Ухожу в тишине [Хани Ригерт] (fb2) читать онлайн

Хани Ригерт Ухожу в тишине

1. Пол и Гарри

― Ну наконец-то! ― Гарри в сердцах швырнул трубку. ― Она ждёт уже двадцать минут! И где тебя только черти носят?!

– Кто ждёт? ― равнодушно спросил Пол, расчищая на стойке место для стаканчиков с кофе.

– Помощница Вермана! ― Гарри в ужасе смотрел на друга, не понимая, как можно оставаться спокойным в такой ситуации. ― Она пришла по поводу нашей группы. Причём я говорю не о нормальной группе, а о Station!

– Вот чёрт! ― Пол ошарашенно уставился на Гарри, а тот красноречиво развёл руками ― мол, а я тебе о чём говорю?!

Несколько секунд они молча стояли, соперничая выразительностью мимики с актёрами немого кино. Потом Гарри стал убирать со стойки документы, а Пол ― торопливо расстёгивать пальто.

–– Была бы это нормальная группа ― мы б точно прославились, ― мечтательно сказал Гарри. ― Для тех, кто оказался в шоу Вермана, попадание в топ-10 – просто вопрос времени.

Пол швырнул верхнюю одежду в кресло и поправил галстук.

– Вы хоть кофе ей предложили?

– Если только Кристиан догадался, ― пробурчал Гарри. ― Я всё это время искал тебя.

Оба прислушались: где-то в глубине квартиры монотонно гудел синтезатор. Так они поняли, что помощница одного из самых влиятельных людей в музыкальной индустрии сидела без кофе.

– Да что за день-то такой… ― горестно прошептал Пол.

Он схватил один из стаканчиков и, наскоро пригладив растрёпанные волосы, вошёл в гостиную. Гарри прошмыгнул следом. Синтезатор зазвучал отчётливее ― и стало понятно, что за ним сидел не музыкант, а инженер, с холодным интересом исследователя изучавший возможности инструмента.

Навстречу Полу поднялась девушка неопределённого возраста. Она одёрнула широкоплечий жакет в духе Марлен Дитрих и протянула ему фарфорово-белую руку:

– Меня зовут Дарси Миллер. В Veerman Entertainment я руковожу AR-направлением¹.

– Добрый день, мисс Миллер, ― Пол осторожно сжал её пальцы. ― Прошу прощения за то, что заставил вас ждать. Кофе?

– Да, спасибо.

Она взяла стаканчик и осторожно села на диван, стараясь не помять элегантную серую юбку. Пол устроился в кресле сбоку, Гарри ― у окна, не забыв перед этим закрыть дверь в комнату, где упорно звучала одна и та же мелодия.

– Я честно пыталась вас разыскать, ― с улыбкой сказала Дарси. ― Но нашла только один номер телефона ― и не смогла по нему дозвониться.

– Мы электронные кочевники, ― сказал Гарри. ― Часто меняем студии, квартиры… Для маленького лейбла это порой вопрос выживания.

– Понятно, ― ответила Дарси, поднося стаканчик к губам. Сделав глоток, она продолжила: ― Теперь предлагаю перейти к делу. Мистер Верман прослушал дебютный альбом вашей группы ― Station, ― и хотел бы пригласить ребят к себе.

Пол и Гарри переглянулись: чего-то такого они и ждали от мисс Миллер. Монотонная мелодия, повторяющаяся из раза в раз, становилась уже невыносимой ― и Гарри злобно стукнул ногой по двери. Дождавшись, когда синтезатор смолкнет, Пол сказал Дарси:

– Это весьма лестно, но принять предложение мистера Вермана мы не можем. Потому что такой группы, как Station, не существует.

Тёмные брови Дарси удивлённо приподнялись.

– То есть как ― не существует? Она распалась?

– Нет, ― покачал головой Гарри. ― Её никогда и не было. Пол сделал новые аранжировки для хитов 50-х, придумал участников и спел песни. А мы с Кристианом – свели.

– Но как же… ― девушка так резко опустила стаканчик, что кофе едва не выплеснулся ей на колени. ― Мы с мистером Верманом видели клип, и там…

– Кристиан! ― крикнул Пол. ― Зайди на минутку, пожалуйста.

Из соседней комнаты выглянул звукоинженер. Он был настолько светловолосым, что при взгляде на него Пол всегда ёжился ― как будто Кристиан только пришёл с мороза, и иней на его бровях и ресницах ещё не растаял.

– Вот и фронтмен, ― сказал Гарри. ― А остальных музыкантов изображали мы с Полом.

Кристиан вопросительно посмотрел на коллег, и Гарри махнул ему рукой. Инженер снова исчез в соседней комнате, но звуки оттуда больше не доносились ― видимо, у пинка начальника был долгосрочный эффект.

– Уф, ― Дарси приложила ладонь ко лбу. ― Даже не знаю, что и сказать, потому что я одновременно расстроена и поражена вашим… Необычным подходом к делу.

– Station были экспериментом, ― попытался оправдаться Пол. ― Мы и предположить не могли, что альбом попадёт в топ-40. Но даже при помощи актёров сложно поддерживать легенду, поэтому мы решили честно признаться в том, что группа вымышленная.

– Что ж, ― мисс Миллер отставила стаканчик и поднялась на ноги. ― Это, конечно, печально. Нам с мистером Верманом понравился их… Ваш дебютный альбом. Настолько, что я даже не могу скрыть разочарования.

– Жаль, ― негромко сказал Пол. ― Потому что мне наша встреча разочарования не принесла.

Дарси усмехнулась и заглянула в сумочку. Отыскав визитницу, она вынула из неё бумажный прямоугольник и протянула его Полу:

– Держите, мистер Мэллиндер. На случай, если у вас появится настоящая группа, ― она защёлкнула сумку. ― И спасибо за встречу. Я была рада наконец познакомиться, потому что мистер Верман внимательно следит за вашим лейблом.

– Передайте, пожалуйста, что мы высоко ценим его внимание.

– Обязательно.

– Я провожу вас, мисс Миллер, ― Гарри приоткрыл дверь, и Пол оторвал взгляд от визитки в надежде, что Дарси напоследок обернётся. Но нет: она решительно шагнула за порог и направилась к шкафу, где, вероятно, оставила своё пальто.

Сунув визитку в ежедневник, он подобрал ноги и с наслаждением развалился в кресле. Когда Гарри вернулся в гостиную ― Пол посмотрел на друга и сказал:

– Нам нужна молодёжная электронная группа. Настоящая.

В промозглый вечер пятницы пабы не могли пожаловаться на недостаток клиентов. Так было и сегодня: рабочий день едва кончился ― а в помещении уже собрались разнообразные любители выпить. Здесь сидели и тихие клерки из соседнего банка, и шумные фанаты «Вест Хэм Юнайтед»², и вполне приемлемые по громкости представители музыкальной индустрии.

Пол и Гарри устроились в своём углу, где неспешно потягивали портер. Друзья называли их «Дживсом и Вустером»³, причём Дживсом был плотный и неброско, но со вкусом одетый Гарри. Роль Вустера досталась моложавому Полу, который старался выглядеть элегантно ― но впечатление портили вечно растрёпанные волосы, придававшие ему мальчишеский вид.

– Понимаешь, Гарри, ― Пол сделал глоток и отставил высокий стакан. —Молодёжная электронная группа необходима. Успех Station это только подтверждает.

– Да я что, спорю, что ли? ― ответил Гарри. ― Я вообще считаю, что вся эта рокнролльщина должна уже подвинуться. Сколько она правит бал, лет тридцать, наверное?

– Что-то около того.

На сцене как раз взвыли гитары ― словно напоминая, что они никуда не денутся и в ближайшие годы. Пол и Гарри поморщились: в пабах котировался исключительно рок, и они даже подумывали открыть своё заведение, где бы ставили только электронику и пили лишь горький эль.

– Итак, здесь мы согласны, ― Пол откинулся на спинку дивана. ― Тогда следующий вопрос: как её создать? Где взять людей?

– Смотря как ты хочешь действовать, ― Гарри хотел взять ещё орешков, но вместо этого зачерпнул солёную пустоту. ― Мы можем пойти двумя путями. Первый ― искать готовую группу. Я уверен, что такие уже есть, хотя, наверное, пока всё-таки в небольшом количестве. Второй ― пригласить музыкантов и создать квази-группу.

– И у каждого пути есть достоинства и недостатки… ― задумчиво проговорил Пол.

– В точку, дружище.

Вступление, наконец, завершилось, и на сцену вышел харизматичный вокалист. Отбросив назад длинные чёрные волосы, он схватил микрофон костлявой рукой – и его голос накрыл паб как акустический купол.

«I Feel You», ― пел вокалист с таким невыразимым страданием, что прониклись даже равнодушные к паб-року клерки. Гарри и вовсе не сводил с певца глаз, и Пол решился задать другу личный вопрос:

– Приятель, ― осторожно позвал он. ― Ты ни о чём не жалеешь?

– Всегда-то ты такие мрачные вопросы задаёшь, ― ответил Гарри. ― Я же предпочитаю спрашивать: «Ты мог подумать, что мы так далёко зайдём?». Вот помнишь… – он отхлебнул пива и мечтательно улыбнулся. – Помнишь, как мы купили пластинку The Kinks⁴ и послушали её у тебя дома? Ты тогда сказал: «Я стану как Рэй Дэвис⁵!».

– Это ты сказал, а не я, ― усмехнулся Пол. ― Я никогда не хотел быть рок-музыкантом.

– Ну, допустим, я, ― согласился Гарри. ― Но, дружище, только представь: когда-то ты был сопляком ― а сейчас у тебя собственный лейбл! Да, небольшой, но зато тебе не стыдно ни за одну пластинку, что он выпустил. Так что единственное, о чём я жалею, ― Гарри торжественно поднял высокий стакан. ― Так это о том, что мы в своей электронной пропаганде пока зашли недостаточно далеко. Поэтому за Unsound Records⁶, дружище! И за музыку будущего!

Пол звякнул стаканом о стакан друга и снова откинулся на спинку дивана. Гарри же схватил пустую тарелку из-под орешков и отправился к барной стойке – за добавкой. Пол проводил его взглядом и вспомнил ещё один эпизод их общей истории ― гораздо менее счастливый, чем покупка пластинки The Kinks.

Несколько лет назад он вернулся из Швейцарии и застал друга в совсем другом состоянии. Как минимум на десять килограммов худее, из-за чего его тёмные глаза казались огромными. И эти самые глаза пугливо блестели в глубине полузаброшенной квартиры, пока Пол вдохновлённо рассказывал об электронной музыке, набирающей популярность в андеграундных клубах континентальной Европы.

– Да что это за чертовщина такая? ― непонимающе спрашивал Гарри. ― Когда одну запись на другую накладываешь или что?

– Ро́ковая твоя душа! ― рассмеялся Пол. ― Можно и так действовать ― а можно играть на электронных музыкальных инструментах. Есть, например, фортепиано, где вместо струн ― плёнки. И на них можно записывать самые разные звуки⁷.

– И что, это твоё фортепиано может звучать… ― Гарри поскрёб иссиня-чёрную от щетины щёку. – Как удар молотком по трубе?

– Да конечно, приятель! Оно зазвучит так, как ты захочешь.

Гарри задумался, а потом вяло кивнул: мол, давай попробуем. Пол поднялся на ноги, положил на стол сложенную бумажку и принялся надевать пальто.

– Там записан адрес звукозаписывающей студии, ― объяснил он, застёгивая пуговицы. ― Я прислал владельцу свои демо, и он сказал, что они звучат интересно. Так что приходи завтра ― попробуем сделать из этого что-нибудь стоящее.

– Что, уже завтра?! ― Гарри отшатнулся. ― Но, дружище, я даже не знаю… Я всё-таки рок-музыкант, да ещё и не в лучшей форме сейчас.

– Гарри, ― Пол подошёл к другу и положил ладони ему на плечи. ― Я понимаю, что ты тяжело переживаешь распад группы… Но нельзя же всю жизнь просидеть тут, взаперти? Пора уже писать новую главу своей книги или как там пелось.

– Не смей цитировать мои песни с такой издевательской интонацией! ―оскорблённо воскликнул Гарри, и Пол расхохотался.

– Наконец я начинаю узнавать старого доброго Гарри Филиппса, ― Пол похлопал его по плечу и произнёс уже тем самым голосом, который потом сотрудники Unsound Records назовут «начальственным». ― Итак, запомни: студия «Lian», завтра, в 8 часов. За опоздание ― штраф: пиво мне и сигареты звукоинженеру.

Так началась история их лейбла. Они создали его, чтобы выпустить собственные пластинки ― а потом обнаружили, что даже на их дремучей родине есть кучка неприкаянных электронных музыкантов, нуждающихся в продюсерах, организаторах и пиарщиках. Пол и Гарри яростно взялись за дело, стараясь с помощью работы отвлечься от собственных проблем. И за это Пол был отдельно благодарен Гарри. Тот не только ввязался с ними в эту авантюру, но и не задавал лишних вопросов ― например, почему Пол завершил успешную карьеру диджея и вернулся домой. Нет, Гарри просто зорко следил за ним ― не хуже любой няньки, ― и сваливал на Пола столько дел, что ни на что другое не оставалось сил.

«А хороший вопрос, ― подумал Пол. ― Почему мы до сих пор занимаемся лейблом? Потому что нам это интересно или потому, что мы не решаемся отодрать пластырь от сердца?».

– Эй, дружище, ты спишь? ― спросил Гарри, громко поставив чашку на стол.

– Нет, ― Пол нехотя открыл глаза. ― Я думаю, с чего начать работу над новым проектом. И, наверное, с того, что мы перестанем ходить в этот чёртов паб и пойдём в какой-нибудь молодёжный клуб. Нужно собрать людей хотя бы для сингла⁸, а потом… ― Пол придвинул стакан, но пить не стал. ― А потом будет видно. Может, мы оба ошибаемся, и Джона для нашего лейбла вполне достаточно.

– Мне кажется, что не ошибаемся, ― ответил Гарри. ― И я предлагаю за это выпить! За молодёжную электронную группу и за то, что мы с тобой в кои-то веки в чём-то согласны!

– За тебя, приятель! ― Пол отсалютовал другу стаканом. ― И за то, чтобы вся эта затея выгорела.

– И за то, чтобы ты позвонил Дарси Миллер, ― Гарри с удовольствием отхлебнул пива и добавил: ― Причём не по поводу настоящей электронной группы.

– Шутишь?

– Пол, приятель, я видел, как она тебе улыбнулась! Какие тут могут быть шутки?!

Гарри принялся доказывать целесообразность этой затеи ― как, впрочем, и любой другой, где девушка высказывала хоть какой-то интерес к их музыке, ― но опьяневший Пол уже с трудом понимал, о чём тот говорит.

Единственное, что он осознавал вполне чётко ― так это безграничную уверенность в происходящем. Гарри, конечно же, опять оказался прав: им не о чем жалеть, потому что в итоге всё сложилось как надо. Да, они не стали рок-звёздами, не женились ― вообще жили втроём так, как будто им семнадцать, ― но зато у них был Unsound Records, спасший не только электронные души архипелага, но и их собственные.

А ещё они затеяли новый проект ― и это было последнее, о чём думал Пол, прежде чем провалиться в пахнущий сосной и хмелем сон. Он представлял себе четырёх молодых парней, стоящих за синтезаторами, и один из них пел «I Feel You» великолепно поставленным баритоном.

2. Лесли

― Я знаю, что напишут в моём свидетельстве о смерти, ― простонал Пол. ― Микширование.

– А как ты хотел, родной? ― усмехнулся Луис Салазар. ― Спроси вот мою жену ― когда она почувствовала радость от того, что стала матерью?

Они уже которые сутки сводили второй альбом Джона Ли ― самого успешного музыканта, работавшего с Unsound Records. Сам Джон давно спал, растянувшись на диване. За компанию с ним сопел звукоинженер, свернувшийся калачиком в кресле. Бодрствовали только Пол и Луис ― маньяки студийной работы.

– Есть мнение, что радость она почувствовала далеко не сразу, ― ответил Пол, снова включая трек, который упорно не звучал так, как было задумано.

– Вот именно, ― Луис широко зевнул, от усталости забыв прикрыть рот рукой. ― Всякое счастье даётся через боль, через страдание, и не воображай, что музыки это не касается.

– Ты песен Джона переслушал, что ли? ― пробормотал Пол и хлопнул себя ладонью по лбу. ― Мы драм-машину забыли, Луис. Вот почему он звучит так странно.

– Да ладно?

– Перестань философствовать и послушай сам.

Они снова пустили трек. Так и было: из второго куплета исчезла драм-машина, а вместе с ней ― и объём, который ударные придавали мелодии. Луис с Полом переглянулись и тихо засмеялись.

– Пора спать, дорогой, ― сказал Салазар, поднимаясь. ― А то как бы мы хуже не сделали.

Пол тоже встал и едва не рухнул на пульт звукорежиссёра. Дурацкая привычка поджимать ноги точно приведёт к травматизму, подумал он, ухватившись за спинку стула. В это время Луис принялся будить Джона, осторожно трогая его за плечо.

– Родной, просыпайся, ― говорил он с интонациями доброго испанского дедушки. – Пора домой, отдыхать.

– Уже всё? ― сонно пробормотал Джон.

– Если бы, ― устало ответил Пол. ― Я думаю, что сегодня мы закончим, но Луис прав: не отдохнём сейчас ― сделаем только хуже. Например, драм-машину на After the Rain уже едва не упустили…

Пока Пол и Джон обсуждали, а так ли нужно заново сводить трек ― Луис отправился будить Кристиана. Звукоинженер без лишних слов схватил куртку и направился к выходу, бросив на ходу: «Вернусь в четыре».

– А он точно не робот австрийского производства? ― недоверчиво спросил Салазар. Это была старая шутка, но Пол и Джон поддержали её смехом как в первый раз ― исключительно из любви к Луису.

Уже спустя двадцать минут Пол делал всё, чтобы не заснуть в такси. Но, несмотря на усталость и сложности со сведением, настроение у него было прекрасное. Пол работал в идеальной команде, где музыкант прислушивался к советам продюсеров, а продюсеры ― делали всё, чтобы передать задуманную артистом атмосферу песни. Он даже представить не мог, что бывает по-другому – и что из-за этого можно возненавидеть музыку до тошноты.

После перерыва работа пошла на лад ― и второй альбом Джона Ли был готов к вечеру четверга.

По традиции они расселись вокруг Луиса, который торжественно щёлкнул кнопкой и запустил треки. Конец последнего би-сайда потонул в аплодисментах, и Джон шутливо раскланялся, принимая комплименты и поздравления. Пол крепко обнялся с Луисом, а потом ― взял барабанную палочку и постучал ею по пластиковой обшивке пульта.

– Предлагаю отметить окончание работы, ― объявил он, когда в комнате воцарилась тишина.

– Вот это разговор! ― заулыбался Джон. ― Какие есть идеи?

– Остаться в студии, чтобы избежать лишнего внимания, ― ответил Пол. ― Гарри уже везёт нам всё необходимое для праздника.

В ожидании Гарри команда разбрелась по студии. Пол поджал ноги, чтобы поваляться в кресле ― но к нему снова подошёл Луис.

– Помнится, ты искал ребят для новой группы? ― загадочно прошептал продюсер. ― Пойдём, покажу кое-кого.

Луис повёл его в комнату, в которой обычно велась запись. Там за синтезатором они увидели парня лет двадцати. Пол едва рассмотрел, как он выглядел, потому что его прежде всего заинтересовали руки. Музыкант играл в наушниках, так что мелодию они не слышали ― но даже по постановке пальцев было понятно, что перед ними сидит профессиональный исполнитель.

– Кто он? ― спросил Пол.

– Ассистент инженера, ― ответил Луис. ― Уже не в первый раз вот так вот задерживается, но наивно полагает, что никто не знает. Так что вам совершенно точно нужно познакомиться…

Ассистент поднял голову ― и в неопределённого цвета глазах блеснул ужас. Он быстро снял наушники и открыл рот, чтобы сказать что-то в своё оправдание, но Луис замахал руками:

– Во имя всех святых, Лесли, прекрати так смотреть! Я что, буду запрещать играть в звукозаписывающей студии? Это же то же самое, что запретить пить в баре!

Салазар щёлкнул выключателем, и Лесли инстинктивно прикрыл глаза рукой.

– Это Пол Мэллиндер с Unsound Records, ― сказал Луис, указывая на стоявшего за спиной коллегу. ― Слышал о таком?

– Да, сэр, ― Лесли опустил руку и вежливо добавил: ― У Station интересные аранжировки.

– Спасибо, ― улыбнулся Пол. ― Ты писал музыку? Мы тебя отвлекли?

– Нет, ― покачал головой ассистент. ― Я не композитор. И играю только для того, чтобы не утратить навык.

– Так ты профессиональный музыкант?

– Да, сэр. Окончил колледж по классу исполнительского мастерства и до работы у мистера Салазара играл в трёх разных группах.

Последние слова Пол едва расслышал ― тишину в студии взорвал громовой смех Джона. Вечеринка, похоже, начиналась, но Полу уже было не до веселья. Все его мысли занимал будущий проект, для которого он только что нашёл первого участника.

Гарри и Кристиан души не чаяли в Лесли ― потому что он оказался таким же сумасшедшим, как и они сами.

Пол не раз заставал Гарри и Лесли на пороге студии, где они ожесточённо спорили, размахивая сигаретами и рассеивая вокруг ломкий пепел. Или находил Кристиана и Лесли в гостиной ― обычно они валялись на полу, возясь с очередным синтезатором. Это напоминало Полу его собственную молодость: он так же ругался с Гарри или лежал с ним на ковре, слушая пластинки. Двадцать лет ― прекрасный возраст, и иногда Пол невесело усмехался своим тридцати.

А вот у Лесли всё только начиналось ― и в свои двадцать один он действительно был находкой: с опытом студийной работы, образованный и, что немаловажно, совершенно одержимый. Правда, на нём везение Пола и Гарри закончилось.

– Я уже подумываю подать объявление, ― сказал Гарри, когда музыканты объявили перерыв. ― Потому что происходящее ― безнадёга полная.

Они уже несколько недель ходили по клубам в поисках интересных ребят – и пока успеха затея не принесла. Им попадались талантливые исполнители и способные сонграйтеры, но по разным причинам они не устраивали то Пола, то Гарри. Однажды друзья сошлись на одном занятном парне, но тот отказался заниматься электронной музыкой, назвав её «бездушной».

– Вот дятел, ― поражённо прошептал Гарри, когда они остались наедине, и Пол расхохотался.

Очередной вечер в клубе они провели впустую. Послушав каких-то панков с волосами одинакового морковного цвета, разочарованные Пол и Гарри вышли на улицу. Сырой сентябрь тут же забрался под верхнюю одежду, и они быстрее зашагали к остановке.

– Нужно действовать по-другому, ― Пол поднял воротник пальто. ― Выбросить список клубов, что составили Лесли с Кристианом, и отправиться в какие-нибудь неприметные места. Может, вообще выехать за пределы города.

– Ты, должно быть, рехнулся, ― нахмурился Гарри. ― Сначала взял в проект профессионального музыканта, а теперь хочешь найти подростков-самоучек?

– А почему нет? ― Пол пригладил волосы. ― Мне кажется, это интересное решение: сочетать разных людей с разными характерами и бэкграундом. Как, например…

– …Как Station, ― закончил за него Гарри. ― Ты хочешь сделать кого-то вроде электронных Битлз ― чтобы в группе были свой парень Ринго, чудак Джордж…

– Именно! ― воскликнул Пол. ― Вот за это я тебя и люблю, приятель: за то, что ты понимаешь меня без слов.

– Как трогательно, ― язвительно ответил Гарри.

Он вгляделись в номер подъезжающего автобуса, увидели, что он идёт в сторону студии, и замахали руками. Автобус затормозил, и друзья запрыгнули на подножку. С грустью обнаружив, что в салоне ненамного теплее, они пробились к окну и продолжили разговор.

– Я хочу найти для проекта разных людей, чтобы каждый привнёс что-то своё, ― говорил Пол. ― Лесли явно будет отвечать за звучание. А если найти ребят попроще, но искренне увлечённых электроникой ― то получится что-то…

– Животрепещущее?

– Господи, Гарри, я тебя не заслуживаю.

Они вышли на своей остановке и направились к квартире, которая служила им и местом жительства, и студией, и офисом. Сидевший у окна парень торопливо записал адрес, прежде чем старый автобус со скрипом повёз его дальше.

3. Карл

― У Битлз, кстати, не было фронтмена, ― веско заметил Пол, намазывая масло на хлеб.

Гарри, который спорил с ним всё утро, уже начал терять терпение. Отхлебнув чай, он громко звякнул чашкой о стол и принялся объяснять уже в сотый раз:

– Ну как же ты не поймёшь, что это не одно и то же! У Битлз были гитары, и они могли ходить по сцене, пританцовывать… А у тебя будет несколько человек, неподвижно стоящих за синтезаторами!

