В моей голове [Ли Плат] (fb2) читать онлайн

- В моей голове 2.32 Мб, 202с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Ли Плат

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Ли Плат В моей голове

«3нaeшь, Мэри, в моей голове
звери.
Они бы тебя съели,
если бы я разрешил.
A звери мои ночью
рвут кожу и плоть
в клочья.
И каждый их клык заточен,
Они играют на струнах жил…»
Джиo Pocco

Пролог

Майя

За окном пролетали хлопья ноябрьского снега, когда меня обвинили в попытке убить свою сестру. Я узнала об этом не от полиции и даже не из газет, чьи заголовки пестрили моим именем в одном предложении со словом «преступница». Вопрос задала мне мама. Ее голос звучал непривычно тихо, и я так мечтала услышать ее крик. Уж лучше бы она это сделала: обреченность в ее голосе давила на меня.

– Майя, что там произошло? – спросил отец, но не посмотрел на меня.

Мы сидели за столом на кухне: он разглядывал его поверхность, а я смотрела, как за окном кружился снег. Мои руки лежали на коленях, и я чувствовала себя послушной школьницей, которую поймали на лжи. Мне было трудно посмотреть на своих родителей и не почувствовать презрение и недоверие – ими был пропитан воздух в нашем доме.

– Я не помню, – отвечала я как истинный преступник, который пытается скрыть свой поступок.

Мама стояла возле холодильника и упиралась в него спиной. За последние сутки она выплакала все слезы, поэтому лишь тяжело вздыхала. Она тоже не смотрела на меня, ей было интереснее разглядывать кафель на полу.

Сестра стала пациентом городской больницы с переломами и черепно-мозговой травмой, но неужели я столкнула ее с крыши? В памяти не сохранилось ничего о том вечере. Почему?

– Если ты не расскажешь, что произошло, то мы не сможем защитить тебя, – папа поднял голову и протянул ко мне руки, словно пытался не дать мне упасть. – Расскажи, что произошло возле замка?

Но я продолжала смотреть в окно на падающий снег и в очередной раз повторила:

– Я не помню.

Первая глава. Их было двое

1

7 ноября 2019 года. Россия, Сибирь. Город Б. 2:07 ночи.

– С крыши заброшенного замка этой ночью упала девушка. С черепно-мозговой травмой ее доставили в больницу. Следователи устанавливают ее личность, а также все причины произошедшего. Полицейские пока комментировать ситуацию отказываются, – высокая девушка, журналист, с микрофоном в руке стояла рядом с замком. Напротив нее был оператор с камерой на плече. – Около десяти лет в здании располагался музей истории, а сам объект еще принадлежит городской администрации. Давно ведутся споры о том, чтобы присвоить ему статус памятника истории. Больше года замок пустует, это, конечно же, привлекает сюда местных жителей, особенно подростков…

Из черной иномарки, припаркованной возле обочины, вышел высокий мужчина. Седые волосы чуть выбились из-под фуражки. Эту седину Эдуард Итанов заработал за те двадцать лет, которые он возглавлял местный следственный отдел. За годы его службы случалось многое. Убийства, конечно, тоже были. Обычно знакомые не могли поделить между собой бутылку со спиртным, или две девицы подрались из-за парня, и одна толкнула свою соперницу, а та упала и ударилась головой об лед (дело было прошлой зимой), получила травму и через два дня умерла в больнице. В таких делах даже не приходилось искать убийцу, потому что всегда были свидетели, которые его сдавали. Но на этот раз случай действительно был необычный, так что Итанов решил приехать на место преступления.

Эту историю их маленький городок запомнит надолго.

Следователь натянул куртку и выругался, что вечер четверга такой холодный. Четверги он не любил, считал их очень глупым днем. Уже и не середина недели, но еще и не ее конец. И если в четверг случается какое-то происшествие, то часто работа затягивается и на выходные. А это значит, жена снова будет ворчать, что они не могут поехать к ее сестре в гости. Что же, эту проблему решат цветы и тортик. Да, будет кстати.

Итанов подошел к группе следователей.

– Кто их пустил? – он качнул головой в сторону репортеров. – Журналисты должны быть за лентой, не хватало еще на месте происшествия суматохи из-за камер.

Его подчиненный Максим Белинский поднес рацию к губам:

– Вторая группа у замка, уберите телевидение отсюда. Начальство приказало.

В ответ из рации донеслась неразборчивая речь, но через несколько минут к журналистам подошли двое полицейских и вывели их за ограждение.

Итанов огляделся по сторонам. Место происшествия напоминало ему сцену из детективных сериалов: вокруг много полицейских, медиков, подъезжали машины с журналистами. Все бегали от одного места к другому, переговаривались между собой. В замке снимали отпечатки пальцев и фотографировали местность.

Замком, конечно, это здание трудно назвать. Точнее, оно не вписывалось в стандартное понятие о тех высоких сооружениях, в которых жили короли, танцевали на балах принцессы и прибывали на поклон рыцари. Этот замок скорее напоминал укромное местечко, где королю хотелось отдохнуть от этих самых балов, принцесс и рыцарей. Высотой здание было как четырехэтажный дом. У замка была заостренная крыша и два больших шпиля на ней, а окна выгибались каменной дугой. На них стояли решетки. Их установили еще в то время, когда в замок впускали туристов. Готический стиль, кстати, добавлял мрачности и без того таинственному зданию, так что в будущем это сыграло на руку экскурсоводам. А уж сколько историй о приведениях в этом замке Итанов слышал за всю жизнь. Их бы хватило на парочку коротких фильмов.

В надежде спрятаться от назойливых принцесс с их танцами (возможно), по указу короля вокруг замка высадили тополя. Здесь они и росли до сих пор, так что летом это место превращалось в маленький кусочек зимы посреди зеленой поляны – тополиным пухом здесь усеивалась вся территория.

Когда власти приняли решение перенести музей истории поближе к центру города в бывшую библиотеку, а этот замок, который без пяти минут находился в аварийном состоянии, кстати, оставить пустовать на окраине, Итанов сразу понял, что какие-либо происшествия здесь – вопрос времени. Первые несколько месяцев после закрытия музея полиция посылала туда патрульных. Пару тройку раз они возвращались с подростками в машине. Почти всех детей тянуло в этот замок поохотиться на призраков, устроить квест по темным комнатам, прогуляться по длинным потайным коридорам между стен. Увы, не обошлось без трагедий. Месяца два назад (Итанов точно не помнит, потому что в кое-то веке вырвался в отпуск и пропустил дело) со здания упал шестнадцатилетний парень, пытаясь пройти по краю рифленой крыши. Сломал обе ноги и чудом не повредил ничего другого, не считая уверенности местной власти в том, что заброшенный замок на окраине города не представляет никакого интереса и угрозы для местных детей. Вот с того момента и ведутся споры о том, чтобы установить рядом хотя бы полноценную охрану.

Что же случилось этой ночью?

Итанов еще раз оглядел местность. За несколько часов снова выпало столько снега, что он почти уверен, машины застрянут, когда поедут отсюда. Он и сам дважды буксовал на подъезде к замку. Повезло, что не застрял, иначе его бы ждала прогулка до места происшествия.

– Ну, что у вас? – он обратился к Максу.

Белинский отвлекся от заполнения документов и посмотрел на начальника.

– Девушку нашли возле здания со множеством переломов. Предполагаем, что она упала с крыши судя по расположению тела и углублению в снегу на месте падения. Ее увезли в больницу, не знаю, выживет ли, – следователь пожал плечами, – а наши ребята сейчас осматривают все здание, снимают отпечатки.

– Предполагаем попытку самоубийства? – нахмурился Итанов.

– Точно пока не исключаем, – Макс уложил документы в черную сумку и бросил ее на багажник машины. – Я еще не совсем уверен.

Его начальник удивленно приподнял брови. Кожа над ними собралась в несколько толстых маленьких «бревен», давая понять Белинскому вопрос, который Итанов даже не собирался озвучивать.

– Полицию вызвал проезжающий мимо мужчина, – начал тот, – его уже допросили, но я хотел бы встретиться с ним еще раз для уточнения. По его словам, он возвращался в город этим путем, потому что живет неподалеку. И почти рядом с дорогой он заметил девушку…

– Эту девушку? – перебил его Итанов и кивнул в сторону, имея в виду пострадавшую.

– Нет. И вот здесь становится интересно, – Максим запустил замерзшие руки в карманы куртки. – Возле дороги сидела еще одна девушка. По описанию, ей около двадцати, невысокого роста, светлые волосы. Она сидела на земле, обхватила себя руками и плакала.

Удивление и любопытство все еще не покидали Итанова.

– То есть, у нас есть предполагаемый свидетель и предполагаемый убийца в одном лице? Почему бы не спросить ее о случившимся? – саркастично возмутился Итанов.

– Прекрасная идея, – почти в таком же тоне ответил Белинский, – только она не разговаривает.

– Немая?

– Напугана. Медики не могут и слова из нее вытянуть. Она вон там, – он указал на машину скорой помощи, – родственников уже ищем, но, боюсь, без нее это затянется.

Итанов вздохнул.

– Имен этих девушек мы все еще не знаем?

– Нет. Обе без документов.

– Ясно. А что с уликами?

– Криминалисты осматривают здание. Мы делаем все, что должны.

– Что ж, – выдохнул тот, – если нам повезет, не придется ждать, когда она придет в себя, – Итанов посмотрел на Макса, приблизился к нему и дал легкий подзатыльник. – Будешь отвечать на сарказм начальства сарказмом – получишь дополнительные дежурства.

Белинский виновато улыбнулся.

Итанов был отличным руководителем, в следственном отделе с этим все согласны. С такой трудной, особенно психологически, работой справляться гораздо легче, если в коллективе есть место для шуток и подколов. Такого мнения был Эдуард Итанов. Он и сам любил пошутить или разыграть своего подчиненного. Например, менял заварку в кофеварке на чай, чем сильно злил того же Белинского, который был уверен, что без кофе работать не сможет.

– Увидимся в офисе, – сказал он. – День нам сегодня покажется длинным.

– До утра, – кивнул Максим.

Когда начальник ушел, молодой следователь вынул из кармана куртки пачку сигарет, достал одну и закурил. Горьковатый дым успокаивал его с детства, когда отец с вечно недокуренной сигаретой в зубах смотрел вместе с ним диснеевские мультфильмы, которые показывали по федеральному каналу рано утром в выходной. Отец в это время как раз возвращался домой с ночной смены в магазине, а единственный сын уже ждал его в коридоре. Вместе они садились на диван и включали телевизор. Попутно мужчина подкуривал сигарету. Часто Макс засыпал за просмотром, положив голову на его колени и вдыхая все тот же горьковатый дым. Примерно через четыре года после этого момента отца не стало. Врач сказал, виновата все та же сигарета. Максим зарекался, что никогда не будет курить, но как только следственный отдел распахнул перед ним свои двери, пачка сигарет в кармане куртки стала привычкой.

Сделав две затяжки, Макс обернулся в сторону полицейских, работающих возле замка. В то время, когда он был школьником, мать просила его не задерживаться допоздна с друзьями, а если так случалось, он должен был найти телефон и позвонить домой. Нынешним детям не нужно искать таксофон или просить продавца магазина разрешить ему позвонить родителям с их стационарного телефона. Смартфон, даже самый обычный, есть у каждого.

Сигарета упала на холодную землю.

– У пострадавшей был с собой телефон? – спросил Белинский, подбегая к коллегам. – Пожалуйста, скажите, что был.

Полицейские переглянулись между собой. Один из них начал рыться в ящике с вещественными доказательствами.

– Ага, – прокряхтел он через пару секунд, – разбитый, правда. В кармане куртки был. Отдадим в техотдел, они вытащат информацию.

– Это долго, – чуть слышно выдохнул следователь и прикусил нижнюю губу. Он заметил, что в коробке лежит еще один. – Так, а этот чей?

– Той, второй, наверное. Он рядом с пострадавшей лежал.

– Работает?

– Под паролем.

– Да вы издеваетесь, – уже прорычал Макс и провел рукой по лицу.

В голову ему пришло еще две идеи. Одна из них была разумной, другая легко могла принести ему неприятности. Попросив целый телефон, он внимательно его разглядел. На обратной стороне смартфона он надеялся увидеть сканер отпечатка пальцев, как на большинстве новомодных телефонов. Увы, его не оказалось.

– Ну и ладно, – без единой эмоции произнес Белинский и двинулся в сторону кареты медпомощи.

Дошел он до нее не сразу. Пришлось трижды остановиться, чтобы переговорить с криминалистами.

Одна из двух задних дверей машины была открыта. Рядом разговаривали два врача.

– Здравствуйте, дамы, – он чуть улыбнулся, доставая удостоверение. – Максим Белинский, следователь. Хочу поговорить со свидетелем.

– Поговорить – громко сказано. У нее шок, – ответила одна из женщин. – Мы два часа пытались из нее хоть слово вытянуть.

– Все-таки я хочу попробовать.

Врач поджала губы, безразлично развела руками и отступила на шаг, пропуская Макса.

На кушетке сидела девушка. На ее плечах висел старенький плед, и одной рукой она держала его за край. Светлые волосы выбились из чего-то наподобие косы.

Она смотрела в пол, и появление кого-то постороннего ее никак не заинтересовало.

– Привет! – аккуратно произнес он.

Девушка не обратила на него внимания.

От тусклого света в машине она выглядела неестественно бледной. От густых ресниц бросалась тень на глаза и, казалось, что их нет совсем. Жуткое зрелище, поэтому Максим присел напротив нее на корточки.

Она была хороша собой: у нее была чистая кожа, щеки украшал румянец, а длинные волосы у девушек всегда нравились Максу. Даже под пледом он заметил ее стройную фигуру. Может быть, при других обстоятельствах, он бы даже пофлиртовал с ней. Но, увы и ах, он на работе.

– Меня зовут Максим. Максим Белинский. Я следователь.

Тишина.

– А тебя как зовут?

Снова тишина.

– Ты помнишь свою фамилию?.. Как твоя фамилия?

Ответа не было. Девушка продолжала разглядывать пол, где уже появлялись лужи после снега.

Он достал из кармана ее сотовый телефон.

– Смотри, что мы нашли. Он твой?

Он протянул его девушке. Ее взгляд на долю секунды оторвался от пола и застыл на находке, а затем она снова посмотрела на пол.

– Знаешь, ты можешь не говорить мне свое имя, – снова мягко продолжил следователь, – просто разблокируй телефон, и я найду твою семью. Хорошо?

Ответа по-прежнему не было.

Макс вздохнул и встал.

Полгода назад он тоже был в состоянии шока от гибели близкого человека. Это был его друг. Вместе с семьей он разбился на машине, и когда Белинский получил об этом известие, ему не хотелось ни говорить, ни видеть кого-либо. Он сидел долгое время в коридоре больницы и смотрел на дверь палаты, где его друга подключали к аппарату искусственной вентиляции легких.

Следователь сильно зажмурился, отгоняя воспоминания и возвращаясь в реальность.

Итак, его первая идея, разумная и не запрещенная законом, провалилась. Он вздохнул, мысленно попрощался с любимой работой и мягко хлопнул девушку по щеке четырьмя пальцами правой руки.

Пощечина получилась звонкая.

– Как твоя фамилия? – чуть громче и жестче повторил Максим.

– Вы что делаете? – закричала врач, поднимаясь в машину.

– Как твоя фамилия? – не унимался тот.

– Покиньте машину, немедленно! – врач схватила его за рукав куртки и потянула на себя. – Вы в своем уме?

– Грин, – тихим голосом произнесла пострадавшая.

И врач, и следователь замолчали.

– Грин, – повторил Белинский и чуть улыбнулся.

Женщина, позабыв о Максе, кинулась к ней.

Выходя из машины, следователь надеялся, что эта Грин о пощечине не вспомнит, а врач промолчит. Если нет, то проблемы у него начнутся куда раньше, чем он начнет готовить предновогодний отчет.

Макс вернулся к коллегам.

– Фамилия свидетеля – Грин. Поднимите данные о жителях нашего города. Выясните, у кого есть дочь, племянница или сестра приблизительно двадцати лет, светлые волосы. Дома, соответственно, не ночевала. Найдем ее близких – возможно, узнаем имя пострадавшей.

2

Майя Грин смотрела на пол. Белый. А черные ровные ромбы на нем напоминали ей орнамент обоев в ее классе.

(школа)

Выпускной. Сестра разрешила надеть ее красивые черные туфли, а она сломала каблук и боялась заходить домой.

(мама)

Майя вспомнила, что обещала вчера матери зайти в магазин за брокколи. Она ненавидит брокколи.

– Как их вообще можно есть? – произнесла она, не отрывая взгляда от пола.

Она находилась в городской больнице. Сюда ее около часа назад привезли врачи, попутно накачав успокоительными. Странно, ведь Майя даже не устроила истерику. Только спросила, где ее сестра, но ей не ответили, а вместо этого воткнули в бедро шприц. Дороги в больницу она не помнила. От пледа было жарко, несколько раз она пыталась его скинуть, но один из медиков настойчиво надевал его на ее плечи. В итоге Грин сдалась, и после уже держала плед за два конца так, будто это последний плед во всем мире. Все вокруг доказывали ей, что у нее травма, и она не понимает происходящего. В последнем они правы. Она действительно не понимала. На все ее вопросы был один ответ: «Все будет хорошо, девочка».

В углу этого светлого кабинета стоял небольшой письменный стол. За ним сидела Алена Громова – один из травматологов этой больницы. До реплики Майи она записывала в медицинскую карточку данные, но теперь взглянула на свою пациентку и с осторожностью сапера, забывшего, какого цвета проводок нужно перерезать, спросила:

– Кого есть?

Майя продолжала смотреть на пол. Ей нравилось, как белые и черные ромбы разделяла между собой золотая полоска. Она тянулась через весь рисунок, а отражение света от люстры перепрыгивало с одного ромбика на другой будто солнечный зайчик. Таким она и ее старшая сестра Доминика как-то подожгли старую книжку с детскими рассказами, которую отец привез из очередной командировки. Ника уже считала себя взрослой для сказок, поэтому из общей книга перекочевала в личную собственность шестилетней Майи. Она везде таскала ее с собой, хотя читать тогда еще не умела. Но ей нравилось, как красиво выведены заглавные буквы в начале каждого предложения. Иногда она обводила пальцем все эти закорючки и изгибы, представляя, что написала буквы сама.

– Это был не солнечный зайчик, – невнятно произнесла она, и Алена ее не поняла.

Майя вспомнила, что книжку они подожгли лучом солнца через увеличительное стекло. Сестра так решила и мнения младшей Грин не спросила. Она услышала от соседского мальчика, что с помощью увеличительного стекла и солнца он подпаливал крылья бабочкам-капустницам. Насекомых Нике было жаль, а вот проверить, правда ли солнце можно заставить светить так сильно, очень хотелось. И книжка как раз оказалась под рукой.

Осторожность Алены сменил интерес. Бросив взгляд на свои записи, чтобы посмотреть имя пациентки, она встала напротив Майи, загородив собой и ромбики, и солнечного зайчика, поэтому ей пришлось перевести взгляд на нее.

– Доминика, – облегченно выдохнула Грин и улыбнулась, – где ты была? – она схватила Алену за запястье. – Какие-то врачи сказали, что мне нужно сюда, а я не понимаю, что случилось.

– Майя, – Громова аккуратно взяла ее за руку, – милая, я не твоя сестра.

– Очень смешно, – съязвила та, наконец-то отпустив плед. Задержавшись на ее острых плечах долю секунды, он соскользнул на кушетку. – Давай поскорее уедем отсюда, мне здесь жутко.

Алена мягко ухватила ее за плечи.

– Дорогая, – ласково произнесла она, – меня зовут Алена Громова, я врач.

Ее слова осадком укладывались в мозгу Майи. Что за ерунду она несет? Ведь перед ней ее сестра! Это ее светлые волосы, ее зеленые глаза. И запах духов, этот аромат малины и мяты Майя ни с чем не спутает.

– Тебя доставили сюда на скорой. Ты помнишь это?

Майе казалось, что ей в глаз что-то попало. Картинка стала расплываться как кольца на поверхности воды от удара камня. Она прищурилась, вглядываясь в лицо человека, державшего ее за плечи.

Это не Доминика.

Всего лишь девушка с такими же волосами, глазами и парфюмом. Чужая девушка, незнакомка.

– Где Ника? – голос Грин задрожал. Она начинала понимать, что происходит нечто нехорошее, что-то страшное, и врачи, тащившие ее сюда и натягивающие на нее плед всю дорогу, правы. Что-то произошло, что-то ужасное и почему-то непоправимое.

– Где она? – Майя попыталась спрыгнуть с кушетки, на которой все это время сидела.

Алена с силой удержала ее на месте, но это напугало пациентку еще сильнее. Холодная рука паники сдавила Майе горло. Воздух будто застрял на полпути, не имея возможности ни войти, ни выйти. Она начала кашлять и судорожно хватать Алену за рукав белого халата. Из головы разом исчезли все воспоминания, оставив после себя лишь черноту.

Страх подкрался со спины и мурашками рассыпался по всему телу.

Ей нужно бежать.

(Не надо!)

Опасность.

(Отойди от края!)

Ее убьют.

(Кто-нибудь, помогите, умоляю!)

Майя разрыдалась криком. Он душил ее, не давая возможности сделать хотя бы маленький вздох.

Она непроизвольно сжимала ткань халата все сильнее и начала пережимать руку Алены.

– Майя, – врач попыталась освободиться из плена, чтобы дотянуться до кнопки вызова медперсонала, но пальцы Грин настолько сильно вцепились в ее рукав, не оставив шанса на свободу. – Майя, все хорошо. Ты в безопасности. Никто тебя не обидит.

Ткань натянулась на руке еще сильнее.

Теперь Алена чувствовала стягивающую боль.

Майя вдыхала воздух маленькими вдохами, но сделать большой не могла.

Пальцы отпустили рукав халата.

Алена взяла ее за плечи и с силой уложила на кушетку.

– Давай, – она начала хлопать ее по спине, – дыши, – хлопки стали сильнее, – дыши!

Но Майя по-прежнему рвано хватала ртом воздух.

– Черт, – выругалась Громова.

Она выбежала в коридор больницы. Яркий свет лампы на мгновение ее ослепил, поэтому она, прикрыв глаза ладонью, огляделась по сторонам. Ее взгляд задержался на двух санитарах.

– Мне нужно успокоительное, срочно! –выкрикнула она.

Мужчины переглянулись, но с места никто не сдвинулся.

Иногда Алена забывала, как пренебрежительно к ней относятся в этой больнице, хоть она и врач.

– Тебе нужно? – хихикнул один из них, упираясь почти всем телом в подоконник.

Второй санитар заржал.

– У нее приступ! – раздраженно произнесла травматолог, указывая в сторону своего кабинета. – Нужно успокоительное внутривенно немедленно!

Если бы в момент этой фразы в коридоре не появился еще один врач, то, скорее всего, санитары еще несколько минут смеялись и делали вид, что ничего не слышат.

Один из них двинулся в сторону комнаты с лекарствами.

Громова вернулась в кабинет.

Майя по-прежнему хватала воздух. Ее тело била мелкая дрожь.

Алена взяла ее за холодные ладони:

– Дыши, все хорошо, – она задрала рукав ее кофты, – ты в безопасности. Не бойся… да поторопись ты, Андреев! – крикнула она в сторону двери.

Через несколько минут в кабинет забежал санитар.

Громова прижала руку Майи к кушетке обеими ладонями.

Не с первого раза Андреев попал в вену, но в итоге ввел лекарство.

Алена положила руку на спину пациентки. Она все еще чувствовала рваное дыхание, но через несколько минут оно стало плавным.

– А теперь пошел отсюда, – тихо произнесла Алена, взглянув на санитара. – Сегодня же напишу главврачу докладную о том, что из-за вас двоих я чуть не потеряла пациента.

Тот ответил на ее слова только ухмылкой. Они оба понимали, от очередной докладной на этого санитара ничего не изменится – мать не выгонит сына с единственной работы, на которой он задержался дольше двух месяцев. Поэтому санитар размеренным шагом вышел из кабинета, хлопнув дверью.

Громова шумно вздохнула. Как она ненавидела эту больницу знает, пожалуй, только Бог.

Успокоительное подействовало, и теперь Майя снова разглядывала золотую полоску, разделяющую белые и черные ромбики на полу.

Алена присела напротив нее на корточки:

– Майя, – позвала она. Затем еще и еще.

Ответа не было.

Грин продолжала разглядывать пол.

Травматолог поджал губы. Когда Майю только привезли сюда, Алена видела десятый по счету сон, спав в обнимку со своим котом дома. Вызвала ее заведующая отделением травматологии в этой больнице и со словами: «У нас и так нагрузка большая» всучила сонной Громовой медицинскую карту, куда вложили записи врачей скорой помощи, которые привезли Майю сюда. Неразборчивый почерк коллег Алена не сразу поняла, понадобилось время.

В своем отделении она была самым молодым врачом, поэтому в основном выполняла всю бумажную работу, особенно после того случая с самоубийством пациента. Это было полгода назад. На дороге произошла авария, и четырех пострадавших привезли в больницу, где работала Алена. Один из них все еще лежит в коме, а другого, молодого парня, поручили вести ей. У него были повреждены ноги и задет позвоночник – он сидел на пассажирском месте, куда пришелся удар. Его зажало внутри машины так сильно, что конструкция почти полностью передавила ноги. Их оставалось только ампутировать, о чем Громова и объявила пациенту, когда он очнулся. Через полчаса после этого парень перерезал себе вены на левой руке. Спасти его не удалось.

Наверное, случись происшествие в музее ближе к утру, Громовой не досталась бы и Майя, и сейчас она только собиралась на работу, неторопливо попивая кофе и проверяя электронную почту и социальные сети.

Но она здесь. Они обе.

Она накрыла Грин пледом, а потом подошла к своему столу. На деревянной поверхности лежал ежедневник в бирюзовой обложке. Открыв его на первой странице, она написала несколько строчек.

– Кофе бы не помешал, да? – она усмехнулась, через плечо посмотрев на Майю.

Она задремала.

«И слава богу», – подумала Громова и повернулась к окну.

8:00. День только начинался, но Алене он уже казался бесконечно длинным.

3

Макс поднес к губам стакан с кофе, но тот оказался пуст.

– Чудесно, – проворчал следователь, возвращая кружку на стол.

Кажется, в автомате с напитками в коридоре была еще баночка энергетика.

Эта мысль вселила в Белинского надежду, что ему удастся дотянуть до обеда, а там он вздремнет в углу комнаты для отдыха (читай «столовая и иногда место для допросов»).

Он провел ладонями по лицу и зевнул.

В отделе народу было еще не так много, поэтому и тихо. Тишина Макса расслабляла. За эти «чудесные» несколько часов с момента, как ему позвонил дежурный следственного отдела и сказал адрес места преступления и до мысли, что баночка энергетика – не такой уж плохой завтрак, Максим успел только договориться с тем мужчиной, который нашел Грин у дороги, на еще одну беседу.

Он взглянул на часы над входом в кабинет. Было почти девять. Свидетель вот-вот должен подойти.

До сих пор никто не пришел к нему из начальства с разборками о пощечине свидетелю, так что есть вероятность, что инцидент никто не запомнил. Зато идея помогла найти родственников тех двух девушек. Они оказались сестрами. Одну зовут Майя, а другую Доминика. Правда, Макс еще не понял, кто из них кто. Но он даст день или два сестре и родителям прийти в себя, прежде чем вызвать на допрос. А пока его коллеги-полицейские последят за их домом, чтобы главная подозреваемая никуда не делась.

К этой Грин вопросов у него было много. Если это самоубийство, то знает ли ее сестра причину? А если это попытка убийства, видела ли девушка преступника? А что, если она сама преступница? Может ли сестра попытаться убить сестру?

Об этом Максим думал, пока брел до автомата с напитками.

А ведь Белинский видел эту Майю. Почти уверен, что это она несколько дней назад покупала кофе в магазинчике недалеко от больницы. Он тогда стоял позади нее, и Грин выронила мобильный, но не заметила этого. Казалось, она вообще ничего кругом не замечала. Тушь под ее глазами была размазана, и Макс был почти уверен, что это не из-за недавнего снегопада. Она сухо поблагодарила продавца за напиток и двинулась из очереди. Перед Белинским стал выбор: проигнорировать лежащий почти под его ногами мобильный, купить себе кофе, без которого он уснет, и пойти на работу, либо быть хорошим.

Доброта, как всегда, одержала верх.

– Девушка! – выкрикнул он, попутно поднимая телефон.

Майя даже не сбавила шаг на случай, если это обращаются к ней, а просто побрела по улице.

Распрощавшись с надеждой купить кофе, Макс побежал за ней. Догнать ее удалось только на светофоре.

Белинский был в своей рабочей форме, так что когда он тронул Майю за плечо, та повернулась и нахмурилась.

– Вы обронили, – Максим протянул ей находку.

Она с таким безразличием посмотрела на телефон, что на секунду Максу начало казаться, будто он ошибся.

Грин протянула руку и взяла мобильный.

– Точно. Спасибо, – она попыталась улыбнуться, но вышло у нее не очень.

– У вас все хорошо? – спросил следователь. Теперь не осталось сомнений, что она плакала недавно, и он чувствовал долг спросить у нее об этом. Вдруг ее ограбили, избили или еще что-то.

Она поджала губы, кивнула и посмотрела на него.

Макс заметил маленькую родинку под ее левым глазом. Такая была у его невесты, только чуть правее, ближе к носу. Первые дни общения он так и хотел стряхнуть ее как грязь с ее лица.

– Спасибо, – еще раз сказала Майя.

Сигнал светофора загорелся зеленым светом, и она перешла дорогу.

Макс же вернулся в магазин и встал в конец очереди за кофе.

Такое воспоминание всплыло у него в голове, пока он ждал энергетик.

Баночка скатилась ему в руку.

От мысли, что Грин могла убить свою сестру, у Макса что-то неприятно зашевелилось в груди. Он хоть и был единственным ребенком в семье, но у него был двоюродный брат. И он любил его, хоть в детстве они часто дрались из-за игрушки, или брат Макса не хотел соглашаться с тем, что его подстрелили из воображаемого пистолета во время игры в полицейских.

Но ведь для настоящего убийства должен быть серьезный повод, гораздо серьезнее ссоры из-за игры.

Белинский вернулся за стол. На нем лежал листок с надписью на самом верху «Список подозреваемых». Там было только одно имя той девчонки.

Щелкнул металлический язычок на баночке с энергетиком. В нос Макса ударил сладкий запах апельсина.

«Будем считать, что в нем витамины», – хихикнул его голос в голове.

«У тебя точно будет язва. Она отлично подойдет к твоей будущей астме», – добавил уже другой голос, больше похожий на его отца.

В кабинет зашел невысокий мужчина. Он огляделся и стянул с седых волос шапку. На улице шел снег, и его густая борода была влажной. Некоторые снежинки еще не успели растаять, поэтому блестели на ней под лучами тусклого света. Очки запотели от теплого воздуха в здании.

Он часто дышал после подъема по лестнице на четвертый этаж.

– Здравствуйте! – произнес он приятным голосом.

Максим оторвался от своих дел и, посмотрев на него, улыбнулся.

–Даниил Дубровин, – он протянул следователю руку, – свидетель.

– Да, я узнал вас, – Макс поднялся и пожал его ладонь. – Доброе утро!

– Да какой уж там, – полусерьезно выдохнул Даниил. – Хорошее утро у следователя на допросе не встречают.

Максим усмехнулся и взял со стола диктофон, блокнот и ручку.

– Спасибо, что согласились еще раз рассказать о том вечере. Куртку можете повесить вон туда, – он указал на вешалку в углу кабинета.

Дубровин скованно кивнул и направился к ней.

– Надеюсь, что помогу вам. Жаль мне эту девочку. Она так плакала, – он повесил куртку на крючок. – Вам удалось ее разговорить?

– Нам нельзя обсуждать детали дела, – объяснил следователь.

Дубровин засмущался еще больше, но кивнул.

Макс двинулся в сторону кабинета для допросов и пригласил свидетеля идти за ним.

Дубровин шаркал ботинками о старенький линолеум. В привычном здесь шуме это никто бы не заметил, но в утренней тишине шуршащий звук соприкосновения обуви и напольного покрытия, казалось, могли услышать даже на верхних этажах.

– Но, думаю, вам будет интересно узнать, что ваше алиби мы подтвердили. Вы действительно были не в городе, когда все произошло.

– Я же вам говорил, – произнес тот тоном, каким отвечают дети, когда радуются, что были правы, а взрослые – нет.

Изначально Макс планировал побеседовать с Даниилом в комнате для допросов, но по пути ему вспомнилось, каких обычно людей туда ведут. Как правило, это мужчины, от которых несет спиртным, они редко бывают трезвыми, а еще перед допросом нужно хорошенько постараться, чтобы затащить их в здание. И то мера в этом случае всегда был чистой формальностью, ведь и так уже ясно, кто что украл/разбил/убил и так далее. Белинский пожалели без того напуганного старика, поэтому повернул в сторону комнаты отдыха.

– Какое уютное у вас место для допросов, – удивился Дубровин, зайдя в помещение.

Там стояли два не самых новых дивана, между ними был невысокий столик. Сама комната была маленькая и темная, окон в ней не было. Источником света была лишь люстра, которую пожертвовал сюда Итанов, когда делал в своем доме ремонт. Это была единственная здесь роскошь. Но Максу там нравилось, так что он согласился со свидетелем:

– Да, уютная.

Он указал рукой на диван, а сам сел напротив.

Даниил прокряхтел, пока присаживался.

– Итак, Даниил, – Максим мельком заглянул в блокнот, – Юрьевич. Я включаю диктофон, –Макс положил маленькое устройство на стол, – и я попрошу вас еще раз рассказать все в деталях.

– Ну, что ж. Надо, так надо, значит, – он взвалил на колени свои большие предплечья. Его ладони сплелись между собой и теперь напоминали маленький валун.

Он дважды прокашлялся и начал:

– Я, значит, возвращался из соседнего города в наш. Поехал этой дорогой, потому что живу почти на окраине. Купил там домик пару лет назад по дешевке. После смерти жены, знаете, как-то не хотелось оставаться в том доме, где мы жили. А в соседний город я ездил к дочке, у меня недавно внук родился. Они мне говорят: «Переезжай к нам, переезжай», а я не еду. Ну зачем их теснить, правда?

Макс чуть улыбнулся.

– Я некомпетентен в таких вопросах. Давайте вы опустите детали поездки и начнете с момента, как въехали в наш город.

– А, хорошо, – покорно кивнул тот, чуть поерзав на диване. – Ну, как я и сказал, значит, я выбрал эту дорогу, потому что она удобнее. Я всегда по ней катаюсь, и часто вижу возле замка подростков. Иногда они на велосипедах, иногда на машинах. Как-то видел на мотоцикле. Не разглядел марку, но и гудел же он, просто ужас. Я даже в своем дворике слышал.

–Даниил…

– Да, да, девочка, – он закивал и вытер губы тыльной стороной ладони, словно только что выпил стакан молока. – Ну, вы знаете… она сидела почти у самой дороги. Я не заметил ее, если бы не посмотрел в сторону замка. Не знаю, почему вдруг захотел посмотреть, но посмотрел. Сначала думал, значит, что мне показалось, но потом остановился.

– Как она сидела? На ней была куртка?

– Да, куртка была. Красная такая, мех на капюшоне, зима же! – он невесело усмехнулся. – Шапки не было, но это я уже потом понял. Она, значит, прям сидела на земле, а колени обхватила руками и качалась вперед-назад. Я, значит, остановился, осмотрелся по сторонам, а то, знаете ли, вдруг это был трюк, чтобы выманить меня из машины и ограбить! Там ведь за деревьями могли сидеть и какие-нибудь люди.

– Вы правы, осторожность превыше всего, – кивнул Белинский. – А сколько времени было, не помните?

– Точно нет, но от дочери я, значит, выехал почти в девять. Думаю, было часов десять или половина одиннадцатого. Я еще у магазина останавливался.

Следователь кивнул и записал это в блокнот.

– Так вот, потом я все же вышел. И услышал, как она плачет. Очень тихо, но всхлипывала громко, я даже, значит, на секунду подумал, что она икает. Такой вот всхлип был.

Дубровин вздохнул и облизнул высохшие губы. Его рука непроизвольно потянулась к седым волосам и провела по ним.

Он вздохнул еще раз.

Максим ждал продолжения этой истории. Ему важно было понять, что же он упустил. На что мог не обратить внимания, на что-то очень важное.

Тем временем Даниил Дубровин вздохнул третий раз и продолжил:

– Я, значит, подошел к ней и спросил, что случилось. Она не отвечала, вообще даже не посмотрела на меня. Ну я и вызвал полицию.

– Что, сразу? Вы подошли к ней, а потом тут же вызвали полицию?

– Ну почти.

– Рассказывайте все по порядку и в деталях.

– Я позвал ее, она не ответила. Тогда я, значит, огляделся по сторонам.

– Что вы увидели?

– Да, как обычно, тополя кругом, вдалеке замок.

– Вы видели в замке, например, свет? Или какое-то движение? Слышали крики?

– Нет, ничего.

– Совсем?

Дубровин замолчал и опустил глаза. Его неожиданно заинтересовали линии морщин вокруг своего запястья.

Макс заметил это смятение и только открыл рот, чтобы потребовать ответ, как вдруг Даниил продолжил сам:

– Ну… вроде бы, мне показалось на мгновение…

– Что?

– Не уверен.

– Что вам показалось?

– Что там звучала музыка.

– Музыка? Какая музыка?

– Скрипка. Будто кто-то играл на скрипке.

От удивления с губ Макса сорвался смешок. От этого Дубровин стал еще пристальнее разглядывать свои руки.

– Вы уверены? – уточнил Белинский и нахмурился. – Вы слышали, что кто-то играл на скрипке со стороны замка?

Голова свидетеля понемногу начала шевелиться вверх и вниз, а затем Максим услышал:

– Да.

В комнате наступила тишина.

Макс услышал, как за дверью кто-то из пришедших коллег включил кофеварку. Ее дребезжащий звук Белинский узнает всегда. Техника появилась здесь еще задолго до его прихода сюда. И каждый год начальство обещает выделить средства на новую, и каждый год эта кофеварка стоит на своем законном месте.

Дубровин понял, что разглядывать узоры на линолеуме гораздо интереснее, чем отвечать на вопросы. Если уж совсем быть честным, то изначально про скрипку он не хотел говорить. Процентов девяносто девять и девять, что ему показалось. Но вспоминая прошлый вечер еще раз, мелодичные звуки инструмента уже вполне вписывались в этот рассказ.

– Так, хорошо, – Максим провел рукой по лбу и правой щеке. Здесь становилось душно, и ему жутко захотелось спать. – Давайте пока забудем о музыке. Вы нашли девушку и огляделись. Что было дальше?

– Дальше я, значит, попытался усадить ее в машину, но она завизжала, вырвалась и побежала в сторону замка. Тут я снова подумал, что меня хотят заманить и ограбить, – он посмотрел на следователя. – Вот тут-то я и вызвал полицию.

– А девушка?

– Я ее после не видел. Ее же вроде как нашли возле замка?

– Не совсем. Возле замка была ее сестра. Она, очевидно, вспомнила об этом, когда вы попытались посадить ее в машину, поэтому побежала туда. Нашли ее рядом с пострадавшей.

Дубровин ахнул и поджал губы.

– Бедная девочка, – только и выдал он.

Макс кивнул, а затем поднялся и подошел к двери и открыл ее. Воздух, чуть свежее, чем здесь, ударил ему в ноздри.

Даниил решил, что это приглашение уйти и не смешить своим рассказом о скрипке, тоже поднялся.

– Давайте теперь вернемся к скрипке, – Белинский обернулся к свидетелю. – У вас в машине работало в тот момент радио? Может быть, звуки скрипки вы услышали оттуда?

Дубровин сел назад и возмутился:

– Я не слушаю радио за рулем, это может быть опасно!

– Ладно, – следователь покорно развел руками, – тогда опишите звуки?

– Вы это серьезно? – недоверчиво хмыкнул тот.

– Я имею в виду, кто-то именно играл на скрипке, или это был аудиофайл?

«Или ваш бред», – пронеслось в голове следователя.

– Вы мне не верите, да? – оскорбился Дубровин, будто прочитав мысли Макса.

Белинский облизнул губы, пытаясь выделить себе время для ответа.

– Просто иногда, в состоянии паники или шока, людям кажутся разные вещи. Например, они слышат голоса.

– Или музыку? – все с той же обидой уточнил Дубровин.

Следователь вздохнул и кивнул.

– Да, или музыку.

– У меня не было шока или паники. Удивление – да, но вряд ли это спровоцировало галлюцинации, – он сжал ладони в кулаки. – Чем дольше мы с вами об этом говорим, тем больше я уверен, что слышал, как в стороне замка ночью в лесу кто-то играл на скрипке!

Снова в комнате наступила тишина.

Теперь Максим не только слышал, как работает кофеварка, но и чувствовал запах кофе. Мысленно он уже наливал в свой стакан этот напиток и снова смотрел на список подозреваемых, где есть только одно имя. Он надеялся, что разговор с Дубровиным хоть немного прояснит ситуацию, но в итоге все стало еще запутаннее.

– Тогда это была не просто игра? Какая-то композиция? Вивальди, Бах…

– Бога ради, молодой человек! – раздраженно отозвался Даниил, поднимаясь на ноги. – Да разве я похож на того, кто различает композиции, сыгранные на скрипке? – он чуть повысил голос. – Это была какая-то мелодия, но я понятия не имею, кто ее написал.

Теперь они смотрели друг на друга.

В другой ситуации, где он весел и полон сил, Макс бы как минимум напомнил Дубровину, что тот дает показания сотруднику правоохранительных органов, а не отчитывает сантехника за плохую работу. Но сейчас его больше интересовало, за какие грехи ему в подарок досталась еще одна головная боль в этом трудном деле. Логично предположить, убийцей мог оказаться и этот «скрипач на крыше». Но кто он? Как зовут? И где его искать?

А еще Макс надеялся, что рассказ свидетеля докажет невиновность Грин. Белинскому очень хотелось вычеркнуть ее имя из списка подозреваемых, и плевать, что без нее там и списка-то никакого нет. Ему безумно, неимоверно сильно не хотелось расследовать дело, где жертва и преступник – родные сестры. Тема семьи для него всегда была неприятной, если дело касалось убийства. Слишком он дорожил своей и не понимал, как можно причинить вред родственнику.

Теперь Дубровин не сомневался, что его дела здесь закончены. Снова шаркая ногами, он подошел к следователю и протянул ему руку:

– Извините, – он грустно улыбнулся, – это все, что я знаю. Если я вспомню что-то еще – я позвоню вам.

– Да. Пожалуйста.

Они пожали друг другу руки.

4

Алена сделала последний глоток кофе и поставила пустую кружку на стол. Он был завален бумагами из лаборатории, снимками МРТ, анализами крови, заметками и всем прочим, что добавляло хаоса как на столе, так и в голове врача.

Она заправила прядь волос за ухо и зевнула.

За окном уже темнело, но ее это не волновало. Дома, кроме кота, ее все равно никто не ждал. В следующем месяце Алене исполнится тридцать один год. В ее плане, который пишут все девочки в пятнадцать лет в какой-нибудь анкетке, в тридцать она уже должна была провожать двух детей (сына и дочь в идеале) в детский сад, готовить на большую семью ужин, встречать мужа с работы и, целуя его в щеку, спрашивать, как прошел его день. А еще непременно она должна быть на вершине карьеры.

Ни того, ни другого, нитретьего у нее не было, так что домой она не торопилась. Как и семейство Грин. Несколько часов назад их удалось отправить домой. Одна из их дочерей до сих пор находится в реанимации. Она была в сознании, когда ее доставили сюда, даже пыталась говорить, но у нее началась паническая атака, так что пришлось поставить ей успокоительное. Потом ее забрали в операционную, и с тех пор в сознание она не приходила. Прогнозы для нее неутешительные, чего лукавить. Будет чудо, если она выживет. От удара об отломленный кусок фасада (об этом Алене рассказал один из медиков, когда они везли пациентку в операционную) в ее голове образовалась гематома, спустя всего несколько часов после падения она уже лежала со швами на голове.

Мать и сестра не хотели уходить, пришлось даже пригрозить им охраной. Алена, конечно, против таких методов, он от их слез легче не было никому.

В дверь постучали.

– Открыто, – вполголоса произнесла она, надеясь, что ее не услышали.

В кабинет зашел тот медбрат, который утром помог успокоить Майю.

– Чего тебе, Андреев?

– Я тут, эт…ходил, короче, на улицу, за булочками. И там, эт, увидел газеты. Ты, эт, в курсе, какая семья тебе попалась? – он положил перед ней находку. На первой полосе черными буквами красовался заголовок «Кайн и Авель на новый лад. Могла ли сестра убить сестру?», а ниже была статья о сегодняшнем происшествии у замка.

Громова нахмурилась и притянула газету к себе.

– Это что, шутка? – она посмотрела на Андреева. – Они считают, что та девчонка столкнула сестру с крыши?

– Угу, – прохрипел тот.

От его дыхания веяло сигаретами, это раздражало Алену. Хотя ее весь Андреев раздражал, начиная от его походки и заканчивая словами-паразитами в речи. С самого первого дня работы здесь она с ним не поладила. Ему не нравилось, что его мать наняла какую-то девицу на ту должность, которую он рассчитывал занять. Подумаешь, квалификации не хватает, кого это вообще волнует в наше время? Но его мать считала иначе. Поэтому он всячески старался испортить Алене жизнь в больнице, в чем весьма преуспел. Часто он выкидывал медицинские карты ее пациентов, и в регистратуре приходилось постоянно заводить новые, а это злило других врачей. Он плевал на просьбы Громовой забрать анализы из лаборатории, поставить капельницу пациенту, да много чего. Они были почти ровесниками, но по поведению Андреева в это было трудно поверить.

Алена дурой не была и знала, куда все время пропадают карты, но все выходки Андреева терпела. Несколько раз она обратилась к главврачу с просьбой поставить его на место, и после издевательства над ней исчезали, но всего на неделю или две.

– Не был в ее крови найден алкоголь! – воскликнула врач, читая статью. – Откуда они это взяли?

– Чо ты меня спрашиваешь? Я не знаю, – Андреев развернулся и направился к выходу. – Смотри, эт, как бы она и тебя ни прихлопнула, – с этими словами он закрыл дверь.

Алена дочитала статью до конца, еще несколько раз возмутилась и бросила газету на стол. Сложно сказать, что ее больше разозлило: ложь об опьянении Грин или версия с попыткой убить родного человека?

– Да-а уж, – выдохнула она.

Дверь снова распахнулась, да с такой силой, что ее ручка стукнулась о стену.

В проходе опять стоял Андреев. И если первый раз на его лице была самодовольная ухмылка, то сейчас вид у него был серьезный.

Алена только набрала воздух в легкие, чтобы как следует его отчитать за такую манеру врываться в ее кабинет, как он произнес:

– Грин в коме.

Воздух так и застрял в легких Громовой.

Вторая глава. Собирая пазл

1

17 лет назад

Как гласит старое правило, если ребенок в комнате один, и там тихо, он что-то натворил. А если по такому же сценарию в комнате остаются два малыша – об этом Алиса даже подумать боялась, и аккуратными шагами ступала к детской комнате, в которой притаились ее дочери. Ее воображение уже представляло разрисованные фломастерами обои, пластилин, настойчиво вдавленный в ковер, вырезанные узоры на плотных шторах. Чем ближе она подходила к комнате, тем яснее рисовалась такая картина в ее голове. Она аккуратно провернула дверную ручку и вошла в комнату.

