По ту сторону обычного [Михаил Владимирович Поборуев] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Михаил Поборуев По ту сторону обычного

Зов из глубины

Улов был знатным. Весла равномерно опускались и поднимались, оставляя за собой легкие водовороты. Весело журчала вода за кормой, лодка уверенно шла к берегу. Впереди у Степана были несколько дней напряженной работы. Сегодня он выгрузит рыбу в самодельный холодильник, а наутро займется обработкой. Рыбу надо почистить, выпотрошить, часть развесить сушиться, часть закоптить, часть уложить в бочонки, пересыпав солью. Когда все будет готово Степан погрузит товар в грузовичок и повезет в город. А сегодня можно немного отдохнуть. Степан, невысокий и крепкий, жил в этом рыбацком домике уже почти полтора десятка лет. Оказался он здесь после развода с женой. Людмила, артистичная красавица с беззаботным характером, частенько гастролировала с театром. И вот однажды Степан получил не телеграмму с датой возвращения, а письмо с документами о разводе. Удар был неожиданным. Немного оправившись, Степан подписал документы. Людмилу он боготворил, отдавал ей всю душу, носил на руках. Вот и сейчас не стал мешать, рассудив, что если уж она так решила, то, видимо, ей так будет лучше. Отпустил. Хоть и переживал страшно. Руки опустились, работа не ладилась, мыслей не было. Слабым человеком Степан не был, но потеря подкосила его. Он запил. Запил страшно, беспробудно. В итоге потерял все – престижную работу, квартиру, друзей. Даже самые верные из них потеряли надежду и отошли в сторону. Осталась только древнючая "Волга", да и то лишь потому, что никто не хотел связываться с такой рухлядью. Вопреки всему машина была еще на ходу, и в один сумрачный день Степан, отчаявшись, заправил полный бак, накатил стакан и, решив "будь что будет", поехал куда глаза глядят. Как ехал, куда, где – он не помнил. Как не попался гаишникам, как никуда не врезался, ведает лишь Ангел-хранитель.

Очнулся Степан от холода. Двигатель заглох, капот уткнулся в сугроб, задние колеса висели в воздухе. С трудом выкарабкавшись из машины, Степан увидел небольшой бревенчатый домик. Это и была та самая рыбацкая хижина, в которой нашлось немного дров и вяленой рыбы. Хмель медленно улетучивался, мысли прояснялись. Степан растопил печь, подкрепился рыбиной. Задумался. Вытащить машину в одиночку было нереально. Да и дороги-то не было. Чистое поле, лес, река да избушка. Видно, Ангелу-хранителю надоело бесконечно спасать этого пьяницу, он и забросил машину подальше от людей и дорог. Но все-таки позаботился и обеспечил теплом и пищей на первое время. Степан потихоньку пришел в себя, осмотрелся. Обнаружил во дворе довольно крепкую лодку, подлатал ее как сумел, да и начал рыбачить. Со временем наловчился, научился коптить и вялить рыбу, солить в бочонках. К весне удалось и машину вызволить, начал возить улов в ближайший городок. Да так и обосновался в хижине, обжился. С потерей жены смирился, переболел, стал жить дальше. Вот и сегодня богатый улов, сделает много запасов, отвезет в город, пообщается с народом. Настроение было хорошее, Степан тихонько насвистывал какую-то песенку. Одно только беспокоило рыбака. Стало чудиться ему, будто кто-то зовет его из-под воды по имени. Тихо так, ласково, печально даже. Но очень настойчиво. Степан помнил, как в далеком детстве бабушка читала ему сказки. Было в них и про русалок. Да только не верил мальчик в эту нечисть, сказки они и есть сказки. А тут вдруг голос этот. Сначала не придавал значения, думал, вода так на перекатах журчит затейливо, да ветер подвывает. Но уж больно часто стал голос слышаться, все явственнее звал по имени. "Степааан… иди ко мнееее..... я жду тебяаааа…"  Жалобно так, заунывно… Да не слушал Степан, громче насвистывал, сильнее греб. Дело надо делать, не до мистики всякой. Три дня напряженной работы на берегу выветрили голос из головы, Степану нравилось его дело. Видавший виды грузовичок отвез приготовленный улов в городок, рыбак удовлетворенно насвистывал, вращая баранку.

Рыба рыбой, но и лесными дарами Степан не брезговал. По возвращении в хижину захотелось сходить в лес. Это был совершенно другой мир. В отличии от речного, тут царили совершенно иные звуки и запахи. Шелест ветра в макушках сосен, пересвист птиц, шуршание листьев под ногами. Нередко Степан слышал похрюкивание кабана, трубный голос лося. Запах нагретой на солнце хвои успокаивал и воодушевлял одновременно. Рыбак собирал чернику, одновременно присматривая деревья, подходящие для заготовки дров на зиму. Посреди большой поляны стоял величественный дуб, под которым Степан любил отдохнуть после сбора ягод или грибов. Он даже подружился с белкой, жившей, по всей видимости, где-то в дупле дуба. Главное – тут не было слышно леденящего душу русалочьего голоса. Тихая размеренная жизнь, наполненная физическим трудом, расставила в душе Степана все по местам. Наутро Степан отвязал лодку, загрузил сети и направился в заводь. Тихий плеск весел, журчание воды за бортом… и снова едва слышный, но настойчивый голос. Он становился все громче, навязчивее. Степан изо всех сил старался не слушать, не обращать внимания, но голос звал, проникал прямо в голову, не отставал. Степану стоило огромных усилий не поддаться и не прыгнуть в пучину. В этот день рыбак вернулся на берег ни с чем. На следующий тоже. Голос был невыносим, он так и тянул Степана прыгнуть в воду. Рыбаку даже почудилось лицо среди волн, он изо всех сил ударил веслом, круги разошлись по воде, лицо заколыхалось и исчезло. Но не надолго. О рыбалке не могло быть и речи. Теперь Русалка звала его, как только рыбак подходил к берегу. Это было невыносимо. Русалочий голос навевал тоску, был жутким, потусторонним. И в то же время манящим, зовущим, влекущим бросить все и уйти на глубину. И Степан бросил все. И ушел.

Степан уехал в город, подальше от реки. Он бросил обжитую, такую уютную и родную хижину. Бросил привычное и уже ставшее любимым рыбацкое дело. Русалочий зов был невыносим, вот и решился Степан на крутые перемены. Накопленных за полтора десятка лет средств хватило, чтобы снять комнатушку. Грузовичок был продан, Степан купил небольшой легковой автомобиль. Сидеть без дела рыбак не мог, руки требовали работы, и Степан устроился в местную больницу санитаром. Там требовались крепкие выносливые мужчины, и Степан оказался очень кстати. Поначалу было трудно привыкать к стонам и мольбам пациентов, это было гораздо тяжелее физической работы. Но все же это были голоса живых конкретных людей, а не потусторонний русалочий зов. Степан привык. Въевшийся, казалось, в самую кожу запах рыбы исчез, сменившись запахом лекарств. Привык и к вроде бы безобидной фразе "отключаем от системы". Первое время он вообще не придавал ей значения, пока не узнал смысл этих слов. Иногда они означали, что пациента отключают от системы жизнеобеспечения, потому что диагноз не давал никаких надежд. Это было трудное решение для всех. Иногда фраза означала, что пациент уже может сам обходиться без системы, и это было радостной вестью. Но все это не касалось Степана, это было делом врачей и сестер. Степан научился воспринимать только репродуктор, вызывавший бригаду. Русалочий зов постепенно забывался, уходил в прошлое. Степан работал добросовестно, усердно, физический труд его не сильно напрягал, он привык на реке много и долго работать. Персонал, и врачи, и сестры, уважали молчаливого крепкого санитара. В одну из своих вечерних смен Степан вновь услышал фразу "отключать от системы".  Хотя он и не обращал на это внимания уже давно, но тут остановился. Что-то в сегодняшней интонации врача было не так. Было понятно, что отключают не по радостной причине, но было что-то еще. Степан осмелился подойти ко врачу.


– Извините, доктор.. – Робко начал он. – Опять нет шансов, да?


Доктор вздохнул.


– Все не так просто. Пойдем покурим…

Доктор был задумчив и выглядел растерянным. Степан никогда не курил, но вышел на крыльцо больницы вместе со врачом.


– Доктор, что с ним?


– С кем?


– С тем, кого отключают.


– А…  Да все как обычно, в общем-то. В коме почти год. Шансы 50/50. Больница не в состоянии дальше содержать, сам понимаешь, финансы… А родственников нет. Мы не нашли. Вроде и может поправиться, но нужно время. И деньги. А их нет. Да, знаю, не первый раз. Наверно, старею, становлюсь сентиментальным. – Доктор вздохнул. Докурил сигарету, выбросил в урну.  – Пойду проверю. Приказ может уже сегодня прийти.


– Можно я с вами?


– Со мной? Зачем? Что тебе там делать? Впрочем, хуже точно не станет, а мне все легче не одному будет.

Они поднялись на лифте на четвертый этаж, вошли в палату. Степан никогда в этой палате не был, больной лежал здесь очень давно, помощь санитара не требовалась. Посередине палаты на кушетке лежала худенькая пациентка. Она почти вся была опутана проводами, датчиками, трубками капельниц. Диагностический монитор попискивал и перемигивался разноцветными индикаторами. Половину лица закрывала кислородная маска. Впалые глаза закрыты, волосы спрятаны под косынкой. Сероватое изможденное лицо. Степана словно ударило молнией. Он бросился к кушетке, упал на колени, руки не слушались..


– Люда! Людочка! Что с тобой? Доктор, что с ней? Почему? Как?


– Вы ее знаете? Надо же.. – Доктор был и обрадован, и озадачен одновременно. – Она попала в аварию. Автобус занесло на скользкой дороге, водитель не справился, упали в реку. Она долго пролежала в ледяной воде…


– Доктор, пожалуйста, не отключайте!!! – Степан едва сдерживал себя. Он взял руку жены, припал губами… – Пожалуйста! Я заработаю, я смогу!


Но доктор не слышал Степана. Все внимание врача было приковано к монитору. Показания вдруг стали меняться, попискивание стало чаще, громче. Но сигнала тревоги не было.


Женщина открыла глаза.


– Степан… ты все-таки пришел…

Гномы и люди

Когда-то давным-давно на Земле вместе с людьми жили гномы. Эти трудолюбивые, бескорыстные хранители земных недр часто помогали людям. То укажут место для колодца с чистой и вкусной водой. То наведут на залежи богатой железом руды. То помогут найти самый большой и чистый алмаз. Нередко и выводили заблудившихся или упавших в яму растяп… А люди в ответ угощали гномов парным молоком, ароматным хлебом, сочными плодами. Да и одежду, теплую, удобную и красивую, не жалели. Но попадались среди гномов и шутники. Иного выведут не туда, или колодец с грязной и вонючей водой укажут. Да и люди, надо сказать, не отличались особой искренностью,. То молоко разбавленное или кислое подсунут, то одежду из прочной, но холодной и неприятной синтетики дадут. Со временем Гномы стали считать людей жадными и нечестными, а люди гномов хитрыми и коварными. В конце концов поссорились окончательно, и гномы ушли. Ушли в свой мрачный и суровый, но понятный и честный подземный мир. А люди продолжали разбавлять молоко, пить вонючую воду, ходить в целлофановых одеждах. Лишь изредка выходят гномы на поверхность посмотреть, как живут их бывшие друзья. Увидят далекие огни, послушают грохот машин, почувствуют неестественные, противные запахи, и уходят обратно. Бывало, увидит человек краем глаза маленькую фигурку на склоне, захочет разглядеть поближе… да скрылся уже гном в своем подземелье, засыпал вход землей, прикрыл корнями деревьев.. и решит человек, что померещилось ему, да и пойдет своей дорогой. И осыпаются заброшенные ходы, зарастают корнями, и не разберешь уже, дерево это так причудливо выросло или гном замаскировал свой мир от посторонних глаз…

Домовой

Жил на свете Домовой. Обычный такой Домовой. Добрый. Тихий. Людям помогал. Потерянные вещи приносил, почистить дымоход напоминал, вместе с котом мышей гонял да недобрых людей от дома отваживал. Хорошо жил. Не то, чтобы припеваючи, но был доволен. Хозяева хорошие попались, молочком угощали, за печкой чистили, называли ласково. Уважали. Ценили. Да понадобилось хозяевам в город уехать. Насовсем. Домовой так и не понял почему. Но знал – так надо. Иначе никак. Ну, переехали. Кота с собой взяли. Домового тоже. Но не смог Домовой там жить. Печки нет. Высота пугает. Холодные каменные стены давят. И гудит что-то все время. Понял он, что не выжить ему тут. Жалко было хозяев, но жить-то хочется. И ушел. Тихо, без прощаний, чтобы лишний раз тоску не наводить. Записочку только написал, мол, поймите и простите. Люди сразу поняли, что не стало в доме Хранителя. Холодно стало, неуютно. Да и кот загрустил, все чаще к людям на колени стал залезать. Погоревали, да что ж поделаешь… Поняли. Простили. А Домовой в старый дом вернулся. Как дошел не помнил. Три дня потом отлеживался за печкой. Ну, оправился, ничего… Грустно, конечно, в пустом доме, зато живой. Мышей гонял, за порядком следил, чужих отваживал. Хранил дом. Да без людей-то дом все равно ветшает, как ни старайся. Долго ли, коротко ли, но рассыпался дом, нельзя там жить стало. Надо что-то думать. Вышел Домовой на улицу. Сначала во двор. Потом за калитку. Потом через поле. И вышел на проселочную дорогу. А на дороге существо незнакомое стоит. Чуть выше Домового, кругленькое, на лист травяной похоже, что вдоль дороги растет. Смотрит на Домового, "-ты кто?" – спрашивает. Рассказал Домовой свою историю. Вздохнуло существо сочувственно, да о себе рассказало. Родственником оказалось. Подорожником зовут. Нет, не трава это. Траву так потом уже назвали. В их честь. Подорожники как Домовые. Только не дома оберегают, а дороги. И людям помогают. Добрым. Колдобины разглаживают, лужи осушают, деревья вдоль дороги сажают, чтобы путник мог от дождя или зноя укрыться. А злых не любят. Как увидят разбойника, так перекопают всю дорогу, ямы водой зальют, корнями за ноги хватают, в лужу свалить пытаются. Боятся разбойники Подорожников, толпой ходят, криками сами себя подбадривают. Да слабо это помогает, Подорожники хорошо свое дело знают. Да и путник как услышит крики да ругань, так сразу с дороги сойдет, за кустом укроется, спасется от разбойников. Но стали люди другие дороги строить. Каменные, асфальтовые. Подорожникам не под силу стало пробиться сквозь камень, корней не выпустить, яму не засыпать. И уходят они с таких дорог. "– Вот и здесь" – говорит Подорожник – "когда-нибудь проложат такую дорогу. А пока я тут хранителем. Пойдем, покажу свои владения. Может, и тебе какой-нибудь домик на обочине приглянется, да сгодится твое умение…" И пошли они по дороге, навстречу закатному солнцу, думая каждый о своем. А на самом деле об одном – что люди перестали верить в добро, перестали ценить тех, кто их любит, заботится, помогает. О том, что скоро вообще забудут о Домовых, Подорожниках, Леших…

Рябинка

Маленькая Рябинка открыла глаза и тут же снова зажмурилась. Первое в ее жизни ослепительное весеннее солнышко ласково грело тоненькие ветки. Рябинка радостно потянулась к солнышку, расправляя первые листочки. Она нежилась целый день, а к вечеру пошел дождь, и Рябинка с удовольствием напилась прохладной свежей водой. Шел день за днем, Маленькая Рябинка становилась все выше, листьев на ветках становилось все больше. Однажды Рябинка заметила, что дни становятся короче, а ночи холоднее. Подружки Березки рассказали ей, что приближается осень, и все деревья должны будут одеться в яркие наряды. Маленькой Рябинке очень понравилась эта традиция и, когда пришло время, она радостно надела яркое, желтое с красным и коричневым оттенками, платье. А потом пришла зима и Маленькая Рябинка сняла свой наряд и укрылась белым пушистым одеялом. Она уже догадывалась, что будет, когда она проснется… Дни шли за днями, годы за годами… Маленькая Рябинка выросла в настоящую лесную красавицу. Она давала отдых птицам на своих ветвях, радовала по осени красочными нарядами, а на зиму оставляла на своих ветвях ярко-красные гроздья спелых ягод для лесных друзей....  То ли беспечный ветер, гуляя по миру без границ, принес что-то, сам того не ведая, то ли лесной проказник Леший, завидуя нашей красавице, задумал пакость… Рябина заболела… Мудрый хранитель Лесовик собрал лесных докторов – дятлов – и попросил их приложить все усилия для спасения всеобщей любимицы. День и ночь трудились дятлы, доставая паразитов из-под коры Рябины. Следы их работы сложно не заметить. Но спасти Рябину не удалось… Старожилы леса, пробегая или пролетая мимо этого места, бросают мимолетный взгляд и вспоминают о лесной красавице. А молодежь… А что молодежь? Их мало заботит прошлое, они устремлены в будущее, у них вся жизнь впереди. Они встретят другую Маленькую Рябинку и будут вместе с ней расти и радоваться ласковому солнышку, прохладному дождю и пушистому белому одеялу....

Гном или…?

Когда-то давно гномы и люди были дружны. Обменивались знаниями и умениями, товарами, ценностями. Нередки были и браки между представителями двух народов. Земные девушки всегда славились своей красотой и обаянием, да и трудолюбие, бескорыстность и смекалка гномов не были секретом. Сейчас все не так. Гномы ушли под землю, люди не стали их искать, оставив память о гномах лишь в сказках. Гномы все реже выходят на поверхность. Но до сих пор красота земных девушек не перестает пленять жителей подземелья. Бывает, какой-нибудь особо романтичный гном страстно влюбится в земную девушку, всей своей бескорыстной душой желая взять ее в жены. Да разве ж пойдет она теперь? И остается такому гному идти на поклон к колдуну, глубоко под землю, едва ли не в центр планеты. Долгим и трудным оказывается это путешествие, но любовь дает силы и надежду. Добравшись до жилища колдуна, гном приносит дары и высказывает свою просьбу – стать высоким, красивым и сильным, как люди с поверхности. Колдун исполняет желание, но требует плату – ум. Что делать безнадежно влюбленному гному? Он соглашается. И выходит на поверхность красивый, высокий и сильный мужчина. но в голове у него только одно – я стал красивым и сильным, теперь все девушки должны быть моими! Про свою любовь он давно забыл, да и не нужна она ему больше. Немало таких и среди земных мужчин, да поди разберись теперь, гном он заколдованный или просто дурак…

Де-жа-вю

– Вот здесь направо, по этой улице быстрее будет, тут народу меньше. Сейчас войдем, сразу в 15 зал, попросим смотрителя показать закрытую коллекцию. Вообще-то им не положено, но за символическую плату они с радостью нам откроют. – Евгений уверенно вел друзей в Лувр. Все уже привыкли, что он всегда знал куда как идти и что лучше смотреть, и всегда непременно приглашали его в путешествия. Парень не отказывался, он любил бывать в новых местах, осматривать достопримечательности. Свою способность знать дорогу и собственно объект посещения он называл "мое дежавю". Впервые Евгений столкнулся с ней еще в школе, во время первой экскурсии с классом в Питер. Никогда не приезжая в него раньше, школьник вдруг понял, что все это где-то когда-то уже видел. Он смотрел на картины, узнавая уже виденные когда-то образы, сюжеты, сцены. А сейчас Евгений не столько любовался шедеврами, сколько сравнивал то, что "помнил" с тем, что видел. Вот эта картина висела раньше в другом зале. Эта статуя развернута. А эта композиция вообще выставлена впервые и находилась до этого в музейном хранилище. И так везде, куда бы он ни приехал, какое бы новое место ни посетил.. Это действительно очень походило на дежавю, но продолжалось значительно дольше, на протяжении всего путешествия. Сначала, в школе, это доставляло значительные неудобства. Вроде хочешь узнать что-то новое, насладиться шедевром, а вдруг оказывается, что ты уже и так все знаешь и видел. Евгений очень переживал, считая что с ним что-то не так. Но никакие исследования, тесты, психологические экспертизы не находили никаких отклонений. Мозг Евгения работал в полном соответствии с учебниками по медицине. Это немного успокоило мальчика, но не очень облегчило привыкание к этой способности. Потом, уже много позже, Евгений научился использовать это "свое дежавю" во благо себе и другим. Ведь всегда удобно, когда знаешь как быстрее добраться и что именно спрашивать. А самому ему стало интересно сравнивать то, что он видел, с тем, что "помнил"…

– Алло, скорая! Тут женщина рожает!


