Грехоборец [Владимир Лынёв] (fb2) читать онлайн

Владимир Лынёв Грехоборец

1

Очередной рабочий день в Бюро Чистоты начинался с всенепременной утренней службы, и детектив Гор Штейн изнывал от легкого похмелья и тоски под монотонный бубнеж капеллана Адамсона. Глядя на офисного клирика, он невольно пришел к выводу, что человек, не раскрывший и десятка дел за долгие годы службы, годился лишь на то, чтобы вещать с кафедры прописные церковные истины, пока подневольная паства вполглаза досматривает предпоследний сон.

Стрельчатые своды капеллы терялись в недосягаемой вышине, укрывая мечты и чаяния богомольцев белым мраморным саваном. Ее внутреннее убранство не украшали фрески, иконы или прочая пресыщенная роскошь, свойственная храмам и церквям Вышеграда. Одна аскеза и строгость геометрических узоров. Ничто не должно было отвлекать грехоборцев от поставленной задачи. Здесь укрепляли и доказывали свою веру делом, хотя в реальности касалось это далеко не всех.

Штейн преклонил колени на антрацитовом полу среди десятков своих согбенных коллег и беззастенчиво лузгал семечки, шумно сплевывая шелуху в бумажный кулек. Сие действо не несло в себе оскорбительного контекста, как ему казалось. Просто манкуртам постоянно приходилось задействовать мелкую моторику, чтобы периферические мышцы не сковал парез, а потому со стороны он походил на компульсивного холерика или гиперактивного ребенка, неспособного и секунды усидеть на одном месте. К тому же Штейну нравился вкус. Вернее, хоть какое-то наличие вкуса. Изысканные блюда и напитки с тонким букетом были не для него. Его выбором оставались острые закуски, крепкие сигареты и самый забористый алкоголь, какой только можно сыскать в Иерополе. С ними он мог ухватиться за тени давно забытых вкусовых ощущений на своих атрофированных рецепторах.

Забавы ради детектив старательно игнорировал яростные взгляды, которые периодически бросал в его сторону юный офицер Баррет, недавно заступивший на службу и доселе видавший манкуртов только на образовательных экскурсиях по пищевым плантациям Иерополя.

Баррет обернулся в очередной раз. Его милое личико с гладкими детскими чертами рассекла гримаса негодования. Штейн обнажил зубы в ухмылке. Все равно что вороне дергать за хвост несмышленого щенка. Эту игру можно было продолжать бесконечно. Хотя, будь Штейн молодым истово верующим теплокровным, возможно и дал бы себе по роже за подобное неуважение к официальным обрядам. Однако детектив не был юн. Вера сгинула в горниле Священной Войны. Что же до жизни – она давно покинула это бренное тело.

– Спаситель одарит нас милостью своей, когда мы искупим все грехи человечества, – провозгласил капеллан. – И вознесут нас архангелы Паргелиона на небеса для Последнего Суда. Засим мы и трудимся каждый божий день, не жалея живота своего. Аминь!

– Аминь! – хором повторили сотрудники Бюро и воздели руки к небу в едином порыве.

Штейн широко зевнул, не прикрывая рта, и засунул кулек с шелухой в карман пиджака. Кряхтя и чертыхаясь, он поднялся на ноги, разминая отяжелевшие члены. Направившись к выходу, он нетерпеливо проталкивался через толпу коллег. Рутинное богослужение было окончено, и пришла пора наверстывать упущенное время, но с этим его желанием, похоже, не все сегодня считались. Штейна перехватил Баррет, доверительно водрузив руку ему на плечо, и принялся читать душеспасительные нотации.

– Детектив, ваше поведение порочит высокое звание грехоборца, – услышал он привычный выпад в свой адрес. – Но никогда не поздно вернуться к свету.

Штейн повернулся и поправил сползшие на нос очки, чтобы скрыть тусклые серые бельма глаз за защитными красными стеклами. Он уставился на руку у себя на плече, как на докучливое насекомое. Баррет поспешил убрать ее подобру-поздорову и сделал шаг назад, но не отступился от своего, ожидая ответа. На розовом личике, до хруста выбритом и свежем, как вымершие розы, пылал гневный румянец. Волосы, уложенные на бок косым пробором и обильно смазанные гелем, следуя тенденциям синоидальной моды, топорщились отдельными лихими вихрами, вырвавшими за пределы кошерных допущений. Стоило отдать парнишке должное. У того были яйца, а вера не была пристегнута к роже привычной социальной маской. Она горела в сердце неистовым пламенем. Таких следовало опасаться больше всех прочих.

– Еще комментарии будут, офицер? – осведомился Штейн.

– Это все.

– Тогда вы свободны, – отрезал детектив. – Если мне впредь потребуется ваша тонкая интуиция и наблюдательность – дам знать. Теперь позвольте откланяться. Некоторым в этом сонме праведников еще приходится работать, а не только персты о четки мозолить.

Штейн зашагал прочь.

– Несчастное создание, – едва слышно донеслось до его ушей. – Я помолюсь за вас.

Штейн стиснул зубы, но не стал останавливаться, чтобы поучить паренька уму-разуму. Для всех мил не будешь. Как всегда, невысказанные вслух мысли озвучил персональный ангел-хранитель, выданный Штейну Бюро после очередного закрытого дела. Он, призванный сокрытым в глубине души психическим напряжением подопечного, нетерпеливо вырвался из массивного латунного креста, висевшего на шее детектива. Яркий нимб зажегся над его головой, свернулся снежком шаровой молнии и разросся голограммой детской фигурки.

– Вот же надменный мальчишка! – провозгласил сотканный из лучей света пухлый младенец в технологичном доспехе из жидкого сплава с массивными крыльями из керамических пластин за спиной и стукнул Баррета по лбу.

Офицер опешил то ли из-за того, что впервые узрел аватар ангела пускай и самого мелкого ранжира, то ли от того, что тот работал в паре с единственным неправедником в Бюро. Это было честью, оказанной немногим детективам. Кресты призыва доставлялись прямиком из Паргелиона и вручались лишь кандидатам, одобренным там же. Штейну было плевать и на Паргелион, и на пересуды коллег, и на слова Сефирота – его ангела-хранителя. В одном он не сомневался точно. Периодически эта штука была крайне полезна.

Сефирот все не унимался:

– Довольно позорить род Адама! Что предпочитаешь, дитя: веру в себе или себя в вере? Имитируешь добродетель, насмехаясь над несчастными сиротами Священной Войны и потакая шовинистским пуристам из Синода? – Баррет будто язык проглотил. – Молчишь? Так вот что я тебе скажу, горесть ангельская. На плечах грешников стоит славный град Иерополь, но грехоборцам каждый день должно чистить улицы его от скверны пороков. Оказавшись в омуте ненависти, лицемерия и лжи, каждому придется замараться. Если ты не поймешь этого, то злой город, которому нечего терять, слопает тебя с потрохами и не подавится, невзирая на высокие церковные чины твоих достопочтимых предков, продвинувших тебя в грехоборцы.

В капелле воцарилась гробовая тишина. Коллеги неистово пожирали эту троицу глазами. Чужие дрязги и пересуды горячили кровь обывателей сильнее, чем депрессивный секс без страсти и радости. Любой взрыв эмоций становился пиром для голодных очей. Детектив ненавидел подобные шоу.

– Сеф, ты закончил? – сухо уточнил Штейн у своего помощника.

Ангелок обиженно насупился.

– Даже если нет, то пора бы тебе заткнуть фонтан. У нас много работы.

Штейн покинул капеллу на пару с угомонившимся Сефиротом и заспешил в криминальный отдел. Убийства в последнем городе на земле еще не утратили своей актуальности даже пред суровым ликом свершившегося Апокалипсиса. Напротив, если худшее воздаяние позади, а прочие наказания за грехи неминуемы – стоит ли сдерживать неистового зверя внутри себя? Ответ лежал на поверхности. Развивались лишь способы откупа от собственных прегрешений. Индульгенции разлетались как горячие пирожки, а епитимьи снимались за взятки или услуги.

Кабинет капитана Ломбарды располагался прямо посреди просторного офиса. Стеклянные стены позволяли без стеснений наблюдать за работой криминального отдела. Дешевые жалюзи создавали иллюзию приватности, когда это требовалось. Душное помещение скрывалось в плотных клубах сигаретного дыма, сочившегося из дотлевающего окурка в переполненной пепельнице. Раздолбанная печатная машинка была завалена кипой бумаги. Лишившись соблазнов электронного века, предшествовавшего Священной Войне, человечеству было сложно не утонуть в водовороте бюрократии и бумагомарательства. Даже лучшим его представителям в лице пожилого капитана Ломбарды, никогда не отрывавшегося от грешной земли. Штейну было немного жаль своего бывшего боевого товарища, с которым они прошли столько битв. Променять работу в поле ради просиживания задницы в офисе – годы брали свое. Люди старели и обращались в прах. Их бессмертные души гнили в чистилище, ныне, вероятно, напоминавшем жилые муравейники Иерополя, в ожидании Последнего Суда. Не старели одни манкурты. Проклятые или благословленные. На это в обществе до сих пор не сложилось единого мнения.

Детектив постучал по косяку распахнутой настежь двери:

– Вызывали?

Ломбарда оторвался от бумаг, неловко поерзал в кресле, разминая затекшие конечности, и похрустел артритными суставами. Поднял взгляд на вошедшую парочку:

– Заходи, Гор, не стесняйся, и ты, Сефирот, хотя не уверен, нужно ли тебе мое дозволение.

Сефирот воспрял духом:

– Благодарю, кратистос! – он принялся весело нарезать круги по кабинету Ломбарды, уподобляясь довольной собачонке.

