Саламандра [Алиса Дерикер] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Алиса Дерикер Саламандра

Аваз ибн Юсуф ибн Шакир Мирза Ктесифон был старшим сыном торговца пряностями. Его отец был уже немолод и требовал, чтобы Аваз вникал в тонкости семейного бизнеса и продолжил его дело после смерти. Хотя отец и отличался хорошим здоровьем и до смерти его было далеко, он, предпочитая уют своего жилища лишениям путешественника и ссылаясь на больные колени, уже сейчас полностью переложил на Аваза бремя торговли с Европой. И потому молодой Аваз вел караваны в Дукль, а затем и в Зальцбург, пока отец закрывал лавку и неспешно направлялся в чайную, чтобы посидеть и поговорить с друзьями.

Солнце уже садилось, когда караван Аваза сделал привал. Его хумра была вся в песке, песок был в носу и в глазах, но в пустыне это обычное дело. Те, у кого глаза чересчур чувствительны к песку, не смогут вести караван.

Нужно было развести огонь, чтобы согреть воды для чая, разбить шатры и приготовиться к ночлегу, а потом уже можно было совершать намаз. Отец Аваза считал, что шатры – это роскошь. Его люди привыкли спать прямо на песке, на земле, где придётся. Но Аваз полагал, что шатры необходимы хотя бы для того, чтобы защититься от змей и насекомых. К тому же, по мере продвижения на север, погода становилась всё холодней, и даже летом мог пойти дождь, не говоря уже о росе – влажность значительно портила качество товара, и потому Аваз обязательно убирал все тюки поровну в оба шатра, и всегда пересчитывал их поутру. Надо сказать, это сильно способствовало тому, что товар в полном объеме прибывал в Европу, и очень отражалось на выручке, но отец продолжал ворчать по поводу шатров.

Хабир развёл огонь, Шакирт принёс воды для омовения рук – их запасы подходили к концу, но Аваз надеялся, что они найдут источник в течение дня сразу после того как пересекут пустыню. Рузаль, всегда счастливый, полностью оправдывающий своё имя, достал финики и остатки лепёшек. Их пища была скромной, но у них оставался чай, который наполнял трапезу удовольствием. Всего в караване Аваза было одиннадцать человек, вместе они воздали хвалу Аллаху и, после короткой молитвы, принялись за еду. Когда они окажутся в христианских лесах, то смогут поймать там дичь, а пока что они будут довольствоваться тем, что есть.

Подкрепившись, Аваз достал свой джай-намаз и расстелил его. Ему не нравилось, когда что-то отвлекало его во время намаза. Солнце уже почти село, только малиново-багряное небо ещё было светлым, ещё хранило следы золотых лучей, воздух же уже был сер и тускл. Авазу было не по себе, он не любил сумерки и боялся их, они были для него словно граница между двух миров, словно приоткрытая дверь в дом духов, и он всегда чувствовал смутную тревогу, глядя, как угасают последние оранжево-алые блики. Аваз верил в джиннов, марид, гуль и ифритов. Ифриты вселяли в него ужас.

Однажды, когда ему было только шесть, Аваз стал свидетелем того, как горел дом их соседа. Из дома доносились крики, и никто не решался туда войти. Все соседи тушили огонь, и только Дильдар, сын сапожника, вошел в дом, а маленький Аваз стоял в стороне (мать заставила всех детей выйти из дому, так как боялась, что огонь перекинется и на их крышу). Дильдар вынес на руках Лэлех, она была уже без сознания, а потом вынес двоих её детей. А Аса, их сосед, и его младший сын Фанис погибли в огне. Лэлех плакала, что это ифриты забрали её мужа и сына.

Мать рассказывала им с сестрой потом, что прежде, чем сотворить человека из глины, Аллах экспериментировал с чистым огнём. Результатом стал Иблис – Сатана. Потому Аваз всегда тушил костёр на ночь: Иблис мог указать путь к ним другим злым духам, мог привести к ним злых людей, или спалить их шатры и товар, и даже их самих.

