Ника [Лина Шпильман] (fb2) читать онлайн

Лина Шпильман Ника

9.09

Учёный

Сегодня я наконец нашёл человека, согласного на эксперимент. Точнее, она нашла меня.

Ко мне обратилась женщина сорока трёх лет. Она не звонила по телефону и не записывалась на приём, а просто пришла, села напротив меня, по-деловому перекрестив руки и сказала: я готова.

Я сразу понял, о чём она говорит, но, ради приличия, переспросил: «к чему именно вы готовы?» Всё верно, она по объявлению. Я стал судорожно рыться в комодах, не веря своей удачи, и ищя бумаги для письменного согласия. Но увидев на документе название операции, я вдруг замер, моё счастье было смыто осознанием того, что передо мной живой человек. Живой человек, который безвозмездно и по собственной доброй воле соглашается стать для меня подопытным.

– Почему вы решились на это? – медленно начал я, одновременно надеясь и ужасно боясь её отговорить. – Вы же понимаете, что раньше подобные операции тестировались только на животных, а на человеке неизвестно как пойдет. Факторов множество и…

– Я могу умереть. – Она смотрела прямо, держалась уверенно и произнесла это так спокойно, будто смерть на операционном столе для неё рутинная работа.

– Да. – я решил, что должен сказать ей всё, что знаю или о чём догадываюсь сам – У вас могут произойти и скорее всего произойдут серьёзные гормональные и психологические сбои. Возможно даже ваше тело начнёт деформироваться. Или вы можете навсегда остаться овощем. Или мало ли чем ещё. – Немного подумав я добавил – а ещё может быть так, что нечего не изменится. Вы пройдёте через кучу обследований, операцию, реабилитацию, проведёте здесь несколько месяцев, но всё останется прежним.

– Что ж, если так – я еле удержался от того, чтобы не зажмурится:«Вот сейчас она откажется, и сто лет мне больше подопытного не найти». Но она не отказалась. Женщина, сидящая передо мной сказала: что ж, если так, – я покончу с собой».

Так мы стали сотрудниками, а может правильнее сказать соучастниками. И я больше не губил чью-то жизнь, а возможно даже спасал.

10.09

Подопытная

Артур Валентинович этот так волнуется, мне прямо смешно становится на него смотреть. Он, дурачок, даже пытался меня от операции отговорить, а вот если бы я действительна взяла и передумала, пошла бы себе из этого экспериментального центра кофе с сиропом пить и жизнь жить, какую досталось? Он вряд ли бы кого-то ещё нашёл. Хотя… Отчаянных и отчаявшихся сейчас не мало. Вот он отчаянный. Я – отчаявшаяся. И чрез неделю я лягу на операционный стол, а он возьмёт в руки скальпель.

Ему лет тридцать, наверное, молодой такой, добрый ещё. Я даже удивилась сначала, как этому человечку, с трясущимся голосом, эксперимент такой разрешили, но, потом подумала, Что дело, наверное, в любви. Артур молод и влюблён в своё дело, для него это волнительно, а для других очаровательно.

Провёл Артур мне экскурсию, по исследовательскому центру и больнице при нём, показал палату, где я лежать буду, операционную, парк неподалёку. Странно это, наверное, но мне нравятся больницы. Возможно, во мне просто говорит человек, который в жизни в них не лежал, а только навещать приходил. Но мне всегда казалось, что здесь всё так спокойно, так понятно и правильно. Кто-то родится, кто-то в соседнем корпусе умрёт, а большинство живут себе по расписанию и никаких забот, кроме как о своём теле у них нет. Так мне это виделось всегда, теперь вот сама проверю.

18. 08

Учёный

Пока я сидел в зале, слушая других, у меня начали трястись руки. «Весело, однако, – подумалось мне – хирург со сбегающими от него пальцами». Я перестал слушать других, мне было очень интересно, но чем больше они говорили – тем отчаяние меня душили мысли о бредовости моей идеи и никчёмности моей личности. Потолок рассматривать, – воздух дышать, – текст про себя повторять. Ну вот.