Ничего из того, что она придумала, не было.

Обе шторы были вытянуты вперед и аккуратно уложены на спинку стула, создавая невысокий купол. Между собой юные строители скрепили их заколками для волос. С обеих сторон этой импровизированной хижины входы были завешаны полотенцами. С прикроватной тумбы пропал детский ночник, но судя по бликам нежно-голубого цвета на полу, Алиса знает, где его искать. До нее доносились два звонких детских голоса из «домика».

– Тук-тук, – Грин присела на пол возле конструкции.

Голоса затихли.

– Кто там? – прозвучало через минуту.

– Это мама, – ответил другой голос.

– Она должна была сама это сказать, – чуть тише и нравоучительнее заговорила первая.

– Она же знает, что мы знаем, зачем ее спрашивать?

– Ну, Ника!

Алиса усмехнулась и приподняла одно из полотенец.

В «домике» сидели две девочки семи и четырех лет. До прихода матери младшая заплетала своей сестре косички, поэтому вокруг них лежали разные резинки и заколки, а на голове Ники кое-где проглядывались спутанные волосы. Майя была еще слишком мала, чтобы уметь заплетать их в красивую косу, но она не оставляла попыток научиться. А Доминика, как старшая сестра, всегда соглашалась быть подопытной и стойко терпела всю боль и выдранные волосы. Правда, иногда приходилось звать на помощь маму, когда самая младшая Грин умело запутывала расческу или резинку.

Словно поняв, о чем ее сейчас просят, Майя указала на сестру:

– Я плету ей косы.

– Ага, – со всей мукой в голосе, на которую только способен семилетний ребенок, произнесла Ника. Сестру она, конечно, любила больше, чем свои волосы, но как же их было жаль распутывать после таких процедур.

– А это ваш салон красоты? – Алиса улыбнулась, чуть продвигаясь внутрь сооружения. Оно оказалось куда меньше, чем снаружи, поэтому ей пришлось постараться, чтобы не задеть пропавший ночник. Без него было бы совсем темно.

– Нет, это наш замок. Как тот, что в конце города стоит, – объяснила старшая девочка. – Мы решили, что хотим жить в замке, и построили его.

– Как принцессы, – улыбнулась Майя, уже забросив затею заплести косу и теперь украшая волосы сестры заколками.

– Принцессы не строят замки, за них это делают слуги, – поправила ее Ника.

– Откуда ты это знаешь?

– Потому что я хожу в школу, а ты – нет.

– Так, – перебила их Алиса, снимая одно полотенце и освобождая проход, – предлагаю пойти на кухню пообедать и заодно выяснить, откуда берутся замки. Кто «за»?

– А как мы это выясним? – спросила Майя.

– А вот и придумаем, – Алиса поднялась на ноги и чуть отошла в сторону. – И кто последний прибежит на кухню, тот будет мыть посуду.

Как обычно, такой мотивации хватило, чтобы девочки наперегонки побежали на кухню. Интересно, надолго еще лет хватит этой материнской хитрости?

2

8 ноября 2019 года. День после трагедии.


Майя

«Здесь какая-то ошибка,

И понять я не могу

Почему в моем саду

Не играет больше скрипка?»

Я открыла глаза.

«Видно, наш скрипач расстроен шибко

Вот сейчас, в моем саду.

Кстати, я еще все жду,

Что заиграет снова скрипка».

Я села на месте слишком резко. От этого движения комната перед глазами пошла по кругу, и меня затошнило. Я попыталась аккуратно встать, потому что была уверена, вот-вот мне станет плохо, но слабость в теле не дала подняться на ноги, поэтому мне удалось только сползти с кровати на пол.

Я в своей комнате. Как я здесь оказалась?

«…почему в моем саду

Не играет больше скрипка?»

Строчки из детского стихотворения крутились в голове как застрявшая в магнитофоне кассета.

Какая еще скрипка?

Чувствую себя отвратительно. Ощущение будто в моей голове репетировал наш школьный инструментальный ансамбль. Каждая попытка свести мысли воедино отдавалась болью в лобной доле и затылке.

Я невольно застонала и приложила пальцы к вискам.

Какой сегодня день? Была ведь ночь.

А где та незнакомка, которая пользуется такими же духами, как у Ники?

Я резко выпрямилась.

Ника.

«лежит на земле в снегу без сознания очнись почему ты не отвечаешь скрипка я слышу играет скрипка почему она играет кто на ней играет помогите кто-нибудь моя сестра не дышит мне страшно кто-нибудь помогите умоляю».

Я слышала стук своего сердца в ушах. Страх свалился на меня, как одеяло, и он душил, и душил, и душил. На секунду мне показалось, что я не могу дышать. Я попыталась сделать вдох, но это отозвалось лишь сухим хрипом в груди. Я уперлась руками в пол.

Моя сестра, Господи! Она же…она мертва? Где она? Мне нужно ее найти.

От нахлынувших воспоминаний перед глазами вновь все поплыло. Рукой я нащупала перед собой тумбу и попыталась подняться. Что-то звякнуло сверху, и в следующую секунду на ковер упал стакан. Звонкий хлопок от разбитой керамики разлетелся пульсирующей болью в голове, в самой макушке, задевая виски, лоб, затылок.

Я вцепилась в край тумбы и все-таки поднялась. Ноги дрожали, словно я всю ночь приседала, или бегала, или все сразу.

Страх тянул меня вниз, поэтому я уперлась спиной в стену. Медленными шагами мне удалось дойти до двери, но когда моя рука легла на дверную ручку, я вздрогнула и обернулась.

Стакан разбился?

Возле тумбы лежали осколки. Их почти не было видно из-за лучей солнца, которые в них отражались, и из-за ворсин ковра, в котором они утопали.

Почему он разбился?

Не знаю, на сколько времени меня занял этот вопрос, не знаю, сколько времени смотрела на эти осколки. Головная боль напомнила мне, что нужно двигаться дальше, найти Нику.

Я вывалилась в коридор, позабыв про разбитый стакан. Здесь свет солнца пробивался еще сильнее через окна, и я зажмурилась.

– Мама! Папа! – я закричала сиплым голосом, уже не обращая внимания на звон в голове.

Ответа не было.

– Мама! Папа! – эта попытка уже напоминала историку у ребенка, потерявшегося в торговом центре. Он кричит, зовет на помощь, но никто не обращает внимания.

Я сползла по стене вниз на пол, потому что была уверена, сейчас меня стошнит: волнение, слабость и головная боль добьют.

– Мама…Папа…– по щекам побежали слезы. Мне стало невероятно страшно, настолько сильно, что даже слово «страх» сюда уже не подходит. Это чувство больше, сильнее, губительнее. Это ужас.

Стон перерастал в истерику, я всхлипывала, хватала ртом воздух и издавала икающие звуки. Наверное, в другой ситуации меня бы этот звук рассмешил, но тогда он словно ком, который застрял у меня в горле и не давал нормально вдохнуть.

Видимо, не мой вялый крик, но звонкие всхлипы все же услышали. В коридоре раздались быстрые шаги, и вот ослепляющие лучи солнца кто-то собой заслонил.

– Родная моя, – всегда спокойный и низкий голос отца сейчас звенел от волнения.

Он ухватил меня за плечи и попытался поставить на ноги, но я только повисла на его шее. Мне будто снова 6 лет и я расстроена из-за смерти мамы олененка Бэмби. Папе ничего не оставалось, кроме как сесть рядом, обнять меня и начать медленно раскачиваться в разные стороны. Это был его метод успокоить меня или Нику, когда мы были маленькие и разбивали коленки, пока учились кататься на велосипеде. И когда были подростками, и нам разбивали сердца горе-дружки и неверные подруги. И вот сейчас, когда мне казалось, что что-то случилось и разбило наш привычный мир навсегда. Этот метод никогда не подводил. В его объятьях никакие беды меня не найдут, я до сих пор в это верила.

Понемногу я успокоилась, но меня все еще пробирала дрожь. Я словно все еще была там, в зимнем лесу, ночью, и ледяной ветер окутывал меня и играл с волосами. Папа, видимо, ощутил это, поэтому чуть отстранился, чтобы посмотреть на меня.

Его губы на долю секунды дернулись, будто он хотел что-то сказать, но вдруг передумал. Его рука легла на мою щеку, и он вздохнул.

Эта пауза насторожила меня, страх снова начинал возвращаться. Он хочет сказать, что с Никой? Она умерла?

– Где она? – выдала я. Прозвучало это грубее, чем в моей голове.

Пока папа выдохнул, пока облизнул высохшие от волнения губы, пока набрал в легкие воздух для ответа, мне казалось, прошла целая вечность.

– Она в больнице. Мама уехала к ней утром, а я…я хотел дождаться, пока ты проснешься.

– Нам нужно в больницу, – я уперлась одной рукой в пол и оттолкнулась от него, но отец с силой усадил меня на место.

– Еще слишком рано, Майя. Поедем через час.

Он замолчал на мгновение, а взгляд перевел на пол, как будто там был написан вопрос, который он хочет задать мне.

– Что там произошло? Как вы оказались в том замке?

Я молчала. Даже сил на то, чтобы пожать плечами, у меня не было. Я не помнила, что случилось. Я не знала, что произошло. Ком разочарования в самой себе снова подкатил к горлу, по пути выбив пару слезинок.

Я жалобно застонала, закрыв глаза и силясь вспомнить хоть что-то.

– Мы ужинали: ты, я, мама и Ника. А потом…потом… – страх вернулся с новой силой. Моя рука начала отбивать триоли на ладони отца, поэтому ему пришлось сжать ее.

– На вас напали?

– Я, – я всхлипнула, – я не знаю…Я помню ужин, а потом Ника… – снова всхлип, – она лежит на земле, а вокруг ее головы кровь. И скрипка, – я схватила папу за рукав кофты, – кто-то играл на скрипке, папа! Кто-то играл на скрипке, пока Ника умирала, – я разрыдалась и уткнулась в плечо отца.

Его рука скользила по моим волосам и плечам. Он вздрагивал, но я не решалась взглянуть на него, боялась увидеть слезы.

За всю жизнь я ни разу не видела, как плачет мама, никогда не видела ссоры родителей и, тем более, никогда не видела слезы отца. Даже когда умер дедушка, я не увидела ни слезинки на его лице. Конечно, став взрослой, я понимала, что он скрывал от нас свои боль, горе или гнев, делал так, чтобы мы не видели этого. Вокруг нас он возвел стену, и она оберегала нас от всего плохого, что могло бы нас расстроить.

Но теперь эта стена рухнула.

– Майя, – его голос задрожал. Он продолжал гладить меня по волосам, а я – вдыхать его парфюм, такой знакомый аромат кардамона и чего-то сладко-горького, – я знаю, тебе страшно. Но я рядом с тобой, – его голос сорвался на миг, он прокашлялся и продолжил. – Нам будет тяжело, особенно маме. Но мы все преодолеем, правда? – я слышала, как он улыбнулся. – Ты только…ты только не отстраняйся от меня, пожалуйста. Особенно сейчас.

Я подняла голову и посмотрела на него. Под его глазами блестели слезы.

Я кивнула в ответ на его просьбу и улыбнулась.

Мы все преодолеем.

3

Максим не сразу услышал звонок мобильника, потому что тот был завален отчетами криминалистов, распечатками фотографий с места преступления, показаниями очевидцев и всей прочей макулатурой, которую ему с утра бросали на рабочий стол. Кстати, домой он вчера так и не ушел. Сон в комнате для допросов и стаканчик кофе из автомата куда лучше пустой квартиры. Еще недавно он жил там со своей невестой и между поисками преступников планировал с ней свадьбу.

Он упустил момент, когда его жизнь превратилась в бесконечный детективный сериальчик, который крутят по безызвестному каналу после полуночи. И вроде бы Макс никогда не хотел построить блистательную карьеру, ему ближе были мысли о семье, детях, планировании отпуска всем вместе, покупке дома в кредит (ну, и бог с ним). Но работа затягивала все сильнее. Часто Максим стал забывать позвонить ей и предупредить, что задержится, а еще чаще он возвращался домой, когда она уже спала. Годовщина, запланированная поездка, день рождения? Макс задерживается на работе, но обязательно приедет. Так его невеста говорила каждый раз по разным поводам, но итог всегда был один: годовщина заканчивалась, выходные проходили, гости расходились, и только потом Максим возвращался в ее жизнь. Конечно, ссор в этом случае было трудно избежать. А потом та авария, в которой пострадал его друг, так выбила Макса из жизни, что он вовсе потерял суть дней. К работе допоздна прибавились еще визиты в больницу, к родственникам друга, и он не удивился, когда увидел кольцо с помолвки на тумбе в коридоре и не нашел ее вещей в шкафу.

– Слушаю, – он наконец-то нашел телефон среди бумаг и ответил на звонок.

– Максим Белинский? – послышался женский голос в трубке.

– Да.

– Алена Громова, врач-травматолог городской больницы. Вчера к нам доставили девушку, которая упала с крыши бывшего музея.

– Да, Грин, – он машинально кивнул и снова начал рыться в куче бумаг. – Она очнулась?

– Она в коме.

Макс выпрямился, чуть не уронив телефон.

– Что?..

– Это случилось вчера вечером, – продолжила Алена. – Сейчас ее состояние стабильно, но пока какие-то прогнозы делать рано, да и сложно.

– Ваши коллеги вчера сказали мне, что она придет в себя.

– Она и пришла, один раз, когда ее только привезли. Я попыталась с ней поговорить, но она запаниковала, – выдохнула та, – да оно и понятно.

– А она не говорила о…– он чуть усмехнулся тому, что собирался сказать, – о скрипке?

На несколько секунд по ту сторону мобильника замолчали то ли для того, чтобы вспомнить такие подробности, а то ли для того, чтобы посмеяться.

– Она лишь произнесла имя сестры, и все.

– Очень жаль, – Белинский подтянул к себе фотографии с места преступления.

На одном из фото посреди белоснежного сугроба снега был вмятый силуэт. По очертаниям было понятно, что там лежал человек. Со стороны головы, слева, была небольшая лужа крови, словно кто-то пролил половину бутылки красного вина. Рядом с этим пятном лежал маленький кусок фасада крыши. Видимо, решил Максим, он обвалился под весом Грин или даже раньше – здание-то старое. Упади она чуть правее или левее, и все могло бы сложиться иначе. Повезло бы отделаться только переломами. По описанию медиков, которые на место преступления приехали первыми, она лежала на спине, лицо закрывали светлые волосы, испачканные кровью слева у виска. Темное пятно тянулось по всей левой части.

– Я звоню еще по одному вопросу, – продолжила Алена. – Вы не могли бы приструнить СМИ, чтобы те не писали во всех новостях о якобы найденном алкоголе в крови девочки. А еще о наркотиках, и о том, что она была психически неуравновешенной и наблюдалась у психотерапевта. Анализы крови никаких запрещенных веществ не выявили, а данных о посещении врача такой направленности нет.

– То есть, маловероятно, что это суицид? Я к тому, что все ваши опровергают наркотическую и алкогольную зависимость, а, значит, и депрессия тоже маловероятна.

– Вы что же, думаете, депрессия только от алкоголя и наркотиков появляется? – серьезно спросила Громова.

Макс запнулся на полуслове. Обычно его «клиенты» депрессию получали только на фоне этого.

– Ну, нет… Но…

– В случае с Грин, – перебила его травматолог, – причин для суицида, с медицинской точки зрения, я не вижу, но это не моя область, если понимаете.

– Да, конечно, – Максим подтянул к себе блокнот и обвел надпись «Суицид» на первом листе. – Что ж, спасибо, что сообщили мне. Если вдруг ее состояние изменится – позвоните мне, пожалуйста. А я передам своим коллегам вашу просьбу насчет журналистов.

– Хорошо, спасибо. Всего доброго, – и звонок оборвался.

Макс бросил телефон на стол и уперся в него руками. Сегодня ему предстоит встретиться с родителями и сестрой пострадавшей, и он надеялся, что эта встреча внесет больше ясности и даст больше зацепок, чем есть у него сейчас. Если Алена права, и это не было попыткой самоубийства, то на передний план расследования вновь выносится вариант, который растиражировали в СМИ – Грин столкнула сестру с крыши.

4

Майя

В палате было тихо. Очень тихо. Мне казалось, весь мир сейчас был переведен в беззвучный режим, и если бы я открыла дверь, за ней оказался пустой коридор городской больницы. В нем бы не было ни врачей, ни медсестер, ни пациентов. Никого. Будто все решили дать мне шанс побыть с сестрой наедине.

Я сидела рядом с ее кроватью и держала за руку. Происходящее все еще казалось мне дурным сном. Она здесь, подключена к куче разных аппаратов. Снится ли ей сон? А если нет, то что тогда видят люди, находясь между жизнью и смертью? Ее врач сказала, что мозг в критические для него моменты не запоминает причину боли, чтобы обезопасить организм от потрясения. Многие называют это шоком. Если это так, то ей не было больно, когда она упала с крыши замка.

Я зажмурилась.

Мой мозг почему-то тоже забыл всю информацию о той ночи. Последнее, что я помню, это как я, Доминика и родители ужинали дома, и мама рассказывала, как будет здорово на том корпоративе, куда они собирались сразу после ужина. А потом я уже сползала с кровати в своей комнате и слышала звук скрипки. Несколько часов моей жизни куда-то пропали.

Я посмотрела на сестру. Та Доминика с постоянным румянцем на щеках, зелеными глазами, задорным смехом, от которого меня иногда трясло, с идеально фарфоровой кожей, на которой я никогда не видела ни одного подросткового прыща, пшенично-русыми волосами, такими густыми и длинными, что я постоянно находила их в сливе в ванной и в бутербродах, та Доминика, которая могла трещать без умолку на любые темы, очаровывая этим всех.

Ее будто никогда не существовало.

Мы с папой были на кухне, когда зазвонил его сотовый телефон. Мамин голос и всхлипы – и вот мы уже мчим сюда. Оказывается, Ника впала в кому еще вчера, но нам об этом сообщили лишь утром. Когда я забежала в палату, мама сидела рядом с ней на кровати. Увидев меня, она заплакала, а затем обняла меня. Под ее глазами были едва заметные синие очертания из-за бессонной ночи. Лицо было припухшее. Я никогда не видела ее такой.

Не знаю, сколько времени уже прошло. Казалось, я всегда была в этой палате возле этой кровати, а на ней всегда лежала эта девушка, настолько бледная, что на ее руках просвечивали сине-серые вены. Волос почти не было видно – их скрывали бинты, которыми окутали ее голову. На левой стороне ее лица до самого подбородка тянулся огромный багровый синяк. Он даже зацепил ухо и практически полностью покрывал ее щеку. Левая рука была загипсована. Губы, неестественно серого цвета губы, потрескались. Будь Ника в сознании, ее бы это сильно разозлило.

Я потянулась к сумочке и запустила в нее руку, перебрала пальцами несколько вещей и нащупала небольшой тюбик бальзама. Аккуратно склонившись над сестрой, я нанесла средство на ее губы. Они заблестели от лучей солнца, которые пробивались сквозь жалюзи.

Я улыбнулась.

Вытащив из сумочки расческу, я прошлась ей по тем волосам, которые не отрезали или не запихали под бинты. Мне даже удалось сделать из них косичку.

Еще в моей сумке оказался крем. Я нанесла его на ее руки, растирая их так, словно хотела согреть. Каждый раз, проводя пальцами по тыльной стороне ее ладоней, я чувствовала под ними вены. Мои пальцы запинались о них как об камни на идеально ровной дороге.

На ее ногтях облупился лак нежно-голубого цвета. Он напомнил мне ее выпускное платье. Мы выбирали его вместе, обошли все магазины в городе, а когда совсем отчаялись, то уговорили папу отвезти нас в соседний. Вот там-то оно и нашлось. То самое платье, о котором ты мечтаешь каждый день, представляешь, как наденешь его, войдешь в зал, где собралась вся школа, как все они обернутся, чтобы разглядеть тебя. Мне тогда было четырнадцать, а Нике семнадцать, и не было ничего важнее в нашей жизни, чем найти самое красивое платье на ее выпускной. А в день Икс, когда она надела его, я не могла оторвать от нее взгляда. Все эти принцессы ей и в подметки не годились, настолько она была прекрасна. Родители разрешили ей вернуться за полночь, и я не спала, а ждала сестру в ее комнате, чтобы услышать, как она вошла в зал, и вся школа смотрела на нее с тем же восхищением, что и я.

Я улыбнулась воспоминаниям, а затем наклонилась и чмокнула ее в щеку.

В роскошном выпускном платье в центре зала или в растянутой одежде на больничной койке ты для меня всегда самая прекрасная.

В дверь несколько раз постучали. От неожиданности я вздрогнула и обернулась. И кто же додумался стучать в палату человека, который в коме?

Дверь открылась, и в проходе я увидела мужчину в форме следователя. Он был высоким настолько, что почти касался головой дверного проема. Густая борода на лице не давала мне понять, то ли он улыбнулся, то ли скорчил гримасу, я не видела его губ. Взглядом карих глаз он окинул палату, а затем посмотрел на меня.

– Доминика Грин? – произнес незнакомец низким голосом, проходя в палату.


Он либо обращался ко мне, либо спросил, кто лежит на кровати. Этого я не поняла, поэтому вопросительно приподняла брови, надеясь, что это передаст все мое удивление.

В пару шагов он преодолел расстояние между нами и встал рядом со мной.

– Вы кто? – не выдержала я.

–Вы Доминика Грин?

– Я ее сестра. Доминика, – я указала на сестру, – посетителей не принимает, так что…

– Ага, значит, вы та подозреваемая, – перебил меня он, будто я все это время молчала.

А вот теперь мои брови изогнулись от удивления. Подозреваемая в чем?

– Что вы так смотрите, будто не слышали об этом? – кажется, незнакомца забавляла моя реакция на происходящее. А я чувствовала, что теряла терпение.

– Кто вы такой? – спросила я, выделяя интонацией каждое слово.

– Александр Райн, старший следователь. Друзья зовут меня Алексом, но мы с вами не друзья, – он нахально улыбнулся. – Хочу задать вам пару вопросов.

– У меня нет сейчас времени, – я скрестила руки на груди и повернулась от него к сестре.

Он уперся локтями в спинку моего стула и наклонился так, что я слышала его дыхание. Оно обжигало мое ухо и раздражало меня. Он появился всего несколько секунд назад, но уже заставил меня его ненавидеть.

– Вы, наверное, подумали, что я даю вам выбор, но нет, – нахально произнес он. – Жду вас в коридоре.

С этими словами он направился к выходу.

Я проводила его злым взглядом и опять повернулась к сестре. Я – подозреваемая? Серьезно? Они думают, что я столкнула сестру с крыши?

Мысль об этом разозлила меня настолько, что я вышла за следователем.

– В чем меня обвиняют? – выпалила я как герой телевизионной драмы.

Александр сидел на скамье и разглядывал какие-то бумаги в своих руках. Наверное, чьи-то показания. Интересно, чьи? Кого они опросили? Родителей? А что, если они нашли свидетелей? А если они нашли того, кто играл на скрипке?

На мой возглас он только посмотрел на меня, ухмыльнулся и похлопал по месту рядом с собой.

– Я этого не делала, – я не унималась и приглашения присесть не приняла.

– Вы удивитесь, как часто я это слышу.

Я поджала губы и заправила прядь волос за ухо. Я либо не понимала всей серьезности ситуации, либо все еще была в шоке от происходящего. Почему-то его уверенность в моей виновности меня не пугала. Скорее, злило то, что сейчас где-то ходит человек, столкнувший мою сестру с крыши. Я уверена, это не была попытка самоубийства. Свести счеты с жизнью – на такое мог пойти кто угодно, но только не Ника. Не она. Этот человек влюблен в жизнь, даже в самые заковыристые ее части. В моменты, когда мне казалось, что я в тупике, или когда не было сил продолжать бой за мою очередную чокнутую идею, я всегда обращалась к ней за помощью. И она приезжала, звонила, давала мне тот самый волшебный пинок, после которого ты сразу видишь решение своей проблемы. Я часто ловила себя на мысли, что мне повезло с сестрой. Мне завидовали подруги, когда узнавали Нику получше, и как же я была этим довольна.

Я вздохнула, и с губ сорвалось очередное:

– Я не пыталась убить сестру.

– Правда? – Александр наконец-то оторвался от своих документов. – Где вы были вечером шестого ноября между девятью и одиннадцатью?

Я открыла рот, чтобы ответить, но губы замерли в безмолвии.

Мы смотрели друг на друга: следователь с явным ликованием в глазах, а я – со страхом, но не оттого, что меня, преступницу, поймали, а оттого, что я до сих пор не могла вспомнить тот вечер.

– Ну? – требовал Райн.

– Я не знаю.

– Вот как. Из-за чего вы поссорились с сестрой?

– Мы не ссорились.

– А ваша мать уверена, что вы накануне происшествия сильно повздорили.

– Из-за чего?

– Это вы мне скажите.

–Я не помню! – я сжала кулаки.

– Вы употребляли алкоголь?

– Нет.

– Наркотики?

– Нет!

– Вы столкнули сестру с крыши?

– Я не сталкивала ее! – мой голос сорвался на крик.

Наши взгляды снова встретились. Я надеялась, он видел ту ненависть, которая у меня к нему возникла.

Я почувствовала, как по телу растекаются мелкая дрожь и слабость, как вчера утром в моей спальне. Мне вдруг вспомнился стакан, который каким-то образом разбился, упав на густой ковролин.

Я приложила руки к вискам и несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. Головная боль меня доконает.

Александр встал и снова начал перебирать документы.

– Скрипка, – произнесла я и посмотрела на него в упор.

– Что? – не понял следователь.

– Скрипка. Кто-то играл на скрипке в тот вечер в лесу.

– А вы головой, часом, не бились?

– Я слышала чертову скрипку! – выкрикнула я, топнув ногой. В этот момент я ощутила себя пятилетней девочкой, которая пыталась доказать маме свою непричастность к разбитым кофейным чашкам. Это Доминика вдруг решила, что умеет жонглировать.

На мои повторные крики из кабинета вышли два врача, но подходить пока к нам никто не решался.

Судя по всему, моя истерика на Райна впечатления не произвела, потому что он вновь взглянул на свои документы, будь они прокляты, и что-то там продолжил искать. Через пару минут он протянул мне лист бумаги, на котором был список из нескольких имен.

– Эти люди, – начал он, когда я взяла листок в руки, – последние в журнале вызовов в телефоне Доминики. Вы кого-нибудь знаете?

Я несколько раз пробежалась взглядом по списку, но все они были мне незнакомы. Это я и объявила следователю.

Он с явным недовольством забрал бумагу и вернул ее в бесконечную череду других документов.

– Возможно, – я пожала плечами, – это люди с ее работы. Ника – журналист в соседнем городе, пишет статьи в отделе культуры.

– Как называется ее место работы? – он вытащил из кармана карандаш.

– Это газета «Паблиш», она там всего пару месяцев работает. Родители вам не сказали? – удивилась я, пока Александр записывал мои слова.

– Я их не опрашивал.

– Но вы же сказали, моя мама уверена, что мы поругались с сестрой.

– Я солгал, – он очень довольно улыбнулся. – Решил, что смогу поймать вас на лжи. Часто семейные ссоры становятся причиной смерти одного из родственников.

Я хотела ответить и даже уже набрала в легкие побольше воздуха, но Райна спасла Алена Громова, которая подошла к палате Доминики.

Она чуть нахмурилась и посмотрела на следователя так, будто они давно знакомы, и он явно забыл предупредить ее о своем визите.

– Все нормально? – спросила она.

Я кивнула и, использовав эту паузу, зашла в палату.

– Майя, – услышала я за спиной голос Александра, – мы с вами продолжим допрос в другой раз. Постарайтесь вспомнить что-то еще, кроме скрипки.

Если бы его сарказм был водой, то он затопил бы весь этот третий этаж больницы.

Я сильнее стиснула зубы, чтобы к подозрению в попытке убийства сестры мне не приписали и оскорбление сотрудника следственного комитета.

Алена взглянула на него с укором, но тоже ничего не произнесла. Они несколько секунд смотрели друг на друга, словно между ними был немой диалог, но потом она зашла в палату и закрыла за собой дверь.

Пока я боролась с желанием выскочить в коридор и выкрикнуть ему вслед проклятья, Алена подошла к тумбе рядом с кроватью, взяла из нее желтую папку для документов, открыла и что-то записала. Она подходила к каждому аппарату, к которому была подключена ее пациентка, долго смотрела на мониторы, иногда подносила палец к данным, чтобы не ошибиться, а потом записывала их. После она присела на кровать, взяла Нику за запястье, нажала на него большим пальцем с тыльной стороны и засекла время на своих наручных часах. Через несколько секунд она снова взглянула на монитор, затем в папку, кивнула и подчеркнула что-то на бумаге.

Я села на стул и монотонно наблюдала за ней, потому что мыслями была не здесь. Я пыталась вернуться в тот вечер, когда все произошло, но мозг отказывался выдавать хоть какую-то информацию. Перед глазами стояла картина идеальной семьи: папа, мама и две дочери сидят за столом. Им наконец-то удалось собраться всем вместе, ведь с тех пор, как Доминика получила работу, приезжать в гости к родителям она стала реже.

Мы вообще мало общались с ней в последнее время. Она с головой ушла в профессию, о которой мечтала с самого детства, куда меньше стала звонить и отвечать на сообщения, которые я, кстати, тоже писала не так часто, как раньше. Меня затянули в бесконечный водоворот сдача сессии, подготовка к выпускным экзаменам и написание дипломной работы, по которой должны оценить мои знания за четыре года учебы в университете. Мне предстоит в скором времени получить диплом вуза, который мне не так уж и хочется заканчивать, стать специалистом, которым я не так уж и хочу быть, и оказаться одной из тех, кто понятия не имеет, что делать со своей жизнью.

Конечно, никто и не знал о моих мыслях. Родители были уверены, что обе их дочери будут заниматься в жизни тем, что им нравится, и мне не хотелось их огорчать. Я помалкивала и водила по тарелке вареные брокколи, нанизанные со всей нелюбовью на вилку. Рядом сидела Ника и снова со всем задором, на какой она только способна, рассказывала о своей работе, походах в театры и на выставки. Она настолько была в восторге, что даже иногда во время вздоха издавала очень смешные звуки, похожие на икоту. А я завидовала. Завидовала, что моя жизнь не приносила мне такой же восторг, как ей – ее.

– Что ж, давление и пульс в норме, – голос Алены вырвал меня из, возможно, последнего воспоминания о сестре.

Я повернула голову в ее сторону. Она едва улыбалась и смотрела на меня с таким сочувствием, что мне становилось неловко. Не хотела бы я, чтобы она слышала тот разговор в коридоре.

Интересно, родители тоже думают, что это я сделала? Мы практически не разговаривали с тех пор, как Ника впала в кому. А если они согласны? Если я забыла то, что отлично помнят они? Тогда я и их потеряю?

– Майя, –начала Громова, – иногда люди делают выводы, основываясь только на своем опыте, а не на фактах. Если следователи решили, что во всем этом, – она коротко кивнула в сторону Ники, – виновата ты, это еще не значит, что они правы.

– Так вы все слышали?

Она поджала губы и кивнула.

Не знаю, сколько ей лет, определять возраст по внешности я никогда не умела, но выглядела она очень молодо. Может быть, чуть старше Доминики. У нее длинные русые волосы, которые сейчас она собрала в низкий хвостик, челка скрывала брови, зато выделяла зеленые глаза. Узкое лицо и немного вздернутый кончик маленького носа вряд ли вызывали к ней доверие как к профессионалу у ее пациентов – слишком она походила на практикантку, а не на врача. Ростом она тоже невысокая. По крайней мере я помню, что наши глаза были почти на одном уровне, когда я очнулась в этой больнице. И тогда, и сейчас я вижу сходство между ней и моей Никой. Финальным аккордом в предположении стали духи травматолога. Этот аромат малины и мяты я ни с чем не спутаю. Парфюм столько раз бил мне в нос, когда сестра собиралась на свидание. Еще чаще я чувствовала его на своих вещах, взятых ей же без разрешения, так что выяснить причину пропажи и внезапное появление моей футболки или юбки в шкафу никогда не составляло труда.

Быть может, поэтому или по другой причине, но мне было спокойно в присутствии Алены Громовой, хоть и сама реальность вызывала у меня желание завернуться с головой в одеяло и больше никогда не вставать с кровати.

– Пока твоих родителей допрашивает следователь, ведь больница – идеальное для этого место, – в ее голосе слышались сарказм и немного возмущения, – я хотела поговорить с тобой. Это неприятная тема, но ты должна быть готова.

– К чему? – перебила ее я, чувствуя, как страх на этот раз решил подобраться ко мне с ног. От слов врача ступни будто онемели.

– К тому, что Доминика, возможно, не придет в себя.

Она что-то говорила еще, но я уже не слышала. Волна паники снова захлестнула меня. Словно пытаясь сбросить с себя это чувство, я подпрыгнула со стула, но не рассчитала, что ноги меня не послушаются, поэтому чуть не упала. Спас подоконник, попавшийся под руку.

Моя реакция ее напугала, потому что она замолчала и с непонятным взглядом посмотрела на меня.

– Сделайте что-нибудь! – потребовала я дрожащим голосом. – Ей всего лишь двадцать пять, она не должна умирать, – я попыталась вдохнуть, но грудь будто снова обвили канатом, все стягивая и стягивая. – Это я виновата. Она как-то оказалась возле замка, а я не помню этого. Я должна была быть рядом с ней, должна была помочь, я виновата, я.

По моим щекам побежали слезы. Я прикрыла рот ладонью, чтобы не завопить. Указательный палец уперся в нос, из-за этого мое учащенное дыхание, казалось, теперь слышали и за дверью.

– Майя, успокойся, – Алена поднялась с кровати и примирительно вытянула перед собой руки. Ее голос звучал так же, как и в первый день нашего знакомства: мягко, но настойчиво. – Я сказала «возможно», потому что любая черепно-мозговая травма не проходит бесследно. В лучшем случае люди частично теряют память. А Доминика в коме, это сильно скажется на нервной системе и функциях мозга. А в худшем…я уже говорила, – она коротко выдохнула. – Я не хочу кормить тебя и твоих родителей ложными обещаниями.

Я стиснула зубы и зажмурила глаза. Не знаю, откуда у меня взялась эта привычка. Может быть, она появилась в тот день, когда я решила, что разбитые коленки не повод рыдать у всех на глазах. Или в день, когда меня после шестимесячной подготовки не взяли в международный лагерь для изучения иностранного языка, хотя я об этом мечтала. В любом случае этот способ помогал мне брать в себя в руки, особенно когда этого совсем не хотелось.

Мысленно досчитав до трех, я открыла глаза. Кажется, сработало.

– Расскажите мне о ее состоянии, пожалуйста, – мой голос снова зазвучал твердо, это в какой-то степени меня даже порадовало.

Громова чуть нахмурилась, приоткрыв рот. Видимо, она как раз об этом и говорила, когда у меня началась паника.

– Постараюсь не загружать тебя сложными и непонятными медицинскими терминами, – она на миг улыбнулась, но тут же снова стала серьезной. – Удар пришелся на левую часть тела, – врач указала ладонью на голову Ники и гипс на руке, – закрытая черепно-мозговая травма спровоцировала отек мозга из-за повреждения черепа и мягких тканей. Появилась гематома, поэтому твою сестру прооперировали, чтобы снять давление. Она была стабильна после операции, но организм сильно пострадал: кроме удара головой, у нее еще перелом левой лучевой кости и трещина в левом бедре плюс ушибы мягких тканей…Ну…Это если кратко.

Я устало провела ладонями по лицу, будто хотела отбросить все на свете мысли подальше. В конце прошлой недели я укладывала вещи в сумку и даже подумать не могла, что уже через несколько дней меня будут подготавливать к смерти сестры. Я даже не помню ее последних слов. А если мы и вправду поругались? Что я ей сказала? Ненавижу тебя? Да пошла ты? Я никогда себе не прощу, если это так.

Алена, как настоящий профессионал, сохранила тишину в палате и дала мне время на обдумывание. Пока я соображала, что случилось, она взяла медицинскую карту Ники и что-то туда записала, а после снова провела какие-то манипуляции с аппаратами вокруг нее.

– Ей больно? – я наконец-то отлипла от подоконника и подошла к сестре. Я почти привыкла к тому, как она теперь выглядела, за исключением синяка на лице. Ника бы сказала, что этот цвет ей не идет. Ее возмущения на этот счет прозвучали у меня в голове привычным голосом сестры, и это вызвало смешок. Понимая, как странно это выглядит, я притворно закашляла, надеясь, что врач ничего не заметила.

– Мы вводим ей обезболивающее, на всякие случай, но обычно те, кто в коме, не реагируют на болевой синдром, звуки или яркий свет. Они будто очень крепко спят, – она снова чуть улыбнулась.

– То есть, она нас не слышит?

– Может быть, и слышит. У всех это проходит по-разному.

– Им что-то снится?

– Говорят, что снится. Я только надеюсь, что не кошмары.

Я чуть поджала губы.

– Если она нас все же слышит, – продолжила Громова, – наши слова могут провоцировать ее сновидения. Так что, нужно говорить только о хорошем. Поняла меня? – ее улыбка начинала вызывать у меня чувство умиротворения.

Я тоже улыбнулась и кивнула.

– Что ж, – Алена сжала медицинскую карту, – оставлю вас. Если понадоблюсь – мой кабинет на первом этаже, возле лестницы справа.

– Хорошо, спасибо.

Когда она ушла, я опустила голову на кровать, упираясь макушкой в бедро Ники.

Я столько раз слышала о коме, но никогда не думала, что нечто такое придет в нашу семью. Алена рассказала мне первой о возможных последствиях не просто так. Если все пойдет по худшему сценарию, я должна помочь родителям пережить это. Я должна буду научиться жить без сестры, без того человека, который всегда был со мной.

По моим щекам снова побежали слезы.

5

Максу изначально не нравилась идея допроса четы Грин в больнице, но уговорить мать оставить своего ребенка оказалось куда сложнее, чем он думал. И вот он сидел в каком-то процедурном кабинете, который администрация больницы так любезно ему предоставила во временное пользование, пил сомнительный на вкус кофе из бумажного стаканчика и, кажется, скоро опьянеет от запаха медицинского спирта. Место тут не так много, но почти все, что есть, заставлено шкафчиками с разными флаконами, таблетками, тонометрами и еще кучей других штук, название которых Максим не знал и даже не интересовался. Шприцы он тоже успел заметить, целую кучу упакованных шприцев на столе врача. Будь ему на пару лет меньше, он бы уже бежал к выходу. Нелюбовь к больницам росла в нем еще с того дня в детсаду, когда ему ставили прививку. Сначала большой мужчина с густой бородой и в белом халате уверял его, что: «Больно не будет, это как комарик укусит», а потом будущий следователь громко рыдал, пока ему под кожу вводили вакцину. Больно было так, как ни один комар не кусал.

В окружении Белинского были люди, которые в больницы ходили куда чаще, чем им следовало бы. Его коллега обожал любые медосмотры, а ежегодная диспансеризация для него равносильна дню рождения. На возмущения Макса о встрече с родителями пострадавшей в больнице коллега всерьез предложил поехать вместо него. И у него почти получилось уговорить его, но вмешался Итанов. Увы.

Делая последний глоток кофе и зарекаясь больше никогда его не брать в больнице, следователь посмотрел на часы. В этот момент в кабинет зашел невысокого роста мужчина. От яркого светалампы на миг Максу показалось, что он седой. Когда тот подошел ближе, Белинский понял, что обе дочери унаследовали русый цвет волос от него. Он рассеянно взглянул на Макса, чуть улыбнулся и протянул ему руку:

– Виктор Грин.

– Максим Белинский, – ответил тот, пожимая ему ладонь.

Виктор сдавленно произнес «угу» и присел на стул. Ему явно не мешало бы поспать несколько часов. Усталый взгляд медленно переходил со следователя на входную дверь и обратно. На лице красовалась щетина, которую раньше Грин всегда сбривал.

– Это надолго? Я хотел бы уговорить жену вздремнуть, – спросил он.

– Зависит от того, как скоро придет ваша жена. Мне бы и самому хотелось закончить поскорее.

– Я отправил ее в кафе за едой. У меня диабет, мне нужно следить за питанием. Начнем без нее? – оживился Виктор, выпрямив спину. – Я бы хотел начать без нее.

Макс чуть прищурил глаза, глядя на него.

– Почему?

Грин опустил голову и облизнул губы.

– Есть то, о чем я хочу сообщить. Но ей это знать не нужно.

Белинский с невозмутимым видом включил диктофон, придвинул к себе пустой лист блокнота и ручку:

– Вопрос остается тем же.

– Потому что я сам не верю в то, что хочу сказать, – начал он. – Потому что все кругом твердят, что моя дочь столкнула свою сестру с крыши, а я, кажется, начинаю в это верить. Если поверит еще и Алиса, у нашего ребенка будут самые ужасные родители, – Грин выпалил это на одном дыхании и закрыл глаза.

Сохранять невозмутимый вид Максу становилось все сложнее.

– Хорошо. На каком основании вы… – он запнулся, пытаясь заменить слово «обвиняете», – эм…почему вы так считаете?

– Я, – Виктор провел ладонями по лицу, – я слышал, как они ругались в тот вечер. Мы поужинали, жена ушла собираться на корпоратив, а я остался в зале посмотреть телевизор. Девочки были на кухне, и я услышал, как там разбилось что-то. Сначала я подумал, что Майя что-то уронила, она у нас немного неуклюжая. Потом были крики. Они спорили.

– О чем?

Он только хотел ответить, но за дверью раздались шаги.

Максим перевел взгляд с него на дверь и услышал, что кто-то прошел мимо.

– Я не слышал начала спора, – продолжил Виктор. – Майя кричала на Доминику. Сказала, что та предала ее и их идеи, что она с ума сошла. Говорила о каких-то деньгах. Думаю, что младшая швырнула на пол тарелку, отсюда и разбитое стекло.

– Она и раньше вела себя так экспрессивно?

Грин покачал головой.

– Нет, мне всегда казалось, что она – самая спокойная в нашей семье.

«В тихом омуте», – пронеслось в голове Макса.

– Так с чего вы решили, что СМИ правы? Ваши дочери до этого не ругались?

– В детстве было, но с возрастом они стали очень близки. Мы даже немного волновались, как они будут жить друг без друга, когда Ника поступит в университет. Поймите меня правильно, я люблю своих девочек, – он приложил левую ладонь к груди, словно у него там была их фотография. – Я очень рад, что воспитал их такими. И именно поэтому я вам рассказываю, что в тот вечер между ними что-то произ…

Его слова оборвала открывшаяся дверь процедурного кабинета. В него вошла белокурая женщина, держа в руках поднос с парой тарелок. На одной лежала котлета и картофельное пюре совсем неаппетитного вида, а на другой кусок черного хлеба.

Максим понял, что это Алиса Грин, и приветственно кивнул.

Она чуть улыбнулась в ответ, поставила поднос на стол перед следователем и села напротив него.

Выглядела она еще более измотанной, чем ее муж. Светлые волосы стянуты резинкой в тугой хвост, на лице не было косметики, поэтому можно было разглядеть сеть морщинок на лбу и возле глаз. Взгляд у нее тоже был уставший. Еще бы, за последние два дня она спала всего три-четыре часа, а про еду забыла совсем. Если не Виктор, постоянно напоминавший о том, что питаться нужно им обоим, она бы точно вычеркнула этот ненужный пункт из своего списка дел.

– Простите, что опоздала, – произнесла она приятным голосом. – Мужу нужно поесть, у него сахар.

– Он предупредил меня, – кивнул Белинский. Он отметил, что за эти две минуты со своего прихода Алиса расположила его к себе гораздо больше, чем глава их семьи. – Итак, я хочу задать вам несколько вопросов. Ваши дочери живут вместе с вами?

– Нет, они живут в соседнем городе. Доминика работает в газете «Паблиш», пишет в рубрику «Культура» статьи. Она журналист, – она улыбнулась. – Они обе журналистки. Майя заканчивает в следующем году университет.

– Значит, они приехали на выходные?

– Да, в гости. Хотя, – она нахмурилась и повернулась к мужу, – Майя приехала в прошлую субботу, хотя мы ее не ждали, а Ника приехала в среду. Сказала, что соскучилась и взяла отгулы на работе.

Макс записал это в своем блокноте.

– Что Майя делала все это время?

– Да не знаю, – Алиса пожала острыми плечами. – Дома была, готовилась к экзаменам, иногда с подругой встречалась.

– Как зовут подругу?

– Кира Сивцова. Они с детского сада дружат, и Ника с ними тоже общается.

– То есть, Майя до приезда Доминики встречалась с Кирой, верно? У вас есть ее контакты?

– Да, но…вы в чем-то ее подозреваете?

– Майя не говорила вам, – продолжил Максим, будто не слыша вопрос, – что они с Доминикой поссорились?

Виктор выпрямился на стуле и с опаской посмотрел на следователя.

– Нет, – Алиса качнула головой из стороны в сторону, – а с чего им ссорится? Они очень дружные. Они сестры! Поэтому все эти домысли, что одна столкнула другую с крыши, это все ерунда! – она повысила голос и сжала кулаки. – И когда все закончится, я подам в суд на каждое СМИ, которое опубликовало подобное заявление. И я хочу, чтобы вы внесли это в протокол.

– Обязательно, – кивнул Белинский, снова делая вид, что внимательно ее слушал. – А они созванивались в эти дни, пока были в разных городах?

– Наверняка созванивались. Я не слежу за их телефонами.

– Милая, скажи ему, – произнес Виктор, вставая со стула.

И Макс, и Алиса внимательно на него посмотрели: один с интересом, другая – с возмущением.

– Что сказать? – спросил Белинский.

– Майя вернулась домой очень злая. Она на себя не была похожа.

– Виктор, – жена ухватила его за запястье, – мы уже обсуждали, это не относится к происходящему.

– И все же, – продолжил следователь, – что случилось?

Алиса выдохнула и еще раз непонятным взглядом посмотрела на мужа.

– Доминика живет на квартире, а Майя в общежитии, но часто приезжает к сестре, – все-таки продолжил Грин. – Кажется, они обсуждали вариант, чтобы съехаться после Нового года. Я звонил Нике в прошлую субботу, мы часто с ней созваниваемся, и она сказала, что ждет Майю. А через несколько часов Майя вернулась к нам, сделала вид, что все как обычно, а затем ушла в свою комнату и вышла только утром.

– Вы спрашивали, что случилось?

– Она сказала «ничего».

– Как это связано с ней и Доминикой? – вмешалась Алиса. Руками она сжимала край стола. – Мало ли что у нее случилось. Она выпускница! У нее огромная нагрузка по учебе, а еще ей предстоит искать работу, а ты сам прекрасно знаешь, что сейчас в стране кризис, работу найти очень сложно. Она переживает из-за этого! Ей можно иногда и понервничать.

– Ты понимаешь, что теперь, возможно, она и университет не закончит? – он взял ее за плечи и чуть вернул к себе. – Ты понимаешь, что вчера все ее достижения, вся ее жизнь, все перечеркнулось?

Алиса встала, наотмашь убирая руки мужа со своих плеч. Максим был уверен, что она даст ему пощечину, поэтому был готов разнимать супругов. Ему не привыкать наблюдать за семейной ссорой, но вот ссора родителей, чью дочь хотят обвинить в попытке убить другую, в его практике впервые.

– Мы закончили? – спросила Грин, повернувшись к следователю.

– Нет. Что вы оба делали шестого ноября примерно с девяти до одиннадцати вечера? – без единой нотки сочувствия продолжил Макс.

– Мы были на корпоративе в честь дня рождения компании, в которой я работаю, – ответил Виктор. Он все еще смотрел на жену.