Его товарищи разошлись по шатрам, а Аваз подошел, чтобы засыпать горящий хворост песком. Аваз копнул песок носком своей туфли, как вдруг в снопе искр что-то мелькнуло у него под ногами. Это была маленькая саламандра, что грелась в костре. Аваз отпрянул: эта ящерица, не сгорающая в огне, воплощение ифрита, или даже самого Иблиса – потому она и не горит. Для Аваза это был недобрый знак, и он порадовался, что не наступил на неё. Аваз подождал, пока ящерица уползла, закидал костёр песком и отправился спать, размышляя о живой природе огня. В том, что огонь живой Аваз не сомневался.

А любопытная саламандра последовала за ним. Как скучен и однообразен мир пустыни! Каждый день одно и то же: солнце, песок, горячий ветер. Но что это за люди? Зачем они здесь? Почему ей не дали вдоволь погреться у огня? Эти вопросы волновали её, и маленькая саламандра проследовала к шатру.

Воздух в шатре был каким-то не таким. Она знала всего два запаха: запах песка и запах верблюжей мочи. И второй она не любила. Но из шатра пахло чем-то совсем необычным. Что это? Такой насыщенный аромат! Но аромат чего? Что они прячут там? И саламандра очутилась внутри. Она быстро поняла, что необычный запах исходит из мешков, сложенных в углу.

Люди Аваза не спали на мешках, чтобы не попортить товар, и саламандра лезко залезла внутрь. Некоторые говорили, что если спать на мешке с пряностями, товар будет сохраннее, ведь из-под спящего человека вору вытащить мешок сложнее. Но маленькая ящерка ничего этого не знала, ей только хотелось одним глазком посмотреть, что там внутри так сладко и остро пахнет.

Саламандра приблизилась к мешкам. При ближайшем исследовании оказалось, что пахнут они по-разному. Караван вёз ваниль, имбирь, корицу, острый перец и шафран. Мешки были зашиты и запечатаны сургучом, но разве это проблема для маленькой юркой ящерицы? Саламандра выбрала мешок, который понравился ей больше остальных, и без труда забралась внутрь. Внутри было мягко от цветков, похожих на маленькие искры огня. Да, это то, что мне нужно! – воскликнула она и зарывшись мордочкой во вкусно пахнущие специи, уснула.

Проснулась она от криков погонщиков. Оказывается, одурманенная запахом и разомлевшая от счастья саламандра, уснула в мешке и пропустила подъём. Убаюканная мерной качкой плавного верблюжьего хода, она проспала почти целые сутки и разбужена была криками, возвещавшими привал. Люди ставили шатры, а потом сняли мешки и занесли их внутрь, сложив так же, как и вчера, в углу. Когда Саламандра выбралась из шатра, солнце уже садилось, а люди сидели у костра. Вокруг было неуютно: вместо привычного ей тёплого пейзажа там и сям торчали холмы и кочки, поросшие мелкими кустарниками и верблюжьей колючкой. Что это? – подумала Саламандра. Где мои барханы? Куда они привезли меня?

Сначала она разозлилась, но вокруг было так холодно, что злиться ей быстро надоело, и она поспешила к костру. Люди едва-едва разожгли его, и вокруг ещё вилась мошкара. Наевшись вдоволь, ящерка спряталась под камнем, на котором люди кипятили чайник. Отогревшись и успокоившись, Саламандра подумала, что это неплохое приключение. Ведь за всю её долгую жизнь с ней пока что ещё не случалось ничего подобного, поэтому стоит пользоваться моментом и посмотреть, что там дальше и куда они привезут её. Тем более, что еды вокруг было вдоволь.

И Саламандра так же забралась вечером в мешок с пряностями и, зарывшись в них, согрелась и уснула. Дни были копией друг друга, и только меняющийся пейзаж говорил о путешествии. По мере продвижения на север становилось всё холоднее, и солнце садилось всё раньше. Маленькая Саламандра, если бы не была такой любопытной, то наверняка уже пожалела бы, что отправилась в такое далёкое путешествие. Но каждый день она говорила себе: "Как ново всё вокруг! Интересно, что будет дальше?"

