Думы боярина [Алексей Вячеславович Сидоров] (fb2) читать онлайн

Алексей Сидоров Думы боярина

Всадники погоняли коней насколько это было возможно.

Гнали в Углич по государеву делу особого характера. Еще вчера на всем пути следования были извещены ямщики о важных людях, коим немедленно должны были предоставляться самые свежие, готовые к гоньбе лошади. До тех пор, пока не минуют очередной стан государевы люди, лошадей никому давать было не велено за исключением наличия большого числа таковых в запасе.

Василий Иванович Шуйский обдумывал поставленную перед ним задачу. Ранним утром он был отряжен боярами для проведения сыска касательно смерти царевича Димитрия, последнего сына Иоанна IV Васильевича, в недавнем прошлом государя земель российских.

Ехать решили без подвод, дабы и скорость передвижения увеличить, и экономить время при смене коней. Помимо непосредственно основных четверых верховых в Углич отправились еще восемь стрельцов, которые должны были при необходимости охранять государевых людей от нападения.

Шуйский велел гнать до Ростова Великого, останавливаясь только при ямских станах для смены коней. Именно потому и выбрали путь через Ростов, а не напрямки от Переяславля на Углич: по прямой дороге не было ямских станов и это могло удлинить время следования до места назначения.

Хоть и был на улице май 1591 года, а дорога была относительно неплоха. Хоть она окончательно еще не высохла, а местами была грязь да в низинах болотная жижа, это не сильно мешало верховым. Еще в позапрошлом году государь обязал дорогу эту содержать в состоянии, близком к идеальному. Если раньше первым путем сообщений из Москвы было направление на Великий Новгород, то теперь ситуация несколько изменилась. Основная торговля велась сейчас с Англией через Архангельск, куда путь лежал через Переяславль, Ростов Великий, Ярославль и Вологду, а помимо купцов с обозами, по сей дороге держали путь посланники царствующих особ. По причине большого числа священных мест на данном направлении дорога эта была в большом использовании и у самого государя, а также представителей высшего духовенства, которое было приближено к тогдашним правителям как никакое иное сословие.

Солнце уже поднялось высоко и перемещалось ближе к югу, когда только отъехали от ямского стана в Городке и миновали Троице-Сергиев монастырь. Медленно, медленно они двигались! Еще столько же верст до Переяславля, а потом столько же до Ростова – поспеть бы к ночи. Иначе придется ночевать на ходу, в пути. Но ничего не поделаешь – ослушаться наказа Шуйский не имел права, да и попробуй дать повод к сомнению – быстро состряпают донос.

Невеселые раздумья посещали голову Василия Ивановича. Сегодня пошли третьи сутки, как в Угличе не стало малолетнего отрока. Еще до полуночи его подняли, велели мчать к государю по причине получения срочных известий.

Не мог боярин понять, за что удостоился такой чести – расследовать столь темное дело, которое могло повлечь за собой непредсказуемые последствия для всех, в том числе и для него самого.

Почему именно его, Шуйского, поставили во главе обыскной группы? И главное – кто предложил отправить его в Углич? И почему никто из бояр не воспротивился этому? С Клешниным – ясно, этот с Годуновым с детских лет не разлей-вода. А почему на него свалилась такая участь? Еще совсем недавно возвернули из ссылки с Галича, вновь сделали боярином, а теперь – такое важное задание. Не затем ли и сняли опалу, что сначала запланировали лишить жизни угличского царевича, а по свершении душегубства отправить его на поиски виновных?

Годунов перед выездом имел с Шуйским беседу. Они стоили друг друга. Оба смотрели друг на друга хищными глазами, в которых у обоих иногда мелькали хитрые, насмешливые искорки; говорили при этом о серьезных вещах.

Они всегда вели закулисные игры между собой: один, будучи в приближении к государю, старался всеми способами удалить с арены ненужных ему соперников; другой, чей род постоянно испытывал то милость, то опалу правителей, делал попытки войти в доверие к царю Феодору и, если не потеснить Годунова, то хотя бы стать с ним вровень.