Машина приехала быстро. Роженицу аккуратно поместили в салон, уложили, пристегнули для безопасности. Схватки продолжались с правильной периодичностью, все шло хорошо, врач был спокоен и уверен.


– Имя уже придумали? – попытался он немного снять напряжение будущих родителей.


– Да, Женя.


– Мальчик, девочка?


– Не знаем. Хотим, чтобы это стало сюрпризом. Потому и имя такое выбрали, чтобы не ошибиться.


– Ну и правильно. Когда все заранее знаешь, оно скучно. – поддержал выбор доктор. – Ну вот, мы уже и приехали.


Сирена стихла, открылась дверь, санитары уже приготовили и разложили каталку....

Молодой папаша мерял шагами коридор больницы. Он нервничал. Неудивительно, первый ребенок, такой долгожданный и желанный. Волнительное ожидание радостного чуда не давало спокойно сидеть на месте. Врачи вдруг засуетились, на вопросы не отвечали, быстро убегая за двери бокса. До слуха донеслась фраза – "спасаем мать, ребенок без шансов"… Молодой человек рванулся было в бокс, но его оттуда бесцеремонно вытолкали. Мозг лихорадочно работал, прокручивая самые страшные картины. Что делать??? Как помочь? Взгляд неожиданно упал на небольшой образ Богородицы в углу холла, почти у самого потолка. Молодой человек бросился на колени, перекрестился. Никогда раньше не думая о Боге, не зная никаких правил и слов, он начал истово молиться. "Пресвятая Богородица, помилуй.." , "Господи, спаси и сохрани"… "Отче наш, иже еси…" Новые, неведомые доселе Слова сами слетали с губ… Посетители аккуратно обходили молодого человека, кто-то поставил перед ним стакан воды, медсестры понимающе притихли…

– Да, такое бывает. Это не в нашей власти. – вздохнул Ангел. – Нижний мир заражен грехом, который нарушает гармонию, заложенную Творцом. Из-за этого иногда случаются непоправимые вещи, все идёт не так, как должно. Происходят несчастья, войны, болезни.  Люди умирают, иногда намного раньше, чем положено. Но порой даже лучше, что кто-то сразу отправляется в край вечного блаженства и покоя, не успев натворить дурного, не зная греха, не перенося страданий.  Может быть, ты что-то хочешь перед отправкой?


– Да, мне бы хотелось посмотреть Землю. Не может быть, чтобы мир, созданный для счастья, был совсем плох. Неужели грех все настолько испортил? Может быть, есть что-то хорошее, значительное, интересное, красивое, что смогли сделать люди?


– Конечно есть. Творец милосерд, и даже в этом мире он создаёт, руками людей, великие вещи. Я покажу тебе Лувр, храм Василия Блаженного, Большой театр, великую Китайскую стену, пирамиды Египта и многое другое…

– Ну что ж, время пришло. – Ангел был грустен. Он всегда очень переживал, когда душа не могла родиться, а сразу отправлялась в благословенный край. – Но я хочу тебе еще кое-что показать.


Облака немного поредели, внизу стала видна больница. На операционном столе лежала женщина, вокруг нее деловито сновали врачи, сестры, ассистенты. Рядом, в маленькой кювете, одиноко лежал мальчик. Бездыханный, но еще теплый, укрытый мягкой пеленкой, с кислородной маской и капельницей. А за стенкой, в холле, на коленях самозабвенно молился молодой мужчина....


– Тебе пора. Тебя ждут, наверху все приготовлено. – Ангел говорил мягко, ласково, успокаивающе…


– Я иду вниз!....

Пугало

Стояла посреди поля деревушка. Небогатая такая деревушка. Бедная деревушка, прямо скажем. Жил в деревушке парень. Хороший такой, честный, работящий. Да только невезучий сильно. То скотина заболеет, то урожай погибнет. Сам с воды на воздух перебивался, семью прокормить не мог. Не придумал ничего лучше, как пойти к ведьме в услужение. Да не поняли его люди, не простили предательства, прокляли. Не смог парень с проклятьем жить. Обратился к ведьме. "Преврати, – говорит,  – меня в чурбана бесчувственного.  Нет сил терпеть, болит душа, кровью обливается. И рад бы вернуться, да не примут меня люди, семья родная стороной обходит… " Выслушала ведьма. Поняла. Не злая она была. Хоть работящий парень был, хороший помощник, да пожалела. Исполнила желание. Стоит теперь посреди поля пугало огородное. Жара не чует, мороза не ощущает. Палками-костьми стучит, руками-банками железными погромыхивает, на ветру колышется. Только пугает всех. Поняли люди свою ошибку, раскаялись. Пришли к пугалу, прощенья просят. Да оно слышит, не видит ничего…

Невидимая помощь

Ночь. Рев мотора. Слепящий свет встречных фар. Борис мчался, не разбирая дороги. Только бы успеть…


Поздний звонок выдернул его из кровати:


– Боря, что-то у меня руки не слуш.... Гудки. Тишина. Борис схватил шприц, кислородный баллон. Набрал номер экстренной службы:


– Женщина, приступ, адрес такой-то..


Зная, как работают спасатели на селе, прыгнул за руль. Поздний вечер, машин уже не так много, но есть. А времени нет.  Педаль газа в пол. Красный свет? Не важно, потом со штрафом разберемся. Пешеход? Извини, брат… Железнодорожный переезд? Если не успею проскочить, то и спешить уже некуда, газу! Что там справа? Бензовоз? Притормозил, спасибо!… Дорога сливалась в одну узкую полоску перед глазами. Фонари, машины, светофоры мелькали где-то на самом краю сознания. На голом рефлексе увернулся от неожиданно остановившегося на обочине старенького жигуленка. Только бы успеть…


Борис вихрем влетел в дом, едва не снес дверь с петель. Укол, таблетка под язык, кислородная маска. Задышала, успокаивается, потихоньку розовеет… Теперь можно и медиков ждать…

– Так, что там у нас? Едет? Хорошо. Успеет? Давай на светофоре всем красный, на сбой электроники спишут.  Мужику на переходе организуй звонок на мобильный, пусть не выбегает. Так, хорошо. Поезд? Девушку с чемоданом задержи, пусть запнется в дверях вагона, проводника позовут. Бензовозу под колесо гвоздь подбрось, ничего, не обидится. А этому дачнику на жигулях пусть в туалет приспичит, да чтоб остановился перед ямой, фарами осветил. Успел? Спасатели едут? Ну вот и славно. Внуков еще не видела, рано еще ей к нам…

Пенсионер

Иван медленно брел по лесу. Голова легонько кружилась, тишина звенела в ушах. За всю свою долгую жизнь Иван был в лесу впервые. Каждый день, кроме выходных и праздников, он проезжал мимо на рейсовом автобусе из своего поселка в ближайший городок. Сначала в школу. Потом в техникум. Потом на работу. А последние пару лет просто по привычке. Дома пенсионеру делать было нечего. Телевизор, показывавший лишь три канала, надоел хуже горькой редьки. Знакомые или пьянствовали, или ругались дома с женами. Иван горькую не жаловал, жену проводил в последний путь уже давно. Да и не ругались почти… Вот и ездил в городок. Пройдется по рынку, зайдет на родной завод перекинуться в домино в обеденный перерыв. В "собесе" с такими же пенсионерами о жизни перемолвится. Купит чего из еды, да и обратно. Глядишь, там уже вечер, можно и отдохнуть. А сегодня автобус сломался. Сколько Иван себя помнил, это был один и тот же автобус. Вот и пришла пора ему, наверно, тоже на пенсию. Водитель высадил пассажиров метров за триста до остановки, закрыл двери и ушел куда-то. Пассажиры разъехались. Кто на попутке, кто такси вызвал, кто как вобщем. На такси у пенсионера денег не было, да и спешить некуда. Следующего автобуса ждать не один час, вот и решил Иван в ближайший лесок заглянуть. Лес встретил нежданного гостя звенящей прохладой, дурманящим запахом прелых листьев, мокрой земли, горьковатым ароматом слегка прихваченной первым морозцем рябины. Иван с упоением вдыхал незнакомый, но такой сладостный аромат, с наслаждением слушал тишину, отдыхая от автобусного гула и лязга. Все казалось ему чудесным, волшебным, загадочным, но таким желанным и долгожданным, словно он вернулся домой. Почти такое же чувство, только слабее, было, когда Иван вернулся в родной поселок из армии. Тогда была радость, желанный отдых и покой. А сейчас бесконечное счастье, тихое, но всепоглощающее, блаженное, вечное.

Сколько Иван так бродил, он не помнил. Про обратную дорогу думать не хотелось, здесь было так уютно, неспешно, по-родному. Старческие ноги напомнили о себе и Иван сел на большой круглый пень, оказавшийся совсем не холодным и даже не жестким. Прислонился спиной к торчащему обломку некогда мощного ствола. Какая-то пичужка, вспорхнув с ближней ветки, села ему на голову и стала что-то выщипывать из старой шапки. Пенсионер благостно улыбнулся. Задремывая, Иван подумал, как хорошо было бы остаться здесь, пить воду из ручья, есть ягоды и грибы, дышать туманом....

Ивана искали почти неделю. Соседи, да и бывшие сослуживцы забеспокоились, когда на третий день Иван не появился ни дома, ни на заводе, ни в "собесе". Спасатели вычислили и автобус, и направление, куда пошел пенсионер, подсказал кто-то из пассажиров. Прочесывали ближайший лесок плотной цепью, много раз проходя мимо странного пня, похожего на сидящего человека. Иван все видел и слышал. Но молчал. Он не хотел говорить, не хотел двигаться, ему было хорошо и спокойно. Он не хотел возвращаться. Старческие ноги перестали болеть, они словно проникали в землю, уходя все глубже, все ближе к живительной влаге. Руки лежали на коленях, по ним изредка прыгали белки, забавно щекотали запястья, пытались спрятать орехи или шишки между пальцев. А весной из старого пня начал расти молодой здоровый побег....

Молодой побег рос и набирал силу с каждым днем. Ноги-корни крепко вцепились в землю, наполняя ствол соками жизни. Руки-ветви раскинулись почти идеальными окружностями, собирая тепло и свет солнца. Лесные обитатели прятались под ними от дождя и зноя, совы и другие крылатые жители находили отдых на широких сильных лапах. Беспокойные белки сновали туда-сюда, собирая шишки. Иван снова был молод, красив и силен. Вспомнилась незатейливая мелодия, которую пела мама в далеком детстве. Иногда он мурлыкал ее себе под нос. Грибники, деревенские мальчишки и девчонки, пришедшие в лес за ягодами, удивлялись причудливым завываниям ветра в вершинах. Иван был счастлив....

– Петрович, Новый год на носу, а мы без елки. Бери Саньку и Васька в подмогу и давай дуй в лес!

Зимний лес был сказочно красив. Снежные шапки лежали на макушках деревьев, играя золотыми бликами. Солнечный блестящий песок рассыпался яркими искрами, если какая неосторожная белка зацепит хрупкую ветку. Посреди этого великолепия стояла она – лесная красавица. Петрович ни минуты не сомневался в выборе. Санька и Васек завороженно слушали едва различимую песенку ветра. Петрович перехватил топор покрепче и направился к дереву. Песенка испуганно прервалась на полуноте. И нет, чтобы смахнуть снег с пушистых лап… Петрович размахнулся топором да и зацепил большую ветку. Снежная лавина обрушилась искрящимися брызгами, ребята потеряли из виду Петровича. Когда снежная пыль улеглась, Петровича видно не было. Мальчишки перерыли весь снег под елкой, но ничего не нашли. Ни Петровича, ни топора, ни шапки. Ничего не нашли и весной, когда растаял снег.... Петрович объявился в деревне лишь под осень, живой и здоровый. Но какой-то отрешенный, молчаливый. Не долго думая, он собрал вещи, выбросил в пруд топоры и пилы и уехал в город…

…Петрович размахнулся и… белая сверкающая пелена поглотила его. Пелена кружилась, покалывала, падала за шиворот. Она была вездесущей. Она забивалась в нос. Она затыкала уши. Она заполнила рот. Она залепила глаза. Петрович остолбенел от неожиданности. Постепенно кружение утихало, пелена ослабевала, бледнела, таяла. Наконец Петрович смог разглядеть все вокруг. Вот мальчишки копаются под елкой в снегу. Они показались Петровичу какими-то необычно маленькими, как бы где-то далеко внизу. Он хотел окликнуть ребят, но словно ком в горле застрял. Хотел подойти, но ноги не слушались, они будто приросли к земле. Руки… одеревенели??? Ледяной ужас охватил Петровича, он понял, что шевелиться может только тогда, когда ветер качает его ветви…

Зима была долгой, холодной. Но Петрович не чувствовал холода. Он вообще ничего не чувствовал. Паника постепенно ушла, осталось отчаяние. Дни шли за днями, незаметно наступила весна, потихоньку растаял снег. Петрович неожиданно почувствовал как по его … жилам?.. потекли живительные соки. Они наполняли всего его теплом, жизненной силой. Петрович ощутил как ствол становится упругим, как набухают почки, как распускаются литься. Радость наполнила Петровича. Он жив!!! Жив!!! Только никто и никогда об этом не узнает… Эта мысль подавляла, сводила с ума..

Однажды утром Петрович увидел лесничего. Тот помечал сухостой, старые, больные и просто мешающие деревья для вырубки. "Нет, нет, меня нельзя! Я же ЖИВОЙ!!!" Небольшие круглые листочки с зазубринками по краю мелко задрожали от страха… И вдруг Петровича осенило. Озарение было подобно грому среди ясного дня. Он все понял. За осознанием постепенно пришло раскаяние. За раскаянием медленно, со скрипом – смирение. Петрович прочувствовал справедливость всего произошедшего. Отчаяние ушло. Петрович принял свою участь. Теперь он нуждался только в одном – прощении. И лес простил человека. И отпустил…

Отпуск в деревне

Алена с трудом провернула ключ. Стальная дужка открылась и древний навесной замок с грохотом упал на деревянные ступеньки. В доме было чисто и светло. Было видно, что домик необитаем, но и не заброшен – все было аккуратно прибрано, вычищено, отремонтировано. Полуденное солнце жарило прямо в окна, отчего было немного душно. Алена открыла окошко. В нос ударил аромат летних трав. Голова немного кружилась от незнакомых запахов и тишины. После городского гула и грохота тишина казалась девушке ватной, глухой, давящей. Алена села перед открытым окном и смотрела на деревенскую улицу. В деревню девушка приехала отдохнуть от городской суеты, тщательно подобрав местечко, где будет тихо, уютно, и по возможности хуже со связью. Ей хотелось хоть ненадолго вырваться из бешеного ритма, набраться сил. Алена сидела у окна, вдыхая чистый воздух и слушая тишину. Ухо медленно привыкало к отсутствию постоянного гула, начинало различать ненавязчивые, ласковые природные звуки. Вот на ветке чирикнула какая-то пичужка. Вот легкий ветерок прошелестел листьями яблоньки. Вот басовито прогудела пчела. Или оса. Или шмель. Алена пока не могла их различить. Немного отдохнув с дороги, девушка решила пройтись по деревне, оглядеться. А если повезет, то и познакомиться с кем-нибудь из местных старожилов. Да так и загулялась до самого вечера. Вернувшись в домик, Алена обнаружила на столе маленькую шоколадку и букетик скромных, но очаровательных полевых цветов. Видимо, это Семен Порфирьевич, хозяин домика, решил сделать приятное своей временной постоялице. Это был сухонький добродушный старичок, который жил сейчас с детьми в городе, помогая им с внуками, а свой домик решил вот сдать хорошему человеку ненадолго. Девушка с удовольствием откусила шоколадку и окунулась в цветы.

Утром Алена решила позволить себе выспаться. Но летнее солнышко ласково щекотало веки, давая понять, что в деревнях по долгу не валяются в кровати. Девушка взяла большое клетчатое покрывало, книжку, плеер и пошла на речку. Расстелила покрывало на теплом песочке и достала было наушники, но неожиданно поняла, что музыка не принесет ей удовольствия, а лишь нарушит гармонию этого чУдного места. Алена купалась, читала, загорала до вечера. Удивительно, но даже книга воспринималась здесь совершенно иначе. Что-то вдруг показалось очень важным и значительным, а что-то неожиданно потеряло всякий смысл. Девушка с интересом прислушивалась к этому состоянию. А вечером на столе опять лежала маленькая шоколадка и букетик полевых цветов.


Следующий день Алена провела в компании пастуха, догнав его на лугу, через который он вел стадо. Пастух оказался балагуром, не брезговавшим самогонкой местного же розлива. Девушка узнала много интересного об этой деревушке, ее жителях, самом пастухе, с удовольствием слушая его своеобразный говорок. Вечером на столе ее снова ждали шоколадка и букетик.


Весь отпуск Алена бродила по лесу, болтала с пастухом, загорала и купалась. Волосы, и без того светлые, стали совсем белыми от солнца, кожа приобрела очаровательный смуглый оттенок, отчего голубые глаза девушки казались еще больше и прекраснее. И каждый вечер на столе в домике ее неизменно ждали шоколадка и букетик. Алена уже давно поняла, что Семен Порфирьевич тут ни при чем, но, как всякая уважающая себя девушка, принимала подарки, оставляя инициативу за тайным поклонником.