Прошло ещё дней пять, и караван Аваза очутился в лесах. Они шли по тракту, стараясь не сбиться с дороги. Верблюдам в этой местности было не так комфортно, как в пустыни, да и по дорогам быстрее путешествовать на лошади, но лошадей у них не было, и они шли так быстро, как могли.

В этих лесах Аваз и его спутники охотились вдоволь. Они знали, что по местным законам этого делать нельзя, поэтому старались оставаться непойманными. Но их вера им охоту не запрещала, и они ставили силки и капканы, чтобы наесться мяса до прибытия в Дукль. Дело в том, что мусульмане не могут есть мясо животного, забитого неверным (т.е. христианином). Правда, они могли бы купить целое животное, по дороге было несколько деревень, где им охотно продали бы барана или телка, но цены там были в два раза выше, чем на их родине, и они довольствовались тем, что могли поймать. Лепешки у них кончились, а финики нужно было оставить ещё на обратный путь.

Саламандра скучала. Её золотистые тёплые барханы были куда уютнее, чем влажные шершавые листья, и потому она предпочитала греться в костре и в своём мешке с шафраном. Темнело значительно раньше, и люди больше времени проводили на земле, сидя у огня. Саламандру это устраивало – она пряталась под камень и сладко дремала в тепле, слушая разговоры путешественников.

Но однажды, уже совсем недалеко от Дукля, когда люди спешились и ставили шатры, в воздухе неожиданно зазвенело электричество. Что это происходит? – не поняла саламандра. Она уже вылезла из своего мешка и никем не видимая сидела поодаль на мшистом пне, наблюдая за работой. Хабир искал хворост, Шакирт принёс воды из ручья, и всё шло своим чередом, как вдруг раздался оглушительный треск, будто камни били о камни, и в одно мгновение на землю упала стена дождя. Потоки воды в один миг вымочили насквозь людей, верблюдов, хворост, уцелели лишь мешки, которые, как сокровища, люди в первую очередь спрятали под навес и укрыли ветками.

Саламандра злилась – её шкурка была мокрой, а она этого не любила. Вдобавок ко всему её колотил озноб и ей страшно хотелось согреться. Пока люди жалобно причитали под навесом, выжимая свои одежды, она уже юркнула к кучке хвороста. И ждала, когда же наконец её соизволят разжечь, чтобы можно было уже наконец согреться. Пару раз она попыталась сделать это сама, но её лапки и хвост были всё ещё влажными и ничего не получилось.

Ленивые людишки не торопились. Лишь когда дождь совсем стих, они начали шевелиться.

– Я схожу, поищу сухого хвороста под деревьями, – сказал Хабир.

– Боюсь, мы не скоро сможем разжечь огонь, – вздохнул Шакирт.

– Надо проверить мешки, – сказал Аваз.

Саламандра стучала челюстями и робко высунула мордочку из кучи хвороста. Кто-то из людей принёс кусочек сухого мха и уже достал огниво. Он безуспешно чиркал, но кроме искр не мог извлечь ничего. Скорее же, – думала бедная саламандра, – я же замёрзну! И от злости она сама щёлкнула хвостом. Взвился сноп искр, впрочем, по человеческим меркам совсем небольшой, и мох запылал. Так-то лучше, – подумала довольная саламандра, – я буду поддерживать огонь сама, пока хворост не высохнет.

– Аваз, Аллах милостив к нам, – сказал Рузаль, – смотри как чудно: горит мокрый хворост.

– Да, действительно чудно, – задумчиво сказал Аваз.

