Спутник связи [Майкл Дискейн] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Майкл Дискейн Спутник связи

Глава 1. Дети сингулярности

Закаты пропитаны грустью. Потому что каждый раз, провожая его, думаешь: каким ни был, удачным или неудачным,

день – это мой день, и он уходит навсегда.

(с) Эльчин Сафарли
Услышать голоса со звёзд… я смотрел на ночное небо и мечтал. Я был уверен, что стану красивым, умным, смелым – таким, как мой отец, хотя я никогда его и не видел…

Я мечтал, что обязательно стану космонавтом. Мне было одиннадцать. Время, когда кажется, что ничего невозможного нет, когда кажется, что мир прекрасен и приветлив – только руку протяни, и он посвятит тебя во все свои тайны, объяснит всё то, что кажется неясным, из-за чего взрослые на протяжении всей жизни ломают голову.

И на самом деле всё окажется так просто, что ты даже рассмеёшься. Ты рассмеёшься и, полный счастья, побежишь на кухню к маме, чтобы открыть ей простую истину, чтобы и её сделать счастливой. Навсегда. Её лицо станет светлее, она удивится, почему до сих пор не добралась до той мысли, что открылась тебе… Однако мир не реагирует на протянутую тобой руку. Ты смотришь на звёзды, обещая себе и Вселенной, что сделаешь однажды такое, от чего весь мир перевернётся. И не только твой мир – мир всех. В новом мире все будут улыбаться.

Мне было одиннадцать.

Помню, как вздрогнул, когда огненный шар по диагонали разрезал иссиня-чёрное небо – и все звёзды померкли, – когда он падал с востока на запад, прямо на меня, оставляя за собой красно-оранжевый шлейф, после которого, казалось, уже не может быть никакой жизни и никакого счастья. Я дёрнулся, чтобы побежать в сторону дома, но замер. Я понял, своим одиннадцатилетним разумом понял, что не успею что-то изменить.

Я смотрел на приближающийся огненный шар, издававший яростное, громовое шипение, и в тот момент я задался вопросом: может ли погибнуть всё это – зелёные поля и леса, близкая река, мой дом? Мог ли кто-нибудь на звёздах разозлиться на нас? Но за что? Мы никому не причинили зла… мы часто ошибаемся, но ведь мы не злые, нет…

Да, мне было одиннадцать, а всё это прокручивалось в моей голове перед – как мне тогда казалось – концом всего. Я не думал, что будет потом. Я вспомнил о маме, ждущей меня, и понял, что слеза не успеет скатиться по лицу.

Разумеется, небесный гость не упал ни на меня, ни на наш дом, ни на поле, с которого я каждый вечер лицезрел закат. Он приземлился за рекой и, как оказалось позже, достаточно далеко от меня. Оказалось также, что это был вовсе и не шар, да и не то, чтобы он весь был из огня…

Из-за взрыва я потерял почву под ногами и некоторое время находился в оглушённом состоянии. Через минуту снаружи, где-то издалека, в мой мир начали вторгаться звуки: слабый вой какой-то сирены, пищащие гудки машин. Я встал на ноги и смотрел на большой костёр за рекой.

«Неужели…» – успел было подумать я, как вдруг услышал сзади шуршание и шаги. Я обернулся быстрее, чем сам мог помыслить. Ко мне шёл кто-то в белом скафандре, а за ним, по траве, на несколько метров тянулась чёрная ткань, выглядящая в полумраке, как тень какого-то чудовища. Фигура остановилась.

Я стоял как вкопанный и просто смотрел в чёрное зеркало шлема. Так продолжалось, наверное, с минуту. Упавший с неба, казалось, изучал меня. Мы разглядывали друг друга и не двигались. Страха не было, как ни странно. Наконец фигура ожила – я всё так же стоял на месте. Некто в скафандре стал возиться, откручивать, отцеплять, и через несколько секунд что-то упало с его спины (это был сброшен уже ненужный парашют – та самая чудовищная тень). Он медленно подошёл ко мне.

Я напряг кулаки и, казалось, был готов к чему угодно. Фигура наклонилась и села на одно колено, так, что шлем скафандра оказался на одном уровне с моей головой. За чёрным стеклом не было видно ничего, никакой жизни, никакого движения. Но вот пришелец поднял руки – и шлем со щелчком был снят.

Это человек. Где-то глубоко внутри я почувствовал великое облегчение. Никогда раньше я не мог представить, что лицо человека, которого я вижу впервые в жизни, может быть таким приятным… и даже дорогим. Это был человек.

– Испугался? – спросил астронавт, улыбнувшись уголками губ. У него была чёрная борода и голубые глаза, которые источали какой-то необычный свет. Словно то был свет иных миров. «Кто знает, откуда он прилетел?» – подумалось тогда мне.

– Нисколько… – произнёс было я, опустив взгляд, но вдруг посмотрел прямо в глаза незнакомцу и сказал: – испугался.

– Так или иначе, моя консервная банка никому не навредила… если не ошибаюсь, – ответил мужчина, вставая во весь рост. – Я не должен был приземлиться таким образом, – начал объяснять он, будто я у него что-то спрашивал, – но знаешь, бывают моменты, когда всё идёт не так, как ты ожидаешь… впрочем, ты наверняка уже это уяснил. Выглядишь вполне взрослым человеком.

Не стану скрывать, что от этих слов, сказанных незнакомым взрослым (да ещё и лётчиком-астронавтом) я почувствовал себя важным; кем-то: не только лишь подростком, грустящим о небе. Я напустил максимально важный вид и серьёзно смотрел прямо на мужчину. Однако не утерпел и всё же спросил не самым уверенным голосом:

– А вы… откуда?

– Откуда прилетел? – усмехнулся мужчина. – Я… – но его прервал какой-то шум, издающийся из шлема, который он держал в левой руке. Это было похоже на белый шум радиоэфира. Можно было различить также строгий голос, бормочущий, однако, что-то несвязное (мне так казалось). Астронавт нажал какую-то кнопку и звук пропал.

– Я прилетел из таких мест, о которых ты, наверное, и не слышал, – продолжил он, будто ничего и не произошло. – Там всё не так, как здесь, дома, – он посмотрел на звёзды, и я вместе с ним.

– Красиво, – тихо сказал я.

– Да.

– А там… там хотя бы есть звёзды? – спросил я, только через секунду поняв, что сморозил какую-то чушь. Но мой собеседник серьёзно посмотрел на меня.

– Хороший вопрос. Знаешь, там очень темно – иногда кажется, будто кто-то или что-то мешает свету озарить тьму…

– Как в Чёрной дыре! – воскликнул я и тут же виновато понурил голову.

– Да, почти, – на удивление серьёзно сказал астронавт. – Как тебя зовут? – неожиданно добавил он спустя мгновенье.

– Марк… – неуверенно ответил я и собрался было задать такой же вопрос, но мужчина вдруг обернулся назад.

Там была моя мама. Вид у неё был взволнованный. Мягко говоря. Она глядела со страхом и недоумением то на человека в скафандре, то на меня.

– Мама? – спросил мужчина, повернувшись ко мне.

Я кивнул, глупо улыбнувшись. Зачем-то.

– Красивая, – произнёс тот.

– Да.

Затем я твёрдым голосом добавил, посмотрев наверх:

– Когда-нибудь я узнаю, что скрывает Чёрная дыра, обещаю.

До сих пор в деталях храню в памяти эту до невозможности странную сцену.

… Игорь перечитывал эти строки ещё и ещё и всё никак не мог понять, чего же им не хватает. Эти три страницы он написал почти с первого раза, но, как часто бывает, написав что-то и восхитившись своим трудом, ты, чуть позже, понимаешь, что всё не так уж здорово. Вроде бы и надо что-то менять, редактировать – так подсказывает здравый смысл, холодно оценивающий текст, когда эмоции отходят на второй план; но, в то же время, будет ли честен тот текст, который ты пропустил через тяжёлый, неумолимо правильный фильтр разума, который уже не содержит в себе полного спектра чувств, что испытывал ты в тот самый момент

Игорь отхлебнул чаю из своей пол-литровой кружки и, посмотрев секунд двадцать на потолок, решил, что к судьбе первых страниц он вернётся как-нибудь в другой раз. Который раз…

Он медленно, аккуратно встал, опираясь о край стола и потрепал правой рукой свои тёмно-русые волосы (немытые третьи сутки), от чего внешним видом стал походить на этакого подростка нулевых, беспечного, свободного, независимого, бездомного в душе. Но никто его не видел. За исключением рыжего кота по кличке Персик, странно поглядывающего на своего хозяина с высот серо-зелёного дивана.

– Не смотри на меня так, – бросил ему Игорь и потянулся за костылём. Он почувствовал себя увереннее, как только орудие его ежедневной борьбы с жизнью оказалось на своём месте. Он прошёл на кухню, куда его уже три раза зазывала надоедливая, но незаменимая микроволновка. Позавчерашняя пицца – что может быть лучше? Он налил себе ещё чаю и отнёс в комнату, затем то же повторил с тарелкой пиццы. Всё это Игорь проделывал машинально; мыслями же пребывал в ином мире, которому суждено было стать единой, потрясающей разум историей. История эта будет интереснее самой реальности. Игорь верил, что его читатели будут по-настоящему ему благодарны. Ведь в его истории будет всё, чего так ищут многие в нашей жизни… ищут в глубине души, конечно; быть может, даже не желая отдавать себе в этом отсчёта. Ответы на тайны мироздания, на загадки человеческой души… верность, понимание и любовь, способная преодолеть пространство и время.

Все смеются над этим, над «наивностью», которая, якобы, должна была остаться в тумане прошлого вместе с детством и мечтами. Все они живут в обмане, абсолютно все; они мило, но в то же время скептически улыбаются, когда речь заходит о милосердии, детском добродушии, «настоящей» любви. Они не верят в это. Зачем? Ведь у них есть реальность, суровая, серая, жестокая, но зато всё-таки реальность. Абсурдно, но мало кто, кажется, в силах предположить, что, возможно, реальность сурова и жестока лишь от того, что именно мы смотрим на неё так… равно как и на всё остальное.

Глупостью называют веру в исцеляющую силу любви, а тех, кто в свои двадцать или двадцать пять лет не может уснуть ночами от того, что думает о любви, – называют наивными людьми, которые «просто не познали жизнь, не столкнулись лбом с реальностью» или «просто бегут от реальности, потому что не хотят принять её жестокость»… Вздор! Как вышло, что именно это – common sense? Тогда как, в сущности, всё не так. Если посмотреть с другой стороны, то оказывается ведь, что именно «наивные» люди – сильнее. Можно ли объяснить это?

Каждый был ребёнком когда-то, и каждый верил в чудо. Люди и не вспоминают, что в детстве всё казалось светлым и простым, что в душе их жила вера во всевозможность, в исполнение заветных желаний. Ведь каждый хотя бы раз засматривался на небо и думал «всё так прекрасно… и зачем столько зла от людей?.. я никогда не стану злым». Справедливо, что, вырастая, человек выбрасывает всё это под «тяжестью мира», «смиряется с действительностью».

Но это лишь жалкое оправдание! На деле он просто слаб, он прикрывается реальностью, потому что не в силах бороться за то, что считал священным; он оправдывает действительностью свою трусость (а что может быть сквернее трусости?), он глубоко, тяжело обманул себя и слился с течением, потому что так всего-навсего легче жить.

Именно такие мысли крутились в голове Игоря, когда он сидел с кружкой чая за столом и всматривался в пустоту. Наконец глаза его прояснились, и он с некоторым даже удивлением осмотрелся. Конечно же, чай уже остыл. Как и пицца.

– Вот чёрт… – вздохнул он и стал жевать остывший кусочек, тут же подумав, что хорошо было бы записать хотя бы часть мыслей, посетивших его только что.

