Имя [Евгений Манкос] (fb2) читать онлайн

Евгений Манкос Имя

Радио излучало сплошные помехи. Ничего не меняется. Время идет – люди все те же. Помню, как многие еще в ту пору пытались найти хоть кого-то для обычного общения. Человек так устроен: ему всегда нужно выговориться, рассказать о своих проблемах, переживаниях, да еще и так, чтобы у него самого сложилось ощущение собственной важности и нужности. А если он этого не чувствовал, то сразу погружался в тоску и самобичевание. Что тут скажешь? В этом и заключается все таинство – величие и глупость. Приемник все еще громко шумел пустотой. Деревянная дверь захлопнулась, я услышал знакомые шаги.

– Пора идти, а то засиделись мы здесь. Не дай Бог заметят.

– Да, кажется так. Снова ничего.

Мы собрали свои походные рюкзаки, надели армейские сапоги, вернее то, что от них осталось, и отправились наружу. Выйдя из старого деревянного домика с печкой, который на удивление был никем не тронут, мне в лицо сразу ударил морозный ветер. Был уже январь. Солнце начинало садиться – пора домой, иначе велика вероятность словить множество неприятностей в виде новых знакомств на одну ночь. Мы с моим товарищем в умеренном темпе шли обратно, в город. Благо, наше убежище находилось на окраине, недалеко от леса, где мы каждую неделю и сидим в двухэтажной брошенной хижине на возвышении, пытаясь поймать хоть какой-нибудь сигнал. Продираясь сквозь сосновую чащу, покрытую белоснежным снегом, мне в глаза падали солнечные лучи, согревая и придавая уверенности в каждом новом шаге. Дорога занимала несколько часов. Всего-навсего километров двадцать пять. Для людей, выживающих каждую секунду – это не было проблемой вовсе. Использовать транспорт всегда было слишком рискованно из-за других везунчиков, помимо нас. Уцелевшие, которым повезло чуть меньше, отчего те сейчас занимаются мародерством и расставлением ловушек для зеленых и неопытных. Убийцы и насильники всегда караулят возле дорог и трасс, поэтому идти там крайне глупая затея. Спустя час, мы уже вышли на спокойную тропинку, протоптанную нами за два года радио-путешествий к выжившим вне города. Правда, путешествие – это когда ты знаешь куда и к кому, а здесь вообще ничего. Тишина. Мы уже подошли к первым постройкам, которые были давно заброшены. Жить там было нельзя. Те, у кого были запасы вакцины, поселились под землей и оккупировали станции подземки. А если позволить себе жить в обычной пятиэтажке, то вас тут же обнаружит очередной патруль бездомных и больных, что прочесывают район за районом в поиске провианта и последних капсул. Вы скажете, что это абсурд, ведь домов огромное количество, а квартир и того миллионы. Да, вы правы. Но вы представьте количество оставшихся людей на улице, сверху, находящихся на волоске от жизни и смерти каждый день. Их инстинкты заставляют объединяться и убивать, чтобы выжить. Тут это абсолютно нормально, вам не понять. Хотя…У меня стойкое ощущение, что человек живет так вечность: в крови, с мечом в руке, стоя на теле очередного убитого, а позади него целая орда таких же озверевших и требующих продолжения банкета. Нет, человек не меняется. Он лишь привыкает ко всему, как крысы. К слову о них! Мясо крысы это вкуснее, чем вы думаете. Звучит это паршиво, но деваться нам некуда. Грибы у нас не прижились, а в ближайшем лесу растут лишь ягоды, на которых явно долго не проживешь. А уходить из города гиблое дело. Неизвестно, есть ли там что-то или кто-то? Есть ли там вакцина? Все, кто уходил отсюда, больше не возвращались, поэтому авантюризм среди местных не приветствовался.

– Стоп. Ждем. – Резко басом остановил меня мой друг.

– Бродяги? – Спросил я шепотом.

– Да, похоже на то. Обычные нелюди. Нужно обойти, а то они здесь решили передохнуть. Вонища на всю округу.

Его звали Армия. Нет, это не имя и не целый легион, а всего лишь прозвище. Своих имен мы никогда не называем – это бессмысленно и неудобно. А прозвище легко запоминается и многое говорит о человеке, ну, почти всегда. Моего товарища прозвали так из-за его плоскостопия. В свое время он сумел откосить от службы благодаря этому. Когда он рассказывал нам эту историю, мы сидели возле костра на станции Бричудной и чуть со смеху не подожгли палатку рядом. В общем, грех было потерять такую возможность. Был он здоровым плечистым мужиком уже сорока лет и имел весьма странную походку, отчего его всегда можно было распознать издалека. На лице у него красовался глубокий шрам, полученный во время одной операции по «очищению территории». По слухам, тогда он самолично вырезал полстанции психов, что убили его товарища. Характеристика говорящая сама за себя, не правда ли?

Спустя еще пару часов совсем стемнело. Благо, мы были уже в двух шагах от спуска вниз. Вокруг стояла тишина, а своды заброшенных бетонных девятиэтажек лишь угрюмо взирали на нас свысока. Стало совсем холодно, зубы уже не стучали, а долбили в барабаны как дрозды в кору. Аккуратно перебирая ногами, чтобы не упасть на скользком льду, мы подошли к спасительным ступеням, но в эту же секунду услышали нечеловеческий истошный крик. Тот самый, что заставляет последних выживших самостоятельно кончать с собой до того, как попадешься в лапы этим тварям, выходящим на ужин по ночам. Мы, забыв про мороз и окоченение, ринулись вниз. Ноги скользили. Бежать. Бежать что есть мочи. Спустившись к гермозатворам, мы начали стучать и орать как проклятые. Я тут же понял: Это бесполезно, пароль у нас спросят в любом случае, а с такими воплями мы даже не услышим вопроса и точно пропадем.

– Тихо, мать твою. Молчи!

– Вы сдурели? Нас сейчас сожрут! Эй! Открывайте, что б вас черт побрал!

Я ударил ему по лицу, чтобы он очухался. Помогло. Наши затылки уже чувствовали приближающуюся смерть, а истошные вопли издалека становились все громче и громче.

– Авангард! Авангард! –Крикнул я.

Громадные спасительные ворота, заслонявшие собой рай и ад начали открываться. Мне давно уже не было холодно – с меня тёк седьмой пот. Наши выдохи можно уже было сравнить с каким-нибудь старым паровозом, что вот-вот развалится. Завалившись в панике вовнутрь, мы рухнули на пол. Сердце стучало с неимоверной скоростью и силой. Сложилось ощущение, что оно сейчас побежит марафон, оставив тело далеко позади. Многотонная дверь захлопнулась.

Немного переведя дух, я бросил взгляд на окружение вокруг: Просторный зал перед входом в метро, наполненный отчаянием и тоской. Здесь находился контрольный оборонительный пункт, оборудованный одним прожектором, легкими баррикадами, сделанными из чего попало, а также несколько заляпанных в грязи стульев возле небольшого костра, который являлся неотъемлемой частью нашего общества сегодня. Над нами стояло четыре человека – меньше на основном посту быть не должно. К нам подошел Цветочник. Тут без сюрпризов, это действительно был любитель разных растений и трав. Он был средних лет, совсем неприметный обычный парень. Цветок оказался с нами не так давно, только обживался. Самой главной особенностью было то, что по профессии он на самом деле являлся геодезистом. А это далеко не самая бесполезное занятие в прошлом. Надеюсь, что и в будущем тоже.

– С вами все в порядке? Вы уж простите, но устав такой. Я знал, что это вы, просто не положено, сами понимаете! Армия, вы же сами мне это целый месяц в голову вбивали, прежде чем в дозор пустить! – Чуть ли не умоляющим тоном говорил он, помогая подняться здоровяку.

– Да, да, помню. – Еле выдавливая из себя слова, проворчал здоровяк.

– Ничего страшного, ты все правильно сделал. Это мы, дураки, чуть не померли. Нужно будет доложить Алите, что на западном шоссе снова засели эти помойные твари. Если бы не они, то пришли бы вовремя.

Отдышавшись, я окончательно пришёл в себя. В нос мне резко ударил запах холодной сырости, от которой невозможно было избавиться даже летом, что уж говорить про холодную и мокрую зиму. Пройдя немного вглубь и спустившись на перрон, мы окунулись в абсолютную тему, которую нарушали лишь два костра с обеих сторон станции. По середине располагалось что-то похожее на кухню и столовую, а по краям стояли дозорные, дежурившие посменно. Кажется, сегодня была очередь Хомяка – доброго малого всего девятнадцати лет. Он всегда ходил с браслетом, в центре которого красовался деревянный крест. Мы спрыгнули на рельсы, где располагалось место ночлега – палатки из подручных средств и бетонная на ощупь постель, скорее походившая на замерзшую землю, чем на кровать – но даже это кажется раем после ощущения неминуемой смерти всего пару мгновений назад. Так мы и существуем: рискуем день ото дня, живём надеждой обрести спокойное будущее – нормальное будущее без ошибок прошлого. Хотя, рано или поздно человек наступает на свои же грабли, и это станет лишь очередным тому подтверждением. Сняв всю амуницию и дополнительную одежду, мы залезли внутрь и начали разбирать найденное за сегодня: Пару изорванных вещей, по-видимому, оставшихся после несчастно растерзанных(сойдет на тряпки или жгуты); пару металлических банок, из которых можно спокойно сделать примитивные ловушки или маленькие бомбы, если найдутся умельцы; да и пару десятков ягод, сорванных в лесу.

В каждой палатке находилось два спальных места. Это были наши современные квартиры для молодых семей. Мы с армией давно сдружились, уже пару лет – общий быт и общие проблемы всегда сплачивают людей, только если они не муж и жена, конечно. Тишина, которую разбавляло постукивание одиноких капель где-то вдалеке тоннеля.

– М-да, не густо сегодня было. Чуть зря не померли. – Снова ворчащим тоном сказал Армия.

– Но мы веди не за припасами ходили, а ягоды на ужин вполне сгодятся.

– Ну уж нет, я это дерьмо только на десерт оставлю. У нас сегодня что? Крысы, надеюсь?

– Да какой там, они все спрятались вглубь, пока холодно. Бесполезно искать. Сегодня, вроде бы, трава какая-то, не то зелень, не то горох.

– Сколько там ягод? -Я протянул ему половину того, что сегодня было собрано в лесу, – Черт, ладно, так уж и быть.

– Надо бы промыть, а то мало ли какую хрень подцепить можно. –Осторожно посоветовал я.

– Да плевать, уже поздно о чем-либо беспокоиться. – Буркнул мне в ответ Армия.

– Может, именно поэтому мир и сгнил? Всегда для всех было уже поздно. Никто никогда не задумывался над тем, что будет, если сегодня, например, помыть руки три раза, а не один. А если и задумывались, то это было временно и так, для показухи.

– Ага, ну очень интересно, прям бы так и предложил написать тебе книгу. – После этих слов он закинул себе несколько ягод и лег на то, что называлось кроватью, медленно смакуя свой десерт.

– Раз ты снова нырнул в эту свою философию в надежде подгадить мне ужин, то просто оглянись! Ты хочешь отпраздновать свои пятьдесят лет в этом гниющем дерьме, что зовется метро? Лично я лучше сдохну, дружище.

Ночь

– Да ну, к черту это все. – подумал я, – Уже пару часов пытаясь уснуть, мне в голову лезло только одно: пожирающая мысль о бесполезности наших еженедельных вылазок на поверхность в поиске чего-то там, чего-то хорошего, чего-то еще неизвестного. Сколько месяцев мы ищем сигнал? Ищем выживших вне нашего города. Ведь вовсе нет никакой информации, есть ли люди там – за 150 километром? Да, Алита права. Она талдычит это мне уже не первый месяц. Если бы все было хорошо, то и нужды в поиске не было, говорила она – люди бы сами нас находили… Да, чертовски верно. Раньше я этого не осознавал, не хотел понимать, а теперь истина вылезала наружу. Под страхом смерти все пороки человека показываются моментально. Вот и трусость моя не засиделась. У нас, если так подумать, вариантов было мало: Либо искать выживших в других городах, более пригодных для жизни (а может они и вовсе вакцину изобрели не временную, как у нас)? Либо же жить тут, развиваться, расширяться и пытаться осваивать мир заново. Правда, перспектива отпраздновать полтинник под землей меня явно не радовала. Да и кто не будет сопротивляться крысиной жизни? До первого страха смерти, конечно. Пока ты не заглянешь ей прямо в глаза – мир кажется еще не таким безнадежным, не таким жалким. А затем жалким становится и мир, и ты сам.