– Нет, Кузьма, я тебе так скажу. Ты, хоть и добрый мой сосед, но не обижайся – не дело ты затеял! Я уж молчу про то, где ты шоколадки берешь. Ты посмотри на нее – стройная, грациозная, красивая. Умная. Наверно. Ну, раз книжки всякие читает. Конечно, каждый бы влюбился. А теперь на себя посмотри – маленький, взлохмаченный, хриплый голос. Ну разве ж вы пара? Даже если она и согласится поговорить с тобой, дальше-то что? Уедет она в свой город, и дело с концом. Ты ж не поедешь за ней? Правильно, не поедешь. Ну хорошо, хорошо, допустим, на следующее лето она тоже сюда приедет. И что? Опять будешь ей шоколадки и лютики таскать? Ты думаешь, ей этого хватит? Что еще ты ей дать-то сможешь? Что еще ты умеешь, кроме как дом охранять от нечисти всякой? Ничего!

Кузьма во всем соглашался с соседом, кивал головой, вздыхал, но ничего не мог с собой поделать. Алена пленила его бесхитростное сердечко. После первой встречи с девушкой он буквально потерял голову. Собственно, это даже не было встречей. Домовой выглянул посмотреть, кто же там так неумело грохочет замкОм, да так и застыл от изумления. Девушка была прекрасна. Раненый в самое сердце Кузьма весь день ходил сам не свой, и не смог придумать ничего лучше, чем воровать шоколадки и рвать полевые цветы. Он с трепетом ждал вечера, когда Алена обнаружит его подношение. Домовой очень переживал, вдруг ей не понравится? Безграничное счастье накрыло Кузьму, когда девушка откусила шоколадку и зарылась носом в букетик…

Еще несколько раз приезжала Алена в это чудесное тихое место. Отдыхала душой и телом. Чистый воздух, яркое солнце, покой и парное молоко делали свое дело тихо и незаметно. Нет, девушка не поправилась. Но исчезла резкость движений, появилась несвойственная горожанкам уверенная грация и женственность. Мысли стали спокойнее, яснее, упорядочились сами по себе. Каждый новый сезон, впервые после зимы заходя в домик, Алена втайне от самой себя надеялась, что тайный поклонник не забыл про нее. И каждый раз вечером на столе ее поджидали шоколадка и букетик. Алена чувствовала здесь себя счастливой. Но однажды подарков больше не стало. Алене взгрустнулось. Она уже привыкла к этим знакам внимания, без них отдых был уже не такой душевный. Девушка попыталась полунамеками выведать у деревенских о судьбе тайного воздыхателя, но никто ничего или не знал, или очень умело скрывал. Лето выдалось дождливым, гулять или загорать не получалось, а сидеть целыми днями в домике было грустно, особенно после исчезновения загадочного поклонника. Девушка вернулась в город раньше запланированного. Снова закрутились дела, командировки, переговоры… Деревня потихоньку забывалась, ее место в мыслях девушки заняла новая должность, увеличившиеся обязанности. Порой времени не оставалось даже почитать. На очередных переговорах внимание Алены привлек молодой человек из компании-партнера. Он не бросался в глаза ни манерами, ни внешностью, ни голосом. Но от него веяло такой надежностью, теплом, уверенностью и спокойствием, что Алена не устояла. На первое свидание этот невысокий молодой человек с тщательно приглаженными, но все равно кое-где торчавшими вихрами принес маленькую шоколадку и скромный букетик полевых цветов....

Воскресный папа

Ника бежала через лес к озеру. Ветер свистел в ушах, волосы развевались, ветки хлестали по лицу. Рядом бежал маленький лисенок. Девочка на ходу скинула одежду и с разбега прыгнула в воду. Холод обжег кожу, перехватил дыхание. Девочка вынырнула, глотнула воздух и поплыла к противоположному берегу. Лисенок колотил по воде лапками рядом. Доплыв до берега они развернулись и поплыли обратно. Выскочили из воды и припустили вокруг озера наперегонки чтобы согреться. Ника весело смеялась, лисенок задорно тявкал в ответ. Потом они бродили по лесу, искали грибы, разговаривали. Точнее, разговаривала Ника, лисенок внимательно слушал. Слушал о том, что Ника росла без отца, как ей было одиноко, как ее дразнили в школе, как она считала виноватой себя, потому что папа ушел сразу после ее рождения. Иногда лисенок останавливался и выкапывал из земли какой-нибудь вкусный корешок для девочки, желая ее хоть как-то утешить. К вечеру Ника прощалась с лисенком и шла домой.


– Где ты так испачкалась? – Мама была взволнована поздним приходом дочки.


– Да, в лужу упала, ерунда. – Буркнула в ответ Ника и закрылась у себя в комнате. Мама очень переживала за дочку. С каждым годом она все хуже успевала в школе, все больше замыкалась в себе, все чаще где-то пропадала вечерами. Мама понимала, что причина этого в безотцовстве, но ничего поделать с этим не могла. Отец Ники не появлялся уже почти десять лет, да и нужен ли он ей такой… Где и как его искать мама тоже не знала. Никакие психологи, тренеры, занятия не приносили результата, состояние девочки ухудшалось…

Вечер, темнота, надо делать уроки, но очень не хочется. Да и какой в этом смысл? В школу девочка ходить совершенно не хотела, ей было куда лучше с лисенком. Буквы в учебнике сливаются в кашу, совершенно непонятно что там написано. В голове гул, на душе пустота и мрак....


– Да? – Ника машинально подняла трубку телефона, лишь бы он не звенел так противно.


– Алло? Ника? – Незнакомый мужской голос был довольно приятным. – А мама дома?


– Нет… Вы кто? – В трубке помолчали..


– Видишь ли.. Наверно, мне лучше сначала с мамой поговорить… Но раз уж ты ответила… Может быть, ты согласишься со мной встретиться?


– Папа? – Сердце девочки забилось от волнения, она не знала как реагировать. – Да, я спрошу у мамы…

Вечером мама с осторожностью разрешила девочке встретиться с папой. – Да, это действительно папа. Хорошо, что он решил пообщаться с тобой.


На следующий день Ника не купалась в озере. Она рассказала лисенку про объявившегося папу, поделилась переживаниями, надеждами на лучшее. Лисенок слушал, лежа у ног девочки и забавно шевеля носом.


Первая встреча прошла даже лучше. чем могла предположить девочка. Папа просил прощения за то, что исчез, обещал исправиться. Хотя теперь у него и была другая семья, но он очень хочет видеть, как растет его дочка, и участвовать в ее жизни.

Они встречались два раза в неделю, по вторникам и субботам. Делали уроки, гуляли в парке, катались нааттракционах, ходили в кино и цирк. Ника стала заметно спокойнее, успеваемость в школе поднялась. Мама наконец-то облегченно вздохнула. Девочка все реже пропадала по вечерам, больше бывала дома, помогала маме по хозяйству.

– Знаешь, лисенок, мне теперь и дома не так уж плохо. Ты прости меня. Я, конечно, тебя никогда не забуду, ты навсегда останешься моим лучшим другом. Но папа есть папа, ты же понимаешь?

Лисенок грустно смотрел на девочку глазами-бусинками. Он все понимал. Он чувствовал девочку. Он видел ее радость, перемену в настроении. Девочка погладила лисенка по рыжей шерстке. – Ну, до встречи… Увидимся…

Ника пришла домой раньше обычного. Дома не было никого, встреча с папой только вечером. Наводя порядок на кухне, Ника заметила на холодильнике папку с какими-то документами. Детское любопытство взяло верх над правилами приличия и девочка открыла папку. "Договор на оказание услуги ОТЕЦ НА ЧАС. Дни оказания услуги – вторник, суббота. Цена услуги...."  Слезы затмили текст, сердце перестало стучать… Папка упала на пол, листы разлетелись по всей кухне....

– Привет, лисенок. Как видишь, мы снова встретились. Я же говорила, что ты мой самый лучший друг! И я никогда тебя не оставлю. Я останусь с тобой. Навсегда....

Заблудившийся

Это было странно и даже смешно – в лесу заблудился опытный охотник. Отец Василия брал его с собой в лес с малолетства, учил премудростям, развивал охотничью смекалку, выносливость и умение ориентироваться. И теперь Василий мог бы с закрытыми глазами выйти из леса. Но не в этот раз. Последние пару часов Василий преследовал зайца. Заяц, казалось, не замечал охотника, неспешно скакал по своим заячьим делам. Василий неслышно следовал за ним, несколько раз даже вскидывал ружье для выстрела, но заяц неожиданно прыгал в сторону и на несколько минут исчезал из вида. И вот наконец окончательно скрылся в чаще. Василий крякнул с досады и огляделся. Лес вокруг был ему не знаком. Такие же елки, березы и осины, но какие-то другие, не свои. Василий это точно знал. Надо было возвращаться. Но куда идти? Место чужое, незнакомое. Компас Василий не носил уже много лет, да и когда носил, ни разу не воспользовался. А сейчас вот пожалел, что не взял. Небо было плотно затянуто низкими тучами, понять где солнце невозможно. Лес странный, никакого мха на стволах деревьев. Ни одного муравейника. Свои собственные следы Василий тоже различить не мог – отец научил его ходить тихо и незаметно, не оставляя ничего после себя. Охотник снял рюкзак, достал катушку с нитками, которыми не раз штопал порванную одежду, вытащил иголку. Набрал в кружку воды из лужи и аккуратно положил на поверхность иголку. Иголка тотчас повернулась и застыла. Самодельный компас сработал, но какой конец иголки указывает на север? Василий задумался. Зайца он преследовал пару часов. Из дома вышел до рассвета, часов в пять. А сейчас слегка за полдень. Значит, если быстро идти в одну сторону часов шесть, то можно или выйти к поселку, или понять, что пошел не в ту сторону. Ночевать в лесу для Василия было не в первой, он решил идти наугад. Развернулся и пошел в сторону, которую указывало острие иглы. Если к вечеру не выйдет, значит переночует в лесу, а наутро пойдет уже в сторону игольного ушка.

Василий шел бодро, но не спешил – берег силы. Часа через три довольно приятной прогулки по незнакомому лесу охотник неожиданно уперся в стену. Стену из стволов относительно молодых елок. Деревья росли настолько плотно, так близко друг к другу, что пролезть между ними не было никакой возможности. Разве что тот заяц мог бы просочиться, да и то не факт. Василий озадаченно нахмурился. За почти сорок лет охотничьих походов по окрестностям такого он никогда не видел. Охотник считал, что знает практически каждый уголок этого леса, но сейчас понял, что это не так. "Заяц,заяц, куда ж ты меня завел?" – пробормотал Василий себе под нос. "А сам-то хорош! Тоже мне, Алиса в Стране Чудес – следуй за белым кроликом, ага!" – тут же ответил внутренний голос. Ну, сказки сказками, а выбираться надо. До заката время еще есть, если немного прибавить ходу, может получиться выйти до темноты. Василий на всякий случай прошел туда-обратно вдоль странной еловой стены, убедившись, что обходить нет смысла. Развернулся и бодро пошел обратно, сверяясь по самодельному компасу. По его расчетам, он должен был вернуться туда, где потерял зайца, часа через два. Ну а потом уже в сторону дома. Но часа через четыре, около восьми вечера, Василий опять уперся в такую же еловую стену. Это обстоятельство сильно озадачило бывалого охотника. Такого просто не могло быть. Ни он сам, ни его отец, ни кто-либо из местных охотников и егерей никогда не говорил и не слышал о таком странном участке в лесу. Причем, всего лишь максимум в дне ходьбы от поселка. Вечерело. Продолжать путь ночью в лесу было глупо, Василий устроился на ночлег, надеясь на более благоприятную погоду с утра.

Ночь была тихой. Ни ветерка, ни крика птицы, ни хруста ветки под лапой зверя. Василий проснулся, едва только начало светать. Надежда на чистое небо пропала, как только он открыл глаза. Оставался только самодельный компас, но и он мало помогал в незнакомом месте. Направления по острию иглы и ушку для нитки приводили охотника к еловой стене. Василий решил взять перпендикулярное направление. Хоть куда-нибудь, да должен же он выйти! Но сначала надо вернуться примерно в середину между стенами, туда, где потерялся заяц.Скромно подкрепившись запасами из рюкзака Василий двинулся в путь. Сильно не спешил, шел ровно и спокойно, оглядывая незнакомые окрестности и сверяясь по иголке. Три часа до предполагаемого центра. Теперь поворот и новое направление. Еще три часа и снова еловая стена. Василий разозлился. Развернулся и пошел обратно. Шел быстро, зло. Это было последнее, четвертое направление, оно должно, обязано было быть верным! Пять часов хода и снова стена. Впервые за свою жизнь охотник почувствовал, как на него накатывает паника. "Спокойно, Василий, спокойно. Ты жив-здоров, у тебя есть ружье, немного еды, огромный охотничий опыт. Надо просто разобраться." – внушал он сам себе. Дело шло к вечеру, но до заката было еще несколько часов. Василий достал из рюкзака ярко красный флажок, обычно использовавшийся для загона диких зверей, и повесил его на видное место рядом с загадочной стеной. Мысль была простая – идти вдоль елок, пока они не кончатся. По всей видимости, с ночевкой по пути…

К концу второго дня, после многочасовой очень быстрой ходьбы Василий вернулся к своему красному флажку, сделав полный круг. Охотник был не столько удручен и подавлен, сколько растерян и озадачен наличием этого буквально заколдованного места. Никакой дороги, просеки или хотя бы прохода он не обнаружил. Каким же образом он попал внутрь этого загадочного круга? Еще более странным было полное отсутствие лесных обитателей. Охотник не видел ни животных, ни их следов, ни даже птиц. После недолгих поисков Василий выбрал сосну повыше и с помощью ремня забрался почти на макушку. Под ним ясно виделся почти идеальный круг, за которым на многие километры простирался густой лес. Ни дымка, ни огонька даже с помощью бинокля разглядеть не удалось…


Василий осторожно спустился с дерева и задумался. Ситуация была странной, нереальной, просто невозможной. Охотник в задумчивости ходил взад-вперед вдоль еловой стены, размышляя о вариантах. Но их не было. "Что ж за елки-то такие?" – думал он – "Никогда не видел, чтоб так плотно росли. Да еще ровные какие, одинаковые, как на подбор…" Василий подошел вплотную к еловой стене, протянул руку к гладкому стволу… рука вдруг прошла сквозь ствол ничего не ощутив, легко и свободно, как в воздух. "Да чтоб тебя!" – вскрикнул он и помахал рукой туда-сюда. Рука по локоть была за стволом и свободно двигалась. Василий обернулся, схватил ружье с рюкзаком и ринулся напролом через стену. Морок развеялся, закатное солнце ослепило от неожиданности. Василий стоял на опушке леса, а через поле светил вечерними огнями родной поселок.

– Вот ведь настырный какой! Догадался, паршивец! Ладно, держи свой выигрыш… – Леший протянул Кикиморе небольшой мешочек. Кикимора злорадно захихикала, схватила мешочек и исчезла в своем болоте…

Девушка в постели

Весеннее солнышко ласково пригревало пятки, легкий ветерок тихонько играл шторами. Неожиданный резкий гудок автомобиля разбудил Сашу. Он сладко потянулся, открыл глаза. Суббота. Впереди целых два выходных дня, лепота! Парень встал, сделал разминку. Простой холостяцкий завтрак… Два яйца или три? Эх, пусть будет три! И кофе со сливками. Чайник, закипая, потихоньку шумел, яичница аппетитно шкворчала на сковородке.  Вдруг Саша ощутил, как что-то произошло. Не услышал, не увидел, а именно ощутил. Не было ни неожиданных звуков, ни выключения света, ничего. Просто ощущение, будто что-то изменилось. Очень настойчивое ясное ощущение. Саша повертел головой, прислушался. Сделал потише огонь под сковородкой, чтобы завтрак не пригорел, и прошел в комнату. В маленькой комнатушке все было по-прежнему. Так же висел на стене и молчал большой телевизор, так же темнел шкаф с одеждой в углу, так же стоял диван, на котором Саша так любил смотреть фильмы. Но в этот раз на диване лежала девушка. Саша тряхнул головой, прогоняя видение, но оно никуда не делось. Парень проверил окна, входную дверь – все заперто, как и всегда. Откуда она взялась? Девушка лежала на животе, закинув одну руку за голову, а другую уронив на пол, и тихо посапывала во сне. Каштановые волосы до плеч, чистая гладкая кожа. Довольно миловидное личико без признаков косметики, приятная взгляду фигурка. "Тьфу ты, старый развратник!" – выругался про себя Саша, сообразив, что девушка совершенно обнажена. Он достал из шкафа плед и осторожно накрыл девушку. И все-таки, откуда она взялась? Кто она? Вызвать полицию? Но как им объяснить появление человека на восьмом этаже при закрытом замке? Это, конечно, их профессия, но уж больно не хочется выглядеть идиотом в столь пикантной ситуации, особенно зная манеру общения стражей порядка. Саша вернулся на кухню позавтракать в ожидании пробуждения таинственной незнакомки.

Девушка неслышно появилась в дверях кухни. Саша неловко вскочил, как-то скованно помахал рукой


– Привет.  – Девушка молча хлопала длинными ресницами.


– Тебя как зовут? – молчание, растерянный взгляд карих глаз.


– Как твое имя?


– Имя? – голос девушки был тихим, робким.


– Ну да. Меня зовут Саша. – Парень тыкнул пальцем себя в грудь. – Это мое имя. А тебя как зовут? – Палец показал на девушку.


– Меня? Женя. Кажется…


– Кааажется. – Саркастически протянул Саша. – Ну пусть будет Женя. Завтракать будешь?


– Завтракать? – Девушка, казалось, не понимала половину слов.


– Ну да. Кушать. Есть. Трапезничать. – Саша показал жест употребления еды. – Яичницу будешь? Пахнет вкусно?


Девушка смешно потянула воздух носом, кивнула. Саша положил ей в тарелку остатки яичницы, намазал хлеб джемом, налил кофе. Женя удивленно смотрела на тарелку.


– Ах, да. Не руками же… – Саша положил перед незваной гостьей вилку и уселся напротив доедать свой завтрак. Девушка неуверенными движениями принялась за еду. Она словно делала все впервые, как будто училась, глядя на Сашу. Но училась быстро, на лету. Наконец с завтраком было покончено.


– Ну теперь расскажи как ты сюда попала. И откуда ты вообще.


– Откуда? – Опять непонимание.


– Ну да. Сейчас вот ты на улице Лесная, город Москва. Страна Россия. – Саша помолчал, затем вдруг добавил – Планета Земля, Солнечная система. А ты?


– Я не из Солнечной системы…


– Неудачная шутка. – Саша нахмурился. Перспектива общения с умалишенной его не радовала. Это объясняло ее поведение, но не проникновение в квартиру.


– Шутка? Что такое – шутка? – Женя помолчала. Саша пытался прочитать ее взгляд, но не получалось. –  Я из созвездия… по-вашему… Лебедя.


Саша слышал о таком созвездии еще в школе на уроке астрономии. Но оптимизма это не добавляло.


– И что? Ты прилетела спасать Землю? Тоже мне, "пятый элемент"! – Съязвил он.


– Нет, не спасать. Я прилетела научиться.