Они расстелили на сырой земле мешковину, чтобы уже на неё постелить свои джай-намазы, и возблагодарить Аллаха за это чудо. Костёр горел ярко, хотя Хабир так и не смог найти сухого хвороста, и все были довольны, так как можно было просушить одежду, от которой вблизи от огня палил пар. И только Аваз вспоминал детские сказки об Иблисе и боялся сам не зная чего. А саламандра согрелась ещё до того, как уютно начал шипеть чайник, и уснула никем не замеченная под грудой хвороста.

Когда они прибыли в Дукль погода испортилась совсем. Вместе с погодой испортилось и настроение саламандры, она пожалела о том, что вообще ввязалась в это путешествие. Пряности ей надоели, и даже шафран уже так её не пьянил. Разговоры у людей были одни и те же, а насекомые, которыми питалась саламандра, тут стали какими-то мелкими и совсем невкусными.

Саламандра больше всего мечтала вернуться обратно домой и ждала, когда же караван двинется в обратный путь, но тут оказалось, что в Дукле будет ярмарка, и ярмарка её немного развлекла.

Караван прибыл за два дня до начала, и эти два дня саламандра провела в очаге, где огонь поддерживали постоянно. Она так устала с дороги, что спала, не открывая глаз. В этих холодных краях она вообще очень много спала. Разбудили её только однажды, когда из очага стали выгребать золу.

Сонная саламандра юркнула в свой мешок с шафраном и хотя там было не так тепло, снова уснула. Проснулась она от крика.

– Аваз, Аваз! В шафране гадюка!

Кто-то развязал мешок и хотел встряхнуть специи, чтобы они немного проветрились и выглядели получше, и нашёл там спящую саламандру.

– Это не змея, это ящерица, – сказал другой голос.

– Ящерицы тоже бывают ядовитыми! – кричал первый.

– Что с ней делать? – спросил кто-то ещё.

– Да выкинь её отсюда!

Маленькая саламандра мгновенно проснулась. Она юркнула, как вода, сквозь пальцы, и только её и видели. Но как она разозлилась! Её вытряхнули из её уютного мешка, отняли её любимую специю, более того, её хотели убить! Очутившись снаружи, она довольно быстро начала замерзать. Вот она благодарность: она своим телом поддерживала огонь, чтобы эти людишки могли согреться и просушить свои вещи, а они посчитали её какой-то змеёй и выгнали на улицу.

И ведь её не просто выгнали из её мешка, её хотят бросить тут на холодную смерть! И в гневе саламандра щёлкнула хвостом. Раз, ещё раз. Почему бы этим людям не быть хоть чуточку добрее к братьям своим меньшим? Щёлк, и ещё раз. Они целыми днями только и делают, что благодарят своего бога, сидя на этих дурацких ковриках, так почему бы им не поблагодарить разок и её, маленькую саламандру, которая всё это время следила за их огнём?

Сноп искр вырывался при каждом ударе хвоста, искры рассыпались вокруг, словно маленький фейерверк, а саламандра бесновалась, бегая у людей под ногами. Она пыталась согреться и куда-нибудь спрятаться, стуча зубами от холода. Людям тоже было холодно, они кутались в свои плащи, которых в пустыне не носили, но никто и не подумал о плаще для маленькой саламандры.

Когда на крики в помещение вошёл Аваз, он почувствовал дурной запах. Запах чего-то палёного. В спешке его люди стали ворочать мешки, и обнаружили, что тлеет нижний мешок с корой коричного дерева. Пока его тушили, внезапно загорелся мешок с сухим шафраном. Рузаль бросился к нему, но по дороге опрокинул лампу с маслом. В соседнем бараке почувствовали запах гари, и там тоже начался переполох: торговцы боялись, что огонь перекинется по соломенной крыше и уничтожит и их товар. И только саламандра сидела довольная, наконец-то согревшись.

В тот день в Дукле был грандиозный пожар, город выгорел практически дотла. Пылали деревянные дома и городские стены. Огонь взвивался к самому небу, а жар был такой, что плавилось железо. Из города бежали люди и животные. Несколько сумасшедших верблюдов бежали без погонщиков. Что же стало с саламандрой – никто не знает…