– Ладно, вот другой пример, ― Пол, расположившийся на ковре, подобрал ноги, чтобы Кристиан мог пройти к столу. ― Kraftwerk⁹. Никто не умер от того, что они просто неподвижно стояли за…

– Это плохой пример, Пол, ― Гарри потрясённо на него уставился, словно не понимая, как можно быть таким упрямым. ― Мы же хотели создать поп-группу, а это никак не вяжется с твоей идеей изображать роботов.

– Хорошо, ― торопливо закивал Пол, уже порядком уставший от спора. ― Тогда пусть роль фронтмена возьмёт на себя Лесли. У него как раз внешность поп-звезды.

Гарри схватился за волосы.

– Я изо всех сил надеюсь, что ты сейчас просто издеваешься, ― простонал он. ― Зачем переводить хорошего музыканта во фронтмены…

– К тому же, вряд ли он согласится, ― сказал Кристиан, прежде чем отправить в рот булочку. ― Лесли кто-то вроде уверенного в себе интроверта. Для него нет проблемы в том, чтобы выступить на публике, но он предпочитает держаться с краю.

– Ладно, ладно, я вас понял, ― как можно скорее согласился Пол.

Он покончил с бутербродом и принялся искать салфетки. Гарри и Кристиан ещё завтракали, устроившись между видавшим виды диваном и сломанным синтезатором. Оба укоризненно поглядывали на Пола, словно говоря: как ты не понимаешь важности фронтменов для поп-групп? Должны же на кого-то смотреть критики и в кого-то влюбляться поклонники?

– Мне нужно закончить дела с альбомом Джона, так что я уезжаю на весь день, ― сообщил Пол коллегам. ― Вернусь с ужином ― и мы продолжим разговор.

– Привези что-нибудь из китайской кухни? ― попросил Гарри.

– Хорошо.

Пол схватил пальто, портфель ― и выбежал на улицу. Наблюдавший за квартирой парень затушил сигарету и уныло поплёлся прочь.

Кристиан выключил аппаратуру, погасил свет и вышел из комнаты. В гостиной его ждал Лесли ― и развлекал себя тем, что наигрывал какую-то мелодию на старом синтезаторе.

– О, Крис, послушай, ― сказал он и взял несколько аккордов. ― Как необычно звучит готическая каденция¹⁰.

– Я даже не буду делать вид, будто понимаю, о чём ты, ― Кристиан заглянул за кресло и обнаружил там свою джинсовую куртку. Он поднял её, отряхнул и сказал: ― Я закончил, так что можем идти.

Лесли как будто с сожалением отложил синтезатор и поднялся на ноги. Кристиан натянул куртку и снова посмотрел на коллегу ― чтобы ещё раз прикинуть, смог бы тот стать фронтменом новой группы.

С такой внешностью Лесли мог стать даже манекенщиком ― если бы сменил невостребованный медно-русый цвет волос на ослепительный блонд, ― но ему отчаянно недоставало харизмы. Нет, решил инженер, удел Лесли – играть в глубине сцены. А толпой должен управлять кто-то другой.

– Куда сегодня пойдём? ― спросил коллега, и Кристиан, наконец, очнулся от раздумий.

– Есть одна идея… Так, подожди минуту, ― Кристиан прислушался. ― Стучат. Посмотрю, кто там.

Он направился к коридору, но успел краем глаза заметить ― Лесли снова придвинул к себе синтезатор. Кристиану вдруг захотелось забить на клуб, на друзей, что их ждали ― и вместо этого сесть рядом с Лесли и закурить.

Посетитель робко напомнил о себе, и Кристиан быстрее зашагал к входной двери. На пороге он обнаружил невысокого парня с невероятно живой мимикой. Вот и сейчас на его лице отразилась смесь удивления, любопытства и настороженности.

– Добрый вечер, ― он попытался заглянуть за плечо Кристиана, но разница в росте была непреодолимой. ― А мистер Мэллиндер ещё не вернулся?

– Нет, ― холодно ответил звукоинженер.

Так как ледяной австрийский страж не делал ничего, предполагающего интеракцию ― парень понуро опустил голову.

– Что ж, прошу прощения за беспокойство. Хорошего вам ве…

– Подождите! ― на пороге возник Лесли. ― Вы по какому вопросу?

– По личному, ― ответил посетитель, и в его глазах блеснула надежда.

Лесли и Кристиан переглянулись. Взгляд инженера, очевидно, сообщал: «Сам с ними связался ― сам и расхлёбывай». Лесли, поразмыслив мгновение, всё-таки отошёл от двери:

– Вы можете оставить контакты, чтобы мистер Мэллиндер вам позвонил, ― он дёрнул инженера за рукав. ― Проходите.

Парень зашёл в квартиру и принялся с любопытством оглядываться. Лесли тем временем подошёл к стойке и с ужасом посмотрел на гору документов, чеков и стаканчиков, что там возвышалась. Он представить не мог, как Гарри во всём этом ориентировался, но всё-таки отыскал ручку и клочок бумаги.

– Вот, ― Лесли протянул посетителю письменные принадлежности. ― Укажите имя и номер телефона, по которому с вами можно связаться.

– Ага, ― парень склонился над листком и предпринял ещё одну попытку завязать разговор: ― Если честно, я думал, что это офис.

– Так и есть, ― вежливо ответил Лесли. ― Офис, студия и квартира одновременно.

– Да ладно? ― посетитель изумлённо на него уставился. ― А соседи не жалуются?

– Не жалуются, ― процедил Кристиан. ― Вы закончили?

– Да… ― уныло сказал парень и протянул Лесли исписанную бумажку. ― Что ж, спасибо за гостеприимство. И хорошего вам вечера.

Кристиан закрыл за посетителем дверь. Обернувшись, он увидел, как коллега ищет что-то, способное приколоть записку к пробковой доске.

– Можно было вести себя чуть повежливее, ― заметил Лесли, когда, наконец, пришпилил бумажку поверх остальных объявлений.

– Зачем? Это же, скорее всего, один из тех чудиков с демками. После выхода первого альбома Джона нам такие часто досаждали.

– Однако никаких демок он с собой не принёс.

– Тогда даже не вижу смысла его обсуждать. Ну что, идём?

Лесли вышел из-за стойки и полез в шкаф за курткой. Застегнув молнию, он бросил последний взгляд на записку и перечитал её: «Карл, северный округ, звонить с девяти до семи».

4. Эдди и Стюарт

Пол вошёл в студию с пакетом еды и плакатом, свёрнутом в тонкую переливающуюся трубку. Развернув его, он продемонстрировал Гарри промо-материал к новому туру Джона Ли.

– Роскошно! ― прошептал Гарри, наблюдая, как Пол крепит плакат к дверце гардероба.

– Ну ещё бы не роскошно, ― усмехнулся Пол. ― Мы столько раз его переделывали… Джон очень внимательно относится к таким вещам, ты же знаешь.

– Знаю. И вижу, что все мучения того стоили.

Они ещё немного полюбовались плакатом, на котором Джон, одетый в серебристый костюм, выступает из испещрённой бликами черноты. Выглядело действительно впечатляюще ― особенно с учётом того, что сверкающий кусок бумаги был самым новым предметом в коридоре.

– Гарри, ― сказал Пол, возвращаясь к пакетам. ― Я хочу пригласить тебя на свидание.

– Лучше бы ты Дарси Миллер пригласил, ― фыркнул Гарри.

– Давай вот без этого, хорошо?

– Почему ты просто ей не позвонишь?

– А где эта парочка? ― элегантно сменил тему Пол. Прислушавшись, он кивнул: ― Где-то здесь, как я понимаю. Их мы тоже с собой возьмём.

– Мне кажется, ты как-то неправильно понимаешь слово «свидание».

– Это свидание потому, что я вас приглашаю в клуб, где мы будем гулять за мой счёт. А вообще я хотел поговорить о нашем проекте, ― Пол, наконец, закончил выставлять коробки с едой на стойку. ― Это прекрасно, что мы нашли Лесли, но с тех пор дело не продвинулось ни на дюйм.

– Разве не на дюйм? ― Гарри постучал ручкой по стойке. ― А как же ребята, которых Лесли с Кристианом привели? Или тот шикарный басист из League?

– Ребят мы обсуждали, Гарри, и я продолжу настаивать на том, что они не подходят. А шикарный басист уже пашет у Майлза.

– Да ладно? Вот козлина! ― воскликнул Гарри, непонятно, кого ругая ― басиста или самого Майлза.

Пол смял пакет, бросил его в урну и отправился в комнату звукоинженера. Там он нашёл Лесли и Кристиана ― они слушали какую-то демозапись и делали пометки на куске ватмана, расстеленном на полу.

– Простите, что отвлекаю, ― сказал Пол, приглаживая волосы. ― Но я принёс обед, и горячий он как правило вкуснее.

– О, спасибо, ― Лесли поднялся на ноги и расправил серую рубашку.

– А ещё сегодня вечером я приглашаю вас в клуб, ― Пол придержал дверь, чтобы она не стукнула коллег по лбу. ― Теперь, когда работа над альбомом Джона закончилась, можно спокойно собраться и обсудить будущий проект.

– Куда пойдём? ― спросил Кристиан.

– Секрет, ― загадочно улыбнулся Пол. Хотя весь секрет состоял в том, что он сам смутно представлял, куда они идут.

Лесли подвёл глаза, надел переливающуюся куртку и футболку с каким-то лысым музыкантом ― позже они признали в нём Хала Холо, одного из представителей андеграундной сцены. Внешний вид коллеги иногда шокировал Пола, и он с грустью осознавал, что не такая большая разница в возрасте уже кажется ему непреодолимой.

– И всё-таки, ― спросил Лесли, когда они вышли из метро. ― Куда мы идём?

– В клуб, который открыл наш с Гарри одноклассник, ― ответил Пол. ― Он давно приглашал в гости, и я решил совместить приятное с полезным.

– Ты про Hawaii, что ли? ― проворчал Гарри. ― Ну тогда здесь не будет ни приятного, ни полезного.

– Ты недооцениваешь менеджерские способности Энди.

– Нет, это ты их явно переоцениваешь!

Пол с Гарри принялись спорить, и Лесли замедлил шаг, чтобы идти рядом с Кристианом. Оба чувствовали себя неуютно: их угнетали одинаковые дома, заполнявшие всё пространство, которое только могли охватить глаза. В этом районе не было ни деревца, ни другого цветного пятна, способного разбавить серость ― только бетонные стены и бетонное небо.

– Я начинаю понимать Иэна Кёртиса¹¹, ― сказал Лесли, поёжившись.

– Да, ― согласился Кристиан. ― Жуткое место.

Спустившись в клуб, они едва сдержали вздох облегчения. Здесь было невозможно ярко и невыносимо пёстро ― но после однотонной улицы эта мешанина действовала как таблетка успокоительного. Пол и Гарри пошли поздороваться с одноклассником, а Лесли и Кристиан, наугад заказав напитки, заняли столик поближе к сцене.

– Крис, ― Лесли помешал лёд соломинкой. ― А ты не хочешь стать частью проекта?

– Нет, ― ответил Кристиан, настороженно разглядывая свой ярко-синий напиток. Визуально он больше напоминал жидкость для прочистки труб, чем коктейль. ― Ты забываешь, что я был фронтменом Station. И тогда я понял, что не хочу быть кем-то большим, чем именем на обложке альбома.

– То есть ты хочешь успеха, но без популярности?

– Именно, ― Кристиан всё-таки рискнул, отпил из своего бокала и хмыкнул, мол, ничего особенного. ― Впрочем, если не быть фронтменом, то…

– А нам чего-нибудь заказали? ― спросил Гарри, плюхаясь на стул рядом с Лесли.

– Да, ― Кристиан кивнул на ещё два бокала. ― И на вид, и на вкус как бытовая химия.

– Что ж, менеджерские способности Энди не перестают меня впечатлять…

– Тише! ― шикнули на них посетители. ― Музыканты выходят!

Сегодня на разогреве выступали две группы ― и первая играла какой-то паршивенький ска, неумело подражая The Specials¹². Сначала Пол ими заинтересовался ― а потом понял, что синтезатор они используют не из любви к электронике, а просто потому, что его удобно таскать по клубам. Но, несмотря на скептицизм сотрудников Unsound Records, публике происходящее нравилось: она громко подпевала и оглушительно хлопала после каждого номера.

– Энди, конечно, умеет выбрать коллективчик… ― снова завёлся Гарри.

– Перестань, хорошо? ― попросил Пол, хотя в глубине души он был в чём-то с ним согласен.

Недо-спешалз отыграли своё и, к облегчению Пола и Гарри, исчезли за кулисами. Вышла следующая группа ― и друзья заинтересованно придвинули стулья поближе. Лесли и Кристиан, уже давно о чём-то шептавшиеся, услышали звуки синтезаторов и тоже подняли головы.

Второй коллектив был на шестьдесят процентов электронным ― на сцене стояли два клавишника и катушечный магнитофон, исполнявший роль ударника. Ещё два участника весьма посредственно ― зато очень вдохновлённо, ― играли на гитарах. Но внимание Пола привлёк не только состав группы: его удивила песня. Явно авторская композиция, где ведущая роль была именно у синтезатора, несколько простоватая, но с элегантными заимствованиями и интересными находками. Пели её два клавишника ― высокий блондин и невысокий брюнет.

– Они поют от лица камикадзе? ― услышал Пол вопрос Лесли.

– Да, ― ответил Кристиан, не отводя глаз от сцены.

Пол посмотрел на Гарри, и тот энергично закивал. Они только что нашли ещё один элемент своего паззла ― искренность, граничащую с наивностью.

Пол и Гарри вскочили, едва группа отыграла последний номер, и направились к сцене. Возле гримёрки их остановил охранник ― и пока Гарри объяснял, что они друзья владельца клуба, Пол прошмыгнул за кулисы.

Там он сразу же наткнулся на высокого клавишника. Музыкант инстинктивно шагнул назад и в ужасе уставился на Пола.

– Вы же… ― у него был резкий голос ― словно он не говорил, а отрывал от газеты полоски со словами. ― Вы из Station? Я видел вас в клипе.

– Всё так. Пол Мэллиндер, Unsound Records, ― он протянул клавишнику руку, и тот с готовностью её пожал.

– Ничего себе, ― выдохнул парень. ― А мы только что играли вещи с вашего альбома…

– И весьма недурно, ― заверил Пол. ― Но я хотел спросить о первой песне ― той, что о японском лётчике. Кто её написал?

На лице клавишника появились пятна.

– Стюарт и я, ― сказал он торопливо. ― Но мы даже предположить не могли, что вы сюда придёте. И тем более не собирались выпускать её как сингл!

– Что?.. ― удивлённо спросил Пол.

Клавишник беспомощно обернулся ― и к ним подошёл второй, что пониже. Такой приметной внешности Пол не встречал давно: смоляные кудри и настолько яркие зелёные глаза, что их цвет хорошо различался в полумраке гримёрки. Оба носили очки, но у высокого они были прямоугольные ― и подчеркивали остроту скул, углы плеч и другие ломаные линии. Невысокий предпочитал круглую оправу, которая в точности повторяла очертания локонов и узоров на его свитере.

– Это же…

– Пол Мэллиндер из Unsound Records, ― закончил за него высокий товарищ. ― И он пришёл по поводу песни.

– Да он там даже не нужен, мистер Мэллиндер, ― сказал невысокий клавишник. ― Мы готовы убрать его прямо сейчас.

– Господи!.. ― простонал Пол. ― Что вы готовы убрать? Причём тут сингл? Я ничего не…

– Что ты кричишь на детей? ― проворчал подошедший к ним Гарри и мягко улыбнулся клавишникам: ― Не пугайтесь, ребята, Пол у нас ― отличный парень. Просто немного замотался…

– Он злится, и вполне справедливо, ― сказал кудрявый музыкант. ― Мы же взяли фрагмент из первого альбома Джона Ли для нашей песни. Мистер Мэллиндер, мы правда не собирались на этом зарабатывать! Просто он звучал… Ну, уместно.

Пол хлопнул себя ладонью по лбу, а Гарри ― расхохотался так, что в гримёрку сунулся недовольный охранник и попросил их быть потише.

– Святый боже, Пол… ― пробормотал Гарри, не в силах нормально вздохнуть. ― Они думают, что мы пришли по поводу авторских прав…

– А вы нет? ― воодушевились клавишники.

– Нет, ― ответил Гарри. ― Нам действительно понравилась ваша песня.

Высокий с облегчением выдохнул ― видимо, идея взять фрагмент принадлежала ему. А вот второй, старательно отбивавший друга, наоборот, напрягся и нервно посмотрел на часы.

– В чём дело? ― спросил Пол. ― Вы куда-то торопитесь?

– Ну да… ― застенчивый клавишник дёрнул плечом, из-за чего его кудри подпрыгнули. ― Нам завтра на работу, и мы боимся опоздать на поезд.

– Тогда не смею задерживать, ― Пол сунул руку в карман пиджака, пытаясь найти там визитку. ― И предлагаю поговорить в более комфортной обстановке. Скажем, в субботу, в двенадцать часов на нашей территории, ― он, наконец, вынул бумажный прямоугольник и протянул его высокому музыканту. ― Удобно?

– Конечно! ― закивал клавишник.

– По субботам банки не работают, ― согласился с ним его невысокий товарищ.

– Тогда милости просим, ― улыбнулся Пол. И добавил, понизив голос: ― Приходите вдвоём.

5. Стюарт и Эдди

Высокого клавишника звали Эдди. Он был худощавым, немного неловким, говорил отрывисто ― и всех сверлил взглядом стальных глаз. Невысокий представлялся как «Стюарт» и торопливо добавлял «Можно просто Стю». Он двигался плавно, говорил тихо и умирал от смущения каждый раз, когда к нему кто-то обращался.

Лесли с интересом наблюдал за ними из кресла. Впечатления были странными: с одной стороны, Эдди и Стюарт казались ему немного провинциальными и чертовски неуверенными в себе. Однако он слышал их песню― бесхитростную, но талантливую. И потому не сомневался: если эти двое уволятся из банка и посвятят всё своё время музыке, то Unsound Records получит весьма способных композиторов.

Все шестеро сидели в гостиной, где обсуждалось возможное сотрудничество. Пол озвучил очередное условие, и Лесли увидел, как один клавишник изумлённо посмотрел на второго, словно друг был его тест-системой реальности.

Ты слышишь то же, что и я? Ты понимаешь это так же, как и я?

«Любопытная парочка, ― подумал Лесли. ― Их отношения похожи не на дружбу, как у Пола с Гарри, а уже на какой-то симбиоз».

– Мистер Мэллиндер, – сказал Эдди, потирая джинсовые колени. – В тот вечер мы чуть не умерли от счастья, но… Мы же не можем вот так взять и разрушить группу? Гарет и Люк играют с нами уже несколько лет…

– Да, я понимаю, ― кивнул Пол. ― Дружба ― это важно…

– Только ваши гитаристы ― это балласт, ― безжалостно сказал Кристиан. ― Не поют, не пишут песен и играют из рук вон плохо.

Лесли ценил в Кристиане прямоту, но для юных клавишников она оказалась слишком суровым испытанием. Стюарт понуро опустил голову, и тяжёлые кудри закрыли его лицо. Эдди, наоборот, в ужасе уставился на инженера ― а на его лице тем временем зарозовели неровные пятна.

– У вас два варианта, ― продолжил Кристиан. ― Вы можете сохранить свой драгоценный коллектив и дальше мотаться по клубам в надежде, что вас кто-то заметит. Или можете выйти из одной группы и перейти в другую, потому что под опекой Unsound Records действительно можно добиться чего-то стоящего. Мы небольшой независимый лейбл ― а это значит, что мы даём возможность самовыражаться и отвечаем за качество пластинок, которые упаковывают в конверты с нашим названием.

Кристиан поднялся и принялся ощупывать джинсовую куртку в поисках не то сигарет, не то зажигалки.

– Часа вам должно хватить, ― произнёс он ледяным тоном и, вынув смятую пачку, спросил Лесли: ― Покурим?

Вместе с продюсерами они вышли из гостиной, оставив Стюарта и Эдди наедине. Лесли прикрыл дверь, а Пол сказал каким-то придушенным голосом:

– Это было…

– Потрясно! ― воскликнул Гарри, и Пол удивлённо на него посмотрел.

– Нет, не потрясно, ― он с силой замотал головой, взлохматив с таким трудом причёсанные волосы. ― Это было жестоко. Зачем ты так с ними, Крис? Они же совсем дети.

– Но ты же меня не остановил, ― ответил Кристиан, отдирая остатки целлофана от пачки. ― Значит, ты был со мной согласен, но твоя мягкость ― или слабость? ― помешала сказать им то же самое.

Лесли едва не выронил сигарету, которую только что вставил в рот. Он посмотрел на Гарри и по широко раскрытым глазам понял: такая прямота была нетипичной даже для Кристиана. Но Пол оскорблённым не выглядел ― скорее раздосадованным.

– Как покуришь ― зайди ко мне, ― сказал он. ― Обсудим границы твоих полномочий и культуру нашего лейбла.

Кристиан кивнул и зашагал к выходу. Лесли двинулся за ним и боковым зрением увидел, что Пол берёт со стойки телефон. В гостиную, откуда доносились приглушённыеголоса, он решил не возвращаться. И, как показалось Лесли, это косвенно подтверждало то, что со своим звукоинженером он всё-таки в чём-то был согласен.

Кристиан пожаловался, что опять потерял зажигалку, и Лесли смиренно протянул ему свою. Они поплотнее закутались в куртки и закурили, периодически дыша на озябшие пальцы. В столице все двенадцать месяцев были невыносимыми, но октябрь с его сырым туманом мог заткнуть за пояс любой из них.

– И всё-таки это действительно было жестоко, ― сказал Лесли, бросив на Кристиана укоризненный взгляд.

– Музыкальная индустрия ― в принципе сфера жестокая, поэтому пусть привыкают, ― Кристиан выпустил дым через нос и добавил: ― Им вообще повезло, что они связываются с Полом и Гарри, а не с каким-нибудь мейджор-лейблом¹³.

– Безусловно, но… – Лесли выбросил сигарету и скрестил руки на груди, изо всех сил пытаясь согреться. ― Но они же твои возможные коллеги? Так почему бы сразу не выстроить комфортные рабочие отношения?

– Лесли, старина, ― усмехнулся Кристиан. ― Ты ещё наивнее, чем те двое в нашей гостиной. У отношений с коллегами должен стоять знак «минус» ― иначе как ты будешь решать принципиальные вопросы и отстаивать свою точку зрения?

– Но Гарри с Полом же как-то дружат, ― возразил Лесли. ― И мы с тобой.

– И именно из любви к тебе я первый скажу, что ты творишь какую-то чертовщину, ― пообещал Кристиан. ― А Гарри с Полом ― исключение, лишь подтверждающее правило. Я работал с разными коллективами, и могу сказать точно: многие из них распадаются из-за того, что участники стали слишком близки друг с другом.

Кристиан вздрогнул от холода и принялся тушить сигарету о металлическую стену урны.

– Пошли обратно?

– С радостью, ― ответил Лесли, и они быстро, временами переходя на бег, зашагали в сторону дома.

Их куртки обросли ледяным бисером ― сезонным украшением октября. Лесли принялся искать вешалки или стулья, на которых одежда могла бы висеть и оттаивать. Кристиан и Пол уединились в комнате последнего, и по офису Unsound Records расстелилась странная тишина: Гарри с Лесли молчали, но при этом в двух комнатах не умолкал шипящий шёпот, обволакивающий их, как тонкое шерстяное одеяло.

Лесли, наконец, развесил куртки и посмотрел на Гарри, разбирающего хлам на стойке:

– Они так и не выходили?

– Нет, ― ответил он, хмуро разглядывая какую-то коробку. ― Я уже хотел было сам заглянуть, но дверь-то скрипит.

Лесли сел в кресло и скрестил ноги. Гарри всё-таки определился со своим отношением к найденной коробке ― и отправил её в мусорное ведро.

– Как ты думаешь, Крис был прав? ― спросил Лесли. ― Тогда, в гостиной?

Гарри смёл со стойки целую батарею картонных стаканчиков и удовлетворённо кивнул. Потом он переключился на пробковую доску, с которой принялся снимать многочисленные чеки и записки. Лесли почему-то было приятно смотреть, как Гарри наводит порядок ― и он не мог понять, какое ему дело до этой стойки.

– Знаешь, Лесли, ― наконец сказал Гарри. ― Чтобы понять, кто из них прав, нужно выбрать точку отсчёта. Чего мы хотим от этих ребят? Послушания и трудолюбия? Ну, тогда Крис задал верный тон. А если мы хотим, чтобы они стали независимыми творческими единицами…

Гарри снял какую-то записку и непонимающе на неё уставился.

– Чей это почерк?.. ― спросил он словно у самого себя, а потом ― обратился к Лесли: ― Не знаешь, что это? И кто такой Карл?

И тут он вспомнил.

Лесли сам стоял за этой стойкой и боялся лишний раз к ней прикоснуться, потому что не выносил грязных поверхностей. А ему приходилось искать ручку и бумагу, периодически задевая рукой то шершавые кольца от кофейных стаканчиков, то глянцевитые пятна, оставшиеся от какой-то еды.

