Садовник [Андрей Андреевич Вознин] (fb2) читать онлайн

Андрей Вознин Садовник

Я смущенно кашлянул в кулак:

– Понимаете, я в этом совсем ничего не смыслю…

Пожилой садовник довольно потер сухие, мозолистые ладони.

– Ничего страшного, все когда-то начинали, а земля – она внимание любит и ласку.

Местный питомник раскинулся на доброй сотне аров, но среди ровных рядов саженцев, рассады и горшков с цветами мы ходим лишь вдвоем. Зарядивший с утра нудный дождик распугал всех потенциальных покупателей и теперь без устали кропит только благодарно тянущиеся вверх растения.

– Для начала я бы посоветовал вам посадить пару кустов черешни. У нас земли хорошие – суглинок, и для моих саженцев это самое то. В яму, глубиной в две трети метра, на дно положите дренаж, сверху перегной…

Пока садовник, радуясь единственному посетителю, подробно пересказывает секреты обустройства мест для высадки черешни… Затем груши… Затем клумб с цветами… Я неторопливо брожу с ним по рядам, рассматривая богатейшую коллекцию растений. Крепкие саженцы, сочная рассада, красивые цветы – чувствуется, что старикан в своем деле дока и знает много профессиональных хитростей.

Мне этот питомник напоминает наполненный жизнью небольшой городок, за которым присматривает в одном лице местный царь и бог. Благодаря его уходу и заботам каждый «житель» может тянуть свои веточки навстречу Солнцу, радоваться благодатной почве и ждать нового хозяина, которого одарит богатствами будущих урожаев.

– Черный Жак, – увидав, что я остановился перед черным тюльпаном, гордо поясняет селекционер.

– А это мое высшее достижение – Heterocera.

Он нежно гладит огромный, развалившийся бутон терпко пахнущего алого цветка. Надоедливая болтовня старика легко объяснима – трехдневное ненастье отвратило его постоянных клиентов, и я пока единственный слушатель. По ощущениям, солнечные дни установятся только дня через два, и вот тогда здесь будет не протолкнуться.

Пока разглядываю цветы, садовник без жалости выдирает сорняки, увядшие или приболевшие растения и складывает их в телегу с аккуратной надписью «Отходы».

Наконец все осмотрев и выслушав – как, когда и что, я рассчитываюсь за покупку и крепко пожимаю узкую жилистую ладошку.

Уже на выходе сталкиваюсь с Кларой – жизнерадостной внучкой садовника, весело шлепающей босыми ногами по лужам. В ее, по-детски полном красок, восприятии даже ненастный день и нудный дождик представляются отличной погодой для прогулки. Знакомый берестяной туесок в руке полон нехитрой снеди для любимого дедушки. Подмигнув, пропускаю эту милую куколку вперед.

Достаточно отойдя от питомника, выбрасываю всю рассаду в яму на обочине дороги и направляюсь домой, рассчитывая на богатый в будущем урожай.

Через семь дней настойчивый стук в двери отрывает меня от позднего ужина.

– Санитар! Санитар!

За дверью стоит посыльный – мальчишка лет десяти. Нестриженые вихры растрепались от бега, ворот на рубашке надорван. Этакий бесенок. От нетерпения пританцовывает на моем крыльце.

– Срочный вызов к доктору! Много больных. – Протараторив послание, он собирается бежать дальше.

Плюнув на серебряную монетку, я натираю ее о рукав до блеска и протягиваю посыльному за работу. Тот выхватывает вознаграждение и, даже не сказав спасибо, уносится прочь. Я быстро одеваюсь и спешу в больницу.

Солнце лишь недавно нырнуло за горизонт, и город начинает стремительное погружение в ночную тьму. Фигуристые газовые фонари только-только запалили, и они льют свой неяркий свет на заполненные горожанами улицы. Празднично разодетая толпа прохаживается по набережной, смеется и веселится призрачному своему счастью. А я, продираясь сквозь безмятежных гуляк, уже чувствую непостижимое присутствие, незримо вызревающее, наливающееся силой и мощью. Пронизывающий тысячелетний холод проявляется пока лишь усиливающимся бора, но совсем скоро она вырвется на свободу и смрадным дыханием коснется каждого жителя этого города. И тогда на смену общему веселью придет страх. Страх смерти. Он расползется по квартирам и домам, отравляя немудреный быт, пристраиваясь за обеденными столами, ныряя в родительские спальни и теплые детские кроватки…

– К нам поступило несколько больных. – Доктор строго смотрит на прибывших по вызову, и тревога проскальзывает по лицу, ощущается в скороговорке слов. – Явно выраженные симптомы воспаления легких. Но инфекцию пока не определяю. Что-то не нравятся мне увеличенные лимфатические железы Клары. Как бы это не была…

