Кулон на Рождество [Виктория Олеговна Феоктистова] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Виктория Феоктистова Кулон на Рождество

Часть 1

Когда был маленьким, я знал, что волшебство и счастье находятся рядом, всё это есть в простой житейской мелочи.

Меня кормили от пуза, ласковыми словами называли. Поднимали выше головы и показывали огромный мир. На кончик моего носа из чёрной небесной дали медленно спускались снежинки и таяли, не успев остудить горячую кожу. Когда я крепко спал и видел сны, то вслух кряхтел, что-то бормотал, а мои близкие умилялись и обнимали меня. В детстве всё кажется большим: высокие жёлтые стены, широкие бежевые занавески и необъятный оббитый багровыми досками пол, по которому громко топали бесконечно высокие люди. Угол моего зрения позволял видеть штаны, брюки и юбки. Я считал взрослых добрыми великанами, мне было не понятно, о чем они говорят, словно на своём языке. Всё время смеются. Мне было так плохо слышно их беседы, что приходилось забираться к кому-нибудь на колени, чтобы нормально поговорить.

Моя Рыжая прижимала к себе крепче остальных, например, во время грозы, или когда сильный ветер ломал черепицу, сокрушая тишину в ночи. Мы вместе смотрели на дождь, укутавшись покрывалом, на скрипучем кресле у окна в пол, и на салюты смотрели там же, и на снегопад. Рыжая везде брала меня с собой.

Всегда с теплотой в груди вспоминаю Рождественское утро в лесу на стеклянном от заморозков пруду. Там в пушистые снежные платья всегда наряжены берёзы и ели. Там алыми серёжками украшена застывшая ото льда рябина, а пухлые желтопузые синицы до весны прижимаются друг к дружке на её утончённых ветках.

Взрослые дрожали и тёрли ладошки, но их красные от мороза щёки улыбались, а ноги продолжали бегать и резвиться в глубоком снегу. И я вместе со всеми. Я любил плюхаться в снег. Потом всей семьёй доставали термос, откуда валил тёплый пар, и бабушка угощала всех горячими пирожками, сок капал из них на белый снег. Его потом птички клевали. До вечера мы катались на ледяной горке у пруда, и ребята успели слепить гигантского снеговика. К вечеру папа зажёг керосиновую лампу, чтобы подсветить снежную фигуру, вокруг которой мы, как сумасшедшие танцевали хоровод. У нас была лошадь, мы ездили к пруду в повозке, прямиком из семейной фермы, где жили постоянно. Я обожал повозку, она пахла сухой травой. До безумия любил выпрыгивать из неё в поле и мчаться, что есть сил, разрезая ветер.

Дома нас ждала канадская пихта, под самый потолок украшенная стеклянными игрушками. Когда я увидел их в первый раз, то сломал пару штук. Хулиганил я не часто. Я всегда знал, куда от меня прятали конфеты, и тайком иногда таскал. Кирпичные стены за новогодним деревом были завешены старинными флажками-открытками, а домашнее тепло и уютную атмосферу создавала каменная печка, в которой трещали дрова. Мне в тот вечер подарили именной кулон, всех тогда баловали подарками, потому что Новый Год и Рождество Христово, потому что красивое зимнее время. В общем, наступили долгожданные каникулы.

На следующий день мы поехали в гости к бабушке с дедушкой, они жили через реку в просторном деревянном дом с погребом, в котором хранили батат и варенье, где только по утрам солнце резало глаза, и пахло булочками с корицей. В остальное время солнечный свет почти не попадал в комнаты. За оградой доживал свой век большущий старый клён. Осенью лист этого дерева мог полностью скрыть мою голову, как жёлтая шляпка.