Не помню как дошёл до кафедры, как вставил флэшку, но, запустился первый слайд – и будто бронёй мои мысли и голос окутал. Страха больше не было. Людей вокруг не было, я живо описывал, каждую деталь моей придумки, иллюстрируя подготовленными рисунками и графиками и уже сейчас живо представляя, как всё будет проходить: Мы найдём человека (как-где – совсем не важно, на земле миллиарды людей, так хоть один найдётся обязательно), проведём все обследования, в общем проанализируем его всячески, но это детали, прелюдия, рутина, а дальше вот что. Мы вживим в мозг человека несколько нейрочипов. Такие операции уже проводятся, мы знаем, что вскоре мозг затянет инородное тело капсулкой и, в этом смысле риски минимальные. Самое опасное на данном этапе задеть и повредить не те клетки мозга, но это вряд ли может привести к большему, чем инвалидность, если конечно, это не было самой целью (я имею ввиду лоботомию). Нужные же нам отделы мозга – это память, отдел условных рефлексов, а также мы прооперируем мышцы, чтобы избавится от лишних клеток сателлитов и стереть тем самым мышечную память. Словом, Мы сведём человеческий мозг и организм к базовым настройкам, чтобы потом построить личность с нуля.

Представьте только, мы возьмём человека, выросшего в очень плохой семье, пропащего, несостоявшегося, которому не поможет уже ничего, ведь самое главное в ребёнке формируется родителями, в младенчестве и лет до четырёх. И вот у такого человека мы сбросим настройки и вырастим его заново.

В остальном схема чипирования вполне типична: нейрочипы проводами соединяются с генератором, вшитым в живот. Генератор дня начала мы поставим постоянный, без подзарядки, он живёт меньше чем перезаряжаемый, но человеку, в состоянии младенца будет сложно объяснить необходимость подзарядки, поэтому пока так. А придя к сознательности пациент сам решит, какой генератор ему удобнее. Если что-то в течение эксперемента пойдёт не так, мы просто пультом отключим генератор и человек станет прежним, как до операции.

Решено было мышцы и условные рефлексы не трогать, в целях ускорения «взросления» личности. Ведь если стереть всё-всё, человеку для полноценного формирования понадобится лет двадцать, но если что-то не критичное сохранить – есть надежда уложиться в пару лет. А проект мне в конце концов одобрили, и я впервые за месяц выспался.

19.09

Подопытная

Я лежу на операционном столе, просвечиваемая насквозь огромными лампами – сама себе прозрачной кажусь. Я сегодня ничего не ела и не пила и, в общем-то, почти не двигалась. Из одежды на мне только синяя тряпка-ночнушка, тоже почти прозрачная, под стать мне. Ах да, меня ведь, в довершение образа, наголо вчера побрили! В общем всё это, всё, что со мной сейчас происходит, действительно похоже на перерождение.

Завтра. Завтра для меня не наступит. Для моего тела – почти наверняка, но для меня – ни в коем случае. Я поклялась Артуру и, ещё раньше, самой себе, что если завтра я проснусь такой, как сегодня, как вчера, как четыре последних года, если ничего не изменится или изменится недостаточно – я повешусь на этой чёртовой операционной робе.

Десять секунд. Меньше чем через десять секунд меня навсегда усыпит наркоз. Чтобы дать шанс Мне. Ну что же, удачи тебе, милая новая, завтрашняя Я. Прошу, Господи, если ты есть, пусть у неё получится лучше!..

19.09

Учёный

– Считайте до десяти, хорошо? Примерно на семи вы заснёте. – она моргнула, в знак согласия, а после закрыла глаза. Она сегодня совсем на меня не смотрела. Боится, наверное, – наверняка. А может просто слишком занята своими мыслями, могу представить, сколько их у неё сейчас. Да, ей… Нике( Ника. Пора привыкать звать её так. Если завтра, например, я обращусь к ней старым именем… – конец эксперименту! Конец Нике. Конец ей, она мне этого не простит), сейчас явно не до чужих взглядов, она просто не может себе позволить думать о ком-то другом, ведь уже завтра её, как таковой, не будет. Никогда больше её не будет, останется только тело и Ника. Если, конечно, всё пройдёт удачно.

