тотемным животным был медведь. Оба были густобородыми, но если один был ухоженным, волосы были причесаны и заплетены в косы, как и борода, то второй являл собой зрелище вылитого уличного охломона, если бы не мускулистое дородное тело – взъерошенные и торчащие дыбом черные нестриженые колтуны, спутанная борода, заляпанная мясным жиром и хлебным крошевом, да и одежда, вымазанная в крови и грязи.

– Это он, брат Шальёрн, – сказал черноволосый, – он убил нашего вождя, Грора Свободолюбца. Уничтожил надежду на свободу нашей родины.

– Я сражался на одном поле боя с ним, когда мы штурмовали Вархул, – прорычал блондин, – жаль, что мой топор до него не добрался.

– Вечно у них прелюдии, – проворчал Глоддрик, вытерев слюну с подбородка, – как бабы.

Ганрайскому Демону пришла на ум аллегория – если собака до того, как напасть, будет долго облаивать другую, волк же только ринется и будет молча драться до победы или смерти. Не удостоив ответом берсерков, Глоддрик решил растянуть удовольствие ожиданием. Воины быстро вошли в состояние транса, приводящего в боевой экстаз. Они жевали деревянные щиты, рычали и били кулаками в грудь подобно гориллам. Напрягали мышцы в полусогнутом положении, будто их мучила нужда.

«Начните еще наяривать прямо здесь, придурки, – пришла в голову Глоддрику шальная мысль, заставившая его растянуть губы в улыбке, больше напоминающей оскал.»

Шальёрн выхватил из-за спины парные топоры, отбросив щит, его соратник же обнажил одноручный меч и прикрылся круглым щитом. Теперь оба берсерка смотрели на Глоддрика в упор, как могли смотреть только лишенные ума жаждой убийства люди. Смотреть таким в глаза считалось безумием и провокацией опасности, но Глоддрик с удовольствием заглянул в их очи, в которых отражался помутневший жаждой крови рассудок. Их буйство лишь придало сил Глоддрику и захлестнуло его. Он аж до крови прикусил язык в предвкушении схватки. Он выставил перед собой клинок, сделал медленный шаг в сторону готовящихся к броску бешеных псов Севера. Затем другой. Немного ускорился и ринулся навстречу сорвавшихся с места, точно с цепи, северян. Глоддрик резко сшиб свой иззубренный клинок с палашом черноволосого и взмыл в воздух, ударив ногой в голову врага. Противник закрылся щитом, а Глоддрик использовал силу удара для толчка, крутанулся и обрушил шквал ударов на Шальёрна. Блондин ловко орудовал топорами и успевал контратаковать, но чаще ему приходилось приседать и уклоняться от атак Глоддрика, которые все точнее били в цель. Глоддрик провел обманное движение, направил лезвие меча в область шеи северянина, тот уже собрался подсесть под удар, но Глоддрик в последнее мгновение изменил траекторию удара и полоснул врага по боку, прорезав кожаную куртку. На каменный пол потекла струйка крови. Глоддрик осклабился и занес клинок для следующего удара, но на него накинулся чернобородый и, осторожно прикрывая торс щитом, неустанно атаковал Глоддрика рубящими ударами – оружие так и свистело в воздухе.

– Тесни его, Вагарн! – крикнул северянин со светлыми косами и, раскрутив топоры, бросился в бой.

Глоддрику было достаточно отбить три предсказуемых атаки Вагарна, чтобы потерять терпение. Но на него шел Шальерн, выписывая круги и восьмерки своими топорищами, но Ганрайский Демон был слишком прытким, чтобы его достать. Бывалого воина теснили два мужчины ощутимо моложе его и крупнее. Глоддрик был силен, но он не был мускулист, тогда как северяне представляли собой горы мышц, при этом Вагарну Глоддрик ростом едва доставал до уха, а Шальерну – до подбородка. Глоддрик снова скрестил клинки с Вагарном и что было силы крутанул меч в сторону – искры с их клинков посыпались и от сильного рывка рукоять палаша северянина выскользнула у него из руки. При этом Глоддрик успел сделать мощный укол прямо в щит – сталь прошла сквозь дерево, как сквозь толщу воды, и пронзила врагу плечо. Выдернув клинок, ганраец раскрошил щит северянина в щепки. Глоддрик расхохотался и собрался добить оплошавшего врага, но Шальерн снова попытал счастье, метя топором Глоддрику в висок. Глоддрик, облизнув губы, нырнул под удар в последнюю секунду и, резко выпрямившись, саданул кулаком свободной руки блондину по подбородку. Оглушенный Шальерн сплюнул кровью, вместе с ней выпал зуб. Глоддрик мог бы воспользоваться секундой слабости противника, чтобы пронзить его насквозь, но решил обождать, дабы дольше насладиться боем. Кровь внутри него бурлила, ганраец был опьянен схваткой и звоном мечей. Шальерн опомнился сразу же и шагнул вперед, ударив топором по диагонали, новоря отсечь Глоддрику голень. Каратель заметил, что противник не слишком умело выставил при ударе предплечье, открыв его для удара, и встречным движением рубанул северянина по руке, начисто отрубив ее. Кровь хлестала из культи, северянин вскричал, но не думал сдаваться. Другим топором он описал вертикальную дугу, направив оружие в темя ганрайца, но Глоддрик жестким ударом перерубил древко топора, синхронно с этим врезался плечом в грудь Шальерну. Того повело назад, но Глоддрик был быстрее – он обернулся вокруг своей оси и с разворота нанес последний удар по горизонтали. На этот раз обеими руками. Глоддрик перерубил Шальерна на две части на уровне пояса. Озверевший начальник Карательного Отряда схватил окровавленный топор, валявшийся рядом с отрубленной рукой, и вогнал его глубоко в череп разрубленного северянина. Все произошло так быстро, что Вагарн только успел нашарить меч здоровой рукой, как уже его названный брат был жестоко зарезан и валялся в собственной крови среди трупов убитых соплеменников.

– Шальерн! Нет! – брызнул слюной северянин, черные патлы падали ему на глаза, – тебе не жить, мразь!

Глоддрик лишь стиснул зубы, давясь дьявольским смехом, он положил клинок на плечо и с вызовом поманил северянина рукой, мол, нападай, если посмеешь. Держа в одной руке меч, Вагарн налетел на Глоддрика. Ганраец фехтовал рискованно, фаталистично, но заметно лучше северянина. Они обменивались ударами, Вагарн пытался давить Глоддрика своим натиском, но тот лишь отбивал, точнее, отшибал его удары и стремительно отвечал выпадом или рубящей атакой, от которой северный воин еле успевал уклониться или отбить. От мощных ударов Глоддрика палаш дрожал, руки Вагарна уже отсохли, он не мог понять, как такой немолодой воин совсем невнушительных габаритов может так сильно бить. Вот снова Вагарн попытался рубануть Глоддрика, тот лишь отвел со скрежетом меч врага к полу и врезал в висок северянину перебинтованной рукоятью. Того удар ошеломил, но все же воину хватило решимости, чтобы ответить уколом, но Глоддрик лишь поймал удар своей рукой и, дернувшись навстречу, пронзил врага своим клинком.

– Ты… заплатишь… за это, – прошептал Вагарн, когда их лица сблизились, и грянулся оземь без чувств.

Тем временем Эрлингай фехтовал с отчаянно машущим саблей Наштаром, успевшим вовсю разгуляться. Потомок короля Аргои ловко отражал атаки и угадывал обманные движения, не подпуская клирийца к себе. Наштар, как ни старался, не мог его зацепить своей шашкой. Его меч постоянно натыкался на прочную, как пограничные стены Союза, защиту Эрлингая, Фарендил летал со скоростью ястреба, отбрасывая удары Наштара. Смуглый молодой воин снова рубанул, сабля свистнула, но Эрлингай ее мастерски отвел, отбросив книзу, и обратным движением проскользнул мимо Наштара. Атака Эрлингая бы выпустила кишки Наштару, если бы тот не успел вовремя отскочить, но рыцаря Аргои было уже не остановить. Он закружился в вихревом танце, раскручивая свой меч. Удары летели на Наштара со всех сторон. Он все же успел перекатиться в сторону, чтобы выиграть расстояние и время и ринулся на Эрлингая, занося саблю для еще одной размашистой атаки. Эрлингай рванул Фарендил вверх и отразил ее, а с разворота уже готовился пригвоздить клирийца мечом к стене. Но не смог – его точно сковало, словно он был заморожен в ледниках.

– Глава Карательного Отряда и сводный брат Его Величества! Вас не учили, что в чужие жилища не заходят без приглашения?

Латная перчатка со скрипом сжала магический посох и клинок в одном экземпляре. Арнлоуг Варзхел вышагивал между кровавыми лужами, трупами северян и клирийцев, а Наштар, уцелевший, во все глаза пятился на него.

– Повелитель, я…

Варзхел поглядел на него своим омертвелым взглядом, лишенным эмоций, и этого хватило, чтобы у клирийца ушла в пятки душа. Эрлингай ощутил присутствие смерти, словно этот человек в темном плаще, кирасе и стальной маске нес в себе даже не разрушение, а разложение, неминуемую гибель.

– Интересно, – Варзхел заглянул в глаза Эрлингаю, – готовы ли ваши войска отступить, если взять вас в заложники? Бросайте оружие, или я выверну ваши суставы одной мыслью.

Глоддрик, каково бы ни было удивление Эрлингая, швырнул меч на пол, клинок карателя со скрипом прокатился по полу. Глоддрик поднял руки и сделал несколько осторожных шагов вперед.

– Хорошо, – пожал плечами Ганрайский Демон, уставившись в пол, – ты выиграл бой.

Варзхел снял заклятие с Эрлингая, выбив своим клинком у того из руки Фарендил.

Глоддрик краем глаза заметил, что Варзхел отвлекся.

– Но не войну! – рявкнул он.

Глоддрик подцепил ногой рукоять меча и одним махом подбросил оружие в воздух. Клинок взмыл вверх, Глоддрик в один прыжок поймал его и уже собрался срубить Варзхелу голову. Ганраец победно улыбнулся, но за секунду до того, как его меч достиг цели, Варзхел воздел кертахол ввысь, и невидимая сила отшвырнула Глоддрика в стене так, что посыпались обломки камней, а броня воителя заработала внушительную вмятину со спины. Разумеется, даже такая травма не остановила бы Глоддрика, и он бы снова кинулся в бой, но та же сила подняла его тело в воздух, как ветер перышко.

– Сразу видно, что ты вырос на улице, – сказал Варзхел, – с тобой опасно иметь дело. Думаю, без рук и ног тебя брать в заложники целесообразнее.

– Друг мой, неужели в тебе совсем не осталось человечности?

В дверях показалась невысокая фигура Йоши-Року. Глоддрик грохнулся на пол одновременно с его появлением.

– Учитель? Вам недолго осталось стоять у нас на пути, – зловеще прогудел Варзхел.

Старик, не обращая внимания на угрозу, осмотрел сцену горы трупов, забрызганных кровью Эрлингая и Глоддрика и Наштара, прижавшегося к стене.

– Мастер Йоши! Глоддрик почти достал его! – воскликнул Эрлингай.

Хаглорианец одобрительно кивнул и изрек:

– Полагаю, на этом ваше участие завершено, пора бы и честь знать, бравые воины Союза.

Йоши взмахнул посохом, и со вспышкой света Эрлингай и Глоддрик разом исчезли.

– Магистр Варзхел, а что мне… – начал было Наштар, но Варзхел досадно скрипнул зубами и тем же заклятием перебросил клирийца в неизвестное место.

– Ты же не собираешься драться со мной в одиночку, Варзхел? – спросил Йоши, постукивая пальцами по древку посоха и разминая шею.

Варзхел попробовал телепортироваться, но не смог. Йоши слишком умело развеивал заклинание перехода, едва оно начинало сплетаться. Но тут же оружейный склад взорвался серией ослепительных вспышек, что хаглорианец даже закрыл рукавом глаза от яркого света. Он мог заблокировать переход Варзхела, но не мог предвидеть появления его сторонников. Йоши-Року предстояло выйти одному супротив группы темных магов. Рядом с Варзхелом стояли самые преданные слуги Заргула и наиболее ненавистные честным народам Ранкора существа. Ведьма из Клирии по имени Кара. Острижена она была почти под нуль, полуголая, на перевязи, обтягивавшей тунику девушки, висели черепа людей, на поясе же свисал жертвенный ритуальный нож. Эту женщину боялись еще с самого ее детства, когда она была странной, непонятой людьми, жившими в одном селе с ней, девочкой. Она всегда причиняла вред животным, разрезала амфибий, однажды она решилась похитить одного из деревенских парней и попытаться принести его в жертву Заргулу ради повышения магических способностей. Но потерпела провал, и ее изгнали. Уйдя в горы, Кара окончательно сошла с ума. Единственными друзьями ее были демоны из недр Азрога. Скрол Ядовитый, скиарл из Побережья Кесилора, бледный, с шелушащейся чешуей, точно больной, он был увешан разнообразными эликсирами. И уже знакомый читателю Джаяр – некромант, забинтованный с ног до головы, точно мумия. По поверьям он, дабы обрести бессмертие, сам себя умертвил и воскресил. Замыкал их ряд молодой чародей с длинными темными волосами в соломенной шляпе по имени Ниарот. Принадлежал он к одному из древних дворянских родов Аргои, но не возжелал унаследовать отцовские наделы, предпочтя путь раба Заргула. На Йоши их появление не произвело впечатления. Он лишь со спокойствием в сердце ожидал, что произойдет дальше. Варзхел хрустнул пальцами и направил посох перед собой. Сторонники Заргула обступили хаглорианца. В их толпе он со своим ростом в 165 сантиметров и вовсе казался тщедушным.

Варзхел провел своей тростью дугу и вдруг словно изниоткуда с потолка взвилась туча острейших игл и устремилась в старого мага. Он просто стукнул посохом о землю, вспышка света – и иглы остановились в метре от его тела. Затем они перевернулись и с еще большей скоростью устремились в противников мастера-мага. Но Скрол Ядовитый бросил одну из склянок, из которой так и повалил едкий синеватый дым, и иглы вначале растеклись в слизь, а затем испарились.

– Думаете, такие детские атаки возьмут меня?

– Просто дал тебе возможность разогреться, из уважения, – сказал Варзхел.

Гил Ниарот послал огнешар, Йоши-Року одним движением посоха погасил его, точно свечу, и ответил очередью мощнейших ударных сфер из синей энергии, разрывающих плоть и ломающих кости. Гил Ниарот поставил защитный экран, но одна из них пробилась сквозь оборону и ударила в его плечо. Плоть была разорвана и кровь уже вовсю хлестала. Йоши-Року направил во врага молнию с целью добить его, но ее отбил Варзхел защитным заклятием. Варзхел выкрикнул заклятие и от стен и потолка начали откалупываться куски каменной кладки, они вращались вокруг чернокнижника и вдруг стремительно полетели в Йоши-Року. Теперь они были на открытом воздухе – стены с верхним этажом стали оружием магов. Хаглорианец проговорил заклятие и камни, не коснувшись него, теперь стали подчиняться ему, они пропитались огнем и теперь стали летающими кусками магмы. Он слепил из них один огромный шар и отправил его в Варзхела, но Скрол Ядовитый кинул склянку прямо в шар. Зелье заморозило в одно мгновение магму и шар треснул, разлетевшись в бесчисленные осколки льда и застывшего камня. Йоши-Року начал делать посохом вращательные движения, из каменного пола поднялось растение, плотоядное на вид, и тут же опутало своими лианами Скрола. Челюсти этого растения уже сомкнулись, перекусив скиарла пополам. Кара из Клирии тщетно пыталась разрезать эти живые путы, без толку. Помог скиарлу только Варзхел, который одним прикосновением алого кертахола заставил растение истлеть и высушиться за одну секунду, после чего оно рассыпалось в прах. Тело Скрола, рассеченное на две половины, упало, но еще двигалось. Очевидно, жизнь его поддерживали известные лишь ему снадобья.

– Кара, уводи Гила Ниарота и Скрола в Азарельд и излечи их, – крикнул Варзхел, – я задержу этого хаглорианца.

– Разве я разрешал уходить?! – крикнул Йоши-Року.

Он направил было заклятие паралича на Кару и этих двоих, но Варзхел отбил его и ответил шаровой молнией. Троица беглецов скрылась в портале. Йоши-Року, отразив атаку Варзхела, скрипнул зубами, затянувшаяся схватка начинала действовать ему на нервы. Он просто поднял Варзхела над полом одним движением посоха и, оскалившись, швырнул его в стену. Телекинетическая волна с такой силой отбросила Варзхела в каменную стену, что он пробил ее собой и вылетел за пределы башни. Йоши подбежал к краю башни и заглянул в обрыв. Он уже собрался поднять Варзхела в воздух телекинезом и пленить, но было поздно – опальный ученик старого мага успел телепортироваться. Йоши устало вздохнул, усмирив свой гнев, и оглядел поле битвы. Каратели уже разогнали недоучек-магов и равшаров, с тысяч пять взяли в плен, остальные либо удирали со всех ног вдалеке, либо валялись меж полуразваленных стен крепости, еще совсем недавно служившей прибежищем слугам Заргула. Мага не слишком расстроило то, что чернокнижникам удалось скрыться, хотя он и нанес ощутимый урон одному из них и не факт, что он после такого сможет выжить. Он еще доберется до них, и тогда никакой Заргул не спасет отступников. В душе Йоши еще теплилась надежда, что Варзхела и его приближенных можно наставить на истинный путь, но старый архимаг не хотел обманываться. С сорняками можно бороться, только выдрав их из земли с корнем. Эти люди настолько отравлены злом Заргула, что смерть от руки праведника для них будет достойным исходом. Возможно, в следующих жизнях, думал Йоши, они сумеют искупить свои прегрешения. Однако в бою за крепость победил Союз вне сомнений несмотря на значительный численный перевес соперника.

Хаглорианец рассмеялся, его одолевала безграничная радость.

– Да, – проговорил он вслух, – жизнь нам подбрасывает испытания одно за другим, но нам решать, сдаться или нет. Мы можем проиграть, но выбор – подняться или остаться лежать на земле, всегда остается за нами. Я не сдамся, Анлариэль, обещаю тебе. Костьми лягу, но не сдамся ни Алагару, ни его жалким прихлебателям!

Он помолчал в несколько секунд и добавил:

– Однако, как же бывает полезно иногда мотивировать самого себя.

Глава 9: «Перерыв»

«Повелитель будет недоволен» – в десятый раз за это утро пронеслось в голове у Хейларга. Стояло холодное, пасмурное утро, небо было затянуто тучами, а редкая трава, смешанная с неплодородной почвой, стала невыносимо скользкой после дождя. Черный балахон мага уже успел изгваздаться в слякоти, а трава так и липла к полам одеяния. Утренняя прогулка вокруг лагеря должна была настроить ум горхолда на рабочий лад, но его мысли мельтешились, словно стая мух, без всякой системы. Они досадно сдали позиции в крепости, которую так удачно Хейларг с Варзхелом заняли и обустроили для развертывания дальнейшей кампании. После того, как Каратели выбили их оттуда, сторонники Заргула смогли лишь разбить достаточно большой лагерь из палаток и наскоро сложенных не без помощи колдовства лачуг. Выжившие равшары и недоучившиеся маги темной школы сновали по лагерю и пытались залечить раны, починить оружие или отточить боевые навыки. Многие лишь хаотично бегали туда-сюда, никак не смогши заставить себя работать, поскольку дух их был сломлен недавним поражением. Хейларга все сторонились. Краснокожее с синим существо со щупальцами на голове вместо волос и алыми глазами на желтоватом белке служило им лишним напоминанием о гневе Повелителя, который не прощает неудачников. Варзхел всю ночь сидел под навесом и апатично, насколько мог предположить Хейларг, которому было трудно различить эмоции человека в маске, разглядывал карты. Они потеряли без малого пять тысяч бойцов, остальные либо разбежались, либо взяты в плен, либо зализывали раны в лагере. Многие раненые стонали или верещали всю ночь, а неумелые лекари в лице неофитов не могли им оказать полноценную первую помощь.

Хейларг не в первый раз задумался, зачем его народу вообще нужен Заргул. До этого горхолды спокойно жили в отшельничестве от остальных народов Ранкора, в их земли люди редко заходили, пока дух Заргула был слишком слаб, чтобы проявить себя. Но Заргул набрал сил и вернулся, обрел сторонников в лице магов, ищущих знаний и могущества, а чаще – прославления своих имен на века. Тогда среди горхолдов появились отщипенцы, те, кто осмелился посвятить себя служению злобному существу, в древности чуть было не разрушившему мир до основания. Хейларг был уважаемым кудесником в своем народе, и для него было глупо уходить в сектантство и прислуживать злу. Проблема его была в том, что магу было больно смотреть, как его народ потерял веру в свое будущее. Горхолды обосновались на развалинах, так и не сумев отстроить Азарельд после древней войны. Хейларг надеялся, что пришествие Заргула поможет вернуть его сородичам былое величие, возможно, они впоследствии сумеют усмирить Заргула и управлять своей судьбой сами, живя наравне с остальными народами Ранкора. Но что-то подсказывало Хейларгу, что это невозможно – слишком сильно было разрушительное влияние императора, так легко подчинявшего сильных и способных, но уязвимых рассудком магов и воителей. Горхолд подсознательно пытался среди приспешников Заргула отыскать сомневающихся подобно ему. Однажды он осмелился спросить Варзхела, что движет им в следовании пути Заргула. Варзхел ответил лаконично, что мир Ранкора прогнил и стал слишком жестоким и порочным, лишь огненный меч Заргула выжжет эту скверну и восстановит мировой порядок. Хейларг сохранял надежду, что за словами Варзхела скрывались такие же сомнения, как и в вере Хейларга, что Заргул ведет народ горхолдов в светлое будущее.

Останки Заргула уже были доставлены в далекий от обитаемых континентов Азрог, но все знали, что дух императора еще не набрался сил полностью, чтобы возродиться в телесном обличье. Хейларг прибыл в лагерь совсем недавно с вестью о предстоящем военном совете поборников Заргула. Император обещал принять участие в собрании, это не сулило его преданным слугам, потерпевшим неудачу, ничего хорошего. Практически весь состав магов, окружавших Варзхела, остался в лагере, некромант Джаяр же отправился в Азарельд доставить останки императора к алтарю, а также перенести раненого северянина Вагарна и умертвленного Шальерна. Хейларг уже намеревался расчистить ратушу в центре лагеря для совета, но его прервал портал, внезапно открывшийся посреди поляны. Оттуда вышел Джаяр, его бинты за время пути успели запылиться и немного измазаться в саже. За ним вышел чернобородый Вагарн, такой же неряшливый, но вполне здоровый на вид. Человека же, пришедшего вместе с ними, узнать было крайне затруднительно, но это был Шальерн. Его кожа была и до этого светлой, как и подобает людям северных кровей, но сейчас он был совсем белым, точно известь. Кожа на его лице трескалась и шелушилась, темные вены просачивались наружу, словно в них текла противоестественная человеческому организму слизь. Глаза же его светились алым светом Азроговой бездны. Вместо руки его был железный протез в виде имплантированной в предплечье секиры. В районе пояса, где Глоддрик разрубил его тело пополам, виднелись металлические скобы, грубо сшившие две половины могучего тела. Голова Шальерна была выбрита наголо, но вместо лысины на солнце сверкала стальная пластина, скрывающая место, которое было еще день назад расколото топором. Шальерн не произнес ни слова, на лице его не дрогнул ни единый мускул, казалось, из него ушло все живое, отчасти оно так и было, лишь взгляд его вяло перемещался из стороны в сторону, но во взгляде не крылась осмысленность, он лишь механически обозревал окружающую местность. Хейларг догадался, что произошло с северянином – Джаяр поднял его из мертвых своим искусством, ибо выжить после подобных ранений не смог бы никто. Теперь душе северянина приходилось задерживаться в теле, которое уже не могло быть полноценным человеком, лишь исполняло приказы некроманта. Постепенно через портал ровным строем входили вооруженные люди. Эти, в отличие от недоделанных чародеев Заргула, были лишены посохов, ограничиваясь простецкими латами, точнее, щитками из дерева, кожи и стальных пластин и некачественным оружием вроде копий с прогнившими древками, мечей с топорами, секирами, гарпунами или серпами, которых коснулась ржавчина. Затем ввалились равшары из племени Берсерков, на плечах которых была выжжена каленым железом эмблема империи Азрога. Равшары несли не костяные, как чаще всего было принято в их племени, а отменного качества орудия, выкованные в кипящем пламени катакомб Азарельда. Замыкал нестройную колонну равшаров воин самого причудливого и устрашающего вида даже для его воинственной расы. Его кожа была бледного бежевого цвета в отличие от бурой пигментации остальных равшаров. Покрывали же все его тело рисунки из темно-синих чернил, линии избороздили лицо, руки, даже на щиколотках виднелся рисунок. Чем-то напоминало ритуальные письмена хаглорианцев, но если те их наносили для лучшего протекания энергии через магические чакры, то у равшаров такие татуировки считались высшей честью для самых бесстрашных воинов, что в буквальном смысле посвятили свои жизни цели умереть в славном бою. Некоторые из рог на его голове были обломаны. Носил же равшар в противовес полуголым собратьям широкие черные штаны, перевязанные в голенях, и рубаху того же цвета. Звали его Стакуга Убийца Магов. Красные глаза его светились Азроговым огнем. Чем-то этот равшар походил на Глоддрика – снискал не меньшую славу за свое бесстрашие и мастерство, а также безжалостность к врагу. Вот только если Глоддрик Харлауд черпал силы в страсти от накала сражения, Стакуга черпал свою силу в ненависти и злобе. Этот равшар умел фокусировать ее и направлять на противника, превращая в собственную силу агрессию, не теряя концентрации. Он даже войдя в лагерь исходил гневом, периодически скаля острые зубы. За спиной у равшара был прикреплен необычный двусторонний меч – широкая буковая рукоять, обтянутая грубой веревкой, соединяла два искривленных клинка. Один новобранец из проходящих мимо людей ненароком задел его плечо кончиком копья. Стакуга и ухом не повел, в ту же секунду он одним движением крутанулся, на лету выхватил меч и, раскрутив его над головой, разрубил неудачливому солдату шею с хирургической точностью. Равшары не сказали ни слова, даже не повели ухом, хотя обычно они гордились и ликовали, стоило их сородичам хоть как-то запугать людей или кого еще. Слишком боялись они этого воина, чтобы восхвалять его неоправданную жестокость.

– Стакуга, не напасешься новобранцев с тобой, быть может, стоит умерить свой пыл? – сказал Хейларг, встречая вновь прибывших.

Равшар ничего не ответил, лишь смерил Хейларга убийственным поначалу взглядом, но глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, и пошел дальше. Среди клирийцев, пришедших с людьми, был довольно приметный тип. Волосы его были собраны в мелкие хвосты и зачесаны назад, лицо скрыто полумаской из черного сукна, а облачен этот человек был в черную куртку со множеством карманов и перевязей, среди которых попадались метательные ножи самых разных величин, метательные звездочки, за спиной же его болтались парные мачете. Глаза клирийца, лишенные ресниц и бровей, выступали вперед и имели явно нездоровый вид, на них сильно проступали налитые кровью сосуды, постоянно лопавшиеся. Носил этот человек имя, точнее, прозвище, которое заставляло дрожать от ужаса всех, кто слышал хоть что-то о клирийской Гильдии Ассасинов. Звали его Скорпион. Все оружие, которым он пользовался, было отравлено самыми смертельными ядами амфибий, змей, скорпионов. По распространенному мнению, он, чтобы обрести невосприимчивость к ядам, всячески отравлял сам себя, что и привело его к столь нездоровому облику. Все были в сборе и собрание можно было начинать. Рядовые воины, люди вкупе с равшарами, оставались на почтительном расстоянии в своих палатках и других строениях, лишь несколько равшаров занесли в центральную ратушу здоровенный котел с охапкой дров. В этом здании собрались все маги, Вагарн с Шальерном, обратившимся в умертвие, Скорпион и Стакуга.

– Выметайтесь вон, – сказал Варзхел прислужникам сразу после того, как они установили котел в центре помещения.

Дверь захлопнулась сама собой чьим-то заклинанием, успев прищемить палец равшару, что уходил слишком медленно. Хейларг направил красные костлявые пальцы на поленья и мысленно обратился к духам, повелевающим этой стихией. Не прошло и секунды как пламя охватило толстые бревна. Скрол Ядовитый, который, как ни странно, выжил после травмы, нанесенной Йоши-Року, высыпал горсть золотистого порошка и слил переливающуюся зеленым мутную бурду из склянки в котел. Принялся помешивать это своим змеевидным посохом, точнее, тростью, ручка которой была вырезана в виде головы кобры с раскрытым капюшоном. Испарения взбеленились, закружились в вихре и из сгущавшихся клубов пара над варевом в котле сформировалось красное облако. Из этого багрового облака выглядывало лицо сущего демона, так хорошо знакомое всем присутствующим. Все преклонили колени, даже Варзхел, которому ввиду старых боевых ран сделать это было непросто. Алые глаза дымчатого лица Заргула выражали алчность, цинизм и насмешку над открывшимся его зрелищем. Он словно недоумевал, каким образом этим существам выпала честь служить ему и его великому замыслу.

– Повелитель… – поднял глаза Варзхел, на его стальной маске плясали солнечные зайчики от мерцающего огня над котлом.

– Варзхел, – раздался гулкий резкий голос императора, отдававший раскатистым эхом, – ты меня подвел, осознаешь ли ты это?

– Да, владыка, – Варзхел не встал, лишь снова склонил голову, – осознаю, и мне нет прощения. Мы не предвидели столь непредсказуемой атаки Карательного Отряда.

Ниарот поднялся и подался к котлу:

– Это все Йоши-Року, император! Мы остановили бы наступление, если бы он не раскидал нас, как…

– Когда говоришь со мной, – Заргул взвился к потолку вместе со снопом искр и столбом пламени, – следует открывать рот лишь тогда, когда я сочту НУЖНЫМ!

Юношу скрутило адской болью, он вскрикнул и схватился за голову, осев на дощатый пол. Ниарота трясло, изо рта хлынула пена и слюни, из носа пошла кровь.

– Повелитель, прошу, не мучьте его! – Хейларг встал, сложив руки в молебном жесте, – это моя вина, что не предвидел появление Хранителя Хаглоры, вместе мы сумели бы сдержать его.

– Хм, – промычал Заргул и мотнул головой, выражая сомнение, – раз ты так говоришь, следует дать вам еще один шанс.

Ниарота отпустило, и он, откашливаясь, полулежал на полу, пытаясь прийти в себя. Кара из Клирии помогла ему подняться.

– Как вы успели заметить, я отправил пополнение в ваши ряды праведников, – продолжал Заргул, – вы отправитесь в Вархул и захватите его.

Хейларг отметил про себя, что Заргул использовал будущее время в своей фразе, он не предлагал им напасть на Ганрай и даже не озвучивал это как их обязанность или приказ. Он упомянул это как неминуемое, само собой разумеющееся событие.

– А как быть с Ганрайским Демоном, повелитель? Он поднимет весь город на уши, – вопросила Кара.

– Я готов сразиться с ним, – ощерился Стакуга, заведя руки за спину, ближе к рукояти, – это достойный соперник для меня.

– Думаю, разумнее будет умертвить его внезапно, – подал голос Скорпион, – отравить, скажем, во сне, во время приема пищи или нежданно напасть на него и задеть отравленным оружием. Достаточно лишь поцарапать человека одним из моих ножей, чтобы он отдал концы.

Заргул молча смотрел перед собой и наконец ответил:

– Вы думаете, какой-то человечишка стоит моего внимания? – расхохотался властитель горхолдов, – каким бы сильным воином он ни был, на что вы, маги? С ним-то вы сумеете сладить?

Ответа не требовалось, вопрос был риторическим. Но Варзхелу на ум пришла отчаянная и безрассудная попытка Глоддрика достать его клинком, ганраец ни секунды не сомневался в необходимости такой меры, как будто Варзхел не мог за секунду превратить его в горстку пепла. Даже Стакуга своей неиссякаемой злобой не внушал такой страх в черного мага, повидавшего столько, что, казалось, все, что заставляло его бояться, давно истлело. Самые жестокие равшары вроде Убийцы Магов внутри были эгоистами и думали о своем тщеславии, возвеличивании себя, тогда как Глоддрик полностью отрешен от страха за свою судьбу, окутан верой в то, что ему есть, за что бороться. Он вел себя так, будто ему было нечего терять, при этом не был лишен страсти к победе ради будущего своего народа, своей земли. Очевидна была и другая причина, он был психически нездоров, зависим от ожесточенных схваток насмерть, но ганрайский воин умел направить свое пагубное влечение в нужное русло.

– Наш ответный удар будет жесток, – ответил Варзхел, – можете в этом не сомневаться, Великий.

– Хотелось бы верить, – сказал дух Заргула, – иначе почувствуете на своей шкуре, как должны были поступить с нашими врагами.

Хейларгу хотелось сказать своему властителю, что он зря сыплет угрозами тем, кто ему еще может пригодиться, но вовремя одумался. Заргул прощал ему недостаточную почтительность в обращении, но перечить этому существу было себе дороже даже для первого из магов на весь город Азарельд. Уже несколько десятилетий Хейларг пытался возродить былое величие Азроговых магов. Он по крупицам собирал знания о магических искусствах из свитков и книг древних, заброшенных библиотек в катакомбах, полных опасных демонов. Затем, обучившись самому, он пытался передать свое мастерство юным умам народа Азрога. Его стали называть мудрым, обращались за советом, чаще – за излечением от болезни. Причудливый горхолд в одеянии творца чар, нашедший в пещерах близ крепости Азарельда один из редких волшебных кристаллов, вселял в народ горхолдов веру в возрождение их культуры и былого могущества. Бесспорно, маг был одной из самых влиятельных личностей во всей империи Азрога, но даже он не мог отвадить соплеменников от сламывающего волю влияния Заргула. Сильные рассудком, возможно, вняли бы его словам, но беда была в том, что Хейларг сам попал под влияние изречений темного владыки и внушил себе надежду на то, что Заргул подарит его народу счастливый шанс.

Чародей так глубоко погрузился в свои мысли, что и не заметил, как проекция Заргула растворилась, пламя в котле потухло, а в доме воцарилось молчание. Лишь снаружи доносился звон ковки оружия и доспехов, крики тренирующихся и смеющихся воинов. Маги и Стакуга со Скорпионом хранили безмолвие. Хейларг направился к дверям.

– Варзхел, распорядись о сборе войск. Выступаем завтра с первым лучом солнца.

***

– Стойте здесь и не двигайтесь, именем Его Императора Камайраса! – окликнула стоящих возле дома клана Плавящихся Скал Энмола.

С клирийкой прибыл почти весь костяк Карательного Отряда – Эдрагил Драконобой, вооруженный шипастым моргенштерном и окрасивший свой ирокез на этот раз в зеленый цвет, Кэлрен, двумя руками держащаяся за веревку заплечного мешка, в котором хранились целебные травы и хирургические инструменты, девушка настороженно оглядывалась. Рассмотреть было что – выжженные молниями куски земли, плевки слизи, растекшиеся по пыльной земле, трупы равшаров, выглядывающие из дома преступной группировки вместе с лужами крови, вытекавшими оттуда. Разумеется, Энмола и ее спутники, как и остальная сотня рядовых солдат Карательного Отряда, слышали отзвуки сражения и замечали вспышки молний и огня от заклинаний Алагара. Больше они удивились, что все уже затихло, и сражаться им было не с кем, если только эта сомнительная группа с красноволосым магом и его окружением не представляла угрозу.

– Дорогая моя, – расплылся в снисходительной улыбке Алагар и шагнул вперед, – с чего ты взяла, что имя вашего императора несет для меня хоть какую-то ценность? Если хочешь поговорить по душам, я не против, но не приплетай сюда так называемых сильных мира сего.

Каратели остановились, Энмола недоверчиво взглянула на Алагара, хотела его резко осадить, но решила попридержать язык. Алагар, судя по всему, мог разнести все приведенное ею воинство в считаные минуты, и это не было преувеличением. К тому же ее словно сдавила та же неумолимая, парализующая сила, сквозившая в словах и взгляде мага. Драконобой, выйдя вперед, присвистнул, хотя Кэлрен пыталась его дернуть за рукав, чтобы тот не делал глупостей.

– Вы, я погляжу, сделали всю работу за нас! Примите мои благодарности, в таком случае мне искренне плевать, на чьей вы стороне.

– Для начала разберись, на чьей стороне ты сам. Судя по татуировкам на твоей груди, ты имел отношение к преступному миру. Оглядываешь Сухие Колодцы словно дом родной. Раньше ты грабил честных людей с беспринципными ублюдками, теперь ты укрепляешь власть узурпаторов, что сидят на шее у честного народа. Когда ты захочешь встать плечом к плечу с равными тебе, парень?

– Равными мне? Ха! – Драконобой выпятил грудь колесом и подбоченился, – да ты шутник, кудесник.

– Отнюдь, – отрезал Шаабан, подбрасывая один из своих ножей, – может, мы не равны в возможностях, к примеру, я могу уничтожить тебя в любую секунду. Но перед Араем Илгериасом, Богом нашим, равны все. Твои способности и сила даны тебе на время. Через недолгое время ты одряхлеешь и уже не будешь так крут. Единство братьев и сестер же вечно и неизменно. В отличие от власти ваших царей, что так же недолговечно, как пузыри на кипящей воде.

Юкиара посмотрела на Арстеля и мотнула с улыбкой головой в сторону Алагара, дескать, вот же наш монах, не уступит возможности читать проповеди.

Алагар одобрительно кивнул и добавил:

– Верно, Шаабан. Все мы равны изначально, но играем разные роли. Тебе, – он указал пальцем на Энмолу, – , выпала роль храброй воительницы, охотницы на нарушителей закона, а тебе, – на Кэлрен, – роль целительницы, ведь так? А может, в следующих воплощениях все будет наоборот? Может, эта девочка-травница вообще станет суровым бородатым воином с Севера.

Хельд выскочил из-за спин Шаабана и Алагара и обратился к Энмоле и ее спутникам:

– Между прочим, пока ваши суровые воины тащили сюда свои отсиженные в Гилеарде задницы, мы людей спасали, прикиньте? Так что с вас причитается материальное вознаграждение за помощь сознательных жителей Союза! А еще раз прикажете стоять на месте, я, – он потряс магическим посохом, – я швырну посох прямо в лобешник этому с петушиным гребешком на голове!

Такого оскорбления Драконобой не мог стерпеть, сравнение с пернатыми в преступной среде считалось смертельной обидой, которую можно было смыть лишь кровью. Он уже крикнул: «Ну, крылатый, сейчас ответишь!», но Энмола вышвырнула цепь из-под манжеты куртки и опутала его туловище цепью, лезвие на конце которой устроилось аккурат возле шеи Эдрагила.

– Спокойно, Эдрагил, не нервничай, – немного натянув цепь для профилактики, она отпустила друга.

– Фильтруй базар! – крикнул бывший криминальный авторитет трактирщику.

– Друзья, – сказала Юкиара, поднимая руки в примирительном жесте, – мы не хотели устраивать конфликт с местными органами безопасности, поверьте. Кстати, я лично знакома с Глоддриком, он должен меня еще помнить. Мы лишь, как выразился наш друг, спасали своих. Быть может, не будем устраивать попусту разбирательств и разойдемся, как в море корабли?

– Я бы и рада, – ответила Энмола, – но на нашей земле орудует группа людей, среди которых есть маги. Ты же руководишь ими, не так ли? – она махнула рукой в сторону Алагара, – мы не хотели бы заставлять, сначала вежливо попросим пройти с нами в Гилеард для установления личностей. Заодно расскажете, откуда вы, чем занимаетесь и все прочее. Карательный Отряд должен знать, кто действует на его землях.

– А если мы откажемся? Дела в селении сами себя не сделают, – сказал Алагар.

– Тогда мы будем вынуждены применить силу, пусть не сейчас, но мы разыщем вас и выведем на чистую воду.

– Знаешь ли, – усмехнулся маг, – ты не в том положении, чтобы ставить условия и тем более угрожать.

Послышался бодрый шаг плетеных бамбуковых сандалий, постукивание деревянного посоха.

– К чему такая агрессивная риторика? К тому же необоснованная, вы ведь прекрасно понимаете, с кем имеете дело. Позвольте старику поговорить со своим бывшим учеником.

Йоши-Року собственной персоной. Его бурый ворсистый плащ был запятнан щебнем, песком и пылью, рубаха с узловатыми застежками успела помяться, а коротковатые штаны еще больше поистрепались в пути. Держался он по-прежнему здорово, полон жизни и энтузиазма. Ум его был остер, но холоден. Старик не был взволнован ни на йоту, но искренне интересовался и даже наслаждался происходящим. Он был рад видеть своего близкого в прошлом друга.

– Я должен был догадаться, что рано или поздно мы встретимся, – сказал Алагар с озабоченным видом.

Что ввело его в напряжение? Неужто он боялся, что этот старик может помешать его планам?

– Это он, – шепнула Юкиара на ухо Арстелю, – Йоши-Року, тот самый.

Арстель кивнул. Он и без ее слов догадался, кто стоял перед ними.

– Это не тот торговец луком и петрушкой из Лайнур-Арая, который месяц назад у нас в Крестале был? – нарочито вопросил Хельд.

– Это Архимаг, дурья твоя бошка, – рассмеялась Юкиара и дала Хельду подзатыльник.

Йоши тепло улыбнулся, оглядев союзников Алагара:

– Вижу, с тобой собралась дружная компания. Шаабан, надо же. Мы не встречались с тех самыхбеспорядков в Клирии.

Монах пожал плечами:

– В те годы я был совсем другим человеком, мастер.

– Да, конечно! Жизнь есть движение и все подвластно изменениям кроме самого факта жизни. Ничто не берется изниоткуда и не исчезает вникуда, лишь преобразуется подобно рисункам на песке, – старик повернулся к Карателям, многие солдаты уже разбрелись по Сухим Колодцам дабы осмотреть место развертывания недавней баталии, – Энмола, как ты смотришь на то, чтобы я минимизировал расход сил ваших людей? Я бы с удовольствием отправился в прибежище этих славных людей и ознакомился с мотивами бывшего ученика, тогда как вы сможете заняться допросом пленных, в том числе и этих, – он махнул рукой в сторону пребывающих в забытьи равшаров, – иммигрантов.

Драконобой с ехидным видом наклонил голову:

– Ах, вот оно что! Прикрываешь задницу своему дружбану, по-тихому перетрете с ним не пойми где, а Глоддрику скажешь, что все в порядке? Неспроста же эти выскочки спрятались в укромном уголке.

– Спрятались? – презрительно скривился Алагар, – вы всегда можете найти нас в Крестале, паренек. Только вряд ли тебе понравится знакомство с нашим людом, если будешь столь дерзок.

– Ха! – крикнул Драконобой лишь бы не выглядеть проигравшим в этой перепалке, но, по правде говоря, он искренне боялся дальше провоцировать Алагара.

Энмола еще некоторое время сомневалась, отправить ли с мастером из Хаглоры сопровождение, чтобы от собственного источника получить сведения о поселении, занятом сомнительной группой людей. Кэлрен мягко намекнула своей старшей по возрасту и званию подруге, что негоже оказывать недоверие верховенствующему магу во всех землях Ранкора.

– Я бы мог остаться и оказать поддержку побратимам из Ганрая, но нас ждут неотложные обязанности, разрешите откланяться.

Алагар вздернул посох кверху, кертахол сверкнул, Юкиару, Арстеля, Хельда и остальных опутало свечение, исходящее из яйца на вершине Алагарова посоха.

– Мы скоро встретимся, – молвил Йоши.

Когда гости преступного городка исчезли так же внезапно, как и появились, в Сухих Колодцах творилась суета – Каратели решили устроить обход территории и обыск имущества местных кланов. Йоши старался выкинуть из головы гадания об Алагаре его роли в происходящем. Одно он знал точно – признаки связи, пусть и оборванной, с Азрогом налицо свидетельствовали о том, что Алагар давно уже сошел с пути, на которого наставлял его в юные годы старый мастер из Хаглоры.

Глава 10: «Учитель и ученик»

Обыденная жизнь в Крестале продолжалась подобно не прекращающему вращаться жернову на мельнице старика Ропхиана. Люди по-прежнему посвящали себя тренировкам, и Арстель начал замечать качественные изменения в своем теле. После часовых ежедневных упражнений в фехтовании, отжиманий и прочего у него появилось больше сил, заметно постройнела фигура и начал вырисовываться мышечный рельеф. Юкиара первой заметила его успехи. Возвращение Шойрила и Брока в деревне как следует отпраздновали бурной пьянкой, в весельях принял участие сам Алагар, хотя он не выпил ни капли спиртного, чародей решил снова закатить речь на тему того, как важно братьям и сестрам быть единым целым и выручать друг друга. Когда он приводил в пример Юкиару, Арстеля и Хельда за самоотверженность, Хельд сиял от гордости, прося оваций со стороны односельчан в честь Хельда Великого, Юкиара с улыбкой утверждала, что на ее месте так поступил бы каждый, Арстель же вовсе чувствовал себя не в своей тарелке. Сапожнику казалось, что он не заслужил похвал несмотря даже на то, что не побоялся рискнуть жизнью, отправившись в Ганрай вместе с Юкиарой. Он по сей день ни разу не сражался всерьез, хотя его боевые навыки и возросли, отчего он не научился ощущать себя среди равных, когда вокруг него были матерые и битые жизнью мужи подобные Шаабану или Крауху Гримбле.

При руководстве Алагара пограничная стена Крестала выросла почти вдвое, из каменной кладки Харал Зверюга, Гранаш вместе с воинами, обучавшимися у Реадхалла Бескровного, они выстроили зубчатые парапеты, из таких бойниц не стыдно было бы отстреливаться самим королевским арбалетчикам. Сталелитейное дело также процветало, из Крестала уже начали поставлять оружие, инструменты для хозяйственных дел и прочее в недалекие Ганрайские села. У Арстеля не было отбоя от клиентов, алагаритам, у которых подошвы успели истоптаться, а башмаки зачастую просили каши, то и дело требовалось заштопать обувь. Хельд практически не вылезал из Желудка Дракона, Братству Уравнителей до того понравилась атмосфера в его заведении, что многие из них стали завсегдатаями, из-за чего пришлось таверну расширить, настругав табуреты и неказистые столы на дворе вокруг избы. Посиделки за пивом портил только Мурвак, который каждый день плевался желчью из-за прорвы народа, а уж если кто занимал его любимое место у стены, лесоруб умудрялся использовать в одном предложении больше мата, чем Карен за всю свою жизнь.

Брат Юкиары Сангельс начал проявлять знаки внимания сестре плотника Харала Глыбы – Наяре. Из-за нее ему чуть не пришлось подраться с местным парнем, который считал себя первым на всю деревню и давно уже прилюбовал Наяру. На счастье мальчишек, рядом оказалась Юкиара, которая ловко их успела разнять и всыпала своему непутевому брату затрещину, прочитав затем целую лекцию о том, что к рукоприкладству нужно прибегать лишь при крайней необходимости.

– Да расслабься ты, Юки, – сказал ей староста деревни Кёрк, – все мы в этом возрасте были такими, кровь бурлит, молодость требует страсти.

– Еще бы! Я сама, если что, пока еще молоденькая, – игриво пригладила прядь волос Юкиара, – но мой братик должен быть сознательным членом общества. Усек, Сангельс? – она дернула брата за ухо, отчего тот вскрикнул громче петуха, поднимающего по утрам всю округу.

Арстелю хотелось провести время наедине с Юкиарой, но она никак не могла освободиться от обязанностей по отстройке лагеря, либо занималась с Хельдом или со своим братом – учила его основам боевых искусств Стражей из Храма Мечей. Однажды Арстель, прохаживаясь по бревенчатому полу пограничного бастиона, повстречал Хельда, со скучающим видом любующегося рассветным небом. Солнце одним краешком успело выглянуть и осветить кроны пихт и елей, отгораживающих Крестал от городов Аргои.

– Ты, что ли? – в нелепом жесте Хельд дернул голову в сторону Арстеля, не отрывая взгляд от ландшафта, – решил открыть филиал своей сапожной лавки прямо на стене или просто отлыниваешь от работы?

Арстель молча пожал плечами и облокотился на зубья парапета. Прикосновение к холодному камню заставило представить его, как бы себя ощутил Арстель, окажись он в крепости, которую берут штурмом.

– Давно мы с тобой не болтали, дружище Хельд, – он ткнул локтем в плечо флорскела, – Юкиара говорила, ты делаешь успехи в магии.

– Да? Я все пытаюсь заставить швабру саму мыть пол в харчевне, пока я делаю утреннюю зарядку, но она постоянно сигает в окно, один раз угодила в лоб этому хаглорианцу, который весь из дерева, словно коряга. Правда, он ничего не почувствовал. Добрые же люди ходят с этим красноголовым! Даже если ты дерево физически, как эта ошибка природы, или полный дуб разумом, – он постучал костяшками пальцев по виску, – как Харал Глыба, они тебя примут. Тебе не кажется, что наша жизнь стала почти идеальной с явления этого Братства Уравнителей? Было бы совсем хорошо, если бы они привезли с собой гарем наложниц и клирийские ковры, а я мог бы им продать втридорога все дешевое барахло со своего подвала.

Арстель усмехнулся и глубоко вздохнул. Он привык к странной манере Хельда изъясняться, давно уже научился вычленять главное из его речей, изобилующих бессмыслицей и абсурдом. И эти мысли, на удивление многих, могли показаться отнюдь не глупы.

– Думаю, мы все стали чувствовать себя как за каменной стеной. Наш дом стал нашей крепостью. Мы стали выращивать не в пример больше провизии, чем раньше, построили целую мануфактуру, наладили оборону… Сплотились. Я никогда ранее не ощущал духовной связи с крестальцами. Теперь же я не представляю себя без них, словно сросся с ними, стал единым целым. Наверное, из Крестала я и вовсе не уеду.

– Зачем замыкаться на Крестале? Алагар говорит, что все мы братья и сестры, значит, связь стоит ощущать со всеми живыми на Ранкоре. А я как-то спросил Шаабана, что это значит – испытать просветление. Этот чокнутый монах поведал, что просветленный чувствует себя единым буквально со всем – деревьями, камнями, насекомыми, воздухом! Говорит, мы есть вибрации, из которых соткана материя, дух и все сущее. Наверное, он нашел хорошие грибы в наших лесах.

– Возможно, – рассмеялся Арстель, – ну а что насчет тебя? Ты веришь в идеи Алагара?

– Ну-у-у-у, не хотелось бы, – пожал плечами Хельд, – если мы и в самом деле братья и сестры, как я буду чувствовать себя, когда буду драить куртизанок в борделях Джаганната в Клирии? Как будто происходит инцест!

Арстель закатил глаза и хлопнул себя по лбу:

– Тьфу ты, Хельд, не зря тебя зовут больным на всю голову! Только твой извращенный разум мог родить подобную чепуху. Я совсем о другом говорил. Честно говоря, я начинаю верить его словам. Да, на первый взгляд это кажется дичью и несуразицей, но посмотри, к чему мы пришли с таким мышлением. Нам не нужна ни Аргоя, ни Ганрай, ни король. Мы сами себе хозяева, и когда это поймут остальные люди, мы счастливо заживем без войн, насилия, преступности и…

– Скорее всего, будет война, Арстель, – совершенно серьезно сказал Хельд, – ты дурак, если думаешь, что старые порядки так легко уйдут сами собой. У Аргойской знати немало приверженцев, прикормышей этих так называемых великих домов. Некоторые крестьяне, которых называют кулаками, очень зажиточны, помещики щедро платят своему окружению, могут легко нанять вооруженные гарнизоны. Они будут сражаться за свои привилегии. Ты готов драться за то, во что веришь? Не знаю, как ты, Арстель, но Алагар за эти воззрения готов сжечь мир дотла. Это я вижу по одним его глазам.

Слова друга били Арстеля в сердце, точно стрелы – одна за одной. Еще секунду назад у него в душе теплились наивные мечты о том, что все пойдет как надо, жизнь людей вокруг станет достойнее, но Хельд своими трезвыми рассуждениями вернул сапожника на землю. К тому же он снова подорвал авторитет Алагара, Арстель уже был готов отбросить сомнения и пойти за этим человеком, подчиниться его страсти и напору, поверить в его упорство и искреннее стремление сделать мир для людей, а не людей для мира. Теперь же Алагар снова выглядел в глазах Арстеля как безумный фанатик, страдающий маразмом, ведущий за собой людей в пропасть, на бойню, точно скот, окутанный гипнотизирующей силой своей харизмы, которая их подчиняет как игра на флейте, которой заклинатель змей вводит в транс кобру. Признать то, что единственные мечты, придающие сил к жизни, несостоятельны, всегда тяжело.

***

День прошел довольно быстро, уже начинало вечереть. Когда небо, на котором уже выступила луна, заволокли тучи, жители поселка Крестал собрались на главной площали Крестала, месте, где тракт, который пересекали странствующие торговцы, образовывал перекресток с дорогой, пронизывающей все селение. Маги-новички уже успели сродниться с местными жителями, носили ту же одежду, некоторые уже вступили в довольно близкие отношения с крестальцами. Это было видно по тому, как Карен часто позволяла Броку оставаться у нее на ночь или же травница Шая из Хаглоры, которую можно было застать за болтовней с древоподобным хаглорианцем из приближенных Алагара. Для одержимого общением с душами предков мутировавшего существа внимание землячки весьма недурной внешности было так же дорого, как бурдюк воды для заблудшего каравана посреди пустыни. Люди обменивались новостями, в основном обсуждая происходящее в Ганрае. Алагариты и крестальцы сходились во мнении, что победа Карательного Отряда над одним из укреплений Варзхела лишь отсрочит неизбежную войну. Мурвак насаждал мнение, что Алагар хочет воспользоваться вооруженным конфликтом, который ослабит силы властей Ганрая и Аргои, чтобы затем захватить бразды правления над Союзом. Служительница храма Канария же осмелилась сказать, что долг сынов и дочерей Арая Илгериаса – помочь ближним в битве с вражиной. Шаабан ее поддержал, как и большинство местных жителей.

Арстель пришел одним из последних, так как заработался в лавке, он никак не мог соорудить новую партию сапог для патрульных отрядов Алагара в срок. В первых рядах сборища он завидел тонкую фигуру Юкиары, к которой еле протиснулся, чуть не сбив с ног библиотекаря Клуатака и едва не получил локтем в челюсть от Харала Зверюги.

– Юки, и ты здесь, – он отряхнул рубашку, пытаясь отдышаться, – я слышал, что желательно всем нам присутствовать сегодня, но в чем состоит повестка дня, я так и не уразумел.

Девушка всплеснула руками:

– Наставник сказал, сегодня будут определены меры, связанные с экспансией Братства Уравнителей.

– Разве одного Крестала недостаточно? – в недоумении спросил Арстель, – мы и здесь едва обустроились. Едва только начали сплавлять древесину по реке Быстроходная, добывать руду и создали ткацкую мануфактуру, только обосновались. Рано нам занимать чужие земли.

– Арстель, – сказала Юкиара с несколько снисходительным выражением лица, – ты должен понимать, что правительству не нравится наш суверенитет. Они не отправили в Крестал легион из Силгора лишь потому, что король обеспокоен происками пособников Заргула. Ты же видел, как эта Энмола хотела нас прощупать, заставить отчитываться перед Ганрайскими должностными лицами. Нам не дадут жить спокойно, пока мы не наберем достаточно сил, чтобы игнорировать сильных мира сего.

И тут Арстель понял, как искренно Юкиара верила в свободолюбивые и радикальные убеждения Алагара. Он знал, что девушка искала в мире и людях чистоту, искренность и хотела бы жить в сплоченном и свободном мире, где не нужны жестокие самодержцы, силой страха наводящие порядок в хаосе толпы. Эта вера могла быть вызвана и тем, что Алагар был одним из немногих, кто подарил ей шанс на новую, лучшую жизнь, открыл ей знание о природе магических сил и сделал ее будущее не таким уж безнадежным, каким оно вырисовывалось в те далекие времена, когда юная девчушка побиралась на улицах Ганрая, где царил лишь один закон – закон сильного. Вскоре из-за голов скопившегося люда завиднелся столп искрящейся алыми искрами шевелюры Алагара и яйцевидного навершия его посоха, затем – он сам. Посыпались одобрительные возгласы, после тяжелого дня, полного работы, люди были рады увидеть воочию своего духовного учителя и лидера. Алагар не спеша вошел в центр круга обступивших его людей и ему зааплодировали. Арстель сам не заметил, как неосознанно чуть не отбил себе ладоши, хлопая в такт за всеми, особенно Юкиарой, которая чуть ли не со щенячьим восторгом одарила Алагара приветственным кличем и била в ладоши что было сил.

Стоило Алагару поднять руку, как бурные овации стихли.

– Братья и сестры! – громогласно начал он, – вы прекрасно видите, как наш совместный труд дает плоды. Вместе мы стали сильнее, увереннее. Из деревушки, которая бы и дня не продержалась против людей Варзхела мы сколотили оплот людей, на стороне которых правда. Даже если придут генералы из Аргои, мы сумеем им противопоставить нашу решимость и единство, а главное – боевой дух. Если мало силы – это нормально, вы знаете, что все великое начинается с малого. Но вот если мало духа – это уже беда. У нас с этим проблем нет, ведь так? – он повысил голос и обвел рукой вокруг себя, приглашая слушателей выразить согласие, что они сделали бурными криками.

– Веди нас, Учитель!

– Мы с тобой, мастер!

– Духи благоволят тебе, Алагар, – крикнул древесный хаглорианец Йору-Клиа.

Мурвак повел плечами и со злобой сплюнул:

– Тоже мне, сильный духом нашелся. Заведет он всех в беду. А может, ну его к демонам, подамся в Аргою, в столицу? Хотя кто меня там ждет…

Снова сплюнув, Мурвак удалился к своей хижине у леса, расположенной на окраине деревни. Никто этого даже не заметил, как и не придал значения его тихим словам протеста. Все были покорены речью Алагара.

– Краух Гримбла, Марвол Черный Лев и Реадхалл – готовьте силы. Вы же, мои друзья, неустанно тренируйтесь. Не забывайте, что наша сила в неделимости и связи, я один без вас мало что сумею. Мы отправимся в паломничество к Силгору, по пути обращая жителей сел, хуторов, городов в нашу веру. Веру в светлое будущее Ранкора.

Блеснула вспышка яркого света возле здания общественной бани. Сияние отступило, и показались две фигуры.

– Друг мой, да осветит Анлариэль житие твое и преданных тебе, – донесся старческий голос из-за спин селян

К людям направлялся самый известный хаглорианец на всем Ранкоре. Несмотря на то, что он был старше восьми веков, его лицо морщины затронули меньше, чем у восьмидесятилетнего человека. К тому же зеленокожий был во много раз шустрее стариков из людского народа, привыкших к медленной, шаркающей походке. Йоши-Року, за ним Эрлингай. Последний, увидев Марвола Черного Льва в толпе, изменился в лице, словно он возликовал.

– Брат? Неужели это и в самом деле ты? – двинулся в его сторону Эрлингай.

– Брат, – язвительным тоном ответил Черный Лев, – ты перестал быть мне братом с тех пор, как начал прислуживать при дворе Эанрилу, чтобы его черви сожрали.

– К чему эта ненависть, Марвол? Все, что я делал – это воевал за народ Союза и охранял короля. Разве я в ответе за остальные его решения?

Пути братьев разошлись еще со времен Северной Войны. В давние времена, когда Марвола еще коснулась лысина и уродующие шрамы, испещрявшие его лик, они с Эрлингаем жили в пригороде Силгора с матушкой, изгнанной служанкой Ганзарула Второго, с которым у нее была незаконная связь. Братья перебивались случайными заработками, поступили на службу в королевскую гвардию, где тогда еще молодой Керрис Галарт обучил их искусству владения мечом. Во времена Северной войны Марвол Черный Лев удерживал позиции аргойцев от наступления северян, мечтавших сепарироваться от Союзных соглашений с людскими царствами. У воина было недостаточно сил в распоряжении, чтобы выдержать атаку врагов, но приказ был ясен – ни шагу назад. Но генерал Клаусвиль, принадлежащий к одному из знатнейших родов Аргои, намеренно решил запоздать с подкреплением, чтобы сгубить жизнь бастарда, вышедшего из простонародья и сделавшего в армии карьеру. С тех пор Черный Лев всем сердцем возненавидел весь цвет и знать Аргои и в своих снах видел лишь торжество простонародья и победу элиты. Это было основной причиной его верности Алагару.

Презрительное и отчасти высокомерное молчание было ответом Эрлингаю, но оно было красноречиво. Мудрецы недаром говорили, что, если тебе ответили молчанием, это вовсе не значит, что тебе не ответили. Мастер Йоши сочувственно похлопал Эрлингая по плечу, мол, у меня тоже бывали разногласия с близкими. Хаглорианцу не пришлось продираться сквозь толпу, люди расступились и образовали весьма широкий коридор для старого мага.

– Очень занимательные речи ты произносил, ораторское искусство столь же сильно в тебе, сколько и мистические способности, – донесся старческий голос из-за спин селян, – ваше паломничество будет мирным или подразумевается завоевательный поход?

Алагар обратил взор на своего учителя и упер посох в землю, до боли сжав его.

– Зависит от того, собираются ли люди высших кровей сопротивляться воле свободного народа. С чем ты пришел к нам, учитель? И, если я не ошибаюсь, Эрлингай Акреил, командующий королевской стражей, герой войны.

– Для начала, – Йоши медленно оглядел толпу, остановив взгляд на Арстеле, затем – на Хельде, явно узнав их, – я принес предложение объединить силы с правительством Ганрая. Император Камайрас не готов выделить регулярную армию на противостояние Варзхелу, вся надежда лишь на Карателей. Эти люди храбры, но их мало. Ты же мог бы оказать неоценимую поддержку. Король Аргои будет у тебя в долгу и, возможно, он пойдет навстречу и прислушается к твоим новаторским идеям.

– Мастер Йоши, – Алагар скривился в ироничной улыбке, – мы никогда не согласимся на такие полумеры. Властолюбивых держателей скипетров вроде вашего Камайраса или Эанрила существовать не должно. Мы приведем Союз к равновесию и затем, вместе мы раздавим Варзхела как таракана. С тобой, учитель, мы могли бы свернуть горы, поставить на уши весь Союз. Люди пойдут за нами.

– Забавно, Алагар, – в лице Йоши не было ни тени юмора, лишь огорчение, – ты так ненавидишь тех, кто властью обладает, но сам рвешься к ней и пытаешься ею искушать меня. Разве не упиваешься ты своими возможностями, влиянием, могуществом?

– В отличие от многих, в том числе и от тебя, мастер, от Азилура, которого я знал еще подростком, а теперь он поседел, отрастил себе бороду и наслаждается своим положением при дворе. В отличие от вас я делюсь своими знаниями с людьми. Многие крестьяне и ремесленники, батрачившие за гроши, стали сносными бойцами или магами в наших рядах. Я учу их думать своей головой, не подчиняясь вдолбленным нам в голову привычкам подчиняться законам толстосумов и представителей знати. Я посеял семена правды, поэтому за мной идут, меня слушают. Но я никогда не превозносил себя над окружением. Когда меня не станет, многие из них станут во стократ могущественнее меня и даже тебя. И они, в отличие от нас, будут жить в лучшем мире.

Из гущи последователей красновласого мага вышел пожилой человек в заплатанной панаме и рабочем фартуке, кузнец, и проговорил:

– Этот человек спас нас, когда мы гнили на рудниках. Заслал нас туда Ганзарул Второй за малейшие провинности. Я туда попал за кражу хлеба! А им нужно было одно – чтобы мы добывали руду. Наставник подарил нам свободу. Зачем же его оскорблять, подозревая в низменных мотивах?

Некоторые одобрительно закивали, другие с ожиданием воззрились на хаглорианца.

– Похвально, мой юный друг, – ответил архимаг, – а можешь ли ты мне честно ответить на простой вопрос – все ли люди готовы относиться к другим как к равным, а уж тем более как к братьям и сестрам? Допустим, у вас все получилось. Эанрила, его придворных, казначея Монсерада – их больше нет. Что будет дальше, думаешь, вы построите рай на земле? Вы построите лишь новую иерархию, где будет своя элита и некто возьмет бразды правления. Ты, я так полагаю? Даже у вас, в вашем Братстве Уравнителей, явно есть иерархия. Есть рядовые – солдаты, рабочие, ремесленники, жители Крестала. Элита – это самые искусные, опытные и преданные тебе воины и маги, которых ты обучил. На высших ступенях этой пирамиды стоит Реадхалл Бескровный, твоя правая рука. Возможно, миссионер из Клирии, Шаабан, правильно? А ты взобрался на вершину и задаешь ритм жизни общины.

– Ты все извращаешь, мастер, – сказал Алагар, – ты втаптываешь в грязь наши идеалы. То, что ты описал, обусловлено лишь разделением обязанностей, неравенство наблюдается лишь в объеме знаний и опыта, которым мы неустанно делимся друг с другом. Но тебе сложно такое понять, ты устарел, закостенел, сросся с привычной системой жизни. Ты олицетворяешь прошлое, мастер, я же прокладываю дорогу в будущее.

– И ради этого будущего ты готов проливать кровь несогласных, я прав? Убивать солдат короля, у которых есть жизнь, семьи. Подчинить своей воле народ крупных городов Союза. Это ты не понял моих слов, ученик. Я говорил о полном неприятии инакомыслия в вашем строю. Те, кто сомневается в твоих идеях, долго в Братстве не задерживается, разве не так? Ты используешь магию, чтобы подавить сопротивление. А знаешь, почему? Потому что люди не готовы стать братьями и сестрами. Мир не готов жить в равенстве и согласии. Для этого требуется коллективный разум, общественная зрелость. Но мир слишком молод, наше общество разрознено, а его члены больше думают о себе, чем о других. Даже в твоих рядах многие неосознанно следуют за тобой не потому, что верят в твои идеалы, а оттого, что преследуют свои цели. Например, отомстить короне за ссылку на каторгу. Пока люди не готовы принять друг друга и отодвинуть свои потребности на второй план, всегда будет иерархия и элиты, те, кто сильнее и авторитетнее, подомнут под себя других.

Арстель завороженно наблюдал за спором двух магов. Как и Хельд, Юкиара и многие другие. Люди затаили дыхание, в них происходила внутренняя борьба. Многие, даже самые преданные Алагару люди впервые на некоторое время усомнились в неоспоримости его взглядов. Он перестал быть совершенным, идеальным в их представлении. Для некоторых алагаритов было немыслимым предположение, что их обожаемый наставник тоже склонен заблуждаться.