– Не мельтеши, – буркнул Штейн, недовольно зыркнув на Сефирота, и постучал пальцем по кресту на шее. – Место!

У Ломбарды глаза на лоб полезли от подобного богохульства:

– Гор, да разве ж можно так с посланником Паргелиона?

Сефирот тоненько захихикал:

– Никаких проблем, капитан! У нас с детективом Штейном особые отношения, – он подмигнул теребившему лацканы пиджака грехоборцу, состроившему кислую мину. – Верно, феофил?

– Изыди! – голограмма схлопнулась и исчезла в латунном кресте.

Ломбарда покачал головой:

– Завязывал бы ты с этими выходками.

Штейн развалился в кресле напротив капитана и закурил, раздражающе пощелкивая костяшками пальцев:

– А чего ты еще ждал от неправедника? Думаешь, я хотел становиться таким? – он потрепал себя по седым космам, собранным в хвост на затылке, посмотрел на руку с кожей цвета пепла от тлеющей в пальцах сигареты и наконец снял очки, открывая мертвенно-бледные водянистые рыбьи глаза. – Истерзанный разум в неувядающем теле. Не об этом молил я в окопах долбаного Спасителя. Не о бессмертии, не об утрате памяти, не о соглядатае ангелов. Блядь, я даже не помню, какой была моя семья. Помню, что любил. Не помню – кого.

– Я знаю.

– Медленно и неотвратимо забывая собственное прошлое и теряя себя, остается лишь жить сегодняшним днем под колпаком мертвого неба. Трудно при таком раскладе не стать мизантропом и соблюдать заскорузлые обряды.

– Проще говоря, ты бываешь невыносимым засранцем. Коллеги жалуются на твое поведение.

– Пусть лучше займутся своей работой.

– Некоторые грозятся настрочить донос в Инквизиторий.

– Всегда мечтал понаблюдать воочию за работай извращенцев, финансируемых из муниципального бюджета.

– Гор, я не могу вечно прикрывать твою задницу, даже несмотря на очевидные заслуги. Прекращай дурить. Ты мне нужен. Твой опыт и твои навыки. Не впадай в нигилизм. Можем увеличить пайку ихора, если есть подозрение на прогрессирующий распад личности. Давненько мы с тобой по душам не болтали, а вот теперь вижу, что зря.

– Разве это похоже на беседу по душам? – удивился Штейн. – А как же бар и пара бокалов виски? Выкуренная под тихий блюз сигарета. Потом еще пара бокалов и наконец найденные в сигаретном дыму бессвязные полуночные слова.

Ломбарда крякнул:

– Стар я уже для такого дерьма.

– Херня тогда это, а не разговор по душам.

Ломбарда треснул кулаком по столу:

– Хватит юлить! Заткнись и не сбивай меня с темы. Тебе необходим незамутненный свежий взгляд со стороны! – капитан сложил листок с распоряжением и забросил его в жерло трубы пневмопочты. – Напарник.

– Спасибо. У меня уже есть автономный дрон с псевдоинтеллектом, считывающий мои мозговые волны и оглашающий невысказанные бесхитростные мыслишки на всю округу. Все равно что бздеть в микрофон.

– Так общаются ангелы. Они не обладают ни человеческим сознанием, ни человеческой логикой. Они иные. Их метод взаимодействия с нами…

– Всего лишь гребаная «китайская комната». Алгоритм. Мы даже не знаем, понимают ли они нас на самом деле или только создают видимость. Мы-то их точно не понимаем.

Ломбарда отмахнулся:

– Давай оставим теологические диспуты тем, кто поумнее нас с тобой: церковникам Вышеграда да прочим попикам и синим чулкам. Наша работа заключается в более приземленных вещах. В Адском Котле зреют волнения.

– Знаю. Я там живу, если ты еще помнишь. Не знаю одного. С каких это пор Синод стали интересовать проблемы бесовского гетто?

– Бюро оберегает всех граждан Иерополя и расследует нарушение заповедей вне зависимости от чистоты адамовой генетический линии.

– На словах, – сказал Штейн. – На деле Синод будет рад, если все эти крысиные гнезда однажды сгорят дотла.

– Бюро Чистоты не подчиняется Синоду, – ответил Ломбарда без тени смущения.

Штейн парировал:

– Баррета, вероятно, тоже взяли на работу за успехи в учебе?

– Кстати, о Баррете…

За спиной Штейна послышались приближающиеся шаги.

– Вызывали, капитан?

Лицо Ломбарды посетила лукавая отеческая улыбка:

– Офицер, вашим напарником в расследовании череды убийств в Адском Котле я назначаю детектива Штейна. Введите его в курс дела.

– Грехи мои тяжкие… – только и выдавил из себя Штейн.

– Вы свободны! Да не останется ни одно прегрешение без должного воздаяния, – пробубнил Ломбарда и жестом выпроводил новоиспеченных напарников из своего офиса, вернувшись к бумагам.

2

В Адский Котел можно было попасть единственным способом – на муниципальном монорельсе, расчертившем Иерополь фрактальным морозным узором застывшей на стекле влаги. Штейн курил, прислонившись головой к окну полупустого вагона, и любовался последним городом на земле, раскинувшимся под эстакадами железнодорожных путей.

Иерополь обладал непередаваемой чахоточной красотой глубоко больного человека. За крохотными толстыми стеклами медленно, будто вальсируя в танце, падал снег вперемешку с пеплом. Низкие тучи, траурной вуалью укутавшие небо в ходе Священной Войны, скребли по крышам небоскребов делового центра и шпилям храмовых комплексов Вышеграда, облепивших холмы Иерополя. Вечная мгла рассеивала неоновую подсветку зданий, превращая их в далекие призрачные маяки. Те нависали над безбрежным морем безликих кубов жилых муравейников. Между ними зловещей тенью затесалась пирамида Мортуария, пожиравшего остаточный тусклый свет города своими матово-черными гранями. Выше всех прочих в Иерополе возносилось здание Синода. Выстроенное в виде гигантской белоснежной колонны, оно упиралось своей вершиной в парившую в воздухе глыбу из сплавов, полимеров и керамики. Паргелион скрывался среди туч. Он был темен, холоден и безответен, как и сами ангелы, запершиеся в своей крепости после наступления Апокалипсиса, увенчавшего конец Священной Войны. Паргелион раскинул свои щупальца над Иерополем, создав защитный купол, нейтрализовавший всю погань, пропитавшую атмосферу за годы боевых действий. За пределами этого круга жизни лежали одни бесплодные земли. У самой границы купола на окраине города рядом с геотермальной электростанцией зияла гигантская воронка от стародавнего взрыва, расколовшего земную породу глубокой рваной оспиной. Адский Котел. Бесовское гетто. Туда-то и лежал их путь.

Штейн сделал последнюю затяжку и щелчком отправил окурок в щель приточно-вытяжной вентиляции, служившей очередным защитным барьером. Купол Паргелиона справлялся с поставленной задачей, но внутрь со снегом проникал пепел, что нес в себе невиданную до Апокалипсиса заразу. Вспышки серой хвори, порожденные этой дрянью, возникали то тут, то там. Люди гибли сотнями. Противоэпидемические отряды свозили трупы в Мортуарий, где погибшие пробуждались от забвения в виде манкуртов – бессмертных тел, постепенно терявших воспоминания, личность и цель существования. Причины подобного явления анатомы Бюро Чистоты и гаруспики Инквизитория не придавали широкой огласке. Возможно, они сами не ведали, хотя, как догадывался Штейн, эти мясники трудились не покладая рук, дабы добыть ответы.

Штейн посмотрел на Баррета, одетого в спецовку грехоборцев поверх индивидуального защитного комплекта. Линзы противогаза уставились на него в ответ.

– Так и будем играть в молчанку, офицер? – осведомился Штейн.

– Я думал, мы проведем брифинг в офисе и заранее спланируем тактику ведения расследования и следственные мероприятия.

Детектив догадывался, что мальчишка обескуражен. Работать в паре с единственным неправедником Бюро, а теперь бок о бок с ним отправиться прямиком в бесовское логово – горнило преступности и порока. Есть от чего впасть в растерянность.

Штейн отмахнулся:

– Предпочитаю полевые условия. В городе лучше думается. Итак…

Баррет прочистил горло, собираясь с мыслями. Динамики противогаза выдали приглушенный скрип. Тонкие бескровные губы Штейна вытянулись в ухмылке. Он был свободен он необходимости таскать на себе всю эту сбрую. Иногда удобно быть мертвым. Меньше забот. Одна нелепая широкополая шляпа на голове, прикрывавшая от противного вездесущего грязного снега, очки на переносице, чтобы не смущать особо чувствительных теплокровных вроде Баррета видом водянистых безжизненных рыбьих глаз, потертое пальто, Святой Гавриил в плечевой кобуре, всегда готовый к действию, да крест призыва ангела-хранителя – вот и весь его скромный скарб. Ничего лишнего.

Баррет начал доклад о составе преступлений, как отличник на занятии в учебке:

– За последний месяц в Адском Котле совершен ряд жестоких убийств известных представителей бесовских кланов, заправляющих в гетто.

Штейн крякнул:

– Офицер, прижучили самых влиятельных чертил в этом крысятнике. Разделали, как жертвенных ягнят. У бесов до сих пор нет никаких зацепок.

– По слухам, в Котле неспокойно… – пробормотал Баррет.

– Не то слово. Несколько недель гетто гудело, как разворошенный улей. Летели головы. Реками лилась желчь. Кланы ищут виновных. Как бараны, тычут друг в друга рогами. Предстоит передел сфер влияния. Некоторые видят в этом свой шанс. Из грязи в князи. Сейчас в Котле относительное затишье. Все ждут, кто сделает следующий ход. Вам стоит чаще спускаться со склонов Вышеграда на грешную землю, чтобы быть в курсе событий. Полезно для работы.