Чёрным маркером чертёж по белой коже: Здесь будет чип, тут проведём провода, а сюда зашьём аккумулятор…

– Музыку, Артур Валентинович?

– Нет. Не могу я под музыку работать. – Странное, конечно, дело, я ведь привык стодесять занятий совмещать, я это умею. И под музыку я не только доклады пишу и уборку делаю, да я ведь просто живу под эту музыку, сколько себя помню! А оперировать с ней не могу. А ещё мне сложно оперировать вдвоём или втроём или.. Не в одиночку короче и, по сути, в подавляющем большинстве случаев. Дело в том, что это ведь надо советоваться, слушать напарника, видеть, что он там делает; В том и дело, – когда я оперирую, я ничего не вижу и не слышу, я не хочу ничего видеть и слышать. Когда я оперирую, я не хочу пить, не хочу в туалет, не чувствую боли в ногах и напряжения в каждой мышце и каждой косточке моих рук. Всё это потом, когда будет сделан последний шов, вот тогда я оглохну от полнозвучия этого мира, повалюсь на землю от жажды и усталости.

Но не сейчас.

Сейчас я оперирую.

Сейчас я делаю первый надрез.

21.09

Учёный

«Хроники Ники»

(Название выбрал я, думаю, Нике понравится)

Стадия первая: Младенец (0 – 8 месяцев)

На данном этапе для формирования здоровой психики у ребёнка, за ним необходимо присматривать постоянно, выполнять все его требования и т.д. В идеале, это должен быть один и тот же человек, неизменно, обычно таким человеком становится мама. Для Ники «мамой» буду я. Да, никогда не думал, что в свои двадцать девять лет мне суждено стать мамой, да ещё и для женщины сорока трёх лет.

23.09

Я провожу рядом с Никой круглые сутки, сплю на соседней койке, ем не выходя из палаты. Иногда мы с ней ходим в парк. Пока Ника спит в кресле-коляске (Она сейчас очень много спит, из-за операции и в связи с «возрастом»), я дышу. Просто дышу и смотрю на небо, вспоминаю, что вокруг нашей палаты и кроме Ники, ещё есть на свете что-то. Не целый мир, а хотя бы гора опавших листьев, чёрные ветки и белое небо, и всё это вместе. На самом деле, в «целый мир» я никогда особо не верил, возможно, просто не хотел признать то, что «целым» я его никогда не увижу.

Скоро к Нике должна начать возвращаться мышечная память. Через одну-две недели она должна пойти, примерно через месяц – заговорить. Я стал ужасно нервным. Я постоянно боюсь сделать что-то не то, сказать лишнее. Гулять выходить боюсь, потому что нам с Никой могут встретиться другие, они могут проболтаться про эксперимент, про её прошлое, всё рухнет на самой заре. Конечно, другие ничего не скажут, они знают, они сдержаться. А вот я с каждым днём всё больше сомневаюсь в том, насколько я себе хозяин. Самое страшное – это то, что никто точно не знает, о чём при Нике говорить можно, а о чём нет. Воспоминания о старой ней могут возродиться от одного знакомого взгляда (я сменил причёску, покрасился, отпустил бороду и ношу теперь очки с прозрачными стёклами). Но может быть и так, что хоть ей прямо скажи о том, что произошло – она не вспомнит. Ничего не вспомнит, пока я не приостановлю работу чипа или аккумулятор не разрядится. Я не знаю, поэтому осторожничаю, как могу. Боюсь, что смогу так не долго.

01.01

Ника

Вчера был первый мой новый год, я видела из окна своей комнаты гирлянды, снег, много-много людей, спешащих куда-то, подскальзывающихся на гололёде и роняющих из рук вещи и… таких счастливых. Мне так захотелось быть среди них, стать одной из них, хотя бы на часок! Папа долго не соглашался, знаю, он волнуется. Я ведь киборг и очень болею. Точнее не совсем так. Когда я была маленькой я очень болела, и единственным способом меня спасти было «кибирование» (это слово мы с папой придумали, оно значит «превращение в киборга»). Конечно, на самом деле у меня в мозгу просто какой-то пучок, контролирующий болезнь, а в животе какая-то банка, контролирующая пучок. Но считать себя киборгом намного интереснее!