– Научиться? Чему? – Это было неожиданно. Чему может научиться инопланетянин, сумевший прилететь на Землю из другого созвездия? Да и в адекватности девушки Саша все еще очень сомневался.


– Мы хотим научиться вашим чувствам. Вы это называете любовью. Мы много наблюдаем за вами, но никак не можем понять этот феномен. Это что-то уникальное, у нас такого нет, но нам это очень нравится и мы хотим этому научиться. – Голос Жени зазвучал увереннее, сильнее, ярче. Девушка, казалось, была совершенно искренней. – Мы совсем другие. Для меня создали тело земной девушки, чтобы я смогла стать одной из вас и все узнать.


– Тело тебе, конечно, хорошее сделали, не спорю. – Саша решил подыграть незнакомке. Да и внешность Жени ему на самом деле нравилась. Завернутая в плед, с обнаженными плечами, босая она смотрелась очаровательно. – Но вот чтобы научиться нашей земной любви, это ваши… ученые или кто они там у вас… промахнулись. Для этого тебе надо прожить жизнь тут, на Земле, с самого начала. Родиться здесь, ощутить родительскую любовь и ласку, ответить детским чистым чувством. Подрасти, самой влюбиться первый раз, испытать страсть первого чувства и горечь разочарований. Найти свою вторую половинку, выйти замуж, родить детей. Отдать им всю себя. Вырастить, воспитать. Выдать замуж. Взять на руки внуков. Вот тогда, может быть, ты и поймешь, что такое любовь. Да и красота твоя может помешать, если честно…

Саша встал налить себе еще кофе, а когда сел обратно, девушки уже не было. Только на табуретке лежал скомканный плед.


– Эх… а не скажи ты сразу, что с другой планеты, может, у нас бы чего и вышло… – Вздохнул землянин.

Отец Иннокентий

Отец Иннокентий собирал зверобой. Светило ласковое солнышко, весело щебетали полевые птицы, дополняя сладостное ангельское песнопение, лившееся благодатью с небес. Воздух был напоен ароматами трав, настроение у отца Иннокентия было благостное и умиротворенное. Набрав нужное, он вошел в небольшой домик на опушке. В домике на теплой русской печке лежал пятилетний мальчик. Мальчик никак не мог справиться с хворью и родители очень просили молитв. Отец Иннокентий заварил травы, убрал котелок в печь, чтобы отвар лучше настоялся. Через некоторое время мальчик выпьет отвар и полностью поправится. Эта молитва была легкой, благодатной, придававшей сил. Отец Иннокентий открыл глаза, вернувшись  на землю, встал с колен. На душе было легко и покойно.

Девочка, почти девушка, подросток. Отец Иннокентий никак не мог найти так нужное ей лекарство. В этом огромном шумном городе, казалось, есть все. Все, кроме необходимого. С большим трудом, оббежав не один десяток аптек, отцу удалось найти адрес, где лекарство должно было еще остаться. Он со всех ног бросился туда. Запыхавшись от бега, отец вошел в аптеку. Лекарство было, последняя упаковка, но не в той форме. Нужны таблетки, а были капли. Ну что ж, придется использовать что есть. Он накАпал лекарство в небольшую бутылочку с водой, закрыл крышку. Теперь надо найти девушку. Она в ночном клубе на другом конце города. Прилично уставший от поиска лекарства отец Иннокентий снова пустился в путь. Вот и клуб, но входить туда глупо, да его и не пустят. Несколько часов томительного ожидания были вознаграждены – девушка вышла на порог, затянулась сигаретой. Отец Иннокентий поморщился, как же ловко дьявол охмуряет наивные души. Взгляд девушки упал на бутылку воды в руках отца. Он, ни слова не говоря, открыл крышку и протянул бутылку девушке. Неужели сработает? Девушка сделала глоток, удивленно посмотрела на бутылку, отпила еще немного.

– Странная вода. Но вкусная. – Девушка протягивала бутылку отцу, собираясь уходить обратно в клуб.


– Оставь себе, вдруг еще захочется…

Девушка хмыкнула, убрала бутылку в сумочку и скрылась за дверями клуба. Отец Иннокентий и не ждал благодарности, он лишь надеялся, что растворенное в воде лекарство начнет действовать. Не прошло и получаса, как девушка снова вышла из клуба.


– Что-то случилось? – отец Иннокентий с тревогой смотрел девушке в серые пустые глаза.


– Нет. Просто скучно стало. – Девушка развернулась и молча пошла по улице. В руке бутылка вина, в зубах сигарета. Мерзкое зрелище. Отец Иннокентий устало вздохнул. Неужели не сработало? Девушка приложилась к бутылке вина, поморщилась, отшвырнула спиртное в кусты. Сигарета упала на тротуар и дымилась. Девушка открыла сумочку и достала новую сигарету. Повертела в пальцах, неловко убрала обратно, выронив бутылочку с лекарством. На секунду задумалась, отвинтила крышку и с видимым удовольствием отхлебнула едва ли не половину. Отец Иннокентий с облегчением завершил молитву, встал с колен. Завтра он снова придет к девушке и снова предложит бутылочку воды. Начало положено. Молитва была трудной, поиски лекарства и долгое ожидание утомили отца.

Молодой человек, около тридцати. Родных нет, друзей нет, пропадает. Просит случайная сердобольная знакомая. Отец Иннокентий осенил себя крестным знамением, опустился на колени, приступил к молитве. Огромная бесплодная пустыня. Ни деревца, ни холмика. Жгучее, палящее солнце прямо над головой, тень – лишь маленькая точка под ногами. Что делать? Где искать? Черные тени кружатся над головой, изредка закрывая солнце. Но прохладнее не становится, наоборот, тяжелее и более душно. Отец Иннокентий огляделся – безжизненная пустая бесконечность. Отец двинулся наугад. Идти очень тяжело, ноги вязнут в песке, от жара перед глазами цветные круги. Черные тени, кажется. налетают все реже, не беспокоят. Значит, направление неверное. Отец развернулся и пошел в другую сторону. Тени забеспокоились, едва слышно закаркали. Поднялся ветер, песок летит прямо в глаза, ничего не видно. Значит, сюда. Ноги почти не слушаются, отец Иннокентий бессильно опустился на песок, надо немного перевести дух. Тени все злее, все ниже, почти ударяют крыльями. Но надо идти. Отец заставил себя встать. Краем глаза заметил что-то, не соответствующее обстановке. Закрыв глаза рукой, двинулся в направлении этого. Тени закаркали во весь голос, кружили над самой головой, пытаясь преградить путь. Отец Иннокентий упал на четвереньки и пополз. Вот, кажется, здесь. Он начал копать руками сухой песок, тени оглушительно заорали, закрывая собой солнце. Отец все копал и копал, сбивая руки в кровь. Песок становился все более влажным, наконец показался слабенький источник. В глазах темнело от изнеможения, но источник не для него. Для молодого человека. Даже нет. Для засохшего ростка, который отец Иннокентий приметил неподалеку. Отец набрал пригоршню из источника и, еле двигаясь, пополз к ростку. Работа предстояла огромная, нечеловеческая. Предстояло оживить росток влагой из источника, отбиваясь от теней и превозмогая жар и усталость. Оживить, вырастить, дождаться плодов, собрать их, сделать отвар и напоить погибающего. Много, очень много дней предстояло провести отцу Иннокентию в молитве, в борьбе с тенями, в заботе о ростке. Много трудных, изматывающих, невозможных дней. Но оно того стОит. Одна спасенная душа стОит целой жизни. Теперь отец Иннокентий знал, что надо делать…

Девочка из правильной семьи

Отец Пафнутий закончил воскресную службу, передал кадило служке, поручил алтарнику все прибрать, а сам вышел к прихожанам. Желающих получить благословение было не так много, почти все получили его на исповеди перед службой. В конце, позади всех ожидающих, скромно стояла семья – миниатюрная худенькая шатенка с заплаканными глазами, двухметровый бритый наголо "шкаф" с суровым лицом и девочка-подросток с отрешенным взглядом, взявшая комплекцию мамы и рост папы. Семью эту отец Пафнутий не то чтобы хорошо помнил, но девочку заприметил уже давно. Он никак не мог разобраться в ее душе. Внешне само смирение и скромность. На исповеди все говорит верно, прикладывается к святыням правильно. Но все это как-то отстраненно, словно бы и не она вовсе. Отец Пафнутий списывал это на сложный возраст, вполне резонно предполагая, что девочка просто послушно следует указаниям родителей, не особо веря, а может и вообще не веря в происходящее. По правде говоря, отец Пафнутий и сам был не шибко верующим. Трудолюбие, пытливый ум и умение себя вести позволили ему с отличием закончить семинарию и заработать уважение среди соратников и прихожан. Да, он ценил и принимал десять заповедей, справедливо считая их основой нормальной жизни. Но все же служба в храме была для него больше работой. Правильной, интересной, соответствующей его моральным устоям, несущей пользу людям, но все же именно работой, а не служением. К таинствам и обрядам церкви в глубине души он относился примерно как к технике электробезопасности. Надо поменять лампочку – выключи свет, надо отремонтировать щиток – надевай резиновые перчатки. Ставший за многие годы хорошим психологом, отец Пафнутий с первого взгляда на эту семью понял, что поговорить лучше не на людях, и пригласил их в маленькую служебную комнатушку. То, что рассказала женщина, удивило батюшку. Нормальная, полноценная семья с хорошим воспитанием и правильными нравственными устоями. Успешный, послушный, здоровый ребенок. И вот тут начиналось необычное. Девочка была успешна и здорова. Необычайно здорова.

Несмотря на внешний довольно хрупкий облик, девочка никогда не болела. Совсем. Даже обычную простуду ни разу не подцепила. И училась хорошо. Очень хорошо. Необыкновенно хорошо для ребенка, никогда не делающего домашние задания и вообще не открывающего учебники. Но даже не это беспокоило родителей, это было даже удобно – ни врачей, ни  репетиторов. Девочка все чаще стала выходить из себя. В буквальном смысле. По-началу списывали это на подростковый возраст, неизбежное тлетворное влияние интернета и общества. Но чем дальше, тем хуже. В редкие эти моменты девочка просто переставала быть собой – менялся до неузнаваемости голос, поведение, взгляд. И такие изменения сохранялись все дольше. Записанное папой видео обескуражило батюшку. Конечно, в семинарии они изучали  подобные проявления, но в жизни отец Пафнутий никогда с таким не сталкивался. Не зная, что ответить, он пообещал усиленно молиться и посоветоваться с более опытными священниками. И обязательно связаться через несколько дней.

Худшие опасения отца Пафнутия подтвердились. Все, с кем он советовался, были единодушны – необходим обряд очищения. И чем скорее, тем лучше. Священник позвонил родителям девочки и наказал готовиться – поститься и читать молитвы, но девочке пока ничего не говорить. А сам уселся за доскональное изучение обряда очищения. То, что проводить обряд придется ему самому, было неизбежно – среди ближайших священников никто не решился взять на себя эту ответственность, да и вряд ли кто обладал необходимой силой. Вряд ли она была и у отца Пафнутия, но выбора у него не было. Да и не считал он, если честно, что для этого нужна какая-то особая вера. Но сопереживание, честность и совесть не позволяли отказаться. В назначенный день храм закрыли с самого утра. Не пустили даже родителей. Отец Пафнутий остался один на один с девочкой, которая была, как всегда, молчалива и смиренна. Отстраненно смиренна. Батюшка велел ей лечь на специально приготовленное ложе, взяв в руки крест и положив его на грудь. Сам встал за подставку с Писанием, с кадилом в одной руке и серебряным крестом в другой. По правую руку находилась чаша со святой водой. Батюшка начал обряд. Все шло тихо и спокойно. Отец Пафнутий читал Писание, молитвы, окроплял девочку святой водой, осенял крестом.  Девочка лежала тихо и, казалось, спала. Но вдруг с нечеловеческой силой швырнула в батюшку крест, начала извиваться и визжать. Отец Пафнутий, едва успев увернуться, приказал лежать и возвысил голос для молитвы. Девочка кричала, дергалась, вдруг изогнулась, замерла, и батюшка явственно увидел темные тени, вылетающие из ребенка со страшными проклятиями. Они орали, ругались и угрожали. "Ты никто! Мы тебя не боимся! Нам страшно только Слово Божие! Мы тебя достанем! Ты ничтожество! Жалкий человечишко!" Сказать, что батюшка удивился, это не сказать ничего. Такого поворота событий он не ожидал, хотя и готовился как только мог. Видимо, недостаток веры не позволил предусмотреть все. Собрав всю волю в кулак, он продолжил обряд. Пять теней, десять, двадцать… Батюшка сбился со счета. Тени орали, затмевая сознание и унося силы. Священник прилагал все возможное для завершения обряда, демоны все вылетали и вылетали, угрожая ему расправой и проклиная жуткими голосами. В храме становилось все темнее, силы священника неумолимо таяли, казалось, еще чуть-чуть, и он рухнет на пол, испустив дух. Наверно, впервые за всю свою жизнь батюшка обратился к Богу не фразами из молитвослова, не предписанными обрядом словами, а душой, всем сердцем, отчаянной истинной молитвой – "Господи, помоги!". Неведомая доселе теплая сила подхватила батюшку сзади за локти, над Писанием словно включили свет, кропило словно само собой окропляло девочку святой водой. Наконец вылетел последний демон, растворившись в полумраке. Девочка перестала извиваться и кричать, обмякла и успокоилась. Из глаз ее текли слезы, но, кажется, она улыбалась. Едва заметно, умиротворенно. Батюшка в изнеможении проковылял в алтарь и рухнул на колени, закрыв глаза. Сколько он так стоял, сказать невозможно. Сквозь закрытые глаза начал проникать мирный теплый свет, несущий силы и успокоение. Отец Пафнутий открыл глаза и увидел прямо перед собой улыбающегося вовсю Ангела. Ангел поднял руку для благословения: "ПросИте с верою, и дано вам будет! Отныне твое имя – Фома". И растаял.

Через несколько дней девочка слегла с воспалением легких. То ли застудилась где, то ли еще что…  Да и в учебе поотстала, пришлось доставать и читать учебники. Но это было хорошим знаком. Отец Фома был в этом уверен. Теперь девочка благодарно и искренне улыбалась, когда он приносил ей в больницу апельсины…

Сливы в чайнике

Гришка помотал головой, пытаясь отогнать внезапно появившееся видение. Но стало только хуже – голова закружилась сильнее, подняться с карачек оказалось решительно невозможно. Да и видение никуда не исчезло. Стройные девичьи ножки в легких коричневых сандаликах. Нежная кожа на тонких пальчиках словно светилась изнутри. Гришка поморгал, снова безуспешно попытался встать. Девушка взяла его голову в свои ладони, запрокинула и заглянула в глаза. Но лица Гришка разглядеть не смог – солнце светило из-за спины девушки и слепило. Девушка помогла Гришке сесть на лавочку, села рядом, поставив между парнем и собой чайник. Обыкновенный старомодный чайник, из тех, что греют на газовой плите. С изогнутым носиком, черной железной ручкой и круглой крышкой, смешно подскакивающей и дребезжащей в процессе кипения. Гришка икнул. Девушка подняла крышку чайника и достала сливу. Синюю спелую сливу. И молча протянула Гришке. Гришка рефлекторно взял сливу и съел. Девушка достала еще одну. Гришка съел. Потом еще и еще…


Гришка очнулся от того, что в его животе поднялось восстание. Он сидел на лавочке на автобусной остановке в полном одиночестве. Очень хотелось пить. Голова раскалывалась с похмелья. Да еще это видение. Приснится же… Впрочем, кучка сливовых косточек под ногами убеждала в реальности произошедшего. Гришка с трудом поднялся в квартиру и принялся подавлять восстание в животе. Через некоторое время бунт затих, организм почувствовал себя намного лучше. Гришке показалось, что вместе с желудком волшебные сливы прочистили и его голову. Обычное желание напиться куда-то исчезло. Гриша взял веник и принялся за уборку своей холостяцкой квартиры. "Пора бы уже выкинуть из головы эту чертову Катьку, будь она неладна! Всю жизнь парню сгубила, а ведь он так ее любил! Пора и за ум взяться." Гриша удивился собственным мыслям.  Кажется, сливы и вправду были волшебными. Это было очень странно, но новые мысли нравились парню куда больше прежних.

Бессмертные старушки у подъезда не уставали охать. Гришу было не узнать. Парень подтянулся, даже как будто стал выше ростом, всегда опрятно одет и гладко выбрит. А новая подружка просто прелесть и красавица, даже всегда здоровается! И, кажется, дело идет к свадьбе…

…В доме Григория большое волнение. Все суетятся, прихорашиваются, то и дело проверяют что-то. Дочка идет в первый класс. Григорий накануне помыл машину, зарядил камеру, приволок огромный букет гладиолусов. Вот, наконец, двинулись. Движение плотное, школьники собираются к началу занятий. Всюду воздушные шарики, цветы, яркие ленты. Григорий выехал заранее, на всякий случай. Автомобильный поток движется медленно, да еще светофоры чуть не на каждом углу. Григорий притормозил, пропуская пешеходов. Пестрая разновозрастная толпа беспорядочно переходила дорогу. И посреди этой толпы шла она. Девушка с чайником. В легком светлом платье с большими голубыми цветами и коричневых сандаликах. И опять солнце слепит глаза. А девушка идет среди толпы, ничего не замечая. И, кажется, ее тоже никто не замечает. Никто не обращает никакого внимания на девушку с чайником. И только Григорий оцепенел. Он, как завороженный, все смотрел ей вслед, даже когда зажегся зеленый сигнал и сзади стали раздаваться нетерпеливые гудки…

Григорий очень любил свой Фольксваген. Но ничто не вечно под Луной. Машина была куплена через несколько месяцев после свадьбы, а сейчас через несколько дней у дочки уже защита диплома. Григорий оставил машину перекупщикам, сняв в ГАИ с учета. За окном автобуса проплывали дома, было необычно наблюдать улицы со столь непривычного ракурса пассажира. Пешеходы мельтешат муравьями, снуют туда-сюда. И только один пешеход никуда не спешит, идет, словно и дела ему никакого нет, размахивая старым чайником и весело переступая коричневыми сандаликами. Вот он все ближе, уже почти можно разглядеть лицо… Автобус остановился на остановке, Григорий пулей вылетел через задние двери и бросился вслед девушке с чайником.  Вон она мелькает среди толпы, все такая же молодая и словно светящаяся изнутри. Но нет, не догнать, скрылась за поворотом, словно растаяла от полуденного зноя…

Резкий, неприятный, но уже привычный запах лекарств, тихое попискивание монитора. Медсестра сняла капельницу и пожелала спокойной ночи. Григория Александровича в больнице уважают. Недавний депутат, ветеран труда, сделавший очень много для района и города. Сегодня приходили внуки, уже совсем большие близнецы, скоро в школу. Трещали без умолку об утреннике в садике, о бассейне и новой горке во дворе. Григорий улыбнулся и ненадолго прикрыл глаза. А когда открыл снова, на стульчике рядом с кроватью сидела она. Все такая же молодая, в светлом платье с голубыми цветами и коричневых сандаликах. Только в руках она держала не чайник, а другую, столь же неуместную вещь. Обрамленное золотистыми локонами очаровательное личико излучало доброту и нежность, глубокие серые глаза светились любовью и покоем.