– Господи… ― охнул Лесли. ― Я совсем об этом забыл.

– Забыл о чём?

– К Полу приходил какой-то парень, ― ответил он. ― Я предложил оставить ему номер телефона, и… Боже, как стыдно, – у Лесли жутковато дёрнулось левое веко. ― Он же, наверное, до сих пор ждёт звонка.

Гарри поскрёб щёку, вероятно, вспоминая, не знают ли они какого-нибудь Карла.

– Он не приносил демок?

– Нет. Эта бумажка ― собственно, всё…

Лесли услышал скрип двери и замолчал. В образовавшейся щели что-то сверкнуло, и наружу высунулся взлохмаченный Эдди. Бледно-розовые пятна на скулах стали ярко-красными – видимо, у них со Стюартом состоялся непростой разговор.

– Мистер Мэллиндер… ― начал он.

– Они тут где-то с Крисом болтают, ― Гарри вышел из-за стойки, не выпуская из рук странную записку, и крикнул: ― Пол, Кристиан! Подойдите-ка.

Лесли ободряюще улыбнулся Эдди. Он искренне ему сочувствовал: Unsound Records поставил музыкантов перед непростым выбором ― и в душе Лесли радовался, что ему подобных решений принимать не приходилось. Эдди, столкнувшись с Лесли взглядом, практически сразу отвернулся, как будто перед ним никто и не сидел ― и глаза зацепились лишь за царапины на старом кожаном кресле.

– Поговорили? ― спросил Пол, выходя из комнаты. Следом вышел Кристиан, и уж по его виду точно нельзя было сказать, что их разговор оказался ничуть не проще, чем у юных клавишников.

Эдди распахнул дверь, и на пороге появился Стюарт.

– Да, мы обдумали ваше предложение, мистер Мэллиндер, ―– сказал Стю. Опустив раскрасневшееся лицо, он едва слышно добавил: ― И мы готовы его принять.

― Опаздываешь, ― пробормотал Гарри, не отрываясь от документов. ― Твои коллеги уже давно что-то там сочиняют.

– Прошу прощения, ― Лесли набросил плащ на «плечики» и повесил его в шкаф. ― Я опоздал на поезд.

– Да?.. ― Гарри сделал какую-то пометку красным карандашом и переложил бумаги в другую стопку. ― А я думал, ты местный…

– Я ночевал не у себя дома.

– Понимаю, ― усмехнулся он, берясь за следующую пачку. ― Подружки, все дела…

Лесли не стал объяснять, что провёл ночь в родительском доме. Вместо этого он разгладил ладонями защитного цвета рубашку и направился в гостиную, откуда доносились чарующие звуки аналогового синтезатора.

Стюарт что-то напевал, а Эдди ― пытался подобрать к этому мелодию, но оба замолчали, едва Лесли вошёл в комнату. Стю осёкся, а Эдди посмотрел на него всё тем же не очень приятным взглядом ― словно Лесли был полупрозрачным, и он пытался увидеть стену, искажённую его силуэтом.

– Доброе утро, ― Лесли сел в кресло и наслаждением вытянул гудящие от бега ноги. – Простите, что помешал.

– Всё нормально, ― равнодушно ответил Стюарт, поигрывая кисточками от покрывала.

– Чем занимаетесь?

– Пытаемся придумать сингл.

– О, классно, ― от любопытства Лесли даже сел прямо. ― Уже есть что показать? Гарри сказал, вы давно сидите.

– Да так… ― Эдди быстрым движением поправил очки. ― Пока ничего особенного.

И ― тишина.

Стюарт продолжал подбрасывать кисточки, а Эдди ― так внимательно разглядывать клавиши, как будто видел синтезатор в первый раз. Никто из них не поднимал глаз, не пытался заговорить ― и Лесли явственно чувствовал, как они хотят, чтобы он ушёл. В груди стали лопаться странные чувства ― как лопаются пузыри на поверхности закипающей воды. Было не очень приятно. И непонятно.

– Что ж, ― он поднялся на ноги и одёрнул рубашку. ― Не буду отвлекать. Но с радостью послушаю, когда вы что-то напишете.

– Ладно, ― без энтузиазма отозвался Эдди.

Лесли кивнул им на прощание и отправился на полузаброшенную кухню. Там он включил старый кофейник, нашёл пачку кофе из супермаркета по соседству – и, не скупясь, насыпал горькой пыли в фильтр. Кофейник забулькал, распространяя по помещению аромат сожжённых зёрен, и Лесли стал искать себе чашку.

За этим занятием его и застал звукоинженер. Лесли обернулся, ожидая увидеть насмешливый взгляд ― но Кристиан смотрел обеспокоенно.

– Ты расстроен? ― спросил он, прислонившись к дверному косяку.

– Нет, ― Лесли удивлённо взглянул на Кристиана и сунул запылившуюся чашку под струю воды. ― Конечно, это не самый мой удачный опыт общения с коллегами, но плакать в подушку я из-за этого не буду.

Он стряхнул остатки воды с кружки и налил себе кофе. Пережаренный, но при этом некрепкий – нужно постараться, чтобы найти напиток ещё хуже. Кристиан, внимательно за ним наблюдавший, негромко сказал:

– Я думаю, они тебя побаиваются.

– Меня?! ― Лесли вскинул левую бровь. ― Крис, а мне кажется, что побаиваются они тебя. Особенно после твоей проникновенной речи.

– Не в этом смысле, ― покачал головой Кристиан. ― Вы слишком разные. Они ― талантливые провинциалы, а ты ― свой в нашей тусовке. И им явно нужно время, чтобы привыкнуть к ситуации и к тебе в том числе. Поэтому… Просто дай им это время.

– Ты меня удивляешь. Это на тебя так влияют разговоры о культуре лейбла?

– На меня влияет то, что мы не закончили сингл, ― холодно ответил Кристиан. ― А ты вместо того, чтобы работать, припёрся сюда пить эту гадость.

– Прояви сочувствие, Крис, ― Лесли укоризненно покачал головой. ― Я не спал почти всю ночь.

Через десять минут после этого разговора они уже сидели в комнате Кристиана и снова слушали демозапись. Лесли словно выпил не чашку, а минимум целый кофейник ― у него появились сотни идей по поводу того, каким должен быть сингл, и он взялся за воплощение каждой из них.

Эдди и Стюарт смотрели уже не настороженно, а с любопытством, потому что Лесли постоянно мелькал у них перед глазами: он то приносил инструменты из комнаты Гарри, то пускал отдельные фрагменты записи задом наперёд и что-то рассказывал про сонорную гармонию¹⁴… Но мысли Кристиана, сделав оборот вокруг домашней студии, упорно возвращались на кухню, где он не так давно наблюдал за методичным завариванием кофе.

Он думал: а если вся эта одержимость, помноженная на перфекционизм – следствие не только любви к музыке? Нет ли у этих черт характера, которыми они с Полом и Гарри так восхищались, какого-нибудь второго дна?

Лесли попросил поставить демо ещё раз, и Кристиан, наконец, повернулся к пульту. Быть собой, подумал он, всё-таки одно удовольствие ― особенно когда твои мысли и чувства просты и прозрачны, как лёд на склонах Караванке¹⁵.

6. Эдди, Стюарт, Лесли

Пол рухнул в кресло и, поджав ноги, с наслаждением прикрыл глаза. Сквозь сон он услышал, как его опоясывают шаги Гарри: тот что-то убрал со столика, потом ушёл в гостиную, вернулся – и, наконец, осторожно коснулся плеча Пола.

– Эй, дружище, – прошептал он. – Сходи и поспи нормально.

– Да, конечно, – ответил Пол, не открывая глаз. – Только дождусь звонка от Джона. Какой-то проклятый тур…

– Но ты же всё уладил?

– Да. Знал бы ты, какая там была ерунда… И сколько из-за неё проблем.

Из гостиной донеслось нестройное пение, и Пол нехотя открыл глаза. Гарри кивнул в ответ на его немой вопрос: мол, да, это то, о чём ты думаешь – наша группа пытается придумать первый сингл.

– Как у них дела?

– Плохо, – ответил Гарри. – Стюарт и Эдди работают вдвоём, а Лесли торчит у Криса. Мы даже подумывали запереть их в гостиной… Пол, дружище, да я же шучу! На самом деле мы с Крисом решили пока не давить на парней – но мне очень не нравится то, что они работают не вместе. Тогда какой смысл?

– Это верно, – согласился Пол. – И ожидаемо, с другой стороны. Они слишком разные, а Эдди со Стюартом – ещё и друзья-соавторы… В общем, пора использовать старые-добрые технологии сплочения коллектива.

– Попойка? – с надеждой спросил Гарри.

– Ну почему сразу попойка, – улыбнулся Пол. – Интеллигентно где-нибудь посидим… Но с тобой я бы встретился раньше, потому что мы так и не поставили точку в вопросе с фронтменом.

Зазвонил телефон, и Гарри в два шага оказался у стойки. Послушав говорящего, он покачал головой, и Пол снова развалился в кресле. Нестройное пение прервал звонкий смех, которому вторил отрывистый хохот. Затем пение началось снова – и Пол понял, что не узнает эту вещь. Возможно, он слышит будущий сингл прямо сейчас.

Гарри повесил трубку и, опершись локтями на стойку, сказал:

– На самом деле я не думаю, что нам нужно искать фронтмена.

– Шутишь? – удивился Пол. – Но ведь ты сам убеждал меня…

– Фронтмен уже есть, – ответил Гарри. – Сидит сейчас в гостиной.

Пол поднялся на ноги и подошёл к полуприкрытой двери. Недоверчиво посмотрев на Гарри, он повернулся лицом к щели и увидел Стюарта и Эдди, сидевших на диване перед синтезатором. И больше в комнате никого не было.

– Гарри, чёрт побери…

– Стюарт будет фронтменом.

– Да ты свихнулся? – Пол изумлённо на него уставился. – То есть, когда я предложил на роль фронтмена Лесли – вы мою идею забраковали. Но сейчас ты хочешь, чтобы эту роль играл человек, краснеющий каждый раз, когда к нему кто-то обращается?

– Именно, – кивнул Гарри, мужественно сохраняя спокойствие. – У него запоминающаяся внешность – это раз. И голос – это два. Да ты подойди, послушай внимательно.

Пол наклонился к двери. Через какое-то время его внутренний микшер снизил громкость голоса Эдди, и в голове зазвучал только Стюарт. У клавишника был красивый тенор – но Пол понял, что зацепил Гарри не только тембр, но и невероятная, даже приторная нежность. Они не знали, откуда у него это качество: или голос от природы был таким мягким, или дело в искренности, с которой Стю пел всё – от считалочек до песен Station.

– Если честно, – Пол отошёл от двери. – Я сбился на пяти. Он столько раз сфальшивил…

– Дружище, будь снисходительнее – он же клерк, а не оперный певец, – Гарри записал что-то на стикере и приклеил его к пробковой доске. – Но я уверен, что в стоимость проекта нужно заложить расходы на репетитора по вокалу. Сейчас вокруг – сплошные баритоны и вокодеры, а с таким солистом у нас нет шанса не выделиться.

– Солист и фронтмен – не одно и то же, – Пол снова сел в кресло. – Да и вспомни, что ты рассказывал мне о крафтверковском унынии: Стюарт же будет прикован к своему синтезатору.

– С тобой трудно не согласиться, дружище, – кивнул Гарри. – Но дело не в том, что наша группа играет исключительно на синтезаторах. А в том, что не хватает какого-то четвёртого элемента… Какого-нибудь… Такого…

Гарри принялся отчаянно скрести щёку, и Пол пришёл ему на помощь:

– Не хватает какого-то беспорядка?

– Да! – энергично закивал Гарри. – Даже если Лесли нанесёт по тонне туши на каждую ресницу, а Эдди со Стюартом навесят на свои брови по гирлянде колец – это не добавит драйва группе, потому что у них всех совершенно другой темперамент. Поэтому нам нужно искать ещё одну деталь – и, ты прав, это деталь хаоса.

– Но ты думаешь, что фронтмен нам всё-таки не нужен? – уточнил Пол.

– Нет, – покачал головой Гарри. – Дружище, поверь мне: эта ставка обязательно выиграет.

Он подумал немного – и всё-таки кивнул. Иногда чутьё подводило Гарри, но пока статистика говорила в его пользу, и Пол решил довериться. К тому же, ему самому начинала импонировать идея мечтательного фронтмена с высоким голосом – такое действительно встретишь нечасто.

Снова зазвонил телефон, и Гарри метнулся на другой конец стойки. Немного послушав, он протянул трубку Полу:

– Это Джон. И у него расстроенный голос.

– …И они соединили педали с драм-машиной, – Кристиан поковырялся вилкой в коробке и зацепил комок кисло-сладкой лапши. – Но всё ещё непонятно, какую функцию тогда выполняют палочки.

– Очевидно, что зрелищную, – ответил Лесли, жуя принесённый из дома бутерброд.

– Скорее всего так, ведь на самом деле… – Кристиан заглянул за спину Лесли и вопросительно вскинул почти белые брови. – Вы что-то хотели, молодой человек?

Лесли обернулся и увидел Эдди, стоявшего на пороге кухни. Почему-то ему вспомнился эпизод из детства – когда родители купили котёнка. Какое-то время кот боялся покидать пределы спальни, но однажды набрался смелости, вышел из комнаты – и тогда радости маленького Лесли не было предела.

Сейчас он испытывал что-то похожее – вернее, существенно поблекший вариант этих же чувств, потому что в пять лет храбрый котёнок вызывает больше эмоций, чем храбрый клавишник в двадцать один.

– Лесли, – негромко позвал Эдди. – Не мог бы ты подойти, пожалуйста?

Кристиан хмыкнул так громко, что у клавишника на щеках появились бледно-розовые точки. Лесли повернулся к инженеру, укоризненно на него посмотрел – и снова взглянул на Эдди:

– Дай мне минуту, ладно?

– Ла-адно, – протянул Эдди, забыв спрятать свой южный акцент. – Тебя подождать или?..

– Как хочешь, – равнодушно ответил Лесли.

Он отправил в рот остатки бутерброда, запил их чаем и принялся искать салфетки. Кристиан насмешливо наблюдал за его суетой, потому что знал: если бы не развитое чувство собственного достоинства – Лесли б давно умчался в гостиную, умирая от желания поработать с коллегами над звучанием их песен.

– Удачно вам потрудиться, – Кристиан отсалютовал им стаканчиком с кофе и усмехнулся, увидев удивлённые лица. Он и в самом деле не баловал их искренним изъявлением своих чувств – хорошего понемножку.

Возле дома образовалась «пробка», и в гостиной отчётливо ощущался запах сгоревшего бензина. Стюарт как раз пытался дотянуться до окна, когда в комнату вошли его коллеги.

Эдди переступил через лежащие на полу инструменты и закрыл окно – но это не помогло: комната пропиталась улицей, и теперь в ней пахло первым снегом, выхлопными газами и мокрым бетоном. Лесли вдохнул холодный воздух полной грудью и вопросительно посмотрел на коллег, мол, зачем звали?

Стюарт и Эдди переглянулись, словно спрашивая друг у друга, кто первым начнёт разговор. И почему-то решили, что это будет Стю.

– Понимаешь, у нас возникла сложность, – он убрал кудри со лба – таким же привычным и незаметным движением, каким Эдди поправлял очки. – И мы надеялись, что ты нам… Ну, поможешь.

– Буду рад, – вежливо ответил Лесли. – В чём проблема?

– Не можем подобрать мелодию, – сказал Эдди. – Она должна звучать так, – он принялся напевать, и Лесли с удивлением отметил, что, при всей резкости голоса, поёт Эдди в общем-то неплохо. – Но когда мы играем…

– Всё не то, – закончил за него Стюарт. – Как будто что-то упускаем.

Лесли сел за синтезатор, проверил настройки и принялся подбирать мелодию. Это было, в общем-то, несложно, коллеги и без него подобрали большую часть фрагмента – но оставался загадочный кусок, который упорно звучал не так, как того хотел Эдди.

– Втемяшился во что-то… – пробормотал Стюарт. – И сам не знает, во что именно.

– Как вы раньше справлялись с такими проблемами? – спросил Лесли.

– Да никак, – пожал плечами Эдди. – Не было таких проблем, потому что мы обычно подбираем мелодию… Ну, под слова. А сегодня на работе я начал напевать, и мне показалось, что из этого может получиться что-то интересное.

Лесли подпёр голову рукой и склонился над клавишами, словно те могли ему что-то подсказать – если очень долго на них смотреть.

– Напой ещё раз, – велел он. Эдди напел, особенно выделяя момент, с котором они никак не могли разобраться, и Лесли жестом его остановил. – Спасибо, достаточно. Сейчас я начну играть, а ты – говори, если поймёшь, что это оно.

Лесли снова стал подбирать мелодию. Эдди взял стул и сел напротив него, не сводя глаз с клавиатуры. Стюарт вытащил из-под подушки «Страх и трепет» и погрузился в чтение. Заскрипела дверь, словно кто-то заглянул в гостиную, но коллеги не стали отвлекаться: оба слышали, что, может, ещё пара вариантов – и они подберутся к мелодии в том виде, в каком Эдди её себе представлял.

– Вот! – воскликнул Эдди, и Лесли начал играть заново. – Да, это оно, точно!

Лесли предусмотрительно сел за современный синтезатор и включил запись. Он запустил последний фрагмент и не смог сдержать улыбку, увидев, как сияет Эдди. Стюарт отложил книгу и подошёл к ним послушать. По лицу Стю обычно нельзя было сказать, что он чувствует – но его двигательной активности Лесли мысленно поставил знак «плюс».

– Вот что значит образование, – сказал Эдди, наверное, уже в десятый раз переслушивая свою мелодию.

– Образование здесь ни при чём, – ответил Лесли, поднимаясь со стула. – Чтобы подобрать мелодию – достаточно хорошего слуха и терпения.

– С последним у него беда, – покачал головой Стюарт.

– Да и у тебя тоже, – беззлобно огрызнулся Эдди. – Ты ж первый сдался и предложил позвать на помощь!

– Потому что ты заколебал, – улыбнулся Стю. – Вбил себе в голову, что должно звучать так, а не иначе – а я страдай.

– Разве не в этом заключается… Лесли, подожди, – сказал Эдди, увидев, что коллега взялся за ручку двери. – Спасибо тебе… Ну, что помог. Иначе бы эта ерунда сутками крутилась у меня в голове.

– Пожалуйста, – ответил Лесли и, кивнув на прощание, вышел в коридор.

То, что коллеги обратились к нему за помощью, должно было его обрадовать – ведь у них как будто начали складываться нормальные рабочие отношения. Но радости Лесли не ощущал – только какую-то неприятную усталость.

И он даже знал, почему. И Эдди, и Стюарт по-прежнему смотрели куда-то сквозь него, словно яичного цвета штукатурка представляла для них больший интерес, чем возможный коллега и соавтор. И интуиция подсказывала Лесли, что они действительно так считают – и не смотрят в глаза потому, что не хотят его замечать.

7. Карл

Пол сжимал трубку с таким счастливым видом, что Гарри не удержался от вопроса:

– Ну не Дарси же Миллер ты только что звонил?

– Нет, – ответил Пол, блаженно улыбаясь. – Звонили мне, и не Дарси, а Джон. Всё идёт прекрасно, и я сегодня, наверно, на радостях напьюсь.

– Имеешь полное право, – усмехнулся Гарри, возвращаясь к договору с американскими дистрибьюторами.

Пол поднялся на ноги и хотел было вернуть телефон на стойку – но что-то его остановило. Он нахмурился, вспоминая, и оглядел коридор, надеясь найти подсказку.

– Гарри, а где номер того парня?

– Карла? – Гарри отцепил бумажку от доски и протянул Полу. – Ты всё-таки решил ему перезвонить?

– Даже не знаю, – Пол повертел записку в руках. – По мнению Кристиана, это какой-то сумасшедший фанат… Ладно, – Пол всё-таки сел в кресло и поставил телефон на колени. – Попробую. Иначе всё, что я рассказывал о культуре лейбла, окажется просто словами.

Он набрал номер и даже не успел устроиться поудобнее – трубку сняли практически сразу:

– Супермаркет «Оберкорн»[1], – раздался ворчливый голос.

– Э… Добрый день, – дружелюбно сказал Пол. – Могу я услышать Карла?

– Сейчас, – трубку, очевидно, накрыли рукой, но оглушительный рёв всё равно было отлично слышно: – Ка-а-а-рл! Я тебе не секретарь! Прекращай оставлять рабочий номер…

– Алло, – рёв резко сменился баритоном. При звуках этого голоса Пол представил себе взрослого темнокожего мужчину – но уж никак не белого тщедушного парня, о котором рассказывали Лесли и Кристиан. – Это Карл.

– Здравствуйте, Карл. Я Пол Мэллиндер из Unsound Record.

– Господи! – воскликнули на том конце провода. – Я даже не думал, что вы на самом деле позвоните!

– Извините, что не сделал это сразу…

– Понимаю, – отозвался Карл. – Вы же выпускали второй альбом Джона Ли. Дел, должно быть, по самые гланды.

Пол почувствовал лёгкое раздражение. Если б ему нужна была праздная беседа о делах лейбла – он бы поболтал с Гарри. Поэтому Пол прочистил горло и сказал совсем другим тоном:

– Коллеги говорят, что вы искали меня по личному вопросу.

– Да я это ляпнул просто так… – смущённо пробормотал Карл, а потом – продолжил серьёзным голосом: – Просто однажды я ехал с вами в одном автобусе. Вы говорили, что ищете людей, искренне увлечённых музыкой, но необязательно профессионалов… И я подумал, что, может быть, могу вам пригодиться… Господи, – Карл тихо рассмеялся. – Вы, наверное, думаете, что я какой-то сумасшедший фанат.

– Вовсе нет, – соврал Пол. – А вы играете, поёте или, может, пишете песни?

– Я был ударником в рок-группе, – ответил Карл. – Ещё играю на гитаре, но за ударные мне не так стыдно.

Пол непонимающе посмотрел на Гарри. Тот ответил вопросительным взглядом – он давно наблюдал за всей гаммой его эмоций и сейчас умирал от любопытства.

– Карл, – сказал Пол, подбирая ноги. – Вы же знаете, что мы занимаемся преимущественно электронной музыкой?

– Конечно. Я внимательно слежу за вашим лейблом.

Раздражение сменилось интересом. Пол дёрнул провод, чтобы тот позволил ему откинуться на спинку кресла с трубкой в руке.

– Признаюсь, вы меня удивили. Обычно ваши коллеги по цеху – да и многие журналисты, – относятся к электронной музыке как к какому-то суррогату. Или говорят, что за нас всё делают машины, а, значит, такую музыку может писать каждый.

– Думаю, если бы у вас была кнопка, выпускающая хит за хитом, то вы бы жали на неё постоянно[2], – засмеялся Карл. – Электроника – такой же инструмент, как и гитары с барабанами. Без человека все они не звучат.

– Ну что там? – простонал Гарри. – Я же работать не могу…

Пол приложил палец к губам, а сам принялся лихорадочно соображать. С одной стороны – да, этот парень ему скорее симпатичен, чем нет. Но с другой – стоит ли тратить время на человека только потому, что он тоже фанат электронной музыки? И самое главное: зачем ему ударник, когда есть драм-машины?

«А это мысль, – вдруг подумал Пол. – А ведь это действительно неплохая мысль…».

– Карл, – сказал он, слепо шаря по тумбочке в поисках ежедневника. – Вы свободны, скажем… Скажем… Сегодня в десять?

– А что, вы приглашаете меня на прослушивание? – ахнул Карл.

– Да, – ответил Пол. – Но вы же понимаете, что это не гарантия трудоустройства?

– Конечно!

– Тогда записывайте адрес.

Пол повесил трубку, посмотрел на Гарри, но коллега передумал задавать вопросы. Вместо этого он демонстративно открыл папку с договором и, опершись на стойку локтями, снова погрузился в чтение.

– Приятель, – позвал Пол. – Ты свободен сегодня в десять?

– Ну вроде, – пробормотал Гарри, не отрываясь от документа.

– В таком случае будь готов, – Пол поднялся на ноги и поставил телефон на стойку. – Потому что мы идём к Луису на прослушивание.

Студия Салазара располагалась почти в самом центре столицы. Одна её сторона выходила на каменную набережную, а другая – смотрела на возвышавшуюся в тупике церковь. Луис любил повторять, что такое окружение способствует записи атмосферных альбомов. Пол, впервые увидевший студию в декорациях безлунной октябрьской ночи, был вынужден с коллегой согласиться.

– Исполнять мечты – это, конечно, хорошо, – сказал Гарри, когда они вышли из автобуса и направились к студии. – Но тебе не кажется, что сейчас у нас полно других дел? Ребята уже записали несколько демо, и надо приступать к пре-продакшену, искать площадки… Да у нашей группы даже названия нет.

Он говорил без какого-либо упрёка в голосе, но Пол мгновенно ощутил угрызения совести. Это была самая трудная часть его работы: до конца отстаивать идею, в которую веришь – потому что велико искушение сдаться сразу после того, как Гарри нахмурится и покачает головой.

