Если Господь призовёт тебя… [Светлана Курилович] (fb2) читать онлайн

Светлана Курилович Если Господь призовёт тебя…

Светлой памяти Виктора Тарасова посвящается…

Недавно мне снова приснился сон: я хожу по школьным коридорам, в руке у меня связка ключей, я с надеждой распахиваю каждую дверь и вижу пустой кабинет…

Вот уже несколько лет мне не даёт покоя этот сон, в котором я пытаюсь найти ответ на свой вопрос, и не могу, а когда становится совсем невмоготу, прихожу в школу, говорю удивлённому сторожу, что забыла в кабинете планы, и медленно прогуливаюсь, прислушиваясь к собственным гулким шагам…

Моя родная шестьдесят шестая школа… Как я люблю ходить твоими пустынными коридорами, когда дети распущены на каникулы… Мне кажется, нет на свете ничего притягательнее школ во время каникул: кажется, что сами стены отдыхают от вечного шума и суеты, от мелочных обид и серьёзных разочарований, от криков, игр, разбитых стёкол… Сколько же ты всего повидала на своём веку! Наверняка тебя ничем уже не удивить…

Но всё же интересно, помнишь ли ты обо мне, когда я была твоей ученицей? Помнишь ли мою незамысловатую историю? Помнишь ли Димку Березина? Митю… как мы его звали…

Давно это было: восемь лет назад… Я уже не ученица, совсем наоборот – учитель. И мама. В этом году я приведу своего маленького сына в школу, скажу ему, что он будет учиться у Марины Николаевны, у которой когда-то, целую вечность назад, училась и я. Сын будет удивляться: детям ведь кажется, что их родители никогда не были маленькими, не рождались, а просто были, были всегда, как небо, солнце, как звёзды… Я проведу его за руку по школьным коридорам, покажу, в каких кабинетах учились я и его папа… папа, которого он не видел ни разу в жизни…

Я всё расскажу тебе, сынок, расскажу, когда ты немного, хоть чуть-чуть подрастёшь и сможешь понять меня, а пока знай, что твой папа был самым добрым, умным и хорошим человеком на свете! И самым красивым! По крайней мере так казалось нам, девчонкам-десятиклассницам, только-только осознавшим, что лишь через два года – аттестат и взрослая жизнь, а пока ещё спокойно можно строить и перестраивать планы на будущее, мечтать о красивой и верной любви и заглядываться на ребят постарше.

Димка Березин как раз и был одним из них – он перешёл уже в одиннадцатый класс, был президентом школьного государства «Френдландия» и капитаном сборной КВН, почти отличником и незаменимым человеком во всех начинаниях! Его любили и им восхищались все! Он же любил меня одну…

Почему именно меня? Не знаю. Я часто впоследствии задавалась этим вопросом, но не смогла понять. Так получилось. Перст судьбы, предначертание, рок, фатум – назовите, как угодно! Судите сами: я не была победительницей школьного конкурса красоты, не выделялась в учёбе, никогда не стремилась блистать на подмостках актового зала в качестве ведущей или певицы, и танцевала я как все – словом, была самой обычной девчонкой, «серым мышонком», как сказали потом мои завистливые одноклассницы.

Тогда же, несколько лет назад, подобные мысли не посещали меня, я была просто безумно, безнадежно счастлива, что на меня обратил внимание сам Димка Березин! Даже сейчас у меня захватывает дух, когда я вспоминаю, каким он был красавцем! Помните актёров старого французского кино – Алена Делона и Жерара Филиппа? Это потрясающее сочетание тёмных волос и ярко-синих глаз? Если не помните, обязательно посмотрите: такой был Митя Березин! Но к рафинированному облику Алена Делона ещё надо добавить смуглую кожу, густые чёрные брови и косую сажень в плечах при росте метр девяносто пять! Его называли богатырём ещё в начальных классах.

У меня много Митиных фотографий, мы часто снимали друг друга, но почему-то ни одна из них не передаёт всей его красоты; наверное, потому, что фотография запечатлевает лишь видимость, остальное ей недоступно…

***

– Лина, нам тебя ждать или нет?

Лина – это я. Моя мама, влюблённая в русскую историю, назвала меня Полина. Имя мне не нравилось, поэтому, став постарше, я решительно переделала его в Лину: мне чудилось в этом что-то загадочное, таинственное и, чего греха таить, иностранное.

– Девчонки, я сейчас! Подождите чуть-чуть! – я сделала вид, что не могу застегнуть сумку, а сама прислушивалась к разговору нашей директрисы и Димки Березина, которые сидели в столовой за одним столиком. Вернее, он обедал, а она к нему подсела.

Мне очень хотелось узнать, в чём там дело, но директор говорила тихо, и до меня долетали лишь её отдельные фразы, типа: «ситуация очень серьёзная», «я тебя прошу, Дима», «не подведи», и Димкины ответы: «конечно, Маргарита Александровна», «обязательно», «сделаю всё, что нужно». Так и не уразумев, в чём, собственно, дело, я покинула свой пост и побежала к недовольным одноклассницам, которые уже теряли терпение.

– Ну что такое?! Чего ты копаешься?! На физику опоздаем!

– Девчонки, директриса о чём-то с Березиным говорит, так серьёзно…

– О чём? – сразу сменили они гнев на милость.

– «Ситуация очень серьёзная!» – передразнила я её. – «Возьми себя в руки!»

Они захихикали.

– Интересно, о чём это Маргоша?

– Может, он что-то натворил?

– Во что-то вляпался?

Предположения посыпались, как орехи из дырявого мешка.

– Не похоже на Димку… Он же такой положительный, – скривив губы, сказала Марина Глыжина, моя соседка по парте.

Всех мальчиков, кто не курит, не прогуливает уроки, не пьёт пиво, она считала слюнтяями, а уж если он ещё и проявляет интерес к учёбе – туши свет, зови санитаров!

– У него могло что-то случиться, он выглядел очень уж серьёзным.

– Иди немедленно помоги! – хихикнула Марина. – Он скажет тебе спасибо, и вы сольётесь в поцелуе!

– Балда ты! – беззлобно сказала я. – У человека, может быть, несчастье, а тебе смешно!

– Пойдёмте, девочки, – звонок! – поторопила нас Ксения Романова, отличница, моя лучшая подруга и просто суперская девчонка.

Мы дружили с ней с пятого класса: Ксюша – серьёзная и умная девочка, до такой степени привыкла учиться на пятёрки, что четвёрку воспринимает как трагедию и немедленно начинает «подучивать» материал. В седьмом к нам примкнула Марина – вечная троечница и неформалка, а в серединке была я – ни рыба ни мясо. Училась я, впрочем, ничего себе, на четыре и пять, учителя говорили, что могла бы и лучше, но стремления закончить школу на отлично у меня никогда не было. К неформалам я тоже не относилась: дырявить себе уши, брови, языки – смелости не хватало, а уж вести себя вызывающе – тем более! Так вот и бултыхалась между ними двумя, как связист-переводчик с нормального языка на неформальский. Они не очень-то благоволили друг другу, и я, как могла, старалась смягчить шпильки, которыми они то и дело обменивались.

На уроке Марина вела себя очень беспокойно: вертелась, переговаривалась, пыталась даже бросить какую-то записку. А мне не давал покоя вопрос: что же такое случилось у Димки? У Мити? У Митеньки… Задумавшись, я машинально вычерчивала ручкой в тетради по физике две буквы: М и Б – Митя Березин… Мне кажется, я всегда любила его, чуть не с первого класса, когда он был во втором – смуглый крепкий мальчишка, чернобровый и улыбчивый, но он и не подозревал о моих чувствах: я очень хорошо научилась прятать их, с годами притворство стало моей второй натурой. Сейчас я думаю – зачем? Зачем было скрывать? Если бы не это, может быть, судьба отмерила бы нам ещё немного времени…

Ксюша искоса посмотрела в мою тетрадь и фыркнула: она была вообще против всяких «любовей», как она говорила, считала, что всё в жизни должно быть по порядку: сначала учёба и карьера, а потом уже всякие глупости.

– Ксюш, – задумчиво прошептала я. – Как думаешь, что у него могло случиться?

– Думаю, ничего особенного, – она не отрывалась от решения задачи. – Так, глупости какие-нибудь.

– У тебя всё глупости! – я тоже не прекращала чертить в тетради.

– Борькина, не отвлекай Романову! – послышался резкий окрик физички, Ирины Юрьевны.

Маленькая, кругленькая, в очках и в возрасте, она была без ума от своей возлюбленной физики, и физика платила ей тем же. Её голосовые связки могли привести в чувство любого зарвавшегося амбала, что уж говорить обо мне! Я мгновенно выпрямилась и уставилась на доску: оказывается, нам надо было решать задачу по вариантам, и у Ксюшки списать было никак нельзя. Я торопливо принялась переносить условия в тетрадь, а Ирина Юрьевна одобрительно кивала, поблёскивая очками, – она терпеть не могла бездельников, а уж неуважение к своему предмету воспринимала как личное оскорбление!

– Мне всё же кажется, это что-то серьёзное… Видела бы ты Маргошу! – снова зашептала я.

– Борькина! Второе предупреждение! – вновь одёрнула меня Ирина Юрьевна. – Третьего не будет!

Пришлось уткнуться в тетрадь, попутно возмущаясь, почему ей так нравится скандировать мою фамилию?! Назвала бы по имени, что ей, трудно, что ли?!

Если уж я была не в восторге от своего имени, то фамилия нравилась мне ещё меньше: угораздило же маму найти мужа с такой фамилией – Борькин! Ладно бы ещё человек был хороший, а то оставил её с маленьким ребёнком и уехал в Москву искать счастья и заработка, да так и не вернулся. Через несколько лет маме пришло от него письмо, что он нашёл себе другую женщину и живёт с ней, а она может считать себя свободной. Письмо было помятым, без обратного адреса и даже без почтового штемпеля. Мама поплакала, потом успокоилась и стала жить одна, а так как родила она меня довольно поздно, то… никого себе уже не нашла…

Больше всего меня злило то, что она дала мне его фамилию – Борькина!

– Что же это получается?! Сделал тебе ребёнка – и исчез! Не воспитывал, не гулял, не кормил из бутылочки – ничего! И ты за всё это ещё и род его решила продлить! – сердито выговаривала я маме.

– Не сердись, Полюшка, он твой отец, в тебе его кровь, хочешь ты этого или нет… – грустно отвечала мама, и я подходила к зеркалу, пристально вглядываясь в своё отражение: почему я не похожа на неё?!

Мамины тонкие черты лица, розовые полные губы, голубые глаза, рыжие волосы, пушистым облаком венчавшие её голову, – ничего мне не досталось! Я похожа на отца. Даже не на отца, а на его мать, мою бабушку, которую я и видела-то всего несколько раз: у меня обычные серые глаза, правда, довольно большие, нос, немного длинноватый, на мой взгляд, волосы русые – что хорошего? Нравится мне мой лоб – высокий и чистый, без всяких там прыщей, и маленькие ушки. Но кто из мальчишек смотрит на лоб и уши?! Им нравятся губы, как у Анджелины Джоли, нос, как у Николь Кидман, глаза, как у Дженнифер Лопес, или как её… Кейт Уинслет? Которая в «Титанике» вместе с этим лапочкой Ди Каприо?

И вот я, придирчиво глядя в зеркало, выпячиваю губы, втягиваю щёки, чтобы не были такими пухлыми, и домиком поднимаю брови. Получается карикатура сразу на всех звёзд, и я не выдерживаю, начинаю смеяться.

– Борькина! Совсем с ума сошла?! – вдруг слышу я голос физички, а Ксюха тычет меня локтем в бок.

Я вижу гневное лицо Ирины Юрьевны и понимаю, что мечты сыграли со мной злую шутку: смех на уроке физики до добра никого ещё не доводил! Судорожно пытаюсь придумать оправдание, но выручает как никогда вовремя прозвеневший звонок: я запихиваю тетрадь и учебник в сумку, бормочу что-то вроде:

– Простите, Ирина Юрьевна, больше никогда… обещаю! – и под её уничижительным взглядом выскальзываю в рекреацию.

– Ну ты, подруга, даёшь! – восхищается Марина. – Ирина нам тему объясняет, а ты ржать начала! Она тебе этого долго не забудет! Готовься!

– Лин, ты на самом деле, с ума сошла, что ли? – Ксюша возмущена и сердито смотрит на меня.

– Да я… это… задумалась немного, вот… – я начинаю запинаться.

– Знаем, знаем, о ком ты задумалась! – хохочет Марина. – О Ди-и-имочке Березине! – поёт она.

– Лина, Лина! – Ксюха качает головой и так напоминает сейчас старую бабушку, клюющую носом над вязаньем, что я не выдерживаю и начинаю снова смеяться.

– А теперь тебя что насмешило? – укоризненно говорит она.

Я продолжаю смеяться, и постепенно моё безудержное веселье действует и на Ксюшку: она сначала неуверенно улыбается, потом хмыкает, сначала редко, потом хмыканье учащается, и, наконец, она тоже смеётся, отбрасывая со лба вьющиеся пряди.

Моя подруга удивительно красива: она словно опровергает расхожее утверждение, что зубрила-отличница обязательно должна быть мымрой! Ничего подобного! У неё восхитительные карие глаза, волнистые светлые волосы, жемчужные зубы, ровной дугой прячущиеся за яркими губами сердечком, которые она мажет только гигиенической помадой. Она блондинка, но очень целеустремлённая и умная, хочет поступить в финёк – Санкт-Петербургский Университет экономики и финансов – и поступит, можете не сомневаться! А ещё она высокая и стройная, с идеальными ногами и тончайшей талией – словом, от подобных девушек ждут непроходимых глупостей, а не стремления стать финансовым гением. А ещё она очень смешлива, про таких говорят: видишь пальчик – на посмейся!

Марина радостно подхрюкивала рядом, и так мы могли бы долго смеяться, но звонок прервал затянувшееся веселье: пора было идти на четвёртый урок – литературу.

Литературу я любила, любовь к ней не могла отбить даже учительница, доставшаяся нам в десятом классе: странная дама, которая улыбалась приклеенной улыбкой, показывая лошадиные зубы и изо всех сил демонстрируя показное радушие. Обычно она уже в класс входила с жизнерадостной гримасой и тянула, потирая руки:

– И-ита-ак, на чём мы остановились в прошлый раз?

Обращалась к нам она в основном по именам, причём в уменьшительно-ласкательной форме: Машунька, Полинка, Ксюшка – но почему-то в ласковость её не верилось, казалось, что она, с этой приклеенной улыбочкой, сглотнёт тебя одним махом и не подавится. Поэтому мы дружно прозвали её Удава.

Сегодня Удава запаздывала, и мы сидели, болтая ни о чём. Ксюшка повторяла доклад по теме: «Особенности изображения русского характера в повести Лескова «Очарованный странник» – ей нравились подходы, которые требовали глубокого анализа, и она с лёгкостью строчила рефераты, похожие на диссертации.

– Хватит! – Марина неожиданно выдернула у Ксюши папку. – Много будешь знать – плохо будешь спать!

– Отдай! – Ксюха нахмурила брови – это был грозный признак.

– Да ладно тебе, – Марина тряхнула головой. – Успеешь свою пятёрку получить!

От этого движения звякнули серьги в её ухе. Серёг было много: она начала прокалывать уши в седьмом классе и никак не могла остановиться; сейчас, когда у Маринки случалась очередная трагедия, она сразу отправлялась в салон и делала очередную дырку. Ещё у неё был проколот нос, бровь и нижняя губа, на язык она пока не покушалась. Одевалась Марина во всё чёрное, презрев требования о школьной форме, но готкой себя не считала:

– Я неформалка, прошу с готами не путать! – заявляла она.

К тому же Марина была талантливым музыкантом: играла на гитаре в подростковой рок-группе, которую они создали собственными усилиями, называлась группа, кажется, «Вены» – что-то в этом роде.

Ксюха раздражала её стремлением учиться.

– Выскочка! – говорила она.

– Уродина! – платила её обоюдной любовью Ксюша, которая не могла понять, зачем человеку делать в своём теле дырки сверх предоставленных ему природой.

Однажды она даже подарила ей на Восьмое марта дырокол, чтобы та устроила пирсинг на дому. Марина шутки не поняла и разобиделась всерьёз, так что мне целую неделю пришлось курсировать между ними в качестве парламентёра. Хорошо ещё, что ни той, ни другой не пришло в голову потребовать от меня выбора между ними: видимо, понимали, что отказаться от какой-то из них я не смогу.

Они нравились мне обе: обе были талантливы и интересны, я считала их неординарными личностями, но вот что такое они находили во мне? Не знаю…

Мне удалось унять чуть не разгоревшуюся ссору, и вовремя: в кабинет вползла Удава, на сей раз без обычной улыбочки и своего любимого «И-ита-ак!»

– Здравствуйте, дети! – сказала она.– Хочу напомнить вам, что скоро мы пишем мини-сочинение по творчеству Лескова, а завтра у нас будет контрольный срез по линии Управления Образования, поэтому сейчас займёмся русским языком!

– Ну-у-у! – по классу пронёсся общий вздох разочарования.

– Наталь Пална, зачем русский? Мы и так завтра всё напишем! – общую точку зрения выразил Андрюха Бережной, высокий, лохматый, мелированный и обаятельный шутник и балагур.

– Ты, Андрюша, может быть, и напишешь, а вот Лёша Сотин – сильно сомневаюсь!

– Ну, и позанимайтесь с Лёхой дополнительно! – не унимался Андрюха, по прозвищу Дрон. – А мы хотим Ксюшин доклад послушать!

Ксюшка аж подскочила на стуле, обернулась, и вперила в Андрея негодующий взгляд. Он выдержал его, не сморгнув, и в ответ, подвигав бровями, послал ей самую обаятельную улыбку из своего обширного арсенала. Ксюша фыркнула и отвернулась.

– Ксюшин доклад мы послушаем обязательно! – уверила Удава. – А сейчас давайте повторим сложные случаи правописания суффиксов, приставок и корней с чередованием! Глыжина, иди к доске!

– А почему я? – вопрос был скорее данью школьной традиции, чем протестом, имеющим реальную силу.

– Иди, Марина, иди, не ворчи! Тебе надо двойку закрывать!

И Марина, позвякивая серьгами в ухе, поплелась к доске.

После занудного, длиннющнго урока, был ещё один, последний, но тоже русский, поэтому мальчишки, собравшись на задней парте, всерьёз стали обсуждать перспективу побега.

– Интересно, почему у неё на уроке такой бардак? – задумчиво спросила Ксюша, весь урок прилежно записывавшая и объяснявшая правила.

– Потому что в башке у неё то же самое! – Марина была недовольна, потому что двойку она закрыла тройкой. – И на башке!

Я молчала, сравнивая Наталью Павловну с Юлией Александровной, которая вела у нас русский и литературу до десятого класса. Молодая, эмоциональная, но главное, знающая и умеющая увлечь своим примером, она влюбила нас в Пушкина и Лермонтова, Грибоедова и Гоголя; мы с жаром устраивали на уроках суды над литературными героями (форма, как она по секрету сказала нам, уже устаревшая, но дающая пищу для размышлений), писали нестандартные сочинения, инсценировали «Ревизора», «Недоросля» и «Горе от ума», к слову сказать, Дрон был прекрасным Чацким, да и вообще… Почувствовали вкус к литературному слогу…

– Мне кажется, ей наплевать, – тихо сказала я.

– На что?

– На свой предмет, на нас, на всё… Ей же ничего не надо! Каждый урок у нас одно и то же: бубнит лекцию, потом вопросы, потом доклады и сочинение! Хоть что-нибудь интересное бы придумала!

– Линка сердится, потому что её сочинения теперь не самые лучшие в классе! – это сказал Артём Козинец, невысокий крепыш и мой вечный сосед сзади.

Его суждения всегда выделялись основательность и продуманностью.

– И вовсе не поэтому! – возразила я.

Действительно, Юлия Александровна всегда приводила в пример мои сочинения как одни из самых лучших, а Удава говорила, что они «слишком эмоциональные», дескать, надо меньше чувств, больше анализа.

– Ты замечаешь, что мы спим на её уроках? – я села вполоборота, чтобы видеть и Тёмку и Ксюшу с Маринкой. – Спим! Дрон делает физику, Илюшка – вон газету читает!

Услышав своё имя, Илья Савалёв поднял голубые глаза и почесал затылок: читал он журнал «Футбол», до которого был великий охотник.

– Аня маникюр делает, а полкласса на телефонах играют! – в запале продолжила я.

– Неправда, я в нете сижу! – подал голос Саша Крупин, самый красивый мальчик в нашем классе, славившийся пристрастием к интернету и вылезавший туда каждый удобный и неудобный момент. Из-за этого он оккупировал на вечное жительство последнюю парту среднего ряда.

– Я имею в виду в общем, – пояснила я. – А ей же всё равно! Бубнит и бубнит себе под нос… Нет, с ней мы литературу знать не будем!

– А кому она больно-то нужна, литература? – пожал плечами Саша. – Тебе одной, наверное, ты ведь в литинститут поступать будешь? Ну, и позанимаешься с Юлечкой дополнительно!

– Да дело не в этом! – отмахнулась я. – Поступать, не поступать… Дело принципа! Зачем работать в школе, если тебе наплевать на детей!

– Ну, не всем же быть гениями, кто-то просто работает, – возразила Ксюша.

– Ну, и пускай идёт просто работать с бумажками, а не с людьми, – мне не хотелось спорить, но и сдаваться – тоже.

– Станешь, Линка, великим педагогом и покажешь им всем! – воскликнул Тёмыч.

– Не чувствую призвания, а без призвания работать с детьми – будешь Удавой! – буркнула я.

Ленивый спор мог бы продолжаться всю перемену, но за дверью послышался шум, и в кабинет влетела группа парней во главе с Димкой Березиным.

– Ну и кто? – спросил он, встав около доски, как Пётр Первый.

– Она! – мальчишка из его класса ткнул в меня пальцем.

– Она? – в его синих глазах промелькнуло удивление, а я вся съёжилась, не понимая, в чём меня обвиняют.

– Ты зачем сплетни распускаешь? – грозно спросил он, нависнув надо мной своим двухметровым ростом.

– Я не распускаю… – прошептала я.

– Что? – он не расслышал.

– О чём ты говоришь? – строго спросила Ксюша.

Димка мельком глянул на неё и снова перевёл взгляд на мою несчастную фигурку:

– Она обо мне сплетни распускает! – уверенно повторил он.

– Лина не сплетница! – так же строго возразила Ксюша.

– Лина? – вновь удивился он. – Что за имя такое дурацкое?

– И вовсе не дурацкое! – наконец-то и я обрела голос. – Полина меня зовут!

– Полина? Это другое дело! – его взгляд слегка смягчился. – Такое старинное имя и – сплетничаешь! Не понимаю! – он пожал плечами.

– Да не сплетничаю я! – я не выдержала и тоже крикнула.

– А кто придумал, что меня в милицию забирали?! И у меня теперь проблемы из-за этого?! И что Маргоша мои проблемы решает?!!

– Я ничего такого не говорила! – беспомощно пролепетала я, теряясь под градом незаслуженных обвинений.

– Она не говорила! – неожиданно сказала Марина.

– А кто тогда всё это выдумал?! – Димка уже не злился, ему очень хотелось разобраться.

– Это я…

– Ты?!! – хором воскликнули Дима, Ксюша и я, глядя на поникшую Марину.

– Но я не нарочно… Просто сказала, что у тебя серьёзные проблемы, что ты с директрисой о чём-то разговаривал…

– А это твоё дело или нет? – снова возмутился он.

– Дима, это уже я виновата.

– Ты?! – он перевёл пронзительный взгляд на меня.

– Я услышала ваш разговор с Марго и подумала, что у тебя что-то случилось, и сказала девчонкам…

– А я тоже только Илюхе и Дрону сказала! – взметнулась Марина.

– То есть у вас не только девчонки, но и парни языки распускают? – усмехнулся он. – Ну и класс! – Пошли, ребята! – обратился Дима к своей свите. – Из мухи слона раздули… Я-то думал!

– Полина! – хмыкнул он и окинул меня взглядом, покачал головой и пошёл к двери, по дороге ещё раз посмотрев через плечо.

– У меня мурашки от его глаз! – прошептала Ксюша. – А ты ему понравилась!

– Я?!

– Видела, как он на тебя смотрел?

– Как на букашку? – предположила я.

– Нет, с интересом!

– Ли-ин, прости меня, я не нарочно, – сзади пробормотала Глыжина. – Я не хотела…

– Да ладно, проехали! – отмахнулась я, вся под впечатлением происшедшего.

– Атас, училка идёт! – раздался вопль, и в кабинет вошла Удава, вновь опоздавшая на десять минут.

– Опять! – пробурчала Маринка, и занудство продолжилось.

После шестого урока мне надо было идти домой, что я и сделала в полном одиночестве: Ксюша осталась поработать в библиотеке, Марина поехала в музыкальный магазин, чтобы купить струны и что-то ещё, словом, закинув на плечо сумку, я медленно пошла по усыпанной жёлтой листвой земле. Осень в этом году стояла изумительная! На дворе был конец ноября, но казалось, что тоскливые осенние дожди забыли к нам дорогу: погода была сухая и солнечная, тепловатые лучи пронизывали оголившиеся ветви деревьев, и лёгкий ветерок играл последними ещё не опавшими листьями.

Я шла, загребая туфлями палую листву и испытывая наслаждение от всего: от того, что закончились уроки и завтра воскресенье, что сейчас я приду домой и мама встретит меня доброй улыбкой и запахом свежеприготовленного обеда; потом, возможно, мы сходим в магазин, потому что мне нужна новая куртка; а уж после этого я налью себе большую чашку чая, заберусь с ногами на наш старенький диван и буду читать (дома меня ждала Скарлетт О'Хара) или мечтать и наблюдать, как мама смотрит телевизор и вяжет для меня новый свитер… Хорошо!