Арстель же открыл для себя противоборство учителя и ученика в ключе борьбы противоположностей. Йоши-Року сквозил мудростью, накопленной веками. Его взгляд источал внутренний покой и жизнелюбие. При этом он был полон смирения и понимал, что даже ему несмотря на огромный опыт и способности, всегда будет, куда расти. Он был словно древний вековечный лес, в котором живут хаглорианцы, крепок корнями, полон живительных соков и как никто близок со всем сущим. Как вода, мягок, но не покорен, гладок, но своим приливом может сметать города и крошить горы. Хаглорианец был полностью лишен страсти и одержимости идеями, пусть и благими, он давно разочаровался в таких мечтаниях.

Алагар же был его полной противоположностью. Он был абсолютно уверен в своей правоте и в том, что ему открылась абсолютная истина жизни, и потому он имеет полное право забивать головы остальным своими догмами. Его энергетика была разрушительной, он был подобен огню, пожару, охватившему древний лес. Смирения Алагар был лишен, он ставил свои идеи выше человеческих жизней и был готов положить толпы, оставить за собой горы трупов, лишь бы его дело принесло плоды.

Арстель окончательно для себя определился, что Алагар не тот, с кого стоит брать пример. Йоши же, в его понимании, был именно таким, каким и следовало быть магу. Мудр, человеколюбив и хладнокровен.

– А знаешь ли ты, что твое движение лишь ослабит страну? Ты посеешь смуту и раздор, война расколет общество, что сыграет лишь на руку Варзхелу. А вот Заргул, как тебе известно, поскольку ты явно имел дело с Азрогом, и не подумает о равенстве. В его представлении высшей расой являются горхолды, остальные достойны лишь рабства у этого великого народа. Ты думаешь, что несешь благо, но ты потворствуешь древнему злу.

Алагар молчал, скрипя зубами, он пытался найтись с ответом, но ему это с трудом удавалось.

– Мы здесь никогда не сойдемся, мастер.

– Знаешь ли, мне плевать, сойдемся мы или нет. Это твой выбор, во что верить, и твой путь. Я давно уже не твой учитель, и ты уже способен отвечать за себя сам. Могу сказать одно – как только ты начнешь представлять опасность для мирных жителей, я выйду против тебя.

– Удачи, господин Архимаг, – Алагар коротко кивнул и зашагал прочь, – можете расходиться, – окликнул он селян, не оборачиваясь, – собрание окончено.

Глава 11: «Это мятеж!»

– Уверяю тебя, Кэлрен, от моей руки могло бы пасть по меньшей мере семеро нечестивцев из рядов отступников! Но тактически верным решением было прикрывать тыл на случай внезапной атаки врага. Глоддрик не предусмотрел обеспечить ряды карателей прикрытием, но для того ведь и нужны молодые таланты, чтобы предвидеть ошибки своих полководцев. Эх, жаль, что нас не ударили в спину! Я бы показал им, на что способен парень из Козьих Загонов!

Бахвалился Клажир уже второй день со взятия крепости Варзхела. Юноша помнил леденящий душу страх, охвативший его разум и чувства во время боя, и знал, что ему было, над чем работать. Его никто и не думал слушать кроме травницы Кэлрен, которая по непонятным многим причинам находила общение с деревенским болтуном занимательным. Ее можно было понять – они были примерно одного возраста, к тому же Клажир был одним из немногих, кто замечал юную травницу. Разумеется, ее все знали, когда наставница целительницы была занята, Кэлрен приходилось заботиться о раненых или больных товарищах, но ее личность была индифферентна почти всем, кроме Энмолы. С южной ассасинкой они давно успели сдружиться. Глоддрик тоже по-своему заботился о юной леди, но с ним было непросто вести задушевные разговоры. К тому же Кэлрен по своей натуре предпочитала больше слушать, чем говорить. И Клажир оказался идеальным собеседником для нее. Парень, не задумываясь, вываливал своей подруге на голову любые соображения, воспоминания, когда же ему доводилось выпить, точнее, допить остатки браги за солдатами, он заметно веселел и напевал откровенно непристойные деревенские частушки в обществе скромной травницы. Она не возражала, хотя Клажир часто заставлял краснеть ее. Но для Кэлрен Клажир стал своего рода успокоением. Пока весь Гилеард ходил ходуном, все готовились к продолжению войны с врагами Союза, точилось оружие, бойцы, тренируясь, выбивали пыль из соломенных чучел, а Глоддрик надолго уходил во дворец императора Камайраса, пока обстановка накалялась, врачевательнице беседы с назойливым простаком служили бальзамом на душу. Своей веселой беззаботностью, обыденностью он вселял в нее ощущение, словно она окружена уютом и безопасностью. Клажир научил ее относиться легче и спокойнее к происходящим событиям. Однажды она прямо спросила Клажира, как ему удается быть таким беспечным, когда их жизни в постоянной опасности.

– Ну дык нас не убили еще! – рассмеялся Клажир, неровно встряхнув руками, – когда точеные копья будут устремлены нам в грудь, будем думать о смерти. А сейчас мы с тобой сидим на ограде крепких стен этого великого города. Когда я доил овец в хлеву моей матушки – и то в любой момент бандиты прийти могли, равшары заявились. И что? Жизнь продолжается. Ну, вот еще где-то там Варзхел ходит. Не жить теперь, что ли?

Кэлрен улыбнулась и кивнула. Поначалу она, к своему стыду, считала себя умнее этого человека, но, как оказалось, он умел что-то такое, чего не могла она. Он учил ее жить, а не существовать.

Глоддрик незадолго до их разговора побывал в крепости Камайраса. Беседа с правителем была не из приятных. Стоило командору начать убеждать императора запросить у Эанрила подкрепления и выслать регулярную армию на поиски недобитого воинства Варзхела, как Камайрас затараторил:

– Глоддрик, опять тебе не сидится на месте! Ну сколько можно уже поднимать бучу. Я до сих пор не увидел реального скопления вражеских сил у границ, а ты предлагаешь заставить защитников Ганрая схватиться за оружие и пойти неизвестно куда? И предоставить варварам-равшарам поживиться на наших землях.

– Не видел их ты, – Глоддрика аж перекосило от нескрываемого презрения и бешенства, – оттого, что мы нанесли поганцам опережающий удар. Там, где они окопались, их сейчас нет, но враг не уничтожен. Возвращение его – вопрос времени.

Пожилой лакей поднял было руку и открыл рот, намереваясь сказать, что королю настало время отдохнуть, но Глоддрик окинул его убийственным взглядом, отчего служащий благоразумно отступил.

– Я настаиваю распорядиться о мобилизации вооруженных сил, император.

– Нет, нет и еще раз нет! – запротестовал Камайрас, – я не могу оставить свой народ без защиты лишь бы удовлетворить твое желание нарубиться всласть.

Каратель уже давно определился во мнении, что владыка его родных земель – жалкий трус, оправдывающий свои опасения принять риск благими намерениями. К сожалению, противодействовать малодушию могли немногие. Глоддрик был одним из единиц, осмеливавшихся перечить Камайрасу, хотя этого человека за спиной поливали самыми отборными помоями.

– Более того, если я узнаю, что ты отправишь хотя бы гарнизон к демонам на куличики, я… – император осекся и решил смерить пыл, слишком сложным для него представлялось выдерживать взгляд Ганрайского Демона, – в общем, я надеюсь на твое благоразумие, Глоддрик.

– А я на твое – нет… император.

Воин развернулся и с силой хлопнул дверьми так, что старый мажордом аж подскочил. Камайрас устало вздохнул:

– Как скоро настанет время трапезы? И, да, кто-нибудь, передайте поварам, чтобы на этот раз как следует прожарили свиную шейку! Терпеть не могу мясо с кровью…

***

У стальных решетчатых ворот, перекрывших арку в Ганрайской стене, притулилось трое стражей, которые по традиции коротали вечер за игрой в карты и выпивкой.

– Так, открываемся… У меня две пары! – воскликнул усатый солдат лет сорока, каску он отбросил подальше, алебарда валялась в пыли возле стола, на котором теснились колоды карт, игральные фишки и кошели с серебрениками, – я снова вас обставил, сосунки.

Пожилой камрад, менее удачливый, с досадой ударил себя по лбу ладонью, юноша рядом выругался отборным матом, что лишь заставило усатого растянуться в улыбке до ушей.

– Да бросьте вы! Не умеете играть – не беритесь, а раз уж взялись, так отвечайте за свои решения, стойте… – на вершине стены, казалось, промелькнула тень, но подвыпившему солдату было трудно разобрать силуэт, – а и бес с ним, привиделось.

Тут же что-то просвистело в воздухе. Не прошло и секунды, как двум воинам одновременно в область шеи вонзились дротики с красным оперением. Усатый и седой схватились было за раны, но тут же утратили контроль над телами, захрипели и осели на землю, содрогаясь в конвульсиях. Молодого спас стальной воротник кирасы, которую он поленился снять – дротик лишь отскочил от него. И тут он заметил на дереве нечто похожее на человека. Красные глаза, которые не могли принадлежать человеческому существу. Темная кожа, маска, скрывающая пол-лица. Закричать: «тревога!» юный страж не успел. Стоящий на дереве выбросил вперед руку. Со скоростью ветра в парня полетел метательный нож. Рефлекторно он закрыл лицо руками, и лезвие вонзилось в сердцевину ладони. Страж вскрикнул от боли – ему еще никогда не приходилось испытывать нечто подобное. Но боль тут же прошла. Тело его начало неметь. Парень снова попытался закричать, но его связки словно что-то сковало, он выдал лишь жалкое сипение, вслед за которым он обильно харкнул кровью. Легкие словно разрывались. Человек спрыгнул с дерева и легко приземлился с высоты десяти метров, точно кошка.

– Мучиться будешь недолго, – хрипливый, точно сгнившая ступень лестницы, голос раздался из-под темной полумаски, – скоро ты совсем не сможешь двигаться, и боль уйдет. Затем потеряешь сознание, после чего отправишься к предкам.

– Ты… кто… – ганраец уже ползал на четвереньках, но тело все больше переставало его слушаться, – зачем ты…

– Какая разница для тебя? Ты уже труп.

Убийца одним махом вспрыгнул и зацепился за толстую ветвь каштана, после чего скрылся в кроне дерева. Страж провалился во тьму.

***

Гробовая тишина, одно лишь хлюпанье жидкости нарушало ее, когда Глоддрик прихлебывал воду из походного мешка. Он одиноко устроился в своем кабинете и, несмотря на позднее время, как обычно восседал за столом, устланным до краев картами. Каратель отчаянно пытался понять, какой участок стены врагу атаковать выгоднее, чтобы оставить гарнизон в наименее слабых местах оборонительной линии Ганрая. Оставить пограничников на страже, когда Карательный Отряд в полном боевом составе отправится добивать армию Варзхела. Лазутчики Глоддрика засекли местоположение вражеских лагерей, но они не успели доложить командору о подкреплении из Азрога. Глоддрик знал, что он может недооценить силы Варзхела, но надеяться ему было не на кого. Йоши-Року исчез так же внезапно, как и появился, передав, что отправился в близлежащую Аргойскую деревушку. Воину никогда не удавалось понять странных манер магов, которые часто не оказывались там, где были нужны и были лишены предсказуемости. Как и то, что в пламени догоравшей свечи блеснул метательный нож, летящий прямо в грудь Глоддрика. Инстинкты не подвели бывалого сразителя. Глоддрик уперся локтями в стул и обеими ногами подбросил стол вверх, сделав его своим щитом. Нож прошел насквозь дерева аккурат посередине. Бросить следущий отравленный кинжал Скорпиону, а это был именно он, возможности не представилось. Глоддрик перемахнул через стол в одной ночной одежде и вихрем налетел на клирийского ассасина. От первого удара Скорпион уклонился, другой – коленом, угодил ему в пах, после чего Глоддрик со всей мощи врезал костяшками кулака убийце в челюсть. Ганраец схватил наемного убийцу за волосы и собрался впечатать лицо Скорпиона в кирпичную стену, но тот оттолкнулся от пола, взбежал по стене и собрался уже по инерции запрыгнуть Глоддрику за спину, но командор Карательного Отряда ухватился за рукав Скорпиона и что было силы бросил его в сторону камина. На одежду ассасина посыпались тлеющие угли, он и не думал обратить на это внимание. Глоддрик кинулся к кровати и выдернул из-под нее свой иссеченный боевыми отметинами клинок. Ассасин достал из-за спины парные мачете и прыгнул, словно пантера. В ловкости Скорпион превосходил практически шестидесятилетнего Глоддрика, он вертелся волчком, кувырками уходил от ответных выпадов карателя и ловкими синхронными ударами клинков, описывавших восьмерку в воздухе, пытался его достать. Но каратель был не таков. Его агрессивная манера боя поколебала дух Скорпиона, вскоре он понял, что Ганрайский Демон его теснит. Глоддрик осознавал, что малейшая ошибка будет стоить ему жизни, даже если он даст себя поцарапать. Но это не останавливало его от напористых рубящих атак, которыми он стремился задеть жизненно важные органы врага. Следующей атакой Глоддрик, описав восходящую дугу мечом, выбил один из клинков Скорпиона, тот попытался нанести ответный удар. Глоддрик сделал рискованный шаг – шагнул навстречу, перехватил руку врага и бросил через себя. Скорпион приземлился на стол, разломав его в щепки. Глоддрик сорвался добивать врага, занес оружие для удара, но закончить дело ему не дала сверхъестественная сила, сковавшая тело по рукам и ногам.

– Бывает, ты сталкиваешься с противником, который тебе не по зубам, – в дверном проеме показалась бронированная фигура Варзхела, – поражение Скорпиона тому пример. Но ведь в твою сторону это так же работает, Ганрайский Демон!

Глоддрика отбросило телекинезом к стене так, что посыпалась штукатурка. Он уже собрался подняться рывком, но не судьба. Последним, что он видел, был занесенный острием вниз и кристаллом вверх клинок Варзхела.

– Пора бы вздремнуть, слишком много шуму от тебя.

Ганрайский Демон потерял сознание.

***

В то же самое время в лечебнице госпожи Танрили Кэлрен помогала ей готовить целебные снадобья. Клажир, как всегда, ошивался неподалеку от новообретенной подруги и надоедал ей со своими россказнями.

– Ну вот, – улыбнулась Танриль, похлопав по плечу воина с перевязанным туловищем, что было рассечено в районе плеча, – жить будешь! А говорил, пора звать священника.

– А ведь я чувствовал себя так же, когда ногой на грабли напоролся! – вставил Клажир, – жил в нашей округе сенокос по имении… как же его звали… не суть! Он всегда оставлял свои грабли возле сарая. А сарай был на пути в выгребную яму. Я та-а-а-к и наступлю на них, кровища как брызнет! Разумеется, я, как уважающий себя мужчина, стерпел боль и не издал ни звука. Другой бы обделался на моем месте!

Кэлрен прикрыла рот рукой, давясь смешком, отчего наставница неодобрительно посмотрела на нее.

– Родная, тебе не кажется, что с той поры, как ты сошлась с Клажиром, ты стала чересчур безответственной? Вчера в приготовлении настойки болеутоления ты перепутала полынь с боярышником. Затем наложила два слоя бинтов пациенту, хотя я сказала сделать три. Клажир, сделай одолжение, пойди и займи себя чем-нибудь, пока мы работаем.

– О, я всегда находил, чем себя занять! Знаете, там, где я рос, народ был очень тяжел на подъем, все так и сидели в своих избах, теребили веретена или копались в печах кочергами. А я исходил вдоль и поперек всю округу, познакомился со столькими путешественниками! Даже в стрельбе из лука мне как-то дали упражняться проезжие лучники из Энроса. Кэлрен, может, пойдем займемся чем-нибудь, охота тебе здесь сидеть, как старой карге и варить эту вашу бурду, сколько можно этим…

В этот момент пол сотрясло ударной волной невообразимой силы, а оглушительный грохот вырвал из беспокойного сна почти всех лежащих в лазарете. В этот самый момент маги Варзхела создали взрыв, искрошивший в мелкие щепки врата крепости Гилеарда.

– Что за… – Танриль поднялась со стула, схватила жезл, лежавший у койки раненого и кинулась коридор, – Кэлрен, Клажир, идите за мной!

Втроем они скорым шагом отправились к лестнице, ведущей вниз, но там их ждал Хейларг.

На этот раз Клажир лишь нервно сглотнул, хотя у него так и вертелась на языке фраза, что он видел таких щупальцеголовых на картинках.

– Ученица Йоши-Року, если не ошибаюсь, – горхолд одернул мантию и направил на женщину посох, – советую сдаться, и я гарантирую твою неприкосновенность.

– Кэлрен, отведи Клажира к черному ходу, – прошептала Танриль, – спасайтесь. Доберитесь до Аргои и дайте весть, что здесь произошло.

– Наставница, я вас не брошу! – возмутилась Кэлрен.

– Иди же! Ты мне будешь только мешать!

– Идем, Кэлрен, – сказал Клажир, – мы и правда ничем не сможем помочь. В магических дуэлях я полный ноль.

Хейларг мог их остановить в любую секунду. Он мог испепелить их одной мыслью и движением посоха. Но не мог себе этого позволить. Пусть уходят. Его задача – занять Гилеард, а не убивать попавшихся под руку ребятишек.

– Сдаваться, похоже, ты не намерена… – вздохнул чародей, – печально. В любом случае, постараюсь тебя не убить.

– На твоем месте я бы беспокоилась за себя, – сказала Танриль, держа жезл наизготове.

***

Гилеард заняли быстро. Карателям даже не пришлось сражаться – маги их раскидывали телекинетическими ударами, как детей. Дальше заклятиями подручных Варзхела солдат парализовало, и они оказывались устланы на земле, уперши лицами в каменную кладку. Связывали их незримые путы. Отряд не павших духом карателей попробовал исподтишка наброситься на равшара в бычьем черепе на голове и заколоть его, но всесжигающий поток скверны Кразлака Губителя, изъевший живую плоть, проевший броню и ткань, выбил все желание сопротивляться у солдат. Энмола, Драконобой и ее друзья были одними из лучших бойцов, но магии им было нечего противопоставить. Вскоре в стену Вархула ломанулись неофиты последователи Заргула, равшары, братья-северяне, Наштар и меченый равшар Стакуга по прозвищу Убийца Магов. Карателей связали и препроводили в казематы Гилеарда. Лишь Глоддрик в забытьи распластался на полу в одиночке, в карцере, как особо опасный заключенный.

Перепуганный Камайрас отправил одного из пажей на разведку. Сам жеимператор боялся и носа показать из крепости с момента раздавшегося звука взрыва со стены. Совсем недавно он нежился в теплой ванне и заботливые служанки натирали ему спину, массировали ноги, а другая кормила его с рук черешней. Император любил в шутку плеваться косточками в своих ублажительниц, те ему отвечали лишь сдавленным хихиканьем, а правитель заливисто хохотал. Теперь же Камайрасу было не до смеха. Вскоре двери в главную залу раскрылись. Оттуда вывалился труп стражника, остальные уже упокоились на холодной плитке коридора. В дверях завиднелся татуированный равшар с обломленными рогами. В руке он держал окровавленный меч с двумя лезвиями по обе стороны от рукояти. Заметна была его еле сдерживаемая ярость, подпитываемая ненавистью. Он уставился на Камайраса, и было ясно, что он до одури желает кинуться и покромсать императора на куски. Вслед за ним вошел Скорпион. Затем вспышка света на миг ослепила присутствующих, и вот уже перед лицом Камайраса стоял Варзхел, Кразлак Губитель, Гил Ниарот, Кара из Клирии, Скрол Ядовитый, который уже успел вернуться в строй, мумия – некромант Джаяр. Они окружили императора, который инстинктивно начал пятиться. Вскоре он уперся спиной в стену, и тогда-то руки его похолодели, а в спине прошиб пот. Деваться ему было некуда.

– Карательный Отряд взят в плен, а королевская гвардия перебита. Полагаю, настало время поговорить о сдаче Вархула нам, раз вы не в состоянии защитить его, не находите, Ваше Императорское Величество? – сказал Варзхел, раскрутив свой посох-меч.

И тут Камайрас впервые пожалел, что не прислушался к словам Глоддрика Харлауда.

Глава 12: «Лучшая защита»

Клажир и Кэлрен спаслись чудом. Во время взятия Гилеарда им удалось спуститься в винный погреб, где хранились залежи провианта. Переждав схватку наверху, Кэлрен дернула потайной рычаг, и место, где стояли широкие полки, уставленные сырными головами, образовало проход – стены раскрылись, точно створки врат. Клажир отблагодарил всех богов, что судьба свела его с этой девчонкой, сам он ни за что не нащупал бы этот механизм. Подземный ход был изгибистым и довольно долгим. Ребятам приходилось нагибаться под низким сырым земляным потолком, стены тоннеля, представлявшие собой голую утрамбованную землю, спасали лишь прогнившие древесные балки от обвала. О факелах не было и речи, так что юные беглецы в кромешной тьме не раз успели почувствовать себя подслеповатыми кротами. Один раз до них донесся крысиный писк, затем под ногами пробежало что-то весьма объемное и жирное. Клажир взвизгнул высоким тенором, но шустрая Кэлрен успела зажать ему рот. Когда они выбрались на поверхность, их окружали кедры и сосны на плосковатых холмах. Они подошли близ границы Ганрая с Аргоей. Звезды еще были видны, Кэлрен умела по ним ориентироваться, что снова заставило Клажира устыдиться и почувствовать себя ни на что не годным. Молодые вышли на равнины с редкими деревцами и прерывистой порослью осоки на рыхлой земле. Через некоторое время Клажир заметил дымок, растворявшийся над кронами деревьев ближайшего подлеска и с гордостью сообщил Кэлрен о своем открытии, сказав, что без него ей сулила бы неминуемая гибель.

– Вообще-то, – сказала она, давясь от хохота, – именно туда я и старалась держать путь! Никто не знает лучше карателей окрестных жилых пунктов Ганрая.

Пристыженному юноше оставалось лишь плестись следом за ней в сторону дыма. В мелкой избе добродушный старый лесничий указал им направление в сторону ближайшего поселка городского типа – Крестала, который находился уже на территории Аргои. Кэлрен горячо поблагодарила приземистого седовласого лесника, он им предлагал дать передохнуть ближайшую ночь в хижине, подмигивая, сказал, что может освободить для них двуспальную кровать, тогда как сам вполне может устроиться в любимом кресле. Ребята наотрез отказались, так как им позарез нужно было донести до жителей Аргои весть о катастрофе в столице Ганрая и, если повезет, привести хоть какую-то помощь до того, как король Эанрил соизволит отправить войска.

Они вышли на тракт – широкую тропу, вытоптанную в густой траве, держаться пути было совсем несложно, требовалось лишь знать нужные повороты ветвящейся дороги. Когда уже начинало светать, Кэлрен и Клажир заметили высокую стену из каменного основания и заостренных бревенчатых кольев сверху, глубокий ров, частокол и россыпь палаток вокруг деревни. До Крестала добрались. Встретил их на пропускном пункте молодой лучник, представившийся Шойрилом. Поначалу он настороженно спросил, что привело их в эти земли, но когда Кэлрен ответствовала о вестях из Ганрайских краев, парень из Энроса молча кивнул и приказал отворить врата в селение.

***

Арстель за последние дни поднаторел в умении рубиться на мечах, хотя и клинки заменяли древесные обрезки. Визит архимага и брата короля внес разлад в общество Уравнителей, одни считали, что необходимо искоренить злую силу в мире раз и навсегда. Другие же союзники Алагара были готовы попрать идею борьбы с мировыми напастями ради сиюминутного исполнения своих мечтаний, амбиций. Шойрил, к примеру, хотел возместить обиды за смерти в своем народе во время войны с северянами, Краух Гримбла – сделать то же самое за угнетение северян, Кога – показать равшарам, на что способно единство и сплоченность на примере Братства Уравнителей и так далее и тому подобное. Юкиара пыталась воззвать к их сердцам, упрекнуть в эгоизме, она заходила и к Алагару. Волшебник жил в одном из самых скромных жилищ, напоминавшем больше шалаш, чем избу, и это никак не увязывалось с его безграничным авторитетом и неземными амбициями. Уговоры Юки ни к чему не привели, наставник оставался непреклонен. Йоши куда-то запропастился и не появлялся весь следующий день, как его ни пытались искать жители Крестала, жаждущие хотя бы увидеть вживую легенду во плоти, или обмолвиться словом с зеленокожим, если совсем повезет. Эрлингай же остался в селении и наутро принял участие в массовой тренировке местных в боевых искусствах. Королевич был не менее искусным воином и талантливым учителем, чем Шаабан, он дал бы фору многим алагаритам, такие как Брок явно не соответствовали уровню ветерана Северной войны. Арстелю повезло при парной работе отрабатывать связки ударов двуручным мечом с Эрлингаем, и он узнал больше уловок, финтов, тонкостей фехтования за одну тренировку, чем за последнюю неделю. Эрлингай сразу посетовал на его технику, Арстель научился наносить удары и блокировать, но его движения корпуса, шаги были совсем не поставлены, к тому же правильно дышать во время боя он не научился. К концу работы с оружием Арстель хоть и вымотался, вначале ему было сложно приноровиться к правильному исполнению фехтовальных приемов, но он почувствовал себя увереннее в обращении с оружием.

Дружеская беседа, порой неуклюжие, но сказанные от души шутки товарищей, да и кружка пива впридачу – то, что нужно после тяжелой тренировки. На веранде Хельдова «Желудка Дракона» после тренировки, как это часто бывало, собралась веселая мужская компания и, пока женщины отдыхали от тяжелой работы по хозяйству у травницы-хаглорианки, мужи предавались радостям в трактире.

– Арстель, как ты его! Еще чуть-чуть – и по виску заехал бы самой королевской особе! – говорил плотник Харал Зверюга, – смотри, как бы тебя не повесили.

– В таком случае следовало бы перевешать половину королевской армии и столько же северян, – ответил Эрлингай, после чего все дружно покатились со смеху, – Хельд, будь другом, тащи еще пивка!

– Всем хватит, мужики! – крикнул Хельд, – только у нас самообслуживание теперь. Попробуйте сами поймать чарку, я же вижу, они так и просятся в ваши руки.

Хельд подбросил ногой посох и вцепился в него рукой, тут же из глубины таверны в воздухе поплыли пенящиеся кружки на широком круглом подносе.

– Как же он достал с этими своими фокусами, – брюзжал Мурвак, – как начал изучать эту колдовскую ересь, так и давай кобениться, думает, он лучше других, как же!

Одна из чаш проделала в воздухе неудачный пируэт и опорожнилась прямо на голову неблагодарного посетителя.

– Твою мать, Хельд! Испортил новую шляпу. Теперь будешь платить за нее.

– Дружище, шляпа твоя из соломы, такой же, что у тебя в голове, – развел руками Хельд, – можешь сплести такую же, только не забудь вычистить навоз из материала.

– Эрлингай, слушай, ты же бывал в Вархуле, – сказал староста деревни Кёрк, – быть может, у карателей достаточно сил, чтобы поддерживать безопасность? Как по-твоему, если Алагар решит не оказывать помощь, есть опасность вторжения?

Эрлингай ответил не сразу, он привалился к ограде, пригубил хмельной напиток и покатал его во рту.

– Сдается мне, все зависит от магов. Когда мы бились с Варзхелом в его укреплениях, все решило участие мастера Йоши, который в одиночку косил пачками вражьи ряды и одержал победу в схватке с чародеями Варзхела. Сил у Глоддрика было многократно меньше, победили мы чудом, которое сотворил Третий Архимаг. В Ганрае находится еще магичка по имени Танриль, его ученица. Боюсь, ее сил может оказаться недостаточно для противостояния со всей кодлой пособников Заргула. Глоддрик прекрасный воин, я не видывал никого храбрее, чем он. Он сноровистый стратег, обладающий пытливым умом. Но если Варзхел получит подкрепление от Заргула и атакует его, а Йоши, придворного мага короля Аргои Азилура, вашего Алагара и подобных не окажется на месте, Ганрай падет.

Сангельс, который в свои 16 лет всеми силами пытался влиться в коллектив зрелых мужчин, отодвинул стакан с бергамотным чаем. Сестра настрого запрещала ему выпивать, но Хельд по просьбам мальчика часто соглашался плеснуть ему в чай немного самогона.

– Ну, пусть захватывают! Мы потом им засадим по самые гланды! – сказал мальчишка, у которого от спиртного развязался язык, – Алагар не допустит, чтоб в землях Ранкора толклись типы навроде этих темных окудников!

– Ты не понимаешь, – ответил Эрлингай, – Ганрай очень хорошо укреплен. Если Заргул завладеет им и сделает своей базой, он лишь запрет Аргою в ловушке и когда зажмет свои клещи, наш Союз затрещит по швам. Высадить их оттуда будет очень сложно, многие погибнут.

– Я понимаю, о чем ты, – из-за угла дома раздался громогласный голос, знакомый до боли им всем, – но и ты, Эрлингай Львиный Рёв, пойми меня по-человечески.

Алагар шел им навстречу, посох он, как всегда, забросил через плечо.

– Кинемся в бой сейчас – может быть неисчислимое количество жертв, особенно если Эанрил решит отсидеться, пока мы воюем. А затем ему будет очень легко вытолкнуть нас даже отсюда, из Крестала! Но если мы займем ключевые позиции Аргои… Приберем к своим рукам войска, веру народа, оружейные и все дороги, Союз будет укреплен и приведен в такое единство, что Варзхел обломает свои зубы об его шипастый панцирь! – Алагар грохнул кулаком по столбу веранды, отчего с навеса посыпалась пыль, – мы свое дело сделаем быстро. Варзхел, быть может, еще нескоро решится выползти из своего кокона, учитывая, как вы его потрепали.

– При всем уважении, Алагар, – Эрлингай выдержал его тяжелый взгляд и спустился с крыльца, – если ты решишься атаковать Силгор, я выйду против тебя. Я присягал на верность короне и не могу отказаться от своего слова. Что стоит слово рыцаря, если он меняет сторону, словно разменная монета?

– Таким я его себе и представлял, – прошептал Сангельс.

Мужчины немного опешили и оглядели Эрлингая с невольным уважением. Выдержать подавляющую волю энергетику Алагара, бросить вызов ему, опасному, словно извержение вулкана. Со стороны его учителя, Йоши-Року, это было вполне ожидаемо, но простой смертный, если так можно выразиться, выглядел словно ветхий забор на пути урагана.

– Знаю! – улыбнулся Алагар, что выглядело несколько снисходительно, – этим ты мне нравишься, жаль, что у меня среди единомышленников не так много подобных тебе. Но к чему враждовать, мы же еще не на поле брани, верно? Ты пока что мой гость, пропусти еще по стаканчику, веселись, я даже не прочь присоединиться к вашей беседе, если никто не возражает.

Мужчины зашевелились, Харал Глыба пихнул локтем Хельда, без мала не сбив его с ног, попросив принести стул для Наставника. Хельд бы и принес лучший из своих стульев – плетеное кресло-качалку, если бы не явился Реадхалл Бескровный, успевший что-то нашептать своему лидеру на ухо.

– Что ж, – кивнул Алагар, – ясно. Что ж, парни, – обратился он уже к рассевшимся на веранде, в другой раз соберемся. Ждут неотложные дела, мать их растак…

Маг резко повернулся и зашагал в направлении центрального сооружения Крестала – ратуши, в которой староста деревни, а теперь – Алагар проводили аудиенции с почетными гостями.

– Не расходитесь, друзья, – сказал им Реадхалл, – возможно, скоро всех соберут на совет.

Наши герои остались допивать свои горячительные напитки, уже утратившие былую привлекательность. Слишком влекли их догадки о том, что предстоит услышать в ближайшие часы жителям деревни.

***

Йоши узнал о произошедшем в Крестале еще до того, как Кэлрен вывела Клажира из штольни Карательного Отряда. Танрили не потребовалось и секунды, чтобы отправить послание своему учителю, резонировавшее в его мыслях четче, чем речитатив глашатайского зова.

«Ганрай в беде, учитель. Варзхел вернулся.»

«Слышу, Танриль.» – одномоментно отозвался хаглорианец.

«Нужно отправиться в Храм Мечей, – думал он, – мастер Агриппа окажет достойное содействие. Но что делать с Алагаром?»

«Меня одолевает предчувствие, что не стоит тебе о нем беспокоиться, – беззвучно раздался в его мозгу голос зеленовласой богини Анлариэль, – время все расставит на свои места. Отправляйся в Храм Мечей и не думай ни о чем, Йоши.»

«Да, великая».

Мгновение – и стены комнаты в небольшой гостинице Хельда, любезно согласившегося устроить старца, растворились в свечении заклятия. Вокруг Йоши материализовались холмы, а сам он находился в травянистой и покрытой утренней росой лощине. Небольшая тропа вела к пошарпанной каменной лестнице, стершейся от безумного количества ног, полировавших ее веками. Маг про себя усмехнулся – сколько лет прошло, а это место осталось таким же. Лестница пересекала всхолмье, переходившее в невысокую гору. А на вершине ее находилась котловина, в которой уже издревле возвышался Храм Мечей. Его неприступные стены были выложены булыжником по размеру с катапультное ядро, черепичная крыша была украшена драконьими головами по краям и флюгером в виде языкастого змея. У врат храма же по обеим сторонам стояли каменные изваяния драконов, до блеска начищавшиеся изо дня в день. Йоши отстоял от этой древней школы сильнейших воителей на всем Ранкоре, но уже оттуда он слышал оглушительные возгласы тренировавшихся бойцов. Их крики были громоподобны.

Легким шагом хаглорианец начал взбираться по лестнице, здоровье ему позволяло не опираться на посох при этом. Добравшись до врат без потери дыхания, Йоши постучал в недавно выкрашенную в красный цвет дверь. Колдун легко мог одним мановением руки сдвинуть засов и распахнуть ее, но из уважения к обитателям этого места не смел нарушать этикет. Дверь ему открыл дворецкий спустя минутное ожидание.

– Мастер?! Вот же нежданный гость. Но всегда желанный! Могу я взять ваш дорожный плащ? – засуетился щуплый возрастной мужчина с собранными в пучок волосами на голове.

– Не стоит, друг мой, я здесь долго не пробуду.

Адепты школы Стражей прекратили тренировку и впились взглядами в шагающего посередине площадки невысокого гостя из леса Лайнур-Арая. Большинство из них были бритоголовыми худосочными юношами немногим моложе двадцати лет. Облачены они были в короткие робы и брюки оранжевого цвета, заправленные в портянки. Среди них попадались и девушки, но их было вдесятеро меньше. Некоторые из учеников отрабатывали удары рукопашного боя на мешках или деревянных манекенах. Другие же крошили кирпичи голыми кулаками и ладонями. Многие практиковались со всевозможными видами оружия. Невообразимое многообразие мечей, копий, глеф, алебарк, палиц, боевых цепей, топоров и прочего было уставлено на оружейных стенках возле здания Храма.

На весь Союз гремела слава об этих необычных людях. Тренировками они доводили свое тело до запредельных физических возможностей. Любой из Стражей мог лечь на острия копий голым телом и не получить ни царапины. Пробить стену одним ударом руки. Прыгнуть выше человеческой головы или же двигаться со скоростью дикой лани. По народным поверьям им позволяло достигать таких высот умение управлять потоками энергии внутри своего тела. Эти люди подобно магам вбирали космическую силу внутрь себя и, проводя сквозь свой организм, творили немыслимые вещи. Только если для чародейства многим нужен был кертахол, эти люди были на уровень ниже и ограничивались нечеловеческими возможностями своих тел.

За тренировкой следил бритоголовый человек среднего роста, на голове же он носил широкую соломенную шляпу-диск треугольной формы.

– Мастер Йоши? Давно ты к нам не заглядывал, – поклонился тренер, – для меня честь встречать тебя. Как обстоят дела в мире?

– Шибуи, я и сам рад нашей встрече и с удовольствием предался бы с тобой увлекательной беседе, но время не терпит отлагательств. С твоего позволения я пройду к мастеру Агриппе. Имеется к нему срочный разговор.

– Разумеется, мастер. Послушники! Не прекращать тренировку!

Удары, шлепки о мешки, набитые песком, свист и лязганье орудий снова наполнили двор.

Йоши прошествовал в главную залу Храма Мечей. Она была уставлена статуями великих мастеров прошлого. Несмотря на то, что многие ганрайские скульпторы любили изображать героев минувших дней в кричащих боевых позах, в Храме Мечей такое не было в почете. С отсутствующим взглядом взирали на панораму залы лишь бюсты доблестных мужей, защищавших Ганрай когда-то. У статуй курились палочки благовоний и свечи, слабое пламя которых колебалось от малейшего шороха. У единственной статуи, выполненной в полный рост, изображавшей тщедушного лысого человека в монашеской робе, отца-основателя Храма Мечей, стоял столетний, но еще не совсем дряхлый, старик. Он сложил ладони рук и бормотал молитвенные песнопения. Обряжен мастер Агриппа был в темного цвета балахон, макушка его была абсолютно лишена растительности, лишь густая седая борода добавляла его лику солидности.

– Я предвидел, что мы встретимся, – не оборачиваясь, сказал он, – достопочтенный Архимаг.

Йоши отметил про себя феноменально развитое шестое чувство древнего мастера, который лишь по шагам и интуиции сумел догадаться, кто решил его посетить.

– Какими судьбами в Храме? – грандмастер, наконец, обернулся, и его лицо, испещренное морщинами куда больше, чем у хаглорианца, осветили настенные факелы.

– Мастер Агриппа, – Йоши-Року облокотился на посох, – Ганраю нужна твоя помощь.

– Видимо, – проскрежетал сиплый голос мастера, – проблема настолько серьезная, что даже малыш Глоддрик не осилил ее?

– Друг мой, настолько серьезная, что необходимо скорейшими темпами собрать максимальную ударную силу. Чернокнижники, пособники Заргула захватили власть в твоей родине. Храм Мечей оказал бы неоценимую помощь.

– Хм-м-м, – протянул Агриппа, опершись на трость, – будем ли мы одни в этой борьбе?

– Возможно, мой ученик окажет поддержку, он собрал небывалую военную мощь в деревне на границе Аргои.

– Алагар? – скептически наклонил голову набок Агриппа, – мне он никогда не казался надежным.

– Если не придется рассчитывать на него, я обращусь к другому ученику – Азилуру. Попытаюсь запросить помощи у Эанрила, но не хотелось бы. Очень уж не хочу я быть чем-то обязанным этому человеку. Но все, кому нужно, должны собраться у стен Вархула завтра в девятнадцать часов. Надеюсь, вы пребудете с нами.

Агриппа облизнул сухие губы, затем поманил костлявой рукой Йоши-Року.

– Следуй за мной, мастер Йоши.

Они вышли на тренировочную площадку. На возвышении у входа в центральное здание Храма стояли трое – тот самый триумвират мастеров школы Храма Мечей. В их число мог войти и Глоддрик, если бы он не отошел от заповедей школы Стражей давным давно. Мастера Шибуи, Городай и Гуаррах. Шибуи уже был представлен читателю. Этот свершитель подвигов известен своим искусством владения боевым посохом. Гуаррах же внешне не походил на своего собрата. Наоборот, мукулистый, высокий и патлатый – его спутанные черные волосы развевались на ветру и свисали во все стороны, словно сталактиты. Оружия при нем не было, лишь кастеты он перебирал в одной руке, словно четки. Третий же, Городай, был седовласым пожилым человеком, волосы его были собраны в хвост, голова обвязана повязкой, а морщинистое лицо венчала козлиная бородка.

– Уважаемые мастера, – возвысил ослабевший с годами голос Агриппа, – выступаем на рассвете. Путь держать будем в Вархул. Нам предстоит освободить Ганрайский народ от нашествия темных сил.

Йоши тепло улыбнулся, вновь убедившись в том, что миру есть, на что надеяться, ведь жители его сдаваться не собирались.

***

– Почему ты обращаешься со мной, точно с ребенком? Я своими глазами видел все не хуже тебя и имею право слова! – распалялся Клажир, не обращая внимания на то, что его слышали за пятеро домов от главной ратуши, – К тому же мужчины куда более наблюдательны, это давно изведанный факт науки, вы, бабье, слишком эмоциональны, трех слов связать не можете без описаний своих впечатлений, тогда как мужчины, – гордо выпятил грудь юноша, – склонны к объективности и придерживаются голых фактов со времен…

– Клажир, – она заглянула парню в глаза, сквозящая в блике ее очей настойчивость заставила Клажира умерить поток словословия, – не нужно.

Не дав времени ему обдумать следующие слова, девушка отворила сырую дверь и скрылась в темном коридоре. Светловолосую целительницу, к ее собственному удивлению, не раздражало поведение Клажира, отчасти напоминающее маневры назойливой мухи. Напротив, его болтовня помогла ей справиться с волнением и даже собраться с мыслями и теперь, заряженная духом его беззаботности, она была готова увидеть воочию духовного лидера пресловутого Братства Уравнителей. Мага, который осмелился прекословить членам Карательного Отряда. Впопыхах скрываясь от захватчиков столицы Ганрая, кидаясь из огня да в полымя, врачевательница не успела продумать правильные слова, способные склонить весы доверия Алагара в свою пользу, убедить его оказать помощь Карателям. Ей пришли на ум слова наставницы, Танрили, которая часто повторяла – не в словах дело, а в искренности, если речь идет от души, даже самый бездарный оратор может рассчитывать на сопереживание. Прошествовав по коридору, она наткнулась на мускулистого равшара, несшего караул у дверей в гостевую залу.

– Ни шагу дальше, – обнажил ряд острых зубов варвар.

Он потянулся к скрещенным боевым топорам за спиной. Его лицо, украшенное глубокими рубцами и клеймом изгнанника, приобрело выражение хищного оскала. Это заставило девушку остановиться и похолодеть, но не поколебало решимости. Годами созерцая нескончаемую жестокость, насилие и боль в крепости Гилеарда, девушка физически не могла упасть в обморок при виде изрубленной физиономии равшара, как сталось бы с кисейными столичными барышнями, привыкшими к изысканной барской жизни.

– Мне нужно лишь совсем немного времени вашего наставника, – без малейшей дрожи в голосе сказала она.

– Наставник не принимает посетителей, – раздраженно прорычал клейменый равшар, – выметайся, пока руки-ноги на месте.

– Я обговорила вопрос о дозволенности с господином Реадхаллом Бескровным, – твердым тоном произнесла Кэлрен, – если нужно, я готова ждать у дверей, но уходить не собираюсь, пока не увижу мастера Алагара.

– Слушай, ты действуешь мне на нервы, – ступил вперед он, – с чего мне тебе доверять?

Она смерила его прищуром глаза, не закрытого челкой. Кэлрен уже приготовилась использовать силу убеждения, свойственную магам, как вдруг из дальнего конца коридора показалась фигура высокого и очень худого человека. Его волосы, стоящие столбом, были кроваво-красного цвета.

– Не трудись, Кога. Можешь сняться с караула, ты на сегодня свободен, – кивнул в сторону Кэлрен, – гостье будет оказан личный прием, раз она того желает.

И тут ее пробрала дрожь. Если вооруженный воин, хищник во плоти, изгнанный из пустош Кога не вселял в нее и тени страха, этот странный человек в черном плаще вводил девушку в ступор. С самого начала ее воля была надломлена его подавляющей внутренней силой. Когда Алагар шел навстречу, Кэлрен почувствовала себя безвольной овцой, которую ведут на бойню, она не сомневалась, что если еще хотя бы минуту поддержит с ним зрительный контакт, то не сможет мыслить самостоятельно ни на йоту.

– Проходи, – одним махом руки по воздуху он распахнул створки дверей, – посмотрим, добрые ли вести ты принесла.

Вспомнив о печальной участи множества гонцов, вздернутых за самые ничтожные дипломатические ошибки или же за одни плохие вести, Кэлрен сглотнула и, потупив взор, шагнула вслед за красноволосым.

Гостевая была обставлена аскетично – грубый самодельный стол, даже не обструганный как следует, но заваленный высоченными стопками свитков, карт и книг. Дощатые стены, в темных щелях которых копошились насекомые, были исчерчены пометками – цифры, расчеты, наброски карт, маршрутов. Очевидно, Алагар не гнушался использовать вместо писчего материала сами стены. Практичности ему не занимать, отметила про себя Кэлрен. Маг щелкнул пальцами, и слабо дымившаяся доселе свеча на столе снова ожила.

– Итак, вы прямиком из штаба Карателей, – заключил Алагар, сцепив руки в замок и опершись на стол, – это мне уже известно. Сестрица, не соизволишь ли рассказать, что приключилось?

Он знал о нападении Варзхела с самого начала и не знал, как поступать. С одной стороны, это идеальная возможность смести государство, ослабленное борьбой с силами Заргула, но в захваченной земле жили бессчетные люди, не заслужившие пасть жертвой террора подземного императора. Алагар не столько хотел услышать подробности, сколько дать себе время на размышление – не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, зачем к нему пришла эта девушка.

Кэлрен поежилась от воспоминаний – этот звон мечей, дикие крики вломившихся в крепость супостатов, краснокожий чародей, угрожавший ее любимой наставнице, заменившей мать. Взяв себя в руки, она приступила к описанию событий, уже известных читателю – нежданно заявились адепты императора Заргула и взяли неготовый к обороне Гилеард под контроль. Каратели могли бы отбиться с легкостью в своем оплоте, если бы в деле не были замешаны маги – эти колдуны своей силой превращали стражей порядка в безвольных кукол, способных лишь лежать лицом в землю без единого движения, пока налетчики переворачивают крепость вверх дном. Карателей старались брать в плен, но что случилось с Глоддриком, Энмолой и ее ближайшими соратниками, живы ли они, Кэлрен не могла знать. Она понимала, что Глоддрик в любом случае будет бороться до конца, в глубине души она содрогалась от понимания, что маги вполне могли счесть его неуправляемым и слишком опасным, чтобы оставлять в живых. Молвила и о благородном поступке наставницы, что дала возможность ей и Клажиру бежать, отвлекши внимание врага на себя, тогда как легко могла телепортироваться в любое место и след бы ее простыл. При упоминании Танрили Алагар словно ожил, встрепенувшись, он было открыл рот, намереваясь что-то спросить, но передумал, слушая, он ни на секунду не отвел взор от Кэлрен. Ее рассказ подходил к финалу, но целительница больше не ломалась подобно сухой траве под энергетикой Алагара. Когда недавние события снова промелькнули у нее перед глазами, девушка ощутила прилив сил и уверенности – она морально обязана хоть как-то попытаться спасти своих братьев по службе, и перед давлением этого бремени рассыплется прахом ее страх, немощь перед сильными мира сего, ее юношеская неопытность и все, что может помешать ей выполнить дружеский и человеческий долг.

– Я знаю, возможно, я слишком о многом прошу. Я бы не хотела, чтобы миряне из Крестала рисковали жизнями, спасая тех, кто поклялся защищать их. Но если хотя бы собрать всех в одном месте – тебя, мастер, уважаемого Архимага Йоши-Року, королевскую армию, твоих сподвижников, воителей Храма Мечей, перед столь мощным воинством Варзхел, возможно, спасует и согласится капитулировать. За нами пойдет и Ганрайский люд – стоит лишь заставить его поверить. А вместе с Архимагом вы раскидаете этих недоделанных чернокнижников как детей. Мастер Алагар, Ганрай может рассчитывать на твое содействие?

В нем шла мучительная внутренняя борьба. Темная сущность Алагара взывала послать в бездну мораль, принести в жертву людей, захваченных в плен, ради вечного светлого будущего общества. Умом он понимал, что, поступив так, лишь оправдает благими целями свое злодеяние, ведь бросить на произвол судьбы беззащитных людей ради удовлетворения собственных амбиций может лишь тот, кто утратил право считать себя человеком. Но как он обращался к своим людям? Братья и сестры. Все равны и едины. Мир – одна большая семья, пусть и далеко не все осознают это. А семью в беде не бросают. Как он сможет строить лучший мир будущего, предав сами идеалы, согласно которым этот мир должен будет существовать?

От Кэлрен не укрылось, что на сей раз замутненный взгляд Алагара ее словно не замечал, разум его блуждал в глубине неизвестных ей измышлений. Вдруг он сфокусировал внимание на ней и изрек:

– Вот, что я тебе скажу, юная леди…

***

Клажира снедала пострадавшая гордость. Он рассчитывал встать в красивую позу, заслонив Кэлрен, словно рыцарь даму своего сердца и представить рассказ о смертельной опасности, подстерегшей их нежданно-негаданно в самом безопасном в Союзе месте – оплоте Карательного Отряда, как он, не растерявшись, вывел подругу из беды и теперь смеет взывать к совести наставника Братства Уравнителей. Но, как всегда, ему сказали подождать снаружи, всю жизнь его считали безответственным и доверяли лишь самую мелкую работу, сперва его мать, затем – Каратели, а сейчас, вот, и Кэлрен туда же. Плутая меж хижин и разглядывая крестальцев, которые с первой секунды заприметили чужака, Клажир набрел на таверну «Желудок Дракона». Древесная драконья голова над дверью заставила парня остановиться. Клажир, высунув язык, попробовал дотянуться до зубьев дракона и потрогать их, но в последнюю секунду решил оставить в покое чужое имущество. Он оглядел ровный ряд построек, идущий от питейного заведения. Для мелких весей навроде Козьих Загонов Крестал был ощутимо велик, он скорее походил на мелкий городок, чем на село. Вокруг ограды стояли сторожевые вышки, где часовые несли свой караул. У каменно-древесного забора сновали одетые в черную одежду и стальные щитки вооруженные люди. Сами же крестьяне со спокойной душой отдыхали у крылец своих изб, зазывали покупателей к торговым лавкам, прохаживались по недавно вымощенной плиточной тропе меж строений. На секунду Клажир пожалел, что Алагаритам выпало благоустроить именно эту деревушку. Возможно, если бы они заявились в окрестности Козьих Загонов, равшарам не удалось бы оккупировать их и похитить тело Заргула из склепа. Юноша зашел в бар и тут же проехался на полтора метра вперед. Отчаянно махая руками, он кое-как удержался на ногах и обомлел – мол у входа был мокрым точно от дождя, но швабра драила его сама. Ведро неуклюже скакало из стороны в сторону, расплескивая мыльную воду, разводами растекшуюся по скользкому полу. Дружное гоготание пьяных мужей встретило незадачливого паренька. Крылатый трактирщик по имени Хельд маневрировал рукой в воздухе точь-в-точь дирижер, аккомпанирующий оркестру, тогда как половая швабра в такт его движениям елозила по полу и так и норовила другим концом древка выбить Клажиру глаз.

– Вот те на! Мне б так уметь – наше село родное стало б обустроено так, что самому Его Величеству не стыдно показаться было бы! И ты двигаешь эту штуковину одной силой мысли? А можешь сделать так, чтобы она сама мыла пол, без твоего управления? Впрочем, вижу, не можешь. Может, научишь меня? Я знаю, за уроки платить нечем, но я могу быть очень толковым…

– Да проходи ты уже! Уши вянут от твоего трепа, – брызгая слюнями, крикнул Мурвак невдалеке от барной стойки.

В баре людей собралось прилично, большинство зрелых мужчин, одна женщина в рабочем платье и платке, подвязавшем соломенного цвета кудри, да парниша, притулившийся у низковатого окна с чашкой чая с подорожником – ничего крепче трактирщик ему не наливал, как ни проси.

– Ого! Новое лицо в нашем притоне, – присвистнул Хельд, хлопая по стойке.

– Верно! – подхватил Клажир, присев на одно из бревен-стульев без приглашения, – происхожу я с древних Ганрайских земель, поселение мое основано самим…

– Да-да-да, очень интересно! А еще ты стрижешься как деревенский дурачок. Ты всегда так стрижешься – горшок на голову и погнали? Лучше бы налысо брился, – не дав Клажиру возразить, Хельд налил ему пива из бочонка и продолжил, – надеюсь, тебе есть, чем расплатиться?

– Даже ему ты налил! – восклинкул высокорослый отрок, сидевший у окна, – а он, между прочим, моего возраста. Сколько тебе, дружище, семнадцать?

– Девятнадцать! – охотно ответил Клажир, бросив свое пиво и направившись в сторону новообретенного знакомого, – родился я в лютый, морозный февральский вечер, на дворе стоял далекий 1688-й! Как раз в то время король Ганзарул Второй отошел от дел, а править начал регент, подумать только, он…

– А мне шестнадцать, – перебил его паренек, – ты старше всего на три года, а тебе он уже наливает.

– Да ты не волнуйся, Сангельс, – подал голос Хельд, – я знаю, как решить твою проблему. Обещанного три года ждут, вот и жди, мой малолетний друг!

Мужики дружно загоготали, Хельд, схватившись за живот, едва не лег на залитую пивом и брагой стойку.

– Кстати, меня зовут Хельд, – немного помолчав, крылатый добавил, – Великий!

– Клажир, – протянул руку парень, – кстати, это имя носили многие представители знати Союза! Один рыцарь – мой тезка, воевал вместе с Архимагом, честь ему и хвала, во время нашествия умертвий пять сотен лет тому назад. Ох, сколько же он свалил их, правда, до некроманта не добрался, мертвяки его раньше сожрали. Надеюсь, неудачливость имени Клажир не передалась мне при рождении, не хотелось бы…

– Пять сотен лет назад! Как сейчас помню! – ностальгическим тоном воскликнул Хельд, – я был там мысленно. Когда читал летописи.

– А ты умеешь читать? – спросила крестьянка в платке по имени Карен.

– Я умею! – подал голос Клажир, – научился лет этак в восемь! Ох и тяжело было, эти буквы словно плясали перед глазами, так их много. Но я не сдавался, в итоге сейчас без затруднений могу процитировать самого…

– Как же ты доконал, – сплюнул лесоруб в сторону гостя, – тебя случайно не прогнали с той деревни, откуда ты родом?

– Может, успокоишься, Мурвак? – сказал ему пожилой мельник, – я в свое время был таким же. Молодым часто есть много, о чем сказать. Это мы уже успели выговориться.

– Кстати, – поднялся староста Крестала и вопросительно взглянул на Клажира, – а с чем ты к нам пожаловал? Я успел заметить, явился ты вместе с той девчонкой, которая сейчас общается с наставником Братства Уравнителей.

Хельд пожал плечами и молвил:

– Глупые вопросы задаешь ты. Конечно же, чтобы отведать харчи из моей таверны! О «Желудке Дракона» слыхали во всей Аргое. Особенно славен мой самогон! Им можно травить любых паразитов.

– Дайте ему уже сказать! – включился в беседу мужчина в красной бандане и с двумя ятаганами за спиной.

– Сказать, – фыркнул Мурвак, – Брок, да его словесный понос попробуй заткнуть.

Арстель улыбнулся, отчего-то ему стало теплее на душе. Видя, как люди совершенно разных характеров пререкаются друг с другом точно члены семьи в обыденные будни, он снова почувствовал себя не одиноким.

– Ребята, – вышел он в центр помещения, подняв руки, – давайте немного успокоимся и выслушаем парня.

– Я спокоен, как удав, проглотивший ежа! – сказал Хельд, – правда, ежа без игл. Не суть! Выкладывай, как бишь тебя…

Клажир уже собрался сызнова изложить историю происхождения своего имени, но под строгим взором Мурвака и остальных осекся и начал свое повествование. Поведал он о жестокой схватке Карателей, когда они вместе с архимагом из Хаглоры штурмом взяли крепость слуг императора Заргула. Как обычно, свой вклад в победу он пытался приукрасить, хотя и переборщил, упомянув, что спас от верной смерти Глоддрика – Ганрайского Демона, перерубив на лету стрелу, летевшую ему в грудь. По большей части прикрасы в его россказнях встречались с изрядным скептицизмом – снисходительная улыбка крестьянки Карен, презрительная усмешка лесоруба Мурвака, одобрительные кивки улыбающегося старика-мельника, смотревшего на него точно на лепечущего младенца. Это заставило покраснеть Клажира, но не поколебало его уверенность и не сбило с мысли, даже комментарии трактирщика не вывели его из себя. Кончал он уже тем, как ненавистные чернокнижники взяли практически без боя самую стойкую в Союзе крепость, заодно приведя с собой ораву головорезов, пленивших стражей порядка и защитников границы. Даже Глоддрик оказался бессилен – меч всегда слабее магии, а стрела медлительнее мысли.

– И вот я вел изможденную и перепуганную подругу через леса и топи, охранял ее от бродящих по тем местам хищников, сохранив твердый рассудок, я отыскал тропу в ваше селение. Возможно, наставник, осмелившийся перечить силам Карательного Отряда, располагает такой боевой мощью, что сумеет выбить из нашего гнезда вражину.

Если в начале его рассказа жители Крестала относились не совсем всерьез к его словам, впоследствии они перестали обращать внимание на самого рассказчика и сосредоточились на содержании его доклада. Лица жителей деревни посуровели, глаза светились огнем факелов, горящих у входа, в них читалась непоколебимая уверенность в долге перед товарищами.

– Что ж, – поднялся равшар-земледелец, отставив похлебку, – я хоть и не рос в Союзе, я даже не человек. Но своих в беде не бросают. Повоюем, братья и сестры?

– Если не остановить их, – подала голос Карен, – мы следующие жертвы.

– Нанесем опережающий удар? Давно пора! – прошипел Мурвак, – что же вы так долго с этим тянули, нашли бы давно этих уродов и замочили.

– Мы точно выиграем, – сказал Хельд, – вы сдали позиции, поскольку с вами не было чародеев, верно? А я уже умею подметать пол своей магией! Как-нибудь сдюжим.

Поднялся гвалт, в котором каждый из жителей Крестала и людей из Братства Уравнителей стремился выразить ненависть к захватчикам как можно красноречивее.

Арстель, предпочитая хранить молчание, с восхищением на это глядел. Созерцал он отзывчивость и стремление к взаимовыручке. Он, по правде говоря, сомневался, что жители Крестала найдут в себе силы даже помышлять о каких-либо мерах и риске, чтобы спасти соотечественников. Теперь же он наблюдал тот самый дух единства, который прививали жителям Союза еще праотцы.

– Да уж, – сказал Хельд, глядя на то, как мускулистый плотник в порыве гнева расколол кулаком стол, – чему-то этот Алагар сумел их научить.

– Чему же? – спросил Арстель.

– Все мы – братья и сестры, готовые прийти друг другу на выручку.

– Может, и так. А может это всегда в нашей стране и было? А Алагар лишь сыграл на наших чувствах?

Стоило лишь гневу уняться, как дверь распахнулась и в заведение влетела Юкиара, чуть было не споткнувшись о брошенную у порога швабру.

– Выходим на площадь! – отдышавшись, сказала она, – наставник зовет.

***

Люди спешно стекались к площади. Клажир торопился отыскать в гуще народа Кэлрен, его чуть не сбил с ног здоровяк-плотник, но деревенского парня это не остановило. Воссоединившись с Кэлрен, он дружески тряхнул ее плечо:

– Ну как? Убедила? Не понадобился мой богатый опыт ораторской практики и убеждения? Как-то я убедил барахольщика сделать мне скидку на семена подсолнечника в целых пять процентов! Зря ты меня не позвала, может…

– Тише ты! – ткнула его в живот она, – на нас уже люди смотрят.

Смотрели они, правда, не на пару юнцов. В центральной улице, в которой сходились главные дороги через Крестал, были уставлены в ряд ящики, на которые одним скачком взобрался Алагар. Со своим ростом в шесть с половиной футов он, стоя на ящиках, возвышался над головами слушателей, даже плотник Харал Зверюга дышал ему в грудь.

– Братья и сестры! Мы продолжаем по чести работать и укреплять Крестал. Даже Карательный Отряд не осмелился связываться с нашей общиной. Но не в том дело. Сегодня на мою голову свалилось весьма непростое решение. Людям в Вархуле требуется помощь. Как вы, возможно, знаете, дерзновенный Варзхел, – при упоминании этого имени в голосе и взгляде Алагара проглядывалось что-то личное, он явно не понаслышке знал этого человека, – оправился от неудачи и начал действовать. Под его стальной рукавицей теперь лежит весь Ганрай, а Карательный Отряд проиграл бой в своих же стенах. Быть может, некоторые скажут – на кой нам далось это государство? Союз? Король Эанрил, император Ганрая, Карательный Отряд? Скажу вам – это неважно. Важно то, что, пока такие как Варзхел приходят в наши земли и устанавливают свои порядки, мира равенства и братства никогда не будет. Людям требуется подмога и они ее получат. Разумеется, – он осклабился и перебросил посох в другую руку, – я не смею приказывать. Никто не обязан рисковать своей шкурой, – презрительно скривился маг, – ежели не дойдет до этого решения сам. Если понадобится – я отправлюсь один и, клянусь Илгериасом, не стану никого винить за бездействие. Во времена войны с северянами я сам отказывался сражаться за корону, и это был мой выбор. Однако люди ждут ответа. Что скажете вы им?

Улицу охватила тишина. Подул легкий ветер, кроны деревьев плавно качались, лишь слабый стрекот дрозда у калитки ближнего дома нарушил пустоту. Казалось, все дома умерли, ни в одном окне не было видно света за околицами. Весь люд собрался вокруг своего негласного вождя. Арстель нашел среди других Юкиару, волосы ее развевались во ветру, взгляд источал решимость. Девушка ступила вперед и произнесла:

– Я пойду!

– И я! – сказал Сангельс.

– Ишь ты! – воскликнула Юкиара и оттянула его за ворот в толпу, – так я тебя и пустила.

– Мне кажется, – заговорил Реадхалл, поправив пояс, туго сидящий на его обширном брюхе, – никто из Братства не откажется заступиться за Ганрай. А что до вас, крестальцы?

Арстель сам не заметил, как ноги его понесли, и вот он уже был в центре круга.

– Я с вами, – тихо сказал он,заметив обеспокоенный взгляд Юкиары.

Соотечественники оглядели его с нескрываемым уважением, он первым осмелился дать слово выйти в бой за своих.

– Я тоже! Так всыплем этим уродам! – крикнул Мурвак, выскочив перед Арстелем.

– И я! Кто будет вас латать, лечить? – сказала хаглорианка Шая-Кишра.

– Ты тоже целительница? – спросила ее Кэлрен, – думаю, мы сработаемся!

Народ повалил вперед как саранча на урожай.

Практически никто из Крестальцев не остался в стороне, не вызвалась поддержать Ганрай только служительница храма, поскольку должна была смотреть за детьми, и Сангельс, к своему неудовольствию. Мужчин жены дергали за рукава, молящими взглядами убеждая не делать глупости, но слишком сильный огонь воли к свободе и желания защитить родину зажег в них Алагар. Где-то свысока проревел красночешуйчатый дракон и спикировал аккурат возле Алагара.

– Вот и огневая сила, поддержка с воздуха! – пригладил существо чародей, – похоже, все готовы взяться за оружие. Чудесно…

Где-то за оградой в сени деревьев сидел на толстой ветви векового древа архимаг Йоши-Року. Он был далеко, чтобы разобрать слова людей, орущих на собрании Крестала, но достаточно близко, чтобы видеть их подъем силы духа и готовность приступить к делу. С гордостью взглянув на Алагара, Йоши кивнул и с улыбкой изрек:

– Всемогущая Анлариэль, а ведь я был прав, что с самого начала в глубине души не сомневался в нем.

Ответом ему был шелест листьев и пение птиц, резвящихся в лучах солнца.

***

– Ты не обязан идти с нами лишь потому, что все решились на это! Или потому, что так сказал наставник, – Юкиара закусила губу, – жизнь слишком ценна, Арстель, чтобы вот так бросать ее в топку.

Селяне скорым темпом собирались в поход, а люди Алагара готовили орудия боя на выдачу. Арстель и Юкиара стояли у входа в его сапожную лавку. Сапожник был готов провалиться сквозь землю, лишь бы этот разговор поскорее кончился.

– А если каждый будет так думать, Юки? Кто будет сражаться со злом? Оно будет лишь разрастаться, если не остановить вовремя.

– Но ты ведь никогда не сражался. Ты еще не боец!

– Знаешь, Шаабан очень хороший наставник, даже меня за это время чему-то обучил. И все бывает в первый раз. Было время, когда и Архимаги впервые творили магию.

На глазах девушки наворачивались слезы, со шмыганьем она утерла нос.

– Это опасно, Арстель, если ты погибнешь, я…

Сердце Арстеля сжалось, ему было больно смотреть на переживания своей подруги, но он четко знал – если начать распускать сопли при ней, это лишь добавит ей страданий. К тому же это наверняка лишит девушку собранности в схватке, что может стоить ей жизни. Арстелю не оставалось ничего, кроме как расставить все по местам.

– Ты – что, Юки? Ты ничего мне не должна, я не твой младший брат, чтобы оберегать меня от опасности. Если я чем-то рискую, это мой личный выбор, и тебя он никоим образом не касается. Будь добра помнить об этом, если уважаешь нашу дружбу.

Дружба. Это слово словно кувалдой по стеклу разбило вдребезги те чувства, которые Юкиара пыталась донести до него. Она утерла слезы и глубоко вздохнула.

– Хорошо. Прости меня, Арстель, я совсем забылась. Я думала, мы с тобой… Впрочем, не так важно, о чем я думала.

Она развернулась и направилась в сторону врат, где Брок, Краух Гримбла и Эрлингай проверяли сбалансированность и заточенность мечей и топоров.

– Эх, Юки. Меньше бы ты думала, – пробормотал Арстель и отправился к себе.

Вскоре жители Крестала отправились в путь.

Глава 13: «Не рой другому яму»

– Внимайте гласу властителя вашего! – прогремел оклик юнца с едва пробившейся бородкой в темном балахоне.