Те чудовища, после которых люди перестают быть атеистами, появились не сразу после войны. Прошел год, наверное. Тогда начали бесследно пропадать ночные дозорные и отряды. Первое время этому никто не придавал значения, ведь психи и мародеры тогда не были открытием, но вот истошные крики, которые могли разбудить тебя, когда ты находишься на расстоянии пятнадцати-двадцати метров под землей… Именно тогда люди и забили тревогу. Начали отслеживать этих ночных упырей, но почти безуспешно. Единственное, что удалось узнать: размеры их превышали человеческие раза в два, напоминая скорее гориллу, но очень подвижную и почти невидимую, а ужасные раны на теле убитых (если это вообще можно было назвать телом) говорили лишь о наличии длинных и острых когтей. Да, абсолютно идеальная тварь для убийства. За три года жизни после, ее ни разу не сумели убить или поймать. Неизвестно даже, сколько их всего. Вполне вероятно, что их могло быть не меньше сотни, а могло быть и не больше двух особей. Один челнок как-то рассказывал про некоего сталкера, что попытался убить это чудовище: Он выследил ее с помощью приманки – благоухающего трупа какого-то бедолаги, затем, аккуратно и медленно шел следом. Дойдя до логова, тварь улеглась в яму от взрыва. Оказавшись почти вплотную, когда это чудовище уснуло, сталкер достал ручную гранату и подбросил под пузо этой огромной, черной макаке. Вернувшись на место взрыва, он увидел лишь ошметки и кровь, что залила всю яму. –Да уж, челноки мастаки рассказывать сказки перед сном. На деле же никто никогда не убивал эту тварь, по крайней мере, этого никто никогда не слышал. Да, пытались, но все попытки заканчивались одним. По историям, она была невероятно ловкой при своих размерах, благодаря чему легко удирала или быстро прибегала на ужин, что человек даже не успевал перезарядить автомат. – Вот, о чем я думал после этой вылазки. Не хотелось возвращаться в старый и родной, но уже давно не мой мир.

– Не спится? – Спросил Армия, подавляя зевок.

– Да. Что-то не выходит.

– Это нормально. Так всегда бывает, сам знаешь. – Я и правда не впервые встречал такое. Многие, с кем я был знаком за эти пару лет, после встречи со смертью вплотную либо перегрызали себе вены в агонии, либо тихо-мирно сходили с ума – то еще зрелище…

– Ага, и тебе доброго утра.

– Да ладно тебе, ты ж вояка тот еще. И не через такое дерьмо проходил. Успокойся. Не хочешь размяться и со мной в дозор сходить на девятисотый? Моя смена через час, но там один паренек новенький на пару со Стрелком нашим стоит, надо бы их проведать, на всякий.

– Да, наверное. Я тебя догоню чуть позже, мне еще к нашему профессору зайти нужно.

– Понял, не мешаю-с. – С ухмылкой ответил он уже собранный, выходя из палатки.

М-да, пройтись явно не помешает, да и в дозоре давненько не стоял. Еще и самый дальний пост… Надеюсь, адреналин меня окончательно в яму не загонит… Нацепив поверх белья рваный махровый свитер, военные штаны довоенной эпохи и такие же сапоги, я отправился к Алите – нашему картографу и синоптику, которая как раз сейчас должна была караулить и командовать отрядом у главного входа. Пока я поднимался наверх, у меня проступил холодный пот – я снова ощутил тот страх. Подходя все ближе к величественным воротам, мне все меньше хотелось поговорить с профессором, и все больше хотелось поскорее отправиться на кордон к другу. Либо просто пойти к себе в палатку и попытаться забыть все, что произошло: те истошные нечеловеческие крики, биение сердца. Но тут я увидел теплый свет от огня, освещавший сырые и темные своды метро, покрывшиеся за пару лет грибком и какой-то прочей мерзостью. Костер отражался в лицах тех, кто сидел в этот момент рядом: Мягкая и хрупкая девушка с виду, небольшого роста, с короткой мальчиковой прической и грязноватым лицом. Но она была действительно красива, нечего скрывать. Но за все время, пока я ее знаю – а это примерно год, она никому не давала себя в обиду. Характер был явно боевой, да иначе в наше время и не выжить. У нее были резкие черты лица, выраженный подбородок и скулы, а сквозь грязь и пыль все еще виднелись веснушки, покрывавшие нос и небольшую часть под глазами. Она всегда ходила с термометром и несколькими часами, в карманах лежали ручки и карандаши, а в портфеле всегда находилась карта, таймер, несколько ягод, документы и книга “Алиса в стране Чудес”. По ее словам, в детстве и юности она не отрывалась от литературы, но последующая учеба в институте не позволяла физически читать что-то художественное. Что ж, теперь у нее явно больше свободного времени, наверное. Чуть поодаль все еще сидел Цветочник, видимо, он досиживал последний час своей смены, потому что по его лицу трудно было сказать, кого он охраняет и за чем следит. Рядом находились еще два парня: одного я даже не узнал вовсе, а второй – Зубной (тот еще нахальный персонаж с задиристой ухмылкой) натирал до блеска собранный впопыхах местными умельцами автомат, с виду походящий больше на длинное охотничье ружье с магазином по середине. Приблизившись к сидящим, внимание на меня обратили только двое: Алита (она сама себя так прозвала. Видимо, из-за большой любви к Льюис Кэролл) и парень, имя которого я так и не вспомнил.

– Твоя смена только послезавтра, нет? – С искренней улыбкой спросила она.

– Да, да, мне нужно с тобой обсудить один момент. – К слову, с этими кошмарами и мыслями о бесполезности бытия, я совсем позабыл о своей скорой смене, вот дьявол. Ведь с Армией часов девять придется сидеть, не меньше – не успею толком прийти в себя. Хотя… Не все ли равно?

– Хорошо, только недолго, а то этих умельцев оставлять одних я не горю желанием, – с упреком оббегая глазами присутствующих вокруг, съязвила она. – Да, это было в ее манере.

– Что стряслось? Я слышала про вас сегодня от Цветочника. Вы совсем там охренели? Армия наш лучший боец, а ты просто отличный парень и безумный сталкер, а первых и вторых в мире почти не осталось! Плюс ты чуть ли не единственный, кто нашел подход к этому здоровяку. Берегите себя, а то без вас мы точно загнемся. И не нужно больше самодеятельности, что б вас, черт подери.

Да, она была права: вчера ночью я окончательно в этом убедился.

– Все хорошо, не переживай. Я сейчас как раз пойду на дальник. Сколько у нас осталось?

– Не больше месяца, Немец… Даже меньше, скорее всего. Но мне сказали, что скоро будет поставка.

– Хорошо… А на тех картах, что мы принесли последний раз, ты нашла что-то?

– Если я тебе совру, тебя это утешит?

– Да, весьма.

– Ладно, мне пора. Не убейся там в туннеле. У нас как раз свет отрубился после трехсотого. Возьми дров побольше, а то не протяните так.

– Да, учту. Спасибо.

Я решил не сразу отправиться к другу, сперва забежав в единственное сухое помещение в метро, – техническая комната, в которой помимо важных и необходимых припасов, находилась и наша, так называемая, штаб-квартира. Внутри было не так просторно: буквально три на три метра. Было достаточно темно, лишь тусклый свет от костра с перрона мог что-то осветить. Стены внутри помещения не отличались мраком и потрескавшейся штукатуркой, разве что осыпалась она едкой синей краской. В центре стоял металлический стол, на котором находилось несколько потухших свечей и какие-то бумаги, что остались от нашего профессора-картографа. В углу лежали коробки и ящики, где хранилось самое ценное – продукты, капсулы и прочие материалы, без которых невозможно было представить существование под землей. Взяв немного дров для костра, я подошел к своей палатке. Собрав минимальное оборудование и вещи, нужные для дозора, отправился сразу же в полумрак метрополитена. Всего у нас было два рабочих туннеля в одну сторону, к северу от нашей станции. Два других же, находившихся к югу, мы решили пока забаррикадировать и выставить легкий кордон на сотом и двухсотом метрах –когда мы пытались пройти туда, то столкнулись лишь с неожиданными гермоворотами, что отрезали путь. А искать обходные не было ни сил, ни времени, ни людей. Тут я жил уже целый год. Тут же и познакомился с Алитой. Мы с Армией бежали с центра города – станции Бричудная, когда произошло нападение мародеров. Его никто не ожидал, это произошло ночью, когда гарнизоны были слабее всего. Да и вспоминая сегодня ту бойню, я уверенно могу сказать, что нас сдали с потрохами, иначе бы они не сумели найти потайной ход, который мы использовали для вылазок, да и то весьма редко, так как чаще просто торговали с соседями товаром. Тогда была совершенно другая жизнь… Растили траву, ягоды, семена, обустроили систему караванов. Прямо над нами находилась городская библиотека, отчего мы всегда продавали книги или обменивали их на оружие, патроны, либо еду. Среди жителей станции всегда находились умельцы сталкинга. Да что там говорить, раньше одним из таких являлся я сам. Первые разы мы вылезали осторожно, боясь, с утра, всего на сотню-две метров от входа. Но затем, спустя время, отправлялись и в библиотеку, и в аптеки, и в магазины даже по ночам, до первых смертей, конечно же. Правда, в открытом доступе найти было что-то трудно, а вот за закрытыми дверями, в подвалах помещений, в сейфах всегда находилось множество приятных сюрпризов, начиная от обычных консервов, заканчивая оружием или оборудованием. Если не размусоливать, то я стал местной легендой, если можно так выразиться. Я приносил больше всех, чаще всех, а самое главное – всегда возвращался сам. Но в одну ночь полстанции перерезали, а мы с Армией выжили только потому, что спали ближе всех к южному туннелю, поэтому побежали сразу же туда, в глубину, неизвестность и в абсолютную темноту. Мы прошли через соседей, но оставаться там тоже было рискованно, через несколько заброшенных и мертвых станций, через каких-то анархистов, через больных и зараженных, через обычных людей, пытающихся выжить из последних сил. Мы наткнулись на старика – начальника Лоскутной. Это был настоящий Вавилон в метро: торговые пути, местная дружина, бары, бордели, постоянные войны и пиры после побед. Да, это было золотое время. Нас приютили, а со временем, Армия и вовсе стал правой рукой Старика. Я же оставался преданным своему делу, постоянно принося вещи для торговли. В одной из таких вылазок я нашел старое издание “Алисы в стране Чудес” и сохранил для себя. Через какое-то время многое изменилось, а сейчас, я даже не уверен, жива ли эта станция вовсе. Поэтому в итоге мы с Армией пошли еще глубже в метро и пришли к Алите. Она являлась главой “Южной” с самого начала. Ее лидерские качества и навыки, полученные, видимо, во время учебы в кадетских корпусах, всегда внушали доверие людям – за ней шли, шли непрекословно, даже учитывая нелюбовь некоторых к женщинам на руководящей должности. Она всегда была строга, но справедлива. Если вдруг обнаруживался беглец или крыса, то месть ее была действительна под стать времени, в котором мы живем: несколько человек выводили крота наружу, привязывали и оставляли до ночи. А дальше…Вы и сами догадываетесь. Впрочем, несмотря на всю жестокость – это действительно приносило свои плоды. Показательная казнь вещь весьма эффективная, особенно когда многие принципы и законы уже не действуют. Именно поэтому случаи предательства сошли на нет. Как-то раз, когда я перечитывал ту книгу, Алита подошла ко мне и сказала, что в детстве мама читала ей это перед сном. Это были первые слова от неё про что-то, кроме войны и службы. Я сразу подарил ей книгу и убедился, что не зря не продал эту сказку торговцу на Бричудной за бутылку рома. Хотя тогда мне казалось это безумием.

Пройдя сотый кордон, я поздоровался со Стариком – это был мужичок лет шестидесяти – раньше он работал в метро уборщиком. Но после этого, мне снова начало чудиться что-то ужасное. В ушах снова зазвенел этот кошмарный рёв. Я решил идти до конца, не обращая внимания на другие посты и людей. Моя голова раскалывалась от шума, перед глазами все плыло, я весь вспотел и еле перебирал ногами.