В общем папа боится, что я могу выйти из строя, если буду долго находиться далеко от пульта. Тогда я предложила взять пульт с собой, я ведь аккуратная, он знает! Он как-то очень запереживал и отпустил меня так, без пульта. Ровно на час. Странный он у меня всё же, я чувствую, что что-то не так! Может быть дело в его паповых заботах, а возможно он просто очень переживает из-за моей болезни… Нет… Не то, что-то не то!..

01.01

Учёный

Господи, какой же я бред несу! Разумеется, с ней ничего без этого пульта не случится! Я не могу даже толком ответить на вопрос: почему я вечно за неё так боюсь? Видимо я просто так привык. Порой она заявляет мне: «папа, я уже взрослая!» – и мне тогда хочется смеяться, – от абсурдности ситуации, а может от собственной измотанности, плакать – навзрыд, от того, что я вынужден всё от неё скрывать, от того, что вскоре она это поймёт, и я представить боюсь, что тогда будет. И ещё хочется совершать кучу недоступных человеку действий, выражающих слишком глубокие и сложные для столь примитивного существа чувства, – от того, что я на самом деле воспринимаю Нику ребёнком, и, кажется, действительно начинаю любить её как дочь. Когда я вижу, как ей плохо в этих бело-серых стенах, как скучно в полупустом прибольничном садике, как мало ей жизни в этом эксперименте, мне хочется бросить всё на свете, сломать эти стены, бежать вместе с ней в город, навсегда забыть амбиции и личную жизнь ради её счастливого будущего!

А потом меня будто выкидывает из сна в реальность, я вижу перед собой взрослую женщину, чуть ниже меня ростом, с редеющими волосами, стареющим голосом и углубляющимися морщинами. Это больно. А ещё страшно, потому что даже в эти моменты я чувствую не то, что эта женщина мне чужая, а то, что мой ребёнок почему-то стареет быстрее меня.

01.01

Ника

Я вышла в город. Одна среди ярких магазинчиков, освещаемая сотнями праздничных огоньков, под самым настоящим снегом (совсем не таким, как в парке у дома), в окружении людей. Я – такая же, как они! – с ума сойти (от счастья разумеется)! Меня знакомым теплом и мягким светом окутало чувство… ностальгии! Честно говоря, я не знаю точного значения этого слова, но я точно поняла, что это – именно то, что я сейчас чувствую.

Я бежала по улице, улыбалась прохожим и, кажется, что-то напевала (а может просто визжала от восторга), я скользила по свежему льду, как фигуристки из телевизора, я широко раскрывала рот, высовывала язык и ловила, ловила этот снег. Я решила, что если сумею навсегда запомнить его вкус, то со мной так же навсегда останется этот день.

Но всё это время, что-то меня смущало. Это смущение совсем не мешало моему счастью, но немного нервировало, как комар, жужащий под ухом в хороший день. Я замедлилась, пригляделась к лицам людей и вдруг поняла – не все эти существа – люди. Я знаю, как выглядят люди! Они все примерно одного роста и телосложения, с похожими голосами, отличия существуют только между разными полами. Но по этим улицам ходили странные существа! Многие из них были очень маленькие, с неестественно тоненькими голосами и непропорционально большими головами. Другие же напоминали испорченные фрукты – хрипловатые голоса, сгорбленность, заторможенность, как у зомби и сплошные складки вместо кожи. Мне стало так страшно, так не по себе, что я сбежала с улицы – явилась домой на двадцать минут раньше.