– Кто ты? – С трудом произнес Григорий.


– А ты так и не понял? Я Корректор. Помнишь нашу первую встречу?


– Твои волшебные сливы разве забудешь… Тоже мне, Корректор… Я чуть не помер тогда.


– Ну так не помер же! Зато как все изменилось!


– Ну да, ну да… Ну а потом? Появится, подразнит и скроется…


– Я приходила только при необходимости. Помнишь, на переходе, когда ты вез дочку в первый класс? Ты оцепенел от неожиданности, долго не мог тронуться с места. Ты не заметил, но пока ты стоял, через перекресток на красный сигнал проехал бензовоз. И если бы ты поехал сразу… Потом, в автобусе, ты выскочил вслед за мной, а в салон вошел пьяный и стал задирать пенсионерок. Они молча отвернулись, а ты бы не выдержал и вступился. И получил бы нож под ребро. Нет, конечно, ты бы не умер, но твоя дочка не получила бы "красный" диплом, ухаживая за тобой. А сын мог бы вообще не родиться.


– Понятно. Я и не подозревал. Спасибо! – Григорий смахнул слезу. – А почему ты всегда скрывала лицо? Почему показала только сейчас?


– Людям не положено видеть наши лица. Но тебе можно. Теперь можно. Так устроен мир. Надеюсь, ты понимаешь. – Сказала девушка и приподняла такую же старомодную, как и чайник, с длинной деревянной ручкой и изогнутым черным лезвием косу....


– Погоди .. – произнес Григорий. Девушка остановила движение косы. – Я, кажется, не все успел сделать…


Девушка улыбнулась понимающе.


– Да, очень многие так думают…


Солнечный луч, заглянувший в палату, скользнул по блестящему лезвию косы, пробежал по одеялу и прыгнул прямо в глаза Григорию. Тот зажмурился и вздрогнул от неожиданности и страха перед неведомым. Но ничего не произошло. Григорий, помедлив минуту, решился открыть глаза. Вокруг бушевал ливень, сверкала молния. Звуки постепенно проявлялись, наливались силой. Мокрые пешеходы спешили укрыться хоть где-нибудь, автомобили почти плавали по дороге, но Гриша не чувствовал ни холода, ни дождя. Григорий ошарашенно озирался и вдруг обнаружил себя молодым, стройным и сильным, одетым в белую холщевую рубаху, прихваченную красным поясом, на ногах красовались коричневые сандалии. В одной руке он держал старинный самовар, наполненный вишнями, сбоку за пояс был заткнут серп. На остановке напротив сидела совсем молоденькая девушка в коротком темно синий плаще и резиновых сапожках в цветочек. Она горько рыдала. Григорий оглянулся, спрятал серп подальше и направился к девушке. Он знал, что должен делать…

Девочка и медведь

Медведь брел по лесу и радовался жизни. Кончилась долгая, холодная, изматывающая зима, светило летнее солнышко, появлялись первые ягоды малины. Мишка блаженно щурился от солнышка, как вдруг услышал странный запах. Запах страха. Но не того дикого, разрушающего, смертельного страха, с которым так часто приходят в лес люди со странными, громко бумкающими палками. А страха безнадежного, беспомощного, хрупкого. Хозяин леса озадаченно остановился, повел носом. Вроде опасности нет. Повертел головой и пошел на запах. Под елкой сидел, съежившись и всхлипывая, худенький детеныш. Скорее всего, человеческий. Сердце медведя стиснуло жалостью. Мишка осторожно прикоснулся к голове детеныша. Детеныш взглянул на него мокрыми от слез огромными синими глазами, задрожал. Лесной владыка аккуратно взял человеческого детеныша и отнес к себе в берлогу, очень ему не хотелось, чтобы вечно голодные волки обрадовались такой легкой добыче. Детеныш тихонько всхлипывал. Мишка оставил его в берлоге и ушел в лес. Но скоро вернулся, неся в лапах довольно большой кусок медовых сот. Детеныш с радостью набросился на лакомство и почти все съел в один присест. Как бы ни было медведю жалко, но детеныша надо вернуть. Он аккуратно взял его в лапы и осторожно понес к деревне. Детеныш, как только понял куда его принесли, отчаянно задергался, вырываясь, спрыгнул на землю и припустил обратно в лес. Хозяин леса озадаченно рыкнул, но поплелся за ним. Пришлось снова спрятать детеныша в берлоге. Мишка вернулся к деревне и стал наблюдать. Мужики выходили косить, женщины брали воду из колодца, ничего особенного. Из одного дома вышел мужчина, громко что-то крича и размахивая руками. За ним выбежала заплаканная женщина, попыталась взять мужчину за руку, но тот зло оттолкнул ее. Она упала, но тут же вскочила, начала что-то жалобно и просительно говорить, упала на колени, воздев в мольбе руки. Мужчина зло огрызался, отмахивался от назойливой просительницы. Медведь ничего не понимал и подошел поближе, принюхиваясь. Женщина заметила его, упала на землю, замолчала. Мужчина продолжал что-то грубо выкрикивать. Медведь ткнулся носом в его шею, мужчина обернулся и застыл, уронив челюсть и выпучив глаза. Запах. Снова этот запах страха. Страха злого, разрушающего, желающего убивать. Запах застилал разум хозяина леса, наливал кровью глаза, сжимал тисками сердце. Зверь и человек молча смотрели друг на друга. Ноги человека подкосились, глаза заволокло туманом, человек рухнул на землю, раскинув руки. Запах страха исчез. Исчез так же внезапно, как и появился. Вместо него возник другой запах – запах смерти. Медведь посмотрел на женщину. Она, словно что-то почуяв, кинулась к мужчине, склонилась над ним. Хозяин леса уловил горечь, боль, утрату, но и облечение одновременно. Отчаявшись понять странный людской разум, мишка вернулся в берлогу. Человеческий детеныш сладко спал. Все-таки надо его вернуть к своим. Утром, когда детеныш проснулся и доел остатки медовых сот, хозяин леса снова осторожно взял его на лапы и пошел к деревне. На этот раз детеныш не вырывался. На опушке леса медведь осторожно опустил детеныша на землю. Детеныш встал на ноги, ткнулся носом во влажный нос лесного владыки и припустил к деревне. Навстречу ему бежала вчерашняя женщина. Медведь посмотрел на их встречу и, озадаченный, но успокоенный, скрылся в чаще.

Случайная встреча

Холодный осенний ветер затруднял дыхание, швырял в лицо острые капли дождя. На работу идти не хотелось совершенно. Дома остались такие родные дети, любимая жена. Да, они тоже скоро разбегутся на работу, в школу, в институт. Но останется их тепло. Еще не так давно до пенсии Александру оставалось чуть меньше трех лет. А теперь вот почти восемь. Слуги народа позаботились… Где-то в глубине души Александр сознавал, что до пенсии он не дотянет. И от этого еще сильнее хотелось остаться дома, с действительно дорогими людьми, а не тратить время впустую на опостылевшей работе.


– Добрый день!


Миловидная, чуть полноватая, но по-спортивному подтянутая, и от этого еще более привлекательная девушка преградила путь.


– Я Виктория.


– Очень приятно. Я Александр… Владимирович… – Представился Александр.


– Я знаю. – Отозвалась Виктория. Александр удивленно вскинул брови. – Я Виктория. Трофимова.


Трофимова Вика. Как давно это было… Тридцать? Тридцать пять лет? Саша вез новорожденную Вику в коляске, рядом шла, держась за его руку, Ксения в практически прозрачном летнем платье известного бренда на голое тело. Неповторимое сочетание огненно рыжих волос и бездонных синих глаз сводило парня с ума. В парке в будний день тихо и безлюдно, высокая трава отлично скрывает и коляску со спящей Викой, и Сашу с Ксюшей…


Александр помотал головой, стряхивая воспоминания.


– Что-то случилось? – Александр смотрел в карие, почти черные, как у него, глаза.


– Нет, ничего. Просто разбирала вещи мамы и нашла ее записную книжку и твою фотографию.


– Вещи мамы?


– Да. Ее нет уже больше года.


– Прости, не знал.


– Ничего. Конечно не знал. И я решила, что ты должен знать. Троекуровское, участок семнадцать Б.


Виктория вскинула голову, намереваясь уйти.


– Это все? – Александр не знал как себя вести, что говорить. Но отпускать девушку вот просто так почему-то не хотелось.


– Думаю, да. – Голос Виктории не был ни жестким, ни злым. Никаким он был. – Давай смотреть правде в глаза. Ты для меня чужой. Я для тебя тоже. Мама не сделала то, что не сделала. Это ее выбор. Ты сделал то, что сделал. Это твой выбор. Я никого не виню. Мамы больше нет, нас ничто не связывает. Так что извини. Мне пора.


Виктория развернулась и уверенными спокойными шагами направилась к метро. "У нее все будет хорошо" – решил Александр. – "Ей было нелегко, но это ее закалило. Она со всем справится".

Александр еще долго стоял на остановке, не обращая внимания на усилившийся дождь и ветер, осмысливая произошедшее. Вика права. Отец не тот, кто родил, а тот, кто вырастил. Но это было не его решение…

Троекуровское, семнадцать Б.... С памятника на него смотрела привлекательная кучерявая блондинка, похожая, очень похожая на Ксению. Но чужая. Тогда, треть века назад, Саша ждал несколько долгих, полных мучительных надежд и сомнений лет. Ждал, что Ксюша, наконец, решится…  Напрасно… Наверное, они всегда были чужими друг другу. Даже несмотря на Вику. Александр положил две гвоздики, развернулся и пошел к выходу. Пошел туда, где его ждут, где любят, где понимают. К тем, кто его никогда ни за что не оставит и кого он никогда ни за что не оставит…

Деревенские зарисовки. Эпизод 1

Петровна закипятила самовар, расставила на столе чашки, достала банку варенья.


– Давай, Федотка, вылезай, чаевничать будем. – негромко позвала старушка.


Федотка вылез из-за печки и плюхнулся за стол поближе к самовару. Почему из-за печки? Да потому, что Федотка – домовой. Такой же древний, как и Петровна. Видавший виды стул заскрипел под почти невесомым домовым, Федотка опасливо покосился.


– Ничего, ничего, он покрепче нас с тобой будет! – Петровна разлила чай по чашкам, поставила перед домовым.


– Все-таки жаль, из старого-то самовара чай вкусней был…– вздохнул Федотка, уминая хлеб с вареньем. Петровна согласно кивнула. Ей и самой больше по душе был чай из старинного закопченого самовара, пахнущий дымком и шишками. Но тот самовар давно прохудился и внуки подарили бабушке современный электрический. От чайника Петровна наотрез отказалась, самовар, хоть и электрический, все же роднее как-то…


– А все ж таки хорошие они у тебя. – Домовой довольно откинулся на спинку стула, напившись дымящегося чая. – Вон, за домом следят исправно, крышу надысь починили, молодцы.


Домик у Петровны и правда был ухоженный. Старый, как и хозяйка, но такой же крепкий и надежный. Дети и внуки регулярно приезжают проведать старушку, починить необходимое, помочь по хозяйству.


– Хорошие, хорошие. – Добродушно проворчала старушка. – Только не нужен он им, они в городах своих осели, у них ынтяресы другие совсем. Вот доживем мы с тобой свой век, и все, продадут.


– Ну, коли продадут, тоже неплохо. – Утешал хозяйку Федотка. – Лишь бы не бросили. А хороших хозяев я выберу, негодных отважу, я уж это умею, не сумлевайся!

Так за разговорами скоротали вечер. Солнышко попрощалось до завтра, в окно несмело заглянул молодой месяц. Федотка помог убрать со стола, поблагодарил хозяйку и исчез за печкой. Телевизор, как и электрочайники, Петровна не любила, а потому не имела. Она зашторила окошки и, кряхтя, взобралась на печку. Завтра будет новый день, новые хлопоты, новые разговоры…

Деревенские зарисовки.

Эпизод 2

– Валька, давай сюда! Тут лестница совсем целая!


Валька подошла к приятелю.


– Тьфу-ты, крепкая, даже не интересно.

Валька и Тема, местные сорви-головы, уже облазили всю округу в поисках приключений. Каждый овраг, каждая задворка и брошенный коровник уже были исследованы юными сорванцами. И вот они  добрались до этого дома. Дом был практически новый, совсем недавно построенный, но не обитаемый и уже обретший дурную славу –говорят, кто-то слышал ночами жуткие завывания, доносившиеся из него. Ребята обшарили первый этаж и, не обнаружив ничего интересного, поднялись на второй по начинавшей слегка поскрипывать винтовой лестнице. Здесь тоже было пусто, хозяева даже не завезли мебель. Луч закатного солнца, просочившись сквозь грязное окно, игрался пылью в небольшой душной комнате. Тема отворил дверь на небольшой балкончик с резными перилами и поманил подругу. Небесное светило мягко садилось за ближайший лесок, раскрашивая верхушки елок в какой-то ржавый цвет. Ребята любовались закатом, вдыхая вечернюю свежесть. Солнце совсем скрылось за елками, небо стало синеть и темнеть.


– Ну что, пойдем? – разочарованно спросила Валька. – Нет тут ничего интересного. Болтают чушь всякую, дом как дом.

Друзья бросили последний взгляд на лесок, развернулись, собираясь спускаться обратно, и застыли на месте. В дверном проеме белесым плотным туманом молчаливо колыхался призрак. Ребята попятились и уперлись спинами в перильца балкончика. Призрак не двигался, лишь едва заметно подрагивал, словно на ветру.


– Придется прыгать. – прошептал Тема.


– Высоко. – засомневалась Валька, но, похоже, выбора у ребят не было.


– Я первый, поймаю тебя. – Заявил Тема. – Похоже, он не может выйти наружу, так что не бойся.

Тема аккуратно перелез перильца, повис на руках и легко спрыгнул на мягкую землю.


– Давай, ловлю! – громким шепотом позвал он соучастницу. Валька глянула вниз, вздохнула и полезла через перила. Очутившись на земле, ребята припустили по деревенской улице. Сзади послышался жуткий, леденящий душу вой.

Призрак незаметно следовал за ребятами с момента их появления в доме. Ребята казались ему смелыми и добрыми, но он все не решался показываться им на глаза, боясь напугать. Опасения призрака оказались не напрасны, он с горьким разочарованием смотрел как ребята сверкают пятками, улепетывая от заброшенного дома. Призрак сам не помнил как и почему он тут оказался. Он очень хотел с кем-нибудь подружиться, он так надеялся, что хоть кто-то не испугается и сможет найти способ пообщаться с бестелесным и немым духом. Призраку было тоскливо и одиноко. Пронаблюдав за ребятами до поворота, призрак горько разрыдался во весь свой жуткий голос…


Деревенские зарисовки. Эпизод 3

Мышонок прогрыз дырку в картонке и принюхался. Вроде все тихо. Он еще поработал острыми тонкими зубками и вывалился в избу. Кошками не пахло, можно было спокойно обследовать дом. Впрочем, людьми и их едой тут тоже не пахло. А пахло сыростью, плесенью, запустением. Сзади что-то грохнуло, напугав мышонка до полусмерти. Он подскочил чуть ли не на метр, разворачиваясь в воздухе. Старая доска совсем прогнила и упала с потолка, едва не прищемив глупому мышонку хвост. С минуту мышонок приходил в себя, потом снова принюхался. Нет, ничем интересным тут не пахнет. Кажется, дом заброшен уже сто лет, хозяева тут явно не появлялись очень давно. Да что там хозяева, и домового-то уж не видать. Нечего домовому тут охранять, ушел он давно отсюда, с болью и горечью оставив когда-то теплый и уютный дом. Мышонок еще разок прошмыгнул вокруг, окончательно теряя надежду чем-нибудь поживиться. Нет, совсем ничего. Даже призраки сюда не заглядывают, некого тут пугать, самих себя разве что. Мышонок разочарованно пискнул и направился в соседнюю избу. Оттуда хоть и пахло невыносимо кошками, но там были люди, а значит и еда. А здесь одна труха, неинтересная ни местным сорванцам, ни призракам. Дом проводил мышонка глазницами пустых окон, уронив последнюю оконную раму. Мышонок вздрогнул и припустил быстрее, подальше от негостеприимной пустоты, поближе к еде.


Деревенские зарисовки. Эпизод 4.

Федотка грустно смотрел в окно на облетевший сад. Близился конец октября, его любимая Маленькая Хозяйка уехала в город и домового вновь охватило чувство одиночества. Он очень любил свою Маленькую Хозяйку, Федотке даже казалось иногда, что она его видит. Маленькая Хозяйка всегда оставляла для домового блюдечко молока и пару печенюшек. И неважно, что молоко выпивал соседский кот, а печенье съедал втихаря хозяйский чихуахуа. Ведь домовой не питается людской пищей, он же дух, а значит питается эмоциями. У Маленькой Хозяйки эмоции светлые, искрящиеся как газировка, чистые как воздух после летней грозы. И настоящие, как парное молоко. Не говоря уже о том, что они безумно вкусные, сладкие как медовый пряник. Маленькая Хозяйка рассказывала удивительные вещи. Она говорила, что в городе ходит в детский садик. Это такая большая изба со множеством светлых просторных горниц. Там они играют, поют, учат буквы и цифры. В каждой горнице там очень много детей и один взрослый. Домовой считал, что Маленькая Хозяйка шутит. Как это так – куча детей и один взрослый? Нет, такого просто не может быть! Федотка же видел, что даже двое взрослых далеко не всегда справляются всего с одним ребенком, а там все наоборот! Нет, определенно Маленькая Хозяйка шутит над необразованным домовым или сама плохо понимает, она же маленькая… У ее родителей, Хозяина и Хозяйки, эмоции другие. Они гуще, тяжелее, как запеченое мясо, приправленное острым перцем и чесноком. Тоже очень вкусные и натуральные, но более серьезные, выдержанные как старое вино. Иногда к ним в гости приходила соседка. Федотка ее не любил, можно даже сказать – не переваривал. Ее эмоции, сладко пахнувшие по-началу, на вкус напоминали овсяную кашу. Вроде и полезную, но совершенно невкусную, да к тому же сваренную на порошковом молоке из каких-то пластиковых овсяных хлопьев. Домовой старался держаться от нее подальше. А еще не так давно с ними жила Большая Хозяйка. От нее пахло яблочным пирогом, ее эмоции были тянучими, как патока, вкусными, но довольно приторными, много не съешь. И еще приправлены чем-то горьковатым. Эта легкая горечь не портила вкус, но придавала нотку ностальгии. Домовой частенько приходил посмаковать немного этих эмоций. А теперь вот дом оставался пуст, эмоций никаких. Впервые это ощущение Федотка испытал три года назад.