У ограды императорского дома сгрудилась толпа вооруженных людей, одетых точно адепты некоего культа. Среди них сновали равшары, северяне и клирийцы воинственного вида, но они не были похожи на тех лихих искателей наживы и славы в Сухих Колодцах. Если в любящих свободу членов преступных кланов было отчасти безалаберное равнодушие ко всему, своей жизни, жизни других – лишь бы вволю погулять, выпить и нарубиться, то эти воины отличались фанатичным огнем в глазах. Они взирали на горожан, осторожно подобравшихся ко дворцу императора Камайраса, точно на свою паству. Словно они были уверены, что принесли им благо, которое те были еще не в состоянии оценить. Чрез толпу солдат, взявших почти без боя резиденцию императора, прошествовал Хейларг. Настроение у него было донельзя паршивое. Ему надоели благоговейные возгласы и взоры соратников, относившихся к нему точно как к апостолу мессии. С другой стороны, а что не так? За сомнения в этом статусе красноликий чародей быстро бы лишился своего положения в рядах императора. Но как же давят эти взгляды Варзхела, полные отрешенной убежденности в неизбежности победы Заргула, этой клирийской мумии, помешанной на воскрешении мертвецов и такого же помешанного ассасина в маске, только на ядах, ополоумевшую ведьму, принесшую в жертву столько ни в чем не повинных людей, самодовольного Ниарота. И роптание зашуганной толпы, которая с опаской поглядывала на захватчиков, не зная, чего от них ожидать. Из головы Хейларга никак не шла решимость той целительницы-магички, без колебаний рискнувшей жизнью ради спасения этих двух детей. Хейларгу приходилось убивать пачками взбесившихся демонов, вырвавшихся из подземелий Азрога и нападавших на мирный народ горхолдов. Не жалея себя и своей жизни он множество раз схватывался с ними, применяя свою магическую силу на полную. Но то были обезумевшие от жажды крови твари, а совсем другое – люди, которым было, за что сражаться. А еще хуже – смотреть на беспомощных мирных жителей, что точно кролики старались сбиться в кучу при виде воинства подземелий. На женщин, которые заслоняли собой малых детей, мужчин, заслонивших дородными телами женщин, но не утративших страха в глазах – так смотрит загнанный в угол, отчаявшийся, сдавшийся человек, но никак не достойный равного сражения противник. Хейларг в очередной раз спросил себя – действительно ли он готов убить любого из них, кто найдет в себе силы воспротивиться воле Заргула? Действительно ли нужно убить в себе любую мораль, чтобы служить идеям императора? Что он ответит, когда его будут судить высшие силы? Придется ли отвечать за свои поступки? На все, как он знал, среди его союзников, был один ответ – любое деяние Заргула во благо, его не следует судить ни законами морали, ни логики, он выше этих понятий. Также деяния Заргула несут в себе благо для развития мира в долгосрочной перспективе, поэтому сиюминутные жертвы не осознавших мудрость Хранителя Подземелий вполне оправданы грядущим всеобщим счастьем. Но неужели остальные так в этом непоколебимо уверены? Тот же Варзхел? Нет, в его мертвом взгляде сложно прочесть хоть какие-нибудь мысли, не то, что чувства. В любом случае, нужно произнести речь. Народ ждет. Братья ждут. И Хейларг воззвал к народу. Громогласно заявил о трусливом императоре Камайрасе, сдавшемся на милость победителя и готовом бросить своих подданных на произвол судьбы лишь бы спастись самому, о неспособных защитить самих себя Карателях, об умирающих пережитках прошлого в связи со властью короля Аргои, членства людских народов в Союзе, социальном расслоении и верховенстве знати, чародеев и любого, приближенного к королю и людям голубой крови. Что с этих самых пор единственный закон, необходимый для исполнения – воля императора Заргула, законного правителя всего живого и сущего. Говоря это и видя смятение, страх в лицах и глазах жителей Вархула, он все больше сомневался, там ли он, где должен находиться? Люди же, смотря на щупальцеголового мага, не верили своим глазам. Неужели вторжение сил императора Заргула – не пустые слухи? Ясно им было теперь лишь одно – горхолды, те позабытые существа из преданий древности, освеженные в памяти честного люда описаниями Ревиана Гувера, не были вымыслом историографов. Так ли реален Заргул и столь силен, как описывали предания, а если так же сильно его воинство? Что ждет мир? Никто не мог дать ответа.

***

С сырой, прогнившей до основания балки каждые две секунды капала грязная вода в обширную лужу, растекшуюся на вымощенном камнем полу. В стенах, выложенных булыжником, меж камней раствор успел искрошиться и стереться, в некоторых местах начинал прорастать мох. В углах валялись огрызки яблок, куски и крошево черствого хлеба, так и не доеденного бывшими здесь узниками. Запущенность казематов была вполне объяснима – в Карательном Отряде редко задерживались надолго заключенные, обычно их рассылали по областным тюрьмам. Если после допроса им позволяли остаться в живых. На этот раз казематы были почти пусты до взятия Гилеарда пособниками красноголового императора. Теперь же они были до отказа заполонены Карателями. В нескольких камерах стражам порядка пришлось ютиться с взятыми доселе под стражу бандитами, но татуированные головорезы, оставшись в меньшинстве, не дерзнули попытаться отомстить за павших соратников.

Еще одна капля, на этот раз она угодила ему на бровь. Глоддрик усилием воли открыл слипшийся глаз. Его камера находилась ближе к самому концу коридора и была отделена от остальных широкой стеной, соответственно, его пробуждение осталось незамеченным для остальных пленников. Картина наконец сфокусировалась в его зрении. Глоддрик обвел взглядом ржавую решетчатую дверь возле небольшой кучи гнилой соломы. Его расчетливый ум сразу начал прикидывать, каким образом можно высадить дверь или взломать замок. На всплеск ненависти воин растрачиваться не стал – с годами эти чувства все меньше овладевали им, оставляя лишь одно – неукротимый раж в бою. Ломать голову над вопросами, что стало с остальными, кто остался в живых и где держат императора, ломать голову Ганрайский Демон не собирался. Глоддрик привык быть человеком дела, а не размышлений. Он попробовал потрясти прутья двери, проверяя петли на прочность. Надежная, несмотря на ржавчину, сидит крепко. Несколько ударов с ноги, попыток навалиться плечом или снова врезать ногой с разбегу окончились неудачно. Облокотившись об ограду, он отсутствующим взглядом окинул противоположную пустую клеть, а затем оглядел сырой пол своей камеры. Ни осколков железа, ни потерянных столовых приборов, не осталось ничего, что могло бы послужить неплохую службу для взлома. Глоддрик был неплохим медвежатником, детство на улицах Ганрая давали о себе знать. В свое время этот бывалый борец с преступностью был всего лишь мальчишкой на побегушках у воровских шаек. Чаще всего ему доверяли лишь стоять на стреме, но секретами взлома все же с ним поделились. Но применить эти знания была не судьба. Собраться с мыслями и понять, что делать дальше ему не дали.

– Что, в капкан угодил, Ганрайский Демон? – снова этот знакомо режущий уши голос молодой женщины из сумрака противоположной клетки, – слабеешь, Глоддрик, хватку теряешь.

Беловолосая дева прошла словно призрак сквозь ржавые прутья и прильнула к решетке Глоддриковой камеры.

– Я бы тебе помогла, но ведь ты убил меня, – скорчила она притворно грустную мину, – какая досада.

Медленно шагнув вперед, Глоддрик приблизился к решетке и к ней вплотную.

– Рикке, – скривился он в усмешке, больше напоминающей оскал, – ты случайно не видела связку ключей?

– Не-а, – усмехнувшись, покачала головой она.

– А какого-нибудь амбала, на поясе которого бренчала бы такая штуковина? Не видела?

– Шутишь со мной? – просунула она голову сквозь прутья, – признай, что у тебя нет выхода на сей раз. Тебя прижали к стенке, парень. И юмор не заполнит черную дыру, зияющую пустоту в твоей душе.

– Хватит повторять одно и то же, Рикке, – Глоддрик, стараясь не смотреть в ее сторону, пытался просмотреть коридор, но увидел лишь отсветы факелов на деревянном полу, – изыди. Толку от тебя никакого.

– Не выйдет, – улыбнулась она, надвигаясь, – я всегда с тобой, и это не изменить. Я живу в твоем сердце. Некоторые говорят, оно каменное, как раз впору такой, как я.

– Мать твою за ногу! – Глоддрик саданул кулаком по решетке, отчего та содрогнулась, – Рикке, не будь такой стервой! Тебе заняться нечем?

– Эй, придурок! – послышался голос из-за стены, – какой мрази там не сидится спокойно?

Шатающейся немного пьяной походкой к решетке подошел человек в черном одеянии. В руке его была палица, усеянная гвоздями. Его блуждающий взгляд, который ему никак не удавалось сосредоточить, будто плавал в тумане, отчего стражу не удавалось разглядеть, кто заточен в камере. Глоддрик приник к прутьям и осел, точно он до этого находился в полубреду и не представлял опасности.

– Если я услышу еще хоть малейший…

Вскочив на ноги с неимоверной быстротой Глоддрик, не дав тому и секунды на то, чтобы среагировать, обхватил жилистыми руками затылок пьяного надзирателя. Тот не успел ни отскочить, ни замахнуться саблей, лишь глаза его округлились от неожиданности и поднялись брови, но было уже поздно. Спустя секунду его темя было облито кровью – три мощных удара его головой о соседнюю стену проломили бедолаге череп. Глоддрик в довершение дела свернул по часовой стрелке шею пьянице и рукой нащупал связку ключей на его кушаке.

– Тоже вариант, – усмехнулся каратель и со скрипом отворил ржавую дверь.

Он обогнул стену и вышел в основной коридор с остальными клетками, расположенными по дуге, точно в зале театра.

– Кто хочет наружу? – криво ухмыляясь и раскручивая в руке ключи, Глоддрик направился к ближайшей ячейке со своими соратниками.

– Командор? – опешил Драконобой, лежавший до этого и с понурым видом глядящий в потолок, – да ладно… Как ты…

Стены содрогнулись и раскатистый грохот заглушил его слова. Стена аккурат рядом с камерой Драконобоя взорвалась точно от залпа катапультных ядер, облитых горящей смолой. Следующий взрыв разнес место, где только что куковал сам Глоддрик. Через дыру, пробитую в стене, открывалась картина осады. Гилеард брали штурмом.

***

Примерно половина неровно шагавшей вооруженной колонны шла в первый в жизни бой. Рука Арстеля с непривычки держать копье подолгу налилась свинцом, а кольчуга со щитом за спиной заставляли его сгорбиться и давили всей тяжестью, хотя виду он не подавал. Но по мере приближения к тылу крепости Гилеарда его бросало в дрожь, а руки начинали предательски подрагивать. Прежде сапожника прельщали смелые мысли о защите соотечественников от врага, его воодушевили красные речи Алагара, боевой дух товарищей и само их присутствие у плеча. Вот только он с самого детства не мог смотреть на то, как соседи забивают овец, так сможет ли он найти в себе силы причинить вред такому же как он сам человеку, пока его не отправили на тот свет? Посматривая на остальных, Арстель пришел к выводу, что не его одного одолевают сомнения. Юкиара большую часть пути, поджав губы, сосредоточенно всматривалась вдаль, пока ее разум блуждал в неведомых остальным глубинах. Девушка и сама время от времени озиралась по сторонам, но она не искала поддержки, а скорее наоборот, хотела понять, кто в ней нуждался. Мурвак то и дело чертыхался сквозь зубы, но его неразборчивая ругань не касалась ни ухабистой дороги, ни унылой картины редких хуторов и мельниц вокруг, по одиночке стоявших без всякой надежды на соседство, ни даже столбов дыма, поднимавшихся из-за вершин крепостных стен Вархула и крыш его домов. Его злоба не относилась ни к чему иному, кроме как к его собственному страху. Уходя в себя все глубже, Мурвак повторял ругательства, словно мантру, скрип зубов и перекошенный от гнева рот лишь позволял ему уйти от того же страха. Хельд же предпочитал насвистывать какую-то бессвязную, фальшивую и им самим придуманную на ходу мелодию. Клажир за всю жизнь так и не научился держать язык за зубами и не озвучивать весь бурный мысленный поток. Парень шел возле Кэлрен, а она, казалось, была совсем не против его словоизлияний.

– Страх перед схваткой вполне естественен, ты ведь понимаешь, что даже люди с моим-то опытом ему подвержены! Но, видишь ли, когда ты смотришь страху в лицо, он пропадает. Когда я еще пешком ходил под стол, в нашей деревне жил племенной бык, что гонял всю округу, стоило только в поле выйти. А я, лет этак в двенадцать, как сяду во поле чистом, понимаешь, по нужде. И эта зверюга тут как тут. Ну а я что? Я, не шелохнувшись, смотрел прямо в эти мелкие, налитые кровью глазки. Не отводя взгляда, я с вызовом смотрел на него. Поначалу он рыл землю копытом, но вдруг успокоился, развернулся, и…

– Лучше бы он тебя насмерть зашиб! Твою же ж, хоть наши головы б от тебя не болели, – прорычал Мурвак, сжав кулак и в бессильном жесте опустив его.

Алагар молча шествовал во главе колонны, подняв острый подбородок, он всматривался вдаль, словно хотел увидеть там неопровержимое предвестие победы его людей. Йоши-Року не появлялся на глазах людей, но весть о том, что прибудет он сам и подкрепление до Алагара все же дошло. Алагариты и крестальцы шли холмистыми равнинами, среди которых то и дело мелькали вымирающие села, в окнах землянок которых тускло мерцали свечи, и редкие гущи деревьев, совсем не плотно посаженных. Селяне, бродячие торговцы или же местные жители, идущие по тракту, провожали их опасливыми взглядами. Слух о том, что в Ганрае захватили власть странные люди, уже разлетелась вокруг быстрее чумы, но видеть снова незваных гостей воинственного вида, направлявшихся в сторону Вархула, было для местного люда задачей непростой – большинство из них боялось, что это пособники захватчиков вышли отхватить больше земли и прятались по хижинам, заборам и амбарам. Всем, кто им повстречался на пути, Эрлингай, в миролюбивом жесте подняв руки, сообщал, что идут они сражаться за свободу Союза, посему каждый желающий мог присоединиться к их кампании, разумеется, понимая, что запросто может не вернуться из Ганрая. Несколько смельчаков не упустили это предложение – плешивый старик в крестьянской рубахе, косивший траву до этого, субтильный резчик по дереву, захвативший с собой несколько устрашающего вида ножей, и парень лет двадцати пяти, который ограничился лишь тем, что попросил копье на руки. Мельник Ропхиан и библиотекарь Клуатак разговорились вовсю, планируя серьезные ремонты и переделы в своих домах по возвращении с битвы. Арстель невольно восхитился оптимизмом и жизнелюбием этих видавших виды мужчин. Вскоре они подошли вплотную к Вархулу. Зашла колонна с противоположной от центральных врат стороны, но гораздо ближе к небольшим воротам заднего хода в крепость. Задним ходом по-простому именовалась западная сторона цитадели, выдолбленной в громадной пограничной стене, врата с этого фланга были далеко не так хорошо защищены и очень близки к ограде самого города. Но людей Алагара часовые, разумеется, заметили еще за сто шагов до их прибытия, а вскоре уже протрубили в рог, а на стенах началась усиленная суета и толчея – аколиты Заргула, равшары и северяне, примкнувшие к силам Азрога, готовили оборону в совсем недавно взятой крепости. Им предстояло ее отстоять.

Арстель отошел от Хельда и поравнялся с Юкиарой. Девушка бегло взглянула на него и робко отвела глаза. Арстель, не отчаиваясь, сократил дистанцию с ней, легонько коснувшись рукой тыльной стороны ладони ганраянки. Она слегка зарделась, но руку убирать на стала. Арстель вдруг ощутил прилив сил от одного того, что с ним рядом сейчас шагала первая женщина, в которой он узрел душевную близость. Но куда-то подевалась жизнерадостность и веселье этого полного чистой и светлой силы человека. Осталась лишь кроткая нежность, которая сквозила в ее лице, когда она встретилась с Арстелем взглядом. Глаза Юкиары словно бы говорили: «С одинаковой легкостью ты можешь сделать меня счастливой или же несчастной. Выбирай же! Я жду.» Когда Арстель взял ее за руку и стиснул ладонь спутницы, Юкиара тепло улыбнулась и ответила тем же. На этом моменте исчезло все смятение, которое с минуту назад вселяло в разум Арстеля навязчивую мысль пуститься наутек как только что-то пойдет не так и нагрянет опасность его жизни. Наслаждение друг другом Юкиары и Арстеля прервала речь Крауха Гримблы – покоцаный во множестве боев северянин обращался ко всем мирным жителям Крестала.

– Когда мы войдем во двор – сигайте к черному ходу и вызволяйте наших! Полоненных. Этих засранцев на себя возьмем мы.

– Вглубь крепости?! – удивился староста Кёрк, – но многие из наших не умеют драться и рискуют сложить там головы. Если мы наткнемся на аколитов…

– Я прикрою вас, – подал голос Шаабан, держа руку на ножнах кинжала, – а Всевышний защитит меня.

– Стой! Кто идет?! – донесся крик стража врат, стоявшего на невысоком бастионе, – эти земли принадлежат нашему Хозяину, Хранителю Подземелий императору Заргулу. Без позволения его наместников вход воспрещен. Кто вы?

Это был один из аколитов Заргула – бородатый аргоец, неуверенно направивший самострел в грудь Алагара.

– Те, кто предложат тебе выбор вполне очевидный на предмет определения разумного варианта, – ответствовал Алагар, приветливо улыбнувшись, – видишь ли, ваш Заргул занял эти земли не самым достойным образом. Видимо, брать все то, что ему нравится, ваш вождь считает своим правом. А если бы он попросил Союз поделиться землей, как знать, быть может, ему бы пошли навстречу? В конце концов разделения на границы условны, земля-то общая. Но вы нарушили покой живших здесь людей по прихоти древнего исчадия преисподней. Либо вы спешно покидаете эти места, либо мы выбьем вас отсюда.

Изменения в манере держаться стража происходили на глазах у всех. Опустив арбалет, он с бегающим взглядом засуетился, словно не знал, куда направиться, наконец перегнулся сквозь перила башни и крикнул:

– К чему преграждать вам путь? Быть может, ваши условия покажутся приемлемыми для нашего командования. Сейчас я дам приказ опустить подъемный…

Сила убеждения Алагара действовала безотказно. В случае одного или нескольких людей. Но не толпы в тысячу солдат.

– Чего ты там копаешься, тревогу бей! – прокричали со стены из-за бойниц, – даешь команду стрельбы! Готовьсь! – маги-неофиты, недостаточно опытные, чтобы использовать чародейство в качестве оружия, взвели арбалеты с некоторой задержкой, – цельсь!

Команду сделать залп отдать ему не дали возможности. В стену ударила тройная молния, раскрошив верхнюю часть ее на щебень и каменья.

– Когда не получается добиться своего словом, остаются лишь такие доводы, – Алагар оценил ужасающую картину изувеченных тел, раскиданных по разные стороны от стены, и убегающих с криками от места удара врагов, – но сколь эффектны они!

Из окон фасада крепости уже начали показываться арбалетчики и пускать редкие болты в толпу алагаритов. Нескольких крестальцев задело, но Алагар и ухом не повел – он не был склонен обращать внимание на столь незначительные жертвы. Из кристалла на навершии его посоха взметнулись в воздух огненные шары длиной и шириной в полтора метра и дождем ударили на протяжении всей лицевой части крепости. Стоило ли говорить, что вместе с крошевом кирпичей и несущих балок попадали горелые трупы невезучих осажденных. Алагар взмахнул посохом, и в ворота врезалась ударная волна, превратившая их в груду щепок. Караульного при воротах отбросило шагов на двадцать, но подняться ему не удалось – слишком много костей сломано.

– Вперед, братья и сестры! – прокричал Алагар во весь голос, – бейтесь за свое будущее!

С диким ревом воинство красновласого мага кинулось в проход, тогда как на площадку уже высыпали вовсю люди Варзхела, которых было несоизмеримо больше. Завязалась суматоха.

– За мной! К черному ходу! – крикнул Шаабан, дернув Арстеля за рукав.

– Я поведу! – ответила Кэлрен, вслед за которой тут же рванул Клажир, опасаясь попасться под горячую руку сражавшихся.

Крестальцы побежали за монахом и целительницей Карательного Отряда. Хельд сложил покалеченные крылья, от которых не было никакого толку, и дал газу. Мурвак едва слышно матерился, хватаясь за бок, но все же бежал достаточно быстро. Рядом с Староватые мельник Ропхиан и библиотекарь Клуатак еле поспевали за остальными, но выдавливали из себя максимальную скорость. Страх ушел из души Арстеля, он словно слился со своей группой. Стал единым целым, влившись в ритм бега. Чувство локтя в критической ситуации порой бывает незаменимо. Из черного хода показалась парочка северян и один равшар, но Шаабан резко вскинул руку, и спустя миг те уже похватались кто за живот, кто за горло, фонтанируя кровью. Из их глоток торчали метательные ножи.

Юкиара, до этого прошептав на ухо Арстелю пожелание удачи, ринулась в бой. Теперь же из ее рукава выскочила цепь с грузилом на конце и во вращении сливалась в непроницаемый смертоносный щит, отбивавший арбалетные болты и стрелы. Девушка с акробатической ловкостью уходила от атак врагов, уклонялась и приседала, не переставая раскручивать цепь и выписывать ею всевозможные фигуры. Арстель помнил, как она рассказывала о своем прошлом, связанном с Храмом Мечей, но он и предположить не мог, что учат там столь хорошо. Она умело отводила своим оружием удары копий и клинков аколитов Варзхела от собратьев и столь же технично разоружала их и оглушала. Именно оглушала, стараясь все же не убивать. Совсем другое дело – Гримбла. Северянин наплевал на щит, своим ржавым топорищем он уже раскроил черепа троим ученикам Варзхела, по глупости пренебрегших изучение магии и выбравших оружие, в котором не были столь сильны, как их набивший руку враг. Гримбла, оскалившись желтым неровным рядом зубов, предпочитал рубить своих врагов топором в одной руке, а палашом – в другой, рубить, а не фехтовать с ними. Неопытные пособники Хранителя Подземелий не были в силах обычно нанести ему больше двух-трех атак, либо уворачивался Гримбла ловко, несмотря на годы, либо с силой отбивал, точнее, отшибал их оружия и тут же бил навстречу, высекая из плохо защищенных кое-как надетыми на балахоны панцирями врагов струи, а то и фонтаны, крови. Эрлингай и Чёрный Лев напротив, показывали высокое искусство владения мечом. Эрлингай сошелся с пятью северянами и, невзирая на сыплющийся дождь ударов их орудий, его размывающийся в воздухе фамильный меч королевского рода успевал парировать все до последнего, а затем он отвечал искусным танцем пируэтов, сопровождающихся плавными взрезами, вскрывавшими те самые незащищенные места – прорехи меж щитками воинов из Драконовых Гор. Самый крупный северянин понесся на Эрлингая, занеся палицу, видимо, рассчитывая смести его точно ураган – кучу листьев, но Эрлингаю стоило лишь плавно увернуться и одновременным движением располосовать брюхо великана. Выпустив кишки противника наружу, он продолжил вспоминать уроки Керриса Галарта о фехтовании. Совсем непохоже на честный и благородный стиль борьбы Эрлингая дрался Брок. Его манера боя изобиловала обманными движениями, ударами в голень, пах. Один равшар ударом плеча свалил его на землю и собрался добить уколом костяного гарпуна, но Брок перекатился, зачерпнул горсть земли в кулак и что было силы сыпанул врагу в глаза грязь. Добить ослепленного врага труда не составило. Шойрил предпочитал держать дистанцию и расстреливать подбегающих к нему аколитов из лука. Недаром взял он с собой второй колчан. Мало кто успевал подойти к нему ближе, чем на двадцать шагов. Равшар Кога же дрался не благородно и не подло. Он бился жестоко, точно дикий носорог, пришедший в абсолютное бешенство. Он мог одним ударом своего костяного ятагана разломить вражеский клинок и тем же ударом разрубить его туловище, отбить выпад врага и обратным движением с молнейносной скоростью снести тому голову. Скиарл же Хьерген, что был славен своими инженерными задумками, спустил с рукавов цепи и показал врагам, что такое настоящая мясорубка. Некий механизм в его одежде приводил во вращательное движение сразу несколько цепей на каждой руке с группой лезвий на конце, что позволяло Хьергену лишь бросать в нужное направление свое чудо-оружие, а дальше вертящиеся с бешеной скоростью лопасти делали свое дело и превращали врагов в фарш. Если изначально врагов было больше вдвое, то сейчас число уже было один к одному. Вот снова свысока раздался звериный рев, и с небосвода стрелой спланировал дракон, огненной струей он выжег не меньше трех десятков воинов вражеской армии. Реадхалл Бескровный и древокожий Йору-Клиа из Хаглоры подсобили бы в выкашивании врагов, но они были заняты магической схваткой. Супротив них сгрудилась группа с десяток адептов Заргула в черных плащах с неказистыми, но вполне рабочими кудесническими посохами наготове. Вот один из них швырнул в Реадхалла шар магмы огромных размеров. Бородач с легкостью отбил удар – шар треснул и растекся сгустками лавы, ударившись о невидимую стену. Двое других аколитов совместным заклятием вызвали шквал ветра, причем воздушные потоки точно клинки взрезали воздух и все живое вокруг. Реадхалл взмахнул посохом, и из-под земли воздвинулась стена, которая хоть и была рассечена ветром, но все же отразила удар. Меньше повезло нескольким парням, обменивавшимися ударами мечей по соседству – ветер их расчленил как мясник разделывает свиную тушу. Кровь обрызгала Реадхалла и хаглорианца, но в раже схватки они мало на это обратили внимания. Внезапно Йору-Клиа начал читать нараспев песнопения на древнем, давно забытом языке. Речитативы его ритуальных изречений перекрывали гул схватки. Пока тот читал заклятие, Реадхаллу приходилось отражать атаки чернокнижников, которых уже сбежалось около пятнадцати. Маг понимал, что хоть они и бросаются огненными шарами, левитируемыми валунами и сгустками разрушительной энергии, его защитный экран долго не протянет. Чуть только в невидимой пленке магического щита проступили трещины, Йору-Клиа закончил, вскричав последние слова. Вокруг книжников, с которыми они сражались, начал сгущаться туман. В смятении они попытались вызвать смерч, который смог бы его развеять, но добились лишь еще большего распространения этого едкого желтоватого облака пыли. Вдруг в толще испарений промелькнула тень. Затем другая. У этих теней были странные формы, похожие на человеческие, но расплывчатые, прозрачные, точно причудливые и изменчивые образы из наших снов. Только эти были вполне реальными. Злые духи хватали книжников и разрывали их, пожирали, впивались бесплотными зубами в их тела, пробивая с легкостью их защитные стальные пластины. Какие бы заклинания те ни использовали – ледяные шипы, огненные потоки – все проходило сквозь этих существ. Магов порвали как пес рвет тряпичные куклы, но действие призыва духов имело свои ограничения. Не прошло и полминуты, как туман развеялся и эти жуткие силуэты растворились в воздухе, будто бы их и не было. Остались лишь разодранные тела магов, в лицах которых застыл предсмертный ужас. Темная магия успела выкосить еще двадцатерых не столь сведущих в магии бойцов – клирийцы, северяне и равшары с одинаковым пылом бросались на мистических созданий, но их примитивное физическое оружие не брало тварей, сотканных из материи иного рода. Оставалось с несколько десятков бойцов, охранявших центральную крепость Гилеарда. Эрлингай и Краух Гримбла было возрадовались и собрались выбить двери и ворваться внутрь. Но вдруг сзади послышались тревожные окрики. Из других участков стены Вархула выбегали аколиты в балахонах, равшары с клирийцами и северянами и стекались к разломанному проходу в задний вход в центральную крепость. Воинство Алагара снова было в меньшинстве, причем их окружали. Гримбла уже утирал рукавом топор, которым только что снес круговым ударом голову аколиту, вооруженному двуручной саблей. Эрлингай сражался с последними двумя равшарами. Один из них резанул костяным кинжалом, но ударил лишь воздух. Эрлингай подсел под удар, но ему пришлось отскочить от яростного выпада равшара-копьеносца. Они продолжали обмениваться ударами. Наконец Эрлингаю удалось провернуть обманное движение, сделав мнимый укол, тотчас изменив траекторию удара, брат короля Аргои расколол череп своим клинком одному и, не сбавляя скорости, вонзил острие в грудь второму.

– Не отступать! Держать строй! – проорал он.

Вряд ли Эрлингая услышали многие. У ограды уже завязалась яростная битва с наступавшими вовсю солдатами Варзхела. Бой был в самом разгаре, а люди Алагара уже начали уставать.

***

Едва Глоддрик открыл камеру Драконобоя, он тут же всучил ему ключи со словами:

– Отпирай остальных! Я пошел, догоняйте.

Растерянный Кандал пробасил:

– Постойте, командор, не спешите, давайте лучше мы все вместе выберемся и…

Глоддрик даже его и не слушал. Глядя в дыру в стене, он примерился, рассчитал траекторию полета и сиганул в отверстие. Ганрайский Демон прокатился по пологому своду черепичной крыши, на конце же ее он оттолкнулся и прыгнул, приземлившись с кувырком на выступающий балкон нижнего этажа. Выбежав в темный коридор, освещаемый лишь дневным светом, он встретился лицом к лицу с группой клирийцев, которые уже со всех ног бежали к выходу. Завидев его, они притормозили. Среди них был тот самый одноглазый юнец, который совсем недавно так дерзко обещал расправиться с Эрлингаем. Наштар Лихач. Наштар не смог разделить радости своих собратьев по взятию Гилеарда, его никак не переставала гложить мысль о незавершенном деле между ним и Эрлингаем. К тому же было ясно, как день, что долго им здесь сидеть не придется – их обязательно попытаются выкурить, точно диких пчел. Он пытался себя занять чтением руководств по тактике обороны от осады, чтобы успокоить себя, удостоверившись, что крепость легко можно отстоять, выбрав верную стратегию, но сейчас все планы пошли прахом – люди Варзхела самым простым, диким образом рубились в кровь и в мясо с теми, что пришли с тем треклятым красноволосым чародеем, что с такой легкостью разнес ворота и чуть не взорвал весь Гилеард своими огненными выстрелами. И вот с десятком остриженных наголо клирийцев из клана Плавящихся Скал он спешил на подмогу окружавшим главную цитадель Гилеарда адептам культа Заргула. Вскоре один из его людей краем глаза заметил Глоддрика, но было поздно. Безоружный каратель врезал ему локтем в челюсть, а затем полностью выбил ее мощным крюкообразным ударом снизу. Смуглый воин отступил на несколько шагов, с его губ текли струйки крови. Хотя воин был и слегка оглушен, он схватился за клинок и попытался рубануть Глоддрика наискось, но служитель закона не дал ему этого сделать. Глоддрик рывком сократил дистанцию, одновременно с этим перехватил ведущую руку врага и вывернул ее в локте. Боец вскрикнул, а его кривой меч с лязгом грянулся о каменную плитку, высекая с нее искры. Клириец попытался рвануться назад, но Глоддрик был слишком быстр и умел. Ганраец боднул его лбом в лицо, расквасив своим битым множество раз черепом ему нос. Затем его рука точно питон обхватила шею жертвы, Глоддрик захватил голову клирийца в крепкий замок, а затем с силой дернул ее кверху. Раздался тошнотворный хруст, после чего воин обмяк как веревочная игрушка и повалился на пол вслед за своим оружием. Это произошло столь быстро, что Наштар и его люди не успели должным образом среагировать. Теперь же, когда в голову Глоддрика летел на всей скорости ятаган, он сделал кувырок, подхватив меч убитого воина, и в этом самом кувырке успел подрубить стоявшему неподалеку противнику ноги, отчего тот с воплем рухнул только для того, чтобы хлестким ударом его сонная артерия была рассечена. И вот Глоддрик один против них всех. На южанах были надеты стальные пластины и кирасы, на Глоддрике же болталась рваная и заплатанная рубаха заключенного и такого же вида портки. Теперь же в руках его был длинный кривоватый клинок с золоченой рукоятью. Глоддрик презирал вычурность и любое ювелирное украшение оружия, обмотанный тряпьем и иссеченный меч, отнятый двадцать пять лет назад у вождя равшаров, был ему многократно ближе этого произведения искусства. Однако клинок был неплохо сбалансирован, а в качестве стали он убедился сполна. Сразу четверо наскочили на него – больше не могло в силу узости коридора. Перефехтовать их Ганрайскому Демону не составило труда, хватило короткого обмена ударами, точнее, жестоких смертельных атак ганрайца, чтобы эти люди обливались кровью на полу. Вихрь его лезвия с такой же легкостью положил еще троих, а оставшиеся, кроме Наштара, решили благоразумно ринуться в гущу сражающихся на дворе – даже это место им казалось безопаснее, чем наедине с этим ополоумевшим убийцей. Глоддрик их подавил своим напором, как подошва сапога давит слизней. Клирийцы пытались его атаковать, но он встречными ударами отшибал их оружие так, что конечности головорезов немели, после чего смертоносные маневры лезвия меча взрезали их точно нож мясника свиную тушу. Глоддрик вперил взгляд своего единственного глаза в черные очи Наштара. Направил на него отнятый меч и с усмешкой сделал шаг вперед. Молодой клириец не мог сдвинуться с места, его одолел непреодолимый животный страх. Разум подсказывал – беги, беги, пока стоишь на ногах, этот враг тебе не по зубам. Умом Наштар понимал, что и половины силы Глоддрика в нем нет. Но в нем взыграла гордыня, вера в свою находчивость и талант. Ему показалось, что если в нем откроется второе дыхание или шестое чувство, потаенные глубины чертогов разума, хранившие его мастерство боя, то ему удастся переиграть стареющего воина, который может и сделать ошибку. К тому же, в преступных кругах репутация означает буквально все. А какое доброе имя себе сделает Наштар, если сможет похвастаться тем, что сражался на равных с Ганрайским Демоном и одержал над ним победу. И эти великие воины вроде Крауха Гримблы, Эрлингая или самого мастера Агриппы из Храма Мечей ведь тоже с чего-то начинали, были такими же безвестными в свое время, как и он сам. Этот шестидесятилетний воитель – прошлое, символ уходящей эпохи, ветеран давно прошедших войн. За Наштаром молодость, будущее, он свежая кровь. Он бросит ему вызов и выкует искрами сбивающихся клинков себе легендарное имя. О нем будут вскоре говорить в каждой таверне, в каждом бандитском притоне не то, что Ганрая, а даже всего Союза.

– Ха! Что, хватило этих слабаков на разогрев, старичок? Не спеши радоваться, – выписывая в воздухе изящные круги саблей, он кружил с Глоддриком в центре коридора, – я из другого теста. Вглядись получше в мое лицо – это последнее, что ты увидишь в своей жизни.

– Закрой рот и нападай, щенок! – рявкнул Глоддрик, глаз которого горел огнем от предвкушения новой порции адреналина и боевого экстаза.

Щенок? Этот человек посмел осквернить миг его триумфа таким нескрываемым презрением? Наштар со вскриком налетел на Глоддрика и атаковал. Рубящий удар в голову прошел мимо – подсевший Глоддрик рывком обошел клирийца и резанул по горизонтали. Наштар едва успел уйти от удара – кончик клинка Глоддрика высек искру на его тонкой кирасе.

– Еще раз! Вперед! – Глоддрик улыбался, правда его выражение лица больше напоминало озверевшего демона, чем человека, он был преисполнен наслаждения.

– Играться со мной вздумал, выродок? – Глоддрик только рассмеялся в ответ его гневному окрику.

Наштар рубанул по косой дуге, намереваясь рассечь Глоддрика от плеча до груди, но его сабля сшиблась со стремительным ударом клинка карателя, к потолку поднялся сноп искр, а оружие главы преступного клана едва не выскользнуло из его онемевшей десницы. Наштара это не поколебало, он бил крест-накрест с высокой, как ему показалось, скоростью, но от первого удара Глоддрик с легкостью увернулся, отступив назад, а второй он перехватил свободной рукой запястье Наштара, подсек его, с разворота врезав по ногам, и одновременно бросил через себя. Клириец успел сгруппироваться и правильно упасть, мгновенно перекувыркнувшись и встав на ноги, но Глоддрик снова решил дать ему шанс возобновить нападение.

– Поигрались – и хватит. Теперь всерьез, – лицо Глоддрика приобрело суровый оттенок, и от былого экстаза осталось мало следов, но что-то подсказывало Наштару, что в любую секунду этот безумный оскал и блеск в алом глазу могут исказить отмеченное глубокими рубцами лицо бывалого воина.

– Ты сам этого захотел, – Наштар отряхнул подол шелкового халата и перехватил саблю удобнее, – сейчас ты ответишь за всех погубленных наших братьев. За все невзгоды, что пришлись на наши кланы. Ты думаешь, что раз душил нас столько времени – не найдется никого, кто осмелился бы выйти с тобой раз на раз? Тоже мне, Ганрайский Демон, – жеманно кривляясь, Наштар презрительно сплюнул, – ты просто больной на голову урод – вот и все. Мне плевать, сколько народу за свою гребаную жизнь ты убил. Я тебя не боюсь.

Воцарилась гробовая тишина. Отзвуки бьющихся снаружи доносились до них, вспенивая бурлящую по жилам кровь в полном молодой горячности Наштаре и Глоддрике, чувствовавшего себя в сражениях живым.

– Ты храбр, мальчик. И ты прав. Я действительно болен на голову. Но я посвятил жизнь борьбе со злом. В тебе этого нет – тебе нужна лишь месть за своих блатных дружбанов. И слава. Твоя ярость слабее моей потому, что основа у нее ложная. Поэтому ты уже труп ходячий.

– Это ты прислал к нам своих гончих псов! И вслед за ними пришел тот, кто лишил жизни моего брата! Говоришь, основа ложная? Там, откуда я родом, кровная месть издревле была основой наших традиций! И не надейся, что я не доживу до нашей следующей встречи с Эрлингаем. Пусть он увидит, что даже с тобой я сотворю нечто такое, отчего его душа в пятки уйдет. Будет знать, что его ждет. А сейчас ты умрешь!

– Ну же! – взревел Глоддрик.

Наштар атаковал снова, размашистым ударом он собирался снова угодить в шею противнику, Глоддрик легко, но с демонической силой отбил этот удар, а от инерции клириец пошатнулся. Тем не менее, он продолжил натиск и бросился коброй в яростном колющем выпаде, но на этом его усилиям суждено было окончиться. Глоддрику, очевидно, наскучило играться со своим не столь умелым противником. Он с легкостью ушел с линии атаки и скоростным ударом отсек Наштару руку по локоть. Кровь из раны забила ключом. Клириец не успел и вскрикнуть – Глоддрик дернулся вперед и насадил его на свой клинок, вонзив меч в живот Наштару по рукоять. Молодой воин издал лишь слабый хлюпающий хрип, после чего из его рта выплеснулся сгусток крови. И тут в мозгу Наштара высплыл единственный образ, затмивший собой все вокруг – лицо своего брата, слишком светлокожее для клирийца, но столь родное ему. Человек, с которым они прошли огонь и воду, с которым они поднялись с самого дна до авторитетности в криминальном мире. Того, кто все это время был для него единственной настоящей семьей. Умом Наштар понимал, что Эрлингай поступал праведно, а он и его брат заслуживали смерти, но руководствовался он своими эгоистичными мотивами, а нездравым смыслом и идеалами чести. Только поквитаться с ним уже не выйдет.

– Нет… Я не могу… умереть сейчас… – начал он оседать на пол после того, как Глоддрик выдернул из него меч, – я еще не… отомстил…

– Не судьба, – осклабился Глоддрик, – прощай, я и так слишком долго с тобой провозился.

Каратель бросился к выходу, а поле зрения Наштара начала застилать тьма. Он вдруг пришел к мысли, что зря они с братом ступили на легкий путь – наживы на ущемлении слабых, грабеже, насилии. Возможно, стоило бы послушать советы деда, когда тот еще был жив, и выбраться в города, стать подмастерьями, найти работу. И как досадно, что уже слишком поздно, время вспять не обернешь, и его жизнь закончится вот так. Сожаление было последним чувством, овладевшим разумом Наштара до того, как он навсегда закрыл свой единственный оставшийся глаз и ушел в мир иной.

***

Алагар мог разнести гущу врагов на куски одной силой мысли. За что ему, разумеется, были бы благодарны Каратели и члены Братства Уравнителей. Что остановило его? Заклятие видения, взор, пронизывающий двери и каменные стены, позволил ему увидеть свою старую боевую подругу в глубине крепости. Еще до того, как его люди схлестнулись с силами Заргула, он закрыл глаза и ментально уже бродил по закоулкам Гилеарда со скоростью света. И вот, наконец, она, Танриль, с которой он разделил полные веселья и трудностей ученические годы под началом Йоши-Року. Женщина была закована в колодки, ее кисти безвольно свисали из отверстий, волосы же ее спутались и точно крона плакучей ивы тянулись к сырому полу. Кудесник сам не заметил, как его же заклятие перенесло его в нужное место, он это сделал автоматически, видать, и после десятилетий разлуки он не смог остаться к ней до конца равнодушен. Закована она была на вершине одной из низеньких башен. На открытом воздухе подвергли ее позору слуги Заргула, печальнее всего было то, что это зрелище больше всего сломило дух народа Ганрая к сопротивлению. Та самая целительница, что всегда готова прийти на помощь и защитить Ганрай от темной магии, против которой бессильны Каратели, к которой зачастую шли и с куда менее серьезными проблемами, чтобы выговориться, даже тогда она проявляла наибольшую отзывчивость, выслушивая отроков, жаловавшихся на страших, стариков, сетовавших на молодежь, зрелый люд, использовавший ее как отдушину для излияний своих претензий к власти. Символ опоры, надежности, доброты и верности народу – сломлена и унижена, стоит на коленях в захваченном замке. Не глядя на панораму сражения, развернувшуюся снизу, Алагар двинулся к своей знакомой:

– Танриль? Танриль, очнись, – он приподнял ее голову и заглянул в ее глаза, смотревшие вникуда, – это я.

Ее лицо на миг осветил проблеск сознания, чародейка сфокусировала взгляд и в недоумении открыла рот:

– Алагар? Откуда ты…

– Неважно, Танриль, – он коснулся колодок посохом, и замок сработал моментально, верхняя часть механизма откинулась, что позволило Алагару подхватить начавшую оседать Танриль, – я решил помочь вам.

– Алагар… – в забытьи пробормотала она, – Алагар, я думала, ты… забыл обо мне?

Она снова провалилась во тьму, опустив голову на плечо Алагара. В юности она всегда была куда более прилежной ученицей, чем ее друзья, часто вытаскивала его и Варзхела из передряг, лечила их раны, готовила еду, стирала их одежду, никогда не жалуясь. И теперь она беспомощна, словно младенец, без сознания лежит на руках Алагара, с которым их пути разошлись многие годы назад. На секунду его охватило сожаление, быть может, зря он замахнулся на столь масштабные начинания – перекроить мир в обитель гармонии, братства и процветания, ради этого ему пришлось отказаться от будущего, о котором они с Танрилью в юности так истово мечтали. Ни один мускул не дрогнул на лице мага, хоть внутри него и происходила яростная борьба. Не без труда ему удалось выкинуть из головы навязчивые мысли – как ни относись к тем решениям, которые он принимал, сожалеть смысла уже не было.

– Встретимся в Крестале, – сказал он ей, хотя видел, что сознание покинуло магичку, – мне нужно закончить свое дело.

Спустя секунду ее окутало сияние, и тело Танрили мистическим образом исчезло с вершины башни. Алагар уже направился к лестнице, как вдруг снизу показался черный капюшон, под которым виднелась зловещего вида маска из стали. Сквозь глазные прорези сверкали алые очи Арнлоуга Варзхела.

– Так и не научился не лезть в чужие распри? До всего есть дело тебе, Алагар.

Варзхел вышел на площадку и сделал пару шагов к Алагару. При ходьбе его латы неизменно терлись друг о друга со скрипом.

– Значит, вы приступили к действиям, – подытожил Алагар, – а где краснокожие, где горхолды? Или Заргул решил начать вторжение без участия своих сородичей, отправив на гибель вас. Наверное, большая честь быть расходным материалом для самого Хранителя Подземелий. Хочешь знать, почему я здесь? Вы ставите мне палки в колеса. Отступи, Варзхел, не стой на моем пути.

– Да, да, твой путь, – с усталостью в голосе сказал Варзхел, – бороться за всеобщее единство и свободу. Ты же понимаешь, что для Эанрила и остальных королевских особ ты такой же враг, как и я? Когда с твоей помощью они расправятся с нами, хотя не расправятся, следующей жертвой на очереди будешь ты и твои прихлебатели. Ты хочешь построить лучший мир. Но сможешь ли ты держать в узде низменные побуждения этой черни? Их жажду власти и богатства, стремления возвыситься над другими. У тебя на это не хватит сил, на такое способен только император. Лишь Заргул сможет осуществить твои мечты, так покорись же его воле.

– Покориться, – насмешливо переспросил Алагар, – ты так и не понял философию, которую придерживаюсь я и те, кто разделяет мой путь. В том мире, который мы строим, никто никому не будет покоряться.

Варзхел забросил лезвие своего посоха на плечи и спросил:

– Когда ты решил покинуть нас, я хотел достучаться до тебя. Спасти. Заргул карает всех, кто окажется на его тропе к тому, что по праву принадлежит ему, и только глупец бросит ему вызов. Я хотел тебя уберечь от беды, ведь считал тебя своим другом. Ты же забрал мое здоровье, мое лицо. После нашего поединка я вынужден носить маску, чтобы скрыть чудовищные шрамы от ожогов. Я ведь закрыл глаза на то, что ты увел у меня из-под носа Танриль. Она выбрала тебя, и я смирился с этим. Но ты совершил куда более худший проступок. Ты обманул мое доверие. Встал в один ряд со мной, а затем решил бросить меня и трусливо сбежать. Что ж, на сей раз сбежать тебе не удастся, – Варзхел перехватил орудие рукоятью вперед, направив магический кристалл на Алагара.

– Ты уверен, что это здравая идея? Я уже побеждал тебя.

Тут же справа от Варзхела разверзлась дыра ярко-желтого цвета высотой в человеческий рост. Из нее вышел Хейларг. Его посох с навершием в виде змеиной головы смотрел в грудь Алагару, уже готовый ужалить. Открылись другие порталы, и спустя несколько мгновений на площадке оказались в сборе все маги, приближенные к Заргулу. Кразлак Губитель, как всегда, в бычьем черепе и в облаченье из костяных доспехов, Кара из Клирии, сжимавшая жертвенный нож с дьявольской усмешкой и слегка безумным взглядом, который зачастую встречается у юродивых, Ниарот, талантливый кудесник Союза, Скрол Ядовитый, существо, похожее на амфибию, перевязанное ремнями, в которых болтались склянки со всеми видами отравы, и, наконец, перебинтованный, похожий на мумию, некромант из Клирии Джайяр. Они обступили Алагара полукругом, но он не сделал ни шагу назад, лишь огляделся, оценивая свои шансы выстоять.

– Я тебя плохо знаю, Алагар, хотя и слышал многое, – с надеждой произнес Хейларг, – но все же дам тебе шанс выжить. Встань в наши ряды, и ты, и мы пощадим твоих людей, даже при том, что они напали на нас. Что скажешь? Второго такого предложения не будет.

– Зачем моим людям нужен такой наставник, – рассмеялся Алагар, – который при виде опасности легко отказывается от своих целей.

– Что ж, – пожал плечами Хейларг, – я пытался. В любом случае, ты имеешь право на выбор.

Кара из Клирии перекрутила в руке нож и запальчиво выкрикнула:

– А мертвый наставник твоим людям нужен? Я знаю, кому ты нужен! Демонам Азроговых подземелий. Я с удовольствием принесу тебя в жертву им.

– Если моя скверна не изъест его раньше, – хищно осклабился Кразлак Губитель.

– В любом случае, – заключил Варзхел, – ты не жилец.

Алагар взялся обеими руками за посох. Он мог противостоять в магической дуэли Варзхелу и имел бы шансы на победу. С Хейларгом один на один также вполне мог бы потягаться. Но со всеми магами-отступниками биться сразу было смертоубийственно даже для такого высококлассного мага, как он. Алагар с досадой скрипнул зубами – его дело вполне может умереть вместе с ним. Он так и не увидит, как мир станет свободен от притеснений со стороны правящей элиты, как люди заживут в согласии друг с другом. Но нет же, подумалось ему. Эти идеи были в людях всегда, нужен лишь тот, кто первым перестанет молчать и терпеть, и поднимется на борьбу со злом, даже если за ним никто не пойдет. Он засадил в своих людей семя воли к свободе, и оно успело прорасти. Хоть кто-то из них и продолжит его дело, если ему суждено сложить голову в бою. А если и нет, в будущем непременно найдется другой волевой и харизматичный человек, который научит людей бороться с проблемами, разлагающими общество. Алагар лишь смел надеяться, что в следующей жизни высшие силы вернут его на Ранкор, чтобы позволить дальше участвовать в борьбе за светлое будущее и в его строительстве. Он был готов уйти достойно, с гордо поднятой головой и в сражении со злом. Уже приготовился атаковать, но тут снизу послышался знакомый почти всю жизнь старческий голос:

– Друг мой, – легко для своего почтенного возраста хаглорианец одолел лестницу и прошагал в центр площадки, – я бы не делал столь поспешных выводов. Варзхел, я упустил тебя, и эта вина полностью лежит на мне. Я осознаю ее, – он повернулся в сторону другого своего бывшего ученика и продолжил, – Алагар, я горжусь тобой. Пройдя множество путей, ты нашел в себе силы и мудрость избрать верный.

Йоши-Року вскинул посох наперевес и стал плечом к плечу с Алагаром:

– Похоже, сдаваться они не собираются, – сказал он, оглядев Хейларга, Варзхела и остальных слуг Заргула.

***

Петляния по коридорам штаба Карателей были недолгими – Кэлрен хорошо помнила дорогу. На поворотах, когда она выкрикивала направление, Клажир вторил ей и не забывал указать, что он знал эту часть пути не хуже нее, только не успел сориентироваться. После того, как Мурвак прикрикнул на него, попытки ассистировать проводнице поубавились. Они пробежали коридор на первом этаже и начали взбираться вверх по винтовой лестнице. Сверху уже доносились отзвуки сражения, крики и стоны раненых, звон сшибающейся стали. И вот под ноги крестальцам и монаху, перемахивающему через три ступени за раз, прикатился кубарем окровавленный труп юноши в боевой куртке с эмблемой Карателей. Шаабан с ловкостью перепрыгнул тело и бросился в атаку на стоявших у конца лестницы двоих мужчин в черных одеяниях, державших в руках булаву и двусторонний топор. Не успел боец занести палицу, как Шаабан в прыжке выхватил парные кинжалы и резанул наискось, вспоров ему горло, одновременно с этим он предплечьем отвел руку, держащую топор второго, и, шагнув навстречу врагу, всадил ему второй кинжал в печень. Произошло это с такой скоростью, что Арстель и его односельчане даже не успели дернуться, один Клажир инстинктивно отскочил назад, прячась за спиной своей подруги. Все же они вышли на просторный зал второго этажа, и им открылась неравной битвы. Зал был уставлен камерами, что теперь пустовали, люди же, сумевшие вырваться на свободу, были окружены и в меньшинстве. Рабочая одежда плененных Карателей вместе с бывшими преступниками, носившими робы заключенных, кое-как отбивались от натиска северян, равшаров и аколитов Заргула. Брони на них никакой не было, да и оружия недоставало, лишь некоторым удалось отобрать в рукопашной схватке средство боя врага или же подобрать орудие убитого. Загнанные в угол, они отбивались от наступающих на них врагов. Несколько людей, сражавшихся на самой передовой линии, бились отчаянно. Даже крыса, загнанная в угол, может быть опасна, что уж говорить о людях, боровшихся с преступностью в самом криминальном городе Союза под началом Глоддрика? Энмола успела положить троих, орудуя обычной кочергой из камина возле клетей, в котором тлели угли. Кочергу, стоит признать, ганрайские литейщики сделали хорошо, она выдерживала удары вражьих мечей и пик не хуже добротного клинка, а когда она достигала голов попавшихся под руку южанке захватчиков, слышался жуткий хруст пробивающихся черепов, после чего те оседали, как осенние листья на землю. Здоровяк-северянин Кандал одним ударом кулака в голову вышиб дух из близстоящего равшара, после чего он швырнул его тело в гущу подступавших северян, которые хоть и успели прикрыться щитами, но все же чуть не утратили равновесие. Драконобой же был поглощен азартом ожесточенной схватки. Удача улыбнулась ему, у бывшего авторитета преступного мира в обеих руках были шипастые кистени, которыми он орудовал с ловкостью жонглера. Крепкая сталь легко крошила равшаровы костяные мечи или не столь прочные копья людей-аколитов Заргула, в крошево обращались и кости тех, кому не посчастливилось схватиться с матерым убийцей. Рыжеволосый и одноглазый Норберт Гартахол, оскалившись, показывал лучшее из арсенала своих боевых навыков. Фехтуя с тремя приверженцами Заргула, он своими точными и быстрыми уколами, мощными круговыми ударами и хорошим тактическим мышлением переигрывал их так, что каждые полминуты на место сражавшихся с ним вставали другие, перешагивая через тела павших соратников.

Крестальцам стоит отдать должное – они не спасовали перед лицом смерти. Со стороны теснящих оборонявшихся заключенных выскочило семеро солдат Заргула в балахонах и с дикими воплями кинулись на селян, рассчитывая разогнать их одним своим наступлением. Сердце Арстеля сжалось, он до боли в пальцах стиснул копье, но не нашел в себе сил двинуться и встать в боевую стойку. Его разум не мог переварить простой мысли, что на него несутся люди, которые хотят умертвить его и вполне могут преуспеть в этом. Кэлрен напряглась, приготовилась вступить в бой, Мурвак оскалился и перехватил боевой молот, но дело решил Хельд. Лицо его выражало неуверенность, было видно, что его душа ушла в пятки, хотя сам он лихо выскочил навстречу врагам. Он облизнул губы и выставил перед собой посох, и тут произошло нечто из ряда вон выходящее, чего никто от него и не ждал. Кертахол на конце небрежно выструганного посоха крылатого трактирщика загорелся синим светом, словно небесное светило. Затем из навершия посоха во вражеские ряды рванула огненная струя, которой мог бы позавидовать и порядочный дракон. Атакующие не были обращены в пепел, но занялись не хуже сена. Их ошалелые крики навсегда осели в памяти Арстеля, как их лица, перекошенные от боевой ярости, стали вдруг искаженными гримасами боли и агонии, они пытались сбить неугасимое пламя, катались по полу, побросали оружие, но было поздно, их мясо уже успело прожариться до костей.

– С ними маг! – опешил аколит Заргула, державший в руках двуручный меч, – осторожнее!

– Когда ты успел этому научиться? – с недоумением спросил плотник Харал Глыба.

Это был один из немногих случаев, когда Хельду было нечего сказать. Открыв рот, он взирал на картину боя и на только что им сожженных противников. Шаабан прекрасно понимал, что чувствует трактирщик – когда в первый раз лишаешь жизни любого, даже заклятого врага, часть тебя навсегда умирает. Даже сохранив в себе чистоту души и праведность, прежним человек после этого уже не будет, насилие оставляет свой отпечаток на каждом.

– Вперед! Чего встали, как столбы? – вскричал Мурвак и двинулся, за ним неуверенно пошли и остальные.

– Держаться строем, не отходить друг от друга! – дал команду староста Кёрк, – рассредоточимся – и они нас перебьют по одиночке.

Сдавленные с двух сторон, как в клещи, воины Заргула перешли от наступательной тактики к оборонительной. Каратели осмелели и полезли на них всем скопом, а адепты Азрога стали сдавать позиции, хотя еще представляли угрозу. На Клажира замахнулся искривленным клинком равшар, изукрашенный хрящами и костьми убитых сородичей и людей, но Кэлрен вскинула свой магический жезл, и ударная волна отбросила его к окну – стекло разлетелось на осколки, и с воплем равшар вылетел наружу. Клуатак пытался закрыться щитом и не решался атаковать, на него со всех сторон летели удары молодого мечника в балахоне, остервенело пытавшегося достать перепуганного старика. Но тут Мурвак со всей дури с размаху саданул его своим молотом по лицу, выбив челюсть вместе с зубами и сгустками крови, смешанной со слюнями.

– Не зря-таки я всю жизнь валил эти треклятые деревья! – воскликнул потомственный лесоруб из Крестала.

Шаабан уже врезался в гущу врагов, его ножи сверкали в молнеиносном танце, разя направо и налево аколитов Хранителя Подземелий. Там, где оружие дальнего боя навроде копий, палашей или палиц не работало, отлично годились его кинжалы, которым он оперативно мог пырнуть врага в брюхо или резануть по сонной артерии. От их же ударов монах с легкостью уворачивался, вслед за тем снова истыкивал жертв кинжалами. После того, как он нанес последнему воину три колющих удара, затем с разворота вспорол ему бок, от него начали шарахаться, как от огня. Арстель же совсем перестал думать. Когда крестальцы налегли на начавших уставать аколитов, он словно слился с ними и самозабвенно наваливался щитом на вражеские ряды, пытаясь их продавить. Когда селянам удалось отбросить врагов, те с некоторой дистанции пошли в атаку, и непрочный строй, не имевший никакого опыта в сражениях, сам собой распался. Харал Зверюга орудовал алебардой, размашистыми ударами которой он уже успел прорубить черепа одному из равшаров и северян. С одним из аколитов, который был вооружен парными мечами, у них завязался поединок. Последователь Заргула осыпал его ударами крест-накрест и по восьмерке, Глыба же, на удивление ловко для своей комплекции, раскручивал алебарду с такой скоростью, что она образовала некое подобие щита, после чего взрезающим ударом снизу попытался концом древка угодить врагу в кадык. Аколиту удалось уйти с линии атаки, он уже собрался развернуться и рубануть двумя мечами одновременно, но Глыба резко крутанул алебардой и всадил свое топорище тому аккурат в лоб, расколов череп, точно ореховую скорлупу. Шая-Кишра на пару с Кэлрен снова вызвали мощный телекинетический удар, отбросив троих равшаров к противоположной стене с такой силой, что с нее посыпалось крошево раствора, скреплявшего камни. Один из них упал в камин, отчего его ляжкам, не защищенным ничем, кроме набедренной повязки, пришлось познакомиться с раскаленными углями. Керк бился с мечом и щитом, словно герой рыцарского романа, он обменивался ударами с одним из северян, но едва бородатый воин северных гор не рассчитал силу удара и утратил равновесие, Керк, успешно увернувшись, пронзил грудь его клинком как вертел – шмат мяса. Ропхиан же бок о бок с Клуатаком разили врагов копьями, пусть и неумело, зато щитами они закрывали друг друга так, что на сей раз стариков достать было весьма непросто. Взгляд Арстеля скользнул влево – и вовремя. Клажир вяло и трусливо пытался блокировать удар своим щитом, но разъяренный равшар с силой выбил его своим костяным ятаганом. Пнув Клажира ногой в солнечное сплетение, он опрокинул его оземь. Уже занес меч для финального удара – Клажир с обреченным взглядом, как у затравленной косули, с дрожащей губой уже приготовился расстаться с жизнью. Арстель сам не знал, что заставило его дернуться – это произошло неосознанно. До этого он лишь делал то же, что и другие, не задумываясь о риске, хотя поначалу опасность парализовала и его. Теперь же, увидев страх Клажира и решимость врага, готового убить юнца, еще не успевшего толком пожить, Арстель атаковал. Его выпад копьем прошел удачно, равшары редко носили качественную броню, меж ребра импровизированного костяного панциря наконечник легко прошел и вонзился меж лопаток равшара. Арстель ничего особенного не ощутил, как будто он пробил мешок с зерном каким-нибудь дрыном. Но Клажир, заметив острие, вылезающее из груди равшара, глаза которого уже начали закатываться, прерывисто задышал и рванулся в сторону – его стошнило. Арстель отпустил копье и, как завороженный, оглядывал мертвого воина пустоши. Он только что убил своими руками одного из тех, кто издревле наводил ужас на людские поселения у пограничья – диких варваров из вечно воюющих друг с другом племен. Как это оказалось просто – убить живое и разумное существо. Дергаться снова Арстелю не пришлось – большую часть аколитов они перебили, остальные разбежались на все четыре стороны.

– Я помню тебя! – сказала Энмола, отбросив кочергу и подхватив один из брошенных врагами мечей, – ты был с тем самым чародеем, который осмелился перечить Карательному Отряду. С чего вы решили нам помочь?

– Да какая в жопу разница, Энмола? – пожал плечами Драконобой, – враг нашего врага – наш друг. Прими помощь молча, без лишних вопросов.

Шаабан вытер желтым рукавом кровь с ножа и с улыбкой ответил:

– Когда ближний нуждается в помощи, уже неважно, в чем вы с ним несогласны – перед Богом равны все.

Мурвак недоверчиво усмехнулся:

– Тоже мне, богослов, а сам убивает людей, как мясник.

Энмола покивала головой в раздумьях и произнесла:

– Мы ценим вашу подмогу. Только не думай, что теперь мы пойдем вам на любые уступки, – сказала она совершенно серьезно.

– Я ничего и не просил взамен, – рассмеялся Шаабан, – когда помогаешь братьям и сестрам, но с побуждением корыстным, лжеправедник ты и недостоин единения с высшими силами.

– Слушайте, – сказала Энмола, – людям внизу, возможно, нужна наша помощь. Вы как, с нами? Клажир, Кэлрен, вы-то уж точно пополните наши ряды.

Драконобой фыркнул:

– Если дотуда добрался Глоддрик, помощь нужна скорее врагу.

И в этот самый миг в окно сиганула фигура в черном плаще. Это был равшар – бежевая кожа, татуировки в виде узорчато переплетающихся черных линий по всему телу. Двойной меч, обоюдоострые клинки которого смотрели в разные стороны от древесной рукояти. Роста не самого высокого – около ста восьмидесяти сантиметров, не самого мускулистого, но весьма жилистого и поджарого телосложения. Его глаза сверкали алым светом. Оскалившись, точно волк перед броском, равшар сделал шаг вперед. В нем было что-то звериное, хищное. Он пожирал собравшихся в зале взглядом, полным лютой ненависти к каждому по отдельности и ко всем одновременно.

– Это еще что за бес? – сказал Драконобой.

– Стакуга Убийца Магов, – прошептал Клажир, – свирепейший равшар за всю историю Ранкора. Говорят, его выгнали из пустоши за жестокость, даже этим кровопийцам он показался двинутым на всю голову. Хотел подчинить все племена равшаров под эгидой своего, а затем пойти войной на Союз и устроить геноцид людского рода. Ни одной схватки не проиграл, говорят…

– Говорят – кур доят! – прервал его Мурвак, – довольно сотрясания воздуха, замочим его и пойдем дальше.

Каратели уже порывались броситься в атаку, но Шаабан жестом руки остановил их.

– Не стоит, идите и помогите собратьям, – он встретился взглядом с равшаром и выдержал его тяжелый и полный озлобленности взор, – я же задержусь.

– Шаабан, нет! – воскликнула Кэлрен, – это очень сильный и опасный противник. Ты погибнешь…

– Да он в одиночку завалил подряд почти все племя Костяных Драконов в свое время! – сказал Клажир, – хорошо хоть, Священное Древо всегда новых нарожает. Или плохо…

Хельд наставил на него жезл и изрек:

– К чему эти препирательства? Я могу сделать из него жаркое, а затем подам в Желудке Дракона на горячее! Сейчас бы только разобраться, как этим огнем плеваться, ведь получилось же… Может, натереть его, чтобы огонь извергнулся? Обычно с моим достоинством этот принцип работает.

– Как будто оно у тебя есть, – презрительно скривился Мурвак.

Стакуга сквозь зубы произнес:

– Что за жалкое сборище. Только трепаться горазды.

Энмола подошла к Шаабану и спросила, положив ему руку на плечо:

– Ты уверен, что помощь не…

Шаабан не стал стряхивать ее руку с плеча, как поступил бы Глоддрик, он аккуратно снял ее и ответил:

– Я бы не говорил, если бы не был уверен. Ступайте, решение я принял, а значит – готов к любым его последствиям. Войны выигрывают армии, а не отдельные бойцы, что я, что он погоду не сделают. Спешите на подмогу своим!

– Шаабан, стой… – начал было Арстель, но его одернул Мурвак.

– Расслабься, парень. Внизу мы пригодимся. К тому же, стоит уважать решение Шаабана.

Чтобы Мурвак уважал кого-то? Такое у Арстеля в голове не могло уложиться. Но то, что впервые за много лет этот лесоруб заговорил по-человечески, вселило в Арстеля некое чувство смирения.

– Хорошо. Идем.

– Монах знает, что делает, – сказал Хельд.

Когда крестальцы и Каратели скрылись за лестничным проемом, Стакуга и Шаабан вперили взоры друг в друга и двинулись, кружа.

– Уважаю твою решимость, – изрек Стакуга.

– Как и я – твою, – с дружелюбным блеском в глазах ответил Шаабан и бросился в атаку.

Монах взмыл в воздух и, обернувшись вокруг своей оси, швырнул в равшара сразу три метательных ножа. Тот, раскрутив свой двойной меч, легко отбил их. Шаабан, приземляясь, приблизился вплотную к Стакуге и атаковал его сразу с двух сторон – правая рука била в район кишечника, держа нож обратным хватом, левая же метила в горло. Равшар зарычал и, снова крутанув оружие, отразил удар. От столкновения металла посыпались искры, монаха повело назад, но он использовал инерцию движения, чтобы опустить корпус назад и из такого положения попытаться пырнуть кинжалом равшара в живот. Стакуга был наготове и с силой пнул того в бок коленом на опережение, что отбросило Шаабана на пару шагов. Монах, однако, сделал кувырок в падении и снова оказался на ногах. Вовремя, поскольку Стакуга уже совершал яростное наступление. Их стили боя были полностью противоположны друг другу. Шаабан дрался с абсолютным внутренним покоем, в согласии и гармонии со своей душой, полностью обуздав эмоции. Он был подобен воде, которая может принять любую форму, но одновременно с этим точит камень. Стакуга же с налитыми кровью глазами рьяно бил, надеясь порубить южанина в капусту. Но его ярость не была бесконтрольной. Напротив, Стакуга прекрасно осознавал, что он делает и зачем, в своем гневе и ненависти он черпал силу, фокусируя свою злобу, он привык уничтожать врагов. Если Глоддрик, например, испытывал прилив сил от ража, в который он входил при каждой схватки, то Стакуга же всем своим существом хотел смять, обратить в ничто ненавистного соперника.

Они продолжали обмениваться ударами. Малейшая ошибка любого из них означала бы неминуемую гибель. Шаабан пытался сократить дистанцию, чтобы от меча Стакуги было мало проку, и там уже заколоть и зарезать его ножами, тогда как равшар держал выверенное расстояние, но стремился теснить врага изо всех сил. Стакуга раскрутил меч над головой и провел горизонтальный круговой удар, но Шаабан легко уклонился, подсев под него и, резко выпрямившись, он нацелил удар ножа в глотку равшара. Стакуга дернул головой, пытаясь боднуть монаха лбом в лицо, но Шаабан увел голову с линии атаки и обхватил врага одной рукой, намереваясь другой с ножом в руке заколоть его в бок. Но Стакуга был не промах – он присел, обхватил монаха в ответ ниже, в районе пояса, и с размашистым прыжком на спину собрался кинуть его на прогиб головой прямо в пол. Шаабана спасло то, что он вовремя выставил руку, на которую смог опереться и со стойки на одной руке он сделал сальто и бесшумно, подобно кошке, приземлился.

– Ассасин? – спросил Стакуга.

– Это давно в прошлом.

– Как будто у тебя есть будущее.