Возможно, поэтому я не сразу услышала, как меня зовут.

– Эй, сплетница! Полина! Ты что, глухая?!

Я оглянулась: следом за мной торопливо шёл он, Димка Березин. Я остановилась, затаив дыхание.

«Что ему нужно?»

Он подошёл и уставился на меня, рассыпая из глаз ворох синих искр.

– Ты что, не слышишь? Я тебя зову, зову…

– Я и правда не слышала, – извиняющимся тоном сказала я. – Задумалась…

– О чём это? О мировых проблемах? – улыбнулся он, и у меня сердце остановилось от его улыбки.

Я смотрела на него и глупо улыбалась в ответ. Он помолчал, глядя на меня, потом протянул руку:

– Давай свою сумку, я тебя провожу.

Не веря своему счастью, я пошла рядом с ним, стараясь идти как можно медленнее, чтобы продлить сладкие мгновения.

– Почему мне кажется, что я тебя где-то видел? – спросил Дима.

– Потому что мы учимся в одной школе, – предположила я. – Я вообще-то из десятого А!

– Нет, – он покачал головой. – Мне кажется, что я видел тебя где-то раньше… Твои большие глаза, твои волосы… только раньше они были заплетены в две косички… Что ты молчишь?

А что я могла ему сказать? Что в начальных классах мы часто с ним играли на школьном дворе во время продлёнки? Или что потом, когда он шесть лет, с третьего по восьмой класс, не учился в нашей школе, потому что его отца (он был военным) перевели в другой город, мне было так скучно, так скучно, что хотелось сбежать из дому? Или когда он вернулся уже девятиклассником, и я увидела его, то не осмелилась подойти и напомнить о себе? Ведь мы были уже не детьми, и вот так запросто предложить мальчику свою дружбу, пусть даже мы и играли с ним в детстве, я как-то не смогла…И целых два года смотрела на него издалека.

– Что ты молчишь? – уже нетерпеливо повторил он.

– Не знаю, тебе, наверное, показалось.

– Нет, не показалось! – возразил он. – Ты знаешь, но не хочешь говорить!

Я предпочла промолчать.

– Ты не кажешься молчаливой, – он искоса посмотрел на меня. – Я думаю, ты порядочная болтушка, а сейчас словно дар речи потеряла…

Мне нечего было ему сказать.

– Слушай, ты что делаешь завтра? – неожиданно спросил Дима. – Давай сходим в кино!

– А что будем смотреть?

– Не знаю… Придём и посмотрим афишу. Что-нибудь да подберём!

Неужели я могла отказаться?!

– Хорошо.

Мы опять немного прошли молча.

– Только знаешь, – снова разговор начал Димка. – Пойдём днём, а то у меня завтра ещё дел полно.

Ну, вот, только размечталась, что меня пригласили на подобие свидания, а оказывается, это для него «одно из дел»!

– Можешь не ходить в кино, – я очень постаралась сказать эти слова спокойно, и, кажется, мне удалось. – И заняться своими делами!

– Ну вот, обиделась! – констатировал он. – Я так и знал!

– А если знал, зачем говорил?

– Но у меня действительно много дел! Хочешь, расскажу, какие? – забросил он удочку.

– Мне всё равно.

– Если всё равно, зачем подслушивала мой разговор с Маргошей?!

– Я не подслушивала! – мне стало почему-то смешно, и я усмехнулась.

– В декабре, в День конституции, наша школа всегда устраивает концерт в Доме престарелых…

– Я знаю.

– А в этом году директор Дома предложила кроме обычного концерта поставить какую-нибудь пьесу, чтобы старички вспомнили про театр, про молодость, ну и так далее. И мне надо срочно найти пьесу для постановки, поэтому я пойду в библиотеку и буду рыться в книгах.

– А почему нельзя взять известное произведение? – спросила я.

– Нельзя, – с сожалением ответил он. – Пьеска должна быть небольшая, компактная, на час максимум и желательно смешная. Не забудь: старички, как дети, быстро утомляются.

– Можно взять фрагмент…

– Не думаю, что это хорошая мысль.

– Ладно. А почему Елена Викторовна не займётся этим? Она всё-таки завуч…

– На ней концерт, на мне – пьеса.

– Понятно.

Так, за разговорами, мы незаметно дошли до моего дома.

– Вот мы и пришли, – сказала я, остановившись у своего подъезда и протягивая руку за сумкой.

– Ничего себе домик, – вежливо сказал Дима, окинув взглядом подъезд.

А что он мог ещё сказать? Мы с мамой жили в хрущобе, на четвёртом этаже, старые окна, старые двери, старые лестницы, кирпичи, покрытые мхом, поломанные скамейки… Хвастать нечем. Мы немного постояли, потом я набрала в грудь воздуху и решилась:

– Может, зайдёшь выпить чаю?

– Нет, не могу, матушка ждёт. Каждую субботу я хожу с ней гулять. После того как отец… как отца не стало, она совсем ослабела и почти не выходит из дому…

– А что с твоим отцом? – тихо спросила я.

– Погиб при выполнении задания. Поэтому мы и вернулись сюда. Ну, что? До завтра?

– До завтра.

Димка повернулся и пошёл, не оглянувшись ни разу, а я смотрела ему вслед, и сердце моё пело: он проводил меня до дому, пригласил в кино! Это настоящее свидание!

Я поднялась на четвёртый этаж и нажала кнопку звонка. Как я и думала, мама открыла дверь, из кухни неслись волны вкусного запаха, но у меня совершенно не было аппетита.

– Вымой руки и иди обедать!– велела она.

– Мам, я не хочу: в школе пообедала, – соврала я, проскользнула в свою комнату, швырнула сумку под стол и с размаху прыгнула на кровать, заскрипевшую под тяжестью моего тела. Я лежала, прижав к груди розового зайца Каплю, и улыбалась сама себе. Как он мило зовёт свою маму: матушка! И отца у него тоже нет, как у меня, правда, его отец погиб, а мой…

– Глаза сияют, волосы растрёпанные… – мама тихо приоткрыла дверь. – Влюбилась, что ли? Пойдём обедать?

– Да, матушка, – попыталась я последовать Димкиному примеру.

Мама изумлённо вытаращила глаза:

– Что?!

– Да, мам, сейчас приду! – пришлось исправиться. – Только переоденусь!

– Я жду.

Мама закрыла дверь, а я ещё немного полежала, обнимаясь с Каплей, потом поднялась, скинула немудрёную одёжку и надела шорты с футболкой.

Мама приготовила восхитительный суп с фрикадельками и картошку пюре с жареным хеком – всё очень вкусное, всё, что я обычно уплетала за обе щеки, но сейчас мне, честное слово, кусок в горло не лез. Она смотрела, как я ковыряюсь в тарелке с картошкой, но ничего не говорила.

– Мам, а мы за курткой пойдём? – спросила я.

– А разве нужно? Твоя куртка ещё не старая, а денег у нас не так уж много осталось, – задумчиво сказала мама.

– Мам, ну давай купим! – я умильно посмотрела на неё.

– Поля, что с тобой творится? – засмеялась она. – Зачем тебе срочно понадобилась новая куртка?!

– Очень нужно! Эта уже не модная!

– А надо модную?

– Да! А то мне как-то неловко в ней ходить: на меня на улице оборачиваются, – снова соврала я.

– На тебя оборачиваются, потому что ты красавица! – убеждённо сказала мама. – И уже совсем взрослая…

Я понимаю, конечно, что каждый родитель считает своего ребёнка неотразимым, но…

– Мама, у меня такой нос! И глаза! И волосы самые обычные… А ты – красавица!

– У тебя очень хорошенький носик и выразительные глаза, а волосы длинные и мягкие… Конечно, ты очень красивая!

Я вздохнула. Её не переубедить!

– Может, всё-таки сходим за курткой? А? – продолжила я уговоры.

– Ты куда-то собираешься? – с неожиданной проницательностью спросила мама.

– Я? Да… В кино.

– Неужели с мальчиком?

– Ну… Да!

– И для этого очень нужно новую куртку?

Я только покивала головой, не сводя с неё глаз.

– Какая ты, оказывается, маленькая! – улыбнулась она. – Думаешь, в новой куртке ты понравишься ему больше, чем в старой? Иначе счастья не будет?

– Ну, мамочка! – я подошла к ней сзади, обняла за шею и положила голову ей на плечо. – Ты всё понимаешь!

– Глупенькая ты моя, глупенькая! – мама вздохнула. – Ну, собирайся! Пойдём за твоим счастьем.

***

В воскресенье я проснулась необыкновенно рано для выходного дня – в восемь часов. Кое-как провалялась до половины девятого, чтобы не встревожить маму, потому что обычно я спала до десяти, до одиннадцати, и поднялась. Просто не могла больше лежать. Умылась, приготовила одежду, в которой собиралась пойти с Димкой в кино, и ещё раз полюбовалась на свою новую куртку: чёрная, блестящая, с металлическими пряжками и пуговицами, она казалась мне восхитительной. Я представила, как обалденно буду смотреться в ней рядом с Димой, и потянулась снять её с вешалки.

– Что это ты делаешь? – мама уже несколько секунд стояла и наблюдала за мной.

– На куртку смотрю, – сказала я истинную правду и скрылась к себе в комнату.

Время тянулось не сказать медленно – мне казалось, что оно топчется на месте; самое же противное, что мне не хотелось ничем заниматься, хотя домашнее задание было большим, да и «Унесённые ветром» одиноко томились на тумбочке. Страдания и эгоизм Скарлетт О'Хара как-то не притягивали.

– Интересно, – думала я, внимательно рассматривая потолок. – Что он имел в виду, говоря «днём»? Когда оно наступит? У каждого человека «день» приходит в разное время суток…»

Я успела сосчитать все трещинки на нашем потолке, открыть книгу и несколько раз кряду перечитать одну и ту же фразу, не понимая её смысла, потом попыталась навести порядок на письменном столе, – но все мои мысли были заняты предстоящим походом в кино.

Для Березина день наступил в двенадцать часов: именно в это время он позвонил в нашу дверь. Открыла мама. Дима вежливо поздоровался и спросил меня – я уже была готова и последний раз проверяла причёску, глядя в зеркало.

– Привет, – он широко улыбнулся. – Идём?

– Да.

– Познакомь нас, Поля, а то как-то неловко, – сказала мама.

– Мама, это Дима Березин, мы учимся в одной школе; Дима – это моя мама, Таисия Павловна.

– Очень приятно, – слегка поклонился Дима.

– Мне тоже, – ответила мама.

Я потащила с вешалки свою новую куртку, но Дима опередил меня, снял её сам и подал мне. Я неловко вдела руки в рукава, запутавшись в подкладке, натянула осенние туфли на толстой подошве и вышла, оглянувшись на маму: она, всё с той же тихой и грустной улыбкой, смотрела мне вслед.

Мы пошли на остановку: в нашем районе кинотеатр давно не функционировал, превращаясь по очереди то в магазин, то в зал игровых автоматов, то в склад. На данный момент он вообще пустовал. Мы поехали в недавно открывшийся развлекательный центр «Вертолёт». По дороге мы говорили о школьных новостях, о том, что Маргоша – классная директриса, что историчка придирается, а Удава, которая и у них вела русский с литературой – полный отстой.

Что мы смотрели в кинотеатре – я плохо помню, потому что все мои мысли были заняты соседом справа. Димка купил билеты на хорошие места, а не на последний ряд, как я втихаря надеялась, и мы смотрели фильм, как вполне приличные люди. Помню, что я была в каком-то необыкновенном напряжении, всё ждала, что он возьмёт меня за руку или хотя бы положит свою руку на спинку моего кресла. Я даже правую руку положила на подлокотник и не убирала весь фильм.

Но Березин сидел, уставившись в экран, и невозмутимо жевал попкорн, запивая его кока-колой. Меня стало одолевать беспокойство, которое ещё больше усилилось, когда мы вышли из кинотеатра.

– Тебе какие фильмы нравятся? – спросил он.

Я замялась. Вообще-то мне нравились старые советские фильмы, но свои пристрастия я скрывала, знали об этом только близкие подруги – Ксюша и Марина – другим я говорила: мистика, или мелодрамы, или боевики. Стоило ли говорить правду Димке? Поймёт ли он, не будет ли смеяться?

– Мне нравятся старые фильмы, особенно про войну, – всё-таки сказала я.

– Правда?! – воскликнул он. – Потрясающе, но мне тоже! Особенно я люблю совсем старые, например, «Два бойца» с Марком Бернесом!

– Это где он поёт «Тёмную ночь»?

– Точно!

– А мне нравятся «Летят журавли» и «Чистое небо».

– «Чистое небо» – это вроде как про лётчика? – он наморщил лоб. – Его вроде сначала репрессировали, а потом оправдали и дали орден?

– Ну да.

– Слушай, ты на меня больше не обижаешься за вчерашнее? За то, что я тебя сплетницей назвал?

– Нет, что ты!

Остаток пути мы провели, мило беседуя о старом кино. Когда мы подошли к моему дому, и я обречённо подумала, что уж сегодня-то он меня точно не поцелует на прощание, Димка неожиданно спросил:

– У тебя есть брат или сестра?

– Нет, а почему ты спрашиваешь? – удивилась я.

– У меня тоже нет, – сказал он. – Но сегодня мне показалось, что я провёл день с младшей сестрёнкой, такой симпатичной и забавной! Ну, что? Пока? Мне пора в библиотеку!

– Пока, – потерянно сказала я и, еле сдерживая слёзы разочарования, поплелась на четвёртый этаж.

Вот так. Оказывается, всё это он проделал из простой вежливости, а я ему вовсе и не нравлюсь! Вернее, нравлюсь, но только как сестра.

– Вернулась? – спросила мама. – Интересный был фильм?

– Так себе, – буркнула я.

– А этот Дима очень хороший мальчик! Вежливый такой!

– Это точно! – язвительно подтвердила я.

– Вы давно дружите? – продолжала любопытничать мама.

– Мы не дружим!

– Как так? – не поняла она. – Вы же в кино вместе ходили!

– Ну и что? Сходили. Это вовсе не значит, что мы друзья!

Я сердито повесила ни в чём не повинную куртку и пошла в свою комнату.

– Поля, что случилось? Вы поссорились? – встревожилась мама.

– Нет! – я закрыла дверь перед самым её носом.

– Но, Полюшка, я же вижу, что ты расстроена! – мамин голос звучал глуховато из-за закрытой двери.

– Всё нормально! – крикнула я, потом, чувствуя, что она так не успокоится, открыла дверь, обняла её и сказала. – Всё хорошо, просто он не обратил внимания на новую куртку… А сейчас мне пора делать уроки, нам много по алгебре задали, и ещё контрольный срез завтра по русскому…

Я поцеловала маму в усталую щёку и села за стол. Мама (я это спиной чуяла) недоверчиво посмотрела на меня:

– Я схожу к тёте Оле в гости, если захочешь поесть – обед на плите.

– Угу.

– И посуду вымой.

– Хорошо.

Наконец дверь закрылась, и я осталась наедине со своим разочарованием.

– Вежливый! – фыркнула я. – Это он, оказывается, за вчерашнее извинялся!

Хотелось заплакать, но слёз не было, наверное, потому, что кроме разочарования я чувствовала ещё и злость на него. Поэтому, немного пошмыгав носом, я открыла свой дневник (да, да, в то время я, как, наверное, все девочки на свете, вела дневник, которому доверяла свои самые тайные переживания) и написала:

– Привет, мой любимый дневник! Сегодня самый плохой день в моей жизни: меня пригласил в кино Митя Березин! Ты спросишь, что тут плохого? А то, что я подумала, что нравлюсь ему, а он, представляешь, назвал меня сестрой! (Тут я поставила восклицательный знак, потом подумала и поставила ещё несколько)!!!!!!! Ну, неужели я не могу хоть немного понравиться ему?!!! Ведь я люблю его уже много лет, а он меня даже не замечал до вчерашнего дня… Я, как дура, напялила новую куртку (при воспоминании об этом меня бросило в жар), а он даже не заметил… (До меня никак не могло дойти, что Дима и не знал вовсе, что это новая куртка, он видел-то меня всего второй раз в жизни). В общем, жизнь кончена! Что теперь делать – не знаю.

На этой оптимистичной ноте я поставила точку, закрыла дневник, открыла тетрадь по алгебре и с ненавистью уставилась в учебник – делать не хотелось ни-че-го!

– Какая разница, получу я завтра двойку или нет, если жизнь кончена? – пришла в голову не лишённая практицизма мысль.

И я решила не делать алгебру. Зато пробудился аппетит – видимо, духовные страдания не отменяют потребностей организма – и, взяв «Унесённых ветром», я отправилась на кухню. Мама никогда не разрешила бы есть и читать, но сейчас её не было, поэтому я могла делать всё, что мне вздумается, или ничего не делать, что, в общем-то, одно и то же.

Незаметно подобрались ранние осенние сумерки, мягкие и уставшие; я вспомнила, что обещала помыть посуду, потом решила вымыть пол, с удовольствием протёрла пыль и полила цветы, словом, мама, вернувшись, обнаружила меня начищающей зеркало в прихожей и сильно удивилась.

Потом мы вместе поужинали, и мама включила телевизор, а я… отправилась в комнату и улеглась в кровать, положив рядом книжку.

Через час мама заглянула ко мне:

– Ты уроки приготовила?

– Что-то ты поздно спохватилась! – буркнула я, делая вид, что с увлечением читаю.

– Да или нет?

– Конечно, да! – привычно соврала я и подумала, что слишком уж легко я стала обманывать.

– Ну, ладно, дело твоё, я тоже лягу пораньше, что-то устала!

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Но ночь спокойной не оказалась: мне снились какие-то сумбурные сны, содержание которых я не запомнила, лишь проснулась с тяжёлой головой и абсолютным нежеланием идти в школу. Притвориться, что заболела? Я тяжело вздохнула: этот номер не пройдёт, очень лояльная в любых других вопросах, мама была совершенно непримиримой, когда речь касалась школы. Я могла по пальцам пересчитать дни в году, которые пропускала по болезни, причём это действительно было что-то серьёзное, например, отравление или высокая температура…

В школе Марина с Ксюхой сразу увидели, что моё настроение на нуле, но первым уроком у нас был срез по русскому (причём Удава ругалась и говорила, что так не положено, контрольные должны проходить вторым-третьим уроком), так что поговорить не удалось, но после звонка на перемену они налетели на меня с расспросами. Ну, я, конечно, кое-что им рассказала, умолчав о своих тайных мыслях. Девчонки начали наперебой ахать и возмущаться, а мне было приятно, что кто-то принимает мою сторону вопреки здравому смыслу.

Следующим уроком был иностранный язык. Наша англичанка, Евгения Евгеньевна, которую мы звали Евгешей, была под стать Удаве: ей тоже было безразлично, чем мы занимаемся на её уроках, главное, чтобы не шумели. Мы давно смирились с этим, и все, кому для поступления нужен был английский, занимались с репетиторами – каждый на свой вкус. Несколько человек – с самой Евгешей; Карим Хасынов, который хотел поступить непременно в Москву, куда – всё равно, лишь бы это было связано с иностранными языками, – с профессором-лингвистом, живущим на противоположном конце города, так что дорога в один конец отнимала у него два часа; Настя Чукина, вздорная истеричка, с преподавателем из нашего педагогического института; Ксюха упорно занималась сама, твердя, что нет ничего невозможного для человека (ещё одним её излюбленным изречением было: нет предела совершенству). Обычно я говорила:

– Если этот человек – Романова Ксюша, то для него нет преград!

Нужен ли был мне английский язык? Наверное, да, но к своему стыду, я до сих пор не решила, куда хочу поступать, поэтому не могла определиться с выбором предметов, на которые мне нужно «поднажать», поКсюшкиному выражению, а нажимать на всё сразу мне категорически не хотелось. Поэтому я мрачно сидела на своей второй парте в первом ряду, смотрела в окно и изредка прислушивалась к тому, что бубнит Евгеша.

Урок тянулся неимоверно долго, но, к счастью, меня не спросили, потом мы направились в кабинет географии, которую вёл один из нескольких учителей-мужчин нашей школы, Фёдор Сергеевич, но не Бондарчук, конечно. Мы его искренне любили и беззлобно подсмеивались, потому что вся его фигура вызывала невольную улыбку: седые волосы, вечно мятый коричневый костюм, лёгкое заикание. Он очень любил свой предмет и очень смешно расстраивался, если оказывалось, что кто-то не выполнил домашнее задание или не подготовился к контрольной работе. Он огорчался из-за наших двоек так, как будто они были его собственных детей, которые тоже учились в нашей школе: девочка в пятом классе, а мальчик – в восьмом. Лёша был очень похож на отца, для полного сходства не хватало лишь седых волос и мятого костюма, но и тем и другим он должен был когда-то обзавестись, и вот тогда они будут совсем как двое из ларца, одинаковых с лица.

Здесь урок шёл намного веселее: Федя бегал по кабинету, возбуждённо стучал указкой по доске и требовал абсолютного внимания и идеальной тишины. Мечтать и хмуриться было некогда, тем более что географию я любила и волей-неволей отвлеклась от своих мрачных мыслей.

Следующая перемена была двадцать минут, и обычно мы бегали в столовую, чтобы перекусить: брать полный обед не хотелось, а вот пицца и компот или чай были как нельзя кстати. Сегодня мы поступили так же, и я удостоверилась, что романтические истории о том, как влюблённые от горя теряли аппетит, худели и бледнели – не про меня: я с удовольствием съела один пирожок с картошкой и ещё один – с капустой. Горячие пирожки были замечательными на вкус, но когда остывали – становились совершенно неудобоваримыми. Объяснить этот феномен мы были не в состоянии, оставалось только одно: проглотить их, пока они горячие, что мы и делали.

Пирожки провалились внутрь быстро, перемена ещё не закончилась, и мы сидели в кабинете математики и болтали. Я ещё пару раз рассказала им, что произошло вчера, девочки вновь принялись мне сочувствовать, как вдруг в кабинет влетел Димка Березин, увидел меня и заулыбался во весь рот:

– Вот ты где! Привет! А я тебя по всей школе ищу!

– Привет! – я с удивлением смотрела на него, а он, сияя улыбкой, сел рядом со мной; девочки предусмотрительно пересели за соседнюю парту, навострив ушки.

– Я всё-таки вспомнил, почему твоё лицо мне знакомо! – радостно воскликнул он.– У меня отличная память, и я всю ночь мучился, потому что, пока я не вспомню, не успокоюсь!

Он вытащил фотографию и положил её передо мной:

– Вот!

Я посмотрела и ахнула: это была отлично сделанная чёрно-белая фотография большого формата. Мне смутно вспомнилось, что Димкин отец увлекался фотографированием и что я не раз видела его с камерой в руках. На снимке был запечатлён сам Дима рядом с тортом, на котором можно было насчитать восемь свечек; лицо именинника было торжественным, он уже надул щёки, собираясь задуть огоньки; а вокруг него и сзади толпились такие же радостные детишки, которым не терпелось тоже подуть на свечки и попробовать торт.

– Смотри! – он ткнул пальцем. – Узнаёшь?

Я пристально всмотрелась, куда он показал, и за плечом виновника торжества узнала свою, урезанную наполовину, но невероятно довольную мордочку с двумя косичками.

– Вспомнила? – он требовательно смотрел на меня, и я вспомнила: это был единственный его день рождения, на который я была приглашена. Тогда Димке разрешили позвать всех, кого он хочет, и он воспользовался этим правом на всю катушку: наприглашал чуть ли не всех подряд: мальчиков, девочек, и я тоже удостоилась этой чести…

Почему память, особенно детская, так избирательна? Сейчас я вспомнила всё, что происходило тогда, причём с мельчайшими подробностями, а ведь на многие годы эти события забылись, казалось, безвозвратно…

– Вспомнила.

– Как я тебя сразу не узнал? – недоумевал он.– Ты ведь практически не изменилась!

– Правда? – наконец я осмелилась взглянуть на Димку, и неожиданно его глаза оказались так близко от моего лица…

Я как будто упала с обрыва в море: задохнулась и захлебнулась их синевой… А он улыбнулся, хлопнул по фотографии и сказал:

– Дарю! Бери на память!

– А ты?

– А я себе сколько угодно могу нашлёпать, у меня негатив есть.

– А ты фотографируешь?

– Да, отец научил, – при этих словах глаза его чуть помрачнели.– У меня осталось всё его оборудование, так что я сам проявляю и печатаю.

– А… мне можешь как-нибудь показать? Я ни разу не видела… – при этих словах девчонки выпучили глаза, а Марина ещё и округлила рот.

– Почему нет? – легко согласился он. – Запросто! Может, тебе понравится – будешь сама фотографировать! У девчонок неплохо получается. Я тебе позвоню. У тебя ведь есть телефон?

– Да, домашний.

– Говори номер, я запомню.

Маринка с Ксюхой зашлись от восторга.

– 485-485.

– Ух, ты! – удивился он. – Легко запомнить! Ладно, я пойду, у нас тоже матика, позвоню как-нибудь!

– Пока! – прошептала я.

Он вновь улыбнулся и вприпрыжку выбежал из кабинета. Почти сразу же прозвенел звонок, следом за ним, прихрамывая, вошла Надежда Ивановна, держа в руках целую кипу методичек.

– Неет! – пронёсся по классу вздох разочарования.

– Надежда Иванна! У нас уже была сегодня контрольная по русскому! – почти завопил Дрон.

– Это ничего не меняет, Бережной! – строго сказала она. – Мы пишем самостоятельную!

– Ну, Надежда Иванна, это нечестно! – продолжал протестовать Андрюха.

– Бережной, что честно, что нечестно – предоставь решать мне! – возмутилась математичка.