– Из ямы виднее, детектив. Это не я обретаюсь на самом дне этой помойки среди бесов! – огрызнулся Баррет, которого Штейн сбил с наезженной колеи заученного наизусть доклада. – Странный выбор места проживания для грехоборца.

– Ничего странного. Обыватели Иерополя не хотят делить жилой кластер с манкуртом, – отрезал Штейн. – Их можно понять. Бесам все равно. К тому же среди святош ни вздохнуть, ни перднуть. Как по мне, чтобы бороться с грехами, нужно жить среди грешников, а не прятаться под сводами чистеньких церквей.

Штейна устраивал Адский Котел. Там на него не глазели как на диковинного зверя, не стремились накинуть поводок и не гнали прочь, боясь заразиться. Теперь установленный в гетто хрупкий порядок рухнул, словно пирамида в дженге, и кто-то за это в ответе. Он докопается до правды. В конце концов, не так уж и плохо, что его поставили нянчиться с этим сопляком Барретом. У Штейна созрели особые планы на его счет. Он станет разменной монетой в торге за информацию.

Баррет успокоился и вновь попытался встать на тореную тропу следственного процесса:

– Что же до имеющихся улик и подозреваемых…

– Срать на них! Мы пойдем прямиком туда, где можно найти единственные стоящие сведения.

– Куда же?

– Увидите.

– Детектив, вам когда-нибудь говорили, что вы – редкостная сволочь? – впервые парень выдавил из себя что-то не столь же постное, как церковные облатки.

Штейн хмыкнул:

– Еще и часа не минуло.

Баррет вздохнул:

– Мы с вами оба грехоборцы. Делаем богоугодное дело. Нам следовало бы довериться друг другу.

– Нет. Право, не стоит. Как не советую и вам, офицер Баррет, злоупотреблять излишним доверием к окружающим.

3

Угловатая и угрюмая в своей прямоугольной простоте древняя геотермальная электростанция, захваченная бесами и питавшая Иерополь энергией и теплой водой в обмен на еду и товары, осталась далеко наверху, раскинувшись вдоль линии разлома на верхних ярусах Адского Котла. Она была единственной причиной, по которой клирики Вышеграда еще не спалили здесь все дотла, залив склоны расщелины святой водой, елеем и желчью из вспоротых тушек сотен чертей, обретавшихся в разломе со времен штурма мейнфрейма Антихриста. За годы вынужденного сосуществования сложился хрупкий баланс карточного домика, но кто-то уперто расшатывал ситуацию, как гнилой зуб, требующий удаления. Слишком сильна была ненависть, выпестованная годами кровопролитной войны. Ее токсины отравляли город, лежавший под сенью Паргелиона.

Грехоборцы оставили электрическое сердце города позади. Их путь лежал прямиком в порочное лоно гетто, где приступы сладострастья перемежались с пьяными откровениями.

Клуб «Посмертие» собирал аншлаги на одном из открытых для обывателей уровней Адского Котла в тусклом полусвете, разгоняемом редкими огоньками немногочисленных люминесцентных уличных ламп, висевших над хлипкими, едва живыми мостками и переходами, зависшими над бездонной пропастью. Вокруг было полно людей из верхнего города. Здесь они сбрасывали напряжение праведной жизни и маски наигранного благочестия, оставаясь сокрытыми масками защитных комплектов. Они ступали неторопливо и осторожно в этой вязкой мгле. Завсегдатаев было видно за версту – те перемещались куда увереннее. Бесам же, копошившимся в тенях и нагонявшим жути на Баррета, в мгновение ока очутившегося по воле Штейна в бурном омуте своих ночных кошмаров, было вполне достаточно этого блеклого свечения призраков умирающего света. Для них он был ярче солнца. Бесовские зенки, как и прочие органы и системы, были существенно модифицированы относительно производных человеческого биологического материала, послужившего первоосновой для их создания. Антихрист, не склонный к моральным и этическим дилеммам рода людского, ратовал за адаптивность, приспособляемость и разнообразие, а также давал своим последователям полную свободу на соматические преобразования и аугментации. Чистота адамовой генетической линии своих последователей вместе с остальными схоластическими догматами всегда оставались для него пустым звуком.

Штейн с Барретом неторопливо продвигались по тропам и лестницам, отходившим от промышленного лифта, оставшегося здесь с незапамятных времен. Они покинули платформу, по указке Штейна соскочив на нужном этаже. Сам лифт продолжил свой долгий путь вниз, скрипя шестернями и стеная изношенными тросами. Бесы были не склонны следить за порядком в собственных угодьях.

Детектив ступал смело, ибо не единожды проходил этот путь во всевозможных состояниях, доступных его фантазии и кошельку. В отличие от Штейна, молодой грехоборец судорожно цеплялся руками за перила и натянутые вдоль склонов веревки, прежде чем сделать следующий шаг. Луч фонарика на его голове метался между покрытыми коростой ржавчины ступенями и курившейся паром вперемешку с сернистыми дымами бездной, открывавшейся по левую руку.

На одном из спусков Баррет запнулся и едва не свалился вниз. Реакции детектива позавидовали бы многие молодые грехоборцы. Он в последний момент схватил незадачливого офицера за шиворот защитного костюма и удержал его на самом краю.

– Осторожнее, парень. Такой чистенькой душе нечего делать на дне Адского Котла.

Баррет отпрянул от пропасти. Грудь так и ходила ходуном под защитным костюмом. Когда он отдышался, то не нашел ничего умнее, чем спросить:

– А что там?

– Где?

– На дне.

– Осколки божьей бомбы.

– Так этот разлом сотворили ангелы?

– А кто же еще?

– Зачем?

Штейн недоуменно уставился на Баррета:

– Вас истории совсем не учили, что ли?

– История закончилась, когда Спаситель сошел с небес вместе с ангелами, чтобы судить род людской за многовековые прегрешения. Дальше берет начало Новое Писание.

– Да уж! В Писании больше воды и метафизики, чем реальных событий.

– Как смеешь ты?.. – схватил Баррет Штейна за рукав пальто.

Детектив без стеснения пресек очередной праведный порыв молодого грехоборца:

– Еще как смею! Писание творилось в том числе и этими самыми руками, потрошившими чертей сотнями, а теперь заткнись! Сейчас не время и не место для подобных бесед.

Бесы на улицах обходили их стороной, оставаясь сокрытыми покрывалом темноты, и если привычный вид Штейна не вызывал у них особой оторопи, то молодой офицер-грехоборец в спецовке Бюро с форменными знаками различия, выставленными напоказ, одним своим присутствием вызывал злобные шепотки и пересуды вкупе с яростным зырканьем кошачьими глазищами. Манкурт лишь скалился им в ответ. Пока его авторитета хватало, чтобы уберечь Баррета от публичной расправы и побиения камнями, как нередко случалось с миссионерами, отправленными в Котел церковниками Вышеграда, чтобы нести просвещение и веру в Спасителя среди бесовского рода.

Игра стоила свеч. Мальчишка Баррет должен увидеть суровую правду городской жизни вне склонов Вышеграда. Гетто было идеальным вариантом. Иеропольский нужник, где праведные мира сего сбрасывали стресс и расставались с тревогами благодаря бесовскому племени. Для клириков он стал бельмом в глазу, мешавшим обывателям видеть истинный путь к вознесению. В реальности бесхитростный досуг в Котле для простого люда оказался единственным способом не спятить от отчаяния. Если парень осознает, что Спаситель оставил их у разбитого корыта, то, возможно, его церковные протеже прислушаются к докладам пылкого, истово верующего юноши, воочию пронаблюдавшего безрадостный быт тех существ, за души которых грехоборцы без устали борются, и признают, что настало время перемен. Штейн, конечно, не питал особых иллюзий на сей счет и прекрасно понимал, зачем подобных Барретов засовывают в Бюро Чистоты. Доносчики, наблюдатели, карманные кадры на вырост. Но почему бы не попробовать вернуть карты сдающему? Не в этом ли был план Ломбарды? Многие предпочли забыть, что бесы являлись преобразованными людьми. Постчеловечество, рожденное в истинной свободе от старых норм и устоев. Перегиб в сторону боевых морфологических изменений был вызван Священной Войной. Это не был их выбор. Они всего лишь выживали. Адаптировались. Не их вина, что ангелы посчитали адамову генетическую линию единственной достойной сохранения. Последователи Антихриста бились за свое право на существование. Ни больше. Ни меньше. Осознание этой простой истины пришло к Штейну далеко не сразу. Только за годы пребывания в шкуре манкурта. Солдат божьего воинства сам стал изгоем в мире, за который боролся, хотя в этой войне проиграли все. Победителей не было.

Тоннелями, испещрившими стены разлома, как муравьиные тропы сухое дерево, они дошли до грота, где располагалось «Посмертие», подсвеченное куда ярче прочих забегаловок.

На входе их остановил амбал-охранник с грубой шкурой, покрытой вязью ритуальных татуировок на хитиновых броневых пластинах, не стеснявших движения. Протезированные конечности были образцовыми орудиями смерти. Забрало на стилизованном шлеме с бараньими рогами разошлось в стороны, открывая обветренное грубоватое лицо. Жиденькая бородка и козлиные глазки дополняли безумную картину Босха, нагоняя жути на горожан-обывателей, спустившихся в Котел за острыми ощущениями.

– Штейн, – пробасил охранник. – Кого притащил с собой?

– Напарника.

Охранник сплюнул им под ноги:

– Ты совсем охренел? Зачем привел к Мурмуру грехоборца?

– Астарт, надеюсь, ты не забыл, что я тоже из Бюро.

– Ты – рыбий глаз, и ты из Котла. Совсем другое дело.

– Спасибо, что напомнил, козлина.