– Дело не в исполнении мечты, – ответил он, поднимая воротник пальто. – А в том, что я, кажется, нашёл последний элемент нашего паззла.

– Хаос?

– Лучше, чем просто хаос. Я нашёл немного рок-н-ролла.

Гарри даже застыл от изумления, но Пол схватил его за рукав и потащил – как правило, октябрь жесток к медленным пешеходам.

В приёмной их ждал владелец студии. Луис отложил газету, оглядел продрогших друзей и попросил ассистента принести чего-нибудь горячего. А сам – повёл Пола и Гарри в свой кабинет.

– Луис, мы тебя не заслуживаем, – сказал Пол, снимая сверкающее подтаявшими снежинками пальто. – Спасибо, что так быстро всё решил.

– Пожалуйста, родной, – ответил Луис, садясь в кресло. – Но я напоминаю свою цену: вы обещали рассказать, в чём причина такой спешки.

– В том, что Пол ударился в какую-то эклектику, – пробормотал Гарри, придвигая кресло поближе к батарее. – Он хочет пригласить ударника в электронную группу.

– А почему нет? – пожал плечами Пол. – У нас три хороших парня, которые будут чинно стоять за синтезаторами. А ударник добавит динамики происходящему и, возможно, какой-то отвязности – как мы и хотели, помнишь?

Гарри сел в кресло и возвёл глаза к потолку. Пол был уверен: сейчас он представляет себе будущую группу и пытается понять, как роковые ударные будут сочетаться с холодным звучанием монофонических синтезаторов.

– Луис, вот что ты думаешь? – спросил Гарри, не отвлекаясь от созерцания потолка. – Стоящая ли это идея?

Луис тоже задумался. Пока он взвешивал все «за» и «против» – в кабинет вошёл ассистент и поставил на стол поднос с чаем. Салазар поблагодарил юношу и, когда тот вышел, поделился мнением:

– Думаю, что попробовать стоит. Блюсти жанровые рамки всегда скучно – и тебе ли, Гарри, это не знать? – подмигнул ему Луис. – Но я бы предложил вот что. Вам же не нужен второй Кит Мун[3] – поэтому я бы взял упрощённую установку. То есть три клавишника и ударник, который тоже проводит концерт на ногах.

– Как у Kraftwerk? – спросил Гарри.

– Можно и так сказать.

– Мистер Салазар, – в кабинет снова заглянул ассистент. – Пришёл посетитель, говорит, что ему назначено прослушивание.

– Проводи его в зелёную комнату, пожалуйста, – ответил Луис и хитро посмотрел на друзей. – Ну что, пойдёмте, глянем на вашего рок-н-рольщика.

Карл был коротко стриженным и подвижным парнем, одетым в джинсу от сих до сих. Но труднее всего было оторваться от его лица, потому что оно каждую секунду становилось другим: вот он с детским восторгом разглядывает студию, вот что-то задевает рукой и с ужасом подростка смотрит, не сломал ли чего… Вот Луис подзывает его – и Карл превращается во взрослого человека с сосредоточенным и немного усталым взглядом.

– Карл, – Пол сел за синтезатор и жестом указал ему на ударную установку. – Сейчас вас ждёт не столько и не только прослушивание, но и эксперимент. Как я и говорил, происходящее – не гарантия дальнейшего сотрудничества, но…

– Да, я всё понимаю, – кивнул парень, и металлическая серёжка сверкнула в жёлтом свете ламп. – Я в любом случае рад помочь, потому что… Электронная музыка – она как дом. Я балдел и от панка, и даже от Бадди Холли[4] – но только ваш лейбл даёт мне ощущение дома. И я рад хоть как-то во всём этом поучаствовать.

– Как трогательно, – шепнул Гарри Луису, но без своей обычной язвительности.

Эксперимент начался. Пол, Гарри и Карл пробовали разные сочетания, стили, жанры – пока, наконец, не поняли, что именно им нужно. Расстались они уже под утро, и Карл, ехавший в студию сотрудником супермаркета, домой возвращался ещё и ударником из безымянной электронной группы.

[1]Oberkorn (It's A Small Town) – би-сайд сингла The Meaning Of Love британской электронной группы Depeche Mode.

[2] Такой фразой на критику электронной музыки отвечал Энди Маккласки – один из лидеров синти-поп-группы Orchestral Manoeuvres in the Dark.

[3] Кит Мун (1946-1978) – ударник британской рок-группы The Who.

[4] Бадди Холли (1936-1959) – американский певец и гитарист, один из первых рок-музыкантов в истории.

8. Decline

На стене в гостиной появился кусок разноцветного ватмана, больше похожий на картину Кандинского, чем на план работы с группой – но, тем не менее, это был он.

В таблице значились: выпуск сингла, выступление в клубах и на разогреве у Eric’s – арт-роковой группы, не пользующейся бешеной популярностью среди слушателей, но обласканной музыкальной прессой.

В отдельной ячейке набрасывались варианты названий. Однажды Гарри вошёл в гостиную и увидел, что все его идеи перечёркнуты, а под ними появилось язвительное замечание: «Ну, может, сразу The Crickets назовёмся?!». Гарри схватил ручку и написал: «Если ты такой умный – предложи что-нибудь стоящее!». Так пространство идей превратилось в пространство перепалок – и оставалось таким, пока чья-то рука не вывела аккуратными круглыми буквами: «Может, Decline?».

– А мне нравится, – сказал Карл, поблёскивая и довольной улыбкой, и металлическим «гвоздиком» в ухе. – Звучит как… Как щелчок клавиши синтезатора. Холодно и чётко.

– Соглашусь, – поддержал коллегу Лесли и увидел, что Эдди тоже энергично кивает головой. – Чья это идея?

Стюарт робко поднял руку. Гарри внимательно на него посмотрел и спросил:

– Какое-то упадничество, тебе не кажется?

– В такое время живём, – дёрнул плечом Стю. Как они позже выяснили – он нашёл это слово в утренней газете, где рассказывалось о рецессии в экономике. И, видимо, та статья произвела на него сильное впечатление.

– Но вы должны были вселять в людей оптимизм, – вздохнул Гарри и оглядел группу. – Вам действительно это название нравится больше других? Вы чувствуете, что оно вот прямо ваше?

Ребята какое-то время молчали, видимо, представляя, как слово будет звучать в устах диджеев или смотреться на обложке сингла. Потом стали по очереди кивать: сначала Лесли, сидевший за синтезатором; потом Карл, развалившийся в кресле; а затем – Стюарт и Эдди, устроившиеся рядом на диване.

– Ладно, – пробормотал Гарри. – Обсудим.

Глядя на план, Гарри наконец понял, какую они совершили ошибку. Нужно было пойти традиционным путём – то есть объявить прослушивание и ждать, когда в студию потянутся профессиональные исполнители, податливые, как пластилин. Или дальше делать вид, что Station – реальная группа. За щедрые отчисления Кристиан вытерпел бы любую роль.

Но нет же: им взбрело в голову, что в проекте должны быть искренность, одержимость и драйв – иначе говоря, им захотелось создать настоящую группу во всех смыслах этого слова. Поэтому они пригласили молодых ребят и даже не подумали, что те захотят играть по своим правилам. А идея создать электронный поп-коллектив окажется им совершенно не близка.

Пока в новом коллективе Карлу нравился только Пол. Гарри показался ему слишком дёрганным, а Эдди и Стюарт раздражали своим вечным шушуканьем. Лесли же выглядел так, будто к нему на кривой козе не подъедешь – но Карл помнил, как тот был любезен во время их первой встречи, и потому решил держаться к коллеге поближе.

Вот и сейчас он устроился в кресле рядом с ним. Лесли читал какой-то журнал, а Эдди со Стюартом, по своему обыкновению, шептались, забившись в угол дивана. Карл удивлённо за всеми ними наблюдал: в рок-группе, уход из которой он переживал как тяжёлый развод, были совсем другие отношения.

Да и в принципе рок-группы – гомогенные структуры, особенно в сравнении с искусственно созданными электронными коллективами. Сейчас в гостиной сидели очень разные люди, и Карл с трудом представлял, как они вообще будут работать и общаться. Эдди и Стюарт – «белые воротнички» с общим прошлым, Лесли – профессионал и, судя по всему, представитель среднего класса… Карл же – бывший панк и класс, как он сам себя называл, «подрабатывающий». Из его предыдущей группы братство было создать гораздо проще, потому что все её участники выросли в одном из северных районов столицы.

Но то, что Decline трудно сделать братством – не значит, что это невозможно?

Карл выбрался из кресла, сделал круг по гостиной, переступая через разбросанные инструменты, и, наконец, остановился напротив коллег. Разбежавшись, он с лихим «Йиихаа!» запрыгнул на диван аккурат между Стюартом и Лесли. Поворачиваясь к ним лицом, Карл не без удовольствия отметил, что парочка южан перестала болтать и изумлённо на него уставилась.

– Вы случайно не знаете, зачем нас тут всех собрали в такую рань? – спросил Карл, оглядывая коллег. – Не только же ради названия?

– Кажется, Пол и Гарри собирались сделать какое-то важное объявление, – ответил Лесли, не отрываясь от журнала.

– Ну, это они так сказали, – усмехнулся Карл, и его серёжка тускло блеснула в утреннем полумраке. – Моё мнение: объявление – недостаточно важный повод для сбора. Поэтому я думаю, что нас ждёт какое-то интересное событие.

– Может, – предположил Эдди. – Они пригласили нас, чтобы отметить формирование группы?

– Бредишь? – Стю убрал со лба тяжёлые кудри. – Кто устраивает отмечания в такую рань?

– А почему нет? – изо всех сил поддерживал разговор Карл. – Мы так делали, когда у нашего солиста, Чарли, родился сын. Отмечали весь день – и нас даже не остановил тот факт, что вечером мы должны были выступали в клубе.

– И как вы выступили? – спросил Лесли, наконец оторвавшись от журнала.

– От-вра-ти-тель-но, – с упоением произнёс ударник. – После того, как Грэм наблевал Чарли на ботинки, нас и вовсе выгнали со сцены.

Эдди раздражённо поджал тонкие губы, а Стюарт посмотрел на него с каким-то любопытством. Карл предположил, что эти славные ребятки никогда не напивались до беспамятства – и потому история произвела на них сильное впечатление. Он устроился поудобнее и скрестил руки на затылке:

– После того, как нас выгнали, парни продолжили отмечать. Я же решил, что с меня хватит, и уснул где-то по пути. А проснулся у людей, которых в глаза не видывал! Но это были хорошие ребята, вроде какие-то студенты: они напоили меня кофе и даже одолжили мелочь на проезд.

– И нестрашно было? – робко спросил Стюарт. – Ночевать у незнакомых людей? Тебя же могли… Ну, ограбить.

– Да ты смеёшься, Стю? – теперь Карл уставился на него, не веря, что коллега говорит это всерьёз. – Я же был бухой в дерьмо! Уснул, где мягко постелили, а об остальном даже не думал. Да и к тому же… Что было у меня брать? За то выступление нам так и не заплатили.

– Да как они посмели, – усмехнулся Лесли. Журнал, посвящённый массовым моделям синтезаторов, всё ещё лежал на клавиатуре – но уже закрытый. – Удивляюсь, как вы вообще смогли взять инструменты в руки.

– Ты что, никогда не выступал бухим?

– Похоже, в этой комнате подобный концертный опыт есть только у тебя, – надменно прокомментировал Эдди.

– Ну конечно, – захихикал Стюарт. Смех у него был высокий и звонкий – и очень громкий, что жутковато контрастировало с его тихим голосом. – Вы его слушайте больше: перед первым выступлением Эдди выпил бутылку пива, потому что не мог заставить себя выйти на сцену.

Лесли снисходительно улыбнулся, а Карл – захохотал во всё горло. Эдди беспомощно оглядел коллег и постарался оправдаться:

– Это было только один раз. Я на самом деле жутко волновался.

– Так и было, – закивал Стюарт. – Он всё время повторял: «Я не могу, я не могу», – тут Стю посерьёзнел, и от былой живости не осталось и следа. – Смех смехом, но тогда нам было страшновато. Он так побледнел, что мы подумали: может, у него сердечный приступ?

– Мы ведь не осуждаем, – усмехнулся Лесли. – Я тоже волновался перед первым выступлением – правда, в основном из-за неудачной причёски.

– И как ты выглядел? – полюбопытствовал Карл.

Лесли попытался соорудить что-то на голове, но в итоге бросил эту затею и сказал:

– Как внебрачный сын Роберта Смита и Нэнси Спанджен.

Стюарт и Эдди принялись допытываться, как называлась группа, а Лесли стал предпринимать изящные попытки уйти от ответа – но Карл уже не следил за разговором. Он с наслаждением вытянулся на диване и уставился на неровно побеленный потолок.

«Вот так вот, ребятушки, – подумал он с усмешкой. – Пусть мы с вами и лоскутное одеяло – но швы у нас должны быть крепкими».

Скрипнула дверь. Все четверо оглянулись и увидели, что в гостиную вошли Пол и Гарри. Осмотрев группу, Пол улыбнулся коллегам:

– Спасибо, что подождали. Буду краток и перейду сразу к сути дела, – он отошёл от двери, пропуская волокущего оборудование Кристиана. – Мы собрали вас сегодня, чтобы приступить к пре-продакшену. Сейчас прослушаем демо, решим, какие из них станут синглами – и будем искать студию для записи.

9. Эдди и Лесли

– Думаю, я выражу общую мысль, если скажу, что сингла здесь нет, – сказал Пол, когда конец последней демозаписи потонул в электрическом шёпоте магнитофона.

– Согласен с Полом, – кивнул Гарри. – Но есть классные вещи, которые прямо просятся на би-сайд[1].

– Би-сайд… – разочарованно протянул Стюарт, и Пол едва сдержал улыбку. Он знал, что прямо сейчас несчастный клавишник прослушает целую лекцию о второй стороне пластинки.

Так и случилось: Гарри повернулся к Стю и принялся яростно объяснять, что нельзя недооценивать би-сайды и выбирать для них проходные вещи. В конце концов, иногда выстреливают именно они, а не синглы.

– Би-сайд может быть чуть менее сложным, но! – Гарри поднял вверх указательный палец. – Это не должна быть какая-то ерунда, написанная на коленке. Потому что би-сайд – это вторая сторона не только пластинки, но и группы! Возможность показать иные грани, но при этом не изменить себе…

– Господи… – закатил глаза Кристиан. Ненормальной любви к би-сайдам он не понимал и не разделял – и Гарри, конечно же, энергично взялся за переубеждение коллеги.

Воспользовавшись спором, Пол откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Итак, что мы имеем? Несколько интересных решений у Лесли. Однако Эдди и Стюарт – что вместе, что по отдельности, – очевидно были куда более талантливыми авторами, чем коллега. Но их демо звучали простовато: им отчаянно не хватало изощрённости, которыми отличались записи Лесли.

«Вот бы как-то это совместить», – подумал Пол, открывая глаза. И ему даже не пришлось думать, как именно воплотить свою идею, потому что Лесли, как воспитанный ученик, терпеливо тянул руку вверх.

Пол кивнул, и Лесли повернулся к коллегам:

– Как называется ваша вторая песня?

– Walk in Silence[2], – ответил Стю.

– Мне кажется, у неё есть потенциал как у сингла, – сказал Лесли, снова поворачиваясь к Полу. – Можно ускорить темп и добавить «холодного» звучания в духе первого альбома Джона Ли. А ещё…

– Но у этой песни совсем другой замысел и другая атмосфера, – возразил Стюарт. – Если ты хочешь сингл в стиле Джона Ли – почему бы тебе не записать свой?

Лесли удивлённо посмотрел на коллегу, и Пол решил вмешаться прежде, чем дело дойдёт до открытой конфронтации или до драки.

– Стю, – он улыбнулся клавишнику. – Мы же пробуем, ищем варианты, экспериментируем… Нет ничего страшного в том, что Лесли поработает с твоим демо. В конце концов, ещё ничего не решено.

Стюарт, очевидно, так не думал, потому что он выглядел совершенно убитым. Тем не менее, клавишник отодвинулся вглубь дивана и пробормотал что-то вроде «Ну ладно».

– Если эти песни не подходят – мы можем написать ещё, – вдруг сказал Эдди. Продюсер понял: он хотел таким образом вернуть Стю к жизни – и Пол был ему за это благодарен.

– Прямо сейчас?

– Почему нет? – пожал плечами Эдди. Он пихнул Стюарта локтем в бок, велел ему найти подходящий синтезатор, а сам принялся шарить в сумке в поисках блокнота и ручки.

– Тогда работаем, – кивнул Пол и взглянул на Лесли. – Тебе хватит этого оборудования для того, чтобы записать новое демо?

Лесли кивнул. Вместе с Гарри и Кристианом они стали перетаскивать технику в соседнюю комнату, а Пол придвинулся к Эдди и Стюарту. Работа закипела – но не у делостался участник, нанятый в основном для живых выступлений.

Карл скис, наблюдая за всей этой суетой, и принялся преувеличенно внимательно рассматривать свои ногти. Пол начал было придумывать, чем бы занять Карла, но на помощь пришёл Гарри. Придерживая дверь рукой, он окликнул Карла и попросил его поучаствовать в записи демо. Ударник просиял и, бросившись в комнату Кристиана, едва не выдернул ногой какие-то провода.

И понеслось.

Пол не зря считался хорошим продюсером: он умел вовремя оставить музыкантов в покое или подсесть к ним, когда чувствовал, что возникают сложности. Вот и сейчас он возился на кухне со старым кофейником, пока Эдди и Стюарт, захваченные творческим процессом, записывали какой-то новый текст. Пол вернулся в гостиную с чашкой и увидел, как через комнату пронеслись Гарри, Кристиан, Лесли и Карл – очевидно, коллеги мчались на перекур. Стукнула входная дверь, голоса размякли в тишине, как печенье, опущенное в молоко – и остались лишь ослепительные звуки синтезатора, на котором Эдди и Стюарт подбирали мелодию.

Пол глотнул кофе и улыбнулся. Ощущения от студийной работы были сопоставимы с другой его страстью – ездой на автомобиле. И там, и там мир сливается в одну цветную полосу – потому что имеет значение лишь то, что впереди, а всё вокруг просто перестаёт существовать.

Пол отставил чашку и подсел к композиторам. Они как раз бились над каким-то переходом, и он посоветовал им взять терцию, чтобы плавно свести мелодию к тонике.

Эдди потёр ладонью уставшие глаза. Приближался рассвет – это он понял по сияющему за окном белому небу. Странный, конечно, цвет у столичного утра: как будто город живёт не под небом, а под экраном проектора.

Рядом спал Стюарт, компактно устроившись на другом конце дивана. В кресле напротив дремал Пол. Эдди тоже прикрыл глаза, но уснуть не смог – раздражал белый прямоугольник окна. Какой же всё-таки тошнотворный цвет, подумал он. Не то что в его родном городе – там небо ярко-синее. Там небо хотя бы похоже на небо, а не на экран с пузырящейся на востоке расплавленной плёнкой.

«Пол, Кристиан, Гарри, Лесли, Карл… – сонно перечислял Эдди. – Как они вообще живут в этом городе, не видя нормальных цветов?».

Вдруг он широко раскрыл глаза. Слова пришли на ум сами собой, и Эдди, вскочив, принялся носиться по гостиной в поисках хоть какого-то клочка бумаги. Вытащив листок из-под стопки пластинок, он перевернул его, убедился, что вторая сторона перечёркнута, и стал лихорадочно писать – о нормальных цветах, нормальном небе и нормальной жизни в том виде, в каком он себе её представлял.

«Теперь наушники», – Эдди сунул листок в карман джинсов и по второму кругу обошёл гостиную. Единственные найденные наушники ни к чему не подошли – тогда Эдди, махнув рукой, взял Minimoog[3] и отправился на кухню.

Он надеялся запереться и в одиночестве подобрать мелодию – но, пройдя вглубь комнаты, заметил спящего Лесли. Коллега, несмотря на рост, умудрился втиснуться на небольшой диванчик, зажатый между холодильником и крайней тумбой. Эдди разочарованно поморщился и, осторожно опустив синтезатор на стол, на цыпочках двинулся к плите – чтобы, раз уж он сюда пришёл, хотя бы выпить кофе.

– Уже утро? – спросил Лесли, и Эдди едва не подпрыгнул от неожиданности. Он-то был уверен в том, что двигался как ниндзя.

– Да, почти пять. И извини, – сказал Эдди, виновато улыбаясь. – Я правда старался не шуметь.

– Всё нормально, – равнодушно ответил коллега.

Лесли встал с дивана и принялся рукой разминать затёкшие плечи. Но тут он увидел синтезатор, и сонное выражение лица как рукой сняло.

– Ты что-то написал? – Лесли взглядом указал на Minimoog.

– Ну, «написал» – это громко сказано, – Эдди налил себе холодного кофе и взялся за поиски сливок. – Так, есть одна идея.

– Я могу взглянуть?

Эдди задумался, но в итоге всё-таки кивнул. Он вынул из кармана листок, разгладил его и, протянув Лесли, тут же отдёрнул руку.

Они со Стю не знали нотной грамоты и потому записывали прообразы мелодий с помощью столбцов. Поймав удивлённый взгляд Лесли, Эдди подумал, какой это всё-таки был опрометчивый поступок: показать свои каракули профессиональному музыканту. Теперь он точно будет над ними смеяться, а этого Эдди и Стюарт боялись больше всего на свете. Боялись и одновременно ждали, когда Лесли наконец фыркнет, наблюдая за их однопальцевой игрой.

«Вот и дождались», – подумал он, чувствуя лёгкое покалывание в области скул – верный признак того, что щёки сейчас покраснеют.

Но Лесли не засмеялся. Наоборот: удивление на его лице сменилось таким правдоподобным сожалением, что Эдди стало стыдно. Что ж теперь, их двоих нужно окружить такими же самоучками, чтобы они не страдали от мучительной неуверенности в себе?

– Прости, – негромко сказал Лесли. – Я не хотел тебя задеть, просто… Просто не ожидал увидеть такой способ записи.

– Да бред же, – ответил Эдди и, поймав недоумённый взгляд, пояснил: – Я не обижаюсь. Правда. А с рукой… Ну, это я машинально. Вот, держи.

Лесли осторожно вытянул листок из стиснутых пальцев и принялся его изучать. Виноватое выражение лица, как по команде, сменилось на сосредоточенное. Словно щёлкнул тумблер, переключая режим с «Лесли-человек» на «Лесли-музыкант».

– Высота столбца отвечает за высоту тона, а ширина – за длительность? – уточнил он.

– Ага, – Эдди глотнул ледяной кофе и скривился. Если бы не изрядная порция сливок – пить эту гадость холодной было бы просто невозможно.

– Высота произвольная?

– Поначалу да, – Эдди поразмыслил и всё-таки добавил ещё сливок. – А потом, когда уже подберу мелодию, то выстраиваю все столбцы относительно этой ноты, – и он указал на до первой октавы. – То есть это даже не запись мелодии… Скорее так, идея, где звук должен быть высоким, а где – низким.

Лесли на мгновение поднял голову, потом опять уткнулся в листок и, наконец, вернул бумагу владельцу. Эдди на секунду даже показалось, что он посмотрел на него с уважением, но тут щёлкнул тумблер – и лицо Лесли снова стало непроницаемым. Эдди называл такое выражение «Да, сэр»: у них со Стю оно тоже выработалось за время работы в банке – этакая вежливая и совершенно равнодушная готовность кому-нибудь помочь.

– Ты, кажется, хотел её сыграть, – Лесли принялся расчёсывать чёлку пальцами. – Если я мешаю – то могу уйти.

– Всё нормально, слушай на здоровье, – Эдди встал напротив кухонного стола, придвинул синтезатор и водрузил листок на подставку. На самом деле ничего нормального он тут не видел: играть при Лесли было страшно – хотя сейчас Эдди думал, что коллега, наверное, никогда не будет смеяться над его игрой.

Словно чувствуя, как Эдди стесняется, Лесли отвернулся от него и направился к раковине. Вытащив фильтр из кофейника, он принялся его чистить, а Эдди – начал робко подбирать мелодию. Под аккомпанемент шварканья губкой он тихо запел, поглядывая на листок, и замолчал, когда Лесли выронил какую-то деталь от кофейника и неожиданно выругался.

– Прости, – бросил он через плечо, и Эдди мотнул головой, мол, ничего страшного.

Он запел снова и ощутил, как в груди разрастается какое-то незнакомое чувство. Взвесив его на ладони и внимательно рассмотрев со всех сторон, Эдди понял: это удовольствие от исполнения своей же песни. Она ему нравилась, нравилась так, словно написана не им, а каким-то крутым музыкантом, которым он всегда восхищался. Щёки снова закололо, потому что Эдди одновременно было хорошо и стыдно за то, что он так гордится своим сочинением. Он же банковский клерк из провинции: разве у него могут получаться такие песни?

Увлекшись исполнением, Эдди не заметил, что Лесли давно разобрался с кофейником, помыл посуду и теперь внимательно за ним наблюдает. Когда он убрал руки с клавиатуры – Лесли сказал ему:

– Знаешь, я думаю, ты написал наш первый сингл.