Годунов сказывал, что на месте будет ждать Тимурка Засецкий, голова московских стрельцов. Тот послан был в Углич сразу же по получении из удела вестей о случившемся, еще накануне. Но с какой целью? Гонец, примчавшийся из Углича, ничего о случившемся сам пояснить не мог; окромя своего имени он даже не указал имени того, кто его с грамотой обязал мчать во весь опор к царю-государю. Так, по крайней мере, поведал боярам Годунов. Содержание грамоты до бояр доведено не было, да и имени гонца, а равно и его посланника Бориска не обнародовал. Темнит он что-то, скрывает от людей случившееся. Если, конечно, сам правду знает.

Кроме Засецкого в удел должен выехать митрополит Геласий. Этот тоже лишку не скажет – из Борисовых людишек будет. Умчал ли раньше, или по запяткам его, боярина, путь будет держать, с тем, чтобы попутно узнавать вести да отписывать Годунову? Через Ростов митрополит путь держать будет, или свернет в Переяславле за Плещеевом в Никитский монастырь? В столице его сегодня не было видно. Если выехал вперед – велено ли ему дожидаться обыщиков, или нет? Сказывают, будто бы видели, как Геласий куда-то помчал сразу по приезде угличского вестника. Не спутали ли с кем?

В связи с посетившими его раздумьями Шуйский словно отключился от внешнего мира, ушел в себя. За это время не раз меняли коней, не задерживаясь ни на минуту. Иногда приходилось почти останавливать движение по причине не освободившихся еще от весенней воды низин, где конские копыта засасывались переувлажненной почвой. В таких местах стрельцы сначала пробовали, насколько тверда в этом месте почва, одновременно меряя глубину, и, если пройти было невозможно, быстро, не мешкая, направлялись в стороны для поиска обходного пути. В дальнейшем приходилось наверстывать потерянное время.

Все это словно пролетало мимо Шуйского – боярин следовал вместе с остальными, то останавливаясь, то подгоняя своего коня, а то и сходя на землю для его замены и вновь лихо вскакивая после на нового, особо не придавая значения происходящему вокруг него.

Переяславль уже был далеко позади, когда боярин «пробудился». Пробудился от весеннего холода. К тому моменту солнце касалось верхушек деревьев, стоящих к западу версты на полторы от пути их следования – в этом месте дорога вела по открытой местности. Скакавший рядом Клешнин тоже перебирал свои мысли, время от времени поглядывая вперед.

– Далеко ли уехали? – спросил Шуйский. – Что-то я вроде как задремал.

– До Ростова еще полпути от Переяславля, – словно нехотя ответил Клешнин.

До этого момента они ни словом не обменялись друг с другом. Перед каждым была поставлена своя задача. Только сейчас Шуйский решился «прощупать почву».

– Что думаешь, Андрей Петрович, об этом?

– Приедем, дознаемся – видно будет, – уклончиво ответил Клешнин, отводя глаза в сторону.

«Ага, не хочет, стало быть, окольничий толковать. Значит, имеет указание лишку не болтать при мне, а может и вовсе отправлен следить за мной. На месте будет ясно что к чему. Только если нам меж собою не велено толковать, как быть делу в Угличе? Кому сыск вести? Годунов предложил во главе меня, а Клешнин? Если в моем подчинении, значит не вправе вести дело сам, без моего ведома. Да и чин не позволяет. Что-то все-таки скрыл Бориска, не до конца мне сказал».

Молчание, в котором до этого немногословного разговора пребывали оба, вновь воцарилось.

«Со мною, помимо неведомого мне пищика да друга Годунова Клешнина, еще Елизарий Вылузгин. – размышлял про себя боярин. – Только последний и может быть полезен. С ним у нас давние связи – с тех времен, как судные дела во Владимире разбирал. Бывало, отписывал памяти в Поместный приказ Елизарию. Быстро он мне отписывал. Попробуем и на этот раз столковаться. Только б этот прихвостень Борискин не мешал. Ишь, глазищи-то вылупил. Не зря, видать, Луппом прозвали».