– Несмотря на нашу искреннюю любовь к тебе, греховодец, ваше появление здесь после всех этих убийств не делает чести нашему заведению, – поиграл желваками бес.

– О какой чести ты говоришь, исчадие ада? – пискнул Баррет.

– Заткнись, пацан, – угомонил офицера Штейн.

– Притворюсь, что не слышал, – вздохнул Астарт. – Прошу вас удалиться, детективы, – он подмигнул Штейну. – Приходи позже. Один. Без оружия. Короче, как обычно. Сегодня выступает Ава и подают кровяной вискарь. То, что доктор прописал.

Штейн помотал головой:

– Мы пройдем, приятель! – детектив достал свое удостоверение и сунул под нос бесу, обозначив, что сегодня является официальным лицом при исполнении. – С твоего дозволения или без, – грехоборец расстегнул кобуру, но потом мечтательно добавил: – Что-то в глотке совсем пересохло от всей этой пустопорожней болтовни…

– Мудак ты, Штейн! – осклабился охранник. – Покуда мы блюдем перемирие с верхними и подчиняемся вашей ссаной власти, я пропущу вас, но помни – если Мурмур не даст своего дозволения, чтоб вы эти стены покинули, то будет жаль выпускать вам кишки и развешивать их над входом в назидание прочим борзым господам с холмов.

Штейн кивнул:

– Принял к сведению.

Детективы прошли внутрь.

– Они же не посмеют поднять руку на грехоборцев, правда? – нервно уточнил Баррет, но его вопрос застрял в глотке на середине пути, когда он увидел то, что творилось внутри «Посмертия».

Суккубы могли произвести неизгладимое впечатление на любого даже посреди бела дня, но при правильном освещении да в тесном помещении, наполненном феромонами и дымом ароматических свечей, соблазнительно поигрывая тугими мышцами под бархатистой ровной кожей без единого изъяна и покачиваясь на волнах электронной музыки, они сводили с ума самых ортодоксальных клириков Вышеграда и могли поднять к небесам вялую шишку самого Первосвященника.

Вокруг сцены с пилонами, где извивались в экстатическом трансовом танце суккубы, были раскиданы столики для посетителей, а их сегодня было немало. Невзирая на беспорядки в Адском Котле, «Посмертие» было забито под завязку. Посетители укрывались под непроницаемыми плащами с глубокими капюшонами. Были среди них как бесы, так и обыватели Иерополя, чья генетическая линия была чище слезы младенца. В клубе не признавали сегрегацию. Ценз был простым, и власть здесь признавалась только одна. Туго набитый кошель открывал в «Посмертии» все двери, откупоривал любые напитки, раскуривал кальяны с ангельской пылью и раздвигал ноги по первому велению.

Хозяин заведения некогда был полководцем тридцати бесовских легионов. Товарищи в шутку прозвали его Герцогом. Ныне демон Мурмур переквалифицировался на ведение более приземленного бизнеса и восседал в ВИП-ложе за богато уставленным снедью и напитками столом. Элегантный костюм сидел как влитой на фигуре, будто вырезанной из мрамора флорентийскими скульпторами древности. Красивое порочное лицо играло всезнающей полуулыбкой. Маленькие рожки были до блеска отполированы. Завидев детективов, он приветливо махнул им рукой, предлагая присоединиться к пиршеству.

– Давно ты к нам не заглядывал, Гор, – бархатно проворковал он, когда грехоборцы скромно устроились рядом, предварительно сняв верхнюю одежду.

– Грешников нынче что чертей в Аду, – отмахнулся Штейн. – За всеми не поспеваю.

– Ад пуст. Все бесы здесь. Выпьешь?

– Возможно, хотя не забывай, Герцог, – я при исполнении, то есть мы тут не забавы ради, а по сугубо важному делу. Нам есть о чем поговорить.

– Вечно ведешь разговоры о делах. Такие горькие беседы всегда надобно умащивать вином или грехом.

– Твоя правда. Будем! – они звякнули фужерами и выпили.

Сквозь патоку гипнотических звуковых эманаций до Штейна донеслись слова молитвы супротив всяческих искусов, шепотом выплевываемые со скоростью пулемета крепко зажмурившимся Барретом. Праведные строки донеслись и до Мурмура. Он бесцеремонно отодвинул Штейна в сторону.

– А это что еще за пупсик? – прошелестел демон. – Ты, Гор, привел к нам в логово порока невинную душу? Агнца для ритуального кровопускания? Какой щедрый дар!

Баррет замолк и в ужасе уставился на Штейна. Тот, казалось, не обращал на офицера никакого внимания.

– Не дар, но равноценный обмен. У меня есть вопросы, Герцог.

– Задавай любые. Ради такой чистой жертвы отвечу на все.

– Кто стоит за убийствами в Адском Котле?

– Ты спрашиваешь о клинке, сверкающем во мгле нашей бездны, или о руке, клинок держащей?

– В политику я не лезу, – бросил Штейн фразу, предназначавшуюся исключительно для ушей Баррета. – Кто убийца?

– Твой бывший брат по оружию, а ныне брат по крови.

Штейн скривился:

– Манкурт.

– Верно.

– Бывший солдат святого воинства. Теперь наемник?

– Скорее поневоле. Он давно стал пустышкой.

– Проклятье, – прошипел Штейн.

Пустышками звали тех манкуртов, кто окончательно утратил свою личность и долговременную память, довольствуясь лишь редкими вспышками озарения, но сохранив при этом все моторные и профессиональные навыки. Мясные тушки без прошлого и будущего. Они легко управлялись посредством внушения или гипноза. Идеальные исполнители. Превосходные рабы. Сотни пустышек трудились на пищевых плантациях Иерополя. Строили здания. Обслуживали город. Синод воспользовался серой хворью себе во благо. Мортуарий стал исправным поставщиком бесплатной и безвольной рабочей силы. Если бы хворь не поразила род людской в день Апокалипсиса, Штейн посчитал бы досужие домыслы обывателей о распространении ее вирионов из лабораторий Инквизитория вполне достойными расследования.

– Где мне найти его?

– Утром ты получишь адрес той единственной, кто горюет по судьбе этой несчастной марионетки.

– Если владеешь сведениями, то почему сам не устранишь фанатика-потрошителя?

– Еще чего! – фыркнул Мурмур. – Заводной солдатик торит мне тропу к вершинам власти в Адском Котле. После пронесшейся кровавой жатвы в этой дыре не осталось почти никого из старой гвардии Антихриста, кроме меня. Одни новорожденные, не знавшие ни света солнца, ни великих побед, ни свободы. Зачем мешать? Скоро я заберу то, что принадлежит мне по праву.

– Не боишься, что в конце концов убийца и тебе рога пообломает?

– Пускай приходит. Тогда и повоюем. Тряхнем стариной.

– Звучит подозрительно. Уж не старый ли Герцог дергает за ниточки?

– Не мой метод. Предпочитаю орудовать клинками сладострастья, прикрываясь изящным щитом орала, а не развешивать икебаны из бараньих потрохов и бывших однополчан, – Мурмур суеверно сплюнул и постучал кулаком по столу. – Ну а теперь, дорогие гости, довольно речей о политике. Пришло время пировать. Забудьте тревоги. Оставьте их для своих чопорных церквей и исповедален. В «Посмертии» дозволено все и даже больше, – Мурмур подал знак кому-то из персонала.

Планирующей походкой к ним подошла Ава Дорейн, неся поднос с тремя стаканами с кровяным вискарем. Легкое газовое платье скрывало фигуру ровно настолько, чтоб взволновать фантазию размытыми штрихами увиденного. Светлые волосы нимбом обрамляли невинное личико. Полные губы манили неистово припасть к ним в иступленной сладострастной молитве.

Штейн отвернулся.

Любой суккуб мог заставить проснуться от вечного забытья даже его безжизненные чресла. Однако это была Ава, а с ней у детектива были далеко не самые простые отношения.

Баррет покрылся испариной от одного мимолетного взгляда на девушку. Он вскочил с места, но детектив грубо усадил его обратно.

– Если попытаешься свалить, то пойдешь один до самого выхода из Котла. Не знаю, далеко ли тебе удастся удрать, пока в голову не прилетит первый камень.

– Зачем мы сюда приперлись, Штейн?

Детектив ответил:

– Мы ведем расследование. Держи себя в руках, парень. Чтобы работать в Адском Котле, необходимо следовать определенным традициям. Соблюдать ритуалы. Мы добыли важные сведения, а за любые сведения приходится платить.

– Золотые слова! – поднял бокал демон.

Штейн поддержал его:

– В учебке вам о таком небось не рассказывали, а? – он панибратски хлопнул молодого офицера по плечу. – Не ссы, – тихо добавил Штейн, склонившись к Баррету. – Ничего страшного не произойдет.

– О какой жертве говорил этот дьявол? – не унимался офицер.

– Ничего особенного! Возьмут у тебя немного чистенькой клерикальной крови, да дело с концом.

– Чего?! – возмущению Баррета не было предела. – Чтобы с ее помощью проводить всяческие непотребные ритуалы?! Клянусь Спасителем, что я ни за что на свете не допущу…

– Да чтоб тебя! – удар по голове рукояткой Святого Гавриила заставил Баррета заткнуться. Молодой офицер опал в руки Авы, нежно подхватившей обмякшее тело. – Проклятье! Так и знал, что этим все кончится. Ничему молодежь не хочет учиться.

Штейн опрокинул сначала один стакан с выпивкой, затем придвинул к себе порцию Баррета. Недолго думая, детектив употребил и ее.

Мурмур удивленно вскинул бровь:

– Ты бы так не частил, греховодец. Кровяной вискарь – штука забористая. Сам знаешь.