[1] Би-сайд – вторая сторона пластинки. Как правило туда помещали менее сильные песни, в то время как на стороне «А» располагался потенциальный хит.

[2] Идти в тишине.

[3] Minimoog – монофонический аналоговый синтезатор. Выпускался с 1970 по 1981.

10. Unsound Records

– Придержите дверь, пожалуйста!

Кристиан нетерпеливо обернулся. В столице похолодало так, что он уговаривал Пола разрешить курить прямо в квартире. Но начальник был непреклонен, и теперь Кристиан изо всех сил старался проводить на улице как можно меньше времени.

А тут это. Вернее, эта, потому что дверь просила придержать девушка.

В два прыжка она оказалась рядом с ним, прошмыгнула под рукой и, бросив на ходу «Спасибо!», понеслась вверх по лестнице. Кристиан закрыл за собой дверь и неспешно зашагал обратно в офис Unsound Records – чтобы на пороге встретить ту самую девушку.

– Ой, а вы отсюда, да? – спросила она, растирая покрасневшие руки.

– Отсюда, – мрачно ответил Кристиан, отпирая дверь.

– Я тоже к вам, – и девушка негромко добавила, словно доверяя ему какую-то тайну: – Меня пригласил Гарри Филлипс.

Кристиан толкнул дверь и взглянул на гостью, словно спрашивая, мол, чего ждём? Девушка забежала в квартиру и принялась расстёгивать плащ. В полосатом свитерке и джинсовой юбке она казалась совсем юной – но Кристиан был уверен, что ей никак не меньше двадцати пяти. Выдавал взгляд: у юных девушек глаза улыбаются вместе с губами, а у взрослых – чаще всего нет.

– А где Гарри? – спросила девушка, доставая из шкафа «плечики».

– Понятия не имею, – Кристиан кинул связку ключей на стойку и усмехнулся, наблюдая, как девушка пытается повесить мокрый плащ на верхнюю ручку. – Давайте я.

Кристиан взял её за холодную руку, подождал, пока разожмутся пальцы, и повесил плащ чуть ли не под самым потолком. Гостья благодарно ему улыбнулась и, повернувшись к зеркалу, стала поправлять волосы. Кристиан буркнул:

– Пойду поищу Гарри.

– Ой, спасибо большое, – ответила девушка.

Кристиан заглянул в гостиную, но нашёл там только Стюарта и Карла. Махнув им рукой, он вернулся в коридор и, не удержавшись, опять посмотрел на гостью. Его разбирало любопытство: кто она такая? Может, участница нового проекта, о котором он пока не слышал? Или даже подружка Гарри?

Кристиан заставил себя пройти ещё пару шагов, чтобы заглянуть в комнату коллеги. Там тоже было пусто, и, сделав единственный логичный вывод, он сказал девушке:

– Гарри сейчас подойдёт. Пока можете подождать его здесь.

– Спасибо, мистер… – гостья снова ему улыбнулась. Вернее, улыбка в принципе не сходила с её лица – и сейчас она просто стала более яркой. – К сожалению, я не знаю, как вас зовут.

Кристиан собрался представиться, но тут из-за угла вырулил Гарри. Увидев девушку, он просиял и стремительно зашагал ей навстречу:

– Диана! – он сгрёб гостью в охапку и подставил щёку для поцелуя. – Кто-нибудь говорил тебе, что ты выглядишь ну просто великолепно?

– Сегодня ещё никто, – засмеялась Диана.

– Досадное упущение, – покачал головой Гарри и сменил шутливый тон на серьёзный: – План, значит, такой: сейчас я знакомлю тебя с ребятами, а в восемь – берём Пола в охапку и идём в наш бар. Что скажешь?

– Как всегда идеально, – кивнула гостья. – Я ещё и к Луису успею заглянуть тогда.

Они прошли мимо Кристиана и скрылись в гостиной. Звукоинженер опустился в кресло напротив стойки и, скрестив длинные ноги, принялся терпеливо ждать Гарри. Когда тот наконец вышел из комнаты – Кристиан отвлёкся от разглядывания своих ботинок и спросил:

– Кто это такая?

– Диана? – Гарри встал за стойку и принялся что-то писать на стикере. – Репетитор по вокалу. Я нанял её, чтобы она поработала со Стюартом… Ну и с Карлом тоже.

– Вы с ней…

– Что? – Гарри недоумённо взглянул на Кристиана и помотал головой. – Нет, мы не встречаемся… О-о-о! Я по-онял! – у него загорелись глаза, и Кристиан с опозданием понял, какую ошибку он совершил. – Она тебе понравилась, и ты решил прощупать почву?

– Понравилась кто?

– Ну что ты дурака валяешь, Крис?

– Потому что она мне не понравилась, – ответил Кристиан и язвительно добавил: – Я надеялся, что это твоя девушка. А то если вы с Полом и женитесь когда-нибудь, то, похоже, только друг на друге.

– У меня хотя бы есть Пол, – усмехнулся Гарри, отрывая исписанные стикеры и принимаясь за чистые. – А ты на ком женишься? На режиссёрском пульте?

– Господи, как неоригинально, – закатил глаза Кристиан и тут же опустил голову, услышав знакомый скрип.

Диана осторожно прикрыла за собой дверь и направилась к гардеробу. Кристиан со вздохом поднялся на ноги и снял «плечики» с верхней ручки шкафа. Бросив вешалку в кресло, он распахнул плащ и принялся терпеливо ждать, пока Диана просунет руки в рукава.

– Ну, как они тебе? – поинтересовался Гарри, обмахиваясь пачкой стикеров как веером.

– Одно могу сказать точно: ты разоришься, – Диана вытащила волосы из-под плаща, и они каштановыми волнами упали на воротник. – Работы предстоит ой как много, но оно будет того стоить.

– Примерно так я и думал. Ну, тогда до вечера?

– До вечера, Гарри, – Диана потуже затянула поясок и взглянула на возвышавшегося за её спиной звукоинженера. – До свидания…

– Кристиан, – сказал он равнодушно.

– До свидания, Кристиан, – улыбнулась Диана и не успела сделать и шага, потому что звукоинженер обогнал её и принялся щёлкать замками.

Гарри наблюдал за всем этим, не скрывая злорадства. Во время визита Дарси Миллер Кристиан не удосужился не то что выйти из комнаты – он даже дверь не закрыл, чтобы не раздражать гостью своим экспериментами. А сейчас Кристиан лично вручил Гарри несколько поводов для подколок – и он, конечно, не собирался упускать этот шанс.

– У меня, если что, есть её номер, – ехидно сказал Гарри, когда Кристиан прошёл мимо стойки. – Могу переписать на листочек.

– Зачем? – холодно спросил инженер.

– Ходят слухи, что, когда парню нравится девушка – он обычно звонит ей и приглашает на свидание, – разъяснил Гарри. – Может, конечно, у вас в стране всё по-другому происходит, и вы связываетесь посредством телепатии.

Кристиан сокрушённо покачал головой, словно говоря: господи боже, и такому человеку я вынужден подчиняться! Он захлопнул дверь, чтобы не слышать, как хохочет Гарри, прошёл через гостиную, не обращая внимания на болтовню Карла и Стюарта, и закрылся в своей комнате.

Гарри, продолжая потешаться, открыл блокнот и выписал номер Дианы на стикер. Сложив его маленьким квадратиком, он заглянул в шкаф, отыскал джинсовую куртку Кристиана и сунул бумажку в карман. С чувством исполненного долга Гарри вернулся за стойку и, сняв трубку, попросил заказать ему международные переговоры.

Electric Blue[1], несмотря на «ледяное» звучание и немного горестный текст о мире, утратившим цвета, получилась вполне жизнеутверждающей. Пол заметил, что во время прослушивания Гарри и Карл отбивают такт, а Стюарт и вовсе пытается пританцовывать, сидя в своём обложенном подушками углу. И, когда плёнка закончилась, Пол объявил, что у них, кажется, есть первый сингл.

– Поздравляю, Эд! – Карл перегнулся через подлокотник и похлопал коллегу по плечу. – Песня – отпад, никак иначе!

– Получилось классно, – закивал Стюарт. – Эдди, ты… Просто… Ну, в общем, если наши узнают – то в обморок попадают.

– Спасибо большое, – смущённо пробормотал Эдди. – Но благодарить нужно ещё и моего аранжировщика, – он кивнул в сторону Лесли.

– Я просто помог с записью демо, не более, – сдержанно ответил коллега, но в следующую секунду не выдержал и улыбнулся так ослепительно, что от этой улыбки у Эдди перехватило дыхание.

Все четверо проводили взглядами Пола и Гарри, которые вышли на середину комнаты и принялись обсуждать, какую песню поставить на би-сайд. Эдди решил, что это удачный момент, и повернулся к Карлу.

– Знаешь, почему демо записано с моим голосом? – ударник мотнул головой. – Потому что я делал сингл под тебя. И был бы рад, если бы ты… Ну, исполнил его.

– Что-о-о?! – Карл так резко подался вперёд, что едва не вывалился из кресла.

– Да ладно тебе, – Эдди усмехнулся и поправил очки. – Я же слышал, как ты поёшь.

– И как я, позволь осведомиться, пою?

– Хреново, – хохотнул Кристиан, сидевший на полу у магнитофона. – Ты поёшь на связках, но при этом всё равно как-то странно дышишь.

– Вне всякого сомнения, – подтвердил Лесли. – Я замучился вырезать твои вздохи.

– Ну спасибо вам, родные, – буркнул Карл и отодвинулся вглубь кресла. – Уважили, так сказать. И если уж я так хреново пою – зачем Эд пишет под меня синглы?

Эдди не стал говорить, что песню он писал, совершенно не думая о том, кто будет её исполнять. Идея пришла в голову, когда они с Лесли работали над демо. Оба слышали действительно неважное, но проникновенное пение Карла – и решили, что его эмоциональный баритон лучше подходит для энергичной музыки, чем тенор Стюарта.

– Потому что он в тебя верит, Карл, – миролюбиво сказал Стю. – Такой вот человек.

– Мне бы хоть щепотку такой веры, – попытался улыбнуться ударник, но получилась какая-то гримаса. Видимо, он уже представлял себя на сцене и заранее умирал от ужаса.

Пол и Гарри, определившись с би-сайдом, вернулись к своим креслам и велели поставить второе демо – новую версию Walk in Silence. Стю мгновенно насупился и отодвинулся вглубь дивана. Лесли это заметил, но в лице не переменился – выдала лишь левая бровь, которая раздражённо дёрнулась в ответ на его манёвр.

Стюарт любил музыку шестидесятых – и, очевидно, вдохновлялся ею при написании Walk in Silence. Лесли осовременил демозапись, добавив обожаемые им многослойные синтезаторы в духе Джона Ли и драматичный бэк-вокал, щедро предоставленный Карлом. Однако, кроме подражаний, были и находки: например, Лесли записал свой голос, исказил его и сделал ещё одну дорожку. Теперь по ней, как по льду, скользили вокал, ударные и основная партия.

«Это же поп-музыка будущего», – думал очарованный Пол, слушая второй припев. Гарри, сам того не зная, был с ним согласен.

«Скорее всего, Electric Blue и Walk in Silence не войдут в топ-40, – предположил Гарри. – Но они совершенно точно зададут тон. Вот провалиться мне на этом месте, если я не прав».

Даже Стюарт перестал дуться, нехотя признав, что его романтичность неплохо сочетается с подходом Лесли к саунд-дизайну. Он раскошелился на улыбку, и коллега кивнул ему в ответ, изо всех сил надеясь, что это начало нормальных рабочих отношений.

– Тут на вторую сторону предлагаю поставить In a Fume[2], – сказал Пол, когда закончилась демозапись. Гарри энергично закивал – из всех песен, отнесённых в категорию би-сайдов, эта была у него самой любимой.

– Это значит, что у нас теперь два сингла? – восхищённо прошептал Стю.

– Две демозаписи будущих синглов, – поправил Гарри. – Их осталось всего лишь записать, свести, выпустить и продвинуть… Какие-то мелочи, ей-богу.

[1] Электрик – голубоватый оттенок синего. Название отсылает к песне Дэвида Боуи Sound and Vision, где поётся: «Blue, blue, electric blue / That's the colour of my room».

[2] Быть раздражённым.

11. Карл

Эдди и Стюарт никогда не были в настоящей студии звукозаписи – и сейчас ходили по комнатам, изумлённо на всё оглядываясь. Синтезаторы, драм-машины, ещё какое-то оборудование, о предназначении которого можно было только догадываться – всё выглядело внушительно. В некоторых комнатах стены скрывала драпированная ткань, и из-за этого студия чем-то напоминала античный храм с анахронизмами вроде колонок или микрофонов.

– Круто, да? – спросил Карл, поблёскивая серёжкой. – А это вы ещё у Салазара не были!

– А ты был? – восхищённо спросил Стюарт. Если Эдди оставался равнодушным к студийной работе, то Стю мечтал покрутить все ручки и потыкать во все кнопки.

– А как же, – гордо ответил Карл. – У меня там прослушивание проходило.

Они вернулись в комнату, где должна была проходить запись. Атмосфера царила рабочая: Пол, Гарри и Кристиан возились с оборудованием, Диана – читала журнал, а Лесли – изучал новейший семплер[1], каким-то образом оказавшийся в студии гораздо скромнее, чем апартаменты Луиса.

– Студийное время стоит дорого, так что я бы на вашем месте начал готовиться, – сказал Пол, когда коллеги расселись кто куда – Карл за установку, Эдди за случайный синтезатор, а Стюарт на диван. – Начнём с Electric Blue, а дальше как пойдёт.

– Боже мой… – прошептал Карл с посеревшим лицом. – Почему именно с неё…

Обычно гиперактивный и насмешливый, сейчас ударник выглядел так, как будто вот-вот упадёт в обморок. Он обхватил горло рукой и задышал так часто, что Лесли, встревожившись за коллегу, поспешил его успокоить:

– Карл, нет смысла так нервничать, – он отошёл от семплера и сел на диван рядом со Стю. – Ты ведь в студии. Мы можем сделать несколько дублей или, например, записать вокал по строчкам.

– Не переживай ты так, ну, – вторил ему Стюарт. – Здесь же все свои.

– Да и ты, ей-богу, ещё не на сцене, – раздражённо бросил Эдди. – Тут ровным счётом не из-за чего волноваться.

Лицо Карла из серого стало багряным. И Стю, и Лесли укоризненно посмотрели на Эдди – но тот ответил им сердитым взглядом. Он в искренность ударника не верил: Эдди казалось, что Карл склонен к театральности и именно сейчас захотел получить свою порцию всеобщего внимания.

Диана, заметив, как накалилась обстановка, отбросила журнал и в два прыжка оказалась рядом с музыкантами. Погладив Карла по плечу, она сказала ему с мягкой улыбкой:

– Карл, чего ты… Тебе же ребята всё правильно говорят. Да и я рядом: где-то помогу, где-то поправлю. Ну а если будет совсем плохо, – она улыбнулась ещё ярче. – Лесли снова повырезает твои вздохи, ему же не трудно.

Эта история уже стала частью фольклора Unsound Records. Лесли, скрипя зубами, пообещал Гарри, что не будет уж слишком заморачиваться – в конце концов, речь шла всего лишь о демозаписи. Но, когда Гарри и Кристиан вернулись из супермаркета, то увидели, что демоны перфекционизма всё-таки победили. Лесли сидел, склонившись над ворохом плёнки, и ругался так, что от этих слов покраснел бы даже пьяный матрос.

Услышав историю в очередной раз, участники группы захихикали и вроде бы успокоились. А когда Карл начал подкалывать Лесли по поводу неуёмного стремления к совершенству – Диана, как строгая учительница, велела ему прекратить балаган и начать распеваться.

Спустя двадцать минут они приступили к записи. Эдди, играя басовую партию, вновь ощутил то странное, приятно-постыдное чувство, наполнявшее грудь до краёв. Он не первый день работал с Unsound Records, но по-прежнему не мог поверить, что всё это взаправду.

Да и как в это поверить, если в понедельник тебе в банк, а в субботу – ты стоишь в настоящей студии и записываешь собственную песню? Эдди огляделся: снова отвратительно-жизнерадостный Карл колотил по ударным с истинно панковской самоотдачей, Стюарт нажимал клавиши осторожно, словно боясь сломать, а Лесли играл основную партию и смотрел на синтезатор, практически не мигая. Нет, это всё-таки сон, решил Эдди. Так хорошов реальной жизни просто не бывает.

Тем временем Диана, сидевшая в будке звукорежиссёра, всё-таки решила поделиться с другом своими переживаниями. Откинув волосы назад, она наклонилась к Гарри и прошептала:

– Хотела рассказать: буквально вот только что я стала свидетельницей стычки.

– Бывает, – хмыкнул Гарри. – Они вздорят периодически, а какие коллективы не спорят по поводу работы? Мы с Полом вообще редко бываем в чём-то согласны.

– Если бы ты там был – ты б меня понял, – ответила Диана и печально добавила: – Мне кажется, ваша группа долго не просуществует.

Гарри внимательно посмотрел на подругу. Диана ожидала, что он сейчас махнёт рукой, скажет что-то вроде «Господи, Ди, ерунда какая-то» – и она послушно кивнёт, потому что Гарри никогда не ошибается. Но он молчал, а от его непривычно серьёзного взгляда ей становилось не по себе.

Из оцепенения их вывел Пол, остановивший запись и выбежавший к музыкантам. Гарри посмотрел на друга через стекло и сказал Диане то, что она совсем не ожидала услышать:

– Но ей же не обязательно существовать, не знаю, сорок лет. Выпустим альбом… Ну, может, два… Или сколько вообще успеем выпустить.

Инструментальные партии записались легко и быстро – а вот с вокалом пришлось повозиться.

Карл отчаянно пытался справиться с возложенной на него ответственной ролью солиста, но ему не хватало опыта и уверенности в себе. Вокал переписывали бесчисленное количество раз – и, хотя коллеги ободряюще ему улыбались, Карл видел, как к концу дня измучились все, включая него самого.

– Пол объявляет перерыв, – сообщил Лесли, в свободное от записи время ассистировавший Кристиану. Карл благодарно ему кивнул и с ужасом заметил, что у коллеги уже дёргается не только выразительная левая бровь, но и жилка на щеке.

– Здорово, – уныло пробормотал он, вынимая из кармана джинсов пачку сигарет. – И очень вовремя.

Карл, стараясь не смотреть на коллег, натянул куртку и помчался на улицу. Обычно сотрудники курили на крыльце, но Карл предпочёл полузаброшенный задний двор. Остановившись на пороге, ударник чиркнул спичкой, прикрыл её ладонью и, наконец, закурил.

Неухоженный садик покрылся матовыми кристаллами инея. От холода у Карла заболел затылок, и он натянул куртку на голову. Вот бы можно было то, что внутри, тоже накрыть утеплённой джинсовой тканью, подумал он с усмешкой. Карл знал, что его путь в электронику простым не будет – но он даже не предполагал, что всё настолько отличается от его рокового опыта.

«И почему мне так паршиво? – подумал Карл, стряхивая горячий пепел на заледеневший бетон. ― Будто я в предыдущей группе не лажал».

Стукнула дверь, и Карл обернулся. Пол посмотрел ему в глаза и покачал головой:

– Разве курение с курткой на голове не нарушает нормы пожарной безопасности?

– Зато тепло, – ответил Карл. – И дымно. Взять бы ещё пива – и у меня тут будет мобильный паб.

Пол расхохотался, и Карл неловко улыбнулся ему в ответ. Он не Лесли и не Кристиан; он не обращается к начальнику по имени и вообще не представляет, какого чёрта Пол делает тут, с ним, на заднем дворе.

– А вы же вроде не курите? – на всякий случай уточнил Карл.

– Нет, – Пол поплотнее закутался в пальто. – Я вышел подышать свежим воздухом.

– Ну слава богу, – Карл принялся взглядом искать мусорное ведро или жестяную банку, куда можно будет выбросить окурок.

– А ты решил, что я пошёл за тобой? – спросил Пол. – Ты так переживаешь из-за записи вокала?

Карл, наконец, нашёл мусорное ведро. Он передвинул его поближе к двери и, затушив сигарету о металлическую стенку, щелчком пальцев отправил фильтр на дно. А потом выпрямился и принялся надевать куртку.

– Ну как сказать, – пробормотал Карл. Пол умел не только вовремя оставлять музыкантов в покое, но и вовремя промолчать – и Карл продолжил: – Я не то что прямо сильно переживаю, просто… Непривычно брать на себя такую ответственность. В прежней моей группе я даже бэк-вокалистом не был, а сейчас – первый сингл. Там от меня зависело не так много. А здесь из-за того, что я не могу нормально бридж пропеть, все скоро завоют.

Карл прикрыл ладонями покрасневшие от холода уши. Все чувства, как всегда, были написаны у него на лице – усталость и растерянность прежде всего. Иногда Пол забывал, что в его группе лишь один профессиональный музыкант, не нуждающийся в поддержке и подбадриваниях. Но хорошо, подумал он, что я вспомнил об этом сейчас и решил выйти на крыльцо вслед за ударником.

– Карл, это нормальная рабочая ситуация, – сказал Пол, поднимая воротник пальто. – Я примерно представляю, что ты сейчас чувствуешь: тебе кажется, что ты всех подводишь. Но это не так. Единственный грех, который можно совершить в студии – это не работать. А если ты пришёл и принялся за дело… То тебе уже не в чем себя винить и не за что стыдиться.

Карл недоверчиво на него посмотрел, а потом – пожал плечами, как будто говоря, ну, может, вы и правы.

– Ну и привыкай, конечно, что работа в студии – дело в принципе непростое. Например, мы с Гарри во времена Station вообще едва не подрались.

– Серьёзно?! – ахнул Карл.

– Абсолютно серьёзно, – ответил Пол. – Кристиан даже обещал вызвать полицию, если мы не прекратим орать друг на друга. Но здесь важно в пылу ссоры не забывать, что вокруг – твои коллеги, и все мы в итоге работаем на одну цель. Понимаешь меня, Карл?

– Да, конечно, – кивнул ударник. – Не переживайте за меня, мистер Мэллиндер. Я просто устал, и всякая драма в голову лезет… А так, конечно, я всё понимаю.

– Тогда, может, вернёмся к работе? – предложил Пол. – Но сначала кофе. Очень горячий, чтобы даже дымился.

– Кофе был бы к месту! – согласился Карл.

Они вернулись в студию и сразу направились на кухню. Заботливый ассистент уже расставил чашки, и теперь Пол с Карлом с наслаждением пили нормальный напиток, а не ту гадость из своей домашней студии. Пол радовался, что вроде бы смог подбодрить юного коллегу. А Карл, хотя и чувствовал себя лучше, всё равно пугался открывающихся перспектив – и при этом с нетерпением ждал, что будет дальше.

Он одновременно страдал от болезненного самолюбия и неуверенности в себе. Ему хотелось, как в старые добрые времена, отодвинуться вглубь сцены и скрыться за бас-бочкой. И в тот же момент Карл умирал, мечтая опять услышать комплимент от продюсеров или от участников группы.

Это раздвоение причиняло ему ещё больший дискомфорт, чем коллеги, уставшие от многочисленных попыток записать вокал. Рокнролльщик Карл привык к кристально чистым эмоциям: концентрированное счастье, 100% боль и тому подобные субстанции. Карл-электронщик чувствовал какие-то смеси – восхищение пополам с разочарованием, печаль вперемешку с весельем, – и от этого ему становилось не по себе. Потому что он как будто терял способность искренне радоваться и отчаянно грустить, как ребёнок, и становился замученным взрослым, который ни на секунду не забывает о том, как он несчастен.

Карл понуро шагнул к микрофону и приготовился к ещё одному дублю. Впоследствии он поймёт, что странные чувства помогли ему записать если не самый совершенный – то точно один из самых эмоциональных вокалов в его жизни.

[1] Семплер – электронный музыкальный инструмент. В отличие от синтезаторов, он не генерирует звуковые волны, а использует образцы звуков других инструментов или даже предметов – так называемые семплы.

12. Эдди

Стюарт и Лесли корпели над As You Wish[1], когда в комнату ворвались Карл и Эдди.

Вернее, ворвался Карл. Он джинсовой молнией метнулся к стулу, рухнул на него, а затем – на сидевшего рядом Лесли. Коллега даже не стал скрывать раздражения – Лесли крайне не любил, когда его отвлекали от работы, – но терпеливо подставил Карлу плечо и вежливо уточнил, как идёт сведение сингла.

– Он готов, – спокойно сообщил Эдди, садясь на диван рядом со Стю.

– Готов? – щёлкнул тумблер, и прищуренные глаза широко раскрылись. – Его можно послушать?

– Собственно, поэтому мы сюда и пришли, – кивнул Эдди. – Чтобы вас позвать.

Стюарт сунул книжку в портфель и поднялся на ноги. Карл перестал виснуть на Лесли, и коллега тоже смог встать со стула. Все четверо, стараясь не переходить на бег, чинно зашагали в будку звукорежиссёра, где Диана, очевидно, рассказывала какую-то уморительную историю.