После экспериментальной бомбы, что была скинута на наш город, люди начали заражаться словно чумой. Правительство жгло здания, жителей, а те, кто спасся – находился в тот момент в метрополитене, либо совсем близко. Никто не знает состав яда, но правительство, вернее то, что осталось от него, приносило в убежища под землей капсулы, упакованные в металлические коробки без названий. Целый год нас содержали как крыс, а мы и рады. Но затем поставки прекратились. И тогда начался настоящий хаос – люди окончательно сошли с ума и пошли войной на всех, кто вставал на их пути. Именно в этот момент многие стали жить наверху, стали мародерами или просто сгнили в одиночестве без еды, воды и вакцины. Люди сумели сохранить часть запасов капсул, спрятав от глаз долой, но далеко не все до этого додумались, поэтому многие умерли спустя полгода или год после окончания поставок. Большинство решило остаться под землей и не вылезать наружу – среди таких был и я. Но одержимый глупой идеей и надеждой, я почувствовал свободу за долгое время и решил в одиночку отправиться на поиски своей семьи. В последние годы я не жил со своей матерью и отчимом, но часто приезжал в гости и играл с младшим братом, которому тогда было всего десять лет. Проделав долгий и безумный путь в несколько дней и ночей, я подошел наконец к нужной пятиэтажке на окраине города: она была черного цвета от огня, окна давно отсутствовали, а сам дом стоял под каким-то странным наклоном, будто бы от землетрясения. Зайдя внутрь, я снял с лица платки и тряпки, которыми я обмотался перед вылазкой и поднялся на четвертый этаж, к маминой квартире. То, что я увидел внутри должно было быть ожидаемо – сейчас я это прекрасно понимаю, но тогда, увидев лишь кости, разбросанные по комнате, я сел на обуглившийся пол и заплакал. Заплакал как ребенок, ибо не мог поверить в это. Да, я не видел их около полутора лет, но я жил все это время с надеждой, что они сумели, спаслись. Если бы квартира была пуста, я бы и дальше верил в то, что они целы и просто убежали далеко отсюда. Но остатки, которые когда-то были любимыми людьми, кого я любил больше себя… Только родных мы можем любить больше себя самих. В жизни никогда не будет дороже матери или отца, брата, сестры. Это очередные животные инстинкты, избавиться от которых нельзя, да и не нужно вовсе. Человечество упивается своим же самоубийством и затем страдает, обвиняя во всем Бога и высшую кару. Да, ничего нового. Все слишком банально. На полу валялась фотография. Я протер ее: Мама улыбается, обнимая меня и моего брата, которому тогда едва исполнилось 5 лет, а я решил поиздеваться над ним и подставил ему рожки. Его звали Андреем. Да, Андрей. У него был такой взрослый взгляд. Как и у мамы, у него были прекрасные синие глаза. Я убрал фотографию в нагрудный карман куртки, просидел около часа, собрался и пошел обратно. В метро.

А вот и четырехсотый метр. На каждом посту до пятисотого сидел лишь один человек, которого сменяли раз в десять часов. Свет повсюду начал потихоньку угасать. Я зажег фонарик, прикрепленный к голове и пошел дальше вглубь. Этот туннель был необычен: идя по нему, ты спускался все ниже и ниже, так как он был проложен с сильным уклоном. Уходя еще дальше от станции, сырость становилась все более осязаемой, а количество капель, падавших с потолка и стен, лишь увеличивалось. Пока я шел, холодный, скользкий ветер проносился взад и вперед, а аккомпанировало ему какое-то мертвенное завывание, исходившее из глубины. Если оказаться тут впервые, можно было уверовать в существование подземного монстра гигантских размеров. Но на деле, это был лишь обычный сквозняк, гулявший тут всегда.

Я прошел еще один пост – семисотый. Да уж, Алита чересчур любит безопасность. Вероятно, поэтому мы до сих пор живы. Затем, спустя долгое время в абсолютной тишине, до меня наконец донесся легкий смешок и знакомые голоса. Я ускорился – оставаться одному в любом случае хотелось, как можно меньше. Подойдя, мне в глаза ударил свет. Пост представлял из себя обычные мешки с барахлом, песком, несколько арматур и прочий хлам, сплетенный между собой, что выливалось в ограду, высотой менее одного метра. Перед этими баррикадами ребенка были аккуратно разложены вещи. В середине находился небольшой костер, который не закрывал обзора, но и грел лучше любой сигареты; несколько писклявых стульев; а около стены находилось пару ящиков с запасом патронов и с дровами для поддержания огня. На всех дальних кордонах был еще и матрас, что лежал чуть поодаль в сторону станции, чтобы один из отряда (а отряд всегда включал в себя двух бойцов, если это не охрана главного входа или детский сотый метр), но на девятисотом метре матраса не было – Алите было необходимо внимание и постоянная готовность сразу двух человек. Наверное, это правильный подход.

Сейчас вокруг костра сидело три человека: Армия, который, судя по неразобранному рюкзаку, сам недавно здесь оказался; новенький рядом– Горбатый. Его так прозвали за горбинку на спине и длинный нос; а подле него, полулежа расположился тот самый бывалый -человек, опыт которого может сравниться с опытом Армии, моим или Алиты. Его все звали Снайпером за его меткость и хладнокровие. Это был настоящий вояка и знаток своего дела. В метро ни у кого толком не было волос – вши и прочая дрянь всегда преследует животных и людей, даже после конца света – вот и у него на голове красовалась пустота. Ростом он был даже выше Армии, а это большая редкость, уж поверьте. Снайпер никогда не славился невероятной силой, но телосложением был весьма спортивным, что сильно упрощает жизнь в наших реалиях. До большого взрыва он работал в тире, где и научился стрельбе. Характером не вышел, зато был стойким человеком. Мы с ним особо никогда не общались на задушевные темы, так что большего я о нем сказать не мог. Когда я подошел вплотную, раздался одобрительный возглас Армии. Подав руку по старой привычке каждому, я снял с себя рюкзак и вытащил из него несколько поленьев. Но поглядев вокруг, понял, что Алита, видимо, сказала о проблемах со светом не только мне. Разложившись поудобнее, я настраивался на долгую смену – самое ужасное находиться на том посту, где оканчивается последний оплот человечества, а дальше лишь тьма и неизвестность. Люди привыкают ко многому, но к этому привыкнуть невозможно. Ты либо становишься последним циником, которому плевать вообще на все, либо ненавидишь этот последний оплот всеми фибрами души. В самом начале ничего не происходит, даже весело бывает, но спустя несколько часов       ты начинаешь вслушиваться в темноту, в пустоту – а в эти моменты все больное внутри вылезает наружу и грызет тебя. Очень многие за несколько лет под землей сошли с ума – это нормально. Выдержать давление монолитных стен, кроме которых есть лишь страх и безнадежное, жалкое существование – зрелище не самое приятное.

– Как добрался, добрый молодец? – С нескрываемой улыбкой пошутил Армия.

– Знаешь, даже не помню как дошел. –Я действительно пропустил момент, когда я резко оказался в нужном месте, но был рад сидеть в компании приятных и проверенных товарищей, если не брать в расчет зеленого, хотя он, как мне говорили, был нормальным парнем, самым обычным, немного застенчивым, на рожон не лез, задания выполнял исправно – а это ценилось во все времена.

– Нет, я это дело люблю, – с теплом начал здоровяк. – Сейчас еще чаёчек организуем, хе-хе – вообще лепота будет.

Да уж, вот кому, а ему это было только в радость. Видимо, старую школу не пробить вообще ничем.

– Что-то ты хмурый сегодня. – Спросил Снайпер, взглянув на меня и медленно потягивая сигарету, что я принес ему сверху.

– Это он все никак от Горыныча отойти не может, -резко перехватил диалог Армия. – Ничего, накатим водочки после смены и сразу полегчает.

Забавно, что самое ужасную тварь прозвали так ласково и даже смешно. Можно подумать, что от этого чудовище станет чуть менее страшным.

– А, ну раз от самого Горыныча, то это простительно. Ладно, ребята, мне уходить пора, так что давайте по чаю и побегу. Зеленый, слышь, ты там не усни, а то вторую смену подряд отсидишь тут. –Горбатый уже дремал в одном глазу и даже не пошевельнулся, пока Снайпер не прописал ему пощечину: засыпать на посту запрещено – наказание обычно хуже любого наряда вне очереди, а спать на крайнем метре – вообще смерти подобно. Да, сыроват еще паренек… В этом и беда нового мира: людей все меньше, а способных было мало еще при обычной жизни.

– Так, пока у нас все окончательно не уснули, давайте налью кипятка. – Армия говорил так, словно для него это был очередной семейный поход, которого он каждый раз с нетерпением ждет.

Прошло несколько минут, все уже успели насладиться чаем и немного согреться: лето снаружи – зима в метро, а зима снаружи – в метро почти как в Сибири. Приходится спасаться несколькими комплектами одежды и огнем.

– Курево осталось, Немец? – Спросил Снайпер – им была выкурена последняя сигарета в упаковке, на которой красовалась картинка, твердившая о вреде курения.

– Да, еще несколько пачек взял с собой: как знал, что лишним не будет. – Ответил я, доставая одну из рюкзака, что лежал рядом.

– А они лишними вообще не бывают, особенно под землей. –Вставил Армия, параллельно начищая одной рукой свой автомат Калашникова до блеска, а второй попивая из металлической кружки.

Чай добывался сталкерами так же, как и все остальное. Местные барыги берут слишком много за табак, травы или пряности, которые я почти без труда могу найти в обычном ларьке или магазинчике. Правда, со временем это становится делать все труднее, так как запасы сильно истощились.

– А вы не задавались вопросом, куда подевались все трупы? – окончательно проснувшись от леща и запаха дыма, начал Горбатый.

– А ты точно хочешь знать ответ на этот вопрос? – С абсолютной серьезностью спросил Снайпер.

– Ну, я бы лучше узнал, чем нет. –Неуверенно продолжал парень.

– Хе, а ты настойчивый. Смотри, чтоб булки не затряслись от осознания, –Армия начал свой басистый монолог: – Я в своей жизни много дерьма видывал: на войне бывал, людей убивал, сам чуть не помер несколько раз. И понял я многое: от знаний – сила, но от силы этой счастья не бывает никогда. Но ты сам начал, я не возражаю… Так вот, когда заваруха основная началась, я в метро ехал, но связь еще работала. Сижу, читаю книженцию какую-то, а вокруг паника сплошная, люди плакать на ровном месте начинают, кто-то просто с открытыми пустыми глазами сидит, а кто-то и вовсе ни черта не понимает, как я. Оказалось, что многие наверху успели написать родным о том, что за ад творится, а у меня же и жены нет – развелся после призыва, давно, а детей и подавно. Вот и сидел я, наблюдая всю эту картину со стороны, пока поезд не остановился в туннеле и машинист не передал по рации о чрезвычайном положении, попросив оставаться на своих местах и не паниковать – ну и шутники там заправляют, конечно. Думали, что никто ничего не знает, а если и узнает, то будет тихо ждать своего часа. Некоторые сразу начали выбивать двери, окна, стоял женский и детский крик. Дети плачут, женщины, пожилые, парни молодые смотрят в пол и будто бы умерли уже. И в этот момент вообще свет отрубили – а с ним пропала и любая связь. Вот так все и прекратилось: в мгновение людей загнали в ловушку, из которой нет выхода. Только в такие моменты понимаешь, что выбор всегда был, а сейчас его с огнем не сыщешь. А дальше пелена, брат, ничего не помню. А если и задаваться вопросом о нахождении тел, то просто выйди на улицу ночью или позвони правительству, что живьем обычных людей сжигало. Вот они тебе всю правду, сука, по полочкам разложат, да похлеще любой википедии, что нихрена не поймешь, но желание добиться справедливости тут же пропадет.

– И это меня еще зовут философом и нагнетателем? – Я решил разбавить беседу, а то нам еще двенадцать часов вдвоем сидеть.

– А тут хочешь-не хочешь таким станешь. – все еще сурово ответил Армия.

Да, тут особый подход нужен…

– А вы знаете что-то про тайное метро? Про бункеры под землей, соединенные между собой туннелями, которые в свою очередь переплетаются с нашими станциями? – Байки и сказки разбавляют любой накал страстей – я решил этим воспользоваться.

– Пф, ну ты дал, дружище! –воскликнул Армия. – Я такие сказки слышал про какое-то метро большое, но у нас тут свои реалии.

– Но ведь у нас не так мало станций. По-моему, не меньше ста! – Теперь блеснул знаниями Горбатый, у которого уже загорелись глаза от интереса.

– Это верно, малыш, но я все равно в эту идиотию не верю. – Сухо отрезал Армия.

– Но тем не менее, ты все еще ходишь со мной на поверхность раз в неделю, – это было его слабое место, я это знал. –Не просто же от безделья?

– Да идите к черту!– с минуты помолчав после разгоряченного восклицания, он начал то, к чему душа его лежала всю жизнь, – Ладно, хрен с вами, слушайте! Но только не перебивать – мы с вами на одной станции живем, вам точно не убежать потом.

Приготовившись слушать второй монолог своего друга, но уже более веселый, я допил чай и поставил кружки к двум другим на землю – чай Армии допит еще не был.