– Как называется ваша компания?

– «Look at». Мы занимаемся изготовлением и продажей очков для зрения и линз.

– Кто может подтвердить ваше присутствие на корпоративе? – Макс снова сделал пометку в блокноте.

– Наш гендиректор, – он повернулся к мужчине. – Он был там и видел нас. Мы находились там вплоть до вашего звонка в двенадцать.

– И вы не покидали корпоратив все это время?

– Нет.

Алиса, до этого бездумно разглядывавшая остывшую еду на подносе, нахмурилась и взглянула на мужа.

– Мы не уходили с корпоратива, – повторил Виктор.

Максим внимательно посмотрел на Алису, но промолчал. Иногда людям нужно дать время, чтобы те хорошенько подумали, прежде чем рассказать что-то. Зато следователь был уверен, что по возвращении в офис занесет в список подозреваемых еще одного человека.

Белинский пододвинул к Алисе блокнот и ручку:

– Напишите мне контакты Киры, пожалуйста, и можете идти.

Через пару минут чета Грин вместе с подносом вышла из кабинета.

Следователь откинулся на спинку стула и провел ладонями по лицу.

«Чокнутая семейка. Чокнутая семейка с двумя подозреваемыми», – подумал он, затем взял диктофон, блокнот и, погасив свет, закрыл за собой дверь.

6

Вечером непогода разыгралась не на шутку. Снег падал таким плотным покровом, что ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки, а чуть позднее к нему присоединился сильный ветер. Маленький город Б. заносило осадками. По улицам ездили большие снегоуборочные машины, но было ясно, что им не справиться. Некоторые жители добирались до своих домов пешком, потому что общественный транспорт встал в пробках вместе с остальным населением. Грин повезло больше: они успели приехать домой до снегопада.

Семья была на кухне, но привычная болтовня не звучала. Они были в одной комнате, но казалось, что каждый из них находится в другом городе. Майя сидела за столом и, сложив руки на колени, смотрела за окно. Ей так нравилось наблюдать за тем, как падает снег, как ветер заставляет его кружиться в пируэте, и как он оседает на оконной раме.

Виктор сидел напротив нее и смотрел на стол. Снег за окном его не интересовал. Минуту назад он спросил свою младшую дочь, что произошло вечером шестого ноября, но в ответ получил лишь «не помню».

Алиса стояла возле холодильника и упиралась в него спиной. Ее глаза болели от недосыпа и слез, но желания спать не было. Она внимательно слушала разговор, ведь несколько минут назад она объявила своему ребенку, что ее подозревают в покушении на убийство ее сестры.

– Если ты не расскажешь, что произошло, то мы не сможем защитить тебя, – Виктор поднял голову и протянул к Майе руки. – Расскажи, что произошло возле замка?

Самая младшая Грин продолжала смотреть в окно и произнесла:

– Я не помню.

Алиса тяжело вздохнула и приложила ладонь к губам. Так она пыталась не спросить лишнего у своего ребенка. Не задать те вопросы, которые могут разрушить их семью.

– Ты была пьяна, поэтому не помнишь? – не стесняясь, спрашивает глава семейства.

Дочь перевела взгляд с окна на отца:

– Ты же знаешь, я не пью.

– Ну, – замялся Виктор, – все может измениться.

– Я не пила, – перебила его Майя. – Я не знаю, почему не помню, но я ничего из алкоголя и наркотиков не принимала!

– Майя, не кричи, – взмолилась Алиса, прикладывая к вискам пальцы.

– Выпей лекарство, – грубо бросил ей муж. – Целый день с головной болью ходишь.

Та промолчала.

– Я хочу спать, – с этими словами Майя встала из-за стола. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – в унисон ответили ее родители, но ни один из них не посмотрел на дочь. Останавливать ее и настаивать на ответе никто не собирался. По крайней мере пока.

Грин вышла из кухни и закрыла рот рукой, чтобы заглушить свой всхлип. Они не сказали, но она и так почувствовала, что ей не верят.

Виктор и Алиса еще несколько минут были на кухне, пока она не направилась в сторону коридора.

– Я же говорил, – произнес ее муж, и она остановилась. – Я говорил тебе остаться дома. На кой черт ты поперлась со мной? Все могло быть иначе. Обе дочери могли бы быть целы! – она слышала, как он сжал зубы. Он всегда так делал, когда злился.

– Хотела поддержать иллюзию семьи, – монотонно ответила та, даже не обернувшись.

Виктор фыркнул, затем резко встал и, обогнав жену в дверном проеме, пошел наверх, в спальню.

Алиса закрыла глаза. Пожалуй, ей все-таки стоит выпить обезболивающее.

Третья глава. Ландыш распускается в мае

1

9 ноября 2019 года. Два дня после трагедии.

День никогда не обещает внести что-то новое в расследование, но Макс всегда на это надеялся. С этими мыслями он заходил утром на работу и с ними же покидал следственный отдел вечером, если уходил, конечно. Вчера он настолько засиделся за показаниями семейства Грин, что вести машину у него совсем не осталось сил, так что диван в комнате отдыха вновь составил ему компанию.

Скоро Максим встретится с Кирой Сивцовой – новой фигурой в запутанном деле. Хотя Белинский был даже рад, что в этой истории появился человек, который не состоит в родстве ни с одной из пострадавших – уж очень он не любит искать убийцу среди родни.

Налив себе в стакан в очередной раз кофе, следователь вернулся за свой рабочий стол и еще раз взглянул на список подозреваемых. Теперь в него вошел и отец семейства Виктор Грин. После их разговора Максим заехал в компанию «Look at» побеседовать с гендиректором, и тот подтвердил присутствие обоих Грин на корпоративе, да вот только его секретарь, которая заносила документы на подпись, сказала, что Виктор уходил. Она запомнила это, потому что его жена в итоге несколько раз танцевала с одним из сотрудников фирмы.

– Я в курсе, что Виктор ужасно ревнив, – призналась та. – Поговаривают, что он даже несколько раз бил Алису, но я ничего не берусь заявлять, – она чуть выставила руки перед собой, подняв ладони. – Будь он на корпоративе, его жена ни с кем бы не танцевала, а сидела за столом.

– А вы видели его на этом мероприятии? – уточнил Макс.

– Да, но недолго. Потом ушел, – она переглянулась с директором, – и больше я его не видела в этот вечер.

– Может быть, он пришел после вашего ухода?

Секретарь отрицательно покачала головой:

– Исключено. Я ушла одной из последних.

После этого имя Грина перекочевало из списка «Опрошенные» в список «Подозреваемые».

Белинский взял трубку стационарного телефона и нажал две цифры. Послышались гудки.

– Анна, солнышко, – улыбнулся следователь, когда ему ответили на звонок, – вам на днях в техотдел принесли мобильный телефон…да, Грин, верно. Вы что-то вытащили из него?.. А когда я это получу?.. Замечательно, я очень жду. Хорошо, пока.

Положив трубку, Макс радостно хлопнул в ладоши. Через час он получит все переписки и журнал звонков, которые были на телефоне Доминики, даже в мессенджерах. Им, конечно, нельзя так делать без официального разрешения, но они все равно так поступали. Это всегда давало куда больше полезной информации, чем все разговоры со свидетелями и родственниками.

Устав с самого утра разбираться с этим делом, Максим поднялся на ноги и потянулся так, что в пояснице что-то приятно хрустнуло. Его взгляд упал на пустую кружку, по краям которой остался осадок от кофе. Надо хоть иногда мыть ее, как бы лень ему ни было. А вот сейчас он это и сделает, а заодно выкурит сигаретку-другую. Да, когда-нибудь он обязательно бросит.

«Вот уж нет уж», – проворчал его внутренний голос.

Белинский взял со стола кружку, вытянул из ящика пачку сигарет и направился к выходу, но так до него и не дошел.

Дверь следственного отдела открылась, и в помещение вошла девушка. Сначала Макс решил, что это чей-то ребенок пришел из школы на работу к родителю, но незнакомка хриплым и громким голосом спросила:

– Кто здесь Максим Белинский?

Голос явно не соответствовал ее внешности: невысокий рост и, пожалуй, нездоровая худоба. Светло-розовые волосы были собраны в пучок на голове, маленькое лицо с обеих сторон обрамляли пряди. Пирсинг в носу привлек внимание Макса гораздо больше, чем короткие джинсовые шорты в разгар зимы – ему не нравились никакие украшения на чьем-либо лице. А тут еще не просто украшение в виде стразы, а септум в носовой перегородке, и Белинский уже четко представил себе ситуацию, когда девушка цепляется этим пирсингом за пуговицу кофты, которую пытается снять, или кольцом на указательном пальце, когда чешет кончик носа.

Вошедшая окинула взглядом помещение и не стала дожидаться приглашения – сразу направилась к столу, возле которого стоял Макс.

– Я Максим Белинский, – спохватился следователь, простившись с мыслью немного передохнуть.

– Да, я уже поняла, – девушка плюхнулась на стул напротив него и закинула ногу на ногу. И без того короткие шорты поползли по бедру вверх.

Макс тоже сел, стараясь не разглядывать эти ноги.

– Я Кира Сивцова, – сказала она и чуть подалась вперед.

– Да, я уже понял, – отозвался следователь. Он достал из ящика стола диктофон и включил его. – Представьтесь еще раз, пожалуйста. Это для протокола.

Она устало вздохнула, словно ее попросили в очередной раз передвинуть комод на другое место.

– Кира Сивцова.

– Кем вы приходитесь Майе Грин?

– Подругой.

– Как давно вы дружите?

– Да чуть ли не с детского сада.

– Когда вы разговаривали с ней последний раз?

– Перед тем как все это произошло.

– Конкретнее, пожалуйста.

Кира поджала губы и на несколько секунд отвела взгляд в сторону.

– Она упала около десяти? Значит, часов в семь я говорила с Майей по телефону. Мы хотели на следующий день встретиться, поболтать.

– О чем?

– О личном.

– Конкретнее, пожалуйста, – немного с другой интонацией произнес Макс.

Сивцова возмущенно фыркнула, скрестив руки на груди:

– Какая разница? Это наше, личное. О парнях, об учебе.

– Где вы учитесь?

– В местном колледже, на факультете искусств.

Максим сделал себе пометку в блокноте и взглянул на диктофон.

– Что? – спросила Кира, заметив это.

– Как хорошо вы знаете сестер Грин? Их мать сказала, вы с обеими дружите.

– С Никой мы общаемся реже, все-таки разница в возрасте дает о себе знать. Да и она в последнее время не всегда приветлива.

Белинский внимательно слушал. За последние дни он записал столько хороших слов о Доминике Грин, что засомневался в ее безвинности. И красивая, и успешная, и добрая, и умная…человек не может быть настолько идеальным. А если может ― то он точно что-то скрывает и в чем-то виноват. Слишком часто мы прячем свои истинные намерения и притворяемся, что нам есть дело до других людей, хотя сами думаем только о себе. Так или иначе, но в любой ситуации, которую подбрасывает нам жизнь, мы ищем выгоду для себя. Это не мы плохие, но так задумано природой или Богом, тут уж кто во что верит: в Дарвина или Библию. Необязательно речь должна идти о деньгах ― куда чаще мы ищем просто комфорт, место, где нас примут такими, какие мы есть, да еще и похвалят, если повезет.

– Она в последнее время совсем куда-то пропала, – продолжила Кира. – Как устроилась на работу, так перестала на звонки отвечать. Раньше я приезжала к ней в гости на выходные, она ведь на квартире живет, а теперь она вечно занята, и ни меня, ни Майю уже не ждет.

– Обычно так бывает, когда устраиваешься на работу, – нравоучительно произнес следователь, – нужно время, чтобы привыкнуть к новым обязанностям.

– Да я не о том, – отмахнулась Кира и поменяла ноги, теперь закинув левую на правую. – Она избегать нас стала. Например, я писала ей в соцсетях, а она онлайн, но не отвечает. Звоню – она трубку не берет. И так несколько дней. Майи тогда в городе не было, она уехала к бабушке, так что я решила убедиться, что с Никой все в порядке. Она ведь мне не чужая, – она заправила прядь волос за ухо. – Я приехала к ней домой. Был ливень, и я вся промокла, потому что не смогла поймать такси на вокзале. Пришлось добираться до нее пешком. Хорошо, что она недалеко живет, – Кира вдохнула. – И вот я поднимаюсь на четвертый этаж, стучу в дверь, и что вы думаете?

– Что?

– Она открыла, увидела меня, сказала, что ей некогда и захлопнула дверь. Захлопнула! Передо мной!

– И вы не ссорились за несколько дней до этого?

– Нет. Абсолютно нет. Да и из-за чего? Не было причин. Но с того дня я с ней не общалась. Пошла она.

– Не нужно показывать свое отношение к ней, – одернул ее следователь, снова делая пометку в блокноте. – А о чем вы говорили с Майей в тот вечер?

– Да я не помню уже. Договорились о встрече на следующий день. Вроде бы все.

– Что ж, скоро мы это узнаем.

– В каком смысле?

– Скоро мобильные операторы мне предоставят все записи разговоров Майи за последние четыре дня, а также все ее переписки. По ним-то мы и узнаем, о чем вы говорили. Я вам потом расскажу, если вам интересно.

На самом деле Макс солгал. Никаких записей мобильные операторы не делают, а если это не так, то Белинскому они в любом случае недоступны. Но, на его удачу, Кира об этом не знала, так что такая перспектива произвела на нее нужное впечатление.

Она заерзала на месте, опустив обе ноги на пол. Ее руки держались за низ стула, и следователь видел, как побелели костяшки ее пальцев – так сильно она их сжимала.

– Они поругались с Доминикой, и я пригласила ее в гости к нашему общему знакомому. Хотела поговорить с ней, поддержать. Она сказала, что скоро приедет, но так и не приехала.

– И не позвонила?

– Позвонила и сказала, что у нее не получается приехать.

– Почему?

– Не знаю. Наверное, она уже ехала к замку, – последнее предложение она произнесла совсем тихо и посмотрела в сторону.

Белинский кивнул.

– О чем вы хотели поговорить с Майей?

– Я ведь уже сказала! – теперь ее голос зазвучал громче, и она вновь взглянула на него.

– Вы бы так не дергались, если действительно планировали разговор только на девичьи темы. О чем вы хотели с ней поговорить? – Макс наклонился грудью вперед, на стол. – Я все равно узнаю, Кира. И если я узнаю то, что мне не понравится, я с полной уверенностью предъявлю вам обвинения в препятствии расследованию.

Макс внимательно на нее посмотрел как строгий отец на ребенка, который съел конфету перед обедом, но не хотел признаваться. Этот взгляд выдавил из Киры правду.

– Я хотела извиниться.

– За что?

Кира вздохнула и закрыла лицо руками. На миг следователь решил, что она расплакалась, но из-за ладоней зазвучал голос:

– Есть один парень. Мы учились вместе в школе, и мы с Майей, ну, мы были влюблены в него. Его не было в городе, когда все это случилось, поэтому я не хочу говорить его имя, ладно? – она убрала руки от лица и, не дожидаясь ответа, продолжила. – После окончания школы Майя уехала на учебу в другой город, а я осталась здесь. Нашла себе компанию друзей, и оказалось, что этот парень тоже с ними общается. В один из приездов Майи она и он начали встречаться. Ну, вот так получилось, захотелось им, – она раздраженно вздернула руками в разные стороны. – А он мне нравился, и Майя это знала. Наверняка знала, да все это знали! И в октябре у парня был день рождения, мы отмечали на съемной квартире. Майя тоже была, потом они куда-то делись. Я стояла на кухне, когда увидела, как Майя вышла из дома. Оказывается, они поругались.

– Из–за чего?

– Я не знаю, честно. Но в тот вечер я перебрала со спиртным, ну и… уу, вы поняли.

– Нет, не понял.

– Мы переспали! С парнем Майи. Господи, мне так стыдно, – она опять закрыла лицо руками. – Я отвратительный человек и такая же подруга. Как я могла так сделать? – Сивцова взглянула на Макса, будто у него были все ответы. – Я хотела встретиться, потому что хотела все рассказать и попросить прощения. Она не знала, а я не хотела, чтобы ей сказал кто-то чужой.

– Но вы так и не сказали?

– Я не успела, – промямлила Кира.

– А Доминика знала?

– Не думаю. Откуда бы ей знать? Если только… – она с опаской взглянула на Макса, а следователь приподнял брови и чуть наклонил вниз голову, ожидая продолжения, – если только он не рассказал ей.

– Скажите его имя.

– Я не могу.

– Верьте в себя, Кира. Вы можете, – он едва улыбнулся, – говорите.

Тишина в ответ давала ему понять, что Кира не собирается с ним сотрудничать. Либо она боится этого парня, либо уж очень он ей нравился и назвать его имя для нее было равносильно самому страшному на свете предательству, которая даже с ее выходкой на вечеринке не сравнится.

– Я имею полное право не говорить ему, откуда узнал об этой истории. Вы сказали, что были в компании? Наверняка их ссору видели и другие. Но если вы не скажете, мне придется…

– Никита Ларин, – выпалила она на одном дыхании.

Максим немного удивился, затем кивнул и записал имя в блокнот.

– И последний вопрос: что вы делали шестого ноября примерно с девяти до одиннадцати вечера?

– Я ушла с вечеринки домой и была там.

– Кто это может подтвердить?

– Никто, – она пожала плечами, – я была одна.

– Ясно, – выдохнул следователь. – Ладно, теперь вы можете идти. Если у меня будут уточняющие вопросы, я вам позвоню.

Кира кивнула и довольно быстро направилась к двери, но уже возле выхода обернулась:

– Она позвонила мне около девяти вечера. Доминика сделала что-то ужасное, потому что Майя сама на себя не была похожа. Я думаю, она могла это сделать.

– Сделать что? – уточнил Белинский.

– Столкнуть сестру с крыши, – голос Киры сорвался на последнем слове. Она прокашлялась, попрощалась и покинула следственный отдел.

Макс откинулся на спинку стула и глубоко вдохнул и выдохнул. А день все-таки принес новую уверенность в том, что главной подозреваемой все еще остается Грин.

2

Майя

Кажется, дома мне объявили бойкот. Конечно, он не был явным, нет. Мама вежливо осталась в комнате, ссылаясь на головную боль, а папа ушел на работу, хоть сегодня и суббота.

Делая вид, что все хорошо, по-настоящему хорошего у нас не было ничего.

День только начинался, но я уже мечтала, чтобы он закончился. Я была на кухне, сидела на холодном стуле, поджав под себя ноги. Передо мной в ожидании стояла кружка с чаем, и полупрозрачный пар уже почти перестал из нее подниматься. Совсем скоро напиток окончательно остынет, и тогда я вылью его в раковину. По счету за сегодня это будет уже третья кружка.

С самого утра у меня тоже болела голова и в отличие от мамы я все же выпила лекарство. Результата, правда, до сих пор не было, но это меня не сильно волновало. За все дни я начинала привыкать жить с постоянным давлением в лобной доле.

На втором этаже хлопнула дверь, но шагов по лестнице я не услышала. Видимо, мама проверяла, в комнате ли я. Наверное, она не хотела меня видеть.

Я коротко вздохнула от подкатившегося комка слез и опустила голову на стол. Подумать только, еще несколько дней назад моя жизнь шла своим унылым чередом, и меня это ужасно раздражало, а теперь я сидела одна на кухне в доме, который казался мне чужим, и гадала, что произошло в тот злосчастный вечер и перевернуло все с ног на голову.

По щекам побежали слезы. Я еще никогда не чувствовала себя настолько гадко.

За окном снова падал снег. Казалось, скоро он победит, и люди перестанут расчищать дороги, сбивать лед с тротуаров, сметать хлопья с террас и лестниц, а позволят ему заполонить собой все. Я бы позволила. Мне всегда нравилась зима, особенно ее начало. Будучи ребенком, я так ждала, когда же выпадет первый снег, подбегала к окну каждое утро с момента, как с деревьев опадали все листья, и все ждала и ждала, а затем наконец-то видела белоснежный покров возле дома. Воздушный, словно вата, снег лежал на лужайке, на кустарниках и даже на маминых садовых украшениях. И тогда я, наспех натянув теплые вещи, бежала на улицу, чтобы скатать снеговика, ведь первый снег не лежал долго – он обязательно таял. Однажды такой побег обернулся для меня больничной койкой: я неудачно выбежала на крыльцо, где снег уже превратился в лужу, и слетела с него на землю, завернув ногу так, что каждый гимнаст бы мне позавидовал. В итоге вплоть до самого Нового года я пролежала с переломом. Тогда моим развлечением был телевизор, книжки и, конечно, Ника. Она возвращалась со школы, бежала ко мне в постель и, плюхнувшись на нее с прыжка (ей-то это удавалось с легкостью), рассказывала последние новости. Она уже жила в том мире, где были сплетни о старшеклассницах, кто с кем вчера гулял, или кто кого поцеловал, и моя сестра была в эпицентре этой «взрослой» жизни. А я…А что я? Я жила ее жизнью, слушая все это. Прошло больше десяти лет, а ничего не изменилось. Я все еще внимала всем ее словам, обожала слушать ее истории о работе, друзьях и всем, что с ней происходило.

Когда нам говорили, что мы с Никой похожи, я заливалась краской и отшучивалась. Похожи друг на друга как красавица и чудовище. У нас был русый цвет волос, но моя шевелюра была курчавой, короткой, и чаще всего я ее собирала в небрежный хвостик. Ника же всегда была с укладкой или красивой косой – длина ее волос позволяла сделать любую прическу. Глаза у нас тоже были разного цвета: ее зеленые, а мои – голубые. Единственное, что подтверждало наше родство – это форма лица и носа. Тут мне повезло, они были такие же, как у сестры, аккуратные. Я завидовала фигуре Ники. Она могла есть все, и не пополнеть. О таких обычно говорят «ведьма». Так вот, моя сестра всем ведьмам и в подметки не годилась. Не удивительно, что она могла очаровать любого.

Я всегда смотрела на нее и думала: смогу ли я когда-нибудь с таким же восторгом говорить о своей жизни? Вопрос, ответ на который я так и не получила. Теперь к нему прибавился еще один: я действительно столкнула сестру с крыши? Я правда могла так поступить?

Я резко выпрямилась, шмыгнув носом.

Нет. Я не могла. Чтобы сделать подобное, мало быть в состоянии аффекта, до которого, кстати, еще тоже дойти надо. В таком случае мне было нужно приехать в замок, забраться на крышу, каким-то образом заманить туда Нику, подвести ее к краю и толкнуть. Это не секундное помешательство, это целый план убийства человека, которого я любила всю свою жизнь.

Я не могла это сделать. Это не я.

На втором этаже дома снова хлопнула дверь, но опять звуков шагов я не услышала.

– Что она там делает? – я задала вопрос в пустоту, но повернулась в сторону выхода из кухни. – Мама? – кричала я громко, хоть и понимала, что ответа не услышу. – Мам!

Дверь снова хлопнула.

Я нахмурилась и поднялась из-за стола, на этот раз оставив кружку с чаем на его поверхности.

На втором этаже было тихо, и эта тишина нарушалась лишь хлопаньем двери, но то была дверь не родительской спальни – Ники.

– Мама… – пожалуй, никогда в жизни я не произносила это так неуверенно.

Дверь плавно приоткрылась и резко захлопнулась, а мне стало жуть как не по себе. Я запустила руки в карманы толстовки и сделала несколько шагов в сторону спальни. Я могла бы решить, что это ветер пробрался через открытое окно и буянил, да только я минуту назад смотрела на снег, и ни единого порыва ветра на улице не было.

Я много раз видела фильмы ужасов и знала, что в подобной ситуации лучше убегать как можно дальше от странного места, а не идти на разведку с вопросом «Здесь кто-нибудь есть?».

Я поняла, что это самое верное решение, и развернулась в сторону лестницы, но услышала за спиной звук скрипки. Ту самую звенящую мелодию, которая звучала в моей голове с пробуждения после неизвестности.

По спине прокатилась волна ужаса.

Я не могла найти в себе сил обернуться, поэтому закрыла глаза и замерла, кажется, перестав дышать. Мелкая дрожь россыпью покрыла все мое тело, и я была уверена, что в нашем доме был тот, кто пытался убить Нику, и теперь он пришел завершить дело, убив ее семью. Если так, то моя мама уже мертва, а меня вот-вот он схватит за волосы, ударит об стену головой столько раз, пока я не отключусь и уже никогда не приду в себя. Не успею. И я начала молиться о том, чтобы в момент моей смерти папа не пришел с работы, чтобы убийца покинул дом раньше и не успел навредить ему.

Звук скрипки стал громче, будто за спиной развернулась игра целого оркестра, который явно добивался остановки моего сердца. Звуки инструмента окутывали меня, они пронизывали весь дом, как игла шелковую ткань.

Чего ждет этот человек? Почему он тянет время? И почему скрипка, Бога ради?

Не знаю, сколько продлилось это безумие, но я начала чувствовать онемение ног оттого, что так долго стояла на одно месте. Игра на скрипке так и не прекратилась, будто в старом магнитофоне застряла кассета с записью инструментального концерта. Собрав все мужество в кулак (а его не так уж и много), я медленно повернула голову в сторону спальни, но от страха и напряжения в следующую секунду развернулась всем телом так быстро, что едва не упала.

За моей спиной никого не было, лишь пустой коридор. Звук скрипки тоже пропал.

Я слышала стук своего сердца, он пульсировал в ушах. От страха мне казалось, что в доме стало холоднее, и даже на несколько секунд я допустила, что все, абсолютно все мне причудилось, но в тот же миг дверь спальни Ники снова хлопнула и открылась так широко, что мне стала видна почти вся комната и кровать, на которой сидела чья-то фигура. Лица не было видно, потому что незнакомец был ко мне спиной. На голову он надел капюшон серой толстовки, настолько бесформенной, что я не могла понять, кому принадлежит эта фигура: мужчине или женщине?

– Эй, – дрожащим голосом возмутилась я.

Фигура не обернулась.

– Что тебе нужно? – с моих губ сорвалась самая бессмысленная фраза из любого фильма ужасов. Глупенькая, ему убить тебя нужно, вот что.

Теперь фигура чуть повернулась, но лица я по-прежнему не видела.

Тихо-тихо начала играть скрипка.

– Хватит, – слезно произнесла я, схватившись за голову. Мне было трудно, практически невозможно отвести взгляд от фигуры. – Что тебе нужно от меня?

Мелодия начала играть громче, а фигура оставалась неподвижной.

Я заплакала.

– Отойди от края, – вдруг произнесла я, сама не понимая почему. – Отойди от края! – мой голос сорвался на крик, но его заглушила эта звонкая мелодия.

Фигура повернулась, и на месте ее лица было лишь месиво из кожи. Нет ни глаз, ни носа, ни губ, нет ничего, только изуродованная плоть.

Я завизжала. Этот вопль оглушил меня, а ужас сковал тело, я не могла двинуться с места, зато рухнула на пол как тряпичная кукла, которую поломали и не захотели чинить. От визга у меня пересохло в горле, и каждый звук отдавался болью. Я была готова умереть если не от руки убийцы, то от страха.

– Майя, – произнесло оно загробным хриплым голосом и двинулось ко мне.

Бессмысленно, но я все еще пыталась отползти подальше в надежде спастись. Выглядело это так, словно у меня конвульсии.

– Майя, – снова услышала я от него.

Оно присело напротив меня на колени и протянуло руки для объятья.

Я была парализована страхом. Единственный признак того, что я все еще была жива – мой визг. Он душил меня. Я не могла вдохнуть воздух.

– Милая, проснись! – прозвучал голос мамы, который я уже не надеялась когда-нибудь услышать.

И вот вместо фигуры с изуродованным лицом передо мной оказалась моя мама – живая и невредимая. Она аккуратно держала меня за плечи, но ближе подсесть не решалась – я все еще не перестала визжать.

Скрипка больше не играла, и дверь в спальню не хлопала, а за окном уже было темно.

Ужас от увиденного, казалось, еще долго меня не отпустит, но я нашла силы подавить крик. Прижавшись к маме, я разрыдалась.

Она прижала меня к себе и начала заботливо гладить по голове.

– Все хорошо, – ласково произнесла она. – Ничего, так бывает. Кошмары снятся всем.

Через ее плечо я огляделась по сторонам. Мы были в коридоре, где еще несколько секунд назад я видела Нечто без лица.

– Как я тут оказалась? – сиплым голосом спросила я.

Мама не сразу ответила, будто придумывала правильный ответ, а потом произнесла:

– Но ведь…мы пили чай на кухне, а затем ты пошла к себе, отдохнуть. Ты, наверное, задремала, и тебе приснился плохой сон.

– Но дверь хлопала!

– Я ничего не слышала, – мама сказала это так аккуратно, будто перед ней был психопат. А я уже почти была в этом уверена. Мало того что я утверждала, что не помнила вечер, когда моя сестра упала с крыши, так я еще и начала видеть кошмары наяву.

Я начинала сходить с ума.

3

Итанов выключил компьютер, встал из-за рабочего стола и потянулся. Возле поясницы предательски хрустнуло, напоминая, что этому телу перевалило за сорок два года назад. Неплохо бы начать расставаться с вредными привычками типа съесть на несколько пирожных больше, чем нужно, или обедать на ходу. На смену им в свою ежедневную рутину пора бы внести прогулки по вечерам, салат на ужин и… ай, о какой ерунде он только что подумал! Салат на ужин! Ага, размечтались, любители правильного питания. Через полтора года он уходит на пенсию по выслуге лет. Тогда-то и начнет за здоровьем следить. Наверное.

Стянув с вешалки куртку, он вышел из своего кабинета и закрыл дверь. Итанов всегда (ну, почти) уходил домой последним. Эта привычка тоже одна из вредных и появилась у него очень давно, так что пустое помещение его ничуть не удивляло. Напевая какую-то мелодию, которую он услышал в рекламе по телевизору сегодня утром, глава Следственного отдела двинулся к выходу.

– Спокойной ночи, – раздалось со стороны достаточно неожиданно, чтобы Итанов вздрогнул.

Макс сидел на своем рабочем месте, разложил на столе распечатки звонков и сообщений Грин. Несколько номеров на разных страницах были обведены красным маркером, точно таким же были заштрихованы сообщения.

Итанов хмыкнул, разглядывая эту картину.

– Ты ведь в курсе, что иногда люди ходят домой?

– У нас новый подозреваемый, – будто не услышал начальника Белинский. – Утром ко мне приходила подруга Майи Грин. Она сказала, что девушка встречалась с парнем по имени Никита Ларин. Вы не поверите, с кем вела переписку Доминика Грин до происшествия.

– С этим парнем? – Итанов даже не удивился, когда Максим одобрительно кивнул на его вопрос и двинул вперед листы с распечатанной перепиской.

– Я думаю, он ей угрожал.

– Не понял, – Эдуард быстро подошел к столу и пододвинул листы к себе, – прямая угроза в переписке есть? Он говорит, что убьет ее?

Белинский замялся, беря в руки распечатку звонков.

– Ну, не прямая угроза. Но время фразы «если сделаешь это, ничего хорошего не будет», – он ткнул пальцем в предложение на листе, – совпадает со временем звонка незнакомого номера на мобильник Доминики. Я думаю, он мог по телефону ей угрожать.

– Да, жаль, что записи телефонных разговоров не делают, – вздохнул Итанов и положил бумаги на стол. – Вот что, иди домой и отдохни, пока ты не начал придумывать подозреваемых, лишь бы скорее закончить это дело.

– Но, я…

– Иди домой, – настойчиво произнес начальник. – Я могу подвезти тебя, если хочешь.

– Нет, я тоже на машине, спасибо, – протараторил Белинский, закрывая свой блокнот.

Итанов ничего не сказал, а только с сочувствием посмотрел на коллегу. Он знал, почему Белинский не хотел идти домой, и его за это нельзя было винить. В пустую квартиру мало кому хочется возвращаться, уж лучше до последнего часа оставаться на работе, а потом решить, что с утра здесь нужно быть слишком рано, чтобы вообще куда-то уходить.

Следователь продолжал читать переписку, когда начальник окликнул его:

– Макс.

Он поднял взгляд на него:

– Не вздумай предъявлять парню обвинения, основанные на этих сообщениях. Замучаешься писать мне объяснительные.

– Я вас понял, – кивнул Белинский и чуть улыбнулся.

Итанов улыбнулся в ответ, тоже кивнул и вышел из кабинета.

Макс зевнул и потер глаза кулаками, пытаясь отогнать сон. Да, начальник прав, ему бы не мешало хоть раз на этой неделе поехать домой, а то его личный запас чистых рубашек и нижнего белья на работе иссяк. Да и смысл снимать квартиру, если ты там не живешь? Для хранения вещей? Их у Макса не так уж и много, все бы поместилось в багажнике его приуса. А спать можно и на заднем сиденье, или здесь, в комнате отдыха. Он бы тогда неплохо сэкономил на квартплате.

Эта идея настолько увлекла следователя, что он и забыл, чем был занят. А занят он был прочтением переписок Доминики с разными людьми за последние несколько дней. Возможно, где-то среди этих бесконечных электронных букв скрывается ответ на вопрос: что случилось тем вечером? Попадались в основном диалоги с коллегами, людьми, с которыми она договаривалась об интервью, несколько диалогов было с подругами судя по переписке. Майе последнее сообщение она писала за две недели до ее падения с крыши, но часто звонила, почти каждый день. Сначала разговоры были длинные, но последние дни Майя перестала на них отвечать. Почему? Этот вопрос Максим занес в свой блокнот и несколько раз обвел синей ручкой.

А вот за неделю до происшествия Доминика переписывалась с тем самым Никитой Лариным. Она написала первая, и электронная беседа явно не могла стать дружеской.

Доминика Грин, 2 ноября в 16:04

«Я скажу ей»

Никита Ларин, 2 ноября в 16:09

«О чем ты?»

Доминика Грин, 2 ноября в 16:12

«Ты знаешь, о чем я. Не прикидывайся»

Никита Ларин, 2 ноября в 16:14

«Не вздумай, Ника. Сейчас не время»

Доминика Грин, 2 ноября в 16:15

«Ты прикалываешься? Она имеет право знать, и пусть это скажу я, это уже не имеет значения»

Никита Ларин, 2 ноября в 16:17

«Я тебе еще раз говорю, не вздумай»

Доминика Грин, 2 ноября в 16:18

«А не то что?»

Никита Ларин, 2 ноября в 16:20

«Ничего. Ничего хорошего»

Доминика Грин, 2 ноября в 16:21

«Уже ничего хорошего!»

Никита Ларин, 2 ноября в 16:23

«Не выдумывай»

Доминика Грин, 2 ноября в 16:25

«Собственно, разрешения я у тебя не спрашиваю. Она моя сестра и должна знать, что происходит. Я скажу ей сегодня же. И будь что будет»

Никита Ларин, 2 ноября в 16:28

«Если ты скажешь ей, ничего хорошего не будет»

На это сообщение Ника уже не ответила. Через несколько минут ей кто-то позвонил с незнакомого номера, и Макс почти уверен, что это тот парень. Так что он не сомневается, что если не Никита столкнул Грин с крыши, то он может знать причину ссоры сестер в тот вечер. К слову, день переписки совпадает с днем, когда Майя, по словам родителей, вернулась домой раньше положенного и была без настроения.

– Я вас понял, – повторил следователь в пустоту, поднимаясь на ноги, – но мне не нужно предъявлять ему обвинения, чтобы поговорить об этой переписке.

Он снова зевнул, затем выключил в кабинете свет и, шаркая ботинками по полу, отправился спать в комнату отдыха.

4

10 ноября 2019 года. Три дня после трагедии.

– Майя, может быть, я приеду к тебе? Или ты приедешь сюда, но на учебу мы ходить не будем? – предложила Кристина.

Они разговаривали по телефону. Университетская подруга звонила Грин каждый день из соседнего города еще до того, как Ника упала с крыши. Об этом случае Майя не говорила, не хотела, чтобы вся история вышла за пределы города Б.

– Нет, не нужно, – Грин чуть усмехнулась, – яскоро приеду. Просто хочу немного отдохнуть.

Она лежала на диване в зале и смотрела очередной фильм по телевизору. На этот раз это была кинокартина о харизматичном пирате, который пытался вернуть свой корабль с черными парусами.

– Эх, я тебя понимаю. Все эти контрольные, отчеты, практики, проекты, – вздохнула Кристина, – лучше бы оставили нас в покое. Куда проще сидеть дома и писать выпускную работу, готовиться к итоговым экзаменам и при этом не ходить на учебу. Ты знаешь, что филологам с четвертого курса отменили эти экзамены? Им только дипломную защитить.

В доме Грин погас свет.

Майя приподнялась с дивана и нахмурилась.

– Крис, – она перебила возмущения подруги.

– Что?

– У меня свет погас.

– Выбило пробки?

– Не знаю. Я перезвоню тебе.

Грин положила телефон и спустилась в подвал. Время от времени в их дома были замыкания, и Виктор каждый раз обещал все подчинить, но каждый раз забывал и все повторялось.

В подвале был счетчик, на котором стояли выключатели. Иногда от напряжения они вырубали электричество, и чтобы все наладить, нужно было их просто перезапустить. Майя попыталась открыть счетчик, но у нее ничего не получилось. Прежде чем звонить родителям, она решила выяснить, есть ли свет в других домах в их районе.

Тепло одевшись, Грин вышла из дома, перешла дорогу и постучалась к соседям. Ей открыла женщина. Увидев Майю, обычно она приветливо улыбалась, но сейчас нахмурилась и дверь оставила едва открытой.

– Здравствуйте, Татьяна Алексеевна, – поздоровалась та. – Извините, что беспокою…

– Чего тебе, Майя? – холодно отозвалась соседка.

– У вас…у вас есть дома свет? У нас он погас, но я не пойму, пробки это или…

– Нет у нас света, – с этими словами она попыталась закрыть двери, но Грин ее остановила.

– А вы не знаете, когда его включат? Может, было объявление, а мы не увидели. Нам просто сейчас немного не до этого.

Соседка открыла дверь чуть шире и раздраженно произнесла:

– Да знаем мы, что вам не до этого. Весь город знает.

Майя лишь удивленно моргала и смотрела на нее.

– Не приходи сюда больше, или я вызову полицию, – и Татьяна Алексеевна захлопнула дверь.

Грин отступила, а затем и вовсе побежала к своему дому. Она впервые встретилась с такой агрессией со стороны знакомых после того вечера. Да, она уже была в курсе, что ее подозревают следователи и даже родители стали сомневаться на ее счет, но чтобы соседи…Откуда они это знают?

Не желая сидеть в пустом доме без единого звука, Майя взяла свой рюкзак и отправилась гулять по городу. Несколько раз за последние дни ее посещала мысль прийти следственный отдел и узнать, как идет расследование, но каждый раз ее останавливал страх услышать больше, чем ей хотелось бы. Кто знает, может быть, они выяснили, что это она была в тот вечер с сестрой на крыше и столкнула ее. Тогда они со дня на день придут за ней, окрестят преступницей и заберут. А куда забирают тех, кто совершил преступление, кстати?

С этими мыслями она вывернула на главную улицу. Она любила этот маленький городок, ей было всегда уютно в нем, и до тех событий она даже не думала, что здесь может случиться нечто подобное. Не думала, что кто-то из ее семьи может пострадать. Не ожидала, что соседи, которые знают ее с детства, будут отталкивать ее подальше из-за сомнительных доводов против нее.

На городской площади еще было открыто движение, и машины ездили туда-сюда, но совсем скоро проезд там перекроют и начнут возводить снежный городок. Каждый год на этой площади ставили огромную елку, украшали ее разными игрушками и разноцветными гирляндами, которые светили до самого февраля. Вокруг ели установят ледяные скульптуры, соберут большую горку, с которой бесконечно будут кататься дети, во всех кафе станут варить глинтвейн и печь булочки с корицей, и новогодняя атмосфера заполнит площадь, а затем и весь город.

Майя засмотрелась на место, думая о том, будет ли этот Новый год таким же счастливым? Ведь никто не знает, будет ли жива к тому моменту Доминика. Будет ли она здорова, или придет в себя, но все еще будет в больнице? Оба варианта куда лучше того, о чем ее предупредила Алена Громова.

От размышлений Грин оторвал мягкий толчок в спину, как от снежка. Она нахмурилась и повернулась.

Недалеко от нее стоял следователь Александр Райн, с которым она виделась два дня назад. В руках он сминал снег для второго снаряда.

Майе показалось, что у нее задергался глаз от такой дерзости.

– Ну надо же, – нахально улыбнулся тот, – кто вышел на прогулку. Это же наша подозреваемая.

– Вы…вы бросили в меня снежок? – уточнила Грин не своим голосом.

Алекс кивнул и швырнул в ее ноги второй.

Майя отпрыгнула в сторону и едва не свалилась в сугроб.

– Вы нормальный вообще? – выкрикнула она, взмахнув руками. – Что вы себе позволяете?

– А что позволили себе вы в тот вечер? – спросил он, отряхивая руки от снега.

– Что? – не поняла Майя.

– Да, что? – уточнил следователь и подошел к ней.

Грин запустила руки в карманы темно-зеленого пуховика и злобно на него посмотрела:

– Я не буду разговаривать с вами вне допроса.

– Не вопрос, – пожал плечами Александр и взял ее под руку, – давайте пройдем в следственный отдел и поговорим по душам. Вдруг вы что-то уже вспомнили помимо скрипки?

Майя уже несколько раз пожалела, что вышла из дома.

Она вывернулась и освободилась от руки Райна.

– А нельзя написать заявление с просьбой сменить следователя?

Он засмеялся.

– Я не шучу, – всерьез ответила Грин.

– Нельзя, дорогая. Придется все рассказывать мне. И придется делать это либо здесь, – Алекс указал рукой на место вокруг них, – либо в нашем отделе. Но там плохо пахнет и куча преступников, которым нравится смотреть на молоденьких девушек. Некоторые именно по этой причине теперь допрашиваются. Так что?

Майя вздохнула и провела рукой по щеке, понимая всю никчемность этой ситуации. Если при первой их встрече он просто ее взбесил, то сейчас она начинала его ненавидеть по-настоящему.

– Только скажите сначала, как вы здесь оказались. Вы следили за мной?

– Нет.

– Вы точно лжете.

– Как и вы.

– Я не…

– Бросьте, Майя, – едва ухмыльнулся он, – мы все лжем. Так я ответил на ваш вопрос?

Грин чуть поджала губы, внимательно посмотрела на него и кивнула.

Александр тоже кивнул, затем, как и она, спрятал руки в карманы своей форменной куртки и побрел в сторону от площади.

Майя не сомневалась, что еще миллион и один раз пожалеет об этом, но пошла вслед за ним.

– Где предпочитаете гулять? – вежливо, но с явным сарказмом спросил Райн. – Например, возле старого замка?

– Ой, прекратите уже, – прошипела Грин. – Лучше скажите, есть ли у вас еще подозреваемые кроме меня?

– А я не могу с вами это обсуждать, – честно ответил он.

– Ну еще бы.

Они свернули в городской парк и шли вдоль аллеи из берез. Снег окутал собой их ветви, и теперь они выглядели больше чем обычно.

– А вы, – начала Майя, – вы предполагаете, что Ника могла сама это сделать.

– Об этом я и хотел у вас спросить, – он взглянул на нее. – Свойственно ли вашей сестре впадать в апатию или даже депрессию?

Майя отрицательно качнула головой из стороны в сторону.

– Как быстро вы ответили, – заметил Райн. – Тогда, может быть, за несколько дней до ее падения что-то случилось? Какая-нибудь ссора с парнем, к примеру.

– У нее не было парня.

– Ухажер?

– Я не в курсе ее любовных похождений, – раздраженно ответила Грин.

Алекс заметил, как она начинала злиться от этой темы, поэтому решил продолжить допрос в нужном направлении.

– А она вообще с кем-то встречалась в последний год?

Майя чуть нахмурилась и отвела взгляд в сторону.

– Да, кажется. Не помню, как его звали, она не говорила о нем много. Вроде бы, это был ее коллега из газеты, но все было недолго.

– Почему?

– А вы точно запомните наш разговор? – сменила она тему и посмотрела на следователя. – Вы же ничего не записываете.

– У меня хорошая память. Это мой коллега все записывает на блокноте и на диктофон, а я своими силами.

– Как удобно.

– Ладно, – продолжил Александр, – если не с парнем, то с кем она еще могла поругаться?

– Почему вы думаете, что только ссора с кем-то заставила бы ее спрыгнуть? – неожиданно для самой себя сказала Майя.

Райн остановился и посмотрел на нее.

– Хорошо, Майя, – аккуратно произнес он. – А что еще могло?

Она встала напротив него и пожала плечами.

– Я не знаю. Доминика умница, она всегда находила решение из любой ситуации. Мне слабо верится, что она могла попытаться покончить с собой.

– Возможно, случилось то, что она исправить не в силах, и поэтому она спрыгнула?

Майя поджала губы и снова отвела взгляд в сторону.

– Я думаю, вы зря тратите время. Ника не пыталась убить себя, ее столкнули, – злобно произнесла она.

– Тогда вопрос тот же: ругалась ли она с кем-то в последнее время?

Грин почувствовала, как заболела ее голова. В висках что-то неприятно загудело, отдаваясь пульсирующей болью в самую макушку. Она приложила руку ко лбу.

– Что с вами? – спросил Райн.

– Голова раскалывается. И так каждый раз, когда я пытаюсь вспомнить, что произошло, – Майя вздохнула. – Слушайте, я не знаю, с кем она ругалась. Она не говорила со мной об этом, и вообще мы не виделись почти неделю, она была на работе в другом городе. Вряд ли кто-то поехал за ней сюда, чтобы убить. Искать нужно здесь.

И он снова нахально улыбнулся, а она поняла, что попалась на его уловку.

– Вот вы и подтвердили мои догадки, – самодовольно произнес следователь.

Грин злобно сжала кулаки.

– Вы пытались вытянуть из меня признание? – она подошла к нему ближе. – Вместо того чтобы искать других, вы гоняетесь за мной?

– Держите дистанцию, дорогая, – Алекс положил руку ей на плечо и чуть толкнул назад, но Майя с силой скинула ее.

– Мы, может быть, и ругались с сестрой. И иногда она делала то, что ужасно меня злило. Но никогда, ни при каких обстоятельствах, я не причинила бы ей вреда. Ни я, ни она! – она толкнула его в плечо. – Так что отцепитесь от меня со своими подозрениями и займитесь поисками настоящего преступника!

Она часто дышала и была уверена, что сейчас он вытащит наручники (если следователи их носят с собой, конечно), наденет их на нее и заберет туда, куда увозят преступников. Ну и пусть! Она рада, что хотя бы толкнула его.

Райн выдохнул и взглянул на нее.

– Сейчас я сделаю вид, что ничего не произошло и на первый раз спущу вам то, что вы толкнули сотрудника при исполнении. Но в следующий церемониться с вами не стану. Если вы что-то скрываете, а я в этом уверен, то это только подтверждает нашу догадку.

Майя даже зарычала от злости.

– Да не толкала я ее с крыши!

– Откуда вы это знаете, если вы ничего не помните? – он опять улыбнулся так, будто хотел довести ее до истерики.

Грин казалось, что ее голова сейчас лопнет от негодования, либо она кинется на Александра и побьет его. Второй вариант ей нравился куда больше, чем первый.

Она открыла рот, чтобы ответить, но только хмыкнула и поджала губы.

Он был прав, и она это понимала, но виду не показала.

– Мы с родителями будем ждать от вас новостей по делу, – саркастично произнесла она. – Надеюсь, в следующий раз вы у вас уже будут другие версии.

– Либо я приду, что забрать вас и передать под суд, – в таком же тоне ответил Александр.

