Человек без лица [Алексей Владимирович Бондаренко] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Алексей Бондаренко Человек без лица

Пролог


Вокруг бушевало пламя. Каждый его язык, казалось, тянулся ко мне, обжигал кожу, жаждал объять меня, город, весь мир. Для меня же все перестало существовать. Мои уши не слышали треск огня и древесины, не слышали плача и криков, не слышали ни проклятий, ни молитв, что вырывались из ртов умирающих вокруг людей. Нос не чувствовал запахов гари, пепла, крови и жженого мяса. Кожа не чувствовала вездесущего жара. И глаза не видели всего того Ада, творившегося вокруг. Они были прикованы к одной фигуре, что так выделялось на фоне всеобщего безумия.

Она стояла посреди пожара. Огонь, стремившийся поглотить все вокруг, будто бы боялся даже подступиться к ней, трепетно, словно преданный пес, ерзая у ее ног. От ее белоснежной кожи веяло холодом. Черный балахон обвивал хрупкое женское тело, а черные как смоль волосы развевались от потоков горячего воздуха. Лицо, как не старался я его рассмотреть, расплывалось и смазывало черты. Но капли крови на щеках я видел отчетливо.

Черный дым поднимался вверх, затмевая небеса. Ничего не осталось вокруг. Только этот маленький мирок, наполненный гарью и смертью. Пламя, как верная стая, следовало за женщиной повсюду, куда бы та не отправилась, а дым не давал рассвету развеять опустившуюся тьму. И во всем этом мире для меня остались только те глаза. Встретившись с ними лишь раз, лютый холод пробрал мое тело. И никакой пожар не смог отогнать этот мороз.


****

Когда я открыл глаза, то первая мысль, посетившая мою голову, была «Значит, я в Раю?». Помещение наполнял яркий свет. Белые стены, белье и ширмы действительно придавали комнате некоторую «божественность». Но назойливый писк кардиографа быстро вернул меня в реальность. Я все еще плохо ощущал мир вокруг. Глаза не хотели даже двигаться. Лишь уши улавливали все звуки, вдруг ворвавшиеся в комнату.

–Ох, доктор, он пришел в себя!

–Отойдите, не давите на него, он еще не до конца очнулся. Так… все показатели в норме, стабилизировались. Добрый день, я ваш лечащий врач – Вильям Куцей. Как вы себя чувствуете?

Я прикрыл глаза, собираясь с силами – каждое движение давалось все с большим трудом, и повернул голову в сторону голоса. Рядом со мной сидел мужчина, возрастом за сорок, слегка полысевший и с козлиной бородкой. На белом костюме виднелся бейджик с фамилией и должностью.

–Где я? – попытался спросить я, но, кажется, половину звуков просто не смог воспроизвести.

–Видно, речевой процесс для вас все еще весьма затруднителен, поэтому не напрягайтесь. Постарайтесь в случае необходимости обходиться кивками или короткими звуками. Мы в больнице в городе Болин. Вас доставили сюда в крайне плачевном состоянии, многие сомневались, сможете ли вы выкарабкаться. Но, видно, ваша воля к жизни была достаточно сильна. Ваши…. Травмы, – он словно попробовал на вкус это слово на кончике языка, прежде чем произнести, – были мало совместимы с жизнью. Трудились мы над вами не зная отдыха. После этого вы некоторое время пролежали в коматозном состоянии, мы уже готовы были с вами прощаться! К счастью, сейчас вашей жизни уже ничего не угрожает – можете быть спокойны. Отдыхайте и восстанавливаете силы. Есть люди, которые хотели бы обсудить с вами произошедшее. Мы еле смогли удержать их. Теперь я оставлю вас, медсестры будут приглядывать за вами, не стесняйтесь и просите и спрашивайте все, что хотите. Мы с вами побеседуем чуть позже, когда вы отдохнете и придете в себя. Вы многое пережили. Сейчас вам лучше всего поспать.

Я вернул голову в первоначальное положение и последовал совету доктора, провалившись в глубокий сон. Среди его кромешной тьмы я опять видел ее глаза. Синие, холодные как лед, и до ужаса пустые.


****

–Холо Кравц, мы бы хотели задать вам пару вопросов. – Чей-то грубый голос вырвал меня из задумчивости. Я перевел взгляд с вида за окном на моих посетителей и увидел двух мужчин в строгих костюмах. Я пропустил тот момент, в который они зашли ко мне в палату. С некоторым усилием я поднял свое тело в вертикальное положение и вновь взглянул на своих «гостей». Мне становилось лучше с каждым днем, но длительный застой плохо сказывался на мышцах.

–Я постараюсь утолить ваше любопытство, но… Я чувствую некоторую пустоту в голове с самого пробуждения, поэтому не знаю, насколько полезными сведениями могу обладать.

–Мы понимаем. Пожалуй, не буду мусолить и перейду сразу к делу: как вы знаете, город, в котором вы проживали, был полностью уничтожен. Скажу больше, там не осталось не то, что живой души, но даже целого здания. Вы единственный человек, что пережили катастрофу. Что вы помните о той ночи? – Их голос звучал спокойно, но решительно. Я не стал им говорить, что на самом деле не знал, что мой родной город разрушен. Особого потрясения, правда, не испытал.

–Огонь…. Я помню целое море огня. Он был повсюду.

–Да, там явные следы пожара. Можете сказать, как он начался? Или, возможно, кто поджигатель? Кроме того, далеко не все люди там сгорели заживо, многие были безжалостно убиты.

–Я… Я не помню. Я ничего не знаю наверняка.

–Пожалуйста, постарайтесь вспомнить, эта информация крайне важна.

–Не надо давить на него, он не до конца оправился после катастрофы! – Доктор встал на мою защиту. – Кроме того нам до сих пор достоверно не известно его психическое состояние! Это может пустить прахом все наши усилия, приложенные к его излечению!

–Я…. Кажется, видел кого-то в огне. Там был человек, среди всего пламени.

–Кто это был? Как он выглядел?

–Это была женщина. – Чем больше я пытался вспомнить, тем сильнее болела голова, и странное чувство сжимало грудь.

–Как она выглядела?! – Их голоса стали возбужденней, или мне лишь показалось?

–Пламя…. Пламя преклонялось перед ней. – Дышать стало труднее. – А ее глаза….

Вдруг я почувствовал, что больше не могу произнести ни слова. Больше – я даже не могу вдохнуть. Словно мне на грудь положили огромный камень. Все окружающие вдруг пропали. Остались только мои трясущиеся в припадке руки, хватающие белые простыни. Я ощущал капельки пота, выступившие у меня на лбу, но не мог почувствовать собственных ног. Весь свет в комнате собрался с одну точку. Откуда-то издалека долетали звуки:

–Пульс падает! Скорее…

–Держитесь, не теряйте сознание!..

–Покиньте помещение!

–Скорее тащите аппаратуру…

Из моей груди словно вырвали сердце – я не чувствовал его совсем. Но ощущал бесконечную боль, словно стая воронов пытается выжрать все мои внутренности. Я хотел кричать, но не мог заставить себя даже напрячь голосовые связки и горло. И вдруг мир снова пришел в норму. Я поднял голову и посмотрел на мечущийся медицинский персонал. Я с трудом различал их расплывающиеся силуэты. Подняв руку, я привлек к себе внимание и останавил докторов. Голос все еще не слушался – я не мог воспроизвести ни звука, пока спазмы сжимали мне горло, но дышать стало проще.

–Все хорошо, кажется, приступ прошел. – Сказал я врачу, как только смог вдохнуть полной грудью. Тот поглядывал на меня с недоверием и то и дело бросал взгляды на оборудование.

–Только что ваше сердцебиение было в пределах нормы, но…. Ни разу не встречал такого за свою медицинскую практику. – Доктор был сер и хмур. – Как вы себя ощущаете?

–Я? – Я прислушался к своему организму. Все тело все еще подрагивало, спина была мокрой и липкой от выступившего пота, челка облепила лоб. Медсестра спешно протирала меня, пока я собирался с мыслями. Зрение медленно фокусировалось, а пульсация в ушах утихала. Некий дискомфорт засел где-то под ребрами, но я не мог подобрать слов, чтобы его описать, поэтому просто указал пальцем на примерную область.

–Нам будет необходимо провести несколько исследований дополнительно. У меня есть некоторые мысли по поводу вашего неожиданного припадка. Так и знал, что не нужно было пускать сюда этих правительственных дворняг! Чуть не угробили мне пациента! Больше ноги их здесь не будет! Можете быть спокойны, пока вы находитесь здесь на лечении – вас более не потревожат. Отдыхайте. Вам еще предстоит ряд процедур.

С тех пор мои будни превратились в нескончаемый круговорот одних и тех же действий: завтрак, таблетки, процедуры, обед, таблетки, реабилитационные курсы. В частности психиатр. С ним мы проводили чересчур много времени. В то время, как мое тело пришло в норму, и все врачи говорили, что я здоровее быка, психиатр лишь хмурился. В конце концов, он сказал, что, вероятно, у меня осталась травма, глубоко засевшая в мой мозг и негативно влияющая на выделение некоторых веществ и память. Выражалось это в полном отсутствии эмоций. Я не испытываю ни страха, не злости, ни грусти, ни радости, ничего. Ко всем прочим «недугам» мне приписали еще и брадикардию.

Впрочем, это не помешало им вскоре меня выписать. Я вышел из больницы лишенный эмоций, с болезнью «небьющегося сердца» и потерявший память обо всей своей прошлой жизни. Вероятно, это было сделано под давлением Министерства, которые связались со мной сразу же, как я покинул стены местной больницы.

–Мистер Холо Кравц? – Прямо у парадного входа стоял черный автомобиль и широкоплечий мужчина в костюме рядом с ним. – Кое-кто хочет увидеться с вами. Прошу сесть со мной в машину. Можете не волноваться – эта встреча пойдет на пользу всем нам.


Глава 1.


Время тянулось предательски долго. Пока зиму сменяла весна, а лето – осень, для меня это все оставалось одним бесконечным днем. Бесконечным и бессмысленным. Прошло уже достаточно много времени с моей выписки из больницы. Сколько же точно? Это не так уж и важно. Мои болезни так и не были вылечены, хотя я и получал всевозможную поддержку от лучших врачей мира. Все они в конечном итоге лишь пожимали плечами – наука бессильна. А моя жизнь с того момента действительно походила на Ад.

«Бзз… Бзз…». – Сотовый разрывался от входящих вызовов, а у меня не было ни малейшего желания их принимать. Я лежал на траве в тени старой березы и смотрел на безмятежно плывущие облака. Это помогало отвлечься. Всего несколько минут без боли в груди были для меня спасением.

Мне не нужно было смотреть, чтобы понять, кто звонит. Совсем скоро я услышу приближающиеся шаги, а после – выслушаю пару лестных выражений в мой адрес. Такой уж был характер у моего напарника. Партнера. Коллеги. Как бы сильно я не хотел считать ее другом – не мог.

Мы познакомились почти сразу же, как меня официально приняли в организацию, и с тех самых пор она со мной нянчится. Не знаю: по своему желанию, или по указанию руководства, но факт есть факт. В нашу первую встречу она представилась «Сарой» и не произвела впечатления профессионального агента – вела себя весьма застенчиво и, можно сказать, по-детски. Меня приставили к ней как «рядового агента», с поправкой на мои особенности.

Если бы я мог удивляться – я бы наверняка удивился, что такая нежная девушка может убивать врагов министерства, не поведя бровью. Но ей предстояло курировать меня на ближайших операциях. Так называемая «проверка». Где же это было? А! Заснеженные склоны Замальских гор. Весьма привлекательное это было место, жаль только снегом заносило.

Сара в тот вечер самолично отправила на тот свет полсотни жизней. Она словно…. перевоплотилась. Во что-то бессердечное, беспощадное и бесчувственное. Этот контраст было трудно не заметить: всего час назад она сидела в вертушке и восхищенно осматривала горные хребты под нашими ногами. Ее глаза сверкали и жадно всматривались в новые дали. Она улыбалась – искренне и с бесконечной доброй – и смеялась над каждым моим словом, которое казалось ей неуместным. А потом мы сошли с нашего транспорта, она сделала глубокий вдох, и все эмоции исчезли с ее лица, словно их там никогда и не было. Ни один мускул не выдавал в ней сочувствия, сомнения, страха или жалости.

Она и ее винтовка сеяли смерть везде, докуда дотягивались. Люди падали замертво, истекали кровью, а ее рука даже ни разу не дрогнула. Она убивала и стариков, и женщин. Если бы ей приказали – убила бы и меня, несмотря на то, что мы совсем недавно сидели рядом и мило «болтали».

А в конце операции она снимала эту маску бесчувственности, и на ее лице вновь сияла улыбка. Она была все такой же доброй, прекрасной и сильной. Но искренности в ней было уже меньше. Это отчетливо читалось в ее глазах, которые привычно сдерживали слезы, которые были полны грусти. Но она продолжала радоваться окружающему ее миру, несмотря ни на что.

Так это видел я – человек без чувств. Какой она видела себя, оставалось загадкой.

Сара тоже присматривалась ко мне. Ее стеснение быстро пропало, а вместе с ним и пропала всякая тактичность. Она спрашивала, что во мне такого особенного, что Вирикс лично порекомендовал меня. И, не получая ответа, начинала дуться. Ее любопытство не знало границ. Но, видимо, ей была приятна моя компания, раз она таскалась со мной везде и всюду – даже в больницы. Конечно, в лечении участия она не принимала, но все пыталась выяснить, что же со мной «не так».