Пока они препирались, я успела выслушать возбуждённый шёпот Марины и Ксюши о том, как я здорово напросилась в гости.

– И вовсе я не напрашивалась, само как-то получилось! – безуспешно оправдывалась я, но они не верили.

– Представляешь, ты будешь с ним вдвоём в тёмной комнате, совсем рядом! – хихикнула Маринка. – Не упусти момент!

– Да ну тебя! – обиделась я и отвернулась, тем более что Надежда Ивановна и Андрей прекратили ругаться, и она начала раздавать задачники.

С одной стороны это было хорошо: ведь я не сделала домашку, с другой – плохо: алгебры было два урока, и на втором я точно попадусь… Но, видно, небеса благоволили мне в тот день: второй урок алгебры прошёл спокойно, последним был ОБЖ, а это, как известно, не предмет, а так – недоразумение.

После того как уроки закончились, мы разошлись по домам, потому что вторник был очень напряжённым днём: две литературы – сочинение, геометрия, в которой я разбиралась отвратительно, две истории и биология – вот такой нехилый наборчик. Дурака валять было некогда, мне уже сегодня повезло – второй раз так не подфартит, поэтому мы очень скупо поболтали – минут тридцать – и разбежались.

Настроение моё опять поменялось: мне нравился мир вокруг, люди, птицы, деревья, даже бездомные собаки были очень симпатичны! По дороге домой я заметила маленького котёнка и не смогла удержаться, чтобы не погладить его. Котик был такой милый, рыжий, он так умильно смотрел мне в глаза и тёрся о мою ладонь, что я решительно притащила его к своему подъезду и вынесла на блюдечке молока. Он, мурлыча, выпил всё молоко, принялся вылизываться и улёгся клубочком под лавкой.

– Пока! – сказала ему я и побежала наверх.

***

Вся следующая неделя прошла как во сне, я чего-то постоянно ждала: то ли звонка, то ли встречи (встречи, конечно же, были! Попробуйте не встретиться, если вы учитесь в одной школе! А ведь я ещё каждый день проверяла по расписанию, какие у него уроки и невзначай оказывалась рядом с этими кабинетами!), но Димка не торопился ни с тем, ни с другим: столкнувшись со мной, он здоровался или просто кивал головой и уносился по своим делам, которых у него, как у президента, было множество. Что делать, у нас не было точек соприкосновения… Если бы мне как-то удалось найти с ним общее занятие… Но какое?! В концертах я сроду участие не принимала, на сцене блистать не собиралась, да меня никто и не приглашал… Я никак не могла найти выход из этой ситуации. И учёбу умудрилась запустить, нахватала троек, причём учителя только диву давались: настолько глупыми они были!

Несколько дней я блуждала, как ёжик в тумане, но решение проблемы пришло неожиданно, и оттуда, откуда его никто не ждал: на одной из перемен ко мне подошла Юлечка, с которой у меня сохранились нежные отношения и сказала:

– Поля, у меня к тебе важное дело!

– Да, Юлия Александровна! – я обратилась в слух: если Юлечка что-то затевала, успех был обеспечен, поэтому я с огромной охотой принимала участие во всех её начинаниях.

– Мы собираемся выпускать школьную газету, – энергично начала она. – Нам необходим штат сотрудников. Я, естественно, буду корректором, Дима Березин берёт на себя функцию фотокорреспондента, главным редактором будет Катя Ежова из 11 А, есть художник, наборщик, распространители, дело остаётся за самым малым, но существенным – корреспонденты. Мне бы хотелось, чтобы на каждой параллели у нас был свой юнкор: от первых классов, вторых и так далее, так вот, я думаю, что ты сможешь освещать события сразу десятых и одиннадцатых классов. Ты ведь так хорошо пишешь! Вместе с Димой у вас получился бы прекрасный тандем! Что скажешь? – она с надеждой смотрела на меня.

– Наталья Пална вовсе не считает, что я так уж хорошо пишу, – я решила пококетничать и не показывать, что готова визжать и прыгать от восторга.

– Но так считаю я! – с нажимом произнесла Юлечка и посчитала, что вопрос исчерпан. – Итак, договорились?

– Договорились! – милостиво согласилась я.

– Тогда я побежала искать дальше! А Березина к тебе пришлю! Первое, о чём вам надо будет написать – это спектакль, который он, кстати, и готовит! Жди! – она убежала вверх по лестнице, а я посмотрела ей вслед и подумала:

«Я уже очень долго жду!!! (под «долго» я подразумевала целых три дня!) И, кажется, дождалась!»

Юлечка выполнила своё обещание: на следующей перемене Дима подошёл ко мне:

– Привет! Юлечка уже всё тебе рассказала?

– Она сказала, что я буду корреспондентом по десятым-одиннадцатым классам, а ты – фотографом, больше ничего! – я обнаружила, что уже могу смело смотреть в его глаза и почти не смущаться!

– А насчёт спектакля?

– Тоже.

– Тогда после шестого урока приходи в актовый зал; мы уже начали репетировать – посмотришь! Пока!

– До встречи, – бросила я ему уже вслед, он обернулся и на ходу кивнул головой.

Естественно, после шестого урока я, как штык, явилась в актовый зал. Актёры и режиссёр были уже на местах, мне даже показалось, что они воспользовались этим предлогом, чтобы не пойти на последний урок. Если б я знала, я бы тоже так сделала…

Я вошла и тихонько села на одно из кресел третьего ряда, стараясь особо не привлекать внимания, но Дима тут же заметил меня и провозгласил:

– А вот и представитель свободной прессы, Полина Борькина! Она будет освещать текущие события!

– Здравствуйте! – поздоровалась я с ребятами.

Все они были из одиннадцатых классов, каких-то я знала, с некоторыми общалась, так что меня никто не стеснялся. Когда они продолжили прерванную репетицию, я с удивлением обнаружила, что это фрагмент из пьесы Фонвизина «Недоросль», тот, где Митрофанушку экзаменуют на предмет знания русского и географии. Я присмотрелась: Митрофаном был Витя Байченко из 11 Б – он был известен всей школе тем, что собирался поступать на актёрский факультет и чуть не с первого класса был непременным участником всех концертов и конкурсов самодеятельности. Простакова – Альмира Хабибуллина из колледжного одиннадцатого класса, я знала, что она курит и не отличается примерным поведение, словом, «хабалка», как неодобрительно говорила моя мама о таких девушках, но недалёкая и злая помещица из неё получалась очень неплохо! Стародума играл мальчик, которого я не знала, мужа Простаковой – Илюха Мамин, по прозвищу Сибиряк, в роли няньки Еремеевны был Саня Прозоров из Димкиного класса!

– Вот это корки! – подумала я и решила, что это будет главная интрига в моей статье!

Правдин и Милон – тоже были ребята из 11 А. Нельзя сказать, чтобы все были на уровне, но, как я поняла, это была одна из первых репетиций, у актёров оставалось ещё около восьми дней, поэтому они и не надрывались. Ещё часа полтора они издевались над Фонвизиным и его бессмертной пьесой, после чего разошлись. Я дождалась, пока Дима запрёт зал и сдаст ключи на вахту и спросила:

– А Валя Ковриг почему не играет?

Если Байченко был признанным актёром нашей школы, то Валя Ковриг давно и заслуженно снискала себе лавры певицы. Пела она очень хорошо и собиралась поступать в Гнесинку, уже целый год Валя занималась с педагогами по вокалу из Москвы, и они прочили ей великое будущее! Не знаю, кто сможет заменить её через год, когда она уйдёт из школы…

– Что ты! – фыркнул Димка. – Не царское это дело! Ей, видите ли, надо связки беречь! Тоже мне, примадонна нашлась! Она даже в концерте принять участие не хочет: педагог не разрешает! Ты домой?

– Да.

– Тогда подожди меня, я мигом! – он куда-то умчался.

Конечно, я подождала его! Неужели он думал, что я скажу «нет»?!

Мы вышли из школы, и он опять проводил меня до дома: просто так, по-дружески, но я и этому была рада!

Около подъезда меня ждал Марсик: он привык, что я каждый день кормлю его и радостно выскочил навстречу, но увидел рядом со мной незнакомого человека – и мигом юркнул под лавку.

– Марсик, Марсик, иди сюда! Не бойся, глупый! – присев и протянув руку, позвала его я.

Он долго обнюхивал мои пальцы, потом всё-таки чуть-чуть подался вперёд – и я смогла ухватить его за лапу. Вытащила из-под скамейки и взяла на руки:

– Смотри, какой!

– Твой? – Дима осторожно погладил его, котик выгнул спину и замурчал.

– Фурлычет! – улыбнулся он.

– Не мой, мама не разрешает… – с сожалением сказала я.

– Почему?

– У неё аллергия на шерсть, да и вообще… она не очень любит животных…

– А ты его подкармливаешь, да?

– Угу.

Мы некоторое время сосредоточенно гладили котёнка.

– А почему Марсик? – поинтересовался Дима.

– Ну, он же рыжий, как Марс! – объяснила я.

– Сложные у тебя ассоциации… – удивился он. – Слушай, ведь зима идёт, он же замёрзнет!

– Мама всё равно не разрешит, – я покачала головой.

– Жалко … Хочешь, я со своей поговорю? – неожиданно предложил он.– Вдруг согласится? Не так скучно будет, когда меня нет.

– Поговори, конечно! – я очень обрадовалась, мне самой нестерпимо было жалко котёнка, но куда его пристроить – не представляла: у Маринки дома жил огромный кавказец Негр, а у Ксюши – вообще крольчиха Зая, им подсунуть было никак нельзя.

– Ладно, сегодня скажу, а пока поживи под лавкой, хорошо? – обратился он к Марсику.

Тот посмотрел на него зелёными, как весенняя травка, глазами, словно всё понял. Мы засмеялись.

– Ну, пока! Мне пора! – сказал Димка, подхватил свою сумку и быстро ушёл, но через несколько шагов обернулся и крикнул. – Завтра опять репетиция после шестого! Приходи!

Я кивнула.

Естественно, сегодня мне было не до уроков: да и кто смог бы заставить себя заниматься этой скукотищей, когда перед носом было реальное дело! Я старательно писала статью о подготовке спектакля и пришла в себя лишь поздно вечером, совершенно неожиданно вспомнив, что завтра круглый стол по обществознанию на тему: «Что губит молодёжь?» и на мне вроде бы сообщение о пагубном воздействии никотина на детский организм! Какой ужас! Рамиль Ринатович очень сердился, если кто-то был не готов! Двойка было обеспечена в этом случае!

– Ма! – выглянула я из комнаты. – У нас есть медицинская энциклопедия?

– А зачем тебе?

– Доклад приготовить о вреде никотина.

– Опомнилась! – рассердилась мама. – Уже десятый час! Где я тебе энциклопедию возьму?!

– Ну, тогда я завтра по обществу получу двойку… – грустно вздохнула я.

При слове «двойка» мама насторожилась:

– Подожди, позвоню тёте Оле, может, у неё что-то есть.

У тёти Оли оказалось не что-то, а Интернет, и она за полчаса быстренько нашла мне необходимую информацию.

– Спасибо, тётя Олечка! – я крепко поцеловала её в щёку. – Спасибо огромное!

– Да не за что! Беги, коза-дереза! Да смотри, осторожно: на улице темно!

– Добегу, мне же близко! – мы жили через три дома друг от друга.

Я вышла в темноту и через десять минут, довольная, была у себя.

– Всё отлично, тётя Оля просто супер! – ответила я на вопрошающий мамин взгляд.

– Тогда готовься и ложись спать, а то завтра не встанешь.

***

Назавтра после шестого урока я пошла в актовый зал, говоря про себя, что иду туда просто потому, что это моя обязанность – писать подробный отчёт о том, что происходит в старших классах. Справедливости ради надо отметить, что и круглый стол по обществознанию, и соревнования по дартцу среди десятых, и подготовка традиционного концерта тоже вошли в мою статью, но особое внимание, конечно, было уделено спектаклю.

Когда я, приоткрыв дверь, осторожно проскользнула вовнутрь, то сразу поняла, что репетиция ещё не началась: все актёры сидели на стульях, смотрели друг на друга и занимались чем-то непонятным.

– Привет! – сказала я.

– О, Полинка! Привет! – откликнулся Дима – я отметила, что он назвал меня не Полина или Поля, а Полинка!

Остальные тоже вразброд поздоровались.

– Хочешь с нами поиграть? – спросил Березин.

– А во что?

– В «Контакт».

– ???

– А это всё Витенька Байченко! – засмеялась Альмира-Простакова. – Утверждает, что в театрах актёры всё время играют в эту игру!

– Да, играют! – с вызовом сказал Витя. – Потому что она добавляет сыгранности в команду, когда партнёры по сцене понимают друг друга без слов!

– Партнёры! Ой-ой-ой! – съязвила Альмира, но её никто не поддержал, видно, привыкли к её вздорному характеру.

– А что это за игра? – заинтересовалась я.

– Витя, объясни ещё раз, – попросил Димка, – а то мы тоже пока не в теме!

– Я загадываю слово и говорю, на какую букву оно начинается, допустим, на П, – терпеливо начал говорить Витя. – Вы задаёте мне вопросы, например, это цветок? – я говорю: нет, это не примула; потом – это животное? – нет, это не пантера и так далее. Если я не угадываю слово, которое мне задали, вы мне говорите его, а я открываю следующую букву, например О, и игра продолжается, пока не будет угадано моё слово целиком!

– А почему «Контакт»? – не поняла я.

– Потому что, если ты поняла, о чём спрашивает игрок, ты должна сказать: контакт! И если все будут в контакте, а водящий – нет, ему придётся открыть букву! Понятно?

– Ну, как-то так… – пробормотал Прозоров.

– Давайте, я загадаю первый! – Витя задумался. – На букву И! Задавайте по очереди!

– Это кустарник?

– Это не ирга!

– Это животное?

– Это не ирбис! Вопросы могут быть из любых областей, а не только природа!

– Это не рыцарь в Испании? – мгновенно сориентировался Дима.

– Контакт! – среагировала я и с уважением посмотрела на него.

Витька задумался, думал долго, потом пожал плечами и сказал:

– Не знаю… Н! А слово-то какое?

– Идальго! – хором сказали мы с Димой.

– Поля, твой вопрос!

Я тоже задумалась. Витька хочет стать актёром, а без какого качества им не станешь? А!

– Это не способность к предвидению? – спросила я.

Витя грустно посмотрел на меня:

– Ну, так неинтересно… Она угадала: интуиция!

– Поля, ты молодец! – воскликнул Дима. – Загадывай слово!

– На букву Л.

Вы в контакте? А что я ещё могла загадать?!!

– Это дерево? – спросил Стародум.

– Это не лох!

– Это зверь? – рядом с ним сидела Альмира.

– Это не лемур!

Она скорчила рожицу:

– Вообще-то я имела в виду льва!

– Ну и что! – встрял Витя. – Главное – не животное!

– Ладно, – согласилась она.

– Это не местность? – хитро прищурился на меня Саня – Еремеевна.

Я призадумалась.

– Контакт! Контакт! – посыпалось со всех сторон.

– А! Нет, не ландшафт! – догадалась я.

– Эх! – крикнул Саня.

– Это не способность человека летать? – спросил Правдин, симпатичный ушастый мальчик.

– Это не… это не… – я снова замялась.

– Я в контакте! – крикнул Прозоров.

– Я тоже! – Альмира. – Давай вторую букву!

– Ну ладно, буква – Ю. А слово?

– Левитация!

Я удивилась: надо запомнить!

– Это не осветительный прибор? – спросил Витя.

– Это не люстра!

– Это цветок? – поинтересовался Милон.

– Это не люпин! – торжественно сказала я.

– Откуда ты знаешь?! – удивился он.

– Это способность человека забывать о себе и жить интересами другого? – неожиданно сформулировал Димка.

– Угадал, – сказала я. – Это любовь!

– Класс! Димон, загадывай! – крикнул Витёк.

Димка чуть помедлил, глядя на меня, и сказал:

– Слово на букву Д.

– Это вымершее животное?

– Это не динозавр!

– Это воинское подразделение?

– Это не дивизия!

– Это качество человека, почти такое, как гордость? – спросил Правдин.

– Контакт! – крикнула я.

– Контакт! – отозвался Саня.

– И я контакт! – добавила Альмира.

– Врёшь ты всё! Ты и слова-то такого не знаешь! – цыкнул на неё Прозоров.

– А вот Димон не догадается, она его и скажет! – предложил Витя.

– Достоинство! Нет! – радостно сказал Димка.

– Это не изменение личности в худшую сторону? – это я спросила, но он среагировал мгновенно:

– Не деградация!

Мы замолчали: каждый выискивал в памяти слова посложнее, и, кажется, это удалось Стародуму:

– Это не сборный концерт?

Тут уж на него вытаращились абсолютно все:

– ???

– Не знаю… Буква – Р, а слово – ? – спросил Дима.

– Дивертисмент!

– Не ругайся! – прикрикнула на него Альмира.

– Неприличными словами не выражаться! – поддержал Прозоров, и все засмеялись.

– Это что-то очень плохое? – предположила Альмира.

– Это не дрянь!

– Это один из родов литературы? – спросил Милон.

– Контакт! – сразу сказала я.

– Контакт, и я в контакте! – откликнулся Витя.

– Это не драма! – Димка показал нам я зык.

– Это способность человека, – медленно начала я. – Делать добро другому человеку безвозмездно?

– Да. Ты угадала – это дружба! – сказал он и чуть качнул головой, словно говоря: «Видишь, бескорыстной может быть не только любовь!» Или это я уже потом себе нафантазировала?

– Ладно, ребята, хватит на сегодня, а то и порепетировать не успеем! – подвёл итог Дима, и все послушно встали.

Надо сказать, что его вообще слушались все, даже учителя принимали во внимание его слова: он обладал удивительной способностью вызывать к себе уважение без недовольства. Он мог бы стать великим человеком…

Я не пропустила ни одной репетиции, включая генеральный прогон. Мне очень нравилось всё, что делали ребята, я даже не подозревала, что в нашей школе есть такие таланты! Димка осуществлял общее руководство – режиссурой это было сложно назвать, он просто смотрел, как это выглядит со стороны и что-то советовал, предлагал поменять, выдвигал идеи, которые актёры могли принять, а могли и отказаться от этого. В общем, на мой взгляд, со своей «ролью» он справлялся великолепно!

Елена Викторовна, наш завуч-организатор, несколько раз заглядывала в актовый зал, чтобы проверить, как идут дела, но надолго не задерживалась: Диме доверяли все, он ещё никогда никого не подводил!

И вот настал решающий день: концерт в Доме престарелых, спектакль, а назавтра должен был выйти первый номер нашей газеты с подробным отчётом о работе и достижениях школы за месяц. Материалов было уже достаточно, оставался только мой последний репортаж – и начиналась вёрстка.

Когда мы пришли в Дом престарелых, или, как он сейчас назывался Геронтологический центр, меня прежде всего поразил запах… Я никогда не была здесь прежде и не видела такого количества стариков и старушек, собранных в одно место. Здесь пахло старостью, и не только старостью – какой-то усталостью от жизни, равнодушием – словом, здесь пахло близостью смерти… Это было так страшно, что мне захотелось немедленно выбежать, казалось, что мне не хватает воздуха! Но я взяла себя в руки и перетерпела этот момент, а потом стало уже легче.

У меня с собой был блокнот и ручка для записи, Димка же пришёл с фотокамерой, причём такой, каких я не видела: большая, с выдвижным объективом, в специальной сумке.

– Это профессиональный «Никон», – пояснил он мне. – Отцовская.

Начался концерт. Все артисты очень старались, старички слушали и смотрели внимательно и каждого выступающего награждали дружными шуршащими аплодисментами: их ладони были сухими и слабыми, поэтому хлопки напоминали шелест листьев на ветру. Эту метафору я записала. Особенно им понравилась Валя Ковраг, которую в школе именовали Ковриком, иллюзионист-самоучка и ансамбль народной песни и пляски начальной школы – им хлопали особенно долго.

И вот конферансье объявил:

– А мы предлагаем вашему вниманию фрагмент из бессмертной комедии Фонвизина «Недоросль»! В ролях – ученики школы № 66, постановка Дмитрия Березина!

На сцену вышли разодетые и загримированные актёры, и спектакль начался. Было смешно и весело, действие то и дело прерывалось смехом и хлопками; я почему-то нервничала: неожиданно обнаружила, что мои пальцы слишком сильно сжимают ручку и блокнот, а когда посмотрела на Димку, оказавшегося около меня в один из моментов, то увидела, что его лоб влажный, а по виску стекает капелька пота – он очень переживал!

Спектакль прошёл прекрасно, а когда начали объявлять актёров и оказалось, что Еремеевну играл мальчик, то зал наполнился дружным смехом и криками: «Браво!» Витя, как мне показалось, был немного уязвлён этим: ведь он считал себя самым талантливым из всех, а лавры достались Саше Прозорову, но он был виноват сам: ему, как мне сказали, предлагали роль няньки, но он посчитал, что играть старушку – ниже его достоинства, и отказался! А зря…

Потом каждому старичку и старушке вручили пакет с подарками: там был чай, конфеты, печенье, шоколад, фрукты, и директор дома выступила со словами благодарности. После этого мы распрощались с обещанием прийти снова.

Когда мы собрали весь реквизит и отнесли его в школу, на часах было два – поздновато для прогулки, но рано для выполнения домашнего задания, и я уже прикидывала, что, пожалуй, доработаю статью и лишь потом займусь английским и алгеброй.

Падал лёгкий снежок – зима не баловала нас обильным снегопадом, тротуары были сухими и пыльными и не верилось, что через три недели – Новый год. Я шла нога за ногу, остановилась у киоска с мороженым и купила себе шоколадный пломбир: пусть хоть во рту будет зима! Пошла дальше, как вдруг услышала за спиной:

– Поля! Подожди! – меня догонял Димка!

– Ты так быстро ушла! – запыхавшись, сказал он. – Я не успел тебя остановить…

– А зачем?

– Но ты же хотела посмотреть, как я печатаю фотографии?! – удивился он. – Как раз сегодня я буду это делать для завтрашней вёрстки!

– А… – я задумалась.

– Передумала, что ли? – мне показалось, или на самом деле в его глазах мелькнула тень разочарования?!

– Нет, совсем не передумала! Просто мне тоже надо до завтра статью дописать.

– Ну, что ж, надо – так надо, – спокойно сказал он.

– Но я могу сделать это вечером, – торопливо добавила я, испугавшись, что он передумает. – А сейчас я совершенно свободна!

– Тогда пойдём! – он улыбнулся. – Заглянем в «Кодак» и проявим плёнку, а потом – печатать!

Проявка плёнки заняла приблизительно полчаса, дорога до Димкиного дома – пятнадцать минут, так что в три мы были уже у него. Открывая дверь, он попросил меня не шуметь: его маме нездоровилось, и он не хотел её беспокоить. Мы потихоньку разделись, прошли на кухню, и он спросил:

– Ты голодная? Есть хочешь?

– Нет! – поспешно ответила я, но Дима не поверил:

– Ты же наверняка только завтракала! Давай пообедаем.

Пришлось согласиться. Он разогрел на газовой плите суп, поставил на стол блюдо с печёными пирожками и налил мне два половника супа. Такого супа я не ела никогда… В нём были рожки и картошка – больше ничего, мясом там даже не пахло! Пирожки были тоже с начинкой из картофеля с редкими лепестками лука. Я, конечно, понимала, что не все умеют готовить так, как моя мама, но чтобы так… я даже не могла предположить… Я с трудом заталкивала в себя ложку за ложкой, понимая, что если не доем – Дима может обидеться, а он съел свою порцию с отменным аппетитом, закусил двумя пирожками, налил нам чаю и пошарил в буфете и в холодильнике – видимо, не наелся, что было немудрено – с его-то комплекцией!

– Так, больше ничего нет! – констатировал он. – Сегодня готовила мама, поэтому еды немного… Надо было мне подумать об этом… Ну, ничего! – светло улыбнулся он, а у меня почему-то защемило сердце. – В другой раз приготовлю сам и угощу тебя на славу!

Я была так поражена его словами, что даже не обратила внимания на то, что он собирался пригласить меня к себе ещё раз:

– Ты умеешь готовить?!

– Да, а что в этом такого? – он тоже, похоже, удивился. – Папа всегда говорил, что настоящий мужчина должен уметь всё! Разве нет?

– Ну, да… – я прикинула, сколько ещё ребят его возраста могли приготовить что-то кроме яичницы, и не вспомнила ни одного.

– Ты пей чай, а то остынет, – угощал Дима, и я послушно допила чай с сахаром, хотя обычно пью несладкий.

Пока я расправлялась с чаем, он ушёл в ванную, повозился там немного, плотно занавесил дверь одеялом, принёс туда два маленьких стульчика и пригласил меня:

– Прошу в мою лабораторию!

Я зашла в тесную ванную, села куда он мне показал. На ванне лежала доска, на которой стоял достаточно сложный и громоздкий агрегат – увеличитель, рядом с ним – пластмассовые ванночки с какой-то жидкостью. Больше я ничего не успела рассмотреть: Дима включил красный фонарь и погасил верхний свет.

– Ну, что ж, начнём! – он радостно потёр ладони: видно было, что ему очень нравится то, что он собирался делать.

Он вынул плёнку и вставил её в увеличитель, отрегулировал его положение, и на белом листе бумаги появилось чёткое изображение ансамбля песни и пляски. Причём ракурс был выбран так интересно, что кроме детей мы видели руководительницу, на лице которой было написано сильнейшее переживание! Я засмеялась:

– Здорово схватил!

– Мне тоже так кажется!

Дима достал из пачки лист фотобумаги, положил его на изображение, ещё раз что-то проверил и отодвинул задвижку с объектива.

