Чужие [Андрей Валерьевич Грачёв] (fb2) читать постранично

Андрей Грачёв Чужие

Кип тихонько посвистывал грустную мелодию сидя на парапете. Будто не замечая яростный грохот ударов по крышке люка, ведущего к нему на крышу. Он смотрел вдаль, где дырявое как сыр зеленовато-жёлтое светило медленно выплывало из-за чернильно-синего горизонта, проявляя на небе пурпурные облака. По мере пробуждения облака начинали ворчать и сонно охотиться на более ленивых и медлительных сородичей. Тени становились всё ярче, а стуки тише, пока не стало совсем светло и тихо. Только посвистывание Кипа и хищные танцы полностью проснувшихся облаков.

Щёлк-щёлк-щёлк, раздалось со стороны пожарной лестницы. Кип повернулся и с радостью узнал в нежданном пришельце своего друга Туума, щелчками трёх своих ртов приветствовавшего приятеля. Просторный плащ как парус развевался на его обнажённом теле, пока он шарил по карманам в поисках своей трубки. Он весь светился важностью и самодовольством, как это обычно бывает, если застать Туума за работой. Найдя наконец свою трубку, он с важным видом сел поодаль от Кипа, закинул одну тощую ногу на другую и начал беседу, попеременно разговаривая разными ртами, а иногда и сразу тремя.

– Как прошла твоя ночь, друже? Лемма снова пыталась высосать твои соки? Бедняга, сильно ты её обидел.

Свободный от разговоров рот Туум занял своей изящно изогнутой трубкой, раскурив которую принялся с наслаждением пускать клубы пурпурного дыма, быстро обретавшие форму и самостоятельность, устремляясь наперегонки в небо, к уже успокаивавшимся старшим товарищам.

Кип печально кивнул, вяло поднял с колена руку и помахал приятелю. Он был совершенно разбит ещё одной бессонной ночью.

– Я хочу домой, – сказал Кип и заплакал. – Я так больше не могу.

Туум одобрительно защёлкал, подбадривая друга.

– Ты чужак, Кип, ты не сможешь с нами. Я тебе много раз говорил, это было ошибкой. Вернись домой, ходи в море, собирай пыльцу и привози к нам в безтуманный сезон. Будем сидеть с тобой у Нгона в кабаке, и ты будешь рассказывать свои истории, а я слушать.

Кип подошёл к другу и вытянул руки, чтобы погреться от тепла его трубки. В его больших круглых глазницах плясали огоньки, а листва печально шелестела по плечам.

– Знаешь, почему? – сказал он.

– Почему, что? – вкрадчиво ответил друг одним самым маленьким ртом.

– Почему мы с Леммой расстались. Так. Почему я тут сижу каждую ночь?

– Нет. Но там, внизу, шмульки болтают всякое. Что ты съел её третью маму. Тётушку Ралу. – Туум закатил глаза, вспоминая что-то. – Я с ней отплясывал как-то, когда она ещё была куколкой.

Он похлопал друга по сучковатому плечу.

– Не вини себя, я бы и сам не прочь полакомиться свежей кефсой, трудно устоять перед таким соблазном в сезон. Но Лемма странная девушка и видит мир не так, как мы. Побудь ты тут чуть подольше, понял бы как всё устроено – сначала кусает она, а потом ты. Нельзя съесть маму и не поделиться – это страшное оскорбление. Теперь ты снова должен что-то решать. Иначе однажды она уговорит тебя, и ты впустишь её на крышу.

Кип отвернулся и убрал руки в карманы. Он знал, что его друг снова прав – надо что-то решать. Кип погрузился в воспоминания, пытаясь найти ответы в прошлом.

Видавший жизнь рыбацкий баркас бросало из стороны в сторону на густых как масло чёрных волнах. Посреди безлунной ночи было светло как днём – бушующее море исторгало из глубин огромные пузыри, вспыхивающие ревущими факелами на поверхности. Капитан сжимал скрипящими руками штурвал, одновременно сильно и ласково, чувствуя ответное тепло послушного и верного корабля. Он отчётливо видел страх товарищей по дрожанию их крон, но сам оставался холоден как лёд, листочек к листочку, неподвижно. Море могло вспыхнуть в любой момент и выбор у команды был между мучительной смертью в огне и вечной каменной мукой на дне Моря Кошмаров. Только настоящий храбрец или безумец повёл бы в сезон огня свой корабль через смертельные воды, но Кип не был ни тем, ни другим, он был одержим идеей. Идеей мести. Маленькая тварь сточила его великого отца! Давно позабыв о войне между дендрами и сектуниями, старик пустил корни на почётной пенсии ветерана, любовно укрывая тенью своей кроны многочисленную молодую поросль. Кип навсегда запомнил ту залётную лярву, что выточила дыру в старом сердце великана, сбежав со всеми его желудями. Он поклялся отомстить и не отлагая ни минуты, ринулся в море со своей командой. Он рвался вперёд, к дальним берегам, так быстро, как позволяли меха его лодки, без устали раздуваемые верными сородичами. Жёлуди манили его через расстояние, ныли в каждой веточке зовом рода, точно указывая направление. Даже когда весь корабль уже был объят пламенем, и он оставался последним, кого ещё не поглотил беспощадный огонь – он не выпустил штурвала из рук, до последнего стремясь к цели. Туум спас его тогда, сетью поймав с высоты своего дирижабля, в колышущийся кокон которого он постоянно поддавал пурпурные облачка из свой трубки. Случайно ли он оказался там в момент