Такие путешествия в собственном сознании были для него не редкостью. Часто бывало, что, даже выполняя какое-нибудь дело, он вдруг ловил анабиоз и застывал на месте, не в силах остановить поток мыслей, уносящих его очень далеко. Приходя в себя, он всякий раз укорял себя за то, что теряет время на мысли, от которых никакой пользы. Тем не менее, подобные волны всякий раз накрывали его с головой, и, если никого нет рядом, то он может находиться в таком состоянии довольно долго.

Он открыл страницу 254, на которой пока что оканчивался его роман, и стал вглядываться в текст, пристально, высматривая каждую букву, будто бы любая из них могла обернуться чем-то другим, открыть какой-то новый смысл, обнаружить портал в другую Вселенную.

Именно тогда он и принял это решение. Именно в тот момент, когда она стояла спиной к нему, смотрящая в космическую даль, черноту иллюминатора, и просто молчала, не отвечая на его слова.

Марк знал, что её молчание – и есть ответ, и что единственный верный выход из этой ситуации, который может принять мужчина, – оставить женщину в покое и выйти из её комнаты. Всякий раз, ещё с детства, обдумывая, как поступить в том или ином случае, он спрашивал сам себя: «Что бы сделал настоящий мужчина?», и, странно, ответ приходил каждый раз, сам по себе, будто посланный ему свыше. Кто такой настоящий мужчина, и какими качествами он обладает, Марк не смог бы сказать. Он только чувствовал. Слушал себя и поступал так, как должно. Во всяком случае, он до сих пор жив в этом безумном мире, он в здравом уме, а значит, его метод вполне работает.

Это были последние строки. Игорь нажал ENTER, курсор прыгнул на новую строчку… и на телефон, лежавшем слева от компьютера, пришло уведомление, что несколько удивило Игоря.

Как ты там? От тебя четвёртые сутки ни одного сообщения, ты в норме?

То было сообщение от Миши Храмова, старого друга Игоря, первого и последнего. Они переписывались редко, но всё-таки поддерживали отношения; Игорь чувствовал, что рвать одну из последних нитей, связывающих его с детством, было бы преступно и глупо. Да и зачем? Храмов – хороший человек, хотя временами бывает нудный до того, что Игорь иной раз специально по несколько дней не заходит в социальные сети, чтобы только не отвечать на какой-нибудь допрос, по мнению Игоря совершенно бесполезный. Но бывали моменты, когда понять последнего мог только Миша (настолько, насколько вообще человек может понять человека); только он, часто не замечающий каких-то очевидных вещей, в какой-то момент мог взглянуть настолько проницательно, что другу становилось даже не по себе.

Храмов учился на историческом, и пересекался с братом по гуманитарному цеху (то есть с филологом Игорем) не очень часто. Конечно, если бы Игорь Воронов в последнее время не стал так отчуждён от всякого взаимодействия с внешним миром, то они бы, пожалуй, виделись чаще. Но Миша не давил на друга, давно поняв, что принудительно в человеке вряд ли можно что-то исправить… да и зачем? Игорь такой, какой есть, и, несмотря на всех тараканов головного мозга, он прекрасный человек. Примерно такого мнения о нём был Храмов.

Спасибо, теперь я снова забыл, что хотел написать, – подумал Игорь с лёгким раздражением, – и как так вышло, что я не отключил звук на телефоне?

Так или иначе, момент был слегка попорчен, и раз уж Игорь ничего не написал, то решил ответить на сообщение.

Всё в порядке, – написал он, и тут же следующим сообщением добавил:

Работаю.

Поразмыслив секунду, он добавил ещё три слова:

А ты как

По правде говоря, вряд ли Игорь в это мгновение очень интересовался делами друга, но решил, что так будет хоть сколько-нибудь прилично. Тем более, в нём зародилось предчувствие, что сегодня он больше ничего не напишет, а так хоть, быть может, от Миши будет какой-нибудь анекдот. Тот сразу же прочитал сообщение и быстро настрочил:

Да тоже ничего… хотя октябрьская сырость давит

Как всегда

Над чем ты там работаешь? Наверно уж дописал свой роман)). Расскажи, на каком это всё этапе у тебя?

И с учёбой как там, кстати?

Лиза про тебя спрашивала… она не писала тебе?

Четыре вопросительных знака. Сразу. Миша в своём стиле. И на какой из них прикажете сначала отвечать? Игорь всегда старался начинать с первого и заканчивать последним. Была в этой простой логике какая-то еле уловимая вселенская гармония.

Да, пишу. На этапе, когда всё чаще возникает желание бросить затею к чертям. Я достиг кульминации и близок к развязке, говоря по-нашему.

С учёбой никак. Устал.

Не писала.

Храмов ответил не сразу. Игорь даже успел доковылять до кухни и вновь поставить чайник. Вернувшись, он, конечно, увидел новые сообщения.

Ты как всегда, Игорь

Ох уж эти точки

Кульминация? Что-то с Чёрными дырами?

Ты не болен хоть? А то когда ты успел устать? Всё только начинается

Напишу ей, чтоб написала тебе. Пусть сама с тобой свяжется, а то как дети малые

Через две минуты Игорь написал:

Да, Чёрные дыры, мне надо освежить кое-что в памяти про них.

Хокинга думаю немного вспомнить.

Я болен и все мы больны. Жизнь, настоящая жизнь проходит где-то там, за стеной, далеко, а мы – мы в плену разума и пустоты.

Делайте что хотите. Пусть пишет, если хочет.

И ответ снова не заставил себя долго ждать. Игорь улыбнулся. С Мишей у него всегда складывался забавный диалог. Не как со всеми. Впрочем, ко всем не относилась и она… та, что, по словам друга, хотела с ним связаться.

Он закрыл Word и выключил ноутбук. Сегодня уже ничего не напишется.

Храмов же написал ему:

Краткая история времени хотя бы, там было немало, ты сам знаешь

Философ из тебя пока слабенький, избавь себя от этой глупой тоски, ты ведь сам её придумал

И пусть пишет, я только не понимаю, зачем вы втягиваете меня

В диалоге не место третьему

Скажи, в книге твоей хотя бы будет хороший финал?

Игорь усмехнулся и снова принял эстафету разговора:

Хороший финал?) ты ведь знаешь меня.

Я не философ, я – беспечный ангел. И нет у меня той тоски, кою ты имеешь в виду.

Я никого не втягиваю, к слову.

И ответ:

Надеюсь, хотя бы кто-то там останется в живых

Только вот беспечный ангел был из тех, кто просто любит жизнь, а не прячется от неё. И на ангела ты не тянешь, без обид

Знаю, не докапывайся до слов, это я для красоты слога, или как там вы говорите, грамотеи?

Думаю, она скучает по тебе, моё мнение

Игорь:

Зачем ей по мне скучать? У неё есть Лёша. Мне он не нравится, но и не должен. Это нужно ей. Я рад за них.

Хочется верить, что в живых останется автор, а это уже неплохо.

Миша:

Опять романтизация жертвенности сердца, уязвлённого любовной тоской.

Кстати, классно сказал

Я молодец, тоже язык подвешен

Перестань изображать благородство, пожалуйста

Ты только один во всём мире умеешь одновременно прикидываться и подлецом, и святошей

Удивительно

Вас многое связывает. Мы все столько лет друг друга знаем, я вижу, что вам двоим есть о чём поговорить

Не будь дураком

Игорь не стал отвечать, отложил телефон. С минуту он обдумывал слова друга, затем шумно выдохнул – будто специально так, чтобы кто-то услышал, хотя слышать мог только кот – и, взяв костыль, снова побрёл на кухню.

Настало время кофе. Почему бы и нет? Одиннадцать часов вечера – в самый раз. Всё самое интересное ещё впереди.

Возможно, подумал Игорь, заваривая кофе, он бы мог хотя бы посмотреть, что у них сейчас проходят… хотя бы по истории литературы. Однако секундой позже он сделал вывод, что это плохая идея, которая только способна привести к ухудшению настроения, и без того не особенно радужного. Игорь вообще не любил таких оценочных фраз как «хорошее настроение» и «плохое настроение», он считал, что настроение подвластно разуму, нужно лишь только прокачать необходимый навык, натренировать мозг. В последнее время перепадов настроения у него просто нет, он существует в каком-то особом мирке, временами скучном и унылом, временами забавном и приятном. К тому же, в мирок его вливались и другие мирки, тоже его, но иные, ещё более эфемерные, метафорой ускользающие всякий раз, когда внутренний взгляд напрягался и пытался высмотреть в абстрактной вселенной что-то материальное.

Если ночью не получится уснуть, тогда сяду и накидаю план на новую книгу, подумал Игорь, и на сердце стало чуточку теплее, чем мгновение назад. Когда кофе было готово, он аккуратно, но очень привычными движениями донёс чудодейственный напиток до письменного стола. Вздохнув снова так, что бедный кот на диване опять вздрогнул, он взял в руки телефон и заметил мерцающий белый огонёк, говоривший о новом сообщении.

Так он и ожидал. Опять Миша что-то…

Но сообщение было не от него. Увидев на аватаре отправителя до боли знакомое лицо, тут же воссоздав в сознании живой образ его, Игорь открыл мессенджер.

Привет

Я бы наверное и не написала тебе, но Миша…

Думаю он тебе уже что-то наговорил

Неважно

Я хотела узнать как ты

Мы очень давно не разговаривали

И давно не виделись

Когда Игорь перечитал эти строки уже на третий раз, он отметил вопиющую деталь: слишком мало точек для журналиста (их отсутствие), а также пропуск запятой в крайне важном месте! Беспечный студент Воронов справедливо не считал себя образцовым филологом, да и вообще не особо-то филологом, но такое могло вывести его из себя. Но было исключение. Он прекрасно понимал, что такой человек, как Лиза, может ошибаться только в случае, если находится под действием сильной эмоции, волнения, не чувствует контроля над ситуацией. Игорь задумался. С чего бы ей волноваться, пока пишет ему? Тем более сейчас… не два года назад, а сейчас.

Здравствуй, Лиза. Честно, не ожидал сообщения от тебя.

Да, Миша сказал мне, что ты хочешь поговорить со мной. Я могу понять, почему ты сделала это через него. Правда.

У меня всё хорошо, всё прекрасно.

Надеюсь, у тебя не случилось ничего, что бы могло выбить тебя из колеи.

Как учёба?

Как Лёша??

Последнее сообщение Игорь набрал с неприятным ощущением внутри, как будто кто-то ткнул его в сердце тупым ножом; ткнул не сильно, но так, чтобы вполне почувствовать. Однако дублированный вопросительный знак принёс ему какое-то облегчение, смешанное с чувством гордыни и с тем самым ощущением, когда понимаешь, что задел человека, уколол за прошлую, забытую, казалось бы, обиду, но уколол опять же не сильно, а только лишь для понимания. Лиза вряд ли оставит лишний вопросительный знак без внимания.

Я и сама от себя не ожидала этого

Очень рада, что ты в порядке, Игорь)

Но нет, так говорить совсем невозможно

Не люблю диалоги здесь

Люблю живые разговоры

Может быть, встретимся как-нибудь, поговорим, попьём кофе или чай, на твой вкус?

Невозможно всё, что хочешь сказать, написать текстом здесь

Тогда и расскажу обо всём

Надеюсь, ты согласишься

Игорь подумал: эх, Лиза, текстом можно выразить всё, что угодно, он для этого и существует. Но да, наверное, не здесь.

А запятые вернулись на место, что, наверное, означало, что девушка совладала со своими эмоциями. Воронов не знал, как ему относиться к этому сейчас. С другой стороны, было заметно, что Лиза писала всё менее формально и более открыто, как… как близкому человеку.

Я согласен.

Откровенно говоря, на данный момент я не особо увлечён учёбой, так что выбирай день сама.

А на сегодня всё, мне захотелось спать.