Мы остались ночевать. Утром я проснулся от ослепительного луча солнца, который мешал полноценно разглядеть обстановку вокруг, но тонкую струйку терпкого запаха пряностей, вытекающую из скважины спальной двери, игнорировать было нереально. Бабушкины пироги на кухне волновали обоняние, становилось не до сна. После сытного предпраздничного завтрака, бабушка пригласила семью в церковь. Перед выходом из дома парадом руководила суета: дети бегали вокруг стола и обдирали в руках мандарины, я подкидывал кожуру, та щипала глаза и пахла Новым Годом. Взрослые тоже суетились: в одном углу второпях у отца семейства рвутся шнурки на ботинках, на лестнице спаренный дядя в верхней одежде хмуро глядит и подгоняет того, кто сам не собранный, да ещё и пытается собрать ребятишек в кучу. По дороге в церковь мы внезапно заразились весельем и обкидали друг друга снежками, а я прыгал на всех и ловил падающий снег.

Около церкви собрались люди, они обменивались подарками и еловыми веточками, потом напевали рождественские мотивы:

«Встаём друзья, в священный хоровод,

Рождество торопится, идёт!»

Воспоминания о прожитых годах часто затираются в памяти. Но тот день был особенным.

Часть 2

Я уже не помню, когда стал жить один. Только потрёпанный кулон на шее, подаренный мне тем счастливым Рождественским вечером у камина, напоминает о существовании семьи и праздника.

Я больше не радуюсь первому снегу на затвердевшей почве. И выцветшим краскам не рад. Мёртвой природе зимы не восхищаюсь. Не рад бесконечным месяцам, состоящим из непрерывных снегопадов, превращающих улицы в снежные завалы, а в тёплый день – дороги в грязь. Если снега нет в это беспощадное время, то настроение портят серые и голые деревья, из-под земли торчащий гранит. На окраинах городов наводят ужас торфяные болота и чёрные ели. Как холод затягивается, то детишки бегают в курточках целый год. Злятся от этого и бросают камни. И есть совершенно нечего, а хочется ужас как.

Холодная зима – это сложный для меня период, тогда приходится усерднее искать жильё и пропитание. И ждать чуда.

На дворе какое-то число декабря, и я тем временем побежал на ярмарку, чтобы найти продукты. Лапу ещё подвернул. Буду хромать. Пробегусь быстро по торговым рядам и прогулочным местам. Вот такие планы.

И там витрины, и тут витрины. Красным, белым, жёлтым мигают огни на них. Я, пожалуй, сюда загляну. Здесь пахнет вкусно.

– Брысь отсюда, пёс облезлый! – выгнал меня из колбасного ларька тучный усатый дядька в пачканном фартуке.

Эх, посмотрю на сосиски через уличное окно в снежных узорах. Оно такое большое, что видно, как дядька развешивает свои полукопчёные колбасы прямо у всех на виду. Завлекает. Сегодня оживлённо. Шумные подростки. Бабка с авоськой. Мальчик тянет санки и догоняет свою мать, она спешит и, не отрываясь, смотрит в телефон. Шаги. Быстрые шаги. Опять шаги. Шуршат пакеты. Лялька обронила леденец.

– Фу, не трогай! – сказали мне.

– Гав! Гав-гав. Тётка идёт. У неё из сумки торчат свежие ещё горячие багеты и палка колбасы. Наверное, и яйца есть или свиной рулет. Надо понюхать, и узнать, что ещё запрятано в ней.

– Ну-ка не мешайся собака, – замахнулась на меня кожаной перчаткой тётка с сумкой и, поскальзываясь, перебежала улицу в неположенном месте.

Подбегу в большую компанию возле кофейных стоек с огоньками, они напитки пьют из бумажных стаканчиков и часто роняют еду. Там и музыка играет. Может булка перепадёт.

– Ой, а ты, чей такой пёс? Крупный такой. Не укусишь?

– Смотри, у него именной ошейник. Хороший пёс! Хороший. Дай взглянуть!

– Р-р-р-р. Не доверяю им. Ничего они не дадут. Не могу с собой ничего поделать, хочется пятиться назад. Побегу дальше.