– Раз, два, три… – начал считать он, досчитал до пятнадцати, закрыл задвижку, вынул лист и положил в первую ванночку (позже он сказал, что они называются кювезы). Через несколько секунд на листе стало появляться изображение, сначала неясное и расплывчатое, потом более чёткое.

– Это проявитель, – сказал Дима. – Сейчас главное – не передержать!

Он ещё немного подождал, вынул фотографию, промыл её в средней кювезе и положил в третью – в закрепитель. Передвинул плёнку, и на белом фоне появилась следующая фотография: поющая Валя Коврик.

– Класс! Как живая! – восхитилась я.

Он что-то промычал и увеличил изображение, отрегулировал рамку, которая тоже лежала на листе бумаги и ограничивала края, – лицо Вали стало более крупным.

– Вот так! – довольно сказал Дима, и вся процедура повторилась.

– Дим, а почему ты не отдашь плёнку в «Кодак»? – спросила я. – Там всё быстро напечатают…

– Напечатают-то напечатают, – сказал он. – Но пойми, что там поточный метод, а каждая фотография требует индивидуального подхода. Это искусство!

Дима потянул за конец плёнки, и я совершенно неожиданно увидела… себя! Сосредоточенное выражение лица, блокнот и ручка наготове, взгляд устремлён на сцену.

– Наш журналист! – прокомментировал он.

– Сама вижу… А когда ты успел меня сфоткать? Я ничего не заметила…

– Я же говорю, что это – искусство! – довольно сказал Димка. – Ты не замечаешь, но фотокамера замечает всё! Сделать тебе такую?

– Ну, да, если не трудно…

Он сделал две одинаковые фотографии – одну для меня, вторую – для истории. Кадры сменяли один другой, как в калейдоскопе, Димка полностью ушёл в работу и на меня, как казалось мне, внимания не обращал. А я, пользуясь тем, что сидела рядом с ним, искоса наблюдала за его сосредоточенным лицом в свете красной лампы. «И как он всё успевает? – восхищённо думала я. – Учиться, во всём участвовать, фотографии печатать – я поняла, что это долгий и достаточно утомительный процесс – готовит ещё!» Сама я с трудом умудрялась совмещать два дела: учёбу и любовь к Диме, причём второе отнимало у меня намного больше времени и душевных сил, чем первое…

Он вытянул губы трубочкой и шевелил ими, когда менял что-то в установке экспозиции, деловито отправлял фотографии в проявитель, промывал их, перекладывал в закрепитель, а я глубоко вдохнула и внезапно ощутила какой-то незнакомый аромат, который пробился сквозь кислый запах химикалий. Я замерла и втянула воздух ещё раз: он был сладковатый, чуть-чуть приправленный потом и одеколоном и ещё чем-то, что я не могла узнать. Внезапно я почувствовала, как кровь бросилась мне в лицо и отчаянно запылали щёки и уши: это был Димкин запах! Я впервые почувствовала, как пахнет мужчина! Мне отчего-то стало трудно дышать, и я изо всех сил старалась не пыхтеть, чтобы он ничего не заметил!

Тем временем на белом листе появилась ещё одна моя фотография, потом ещё одна, ещё… Димка сделал их около восьми штук, и если учитывать, что в плёнке 36 кадров, то почти четверть были мои фотографии!

– Поля, – сказал он. – Я напечатаю тебе их все, хочешь?

– Да, – ответила я, и сама удивилась, как хрипло звучит мой голос. – Конечно, напечатай! Меня давно никто не фотографировал.

– Что с тобой? – удивился он. – Тебе не плохо?!

– Нет, – уверенно ответила я, и темнота сгустилась вокруг меня…

Спустя какое-то время я ощутила свет, слишком резкий для привыкших к темноте глаз, и зажмурилась.

– Она пришла в себя, – как сквозь вату донёсся до меня незнакомый голос, и я удивилась этому.

– Поля, открой глаза! – это взволнованно сказал Дима, и я послушалась.

Димкино расстроенное лицо было совсем рядом, а около него – лицо совсем молодой и красивой женщины, только очень усталое и истощённое. Она держала в руке пузырёк и ватку.

– Ну, вот, всё хорошо, – сказала она. – Митя, ты побудь около Полины, а я приготовлю горячий чай с сахаром. Ей нужно после обморока.

Она улыбнулась и вышла. Так я познакомилась с Диминой мамой, матушкой, как он её называл – Светланой Афанасьевной.

– Ты как? – тревожно спросил он. – Хорошо себя чувствуешь? Я страшно напугался, когда ты повалилась на меня, не говоря ни слова!

– Я потеряла сознание? – я почувствовала, что краснею.

– Ну да! Это я виноват, – сказал Дима. – Ты же первый раз… Нанюхалась химикатов, вот и…. – он смущённо развёл руками.

– А где я?

– В моей комнате.

Я попыталась подняться – он торопливо помог мне принять вертикальное положение – и с любопытством осмотрелась: говорят, комната отражает характер человека. У Димки была чистота и порядок: на столе стопками сложены учебники и тетради, на стенах несколько полок, плотно уставленных книгами, шкаф, над узкой кроватью – бра. На стене рядом с кроватью – ковёр, на другой стене – постеры с какой-то незнакомой мне группой… По-моему, у него даже пыли не было – мне так показалось. Мне невольно стало стыдно: моя-то комната не отличалась такой чистотой, мама всегда ругала меня за это! На моём столе был хаос, в ящиках – завал, одежда частенько валялась просто так – на стульях, кровати… У Димы такого не было.

– У тебя хорошо, – сказала я.

– Мне нравится.

– Ребята! Идите пить чай! – позвала его мама.

– Пойдём, – он протянул мне руку.

– Да я сама! Что ты со мной, как с инвалидом! – я засмеялась.

Димкина рука убралась восвояси, и я тут же пожалела об этом. Мы прошли на кухню, где нас ждал горячий чай с сахаром и конфеты с печеньем.

– О!– обрадовался Димка. – Конфетки! Откуда?

– Из сумки забыла вынуть, – сказала мама. – Когда в магазин ходила. Садись, Поля, пей чай!

Мы приступили к чаепитию; она же стояла у окна и грустно смотрела на нас:

– У тебя красивое имя, редкое – Полина.

– Это мама назвала, – ответила я. – Она очень увлекается историей славян и считает, что у нас осталось только два исконных имени – Полина и Светлана.

– Значит, мама любит историю, а папа?

– Папы нет, – я положила чайную ложку. – Он оставил нас, когда я была совсем маленькая…

Помню Димкин сочувственный взгляд, который он бросил на меня.

– Вот и наш папа… тоже… нас оставил, – сдавленно сказала Светлана Афанасьевна, и в её голосе явственно послышались слёзы.

– Мама, ты что?! – Димка взметнулся из-за стола.

– Митя, всё хорошо, я пойду прилягу, – она медленно вышла из кухни.

– Матушка до сих пор не смирилась, что папы больше нет, – тихо сказал он.

– А сколько ей лет? – так же тихо спросила я.

– Тридцать семь. Она родила меня в двадцать, а когда ей было тридцать четыре – погиб папа, и она осталась только со мной, – спокойно ответил он. – Уже три года как она… болеет…

– А что с ней?

– Врачи говорили, что у неё был сильнейший стресс и что она долго будет восстанавливаться. Нервы у неё не в порядке… депрессия, – грустно заключил Дима.

– Дима, а твой папа… он погиб? – несмело спросила я.

– Да. Он был кадровый офицер и выполнял боевое задание в Чечне, – Димкины глаза потускнели. – Задание было выполнено, так нам сказали, а папа… не вернулся…

– Дим, ты… извини меня, – горло внезапно стало сухим, и слова никак не желали выходить на свет божий. – Я… мне так неловко, я вовсе не хотела тебя расстраивать…

– Да ничего, – он улыбнулся. – Не переживай, всё нормально!

– Ну, я пойду? – сказала я. – Мне правда пора. Статью ещё писать, уроки делать…

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил он. – Сама сможешь дойти?

– Дойду, здесь близко. Голова уже не кружится! – я тоже улыбнулась и поднялась из-за стола.

Дима помог мне надеть куртку и открыл дверь. Сделав несколько шагов вниз по лестнице, я оглянулась: он стоял в дверном проёме и смотрел мне вслед. Увидев, что я обернулась, он поднял руку и помахал мне. Таким я надолго запомнила его…

Дома я долго размышляла о том, как странно похожи наши судьбы: у нас нет отцов, наши мамы часто печальны… Потом я подумала, что Димке всё-таки хуже: мой папа жив, просто не живёт с нами, и мама моя не болеет…

– А ведь ему ещё приходится готовить, – пробормотала я и крикнула:

– Мам! Что на ужин?

– Тушёная курица с капустой! – с кухни отозвалась она.

Я вспомнила Димкин суп с макаронами и картошкой, и мне окончательно стало грустно: наверняка он постоянно голоден от такой еды, но пригласить его на обед или ужин я, конечно, не смогу, это такой храбрости надо набраться, какой у меня и в помине нет!

Курица с капустой навеяла непреодолимое желание спать, но от кровати меня прочно отделяло домашнее задание, поэтому скрепя сердце я вновь уселась за письменный стол, ведь, кроме всего прочего, приближался конец первого полугодия, а значит, и первые полугодовые оценки… Волей-неволей приходилось «поднажать», чтобы не увидеть изумлённые мамины глаза и не услышать её расстроенный голос.

***

Последняя неделя перед каникулами принесла нам много неприятных сюрпризов: во-первых, разнообразные контрольные, в первую очередь, по русскому и алгебре; во-вторых, неожиданное известие о том, что каникулы начнутся на два дня позже, чем обычно; в-третьих, Маргоша сказала, что управление образования категорически запретило проводить новогодние праздники в школе – только в кафе. А нам-то как раз хотелось предпоследний Новый год отметить всем классом в школе! В кафе мы могли сходить в любой удобный для нас момент! Но с управлением образования не поспоришь, поэтому наш 10 А выбрал «Эдем» – небольшое кафе рядом со школой, не лучше и не хуже других забегаловок.

Но кроме неприятностей было и кое-что заслуживающее внимания: мы выпустили второй номер газеты, причём наша редколлегия потихоньку начала становиться командой; я вовремя исправила оценки и ожидала за полугодие только четвёрок и пятёрок; и ещё: старшие классы традиционно проводили ёлки для малышей. Угадайте, кто был Дедом Морозом? Конечно, Митя! А в этом году и мне пришлось принять участие в подготовке: моя статья о празднике в Доме престарелых была признана настолько талантливой, что Елена Викторовна попросила меня «осовременить» сценарий представления для малышей.

И уж я постаралась! Мой Дед Мороз читал рэп и переодевался в костюм супермена, а на нелёгком пути к Снегурочке детям встречались Женщина-кошка, Бабки-Кривые Ножки, Барби и поп-звёзды! Витя Байченко пришёл в восторг: было где разгуляться его дарованию! Он бы сыграл их всех, но мы разрешили ему остановиться на трёх персонажах, и он выбрал Пугачёву, Витаса и Моисеева.

Дима был вполне доволен ролью Деда Мороза и ни на что больше не претендовал. А Валя-Снегурочка радовалась, что её придётся петь только одну песню – арию Снегурочки, томящейся в заключении, – берегла бесценные связки.

Наше представление имело большой успех и у детей, и у их родителей! Один папа-предприниматель даже предложили показать его во время рождественских каникул для сотрудников своей фирмы. Он дал Мите свою визитку, и мы вежливо обещали подумать и если что – позвонить.

Но среди всей предпраздничной суматохи более всего угнетал меня тот факт, что Дима не делал никаких попыток к сближению, – я потихоньку приходила к выводу, что неинтересна ему как девушка… Поделилась сомнениями с девчонками – они, против обыкновения, отнеслись к моим словам серьёзно, без шуток и подколок.

– Почему ты так решила? – уставилась на меня голубыми глазами Ксюша. – Только потому, что он то и дело не приглашает тебя в кино и к себе домой? Но ты же сама говорила, что у него больна мама, и ему приходится выполнять работу по дому! А потом, эти представления отнимают уйму времени…

– А ведь он должен ещё и учиться, представляешь! – ехидно добавила Маринка.

– То есть, вы думаете, что ему не наплевать на меня?

– Думаем, что нет, просто кроме тебя у него есть ещё и другие заботы! – съязвила Марина.

– А ты не допускаешь мысли, что он тоже стесняется? – тихо сказала Ксюха. – Парни ведь не все такие, как Дрон…

– Дро-он, – протянула я.

Мы дружно глянули друг на друга и расхохотались, вспомнив, как Андрюха пытался кокетничать с нашей Юлечкой, совершенно не заботясь о том, что она – учитель!

– Ну, ты сравнила! – сказала Марина – Такие, как Дрон, один на миллион!

– Но всё равно, – не унималась Ксюша. – Димка не такой испорченный! Мне кажется, он просто стесняется и не может придумать предлог… Попробуй сама!

– Я?! – испугалась я. – Я даже представить себе этого не могу!

– А зря! – наставительно сказала Ксюша. – Сейчас сплошь и рядом девушки берут инициативуна себя! Это модное течение времени.

– Тогда почему бы тебе не начать? – предложила ей Марина. – Покажи пример! Тогда и Линка точно решится!

– Меня это не интересует! – отрезала Ксения. – А вот Лина (она кивнула в мою сторону) больше ни о чём думать не может! Надо уже как-то определиться…

– А если никак нельзя определиться? – сопротивлялась я. – Я первой не смогу! А он, после того как подарил фотографии, больше не подходит…

Это была правда: Дима на следующий день подарил мне восемь чудесных чёрно-белых фотографий, я поблагодарила его, и на этом всё закончилось… Даже когда мы репетировали сценарий новогоднего представления (к слову сказать, совсем не так долго и тщательно, как комедию Фонвизина), он практически ни разу не перемолвился со мной ни единым словечком. И про обещание спросить у своей мамы о котёнке как будто забыл; бедный Марсик продолжал мёрзнуть под лавочкой…

Я решила снова попытать счастья и пристала к маме с просьбой взять Марсика домой, но она, обычно добрая и мягкая, стала неприступной, как скала, и забыла все слова, кроме «нет!». Так я билась несколько дней, но безрезультатно, лишь поссорилась с мамой, которая начала упрекать меня в бесчувственности и бессердечности. Пришлось разговоры замять… Но это не помогло мне успокоиться насчёт судьбы несчастного котёнка, как раз наоборот: я с новыми силами стала думать, куда бы его пристроить и не придумала ничего лучше, как повесить объявление на школьную доску объявлений. Я постаралась основательно расписать достоинства Марсика, так что захотевший приютить его должен был ощущать, что ему оказана небывалая честь!

Результат был самым неожиданным и приятным: после третьего урока в наш класс, томящийся в ожидании предпоследнего урока алгебры в этом году, влетел Димка Березин с моим объявлением в руке.

– Поля! – закричал он. – Я полный балбес! Ведь я поговорил с мамой, и она согласилась взять твоего Марса!

– Здравствуй, Дима! – строго глядя на него, сказала Ксюша.

– А, да! Здравствуйте, девчонки! – спохватился он.– Поля, я просто забыл, столько разных дел навалилось, сама понимаешь!

– Понимаю, – я без улыбки взглянула на него. – А котёнок, между прочим, так и живёт под скамейкой…

Синие глаза немного потускнели и смотрели виновато:

– Но я же не нарочно… я действительно забыл… Ты… не передумала отдать его мне?

– Она его уже пристроила! – внезапно встряла Маринка. – Так что не рассчитывай!

– Марина! – мне тут же стало жаль его. – Я его вовсе не пристроила и не передумала – он твой, как мы и договаривались! Только забирай его быстрее: уже очень холодно, а в подъезде ему соседи не разрешают жить, говорят, он гадит.

– Чего он там может нагадить? – удивился Димка. – Значит, договорились: сегодня я и заберу кота!

– Когда? После уроков?

– Нет, не смогу, – он задумался. – Я позвоню тебе, хорошо?

– Мой телефон… – начала я.

– 485-485 – я помню! – снова улыбнулся он. – Я позвоню!

И вышел.

– А ты говорила: наплевать! – с ехидцей сказала Марина. – И совсем не наплевать!

– Да, на котёнка не наплевать, – пришлось мне с ней согласиться.

Вошла Надежда Ивановна, и мы замолчали: конец полугодия вовсе не означал, что неугомонная математичка не приготовит нам какой-нибудь неприятный сюрприз в виде контрольной, самостоятельной и так далее.

Так и оказалось: она снова притащила методички и радостно провозгласила, что мы сейчас начнём решать очередную работу. Наше возмущение не возымело никакого результата: у Надежды Ивановны был железный характер, поэтому нам пришлось сделать всё, как она запланировала.

– Нет, Надежда Иванна совсем с ума сошла! – на перемене громко возмущался Дрон. – До Нового года меньше недели, а она контрошу учудила! Если сейчас Удава что-нибудь придумает, будет вообще улёт!

– Здравствуйте, дети! – с приклеенной улыбочкой вползла она. – Сейчас мы с вами напишем контрольный словарный диктант, последний в этом году!

Она была такой радостной, как будто сообщила нам о невесть каком радостном событии.

– Жесть! – воскликнул обычно сдержанный Тёма. – Ну, Дрон, накаркал!!

– Наталь Пална! – дружно взмолились мы, ну, может, кроме Ксюхи, которой, с её-то багажом знаний, было всё равно. – Мы уже писали сегодня контрольную по алгебре!

– А что, экзамен по русскому языку заменили алгеброй? – с ядовитой усмешечкой спросила Удава.

– Наталь Пална, Новый год скоро! – застонали мы.

– Вот и встретим его достойно! – непреклонно сказала Удава. – Борькина, раздай тетради!

Пришлось подчиниться. Диктант был с грехом пополан написан. Потом мы с огромным трудом отсидели два последних урока, причём с половины шестого урока нас отпустили, и разбежались по домам готовиться к предстоящим праздникам.

Но меня на данный момент больше занимал не Новый год, а то, что сегодня Митя Березин придёт ко мне за котом! Правда, он вовсе не собирался заглядывать на огонёк, обещал лишь позвонить, но мне очень хотелось пригласить его в гости! Как? Я ещё пока не придумала, но время у меня было: он говорил про вечер.

Примчавшись домой, я взлетела по ступенькам и с порога закричала:

– Мама! Что у нас на обед?

– А что такое?! – мама испуганно выглянула из кухни.

Она у меня библиотекарь в городской детской библиотеке, и в середине недели у неё методический день – очень удобно, особенно когда надо срочно придумать что-то вкусненькое!

– Ничего, просто есть хочу.

– Да? – с подозрением спросила она.

– Да, а ещё мне хотелось бы чего-нибудь вкусненького.

– Я ватрушку собралась испечь, подойдёт тебе?

Мамина ватрушка – это нечто особенное! Это вам не примитивный «пирог с творогом наружу»! Это тающее во рту творожное чудо с ванильной крошкой и изюмом, с которым не всякий покупной торт может сравниться! Оставалось придумать, как завлечь к нам домой Димку.

– Ма, – попробовала я за обедом закинуть удочку. – Если ко мне в гости зайдёт мальчик, ты не будешь против?

– А что за мальчик? – живо заинтересовалась мама.

– Да ты видела его, это Дима Березин.

– С которым ты в кино ходила? – мама оказалась на удивление памятливой.

– Ну да.

– А почему я должна быть против?

Я пожала плечами.

– Приглашай, мы его чаем с ватрушкой напоим!

– Значит, ты его тоже приглашаешь?

Теперь уже мама пожала плечами:

– Да разве мне жалко!

– Спасибо, мамулечка! – я поцеловала её вкусно пахнущую щёку: предлог был готов!

Оставшееся время я провела в радостном ожидании, с трудом сдерживая желание сесть рядом с телефоном и отвечать на все звонки. Может, мама и замечала моё странное поведение, но вида не подавала.

Дима позвонил около шести, весёлый, спокойный, как всегда.

– Привет!

– Привет!

– Ну и как там мой рыжий монстр?

– Ждёт не дождётся нового хозяина! – вслух сказала я, а про себя добавила: «И я тоже тебя жду!»

– Я подойду через полчаса и заберу его!

– Ладно.

«И что делать? Он меня даже выйти не попросил!»

Надо было действовать! Я сорвалась с места:

– Мам, я пойду вынесу мусор!

– Что?! – не поняла она, но я уже оделась, подхватила ведро и выскочила на улицу: мусоропровода у нас не было, потому что дом пятиэтажный, и мусор приходилось таскать в контейнеры. Обычно мне это совершенно не нравилось, но сегодня – дело другое! Сегодня это было наилучшим выходом из ситуации! Я вытряхнула мусор из ведра и стала подстерегать Димку около контейнеров.

Чуть было моему плану не помешало неожиданное стечение обстоятельств: мой сосед с первого этажа, Коля Тушин, мальчик немного не в себе, тоже пришёл выносить мусор и с удивлением уставился на меня:

– Лина? Привет! – он вытряхнул мусор в бачок. – А ты что тут делаешь?

– Что тут можно делать? Мусор выбрасываю!

– А… – протянул он. – А чего домой не идёшь? Ты вроде уже всё выбросила…

– Дышу свежим воздухом! – я втянула кисловатый запах помойки.

Он с недоумением посмотрел на меня и последовал моему примеру:

– Получше места не нашла?

– Слушай, Тушин, что ты докопался?! – я потеряла терпение. – Мусор выбросил – и топай отсюда!

Он немного потоптался на месте, качая большой головой, и сказал:

– Лина, а давай в кино сходим? Ребята говорили, клёвый фильм идёт в «Вертолёте»…

А Коля, надо вам сказать, учился в специализированной школе для детей с отклонениями и после восьмого класса пошёл работать не то слесарем, не то механиком на теплоэлектроцентраль, поэтому и друзья у него были соответствующие. Я как представила себя в их компании, так меня пот прошиб!

– Я в кино уже была, и вообще мне некогда! Конец полугодия – ты что, не понимаешь?!

– Почему это?! – обиделся он. – Я всё понимаю!

Мы постояли молча. Уходить он вовсе не собирался.

– Лина, а где ты Новый год встречать будешь? – нашёл он новую тему для разговора.

Я мысленно застонала.

– С друзьями!

– А-а… – Коля опять замолчал.

«Уйдёшь ты или нет?!» – почти с ненавистью подумала я. Вообще-то я была вовсе не прочь поболтать с ним: мы с детства жили в одном подъезде, он иногда рассказывал смешные вещи о своей работе. Смешные не из-за того, что у него было замечательное чувство юмора, а из-за необычного взгляда на мир: всё-таки он был не совсем обычным человеком; но сейчас мне страстно хотелось побыть одной, чтобы придумать, какими словами я буду приглашать Димку домой, а этот придурок стоял и переминался с ноги на ногу.

– Коль, тебе, наверное, домой пора? – закинула я пробный шар.

– Почему?

– Мама ужин приготовила…

– Не, я сам сейчас буду готовить: она в ночную, – его мать была фельдшером в больнице и частенько оставалась на ночное дежурство.

– Тем более! Тебе ещё готовить надо! Иди-иди! – настойчиво провожала я его.

– Ты что, ждёшь кого-то? – внезапно спросил он.

– Никого я не жду! Мне надо одной побыть! – воскликнула я.

– Ну, ладно… Тогда я пойду?

– Вот-вот! Иди!

Коля наконец-то ушёл, а я облегчённо вздохнула, и мысли вновь обратились к Димке и к тому, как бы заманить его домой. Но долго размышлять не пришлось: Березин собственной персоной показался в конце дома. Широкими шагами он приближался к нашему подъезду, и я тоже заторопилась.

– Дима! – окликнула я его.

Он завертел головой, увидел меня и улыбнулся:

– Привет! Ты что тут делаешь?

– А что тут можно делать? Мусор выбрасываю! – я помахала пустым ведром.

– Понятно! – кивнул он. – Ну, и где мой зверь?

– Марсик? Сейчас я его позову, и он выскочит! Только знаешь, надо нам сходить домой!

– Зачем?

– А я обычно зову его и даю что-нибудь вкусненькое…

– Тогда иди, заодно и ведро отнесёшь!

– Сейчас, – я, как вкопанная, стояла на месте.

– Дим… – мой голос прозвучал так нерешительно, что мне стало противно. – Дима, пойдём вместе?

– Зачем? Я тут постою! – не понял он.

– Выпьем чай…

– Спасибо, я уже ел!

– А у нас очень вкусная ватрушка! – я не сдавалась. – Мама пекла! И вообще, это она тебя приглашает!

– Мама приглашает? – его взгляд слегка смягчился. – Ну, тогда пойдём! Только ненадолго – мне ещё ужин готовить!

– Хорошо-хорошо! – обрадовалась я. – Конечно, ненадолго!

Я как будто на крыльях взлетела на свой этаж, позвонила в дверь и радостно сообщила маме:

– Кипяти чай, у нас гость!

– Кто же это? – улыбнулась она.

– Дима Березин!

– Здравствуйте! – Димка вошёл в прихожую. – Извините за беспокойство, но Полина такая настойчивая!

– Есть немного! – засмеялась мама. – Здравствуй, Дима! Мойте руки и садитесь за стол. Полечка, покажи Диме, где ванная!

И я показала! Пока он мыл руки, вытащила из комода чистое полотенце и стояла рядом, потом держала его, пока Митя вытирался.

Когда мы уселись за стол и начали пить чай, мама совершенно неожиданно сказала:

– Давно за нашим столом не сидел мужчина, не разбавлял женскую компанию!

Дима улыбнулся, а я с удивлением уставилась на неё: мама кокетничала?! Значит, Митя ей понравился?!

– Таисия Павловна, у вас очень вкусная ватрушка! – он с удовольствием доедал второй кусок, а я, наоборот, и первый-то не могла в себя запихнуть от волнения! Слова в горле комом застревали.