Сколько стран мы посетили? Сколько городов? Все время в движении, без остановок, без отдыха. Задание, перелет, больница, анализы, осмотры, перелет, задание…. И так по кругу. За столько времени она привыкла ко мне окончательно. И я находил для себя много интересного и нового в этом человеке: Сара очень ярко выражала эмоции, а я наблюдал за ними и пытался понять – «Как же она это чувствует?!». Моя полная противоположность. И теперь эта противоположность срочно пыталась меня отыскать, пока я дремал в сени деревьев.

Погода в последние дни стояла просто восхитительная. Теплое весеннее солнце прогревало замерший после прохладной ночи воздух. Капельки росы блестели в его лучах, отражая их множеством красок. Над ухом жужжали насекомые, в траве ползали жучки и работники-муравьи, стрижи разрывали небеса своими пронзительными криками. Редкие для человека минуты спокойствия. За все время моих путешествий это было чуть ли не единственной отрадой. Сбежать. Сбежать подальше от людей. Сбежать сюда, к природе. В какой бы точке мира я не находился. Не то, чтобы это вызывало у меня какие-то чувства, нет – это невозможно, просто я начал ценить спокойствие и уединение. Не знаю, думал ли «прошлый я» о том же?

–Сэр, где вы?! – откуда-то донесся крик. Я устало вздохнул, поскольку кончилась мои драгоценные тишина и покой      . – Сэр! Отзовитесь! Ау! Я знаю, что вы здесь! Ах, вот вы где! Почему вы не отвечаете на звонки?! Вы знаете, что каждый раз, когда вы сбегаете, то по голове получаю я?!

–Прости, Сара, кажется, батарея села. Забыл поставить на зарядку вчера. – Соврал я, переводя взгляд на своего напарника. Сара была молодым, подающим большие надежды агентом. В будущем она должна была стать ведущим специалистом министерства, командиром, а если продолжит стараться, то и главой. Так о ней, по крайней мере, говорили. Мне же казалось, что в гробу она видала должность главы и все из этой должности вытекающее. Об этом так и кричали ее глаза, которыми она сейчас как раз дырявила меня.

–Конечно! Батарея села! Я сейчас вам так сяду! И почему вы не можете хотя бы в мой отгул спокойно посидеть в отделении?! – Ее голос звучал грозно, но в нем не слышалось ни капли злости.

–У тебя отгул? Так что ты делаешь здесь?

–Как что? Адам не смог дозвониться до вас и, естественно, отправил за мной! Ведь «Только Сара понимает, что твориться в голове у этого придурка»! Как меня все это достало, Холо…

Она опустилась на траву рядом со мной и подтянула ноги к груди, обнимая колени. Как и всегда она соблюдала дресс-код, но строгий костюм лишь подчеркивал ее выдающуюся красоту: пиджак поддерживал грудь и обтягивал тонкую талию; белая рубашка, расстегнутая сверху, демонстрировала нежную белую кожу; на длинных стройных ногах были надеты брюки. Золотистые волосы она почти всегда собирала в хвост, оголяя длинную тонкую шею. Сложно представить, что такая милая и хрупкая девушка когда-нибудь встанет среди лучших. Еще более трудно – что ей приходится присматривать за мной.

–Скажите хотя бы, что на этот раз вы тут разглядели? – Глаза у нее тоже были золотистые, под цвет волос. В них всегда виднелся озорной огонек и неугасимая жажда. Жажда знаний, жажда действия. Они были искренними и яркими. И этими глазами она теперь смотрела вверх, на самое небо.

–Ничего такого. Просто небо.

–Просто небо… – Она устало вздохнула. – Так какого черта вы все еще сидите здесь и смотрите на «просто небо»?!

–Пришли новые указания?

–Да.

–Куда мы теперь?

–На юг. В пустыни. Может, хоть там вы не станете убегать и валяться в песках под палящим солнцем!

–Пустыни, значит… Что, не нашлось других кандидатов на это дело? Адам же знает, в последнее время у меня…. Не складывается.

–Вы сами знаете причину. В операциях подобного рода лучше нас не найти.

–«Подобного рода», ха? – Я, наконец, поднялся. – Как ты думаешь, красивые у них рассветы?

–Какая разница? – Она потупила взгляд. – После ваших операций они всегда одинаковые.


****

Вокруг была темнота. Непроглядная, липкая тьма. Она окутывала меня, капала на плечи, облизывалась, как голодный пес на добычу. И я уверен, что у этой темноты были глаза. Те самые, что смотрели на меня сейчас. Что смотрели на меня тогда. Холодные и пустые.

Я чувствовал их взгляд на себе. По коже пробежали мурашки, а на спине выступил холодный пот. «Я умру» – подумал я на секунду. – «Я, правда, умру». Но успокоился и взял себя в руки. Смерть теперь меньшее, что меня волнует. Я сделал шаг. Затем еще один. И еще. Я шел и чувствовал, как темнота стекает с моих плеч, словно слюни, чувствовал, как она пульсирует в моих венах, заменяя кровь. Чувствовал на себе холод того ненавистного взгляда. Но продолжал идти. Вперед. Туда, где меня ждала она.

Мир вокруг скалился, щерил клыки. Я ощущал на себе его зловонное дыхание. Дыхание смерти. Да, я чувствовал его множество раз: запах крови и страха. Но постепенно к нему добавлялся и запах гари. Тьма медленно отступала и прятала свои клыки. Больше она не рычала. Скорее скулила, как побитая собака. На смену холоду пришел жар. Обжигающее пламя разливалось повсюду, вздымалось в небеса, сжигало тьму. Его языки танцевали, склоняли ко мне свои лепестки, облизывали руки. И открывали путь. А я все шел вперед – к ней.

Она стояла на том же месте, где и всегда. Холодная и пустая, словно кукла. Лед ее кожи отгонял огонь, управлял им. Она вдыхала дым и выдыхала тьму. Одежда обнимала ее тело, прижималась, пыталась согреть, как мать свое дитя в морозную ночь.

–Это все твоя вина! – Кричал я и не слышал своего голоса. – Слышишь меня?! Твоя! Верни мне! Верни мне то, что мое по праву!

Она вздрогнула, словно ее насильно вырвали из плена собственных мыслей. Подбородок дернулся, и она повернулась. На губах у нее стояла улыбка. Холодная. Бесчувственная. Она смеялась надо мной. Над моей слабостью. Но не удостоила меня даже мимолетного взгляда.

–Посмотри сюда! Взгляни на меня! Ты! Смотри, что ты сотворила!

Ее рот скривился, и я почувствовал, как все мое тело объял жуткий холод. Невыносимая боль сковала сердце, и я рухнул на колени. А секундой позже…

Я проснулся в своей постели. Грудь разрывало от боли, словно сердце собиралось проломить мои ребра изнутри и выпрыгнуть наружу. Боль застилала глаза и лишала зрения. В ушах звенело. Тело не двигалось, лишь руки в припадках хватались за грудь, пытаясь докопаться до источника этих пыток. Я собрался с силами и дернулся в сторону края кровати. Я не почувствовал как упал – просто вдруг оказался на полу. Надо найти лекарство. Срочно. Я шарил рукой по тумбочке в поисках инжектора, но не мог нащупать.

Плечо пронзил резкий болезненный укол, и приступ отступил. Я обессилено перевернулся на спину и облокотился на кровать. По всему телу стекал пот, а в груди все еще чувствовались отголоски бушевавшей внутри боли. В глазах все двоилось, но я и без того знал, кто мне помог.

–Сара…

–Молчите! Лекарство еще не полностью подействовало. Вот, присядьте. Что с вами случилось? – Ее голос звучал обеспокоенно.

–Ничего… Ничего, все нормально. – Заверил я ее.

–Я слышала, что у вас «небьющееся сердце», но прямо сейчас на приборе пульс был в районе сотни! Из-за чего? Вам приснился кошмар?

–Ну, что-то вроде того. Может, расскажу как-нибудь. Лучше скажи, как ты здесь оказалась? – Она была одета не так, словно только вскочила с кровати, а уже полностью соответствуя стандартам министерства.

–Время, мистер Холо! Пора выдвигаться.

Эмоции с лица Сары испарились, словно ее подменили. Сейчас она была похожа на каменную статую, признаки жизни в которой выдавал лишь блеск глаз. Что поделать – профессионал он и есть профессионал. Даже если только внешне.

–Ты пойдешь со мной или предпочтешь остаться? Можешь занять удаленную позицию и прикрывать мою спину. Там может быть жарко.

–Мистер Холо. Я не ребенок и не девушка-гражданский. У нас приказы. – Тон ее голоса не принимал никаких возражений. Да и не то, что бы у меня было желание возражать.

–Поступай, как знаешь. Дай мне пару минут переодеться.


Глава 2.


Мы приближались к небольшому городку, расположенному в глубинах пустыни около одного из многочисленных оазисов. Пустынные города, в частности маленькие, резко отличались от привычных нам, расположенных в средних широтах. Неровные здания, казалось, были слеплены из песка или выдолблены из песчаника. Ненадежные, хлипкие. Улочки, пока на них не расстилался базар, были весьма широки и ухожены. Многочисленные покровы свешивались над проулками, окнами и проходами, служившими дверьми. Странно, как здесь не процветала преступность, когда вместо того, чтобы поставить железную или хотя бы деревянную дверь, люди вешали занавески. Никогда не понимал народы песков. Странные люди. Не знают понятия «личного пространства», не умеют говорить тихо или отступать от своего мнения. Словно произошли не от обезьян, а от упертых баранов, все время пребывающих в гоне.

Электроэнергией город питали солнечные батареи. Их количество было невелико, поэтому энергия уходила на первостепенные нужды, а значит, ночью город не освещался никак. Нападений в пустынях можно было особо не бояться, раз в месяц забредет стая дикий зверей или кочевников, следовательно, нужды в большом гарнизоне не было. Защитниками города служила дюжина мужчин, обученных стрельбе.

–Цель? – Спросил я напарницу.

–Полное уничтожение. – Отскочило от зубов у Сары.

–Чем же провинились эти люди, живущие на самом крае мира в непригодной пустыне? – устало вздохнул я.

–Министерству они мешают. Наша работа не задавать вопросы, а исполнять приказы.

–Какой вышколенный ответ. Ну что ж, попробуем по-тихому?

–Здесь не должно остаться ни единого следа нашего присутствия. Как именно нам от них избавиться – решай сам.

–Хм, что ж…. Думаю, ничего странного, если в жаркой пустыне вдруг начинается пожар? Займи позицию повыше и следи за периметром. Любого, кто попытается сбежать – убивай без колебаний. За это отвечаешь головой.

–Вам просто лень гоняться за ними? – Прыснула она. – Так точно.

После этих слов она упорхнула в темноту. Я поднял глаза к небу. Ночь была безлунной, света звезд едва хватало даже на то, чтобы разглядеть собственные сапоги. Прекрасная ночь.

Я вошел в город и, не задерживаясь на улице, вошел в первый же дом. Двигаться следовало бесшумно. Проснуться хозяева – поднимут ненужный шум. Благо, полы были не деревянные, а значит и скрипеть не будут. На первом этаже спали мужчина и женщина. На втором четверо ребят. На третьем одинокий старик. Не знаю уж, в чем их вина, но я постарался хотя бы смерть их сделать быстрой.

Я поднялся на крышу и осмотрелся – не видно ни зги. Первым делом надо найти вооруженные посты и патрули. До рассвета четыре часа. Один дом за другим, я проходил и оставлял на полу лужи крови. Одного за другим выцеплял из темноты защитников. Все шло хорошо. До тех пор, пока я не вошел в дом человека, страдавшего бессонницей. Прежде, чем он закричал, я воткнул метательный нож ему в глотку, но шум рухнувшего тела и хрипы разбудили весь дом. План «по-тихому» был провален весьма рано. Я мысленно извинился перед Сарой, на которую неожиданно свалилось чересчур много работы.

Город проснулся и впал в панику. Единственный плюс – больше можно было не прятаться и не красться, подобно крысе на ночной кухне. Можно убрать нож и достать более практичное оружие. Огнестрельное. Дальше все понеслось как в тумане: люди, крики, запах пороха и крови. Мелькали дома, комнаты, крыши. Сменялись лица, одежды. Слышались слова проклятий и мольбы о пощаде. Но приказ есть приказ: «Полное уничтожение». Не в моем праве оспаривать приказы сверху.

Где-то в воздухе грохотали выстрелы винтовки Сары. Она не замолкала до тех пор, пока не затих последний голос. Наконец, можно было выдохнуть и осмотреться. В нос бил ужасный запах смерти, крови, мочи и блевоты. Под моими ногами лежала девушка. Еще теплая. С приятными чертами лица, в ночной маечке и с маленькой дырочкой во лбу, из которой натекла уже приличная лужица. Оглянувшись, я увидел длинную улицу, уложенную многочисленными трупами. Самые разные люди, разного возраста и сословия лежали в совершенно разных позах. Среди тел людей виднелись и животные. Не помню, когда я успел выстрелить в сторожевых собак. Видно, рефлекторно. Прибор показывал пульс – сорок восемь. До рассвета осталась пара часов.

–Нужно проверить все дома на наличие выживших. – Сказала мне спустившаяся с верхов Сара. По ее виду нельзя было сказать, как она относится к зрелищу перед ее глазами.

–Не обязательно. – Я достал из кармана пачку сигарет и старенькую зажигалку. – Просто сожжем здесь все до основания.

–Как вы собираетесь сжечь песок? – Скептически скривила она лицо.

–Знаешь, Сара, нет ничего, чего бы не поглотило пламя. – Я прикурил сигарету и выдохнул горьковатый дым в воздух.

–Курить вредно. Это плохо скажется на вашем здоровье.

–Меня это не волнует. Тебе стоит или покинуть город, или вернуться на старую позицию – мало ли кто сбежит.

–Я побуду с вами.

Я взглянул на нее, но не увидел на лице даже проблеска хоть какой-то эмоции. Она была погружена в выполнение миссии. На ее время она переставала быть человеком, вот какой вывод я мог сделать.