Он не обманывал – спать действительно захотелось, недавняя бодрость куда-то испарилась, исчезла быстрее, чем кофе в кружке. Последнее он написал как-то не раздумывая и был этому рад. Почему-то. Он прочитал последние сообщения Лизы перед тем, как совсем отключить телефон.

Хорошо)

Тогда я подумаю, когда будет удобней встретиться, и напишу завтра.

А про твою учёбу мы ещё поговорим.

Экран погас. По крайней мере до завтра. Игорь оставил телефон рядом с ноутбуком, встал, опираясь на костыль, и добрёл до дивана, вновь потревожив сон вечно спящего Персика. Сел рядом с ним и понял, что свет сам себя не выключит. Кряхтя так, как будто ему было не двадцать один, а шестьдесят, Игорь доковылял до выключателя и медленнее – обратно. Скинув серый халат, он лёг раскинув руки (диван был широким) и, поглаживая урчащего и сопящего кота, стал думать о своей книге. И о Лизе.

Он надеялся, что эти мысли не займут у него слишком много времени. Всё же спать Игорь очень любил, и потому с утра частенько проклинал свой постоянно рефлексирующий мозг.

Если не усну, то пойду писать, повторил он три раза, как заклинание. Но, конечно, никуда он уже не пойдёт. Слишком ленив, чтобы ради своей истории вскакивать ночью, корчась от боли в ноге и ища костыль.

Веки тяжелели, но сон не приходил. А вот мыслей – сколько угодно (и неугодно). Они закружили его в своей карусели, увлекли в это безумное турне, не имеющее видимого края, понесли к горизонту событий. Вот и родители, и школа, и прочитанные в детстве фантастические книги, и его герой, и Лиза. Всё зашлось каким-то бело-оранжевым огнём, вышло вперёд, и убежало, и вернулось вновь. Яркие миражи, планы на жизнь, любовные мечтания, душевные сомнения, ошибки… всё танцевало и окружало его, бегало под потолком, стучало в окно. Вокруг не было ничего, кроме мыслей.

Но и они исчезли. Долгожданное ничто? Нет, пришёл сон, и он не был спокойным.


Вокруг – бескрайняя Вселенная, а он один – маленькое двуногое существо – внутри космического корабля, который так же жалок и незначителен на фоне бесконечных звёзд. Дом – далеко… Можно ли по-прежнему считать домом планету, жители которой по своей воле превратили её в свалку, в непригодное для жизни место? Да. Это дом. Дом, в котором никого не осталось, кроме пыльного призрака человечества, жившего в нём тысячи лет.

Игорь – если только это был по-прежнему он – поймал себя на мысли, которая сейчас казалось самой главной в его жизни, которая заполняла всё видимое и невидимое пространство: Разгерметизация стыковочного шлюза, разгерметизация… мы не сможем пристыковаться к станции… Господи, у нас за спиной десятки земных и световых лет, мы проделали такой путь, и сейчас нас просто выкинет в пустоту, где мы развеемся пылью… забавно. Разгерметизация…

Игорь был уверен, что жизнь его прошла в межзвёздных путешествиях – по-другому и быть не могло. Разумеется. Он здесь.

Где-то далеко, в закоулках мозга, казалось, копошатся какие-то покрытые паутиной образы и мутные воспоминания. Будто бы он всего-навсего хромой студент, который даже не может разобраться в себе, но всё же пытается смотреть на звёзды. Нет, прочь от этого. Всего лишь игра разума… на самом деле сейчас – 2137 год, и перед глазами его – вечная ночь, усеянная холодными огнями.

Жутко… человек повзрослел – оказалось, что Земля – лишь колыбель, которая готовила его к серьёзной жизни. Оказалось, что наше Солнце – свет Атлантиды, согревающий детей; мы родились в этом свете, но умрём без него. Оказалось, что наш дом – вся Вселенная, и вместе с тем нет у нас никакого дома. Мы не нашли рая, и вынуждены создавать его сами. По обе стороны жизни – вечность, а вокруг – обманчивое время, которое всегда было и Богом, и дьяволом.

Игорь прошёлся вдоль панорамного стекла, которое отделяло его от миллиардов километров пустоты, и вдруг понял, что стыковка корабля со станцией VLR-2132 пройдёт успешно, как было всегда. И отчего вдруг у него возникло ощущение близкой смерти? Впрочем, такое бывает, наверное.

Он двинулся к панели управления, над которой голограммами повисли трёхмерные изображения станции, их корабля и белой звезды Вега, в системе которой они и находились. В кресле главного пилота сидел Дэвид, и Игорь обрадовался, увидев его. Почему-то ему казалось, что они не виделись целую вечность. Дэвид угрюмо изучал спектроскопические данные, мелькавшие около голограмм и на сенсорной панели перед пилотом, и Игорь решил пока не беспокоить его. В конце концов, у них ещё будет столько возможностей для разговора. Тем более, в спектроскопии и спектрометрии Игорь не многое понимал. Не его профиль.

Он тихо и мягко поднялся по винтовой деревянной лестнице на верхнюю палубу и столкнулся лицом к лицу с ней. Он знал её, сколько себя помнил. Но почему же именно сейчас ему кажется, что он выбрался из какого-то тяжёлого сна? Гибернация была давно завершена, члены команды пробудились уже сто двадцать часов назад, и естественные последствия дельта-криогенного сна не должны его беспокоить более. Всё так странно.

Но сейчас это неважно. Он вернулся, он здесь – и это главное. Он смотрит на неё. Девушка улыбнулась, карие глаза, хранившие вечную загадку, глядели на него. И ему больше ничего не было нужно. Теперь уже плевать на тьму за панорамой.

Она кивнула, обходя его – Игорь попытался поймать её за талию и притянуть к себе, но девушка ловко увернулась и, смеясь, стремительно, легко сбежала вниз.

Он решил было побежать за ней, но передумал и подошёл к широким книжным полкам, стоящим справа от зияющего тьмой окна и слева от огромной изогнутой сенсорной панели. Эта панель была телом Тезея – Искина, который мог стать хорошим собеседником для любого члена команды и который, казалось, знал всё. Игорь припомнил долгие разговоры бессонными ночами (или днями – в вечной тьме это не имеет значения), припомнил философские прения с Тезеем, который почти как человек мог доказать и опровергнуть Бога, любовь, смерть и всё прочее, что будоражит наши души. Они спорили насчёт природы Чёрных дыр: Игорь наделял их почти мистической аурой (больше в шутку, конечно), в то время как его оппонент, опираясь на свой квантовый разум, много говорил о сингулярности и бесконечном схлопывании четырёх измерений. Всё это прекрасно знал и Игорь, но ведь у чистой сингулярности должна, в конечном итоге, быть хоть какая-то роль.

– Если даже у человеческой жизни нет никакого смысла, то почему особый смысл должен быть у сингулярности? – спрашивал тогда Тезей.

– Но ведь, в конце концов, мы… всё вокруг пришло из сингулярности, разве нет? Быть может, смысл её – порождение миров?

– Друг мой, я не являюсь особенным фанатом софистических прений, но не кажется ли вам, что из ваших слов вытекает закономерный вопрос: в чём смысл порождения миров сингулярностью?

– Это бесконечный круг! – смеялся Игорь. – Но…

– И разомкнуть этот круг можно, только если мы покинем его, – пронёсся по палубе голос Элизабет.

Он был счастлив тогда. Не было ничего в жизни его милее взаимно-тёплых, долгих взглядов с ней и раздающегося на фоне вечно спокойного и приятного голоса Искина, у которого в любом споре был аргумент.

Игорь подавил желание вновь заговорить с Тезеем, зорко наблюдавшим за ним из глубин своих запутанных и бесконечных нейронно-квантовых соединений, и стал рассматривать книги.

Эта книжная полка с настоящими книгами – прихоть Элиз. Во времена, когда миллиарды книг и научных статей существовали в Неосфере, оставаясь там до смерти Вселенной, девушка с каштановыми волосами получала удовольствие от того, что могла пролистать какой-нибудь томик, почувствовать запах былых времён, погрузиться в особый мир. Игорь мог её понять, хоть и считал несколько непрактичным держать сотни килограммов бумаги на корабле, где всё пространство было расписано по мелочам. Так или иначе, на некоторых околозвёздных станциях, в том числе и на VLR-2132, в слабом режиме ещё работали типографии – дань прошлому, от которого мало что осталось.

Здесь – Хокинг, Лем, Симмонс, Голдинг, Уоллес, Бредбери, Оуэрелл и многие другие масштабные представители той профессии, что раньше звалась «писатель» и которая давно утратила свой прежний смысл. Это произошло, наверное, ещё до Коллапса Времени… а после этой даты уже само человечество стало иным. Игорь взял небольшой томик со стихами Джона Китса, забытого поэта, пролистал и, грустно улыбнувшись, убрал книгу на место.

СТЫКОВКА КОРАБЛЯ «ЭНДИМИОН» СО СТАНЦИЕЙ VLR-2132 ПРОИЗОЙДЁТ ЧЕРЕЗ ДВЕ МИНУТЫ

Это был бортовой компьютер, говоривший голосом Тезея… или Тезей выполнял роль бортового компьютера. Игорь всё больше склонялся к тому, что Искин – собственно, и есть бортовой компьютер, однако уходить в эти размышления ему не особо хотелось. Кажется, сейчас есть дела поважнее. Во тьме за бортом мгновенно пронеслись какие-то огни, похожие на маленькие кометы – возможно, новейшие дроны, перемещающиеся со скоростью, что в тысячу раз превышает звуковую, сопровождают корабль.

Вокруг всё замелькало, словно звёздное небо покачнулось. Игорь быстро сбежал вниз по лестнице и уже через несколько секунд стоял около пилотной панели управления. Теперь перед глазами была Вега, ослепительная, бело-голубая сфера, наполнявшая тьму неживым светом. Если бы не сверхтонкая тонировка корпуса «Эндимиона», вся команда бы уже давно ослепла. Странно, что, вглядываясь в темноту панорамных окон несколько минут назад, Игорь не видел и намёка на бело-голубое сияние звезды – а может, просто уже и не помнил… странные всё же дела творятся после дельта-гибернации, которую он раньше очень любил.

Он с удивлением обнаружил, что рядом с ним стоит Элизабет, и её холодная мягкая ладонь – в его ладони. Нежность. Не хватало. Он уже и забыл это ощущение. По потолку забегали какие-то искры…

СТЫКОВКА «ЭНДИМИОНА» СО СТАНЦИЕЙ VLR-2132

СТЫКОВКА «ЭНДИМИОНА» СО СТАНЦИЕЙ VLR-2132

СТЫКОВКА «ЭНДИМИОНА» СО СТАНЦИЕЙ VLR-2132

Дно куда-то уходило – возможно, эффект стыковки… или эффект нежности. Он гладил её руку, водил пальцами между её пальцев. Он не смотрел на неё, но знал, что она улыбается. Внезапно она сжала его ладонь, он повернул голову и почувствовал на губах поцелуй, мягкий и бесконечный…

СТЫКОВКА ЗАВЕРШЕНА

СТЫКОВКА ЗАВЕРШЕНА

СТЫКОВКА ЗАВЕРШЕНА

Тезей говорил ещё что-то, но никто во всей Вселенной его не слышал.


Что-то тяжёлое и мягкое сдавливало грудь. Перед глазами до сих пор проносились звёзды, и световые годы уносили вдаль, даже когда Игорь разомкнул веки. Но лишь на миг.

– А, это ты, старина, – хрипло произнёс он, нехотя сталкивая с себя кота, сон которого – само совершенство в этом грешном мире.

Он тяжело сел в постели, водя рукой в поисках костыля. Найдя его валявшимся на полу, он медленно встал и побрёл в туалет – привычный маршрут, – пытаясь вспомнить то, что взбудоражило его в первое мгновение пробуждения. Он знал, что случилось что-то важное, что-то масштабное, но вспомнить не мог. Минуту спустя на кухне, после глотка воды, в сознании Игоря начало что-то проясняться, что-то далекое, зыбкое, призрачное. Бело-голубой слепящий свет и нежность – вот, что мелькало отрывками перед внутренним взором. И это казалось реальнее, чем костыль в правой руке.