01.01

Учёный

«Хроники Ники»

Сегодня Ника впервые вышла в город. Она умоляла отпустить её одну, и я поддался – обдумал возможные риски и решил, что ничего страшного случиться не может, поэтому отпустил её, несмотря на неспокойное сердце и гадкое чувство, что чего-то я не учёл. И я действительно просчитался. Я раньше и не думал о том, что Ника всю свою жизнь (в пределах эксперимента) провела в нашем исследовательском центре среди людей от двадцати до пятидесяти лет. Она никогда не видела стариков, детей и подростков – решила, что они – другая раса!

Когда я это услышал у меня прямо паника началась: как ей объяснить? «Не переживай, просто ты на самом деле такой же маленький большеголовый инопланетянин в теле взрослого человека. Кстати ещё хорошая новость: лет через сорок ты тоже станешь сморщенным фруктом!» И я снова стал врать.

Я объяснил Нике, как и почему люди взрослеют и стареют. Хотя её возраст в эксперименте сейчас около шести лет, её интеллект соответствует взрослому. В итоге она получается обладательницей уникального мозга, который по-детски восприимчив к новому, легко и быстро всё и усваивает и при этом наделён рассудительностью, логикой и знаниями взрослого человека. Так что она всё поняла. И начала подозревать, начала догадываться обо всём. Но мне она верит, и я опять наплёл ей что-то про её болезнь и связанные с этим особенности и аномалии её организма. Какую бы ерунду я не сказал, она привыкла мне верить, потому что я взрослый, учёный, папа, потому что я не обману.

27. 04

Учёный

«Хроники Ники»

Нике сейчас около четырнадцати лет. Она стала чаще гулять одна и даже завела друзей, правда я с ними не знаком, но, думаю, кто бы там ни был, общение ей не помешает. За два месяца весны её детские любознательность и непосредственность, сменились подростковыми вспыльчивостью, протестами, максимализмом и погружённостью в свой внутренний мир. Ника больше не делиться со мной всем-всем, не прибегает каждый день с вопросами – теперь она сама способна найти на них ответы. Хотя, честно говоря, она и в январе и в феврале уже могла бы сама домыслить или найти в книгах-интернете всё то, с чем она приходила ко мне. Просто тогда ей особенно важно было моё мнение, именно моя формулировка ответа, возможно, моё внимание.

29.04

Ника

Мне почему-то постоянно кажется, что у меня крайне мало осталось времени. Будто каждая возможность которая мне выпадает – последний в жизни шанс. Старшие в нашем литературном клубе говорят, что это вполне естественно, и что чем старше я буду становится, тем отчётливее будет ощущаться это чувство. Мне страшно стало от этих слов – куда уж отчётливее! Меня и так изъедает днём и не даёт спать ночью мысль «жизнь прошла, а я ничего не успела». А ещё я почему то чувстую вину. Она не преследует меня, но иногда как выскочит из-за угла, и так тошно становится, что хочется на ближайший мост идти.

Наверное, это тоже нормально.

Мне действительно хорошо и интересно в нашем клубе, люди там очень разного возраста от одиннадцати до сорока лет, там как будто бы для каждого есть место. Но почему-то мне намного проще общаться и выстраивать отношения со старшими людьми, думаю здесь сказывается окружение, в котором я росла и моя неестественно взрослая внешность тоже совсем не помогает вливаться в компании ровесников. И хотя большую часть времени меня это устраивает (взрослые почему-то ближе мне по интересам и мировозрению), иногда так важно, так нужно обговорить что-то с кем-то моего возраста!

17.06

Учёный

«Хроники Ники»

Ника сейчас у нашего пластического хирурга. Я не хотел этого, оттягивал как мог, но ей восемнадцать, а её телу в мае исполнилось сорок четыре. Этим летом она поступает в университет, вряд ли в другой город – мы с ней договорились. Но она хочет снимать квартиру, жить отдельно. Ей нужны друзья, отношения, эксперимент ведь изначально задумывался, чтобы помочь ей стать счастливой. Но её не будут принимать, пока она выглядит так. Поэтому она сейчас у пластического хирурга.