Елизарий Вылузгин держал путь впереди в нескольких шагах от них. От постоянного исполнения обязанностей дьяка он сильно ссутулился.

«Интересно, что ему Бориска наказал в отношении меня? Или только Клешнину указания дал? Сам Елизарий стороною держится. И от Клешнина тоже. Даже очей не кажет. Боится дьяк себя выдать, что ли?»

Уже ближе к полуночи прибыли к Ростову Великому.

– Здрав буди, владыка! – приветствовал Шуйский митрополита Варлама, заходя на архиерейский двор. – Тимурка Засецкий был ли?

– Глаз не казал. – ответил митрополит после приветствия. – Дело какое срочное случилось?

– Нешто не ведаешь про Углич?

– Вести не доходили.

– Царевича не стало.

– Димитрия?

– Его, – кивнул Шуйский в ответ.

– Ну-у, – протянут митрополит, – стало быть, осиротеть может трон наш.

– Тише, владыка. Чужим ушам лишние слова не обязательно слышать.

Варлам покачал головой. Когда несколько лет назад Иов, возглавлявший на тот момент Ростовскую епархию, возглавил Московскую, его место и занял игумен Кирилло-Белозерский. В митрополиты Варлам был рукоположен около двух лет назад, когда в Москве Иов был избран в патриархи.

– Для сыска, значит, послан? – уточнил он у Шуйского.

– Да. Вот не знаю, что привезу, какие дела разведаю.

– По совести б надобно, боярин.

– Вестимо, что по совести.

– Не лишил ли кто последыша жизни?

– Не ведаю о том.

– Неужели кто решился бы грех на себя взять? Ведь дите еще, и десяти годов не жил.

– Грех или нет, о том пока рано говорить. Когда дознаемся – ясно будет, кого в нелюди записывать, – Шуйский перекрестился на образ.

Митрополит, опустив глаза, что-то обдумывал. Он понимал, что Углич вновь оказался на острие недобрых событий, как бывало уже не раз.

– Окромя царевича-то ничего более не слыхать?

«Все-таки знает владыка, раз спрашивает. Видимо, дошли вести с Углича. Или Засецкий успел сболтнуть? А может – Геласий? Тоже ведь митрополитом-то сделался не далее как после возведения Иова. Значит и Варлам… А, была-не была».

– Тут еще кое-что есть. – зашептал Шуйский. – Как сказывал гонец, Нагие приказали государева дьяка убить – Михайлу Битяговского. Оговорив, записали сына его в душегубцы наряду еще с двумя – будто бы они Димитрия жизни лишили – да и дали о том клич. Жители-то и кинулись искать убийц царевичевых. А заодно и дьяка порешили, да с ним еще нескольких.

– Господи! Да ведь этого теперь за всю жизнь не отмолить! – ужаснулся митрополит, истово крестясь. – Верно ли сие?

– Гонец сказывал, – пожал плечами боярин.

– Да неужто люди-то там совсем без креста? – продолжал креститься владыка.

– Нагие все. Их дело. Привиделось, что убили царевича. Не разобравшись решили, по праву своего места. А ведь помимо царицы остальные ее родственники, которые в Угличе-то, и вовсе никто. Ни званий, ни чинов до недавнего времени сроду не имели.

– Так царица приказала-то?

– Будто бы. Спознаюсь когда, там видно будет.

– Стало быть, в монастырь ее теперь?

– А куда еще? Знамо дело.

– Ты уж, боярин, по правде там дело верши, не торопко. Не усердствуй лишка-то, ежели увидишь, что напраслину на кого возводят – не бери на себя грех, не упрямься. А по поводу царевича я вот что тебе скажу… – митрополит глубоко вздохнул. – Вряд ли кто лишил его жизни. Тем более дьяк и его сын. Им что за резон? Выше своих мест они все равно не поднялись бы, а других в Угличе нет. Ежели только со стороны кого послали. Но – кого?

– Годунов…

– Борис? Не до царевича ему, поверь. Сейчас он при государе. Обласкан им как никто иной, выполняет наказы и поручения царя. Сестра его Ирина – царица. Куда еще лучше? Со шведами еще бьется, пытается Нарву возвратить.