Стакуга снова ринулся на него и выбросил меч в колющем ударе. Шаабан в последний момент ловко увернулся и ударил навстречу ножом, метя в грудь врагу, но Стакуга крутанул оружие и другое лезвие едва не вышибло нож из руки Шаабана. Монах не сдался и на этот раз взял инициативу в свои руки. Клириец ударил с подсева снизу, с разворота его другой кинжал полетел в шею равшара, его ножи мелькали точно крылья бабочки и жалили подобно рою пчел. Стакуга в долгу не оставался, отбивал все атаки монаха и рубил в ответ. Наконец их орудия снова сшиблись, высекая друг из друга искры, Шаабан ловко дернул нож в сторону, отводя клинок Стакуги и кинулся, собираясь восходящим ударом вспороть тому брюхо, но равшар перехватил его ведущую руку и что было силы врезался лбом в грудь южанина. Монах в считанные секунды восстановил сбившееся дыхание, но ему пришлось сделать пару шагов назад. Он не успел как следует защититься – первый вертикальный удар сверху он отбил, а от второго, который Стакуга нанес, крутанувшись в полоборота, отбиться не успел. Лезвие вошло в плечо священнослужителя. На желтой монашеской рясе проступило кровавое пятно. Шаабан не издал ни звука, хотя его рука не могла двигаться, а тело пронзила жуткая боль. Здоровой рукой он собрался рубануть наискось, в отчаянной попытке рассечь лицо врага, но Стакуга ловко увернулся от атаки, поставил подножку монаху и с силой опрокинул его на пол. Молча занес клинок, собираясь добить, но не тут-то было. Из-за дверного косяка как черт из табакерки выскочил староста деревни Крестал – Кёрк. Его так и подмывало уйти, но он не мог себе этого позволить. Шестое чувство подсказывало ему, что если уйти сейчас, Шаабан умрет. Что-то во всем виде этого равшара его сильно напрягало. Этот холодный взгляд – так обычно хищник смотрит на жертву. Кёрк был наслышан о легендах, особенно из книг Ревиана Гувера, разумеется, он был осведомлен и о свершениях Стакуги Убийцы Магов. Если и был кто-то, кто имел бы шансы на победу, то вряд ли это Шаабан, несмотря на все мастерство бывшего члена гильдии ассасинов. Кёрк бросился на Стакугу, держа щит наготове, и косым ударом меча атаковал. Дальше все произошло очень быстро – Стакуга ударил наотмашь, блокируя удар Кёрка одним лезвием, другим же, с утробным рыком, он резким ударом насквозь проткнул Кёрка в живот. Староста харкнул кровью на пол. Алая струя хлынула из его раны. С грохотом на пол обрушился щит, затем и меч.

– Зачем? – спросил Шаабан, не вставая с пола.

Керк улыбнулся, его зубы были все в крови, а вокруг рта его уже расплылись алые разводы.

– Ну а как иначе… – просипел он натужно, – мы же… братья…

Стакуга выдернул оружие и пинком отбросил умирающего крестальца, но улыбку с его лица стереть так и не смог. Он направился к Шаабану, но тот уже вскочил на ноги и бросил дымовую шашку на пол.

– Я буду молиться за твою душу, Кёрк, – послышался его голос сквозь завесу тумана, – и никогда тебя не забуду.

Когда клубы дыма рассеялись и Стакуга снова мог обозревать пространство вокруг себя, он с досадой обнаружил, что остался один. Кёрк, обмякший у стены, уже покинул этот мир. А монаха и след простыл.

***

Молчаливая злоба Варзхела, безумие, сопровождающееся фанатичностью, приверженцев Заргула. Решительность Хейларга, которую хоть и подтачивал червь сомнения, но все же остававшаяся непоколебимой. Раж Алагара, готового за свои идеи о славном будущем мира и человечества последовать в самую жаркую и глобокую бездну. Вековая мудрость Йоши-Року, бездонное умиротворение и спокойствие, выцветшие глаза хаглорианца взирали на происходящее с вовлечением, но и с некоей отрешенностью в то же время, словно все так, как и должно быть. Обстановка накалялась.

– Отведайте моей скверны, отродья! – проорал Кразлак Губитель сквозь зубы своего шлема-черепа и выбросил вперед костяной посох.

Под ногами магов взвилась зеленоватая пыль, образуя плотное облако, полностью закрывающее обзор. Но одно движение руки Йоши – и оно развеялось, мгновенно растворившись в воздушном потоке, и вдруг воздушная масса закружилась в устрашающем танце, образуя воронку.

– Смотри, не переборщи, а то еще продует! – сказал Ниарот, с ехидной ухмылкой сдвинув шляпу набок, – старикан.

– А ты смотри, как бы тебя не шарахнула молния, – ответил Алагар, и кертахол на его посохе засиял цветом пламени как из горнила драконьей пасти, – мальчик.

Тучи сгустились с неестественной для них скоростью, и в раздувающийся смерч ударила молния. Он тут же пропитался силой электричества – сквозь потоки вихря мелькали молнии, которые били во все стороны.

– Друзья мои, – с улыбкой произнес Йоши, – полагаю, вы откусили слишком большой кусок, чтобы его проглотить.

Хаглорианец взрезал посохом воздух – и наполненный       электрическими разрядами смерч ударил вширь. Тела противостоящих магам чернокнижников были бы уже прожарены и взмечены в воздух, если бы Хейларг с Варзхелом объединением усилий не воздвигли бы в момент удара вокруг Йоши и Алагара четыре стены, которые хоть и рассыпались на куски, но все же сдержали силу неукротимой стихии. Алагар взметнул в небо сноп искр, и глыбы, летящие в головы адептов Заргула, пропитались огнем и обратились в сгустки лавы точно из жерла вулкана. Скрол Ядовитый откупорил склянку, которая изнутри вся была покрыта заморозками, точно стекло зимним днем, и швырнул ее навстречу огненным камням. Из разбившегося вдребезги пузырька наружу вырвался порыв ледяной вьюги, которая окутала эти раскаленные осколки за считанные мгновения и потушила, как тлеющий фитиль свечи. Хейларг атаковал мощной ударной волной, которая распылила эти камни в мгновение ока.

– Джайяр! Отвлеки их! – выкрикнула Кара из Клирии, перекрутив в руке ритуальный кинжал.

Йоши уверенно повел глазами вокруг себя и сказал:

– Друзья мои, не знаю, что вы задумали, но игра свеч едва ли стоит.

– Восстаньте из земной тверди, в прах обращенные! – взревел Джайяр.

И тут вокруг Алагара и Йоши-Року начали открываться зеленоватые дымящиеся отверстия в каменном полу, из которых вылезали мертвяки. Они уже почти утратили плоть и кожу, кости проступали сквозь их безжизненные тела, но глаза их горели зеленым светом, отражающим темные чары некромантии. В синеве неба что-то сверкнуло, и оттуда в сторону сражающихся устремился костяной дракон огромных масштабов.

– Ну и ну, – протянул Алагар, – он и дракона откопал. Сколько ж сил нужно, чтобы воскресить эту тушу?

– Беру мертвых на себя, а ты займись врагом! – крикнул Йоши-Року сквозь рев мертвого чудовища.

Алагар кивнул, и встретился взглядом с Карой из Клирии. Вовремя, поскольку она уже достала тряпичную куклу. После того, как она проделала ножом замысловатые пассажи в воздухе, красноволосого мага прошибло странное ощущение, словно между ним и этой исчерченной древними рунами странной куклой выстроился невидимый, но столь же нерушимый мост.

– Из тебя выйдет прекрасная жертва хозяевам подземелий, – сказала ведьма, – скажешь что-нибудь прежде, чем твое лицо скорчится от страданий?

– Не знаю, как в магии, но в швейном деле, судя по игрушке, ты не очень, – усмехнулся Алагар.

Клирийскую ведьму перекосило от гнева:

– Сдохни в адских муках! – и она вознила нож в брюхо своей куклы, после чего вспорола ей живот.

Кертахол на посохе Алагара сверкнул, такой же блеск вспыхнул на миг и в его алых глазах. Кара из Клирии еще недолго смотрела на него со злорадством, смешанным с безумием, но вдруг она харкнула кровью. Алая струя потекла из-под ее одежды. Она упала на колени и разорвала свою рубаху только для того, чтобы узреть ужасающий разрез в брюшной области. Алагар с победным видом смотрел на нее, в глазах его плясали искры самоудовлетворенности.

– Прежде чем резать свое тряпье, ты должна была убедиться, что твои чары не будут использованы против тебя же.

– Кара! – бросился к ней Ниарот, собрался подхватить, но его тут же ударила в грудь шаровая молния, свалив на спину.

Юноша едва успел поставить щит, но до того непрочный, что молния хоть и была ослаблена, но все же оставила сильный ожог на его теле.

– Игры кончились, – с вызовом вздернул подбородок Алагар, – если вы этого еще не поняли.

Тут же мертвяки с быстротой кобры бросились на магов со всех сторон. Хаглорианец успел взмахнуть посохом, после чего зомби охватил зеленый огонь, пожирающий их в считанные мгновения, и низводящий до состояния пепла. Визг умертвий наполнил площадку, но спустя несколько секунд они уже были обращены в ничто. Лишь двое минуло такой участи, поскольку старый маг их не заметил. Их уже почти достиг дракон, раздвинул челюсти, и из его глотки уже начало вырываться пламя, как мастер Йоши ударил его разрывной молнией аккурат в пасть. Разряд электричества создал такой взрыв вместе огневой мощью дракона, что кости того разлетелись в радиусе километра. Рыбоголовый Скрол вытащил очередную жидкость из-за пазухи и крикнул, отчего кожа на его высохшем от принятия отравы лице начала трескаться:

– Теперь магия их не возьмет!

Он вылил свое зелье на двоих воскрешенных, после чего они кинулись на Йоши.

Алагар выстрелил в них уничтожающей плоть сжатой энергией, но она лишь рассыпалась об их тела – снадобье работало безотказно. Но это им не помогло – первому бросившемуся на Йоши в прыжке, подобном атаке пантеры, оторвало голову. Хаглорианец раскрутил посох как самое примитивное оружие и круговым ударом выбил ему мозги, точнее, то, что от них осталось. Другой преуспел больше и попытался достать своими тонкими пальцами лица хаглорианца, но тот снова крутанул своим орудием и отбил удар, перебив мертвяку пальцы. Йоши сделал стремительный шаг навстречу врагу и насадил его на обратный магическому кристаллу конец своего посоха. Враг зашипел, начал насаживаться на посох и тянуть руки к магу, но старик рванул посох в сторону, что окончательно разорвало мертвую плоть и разделило тело умертвия на две половины.

– Впечатляющие боевые навыки, – сказал Скрол, но тут же грохнулся наземь.

Его жилы вздулись, а кожа побледнела до предела. Кертахол на посохе Йоши сверкал синим светом.

– Внешние заклятия ты отразить способен, – сказал Йоши, – но что ты будешь делать, друг мой, когда кровь в твоем теле обращена в кипяток?

Джайяр снова попытался призвать умертвий, но Алагар вынес его с башни разрядом молнии:

– Слишком медленно, заклинатель мертвых.

Скрол с затравленным взглядом своих рыбьих глаз лихорадочно шарился по карманам, пока не нащупал нужное зелье. Глотнув его, он почувствовал себя лучше, но был бы мертв от следующей атаки Йоши, если бы Варзхел не заставил его исчезнуть. На том месте, где только что телепортировали скиарла-отравителя, пол превратился в зыбучие пески, засасывающие все от мала до велика. Исчезли и Кара с Ниаротом. Кразлак Губитель было попытался атаковать серией жидких сфер скверны, но Йоши-Року всепоглощающей струей пламени лишь сжег их и заставил его покинуть поле боя за секунду до того, как от того бы не осталось и мокрого места. Теперь же лишь Варзхел с грандмастером магических искусств Азрога – Хейларгом стояли супротив Третьего Архимага Йоши-Року и его ученика Алагара, основателя Братства Уравнителей.

– Вы уверены, что оно того стоит? – спросил Алагар.

Варзхел гулко рассмеялся, хотя в этом не было ни единой эмоции, в этом человеке, казалось, чувства было воскресить так же сложно, как на просторах безжизненной пустыни вырастить густой лес.

– Вы вынесли этих уродов, хорошо, – пророкотал басистый голос Варзхела, – эти бездари только путались под ногами.

– Друг мой, ты всегда недооценивал как собратьев, так и врагов, – покачал головой Йоши, – это тебя и заставило свернуть с истинного пути.

Хейларг сделал шаг назад, произнеся с неуверенностью в голосе:

– Варзхел, пожалуй, нам лучше ретироваться. Мы не осилим их обоих.

– И как тебя избрали Архимагом Азрога, если ты позволяешь себе быть столь жалким трусом?! – прорычал сквозь маску Варзхел, – мне давно пора вернуть должок этому красногривому ублюдку.

Варзхел перехватил меч-жезл и из его кертахола вылетели горящие пламенем призрачные черепа, готовые разорвать своими острыми клыками плоть Алагара. Последний улыбнулся и, не шелохнувшись, наблюдал, как один за другим они разбиваются о его защитный экран. После удара последнего щит надломился, треснув, но даже это не позволило темной магии пробить защиту. Сразу же из-под пола вырвались две огромные змеи и туго обвили стан Варзхела, оторвав его от земли и подняв на несколько метров вверх. Одна из кобр уже обнажила клыки и приготовилась перекусить его пополам, как вдруг Варзхел рассмеялся, и обе змеи обуглились, мгновенно обратившись в прах, а он как ни в чем не бывало приземлился на обе ноги.

– Тебе нужно что-то иное, чтобы умертвить меня, – сказал Варзхел.

– Нам еще многое предстоит испробовать, – крикнул Алагар.

Из его посоха непрерывной очередью начали вылетать один за другим ледяные шипы. Варзхел выдал поток пламени, который хоть и расплавил первые из игл, точнее, обратил их в водяной пар, но ледяных шипов было слишком много, и пламя перестало справляться. Варзхел усилил его поток, но переоценил свои силы. Одна из здоровенных сосулек все же пронзила его плечо. Варзхел не издал ни звука, он лишь перекатился влево, чтобы избежать следующего выстрела и легко прикоснулся рукой с шипом, отчего тот сразу же растаял.

– Уходим, Варзхел! – крикнул Хейларг.

– Стоять! – раздался хриплый окрик Йоши.

Перед порталом возникли заросли лиан, сквозь которые виднелись челюсти плотоядного растения, готовые пожрать плоть чернокнижников, но Хейларг одним движением посоха заморозил их и ударной волной разбил на куски. Все же одна из лиан опутала его ногу и с силой шмякнула об пол. Хейларг еле успел закрыться локтем от удара головой о камень, но посох его укатился в сторону.

Варзхел атаковал огромной сферой рвущей плоть синей ауры, но Алагар лишь перенаправил ее в него. Сгусток силы разорвался перед Варзхелом, опрокинув его на спину. Тот встал с легким прыжком для своей тяжелой броневой амуниции.

– На этот раз ты победил, Алагар, – прорычал он, – но я вернусь. Когда Заргул вторгнется в эти земли, ты будешь валяться у его ног, жалобно умоляя меня подарить тебе легкую казнь.

Спустя мгновение открылся портал, и Варзхел исчез в нем. Хейларг разрезал лиану воздушным лезвием, вырвавшимся из его посоха, перекатом оказался на ногах и атаковал тройной молнией в старого хаглорианца. Тот ответил симметричной атакой, отчего молнии при столкновении образовали взрыв, который повалил их обоих на землю. Хейларг ввиду возраста поднялся быстрее. Горхолд ударил Алагара телекинетическим ударом, свалив и его.

– Что ж, спасибо за стольприятную тренировку, – улыбнувшись, сказал он, – надеюсь, когда мы вернемся с большими силами, вы не подкачаете.

Йоши-Року поднялся на локти и, полулежа, проговорил сквозь кашель:

– Друг мой, – усмехнулся старик, – если вы хотите жить, лучше не суйтесь дальше границ своей крепости. Кто к нам с оружием придет, от него же и помрет.

Хаглорианец послал шаровую молнию в красноголового, но она ударила в пустоту. За полсекунды за спиной горхолда разверзся портал, и стоило тому сделать шаг назад, как тот тут же захлопнулся, оставив лишь взгляд на небо, успевшее помрачнеть за время битвы.

– Мастер, – сказал Алагар, помогая старику подняться, – может, у нас и возникали разногласия, но если бы не твоя помощь, я бы ни за что не выстоял против них.

Йоши рассмеялся и дружески потрепал ученика по плечу точно так же, как делал это десятки лет назад:

– Друг мой! Мы с тобой братья. Разве не ты постоянно разглагольствовал о всеединстве? В обычной жизни могут возникать разногласия. Но пред ликом опасности остается лишь самое важное, что и заставляет нас объединиться.

– Что же это? Важное.

– А то, что мы с тобой, как ни крути, на одной стороне.

Йоши тепло улыбнулся, и Алагар невольно скривился в немного насмешливой, но все же добродушной усмешке, а затем они скрепили свой новообретенный союз ученика и учителя дружеским рукопожатием.

***

Небольшое подкрепление склонило чашу весов в сторону людей Алагара и Глоддрика. Когда из черного хода повалили Энмола со своими соратниками и крестальцы, дружный поощрительный рев дерущихся выразил всеобщее воодушевление. Но численный перевес был все же на стороне воинства Заргула. Эрлингай не сбавлял натиска. В его руках были два клинка – его фамильный и легендарный меч Фарендил и одноручный батард, который выпал из отрубленной кисти одного из аколитов. Эрлингая окружило шестеро людей в плащах, наставивших на него оружие – четверо из них держались за двуручные мечи, другой же был вооружен парными топорами, а двое других былми копейщиками. Они кружили вокруг рыцаря Аргои, он же принял более устойчивую позицию, сосредоточенно перемещая взгляд вокруг, готовый к внезапной атаке. Внезапно стоявший впереди с двумя топорами вскрикнул, и с обеих сторон выписал двумя топорами косой крест, намереваясь отделить голову Эрлингая от тела. Воин перекатился в сторону и, поднимаясь на ноги, полоснул врага мечом, вскрыв его живот. С кряхтением бородатый северянин с топорами осел на землю, выронив оружие, кровь хлестала, а кишки его вылезли наружу. Всем скопом на Эрлингая накинулись другие, но он уже на был окружен и мог не беспокоиться за незащищенный тыл. Его клинки так и мелькали – раскручивая их и выписывая восьмерки, Эрлингай с легкостью выискивал бреши в обороне врагов. Вон от по кругу отвел удар копья врага и, приблизив меч к его глотке, рванул на себя, отчего голова человека оказалась наполовину отрезана. Другой копейщик сделал выпад, но Эрлингай легко увернулся и, не сбавляя шага, рубанул по горизонтали, снеся врагу голову. Трое мечников кинулись на него, но переиграть их сложности не составило – одного Эрлингай обезоружил, раскрутив скрещенные с ним клинки, и пронзив насквозь, другому он развалил череп рубящим ударом, третий же попытался броситься бежать, Эрлингай по-рыцарски дал ему такую возможность. Но судьба распорядилась иначе – спустя секунду в темя мужчины был врублен ржавый топор, а Краух Гримбла почесал свою плешь и с силой вырвал его из трупа.

– Вечно приходится доделывать все за других, – проворчал он и снова бросился в бой.

Гримбла был неплохим бойцом, ему удалось уложить троих, вот на него бросился равшар из племени Костяных Драконов, с яростным ревом целя ему в грудь пикой, но Гримбла легко отвел удар древком топора и по инерции движения саданул обратным концом тому в подбородок. Равшар разъярился и взревел, снова выбросил пику – Гримбла отвел удар и обратным движением всадил топорище врагу в область скулы, выбив из воина пустоши жизнь.

– Ха! – прохрипел Гримбла, – и снова я мочу равшаров, будто в молодость вернулся.

Юкиара тем временем раскрутила цепь и заарканила клинок у человека, готовившего хладнокровно забить оступившегося Карателя. Обезоружив врага, Юки бросилась в атаку и саданула врагу локтем в челюсть, добавив ударом коленом в пах, после чего оглушенный, но не убитый враг со стоном повалился на землю.

– Что за мягкотелость, жалкая девончка! – крикнул Марвол Чёрный Лев, – убивай их – вот так!

Рыцарь в темных доспехах в один удар снес начисто голову одному из равшаров, тело же северянина, с голым торсом размахивающего молотом, он рассек от шеи до пояса. Тем временем Клажир, выбежавший из черного хода, держался поближе к стене, стараясь не вступать в бой. Он затравленно косился в сторону двери к замку, чтобы укрыться снова там, пока никто не смотрел. Но было поздно – один из равшаров его заметил, в желтых глазах варвара загорелся огонь, и он достал вымазанный в крови жертв ржавый клевец.

– Свежее мясо, – облизнулся равшар из племени Алых Владык, – прекрасная жертва для ритуала.

– Постой, дружище! – вскинул руки Клажир, выронив свой клинок, – не стоит приносить меня в жертву здесь! Так моя ценность будет растрачена впустую, тогда как у Священного Древа я своей кровью напитаю его так, что из поколения в поколения будут сотни лет передаваться великие силы вашему народу! Каждый равшар станет столь же могуч, как и Кшатрион Кроволикий из легенд древности, но ты всего этого лишишься, если убьешь меня здесь, не нужно…

Равшар взревел и замахнулся клевцом, но ударить ему не дала Юкиара. Девушка выстрелила своей цепью с грузилом, которая тут же обмоталась вокруг жилистой руки равшара. Резко дернув его на себя с силой, необычной для хрупкой девушки, Юки заставила его пошатнуться. Равшар удержал равновесие, но следующий удар грузилом пришелся ему в лоб. Тем не менее, крепкий череп выдержал, и он остался на ногах, хотя и пошатывался.

– Ты, баба! Так и быть, тебя я убью первой! – его лицо исказила гримаса гнева, которая тут же утратила свирепость вместе с упавшей челюстью, закатившимися глазами и вывалившимся языком.

Из груди воина торчал клирийский ятаган, а за спиной его стоял человек седой, хотя и вовсе не старый. Глоддрик выдернул клевец из руки врага и ударом ноги отшвырнул его тело.

– Чего ты с ним копалась, Юки, – оскалился он в хмуром осуждении, – как маленькая.

– Господин Харлауд… – пробормотала она.

Многих бы удивило то, что Глоддрик узнал через многие годы повзрослевшую знакомую, которую он однажды привел в Храм Мечей еще совсем юной, как и то, что их встреча была им воспринята так, словно до этого они виделись каждый день. Но Юкиара не была склонна так глубоко анализировать происходящее. Ее лицо озарила радостная улыбка, и она встала рядом с Ганрайским Демоном.

– Я прикрою вас!

– Не мешайся! – оттолкнул он ее и ринулся в гущу схватки.

Глоддрик с таким остервенением прорубал себе путь мечом и заостренным молотом, что вскоре равшары рефлекторно начали шарахаться от него, лишь только видя его бегающий красный глаз, безумный оскал и игольчатые патлы, торчащие в разные стороны, как у дикобраза.

Тем временем со стены спрыгнул противник, который больше привык биться в тени. Клирийский ассасин Скорпион, чье лицо, как всегда, было скрыто под стальной полумаской. В прыжке он осыпал ряды сражающихся отравленными дротиками, особо не задумываясь о том, что он попадал и в своих. Сражающиеся похватались за раны, те же, кого не убило само ранение, с пеной у рта и предсмертным хрипом полегли за считанные секунды. Скорпион приземлился и собрался выбросить ряд метательных звездочек, но ему пришлось ловить рукой летящий в него нож. Который метнул Шаабан.

– Ты? – шипящим хрипом, приглушенным криками дерущихся, спросил он, – я думал, ты умер.

– Так и есть, – кивнул Шаабан, вскинув свои боевые кинжалы, – прежнего меня давно уже нет. Я переродился.

Скорпион выхватил цепь из стали, звенья которой были усеяны лезвиями, пропитанными ядом амфибий, змей и прочих гадов и прошипел:

– Посмотрим, удастся ли тебе воскреснуть на сей раз. Гильдия Ассасинов не прощает предателей.

– Если замаливать свои грехи – это предательство, то праведен воистину предателя путь, – отрезал Шаабан.

Скорпион раскрутил цепь и метнул ее Шаабану в грудь, но тот легко увернулся, взмыв в воздух. Цепь задела одного из аколитов Заргула шипом, отчего тот спустя пару секунд зашатался и пал замертво. Шаабан же приземлился в полуметре от Скорпиона и развернулся в полкруга, нанеся колющий удар в горло. Скорпион вскинул цепь, отбивая удар, быстро намотав часть шипастой цепи на защищенный от ранений стальной перчаткой кулак, он ударил Шаабана в лицо, но монах ловко заблокировал удар Скорпиона и, используя силу врага против него же, перебросил ассасина через себя. Скорпион приземлился по-кошачьи, на ноги, но высвободиться ему не удалось, Шаабан заломил руку в крепкое болевое удержание. Скорпион перекрутился в такт движению Шаабана, выворачивающему кисть, и ударил в живот монаха обеими ногами. Шаабана отбросило на три шага назад, но на ногах он остался. Они продолжали биться, обмениваясь ударами – цепь сверкала, раскручивалась, бросалась в атаку подобно смертоносной гадюке. Шаабан же уворачивался, отбивал удары и подбирался вплотную, пытаясь в ближнем бою достать своего заклятого друга, но безуспешно – защита Скорпиона была прочна. Вот снова Шаабан сделал сальто назад, уходя от дальнего удара цепью, собрался атаковать, но его опередил другой:

– Брок, нет! Он не по зубам тебе! – кричал клириец, но было поздно.

Лихой парень в алой бандане с боевым кличем прыгнул на ассасина и двойным обрушил на него град ударов ятаганами. Скорпион ловко уворачивался и приседал, когда ганраец немного сбавил темп, он взмахнул цепью прямо перед лицом Брока, но тот поставил надежный блок и атаковал двойным ударом ятаганов с выпадом. Но пронзить ими Скорпиона была не судьба – ассасин легко ушел от атаки и в уклонении дернул цепь в сторону ног Брока, намереваясь его свалить. Ему это удалось – незащищенные голенища бойца кровоточили от отравленных шипов, но Брок мужественно не издал ни звука. Нужно было слушать Юкиару – она, как всегда, просила его надевать побольше щитков на всякий случай, но было уже поздно. Брок хорошо понимал, что дни его сочтены, слава о мастере ядов и убийства из Клирии была хорошо известна повсюду. Скорпион уже собрался его добить, придушив своей цепью, занес удар для арканящего нападения, но его руку пробила стрела навылет – это была меткая атака Шойрила, бьющего без промаха подобно любому порядочному жителю Энроса. Брок поднялся и возобновил атаку вместе с Шаабаном. Он держался только потому, что благодаря тайным практикам адептов Храма Мечей и обучению под руководством мастера Агриппы у него образовался некий иммунитет к ядам. Достаточный, чтобы замедлить отравление, но слишком незначительный, чтобы спасти организм от него. Но чтобы биться бок о бок с Шаабаном сил у него было еще предостаточно. На сей раз ассасину пришлось уйти в глухую оборону. Тем временем Эрлингай вовсю рубился с мертвым северянином Шальерном и его братом Вагарном, пока Краух Гримбла расправлялся с их свитой – одичавшими северянами, готовыми сложить головы за своего хозяина из Азрога. Вот чернобородый северянин атаковал снова своей булавой, Эрлингай отбил удар батардом и одновременно с этим Фарендилом нацелил стремительный удар в шею врага. Тот выставил щит, но Эрлингай и не собирался отсекать ему голову. Он сменил траекторию атаки, перекрутил батардом палицу врага и высвободил пространство для укола в печень. И всадил бы врагу в бок меч, если бы не удар топора Шальерна, издавшего дикий рык, несвойственный живому человеку.

– Брат… защитить… убить… враг! – еле шевелящимся и полусгнившим языком проговорило то, что осталось от северянина.

Эрлингай отпрыгнул от удара и отвел следующую атаку мертвяка. С отводом меча он провел укол, всадив лезвие наполовину в глазницу врага. Тот лишь рассмеялся утробным смехом, поднял Эрлингая за шиворот и отшвырнул прочь. Руку Эрлингай так и не разжал – меч вырвался, разрубив часть черепа и без того потрепанного зомби. Тем временем Гримбла уже заканчивал с северянами, оставалось ему добить лишь троих.

– Гребаный стыд, против людей же воюете! – брызжа слюной, отчеканил он, – вы потеряли право считать себя сынами Севера.

– Закрой пасть, старик! – сказал молодой и мускулистый человек со светлой бородой и кудрями, – твое время ушло, мы же прокладываем дорогу в будущее.

– Ваше будущее, – вытер рот от слюны Гримбла, – это сырые могилы и черви, которые будут жрать ваши трупы.

На него наскочила с двух сторон пара юных воинов с палашом и кистенем, но Гримбла от первого удара с кряхтением, но и быстротой, увернулся, второй же он отбил, зацепив лезвие палаша промежутком меж черенком топора и лезвием топорища, словно меж зубьев вил, орудие там застряло. Гримбла крутанул топор и по инерции расколол врагу голову, другому же, едва успевшему закрыть лицо руками, он отсек голову и кисть одним ударом. Предстояло сражаться с оставшимся северянином, но его поразил Мурвак ударом топора в затылок.

– Долбаные уроды! – сплюнул он, – сколько ни бей, не собираются кончаться.

– Мать твою едрить, – кивнул Гримбла, – где этот треклятый дракон, где маги? Почему мы, трахайся оно конем, должны делать всю грязную работу?

Мурвак ощерился и покачал головой, скрипя зубами:

– Жизнь – рассадник дерьма, дружище.

Они встретились глазами и рассмеялись. Сложно было в этой гуще людей и иных существ, объединенных лишь яростной схваткой, найти столь похожих. Они кивнули друг другу и снова кинулись в бой. Остальные крестальцы же образовали прочную фалангу и пытались теснить рядом копий аколитов Заргула за ворота. Арстель приноровился к строю и стал единым целым с остальными, прикрывая себя и товарища и делая тычки орудием одновременно.

Тем временем из окна крепости спрыгнул равшар в темной рубахе с двусторонним мечом. В самом прыжке он, приземлившись, пронзил одного из солдат Карателей в область ключицы – вышел клинок меж лопаток. Далее на него побросались недавно освобожденные воины Карательного Отряда, Стакуга с рычанием выбежал им навстречу. Не успел их предводитель атаковать, как Стакуга сделал укол в грудь на опережение, пробив противнику легкое. Отшвырнув его ударом ноги, он отразил следующий удар – парными стальными дубинками, рубанул в ответ последовательным двойным ударом обоими лезвиями крест-накрест. Карателю удалось от первого отскочить, от второго – уйти кувырком назад, он попробовал контратаковать ударом дубинки в голову, но Стакуга прокатился на коленях под его ударом, разрубив ему туловище. На него собирался броситься следующий – молодой каратель – веснушчатый рыжий парнишка не старше восемнадцати лет, но его резко оттолкнули. Затем в висок Стакуги полетело острие добротного клевца. Равшар распахнул глаза и уклонился – лезвие прошло в полудюйме от его расширенных зрачков. Глоддрик набросился на равшара и принялся молотить клевцом, приправляя свои атаки точными режущими ударами клирийской сабли. Равшар отвел разворотом клинка новый выпад Ганрайского Демона, сделал шаг ему за спину, но Глоддрик был готов – резко развернув корпус, он заехал противнику рукоятью клевца по челюсти, затем же восходящей атакой собрался достать лоб Стакуги, но тот, выбив сноп искр, заблокировал эту атаку. Равшар сделал шаг назад, его прочный меч дрожал от такого столкновения. Стакуге показалось, он в кои-то веки нашел себе достойного противника.

– Подмога! Помощь пришла! – восклицала Юкиара.

Действительно – подмога подоспела вовремя. За воротами со всех сторон на воинство Заргула налегли бойцы из Храма Мечей. Бритоголовые Стражи уступали числом впятеро, но на каждого ученика приходилось не меньше десятка убитых аколитов. Удары ногами в прыжках, пробивающие доспехи пальцы, невидимый глазу в размывающей движения оружия быстроте танец боевых шестов, ганрайских клинков и копий, яростные кличи Стражей – все это лишь сминало вторгнувшихся в Ганрайские земли захватчиков так же, как серп скашивает побеги пшеницы. Седовласый Городай не носил брони. Одним своим клинком он вызывал непрекращающиеся фонтаны крови и то и дело взлетающие в воздух конечности врагов. Гуаррах же дробил кости и черепа врагов стальными кулаками или еще более сокрушительными ударами стоп и голенищ. Вот один из равшаров попытался забороть мастера силой, ухватившись за его плечи, но Гуаррах лишь вывернул его руки в локтевых суставах, а затем врезал лбом в лицо равшара, вмяв лицевую часть его черепа внутрь. Шибуи же расшвыривал в разные стороны врагов боевым шестом – оттолкнувшись им от земли, он пролетел над головами солдат вражеских рядов. Приземляясь, он угодил концом шеста в кадык предводителю северян – Вагарну, выведя его из строя, подсек ударом шеста по ногам Шальерна и пошел одарять градом ударов врагов уже со стороны крестальцев, алагаритов и Карателей.

– Старик? – прохрипел сквозь зубы Глоддрик, отшвырнув ударом ноги в грудь Стакугу, – я знал – ты придешь.

Лишь мастер Агриппа спокойно шел к воротам Гилеарда. Его, конечно, пытались остановить – один равшар набежал на него с яростным криком, размахивая ятаганом, но один удар ладонью в грудь переломал ему все ребра и отбросил на пять метров от настоятеля Храма Мечей. Мускулистый северянин попытался угодить круговым ударом старику в голову, от которого тот легко увернулся и синхронно с этим врезал ребром ладони врагу в горло, перебив трахею. Казалось, мастер Агриппа неуязвим несмотря на свой возраст, составляющий сто пятнадцать лет, и то, что ему приходилось опираться на трость. Внезапно раздался громовой раскат, сверкнула молния, а затем среди туч возникло столь ослепительное сияние, что старику пришлось прикрыть глаза рукавом, как и всем, кроме Глоддрика, который с вызовом вперился единственным глазом в небо. Точнее, в призрачное лицо императора Заргула, взиравшего на бившихся с небосвода. Его поросоль ороговевших щупалец на голове искрилась молниями, а глаза же, казалось, светились светом взрывающихся звезд.

– Что ж, проигран бой, но не война, – пророкотал его хриповатый голос, – не думайте, что этим все кончится. Я еще даже не начинал.

Лицо Хранителя Подземелий сжалось в одну точку, а затем взорвалось вспышкой непроглядного зеленого света. Бой вскоре закончился. С угасанием вспышки исчез Стакуга, братья Вагарн и мертвый Шальерн, Скорпион. Остатки рядовых оказывали сопротивление, но их попытки решительно пресекались. Вскоре бой был окончен. Больше половины армии Заргула выжило и было взято в плен. Остальных еще предстояло собрать в кучу и предать сожжению. Раздавались крики ликования, сражающиеся по разные стороны братались, обнимались и вопили во все глотки. Эрлингай толкнул Гримблу, дескать, мы с тобой прорвались. Марвол Чёрный Лев подошел к Эрлингаю и молча протянул ему руку в знаке примирения и уважения. Юкиара заключила Арстеля и Хельда в крепкие объятия и вскрикнула во весь голос победным кличем. И тут Арстель, тепло улыбнувшись, ощущая, как мурашки проходят по его спине, тело его словно наэлектризовано, понял, о чем пытался сказать Алагар, рассуждая о всеобщем братстве и согласии. Возбуждение, одолеваемое им при осознании этого, было ощутимее любых интимных утех. Кэлрен откинула челку со лба, восторженно взвизгнула и кинулась Клажиру на шее, слившись с ним в страстном поцелуе. Парень был настолько не готов к этому, что ни ответить ее объятиям, ни закрыть глаза он не сообразил.

– Эй! Здесь не бордель! – рявкнул Глоддрик, но они не слышали даже его.

– Расслабься уже, в конце концов, все мы были молоды, даже я, – рассмеялся в бороду Агриппа, подходя ближе.

– Мастер, – кивнул Глоддрик Агриппе и хромым шагом подошел к мастеру в соломенной шляпе, затем перевел взгляд на патлатого и меченосца, – Шибуи и вы, братья. Рад встрече.

Он криво оскалился, но эта ухмылка была искренней.

– Так и знал, что через столько лет увижу тебя на поле битвы, не меняешься ты, старый черт! – расхохотался Гуаррах и встряхнул Ганрайского Демона.

– Ну, подожди, – улыбнулся Шибуи, – я хоть и сражался меньше по времени, но врагов набил, бесспорно, больше.

– Мечтай дальше, – скривился Глоддрик.

Эрлингай усмехнулся и, подойдя к наставнику Стражей, сказал:

– Мы бы ни за что не справились без вашей помощи. И без поддержки Карателей.

Драконобой, который под руку вел Энмолу, раненую в бок, проговорил:

– Мы бы не смогли, если бы вы не расхреначили крепость своими взрывами, – он подмигнул Арстелю и продолжил, – и если бы эти храбрые крестальцы не освободили нас. Командору, понятное дело, было не до нас, он спешил в пекло схватки.

Глоддрик презрительно фыркнул:

– Вы только под ногами путались. Скажите спасибо, что вас не зарубил.

– Лучше бы ты порубил Стакугу Убийцу Магов, – улыбнулась Энмола.

– Порубил бы, если б тот не сбежал.

Агриппа наморщил лоб и спросил:

– А где, кстати говоря, маги? В сражении ни одного серьезного кудесника лицезреть не пришлось. Это хорошо, конечно, они бы от нас и горстки пепла не оставили, но…

– Друг мой, этот вопрос мы успешно решили, – ответил Йоши, спускаясь с крыльца главного входа в крепость, – вместе с моим коллегой.

– Полагаю, грохот взрывов и сверкание наших молний сложно было не заметить, – сказал Алагар, – так или иначе, эти трусы предпочли скрыться, нежели чем завершить начатое.

Было сложно поверить, что этот красноволосый человек, полный сил и энергии, и седобородый Агриппа, лицо которого изрезано глубокими морщинами, были вполне близки по возрасту.

– Обсудим нашу славную победу позже, – велел Йоши, – сперва помощь раненым и дань уважения павшим. Кэлрен! На тебя приходится много работы, в которой я готов тебя поддержать.

Девушка настороженно посмотрела в его янтарного цвета глаза и вопросила:

– Помощь моей наставницы, при всем уважении, была бы неоценима, ее еще нет с нами, неужто ей не удалось вырваться из плена?

Алагар подмигнул ей и, облокотившись на посох, сказал:

– Не переживай, малышка, я позаботился о Танрили, твоя горячо любимая наставница в полной безопасности.

– Но как она…

– Да не беспокойся ты! Если недостаточно серьезны заявления этого человека, то послушай меня, представителя элиты Союза, – распалялся Клажир, – твоя наставница – смелая женщина, спасшая сотни людей, уж такая-то выживет в столь несущественной передряге. Подумаешь, Варзхел что-то там захватил? Да в моей деревне каждый год ростовщик стремился отжать точку продавца зерна на рынке за неуплату долгов. Но тот же отбился от его вышибал! Вот и Танриль отбилась.

– Клажир… – она рассмеялась и снова поцеловала его в губы, – уж не знаю, отчего, но тебе больше хочется верить.

Юкиара наклонилась к Арстелю и мотнула головой в сторону деревенского паренька и юной целительницы:

– А они мило смотрятся вместе. Знаешь, говорят, первая любовь – самая счастливая.

– А по-моему, – ответил сапожник, – не имеет значения, который раз ты влюбляешься. Важен лишь угол, на который ты распахнешь дверь в свое сердце.

– Значит, чтобы измерить любовь, нужен хороший транспортир? – улыбаясь, посмотрела на него Юкиара, а затем они с Арстелем дружно покатились со смеху.

Глоддрик с удовлетворенным победой, но отчасти разочарованным, по причине того, что кончилась схватка, видом, огляделся:

– Обсудим дальнейшие действия в моем кабинете. Ты, – он указал пальцем в сторону Алагара, – меня интересуешь больше, чем остальные. Ты здесь единственный, кому я нельзя доверять.

Вскоре Архимаг, Алагар, Глоддрик, Эрлингай и мастер Агриппа удалились в кабинет командора Карательного Отряда. Люди же их приступили к стаскиванию трупов в кучу, раскапыванию братских могил и подготовке погребальных костров. Раненых отнесли в лазарет, Кэлрен пришлось достать из кладовой половину всего их с Танрилью запаса целебных средств. Пришло время зализывать раны.

***

Глоддрик описывал круги, меря комнату быстрым шагом. Йоши был спокоен подобно удаву, заложив ногу на ногу, на жестком табурете он охватывал своим взглядом сразу всех присутствующих. Алагар стоял у стены, немного покачиваясь и потирая руки, взгляд его метался с одного предмета на другой, остановился на гобелене, отображающем герб Союза и Карательного Отряда. Судя по насмешливым искоркам, плясавшим в его глазах, он считал эту символику очередным проявлением узаконенной глупости. Агриппа сел в позу лотоса на ковер у двери и, прикрыв глаза, глубоко дышал. Эрлингай облокотился на стол и, закусив губу, всматривался в облака за окном.

– Вы помогли нам. Зачем? Вы ясно дали понять моей подопечной, – скривил сухие губы Глоддрик, – что не хотите иметь с нами общих дел.

– Разногласия несущественны пред ликом всеобщей угрозы, – ответил Алагар, – так сказал мой учитель совсем недавно.

Йоши одобрительно кивнул:

– Друг мой, у тебя цепкая память.

– Мне интересно, – тон Глоддрика стал резче, – в каких отношениях деревня, в которой вы обосновались, находится со своим собственником – Союзом?

Алагар улыбнулся уголком рта и заявил, выдержав взгляд Глоддрика:

– В разорванных. Мы не признаем ни Союз, ни Аргою, ни Ганрай. У Уравнителей нет отечества. Мы – люди мира.

– Нет! – ударил кулаком по столу Глоддрик, – вас взрастил и выкормил Союз! Образовал вас. От матери своей ты тоже отрекся?

– Я не знал ее, Ганрайский Демон, – жестко отрезал Алагар, подаваясь вперед.

– А родину свою ты знал? – оскалил зубы Глоддрик, – как смеешь ты отрицать начало моей страны в моей крепости?

– Может, не будем разводить скандал? – подал голос Эрлингай, – и перейдем к решению проблем.

Агриппа молчал, в медитативном трансе он наблюдал за перепалкой блюстителя закона и мага-сектанта.

Алагар, игнорируя реплику Эрлингая, ответствовал:

– Чтобы построить достойное будущее для мира, следует подняться над приобретенным и навязанным. Союз, Аргоя, Ганрай – не более, чем рисунки на тряпье, нас с детства учили почитать эти знамена, но они лишь разобщают нас, делают зависимыми, слабыми. И заставляют раболепно кланяться безнадежным правителям, что не ударили палец о палец, чтобы…

– Довольно, – процедил сквозь зубы Глоддрик, – я призвал бы к ответу тебя и твоих людей за одни эти слова. Из уважения к твоей помощи я отложу этот вопрос на будущее. Ближайшее.

Йоши-Року поднялся со стула и подошел к окну:

– Эрлингай прав, друзья мои, – сказал он, всматриваясь на копошащихся на тренировочной площадке людей, сжигавших трупы павших, – оставим склоки и перейдем к решению проблем. Заргул набирает силы. Его тело скоро будет готово к ритуалам, и он воплотится вновь. Но у нас еще есть время – можно нанести удар Союзными войсками в самое сердце Азарельда. Они не ждут атаки, они к ней не готовы.

Эрлингай повел плечами и, скептически склонив голову, протянул:

– Даже не знаю, осилит ли это один Союз, мы ведь не знаем расклада сил врага.

– Друг мой, как любит повторять мой ученик, – улыбнулся Йоши, – все мы братья и сестры. Поддержка моего народа вам обеспечена. Убедить короля скиарлов, властелина морей, Рейгена Саламандра поддержать нас своим несокрушимым флотом для меня посильная задача. Хинарею Бесстрашную, царицу крылатого народа, властительницу Звездного Града склонить к сотрудничеству будет еще проще. Даже до равшаров можно достучаться, если ты поверишь, что и они могут стать твоими братьями. Вместе мы победим.

Глоддрик хмыкнул, молча кивнул и сказал:

– Поддерживаю. Готов взять на себя Эанрила Третьего. Армия Союза будет наша.

Агриппа открыл глаза и его тихий голос привлек внимание всех сразу:

– Вместе со Стражами, разумеется.

– Разумеется, друг мой! – воскликнул Йоши, – вот видите, какое между нами понимание, если задать разговору нужное направление.

Алагар развел руками:

– Я только за сближение, враждебность, – он махнул рукой в сторону Глоддрика, – противоречит моим убеждениям. Возможно, за кружкой хмельного пива разговоры пойдут в более дружелюбной атмосфере. Приглашаю всех присутствующих – Стражей, Карателей, своего наставника и кронпринца Аргои в Крестал! Победа слаще, когда ее отпразднуешь с братьями по оружию.

– Эх, хорошая идея, – сказал Йоши, – хоть я и отжил свое, но маленькие радости жизни ценны всегда. Я бы пожил в вашей деревни с год, если бы не, – он задумался, пытаясь придать подходящее описание насущным проблемам, но решился сказать, как есть, – нависшая угроза вторжения горхолдов. Но чего нам бояться, если мы сплотимся? Даже если мы соберемся в Крестале, у нас есть шансы отбиться от Заргула, разве нет? В конце концов, здесь мы их победили.

Прочная вера в то, что этот мир можно спасти, став единым целым, воцарилась в душах наших героев. Стоит отдать им должное – каждый из них, осознав это по-своему разумению, сделал широкий шаг к постижению гармонии с миром.

***

Крестальцы не стали закапывать Кёрка в братскую могилу. Каждый из них счел бы такое решение кощунством, ведь так хорошо знакомый им староста всю жизнь провел в Крестале и заслужил полное право лежать в своей родной земле. Карен тихо плакала, Мурвак тихо выругался:

– Подлая же сука эта война! Забирает лучших, а оставляет лишь куски дерьма вроде меня. Лучше бы я склеил ласты вместо него.

– Еще успеешь, – сказал Ропхиан, – все мы там окажемся. И встретим Кёрка. Помянем же этого славного человека добрым словом.

Тело его накрыли простыней и оставили в госпитале на незанятых носилках. Единогласным решением старостой Крестала избрали Арстеля:

– Какой из меня староста, о чем вы? – отмахивался он, – я и вполовину не такой, каким был Кёрк.

– И правильно! – сказал Хельд, – Кёрк был такой один. А ты – наш Арстель. Самый отвественный парень на деревню, добрый друг и славный штопальщик подошв. Прими то, что тебе причитается и не петюкай.

– В кои-то веки ты, Хельд, говоришь по делу, – рассмеялась Карен, – лучше Арстеля и правда не найти никого.

Сапожнику оставалось только смириться. Но Кёрка, которого он знал с малых лет, с которым они вместе рвали яблоки на соседских огородах, с которым ели и пили у Хельда, обсуждали бродяг, забредших в Крестал, с которым они видели друг друга каждый день целых тридцать лет, этого Кёрка, преданного друга и настоящего старосты Крестала, будет не хватать всем жителям этой славной деревни.

Брок страдал от жара, он проваливался в забытье. Весь в холодном поту с дрожащими руками он распластался на матрасе. Кэлрен делала ему компрессы и вливала целебную настойку в рот, но безрезультатно – отрава с оружия Скорпиона работала безотказно, уничтожая сильный организм ганрайского воина. Он то и дело заходился кашлем и отхаркивался кровью, которую сидящая подле Кэлрен Юкиара уже устала вытирать с его подбородка. Бандана его была брошена в углу, ежик коротко стриженых волос не был покрыт ничем, кроме компресса с травами.

– Юки… ты еще тут? – еле выговорил мужчина.

– Да, Брок, – она нежно погладила его руку, сдерживая предательские слезы, – я с тобой. Уравнители своих не бросают, ведь так?

Брок выдохнул и улыбнулся, превозмогая боль, но снова зашелся кашлем. Восстановив дыхание, он снова заговорил:

– Мы защитили Ганрай… Юки… представляешь? Без… Аргои… долбаного короля… пошел он…

Юкиара утерла нос, всхлипнула и кивнула:

– Конечно! Пошел он в Азрогово пекло. Ты защитил Ганрай. Защитил мою родину, меня. Ты сражался, как герой, Брок.

Брок рассмеялся, едва сдержав кашель. Приоткрыв глаза, он попытался сфокусировать взгляд. Вдруг он схватил Юки за плечо, поглаживая его, он приподнял ее подбородок и заглянул девушке в глаза. Она не сопротивлялась.

– Юки… Знаешь, а я ведь… Так и не сказал тебе… Думал, еще представится случай… – он издал хриплый смешок, который снова вызвал приступ лающего кашля, – но я любил тебя с самого… дня нашего знакомства…

– Брок… – давясь слезами, она прижала его руку к своей щеке, прикасалась к ней губами, – я знала это. Прости, что не смогла дать того, что ты искал.

– Это… ерунда… Ты подарила мне больше… чем любовь… дружба, она первичнее любви… да и потом… ты любила меня… как… брата… – на этом слове он смолк, глаза остекленели, лицо застыло и приняло столь пустое выражение, что может быть свойственно только тому, кто ушел в лучший мир.

Юки залилась рыданиями, и лишь Кэлрен была рядом и могла утешить. Так, в крепких объятиях, приглушенном плаче Юкиары и успокаивающем бормотании целительницы, девушки просидели до глубокой ночи.

Глава 14: «Прощай, брат»

1671 год. Ганрай. Окрестности Вархула. Храм Мечей.

Легкий ветер поднимал рябь на реке Быстроходной, заставлял колыхаться поросль осоки на холмах, редкие лиственницы, дубы и ясени шевелились в плавном танце ветвей. Каменная крепость Храма Мечей, стоявшая в выбоине на вершине холма, стояла, как всегда, твердо и надежно. Стояла глубокая ночь, воспитанники мастера Агриппы мирно подремывали в спальне, и лишь один из них по привычке детства забрался на чердак. Это место всегда было наполовину пустым и наполовину же заставленным ящиками со строительными материалами и инструментами, которые не так часто пригождались – Храм Мечей выстроили на века. Редко кто туда заглядывал, лишь один отрок, выращенный под руководством мастеров-Стражей облюбовал это место с самого начала. Вот и на этот раз он, как обычно, стащил из спальни матрас с подушкой, взял недочитанную книгу, которую он стащил на рынке Вархула, и при тусклом пламени свечи погрузился в чтение. На этот раз он пытался проглотить историю о Лангорте Объединителе, первом короле Аргои, основателе Союза, сумевшем мирными и военными методами объединить разрозненные людские кланы и дать отпор набегавшим племенам равшаров. Этот парниша любил изучение истории своей страны и мира больше, чем тренировки, ему всегда хотелось понять, как устроено развитие этого мира, осознать, к чему шли предки, чтобы рассказать впоследствии потомкам, куда направиться им дабы избежать ошибок предшественников. В свои неполные четырнадцать лет наш герой хоть и уступал соученикам в боевых навыках и физической подготовке, но превосходил их в знании грамоты и эрудиции, прочитав за последние два года больше, чем им доведется за всю жизнь. Не покидало его чувство, что живет он не своей жизнью, словно в Храме он лишний и лишь делает то, что положено, чтобы соответствовать требованиям старших, но настоящая его жизнь происходит где-то в воображении. Раздался стук по стеклу чердачного окна.

– Эй, Ревиан! Ты там не уснул? – раздался приглушенный юный голос, – если мастера тебя застукают, от наказания не отвертишься. И не думай, что я смогу тебя выгородить!

За нарушение режима в школе Стражей наказывали строго, хотя мальчика еще ни разу не засекли – его имитация тела из подушек и чайника, накрытого париком, в постели подозрений не вызывала. Возможно, мастер Агриппа и заметил эту хитрость, но не решился наказать подопечного. Ревиан дернулся, сунул книгу под матрас и бросился к окну. Голос своего брата он бы узнал из тысячи.

– Глоддрик? – Ревиан распахнул окно, – ты-то зачем сюда забрался? У тебя же намечалась тренировка с Шибуи и Гуаррахом за стеной Вархула. Тебе влетит.

– Не влетит, братишка, если мастер Агриппа не узнает, – ухмыльнулся старший брат, – вылезай давай, этой ночью в городе праздник, не хочу, чтобы мы его с тобой здесь просидели.

Ревиан оперся на подоконник и тревожно сжал губы:

– Но ведь нам не положено покидать территорию Храма без разрешения…

– Эй, правила созданы, чтобы их нарушать, ведь так? – Глоддрик толкнул брата в плечо и приподнялся с корточек, – идем же!

И он спрыгнул со второго этажа, перекатившись при приземлении. Ревиан аккуратно выполз из окна и встал на черепице, пытаясь держать равновесие. Он подошел к краю, чуть не поскользнулся и снова замахал руками, отчаянно балансируя.

– Да не бойся ты, прыгай! Что за Страж из тебя выйдет? – подзуживал его брат.

– Я не боюсь! – ответил Ревиан, – я просто… оценивал высоту.

– Сигай ты уже!

Ревиан отошел на несколько шагов и, разбежавшись, прыгнул. Глоддрик ловко подхватил брата, но тут же предательски швырнул его на землю – лицом в грязь.

– Не будь доверчивым, братец, – расхохотался он.

– Очень смешно! – отряхиваясь и утираясь, буркнул подросток.

Братья Харлауды были очень похожи и непохожи одновременно. Оба были худы, черноволосы, остролицы. Старший брат, которому было чуть больше двадцати, привык держаться подобно уличной шпане, развязно и самоуверенно. Эту дерзость взрастило в нем детство в воровской группировке, уличной шайке, которая ютилась в подвале заброшенного дома, где приходилось чистить карманы прохожих и скидывать добытое ловкой рукой на общак. Манеры уличного пацана впечатались в его нутро и выкорчевать их не удалось даже самому мастеру Агриппе. Однако Глоддрик был прирожденным бойцом и талантлив в обращении с оружием и рукопашном бою, Ревиан тоже обладал задатками неплохого воина, но в нем не было жилки бойца. О том же, чтобы применить знания на практике, Ревиан не мог помышлять, слишком мягкосердечен был его характер. Другие же спали и видели, когда им представится такая возможность. Глаза братьев были одного цвета, но сколь разные порывы они отражали. Глоддрик смотрел на окружающий мир точно орел с вышины, выискивающий добычу, с детства в нем были задатки хозяина жизни, лидера, того, за кем остальные пойдут. В Ревиане же отсутствовали стремления чем-то управлять и участвовать в преобразовании мира и жизни окружающих, он хотел другого. В отличие от брата он не был человеком дела, ему не хотелось делать из мира кусок глины, из которого он, подобно скульптору, мог бы вылепить фигуру согласно своим убеждениям. Ревиану хотелось дать людям послание, сказать, как именно им огранить изваяние мира, только он сам еще этого не понимал. Но все отмечали, сколь хорошо он доносит до чужих ушей то, что хочет. Вечерами после отбоя парни часто просили его рассказать что-нибудь о том, как всемогущий Йоши-Року справился с нашествием драконов или же как он вместе со своим наставником, Вторым Архимагом, спас Ранкор от самого могущественного некроманта за всю историю. Даже старшие ученики заслушивались, хотя сперва пытались разогнать ребят со словами:

– Что за театр одного актера вы здесь устроили?

Глоддрик как-то назвал его краснобаем, с тем самых пор прозвище закрепилось за Ревианом во всем доме Стражей. Его это вполне устраивало, в том, чтобы рассказывать людям истории, он видел единственный способ хоть как-то отличиться среди этих умелых бойцов, до планки которых он никогда не мог дотянуть.

Братья побежали трусцой к подножию холма, затем прошли лощину и перешли Быстроходную по шаткому веревочному мосту, возведенному не слишком умелой рукой столетие назад. Когда они обогнули соседний холм, глазам их вдалеке открылись мерцающие огоньки пригорода Вархула. В небе уже взорвалось разноцветным дождем несколько фейерверков, а мелкие, точно муравьи, фигуры горожан сновали туда-сюда, наводняя даже самые мелкие улочки. Праздновался день основания Союза.

– А где Шибуи и Гуаррах? – оглядываясь, боясь увидеть погоню из Храма Мечей, прошептал Ревиан, – они, наверное, пошли тренироваться. Ты не боишься, что они устроят тебе головомойку за то, что ты их кинул?

Глоддрик хрипло рассмеялся и потрепал брата по голове:

– Ну ты даешь! Мне? Твой братец тоже не лыком шит, знаешь ли! Но нет, они нас встретят. Да ты же видел наши навыки, неужели ты и в самом деле веришь, что нам еще есть, чему учиться?

– Мастер Агриппа говорил, быть Стражем нужно учиться всю жизнь.

– Скажешь тоже, – присвистнул Глоддрик, – старый пердун много чего говорит. Будешь его слушать – станешь таким же, как он. Просидишь очень долгую и скучную жизнь в этом задрипанном Храме Мечей. А пока ты будешь сидеть, мир продолжит играть буйством красок. Ты хочешь остаться в стороне от жизни?

– Я, между прочим, хоть и младше, но о жизни побольше тебя знаю, – попытался уколоть брата Ревиан, но безуспешно.

– Откуда твои познания? Из книг? Так и просидишь всю жизнь, читая свою ересь. Я же предпочитаю писать свою историю жизни прочтению чужих.

Они уже подходили к воротам, где их встретили Гуаррах и Шибуи – парни были в тренировочных одеждах, Шибуи, как всегда, в своей любимой соломенной шляпе и свежевыбритый налысо, а Гуаррах стричься не собирался, довольствуясь тем, что его спутанные колтуны сталактитами свисают на плечи.

– Да это у вас семейное, я погляжу – опаздывать, – развязно, но дружелюбно усмехнулся Гуаррах, – точность – вежливость королей, между прочим.

– Именно поэтому Ганзарул всегда вовремя посылает своих кровопийц сдирать налоги с мирных жителей, – рассмеялся Глоддрик, – нет уж, быть точным королем менее достойно, чем уличной проституткой.

– Смотри, как бы не оказался на дыбе за такие слова, даже у городского забора есть уши, – ответил Шибуи, – хотя я лично скучать по тебе не буду.

Ребята так и пошли в город, подтрунивая друг над другом. Ревиан не отставал от них, его одолевало противоречивое чувство. Он одновременно и наслаждался этой братской атмосферой, но и чувствовал себя чужим. Вот его старший брат, его кровь и опора, шутливо толкается с этими юными Стражами, смеется с ними в унисон. Так могут общаться те, кто пуд соли съел друг с другом, пройдя трудности воинского роста, их вместе порол мастер Агриппа и старший наставник Городай, они вместе оттачивали выученное и вместе же отлынивали от тренировок, дружно отвечая перед мастером, если попадались. Стражи друг для друга всегда были семьей, но эти трое стали духовно скреплены. Ревиана они принимали в свой круг и очень любили, но он никогда не смог бы стать одним из них. Эти трое давно окрепли, гордо и заслуженно носили звания Стражей, познали радости городской жизни, женской ласки, выпивки, драк в кабаках. Пусть они и не знали всех представителей династии Акреилов на зубок или не могли бы изложить биографию Гартхаэла Громовержца, но они видели жизнь своими глазами, тогда как Ревиан при всем своем обширном кругозоре мог лишь повторять за тем, что видели чужие. Они Или же, скорее всего, что выдумала чужая фантазия. Парня это угнетало, но он всеми силами пытался сжечь, убить в себе чувство зависти. Стоило, наоборот, возрадоваться шансу набраться ума и опыта от старших. Глоддрик с друзьями выросли, заматерели и совсем скоро уже станут зрелыми мужчинами, тогда как у Ревиана совсем недавно еще сломался голос.

Ганрайцы в этот день дома не сидели. Повсюду горели фонари, факелы, масляные лампы, освещая неисчислимые вывески и плакаты. Пекари,мясники, игрушечных дел мастера, пивовары, бортники, чьи соты ломились от меда, ловцы крабов и мидий, менестрели, торгующие заморскими музыкальными инструментами – все зазывали людей попробовать свои товары. Вокруг было не протолкнуться – группы парней и девушек ходили и, шутя друг с другом, выбирали товары на свой вкус. Молодые семьи тоже искали среди явств и предметов роскоши, чем порадовать чад. Пожилые же старались держаться особняком, прогулочным шагом пересекая наводненную улицу и плавно покачивая головой с философским одобрением, дескать, да, все так, как и должно быть, жизнь вертит свое колесо.

– Кажется, у Сенретты еще открыто! – сказал Шибуи, – поспешим же.

Они направились в сторону фонарей из красной бумаги, внутри которых горели свечи. За фонарями отражали блики огня лакированная вывеска – «Лапшичная дяди Крола. Пересеки море бульона и покори горы лапши, если ты достоин». В том, что они достойны, парни не сомневались с самого первого дня их визита в это место. Скромное заведение состояло из маленького помещения – склада, где хранилась мука, и небольшой кухни, где замешивалось тесто и готовилось заботливой рукой юных кухарок под надзором опытного старика Крола. Перед самой же кухней стоял небольшой ряд стульев, половину которого заняли парни сразу же, как вошли.

– Какие люди! – всплеснула руками девчонка, помешивавшая что-то в здоровенной кастрюле, – давно вас не было, мальчики, даже стены этого заведения успели по вам соскучиться.

– Нам тоже не хватало этого места, – сказал Глоддрик, – тебя – еще больше, Арикса.

– Умеешь ты засмущать, – игриво убрала она прядь волос за ухо, и подобралась к младшему брату своего собеседника, – Реви! Ну и ну, как ты вымахал! – девушка провела рукой от груди Ревиана до его макушки, – Как поживаешь? Уже соскучился по своей любимой вермишели в бульоне?

Мальчик рассмеялся и, улыбнувшись, сказал:

– Иначе и быть не может! Рад тебя видеть, Арикса.

Арикса была худенькой девчушкой лет девятнадцати. Росту была она небольшого, и красавицей отнюдь не была – портил все орлиный нос с выдающейся горбинкой, широкое, почти квадратное, лицо и тонкие, плотно сжатые губы, что делало ее облик излишне жестким для молодой девушки. Свои темные волосы стричь ровно она никогда не умела, но ее это не смущало, Арикса довольствовалась тем, что завязывала их в тугой узел, чтобы не мешали работе. А белый платок, обвязывающий ее голову, вместе с всегда заляпанным чем-то фартуком на поясе, стали постоянной ее атрибутикой. Манеры ее были простоваты, но Стражи и Ревиан знали, что дружбу она ценит лучше многих. Девушка всегда давала им добавки без дополнительной платы, а если парням нечем было расплатиться, то за выручку выкладывала часть своего заработка – старый Крол тщательно следил за посещением и доходами, и при малейшем несоответствии выгонял любую повариху или счетоводку за, по его подозрению, казнакрадство. В особой милости кухарки был Ревиан, которому она всегда давала в дорогу то леденец, то пряник. Вскоре перед Стражами стояли миски с дымящейся лапшой, посыпанной острым перцем, которую они принялись уминать за обе щеки. Вскоре с улицы вернулась Сенретта – дочь старого Крола. Рыжеволосая и веснушчатая, она коротко стригла свои вьющиеся волосы, создавая несколько сдержанный, но в то же время элегантный образ. Лет ей было около двадцати пяти, но выглядела она, скорее, на восемнадцать. Парни радостно приветствовали дочь хозяина, затем завязался привычный разговор.

– И как поживает мастер? – спросила Сенретта, облокотясь на стойку.

– Мастер Агриппа всех нас переживет, – с набитым ртом проговорил Гуаррах, после чего продолжил втягивание в себя целого снопа жирной лапши.

– Не сомневаюсь, – улыбнулась рыжая.

Арикса, отдраивая кастрюлю от слоя жира, заметила:

– Как жаль, что никому из вас не посчастливится стать следующим мастером…

– Больно надо, – отрезал Глоддрик, – мой мир слишком огромен, чтобы уместиться в этих тесных стенах.

Шибуи поцокал языком, качая головой:

– Вот что мне в тебе решительно не нравится, дружище, – так это твоя дерзость. Видать, палка мастера так и не смогла выбить из тебя дурь.

Гуаррах, рассмеявшись так, что бульон вытек у него из носа, хрюкнув, проговорил:

– Да и слава Илгериасу! Такого настоятеля, как Глоддрик, обитель Стражей не заслужила.

– Что правда – то правда, брат, – усмехнулся Глоддрик.

– Кстати, – Сенретта обогнула стойку и стала вплотную к Глоддрику, ее упругая грудь находилась в полуметре от его лица, – Глоддрик, а куда ты надумываешь податься, как твое обучение кончится? Стражам, вроде как, можно покидать свой дом.

Отставив миску, он пригладил вихор темных патл и заявил:

– Даже не знаю, что тебе сказать. Буду работать во благо Союза. У императора Ганрая, Рахайраса недостает начальника гвардии. Как раз пригодится Страж. Наведу порядок в Вархуле, за Сухие Колодцы примусь. А там и братишка мой доучится, может, уборщиком его в императорскую резиденцию пристрою, – с этими словами он взъерошил волосы Ревиана.

– Повезло мне со старшим братом, – протянул Ревиан, выравнивая шевелюру.

– Хм, – Сенретта лукаво прищурилась, – все вы, Стражи, только и думаете об этом Союзе. А я лучше о себе позабочусь. Не буду же я вечно прозябать в этой паршивой дыре, как мой… – она осеклась, поняв, что оскорблять честь отца при друзьях – оскорбить саму себя, она продолжила, – вы поняли. Через год-другой я подкоплю деньжат и рвану в Аргою. В Силгор. Как знать, может, там у меня получится открыть свое дело, куда большее, чем лапшичная.

Шибуи пожал плечами и ответил:

– Делай, как считаешь нужным, Сенретта, жизнь твоя.

– Да, да, да, поняла я, зануда, – отмахнулась она с деланой улыбкой, – может быть, Глоддрику все же захочется присоединиться ко мне? – она подмигнула ему, – с братом, разумеется. И мне хорошая компания, и вам надежный человек рядом. Далось вам это Стражество?

Глоддрик чуть не поперхнулся пивом, откашлявшись, он нашелся с ответом:

– Ценю твое предложение, но такая жизнь не для нас. Не для меня уж точно. В Аргое пруд пруди солидных молодых дельцов, и ты найдешь себе куда более серьезную компанию, чем мы с братом.

Сенретта презрительно оттопырила губу и фыркнула:

– Я шутила, дуралей. Неужто ты всерьез мог подумать, что я хочу связать с вами свою жизнь? Может еще и обвенчаться тебе предложить?