– Боюсь услышать голос пробуждающейся совести. Если бы мне было что предложить вам, то я бы с радостью принес эту жертву сам, но у меня давно ничего не осталось в закромах души.

Мурмур обнял его:

– Мы знаем, дорогой. Мы знаем.

Ава, игравшая с волосами Баррета, повернулась к Штейну, и лицо ее озарила легкая улыбка. Захмелевший детектив медленно растекся по дивану, ненадолго позабыв о пространстве и времени.

4

– Проснись и пой, феофил! – прочирикал назойливым будильником Сефирот сквозь пелену тягучего похмельного синдрома. – Вчера ты здорово потрудился ради благого дела. Бросил невинную душу на жернова следственного процесса.

– Истина требует жертв. Особенно когда дело касается бесов. Так устроен Иерополь, – пробурчал детектив хриплым голосом.

– Но ты даже не спросил у наивного глупца, готов ли он принести подобную жертву?

– Он бы струсил и погиб.

– Поэтому ты не оставил ему выбора.

– Так все и происходит. Ломбарда сделал выбор за меня. Я сделал выбор за Баррета. Спаситель сделал выбор за все человечество. Не в этом ли заключается суть ролевой модели наставника? Парень узрел истину и познал цену чужих грехов. Чтобы искоренить их, нам приходится платить сторицей.

– Ты насильно пытаешься привить ему свои ценности, не понимая, из какого он теста. Не думал, что бросаешь семена не в плодородную почву, но в пыль?

– Возможно, мы просто не можем поверить, что посторонние видят мир отличным от нашего видения, и потому стараемся донести свою точку зрения до других любым возможным способом, потакая собственному эгоизму. Теперь заткнись и дай сосредоточиться.

Голова раскалывалась на части, глаза слиплись, а слизистые пересохли. Штейн закашлялся и непроизвольно выпустил газы, затем блаженно потянулся. Приятно чувствовать хоть что-то ради разнообразия.

Детектив с трудом принял вертикальное положение и уселся на измятом матрасе, расстеленном в углу комнаты, которую он снимал над пельменной Старой Наны на тринадцатом уровне Адского Котла. Аскетизм, достойный истинного грехоборца, просматривался в каждой детали сего убогого жилища. Стул, стол да пыль по углам – вот и все скромное убранство. Вместо окна – горизонтальная щель у самого пола, прикрытая прозрачной полимерной пленкой. С улицы доносились запахи пряной еды вперемешку с вонью нечистот вкупе с сернистыми дымами, вырывавшимися из разлома, проделанного божьей бомбой. Гомонили бесы, перекликаясь своими резкими грубоватыми голосами с размеренной усталой речью обычных грешных людей. То были неудачники, неправедники, беглецы и бродяги, чья жизнь под властью Синода не задалась. Такие, как Нана и он сам.

Штейн уставился на амулет, одиноко висевший на стене. Раскрытая длань Спасителя с божественным всевидящим оком посреди ладони. Несколько минут он пристально всматривался в него, пока не привел мысли и чувства в норму.

Последним утренним ритуалом по порядку, но не по важности был укол ихора. Штейн нащупал пневматический инъектор под матрасом и вколол себе дозу. В запасе оставалось еще несколько карпул. После того, как они разберутся с убийцей бесов, следовало наведаться в Мортуарий за добавкой. Ихор позволял замедлить процесс распада личности и обращение в пустышку. Так ему говорили хароны, и пока это работало. Как лицензированный грехоборец и сотрудник Бюро Штейн обладал приоритетным доступом к запасам маслянистой голубой жидкости, которой был лишен безвольный бедолага, ныне потрошащий чертей по всему Адскому Котлу по чьей-то злой воле. Убийца ничем не отличался от сотни других пустышек. Манкурт не выбирает своей судьбы. Штейн же нашел свое место в этом городе. Он приспособился. Выжил, несмотря ни на что.

– Да, феофил, но ради чего? – Сефирот завис прямо перед лицом детектива.

– Это данность и типичное свойство жизни. Такие уж мы есть. Забавно, что ангелам сие неведомо. Проклятый Антихрист – и то понимал больше вашего, будучи всего лишь набором нулей и единиц. Вы неспособны осознать природу человеческого разума.

– Неужели? Мы играем в игры с младенцами. Бросаем вам мяч и наблюдаем, что вы станете с ним делать: пнете, поймаете, продырявите, сядете на него верхом, споткнетесь и расшибете себе голову.

– Зачем?

Сефирот развел руками:

– Мы лишь инструменты божьи. Промысел Его непостижим нам.

– Вот же хитрый маленький ублюдок. Как я попал домой?

– Вам помогли добраться отродья Антихриста.

– А Баррет?

– Здесь. Прислушайся к звукам этого чудесного утра, феофил.

Штейн услышал шебуршение в туалете. Он поднялся на ноги и подошел к двери. Внутри раздавалось тихое поскуливание:

– Боже святый, Боже святый… – Мантра повторялась как на заевшей грампластинке.

Штейн отодвинул створку и заглянул внутрь. Сефирот завис у него над плечом.

Баррет стоял на коленях, облокотившись на стульчак унитаза. Рот изгваздан в блевотине. Взгляд прикован к запястьям, на которых были вырезаны нечестивые символы, покрытые свежей коркой от едва свернувшейся крови. Во время Священной Войны они стали символом напрасной жертвы, в древности принесенной божьим чадом во имя рода людского. Под этой меткой шли в бой последователи Антихриста – рукотворного бога, созданного людьми ради спасения от кары за эксперименты с генетическим кодом и попытки оцифровать душу.

Штейн не помнил ничего из остатков вчерашнего вечера. В том числе то, как знаки появились у Баррета на запястьях. Видимо, Мурмур получил добрую порцию жертвенной крови. Что ж… это был равноценныйобмен.

– Не пищи, парень, – пробубнил детектив. – Говорят, шрамы украшают мужчину. Однако отныне не советую ходить по Вышеграду в рубашках с коротким рукавом. Синоидальная мода до ужаса консервативна и скупа на экспрессию.

Баррет утих.

– Как приведешь себя в порядок, спускайся вниз. Надо перекусить. Старуха отлично готовит. У нас теперь есть стоящая зацепка. Сегодня будет длинный день и много работы. Силы еще понадобятся.

Баррет тихо сказал:

– Ты мразь, Штейн. Ты знаешь?

– Еще бы.

– Зачем ты пошел на это? Мое тело теперь осквернено. Что до души…

– Мой опыт подсказывает, что душу подвластно изгадить только самому человеку. Если же переживаешь за свое тело – меняй работу. Мы грехоборцы, парень. Наши тела – инструменты в борьбе с несправедливостью и убожеством рода людского.

– Разве мы не чтим соблюдение заповедей? Не их блюдем?

– Заповеди сочинили люди. Высшие моральные ценности вне времени и конфессий, вне расы и пола, вне генетического кода. Они порождение нашего сознания. Плод высшей нервной деятельности. Антагонизм животному естеству.

– Заповеди даровал нам Спаситель.

Штейн скривился:

– Всего лишь человек, как и Антихрист не более чем искусственный интеллект.

– За такие речи тебя должно сжечь на костре.

Штейн расхохотался:

– И что с того? Паленая мертвечина – толку чуть. Через неделю восстану горелым бифштексом. Через месяц буду как новенький, только забуду все к херам. Старые наработанные межсинаптические нейронные связи почти не восстанавливаются в прежнем виде. Стану как чистый лист.

Баррет в задумчивости склонил голову:

– Даже если в твоих неправедных словах есть здравое зерно, что скажешь про ангелов? Разве они не истинное воплощение божественной силы?

– Неизвестная переменная, только и всего. Мы просто не понимаем, что они такое, а посему обожествляем, – детектив подмигнул Сефироту, а тот показал в ответ язык.

Баррет хотел возразить Штейну, но детектив уже шел к выходу в сопровождении ангела-хранителя, бросив через плечо:

– Жду внизу.

Штейн спустился в пельменную и устроился за стойкой перед кухней Старой Наны. Карга привычно выставила перед ним дымящуюся тарелку с дюжиной превосходных пельменей. Она каким-то чудесным сверхъестественным образом всегда знала, когда он пожалует к столу. Особый дар предвиденья желаний давнишнего клиента или просто скрипучие полы в старом захудалом здании. Иных посетителей в тесном и душном помещении пока не наблюдалось. Хмурое утро давно миновало. День катился к полудню, но в Адском Котле было темно всегда. Для грешных душ, таких как их собственные, света здесь давно не осталось.

Тонкие морщинистые губы привычно посасывали чубук видавшей виды трубки, периодически выпуская густые облачка дыма. Когда по трубе пневмопочты из квартиры Штейна просвистело отправленное письмо, они вытянулись в тонкую презрительную линию.

– Святая простота! Неужели паренек так наивен, как кажется?

– Возможно, – сквозь чавканье выдавил из себя Штейн, освещенный порхавшим вокруг Сефиротом.

– Ты бы еще притащил в Котел девственницу верхом на единороге, честное слово. Подведет он тебя под монастырь, Гор. Попомни мои слова!

– Работаем с чем есть. Не считаешь, что мы слишком очерствели за годы отчаяния?

– Очерствели?! Да я самая сочная ягодка в этом богом забытом месте. – старуха обнажила кривые прокуренные зубы в широкой улыбке.

– Грехи мои тяжкие! Сомкни уста, женщина. Я поесть пришел, а не проблеваться, – детектив подозвал ангела-хранителя. – Сеф, дело есть. Перехвати этого целлюлозного голубя, хотя… – Штейн на миг задумался, прекратив жевать. – Лучше проследи до получателя и посмотри, что тот станет делать.

Сефирот склонил голову:

– Как пожелаешь, феофил. Как было сказано ранее, я здесь, чтобы служить.