Мы пошли по улице, по пути поджигая один дом за другим. Совсем скоро пламя вздымалось до небес, кралось за нами, облизывая пятки. Кровь зловеще сверкала в его сиянии. На лицах мертвых людей играли тени. Тени, что темнее этих, застыли в глазах моей напарницы. Невольно я вспомнил преследующий меня сон, и мое единственное оставшееся воспоминание – море огня и запах смерти. Пламя, рычащее, словно дикий пес. Жар, что плавил саму Луну. И девушку, стоящую посреди этого ада. Я попытался вглядеться в ее силуэт. Разглядеть каждую мелочь, любую незначительную деталь.

–Эй, Холо! – Помахала перед моим лицом Сара. – Ты куда отключился?

–Задумался. Что ты хотела?

–А ты не слышишь? Плачь.

Я прислушался. И, правда, в одном из домов позади нас, не до конца поглощенным пламенем, плакал ребенок. Младенец.

–Он и так уже сгорит. Пойдем дальше. – Сказал я и продолжил шаг, но Сара схватила меня за руку. Ее охватила странная бледнота.

–Это всего лишь ребенок. Ребенок, который вот-вот сгорит заживо!

–У нас приказ уничтожить всех. Мы не можем его спасти. – Ее лицо вновь приобрело человеческие черты. На нем читалась жалость. А глаза стали походить на щенячьи.

–Я знаю…. Знаю, просто!.. Мы можем хотя бы лишить его мучений! Холо?

–Ха-а… – Вздохнул я. – Можешь войти и пристрелить его. Только быстро и осторожно, здание может обвалиться.

Она не сдвинулась с места. Стояла, как вкопанная, и разглядывала свои ноги. Сейчас она не походила на «идеального агента». Что за чувство ее сковало? Страх? Сожаление? Сочувствие? Я не знаю. По всему ее телу пробегала мелкая, едва заметная дрожь. Сильная и гордая девушка вдруг стала маленькой беспомощной девочкой.

Я обернулся на стену из пламени, оставшуюся позади нас. Оно рычало. Оно кричало, звало нас. Оно извивалось и игралось. Такое же горячее и такое же безжалостное, как в тот день. Только хаотичное, неприрученное. Можно ли приручить пламя? Думаю, она бы смогла.

Я сделал шаг и вошел в это море огня. Шел на звук. На крик. Крик муки, крик страха. Невыносимой боли, предательства и непонимания. Младенец ворочался в люльке на втором этаже. Огонь уже подкрадывался, тянул свои языки к кроватке. Он чуял молодую плоть. Чуял кровь. Подойдя к кровати, я взглянул на плачущее дитя внутри. Ему было пару месяцев отроду. Я взвел курок и нацелился на маленькое тельце.

–Прости, я ничего не имею против тебя. Но твои друзья в чем-то повинны.

Младенец вдруг стал успокаиваться и взялся обеими руками за дуло пистолета. Вместо отчаянной гримасы на его губах расцвела улыбка.

–Ты не боишься смерти? – Спросил я его, как вдруг боль сковала мою грудь. Голова раскалывалась на части, а в сердце словно разрасталась огромная черная дыра. И перед глазами стояло лишь пламя. Пламя и она.

Она стояла прямо передо мной и смотрела своим холодным, безжизненным взгядом. Я не видел глаз, но отчетливо чувствовал на себе их касание. На губах у нее стояла все та же непроницаемая улыбка. Губы вдруг дернулись и прекрасный голос произнес:

–Ты не боишься смерти?

–Прочь из моей головы! – Закричал я, всеми силами стараясь переключить мысли. Я знал – стоит мне прекратить вспоминать, и боль уйдет. Кажется, в припадке я выпустил почти всю обойму в мираж, созданный моим мозгом. Но это не помогло. Она все еще стояла здесь, передо мной, и кривила эту дьявольскую улыбку.

–Холо! Холо, что с тобой?! Я слышала выстрелы! Холо!

–Отдай их. Верни… – Говорил я сквозь боль, стиснутые зубы и бред.

–Холо, очнись ты уже, наконец! Где же инъектор?!

Боль отступила, и я обессилено рухнул на пол.

–Пламя подступает! Нам надо уходить! Вставайте, я закончу с малышом и догоню вас! – Одной рукой она пыталась поднять меня на ноги, а второй доставала пистолет.

–Нет. Стой. Я это сделаю.

Ноги были ватные и отказывались слушаться, но подняться я смог. Мир вокруг слегка пошатывался и множился. Я чувствовал, как колотится мое сердце. Прекрасное чувство. И до ужаса паршивое. Я поднял пистолет и быстрым движением оборвал еще одну, последнюю на сегодня жизнь.

****

Мы шли до тех пор, пока черный дым не слился с темнотой ночи. За все это время Сара не произнесла ни слова. Шла, погруженная в свои мысли, а я не отвлекал ее. Мне самому было о чем подумать. Сердце вновь успокоилось и вернулось к привычному ритму. Ничто в этом мире не могло заставить его биться. Никто, кроме нее. Поэтому эти минуты невыносимой муки были для меня как наркотик. Я мог почувствовать себя живым.

Над нашими головами горели многочисленные звезды, собирающиеся в причудливые созвездия. Горизонт за нашими спинами потихоньку разгорался, предвещая рассвет. Было бы хорошо сейчас прилечь и привести голову в порядок. В тишине и покое.

–Мне надо доложить начальству. – Сказала Сара. – Подождите меня здесь, пожалуйста. У меня нет настроения вас искать в этих песках.

Как только она отошла, я, конечно же, отправился искать место, где можно с удобством расположиться и посмотреть на звезды. Нагретые днем пески отдавали тепло похолодевшему воздуху и так и манили прилечь. Все равно у нас есть некоторое время, прежде чем за нами прибудет вертолет. Я расположился на одной из дюн. Пустыня показалась мне большим покрывалом, неловко накинутым на теплую постель. Правда, долго в тишине мне побыть не удалось.

–Кажется, я ясно дала понять, что не намерена искать вас. – Совсем беззлобно сказала моя напарница, нависая надо мной.

–Тем не менее, ты меня нашла.

–Что вы на этот раз здесь рассмотрели?

–Просто звезды.

–Как у вас всегда все просто…

В воздухе повисла неловкая тишина. Я смотрел вверх, а Сара уткнулась носом в колени. Ее голос звучал удрученно. Да и сама она выглядела понурой. В своей грусти она была… красивой.

–Мистер Холо, можно… вопрос?

Я не стал ей отвечать.

–Как вы можете все время оставаться таким? Спокойным, невозмутимым, собранным? Ваша рука не дрогнула ни разу за все время, что я вас знаю. А на лице не появлялось ни единой эмоции. Как мне стать хоть чуть-чуть похожей на вас? – голос ее дрожал.

–У меня несколько иной случай.

–Я знаю. Я заметила и еще…. я слышала… слухи. О вас. – Она пыталась аккуратно подобрать слова, что было ей не свойственно. Что это на ее лице? Страх? Беспокойство? Я всматривался и не мог понять. – Но это всего лишь слухи. Как я могу им верить?

–Я не знаю, что ты слышала. Хотя мне кажется, что они правдивы по большей части. Но мы говорим о тебе.

–Я не знаю… Я привыкла убивать. Мои руки, как и у вас, по локоть в крови. Но мое сердце разрывается от боли. – Она спряталась поглубже в свои ноги, словно боялась, что я увижу ее слабость. – Я могу убить мужчину. Могу женщину. Могу оборвать жизнь старика и придушить животное. Но ни в чем неповинные дети, которые…. – Мне показалось, что последние слова попросту захлебнулась.

–Закрой свое сердце. Не в моем праве говорить тебе, что правильно, а что нет. Но я знаю, что в тебе достаточно сил, чтобы добиться всего. Возможно, то, что ты чувствуешь, и делает тебя человеком. Отличает тебя от…. – Я прервался: «От кого?».

–От кого? – Спросила она, когда поняла, что я не продолжу.

–Ни от кого. Забудь.

–Холо, я провела с вами достаточно времени. – Она подняла голову и посмотрела на меня. Она всегда смотрела так на других людей. Взглядом полным силы, сочувствия и любви. Ее глаза словно кричали, что могут помочь, что хотят помочь. Сара всегда хотела спасать окружающих ее людей, хотя спасение, возможно, было необходимо ей самой. – Это как то связано с вашими припадками?

–…

–Я покопалась в архивах министерства. Информация о вас не засекречена. Там сказано, что вы единственный выживший в страшном пожаре. Ваши припадки – что-то вроде посттравматического синдрома?

–Я не знаю, Сара.

–Они учащаются. Болезнь прогрессирует. Почему вы взялись за эту работу, когда она вызывает у вас такую реакцию?!

–Просто, так вышло. – Соврал я.

–Холо! Я имею право знать!

Мне оставалось лишь устало вздохнуть. Это не было тайной. И не то, что бы мне было неприятно говорить об этом. Просто ее плечи казались мне такими маленькими и слабыми, чтобы класть на них еще и мои проблемы.

–Я просто хотел почувствовать хоть что-то.

–Значит, вот по какой причине вы посещали больницы…

–Верно. Я ничего не чувствую.

–Может, вам стоит…

–Ты сама являешься свидетелем моих попыток. Мы через многое прошли вместе, Сара, ты должна понимать. Ты видела лица докторов. Я не человек, Сара. Уже давно перестал им быть. Я робот, идеальный солдат, без лишних мыслей и эмоций. Для меня весь этот мир один большой кошмар. Ад наяву. – «И пора…. Пора бы ему уже или закончится, или окончательно поглотить меня» – подумал я про себя.

–Вы не правы….

–Что?

–Вы не правы! Вы врете. Только неясно кому: себе или мне. Признайтесь же, что это так! Если бы это было правдой, вы бы не просыпались от кошмаров! Ваш пульс не подскакивал бы до сотни! – Она вдруг успокоилась. – Знаете, это как то странно. Единственный человек, который выжил в пожаре. Целый город был предан земле за одну единственную ночь. Если бы это был пожар – люди бы смогли сбежать. Отчего напрашивается вывод: о чем-то умалчивают. И вы что-то видели в тот день во время пожара. И у вас было что-то, что позволило вам выжить. Так почему же вы сейчас врете?

Я не нашел, слов, что удовлетворили бы ее.

–Знаете, я всегда видела вас сильным и невозмутимым. Я и сейчас вижу вас таким. Пусть вы ни разу не улыбнулись. Пусть ни разу не загрустили. Ваш взгляд всегда оставался для меня загадкой. Теперь я понимаю, что в нем было такого. Я словно смотрю в пустое стекло. Безжизненное и бездушное. Мне больно видеть вас таким, Мистер Холо! Я просто хочу помочь…

–Вертолет. – Сказал я, поднимаясь и вглядываясь в горизонт. – Утри слезы и пойдем. Нельзя, чтобы в таком состоянии тебя увидело начальство.

Я ушел вперед, оставив Сару позади. Я не хотел ее разочаровывать, просто есть вещи, о которых лучше не знать. Это только мой – мой личный Ад.

Сара опустила голову на колени. Она чувствовала, как сжимается в груди уставшее сердце. Это чувство было ужасно. Багровое солнце осветило пустыню. Все небо было алым. Казалось, что сами пески окрасились кровью в его лучах. Она встала, слегка дрожа, и взглянула на рассвет. Он отразился и отпечатался в ее глазах, как и многие до него. Наконец, девушка собралась с силами, развернулась, и пошла к своему напарнику, шепнув себе под нос:

–Очередной кровавый рассвет…. После вас они все одинаковые, мистер Холо…


Глава 3.


Нас отправили в секретное отделение, расположенное под лесами Эвелона. Не самая ближняя точка, что могло означать две вещи: нам хотят сразу дать новое задание в этом районе, или же хотят представить какой-то крупной шишке. За все время пути Сара не произнесла ни слова. Даже больше – ни разу на меня не взглянула. Должно быть, крепко обиделась.

Когда мы прибыли к подступам леса, вертолет опустился. На месте посадки нас ожидал менее заметный транспорт. Если, конечно, таковым можно было считать самоходные машины последнего поколения. Черные как смоль, невероятно быстрые и до одури дорогие. А еще достаточно шумные, если вдруг за рулем окажется не профессионал. Понятие скрытности в верхах явно отсутствовало. Но такой эскорт наводил на определенные мысли.

Перед началом движения Саре надели глазную повязку. Она не сопротивлялась. Ни один мускул не выдал ее смятения, хотя удивляться было чему – министерство потеряло к ней доверие. Но не окончательно, раз ее все же посадили в машину. Всю оставшуюся дорогу мне оставалось любоваться видами да гадать, кому мы вдруг понадобились.

За тонированным окном мелькали вечнозеленые секвойи. Меж плотной кроны пробивалось полуденное солнце. Яркие лучи, столпы света, опускались с неба на усыпанную листьями землю. Этот лес хранил в себе атмосферу древности, девственности. Пусть до его сердца и добрались руки человека, но не изменили его. Даже в машине можно было ощутить запах свежей зелени и цветов, запах дикости и спокойствия. Потревоженные неожиданными гостями мелкие хищники разбегались и прятались по кустам. Птицы разлетались в разные стороны, разнося на весь лес весть: «Пришел человек! Будьте осторожны!». В их голосах не чувствовалось страха. Это был их дом. Дом….

А каким был мой дом? Я не помню города, в котором жил. Не помню соседей. Были ли у меня друзья? Жена или возлюбленная? Были ли живы и здоровы мои родители? Жил ли в моем доме кот? Как выглядели улицы, по которым я ходил в школу, институт, возможно, на работу? Был ли на моем пути парк с уютными скамейками и ненавистными птицами? Здоровался ли я с дворниками, когда выходил утром из дома, или просил кассира продать мне алкоголь без паспорта, потому что постоянно брал его в одном месте? Я не помню.