Надо бы записать хоть что-то – пригодится, подумал он, и вдруг понял, что надо делать.

Опрокинув в себя оставшуюся в стакане воду, он зашагал в комнату. Уже было утро – точнее, холодный предрассветный час. Оказалось, что на ночь шторы не были задёрнуты, и Игорь старательно исправил это. Затем на столе нащупал чёрную маску для сна и, отбросив в сторону костыль, упал на постель, предчувствуя грядущее.

Мне нужно туда! Я попаду туда! Это важно! – вдохновенно думал он, поправляя маску на глазах.

Минут пять, неподвижно, он лежал в темноте и тишине. Предприняв очередную попытку закатить глаза вверх под закрытыми веками, он попытался напрячь височно-теменные мышцы и вызвать образ, утерянный с уходом сна. Под веками, в темноте, пронеслось что-то яркое – должно быть, те самые дроны, – в висках выстрелила острая боль. Вспышка – и он встал на ноги.


Он был в тёмной комнате, но не своей. Это была его каюта, в его настоящем доме – корабле, носящем имя «Эндимион». На теле была чёрная эластичная форма с тонкими фосфоресцирующими полосками на плечах – значит, они снова были в полёте. Игорь пытался вспомнить, какой сегодня день и как давно они покинули станцию VLR-2132. Да, это было только вчера. Потом команда пошла спать, и вот – он проснулся. Ему захотелось двигаться – в теле пульсировала энергия. Он встал, прошёлся, ощущая ногами твёрдый пол в каюте.

Всё так хорошо! Впрочем, на заднем фоне сознания опять что-то копошилось – что-то вроде сомнения, какие-то отрывки того безумного сна, где он – телом и душой больной двадцатилетний мальчик. Это странно. Быть может, ему стоит найти психиатра. Хотя, где его найти, когда вокруг лишь тьма и звёздная пыль? Игорь усмехнулся, выходя на палубу.

Интересно, Тезей может стать моим психиатром?

Надо проведать Элизабет. Внезапно краска залила его лицо. Он вспомнил ту ночь на станции. Когда это было? Дня три или четыре назад. Учитывая то, что на станции команда пробыла восемь дней… Да, три дня назад это случилось, и каждое утро Игорь смущается, вспоминая об этом.

Чудесная, необычайная ночь, проведённая вдвоём. Странно, но после этого Элиз слегка отдалилась от него, стала более сдержанна и менее разговорчива. Впрочем, она никогда не была болтушкой. Но Игорь успокоил себя: в отличие от него, девушка действительно занималась делом, проводила многие часы перед сенсорной панелью, вступая то и дело в научные перепалки с Тезеем (хорошо, что к нему нет необходимости ревновать), разбиралась со спектрометрическими данными, полученными Дэвидом, составляла квантовые уравнения, писала отчёты… а он?

Странно, конечно, что команде так сильно понадобился специалист по астролокации и геофизике, ведь всё это спокойно могло войти в сферу обязанностей Тезея (в конечном итоге, выходные данные всё равно формулировал и оформлял искусственный интеллект). Впрочем, Игорь был неплохим теоретиком в вопросе Чёрных дыр, Кротовых нор, пространства-времени и гравитационных взаимодействий. Ну, и плюсом ко всему он был хорошим собеседником.

Ему стало приятно от осознания, что он хоть чем-то полезен здесь. Быть может, он даже делает чуть больше, чем Эмили. Эта девушка японской внешности вообще, казалось, попала сюда просто так, за красивые глазки – а голубые глазки её действительно были очень красивыми. Однако официально она числится в команде как «лингвист, киберлингвист, психолингвист, неопрограммист, специалист теоретической и практической коммуникации». Звучит круто, но Игорь особо не замечал, чтоб она была чем-то занята.

Наверное, думал он, в команду любого корабля по привычке и по древней традиции берут лингвиста, в надежде, что однажды людям где-нибудь всё-таки встретится иной разум, с которым нужно будет наладить пресловутый контакт – вот и таскается несчастный лингвист от звезды к звезде вместе со всеми. Кстати… быть может, Эмили может стать моим психиатром?

Бред, конечно. Эти сны, воспоминания о которых тревожат по утрам, – мелочь и пустяк в сравнении с тем, что происходит здесь и сейчас. Игорь всё же решил заглянуть к своей девушке. Только вот… скоро гиперпрыжок к тройной звёздной системе HR 6819 – надо успеть увидеть Элиз (только сейчас он понял, что проснулся как раз от громкого напоминания Тезея о предстоящем прыжке).

Переход в гиперпрыжок с последующим мгновенным срезом пространства с вероятностью 99% не принесёт никакого вреда находящимся на корабле. Но… мало ли. Игорь знал, что он неисправимый романтик, поэтому под страхом одного процента ему обязательно надо увидеть лицо любимой девушки, прикоснуться к ней.

ПЕРЕХОД «ЭНДИМИОНА» В ГИПЕРПРЫЖОК СТАРТУЕТ ЧЕРЕЗ ДВЕ МИНУТЫ – извещал Искин.

Пробежав по нижней палубе, Игорь нигде не нашёл Элиз, и лишь в этот миг понял, где она сейчас. Он метнулся к лестнице и, перепрыгивая через ступень, миновал центральную палубу, не останавливаясь. Дэвид, сидящий в кресле у приборной панели, заметил ненормальное движение Игоря за спиной, и тут же в голове последнего прозвучали слова пилота:

Игорь, не дури – занимай кресло. Прыжок через полторы минуты. Игорь!

Игорь поднялся на верхнюю палубу, в мир книжных полок и Тезея. У края лестницы он буквально столкнулся с Элиз, так что она упала бы назад, если бы он не ухватил её за руку.

Элиз, Игорь, занимайте кресла… идиоты – у вас минута.

ПЕРЕХОД «ЭНДИМИОНА» В ГИПЕРПРЫЖОК СТАРТУЕТ ЧЕРЕЗ МИНУТУвторил Тезей.

Она с изумлением смотрела на Игоря. Он отпустил её руку, но тут же взял вновь, но мягче. Пальцы сплелись. Нежность, которую он чувствовал целую вечность назад… она вернулась, он ощутил её вновь.

– Прости меня, – еле слышно пролепетал он, сам не зная, зачем.

ТРИДЦАТЬ СЕКУНД

Она улыбнулась и с силой, которую он не ожидал от неё, потащила его вниз по лестнице. Он бежал за ней, выкрикивая что-то бессмысленное и смеясь. До прыжка оставались секунды, когда Игорь зафиксировался в кресле и закрыл глаза. Он хотел было открыть их вновь и что-то сказать, но не успел. Пространство и время сгустились и, казалось, эта концентрация может просто раздавить. В висках заболело, и вдруг всё погасло.

ПЕРЕХОД ЗАВЕРШЁН


Игорь тяжело открыл глаза и не увидел перед собой ни приборной панели, ни голограмм, ни кресла пилота – только серый потолок.

Голова болела жутко, в горле пересохло, тело изнывало от какого-то смутного изнеможения. Кота рядом не было. Воронов, издавая глухой стон, с болью наклонился поднять костыль. Когда он выпил воды и умылся, ему стало чуть легче. Придя на кухню, он застыл как вкопанный. И дело было не в Персике, бесцеремонно разлёгшемся на столе – перед глазами Игоря мчались кадры из его сна.

Записать. Всё записать. Срочно.

Но более здравая часть сознания говорила, что сперва стоит поесть; в противном случае он даже не сможет бить по клавиатуре. Сколько вообще времени? Намазывая плавленый сыр на кусочки хлеба, Игорь водил взглядом по стенам, ища настенные часы, и только через минуту вспомнил, что уже давно перевесил их в коридор. Голова болела. Но это ничего. Поесть и писать. Остальное – потом.

Он торопился жевать как можно быстрее, так что еда чуть ли не валилась изо рта. Но его это не беспокоило – больше всего сейчас он боялся упустить тот эфемерный мир, которым жил так недавно. Он пытался сосредоточиться на нём и не отпускать. Голова заболела ещё больше. Выпив только полкружки чая, он бросил недоеденный бутерброд и, схватив костыль, буквально помчался в комнату, ведь мир мог исчезнуть в любой момент. В коридоре он упал, ударившись больной ногой об косяк. Простонав сквозь зубы и выругавшись, он всё же добрался до стола и сел, сразу же открывая ноутбук. Он пытался не думать о боли в ноге и не терять сосредоточенности на своём мире. Только сейчас, включив компьютер, он узнал, что уже два часа дня.

Он стал писать. Писал, не отрываясь, не разгибая спины, не отдыхая. В какой-то момент он осознал, что весь роман, который он почти закончил, следует поменять, в корне поменять. Теперь Игорь был полностью уверен, что его сны – ключ к роману, к настоящей, правдивой истории. Она должна быть именно о том мире, потому что сам автор живёт в нём – кто сможет рассказать историю лучше, как не участник этой истории? Да, и имя надо поменять. Зачем Марк? Пусть будет Игорь. Только вот… начало книги следует оставить, решил он: очень уж красив эпизод с маленьким мальчиком.

Игорь был полон вдохновения. Он уже не замечал ни боли, ни усталости, ни сонливости, туманом окутывавшей его тело. Глаза его горели, и в них отражался созданный им мир. Только вот сам он уже подозревал, что на самом деле не он создал мир, а мир создал его. Игорь не находил в этом ничегобезумного – он не творец, не автор, он лишь пишет то, что видит и чувствует.

Вновь было темно. Игорь написал и переписал заново несколько десятков страниц, и до него дошло, что он устал. В спине и плечах что-то захрустело, когда он попытался встать и разогнуться, ноги отекли; он смог сделать два шага – этого хватило до дивана. Игорь лёг на спину и выдохнул с каким-то неестественным хрипом. Странно, но рукой он нащупал свой телефон, хотя вроде бы он должен быть на столе. Но это неважно.

Дрожащими пальцами он включил телефон и через минуту понял, что совсем забыл о Лизе – она обещала написать сегодня. Так и было: она написала утром, потом, чуть позже, днём и сразу несколько сообщений было отправлено всего около часа назад… кстати, а сколько времени?

Игорь обомлел, взглянув на индикатор часов телефона: 01:47. Двенадцать часов, не вставая, без воды, он просидел за компьютером.

М-да, дружище, такими темпами ты скоро кони откинешь, с горькой усмешкой подумал он и решил всё же что-то перекусить и выпить. В голову ему тут же пришла мрачная мысль, что если он отключится сейчас, то у него есть отличный шанс больше не проснуться. Игорь отогнал её, но всё же упрямо заставил себя встать; это было тяжело, но он справился. Прихватив телефон, захромал на кухню.

Пока кипел чайник и грелись булочки с вишней, Игорь читал сообщения от Лизы.

Если ты не против и ещё не передумал, мы можем встретиться завтра

Ближе к вечеру

Хотя можно и днём, как удобно тебе

Всё хорошо? Ответь, пожалуйста, когда увидишь эти сообщения


Игорь, где ты?


Игорь?!

Что-то случилось?

Где ты?

Ответь на звонок

Я волнуюсь

Игорь чтоб тебя

Игорь ответь


Ему стало приятно от последних сообщений, в которых девушка не скрывает, что и вправду искренне волнуется за него. После разрыва они два года очень плохо общались, но всё же…

Я ей нужен… я нужен ей! Значит, это… нет… неужели, и она это чувствует?.. Лиза…

Он хрипло рассмеялся, наливая чай, а из глаз его покатились слёзы.

Я ей нужен! Я – бесполезный, безответственный, хромой… за что, Лиза, кто я такой…

Он опрокинул кружку с чаем и расплакался, вздрагивая, стыдясь пустоты и себя самого, ругаясь на свой характер. Когда в последний раз он плакал?.. разве что над героем своего романа.