Старуха хрипло расхохоталась:

– Какой услужливый карманный эльф.

Сефирот живо ответил на похвалу:

– Приятно встретить хоть кого-то не впадающего в экзистенциальный трепет при виде ангела-хранителя. С тобой всегда просто и весело, бабушка Нана.

– За свой долгий век, Динь-Динь, и не такое повидала. А теперь марш отсюда, священный комарик, а то боюсь заразиться праведностью, как твой недалекий поднадзорный детектив!

5

Конура Сары Гордон, жены предположительного потрошителя чертей, притаилась в самой вонючей норе, какую только себе можно представить. Даже по меркам Адского Котла это было крайне паршивое жилище. Женщина укрылась на одном из нижних уровней в лабиринте круглых коридоров, прогрызенных в скальной породе камнежорами на заре становления Иерополя, когда монструозные твари из орд Антихриста еще не передохли в глубине расщелины, загнанные в угол. Из ниш в трещинах и осыпях по бокам коридоров понаделали убежищ бесы, лишенные самосознания: бывшие рабочие и пушечное мясо, низведенные до состояния смышленых животинок.

Штейн с притихшим Барретом, кое-как собравшим себя в кучу после позднего завтрака, отыскали комнату Гордон далеко не сразу. Даже с предельно четкой инструкцией Мурмура пришлось изрядно поблуждать среди фотолюминесцентных вешек, обозначавших улицы и позволявших хоть как-то сориентироваться в этой сложной разветвленной сети ходов. Расставила их человеческая рука. Бесам подобные штуки не требовались.

Грехоборцы могли легко пройти мимо ничем не примечательного сарая, если бы не наткнулись на толпу нечисти, сгрудившейся перед входом. Протолкавшись вперед, они ни без труда протиснулись ближе к дверям, чтобы понять причину столпотворения.

Крохотное помещение напоминало приемный покой в какой-нибудь захудалой больничке на окраине Иерополя. Внутри – хирургический стол со стеллажами для инструментария. Мощная лампа, работавшая от аккумуляторной батареи. Груды перевязочных средств, изгвазданных в желчи. Линялый матрас в углу комнаты. Замызганная керосинка. Банки с консервами и армейский нож на все случаи жизни. Весь скарб можно было с легкостью уложить в походный рюкзак, если требовалось быстро поменять точку дислокации.

Сара Гордон стояла над истошно верещавшим бесом и умело штопала бедолагу военно-полевым хирургическим набором, оставшимся в ее распоряжении со времен Священной Войны. На вид ей было глубоко за пятьдесят. Резкая, жилистая, суровая. Закончив с одним подранком, она выпроваживала его наружу и бралась за следующего. Грехоборцы вошли без приглашения.

Женщина лишь бросила короткий взгляд в их сторону, вернувшись к работе:

– Неужто шпиков с холмов заинтересовали трудовые будни моей нелегальной ветеринарной клиники? Вот уж никогда бы не подумала…

– Мисс Гордон, мы пришли… – начал было Баррет.

– Миссис Гордон, – оборвала его женщина. – Мой муж пока еще жив.

– О его судьбе нам и хотелось бы поговорить с вами, миссис Гордон, – взял дело в свои руки Штейн.

Женщина оторвалась от своего занятия и обратила пристальный взор на детектива:

– Гор? Это ты, мать твою? Все еще топчешь грешную землю?

– Пылим потихоньку, но хотелось бы знать – откуда вы меня знаете?

– Ты совсем охренел. Сорок пятый батальон. Шестикрылые серафимы.

Штейн увидел старую потертую фотографию, стоявшую на полке среди немногочисленных вещей медсестры. Солдаты святого воинства на фоне поверженного Бегемота. Он долго рассматривал молодые лица, преисполненные истового религиозного рвения. Наткнулся на самодовольную рожу Ломбарды. Нашел себя. Рядом с ними сидела девушка в медицинской форме. За плечи ее обнимал серьезный парнишка со шрамом поперек лица, будто составленного из острых углов. Тогда Штейн вспомнил. Его звали Нил. Нил Гордон. Как он мог позабыть? Проклятая память.

– Вспомнил теперь? – кивнула Сара на фотографию. – Я-то помню, как тебя сразила серая хворь. Прямо посреди Апокалипсиса. Потом началось безумие. Мы все пытались выжить. Сколько лет прошло…

– Чем занимаешься? – кашлянул в кулак Штейн, остановив поток воспоминаний, грозивший обрушиться на них с неотвратимостью лавины. Нечего было ворошить прошлое.

– Перебиваюсь тем, что умею лучше всего.

– Здесь?

– Пришлось. Несколько лет назад Нил заболел. Был самый пик эпидемии. Я тогда работала в Мортуарии. Приличный заработок для праведного ветерана Священной Войны. С манкуртами была знакома не понаслышке. Вашего брата причисляют к скоту, но мне ли не знать, что это ложь. Я общалась с харонами. Они сказали, что нужен ихор. Много. Нам по статусу такой пайки не полагалось. Я выяснила, что после воскресения Нила хотели отправить на опыты в застенки Инквизитория. Для его же блага. Достойная награда за годы службы. Выхода не было. Я не могла его бросить на произвол судьбы. Украла столько ихора, сколько влезло в походный рюкзак. Вывела мужа из прозекторской, и мы бежали в Адский Котел. Забрались как можно глубже, чтобы никто не смог отыскать нас. Вероятно, никто и не пытался.

Штейн молча кивнул. Подобных задач перед ними никогда не ставилось. Женщина же продолжила:

– Ты, я смотрю, огурцом. Не постарел ни на день. Присосался к правительственной сиське с ихором и в ус не дуешь. Держишься молодцом! Ты, Гор, всегда был шареным сукиным сыном, не то что мой тюфяк.

– Где Нил, Сара?

Медсестра тяжело вздохнула:

– Значит, вы по его душу?

– Да.

Женщина потупилась:

– Я не знаю, а если б знала, то никогда бы не сказала. Он – мой муж, Гор.

– Понимаю.

Сара злобно мотнула головой:

– Да хрен ли ты понимаешь?! В последние месяцы Нил совсем стал плох. Ударился в религиозный фанатизм.

– Мы все такими были когда-то, – Штейн обратился к фотографии.

– То было в молодости, когда нас вел Спаситель. В этот раз все сложилось иначе. Его вера шла не от сердца, а откуда-то извне. Кто-то усиленно промывал ему мозги. Внушал жестокие и злые помыслы. Однажды Нил пришел и заявил, что скоро все изменится. Что он обрел цель, которая вытащит нас из этой дыры. Потом он пропал. Когда стали происходить убийства, я все поняла. Больше он не появлялся.

– И ты никак не поддерживаешь с ним связь?

– Говорю же тебе…

– Я верю.

Бесы смиренно дожидались своей очереди, не мешая их беседе, и только тихонечко поскуливали подобно побитым собакам.

– Как мы дошли до такого, Сара?

– Жизнь не хуже любой прочей, – она показала на своих подопечных. – Ты знаешь, Гор, несмотря на свой отвратный и пугающий вид, они не злые по сути своей и за добро платят сторицей. Несут еду и иногда ихор, если могут раздобыть. Сейчас-то уже без надобности, и все же. Отчего мы так свирепо убивали друг друга много лет назад?

– Из-за веры.

– Веры ли? Или мы бились за чуждые цели под маской религии?

– Я – манкурт. Я не вспомню, даже если бы захотел.

– Беда в том, что не помню и я.

Детектив протянул ей руку:

– Бывай, Сара.

– Свалите уже. Без вас дел невпроворот.

Штейн повернулся и выпихал наружу Баррета. На выходе его нагнала последняя просьба медсестры Гордон:

– Если отыщешь Нила, Гор, сделай все быстро. Хоть ты уважь сослуживца, будь добр.

Выходя наружу, Штейн, не оборачиваясь, едва заметно кивнул.

6

Несолоно хлебавши Штейн с Барретом добрели до промышленного лифта, такого же древнего, как и геотермальная электростанция, принадлежавшая эпохе до начала Священной Войны. Всю дорогу от богадельни Сары Гордон за ними неотрывно следовала фигура в защитном плаще. Какой-то местный юродивый или умалишенный миссионер, дошедший до самого дна бездны в поисках Спасителя. Судя по всему, тот направлялся наверх, как и грехоборцы. Штейн решил, что прижмет его в лифте и поговорит по душам. Возможно, он что-то знает, иначе не стал бы их преследовать, но все это после. Сейчас детектив боролся с собственным растревоженным разумом. Разговор с Сарой всколыхнул в мозгу Штейна волну воспоминаний, накатившей на его беспомощное сознание. Прошлое священного города мелькало перед его внутренним взором тенями давно минувших событий.

Бесы облюбовали электростанцию в разгар боевых действий, когда вечная мгла вывела из уравнения солнечную энергию, а ветра и атом стали абсолютно непредсказуемыми. Рядом с ней был возведен мейнфрейм Антихриста. Божья бомба была призвана положить конец противостоянию, уничтожив единственный источник энергии бесовской цитадели, но ангелы допустили промах. Святому воинству пришлось штурмовать крепость как есть. Потери были огромными, но все же мейнфрейм удалось захватить. Спаситель отправился на переговоры с проклятым греховным ИскИном, а затем настал день Апокалипсиса, перечеркнувший триумф победы. Мейнфрейм расцвел огненным цветком на закате седьмого дня осады, а небо заполонили тучи наносаранчи, промчавшейся по миру смертоносной волной, уничтожившей всю органику. Только вмешательство Паргелиона позволило остаткам человечества уцелеть на руинах бесовской крепости, в последствии ставшей последним городом на земле – Иерополем.