Майя сделала вид, что не слышала его слов. Она прошла мимо него и направилась домой.

5

Полгода до трагедии

Майя

Весеннее солнышко приятно согревало мне кожу. Я, закрыв глаза, подставила лицо под его лучи и совсем никуда не торопилась. Я только что закончила третий курс факультета журналистики, сдав последний экзамен, так что теперь у меня полно времени, могу себе позволить понежиться на свежем воздухе. Сегодня утром, выйдя после экзамена из университета, моя подруга Кристина только и могла говорить о том, что уже через полгода мы будем писать выпускную работу и понемногу готовиться к итоговым экзаменам, так что нам будет совсем не до веселья. Я же лишь кивала в такт ее словам, но особо ее не слушала. До ужасающих событий, которые описывает Крис, еще очень долго. Да, вряд ли что-то к тому времени будет происходить моей жизни страшнее, чем подготовка к сессии, написание выпускной работы, преддипломная практика, стресс по поводу трудоустройства… б-р-р, ужас! Я все-таки ее слушала, но мне очень не хотелось сейчас об этом думать.

Впереди было целое лето, и меня грела мысль, что я проведу это время с Никитой. Когда я сказала об этом Крис, она лишь закатила глаза, мол «если этот Никита не может написать за тебя выпускную работу, то он не стоит потраченного времени».

Стоит, и еще какого.

Мы с ним давно знакомы, но близки стали лишь несколько месяцев назад. Еще в школе я с обожанием смотрела на него, когда мы украдкой виделись на переменах. Он был одним из вратарей нашей школьной хоккейной команды и, как и в любой школе, его знали куда больше людей, чем он. Я была в числе тех, чье имя он вряд ли не слышал, ведь мы с Кирой были еще теми отшельники. Так было в средних классах, когда по вечерам ты давишь прыщи, а утром пытаешься замазать их тональным кремом сестры или мамы (до чьего первого дотянешься), а лучшая прическа по твоему мнению ― это «конский» хвост или косички. Все продолжалось до десятого класса, а потом, как сказала моя мама, мы «расцвели». Звучит так, будто подростковые прыщи вышли на новый уровень и стали еще ярче на моей бледной коже, но нет, на самом деле, нам стало интересно ухаживать за собой, учиться подбирать красивую одежду, укладывать и красить волосы, наносить макияж. С последним нам с Кирой очень помогла моя Ника, которая тогда уже училась на втором курсе в университете. И вот в десятый класс пришли совсем другие две девчушки. Мы все выросли с того момента, как я впервые обратила внимание на Никиту и до случая, когда мы познакомились.

Наш первый разговор был на школьном выпускном вечере в коридоре местного санатория. Он был один на весь город, и часто в него приезжали с соседних городов, но в тот вечер он был только наш. Кира перебрала со спиртным и свалилась на пол прямо в женском туалете.

Я не смогла поднять ее тушу и дотащить до кресла в коридоре, где хотя бы попыталась привести ее в чувство. В надежде найти кого-нибудь, кто бы мне помог, я выскочила из женского туалета и как в дешевом фильме о любви налетела на Никиту. Столкнулись мы с ним на весьма приличной скорости, так что я едва не упала – спасла стена позади. Он даже не пошатнулся. Удача это или злая шутка, но именно он в тот момент оказался один в этом коридоре, так что я схватила его за рукав рубашки.

– Мне нужна твоя помощь в туалете! – выдала я. Возможно, я несколько лет готовилась к тому, чтобы заговорить с ним, а когда этот момент настал, выдала это.

– Что? – улыбнулся он, явно не понимая, о чем я.

– В женском туалете моя подруга Кира Сивцова. Она перебрала с алкоголем. Я пыталась привести ее в чувство, – я говорила так быстро, что даже не успевала дышать, – но у меня не вышло. Нужно дотащить ее до кресла, – я указала взглядом на мебель и вновь посмотрела на него. – Поможешь?

Он глядел на меня не слишком долго, но мне этого хватило, чтобы вспыхнуть румянцем и пожалеть, что я вообще вышла из туалета. Я ждала усмешки или шутки, а на помощь и вовсе перестала надеяться, но мне повезло ― Никита оказался не таким.

– Помогу, – он кивнул и шагнул вперед меня в сторону туалета.

Я плелась за ним и любовалась его образом. Ему так шел классический костюм-тройка темно-синего цвета. Его рыжие волосы зачесали назад, но непослушные пряди все равно улеглись по-своему и теперь парочка из них упала ему на лоб. Как бы мне хотелось быть той, кому было позволено прикасаться к этим волосам, к этому лбу, к этой спине.

Я грустно вздохнула, но он ему едва ли услышал.

Кира так и лежала на полу и даже не подозревала, на что я решилась ради ее спасения.

Он присел рядом с ней на одно колено и наклонился ближе:

– А ей точно нужно в кресло, а не к унитазу?

– Точно, – сдержанно заявила я, зная, что уже ей нужно в кресло.

– Ладно, – он пожал плечами и взял пьяную подругу на руки так легко, будто она не весила почти шестьдесят килограммов.

На несколько секунд я даже позавидовала ей, но никогда бы в этом не призналась.

Открыв Никите дверь, я вслед за ним прошла по коридору к креслу. Он аккуратно усадил ее.

– Может быть, отвезти ее домой? – предложил Никита, глядя, как Кира пытается поудобнее лечь.

– Не-ет, – наотрез сказала я, – ей домой точно нельзя в таком виде, а ко мне тоже не вариант – родители против того, что мы с ней дружим.

– О, вот как, – ответил тот, а затем повернулся ко мне и протянул руку. – Я Никита, кстати. А тебя как зовут?

И здесь мне стало очень обидно, просто невыносимо. Мы столько лет учились в одной школе, виделись в коридоре, столовой, в спортзале, на соревнованиях. Однажды мы даже обменялись парой фраз насчет глупо составленного расписания, и потом эти секунды я прокручивала в голове как любимую песню. А он, оказывается, даже не знал, как меня зовут. И вот, в последний вечер, когда мы все видим друг друга, прежде чем навсегда покинуть школу, он спрашивает мое имя.

Его ладонь все еще была протянута мне для знакомства.

– Я Майя, – произнесла я сухим голосом, но на рукопожатие не ответила, – Майя Грин. Мы учились в параллельных классах с семи лет.

Ему явно стало неловко. Он запустил левую руку в карман брюк, а правую, которую я так и не пожала, закинул за голову.

Я поджала губы и посмотрела на Киру. Ох, и удивится же она завтра, когда узнает, какой разговор она проспала.

Никита все еще подбирал слова, а может, просто искал повода поскорее уйти, так что я взяла инициативу в свои руки.

– Спасибо за помощь, – я улыбнулась, – дальше я справлюсь.

– Не за что, – промямлил он. – Майя, я… Может быть, я все-таки помогу?

– Не нужно, правда! Можешь идти. Иди, – настойчивее произнесла я.

Он виновато улыбнулся, а затем развернулся и направился в сторону ресторана, где сидели все выпускники.

Я украдкой проводила его взглядом, присев на подлокотник кресла. Мне так хотелось забыть эту встречу и вообще забыть все, что связано с Никитой. До того момента я мечтала о том, что мы с ним когда-нибудь заговорим и будем болтать бесконечно обо всем – в моих мечтах у нас было столько тем для этого. А на деле оказалось, что общего между нами лишь то, что мы заканчиваем одну и ту же школу в один и тот же день.

Следующий раз мы встретились только через три года. Я уехала учиться в соседний город, а Кира осталась здесь. У нас появились друзья в университетах, но кто бы мог подумать, что на одной из вечеринок она начнет встречаться с парнем, который был другом Никиты. Я приехала на новогодние каникулы домой и встретилась с Кирой в кафе. Примерно через час пришел ее парень Егор и он.

– Майя? – спросил Никита, присаживаясь за стол.

Я узнала его сразу, как только он вошел в помещение. За эти три года он возмужал и немного прибавил в весе, что его совсем не портило.

Кира лишь довольно ухмыльнулась, глядя, как я кивком ответила на его вопрос.

– Привет, Никита, – я улыбнулась, заправив прядь волос за ухо. Первый признак того, что я флиртую. Зачем? Понятия не имела. – Не знала, что ты здесь будешь.

И мы проболтали весь вечер обо всем, чем только можно. Мы даже говорили о физике! Вспоминая школу и рассказывая о нашей нынешней жизни, мы разошлись только под утро, а на следующий день встретились снова, а затем еще, и еще. Он был моим первым парнем во всех значениях. Я никогда не верила в отношения на расстоянии, но я и Никита, мы…кажется, у нас получается.

Я расплылась в счастливой улыбке, сжав в руках стаканчик с кофе. Я люблю его.

6

11 ноября 2019 года. Четыре дня после трагедии.

Как только часы в комнате отдыха показали восемь утра понедельника, Максим покинул следственный отдел, чтобы не столкнуться с Итановым. Он бы наверняка спросил куда Белинский направился в столь раннее время. А направился он в местный университет, в котором учились Кира Сивцова и Никита Ларин. Первая назвала следователю номер группы нового подозреваемого и даже скинула фотографию. Естественно, с условием, что Макс не скажет, откуда он про него узнал.

На улице сыпал снег, на этот раз мелкие крупицы напоминали белый бисер. Макс терпеть не мог такую погоду, поэтому запахнул свою зимнюю куртку сильнее и обхватил себя руками. В этой жизни он не понимал трех вещей: математики, веры людей в сверхъестественное и того, почему парковка для сотрудников следственного отдела находилась аж в соседнем дворе. Идти туда надо каждый день по пятнадцать минут в одну сторону. А если он все-таки решит переехать из квартиры в машину, ему что, по несколько раз за день придется бегать до своего приуса, чтобы взять нужную вещь? Вот уж нет!

Проходя мимо киоска с газетами, он обратил внимание на прилавок. Ему вспомнились слова Алены Громовой, лечащего врача Грин, о вопиющих заголовках и статьях в местной прессе обо всей этой ситуации, поэтому он остановился напротив. В двух газетах на первых полосах было написано о том, что расследование продолжается, и прикреплены фотографии Майи и Ники. Но Макс предполагал, что больше всего эту новость крутят по телевидению и радио. Как же замечательно, что он не смотрит телевизор, и радио у него нет. А уж про СМИ в интернете он и вовсе забыл – при его работе лучше вообще не читать такое.

Трижды чуть не упав на тротуар, один раз получив снежком по ноге от местной детворы и промочив ноги, так как он забыл переобуться из сменных кроссовок в зимние ботинки, следователь добрался до машины.

Дорога до университета заняла двадцать минут вместе с пробками – все едут на работу – так что там он оказался даже раньше, чем планировал.

Возле здания было мало народу. Занятия уже начались, но Белинский этого не знал, так что уверенно двинулся в университет на поиски своего подозреваемого. Показав на входе удостоверение сотрудника следственного отдела, он поднялся на третий этаж. На нем было пусто и тихо. Расписание на доске подсказало, что Белинскому нужно к кабинету №305. Постучав два раза, он чуть приоткрыл дверь и увидел большую аудиторию, полную студентов.

«И где же мне тебя искать?» – пронеслось в его голове.

К двери подошел мужчина на много лет старше Белинского. Седина на волосах об этом явно говорила. Он поправил очки и спросил:

– Чем могу помочь?

Максим вытащил из кармана удостоверение и показал ему:

– Мне нужен один из ваших студентов для допроса.

Мужчина нахмурился, затем вышел из аудитории и закрыл за собой дверь.

– Позвольте спросить, что случилось? – он поставил руки на бока.

– Идет расследование, и Никита Ларин один из… – Макс запнулся, чуть не назвав его подозреваемым. – Мы считаем, он может подсказать нам, где искать преступника. Он в аудитории?

– Да, наверное. Там три группы, всех и не упомнить, – он чуть усмехнулся, а затем снова стал серьезным. – Вызвать его в коридор?

– Да, пожалуйста.

Мужчина кивнул и зашел в кабинет. Через пару минут вместо него в коридор вышел парень. Рыжие волосы по модному были зачесаны набок, бледную кожу лица украшали веснушки, ростом он был чуть ниже Белинского, а следователь всегда с трудом находил себе джинсы: на мужчину ростом метр девяносто и явным недобором веса сложно что-то подобрать.

– Никита Ларин? – спросил Макс.

– Да, – кинул тот.

Следователь представился и повел его к лестнице – там рядом он видел скамью напротив расписания.

Никита шел неуклюже, все время оттягивая рукава серого свитера. Шарканье его ног по полу сильно раздражало Макса, и он поймал себя на мысли, что уже заранее окрестил его преступником – предвзятое отношение Никита заслужил после информации о его измене Майе. Белинский на дух не переносил измены, терпеть их не мог. И никогда не понимал, зачем выбирать себе пару, а потом ходить «налево»? Разве это – не предательство самого себя? Ему вспомнился момент, когда его друг Алекс, с которым они когда-то работали в следственном отделе вместе, перебрал на корпоративе и переспал с Лизой из техотдела. Наутро он ненавидел себя так, как только можно ненавидеть, но изменить что-то уже было нельзя. Жене он так и не успел рассказать – через несколько дней после этого они всей семьей разбились на машине.

Максим плюхнулся на скамью и достал из кармана куртки диктофон.

– Итак, Никита. Я задам несколько вопросов насчет Майи и Доминики Грин, – он нажал на кнопку «Запись». – Полагаю, вы в курсе, что с ними произошло?

– Еще бы не знать, – он присел на скамью чуть подальше от следователя и скрестил руки на груди. – Я был в больнице, но меня не пустили в палату.

– На время расследования туда пропускают только самых близких. Хотя вы, наверное, очень близки с этой семьей? – это фраза прозвучала с сарказмом.

Никита чуть нахмурился:

– Ну, да…Мы с Майей уже почти год вместе.

– А с ее сестрой у вас какие отношения?

– Да-а-а… обычные.

– Когда вы в последний раз общались с Доминикой? Созванивались, переписывались, что угодно.

Ларин поджал губы и отвел взгляд в сторону. На воспоминания ему понадобилось несколько минут. Все это время он издавал мычащий звук будто где-то на этаже пытались завести маленький скутер со сломанным мотором.

– Да я не помню даже. Мы ведь в разных городах живем. Виделись, может, месяц назад, а переписывались, может, еще раньше.

Макс хмыкнул и кивнул, будто соглашался с ложью. Затем он достал из кармана куртки свернутые листы бумаги и, развернув, сунул их в руки Никиты.

– Как жаль, что соцсети хранят все наши тайны, правда? – он чуть усмехнулся, наблюдая за его растерянностью. – Вы переписывались с ней на прошлой неделе, да еще и были настроены враждебно.

– Откуда?.. – обронил он, читая переписку. – Я не враждовал с ней!

– А как вы объясните вашу последнюю фразу?

– А что в ней не так?

– Что Доминика хотела рассказать Майе? Только не говорите, что не знаете, сэкономьте и себе, и мне время.

Никита свернул листы, но продолжал держать их в руках. Его пальцы скользили по краям бумаги, цепляясь за острые уголки. Они упирались в плоть лишь на долю секунды, а затем сгибались под тяжестью, но этого времени хватало, чтобы причинить ему неприятные ощущения.

Он облизнул губы и ответил:

– Я не могу вам это рассказать. Это личное.

Максим закатил глаза. Про «личное» он уже слышал в субботу от Киры, и пока что ничего хорошего для сестер Грин после этой фразы не прозвучало.

– А вы понимаете, что ваше «личное» могло стать поводом для ссоры между сестрами? Понимаете, что вы можете скрывать мотив?

Никита молчал и только разглядывал свернутые листы бумаги.

– Она не стала бы этого сделать, – произнес он. – Она бы не столкнула сестру с крыши, не причинила ей вреда.

– Плохо вы, видимо, разбираетесь в людях, – продолжил свою философию следователь. – Не все на самом деле такие, какими мы их видим. Нравится вам это, или нет, но даже вы не тот, кем вас видят другие. И я тоже. Все мы. Что Доминика хотела рассказать Майе?

– Вы не понимаете, это не имеет отношения к произошедшему…

– Что она хотела сказать? – чуть громче и настойчивее повторил Белинский.

Никита вздохнул и сжал бумагу в ладони. Казалось, в коридоре стало на несколько градусов теплее, потому что на его лбу выступила испарина, которую он поспешно вытер рукавом свитера.

– Мы, – произнес он хриплым голосом, а затем прокашлялся, – переспали. Я и Доминика.

Макс, до этого в упор смотревший на парня, опустил взгляд на диктофон, но не для того, чтобы убедиться, идет ли запись – ему стало очень жаль Майю. Три близких ей человека предали ее, да еще и так подло.

Если говорить честно, он не ожидал такого поворота. Двойная измена и тройное предательство. Да здесь просто целое поле для поиска преступника и куча причин для самоубийства.

– Мы хотели рассказать Майе, но боялись, что она не простит нас. Да и мы не знали, интрижка это или что-то серьезное, я сам не знаю, как так вышло, – он посмотрел на следователя, – но ни Майя, ни Ника не навредили бы друг другу, никогда. Они очень любят друг друга.

– Не сомневаюсь, – Макс кивнул. – Настолько любят, что завели одного парня на двоих.

Никита взглянул на него, но ответить ничего не решился.

– Что вы делали шестого ноября между девятью и одиннадцатью вечера?

Ларин развел руками:

– Ездил к брату в соседний город. До десяти мы были в баре с друзьями, потом катались на машине.

– В состоянии алкогольного опьянения?

– Нет, за рулем был непьющий.

Максим хмыкнул, а затем взял диктофон:

– Что ж, благодарю за ответы. Вы свободны, – он отключил запись и положил устройство в карман. Периферическим зрением он заметил, что Ларин все еще сидел на своем месте, поэтому перевел на него взгляд.

– Можно спросить? – подал голос Никита.

Белинский чуть кивнул.

– Вы правда думаете, что это она сделала?

Максу казалось, все забыли, что он и сам пока не знает ответ на этот вопрос. И объяснять каждому, что расследование еще продолжается, он начинал уставать.

– Пока что вся информация говорит о том, что да. Но я не исключаю, что это мог сделать кто-то еще.

– Но ведь это – не попытка самоубийства? Она ведь не пыталась покончить с собой из-за… – он запнулся, – из-за меня?

– Не льстите себе, Никита, – сказал Белинский и встал. – У меня могут возникнуть дополнительные вопросы, так что не покидайте пока город.

В очередной раз Ларин кивнул и медленным шагом направился в сторону аудитории.

Максим устало провел рукой по лицу. Ему до сих пор было неясно, чем этот Никита покорил трех девушек, что две из них с легкостью предали третью, но теперь у него не осталось сомнений, что Ларин – прямая причина того, что происходит.

7

Майя

Я плохо спала последние дни. После того, что я видела в комнате Ники, о сне мне было страшно даже думать. Я просидела всю ночь в своей спальне, на кровати. Наши комнаты были напротив друг друга, так что я подперла дверь к себе стулом и смотрела на него, пока за окном не показала рассвет. Наступил понедельник, и по плану я должна была собираться на учебу, понемногу готовиться к зачету по стилистике речи и планировать, где проведу Новый год. Но вместо этого я с синяками под глазами от недосыпа и жуткой головной болью сидела в своей спальне в родительском доме и ненавидела себя за то, что не могу вспомнить, что случилось в прошлую среду вечером. Еще и головная боль порой не давала мне сосредоточиться.

Зато прекрасно помню, что было в прошлую субботу. Я не говорю об этом Александру Райну, потому что не знаю, имеет ли это дело к тому, что происходит. Вернее, боюсь узнать, что именно из-за этого все произошло.

За пять дней до этой трагедии я приехала к Нике на квартиру, чтобы вместе с ней отправиться домой. Родители не ждали нас, и мы хотели сделать сюрприз. Было раннее утро, и я была готова к тому, что сестра крутится возле зеркала, и мы обязательно будем опаздывать, но я была уверена, что мое хорошее настроение никто не сможет испортить. Я предвкушала семейный ужин и встречу с Никитой, поэтому иногда даже шагала вприпрыжку.

На мое удивление дверь мне открыла полностью готовая к дороге Доминика: с макияжем и одетая.

– Привет, – сказала я, проходя в квартиру. – Ты что, не ложилась?

В коридоре пахло мятой и малиной. Чего Доминика никогда не делала, так это не выходила на улицу без шлейфа своих духов.

– Почему? – вид у нее был взволнованный.

– Ну, ты просто уже готова, это так странно, – у меня было отличное настроение, поэтому ее реакция меня больше забавляла, чем настораживала. А должна бы.

– Я хотела с тобой поговорить, – сестра закрыла входную дверь и уперлась в нее спиной.

– О чем? Что-то случилось? – хорошее настроение как рукой сняло. Она больше не казалась мне взволнованной, она такой и была. И это передалось мне.

Сестра поджала губы и виновато посмотрела на меня.

– Ника, ты меня пугаешь, – я нервно усмехнулась. – Что-то с родителями? Что…

– Я переспала с Никитой.

Смысл ее слов дошел до меня лишь через несколько секунд. Сначала они несколько раз прозвучали в моей голове, осадком опадая в самое сердце. Мне стало очень жарко, я почувствовала, как розовеют щеки.

– С каким Никитой? – сорвалось с моих губ, и я надеялась, что она ответит что-то вроде: «Это мой знакомый с работы, я же тебе про него говорила». Увы, но нет. Она ответила:

– С Лариным.

Когда она произнесла эту фамилию, мне показалось, что кто-то подкрался сзади и пнул меня по ногам, потому что стоять стало очень трудно. Я сделала шаг назад и посмотрела в сторону. Наверное, в тот момент мне казалось, что там стоит какой-нибудь оператор с камерой в руках, и окажется, что это какая-то глупая программа с розыгрышами. Увы, мы были втроем: я, моя сестра и ее предательство.

– Давно? – произнесла я хриплым голосом.

– Несколько недель назад, – Доминика все еще стояла возле двери и не решалась двинуться с места. Она запустила руки за себя будто держала там еще один нож, который с радостью воткнет мне в спину, как только я обернусь. – Майя, я знаю, это отвратительно…

– О, хорошо. А то я уж подумала, что ты считаешь это нормальным, – я огрызнулась.

– Все получилось случайно, когда он приехал сюда по делам. Помнишь, ты просила разрешить ему переночевать здесь? – она имела в виду квартиру. Да, я помнила. Он сказал, что ему надоело быть в разлуке со мной, и он хотел перевестись в мой университет на юридический факультет. Мне тогда нужно было ехать к бабушке на юбилей, а Ника из-за работы осталась в городе, и я попросила ее приютить его на пару дней, пока он подает документы. Я же не думала, что ее гостеприимство настолько велико.

– То есть, ты перед ним не только двери распахнула, но и ноги? – я истерично усмехнулась, затем кивнула и двинулась к выходу.

– Дай мне договорить, – она ухватила меня за предплечья так сильно, что я почувствовала ее ногти через толстый слой синтепона. – Все это неправильно и некрасиво по отношению к тебе. Но мы с ним… У нас… мы любим друг друга, наверное, – она произнесла это с таким выражением лица, как будто надеялась, что аргумент «любовь» все меняет в этой ситуации.

– Да, про любовь я от вас обоих слышала, – я дернула руки в сторону, освобождаясь из плена. – Пропусти меня.

– Нет, – сестра продолжала загораживать мне выход, – давай сначала все решим.

– Что решать? – за все время разговора я повысила голос. – Что? Ты моя сестра, и ты… – я замолчала, не в силах озвучить то, что произошло. Я поднесла к губам ладонь, пытаясь успокоиться. По щекам покатились слезы, и я знала, что это только начало. Как только мне удастся выйти из квартиры, я разрыдаюсь во весь голос. Быть может, чем громче будет крик, тем меньше мне будет больно. Может быть.

– Майя, – почти шепотом произнесла она, пытаясь ко мне прикоснуться, но я ударила ее по руке.

– Не трогай меня.

Я снова попыталась покинуть квартиру, и снова Доминика схватила меня за рукав, но в этот раз у меня не было сил ее слушать. Я оттолкнула сестру в сторону от двери. Ее хватка оказалась слишком крепкой, так что я отлетела к гардеробной вместе с ней.

Ника устояла на ногах, а вот я запнулась об собственные ботинки и плюхнулась на одно колено. Она взяла меня за плечи, чтобы помочь подняться, но я снова оттолкнула ее.

– Не прикасайся, уйди! – отмахнувшись от нее, как от назойливой мухи, я поднялась на ноги и направилась к выходу.

– Майя, умоляю, подожди! Давай все обсудим! – взмолилась Доминика, оставаясь на месте. – Пожалуйста!

Я остановилась на пороге и посмотрела на нее. Еще несколько минут назад я видела сестру, но теперь передо мной стоял абсолютно чужой человек. Я видела все ее изъяны: маленький прыщик на щеке, который она усердно замазала тональным кремом, неровно нарисованную стрелку на левом глазу, горбинку на носу, едва заметную, но все же. Видела, с каким сожалением она смотрит на меня, но понимала, что на самом деле ей все равно. Она переспала с моим парнем и даже не подумала о том, как сделает мне больно. Или, что еще хуже, она подумала и решила, что ее «прости меня, сестренка» все исправит, все склеит и выправит. Это делало ее омерзительной.

– Ненавижу тебя, – с этими словами я захлопнула дверь.

Улица встретила меня ледяным ветром. В этом году зима началась слишком рано. Слезы обжигали мое лицо, но я не могла перестать плакать. Мне хотелось, чтобы я чувствовала этот холод в надежде, что это отвлечет от того, что моя сестра спит с моим парнем.

Из-за пелены слез я не заметила скользкий участок дороги и растелилась на тротуаре.

Какой-то мужчина помог мне подняться.

– С вами все в порядке? – спросил он, заметив, что я плакала.

Я кивнула, поблагодарила его и побрела дальше.

В тот день я вернулась домой. Родители были удивлены моему приезду, но вечер с ними я не провела – просидела в комнате. Ника приехала через несколько дней, специально отпросилась с работы. Выглядело это так, будто она жутко соскучилась по семье, но на деле она надеялась выпытать у меня прощение. Мы не разговаривали с той самой субботы, редко обменивались дежурным фразами типа «привет». А потом что-то произошло. Что-то настолько ужасное, что по какой-то причине мой мозг уничтожил воспоминание о том. А что, если…

Я выпрямилась так резко, что в спине предательски хрустнуло. Не-ет, я ведь не могла это сделать. Я не могла столкнуть сестру с крыши из-за Никиты.

Или могла?

Четвертая глава. За год до трагедии

1

Доминика вышла с перрона автовокзала. Она впервые за несколько недель вернулась в город Б., но никто ее не встречал. Родители уехали на все новогодние каникулы к брату отца, так что она не стала говорить им, что вернется домой. Мама бы наверняка осталась, а Доминике уж очень не хотелось рассказывать, как она поживает. Она закончила больше года назад университет, но до сих пор не могла ничего найти по профессии, а ведь она с детства мечтала стать журналистом. Она столько времени потратила на конспекты, выписки, прочтение тонны книг, участие в конференциях, стажировки, чтобы стать квалифицированным специалистом, а в итоге все, что ей досталось – это работа продавцом-консультантом в маленьком магазине одежды. Она, конечно, все еще надеется, что сможет устроиться хотя бы в самую простенькую газетенку и писать о каких-нибудь выставках и спектаклях, будь они неладны, но когда это будет – большой вопрос. Ей так нравилась профессия, на которую она отучилась. Ей всегда не терпелось скорее начать летнюю стажировку в каком-нибудь СМИ, быть в курсе историй, общаться с людьми, писать, рассказывать, узнавать…

Тяжелая дорожная сумка плюхнулась на снег.

Доминика устало вздохнула и посмотрела на свой багаж. И зачем она взяла так много вещей, будто планирует остаться в родном городе навсегда? Хотя она думала об этом много раз, но возвращаться насовсем ей было очень стыдно, ведь тогда ей придется признать, что не все в ее жизни так идеально, как она рассказывает. Но разве она виновата? Не она начала возвышать себя над остальными своими достижениями, в которых не было ничего такого. Ну смогла она в детсаде смастерить поделку лучше, чем у остальных. И что? Похвалили, грамоту вручили и забыли. Но только не в этой семье. Нет, ее мама рассказывала всем, какой одаренный у нее ребенок, как она талантлива и какое потрясающее будущее ее ждет. За одним достижением пришло другое, и вот родители уже выделяют дома отдельное место на стене под грамоты и крепят полку под награды. В определенный момент жизни Доминике стало нравиться это восхищение семьи, и она уже ждала его и от остальных, а чтобы получить одобрение, она старалась делать все с блеском: учиться, выглядеть, разговаривать и рассуждать. Увы, все это не всегда помогало ей добиваться всего, чего она хотела. Больше всего она переживала, что об этом узнает Майя. Доминика не могла позволить себе перестать быть для нее примером. Она готова упасть хоть в чьих глазах, но только не в ее. Сестра всегда с таким обожанием на нее смотрела, так восторженно воспринимала все ее идеи, что для Доминики это было дороже всего.

Грин огляделась по сторонам в надежде увидеть такси, но, как назло, никого не было. Тогда ей ничего не осталось, кроме как тащить эту огромную сумку самой. Взяв удобнее, она закинула ее на плечо и побрела в сторону дома, но сил хватило ненадолго, так что через пару мину сумка уже волоклась по снегу. Несколько раз Доминика всерьез думала бросить ее прямо на месте, или хотя бы на время оставить в магазине, пока она не раздобудет такси. В таких мыслях она прошла полпути.

– Вам помочь? – услышала она в тот момент, когда в очередной раз пыталась закинуть сумку на плечо.

Доминика повернулась на голос и увидела парня на голову выше ее. Рыжие волосы торчали из-под черной шапки, а синяя зимняя куртка делала его шире, чем он был на самом деле. Он мило улыбался, и это улыбка очень скоро покорит Грин, но пока она только покачала головой:

– Нет, спасибо. Я сама.

– Да ведь вы ее даже поднять не можете, – парень продолжал улыбаться. – Не бойтесь, я не украду ее, – он подошел ближе и протянул ей руку. – Я Никита Ларин.

Доминика тоже улыбнулась и заправила прядь волос за ухо, а затем пожала ему ладонь:

– Доминика Грин.

– Грин? – уточнил он. – А Майя Грин – это…

– Это моя сестра, – ответила та.

Никита взял сумку:

– Мы с ней учились в параллельных классах.

– Правда? – удивилась Ника. Влюбленность в Никиту – единственная тайна ее сестры, о которой она не знала.

– Да. Как она? Последний раз видел ее три года назад, на выпускном.

Дорогу до дома они болтали о школе, учителях, и всяких других вещах. Доминика даже поймала себя на мысли, что соскучилась по месту, откуда несколько лет назад так мечтала вырваться.

– Может быть, зайду в школу в гости к своему классному руководителю, если она, конечно, там еще работает, – сказала она, когда Никита поставил ее дорожную сумку на крыльцо дома Грин.

– Спасибо тебе, – Грин улыбнулась и посмотрела на него, – сама бы я точно ее не донесла.

– Ну вот, а ты не хотела, чтобы я помог, – отозвался Никита, поправляя шапку. – В качестве благодарности приходи сегодня вечером на игру.

– Какую игру?

– Хоккейную. Я там вратарь, я разве не сказал?

Ника усмехнулась и качнула головой.

– Странно, обычно я это в первые минуты знакомства говорю, – Никита засмеялся. – Видимо, ты меня заболтала.

– Я приду, – кивнула Грин. – Майя только через пару дней приедет, а мои подруги не в городе.

Она поднялась на две ступени выше и теперь была с ним одного роста.

– Тогда на школьном стадионе в семь вечера, – сказал он, спускаясь спиной с крыльца и не сводя с нее взгляд.

– Увидимся, – Доминика снова улыбнулась.

Все-таки хорошо, что такси не нашлось.

2

Вечер не наступал очень долго. По крайней мере Нике так показалось. Она успела разобрать вещи, приготовить себе ужин изостатков продуктов в холодильнике и вздремнуть. Шесть часов, в которые она планировала выйти из дома на игру, никак не наступали. Пришлось даже посмотреть фильм по телевизору, чтобы скоротать время. В итоге Грин решила прогуляться и отправилась раньше, чем планировала.

Витрины магазинов на главной и, пожалуй, самой большой улице города Б. украшали гирлянды, мишура, наклейки в виде елочных шариков, оленей и прочая новогодняя атрибутика. Все это добавляло праздничное настроение в привычную рутину, особенно елка в центре городка. Сколько Ника себя помнит, а эта елка всегда появлялась здесь ровно за две недели до Нового года. Каждый раз ее наряжали в определенном стиле, и в этом году предпочтение отдали космической тематике: елочные игрушки в виде ракет и космонавтов, гирлянды в форме звезд и планет, и много-много мишуры голубого, синего и белого цветов. Доминике всегда было интересно, кто же выбирает эту тематику? Ее мама говорила, что среди горожан проводят опрос, но что-то Ника в нем ни разу не участвовала, да это и неважно. Красиво ведь.

А еще на площади, совсем недалеко от елки, работал ларек, в котором готовили очень вкусные булочки с корицей и безалкогольный глинтвейн. Их то Доминика и купила, пока гуляла по площади. Обычно сюда она приходила вместе с Майей и Кирой, но в этом году ей очень хочется побыть одной несколько дней. Хотя она ведь согласилась пойти на игру, что же это тогда за желание одиночества? Может быть, ее манило то, что с Никитой она не была знакома до сегодняшнего утра, так что вряд ли он от нее ждет каких-то великих свершений. Может быть, с ним она сможет просто поболтать, а он не станет задавать вопросы типа «когда же ты замуж?», «скоро детей планируешь заводить?», «когда получишь повышение?» и еще куча дурацких примеров того, как многие люди любят лезть в чужую жизнь.

Она шагала мимо высоких деревьев, высаженных вдоль центральной аллеи. Их здорово засыпало снегом и казалось, будто на них надеты шапки. Вся эта аллея как раз вела к стадиону, где намечалась игра, так что туда Грин пришла гораздо раньше, чем хотела. Трибуны были пусты, да оно и понятно. Кому же захочется сидеть на пластмассовых стульях в такой холод без необходимости? Но Ника в тот день как раз была тем человеком, которому очень нужно было посидеть на этом пластиковом стуле. Плюхнувшись на него, так как он был куда ниже, чем она думала, едва не разлив на себя глинтвейн, она посмотрела на хоккейную коробку. На ней катались игроки: разминались и готовились к предстоящему матчу. Когда Ника училась в школе, она с подружками часто приходила на эти самые трибуны (правда, тогда там вообще не было стульев), чтобы посмотреть на тренировки своих одноклассников и ребят из параллельных классов. Никиту она никогда там не видела, хотя вряд ли она тогда обращала внимание на мальчиков младше себя. Теперь же он был студентом третьего курса в университете и играл за местную команду, а это, между прочим, очень красит парней.

Один из хоккеистов на льду остановился и посмотрел на Нику, а затем помахал ей клюшкой. Грин лишь вопросительно на него взглянула. Никита снял защитную маску и улыбнулся, и тогда Доминика улыбнулась ему в ответ и чуть помахала ему свободной рукой. Он подмигнул, натянул назад маску и поехал по льду к воротам.

А Ника поймала себя на том, что все еще ему улыбалась и не сводила взгляд.

Через полчаса трибуны начали заполняться болельщиками, а хоккеисты покинули лед, чтобы собраться с мыслями перед игрой. Рядом с Грин уселись ее знакомые девушки из параллельного класса. Сначала Ника была рада такому соседству, но очень быстро пожалела, что они ее заметили.

– Замуж-то еще не вышла? – спросила одна из них.

Доминика ее помнила. Это та самая девочка, которая есть в каждом классе. Она сидит на первой парте, тянет руку даже тогда, когда ее не спрашивают, умоляет назначить как можно больше контрольных. Если ее спросить, не подготовила ли она ответ на первый вопрос по реферату, она скажет, что забыла сделать домашнее задание, а потом блеснет им перед учителем. Она побеждала во всех соревнованиях с одноклассниками, хоть с ней никто и не соперничал.

– Не вышла, – Ника постаралась ответить вежливо.

– А чего так? – не унималась ее знакомая, у которой на безымянном пальце правой руки красовалось обручальное кольцо. – Не зовет никто?

– Ага, – ответила Грин, смотря на то, как на лед начинали выходить игроки.

– Ой, а мы уже про ребеночка думаем. Ну, ты не переживай, – рука знакомой легла на плечо Ники, – и на твоей улице будет праздник. Выйдешь замуж, детей родишь, ты только не затягивай.

Доминика медленно повернула голову и посмотрела на руку, а затем на свою знакомую.

– Не всем хочется по молодости выскочить замуж и рожать детей, даже не беспокоясь о том, на что ты их будешь содержать и чему сможешь научить, – она улыбнулась и грубо столкнула руку со своего плеча, – так что оставь советы себе, а ко мне не лезь.

Девушка так оскорбилась тем, что ее советы никому не нужны, что даже не нашла что ответить. Она отвернулась к своей спутнице и что-то сказала ей шепотом, но Ника даже не пыталась слушать. Ее привлек хоккеист в бело-зеленой форме, который стоял возле ворот в полной готовности отбивать все «вражеские» шайбы.

Доминика не припомнит времени, когда бы она хотела выйти замуж. Все ее одногруппницы, если верить фото в их социальных сетях, обзавелись мужьями, а некоторые еще и детьми, но только ей все это не было интересно. Да, дети милые, и, наверное, здорово выбирать свадебное платье и планировать свою совместную жизнь с кем-то, но Грин пугало это обязательство перед мужем и детьми. Слишком много женщин она знала, которые предали свои интересы, хобби, принципы во благо семьи, уповая на то, что «ты же женщина. Это твое призвание». Но ведь у всех этих женщин до замужества что-то было: увлечения, планы, желание сделать невозможное, добиться чего-то. Так зачем оставлять все это ради того, кто может проснуться однажды утром и сказать, что больше тебя не любит? Этого она не понимала.

Игра шла почти два часа и закончилась победой университетской команды над школьной.

Когда Доминика вместе со всеми болельщиками спускалась с трибун, она услышала свое имя и обернулась. На льду возле борта стоял Никита. Он зацепился пальцами за ограждающую решетку и смотрел на Нику.


Кое-как проскочив через толпу, она подошла к нему.

– Как тебе игра? – спросил он. Его лицо было красное, пряди рыжих волос были мокрые, и мысленно он уже мечтал снять с себя форму и пойти в душ.

– Отличная, – улыбнулась Грин. Ей действительно понравилось, но без персонального приглашения она бы вряд ли пришла в такую погоду. Было достаточно холодно, чтобы хотеть скорейшего окончания игры.

– Супер, – он тоже улыбнулся. – Если ты никуда не торопишься, то, может быть, прогуляемся?

Ника помедлила с ответом. Она замерзла, чтобы куда-то идти, а еще ей не особо нравилось, что ее на прогулку зовет парень, младше нее на три года. С другой стороны, это же не значит, что они будут встречаться.

– Да, давай, – ответила она.

Никита улыбнулся еще шире:

– Отлично. Тогда возле входа на стадион через пятнадцать минут.

Грин кивнула и двинулась вдоль хоккейной коробки дальше.

Ларин еще никогда в жизни так быстро не собирался после игры. Обычно он очень размерено снимал с себя хоккейную форму, долго разглядывал ее перед тем, как повесить в кабинку (вдруг он ее повредил?), затем шел в душ, где стоял под струей воды, чередуя низкую и высокую температуру. На это у него уходило достаточно времени, чтобы еще раз прокрутить в голове все хорошие и неудачные моменты игры, сделать выводы и пообещать себе, что в следующий раз он сыграет еще лучше.

В этот же раз на раздумья и разглядывание формы времени у него не было. Вылив на себя приличное количество дезодоранта, он покинул раздевалку одним из первых.

Доминики уже начала переступать с ноги на ногу от холода. И ей это не понравилось. Это парни всегда стояли возле ее дома, школы, университета и ждали ее, а она никогда не позволяла себе такого, особенно если речь шла просто о прогулке. И вот она здесь, вопреки всем ее принципам. Это было даже не свидание, а просто приятное времяпрепровождение, чтобы не сидеть дома возле телевизора одной. Ей стало обидно за себя и даже немного неловко оттого, что она стоит тут и мерзнет.

– Бери-ка себя в руки, – проворчала она под нос. – Отсутствие любимой работы и желания вставать по утрам из постели не повод кидаться на парня, которого ты знаешь пару часов.

Да, ей хотелось хотя бы на вечер забыть обо всех своих целях, которые никак не получалось достичь, обо всех своих переживаниях, которыми она ни с кем не могла поделиться, но чувствовать себя неловко – спасибо, ей этого и в соседнем городе хватает.

«Если я обернусь, и он все еще не вышел, я пойду домой», – пообещала она сама себе и повернулась лицом ко входу на стадион.

Никита уже вышел из маленького здания, где была раздевалка, и шел к ней.

«Повезло тебе сегодня», – мысленно произнесла Доминика, только так и не поняла, к кому обратилась.

– Я очень торопился, – признался Ларин, подойдя к ней. – Не замерзла?

– Нет, – солгала та и улыбнулась.

– Отлично, – он взял ее руку и положил под свою, – тогда пойдем.

Ника отреагировала на его жест лишь удивлением, но ей нравилась его уверенность.

Она не знала, куда они идут, да и цели у них особой не было. Они гуляли по улицам их маленького городка и разговаривали. Теперь это уже были темы не для того, чтобы познакомиться, а чтобы узнать друг друга лучше.

– Я ведь журналистом должна работать, – сказала Доминика, когда они свернули на главную площадь, где она гуляла до матча. – Всегда хотела. И верила, что меня с руками и ногами оторвут как только я окончу университет.

– А в итоге? – спросил Никита, смотря на нее.

Она вздохнула:

– В итоге никому я там не нужна. Рассылаю резюме, но не думаю, что подвернется какая-то должность.

– Ну, почему же? – Ларин остановился и встал напротив нее. – Разве все, чего мы хотим, дается нам легко?

Она чуть усмехнулась:

– Ты говоришь, как брошюра в кабинете у школьного психолога.

– Это не значит, что я не прав, – он взял ее за плечи. – Все у тебя получится. Правда! Мне тоже раньше казалось, что хоккей – это не мое, но теперь я один из лучших игроков в городе.

– Это кто тебе такое сказал? – Ника чуть прищурила глаза и ухмыльнулась.

Никита же удивленно приподнял брови и улыбнулся:

– Э-эй, сейчас было очень больно.

Они оба засмеялись.

Нике было хорошо. Вся тяжесть, которая копилась все эти дни из-за переживаний, прошла, и Грин наконец-то наслаждалась.

– С горки любишь кататься? – спросила она.

– С горки?

– Да, с горки. Вон там, – она указала рукой за его спину.

Там, как и всегда перед Новым годом, стояла высокая горка из снега. С нее катались дети, взбираясь по ступеням и неся ледянки. Кто-то ехал на ногах, за что каждый раз получал от мамы выговор, а кто-то садил на лед и скатывался вниз, позабыв о ледянке. Ему не миновать дома вопроса «почему штаны такие потрепанные», но это точно не волнует ни одного ребенка, пока он едет с горки.

Сейчас на ней тоже был народ: катались и дети, и взрослые.

Никита посмотрел на все это и чуть прикусил нижнюю губу, а затем улыбнулся и взял Нику за руку.

Они добежали до горки и встали в очередь. Пару раз пришлось пропустить совсем маленьких ребятишек, но в итоге им удалось забраться на самый верх. По пути туда Ларин выпросил у одного мальчугана на несколько минут ледянку и заплатил ему за это пятьдесят рублей. Вдвоем они с трудом на нее уселись.

– Готова? – спросил Никита, чуть обернувшись.

Ника сидела позади него и кивнула. Как только ледянка тронулась с места, Грин ухватилась руками за его торс и уткнулась лицом ему в спину – из-за ветра дышать было практически невозможно.

Их несло так быстро, что любоваться видами новогоднего городка было некогда.

Лед заканчивался у сугроба, и обычно большинство успевало тормозить, но эти двое влетели в снег как шайба в ворота. Удар на себя принял Никита, потому что сидел первым. Снег забился под шарф, и от этого стало холодно.

Доминика отделалась лишь горстью снега в распущенных волосах.

– Ты цел? – со смехом спросила она, когда оба они выбрались из снежного плена.

– Это куда жестче, чем играть в хоккей, – Ларин отряхивал снег с ворота куртки и посмотрел на нее. – А ты тоже пострадала, – он провел кончиками пальцев по волнам ее русых волос и стряхнул несколько крупиц.

Ей так хотелось взять его за руку или прижаться к нему, но она медлила. Обычно ей нравилось брать ситуацию в свои руки, но сейчас ей хотелось быть ведомой, она и сама не знала почему.

Никита закончил приводить в порядок их двоих и вытащил из сугроба ледянку.

– Надо отдать владельцу, – он усмехнулся и пошел к мальчишке, который ждал свои санки возле начала горки.

Ника глубоко вдохнула морозный воздух и улыбнулась. Хороший получился вечер.

Прогулка вышла не такой короткой, как планировала Грин, но теперь ей казалось, что они слишком быстро подошли к ее дому.

– Спасибо, что проводил, – произнесла она.

– Спасибо, что пришла на игру, – Никита снова улыбнулся, а Ника поймала себя на мысли, что его улыбка очень очаровательна.

Она кивнула, а затем привстала на носочки и чмокнула его в щеку.

Он чуть приобнял ее и хотел поцеловать, но она слишком быстро отступила на несколько шагов от него в сторону входной двери.

– Спокойной ночи, – Грин толкнула дверь и вошла в дом спиной, все еще смотря на Ларина.

– Спокойной ночи, – повторил он и чуть прикусил нижнюю губу.

Ника кокетливо опустила взгляд и закрыла дверь.

3

Утром Доминику разбудил звонок ее мобильного. Это была главный редактор из газеты «Паблиш» в соседнем городе, где она жила. Пару недель назад Грин отправляла туда свое резюме, и вот его наконец-то рассмотрели и пригласили ее на собеседование.

– Желательно сделать это до новогодних праздников, – сказала женщина на другом конце телефона.

Нике уезжать совсем не хотелось, ведь вчера вечером по переписке она договорилась с Никитой сходить в кино. Теперь это уже было похоже на свидание, и Грин даже предполагала, что оно закончится поцелуем. Но ей впервые за долгое время подвернулась работа по специальности, о которой она мечтала. Нельзя же отказываться от шанса из-за парня, хоть и очень хочется.

Быстро собравшись, через два часа после звонка она уже ехала в соседний город. Дорогой она просматривала сайт газеты, прочитала несколько материалов и пришла к выводу, что ей бы вполне подошла должность корреспондента в ней. Это, конечно, не работа на телевидении, но тоже неплохо.

Собеседование прошло быстро, и Нику заверили, но она им подходит, но результат огласят чуть позже.

– Они обязательно тебя возьмут, – ответила Майя, когда сестра рассказала все ей по телефону, – а если они этого не сделают, то они просто психи.

Доминика засмеялась.

– Да, им явно не хватает меня. Слушай, я, пожалуй, сегодня здесь переночую. Погода портится, не хочется застрять в пути. А завтра приеду домой.

– Жаль, что ты раньше не сказала, что вернулась в город. Я бы дождалась тебя. А то дома без тебя и родителей скучно.

– С Кирой не встретишься? – Ника достала из сумочки связку ключей и приложила один из них к домофону. Дверь пропищала и открылась.

– Ты что! – хихикнула младшая Грин. – Она запланировала нашу встречу еще до того, как я решила приехать. У нее новый парень, с которым она хочет меня познакомить.

– Это какой уже по счету? – Ника зашла в квартиру. – Я дома, кстати.