– Один бывалый челнок, который за год все метро объездить успел, сказал мне, что есть некая карта, которая показывает не только секретные туннели и правительственное метро, но и туннели, ведущие вообще в другие города, чтобы все важные шишки сразу могли безопасно мигрировать и осесть. Говорит, что проложены они были давно, да и мало их – всего штуки две: одна на запад и на восток. Но сам факт! Короче говоря, я узнал, где можно эту карту найти. Этот забулдыга сказал, что точное расположение неизвестно, но она находится на самом юге метро, то бишь в четырех – шести станциях от нашей Южной! –Армия рассказывал это так воодушевленно и интересно, что я напрочь забыл обо всех проблемах и насущных делах, полностью погрузившись в эту дурную, но все же заинтересовывающую историю. – Я Алите об этом намекнул однажды, но она на меня накричала, чтобы я о таком никогда и заикаться не смел в ее присутствии – ну я и выполняю, хе-хе.

– Так, погоди, а где все-таки искать эту карту сокровищ, товарищ-пират Флинт? – Спросил я.

– Все шуточки шутишь, Ганс.

– Сейчас мне действительно интересно, где эта чертова карта. –А вдруг?! А если мы сможем с ее помощью выйти на других выживших – бред, конечно. Но ты будешь гадом, если не расскажешь конец.

– Как вы уже поняли, точного местоположения никто не знает и сказать не может, но челнок объяснил, что там, внизу живет некая субстанция, которая желания исполняет, прям как в книге какой-то! Насчет желаний я не уверен, но вот карту тебе выдать точно сможет. – Торжественно и гордо закончил он.

– М-да, безумнее и инфантильнее сказок для взрослых я не слышал, – выдавил из себя Снайпер. –Ладно, пора топать, а то уже в сон клонит. Бери рюкзак, малой. – Горбатый встал, пожал нам с Армией руки и пошел вслед за снайпером, который был уже в десяти метрах от нашего блокпоста.

– Вот поэтому у него и нет друзей. – С досадой произнес мой товарищ.

– Наверняка у него есть на то причины.

– Да у всех их полно, но человеком же нужно оставаться.

– Я вспомнил про неё.

– Что, прости? Про кого? Твоя жена? – Я застал его врасплох, как и себя самого. Я никогда никому о ней не рассказывал, но сейчас мне это было необходимо – выговориться.

– Почти. У нас была назначена свадьба в конце августа, а весь этот ад произошел в июле. Мы не успели.

– А что с ней? Ты ее пытался найти? Может, она еще жива? –Он стал невероятно искренним в этот момент. Впрочем, таким он был всегда.

– Нет. Она просто исчезла. Я знал лишь, что раньше она жила загородом с семьей, но бывала там редко, а в тот день как раз решила навестить родителей. У нее было чудесное имя. Но Боже мой! Я его забыл. Я его забыл! Какой же я дурак. Вот же черт. Какой же я дурак.

– Так, а ну-ка брось эту хрень. Она еще может быть жива, дружище! Нужно просто продолжать искать.

– Думаешь, я не пытался? Я не стану искать ее снова. Однажды я вернулся в прошлый мир: скажу так, жаль, что я не смогу забыть того, что увидел, -

фотография в нагрудном кармане начала прожигать мне кожу. – Я не буду. С меня хватит. Я понимаю Стрелка, теперь точно понимаю.

– Так, а вот это уже совсем не дело, парень. Ты либо живешь, либо иди помирать! Вон, прошу, километры смерти за нашими спинами! Что тебе мешает, знаешь? А я тебе скажу: твоя гребанная надежда, что все еще можно исправить – вот что заставляет тебя таскаться каждую неделю с приемником, рискуя своей задницей, а еще и моей в придачу. Мне плевать, поверь. Я лишь тебе помочь хочу! Мне терять нечего уже давно, а вот ты еще способен на что-то в этом грязном и животном мире. Так что давай отсидим без смертей эту чертову смену и выпьем, как придем домой.

– Армия, почему мы начисто позабыли свои имена и используем клички, как будто какие-то животные в цирке?

– Потому что все границы уже смылись, друг мой.

Утро

Мы шли размеренным темпом по холодным и неприветливым путям. Туннель казался бесконечным лабиринтом, по которому можно идти целую вечность. Только здесь не было красивых видов или чудесных созданий, как в преданиях. Тут был лишь мрак, вонь сточных вод, холод и постоянный гул ветра, от которого уже сводило уши. Дошел я так же, как и в прошлый раз –не помня ничего. Будто бы этот туннель сжирал твою память и рассудок своей невозмутимостью и этим чертовым звуком, который напоминал уже не монстра из глубин, а плачущих людей, чей зов никем не будет услышан.

Да, даже бесцветная станция, наполненная страданиями и горем была настоящим домом после этих дьявольских туннелей. В них ты потихоньку сходишь с ума, не замечая этого в упор. Тебе лезут странные мысли в голову, тебе хочется просто закрыть глаза навсегда… Именно для этого Алита отправляет всех по двое. Всех, кроме Армии. Среди нас сложилось мнение, что в одиночку ему не составляет труда нести службу на посту, а вся эта бесовщина с призраками, голосами – на него и вовсе не действует. Да, он действительно хороший человек и отличный товарищ.

– Спиртяги налить? – Спросил у меня радушно Армия.

– Ну уж нет, на сегодня хватит эмоций.

Мы сидели в нашей палатке на станции. Внутри нее было явно теплее, чем снаружи. Вероятно, все проблемы на земле из-за ветра. Я собирался ложиться спать, так как сидеть в дозоре больше десяти часов невероятно трудно, а на девятисотом даже на секунду расслабиться невозможно. Сняв верхнюю одежду, я лег на перину и уснул. Мне приснилась она: её бархатные золотистые локоны…Её счастливая улыбка, такое милое и застенчивое лицо. Она бежит по утреннему летнему лесу, когда даже роса еще не успелаиспариться, а сквозь верхушки деревьев на ее волосы падают лучи солнечного света, отчего она словно очаровательная и завораживающая звездочка на небе. Она оборачивается и этот пронзительный взгляд устремлен прямо на меня… Теперь нет ни улыбки, ни солнца, из ее глаз ручьем текут слезы. Все почернело. Полил дождь. Она все еще стоит и смотрит на меня. Теперь она уже кричит во всю мочь – она умоляет меня о помощи. За ее спиной несется огромная волна, я бегу к ней, но в этот момент меня сносит водой и ее облик исчезает. Я проснулся. В палатке было пусто. На станции было шумно. Весь вспотев, я вспомнил о том, что было бы неплохо поесть. Пока я переодевался, мне слышался знакомый прихрамывающий топот – Армия на подходе. Он открыл палатку и зашел с полупустой бутылкой в руке. По его виду было понятно одно: уставшим людям не рекомендуется пить, даже если размером ты с медведя. Моментально рухнув на свою кровать и ни слова не сказав, он заснул. И отлично, пускай отдохнет.

Станция ожила. Такое бывает лишь раз в месяц, когда приезжает караванщик, кочующий по всему метро. Он выучился штамповать свои собственные газеты, сделанные хоть и на коленке, зато весьма информативно: какие станции пали, появились ли новые твари, новые точки дислокации мародеров и многое другое. Помимо этого, у него всегда был хороший товар: еда, оружие, патроны, свечи и тому подобная утварь. Но самое главное было другое – капсулы с вакциной. Всем было ясно, что новых поступлений от правительства давно нет и остается лишь забирать ее у слабых, но идти войной на человека Алите не хотелось, поэтому она сотрудничала с Башмаком – челноком-караванщиком, что катался к нам раз в месяц вместе с сопровождающим отрядом. Груз очень ценный и охрана у него соответствующая – старая дрезина и несколько бойцов с отличным вооружением.

Я вышел вовремя– Башмак только прибыл через северный пост – соседний туннель от того, откуда мы ушли с Армией всего несколько часов назад. Челнок раскладывал свои пожитки и выставлял ценники, сделанные на картонке. Платой служили и патроны, и еда, и одежда: одним словом, все, что могло пригодиться для выживания. Но главный товар он держал для Алиты. Та как раз появилась в проходе комнаты совещаний, где я брал дрова вчера.

– А ну-ка, всем отойти! –Громкий командующий голос моментально опустил тишину на станцию. – Здравствуй, Башмачок.

– Привет, Алиточка.

– У меня не так много времени, давай сразу быстро рассчитаемся, и я тебя отпущу?

Они пошли в сторону комнаты. Алита, случайно увидев меня поодаль от толпы, кивнула и позвала с собой на переговоры. Я незамедлительно пошел вслед, дабы проконтролировать процесс. Хотя, нужды в этом явно не было, но нарушать приказ, хоть и вольный, мне не хотелось. Дверь захлопнулась. Я повернул старый ржавый ключ в замке и встал к ней спиной. На столе горела свеча, освещавшая новые карты и документы, которые Алита изучала до прибытия караванщика.

– Слушай, я знаю, время тяжелое, но я дам тебе хорошую плату, поверь. Я готова…

– Алита…Послушай, – Башмак резко перебил ее, но выдержав паузу сказал:

– Я пуст.

– Что? Как это? Но ведь, но ведь у тебя было еще несколько ящиков, ты же мне сам прислал гонца и подтвердил встречу.

– Понимаешь, у меня такой бизнес, я же не могу не приехать и упустить хорошую возможность поторговать с такой прекрасной хозяйкой станции и ее чудесными людьми! Вы мои лучшие клиенты, Алиточка! –Он сказал это с такой фамильярностью, что я с трудом сдержался, чтобы не ударить его.

Но удар последовал. –Это был кулак Алиты, что пришелся караванщику прямо в нос. Кровь медленно потекла и он свалился на землю, при этом громко крича:

– Алита, Алита, не надо, прошу! Я ведь ничего не сделал! Не бей, прошу тебя!

– Ах ты кусок вонючего дерьма, отродье! Я из-за тебя потеряла две недели! Мои люди, они… – Тут ее будто бы осенило и она резко осекла себя, не продолжив фразу – кто-то мог подслушивать.

– Да они, -продолжила она шепотом. –Они и месяца не протянут без этой чертовой вакцины, а ты нагло врешь мне и плюешь на жизни сотен людей? У меня сорок человек только здесь, а помимо этого еще и многие другие, что пашут ради нас по всему метро! Ради человечества, сука ты такая! А ты просто не захотел терять возможность…

– Прости, прости, я… Я сейчас же уеду! Только не бей!

– Ты никуда не уедешь, пока не дашь мне эту вакцину, козел.

– Но Алита, я же тебя никогда не обманывал!

– Даже сейчас?

– Но это…Я про вакцину! Послушай, –Он все время лежал на холодном полу комнаты и закрывал свое лицо руками, лишь бы избежать повторного удара. –Ты можешь залезть во все ящики, осмотреть все тайники, но у меня нет ничего. Капсулы иссякли, пойми ты это! Думаешь, я не искал их? Думаешь, я такая скотина? Я честно работал – я лучший челнок, которого ты знаешь. Я обыскал все, где вакцина могла остаться – ее нигде больше нет.

Алита, дабы не ударить Башмака еще раз, пнула ногой металлический стеллаж – из него полетела пыль и высыпалось несколько бумаг.

– Я куплю у тебя все стреляющее дерьмо, что у тебя есть, а ты даже не посмеешь повысить цену. Ты наоборот ее собьешь за покупку оптом. Понял меня? –Она приблизилась к нему вплотную – у него не было выбора, кроме как согласиться.

– Ладно, ладно. Только не в лицо!

– Больно нужен. На, протри личико, лучший челнок. – Она достала старую изношенную тряпку, которой всегда протирала автомат на смене, и кинула ему.

Я отворил дверь, и мы вышли. Раз вакцины в метро больше нет, то ее нужно искать везде, где только можно. Есть варианты мирно попросить у мародеров, что нападают на станции и забирают все до последнего, но я сильно сомневаюсь, что у них хватит миролюбия просто так нам ее одолжить – а это значит, что необходимо воевать. Поэтому Алите и понадобилось столько оружия – мы идем на настоящую охоту за жизнь.

Я, миновав толпу, отправился сразу в свою палатку: мне все еще хотелось спать, а учитывая всю ситуацию, мы с Армией понадобимся уже через несколько часов для обсуждения дальнейших действий. Внутри уже изрядно cпропахло перегаром. Не замечая запаха, я сразу лег на кровать и погрузился в воспоминания, чтобы представить что-то хорошее и приятное. На этот раз голова была пуста, но несмотря на это, я почти моментально уснул.

Последний шанс

– Эй, дружище, вставай давай. Там Капитанша наша что-то уж больно злая. Не в курсе, что это с ней? – Это был мой сосед и друг по совместительству, от которого до сих пор порядком несло. Кажется, он еще ничего не знает – оно к лучшему. Одевшись в основную форму, которая служит мне уже два года верой и правдой, пускай местами дырявой, я вышел наружу. Армия уже ждал меня с сигаретой в руках.