18.06

Ника

Я давно думала об этом, упрашивала отца пару месяцев, а когда несколько дней назад он сказал мне, что скоро я буду выглядеть на свой возраст – я ничего не почувствовала. Мне кажется, что я уже очень давно не могу ничего по-настоящему чувствовать. Все мои эмоции будто клад, бережно завёрнуты в ситец, упакованы в шкатулку с замком и зарыты глубоко-глубоко. Я этого не хотела – это вынужденная мера. Мне не с кем делить чувства и переживания, а для одной маленькой мня их слишком много и копились они очень долго, так что если я выкопаю их сейчас – они захлестнут меня всю и сразу, мне нечем станет дышать, я ничего не смогу видеть и слышать, и всё для меня кончится, насовсем.

Скоро я уеду. Буду учится, жить отдельно, и, конечно, так хочется верить, что всё измениться к лучшему. Но я прекрасно понимаю – вряд ли. Изменится обстановка, изменится моя внешность (уже изменилась. Я всё ещё не похожа на девочек моего возраста, но всё же выгляжу явно моложе и попросту иначе. Сегодня утром мне потребовалось время, чтобы узнать себя в зеркале), но я-то остаюсь прежней. Я не не знаю как и что в себе изменить. Я этого не умею. Папа и его коллеги обучили меня всем наукам и искусствам, но так и не научили правилам, по которым нужно жить, чтобы быть, ну не счастливой, конечно, для этого, наверное, всю землю перевернуть надо, а хотя бы просто не несчастной. А может они и объясняли, просто я так ничего и не поняла.

19.06

Учёный

– Войдите – я сидел в своём кабинете и, честно говоря не работал, а просто смотрел в окно и думал о всех причудах происходящей с нами жизни, когда в дверь постучали. Стучащий вошёл в кабинет вместе с моим ответом, кажется он был ему вовсе не обязателен.

– Артур Белый? – довольно резко обратился ко мне вошедший

– Да, всё верно, а …

– Я ищу Софью Михайловну Нестерову. Я знаю, что она у вас.

Несколько секунд я судорожно рылся в памяти, пытаясь понять, откуда это чужое имя и этот чужой молодой человек так мне знакомы. Я пригляделся повнимательнее к его лицу и понял всё. На меня смотрели Никины глаза.

– Извините, а кем вы ей приходитесь? – Ника, точнее Софья вообще не упоминала своих родственников, а я был так увлечён экспериментом, что мне не было до этого никакого дела.

– Я её сын, Нестеров Владимир Николаевич. И я не видел свою мать уже почти год. Она всегда была такой, могла пропасть неизвестно куда на несколько недель, месяцев. Но так на долго – никогда. В её компьютере я нашёл ваше объявление, судя по всему это было последнее, что она просматривала перед тем, как исчезнуть. Итак я спрашиваю, где моя мать? – говорил он это раздражённо, но не взволнованно. Как мне показалось, он ни столько волновался за мать, сколько его выводила из себя невозможность держать всё под своим контролем.

– Я так понимаю, вы уже знаете по объявлению, что за эксперимент мы проводим…

– Знаю и…

– Я вас выслушал, прошу теперь вас послушать меня – я чуть повысил голос, этот человек начинал меня раздражать. И всё моё сознание отказывалось признавать, то что стоит сейчас передо мной с делано грозным видом. У Ники есть сын. – ваша мать сама обратилась ко мне, я подробно ознакомил её с планом проведения эксперимента. Она подписала все документы, я могу вам их продемонстрировать.

– Мне не нужны никакие документы. Мне нужно, чтобы вы вернули мне мать. – он говорил, очень отчётливо произнося каждый слог, будто старался сделать мне внушение.

– Но поймите же, она вас не помнит!

– Значит так..!

– Пап, к тебе можно? – В кабинет заглянула Ника, оборвав гневную речь своего сына.

Заметив его, она ничего не сказала, только смотрела очень внимательно. Глаза её расширились, всё её лицо трогала микромимика, выражающая совершенно разные, противоречивые чувства. Неужели узнаёт?

– Кто вы? – Меня Ника уже не видела. Она говорила с ним.

– Я пришёл сюда за своей матерью. Вы чем-то мне её напоминаете.