Чёртов роман, я же чуть себя не угробил из-за всего этого…

Ему стало стыдно перед Лизой. Она волновалась о нём, а он и забыл о ней, забыл о всём, поглощенный миром грёз. Через пару минут он пришёл в себя, чуть более трезво оглядел всё со стороны и решил, что роман, разумеется, должен быть дописан и что это, безусловно, будет шедевр. Однако дописан он будет не в минус здоровью.

Да, завтра я не буду писать, завтра поговорю с ней… а дальше будет видно.

Игорь успокоился, налил новую кружку чая и снова открыл диалог. Он написал:

Прости, что не отвечал весь день

Прости, пожалуйста, я просто с утра до самого вечера писал…

Со мной всё в порядке, правда

Наверное

Я был очень погружён в эту историю, поэтому обо всём забыл

Мне неловко

Она ответила через одну или две минуты, и Игорь не особенно этому удивился, он почти физически чувствовал, что она – по ту сторону дисплея, сидит и очень ждёт сообщений от него.

Так странно… практически впервые за последние два года он ощущал это: что он по-настоящему может быть нужен этой девушке. Удивительное, непередаваемое чувство окрылённости… для человека, который в последнее время угрюмо давил душевные порывы и воспоминания, в то же время ища где-то наверху, меж звёзд абсолютную истину, – для него это чувство стало до того неожиданным и непривычным, что вместе с ним внутри словно образовалась какая-то священная пустота, словно всё ненужное, суетное, мнительное разом исчезло. Но эта пустота ещё не знает, чем заполниться; где-то рядом – ощущение теплоты и нежности, но пустота застыла в ожидании чего-то.

Я волновалась

Всё хорошо? ты точно в порядке?

А я всё ждала, что ты ответишь.

))

Что-то сдавило грудь, и какой-то холодок прошёлся по телу, хотя на лбу выступили капельки пота. Игорь быстро печатал ответ.

Лиза! я правда очень хотел ответить

И я ждал этого, правда

Полночи думал об этом

И обо всём что было раньше

Я дурак, прости меня

Спустя мгновенье он подумал, что, быть может, написал что-то лишнее, чему не место сейчас, но потом в голове возникла простая и ясная, как рассвет, мысль: а ведь сейчас нет смысла что-то утаивать и прятаться – если я не могу быть честен с ней, то с кем тогда вообще могу?

Его с головой накрыло волной искреннего доверия, казалось, что всё неважно и ничего более не имеет значения. Родному человеку нужно доверять себя, иначе ты так и останешься одиноким, до самого конца…

Она ответила:

Перестань извиняться, пожалуйста

Всё хорошо

Главное, что ты в порядке)

Ну так что, встретимся завтра?)

С застывшей на губах улыбкой Игорь написал:

Обязательно встретимся

Я могу в любое время, и во времени не ограничен

Давай встретимся днём

Где ты хочешь?

Новые сообщения появились со стремительной скоростью:

Сейчас в голову не приходит ничего интересного)

Я устала просто за сегодня

Давай подумаем завтра, только обещай, что утром зайдёшь сюда – может я уже что-нибудь придумаю

Кстати, о чём твоя книга? мне Миша рассказывал что-то об этом, но из его слов я поняла немного, уверена я только в том, что у тебя всё получится, что бы ты там ни задумал

Он несколько раз перечитывал эти сообщения, пытаясь представить, как она выглядит сейчас, в два часа ночи. Каштановые волосы, гладкие плечи… как у Элизабет.

Что-то замкнулось у него внутри. Но лишь на миг. Игорь отогнал мысли, атаковавшие его, и написал.

Это история о звёздах

На самом деле рассказать я могу очень и очень много, тут не обойтись парой строк. Всё это ещё как-то связано с моими странными снами, мне так кажется, хотя я не уверен. Но я не хочу сейчас об этом думать, я всё расскажу тебе завтра, есть очень много вещей, которые я должен тебе сказать, очень многое накопилось за это время

Я рад, что ты написала мне, это правда так, я только притворялся что мне всё равно

Очень хочу поговорить по-настоящему

Я так давно этого не делал

))

Правда

Странно всё как-то

Скажи, а где Алексей? У вас всё хорошо?

И тут до него дошло, какую глупость он спросил. Он ударил себя по лбу ладонью и глубоко вздохнул, не глядя на экран телефона. Только через минуту он нашёл в себе силы одним сощуренным глазом посмотреть на открытый диалог, где уже виднелось несколько новых сообщений.

Раз, два, три. Он выдохнул и прочитал.

Да я знаю, что ты притворялся, Игорь)

Я ведь не дура

Хотя иногда бывает, наверное

А о Лёше не думай, забудь

Скорее всего, он ожидал несколько другой реакции… хотя, по правде сказать, он и сам не знал, чего ожидал.

Я не могу не думать, ты знаешь

Мне важно, чтобы тебе было хорошо

Вы расстались? Скажи честно

И вдруг он ясно понял, что тот самый Лёша уже не имеет значения, что он далеко и вообще не причастен к ним двоим, как и любой другой человек.

Да

Я всё тебе расскажу завтра

И да, я знаю, что ты всегда жертвовал собой, чтобы мне было лучше, как бы ты ни хотел часто казаться холодным и практичным. Было ли мне лучше от того, что ты жертвуешь собой? Не знаю. Об этом мы тоже поговорим, хорошо?

И насчёт этих снов и твоей истории… мне не по себе немного, честно, не знаю, как объяснить

Скажи мне, пожалуйста, что всё хорошо

Хотя нет.

Скажи мне правду

И он сказал правду, которая уже через секунду, возможно, перестала ей быть:

Всё хорошо

Время уже почти пол третьего

Ты не хочешь спать?

Сам Игорь чувствовал, что веки тяжелеют с каждой секундой. Он чувствовал, будто что-то тянет его в сон, давит тьмой, и это что-то не захочет его отпускать обратно.

Хочу, а ты?

Он:

И я

Очень

Она:

Пошли спать

Завтра будет чудесный день

Приятных снов

Он ощутил что-то неясное от последних двух слов, но не придал значения этому.

Спокойной ночи

Перед тем как убрать телефон, он вдруг решил отправить первые несколько страниц своего романа ей. Поскольку его работа была синхронизирована между ноутбуком и телефоном, все последние изменения были отражены. Игорь не стал проверять, увидела ли она сразу его сообщение, и выключил телефон.

Спать.

Он покормил недовольного кота, который не ел со вчерашнего дня по милости хозяина, и лёг в постель, не раздеваясь. Три часа ночи. Почему-то Игорь подумал о Мише, своём друге, и ему очень захотел поговорить и с ним. Ему казалось, что он чем-то виноват перед этим замечательным человеком. Но всё это завтра. Завтра всё изменится.

Глава 2. Гравитация любви

Книга о счастье состояла бы из одной страницы. О грусти можно писать бесконечно…

(с) Януш Леон Вишневский

Завтра должно было что-то произойти. Но это – бесконечно далеко, это не имеет значения, потому что «Эндимион» – рядом с горизонтом событий. HR 6819 вполне способна затянуть их за горизонт, если по какой-то причине траектория движения корабля нарушится; и тогда уже не будет никакого завтра. Хотя кто может знать наверняка, что там, в Чёрной дыре, в сердце тьмы? Теория относительности не имеет там абсолютно никакой силы, как и прочие законы мира, а значит все наши представления о жизни и смерти – ничто в бесконечной темноте.

Если бы Игоря сейчас спросили, зачем экипажу так срочно понадобилось совершать гиперпрыжок к Чёрной дыре, он бы едва ли смог сформулировать точный ответ без помощи Тезея. Однако он точно знал, что это необходимо и по-другому действовать нельзя.

Исследовательский спутник MM-1001, отправленный на допустимую орбиту вокруг Чёрной дыры с целью сбора спектроскопических и квантовых данных, перестал выходить на связь около недели назад. Всякий сигнал от спутника пропал – и системы «Эндимиона», и учёные со станции VLR-2132, и другие станции подтвердили это. Конечно, у аппарата могла выйти из строя батарея – раньше времени, по той или иной причине, технического характера, например, но дело в том, что компьютер MM-1001 был запрограммирован на последний сигнал, когда заряд аккумулятора приблизился бы к одному проценту. Сигнал этот – точные координаты, относительно HR6819 и относительно Солнца, а также повторная отправка всех данных, собранных на орбите Чёрной дыры. Также эта мера была предусмотрена на случай любого физического повреждения MM-1001. Данные должны были отправиться на всех частотах и во всех направлениях.

Разумеется, никакого «последнего сигнала» не было. Логично предположить, что двигатели спутника в конечном итоге не справились с гравитаций HR6819, и аппарат попал за горизонт событий… Тогда, разумеется, никто ему уже не поможет. Игорь это прекрасно понимал.

Но Дэвид был полон уверенности в том, что спутник не мог упасть в Чёрную дыру – во время разработки проекта Дэвид лично участвовал в подробных и точных расчётах по вопросу необходимой орбиты, и эти расчёты были сотню раз перепроверены. Мощности двигателей должно было хватить.

С другой стороны, Чёрная дыра – имя, данное не просто так: в этой точке пространства-времени всё не так, как должно быть, а следовательно, даже самые точные расчёты могут себя не оправдать. Так или иначе, «Эндимион» уже здесь, поисковые системы на всех волнах включены. Но – тишина.

Игорь изо всех сил старался думать обо всём этом – всё же это его профиль, и мысли его могли быть полезными, – но он не думал. Ни о спутнике, ни о Дыре. Он терзался выбором Хобсона. Подойти или нет? Сказать что-то или не сказать? После гиперпрыжка у него, Тезея и Элиз на протяжении двух часов была замечательная беседа. Почти такая же, как и те, что имели место в прошлом, таком далёком и как будто чужом. Но именно сейчас он перестал чувствовать себя чужим, он стал вновь осознавать, что обрёл дом. И перспектива провалиться за горизонт его сейчас совсем не беспокоила. Лишь бы уловить навсегда это прекрасное мгновенье… стоит лишь поймать – и вот она – вечность!

Но вдруг ему стало не по себе – опять вернулись, как мухи в жару, назойливые мысли о том бедном парне… и казалось, что это снова был сон, хотя он и не спал с момента прыжка. Хромой юноша падал, вставал, снова падал и снова вставал, из глаз его текли слёзы, а за грязным окно алел рассвет. В одну секунду всё это пронеслось перед глазами Игоря. Он встряхнул головой, и стало лучше.

Элиз, словно почувствовав, что с ним опять что-то не так, стала глядеть осторожней, говорить меньше, избегать любого физического контакта – полчаса назад она, сверкнув глазами, сбросила его ладонь со своего плеча и отошла подальше, когда он попытался обнять её. С минуту он простоял в недоумении, и затем кинул тревожный, полный мольбы взгляд на проходящую мимо Эмили, словно спрашивая: «И как вообще можно понять женщину?» Девушка усмехнулась, снисходительно оглядев его с ног до головы, и, пожав плечами, побежала на верхнюю палубу по своим делам. И какие только у неё могут быть дела сейчас? Устанавливает коммуникацию со спутником, которого уже, скорее всего, нет? Разговаривает с Чёрной дырой? Может, эта красавица-японка думает, что Дыра – глаз какого-то огромного чудовища, а вся Вселенная – лишь слабо освящённая маленькими ночными огоньками пустота, бесконечная пустота, населённая миллиардами таких чудовищ? А может, так всё и есть.


Если вы терзаетесь выбором между «да» и «нет», выбирайте первый вариант, – вдруг прозвучал в голове голос Тезея. Как всегда приятный и спокойный.