Нет, мне показывали снимки. Показывали дом, в котором я был прописан. Фотографии моих соседей и семьи. Показывали улицы, по которым я мог когда-то проходить. Мою школу и университет. Место работы. Только я не узнал их. Не узнал ни одного лица, ни единого места. Даже самого маленького переулочка. Все для меня было новым, незнакомым. И неважным. Ненужным. Но это хотя бы дает осознание, что я что-то имел в своей прошлой жизни. Я действительно существовал. Жил в том городе. Но все это ощущалось каким-то огромным обманом. Ложью.

Врачи говорили, что обычно люди чувствуют облегчение или радость, когда узнают, что у них были родители и друзья. Ну, после того, как теряют память. Конечно, они также чувствуют страх и печаль. Кто-то начинает плакать, а кто-то смеяться. Встречаются и исключения, но даже они вскоре возвращаются в привычный ритм. Улыбаются, грустят, тоскуют, скорбят. В моем же случае я не чувствовал ничего. Все эти люди остаются для меня чужими. Все эти места остаются далекими. Это не принесло мне облегчения и даже не легло на плечи тяжелым грузом. Само осознание того, что я ничего не чувствую даже не тяготит меня. Просто, было бы неплохо узнать, каким я был в прошлой жизни. Смеялся ли я с друзьями? Ругался с родителями? Радовался окончанию учебу? Опускал руки, когда что-то не получалось? Плакал ли, когда умерли мои предки? Этого мне не могли сказать. Не осталось ни одного человека, который знал бы меня прежнего. Чем я увлекался? Что и кого я любил? Чего терпеть не мог? Ради чего я жил, в конце концов? Я не знаю. И это незнание отдается болью где-то под ребрами. Сдавливает мое сердце. Душит.

Когда я потерял память, я утратил нечто ценное. Я чувствовал это. Это словно…. В моем сердце зародилась огромная черная дыра. Пустая. Раньше она была заполнена воспоминаниями, но теперь пустует. Я человек без прошлого. А без прошлого я не вижу будущего. И эта пустота она растет. Пожирает меня изнутри. Тысячи насекомых роятся в моей груди и жрут. Жрут и жрут без остановки, стремятся вырваться наружу.

–Приехали.

Я и не заметил, как мы въехали в туннель. Пропустил, как оказались на подземной парковке. Все уже вышли из машин и теперь ждали только меня, сидящего и погруженного в свои мысли.

–Все в порядке, сэр? – Спросил меня один из сопровождающих. Я поймал себя на том, что все еще сижу на задних.

–А…. Да. Да, иду. – Заверил я и поспешно поднялся, чувствуя на себе пренебрежительные взгляды всех прочих окружающих. Сара старалась избегать меня взглядом.

Дальше был сплошной, казалось даже бесконечный, коридор, обделанный металлическими пластинами. Какие-то из них являлись дверьми, но так сходу, не зная, что и где искать, найти их было весьма трудно. Людей мы встречали немного. Пара исследователей и солдат проходили мимо нас то и дело лишь для того, чтобы сразу скрыться за поворотом. Если бы не сопровождение – вмиг бы мне здесь заблудиться, проходы были неотличимы друг от друга. Непонятно как здесь вообще ориентируются люди. Этот вопрос поглотил меня целиком, и отвлекся я, только когда наша процессия остановилась.

–Туда пойдет только он. – Грубым прокуренным басом проговорил громила, тыча в меня мясистым пальцем. – Оружие оставляем здесь. Все.

–Кто за дверью? – Поинтересовался я, снимая с себя кобуры и ремешки. Для вида я также вынул «спрятанный» ножичек. Но один небольшой, больше подходящий для накалывания фруктов, я оставил. Вдоль голени. Пусть лежит на всякий случай. Проверять меня все равно не собираются.

–За дверью и узнаешь. – Верзила был явно не настроен на разговор. Приглядевшись, я понял, что не знаю, что это за сотрудник. Видел его впервые. Он из этого отделения? Здесь я тоже раньше не бывал. – Вперед.

Он совершил привычное движение рукой, и проход открылся. Я шагнул в ярко освещенную комнату. Первые несколько секунд я не видел ничего – было слишком ярко. В обычной ситуации пришлось бы действовать сразу, но не сейчас. Они изучают меня. Эти самые пару секунд,что я недееспособен. Дверь позади меня закрылась, а глаза привыкли к свету. Помещение было небольшим и весьма скудно уставленным: в центре комнаты стоял массивный металлический стол с несколькими креслами вокруг, в дальнем правом углу стоял сейф. По потолку разбегались нити люминесцентных ламп.

–Присаживайся. – Мягкий мужской голос, наконец, разбил нависающую тишину. – Мы впервые видимся лично, ведь так?

На противоположной стороне стола в кресле расположился немолодой мужчина. С виду невысок, крепко сложен. Я бы даже сказал очень крепко. На голове виднелись залысины, обильно окропленные сединой. Рукой, на которой виднелось обручальное кольцо, он поглаживал небольшие аккуратные усы. Одет мужчина был в военную форму. Судя по нашивкам – маршал. Я знаю лишь одного маршала в нашем министерстве – маршала Вирикса. Он был печально известен своей импульсивностью. В пепельнице дымила дорогая сигара. Амбал-телохранитель за его спиной исполнял роль каменной статуи.

–До меня дошла информация, – он сделал паузу, мусоля предстоящее предложение, – что у тебя появились некоторые «проблемы».

–Это слухи. – Сухо отвечал я.

–Я работаю с фактами, а не со слухами, мистер Холо. Поэтому ответьте мне честно: в вашем исключительном мозгу появилась новая информация?

–Я уже давно рассказал вас все, что знаю. Из нас двоих явно не я утаиваю информацию.

–Повторюсь: «Я не работаю со слухами». Как только появятся какие-то факты о вашей цели – мы сразу сообщим. А до тех пор каждая крупица информации пойдет на пользу нам обоим. – Его голос звучал спокойно и сдержанно. Легкая хрипота, низкий тембр и плавность придавала некоторое очарование его речи.

–Вы все повторяете мне это из раза в раз уже много лет. Снова. И снова. Уходите от ответа, находите отговорки…

–Это не так просто. – Грубо перебил меня маршал, обстукивая сигару об бортик пепельницы и поднося ко рту. – Понимаете ли вы особенности вашего случая? Мне кажется, что недостаточно. Там, где «она» прошла, остаются лишь пепелища и бесчисленные трупы, ни одной живой души. Ни одной за все инциденты. Кроме вас. Если бы не предоставленная вами информация, Мистер Холо, то мы бы не знали даже о половой принадлежности виновника. Ситуация на мировой арене лишь накаляет обстановку – вот-вот начнется новая мировая война! Мы действуем на пределе своих возможностей. Прошу вас учесть это.

Вирикс сделал затяжку, прищурил глаза и выжидающе взглянул на меня.

–То есть, – начал я, – вы не узнали ничего, помимо того, что вам сказал я. Ничего. Не таким был наш уговор.

–А все, что остается нам – довериться словам безумца, крыша которого трещит по швам, и потерявшего память! – Весьма неожиданно он сорвался на крик. Его лицо слегка порозовело от приливающей крови. Амбал позади даже не вздрогнул. – Мы закончили с этой темой. Я вызвал тебя не для этого.

–В таком случае я самолично отправляюсь на поиски, раз вы оказались столь некомпетентны в единственном вопросе, который я вам предоставил. Я беру отпуск на неопределенное время. Прошу предоставить мне всю известную информацию о перемещении объекта.

Вирикс обильно затянулся, ненадолго задержал дыхание, и выпустил обильные клубы табачного дыма, пытаясь унять подступающую к горлу злобу, которой как раз должны были налиться его глаза. Но я не обратил на это внимание – его приковал к себе кончик сигары. Меня привлек маленький тлеющий огонек. Жар переливался, грузно переползал с зернышка на зернышко. Шептал. Он шептал, как он жалок. Он мог бы гореть. Мог быть огромным пожаром, вселять ужам, очищать, предавать земле. Но вместо этого он жжет табак для этой надутой свиньи, которая даже не представляет себе его величия. Огонек тлел. Тлел и шептал, что мы похожи. Ведь и я всего лишь тлею.

–…. не могу этого одобрить. – Донеслось до меня сквозь окруживший меня шепот. – Сейчас вы нужны как никогда.

–Вы не поняли меня. Я не прошу разрешения. Я ставлю вас перед фактом. Единственное, что вы можете сделать – дать мне информацию.

–К черту! – Маршал был более не в силах сдерживать себя. Он вскочил и со всей силы ударил по столу. На лбу у него выступила испарина, на руках прорезались пульсирующие вены, глаза вытаращились, а по всему телу пробегала мелкая дрожь. Он был очень зол. Амбал за его спиной не повел и бровью. – Твоя заносчивость перешла все допустимые границы! Ты не способен осознать свое положение! Твоя крыша не то, что протекла, она вконец провалилась! Пристрелил бы суку прямо на месте! Но нет…. Посидишь в карцере до следующей миссии, там, глядишь, мозги на место встанут. Грэг!

Каменная статуя, наконец, сдвинулась с места, подтверждая теорию, что она – все же живое существо, и направилась ко мне. Я вновь почувствовал, как стальные тиски сдавливают мою голову. Норовят лопнуть ее как яичко. Мир перед глазами помутнел, смазался, а затем и вовсе погас. В этой темноте горел лишь один огонек – тлеющий кончик сигары. Он угасал. Умирал. Медленно. Мучительно. Он шептал…. Нет! Он кричал! А я слушал. Слушал и вникал в его сладкое потрескивание.

Прикосновение, тронувшее мое плечо, вырвало меня из транса, и я среагировал раньше, чем успел это осознать. Взвизгнула сталь, рассекая воздух. Брызнула ярко-алая кровь, капельками оседая на моем теле. Бугай рухнул и превратился в такую же каменную статую, какой был до этого: молчаливую и мертвую, только теперь лежащую на полу. До того, как будет нажата кнопка тревоги или спущен курок карманного пистолета, я метнул ножичек в сидящего напротив мужчину. Металл с хрипом пронзил гортань. Небольшая речка крови побежала по шее маршала, увлажняя и окрашивая парадный мундир. В угасающих остекленевших глазах застыла смесь из злости, триумфа и удивления. Тело так и осталось сидеть на стуле, словно вместо крови из него вытекал клей.

Я громко выдохнул, пытаясь отогнать пульсацию, застилающую уши. Головная боль отступала. Придя окончательно в себя, я осознал ситуацию, в которой только что оказался. Доставая из внутреннего кармана сигареты, я подобрал тлеющую на полу сигару и прикурил от нее. Легкие спазмы еще сдавливали виски, но голоса больше не появлялись.

Дверь отворилась, и в помещение вошел амбал, стороживший вход, и все наше сопровождение. Серьезность на их лицах сменилась изумлением. Только Сара позади них тихонько вздохнула.

–Какого черта?! – Спросил телохранитель.

Могу представить эту картину со стороны. Два тела, лежащие на полу в лужицах крови и я, спокойно подкуривающий сигаретку, испачканный в красном. Свалить на то, что мы решили посоревноваться в выпивании красного вина – не получится. Очухавшись от шока, незваные гости вскинули пистолеты и направили их в мою сторону. А у меня, как назло, не было при себе больше никакого оружия.

–Так, ну и что же мне теперь делать? – Спросил я дым от сигареты.

–Руки за голову и лечь лицом в пол! Быстро! – Кажется, они не были настроены на проведение переговоров.

Далее произошло нечто неожиданное. Двое мужиков вдруг обмякли и тяжелым грузом свалились на пол. Воспользовавшись появившейся смутой, Сара выбила пистолет из рук третьего сопровождающего и прострелила колено четвертому. На мушке оказался последний – амбал. Небрежным пинком она подтолкнула в мою сторону пистолет.

–Что ты делаешь? – Задал я ей вполне очевидный вопрос.

–Спасаю вашу задницу, мистер Холо. Я надеюсь обойтись без убийств наших коллег, пожалуйста, примите это во внимание, как поднимете пистолет. – Сейчас передо мной была та самая «Агент Сара».

–«Твоих» коллег, Сара. – Ответил я, подбирая пистолет. – Я весьма неожиданно решил уволиться. Поэтому сейчас я твой враг. Тебе стоило бы пристрелить меня на месте.

–Идите к черту, Холо.

Прогремел выстрел. Безжизненное тело амбала легло рядом с остальными.

–Я же просила! – воскликнула Сара. – Теперь сюда сбежится вся база!

–Примерно на такое я и рассчитываю.


****

–Зачем вы это сделали?! – Лицо Сары прямо пылало благочестивым гневом. В ее влажных глазах бегали отражения пламенных язычков. – Мы могли просто уйти! Могли не проливать еще больше крови!

–Могли. – Согласился я. – Но тогда бы мы не получили ни крупицы информации.

–Но вы же все равно ничего не нашли!

–Отсутствие информации – тоже информация.

Позади нас бушевало пламя. Точнее, оно бушевало под нами. Благодаря тому, что база подземная, удалось избежать лесного пожара. По крайней мере, пока что, но думаю, что подмога скоро прибудет и приступит к активной борьбе с оным. Вход в туннель был заполнен оранжево-красными бликами. Взрывы, словно раскаты грома, эхом проносились между деревьев, подгоняя убегающих от опасности зверей. Вздрагивала земля.

–Зачем ты вообще мне помогаешь? – Я спросил ее.

–Вы, правда, желаете узнать?

–Не особо.

–Я так и поняла. – Устало вздохнула она. В ее глазах застыла печаль. Скорбь. Сожаление.