– У Феодора нет наследников.

– Так и у деда его тоже долго не было царевичей-то.

– Если Феодор вдруг умрет бездетным, государем кто сделается? Димитрия как брата его…

– Теперь уже нечего об этом толковать, боярин.

– … а потому иных искать надобно будет. Вот тут Годунов-то и …

– Как бы нас кто не услышал, – митрополит старался говорить совсем тихо, – но если с этой стороны подходить, так и тебя, Василий Иванович, можно рассматривать как имеющего здесь свои интересы. Ты ведь из Рюриковичей, боярин? А? А Романовы? По крови они стоят выше Годуновых. Как-никак, Феодор-то наполовину Юрьев-Романов будет. Так что не ищи в этом направлении, боярин, а то запутаешься. Лучше смотри на месте, что там и как. Сначала постарайся вызнать что-нибудь без особых понуждений. Глядишь, и поверят тебе, скажут правду. А уж пытать – самое последнее дело. Не спеши с этим. Крутой норов покажешь – отвернешь от себя тех, кто не подлежит пытке-то. Вот так.

– Владыка, определи меня куда-нибудь на ночь. Одного чтоб. Надобно мне обдумать кое-что.

– С этим беды не возникнет. Укажут тебе место, никто до утра не потревожит. Отправишься, небось, с рассветом?

Шуйский в ответ пожал плечами:

– Видно будет.

Оставшись один, Василий Иванович глубоко задумался над теми наставлениями, что услышал от владыки Варлама.

К чему эти напутствия о ласковости со свидетелями? Ведь проще простого – первого же загнать к палачу в застенок, а другие пусть слышат. Тогда сговорчивее будут. Не посмеют хвостом юлить да душой кривить. Но нет – не понуждай, говорит. Уговор-то в таком деле силы не имеет – поймут слабость, так враз обведут вокруг перста. Даже не успеешь и понять, что к чему.

Обыск нужен повальный, это ясно. Только вряд ли многое он даст – сомнительно, чтоб до царевича допускали всех, кого ни попадя.

Сперва надо будет с Волоховой свидеться. Еще с Суздаля мы с ними знались, хоть позже и стал за нами догляд Годунова, да умели мы хоронить концы. Что случилось там, на уделе? Видела ли Василиса то сама или неведомо ей о том? Суздаль!.. А ведь Гришка Годунов разбирал суздальские судебные тяжбы в одно время с ним, Шуйским. Только Василий Иванович ведал делами Владимира. Может, Волохова и с ними имеет связи?..

Думы одолевали Шуйского.

«Хотели мы царевича-то подготовить, да-а. Пытались, было, сделать государем, да вовремя спохватились – совсем малец. Не стали в это дело влезать. Позже, выступая за развод Феодора с Иринкой, нам было все равно – кого государь выберет себе новой женой? Если бы позже родилось дите, Димитрию уже не быть государем – ему на веки вечные только уделом править. Годуновы тоже не у дел. Пытались двух зайцев разом убить. За что и поплатились.

И пока меня не удалили в Галич, сведения я верные из Углича получал. Потом, правда, скоро нашла у себя в Угличе Василиса нужных людей. Передавала им вести, те – своей родне, что в Галиче были. Так что и здесь меня не удалось увести далеко от царевича. А если проведал о том Годунов? Везде у него свои глаза да уши, тот же Клешнин вот. Может, и вернул в Москву потому, что следить за мной там проще, чем на большом-то удалении? Но мне все равно было об Угличе известно все. А вот о последних событиях никто весточку не прислал, только во дворце прознал о сем. Может, Волохова все-таки…

Прав митрополит – запутаюсь, коли по этой дорожке стану рыть. Хотя и были слухи из Углича, что готовятся Димитрия извести, так этого хотели всегда, чуть не с самого его рождения. А уж когда Иван-то, отец его, покинул грешную землю, так и вовсе каждый день говорить стали либо о возведении мальца на престол, либо о смерти, уготованной ему в ближние дни. Но семь лет прошло. Долго готовились, если это дело чьих-то рук. А может, вновь прав владыка, и никто Димитрия жизни не лишал?»