Штейн воскрешал картины былого, перебирая разрозненные кусочки мозаики в своей голове. Баррет, похоже, много не знал никогда. К чему было ворошить прошлое, если будущего не существовало как данности? Одна скупая вера в возможность искупления и вознесения. Даже ангелы не покидали пределов своей летающей скалы, обратившись полузабытым мифом с задворок увядающей памяти Штейна.

Они заскочили на поднимающуюся платформу вместе с выводком полуразумных бесенят под предводительством чревовещателя, тремя амбалами-чертями и одноглазой ведьмой-прорицательницей. Последним на лифт поднялся юродивый в защитном комплекте, прикрытом противорадиационным плащом не по размеру. Тот был слишком мал и местами разорван. Бурые пятна вокруг прорех напоминали следы крови. Грязь покрывала их толстым слоем. На спине плаща был выведен полустертый знак – раскрытая длань Спасителя с божественным всевидящим оком посреди ладони.

Миссионеры не были редкостью в Адском Котле. Аколиты, несшие свет истинной веры в гетто, в основном слыли чудаками и безумцами, самыми бесполезными кадрами, которыми не грех и пожертвовать во имя благого дела. Глаза и уста Синода среди безбожников – так их именовали официально. В кулуарах же говорили – церковный мусор среди городских помоев. Для чертей они становились потехой и бесплатным развлечением.

Пассажиры лифта не обращали на миссионера никакого внимания. Со стороны он казался примелькавшейся фигурой, не предвещавшей беды. Миссионер покойно устроился на самом краю платформы, пристально всматриваясь в бездну. Лица под маской респиратора было не разглядеть. Отчего-то он вызывал у детектива непривычную тревогу, но от раздумий его отвлек Баррет.

– И что теперь? – спросил офицер. – Мы упустили нить расследования, и моя жертва была напрасной? Ради этого ты притащил меня в Адский Котел, Штейн? Поглумиться над желторотым новичком?

– Мурмур не мог дать пустую наводку. Это не в его стиле.

– Только дурак заключает сделки с демоном!

– Глупые суеверия. Как ты успел заметить в ходе нашего путешествия в бездну – все бесы плоды генетических экспериментов и морфологических преобразований, а значит, их поведение подчиняется все тем же биологическим принципам, что и у прочих социальных существ. Никой мистики. Одна старая добрая наука, вышедшая из-под контроля морали и этики. А посему все это попахивает банальным расчетом.

Тяжелая рука самого крупного черта легла Штейну на плечо:

– Все верно, греховодец. Герцог повелевает вам прекратить дознание и отправляться на поверхность до завершения волнений в Адском Котле. Отстояв нечестивую всенощную, наш владыка узрел в жертвенной крови юнца подлый заговор шайки святош с елдака Спасителя. Они заслали убийцу, чтобы тот заронил семя междоусобицы среди нашего брата. Герцог решил взять власть в свои руки, ибо больше некому. Вам больше не рады здесь. Мы проводим наверх. Не сопротивляйтесь. Теперь вы знаете имя виновного. Этого будет достаточно для ваших фанатиков с холмов. Равноценный обмен.

– Вот видишь! – сказал Штейн Баррету. – Банальный расчет.

– Чувствую злой рок и опасность, – пробормотала прорицательница. – Воздух смердит кровью и смертью.

Черт нахмурился:

– Не наделайте глупостей, грехоборцы.

Штейн осклабился:

– И в мыслях не было. Дружеское предупреждение: Мурмур играет с огнем.

– На месте лесного пожарища молодая поросль растет трикрат сильнее.

– Лесного пожарища? – Штейн покосился на черта. – Ты успел застать живые леса на своем веку?

Амбал склонил голову:

– Я стар, как и ты. И, как ты, я – истинный воин, не то что прочие рабы бездны.

– Похоже, Герцог настроен серьезно, раз посылает в бой свои лучшие кадры. Один вопрос: остались ли те, кто прикроет его зад от потрошителя бесов?

Вопрос без ответа безвольно повис в воздухе. Темноту разорвало несколько выстрелов из лучемета – излюбленного оружия ангелов. От двух амбалов-чертей и чревовещателя остались только облачка пепла. Бесенята, потерявшие контроль, хаотичной гурьбой инстинктивно бросились на источник опасности – фальшивого миссионера в плаще. Еще один выстрел разбросал оставшихся пассажиров по платформе. Штейн с Барретом были прикрыты спиной черта и не пострадали от обжигающего света. Ударная волна просто опрокинула их на пол. Когда яркие пятна в глазах рассеялись, Штейн увидел, как пошатывающаяся фигура оставшегося в живых амбала слепо бредет в сторону стрелка. Тот отбросил разрядившийся лучемет и выхватил из ножен на поясе гладий солдата святого воинства. Несколько коротких выпадов, и черт оказался повержен.

Рука Штейна непроизвольно потянулась к Святому Гавриилу, но, пораскинув мозгами, детектив решил, что хвататься за пистолет бессмысленно. Нападавший слишком близко и заколет одного из них быстрее, чем второй пристрелит его. Манкурту все нипочем, но Штейн не хотел подвергать опасности Баррета. Детектив подал молодому грехоборцу знак, чтобы тот не дергался.

Покончив с бесами, стрелок неторопливо приблизился к ним. Баррет вцепился в край платформы, судорожно поглядывая то вверх, то вниз. Выбор был непростым. Предыдущий уровень они миновали довольно давно, а до следующего предстояло выиграть немного времени. Стрелок отер желчь с клинка гладия о край собственного плаща и убрал меч в ножны.

– Негоже трястись от ужаса, человече. Мой гнев не лежит супротив рабов божьих.

Штейн осторожно поднялся на ноги и помог встать Баррету.

– Нил, это ты? – спросил детектив.

Стрелок промолчал. Ответа и не требовалось.

– Зачем ты убиваешь, Гордон?

– Мой хадж в сердце тьмы еще не окончен.

– Война давно позади.

– Нет. Мы так и не заслужили искупления. Разве похож тот ад, в который обратились наши жизни, на райские кущи?

– Возможно, чтобы заслужить искупление, следовало бы для начала покаяться.

– Мне каяться не в чем. Всю жизнь делал что должно.

Штейн вздохнул:

– В этом-то и проблема. Мы все делали, что нам приказывали, не задумываясь и не рассуждая. Просто веря.

Стрелок отмахнулся:

– Вы – черви в сырой земле. Прочь с пути истинного праведника, пока я вас не растоптал.

Штейна с Барретом не стоило просить дважды. Они соскочили на ближайшей остановке, но детектив еще долго смотрел вслед поднимающейся на верхние уровни Адского Котла платформе лифта. Одинокая фигура последнего солдата святого воинства все так же пристально и неотрывно вглядывалась в бездну.

7

Пока грехоборцы преследовали Гордона, Штейн почувствовал возвращение Сефирота. Крест призыва нагрелся, и ангел-хранитель возник на его плече.

– Задание выполнено, феофил.

– И?

– Наш юный друг отправил весточку отцу – преподобному Конраду Баррету, архиепископу Синода. Тот, ознакомившись с письмом, отослал два сообщения. Я умудрился проследить за обоими, потому то это и заняло так много времени. Одно предназначалось неизвестному миссионеру в Адском Котле, завербовавшему манкурта Гордона. Второе капитану Ломбарде.

Штейн спросил Баррета:

– О чем настучал папаше, парень?

В глазах офицера поселилась грусть:

– Поведал о том, как идет расследование, и о том, что мы напали на след убийцы. Я просил его помолиться за наши грешные души.

– Молитвами дело не обошлось, а? – подтрунил Штейн. – Теперь мы с тобой как мухи в банке с пауками.

– Что он наделал?

– Еще не понял? Твой достопочтимый отец, преподобный Конрад Баррет чужими устами промыл мозги беглому манкурту, чтобы тот устроил бойню в Адском Котле. Синоду никогда не давало покоя вынужденное соседство с бесами.

– Но зачем Синоду беспорядки в Котле?

– Уточни у него на досуге. Сейчас нам следует остановить убийцу.

Когда грехоборцы достигли «Посмертия», Штейн понял, что не ошибся. Последней целью Гордона был Мурмур. Потрошитель больше не таился. На входе валялись изрешеченные в сито трупы чертей-охранников. С окрестностей стали собираться зеваки, но внутрь зайти никто не решался.

Грехоборцы переглянулись и достали пистолеты, заряженные освященными патронами, доставленными с Паргелиона. Бесы, черти, демоны, манкурты и прочая нечисть были невероятно живучи. Их уничтожение обычными средствами представлялось весьма сложной задачей. Освященные патроны воздействовали на их ДНК, разрушая аномалийные цепочки, отличные от адамовой генетической линии. Изменение химической структуры нитей запускало процесс каскадного клеточного апоптоза, приводящего к быстрой гибели постчеловеческого существа.

Штейн вошел в клуб первым. Баррет прикрывал.

Внутри они застали жуткие последствия бойни. Выжившие либо разбежались, либо прятались по углам. Десятки трупов были разбросаны по залам «Посмертия». Повсюду кровь и желчь. Безжизненные тела людей и бесов лежали бок о бок, в смерти обретя невиданное доселе единство и позабыв о разногласиях. Лужицы разлитой выпивки и просыпанные дорожки ангельской пыли светились в ультрафиолете и неоне подобно люминофорам.

Синод снарядил Гордона впечатляющим арсеналом. Ангельские лучеметы, освященные патроны, елейные бомбы – без них его бы задавили числом, но он не считался со средствами. Убийца рвался к цели, сметая все на своем пути.

Гордона и Мурмура грехоборцы обнаружили на главной сцене клуба.