Тогда Большая Хозяйка, с которой домовой коротал долгие зимние вечера, впервые уехала в город вместе с остальными и домовой присматривал за хозяйством в полном одиночестве, питаясь лишь воспоминаниями. Весной Большая Хозяйка не вернулась. Не вернулась и осенью, когда приехали Хозяин, Хозяйка и Маленькая Хозяйка. Домовой очень обрадовался, но эмоции всех троих были густо приправлены чем-то вязким, горьким через меру. И домовой понял, что Большую Хозяйку он больше не увидит никогда. Проходили дни, горечь в эмоциях постепенно испарялась, оставшись лишь у Хозяина и Хозяйки, да и то где-то довольно глубоко. Маленькая хозяйка снова стала воздушной, беззаботной, как пирожное безе… Домовой вышел в сад. Моросил мелкий противный дождик, навевая и без того противную тоску. Федотка со вздохом оглядел хозяйство, прошелся от колодца до бани. Серо, уныло одиноко… Только чудом уцелевшее на голой ветке яблоко сверкало мокрыми желтыми боками как новогодняя игрушка. Теплое воспоминание прошлого Нового Года накрыло уютной волной. Тогда Хозяин сказал, что Маленькая Хозяйка уже почти совсем большая и теперь можно встретить Новый Год в деревне, которую она так любит. И вот накануне праздника Хозяин вихрем промчался по заснеженной дороге на своей маленькой синей легковушке, лихо развернулся перед воротами. Вошел в дом, затопил печь и начал украшать избу разноцветными гирляндами, блестящими шарами, пахучими еловыми ветками. Его эмоции пахли карамелью, мороженым "Пломбир" за 48 копеек, были легки и восхитительны на вкус. Домовой наслаждался. На следующий день в нагретый и украшенный дом приехала Хозяйка с Маленькой Хозяйкой на мощной красной машине с огромными зубастыми колесами. Она поминутно сваливалась с дороги в кювет, выезжала лишь со второй-третьей попытки. Хозяин стоял у ворот и добродушно посмеивался, отпуская шуточки про водительское мастерство супруги. Она беззлобно огрызалась, их эмоции остро пахли корицей и гвоздикой, но были легкими и вкусными, домовой довольно улыбался…

Яблоко на ветке выглядело таким свежим и ароматным, Федотка с грустью подумал, что ему не удастся сохранить его даже до ближайшего Нового Года. Он очень надеялся, что и в этот раз Маленькая Хозяйка приедет в деревню покататься на санках, поиграть в снежки, заливаясь озорным звонким смехом. А пока… пока он будет прилежно следить за домом, садом, отпугивая непрошенных гостей и поддерживая теплые воспоминания…


Феи

Среди густых ветвей старой большой липы живут феи. Это очень красивые волшебные существа. Они не злые и не добрые, не плохие и не хорошие. Они просто тут живут. Это их дом, их мир. Чужой и непонятный для нас. Другая планета. Другая галактика. Другая сущность. Не пытайся их понять, нам это не доступно. Они маленькие, но очень могущественные. Если ты сядешь под тенью этого дерева, они могут засыпать тебя жуками-короедами, червяками или пауками, и ты убежишь в разочаровании и недоумении. А могут сыграть тебе сладостную музыку. Нет, ты ее не услышишь, но тебе станет так хорошо и спокойно, что ты забудешь обо всем. Они могут заколдовать тебя и ты, закрыв глаза от наслаждения, можешь уже не открыть их никогда в человеческом облике. Ты сам станешь феей. Ты позабудешь о людских заботах, перестаешь думать о таких мелочах, как пища и отдых, любовь и ненависть, горе и счастье. Ты перестаешь понимать людей. Ты разучишься различать добро и зло. Все, что когда-то было для тебя важным, станет пылью на задворках вселенной. Ты никогда не сможешь вернуться. Даже сама мысль о возвращении, она просто не будет существовать. Но ты научишься летать среди этих могучих ветвей и густых листьев, ты сможешь петь неслышимые песни, и кто знает, какие ещё способности ты обретёшь…

Любовь на лавочке

Он не любил лето. Летние ночи слишком коротки и теплы. Летними ночами слишком много шумных людей на берегу реки. Он любил осень. Позднюю осень. И зиму. Когда в парке почти никого нет и никто не мешает. Он обнимал ее хрупкие плечи, согревал ледяные пальцы своим горячим сердцем. Она всегда приходила сразу после заката. В длинном, до пят, платье или плаще, она была неотразима. Судьба иногда проделывает жестокие шутки. Так сложилось, что они не могли быть вместе. Мгновения счастья им были доступны лишь ночью, когда бледная Луна изредка освещает окрестности. Они сидели на лавочке на берегу холодной реки и неотрывно смотрели друг на друга. Он целовал ее губы, глаза, она нежно гладила его по щеке, перебирала пальцы. Так пролетали дни, а точнее ночи. Перед рассветом она уходила. Он долго смотрел ей вслед, а потом мучительно ждал вечера, когда сядет Солнце и она снова придет и сядет рядом на лавочку у реки. Провожать ее она запрещала. Она не хотела, чтобы из видели вместе. Она говорила, что это повредит их отношениям. Он ей верил. Очень хотел верить. Он очень не хотел ее потерять. Он мучительно отпускал ее на рассвете и томительно ждал вечера. Он все больше и больше нагружал себя работой, лишь время поскорее приблизило встречу. Шли годы. Он старательно подавлял гложущие его сердце сомнения. Но с возрастом, со временем, начинаешь сильнее сомневаться в правильности. Правильности всего. Вот и он стал сомневаться. Он старел. Руки и ноги слабели, морщины пролегли по всему лицу. Лишь она оставалась все такой же молодой и красивой, как и полвека назад. Когда он впервые увидел ее, сидящую на лавочке у реки под проливным дождём. Вода стекала по ее волосам, плечам, рукам. Он накрыл ее своим большим зонтом, она взглянула на него своими бездонными зелёными глазами. И мир перестал существовать для них. А теперь он состарился. И ему становилось все сложнее верить, что ее красота осталась неизменной лишь в его глазах. Он впервые нарушил ее запрет. Близился рассвет, она нежно поцеловала его и ушла. Но на этот раз он не стал смотреть ей вслед. Он тихонько пошел за ней. Прячась, как пацан, за кустами и деревьями, он увидел как она вышла на середину реки к полынье, скинула шубку. Он впервые за всю жизнь увидел ее голое, мертвенно бледное тело. Сверкнул в неверном лунном свете рыбий хвост и она исчезла в воде. Жизнь для него потеряла всякий смысл. Да, никогда человек и русалка не будут вместе. Никогда. Теперь он это понял. Он вышел на лёд, с минуту подумал. Случайный прохожий увидел, как странный человек у полыньи снял с себя всю одежду и прыгнул в воду. Прохожий постоял минуту, две, пять. Но странный человек так и не вынырнул. Прохожий позвонил спасателям. Они приехали почти сразу и, увидев одежду у полыньи, не задали лишних вопросов. Но тело так и не нашли. Ни тогда, зимой. Ни по весне, когда сошел лёд. Ни через год. Никогда. Хотя течение и было слабым, едва различимым, и просто не могло унести человека. Ни этот случайный прохожий, ни спасатели, ни вообще кто либо так и не узнали кем был этот странный человек. Его никто не искал. Никто не заявлял о пропаже. Говорят, с тех пор иногда, ясной лунной ночью, поздней осенью, когда река вот-вот покроется льдом, в бледном мерцании ночного светила можно увидеть отражение лавочки на берегу, на которой сидят двое и неотрывно смотрят друг на друга. Вот только на самой лавочке у реки никого нет…

Измена

Леша вошёл в вагон полуночного метро вслед за высокой стройной девушкой в длинном лёгком платье и на высоких каблуках. Короткие, под ёжик, светлые волосы вызывали некий диссонанс с остальным образом незнакомки. "Очередная выпендрежница" – решил Леша и погрузился в свои мысли. До пятницы, когда он сможет поехать к жене и дочке на дачу, оставалось ещё два дня. Свободных мест в вагоне было достаточно, но парень не стал садиться, чтобы не заснуть ненароком и не проехать свою станцию. Он бездумно бродил взглядом по вагону, редким ночным пассажирам. Глаз снова споткнулся на девушке с короткой стрижкой. Она быстро отвела взгляд, но Лёша успел заметить некий испуг, растерянность. Он повнимательнее рассмотрел незнакомку. Она снова бросила на него робкий взгляд, Лёша улыбнулся в ответ. Да, растерянность и неуверенность явно читались в её глазах. Она смущённо улыбнулась и опустила голубые глаза. До нужной станции ещё было время, Лёша приблизился к незнакомке.


– Привет. Я Лёша. У вас все в порядке?


– Наверно. Теперь, кажется, да. – тихо произнесла девушка. – Но помощь мне бы не помешала.


– Я могу помочь? – само собой вылетело у парня.


– Да, думаю, да. Если не трудно, проводите меня, пожалуйста.


"Проводить? Ну а чего ты хотел? Сам же спросил, вот и отдувайся теперь" – пронеслось в Лешиной голове. Заметив некоторое замешательство парня, девушка продолжила.


– Здесь недалеко, рядом совсем. Но уже очень поздно, мне страшновато одной…


И парень сдался. Они вышли на следующей станции, поймали машину. На мгновение Лёше показалось, что он летит над ночным городом в ступе с Бабой Ягой, но это было лишь ночное видавшее виды такси с каким-то невнятным плешивым мужичком за баранкой....

Ночь была "жаркой". Страстные объятия, безумные ласки, сладостная истома и снова неудержимая страсть. Изредка в Лешиной голове вспыхивал огонёк совести – "что же ты делаешь? У тебя же дочка, жена…". Но его тут же захлестывало волной бездонных голубых глаз – "ничего, всего одна ночь, никто не узнает…".


Ранним утром счастливая приободренная девушка вышла из своего дома и направилась в лес собирать травы. Только смоляные волосы ее были теперь до пят, и черные глаза, казалось, поглощали утренний свет. На заднем дворе ее избушки в большой железной клетке с довольным видом клевал печень ручной стервятник, в тихом солнечном уголке сушилось сердце, на только что политом свежей кровью деревце наливались молодильные яблочки. Обезжизненная шкурка давно догорела в печи.


За последнюю, наверно, тысячу лет ведьма не ошиблась ни разу – всего одна ночь, и никто никогда ничего не узнает…


Она идет по жизни смеясь.

Первое, что сделала Катюшка, явившись на этот свет – опИсала принимавшего роды врача. И только потом издала свой первый в жизни крик, совсем не похожий на плач, а скорее на радостный визг ребенка, увидевшего нечто необычайно прекрасное. И тут же присосалась к маме, хитро поглядывая на врача. Врач с уверенностью поставил ей десятку по шкале Апгар.


Катюшка подросла.


– Мама, а почему эта тетя в военной форме?


– Мама, а чем так пахнет?


– Папа, а можно я залезу наверх?


– А зачем паровоз так громко гудит?


Девочка впервые едет на море. На поезде. Белокурая сероглазая бестия носится по всему вагону, собирая с умиляющихся пассажиров конфеты, шоколадки, безделушки. Ну невозможно не побаловать это жизнерадостное чудо, озаряющее своей улыбкой не то, что вагон, а весь вокзал этим хмурым утром. Но никакая хмурь не может омрачить радостное предвкушение беззаботного солнечного месяца на берегу ласкового моря. Для трехлетней малышки месяц отпуска это целая эпоха. Масса впечатлений наконец утомляет девочку и она сворачивается клубочком на больших и сильных руках папы. Мерный стук колес, легкое покачивание вагона… Забытье…


– Мама, а почему ты плачешь? – Катюшка распахнула огромные глазищи навстречу новому беззаботному дню, но не упустила быстрое движение маминой руки, смахнувшей слезу.


– От счастья, доченька. Мы тебя очень любим.


– Я вас тоже люблю! И хочу есть! Дай шоколадку? – Требует хитрый ребенок, прекрасно зная, что сначала будет каша. Не очень вкусная вообще и почти совсем несъедобная в дороге, но выбора нет. Сначала каша, потом шоколадка. Впереди еще почти день пути, разные красивые станции с бабушками, продающими пирожки и фрукты. А потом много-много дней на море. Катюшино сердечко захлестывает счастье.

Катюше пять лет. Она уже почти совсем большая. Она учится кататься на горных лыжах. Она теперь меньше спрашивает, но много и очень внимательно слушает. Лыжи по-началу не слушаются, норовят разъехаться в разные стороны и повалить девочку в белый пушистый сугроб. Катюша смеется, ей весело и беззаботно, надежный папа не даст приключиться ничему плохому, а заботливая мама ласково подлечит царапинки и синяки, если вдруг они случатся. Наконец лыжи перестают своевольничать, искрящийся пушистый снег веером разлетается из-под них, девочка визжит от радости полета. Свежий, но разреженный высотный воздух и довольно долгая тренировка утомляют девочку, она отстегивает лыжи и уютно устраивается на папиных руках в фуникулере, поднимающем их к горному отелю. Вот и мама встречает их на посадочной площадке. Глаза девочки невольно закрываются…


– Мама, а что сегодня на завтрак?  – Задорный голос дочки выводит маму из оцепенения. – Почему ты опять плачешь?


– Нет, я не плачу, просто соринка в глаз попала… – Мама украдкой смахивает слезинку, но девочка все видит.

Катеньке почти семь. Скоро в школу. Радостная суета, предвкушение новых друзей, интересных новостей, радостных событий. Молебен перед началом учебного года уже закончился, но девочка не спешит уходить. Она подходит к батюшке и бесцеремонно дергает за рясу:


– Дядя, мне надо вот с ним поговорить! – Безапелляционно заявляет ребенок, тыча пальчиком в икону Спасителя, висящую рядом, но довольно высоко, не достать. Священник удивленно оборачивается, видит устремленные на него огромные детские глаза, полные веры в понимание и надежды на содействие. Он опускается на уровень детских глаз.


– И что же ты хочешь Ему сказать?


– Мама часто плачет. И не говорит почему. Хочу попросить, чтобы Он утешил ее.


– Ты любишь маму?


– Очень…


Священник выпрямляется, подходит к иконе. Крестится, шепчет какую-то молитву… потом снимает икону со стены и ставит на лавку, чтобы Катюшка могла спокойно дотронуться. Девочка подходит к иконе, что-то бормочет. Опускается на колени, уткнувшись лбом в образ. Стоит минуту, пять, десять… Прихожане разошлись, служка гасит свечи, а девочка все стоит у иконы. Родители подходят к ней чтобы увести домой, но батюшка останавливает их.


– Не надо. Ждите.


Подходит к девочке, опускается на колени рядом, но чуть позади, крестится. Девочка не замечает его…

Катерине восемнадцать. Детство официально закончилось. Она сидит в очереди во взрослую поликлинику, вставать на учет. В компьютерной системе очередной сбой и девушку отправили в соседнее здание, выдав медицинскую карту на руки. Катерина торопится, нервничает, но выбора нет, надо покончить с этим сегодня. А завтра… Завтра первый раз в первый… курс. Первый курс престижного вуза, опять новые друзья, задорная студенческая жизнь, безоблачная юность. Бывшая школьная активистка-заводила умеет заражать оптимизмом и уверенностью в успехе. Скорей бы только эта очередь уже двигалась… От скуки девушка решила почитать собственную "историю болезни". Нормальные роды, десятка по Апгар, чуть опережающее развитие… Скукота… Так, а это что? Девочке почти три года, анализы неоднозначны, диагноз… Выговорить это слово Катя не смогла бы и под дулом пистолета. С трудом, по буквам, забила в поисковике на смартфоне и обомлела… Один случай на несколько миллионов. Генетический сбой, вызывающий резкое увеличение температуры, ослабление организма, потери сознания. Смертность 99,9% в первые пять лет болезни. Лечения нет, лекарств нет, только сбивать температуру. И ждать, справится организм или нет. И когда у него больше не станет сил справляться… "Но ведь мне уже восемнадцать?!". Катерина сидела, словно пораженная громом. Так вот почему мама так часто плакала! И папа всегда так быстро куда-то уносил девочку сразу, как только она ослабевала и теряла сознание, думая, что спит. Но как? Девушка с замиранием сердца читает дальше. Анализы ухудшаются раз от раза, приступы все дольше, шансов все меньше. И вдруг провал. Пропуск. Пустота. Полгода никаких записей. Потом анализы. Анализы в норме, комментариев от врачей нет, диагноз не подтверждается, но и не опровергается. Когда это было? Первый класс, ей семь. И снова как удар молнии – "Я же перед школой у иконы стояла!". Воспоминания далекого детства накрыли волной. Поезд, море, горы, папины руки, мамины слезинки, когда девочка просыпалась. Подготовка к школе, молебен, икона… Дальше особых воспоминаний нет, но девушка абсолютно уверена, что мама уже давно не плачет. Да и выглядит, пожалуй, даже получше, чем тогда… Осознание пришло медленно, словно продиралось через топкое болото. Катя даже пропустила свою очередь на прием. Но это не важно. Важно то, что она, почти семилетка тогда, спасла сама себя лишь только тем, что от всей души попросила Спасителя подарить утешение самым дорогим людям на этой земле – родителям…


Что наша жизнь?

Андрей Степанович приложил карточку и прошел через турникет в метро. Свою машину он оставил в автосалоне, производитель решил отозвать ее для устранения каких-то конструктивных ошибок. Факт отзыва еще совсем нового Лексуса несколько омрачил ощущение победы от совершенной накануне сделки. Андрею Степановичу удалось облапошить незадачливого клиента и заключить договор на крайне невыгодных для того условиях. Бизнесмен сошел с эскалатора и брезгливо поморщился. Да, ехать на метро оказалось ошибкой. Вокруг руководителя, привыкшего к лощеным юношам и длинноногим красоткам, почтительно расступавшимся при его приближении, сновали туда-сюда бомжеватого вида граждане. Но идти на попятную было ниже достоинства этого человека и он протиснулся в переполненный вагон. Люди входили и выходили, толкая и пиная одетого с иголочки бизнесмена, явно не вписывающегося в окружение. На лакированном ботинке Marsell уже красовался отпечаток чьего-то сапога, костюм от Armani изрядно помяли, в нос била едкая смесь пота и дешевых духов. Андрей Степанович с трудом достал из кармана носовой платок и прижал к лицу, пытаясь хоть как-то защититься от удушающего амбрэ.


– Посадите его, а то свалится еще, передавит всех тут! – Услышал он за спиной. Моложавая, но безуспешно пытающаяся следить за собой женщина указала мужчине на свободное место, решив, что тому плохо. Бизнесмен и правда неважно себя ощущал, перед глазами начали плыть цветные пятна, голова кружилась, дышать было нечем. Крупные капли пота катились по вискам. Андрей Степанович с трудом уместил свое объемное тело между двух молодых людей, напоминавших исламских террористов. Те недовольно заерзали. Поезд остановился в тоннеле и движение воздуха в вагоне прекратилось окончательно. Бизнесмен безуспешно цеплялся за ускользающее сознание, круги в глазах превратились в сплошную пелену, в которой быстро исчезали люди, сам вагон. Гул голосов становился все тише, удаляясь. Наконец реальность растаяла окончательно, человек перестал ощущать свое тело. Какие-то неясные тени, проявляясь, как изображение на фотокарточке, летали вокруг. Андрей Степанович едва различал их голоса. Тени становились все отчетливее, приобретая очертания странных людей, некоторые были светлее, другие темнее. Голоса тоже зазвучали разборчивее, бизнесмен стал различать слова.