Эх-х, не ко времени он в Углич едет! Надо бы знать, что у трона государева сейчас происходит: как встретили недобрые вести там, что делать будут? В былые-то времена они, Шуйские, редко в стороне оставались – умели воду мутить да лбами сталкивать ненужных им особ, что невесть какими путями наверх вылезли. Правда, каждый раз оборачивалось все против них же самих, но уж таков удел рода Шуйских – даже оставаясь в стороне от главных событий попадать в опалу государеву да скоротать век в дальних имениях, дожидаясь очередной милости да нового подходящего случая. Так повелось еще со времен Феодорова отца царя Иоанна.

Вот и сейчас он вынужден уехать прочь из Москвы вместо того, чтобы попытаться против Годунова смуту сеять да суд вершить, …

«Смуту сеять! А не по этой ли причине Бориска меня в Углич-то направил, а? Без меня ведь из наших никто ничего не сумеет супротив него сладить. Может, это и есть цель государева шурина – удалить меня из столицы, чтоб не мешался? Тогда выходит, что Годунов под себя подомнет сейчас всех, да еще и против нас, Шуйских, настроит! Хотя нет, против нас не станет он ничего затевать. Главное – возвысить себя, а помешать ему в этом могли бы только мы. Но один – в Смоленске, другой – во Пскове, а я хотя сейчас и ближе их к столице, а все же не так, чтобы влиять на что-то.

Ох, лис! Ну и Годунов! Как же он меня провел! Что ж теперь мне в Угличе делать, какой результат добывать?»

Шуйский поднялся, сделал несколько шагов по келье, развернулся и, пройдя обратно те же шаги, продолжил метаться туда-сюда. Он понимал, что Годунов на этот раз его перехитрил так, что он, Василий Иванович, этого и не заметил. Но зачем было вообще возвращать его из Галича? Неужто проведал о …? Тогда почему к ним никаких мер не принял? Все живут себе, как и раньше, ни о чем не сожалея. Все-таки не мог разгадать Шуйский поведения Годунова.

Через какое-то время боярин немного успокоился. Он остановил свои метания и вновь лег, шумно выдохнув при этом.

«Но если Годунов в самом деле меня с таким умыслом в Углич отослал, то результаты сыска ему ни к чему. Выходит – все равно Бориске, с чем я вернусь, какие сведения добуду. А значит, ничего на самого Годунова в Угличе нет! Тогда, получается, и в самом деле ему безразличен итог? А – мне?.. А мне тем более. Особо усердствовать здесь нечего. Что будет – то и будет. Убили ли Димитрия, или самозаклался царевич – не все ли равно? Жизнь ему уже не вернешь. Нагим же я жизнь немного испорчу – в виноватые их запишу. К чему они теперь мне, без царевича? Все ждали того, что сейчас произошло там, в Угличе, ибо видели неизбежность умерщвления угличского отпрыска; и непременно думали, что сделает это Бориска. А что теперь? Может, оттого и молчит – смекни, мол, Шуйский, как быть лучше – при государе, или обратно – в ссылку, а то и в постриг…

Значит, главное – Нагие. Глядишь, хоть их отдалю от теплого места, чтоб не вели интриг с кем-нибудь. Но в этом мне должны помочь там, в Угличе. Обдумать надобно, как на этих родственников последыша указать, чтоб поверили в вину их».

Шуйский вновь глубоко вздохнул.

«А ведь Годунов сказывал, будто Нагие указали на Битяговского как на убийцу. Или на сына его? Чем не поклеп на верных и преданных слуг царя? Выходит – бунт затеяли, смуту? А за это… Все, вроде, складывается. На том пока и порешим».

Этой ночью Василий Иванович так и не смог заснуть – сначала ему это не давали сделать раздумья об удачной игре Годунова против него, а затем – мысли о предстоящем сыске на месте смерти царевича.

С рассветом он вместе с остальными обыщиками отправился дальше в Углич.