Игорь уже и забыл, что никто из них никогда не снимает микронаушник, который практически стал частью тела. Что ж, это хорошая альтернатива подкожным и внутримозговым имплантам. Ему всегда было интересно, а как имплантированный, «улучшенный» человек различает голоса в голове? Как понимает, который из них – голос разума, который – Искина твоего корабля, а который – ещё чёрт знает чей; нет никакой гарантии, что имплант никто не взломает.

– Почему я должен выбрать первый? – чуть слышно пробормотал Игорь.

Потому что вы этого хотите, и это правильно, – отвечал Искин.

– Позволь узнать, с каких пор у Искина появилось субъективное мнение? И откуда ты знаешь, чего я хочу?

Позвольте поправить: мнение не субъективное. Мне вообще не особо импонирует этот термин. Его придумали люди, чтобы у каждого была своя истина. ИИ субъективность не присуща, как и объективность…

– Стоп-стоп, я понял. Так откуда ты знаешь, чего я хочу? – перебил Игорь.

Всё видно по вашему лицу. Чистая физиология и психосоматика.

– Но я не болен.

В каком-то смысле. Не обманывайте себя.

– Ты следишь за мной, Тезей?

Я – «Эндимион», а «Эндимион» – это я. В каком-то смысле я выполняю для вас роль Бога, который отвечает на молитвы. В представлении людей Бог появляется в виде случайности, случай – Его псевдоним, и я решил, что…

– Мне не нравится твой юмор, сбавь уровень.

Как угодно.

– Если ты знаешь, какой выбор я сделаю, то зачем начал подталкивать? – вдруг спросил Игорь, осторожно обернувшись, словно ожидая, что Тезей окажется за его спиной.

Чтобы время не тратилось в пустую, потому что его очень мало… Я не человек и не могу грустить о времени, но я могу представить, каково вам. Я не человек, но я знаю, что выбор – всегда между бытием и отсутствием бытия. Один из вариантов – это жизнь, второй – отсутствие жизни; любовь – или иллюзия, реальность – или ожидание. Но каков он, ваш выбор, знаете только вы один.

Тот не ответил и побежал по палубе в поисках Элизабет. Выбор сделан. Он нашёл её стоящей у одного из панорамных окон, с которого открывался вид на чёрное ничто. На горизонте событий и вокруг него – огненное свечение. Горящее вещество падает за горизонт и обращается тьмой, но здесь свет ещё жив. Восхитительное зрелище. Элиз зачарованно наблюдала за этим точно так же, как люди всегда восхищались смертельной красотой пожара, при этом зная, что каждое промедление может стоить чьей-то жизни.

Игорь подошёл и, не думая о последствиях, резко развернул её и прижал к себе. Вырываться она не стала.

– Что с тобой? – с некоторой тревогой спросила Элиз, уткнувшись в его плечо.

– А с тобой? – отозвался он, не отпуская от себя.

– Я не знаю… всё странно, – она медленно освободилась от его объятий.

– Прости меня, – сказал Игорь, глядя на неё и взяв её руки в свои.

– Ты уже не один раз говорил это, – улыбнулась она, заботливо разглядывая его лицо.

– Знаю… хотя я и не особо это помню, – он опустил глаза, подбирая слова, – странно, что-то не так с моей памятью… воспоминания как-то размыты, и в них часто подмешивается что-то другое. Со мной никогда такого не было. И сейчас я лишь знаю, что единственное, что я могу тебе сказать, это «прости». Так должно быть.

– Возможно, – задумчиво и спокойно ответила та, проводя ладонью снизу вверх по его руке. – Посмотри туда, – она кивнула на окно, – что ты видишь?

– Водоворот жизни и смерти, – проговорил он, не задумавшись ни на миг.

– Да, – кивнула Элиз, подвела его поближе к стеклу, и теперь они стояли бок о бок, держась за руки, смотря в открытый космос. – Что мы можем найти в этом водовороте?

– Ответ, – сказал Игорь.

– Ответ на все вопросы?

– Да.

– Скажи, а ты уверен, что нам это нужно?

– То есть?

– Знаешь, наверное, бывают ответы, после которых уже ничего и не захочется. У нас есть выбор. Сейчас мы чувствуем на себе взгляд бездны, но нам необязательно самим смотреть в неё. Мы можем отойти от бездны и просто быть счастливыми.

Выбор уже сделан

– Но почему бездна обязательно должна быть злом?

– Не знаю. У меня предчувствие, – ответила она. – Ещё есть время остановиться – потом будет поздно.

Времени очень мало

– Нам всем пора проснуться, – сказала она и, развернув его к себе, прижимаясь, поцеловала в губы.

Поцелуй на фоне Чёрной дыры… возможно ли, чтобы именно любовь была особым измерением, которое неподвластно даже гравитации сингулярности?

Боль в висках.

Нам всем пора проснуться.


Его выбросило из сна, выбросило наружу. В висках пульсировала тяжёлая тупая боль, голова горела. Он сел на постели, но тут же упал обратно – перед глазами всё закружилось, завертелись одинокие миры с маленькими, никому не нужными людьми. Космический корабль разрезал пространство, а Игорь пытался собрать себя по кусочкам. Через минуту ему это удалось. Подкашиваясь, он кое-как добрался до кухни и выпил воды. На часах в коридоре было пять утра.

Кажется, сегодня – встреча с Лизой. Игорь не был в этом уверен. По крайней мере, в эту секунду.

Спать. Остальное – потом.

Он набрал ещё один стакан и взял с собой в комнату. На всякий случай. Бросив взгляд на выключенный телефон, он нащупал возле подушки маску для сна. Натянул на глаза. Лёг на спину, тяжело выдохнув.

Самое главное сейчас – никаких мыслей. Игорь чувствовал, что вокруг его головы происходит что-то очень важное, от чего нельзя просто взять и отмахнуться. Но также нельзя позволить этому поглотить себя.

Просто уснуть, просто пережить утро и всё будет хорошо. Он увидит Лизу, поговорит с ней, и после этого уже ничего плохого просто не может произойти. Он изменится, он предчувствовал это. Грядущий день решит его жизнь. Он наконец поймёт, что же ему, чёрт возьми, надо от этой жизни, что ловить ему в потоке одинаковых дождливых дней.

Всё изменится. Но осталось очень важное дело…

Да! Водоворот жизни и смерти, в бездонной глубине которого – ответ. Ему непременно надо туда. Всё связано. Он понял это. Если не заглянуть за горизонт, то ничего не изменится – как до него не дошло это раньше!

Набрав полную грудь воздуха, Игорь с силой напряг височно-теменные мышцы – так, что в темноте под веками посыпались искры. И вот он – свет.


Голова Элизабет – на его правом плече. Он вдыхает запах её каштановых волос, думая о том, как сильно он по ней скучал. Никогда бы больше не расставаться. Жаль, что так не бывает.

Но зачем думать о грустном? Когда вы висите над горизонтом событий, каждый момент покоя и тишины возрастает в своей важности до размеров Вселенной, а Вселенная – сжимается до размера зрачков в темноте.

Кто нас ждёт? Будет ли тосковать тот, кто узнает, что нас нет и никогда не было? Если и будет, то непременно простит нас. Мы – как дети, которые покинули родительский дом, но так и не поняли, что значит повзрослеть. Да и нужно ли это? Мы ступаем по лестнице вверх, и никого, кроме нас, на ней нет. Никого, кроме нас, никогда и не было.

ОБНАРУЖЕН СИГНАЛ СПУТНИКА MM-1001!!!

ОБНАРУЖЕН СИГНАЛ СПУТНИКА MM-1001!!!

ОБНАРУЖЕН СИГНАЛ СПУТНИКА MM-1001!!!

Тезей не успокаивался полминуты, и за это время Игорь с Элиз уже успели добраться до пилотной панели управления. Дэвид, так усердно нахмуривший чёрные брови, что состарился на двадцать лет, быстро скользил глазами по экранам и голограммам. Его пальцы так шустро бегали по бело-прозрачной панели, что Игорь даже почувствовал лёгкую тошноту; впрочем, это могло быть связано с чем угодно – не каждый божий день ты подвешен над Чёрной дырой.

– Где он? – хрипло спросил Игорь, прокашлялся.

– Где-то рядом, но ещё вне предела видимости «Эндимиона». Судя по сигналу, – Дэвид хорошо сдерживал свои эмоции, он это умел. Где-то в глубинах его души извергался вулкан, но вид оставался спокойным, пусть и крайне озадаченным.

– Но почему…

– Мы не знаем, – отрезал тот. Наверное, под категорию «мы» попал Тезей или Эмили, но последнее маловероятно. – Не было никаких сигналов. Буквально две минуты назад Тезей засёк их, причём сразу на нескольких волнах. Но не на всех.

– Он сообщает только о своём местоположении, – произнесла Элиз, из-за спины Дэвида разглядывая данные на экранах.

– Да, – кивнул тот, – он тоже на орбите, чуть дальше. Мы ускоряемся к нему. Кстати, вам бы неплохо пристегнуться.

– Мы настолько ускоряемся? – изумился Игорь.

– Да.

– Класс.

– Мы так и не договорили, – слабо улыбнувшись Игорю, сказала Элиз.

– Успеем, – убеждённо кивнул тот, тут же задумавшись: откуда взялась эта убеждённость?

Они расположились в креслах, пристегнулись – и в этот же миг «Эндимион» ускорился, словно только и ждал, когда сверхпрочные замки ремней сомкнутся. Игорь не закрыл глаза. И почувствовал себя в вагоне метро, мчащемся с безумной скоростью в подземной тьме; вокруг проносилась темнота с проблесками редких мгновенных огней, как будто то были огни другого поезда, движущегося в противоположную сторону, навстречу свету, который уже давно остался позади Игоря и Элиз. Странно: поезда метро ушли в небытие ещё в двадцать первом веке, как и весь прежний мир, но почему-то Игорю казалось, что он ехал точно в таком же вагоне совсем недавно – быть может, неделю или две назад. Правда, в том вагоне наверняка было побольше кресел, и не было Тезея, незримо, как время, присутствующего вокруг них.

Ускорение продолжалось. Игоря вдавливало в кресло с какой-то жестокой силой, как будто он пытался, оторвавшись от постели, проснуться, а демон Мара давит на грудь, жаждущий навсегда заключить его в мир кошмаров. Корпус корабля стал куда-то съезжать, словно чьи-то гигантские пальцы сдирали кожу «Эндимиона». Обшивка плавилась и исчезала. Открылась космическая даль с бесконечно далекими звездами. Лишь на миг. Но вот и они – звёзды – пропали. Расплавились так же, как и корпус корабля, слезли, будто со стола стянули скатерть.

Стол – бело-серый потолок, в ближнем углу – паутина, владелец которой мирно спал. На грудь Игоря давил Мара, и тот всё не мог проснуться, хотя из-за всех сил пытался высвободиться от ускорения, вырваться вместе со звёздами за пределы безумного кокона – туда, к потолку.

Наконец в груди полегчало – Игорь резко поднялся с постели, тяжело кашляя. Внутри буйствовал неясный, но тяжёлый хрип, которого раньше вроде как не было. Но Воронов не думал об этом: он пытался прокашляться и освободить дыхательные пути. Лишь через минуту он пришёл в себя, дрожащей рукой потянулся за водой. Выпил полстакана и провалился обратно.

Думать не было сил, но мысли чёрным роем кружились вокруг, как и в прошлый раз. Не в состоянии ухватиться за что-либо, Игорь осознавал лишь, что скоро вновь провалится туда – назад, вниз. Только так гудевшая голова могла остынуть, только так могла пройти боль.

Нет. Возвращаться нельзя, только не сейчас.

Он напряг все тело и резко встал на ноги, чтобы не уснуть.

Но возле него уже не было ни кровати, ни серого потолка с паутиной в углу. Снаружи – снова бескрайняя звёздная ночь, а вверху – целая обшивка «Эндимиона». Мимо него пулей пролетел Дэвид, чуть не сбив с ног. По лестнице сверху вниз сбежала Эмили, выкрикивая:

– Его нет! Сигнал идёт из-за горизонта событий!? Как такое…

– Не знаю, – бросил тот, на этот раз чуть не сбив с ног девушку. Он бежал в дальний край первого этажа. – Сигнал есть, спутника нет.