– Мы поняли тебя, Сенретта, – сказал Шибуи, видя, что Глоддрик начинает закипать от раздражения, – ты шутила, не совсем удачно, конечно, но не будем из-за такой ерунды портить вечер.

Когда все немного успокоились, разговор зашел о моде, о том, как неудачна внутренняя политика нынешнего императора Ганрая, который почти не отстраивает страну, а Ганзарулу Второму приходится брать это на себя, вливая в строительство мануфактур, дорог, в создание рабочих мест и переезд аргойских мастеров ремесел в Ганрай уйму средств из королевской казны. Как только Сенретта вскользь упомянула набеги равшаров и столкновения на границе, Глоддрик осек ее:

– Здесь говорить не о чем. Нужно молча, сцепив зубы, драться – и все.

Распрощавшись с девушками и, пообещав зайти еще, она вернулись на улицу.

– Вы возвращайтесь в Храм, пацаны, мы с братишкой еще немного побродим здесь, – сказал Глоддрик друзьям.

– Только в бордель не води его, – усмехнулся Гуаррах и помахал рукой.

– Сводим года этак через четыре, – подхватил Шибуи.

И вот они мирным шагом направились к центру Вархула. Ревиан несколько раз бывал на площади этого города, он хорошо помнил обилие ларьков, торговцев здесь было в десятки раз больше, чем на пригородной улице. Вот только напрягали его плакаты, развешенные по стеням городских особняков. Изображен был на них герб Союза на щите у рыцаря в тяжелых доспехах, потрясающего щитом и мечом. Написаны же были под этим черно-белым рисункам строки, должные возбудить в жителях Ганрая чувство патриотизма: «А ты готов дать отпор дикарям из пустоши?». Значит, слухи о войне, которые кое-как дошли до учеников Храма, оказались правдой. Военной мобилизации подлежали все мужчины с семнадцати до шестидесяти лет, как было мелким шрифтом обозначено в агитационном плакате.

– Значит, это правда? – Ревиан воззрился на старшего брата, – равшары выходят на наши земли.

Глоддрик замялся, отвел глаза в сторону факира, изрыгающего пламя и жонглирующего факелами у питейной, и ответил:

– Равшары объединились под началом Кратара Рокового – это так. Он хочет присвоить земли Союза своим племенам.

– И будет война, – не спросил, а заключил отрок.

Глоддрик пожал плечами, держа руки в карманах и переминаясь с ноги на ногу:

– Должны же мы постоять за свои земли. Военное положение уже объявлено, вскоре начнется мобилизация боеспособных жителей.

Он не озвучил то, чего Ревиан боялся больше всего за последнее время. Поначалу он надеялся, что слухи о набегах равшаров – не более, чем вымысел, затем рассчитывал, что дело закончится несколькими стычками, но, пока жизнь шла своим чередом, он тренировался вместе с остальными, а брат пропадал на заданиях от мастера Агриппы, вероятность того, что Глоддрик уйдет на войну, росла в геометрической прогрессии. Сейчас же было очевидно, что за рекрутом скоро явятся имперские гвардейцы.

– Значит, и ты тоже…

– Да-а-а-а-а! Отымеем этих варваров в зад, – раздался неровный голос человека, который еле стоял на ногах, отчаянно пытаясь в дрожащей руке удержать бутыль самогона, – вот я, – из груди его вырвалось громкое икание, затем горожанин продолжил, – я служил! Суну этим… выродкам по самые… – он оглушительно отрыгнул, затем, не могши держать в себе лишнее, сблевал себе же на колени.

Пьяница стоял у арки, ведущей в жилой квартал, до этого он опустошал бутылку у одежной лавки, но его быстро выперли со ступеней за «распугивание клиентов». Вдруг он всмотрелся в лицо Глоддрика, его глаза загорелись огнем безумия, рот раскрылся, точно у одержимого:

– Ты! – выпучив глаза, сказал он, после чего его лицо снова приобрело засыпающий вид, а сам он, пошатываясь, неуклюже двинулся в сторону Глоддрика, – ты ж Страж… – он снова приложился губами к бутыли, рыгнул и швырнул бутыль в каменную стену, отчего та разлетелась на осколки, – вот какого рож… рожн…. какого вы сидите на своих гузнах… равшары убивают наших… а вы-ы-ы-ы… трусы никчемные… отсиживаетесь… – он харкнул вязкой слюной, смешанной с блевотиной, на землю, и продолжил, – мою жену, сына… убили эти уроды… я отмщу без вашей помощи, ссаные…

– Подождите, не горячитесь, уважаемый… – начал было Ревиан, но Глоддрик отпихнул его за свою спину.

– Помолчи, Ревиан, – сказал он, смотря в пляшущие глаза пьянчуги, – я разберусь.

– Так-то бля-я-я-я-ядь! Слушай старших, пока можешь… – заплетающимся языком сказал он, – придет время, и о тебе никто… не позаботится… кто позаботился о моих родных? Сука…

– Остынь, мужик, ты пьян и можешь натворить всякого, о чем будешь жалеть в будущем, может, всю жизнь, – Глоддрик подошел к нему вплотную, – я сожалею о твоей утрате. Не знаю, утешит ли тебя это, но среди Стражей трусов нет. Мы не уклоняемся от долга перед отечеством и не изменим ему теперь. Я уже записан в ряды военнообязанных. Вскоре я уйду на фронт.

Пьяница осекся, затем начал глядеть на Глоддрика с нескрываемым уважением.

– Прости, я… не подумал… сложно думать… в бошке гудит… гребаное пойло…

– Я понимаю, – сказал Глоддрик, – мастер говорит, когда мы пьяны, нашими устами говорят иные сущности, пока настоящие мы спим крепким сном. В душе ты нормальный мужик, который столкнулся с тем, что не каждый переживет. Я отомщу за твою семью.

Пьяница пошатнулся, подался вперед, но Глоддрик его подхватил. Мужик обвил юношу своей рукой и вскричал дребехжащим тоном:

– Вот бы стране таких, – снова икота, – героев! Пойдем… накатим за Союз…

– Тебе уже хватит, – улыбнулся Глоддрик, аккуратно усаживая его спиной к стене, – мы с братом пойдем, а ты отходи от хмели. Был рад знакомству.

Мужчина привалился к стене. Его впалые щеки покрывала неровная щетина, а нестриженые сальные патлы падали на глаза. Он убрал рукой волосы и воззрился на Глоддрика:

– Как тя зовут хоть?

– Глоддрик Харлауд.

– Глоддрик… Харлауд… настоящий мужик! – заорал он так громко, что прохожие начали оборачиваться в их сторону, – да здравствует Храм Мечей!

– И его мастер! – подхватил Глоддрик, – удачи тебе, земляк.

Подхватив Ревиана за локоть, молодой Страж направился в сторону торговых рядов.

– Уходишь, значит, – вздохнул Ревиан.

Глоддрик, не сбавляя шага, направился к лавке продавца музыкальных инструментов. Неподалеку торговец рыбой громко зазывал братьев, предлагая попробовать вяленую кильку, Ревиан встретился с ним глазами, но Глоддрик подтолкнул его, мол, иди дальше, не обращай внимания.

– У меня нет выбора, братишка. Не хотел, чтобы ты узнал об этом вот так, все собирался тебе сказать, но… Что уж поделаешь, – развел руками парень в жесте, выражающем безысходность.

– Я с тобой, – полным решимости тоном сказал Ревиан.

Глоддрик, подняв брови, обернулся и уставился на брата сверху – он был выше на полголовы.

– Ты от своих книг совсем обезумел? Погибнешь в первом же бою. Равшары зарежут тебя и не посмотрят на возраст.

– Но я могу драться! Я, как и ты, учился боевым искусствам и могу себя защитить. Не нужно относиться ко мне, как к беспомощному младенцу.

Веко старшего брата дернулось, нервно облизнув губы, Глоддрик уже готовился поставить мальца на место, но твердый взгляд Ревиана и любовь к последнему родичу остудили пыл молодого Стража. Неуверенно подняв руку, точно собираясь приобнять брата, Глоддрик вполголоса произнес:

– Я обещал матери, что не дам тебя в обиду.

Ревиан насупил брови:

– Не будешь же ты всю жизнь подтирать мне сопли, как последнему слабаку. Я знаю, чего хочу и достаточно взросл, чтобы отвечать за свои…

– Если бы ты упражнялся в искусстве боя так же усердно, как в спорах, ты мог бы и с мастером Агриппой сравняться, – с улыбкой прищурился юноша, – ты пойми, что я за тебя отвечаю и…

– Когда уже я стану хозяином своей жизни? – голос Ревиана дрожал не то от досады, не то от злобы, а может, и от всего вместе.

Глоддрик глубоко вздохнул:

– Стань Стражем, пройди испытания. Подрасти. Выполняй задания с братьями. Докажи, что не нуждаешься в большом и могучем старшем брате под боком – и я умолкну. До тех пор, пока молоко на твоих губах не обсохнет, я не позволю тебе рисковать жизнью. Сейчас ты годишься разве что на закуску первому попавшемуся равшару.

Глоддрик приблизился к брату, обхватил его затылок рукой и прижался лбом к темени своего самого близкого человека.

– Ревиан, жизнь – крайне жестокая сволочь. Она забрала наших родителей, а вместе с ними несметные числа благородных людей. А ты один из самых достойных учеников Храма Мечей. Ты умнее меня, Ревиан, и куда нравственнее, и, я уверен, ты очень далеко пойдешь, братик. Я не позволю року судьбы отправить тебя кормить грифов-падальщиков так рано.

Они смотрели друг другу в глаза, пока старший говорил, но под конец его речи темноволосый парниша едва удерживал слезы. Дрожащими губами он прошептал:

– Хорошо, Глоддрик, хорошо, – мальчик слабо проговорил, хлюпая носом, – скажи честно, – сокрушенно опустив глаза под ноги, начал юнец, – ты сам хочешь воевать?

Сложный вопрос для юноши, не знавшего о войне ровно ничего, кроме преданий старины и рассказов бывалых ветеранов заварушек прошлого, которые звучат за кружкой пива в кабаках и в хмельном веселье и желании впечатлить слушателей зачастую бывают приукрашены. Глоддрик понимал, что в словах брата скрываются и другие посылы – боится ли он ступать на тропу войны. Парню захотелось признаться в своей слабости и поведать брату о своем страхе, что словно червь-паразит в желудке, отравлял его душу, но он овладел собой в нужный момент. Старшие всегда должны давать пример тем, кто идет вслед за ними – говаривал бывало отец давным-давно, казалось, в прошлой жизни, – должны, даже если для этого приходится надеть личину того, кем ты не являешься. Всегда есть надежда, что молодежь превзойдет своих наставителей.

– Ревиан, я хочу одного – чтобы люди Союза жили, не зная страха и гнета. Хотелось бы еще мира с соседями, но что поделать, коль это невозможно. Если каждый побоится воевать, ведь придется бросить семью и уютные дома, если народ захочет отсидеться за крепкими стенами пограничья, ведь армии Аргои, гвардии Карайраса и кучки мастеров-Стражей вполне хватит, сюда ломанутся равшары. И тогда погибнет в десятки раз больше народу, чем если бы способные держать оружие и даже использовать его мужчины обнаружили бы, что у них есть-таки яйца между ног. Я Страж, и мой долг – сражаться за родину. Так сложилась судьба. Выбора нет. Понимаешь, Ревиан.

Люди продолжали проходить мимо, осматривать товары, вести будничные разговоры. Владелец лавки благ, годившихся для любого порядочного менестреля, с хваткостью орлиного глаза выискивал среди прохожих потенциальных покупателей.

– Как насчет вас, ребята? – окликнул он братьев, – в самые мрачные дни сумрак развеют чистейшие звучания музыки. Насладитесь же ими сполна, пока можете! – он обвел рукой ассортимент товаров, среди которых красовались резные флейты, расписные лютни, клирийские барабаны, обернутые натянутой кожей, а то и ритуальные безделушки клирийских шаманов, что, по поверьям, наводили связь с миром духов, предлагая мистическим существам насладиться искусной игрой призывателей. Глоддрика это не интересовало.

– Отчего нет! – отозвался Глоддрик и повернулся к брату, отсутствующим взглядом скользившему по инструментам, хотя в обычной жизни он бы глядел на них с неколебимым вожделением, – Ревиан, прогуляйся-ка, полюбуйся памятником Лангорта Основателя, не знаю, на заклинателя змей погляди, – он махнул рукой в сторону темнокожего клирийца в тюрбане, сидящего на коленях и играющего на свирели перед лицом кобры, шипящей во все клыки и распустившей пестрый капюшон, – пока ты хлопаешь глазами, все светила небесные угаснут.

Тряхнув брата за плечо, Глоддрик направился к лавке. Ревиан, вздохнув, со скучающим видом поплелся по тропе в сторону церкви Арая Илгериаса. Невдалеке стоял проповедник – дородный мужчина в сутане, отпустивший густую бороду, читал народу проповедь. Его заунывный голос вещал о грядущих испытаниях, что суждено выдержать народу Союза лишь в единстве, о долге друг перед другом и королем Ганзарулом Вторым. Мальчик усмехнулся про себя – как же низко для священнослужителя играть на чести и единстве народа, вкрапляя в эти узы ложную преданность монарху, который хоть и отстроил Союз заново, укрепив его дорогами, бастионами, заставил его городами и новыми селами, но все же относился к людям как к расходному материалу. Стоило все же признать, что глаза женщин искрились надеждой, а мужчины сжимали кулаки при громких словах о преданности престолу и строительстве славного будущего Союза.

– Каждый из вас вершит историю, своей славной гибелью на поле брани, помощью раненым или же чистой женской слезой, мольбами за души ваших храбрых мужей, преданной заботой о стране в их отсутствии хранительниц очагов. Вы уже герои, я вижу это по вашим лицам, полным блаженства, которого лишены равшары! Эти порождения прогнившего дерева посягнули на нашу святую землю, но мы покажем им, что Арай Илгериас на стороне Союза братских народов!

Ревиан пнул обломок кирпича и побрел к лавкам. Ему было противно слушать, как краснобай-священник извращает святую веру и связь человека с Богом ради пропаганды власти короны. Мальчик всем сердцем хотел, чтобы люди отстояли страну, он бы многое отдал за то, чтобы стать старше, умелее, как Глоддрик, встать с ним плечом к плечу и крошить головы демонов пустоши. Но ради людей, а не отпрыска королевского рода, даже не знающего о его существовании.

– Ревиан! – окликнул его брат, обогнувший лавку, набитую перезрелыми овощами, – твои друзья сказали, ты собирался намостыриться играть на такой?

В руках он нес деревянный банджо, окрашенный черным лаком, на котором были вырезаны изящные фигуры драконов, переплетавшихся в диком танце, эти драконы, очерченные золотой краской, сновали меж отрисованных молний, изрезавших блестящий корпус инструмента.

– Брат, зачем, – на сей раз из глаз Ревиана слезы потекли вправду, – она же, наверное, стоит…

– Плевать! – отрезал старший брат, – могу же я потратиться, если хочу услышать когда-нибудь, как мой братец изливает прекрасную музыку? И не вздумай филонить, как с войны приду, проверим, чему ты тут научился.

– Глоддрик, – Ревиан ухватился за гриф и свободной рукой крепко обнял брата, – я счастлив, что ты есть.

– Я тоже, представь себе! – смеясь, похлопал брата по спине он, – ладно, хватит соплей, – выпустив младшего брата, он пригладил его волосы и осмотрел, точно хотел понять, готов ли тот остаться один, без твердой руки старшего друга, – пора возвращаться в Храм, Ревиан.

И они вышли в путь, осознавая, что это их последняя совместная дорога в пристанище детства и юности, последняя перед долгими днями разлуки. Так они и шагали, Глоддрик – думая о том, как его изменит война и сможет ли он быть тем же беспечным веселым парнем, живущим изнурительными тренировками, посиделками с Гуаррахом и Шибуи в лапшичной с девчонками и заботой о брате, вернувшись с нее, не потеряет ли он себя, а Ревиан сжимал гриф банджо тонкими пальцами и думал, как изменится его жизнь, потеряй он брата. В молчании они держали путь к дому Стражей.

***

1675 год. Ганрай. Храм Мечей.

– Ревиан, ты должен уйти.

Парень смотрел прямо перед собой и молча мог лишь хлопать глазами. Он знал, что мастер Агриппа им очень недоволен, но не мог предположить, что старый учитель Стражей решится выгнать его из Храма Мечей. Ревиану недавно исполнилось восемнадцать, к этому времени, обычно, ученики проходили тяжкие испытания и становились полноправными Стражами. Сказать, что испытания были суровыми, – ничего не сказать. В один день воспитанник Храма в Драконовых Горах по извилистым и стертым тысячами ног каменным лестницам должен был взбежать на вершину в тяжеленными ведрами на коромысле, наполнить их и, не пролив ни капли, снести к подножию скалы. Продержаться в рукопашном бою с десятью завершившими обучение стражами в течение трех минут. Самое главное – поймать стрелу, пущенную мастером Агриппой в грудь молодому ученику, рукой на лету. Ревиан и близко не был готов к этим испытаниям. Неделями он пропадал на чердаке, уткнувшись в высоченные стопки книг, украденных из городской библиотеки. Юноша отощал, поскольку потерял интерес к еде и зачастую пропускал приемы пищи с братьями. Вскоре он утратил заинтересованность и в чтении, не думая о тренировках, он спускался с холмов в город и подолгу шатался там, возвращаясь изрядно выпившим с пятнами жира от праздной еды на тренировочной одежде. Наставники, разумеется, понимали, что Ревиан давно сошел с пути ученичества и толкового Стража из него не получится. Любого другого они бы избили палками и заставили бы тренироваться до потери пульса, выбив всю дурь, но Ревиан был для них слишком безнадежен. Агриппа, наставники и соученики видели, что он другой, не из того же теста, что они. Но никто не решался ему об этом сказать. Затем Ревиан перестал ходить в город и подолгу отдыхал, полулежа на стене вдоль сада камней. Закинув ногу на ногу, он расслабленно наигрывал плавные мелодии на банджо – единственной вещи, благодаря которой он мог ощутить присутствие брата. С Глоддриком им довелось увидеться с год тому назад. Но встреча была совсем не такой, как себе представлял юноша. От прежнего старшего брата, добродушного, озорного, заботливого, с мягким сердцем и теплым отношением к окружающим мало что осталось. Холодный взгляд хищника, похожий на вид гремучей змеи, наевшейся грызунов и сыто глядящей на своих будущих жертв. Красноглазый и резко поседевший, брат не выразил и толики радости, увидев место, подарившее ему братьев, мастерство и спасение от голодной смерти на улицах Вархула. Ревиан расспрашивал мастера Агриппу, что случилось с его братом, но старик лишь уклончиво отвечал, мол, война свернула его брата на новый путь. Пришлось разбираться самому, и Ревиан, читая хроники жизнеописания древних Стражей, узнал нечто новое о Темных Стражах, черпавших энергию из преисподнеи, далеких подземелий Азрога. Эти люди чаще всего становились на путь зла, поскольку немногим удавалось обуздать демоническую силу и направить ее на праведный путь, достойный Стража. Глоддрик не стал интересоваться жизнью Ревиана, ограничившись лишь тем, что выразил радость о благополучном состоянии брата. Да и радость эта была не слишком бурной и даже неискренней. Как будто во всем нутре старшего брата Ревиана каленым железом выжгли его личность, душу, а вернулась лишь пустая оболочка, изуродованная демонической энергией подземелий. Гуаррах и Шибуи, напротив, встретили Ревиана с искренней радостью и сводили его в город на долгую пьянку и гуляния. Хотя они и провели долгие часы в душевных разговорах о Храме, о том, как проходит обучение новичков и кто уже из знакомых Ревиана сдал экзамены, оба отказывались говорить о войне, как бы Ревиан ни просил. На вопрос, что случилось с братом, уклончиво ответил Шибуи:

– Прости, Ревиан, я ничего не мог поделать, когда равшары взяли твоего брата в плен. Впрочем, твой брат не нуждался в помощи, успешно вырвавшись из плена, он убил напрочь боевой дух у равшаров вместе с их вождем – Кратаром Роковым.

У Глоддрика был продолжительный разговор с мастером Агриппой, хотя до этого он старался ни с кем не общаться. На следующий день Ганрайский Демон, как его теперь называли, исчез из Храма Мечей. Ревиан, в полусне развалившись на вершине стены, подергивая струны банджо, видел, как его брат, держась за заплечный мешок, покидает родной дом, но так и не решился его окликнуть. Юноше хотелось это сделать, но та губительная пустота, с которой он столкнулся при встрече с братом, повергла его в уныние. Война забрала его брата, такого, каким Ревиан его запомнил, сделав из него машину для убийств, безумца, по рассказам сослуживцев, с остервенелостью, яростным оскалом и полоумным хохотом кромсавшего равшаров на куски. После ухода брата Ревиан окончательно разочаровался в пути Стража, потерял стимул, цель. Без Глоддрика Храм Мечей словно бы опустел. Он не думал уходить, Ревиану не приходила и в голову мысль вылететь из гнезда и отправиться в большой мир в поисках своего места, но вот теперь настало время держать ответ перед мастером Агриппой и решать свою судьбу.

Они стояли в главной зале храма, среди статуй мастеров из прошлого, творивших историю великого места. Ревиан не сомневался, что не судьба для него войти в их число и украсить эту залу своим апатичным и в то же время вдумчивым лицом – в нем не хватало черт воина, высеченных в его братьях по оружию годами упорных тренировок. Старец повел белоснежными бровями и, наморщив и без того изрезанный морщинами лоб, продолжил:

– Я знаю, что путь Стража не нашел в твоем сердце, Ревиан, и я понимаю тебя. Соученики твои уже стали Стражами, мы набираем новых, а ты так и не сыскал в Храме себе ниши. Это не твоя вина, наша дорога подходит отнюдь не для всех. Ты и пришел сюда не по своей воле, брат привел тебя сюда восьмилетним мальчишкой-ободранцем, голодным, выросшим на улице. Теперь же Глоддрик разорвал свои узы с этим священным местом, тебя ничто здесь не держит, Ревиан, пора избрать путь по душе.

Старик опирался на клюку и полуприкрытыми морщинистыми веками выцветшими глазами всматривался в юное лицо. Ревиан подался вперед, воздев руки в рассудительном жесте:

– Может быть, я все же могу попробовать? Да, я дал волю лени, запустил тренировки, но не все потеряно, наверстать упущенное никогда не поздно.

Агриппа сипло рассмеялся и направил конец палки в грудь Ревиану:

– Не нужно ничего говорить мне. Скажи сам себе, мысленно, – хочешь ли ты быть Стражем. Ты говоришь так потому, что и в самом деле видишь в этом свое призвание или же из-за привязанности к привычному месту, людям, укладу жизни? Скажу вот что – если бы путь Стража был твоим призванием, ты бы уже им стал, пройдя все испытания. Видимо, твоя судьба несет в себе что-то другое…

Сказать в ответ было нечего. Мастер, как всегда, оказался прав.

– Слушай, – поднял взгляд старик и пламя настенных огней отразилось в его очах, – ты не должен просидеть свою жизнь здесь, занимаясь ничем. Мне уже за восемьдесят, тогда как тебе только восемнадцать. Перед тобой открыты все пути мира, а мой, возможно, близится к завершению.

– Допустим, – замялся на секунду Ревиан в раздумьях, а затем продолжил, – я бы мог на время выехать из Храма Мечей и посмотреть на жизнь за этими стенами… Скажем, на месяц.

– Обязательно, – одобрительно кивнул мастер, понимая, что вместо месяца, скорее всего, срок составит всю жизнь Ревиана.

– Но я все еще не знаю, что мне делать, – сказал молодой человек, – я даже не знаю, в чем заключаются мои таланты, кроме чтения книг и игры на банджо. Я многое знаю со страниц, но жизни еще не видал, даже не представляю, чем мне…

Мастер поднял сухую и костлявую, сморщенную руку, покрытую кровоподтеками, призывая своего ученика к молчанию.

– Ревиан, – с улыбкой молвил старец, вспоминая давно ушедшее время, канувшее в лету из людской памяти, – в твои годы я был рядовым Стражем и даже помыслить не мог, что стану наставником этой школы, да еще и так надолго. Тебе предстоит перепробовать многое, терпеть неудачи и пережить взлеты, а затем снова – падения. Даже если путь свой ты так и не найдешь, поиск себя – это уже путь, разве не так? Достойнее попытаться найти свое место в жизни, чем отсиживаться в кустах, в окопе или в Храме, дожидаясь, пока за тебя все решат другие, – он помолчал, зажевав нижнюю губу, затем неожиданно спросил, – Ревиан, куда ты хочешь отправиться?

Вопрос застал юношу врасплох. Он был до конца уверен, что у мастера имеется четкий план действий на его ближайшее будущее или хотя бы предложения, а теперь в полном одиночестве и мраке неведения ему, совсем юному, предстоит делать выбор, определяющий жизнь на многие годы вперед.

– Ну, ну, не стесняйся, – подбодрил его мастер, – если это секрет, я, конечно, настаивать не стану, но можешь быть уверен, твое решение останется строго между нами.

Парень многое слышал о столице Аргои. Говорили, что вся аристократия Союза собралась там, как и возможности для поиска лучшей жизни и работы для молодняка. Ученики Храма Мечей по ночам часто, перешептываясь, обменивались слухами о новых веяниях моды на одежду, политиков, ораторов, поющих див или же театральных постановок из города, в котором жизнь крутилась в бешеном водовороте, переливающемся самыми разными цветами.

– Мастер, я, как и вы, люблю Ганрай и всегда буду ему предан, – с одобрительной и немного снисходительной улыбкой мастер оживленно кивнул юноше, дескать, продолжай, – но несколько лет назад одна наша с Глоддриком общая знакомая из города что-то сказала о планах переехать в Аргою. После ее слов я часто воображал, как бы сложилась моя жизнь, если бы я на время уехал жить в столицу, сердце Союза. Туда, где меня никто не знает, начать с нуля и посмотреть, что выйдет. А потом, при возможности, приезжать сюда, как только…

– Понятно, мой ученик, – обнажив пожелтевшие зубы с промежутками в рядах, изрек Агриппа, – вот, что я тебе скажу – один мой знакомый травник из Вархула сегодняшним вечером проезжает мимо Храма. Путь держит он в Аргою, к Силгору, везет партию редких целебных снадобий. Возможно, будет торговать ими по пути. Человек он уже в годах, соответственно, помощь юной и твердой руки в торговле и пути ему очень не помешает. Тебе же будет обеспечена еда и место в его повозке и палатке на все время пути. О деньгах не беспокойся, я провожу тебя и вполне смогу убедить его подвезти своего ученика.

Ревиан открыл было рот, но Агриппа остановил его жестом руки:

– Стой! Пока не забыл, – он порылся за пазухой и вынул сверток, издававший металлический звон, – здесь пять сотен серебряников. Достаточно для того, чтобы на первых порах снять жилье в столице и кормиться. Пока не найдешь работу и не сможешь себя обеспечивать, это тебе пригодится – бери и не вздумай отпираться.

Ревиан, пятясь, поднял руки, выражая неуверенность:

– Мастер, это все так неожиданно. Не стоит, благодарю, что позаботились обо мне, но это уже лишнее, я сам смогу заработать достаточно.

– Убью, – осклабился мастер Агриппа, сжав с хрустом кулак, и снова метнул взгляд на кошель, – выбирай.

Не дожидаясь ответа, сделав проворный хромой шаг в сторону Ревиана, Агриппа всучил ему сверток с монетами в руку.

– Да благословит тебя Илгериас. Через несколько часов наш с тобой друг окажется поблизости. Самое время прощаться с братьями и собирать вещи.

Горячо отблагодарив мастера за помощь, Ревиан двинулся в сторону врат.

– И, да, дружище, – дружелюбно окликнул его мастер, – приезжай как-нибудь, как освоишься там. Буду рад встрече. Если, конечно, буду жив еще, – подмигнув, мастер повернулся спиной и поднял руку в прощальном жесте, – да заступится за тебя Илгериас, Ревиан.

***

Сквозь улицы, наводненные людьми самой разной этнической принадлежности, в гуще которых проглядывали и представители иных форм жизни, что можно было спутать с людьми на приличном расстоянии, продирался юноша с банджо на перевязи, кушаком, в котором уместились самые ценные по его разумению книги и узлом с целительскими средствами, что дал ему в дорогу старый травник. Дорога в Силгор кишмя кишела нуждающимися в помощи, в деревнях многим была нужна мазь от волдырей, струпьев, снадобье от горячки или же одурманивающие вещества, лишающие боли, глушащие ее иллюзорными видениями из сказочной страны снов, находящейся в потаенных углах подсознания. Люди благодарили путников за помощь, а Ревиан был признателен судьбе за то, что довелось ему научиться азам врачевательства у столь опытного знахаря. Грамоте старик был обучен, но за жизнь свою успел прочесть от силы две-три книги, касающиеся его честного и праведного ремесла. Ревиан же открыл ему глаза на историю Союза, его жителей, заставив по-новому посмотреть на знакомые места и их обитателей. Юноша приводил сведения о том, когда деревню Козьи Загоны, возле которой они проезжали, назвали так и чья это была идея, как Бёрнфилд оказался важен в промышленных делах, ведь оттуда родом первые мастера сталелитейных дел, перебравшиеся в Силгор и открывшие там свои плавильни сотни лет назад, и прочее. Ревиан или книжный червь, как любил его звать попутчик, говаривал и о землях более отдаленных – как скиарлы отстраивали свой известный на весь Ранкор флот или же как их вождь обуздал морское чудовище в одиночку, получив свое прозвание – Саламандр, как хаглорианцы чувствуют свою связь с созидательной энергией природы и начерчивают ритуальные узоры на юных телах лишь только вступивших в зрелую жизнь членов лесного племени, как флорскелы избороздили весь мир, наладив торговые пути и обеспечивая нескончаемый круговорот не только своих, но и товаров всех наций по Ранкору. Они учили друг друга тому, в чем были хороши, но их сочетанию пришел конец, теперь же, распрощавшись со своим новообретенным знакомым, с которым успел тесно сдружиться, Ревиан пытался проторить себе дорогу сквозь набитые до отказа стены города-государства. У тщедушного хаглорианца, торговавшего четками, Ревиан узнал дорогу до ближайшей гостиницы – она находилась в десятке кварталов от центра города, но в пределах тех же непрошибаемых городских стен. Парень старался не обращать внимания на зазывал, тщащихся продать товар подороже, нищих и больных, с надеждой смотревших на Ревиана и, крича, просящих о помощи – их было слишком много, чтобы помочь каждому, всех денег, что дал мастер Агриппа, не хватило бы. Пропустив кружку пива в обветшалом кабаке, он двинулся в направлении дощатого двухэтажного здания, которое давно уже покосилось и того и гляди грозило обрушиться на головы проходящих мимо горожан. В свете фонаря, качавшегося от ветра на крыше приюта, гремели молот и звенела пила – рабочие строили фундамент, остовы для кирпичного здания возле гостиницы. Вот один из них трусцой бежал, везя перед собой тележку, набитую скрепляющим кирпичи раствором.

– А вот и он, – протянул густобородый начальник стройбригады, вытерев от грязи руки о штаны, – Гувер, тебя только за смертью и посылай. Чего ты там копался?

– Да раствора кот наплакал, бригадир, – усмехнувшись, выдохнул Гувер, подкатив тележку, – пришлось повозиться, соскребать остатки.

– Ну, Гувер, всегда найдешь отмазку.

Ревиан взирал на этих работяг с тоскливой мыслью о простонародье, частью которого он всегда хотел быть, но не мог, будучи всю жизнь до этого отрезанным от людей в Храме Мечей. Теперь же он порвал с братством Стражей и может ощутить себя частью нечто большего, чем он сам, – своего народа, а может, и всего Ранкора.

В гостинице его встретил сгорбленный и хилый клерк с поседевшими бакенбардами и редкой порослью волос вокруг плеши.

– Еще один постоялец, я так понял, – протянул старик, открыв гостевую книгу и обмакнув перо в чернильницу, – как прикажете величать?

Ревиан осознал, что с этого момента начинается новый виток его пути, и на этой дороге ни Стражи, ни мастер, ни даже старший брат не несут за него ответственности, теперь он сам хозяин своей жизни. Единственное, что его окружает – это близкий сердцу народ, отчего же не породниться с ним?

– Гувер, – ответил юноша, – Ревиан Гувер.

Спустя некоторое время это имя было на устах у всего Союза.

Глава 15: «Гуляем, друзья!»

Уже два часа по проселочной дороге шествовал человек интеллигентного вида. Лет мужчине было около пятидесяти. Его темные волосы были совсем недавно острижены под короткий ежик, бежевый камзол, украшенный узорами золотой нити, был сшит по последней моде Аргои, но небрежное обращение хозяина было причиной некоторой помятости дорогой верхней одежды. Его по-Ганрайски мешковатые брюки были заправлены в портянки. В манере одеваться он совмещал в себе щеголеватые замашки, характерные для дворянина, но небрежность в уходе за своим внешним видом роднила его с теми, кого высший свет издавна нарек чернью. Узковатое и осунувшееся лицо его выражало абсолютную вовлеченность. Этому благородному мужу так и не удалось суметь чувствовать себя подобно рыбе в воде на светских мероприятиях, пышных приемах при короле, где собиралась аристократия Союза. Хоть он и мастерски умел держаться не хуже сынов господ, слиться с массой знати ему претила душа. Придворный историограф об этом не жалел – о том, что цветом Аргои рождаются, а не становятся, ему день ото дня не успевал напомнить казначей – граф Вильнур Монсерад. Среди же холмов, отдыхая на валуне при валежнике, возле ручьев и деревьев он старался вглядеться в каждый куст, муравейник, ощущая единство со всей окружающей материей и формами жизни. Здесь не было ни снисходительных взглядов дворян, вынужденных терпеть выскочку из низов Союза, обладавшего богатством, славой, харизмой, манерами – чем угодно, кроме благородных кровей и родового знамени с поместьем. В народе же Ревиана Гувера чествовали все. Последней ночью уставший собиратель историй дошагал до избы лесничего, возле которой на чурбаках восседало трое деревенских мужиков, распивавших брагу. Стоило Ревиану лишь дать понять, что он желает к ним присоединиться, три часа братания под хмельное питье и разговоры за жизнь были обеспечены. Может, с их уст и соскакивала брань, как брызги со штормовых волн, а до высокого искусства, моды, писаний Гувера дела им не было, но деревенские от чистого сердца поделились с ним своим пойлом и, приобняв, были готовы делиться сокровенным, точно с родным братом. Разумеется, Ревиан не мог не нахлебаться вдоволь хотя бы из уважения к деревенскому мужику, которому веками приходилось терпеть поборы от барских семей, и тем не менее, несмотря на роскошную одежду, они приняли заплутавшего странника. Сейчас же, с мешком пресных галет, испеченных женой одного из выпивавших у хижины лесника, Ревиан направлялся в сторону селения Крестал. В сумке, подвязанной к кушаку, писатель хранил стопку тростниковой бумаги и перо с чернильным камнем – набор, с которым он не расставался так же, как его старший брат большую часть жизни не снимал руки с эфеса меча. В писаниях Ревиан находил нечто магическое, словно он из пустоты создает вечные миры силой одной мысли. Великие люди вроде Ганзарула Второго, Лангорта Объединителя, Гартхаэла Громовержца ушли в иные миры, не оставив после себя и горсти праха. Эпохи минувшие давно уж перестали существовать. Но в одном воображении можно сохранить навечно как человека, так и целый мир. Ревиану льстило то, что он причастен к запечатлению навечно многих страниц истории Ранкора. Северную Войну, которую он застал еще молодым, писатель изобразил со всей бесчеловечностью этой эпохи, слепок безобразного лика которой доведется увидеть многим поколениям грядущим, дабы те не повторили ошибок предков. Ревиан не был ни мудрым правителем, ни всемогущим магом, даже сносного воина из него не вышло. Но ему выпала честь жить в одно время с поистине великими личностями – один Архимаг Йоши-Року чего стоил! А если выйдет пообщаться с Алагаром? Возможно, в деревне он повстречается с братом. Приготовил он писчие принадлежности для того, чтобы собирать материал, должный послужить скелетом для наиболее значимого произведения в жизни Ревиана Гувера. Что-то подсказывало ему с самого появления Варзхела на королевском пиршестве, что в мире грядут великие потрясения. Возможно, стоило сохранить моральный облик мира, начавшего трещать по швам, на бумаге до того, как он необратимо переменится. Когда до писателя дошли слухи о побоище при Ганрае, о захвате императора Камайраса, которого вскоре освободили силы народов Союза без участия регулярной королевской армии, Ревиан был поражен силой духа и единством своего народа. Прослышав о намечавшейся гулянке в весях Крестала, он не преминул выдвинуться в те земли из самого Силгора – узла и сердца Союзных земель. Вот он уже огибал холм с зарослями ельника, подошел к стене, сложенной из каменных брусьев и дубового частокола, больше похожей на ограду военного форта, чем на деревенскую изгородь. Врата этого необыкновенно массивного и крепкого забора были настежь отворены. Так же пешком, закинув дорожную котомку за спину, он поплелся деревню. Двое суровых мужчин в черных плащах со взведенными самострелами на входе на писателя и не взглянули.

***

С боя у стен Гилеарда прошло с неделю. Жители селения оправились от потрясения, давно ужеоплакали погибших, а Арстель если и был старостой, то лишь по чину, никто не думал напрягать его организаторскими задачами. Кёрка погребли под осиною на крестальском кладбище, рядом с его покойной тетушкой, в которой он души не чаял. Брока же кремировали, а прах развеяли по ветру, что соответствовало желанию молодого воина с вольным характером. Открытие и подготовку к празднеству взвалили на свои плечи Уравнители, поскольку Алагар счел, что сбор в одном месте Карателей и жителей Крестала – первый шаг на пути к объединению народа и стражей закона. К тому же, он надеялся обрести в лице Ганрайского Демона союзника. Наставник тайного общества, мечтавшего о равенстве, понимал, что будет присутствовать и его учитель, а старый хаглорианец никоим образом не проникся идеями общины алагаритов, и намерений их не разделял. Убедить его не удавалось, да и сам Архимаг куда-то запропастился, уже пятый день подряд в Крестале о нем ни слуху ни духу.

Ранним утром Арстель, уже растопивши печь и начавши пришивать сукно к древесной подошве, услышал стук в парадную дверь.

– Кого это принесло в такую рань? Хельд, наверно, – пробормотал Арстель, прогоняя последние остатки недавнего сна, – надеюсь, он ненадолго, до веселий мне нужно заштопать партию башмаков для заказчиков из Бёрнфилда…

Он отворил плотную дверь, которая хоть и с жутким скрипом, но подалась. За ней не было никого, но крестальцы и алагариты уже сновали по улице, на которой жили ремесленники, готовясь к празднеству. Вот земледелец Гранаш куда-то торопится, а Харал Глыба несет охапку бревен в свой сарай. Сапожник уже захлопнул дверь, как вдруг в паре сантиметров от его носа оказалось лицо Юкиары. Заведя руки за спину, она, беспечно улыбаясь, словно не она только что проникла без спроса в чужое жилище.

– Приветик, Арстель!

Арстель отпрянул от нее, точно от языков пламени и, переведя дух, воскликнул:

– О, боги… Юки! Через дверь не судьба войти?

– Не будь таким занудой, – махнула девушка рукой, подойдя к полке, на которой стояла глиняная посуда, и облокотясь на нее, – зря я, что ли, в детстве училась у Стражей скрытности? Ну, скажи, ты же и не просек, что я сюда пробралась?

– Лучше бы просек, – усмехнулся Арстель, – у меня чуть сердце из груди не выпало.

– Я думаю, – Юкиара многозначительно улыбнулась, подойдя к Арстелю ближе, – сегодня для него будет много причин биться чаще, – скажи, ты же примешь участие в празднестве?

Арстель замялся. Если он весь день проведет в играх, пьянстве и разгулье, то может не успеть заштопать всю обувную партию к сроку. А доверие клиента из Бёрнфилда ему как нельзя кстати.

– Даже не знаю, Юки, работа…

– Помогу я тебе с работой, ради всего святого, только не начинай ныть! – отмахнулась она, – а от веселий не отвертишься, так и знай, я тебя туда за шиворот потащу. Главное – не нажрись там в дрова, не дождешься, что я за тебя всю работу сделаю, пока ты будешь валяться в слюнях на седьмом небе от счастья.

Парень в очередной раз взглянул на эту девушку с уважением. Вместо того, чтобы сетовать на оправдания своего друга или уговаривать его провести с ней время на пиру, она предложила ему решение проблемы. Братство Уравнителей было по горло в работе, отстраивая Крестал, привлекая рекрутов – простаков из соседних весей, обучая их. Юкиара многое делала во благо своей общины и крайне мало отдыхала, спала – еще меньше. Но времени и сил на помощь Арстелю она не пожалела.

– Юки, ты меня удивляешь, – протянул Арстель, – не знал, что ты владеешь моим ремеслом.

Юкиара фыркнула:

– Слушай, чтобы прожить в Ганрае, нужно уметь все понемногу. А чтобы прокормить братца, приходилось подрабатывать то тут, то там. Поденщица из меня была хоть куда! Мда, сама себя не похвалю – никто не похвалит.

– Спасибо тебе, Юки, – Арстель потрепал ее по плечу, – ты знаешь, я бы и правда ближайшую неделю ходил потерянный, если б мне довелось горбатиться денно и нощно здесь над этими говнодавами для Бёрнфилдских купцов, пока остальные бы радовались на празднике жизни.

– Что могу сказать, – пожала плечами Юкиара, – не забывай поднимать голову от своего труда в поиске прекрасного, – помолчав, она добавила, – меня, например.

– В самовосхвалении ты преуспела, я гляжу, – посмеиваясь, сказал хозяин сапожной лавки.

– А ты хотел бы, чтобы я напрашивалась на комплименты? – скривила она губы в ироничной усмешке, – впрочем, я была бы совсем не против слышать их от тебя. На празднике наверстаешь упущенное, – подмигнув ему, она вышла – на этот раз через дверь, – увидимся!

Арстель пробормотал нечто невнятное в ответ прежде, чем дверь была закрыта быстро, но аккуратно. Как и раньше, в простецких манерах этой ганрайской девчонки крылась любовь к жизни. Может статься, и не только к ней.

***

Расписная кибитка проезжала по узеньким улочкам Крестала. Кучер, невзирая на неодобрительные взгляды селян, которым приходилось прижиматься к своим хижинам и заборам, дабы пропустить экипаж, принадлежавший лицам королевских кровей, нещадно подгонял лошадей. На запятках стоял лысоватый пожилой человек невысокого роста, несколько обрюзгший, пытавшийся отпустить бороду, но, ввиду слабой растительности на лице, кроме седой козлиной бородки, ничего себе позволить не мог. Это был церемониймейстер короля Аргои, сопровождавший царевича Слагера и царевну рода Акреилов – Айрил. Принцесса изо дня в день клянчила у отца разрешения посетить вечеринку в Крестале. Она горячо уверяла батюшку-монарха, что, осветив своим присутствием пиршество героев, спасших родину от нашествия зла, королевская семья вновь обретет любовь и доверие толпы. К тому же, она знала, что ее давний друг детства – Архимаг Йоши-Року там непременно окажется. Король, будучи по натуре человеком мягкого характера, несклонным к упорству, поддался уговорам дочери, настояв лишь на том, что ее будет сопровождать взвод личной охраны короля. Так оно и было, конные латники чинно продвигались по пыльной и ничем не мощеной деревенской тропинке, вызывая опасливые взгляды мирных обитателей глубинки и настороженное наблюдение людей Алагара. Девушка знала, что автор тех самых книг, с которыми она засыпала с раннего детства, – Ревиан Гувер также собирался отправиться в Крестал, но выделить место в королевском экипаже ему не дал царевич Слагер. Презрительно сморщившись, принц ответствовал, что простолюдин по крови осквернит одним своим задом сиденье транспорта, достойного перевозки королевских особ. Он был зол на людей, что проявили мужество и благородство в борьбе со злом, а теперь собирались веселиться, не вспоминая о Его Высочестве, зол на сестру, которая вытащила его в эту поездку из роскошных и уютных дворцовых покоев, на бедных животных, и так истязаемых бичом возницы, которые по мнению престолонаследника слишком медленно двигались к цели.

Возница, зная о желании принца скоротать время в ближайшей корчме, осведомился о местоположении оной у проходящего мимо возрастного южанина, что на ходу делал пометки на грифельной доске.

– Поклон Его Величеству и благородным отпрыскам его! – пусть неискренно, но весьма учтиво поклонился местный библиотекарь, – если господа желают развлечься и предаться отдыху, лучше места, чем таверна «Желудок Дракона» в Крестале не найти.

Когда они проехали половину улицы, в конце которой виднелась питейная, над дверьми которой красовалась резная голова дракона, дети короля сошли с транспорта. Церемониймейстер поспешал за ними.

– Твою же ж мать! – сплюнул на землю Слагер, – мои туфли из змеиной кожи таки запылились в дороге.

Царевич направился к сапожной лавке, владелец которой сидел на веранде и натирал воском подошвы.

– Презренный! – окликнул он Арстеля, – ну-ка прояви преданность короне, почисть принцу Аргои обувку. Это же входит в твое недостойное ремесло.

Арстель опешил от одной встречи с наследником престола, но столь унизительное отношение к человеку рода отнюдь не белой кости не удивило сапожника. Многие проезжавшие дворяне смотрели на крестальцев, как на грязь из-под ногтей, примерно так же на него глядел и принц, будто для него большое испытание – дать ходячему мусору в лице сапожника прикоснуться к своим подметкам.

– Ваше Высочество, – Арстель, не растерявшись, учтиво поклонился, – быть может, заместо этого я могу предложить Вам недавно соштопанную пару туфель из лучшего льняного сукна во всем Ганрае? Совершенно бесплатно.

Царевич взметнул брови вверх и резким пинком опрокинул скамью, на которой лежали только что отлакированные ряды обуви, теперь им было суждено изваляться в грязи.

– Да как ты смеешь мне предлагать свой грязный товар, червяк недоделанный?! За одно это тебя следует вздернуть.

Арстель, не пятясь, смотрел принцу в глаза. Снова поклонившись, он говорил:

– Прошу прощения, если я задел вкусы Его Высочества. Я думал, что Ему будет приятно принять дар от верных…

– Да вертел я на своем херу то, что ты думал! Почисть мне туфли, и я забуду о твоем оскорблении короны. Может быть.

Юная девица с миловидным лицом и золотистыми кудрями, ничуть не боясь, что подол ее белоснежного бархатного сарафана запятнается от тропы, выбежала вперед.

– Снова ты за свое, брат! Неужели тебе так нравится унижать честных и работящих людей?

– Не лезь! Любишь ты якшаться к этой чернью – ради всех богов! У тебя с ними свои отношения, у меня – свои.

Охрана стояла в нерешительности, солдатам, судя по их бегающим взглядам, не хотелось заставлять Арстеля силой исполнять волю избалованного отпрыска монарха. Улица, как назло, была почти пустой, большинство крестальцев ушли на центральную площадь – готовиться к пиршеству.

– Перед ликом всесильного Илгериаса равны все. Угнетать брата своего да не будет дано ни единому существу живому. Ты оскорбляешь Бога, парень, пользуясь своим положением для удовлетворения низменных желаний самоутвердиться за чужой счет.

Это сказал темнокожий монах в желтой рясе. С благодушным видом он разглядывал членов королевской семьи, одной рукой перекрестившись, другой – перебирая четки. Выглядел он безоружным, но Арстель был готов биться об заклад, что под монашеской робой Шаабан прятал ноже      й – пруд пруди.

– Тот же, кто нарушает Божью волю и ущемляет братьев и сестер своих, будет на нашей земле наречен гостем нежеланным, сиречь врагом. Пусть это и сам царевич.

Слагера слегка покоробил взгляд хищника, которым монах его оглядывал, точно коршун добычу свысока. Он потупил взор, выдавил из себя смешок и заявил:

– Видать, проповедник из тебя так себе, святоша! Что-то паствы твоей не видно.

– Слагер! – возмутилась сестра, – ну, все, с меня хватит, если ты сейчас же не прекратишь этот беспредел, я уйду и больше ни в жизнь не отправлюсь с тобой в путь.

– Ха! Напугала ежа голым задом.

Монах, улыбнувшись, шагнул к принцу и, запустив руку с четками за пазуху, ответил:

– Не в пастве дело на пути праведном, а в душе твоей. Спасись сам – и тысячи спасутся с тобой. А имеющий уши да услышит. Впрочем, для тебя эти слова мало что значат.

– Не стоит, Шаабан, – покачал головой Арстель, приготовив щетку и тряпки, – я вычищу обувь Его Высочества.

– Уважаемый, не нужно потакать прихотям этого, извините за грубость, засранца! – выпалила Айрил, – я могу освободить тебя от этой повинности, королевна я или нет?

– Благодарствую, Ваше Высочество, – со смиренной улыбкой ответил Арстель, – но мне это труда не составит. Прошу Вас, сир, ногу вперед.

Монах покивал, словно кто-то невидимый возле него сказал нечто разумное, с чем он не мог не согласиться.

– Если кто и нашел путь к спасению, так это Арстель, – пробормотал он и удалился.

Айрил, вздохнув, направилась в таверну вместе со Стражей. Ее сердце сжалось, когда она увидела в понуром взгляде Арстеля проблеск благодарности. Всю жизнь девушка мечтала быть близкой к народу, и сегодня ей такая возможность предоставлена. Если бы только брат ничего не испортил.

***

Желудок Дракона – вот так название для трактира! Это подумалось Гуверу, когда он находился еще за тридцать шагов от заведения. Впрочем, у него всегда было хорошее зрение, которое он умудрился не посадить даже ночным чтением и писанием при тусклом свете одной свечи. Возле двери шла оживленная беседа двух подростков – парня в простецкой рубахе и остриженного под горшок, и светловолосой девушки, одетой в рабочие брюки и куртку со множеством карманных отделений, пол-лица которой закрывала длинная челка. Судя по непринужденным позам и совсем небольшой дистанции, звонким смешкам и частым прикосновениям, они заигрывали друг с другом. Парень говорил в десять раз больше своей подруги.

– Стой-ка, погляди, уж не Ревиан Гувер это к нам идет? – вопрошал свою собеседницу паренек, – бьюсь об заклад – он самый, во плоти, хорошо мне запомнился портрет этого писаки. Ух, как-то к нам в деревню заехал один художник, хотел толкнуть изображение этого франта. Вот бы так моим лицом торговали, уверен, дело б пошло, мы с тобой, Кэлрен, гребли б серебряники лопатой!

– Кажется, он направляется в таверну, Клажир.

– Пойду-ка я познакомлюсь! Может, он меня на работу устроит, опытом поделится, а то и вовсе увезет нас с тобой в Аргою, и мы задарма будем жить под его крылом. Я слышал, Ревиан Гувер славится широтой своей души.

Когда Гувер подошел на расстояние слышимости, Клажир сорвался с крыльца и в несколько рывков уже оказался подле пришельца.

– Ревиан Гувер, неужто это и в самом деле ты? – не успел гость и слова сказать, как Клажир схватил его руку и с силой затряс, – хоть по мне и не видно, что грамоте я обучен, но матушка хорошо меня обучила всем этим буквенным премудростям! Не зазря, видит судьба. Я читывал аж две твоих книги, про Северную Войну и о победе над равшарами. Оно ведь и правда так было? Ганрайский Демон взаправду уложил сотни равшаров, в одиночку поборол двадцатерых берсерков? – при упоминании имени старшего брата, Ревиан нахмурился, открыл снова рот, но Клажир и тут не давал ему и слова сказать, – а то, как он пробрался к Грору Свободолюбцу и умертвил его, остановив войну – вот чтоб я так жил! – последнее вызвало сдавленный смех девушки, Клажир в своем многословии часто утрачивал способность ясно излагать свои мысли, – короче говоря, я тоже хочу быть писателем! Это трудно? Нужен природный дар или хороший слог приходит с опытом? Может, я могу набить руку. Как же здорово, что я познакомился с тобой, уважаемый Ревиан, эмоции бьют через край.

– Это я заметил, дружище, – рассмеялся Гувер, не зная, как и подступиться с ответом ко всему, что вывалил на его голову этот длинноязыкий юноша.

Гуверу вспомнилась пословица о дураке, который задаст столько вопросов, что и сотня мудрецов не ответит. Похоже, это было как раз про его нового знакомого.

– Как тебя зовут, парень?

– О, меня зовут Клажир, ты, должно быть, слышал о происхождении…

– Погоди! – рассмеявшись, сказал Гувер, – не все сразу. Видишь ли, я тороплюсь повидаться с Архимагом и наставником Братства Уравнителей. Если же ты хочешь, мы с тобой можем отдельно обсудить твои измышления. Кажется, ты хотел писать? Благородное дело. Что могу посоветовать – просто представь книгу, которую хотел бы прочесть, а затем напиши ее.

– В том-то и проблема, что он не читает, – рассмеялась девушка.

– Знаете, мастер Агриппа мне как-то сказал – чтобы обрести мудрость, нужно осилить с десяток книг. Но чтобы найти их, придется прошерстить тысячи. Но вы-то молоды, все вершины еще впереди. А как тебя зовут, милая леди?

– Кэлрен, – сделала юная целительница реверанс, – для меня наше знакомство – честь, господин Гувер.

– Как и для меня, – поклонился мужчина в ответ, – вынужден оставить вас одних, исследование Крестала ждать меня не будет.

С этими словами Ревиан зашел в трактир Хельда. Заведение было наводнено селянами, за сдвинутыми двумя же столами сидели существа опасного вида – клейменый равшар, хаглорианец с древесной кожей, то и дело обращавшийся к невидимым духам, скиарл, руки которого были обмотаны в цепях, а глаза его рыбьи смотрели на мир через увеличительные стекла, человек в нагруднике из темной стали, у стены оставивший неподъемный двуручный меч, а возле него же сидел давний друг и знакомый Гувера – собственной персоной первый меч во всей Аргое.

У писателя с Эрлингаем завязалась оживленная беседа, воины усадили писателя за свой стол и ближайший час пичкали его пытливый ум новостями об их славной победе над адептами Заргула и крушении злостных их планов вторгнуться в земли Союза. От Ревиана не укрылось, что доселе меж Эрлингаем и Марволом Черным Львом, героями Северной войны, занимавшими в трудах Гувера отнюдь не последнее место, произошла склока, но взаимовыручка в кровопролитном бою сгладила все раздоры, оставив место лишь братству не только по крови, но и полевому, оружейному единству. Марвол Акреил признался, что напрасно винил Эрлингая в том, что подкрепление при всех возможностях не подоспело, предоставив бравого воина в полон к северянам. Те изуродовали его лицо, избороздив его глубокими шрамами. С того самого дня Марвол Черный Лев проникся глубокой ненавистью к короне и людям знатных кровей, готовых поступиться идеалами чести – лишь бы погубить бастарда. Эрлингай же своей верностью народу, а не дальнему родственнику чистых кровей, давящему своим задом трон, доказал чистоту своих намерений. Гувер не был столь резок в суждениях, считая, что любой достойный знатный человек поступил бы по совести, а виной плена и страданий Марвола послужило лишь вероломство генерала Клаусвиля, намеренно припозднившегося с подмогой. Говорить об этом собеседнику писатель не стал, не ему, человеку, прожившему большую часть жизни в роскоши и комфорте, что-то втолковывать тому, кто лишь своей изворотливой волей к жизни вырвался оттуда, где в страшных муках встретили свою кончину многие солдаты Союза.

Из селян один из мужей в шляпе, представившийся Мурваком, с пренебрежительным сомнением подал реплику, что романы Гувера претендуют лишь на подтирание после туалетных процедур, поскольку содержания и толка в них отсутствует настолько, насколько превалирует безудержный всплеск больных фантазий бумагомарателя.

– Может быть, ты и прав, дружище, – рассмеялся Гувер, – главное, что хоть кому-то это нравится. Хельд, так же тебя зовут? Будь добр, принеси этому благородному лесорубу пива, я угощаю!

Хельд взмахнул рукой, отчего горшок с вересковым медом воспарил к потолку, расплескивая капли вязкого питья на посетителей.

– Я согласен с Мурваком! – делая замысловатые пассы жезлом в воздухе, изображая заковыристый обряд, хотя на самом деле это не требовалось, для магии нужна была лишь сила мысли и фокусирующий инструмент в виде кристалла, – я не читал ни одного твоего слова, но вырубать леса ради того, чтобы какой-то выскочка покрывал их своими сомнительными письменами дабы потешить свое эго, неразумно и неуважительно по отношению к природе. Говорю это, как маг! Хотя есть исключения, вот этого, – он указал на Йору-Клиа, который снова бормотал что-то себе под нос, обращаясь к духам земли, – вполне можно и на бумагу измельчить. Но лучше на дрова.

Женщина по имени Карен и мускулистый плотник Харал Глыба рассмеялись словам Хельда, а травница Шая-Кишра закрыла рукой лицо в полном разочаровании несуразицей, высказанной трактирщиком-балагуром.

– Эй, Йору-Клиа! Тебе никогда не говорила женщина в постели, что ты бревно? – давясь от смеха, крикнул флорскел.

– В тебя вселился дух безумия, нечистый!

Гувер окончательно расслабился – в кои-то веки он может отвести душу в компании людей того же сорта, что и он. Как любил говорить мастер Агриппа – монахом ряса не делает. Гувер умел красиво одеваться, удачно подать себя, но детство и юность в низах навсегда вдолбили в него каркас, роднивший писателя с деревенским бабьем и мужичьем, к которому он мечтал принадлежать хотя бы сколько-то времени, по правде, Гувер мечтал скоротать глубокую старость где-нибудь в глубинке, вдали от городской суеты и шума.

Вскоре в таверну явились королевичи, Слагер сразу же стал требовать освободить комнаты наверху для него и его сестры.

– Я бы с радостью услужил Его Величеству, но комнаты уже заняты недавно присоединившимися к нам членами общины Братства Уравнителей. Спешу уведомить Его Высочество, что я имею склонность практиковать магию – когда я научусь наколдовывать новые комнаты, а то и царские хоромы – я уведомлю своих господ. Это может произойти скоро – в ближайшие лет двадцать. Я быстро учусь!

Слагер рассвирепел и опрокинул ногой чан с варившейся в нем куриной похлебкой. Она грозила разлиться, но Хельд среагировал быстрее – кертахол сверкнул, и бадья остановилась в своем падении, лишь несколько капель жирного бульона скатились к начисто вымытому полу.

– Что ты несешь, холоп?! – взвизгнул принц, – за ослушание воли сыновей короля следует приговаривать к смертной казни! Мне стоит позвать сопровождающий нас гарнизон, чтобы они пиками вытолкали жирные зады твоих заселенцев или сам их пнешь оттуда, курица недоделанная?

Это было тяжкое оскорбление для любого представителя славного народа флорскелов, за что по заветам Гартхаэла Громовержца полагалось снести обидчику главу на месте, однако Хельду не дали ответить.

Гувер поднялся, собираясь оплатить Хельду ущерб от выселения временных жильцов.

– Слагер! – вскричала Айрил, и дала брату такую затрещину, что у того искры из глаз посыпались, а сам он чуть не свалился на барную стойку, – прошу простить поведение моего брата, когда дело касается его притязаний на комфорт и роскошь, он становится…

– Заносчивым, высокомерным? – послышался властный голос сзади, – мерзким типом, быть может? Такое случается, когда ни разу в жизни не случалось ночевать в хлеву, быть битым плетью, терпеть голод и хворь. Должно быть, принц ни разу не спал нигде, кроме как на пуховой перине.

В дверном проеме стоял во весь рост худосочный человек весьма внушительной длины – его макушка почти доставала до верхней дверной планки. Его красные волосы стояли дыбом, иглами устремившись вверх, точно листья некоторых пальм из далеких земель Клирии. Его бледное худое лицо перекосила снисходительная ухмылка. Посох свой маг закинул на плечо, одет же он был в мешковатый плащ из черного сукна, рваный по краям, широкие брюки его так же были оборваны и коротки, отчего щиколотки и полголени его покрывали портянки. Это был Алагар, и он слышал все препирательства между хозяином этой не самой тихой забегаловки и зарвавшимся королевским отпрыском.

– Я могу предложить Его Высочеству заселиться в недавно выстроенных нашими людьми бараках, – слова «Его Высочество» были произнесены со столь ядовитым пренебрежением, что не оставалось сомнений в истинном отношении Алагара к представителям семьи самодержцев, – если тамошние условия не столь грубы для нежных и юных созданий.

Слагер хотел было разразиться потоком ругательств, выражая неподдельное возмущение, но что-то не давало ему и слова сказать. Взгляд Алагара словно палящие лучи солнца выжег всю почву уверенности Слагера в своем превосходстве над окружающими его простолюдинами, оставив вместо вековечного леса лишь выжженную пустыню с растрескавшейся бесплодной землей и высоченными песчаными барханами.

– Спасибо Вам большое за обходительность! – присела в реверансе Айрил, – господин Алагар, если не ошибаюсь.

Алагар недоверчиво хмыкнул:

– Господин, господин… – сказал он, точно пробуя это слово на вкус, – здесь нет господ, девочка моя, лишь братья и сестры. Твоему брату, возможно, будет сложно научиться принимать наши воззрения. Надеюсь, твой ум представляет собой куда более благодатную почву для становления на праведный путь. Реадхалл проводит вас.

Вскоре грузный чародей с пышной бородой увел королевичей и их свиту, препровожая благородных людей в жилища столь скромные, сколь и непривычные ветхие деревянные прямоугольные постройки, для детей, привыкших к роскоши и изобилию. Алагар остановил взгляд на Гувере, с первой же секунды приметив чужеземца. Странное дело – обычно взор его очей цвета свежепролитой крови вызывал оцепенение и безволие окружающих, но в Гувере лишь разгорелся огонь вдохновения. Он видел в Алагаре прекрасный материал для яркого героя своей будущей книги. Пользующийся авторитетом могущественный колдун, не желающий подчиняться воле Союзных властей и склоняющий к своим идеям других. Судя по всему, многие были готовы за ним идти.

– Мир тебе и людям твоим, – поднял руку в приветственном жесте Гувер, – меня зовут Ревиан Гувер, я прибыл из…

– Из Союза, – кивнул Алагар с полным чувством удовлетворения своей осведомленностью и своим положением в Крестале, куда уже начали приходить столь известные всей стране люди, – я знаю, кто ты и чем занимаешься. Решил познакомиться поближе с теми, о ком пишешь?

– В точку! – Гувер даже подскочил с табурета, направив в сторону Алагара указательный палец, – надеюсь, здешний люд не воспротивится скромному стремлению художника найти пищу для вдохновения.

– Отнюдь, – оскалил зубы Алагар, качая головой, – при условии, что в твоих сочинениях будет отражен наш жизненный уклад в верной трактовке.

Визит Гувера, по мнению Алагара, был удачным стечением обстоятельств. Народ привык внимать словам этого графомана, творчество которого, по мнению Алагара, стоило малого, однако оно могло послужить полезным инструментом в изменении мнений масс о движении Братства Уравнителей. Оставалось лишь сделать писателя своим единомышленником.

– Можешь не беспокоиться, наставник, в работе я стремлюсь к максимальной достоверности. А проще всего это сделать, когда запечатлеваешь историю, творящуюся на твоих глазах.

Алагар согласно кивнул:

– И дурак не станет здесь спорить. Братья и сестры, разрешите откланяться. Празднование совсем скоро, там и свидимся.

Резко развернувшись на скользком от недавнего мытья дощатом полу, Алагар сделал шаг за порог и захлопнул за собой дверь. Когда она отворилась по инерции, поскольку гость закрыл ее весьма небрежно, Алагара снаружи уже не было. А Гуверу было невтерпеж посетить сельскую вечеринку.

***

Петли скрипнули, дверь подалась и медленно, со скрежетом приотворилась. В полумрак хижины шагнул высокий и худощавый, точно жердь, человек в темном плаще. Танриль открыла глаза и приподнялась с койки. Сколько ей довелось пролежать в этой хижине, она понятия не имела. Время от времени в полубреду она видела зеленое лицо молодой хаглорианки, покрытое татуировками из белил. Очевидно, она была лекаршей – делала ослабленной жаром чародейке травяные компрессы, вливала ей в рот целебную настойку. От компрессов Танриль то и дело проваливалась в забытье. Ей казалось, рядом с собой последние несколько дней она видела свою любимую ученицу – юную Кэлрен. Та сидела подле целительницы Карательного Отряда и вроде как говорила с ней обо всем, тихо напевала убаюкивающие песни. Возможно, это был лишь сон в лихорадочном бреду, но образ близкой подруги, достойной унаследовать секреты ремесла магички-врачевательницы, сводил на нет тревожность Танрили, создавая впечатление, что лежит она в безопасном месте. Может статься, впечатление иллюзорное. Человек щелкнул пальцами, и свечная лампа на комоде загорелась, язык пламени всколыхнулся, рубиново-кровавые глаза до боли знакомого посетителя и волосы того же цвета.

– Так и не научился стучаться? – Танриль тепло улыбнулась, – Алагар… значит, ты мне не привиделся там, в крепости.

Наставник Уравнителей опустился на табурет и вгляделся в лицо своей давней знакомой. Все те же немного резкие, но все же изящные черты бледного лица, волосы так же темны, словно перья ворона, несмотря на то, сколько эта кудесница успела прожить. Одним из плюсов магического уменья в поразительной способности обладающих им сохраняться десятилетиями точно слиткам золота, коим нипочем время. Безусловно, все зависело от мастерства, и вековать подобно Йоши-Року мог себе позволить далеко не каждый, практикующий волшбу.

– Нет, – Алагар наклонился к ней, сложив руки на груди, – многих это огорчает, но я вполне реален.

Танриль немного потянулась и с вялой интонацией произнесла:

– Знаешь, а мне бы хотелось, чтобы все это оказалось страшным сном. Очнуться снова в Хаглоре, в доме мастера, юной девой, пойти готовить вам с Варзхелом завтрак, пока вы отрабатываете боевые заклятия друг на дружке, – женщина усмехнулась в приступе ностальгии, – только не хочу просыпаться сейчас. Побыть бы с тобой хотя бы с час после полувековой разлуки.

– Много воды с тех пор утекло, Танриль. Мир изменился, люди вокруг – тоже, да что там – я стал совсем другим человеком. Того испуганного парнишки, что дезертировал с поля боя и, скрываясь от погони, очутился в дебрях Лайнур-Арая, а затем – в Хаглоре, уже нет. И ты уже другая.

Облизнув губы, целительница заглянула в глаза бывшему собрату по обучению.

– Но кое-что внутри меня осталось прежним. Смею надеяться, и ты тоже переменился… не до конца.

Немного помолчав, Алагар, игнорируя намеки старой боевой подруги, заговорил:

– А ты, как я слышал, штопаешь, латаешь защитников Союза. Цепных псов Ганрайского Демона.