– Хорошо, – отозвалась Майя, – и парней ее я не считаю. Не мое дело.

– Да я пошутила, Май. Потом расскажи, что за парень. Вдруг на этот раз все серьезно.

– Сомневаюсь, но расскажу. Ладно, пойду что-нибудь приготовлю. Люблю тебя, Ника.

– И я тебя люблю, – Доминика улыбнулась и положила мобильный на стол.

Хорошо, что пару дней назад она устала на работе так сильно, что даже не выбросила из холодильника продукты, чтобы те не испортились, пока ее не будет. Теперь не нужно идти в магазин. Эта мысль Грин обрадовала, ведь на улице начинался буран.

На телефоне сработало уведомление о сообщении. Написал Никита.

Никита Ларин: «Привет! Ты вернулась?»

Ника печально вздохнула и поджала губы. Сейчас она бы уже выбирала, какой попкорн ей взять в зрительный зал, а не стояла одна на кухне в другом городе.

Доминика Грин: «Привет! Я осталась из-за непогоды. Приеду завтра»

Никита Ларин: «Жаль, я хотел тебя увидеть»

Доминика расплылась в улыбке. Как хорошо, что по сообщениям этого не видно.

Доминика Грин: «Можем увидеться завтра. Пойдешь в кино один?»

Никита Ларин: «Нет, без тебя не хочется). Встречусь с другом»

Доминика Грин: «Хорошего вечера)»

Никита Ларин: «И тебе)»

Ника положила телефон на стол, включила чайник и отдернула штору на окне.

Снегопад стал сильнее, и теперь хлопья снега кружил в пируете ветер. Грин начинало казаться, что непогода заставит ее остаться в городе куда дольше, чем она хочет.

4

Нет ничего лучше, чем принять горячую ванну в холодный зимний вечер. С этой мыслью Майя погрузилась в воду. Хруст пены было едва слышно, а вот легкий запах лаванды тут же коснулся носа Грин. Она удовлетворенно выдохнула, когда вода окутала ее тело.

– О, да-а, – протянула Майя и закрыла глаза.

Ей совсем не хотелось куда-то сегодня идти, и она уже несколько раз пыталась уговорить Киру прийти к ней в гости. Майя даже была согласна на то, чтобы подруга привела своего нового парня, лишь бы ей не пришлось выходить из дома. Но Кира всегда умела стоять на своем, так что через два часа Грин нужно быть в кафе.

Пальцы Майи скользили по волнам пены, рассекая ее. Она так рада вернуться домой, учеба ее изрядно достала. Она все еще не сказал ни родителям, ни Нике, что хочет бросить факультет журналистики. Ей не нравится эта профессия, никогда не нравилась, если уж быть совсем честной. И вообще, это глупо: заставлять человека в семнадцать лет делать один из главных выборов в своей жизни. Как она могла знать в этом возрасте, чем ей захочется заниматься? Она и сейчас-то не знает, а тогда и подавно. Выбор она сделала просто потому, что ее сестра была и остается в восторге от своей профессии, а Майя привыкла доверять ей. И вот она уже на третьем курсе, а восторг к ней так и не пришел. А вот отвращение – это да. Она дважды была на стажировке в газете и на телевидении. И в том, и в другом случае Грин зачеркивала дни в календаре, когда закончится этот ад. Ей приходилось выискивать людей для записи комментария. И если в случае с газетой иногда можно было просто переговорить по телефону, то когда она подходила к людям с камерой, они отказывались, потому что «я стесняюсь» или «я плохо выгляжу». Майя бывала на нескольких мероприятиях за день и к вечеру выматывалась так, что сил хватало только на то, чтобы принять душ. Но больше всего ее раздражало то, что ей нужно было каждый день просматривать новости. Нельзя выпадать из этого информационного поля ни на минуту, иначе рискуешь потом в него так и не войти. А помимо хороших новостей типа «Из местного приюта для собак по домам разобрали всех постояльцев» были и плохие, например «Пропал пятилетний ребенок». И подобные новости значительно перевешивали, а от этого Майя чувствовала себя подавлено. Она с радостью заканчивала стажировки и на целый год забывала обновлять топ самых популярных новостей за час. И ей в отличие от Доминики не хотелось провести так всю жизнь или хотя бы какую-то ее часть. Может быть, она и наберется смелости и бросит учебу, чуть отдохнет и выберет что-то другое для изучения. А может быть, так и станет одной из тех, кому даром не нужен диплом, на который потрачены деньги, нервы и почти пять лет жизни.

Выбравшись из теплой воды, Майя отправилась собираться. Через два часа, как и договаривались, она была в кафе за столиком.

Кира изменилась за годы их дружбы не в лучшую сторону, но одна черта в ней точно оставалась прежней: она никогда не опаздывала. Невозможно было прийти к назначенному времени и не увидеть на месте встречи Сивцову, которая уже успела заказать кофе, выбрать книгу, платье или что-то еще. Вот и в этот раз, когда Майя зашла в кафе, Кира уже была на месте.

– Приехала, – радостно прокричала она, обнимая подругу.

С последней их встречи месяц назад Кира успела сменить цвет волос с багрового на синий. Майя всегда поражалась ее способности без угрызений совести и долгих споров с самой собой менять прически. Хочешь новый цвет волос? Не проблема. Надоел прямой пробор? Сделаем челку. Каре лучше длины до поясницы? Несите ножницы. Майе не хватало этой смелости, ведь она в жизни не меняла свой русый цвет волос, если не считать того эксперимента с окрашиванием пряди, который ей устроила Доминика. Младшая Грин и в жизни была такая же нерешительная, если быть совсем откровенным.

Заказав себе два безалкогольных коктейля (Майя настояла), они уселись вместе за стол, противоположную сторону оставив парню Киры и его другу.

– Я просто решила, что тебе будет скучно с нами двумя, – объяснила Сивцова и придвинула к себе стакан с напитком.

– Я всегда могу пойти домой, – улыбнулась Грин.

– Нетушки, сиди здесь. Рассказывай, как там учеба?

Майя скривилась так, словно лизнула лимон.

– О, ясненько, – Кира приподняла руки ладонями вверх, давая понять, что эту тему они обсуждать сегодня не будут.

Другую они начать не успели, потому что в кафе зашли два парня. Одного из них Майя не знала, а вот вторым оказался Никита Ларин. Она не сразу поняла, что это он – на эту мысль навела копна рыжих волос, торчащих из-под шапки. Она знала не так много людей с таким цветом волос, и большая их часть жила даже не в этом городе.

Кира, увидев парней, вышла из-за стола и повисла на шее второго.

Он приобнял ее и чмокнул в губы. А Никита стянул с головы шапку, не сводя взгляда с Грин.

– Майя? – он сел за стол.

– Привет, Никита, – она улыбнулась, заправив прядь волос за ухо. Первый признак того, что она флиртует. Зачем? Она понятия не имела, но ей вспомнилась школа и чувства к нему. – Не знала, что ты здесь будешь.

– Я и сам не знал, что буду здесь сегодня, – он тоже улыбнулся и зачесал волосы пальцами назад. – Мы же со школы не виделись. Как твои дела?

Кира была права: если бы Никита не пришел, Майе было бы очень скучно с ней и Егором. В основном они целовались и обнимались, а потом и вовсе ушли.

Майе даже на несколько секунд стало обидно, что подруга оставила ее, но приятная компания сгладила этот нюанс.

– Не хочешь прогуляться? – спросил ее Никита, когда они остались вдвоем.

– Хочу, – кивнула та.

Они гуляли по городскому парку недалеко от кафе и болтали, казалось, обо всем.

– И вот мы смотрим новое расписание на семестр, а там стоит физика! – выдала Майя, запустив руки в карманы темно-зеленого пуховика.

– Зачем журналистам физика? – спросил Никита.

– Понятия не имею, – Грин пожала плечами, – но предмет интересный. Я всерьез увлеклась астрофизикой. Недавно читала книгу о том, как могла возникнуть Вселенная. Это так интересно, – она посмотрела на Никиту и улыбнулась.

Снег припорошил лед так аккуратно, что Грин его не заметила. В очередной раз переставив ногу, она успешно поскользнулась и упала бы, не стой Ларин рядом. Он вовремя ухватил ее за талию и удержал на месте.

– Спасибо, – искренне поблагодарила та, сжав его плечи.

Если бы Майя выпила хоть каплю алкоголя, она уже бы поцеловала его. Впервые с того момента, как она заметила его в школьном коридоре, они были так близко друг от друга. Но пока она размышляла над приличиями, Никита притянул ее к себе и поцеловал.

Сначала Грин почувствовала его теплые губы и слабость в своих ногах. Ей казалось это нереальным, будто она уснула на лекции, и вот-вот ее разбудит соседка по парте, но сон все не заканчивался. Если бы она могла сказать той пятнадцатилетней девочке, которая плакала от неразделенной любви на своей кровати, что человек, о котором она думает каждый день, сам поцелует ее, она бы лишила себя многих переживаний.

Никита на самом деле не знал, зачем поцеловал ее. Несколько часов назад он рассчитывал, что на ее месте будет Доминика, но все сложилось иначе. Стоит ли теперь вообще об этом думать? Определенно нет.

Он прижал ее к себе и запустил пальцы в ее волосы.

Для них обоих этот вечер обернулся совсем не так, как они планировали, но никто из них не был против.

5

Доминика проснулась рано, чтобы успеть на первый же автобус до города Б. Часы показывали без пяти минут девять утра, когда она вышла из подъезда и направилась в сторону автовокзала. Родители сняли ей квартиру совсем недалеко, и это было удобно. Правда, Ника терпеть не могла те дни, когда приходили счета за квартплату, и она была вынуждена звонить маме или папе со словами «нужно оплатить». Одной квартиру ей не потянуть, и надежда остается только на то, что Майя окончит университет и переедет к ней. Тогда можно будет наконец-то перестать просить у родителей денег на квартиру, уж вдвоем-то они справятся.

Мобильный заиграл в сумочке, и Грин потребовалось немало усилий, чтобы его найти. Чего недоставало идеальной Доминике, так это порядка в сумке.

Звонила Майя.

–Ты уже едешь? – спросила она.

– Иду на вокзал, – Доминика поправила ремень от сумочки на плече, – а ты что делаешь?

– Валяюсь в кровати. У меня такие новости, это просто что-то! – младшая даже немного взвизгнула от восторга.

– Рассказывай, – усмехнулась та. Впереди она уже видела здание автовокзала.

– Это лучше рассказать при встрече. Ай, ладно! Ты помнишь, я в школе была влюблена в парня из параллельного класса?

– Э-э-э…

– В Никиту Ларина. Он был вратарем школьной команды по хоккею, а сейчас за местный университет играет.

Ника остановилась, словно перед ней возникла преграда. Так и было, только не между ней и вокзалом, а между ней и Никитой.

– Я не знала, – ответила старшая Грин.

– Наверное, мне было неловко говорить о нем. Неважно, – голос Майи был такой звонкий, что Нике казалось, она сможет и без телефона услышать ее из соседнего города, – в общем, мы с ним лишь раз разговаривали на выпускном, а вчера встретились в кафе. Оказывается, он общается с новым парнем Киры. И мы с ним гуляли, разговаривали, а потом, – она едва не оглушила сестру своим визгом, – мы поцеловались!

Ника с досадой закрыла глаза. Ее сумочка скатилась с ее плеча на предплечье, и та опустила ее на снег.

– Это было так внезапно, вообще вся наша встреча – это сплошная череда случайностей. Я и забыла, как сильно он мне нравился, как сильно я хотела этого момента.

– Два года прошло со школы, ты никогда не говорила о нем…

– Я и не думала о нем до вчерашнего вечера. Ты дошла до вокзала? –темы Майя порой меняла также внезапно как настроение.

Доминика все еще видела здание автовокзала, но идти туда уже не собиралась.

– Все рейсы отменили, – солгала она, развернувшись в сторону дома.

– Как? Почему?

– Не знаю. Просто на двери висит объявление, – Ника вздохнула. – Май, я перезвоню. Попробую выяснить, в чем дело.

Сестра ответила: «Хорошо», но Грин услышала это мельком, пока отключала звонок.

Она поджала губы от обиды, не понимая, на кого злится больше: на Никиту за то, что дал надежду, или на себя за то, что повела себя как пятнадцатилетняя девочка. А, может быть, она злится на сестру?

Ника провела ладонями по лицу, отгоняя эти мысли. Майя не знала о ней и Ларине, так что и винить ее не за что. Но Доминика теперь знает о ее чувствах. Это не то же самое, что у нее: мимолетное увлечение. Это куда серьезнее и важнее, потому что это зародилось давно, задолго до ее знакомства с этим парнем. А еще потому, что речь идет о ее сестре, а ради ее интересов Ника сможет расстаться со своими.


Доминика вернулась в квартиру и легла спать, отключив телефон. Она приняла решение не ехать домой, хоть завтра и был Новый год. Она впервые проведет его одна, но так будет лучше. Может быть, она напишет своей подруге Карине и скажет, что вернулась в город. Вдруг та тоже здесь, и вместе они что-нибудь придумают. А если честно, то Нику не сильно беспокоило, где она встретит этот праздник – она была слишком расстроена и даже чувствовала себя виноватой. Ей казалось, она предала сестру, строя планы с парнем, в которого та была влюблена.

Уснуть ей так и не удалось, она только переворачивалась с бока на бок или разглядывала орнамент на потолочной плитке. Время было почти три часа. Ей нужно позвонить Майе и солгать что-нибудь, чтобы это не выглядело подозрительно.

Она включила телефон и уже хотела набрать знакомый номер, но вспомнила, как однажды она уже пыталась обмануть сестру. Пару лет назад Доминика была в гостях у бабушки и той стало плохо. Когда она вместе с ней примчалась на скорой в больницу, сестра как раз звонила Нике. Бабушку завезли в здание, а Грин осталась на улице, чтобы ответить на звонок. Ее тело сковала дрожь от волнения, но показывать это она не собиралась. Не зря ведь она занималась в театральном кружке, ей с легкостью удается притворяться, но Майя раскусила ее в первые же секунды разговора. И если тогда солгать означало простое нежелание беспокоить родственников раньше времени, то сейчас это будет означать…зависть? Злобу? Что?

– Лучше написать, – произнесла Доминика, обращаясь сама к себе.

Она набрала сестре сообщение, что ее вызвали на работу в магазин, придется остаться в городе и всякую прочую ерунду о том, что ей жаль. Бросив телефон на кровать, она ушла в магазин сгребать остатки продуктов для скромного новогоднего стола.

Остальные часы она провела за подготовкой к празднику и в попытках отвлечься от мыслей о Никите. К телефону в этот день она так больше и не подошла, поэтому очень удивилась, когда на следующее утро в дверь квартиры постучали.

Грин посмотрела в дверной глазок и ахнула.

– Что ты здесь делаешь? – удивленно произнесла она, открыв дверь.

Майя зашла в квартиру с большой дорожной сумкой. От младшей Грин пахло прохладой новогоднего утра.

– Я подумала, что твоя дурацкая работа не повод тебе отмечать Новый год одной, – она сняла пуховик, – поэтому я решила составить тебе компанию, – она обняла сестру и чмокнула в щеку. – С наступающим!

– С наступающим! – Доминика улыбнулась, прижимая ее к себе.

Вчерашняя ситуация сегодня ей уже не казалась такой трагичной, и она даже начала ощущать новогоднее настроение, особенно когда младшая Грин перетащила дорожную сумку в комнату и достала из нее небольшую коробку, обернутую подарочной бумагой красного цвета. Посередине был приклеен белый бант.

– Я желаю тебе в новом году быть счастливой, а этот подарок поможет запечатлеть самые яркие моменты, – Майя протянула коробку сестре.

Ника взяла ее в руки и посмотрела на Майю.

– Открывай уже, – воодушевленно попросила та.

Доминика присела на край кровати и стянула ленту, а затем и бумагу. В руках у нее была коробка из-под фотоаппарата, на который она уже не один год поглядывала в магазине.

– Это…– выдавила она из себя, но больше ничего не добавила, потому что нечего было.

– Копила, долго, если ты об этом, – Майя присела рядом. – Хотела сделать тебе приятно.

Ника поджала губы, чтобы не разрыдаться, и повисла на шее сестры.

Майя обняла ее в ответ, очень довольная собой.

«Надо делать такие подарки почаще», – подумала она.

Так заканчивался еще один год и начинался другой, который для обеих сестер Грин не принес ничего хорошего.

6

Майя

Я так и не научилась доверять тому, что у меня было в жизни. Каждый раз понимая, что у меня все хорошо, я искала подвох. Комплимент сделали? Ха, наверняка из жалости. Получила пятерку за экзамен? Преподавателю просто нужно от меня скорее отделаться. Красивый парень влюблен в меня? Ой, да я просто удобный вариант для него.

Когда я вернулась от сестры в город Б., я даже не собиралась звонить Никите. Зачем? Услышать что-то вроде «Майя? Какая Майя»? Нет, спасибо. Знаем, плавали, как говорится. Я не питала иллюзий насчет нас двоих. Да, поцеловались. Да, наверное, ему тоже понравилось, но это ничего не значит. Увы, наше поколение часто не вкладывает никого смысла в свои поступки, и поцеловать можно кого угодно просто потому, что в тот момент тебе этого хотелось. Я никогда этого не понимала, но пора бы уже смириться.

Доминика осталась в соседнем городе. Ее все же приняли на работу в газету и предложили пройти стажировку как раз на новогодних каникулах, чтобы к середине января, когда вся страна оживет после праздников, уже быть готовой к работе. Такой счастливой я ее давно не видела. Она все утро выбирала, в чем же ей пойти в свой первый рабочий день. Платья, юбки, брюки и пиджаки сменяли друг друга так стремительно, что я не успевала их запоминать. Ей все шло, это же Ника. На ее фигуре даже пыльный мешок из-под картошки будет смотреться элегантно. В итоге выбор мы остановили на белой футболке, черно-белом клетчатом пиджаке и темно-синих джинсах. Я видела что-то подобное в каком-то журнале, так что на миг даже почувствовала себя профессиональным стилистом. Сестра тоже осталась довольна образом.

О ее поездке домой речи даже и не шло, и она предлагала мне остаться у нее на каникулы, мол, родителей все равно дома нет, и мне будет скучно. И я почти согласилась, но какая-то часть меня, самая крошечная, надеялась, что тот поцелуй не был просто так. Он что-то да значит, но я не узнаю этого, если останусь здесь.

И вот я одна дома, укуталась в плед и смотрела старые советские фильмы, которые всегда крутят на новогодних праздниках. Забавно ждать каких-то действий от человека, если ты даже не оповестила его о своем приезде лично, но у меня была Кира, а у Киры был Егор, который общается с Никитой. И выстроенная мной логическая и не совсем цепочка не должна была дать промаха.

Но она дала.

Я уже третий день была дома, но ни звонка, ни сообщения от Ларина так и не получила.

По мере просмотра фильма я все ниже и ниже скатывалась по дивану и к финалу уже полностью лежала на нем. Телевизионный анонс пообещал за одной комедией показать другую, так что я даже не собиралась вставать.

Звонок в дверь испортил мои планы. Недовольно проворчав то, что даже сама не поняла, я побрела посмотреть кого это там принесло.

На пороге стояла Кира. Увидев меня в пижаме, пледе и сонную, она цокнула языком:

– Ты домой приехала, чтобы бока отлеживать?

Я лишь усмехнулась и отошла в сторону, пропуская ее.

Она свернула из коридора сразу на кухню и открыла холодильник. Меня всегда раздражала ее привычка так делать, но на замечания она только отшучивалась. Сивцова достала контейнер с бутербродами и пихнула его в микроволновку.

– Чувствуй себя как дома, – с сарказмом произнесла я, усевшись за стол.

– А чего такие кислые? – спросила она.

– Я спала, а ты меня разбудила.

– Будь ты посмелее, спала бы сейчас с Никитой.

Я даже выпрямилась от такого заявления. Мои щеки вспыхнули румянцем то ли от стыда, а то ли от злобы.

Подруга заметила мою реакцию и нахально рассмеялась, пока доставала еду из микроволновки.

– А что, я не права? – она села напротив меня и принялась жевать бутерброд.

– Это ты у нас любитель с кем-нибудь поспать, а я избирательна в этом плане, – я тоже взяла закуску.

Наверное, скажи я подобное Кристине, она уже бы с бранью побежала на выход, но наше с Кирой общение строилось в основном на взаимном подшучивании друг над другом, да желательно побольнее. Многие не понимали моей дружбы с ней. Мама всегда удивлялась, о чем нам с ней вообще разговаривать и какие у нас могут быть интересы, если мы с ней такие разные? Я никогда не знала, что ответить. Я не помню, в какой момент жизни мы стали общаться и уж точно не помню почему мы стали подругами. Но мы почти всю жизнь друг друга знаем, и меня не сильно заботило то, что мы разные. Быть может, именно это и делало нас такими близкими друг другу.

На мои слова Кира лишь хихикнула и кивнула.

– Так ты не будешь писать ему первой?

– Нет уж, спасибо. Я все еще помню, как жалела, что нельзя провалиться под землю из-за стыда, когда на выпускном он даже не вспомнил меня.

– Надо было выпить. И тогда бы чувствовала себя увереннее.

– Да. На полу в туалете уверенность всегда и лежит, – я улыбнулась и чуть прищурила глаза.

Сивцова захохотала, видимо, вспомнив мою историю про наш выпускной.

– Ладно, Май, – сказала она чуть позже, – я ж тебя знаю, если тебе не помочь, ты так и продолжишь вздыхать при мысли о нем. Так что, – подруга легонько прихлопнула ладонями по столу, – я уговорила Егора устроить сегодня у него дома небольшую тусовку. Никита тоже придет.

Я скривила лицо как от привкуса горького лекарства и посмотрела на нее.

– Ты пойдешь, – Кира очень твердо произнесла эту фразу, и даже угрожающе, как мне показалось.

– Не хочу, – пробурчала я себе под нос.

Но Сивцова умела уговаривать, так что через несколько часов мы уже были в гостях у Егора. Я там никого не знала, так что в основном сидела в кресле в углу зала и наблюдала за тем, как моя подруга опрокидывает один за другим бокалы с шампанским. Примерно через час в таком темпе она свалится, и тогда я спокойно смогу уйти. Не знаю как сюда звали Ларина, да только он так и не пришел.

Терпения мое лопнуло после того, как мне пришлось в очередной раз отбиваться от какого-то нахального парня, который с радостью бы зажал меня между собой и кроватью, представься ему такая возможность.

Я хотела найти Киру, чтобы сказать, что ухожу, но она куда-то делась, так что я с чувством выполненного долга накинула пуховик, взяла сумочку и вышла из дома. На улице было прохладно и хорошо. Я вдохнула морозный воздух. Сегодня я снова ощутила себя той школьницей, которой была три года назад: я не с теми, с кем хотела бы быть, а тот, о ком думаю каждую минуту, даже и не подумал обо мне. Обидно.

Я открыла дверь ограды и врезалась в Ларина. Все повторилось: я едва не упала, а он так и остался стоять на месте.

– Привет, – улыбнулся он со всем своим очарованием, как и обычно.

Ему не повезло, что я уже была на него зла.

– Привет! – рявкнула я и прошла мимо него.

Он удивленно взглянул на меня и ухватил за руку выше локтя.

– Подожди. Куда ты?

– Домой, – я высвободила руку из его ладони. – И не хватай меня так больше.

Мы странно смотрели друг на друга, а лучше бы целовались.

– Что с тобой? – со всей мягкостью в голосе, на которую он был только способен, продолжил Никита. – Тебя кто-то обидел?

– Обидел, – кивнула я, явно не собираясь уходить без конфликта, – ты.

– Я? Чем?

– Своим бездействием. И наоборот, ты чересчур всего сделал. Я…я не знаю! Мы с тобой поцеловались, а потом ты исчез. Не звонил, не писал…

– Так ведь это ты уехала, – напомнил мне он.

Я нахмурилась. С этой точки зрения я нашу ситуацию не рассматривала.

– Ты уехала, и я решил, что тебе все это не нужно, – продолжил он, спрятав руки в карманах куртки, – и я не уверен, что это все нужно мне, если уж честно.

Я поджала губы и опустила взгляд на свои ботинки, чтобы не разрыдаться. Снова. Снова я почувствовала себя глупой девчонкой, которая спутала обычную похоть с искренним отношением. Наверное, если бы я убежала, он даже обрадовался. Подумаешь, еще одна, которой он вскружил голову ради собственной потехи.

– Если уж честно, – начала я, не поднимая взгляд, – еще в седьмом классе я только и делала, что краснела, когда ты проходил мимо. Я даже не могла допустить мысли, что мы с тобой когда-нибудь будем стоять вот так и говорить о нашем случайном поцелуе.

– Он не был случайным, – сказал Ларин, и я посмотрела на него. Он чуть улыбался и выглядел виноватым из-за этого, – я же помню тебя. Ты та милая девочка, которая очень громко возмущалась, что расписание уроков мешает тебе ходить в музыкальную школу. Я запомнил тебя тогда по родинке возле левого глаза. Оно напомнило мне сердечко, – он тихо засмеялся и провел рукой по лицу, – не знаю, почему, но именно так и запомнил. А потом выпускной, ты и Кира, вся эта суматоха, и я понял, что даже не знаю, как тебя зовут.

– К чему ты это все? – выдохнула я.

– К тому, что я такой, – он развел руками. – Не показываю своего возмущения, хоть меня что-то и раздражает, и не спрашиваю имя девчонки, которая показалась мне симпатичной. Даже сейчас я стою и оправдываю свои поступки вместо того, чтобы просто поцеловать тебя.

Я тоже развела руками, показывая все свое бессилие перед этим аргументом. Может быть, мы бы так там и стояли: вдвоем, зимой, под едва заметными звездами, если бы Никита не шагнул ко мне и не поцеловал.

Он так быстро подошел, что я бы снова норовила упасть, если не его руки, сжимавшие пуховик на моей талии. Сквозь поцелуй он улыбнулся, а я чувствовала себя очень счастливой.

Пятая глава. За пять дней до трагедии

1

Никогда еще Майя так сильно не хотела идти домой. Мысль о том, что родители начнут расспрашивать, почему она такая злая и что она вообще тут делает, раздражала ее. Не так должен был пройти сегодняшний день. Нет, они планировали с сестрой устроить родителям сюрприз, приготовить вдвоем вкусный ужин, а потом бы они играли в «Монополию» или «Мафию». Мама в последнее время любила эту игру, ей очень нравилось угадывать, кто лжет. Что же, во многом «Мафия» похожа на жизнь: ты мирный житель, существуешь себе спокойно, засыпаешь с мыслью, что завтра будет чудесный день, а затем узнаешь, что тебя убили. Фигурально, конечно, но кто сказал, что это не больно? Грин даже подумать было страшно о том, сколько времени ее дурили эти двое. Сколько раз Никита говорил, что едет к другу, а на самом деле был у Доминики? Он столько раз писал при Майе сообщения на телефоне, сколько из них были адресованы ее сестре? Они ведь пару недель назад вместе ходили в кино, Никита сидел между ними. Что, если они держались за руки в этом полумраке, пока Майя гадала, кого же полоумный клоун убьет первым?

От всех мыслей у Грин заболел живот. Она остановилась.

Не обязательно идти домой сейчас, лучше перевести дух и успокоиться. Нику она ненавидела, но втягивать во все это родителей не хотела, а они обязательно полезут с расспросами, как только увидят в каком она настроении и состоянии.

Она решила прогуляться в городском парке, только сначала ей нужен кофе. По пути как раз был небольшой магазинчик недалеко от больницы. Покупка заняла время, потому что, казалось, всему городу в субботу днем понадобилась порция горячего напитка. Как будто их всех сегодня предали сразу два самых близких человека, и они пришли сюда запивать свои раны.

Наконец-то купив кофе, она вышла из магазина и направилась в сторону парка.

– Девушка! – услышала она, но не обернулась. Мало ли, к какой девушке обращались.

Аромат кофе напоминал, что все происходящее реально, и она не спит. Ее не спасет кто-то из родителей от ночного кошмара, это не удастсязабыть. Она не сомневалась, и Ника, и Никита еще попытаются оправдать себя, попытаются украсить свое предательство каким-нибудь великим смыслом, а Майя, видимо, должна будет поверить и благословить их.

– Тьфу, – выругалась Грин от очередной своей мысли и сделала глоток напитка.

Когда она остановилась на светофоре, то почувствовала руку на своем плече и обернулась. Рядом стоял высокий мужчина в форме следователя. Это был Максим Белинский, который через несколько дней будет опрашивать ее родителей о покушении на убийство в их семье.

Она нахмурилась.

– Вы обронили, – он протянул ей ее же телефон.

Она с безразличием посмотрела на него. До нее не сразу дошло, что ей вернули пропажу и надо хотя бы поблагодарить его за это. В другой бы ситуации она улыбнулась, сказала «спасибо» несколько раз, а потом думала всю дорогу о том, какой же милый это был человек. Но сейчас она была готова пойти дальше и даже не забирать телефон.

– Точно, – пробурчала она себе под нос, – спасибо.

Грин взяла пропажу и впихнула в карман куртки.

– У вас все хорошо? – спросил следователь.

Майя не знала, что тушь под ее глазами размазалась, что лицо опухло от слез.

Она поджала губы и кивнула, посмотрев на него.

– Спасибо, – еще раз сказала Грин и пошла дальше.

В парке народу было много, как и всегда в субботу.

Майя села на первую лавочку, попутно стряхнув с нее снег, и стала смотреть на прохожих. Ноябрь только начался, но город уже был завален снегом, и теперь дети катали из него снеговиков и вместе с родителями устраивали снежные битвы.

Она всегда хотела завести детей. Ей нравилось думать, какой бы матерью она могла стать, чему учила своих малышей и за кого бы вышла замуж. Последний год она думала, что это будет Никита, и дело не в том, что это ее первые отношения – им было хорошо вместе, несмотря на расстояние. Он приезжал к ней посреди недели, и они снимали на несколько дней квартиру, плевали на учебу и просто наслаждались друг другом, смотрели фильмы, готовили вместе, разговаривали до самого утра. В один из таких приездов он сказал, что ему надоело жить далеко друг от друга.

– И что ты предлагаешь? – спросила Майя, сидя напротив него за столом.

– Давай съедемся, – он улыбнулся. – Я переведусь в твой университет, найду работу. Снимем какую-нибудь маленькую квартирку, да хоть эту! – он вскинул руку в сторону. – Зато больше не будем вдалеке друг от друга.

И конечно, Майя согласилась. Она радостно завизжала от такого предложения и плюхнулась на колени к Никите, целуя его. Это было в сентябре. Интересно, за сколько дней до того, как у них с Доминикой все началось?

Кофе у Грин закончился очень быстро, и она начинала замерзать. Видимо, домой все же придется идти.

От парка дорога в обычные дни занимала минут двадцать пешком, но в этот раз шла она не меньше часа: очень медленно, несколько раз останавливаясь, чтобы вытереть слезы, когда они накатывали от очередного воспоминания. Войдя во двор, она остановилась возле дома и посмотрела на него. Майя помнила тот день, когда мама с папой объявили своим маленьким детям, что они переезжают в большой двухэтажный дом и что теперь у каждой из них будут свои комнаты. Майя плакала так сильно из-за того, что теперь она будет ночевать без сестры, что успокаивать ее пришлось обоим родителям. Когда они переехали, некоторое время девочки все еще жили в одной комнате, но потом Доминика заявила, что уже взрослая (еще бы, восемь лет как-никак) и ей нужно личное пространство. Тогда она первый раз разбила сердце младшей сестре, и потом делала это с периодичностью раз в пару лет. Она словно готовилась к самому большому предательству Майи, к апогею всего, что было.

Раньше Грин казалось, что она может выдержать любые неприятности, ведь у нее есть старшая сестра и родители. Но куда тебе бежать, где искать спасения, если тебя предали в семье?

Грин вздохнула и вошла.

Родители, к ее сожалению, были дома.

Алиса вышла с кухни нахмуренная: она никого не ждала сегодня в гости.

– Майя? – удивилась она. Несколько секунд Алиса еще разглядывала дочь, будто хотела убедиться, что это она, а затем широко улыбнулась и обняла ее.

– Привет, мам, – Майя тоже улыбнулась, надеясь, что это скроет ее отвратительное настроение.

– А почему у тебя тушь размазана? Там снег? – спросила Алиса, а затем повернулась в сторону зала. – Витя, младшая дочь приехала!

Майя глянула в зеркало в коридоре и даже чуть вздрогнула от того, что увидела. Ее лицо напомнило ей морду панды. Теперь неудивительно, почему тот следователь спросил все ли у нее хорошо.

– Там был снег, – солгала она. – Привет, пап! – она обняла отца и чмокнула в щеку.

– Почему не сказала, что приедешь?

– А это как-то спонтанно получилось, – Грин скинула обувь. – Я отдохну немного с дороги, ладно? Потом приду к вам.

Родители переглянулись.

– Ладно, – кивнула Алиса. – Точно все нормально?

– Точно, – Майя натянула улыбку и направилась наверх.

Их с Никой комнаты были напротив друг друга. В детстве они натягивали на двери свои одеяла, и у них получался импровизированный коридор. Туда девочки приносили какие-нибудь сладости, книжки, тетрис и могли просидеть там вдвоем до самого рассвета.

Подойдя к своей комнате, Майя посмотрела на соседнюю дверь, поджала губы и зашла в спальню. В ней все было как и прежде: скомканный плед на стуле возле туалетного столика, незакрытая дверца шкафа, подушка в форме сердца, которую Никита подарил ей на их первый и последний День святого Валентина. Она никогда не понимала желания людей отмечать этот праздник, как будто только один день в году должен быть особенным для тех, кто любит, но в этот раз спорить не стала, ведь это был первый праздник влюбленных, когда у нее была пара.

Она взяла подушку, швырнула ее в шкаф, и захлопнула дверцу так громко, что была уверена в скором приходе родителей с расспросами. Но иногда они искреннее ее удивляли своей чуткостью, так что на разборки так никто и не пришел.

Майя плюхнулась на кровать, уткнувшись лицом в подушку.

С того самого момента как она узнала о сестре и Никите, она боролась с желанием позвонить ему. Ей очень хотелось врезать ему по лицу, или куда-нибудь еще, сделать ему так больно физически, как он сделал ей морально. Но с другой стороны, она не хотела ни видеть его, ни слышать, и была рада и не думать о нем, но это было бы слишком хорошо в этой ситуации.

Телефон, который она запихала в карман кофты и про который уже забыла, зазвонил.

Майя возмущенно проворчала в подушку и вытащила мобильник из кармана. Имя на экране смартфона заставило ее недовольно закатить глаза.

– Серьезно? – ответила она. – Ты мне звонишь после такого?

– Я хотела узнать, добралась ли ты, – прозвучал голос Доминики.

– Иди к черту, – и Майя выключила телефон, а для пущей достоверности, что хотя бы сегодня никто ее не побеспокоит, бросила его под кровать.

2

Майя проснулась оттого, что у нее затекла правая рука. Грин так вчера и уснула, даже не переодевшись, и во сне закинула ее за голову. Теперь же она кое-как ее распрямила. Мышцы онемели, и ей казалось, что конечность от кисти и до плеча вот-вот рассыплется. Пришлось аккуратно разминать ее непострадавшей рукой, поэтому Майя села на месте.

За окном уже рассвело. Наступило воскресенье.

Вчера перед тем как уснуть, Майя приняла решение, что возвращаться на учебу пока не хочет. Ей нужно остаться дома и собраться с мыслями, придумать, что делать дальше. Может быть, она примет решение лишить себя сомнительного удовольствия сдавать итоговые экзамены для получения диплома и судорожно дописывать выпускную работу бессонными ночами. А почему нет? Теперь у нее просто не осталось никаких причин становиться журналистом. Если в ней еще жила мечта быть хотя бы немного похожей на сестру, то, спасибо Доминике, вчера это желание сдохло.

Родителям Майя солжет, что занятий у нее нет – все студенты получили время на подготовку к сессии. Да, это будет очень правильное решение, ведь она все равно не сможет сосредоточиться на учебе.

Когда она открыла глаза и еще даже не поняла, что ее рука затекла, мозг тут же выдал ей воспоминание о вчерашнем дне. В груди снова неприятно защемило, так сильно, что ей хотелось завыть. Она наивно надеялась, что признание сестры – это лишь шутка, после она мечтала, чтобы это оказалось дурным сном, после которого начинаешь любить свою реальность еще сильнее. Но все было правдой. На этот раз сон не принес решение проблемы, но он хотя бы дал несколько часов отдохнуть от происходящего.

Она села на кровати и обхватила колени руками. В ее голову закралась мысль, что она могла погорячиться. Ей ведь только одну версию рассказали, а как же другая? Вдруг все совсем не так, как сообщила Ника. Да, могло быть иначе! Кто знает, Доминика все могла и выдумать, чтобы поссорить Майю и Никиту. В этом случае младшей Грин не пришлось бы бросать Ларина, и все их планы все еще действительны. Если бы он только пришел, чтобы объясниться, она бы выслушала, она бы поверила…

Майя треснула себя по лбу рукой с такой силой, что на бледной коже остался красный отпечаток.

– Идиотка, – сказала она сама себе и слезла с кровати. – Ты просто идиотка, Грин. Поэтому даже родная сестра тебя обманула.

Она переоделась в пижаму, умылась и распустила волосы, чуть взъерошив их, чтобы казалось будто она вот-вот проснулась после чудесной ночи, а не спала как попало в одежке, в которой ехала в автобусе.

Мама была на кухне, как и вчера. Она стояла у плиты и переворачивала на сковороде блин, когда ее младшая дочь пожелала ей доброго утра.

– Привет, – радостно пропела Алиса, выливая тесто на сковородку.

Она очень надеялась, что Майя еще сонная и не разглядит плохое настроение матери. С утра у нее и Виктора снова был скандал, как впрочем и вчера за пару часов до приезда младшей Грин. Ссоры у четы происходили куда чаще, чем должны быть: то Алиса надоела с расспросами о том, как прошел день у мужа, то она слишком подозрительна, что ему звонят поздно вечером с незнакомого номера, то она приготовила невкусный завтрак/обед/ужин, то что-нибудь еще. Алиса сначала соглашалась со словами мужа, что она чересчур надоедлива, подозрительна и готовить стала хуже, но в последнее время начала давать мужу отпор, так что простые замечания, из которых состоял их брак последние несколько месяцев, превратились в ссоры. Мир их брал только в приезды детей, но когда-нибудь и это уже не будет поводом для перемирия, в этом Алиса не сомневалась.

Сегодня утром они поругались из-за того, что Виктору было нужно ехать в автомастерскую, чтобы проверить машину перед зимой, и он не мог найти свою красную футболку.

– Я оставлял ее в бельевой корзине, ты сказала, что постираешь, – проворчал он, уже в который раз просматривая свои вещи в шкафу.

– Я не помню, чтобы стирала ее, – пожала плечами Алиса.

За сборами мужа она наблюдала из постели, читая книгу. Она любила проводить так утро воскресенья, только ворчащий муж в ее планы не вписывался.

– Значит, она где-то валяется грязная. Хорошая ты хозяйка, дорогая, – очень грубо произнес Виктор.

– Может быть, ты ее у любовницы оставил? – пошутила Грин и очень зря. Она и не знала, что угадала. Ее муж вспомнил, что футболку оставил в бельевой корзине, но не в этом доме, и постирать ее обещала не эта женщина, а другая.

Вместо того чтобы хотя бы самому себе признаться, что он виноват, Виктор в очередной раз решил выйти из ситуации победителем. Он схватил первую попавшуюся футболку, хлопнул дверью шкафа и посмотрел на жену:

– Нормальная женщина бы помогла найти вещь. А ты как обычно.

– Как и ты, – не отрывая взгляда от книги, сказала Алиса.

Она только с виду казалась такой невозмутимой, а внутри у нее от обиды разрывалась душа.

Муж натянул на себя вещь и вышел из спальни.

Чуть позже Алиса услышала, как входная дверь закрылась. Она отложила книжку в сторону, уткнулась лицом в ладони и расплакалась. Так теперь начиналось почти каждое ее утро.

Присутствие Майи в доме помогло взять ей себя в руки и пойти готовить завтрак для своей дочери.

Майя набрала воды в чайник и поставила его на плиту, чтобы согреть.

– А где папа?

– Уехал готовить машину к зиме. Если бы предупредила, что приедешь, он остался, а так он давно это запланировал, – Алиса стряхнула блин со сковородки и снова залила ее тестом. – Ты же знаешь, как он не любит менять свои планы.

– О, да, – улыбнулась Грин, стянула один блинчик и села за стол.

Несколько минут они болтали о планах на Новый год, успехах Майи в университете и о всякой ерунде, пока Алиса не села с тарелкой выпечки напротив дочери.

– У тебя правда все хорошо? – спросила она, сворачивая один из блинчиков в треугольник. – Мне ты вчера показалась расстроенной.

– День просто вчера был тяжелый. Учеба так надоела. Хорошо, что каникулы у нас начались пораньше, – Майя вела себя как можно естественнее, – и я могу остаться дома и отдохнуть.

– Сейчас начались? В ноябре? – удивилась ее мать.

Грин кивнула.

Алиса немного с подозрением посмотрела на нее, но потом пожала плечами:

– Ай, чего только не придумают в нынешних университетах.

Чайник засвистел на плите, и Майя встала из-за стола, чтобы заварить кофе.

– Ника утром звонила, – сказала Алиса, окунув блин в тарелку со сметаной. – Хочет приехать на следующие выходные.

– Здорово, – кивнула Грин, разливая кипяток по кружкам.

– Ага. Рассказывала про работу. Ой, какая же она у нас молодец, – улыбнулась она. – Людям так редко нравится, чем они занимаются в жизни. А Доминика счастлива.

– Да, она у нас умница, – согласилась Майя, взяв кружки в руки, – всегда добьется того, что хочет. Даже если нужно кого-то подвинуть.

– Ничего, подвинутся, – довольно улыбнулась Алиса, – она свое возьмет.

– Угу, – промычала ее дочь, сделав глоток кофе.

«Давай, мама, добивай меня», – пронеслось в ее голове, хоть она и понимала, что мать даже не в курсе происходящего.

3

Майе было непривычно, что в руках она не держит свой мобильный. Обычно она с ним не расставалась и почти все время либо переписывалась, либо созванивалась с Никитой. Она привыкла так жить за год, и теперь мысль о том, что все изменится, вызывала у нее тошноту. В комнату она так и не поднялась, чтобы не было соблазна включить телефон и получить кучу сообщений от Доминики.

После завтрака Грин лежала на диване в зале и смотрела по телевизору комедийный сериал о физиках.

Алиса ушла наверх вздремнуть или почитать книгу: она сама еще не выбрала.

Майя тоже после такого плотного завтрака боролась со сном, но он все же взял верх, и она задремала. Разбудил ее стук в двери. Будь она одна, притворилась бы, что дома никого нет, но этот настойчивый стук мог разбудить маму.

Грин открыла дверь.

Никита стоял на пороге, виновато сжимая в руках цветы.

Красные розы. Майя их очень любила, и он всегда дарил их по поводу и без.

– Привет, – чуть улыбнулся Ларин.

Она так не хотела с ним разговаривать и встречаться еще и потому, что боялась. Боялась, что простит его. Боялась, что не сможет выдержать всего этого, и чувства к нему, которые еще не ушли, заставят изменить свое решение. И тогда она сама придумает для него любое оправдание, которое лучше всего выставит его невиноватым. Ника соблазнила его, угрожала ему, напоила его… фантазия младшей Грин многое может придумать. Что угодно, лишь бы сделать вид, что ничего не произошло.

Она вздохнула и обхватила себя руками. Морозный воздух быстро окутал ее, унося все тепло.

– Майя, я…я такой идиот. Боже мой, мне так жаль!

– И мне жаль, – холодно произнесла она. – Зачем ты здесь?

Он развел руками.

Упаковка букета зашуршала.

– Я не знаю. Не знаю, на что я надеюсь после такого. Как можно простить меня? – он тяжело вздохнул. – Я не знаю, зачем я это делал. Я идиот. Я здесь, потому что…я хотел извиниться и…и вот, – он протянул ей цветы, – прости меня.

Грин поджала губы. Она очень хотела услышать эти извинения. Она заслужила и все слова, и все цветы, и еще много чего за ту боль, которую испытала. И он тоже заслужил и слова, и цветы, и боль, которую сейчас испытает.

Она взяла букет и поднесла его к лицу, вдыхая сладкий аромат. Сколько раз она наслаждалась им, когда была счастлива с этим человеком? Вряд ли получится сосчитать.

Никита улыбнулся. На миг ему показалось, что у него есть хотя бы маленький шанс на то, чтобы помириться или не остаться врагами. Он и вправду любил ее, пусть в это теперь и никто не поверит.

Майя посмотрела на него и тоже улыбнулась, а затем со всего размаху ударила его по лицу этим букетом.

Ларин от неожиданности чуть отпрыгнул назад, но это не спасло его от второго удара. На этот раз Майя попала по шее.

– Успокойся! – потребовал он уже совсем другим голосом: не виноватым, а возмущенным.

– Ты целый год моей жизни вешал мне лапшу на уши, а сам в это время подкатывал к моей сестре, – она шагнула на крыльцо босиком, но даже не почувствовала холодный кафель, – а теперь ты приперся в мой дом с этим паршивым веником и думаешь, что твое вшивое «прости» это исправит?

Она ударила его еще раз. Еще от второго удара бутоны роз изрядно исхудали, а от третьего рассыпались окончательно. Для четвертого удара у Грин в руках были голые стебли с шипами.

– Я столько лет мечтала о том, чтобы быть с тобой. Мне очень жаль, что ты оказался таким, – она тыкнула в его сторону пальцем, – но знаешь что? Моей вины в этом нет. Просто ты такой. Ты сказал мне об этом в тот вечер возле дома Егора. Ты такой! – она развела руками, улыбаясь как полоумная. – Я очень много обо всем думала и, знаешь? Не мне исправлять это. Убирайся из моей ограды, из моей жизни и больше никогда не появляйся, – она швырнула в него остатки букета и толкнула его. – Да, я все еще люблю тебя. Но это пройдет.

Она стояла перед ним в легкой пижаме, растрепанными волосами, босая на снегу и понимала, что это не та любовь, о которой она мечтала. Больше перед ней не стоял тот парень из параллельного класса, в чьи рыжие волосы и карие глаза она влюбилась. Теперь это был незнакомец, чужой человек, словно ничего между ними никогда и не было. Будто это не с ним она планировала жить, не за него мечтала выйти замуж. Будто не было тех ночей, когда они разговаривали обо всем. Не было прогулок, поцелуев, ничего.

Они больше никто друг другу.

– Пошел вон, – скорбно произнесла Майя и вернулась в дом.

Больше с Никитой она не виделась.

4

Первые три дня Майе было трудно просыпаться. Как только она открывала глаза, воспоминания последних дней и ворох мыслей нападали на нее и не отпускали весь день. Она думала о Никите, о Доминике и обо всем, что произошло, пока чистила зубы, принимала душ, готовила, читала, ложилась спать.

Сестра оставила свои попытки дозвониться до нее, а вот Никита проявил завидный героизм. Даже после того, как она избила его цветами (во что она сама не могла поверить), он один раз заявлялся к ней домой, и бесконечно звонил и писал сообщения.

Родителям пришлось рассказать, что они расстались, но Майя не упомянула причины. Она знала, как сильно новость о предательстве Ники ранит их, поэтому не хотела говорить.

Еще неделю назад Майя гуляла по магазинам и присматривала подушки, одеяла, посуду для их будущей квартиры. Несколько раз она смотрела варианты мест, куда они могут переехать уже после Нового года. А теперь она изо всех сил пытается забыть все, что было, забыть его имя, ощущения от его прикосновений и поцелуев. Стереть из памяти все, что было так дорого.