– Ну и где вас носит? – беззлобно пожурил их Пол. – Мы тут все умираем от любопытства… Расселись? Готовы? Кристиан! – скомандовал он. – Запускай.

Звукоинженер прижал одну руку к уголку левого глаза, а другой – щёлкнул кнопкой запуска. И хотя они слышали этот проигрыш уже сотни раз – всё равно все участники процесса как будто инстинктивно подвинулись ближе, чтобы не упустить ни звука.

Карл и Эдди сидели на диване, словно раздавленные собственной гордостью. Оба не верили, что им удалось сделать что-то настолько потрясающее, и теперь убеждали себя в том, что это и не их работа вовсе – а магия продюсирования или вообще сайд-проект Джона Ли. Эдди поднял пылающее лицо и столкнулся с внимательным взглядом Лесли. Чёрт знает, что он означал. Может, Лесли изучал его реакцию – или сам поражался тому, что из утреннего полусна получилось что-то стоящее.

Эдди впервые не отвёл глаза. Лесли удивлённо вскинул левую бровь, определённо не ожидая от коллеги такой смелости – и в итоге отвернулся первым.

– Ну что ж, – сказал Пол, когда Кристиан щёлкнул кнопкой во второй раз. – Я считаю, что это нужно отпраздновать… Да, Гарри, – он посмотрел в полные надежды глаза друга. – Ты прав, это попойка.

– Наконец-то! – Гарри вскочил на ноги. – Пойдёмте в тот бар ниже по улице… Господи, какое счастье, что вы не знаменитости! – рассмеялся продюсер. – И с вами можно ходить куда угодно!

Диана не очень хотела идти в бар с толпой музыкантов. Но портить праздник ей тоже не хотелось – поэтому она решила немного посидеть с коллегами, а потом под благовидным предлогом вызвать такси.

Эдди и Стюарт так же не испытывали большой радости. Они привыкли выпивать в своей компании, в маленьком клубе в маленьком южном городе – и сейчас их нервировало предстоящее мероприятие в столичном баре.

Но тревоги оказались напрасными, потому что вечеринка пошла словно сама собой. Диана потащила Стюарта и Карла на площадку перед сценой, где они, быстро отбросив стеснение, неумело танцевали под какой-то софт-рок. Пол, Гарри, Кристиан и Лесли снова принялись обсуждать работу и, конечно же, спорить. А Эдди молча сидел в углу, неспешно потягивая пиво. Ему нравилось незаметно за всеми наблюдать.

Через какое-то время диспозиция поменялась. Запыхавшиеся Стюарт и Карл, ведомые Дианой, рухнули на свои стулья. Пол и Гарри решили пообщаться с рок-группой и отправились за кулисы. Кристиан и Лесли принялись гадать, зачем им эти «Обстоятельства»[2] – единственное слово в названии коллектива, которое они смогли разобрать.

– Не хотят же они рокеров подписать на свой лейбл? – спросил Лесли, устало откидываясь на спинку дивана.

– А что в этом такого? – обиделся Карл. – Вы как будто всё думаете, что рокеры – это пенсионеры с грязными космами, которые только и могут что сипеть в микрофон. А это, между прочим…

Он принялся доказывать коллеге, что вклад рок-музыки даже в электронику огромен, хотя Лесли его об этом и не просил. Кристиан снова взялся за основательно похудевшую пачку, когда Диана вдруг задала ему вопрос:

– А почему вы не танцуете, Кристиан?

– Не люблю, – буркнул инженер, вынимая сигарету.

– А я люблю, – сказала Диана. Она склонила голову набок, и волосы соскользнули с плеча на столик. – И очень грустно осознавать, что я никогда не дождусь от вас приглашения на танец.

Кристиан посмотрел на девушку исподлобья. А потом – сунул сигарету обратно в пачку и поднялся на ноги.

– Ну что, идём? – хмуро спросил он.

Диана вскочила и отправилась за ледоколом Кристианом на импровизированную танцплощадку. Стюарт и Карл двинулись следом – Стю пригласила девушка, сидевшая за соседним столиком, а Карл нашёл себе подругу за барной стойкой. Лесли и Эдди оставалось только удивлённо переглядываться.

– Да у-уж, – протянул Эдди на южный манер. – Странные дела творятся.

– Это точно, – ответил Лесли, гулко усмехаясь в стакан.

Эдди посмотрел на коллегу и вдруг вспомнил одну из любимых песен Стюарта. Как же там пелось?

I'm in love with a German film star

I once saw in a bar

Sitting in a corner in imperfect clothes

Trying not to pose

For the cameras and the girls

It's a glamorous world[3]

В его скульптурном овале лица действительно было что-то немецкое – да и в целом с такой внешностью Лесли мог сойти за кинозвезду. Поэтому Эдди немало удивился, когда в ответ на вопрос «А у тебя есть девушка?» коллега покачал головой.

– А у тебя? – вежливо спросил Лесли.

– Есть, – Эдди снял очки и стал протирать их краем футболки. – Её зовут Селия, и она из наших… В смысле, из нашей со Стюартом компании.

– Красивое имя, – прокомментировал коллега, не отрывая глаз от опустевшего стакана. Эдди почти физически чувствовал, как Лесли заставляет себя разговаривать – и не понимал, в чём причина: то ли он так устал, то ли ему настолько неинтересно говорить о чём-то, кроме синтезаторов.

Эдди вдруг захотелось сделать или сказать что-то такое, чтобы тумблер наконец сломался – и он увидел у коллеги какое-то новое выражение лица. Может, искреннюю радость или даже гнев. Что угодно, кроме усмешки, раздражённо вздёрнутой брови или «Да, сэр», которые сменяли друг друга словно по команде. Эдди не понимал причины этого желания – и поспешно списал всё на алкогольное помутнение в голове.

Лесли тем временем окончательно сполз на диван и задремал, закутавшись в куртку из странного ломкого материала. Эдди машинально попытался глотнуть пива из пустого стакана, чертыхнулся и снова посмотрел на коллегу. В голове вдруг зароилось что-то приятное – мысли сами собой складывались в строчки, а строчки ложились на переливающийся мотив, в точности повторявший нефтяные разводы на куртке Лесли. Эдди сунул руку в сумку, достал блокнот и принялся записывать свою версию песни о кинозвезде – вернее, о клавишнике.

– Всё трудишься? – спросил Стюарт, садясь рядом. – А я вот… – и он, розовея, положил на стол исчирканную цифрами салфетку.

– Круто! – воскликнул Карл, разобрав имя и номер телефона. – Стю, да ты у нас сердцеед! – Стюарт кокетливо повёл плечом. – А этот ветеран клубной жизни чего дрыхнет? Лэс, подъём!

– Да оставь ты его, – проворчал Эдди. – Не видишь – устал человек.

Но Карл проигнорировал коллегу и принялся тормошить Лесли. Проснувшись, клавишник тут же объявил, что вызывает такси. Вернувшиеся Пол и Гарри тоже засобирались домой, ссылаясь на переговоры с американскими дистрибьюторами. А Кристиан и Диана, видимо, покинули бар ещё раньше – и никого не предупредили об уходе.

Через час Эдди и Стю тоже попрощались с коллегами и отправились на юго-восточный вокзал. Уже в вагоне они позволили себе задремать – и Эдди, фыркая от щекочущих щёку кудрей Стюарта, увидел совершенно ясную картину. Как будто он показывает Лесли новую песню и честно признаётся, что его вдохновил яркий образ коллеги – а Лесли то удивлённо вскидывает брови, то, напротив, хмурится. Или вообще требует показать ему песню – и даже сам вырывает листок, чтобы посмотреть, а что там про него написано…

В любом случае – ведёт себя не так, как обычно. И мысль о подобном развитии событий почему-то вызывала у Эдди незнакомую ему щекочущую радость.

[1] Как пожелаешь.

[2] Отсылка к британской рок-группе Dire Straits, чьё название переводится как «Стеснённые обстоятельства».

[3] Это I'm in Love with a German Film Star – песня британской пост-панк-группы The Passions, вышедшая в 1981 году.

13. Диана

Пол не был поклонником шумных вечеринок, но обожал камерные посиделки с друзьями. И именно на такое мероприятие его пригласил Джон Ли, чтобы отпраздновать сразу два события: окончание европейского тура и начало тура американского.

В баре, закрытом на спецобслуживание, собрались только свои: Луис Салазар с женой Лиан, музыканты, работавшие с Джоном, Гарри, Кристиан, который привёл с собой Диану… И ещё были незнакомые Полу люди – но Джон представил ему молодого фотографа и парочку диджеев, что поделились с Полом своими визитками.

После обмена любезностями гости собрались у стола. Пол же, развалившись на диванчике, наблюдал за всеми сквозь дымчатое стекло бокала. Вот Гарри рассказывает какие-то истории музыкантам – и они отвечают ему всеми оттенками смеха: от сдавленного хихиканья до раскатистого хохота. Вот Диана, как птичка, порхает от одного гостя к другому – а за ней следует молчаливый страж и звукоинженер по совместительству. Вот Джон берёт бокал и идёт… К нему. От неожиданности Пол выпрямился и вытянул прежде поджатые ноги. Джон повернул стул спинкой от себя и сел верхом, загадочно поглядывая на коллегу.

Он обладал специфической внешностью – высокий и широкоплечий, с квадратным лицом и глазами, которые необычным разрезом придавали его облику что-то восточное. Вдобавок Джон беспощадно обесцвечивал волосы – и всё в сумме делало его похожим на андроида из фантастических фильмов, чей создатель решил придать своему творению лишь какие-то условные человеческие черты. Возможно, такая внешность вне музыкальной индустрии вызвала бы только отторжение – но со спейс-роком, которым занимался Джон, она сочеталась идеально.

Настолько идеально, что Пол недоумённо посмотрел на обычную клетчатую рубашку и джинсы – атласные костюмы смотрелись на Джоне более естественно.

– Ты что-то совсем скис, – сказал он красивым, богатым на интонации баритональным тенором.

– Просто немного замотался, – ответил Пол. – Всё-таки, помимо тебя и Decline на наш лейбл подписано ещё несколько артистов… Включая нас с Гарри.

– Вы продолжаете что-то делать? – удивлённо спросил Джон.

– Ну так, есть пара идей… Но пока не могу сказать ничего определённого.

– Понятно, – Джон взял свой бокал и, отпив, продолжил: – Тогда, надеюсь, мой проект не слишком осложнит тебе жизнь.

Пол тут же передвинулся на другой край дивана и наклонился к коллеге, чтобы не упустить из его речи ни одного слова. Джон, покачивая полупустым бокалом, сказал:

– Я давно подумываю открыть студию звукозаписи. Но мне одному это не под силу – поэтому я предлагаю вам с Гарри стать моими партнёрами. Само собой, студия будет аффилирована с нашим лейблом.

– Если тебе нужны два партнёра – тогда странно, что мы обсуждаем это без Гарри, – заметил Пол, и Джон в ответ покачал головой:

– Ничего странного. Гарри – мой дружище, как ты, но идеи с ним обсуждать нельзя. Потому что, что бы ты ему не сказал, он ответит: «А давай!», – Джон умело спародировал восточный акцент Гарри, и Пол рассмеялся. – А мне нужна порция здравомыслия, потому что я собираюсь вложить собственные деньги – и хочу знать, какие тут риски.

– Для начала скажи: зачем тебе студия? – спросил Пол. – Так понимаю, не для домашних записей – иначе ты бы вряд ли подошёл ко мне.

– В корень зришь, – Джон отставил бокал и внимательно посмотрел на коллегу. – Понимаешь, у меня есть идея-фикс – я хочу создать некое… Наверное, сообщество музыкантов, которые в своей работе ориентируются преимущественно на электронику. И студия звукозаписи была бы первым шагом к такому сообществу. Там можно было бы знакомиться, проводить джем-сейшены… А молодые группы – вроде ваших Decline, – могли бы записываться за более низкую цену. Вот где они делали сингл? – Джон сплёл пальцы на спинке стула. – Явно же не у Салазара?

– Нет, – покачал головой Пол. – Но у них и не такие сложные в сведении песни, как у тебя, Джон.

– Это пока, – улыбнулся Джон. – Покажи им Fairlight[1] – и тебе придётся лететь в гости к братьям Майзель[2].

Пол хотел ему ответить, но их отвлекло нестройное пение – Гарри и Луис зачем-то решили исполнить один из синглов Джона в духе босановы. Музыканты отстукивали ритм, Лиан и Диана подпевали, а Кристиан встряхивал солонку, используя её в качестве маракаса. Получалосьдалеко не восхитительно – потому что кто-нибудь обязательно заходился от смеха и разрушал атмосферу, – но, тем не менее, гости зачарованно внимали исполнителям.

Пол тоже заслушался – и ему даже на секунду показалось, будто он сидит не в баре посреди ноябрьской ночи, а где-нибудь в кафе на Варадеро, моля о пощаде полуденное августовское солнце. Пол рассеянно подумал: а какими бы они все были людьми – если б жили не в каменном городе на берегу мёрзлой реки? Сделал бы избыток солнца их более беззаботными, более открытыми, чем сейчас?

– А что, звучит как идея для би-сайда, – рассудил Джон. – Надо же что-то ставить на двенадцатидюймовки[3].

Эта реплика вернула Пола обратно в морозный ноябрь – да и исполнители наконец домучили сингл. Он сморгнул задумчивость и сказал коллеге:

– Джон, твой проект… Я не уверен, что он когда-нибудь окупится. Более того – демпинг может создать тебе плохую репутацию в индустрии.

– А сейчас она у меня как будто идеальная, – усмехнулся Джон, и Пол сразу понял две вещи. Первая: он уже всё решил, и цель этого разговора – не узнать мнение, а предложить им с Гарри стать партнёрами. Но Джон великодушно предоставил им путь для отступления, начав разговор только с благоразумным Полом – и не пригласив порой отчаянно безрассудного Гарри.

Во второй вещи Пол не был так уверен, однако почти не сомневался: сообщество нужно Джону как ответная реакция на повсеместное засилье рока. В клубах, прессе, на концертах электронная музыка в лучшем случае считалась забавным аттракционом и в худшем – субститутом. А Джон Ли, по всей видимости, решил организовать сопротивление и пойти на дедушку рока синтезаторной войной.

Пол поднял голову и, найдя в толпе Гарри, принялся ему семафорить. Гарри, захватив со стола пару бокалов и тарелку с закусками, направился к коллегам. Сунув им напитки и еду, он плюхнулся на диванчик и недовольно посмотрел на Джона и Пола – мол, опять работу обсуждать будем?

– Гарри, приятель, – Пол благодарно отсалютовал ему бокалом – в горле страшно пересохло. – Как ты смотришь на то, чтобы открыть студию звукозаписи вместе с Джоном? Уверен, что название уже придумано и есть варианты помещений…

Джон кивнул, довольный тем, что Пол сам всё понял. Гарри же, поразмыслив мгновение, осушил свой бокал и провозгласил:

– А давайте! – он торжественно поднял пустой бокал и удивлённо посмотрел на коллег, не понимая, над чём они смеются.

Кристиан задумчиво выбирал себе бутерброд, но постоянно отвлекался – потому что искал взглядом Диану.

Сейчас он увидел её в противоположном углу зала, где девушка о чём-то болтала с Луисом. Длинные волнистые волосы, глаза цвета мха – только вусмерть пьяный или у алтаря Кристиан признается, что ещё при первой встрече Диана напомнила ему принцессу. Правда, не средневековую, а из двадцатого века – потому что она носила джинсовые юбки, громко смеялась и зачастую брала инициативу в свои руки.

«Хотя нет, – лениво размышлял Кристиан, постукивая пустой тарелкой по ладони. – У неё взгляд как у средневековой принцессы. Истинная Флавия[4]».

Ровена в синтетическом зелёном платье как раз на него посмотрела – и, извинившись перед Луисом, направилась к столику. Встав на цыпочки, она уцепилась за плечо Кристиана и прошептала ему на ухо:

– Давай сбежим?

Он не возражал и даже спросил, почему они не сделали этого раньше. Диана ответила: «Чтобы соблюсти приличия». Кристиан сказал: «Ты настоящая леди Ровена[5]», и её холодный взгляд, неприятно контрастировавший с постоянной улыбкой, стал гораздо теплее.

Такси решили подождать на улице – благо погода позволяла. В ноябре тяжёлый мокрый снег сменялся белым, пушистым, и каменные набережные даже казались нарядными. Диана же, пройдя мимо величественного моста, остановилась напротив стеклянных кубов, в которых размещались офисы. Кристиан смотрел на неё и бормотал под нос:

– Вот ты и нашла свой замок, принцесса. Из бетона и люрекса сделано твоё королевство…

– Ты что-то сказал? – обернулась Диана, и Кристиан равнодушно сказал:

– Я сказал: «Мир, как будто зачарован, к звукам сладостным прикован».

– Как красиво… – восхищённо прошептала девушка. – Чьи это стихи?

– Шиллера, – ответил Кристиан. И, теряя голову от близости Дианы, коснулся губами её холодных, горьковатых от лака волос.

Диана вцепилась в ворот его куртки и привстала на цыпочки. Правда, даже так ей не удалось дотянуться до губ Кристиана – пришлось ждать, пока он наклонится и поцелует её. Но ожидание окупилось с лихвой.

Услышав скрип шин, Кристиан медленно, как будто нехотя разжал объятья. Диана поправила смятый воротник и деловито спросила:

– Как же ты будешь добираться до студии? Чтобы оплатить такси в ту сторону в такое время – тебе понадобится кредит.

– Метро ещё не закрыто, – ответил инженер.

За спиной Кристиана поблёскивал ярко-жёлтый автомобиль. На фоне стеклянных дворцов и каменных мостов он выглядел чужеродно, нелепо – словно первая попавшаяся деталь, которой решили скрепить серый городской конструктор. Диана смотрела на автомобиль не мигая – а потом снова потянула несчастный кусок джинсы на себя, вынудив Кристиана наклониться к её лицу.

– Знаешь, – прошептала она. – А такси до моего дома по карману всем – и бэк-вокалисткам, и звукоинженерам.

Кристиан странно на неё посмотрел – возможно, удивлённо, возможно, смущённо, если он вообще мог смутиться. Диана терпеливо ждала ответа и не сдержала улыбку, когда он наконец кивнул.

Уже в такси она сунула руки в карманы его куртки – и Кристиан, вынув её ледяные пальцы, сжал их в тёплых ладонях. Диана опять на него посмотрела, изо всех сил стараясь запомнить каждую деталь: пепельно-серую обшивку такси, воротник бежевой водолазки, крапинку шрама под почти белой бровью… Диана прикрыла глаза и постаралась запомнить ароматы – своих духов и его одеколона, синтезированной хвои, которую источала автомобильная «ёлочка», и первого нормального снега, почему-то пахнувшего пломбиром.

В её двадцать пять это был не первый роман, но Диане упорно казалось: это большее, чем просто приятное времяпрепровождение. Была бы она творческим человеком – назвала б это вдохновением, но Диана даже не пыталась найти слова, способные выразить чувства. Потому что знала: пытаясь описать, что значит для неё Кристиан, она обязательно потерпит сокрушительное поражение.

Поэтому Диана сосредоточилась не на мыслях, а на ощущениях – и запоминала, что обивка в такси была шершавой, а ладони, гревшие её вечно ледяные пальцы, чуть суховатыми. Диана открыла глаза и посмотрела на Кристиана, не пытаясь угадать его мысли, но изо всех сил надеясь, что она значит для него ничуть не меньше.

Кристиан, любовавшийся её лицом, неожиданно покраснел и опустил голову – словно устыдившись того факта, что суровый звукоинженер может не только честить музыкантов, но и совершенно искренне кем-то восхищаться. Растроганная Диана прислонилась к его плечу и снова прикрыла глаза, но уже через мгновение такси остановилось – аккурат между бетонной коробкой новостройки и церковью, чьи витражи окрашивали снег в жёлто-лунные тона.

[1] Fairlight – один из первых коммерческих семплеров.

[2] Братья Майзель – основатели берлинской студии звукозаписи Hansa Studio, имеющей среди синти-поп- и пост-панк-групп культовый статус.

[3] Двенадцатидюймовый сингл – пластинка, позволяющая записывать более длинные композиции. Иногда артисты делали для двенадцатидюймовок «расширенные» (extended) версии песен, иногда – добавляли дополнительные треки.

[4] Героиня романа Эндрю Хоупа «Пленник Зенды».

[5] Героиня романа Вальтера Скотта «Айвенго».

14. Decline

Kaleidoscope был местом, сотканным из противоречий. Он никак не мог отречься от своего рокового прошлого, но уже с любопытством заглядывал в электронное будущее – и это проявлялось практически во всём.

Например, на голых кирпичных стенах вдруг появились красные и голубые гирлянды, делавшие клуб похожим на фотолабораторию. А на танцполе плавно двигались люди, которые вряд ли б пересеклись в обычной жизни. Панков и футуристов, собравшихся в Kaleidoscope, объединяло лишь одно: интерес к самобытной музыке, далёкой от вершин национальных чартов. И Decline, в чарты ещё не попадавшие, для такой публики подходили идеально.

– Слушай, с этими двумя надо что-то делать, – шепнул Эдди, не отводя глаз от коллег.

Он практически не волновался перед первым выступлением – но Карл и Стюарт, которым предстояло петь, заблаговременно сходили с ума. Например, Стю забился в угол, где уткнулся лицом в колени и замер в этой неудобной позе. А Карл, наоборот, не мог усидеть на месте – и наворачивал круги по гримёрке, не реагируя на попытки с ним заговорить.

– И что ты предлагаешь? – спросил Лесли, снимая излишки туши с кисточки. – Купить им пива?

– Вы восхитительно остроумны сегодня, мистер клавишник, – фыркнул Эдди, не оценив отсылку к своему неудачному выступлению. – Нет же, я предлагаю сказать им что-то подбадривающее, пока они на стенку не полезли.

– Пиво, на мой взгляд, было бы эффективнее, – Лесли отвернулся к зеркалу и попросил: – Дай мне минуту, ладно?

Эдди, мягко говоря, не был поклонником мужского макияжа. Тем не менее, он не мог не признать: на Лесли это смотрелось эффектно – особенно в сочетании с рокнролльной причёской и куртками из каких-то научно-фантастических материалов.

Коллега, наконец, сунул тюбик с тушью в рюкзак и отправился ловить Карла. Перегородив ударнику путь, Лесли принялся что-то негромко ему объяснять. А Эдди, поправив тесный ворот водолазки, пошёл успокаивать Стюарта.

– Стю, ну чего ты, – он мягко двинул друга в плечо. – Тебе как будто впервые на публике выступать.

– В качестве солиста – впервые, – пробормотал Стюарт.

– Да брось ты, – Эдди сел на соседний стул. – Не понимаю, из-за чего переживать – поёшь-то ты сносно. А был бы русалкой – я б точно постарался получить квалификацию морской ведьмы и украсть твой голос.

Лесли часто воспринимал их речь буквально. Впрочем, что взять со столичного парня, не знакомого со странными речевыми конструкциями, которыми пользовались южане? Вот и сейчас он недоумённо посмотрел на них, не понимая, над чем коллеги хихикают и какой смысл вкладывают в свои слова.

Тем не менее, эти речевые игры помогли: Стюарт, хотя и оставался бледным, как полотно, оторвал голову от коленей и продемонстрировал готовность выступать. И только Карл продолжал причитать, предсказывая свой позор и следующее за этим увольнение.

– Но, Карл, в этом же и суть живых выступлений, – терпеливо объяснял Лесли. – Два удара никогда не звучат одинаково, у солистов могут дрожать голоса – но это придаёт атмосферности и человечности исполнению. Иначе бы лайв-записи вообще не продавались.

– Легко тебе говорить! – простонал Карл. – Будешь стоять себе в глубине сцены и жать на клавиши, в то время как я…

В дверь гримёрки – вернее, подсобного помещения, служившего гримёркой, – настойчиво постучали. Эдди поспешил открыть, в глубине души радуясь, что поток нытья не в меру застенчивого ударника прервали гости, а не он сам.

Первой в гримёрку впорхнула Диана. Оглядев бледного Стюарта и посеревшего Карла, она правильно оценила ситуацию и увела солистов в угол комнаты – утешать и давать последние советы. Следом вошли Пол, Гарри и Кристиан – и обменялись с клавишниками рукопожатиями.

– Ну как вы, дети мои? – спросил Пол.

– Хорошо, спасибо, – ответил Лесли. – Только Карл…

–…Опять хернёй страдает, – закончил за него не столь вежливый Эдди.

– Эд, ну будь ты снисходительнее, – покачал головой Гарри. – Мы нанимали Карла для живых выступлений – и не планировали, что он будет принимать участие в студийной работе и тем более петь. Представь, какое на него оказывается давление.

Эдди, который бесился от склонности ударника к излишней драматизации, лишь раздражённо поджал губы. Тем временем Диане удалось добиться того, чего не смог сделать Лесли: она вселила в Карла уверенность и убедила его выйти на сцену.

– Как в том дубле, помнишь? – напутствовала она, подводя солистов к остальным.

– Да, конечно, я помню! – закивал Карл. – Я постараюсь, мисс.