Он на миг замолкает, страшась произнести вслух диагноз, за которым нас всех ждет зияющая пропасть…

– Обязательные к ношению средства защиты: маски, перчатки. Уже есть первые проявления лихорадки. Но даст бог минует нас чаша сия…

Небольшая палата заполнена больными. И хуже всех чувствует себя внучка садовника – восьмилетняя Клара. Она беспрерывно мечется на жесткой больничной кровати. Скрученное жгутом одеяло сброшено на пол, сама девочка что-то невнятно тараторит в горячечном бреду. Под задравшейся пижамой видны страшно набухшие шишки. Пожилая санитарка едва успевает вытирать обильно выступающую на губах кровавую пену…

Остальные пациентки визуально выглядят лучше, но за лихорадочным блеском глаз легко угадывается стремительно поднимающаяся температура.

В мужской палате совсем тяжелые отсутствуют. Но это лишь дело времени. А пока пациенты, собравшись кружком, над чем-то хохочут. Завидев нас, рассаживаются по своим кроватям.

Доктор внимательно осматривает одного за другим, простукивает грудные клетки, силясь различить привычную пневмонию. И пока он погружен в мрачные думы, больные настойчиво пытаются вызнать свою судьбу:

– Доктор, что со мной?

Но вряд ли они хотят услышать правду.

– Как самочувствие? – отвечаем вопросом на вопрос.

– Слабость… Мышцы ломит.

Один из обследуемых неожиданно начинает кашлять, и на губах выступает кровавая пена. Мужчина, испуганно косясь на санитаров, вытирает ее рукавом пижамы…

Дни летят стремительной чередой безжалостно срываемых листиков календаря: новые пациенты, вызовы на дом к безнадежным и смерти. Смерти повсюду… Чума подобно лесному пожару поглощает ростки жизни один за другим, особо не разбирая, кто становится ее очередной жертвой: взрослый полный сил работяга, немощный старик или розовощекий ребенок…

      Город, охваченный эпидемией, постепенно умирает. Я иду по очередному вызову, но вряд ли застану хозяев живыми. Повсюду опустевшие дома. Им уже никогда боле не наполниться теплом и детским смехом. Лишь темные провалы окон неотрывно следят за мною. Иногда в окошках замечаю одинокие белесые фигуры. Завидев идущего, они мгновенно исчезают в глубине комнат.

На улицах только я и неугомонный ветер, что несет по пустынным тротуарам сорванные листья и какой-то оставшийся от людей сор. Впереди вижу уже знакомую телегу из питомника. Она переполнена трупами – обнаженные тела свалены как попало, в разные стороны торчат руки, ноги. Останавливаюсь напротив – прямо на меня бельмами остекленевших глаз неотрывно смотрит сам мертвый садовник…

Тощая обессилевшая лошадь стоит безучастно опустив голову. Два уборщика в чумных масках сидят прислонившись к деревянным колесам и не шевелятся. Судя по всему, смерть их застала во время работы. Какая ирония – а теперь кто их закинет в повозку?

      В палисаднике ближайшего дома за невысокой, словно игрушечной, оградой замечаю несколько фигур в длинных черных балахонах. Широкие капюшоны на головах скрывают лица в сумраке тени. И я сперва принимаю их за выживших горожан, но… Балахоны невесомо парят над землею и вот, словно уловив что-то, медленно направляются ко мне. Лошадь резко взбрыкивает, почуя иное присутствие, и затравленно бьется в упряжи. Но скорбный груз держит ее мертвой хваткой.

      Ага. Вот это что. Не успел труп города окоченеть, а «сорняки» уже тут как тут. Подъедают остатки чужого пиршества. Приблизившись ко мне почти вплотную, балахоны синхронно замирают, словно принюхиваясь, складки шевелятся, создавая иллюзию жизни, как вдруг все резко срываются с места и исчезают в зарослях разросшейся сирени.

      Я же освобождаю всхрапывающую лошадь от упряжи, приковавшей к непосильной ноше, и бью по крупу, чтобы бежала отсюда без оглядки. Такими темпами скоро в городе не останется ни одной живой души. Только эти…

– Фестис!

Услышав свое имя, смотрю на доктора.

– Мне больные сказали, что после твоих молитв многим становится лучше.

Я лишь пожимаю плечами:

– Все в руках божьих, а я лишь проводник его воли.

– Как ты это делаешь?

Голос доктора едва слышен от усталости. После чумной маски кажется, что все его лицо вытянулось, приняв форму уродливого клюва.

– Молюсь, прошу небесной защиты.

– А можешь сделать так, чтобы больной полностью выздоровел?