– Дима, а как зовут твоего папу? – мама дар речи не потеряла и поддерживала разговор.

– Александр.

– Александр Березин? – мама задумалась, по лицу её мелькнула тень. – Это не тот ли Березин, который живёт на Академика Павлова, 4?

Димкины глаза потускнели:

– Да, мы там живём с мамой…

– А папа?

Он молчал.

– Ма, Димин папа погиб несколько лет назад! – тихо сказала я.

– Погиб?!

– Он был боевым офицером в Чечне… – почти прошептал Димка.

– Димочка, извини меня за бестактность! – мама положила руку ему на плечо.

– Но вы же ничего не знали! – он поднял на неё глаза и улыбнулся.

– Ты очень похож на своего отца, – мама тоже улыбнулась. – Он… был… такой же добрый…

Она поднялась и повернулась к плите:

– Дима, тебе налить ещё чаю? – голос её звучал глуховато.

– Да, пожалуйста! – откликнулся он. – А вы знали папу?!

– Мы тоже ходили в одну школу, как и вы с Полей, – мама подлила ему горяченького. – Только шестьдесят шестой тогда не было, мы учились в пятьдесят третьей общеобразовательной.

– Вот здорово! – Димка заволновался. – Таисия Павловна, а какой папа был в детстве? Понимаете, мама намного младше его, она познакомилась с ним, когда он уже был офицером, и все наши фотографии семейные…

– Подожди секундочку, я кое-что тебе покажу! – мама таинственно улыбнулась и убежала в зал.

Через пару минут она вернулась с пухлым фотоальбомом.

– Давайте посмотрим вместе!

Мы сдвинули стулья и уселись рядышком в нашей узенькой кухне: Димка, мама и я. Она открыла альбом:

– Смотри, это я иду в первый класс! А это… узнаёшь?

– Папа?! – в толстеньком пухлощёком малыше Дима признал отца.

– А это мы уже второклассники, это третий и четвёртый класс, – переворачивала страницы мама. – Фотографий мало, тогда ведь не было «Кодака» и цветных плёнок. Но в пятом у нас появился удивительный классный руководитель – молодой историк, только что из пединститута!

Альбом запестрел множеством непрофессиональных, пожелтевших, покрытых коричневыми пятнами фотоснимков.

– Он фотографировал нас везде и всюду и каждому давал оттиск, – грустно сказала мама. – Это смотр строя и песни, это походы, дни рождения, уборка кабинета… А вот седьмой класс – это «Зарница»! Мы тогда выиграли первое место в районе и нас отправили на областную игру!

Мы внимательно разглядывали отпечатки прошлого, и везде находили Димкиного отца, видели, как он взрослел, как пропадала полнота, как округлости щёк сменялись твёрдыми линиями подбородка, как на верхней губе затемнел первый пушок.

– Мне кажется, именно Виктор Сергеевич заразил твоего отца любовью к фотографии, в седьмом классе он тоже купил себе камеру, увеличитель и начал снимать нас на каждом углу! – улыбнулась мама.

– Папа был отличным фотографом! – гордо сказал Дима.

– Мама, ведь Дима тоже фотографирует! – воскликнула я, вскочила и принесла восемь снимков, которые он сделал для меня.

– Прекрасные фотографии! – она внимательно посмотрела на него. – У тебя талант!

– Да что вы, я так, любитель! Вот папа был талантом…

Мы немного посидели молча, потом Дима сказал:

– Мне, пожалуй, пора. Там кот на улице мёрзнет.

Действительно, за всеми разговорами и воспоминаниями мы как-то забыли про беднягу Марсика.

– Пойдём скорее! – спохватилась я, схватила кусок колбасы и побежала в прихожую.

– Поля, спокойнее! Ничего с ним не случится! – крикнула вслед мама.

Мы быстро спустились по лестнице.

– Марсик, Марсик! – крикнула я, и распушившийся рыжий клубок с громким мяуканьем вылетел из-под лавки.

«Забыла про меня?! – как будто говорил он. – Как не стыдно! Я тут жду-жду, а ты!»

Я схватила его на руки и прижала к груди:

– Марсик, Марсичек, прости, пожалуйста! Вот, съешь колбаску!

Я положила перед ним кусок колбасы, и он с громким урчанием набросился на неё.

– Ого! Вот это зверюга! – рядом засмеялся Дима. – Его, пожалуй, не прокормишь!

– Он просто растёт! – мне показалось, или в моём голосе действительно прозвучали извиняющиеся нотки?!

– Да я шучу! Эй ты, рыжий! – Дима присел на корточки. – Давай знакомиться!

Он протянул руку, и котёнок, покончивший с колбасой, обнюхал его пальцы: нет ли тут чего-нибудь вкусненького. Дима погладил его по спинке, и Марсик выгнулся дугой и замурлыкал.

– Пойдём домой? – Митя подхватил его на руки и спрятал под куртку.

Кот тут же высунул оттуда довольную морду и растопырил белые усы. Я почесала ему за ухом.

– Ну что, до завтра? – сказал Дима. – В школе увидимся, расскажу, как у него дела!

– До завтра.

Он повернулся и пошёл, придерживая одной рукой котёнка, а я немного постояла, глядя вслед, пока его фигура не пропала в темноте: наш проулок плохо освещался фонарями. Потом медленно поднялась на свой этаж, зашла в квартиру и услышала какие-то странные звуки.

– Мама?! – испугалась я. – Что с тобой?!

Мама сидела на кухне и плакала. В руке был насквозь промокший носовой платок, а на столе лежала чёрно-белая фотография, на которую капали её слёзы.

– Мама, ты что?! – я присела рядом, обняла её и прижалась лицом к плечу.

Дети боятся родительских слёз. Особенно, когда плачет мама. В мире должен быть покой и уравновешенность, а значит, мама всегда должна быть весёлой и улыбающейся! Слёзы матери – это как взрыв ядерной бомбы…

– Мам, не плачь! Ты из-за Диминого отца? Он погиб давно… уже три года назад.

Она высморкалась в мокрый носовой платок:

– Это разве давно?! Три года как три дня…

– Но ты больше не будешь плакать?

– Не обещаю, – гнусаво ответила мама и усмехнулась сквозь слёзы.

– А вы… дружили? – я решила осторожно прощупать почву.

– Мы учились в одном классе, – мама потихоньку брала себя в руки. – Поэтому, конечно, дружили. Но после выпуска все разлетелись кто куда и… больше мы не общались.

– А сколько лет назад ты закончила школу?

Мама задумалась:

– Мне сейчас сорок семь, значит, уже тридцать лет назад!

– И вы не приходили в школу на день встречи выпускников?! – ужаснулась я.

– Почему же? Сначала приходили, потом как-то другие заботы появились…

– Вам надо собраться! – заволновалась я. – Дать объявление в газеты, в Интернете…

– Зачем, Полюшка? – грустно спросила мама.

– Как?! Это же интересно: кто кем стал… и так далее!

– И кого уже нет на этом свете…

Я прикусила язык.

– Саши Березина уже нет, а он был лучшим в нашем выпуске… – голос мамы опять задрожал. – Кто знает, как сложилась судьба у других…

Она встала и пошла мыть посуду, не попросив меня об этом, и я поняла, что мама не хочет больше говорить на эту тему.

Когда, выучив уроки, я легла спать, то долго думала, глядя в темноту, как интересно сплелись наши судьбы: моей мамы, Димкиного папы, самого Димы и… меня.

***

Весь следующий день я была непривычно тихой на фоне шумных одноклассников, бурно обсуждающих, кто, где и с кем будет встречать Новый год. Маринка с Ксюшкой поглядывали в мою сторону, но первые две перемены молчали, а вот когда на третьей мы пошли в столовую, насели на меня по полной программе. Пришлось рассказать им о том, что было вчера.

Марина начала ахать и охать, рассудительная же Ксюша замолчала и о чём-то думала про себя, пережёвывая пиццу с компотом. Когда мы поднялись из-за стола, получилось так, что Марина оказалась впереди, а мы с Ксюшей – чуть сзади, и она тихо прошептала мне на ухо:

– Лин, а тебе не показалось, что между твоей мамой и отцом Димки что-то было? Ну, когда они учились в школе?

– Знаешь, я сама об этом думала, – так же шёпотом ответила я. – Но ведь она давно знала, что Димка – Березин, и ничего не спрашивала!

– Она могла решить, что это однофамилец, а вот когда увидела… – многозначительно замолчала Ксюша.

– А ещё я подумала вот о чём: как так вышло, что у них дома нет детских фотографий отца? Ведь они живут в его родном доме?!

– Может быть, всё уничтожил после ссоры или… разрыва? – предположила подруга. – И ещё знаешь, что странно… извини, конечно, но твоя мама такая красивая – и так поздно вышла замуж!

– И об этом я думала! Причём за какого-то Борькина-Шморькина! – мрачно буркнула я.

– Мне знаешь, что кажется? – нерешительно начала Ксюша.

– Что?

– Тебе надо спросить у своей мамы, какие у них были отношения…

– А зачем?

– Ну, если Дима узнает, что его папа и твоя мама были друзьями, он, может, по-другому будет относиться к тебе?

– Ага! – согласилась я. – Как к младшей сестре! Он уже об этом говорил!

– Эй, вы! – неожиданно раздался недовольный возглас Марины. – Хватит шушукаться! Когда больше двух, говорят вслух! О чём шепчетесь?!

– Так, ни о чём, я тебе позже расскажу! – торопливо сказала я Марине. – Пошли на урок.

Это был последний урок истории в этом году. Он и на урок-то был не похож: Рамиль Ринатович бегал по кабинету и что-то рассказывал, но его никто не слушал: у всех мысли были уже только про Новый год.

– Девчонки! – позвал нас Тёмыч. – Эй, девчонки!

– Чего? – я обернулась, а Ксюха продолжала преданно смотреть на историка.

– Вы где будете Новый год встречать?

– Там же, где и вы – в «Эдеме»!

– Да нет, я имею в виду реальный Новый год, тридцать первого?

– А что, есть предложения? – с соседней парты подала голос Марина.

– Дрон приглашает к себе на дачу, – зашептал Артём. – Его родичи устраивают тусню у себя дома, а Андрюхе предложили собрать одноклассников на даче!

– Классно! – сказала я.

– Бинго! – воскликнула Марина. – Это круто!

– Глыжина! – одёрнул её Рамиль. – Соображай, где находишься!

Маринка хихикнула:

– Рамиль Ринатович! А вы с кем будете Новый год встречать?

– А тебе что за дело?

– Просто так, интересно…

– А если просто так, займись лучше историей! – отрезал он.

Мы тоже хихикнули: Рамиль крутил с нашим завучем по воспитательной работе, и об этом знала вся школа, поэтому его попытки завуалировать их отношения выглядели для нас очень забавно!

– А дача с отоплением? – невозмутимо спросила Ксюша.

– Романова! – восхитился Тёма. – Ты тоже поедешь?!

– Только если там будет тепло!

– Сейчас выясним! – он обернулся и громко зашептал. – Дрон! Дрон! У тебя печка есть?

– Ага! И печка, и баня – всё в ажуре! – крикнул Андрюха.

– Да что же это такое?! Совсем распоясались! – разозлился Рамиль. – Вы почти выпускной класс, а соображения никакого!

– Рамиль Ринатович! Новый год скоро! – Ксюша приняла удар на себя.

– И что, Романова, экзамены кто-нибудь отменит из-за этого?

– Экзамены ещё через полтора года, почему вы все нас ими пугаете?

– Потому что в отличие от вас, Ксения, мы знаем, как быстро пролетят эти полтора года! Фьють – и всё! Прощай школа! Останутся лишь воспоминания! Понимаете? Человек весь соткан из воспоминаний, и оттого, каких у него больше – хороших или плохих, зависит вся его жизнь! – похоже, Рамиля пробило на философствование, а нам того и надо было: можно подробно обсудить предстоящую тусовку.

– Тём, а кого Андрюха приглашает? – спросила Марина.

– Да всех! Всех наших, кто сможет, конечно, кого-то из одиннадцатиклассников, потом своих друзей не из школы…

– У них дача что, резиновая? – фыркнула Ксюша.

– Ну, во-первых, Романова, из наших далеко не все смогут: многие уже запланировали праздник в других местах, да и старшеклассников будет немного…

– А кто конкретно, не знаешь? – это уже я спросила и ждала, что Артём ответит.

– Витька Байченко, Саню Прозорова – это точно, вроде ещё Димона Березина… – Тёма называл ещё кого-то, но после заветного имени я уже не слушала его, решив во что бы то ни стало попасть на эту дачу. Это оказалось совсем нетрудно: мама хотела пойти на праздник к тёте Оле и думала, брать меня с собой или нет. К её радости, я сама нашла себе местечко повеселее, а когда сказала, что со мной будут Ксюша и Марина, мама ответила, что спокойна за мою нравственность. И слава Богу!

Действительно, нас оказалось не так уж много: мы втроём, Андрей, Тёма, ещё две девочки из нашего класса, два совсем неизвестных мне мальчика – друзья Дрона и три старшеклассника, один из которых – Димка Березин!

Мы заранее договорились, кто что готовит, кто покупает фрукты, напитки и так далее; мальчики взяли на свои широкие плечи музыку и фейерверки, девочкам досталась развлекательная программа, и мы несколько часов посвятили измышлению весёлых конкурсов и розыгрышей. Первое, что мы придумали, – это костюмированный бал: каждый должен был прийти в наряде какого-то персонажа; потом я предложила игру в контакт, Ксюша – в «крокодила», Марина, подхихикивая, – в бутылочку, но этот номер не прошёл! Наташа и Лена сказали, что очень весело поиграть в фанты, и пообещали придумать десяток весёлых заданий, – и в общем-то всё, потому что Ксюша решительно заявила, что какой бы длинной ни была ночь, во всё это мы поиграть не успеем: надо и поесть, и потанцевать, и на улице погулять. Мы немного поспорили, но потом согласились.

И вот наконец настал долгожданный день! Я очень волновалась! Надо же: провести целую ночь с Митей, сидеть рядом с ним за столом, играть, гулять, а может быть… и потанцевать! О том, что есть такая роскошь, как медленный танец, я даже и не думала: так далеко мои мечты не распространялись! А при сочетании «белый танец» у меня задолго до начала праздника перехватывало дыхание!

Вот так, задыхаясь, я посвятила много времени костюму, пытаясь придумать что-то о-очень оригинальное, чтобы поразить всех, а главное, Димку! Слава Богу, хлопоты по угощению, возложенному на меня, самоотверженно взяла на себя мама, которая с утра приготовила фирменную ватрушку и салат «Чебурашка», поэтому моё воображение было свободно абсолютно и полностью.

Ну, скажу я вам, это была ещё та задачка! Сначала мне пришли в голову типичные девчачьи наряды: снежинка, золушка, снегурочка – конечно, было бы смешно, особенно снежинка, потому что это костюмы для малышей и на мне они смотрелись бы прикольно, но они требовали серьёзной подготовки и времени, которого у меня не было. Ниндзя, футболиста, боксёра – их навеял мне спортивный канал – я тоже отвергла: слишком неженственные. После этого я взялась за сказки, пролистав вначале западные, – русалочка, красная шапочка, фея – ничто не привлекало! Потом я решила: почему именно сказки?! И стала вспоминать литературных персонажей. Как назло, на ум приходили лишь особи мужского пола: всякие митрофанушки, чичиковы, евгении онегины, печорины и так далее. Потихоньку ко мне начала подступать паника: как так?! Не могу придумать не только оригинальный, но даже мало-мальски стоящий костюм!

– Инженер, доктор, учитель, робот, космонавт, милиционер, – бормотала я, глядя в окно и расстраиваясь всё больше: время уходило, а мыслей как не было, так и нет.

– Поля, я пойду? – ко мне в комнату заглянула мама.

Она была уже готова к встрече Нового года: в платье, при макияже, в руках – пакеты с угощением, подарками и туфлями, словом, красавица! А если ещё добавить, что глаза её сияли и губы – улыбались, то прелестнее моей мамы никого нельзя было найти!

– Мамулечка, ты у меня такая красавица! – я вскочила, подбежала к ней, обняла и поцеловала.

– Поздравляю с наступающим Новым годом! – сказала она. – Увидимся с тобой уже в Новом году!

– И я тебя поздравляю!

Такую роскошь, как мобильный телефон, мы не могли себе позволить: зарплата библиотекаря не давала возможности роскошествовать, а на даче телефона не было, поэтому мы с мамой расставались до следующего года!

Я тоже поздравила её и пожелала здоровья и счастья. Она напомнила, чтобы я не забыла запереть дверь и не потеряла ключи, и мы расстались. На прощанье мама сказала:

– Какая ты стала у меня взрослая! Настоящая Алёнушка Васнецова! Повеселись хорошенько! – и ушла, а меня как будто по голове стукнуло: я внезапно вспомнила, что несколько лет своей жизни отдала занятиям в фольклорной студии (мама-то у меня была просто помешана на славистике!) и что где-то у меня в шкафу должен быть русский народный сарафан!

Я резво подбежала к гардеробу и принялась опустошать его: вот он! Самый последний сарафан! Висит в чехле на вешалке! Я извлекла его и поспешно напялила: конечно, был маловат, особенно в груди, коротковат немного, но в целом – весьма неплохо! Если надеть новую тоненькую блузку – он почти не будет обтягивать, подол срочно отпущу, а кокошник у меня лежал в коробке со всякими бантами – выбросить рука не поднималась – и наверняка был как раз!

Я срочно принялась за дело. Вообще-то рукодельницей меня назвать можно было с большой натяжкой, но тут на карту была поставлена честь, поэтому через полтора часа я вновь надела преображённый сарафан, повязала кокошник и с удовольствием уставилась на себя в зеркало: на меня смотрела русская красавица, румяная, сероглазая, с русой косой!

– Хорошо! – прошептала я. – Немного подкрашусь – и буду просто супер!

Я аккуратно уложила сарафан в сумку; ватрушка и салат устроились в пакете; ещё я взяла нарядную одежду – ведь не будем же мы всю ночь в костюмах! – туфли, косметичку, расчёску, зубную щётку и пасту, и была готова. Положила под ёлку подарок для мамы: открытку, которую сама нарисовала, и духи «Шанель номер пять», на которые полгода копила деньги, и уселась у телефона: меня, Ксюшу и Марину должен был на машине отвезти папа Ксюши, и я стала ждать от неё звонка.

Волнение всё больше овладевало мной: как оно будет? Удастся ли мне хоть как-то обратить на себя внимание Димки? Или все мои приготовления зря и он будет видеть во мне только младшую сестру? Совершенно неожиданно раздался звонок, и я, вздрогнув, схватила трубку:

– Да!

– Шахерезада Иванна, вы готовы? – строго спросила Ксения.

– Всегда готова!

– Тогда выходи, мы через пять минут будем!

Я подхватила свои авоськи и выскочила из квартиры навстречу неизвестности.

– Ого, сколько у тебя вещей! – удивились девчонки. – Ты, никак, на Северный полюс собралась?

– Здравствуйте, дядя Саша! – вежливо поздоровалась я, решив не отвечать на их подколки.

– Что смеётесь, мухи-цокотухи! – добродушно сказал он. – У самих сумок полный багажник!

Я показала девчонкам язык:

– Спасибо, дядя Саша!

Они ответили мне тем же, и мы весело расхохотались.

Через час папа Ксюши привёз нас к Андрюшиной даче, помог выгрузить пакеты и сумки, пожелал счастливого Нового года и уехал.

– Вот это домик! – прошептала я.

– Впечатляет! – согласилась Марина.

Ксюша промолчала: она была из состоятельной семьи, у них была собственная дача, поэтому она предпочла ничего не говорить.

Под неприхотливым словом «дача» Дрон понимал двухэтажный кирпичный коттедж с красной крышей. Белые и красные кирпичи чередовались, так что по стенам шёл незамысловатый орнамент, красная крыша была укутана белым пушистым снегом; вдоль дома шла крытая терраса, в саду зимовали фруктовые деревья, а перед окнами росла настоящая большая ель! Её украсили игрушками, мишурой, горящими гирляндами – выглядела она просто сказочно!

– Вау! – воскликнула Марина. – Здорово, правда?

– Классная будет тусовка! – Ксюха решила что-то сказать. – Давайте стучать?

Мы подошли к калитке и увидели звонок.

– Ничего себе! А я думала, что все калитки в деревнях не запираются! – опять Маринка.

Ксюша позвонила, и через минуту из коттеджа выскочил развесёлый Дрон и распахнул перед нами калитку:

– Вообще-то не заперто! Привет, девчонки! – он забрал у нас почти все пакеты и потащил их в дом.

Мы поднялись по крыльцу и вошли внутрь. В огромном холле, отделанном бордовыми стеновыми панелями, мы разделись, и Андрей повесил наши куртки в гардероб:

– Проходите, осмотритесь, будьте как дома! – выполняя роль гостеприимного хозяина, пригласил он нас.

Из холла мы попали в такую же большую гостиную, в центре которой стоял круглый стол со стульями, возле стен – диванчик и два кресла, горка, пузатый комод – всё красивое, тёмного дерева с позолотой; на модной стеклянной тумбочке размещался телевизор, рядом – музыкальный центр. Гостиная была украшена мишурой, серебристым дождиком, на стёклах нарисованы снежинки – видно, мама Дрона, дизайнер по образованию, постаралась к приходу гостей.

– Андрей, а где можно руки помыть? – спросила Ксения.

– Сейчас покажу! – отозвался он с кухни, на которой делал что-то, и вышел в разноцветном фартуке.

– О! – восхитилась Ксюха. – Тебе идёт!

– Попрошу без шуточек! – Андрей погрозил нам пальцем. – На мне главное блюдо: картошка с курицей! Пошли за мной!

– Это комната родителей, здесь можете переодеться, – по пути комментировал он, открывая двери. – Это комната для гостей, а вот туалет и ванная! Заходите!

Мы вошли в большую, целиком отделанную жёлто-синим кафелем комнату с душевой кабинкой, унитазом и раковиной; там было тепло и пахло хвоей. На вешалке висело такое же полотенце. Ванная легко вместила нас всех одновременно, мы сделали свои делишки, помыли руки и отнесли пакеты с одеждой в комнату родителей с двуспальной кроватью, шкафом и ковром на полу.

– Это не дача, а дворец какой-то! – мрачно сказала Марина, которая вместе с родителями ютилась в двухкомнатной квартирке на седьмом этаже девятиэтажного дома.

– У него мама известный дизайнер, да и папа какая-то шишка, поэтому могут себе позволить, – ответила Ксюха.

– На помощь! На помощь! – вдруг закричал Андрей, и мы стремглав бросились на кухню.

– Ты что?!

Он хитро улыбнулся:

– Я боролся с картошкой, но она победила! Нужна помощь!

– Да, Дрон, ты даёшь…

По всей кухне, такой же большой, как и всё в этом доме, были разбросаны хлопья картофельной шелухи, как от пяти килограммов картошки, но в голубой эмалированной кастрюле сиротливо плавали всего пять голых картофелинок.

– Хорошо, что вы приехали раньше всех! Вы ведь мне поможете?

– А у нас есть выбор? – засмеялась Ксюша.

Выбора не было, поэтому мы вчетвером вооружились ножами и принялись чистить картошку, причём Дрон больше болтал, чем делал. После картошки мы взялись за курицу, без кровопролития разделали её и засунули в духовку, и тут начали съезжаться остальные гости.

Пока Андрей то и дело бегал открывать калитку, мы успели расстелить на столе скатерть, расставить столовые приборы и три салата. На столе почти сразу не осталось места, но нужно было разместить ещё то, что принесли остальные: селёдку под шубой, всякие грибы, овощи, фрукты.

Пришли Наташа с Леной, Саня, Витя; Димы Березина с ними не было…

Радостное возбуждение, не оставлявшее меня вот уже несколько дней, сразу сошло на нет, предвкушение праздника пропало, я с большой неохотой расставляла салаты, раскладывала вилки и ножи.

– Парни, а что, Димона не будет? – спросил Андрей.

– У него мать заболела, он сказал, что не сможет.

– А – а, – протянул Дрон. – Это плохо! Он девчонок обещал привести…

«Девчонок? – колыхнулось у меня в груди. – Каких ещё девчонок?!»

– Каких девчонок? – спросил Витёк.

– Говорил, у него есть симпотные девчонки из модельного агентства.

– Круто!

– Чего уж тут крутого: ни Димона, ни девчонок! Нас шестеро, их – пять! Жесть! – я прямо видела, как Дрон почесал свой лохматый затылок. – Кому-то не хватит! – тише добавил он.

Снова раздался звонок, и в комнату вошли два незнакомых мальчика – друзья Андрея.

– Знакомьтесь, это Женя, это Ильнар!

Мы тоже по очереди представились. Мальчики вытащили свои припасы, и мы восторженно загудели: две бутылки шампанского – это здорово! Потом на столе появилась бутылка водки, и девочки с возмущением заголосили, а мальчишки, наоборот, стали издавать радостные вопли.

– Мы так не договаривались! – сердито сказала Ксюша.

– Ты что, Романова! Мы вообще никак не договаривались! – возразил Дрон.

– Это сюрприз! – добавил Ильнар, глаз не сводивший с Ксюхи.

– Это не сюрприз, а безобразие! – не сдавалась она. – Я обещала родителям, что у нас всё будет прилично!

– Так в чём дело? Просто не принимай в этом участия! – заявил Дрон. – Никто тебя заставлять и не собирается!

– Меня никто и не заставит! Просто смотреть на ваши пьяные… лица – небольшое удовольствие!

– А ты не смотри, Романова, а энциклопедию почитай! – ехидно предложила Наташка Пронина.

Ксюша метнула в неё огненный взгляд, но промолчала. На это раз Наташа легко отделалась, но Ксюха могла и отомстить – это было общеизвестно.