– Вы тоже мне кого-то напоминаете. Где я могла вас видеть?

– Ника, выйди, пожалуйста, нам нужно закончить разговор с Владимиром Николаевичем. – вставил я.

– Точно! – Воскликнула Ника – Я так и знала, я будто всегда знала, что вас зовут Владимир Николаевич!

– Ника, выйди, прошу!

– Нет, постойте! – Начал Владимир – Вас действительно зовут Ника?

– Да.

– Как давно вы здесь, в этой больнице?

– Вообще-то, это не больница – я тщетно пытался прекратить этот разговор, перевести его в другое русло, предотвратить катастрофу. Нет, кажется, её уже не избежать.

– Я живу здесь всю свою жизнь.

– Где же ваши родители? Сколько вам лет? – Он бросался на неё с вопросами, будто стараясь сбить с ног.

– Мне восемнадцать. А что касается родителей, мой отец перед вами – Ника указала на меня.

– А мать?

Ника задумалась. Он победил. А я только сейчас понял, что Ника действительно никогда не спрашивала меня о матери. Будто всегда знала, что её у неё никогда не было, быть не могло и это норма.

– Папа – она медленно повернула ко мне голову – откуда я знаю этого человека? – я молчал. Я был не в силах и не вправе сказать правду. А снова лгать уже не мог, да и смысла в этом теперь не было. – Прошу тебя, скажи мне. Я же вижу, ты всё знаешь! – Владимир смотрел на меня, приподняв подбородок, как и Ника ожидая ответа. – Пожалуйста…. Я чувствую, что знаю его, чувствую, что он мне очень дорог, кажется, дороже всех не свете, но совсем не могу вспомнить. А ещё я чувствую ужасную вину, будто я, сама того не желая, испортила ему всю жизнь, и тоже не знаю отчего это чувство! – Ника смотрела на меня широко открыв глаза, чуть не плача.

– Так всё. Я звоню в полицию – Владимир достал телефон. А я? А я… Я не знал что мне делать, не знал, как поступить правильно и, видимо, поэтому поступил максимально неправильно. Я сбежал. Я бежал по улицам, стараясь не думать ни о чём, не чувствовать ничего кроме боли в ногах. Я не хотел этого. Просто не мог по-другому.

19.06

Ника

Папа ушёл. Не знаю куда, неважно зачем. Мы остались вдвоём с этим человеком. С Владимиром. Он отвечал вопросами на мои вопросы. Видимо когда-то в прошлом, сама того не помня, я действительно заставила его страдать, я вижу это в его глазах, слышу в его голосе. Но совершенно ничего не могу вспомнить. Меня всю врёт изнутри. Моё сердце бьётся о раскалённые рёбра, старается на смерть. Весь мой скелет горит, прожигая кожу, оставляя дыры в лёгких. У меня кружится голова, подкашиваются ноги. Никто мне не ответит. Сама я ничего не вспомню. Я хочу, больше всего на свете желаю, что бы мой аккумулятор отключили. Не знаю, что тогда будет. Скорее всего я умру. Но пульт у папы, всегда у папы. А он убежал. И что же осталось мне?

Папа, что ты оставил мне?!

19.06

Учёный

Пробегав минут двадцать, я вернулся в центр. Я решил сказать правду. Если будет нужно – отключить аккумулятор и завершить эксперимент. Я решил поступить правильно. Поступить честно. Но у входа в исследовательский центр я встретил полицию и скорую. Владимир тоже был здесь, глаза его покраснели и смотрели с такой ненавистью, какую я никогда раньше и представить не мог. Ники нигде не было. Я понимал, что произошло. Точнее чувствовал, но понимать отказывался. Я так смутно помню те минуты. Помню Никины глаза, на мужском лице, горящие красной ненавистью, преследовавшие меня потом каждую ночь, помню много людей, много лишних людей. И наконец помню тело на асфальте. Под окном моего кабинета на пятом этаже.

20.06

Учёный

«Хроники Ники»

Эксперимент окончен.

Ники больше нет.