–Ты еще можешь вернуться.

–Мне больше некуда возвращаться, Мистер Холо. Теперь я, как и вы, буду объявлена в розыск. На всей планете не найдется места, где я смогу почувствовать себя в безопасности.

Я промолчал. Мне нечего было ей сказать.

–Тогда я пойду с вами. Возьмите, пожалуйста, на себя ответственность, раз уж испортили мне всю карьеру.

–Зачем? – Ее действия продолжали идти в разрез с логикой.

–Теперь я знаю, что вы ищете. И что потеряли. Я все еще верю в вас, мистер Холо. Я помогу вам. Я покажу, что значит чувствовать. Научу вас жить. Обязательно!

–Делай, что хочешь.

–Куда мы теперь?

–Туда, где все началось, – я взглянул на темное небо на востоке, – на мою родину.

–Далеко. – Прикинула в голове моя спутница. – Думаю, для начала не помешало бы сменить одежду. Эта вся пропахла дымом и пропиталась кровью. А еще я хочу принять ванну.

Я достал две сигареты и одну протянул ей. На ее губах расцвела улыбка, а в глазах поселилось тепло. Пусть все ее тело дрожало. Странная женщина.

–Вы же знаете – я не курю, мистер Холо. – Отвечала Сара, покорно принимая сигарету.


Глава 4.

Я снова оказался здесь. В месте, так меня тяготившем. Так манившем. Столь ненавистном и столь желанном. Я был один в море пламени и не видел ни черта. Я слышал смех, доносившийся плач. Я разбирал невнятное бормотание и не понимал яростных криков. Это был словно… один из кругов ада. Десятый круг. А может – первый. Кто разберет? Ведь он никогда не задерживается на одном месте. Мигрирует. Словно волчья стая загоняет обреченных жертв. Это был край безумия. Край злости и ненависти. Мои воспоминания. Мой сон.

Я без сил стоял на коленях, уткнувшись взглядом в пол. Мои руки тонули в черной воде. По ней бежала рябь, напускаемая лившимся с меня потом. Было тяжело дышать. Дым и смог обхватывали мое горло своими когтями. Терзали его изнутри, рвали на части. Глаза болели и бесконечно слезились. Мне так хочется закрыть их – но веки не слушаются. Все тело ощущает пышущий жар вокруг. Это настоящее пекло, несравнимое ни с какими парилками. Волосы на моем теле перепачкались пеплом и слиплись в засохшей крови. Я не могу унять дрожь. Она бежит и бежит по моему телу. Сотрясает меня до основания. Пробирается в отключающийся мозг. Уголки рта подрагивали в нервном припадке. Огни играли, блистали, подмигивали в отражении перед моими глазами. И меня накрыла тень.

Тонкая, хрупкая тень, наполненная изяществом и грацией. Безмолвной гордостью. Уверенной аристократической статью. Огни вокруг нее преклонялись. Скулили, рычали, дрожали. Ждали, когда их спустят с поводка, словно стаю легавых. В треске пламени слышался голод. Тень остановилась и прошлась рябью по лужице крови. Я поднял голову по немому приказу. Как же я хочу проснуться!

Она была похожа на снежную королеву из сказок. Прекрасная и опасная. Черный балахон, обнимающий ее тело, был темнее самое безлунной ночи. Он развивался на ветру, испарялся, поддавался дуновениям и, превращаясь в дым, уносился в небеса. Бледная кожа источала живительную прохладу, приносила покой уставшему взгляду.

– Ты. – Произнесла она бархатистым голосом, взглянув мне прямо в глаза. – Ты не боишься смерти?

–Нет! Уходи! Это всего лишь сон, просто сон! Мне нужно проснуться! Просто открыть глаза и проснуться!

Девушка опустилась на корточки рядом со мной и коснулась своей ладонью моей щеки. Кожу обожгло нестерпимым холодом. Невольно я вскрикнул, но пошевелиться был не в силах. На ее губах, казалось, сияла насмешка. Насмешка над маленьким и глупым человеком. В то время как лицо незнакомки не выражало ни капли эмоций. Оставалось таким же неподвижным и пустым, словно у изваяния. Кончики черных как смоль волос трепетали. Неусидчиво бегали по ее маленьким плечам. Тянулись ко мне. Щекотали. Дразнили.

Я собрал всю оставшуюся волю в кулак и закрыл глаза. Сжал веки до боли. И когда открыл – передо мной был лишь потолок гостиничного номера. Дышать было по-прежнему тяжело, словно дым из сна пробрался в комнату. Все тело дрожало в припадке, а пульсацию вен я ощущал от кончиков пальцев до самой черепной коробки. Рубашка пропиталась потом и прилипала к телу. Давила меня вниз, к кровати. Темный силуэт, в котором я не сразу признал Сару, навис надо мной с инжектором руках. Рывком я смог поднять свое безвольное тело и неуклюже сел. Движением руки я остановил Сару, пытающуюся сделать мне укол.

–Не надо. Больше не надо. Никаких лекарств.

–Но…. – Начала, было, она, но я прервал ее взглядом, не терпящим пререканий.

–Собирайся. Выдвигаемся сейчас же. – Я уже полностью поднялся и пытался нащупать рукой новую рубашку.

–Холо, тебе надо остаться и отдохнуть. Ты не спал уже несколько дней…. Руины никуда не денутся. Просто поспи. – Ее голос трепетал от волнения. Был тихим и волнующимся. Хорошо, что в комнате было темно. Не хочу видеть ее глаза.

–Я не хочу. Если ты так и будешь стоять – я уйду без тебя.

После этих слов она беззвучно вышла из комнаты, оставив за собой легкий аромат шампуня для волос и какое-то жуткое, мерзкое на моей душе ощущение.

Чертовы кошмары.


Пригород предстал перед нашими глазами в своем мрачном и неприветливом ожидании. Ожидании неясно чего и непонятно зачем. Он казался замершим где-то над пропастью между жизнью и смертью. Уже не живой, но еще не забывшийся в земле. Или мне только так виделось?

–Как здесь красиво! – Вздохнула восхищенно Сара, рассматривая окружавший нас лесок, покрывшийся яркими красками осени. – Ты что-нибудь чувствуешь, Холо? Ты дома! Наконец-то!

Небо над головой чернело злобными комьями грозовых туч. Осень наступала на пятки и дышала в шею уходящему лету. Птицы, почуяв приближающиеся холода, улетели поближе к теплу, оставив небо опустевшим и до ужаса тихим.

–Будет дождь. – Сказал я очевидную истину. Запах влаги и свежести уже разносился по округе. Свет отступающего солнца так резко контрастировал с чернеющим горизонтом. Придавал виду, раскинувшемуся перед нашими глазами, некую волшебность. Абсурдность.

Сара заворожено вглядывалась в затуманенную даль. Ее глаза пестрели красками жизни.

–Стоит вернуться в город, пока не промокли? – Спросила она, явно не собираясь из-за жалкого дождика лишать себя возможности насладиться окружающей красотой. Я почти уверен, что она еще надеется застать радугу, когда закончится ливень.

Я ничего ей не ответил и двинулся вперед.

Чего именно я ожидаю там – впереди? Что я хочу найти? Что почувствовать? Как бы хотелось найти ответы на эти вопросы в своем сердце. Горячем, полном жизненной силой сердце, которое бойко бьется, отбивая отсчитанные ему жизнью удары, сжимается от превратностей, предоставленных судьбой, ликует, как сердце Сары, при виде Жизни! Но оно лишь глухо барабанит в груди, словно стучась в старую прогнившую дверь. Медленно, вяло, с неохотой. С отвращением. И болит.

Холодный ветер трепал наши волосы, морозил кожу лица, обжигал своими бойкими порывами, словно хотел сорвать с нас всю одежду и забрать с собой. Черные тучи заволакивали небосвод. Под их тенью летали лишь черные вороны, чей грай эхом разносился меж запустевших, безжизненных деревьев с полупустыми ветвями, умирающими листьями, увядающей жизнью. Пожухлая трава бессильно прилегала к земле, склоняясь перед непобедимой для нее стихией. На миг воцарилась тишина: стих ветер, умолкли вороны, успокоились листья. Казалось, даже мы на мгновение перестали дышать, а сердца остановились. И в этой тишине прямо перед моими глазами на пути в город возник ее образ. Неосязаемый, словно сотканный из тумана, он шел прямо ко мне, но лишь бесконечно отдалялся. Я не мог разглядеть ее лица, сколько не напрягал зрения. Я видел покачивание ее бедер, манящие движения плеч. И был готов поклясться всеми богами – я был уверен – она улыбалась своей дьявольской насмешливой улыбкой. Пусть я даже не мог этого видеть – я чувствовал всем нутром! Мои уши слышали ее голос, разносящийся в гремящей тишине, словно стекающий каплями прямо внутрь моей головы. И когда мне почудилось, что я задыхаюсь – она растворилась в водопаде дождя.

Промозглый осенний дождь догнал нас. Забарабанил по листве, по нашим плечам, по дороге. Тишина, властвовавшая здесь мгновение назад, вдруг капитулировала. Сдалась под натиском отрезвляющих сознание капель, целым потоком ринувшим с усталого неба. Капли падали и разбивались. Падали и разбивались. И в полете своем они оставляли звон. Звон стекла.

–Какой ужасный ливень! – Вскрикнула Сара, когда пара дождинок попали ей за шиворот. – Знала же, что надо было купить зонт!

Она сняла пиджак и пыталась спрятаться под ним.

«Ужасный?» – Подумал я, приходя в себя и поднимая голову к небу. Нет. В звоне, наполнившем вдруг воздух, я слышал лишь усталость. Я вдруг осознал, что значит «плачущее небо». «Плачущее небо» – это не дождь, это не капли, падающие на наши головы из темных туч.

–Все… в порядке? – Спросила спутница, пытаясь заглянуть мне в лицо.

Сердце в моей груди сжалось, кажется, до размера арбузного семечка. Оно болело, безрассудно металось из стороны в сторону. Болело до скрежета в зубах, до судорог в мышцах. Оно кричало и норовило прогрызть себе путь сквозь тернии ребер наружу. Боль скапливалась в одну огромную каплю. Потом в следующую. И следующую. И разливалась в груди черной бездонной лужей. Так это чувствовалось. Боли становилось так много, что ее уже даже невозможно было почувствовать. Просто где-то внутри было огромное, черное, холодное пятно. В том месте, где раньше было сердце. Словно то самое черное арбузное семечко все же выросло в огромную черную ягоду и заледенело под морозным дождем.

Мы шли дальше, а серый безжизненный город наблюдал за нами из своих окон-глазниц. Провожал угрюмым и неприветливым взглядом до ближайшего поворота, а потом, устало вздохнув, звенел нам вслед ставнями. Было ясно с первого взгляда – мы здесь незваные гости. Все, чего хочет это место – забыться во времени, потеряться, утонуть в его песках, поэтому все окружение нетерпеливо следило за каждым нашим шагом, надеясь, что именно это движение уведет нас подальше отсюда.

Сколы гигантских каменных стен, разрушенных и обвалившихся, разочарованно нависли над запустевшими улицами. Ветер завывал в пустынных проходах, между обожженными кирпичами, дергал недогоревшие шторы и занавески. То тут, то там виднелись следы-шрамы, оставленные как пожаром, так и людьми: то были раскопанные ямы посреди дорог, недовыкорчеванные и обугленные пни срубленных деревьев, вены железных дорог, заставленные забытыми всеми порожняками. Остались здесь также и свежие следы, пример тому – массовое захоронение, которое мы встретили по пути. После того, как все тела извлекли из-под развалин, никто не захотел оставаться в этом проклятом месте вновь. Казалось, в воздухе все еще ощущался слабый запах гари и разложения. Конечно, это был лишь обман, ловко представленный мозгом, но этого было достаточно, чтобы на свет явился город-призрак.

–Узнаешь что-нибудь? – Спросила Сара, беспокойно оглянувшись на очередной шум.

Громыхнул гром, предупреждая о надвигающейся грозе.

– Нет. – Признался я, чувствуя странное покалывание в груди. Такое, которое бывает в случаях, когда ты что-то забыл. Что-то, чего забывать не должен был. Именно так я сейчас смотрел на проплывающие мимо улочки и домишки – они казались мне знакомыми, но при этом такими чуждыми. Даже отталкивающими.

–Мне здесь немного не по себе. – Поделилась она со мной мыслями. – Словно кто-то смотрит на нас. Мне даже мерещатся тени в темных окнах.

–Это игра твоего воображения.

На самом деле ей не показалось, но я не стал понапрасну ее пугать. Она все равно не поверит, что нас просто не желают здесь видеть.

Дождь барабанил все сильнее, по мере нашего продвижения вглубь разъеденных временем и огнем улиц, стекал в маленькие ручейки и собирался в огромные потоки – не было ливневок, которые бы уносили воду. Вместе с ними плыла грязь и бесчисленные обломки. Некоторые особо бурные потоки угрожающе пенились – могут снести здорового человека точно также, как весь этот мусор.

Было похоже, что дождь приносит облегчение всей этой разрухе. Омывает старые раны, разносясь по веренице улиц, словно кровь по венам. Успокаивает тени.

Так видел я, как черные провалы окон вдруг неожиданно просветлялись, смывая с себя черную краску траура, хранимого ими долгие годы. Смолкли недовольные скрипы, затих раздраженный гул. Со стен, вместе с дождем, стекала усталость, и здания неожиданно находили в себе силы простоять еще немного дольше, прежде чем рухнуть под тяжестью памяти. Вместе с ними и мне показалось, что идти становится легче.

Но это продлилось недолго.