Она позвонила Кристине и попросила прикрыть ее перед преподавателями:

– Скажи, что я заболела.

– Я-то скажу, но у тебя все в порядке? – побеспокоилась Кристина. Она была хорошей подругой с самого первого дня их учебы вместе.

– Все нормально, – солгала та. – Я приеду через неделю и все тебе расскажу.

– Ладно. Если что, то звони в любое время.

– Хорошо.

На самом деле, если не считать чувства опустошенности и бессилия, она вполне здорово проводила время: спала до обеда, ела (особенным спросом у нее пользовались сладости), смотрела фильмы, читала книги и когда забывалась на редкие несколько минут, то чувствовала себя вполне сносно. Она понимала, что пройдет еще немного времени, месяц или два, и она начнет приходить в себя. Ничего как прежде не будет, но как прежде и не надо. Она окончит университет и уедет. Где-то есть для нее место, где у нее все обязательно будет хорошо.

Наступила среда, когда Майя в очередной раз открыла глаза, чтобы бороться с воспоминаниями.

Спустившись на кухню, она увидела на столе записку от мамы. Она ушла по делам, вернется ближе к вечеру.

Грин эта новость даже понравилась, ведь впервые за те четыре дня, что она дома, она будет одна. Можно от всей души кричать песни. Майе это всегда помогало расслабиться и поднять настроение, а именно это ей и нужно. Родители еще и вечером уйдут на корпоратив фирмы, в которой работал Виктор, так что у Майи сегодня полно времени, чтобы окончательно во всем разобраться. Она решила, что проводит родителей, сварит себе глинтвейн, включит один из своих любимых мюзиклов, будет петь и танцевать как в детстве. Да, план просто отличный. Впервые за несколько дней у Майи было приподнятое настроение с самого утра.

Позавтракав, она собралась принять ванну и даже включила воду, когда внизу открылась и закрылась входная дверь.

Грин уже распрощалась со своими планами и выглянула из ванной.

– Мам, это ты?

Но ей никто не ответил.

«Может, не услышала?» – подумала Майя.

Она выключила воду и спустилась на первый этаж. Уж очень ей хотелось посмотреть, какое платье мама купила для сегодняшнего вечера.

Еще на лестнице она увидела, кто пришел, и осталась на месте.

Доминика только успела снять обувь и пуховик, когда сестра почти спустилась. Она не знала, стоит ли ей приезжать или дать Майе больше времени, чтобы успокоиться. С субботы, когда сестра захлопнула за собой дверь, Ника только и делала, что пыталась дозвониться до нее. Она понимала, что это бесполезно, но и ничего не предпринимать тоже не могла.

– Хотя наделала ты уже достаточно, – говорила она себе каждый раз, когда Майя не отвечала на звонок.

Тогда она решила написать Никите о том, что все рассказала сестре, и та, естественно, не была в восторге от такой новости.

Ларин ответил на сообщение лишь словом «молодчинка», и Ника даже через электронные буквы почувствовала весь сарказм, который он вложил. Но сейчас, зная, что самый родной человек ее ненавидит, ей было легче, ведь все происходящее больше не тайна. Теперь не нужно прятать телефон от сестры, чтобы та не увидела сообщений от Никиты, не нужно лгать, почему она не приедет на выходные домой. Конец всем тайнам, конец всей лжи и конец сестринской любви.

– Поверить не могу, – зло выговорила Майя, смотря на нее. – Почему ты не оставишь меня в покое?

– Это и мой дом тоже, – робко сказала Доминика.

– Конечно, – младшая Грин расплылась в ехидной улыбке. – Все мое- твое, я помню, – она вздохнула и пошла наверх. – Родители не в курсе о твоих похождениях, так что не сдай себя.

– Ты не сказала? – искренне удивилась та. Она ехала домой в ожидании порицания и скандала. Она была готова к тому, что в этот же день ей придется вернуться, потому что дома ей никто не будет рад.

Ответом ей был лишь хлопок двери ванной комнаты.

Доминика судорожно вздохнула и обхватила себя руками.

Она не надеялась на теплую встречу, но и сидеть дома больше не могла. Она кое-как дождалась понедельника, чтобы прийти в университет, где училась Майя. Посмотрев ее расписание, она стояла у кабинета, где проходили ее занятия. Ей хотелось поговорить с ней, пусть она и ненавидела ее теперь. Это неважно. Она заставит ее выслушать, заставит ее дать ей все объяснить. Как всегда, Ника думала только о себе.

Прождала она больше часа, пока из аудитории не начали выходить студенты. Ника разглядывала каждого, но не видела среди них сестры.

– Кристина, – окликнула она темноволосую девушку в толпе.

Та остановила и обернулась на голос.

– Ника, – она улыбнулась и обняла знакомую. – Что ты тут делаешь? Что-то с Майей? – на этом вопросе она стала серьезнее.

А Доминика поняла, что сестру сегодня не увидит.

– Она не здесь?

– Нет, она позвонила и сказала, что останется дома и пропустит неделю. Что-то случилось? – теперь Кристина надеялась выпытать информацию из другой Грин, но та покачала головой.

– Нет, все…все нормально. Я просто забыла, что она решила остаться дома.

Вернувшись на работу, она еще несколько раз звонила сестре, но та по-прежнему не брала трубку.

Трудно быть сосредоточенной и показывать лучший результат, когда все ее мысли занимало лишь лицо сестры. Она никогда не забудет этот взгляд и даже спустя много лет будет вспоминать его. Этот холодный взгляд голубых глаз, словно она не знает того, кто перед ней стоит. Словно они не сестры, никогда ими не были и вообще ни разу не встречались. Наверное, теперь они и будут друг для друга незнакомками, живущими под одной крышей.

Доминика была уверена, что выдержит это чувство вины до выходных, но уже во вторник написала заявление на отгулы и на следующий день приехала домой. Теперь она здесь, пьет чай на кухне одна и ненавидит себя еще больше, чем обычно. Она была уверена, что это чувство будет испытывать до конца своей жизни, и она была права.

5

За месяц до ссоры с сестрой Ника даже подумать не могла, что сможет выкинуть нечто подобное. У нее был целый свод правил, которым она следовала, и один из них касался парней подруг. Никогда, ни при каких обстоятельствах, Грин не заводила с ними романы как бы сильно они ей не нравились. Увы, не все подруги поступали так же, но это уже другая история. Мысль о том, что Доминика может так поступить с сестрой, никогда не приходила в ее голову, соответственно, и правило было придумывать не надо. Это была аксиома. И вот она дала трещину.

Почти за год Ника так и не собралась с храбростью, чтобы рассказать сестре о ее встрече с Никитой и том волшебном вечере, который они провели вдвоем. Она прокручивала его в голове даже тогда, когда Майя уже целовала Ларина на полных правах его девушки и представляла его всем как своего парня. В голове Ники все сложилось иначе: Майя и Никита тогда не встретились, а старшая Грин вернулась домой в тот же день, что и уехала, и смогла пойти с Лариным в кино. Фильм наверняка был бы отличный, их руки якобы случайно соприкоснулись и вот пальцы уже сплелись между собой. Внутри Ники все бы замерло в ожидании первого поцелуя, но Никита оказался джентльменом и дождался окончания фильма. Уже на титрах, когда еще не включен свет, но и уходить пока никто не собирается, она повернулась к нему сказать что-то нелепое и смешное о кино, а он бы притянул ее к себе за талию и поцеловал.

Увы, целовал он теперь другую, и Доминику это злило. Злило так, что иногда она не отвечала на звонки сестры, чтобы не выслушивать лишний раз дифирамбы в адрес Никиты. Она и без нее знала, какой он замечательный, чуткий и веселый. Как раз это она в нем увидела тогда, потому что именно в этом в тот момент и нуждалась. Вернись она в город Б. в хорошем настроении, уверенная в светлом будущем, довольная собой и своей жизнью, она бы даже бровью не повела при его виде. Ну, помог дотащить сумку до дома, как будто великое дело! Но когда ты уязвим перед этой суровой реальностью, так хочется, чтобы рядом стоял кто-то, кто и сумку донесет, и приободрит, и пойдет вместе с тобой на какую-нибудь глупость без лишних вопросов.

Впервые с того вечера они встретились спустя два месяца, когда Ника соизволила приехать домой на выходные.

Наивная Майя была уверена, что никто из членов семьи не знает Ларина, так что пригласила его на обед для знакомства.

Доминика бы с радостью вышла с автобуса прямо на полпути, если бы не понимала, насколько это было глупо. Ее злость никому не была нужна, а ради сестры она может и потерпеть. Ради нее она стерпит что угодно. Так она всегда думала.

Она нарезала морковь для салата, когда в дом зашли Майя и Никита. На пороге их встретила Алиса с приветственными речами типа «добро пожаловать». Никита как всегда выделил свою галантность: пришел в гости с цветами для мамы своей девушки. Алиса с полным восторгом от парня и от букета белых лилий зашла на кухню, а вслед за ней – Майя.

Увидев старшую сестру, она радостно ахнула:

– Ты приехала! – с этими словами она повисла на шее Ники.

Та не могла не заметить сияющих от счастья родных голубых глаз, и пока она обнимала сестру, ненавидела себя за то, что позволяла думать о ее парне.

– Идем, я хочу тебя кое с кем познакомить, – младшая Грин взяла ее за руку и повела в коридор.

Все часы, проведенные в ожидании ужина, Доминика переживала, что не рассказала Майе о ее знакомстве с Никитой. Будет отвратительно, когда она узнает об этом не от нее, а от Ларина. Но когда Майя представила Нику своему парню, а тот притворился, что впервые ее видит, Доминика поняла, что эту тайну они оба будут хранить очень долго. Уже через пару месяцев к ней прибавится еще одна гораздо хуже и страшнее.

И вот пошли дни и недели, в которые Ника строила карьеру журналиста газеты «Паблиш», ходила на выставки, встречалась с друзьями и даже завела роман с коллегой из соседнего отдела новостей. Правда, долго эти отношения не продлились, но ей хотя бы удалось окончательно выкинуть Ларина из головы. К лету она уже могла гулять с ним и Майей по городу, ходить в кино или в кафе, разговаривать и при этом не чувствовать себя самой настоящей свиньей. Смотря, как счастлива ее сестра, она перестала ругать себя за то, что не рассказала о ней и Никите, а начала хвалить за это. Такая новость наверняка (она надеялась) вынудила бы Майю разорвать все отношения с Никитой. Кто знает, как тогда бы все сложилось, но этот задорный смех Ника вряд ли слышала.

Ей даже казалось, что они с Майей стали еще ближе, и со временем все происходящее стало казаться ей естественным. В таком блаженном состоянии она была до начала октября, пока от привычной рутины ее не оторвал звонок сестры.

– Ника, ну, выручи! – умоляла ее та после нескольких отказов. – Ну куда он поедет ночью?

– Пусть снимет квартиру или остановится в хостеле, – не уступала Грин.

– Да не может он. Квартиру искать надо, а хостел…ну, сама понимаешь! Постелешь ему на полу, а утром он уедет.

– И что, ты мне предлагаешь спать с ним в одной комнате?

– Да что такого-то? Вы же не голые будете.

Доминика фыркнула.

– Ну Ни-и-и-ка, – назойливо пропела Майя, – пожалуйста.

Она вздохнула, заведомо окрестила эту затею плохой и согласилась. После, когда Ника вспоминала, в какой момент все пошло наперекосяк, в ее голове всплывал именно этот разговор. Это была ее ошибка №1.

Никита приехал очень поздно. Доминика даже надеялась, что он все-таки отправился домой, но когда раздался звонок домофона, она потеряла надежду.

Пока он шел до квартиры, она договаривалась сама с собой не нервничать, но мандраж уже касался кончиков ее пальцев.

– Ну чего же ты? – спросила Грин сама себя и нервно улыбнулась. – Все нормально.

Она заметила свое отражение в зеркале: собранные в высокий хвостик волосы, белая футболка на пару размеров больше, спортивные штаны. Всем своим видом ее отражение говорило ей, что ничего такого не произойдет. Она все лишь помогает другу своей сестры. Своему другу.

– Хотя какой он мне друг, – выдохнула та и открыла дверь.

Никита как раз поднял руку, чтобы постучать. Он удивленно улыбнулся:

– Привет.

– Привет, – она улыбнулась в ответ.

– Спасибо, что разрешила остаться, – он шагнул в квартиру и впихнул ей в руки две плоские коробки, – я взял на себя смелость обеспечить нас ужином. Ты ведь ешь пиццу?

– Ем.

Он кивнул и стянул с себя куртку.

– Располагайся, – сказала Ника и пошла на кухню.

Через несколько минут Ларин забрел туда.

Грин раньше и не замечала, как раздражительно он шаркает ногами по полу.

– Все дела сделал? – она присела за стол и начала ковырять ногтем наклейку на коробке, чтобы открыть ее. – А что ты делал, кстати?

– Я, – он сел напротив нее, – подавал документы в университет для перевода, проходил два собеседования и смотрел квартиру.

– М-м-м, в каком районе?

Наклейка поддалась и с хрустом оторвалась от коробки.

– Возле нового рынка, чтобы сильно далеко не было от университета. Не хочу, чтобы Майя долго добиралась.

– Ну, не будет оставаться у тебя посреди недели да и все, – Ника пожала плечами, – от общежития ей ближе.

Никита нахмурился и чуть усмехнулся:

– То есть как?

– Что «как»? Она ведь там живет.

– Мы будем жить вместе.

Доминика посмотрела на него так, как обычно смотрят на человека, который сказал какую-то глупость, и улыбнулась:

– Да-а…когда-нибудь будете.

Она взяла кусочек горячей пиццы.

– Да, нет же, – не уступал Ларин, – мы будем жить вместе уже через пару недель.

Кусочек пиццы упал назад в коробку.

Грин замерла, пока осознавала, что он сказал. Сестра не посвятила ее в их планы, и до этой секунды она была уверена, что после Нового года Майя переедет к ней.

– Вы…что? – вскрикнула Ника неожиданно даже для самой себя. Она вскочила с места. – Когда вы это решили?

– Да…где-то месяц назад, – промямлил Ларин, испугавшись ее реакции. – Я не знал, что ты не в курсе.

– Конечно, я не в курсе, черт возьми! – она вскинула руками, будто отгоняла от себя стаю мух. – Разве видно, что я в курсе?

– А чего ты так злишься? – спросил Никита, хотя уже на середине вопроса пожалел об этом.

Она ничего не ответила и вышла из кухни в коридор. Она и сама не поняла своей реакции, но знала, что причина здесь не только в тайне Майи. И все же, почему сестра ей ничего не рассказала? Она что, не заслужила ее доверия?

Никиты вышел вслед за ней.

– Ник, я обидел тебя? Я не хотел, правда, – он приложил правую ладонь к своей груди. – Я был уверен, что она рассказала тебе. Вы ведь так близки.

– Она не будет с тобой жить, – твердо ответила Грин, повернувшись к нему лицом. – Пока не окончит университет – нет.

Ларин ухмыльнулся и запустил руки в карманы джинсов:

– Это уже не тебе решать.

– Не мне, но я могу на нее повлиять.

– Ну да. Ведь это не ты до этого часа не знала о том, что задумала твоя сестра.

Ее взгляд вспыхнул ненавистью и злобой. Она толкнула его в плечо.

– Ты обалдел? Думаешь, ты ей дороже меня?

– Я думаю, ты малость чокнулась, раз сравниваешь нас, – он потер ушибленное место, потому что старшая Грин ударила по плечу, которое он травмировал на тренировке, – и думаю, что вам надо поговорить об этом.

– Почему ты ей не рассказал о нас? – сменила она тему.

«Ах, вот что тебя злит», – пронеслось в ее голове, и она готова поклясться, что это был голос ее сестры.

Никита опешил от этого вопроса и замолчал.

Они смотрели друг на друга, будто впервые видятся, пока он не ответил:

– Решил, что это неважно.

Она язвительно хихикнула и поставила руки на бедра:

– То есть, ты собираешься начинать совместную жизнь с ней с обмана?

Он раздраженно вздохнул.

– А ты почему не сказала?

– А я в отношения лесть не хотела.

– А сейчас ты что делаешь?

Грин от такого заявления подавилась воздухом. Ее распирало от желания вытолкнуть этого нахала из квартиры и хорошенько хлопнуть перед ним дверью.

– А сейчас я хочу, чтобы ты заткнулся. Я обещала сестре, что ты ночуешь здесь, но я ни слова не сказала, где ночую я. Останешься тут, а я поеду к подруге. Завтра чтоб с утра тебя тут не было. Дверь захлопнешь, – с этими словами она развернулась в сторону единственной комнаты в этой квартире, но не успела сделать шаг – Ларин схватил ее за руку выше локтя.

– Я ждал тебя тогда. Я думал, ты приедешь. Но ты так стремительно уехала, что я решил, ты сбежала.

– Я поехала устраиваться на работу!

– Но мне ты об этом не сказала. Ты уехала по делам. Кто я такой, чтобы расспрашивать тебя по каким. Но ты не приехала и на следующий день, и вообще я тебя в следующий раз увидел только в феврале.

– Да потому что, – она высвободила руку из его хватки, – ты поцеловал Майю, она с ума по тебе со школы сходила. Как я могла после этого что-то делать? – она рвано вздохнула. – Как я могла рассказать ей о том, что мы с тобой виделись до этого, что мы провели такой замечательный вечер, что мне даже показалось…Показалось…

Она поджала губы и отвела взгляд в сторону, прикрыв ладонью губы.

– Что? – тихо спросил Ларин. – Что показалось?

– Что я могу в тебя влюбиться, – выдохнула Ника и закрыла глаза.

Ей было стыдно произнести это. А еще было обидно, что впервые в ее любовной истории она стала третьей лишней, а это задело самолюбие Грин куда больше, чем вообще что-либо в ее жизни. Не она стала лучшей в этой любовной игре, не она решала, как пойдет сюжет, не она контролировала ситуацию, а этого Доминика Грин вынести не могла.

Она почувствовала на своей талии его руки и открыла глаза.

Он стоял так близко, чем между ними место осталось только для воздуха.

Ника замерла. Мысленно она задала вопрос «что ты делаешь?», но произнести его не смогла. Все ее тело будто онемело, и если бы она сделала хоть шаг, она бы рухнула на пол.

Никита не улыбался. Он был серьезен, словно ему предстояло сделать самый сложный выбор в своей жизни. Впрочем, он уже знал, как поступит. Наклонившись, он поцеловал ее.

Ника неуверенно ответила на поцелуй. В этот момент в ее голове даже не промелькнула мысль о сестре, а лишь о том, что она снова в центре происходящего.

Она обняла его и потянула за собой в спальню.

Утром ее разбудил хлопок дверью.

Никита ушел, как она и просила.

Грин резко села на месте. Ужас понимания того, что произошло, потихоньку завладевал ее сознанием.

Это была ее ошибка №2.

Шестая глава. Мой лабиринт

1

Семь лет назад

Майя в очередной раз посмотрела в окно. К их дому с минуты на минуту должен подъехать джип – отец отправился на вокзал, чтобы забрать старшую дочь. Доминика уже целую неделю студент первого курса факультета журналистики в соседнем городе, и семья очень ею гордилась. Целых пять дней она не жила дома, и ее младшая сестра сходила с ума от тоски. Ей не терпелось скорее обнять ее, а после ужина подняться в комнату и проболтать до утра обо всем. Конечно, Майя бы в основном молчала, слушая рассказы сестры об общежитии, университете и новых знакомствах.

Младшая Грин помогала матери накрывать на стол, но как только слышала звук проезжающего автомобиля, бежала к двери и открывала ее в предвкушении встречи. И каждый раз машина останавливалась не возле их дома. Устав ждать, Майя вышла на улицу словно это могло ускорить время приезда.

С самого утра шел дождь – осень в этом году наступила рано. Холодный ветер пронизывал ее тело, но она стойко решила дождаться сестру здесь, поэтому застегнула куртку до самого подбородка, натянула на голову капюшон и принялась вышагивать под дождем вдоль дома.

Доминика решила стать журналистом еще когда ходила в начальную школу. Ей очень нравилось смотреть по вечерам вместе с семьей новости, и красивые ведущие с микрофоном в руках завораживали ее детское воображение. Она представляла, как эти тетеньки путешествуют по всему миру, разговаривают с местными жителями, а те рассказывают им последние новости. После этого журналисты прыгали на скоростной самолет или поезд (смотря как далеко была чужая страна от их дома) и мчали в студию, чтобы успеть к выпуску новостей. Став старше, Ника пошла подрабатывать в местную газету. Увы, всех придуманных путешествий ей никто не поручил совершить, зато разрешили ходить на интересные мероприятия, писать об этом, да еще и получать оплату. Конечно, сумма была небольшая, зато как Грин гордилась собой. Этих денег вполне хватало, чтобы посидеть с младшей сестрой в кафе или купить что-нибудь из одежды. Ника чувствовала себя абсолютно самостоятельной и уже с уверенностью отвечала на вопрос «Кем ты станешь, когда вырастешь?».

Майя, глядя на сестру, тоже начала восхищаться этой профессией. Не так, как должен человек, который влюблен в свое дело, но ей нравились перспективы такой работы. А, может быть, это был лишний шанс быть похожей на сестру, чего младшая Грин всегда безумно хотела.

Дождь усиливался. Становилось холоднее.

Алиса Грин вышла на крыльцо:

– Майя, заходи в дом. Ты промокнешь!

– Сейчас, мам, – отозвалась та, бросая взгляд, полный надежды, на дорогу. Там в очередной раз проезжала машина, и теперь это был тот самый заветный джип.

Едва не перестав дышать о радости, она бросилась навстречу сестре. Та выскочила из автомобиля, как только он остановился.

– Ты приехала, – завопила Майя, повиснув на шее Доминики.

– Я так соскучилась, – едва ли не заплакав, сказала та. Она крепко прижимала сестру к себе.

Дождь быстро окутал их собой, и вот Алиса уже кричит с крыльца, чтобы все члены семьи скорее зашли в дом.

Взявшись за руки, как в детстве, девочки послушно забежали в прихожую. Позади них шел отец с дорожной сумкой в руках.

Расцеловав свою старшую дочь, Алиса поспешила на кухню – таймер пропищал о том, что картофель по-французски уже готов.

– Что ты сделала с волосами? – спросила Майя, заметив у сестры одну розовую прядь возле лица.

– Это тушь для волос. Круто смотрится, да? – Доминика демонстративно провела по пряди пальцами.

– Очень, – завороженно произнесла та.

– Я и тебе привезла, – старшая Грин хлопнула рукой по своему рюкзаку, – голубую, под цвет твоих глаз. Надеюсь, девятиклассникам еще можно красить волосы?

– А то, – Майя была в предвкушении своего нового образа.

После ужина сестры сидели в комнате старшей, красили волосы, ели конфеты и рассказывали друг другу о первой неделе, которую они провели порознь. Заснуть удалось только под утро – уж слишком о многом нужно было поговорить при встрече. Сестра уснула первой, обняв подушку, а Майе хватило сил добраться до своей комнаты напротив. Так пролетали почти все выходные, когда старшая Грин приезжала домой с учебы, и Майя в эти моменты чувствовала себя самой счастливой.

2

11 ноября 2019 года. Четыре дня после трагедии.

К тому, что дома в последнее время было тихо, Майя привыкла. Не шел телевизор в гостиной, не было слышно родительских разговоров, не пела на кухне мама, когда готовила ужин или мыла посуду. Вместо этого обеденный стол пустовал, пульт от телевизора лежал на подлокотнике кресла, в которое давно никто не садился. Майя даже сомневалась, что где-то за последние дни, кроме ее комнаты, включался свет. Казалось, она была совсем одна в этом большом доме. На самом деле, ей особо и не хотелось с кем-то разговаривать, но были бы здорово хоть изредка слышать голоса родителей и на секунду представить, что все в порядке. Притвориться, что ничего не случилось, и все идет своим чередом.

Майя тяжело вздохнула и перевернулась с одного бока на другой. Лежать на кровати в своей спальне теперьбыло ее единственным занятием все эти дни. Сначала она грустила из-за предательства сестры, а теперь потому, что может ее лишиться. Как быстро все меняется, особенно когда этого не ждешь. Все может стать по-другому разом, в одно мгновение, а что остается тебе: смириться или бороться? Майя не хотела бороться. Она не знала, за что. За великую сестринскую любовь? Нет. За любимого человека? Тоже нет. За покой? Да, вот за него можно было бы сражаться. За то, чтобы отпустить все переживания и обиды, и просто жить дальше. Лишь бы Доминика пришла в себя, и тогда все наладится. Остальное не будет важно. Лишь бы она пришла в себя.

Майя услышала, как хлопнула дверь спальни, и голос отца. Виктор говорил шепотом, но так ласково, что Грин расплылась в улыбке. Ей было важно знать, что ее родители помогают друг другу пережить эту ситуацию. Важно, чтобы они не оставили друг друга наедине со своими мыслями.

Это поддержало бы и ее.

– Я сейчас приеду, милая – услышала она.

Алиса несколько часов назад ушла к подруге – папа отправил, чтобы она немного развеялась.

Вспомнив, что у них заканчиваются продукты, Майя вышла из спальни и столкнулась почти лоб в лоб с отцом. От него сильно пахло его парфюмом и рубашка была так отглажена, будто он собирался на очень важную встречу.

– Ты дома? – удивился он, посмотрев на дочь.

– Да, – кивнула Грин. Ей тоже иногда казалось, что она одна дома – настолько в нем было тихо.

– А… я… мне нужно отъехать ненадолго.

– За мамой?

– Нет, по работе. Нам поступила партия линз для очков, а документы на них найти не могут. Балбесы, – он усмехнулся и взглянул на часы будто очень торопился.

Майя нахмурилась. Ей ведь не показалось слово «милая» в его речи, она четко слышала.

– А ты сейчас говорил с мамой?

– Нет, с начальством.

Майя хмыкнула.

– А давно ты зовешь начальство «милая»?

Виктор чуть округлил глаза оттого, что его поймали на лжи. Он не готов оправдываться перед дочерью, да и вообще не собирался это делать. Все шло хорошо и как надо, пока не случилось это несчастье. А ведь останься Алиса дома, все могло бы быть иначе, он уверен в этом.

Майя наблюдала за его реакцией. То, что он лгал, выдавало его молчание. Человек, которому не нужно время для придумывания лжи, уже давно бы ответил или дал ей подзатыльник за то, что так разговаривает с отцом, а сейчас Виктор обдумывал каждое свое слово.

Он открыл рот, чтобы ответить, но только облизнул губы и поджал их.

– Давно? – тяжело спросила та, уже имея в виду другое.

– Не говори маме. Ей пока не нужно это знать, – его голос был непривычно хриплый, как в то утро, когда Майя пришла в себя после страшной ночи.

Грин чувствовала, как к горлу подкатил комок горечи. Ей хотелось толкнуть его, расплакаться и убежать. Как бы забавно в этом случае тогда повторилась ситуация в квартире Доминики. Майю снова предали и снова в семье. На этот раз ударили еще больнее, по самому дорогому – по родителям.

– Давно? – повторила она вопрос, не смотря на отца.

– Давно.


Грин вздохнула, поджала губы и развернулась в сторону спальни.

– Майя, – он ухватил ее за запястье так крепко, что оно легко могло сломаться. Но голос его был тихий и мягкий.

Она выдернула запястье из его большой ладони и посмотрела на него.

– Не надо. Иди куда хотел. Я не скажу маме. Хотя бы один из нас должен о ней заботиться.

– Ты станешь старше и поймешь.

– Что? – она развела руками. – Что создавать семью нет смысла, ведь в ней предают? Что любви не бывает на самом деле? Что всем друг на друга плевать? – Майя растерянно улыбнулась. – Так я это уже поняла. Спасибо тебе и Нике, что спустили на землю.

Отец не знал, что сделала его старшая дочь, так что не понял, к чему младшая ее упомянула. Он узнает это гораздо позже, когда уже завершится расследование.

Майя хлопнула дверью так громко, что даже сама напугалась, как бы та не слетела с петель.

Виктор уперся рукой в стену и вздохнул. Он не хотел, чтобы все знали. Он искренне верил, что эта интрижка на работе ни к чему серьезному не приведет, но вот уже второй год он задерживался на работе, уезжал в выдуманные командировки на выходные и свято верил, что его Алиса, которую он в свое время полюбил и за ее ум, ни о чем не догадывается. Ему нравилось быть желанным, нравилось, как любовница восхищалась всем его действиям, какой страстной была и кем он себя чувствовал рядом с ней. Все было совсем как несколько лет назад с Алисой, только рядом с ним была снова молодая женщина, не обремененная ведением домашнего хозяйства и не знающая его настолько хорошо, что может даже не спрашивать, чего бы ему хотелось на ужин.

В чем он теперь был точно уверен, так это в том, что ему все же придется сделать выбор.

В кармане брюк зазвонил мобильник, но Виктор не ответил. Он посмотрел на закрытую дверь и ушел.

3

12 ноября 2019 года. Пять дней после трагедии.

Головная боль сегодня не давала Максу нормально работать. С самого утра он хватался за виски и массировал их, но это не помогало. И еще болела шея, видимо, из-за неудобного положения во время сна на диване в комнате отдыха. Все-таки ему нужно поехать домой и выспаться нормально, на удобной кровати с обычной подушкой, а не импровизированной, которую следователь делал из собственной куртки.

Выпив две таблетки, он вышел на улицу – Итанов заставил прогуляться.

– От тебя вялого толку никакого, – заключил глава следственного отдела, – Иди пройдись!

И вот Белинский шагает по главной улице города в самый разгар рабочего дня. Для себя он отмерил час на прогулку, а после нужно вернуться к сбору информации. Хорошо бы еще раз встретиться со всем семейством Грин по отдельности, а еще у него было несколько вопросов к Кире. Что касается Никиты, то с ним у него запланирована встреча на завтра, правда, тот еще пока не в курсе. Максу вспомнилась старенькая передача, которую любила смотреть его бабушка по телевизору. И там ведущий, чтобы выяснить правду, приглашал в студию несколько людей и просил их рассказать свою версию событий. Конечно же, люди начинали лгать, менять показания, бросались драться друг на друга, ну и все прочее в лучших традициях телешоу. И следователю стало интересно, будет ли смысл, если он пригласит на допрос сразу всех подозреваемых? Но для того чтобы это решить, ему нужен кофе. Он не пил его уже целый час, а значит, скоро запас сил в нем иссякнет.

Ближайший магазинчик был возле больницы, а следующий… а он даже и не знал. В таком маленьком городке мест, где можно купить кофе навынос, не так уж много, а последние полгода Максим если и прогуливался, то только от комитета до больницы и назад. В само здание он заходил нечасто, не мог себя заставить. В этот раз нарушать привычный маршрут он не стал, поэтому встал в очередь за горячим напитком.

Снег все падал и падал уже несколько дней, и на улице было непривычно тепло для зимы. Следователь всегда любил снегопады, они напоминали ему о детстве, когда они с отцом тепло одевались, выходили во двор, садились на ближайшую скамью и просто сидели, не произнося ни слова. Иногда, конечно, разговоры случались, но обычно они наслаждались погодой. Когда отца не стало, Макс продолжил эти посиделки один, но часто ему казалось, что в этой тишине рядом с ним все еще сидел его папа.

Очередь двигалась быстро, перед ним стоял только одна девушка. Макс вспомнил, как несколько дней назад также перед ним стояла Майя: расстроенная, с потекшей тушью и припухлым от слез лицом. Она солгала, когда сказала, что у нее все хорошо. Уже тогда все шло наперекосяк, но разве он, Максим, мог что-то сделать? Он всего лишь отдал ей ее телефон и вернулся в магазин. В голове даже не промелькнула мысль, что он стал свидетелем начала конца.

– А в долг у вас записаться нельзя до вечера? Я не обедала, а кошелек оставила в своем кабинете, – услышал он от девушки перед ним. – Вы ведь знаете меня, я каждый день у вас покупаю кофе.

– Нельзя у нас записываться в долг, – ответил продавец. – Не задерживайте очередь, пожалуйста.

Злобно вздохнув, девушка уже было отошла от прилавка, но голос Макса ее остановил:

– Продайте ей, что она просит, и к этому еще добавьте большой латте без сахара, пожалуйста, – Белинский протянул продавцу банковскую карту. Тот кивнул, взял ее и на несколько секунд скрылся из виду, а после протянул карту и чек.

– Спасибо вам, – благодарно улыбнулась девушка. – Я работаю в этой больнице, – она указала на здание, – если подождете, я могу…

– Ничего не нужно, – мягко отмахнулся Макс. – Я сам много раз забывал кошелек. Когда-нибудь выручите меня, – он тоже улыбнулся.

Девушка кивнула и заправила прядь русых волос за ухо. Она была красивая, это следователь отметил сразу.

– Я Алена Громова, – представилась та.

– Не может быть, – вырвалось у него. Ее имя он запомнил, ведь оно тоже было связано с этой Грин. – Я Максим Белинский. Мы с вами разговаривали пару дней назад по телефону насчет Майи Грин.

– Боже мой, точно! Это вы, – она ахнула, будто встретила старого друга, – вот так встреча.

Продавец прокричал, что заказ Белинского готов. Забрав два стакана с кофе, один он протянул врачу.

– Еще раз большое спасибо вам, – Алена взяла стакан в руки. – Как продвигается расследование? Или вам нельзя это обсуждать?

– Не в деталях, но могу сказать, что пока расследование движется очень медленно. А как ваша пациентка?

– Тоже не все хорошо. Боюсь, она не выберется, удар слишком сильно повредил мозг. Если очнется, останется инвалидом.

Макс поджал губы.

– Очень жаль.

– Да, мне тоже. Надеюсь, тот, кто это совершил, найдется, – она сделала глоток кофе и внимательно посмотрела на Белинского. – Мне кажется, я видела вас в нашей больнице несколько раз. Буквально совсем недавно.

– Да, я иногда захожу навестить друга. Он тоже в коме, – Макс чуть вздохнул. Эту тему он обсуждать не любил, – попал в аварию несколько месяцев назад.

– О, – сочувственно протянула Громова, – мне жаль.

Следователь лишь кивнул в ответ и принялся пить кофе. Что-то ему уже не нравилась идея разговора.

– А, знаете, раз я теперь ваша должница, – начала Алена. – Вам нужен мой номер на случай, когда вы захотите кофе, – она достала из кармана маленькую белую визитку и протянула следователю.

Максим усмехнулся и взял ее в руки.

– Или на любой другой?

– Или на любой другой, – кивнула Алена. – Рада была познакомиться лично.

– И я тоже, Алена.

Она улыбнулась, затем чуть приподняла стакан с кофе как во время тоста и направилась в сторону больницы.

Макс еще несколько минут смотрел ей вслед. Улыбка так и осталась на его губах.

– Милая, – сделал он вывод и зашагал в сторону своей работы.

После расставания с его невестой он оградил себя от всех девушек, чтобы не сделать еще хуже. Хотя куда уж уже, но Максим в себе не сомневался – у него талант усугублять свое положение. У него никогда не было проблем с женским вниманием, внешность не позволяла ему оставаться одному. Зеленые глаза, темные волосы, приятный голос, высокий рост, да еще и следователь с чувством юмора – устоять могли не многие.

А вот его друг Алекс всегда говорил, что с женщинами Белинскому не везло, и со временем Макс начал ему верить. Алекс всегда умел поддержать. Они познакомились в первый день работы Белинского в следственном отделе и сразу нашли общий язык. Алекс помогал ему освоиться на новом месте, учил, а после принял в свою семью.

Максим не помнит праздника за последние несколько лет, который бы он не провел в кругу этих людей. Когда их не стало, ему казалось, что и частичка его умерла вместе с ними. Все, что осталось – это тело Алекса, которое поддерживают медицинские аппараты.

В воспоминаниях, которые радовали и приносили боль одновременно, Макс дошел до работы.

А головная боль, кстати, прошла.

4

Сегодня дом снова был только в моем распоряжении. Когда я проснулась, родители уже ушли кто куда, и мне было жаль их: каждому из нас сейчас было трудно вернуться в привычный мир работы, встречи с друзьями, учебы, в ту рутину, от которой обычно мечтают сбежать. Я тоже этого хотела, но сейчас бы с радостью вернулась в то время, когда моей единственной проблемой были прыщики на подбородке и несданная сессия.

Я больше не посещала университет и вообще вряд ли сделаю это еще когда-нибудь, но я даже не помнила, на какой лекции была в последний раз. О чем рассказывал преподаватель? О чем я думала, не слушая его? Смотрела ли я в окно на соседние многоэтажки или внимательно списывала с доски примеры? Были ли у меня мысли, что это мое последнее занятие в этом университете? Вряд ли. Особенность жизни в том, что ты почти никогда не знаешь, что делаешь что-то в последний раз. Мы совершаем за день столько действий рефлекторно: чистим зубы, идем на работу, проверяем почту и листаем ленту в социальных сетях. Когда-нибудь мы все сделаем это в последний раз, но знать об этом вряд ли будем.

Я спустилась на первый этаж. Тишины в эти дни я не могла вынести, поэтому включила телевизор. Попала на какой-то сериал про детектива, сделала погроме и пошла на кухню съесть что-нибудь.

Персонажи обсуждали провалы в памяти одной клиентки детектива, и я услышала фразу «боль стимулирует память». Бутерброд так и застыл в нескольких миллиметрах от моего рта. Я уже слышала эту теорию раньше, я уверена в этом.

Боль стимулирует память.

Я поднялась из-за стола.

Боль.

Я зашла в зал и встала перед телевизором.

Стимулирует.

Я провела ладонями по лицу.

Память.

Мне нужно спровоцировать воспоминание о том вечере в моей голове. Запахи тоже заставляют память выдавать тебе былые фрагменты твоего прошлого, ассоциацию с духами, специями или кондиционером для белья.

Духи Ники.

Я помчалась на второй этаж с такой скоростью, что запнулась на лестнице о собственную ногу и рухнула на ступени. Прихрамывая, я добралась до комнаты сестры. Все эти дни я не заходила туда, не могла найти в себе силы, но сейчас распахнула дверь и остановилась на пороге. Последний раз я была там…месяц назад? Мы играли с ней в карты на ее кровати, и я успешно оставалась в «дураках».

Я усмехнулась.

Если я все правильно подсчитала, в то время я и так уже была дурочкой в самом прямом смысле слова, потому что не видела, как меня обманывают два близких мне человека. Да и с чего бы? Разве можно жить и все время ждать подлости от сестры или парня? Я бы не смогла так.

Я вздохнула. Внезапно возникшая злость заставила меня усомниться в своем желании узнать правду. Так ли мне это нужно? В следственном отделе работают не идиоты, они найдут того, кто столкнул Доминику и докажут, что это не я. Зачем я мучаю себя, зачем пытаюсь вернуться в то состояние ужаса, пусть и не помню, что меня так напугало? Даже если я вспомню, как все произошло, как я докажу, что я не виновата? Этот Александр Райн дал ясно понять, что на слово мне никто не поверит, а других доказательств у меня нет.

Я развернулась и направилась вниз, но остановилась на полпути возле лестницы. Моя рука сжала деревянные перила. Впервые за все время я подумала о том, что Доминику не столкнули. Что, если она спрыгнула сама? Что, если она не выдержала этого чувства вины? А что, если это я спровоцировала ее? Тогда и Райн, и родители правы, я столкнула ее? Не буквально, но кого это волнует?

Я вернулась к комнате сестры и вошла.

Шторы там были задернуты, и я включила свет.

Чтобы найти духи Доминики, мне пришлось покопаться в ее дорожной сумке. Она с шестого класса не меняла парфюм, всегда выбирала одну и ту же фирму, и трудно было представить, что когда-то она выберет что-то другое.

Флакон лежал в ее косметичке. Сняв колпачок, я поднесла духи к носу и, закрыв глаза, вдохнула мятно-малиновый аромат.

В памяти всплыл момент десятилетней давности, когда она впервые согласилась взять меня с собой на вечернюю прогулку с друзьями. Чтобы не сгореть от стыда из-за моего внешнего вида (я тогда даже бальзамом для губ не пользовалась и заплетала волосы в две косы), Ника усадила меня на стул в своей комнате и красила мне ресницы. Она была так близко, что запах ее духов меня даже начал раздражать.

Я открыла глаза. Не этот момент мне был нужен.

Я попробовала снова, а затем еще раз, но каждый вдох аромата возвращал меня в тот момент жизни, когда сестра расплетала мои косы и красила мне веки розовыми тенями.

Бросив флакон на кровать, я плюхнулась рядом и прикрыла лицо руками.

Боль стимулирует память. Он говорил о физической боли?

Что со мной станет, если я так и не узнаю правды? Я сойду с ума. Я не смогу жить, думая, что я вынудила ее сделать это. Если она говорила мне, что готова покончить с собой, а я проигнорировала, я просто не захочу жить.

Боль. Стимулирует. Память.

Я сошла с ума, если собираюсь сделать то, о чем подумала.

Я спустилась на кухню. В руке был сотовый, на котором был набран номер 112 – вызов экстренной службы. Так скорая приедет быстрее.

Мама всегда хранила металлический молоток для отбивных в нижнем ящике кухонного шкафа, так что нашла я его быстро.

Господи, кого я обманываю! Я не смогу ударить себе по руке так сильно, чтобы сломать кисть. Такое только в книжках или фильмах проворачивают.

Я посмотрела на молоток, который уже держала в руках, и бросила его назад.

Ладно, что еще может придумать мой свихнувшийся мозг?

Я огляделась по сторонам, и взгляд остановился на входной двери.

Дверь.

Точно.

Я коротко засмеялась своей новой идее, и этот смех меня бы напугал в другой ситуации, но сейчас я была рада, что ополоумела.

Я положила телефон на тумбу рядом со входом, чтобы вызвать помощь сразу же, и открыла дверь.

Мама взвизгнула от неожиданности, и я тоже.

– Что ты здесь делаешь? – выпалила я, даже особо не думая над вопросом.

Она с пакетами наперевес в руках удивленно и возмущенно на меня посмотрела.

– Я здесь живу, – мама шагнула в дом. – Что за вопросы, Майя? Что с тобой?

Я поняла, что сегодня проверить на практике фразу из сериала у меня не выйдет, и стянула с тумбы мобильник.

– Ничего, – солгала я и взяла у нее пакеты с продуктами. – Я думала, тебя до вечера дома не будет.

Я посмотрела на нее. Она нахмурилась.

– Я же говорила за завтраком, что пойду за продуктами.

– Но я же не завтракала с вами, – я достала из пакета бутылку молока, все еще смотря на маму.

Теперь она не только хмурилась, но и явно была обеспокоена.

Она шагнула ко мне и приложила еще прохладную руку к моему лбу.

– Да что? – не поняла я.

Мама убрала руку.

– Ты сидела рядом со мной, мы говорили о том, что нужно позвонить в университет и спросить, будут ли у вас еще в этом году занятия?

Я отрешенно на нее посмотрела.

Мне стало страшно.

– Мам, я.., – я запнулась и чуть отступила в сторону, к раковине, – я не помню этого.

Рукой я задела помытый стакан и столкнула его. Он соприкоснулся с кафелем и разлетелся на осколки. Звон разбитого стекла сделал то, что не смог аромат духов сестры: вызвал в моей голове воспоминания. Перед глазами ожила картина: я и Ника на кухне, стоим напротив друг друга.

«У тебя новое жизненное кредо – забирать то, что любит твоя семья? – ворчала я на нее. Я стояла рядом с раковиной и разглядывала на полу осколки.

– Я случайно, – виновато ответила мне Доминика. Она тоже смотрела на пол.

– Ты все испортила, – закричала я на нее. – Мы с тобой были единым целым, у нас были общие планы, общие мечты, а ты!», – и воспоминание оборвалось.

Я приложила ладонь к глазам. Голова гудела от боли.

– Майя, – я услышала, что мама кинулась ко мне.

– Мы действительно ругались.

Я была уверена, что мне вспомнился именно вечер среды, когда все и произошло.

– Аккуратнее, – будто не слыша меня, мама взяла меня за плечо и притянула к себе, подальше от осколков.

Она положила свои теплые ладони на мои скулы и посмотрела внимательным, обеспокоенным взглядом в глаза. Могу представить, что она думала о том, что и с младшей дочерью что-то случится. Тогда она тоже не сможет жить.

– Да что с тобой? – прошептала она.

Я лишь пожала плечами. Я не знала, что со мной. Еще несколько минут назад я собиралась сломать себе руку, хоть и понимала, это может и не помочь вспомнить шестое ноября, а теперь я знала, что забыла не только вечер почти недельной давности, я и сегодняшнее утро не помнила.

Я почувствовала, как по моим щекам побежали слезы.

Мама ласково прижала меня к себе, гладя по спине.

Мне было страшно.

5

13 ноября 2019 года. Шесть дней после трагедии.

В этой палате всегда было тихо, если не считать звуки приборов, поддерживающих жизнь в молодом теле. Трубы аппарата искусственной вентиляции легких уходили основанием глубоко в гортань, а возле рта их приклеили пластырями. Никто не знал, что у пациента на них аллергия, а медсестры так и не заметили сыпи под липкой тканью.

«Она будет в ярости, когда придет в себя», – подумала Майя, взглянув на сестру.

Стрелки часов показывали половину второго, так что младшая Грин просидела возле больничной кровати долго. Она ничего не говорила, а лишь смотрела на Доминику. Ей казалось, кожа сестры стала еще серее, а губы иссохли настолько, что потрескались, и потребуется немало бальзама, чтобы привести их в порядок. Волосы были сальные, хоть и медсестра пару раз пыталась их помыть. Сделать это хорошо мешали бинты. Глядя на ее усилия, Майя уже представляла, как Ника после реабилитации отрежет свои длинные волосы до плеч, а то и еще короче. В том, что сестра придет в себя, младшая Грин не сомневалась, вопрос был лишь во времени. Сколько его пройдет до того, как она откроет глаза? А до того, когда она улыбнется ей. И улыбнется ли, если с крыши ее все же столкнула Майя? О последнем Грин старалась не думать – это причиняло боли не меньше, чем вид близкого человека при смерти. И то и другое никто изменить не в силах.

– Я тебя простила, – тихо произнесла она.

И это было правдой. После всего этого ей было уже неважно кто, с кем и как долго спит. Ей хотелось, чтобы нынешний кошмар поскорее закончился. Хотелось увидеть, как сестра придет в сознание и восстановится после комы. Майя мечтала о том, что все наладится, и тогда она сможет уехать. Она пока еще не решила куда, но точно это будет далеко от дома. Может быть, она переедет даже в другой регион. Ей очень нужно начать новую жизнь, ведь старая дала трещину. Она простила сестру за предательство, но тех теплых чувств между ними уже никогда не будет. Это причинит больше боли родителям, чем им двоим, так что лучший вариант – созваниваться, говорить, как сильно она скучает по сестре, но видеться с ней как можно реже. По крайней мере, до тех пор, пока ее собственная боль не утихнет.

О Никите Ларином она даже не вспоминала все эти дни, да и он не звонил. Наверное, в целях собственной безопасности решил затеряться.

А вот что действительно огорчало Майю, так это то, что и Кира куда-то делась. Со среды они не разговаривали и даже не переписывались, а ведь она о чем-то тоже хотела поговорить.

«Может быть, и она спит с Никитой?» – мысленно усмехнулась Грин.

В палату вошла Алена Громова.

Присутствие Майи ее ничуть не удивило – она сидела тут почти каждый день по несколько часов. Если бы это еще помогало пациенту, то было совсем замечательно, но вот уже несколько дней состояние Доминики не изменяется ни в лучшую, ни в худшую сторону. В медицине это считается неплохим результатом, хотя Алену всегда пугал итог в этом случае: пациенту либо станет лучше, либо он умрет или останется инвалидом. В случае Доминики как раз была такая перспектива.