Пол и Гарри оглядели Decline – и почувствовали какую-то странную тоску. Казалось бы: совсем недавно они встретили способного музыканта, а в паршивеньком клубе одноклассника обнаружили талантливых сонграйтеров… А уже сегодня должно состояться их первое выступление – и друзьям казалось, что одновременно прошло очень много и очень мало времени.

– Удачи вам, ребята, – от всего сердца пожелал Пол – он сам не понял, когда успел привязаться к этим парням.

– И постарайтесь насладиться живым выступлением! – добавил Гарри. – Исполнение собственных песен, взаимодействие с публикой – это такой кайф, всё-таки.

– Пойдёмте уже, – холодно сказал Кристиан. – Им через пару минут выходить.

Диана, расцеловав ребят напоследок, первой выскочила из гримёрки. Следом вышли Пол и Гарри, а Кристиан, задержавшись на пороге, сказал:

– Всё пройдёт нормально. В конце концов, вы одна из лучших групп, с которой мне доводилось работать.

И, прежде чем ребята опомнились от такой шокирующей искренности, звукоинженер с силой захлопнул дверь.

Карл обо что-то споткнулся – не то о провода, не то о собственные ноги, – и глухой грохот сразу привлёк внимание публики. Лесли прикрыл глаза, а Эдди со Стюартом, напротив, в ужасе уставились на ударника. Карл же, багровый до кончиков ушей, всё-таки добрался до установки и, взяв палочки, наклонился к микрофону:

– Добрый вечер, – теперь на сцену смотрели даже те, кто не обратил внимания на грохот – никто не ожидал, что у Карла окажется такой низкий голос. – Мы – Decline.

Пол, Гарри, Кристиан и Диана поддержали его оглушительными аплодисментами. Остальные же посетители лишь изумлённо глядели на группу, не понимая, чего от неё ждать. Как минимум их удивляло сочетание синтезаторов и ударной установки, а как максимум – четыре разных участника, которые не давали определить жанровую принадлежность коллектива. Рыжий клавишник выглядел как завсегдатай андеграундных клубов, бритый ударник – как англичанин, старательно косивший под американца. Музыканты посередине напоминали не то студентов, не то бухгалтеров и потому рядом с коллегами смотрелись даже комично.

Карл, столкнувшийся с недоумением публики, совсем сник – и тогда инициативу на себя взял Стюарт. Он вцепился в свой микрофон и дрожащим тенором произнёс:

– As You Wish.

Лесли, стоявший чуть поодаль, нажал клавишу – и помещение заполнил пленительный звук. Он оказал магическое воздействие не только на посетителей, ещё не привыкших к засилью синтезаторов, но и на музыкантов. Карл сразу сосредоточился и занёс палочки над тарелками, а Эдди и Стюарт – подняли ладони над клавиатурами, готовые играть свои партии.

И волшебство случилось.

Пол и Гарри, как загипнотизированные, смотрели на сцену – и понимали, что не ошиблись ни в одном своём решении. Эдди и Стюарт сочиняли традиционную поп-музыку – но серьёзные тексты и искренность, с которой они подходили к работе, добавляли их песням очарования. Лесли доблестно взял на себя аранжировки и не скупился на эксперименты. А Карл, не принимая непосредственного участия в создании песен, щедро добавлял в исполнение разнузданного рок-н-ролла – как энергичными ударными, так и драматическим баритоном.

В итоге всё это звучало так, как если бы Ральф Хюттер[1] и Пол Маккартни решили записать совместный альбом. Публика новый подход к поп-музыке оценила, и на Electric Blue танцпол заполнили посетители. Диана, давно пританцовывающая за столом, тоже наконец вскочила – и выразительно посмотрела на Кристиана. Тот страдальчески вздохнул, поднялся на ноги, и девушка утащила звукоинженера в самую гущу толпы.

Гарри достал сигареты и закурил. Пол же откинулся на спинку дивана и принялся двигать пустой стакан по поверхности стола. А на сцене, рассекая тишину сверкающими звуками синтезаторов, стояли четыре парня. Один из них пел робким тенором: «Do as you wish».

[1] Участник группы Kraftwerk.

15. Ферн

Ферн обладала весьма запоминающейся внешностью. Рослая и широкоплечая, свои короткие волосы она красила в апельсиновый цвет, а огромные голубые глаза – подводила так ярко, что они казались ещё больше. И, пока Гарри отходил от впечатлений, Пол вещал так спокойно, словно совсем не был ослеплен этой ультрафиолетовой красотой.

– Мы сделали несколько записей, – он кивнул на магнитофон. – И нам интересно твоё мнение как музыкального журналиста. К тому же, ты только что приехала из Германии – сравнение с зарубежным рынком нам тоже не повредит…

– Без проблем, – ответила Ферн. – Друзья Джона – мои друзья.

– Спасибо, – улыбнулся Пол и, щёлкнув кнопкой, запустил Electric Blue.

Ферн наклонилась к магнитофону и задумчиво подперла подбородок рукой. Гарри, как завороженный, смотрел на её лиловую помаду – и Полу даже пришлось тихонько пнуть стул, чтобы сооснователь Unsound Records вернулся к реальности. Гарри растерянно моргнул, словно освобождаясь от действия чар, и схватился за блокнот, готовясь записывать комментарии.

Но Ферн молчала все полчаса, не реагируя на пояснения Пола. А когда закончился последний трек – она откинулась на спинку кресла и так грозно посмотрела на продюсеров, что те недоумённо переглянулись.

– Признаюсь, братцы: удивили, – сказала наконец Ферн. – Когда Джон мне позвонил – я подумала, что вы покажете Station во плоти… Но это что-то гораздо более многослойное.

– Не очень-то похоже на комплимент, – буркнул Гарри.

– Потому что это и не комплимент, – ответила журналистка. – Ваши ребята всё ещё играют поп-музыку – весьма элегантную, хотя и несколько наивную, – но тут очевидно есть потенциал для серьёзного проекта. Много вы на нём, конечно, не заработаете, но, если выпустите их вещи – вам никогда не будет стыдно за Unsounds Records.

Теперь Пол и Гарри переглянулись с улыбкой. Вряд ли можно найти более приятные слова для независимого лейбла – хотя зарабатывать, конечно, хотелось бы побольше.

– Что бы ты выпустила первым синглом? – поинтересовался Гарри, и Ферн, практически не задумываясь, ответила:

– Electric Blue и As You Wish. А Walk in Silence и In a Fume – вторым. Могу я дать немузыкальный совет? – вдруг спросила журналистка, и Гарри энергично закивал. – Пожалуйста, не наряжайте ребят в смокинги.

– А что плохого в смокингах? – обиделся Пол. Именно он предложил так одеться Гарри и Кристиану – для съёмок единственного клипа Station.

– Это метафора, братец, – сказала Ферн. – Сила вашей группы – в сочетании ярких индивидуальностей. И если вы будете давать им свободу творчества, иногда покупать пиво и следить, чтобы ребята друг друга не поубивали – у вас получится что-то действительно стоящее. Иными словами: не делайте из них Station. Дайте им стать Decline.

Друзья задумались. Пол – о том, что проект вполне может пойти своим путём, а не тем, который он для него наметил. Для Гарри же эта идея была не нова – и потому он нервно осмысливал ещё одно тревожное предсказание о будущем группы. Ферн с усмешкой посмотрела на продюсеров и мельком взглянула на наручные часы.

– Славно с вами, братцы, но мне уже пора, – она поднялась на ноги и принялась поправлять костюм-тройку из чешуйчатой изумрудной ткани. – Желаю удачи вам и ребятам. Уверена, что у вас получится если не произвести фурор, то хотя бы оставить свой след в истории музыки. А это, на мой взгляд, важнее.

– Спасибо тебе, Ферн, – улыбнулся Пол. – Твоя помощь неоценима.

Журналистка равнодушно кивнула в ответ – мол, всегда пожалуйста. Пол тоже стал подниматься на ноги – очевидно, чтобы проводить Ферн, – но Гарри вдруг с силой нажал на его плечо, заставив друга сесть обратно в кресло.

– Что ты… – удивлённо начал Пол, и Гарри прошипел ему на ухо:

– Я никогда себе не прощу, если прямо сейчас не приглашу её на кофе.

– А-а-а, – Пол понимающе улыбнулся. – Тогда вперёд, ловелас.

Гарри вскочил и, бросив блокнот рядом с магнитофоном, помчался открывать для Ферн двери – сначала из спальни в гостиную, а затем из гостиной в коридор. Пол же, повинуясь привычке, удобно развалился в кресле и поджал ноги. Он вспомнил завороженный взгляд друга, вспомнил Кристиана, который в последнее время стал чуть менее невыносимым – и подумал, а почему бы ему тоже не завести семью? Ведь должна же быть у человека какая-то другая жизнь, не связанная с работой.

Но стоило Полу так подумать – как он вздрогнул от воспоминаний. Нет, семья не для него; по крайней мере, до тех пор, пока он не забудет обстоятельства, вынудившие его вернуться домой.

– Парни, ну это же обалдеть! – Кевин восхищённо рассматривал ярко-синий конверт. – Нет, ребята, вы только гляньте – они выпустили пластинку! Реальную!

– Это всего лишь сингл, – Эдди быстрым движением поправил очки. – Тут по одной песне на каждой стороне.

– Да брось ты! – Кевин двинулся к проигрывателю, перешагивая через сидящих на полу друзей. – Много ли в этой комнате тех, кто выпустил хотя бы и по одной песне на каждой стороне?

– Твоя правда, – усмехнулся Стюарт, открывая бутылку с колой. – А ты, Эдди, не скромничай. Дай насладиться всеобщей любовью, ну.

Эдди с радостью оставил Стюарта наслаждаться – потому что в гостиную вошла Селия. Он зашагал ей навстречу, и, пробираясь сквозь толпу друзей, подумал: а ведь всё это уже было. Та же гостиная с обоями в розочках, те же ребята в синтетических рубашках – разве что с разницей в почти полгода.

Они познакомились в этой же комнате. Селию привели общие друзья, и он сразу обратил на неё внимание – хотя бы потому, что в разгар моды на красное она надела платье его любимого голубого цвета. В целом на фоне подруг, напоминавших тропических птиц, Селия с её скучноватым каре выглядела блеклой – но только не для Эдди. Ему она показалась серьёзной и очень красивой.

Стю уговаривал его подойти к девушке, но безуспешно – застенчивый Эдди стоял возле стены как прикованный. Тогда Стюарт отыскал в толпе Кевина и попросил его познакомить Эдди с Селией. А пока шёл обмен любезностями – Стю пробрался к проигрывателю и включил This Town Ain’t Big Enough for Both of Us[1], чтобы, очевидно, поиздеваться над другом.

– Интересная песня, – сдержанно сказала Селия после того, как Кевин оставил их наедине.

Во время медленного танца она рассказала ему, что учится на медсестру, а он – что пока не определился, но подумывает поступить в университет. Потом Эдди скромно упомянул, что у них со Стюартом есть группа – и удивился, встретив Селию на одном из своих выступлений. После концерта Эдди предложил проводить девушку до дома, и они двинулись сквозь раскалённую дочерна летнюю ночь.

Селию, видимо, замучила ностальгия – потому что она принялась вспоминать их знакомство. Эдди слушал, иногда по-джентельменски предлагая ей руку – дороги в новом районе были завалены обломками обжигающе красного кирпича.

– Знаешь, я сразу обратила на тебя внимание, – смущаясь, сказала Селия. – В тебе как будто было что-то французское… Наверное, из-за водолазки и очков.

– Такого мне ещё никто не говорил! – присвистнул Эдди и добавил уже серьёзно: – Я тоже сразу тебя заметил – из-за голубого платья. Просто это мой… Ну, любимый цвет. Да и вообще все лучшие вещи на свете голубого цвета.

– Да? – улыбнулась Селия. – Это какие же?

– Океаны. Небо, – принялся перечислять Эдди и вдруг тихо добавил: – И твои глаза.

Тогда они впервые поцеловались – задыхаясь от радости и духоты. И больше всего на свете Эдди боялся, что при виде Селии он продолжит дышать спокойно, как дышит спящий человек. Но, когда она встретилась с ним взглядом, ему снова перестало хватать воздуха – и Эдди, улыбаясь, поцеловал подругу в сверкающие губы.

– Ты вовремя, – сказал он, обнимая девушку за талию. – Мы как раз собирались послушать сингл.

– Замечательно, – улыбнулась Селия и прижалась виском к его плечу.

Они протиснулись к проигрывателю, вокруг которого уже расселись его друзья, её друзья и незнакомые ребята, случайно попавшие на вечеринку. Кевин, увидев, что главные действующие лица на месте, торжественно опустил иголку на пластинку – и все услышали отчаянное соло на ударных, в которое затем вплелось люминесцентное звучание синтезатора. Ребята сидели молча, не шелохнувшись, и всё происходящее напоминало какой-то древний обряд, где роль идола исполнял блестящий чёрный винил.

Эдди подумал, что его стошнит от Electric Blue – потому что он играл её бесчисленное количество раз. Однако нет: едва Эдди услышал голос Карла – как в груди снова расширилось то восхищённое недоумение. Неужели это моя песня? Неужели я смог такое написать?

«Нет, я не смог, – вдруг подумал он. – Потому что это не моя – это наша песня. Без голоса Карла и аранжировки Лесли она бы не производила такого впечатления».

К припеву друзья принялись вскакивать со своих мест. Стюарт тоже стал приплясывать возле проигрывателя, причём весьма грациозно – умудряясь периодически отпивать колу, но при этом не проливать не капли. Эдди вопросительно взглянул на Селию – и девушка, чуть подумав, ответила:

– Ну, вроде ничего так.

Electric Blue закончилась, и Кевин перевернул пластинку, чтобы поставить As You Wish. Видимо, эта песня понравилась Селии больше, потому что она обняла Эдди – и они стали кружиться под ледяные синтезаторные спирали, в сочетании с голосом Стюарта прозвучавшие неожиданно тепло.

Прежде чем расстаться – Эдди вручил Селии ярко-синий конверт. Селия растроганно охнула, торопливо поцеловала Эдди и поставила пластинку на полку в коридоре, чтобы она не мешала завязывать шнурки на сапожках.

Конверт так там и остался. И когда Кевин позвонил Селии, чтобы напомнить про подарок – она жалобно попросила:

– Только не говори Эдди!

– Что ты не забрала подарок? – уточнил Кевин.

– Что музыка так сильно меня не интересует, – Селия коротко вздохнула и озвучила ещё одну просьбу: – Спрячь её куда-нибудь, пожалуйста. Я на днях зайду и заберу.

– Как скажешь, – Кевин уже собирался повесить трубку, но не выдержал и язвительно добавил: – А ты вообще как, довольна своей местью? Нравится тебе часами слушать о синтезаторах?

– Да пошёл ты, – процедила Селия, и после щелчка Кевин услышал только пунктир гудков.

Он тоже повесил трубку и взял конверт, одиноко стоявший на полочке. Вскоре ярко-синяя пластинка заняла почётное место в гостиной – Кевин позаботился о том, чтобы её было видно сразу, ещё с порога. И, когда Эдди удивлённо спросит, а почему у Кевина теперь два сингла – он с сожалением скажет, что Селия «забыла» пластинку у него дома.

[1] Сингл американской рок-группы Sparks, центральная тема которого – страх перед любимой женщиной.

16. Decline

– Знаешь, дружище, а всё не так уж и плохо, – сказал Гарри, закрывая журнал. – Я не думал, что мы в принципе попадём в чарты – тем более с первым синглом.

– Меня это тоже приятно удивило, – пробормотал Пол, не отвлекаясь от рецензии на второй альбом Джона Ли.

Хитом Electric Blue не стала. Сначала она решительно взобралась на шестидесятые позиции – да так там и осталась. Для малоизвестной группы это был даже неплохой результат, но Пола и Гарри тревожило другое. Несмотря на то, что сингл регулярно звучал на радио – музыкальная пресса продолжала хранить молчание, не уделяя Decline ни строчки внимания.

– Они не знают, как нас воспринимать, – предположил Лесли. – Как Штокхаузенов[1] или как ABBA.

– А вы сами-то кем себя считаете? – спросил Гарри, и Стюарт в ответ тряхнул смоляными кудрями:

– Мне кажется, мы можем быть и тем, и другим[2].

Стю не соврал – они и вправду пытались совместить разные направления, когда собирались в студии с намерением разнообразить свой сет. Прежнее разделение сохранялось: он с Эдди отвечал за поп-музыку, Лесли – за электронику, а Карл – за покупку печенья, моральную поддержку коллег и многочисленные советы, которые он давал по поводу и без.

– Нам нужна песня про счастливую любовь, – решил, например, Карл, пока Эдди и Стюарт пытались превратить какие-то заевшие строчки в полноценное произведение.

– Да ты что? – добродушно усмехнулся Стю, но идею ударника неожиданно поддержал Лесли:

– Звучит как идея, – сказал он, постукивая пальцами по пластиковому корпусу синтезатора. – Наши песни холодные и интеллектуальные – а что-то тёплое и эмоциональное действительно может разнообразить сет.

– И, Эд, на тебя вся надежда! – Карл стряхнул крошки с футболки. – Больше ни у кого из нас нет подруги.

Эдди ощутил лёгкое покалывание, но не на уровне скул, а где-то в груди. Это покалывание называлось «раздражением», потому что его бесило, когда Карл лез в процесс написания песен. Правда, поразмыслив, Эдди нехотя с ним согласился. У них действительно не было вещи, от которой слушателей развозило б только так – и клавишник отправился на поиски своего Minimoog.

– Попробую что-нибудь придумать, – сообщил он коллегам и, прихватив пачку печенья, устроился в противоположном углу гостиной.

Стю пересел поближе к Лесли – они как раз хотели написать интро для выступлений, – а утомившийся Карл отправился на перекур. Эдди надел наушники, придвинул к себе синтезатор и принялся подбирать мелодию к обрывкам фраз, которые крутились у него в голове. Ещё он отчаянно пытался воскресить в памяти образ Селии – её голубое платье, блестящие от лака волосы и глаза, впитавшие синеву летнего неба, – но результат всё равно получался скверный. Эдди не понимал, что переживает одно из самых трогательных творческих разочарований – невозможность написать о своих чувствах, потому что для них не хватает слов.

– Бред какой-то, – раздражённо сказал он, скидывая наушники на шею. – Нельзя писать о любви и при этом не чувствовать себя идиотом.

– Не огорчайся, – Стю ободряюще ему улыбнулся. – О счастливой любви писать трудно… Потому что счастье оно, ну, индивидуально. А горе – универсально.

– Разве у вас нет условных знаков или общих воспоминаний? – бесстрастно спросил Лесли. – Вокруг которых можно построить текст? Например, вокруг песни, под которую вы впервые…

– Когда я тебя целую!.. – вдруг взвыл Карл, роняя крошки на джинсовые колени. – То слышу, как поёт Рой Орбисон![3]

– Оставьте его, ну, – дёрнул плечом Стюарт. – Пока тебя молнией не прошибёт – ты можешь написать разве что сносный би-сайд.

– Молнией? – переспросил Лесли, недоумённо вскидывая брови.

– Он про вдохновение, – перевёл Эдди, листая свой блокнот.

Где-то в середине ему попались четверостишия, записанные в баре. Эдди перечитал их и с удивлением обнаружил, что получилось в общем-то неплохо – особенно геометрия сложившегося образа: дуги теней от ресниц, углы скул, неевклидовые разводы на куртке… Эдди махнул рукой коллегам и опять надел наушники, чтобы подобрать мелодию. Стю снова повернулся к Лесли, и они задумчиво склонились над синтезатором – а Карл, устав от безделья, вцепился в гитару.

– Кажется, у меня кое-что есть, – час спустя сообщил Эдди, погружая наушники в плюшевую траву изумрудного ковра. – Это, правда, не песня про счастливую любовь – и придумал я её не особенно трезвый…

–Да показывай уже, – усмехнулся Карл.

Эдди взял листок в левую руку, а правой стал наигрывать какой-то несложный мотивчик. Идея заключалась в многократном повторении и транспонировании[4] этого самого мотива – так Эдди пытался изобразить бензиновые всполохи на куртке героя песни. Ему было трудно одновременно играть и смотреть на запись, но он всё-таки бросил взгляд на коллег – и увидел, как самодовольно улыбается Стю, удивлённо хлопает ресницами Карл и как внимательно наблюдает за ним Лесли.

– Как ты, чёрт бы тебя побрал, это делаешь?! – воскликнул Карл и бросился к синтезатору, едва Эдди закончил петь. – Песня же как будто переливается! – Карл уселся на пол с другой стороны инструмента, попробовал наиграть мелодию и безбожно сфальшивил.

– Здесь частично используется золотая секвенция[5], – сказал Лесли и сыграл мотив на своём синтезаторе – верно, в отличие от коллеги. – Думаю, это она создаёт такое впечатление.

– Не знаю, что это, но звучит охрененно!

Польщённый Эдди протянул листок Карлу – теперь безо всякого стеснения, потому что Лесли стал учить их нотной грамоте, – и ударник принялся осторожно тыкать в клавиши. Стюарт, всё это время молча сидевший в углу дивана, наконец встал, подошёл к коллегам и едва слышно спросил – его просьбу чуть не заглушила энергичная игра Карла:

– Эдди… Можно я её спою?

Карл и Эдди удивлённо посмотрели на Стю. Он пел только потому, что Пол и Гарри назначили его главным солистом – и никогда не проявлял инициативу; для этого Стюарт был слишком застенчив. Но сейчас, отвечая на вопросительные взгляды коллег, он смущенно сказал:

– Просто она мне понравилась… И даже сильнее, чем Electric Blue.

– Спасибо, Стю, – улыбнулся Эдди и краем глаза увидел, как Лесли поднимается со стула и направляется к двери. – Эй, а ты куда?

– О, босс, простите, – усмехнулся Лесли, постукивая сигаретой по пачке. – Могу я пойти покурить?

– Господи, да конечно! – Эдди мгновенно устыдился своего начальственного тона. – Просто вдруг кто-то, ну, тоже собирается. Карл?..

– Не, неохота пока, – покачал головой ударник.

– А мне охота, – Эдди поднялся на ноги и перешагнул через синтезатор. – Так что я пойду с тобой – если ты, конечно, не возражаешь.

– Не знал, что ты куришь, – сказал Лесли, протягивая Эдди пачку сигарет.

– А я, в общем-то, и не курю, – Эдди вытащил одну и благодарно улыбнулся. – Вернее, у меня нет такой привычки: я курю только когда появляется подходящее настроение.

Клавишник кивнул и, закурив, передал зажигалку коллеге. Эдди опалил кончик сигареты огоньком, затянулся и с наслаждением выдохнул – он уже успел забыть, как курение расслабляет.

Лесли тем временем облокотился на кованую ограду – она отделяла дворик от тротуаров и проезжей части. Студия располагалась в вполне благополучном районе, но Эдди казалось, что это лишь видимость благополучия. В квартире, например, из нового были лишь инструменты и оборудование – хотя дом сверкал свежей краской. Дворик, в котором они сейчас курили, радовал глаз – но за оградой мир как будто обрывался. Сквозь кружево металла была видна лишь однотонная серая дорога, простирающая вплоть до самой реки. Словно они жили в наброске, который художник и не планировал заканчивать.

Эдди прислонился спиной к ограде, стряхнул пепел на зеркально переливающийся лёд и спросил у коллеги:

– Ты ничего не сказал о песне. Как тебе кажется, у неё есть… Ну, будущее?

– Конечно, – ответил Лесли, не сводя глаз с проезжей части. – Я бы предложил сделать звучание более мрачным и замедлить темп, чтобы…

– Так, а можно вот с этого места поподробнее? – заинтересовался Эдди. – Что именно ты хочешь сделать «более мрачным»?

Лесли вдруг улыбнулся так, что при виде него любая кинозвезда поспешила б завершить свою карьеру. Он постучал пальцем по сигарете и стал рассказывать:

– Недавно Гарри притащил старый синтезатор – и там есть один режим… Господи, да какая же это неблагодарная затея – описывать звуки словами, – Лесли взмахнул рукой и прочертил кончиком сигареты несколько огненных зигзагов. – Но я всё-таки попытаюсь. Когда ты включаешь этот режим – мелодия как будто начинает рассеиваться. Представляешь волну, которая разбивается о берег?

– Представляю, да, – пробормотал Эдди, не в силах отвести взгляд от коллеги – словно зеленоватый блеск неопределённого цвета глаз его загипнотизировал.

– Превосходно, – Лесли затянулся, выдохнул дым и продолжил: – С этим режимом звук тоже словно разбивается об акустические скалы. И мне кажется, что басовая линия, исполненная на таком синтезаторе, добавит твоей песне атмосферности. Она усилит ощущение того, что…

– …Что действие происходит в прокуренном баре? – уточнил Эдди. – Просто со мной такое бывает: когда долго сидишь в задымлённой комнате – мир словно соскакивает с орбиты.

– Именно, – в глазах Лесли словно блеснуло восхищение. – Если много времени проводишь в баре – обязательно теряешь чувство реальности.