– Предал, обманул, украл. – Говорили темные тени. От них исходили холод, безнадежность, страх.


– Выручил, помог, поддержал. – Отвечали светлые. К этим хотелось прижаться, как в детстве к теплой маминой щеке, ища утешения.

Человек не понимал что происходит. Но вдруг все эти слова обрели ясный, однозначный смысл и перед Андреем Степановичем стали всплывать картины его жизни. Темные тени нападали, бросаясь злыми словами, светлые отбивались добрыми. Темные все яростнее выкрикивали обвинения, а светлые теперь растерянно переглядывались, изредка парируя уже именами близких, родных, знакомых Андрею и не очень людей. Темные явно одерживали победу и человеку стало страшно. Жутко. Он понял, что в случае победы темных ему, человеку, припомнят все, что он сделал. Всех, кого он обдурил, подставил, на ком нажился и кого погубил. И тогда ему… Он даже не мог сказать, что ему будет, но было однозначно понятно – это будет ужасно. Ужасно  настолько, что представить такое невозможно. И конца этому не будет уже никогда. Темные злорадно смеялись, предвкушая добычу. Светлые удрученно молчали. Страх и паника парализовали волю и мысли. Что делать? ЧТО ДЕЛАТЬ??? Неожиданно откуда-то из глубины души, из самых ее потаенных, забытых уголков, прилетела странная, совершенно чуждая доселе и непонятная фраза. Человек не видел выхода. Эта фраза, новая, нигде и никогда раньше не слышанная. Словно кто-то подсказал. Кто-то очень добрый и заботливый.


– Господи, ПОМОГИ!!! – Отчаянный вопль погибающей души. Души, никогда не думавшей ни о чем, кроме себя и богатства. Души, вдруг осознавшей всю безысходность и бессмысленность своего существования…


Удар. Страшный удар сотряс все естество человека. Темные тени испуганно попятились, умолкнув. Светлые почтительно отступили. Еще один удар, резким толчком подкинувший бренное тело. Слепящий, резанувший глаза свет. Андрей Степанович зажмурился, попытался отвернуться от этого безжалостного света. Дикая боль пронзила голову, человек застонал.


– Есть пульс! Давление стабилизируется. Дыхание самостоятельное.

Неяркое солнышко, едва ли не впервые в этом году показавшееся на небосводе, робко гладило по щеке Андрея Степановича. Симпатичное, добротное, но не дорогое пальто. Теплые, удобные, хотя и не модные ботинки. Приближение весны уже ощущается, но на улице еще очень свежо и зябко. Медсестра в больнице как-то обмолвилась, что Пасха в этом году ранняя. Андрей Степанович поглядел на купола и поднял сумку. Небольшую спортивную сумку, с какой обычно ходят на тренировки, наполненную деньгами. Теми деньгами, которые остались после продажи особняка и компании, возврата долгов и компенсаций всем тем, кого он разорил. Шаги давались легко, ноги сами несли в пахнувший ладаном полумрак. Собиравшийся уже уходить батюшка заметил нерешительно топтавшегося на пороге крупного мужчину с сумкой в руках. Подошел, посмотрел в глаза. Андрей Степанович ответил прямым, открытым взглядом, кивнул.


– Минутку. – Тихо сказал священник, отошел куда-то вглубь церкви, но тут же вернулся с книжкой в руках.


– Вот, почитайте. В субботу вечером жду вас тут. А это.. – Кивок в сторону сумки. – Отдайте лучше сиротам. Им нужнее…


Дорога в детство.


Михаил выключил музыку в машине и съехал с асфальта на грунтовку. Его путь пролегал через небольшой поселок Дорофеево на бывшие торфяные разработки, давно заброшенные и превратившиеся в живописные озерца, почему-то называемые местными "карьер". В планах фотографа-любителя было поснимать памятные с детства места, заодно немного поностальгировать, глядя на происходящие изменения. День клонился к вечеру, Михаил рассчитывал сделать несколько красивых кадров заката на фоне прибрежных березок там, где они с отцом уже больше тридцати лет назад ловили рыбу. Медленно двигаясь по деревенской дороге, путешественник оглядывал знакомые окрестности. Вот почта, прекратившая свою работу уже тогда, в Мишкином детстве. А вот магазин, куда они регулярно ездили на велосипедах за хлебом и другими продуктами. Тот самый, в котором Мишка-пацан, стащив у соседки-старушки мелочь, купил себе кучу упаковок сладкого драже. Чувство стыда за детские проделки больно кольнуло уже серьезного мужика, он вспомнил, как боялся, что продавщица расскажет родителям о его покупке, тогда вскроется факт воровства мелочи и его накажут. А потом ему было плохо. То ли от количества съеденного драже, то ли от угрызений совести, то ли от вместе взятого. Мужчине страшно захотелось во всем признаться, попросить прощения, но сделать это было уже невозможно… Вздохнув и произнеся мысленно "простите дурака…", Михаил двинулся дальше через поле, к спуску в карьер. Наезженная дорога закончилась, фотограф поставил машину в сторонке под рябиной и, захватив камеру и штатив, углубился в заросли прибрежного кустарника. Тогда, в прошлом, они с отцом оставляли велосипеды примерно в этом же месте и шли дальше пешком, осторожно раздвигая ветви, чтобы не порвать случайно леску на удочках. Кусты расступились, узкая полоска суши делала поворот, открывая сказочные виды на водную гладь по обе стороны тропинки. Но с погодой Михаилу не повезло, небо затянуло тучами, надеяться на красочный закат не приходилось. Он сделал несколько кадров, особо не надеясь на успех, и вернулся к машине.

Сон на природе, хотя и в тесной машине, сладок и безмятежен. Восход Михаил бездарно проспал. Но впереди его ждали новые воспоминания. Машина тихо шелестела по грунтовке, осенние запахи хвои и прелых листьев проникали в салон через открытое окно и кружили голову. Путешественник выехал из леса, впереди показалось Мануйлово, деревушка, в которой он проводил почти каждое школьное лето. Парочка новых домов на окраине, свежевыкрашенный колодец, знакомый поворот дороги. Михаил припарковал машину у бывшего "своего" домика с новым забором. Домик выглядел ухоженно, но одиноко, чувствовалось, что им давно не пользуются, хотя и поддерживают. Детские воспоминания накатили щемящей сердце волной. Огромная русская печка, разделявшая дом на собственно избу и кухню. Низкий бревенчатый колодец с темной ледяной водой. Соседская девчонка, за которой он тайком подглядывал из окна в ожидании, что она выйдет на улицу. Мальчишки с другого конца деревни, неизменные товарищи по игре в войнушку на опушке леса… Путешественник не стал заходить на теперь уже чужую территорию и пошел по намеченному еще в городе маршруту. Мечеловская. Это название прочно засело в памяти, но что оно означало, какое место так называлось, он не догадался спросить. А теперь больше некого спрашивать. Для Миши это некое место в лесу, вытянутая поляна, обрамленная заросшей кустами речкой Сеньгой с одной стороны и шикарным сосновым бором с другой. На Мечеловской всегда было тихо и тепло, даже в холодный ветреный день. Подосиновики, маслята, белые быстро наполняли корзинку, красные всполохи брусники утоляли жажду и немного голод. Сюда их водил дедушка. Поднимал рано, лишь только светало, шли быстро, по холодку. Выйдя на опушку, перекусывали взятыми из дома вареными яйцами с хлебом и огурцами. До полудня собирали грибы и медленно, аккуратно неся наполненные корзинки, возвращались в деревню…

Путешественник шел легко. Осеннее солнце пригревало, но не жарило, неистребимые жители торфяных болот – комары – перестали беспокоить еще пару недель назад. Михаил прошел Мечеловскую насквозь и вышел к узкоколейке. В далеком прошлом, когда его мама была пятилетней девочкой, по этой дороге ходили поезда до города, а теперь она заржавела, но на удивление практически не заросла. Рельсовое полотно уходило в лес и скрывалось за поворотом. Фотограф опустился на землю под могучей сосной, мягкое осеннее солнышко ласково играло в ветвях, запахи, воспоминания, забытье…

Михаил очнулся от неожиданного паровозного гудка. На рельсах прямо перед ним остановился небольшой поезд. Деревянные вагоны блестели свежей зеленой краской, черные подножки приглашали в поездку. Путешественник поднялся по ребристым ступеням, сел на лакированную скамью у окна. Паровоз звонко свистнул, состав дернулся, лязгнув железной сцепкой, и медленно покатился вперед. За окном проплывали поля, рощи, деревушки. На частых остановках в вагон заходили и выходили люди в старомодных одеждах, рассуждавшие о пятилетках, соцсоревнованиях, линии партии. Постепенно народу становилось все меньше, наконец Михаил остался один в вагоне. Поезд остановился, негромко свистнув. Путешественник помедлил, потом вышел из вагона. Паровоз тут же выпустил облако пара и утащил состав куда-то вдаль. Михаил огляделся. Та же узкоколейка, та же опушка леса. Вот и забытый штатив под сосной. Михаил закинул его за спину и двинулся обратно в деревню, размышляя о странном поезде. Погрузившись в мысли, он не заметил, как добрался до Мануйлово. Вот только машины у домика не было. Не было и нового забора. Зато в руках вместо камеры была корзинка с грибами и перочинный ножик. Михаил открыл калитку.


– Ну что, добытчик, набрал? – Давно забытый голос бабушки согревал теплом и запахом пирогов. – Давай корзинку и иди в баню!


Миша оглядел себя. Черные короткие резиновые сапоги, широковатые, не по размеру, коричневые брюки и синяя рубашка. Именно так он был одет тем далеким летом. Молодая мама полола в огороде грядки, папа колол дрова огромным тяжеленным топором, еще крепкий и здоровый дедушка топил баню. А в зеркале отражалась усталая, но довольная (конечно – самостоятельно набрал грибов!) рожица десятилетнего мальчишки.


– Давай мойся скорее, ужин и спать! Завтра рано подниму, на карьер поедем! – Отец, отложив топор и вытирая пот со лба, заговорщицки подмигнул. Мишка шустро исполнил приказания и провалился в крепкий здоровый детский сон.

Непонятно откуда взявшийся осенью овод больно укусил в верхнюю губу. Михаил дернулся, смахнул злосчастного вампира, открыл глаза. Над головой шумела в вышине крона строевой сосны, рядом лежали камера и штатив, чуть поодаль мутно блестели на солнце рельсы узкоколейки. Фотограф поднялся, тряхнул головой, прогоняя остатки сна. Звенящую тишину осеннего леса нарушил далекий паровозный гудок. Михаил приложил ухо к рельсам и ощутил затихающий стук колес. Поезд, свозивший его в детство, ушел. Ушел, но оставил освеженные теплые воспоминания безмятежного детства. Михаил теперь точно знал, что такой поезд есть. Надо только его дождаться…

Сон

Сегодня мне приснился странный сон. Я даже не уверен, был ли это сон или это было нечто большее, гораздо большее.

Я выпал из времени и пространства. Я был нигде и никогда. И одновременно я был везде и всегда. Я видел сотворение мира и его конец. Я наблюдал каждый момент времени, стоило мне только о нем подумать. Бактерии, динозавры, первые люди, автомобили и полеты к звездам. От этого кружилась голова и захватывало дух. Мне открылось беспредельное знание всего и вся. Было жутко и интересно. Я видел не только ту картину мира, в которой жил, но еще и ту, которая могла бы произойти. Это можно представить, как если бы смотреть на карту дорог – одна ведет в город, другая к морю, третья в поле. С той лишь разницей, что ты можешь пройти ним всем одновременно. Так, я видел не только как Ева откусила от запретного плода, но и то, как она, воспылав «праведным» гневом, отвергла предложение змия и, нажаловавшись Адаму, скрутила пресмыкающееся в узел и швырнула в болото. Правда, потом Адам и Ева все равно были изгнаны из Рая за столь жестокое обращение с творением Божиим. Я видел и вариант, когда Ева просто отвернулась от змия и никто никого из Рая не изгонял. Я видел реальность с войнами и без, видел изувеченную людьми Землю и мировую катастрофу, но видел и то, как люди вовремя остановились и спасли планету и сами себя. Вместе с этим я понимал причины тех или иных событий и вызванные ими последствия. Так, я знал причину ненависти Гитлера к евреям. Все оказалось банально. Знакомый еврей, которому начинающий живописец показал свое произведение, очень резко и негативно отозвался о творении. Обидевшись на всех евреев, а заодно и на славян, Гитлер начал войну. Причиной же столь резкого отзыва было то, что по дороге к Гитлеру того еврея ужалила пчела, отчего у него разболелась рука и испортилось настроение. В другом варианте развития событий погода была чуть более ветреной, пчелы вылетели в другом направлении и тот еврей пришел к Адольфу в спокойном состоянии и дал более сдержанный отзыв. Война не началась. В третьем варианте погода была очень холодной, еврей выпил бокал вина для согрева, отчего пришел в веселое расположение духа и от всей души расхвалил картину. Адольф, воодушевленный похвалой, начал более усердно изучать живопись и в конечном итоге вместо войны мир получил гениального художника. Это лишь маленький и самый простой пример того знания причинно-следственных связей, которое мне открылось. Я знал что, как, когда и где надо сделать, чтобы события пошли по тому или иному сценарию. Правда, было одно НО. Я знал, но я не мог этого сделать. У меня не было силы, не было власти влиять на события. Я был лишь сторонним наблюдателем. Бесправным, бессильным. Совершенно никчемным и никому не нужным. Это было очень страшно и жутко – все знать и понимать, но ничего не мочь. Я закричал от отчаяния и проснулся. В окно ласково светило восходящее солнце, тихо шелестел ветер в листве. До меня медленно доходило, что я уже могу встать, открыть окно пошире, чтобы воздух в комнате стал свежее. Могу прикрыть шторы, чтобы ребенок не проснулся слишком рано от яркого света. Тихое ликование охватило меня от того, что я могу влиять на события! Но что, что надо сделать, чтобы мир стал лучше? Какой дорогой направить своего ребенка, чтобы он был счастлив? Увы, этого я уже не знал. Как и многого другого, что во сне было легко и понятно. Но я точно знал другое – я могу влиять на реальность! Я уже не бессильный и бесправный наблюдатель, я полноправный участник жизни! И от того, что и как я буду делать, зависит очень и очень многое. Да, я могу и скорее всего буду часто ошибаться. Но ошибку можно простить, можно исправить, благодаря ей можно научиться. А раз я могу влиять, значит я нужен! Значит, я не просто так на этой Земле. Мы все здесь не просто так. Не по странной прихоти природы, сложившей бездушные молекулы в живой организм. Мы все здесь по воле Творца. Мы нужны Ему. Ну и, конечно, нужны нашим близким, родным, друзьям. Которые простят нам ошибки, простят что угодно, только не бездействие и равнодушие… Мы нужны…

В переходе метро

Сегодня я случайно стал свидетелем необычного эпизода.

Я возвращался с работы, как обычно, на метро. Поднялся со станции и шел по длинному переходу до своего выхода. Впереди колыхалась живая река такого же рабочего народа, разношерстного, разномастного, но в чем-то неуловимо одинакового. Прямо передо мной, чуть слева, шел молодой парень, может даже подросток. Весь его вид выражал юношеский максимализм вперемешку с пофигизмом, причем я затрудняюсь сказать чего было больше. Широкие, граничащие с нахальством шаги, самоуверенно задранная голова с модными эйрподсами в ушах. Он явно ничего вокруг не замечал, уверенный в своей исключительности. Ну, шел и шел, мне какое дело. Вдруг он резко дернулся вправо, я едва не врезался в него и уже был готов высказать ему пару ласковых о его манере передвижения в многолюдном месте. А парень выдернул один наушник и остановился у тщедушной старушки, торговавшей какими-то мелкими невзрачными яблоками. Может, насобирала падали, может, у самой такие в огороде растут, мне неведомо, но уж больно непрезентабельными были те яблочки. И вот слышу я такой разговор.

– Мать, почем эпплы?

– Чего, сынок? – Не поняла старушка. Парень понял свой промах и исправился.

– Яблочки, говорю, почем?

– А, дык, по десять всего, милок. – Просияла старушка. – Ты на вид-то не смотри, они вкусные, с маво огороду. Надысь вот натрясла немного.

Парень оценивающим взглядом пробежался по явно залежалому товару.

– Сколько у тебя тут?

– Ой, милок.. – Стушевалась старушка. – Я и не знаю… Мабуть, кило три или четыре…

– Так, мать, давай я у тебя это все за полтинник возьму, ок?

– Чегось? – Старушка, похоже, была туговата на ухо.

– Все за пятьдесят отдашь? – Повторил парень громче.

– Ой, милок, конечно, конечно, бери, не пожалеешь, слаадкие! – Затараторила старушка и стала торопливо укладывать убогий урожай в какой-то мятый пакет. Парень протянул сложенную купюру и я заметил, что из-под полтинника едва заметно выглядывала сотня. Я уже хотел было указать парню на его оплошность, но что-то меня остановило. Парень сунул деньги в сморщенную ладонь, легко подхватил пакет и скорым шагом, словно убегая от чего-то, направился к выходу. Я чуть задержался, запнувшись взглядом о почти счастливую бабульку в древнем, многократно заштопанном, но чистеньком плащике, который вряд ли мог согреть тщедушное тело. С трудом догнал парня я уже на улице. Парень оглянулся и, увидев или не увидев что-то свое, как-то неловко, тайком, высыпал практически гнилые яблоки в урну. Обернулся еще раз, удовлетворенно кивнул и пошел дальше. Я не удержался и остановил его.

– Извини, друг, что это было? – Парень сначала не врубился, но, вытащив наушник, все-таки сообразил о чем речь.

– Понимаешь, чувак. – Как-то неожиданно печально произнес юноша. – Яблоки я не ем, вот и выбросил. Тем более такие. Вряд ли кто вообще в здравом уме их даже в руки-то возьмет. А не купить не мог.

– Ты дал ей даже больше, чем договорились…

– Да, знаю. Ну ты сам прикинь, сколько она с этим говном стоять будет? Ну не мог я не помочь, понимаешь?

– Да, понимаю. – Что-то горькое шевельнулось у меня в душе. – Ну мог бы просто денег дать.

– Мог. Но этим я бы ее страшно обидел. Она ж немилостыню просила, а продавала то, что своим трудом заработала. Яблоню ли трясла, падаль ли собирала – пофиг! Она работала! Просто дать ей денег означало бы оскорбить ее. А так и помог, и не обидел. Понимаешь, чувак? – Парень улыбнулся так легко и светло, что мне стало не по себе. А он всунул обратно свой наушник и побежал догонять автобус. Я смотрел ему вслед и никак не мог простить себе своего безразличия. Я ведь не просто прошел бы мимо этой старушки, я бы вообще ее не заметил, хотя она и сидела практически у меня под ногами…


Ряженый.