– Будешь?

– Да, почему бы и нет. – Сейчас это лишним точно не было. Предстоял тяжелый разговор, итог которого я уже мог себе представить.

Судя по всему, уже близилась ночь: многие находились в палатках, несколько человек общались у небольшого костра, что поддерживался днем, а ночью специально подтушивался, дабы люди не теряли счет времени. Мы прошли к той самой двери, где всего несколько часов назад Алита первоклассно проводила деловую встречу с челноком, который уехал сразу же, как рассчитался с нашим профессором. Я докурил сигарету, потушил и положил окурок в карман. Но не успев постучать, дверь сама резко отворилась. Из почти полной темноты, что растворялась одной маленькой свечкой, показалось очертание девушки. Черт, это напомнило мне тот силуэт во сне. Зараза! Не вовремя же всякая дрянь в голову лезет! Тихим голосом Алита позвала нас внутрь и закрыла дверь за нами на ключ. Мы подошли к столу, ожидая от нее первого шага. А объяснить нужно будет все повторно, ведь Армия спал крепким сном во время всей заварухи.

– Достань еще одну свечу, Немец, пожалуйста. –Складывалось впечатление, будто бы она плакала продолжительное время, а сейчас всеми силами пыталась скрыть это. Она была полностью разбита, голос ее звучал слабо и с надрывом, а сама она походила скорее на маленькую беззащитную девочку, чем на руководителя станции и несгибаемого командира. Я взял новую свечку, что была намного больше той, что стояла на столе. Поджег и поставил рядом. Комната озарилась ярким теплым светом. Теперь здесь стало намного уютнее и сырость почти не была заметна.

– Слушай, может, все-таки скажешь, что случилось? –Начал Армия.

– Этого еще никто не знает, кроме меня и Немца. Слухи какие-то ходят, но слухам верить никто не станет. Пока, – она понизила свой голос и продолжила: – Запасов больше нет. У нас осталось ровно на двадцать девять дней, Армия.

– Что? Та ну тя в пень. Бред какой-то, а как же Башмак?

– А что он? Он тут бессилен. Даже если бы у него и было что-то, то мы в любом случае рано или поздно к этому бы пришли. Я давно знала, что запасы на исходе и начала отправлять отряды на мертвые станции и на поверхность, но ничего не найдя, я лишь потеряла около пятнадцати отличных ребят просто так. А сейчас все это стало очевидно – у нас три недели, чтобы найти вакцину, иначе мы все в этом человеческом муравейнике и подохнем.

– Что нам нужно сделать? – Твердо сказал Армия.

– Значит так, вот здесь, на трех картах, указана вся информация, способная помочь в поисках. Всего насчитывается около двадцати точек-районов возможного нахождения капсул вакцины. Но многие из них весьма труднодоступны: либо мародеры, либо неизвестная хрень, что просто уничтожает раз за разом бойцов, –мы внимательно смотрели на документы, что освещались ярким желтым светом. – В первую очередь, я отправлю проверенных ребят в легкие зоны, дабы облегчить вам двоим работу. Но завтра ты, Немец, соберешь отряд и пойдешь к мародерам на северной. Да, далековато, но это очень хороший шанс что-то найти. Армия, ты соберешь своих ребят: возьми, кого считаешь нужным. Только прошу, будь аккуратнее. Если вдруг мы не найдем ни гроша, то станем уязвимы для чертей с улицы, что разносят заразу только так. А нам и без этого проблем хватает. Хотя…Если к этому времени ящики будут пусты, то уже ничего не будет иметь смысл. Соберешь ребят и пойдешь наверх к лазу Невинного – там склад припасов северной, что охраняется слабее самой станции, так что проблем быть не должно. (они думают, что только у них лучшие лазутчики и крысы? -Наивно) Вот, держи план здания: я указала все внизу, так что должен понять. Ладно… Вы меня поняли? –Она уже снова стала той самой суровой и жесткой, хотя глаза все еще блестели, а в них виднелся язык пламени, озарявшего наши пустые, но сосредоточенные лица: мы все прекрасно понимали, что вероятность найти что-то нужное очень мала, поэтому и начали мысленно представлять свой конец.

Забавно выходит…Вроде бы “конец” давно настал. Вот оно –окончание всего: людишки заигрались со своими игрушками и уничтожили весь мир бомбами, вирусами и огнем. Но даже в этом случае человек видит шанс выбраться и выжить. А сейчас перед нами стояла картина основательного финала истории. Без капсул люди умрут быстрее, чем им кажется. Вирус мутирует, отчего и мародеров становится все меньше с каждым днем. Население сокращается сотнями, тысячами, а выжить даровано лишь единицам – а жизнь ли это? Правда, все же интересно…Что испытывает человек, потерявший все на своих глазах? Друзей, родных, веру, надежду? Наверное, опустошение? Что ж, главное не терять веру, я думаю. Она последний оплот человечества – самый живучий дар из всех и самый ценный. Именно поэтому мы не собирались сдаваться и ждать своей смерти, а молча вышли и принялись за дело.

Северная – богом забытая станция метро, на которой охотно засели мародеры и убийцы. Станция эта находится вблизи от Лоскутной– когда-то жилище для сотен душ, а сейчас… Да черт его знает, что там сейчас творится. Всего в моем распоряжении было не более восьми человек: Цветочник, Снайпер, Зубной – тот самый, чье имя у входа я никак не мог вспомнить, хомяк и четверо ребят, коих натаскивал сам Армия. Отряд был хорошим, проверенным. Оружие тоже не подкачало: автоматы, собранные инженерами с кольцевых станций, снайперская винтовка, парочка обрезов и патроны с запасом. Это была настоящая авантюра, но даже если капсул там и не было, то с голыми руками уйти мы бы не сумели. Армия же отправился отрядом куда меньше – на улице лучше и вовсе ходить вдвоем, но когда речь идет о серьезном задании, то брать менее четырех человек – самоубийство. С ним пошли его товарищи: Зима – правая рука Армии. Он был таким же лысым, как и остальные, но достаточно хилым. Правда, весьма работоспособным, а главное – проверенным. Я ходил с ним лично на вылазки, так что Армия в нем был уверен на все сто процентов; Вторым пошел Сталин – вы бы видели его усы! Такую возможность терять нельзя, поэтому прозвище появилось быстро. Это был широкоплечий грузин, военной выкладки, лет сорока, прошедший войну и отслуживший под командованием Алиты не один месяц – она ручалась за него лично. Кроме носа, что был прямым и здоровенным, остальное было неприметным, но и этого хватало сполна для идентификации; а последним был мальчишка, которого Армия спас от мародеров на одной из вылазок. Вечное правило – никому не помогать, если есть хоть какие-то риски для тебя самого, но тогда ему было плевать на все правила: он увидел лагерь засранцев около леса и так бы и прошел, ничего не заметив, если бы не детский крик и плач. Это был мальчик – подросток, умоляющий о пощаде. Тогда разъяренный Армия в одиночку зачистил целый лагерь мародеров и вытащил парнишку. Если в другие истории верилось с трудом, то тут не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы поверить в правдивость. Парнишке было на вид не более шестнадцати лет – еще совсем ребенок. На лице почти не осталось чистого места – оно все было в крови, а на теле остались шрамы от пыток ножом (мародеры пытали детей не ради информации, а ради удовольствия). Когда Армия притащил мальчишку на руках на нашу станцию, я понял: к черту правила. Люди всю жизнь жили по правилам, грызлись за свою шкуру и вот к чему все это привело. Настала пора жить по-другому.

Немного восстановившись, за парня сразу взялся сам начальник безопасности – Армия и начал учить его всем основам, базе и готовить к выживанию в современных реалиях. Когда мальчишка немного возмужал, то бородач стал меньше следить за ним, воспитывая в нем самостоятельность. Если честно, то Армия, вероятно, обрел в некоторой степени сына. А сейчас он берет его с собой на задание, от которого зависит судьба многих – и мальчик это прекрасно понимает.

Армия отправился на несколько часов раньше – по поверхности всегда сложнее идти, так как в любой момент можно напороться на неприятности (будто бы в метро иначе). Алита спланировала атаку на Северную так, чтобы мой штурмовой отряд зашел с шумом и фейерверком, а Армия тихо прокрадется на склад – двухэтажный ресторан, располагавшийся прямо над метро, и бесшумно заберет все необходимое и нужное, что там будет. Моей же сверхзадачей было не потерять никого из своих людей, а по возможности еще и перебить всех врагов до единого. Собрав все оборудование и вещи, мы присели на дорожку на платформе. Жители Южной давно проснулись, но повсюду царила тишина: слухи, ходившие пару дней, к сожалению подтверждались, и люди все понимали. Попрощавшись с Алитой, я повел ребят в туннель, где располагался тот самый девятисотый кордон. Только по нему было возможно пройти до Северной – все остальные пути были либо перекрыты грунтовыми водами, либо самодельными завалами, сооруженными в целях безопасности от различных недоброжелательных гостей. Дойдя до крайнего метра, нас встретили двое, чьих имен я даже не знал – на вид они были не очень крепкие, но все стоящие бойцы сейчас на заданиях, так что это лучше, чем ничего. Перейдя блокпост, туннель стал абсолютно черным. Света нигде не было. Поочередно включились три фонарика у впереди идущих: мой, снайпера и цветка, что шел немного позади нас, образуя треугольник. Затем зажегся еще один фонарик у замыкающего – Зубного.

Мы шли по темному и бесконечному катакомбу. Стояла гробовая тишина, что разрушалась громкими шагами строя и редкими завываниями ветра. Судя по картам, дорога составляла около восьми часов беспрерывного продвижения в центр города. Также, на пути должно было находиться всего четыре важных точки: две мертвые станции, идущие подряд после Южной; одна станция, на которой жили какие-то местные аборигены или психопаты и единственная мирная станция, находящаяся в самом конце нашего пути. За “Лоскутной”, одной из немногих оставшихся жилых станций, сразу шла Северная, прямой ход к которой был завален около года назад. На нее можно было попасть только через служебные тропы от Вавилона, управлял которым мой давний знакомый, так что особых проблем с проходом не должно было возникнуть. Что касается всего пути, то у нас на руках были лишь карты и небольшие пояснения к ним от Алиты. Я надеялся узнать что-то у Хромого – того самого старика и по совместительству начальника Лоскутной, чтобы получить более свежую информацию об обстановке в округе и тщательнее обдумать наступление, а может и вовсе получить огневую поддержку.

Мы прошли уже около часа. Туннельные завывания то усиливались, то прекращались вовсе. Когда ты один – эта мелодия метро может свести с ума даже бывалых бойцов, что уж говорить о людях, случайно выброшенных в это злачное место. Команда всегда формируется от двух человек, чтобы один, если вдруг что, мог привести в чувства другого – хотя, это тоже не самое безопасное решение проблемы, судя по опыту. Именно поэтому нынешний отряд внушал мне уверенность, словно некий солнечный луч, пробивающийся сквозь кроны величественных деревьев. По ощущениям, мы подходили к первой остановке сегодня – кладбищу без трупов. Так, на Южной прозвали заброшенную уже больше года назад станцию. Говорили, что она пала из-за какой-то непонятной болезни, которая распространилась уже по всему метро, а кто-то клялся, что это все происки нового вида мутантов-крыс, что сожрали всех до единого. Но факт на лицо: станция была абсолютно пуста, даже без останков. Внутри было все так же темно, разве что появилось эхо. Здесь стоял ужасный трупный запах, хотя ни под ногами, ни на платформе ничего не было. Ветер задул с еще большей силой, как бы препятствуя дальнейшему продвижению, но не обращая внимания на это, я повел свой отряд дальше. Привал устраивать было слишком рано, да и место это было слишком мрачным и даже тошнотворным, чтобы задерживаться хоть на йоту. Мы прошли в конец, уже почти зашли снова в туннель, но где-то вдалеке, на платформе, позади нас, послышался резкий удар, будто бы падение чего-то громоздкого. Все четыре фонаря резко обернулись на звук. Я понял: дело дрянь, нужно бежать от греха подальше.

-Отряд! Становись! По моей команде бежать строем в туннель! Пошли-пошли! И ни секунды не медля, все рванули, удаляясь от шума как можно скорее. Только Снайпер стоял и смотрел в прицел винтовки, пытаясь что-то увидеть в кромешной темноте. Я, бросив свой отряд, подбежал к нему и потащил за шкирку в туннель. Черт его знает, что это могло быть, но самым худшим решением было бы проверять это.