– Здравствуй, Майя, – сказала она, подходя ближе. Ей было жаль ее. О причастности Майи к падению Ники говорила вся больница, но Громова с трудом верила в ее вину. Ей приходилось видеть людей, которые пытались убить других людей – такая уж у нее работа. Майя не была похожа на них, но общество усердно убеждало даже ее в своей вине. Что уж говорить о следователях, которым порой только и нужно, чтобы просто дело закрыть, а не найти настоящего преступника.

– Здравствуйте, – улыбнулась ей в ответ Грин. – Есть какие-то изменения?

Вопрос был задан так наивно, что врач даже растерялась.

–Нет, – вместо твердого ответа Алена его промямлила, – но я снова пришла сверить показания приборов. Вдруг началось улучшение, – это была самая настоящая ложь, и обе девушки это понимали, но у Громовой не было желания добавлять Майе еще больше негативных новостей, а та не хотела свести попытку врача ее подбодрить на нет, поэтому они друг другу улыбнулись.

– Ты сама-то как? – спросила травматолог, начиная свое традиционное шествие от одного прибора к другому.

Майя поджала губы и пожала плечами. Она действительно не знала, что ответить. Она не в коме – это хорошо. Но она по-прежнему не помнила, что случилось, и предположения журналистов о том, что это Майя пыталась убить сестру больше не казались ей такой уж выдумкой. Она и сама в это начинала верить. А этот сон, который выглядел как реальность? Что ее мозг пытался ей сказать? Почему у того незнакомца не было лица? И как долго ей придется искать ответы на все?

– Кажется, я задала глупый вопрос, – честно призналась Громова, заметив смятение.

– Я просто не знаю, что вам ответить. Полиция не может найти преступника, родители в отчаянии, а я … – она вздохнула, – а мне кажется, что я схожу с ума.

Алена сочувственно посмотрела на нее, и той стало неуютно. Она поняла, насколько жалко выглядела, а это окончательно испортило и без того плохое настроение.

– Неизвестность редко кого может порадовать, так что неудивительно, что ты так себя чувствуешь.

– Нет, я правда будто схожу с ума. Я, знаете… ну… вижу всякое.

На этот раз врач не стала задавать вопросы, а лишь с полным непониманием посмотрела на нее.

– Снится, я имею в виду, – поспешно добавила Грин, чтобы хоть как-то смягчить свое признание.

– Кошмары? – проверив все приборы и поняв, что показатели не меняются, Алена присела на край кровати.

Майя кивнула.

– Может быть, твое подсознание тебе что-то хочет сказать? Ведь ты наверняка только и думаешь о том, что случилось в тот вечер и почему ты не помнишь? – иногда в Алене просыпался психолог, и спрятать его у нее не всегда получалось.

Снова кивнув, Грин провела ладонями по лицу, будто пытаясь снять усталость. Она уже ненавидела это словосочетание. «Не помню» – и об это разбивалось все: терпение, здравый смысл, жизнь. Когда за ней придет полиция, чтобы заключить под стражу как главную подозреваемую – это лишь вопрос времени. Скоро это произойдет, она уверена. И когда Доминика очнется, Майя не сможет быть рядом, не сможет сказать, как ей жаль, что все так получилось.

– А что происходит с людьми, пока они в коме? – спросила Грин, взглянув на Алену. Ей хотелось сменить тему, иначе она расплачется.

– Я ведь рассказывала тебе, что они будто спят. Возможно, даже видят сны.

– Правда? – удивилась та. – А когда я спрашивала?

– В нашу прошлую встречу, – ответила врач и нахмурилась. – Майя, тебя обследовали после того, как ты вернулась домой? У тебя нет головных болей?

– Бывает. И нет, я не проходила обследование, не до того было.

– Я дам тебе направление, – Алена достала из кармана стопку маленьких белых листов и ручку. Быстро написав на нем несколько строк кривым почерком, она оторвала его и протянула ей, – это очень хороший специалист в нашей больнице, он тебя осмотрит.

– Спасибо, – отозвалась та, взяв направление. – А что с мозгом Ники? Если она очнется, она сможет вернуться к полноценной жизни?

Алена вздохнула и медлила с ответом. Ей хотелось бы придумать способ сообщать родственникам пациентов плохие новости. Это должен быть такой метод, после которого семье было бы легче жить, а не винить себя до конца своих дней. Увы, такой способ пока был неизвестен Громовой, да и вряд ли кто-то когда-то его придумает.

– У нас есть разные курсы реабилитации, а еще можно обратиться в больницы в других городах и подобрать полноценное лечение, – она заправила прядь волос за ухо и опустила взгляд, – это позволит ей вернуть хоть какие-то навыки. В лучшем случае она сможет самостоятельно ходить. Но она почти неделю в коме, у мозга кислородное голодание, это может сильно сказаться на его работе. И почти никогда нельзя предугадать каким будет исход, все зависит от особенностей организма и от вида травмы. Мне жаль, – добавила Алена.

Майя вздохнула и закрыла глаза, пытаясь не разрыдаться.

Каждый день она приходила в больницу не только для того, чтобы посидеть с сестрой. Она надеялась, что в один из ее визитов Доминика откроет глаза, или хотя бы Майе скажут хороши новости. Но каждый день сестра продолжала спать, а информация о ее состоянии была мрачнее и мрачнее. Получается, даже при хорошем раскладе всю эту историю не удастся забыть: инвалидность Ники будет бесконечным напоминанием о том, что было. А если следователи так и не выяснят, что произошло в тот вечер, а Майя не вспомнит, то инвалидное кресло сестры будет напоминать еще и о беспомощности младшей Грин. И чувство вины за возможное преступление будет давить на нее до конца ее жизни. Кто знает, насколько короткой она может стать под таким натиском?

«Я должна знать, что случилось в тот вечер. Мне нужно вспомнить», – пронеслось в ее голове.

– Можно ли как-то заставить себя вспомнить то, что ты забыл? – высказала она свою мысль.

Алена закрыла медицинскую карточку Доминики, куда писала ее показания, и посмотрела на нее:

– В случае с амнезией после комы нужно время, иногда очень много, и привычная обстановка для пациента, в которой он жил до травмы. Это один из самых простых способов, но не всегда действенных. А если мы говорим о каких-то событиях, – она пожала плечами, – то тут разные методы. Ты когда-нибудь заходила в комнату и забывала зачем?

Майя кивнула, а Громова улыбнулась.

– В этом случае советуют вернуться, тогда мозг как бы отматывает все твои мысли к моменту, когда ты решила пойти в комнату.

– Как пленку? – улыбнулась Грин.

– Как пленку, да, – Алена тоже улыбнулась. – Некоторые думают, что в этом виноват дверной проем. Якобы наш мозг воспринимает это как переход на новый этап или в другую реальности, как угодно можно это назвать. Это бывает, когда мы устали или чем-то расстроены, к примеру. А насчет твоей амнезии, я думаю, здесь нужно лишь время. Даже то, что мы не можем вспомнить, продолжает храниться где-то в нашей голове. Нужно только подождать. К тому же, – она чуть вскинула руку вверх, – если ты видела, что произошло, то у тебя вполне может быть посттравматический синдром. Тогда тебе поможет только психотерапевт.

– А что, если у меня нет этого времени?

Врач от такого вопроса не нашла что ответить, да и не успела. В палату вошел санитар Андреев. Майя узнала его. Это он ставил ей успокоительное в тот вечер, когда ее привезли в больницу.

Алена хоть и была профессионалом своего дела, а от закатывания глаз при виде санитара не удержалась.

– Что? – спросила она.

– Начальство зовет.

– Какое?

– Большое, – съязвил тот. – Собрание у нас. Всех ждут, – с этими словами он захлопнул дверь.

Майя удивленно приподняла брови и посмотрела на врача. Алена устало вздохнула и поджала губы.

– Он не очень любезен, да? – улыбнулась Грин, пытаясь разрядить обстановку.

– Вряд ли он знает, что это за слово, – Алена тоже улыбнулась и поднялась с кровати. – Рада была с тобой поговорить, Майя. Не будь строгой к себе. Порой в нашей голове живут такие звери, что если мы разрешим им себя съесть, больше никогда не будем самими собой. В этот момент мы проигрываем.

Майя кивнула.

– Спасибо вам, – искренне произнесла она.

Громова кивнула в ответ и вышла из палаты, а Майя пересела на кровать к сестре. Как бы ей хотелось поговорить с ней еще раз, рассказать, как сильно она мечтает, чтобы все было иначе.

– Но так не будет, – сорвалось с ее губ. – В моей голове звери, Ника. И они меня съедят, как только я разрешу, – на глаза выступили слезы. – Но я разрешу, если это поможет мне вспомнить, что с тобой случилось.

Ответом ей были лишь писк приборов.

6

Майя

Я прокручивала разговор с Аленой всю дорогу домой. Меня охватила идея попытаться воссоздать вечер, когда все произошло. А вдруг мне это поможет? Вдруг я вспомню то, что укажет на преступника? А если окажется, что это я? Что тогда?

Погрузившись в раздумья, я не заметила, как быстро пришла. Я зашла в прихожую и поняла, что дом пуст. Родители были на работе, и я была этому рада. Мне не было комфортно рядом с ними. Хоть они и не говорили прямо, я знала – они не уверены до конца, что это не моих рук дело. А что ждет их, если следователи раньше меня разберутся с этой ситуацией, и выяснится, что я тот преступник, которого мы ищем? С чем останутся мои родители? С дочерью-инвалидом, которая не сможет даже держать ложку и дочерью-уголовницей, отбывающей срок за попытку убийства, вот с чем.

Эта мысль почему-то меня рассмешила. Поначалу это был просто смешок, но затем я рассмеялась во весь голос. До меня вдруг дошла вся абсурдность ситуации. Я главный подозреваемый в этой истории, человек, который ни разу за всю жизнь не пнул ни одно животное, ни разу ничего не украл, никогда даже не пробовал курить. Я главный претендент на заключение в тюрьму! От этого мой хохот перерос в истеричный смех. Я умудрялась издавать такие икающие звуки, что в пустом доме они разносились эхом. Спиной я уперлась в стену и съехала по ней вниз, на пол. Из глаз полились слезы, и теперь я была уверена – у меня истерика. Я даже не успела снять куртку и ботинки, и теперь вся прихожая была испачкана лужами снега.

Успокоилась я тогда, когда на смену смеху пришла икота. Меня затошнило, поэтому я прилегла на пол, не в силах доползти до кухни и выпить воды.

Кухня. Сколько всего на ней было: и ссор, и радостных новостей, и слез, и праздников. Я помню, как однажды мы отмечали день рождения мамы. Ее не было дома, и у нас было полно времени, чтобы украсить кухню к ее приходу. Мы с Никой (ей тогда было пятнадцать, а мне двенадцать) испекли торт и украсили его кремовыми розочками из маминого кондитерского шприца. Как же сильно тогда мы испачкали помещение! Еще час ушел на то, чтобы все убрать, но были собой сказочно довольны. Торт оказался вкусным.

Папа отвечал за воздушные шары, и он с заданием справился куда лучше и быстрее, чем мы. Шарики разместили вдоль входной арки, на кухонном гарнитуре, на потолке, люстре, да везде, где только можно. В какой-то момент мне показалось, что их было слишком много, но что-то менять мы уже не стали.

И вот пришел долгожданный час: мама вернулась домой.

Свет в доме не горел, и она наверняка решила, что ее никто не ждет. Она щелкнула выключателем в коридоре, но лампы не загорелись (папа и специально выкрутил). Тогда она прошла к кухне и включила свет на ней. И взвизгнула, потому что мы выпрыгнули из разных уголков с криками «с днем рождения!». Мама, такая удивленная и счастливая, приложила руки к губам, и я помню, как блестели слезы радости в ее глазах. Это одно из самых ярких воспоминаний на этой кухне.

Последнее, что я помню о том вечере, это то, как мы ужинаем всей семьей.

Что там говорила Алена? Нужно вернуться, чтобы вспомнить.

Я подскочила с пола и, зайдя на кухню, подошла к столу. Я сидела слева от отца, рядом с Никой. Мы ели переваренные брокколи и слушали, как сестра восхищалась своими работой и жизнью.

Что же, пора будить зверей внутри себя. Пора позволять им меня съесть.

Я вновь заняла это место за столом, ожидая, как передо мной будто в кино начнет выстраиваться картина того вечера. Увы, абсолютно ничего не произошло. А я просто идиотка, что ждала. Положив голову на стол, я закрыла глаза. Попробуем другой способ. Я слышала скрипку с самого пробуждения в своей комнате. Я разбила стакан о мягкий ковролин, но мелодия продолжала играть. После этого я слышала ее еще несколько раз. Может быть, мой мозг пытался дать мне подсказку? Скрипка явно с чем-то была связана, но с чем? Никто из нас на ней никогда не играл. Ника вообще не любила классическую музыку, так что вряд ли я могла ее слышать за то время, что она была дома. Возможно, я слышала ее в машине такси или в автобусе, пока добиралась до замка. Я ведь как-то туда попала. Но как? И почему замок?

Я села прямо. За все время, что Ника в коме, я ни разу не додумалась побывать в месте, где все произошло!

Выбежала я из-за стола так резко, что ударилась бедром о его край. Острая боль на мгновение остановила меня, чтобы растереть ушибленное место. До меня дошло, что у меня нет ни гроша ни на такси, ни на автобус. Машину родителей с утра забрал папа, так что у меня будут проблемы с тем, чтобы добраться на конец города. Но в гараже стоял мой велосипед. Да, на улице зима, но пока еще не настолько морозно, и шины вполне могут выдержать. А если нет, тогда пешком. С этими мыслями я кинулась к входной двери, распахнула ее и завизжала. На пороге стоял следователь Александр Райн.

– Вы всех гостей так встречаете? – серьезно спросил он.

– Что вы тут делаете? – злобно рявкнула я в ответ. Пока здравый смысл не взял надо мной верх, я хотела быстрее сесть на велосипед и поехать к замку.

–У меня к вам еще несколько вопросов насчет вашей сестры.

– Простите, мне некогда, – с этими словами я захлопнула входную дверь и зашагала в сторону гаража.

– Могу забрать вас на допрос в наш отдел, тогда у вас будет полно времени, – Александр очень беззаботно рассказывал об этом будто читал неинтересные новости, пока шел за мной следом. – А если не будете сотрудничать, я предположу, что вы замешаны во всей этой ситуации.

– Ой, перестаньте, – прокряхтела я, пытаясь отыскать на старенькой деревянной полке возле гаража ключ от него, – можно подумать, с нашей последней встречи вы изменили свое мнение обо мне. И вообще, – я посмотрела на него, – я считаю, это вы сливаете журналистам информацию о ходе расследования.

Он удивленно хмыкнул. Ага, я угадала, верно? Кто-то ведь это делает.

– Интересно вы переводите тему. Научите?

– Обязательно.

Ключ найти у меня не получалось, и это начинало раздражать.

За моей спиной я услышала хруст снега и обернулась.

Райн шагнул ко мне и быстро оказался рядом. Я даже успела напугаться и сделать несколько шагов от него – мы стояли так близко, что моя куртка касалась его рук. Будь передо мной другой следователь, и окажись я в другой ситуации, я бы ни за что не стала разговаривать с ним так дерзко. Но этот Александр не понравился мне с первой секунды нашего знакомства, да и на любезности у меня не было времени.

– Что вы делаете? – произнесла я очень тихо.

Он ничего не ответил, лишь улыбался так загадочно, будто ему были известны все тайны этого мира. Словно он один знал мысли других людей, их переживания и самые сокровенные желания. И я не была исключением.

Он был выше, так что я вполне могла уткнуться ему в грудь и насладиться ароматом мужского парфюма, будь мы любовниками. Или же я могла ударить его в пах коленом, если бы он начал приставать.

Он протянул ко мне руку, и я была уверена, что сейчас он схватит меня за талию или волосы, а вот что будет дальше – этого я предугадать не могла. Мы видимся третий раз, так что вряд ли он решил проявить ко мне нежные чувства, потому что я его очаровала. Но и на того, кто жаждет причинить вред он тоже не похож.

Рука следователя потянулась к моим волосам, и я закрыла глаза в ожидании того, что будет дальше. Но дальше я почувствовала, как его ладонь миновала мою голову, лишь немного задев волосы. Он протянул руку к самой верхушке полки и, не сводя с меня взгляд, пошарил пальцами и стянул с нее ключ.

– Держите, – сказал он и бесцеремонно пихнул его в мои руки.

– Как вы узнали, что он там? – удивленно и одновременно смущенно спросила я, беря в руки ключ. На моих щеках появился румянец, но я не могла понять почему.

– Вы коротышка, а с моего роста его хорошо видно, – он отступил, и вот между нами снова приличное расстояние. – Только позвольте спросить, что вам понадобилось в гараже?

– Не ваше дело, – я снова взяла себя в руки и принялась открывать гараж. Идея с велосипедом уже не казалась мне такой отличной, ведь на улице по-прежнему падал снег, и вряд ли смогу далеко на нем проехать, но из-за Райна у меня нет выбора. Не могу же я теперь вернуться в дом, игнорируя его присутствие.

Велосипед стоял в самом дальнем углу, и мне пришлось пробираться через завалы ведер, инструментов для сада и прочего хлама – этот гараж мы использовали под хранение всех подобных вещей, а машину ставили в другой.

Добравшись до велосипеда, я несколько раз ударилась обо что-то ногой, едва не свалилась на пол, потому что зацепилась штаниной за гвоздь в стене, но все-таки схватила свою цель и вывела на улицу.

– На велосипеде? – усмехнулся следователь, будто понял мою задумку. – Вы серьезно?

– Вполне, – у меня по-прежнему не было времени на всю эту ерунду. – А после я приеду в отдел и спрошу вас. Идет?

– Лучше я отвезу вас к замку, а по дороге задам пару вопросов. Договорились? – улыбнувшись, он протянул ей руку.

Я посмотрела на него с недоверием. Я что, сказала, что мне нужно в замок? Видимо, ведь он заболтал меня! Идея поездки вместе с ним мне не нравилась. В общей сложности мы с ним знакомы полчаса, и четверть из них он безоговорочно обвинял меня в преступлении, которое я могла и не совершить. Это-то мне и надо было выяснить прежде, чем снова отвечать на вопросы следователя. А ему нужно найти виновного, и вряд ли он перед чем-то остановится. Если верить тому, что пишут в СМИ, у следователей до сих пор нет других версий кроме одной – с крыши Доминику столкнула я, так что он просто хочет выжать из меня признание, и мое «я не помню» на него произведет лишь впечатление преступника, который пытается скрыть свои деяния. А может быть, он действительно хочет помочь разобраться с тем, что происходит? Устав рассуждать на эту тему, я решила, что четырехколесный транспорт в такую погоду лучше двухколесного и пожала ладонь Александра в ответ.

– Договорились.

7

Когда Максим Белинский вернулся на работу, его ждал еще один свидетель, о котором до тех секунд он даже не подозревал.

Следователь вошел в комнату для допросов. За стареньким металлическим столом сидела девушка. На вид ей не дашь больше двадцати лет: худая, с длинными темными волосами, косой челкой, закрывающей правый глаз, курносая. Максу даже стало жаль ее, ведь в комнате для допросов она сидела уже почти час.

– Здравствуйте, – произнес Белинский и закрыл за собой дверь.

Девушка до этого разглядывала поверхность стола и перебирала пальцами рук свои пряди. Теперь же она чуть выпрямилась и промямлила в ответ:

– Здравствуйте.

Макс сел напротив нее на стул. Ему самому было некомфортно находиться в этой комнате, если это вообще можно так назвать. Больше помещение напоминало коробчонку с серыми стенами. И без того маленькое пространство здесь «съедали» стол и два стула за ним, а освещением служила лишь лампочка, вкрученная в потолок.Подобные комнаты можно увидеть в каких-нибудь детективных сериалах, но Белинскому никогда не нравилось это сравнение: в сериалах комнаты всегда были больше.

– Зачем вы здесь? – спросил девушку следователь, кладя на стол блокнот и диктофон. – Хотите мне что-то рассказать?

– Хочу, – неуверенно произнесла та, все еще не отпустив свои волосы.

– Как вас зовут?

– Это важно?

Макс нахмурился.

– Вы кого-то боитесь?

Несколько месяцев назад он расследовал дело о муже-тиране, который держал в страхе свою молодую жену и маленькую дочку. Трижды женщина писала в полицию заявление об избиении, но после забирала, а затем писала снова и вновь забирала. Позже она и дочь пропали, и заявление в полицию уже написала ее мать. Их так и не нашли, а подозреваемым в их исчезновении стал муж. Началось расследование, которое не принесло результатов, и оно все еще открыто. Реакция девушки напомнила Белинскому об этом деле.

Он убрал диктофон в сторону.

– Я гарантирую вам, что ваше имя никто не узнает. Главное в нашем разговоре – информация, которой вы хотите поделиться. Но мне нужно знать, какое отношение вы имеете ко всему и кем приходитесь участникам.

Она вздохнула и кивнула:

– Меня зовут Катя Русакова, я сестра Егора.

Следователь нахмурился:

– Какого Егора?

– Русакова.

– Кто это?

– Парень Сивцовой Киры.

Макс беззвучно протянул понимающее «а-а-а», и сложил руки на стол.

– Вы по этому делу, – произнес он.

Катя, конечно же, не поняла, о чем он. Ей стоило больших трудов прийти сюда, и она действительно боялась. Если ее брат или Кира узнают, что она была здесь, ей будет плохо. Русакова даже не знала, кого она боится больше: брата или его девушку?

Она вряд ли придала значение увиденному вечером в среду, если бы после не услышала о том, что какая-то из сестер Грин упала с крыши замка. История так сильно потрясла ее, ведь она знала Майю еще со школы, та училась на три класса старше Русаковой.

– Я о том вечере, когда все случилось. Среда, кажется.

– Верно. Вы не будете против, если я включу диктофон?

– Против! – выпалила та и даже чуть поднялась со стула, упираясь руками в стол. – Я против любой записи, где меня по голосу можно узнать. Только если вы измените его с помощью какой-нибудь программы, как по телевизору делают.

Белинский чуть улыбнулся:

– Мы так не делаем, вообще-то. Ладно, запишу ваши слова на блокнот, – он пододвинул его. Звук скольжения металлических пружин по столу рассек воздух в комнате.

Катя кивнула, затем вздохнула, прикрыла глаза и произнесла:

– Кира тогда уходила с вечеринки.

Брови Макса чуть приподнялись вверх от удивления.

– Я знаю, потому что была там, – поспешно продолжила Катя. Глаза она держала закрытыми, будто только темнота позволяла ей быть смелой. – Она исчезала на какое-то время, и я почти уверена, что она уходила из дома.

– Кто-то точно мог видеть, что она уходила?

Катя покачала головой из стороны в сторону.

– Да там было столько народу, что не уследишь за всеми. Да и все пили, – она открыла глаза и с опаской взглянула на следователя, – это можно и не записывать.

– А почему вы обратили внимание на то, что Кира пропала?

Русакова опустила взгляд на стол.

– Ну, мне…меня брат попросил присмотреть за ней. Он уезжал тогда вместе с другом в соседний город, а Кира, она…ну, она немного легкомысленная.

Макс вспомнил, что про отъезд в соседний город уже слышал от другого подозреваемого.

– Уехал с Никитой Лариным?

Катя снова кивнула.

Максим кивнул в ответ.

– Давайте еще раз, – он прокашлялся. – Вы были на вечеринке вместе с Кирой. После она куда-то делась. Как долго ее не было?

Русакова пожала плечами:

– Не знаю. Может быть, час.

– А сколько было времени, вы не обратили внимание?

– Около десяти, кажется. Я не помню точно, я же тоже…Ну, я тоже выпила. Немного, просто хотела расслабиться. Вы не представляете, как сильно брат достает меня со своим контролем над Кирой. Будто можно изменить человека, – она хмыкнула и скрестила руки под грудью.

Белинский же, услышав примерное время, взял в руки блокнот (кстати, изрядно потрепанный за расследование) и откинул несколько листов назад на заметки с допроса Киры. Ему еще в прошлый раз показалось странным, что на вопрос «Когда вы разговаривали с ней последний раз?» она сначала уточнила, что ее подруга упала около десяти вечера. Время падения было установлено с девяти до одиннадцати, и этот же промежуток звучал в средствах массовой информации. Скорая приехала почти в одиннадцать вечера. Точного времени падения Грин не знал никто.

– Катя, почему вы решили рассказать про это? Думаете, Кира может быть замешана в этом деле? У нее были конфликты с Майей или Доминикой?

Катя снова опустила взгляд на стол.

– У Киры конфликты могут быть с кем угодно. Я не обвиняю ее. Просто говорю, что она уходила с вечеринки тогда.

– И все же. Вы ведь пришли ради чего-то? Не сразу, вам еще понадобилось время, чтобы решиться на это, – следователь положил блокнот на стол. – Вам угрожают?

– Что? – нахмурилась Катя, посмотрев на Белинского. – Нет, конечно. Просто, – она быстро облизнула губы и чуть прикусила их, – я…я боюсь. Что окажусь неправа и зря наговорю на человека. Но я и боюсь, что могу промолчать о чем-то важном. Поэтому я здесь.

– Понятно, – вздохнул Максим, постукивая пальцами по толще блокнота.

На самом деле приход Кати внес ясности куда больше, чем все допросы за последние дни. У него голова-то и разболелась, потому что он начал путаться кто с кем спит и в мотивах столкнуть Грин с крыши. А еще ему все еще непонятно при чем здесь скрипка. Да, он слабо верил Даниилу насчет этих звуков в ту ночь, но по опыту знает, что при расследовании во внимание нужно брать все, особенно то, что кажется бредом.

– Кира играет на скрипке? – спросил он Катю.

Русакова нахмурила, отвела взгляд, вспоминая, а затем посмотрела на следователя и качнула головой из стороны в сторону:

– Нет.

«Что ж, попытка не пытка…наверное», – подумал он.

– Спасибо, что пришли, Катя, – Белинский улыбнулся. – Думаю, ваши слова нам помогут в расследовании.

Она чуть кивнула и встала:

– Надеюсь. Майя хорошая девушка. Жаль, что с ней это произошло.

Максим остался на месте, а Катя направилась к выходу, преодолев расстояние между своим стулом и дверью в четыре шага. Но затем она остановилась в дверном проеме, не решаясь ни обернуться, ни пойти вперед.

Белинский услышал, что она остановилась, и обернулся.

– Катя?

Русакова чуть раскачивалась из стороны в сторону на ступнях. Ее рука сжимала лямку маленького дамского рюкзачка, словно она была уверена, что следователь сейчас выхватит его.

– Я не только из чувства долга сюда пришла, – сказала она и обернулась. – Я знаю, что у Киры что-то было с другом Егора, с этим Никитой. И я знаю, что Майя с ним встречается, и знаю, Кире это не нравится.

– Откуда вы это знаете?

Она грустно улыбнулась и снова качнулась на ступнях, разглядывая пол.

– Брат таскает меня на эти вечеринки, потому что ему меня жалко. Он думает, что мне нужны друзья вроде его, которые почти вылетели из университетов и только и делают, что живут на деньги родителей, гуляют вечерами не пойми где и пьют. Я с ним не спорю, но всегда сижу в углу в телефоне. И из этого угла все очень хорошо видно. В один из таких вечеров я видела, как Майя выбежала из дома, как Кира вешалась после этого на Никиту. Надо быть идиотом, чтобы не сложить дважды два. Просто я, – она чуть прокашлялась, – я всегда думала, что подобное происходит в книжках или сериалах. Не ожидала, что нечто страшное произойдет в этом городе.

Макс поджал губы и кивнул.

– Вы бы сильно удивились, если бы почитали наши отчеты.

Катя рассеянно ухмыльнулась.

– До свидания, – сказала она и теперь увереннее двинулась к выходу из отдела.

Следователь вздохнул и откинулся на спинку стула, запустил пальцы в волосы и сомкнул ладони на затылке. Дело начинает играть новыми красками, и это ему нравилось. Впервые за несколько дней в его списке подозреваемых появится кто-то еще не с фамилией «Грин». Киру нужно допросить еще раз, в этом нет сомнений, но у Белинского был другой вопрос, личный: женщина действительно может пойти на убийство ради любви?

8

Октябрь. Месяц до трагедии


Кира сидит на скамье в школьном дворе. Ей двенадцать лет. Она упала на асфальт и разбила губу. Больно, но она не плачет. Она не станет лить слезы на глазах у всей школы, но в душе она рыдала. Одноклассники сегодня решили, что будет очень забавно подставить ей подножку, чтобы она упала и хорошенько приложилась головой к щебню. Острые края камешков впились ей в кожу, оставив на память кровавые маленькие точки. Все смеялись, пока она старалась не потерять от боли связь с реальностью. Балаган разогнал охранник. Он поднял ее с земли и помог отряхнуть юбку и белую блузку, которая теперь больше напоминала половую тряпку. Идти на уроки Кира отказалась, но и домой не хотела. После смерти отца мама стала все чаще запивать горе алкоголем, и уже дошла до того состояния, когда ей не было дела ни до своей единственной дочери, ни до готовки, ни до работы. Лучше Сивцова посидит на скамье голодная, чем пойдет домой. Прозвенел звонок, и Кира поднялась и направилась ко входу в здание. Она ждет Майю, чтобы пойти к ней в гости. Ее родители с пониманием относились к фактически осиротевшей девочке и всегда были рады ее приходу.

Майя в момент ее унизительного падения была у директора: получала грамоту за активное участие в жизни школы. Будь она рядом, Киру никто бы не тронул. Майю одноклассники любили и искренне не понимали, за что Грин дружит с этой девочкой. Да, Майя многим нравилась, она была хорошей ученицей, симпатичной и хорошо говорила. На последнее даже Кира обратила внимание. Дикция и грамотная речь ее подруги вызывала у нее особую зависть.

Кира моргнула.

Ей семнадцать лет, и Доминика Грин укладывает ее короткие волосы до плеч в красивую прическу. На кресле аккуратно лежало розовое платье, которое она наденет уже через несколько минут на свой школьный выпускной, пусть оно ей совсем не нравилось. Она будет смотреться нелепо, как и в любой другой одежде.

Ника вплела последнюю заколку в волосы и посмотрела на ее отражение.

– Ты такая красивая, – улыбнулась она и аккуратно провела рукой по ее волосам.

«Не такая красивая, как Майя», – пронеслось в ее голове, но она улыбнулась.

– А теперь помада, – радостно хлопнула в ладоши Ника и начала рыться в своей косметичке в поисках нужного оттенка.

Кира моргнула.

Ей двадцать два года и она собирается на день рождения Никиты Ларина, парня Майи. Они обе были им очарованы с седьмого класса, и часто Кира представляла, как целует ее, как он ее обнимает и как все в школе видят их вместе. Одноклассники перестали издеваться, и наконец-то ей тоже начали завидовать, как завидовала она.

Но он достался не ей.

Майя опять получила то, что даже не заслужила. Снова ее все обожают, она счастлива, а Кира получила объедки – дружбу Никиты лишь потому, что он встречается с ее подругой. Она хотела не этого, совсем не этого.

Кира взяла из своей косметички красную помаду и прошлась по своим губам. Алый оттенок ей не понравился, поэтому она нанесла еще слой. Да, теперь отлично.

Майя скинула сообщение, что скоро они с Никитой будут выдвигаться на квартиру, которую он арендовал для торжества.

Кира была почти готова. Осталось только выбрать нижнее белье. Покопавшись в шкафу, она достала кружевное, черное, свое любимое. Сегодня она должна быть готова к любому раскладу событий. Она знала, сейчас у Никиты и Майи тяжелый период в отношениях, так что Кира обязана быть рядом.

С ним рядом.

Ее парень очень кстати уехал, так что помеха ей только ее подруга, но если Майю подтолкнуть, она ликвидирует сама себя, и тогда дело останется за Сивцовой.

Надев самый узкий топ, который был у нее в гардеробе, она отправилась на вечеринку.

Народу было не так много, только вся хоккейная команда в двадцать пять человек и Кира с Майей. Такая перспектива смутила обеих девушек, так что чуть позже они уговорили подвыпившего Ларина пригласить по телефону пару их знакомых девочек.

Кира, как всегда, одной из первых подошла к столику со спиртным и уже через час после начала праздника была изрядно выпившая. Двигаясь под музыку со стаканом коктейля в руке, она чувствовала себя несчастной. От этого ее танец был еще ритмичнее.

Всю вечеринку она наблюдала за Никитой и Майей и ждала удобного момента. И он настал.

В очередной раз подойдя за порцией выпивки, Сивцова услышала голос подруги. Он срывался на всхлипы и шепот и доносился из-за двери прямо возле кухни. Кажется, там была ванная комната, но точно Кира не знала, да и неважно это было. Она, не стесняясь всех гостей, приложила голову к двери, чтобы лучше слышать разговор. Сначала гуд музыки сильно мешал разобрать слова – они превращались лишь в шум, но она очень старалась прислушаться.

– Господи, какая же я молодец, что не написала заявление на съезд из общежития, – злобно звучат голос Майи. – Скольких проблем я избежала.

– Майя, – прозвучал усталый голос Ларина.

– Что произошло? Еще две недели назад мы с тобой планировали жить вместе, а теперь ты предлагаешь мне подождать. Серьезно? Чего ждать? Одобрения президента на нашу совместную жизнь?

– Ой, не драматизируй, – злобно прошипел Никита. – Я же как лучше хочу. Сдуру съезжаться нельзя.

– Да что ты? Может быть, все наши отношения «сдуру?» – Кира слышала в голосе подруги обиду.

Ларин шумно вздохнул, и Сивцова была почти уверена, что он запустил руки в рыжие волосы.

– Если ты так считаешь, то, видимо, да. Сдуру.

Оба они замолчали, и Кира прижалась к двери еще сильнее, боясь пропустить хоть слово.

–Ясно, – не своим голосом произнесла Грин, и Сивцова услышала быстрые шаги.

В панике она не нашла другого выхода, кроме как встать в место, которая прикроет открытая дверь. Та чуть не ударила ее по лицу – с такой силой Майя ее толкнула.

Кира видела, как Грин схватила куртку с вешалки и вышла из квартиры.

Ее губы расплылись в улыбке. Теперь дело за малым.

Никита тоже вышел из комнаты.

Кира видела его со спины: он провел рукой по волосам и уперся головой в стену. Его этот разговор тоже расстроил не меньше, чем Майю, но уйти как она он не мог. Поэтому он глубоко вдохнул, выдохнул, улыбнулся и пошел к гостям.

Сивцова одернула пониже свой топ, прилично приоткрывая все неприличное, и двинулась к столику с напитками. Намешав в два стакана все, что было у нее перед глазами, она прошла через толпу танцующих хоккеистов и догнала Ларина. Кажется, он собирался отправиться вслед за Майей, а этого Кира допустить не могла. Она возникла перед ним за секунду до того, как он потянулся к куртке.

– Именинник, кажется, давно не пил за свое здоровье с гостями, – она всучила ему один из стаканов и толкнула его своим.

– Кир, да я…– растерялся он, смотря на нее.

– Давай, давай, – не сдавалась Сивцова и чуть подтолкнула пальцами стакан в руке Никиты к его губам.

Ларин поддался и выпил.

– Слушай, хотела у тебя спросить, – она взяла его под руку, – если шайба ударилась о ворота, но не залетела в них – это считается голом? – с этими словами лучшая подруга Майи повела ее парня вглубь квартиры.

В очередной тост она бесцеремонно выпила с ним на брудершафт и чмокнула в губы. Поцелуй был явно дольше, чем положено, но почти никто не обратил на это внимание. Подливая Ларину в стакан алкоголь с завидным постоянством, она чувствовала себя почти такой же несчастной, как и в тот день, когда она упала лицом на щебень. Она помнит не только ту боль от камней, но и ту ненависть. Не к классу. К Майе. К тому, что ее любят. К тому, что жив ее отец. К тому, что есть замечательная старшая сестра и непьющая мать. Кира завидовала, всегда. Она с радостью поменялась с ней жизнью, если бы могла. Но она может забрать того, кто ей дорог. Может хотя бы на несколько минут оказаться на ее месте и понять, как это – чувствовать, что тебя хотят и любят.

Сивцова отлично запомнила момент, когда на очередном брудершафте поцеловала Никиту и почувствовала ответ. Ей было все равно, что он был пьян настолько, что вряд ли бы смог спуститься по лестнице. Она понимала, что при других обстоятельствах у нее просто не было бы шансов получить желаемое, а значит, что на этой войне с самой собой все средства хороши.

Кира взяла его за руку и утянула в комнату, в которой еще час назад Ларин ругался с Майей.

9

13 ноября 2019 года. Шесть дней после трагедии.

Черный седан остановился возле заброшенного замка.

На улице уже смеркалось, и вдоль дороги рядом со зданием горели фонари. Их блики красиво мерцали на снегу, и если бы не напряженность ситуации, Алекс даже отметил романтичность всей обстановки.

Майя вылезла из машины, но идти дальше не решалась, поэтому держалась за дверцу автомобиля как за напоминание о реальности всего происходящего. Ее взгляд был прикован к замку. Волнение, окутавшее ее, давило, и ей казалось, идти дальше и искать правду не осталось сил.

Алекс тоже вышел из машины и теперь смотрел на Майю. Он знал, что рано или поздно она придет сюда. Она всегда была умницей, хоть и сомневалась в себе. Его задача просто побыть рядом, пока это возможно. Как только правда предстанет перед ней, все закончится.

– Нам не обязательно туда идти, – произнес он. – Можем поехать выпить кофе и еще раз проговорить вечер среды.

– Я должна узнать, что было, – вздохнула Грин. Ей было страшно, что и эта попытка не принесет ничего хорошего, и она так и останется в неведении. И ей было страшно, что воспоминания полотном выстроятся перед ней, и она узнает: это она столкнула сестру.

Дорогой он расспрашивал ее про отношения с родителями, зависть к Доминике и многом другом, о чем Грин совсем не хотела говорить. У нее прекрасные отношения с родителями, хотя несколько раз она видела, как отец замахивался рукой на маму или толкал – в этом случае она бросалась защищать ее и даже раз ударила Виктора сапогом. Если не считать подобных сцен, то они – самая обычная, счастливая семья. Ах да. Они были счастливой семьей когда-то. В то время у отца еще не было любовницы, они с мамой не ругались по разным поводам, а сестра не спала с ее парнем, пока Майя мечтала, как обставит их с Никитой квартиру. Казалось, это было в другой жизни, не в этой. И было ли вообще?

Она не завидовала Нике, хотя всегда ей восхищалась и мечтала хоть немного походить на нее. Случись ее предательство года на четыре раньше, это сильно бы ударило по самооценке Майи. В школьные годы не проходило ни дня, чтобы она не сравнила роскошные волосы сестры со своими паклями, бархатную кожу лица с расширенными порами и прыщами, белоснежную улыбку старшей Грин с неровными зубами младшей. Тогда бы у нее не было даже вопросов, как Никита мог ей изменить с Доминикой. Это же Доминика, куда Майе с ней тягаться? Но сейчас она понимала, что они нравились друг другу. Возможно, были даже влюблены. И дело не в том, что одна сестра красивее другой, а в том, что Майя и Никита никогда друг другу не подходили. Она любила того мальчика из параллельного класса. Воспоминания о нем. Никита же просто был очарован девушкой. Майя и сама не знала, насколько была красива. Никто еще не успел ей сказать об этом. И если все закончится благополучно, то она соберет этих двоих в одной комнате и скажет, что ни на кого не держит зла.

Грин шагнула вперед, но рука Алекса ухватила ее за плечо.

– Подожди. Ты уверена, что тебе это не навредит?

– Не сильнее, чем я могла навредить сестре, – она посмотрела ему в глаза. – Лучше пойдем со мной.

Алекс покорно вздохнул и указал рукой на тропу к замку мол «вперед».

И Майя пошла. Медленным шагом она ступала по хрустящему от тяжести снегу. Его было очень много, ведь всю последнюю неделю был снегопад. Он накрыл собой весь городок, но к старенькому замку никто не расчищал дорогу. Он был одинок среди этого леса.

Следователь шел позади Грин. Ему не нравилась эта затея с самого начала – прийти туда, где все случилось, чтобы вспомнить. Возможно, лучше не вспоминать? Что, если мы не просто забываем самые страшные часы нашей жизни? Если так мозг о нас заботится? Может быть, только так мы сможем найти покой.

Майя остановилась, и Алекс чуть не врезался в нее.

– Что?

– Ты слышишь? – взволнованно спросила она.

Играла скрипка, снова эта незнакомая мелодия. Райн слышал ее, но не сказал ей об этом.

– Хватит придумывать, Майя. Не играет никакая скрипка.

– Говорю тебе, играет! – возмутилась та шепотом.

Алекс закатил глаза от недовольства.

Мелодия звучала будто далеко отсюда, но ее звуки все равно доносились до заброшенного замка.

– Мне страшно, – призналась Грин.

– Я взял пистолет, если ты об этом, – Алекс продолжил идти, и теперь Майя оказалась за его спиной.

– Не об этом. Мне страшно узнать правду.

Райн развернулся и посмотрел на нее.

– Так давай уйдем. Тебе не нужно приходить туда, где ты ощущаешь ужас, – он подошел к ней и взял за руку. – Поверь, мне знакомо, как сильно можно хотеть узнать, виноват ли ты в том, что произошло с твоей семьей. Но иногда лучше не переживать тот ужас, который ты забыл.

По щеке Майи пробежали слезинки.

– А как жить с этой тяжестью?

На это Алекс лишь вздохнул.

– Миллионы людей по всему миру живут с огромным грузом на сердце и ничего. Это людской удел. Мы всегда будем винить себя за что-то, так стоит ли оно, чтобы так себя изводить?

Грин шмыгнула носом, рукавом вытерла слезы и коротко выдохнула:

– Ладно, будь что будет. Идем, – и она потянула следователя за руку к замку.

Огромное здание стояло среди тополей. Безмолвное и тихое место, если не считать звук скрипки, что все еще слышала Грин.

Главная дверь в замок была закрыта, так что они подошли к запасной. Майя толкнула старенькую дверь. Та со скрипом открыла перед ними узенькую прихожую, заваленную снегом. Он ссыпал через дырку в потолке.

– Наверное, раньше через этот проход заходила прислуга, – предположила Майя. Она была здесь лишь однажды, и особого впечатления замок на нее не произвел. Ей с детства рассказывали страшные истории, связанные с ним, так что ее туда не тянуло.

– Может быть, – флегматично отозвался Райн.

Перед ними была каменная лестница со сломанными коваными перилами. Держась за них, следователь и подозреваемая двинулись наверх.

Мелодия скрипки звучала все громче, и Майю душила паника, совсем как тогда, в первый день после происшествия. Каждый шаг по ступеням отдавался эхом в ее голове, и сердце билось в такт этим шагам.

Подняться на крышу не составило труда – на дверь надели цепь, чтобы обезопасить жителей, но кто-то уже ее сломал, и проход был открыт.

На площадке их встретил холодный ветер, который поднимал снег в воздух и кружил его.

Грин огляделась по сторонам в надежде, что память быстро откроет ей тайну того вечера.

Но та молчала.

Алекс остановился возле прохода и наблюдал за ней, сложив руки в карманы куртки. Теперь все зависело только от нее, и он ничего не мог сделать.

Она прошлась по территории, разглядывая каждый уголок, каждую мелочь, за которую цеплялся взгляд. На свежем снегу были отпечатки подошвы обуви. Внимание привлекло черное пятно, припорошенное снегом. Когда она подошла к нему, следователь поджал губы. Он знал, что это было.

Майя подняла со снега черную шапку. На ней блестела заколка в виде снежинки.

– Это же моя, – сорвалось с ее губ. Она посмотрела на следователя. – Почему ее не подняли при обыске?

– Просто полиции здесь еще не было, – ответил он.

– Как не было? – нервно усмехнулась та, будто услышала плохую шутку. – Здесь же в тот вечер все обыскали. Почему не поднялись на крышу?

– Их еще не вызвали. Еще никто не знает, что случилось.

– О чем ты?

Алекс шагнул к ней, но та отступила от него. Несколько секунд они лишь смотрели друг на друга, но потом Райн вздохнул и произнес:

– Загляни за край крыши. Посмотри вниз.

Майя все еще глядела на него с опаской и сжимала в руке свою шапку. Ей пришла в голову мысль, и стало не по себе. Она почему-то раньше даже не думала об этом, а ведь стоило. Александр Райн всегда появлялся так неожиданно, будто следил за ней. И так любезно предложил ее подвести сюда, в место, где все произошло. С чего бы вдруг? Уж не потому ли, что это он столкнул Нику, а Майю привез сюда, потому что она задавала слишком много вопросов. Что, если это он – причина всего происходящего? Что она знает о нем? Ровным счетом ничего, кроме того, что он наглый и самовлюбленный.

И вдруг Майе все стало ясно. Она забыла тот кошмар, потому что знала, в ином случае она тоже может быть при смерти.

Грин начала оглядываться по сторонам в поиске спасения, но единственным выходом отсюда было спрыгнуть с крыши. Вот как все закончится, да? Она сама привела себя к смерти.

– Посмотри, – повторил Алекс и в его голосе была слышна грусть.

Майя медленно повернулась в сторону края и перевела взгляд туда в ожидании неминуемого падения. Но перед ее взором предстала совсем другая картина.

– Кто это? – не своим голос она задала вопрос, но мозг уже знал ответ.

Внизу на снегу лежит фигура в точно таком же зеленом пуховике, как ее. Со стороны головы, слева, была небольшая лужа крови, словно кто-то рядом пролил красное вино. Возле пятна лежал маленький кусок фасада крыши. Лицо девушки закрывали светлые волосы, испачканные кровью слева у виска.

Все тело Майи оцепенело. Она не могла оторвать взгляда от этой картины внизу. Слез не было, только ужас душил ее, сжимал горло так, что она могла лишь хриплым голосом повторить вопрос:

– Кто это?

– Это ты, – прозвучал за ее спиной голос Алекса. – Ты упала с крыши. Это ты сейчас в коме.

Седьмая глава. Звери в голове

1

Вечер среды, 6 ноября 2019 года. До трагедии 2 часа и 13 минут.

– Я так рада, что мы собрались все вместе, – едва ли не пропела Алиса Грин, оглядывая свою семью. Все они собрались за столом на ужин. Она сидела рядом с мужем, а напротив нее были их дочери Доминика и Майя, и Алиса чувствовала себя очень счастливой. Старшая уже окончила университет и теперь работала журналистом в соседнем городе. Она рассказывала о должности и о том, как сильно ей нравилось. Младшая перешла на последний курс и через год тоже станет журналистом. Алису распирала гордость за своих детей.

На ее слова все ответили улыбкой. Ей даже не представлялось, что дети в ссоре, а муж до ужина условился с любовницей и на сегодняшнем корпоративе он незаметно уйдет на встречу с ней. Совсем скоро он расскажет жене, что больше года у него есть другая женщина, и предложит ей развестись. Ему было неприятно обманывать ее, но Алиса уже давно сама все знала. Ложь в семье скрыть трудно. Она столько раз слышала, как он тайком говорил с ней по телефону, видела, как строчил сообщения с мобильника, чего раньше никогда не делал, уезжал по разным поводам – мужчины так глупо маскируют измены, по итогу выставляя их напоказ.