Прямо над нашими головами сверкнула молния, ослепляя и распугивая то спокойствие, настигшее город. Вновь в старых провалах зашевелились тени, беспокойно затрещали деревяшки и загудели в негодовании бетонные плиты. Оглушающий грохот пронесся по улицам, многократным эхом отражаясь от руин. Он залез в каждую щелочку, пробрался в каждый дом, разбудил каждого призрака, которого затаили разрушенные строения. И все они повылазили наружу. Завыли вместе с взбушевавшимися ветрами. Загремели вместе с обсыпающимися камнями и расслабленными петлями. Весь город вскричал в ужасе, пробужденный от блаженного сна. И там, где всего мгновение назад дождь вода убаюкивала своим журчанием, теперь из-за молнии разрастался пожар.

Огонь захватывал дом за домом, перекидывался с ветки на ветки, поглощал улицы. Измученный голодом он выгрызался в саму землю. В одно единственное мгновение пламя охватило весь город. Не было никакого дождя – он испарялся раньше, чем мог достичь земли. Безумная стихия стремилась утолить свои желания, облизывалась в предвкушении трапезы. Ее языки вырывались в облака, желая надкусить и распробовать небеса. И там, где недавно царила прохлада, вдруг стало невыносимо жарко.

Из неоткуда явились крики и стоны. Мольбы и проклятья. Тысячи людских языков кричали от боли, сожаления, страха и злости, сливаясь голосами в единый вой. Они просто обрушились на город, как молния до этого, утопили его в своем безудержном стенании. Рыдали не только женщины и дети, но и мужчины: они лежали, придавленные обломками или лишившиеся сил и веры в спасение; они пытались бежать; в слезах молили незнакомцев помочь. Слышались проклятья, произносимые сразу на нескольких языках, устремленные к небу, к другу, к родному и самому себе. Проклинали себя, проклинали богов, проклинали судьбу, проклинали слабость, вдруг подкосившую ноги. Смирившиеся же просто прислонялись спиной к оплавленным стенам и безучастно смотрели на поглощавшее все пламя. Некоторые не могли сдержать смеха, подступившего к горлу, и захлебывались в истерике, не замечая, как обугливаются пальцы, вцепившиеся в какую-то мерзость, раньше считавшуюся вещью. Мимо проносились крики боли и крики безумия. Лепестки пламени отражались в лице насильника, безнаказанно раздвинувшего ноги плачущей и обреченной женщине. В глазах матери, раскачивающей на руках безжизненное тело младенца, застыло отчаяние. На устах старика, держащего руку бабки, придавленной плитой, повторялась одна и та же неразборчивая фраза. Остекленевшее лицо девушки можно было спутать с кукольным – она лежала неподвижно на земле, не реагируя на десятки давящих ее ног – она была уже мертва. Я отчетливо видел ее широко раскрытые, голубые, как безоблачное весеннее небо, глаза.

В свете пламени безостановочно блестел металл. Разбрызгивалась кровь. Много крови. Она текла из рассеченных артерий, отрубленных конечностей, перегрызенных глоток. Она плескала из стороны в сторону, но неуклонно оседала на черном балахоне, вздрагивающем от близости пламени. По коже пробежал мороз. Я даже не заметил, как оказался прикован коленями к земле. Огонь уже пускал слюни, поглядывая на мою одежду. Под ногами у меня растекалась кровь. И мои руки были заляпаны ей по самые локти. Она была теплой. Даже горячей, под стать окружавшему меня аду.

Фигура впереди вновь занесла руку и опустила без капли сомнений. В огне блеснула коса. Несмотря на тонны жертв, сталь на ней была кристально чиста и отражала в себе весь творившийся ужас. Руки, одетые в перчатки, сжимали темное древко легко и непринужденно, привычно и безразлично. Фигура, скрытая капюшоном, повернулась ко мне. Я не мог разглядеть лица – на меня смотрел лишь темный бездонный провал. На секунду мне показалось, что я уловил удивление в выражении темноты.

Сама смерть сделала неуверенный шаг в мою сторону. Медленно приближалась. Я смотрел на нее, как завороженный. Но страха не было. Не чувствовался жар окружавшего меня пламени. Замолкли все крики. Само время остановилось в тот момент, когда фигура, облаченная в черное, приблизилась ко мне. Из под ее подола вытекала тьма, испаряющаяся и уносившаяся вверх в виде дыма. Огонь в страхе расступался, не смея даже взглянуть на нее.

Она слегка подняла руку, и я почувствовал, как моей щеки касается лезвие ее косы. Кожу обожгло холодом. Но этот холод был… приятным. Как освежающий летний дождь. Я взглянул туда, где у людей должно быть лицо – на меня смотрела тьма. В ее выразительности чувствовалась…. Грусть, добрая тоска и…. Гигантская усталость.

Сердце громом отозвалось в моей груди, стучало в венах, артериях, капиллярах. Я чувствовал его пульсацию в висках. Оно билась по всему моему телу, стремясь вырваться наружу вместе с последней каплей крови, осушив свой мясной сосуд до дна. Но боли не последовало. Я ощутил только озноб, пробегающий от макушки до кончиков пальцев ног. Исчезли крики. Погас огонь. Растворилась в воздухе ужасающая фигура. Я снова оказался здесь и сейчас.

Дождь тяжелыми каплями барабанил по моим волосам. Я почувствовал, что промок до нитки. Влажная одежда прилипала к телу, тяжелым грузом тянула меня вниз, придавливала к земле. Еще секундой позже я заметил, что опустился на колени и сижу ими в луже. Отражения в ней увидеть было нельзя – круги на воде ревниво разбивали любой образ, пытающийся там появиться. Но лужа эта была чересчур чистой. Словно стекло.

Сара стояла поодаль, молчаливо наблюдая со стороны. Я посмотрел ей в глаза – в них виднелись беспокойство и сострадание. Она не стала беспокоить меня. Решила оставить наедине с мыслями. Что она думала обо мне? Могла она в моих глазах увидеть тот Ад, что видел я?

Неожиданно стало холодно. Каждой крупицей, каждым атомом своего тела я ощутил холод. Холодный ветер продувал одежду, промораживая влажную кожу, впивался ледяными когтями в мою плоть. Я никак не мог унять дрожь, сколько ни пытался обнять себя руками.

Нужно идти дальше.

–Мы уходим. – Сказал я громко, чтобы перекрыть шум дождя. Губы не слушались и дрожали. Зуб не попадал на зуб.

–Мы же только пришли! Вы даже ничего не осмотрели! Может, стоит поискать получше? – Сара, наконец, приблизилась. Из ее рта выходил теплый пар.

–Здесь мы большего не узнаем. Но это не страшно, – дышать становилось тяжелее, и я уже с усилием и легким хрипом хватал воздух, – это только начало пути.

–Так, куда дальше? – в ее лице читалось непонимание и скептицизм.

–Собирать слухи. Пойдем по ее следам.

Голова начала казаться мне неподъемной. Мертвым грузом на плечах. И ее все сильнее охватывал жар. Тело окончательно одолела лихорадка. Нужно идти дальше.


Глава 5.


Вокруг была лишь темнота. Непроглядная. Гнетущая. Липкая.

Она обхватывала мое тело своими теплыми влажными пальцами. Посмотрел вниз – не увидел ни ног, ни груди. Вытянул руки – темнота прикрыла их своим невесомым плащом. Я был Здесь, я чувствовал присутствие себя всем нутром. Но не мог разглядеть ничего. Только тьма.

И откуда-то доносился едва уловимый звук – как стук в далекую-далекую дверь: «Тук-тук». Он звучал ритмично. Безостановочно кто-то стучал в ту дверь.

«Тук-Тук».

Я сделал шаг – я уверен – в сторону звука. Я смотрел прямо на него, а после сделал еще один шаг. И звук вдруг послышался справа.

«Тук-тук». Он стал громче?

Я повернул направо, все еще направляясь к невидимой двери. Шаг, а за ним еще один. И стук вдруг оказался позади. Теперь дверь была за моей спиной.

«Тук-тук». На секунду мне показалось, что пол вздрогнул в такт звуку, легкой дрожью дошел до колен и пропал. Чью-то руку охватывало нетерпение, раз звук становился все громче.

Я развернулся, желая узнать, кто этот «некто», что ломится в это странное место, и что находится по ту сторону двери. И где вообще нахожусь я? Но не успел я сделать на этот раз и шага, как оглушительный стук пробежал по воздуху, встряхнул темную комнату и повалил меня наземь.

«Тук-тук» – словно гром разнеслось в маленькой комнатке шаловливое эхо. «Некто» барабанил в дверь со всей силы, но с прежней скоростью. В его ударах чувствовалось нетерпение. Злость. Пылающая ненависть к плотно закрытой двери. И он безустанно долбился внутрь. Бил и бил. Удар за ударом, сотрясая своей яростью весь этот маленький темный мирок.

Как-то странно чутко отзывалось в груди мое собственное сердце. Оно билось медленно, неторопливо, но так сильно, что я ощущал пульс даже на кончиках пальцев. Мне оставалось лишь вглядываться в темноту туда, откуда доносился стук, широко раскрытыми глазами. Пытаясь увидеть в комнате, где нет ни капельки света, силуэт дверного проема.

Темнота мягко, словно матерь, положила свои руки мне на плечи и слегка толкнула вперед, заставляя подняться своего глупого, маленького сынишку. Она провела своими пальцами по моим векам, закрывая их. Я почувствовал, насколько они устали, не смыкаясь долгие ночи.

И вдруг дверь появилась прямо передо мной. Я не видел ее. Не видел всей комнатки, застывшей в вязкой вечности. Не видел себя. Я не мог видеть – глаза мои были закрыты! Но я чувствовал. Чувствовал телом, душой, сердцем. Протяни я руку – и я возьмусь за ручку. Я даже могу представить, какая она: вырезанная из особо густой темноты, такой, что не растечется, не расползется в пространство, а сохранит форму. На ощупь она похожа на мрамор – слегка шершавая и прохладная, но удивительно мягкая и податливая.

И вновь раздался стук.

«Тук-тук».

«Некто» стоял прямо за дверью и чувствовал, что я здесь, также, как я мог чувствовать его присутствие. Я ощущал его дыхание на собственной коже. Оно было грузным и горячим. Он постучался снова, в своей злой и дерзкой манере, так, что я невольно вздрогнул. Мое сердце остановилось и перестало стучать. Весь маленький черный мирок застыл на мгновение, пока я протягивал руку к невидимой ручке.

Темнота взяла мою ладонь и задержала ее в воздухе. Шепотом на ухо она говорила со мной, но я не понимал ее языка. Он был чужд мне, инороден. А ее голосе я слышал беспокойство и страх, но в то же время азарт и желание. Практически одержимость.

Из-за двери дышало жаром.

Я собрал все силы, какие только мог, и потянул дверь на себя. Тьма объяла меня в этот же миг, спасая от незнакомца напротив. Но я смог разглядеть….

****

Я открыл глаза в своей комнате. Все тело ломило от лихорадки и трясло от озноба, хотя голову словно объяло пламенем. Пропитанная потом простынь впивалась в спину, подобно пиявке. И также, подобно пиявке, навязчивая, но неуловимая мысль вертелась в моем мозгу. Я знал это, я чувствовал – что-то поменялось!


Глава 6.


Одинокая горная тропка пробегала сквозь крутые склоны и глубокие обрывы вдоль линии моря и уводила нас все дальше на север. Заходящее солнце светило нам в спины, удлиняя наши тени и проецируя их на каменную поверхность, словно в театре теней. Теплое бабье лето подходило к концу – близилась холодная осень и еще более холодная зима. И наша цель была где-то в краю льдов и снегов.

Почти все последние дни мы проводили в дороге, останавливаясь только на редкий ночлег и ради сбора информации. С недавнего времени последнее давалось нам очень нелегко – сказывался наш внешний вид. Стоило мне подойти к человеку и заговорить с ним, как он начинал лепетать что-то о срочных делах и старался поскорее скрыться из виду. У Сары дела были немного лучше, но прямо на моих глазах начинала увядать ее красота.

Я оглянулся на нее: она шла, с некоторым усилием переставляя ноги, тяжелые темные пятна под глазами свидетельствовали о долгих бессонных ночах, переживания оставили свои шрамы на ее молодом лице – сопутствовали тому глубокие тени, порезы складок, слегка похудевшие щеки и скулы.

Было ли виной тому наше путешествие? Не думаю. Она никогда не упускала шанса принять горячую ванну и поспать. Пользовалась своими бальзамами, мазями и прочими причиндалами даже в дороге. Ее начинали разочаровывать люди. Но самый большой отпечаток на ее состоянии оставляли города-призраки, по которым мы проходили – от них веяло холодом и смертью. Некогда прекрасные и обжитые места превратились руины, и ее сердце сжималось при виде этого. Пусть она видела и худшие вещи, просто сейчас для нее приоткрылась другая – противоположная – сторона вещей. И переносила она это очень тяжело. Девушка стала немногословной и все чаще уходила в себя.

С того момента, как я перестал употреблять стабилизаторы, количество моих приступов сократилось и переносились они вроде бы легче. По крайней мере, из глаз Сары исчезло то дурное постоянное беспокойство. Но я стал видеть какие-то обрывки, связанные с той женщиной в пожаре, все чаще. Они приходили ко мне во снах, возвращались образами в окружавших меня людях и пейзажах. Мое сердце приходило в восторг, но никаких побочных эффектов не наблюдалось. Но была одна странность – как бы сильно я не старался, я не мог разглядеть ее глаз. Они всегда были сокрыты от меня: будь то тень, волосы или ее ужасная пустая насмешка.

И в моих мыслях поселилось странное…. Сомнение. Неуверенность. Словно я что-то делаю неправильно.