Преодолев еще сотни метров однообразных и пустых человеческих нор, я решил устроить небольшой привал. Дальше необходим марш-бросок, чтобы как можно быстрее пройти еще одну мертвую станцию и анархистов. А на Лоскутнике можно будет и отдохнуть часик, пока я обсужу с начальником все, что мне нужно было знать. Мы сели на холодные рельсы, перекусили листьями травы и остывшим чаем, а затем я решил отойти со снайпером чуть поодаль:

– Слушай, мы с тобой тут самые опытные, так что давай поможем друг другу? – Начал я.

– Интересно даже, как это ты мне можешь помочь. Может, ты будешь просто следить за этими олухами и командовать ими, а я сделаю дело? – Он явно считал меня никем в сравнении с собой. Вероятно, в плане стрельбы ему и не было равных, но во всем остальном ему стоило подучиться, хотя бы манерам. Гордость и высокомерие – вот вечные спутники человеческого эго, что б его в душу.

– Я не хочу проблем. Твое дело выполнять приказы, а не подставлять отряд.

– У тебя плохо выходит, дружище. Глянем по ситуации. – Сказал он с ехидной ухмылкой, закуривая сигарету. В ком я не был уверен, так это в этом чертовом засранце. Не хватало только, чтобы из-за него все провалилось. И неужели трудно понять всю значимость задания? Или он уже стал последним циником? Если так, то это очень плохо. Циникам нечего терять – они всегда ведут на дно всех остальных.

– Что-то случилось? – Спросил Цветок, складывая последние вещи обратно в рюкзак.

– Нет, все отлично. Нужно было обсудить план действий. – Успокоил я его, садясь обратно на уже гниющие пути.

Мы пошли дальше: мрак, грязь повсюду, ледяная вода, проникшая сюда с улиц. Мама говорила, что вода всегда найдет щель – да уж, сейчас это было самое наглядное подтверждение её слов… Вспомнив прошлое, в голове всплыли воспоминания: я сижу на кухне вечером, смотрю на дождливый осенний город, погрузившись в его суету и меланхолию. Но тут резко мои размышления прерывает запах запекающийся курицы в духовке и мамин голос, такой ласковый и родной: “Сыночек, иди кушать скорее, а то остынет все!” Да, мама, прости, что я не ценил таких мелочей тогда. Прости.

На мою голову упала капля воды и вернула в мир живых. И чтобы этот мир оставался таковым, я решил впредь не отвлекаться и продолжать идти/ Необходимо было внимательно рассматривать дорогу впереди, чтобы быть готовым ко всему. Но к чему? Ведь людей здесь не видели давно, а Горынычи под землей не водятся, да и до аборигенов далеко еще… Черт, что же это со мной? У меня перед глазами стоял четкий силуэт. Её прекрасные глаза… Я ударил себя по лицу, чтобы не терять контроль – помогло.

Мы шли уже достаточно долго, но станции все еще не было видно. Туннель будто бы и не собирался заканчиваться. Судя по расчетам Алиты, мы должны были дойти где-то за полтора часа, но не останавливались мы уже около двух – не меньше. Что ж, нужно просто продолжать идти. Просто продолжать идти. Завывания ветра стали все громче, а непонятные слова и звуки все усиливались и усиливались, создавая абсолютный хаос в ушах. Стены вокруг давили так сильно, что казалось, будто они начинают медленно сжиматься. Дело дрянь. Нужно проверить остальных. Я повернулся: никого. Я клянусь. Я абсолютно один. Пустота. Я перестал слышать шум и решил, что заложило уши, либо я оглох вовсе. Я сделал шаг. Шарканье ботинка отчетливо мне передалось. Я побежал. Без понятия, сколько это продолжалось, но я бежал вперед без остановки, пока не кончились силы – я упал и потерял сознание.

– Немец, мать твою, очнись! Ты что, кони решил двинуть незаметно? – Это был голос Снайпера. Затем на меня полилась вода и я окончательно пришел в себя. Вокруг меня, склонившись, стоял весь мой отряд, пытаясь понять: не умер ли я. К счастью для себя самого – нет. Медленно поднявшись, сел на рельсы и сделал пару глотков водки, что была припасена на какой-нибудь крайний случай – он, я считаю, настал. Что ж, видимо, циник не хочет вести на своем горбу эту ношу из шести человек. Но и на том спасибо.

– С Вами все в порядке? – Ко мне подсел Цветочник и предложил листья зелени.

– Да, я в порядке, – я отклонил предложение подкрепиться и встал. – Пора идти дальше.

Мы выстроились и пошли по бесконечному туннелю вновь. В этот раз я оборачивался чаще. Спустя десять минут мы зашли на мертвую станцию. Тут, на удивление, горел маленький костер на платформе. Я тихо приказал выключить фонари, хотя был уверен, что нас услышали. Огонь обрисовал фигуры двух мужчин в балахонах. Видимо, это были обычные бездомные. К слову, бомжи из прошлого мира остались ими же и в новом. Забавно выходит, что человек привыкает ко всему настолько, что отсутствие дома становится зоной комфорта, из которой он не выйдет даже после конца света. М-да, удивительные мы существа. Я приказал продолжить путь, согласно установке, и ребята тут же включили фонари и пошли вперед, лишь посматривая в сторону бездомных на платформе. Они даже не пошевельнулись при виде нас.

Войдя в очередной туннель и пройдя немного вглубь, я решил остановиться и подготовиться к возможному бою. Мы проверили оружие, кто-то заменил батарейки в фонарях, а кто-то просто стоял и смотрел в темноту и в неизвестность, в которую ему придется отправиться через пару минут. На подступах мы сразу почуяли неладное: туннель стал теплее, а в воздухе запахло чем-то странным и искусственно приторным. Сложилось ощущение, будто бы на станции жгли какие-то едкие свечи. Я скомандовал всем надеть противогазы, которые мы взяли с собой специально против этих ароматизированных психов. Гермоворота были открыты, поэтому издалека можно было примерно понять, что происходит внутри. Пройти другой дорогой не представлялось возможным, так как против этих “детей нового мира” – как они сами себя называли, взорвали все прилегающие туннели, кроме основных, чтобы максимально преградить им перемещение по метро. Правда, это им и не требовалось, судя по атмосфере внутри: мы пришли тогда, когда все обитатели проводили обряд. Они стояли на платформе в кругу, в центре которого был разожжён костер и резали себя, чем попало, а затем пили собственную же кровь, под аккомпанемент утробных завываний и бормотания. Прошло всего не больше трех лет свободного существования человека, а он уже нашел очередной веселый способ самоубийства во имя нового Бога. Ходило множество слухов, чем они питались и как вообще выживают: многие говорят, что они питаются лишь собственной и крысиной кровью, из-за чего их тела высушены, в глазах лопнули всевозможные сосуды, а все волосы выпали. Но я думаю, что эти аборигены никогда не отказывали себе в удовольствии перекусить и человечишкой.

Все, что я понял, когда увидел эту картину: это шанс. Я шепотом объяснил, что нужно сделать, заранее проверив и подсчитав, сколько времени займет добежать от одной части до другой. На счет три мы все рванули с невероятной скоростью, надеясь, что они не успеют нас догнать, а если и догонят, то не успеют сгрызть. Мы бежали так быстро, как могли. Бежали не оборачиваясь, видя лишь конечную цель впереди. Сердце забилось невероятно. Мы успели! Обернувшись, я понял, что на нас никто не обратил никакого внимания, а безумцы продолжали упиваться кровью и мучениями. Вот черт, – подумал я. – Ну и отлично, нам же лучше. Хотя это все очень странно. Очень.

– Нам пока везет, а, товарищ Немец? – С белоснежной ухмылкой поинтересовался Зубной, когда мы снова выстроились строем и пошли в спокойном темпе (и как он сохранил такие зубы, твою мать?!).

– Ты так не шути. Шутки до добра не доводят.

– Ну уж прям и не шутить. Знаете, я зубами клясться не стану – уж больно люблю их, но пятой точкой чувствую, что без юмора нам в этом мире не выжить, товарищ Немец!

– Давай посмеемся над этим за рюмкой на нашей станции, а не посреди бешеных убийц и психопатов. Как тебе идея?

– Понял. Молчу, товарищ Немец!

Дальше дорога должна была быть долгой, но спокойной. Мы снова окунулись в эти бездонные бетонные пустоши, построенные кем-то, кто и не подозревал, что за ад будет твориться здесь спустя годы. Честно говоря, пока все шло слишком гладко, чтобы быть правдой. Но сейчас все уже позади, остался последний рывок. Надеюсь, что он принесет свои плоды.

Все же идти отрядом куда проще и спокойнее, нежели одному. С самого начала я жил один, лишь иногда работая с кем-то, когда было невозможно иначе. Теперь же, у Алиты все существует по ее правилам. Следовательно, и я должен подчиняться, раз живу под ее руководством. Но мне даже начинало нравиться это все: когда твой тыл находится хотя бы под мнимой защитой – это греет душу. Единственное, что меня напрягало тогда, так это моя роль командующего. Никогда я не был лидером и всегда прикрывал свою задницу, лишь бы не подпалили, а теперь необходимо следить за всеми лично и отвечать за всех по-отдельности. Хотя у меня, кажется, пока что неплохо получается. Или мне чертовски везет?

Дорога до мирной станции занимала всего около часа. На пути были все такие же серые и бездыханные туннели, наполненные ветром, падающими с потолка каплями и ржавыми рельсами, правда, теперь без сладкого запаха, но меня это только радовало. Ребята уже подустали: с их лиц стекал сплошной пот, а дыхание стало очень частым. Но делать сейчас привал было бы слишком неправильно, да и никто не просил об этом, так что я начал думать о более насущных делах. Мне сразу вспомнилось это добродушное лицо Хромого, которого я видел последний раз при том самом побеге с Бричудной. Он помог нам с Армией, пристроив к себе на пару месяцев, а затем, мы, познакомившись чуть поближе с ближайшими торговыми соседями – Южной, отпросились у начальника и стали работать на Алиту. Короче говоря, репутация была хорошая как у него, так и у меня. Я был уверен, что нас тепло встретят или хотя бы не захотят убить – что уже было достижением в наше время. Имея большой опыт за спиной, мне тоже хотелось уже отдохнуть. Очень трудно долго находиться в туннеле, когда вокруг тебя сплошной мрак. Ты будто бы заживо похоронен и лежишь в бетонном гробу, который еще и протекает.

Подходя к станции, я заметил указатель на стене: “И всех вас гроб, зевая, ждет. “ – Да уж, мысли материализуемы. Нам только бесов не хватает для полного счастья, тьфу. Гермоворота были закрыты, так что я начал стучать, что есть сил. Ответа не следовало около пяти минут, даже когда мы начали звать их во весь голос. Но тут тяжелая монолитная дверь, такая же, как в ту ночь, начала со скрипом открываться, высвобождая теплый желтый свет наружу. На нас было направлено несколько стволов, что заставило меня сразу скомандовать отряду поднять руки, а сам начал:

– Мы с Южной. К вам должен был приехать гонец с докладом. Начальник знает.

– Не было никакого гонца, а про начальника заикнешься еще хоть раз – от тебя ни черта не останется, понял, шайзе? –Тут до меня дошло, с кем я имею дело.

– Вот черт, Моряк, ты?

– А что, изменился сильно?

– Да как-то трудно понять, когда от тебя только твой ствол торчит.

– Да ладно тебе, не дуйся, Фюрер заморский. – Это было мое прозвище, полученное за недолгое пребывание на станции. Честно сказать, все, что было хоть как-то связано с Немцем – было моим прозвищем. Моряк приказал двум другим бойцам опустить оружие и вышел на свет: это был человек с темной кожей, тощий, без бороды и волос, но с отличным опознавательным знаком – с серьгой в носу, что отблескивала в свете фонарей.

– Ну ты даешь, конечно! А где здоровяк? Не говори только…

– Нет, нет, он жив-здоров, орёл! Его ничего не возьмет.

– Хух, а то я уж подумал. Хорошо, проходите тогда скорее, а то с открытыми воротами не охота сидеть и ждать, пока всякая дрянь из темноты набежит.