Для своего возраста, а в этом году ей исполнилось сорок шесть, Алиса отлично выглядела. Она была стройной, всегда ухоженной, с укладкой на голове и легким макияжем, даже если не собиралась выходить из дома. Она отличная хозяйка. У нее никогда не пустовал холодильник, а завтраки, обеды и ужины были такие разнообразные, что из них можно составить поварскую книгу. Она всегда спрашивала мужа как прошел его день и слушала его рассказы, даже если он в них бесконечно повторялся. Они жили вместе почти тридцать лет, но некоторым людям бывает мало одного человека рядом.

– А нам обязательно идти на этот корпоратив? – спросила она Виктора.

– Конечно! – он собрал на вилку картофель и грибы. – Там будет мой начальник, он столько денег вбухал в это. Но если тебе не хочется, оставайся дома, с девочками.

– Нет уж, я пойду, – хихикнула Алиса. – Я что же, зря купила себе новое платье? – она подмигнула дочкам.

– А вы чем займетесь? – спросил глава семейства, обращаясь к ним.

– Фильм посмотрим, – ответила Ника и улыбнулась. – Попкорн сделаем, да? – она повернулась к сестре.

Та косо посмотрела на нее и продолжила нанизывать брокколи на вилку:

– Я книжку почитаю.

Энтузиазм старшей немного угас, но виду она старалась не подавать.

– Тогда как надоест читать, спускайся ко мне.

На это Майя ответила лишь натянутой улыбкой.

Алиса хотела бы спросить, что случилось, но решила дать дочерям время разобраться самим. Ей еще нужно привыкнуть, что они повзрослели и теперь могут решать проблемы без ее участия.

Когда закончился ужин, Алиса ушла собираться на встречу с коллегами мужа. Доминика пообещала ей помочь как только уберет со стола. Виктор остался в зале смотреть телевизор, а Майя мыла посуду и составляла чистые тарелки на подставку.

– Давай помогу, – сказала ее сестра. Она стянула со спинки стула кухонное полотенце и принялась протирать чистую посуду.

Майя от этого действия лишь закатила глаза.

– А тебе не пора?

– Куда?

– Подальше от меня, – рявкнула та. – Не веди себя так, будто ничего не произошло.

– Я лишь хочу с тобой поговорить.

– О, давай, – младшая Грин выключила воду и повернулась к ней. – Ну, как он тебе в постели? Мне кажется, чересчур старается. Думаю, у него комплексы. А ты как считаешь?

Ника удивленно приоткрыла рот. Она не понимала, на что надеялась. Будь она на месте сестры, вряд ли бы простила ее за любое предательство, особенно за такое. Так чего же она ждет от человека, который был так похож на нее по характеру?

Не услышав ответа, Майя кивнула и продолжила мыть посуду.

Несколько минут была тишина, лишь всплеск воды и легкий звон тарелок и вилок нарушал ее.

Младшая Грин закончила мыть посуду, когда Ника громко поставила на стол стакан.

– Что ты хочешь, чтобы я сделала? – теперь вина в ее голосе сменилась на раздраженность. – Скажи, что, и я это сделаю. Я просила у тебя прощения, но ты не хочешь меня прощать. Я понимаю…

– Правда? – удивилась Майя. – Как ты можешь понять, Ника? Я разве когда-нибудь предавала тебя? Освежи мне память, я что-то забыла.

Доминика поджала губы.

– Вот именно, – выдохнула та. – Единственное, что ты можешь сделать – это оставить меня в покое. Наслаждайся своей жизнью дальше, спи с кем хочешь, делай что хочешь. А от меня отстань.

Майя взяла несколько тарелок и начала расставлять их.

– Сестренка, – Доминика ухватила ее за плечо, но не рассчитала силы. Рука Майи дрогнула, и на пол рухнули тарелки. Звон от разбитого стекла разнесся по кухне так стремительно, что обе Грин даже не успели отпрыгнуть, чтобы не пораниться об осколки.

Майя часто дышала, подавляя в себе дикое желание схватить сестру за волосы и хорошенько ударить головой обо что-нибудь.

– Это были любимые мамины тарелки, – сквозь зубы произнесла она, глядя на осколки. – У тебя новое жизненное кредо – забирать то, что любит твоя семья?

– Я случайно, – виновато прошептала Доминика, оглядываясь по сторонам в поисках совка.

– Это ты об этом, – младшая Грин указала рукой на разбитую посуду, – или о том, что спала с моим парнем?

Ника взглянула на нее, но Майя не видела перед собой сестру. Перед ней стояла совершенно чужая девушка, и она раздражала ее даже тем, что просто дышит.

– Ты все испортила, – продолжила младшая Грин. – Мы с тобой были единым целым, у нас были общие планы, общие мечты, а ты! – ее голос перешел на крик. – Как ты могла? Что с тобой не так, Доминика? Только не говори, что ты его любишь. Тебе же просто нравилось, что он при деньгах.

– Я правда люблю его, – сорвалось с ее губ.

Она была выше сестры на полголовы, но сейчас съежилась от своей вины так, что казалась очень маленькой, но она нашла в себе силы не опустить взгляд, когда призналась.

Майя смотрела на нее с сожалением, но жалость у нее была не к сестре, а к себе. Она не будет биться за этот трофей. Ни он, ни Доминика этого не стоят.

Не найдя что сказать, она развернулась и пошла в сторону лестницы на второй этаж.

– Майя, – окликнула ее сестра слезливым голосом.

Она остановилась, но не повернулась.

– Ты меня когда-нибудь простишь?

Младшая Грин поджала губы и задрала голову вверх, чтобы не разрыдаться от той обиды и боли, что распирали ее.

Так и не ответив, она поднялась в свою комнату.

Прошел час, когда Майя услышала, что входная дверь хлопнула. Значит, родители ушли.

На втором этаже послышались шаги – Доминика подошла к комнате сестры, но так и не решилась постучать. Майя увидела, как тень возле двери исчезла.

Дома находиться ей совсем не хотелось. Она достала мобильник и позвонила Кире.

– Привет, ты где?

В трубке была слышна музыка и сквозь нее донесся голос:

– Эй, Майя! Я тебя плохо слышу. Я на тусовке у Саши. Приходи сюда!

– Мы можем прогуляться? – заговорила Грин. – Мне нужно поговорить с тобой.

– Приходи сюда, и посмотрим. Я тебя жду-у-у!

– Ладно, только держи телефон в руке. Я скоро буду.

Майя прервала звонок. Кира была хорошей подругой, но в последние несколько месяцев у нее началась серьезная зависимость от алкоголя. Грин уже и не помнит, когда говорила или виделась с подругой, чтобы та не была накачена спиртным. Что же, сейчас лучше пьяная подруга, чем сестра-предательница, поэтому она прошлась пудрой по опухшему от слез лицу и покинула дом. Больше она в него не вернется.

До знакомого она добралась на такси – он жил почти на окраине города. Музыку было слышно еще даже на подъезде. Странно, что Кира вообще услышала звонок. Набрав ее номер снова, Майя не надеялась, что она ответит, но подруга всегда ее удивляла.

– Да-да, – раздался игривый голос.

– Выходи на улицу, я хочу прогуляться.

– Ну, Ма-ай, – пропела та, – зайди, здесь круто.

Майя раздраженно вздохнула.

– Моя сестра спит с Никитой, мне совсем не до веселья. Выйди на улицу!

Новость удивила Киру не меньше, чем ее.

– Ого… Ладно, сейчас выйду.

Грин измеряла шагами дорожку возле дома, когда Сивцова показалась на крыльце. Она прижала подругу к себе, и Майе в нос ударил резкий аромат спиртного.

– Милая, мне так жаль. Как она могла так поступить?

– Думаю, в разных позах могла, – ответила Майя, когда Кира ее отпустила.

– Да уж, – вздохнула та. – Куда хочешь пойти? Может, напьемся?

– Не-ет, не хочу. И так паршиво. Дойдем до замка? Тут недалеко ведь.

– Да, пойдем.

Дорога заняла у них около получаса. Майя рассказала подруге о том, как узнала про предательство сестры и о том, что она избила Никиту цветами. Он несколько раз звонил и написал кучу сообщений, но если Майя что-то и умела делать хорошо, так это игнорировать предателей.

Доминика позвонила сестре, но та не ответила.

– Вот ведь какая, – возмутилась Кира. – Еще и звонит после такого.

Через несколько минут Майя услышала звук скрипки. Она удивилась, когда ее спутница достала из кармана пуховика свой мобильник. На экране была надпись «Доминика Грин».

– Понятно, теперь мне будет набирать, – с этими словами она скинула звонок.

– Звук скрипки на звонке? Серьезно?

– А что такого? – усмехнулась та. – Я творческая личность. В следующий раз поставлю на звонок звуки кларнета.

Майя усмехнулась. Что же, кларнет так кларнет.

Доминика оставила попытки связаться с сестрой после седьмого раза, когда ей так и не ответили.

Девушки дошли до замка, когда звонки возобновились. Сначала старшая Грин звонила сестре, а после снова пыталась дозвониться до Киры. Звук скрипки разлетался на несколько метров по округе.

– Если включить фантазию, можно представить, что это не телефонный звонок, а музыка для танца на балу, – хихикнула Сивцова, – а мы – принцессы, которые идут в свой замок, – она указала рукой на здание.

– Тяжело же пришлось нашему замку, раз он в такой разрухе, – отозвалась Майя. – Ладно, пойдем назад, а то похолодало.

– Подожди! Давай зайдем в замок? – предложила девушка.

Грин нахмурилась:

– Зачем?

– Мы же принцессы.

– Кира, – жалобно протянула Майя, – там ведь могут быть бомжи, или какие-нибудь наркоманы. Я не пойду туда!

Сивцову описанные перспективы ни капли не напугали. Она решила, Грин пойдет за ней в любом случае, особенно если подумает, что подруга может пострадать.

Отпустив руку Майи, Кира побежала по мягкому снегу к замку.

– Кира! – выкрикнула Грин в надежде ее хоть как-то вразумить.

Та быстро добежала до здания и остановилась. У замка было два входа: главный и запасной. Кира собиралась открыть дверь второго прохода.

–Я сейчас войду, – пропела она, – и меня кто-нибудь схватит.

– И правильно сделает. Будешь знать, – Майя начинала злиться каждый раз, когда ее подруга дурачилась. А было это очень часто, стоило ей только дотянуться до выпивки.

Подождав немного, Кира скрылась за дверью.

Грин закатила глаза и развернулась, чтобы пойти назад к городу, но чувство ответственности взяло над ней верх. Она немного потопталась на месте, а затем все же направилась к замку. Уже подойдя к зданию, она заметила, что слева от него в снегу лежит кусок фасада. Никто не удивится, если через несколько лет этот замок сам по себе развалится на кусочки. Он уже начал это делать.

– Кира, – позвала она, открыв дверь, но Сивцовой за ней не оказалось.

Перед Майей была маленькая и узкая прихожая, заваленная снегом. Следы на нем были одни и вели вверх по лестнице.

Прокричав имя подруги еще раз, она не получила ответ, поэтому начала подниматься по каменным ступеням. Приходилось держаться за сломанные кованые перила, чтобы не поскользнуться и не свалиться вниз. В голове Майя уже представляла, как даст Сивцовой подзатыльник.

– Зачем мне это все надо? – прошипела она, взбираясь на самую крышу, куда вели следы. Холодное железо обжигало руку, поэтому она стянула с головы шапку и держалась за перила с ее помощью.

Она толкнула ногой полуразвалившуюся дверь и оказалась на ровной площадке крыши. Наверняка в прошлых веках здесь устраивали встречи или даже танцы, уж слишком много места было. Крыша была усыпана снегом.

Кира стояла недалеко от края и с детским задором пыталась посмотреть вниз.

– Тебе совсем заняться нечем? – возмутилась Грин, переводя дыхание после подъема.

– Как думаешь, сколько тут метров до земли? – будто не услышала та.

– Не знаю. Метров десять, наверное.

– Можно умереть, если упадешь, да?

Майя настороженно взглянула на нее.

– Наверное, да. Кира, зачем ты это спрашиваешь?

Кира шагнула ближе к концу крыши.

– Отойди от края! – крикнула Грин, дернувшись в ее сторону, но остановилась. Она не знала, что лучше: попытаться схватить и оттащить ее или отозвать ее от края словами. Вдруг она подойдет ближе, а та спрыгнет?

Майя услышала, как снова зазвучала скрипка – кто-то звонил Кире.

– Кира, отойди!

– Я ведь тоже предала тебя, – она обернулась, и по ее щекам катились слезы.

– О чем ты? – не понимала та.

Но Кира не ответила, а только разрыдалась. Она держалась рукой за один из маленьких шпилей крыши.

– Кира, пожалуйста, отойди от края, – мягко повторила Майя, медленными шагами подходя ближе к подруге. – Не надо там стоять, пожалуйста. Там может быть лед.

– Я совершила такую ошибку, мне так жаль, – Кира разрыдалась в голос и закрыла лицо руками. Она отпустила единственную опору, которая хоть как-то удерживала ее от падения. Сивцову шатало от выпитого алкоголя, и Майя была уверена – с секунды на секунду она свалится с крыши.

Она ускорила шаг и подошла ближе, чтобы оттащить ее, но в момент, когда она хотела схватить подругу за плечо, Майя поскользнулась и сорвалась вниз. Шапка выпала из ее рук.

Грин показалось, высота здания была куда больше десяти метров, потому что падала она долго, или просто время для нее замедлилось. Она увидела, как убрала ладони от лица и ошеломленно смотрела на нее Кира, слышала, как играет скрипка, чувствовала под собой пустоту и понимала, это – последнее, что она почувствует.

Она падает.

Удар.

И пустота.

2

Кира не сразу поняла, что произошло. Какое-то время она смотрела на то, как ее подруга лежала на земле, а рядом с ее головой растекалась лужа крови – Майя ударилась о кусок фасада, который лежал рядом.

Киру сильно затошнило. Отскочив от края, она села на крышу и схватилась сначала за живот, а затем за голову. Ужас произошедшего понемногу подкрадывался к мозгу. Начиналась паника. Она не могла свободно сделать вдох, получались всхлипы. Слезы душили ее, комом встав посреди горла. Сколько времени она так просидела она не знала. Ей казалось, прошла бесконечность, прежде чем она смогла подняться на ноги и спуститься с крыши. Она не заметила, что пнула шапку Майи, которую та выронила.

Несколько раз Сивцова падала на лестнице – ноги ее совсем не слушались. В детстве она занималась акробатикой и как-то раз вставала на ходули – ощущения были те же. Выйдя на улицу, она не решалась подойти к Майе, а только смотрела на нее издалека.

– Майя, – позвала она хриплым голосом. Ответа нет, и она его больше никогда не услышит.

Кира и не подумала о том, что, вызови она скорую еще на крыше, ее подругу еще можно было бы спасти. Зато она подумала, что на снегу останутся ее следы, если она подойдет к телу. А это будет означать, что Майя была здесь с кем-то. Тогда Киру начнут искать, и найдут. А как ей доказать, что это был несчастный случай? В фильмах так часто показывают, что полиции лишь бы найти виноватого и закрыть дело. Да, так с ней и поступят! Ее обвинят в смерти Майи, она будет преступницей!

Паника от этих мыслей овладела ей, она больше не мыслила здраво.

Пусть все будет выглядеть как самоубийство. Падающий снег скроет ее следы, а когда Майю найдут, Кира будет уже далеко отсюда.

Мимо замка по дороге ехал автомобиль, и она снова забежала в здание. Вызвать скорую она не могла, ведь тогда она засветит свой номер в службе. Но она может написать сообщение Доминике. Да! Пусть ее обвинят! Она виновата во всем.

Эта идея показалась превосходной, поэтому она быстро написала с мобильного: «Эй, Ника! Я не слышала, что ты звонила, я на тусовке. Слушай, приходила Майя. Она была расстроена. Сказала, что пойдет гулять в сторону старого замка. Позвони ей, может, она там».

После отправки сообщения Кира побежала в сторону дома Саши, вернулась на тусовку (она была в самом разгаре) и продолжила делать вид, будто ничего не произошло. В панике она не заметила, что обронила свой мобильник рядом с дорогой у замка.

Доминика уже мчала на такси к месту происшествия, когда Кира заметила пропажу. Грин выскочила из машины и побежала к зданию. Майю она увидела не сразу: сначала заметила ее синие ботинки, которые уже успел припорошить снег. Медленным шагом, заставляя себя подойти, Доминика увидела сестру с разбитой головой.

Крик застрял в горле.

Она рухнула перед ней на колени.

– Майя, – шепот сорвался с ее губ.

Она аккуратно приподняла голову сестры, но из-за этого кровотечение усилилось. Ника попыталась нащупать пульс, но безуспешно.

– Очнись, – взмолиласьона. – Почему ты не отвечаешь?

Она вытащила из кармана своей куртки смартфон и позвонила в скорую. Врачи сказали, что машина прибудет в течение пятнадцати минут.

Грин показалось лучшим вариантом перехватить скорую на пути сюда, ведь ее сестра истекала кровью.

Она быстро добежала до дороги и начала махать руками, пытаясь привлечь внимание пустой улицы.

– Э-э-эй, – завопила она и огляделась по сторонам, – кто-нибудь, помогите! Умоляю!

Ни со стороны города, ни с противоположной не было ни одной машины.

– Кто-нибудь, – едва слышно произнесла Ника.

Она понимала, что там лежит ее сестра, ее младшая сестренка, о которой она заботилась с момента, как Майя родилась. Ее сестра, которая всегда была рядом с ней, бесконечно выручала и поддерживала. Ее сестра, которую она предала.

Нике казалось, что внутри нее, в районе грудной клетки, что-то разорвалось – там полыхало жаром.

Она плюхнулась на обочину, обхватила руками ноги и заплакала. Так она просидела, пока мимо не проехал Даниил Дубровин. А скорая все-таки уложилась в пятнадцать минут, пусть они и показались для Доминики вечностью.

Майю увезли в больницу сразу же, а вот старшую Грин пришлось пока оставить по просьбе полиции и следователей. И те, и другие хотели ее допросить, ведь она – главный подозреваемый, но та не промолвила ни слова с приезда скорой, пока пощечина Макса Белинского не пробудила ее. Врачи поставили ей предварительный диагноз «Психологическая травма» и отправили с медиками в больницу, куда час назад увезли ее сестру.

Когда Даниил Дубровин уходил с места преступления после допроса, до него донесся звук скрипки, но значения этому он не придал. Это телефон Киры звонил последний раз перед тем, как отключиться от влаги.

3

Алена уже была в больнице, когда Майю привезли на скорой.

– Что случилось? – спросила она, когда подбежала к медикам.

– Девушка, около двадцати лет, открытая черепно-мозговая травма, тяжелая степень ушиба. Упала с этого чертова замка, – сказал молодой фельдшер. Он и еще несколько человек аккуратно вытащили из машины скорой помощи каталку с пострадавшей. – По дороге два раза была остановка дыхания.

– Как давно упала?

Громова вместе с медиками толкала каталку в здание больницы.

– Неизвестно, но по количеству крови на месте происшествия, я бы сказала, что час назад, – ответила другая фельдшер, которая бежала рядом с Аленой.

Громова кивнула. Дело плохо.

– Давайте в операционную ее, я вызову хирурга.

Она осталась на месте, а медики укатили каталку с пациентом дальше.

Вызвав специалиста, Алена поднялась на четвертый этаж, где проводили операции. Каталка с Майей стояла рядом со входом в операционную. Помещение еще подготавливали.

Недалеко от пациента на стуле сидел санитар Андреев. Он слушал музыку на стареньком плеере (кто-то еще ими пользуется?) и как обычно не обращал внимания на все происходящее вокруг. Изредка он следил за тем, чтобы тело Майи не скрутили конвульсии, и она не свалилась на пол. В этом случае санитару придется убирать с него всю кровь, а этого ему делать совсем не хотелось.

Алена даже не сказала ему замечания, да он бы и не услышал, потому что был в наушниках. Громова достала из кармана халата маленький фонарик, включила его, приподняла веко Грин и резкими движениями посветила сначала в один глаз, затем в другой.

– Она не реагирует, фельдшеры проверяли, – отозвался Андреев.

Громова услышала, но промолчала. Она вообще старалась без необходимости не говорить с ним.

Зрачок на правом глазу Майи чуть сузился от света и расширился, когда Алена убрала фонарик.

– Она в сознании, – произнесла травматолог.

Андреев, конечно же, не услышал.

Громова взглянула на санитара, но поняла, что проще ей самой взять обезболивающее с соседнего ящика с лекарствами, поэтому на несколько секунд отошла от пациентки.

– Доминика, – прозвучало едва слышно.

На мгновение Алена решила, что ей показалось, но девичий голос снова произнес неизвестное ей имя.

Майя открыла правый глаз, а левый был затянут синяком.

– Эй, милая, – чуть улыбнулась травматолог, подойдя к ней, – все хорошо, – она уже раскрывала маленькую упаковку со спиртовой салфеткой для инъекции. – Меня зовут Алена Громова, я врач, – она с трудом нащупала вену на ее руке и ввела лекарство. – Ты в больнице. Мы позаботимся о тебе.

Майя схватила ее за рукав и едва не выбила шприц из рук.

– Где ты была? – она внимательно посмотрела на врача.

– Все хорошо, девочка, – продолжила Громова, мысленно проклиная всех коллег за долгую подготовку операционной.

– Доминика, – слезно протянула Грин, все еще сжимая рукав Алены.

Травматолог не стала пытаться успокоить ее словами. Если пациент в сознании, то она начинает осознавать весь ужас происходящего, а это почти всегда приводит к истерике.

– Андреев! – громко крикнула Алена, но санитар не услышал или не захотел услышать.

Долго думать было некогда, поэтому Громова снова вытащила из халата фонарик и швырнула его в коллегу.

Тот возмущенно посмотрел на фонарик, на врача и вытащил наушник:

– Чего?

– Мне нужно успокоительное, срочно! – она указала взглядом на Майю.

Санитар лишь расплылся в ехидной улыбке:

– Тебе нужно?

– У нее приступ! Успокоительное внутривенно немедленно, кретин!

Увидев, что пациентка начинала ерзать на каталке, Андреев все-таки встал с места и быстрым шагом пошел в кабинет с лекарствами.

Спустя несколько часов Майя уже была в реанимационной палате.

Виктор и Алиса вернулись с корпоратива, когда дома протяжно раздавался телефонный звонок.

– Ну, когда мы его уже отключим, – проворчал Виктор, снимая обувь.

Алиса сняла трубку и услышала самую страшную для нее новость: ее ребенок в больнице, на операционном столе, а врачи борются за ее жизнь.

Никогда еще Виктор не набирал такую скорость на новеньком джипе. Несколько раз они проехали на красный свет и чуть не попали в аварию, но уже через двадцать минут после звонка из больницы они забежали в нужную палату.

Доминика уже сидела возле сестры, а рядом Алена снимала показания с медицинских приборов. Они поддерживали жизнь в теле Майи.

Ноги Алисы перестали ее держать, и она бы рухнула на пол, если бы не муж. Он успел ухватить ее за плечи и не дал упасть.

Травматолог рассказала, что произошло и что врачам пришлось сделать.

– Гематому удалось убрать, но неизвестно как долго она создавала давление на мозг, – сказала Алена родителям. – Надеюсь, мы успели и серьезных последствий не будет.

– Не будет? – удивился Виктор. – Вы же ей в мозг залезли!

– Шансы на восстановление есть.

– Что произошло? – очень тихо спросила Алиса и вцепилась за кровать младшей дочери. Ей казалось, что она просто спит и все это – дурной сон. Она вот-вот проснется и поймет, что вся ее семья дома, а не в больнице, и с ее ребенком ничего не случилось.

Вопрос был задан Доминике, но ответила на него Громова:

– Она упала с крыши заброшенного замка на краю города. Пока что неясно, как она там оказалась и почему упала. Это вам расскажут в полиции или следственном отделе. Думаю, с вами свяжутся.

– Ника, – сказал Виктор и посмотрел на старшую дочь с призывом ответить.

Доминика с заплаканными глазами держала сестру за руку. Она пожала плечами и произнесла дрожащим голосом:

– Я не знаю. Мы поругались, и она ушла. Я не знаю, что случилось.

– Из-за чего вы поругались? – из последних сил произнесла Алиса. Стоять ей было все труднее и труднее.

– Мама, сядь.

Ника встала со стула и указала на него рукой.

Алиса, раскачиваясь, плюхнулась на стул.

Ее старшая дочь сделала несколько шагов в сторону окна и задела рукой стакан на прикроватной тумбе. Он слетел с поверхности и разбился о кафель.

Ника закрыла глаза и произнесла:

– Простите.

– Все нормально, я позову уборщицу, – ответила Алена.

Она вышла из палаты и оставила семью наедине.

4

– Доминика Грин, – спросил темноволосый парень, когда зашел в палату Майи на следующий день после трагедии.

Перед ее кроватью сидела девушка, втирая в ее руки крем.

– Да, – ответила она, оторвавшись от занятия.

– Следователь Максим Белинский. Веду дело о покушении на вашу сестру, – он показал удостоверение. – Выйдите в коридор, пожалуйста.

Грин кивнула. Она взглянула на Майю, затем поднялась со стула, на котором еще долго просидит, и вышла за следователем.

Макс сидел на скамье, рядом с ним лежали блокнот и диктофон.

– Итак, – начал он, – я уже встретился с вашими родителями. Теперь мне нужно, чтобы вы пролили свет на это дело.

Ника пожала плечами:

– Вряд ли я смогу.

– А вы попробуйте, – отозвался следователь и включил диктофон. – Что вы делали вечером шестого ноября с девяти до одиннадцати?

– Я была дома. Думала, сестра в комнате, но она была со своей подругой. А потом они разошлись, и Майя пошла к замку, – она обхватила себя руками словно все окна в коридоре были открыты.

– Как зовут подругу?

– Кира Сивцова.

– Откуда вы знаете, что они были вместе?

– Кира написала мне. Сказала, что Майя была расстроена, – она вздохнула. – Мы повздорили немного.

– Из-за чего?

– Не помню, – солгала та. – Из-за какой-то ерунды наверняка.

– А она часто уходит из дома после ссоры из-за ерунды?

Ника поджала губы и пожала плечами.

– Мы нечасто ругались. Может быть, она не из-за меня ушла, а просто решила встретиться с подругой.

– Вас обнаружили рядом с вашей сестрой, у которой были переломы и черепно-мозговая травма. Вы понимаете, что вы сейчас главная подозреваемая?

Она кивнула.

– Кто может подтвердить, что с девяти до одиннадцати вы были дома?

Доминика задумалась, прокручивая в голове тот вечер.

– Наша соседка из двадцать четвертого дома, Татьяна Алексеевна. Когда мне написала Кира, и я вызвала такси, мы столкнулись возле нашей ограды. Даже о чем-то поговорили, кажется, но я уже не помню, о чем.

– Да это и неважно, – отозвался Максим, пока записывал эти данные в блокнот.

Доминика виновато прикусила губу, словно сказала лишнюю информацию.

– Хорошо, я спрошу у нее, – ответил следователь чуть позже. – Есть что-то еще, что вы хотите мне рассказать?

Грин мотнула головой.

– Ваша сестра могла спрыгнуть с крыши? У нее могли быть причины?

Она посмотрела на него:

– Вы имеете в виду, могла ли она совершить неудачное самоубийство?

Он кивнул.

Губы Ники задрожали, но она сумела сдержаться и не расплакаться.

– Наверное, могли быть, – она пожала плечами и натянула рукава водолазки до самых кончиков пальцев. – В последнее время мы редко общались.

Белинский еще раз кивнул и поднялся на ноги.

– Я вас понял. На время расследования прошу не уезжать из города.

– Хорошо.

Следователь ушел, и только когда Ника осталась одна в коридоре, она позволила себе расплакаться. Какой же слабой она была на самом деле, когда ее никто не видел. Она не нашла в себе сил рассказать причину ссоры. Мысли, что все узнают родители и что это она могла спровоцировать сестру спрыгнуть, заставили Доминику громко всхлипнуть и лечь на скамью.

5

7 ноября 2019 года. Четыре часа после трагедии.

Кира пробыла на вечеринке еще несколько часов. Невыносимое желание забыть все, что случилось, заставило ее выпить очень много алкоголя, но, как назло, это не стало решением проблемы.

Кира пришла домой.

Ее мамаша спала на диване в зале. Они жили вдвоем уже много лет. С тех пор как на голову отца Киры упал увесистый шлакоблок на стройке, где он работал, и проломил ему голову (не спасла даже каска), они с матерью жили вот так: обе напивались, курили и друг до друга им не было дела.

Ей было мерзко находиться в родном доме, но ее всегда привечали в гостях у Майи, хоть и родители были против их дружбы.

А теперь Майи нет.

Кира хотела бы забыть те минуты, но все помнила: как ее подруга подошла к ней, как ее тело резко дернулось вперед из-за льда, как она сорвалась и упала. Лицо Майи, которое исказил ужас от произошедшего, все еще стояло перед глазами Сивцовой. Она помнила хрустящий звук, с которым тело Грин приземлилось на снег, помнила темное пятно возле ее головы.

Киру вырвало. Она успела добежать до туалета, поэтому после растянулась на холодном, грязном полу.

Сивцова все продумала. Она вернулась на вечеринку и вела себя очень заметно, чтобы все запомнили ее на мероприятии. Если их спросят, они подтвердят ее присутствие, и тогда никто не сможет обвинить Киру. Но что же делать с мобильным телефоном? Ведь он где-то там, она уверена. Если его не найдут сейчас, то могут обнаружить весной. И тогда его вскроют, извлекут данные и поймут, кому он принадлежит. Поймут, что она солгала!

От этих мыслей живот Киры заболел. Она перевернулась набок и теперь наблюдала за крошечным тараканом, который бежал от одного угла туалетной комнаты к другому.

Она скажет, что отдала телефон Маей, потому что ее разрядился. Точно! И поэтому он оказался там. Вот как она поступит.

Довольная собой и этой идеей, Кира уснула. Холодный кафель хорошо отрезвлял ее голову, и, может быть, позже до нее дойдет, что она написала со своего телефона сообщение Доминике после падения Майи, а этот факт ломает задумку Сивцовой о разряженном телефоне Грин.

6

13 ноября 2019 года. Шесть дней после трагедии.

Майя

Мы с Александром стояли на крыше замка, и я сжимала в руках свою шапку.

Я вспомнила все, каждую маленькую деталь этого огромного пазла, который так долго пыталась собрать. И потому, что неизвестность прошла, мне было так хорошо.

Я улыбнулась.

Снег продолжал падать, и я чувствовала его на своем лице, волосах, руках. Раньше я бы переживала, если простою так долго, то могу заболеть, но теперь…теперь это уже было неважно.

– Ты в порядке? – спросил Райн. Он все это время стоял за моей спиной.

Я обернулась, посмотрела на него и кивнула.

– А ведь я несколько минут назад решила, что ты и есть тот загадочный скрипач, который пытался убить мою сестру.

Он чуть усмехнулся моим словам.

– Значит, это Ника – главная подозреваемая? – произнесла я, пока смотрела вниз на свое тело. Доминика уже бежала в сторону дороги, чтобы позвать на помощь.

– Да.

– И это она рассказывала мне все, что происходит? А мне это… снилось?

– Ну, назовем это так. Даже лучше, чтобы это был сон.

– Так, вот почему у меня так часто болела голова, – я провела руками по волосам и остановила ладонь слева, – должно быть, здесь будет жуткий шрам. Придется менять прическу, чтобы закрыть его, – я усмехнулась, но Александр почему-то стал еще серьезнее.

– Что? – не поняла я.

– Майя, где мы, по-твоему? – спросил он.

– В моей голове.

– И тебя не смущает, что я тоже здесь? Ты помнишь, кто я?

– Нет, – я пожала плечами.

Пока он не озвучил это, я вправду не поняла, что мы незнакомы. Может быть, мой мозг его выдумал из-за рассказов Ники о расследовании?

– А кто ты? – спросила я.

– Мы виделись с тобой однажды. Когда умер отец Киры, я вел расследование. Я пришел домой к Сивцовой, а ты была с подругой, не хотела оставлять ее одну.

– Но, это… – я запнулась и нервно облизнула губы.

Я увидела свет фар на дороге и посмотрела туда. Машина остановилась возле подъезда к замку. Из нее вышел мужчина.

– Это же было почти десять лет назад, – сказала я и заметила, как Ника уже бежала в сторону моего тела, а мужчина остался на месте.

– Я знаю, – продолжил Александр. – Второй раз ты услышала мое имя в новостях. Я разбился с семьей на машине. Они погибли, а я остался здесь, – он вздохнул, – где-то между настоящим и другим миром.

Я отрешенно на него посмотрела, не понимая, к чему он ведет. Мне снова становилось страшно, и шапку я сжимала еще сильнее.

– Мы что, мы…призраки? – хоть мне и не было смешно, я усмехнулась.

Он промолчал. Наверное, потому что сам не знал ответа.

Вдали были слышны сирены скорой помощи, и я понимала, что вот-вот все закончится.

– Ты не очнешься, – Александр вынес приговор. – Травма сильная, и ты пробыла без помощи слишком долго. Врачи постараются спасти тебя, но ты сама понимаешь, что все подходит к финалу. И зачем-то твой умирающий мозг вспомнил обо мне.

Я не хотела ему верить. Все это мне казалось сном. И только тихий голос в моей голове говорил, что все слова Александра – правда. Та самая, горькая и порой никому не нужная.

Вот они, те звери, что должны были меня съесть. Они бы не нашли меня, не приди я сюда.

– Ты здесь, чтобы узнать, что это не Ника. Не она тебя столкнула.

Я повернулась к нему. На глаза навернулись слезы.

– А как же мне доказать там…в том мире, настоящем, что это не ее вина?

– О, насчет этого не волнуйся. Твое дело ведет хороший следователь. Он докопается до правды.

Я поджала губы и еще раз посмотрела на свое тело внизу.

Ника рыдала над ним, и я тоже заплакала.

– Не хочу умирать, – произнесла я сквозь слезы.

На территорию замка въехало две машины скорой помощи. Едва они остановились, из них выбежали медики. Нас с Доминикой разлучили – ее оттащил парень. Она визжала и сопротивлялась, но он был сильнее. Он волок ее по снегу, пока они не оказались возле одной из машин медиков.

Слезы катились по моим щекам.

Снег продолжал падать, и я подставила свое лицо снежинкам. Наверное, это все, что мне осталось.

– А ты? – спросила я спустя какое-то время. Ни Александру, ни мне больше некуда торопиться. Мы могли стоять вечность на крыше этого замка, если бы захотели.

Он подошел ко мне и посмотрел на суматоху внизу. Отражение света красно-синих фар плясало на его лице.

– Мне пока придется остаться в неизвестности. Моя травма будет убивать меня медленно. И это – мое наказание.

– За что?

– За предательство. Я предал свою жену. А твоя сестра будет жить с мыслью, что она – причина твоей смерти. И это будет ее наказание.

Я взглянула на Доминику, которая все еще пыталась вырваться. Она била несчастного парня кулаками по спине и кричала так, как я никогда не слышала.

– Но я не хочу, чтобы она так жила.

И это было правдой. Не было никакой великой причины того, что все так вышло. Каждый наш поступок провоцирует цепочку других, неизбежных последствий. Ни я, ни она, ни Кира не хотели моей смерти, но это произошло.

Александр лишь вздохнул, а затем обнял меня. Я чувствовала тепло тела, и от этого мне стало спокойнее.

– Знаешь, что? – спросил меня он.

– Что? – едва слышно произнесла я.

– Теперь можешь называть меня Алексом.

Я улыбнулась и даже немного засмеялась, а затем еще сильнее прижалась к нему. Наверное, мы так и простояли на крыше замка.

Вечность.

Восьмая глава. После

1

Доминика

Моей сестры не стало четырнадцатого ноября. Ее организм не справился с полученными травмами – так мне сказала Алена Громова. Я пришла утром к ней в палату, чтобы в очередной раз рассказать о прошедшем дне, о расследовании или о чем-нибудь еще, когда мне сообщили, что она умерла. Помню, как я увидела ее пустую кровать, услышала голос Алены, но верить в это мне не хотелось.

Кажется, я упала. Не помню уже.

Меня уволили с работы за длительное отсутствие, но мне было все равно. Так мне и надо за то, что я сделала. Я осталась на время у родителей, мне не хотелось оставлять их одних, хотя мне разрешили покидать город, ведь я больше не была под подозрением. Мое алиби подтвердила соседка.

За все время с момента трагедии я покинула город Б. лишь однажды, чтобы забрать вещи с квартиры и повидаться с Кристиной, подругой и одногруппницей Майи. Мне нужно было отдать ей одну вещь. Я была уверена, что Майя бы этого хотела.

Я зашла в университет, который сама когда-то окончила. Помню, как приводила сюда сестру для сдачи вступительных экзаменов. Она писала творческое задание три часа, а я все это время сидела рядом с аудиторией, ждала ее и смотрела на настенные часы напротив. После мы зашли в кафе рядом с университетом и ждали там результатов – от них зависело будет ли Майя учиться бесплатно. На бюджет она не прошла, и из-за этого сильно расстроилась. Я пыталась ее успокоить, но в ответ получила лишь:

– Легко тебе говорить. Тебя на бюджет взяли и без всяких творческих заданий.

Из кафе Майя ушла заполнять все нужные документы для зачисления, и я оставила ее на несколько минут одну, чтобы купить ей подарок. Я хотела хоть как-то поднять ей настроение.

– Это тебе, – сказала я и протянула ей маленькую белую коробочку с розовым бантиком, когда встретила у выхода из университета.

– Что это? – не поняла она, но улыбнулась и взяла коробочку. Из нее она достала серебряный браслет с маленьким кулоном в виде сердечка.

– С поступлением в университет, – произнесла я и обняла ее. – У тебя впереди целая жизнь для свершений. Не расстраивайся из-за одного провала.

Я почувствовала, как она обняла меня и чмокнула в щеку.

– Спасибо, – она улыбнулась.

Этот браслет я нашла в ее вещах, когда разбирала их после похорон. У мамы не было сил войти туда, а у меня – выйти оттуда. Я была там почти все время после ее смерти: перебирала одежду и плакала на кровати.

Наверное, она сняла браслет в тот день, когда я призналась ей в своем предательстве. Он лежал в кармане ее джинсов. Теперь я сжимала его в руке.

Я остановилась на первом этаже возле одной из стен. На ней висело фото Майи, а под ней была надпись:

«Твоя жизнь бесценна»

Я была уверена, это нравоучение остальным студентам, призыв не убивать себя, ведь кругом уже давно ходили слухи, что Майя сбросилась с крыши сама, что никто ее не сталкивал. Я не верила в это, не хотела верить, ведь тогда это будет означать, что моя сестра погибла из-за меня, что я довела ее до самоубийства.

На полу под фотографией стоял столик с зажженными свечами, рядом лежали цветы, куча разных букетов. Я впервые видела подобное. Раньше мне казалось, что никому нет дела до человека, который умер, кроме его родственников. Но смотря на все это, я поняла, что была неправа. Майя была важна не только для нашей семьи, ее любили и за ее пределами. И мне оставалось лишь надеяться, что она знала об этом. Мне хотелось бы верить в это.

Я провела рукой по ее фотографии. На ней сестра улыбалась, держа книги. Наверное, это фото сделали в первые дни учебы, или совсем недавно, я не знала. Никогда не видела его.

Постояв немного возле алтаря, я поднялась на четвертый этаж, села на скамью и стала ждать, когда у Кристины закончится лекция.

Из аудитории повалили студенты. Гул от их болтовни разрушил коридорную тишину.

Я выглядывала знакомую девушку.

Она вышла самой последней.

– Кристина! – выкрикнула я и помахала ей.

Она заметила меня и радостно улыбнулась.

– Доминика, – она обняла меня.

Мы не виделись с похорон Майи.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она и тут же ахнула. Радость на ее лице сменила скорбь. – Ты за документами Майи?

Я качнула головой из стороны в сторону. Честно, ни у кого из нашей семьи не возникло мысли, что нужно забрать из университета ее школьный аттестат.

– Нет, я к тебе, – я взяла ее за руку и отвела в сторону. – Я перебирала ее вещи и нашла кое-что. Хочу отдать его тебе на память, – я протянула ей браслет сестры.

Кристина не сразу взяла его, сначала она долго его разглядывала. Наверняка она часто замечала его на руке Майи, и сейчас я видела, как она боролась с желанием заплакать.

– Я всегда буду помнить, – произнесла она, взяв браслет в руки и разглядывая его. – Спасибо, – Кристина улыбнулась и заплакала.

Мы снова обнялись, а после долго разговаривали в том самом кафе, в котором четыре года назад мы с Майей ждали результаты экзамена.

Домой я вернулась поздно вечером. Теперь здесь всегда было тихо.

Мама почти не выходила из комнаты, а папа либо на работе, либо у телевизора. В конце недели он соберет вещи и уедет к любовнице, или куда пожелает – такое условие поставила мама. Сказала, что устала терпеть ложь. Кажется, после похорон Майи ей стало плевать абсолютно на все. Той семьи, которую она так пыталась сохранить, уже давно нет, и последний ее кусочек, за который стоило бороться, теперь покоится на местном кладбище.

Я тоже уеду, как только буду уверена, что родители, пусть и порознь, но смогут жить дальше. Может быть, и у меня это когда-нибудь получится.

На похоронах я последний раз виделась с Никитой. Мы даже не говорили друг с другом, лишь встретились взглядом и все. Я бы хотела совсем не знать его, но, увы, свои ошибки исправить очень сложно.

Кира тоже была на похоронах, держалась отстраненно ото всех, а после погребения сразу ушла. Больше я ее не видела. Ни она, ни я не звонили друг другу. Что-то мне подсказывало, мы больше не встретимся. Оказалось, Майя была той причиной, по которой все мы были близки, и без нее мы просто знакомые.

Я часто гуляла в окрестностях городского парка днем. Так у меня был шанс не слышать, как ругаются родители, или как плачет мама. На одной из таких прогулок я столкнулась с Максимом Белинским.

– Здравствуйте, – поздоровался он, увидев меня. Я шла, опустив голову вниз, и никого не замечала.

– Здравствуйте, – я улыбнулась.

Несколько секунд мы не знали, что сказать друг другу еще. Я не знала, в курсе ли он о смерти Майи да и интересно ли это ему.

– Мне очень жаль, – произнес он, будто услышав мои мысли, – я надеялся на лучшее.

– Спасибо, – я хотела сказать это обычным голосом, но ком в горле превратил его в шепот.

Мы снова замолчали, и я уже хотела попрощаться, но он произнес:

– Скажу вам честно, я рад, что ваше алиби подтвердили. Думаю, родителям важно было знать, что вы не виноваты.

– Я виновата, – произнесла я. – Если бы я не переспала с Никитой, мы бы с Майей не поругались ни в тот вечер, ни раньше, и тогда она не оказалась на крыше этого замка. Все просто, – я улыбнулась сквозь слезы, – мои поступки спровоцировали ее смерть. И пусть не я стояла с ней на крыше – я толкнула ее. И мне с этим жить.

Следователь с пониманием смотрел на меня, а затем сказал:

– Мы всегда будем себя за что-то винить. Поверьте, я знаю. Мой друг с семьей разбился на машине. В них врезался пьяный водитель фуры, но, может быть, друг успел бы среагировать и отъехать в сторону, если бы не разговаривал со мной по телефону. Я позвонил ему, чтобы спросить какую-то глупость. Хоть убейте, не помню какую, – он тяжело вздохнул. – Не вы привели сестру на крышу, но я найду этого человека.

Я благодарно ему улыбнулась.

– Кстати, – продолжил он, – вы не знаете, где Кира Сивцова? Мы несколько дней не можем до нее дозвониться.

Я пожала плечами.

– Мы с ней не общались с того самого вечера.

– Если я правильно помню, вы ей звонили, но она не ответила?

– Да, но перед этим она сбросила мой звонок.

Максим хмыкнул.

– А что? – нахмурилась я.

–Я разговаривал с одной девушкой с той вечеринки. Она сказала, что Кира уходила примерно в то же время, в которое Майи не было дома. Мы думаем, что Кира знает больше, чем рассказала.

Я удивленно смотрела на него. Неужели Кира в этом замешана?

У Белинского зазвонил телефон. Взглянув на дисплей, он улыбнулся.

– Простите, мне нужно идти, – сказал он. – Я обязательно сообщу вам, как только что-то узнаю.

– Хорошо, спасибо, – я кивнула и улыбнулась.

Он ответил на звонок и пошел дальше.

Я глубоко вдохнула морозный воздух и медленно выдохнула.

Он был прав, я всегда буду винить себя, и мне есть за что. Моим наказанием будет жизнь без сестры.

2

– Привет, – Макс ответил на звонок, – я почти подошел, но по дороге встретился с Доминикой Грин.

– Ой, правда? – удивилась Алена. – Как она?

– Держится, – Белинскому загорелся зеленый сигнал светофора, и он перешел дорогу. – Я вижу больницу. Ты все дела закончила? Сегодня уже никто из нас на работу не вернется.

– Мне осталось объяснить новому санитару, которого взяли вместо Андреева, куда класть медицинские карты, и после я полностью в твоем распоряжении. Можем пить кофе хоть до утра.

– На это я и рассчитываю, – улыбнулся следователь и зашел в больницу. – Заберу тебя из кабинета через двадцать минут.

– Хорошо.

Макс поднялся на третий этаж, прошел по длинному коридору и завернул в знакомую ему палату. Сюда он приходит уже полгода.

На больничной кровати лежал мужчина. К его рту были подведены большие пластмассовые трубы от аппарата искусственной вентиляции легких. Рядом стояло еще несколько приборов, чьи названия Максим так и не выучил, но точно знал, что один измеряет работу сердца и давление, а другой – температуру. От него было больше всего шума. Этот противный писк порой вызывал у следователя головную боль.

Раньше у мужчины была густая шевелюра и борода, но теперь их сбривала медсестра или сиделка.

Белинский придвинул к кровати стул и присел:

– Привет, Алекс, – произнес он. – Я…Я тут решил, что хочу поговорить с тобой. Хотя мне это кажется бредом, я не уверен, что ты слышишь, – он запнулся и на несколько секунд замолчал. – Боже…Как это странно, – он вздохнул. – По соседству с тобой две недели назад лежала девушка, ее звали Майя Грин. С ней часто говорила ее сестра, будто та была рядом, вот я и подумал…Я расследую дело о ее убийстве, но пока не очень удачно. В отделе, кстати, все про тебя помнят. За твоим столом теперь сидит Роман. Ох, и свинячит же он за ним, – Макс улыбнулся. Он говорил и не мог остановиться. Ему казалось, что Алекс Райн, его лучший друг, сидит рядом с ним, слушает его истории и смеется.

Следователь взглянул на наручные часы. Прошло больше двадцати минут, но Алена не звонила. Либо она все еще занята, либо понимала, почему Максим задержался.

– Ладно, – он сжал его руку, – мне нужно забрать Алену, мы идем гулять по улице и пить кофе. Я обязательно приду на днях и еще что-нибудь тебе расскажу, – он сглотнул ком в горле. – Мне тебя не хватает, друг.

Поставив стул на место, Макс закрыл за собой дверь.

Фотография для обложки с фотостока https://www.pexels.com/ru-ru/photo/1321916/ , автор Chloe



Оглавление

  • Пролог
  •   Майя
  • Первая глава. Их было двое
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  • Вторая глава. Собирая пазл
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  •   6
  • Третья глава. Ландыш распускается в мае
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  •   6
  •   7
  • Четвертая глава. За год до трагедии
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  •   6
  • Пятая глава. За пять дней до трагедии
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  • Шестая глава. Мой лабиринт
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  •   6
  •   7
  •   8
  •   9
  • Седьмая глава. Звери в голове
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  •   6
  • Восьмая глава. После
  •   1
  •   2