Зачем он бежит? Разве есть что-то, что может ускользнуть от его взгляда, когда он – у панели управления?

– Что значит – из-за горизонта событий? – спросил Игорь, непонимающе глядя на испуганную Эмили.

– Если бы я знала, Игорь, если бы я знала… – неопределённо отозвалась та и вдруг, резко развернувшись, побежала наверх. Словно что-то замкнулась в её голове, словно кто-то поманил туда. Может быть, его вдруг озарило понимаем того, как общаться с Чёрной дырой? Лингвист, как никак. А что, если никакого спутника и нет, а те сигналы – лишь шутка того, что скрывается в природе сингулярности? Никогда раньше Игорь бы не задумался всерьёз, что у каких-то объектов Вселенной может быть сверхъестественное начало, пусть даже у таких загадочных, как Чёрные дыры. Но сейчас всё иначе.

Вполне возможно, что дыра в пространстве-времени – невидимый чёрный глазок, из которого за нами наблюдают. Наблюдает само мироздание. «Сигналы» – скверная шутка, бессмысленная, как и всё остальное.

Разумеется, озвучивать эти мысли, сводящие с ума, Игорь не стал. Вместо этого он помчался за Дэвидом – узнать, почему тот носится, словно от осиного роя. Ещё до того, как Игорь отыскал его, острая догадка, как стрела, пронзила разум.

Что-то случилось… разгерметизация.

Кажется, когда-то давно, вечность назад, его уже посещала паническая мысль о разгерметизации стыковочного шлюза, и вот оно вернулось. Только, чёрт возьми, причём тут стыковочный шлюз? Зачем? Они – на краю обрыва, и состыковаться здесь можно разве что со смертью.

Бессмыслица.

– Дэв, скажи мне, что с «Эндимионом» всё в порядке, – пытаясь говорить максимально будничным голосом, спросил Игорь.

Дэвид повернулся к нему секунд через десять, и только теперь Игорь понял, где они. Отсек с дронами и двухместными катерами. В паре метрах оказался малогабаритный корабль, чёрно-зелёный, остроугольный спасательный катер, способный самостоятельно преодолевать тёмные космические глубины, не уступая в скорости даже «Эндимиону»; он был оснащён двигателем Мёрфи, то есть теоретически мог выполнить гиперпрыжок. Теоретически.

Вот только катер был один. Вокруг – лишь дроны, от которых сейчас не было, пожалуй, никакого толка. Кроме дронов – несколько сверхтонких скафандров и один 3D-фабрикатор.

Какого хрена катер только один? – подумал Игорь, глядя в глаза пилота, сверкающие каким-то лихорадочным огнём и вместе с тем потерянные. Дэвид словно был уже не здесь. – Нас четверо… вроде бы.

– Почему?..– проговорил он, но закончить так и не смог. Дэвид замахал кистью левой руки, давая понять, что слова излишни.

– Потому что никто никогда не думал, что эти катера могут вообще пригодиться! – он невесело рассмеялся. – Ты ведь знаешь, у нас отмывает деньги даже на таком.

– Такого просто не может быть… бред какой-то… – забормотал Игорь. Но слова его едва ли были обращены пилоту. Он спорил с судьбой.

– В управлении оправдались, сказав, что «Эндимион» будет маневренней без лишнего груза…

Лишнего.

– … часть освободившегося места заняли, кстати, книжные полки Элизабет, – Дэвид улыбался, словно в этом и вправду было много весёлого. – Там несколько сотен килограмм, знаешь ли.

Значит, несколько сотен килограммов пыльного прошлого унесут в бездну половину команды… я всегда знал, что тянуть за собой груз минувшего – неразумно.

– Но… твою мать, что случилось вообще? Тезей молчит, – произнёс Игорь, схватив Дэвида за плечо.

– Тезей молчит, потому что он выполняет мои приказы, – ответил тот. Лицо его помрачнело, однако руку Игоря он не сбросил. Руку друга. – Этот Искин, конечно, может считать, что он всемогущий Бог, но в его нейронно-квантовые связи навечно впаяно: приказ капитана – выше собственной воли. Бог на службе у человека – иронично, не правда ли?

Иронично. Но это всё не то. К чёрту Искина. О чём они говорят вообще?

Игорь убрал руку и выпалил Дэвиду в лицо:

– Что с кораблём?!

– Во-первых, – пилот повернулся к катеру, быстро пробегая пальцами по сенсорной панели рядом с боковым люком, – всё плохо, корабль обречён. А во-вторых, сохраняем спокойствие. Если и умирать, то без паники.

Игорь бы оценил последнюю фразу, если бы они оказались в несколько иной ситуации.

– Гравитация? – произнёс он, и на этот раз голос звучал как-то отрешённо. Как будто всё это происходило не с ним. Видит Бог, перед перспективой встречи с праотцами – если таковая будет – подобная мысль очень успокаивает.

– Гравитация, – пробурчал Дэвид и снова повернулся к Игорю. – Это произошло слишком стремительно – так не должно быть. Тезей и я среагировали мгновенно на резкое изменение в траектории… но этого было недостаточно. В один момент стало ясно, что мощностей корабля не хватит, чтобы преодолеть притяжение к горизонту.

Побледневший Игорь вцепился взглядом в лицо Дэвида, словно силился понять хотя бы слово из того, что тот говорит.

– Так не должно быть, – усмехнувшись, повторил пилот. – Чёрная дыра как будто усилила действие гравитации, как если бы это можно было контролировать. Бесконечная гравитация не могла стать ещё сильней – это не логично… но так и есть. Звучит как бред, но горизонт событий, похоже, расширяется за считанные секунды. И очень скоро мы упадём в него все. Если только… – он посмотрел на катер, – шанс небольшой, но он есть.

Забавно искать логику в Чёрной дыре, думал Игорь, забавно искать логику хоть в чём-то, что происходит с нами… возможно, только попав за горизонт событий, мы сможем по достоинству оценить эту бесконечную шутку.

– Значит, вы с Тезеем умолчали обо всём, чтобы… – Игорь не договорил, ему стало очень больно и тоскливо.

– Бог с тобой! – воскликнул Дэвид с театрально оскорблённым видом. – Неужели ты мог так обо мне подумать?

– А разве?..

– Это для наших дам, разумеется, – он кивнул на катер, поблескивающий тёмным изумрудом, – хотя по правде сказать, ни одна из них не моя. Чего не сказать про тебя и Элиз, – он улыбнулся, и в этот миг, почему-то, у Игоря потеплело на душе, – вы стоите друг друга. Два идиота.

– Я думал, Эмили здесь не случайно…

– Она здесь не случайно, да. Она – для великой цели, которая так и не замаячила впереди.

– Инопланетный разум? – Игорь удивлённо вскинул брови.

– Бинго, – Дэвид щёлкнул пальцами, а его напарник по судьбе рассмеялся – удержаться не смог.

– Господа, время на исходе. Ещё несколько минут – и шлюпка никому не понадобится.

Это говорил катер. Точнее, Тезей на его борту.

– Элизабет, Эмили! Внимание! Срочно ко мне! На нижнюю палубу! Отсек дронов! Бросайте всё и ко мне! Это приказ! – прокричал Дэвид, активировав полную громкость общей бортовой связи.

Игорь прислушался: лёгкие, быстрые шаги девушек доносились сверху, становясь громче и отчётливей.

– Ну, а это нам, – Дэвид указал рукой на скафандры, висящие в герметичных альковах на противоположной стене. Контуры их загорались то зелёным, то красным светом, заманивая к себе.

– Что ты задумал? – Игорь рассматривал скафандры и прекрасно понимал, чего хочет Дэвид.

– Я хочу уйти красиво. Улететь. Нырнуть во тьму свободным, а не закованным здесь, в металлическом гробу, – глаза Дэвида загорелись так, как никогда в жизни. По крайней мере, Игорю хотелось в это верить. – Разве ты не хочешь увидеть это один на один, чтобы железо и стекло не ограждали тебя от бездны? Клянусь, если это смерть, то так красиво не умирал ещё никто.

Бездна влечёт в вечный полёт…

Строка из старой песни, что была написана ещё на Земле.

Сейчас мы чувствуем на себе взгляд бездны, но нам необязательно самим смотреть в неё. Мы можем отойти от бездны и просто быть счастливыми.

Так сказала Элиз. Элиз, которая должна жить дальше. Быть может, хотя бы ей удастся сохранить в вечности частичку его души, сохранить в памяти его лицо. Для чего ещё человеку дана любовь?

Выбор сделан.

– Они должны спастись, должны улететь прочь и не видеть, как нас поглотит сингулярность. Ты всё правильно сделал, Дэв.

– Надеюсь.

Хороший ты человек, Дэвид. Знаешь об этом? Может, нам ещё доведётся поговорить друг с другом. Мы бы говорили всю ночь напролёт, говорили обо всём. Когда-нибудь. Обязательно.

Они ведь так давно знают друг друга, с детских лет, хоть потом пути их чуть разошлись – разные факультеты, разные круги общения, разный музыкальный вкус, – но, в конечном итоге, они вновь вместе – собираются прыгнуть в Чёрную Дыру. Кто бы мог подумать.

Внезапно перед ним оказалась Элиз. Он и не сразу заметил, что она рядом. Она плакала; слёзы, тяжёлые, вязкие, нехотя скатывались по щекам. Игорь шагнул к ней, поднял ладони, вытер слёзы. Наверное, надо было что-то сказать, но, казалось, все слова испарились, улетели в закат, как перелётные птицы – до следующей весны. Нужны ли слова, когда твои глаза тонут в глазах родного человека, видящих тебя насквозь и до сих пор до дрожи загадочных? Нужно ли, чтобы мысли – идеальные, чёткие, чистые – облекались в звуковую, внешнюю форму – неуклюжую и тяжёлую? Есть ли в этом смысл?

Эмили громко спорила о чём-то с Дэвидом – видимо, в душе каждого в этот момент возопили высочайшие чувства, и лингвист выясняла, почему самый нужный из них – пилот – жертвует собой.

– Ненужных не бывает! – перекричал её Дэвид и силой затолкал в катер. Она вырывалась обратно – он крепко обнял её и не позволил выбраться из «шлюпки» (так бы сказал Тезей).

Элиз всё же произнесла, шмыгнув носом:

– Игорь?

– Да?

– Ты мне так и не сказал, что стало с твоим отчимом…

– Отцом.

– Поняла…

Игорь поцеловал её в щеку и прошептал:

– Биологического отца я никогда не знал, а мой отчим – настоящий отец – он не вернулся из последней экспедиции к далёким звёздам. Словно кот Шредингера… для всех он жив и мёртв одновременно, но для меня… для меня он никогда не умрёт. Помню, как встретил его в свои одиннадцать лет, как он упал с ночного неба в белом скафандре… помню, как сразу проникся к нему всей душой… помню, как его полюбила моя мама…

– Вот теперь – договорили, – сказала девушка, улыбаясь, а затем слёзы покатились с новой силой.

– Может быть, мы ещё встретимся. Встретимся в снах. Истины нет. Милая, возможно, создатель всего, что вокруг, – это ты; а может, мы постарались вместе…

– А может, наши чувства неподвластны даже гравитации сингулярности.

– Это мои мысли.

– Знаю, – ответила Элиз. – А ещё я знаю, что ты неисправим. Ты всю жизнь жертвовал собой.

Игорь не успел ответить: она поцеловала его в губы и быстро отстранилась. Через мгновение она уже смотрела на него, выглядывая из катера.

– Эй, – произнёс он, – мы ещё живы.

– Да, – сказав это, она нырнула внутрь. Люк закрылся.