Демон и манкурт боролись из последних сил под грохочущий аккомпанемент поврежденного музыкального аппарата. Светомузыка то вспыхивала, то гасла, сбивая с толку. Огнестрельное оружие давно было разряжено. В ход пошли орудия ближнего боя. Гордон был резок и проворен. Он разил без пощады, но короткая длина клинка гладия играла против него. Мурмур умело держал манкурта на расстоянии при помощи плети грешника. Электрический хлыст танцевал по воле его руки обжигающим облаком, не давая убийце приблизиться.

Гордон сделал выпад и намотал шипящую плеть на лезвие гладия. Сделав полуоборот, он вырвал хлыст из рук Мурмура. Отбросив плавящийся клинок в сторону, убийца набросился на демона, словно дикий зверь. Он повалил Герцога на пол и принялся молотить по лицу кулаками, превращая идеальные точеные черты в кровавый фарш.

Штейн навел Святого Гавриила на фигуру манкурта и выстрелил. Пуля попала в плечо. Гордон оглянулся, оценив ситуацию. Поняв, что времени не осталось, он сорвал маску и вцепился зубами в глотку демона. Из перегрызенных жил фонтаном брызнула желчь. Штейн чертыхнулся. Световая какофония не давала нормально прицелиться.

Сефирот завис у него над плечом:

– Стреляй, феофил, я подправлю траекторию освещенных снарядов.

– Хороший мальчик!

Детектив спустил курок и палил без остановки, пока Гордон не осел на тело своей жертвы. Все было кончено.

Штейн подошел к сплетенным манкурту и демону, не опуская пистолета. Он перевернул Гордона на спину, с трудом оторвав от Мурмура. На лице солдата застыло безумное звериное выражение. Демон, лежавший рядом, булькал и хрипел, захлебываясь желчью. В его глазах затаился страх жертвенного агнца. Сложно сказать определенно, кто из этой пары больше напоминал исчадие ада.

– Мне же обещали… – просипел Мурмур.

Штейн присел на корточки и нагнулся поближе:

– Что обещали?

– Власть…

– Кто обещал?

Демон тяжело поднял руку, указав пальцем наверх. Штейн ухмыльнулся, представляя, как в голове Баррета переворачивается привычное мироустройство. Клирики Вышеграда, договаривающиеся с демоном, – вот ведь умора. Устроить беспорядки – это одно, но, похоже, Синоду был нужен карманный князек в гетто, и, узнав о вакансии благодаря проведенному на крови Баррета ритуалу, Мурмур предложил свою кандидатуру.

Вслух Штейн произнес:

– Манкурты – оружие ненадежное, а любой фанатик не остановится, стоит только выдернуть чеку. Миссионер, пытавшийся отговорить манкурта идти по твою душу, познал это на собственной шкуре. Хотя получилось как нельзя лучше для тебя, Герцог, ведь так? Станешь героем-мучеником, очистившим склоны Адского Котла от безумного потрошителя чертей. Наврешь, что сам сразил его. Мне ли тебя учить?

– По-мо-ги мне…

– Что скажешь, Баррет? Готов помочь этому отродью Антихриста, приставленному твоим отцом надзирать над бездной?

Офицер молча склонился к демону и зажал рваную рану на шее двумя руками.

– Воистину город меняется, – констатировал Штейн. – Синод решил постепенно ассимилировать Адский Котел. Избрал жестокий и лицемерный путь, кровь и ложь, но все же это лучше слепой бессмысленной ненависти. Куда все это приведет?

– Бог весть, – отозвался Баррет.

– Нет, сие есть дело рук человеческих. Поживем – увидим, – Штейн обратился к ангелу. – Сеф, приведи оперативную группу и медиков, да поскорее, иначе мы рискуем не успеть поднести корону новоявленному королю помойной ямы.

Ангел-хранитель прислушался.

– Они уже на подходе, феофил.

– Ну конечно! Второе письмо предназначалось Ломбарде. Требовалось защитить своего новоявленного князька от бешеного пса, сорвавшегося с поводка.

Штейн перезарядил Гавриила и направил его на Нила Гордона. Тот смотрел в лицо грехоборца.

Жалкий пережиток былых времен. Знамя святого воинства в его лице обратилось пугалом. Лесной пожар проредил дремучую чащу, и прикормленный волк поставлен во главу дикой стаи.

Штейн покачал головой. Бедный Гордон – чертов дурак! Распад личности ли сделал его безмозглым орудием, либо он был таковым всегда? Не были ли все они такими когда-то? Иерополь менялся. Не осталось в нем больше места святым и фанатикам.

Штейн встретил тяжелый взгляд манкурта и выстрелил ему в голову во исполнение общения, данного Саре. Он не оставит бывшего сослуживца бесконечно тлеть на костре Инквизитория.

– Прощай, боевой товарищ. Твой хадж завершен. Наш жестокий и бессердечный Спаситель оценил бы.

Стало тихо.

– И что теперь? – пробормотал Баррет, изгвазданный в желчи, медленно отходя от аффекта первого в жизни боевого задания.

– Дело закрыто.

8

Дождавшись подкрепления из Бюро в лице отряда грехоборцев и группы анатомов, прилетевших на стареньком десантном транспортнике времен Священной Войны, переделанном под полицейские нужды, Штейн с Барретом протолкались через толпу зевак и отправились обратно в Иерополь для доклада капитану Ломбарде.

Тот, как всегда, пребывал на привычном посту в своем кабинете. Казалось, он сросся с ним. Стал неотъемлемой его частью.

Увидев напарников на пороге, Ломбарда оторвался от печатной машинки и достал из пачки очередную сигарету:

– Докладывайте, грехоборцы! – произнес он.

Штейн с легким сердцем предоставил бы подобную честь Баррету, но тот молча осел в кресло, тупо уставившись на стол капитана. Пришлось взять дело в свои руки. Нарезая круги по кабинету с медленно тлеющим окурком в зубах и ангелом-хранителем на плече, детектив вкратце пересказал ход следственных мероприятий.

– Хорошая работа! – констатировал Ломбарда. – Мы мечтали очистить гетто и начать наводить там порядок. Синод наконец-то прислушался к нашим словам и докладам. Адский Котел станет полноценным районом Иерополя. Пока неофициально, конечно.

– Интересный Синод избрал путь, – невзначай бросил Штейн.

Ломбарда внимательно посмотрел на него:

– Думаю, не стоит уточнять, что про участие клириков Вышеграда в данном инциденте мы не будем распространяться за пределами этой комнаты?

– Естественно. Иначе вся кровь и желчь пролились напрасно. Виновен безумный манкурт-пустышка. Точка!

– Все так.

– Надеюсь, когда я обращусь пустышкой, кто-то из вас окажется рядом.

– Не сгущай краски. Мы делаем благое дело!

– Но какова цена… – прошептал Баррет, глядя на руки, измазанные по локоть в желчи.

– Не больше необходимой! – отрезал капитан, а потом, смягчившись, добавил: – И еще одно. Поздравляю с повышением, детектив Баррет!

– Спасибо, – с трудом выдавил из себя молодой грехоборец.

Ломбарда чертыхнулся:

– Штейн, я думал, что юноша заразит тебя своим энтузиазмом, а ты столкнул его в оголтелый пессимизм.

Манкурт пожал плечами. Сефирот же неожиданно рассмеялся заливисто и непринужденно, по-детски:

– Смотрю я на вас и понимаю: смешные вы – люди! Дай вам Бога, и вы изобретете свою бюрократическую религию, понаставите храмов и выстроитесь в очередь на поклон космосу с проблемами насущными, сугубо мелочными, которые бесконечность даже близко не способна уразуметь и воспринять. Муравьишки, возлагающие дары льву – царю зверей. До чего же забавные! Дай вам Спасителя, и вы понаделаете идолов, чтобы продавать втридорога, наживаясь на вере простаков, отдающих последний грошик за гипотетическое очищение от налета вашей генетической звериной природы. Средневековые аристократы, умащенные, дабы перебить вонь нечестивых тел и дел своих. До чего же ушленькие! Дай вам заповеди, и вы установите законы, запреты и наказания, преумножая власть властолюбцев. Из духовного и вечного вы строите практичное и сиюминутное. Вы таращитесь в космос, но видите лишь пустоту. Таков ваш рок! Чада, ограниченные своим малым ростом. Младенцы, пытающиеся осознать родителей своих. Сколько уж минуло лет, а вы все так же копошитесь в навозной куче, будто жуки какие. Но истину глаголю вам – день покаяния уж близок!

Ангел-хранитель исчез в вспышке света. Крест призыва привычно нагрелся на груди Штейна.

Детектив хмыкнул:

– Обосрали – обтекай! Это что-то новенькое в его исполнении. Похоже, мой малец развивается. Нужно будет понаблюдать за ним.

Он подмигнул Ломбарде, махнув на прощанье рукой:

– Завтра увидимся!

Время было позднее, а до дома путь предстоял неблизкий. Следовало поторопиться. Его по-прежнему ждали бутылка и родная привычная пустота.

Баррет нагнал Штейна в дверях Бюро Чистоты. Манкурт обернулся. Новоявленный детектив стоял в нерешительности. Штейн в кои-то веки улыбнулся, хлопнул паренька по плечу и протянул руку:

– Добро пожаловать в грехоборцы, детектив.

Баррет неуверенно пожал ее.

– Скажи, Гор, как мне теперь поступить? Тело осквернено, в мыслях раздрай, а в душе сомнения. Что делать?

– Все просто. Работай неустанно, поступай по совести, будь честен с собой и с другими. Вот мои главные заповеди.

– И все?

– И все. Поверь. Это очень много.

Детектив поправил шляпу прощальным жестом, повернулся и, подняв ворот пальто, побрел к ближайшей станции монорельса. Баррет долго смотрел ему вслед, стоя в дверях Бюро, пока фигура грехоборца не затерялась в пелене грязной и непроглядной метели.

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8