– Таков мой долг – спасать других от смерти и увечий, – уклончиво ответила она, и продолжила, подражая манере собеседника, – а ты, как я слышала, поднимаешь смуту, саботируешь подчинение королю. Собираешь недовольных вокруг себя.

– Кто-то должен делать это, Танриль. Когда один перестает молчать, другие, лицезрея сие, просыпаются. Их воля к жизни пробуждается. К жизни, не к рабскому существованию! Чтобы пошли круги по воде, нужно бросить всего один камешек. Я же брошу глыбу, что разобьет вдребезги узы, связывающие холопов и их господ, да поднимет не круги на водной глади, а такой шторм, что не удержится ни король, ни его подручные, грабящие честной народ.

Танриль опустила глаза к полу и сокрушенно покачала головой. Если в других от праведного гнева Алагара загорался огонь в глазах, в ее душе лишь разверзлась пустота, дыра, словно от нее оторвали часть тела. Близкого друга, человека, к которому она всю жизнь была неравнодушно, уже нет. Словно бы перед ней сидел незнакомец. Но перерождение Алагара не могло убить чувств Танрили. Лебединая верность – так бы это описал Ревиан Гувер. Качество, от которого ей давно хотелось избавиться. Оно отравляло ее жизнь. Точнее, не оно, а мысли об Алагаре, никак не покидавшие ее измотанный с десятилетиями разум.

– А ты людей спросил? Им этот шторм нужен так же, как и тебе? Или же ты видишь лишь то, что хочешь видеть, а твои… соратники лишь хотят возместить свои обиды держателям власти. Если ты поднимешь восстания, прольются реки крови невинных людей. Тех самых, о здоровье и благополучии которых я поклялась печься до конца жизни. Они просто живут, не задумываясь об угнетении или неравенстве. Услышь тебя сейчас крестьяне или же солдаты короля – посчитали бы обманщиком или полоумным.

Танриль слегка покривила душой. Многие люди, не обладавшие даром к сопротивлению магической энергетики, ломались под напором всесшибающей воли красноволосого мага, своими речами и поступками превращавшего мирных обывателей в разъяренных искателей справедливости. Разъяренных не менее, чем он.

– Если в некоторых братьях и сестрах настолько слаба воля, что их устраивает жизнь под сапогом – так пусть лучше уйдут в землю. Они уже мертвы, Танриль. Смерть оболочки будет лишь благословением для таких людей. Мир сам по себе динамичен, он точно глина, так и ждет, что мы из него слепим. Те же, кто отказывается его менять, представляют собой лишь пережиток прошлого. А прошлому не место в мире, который мы строим.

Танриль поднялась и прошагала к окну, вглядываясь в сельскую тропинку. Алагар тоже встал и, облокотившись к стене, наблюдал за каждым движением гостьи земель, что он объявил своим протекторатом.

– Насилие может быть оправдано лишь в борьбе со злом, Алагар. Ты же хочешь перекроить мир по своему усмотрению и готов ради этого оставить за собой горы трупов. Разве этому учил нас мастер Йоши? – жестом руки она попросила Алагара молчать и продолжила, – ты можешь считать, что именно со злом ты борешься. Но взгляни правде в глаза! Союз существует больше полутора тысяч лет. За все это время десятки поколений отжили свой век, не считая себя обделенными, несчастными. Да, может, жизнь не всегда справедливо, и в нашей стране люди неравны. Но мы живы. Есть порядок. А ты оставишь после себя одни развалины и прах. Разве кому-нибудь нужно ТАКОЕ равенство и братство?

– Ты не поймешь, Танриль, – вздохнул Алагар, сжав кулак и тут же в безвольном жесте расслабив кисть, – кому как не тебе, наблюдавшей десятилетиями за бедностью, нищетой и преступностью в Ганрае, понимать, что власти нет дела до народа. Как и Карателям, что лишь запугивают людей, подавляя их волю. Ломая их. Ты слишком мягкосердечна, чтобы продаться этим королевским крысам, твое сердце болит за несчастья человеческого рода, я уверен. Но ты, как и наш мастер, как и благородные мужи навроде Керриса Галарта, мастера Агриппы, ты погрязла в своем малодушии. Стерпится, слюбится, еще потерпим гнет недоноска из династии Акреилов. Вы боитесь брать на себя ответственность. Я вас не виню. Достаточно и одного, кто не побоится ее взвалить на свои плечи. А братья с сестрами подхватят.

Возможно, Алагару показалось, но когда из оконца упал луч света, осветив пол-лица целительницы, ее глаза выглядели весьма влажными, затем предательские слезы покатились, оросив выраженные скулы Танрили. Она их быстро утерла белым рукавом ночной вышиванки, любезно одолженной ей одною из селянок.

– Ты много на себя берешь, – приглушенным голосом, стараясь не выдать еле сдерживаемые всхлипы, проговорила она, – и играешь с огнем. Ты будишь страшную силу, Алагар. Надеешься, что знаешь, как ей управлять, но никто не сумеет управиться с такой чудовищной бедой, как безумие взбунтовавшейся толпы, распаленной толковым оратором вроде тебя.

– Мать твою за ногу, – выругался маг, забыв о привычной для себя солидности, – продолжать разговор нет смысла. Кто я такой, чтобы посягать на твое мнение?

– Я никогда не была равнодушна к тебе, – развернулась к нему лицом Танриль, – ты прекрасно это знаешь. Я клялась тебе в любви, обещала разделять твой путь, что бы ни случилось. Прости меня. Видят боги, я не сумею его сдержать никогда. Твоя дорога была чуждой мне еще тогда, когда ты отправился в Азрог с Варзхелом искать суть темной силы. Сейчас же ты не менее опасен. Я не могу стать изменницей. Даже ради тебя.

Алагар плотно сомкнул губы и задумчиво кивнул несколько раз.

– Ясно.

Затем он ухватился за дверную ручку, сделал шаг за порог. Вдруг обернулся:

– Танриль! В знак победы над общим врагом в Крестале ближе к вечеру состоится празднество. Фестиваль. Я был бы очень рад, если бы ты…

– Приду, – обнажив идеальный ряд белоснежных зубов, что для женщины из средних и низших сословий было противоестественно, Танриль улыбнулась, – можешь не сомневаться.

Алагар снова кивнул и затворил за собой дверь. На душе магу было легко. Общество Танрили по его разумению походило на теплый костер, у которого можно отогреться после суровых морозов, побывать в которых заставит жизнь. Однако разговор этот оставил неприятный осадок на его душе. Это был один из тех редких случаев, когда Алагар чувствовал себя проигравшим в споре.

***

Братство Уравнителей не поскупилось на организацию веселий. Ревиан Гувер это заметил еще с самого начала своей прогулки к центру селения. Писатель надеялся найти себе занятие, может, познакомиться с кем из местных. Да и голод утолить, по дороге он нашел плетеную корзину с нежными поджаристыми булочками и графин с водой на блюдце, небрежно оставленном на веранде у обветшалой хибары, но решил, что будет неучтиво с его стороны поедать без спроса чужие припасы. Ревиан шел спокойным и размеренным шагом. Оглядываясь по сторонам, он заметил, что у девяти из десяти попадавшихся на глаза крестальцев были изрядно счастливые лица, так что их общая радость быстро передалась Гуверу, наделив его приподнятым расположением духа. Торговцы весело зазывали проходящих мимо, старик, который торговал капустой, даже пытался жонглировать несколькими массивными кочанами, чтобы завлечь местных зевак в свою лавку. Арстель, наблюдая, как ловко управляется пожилой человек с тремя здоровенными капустными головами, невольно задумался – а сможет ли он в таком преклонном возрасте быть таким же сильным и сноровистым. Ему уже перевалило за полвека, значится, это время не за горами. Пройдя ближе к центральной площади, он вышел в сердце всеобщего торжества. Полукругом были обставлены столы, на которых уже стояли угощение и, судя по табличке, висевшей у начала этого ряда, любой мог взять со стола различные кушания в том объеме, в каком пожелает. Бродячие музыканты, сгрудившись у входа в ратушу, наигрывали какую-то лихую веселую мелодию, под которую некоторые жители Крестала, которые, разумеется, не стеснялись, уже пританцовывали, как могли. Алагара нигде не было видно. Гувер заметил Хельда, который стоял у разливного бочонка эля с кружкой в руке и наливал себе одну за другой. Судя по его виду, отказывать себе в употреблении спиртного в этот день он не собирался. Ревиан едва удержался от хохота – хозяин трактира, владеющий бездонными припасами выпивки, хлещет ведрами не свое пойло. Гувер отрезал себе кусок какого-то сырного пирога и уже решился есть его стоя, так как почти все места на скамьях были уже заняты. Голодный Гувер умял угощение в один присест, сел на булыжник у неровного ряда столов и достал из-за спины банджо. Вскоре он впал в некое подобие транса, наблюдая, как люди жмут друг другу руки, улыбаются, заводят знакомства или же предаются беззаботным весельям, глуша выпивкой голос рассудка. Отдавшись музыке, он не сразу расслышал до боли знакомый сиповатый голос из-за спины.

– Так и не научился попадать в ноты? – на этих двух словах мелодия оборвалась, Ревиан вскочил, и глаза его округлились, но все же писатель взял себя в руки.

Не виделись они более тридцати лет. И вот он – старший брат перед ним. Сердце Гувера сжалось. Он помнил Глоддрика еще сорванцом, пареньком, который едва разменял второй десяток, излучавший молодость и жизнелюбие. Этот видавший виды мужчина в темной одежде, защищенный панцирем из стальных пластин – вряд ли в нем осталась хотя бы десятая часть того человека, о котором Ревиан против своей воли вспоминал день ото дня. Большой брат, с которым его развела судьба. Лицо его было изуродовано рубцами от глубоких разрезов. Одного глаза не было – прикрыт темной повязкой. Руки огрубели, морщинистые кисти, узловатые пальцы, что не раз были сломаны, а чужих костей переломали – в десятки раз больше. Белые волосы, точно иглы дикобраза, торчавшие в разные стороны. И дьявольское алое око, единственное оставшееся со времен Северной Войны. Его сухопарое и острое лицо уже приняло на себя первые удары возраста, на нем начали вырисовываться морщины. А рот кривился в саркастической ухмылке, так мог ухмыляться лишь тот, кто потерял искреннюю вовлеченность к простой человеческой жизни.

– Брат? – Гувер протянул руку, которую Глоддрик сдавил своим стальным хватом, обниматься братья не стали, – я гляжу, ты поднялся. Командор Карательного Отряда. Да, многое я о тебе слышал.

– Дай угадаю, – хриплым голосом Глоддрик хмыкнул, – какой я хороший парень?

– Смотря в каком контексте, – рассмеялся Ревиан, – хотя жители Сухих Колодцев бы не согласились. В отличие от моих читателей. Они тебя боготворят! Видимо, даже не общаясь с тобой, я хорошо передал твой образ из времен Северной Войны. Возможно, ты мог бы продолжить мою задумку, как соавтор нового…

– Избавь, – отмахнулся Глоддрик, – я владею пером не лучше, чем ты – мечом. Расскажи, как живется в Силгоре.

Гувер окунулся в рассказ о начинаниях своей молодости, как подрабатывал на стройке, в каменоломнях при столице, прислугой в богатых домах, писарем – в городских библиотеках. Как ему пришла в голову идея красть листы тростниковой бумаги, затем – измарывать их своими письменами, превращая в никому не нужные черновики. С того и начался путь бездарного во всех начинаниях человека, упускающего свою молодость, к вершине известности и достатку. Глоддрик усадил брата за стол с Шибуи и Гуаррахом. Радости давних знакомых не было предела, они поняли – каждый из них нашел в этом мире свое место. Двое – бритоголовый Шибуи в соломенной шляпе и патлатый Гуаррах с перебинтованными руками – мастера Храма Мечей, Ганрайский Демон – его и так весь Союз знает и боится, а Гувер был из тех людей, словам которого люди хотели внимать. Ревиан снова ощутил горечь утраты тех давних времен, когда он был еще сорванцом, а эти матерые мужи – совсем юнцами, как они хаживали в пригород и веселились с девчонками из лапшичной – Ариксой и Сенреттой. Ревиан справился у друзей о здоровье Ариксы, но никто из них больше трех десятилетий не видел лапшичницу. Глоддрику до нее не было дела, как и Стражам, которые даже не ведали, жива ли она. Ревиан в свою очередь поведал о Сенретте, которая в свои шестьдесят лет до сих пор заправляет в Силгоре знатной пошивной, куда заходят иной раз и дворяне за заказным камзолом. В основном говорил Ревиан, Шибуи и Гуаррах же увлеченно слушали и задавали писателю вопросы, делились новостями. Глоддрик же молча, немного приподняв уголок рта в полуулыбке, наблюдал за своим братом, пытаясь понять, что за человек вырос из того мальчишки, что так любил пропадать на чердаке с книгой в руках и свечой под боком. Ревиана восхищало то, как брат отдавался с головой своему делу – очищению Союза от скверны. Принес прежнего себя в жертву, став монстром во плоти, обуреваемым жаждой кромсания плоти. Отказался от собственных желаний на благо Союза, став инструментом для выстраивания благополучного будущего своей страны. Ревиан был до конца уверен, что ему не хватило бы мужества и сил на такое самоотрешение. Глоддрика же поражало то, как его брат, лишь живописуя словами, заставлял петь сердца сотен людей по всему Союзу. Как он возрождал интерес к прошлому и любовь к отечеству даже в уличных пропойцах, столь далеких от истории Союза. Глоддрик никогда не отличался такой живостью ума, он был специалистом в боевой технике, тактике сражений, перечитав уйму свитков из библиотеки Гилеарда, он был сведущ в истории, проштудировав тысячи страниц сухих хроник, знал и о верованиях жителей Ранкора, осилив Книгу Трех Миров. Но ему никогда не хватило бы ни воображения, ни порыва души к творчеству, чтобы перенести свой внутренний мир на бумагу и сделать его частью среды внешней. Глоддрик сомневался, что его внутренниймир вообще существовал. Так и сидели братья в компании старых друзей, ни в чем не похожие, но с интересом изучающие друг друга.

– Кого я вижу, чтоб мне околеть, – просипел Краух Гримбла, показав неровный ряд гнилых зубов, многих из которых недоставало, – сильно тебя жизнь потрепала, красавчик. Я бы хотел выразить радость от встречи со старым товарищем по оружию. Вот только в последний раз бились мы по разные стороны баррикад. В девяносто третьем, кажись? Когда Грора Объединителя ты любезно свалил, а нас добивала армия Союза.

Обращался он к Глоддрику. Ганрайский Демон поднялся и вперил единственный глаз в выцветшие очи пожилого северянина. Воин Севера по привычке прищуривался, отчего его веки, и так морщинистые, казались испещренными складками, точно у глубокого старца. Хотя оба они давно расстались с молодостью, обоим вот-вот стукнет по шестьдесят, в Глоддрике оставалось куда больше прыти, движения его были почти так же резки и сноровисты, как в юные годы. Гримбла же утратил свою расторопность, давали знать старые раны, ноющая поясница, что заставляло его то и дело обвязываться поясом из овечьей шерсти. Он сутулился куда чаще, чем Глоддрик, и двигался не в пример медлительнее. Однако огонь ярости угасать в его очах не собирался, как и в душе Глоддрика.

– Мы и сейчас по разные стороны баррикад. Но я не сражаться пришел, – ровным тоном ответил Глоддрик, жестом приглашая Гримблу присесть.

– Здорово, Гримбла, – помахал рукой мастер-Страж Шибуи, – не забыл меня? Я немного прибавил в возрасте, правда. Гуарраха ты, наверное, не знаешь.

– Перекинемся в картишки? – предложил Гуаррах, – как раз и познакомимся. Говорят, азартные игры многое могут поведать о человеке.

– Это ты зря предложил, – рассмеялся Шибуи, – Забыл, как в молодости Глоддрик колоды месить умел? Да он нас без штанов оставит в разгар праздника!

– Ага, счас! – крякнул Краух Гримбла, – я, кажись, поднаторел в этом искусстве. Как бы ему без своей повязки не остаться.

Это был один из тех редких случаев, когда Глоддрик улыбался искренне.

– Вызов принят. Ревиан, тасуй колоду!

Вскоре подоспел костяк Карательного Отряда – Кандал, Энмола, Эдрагил Драконобой, лишь Норберт Гартахол счел лишним явиться. Шибуи сразу передал извинения мастера Агриппы за то, что старый наставник Стражей не в состоянии разделить радость победы над нашествием слуг Заргула, однако старец настоял на передаче его поздравлений и пожеланий благополучия.

Крестальцы уже давно заполонили столы, держась особняком от гостей, ожидая всеобщих веселий лучше возможности для знакомства не сыщешь. Но время от времени жители селения косились на вновь прибывших. Библиотекарь Клуатак спустя несколько минут пустился в долгую беседу с Ревианом Гувером, обсуждая с ним литературные достоинства переводов старинных преданий Хаглоры. Мурвак прихлебывал самогон, через минуту сплевывая на землю и охаивая качество вина, угощений, мол, лучше постараться не могли, есть надежда, что пришедшим дармоедам достанутся эти отбросы. Карен, как она любила, болтала с Харалом Глыбой. Молодняк, точнее, отроки – сестра Харала Глыбы – семнадцатилетняя Наяра болтала с Сангельсом, который успел положить глаз на деревенскую простушку и заодно вырваться из-под надзора сестры. Канария, служительница местной церкви, спорила с Шаабаном о том, как можно трактовать одну из спорных глав Книги Трех Миров. Шая-Кишра хлопотала над лесными травами, заваривая чай в таком виде, к которому она привыкла в свои детские годы – в Хаглоре. Пока еще не перебралась в Союзные земли. Разливая экзотический напиток по чаркам, она не обидела и гостей, которые высадили его за несколько минут, лишь Глоддрик оставил чашку нетронутой, с отсутствующим видом изучая ее, словно пытался понять, есть ли смысл в том, чтобы пить чай или вообще пить, поддерживая в себе жизнь. Затем он плеснул самогон из фляги в чарку и опрокинул ее залпом. Люди Алагара вскоре вступили в оживленную беседу с подчиненными Глоддрика, с увлечением вспоминая ход минувшей еще совсем недавно битве. Лишь Йору-Клиа стоял где-то в сторонке и напевал едва слышимые молитвы духам леса. Эрлингай окончательно примирился с братом, закрепив это брудершафтом. Кэлрен мило щебетала с Клажиром, который перекрывал ее попытки что-то сказать другу своими нескончаемыми россказнями обо всем и ни о чем. Хельд никак не мог нахлебаться спиртного, перейдя от эля к браге, заодно рассказывая односельчанам о новых рецептах жаркого, придуманных им лично и обещанных появиться в ближайшем времени в меню.

– Я грю вам… – полупьяным голосом лепетал он, – йык! Лапки лягушки… Смочить слюной, то есть… спермой! Блядь! Соусом… по херу… короче… в бульон ее и сыпать пшеницу… с корнями да из земли-матушки… с землицею… соли пуд туды… на огонь и хлебать кипяченым варево… да… еще туда должен поссать баран… так лучше усваивается… пища…

На этих словах Хельд на время отключился, распластавшись по столу, окунувшись лицом в миску кислых щей, словно это была подушка. Видать, последняя бутыль браги была лишней. Юную Наяру едва не стошнило от новшеств Хельда, она всеми силами божилась, что в «Желудке Дракона» ноги ее не будет.

Арстель вовремя заявился на пиршество. Веселья еще не начались, но площадь уже была забита до отказу собравшимся народом. Увидев храпящего Хельда, тонущего в дымящемся супе, он, снисходительно улыбнувшись, покачал головой, дескать, не хочет треклятый флорскел меняться. Не успел сапожник пройти несколько столов, как его окликнули.

– Эй, парень! – окликнул его чей-то знакомый голос, – давай-ка садись к нам, негоже одному бродить в такой великий день.

Эрлингай поднял руку в приветственном жесте и указал на свободное место перед собой рядом с могучим северянином воинственного вида, которого Арстель запомнил еще во время битвы у Гилеарда. Арстель осторожно присел рядом, покосившись на бородатого мужчину. У него за спиной висел боевой молот, у Эрлингая он заметил меч на поясе, а у энросца, Шойрила, который препроводил их в лагерь Алагара, казалось, в прошлой жизни, лук и колчан со стрелами были все так же на месте.

– Вы при оружии? – изумился Арстель, – но зачем? Мирный день ведь сегодня.

– Разве похоже, что мы кого-то убивать собрались? – хмыкнул Марвол Черный Лев.

– Нет, но… Я не думаю, что это правда…

– День и правда мирный, – согласился Эрлингай, – но случиться может всякое. Мы, как воины, обязаны быть готовыми защитить в любой момент как себя, так и тех, за кого мы в ответе. В конце концов, никто не может точно знать, где сейчас находится его враг и не перед носом ли он ходит где-то.

– Предупреждён – значит вооружен, – воздел палец кверху Драконобой, – навроде я видал тебя после битвы, хотя имени не припомню. Эрлингаю виднее, первый меч Союза здесь уже не первый день ночует, – от сапожника не укрылась издевка в упоминании почетного звания великого фехтовальщика.

– Попадался ты мне на глаза, – сказал Кандал, – в обществе этого полоумного флорскела. Правда, имя твоё не упомню. Кандал я.

– Рад знакомству! – он проигнорировал оскорбительное замечание в адрес своего друга, – Арстелем меня звать.

– Знаешь, Арстель, каких людей только не бывает, – фыркнула Энмола, – вон тот вьюноша, – она мотнула подбородком в сторону Клажира, – у него не рот, а фонтан – не заткнешь, ей-богу! Когда я повстречалась с ним в селе Козьи Загоны, я думала, что голова моя взорвется от его словесного поноса. С тобой, этаким скромнягой, насколько я о тебе наслышана, вроде, попроще.

– Надеюсь, – рассмеялся Эрлингай, – если не секрет, слухи ведь не врут? Под той деревней вправду прорыты катакомбы, где зарыт труп…

– Да, – ответил Глоддрик, придвинувшись к столу, за которым сидела очень большая компания, – был зарыт. Ублюдка оживили.

Арстель не сразу нашелся с ответом. Одно то, что ему ответил сам Ганрайский Демон вызвало у него дрожь в коленях, благо, он сидел на прочной скамье. Вот тебе и тихая, спокойная жизнь – то Алагар у них поселился, затем сам Эрлингай из рода Акреилов к ним приходил, то Архимаг Йоши-Року нарисовывался, а теперь и Глоддрик Харлауд тут как тут!

– Это же Глоддрик! – воскликнула из-за соседнего стола Наяра, – герой Северной Войны! Эрлингай? С ума сойти. Я читала о ваших подвигах, о том, как вы остановили наступление северного короля, прозванного Свободолюбцем, взяв на себя командование, искренне признаюсь, я восхищена вами.

Глоддрик поморщился, но промолчал. Помимо раздражения его охватило чувство совсем иное – горечь. Растет поколение, которое войну не пережило на своей шкуре, не знает, что в том, как люди массово убивают друг друга из-за одного изменника, возомнившего себя вправе нарушить обязательства перед Союзом, нет ничего прекрасного. Эти новые люди, не смотревшие смерти в лицо, вполне могут повторить ошибки своих предков, когда такие, как Глоддрик, Гримбла или Эрлингай уйдут.

– Да, пожалуй, восхищаться особо нечем, – отмахнулся Эрлингай, – по воле случая командование перешло ко мне, а когда я уже привел подкрепление к стенам Вархула, где люди три недели сопротивлялись натиску северян, враг был хорошо измотан. Я просто завершил дело настоящих героев, что пожертвовали своими жизнями. На следующее утро все узнали, что король убит вследствие удачно проделанного покушения, – он подмигнул Глоддрику, – и мы загнали растерявшихся захватчиков восвояси. Я просто делал свое дело.

– Всё же, то, что вы делали на войне, было проявлением настоящего мужества. А то, что говорят о вашем искусстве владеть мечом – эх, в детстве я мечтал научиться так же, – это говорил Сангельс.

– Долгие годы тренировок и боевой опыт, ничего сверхъестественного. Если хочешь быть лучшим в чём-то, посвящай этому всё свое время. Легендами ведь не рождаются, – он игриво подмигнул мальчишке.

– И наш наставник с чего-то начинал, – сказал Шойрил, поправив колчан за спиной.

– К вашему «наставнику» у меня есть разговор, – ядовито оскалив зубы, прошипел Глоддрик.

Ворота ратуши отворились спустя секунду и к площади вышел Алагар, за ним – принцесса Айрил со своим братом и Йоши-Року. Арстель снова оглядел сынов Эанрила Третьего. Его дочь светилась от восторга, глаза ее разбегались при виде деревенских огней, простых и незатейливых угощений на столах, множества столь разных людей, собравшихся в одном месте. Слагер же, напротив, реагировал на обстановку точно упырь из народных страшилок, которого воротило от солнечных лучей. Слагер с нескрываемым презрением рассматривал своих будущих подданных, точно оглядывал рой насекомых, которых у него нога так и чешется раздавить всмятку.

Алагар вышел вперед, пригладил стоячие волосы, отливающие огненным светом, воздел руки кверху и громогласно объявил:

– Братья и сестры! Сегодняшний день поистине можно назвать счастливым. Мы оплакали погибших, зализали раны и вынесли ценный урок из нашего противостояния с нечестивцами, осмелившимися посягнуть на мир, созданный Араем Илгериасом, – Арстелю, возможно, показалось, но он был готов биться об заклад что на этих словах Алагара он по губам Архимага из Хаглоры прочитал имя богини природы – Анлариэли, – мы преподали урок не только им, но и себе. Вместе мы – сила! Мы – едины! Потому и непобедимы. Неважно, откуда мы, из Ганрая, Аргои, Крестала, Гилеарда, Карательного Отряда.

– Или из трактира «Желудок Дракона»! – выкрикнул Хельд.

– Или оттуда, – с улыбкой кивнул Алагар под смешливый гул, – мы топчем одну землю, дышим тем же воздухом, купаемся теми же лучами солнца и едим ту же еду! Так почему бы нам не биться с одним и тем же злом? – все понимали, что в эту категорию он вносил отнюдь не одного Заргула и его аколитов, – предлагаю забыть о распрях и задуматься об общих интересах, а еще лучше – о будущем! Ну, а если это сложно оставить насовсем – так забудем о дрязгах хотя бы на один день. Насладимся пиршеством. Мира и счастья вам, братья и сестры!

– Предлагаю насладиться празднованием славной победы честного народа Союза вдоволь. Ведь мы имеем на это полное право, – провозгласила Айрил, не заметив, что при упоминании о «народе Союза» Алагар жеманно скривился.

– Да начнутся веселья, – закончил эту речь ее брат Слагер так, что последнее слово он чуть ли не выплюнул с отвращением, словно кость, застрявшую в горле.

– Уважаемые барды, – крикнул Йоши-Року заехавшим в Крестал бродячим менестрелям, – давайте-ка сыграйте что поживее. Танцуют все, давайте, господа, не будем тянуть! Я б тоже что сплясал, да вот только я старше вас всех вместе взятых, так что пожалею свои старые кости.

Под ровный смех присутствующих маг уселся на скамью, что в большом количестве стояли по краям площади, достал флейту и задумчиво крутить ее в своих тонких и морщинистых руках. Принимать участие в этих весельях ему не хотелось, а вот наблюдать старому хаглорианцу приходилось по душе. Смотря на то, как радуются жизни эти простые и не очень люди, он мысленно возвращался к собственной молодости, когда он, семь сотен с лишним лет назад, сам был непрочь порезвиться с миловидными хаглорианками.

– Они счастливы, Анлариэль, – прошептал Йоши-Року, поднося флейту к губам и набирая воздух в изношенные легкие, – и благодарить за их счастье следует в первую очередь тебя. И Алагара, конечно. Ну и меня, чего уж там!

Под мелодию оркестра пирующие пустились во всевозможные пляски. Некоторые двигались в парах, прискакивая в такт заводной мелодии, другие танцевали в одиночку. Эрлингай подхватил травницу Шаю, которая разносила блюда, и закружил ее в лихой пляске. Клажир вскочил на стол и давай напевать частушки, на которые у порядочных дам Аргойской знати обморок был бы естественной реакцией. Отбивая подошвой ритм, немного отрезвевший парень вопил, безбожно фальшивя.

Следующую песню завести ему не дал Глоддрик, опрокинувший стол вместе с Клажиром пинком ноги.

Хельд бросил кружку сам не ведая куда и пустился вприсядку.

– Юхуууу! – вскрикнул он, – чтоб я сдох, играйте громче, музыку, маэстро!

В своем танце флорскел задирал ноги выше, чем это делали ученики Стражей на тренировках, даже Шибуи и Гуаррах, танцуя с местными дамами, побаивались, как бы пьяный флорскел ненароком кого не пришиб. Арстель собирался пригласить на танец верную подругу – Карен, но его опередил Гувер, писатель ухватил селянку за талию и, не успела она и слова вымолвить, пустился с ней в дикий пляс.

– К демонам! – хлопнул по столу Глоддрик, вскакивая на ноги, – иногда нужно переступать через себя.

Ганрайский Демон рванул в ряды танцующих и давай отплясывать некое подобие джиги, отбивая стройный ритм по каменной плитке, следуя относительно ровной игре волынки и лютни. Вскоре они с Хельдом выбились в центр площади, на них же глазели танцующие, дружелюбно посмеиваясь.

– А братишка старший мой еще хоть куда! – утирая слезы и переводя дыхание, выпалил Ревиан Гувер.

– Да и Хельд наш тот еще красавчик, – прыснула Шая-Кишра.

Хельд и Глоддрик кружились в своем лихом танце, отстукивая ногами безупречный ритм. Вконец вымотавшись, они крепко пожали друг другу руки.

– Молодцом! – хриплым голосом крикнул Глоддрик.

– И тебе того же, красноглазый! – брякнул Хельд и танцующей походкой отправился за новой порцией выпивки.

Айрил уже во всю прыть плясала с Клажиром, который в вихре лихого танца умудрился задать принцессе тысячу и один вопрос на предмет ее жизни в Силгоре. Впрочем, Айрил охотно делилась всем тем, что она успевала вставить в бесперебойный стрекот Клажира. Кэлрен отнюдь не возражала, чтобы ее друг разделял веселье с другими особами женского пола, алчная ревность была чужда этой тихой и скромной девчушке. Слагер отсиживался на скамье близ ратуши, с озлобленной миной оглядывая простонародье. Сам того не зная, он лишь завидовал чужому веселью. Алагар и Танриль притулились у стен ратуши вдалеке, обсуждая что-то не предназначенное для чужих ушей.

Арстель не танцевал, с видом удовлетворенного наблюдателя он потягивал пиво и всматривался в счастливые лица знакомых и не слишком людей. Вдруг сзади к нему прильнуло что-то теплое и очень даже упругое. Об его спину терлись ланиты Юкиары. Девушка же, дружески приобняв сапожника, опустила подбородок ему на плечо. Наигранно раздосадованным тоном она заговорила:

– А чего это мы скучаем? Без меня никак, да?

– Ты все правильно поняла, Юки, – смеясь, Арстель обернулся к ней.

Сказать, что она выглядела великолепно, по крайней мере в глазах Арстеля, – ничего не сказать. Оделась девушка в тунику легкого пошива, открывающую ее плечи и изящные руки, бедра ганраянки были оголены более, чем наполовину. Тунику она шила сама долгими ночами из старых штор, которые выбросил Хельд. Глубокий вырез приоткрывал обзор на ее выразительные груди не более, чем следовало для прилива мужской крови в нужное место. Словно приоткрытая дверь в сокровищницу, что намеками предлагает кладоискателю войти, стоит лишь приложить усилие, дабы протолкнуть неподатливую дверь. Это было неслучайно, девушки этих строгих и предрассудочных времен редко так одевались, если не хотели произвести на кого-то впечатление.

– Не хочешь пригласить леди на танец? – кокетливо прищурилась Юкиара, – мой братец злостно кинул меня, кажись, новая подруга занимает мысли его куда больше, чем сестрица.

Сангельс что было мочи кружил Наяру в дикой пляске, время от времени задевая селян. Заливисто хохотали они в унисон, слыша возмущенные восклицания танцующих.

– Чурбан неотесанный, вначале двигаться научись складно! – вспыхнул Мурвак, – и как ты свою партнершу не убил еще, как бычара в посудной лавке.

– Будет тебе, Мурвак, – отозвался старый Ропхиан, перемалывавший на сей раз просяную кашу заместо зерна, – молодость создана для бурных порывов. Забыл, как сам носился по селу как угорелый, едва петухи вскрикивали поутру?

Арстель отвлекся от созерцания провинциальной идилии и встретился взглядом с карими глазами Юкиары, в которых сверкали блики от факелов, расставленных вокруг площади. Все же она была прекрасна, несмотря на пожизненную отметину от ожога – прощальный подарок нищей и бездомной жизни на улицах Вархула, полной страха, унижений и голода. Смотрела она на него критично и с толикой иронии, словно оценивала издалека, сможет ли она обуздать его точно дикого мустанга. При этом ей втайне хотелось, чтобы кто-то осмелился объездить ее. Несмотря на стремление Юкиары занять ведущую роль, она неосознанно давала Арстелю понять, что ей недоставало чувственных наслаждений. Человек вроде Юкиары мог запросто сойтись хоть с подземным демоном, дружить со всей братией Уравнителей, вся округа Крестала тянулась к этой девушке, точно ветви деревьев – к солнечным лучам. В ироничном взгляде девушки не было ни насмешки, ни презрения. Лишь привычная развязность, воспитанная улицей. Да и в этом самоуверенном взгляде ее тлело благоговение перед предметом воздыхания, какой она, нежданно для себя, обнаружила в деревенском сапожнике.

– Леди Юкиара, – Арстель отвесил ей церемонный поклон, не удержавшись от лукавой улыбки, – позвольте пригласить вас на танец.

Она эротично облизнула губы, рассчитывая на большее, чем единение в порыве движения, взяла парня за руку и воскликнула, растянувшись в улыбке до ушей:

– Почтенный Арстель, я вся в вашем распоряжении!

Взяв ее под локоть, как подобает галантному кавалеру обращаться с благородной дамой, он повел ее к танцевальной площадке. Они не обращали внимания на то, как бедно одеты, на то, что рядом с ними Хельд выделывает свои дикие танцы вполуприсяде, им предстояло совершить свой собственный танец, в котором было место только для двоих. Едва они вышли, барды затихли и вдруг из их импровизированных инструментов полилась еще более бодрая музыка, даже лихая. Люди устали, многие уже вернулись к столам, тогда как танцевать остались те, кто был помоложе – Гранаш с Карен, Канария с Шаабаном, Шая-Кишра с неуклюжим Харалом Глыбой, Клажир с Кэлрен, теперь и Арстель с Юкиарой. Хельд, который устал танцевать в гордом одиночестве, смачно сплюнул желчью и уселся за стол, пожирая все съедобное, что попадалось ему под руку. Танриль многозначительно взглянула на Алагара, но он отрицательно покачал головой, желая сохранить серьезность. Танриль недовольно дернула его за рукав. Спустя миг другой маг рванул подругу на себя и вскружил ее в бурной пляске, вызвав тем самым одобрительный гул и свист членов Братства Уравнителей.

Арстель с Юкиарой отнюдь не сразу стали попадать в ритм, в отсутствии практики сапожник давно разучился участвовать в таких подвижных весельях. Он то задевал локтем или плечом соседа, то терял равновесие, благо, Юкиара удерживала его на удивление крепкой для хрупкой девицы хваткой. Приятельница сапожника не показала ни грамма раздражения от неумелости своего партнера. Она лишь искренне и весьма заразительно хохотала, невольно заставив и Арстеля тихо посмеиваться. Они оба вспотели, скача, кружась и отбивая маршеподобную мелодию в такт наигрываемым мотивам. Из Арстеля едва не вышли остатки воздуха, он еле успевал отдышаться, пока озорная и прыткая девчонка никак не могла уняться. Под конец они, взмокшие, покрасневшие, хихикая, глядели друг другу в глаза, когда музыка смолкла, все так же держась за руки.

– Ух! – присвистнула Юкиара, вытирая лоб тыльной стороной ладони и поправляя непокорную челку, – это было нечто!

– Давно я так не скакал, – расплылся в улыбке Арстель, – чувствую себя горным козлом.

– А я тогда кто, по-твоему? – расхохоталась Юкиара.

Йоши-Року тем временем наслаждался видом происходящего, а поглядывая в сторону молодой парочки сапожника и бывшей воспитанницы Стражей, ему в голову пришла мысль, которая поглотила его разум целиком и полностью: похоже, до конца жизни он обречен видеть эти порывы светлых чувств, что склонны испытывать живые существа, но сам при этом вынужден оставаться в стороне, храня глубоко в сердце свою верность богине природы и матери древнего леса Лайнур Арая. Оно правильно, подумалось старому магу, всему свой черед. Да и грех жаловаться, ежели ты топтал земную твердь с восемь веков.

Тем временем после того, как танцы смолкли, заскучавший Шойрил вскочил на бревно, стоящее с краю танцевальной площадки и взял один из мешков, набитых пшеном.

– Ну, мужики! Кто из вас отважится испытать свою способность держать равновесие в схватке с самим Шойрилом из Энроса?!

Вокруг собрались мужчины и молодые парни, да и мальчишкам было интересно поглазеть. Арстель и Хельд не были в их числе, поскольку первый был поглощен танцем под мелодию, которую доигрывали уже уставшие музыканты, а второй заливал недавно съеденный в одиночку каравай струей ржаной браги, щедро льющейся из бочонка, что трактирщик не поленился дотащить из своих закромов.

Эрлингай, протолкнувшись через толпу, вскочил на бревно, выхватив другой мешок.

– Если продержишься дольше минуты, с меня выпивка!

– Идёт! – весело крикнул Шойрил и лихо взмахнул мешком.

Эрлингай отошел назад под взгласы толпы, подсел под еще одним круговым ударом и взмахнул своим мешком снизу вверх, едва не задев подбородок энросского юноши. Тот, теряя равновесие, закачался, но, балансируя руками, вернулся в прежнее положение и перешел в атаку. Он выбросил мешок вперед, но Эрлингай увел его в сторону своим, пнув своего противника ногой в живот, отчего тот снова закачался, и в довершение он врезал Шойрилу круговым ударом в висок, отчего тот с силой грохнулся на каменную плитку.

Мужики заулюлюкали, особенно хлопал какой-то жирный парниша лет тринадцати, который жевал куриную ножку и орал с набитым ртом. Сойдя вниз, Эрлингай помог подняться своему боевому товарищу.

– И на мечах ты хорош, и на мешках непобедим, – ворчал энросец, – родился таким совершенным, что ли?

– Брось! Немного практики, и ты меня сделаешь в два счета.

Тем временем танцы смолкли, бои на мешках продолжались, а люди уселись трапезничать. Так и продолжалось до позднего вечера, все пили, ели и смеялись. А в достойной компании легко потерять счет времени. Вскоре в центре площади был сложен дровяной «колодец», предназначенный для растопки. Практически никто не ушел, прибывшие расселись в три ряда вокруг огромного кострища. Гувер любезно взял на себя роль смотрящего за огнем – писатель прытко сновал вокруг кострища, подбивая дрова и ветки хвороста обуглившимся концом здоровенного дрына. Как ни странно для большой компании, разговоры давно поутихли, подобно тлевшему фитилю свечи, на контрасте с полыхающими поленьями – языки пламени едва не лобызали кроны деревьев, даже Клажир, что для него в принципе было противоестественно, держал рот на замке. Алагара и Йоши видно не было. По одну сторону, сидели Каратели, впереди которых на корточках присел Глоддрик. Пьяный вдрабадан Хельд полулежал, облокотившись о спину Харала Глыбы, которого это хоть и до жути раздражало, но, будучи человеком широкой души, он не хотел, чтобы Глоддрик развалился на сырой земле, пуская слюни в хмельной дреме. Юкиара и Арстель сидели рядом, сапожник заметил, что подруга держалась к нему на гораздо более ближней дистанции, чем обычно, их плечи почти притерлись друг о друга. Танриль села, обхватив колени и положив подбородок на сложенные домиком ладони, с кротким интересом ожидая предстоящих посиделок. Кэлрен вохлежала на плече Клажира и с трепетной нежностью поглаживала его шею. Эрлингай хрустнул пальцами и, прочистив горло, собрался заговорить, но раздумал. Ночь уже практически вступила в свои права, на чистом, безоблачном небе сияло звездное полотно.

– Знаете, что я думаю, друзья мои? – пинком подогнав ворох углей ближе к потрескивавшему центру разложенного в пирамиду горящего валежника, – когда собирается большая компания товарищей, бывает сложно найти предмет для разговора. Казалось бы, все мы так не похожи друг на друга. Может показаться, объединяет нас совсем немного вещей. И, как мне кажется, идеальный выход из такого положения – это открыться друг другу, рассказать всем и каждому свою историю. Кто ты, откуда пришел и к чему идешь. Лично я послушаю с удовольствием, для сбора материала к предстоящей новелле это будет как нельзя кстати.

Клажир встрепенулся, дернув головой так, что Кэлрен, опиравшаяся на него, едва не грянулась оземь.

– Полностью поощряю! Сразу видно писателя – чтобы стать таким же, как господин Ревиан, нужно научиться черпать вдохновение во всем, что тебя окружает, в каждой минуте своей жизни. Ведь с нуля придумать ничего полностью невозможно, а наша жизнь – лучший источник материала для хороших историй. О себе я мог многое рассказать. Как я познал суровое существование в Ганрайской глубинке, тяжелый труд, дабы добыть пропитание себе и своей бедной матушке, в кузнице моего села могли бы коваться…

– Ты забодал! – взъерепенился Мурвак, – мы так до утра сидеть будем, слушая твою бредятину. Если из несмыкающихся уст этого мальца прозвучит еще хоть одно слово – я уйду, и так уже спать охота. А наутро – привет гребаному похмелью. И зачем я пил эту мочу, называемую выпивкой…

– Не умеешь пить – не пей – это тебе, Мурвак, – донесся из задних рядов голос Эрлингая, – насчет же историй, по моему скромному мнению, не стоит бежать впереди падающей звезды со своими байками, если тебя об этом не просили.

Пристыженный Клажир в поисках защиты посмотрел на Кэлрен, но девчонка лишь неопределенно пожала плечами.

– Я бы не хотел ворошить прошлое вообще, – выразил свое мнение Гримбла, – толку с этого?

– Мудрецы Лайнур-Арая говорили еще со времен нашествия Заргула, – поучительным тоном известил Йоши-Року, – живи здесь и сейчас, но смотри в будущее и не забывай прошлое. А прошлое – лучший учитель жизни.

Мастер из лесов Хаглоры, говоря это, прошествовал сквозь скопление рассевшихся гостей селения, затем устроился поудобнее, скрестив ноги поближе к костру. С возрастом, к своему неудовольствию, маг отметил, что он стал становиться все более мерзлявым. На поваленном каштановом стволе, на который решили пересесть молодые крестальцы, привстал Сангельс. Глядя с ожиданием на командора Карательного Отряда, он нашел в себе силы промолвить:

– Я многое читал о могучем Глоддрике в книгах достопочтенного господина Гувера. Если уважаемый Харлауд не против, я осмелюсь попросить его поведать нам его историю. Я думаю, это было бы занимательно, особенно для нас, молодых. Что мог бы командор открыть нам из своего прошлого?

Ответом ему было молчание. Глоддрик некоторое время пронзал взглядом пляс языков пламени, затем он обернулся к просившему и его подружке. Губы его дрогнули, в мозгу этого потрепанного жизнью мужчины промелькнули пережитые ужасы плена, мучений, смертей друзей и уймы жизней, что забрал он. Эти ребята наслушались историй о безжалостном Ганрайском демоне, таращатся на него, точно на диковинное чудище. Возможно, таким его жизнь и пыталась сделать всеми силами. Об этом ему постоянно говорила Рикке, являясь в бреду и наяву. Может, она была права? Только Глоддрику не хотелось с этим мириться.

– Извини, парень. Не хочу я.

– Почему? – оживилась Наяра, – мне бы очень хотелось…

– Я неясно выразился?

Гувер побоялся, что прекрасный вечер будет испорчен склокой на ровном месте, и, желая перетянуть внимание на себя, с силой театрально швырнул дрын через головы усевшихся на бревне и воскликнул:

– А я, по-вашему, для чего старался? Я на трехкнижие о своем брате потратил года полтора. Чтобы вы знали, такие шедевры и созданы для того, чтобы удовлетворить ваше неуемное любопытство. А также для того, чтобы узнать о великих тогда, когда они вернутся в почву. Но Глоддрик – не открытая книга и не экспонат, он живой человек. Имейте уважение к тем, кто вас защищает, не задавайте лишних вопросов.

Сангельс хотел броситься в перепалку с Ревианом, ведь тот так круто осадил его ненаглядную девушку. Но стоило сестре его кинуть суровый взгляд и покачать головой, сразу же присмирел.

– Это ни к чему, – отрезал Глоддрик, – я и сам мог сказать.

С первого взгляда было легко этого не заметить, но от мастера Йоши с его вековым опытом общения с людьми из огромной выборки поколений не укрылся проблеск благодарности на лице Карателя.

– Да, да, братишка. Ты же меня знаешь, я всегда был языкастым.

Хельд очнулся от пьяного забытья и истошно взревел, брызжа слюнями:

– Не суй свое дело в чужой нос, Гувер! Чужое дело… не твой нос… понял? – и тут же сорвался с места, как ужаленный, и кинулся блевать в канаву.

– Дегенерата кусок, – скривил губы Глоддрик, решив, что Хельд слишком малого стоит, чтобы ставить его на место.

Гримбла, покряхтев, вытянул ноги, хрустнувшие в коленях, и вальяжно протянул:

– Да, мой старый друг стережет границы хорошо. Словно надежный замковый механизм, даже мышь не проскочет. Но о нашем наставнике не сказано ни единого слова. А кто, по-вашему, вытащил вас из глубочайшей задницы, а?

Шаабан включился в дискуссию:

– Меряться тем, кто внес больший вклад, недостойно сынов Илгериаса. Равны мы перед ним, посему наша сила духа, согласие и дружба помогли нам выиграть сражение со злом.

– Да ты что, святоша? А то, что эти Каратели бы присели на бутылку, если бы не наша поддержка, тебе хоть бы что?

Глоддрик сцепил руки в замок и с вызовом взглянул в глаза северянину:

– Вы помогли один раз, – с жесткой интонацией отчеканил он, – мы охраняли Союз веками. Позволишь себе такое снова – закончим разговор в чистом поле. Наедине.

– Секунду! Внимание, пожалуйста! – замахала руками Юкиара, отодвинувшись от Арстеля, – слушайте, не будем подпитывать неприязнь друг к другу. В мире пруд пруди ненависти, войны, разрухи. К чему нам плодить все это? Мы вполне можем найти точки соприкосновения, тем более, враг у нас один, а хотим мы всего-навсего мира и спокойствия.

– Правильно, – откликнулся Хельд, – не будем растить эту навозную кучу, в мире дерьма хоть лопатой греби, да на хлеб мажь! Ах, если бы мои испражнения можно было использовать вместо масла, можно было бы сэкономить на поставках…

– Заткнись, Хельд! – крикнула Юкиара, сдерживая улыбку, – как насчет того, чтобы мы наконец узнали друг друга как следует. Заодно и самих себя. К примеру, что вы, Каратели, можете знать о нашем наставнике? Кем он родился, откуда пришел и все такое. Скажу вам, я сама без понятия. Отчего бы не услышать? Это до чертиков интересно, да и ослабит недоверие между нами.

Архимаг Йоши-Року растянул морщинистый рот в добродушной ухмылке и заговорщически подмигнул своему бывшему ученику. Танриль отыскала Алагара за спинами сидящих на каштановом бревне. Она дернула подбородком, мол, давай, я вся внимание, хотя и знаю все, что ты можешь сказать, наперед. Наставник стоял сложа руки вдалеке, с высоты своего роста взирая на происходящее с видом удовлетворенного и сытого геккона. Он и внешне походил на хладнокровное и чешуйчатое создание – такой же тонкий, шустрый и сдержанный. Некоторые ящерицы к тому же бывают ядовитыми. А магия пострашнее любого яда. Хотя, Скорпион бы с этим не согласился.

– Просим, мастер! – сказал Реадхалл.

– Мне кажется, история будет и смелом и талантливом парне, обнаружившем магический дар, – поделился мыслями Шойрил.

– Или умершего и переродившегося человека, – сказал Кога.

– Как гусеница в махаона? – спросил Эрлингай, – почему бы и нет.

Арстель весь обратился в слух, наблюдая за высокой фигурой Алагара. Действительно, он не знал об этом человеке ровным счетом ничего, кроме того, что он очень силен как маг, пользуется безграничным уважением в своей общине и отличается революционными и грандиозными замашками. Красноволосый чародей прытко перескочил через бревно и пружинистым шагом направился к костру.

– Братья и сестры, к чему вам это? То, что было в начале семнадцатого века – было давно и неправда. Тогдашнего меня уже нет. И сам я не важен. Важна лишь цель Братства Уравнителей. Наши идеалы. То, во что мы верим и ради чего готовы отдать жизнь. Я бы предложил подискутировать на эту тему.

Йоши-Року встал и двинулся к Алагару:

– Друг мой, я понимаю, о чем ты говоришь. Но люди ждут другого. В идеалах, каких бы то ни было, нет места живому существу. Они оторваны от времени, места и людей. Они существовали, существуют и будут существовать, когда от нас не останется и воспоминаний. А гости возжелали увидеть тебя. Да что там – твоя паства этого хочет. Откройся же им, окажи честь. Не ты ли учишь любви к ближним, но как можно познать любовь к ближним, не узнав их, что это за люди?

– Хм, – протянул Алагар, сдвинув брови.

– Начинай, мой юный друг.

Наставник Уравнителей усмехнулся:

– Юный, что ж, благодарю тебя, учитель. Если вы этого хотите…

И он начал, твердым шагом наматывая круги вокруг костра:

Родился я в 1600 году в одной из Аргойских весей близ славного города Бёрнфилда. Матери своей не помню, кажется, она умерла, произведя меня на свет. Вот так оно и бывает, чтобы кто-то жил, другой должен умереть. Но это не так страшно. Гораздо хуже, когда должны расстаться с жизнью сотни, чтобы один мог жить припеваючи. Отец мой был сапожником. Человек он был надежный и трудолюбивый, довольствующийся своей прозаичной жизнью и дающий жить другим, таких людей немного, и счастье, что они встречаются в нашем невеликом обществе, – он кивнул в сторону Арстеля, словно тот с давних пор был его верным сподвижником, – мать моя, кажется, портнихой была, весьма сносной, если я хорошо упомнил стародавние рассказы о ней. В роду моем все коренные аргойцы, лишь дед мой из Клирии прибыл. Оттуда и мое старинное клирийское имя. Относительно благополучная обстановка, размеренная жизнь в селе, самое оно для сорванца, бегающего в лес, набивающего карманы шишками и сражающемуся на палках с соседскими детьми, не задумываясь о будущем. Вот только из меня простого паренька не получалось. Как говорили старики – все дети как дети, а этот бесноватый свалился на нашу голову, – он не жаловался, вспоминал Алагар это с ностальгической улыбкой, явно наслаждаясь тем, что с ранних лет он выделялся из толпы, которую, однако, считал своими братьями и сестрами, с его же слов, – пожары, взрывы, летающие сковороды да блюда – все это моих рук дело, хотя и несознательно совершенное. С детства я обладал странными способностями, с которыми не мог совладать, ни сельские ведуны, ни знахари – никто не мог усмирить эту силу. Однажды стоило мне лишь выйти в грозу и протянуть руки кверху, как молния шарахнула в хижину лесничего, – сдавленно рассмеялся Алагар, – такой шум поднялся. Так и прошли мои детские годы – я помогал отцу, ухаживал за домом, штопал обувь, а от меня шарахалась вся деревня. Затем началась война с одним из кланов равшаров, как счас помню – Берсерки. Хотели они оторвать кусок Ганрайских земель под свои угодья. Когда мне исполнилось восемнадцать, за мной явились жандармы Бернфилдского наместника. В 1618 году меня, как полноправного рекрута, забрали в Союзные войска. Даже учебку пройти времени не дали – сразу в тыл, да поближе к границе в равшаровыми землями. Опускаться в детали не буду, скажу лишь, что то, что мне довелось повидать, дает лишний повод убедиться в том, насколько жизненно необходимы миру идеи всеобщего братства. Если вам вдруг доведется оказаться в землях равшаров, старайтесь быть при охране, во всеоружии, а еще лучше – кудесником класса Архимага. Лучше вообще туда ни ногой, поверьте, равшары – опаснейшие, хитроумные и жестокие враги. Глоддрик не даст соврать, он нахлебался горечи противостояния с воинами пустоши побольше моего, – Алагар не глядел в сторону Карателя, но услышав, что этот кудесник пережил войну с равшарами, Глоддрик стал вдруг смотреть на него по-другому, с пониманием и уважением, – в тот самый момент, когда ты не ждешь подвоха, расслабишься и будешь наслаждаться живописными видами, они подберутся сзади, всадят обтесанный грубо кол тебе в задницу по самое не хочу, а затем заживо сдерут скальп. В лучшем случае. Это я образно и не в обиду тебе, Кога, кому как не тебе знать дикие нравы этих кочевых народов, – при этих словах равшар оскалил зубы и утробно зарычал, но злился он не на слова Алагара, а на обезумевших от жажды крови сородичей, изгнавших его за благие мотивы, – среди сослуживцев я завел немало друзей, и почти все в тех полях встретили свою смерть. Я же продержался почти до самого конца. Как и один мой заклятый друг. Понятное дело, мистические способности повысили мои шансы на выживание – полезная штука, когда, оставшись без оружия, один, окруженный десятью равшарами, ты можешь в один миг их раскидать на все стороны. К слову, я ни сном ни духом не ведал, как я это делал, но как-то получалось! Вскоре стало понятно, что Союз одерживает верх в противостоянии. Мы убили их вождя, погнали равшаров на север, за стену Вархула. Мы загнали остатки их армии совсем близко к холмам в тех местах, где встречаются первые полески Лайнур-Арая. Мы думали, нас ждет неминуемая победа. Но меж холмов притаилась мастерски обставленная засада. Воины племени Костяных Драконов расставили капкан, и когда мы собирались нагнать и добить деморализованные силы Берсерков, они обрушились на нас со всех сторон. К тому же, наша армия разделилась, с половины парней отправилось домой в увольнение, нам же был дан приказ завершить дело. Когда эти исколотые костьми варвары схватили нас за задницу, мы не были готовы к обороне. Рвали нас как пес тряпье. Наши разбежались куда глаза глядят, я понятия не имел, куда направляюсь, кровь бурлила, я лишь руководствовался позывами самосохранения. Благо, чаща была близко, где я и скрылся. Некоторые равшары потеряли ко мне интерес, но несколько самых настырных не прекратили погоню. Они преследовали меня, прорубая себе дорогу сквозь толщу ветвей, кустов и листвы, травы, выросшей по пояс. Вдруг, – Алагар замер, оглядев толпу, охваченную нетерпеливым интересом, – один из них таки нагнал меня, повалил, вцепился рукой в глотку, занес костяной меч, чтобы разделать меня, как дичь. Я только схватил его за руку. Не упомню, о чем я в тот миг думал и думал ли вообще. Но вдруг его рука вспыхнула и обуглилась, а затем иссохла, как и все его тело. Он успел на секунду взвыть диким ревом, спустя несколько мгновений легкий ветер развеивал горсть пепла – все, что осталось от моего врага. Что было дальше, я не помню, кажется, я провалился в сон, видимо, спонтанный всплеск магии отнял последние силы, оставшиеся после длительной пробежки. Очнулся я уже на носилках. В одной из древесных хижин, переплетенных бесчисленными лианами, правающих на мерно колышащихся водах топей. Так я впервые оказался в Хаглоре. Там же я повстречался со своим учителем – лучшим магом Ранкора на тот и на сегодняшний момент. О хаглорианцах я могу с уверенностью сказать, что жилось среди них мне привольно и безмятежно. Никто из них не боялся моей сверхъестественной силы, ибо они знали, что ее можно обуздать и направить на благие цели. Когда меня выходили, накормили, дали отдохнуть, мастер Йоши взялся обучать меня держать свою силу в узде. Не знаю, что, но какая-то причина побудила его взять меня в личные ученики. За что спасибо ему, судьбе и Илгериасу. Благодаря такому удивительному стечению обстоятельств ваш покорный слуга стал тем, кем он является и будет до конца всей своей жизни.

Йоши-Року бодро встал и дружески положил руку Алагару на плечо:

– Друзья мои, если бы вы знали, сколь непростым учеником был ваш наставник, – обратился он к Уравнителям, – талантливым, прилежным, но все делал по-своему, всю теорию пропускал мимо ушей, ему подавай сразу всю волшбу – испепелять полчища врагов силами всех первоэлементов, исцелять силой одного прикосновения, проникнуть в тайны мироздания одной лишь силой мысли. Так и должно было быть – девятнадцатилетний юноша, столь магически одаренный, ему сам Илгериас велел быть таким непоседливым мечтателем. Не в комплимент, а в целях сказать правду я могу утверждать, что он никогда не болтал попусту – Алагар всегда был человеком дела. Может, его было сложно учить по традиционной программе, с толком и с расстановкой, но в том и вся прелесть учительства – это лучшая школа нахождения подходов с непроглядным множеством совершенно непохожих друг на друга, а порой и диаметрально противоположных людей. К примеру, Алагара и Варзхела. Алагар ведь не единственный, кто во время войны нашел прибежище в наших лесах. Наши пограничные разведчики обнаружили одного офицера, за которым гналось несколько воителей пустоши, которых незамедлительно сняли наши лучники. Его же привели в сердце леса.

Алагар развел руками:

– Да, в те времена Арнлоуг Варзхел так же, как и я, служил в наступательных войсках. В отличие от меня, рядового, он был сыном Ганрайского вельможи, что обеспечило ему загодя офицерский чин. Пошел он воевать, как я помню, по патриотическимсоображениям.

Из рядов слушателей поднялась тонкая девичья рука. Это была Кэлрен, сидящая у Клажира на коленях.

– Мастер! А расскажи, как вы познакомились с моей наставницею? Она о тебе никогда не говорила.

– Кэлрен! – смутилась Танриль, пригрозив пальцем своей воспитаннице, – уйми свою любознательность.

– С Танрилью? – переспросил Алагар, улыбчиво игнорируя стеснение своей старой подруги, – случайно! А Танриль уже была в Хаглоре на тот момент, как мы с Варзхелом туда вломились, потные, запятнанные кровью, в боевой амуниции, – он сипло рассмеялся и подмигнул Танрили, – она и выходила меня, перевязывала раны, давала слабительное. И разделила со мной грызение гранита науки под руководством хаглорианского мастера. В дальнейшем же мы странствовали по Союзным землям вчетвером – я, Танриль, Варзхел и мастер. Потом еще к нам присоединился Азилур, но позже, он был на десяток лет моложе нас. Сколько же приключений выпало на нашу долю!

Йоши-Року усмехнулся, кивая:

– Это точно, друг мой!

Арстель с восхищением воззрился на старого хаглорианца. Казалось бы, старый колдун и мистик из далеких лесов, но сколько же он живет на земле? Получается, все сильнейшие маги Ранкора берут свое начало от его школы. Арстеля пробила дрожь от очередного осознания того, что ему выпадает неожиданная честь лицезреть эту великую личность, восседать рядом с этим мастером, говорить с ним, разделять с ним трапезу. Ему, крестальскому сапожнику!

– Я знаю эту силу, что питает тебя, – вдруг заговорил Глоддрик, с каменным лицом глядя на Алагара, – Варзхел ею также обладает и служит этой силе. Ты также верен ей?

Ревиан Гувер все это время внимательно слушал историю, делая пометки на листе пергамента – новый материал манил творца, словно мед – осиный рой. Вдруг он отдернулся от своей писанины и сосредоточился. Писатель знал, что брат его, будучи Темным Стражем, знал, о чем говорил.

– С праведного пути легко сбиться, – уклончиво ответил Алагар, – надежная рука наставника не всегда поможет, свой разум другому не передашь, как бы ни хотелось. Когда Варзхела обуяла жажда силы и власти, он отправился в неизведанные земли на востоке. Он искренне верил, что оставаться с мастером дальше – напрасное растрачивание своего потенциала. Некоторое время спустя я присоединился к нему – мне стал любопытен путь темной магии, которую рождает всесжирающая сила подземелий, из пучины которой извергнулись орды демонов Азрога. Я верил, что смогу эту силу изучать, контролировать, держаться от нее на расстоянии. И я доверял чутью своего друга, думая, что он не отступится от путей, завещанных нашим учителем, только лишь следует им по-своему. А то, что мастер строго-настрого запретил нам прикасаться к этой дьявольской силе, лишь свидетельствует о его неуверенности, он боится, мы не готовы. Я хотел доказать обратное. Я учился темной магии не спеша, с расстановкой пропуская через себя эту силу. Мои волосы и глаза поалели, кожа стала бледной, как сверток бумаги. Я видел народ Азрога, они существуют, никаких сомнений. И молятся своему давно погибшему вождю. Когда я узнал о приверженности Варзхела этому культу, я не смог разделить эти взгляды. Когда один народ ставит себя выше других, пресмыкаясь перед одной большой шишкой, незаслуженно боготворя ее, – я не могу взирать на такое без отвращения. Я покинул Азрог. Не без, скажем так, разногласий со своим другом. Теперь уже врагом.

О том, что именно после той размолвки Варзхел, бывший в свои молодые годы прекрасным юношей, вокруг которого вились нескончаемые ряды любвеобильных поклонниц, стал выглядеть, точно иссохший и обожженный кусок плоти, что в нем настолько ослабела возможность функционировать надлежащим образом, что он вынужден носить заговоренную тяжелую броню, подпитывающую его жизненную силу, Алагар не распространялся. Как и об их раздоре, связанном с общим предметом обожания – Танрилью, бывшей тогда совсем юной девой.

– Друзья мои, – сказал Йоши-Року, простирая руки в стороны, – раз уж зашел такой разговор, почему бы не услышать историю моей ученицы, что сама отыскала дорогу к моему дому, тогда как Алагар и Варзхел оказались в нем волей случая?

– А мою историю кто-нибудь вообще слушать будет? – возопил Клажир, – как будто я здесь никому не интересен, хотя именно я внес неоценимый вклад в процветание целого сегмента инфраструктуры Ганрая – села Козьи Загоны. Без меня, говорят, там было бы смертельно скучно, так почему бы…

– Я послушаю твою историю, договорились? – ласково сомкнула его губы пальцами Кэлрен, – а сейчас прояви уважение к моей наставнице, пока я не успела в тебе разочароваться.

Танриль нехотя делилась своими соображениями, приведшими ее, юную травницу в прошлом, в сердце Лайнур-Арая. Однако Глоддрик не сводил глаз с Алагара, пытаясь проникнуть в глубину его сущности. Каратель слишком хорошо знал действие силы Азрога. Она оскверняет все, к чему прикасается. Его, к примеру, она сделала маньяком, одержимым человеком, не способным жить без сражений, убийств, который получает неописуемое наслаждение, когда жизнь его висит на волоске. Глоддрик не мог ничего поделать с этим. Он знал, что он проклят до конца жизни, обречен влачить позорное существование Ганрайского Демона – безумного убийцы и мясника, смея надеяться лишь на то, что и от такого человека может быть хоть какая-то польза Союзу и соотечественникам. Оставалось лишь понять, что не так с Алагаром. По мнению Глоддрика, он слишком бескомпромиссен, властолюбив и ожесточен для человека, ратующего за всечеловеческую любовь и братство.

Тем временем все слушали историю Танрили, коротая время у теплого огня. Вскоре на небосводе промелькнуло несколько падающих звезд, заставив Кэлрен, Танриль и Юкиару закрыть глаза и одним шевелением губ загадать желание. Вскоре все начали расходиться по домам.

***

– Долго еще ты будешь продавливать землю, сидя тут, как истукан?

– Юки? А ты чего не уходишь?

Молодой сапожник так и сидел сиднем, пока не разошлись все готовиться ко сну. Костер уже час как угас, лишь раскаленные угли еще представляли собой редкие островки света в кромешной тьме. Если не считать сияние луны и звезд, осветившее миловидное лицо ганраянки, так запросто и так бойко нарушавшей покой своего друга.

– В отличие от некоторых я умею по достоинству оценить прекрасный вечер. Или ночь уже. Не суть! Пока ты тут пускаешь корни, утро наступит, и вся романтика уйдет. Ну же, Арстель, сходи со мной, прогуляемся! – скорчив притворно жалостливую мину, она продолжала, – ты ведь не отпустишь слабую, беззащитную девочку одну в такую непроглядную темень?

Пытаясь не выдать свою неловкость, Арстель хохотнул и так резко поднялся, что у него потемнело в глазах.

– Пошли.

– Ну же, погнали! – воззвала к нему Юки и, ухватившись за руку Арстеля, потянула медлительного и растерянного сельского мужа за собой.

– Вот же егоза… – тихо произнес Арстель.

Арстель едва поспевал тащиться за прыткой приспешницей Алагара. Они так и шли по проселку, пока не наткнулись на обширный стог сена у амбара, недавно выстроенного алагаритами, видневшийся за околицей.

– Кто последний – с того угощение завтра! В Желудке Дракона! – воскликнула она и, перемахнув через забор, не боясь попортить с таким старанием сшитую ей же тунику, в два счета оказалась на снопе сена. Стараясь принять наиболее соблазнительную позу, Юкиара с нескрываемым возбуждением ждала, пока Арстель не прыгнет рядом с нею. Она без экивоков облизнула губы и провела ладонью по своей груди, а затем у пояса, практически проехавшись пальцами возле своей промежности. Другой же рукой она подзывала Арстеля к себе, будто они были давнишними любовниками.

Когда Арстель лег рядом с нею, Юкиара повернулась боком в его сторону, ненавязчиво взяла ладонь сапожника в руки и, поглаживая ее, с любопытством стала рассматривать.

– Знаешь, а я немного знаю толк в хиромантии, – сказала она, водя пальцем по рисункам на внутренней стороне ладони своего собеседника, – пока я жила на улицах, еще совсем мелкая, нас с братиком часто подкармливала одна клирийская гадалка. Жила она в тесной лачуге, в тех же трущобах, что и мы. У нее-то я и поднахваталась. не против, если я тебе немного погадаю?

– Юки… – не успел Арстель и двух слов сказать, как его перебили.