–Ах! – Восхищенно вздохнула моя спутница, подставляя лицо свежему прибрежному бризу. За секунду усталость и удрученность на ее лице сменились жизнерадостностью. Она устремила свой взгляд к линии горизонта. Мы как раз вышли на поворот и перед нами растянулся бескрайнее море, в лучах заката приобретающее огненно-рыжий оттенок. Я остановился, чтобы дать ей возможность насладиться видом, а сам наблюдал за ней – пытался понять, как она это чувствует.

Редкие облака над нашими головами подставляли свои шерстяные животы под последние лучи солнца. Их клубы становились ярко-желтыми, практически золотыми. Среди этого блеска уносились на юг перелетные птицы. На некоторое время отдельные стайки слетались поближе, чтобы что-то сказать друг другу – возможно, прощались – и рассыпались в относительно разных направлениях. В их звонких криках слышалась любовь к теплу, но также и приближающаяся зима.

–Я не переношу морозы. Но я люблю холод – он учит ценить тепло. – Объяснила она, поймав мой недоуменный взгляд. В ее глазах жило тепло. Это было не пламя, не огонь и пожары – это был домашний камин. Это было тепло родного дома и его уют. Все это жило в ней.

Она опустилась на землю, привычно поджимая колени к себе и обнимая их. Она пристально смотрела, как огромный огненный шар спускался все ближе к линии моря, освещая невозмутимые склоны. Уши ласкал шум моря: в своем холодном спокойствии разбивались невысокие волны о шершавые скалы. Морскую песню не могли расстроить и докучливые крики вечно голодных чаек, отдыхавших на утесах. Она протекала неспешно и расслаблено, подобно огромным океанским течениям. Наполняла слушателей умиротворением и приносила душевный покой. Есть поверье, что море способно исцелить даже самые глубокие душевные порезы.

Легкий бриз трепал локоны ее волос, обдувал наши лица, приносил солоноватый влажный воздух, наполненный свежестью и свободой. Его колкие прикосновения приятно щипали оголенную кожу. Питали и увлажняли, но в тоже время солили – хотели заветрить и увековечить, подобно статуям, как бездушные и величественные горы.

Я любил такие места. Они полны первозданного покоя, природной гармонии. Здесь нет спешки – природа и ее время не знают, что значит опаздывать, – здесь все идет своим чередом. Каждому событию свое время, свое место и свои причины. Никто не даст тебе готовых ответов на вопросы, но ты непременно отыщешь их здесь. В местах, похожих на это, я, наконец, мог найти покой и дать отдых уставшему «себе». Раньше. Сейчас же я чувствовал, что должен идти вперед.

–Смотри, – окликнула меня Сара, – солнце еще не село, а Луна уже отбирает у него небо!

Она выдавила из себя тягостный смешок.

–Знаешь, как я в детстве удивлялась этому? Для меня тогда это было что-то вроде правила: солнце – днем, луна – ночью. И когда я видела Луну на голубом небе, то мне казалось, что меня обманывают…. Будто она ненастоящая. Или это какая-то другая Луна, но не та – ночная! Солнце должно крутиться вокруг круглой Земли с одной стороны, а наш спутник догонять его с другой. Как хорошо быть ребенком…. Даже самые обычные вещи готовы стать для тебя чудесами и неожиданными открытиями…. А сейчас – это просто отблеск солнечного света с пыльной поверхности Луны. И никаких чудес. Но даже сейчас это кажется мне чем-то волшебным…. Ты так не считаешь, Холо?

Я не услышал ее вопроса, заданного мне. В моей голове остановилась ее фраза и ее отнюдь не обычная трактовка. Всего пары слов хватило, чтобы избавить меня от мучающего ощущения неуверенности, выкопать маленькое зернышко сомнения и раздавить его. Теперь я точно знал, что нужно делать и где я допустил ошибку. Такая простая истина, находившаяся у меня под носом, оставалась так долго незамеченной. Это ведь знает каждый ребенок – Солнце никогда не догонит Луну – она будет вечность прятаться в тени и убегать. Но чтобы она просто появилась – достаточно всего лишь продолжать светить!

–Холо?..

Мне не надо гнаться за ней через весь мир! Больше – нет. Я просто стану для нее той самой звездой, что даст ей свет. И она засияет в ответ, если будет достаточно близко! Мне просто надо засиять. Мне просто необходимо…. Гореть.


****

Ночь полноправно вступила в силу: на небосводе сияла серебром Луна, бесчисленное множество звезд разливались по небосклону, далекому от искусственного света человеческих жилищ. Нас окружили пляшущие тени. Они толпились около света небольшого костра, брали друг друга за руки и прыгали, приседали, танцевали и воспевали грядущие долгие ночи. И казалось, что они совсем не замечали двух людей перед ними – один лежал, поджав от холода ноги к груди, и укрылся купленном в каком-то городе пледом, второй же смотрел на языки пламени, не в силах оторвать взгляд. В его глазах скрывались отражения совсем иных теней – более темных и зловещих.

Пройдя через горы, мы оказались на «севере». Осень здесь казалось намного холоднее, чем на той стороне – все из-за холодных ветров, которые не могли пересечь горную гряду. Переход дался нам довольно тяжело, мы были вымотаны, как физически, так и морально. Сил дойти до хоть какого-нибудь поселения, даже до маленькой деревушку, не было. Так мы и остановились прямо в полях, посреди жухлого сорняка. Развели костер, чтобы было немного теплее. Сара уснула почти сразу же – укуталась в плед, сжалась, подобно младенцу, и провалилась в глубокий сон, тихонько посапывая и изредка всхлипывая, когда прохладный ветерок щекотал ей нос. Ее равномерное дыхание, покидая тело, превращалось в пар.

Тени от костра перескакивали по ее лицу. Во сне она наконец-то могла расслабиться – выражение усталости, нервозности и подавленности спадали, и на ее лице можно было увидеть умиротворение и покой.

Несмотря на усталость, я не мог уснуть. Сон не шел. Который это день без сна? Я не знаю. И во мне зрела уверенность, что так и должно быть. Отдыхом мне служил этот маленький огонек костра, пляшущий в свете Луны.

Желтые, красные, оранжевые язычки склонялись под дыханием ветра и поднимались снова. Вздымались ввысь и опускались. Согревали. Отгоняли темноту и притягивали тени, завораживали и очаровывали. На короткую, яркую и обжигающую жизнь пламени можно было смотреть часами. Огонь очищал разум, выжигал все ненужные мысли, освещал невиданные ранее дороги. Он горел и медленно умирал, но в его свете чувствовалось непреодолимое желание жить.

Огню, как и человеку, свойственно одно единственное желание – жить и продолжать жизнь. И даже этот маленький и безобидный огонек хотел стать огромным пожарищем, хотел перекинуться на сухую травы, зажечь деревья, спалить кустарники, устремиться дальше – к горизонту, туда, где встанет само воплощение огня – великое Солнце. Пламя, что способно сжечь мир и не может погаснуть. Словно для человека – Бог.

Огонь не любил человека, он был обозлен на него и обижен. Человек приручил его когда-то давно, сделал своим домашним питомцем! Обманом завлек в свои жилища и издевается, как может, даже не зная, как больно оживать и умирать из раза в раз. Но в какой-то степени огонь мог проявлять к людям симпатию.

Откуда я это знаю? Это нашептывал мне маленький костерок у моих ног. Все знают, что костры не умеют говорить, но я видел, как буквы складываются в слова посреди летящих искр. Осторожно, чтобы не спугнуть их, я спрашивал его: «Чего ты боишься? Чего ты желаешь? Что преследуешь?». И он отвечал мне.

Я спросил: «Знаешь ли ты женщину, перед которой даже пламя падает ниц?». И он сказал, что, конечно, знает. Я захотел узнать: «Ты знаешь, где ее найти?» – и он глубокомысленно промолчал. Ведь я уже сам знаю ответ. Но почему я сомневаюсь? Какая-то часть меня противилась этому решению, слезно умоляла одуматься. Но я уже буквально видел ее тень перед своими глазами. Она была рядом, совсем близко – осталось лишь протянуть руку. И я собирался это сделать.

В эту яркую звездную ночь Луна молчаливо наблюдала, как чей-то силуэт, сидящий у костра, встает на ноги и тихо уходит прочь, не понимая, сколь многое он оставляет позади. Луне ведомы все дороги под темной завесой ночи, она стара и мудра, поэтому она просит одинокие ветры дуть сильнее и загасить пламя костра, а сама направляет свой холодный свет на девушку, спящую у огня – она обязанапроснуться!


Глава 7.


Эта ночь пахла травами и холодами. Вереск под ногами неприятно похрустывал и царапал кожу прямо через одежду. Жесткие порывы ветра промораживали до костей – ему было, где разгуляться – всюду, куда ни глянь, сплошная пустошь. Редкие деревца с опавшими мелкими листочками не способны препятствовать погоде. Они слишком малы и слабы, из них не добудешь тепла и света.

Я шел, не ощущая ни ветра, ни ссадин, ни головной боли, постоянно озираясь в поисках «топлива». Облака, как назло, старались скрыть Луну, а от звезд было слишком мало света, чтобы отчетливо различать предметы на большом расстоянии. Одно я знал наверняка – дорога обязательно приведет меня к поселениям. И я шел, словно одурманенный.

Я был в предвкушении, и мое сердце радостно билось, разгоняя по венам закипающую кровь. Люди в такие моменты испытывают нетерпение, но у меня терпения было достаточно. Я чувствовал азарт, вожделение и странную жажду. Все эти ощущения переполняли меня, опьяняли мозг, притупляли чувства. Мне казалось, что прямо сейчас я все могу, что целый мир был создан ради меня и этого момента. Голову покинули все ненужные мысли: не осталось сомнений, сожалений, привязанностей и прочей ереси, отравляющей сознание. В моем разуме остались лишь цель и образ, словно кто-то выжег их на фотобумаге, поместил на пленку и запустил проигрыватель.

Вся моя жизнь виделась лишь страшным сном, который хочется лишь забыть, от которого хочется поскорее проснуться. И я чувствовал, что мое пробуждение близко: вот уже в ужасе под закрытыми веками метаются глазные яблоки, вот горло свело судорогой, в попытках проглотить застрявшую на полпути слюну, вот фаланги пальцев впиваются в одеяло в поисках опоры. Лицо покрыла испарина. Совсем скоро я проснусь. Совсем скоро я заживу заново своей настоящей жизнью.

Между тем, мое тело, наконец, привело меня к человеческому поселению – то был небольшой поселок на сотню-другую домов, рассыпанных вокруг возведенной на самом высоком холмике церквушки. В провалах окон зияла темнота, в воздухе повисла сонливость. Это место пахло скошенной травой, навозом, шерстью, пылью со старых дорог и дымом, выходившем из нескольких труб. Люди спали. Спали собаки и прочая живность, спали машины, спали улицы и переулки.

Кто были люди, находившиеся внутри зданий и видящие сейчас десятый сон? Чем занимались, чем зарабатывали на жизнь? Как они осели здесь? Почему не уедут? Мне это было безразлично. Как было безразлично и то, кого они любят, с кем спят и как одеваются. Мне нужно было Солнце.

Люди – собственники. И еще они трусливы. Никогда в жизни ни один человек не отдаст чего-то, что принадлежит ему. А если у него начнут это отнимать – он убежит, позовет на помощь. Сила человечества в его единстве. Пока их много – они способны на очень многое.

Люди – ксенофобы – они никогда не поймут другого, чуждого им. Не помогут, не услышат. И эти люди вряд ли отличаются от остальных миллиардов.

Они захотят помешать мне. Они не станут слушать, и уговоры здесь будут бесполезны. Я знаю, я уже видел это – сначала они возьмутся за оружие и с праведным гневом попытаются меня прогнать. Потом в их сердцах поселится страх, а в глазах – ужас. Они будут плеваться проклятиями, обвинениями и угрозами. Позовут на помощь тех, кто сильнее – свою власть. После они попытаются сбежать. Они будут бежать так быстро, как никогда не бежали. Перестанут оглядываться. Забудут про друзей, родственников и знакомых. Будут спотыкаться, толкаться, топтать друг друга и стараться вырваться вперед, пробегая по головам, словно они больше не люди, а какие-то членистоногие. А в завершение сюда прибудет слишком много людей. Мне этого не нужно.

Нужно забрать свое. Нужно забрать.


****

Костер погас, неясно – догорел или же просто затух под порывами усилившегося ветра, но Сара проснулась из-за резко объявшего ее холода. Несмотря на поздний час и отсутствие огня, видимость была хорошей, из-за чего она сразу обнаружила отсутствие своего напарника. Его не было рядом, как и в радиусе нескольких десятков метров. Его вещи лежали практически нетронутыми, пропал только маленький подсумок, в котором он стал носить сигареты и всякую мелочь, да кобуры и пояски.

Сара сразу поняла, что он ушел. Не полюбоваться видами или подумать – ушел надолго. Оставил ее одну здесь, в холодной и безжизненной пустоши. Ее глаза слипались от усталости, и в какой-то момент она хотела плюнуть на все и просто вернуться к своим снам, но какое-то странное волнение обуяло ее и заставило подняться.

Но куда идти? Холо мог податься в любом направлении, смотря, что взбрело в его больную голову!

Особенно сильный порыв ветра чуть было не сбил девушку с ног. Нужно идти. Исходить хотя бы из того, что он не мог повернуть назад. И Сара шла. Шла неуклюже, то и дело спотыкаясь, но дело было не в темноте, нет – Луна светила ослепительно ярко, освещая своим сиянием весь ее путь. Складывалось ощущение, что Луна показывает дорогу и направляет хрупкую, промерзшую девушку. Она спотыкалась из-за ветра, что неустанно подталкивал ее в спину, словно желая, чтобы она ускорилась, перешла на бег и бежала так быстро, словно позади нее сама смерть.