Успел к моменту! Тут мужик кусок пиццы обронил, выходя из павильона с едой на вынос. На этой неделе мне впервые так везёт.

– Гав-гав. Это я от радости.

***

Смеркалось. С неба медленно посыпались белые хлопья. Одна крупная снежинка уселась сытому псу на нос и растаяла. Он посидел ещё какое-то время посреди шумной улицы, понаблюдал, как зажигаются праздничные фонари, как болтают прохожие, как хлопают двери ресторанов, выпуская запахи и музыку наружу. Выдохнул тёплый пар, прихрамывая на одну лапу, не торопясь, поплёлся домой.

Возвращаясь, в свой ночлег под мост, пёс как обычно заглядывал в окна, там мигали гирлянды. Улыбался танцующим человеческим силуэтам, и сам иногда припрыгивал, как мог. Приближаясь к теплотрассе у моста, он почуял неладное. Шерсть вздыбилась, глаза налились краской.

***

– Вуф. Уходи. Вуф-вуф. Это моё место. Я первый его нашёл. Не хочу драться сегодня. Вуф! Я сейчас рассержусь.

– Хны-хны, – эхом издавалось под мостом.

Я резко прыгнул и обнаружил врага. Это была девочка. Она плакала.

– А-а-а-а! Хны-хны. Я тебя боюсь, пёс облезлый, пожалуйста, не подходи ко мне. Хны-хны. Ты меня покусаешь, дурак. Хны-хны.

Как сказал однажды кто-то умный: «Самая сильная в мире вода – женские слезы». Мой хвост самопроизвольно закрутился-завертелся. И я уверенно поскакал к ней со своим мокрым носом и улыбкой до прыгучих рыжих ушей. Девочка приняла меня в свои крошечные объятия. Сразу перестала хныкать и даже истерически похихикала. Мы почти сразу уснули, скрутившись калачиком. Морозно поздним вечером. Я согревал её своей горячей кожей и колючей шёрсткой. Из-под шапки выглядывали рыжие волосы. Всё, что происходило, вызывало у меня приятные давно забытые чувства. Если бы у меня были карманы, то я бы и пиццей с ней поделился. Сегодня точно хороший день, даже не поспоришь!

С рассветом мы отправились искать её дом. Девочка не замолкала.

– Как хорошо, что ты нашёл меня. Я же ведь потерялась в темноте. На самом деле я днём хорошо знаю улицы.

– Ой, смотри, пёся, самолёт летит!

– Я вроде хорошо знаю улицы, но не вечером. А мы на ярмарку ходили. Я за мальчишками на пристань спустилась, они потом убежали куда-то.

– Ой, смотри, пёся, каток заливают!

– И вчера резко стемнело. И снег ещё валил. Я точно знаю, где живу. Нам сейчас вон туда! – тычет пальцем на высокую мощёную лестницу, ведущую в коттеджный поселок, где по вечерам в окнах светятся огни и танцуют силуэты, где люди выходят во двор и лепят снеговиков, а потом катаются на ледянках. От этих мыслей захотелось повертеть хвостом.

– А знаешь, как мы тебя назовём? – останавливается девочка и подтягивает меня за уши к своему маленькому розовому лицу.

– Ой, да у тебя кулон есть, наверное, с именем. Не шевелись, большой пёся, сейчас я гляну.

– Ми-ша. Тебя зовут Миша! Приятно познакомиться, теперь ты мой лучший друг.

Тем временем, к нам уверенно шли люди. Женщина в шубе пригляделась и кинулась к нам, что есть мочи. Девочка побежала навстречу прямиком в объятья. А я остановился и присел на пушистый снег.

– Мама, это Миша! Миша! Это мой Рождественский пёс. Он мой Ангел.

Я завертел хвостом, и робко перебирая лапами, пошёл знакомиться. Этот день я точно запомню, как снежный, солнечный и чудесный. Хороший день, тут даже не поспоришь.

«Гав», – это я от радости.




Оглавление

  • Часть 1
  • Часть 2