– Тс-с! – шикнула она на него и протянула, – ну-ка, посмотрим, что тут у нас… – девушка с серьезным видом поджала губу и протяжно хмыкнула, критически осмотрев руку Арстеля, затем начала водить по его ладони указательным пальцем, – глубокая, непрерывная линия жизни, как она далека от большого пальца. Арстель! Да ты у нас жизнеустойчив, как оказалось. Самодостаточен, решителен и можешь быть хорошей опорой другим. А эти черточки, что идут вверх от нее – это говорит о твоем творческом потенциале. Как их много… Думаю, твоих задатков на десяток Ревианов Гуверов хватит, – усмехнулась она, – Такая же глубокая, непрерывная линия сердца, дуга оканчивается между большим и указательным пальцем. Это значит, что в глубине души ты представляешь собой глубоко чувствующего человека широкой души, но с ранимым сердцем. Слушай! Я вижу еще одну черту, идет она параллельно линии жизни! Тоненькая такая. Если память мне ни с кем не изменяет, можно сказать, что рядом с тобой на протяжении жизни всегда будут люди, готовые подставить плечо при любой трудности. Хм, так и есть, пожалуй. На меня, по крайней мере, ты всегда можешь рассчитывать, – она сказала это потому, что хотела, вовсе не рассчитывая услышать хотя бы симметричные слова в свой адрес, а то и более серьезные сентенции.

Юкиара говорила то, что было у нее на сердце и на полную наслаждалась свежим воздухом, мягкой подстилкой из сена, чистыми бездонным ночным небом, звездами, среди которых, как она с ранних лет любила представлять, есть такие же миры, как и Ранкор, на которых живут люди или другие, но не менее разумные существа, способные сопереживать и любить. Она наслаждалась прикосновением руки Арстеля, заливаясь румянцем, девушка смотрела в его глаза улыбаясь, чувствуя себя дурочкой, простачкой, но до упаду.

– Взаимно, Юки, – ответил Арстель, – я, конечно, не особо во все это верю. Лишь Богу ведомы наши судьбы, как и наше предназначение.

– Извини, Арстель, но, пожалуйста, не распространяйся о Боге, когда ты со мной. Не хочу я углубляться в тему веры, богословия и прочего. Не подумай, что я питаю антипатию к верующим, я проникнута искренним уважением к вашим чувствам, преданности убеждениям. Иногда вера и правда помогает. К примеру, людям вроде Шаабана, ты знал, что в молодости он был наемным убийцей? Ассасином. Но вера в Илгериаса сделала его тем, кто он есть. Замаливая грехи, он нашел возможность направить свои силы на то, чтобы сделать мир лучше. Или хотя бы не делать его хуже. Я бы, может, и хотела верить. Ходить в церковь, молиться. Но я не могу.

– Почему же?

– С верой живется легче. Обретаешь веру в то, что через все трудности ты прошел не зря, что в конце темного тоннеля забрезжит свет, а во всем есть смысл, который ты не способен увидеть. Пути Господни неисповедимы, верно? Но я не могу поверить, что вся несправедливость, зло, людские страдания могут быть частью великого замысла. Думается мне, никакого смысла и нет. Зря мы его ищем. Смысл жизни, как по мне, в самой жизни, и возможность жить дается лишь единожды. Каждое мгновенье бесценно, жизнь – сама по себе слишком хороша, чтобы позволять всякой мрази ее отравлять. И высшие силы нам не помогут в борьбе со злом. Пока не появятся такие люди, как Алагар или Глоддрик, что отважутся бросить злу вызов, ничего не изменится. Прости, если эти слова заденут или оскорбят твою веру. Не обижайся, прошу. Мне так нравится быть с тобой такой, какая я есть.

Арстель помолчал немного, затем стиснул тонкие пальцы юной девушки и встретился с ней взглядом. Ее немного угрюмое лицо немного просветлело, когда они взглянули друг на друга. Подавленность как рукой сняло. Арстелю стало жаль эту счастливую после череды несчастий девушку. Он хотел было возразить ей, указать, что руководствуется она ложными ценностями, стоит на неверном и губительном для души пути. Неверие разъедает. Человек, осознавший в том, что в себе он несет частицу Бога, перестает бояться жизни, которая представляется лишь испытанием, одним из множества на пути развития души. А зло, как говорила матушка Арстелю, приносят с собой в мир люди, отошедшие от Божьих заповедей. Но говорить Юкиаре об этом он не собирался. Не ему, прожившему спокойную и сытую жизнь, выросшему в уважаемой и обеспеченной семье, а в более зрелые годы – обладающему всеми средствами к существованию, учить ее, девицу, которой еще совсем недавно перевалило за двадцать, но на голову которой свалилось лишений и невзгод в разы больше, чем на них с Хельдом вместе взятых. У этой девушки судьба всю жизнь выбивала почву из-под ног, но она сумела сохранить волю и любовь к жизни, отзывчивость к людям, благие намерения и даже некоторую романтичность. Сумел ли бы он остаться таким же? Не ожесточился бы, бросив брата и став отбросом, преступником в грязном районе навроде Сухих Колодцев? Или, может, сдался бы, запил и окочурился где-нибудь в сточной канаве. Или пошел бы, бросился со скалы. Да и потом, ему или ей изуродовали лицо страшным ожогом?

– И ты меня прости. Я не могу принять то, что ты говоришь, Юки. Не могу. Спасибо тебе, что поделилась своими мыслями.

Юкиара в примирительном жесте подняла руки. Она снова счастливо улыбалась.

– Тебе спасибо, что выслушал! Так наоборот, хорошо. Сколько людей – столько и мнений, верно?

– Ага, – Арстель не был согласен с тем, что веру в Бога можно определить как субъективное мнение, но не стал заострять на этом внимание, – так вот, Юки. Я ничего не смыслю в гаданиях. Но о твоих руках мне есть, что сказать. Они очень красивы, изящны, дамы так называемого Аргойского цвета могли бы позавидовать им.

Юкиара, немного покраснев, хихикнула и озорно отбросила руку Арстеля.

– Да ну тебя, льстец! С каких пор ты стал таким сердцеедом? Но мне очень приятно, Арстель. Мне вообще по душе быть рядом с тобой. И в награду за такие теплые и хорошие слова с меня угощенье!

Девушка соскочила с сеновала и кинулась к дверям амбара. Открыв один из сколоченных из шероховатых досок ящиков она достала бушель поджаристых пирожков, сочащихся изнутри медом. Под мышкой несла она кувшин, с горлышка которого по капле стекало красное вино.

– Я тут пироженок напекла, – положив Арстелю под локоть лакомство с выпивкой и опустилась рядом с его плечом, – если не понравится – только скажи, пойдем в мой барак, откопаем чего-нибудь в кладовой.

Арстель преломил пропитанный медом хлеб:

– Да что ты такое говоришь? Объедение же!

– Как думаешь, из меня бы вышла хозяюшка?

– Если ты этого сама захочешь, – ответил Арстель, игнорируя намек, крывшийся в вопросе.

Они ели, говорили, смеялись. Вспоминали забавные случаи из детских и совсем юных лет. По мере того как они поглощали вино, беседа приобретала все более раскованный характер, оба все больше были склонны к балагурству. Или к решительным действиям.

– Ой, Арстель, у тебя мед на щеке, – Юкиара смочила слюной пальцы и аккуратно вытерла желтые разводы.

Арстель прикоснулся к ее ладони, запястью и обхватил его. В ожидании они смотрели друг другу в глаза, и в очах этих разглядели они большее, чем свое отражение. Будто они ощутили себя родственными душами, связанными некоей Сверхсущностью, по воле которой им довелось сойтись. Юкиара обхватила ладонями шею Арстеля, он же заключил ее в объятия. Так они впервые поцеловались.

– Арстель…

– Юки!

– Тс-с! Не надо слов, – девушка засияла улыбкой, по ее щеке прокатилась слеза, слеза счастья, – просто продолжай…

Их языки сцепились, переплетались, играли друг с другом, губы их долго не разъединялись, жаркие поцелуи, биение двух молодых сердец в унисон – все это продолжалось достаточно долго. Арстелем овладели порывы страсти. Он повалил Юкиару на спину, а она и не думала сопротивляться, с покорным наслаждением легла под него.

– Демонова застежка, – прошипел Арстель, – вечно с ней проблемы.

– Рукастый ты наш! – прыснула вспотевшая от возбуждения Юки, – и где бы вы, мужики, без нас оказались…

Она помогла ему сбросить рубаху и брюки, а ее импровизированную тунику содрать оказалось довольно просто. То, чем они занимались впоследствии, в описании не нуждается. Сладостные стоны Юкиары и натужное кряхтение Арстеля прорезали тишину в унисон со стрекотом сверчков и брачным песням лесных птиц. Они не произносили громкие слова клятв в любви до гроба, никто из них даже не заикнулся о высоких чувствах или о стремлении связать судьбы. Ясно было одно – этой простоватой, но по-своему благородной девушке и закрытому, но чистосердечному парню было хорошо, когда они оказывались вместе и в уединении. Никогда доселе Арстель не был так счастлив.

***

Уже почти рассвело, край солнца уже высунулся за очертаниями далеких Драконовых Гор. Юкиара проводила Арстеля до его лавки и, обняв друга, теперь, пожалуй, любовника, на прощание, пожелала ему приятных снов и направилась к баракам. Стоило ей поравняться с трактиром «Желудок Дракона», до тонкого слуха девушки донеслось чье-то хныканье и всхлипы. Судя по всему, плакал мужчина, причем весьма зрелый. Стараясь не наделать шуму, она обогнула постройку и на заднем дворе заметила Хельда. Крылатый трактирщик, сгорбившись, сидел на наскоро сделанной бревенчатой скамье и заходился рыданиями. Периодически он сморкался в траву, вытирая руки о штаны, а затем продолжал стенания и лил слезы.

– Хельд? – она медленно подошла к нему, в настороженном жесте выставив перед собой руку, точно хотела его погладить, – что случилось? Кто тебя обидел?

Обладатель таверны смерил униженным взглядом девушку и выдавил из себя:

– Жизнь! Она сделала меня настолько великолепным, – он рукавом вытер сопли и шмыгнул носом, – что это сияние ослепляет всех вокруг. Они так слепы, что не видят нужным оказывать почести и ублажать Хельда Великого. Где гарем из клирийских жриц богини любви? Где завистники, готовые удавиться от одного моего существования?

– Хельд Великий… Знаешь, иногда мне кажется, что ты это всерьез, – подбоченилась Юкиара с раздраженным видом.

– Да куда там! – флорскел немного подуспокоился, но так же поникши сидел, вперившись в землю красными от плача глазами, – вы ведь вместе с Арстелем? Я видел, как вы держались друг друга на пиру.

Этот вопрос застал алагаритку врасплох. Задумчиво склонив голову, она негромко проговорила:

– Я бы так не сказала. Скорее, мы наслаждаемся тем, что имеем, пока есть такая возможность.

– У вашего наставника, оказывается, есть пассия, хотя ему уже перевалило за сто! Интересно, у него хоть еще работает там?

– Не знаю, не проверяла и тебе не советую.

Хельд сдавленно усмехнулся, снова всхлипнув и вытерев слезы.

– Даже у Клажира есть кто-то! Ладно там, их дело, но из-за этого возникают проблемы! И твой брат тоже крутит шашни с этой, как ее, везде поспел твой пострел…

– Ну а что ты хотел? Моя кровь, – довольно кивнула Юкиара.

– Но эти Клажир и Кэлрен! Когда я собрался сходить в деревенский сортир, я застал там их – они шпилились, как кролики. Пришлось убираться восвояси. Хотя газы перед их лицом я все же не погнушился выпустить.

– Я горжусь тобой, Хельд, – снисходительно, но мягко улыбнулась она.

Хельд продолжал словно глухарь на току или дятел у ствола, свою песню:

– У Арстеля хоть годков в пятнадцать была интрижка с соседской девчонкой, дочкой мясника. А что у меня? Куча буханок хлеба в таверне, которые можно продырявить, использовать для самоудовлетворения, а затем подать гостям? Это, конечно, забавно, но…

– Хельд, – остановила его она, – я не знаю насчет любовницы, но друзья у тебя точно есть – Арстель, я, на худой конец. Любовь – это прекрасно, но дружба первичнее. Из нее и рождаются чувства, романтика. Будь здесь Шаабан, он бы читал нам проповеди о всеобщей любви, но я не стану этого делать. Я знаю, о чем ты.

– Я правильно понял, что ты предлагаешь нам встречаться втроем и предаваться любовным утехам? – округлил глаза Хельд, – Арстель, конечно, хороший парень, но до такого доходить я не собираюсь, у меня все нормально с…

– Дурак ты! – она отвесила ему оплеуху, – полагаю, есть лишь один способ решить твою проблему. Заодно и избавить всех от твоего нытья. И Клажир с Кэлрен спасибо скажут. Честно говоря, ни одной флорскелы в округе я не видала. А не хотел бы ты отправиться в Звездный Град, когда уляжется вся шумиха? С прихвостнями Заргула, терки с Карателями и королем. Если ты и там будешь распускать сопли – я лично подыщу тебе девушку, да первую во всем вашем роду со времен Гартхаэла Громовержца!

Хельд воспрянул духом:

– А ты можешь гарантировать, что она будет стирать мое нижнее белье, готовить и, если потребуется, чистить выгребную яму после меня?

– Я могу гарантировать, что, если ты не изменишь свои привычки, как и чувство юмора, самая терпеливая флорскела сбежит от тебя в первый же день.

– Или улетит, – взгрустнул Хельд, – я-то за ней не устремлюсь, летательный аппарат бракован.

– Может быть, это поддается решению? Нужно спросить у Танрили, она вполне могла бы скорректировать…

– Юки! Хельд! – скорым шагом из-за угла трактира вышел Шаабан, облаченный в бурого цвета рясу и перевязь – желтого, – быстро, за мной.

Круто развернувшись на своих плетеных сандалиях, темнокожий монах двинулся в обратном направлении. Нагнав его, Юкиара недоуменно вопросила:

– Может, ты потрудишься объяснить, в чем дело?

Священник развернулся и очищенным от эмоций тоном сказал:

– К нам гости от Его Величества.

Глава 16: «Правое дело»

За стенами Крестала собралось, казалось, все воинство Аргои. Не менее сотни тысяч солдат околачивались у древесных стен. В основном это были легко защищенные одной кирасой и стальной каской пехотинцы, за спинами которых выстроилась стрелковая часть, ощетинившаяся взведенными арбалетами. На передовых же позициях, гордо выпятив груди, восседали всадники, с ног до головы облаченные в непомерные по стоимости для простолюдина доспехи. Это была знать Аргои, мелкое дворянство, ему оставалось довольствоваться лишь мелкими поместьями да небольшим делом, оставшимся в наследство и позволявшим хоть как-то держаться на плаву. Не у каждого из этих герцогов и виконтов содержалась в имениях прислуга. Но это было несущественно, все они были в плотной защите и при оружии. Посреди кавалерии стоял немолодой человек, голову которого уже успела тронуть лысина, а к кустистым бакенбардам подобралась седина. Генерал Клаусвиль, держа под мышку шлем с вульгарным плюмажом, экипированный в латы, покрытые кричащими узорами позолоты, с собственническим видом взирал снизу вверх на Крестал, словно обладал на эту территорию законными правами. На селян, скапливавшихся на верхних этажах стены, он глядел как на своих рабов, убить которого – точно раздавить навозного жука. Подле него стоял куда более скромно одетый человек – в один кожаный панцирь и дорожные брюки с наколенниками. Этот мужчина был также немолод, облысел и поседел, лишь его усы еще сохранили цвет смолы. Керрис Галарт, в отличие от своего спутника, выбившись из самых приближенных к грязи, по мнению дворян, сословий, нашел в себе силы умудриться добиться всего самому и вырвать из цепких лап жизни высокий титул и почет. Генерал Клаусвиль и ему подобные питали необъяснимую здравым рассудком, природную ненависть к таким людям, которых привыкли считать выскочками.

– Пусть глашатай объявит условия, – махнул рукой Клаусвиль, – на размышления этим гадам будет дано минут с пять, а если по их истечению не сдадутся – можно начинать штурм.

– Генерал, – ответил ему Керрис, – дайте мне время, я поговорю с их главным. Вдруг мне удастся помочь нам всем избежать кровопролития? Если мы атакуем – бойню будет уже не остановить.

Клаусвиль лишь презрительно сплюнул на землю.

– По мне, маршал Галарт, мы лишь зря потратим драгоценное время. Либо они вновь верны королю, выдают нам идейного вдохновителя измены и снова исправно платят налоги в казну, либо мы покажем им, как следует уважать родину и ее солнцеликого правителя!

Рядом с ними стоял седобородый маг в алой мантии – Азилур.

– Я надеюсь, из уважения к заслугам маршала, генерал все же даст ему реализовать миротворческие инициативы?

Клаусвиль повел желваками, снова сплюнул и развернул белую лошадь – солдаты бросились врассыпную.

– Демон с тобой, Керрис! Делай, что хочешь. Тебе десяток минут – не более. Надеюсь, они пошлют тебя, так и чешутся руки преподать этим зарвавшимся холопам урок.

Эти два матерых, закаленных испытаниями огня и меча воеводы расходились во всем, кроме одного – взаимного презрения друг к другу.

***

Крестал был перевернут вверх дном – поначалу люди сновали кто куда горазд, некоторые стремились скрыться за стенами домов, другие же стремились на стену – поглядеть на ратников, а кто-то стоял как вкопанный, растерянно озираясь во всеобщем хаосе и не успев понять, как быть. Алагар скорой рукой внес упорядоченность в этом общем безумии. Как, например, Гувер, который рассчитывал собрать побольше захватывающих историй для будущих творений и повидаться с народом, но никак не оказаться в очаге битвы королевских солдат с отчаянными мятежниками. Оценив положение, он дал приказ Шойрилу, Марволу Черному Льву и Гримбле проследить, чтобы Уравнители раздали оружие крестальцам и вооружились сами. И вот на стене и за нею стоял практически весь Крестал. Лишь детей и стариков загнали в погреба, всех же, кто был способен держать в руках оружие, повели на укрепления. Юкиара пыталась всеми силами отправить шестнадцатилетнего брата в укрытие, но Сангельс был непробиваемо убежден в своей готовности к риску.

– Тогда не отходи от меня, – сокрушенно вздохнув, сказала Юкиара, – и не вздумай геройствовать. Лучше вообще поменьше что-либо делай.

Крестальцы уже стояли на стене с вилами, топорами и древесными пиками в руках.

– Кто-нибудь мог себе представить хоть раз в жизни, что мы будем во всеоружии стоять напротив королевской регулярной армии? – Карен все еще не могла поверить в реальность происходящего, – а уж тем более – биться с нею.

Мурвак перевалился сквозь колья изгороди и харкнул в сторону войск.

– А какая разница? Замочили тех уродов – завалим и этих. Их, правда, больше. Но Алагар-то этот для чего нужен? Он их сейчас разнесет в щепья.

– Думаю, – подхватил Клуатак, – можно рассчитывать и на поддержку Архимага Йоши в случае конфликта. Судя по преданиям и поверьям предков и ныне живущих, он всегда сопереживал нам, простым смертным.

– Хаглорианцы сами по себе миролюбивый и сострадательный народ, – ответила травница Шая-Кишра, – конечно, они выступят на стороне честных людей.

Где-то в облаках кружил красный дракон – с высоты человеческого роста он казался размером с летучую мышь, но всем было понятно – приземлиться он может со скоростью метеорита.

– Знаете, мне кажется, самый умный среди нас – это Ортаун! – Хельд указал пальцем ввысь, – он же явно собирается насладиться зрелищем, а потом улететь. Может, мне так же сделать? Я, вроде как, упражнялся в самолевитации.

– Видать, ты при этом сильно ушибся башкой, – хмыкнул плотник Харал Глыба, – хотя у тебя и до этого там было пусто. Уверен, тебя бы выгнали из Крестала уже давно, если бы не твоя кормежка – только ты умеешь воротить такую стряпню!

– А что это за чертяка мчится через поле сломя голову? – спросил Хельд, – так могу бежать только я, когда в какой-нибудь плевательнице остается хоть немного пива на донышке.

Царевич Слагер ухитрился найти в ограде лазейку и, трусцой двигаясь в направлении солдат, кричал:

– Генерал Клаусвиль! Эти изверги держали меня в плену! Меня, единственного сына Его Величества, в заложниках!

– Уверен, после смерти он отправится в Азрогово пекло, – сказал Хельд, – хотя нет, даже демоны тамошние от него взвоют. Думаю, он будет подкоряжным червем. Если вдруг кто любит таких есть вместо лапши – не стоит, пусть подольше поживет как низшая форма жизни.

Все, как ни странно, рассмеялись этой не слишком мудреной шутке.

– И как ты, Хельд, не разогнал еще посетителей своего трактира своим сортирным юмором? – недоуменно всплеснула рукой Юкиара.

Арстель наклонился к уху девушки:

– Юки, как ты думаешь, будет ли бой?

– Не знаю. Зависит от того, собираются ли они нападать первыми.

С другого конца ограды шла бурная дискуссия между алагаритами и Эрлингаем.

– Вы вправду готовы стоять насмерть? – уточнил фехтовальщик.

Гримбла, разминая затекшие мышцы, повел плечами:

– А что нам еще остается, Львиный Рёв? Они хотят выбить нас из насиженного гнезда. Места, которое мы успели полюбить. Они пришли рушить то, что мы строили. Как еще нам поступать?

– Он прав, брат, – сказал Марвол Чёрный Лев, – выбора нет. Ты же с нами?

– Безусловно, я не против вас! – поднял руки Эрлингай, – но могут пострадать невинные жители селения. Как знать, может, они дадут вам уйти. А из-за упорства вашего наставника может пролиться кровь.

– Эти люди знали, на что шли, – отрезал Кога, – когда приняли наши постулаты.

– Да и к тому же, – подхватил Хьерген, – кто тебе сказал, что мы проиграем? Мы в надежном положении, идти на приступ им, а не нам. А за все это время я столько противоосадных орудий подготовил. Это сейчас они там стоят и орут, точно оголтелые кошки под окном. Когда им на головы польется кипящее масло и горящие валуны – запоют по-другому.

– Вы умалишенные! – воскликнул Эрлингай, – а как же ваша идея, что все мы братья? Эти солдаты вам зла не желают, их насильно вытащили из домов, разлучили с семьями и привели сюда. Они сами надеются, что до схватки дело не дойдет.

– Как говорит наставник, – почесывая подбородок, сказал Реадхалл, – некоторым братьям и сестрам суждено лечь в землю, чтобы потомки могли жить, не зная гнета и несправедливости.

– Наставник, – обреченным тоном протянул Эрлингай, теребя рукоять фамильного меча, – наставник… Будем надеяться, я смогу убедить Керриса Галарта удержать Клаусвиля от атаки. Он, как я вижу, направляется к воротам.

Вдруг из ниоткуда прямо посреди стены материализовался Алагар. Прогулочным шагом он измерил линию обороны и воззвал к своим людям:

– Они привели с собой весьма внушительные силы. Даже катапульты вижу. Но, помните, наша сила в единстве! Эти люди сражаются лишь оттого, что им так приказано сверху. Мы же будем биться храбрее берсерков! Потому что, когда защищаешь то, во что веришь, ты можешь прыгнуть выше головы.

Арстель вспомнил самые первые дни знакомства с Братством Уравнителей. Тогда к стенам веси, еще совсем не укрепленной и привыкшей к мирной жизни, точно так же подошли вооруженные люди. С ними Алагар разобрался в одиночку. Но то были враги, в том числе и враги Союза. А сдюжит ли так называемый наставник противостояние с властями?

Тем временем воины Карательного Отряда спешили к забору. Клажир и Кэлрен уже стояли на возвышенности и следили за блокадой Крестала. Клажир что-то неразборчиво кричал, его слова было трудно разобрать во всепоглощающем гаме, но до Глоддрика донеслось, что в Крестал направляется Керрис Галарт.

«Удачный парламентер подвернулся, – пришла на ум мысль Глоддрику, – он всегда был конструктивен.»

– Командор, кажется, принц Слагер уже за воротами. И он, похоже, спешит оклеветать жителей Крестала.

– Ясно. Когда Галарт явится, – сказал командор Карательного Отряда, – убедитесь, что и Ее Высочество в целости и в его сопровождении удаляется к войскам.

– Ну уж нет! При всем уважении, я должна остаться со своим народом и не могу спокойно смотреть, как Клаусвиль делает с вами все, что захочет. Меня-то он тронуть не посмеет, а значит – и вас тоже.

– Чушь собачья, – процедил сквозь зубы Глоддрик, забыв о правилах обращения к королевским особам, – если начнется суматоха, ты можешь пострадать, дурёха. Кандал! Ты отведешь ее.

Каратели до этого шли молча, но обстановка все более накалялась. Ворота уже отворили, чтобы впустить Керриса Галарта, несшего в руках наскоро сделанный белый флаг.

– Как нам быть, командор? – спросила Энмола, – не будем же мы вместе с солдатней резать здешних обывателей? Мы, если я ничего не попутала, клялись защищать их ценой своей жизни.

– Верно. Но мы клялись в верности Союзу, – Глоддрик скрипнул зубами, – но выход есть.

– И какой же? Всех повязать? – спросил Драконобой.

– Убедить этого Алагара сдать позиции.

– Не похоже, что он на это будет настроен, – сказал бывший головорез.

– Поверь, – лицо Глоддрика исказил полубезумный оскал, – я умею убеждать.

– Мы знаем. Но это не тот случай.

Керрис Галарт пришел без сопровождение. Следует отдать должное смелости маршала – при желании его вполне могли взять в заложники и шантажировать им или же сразу умертвить, а голову бросить к ногам Клаусвиля. В некоторых случаях для того, чтобы быть миротворцем, требуется куда больше смелости, чем для банального насилия.

Шойрил спустился со стены и поспешно обшарил карманы маршала на предмет оружия.

– К чему этот шмон? – проволчал старик, – вам недостаточно того, что я без охраны?

– Прости, отец, – ответил лучник-энросец, – мне так велели.

Алагар не преминул спуститься ко входу. Он спрыгнул с подмостьев и легкостью одолел высоту в десяток метров, приземлившись на обе ноги так, будто он встал с постели.

– Сам Керрис Галарт, – с некоторой издевкой протянул он, приветственно подняв посох, – на что могут рассчитывать неугодные рабы короля? Дай угадаю, если мы падем ниц, вы нас не убьете, а лишь закуете в кандалы?

Керрис Галарт досадливо наморщил лоб и покачал головой. Диалог не задался с самого начала.

– Не нужно видеть во мне врага. Я с миром к вам пришел.

– Да, конечно! И поэтому за нашими стенами орда парней, потрясающих оружием.

Керрис Галарт снова покачал головой, глядя Алагару в глаза. Ломающий волю взор Алагара с высоты его роста не действовал на старого воителя. Слишком много на своем веку он повидал. Грор Свободолюбец, северянин, ратующий за свободу для своего народа, глядел почти так же. Самоуверенно, самодовольно и бескомпромиссно. И сколько людей из-за него полегло, в том числе и северян, истово веривших в благие устремления своего вождя? Сейчас перед ним такой же хищник в человеческом облике, готовый повести толпы народа на смерть.

– Как человек, служивший в свое время в армии, ты прекрасно знаешь, что я выполняю приказ. Алагар, так ведь тебя зовут? Не держи на меня зла.

– Керрис! – крикнул Эрлингай, сбегая с лестницы, – я не смел надеяться, что удастся переговорить с тобой с глазу на глаз.

Лицо Керриса ожило, и он с радостью по-братски обнял своего старого друга и ученика.

– Рад тебя видеть, Эрлингай! Хотя я и не так представлял себе нашу последующую встречу.

– Керрис, пожалуйста, выслушай меня, – начал Эрлингай рассыпаться в объяснениях, – попробуй выиграть для нас время! Задержи Клаусвиля. Только не нападайте. Хотя бы до вечера. Думаю, мы сможем устроить собрание, может, я смогу убедить…

– Извини, парень, – расстроенно цокнул языком старик, – такой роскоши генерал вам предоставить не намерен. Я у него и так с большим трудом выпросил время на переговоры.

Немного прихрамывающим, но уверенным шагом надвигался Глоддрик.

– Маршал Галарт. Ежу понятно, говорить не о чем – ты поставишь нас перед фактом. Каково твое послание?

Алагар, насмешливо ухмыльнувшись, сказал:

– Каково бы оно ни было, мы останемся при своем. И ваш король может хоть обделаться, Крестала ему не видать!

– Друг мой, – из-за спин Карателей показалась фигура старого хаглорианца, – помолчи, будь так добр. Дай человеку высказаться. Хотя бы из уважения к его отваге.

– Архимаг, – кивнул ему Керрис, – говорить особо не о чем. Претензии короны в том, что Крестал не платит налоги. Не реагирует на рекрутские поборы. Живет по своим правилам. Возводит укрепления непонятно, для чего. Деревня превратилась в некое подобие алькова, пристанища для всех, кому немил долг перед Союзом. Вот что возбудило внимание Эанрила Третьего. Высланы войска были еще с две недели тому назад.

– Интересно! – сказал Глоддрик, – когда на границе Ганрая рыскали враги, Аргоя молчала. Когда одно селения вышло из-под контроля, армия тут как тут.

– Мы и собирались отбивать Ганрай, – оправдывался Керрис, – и мы уважаем заслуги Алагара и его людей. При иных обстоятельствах их ждали бы почести и щедрая награда. Но они развращают людские сердца и умы. Призывают их к измене государству.

– Каковы условия? – прорычал Ганрайский Демон.

– Они просты – Алагар уводит своих людей. Его община навсегда покидает это селение и границы Союза вообще. Крестал вновь включен в состав королевства Аргои, продолжает пополнять ее казну и участвовать во всесоюзной торговле. Клаусвиль обещал никого не тронуть.

– Я очень уважаю тебя, Керрис, – ответил Эрлингай, – но обещаниям этого человека верить никак нельзя. Так же он во времена Северной войны обещал подоспеть с подкреплением к моему брату. И что вышло?

– Понимаю тебя, – вздохнул Керрис, опустив глаза к ногам, – но это все, что у вас есть. Я должен идти, задачей моей было лишь уведомить вашу сторону. Учтите – у Клаусвиля есть ордер на применение насилия. Если люди Алагара откажутся подчиняться, на вас нападут.

– Удачи! Не разочаруйте нас, – ответил Алагар.

Керрис Галарт ушел, уводя за собой королевну, здоровяк же Кандал, которому даже Алагар при своем высоченном росте едва доставал до подбородка, проводил их.

– Братья и сестры! – вскричал Алагар, к нему сразу же повернулись все, стоящие у стены и на ней, – готовиться к обороне. Стрелков на передовую, Хьерген – готовь ловушки. Поджечь ров! Пехота, – окликнул он ряды пикинеров, одетых в мантии Братства Уравнителей и готовых скидывать осадные лестницы, а сумевших добраться насадить на острия орудий, – держать строй! Зададим им жару!

– Заткнись! – рявкнул Глоддрик, – еще слово – и оно будет последним.

– Не слушайте его! – призывал одуматься крестальцев и Уравнителей Эрлингай, – его упрямство вас всех заведет в могилу.

Гувер решил вклиниться в обсуждение:

– Я мало что понимаю в военном деле, но о дипломатии представление имею. Могу заверить – Керрис Галарт говорил без преувеличений. Представь, сколько народу сложит головы?

– Это неизбежно! И наша в этом вина ли тех собак, что веками относятся к достойному люду как к своим крепостным? – повысил голос Алагар, – те, кто падет сегодня, удобрит почву своими жизненными соками и сделает ее плодородной для следующих поколений. Имена этих героев будут помнить до скончания времен. Если кто не готов отдать жизнь за то, во что мы верим – пусть сейчас же эти земли. Я никого не заставляю приносить себя в жертву.

– Эти люди верят в тебя! – отчаянно воскликнул Эрлингай, – они пойдут за тобой на край света, хоть в преисподнюю! Как ты можешь использовать их, как какой-то ресурс?

– Они и есть ресурс, мой наивный приятель. Все мы – ресурс, даже я. Мы – строительный материал, кирпичи, из которых будет выстроен мир вечного благосостояния и гармонии. Люди приходят и уходят. Они уходят каждый день. Но, уходя, что они оставят после себя потомкам? Быть может, падут сотни, тысячи. Но узурпаторы будут ввергнуты в мир мертвых. А когда мы, умерев сегодня, переродимся, скажем, через столетие-другое, мы будем жить долго и счастливо в мире, построенном самоотверженными предками, память о которых сохранится в веках. Готовы ли вы оставить свой след в этом мире?! Так вперед – стрелки, приготовиться к огню! Остальным – вскинуть оружие и сдерживать натиск.

Йоши-Року до этого молча стоял, с каменным спокойствием оперся он на посох и вглядывался движения и метущиеся взгляды своего ученика. Здесь же он все-таки не удержался:

– Друг мой, а знаешь ли ты, что лучший бой – тот, которого не было?

Люди на стене застыли в нерешительности. Каждый из них думал о родичах, своих привычных домах, в которых они провели почти всю сознательную жизнь. Уравнители же чувствовали неловкость за своего наставника, который вскружил голову безобидным людям красивым слогом и громкими речами, а теперь прикрывается ими, как щитами.

Все это видела и слышала Танриль. И поверить этому ей было весьма трудно.

– Как же мне стыдно, что я могла полюбить такого человека, – надрывным тоном выговорила она, едва сдерживая слезы, – как низко ты пал, Алагар. Хотя, о чем это я? Тот человек, которого я любила, давно мертв. Он умер, когда ты отправился в Азрог. Когда дал этой треклятой скверне из катакомб помутить свой рассудок!

Алагар вскинул брови и растерянно взглянул на сломленную женщину. На миг его накрыла дрожь, вызванная чувством стыда, неловкости, затем она все же уступила праведному гневу.

– Я отдаю себе отчет в своих действиях, Танриль, – выдавил он со злобой эти слова, – как и те люди, что готовы сражаться с угнетателями.

– Ты говоришь, что ни к чему никого не принуждаешь! – распалялась Танриль, лицо ее покраснело от досады и волнения, – но сам понимаешь, что это не так. Ты заговорил этим людям зубы, манипулировал ими, играл на наболевшем. Да, они не жили совсем привольно, но они жили! Ты же забил им головы своим дерьмом, сделал чокнутыми фанатиками, идеолог херов! Борец за свободу, защитник слабых и угнетенных! Посмотри на их лица, разве не видишь – они не готовы умирать.

– Но они сделали свой выбор, Танриль. Имей к нему уважение.

– И снова ты манипулируешь, на этот раз играешь со мной. Думаешь, вокруг тебя одни веревочные куклы? Я прекрасно знаю, насколько убедительными могут быть речи, если использовать магию. Да еще и если делать это на постоянной основе. Конечно, они пойдут за тобой. Только эта борьба за свободу им не сдалась, им бы и в голову не пришло провоцировать короля, если бы не ты!

– То, как они жили ранее – существование, а не жизнь. Разве это было им нужно? Я хотел дать людям то, чего они хотят. А каждый человек стремится к свободе. Разве для того дана нам человеческая жизнь, чтобы угождать трусливой канарейке, задницу которой усадили на трон по праву рождения? Всяким виконтам, графам и прочим, чьи предки силой, мечом добыли себе имя, убивая людей. Своих братьев! Пресмыкаться перед этими тварями? В этом наше предназначение? Этому учит путь мага?!

– Но они жили! – давясь слезами, крикнула Танриль, – они жили, выродок! Из-за тебя же их деревня превратится в пепелища, от домов останутся обугленные остовы, а от добрых людей останутся холодные трупы. Ты ничем не лучше Варзхела.

Алагар с силой вонзил древко посоха в землю и глубоко втянул воздух сквозь зубы:

– Ты всегда была такой. Изнеженной и слабой. Тебенедостает духу сделать то, что должно. Стерпится, слюбится – так проще. Всегда легче зарыться головой в песок, делая вид, что не замечаешь злодеяний, творящихся вокруг тебя. Я разочарован, Танриль. Думал, путям нашим суждено слиться воедино, но, похоже, мы подошли к развилке. Уйди с дороги, и я тебя не трону.

В это мгновение Кэлрен одарила волшебника таким уничижительным и преисполненным презрения взглядом, что и камень бы залился краской. Оскорбили ее любимую наставницу. Танриль предпочла смолчать. Йоши-Року положил руку на хрупкое плечо Танрили и легонько отодвинул ее в сторону.

– Значит, ты намерен драться? – спокойно спросил Йоши, не показывая своего отношения к поступкам Алагара, он лишь задавал вопрос, – друг мой, ты уверен, что это необходимо?

– На все сто, – с вызовом ответил Алагар.

– Похоже, ты намерен развязать гражданскую войну. Знаешь, любая революция становится злом, если при этом страдают невинные жертвы. Разве я не учил тебя, что важна не столько сама цель, сколько путь к ней?

– Не нужно читать мне нотации, мастер! – взъярился Алагар, – либо уходи, либо иди на сторону врага и бейся с честью. А вы чего ждете, братья Уравнители? – обратился он не только к своим сподвижникам, но и к селянам, обозначив и их своими последователями, – намерения врага ясны – так ударим первыми, пока они не ждут!

– Нет.

Это произнесла Юкиара – достаточно непреклонно. Девушка из Ганрая спустилась с возвышенности и двинулась в сторону Алагара.

За нею следом шел Арстель и остальные крестальцы. Уравнители же застыли в нерешительности, поглядывая на орудия боя в своих руках, задавая себе один и тот же вопрос – а там ли они, где нужно. И так ли необходимо драться насмерть с людьми, которые, по сути, не желали им зла.

– Нет? – переспросил Алагар, склонив голову набок, – ты не дашь им отпор?

Крестальцы молча спустились, и под толстыми сложенными из стволов вековых деревьев стенами образовалась толпа. Алагариты также начали стекаться к ней. Только Кога остался на стене, до боли в суставах сжимая искривленные клинки.

– Госпожа Танриль права, – заключила Юкиара, выходя из скопления людей навстречу своему наставнику, – эти достойные, добрые и так любезно принявшие нас в свое жилище люди не заслуживают быть принесенными на жертвенный алтарь наших планов по переделу мира.

Алагар опешил. Потерянным взглядом он осмотрел все население Крестала перед собой. Даже его соратники окончательно определились с позицией и вышли из-под управления. Глоддрик наблюдал происходящее с заметным облегчением. Йоши-Року же в очередной раз возгордился мудрости простых людей из народа. Эрлингай встал рядом с этими людьми.

– Пробыв с нами так много времени, ты так и не смогла понять философию Уравнителей? Их путь. Я ошибался в тебе.

Юкиара ни на миг не поддалась колебанию. Вздернув подбородок она, хоть и в уважительной, но не терпящей возражений манере продолжила:

– Как и мы – в тебе, наставник. Думаю, я как раз-таки поняла философию пути Уравнителя. Будь единым со всем, что окружает тебя. Воспринимай ближнего своего как часть себя и заботься о нем не меньше, а даже и побольше, чем о своей шкуре. Те люди за стенами – наши братья, как и их родичи, ждущие возвращения мужей, сынов и братьев домой. Не по-братски, в моем случае – не по-сестрински идти и валить всех без разбору ради эфемерного светлого будущего, о котором ты так много и часто толкуешь. Тебе не претит, что фундамент этого «чудесного» мира будет построен на крови и костях. Путь Уравнителя – это путь человеколюбия, путь мира, но не войны. Тот мир, который мы строим, он для людей, не для амбиций и целей, которые, по-твоему, оправдывают средства. Как можно сделать мир для ближних лучше, убивая их.

– Слушай-ка…

– Нет, ты слушай! – возвысила интонацию Юкиара, – наставник. Я понимаю, не твоя вина, что ты так извратил правила высокой морали, чтобы поднять волну бунта, пролить реки крови и оставить за собой горы трупов. Ты искренне верил в свои цели и делал это не ради власти, не ради себя, и мы это уважаем. Потому мы и поверили тебе, наставник. Люди – не дураки, они способны отличить искренность от фальши. Но злая сила, о которой ты рассказывал еще намедни, отравила твою душу. По натуре ты благодетельный человек, наставник, но сила подземелий Азрога сделала из тебя исчадие зла. Ты – живой пример пословицы о том, что благими намерениями вымощена дорога в ад.

Алагару нечего было сказать. Приоткрыв рот, держась за посох одними пальцами, он смотрел в глаза Юкиаре и был не в силах ей ответить. Арстеля ошарашила смелость этой несгибаемой девушки – она нашла в себе смелость выразить то, что было на уме у всех. Она подняла те самые круги на воде, которые уже было не остановить. От одного взмаха крыльев бабочки где-то в полях может произойти ураган. Так же и сейчас цепная реакция стала необратимой. Наставник Братства Уравнителей – пресловутый Алагар стремительно терял свой авторитет. Статус наставника он уже потерял.

– Но спасибо тебе, Алагар, – впервые за долгое время Юкиара назвала его по имени, – не кто иной, как ты научил нас этому пути. Теперь мы знаем, как поступить по совести. В конце концов, чистота источника не всегда требуется для передачи истинного знания.

Йоши-Року негромко ей поаплодировал:

– Подруга, я, конечно, тебя плохо знаю, но уже горжусь тобой! Такое чувство, что учил тебя я, а не он.

– Спасибо, – посмеиваясь, Юкиара обернулась ко всем остальным и сделала обращение, – кто не одобряет ненужного насилия – пойдемте за стены. Сложим оружие. Покажем, что мы не намерены идти на конфронтацию.

– И правильно! – выкрикнул Хельд, – этот бледнорожий мне никогда не нравился! Он даже чаевые мне не оставлял, когда приходил харчиться.

И все, даже Кога, последовали за ней. Кандал в одиночку приналег на створки ворот, и проход открылся. Арбалетчики тут же вскинули самострелы, захватив цель, но спустя секунду в изумлении опустили свои стрелковые орудия. Еще недавно ощетинившиеся пиками, клинками и топорищами, готовые, казалось, биться до последнего, эти люди предлагают вариант мирного исхода сами. И непохоже было, что они испугались – с Алагаром и другими магами-Уравнителями у них были все шансы отбиться.

– Больше не пуп земли, да? – Глоддрик по-волчьи оскалился и вышел за стены.

Алагар чувствовал себя так, словно из него выжали все соки. Однако колени его не подкосились. Взяв себя в руки, он резко двинулся за пределы Крестала.

– Хорошо! – крикнул он, – битвы не будет. Но как насчет уговора?

Клаусвиль презрительно скривил губы. Керрис Галарт насупил брови, предчувствуя недоброе. Азилур выступил вперед:

– Алагар, дружбан, – подал он голос, – я боюсь, ты не в том положении, чтобы ставить условия.

– Неужели? Думаешь, если я остался один, меня можно списывать со счетов? Итак, вы, – он указал рукой в сторону Керриса Галарта и Клаусвиля, – должны прекрасно понимать, что живым я вам не дамся.

Клаусвиль протяжно фыркнул и пожал плечами:

– Ну так грохнем тебя – и нет проблем. Азилур разберется. Да и Архимаг, похоже, не совсем на твоей стороне.

– Верно, но, как ты думаешь, сколько ваших людей я успею отправить в Йорхэн прежде, чем до меня доберутся мой брат и учитель? Может, я и вас сумею зацепить, как знать.

– Что ты хочешь, отступник? Твое вероломство само по себе является достаточной причиной, чтобы мне пропустить мимо ушей любое твое слово.

Алагар, игнорируя эту реплику, продолжил:

– Я предлагаю состязание. Я бьюсь один на один с любым, кого ваша сторона согласится выставить. Хоть с тобой, Керрис Галарт или с тобой, – он направил посох в грудь Клаусвилю, – с тобой – с особым удовольствием. Если я выиграю – вы отводите от Крестала свои войска и чтобы духу вашего здесь больше не было.

– А если продуешь?

– Тогда даю слово мага – я брошу посох и сдамся в плен. Можете казнить, можете запереть в казематах до конца моих дней. Поступайте в таком случае со мной, как вам угодно. При одном условии – этих людей, – он мотнул головой в сторону населения Крестала, – вы никоим образом не накажете. Идет?

Клаусвиль что-то невнятное промычал, затем почесал щетинистый подбородок. Ему не по душе была возможность проиграть и вернуться к королю ни с чем, с другой же стороны – кто запретит ему нарушить условия соглашения, даже если Алагару суждено выиграть спор? В обоих случаях он был в выигрыше. А так – еще и зрелище обеспечено после длительной и довольно унылой поездки.

– Идет! Азилур, как думаешь, осилишь этого хмыря?

Придворный маг немного замялся. Видел он в Алагаре все еще своего собрата, никак не врага.

– Не стесняйся, Азилур. Король отвалит щедрую награду. Если, конечно, на меня тебя хватит, – посмеиваясь, облизнул сухие губы Алагар.

– Что ж, тогда начнем наш…

– Друг мой! – раздался звучный голос Йоши-Року, быстрым шагом взбиравшегося по холму, – это ни к чему. Алагар, скажи мне одно – тебе это вправду нужно?

– Кажется, я уже сказал, что отдаю себе отчет в своих действиях.

– Тогда я принимаю твой вызов, Алагар. Мне очень жаль, что по-другому не вышло.

– Как бы тебе не пожалеть еще больше, – сделав паузу, Алагар саркастически добавил, – мастер.

Танриль хватилась руками за голову и осела на землю:

– Он собрался драться с учителем… Нет, его уже не спасти.

Арстелю в этот момент было искренне жаль Алагара. Даже сейчас, когда соратники от него отвернулись, женщина, небезразличная ему, отреклась от своих чувств, а наставник и старый друг выступил против него, он не утратил внутренней силы, а стержень его остался цел, как и вера в свою правоту.

– Тогда начнем, друг мой, – сказал Йоши-Року, когда они встали в чистом поле перед воротами Крестала на расстоянии двадцати шагов друг от друга.

Алагар воздел посох ввысь и проревел:

– Взреви, Ортаун!

С небосвода со скоростью ветра сбросился тот самый дракон, словно комета, он рыбкой устремился в сторону земной тверди и лишь в самый последний момент грациозно развернулся, описав дугу у самой земной поверхности, и снова взлетел ввысь. Алагар уже стоял на его спине, уверенно балансируя. Успел запрыгнуть и оседлать своего дракона.

– На драконах, значит, – горестно усмехнулся Йоши, – как будет угодно. Приди, Марандиул!

И тотчас же в недалекой дубовой роще ветви деревьев слегка зашевелились. Потом сильнее – стволы деревьев закачались из стороны в сторону, шелест листьев был слышен у самого Крестала. Ветер взвился, подняв полы неброского одеяния хаглорианского мастера. Из-за деревьев стремглав вылетел дракон, но был он весьма необычен. Вместо чешуи его тело покрывала прочная древесная кора, а глаза его сверкали зеленым пламенем. Точно такого же цвета огонь он изрыгал в небеса.

– Это же… – опешил Ревиан Гувер, – легендарный дух леса! Страж хранилища свитков и манускриптов Хаглоры! Древоподобный Марандиул. Надо будет и о нем написать! Какое необычное создание…

– Тебя это волнует?! – изумился Эрлингай, – ты шутишь?

– А ты хочешь, чтобы он обделался от страха? – спросил Гримбла.

– Да ладно, – бросил Хельд, – не относитесь к жизни слишком серьезно. Может, это тот самый дракон, который как-то от души посрал, и из его фекалий родился Йору-Клиа.

– Как ты смеешь оскорблять духов моего народа! – взвился хаглорианец.

Странное дело – вместо гребня на спине Марандиула была продолговатая поросль каких-то стеблистых растений, похожих на папоротники, крылья же его и вовсе состояли из переплетающихся корней, лиан и широких листьев.

– И снова ты призвал меня в час битвы, Йоши, – подлетая, подытожил дракон, – нет бы, чтобы просто поболтать.

– В другой раз, друг мой, – осклабился маг, – сейчас сделаем дело, и вдоволь наговоримся.

Ортаун уже выделывал очередной вираж ввысоке и, завидев мистического дракона из древности, воскликнул:

– Я не подписывался на сражение с такими могущественными существами, – прорычала красночешуйчатая рептилия, – этому духу больше двух тысяч лет. Он бороздил просторы Ранкора еще до того, как первый саженец пророс в землях Лайнур-Арая. Он гораздо могущественнее меня.

– Не трусь! – отозвался Алагар, – я слишком хорошо знаю своего мастера. Он не задействует силы этой бестии. Сражаться будем только я и он.

И вот, драконы летели вровень, кружа и выписывая восьмерки. Алагар так же уверенно держал равновесие, стоя почти во весь рост, чуть раскинув руки в стороны. Йоши же, напротив, чуть пригнулся, а руки выставил перед собой, сжимая посох.

– Друг мой, все могло быть иначе! – крикнул Йоши-Року.

– Довольно слов! – проревел Алагар.

Из яйцевидного навершие Алагарового посоха вырвалась паутина молний, расходящихся в разные стороны, сталкивающихся друг с другом и описывающих причудливые сети. Искрящийся свет слепил глаза, а когда удар пришелся на хаглорианца, грохот молний заглушало даже рык драконов. Многовекторный разряд врезался в непроницаемый и неразличимый человеческим взором защитный экран Архимага. Молнии бились о преграду, высекали искры, но тщетно. Вдруг они, казалось, прошили защиту, слившись в один искрящийся клин, и влились в самый кертахол посоха лесного старца. Йоши крутанул посохом, и молнии взорвались, превратившись в электрическую и телекинетическую волну, не повредившую Марандиулу и его наезднику, но безжалостно шарахнувшую Алагара и его дракона. Красноволосый маг взмахнул посохом, и разряд словно развеялся в воздухе.

– Снова ты жалеешь меня, мастер, – ответил Алагар, – я ведь знаю, это отнюдь не все, на что ты способен!

– Зачем тебе это? – спросил Йоши-Року, ветер загрушал его голос, – вы могли бы жить под покровительством Союза, ты бы продолжал учить этих людей верному пути.

– Ты прекрасно знаешь – это исключено! – крикнул Алагар, – подчинение – признак слабости. А слабость – не путь Братства Уравнителей.

– Друг мой, – печально увел в сторону глаза Йоши, – ты подвел своих братьев и сестер.

Алагар атаковал снова – он описал своим длинным жезлом крестообразный узор, и воздух, казалось, приобрел форму множества лезвий, посланных в сторону хаглорианца и дракона из чащоб, чтобы нашинковать их. Йоши-Року сделал глубокий вдох и взрезал посохом пространство перед собой по горизонтали. Кертахол его сиял зеленым светом ярче полярной звезды. Атмосфера перед лицом мастера магии, казалось, пришла в движение, а спустя секунду вокруг Йоши и Марандиула завертелся лютый смерч, поглотивший ветряные лезвия Алагара. Он простирался все дальше, грозя захватить Ортауна и его хозяина в свой смертоносный танец. Благо, Алагар послал в центр вихря луч всепрожигающей энергии синеватого цвета, которая разделила всесжирающую воздушную воронку на две части и пресекла ее движение. Бывший наставник Уравнителей, стиснув зубы, выбросил посох перед собой, и из кертахола вырвался рой горящих алым и неугасимым огнем черепов, готовых разорвать хорошо выдержанную со временем плоть старика, предварительно поджарив ее своим огнем. Йоши-Року решил, что клин полагается вышибать клином, он выставил посох наперевес, по горизонтали, и изверг мощнейшую струю зеленого огня, того самого, который сверкал в глазницах Марандиула. Этот огонь черпал силу в дремучем лесу Хаглоры. Только лесному народу была под силу такая магия. Этот огонь вскоре принял некое подобие гуманоидной формы, затем же руки превратились в лапища монстра, в голове же прорисовались рога, клыки – рожа походила на демона Азрога. На юге, в Клирии люди часто лепили из глины или гипса маски с такими страшилищами, раскрашивали и вешали их на стены своих изб, дабы те отпугивали злых духов. Йоши-Року же был мастером по части создания элементалей. Огненный элементаль издал утробный рык и своими загребущими руками, которые казались мускулистыми, если можно так сказать о существе, целиком состоящем из пламени, ловил огненные черепа и пожирал их, становясь еще и еще больше. Поглотив последний, он до безумия вырос в размерах и метнулся навстречу Алагару. Огненный монстр уже разверзнул пасть, дабы поглотить Алагара и дракона, превратив их в пепел, но противник хаглорианца вызвал ледяную струю такой мощности, что холодный ветер погасил элементаля в два счета. Затем же из этого ветра вылетели снопы льдяных игл, осыпавших защитный экран Йоши.

– Пора заканчивать эту возню! – вскрикнул Алагар и снова атаковал.

Йоши молча ударил в ответ. Их магические атрибуты выстрелили сгустками энергии той самой силы, которая питала их магию. Из посоха Алагара вылетел сгусток алой, как кровь, энергии. Йоши-Року же выпалил зеленой аурой. Эти две сферы столкнулись друг с другом, точно две звезды. Взрыв по ослепительности и оглушительности походил на сверхновую вспышку. Дракон Алагара взмыл ввысь, проделал мертвую петлю, и снова кинулся к Марандиулу. Алагар, яростно взвыв, выбросил из своего посоха струю скверны – эта распыленная в воздухе жидкость должна была разъесть кожу и плоть мастера Йоши как каррозия изничтожает добротный слиток металла. Хаглорианец плотно сжал губы, вздернул посох, и поток ветра развеял скверну, хотя неслась она на немыслимой скорости. Сразу же он ткнул посохом в сторону Алагара, кертахол еще раз взблеснул, и тут же жезл Алагара вылетел из его руки как вольная птица, вращаясь, он куда-то запропастился в свободном падении. Тут же стопы Алагара оторвались от алой чешуи Ортауна, и он застыл в воздухе, как будто его к чему-то привязали незримой веревкой. Ортаун сделал еще один крутой разворот, попытался накинуться на Марандиула, но Йоши ударил его телекинетически, отчего оглушенный дракон низринулся к земле. Лишь последние несколько метров падения его скорость в десятки раз замедлилась, и Ортаун плавно и безболезненно осел на траву – Шая не ошиблась, когда назвала хаглорианцев сострадательными, Архимаг не был исключением. Алагара точно сковало, он не мог пошевелиться – даже повернуть голову был не в силах.

– Боюсь, друг мой, ты проиграл во всех отношениях, – удрученно заключил Йоши-Року, – не вини меня – в твоих бедах виноват лишь ты сам.

Недавно распавшееся Братство Уравнителей с грустью следило за схваткой, исход которой был предрешен еще до начала. Все, особенно Танриль, понимали, что против сильнейшего властителя мистических сил на Ранкоре у Алагара не было шансов невзирая на его высококлассное мастерство. Юкиара с волнением наблюдала, прижав руки к груди, она не молилась, но горячо надеялась на милосердие Йоши-Року. Хельд увидел новую возможность заработать легкие деньги и оббежал всю толпу, предлагая делать ставки, впрочем, никто этим предложением не заинтересовался. Арстель с отрешенным сожалением, но и с уважением к Алагару, бившемуся до конца, вглядывался в вышину, где маги старались поразить друг друга сверхчеловеческой силой. Уравнители окончательно отринули от своего сердца наставника, распрощавшись с ним.

Когда Йоши приземлился за версту от толпы, он спустя минуту телепортировался к войскам короля с Алагаром, руки которого были связаны за спиной.

– Он выполнил свою часть уговора, – констатировал Йоши, – избежать участи не пытался. Теперь, я полагаю, он предстанет перед справедливым судом Аргои?

Клаусвиль слегка кивнул и, растянув губы в усмешке человека, привыкшего видеть в других потенциальных жертв, протянул, получая явное удовольствие от момента:

– Не совсем, – сказал он, – в кутузку отправятся все, кто был с ним согласен.

Керрис Галарт округлил глаза:

– Как?! Но ты обещал…

– Обещать я мог все, что угодно. В ордере прописано право арестовать всех, противящихся и противившихся воле короны. Вы все всерьез допускали, что те, кто игнорировал налоги, поборы и не отчитывался перед блюстителями закона, уклонится от ответственности? Как будто можно вот так просто послать короля – и тебе за это ничего не будет!

Йоши поглядел на него, точно на бешеную скотину, которую следует лишь умертвить. Этот человек, дорвавшийся до власти, вовсю злоупотреблял служебным положением, чтобы удовлетворять свою потребность к доминированию. Ему нравилось внушать страх и отчаяние в душу людей, которым не было до него дела и которые жили счастливой жизнью.

– Кто дал тебе право трогать население? – разъяренный Глоддрик дошагал до поста командования, хромым шагом забравшись на всхолмье, – повязать повстанцев – одно.

– Опять ты лезешь не в свое дело? – раздраженно бросил Клаусвиль, – лучше бы границы стерег. Судя по тому, как захватчики оккупировали Ганрай, ты с этим плохо справляешься.

Глоддрик плюнул в сторону всадника:

– А ты где был в тот день? Жалкий трус.

Клаусвиль побагровел от негодования:

– Ты назвал меня трусом?

– Оглох или отупел?! – рявкнул Глоддрик, – благодаря этим людям наступление остановлено. Ты в долгу перед ними, кусок дерьма. Хоть раз в жизни поступи порядочно.

– Я поступаю по закону, – отчеканил Клаусвиль, – ордер есть, подписанный всеми министрами и вельможами, да и самим королем. Там стоит королевская печать! И любой из тех, кто воспротивится исполнению написанного на сием документе, будет считаться таким же предателем, как и этот сброд. Кстати, а чего вы стоите? – гаркнул он своим солдатам, – связать их и растасовать по обезьянникам!

Никто не сопротивлялся. Алагаритов связали первыми. Эрлингая не хотели трогать из боязни запятнать этим репутацию королевской семьи, да и он никогда не выказывал своей симпатии к взглядам Алагара.

Арстеля же заковали в кандалы, как и Юкиару.

– Как-нибудь вывернемся, – сказал он ей.

Ганраянка кивнула, благодарная за поддержку, но отвечать ничего не решила.

– Не переживайте, – окликнул их Шаабан, которого уже затолкали в одну из решетчатых телег, – это всего лишь одно из испытаний, дарованных нам Илгериасом.

Ревиан Гувер подошел к решетчатым камерам и возбужденно обратился к жителям Крестала:

– Даю вам слово – я сделаю все возможное, чтобы вытащить вас.

– Как и я, – с тяжелым лицом кивнул Глоддрик, – слово Карателя.

Эрлингай по привычке держался за рукоять клинка, повернувшись вполоборота, он произнес:

– Я буду с вами мысленно. И, будьте уверены, мой сводный брат еще потрудится объясниться за этот беспредел.

Йоши-Року медленно подошел к стальным прутьям и крепко сжал их жилистой рукой:

– Удачи, – с улыбкой кивнул он бывшим союзникам Алагара, заглянул в глаза Юкиаре и Арстелю, снова кивнул, на этот раз – им, и отошел от клеток.

В сторону Алагара, скованного по рукам и ногам и заточенного в отдельной повозке, он силился не заглядывать. Вид же его ученика выражал полную отрешенность. Можно сказать, отключенность. Будто все эмоции сошли с его лица. Человек, обладавший некогда зажигательной харизмой, бросавшийся пылкими словами и совершавший решительные дела, носивший в своем уме радикальнейшие планы глобального масштаба, теперь, казалось, был ко всему безразличен. Ничего не выражающим взглядом он всматривался в разводы ржавчины на потолке стальной клетки, привалившись к прутьям. Алагар будто бы погиб в недавней схватке, а осталась от него одна лишь оболочка. Иногда он все же бросал взгляд в сторону своих недавних братьев по оружию, но не видел в них ничего, кроме отчуждения и неприязни. В произошедшем винили они в первую очередь его.

Клажира и Кэлрен тоже хотели увезти, но этому не дал свершиться Глоддрик, грубо оттолкнув от них гвардейцев. Когда те, глядя с опаской на великого воина, спросили, в чем дело, получили краткий ответ:

– Это мои подчиненные.

Вскоре повозки с плененными покатились по ухабистому тракту.

Йоши-Року, Эрлингай, Ревиан Гувер и Глоддрик Харлауд глядели им вслед. К сожалению, собратья бывших Стражей – Шибуи и Гуаррах ушли еще до рассвета, потому им не довелось быть свидетелями этой грустной сцены. Йоши открыл было рот, закашлялся от поднявшейся после уехавшей вереницы повозок и уходящей толпы солдат пыли, затем проговорил:

– Я выдвигаюсь в Аргою. Кто со мной?

Молчание, в данном случае означавшее согласие, было ему ответом. Благородный воин Аргои, незаконорожденный сын предыдущего короля – Ганзарула Второго и один из талантливейших фехтовальщиков, Третий Архимаг и Хранитель Хаглоры, глава Карателей, прославившийся своей безжалостностью к врагам государства и боевым безумием сродни наркотическому опьянению и прославившийся в народе писатель. Команды из более непохожих друг на друга людей сыскать было бы тяжело. Но каждый из них обладал рычагом воздействия на решение, которое примет король Эанрил. А вереница людей, сохранивших в сердце надежду на по праву заслуженный ими исход и на благодарность короны, уходила все дальше от Крестала, который теперь взяли под свой контроль войска короля.

Глава 17: «Казнить-нельзя-помиловать»

Жители трущоб Силгорского пригорода словно белены объелись. Такой ярой нетерпимости к кому бы то ни было Арстель не встречал за всю свою жизнь. Если в его родном селе можно было привыкнуть к распространившемуся почти на всех принятию друг друга (даже люди вроде Мурвака, хоть и любили показать зубы и досадить другим своим характером, хотя бы на бессознательном уровне относились к соседям как к своим), то в этом городе, наводненном людьми знатных и не слишком кровей, подозрения, настороженность в ожидании того, что кто-то подберется сзади, огреет брусом со вколотыми гвоздями и обчистит карманы были привычным делом. В тех районах, где барских родов особы проезжали лишь редкими экипажами, боясь изгваздать лакированные туфли из импортной кожи в дорожной пыли, грязи и слякоти – гравии и песке, смешанном с выливавшимися из окон нечистотами или проточной водой, люди до одури проклинали власть и правящие сословия, местные правительства, землевладельцев по всей округе. Это было не самое главное – жители Крестала, казалось, со всех сил искали предмет ненависти, неважно, кого именно, этим людям патологически требовалось хотя бы к кому-то исходить злобой, и малообеспеченные горожане отличались не большей человечностью, чем лишившиеся трезвости ума в своем снобизме и чувстве превосходства чистой крови дворян. И вот теперь они нашли мишень для своих издевательств и насмешек в лице схваченных королевскими солдатами обитателей окраинной деревни Крестал. Дорога не была достаточно долгой, как только они перебрались подальше от Крестала, заехав в редковатый бор-ельник. Там же Азилур перенес колонну – пленников и остатки стотысячной армии, выделенной в качестве сопровождения, на границу Силгора. Сделал он это, открыв посреди древесных стволов широкий портал, в котором переливались все оттенки синих и голубых цветов. Когда их завезли – перед глазами словно повесили другую картину. Глаза Арстеля и остальных крестальцев привыкли к девственным просторам природы, холмистым равнинам, устланным высокой порослью осоки, борщевика, репея, часто встречавшихся кустов и редких березовых или хвойных рощиц. Здесь же, в округе столицы, были практически везде вспаханные и утрамбованные поля, которые бороздили плугами крестьяне, зарабатывая себе гроши на клочках земли, называемых наделами, чтобы помещики, хозяева имений на сотни акров, могли позволить себе собирать сливки, обирая живущих впроголодь подданных до нитки и выставляя на Силгорских рынках на продажу овощи, зерна, лён, который либо продавали ткацким мануфактурам, либо обменивали с купцами-южанами на шелковую нить. Хоть почва и была плодородной по большей части на Аргойских землях, леса в некотором радиусе от Силгора были давно уже изведены под корень, выкорчеваны до остатка – а тонны древесины ежедневно сплавлялись к северу по реке Быстроходной. Когда они приблизились к стенам города, Арстель искал взглядом привычные оконечности Драконовых Гор, но отсюда не было видно даже их далеких снежных вершин. Не было видно и пограничной стены Вархула. Зато перед их лицами высились древние стены Силгора – сложенные из белого камня длиной в пятьдесят единиц человеческого роста. Но проезжали они под убогой аркой, сколоченной на отвали из гнилых досок, лишь ржавые гвозди кое-как держали потрескавшееся и изъеденное плесенью дерево. Привратник был пьян в хлам, на плетеном табурете он развалился, а под ногами его валялись осколки недавно выроненного и разбитого кувшина с вином, теперь представлявшим собой высохшую темноватую лужу на сухой и рыхлой земле. Хижины же везде были такими же покосившимися, как и та арка. Какие-то были вкопаны почти наполовину в землю и сколочены целиком из дешевых досок, другие же люди, побогаче, старались селиться поближе к городским стенам, эти люди могли себе позволить иметь небольшие пристанища из обожженной глины. Но даже они были в низших кругах столичного общества. Неслучайно бедняков селили за городскими стенами – в случае нападения врага они станут первыми жертвами, этакий живой щит. Меж домов были постоянно перетянуты веревки, на которых сушилось застиранное и рваное, часто неаккуратно зашитое белье. Балконы же, если они были, то и дело попадались дырявые, надломленные у креплений, грозившие того и гляди обвалиться вместе с хозяевами, выходившими на балкон, чтобы подымить дешевым куревом и, оценив весьма скромные виды, в очередной раз убедиться, что в столице великого королевства им ловить нечего. В округе города же через каждую версту попадались роскошные поместья, над анфасами которых работали не последние зодчие Клирии и Аргои. На одной из таких родовых усадеб Арстель заметил у входа мускулистых атлантов из мрамора вместо классических колоннад.

– Во, люди жируют! – прокомментировал Хельд, – наворовали их предки, однозначно. Я вот в детстве любил тырить пирожки у старого булочника. Как знать, а вдруг мои пра-правнуки будут такими же большими фигурами на Пятиконечной Скале?

Когда их везли по кочкообразной и извилистой дороге, на которой валялось мусора больше, чем на крестальской свалке, их телега постоянно подпрыгивала, отчего Клажира укачала так, что он едва не вывернулся наружу. Осколки давно выброшенных бутылей, утрамбованных ордами проезжавших много лет по этим дорожкам продовольственных обозов, экипажей или же просто втоптанных в грязь просившим каши башмачьем местного люда. Жители нищих кварталов собирались вокруг телег и, яростно вопя, плюясь, поливая дождем из брызг своих слюней, кидались гнилыми овощами, а то и чем покрепче в проезжавших крестальцев. Хельда, казалось, это ничуть не заботило, он заметил в общем позоре своих собратьев по несчастью возможность повысить внимание к «Желудку Дракона». Так он на всю улицу и выкрикивал его название, предлагал отправиться в Крестал силгорцам, уверял, что там найдется куда больше места и вольготности для отвергнутых забитым до отказа городом господ. Кричал он также, что те, кто не будет швыряться в него помоями, получат баснословные скидки, те же, кто попадет в Алагара, будут обедать у него бесплатно. Алагара ничуть не заботили летящие ему в лицо комья грязи, пыли и куски протухшей еды. Он равнодушным видом смотрел, как гнилая свекла разбрызнула сок, врезавшись в прутья заграждения, и теперь сползала книзу, обильно капая на землю. Магу не было дела ни до публичного унижения, ни до того, что будет с ним впоследствии. Он все никак не мог хотя бы в уме схоронить то дело, к которому стремился последние несколько десятилетий, еще вчера процветавшее, люди были готовы свернуть горы под его началом, обратить в крошево неприступные дворцы ручных крыс Эанрила, теперь же прочный фундамент его Братства обрушился вместе с утерянным доверием Уравнителей. Юкиара была последняя, от кого он ожидал, что его непререкаемое положение лидера общины и наставника будет поставлено под сомнение.