– Ты, Ксюш, не напрягайся так сразу! – сказал Ильнар. – Зачем настраиваться на худшее, когда ещё ничего не случилось?

Она улыбнулась, а я вздохнула: для кого как, а для меня худшее уже произошло: у Мити заболела мать, поэтому он будет Новый год встречать с ней, а я здесь – одна-одинёшенька… в шумной толпе.

– О чём задумалась? – тихо спросила меня Марина.

Я лишь поморщилась, словно говоря: «Отстань!»

– Расстроилась, что Димки не будет?

Нет, Маринка иногда бывала потрясающе бесчувственной! По-моему, и так было понятно, из-за чего я расстроилась, так нет! Ей приспичило уточнить!

– А ты как думаешь? – прошипела я.

– Я думаю, ты очень расстроилась, но прикинь: ты здесь с друзьями, а он с больной матерью совсем один! Ему во сто раз хуже!

Я призадумалась: а ведь действительно, мне жаловаться не на что, вокруг меня весёлая компания, а у него из компании только мама и телевизор… Это он должен грустить и не находить места! Я улыбнулась:

– Ты права, Марин! Только мне грустно ещё из-за того, что он там совсем один…

– А ты навести его завтра! И его больную мамочку, и своего Марсика! Предлогов-то сколько!

– Ты молодец! Спасибо тебе! – сказала я и виновато подумала, как быстро человек может делать поспешные, а потому неверные выводы! Я-то думала, что Маринка – чёрствый сухарь, а она переживает за меня… Повод нашла для встречи…

От угрызений совести меня оторвал Дрон, закричавший, что он до смерти хочет жрать и что пора за стол.

– Дрон! – дружно возмутились девчонки. – Ты что, подождать не можешь?! Двенадцать уже скоро!

– Не могу! – заявил он. – Очень кушать хотца! И потом, какое-такое «скоро»?! Ещё только полдесятого!

– Да!! – поддержали его остальные пацаны.

– Ну, тогда давайте немного закусим, – предложила Лена Митяева. – А потом переоденемся и будем ждать Новый год!

– Вот это здравая мысль! – возрадовался Дрон.

Мы дружно уселись за круглый стол, за которым места хватило бы любому количеству гостей, и принялись за салаты и салатики. Я положила себе немного «Чебурашки», Маринкиного салата и запустила в них вилку.

– Вот чёрт! – вновь закричал Андрей. – А хлеб-то Тёмыч должен принести! А его тоже нет! А я без хлеба не могу! Ильнарик, пошли со мной!

Ильнар, отвоевавший себе место рядом с Ксюшей, направился за Дроном, и через пару минут они вернулись, неся блюдо с нарезанным хлебом.

– Вот, сколько есть! Налетай, парни!

И парни налетели. Несколько минут раздавалось лишь ожесточённое сопение и глотание. Наши кулинарные изыски улетучивались прямо на глазах, причём ребятам было всё равно – примитивный салат из огурцов и помидоров они уплетают, или рулесы, фаршированные вымоченным в лимонном соке филе горбуши.

– Они ужас сколько едят! – прошептала Наташа Пронина. – Если так пойдёт дальше, нам ничего не достанется!

– Ты права, – согласилась с ней Марина и предложила. – Девчонки, давайте не будем зевать! Ночь долгая, а провианта у нас не так уж много!

Она положила себе приличную ложку «Оливье», потянулась за «Мимозой», добавила «Чебурашки», украсила всё сверху огурцом, помидорой и колбасой и взялась за вилку. Мы последовали её примеру. Припасы улетучивались мгновенно.

– Ничего, ребята! – провозгласил наконец наевшийся Андрюха. – Там ещё курица с картошкой, а вообще, здесь недалеко магазин! Приспичит – так сложимся и сбегаем!

– Так тебе все и будут работать в новогоднюю ночь! – съязвила Ксюша.

– Ещё как будут! Это бати моего магазин! Всё схвачено!

– Ну-ну! – Ксюша осталась при своих.

– Не «ну-ну», а точно! Я тебе говорю!

Перепалка грозила затянуться, поэтому я вмешалась:

– Девочки, Новый год скоро! Давайте переодеваться, что ли?

– Точно, Линка, молодец, что напомнила! Пошли! – сказала Лена, которой тоже не хотелось ссориться в праздничную ночь. Мы поднялись из-за стола и отправились в родительскую спальню: места там хватило на всех нас.

– В смысле, переодеваться? – крикнул нам вслед Дрон. – Вы же и так одеты! Вот если бы «раздеваться»… верно, парни?

– Дрон, остынь! – прикрикнул на него Ильнар. – Ещё не выпил, а хамишь девчонкам!

– Точно, мужики, Андрюхе водки не давать! Молодой ещё! – сказал Санёк Прозоров и добавил. – Ты говорил, у тебя там где-то курица? Не сгорит? Айда глянем?

Андрей покорно встал: он и сам почувствовал, что чересчур разошёлся, поэтому решил больше не спорить.

– Крутая у тебя хата! – поцокал языком Саша, а Витя Байченко, до того молчавший, добавил. – Это не хата, Санёк, а Зимний дворец!

Пока наевшиеся мальчишки лениво переговаривались, мы, девочки, начали приводить себя в порядок и занимались этим до одиннадцати.

– Туш, пожалуйста! – крикнула в приоткрытую дверь Лена.

– Сейчас, сейчас! – обрадовано откликнулся Андрей и включил музыкальный центр.

Зазвучал марш Мендельсона, и под его торжественные звуки мы гуськом вышли в гостиную.

– Девочки! – восхищённо сказал Саня и прищёлкнул воображаемыми каблуками. – Гусары, встать!

Мальчишки вскочили и последовали его примеру; мы же прошествовали к столу и хотели усесться на стулья, но Дрон завопил:

– Нет, только не это!

– Андрей, ты что?!– в тон ему отреагировала Маринка.

– У меня таблички! Как в лучших домах Парижа! – уже спокойнее сказал он.

Мы присмотрелись: пока мы чистили пёрышки в соседней комнате, Андрюха расставил рядом с тарелками таблички с именами, причём девочки чередовались с мальчиками. Ксюша сидела рядом с Ильнаром, слева от него – я, справа от меня – Саня, потом Марина, Витя, Лена, Женя, Наташа и Андрей. Тёмки тоже не было, и мне стало совсем неуютно: он был моим вечным соседом сзади, и я очень привыкла к его коренастой фигуре и к таким же мнениям; он был моей постоянной поддержкой и опорой во время дискуссий, и сейчас я ощущала странную пустоту…

Ребята весело болтали ни о чём в преддверии Нового года, до которого оставалось всё меньше времени.

– А вы знаете, как встречают Новый год в Италии? – спросила Ксения.

– Как?

– Выбрасывают из окон старую мебель, чтобы в следующем году получить новую!

– Класс! А если старую подругу выбросить в окно, новую найдёшь под ёлкой? – это опять неуёмный Дрон поинтересовался.

– Андрончик, ты всегда такой глупый? – ласково спросила его Марина.

– Нет, только по пятницам, а в остальные дни – совсем дурак! – поддержала её Ксюшка.

– Да ладно вам! Давайте лучше решим, бумагу жечь будем или нет? – сказала Лена Митяева.

– Какую бумагу?

– Есть примета, – она начала объяснять.– Если с первым ударом часов налить шампанское, написать на листочке желание, сжечь его, размешать пепел в бокале и выпить –желание обязательно исполнится!

– Да разве успеешь это за двенадцать секунд?! И вообще, портить шампанское пеплом… – возразил Витька. – У нас его не так много!

– Интересный обычай есть в Болгарии, – заявил Ильнар. – За двенадцать ударов надо выпить шампанское, и поцеловать как можно больше человек, причём в полной темноте. Так что ли, Женёк?

– Так, так, – подтвердил его молчаливый товарищ, до того не проронивший ни слова.

– Отличный народ, эти болгарцы и болгарки! – завопил Андрей. – Вот это мне нравится.

– Вообще-то, болгарка – это пила, но в целом мне тоже нравится! – послышался знакомый голос, и мы увидели у двери улыбающегося Димку, а рядом с ним – Тёму и ещё двух незнакомых девушек.

– Не ждали? – синие глаза искрились смехом. – А мы – вот они!

– Димон, а мы думали, ты уж не придёшь! – вскочили Саня с Витьком.

– Благодарите Тёмыча: он маму уговорил меня отпустить! – Димка кивнул головой на Артёма.

– Ну, Тёмыч, молоток! – крикнул Дрон. – Можешь, когда захочешь! Проходите, раздевайтесь!

Он вскочил, принёс недостающие стулья и таблички с именами. С замиранием сердца я увидела, что Андрей поставил табличку с именем Димки справа от меня, а справа от него табличку с именем одной из незнакомых девушек.

«Инга, – про себя прочитала я. – Ничего себе!»

Инга при ближайшем рассмотрении оказалась очень симпатичной девушкой – высокой, голубоглазой, светловолосой, с отличной фигурой; одета она была под стать своей красоте – и юбка, и топик на ней были блестящие.

– Знакомьтесь, это мои подруги – Инга и Диана! – представил их Димка и, как настоящий кавалер, отодвинул их стулья и ждал, когда они сядут.

Диану усадили напротив меня, между Тёмой и Женей; она была полной противоположностью Инги – не в том смысле, что уродина, а словно её негатив: чёрные волосы, карие глаза, смуглая кожа, да и росточку она была невысокого.

– А это, – он сделал широкий жест рукой, – мои школьные друзья! – и начал перечислять: Андрей…

– Можно просто Дрон! – Андрюха вскочил и поклонился.

– Александр, Виктор, будущий великий актёр, Женя и Ильнар, – Дима сел и что-то с улыбкой сказал Инге.

Она засмеялась, а я внезапно почувствовала, как будто мне в сердце вонзился раскалённый гвоздь!

– Девушки, представляйтесь сами! – скомандовал Андрей, и мы по очереди назвали себя.

Я заметила, что Инга очень внимательно посмотрела на Ксюшу, и почувствовала укол злой радости:

«Что, съела?! Думала, ты одна такая красотка?!»

– До двенадцати всего ничего осталось, кто шампанское откроет? – напомнил заботливый Саня.

– Сам и открывай! – предложили ему мы. – Справишься?

– А то! – довольно сказал он. – Не первый раз замужем! Приготовьте бокалы!

Его пальцы ловко отодрали фольгу, открутили проволочку и крепко зажали пробку.

– Дрон, включай телек! – скомандовал Ильнар.– Разольём с первым ударом курантов!

– А свет погасит кто? – спросила Инга.

Голос у неё оказался мягким, с небольшим акцентом.

«Нерусская, что ли?» – успела подумать я.

– Тоже я! – воскликнул Андрей.

Итак, всё было готово, и с последними словами президента, которые никто и не слушал, с хлопком вылетела пробка и шампанское пенящейся янтарной струёй полилось в сдвинутые бокалы. С первым ударом курантов мы чокнулись, рискуя разбить бокалы, и закричали:

– Урра-а-а!!! С Новым годом!

Холодное шампанское приятно освежило рот, и пузырьки сразу ударили в голову: стало невероятно весело и легко! Не успели мы осушить бокалы, как юркий Дрон погасил свет, и девчонки дружно завизжали. Мальчики не проронили ни звука. В полной темноте я ждала поцелуя с правой стороны, но меня вежливо поцеловали в левую щёку.

«Ильнар!» – поняла я.

Потом чьи-то руки обхватили меня сзади:

– С Новым годом, Линка! – и я почувствовала крепкий чмок в другую щёку.

– Тёма, ты что ли?! – я повернулась к нему, обняла за шею и тоже поцеловала по-дружески. Хороший мальчишка! Всегда он мне нравился!

Потом меня поцеловали прямо в губы:

– Ещё одна!

– Дрон! – взвизгнула я.

А кто же это ещё мог быть?! И наконец я услышала шёпот справа от себя:

– Поля, можно тебя поцеловать?

Конечно, можно! Сейчас Андрей перецелует всех девчонок и врубит свет, а я так и не узнаю, как ты целуешься!

– Да! – так же шёпотом ответила я и подставила для поцелуя губы. Но Димка, вероятно, потому что было темно, не заметил и осторожно прикоснулся к моей щеке. Видимо, шампанское хорошо ударило мне в голову, потому что я поднялась на цыпочки (он был много выше меня!), обхватила его за шею и крепко поцеловала в губы!

– С Новым годом! – сказала я потом и только опустила руки, как зажёгся свет.

Невероятно довольный Дрон, весь перепачканный помадой, держал руку на выключателе:

– Ну что, все закончили, или ещё погасить?

– Гаси! – неожиданно крикнула Маринка, и все засмеялись.

– Праздничный стол ждёт вас, друзья! – торжественно сказал Андрей, взявший на себя обязанности тамады, и мы с новой силой набросились на закуски.

– Лина, смотри, они как будто ничего не ели! – округлив глаза, за спиной Ильнара сказала мне Ксюша.

Точно! Ребята ели словно в последний раз! Вилки так и мелькали!

– Между первой и второй перерывчик небольшой! – провозгласил Саня и разлил нам ещё по капле шампанского.

– С Новым годом! – мы опять со звоном сдвинули бокалы.

Было необыкновенно весело, любая шутка, даже самая глупая, казалась смешной, мы ели и разговаривали все вместе и чувствовали, что за этим столом мы собрались не волею случая, а по предначертанию свыше! По крайней мере, так представлялось мне… На Димку я старалась не смотреть, да он и общался в основном со своей соседкой справа; Ильнар и Ксюша тоже о чём-то беседовали, а я разговаривала через стол с Маринкой и Артёмом. Но вот Наташа что-то уронила на своё платье и чуть не заплакала:

– Это никогда не отстирается! – в её голосе явственно прозвучали слёзы.

– Что там у тебя? – спросила Марина.

– Свёкла из винегрета!

– Это надо немедленно застирать, – сказала Диана. – У тебя есть во что переодеться?

– Только карнавальный костюм…

– А на самом деле! – воскликнула я. – Что-то мы засиделись за столом! Пора переодеваться! Время надеть маски, господа!

Мы дружной толпой повалили из-за стола. Мальчики оккупировали одну из гостевых комнат наверху, Инга и Диана – другую, а мы впятером остались в спальне родителей Дрона на первом этаже. Мальчики, конечно, управились первыми, как и всегда.

– Дифчонки-и! Вы га-то-вы? – растягивая слова крикнул Андрей.

– Нет! – отозвались мы. – Ещё немного!

– Скоро рассвет! – подзуживал он. – Давайте быстрее! Мы ждём!

– Мы готовы!

– Господа! – как настоящий распорядитель бала, воскликнул он. – Бал-маскарад!

Опять зазвучала музыка, и мы вышли из комнат.

– Вау! – отреагировал Витя, и некоторое время мы молча разглядывали друг друга.

Мне кажется, надо описать буйство нашей фантазии, по крайней мере, все отнеслись к карнавалу неожиданно серьёзно!

Дрон был шустрым чёртиком в чёрном трико с хвостом и рожками и чёрными же усами, Лена – Красной Шапочкой, причём у неё была шапочка с париком – две толстенные русые косы! Костюм был ей чуть маловат, но это было ещё прикольней! Наташа напялила разноцветный парик из мишуры, невообразимую, в лохмотьях, юбку, главное – где-то нашла лапти!

– Я Кикимора болотная! – кокетливо представилась она.

Как оказалось, у них знакомая работает в детском садике, она-то и раздобыла лапти, юбку и парик для Шапочки!

Диана выбрала костюм восточной красавицы, что прекрасно подчеркнуло её восточные черты!

– У нас и Шахерезада сегодня есть! – обрадовался чёрт. – Потанцуем?

– Отвали, рогатый! – совсем по-русски сказала Шахерезада.

Инга надела поверх своего блестящего костюма накидку и островерхую шляпу с полями – настоящая фея-крёстная! Но самое интересное то, что Маринка выбрала такой же костюм, только всё у неё было чёрного цвета – и накидка, и шляпа, и палочка, и глаза она подрисовала чёрным!

– Злая волшебница! – надменно сказала она.

Две волшебницы, злая и добрая, скрестили палочки в шутливом поединке.

Ксюшка не стала особо заморачиваться с нарядами: она была в том же самом платье, только на голову надела корону, а через плечо – ленту со скромной надписью: «Мисс Галактика»!

– О! Королева красоты! – воскликнул Ильнар.

Ксюша невозмутимо сделала реверанс. Ильнар же нарядился пиратом: белая рубашка, широкий красный пояс с чёрными брюками, бандана с весёлым Роджером, большое кольцо в правом ухе и за поясом – пластмассовый пистолет.

– У братишки отобрал! – извиняясь сказал он.

Витя надел костюм Митрофанушки, и мы стояли рядом, как братец Иванушка и сестрица Алёнушка. Женя был в чёрном плаще и с маской.

– Скрудж Макдак? В смысле, чёрный плащ? – предположила Марина.

– Зорро я! Не узнали, что ли? – слегка обиделся он.

У Тёмки на голове красовалась белая шапочка с красным крестом, под мышкой – огромный термометр, одет он был в белый халат.

«У него же мама – врач!» – вспомнила я.

– О! Доктор Пилюлькин! – ляпнула Марина.

– Да нет! Доктор Айболит! Он под деревом сидит! – возразила я.

– По-турецки говорит! – вмешался чёрт. – Лечит раненых зверей, настоящий Бармалей!

Все, конечно, расхохотались, и, не переставая смеяться, принялись разглядывать Саню, который, не мудрствуя лукаво, облачился в костюм Еремеевны! Это было действительно смешно!

– Первый приз! – крикнул кто-то, но мы возразили: только путём тайного голосования!

А Димка Березин вызвал у нас недоумение: он был в обычных брюках и белой рубашке, но на шее был повязан красный горошком бант, а в кармашке торчала… настоящая кость! На пальце блестел перстень, на носу – круглые чёрные очки.

– Ты кто? – уставился на него Дрон. – Что-то не узнаю!

– Загадка для любителей читать! – заявил он.

– Кот Базилио? – предположил кто-то из мальчиков.

– Нет!

Мы помолчали.

– Это… «Мастер и Маргарита»? – неуверенно предположила Ксюша.

– Горячо! Кто именно? – Димка показал на очки.

– Этот… как его? Демон-убийца?

– Точно! Абадонна! – обрадовался он. – Хоть один грамотный человек в этой компании! Молодец, Ксюша!

– Давайте голосовать? – предложил Артём. – Дрон, ручка, бумажка есть?

– Обижаешь! – он притащил нам ворох разноцветных ручек и стопку листов, и каждый из нас написал одно имя и положил свой листок в шапку.

Заранее договорились, что за себя не голосует никто! Потом вытащили листки и посчитали: получилась ерунда какая-то: нас было четырнадцать человек, и пять костюмов получили по два голоса, четыре – по одному.

– Не, так дело не пойдёт! – сказал Тёма. – Давайте напишем все имена, сложим в шапку, и кто-нибудь вытащит один листок! Так будет справедливо!

Никто не возражал, поэтому так и сделали.

– Поля, – повернулся он ко мне. – Закрой глаза и вытаскивай!

Я засунула руку в шапку, хорошенько переворошила бумажки и одну из них вытянула на свет божий.

– Читай! – закричали ребята.

Я развернула сложенный вдвое листок:

– Доктор Айболит!

– Круто! – захохотал Дрон. – Самый шикарный костюм! Тёмыч, ты это подстроил!

– Ничего он не подстроил! – заступилась я. – Это рука судьбы!

– А какой приз? – поинтересовался победитель.

Награждениями у нас занимались Лена с Наташей, поэтому все уставились на них.

– Победитель должен залезть на стул и три раза прокричать «кукареку!» – объявила Наташа.

– Это нечестно! – возмутился Артём. – Я выиграл – и я же должен кукарекать! Это неправильно!

Но, как он ни сопротивлялся, его заставили это выполнить, и он изрядно повеселил всю компанию петушиным боевым кличем!

Что ж, после этого Дрон врубил музыку, и мы начали танцевать и танцевали, наверное, часа два, пока не выбились из сил! Медленных танцев за это время было всего штуки четыре; два раза я танцевала с Тёмкой, один – с Женей, один – с Сашей Прозоровым. Словом, никакие из моих ожиданий на этот Новый год пока не торопились сбываться… Димка приглашал по очереди Ксюшу, Ингу, Диану, Наташу, и я поняла, что скоро подойдёт мой черёд – буду шестая, седьмая, а если уж очень повезёт, то пятая!

Около трёх часов нам жутко захотелось есть, и мы общими усилиями разогрели курицу с картошкой и вновь уселись за стол. Когда наелись, я предложила сыграть в «Контакт», но одиннадцатиклассники дружно забраковали эту игру.

– Может, фанты? – нерешительно сказала Лена.

Тоже было неохота.

– Тогда давайте в «Крокодила»! – сказала Ксюша.

– Это как? – заинтересовались буквально все.

– Водящий придумывает слово и показывает его жестами, а игроки должны угадать, что он загадал! Кто угадывает, выходит на середину, ему бывший водящий загадывает слово, которое он должен показать, а мы отгадать! И так далее! Всё просто!

– А, понял! – воскликнул Витя. – В эту игру во всех театральных училищах играют! Развивает пластику и интуицию!

– У тебя, по ходу, неверное представление о театральных училищах! – засмеялся Димка. – Как будто там день-деньской в игры играют!

Витёк чуть насупился: не любил, когда над его страстью подсмеивались, но промолчал, а я, чтоб сгладить ситуацию, неожиданно для себя самой предложила:

– Давайте усложним задание! Будем показывать названия книг, например?

– Здорово! – с уважением посмотрела на меня Ксюха. – Мне такое и в голову не могло прийти!

– Вот и начинай! – сказала Наташа, и все её поддержали.

Я вышла на середину комнаты и призадумалась: что бы такое показать?! Неожиданно в голову пришла потрясающая по ясности и простоте мысль: я села на пол, обняла руками согнутые колени, склонила голову так, чтобы волосы спадали с одной стороны, вздохнула и грустно уставилась в пол.

– Это же просто! – воскликнул Дима. – Сестрица Алёнушка и братец Иванушка, да!

Я кивнула. Димка подошёл ко мне и помог подняться.

– Лина, теперь загадывай ему название, чтобы никто из нас не слышал! – скомандовала Ксеня.

– «Карлсон, который живёт на крыше», – шепнула я в подставленное ухо и уселась на Димкино место.

Он призадумался, почесал затылок.

– Ты уже показываешь? – спросила Инга.

Дима покачал головой. Потом изобразил руками большой живот, покрутил одной рукой за спиной, раскинул руки в стороны и как будто полетел.

– Самолёт? – предположила Инга.

– Нет такой сказки! – сказал грамотный Дрон.

Дима ткнул пальцем в живот и опять повертел рукой за спиной.

– А! – воскликнул Тёма. – Этот… как его…

– Карлсон! – крикнула Наташа.

Димка показал большой палец. Она, поправляя свой парик, подошла к нему, и он что-то прошептал ей.

– Дима! – возмутилась Наташка. – Это сложно!

Он пожал плечами и сел на её место. Она задумалась, потом заложила левую руку за спину, правую вытянула вперёд, сжала пальцы в кулак, оттопырив указательный, и закрыла левый глаз. Мы поняли, что она прицеливается. Наташа изобразила выстрел, перебежала на другое место, схватилась за сердце и упала.

– Убили! Детектив какой-то? – предположил Саша. – Приключения Шерлока Холмса?

Наташа помотала головой.

– «Десять негритят»? – Инга проявила эрудицию.

Наташа опять отрицательно помотала головой, повторила всю пантомиму, вскочила, начала рыдать и рвать на себе волосы, потом, скрестив на груди руки, с гордо поднятой головой вышла из комнаты.

– И что? – с недоумением спросил Ильнар.

Мы все уже покатывались со смеху. Наташа начала злиться: она опять прицелилась, выстрелила, перебежала на другое место, прицелилась, выстрелила и упала, вскочила и уставилась на нас. Мы ржали, как ненормальные, Лена внезапно сорвалась в туалет, а у меня почему-то зашевелилась одна мысль:

– Они стреляют друг в друга?

Наташка обрадованно закивала и с надеждой уставилась на меня.

– Дуэль?

Она закивала ещё отчаяннее.

– «Евгений Онегин»? – выкрикнул Дрон.

Наташа со вздохом облегчения перекрестилась.

– Надо же! – удивился он. – Единственное произведение, которое я знаю! Наташ, давай чего полегче!

Она прошептала ему на ухо задание, и Дрон расцвёл:

– Ну, это раз плюнуть!

Он сделал вид, будто повязывает на голове платок, и вытянул перед собой руку ладонью к себе. Потом стал изображать, как он красит губы, ресницы…

– Ты голубой? – отличился Витя.

Мы так и покатились. Андрей с укоризной посмотрел на него и постучал согнутым пальцем по виску, потом ещё раз повторил пантомиму, добавив новый штрих: как будто он разговаривает сам с собой.

– Свет мой, зеркальце, скажи… – начала Наташа и испуганно зажала рот ладонью: не хотелось ей опять на лобное место.

– Ну, да! – крикнул Тёма. – «Сказка о мёртвой царевне»!

– Мой дорогой! – расплылся в улыбке Андрей. – Иди сюда!

Получив задание, Артём тоже призадумался. Потом тоже повязал себе платочек и расправил руки так, как будто держал подол юбочки.

– О! Ещё один голубой! От Дрона вирус подцепил! – констатировал Витёк.

В туалет, сгибаясь от хохота, побежала Диана. Я тоже держалась из последних сил.

Тёма вприпрыжку забегал по комнате. У туалета выстроилась очередь. Я еле терпела: очень уж хотелось увидеть, чем это закончится. Артём встал на четвереньки и оскалил зубы. Саша рядом со мной от смеха сполз на пол и там остался. Тёма вскочил и изобразил испуг, потом опять опустился на четвереньки с оскаленными зубами и зачем-то помахал сзади себя рукой; потом опять изобразил испуг и с надеждой уставился на нас. Большая часть из нас была в отключке.