О чем она думала? У нее не осталось сил думать, она могла только чувствовать. И она чувствовала усиливающееся беспокойство. На ее сердце словно положили целую гору, отчего оно билось медленно, с трудом. Промерзшие до костей пальцы безустанно дрожали, холодный воздух обжигал ей кожу.

В ее теле бушевал настоящий ураган, сотворенный из смешанных чувств. Сложно поверить, что один человек может испытывать все это единовременно. Здесь были и материнское волнение, и девичья любовь, и детское любопытство. Одновременно с этим она чувствовала безразличие, равнодушие. Она была взволнована и обеспокоена. И чертовски зла. Да – она злилась. Злилась на себя, на Холо, на весь этот несправедливый мир. Ей было обидно. Ей было тоскливо и грустно. Она была готова негодовать и проклинать все на свете. Вместе с этим ей хотелось покоя и умиротворения. Она ужасно устала, чувствовала себя вымотанной, выжатым до последней капли лимоном. Но ее подогревала ревность. И успокаивала какая-то фальшивая уверенность. Жалость ее была направлена на всех, кроме нее самой, в особенности на своего дурака-напарника. Ее убивала собственная беспомощность, и разрывала боль. Но надежда придавала ей сил.

Эти, как и множество прочих, чувства сплетались в ней, поддерживая хрупкое равновесие. Они сдерживали друг друга, не давая вылиться через край. Достаточно было одного малейшего происшествия, чтобы эта гармония вдруг превратилась в неудержимый неконтролируемый хаос. Все это, и даже больше, можно было прочитать в ее широко раскрытых и покрасневших глазах.

Ноги, словно чувствуя эмоциональное состояние своей хозяйки, старались нести ее быстрее.

Между всем прочим, Сара успела заметить и восхититься красотой этой ночи. Ее впечатляла эта огромная Луна, будто вылитая из первоклассного серебра. Ее сердце трепетало от усыпанного звездами небосвода. Среди них было мало знакомых ей созвездий, но это только делало их еще прекраснее. Сильный ветер и холод не могли испортить искусства этой ночи. Не могли испортить этой девушки, что жадно старалась запечатлеть каждую секунду времени, проведенную наедине с Землей и Космосом.

В какой-то момент ей даже показалось, что она начала понимать Холо, вечно сбегающего от общества, чтобы побыть наедине с собой. «Так вот это видел он каждый раз, когда мне приходилось его искать? – Это определено стоит того!». Так она думала, и ее грудь наполнялась теплом. Как вдруг она заметила, что горизонт полыхает заревом. Но до рассвета было еще слишком рано.

Сара на мгновение остановилась, как вкопанная. Она слышала, как сердце уходит в пятки, а земля – из-под ног. Она не могла понять, что ей чувствовать, не знала, что ей думать. Девушка молилась, чтобы все это было ошибкой, глупой игрой разбушевавшегося воображения – и рванула со всех ног в сторону страшного пожара.

Она больше не чувствовала холода, усталость как рукой смело. Не замечала она бьющие по лодыжкам ветки кустарника и вереска, не закрывала глаза, промораживаемые леденящим ветром. Не было звезд над головой, исчезла Луна, смятение поглотило сознание. Лишь мелкая раздражающая венка пульсировала на виске.

По мере приближения все сильнее пахло дымом. Он забивался в рот, в ноздри, щекотал глотку и обжигал легкие, вызывая кашель. Сквозь запах гари выбивался незаметный запах крови.

Она бежала, бросая взгляды на кровоподтеки, черными пятнами уходящие в землю и красными плевками стекающие по стенам. Бежала мимо скулящих, напуганных собак. Бедные животные останавливались рядом со своими павшими собратьями, тыкались в них носами, облизывали, толкали лапами. В их одичавших и отчаявшихся глазах отражалось пламя, уносящееся в небеса.

Холод отступал перед натиском страстной стихии. Слышно было потрескивание костра, он заглушал крики проснувшихся и обескураженных птиц, заглушал вой ветра и крик Сары. Она бежала по улочкам, на которых не было ни единого трупа.

«Может все не так плохо?!» – Безумная, но дающая ничтожную надежду мысль вертелась в голове девушки.

Сара свернула за угол и застыла.

Силы покинули ее. Неспособная стоять, она упала на колени. Вместе с каждым выдохом ее покидала надежда, и она опускалась все ниже, пока не почувствовала бедрами холодную землю.

–Это безумие… – Пробормотала она дрожащим голосом.

Язык отказывался слушаться. Нижняя губа дрожала, не находя себе места. В спазмах сжалась гортань. Все ее тело трясло, как в конвульсиях. Она прижала руки к груди, наполняющейся страхом, первобытным ужасом. Впервые в жизни ей было так страшно! Все ее естество кричало ей: «Беги!», и она нашла в себе крупицу сил, что подняться и убежать прочь.

Прочь из того ада, что она только что увидела.

«Это больше не человек!» – Думала она, пытаясь выкинуть картину происходящего из головы, но только сильнее вытачивала ее в памяти.

Там, позади, она увидела ужасную башню. Холо складывал в кучу все, что могло гореть: столы, стулья, бревна, доски. И в тот момент, когда он решил, видимо, что этого недостаточно, он пустил на растопку людские тела. Огромная башня мусора и трупов возносилась вверх, будто пытаясь достать до неба. А пламя поднималось еще выше! Перекидывалось на деревянные заборы и здания, подобно лесному пожару! И он – Холо – стоял посреди этого Ада и улыбался. Кричал что-то про «Солнце» и непонятно что еще! Не только его руки – все тело его покрывалось пленочкой крови. И несколько капель стекали по лицу. Он стоял боком, и Сара надеялась, что он ее не заметил, поглощенный своим безумием – ведь он больше мог ее и не узнать.

Она задыхалась, жадно пыталась вдохнуть хотя бы немного больше воздуха. Бежать дальше не было сил. Девушка споткнулась в тот момент, когда нога не захотела подниматься. Мышцу свело, и Сара упала, прижимая своим телом траву, показавшуюся ей неожиданно мягкой и теплой. Она не могла больше сдерживаться.

С трудом сев, она разрыдалась, как в далеком детстве. Она плакала, и по щекам, подбородку и локтям реками бежали слезы. Ей было страшно. Ей было больно. Наконец, ей стало настолько плохо, что она не смогла сдержать подступающий смех. Так она и сидела. Сидела долго, пока не высохли все слезы, а голос не мог воспроизвести ни единого похожего на смех звука – остались только хрипы и стоны. Но ей было мало. Еще столько всего! Столько всего у нее осталось, что нужно выплеснуть наружу! И она срывалась на всем вокруг, в том числе и на себе: била руками землю, расцарапывала в кровь кожу, рвала волосы и кричала до рвоты.


Сколько прошло времени – она не знала. Сара, обессилев, лежала в траве. Ее голову покинули какие-либо мысли. В сердце чувствовалась пустота, словно все эмоции в один миг высосали. В какой момент ей, наконец, полегчало? Она не помнит. Это произошло как-то само.

Холод начинал покусывать ступни. Изо рта вновь пошел бесцветный пар. Она чувствовала себя живой, и ее не могло это не радовать. Если вся эта ситуация в принципе могла вызывать радость.

–Теперь я тоже видела Ад, мистер Холо? – Тяжело просипела она, чувствуя, как каждое слово карябает воспаленное горло. – И он все это время жил в тебе?

С болью сглотнув, она отдышалась, чтобы продолжить бессмысленный монолог.

–В таком случае, теперь вы – настоящий дьявол в моем. Это больше не должно продолжаться. Думаю, я могу оказать вам последнюю услугу, Мистер Холо?..


Глава 8.


Густой черный дым столбом возносился в небеса. Тепло пламени приятно окутывало тело, согревая от северных ветров. Запах гари игриво щекотал нос. За потрескиванием огня, шипением искр, за грохотом его могущества я слышал смех.

Языки пламени плясали у самой земли, словно лебезящие слуги и шуты, пока на пьедестале восседала, подобно Молоху, ненасытная сущность огня. Жадно вкушала она все, до чего могла дотянуться, продлевая себе жизнь, умножая свое достоинство. Проглотив что-то очередное, она радостно вскрикивала и с новыми силами плевалась косточками до самих облаков.

«Где же она?!» – Искал я глазами. – «Она обязана появиться!».

Я не мог думать ни о чем другом – все мои мысли были лишь о заветной встрече. Я сделал пламя достаточно великим! Я создал Солнце на земле! Так, где же она?! Когда даст мне знать?!

Пламя плясало, жрало и смеялось.

Луна медленно плыла по небосводу. В жаре огня она будто бы плавилась, сопротивлялась, стараясь удержать форму, но все равно медленно растекалась. Я прилип к ней взглядом и следил. Сердце ударило пару раз и застыло. Все мое нутро сжалось в одну точку. Что-то подсказывало мне, что я не должен отрывать взгляда.

Я смотрел долго, не моргая и иногда забывая дышать, и был за это вознагражден. Луна спустилась с небосклона, коснулась горизонта и, потеряв свои силы, наконец, упала на землю. В эту секунду я почувствовал – она там. Полный решимости, я отправился туда, куда мне указали Солнце и Луна – на запад.

Час перед рассветом оказался самым темным. В самом начале путь мне освещало пламя, но потом оно скрылось; исчезли все звезды с небосклона, а реального солнца еще не было видно. Я шел, опираясь лишь на прикованный к направлению взгляд. Не смотрел под ноги, не оглядывался по сторонам и не останавливался.

Липкая вязкая тьма окутывала меня, сжимала в объятиях. Она покусывала мочку уха, облизывала руки, цеплялась за ноги, мешая идти. Ей хотелось, чтобы я остался с ней, здесь, ведь ей холодно и одиноко в своей темноте. С каждым метром росло мое напряжение.

Зарождающийся рассвет принес облегчение. Тьма испарилась, убежала, поджав хвост, оставив своих маленьких слуг. Теперь в путь меня вели тени, подобно стрелкам компаса. Голову начала сдавливать привычная боль.

Алые солнечные лучи пронзили темноту как раз в тот момент, как на горизонте показалось пламя. Я побежал, плюнув на боль в изнеможенных мышцах.

Пожар виднелся все лучше, и вот я уже вошел на его территорию. Этот огонь был другим – он был обузданным. Лепестки пламени облизывались на меня, проходящего мимо них, но не трогали. Пропускали в самое сердце стихии.

Внутри все было точно, как в моих снах. Апогей безумия. Этот ад был наполнен криками и стонами. Горели здания, плавились мостовые. Кусты пламени скалились и рычали, подобно бойцовским псам, бросались и грызли все, словно бешеные. Я чувствовал, как вместе с окружившим меня жаром сердце начинает полыхать. Словно мне в грудь положили раскаленный уголь. В мгновение я покрылся потом.

За стеной пламени виднелся силуэт.

Не в силах ждать и терпеть я прыгнул сквозь нее. Огни, пораженные моей наглостью, расступились на миг, а после сжали свои челюсти на моем теле. Боли не последовало.

Широко раскрытыми глазами я впился в человека передо мной, словно пытаясь поглотить, впитать его через зрачки. Она стояла спиной ко мне, не замечая. Скулящие и побитые псы-огоньки лобызали ее тонкие ступни. От бледной, серебристой, словно поверхность луны, кожи, веяло холодом. Черный балахон, будто сотканный из лучшего шелка, обнимал мягкий стан. Местами он был разорван и запачкан. Тонкие длинные пальцы сжимали рукоять заляпанного кровью клинка. Вороные черные волосы неряшливо слиплись и слегка покачивались на ветру. Они едва доставали ей до лопаток.

От этой женщины бросало в дрожь.

–Ты…. – Прошептал я, набираясь уверенности. – Ты! Я пришел забрать то, что мое по праву!

Она вздрогнула, выныривая из поглотивших ее мыслей.

–Представляешь ли ты, через какой ад мне пришлось пройти из-за тебя?! Знаешь, как много у меня вопросов?! Почему ты не убила меня?! Зачем ты оставила мне жизнь, но забрала все, ради чего она нужна?! Лучше бы я умер в том пожаре! От твоей руки или от огня – не важно! Но я выжил…. Выжил и пришел сюда! Слышишь?! Верни мне то, что забрала у меня тогда! Я отниму у тебя их, даже если придется забрать твою жизнь, ведь благодаря тебе я стал таким! Хватит убегать! Повернись и заговори со мной! Посмотри мне в глаза! Ты….

Девушка повернулась ко мне лицом, и я проглотил фразу. Ненавистное лицо, приходившее ко мне в кошмарах – теперь я мог его рассмотреть. Я вспомнил его. С той самой далекой ночи. Силы покинули меня, и я рухнул наземь. Я смотрел в ее глаза и не мог из них вынырнуть. Мне хотелось рассмеяться во весь голос, но мышцы не слушались меня.

Она смотрела на меня в ответ, не отводя глаз. Ее взгляд морозил внутренности. Она видела меня, словно читая раскрытую книгу. Наконец, ее губы дрогнули, пытаясь что-то сказать, но остановились. И она просто улыбнулась. Без насмешки. От нее веяло грустью, доброй тоской и…. гигантской усталостью.

Из моих глаз потекли неконтролируемые слезы. Как же я был слеп!

Я несколько раз открыл и закрыл рот, пытаясь подобрать слова, но никак не мог найти подходящего. Хотя этого и не нужно было. Впервые за долгие годы, мышцы лица спазматически дрогнули, и уголки рта поднялись вверх, превращаясь в улыбку.

–Вот оно что, – произнес я спокойно и тихо, – ты такая же….


****

Наблюдавшая за всей этой сценой Сара обескуражено опустила взведенный пистолет. Ее дыхание вырывалось из полураскрытого рта и, превратившись в пар, растворялось в промерзшем воздухе.


Конец.