Мурвак же подобрал один из обломков строительных кирпичей и со всей дури запустил им в щербатого пожилого мужчину, который осыпал отборными ругательствами матерей проезжавших пленников. Осколок кирпича попал тому аккурат в голову, отчего пролилась кровь, а голодранец грянулся оземь. Стража даже не обратила на это внимания – для них жизнь одного из наводняющих эту дыру бесполезных оборванцев была лишь облегчением для Союза – меньше ртов придется кормить. О том же, чтобы дать рабочие места нуждающимся и превратить людей из обузы в потенциал королевства, знать старалась не думать – их устраивали подданные крепостные крестьяне, исправно платившие оброк, а промышленники старались держаться поближе к городским центрам, таким образом за бортом остались обделенные горожане, которые не смогли прижиться в весях, решив попытать счастья в городе, где вдруг оказались никому не нужны. Юкиара и не думала ерепениться – с глубокой жалостью она рассматривала людей, которые со всем старанием пытались выпустить накопленную долгими годами лишений злобу.

– Если бы Глоддрик не отвел нас с братом в Храм Мечей, – поделилась она внезапно нагрянувшей мыслью с Арстелем, – как знать, может, я была бы одной из них?

– Не была бы, Юки, – он наотрез покачал головой, – ты не такая.

– Приятно, что ты так думаешь! Значит, недаром с тобой я из кожи вон лезла, пытаясь проявить лишь лучшие черты своего характера. Если они, конечно, на самом деле присутствуют.

Клажир и Кэлрен сидели в обнимку. Девушка, очевидно, не оправилась от потрясения, для ее юного сердца этот показательный позор был как удар обухом по голове, а затем – нырок в ледяную прорубь. Она лишь прижималась к широкой груди своего друга и редко хлюпала носом. Клажир что-то без конца говорил ей вполголоса, но девушка, казалось, не в состоянии была его слушать. Ему, впрочем, это было не так уж и важно, говорил он больше для себя – если некоторые люди уходят в себя при абсолютном молчании, паренек из Козьих Загонов являл собой их полную противоположность. Кога же скалил зубы и отвечал одичалым рыком, на который способен только урожденный равшаром, на хулу и рокот толпы. Марвола Черного Льва с ними не было – его, как и Эрлингая, не пустили к заключенным, так он остался присматривать за околодками Крестала, что теперь кишел солдатней, вполне могущей буйствовать, устраивая массу непотребств на беду селянам. Шаабан перебирал четки и читал мантры, восхваляющие имя Арая Илгериаса. По поверьям южных монахов повторения его имени дает возможность избавиться от бремени перерождений на бренной земле и навеки воссоединиться с Создателем в трансцендентальном мире. Лишь один Шаабан об этом думал среди всех, находящихся на этой заляпанной грязью улице. Стены же всех домов были исцарапаны ругательными словами, оскорбительными лозунгами в адрес короны, которые гвардейцы упорно старались не замечать – всех не переловишь. А треснувшие глиняные стены более крепких домов были разукрашены замысловатыми узорами, которые, возможно, служили тайным языком местным преступным группировкам. Юкиара сразу такие распознала – в Ганрае можно было плюнуть с великим шансом попасть в настенное «художество» сего рода. Гримбла, скрипя зубами, старался сдерживаться, но под конец его терпения не хватило:

– Жаль, во времена Гророва мятежа мы не порезали ваш убогий род, как свиней!

После этих слов по лицу его растекся прогнивший до сердцевины баклажан.

Кога, как подобает достойному равшару, лишь едва слышно рычал, но ни разу не шелохнулся, даже чтобы стереть гнилой овощной сок или капли крови, текущие из разрыва кожи от ушиба запущенным каким-то пригородным мальчишкой камнем. У равшаров не в ходу было использовать слова в качестве оружия. Йору-Клиа тщетно издавал речитативы песнопенных обращений к существам из тонкого мира, призывая их обрушить кару на недостойных, но максимум, чего он добился – это окрика стража, приказавшего «завалить хлебальник» и звучного удара дубинкой о заградительные прутья. Хьерген же копался где-то у двери клетки, тщетно пытаясь угадать модель замка и понять, каким образом его можно отворить. Определив изготовителя, он обводил глазами гравий в поисках подходящего материала для рабочей отмычки, но на глаза ему попадались только трухлявые щепы и хрупкие лучины, заботливо выброшенные обывателями застенного города.

– Помните – все мы едины в своем братстве, как дети Илгериаса! – поднял руку, призывая спутников к вниманию, Шаабан, – не держите зла на этих людей – не ведают, что творят.

Из передних рядов озверевшей толпы выскочил веснушчатый блондин и провопил:

– Не брат ты мне, черномазая скотина! Вертел я мать твою знаешь, на чем?

Шаабан выбросил хваткую руку за прутья и сцепил пальцы у горла оскорбителя, но крепкий удар палкой стража отбил у него желание устанавливать справедливость.

– Знаете, мне даже по нраву, – расслабленно вытянул ноги Хельд, – воспринимайте это как экскурсию. Арстель, ты же хотел побывать в Силгоре? Ну вот, смотри, как к тебе неравнодушны аборигены. Особенно тот толстяк, бряцающий отбивным молотом.

Арстель выцепил зорким глазом мясника в заляпанном жировыми потеками фартуке – этот дородный мужчина с жиденькой бородой со всей мочи вдарил по прутьям молотом, надеясь искрошить кому-нибудь из пленников пальцы. Его неудовлетворенные от неудачи стенания склонили Арстеля к согласию со словами Хельда.

– Как говорил мне дед как-то – бойся своих желаний.

Быть может, желание вырваться в большой мир было излишним, если в Крестале всегда было так спокойно и уютно. Какой смысл скитаться по неведомым землям, если в мире так сильна межчеловеческая враждебность? Тем временем они переехали через обширный ров Силгорской ограды, в пучине которого даже резвилась промысловая рыба. Переехав через подъемный мост, плененные герои-освободители Ганрая продвигались вглубь столицы Аргои – всесвязывающего звена в самом сердце Союза. Точнее, подмявшей под свою пяту Союзные государства королевства Аргои.

Улочки центра Силгора разительно отличались от виденной ранее нелепой пародии на городскую жизнь. В планировке застройки виднелась не поддающаяся сомнению упорядоченность, дома были куда более ровными, свеже оштукатуренными, украшенными барельефами, мозаичными изразцами в виде гербов Союза или различных сцен из Книги Трех Миров. И по размеру эти двух или трехэтажные сооружения были куда больше лачуг уличных босяков, теснившихся за стенами Силгора – каждый дом мог вместить четыре-пять таких хижин. Население было куда более прилично одето – бархатистые камзолы, белые гетры, и вычищенные до блеска туфли – все это было не редкостью для разночинцев, а уж тем более для людей, занимавших видное положение в клановой иерархии Аргойской элиты. Когда повозки с пленниками проезжали рынок, на котором представители всех существующих на Ранкоре рас предлагали на строгий суд прихотливого потребителя свои товары, Арстель заметил площадку с виселицами на краю центра города.

– Вот, что нас ждет, значит, – заключил Мурвак, – подвесить бы этого Эанрила да за причиндалы.

– Что за чушь ты городишь! – чуть не надорвал живот с хохоту Хельд, – таких маленьких петель еще не изобрели.

– Все дурака валяешь, – с улыбкой ответил Мурвак, а затем и сам устал сдерживаться и зашелся раздающимся на три соседних квартала истерическим смехом.

Алагар, казалось, обрел полное принятие происходящего, словно и не его вполне могли вздернуть в ближайшие дни на потеху публике, которая была бы очень горазда поднять на смех как его воззрения, так и людей, следовавших им. Они направлялись к главному зданию Аргойской крепости, серокаменные зубчатые башни которой виднелись еще за стенами. А на стенах городских домов то тут, то там свисали кричащие листовки, карикатурно изображавшие большеголового Варзхела, которому вместо шлема на голову будто бы дырявое ведро напялили, а за ним – храброго, атлетично сложенного солдата Аргои, насадившего зад ненавистного чернокнижника на алебарду. Люди смеялись этим бездарным рисункам, фокусам уличных факиров из Клирии, придирчиво оценивали безделушки, что на рынке им пытались втюхать торгаши. Арстель краем глаза заметил, как кудрявый мальчишка лет пяти-шести пригладил вихор рыжих волос и, с любопытством глядя на проезжающую телегу, помахал людям. Юкиара расплылась в умиленной улыбке и ответила ему тем же.

– Не смотри на этих людей! – подоспела мать, держась за подол кружевного платья, – это же преступники, разве не понятно?

А многие продолжали искоса посматривать в сторону проезжающих.

***

В подземных застенках королевской крепости оказалась уйма свободного места. В связи с торжеством недавней победы над внешним агрессором многих неугодных королю или, точнее, генералу Клаусвилю и казначею Монсераду, заключенных выпустили на волю. Роскошь, на которую пленным из Крестала рассчитывать не приходилось. Алагара поместили в одиночную камеру, тогда как остальных рассовали по разным тюремным секторам. Арстель и Юкиара, к своему везению, оказались в соседних камерах, что позволяло им делиться друг с другом надеждой, соображениями насчет того, что может помочь им выкрутиться из положения, догадками о том, что сейчас делают те, кто остался в Крестале, к примеру, мельник Ропхиан – сколько хлебов придется выдать на пропитание бездонным желудкам солдат, осевших в гостеприимном селе, которое Уравнителя отстроили под стать мелкому городку. Девушка была счастлива, ведь она могла спать спокойно, зная, что с ее младшим братом все хорошо, и он остался в Крестале, да и не один, а с Наярой. Сердце Юкиары бы не выдержало, окажись он в одной из этих сырых камер, сквозь которую будут время от времени пробегать крысы в поисках кормежки. С час они с Юкиарой держались за руки сквозь жерди стальных решеток, на ум обоим пришло, что так, сцепив ладони друг друга, они могли бы просидеть в этой заблеванной каталажке до самой старости, даже пожизненное не казалось влюбленным таким уж несчастьем. Хельда поселили напротив, он высказывал свои опасения насчет того, что королю и невдомек, что под его полом сокрыты самые опасные враги отечества – его мирный народ. Также флорскел любил давать советы насчет обустройства удобств в камере:

– Арстель, Юки! Я вам отвечаю, крыльями об заклад бьюсь – если это сено в углу как следует разжевать, превратить его в кашеобразную субстанцию, а затем слепить из него табурет – получится вполне себе достойный агрегат для… полировки его краев вашими ленивыми задами.

Никто, конечно же, не обнаружил в себе стимула применить ценный совет трактирщика на практике, даже он сам. Арстеля в первую же ночь конвоиры вытащили из камеры и повели по коридору, игнорируя все попытки Юкиары и Хельда добиться от них ответа, куда и с какой целью им приказано доставить сапожника. Вернулся Арстель избитый, покрытый синяками и кровоподтеками. Хромая на левую ногу, он добрался до снопа сена и привалился к нему спиной.

– Кто это сделал? – ощерилась Юкиара, точно кошка, готовая к атаке своей жертвы.

– С лестницы упал, кажись, – ответил Хельд, пытаясь лишить разговор всякойсерьезности, спасая друга от риска выглядеть слабым после жалоб, несознательно высказанных этой девушке, – зато весело прокатился.

– Клянусь всеми истуканами из зала Храма Мечей, я порешу этих гадов.

Арстель ничего не ответил. Едва он ввалился в камеру, он ушел в потайные глубины своего сознания, точнее, окунулся в бессознательное состояние как в омут. Да и если бы он оставался в прежнем состоянии, Арстель бы ни за что не признался, что отделали его стражники по приказу королевича, который затем вышел к ползающему по полу и харкающемуся кровью Арстелю со словами:

– А все-таки я поставил тебя на колени, собака! Почисть-ка мне своим языком туфли – и, может быть, я оставлю тебя в живых.

Арстель лишь молча глядел в глаза принцу. Лицо юноши перекосило от бессильной ярости, и он засадил подошвой Арстелю по щеке.

***

Разделившись, Йоши-Року, Глоддрик, Эрлингай и Гувер решили добиваться освобождения новообретенных друзей различными методами. Эрлингай, всегда бывший завсегдатаем низкопробных кабаков, судачил как в забегаловках застенного городка, так и в более приличных пивнушках Силгора о том, с какой храбростью люди Алагара и уроженцы Крестала отразили нападение богомерзких чернокнижников, служащих врагу всего рода человеческого. О том, как Уравнители, вопреки воле своего наставника, который с самого начала хотел послать подальше братский народ Ганрая, нуждавшийся в помощи, оказали поддержку, явившуюся решающим фактором в борьбе за судьбу войны, которую удалось погасить в зародыше. Резонанс намерений Алагара и его людей был нужен, поскольку если в невиновность и благость целей взятых в плен подчиненных люди еще могли с треском поверить, то в непорочность того, кто заварил всю кашу с восстанием и противлением избранному небесами сыну династии Акреилов, они проникнуться верой никак не могли. Мало-помалу это давало плоды – на следующий день уже толпы протестующих собирались под стенами дворца, требуя справедливого суда для заточенных. Клаусвиль с презрением взирал на простонародье с балкона своих апартаментов, приговаривая:

– Вот почему этой черни нельзя давать ни власти, ни знаний! Дашь власть – начнут миловать кого ни попадя – в основном, выблядков, а предоставишь им образованье – так начнутся лишние вопросы, недоверие, а с ним и неподчинение.

Эанрил же ощущал, как его поджилки начинали трястись по мере того как раскатистые завывания недовольной толпы доходили до его опочивальни. Даже закрывшись в шелковое одеяло с головой, король видел перекошенные и кровожадные лица простолюдинов, пришедших рассчитаться за все ненастья, выпавшие на дюлю их, их предков и братьев, оказавшихся по невезению в застенках королевского замка. Эанрил подумывал и самому отпустить их на все четыре стороны, но казначей Монсерад упорно отговаривал его делать этот широкий жест доброй воли, поскольку такой поступок угрожал дискредитировать короля в кругах знати, мол, монарх не держит своего слова – выдал ордер на заточение в темницу своему генералу, а затем бросает свои слова на ветер. О том, что этот ордер он подписал лишь из-за того, что устал каждый день выслушивать надоевшие доводы Клаусвиля о необходимости вдолбить подданным чувство страха перед королевской властью, он говорить решительно не собирался. Потеряв лицо перед самим собой, держатель престола силился удержать его в глазах общественности – если не всей, то хотя бы знатной.

Успехи Ревиана Гувера были не так заметны. Писатель пробовал, как мог, задействовать связи при дворе. Сначала он совершил попытку обговорить необходимость убедить короля проявить сочувствие к незаслуженно осужденным подданным Союза, работавшим и жившим во благо страны. Но одряхлевший и потерявший всякий интерес к работе Лукас Тирол, королевский советник, в молодые свои годы служивший Ганзарулу Второму, ответил лишь, что его не интересуют эти терки меж народом и правителями, а самому же ему недолго осталось куковать при дворе – Эанрил обещал подарить ему в награду за заслуги перед отечеством роскошную виллу в клирийском оазисе. И Лукас не собирался рисковать расположением короля, чтобы лишиться единственной возможности провести небольшой остаток жизни в удовольствии и наслаждениях, ни в чем не нуждаясь.

Пытался он и поговорить с верховным судьей, с которым в конце девяностых и самом начале нулевых годов имел обыкновение пропускать пивную кружку-другую в элитных питейных Аргои, где подавали отборные хмельные напитки, никак не те кислые сливные помои, которыми травились от безысходности мужики в низкопробных харчевнях.

Судья в первые же минуты разговора сказал:

– Гувер, я знаю, ты славный парень и топишь за мир во всем мире, но я не могу ничего сделать, по своду законов, изложенных в Аргойской Правде, я обязан осудить изменников на смертную казнь. Лучшее, на что эти люди могут рассчитывать – пожизненное заключение. Разумеется, духовный родоначальник этого сепаратистского движения на такие поблажки может не надеяться.

– Знаешь, в последнее время мои книги расходятся, как горячие пирожки, – сказал Гувер, понизив голос и придвинувшись поближе к уху мощного и полноватого судьи, что был его выше на полголовы, – и я мог бы отвалить щедрую сумму человеку, который, по моему разумению, сделает поступок, достойный восхищения со стороны любого миротворца, а уж тем более – простого народа, знающего цену людской жизни.

– Лучше бы тебе умолкнуть и не повторять эти слова нигде более, – шикнул на него судья, вытаращив в страхе глаза, – по старой дружбе я оставлю это между нами, но если ты снова попадешься на попытке дачи взятки, я не смогу помочь тебе вывернуться.

Гувер внутренне смеялся этим словам – такая неприязнь к коррупции, когда дело касалось людей низкого сорта, но когда чиновники запускали руку в казну или же выставляли на верхние позиции лишь своих кровных родственников, система государственного управления Союзом проявляла удивительную толерантность к коррупционерам.

Ревиан Гувер решился использовать последний из своих козырей. Но это требовало от него большого морального усилия и еще большего унижения. Предстояло поговорить с герцогиней Нэрилетт, о которой он бессонными ночами предавался мечтаниям, в каждом женском персонаже своих сочинений он улавливал грацию, улыбку, эстетику и характер истинной светской львицы этой зрелой, но ставшей с годами, подобно хорошему вину еще краше и изысканнее женщины. К герцогине, оставшейся без мужа, не имевшей отродясь братьев и других конкурентов на наследство, давно уже подбивал клинья граф Вильнур Монсерад. Ревиан Гувер, без сомнений, знал об этом.

– Нэрилетт, дорогая, – начал он издалека, когда удостоился личной встречи с герцогиней на ее участке за городом, – ваш сад весьма роскошен. Стало быть, нанимать садовников из Клирии было не излишней тратой.

Они двинулись по выровненному недавно газону, оглядывая кусты, подстриженные под форму различных животных, клумбам, пестревшим рассадой васильков, гортензий, даже рядок ландышей по краешку огибал эту цветочную мешанину. Ревиану Гуверу казалось такое нагромождение цветов всех сортов безвкусицей, но заявлять об этом герцогине он, по-видимому, не собирался.

– Благодарю покорно, – сделала она снова легкий и немного шутливый реверанс, поправив прозрачные рукава марлевидной ткани, – с вашего последнего визита в моем имении многое переменилось, господин Гувер. Нам надо чаще видеться, не находите?

– Для вас я просто Ревиан, – растеклась улыбка по лицу мужчины, – я с радостью поддержу эту инициативу. Но привело меня к вам, к сожалению, не одно лишь желание насладиться светской беседой.

Нэрилетт нахмурилась, заподозрив неладное. Обычно такое ей говорили, когда собирались воспользоваться финансовыми возможностями этой самостоятельной и состоявшейся в жизни леди или же ее связями.

– Чем могу – буду рада помочь, – холодно ответила герцогиня.

– Вы ведь знаете, что в Силгор прибыла еще давеча большая партия плененных жителей деревни на отшибе королевства?

– Слышала, – подтвердила Нэрилетт, – но я не понимаю, какое отношение это имеет ко мне.

Когда Ревиан изложил свою просьбу о том, как было бы хорошо для всех, если бы она лишь попробовала убедить явно неравнодушного к ней графа Монсерада изменить свое мнение о необходимости наказывать недавно привезенных в столицу, дворянка переменилась в лице, и оно стало отчасти непроницаемо холодным, но все же в глазах ее мелькнул проблеск неуверенности.

– И вы, человек, ухаживавший за мной не первый год, просите меня оказать знаки внимания Монсерада, расположить его к себе, чтобы спасти осужденных?

– Мне самому очень неприятна такая перспектива – еще мучительнее просить вас об этом. Но, поймите, жизни людей несравнимы с моими или вашими чувствами и интересами. Вы же со мной согласны, Ваше Сиятельство?

– Для тебя, мой любезный Ревиан, Нэрилетт, – улыбнулась она, – я бы не хотела брать грех на душу, оставаясь в стороне и зная, что могла бы помешать незаслуженному злодеянию. Скажи мне только одно – ты хорошо знаешь этих людей? Они и правда порядочный народ?

Ревиан уверенно мотнул головой:

– Я был в Крестале и практически с каждым общался лично. Могу дать голову на отсечение – они ни на йоту так не виновны, какими их пытается выставить Клаусвиль, чтобы отвлечь внимание от своего промаха. Ведь не он, а люди Алагара спасли Ганрай.

– Верю, Ревиан, верю, – с улыбкой сказала Нэрилетт, теребя серебряное ожерелье на шее, – я предприму меры.

– Я в неоплатном долгу перед вами, госпожа…

– Нэрилетт! – с шутливой сердитостью поправила она и добавила, – и, да, Ревиан, хочу, чтобы ты знал. Монсерад мне отвратителен.

– Да вы что? – удивился Гувер, – а мне казалось, вы с удовольствием проводили с ним время на дне рождении королевичей.

– Политес, что поделаешь, – досадливо поцокала языком герцогиня, – однако с вас причитается моральная компенсация за то, что вы заставили даму наступить себе на горло. Что вы можете мне предложить взамен?

Гувер, на секунду замявшись, сжал кулаки и ровным голосом задал вопрос:

– Как насчет ужина в моем особняке? Он не так вычурен, как ваш, резьбы по мрамору нет, лишь одна выцветшая фреска, да и сад мой давно увял, но…

– Ревиан! Я согласна!

Из владений герцогини писатель вышел, чувствуя себя победителем вдвойне.

Когда Эрлингай Акреил и Ревиан Гувер закончили со своими делами, Глоддрик Харлауд и Йоши-Року ждали их на главной площади в гуще скандирующей освободительные лозунги толпы под вечер того же дня.

– Эрлингай неплохо сработал, – сказал Глоддрик и повернулся к брату, – а ты что скажешь?

Гувер неопределенно всплеснул руками:

– Я знал, что Монсерад будет настоящей занозой в заднице в нашем с вами деле. Я ввел в действие кое-какой противовес, весьма безотказный.

– Дал на лапу?

– Лучше. Что именно – неважно. Поверьте, это должно сработать.

– Посмотрим, – выразил сомнение Ганрайский Демон, проталкивая себе путь к воротам в замок сквозь толпу, – но мы их неплохо раскачали.

Йоши-Року усмехнулся, высунув набок желтоватый язык:

– Друзья мои, я условился кое с кем встретиться за воротами крепости. Наша общая знакомая поможет нам вырвать у Его Величества частную аудиенцию.

Когда часовые их пропустили, еле удержавшись от того, чтобы не подпрыгнуть от удивления – увидеть четверых столь известных в Союзе персон в одном месте. Во внутреннем дворе, в центре которого стоял фонтан в виде плюющегося водой морского змия, гуляла принцесса Айрил. Одета она была во все то же светлое платье. Так же, как и на праздновании своего дня рождения, она едва не свалила старого хаглорианца, бросившись в его объятия.

– Дядя Йоши!

– Айрил! – Йоши коснулся ее макушки и провел пальцами до ее челки, – клянусь Анлариэлью, с нашей последней встречи ты прибавила в длину на пару дюймов.

– Возможно, – хохотнула девочка, теребя кружевные рукава, и тут же приветствовала Гувера, Эрлингая и осторожно пожала руку Глоддрику.

Гувер решил ее подбодрить:

– Да не волнуйся, он не кусается!

– Ты так уверен? – оскалился краем рта Глоддрик.

Айрил опередила вопрос старого мастера магии:

– Я смею догадываться, явились вы для установления справедливости? Сам мой отец ничего делать не хочет, а меня он даже всерьез не воспринимает! Что там, я даже не могу запретить Слагеру ходить в подвал и издеваться над тем сапожником…

– Арстель, бедняга… – понурил голову Эрлингай.

– Арстель? Красивое имя, – приложила пальцы к нижней губе девушка, – да и сам он ничего, человек приятный. О чем это мы… Для чего вы пришли?

– Дорогая, ты верно все сообразила, – кивнул Йоши, – мы собираемся пообщаться с твоим отцом. Один разговор. Это не займет много драгоценного времени нашего величайшего держателя бразд правления.

Айрил кивнула и велела следовать за ней. Наши герои миновали веранду, ковер, устилавший ступени которой был вышит золочеными нитями из далекой Клирии, резную дверь с ручкой из чистого перламутра, извилистые коридоры, увешанные портретами императоров, военачальников в парадной форме, магов прошлого или же картины, изображавшие хронику исторических событий. На некоторых Йоши-Року узнавал себя:

– Кстати, это неправда, – заметив одну композицию, он критически окинул ее взглядом и указал посохом на написанные масляными красками орды драконов, жаждущих отведать человеческой плоти, – трехголовых драконов не было, а огонь из их ладоней не вырывался. Может, они и были побольше, темная магия одного чудака, одного из искуснейших чернокнижников того времени, сделала их неестественно здоровыми и жизнестойкими, но никак не такими многоголовыми гидрами.

Глоддрик раздраженно вздохнул с кряхтением и двинулся к картине, изображавшей одинокого зеленокожего мага в буром плаще, отводящего алые молнии от смуглых колдунов, размалеванных белилами.

– А еще среди темных окудников 15-го века не было клирийцев – то были аргойцы, мечтавшие о тотальной чистоте крови. Мы тоже знаем историю. А теперь идем дальше.

Наконец, они пересекли гостевой вестибюль, где, казалось, еще вчера было в самом разгаре праздничное веселье в честь взросления королевского сына и дочери, куда вдруг без приглашения заявились – не запылились гончие псы давно позабытого всеми Заргула, и отправились в тронную залу.

– Спасибо, Ваше Высочество, дальше мы сами, – учтиво отвесил царевне поклон Эрлингай у самой двери.

– Но я могла бы поговорить с папой. Иногда он меня слушает!

Йоши понимающе кивнул.

– Я знаю, малышка. Но мы не будем тобой прикрываться. Ты уже оказала нам значимую помощь. Теперь же можешь со спокойной душой отдаться своим любимым делам.

Айрил взгрустнула и, со вздохом пожав плечами, направилась к винтовой лестнице:

– Ладно! Удачи вам, – перешагнув пару ступеней, девчушка развернулась, поправила золоченую диадему на макушке и на прощание известила, – в глубине души он хороший человек. Вы уж не серчайте, будьте помягче с ним.

– Непременно, а теперь – иди! – сказал Йоши, – позже встретимся, отдельно с тобой поговорим.

Когда твердая рука Глоддрика толкнула створку входа, мужчины поняли, что зашли они в самое нужное время. У окна, за которым находился балкон с балюстрадой, стояла герцогиня Нэрилетт. Платком, на котором были вышиты узоры, изображавшие охапку белых роз, женщина утирала кровь, текущую из носа. Под глазом у нее зиял жирный фингал. У Ревиана зачесались кулаки при одном виде ее, прижавшейся к балкону, и самодовольного Монсерада, делящегося с королем недавно изобретенной им стратегии по максимально прибыльному для казны повышению налогов. Если бы он не занимался казнокрадством, в таких мерах бы не было необходимости, а жители Союза не жаловались бы столь часто на прохудившиеся карманы. Гуверу стало понятно, чем закончилась попытка Нэрилетт исполнить его желание, писатель возненавидел всей душой самого себя больше, чем обидчика благородной дамы. Не следовало ее впутывать. Деревянный же трон со скупой позолотой был уставлен перьевыми подушками, что хорошо символизировало изнеженную сущность Эанрила Третьего, которому не хватало терпения и мужества ни сидеть на жесткой поверхности, ни принять на себя риск политических решений и ответственность как за свои меры, так и за подданных. Он, развесив уши и разинув рот, внимал услаждающим слух речам Монсерада и кивал как заведенный. Генерал Клаусвиль стоял у подножия трона и с не меньшим интересом вслушивался в хитросплетения схем налоговой политики Монсерада.

– Ваше Величество! – позвал Йоши, это был из тех редких случаев, когда он не называл своего давнего знакомого другом, – просим прощения за вторжения и приносим глубочайшие извинения за то, что берем внимание благородного правителя великого Союза на себя.

Эанрил растерянно подскочил, но тут же плюхнулся на мягкие подушки, как только Клаусвиль командным жестом махнул правителю рукой – дескать, сиди-ка ты на месте, пока серьезные люди ведут беседу.

– С чем вы пришли и с какой стати осмеливаетесь явиться без разрешения на аудиенцию? – гневливо выговорил Клаусвиль.

Глоддрик, не сбавляя шагу, надвигался на сюзерена своего императора.

– Вы знаете, с чем, – ответил Каратель, – а кто дал вам разрешение так поступать с людьми, ни в чем не провинившимися перед страной?

Монсерад схватил за руку Эанрила и потряс ее:

– Ваше Величество, лучше зовите охрану! Такую непочтительность не следует прощать.

– Думаешь, мой родич не в состоянии сам решить, что считает нужным делать? – сложил руки на груди Эрлингай.

– Если ты не забыл, солдат, – виски казначея налились кровью, – я не только заведующий государственным бюджетом, но и личный советник Его Величества. Твоя претензия в том, что я выполняю свою работу?

Глоддрик опрокинул ближайший столик, на котором стояла фарфоровая ваза с выгравированными журавлями. Привезена она была из Клирии и стоила дороже, чем целый квартал из трущоб, выстроившихся близ Силгора. И она разбилась вдребезги.

– Я уже объяснил, в чем проблема, – в бешенстве скрежетнул зубами Глоддрик, – долго доходит?

Ревиан Гувер смерил казначея взглядом, источавшим глубочайшую ненависть к самому существу этого недостойного государственного служащего.

– Н-но… – заикнулся король, затем, откашлявшись, продолжил речь, больше похожую на блеяние, – они же виноваты, нет? Налоги не платили… страна-то небогатая, без внутреннего финансирования правящего аппарата-то… не очень! – чем больше он испытывал на себя испепеляющий взгляд красного глаза Глоддрика, тем меньше уверенности в нем оставалось, – да и потом, они же хотели отхватить кусок от славного Союза, а потом разрушить его до основания. Разве мог я, как законный правитель всех людских народов допустить, чтобы такие люди пришли к успеху?

Эрлингай устало передернул плечами и поправил выбившийся из-под кожанки край рубахи из зеленого сукна.

– Объективно, без предвзятости, – начал он, – кто защитил Ганрай от врага, усиление которого у границ ты до последнего игнорировал? Люди, которых ты держишь в плену.

Эанрил впал в замешательство, дрожащей рукой обшаривая карманы своих брюк, будто рассчитывал найти там ответы на неудобные вопросы.

– Да, но…

– Эти люди, их силой обезоружили и связали или они сами сдались, отдав себя в твои руки? Они доверились тебе, брат.

Клаусвиль словно отошел от летаргического сна, поняв, что дальше молчать будет неприемлемо в его положении:

– А что насчет предательства этих людей и непризнания ими авторитета…

Глоддрик врезал кулаком по одной из колонн так, что сверху осыпался старый слой пыли:

– Молчать! Ты обещал дать им уйти. Но воспользовался обтекаемой формулировкой ордера. Они могли превратить вас всех в груду мяса. Вы хуже змеи на груди.

Гувер включился в диалог:

– Как там говорится? Закон – что дышло, куда повернешь – оттуда вышло.

– Точняк, – сказал Глоддрик.

Клаусвиль смеялся им в лицо:

– Даже если и так, кто может подтвердить эти утверждения перед королем?

Пудовые двери отворились:

– Да хоть я, – крикнул с другого конца залы Керрис Галарт, – они не собирались сражаться. Хотя у них были все условия и возможности для обороны. Их лидер – маг, не уступающий Азилуру, я своими глазами видел, что он умеет. Самому мастеру Йоши пришлось с ним туго. С этим парнем у нас не было шансов.

Клаусвиль нервно дернул щекой и, уперев руки в бока, заявил:

– Вот, что случается, когда до высокого чина дослуживается простолюдин. Вечно они выбирают не ту сторону.

Монсерад собрался внести свои соображения в переговоры, но его остановил меткий удар в челюсть. Бил Ревиан Гувер.

– Да что ты себе возомнил, ты, писака недоделанный, я… – договорить ему снова не дал удар, на этот раз – в висок. Ревиан, нависая над ним, сжал кулаки и отошел.

– Только женщин бить может, слабак.

– Ну и зверюга мой брат, – присвистнул Глоддрик.

Тем временем Йоши-Року, отведя взор от произошедшего, продолжил.

– Друг мой, Эанрил, если слуга короля дал слово – оно приравнивается к слову самого короля. Если я правильно помню ход истории, большинство Акреилов отличались тем, что сдерживали свои обещания. Неужто ты – исключение?

Бесхребетному властителю Аргои было невдогад, что ответить.

– Это ничего не меняет! – сказал Эанрил, – моим словом была подпись на ордере. То, что взбрело на ум Клаусвилю – его личное дело, и только о несет за это ответственность.

– По конституции Союза, – оборвал его Глоддрик, глядевший в упор на короля, – вассал имеет право наложить вето на любое решение сюзерена о казни или заточении. К Вам гости, – «Ваше Величество» Ганрайский Демон добавлять не счел нужным.

После того, как он договорил, в дверном проеме появилась физиономия Камайраса – императора и гаранта соблюдения человеческих прав на территории Ганрая. Легкое брюхо, как всегда, едва сдерживали натянутые до предела пуговицы, на плечах россыпи перхоти, а прическа взлохмачена, словно у бродячего художника.

– Здравствуй, коллега, – заговорил он, – я зашел поговорить о людях из Крестала.

***

Алагар потерял счет времени еще прошлым днем. Сидя в карцере без окон, единственной щелочкой во внешний мир из которого было узенькое окошко в трехслойной двери из кедровых досок, он не мог даже определить, день или ночь стоял снаружи. Ему было на это глубоко плевать. За эти несколько дней Алагар, и до того бывший худощавым, осунулся совсем, еще больше побледнел, а волосы его, еще недавно стоявшие кверху будто наэлектризованные, находились в более беспорядочном состоянии. От еды он отказывался. И не проходило ни единого часа, чтобы он не вспоминал слова Танрили и Йоши-Року. Он и до того понимал, что собирается совершить греховные поступки, убирая на своем пути всех, кто препятствует построению идеального на взгляд Алагара мира. Бывший адепт секты Заргула и бывший же ученик Хранителя Хаглоры, бывший, опять же, наставник Братства Уравнителей доселе верил, что нужен кто-то, у кого хватит решимости взвалить себе на плечи тяжкий грех, оборвав тысячи жизней и разрушив – еще больше для того, чтобы в далеком будущем выросло поколение людей, которые не будут знать слова «горе». Вот только сами строители этого будущего привнесли в мир столько горя и страданий, отчего бы злу не торжествовать и в построенном ими будущем. Что посеешь – то и пожнешь, как бы он этого ни отрицал. Он осознал, что Танриль была права – им что-то управляло. Какая-то неведомая сила раньше убеждала Алагара в том, что его цели, без сомнения, праведны и мудры, и только трус или дурак посчитает, что нужно порушить в такой мере возвышенные планы. Оказалось, это была не его уверенность, а отложенный эффект той силы, что он зачерпнул из источника злой силы, когда работал с Варзхелом. Действие происходило гораздо глубже физических изменений – отравлено оказалось и тонкое тело Алагара. Сущность его была развращена, и из юного колдуна, в свое время грезившего о повсеместном торжестве любви и дружбы, вышел плюющий на моральные ценности тип, едва не развязавший войну всех против всех в мировом масштабе. Человек, поведший преданных себе людей на бойню. Алагар мечтал стать созидателем, но сила Азрога сделала из него разрушителя. Послышался звон отодвигающейся щеколды, и без малейшего скрипа дверь распахнулась. Огненный свет чуть не ослепил алые очи Алагара, так привыкшего к темноте за последние два дня.

– Друг мой, ты еще жив? – шутливо задал вопрос старый человек в потрепанном балахоне.

Не человек, хаглорианец. В руке старец держал факел, осветивший морщины на его лице, глубокие, точно вырезанные на восковой фигуре.

– Мастер Йоши…

– Он самый, – сказал Хранитель Хаглоры, – еще не успел до конца скиснуть в этих казематах?

Алагар не отвечал. Его зрение уже привыкло к тому, чтобы смотреть на потрескавшуюся каменную кладку, на которую падала длинная тень невысокого выходца из чародейственных лесов.

– Зачем ты здесь?

Мастер с обыденно скучающим лицом развел руками:

– Да так, пришел сказать – тебя решили освободить. Эанрила, видать, пробило на великодушную ноту, и он решил дать тебе шанс реабилитироваться.

Алагар даже не шелохнулся:

– А мое Братство? Точнее, бывшее моим.

– Все до последнего освобождены, – посох Архимага на миг засиял, и кандалы на щиколотках и кистях его ученика оказались раскованы в долю секунды, – можешь, кстати говоря, сходить и принести им эту радостную весть.

Алагар, улыбнувшись, смиренно покачал головой:

– Боюсь, я не тот, от кого им бы хотелось это слышать.

– Вряд ли ваши отношения когда-нибудь станут прежними. Но никогда не поздно принести извинения, ведь так? Признать свою ошибку – первый шаг на пути к самосовершенствованию.

– Спасибо, мастер.

– За что?

– Не прикидывайся, что не понимаешь, – уголки рта Алагара едва поднялись, – я же в силах догадаться, что счастливый конец нам всем устроил ты.

Йоши облокотился локтем о дверной косяк и скрестил ноги. Задумчиво он произнес:

– Я лишь принял небольшое участие в этом. Свободой своей ты обязан не только мне. Глоддрик, кстати, тоже отбивал вас, не поверишь. Видать, не зря вы его приглашали да кушаньями потчевали.

Алагар усмехнулся, но ничего не ответил. Йоши-Року, уходя, бросил:

– Знаешь, а в целом ты был прав, – встретившись с непонимающим взглядом Алагара, он пояснил, – когда говорил о порочности современного общества и необходимости слияния социума в подобие единой семьи жителей Ранкора. Только ты кое-что не учел – того, что я тебе уже говорил в деревне. Далеко не все готовы поверить в эти смелые идеи. Пока можно встретить хотя бы одного человека, который отрицает то, что окружающие его – одной крови с ним, мира, которого ты хотел, нет и быть не может. Убить его? Можно, но кем эти люди станут после такого? И будут ли они иметь право называться людьми? Остается одно – ждать, пока наш мир созреет до тотального принятия этой философии. Никуда она не денется, не ты первый, не ты последний нес в массы эти нетривиальные изречения. Нет, молчи, – снова не дав возможности Алагару ответить, продолжил Йоши, – не нужно ничего доносить до моих старых ушей, избавь. Все нужное скажи себе сам. Как любил повторять мой наставник, лучшего учителя, чем твой разум, сыскать сложно.

– Кстати, чуть не забыл, – когда лишь зеленая голова мастера выглядывала из-за стены, вдруг добавил он, – твой посох.

Мастер швырнул длинный лакированный жердь с яйцевидным кертахолом на вершине и скрылся за дверным косяком. Алагар же, подхватив посох на лету, тупо уставился на него, словно не знал, что это такое. Может, уже не знал. Еще совсем недавно все было так просто и понятно, он знал, кто он и для чего живет. Теперь же прежний мир рассыпался на тысячи осколков, а кем ему быть в новой жизни – Алагар не имел малейшего понятия. Отряхнув колени, маг поднялся и медленно поплелся к выходу.

***

Счастью вышедших на свободу крестальцев и расформированных Уравнителей не было предела. Когда в очередной раз спустилась стража, все ждали подвоха, нового вида наказаний и пытались угадать, кто после Арстеля станет очередной жертвой побоев. Когда же их петлявшими коридорами вывели к на солнечный свет, стояло ясное утро. Небо было безоблачным, а солнце едва начало всходить. Арстель и Хельд на радостях обнялись, но Юкиара тут же набросилась на них, больно стиснув ребят за плечи. Парни же, ухватив неготовую девушку за бедра, подняли и водрузили ее себе на плечи. Юкиара пискнула, пытаясь держать равновесие, она безудержно хохотала, как и ее носильщики. Плотник Харал Глыба раскатисто взревел и ударил в грудь от переизбытка эмоций, а Карен Клуатаком и равшаром Гранашем встали в круг и ударились в безумный пляс, к которому присоединилась и Шая. Лишь Мурвак стоял в стороне, неодобрительно поглядывая на беснующихся односельчан и сквозь зубы ворча, что, мол, дальняя дорога предстоит, а вытащили их ни ради чего, уж лучше бы казнили сразу – не стоило бы тратиться на обратный путь. Клажир и Кэлрен целовались совсем по-взрослому. Мурвак возмущенно крикнул:

– Э, куда, вам тут не бордель! – но его слушать никто и не подумал.

Оторвавшись от губ юной целительницы, Клажир сжал ее плечи, глядя в глаза, он проговорил:

– Милая, прекрасная Кэлрен! Согласишься ли ты выйти замуж за парня из Ганрая? Многие девицы в Козьих Загонах мечтали об этом. Одной из них была тридцатилетняя повариха, у которой усы росли лучше, чем у меня, а другая…

Кэлрен в который раз приложила ладонь к незакрывающемуся рту Клажира:

– Да, Клажир! Я стану твоей женой.

Хельд выскочил между ними, разрушив миг их уединения:

– Празднуйте в «Желудке Дракона»! Молодоженам – двадцати пяти процентная скидка на все заказы, если выберете самообслуживание, число составит процентов сорок. Щедрое предложение – принимайте, и о вашей свадьбе будут говорить в Крестале ближайшие три сотни лет. Если, конечно, на нашей земле кто-то останется после того, как я возьмусь за роль организатора. Я бы мог поднабрать шутих, но зачем, если я мастерски владею магией? Заодно повеселимся – вместо драки на свадьбе я всего лишь взорву поселок.

После того, как со свадьбой было решено и прозвучали поздравления и хлопки в адрес молодых и Хельда в частности, взявшего на себя роль повара и тамады в одном лице, Кога, Шойрил, Гримбла и Реадхалл соединили руки друг друга в объятиях, вскоре остальные к ним присоединились. Встав в круг, Уравнители и крестальцы, расцепив руки и, воздев их ввысь, издали радостный клич. Все это наблюдал Алагар, перевесивший через плечо посох, к которому подвязал дорожный узел. И снова жизнь его удивила – на прогулочной тюремной площадке, где, казалось бы, лишь ровное песочное покрытие, голые стены вокруг с решетчатыми окнами и куцые скамьи по краям, но при виде этих простых людей, от экстаза радости едва не сошедших с ума, это место казалось раем на грешной земле. На миг ему захотелось подойти к ним, объясниться, просить прощения за ошибки. Он был готов отдать очень многое, чтобы стоять рядом с ними. Но, разбив один раз кружку, полной ее уже не сделаешь, разве только с помощью магии. Только в некоторых случаях, как, например, в отношениях между людьми, вопросах чести, доверия и самоотверженности бессильна всякая волшба. Алагар с колющей болью в сердце отвернулся, его раздирало чувство, будто он отрывает от себя частицу души. Но и портить счастливый момент людям, что были для него дороги, он не хотел. Когда радостные и освободившиеся покинули тюремный сектор Силгорской крепости, Алагар был уже далеко.

Эпилог: «Древнее зло»

Прошло полтора месяца. За это время мало что успело решительно измениться в жизненном укладе наших героев. Эрлингай остался в Силгоре подле своего старшего брата. Генерала Клаусвиля выдворили с королевского двора за ненадлежащее исполнение полномочий, позорящее благородный род военачальника и Союзную армию. Эрлингай же занял его место, управлял он регулярными войсками строго, но справедливо. Начальником же королевской гвардии стал Марвол Черный Лев, с удовольствием приняв роль обеспечивающего безопасность монаршей семьи. Йоши-Року отправился в странствие по Ранкору, Архимаг объяснил это нуждой в разведданных о действиях и планах адептов Заргула, которые в последнее время затаились, держась тише воды и ниже травы. Клажир и Кэлрен сыграли свадьбу, на которой вдоволь погулял весь Крестал. Шаабан обвенчал молодых перед ликом Арая Илгериаса. Из Хельда тамада получился, что надо – устроенное им соревнование – кто первым помочится петуху на голову, тот и съест каравай, снискало славу по всей округе. Победил же в нем, как бы ни было неожиданно, Ревиан Гувер, приглашенный на свадьбу в качестве почетного гостя. Остальным же по уговору причиталось зарезать несчастного пернатого и съесть. Больше всех, разумеется, такой расклад не по душе пришелся Мурваку, которому досталась как раз шея петуха, да и к тому же он подавился костью, едва не умерев самой бесславной и абсурдной смертью. Спас его Арстель. Кэлрен осела в Крестале, решив остепениться и растить в ближайшем будущем детей. Танриль с легкой досадой, обернутой в шутливую форму, сделала вывод о необходимости в поиске новой ученицы и вернулась в Гилеард. В знак уважения Кэлрен попросила свою наставницу, как только у них с Клажиром появятся дети, стать их крестной, тогда как Глоддрику была оказана честь в виде желания молодожен стать крестным отцом для их будущего первенца. Гувер, надо отдать ему должное, уверенно продвигался в работе над романом о Братстве Уравнителей, часто заезжая в Крестал, чтобы побольше о нем узнать. Глоддрик, бесспорно, возвратился в Гилеард и продолжил наводить порядок в пределах своей родины и стеречь границы Союза. Алагар словно в воду канул – никто его не видел с тех самых дней, как почти все жители Крестала оказались заключены под стражу. Впрочем, в его присутствии никто более не нуждался, и Крестал зажил без него куда свободнее. Арстель по-прежнему работал в сапожной лавке, не желая менять прежнего жизненного уклада после всего увиденного – хватило по горло. Он каждый день заглядывал в бар Хельда, вечерами они, приложившись к бутылке хорошего сидра, вспоминали былые дни в хмельном весельи. С Юкиарой они продолжили встречаться, девушка не грузила его насаждением обязательств или рамок ограничений, и Арстель отвечал ей тем же, не претендуя на ее свободу. Реадхалл Бескровный стал новым наставником Братства Уравнителей, предлагая общине на рассмотрение куда более миролюбивую философию, чем та, что излагал Алагар в своих изречениях. Так все и коротали эти весьма спокойные дни, похожие один на другой.

23 августа, 1707 год. Крестал. Полдень.

Арстель сидел на крыше амбара, того самого, возле которого случилась их первая с Юкиарой ночь. Сапожник умел ловить момент наслаждения жизнью и довольствоваться тем, что имел, с ранних лет. Однако его душу терзало чувство тревоги. Своими глазами он видел аколитов Заргула. Слышал о том, что Глоддрик Харлауд хоть и пытался несколькими месяцами ранее пресечь попытки слуг императора достать тело своего хозяина, а затем тщетно пытался перехватить останки, но всему этому суждено было окончиться провалом. Если Заргула и вправду можно воскресить, если он обладал хотя бы вполовину такой силой, какую описывали легенды, дошедшие до текущих дней из древнего мира, если Алагар говорил правду о том, что в неизученной земле на востоке горхолды скапливают силы и собирают устрашающих масштабов боевую машину – эта спокойная и беззаботная жизнь – не больше, чем затишье перед бурей. Невыносимее всего был не столько страх смерти, войны, потери близких или мира таковым, какой привык видеть перед глазами Арстель. Самым сложным было ожидание, когда тебе приходится пить пиво с мужиками, смеяться их бесшабашным шуткам, предаваться страсти с Юкиарой в укромных местах, дискутировать с Клуатаком и Гувером на тему философских трактатов клирийских ученых и все в таком роде притом, что совсем скоро Ранкор накроет волна скорби и отчаяния, а затем земли всех рас и народностей окрасятся в красный реками крови. С Юкиарой говорить об этом он не хотел, боясь действовать девушке на нервы, а с Хельдом обсудить такие вещи всерьез представлялось проблематичным. Он спустился с обрыва, сходящего от дороги возле амбара к узковатой тропе, протоптанной в зарослях травы и огибавшей болотистый пруд. Спустившись к тропе, Арстель минут с пять ходил из стороны в сторону и наматывал круги, предаваясь размышлениям о будущем и о своем опыте. Водоем бороздили утиные выводки, иногда выходя на берег и стараясь не подходить к людям.

– Друг мой, почему же ты стоишь здесь, на тропе? – несомненно, голос Йоши-Року, – спустись к пруду, отдохни, ты заслужил это.

Арстель не знал, что старый маг в Крестале, встреча стала для него приятным сюрпризом. Тем более, лично им практически не доводилось общаться. Но подкрадывалось ощущение, что маг знает о нем куда больше, чем говорит.

– Спасибо, мастер, как и вы. Вы полностью заслужили покой. Но мне не удается привести мысли в порядок. Чувствую себя, как дичь, загнанная в нору. Казалось бы, нужно жить, смеяться, веселиться, общаться. Но, зная о том, что скоро нагрянет, не получается делать это с чистым сердцем. Не знаю, как остальные с этим справляются. Может, они лучше умеют скрывать свои эмоции.

Как и в разговорах с Алагаром, при встрече с хаглорианцем Арстель был загодя расположен к откровенности. У магов, как ему объясняла Юкиара, этот талант – вскрывать мысли и сущность обычных людей, которым сложно сопротивляться кудеснической воле, обусловлен потоками магических чакр, закрытых у людей «от сохи» навроде Арстеля.

– Я тебя понимаю. Позволь, друг-Арстель, я поделюсь с тобой тем, что понял бы и ты, если бы прожил больше восьми столетий, а не трех десятков, – смотри-ка, а в вашем пруду и лебеди завелись! А я и не знал.

Арстель пожал плечами:

– Это Карен их разводит. Видимо, для чего-то ей хочется. О чем вы хотели сказать, мастер?

– Да, о чем это я… сбился с мысли. Вот, что такое старость! Совет – пока не дожил до преклонных лет, тренируй память. Потом поздно будет. Ах, да, вспомнил! Вот оно. Понимаешь, мы никогда не знаем, что будет дальше. Не знаем, как будут развиваться события, поступи мы так или эдак. Мы можем и должны просто делать то, что положено, стараться действовать наилучшим образом так, как считаем нужным. Думать своей головой. И на этом пути мы совершим ошибки, возможно, не мало, а очень даже много. Но следует не корить себя за ошибки прошлого, а извлекать из них уроки, а также размышлять над тем, как быть в настоящем, как сделать будущие перспективы лучше. Вот и все. Мы играем свою роль в этом мире какое-то время, Арстель. Жизнь – большой спектакль, а мы в нем актеры. Мне вот выпала роль мага, Хранителя Хаглоры. Тебе – сапожника, достойного человека и надежного друга. Вот и будем играть свои роли, пока наше участие в этой большой игре, которую запустили боги, не подойдет к концу.

Арстель молча обдумывал сказанное. Но философствовать у него не было настроения, слишком уж он был напуган перспективами будущего.

– И все же, мастер. Как нам быть, когда будет война?

– Держаться вместе и стараться выстоять. Какие еще могут быть варианты? – изумленно спросил Йоши-Року, словно Арстель задал до безумия глупый вопрос, – не переживай, мы не одни в этом мире. У нас с тобой много друзей, а пока есть дружба, есть и надежда.

Йоши-Року завидел ганраянку, которая вышла на другую сторону пруда. Она держала в руках свирель и что-то начала на ней наигрывать, прислонившись спиной к дереву.

– Давай, беги уже к ней! Хотя бы послушай, что за мелодию играет, а лучше и поговори по-человечески. Чего тебе с древними стариками вроде меня ошиваться? Лучше проведи время с прекрасной девушкой! Ты ведь еще так молод.

– Мастер, а вы не хотите повидаться с Юкиарой?

– В другой раз, друг мой, в другой раз. Сейчас я не буду вам мешать.

Арстель засмотрелся на ту сторону пруда, где была его подруга. Когда он обернулся, Йоши-Року уже не было.

***

Арстель скорым ходом огибал пруд. Его одновременно переполняло умиротворение от выслушанного и вида на ровную водную гладь и высокие деревья возле пруда, но при этом желание услышать игру Юкиары на духовом инструменте заставляло его прибавить скорости. При нем она ни разу не показывала своего искусства. Когда он добрался до нее, мелодия уже подходила к финалу. Когда утихли последние ноты, он заговорил:

– Превосходно играешь. Я не знал, что ты так умеешь.

– Правда, нравится? – озарила ее лицо радостная улыбка, – меня учил Реадхалл. Как-нибудь уговорю его сыграть для тебя, у него получается несравненно лучше.

– Я бы лучше один раз услышал твою игру, чем сто раз – исполнение лучшего менестреля во всем Ранкоре, – он подошёл к ней ближе и оперся рукой о дерево, – Юки…

– Да-да? – она была вся внимание.

– Мне кажется, наши отношения слишком стабильны и серьезны, чтобы продолжать делать вид, будто мы всего лишь добрые друзья или паче того хорошие знакомые. Как ты смотришь на то, чтобы пересмотреть наши положения в глазах друг друга?

Ее лицо осветилось радостью, ганраянка сократила дистанцию между ними:

– Я так понимаю, тебе хотелось бы закрепить наши отношения, да так, чтобы все в Крестале об этом узнали.

– Почему нет? Если ты, естественно, не собираешься покинуть этот край.

Юкиара пожала плечами:

– Зачем? Мне у вас нравится, даже очень. Так ты хотел узнать мое мнение насчет твоего предложения? Или ты все уже решил за нас обоих, – она лукаво прищурилась.

– Попробуй реши за тебя хоть самую малость! Я всего лишь хотел тебе предложить перебраться жить ко мне – в лавку. Я думал, тебе уже опостылели бараки.

Девушка протяжно вздохнула, словно о чем-то задумалась.

– Да не то, что они мне. Скорее, я им. Я ведь с одними парнями живу. По бытовухе делать они ничего не хотят, сваливают все на меня, мол, женская работа. А Сангельс уже взрослый, сам о себе умеет заботиться. Ну и Наяра для этого есть! Так что я готова переехать к тебе с одним условием – обязанности по дому разделим равномерно.

Арстель разразился хохотом:

– И это все? Юки, за кого ты меня держишь? Я уже больше десяти лет живу один, и, как ты успела заметить, захламления и близко не наблюдается. Кто, как ты думаешь, мне по хозяйству помогал, Хельд? Расслабься, со мной проблем не будет.

– Тогда можешь официально считать меня своей сожительницей, – Юкиара ухватилась за его руку и повела вверх, к проселку, ведущему к скоплениям домов, – пошли, Арстель, сварганим какой-нибудь супчик, что ли. Есть охота – ты бы знал…

***

Твердь Азарельда. Центральная точка Азроговых земель – средоточие всех подчиненных Хранителю Подземелий. Когда-то земля здесь плодоносила, начерноземе произрастали несчетные ряды вековых деревьев, а травяной ковер устилал без остатка всю поверхность. Теперь же земля осталась голой, даже самые неприхотливые растения не могли бы добыть питательных элементов в этой безжизненной многие столетия почве. Эти голые, потрескавшиеся поля периодически изрезали реки лавы, через которые единственным средством передвижения были мосты из стали и камня. Еще совсем недавно эти сооружения были тысячелетней давности, полуобвалившиеся и хлипкие крепления, если тронуть которые – посыпется струя пыли из расходящейся щели, образовавшейся по причине давнишней трещины.

Из флоры и фауны в этой местности находились только голые деревья, напрочь лишенные листьев, но они давно уже успели обуглиться или закаменеть. Там же, где земля образовывала шероховатости из гравиевых насыпей или россыпей золы, можно было обнаружить ходы под землю, из которых выскакивали хищного вида ящеры в полтора человеческих роста длиной и в полтора метра высотой. Твари эти мутировали из-за излучения, что исходило из недр Азроговых катакомб все сильнее ближайшие полторы тысячи лет. Эти вараны были плотоядны и давно бы уже позарились на одно из немногих средств пропитания – мясо местных обитателей, если бы те не сподобились приручить этих монстров, сделав их средством передвижения. На черной же скале возвышалась крепость, по сравнению с которой стена Вархула выглядела слепленной ребенком из мокрого песка на берегу, а дворец короля Аргои в Силгоре смотрелся убогой придорожной избой. Замок, сложенный из черного камня, вспарывал своими шпилями тучи, сгустившиеся из смога, выбрасываемого в атмосферу трубами непрекращавшегося производства оружия и машин производственного назначения. Азарельд являл собой ряд высоких башен, соединенных мостами, окруженных массивными стенами с высотой в скалы. Народ Азрога жил на территории, которую представлял собой неправильный шестиугольник, который описывали стены. В башнях, стенах и центральном отделении крепости Азарельда повсюду горел свет. Всюду – внутри стен и снаружи сновали краснокожие существа, некоторые участки кожи которых имели синие оттенки – около плеч, колен, шеи и пояса. Волосы у них заменяли щупальцевидные отростки, причем у мужчин они, как правило, были толще и короче, тогда как у женщин – с точностью да наоборот. Объединяло всех их одно – в большинстве своем носили они черную одежду, которую перечеркивала намалеванная красными чернилами перечеркнутая буква «А». Символ царства Азрога и эмблема императора Заргула.

И толпы народа сгрудились у центрального корпуса крепости, вглядываясь в широкий балкон посреди верхнего этажа, вполне пригодный для сцены, на которой можно было бы разыграть театральное представление. Объявлено было народу Азрога, что явится впервые за тысячу лет им в этот день истинный повелитель. Для них это было нечто сродни сошествия богов с небес или доказательства существования инопланетных цивилизаций.

– Интересно, а как он хоть выглядит? – робко спросил тощий горхолд в фартуке для готовки, – если так же, как те статуи, что я видел в катакомбах, то, боюсь, мне придется постирать набедренную повязку.

Женщина-горхолд, пригладив копну тонких щупалец, ответила:

– Как ты, Тархолд, вообще бывал в катакомбах, если так всего боишься? – силилась она понять логику полевого повара.

– А он заливает, как обычно, – сказал мускулистый мужчина с такими же толстыми щупальцами, как и его мясистые пальцы, – нашла, кому верить, Линдара.

Их оборвал резкий окрик:

– Кончать треп! Больше уважения к событию – сам Многорогий предстанет перед нами, – сказал из-за спины высокого роста горхолд, облаченный в боевые доспехи, на кирасе которых был отчеканен герб Заргула, а щит на спине был выделан с эмблемой головы одной из тех примитивно мыслящих плотоядных рептилий, которых народ подземелий сумел приручить.

Это говорил Рокузан – главнокомандующий, генералиссимус всех армий императора. Вести диалог любого формата с горхолдов такого полета было для каждого из этой толпы неслыханной честью. Все разговоры шли лишь шепотом. В горхолдах нынешних поколений взращивали с детства два качества – лишенное всякого разумного основания преклонение перед Заргулом и вдалбливали на подкорку строжайшее табу на покидание ограды Азрогианских земель и выхода в открытый океан. Делать это можно было лишь посвященным в таинства службы императору самим Хейларгом. Каждый представитель народа подземелий мечтал узнать, что за мир существует за пределами их владений и существует ли вообще. Остались лишь обрывочные сведения из открытых секций библиотек, в которых на старых наречиях были описаны эпосы иных народов Ранкора – горхолды отрицали это название, данное миру в честь человека, сорвавшего исполнение великого замысла Владыки Азрога. Горхолды, по правде говоря, не питали ненависти к непонятным для них инородцам, они лишь хотели понять, как так вышло, что их пути с остальными расами разошлись, отчего те даже не пытаются отыскать их, будто бы забыли. Приходили в основном чернокнижники типа Варзхела или тех, кого он с собой приводил в Азрог. Многие горхолды, в том числе старики и дети были вытащены из отреставрированных версий жилых домов тысячелетней давности, чтобы наблюдать восхождение своего властелина на престол. Мирные жители с опаской оценивающими взглядами изучали воителей Кровавого Легиона. Эти воины, по поверьям, были бессмертны и существовали с самого падения Заргула, еще больше полутора тысяч лет назад, когда еще народы Ранкора как следует не наладили свой быт, а «боги» еще ходили по земле со смертными. Среди воителей Кровавого Легиона, помимо Рокузана – массивного горхолда с двуручным мечом, находился Картаг Дробитель – этот горхолд превосходил ростом среднестатистическую особь в полтора раза, в два раза шире в плечах, а руки его были обмотаны цепями для кистеней. Лицо этого горхолда не выражало эмоций в принципе, челюсть сдвинута от нанесенного много эпох назад удара, но с нижней губы по-прежнему стекали слюни. На голове его также красовались вмятины и вживленные стальные пластины в череп. Их ряды пополняла и женщина, казалось, красивая, но ее шевелюра вместо щупалец состояла из вечно шевелящихся змей, не желающих успокоиться и не перестававших шипеть в разные стороны – Ашгара Горгона. Другой же представлял собой не менее странную особь – Нангор Шестирукий или же, как его еще любили называть, Нангор Паук. Он отличался большим интересом к экспериментам над своим телом, повышению бойцовских характеристик. Отчего-то он решил, что увеличение количества конечностей даст ему некоторое преимущество в схватке. Теперь же руки его произрастали не только из плеч, но и из живот а и ближе к поясу, тогда как рост его был заметно увеличен. Вкупе со скоростью и маневренностью, сопровожденной мастерским умением фехтования, этот боец умел превращать врагов в фарш мелькающим танцем искривленных ятаганов. Последний же из этого элитнейшего подразделения звался Валахейм Железноголовый. В отличие от остальных, он был закован в стальную броню почти с пят до ушей, при этом это ничуть не препятствовало его изворотливости и быстроте. Щупальца воина стояли дыбом, поговаривали, этот чудак всю жизнь мечтал познать силу молнии, однажды ему довелось попасться под удар, с того дня он овладел дикой силой электричества, пропустив его через свой топор на длинном древке и доспехи, пропитанность бесконечным электрическим зарядом которых служила надежной защитой и зачастую лишала необходимости расправляться с противниками вручную. Но не в этих воинах была основная сила Заргула. Говорят, один в поле не воин, как бы ни был хорош боец, на армию его не обменяешь. Если только речь не идет о магах.

По одному из мостов, ведущих из одной из башен, двигались к главному корпусу Арнлоуг Варзхел и Хейларг. За ними плелся одетый в одну набедренную повязку молодой горхолд-аколит, с радостной улыбкой и нетерпением ждущий начала обряда. Все его тело было исчерчено ритуальными татуировками, обозначавшие протоки канала чакр как магических, так и жизненных. Этот юный горхолд полагал, что его феноменальные способности к магическим искусствам не были пропущены мимо учителем, и теперь, с его рекомендации, он попал под крылышко самому Хейларгу, с которым его будущая карьера придворного мага императора, которого скоро воскресят, засияет пестротой мириада оттенков света. Ему было невдомек, что нужен был отнюдь не он и даже не его выдающиеся способности, а только его тело в обмен на иссохшую плоть Заргула. Хейларга снова снедал стыд за то, что он явно не на той стороне, он понимал, что лицо этого горхолда, которого вели точно овцу на забой, будет являться ему в ночных кошмарах. Но отступить он сил в себе не находил.

Они шагнули в центральное помещение в здании, где в центре пола были рассыпаны угли, а вокруг них – начерчен идеально ровный круг, а в центре его – многоугольник, по острым углам которого были нарисованы древние руны позабытых наречий языка горхолдов. Мумифицированные и замотанные в бинты останки Заргула уже тлели на углях.

– Ну, что от меня требуется, – с воодушевлением потирал руки молодой горхолд, – начнем?

– Начнем, – ответил Хейларг, достав из-за пояса ритуальный нож и всадив его со спины в поясницу юноше, затем швырнул его истекающее кровью тело на раскаленные угли.

Горхолд с затравленным видом оглянулся на Хейларга в момент нападения, вскрикнул, упал на угли, снова закричал – от ожогов, но затем ему было уже не спастись. Сгусток алых испарений окутал его, послышался хруст костей, дикие вопли, наконец, завеса рассеялась, и перед Варзхелом и Хейларгом предстал тот, кому они поклялись служить многие годы назад.

– Повелитель, – они преклонили колени, Хейларг – с легкостью, Варзхел – со скрипом, покряхтыванием и лязгом наколенников об пол.

В полном боевом наряде, точно сошедший с древних изображений стародавних битв, на них глядел живой Заргул.

***

Толпа взревела. На огромную лоджию вышел сам император. Одет он был скромно – броня из сшитых друг с другом клепаных пластин, надетая на кольчугу, тканевые брюки, заправленные в стальные сапоги, наколенники которых были сделаны в виде огненных шаров, языками пламени стремившимися вверх. Щупальца его были ороговевшими и стояли дыбом, точно стебли алоэ. Его узкое лицо украшала победная усмешка. Императору, наконец, удалось вернуться. А ждать потребовалось всего-навсего тысячу семьсот семь лет. Он прижал руку к груди и поднял кулак с двумя пальцами вверх в ритуальном жесте, и толпа зашлась неистовым ревом, приветствуя вождя тем же жестом.

– Мой народ! Наконец-то мы снова вместе! Клянусь всеми силами подземелий, я верну Азрогу былое могущество!

Таковы были первые слова, сказанные Заргулом, императором Азрога, Хранителем Подземелий и вождем народа горхолдов после его возрождения.

Конец части «Хранитель Подземелий – Возрождение Хранителя»

Продолжение следует в: «Хранитель Подземелий – Взлет Хранителя»

Примечания

1

Место, где грешники, согласно Ранкорской мифологии, отбывают свое наказание. Огромная тюрьма для грешных душ, расположенная глубоко в подземельях Азрога, за которой присматривают демоны катакомб

(обратно)

2

Меченосцами на Ранкоре принято называть воинов Храма Мечей, которым управляет Отец Агриппа

(обратно)

Оглавление

Пролог: «Забытая война»

Глава 1: «Тёмный замысел»

Глава 2: «Незваные гости»

Глава 3: «Послы императора»

Глава 4: «Расхитители гробниц»

Глава 5: «У нас свои планы»

Глава 6: «Старые друзья»

Глава 7: «Перестройка»

Глава 8: «Каратели в деле»

Глава 9: «Перерыв»

Глава 10: «Учитель и ученик»

Глава 11: «Это мятеж!»

Глава 12: «Лучшая защита»

Глава 13: «Не рой другому яму»

Глава 14: «Прощай, брат»

Глава 15: «Гуляем, друзья!»

Глава 16: «Правое дело»

Глава 17: «Казнить-нельзя-помиловать»

Эпилог: «Древнее зло»

*** Примечания ***