– Не в моих это силах…

Лихорадка сумасшествия надежно обосновалась в глазах собеседника. Похоже, он теперь хватается за любую соломинку. Но это вряд ли поможет. Этот штамм чумы оказался на редкость живучим. Не помогают ни привычное кровопускание, ни вырезание бубонов с их прижиганием каленым железом, ни чудодейственные настои трав. Ни молитвы священников.

– Фестис, город обречен. – Доктор нервно теребит рукав белого халата со следами крови. Такое впечатление, что кому-то из больных утирали исходящую изо рта пену. – Я бы посоветовал тебе уходить.

– А как же вы?

– Я врач, и если уж суждено, то утону в море чумы вместе с городом.

– Я подумаю над этим. – Пожимаю плечами.

Когда отворачиваюсь и возвращаюсь к своим делам, слышу за спиной тихий вздох:

– О Боже, но почему только два ребенка…

– Санитар!

Я останавливаюсь перед молодой женщиной. Лихорадка мутит ее разум, и кажется, что само безумие смотрит на меня красивыми небесного цвета глазами. В ожидании чуда…

– Помолись за меня… Мне страшно. Что ждет меня там?

Встаю на колени пред кроватью. Чувствую в своих ладонях жар горячей руки. Тонкие дрожащие пальцы, призрачная кожа, сквозь которую кажется можно разглядывать затейливый капиллярный рисунок. Прикрываю глаза. Жду…

Пульс. Неторопливый. Тяжелыми ударами беззвучного колокола… Накатывающий огромными темными волнами. Объединяющий всех: и кто лежит в больнице, и кто умирает в кроватях по притихшим домам. Словно дыхание. Чудовища. Древнего ненасытного монстра. И стоит мне лишь изменить свое восприятие, как огромный чумной эгрегор легко проступает сквозь внешний фасад реальности. Шевелится. Нетерпеливо ворочается, томимый бесконечным голодом. Дай ему полную власть, и он легко пожрет все вокруг. Отличный урожай! Распахиваю свое сознание. И чудовище жадно тянется ко мне, воспринимая очередной жертвой…

Временно покидаю материальное тело и выпрастываю навстречу добыче призрачные щупальца, оплетая и сковывая тварь. Погружаю в зыбкую плоть хоботок и тяну в себя… Какой прекрасный аромат! Восхитительный. После столетнего перерыва могу снова наслаждаться этим незабываемым вкусом – сочным, с приятным послевкусием свежей черешни. Еды достаточно, и можно не ограничивать себя. Вырываю целые лоскуты нежной шевелящейся энергетической вуали. Необъятное чудовище корчится, пытается противостоять напору безжалостных щупалец, избежать уколов жадного хоботка. Но куда там, нашел с кем посоревноваться в жоре. Чуждая энергия эгрегора бубонной чумы растекается сладкой истомой, заполняет образовавшиеся в моей оболочке лакуны, поднося в подарок Вечность… Чувствую каждую частичку миллионов, что были поглощены ранее этим древним порождением самого Ада. Реальность исчезает, и я ощущаю себя вне времени и пространства, где и вымахал этот монстр. Чума Фукидида, Юстинианова, черный мор… Сознание буквально тонет в безграничном океане информации, заключенном в поглощаемой плоти. Стоит только захотеть, и можно легко черпать бесценные знания многих поколений…

Наконец, еще не удовлетворив свой голод, останавливаюсь. Мне ни к чему выздоровевшие после "молитвы". Лишнее внимание к моей персоне быстро перерастет из обожания в ненависть и обвинение в колдовстве. А затем или медленное умирание на кресте, или быстрое и мучительное в пламени костра. Открываю глаза.

– Спасибо, ты волшебник… – Моей пациентке явно становится легче. Жар на время спадает, и она умиротворенно засыпает.

Я встаю с колен и иду дальше по палате, переполненной чумными больными. Великолепный экземпляр штамма стоил всех затраченных на его выращивание усилий – необходимый биоматериал подготовлен и можно двигаться далее…

Этот образчик повстречался совершенно случайно в далекой Азии. Бивак, разбитый возле дороги, был брошен вместе с пятью окоченевшими торговцами пряностями, уже отдавшими богу душу. Лишь у шестого, бьющегося в предсмертной агонии, я успел перехватить маленький хилый росток. Долго держал при себе, выхаживал в своей груди, пока не оказался в этом городке. Пускай небольшом, но жители оказались прекрасной почвой для культивирования. И я высадил его здесь.

Теперь у меня есть два прекрасных мощных саженца, которых будет достаточно, чтобы превратить какой-нибудь крупный город в свой личный питомник с Черным Жаком и Heterocera. Где нового урожая хватит надолго…

Взяв за руки Клару и мальчишку-посыльного, втроем покидаем обреченный город…