Опустив голову, глядя пустыми глазами себе под ноги, Санька медленно брел по улице, погруженный в мрачные мысли. Ничего  не замечая он загребал ногами мутную жижу из снега и соли, шлепал прямо по лужам и чуть не врезался в ряженого Деда Мороза, топтавшегося прямо посреди тротуара. Дед Мороз, явно испытывая дискомфорт от промозглой городской слякоти, безуспешно зазывал прохожих написать свои новогодние желания.

– Что, внучок, нос повесил? – Зычный бас ряженого вывел Санька из оцепенения. – Давай, пиши желание, исполню!

– Ага, счаз, исполнит он.. – Пробурчал парень себе под нос.

– Да что случилось-то? – Не отставал сказочный персонаж.

– Чего-чего… – И тут Санька словно прорвало. – Жена, зараза, к любовнику сбежала, развод за три дня оформила, как успела только… С работы поперли, типа сокращение, а на самом деле начальничек своего бездарного отпрыска пристраивает… Погода еще «блеск» просто, где это видано, дождь под Новый год…

– Да… Сочувствую… – Промолвил ряженый. – Ну, работа найдется, не переживай…

– Найдется, ага.. – Не поверил парень. – Где я тебе ее под праздник найду?

– Найдешь, не волнуйся. – Уверил Дед. – Жена-то, поди, все забрала? Жить-то есть где?

– Жить есть. – Грустно усмехнулся Санька. – Квартира еще до свадьбы куплена, под «совместно нажитое» не подпадает.

– Ну вот, уже неплохо! – Обрадовался сказочный персонаж. – Дело за малым. Пиши желание, исполнять буду! Чего желаешь – жену вернуть, работу?

– Нет уж. Разбитую чашку можно склеить, но она так и останется разбитой, пить из нее уже нельзя. Да и что ты можешь, ты же актеришко на подработке. – Скептически заметил уволенный. – Ты уж не обижайся, не до сказок мне…

Санька обошел ряженого и побрел в серую мглу вечернего города, поливаемый мелким противным то ли дождем, то ли мокрым снегом…

Как прошла ночь Санька не помнил. То ли спал, то ли просто провалялся в забытьи, так и не переодевшись толком. Телефонный звонок вывел парня из небытия.

– Алло.. – С трудом прочистив голос ответил невезучий.

– Hello! – Раздалось на другом конце. – Mister Alex Smirnoff?

– Yes, go ahead. – На автомате ответил парень, довольно сносно знавший иностранный язык.

– Мы ждем вас сегодня в 15.00 в нашем офисе на Центральной площади, дом семнадцать. – Собеседник перешел на русский, но говорил с явным акцентом.

– Извините, здесь какая-то ошибка. – Опешил Санька. – Вы вообще кто и что вам надо?

– Вы отправляли резюме. Мы вас ждем. В случае вашего отказа мы пригласим другого кандидата. До встречи, мистер Смирнофф! – Скороговоркой проговорила трубка и отключилась.

«Что за бред? Какое резюме?» Недоумевал Санька. Но поехать все-таки решил, надеясь сам не зная на что. Пока добиралось вызванное из мобильного приложения такси, парень привел себя в порядок. Если офис находится на Центральной площади, значит, организация не самая плохая. Надо выглядеть прилично, а своим ходом есть риск прийти мокрым и с неподобающим ароматом…

От вчерашней слякоти не осталось и следа. Ночь припорошила городок пушистым, искрящемся на морозце снежком. Парень захлопнул дверцу машины, назвал адрес и погрузился в свои мысли, гадая, чем обернется для него это недоразумение. Через несколько минут такси остановилось у солидного пятиэтажного здания из стекла и бетона, водитель назвал цену. Санька удивленно обернулся на голос, неожиданно оказавшийся женским. И обомлел во второй раз.

– Алена? Ты как это? С мотика на такси пересела?

– И тебе привет, Саш. – Улыбнулась девушка. – Рада, что узнал.

– Да как не узнать-то! Десять лет на соседних партах! – Приятные школьные воспоминания отогнали грустные мысли парня. – Так с чего вдруг такси-то?

– На гонке травму получила. – Вздохнула Алена. – Так что теперь руль для меня только на четырех колесах. А без дороги я не могу, ты ж знаешь.

– Вот  как… Сочувствую…

– Не стОит, все хорошо. Даже интересно. Разные люди попадаются, мне нравится их изучать.

– Да, я слышал, что таксисты неплохие психологи. – Парень взглянул на часы и спохватился. – Ален, извини, у меня сейчас… Даже и не знаю.. типа собеседование чтоль, получается… Может, встретимся вечером?

– Могу подождать, у меня пока нет заказов.

– Спасибо, но я представления не имею, сколько я там пробуду.

– Ясно, как скажешь. – Девушка достала блокнот, написала что-то и протянула парню. Санька краем глаза заметил, что правая рука водителя была совершенно свободна от колец. – Вот, позвони, как освободишься.

– Мистер Алекс? – Сухощавый щеголеватого вида иностранец проводил Санька в служебное помещение с кучей серверных стоек. – У нас проблема с базами данных. Мы можем ее легко решить, но это хороший повод проверить кандидатов. Справитесь до конца дня – вы приняты на постоянную работу. Нет – у нас есть еще кандидаты.

– Понял. Хорошо. Только один вопрос – откуда у вас мое резюме?

– У меня нет Вашего резюме. – Ответил щеголь. – Мне передали Ваши контакты рекрутеры. Можете потом, если останетесь, спросить у них сами…

Ярко красный закат, обещавший морозное утро первого января, застал Алену и Сашу в лесу, катающимися на лыжах. Алена распарилась, сняла варежки. На изящном пальчике поблескивало скромное, но страшно ценное для девушки колечко с камушком. Лишь один момент самую малость омрачал так замечательно начинающийся новый этап в жизни ребят – того актера, «исполняющего желания» под видом Деда Мороза, они так и не нашли…

Случайный разговор

Куда только не заносит судьба фотографа в поисках интересного кадра! Вот и меня занесло. Присмотрел живописное болотце рядом с небольшой деревушкой подальше от цивилизации, экипировался и выдвинулся. Но прогноз погоды, как водится, обманул капитально. Ни о каких закатах-рассветах не могло быть и речи. Мелкий противный, но интенсивный дождик и резкое похолодание с ветром не оставляли шансов даже на хоть какой туман. Серый плоский свет и полное отсутствие красок и игры теней, на которые я так рассчитывал. Водяная пыль пронизывала все насквозь и я посчитал неразумным ждать у моря, а точнее у болота, погоды в палатке и попросился на постой в соседнюю деревушку. Хозяйка, худенькая бодрая старушка лет семидесяти радушно приняла меня в своем скромном жилище. Уплетая вареную картошку с селедкой (хозяйка пригрозила, что выгонит меня обратно под дождь, если я еще раз заикнусь о том, что у меня есть своя провизия и я не хочу ее, хозяйку, обременять) мы разговорились. Местные сплетни, урожай, погода, сельский батюшка, почему-то особо невзлюбивший оккультизм – вот наши разговоры. Да, все православные священнослужители крайне негативно относятся к оккультизму, это понятно и объяснимо, но этого батюшку, по словам хозяйки, прямо-таки передергивало всего при малейшем упоминании этой темы. Не относя себя ни к истово верующим, ни к атеистам, ни к язычникам, я от всего сердца искренне поблагодарил хозяйку за действительно очень вкусный ужин и завалился спать в надежде на следующий день. Но утро не принесло ничего нового – тот же пронизывающий дождь без намека на хоть какой-то свет. Делать было особо нечего и я отправился вместе с хозяйкой в церковь. Местный батюшка сразу выделил меня из толпы прихожан. Оно и понятно – всех своих он знал как облупленных, а я резко выделялся на их фоне и поведением, и внешним видом. После службы я не спешил выходить в противную сырость и батюшка, закончив беседы с прихожанами, подошел ко мне поинтересоваться кто я и что тут делаю. Я все честно рассказал, скрывать мне нечего, бояться тем более.

– Да, бывает. – молвил батюшка после моего сетования на провалившиеся планы съемки. – Хотя, думаю, тебя просто оградили.


– Оградили? От чего? Кто?


– Ну, понятно кто – Господь. А от чего, кто знает… Говорят, змей в этом году на болоте много развелось.


– Да ну, что вы.. – отвечаю, – кому я нужен, ограждать меня…


– Ну не скажи. Для Бога все одинаково ценны. И для каждого у Него есть свое предназначение. Пойдем-ка в трапезную, отобедаем, да и погутарим.


Отказываться я не решился, да и общение обещало быть занимательным.

В трапезной было даже жарковато, я снял свою походную куртку и сел за стол. Бесподобно пахло деревенскими щами, как оказалось, постными, но от этого не менее вкусными и питательными. Воздав должное матушкиной стряпне и после молитвы, во время которой я чувствовал себя не в своей тарелке, батюшка начал свой рассказ:


– Учился я тогда на втором курсе института на факультете электроники. В то время студентов начальных курсов посылали в начале учебного года "на картошку" – в подшефный колхоз или совхоз собирать урожай. Вот и нас, тридцать молодых оболтусов, поселили в летнем пионерлагере, вывозя по утрам на работы в поле и забирая обратно в лагерь к вечеру. Ну, днем понятно, работали, как могли, а по вечерам, после ужина, делать было решительно нечего. Водку пьянствовать не позволялось, за этим строго следили педагоги, да и взять ее было негде. Кино и клуба с танцами не было и в помине. Карты каждый вечер быстро надоели. Общение с местными тоже как-то не заладилось. Пацанов местных мы не видели вообще, кроме одного мелкого, лет пяти-шести, клянчившего у нас сигареты. Кое-кто из наших парней собрались-было "попортить местных девок", но очень быстро выяснилось, что портить там нечего, все давным-давно испорчено и наши потеряли к ним интерес. Все ж мы городские, хотелось какой-никакой романтики, а тут только увиделись и сразу в постель. Типа "а чо, делать все равно неча". Вобщем, неинтересно. И тут кто-то предложил (подозреваю, что местные девчонки, чтобы хоть как-то нас заинтересовать) вызвать Пиковую Даму. Кто это и что это никто толком не знал, но явно было что-то потустороннее и нас, физиков-материалистов, это заинтересовало. Раздобыли где-то свечку, выпросили у девчонок зеркальце для ритуала. Ну а в картах недостатка у студентов никогда не было. И вот собрались мы ближе к полуночи, как полагалось по обряду, в сушилке – малюсенькой комнатушке, предназначенной для сушки вещей. В комнате кроме стеллажей с подогревом, табуретки и крючков для одежды ничего не было. Ну, приготовились, зажгли свечку, поставили перед зеркальцем, рядом стакан с водой, а под стаканом игральная карта, та самая Дама Пик. Расположились кто где. Комнатушка малюсенькая, нас тридцать здоровых лбов. Кто на полках для сушки, кто на полу, а я одной ногой на крючке для одежды, другой на полке, завис прямо над головами сокурсников. Действо началось. Кто-то бормочет типа заклинания вызова, все в напряжении. И вот уже вроде за окном какие-то тени задвигались, вот вроде пламя свечи как-то не так горит, вот вроде и в зеркальце что-то проявляется. Мерещится нам это от жары и духоты или и правда заклинание работает… Все затаили дыхание. И тут подо мной ломается тот самый крючок для одежды и я с грохотом и матюками валюсь прямо на головы ребят, больно ударяюсь пятой точкой о бетонный пол, но тут же вскакиваю и столбенею – комната пуста! То есть совсем пуста, ни одного человека. Только свечка на табуретке, стакан и зеркальце. И в зеркальце искаженные гримасой ужаса лица моих друзей… Я, кажется, забыл как дышать, стою и даже глазами не хлопаю. А по зеркальцу будто тень какая пробежала, а за ней лицо женское появилось, красивое, но холодное, ледяное даже, жуткое такое. И исчезло. И только свечка отражается, стакан, и карта под стаканом. Только вот изображения дамы на карте нет, одни значки пик по углам. И тут меня прорвало. Как я вопил! Дверь, внутрь открывающуюся, наружу открыл, ломанулся вон оттуда....


Я сидел, потрясенный услышанным. Это не укладывалось в моей голове. Это было просто невозможно! И вместе с тем, передо мной сидел даже не очевидец, а самый настоящий участник этого кошмара…


– И после этого вы к Богу обратились? – спрашиваю.


– Нет, не совсем.  – батюшка тряхнул головой, словно прогоняя видение. – Я тогда всех на уши поднял своими воплями "она их всех забрала!" Никто сначала ничего понять не мог, потом сообразили, что тридцать лоботрясов и впрямь куда-то подевались, но никто, само собой, в мой бред не поверил. Вызвали местного участкового, потом следователя из района, собак. Но нигде никаких следов. А я свое талдычу – "она их забрала". Ну, психушку мне вызвали, обследовали, допрашивали все подряд, а я все свое гну. Следователи моей вины найти не смогли, да и не было ее. Психиатры поставили мне какое-то там расстройство, хотели сначала "белочку" диагностировать, но не срослось, не было никаких следов алкоголя во мне. Так и выдали мне "белый билет" и отпустили, потому как хоть и псих, но социально не опасен. А куда мне с "белым билетом"? Ни в армию, ни на работу приличную. Обратно в институт, само собой, тоже никак. Слухи поползли, что я хоть официально и не виновен, но причастен, сгубил тридцать душ. Житья совсем не стало и я решил уехать подальше. Перебивался случайными заработками. И вот как-то после очередной шабашки сидим с таджиком одним на лавочке, пивко попиваем. Ну и рассказал я ему про случай тот. Он долго молчал, а потом и говорит, мол, "спас тебя Бог-то. Зачем, не знаю. Но спас. Это как пить дать". Вот тут-то меня и осенило как дальше жить и что делать.

Батюшка глотнул еще сока, почесал бороду. Мы помолчали. Потом разговор перетек на общие темы, мы душевно пообщались, а я все сидел и думал о совпадениях. В голове крутились две фразы – "пути Господни неисповедимы" и "случайность это всего лишь не выявленная закономерность". Наутро я решил ехать домой. Сел в машину и тут выглянуло солнышко. Возвращаться не стал. Не пустили, так не пустили. Схожу, пожалуй, в церковь, свечку поставлю. В знак благодарности. Похоже, и вправду оградили. Неважно от чего, главное оградили. И мыслей подкинули…

(основано на реальных событиях)

Трое

Их было трое. Они снова встретились. Каждый год в этот день, где бы они ни были, чем бы ни занимались, они встречались здесь. Младший, Старшая и Она. Они сидели и молчали. И думали каждый о своем. Младший вспоминал, как папа учил его кататься на велосипеде, ловить рыбу и водить машину. И делать скворечники. Папа не был самым сильным, самым умным или самым добрым. Но он был настоящим папой. Младший очень гордился папой и хотел быть похожим на него во всем… Старшая сожалела, что не всегда понимала папу, считая, что папа ее не очень любит, ценит и понимает. Только много позже Старшая поняла, что все папины запреты, нотации и критика были проявлением настоящей любви, желанием оградить любимую дочь от невзгод и бед… А Она… Она ни о чем не сожалела. Они прожили непростую, но счастливую жизнь, и теперь Она думала о том, что скоро тоже отправится туда, откуда не возвращаются, туда, где теперь ее муж.... Не сговариваясь, они встали. Младший достал спички, Старшая зажгла свечу, а Она открыла молитвослов. "Отче наш, иже еси на небесех…" Все молитвы давно выучены наизусть, много разных, но именно с этой они, все четверо, начинали каждый свой день, когда были вместе. Вот и сейчас они тоже были вместе, все четверо… Сторож тихонько подошел и в нерешительности топтался рядом, боясь нарушить этот значительный ритуал. Наконец, он негромко кашлянул, потеряв терпение, ему надо было закрывать ворота. Солнце садилось за горизонт, едва заметный ветерок перебирал начинающие желтеть листья на березке. Пора было уходить. Они, взявшись за руки, медленно пошли к выходу. Каждый оставил здесь кусочек души, но унес вечную память…


Одноклассница. Быль.

Я учился тогда в седьмом или восьмом классе, точно уже не помню. Да это и не важно, примерный возраст понятен. Со мной в классе училась она девочка, Валя. Обычная, ничем не примечательная девочка. Тихая и неприметная. Я даже не помню как она училась. Ни отъявленной двоечницей, ни отличницей она не была, обычный середнячок. Не красавица и не страшила, так… И была у нее старшая сестра, на два или три года старше. Марина, старшая пионервожатая. Ответственный, серьезный человек, с огоньком в глазах. Мы ее уважали, старались ни в чем не подводить. И вот однажды весной, после очередных выходных, Марина пришла к нам в класс в сопровождении директрисы и сообщила трагичную новость – Валя разбилась. Насмерть. Каталась с парнем на мотоцикле и… Не знаю, как для других одноклассников, а для меня это был двойной шок. Во-первых, это сам факт смерти одноклассницы. Мы были молоды, беззаботны, о смерти даже близко не думали, а тут… Во-вторых, факт отношений с парнем (кто помнит, в те времена это было почти табу) и катание на мотоцикле этой тихони не укладывался в голове. Но я даже не об этом хочу сказать. Я помню глаза сестры, Марины. Они были… Нет, в них не было ни боли, ни горечи утраты, ни отчаяния. Они были пустыми, равнодушными. Но не тем эгоистичным равнодушием, нет. У нее умерла младшая сестра. И все остальное ее больше не волновало. Все остальное потеряло смысл. Я встречал ее в школе после этого несколько раз. Да, она добросовестно выполняла свою работу. Но огонька в глазах больше не было. Потом, много лет спустя, я видел ее пару раз на улице. Судя по всему, жизнь у нее сложилась, она даже улыбалась. Но глаза… Когда уходят родители это, как бы цинично или жестоко ни звучало, но это нормально. Это привычно, ожидаемо. Неизбежно. Когда умирает младенец, вследствие родовой травмы, врождённой болезни или иных объективных причин, это трагедия. Но рационально объяснимая. Но когда родители хоронят подростка, пережившего критичные моменты младенчества, уже готовящегося встать на ноги во взрослой жизни, это… Это иррационально, нереально, дико. Противоестественно. Такого быть не должно. Родители винят во всем себя. Не спасли, не предупредили, не уберегли. НЕ УБЕРЕГЛИ… А могли?…

(имена изменены)


В оформлении обложки использованы фотографии из личного архива автора.


Оглавление

  • Зов из глубины
  • Гномы и люди
  • Домовой
  • Рябинка
  • Гном или…?
  • Де-жа-вю
  • Пугало
  • Невидимая помощь
  • Пенсионер
  • Отпуск в деревне
  • Воскресный папа
  • Заблудившийся
  • Девушка в постели
  • Отец Иннокентий
  • Девочка из правильной семьи
  • Сливы в чайнике
  • Девочка и медведь
  • Случайная встреча
  • Деревенские зарисовки.
  • Феи
  • Любовь на лавочке
  • Измена
  • Сон
  • В переходе метро
  • Случайный разговор
  • Трое