– «Идиот»? – предположил Витёк.

– Сам ты идиот! – окрысился на него Артём.

Потом, видя, что от нас толку не добьёшься, изменил тактику: показал большие глаза, большие уши, оскалил зубы, сделал вид, как будто проглотил кого-то, и удовлетворённо погладил свой живот.

– «Красная Шапочка»! – осенило меня на мою беду, потому что Тёма, решив отомстить, загадал «Деда Мазая и зайцев»!

– Да-а-а… – только и смогла сказать я.

Как же это показать?! С ума сойти! Я показала бороду.

– Транссексуал! – заявил Витя.

– Витёк, у тебя все мысли об одном! – бросил ему Дима. – Знаешь, у кого чего болит…

Витя развёл руками. Я опять показала бороду и встала.

– Ну и что? – спросила Ксюша. – Мужик с бородой?

Я покивала.

– Нам что, всех мужиков с бородами перечислять?

Я понуро развела руками.

– А больше никак нельзя? – спросил Ильнар.

Я опять развела руками.

– Да-а, – протянул он. – Лев Толстой?

– Нет.

– Дед Мороз? – спросил Дима.

– Карабас Барабас? – предположила Ксюша. – Распутин? Пугачёв?

Я помотала головой, потом решила пойти другим путём: показала ушки над головой, сложила руки перед грудью и запрыгала.

– Кенгуру? – хихикнула Диана.

– Заяц! – крикнул Женя.

Я показала ему большой палец и широко развела руки.

– Беременный заяц? – сказал Дрон.

Я погрозила ему кулаком и снова развела руки.

– Большой заяц? – внесла свою лепту Инга.

Я помотала головой и, опять изобразив зайца, показала один палец, потом два, потом десять.

– Много зайцев? – спросил Женя.

Я радостно покивала головой, потом показала бороду и изобразила движение веслом, но эти идиоты думали явно о чём-то другом!

– Мужик палкой убивает зайцев? – предположила Наташа.

У меня просто руки опустились! Что за дураки собрались, один другого стоит! Я вновь изобразила зайцев, добавив ещё один штрих: как они плачут, потом показала, как мужик, то есть дед, поднимает их и кладёт в лодку, потом я отчаянно гребла веслом, а потом радостно выпрыгивала из лодки и стремглав бежала в кусты! Закончила я под бурные и продолжительные аплодисменты, народ валялся кто где и изнемогал от смеха.

– Николай Алексеевич Некрасов «Дед Мазай и зайцы»! – громко провозгласил Димка.

Я изумлённо уставилась на него.

– Я давно догадался! – так же торжественно сказал он.

– Так… ты что же молчал?! – от негодования у меня дыхание перехватило.

– Понравилось, как ты зайчика изображаешь! – он улыбнулся.

– Ну, я тебе сейчас загадаю! – прошипела я.

И загадала! «Мцыри»! Как же он старался! Изображал барса; катаясь по полу, показывал схватку, загонял барсу в горло острый сук и в мучениях умирал, потом отползал в сторону и умирал вновь – словом, из нашей компании никто, кроме меня и него «Мцыри» не читал, и все Димкины старания были зазря… Под конец он перекрестился и упал навзничь.

– Ты монах? – вдруг спросил Витя.

Мертвец мгновенно воскрес и закивал головой.

– Монах… – пробормотал Витя. – Это произведение девятнадцатого века.

Митя согласился.

– Пушкин? Лермонтов?

Митя показал два пальца.

– Оба?

Димка опять упал навзничь и вновь показал два пальца.

– А, второй? – догадался Витя. – Лермонтов?

Димка так закивал головой, что она у него чуть было не отвалилась.

– «Герой нашего времени»?

– Нет! – Дима, казалось, потерял надежду, как вдруг Витёк хитро посмотрел на него и сказал:

– «Мцыри»?

Дима встал на колени и воздел руки к небу:

– Слава тебе, господи! Свершилось!!!

– Ну, загадывай! – Витя гордо вышел вперёд. – Сейчас я вам покажу!

Уж не знаю, чего он там хотел показать, может, «Войну и мир» в миниатюре, но Димка что-то шепнул ему на ухо, и Витино лицо перекосилось:

– Ну нельзя же так! – взмолился он.

Митя был непреклонен:

– Кто у нас будущий оскароносец?

Пришлось Витьке покориться. Он глубоко вздохнул и, присев на корточки, запрыгал.

– Заяц? – Инга выдвинула испытанную версию.

– Ква-ква! – с кривой миной сказал Витя.

– Лягушка! – «догадалась» Диана.

Потом Витя встал, показал руками овал, начал туда что-то говорить, вытащил кошелёк, отсчитал деньги и протянул в окошечко. Причём всё это получалось у него так овеществленно, что мы как будто видели в его руках кошелёк и деньги! Затем он взял из окошечка что-то, поблагодарил, накинул на плечи рюкзак, в руки взял по тяжёлой, о-очень тяжёлой! сумке и, переваливаясь, куда-то пошёл. Остановился, протянул что-то кому-то, изобразил как кто-то берёт это что-то, читает и возвращает Вите. Витя опять пошёл, потом с довольным вздохом уселся, раскинул руки, словно летит, и несколько раз квакнул.

– Лягушка – путешественница! – вскрикнул Женя.

– Точно!

– Зачем так сложно? – удивилась Лена. – Показал бы ещё уток… А то я сразу и не поняла…

– Мне захотелось так! – сказал Витя.

– Классно у тебя с предметами выходит! – дружно позавидовали мы.

Он скромно пожал плечами и сел. Мы ещё немного поиграли в «Крокодила», потом девочки предложили погулять. Никто не возражал. Мальчишки захватили с собой фейерверк, мы быстро оделись и вышли на улицу. Немного побегали, повалялись в снегу, которого было не очень-то и много этой зимой, пожгли петарды и ракеты, повизжали от восторга, замёрзли и побежали греться. Было уже около пяти. Опять захотелось есть. Уселись за стол и с удвоенным аппетитом набросились на остатки салатов, бутербродов, курицы с картошкой, девочкам налили остатки шампанского, мальчики наконец-то добрались до водки.

– Может, не надо? – сказала Ксюша.

– Романова, не встревай! – заявил Дрон. – Это мужская игра!

Он притащил рюмки и разлил водку. Я обратила внимание, что Димка и Артём не поддержали в этом пацанов, а вот Лена и Диана приняли участие! Маринка тоже было потянулась с рюмкой, но я так свирепо зыркнула на неё глазами, что она поспешно отдёрнула руку.

Ксюше внезапно стало не по себе, и она убежала в туалет. Когда вернулась, мы вновь сдвинули бокалы и поздравили друг друга с Новым годом. Артём предложил потанцевать, но нам больше хотелось поваляться, лишь неугомонный Андрюха включил музыку и начал дёргаться в такт.

– Дрон, поставь медляк! – как-то повелительно сказал ему Ильнар, и Андрей немедленно послушался.

Меня это заинтриговало: обычно он ничьё мнение и в грош не ставил, а тут смотри-ка, какой послушный!

«Интересно, кто он ему?» – подумала я.

И Женя, и Ильнар были не похожи на ровесников Андрея, они явно были старше нас всех, им было, может, уже по двадцать, да и вели они себя не так ребячливо, как наши пацаны.

«Может, они из какой-то группировки, а Дрон у них шестёрка?» – но эту интересную мысль не дал мне додумать Димка собственной персоной! Он подошёл и вежливо пригласил меня на танец. Надо ли добавлять, что у меня моментально все мысли из головы вылетели! Я встала и положила руки ему на плечи, он обнял меня за талию. При этом нос мой оказался на уровне его груди, и, чтобы посмотреть на Димкино лицо, мне надо было задирать голову вверх! Поэтому я предпочла сопеть ему в третью пуговицу рубашки, не поднимая глаз.

Какое-то время мы медленно двигались в такт мелодии на «пионерском» расстоянии, потом я почувствовала, как его руки робко подтягивают меня поближе, и носом я почти дотронулась до его груди, на которой виднелась тёмная поросль – он снял бант и расстегнул рубашку. Я осторожно вдохнула: опять этот запах, который я впервые почувствовала, когда мы проявляли фотографии в тёмной ванной! Это Димкин запах! Немного побольше пота, поменьше одеколона, потому что все мы успели и вспотеть и устать за долгую ночь; у меня неожиданно защипало глаза: мне дорого было всё, что было в нём, даже этот кисловатый, немного луковый аромат его вспотевшего тела! Сердце моё то отстукивало чечётку, то затухало.

– Поля! – шепнул он, прервав мои мысли.

– Что? – я наконец-то подняла голову и увидела, что он тоже склонился ко мне: синие глаза были совсем рядом.

– Я хочу кое-что подарить тебе!

– Мне?! – поразилась я.

– Да. Я же забрал у тебя такого чудесного котёнка, поэтому дарю тебе другого взамен! – с этими словами он вытащил из кармана брелок с небольшой мягкой игрушкой – рыжим котёнком!

– Ой, какая прелесть! – прошептала я, ничем, наверное, не отличаясь в этот момент от тысяч других девчонок, получивших первый подарок от любимого.

– Он ещё пищит! – Дима осторожно сжал пальцы, и котёнок пискнул.

– Спасибо, Митя! – я сама не заметила, как назвала его своим «тайным» именем.

– Как ты меня назвала?! – изумился он.

– Митя… А что, тебе не нравится? – испугалась я.

– Очень нравится! Меня так никто никогда не называл! – он притянул меня ещё поближе и наклонился.

Я поняла, что он хочет меня поцеловать, закрыла глаза и вытянула губы. Его губы, мальчишеские, обветренные, дотронулись до моих, и мы поцеловались – чуть соприкоснулись губами – а мне показалось, что это сердца наши прильнули друг к другу…

Он обнял меня покрепче, и мы тихо покачивались под музыку. Сквозь полузакрытые веки я видела другие танцующие пары: Витя с Ингой, Женя и Лена, Марина танцевала с Саней, Артём – с Наташей, Дрон веселил Диану, вот только Ксюши не было видно.

«Наверное, опять плохо стало», – подумала я.

Музыка прекратилась, и мы отодвинулись друг от друга: что было естественным в танце, при ярком свете не должно стать достоянием всех. То, что случилось, было нашей личной, на двоих, тайной…

– Давайте пить чай? – включив свет, сказал Андрей. – Есть конфеты, пирожные и Линкина ватрушка!

– Давайте! – народ оживился и потянулся кто куда: кто-то в туалет, Андрюха – кипятить чайник, я и Марина – доставать припасы, Артём вытащил и расставил на столе чашки и блюдца. Мы заварили крепкий чай, добавив в него травы из запасов мамы Дрона, водрузили на стол блюдо с пирожными, целую вазу конфет и мою ватрушку. Неугомонный Андрей притащил бенгальские огни, воткнул их в ватрушку и поджёг; мамин кулинарный шедевр превратился в сияющий, плюющийся горящими искрами веник. Я немного поворчала, что он хочет испортить мою ватрушку, но она не стала хуже, даже наоборот! И мы с огромным удовольствием принялись её уплетать!

– А где Ксюша? – после второй чашки чая вспомнила я.

– Ильнара, кстати, тоже нет, – заметил Тёмыч.

Дрон застыл, потом вскочил из-за стола и выбежал в коридор, прислушался и метнулся вверх по лестнице. Мы гурьбой ринулись за ним следом. Он подскочил к одной из гостевых комнат и распахнул дверь: на кровати лежали Ксеня и Ильнар, он навалился на неё сверху, она вяло брыкала ногами и отталкивала его. Глухо доносился Ксюшкин плач.

Пока мы стояли в остолбенении, Димка один смог правильно отреагировать: он подскочил к кровати, схватил Ильнара за шиворот и сдёрнул его с Ксюши. Мы с Маринкой подскочили к подруге и помогли ей сесть. Она плакала, волосы её растрепались, помада размазалась по лицу, на шее виднелись засосы.

– Принесите воды! – попросила я девчонок, и Наташа стремглав бросилась вниз по лестнице и через секунду вернулась со стаканом воды.

Ксюша начала пить, она вздрагивала, зубы её стучали о стакан, от былой уверенности не осталось и следа: она была похожа на испуганного зайчонка.

Мальчишки тем временем разбирались с Ильнаром.

– Ты что, придурок, творишь! – Димка держал его за шиворот. – Она же девчонка совсем, ей шестнадцати нет!

Ильнар вырвался и злобно блеснул глазами:

– А тебе какое дело, она твоя тёлка, что ли?

– Она моя подруга, понял, урод! Дрон, что у тебя за друзья?! – обратился Димка к Андрюхе, который стоял, не вмешиваясь, с видом побитой собаки.

– А с тобой, Дрон, ещё потолкуем! – подошёл к нему Ильнар.

– А ты ему не угрожай! – это уже Тёмка вмешался.

– Тебя вообще не спрашивают! – бросил ему Ильнар.

– В общем, чтобы мы тебя рядом с Андреем и нашими девочками не видели, понял? – обратился к нему Дима.

Ильнар нехорошо улыбнулся и неожиданно, без замаха, ударил Димку по лицу. Он упал. Мальчишки накинулись было на него, но внезапно закричал Андрей:

– Парни, не трогайте его! Дайте им уйти! – он побелел, губы дрожали, в глазах плескался страх.

Мальчики отпустили Ильнара, он встряхнулся, сказал:

– Шиза, пошли! – и они с Женей вышли из дома.

Оставшиеся обратили своё внимание на пострадавших. Ксюше помогли умыться и привести себя в порядок. Дрон, на которого, честное слово, было жалко смотреть, принёс ей тёплую кофту, чтоб она не дрожала, накапал корвалола из маминой аптечки, налил горячего чая. Она сидела за столом и пыталась пить чай с ватрушкой, но это ей плохо удавалось: руки тряслись.

У Димки была разбита губа, мы промыли ранку перекисью водорода и смазали йодом. Дима мужественно терпел, потом подсел к Ксюше и поцеловал её в лоб:

– Идиотов много, но не все парни такие. Ксень, постарайся забыть!

Мы все тоже устроились за столом и продолжили чаепитие.

– Я вообще не поняла, как это произошло! – вдруг воскликнула Ксюша. – Мы танцевали, потом он меня поцеловал, а потом мы вдруг оказались в этой комнате на кровати!

Её опять стало трясти.

– У меня болит голова и всё плывёт перед глазами! – она заплакала.

– Где твой бокал? – спросил Дима.

Ксюша показала. Он понюхал оставшуюся жидкость и зло сказал:

– Он подлил ей в шампанское водки!

Тёма тоже понюхал и скривился:

– Точно! Вот мерзавец! И когда только успел!

– Ксюш, тебе надо сейчас поспать, – мягко сказал Митя. – Девочки, уложите её в кровать!

Мы с Мариной увели Ксеньку в комнату для девочек, уложили, укрыли одеялом, и она, повсхлипывав, уснула. У нас же сна не было ни в одном глазу! Предстояло узнать, кто такие Ильнар и Женя!

Когда мы спустились вниз, Андрея уже атаковали вопросами, а он, странно тихий и присмиревший, не хотел ничего говорить:

– Не скажу! Не ваше дело! Какая вам разница?!

– Дрон, ты совсем больной или придуриваешься?! – рявкнул на него обычно спокойный Тёма. – Он чуть Ксюшу не… не изнасиловал! А ты говоришь, не наше дело! Как раз наше!

Андрей, упрямо стиснув губы, молчал.

– Андрюш, ты пойми, они опасны! – увещевал его Митя. – Полон дом народу, а он на такое решился! Мы за тебя беспокоимся! Кто они?

– Кто, кто! – вдруг зло выкрикнул Андрей. – Бандиты они! Из банды Кота! И пистолет у него не игрушечный, а настоящий! Им человека убить – раз плюнуть!

Андрей заплакал. Странно было на это смотреть: здоровый, крепкий парень сморщился и по-детски вытирал ладонью слёзы. Наташа протянула ему платок, он шумно высморкался.

– Из банды Кота-а! – протянул Витя.

Об этой банде знали все. Это была самая опасная и серьёзная преступная группировка в городе, причём во многом она действовала легально: они осуществляли охрану некоторых предприятий, были «крышей» для многих мелких торговцев, их люди работали в администрации и мэрии города и в силовых структурах – словом, она, как сеть, опутывала нас. Об этом знали и правоохранительные органы, но изменить ничего не могли – и там у Кота были свои люди.

Для города во многом их деятельность была положительной: не было мелких хулиганов, потому что все они воспитывались Котом с малолетства, с того момента, как первый раз попадали на учёт в милицию; можно было спокойно ходить по тёмным улицам, не опасаясь, что на тебя нападут; а если случались крупные преступления – значит, их осуществлял сам Кот.

Ещё была у него небольшая мобильная группа – молодые парни, которые охраняли его, выполняли мелкие поручения, выбивали долги. Женя и Ильнар были как раз из них.

Всё это рассказал нам Андрей.

– Как же ты с ними связался? – тихо спросил Дима.

– Батя помог! Он же у меня шишка, в администрации заседает, а ещё у него несколько магазинов. И Кот предложил ему крышу! Папаня и согласился… Откуда он знал, что его будут использовать!

– Должен был предположить, – уже спокойно сказал Тёма. – Не маленький ведь…

– Ну, ладно, отец твой ввязался, – сказала я. – Ты-то чего трясёшься?

– Да я и сам… – Дрон замолчал.

– Что сам? – спросила Марина.

– Сам с ними связался… сначала просто интересно было: они крутые, у них тачки, денег полно…

– Дрон! У тебя такой богатый отец! Чего тебе ещё надо было?! – не поняла Марина.

– Это только видимость… – вздохнул Андрей. – Батя мне денег совсем не даёт!

– Почему?!

– Считает, я должен знать цену копейке! А ребята мне всегда одалживали! Я потом отдавал, когда мог!

– Ты и сейчас им должен? – спросил Дима.

– Сейчас – нет…

– Андрей, завязывай с ними, – посоветовал Саня, до того не проронивший ни слова, а только с жалостью смотревший на него. – Ведь это только начало, потом цепочка потянется, не успеешь оглянуться, как окажешься за решёткой. Вместе с твоими «друзьями». А оттуда дороги нет, я-то знаю…

У Саши старший брат сидел на «красной зоне». По глупости попался, по малолетству: с пятнадцати лет был на учёте в милиции за хулиганство, а в восемнадцать они с «группой товарищей» ограбили киоск, избили продавщицу, и сейчас он отбывал срок за групповой вооружённый грабёж. Судьи не посмотрели ни на молодость преступников – самому старшему было девятнадцать лет, – ни на слёзы матери, а уж сколько их Сашина мать выплакала, можно было представить! Она костьми легла, чтобы вытащить сына, но удалось ей только «смягчить» приговор с двенадцати до девяти лет. Иван отсидел уже пять, через четыре года, в возрасте двадцати семи лет он должен был выйти на свободу и «начать новую жизнь».

– Мать говорит, у Ваньки половины зубов нет и он почти лысый, а ведь брату двадцать три, – мрачно сказал Санька. – Так что, Дрон, пораскинь мозгами.

Вот так невесело заканчивался наш праздник… Никому уже ничего не хотелось, поэтому мы молча разошлись по комнатам и легли хоть немного поспать. Мы с Мариной устроились рядом с Ксюшей, и Маринка тоже вскоре уснула, а я ещё долго смотрела в темноту и удивлялась: жизнь похожа на американские горки (кто сказал, я не помню, но как верно!), за одну ночь мне удалось испытать разочарование, тоску, надежду, восторг, страх, гнев и жалость!

Но, конечно, радость от поцелуя с Митей, от подарка пересиливала все остальные чувства – люди так эгоистичны! Я сжимала в руке рыжего котёнка и отчаянно надеялась, что всё это не окажется сном, а будет иметь продолжение!

***

Утром первого января я проснулась, когда девчонки ещё мирно посапывали в подушки. У Ксюши был нормальный цвет лица, розовые щёчки, и я подумала, что, может быть, всё обойдётся и она забудет то, что было.

Потихоньку, стараясь никого не разбудить, я встала с кровати, оделась и пошла вниз, на кухню: очень хотелось пить, а спать почему-то совершенно не хотелось. По дубовой лестнице, которая совершенно не скрипела, я спустилась и оказалась на поле праздника…

– Да… Андрюхе надо помочь навести порядок, сам он точно не справится!

Горы грязной посуды, захламлённый стол, крошки, конфетти, серпантин – чего только не было на полу! Я подошла к столу и отыскала свою чашку: мне досталась очень красивая, с ёжиком и цветами, и пошла подогреть чай, но чайник был уже горячий! Кто-то встал ещё раньше меня! Я поискала следы пребывания этой ранней пташки на кухне и нашла ещё тёплую чашку – этот кто-то только что был здесь!

Я устроилась около окна, взяла одну из оставшихся конфет – мне было уже всё равно, какую, – и стала пить чай. За окном не торопясь падал пушистый снежок, светило яркое, совсем новое солнце, и мне смертельно захотелось выскочить наружу и окунуться в мягкий сугроб. Не мне одной… На крыльце послышались шаги, и в комнату вошёл Димка! С красными от морозца щеками, довольной улыбкой, сияющими синими глазами.

– О! Тоже проснулась! – констатировал он и зябко поёжился. – Бррр! Там холодно!

Он был без верхней одежды и без шапки, белые снежинки на его волосах таяли, превращаясь в блестящие маленькие капли.

– Чай горячий? – спросил он.

Я мотнула головой:

– Наверное, уже остыл.

Дима включил чайник и, дожидаясь, пока вода закипит, встал у окна.

– Хорошая погодка, верно? – не оборачиваясь, сказал он.

– Хорошая, – тихо согласилась я.

Мне было очень неуютно: я как-то не представляла, как вести себя дальше, всё случившееся ночью казалось, как это ни банально, сном… Этот поцелуй – случайность или что-то большее? Что мне делать? Как говорить с ним? А он? Вот я ласково улыбнусь ему, а он…вдруг сделает вид, что ничего не было? Тогда я буду выглядеть полной дурой… Так я терзала себя, катая чашку в ладонях, и не заметила, как Дима подошёл:

– Тебе добавить горяченького?

Я вздрогнула от неожиданности и вскинула голову: он стоял рядом, смотрел на меня и улыбался:

– О чём задумалась?

– Так, ни о чём, – соврала я и подставила чашку.

Димка налил мне кипятка, уселся на соседний стул и взял конфетку. Это был миндаль в шоколаде. Повертел её в руках и протянул мне:

– Будешь?

Я покачала головой. Он пошелестел фантиком и положил её в рот. Его губы, тёмно-розовые, покрытые сухими лепестками, медленно задвигались. Я смотрела, как он жуёт конфету, пьёт чай, и странное, непонятное чувство охватило меня. Оно было похоже на щекотку, но на очень приятную щекотку; началось где-то в области желудка, щемящим холодком пролилось на ноги, потом взметнулось вверх, к самому сердцу, и я почувствовала, как у меня перехватило дыхание… Это было так не похоже на всё, что я испытывала раньше, и я испугалась, что Митя поймёт, что со мной творится!

Ливневым дождём нахлынули на моё бедное, неопытное существо противоречивые эмоции, и, наверное, всё отразилось на моём лице, потому что Митя внимательно посмотрел на меня и улыбнулся:

– Поля, ты неважно себя чувствуешь?

– Со мной всё хорошо! – быстрее, чем нужно, слетело с моих губ, и я поспешно уткнулась в чашку с чаем.

– Может быть, хочешь погулять? Пока все спят? – предложил он.

– Пожалуй! – пробубнила я из чашки.

Мы оделись и вышли на улицу. Снег всё падал, солнце светило, играя в гранях снежинок, лёгкий ветерок шевелил Димкины волосы. Он не надел шапку: не захотел, хоть я и сказала ему, что он отморозит уши, но Димка лишь рассмеялся. Он первым сошёл с заснеженного крыльца и подал мне руку, чтобы я не поскользнулась, и как же я была благодарна ему, что он не отнял её потом!

Мы медленно пошли вдоль дома, держась за руки; его ладонь была большой и тёплой, моя -полностью спряталась в ней, как мышка в норке. Мы вдыхали морозный воздух, молчали, и я чувствовала, что это самые счастливые минуты в моей жизни! Идти рядом с ним, держать его за руку, ощущать, как его заусенец царапает мою ладонь… Наверное, я до конца не понимала, насколько была счастлива! Никогда не ценишь то, что у тебя есть сейчас. Человеческая утроба настолько ненасытна, что требует от жизни ещё, ещё, больше! Больше! Когда для счастья достаточно ничтожной малости: чтобы твой любимый был рядом и его заусенец царапал твою ладонь…

Мы прошли вдоль дома и направились в сад. Яблони, густо обсыпанные снегом, были похожи на молодых девушек в подвенечных уборах.

– Какая красота! – ахнула я и побежала к деревьям. – Димка, они как из сказки!

Он подошёл ко мне:

– Не так! – и покачал головой. – Ты не так меня назвала!

Он взялся руками за нижние ветви и чуть наклонился:

– Не Дима…

– Митя, – прошептала я, не смея взглянуть ему в глаза.

Он тряхнул яблоню, и снег хлопьями полетел на нас.

– Митя, что ты делаешь? – я подняла ресницы и почувствовала, как внезапно ослабели колени.

«Что это со мной?! – с ужасом подумала я. – Я теряю сознание? Какой стыд! Что он обо мне подумает?! Что я кисейная барышня?! Чуть что – и с катушек долой?!!»