– Тезей, поторопись! – произнёс Дэвид, глядя на машину, на которой две девушки должны были вернуться домой. – Время!

– У меня всё под контролем, Дэвид.

– Удачи!

Через несколько секунд, за которые ни одна мысль так и не смогла задержаться в голове Игоря, ворота отсека перед глазами двух мужчин закрылись, и в следующий миг катер выбросило прочь из недр «Эндимиона», прочь от бездны.

– Пойдём, – через плечо бросил Дэвид, направившись к панели управления. – Тезей, через какое время мы пересечём горизонт событий?

– Одна минута и тридцать две секунды.

– Оказывается, всё не так трагично. Я ещё минуту мог смотреть, как ты прощаешься с Элизабет, Игорь.

Тот улыбнулся.

– Для них эта минута важнее, чем для нас.

– Это верно, – Дэвид развязно уселся в своё кресло пилота. – Тезей, через сколько времени нам уже нужно покинуть корабль?

– Если честно, господа, я не вижу в этом смысла. Мы все обречены.

– О смысле я не спрашиваю, – усмехнулся тот, – я спросил о времени. Да и не надо причислять себя ко «всем», Тезей. Ты ведь улетел вместе с прекрасными дамами.

– Можно откровенно?

– Ты для этого и нужен.

– Шанс того, что катер преодолеет гравитацию HR6819 и не упадёт за горизонт событий, – меньше пятидесяти процентов. Так что наполовину я труп, господа. Однако, хочется жить, скажу я вам.

– Я верю, что они справятся, – произнёс Игорь и глянул на Дэвида, имевшего вид максимально беспечного человека, собирающегося на прогулку под грибным дождём.

– Ну, так что со временем, Тезей?

– Три минуты – максимум. После этого «Эндимион», вероятно, просто развалится. Рекомендую прыгать через две минуты, на всякий случай. Господа, мы пересекли горизонт. Вечная тьма.

– О боже, – вырвалось у Игоря. Вокруг была чёрная пустота, давящая, сжимающая, тянущая за собой вниз. Корабль затрясло, заскрипел весь корпус. Игорь посмотрел наверх и закашлялся.


Откашливался он несколько минут. Горло онемело, тело затекло, хотелось пить. Рядом оказался стакан воды, наполовину полный. Когда пальцы перестали дрожать, Игорь смог поднести его ко рту. Выпил оставшееся.

Где-то – наверное, на кухне – звал Персик. Сколько времени? Он включил телефон. Шесть утра. Новые сообщения в мессенджере. Лиза.

Проигнорировав зов кота и оставшись в постели, Игорь открыл диалог.

Я прочитала то, что ты мне прислал

Это прекрасно

Правда

Впрочем, сегодня я поделюсь всеми мыслями, на которые меня навёл этот эпизод

Почему-то мне не спится

Она была в сети. В шесть утра. Но Игорь не удивился, потому как буквально только что видел вещи более удивительные. В этот раз он помнил почти всё, что было во сне. Но всё это ему было сложно воспринимать как то, что произошло действительно с ним. Конечно, это был он, но в то же время… нет, слишком сложно ухватиться за мысль, которая лучше всего бы описала такое состояние; а словами, тем более, не передать.

Это было он. Свободный, в полной мере осознающий себя, живущий настоящим моментом, чувствующий тонкий смысл, который не понять разумом, готовый посмотреть в глаза.

Где же настоящий – он

Лучше поспи, Лиза

Сегодня будет прекрасный день

Я скучал по тебе

Он уже собрался было положить телефон и лечь обратно, но вдруг дописал:

Я постараюсь лишний раз не жертвовать собой

Игорь и сам не знал, что хотел донести последним сообщением, но, видимо, так было надо.

Да, этот день будет прекрасен. Можно даже и не спать больше.

Каким бы удивительным ни был сон, реальность важнее, эта жизнь важнее. Теперь всё будет хорошо, я знаю, что теперь не буду одинок. И зачем только знать, что там скрывается, в этой сингулярности, чёрт бы её побрал? Тем более это лишь сон.

Он понимал, что спать – не нужно сейчас. Он знал, что надо лишь себя пересилить – пойти, например, покормить кота и выпить кофе, – и всё будет как надо. Стоит ли смотреть в глаза бездны? Не стоит. Опасно для жизни.

Но он всё не вставал.

Игорь говорил это себе снова и снова, смотря на бело-серый потолок, на паутину в углу, в которой неподвижно сидел паук – спал, наверное. Он повторял эти слова как молитву, а веки тяжелели. Он закрывал глаза и снова открывал, с каждой минутой всё хуже различая, что реальнее – потолок или Чёрная дыра, скрывающаяся где-то там, за ним.

Паук с паутиной исчезли – казалось, что в углу теперь мерцал сенсорный экран, по которому бегали чьи-то ловкие пальцы. Кот перестал звать. За окном гудели то ли автомобили, то ли задыхающиеся двигатели космического корабля.

Внезапно в сознании, как проблеск, возникла мысль, что в следующий раз вернуться будет ещё тяжелее. Но мысль исчезла – резко её сменили другие, сматывающиеся в тяжёлый клубок.

Кашель. Мне не нравится этот кашель… надо сходить к врачу. Лиза точно заставит… не пропаду… и как я жил без неё два года?..

И в полубессознательном состоянии он улыбнулся.

Всё будет хорошо… интересно, куда делся её Лёша? И стоит ли спрашивать? Ещё надо с Мишей поговорить… хороший человек… почему я так мало с ним говорил… всё будет хорошо… с другой стороны, это лишь сон… Тезей, Дэвид, Чёрная дыра… интересно… всё-таки интересно, что она скрывает… когда ещё удастся заглянуть… это лишь сон господи что может случиться посмотрю его… впечатления для моего романа полезно всё не зря… всё будет хорошо это всего лишь сон… всё будет.

Потолок исчез.

– Эй, не спать! Уже скоро мы с тобой узнаем, что стряслось с нашим спутником связи по ту сторону жизни! – крикнул ему Дэвид и потрепал по плечу. Игорь сидел справа от него, оба – в белых скафандрах.

Прямо как мой папа тогда… когда прилетел, подумал Игорь и взглянул на приборную панель, которая всё чаще гасла от возрастающей гравитации. Всё-таки они уже внутри Чёрной дыры и назад дороги нет. Он взглянул на панорамное окно перед панелью. Тьма. Но что-то в углу… паутина? Он моргнул – ничего нет.

– До катапультирования тридцать секунд! – весело кричал Дэвид, как будто смерть – это праздник.

А почему бездна обязательно должна быть злом?

Игорь думал, что там, где сингулярность, – ответ на все его вопросы. Едва ли смерть может быть этим ответом. Он улыбнулся и сказал Дэвиду:

– Думаю, самое время прощаться.

– Надеюсь, не навсегда! – засмеялся тот. – Вот увидишь, не навсегда!

Свет погас. Через несколько секунд ожила только панель управления. И этого должно хватить.

– Господа, пора, – произнёс Тезей. – Вы очень смелые люди, впечатляет.

– Прощай, Тезей! – отозвался пилот и положил ладонь на рычаг катапульты. Игорь последовал его примеру.

– Мне будет не хватать наших философских бесед, Игорь.

– И мне! Но, возможно…

– Нет, невозможно. Их больше не будет. Ничего больше не будет. И вы это знаете. Игорь, мне жаль, но ты сделал не тот выбор. А он у тебя был. Действительно был. Что ж, прощай!

– Что… зараза, а ты всё-таки субъективен! – смеясь, прокричал тот. Но уже совсем скоро ему стало не до смеха.

– Поехали! – Дэвид кивнул ему, и они одновременно активировали катапульту.

Вследующий миг «Эндимион» остался где-то позади, ещё был слышен скрежет ломающегося остова корабля, но и он быстро исчез.

Мгновенно перед глазами помаячил Дэвид, но сразу пропал. Игорю показалось, что он услышал его оборванный крик, но он не был в этом уверен.

Один на один с темнотой. Он раскинул руки в стороны, словно перелётная птица, летящая навстречу весне. Вот только весны не было.

Он падал, падал, падал. Кувыркался, сжимался в клубок и снова расправлял конечности. Звуков не было. Давление нарастало.

Вечный полёт

Тело начало пронзать вибрирующей болью, гудела голова. Падение продолжалось.

Ничего здесь нет. Пора проснуться

На миг показалось, что тьма внизу растворяется, и вот он – родной бело-серый потолок. И знакомая паутина в углу. Где-то вдалеке Персик звал своего хозяина.

Надо только проснуться

Он потянулся вперёд всем телом, потолок чуть приблизился, став окном в окружающей тьме. И остаётся так мало, чтобы догнать его, настигнуть этот серый свет – серый, но до чего родной! Игорь был готов расцеловать своего кота, который всё не умолкал – видимо, бродил рядом с его кроватью, а может, уже запрыгнул к нему на постель.

Ещё немного – расстояние вытянутой руки.

Просыпайся!

Но больше он не мог приблизиться. Окно стало отдаляться.

Просыпайся же, чтоб тебя!

Тщетно. Тьма возвращалась.

НЕТ!!!

Игорь кричал и не слышал своего голоса. Он звал маму, отца, которого никогда не знал, он звал Лизу. Но слышать его немые крики мог только Персик. И только он отзывался жалобным мяуканьем.

ПРОСНИСЬ!!!

Как всё ничтожно теперь. Всё это. Зачем мы страдаем по пустякам, зачем наполняем жизнь никому не нужной, бесконечной мишурой? Зачем притворяемся? Когда нужно только жить и дышать. Дышать.

Лишь бы только вернуться туда, в эту запыленную квартиру, в беспорядок, поднять костыль, взять телефон и написать дорогим людям, что любишь их. Простить им всё, а главное – простить себя. Лишь бы только вернуться, а там – ещё жить и жить!

ПРОСНИСЬ!!!

Окно закрылось, поглощённое тьмой, а пустота с головой накрыла глупого мальчика.


Лиза прочитала его сообщения и лежала на кровати, думая о сегодняшнем дне. Как, оказывается, всё это ничтожно и суетно – ссоры, обиды, недосказанности. По сути, сам человек и мешает своему счастью. Что сдерживало её эти два года? Зачем она внушала самой себе, что больше не испытывает тёплых чувств к этому человеку, когда на деле всё – ровно наоборот? Почему она не могла признать свои ошибки и исправить их? Ведь всё возможно, пока живы.

Ну, и он, конечно, молодец, ничего не скажешь. Закрылся от неё, ото всех, отгородился от мира, живя в каких-то выдуманных мирках… В общем, им есть о чём поговорить. Главное – честно. Они помогут друг другу.

Она не удержалась и снова открыла тот отрывок, что он прислал ей ночью. Ей очень нравились эти строки. Всё-таки, у него есть к этому талант, подумала она.

И на самом деле всё окажется так просто, что ты даже рассмеёшься. Ты рассмеёшься и, полный счастья, побежишь на кухню к маме, чтобы открыть ей простую истину, чтобы и её сделать счастливой. Навсегда. Её лицо станет светлее, она удивится, почему до сих пор не добралась до той мысли, что открылась тебе…

Однако мир не реагирует на протянутую тобой руку. Ты смотришь на звёзды, обещая себе и Вселенной, что сделаешь однажды такое, от чего весь мир перевернётся. И не только твой мир – мир всех.

В новом мире все будут улыбаться.


Персик не прекращал свою жалобную песнь, урча и тревожно мечась около хозяина. Но больше никаких звуков не было. Изредка из груди Игоря вырывались хриплые вздохи. Но они прекратились. Глаза, беспокойно дёргавшиеся под закрытыми веками, застыли. Игорь лежал на спине, раскинув руки в стороны, словно продолжая лететь. Персик звал на помощь, но никого не было.

За грязным окном алел рассвет.


Оглавление

  • Глава 1. Дети сингулярности
  • Глава 2. Гравитация любви