Заходя, нас ждало небольшое помещение, наполненное сплошными деревянными коробками, служившими стульями, столами, сошками и баррикадами. Моряк скомандовал двум несговорчивым напарникам, и железная дверь с тем же грохочущим, как и раньше, звуком, начала стремительно закрываться. Это была комната дозора, что отделялась от станции дополнительной металлической решеткой, которая открывалась ключом. Повернув его, моряк открыл решетчатую дверь и, развернувшись, кивнул нам в знак приглашения. Безмолвно переглянувшись с двумя бойцами, оставшимися на посту, мы вступили на станцию. Тут, на мое удивление, ничего не изменилось с момента моего последнего пребывания год назад: все тот же искусственный и такой редкий сегодня свет, сливающийся в единую палитру с желтовато-бежевым фасадом. Хромой считал, что если сохранить былое искусство, то возможно сохранить и человечность. Поэтому здесь находился целый стеллаж с книгами и вырезками газет, которые могли брать все желающие, с обязательным условием: возвратить все на место в том состоянии, в котором и было получено. Лоскутная была намного больше и уютнее Южной. Правда, люди здесь будто бы были спрятаны: они все жили под платформой благодаря ее размерам. Также, учитывая наличие света из-за здешних электриков, здесь было запрещено даже курение, а речи о кострах и не шло. Я почувствовал себя героем романа, который вернулся в некогда свой дом. Наверное, в основном потому, что здесь были мои хорошие знакомые, среди которых был и Моряк.

– Значит так, вы знаете нашу цель, поэтому никакой выпивки и местных шлюх, всем ясно? Иначе наш профессор лично вас выведет на ночь в цепях. Мы спасаем сотни людей, а не веселимся. Можете отдохнуть около часа, а я вас потом найду.

– Да не кипишуй, командир. Все будет чики-пуки. – Это был гадкий голос Снайпера. И на кой он мне достался, а? Ладно, надеюсь, что на сегодня все ограничится его лязгающими шутками.

Моряк окликнул меня и я пошел с ним к начальнику.

Единственный проход к Северной был возможен только через служебную дверь, находившуюся на Лоскутной. Она всегда усиленно охранялась, но являлась единственной возможной связью этой станции с оставшейся частью метро, а недоброжелательных гостей и вовсе не наблюдалось, так что заваливать ее точно не было смысла. Но чтобы ей воспользоваться, было необходимо разрешение от Хромого – старика с седой бородкой, но весьма крепкого как внешне, так и внутренне. Он держал кулак над столом все время, готовый ударить при любой опасности, если это понадобится. Как я помню, он всегда был суровым человеком, но насилие ненавидел, так же, как и курение. Именно поэтому на его станции было запрещено курить – сигареты не доставлялись, а иного пути достать их попросту не было, так как все адекватные ходы на поверхность заблокированы, а оставшиеся не стоят вылазок ради обычного табака, да и то искусственного. А вообще, Хромой просто боялся пожара на станции, тем самым ограничив использование огня по максимуму. Здесь даже был собран боевой отряд из десяти человек – настоящие подготовленные бойцы, тренирующиеся и держащие себя в форме каждый день. Правда, я не понимал необходимости в них сегодня, раз эта станция стала обособлена от всего – даже от улицы и мародеров. Но видимо, так старику просто-напросто было спокойнее. Я помню, когда еще служил здесь – ситуация была совершенно иная: Хромой вел открытую войну с убийцами-соседями, а также постоянно отправлял меня на поверхность за припасами. Я был лучшим сталкером, а Армия был лучшим солдатом. Но со временем бесконечные стычки вымотали и жителей, и самого Хромого, поэтому было принято решение взорвать прилегающие туннели, чтобы закончить этот безумный хаос. А затем и мои вылазки было приказано прикатить, выживая лишь за счет лазутчиков и местных торговцев, жаждущих наживы, ради которой можно жертвовать и жизнью. Именно тогда нас стали отправлять к Алите, которая наоборот, только поощряла наши методы и желания, отчего со временем мы с Армией решили мирно уйти с Лоскутной. Хромой даже не стал возражать, правда, потеря своей правой руки стала для него серьезным ударом. Честно сказать, я не понимаю, почему Алита отправила именно меня идти по метро, взяв удар на себя. Ведь Армия подходил на эту роль куда лучше. Но спрашивать лишний раз себе дороже, так что нужно просто сделать дело и покончить с этим.

– Я краем уха слыхал, зачем вы здесь. Думаешь, начальник одобрит очередную войну?

– Будем надеяться. Уверен, что после нас лишнего шума от соседей поубавится.

– Ну, смотри сам. Сегодня старик в настроении. Если предложит выпить – полдела уже сделано. Я же сам с удовольствием бы размялся с этими уродцами, поэтому если что, ты мне маякни.

– Я спрошу у начальника, Моряк.

– Не-не, он ни в жизнь меня не отпустит. Ты же меня знаешь – я не подведу. –Я не хотел рисковать бывшим товарищем и подставлять Хромого, поэтому и не стал наседать.

– Хорошо, не переживай на этот счет.

Мы подошли к двери начальника станции. Около нее на раскладном стульчике сидел охранник с местным короткоствольным автоматом и похрапывал. Моряк дал ему легкую пощечину – тот моментально проснулся и встал по струнке.

– Ну ты дембель, а. Скажи спасибо, что начальник не увидел.

– Прошу прощения, капитан Моряк! Больше не повторится!

– Вольно, идиот. Пойдем, Немец.

Мы постучали и ничего не услышав в ответ, вошли внутрь.

Помещение походило на самый обыкновенный кабинет до войны: широкий, с диваном в одном углу, с электрическим светом и деревянным столиком в другом: настольная лампа над столом, освещавшая открытую бутылку рома, один наполненный бокал и пачку старых сигарет. Свет частично падал и на сидящего: Седой старик в почтенном возрасте, бывший вояка, прошедший многое. Роста он был богатырского, но из-за проблем со здоровьем и старости, он всегда ходил согнувшийся в три погибели с тростью, хотя даже это не мешало ему смотреть на нас свысока. Его руки, все в морщинах и шрамах, лежали на каких-то мятых бумагах и папках, что отблескивали в холодном свете. Сам он молча смотрел в стол и не обратил на нас никакого внимания.

– Ладно, я эт…Пойду, а ты тогда мне сообщи, как закончите. –Моряк, заманчиво наблюдая за бутылкой, развернулся и захлопнул за собой дверь.

– Товарищ начальник! Я к вам с просьбой. Гонец, что недавно был здесь, должен был отдать папку со всей информацией. Вы получили ее?

Хромой все так же продолжал неподвижно сидеть.

– Товарищ Хромой, Вы меня помните?

Его челюсть медленно начала двигаться. Мне стало ясно, что вчера он осушил такую же бутылку алкоголя и сейчас его одолело желание выпить обычной воды. Я обвел взглядом помещение и нашел графин с “чистой артезианской”. Налил ее в чистый стакан и подал старику. Он аккуратно взял его и с осторожностью начал пить. Поставив стакан на стол, он выдохнул и глаза его ожили. Хромой посмотрел на меня и сказал:

– Вот за что я тебя всегда уважал, Ганс, так это за твою проницательность. Присаживайся, а я тебе подам выпить. –Я понимал, что отказаться от угощения – значит получить “нет” на свою просьбу, так что колебаться я не стал.

Он с трудом достал из ящика особенный бокал для выпивки и подал мне, а затем уверенно и четко налил мне половину.

– Знаю, знаю. Читал я белиберду девки этой, – он прихлебнул из своего стакана и продолжил. – Скажу честно, мне вообще плевать, чем вы там будете заниматься, лишь бы это нас не коснулось потом. Я знаю, что все метро через полгода будет мертво, мне уже посрать на все, как видишь.

– У вас нет вакцины? – Спросил я прямо, в надежде на то, что в голове ответ на свой же вопрос ошибочен.

– А у тебя есть, что ли? – Хриплым голосом процедил он.

– Пусто.

– Вот и у нас шиш с маслом. Осталось на месяц, может, два. Поэтому давай выпьем, и ты свалишь отсюда на хрен поскорее.

Не чокаясь, я осушил бокал залпом вместе с Хромым и вышел наружу.

Теперь точно конец. Доигрались глупые хомоновусы. Ну и отлично – давно пора было. Хромой уже мертв, как и многие другие. Но лично я еще поборюсь. Я так просто не дамся.

Пройдя к входу на станцию, где сидел Моряк, я подозвал его к себе:

– Идешь с нами, прихвати пару ребят.

– Ну ты дал! Через десять минут жди у Хирурга. Ты же помнишь?

– Такое не забыть.

Хирург была местным врачом, что приторговывала спиртом в ночное время – тучная женщина средних лет, немного тронутая, но весьма предприимчивая. Пациенты были редким явлением после прекращения вылазок и стычек – все жители либо боялись идти ко врачу и молча умирали в яме, либо просили “спиртику” от всех недугов. Поэтому ее огромная палатка стала местным баром для завсегдатаев. Мы с Армией там не очень любили сидеть, так как часто было слишком шумно, но пару веселых вечеров вспомнить можно было с удовольствием. А несколько других вспомнить не представлялось возможным… Я подошел на точку сбора Моряка сразу и начал ждать. Хирурга на месте не было, поэтому бар был пуст. Через пару мгновений подошел моряк с тремя местными. Все они были примерно его возраста, выбритые и здоровые бугаи, все как один. Теперь нас было ровно двенадцать – для штурмового отряда нового мира вполне неплохо.

– Ну что, принял дозу уже от местного химика?

– Теперь вы ее так называете? – С ухмылкой поинтересовался я.

– Да ну тебя к черту. Нет ее, что ли? Видимо, вчера с хозяином перебрала. По нему видно.

– Я пойду разыщу своих, а ты пока здесь подожди. Отсюда и пойдем.

– Да без проблем, Хаксли.

– Он был Англичанином.

– Да плевать вообще. Жду короче.

Я вышел, и на глаза мне сразу попался Цветок.

– Так, найди всех и веди сюда. Видишь палатку здоровую? Там точка сбора. Выходим как можно раньше. Понял?

– Так точно!

– Ну и отлично, давай быстрее.

Я вернулся в бар, где разговор между Моряком и неизвестными мне уже набирал обороты. Самое время познакомиться с теми, кто должен защищать мою спину. М-да.

– Меня зовут Немец и я командир отряда. Очень рад видеть вас с нами. Самое время познакомиться.

– Ну, тут все просто, дружище, – вступил Моряк. – Это Фома, это Мативей, а это Матевий. Они два брата близнеца, если что.

– Это Настоящие имена?

– Да сплюнь ты, это прозвища. Они с Библией в руках к нам пришли. Ну так и прозвали. Они, знаешь, почти не говорят. Только Фома.

– Все верно! – С добротой бодро ответил Фома – самый щуплый из троих.

– Ты их Герасимом, может, назовешь?

– Они же не животные какие, чтобы им имя по своему желанию менять! В самом деле.

Спустя десять минут пустых разговоров, начали приходить и мои бойцы. Когда собралось уже шестеро – я начал собираться выходить. В баре стало уже шумно. Тут на возгласы и вышла хирург-химик, еще не успев отойти от последствий выпивки. Когда она увидела меня, то сразу же подбежала и начала визжать от радости, что увидела знакомое лицо спустя время. Да, слово “баба” я не любил, но, когда ее здесь так называли – я был с этим согласен. Это была женщина боевая, пережившая мужа алкоголика, а по слухам и сама его зарубившая. В общем и целом, истории многих выживших были окутаны разными тайнами. Про меня вообще рассказывали, что я целые станции голыми руками вырезал. Поэтому меня кто-то фрицем или фашистом и прозвал – за жестокость, которой отродясь и не было. Я многих убил, это правда. Иначе в наше время и не выжить, но, чтобы делать это по своей воле и получать удовольствие – это не про меня.

Пока хозяйка заведения расспрашивала про ее любимчика – Армию и про другие события, связанные со временем, когда мы служили у Хромого, в бар зашел Цветок с последним моим человеком – Снайпером. На удивление, был он в трезвом состоянии и без проститутки под боком. Раньше дамы легкого поведения славились на этой станции – в первое время Лоскутная была центром досуга всех жителей метро, но затем, когда все закрылось, самые амбициозные барышни разъехались покорятьнезависимые места, а остальные нашли пару и обычную работу здесь, на уже мирной и отреченной от всех станции. От былого состава осталось всего пару женщин, в числе которых была и Хирург. Да уж, вот это действительно мастер на все руки.

– Все готовы?

– Так точно, товарищ командир! – ответило человек пять или шесть.

– Выдвигаемся согласно плану: На все про все восемь часов. Два часа до станции Северная, четыре часа на полную зачистку и поиск необходимого, а затем дорога обратно. Я командую – вы слушаетесь и беспрекословно выполняете приказы. Все ясно?

– Так точно, товарищ командир!

– Это не будет легко. Мы прикрываем друг друга и смотрим в оба. Без команды огонь не открывать. Все, пора. – Да, у Армии с его командирским голосом получается намного лучше. А, к черту. Сейчас главное выполнить задание, а остальное уже ерунда. Если все провалится, то уже ничего не будет важно.