Я тоже уцепилась за ветку, чтобы не упасть, и смело посмотрела ему в лицо. Димка ещё сильнее тряхнул дерево, и целые гроздья снега обрушились на нас, попав за шиворот. Я взвизгнула от неожиданного холода, дёрнулась вперёд и оказалась в Димкиных объятьях.

– Ой! – прошептала я, упершись руками ему в грудь.

– Ой! – повторил он за мной, сильнее сжав меня.

В глазах его метались шальные огоньки.

– Поля, – шепнул он. – Я хочу тебя поцеловать… Можно?

– Не знаю, – пробормотала я, не в силах отвести от него взгляд. – Не знаю…

Он ещё чуть помедлил и поцеловал меня в щёку. Я почувствовала, как он закрыл глаза, потому что его ресницы скользнули по моей коже. Мои губы сами потянулись ему навстречу и… больше я ничего не помню! Это правда, что от первых поцелуев мутится в голове, это правда, что земля плывёт под ногами и останавливается сердце! Ничего прекраснее в моей жизни не было и не будет…

Сколько мы стояли под яблоней – не помню, да это и не имело никакого значения: он был рядом со мной, обнимал меня, и мне хотелось, чтобы это длилось вечность!

Но вечность быстро закончилась: из дома гурьбой высыпали наши одноклассники, и мы отпрянули друг от друга.

– А! Вот вы где прячетесь! – воскликнула Марина. – А мы вас искали, искали, решили, что вы домой уехали!

– Что за глупости! – возмутился Димка. – Почему это мы должны были уехать?!

– Ну, домой захотелось… – чёрные Маринкины глаза быстро перебегали с моего лица на Димкино и, видимо, что-то высмотрели, потому что она разулыбалась. – Не уехали – и ладно! Ребята! Пошли в сугробах валяться!! – закричала она.

Началась весёлая возня, воздух наполнился визгами и криками девчонок, когда ловкие руки парней засовывали им за шиворот пригоршни снега, ребята тоже покрикивали срывающимися басками, когда девчонки стайкой налетали на одного из них и, навалившись, пихали лицом в сугроб. Мы с Митей тоже приняли посильное участие в этой забаве, и, разгорячённые, проголодавшиеся, все вернулись в дом.

Я наблюдала за Ксюшкой и с удовольствием видела, что она наравне со всемивеселится и валяется в снегу; наверное, первое потрясение прошло, и она немного успокоилась. Никто не задавал ей никаких вопросов – мы словно договорились об этом, но на самом деле никакого сговора не было: просто никому не хотелось напоминать ей о том, что произошло сегодня ночью.

Вернувшись в дом, мальчики занялись наведением порядка, а девочки – соображать, как из остатков пиршества приготовить приличный завтрак. Задача была трудная, но всё равно мы справились лучше, чем мальчишки, которые пропылесосили середину комнаты, фантики и конфетти из недоступных углов замели под диваны, а разбросанные вещи просто запихнули в шкаф. Пришлось им помогать.

– Эх, вы! – презрительно сказала Наташа. – Даже с этим не справились!

Пока десант девочек расправлялся с оставшимся мусором, основная девчачья часть накрывала на стол. Приглашать никого не пришлось: оголодавшие ребята толпились около стола и так и норовили урвать какой-нибудь кусок без разрешения.

– Просто гарпии какие-то! – прикрикнула на них Ксюшка.

Инга и Диана участия во всём этом не принимали: за ними рано утром заехал чей-то папа на машине, который предложил ещё кого-нибудь довезти до города, но мы вежливо отказались. Папа попрощался со всеми, пожал Диме руку и уехал, а мы остались в тесной и дружной компании.

За столом Митя оказался рядом со мной – уж не знаю, специально или случайно, – и я была ужасно рада!

Потом мы расположились кто где и стали смотреть телевизор: играть и придумывать развлечения было уже лень, мыть посуду – неохота, мы перебрасывались ничего не значащими репликами и отдыхали. Мы с Димой устроились на ковре около дивана, на подушках, которые подложили себе под спину. Несколько минут спустя его ладонь осторожно накрыла мои пальцы, и так мы сидели, довольные всем на свете, в том числе и сами собой…

Но вот за окном раздался гудок – это приехал папа Ксюши забрать нас троих домой.

– Папа! – закричала в окно она. – Привет! С Новым годом! С новым счастьем!

– Эгей! – откликнулся он. – С Новым годом, кукушата! Собирайтесь домой!

– Сейчас!

Мы побежали одеваться; Ксюша управилась быстрее нас и, когда я выходила из дома, шепнула мне:

– Я попросила папу взять Диму, и он согласился! Иди скорей скажи ему!

Возвращение домой продолжило ночную сказку: мы сидели, тесно прижавшись друг к другу, его рука не расставалась с моей рукой, когда он поворачивался ко мне что-то сказать, его дыхание шевелило мои волосы.

По лестнице я взлетела за несколько секунд, позвонила в дверь и попала прямо в объятия милой и уютной моей мамочки.

– С Новым годом! – крикнула я и расцеловала её в обе щеки.

– И тебя тоже, доченька! – поздравила меня мама. – Спасибо тебе огромное за подарок!

Она улыбалась, и я только сейчас почувствовала, что от неё пахнет «Шанелью».

– Мои любимые! Где ты денег взяла?

– Накопила! – честно ответила я, сняла куртку, сапоги и побежала в зал искать подарок.

Мама с самого детства устраивала мне аттракцион с поиском подарков: то я шла по верёвочке, то находила записки с указанием, где искать игрушку, то отвечала на замысловатые вопросы, то ещё что-нибудь. Эта забава продолжалась до сих пор, поэтому я каждый раз с нетерпением ждала, что же придумает мама.

Но сегодня мама не стала ничего выдумывать, она просто привязала к подарку ленточку и повесила его на ёлку. И подарком был… сотовый телефон!!!

– Мама! – завизжала я вне себя от радости. – Спасибо! Спасибо, мамулечка!!

Я подскочила к ней, обняла, ещё раз поцеловала и, постанывая от восторга, стала открывать коробку. Он был великолепен! Небольшой, как раз с мою ладошку, тёмно-фиолетовый и блестящий, он показался мне верхом мечтаний.

– Но мама, – сказала я, когда первый угар радости прошёл. – Это же так дорого! Где ты взяла столько денег?!

– Накопила! – она хитро улыбнулась. – Могу я купить своей дочери то, что она хочет? Хоть раз?!

– Ой, мамочка! Какая ты у меня чудесная!

Мы ещё раз поцеловались и обнялись, и я убежала в свою комнату изучать подарок. Мама мне его даже подключила, так что я могла позвонить тем, у кого тоже был сотовый телефон! А он, разумеется, был у Ксюши! Я быстренько разыскала номер, набрала девять цифр и с замиранием сердца стала слушать длинные гудки. Ждать пришлось долго: видимо, мобильник был не под рукой. Но наконец в трубке раздался запыхавшийся и немного насторожённый голос:

– Да?

– Ксюха! – я с трудом сдерживала радость. – Это я!!

– Линка, ты, что ли? – удивилась она.

– Я! У меня теперь есть телефон, представляешь?! Мама подарила!!

– Здорово!! – тоже обрадовалась она. – Сейчас запишу твой номер! Слушай, – она вдруг понизила голос. – А у вас с Димкой… что-то было?

– А почему ты спрашиваешь?

– Маринка сказала, что вы обнимались под яблоней…

– Ух, эта Марина! – прошипела я. – И вовсе мы не обнимались! Просто держались за руки!

– И всё? – в голосе Ксюши послышалось разочарование.

– И поцеловались! – я едва удержалась, чтобы не завизжать по-поросячьи. – Представляешь?! Мы поцеловались ночью, когда танцевали, а потом в саду!

– Ты рада? – осведомилась она.

– А ты как думаешь?!

– Думаю, ты очень рада и боюсь, что теперь ты ни о чём другом думать не сможешь!

Я вздохнула: Ксюшка как всегда оставалась весьма рациональной особой.

– Если ты об учёбе, то не переживай: учиться я не перестану, я всё помню: мне надо поступать уже через полтора года и тратить всё время на развлечения просто неразумно.

– Именно так! – довольно сказала практичная Ксения.

– Ты-то сама как? – переменила я тему. – Всё нормально?

– Да, – как-то неуверенно ответила она. – Мне кажется, это был просто сон… Я и буду думать об этом, как об обычном кошмаре!

– Постарайся забыть, – посоветовала я. – Митя правильно сказал, что вовсе не все парни – негодяи!

– Ладно, пока! – попрощалась Ксюша.

– Увидимся!

Я откинулась на подушку и счастливо улыбнулась: бедная Ксюшка, ей тоже кажется, что это сон, но какие же разные сны мы с ней видели! Я не могла больше лежать спокойно! Вскочила, села за письменный стол и открыла дневник: «Мой дорогой дневник! – начала я писать. – Как чудесно начался этот год! Просто не могу до конца поверить, что это всё произошло на самом деле! Мы с Митей поцеловались! Он держал меня за руку! Я ему нравлюсь! Говорят, как встретишь Новый год, так его и проведёшь! И, милый дневник, если этот год так прекрасно начался, то что же будет потом?! Я так счастлива! Неужели я буду в этом году ещё счастливее?! Как чудесно жить на свете! Я люблю тебя, дневник!!!»

Я поставила десять восклицательных знаков, чтоб хоть как-то выразить восторг, охвативший меня, и выскочила из своей комнаты. Мне хотелось петь, танцевать, сделать что-то, чтобы осчастливить ещё кого-нибудь! Тут мне подвернулась мама, идущая из кухни с чашкой чая.

– Мамочка! – я налетела на неё и обняла.

– Осторожно, чай разольём! – засмеялась она.

– Давай мне чашку, я сама тебе донесу! – я выхватила чашку, пролила себе на руку горячий чай, взвизгнула, побежала в зал, подождала, пока мама усядется в кресло, подала ей чашку и принялась танцевать вокруг неё.

– Что с тобой такое? – удивилась мама.

– Всё хорошо! Всё просто замечательно!!

– Я рада за тебя, но, пожалуйста, успокойся! Ты сейчас уронишь что-нибудь или ударишься!

В словах мамы было разумное начало, но сесть и успокоиться – это было как раз то, что я не могла сейчас сделать!

– Пойду погуляю! – заявила я.

– Иди, но не очень долго! К ужину возвращайся, – сказала мама. – А я пока телевизор посмотрю.

Я с шумом сбежала по ступенькам и вылетела на улицу. Какая же красота была вокруг! Неторопливый снежок так и продолжал ниспадать прозрачной вуалью, укрывая деревья, лавки, землю – всё, даже редких весёлых прохожих!

– Как в сказке! – прошептала я.

Но сказке не хватало действующих лиц: подруги или, лучше, друга. Я, конечно, знала, где живёт мой сказочный принц, но самой идти к нему в гости было как-то странно: мы только что расстались, да и вообще… Не стоит навязываться первой… Я немного постояла около подъезда, потом попинала сугроб и решила прогуляться по городу, посмотреть на витрины, сходить к центральной ёлке, послушать музыку. Может, кого знакомого встречу…

Если бы я знала, что будет впереди, я бы не медлила ни секунды, не потеряла бы ни мгновения из отпущенного нам времени, сразу же пошла бы к Димке домой и не отпускала бы его от себя ни на миг! Но я не знала, поэтому медленно брела, разглядывая ярко освещённые витрины и думая о всякой всячине. Немного постояла около большой ёлки, посмотрела на детей, с визгом катающихся с горки, на танцующие пары и пошла назад. Моё оживление постепенно сходило на нет, замёрзли ноги, захотелось домой, в тепло.

Я пошевелила озябшими пальцами, пристукнула каблуками и окончательно решила направить свои стопы домой.

– Любишь степ? – прямо над ухом раздался голос.

Я вздрогнула и обернулась:

– Митя!

Он стоял, глубоко засунув руки в карманы, и улыбался.

– Ты что здесь делаешь? – спросила я.

– Да вот… – он повёл глазами в сторону. – Пришёл домой, поздравил маму… Потом хотел пойти к тебе, но подумал, что это неудобно… Решил прогуляться, замёрз… Смотрю – ты стоишь. Как чудное виденье! Чечётку танцуешь!

– Да я тоже… замёрзла, – я смотрела прямо в его глаза и не могла сдержать ликование: это всё-таки судьба!

Я и он в одно и то же время, в одном и том же месте – что, как не судьба, свело нас вместе?!

– Тогда давай выпьем кофе? – предложил Димка. – Погреемся!

– Давай! – сказка наяву продолжалась.

Мы взялись за руки; Дима был без перчаток, его пальцы замёрзли, я же, наоборот, вся пылала от волнения. Ближайшее кафе оказалось совсем близко, и мы провели там несколько совершенно блаженных часов, разговаривая о тысяче важных вещей. Кофе, который мы заказали, оказался с коньяком, пирожные – с кремом, словом, домой мы вернулись поздно, позже, чем обычно, и никак не могли расстаться у подъезда.

– Поля, с ума сошла? – гневно спросила меня мама, не успела я войти в квартиру.

– Мам, мы с Димой гуляли, потом в кафе зашли посидеть… Я не заметила, как время пролетело! Я, правда, не нарочно!

– Я же просила тебя! – вздохнула она.

– Ну, пожалуйста, прости! Я больше не буду!

– Не будешь? – мама со странной улыбкой смотрела на меня. – Ты так думаешь?

– Ну, да!

– Посмотрим! – она повернулась ко мне спиной и ушла на кухню.

Я ещё немного потопталась в прихожей, глядя на себя в зеркало, потом тоже вздохнула и решила принять перед сном душ. Изо всех сил я старалась не намочить лицо, чтобы не смыть Димкины поцелуи: это было нелегко, но я о-очень постаралась!

Потом долго лежала в кровати и размышляла обо всём, что случилось за эти дни. Мысли прыгали, как блохи, не давая сосредоточиться на чём-то одном. Дима, Ксюшка, наша прогулка, поцелуи – всё одинаково занимало меня… Я думала, что от возбуждения долго не смогу заснуть, но этого не случилось: усталость безжалостно навалилась и заставила закрыть глаза.

Мне не снилось ничего. Странно: обычно я всегда видела сны, цветные, широкоформатные, а сегодня спала как бревно… Бывает!

***

Все каникулы прошли как в угаре: мы катались на лыжах по зимнему лесу, заезжали в детский спортивный лагерь и там целовались на заснеженных верандах (однажды нас выследил сторож вместе со сторожихой и как следует отругал); ходили в кино и даже на спектакли – Дима оказался большим поклонником театра; печатали фотографии в затемнённой ванной, причём на один готовый оттиск приходился десяток–другой поцелуев; да чем мы только не занимались в это счастливое и беспечное время!

После каникул пришла пора учёбы, и свободного времени осталось совсем мало, особенно у Мити: ему нужно было сдавать выпускные экзамены и готовиться к вступительным; и вот весной он ошарашил всех заявлением, что вовсе не собирается никуда поступать, а хочет пойти в армию! Невозможно описать, какая поднялась суматоха! Учителя наперебой отговаривали его, прочили блестящее будущее, причём каждый по своему предмету; мама перестала с ним разговаривать и только плакала; а я… я вообще не понимала, как я проживу без него два года!

Но на все уговоры он упрямо отвечал:

– А я родине послужить хочу! Мне хочется!

Мне он сказал:

– Я, Поля, очень любил своего отца и хочу быть похожим на него во всём! Он тоже начал службу в армии, потом поступил в военку и стал офицером. Поля, я тоже буду офицером, как он! Я давно решил! И никто не отговорит меня от этого!

– А как же я? – грустно спросила я.

– Ты? – он улыбнулся и взял мои руки в свои. – Если ты выйдешь за меня замуж, то будешь всегда рядом со мной! Жить в гарнизонах, менять города, воспитывать наших детей… Ты согласна на такую жизнь?

– Я согласна на всё! – воскликнула я. – Главное, чтобы ты был рядом!

– Мы говорим сейчас, как герои Шекспира! – опять улыбнулся Димка. – Но мне это нравится! Честное слово, нравится!

– Надо ещё и поступать так же, как они!

– Это умереть, что ли? – засмеялся он. – Ну, уж нет! Я хочу жить долго и счастливо и чтобы у нас было много красивых ребятишек!

– Значит, ты… делаешь мне… предложение?

– Получается, да. А что, надо как-то по-другому?

– Ну, в кино герой встаёт на одно колено и дарит героине кольцо с брильянтом!

– Так это в иностранных фильмах! – отмахнулся он. – Ну, на колено я, пожалуй, встану…

Димка опустился на одно колено взял меня за руки:

– А вот кольца у меня нет! Поля, – торжественно сказал он. – Выходи за меня замуж! Чесс слово, не пожалеешь!

– Митя! – я расхохоталась.

Какие же мы были счастливые! Разве люди могут быть так счастливы? Сейчас я думаю, что могут. Иногда.

Дима продолжал упрямо стоять на своём, невзирая ни на что. Его мама, похоже, смирилась с этим, наша классная, Галина Владимировна, весьма занудная дама во всех отношениях, махнула на него рукой, остальные учителя тоже отчаялись вернуть Димку на путь истинный. Впрочем, с его точки зрения, истинный путь как раз был тот, который выбрал он, – это служба в армии для начала, а потом дальнейшая военная карьера.

Он был твёрд, как скала, и решительно отметал все доводы. Он даже как-то повзрослел в этой борьбе: подбородок, на котором нежный пушок сменился колючей щетинкой, стал жёстким, линия губ – более чёткой, да и сам Дима выглядел возмужавшим.

Что ж, мне, конечно, было досадно, что придётся расстаться с Митей на целых два года, но я утешала себя тем, что, во-первых, мы будем переписываться (роман в письмах! – с восхищением думала я), во-вторых, если мама отпустит, то я смогу поехать к нему на присягу, а потом и сам Дима будет приезжать в отпуск. Ведь он и там станет отличником, передовиком и всё такое!

Кого мне было жаль, так это его маму. Она и так была худенькая, а тут и вовсе с лица спала, осунулась, глаза стали тревожными и глубокими, как колодцы, но возражать своему любимому единственному сыну она не могла. Она просто молчала и смотрела на него, и во взгляде её читалась такая боль, что мне порой становилось страшно. То ли за неё, то ли за Димку – я не могла разобрать.

– Мама, ну чего ты так боишься? – нетерпеливо говорил он. – Я же не насовсем уеду, а всего на два года! И ничегошеньки со мной не случится!

Она не отвечала, лишь смотрела, и Димка терялся и затихал под её взглядом.

Подошло время выпускных экзаменов для одиннадцатиклассников, у нас же начались каникулы и отработка на пришкольном участке. Лично я заменила возню на клумбах работой вожатой в пришкольном лагере – так было можно, а мне больше нравилось заниматься с ребятами, чем холить и лелеять цветочки.

Димка сдавал экзамены, я придумывала для малышей развлечения – июнь прошёл незаметно. В июле мы с ним оба подрабатывали: я разносила листовки, он – где-то грузчиком, так что виделись мы только во второй половине дня, но нам и этого было достаточно! Мы успевали несколько раз поссориться и помириться за один вечер, а что было бы, если б мы были рядом друг с другом целый день?!

В конце июля мы чуть было не решили расстаться по какой-то глупейшей причине, которую я сейчас и не упомню, в памяти осталось лишь то, что как-то вечером я собрала в пакет все его немудрёные сувениры, которые он мне дарил, и положила ему под дверь. На следующее утро Димка был у моего дома под окном с красной розой, которую украл с клумбы около здания правительства; помню, именно это меня и подкупило: его бесстрашный поступок.

И вот в конце августа, когда для меня неотвратимо приближалась школа, а для Димы – осенний призыв в армию, мы сидели у него в комнате на диване – пили чай, слушали музыку, болтали обо всём на свете – он вдруг тихо сказал:

– Поля, а ведь скоро мы расстанемся!

Я согласно кивнула, почувствовав змейку холода у сердца.

– И не увидимся очень долго!

Я внимательно посмотрела на него:

– Что ты хочешь сказать?

– Я хочу сказать, что очень люблю тебя и хочу… – он судорожно сглотнул, и я увидела, как метнулся вверх- вниз кадык на его шее. – Я очень хочу… полюбить тебя… всю…

– Ты об этом… самом? – спросила я, чувствуя, как щёки мои заполыхали.

Он поближе подсел ко мне и обнял одной рукой.

– А разве это плохо, что я… хочу тебя полюбить? Ты не хочешь этого?

Хотела ли я? Я не могла разобраться в своих чувствах: с нашего первого поцелуя какое-то странное томление не отпускало меня, куда-то тянуло, влекло, не давало покоя… как мне было унять эту странную жажду? Я не знала, но глядя в синие Димкины глаза, поняла, что только он сможет помочь мне.

– Наверное… хочу, – запнулась я. – Нет… я не знаю! – воскликнула с отчаяньем в голосе.

Видимо, он почувствовал, какая сумятица творится в моей душе, потому что крепко обнял меня и, не говоря ни слова, начал целовать…

Между нами произошло всё, что может быть между мужчиной и женщиной, и я ни единой секундочки не пожалела о том, что это случилось! Никогда! Я так сильно любила его, что не думала о том, порядочно это или нет, что скажут обо мне досужие бабки около подъезда, – мне всё представлялось мелким и несущественным в сравнении с тем, что произошло между нами!

Остаток августа промчался на всех парах, мы весело проводили Диму в армию, а через три недели Светлана Афанасьевна получила извещение о том, что её сын погиб смертью храбрых во время разгрузки состава, пытаясь остановить отцепившийся вагон… Ему раздавило грудную клетку…

Его тело привезли через несколько дней в железном запаянном гробу, открыть который было нельзя. Светлана Афанасьевна так и не увидела лицо своего мёртвого сына. На похоронах она лишилась чувств, и её прямо с кладбища увезли в больницу с тяжелейшим нервным срывом. Димкины одноклассники, все собравшиеся проводить его в последний путь, плакали; плакали учителя, школьники, моя мама, Ксюша с Мариной, я же не смогла выжать из себя ни слезинки. Внутри меня была выжженная пустыня. Все слёзы запеклись в сердце. Мне казалось, что немедленно, сию же секунду должно разразиться землетрясение, извержение вулкана, ураган – всё, что угодно, ведь жизнь кончена!!!

Но ничего не случилось: Димку положили в могилу и забросали сверху сырой землёй, а солнце продолжало светить, ветер играл прядями девчонок, выбившимися из-под чёрных платков, автобус ждал нас, чтобы отвезти домой, к повседневным делам.

Плохо помню, что было потом. Дни шли как в тумане. Я как-то ходила в школу, сидела на уроках, учителя не вызывали меня к доске и ставили оценки из жалости.

А ещё через несколько недель я поняла, что беременна. Я ничего не решала, всё было просто и естественно: Митин ребёнок сделает счастливой и меня, и его маму, которая до сих пор находилась в больнице. Врачи говорили, ей нужны положительные эмоции. Моя беременность и стала первой из положительных эмоций.

В середине мая родился мой сын… наш с Митей сын, которого я назвала Александром. До последнего момента я ходила в школу: ведь мне надо было сдать выпускные экзамены и как-то подготовиться к вступительным. Я очень благодарна учителям, которые сделали всё возможное, чтобы помочь преодолеть мне этот этап моей жизни; я не припомню ни единого косого взгляда, ни одного слова за своей спиной, меня всячески старались успокоить и ободрить…

Я не хотела поступать ни в какой институт в этом году, я даже не представляла себе, как я это смогу сделать, но и наша классная, и Удава, и Юлия Эдуардовна, и обе мамы в один голос убеждали меня не губить своё будущее и собраться с силами. Я послушалась, подала документы в педагогический – и не жалею об этом! Наверное, заниматься с детьми – моё призвание, когда я разговариваю с ними, то моё сердце смягчается. Но думаю, мне никогда уже не ощутить того беспричинного, щенячьего счастья, которое я испытывала вместе с Митей.

Его мама, Светлана Афанасьевна, до сих пор не верит, что это её сын лежит в железном гробу на кладбище. Эти семь лет она не переставая ждала его, обращалась к гадалкам и предсказательницам, а несколько лет назад даже съездила к Ванге, и слепая провидица сказала, что не видит её сына среди мёртвых. И вот теперь Светлана Афанасьевна свято верит, что в могиле лежит другой человек, а Дима жив, здоров и живёт где-то вдали от неё. Пусть верит… Вера помогает ей жить.

Но иногда из прошлого она возвращается в настоящее: это когда приходит Сашенька, мой сын и её любимый внук. Тогда на какое-то время печаль уходит из её глаз и в них воцаряется радость…

Что касается меня, то я учитель в моей и Митиной школе, веду русский язык и литературу, воспитываю сына и пока не думаю о своём будущем… нет желания. И подруги, и мама уговаривают меня устроить «личную жизнь», но… я пока не вижу в этом смысла. Моя личная жизнь – это Сашура, моя мама и Светлана Афанасьевна…

Недавно на одном из поэтических серверов, на которых иногда публикуюсь сама, я прочитала стихи, и мне показалось, что они написаны специально для меня:

И если Господь призовёт тебя,

Угаснет отныне душа моя.

Пройдут стороною радость и боль,

Останется только вечный покой…

Вот и в моей душе не осталось места ни печали, ни веселью – ничему, словно и я умерла тогда вместе с ним…Слишком мало времени отпустила нам судьба, слишком много горя пришлось мне перенести… У меня, к сожалению, не хватило духу убить себя, подобно шекспировской Джульетте, и я продолжаю жить, но это не полноценная жизнь – это всего лишь память сердца…

В моих воспоминаниях Митя всегда живой и весёлый и останется таким до самой моей смерти. Сможет ли кто-то заменить его? Вряд ли… Смогу ли я заменить его кем-то? Не знаю, но, думаю, попытаюсь. Когда-нибудь потом, когда мир снова станет разноцветным для меня. А пока… Я грущу по тебе, Митя! Слишком рано Господь призвал тебя…