Попрощавшись с хозяйкой, которая провожала нас как в старых фильмах: с платком и слезами, мы направились ко второму выходу со станции – потайному для чужих, но известному каждому на Лоскутной. Он вел в служебный туннель, который пролегал напрямую к Северной. Первое время там постоянно находился патруль и один укрепленный пост, но за год не было совершено ни одного нападения, поэтому старик решил свернуть все, оставив лишь пару бойцов у самого подхода. На них мы и наткнулись сейчас. Отдав честь и приняв пожелание удачи, мы пошли вглубь. Да…У Хромого невозможно было что-то узнать по поводу мародеров, поэтому я сопутствовался лишь теми данными, которые дала мне Алита. Она собирала их около года: постоянные наблюдения и сплошные разговоры. Правда, в последние пару месяцев стояла тишина, отчего информация была устаревшей, но все еще весьма “впечатляющей”: данные о пропаже людей в том районе, смерти лазутчиков, сталкеров и прочие сводки, внушавшие лишь опасения или сомнения. Действительно нужной информации было мало: единственный вход и два выхода, один – наружу к ресторану, где и располагалось хранилище, а другой, ведущий к центру города, в самое сердце метрополитена, которое было уже давно отрезано. На самой “Северной” же находилось не менее двух десятков психопатов и убийц. На этом все важные пометки заканчивались. Не шибко много за целый год… Но оно и не удивительно. Если никакой связи, кроме слухов и сплетен нет, то хоть голубей посылай – толк будет тот же.

Мы снова оказались наедине с собой и своими мыслями. Идти было недалеко, но путь, отнюдь, не казался простым. Тут явно было светлее, чем на других переходах, не было гнусного запаха сточных вод или еще чего-то воняющего, но напряжение, витавшее в воздухе, можно было резать ножом. Все понимали, что через несколько мгновений польется кровь. Я пытался понять, правильно ли это – убивать? Тебе дали жизнь, а ты ее отбираешь у других. Но ведь ты отбираешь ее во благо тех, кого любишь, кем дорожишь. Или все сводится к тому, что ты отбираешь жизни ради себя? Но ведь те изверги убили сотню людей! Впрочем, как и ты сам. Есть ли у человека право забирать жизни других людей? Или оно только у Бога? А где этот ваш Бог? Видимо, он испепелился вместе с половиной своего детища. Люди звери – это навсегда. Раньше “человек” звучало гордо! А сейчас за это даже как-то стыдно.

Массивные ворота, покрывшиеся ржавчиной, были приоткрыты, что меня явно насторожило. Как только я увидел это, то сразу отдал приказ выключить все приборы и свет. Я разделил отряд: Снайпер, Цветочник и Моряк пошли со мной вперед проверить обстановку, а остальные продвигались медленнее. Подойдя вплотную, мое сердце снова застучало с бешеной скоростью. В голове завертелись всевозможные мысли, а перед глазами снова встало то прекрасное беззаботное лицо, к которому я уже никогда не сумею прикоснуться, поцеловать. Резко придя в себя, перед моим взором представилась самая худшая картина, которая могла тогда произойти: станция была мертва. Ничего.

Конец

– Постой, нет, нет! А как же чертовы запертые двери, сейфы и прочая хрень?

– На станции пусто. Совсем. Все выходы завалены, кроме того, что ведет к Лоскутной. Там ничего не было.

– У меня тоже пусто. Совсем. Будто бы они исчезли со всеми своими запасами, не оставив ни следа своего пребывания. Они, сука, просто испарились. – Армия еле сдерживал слезы, что было несвойственно для него.

Мы все стояли в маленьком кабинете. Мы все понимали, что конец, которого человечество так давно ждало – настал и дышит нам уже не в спину, а прямо в лицо. Мой друг сейчас явно думал не о своей смерти. Парнишка, который успел стать для него родным сыном – Армия думал о его судьбе, о том, что станет с его единственной родной душой в этом богом забытом месте.

– Что нам делать? – Спросил я, будто бы не зная ответа.

– Я отправлю два отряда ещё в…Да какие к черту отряды?! Нет, Немец, нет. Ты не глупый человек и все сам понимаешь. Нам осталось не больше двух недель, так что я просто не знаю, что нам делать. Я не знаю, что сказать им, Немец. Люди снаружи ждут веселых новостей, хотя всё понимают. Что я им скажу?

– Мы скажем вместе, – вступился Армия. – Мы втроем скажем им, что они умрут через две недели.

Дверь отворилась. Толпа людей в изношенной одежде, покрытой пылью и грязью, тусклый свет, исходивший от костров и глаза. Глаза такие разные, но такие одинаковые. В толпе я сразу увидел мальчишку, который стоял впереди всех, а также Цветочника, Хомяка и Снайпера, последний курил свою самокрутку. Вероятно, через час он уже будет на Лоскутной, где его будет ждать алкоголь и девушки. А, впрочем, какая теперь разница? Алита, как глава станции, начала свою речь, которую мы временами дополняли, чтобы поддержать её. Потом, когда ей стало трудно говорить из-за кома в горле, Армия закончил тем, что поблагодарил всех и пожал руку каждому. Теперь глаза у людей были совсем разные. Все люди принимают смерть по-своему: кто-то молча осознает этот факт и идет вспоминать свою жизнь; кто-то начинает рыдать – их успокаивают третьи, плачущие сами, но уже давно смирившиеся. А я? А я пошел наверх. Там дышится легче. Армия похлопал меня по плечу и сказал, что у него будет важный разговор для меня.

– А я и не ухожу. Не дождешься. – Пошутил я, но улыбнуться не получилось.

Близилась ночь, поэтому люди на посту предупредили меня, что в моем распоряжении не больше часа. Отлично. Этого вполне хватит. На улице пылали остатки уходящего заката, воздух был необыкновенно чистым и свежим после дней, проведенных под землей. Теперь уже не было нужды сидеть в метро. Послышались звуки, исходившие снизу. Десятки людей поднимались вереницей без каких-либо вещей или еды. Они хотят умереть там, где появились на свет. Это было желание, достойное именования “человек”.

Они все молча продвигались в сторону опускающегося солнца. Среди них были знакомые мне лица: это Цветочник, улыбнувшийся мне на прощание, Зубной с его любимой зубочисткой и белой ухмылкой во весь рот, Хомяк и многие другие, с кем я выживал бок о бок все эти месяцы. Прощаться очень трудно. Не люблю это делать. Толпа людей шла на запад, где опускалось солнце впервые за целый год. Вероятно, так и должно было случиться. Десятки силуэтов постепенно отдалялись от меня и в конце концов растворились в последних солнечных лучах. Свет уходил, и я решил спуститься обратно. У меня еще были незаконченные дела. Внутри осталось не более десяти человек. Снайпер, как и ожидалось, давно отправился к пьяному старику в одиночестве.

Прошло почти две недели. Под землей осталось шесть человек: я, Армия, его парнишка, Алита и двое уже бездыханных, вырвавшихся на свободу в своих дряхлых палатках. Мы с мальчишкой чувствовали себя хорошо, а вот мои товарищи были на последнем издыхании. -Нет, только не это. Подумал я. Это будет самая злая ирония за всю историю существования человека. Не смейте!

Но мои опасения подтверждались с каждым тяжелым вздохом Армии и Алиты. Их убивало нечто ужасное, меня лишь терзал голод. Они кашляли и выплевывали сгустки крови в моей небольшой, уже не самой приятной глазу палатке. Я положил их на кровати, собрав множество вещей для удобства и мягкости. Мне не оставалось ничего более, кроме как просто сидеть рядом и бездействовать. Я снова не могу помочь своим близким. Теперь я теряю их на своих руках.

– Эй, дружище, ты чего такой невеселый? Все же отлично! – Сквозь кашель перебил мои мысли Армия.

– Я и не грущу, ты чего? Тебя же никакая зараза не возьмет.

– Помоги девочке, а потом я скажу тебе кое-что.

Алита уже не могла дышать, её легкие наполнились кровью, а глаза стали стеклянными. Она сидела на моем матрасе.

– Тише, солнце! Ты чего? Все хорошо, не волнуйся. Я рядом, я рядом с тобой. Ничего не бойся. – Она горько плакала, опустившись мне на плечо.

– Запомни меня, пр-рошу. – Сказала она с таким трудом, что потратила на это почти все свои силы. Она окончательно рухнула на меня и её дыхание стало еще более прерывистым.

– Как тебя зовут? – Я еле сдерживал слезы.

– Катя. Я. Катя. – Она умирала.

– Какое прекрасное имя – Катя. Катя, я рядом, слышишь? Ты не одна.

– Мне страшно.

– Не бойся, Катя, не бойся. – Я держал её за руку, и в последний миг она сжала её так крепко, будто бы цеплялась за жизнь в последний раз. До конца.

Она умерла у меня на плече. Слезы уже давно залили мое грязное, пыльное лицо. Я аккуратно положил её на постель, закрыл её все еще мокрые глаза и поцеловал в пока ещё горячий лоб. Её чудесные веснушки ярко выступили на уже мертвом, багровом, бездыханном лице. Я отпустил её пальцы и сложил их на груди и положил ей её любимую книгу – это была Алиса в Стране Чудес. Прощай, Катя.

– Она боялась? – Спросил меня мой друг.

– Да, но она храбрая девочка, сам знаешь.

– Да, храбрее нас всех уж точно.

– Её звали Катей.

– Какое прекрасное имя, правда? – Он улыбнулся, и капля сама покатилась по его щеке.

– Да, прекрасное.

Парнишка стоял рядом с Армией и крепко сжимал его руку. Все его лицо было заплаканным. Ручьем текли сопли. Он отчаянно шмыгал, пытаясь делать это тише, чтобы не тревожить умирающих. У него были очень красивые синие глаза. Только сейчас я понял, кого мне напоминает этот огрубевший, но все еще ребяческий взгляд.

– Подойди ближе, -попросил меня Армия. – Мы ведь так и не познакомились, верно? Меня зовут Павел. Пашка я. – После этого он закашлялся и из его рта полилась алая кровь. Я все быстро вытер. На салфетке смешались слезы вместе с кровью.

– А меня Александр. Саша! Приятно познакомиться! – Я уже смеялся и плакал.

– Да, мне тоже, Сашка. Ты был прав насчет имён. Не забывай своё никогда. «Я же после того нашего разговора спросил у парнишки», – сказал он мне шепотом. – Как тебя зовут? А его тоже Пашей звать, представляешь? Ну что это, раз не судьба? Полюбил я его очень, так что, раз уж вы такие везучие нашли друг друга, позаботься о нем. Он отличный парень, вы подружитесь.

– Обязательно, Паш.

– Слушай сюда, сорванец ты этакий, – сказал он своему сыну. – Я доверял этому человеку и всегда был в нем уверен, вам теперь вместе жить придется. Он о тебе позаботится.

Парень сидел и плакал, ничего не отвечая, но при этом четко смотря в глаза, изредка вытирая слезы кулаком. Павел снова взглянул на меня.

– Тебе всегда везло, в этом твое горе и твое счастье, – он сдержал кашель и, переведя дух, продолжил. – Ты найдешь свою невесту, понял? Найдешь ради нас всех, ясно тебе? Найдешь и познакомишься с ней заново, понял? Не теряй свою гребанную живучую надежду.

Я заплакал, я просто не мог поверить в происходящее.

– Пообещай мне, что ты будешь искать ее, пока не найдешь!

– Да, я обещаю. Обещаю.

– И ты женишься на ней, как и хотел?

– В первый же миг. – Улыбнулся я и чуть ли не завыл.

– Ну и славно, а мне что-то нехорошо…Я отдохну немного, – он улыбнулся, – Прощай, брат. – Он медленно подал мне руку, я пожал ее, после чего на его лице застыла улыбка. Я чуть было не разразился новым потоком слез , но резко вспомнил, что мне нужно взять себя в руки. Закрыв глаза другу, ставшего мне родным, я вытер слезы и подошел к Пашке. Он все еще крепко сжимал руку тому, кто стал для него спасителем, героем, учителем и отцом. Я обнял мальчика и начал гладить его по грязным, пыльным волосам. Мы просидели так около десяти минут.

Всё. Теперь точно всё. Я взял свой портфель. Мы вышли с ним наружу. Было ранее утро. Мороз пробирал до костей, но я этого не замечал. Укутав Пашку, мы с ним пошли в единственное безопасное место, которое я знал. Пройдя долгий путь через лес, пробираясь через хрупкий снег, мы подошли к цели. Мальчик продолжал плакать, не произнося ни слова. Он вырос слишком рано, – подумал я. Зайдя внутрь деревянного дома, я растопил печь дровами, что были припасены мной и моим другом в прошлое наше путешествие. Стало намного теплее. Затрещали полена. Я достал радиоприемник, настроил его и начал слушать. Паша, немного согревшись, спросил:

– А что мы будем делать дальше?

– Идти, мой юный друг. Идти вперед и верить.