Он бросил сигарету в урну и принялся натягивать рукава на побелевшие от холода запястья. Эдди, словно очнувшись, отправил свой окурок по тому же пути. В голове стоял какой-то приятный звон, а взгляд невольно возвращался к лицу коллеги.

По понятным причинам именно Лесли пользовался наибольшей популярностью среди их немногочисленных поклонников. Но Эдди не сомневался: они бы влюбились в него заново, если б услышали, как клавишник рассказывает об инструментах и аранжировках. Потому что в обычно ледяных глазах, в бесцветном голосе появлялось что-то притягательное – что-то, чему Эдди не мог подобрать название. Но это «что-то» заставляло слушать, не отвлекаясь, смотреть на него, не отрываясь.

«Просто увлечённость всем к лицу, – решил Эдди. – А у него даже взгляд меняется, когда он говорит о каком-то режиме на каком-то там синтезаторе… Вот одержимый-то, конечно. И я ещё думал, что это мы со Стю любим музыку».

– Слушай, нам нужно возвращаться, – сказал клавишник, пряча замёрзшие руки в карманы куртки. – А то ещё немного – и группа потеряет сразу двух музыкантов.

– Да, конечно, – кивнул Лесли, и Эдди был готов поклясться, что услышал щелчок переключателя. Губы коллеги сжались в тонкую линию, глаза снова стали холодными, а ресницы – слегка опустились, лишая лицо всякого выражения. От того Лесли, с которым он только что разговаривал, не осталось и следа.

Коллеги забежали в подъезд, ринулись вверх по лестнице – и Эдди вдруг осознал, что возвращаться он, в общем-то, не хочет. Его изо всех сил тянуло обратно, причём даже не в пространстве, а во времени – Эдди до смерти хотел вернуться на пять минут назад, в момент, когда они ещё обсуждали аранжировку.

Клавишник остановился на ступеньках, силясь понять, что же было такого притягательного в этом разговоре. То, что они идеально друг друга понимали? Или, может, ему было невероятно комфортно с Лесли – потому что, замечая невысказанное уважение коллеги, он чувствовал себя всё более и более уверено?

А вдруг дело было в самом Лесли? Когда он, отбросив сдержанность, принялся с искренней увлечённостью рассуждать о музыке – Эдди показалось, что Лесли искрится, сияет и переливается не менее ярко, чем любая из его курток. Наверное, подумал Эдди, именно в тот момент он перестал воспринимать коллегу исключительно как приложение к синтезатору – и заинтересовался им как человеком. Почему разговоры о музыке преображают его так, как не может преобразить ни одна подводка и тушь для ресниц? Что произошло с предыдущими тремя группами Лесли? И почему его би-сайды проникнуты такой безысходностью, что хоть под машину бросайся?

– Эдди? – Лесли обернулся и увидел, что коллега стоит, бессильно прислонившись к стене. – Эй… Ты в порядке?

– А? – клавишник встрепенулся. – Да, в полном, спасибо. Это всё бег практически по вертикали.

– О, ясно, – Лесли вынул ключи и принялся отпирать дверь. – Хотя курильщик здесь вроде я.

Они вошли в квартиру, где опять стоял какой-то гам – сейчас, например, Карл и Стю репетировали тот самый би-сайд и в перерывах что-то шумно обсуждали. Лесли положил ключи на стойку, а Эдди – скинул куртку и поинтересовался:

– Слушай, а тот синтезатор… Ну, о котором ты рассказывал – он сейчас здесь?

– Да, он лежит у Гарри в комнате, – Лесли грациозно повёл плечами, сбрасывая плащ. – Ты хочешь…

– …Сделать демозапись, – сказал Эдди. – С голосом Стю и басовой партией, сыгранной на той старой машине. Не знаю, зачем – у нас уже есть сингл про запас, – но я умру, если сегодня не доведу задуманное до конца.

– Тогда я постараюсь спасти тебе жизнь, – лучезарно улыбнулся Лесли, и Эдди почувствовал, как его лёгким становится тесно в узких рёбрах.

Проваливаясь в пучины суеверного ужаса, он, наконец, начал догадываться, почему ему так хотелось вернуться в недавнее прошлое, к заиндевелой ограде и разговорам об аранжировках. Причина этого желания, впрочем, ни о чём не догадывалась. Она смахнула со скул мерцающий порошок теней, сунула плащ в шкаф и отправилась на поиски старого синтезатора, оставив оглушённого осознанием истины Эдди в одиночестве.

[1] Карлхайнц Штокхаузен (1928-2007) – немецкий композитор, представитель авангарда. Одним из первых начал экспериментировать с электронной музыкой.

[2] Примерно такой же диалог состоялся между продюсерами и участниками группы Orchestral Manoeuvres in the Dark.

[3] Рой Орбисон (1936-1988) – американский музыкант. Известен эмоциональными балладами об одиночестве и характерным тенором.

[4] Транспонирование – сдвиг мелодической фразы на определённый интервал.

[5] Золотая секвенция – последовательность аккордов, выстроенная согласно кварто-квинтовому кругу. Из-за запоминающегося гармоничного звучания часто используется в популярной музыке.

17. Пол и Гарри

– Наверное, церковь всё-таки наилучший вариант, – сказал Пол, изучая исписанные страницы ежедневника. – А ты что думаешь, приятель?

– Не думал, что когда-нибудь такое скажу, но да, – ухмыльнулся Гарри. – Церковь действительно наилучший вариант.

Пока Джон Ли пытался покорить Америку, а Decline – столицу, Пол и Гарри решили заняться своими проектами. Они записали несколько электронных композиций, а когда на улице немного потеплело – отправились изучать здания, которые Джон предложил арендовать для будущей студии.

Пока перестроенная церковь казалась идеальным местом: продюсеров устраивали как цена, так и расположение. А Гарри особенно впечатлил подвал, где его голос обретал неожиданную глубину и эмоциональность.

– Какая реверберация[1], Пол! – воскликнул он, и тишина послушно повторила окончания слов. – Подумать только!

Распрощавшись с владельцем здания, друзья засели в кафе напротив и принялись обсуждать имеющиеся варианты. Пол начертил в ежедневнике таблицу, чтобы арифметически вычислить идеальное место – и Гарри, глядя на неровные квадраты, спросил:

– Да что тут сравнивать? Давай заселимся в церковь – и дело с концом.

– Не так быстро, приятель, – усмехнулся Пол. – Предлагаю сначала обсудить это с Джоном. Он возвращается… Пятнадцатого, значит, шестнадцатого мы могли бы…

– Только не шестнадцатого, – Гарри решительно помотал головой. – Мы с Ферн идём на «Волшебную флейту»[2].

Пол с трудом сдержал удивление, но всё же вежливо ответил:

– Не вопрос – выберем другую дату. Да и Джон отдохнёт после тура.

Гарри довольно кивнул и отломил половинку от тоста. Пол отпил кофе, глядя поверх друга на перестроенную церковь. Владелец её не пощадил, сохранив разве что тягучие золотистые витражи – и теперь при хорошей погоде на асфальте словно валялись куски битого солнца. Пол подумал, что такой осколок мог бы стать логотипом будущей студии – но отрассуждений его отвлекло неожиданное предложение Гарри:

– А если нам устроить двойное свидание? Я пойду с Ферн, а ты наконец позвонишь Дарси Миллер.

– Всё никак не угомонишься? – произнёс Пол с плохо скрываемым раздражением. – Гарри, это уже неостроумно.

– Да причём тут остроумие? – возмутился он, нехотя отодвигая тарелку со второй половинкой тоста. – Послушай, дружище, я понимаю, что тебе досталось…

– Нет, – сказал Пол мягко, но таким тоном, который ясно обозначал границы обсуждения. – Я думаю, ты не понимаешь.

И хотя Гарри не обладал врождённой деликатностью друга – он всё равно замолчал. Потому что не знал, что сказать. Как поддержать человека, который пережил, пожалуй, самое страшное? Эй, дружище, жизнь продолжается? Это он знал и так – и именно Пол вытащил его из квартиры, где Гарри заперся после распада группы. Не наоборот.

Но, несмотря на показной оптимизм, всё-таки в Поле скрывалось что-то надломленное. Гарри не знал, что именно – и сейчас, после отповеди друга, наконец начал догадываться.

«Так вот в чём дело», – думал он, наблюдая, как Пол двигает чашку по матовому пластику стола. – «Продолжается ведь не только его жизнь – но и его смерть тоже продолжается».

– Давай сделаем собственный проект, – вдруг предложила Диана.

С точки зрения Кристиана, три часа ночи – не самое подходящее время для обсуждения работы. Но он всё же взглянул на девушку и равнодушно уточнил:

– Музыкальный?

– Да! – кивнула Диана. – Как Decline. Создадим дуэт, где я буду петь, а ты – играть.

Кристиан провёл рукой по её обнажённому плечу, но Диана как будто этого не заметила: она смотрела на потолок, явно представляя себя на сцене. Тогда звукоинженер приподнялся на локте, натянул одеяло повыше – в квартире было холодно, – и сказал:

– Не уверен, что мой уровень исполнительского мастерства пригоден для сцены. И опыт Station меня не впечатлил.

– Кристиан, солисткой же буду я, – Диана тоже приподнялась на локтях. – Соответственно, всё внимание мне. Просто ты только представь, – её глаза засияли от восторга. – Мы же будем отлично смотреться вместе! Признаться, я об этом думаю с того самого момента, как ты пригласил меня на первый танец. Там, в баре, висело зеркало над стойкой – я в него смотрела и думала, что из нас бы получился неплохой поп-дуэт.

– Блестяще, – Кристиан театрально возвёл глаза к потолку. – Я во время танца думал о ней – а она о проекте.

Диана поспешила загладить вину и потянулась к его губам. Но после поцелуя инженер вернулся к разговорам о дуэте – и с какой-то неприятной досадой осознал, насколько все они повёрнуты на своей работе.

– Допустим, – сказал он сухо. – Ты будешь петь, а я – играть. Но откуда мы возьмём песни? Ты что-нибудь сочиняешь?

– Нет, но Гарри что-нибудь для нас напишет. Уверена, он не откажет, – беззаботно ответила девушка и звонко рассмеялась, увидев выражение лица Кристиана.

– Гарри пишет песни?! – изумился звукоинженер.

– Конечно, он же бывший рок-музыкант, – Диана поцеловала его в подбородок. – Милый, общайся не только с Лесли – и узнаешь много интересного о коллегах.

Кристиан упал обратно на простыни и уставился на потолок, покрытый какой-то неаккуратной лепниной. Вдруг левое плечо вздрогнуло от приятной тяжести: это Диана устроилась рядом с ним. Кристиан обнял девушку и с усмешкой спросил:

– То есть Гарри – бывший рок-музыкант. А Пол? Неужели он тоже?

– Нет, – казалось, Диана снова вот-вот рассмеётся – вероятно, от нелепости предположения. – Тогда Пол работал диджеем… И жил не то в Швейцарии, не то в Бельгии. Боже, Кристиан, как давно всё это было! Наверное, семь или восемь лет назад.

– А как ты оказалась в этой компании?

Диана с улыбкой посмотрела на инженера. Обычно уставшие глаза, равнодушно скользящие по людям и поверхностям, при виде Кристиана невыносимо теплели. И ему вдруг безумно захотелось её поцеловать – но Диана заговорила прежде, чем он успел:

– Я же была сессионной бэк-вокалисткой – и меня пригласили поработать… – она задумалась. – Над их вторым, кажется, альбомом. Гарри написал песню, этакий рок-госпел, и хотел, чтобы там звучал женский голос. Остальные участники группы были против, поэтому в студии со мной разговаривали только продюсер… И, собственно, Гарри. Так мы и подружились.

Диана улыбнулась ещё ярче, но уже от приятных воспоминаний. Инженер не знал, какие отношения связывали Диану и Гарри, и против воли ощутил зудящую в солнечном сплетении ревность.

– Ты сказала «семь-восемь лет назад»? – Кристиан что-то прикинул в уме и спросил, удивлённо вскинув брови: – Как получилось, что в таком юном возрасте ты уже была профессиональной бэк-вокалисткой?

– Происхождение обязывает, – усмехнулась Диана. – Знаешь Вики?

– Конечно, – кивнул Кристиан. Кто не знал легендарную бэк-вокалистку, главный женский символ рок-музыки 70-х? Он начал лениво вспоминать альбомы, записанные с её участием – и внезапно до него дошло.

Диана снова расхохоталась, закрыв руками лицо. Кристиан почувствовал, как от досады у него дёрнулся уголок губ: молодая девушка, в чьём хрупком теле заперт мощный роковый голос… С ранних лет работает в студии… В конце концов, те же зелёные глаза, что в 70-е сводили всех музыкантов страны… Ему, конечно, следовало догадаться.

– То есть Вики – твоя мать, – мрачно констатировал он. – А отец, должно быть, Рассел Холлис из The Pale Shadows?

– Должно быть! – Диана взглянула на него сквозь щёлочку между пальцами. – Ой, милый, видел бы ты сейчас своё лицо!

– Спасибо, не хочется, – проворчал Кристиан, но не выдержал и улыбнулся девушке: – Я лучше посмотрю на твоё… Иди ко мне.

Диана с готовностью повернулась к нему. Кристиан осторожно коснулся её подбородка, поднимая лицо чуть выше, и какое-то мгновение рассматривал завитые волосы, падающие на лоб, толстые от туши ресницы и приоткрытые в ожидании поцелуя губы. Забавно всё-таки, подумал Кристиан, что осознание чего-то важного приходит не как в фильме – где-нибудь на мосту через Вену, обязательно в сопровождении лунного света и виртуозно исполненной элегии.

Нет, осознание важного обычно застигает врасплох, например, в неряшливой съёмной квартире, где у Дианы некрасиво размазалась тушь, а в качестве элегии выступал треск давно закончившейся пластинки. Осознание важного приходит внезапно и очень ненадолго, и главная мудрость здесь, как понял Кристиан – не пропустить это чувство.

…В семь утра он поставил турку на плиту и открыл ярко-жёлтый блокнот. И, пока Диана пела в душе великолепно поставленным контральто, Кристиан набрасывал заметки для трёх будущих песен.

Одну инженер посвятил фразе, с которой всё началось: «Как жаль, что вы никогда не пригласите меня на танец». Во второй описал, как выглядят современные принцессы. А в третьей попытался выразить свои чувства – те самые, что захлестнули его, когда в четыре утра он рассматривал лицо самой потрясающей на свете девушки. Но слова подбирались с трудом, и Кристиан раздражённо постукивал ручкой по столу, пока Диана разливала кофе по чашкам.

– Милый, мы опоздаем, – осторожно заметила она, и Кристиан нетерпеливо кивнул ей в ответ.

– Минуту, пожалуйста, дай мне минуту, – пробормотал он и размашистым почерком дописал:

«Однажды мы с друзьями поехали во Францию. Это был разгар туристического сезона, разгар лета – и плавалось легко, потому что море было тёплым и спокойным. Ты словно плывёшь, укутанный в громадное синее одеяло.

И, знаешь, Гарри: оказывается, нормальная любовь – она как Средиземное море в июле. Никаких брызг и высоких волн. Никаких скандалов, тревоги, попыток спрятать свои черты и привычки под шпоном. Быть счастливо влюблённым – это плавать в спокойном море, и я не знаю, как можно сказать о своих чувствах точнее».

[1] Реверберация – эффект, заключающийся в многократном отражении звуковых волн от стен, потолка и других элементов помещения. Обычно, говоря о реверберации, подразумевают ощущение пространственной глубины звука. Такого эффекта можно добиться в помещении с хорошей акустикой, но если такого нет – создаётся искусственная реверберация за счёт эхокамер, усилителей и других устройств.

[2] Опера Вольфганга Амадея Моцарта.

18. Decline

Первой молчание нарушила Ферн Робинсон. Она упомянула Decline в своей рубрике, назвав группу «подающей надежды», а их сингл Electric Blue – «прекрасным образцом урбан-попа». Пол перечитал обзор несколько раз и, в конце концов, аккуратно спросил у Гарри:

– Приятель, а связано ли это как-нибудь с тем, что вы идёте на «Волшебную флейту»?

– Нет, – пробормотал Гарри, не отвлекаясь от договора купли-продажи. – Исключительно инициатива Ферн.

– Ну и прекрасно, – Пол наклонился и достал из-под стойки коробку из-под обуви. Там они хранили все упоминания, связанные с их проектами – и сверху Пол положил ярко-розовый журнал, где впервые написали о Decline.

Обзор как будто запустил цепную реакцию, потому что остальные журналисты тоже стали обращать внимание на новую группу. Видимо, Ферн вручила коллегам понятийный аппарат – и те осознали, что на данном этапе представляют из себя Decline.

На одну из таких рецензий наткнулся Стюарт, выписывающий целую стопку пёстрой полиграфии. Он прочитал начало статьи, густо покраснел и выбежал из дома, на ходу заталкивая журнал в портфель – потому что и так опаздывал на электричку.

В офисе Unsound Records было, как всегда, шумно: участники группы и продюсеры громко обсуждали сет, с которым Decline отправятся на разогрев к Eric’s. Стюарт, игнорируя разглагольствования Пола и бормоча что-то невнятное в ответ на приветствия, вытащил из портфеля смятый журнал и протянул его Лесли.

– Прочти, пожалуйста, – сказал Стю. – Страница вроде двенадцать.

Лесли удивлённо вскинул брови и принялся листать журнал. Обнаружив рецензию и прочитав её по диагонали, он осторожно спросил коллегу:

– Вслух?

– Ну, – Стюарт бросил портфель в угол и рухнул на диван.

Лесли на всякий случай взглянул на продюсеров. Пол с Гарри ему кивнули – и он, прочистив горло, стал читать:

– «Decline стали заметной частью столичного музыкального ландшафта», – клавишник услышал, как самодовольно хмыкнул Гарри. – «Чаще всего их можно встретить в Kaleidoscope и Orson, где они играют перед клерками – потому что вряд ли способны заинтересовать кого-то ещё. Если вы столкнётесь с этой группой – то увидите трёх пай-мальчиков, которые, как послушные ученики, выполняют заветы продюсеров и играют хоть и электронную, но всё же достаточно приторную поп-музыку».

– Вот жлоб столичный, – недобро усмехнулся Стюарт и тут же осёкся: – То есть… Я не хотел сказать, что…

– Поздно, – с каменным лицом произнёс Лесли. – Мы уже мысленно пожелали тебе скорейшей смерти.

Стю изумлённо взглянул на Эдди, словно спрашивая друга: «Не берусь утверждать со стопроцентной уверенностью, но мне кажется, что он только что-то… Ну, пошутил?». Эдди с улыбкой закивал, а Лесли тем временем продолжил монотонно читать статью.

Если сжать её до одного слова – то получится «искусственный». Им автор рецензии описывал всё связанное с Decline: от происхождения группы до песен, которые исполнялись на монофонических синтезаторах. Придерживаясь этой позиции, журналист ребят, в общем-то, не ругал – какой смысл ворчать на инструмент? – но через строчку передавал приветы недальновидным продюсерам.

– «Однако нельзя не отметить ударника группы», – читал Лесли. – «Невозможно выглядеть круто, если ты, как статуя, стоишь за синтезатором – и Карл тянет на себе буквально всё. Мощный мужской голос, агрессивный стиль игры и несомненная харизма – лучшее, что есть в живых выступлениях этой группы, вы найдёте всего в одном её участнике».

Карл старался сохранять мрачное выражение лица, но всё-таки не выдержал и довольно улыбнулся. Он всё ещё чувствовал себя не очень уверенно и периодически отказывался выступать – и тогда его мягко уговаривали (Стюарт), взывали к рассудку (Лесли) или грозили отправить на сцену пинком (Эдди).

Поэтому столь лестное упоминание его, конечно, взбодрило – и такая общечеловеческая реакция вернула к жизни сонграйтеров. По крайней мере, Эдди и Стюарт перестали сидеть со скорбными лицами и робко улыбнулись коллеге. Но тут Лесли неожиданно оборвал себя на полуслове и поднялся на ноги.

– Ну, ты серьёзно, что ли? – удивлённо спросил Стюарт.

– Стю, прояви сочувствие, – хрипло ответил Лесли. – Я не солист и не лектор, приученный воспроизводить такие объёмы текста вслух.

Клавишник сделал круг по гостиной и на комоде, возле внушительной стопки пластинок, обнаружил свою чашку. Отпив остывшего кофе, Лесли вытащил из кармана брюк пачку и объявил:

– Перекур, – он вставил сигарету в рот и как будто между прочим заметил: – Эдди, кажется, ты тоже хотел покурить.

У Эдди удивлённо вытянулось лицо, но он без лишних слов повиновался. Следом Карл принялся энергично шарить по своей джинсовке – пока Кристиан не похлопал его по плечу и не шепнул: «Потом сходим». Инженер догадался, что двум наиболее здравомыслящим участникам группы нужно что-то обсудить наедине.

Лесли любезно предложил Эдди закурить, но тот отказался. Тогда клавишник сунул упаковку обратно в карман и, скосив глаза на кончике сигарет, щёлкнул зажигалкой. Эдди, наблюдавший за ним поверх очков, вдруг крупно вздрогнул и раздражённо спросил:

– Ты же за чем-то другим вытащил меня на мороз?

– Верно, – Лесли выпустил дым в сторону и взглянул на коллегу. – Ради всеобщего блага придётся помёрзнуть.

Эдди нетерпеливо кивнул. Лесли любил искать сравнения, и потому коллегу он мысленно называл сыном Джона Ли и Ива Сен-Лорана[1]. Эдди тоже отличался высоким ростом и массивной нижней челюстью, как их коллега по лейблу – но при этом в нём было что-то элегантное. Лесли не знал, что именно: то ли очки в изысканной оправе, то ли тот факт, что для Эдди слово «стиль» означало «всегда носить чёрное».

Но с этой внушительной внешностью причудливым образом сочетались качества, присущие только Эдди – прежде всего какая-то добродушно-ворчливая, наивная искренность, проскальзывающая в южном выговоре или в хрипловатом хохоте. Эта смесь нелепости и элегантности всегда обескураживала Лесли, но прямо сейчас его беспокоила другая половина этого странного дуэта.

– Автор статьи не пощадил Стюарта, – сказал он, стряхивая пепел с сигареты. – И я не знаю, как лучше поступить: дочитать рецензию или сжечь весь тираж.

– Там всё так плохо, да? – спросил Эдди.

– Можешь сам взглянуть, – Лесли вставил сигарету в рот и вытащил из кармана свёрнутый в трубку журнал.

Эдди принялся изучать рецензию, прижавшись плечом к ограде. От холода у него покраснели щёки – вернее, покрылись небольшими пятнышками с неровными краями. Издалека они напоминали следы раздавленных ягод или высохшие кровоподтёки. Лесли потушил сигарету, выбросил её в урну и попытался закутаться в эффектно смотревшийся, но довольно холодный плащ.

– Да у-уж, – протянул Эдди. – Если бы это написали про меня – я б испёк себе шарлотку с отравленными яблоками.

– Тогда Стю это точно выбьет из колеи.

Впрочем, Лесли не был уверен в своих словах – потому что Стюарт представлял для него сплошной знак вопроса. И сейчас он даже не мог предположить, как Стю воспримет статью, где его назвали «асексуальным недоразумением с аутичным взглядом и унылым фальцетом». Что он будет делать? Замкнётся в себе и будет отвечать на все утешения мрачным молчанием? Или плавно поведёт плечом и загадочно усмехнётся?

– Знаешь, что, – Эдди, наконец, закрыл журнал и протянул его Лесли. – Давай всё-таки дочитаем, потому что к таким вещам нужно… Ну, привыкать, если ты становишься публичной фигурой. Да, Стю расстроится, но таковы издержки профессии.

– Разумно, – согласился коллега, сворачивая журнал и убирая его обратно в карман плаща. – Может, тогда купим ему что-нибудь в качестве моральной компенсации? Что он любит?

– Sparks, фильмы о Второй мировой, мороженое… – принялся перечислять Эдди. – Ты бы хоть границы очертил.

Лесли дёрнул на себя кованую калитку и вышел на пустую улицу – в перерыве между завтраком и ленчем прохожие встречались не так часто. Эдди вышел вслед за ним – и они двинулись в сторону ближайшего супермаркета, где Гарри упорно покупал самый отвратительный на свете кофе. Эдди сунул дрожащие руки в карманы, а Лесли поднял воротник плаща и, с трудом выговаривая слова, произнёс:

– Мне кажется, мороженое справится с разочарованием лучше, чем Kimono My House[2], – и вдруг добавил: – Кстати о музыке: они голубые, а не зелёные. Серо-голубые, если быть точнее.

– Прости, что? – Эдди удивлённо моргнул.

– У меня голубые глаза, – терпеливо повторил Лесли. – А не зелёные, как ты написал в песне.

Эдди едва не запнулся о собственные ноги. Он взглянул на коллегу одновременно с каким-то мрачным испугом и как будто с возмущением оскорблённого поэта. Выглядело это так комично, что Лесли не удержался и прыснул. Эдди осторожно улыбнулся ему в ответ, с трудом понимая, чем был вызван приступ веселья. Зато он с каким-то смирением умирающего осознавал, что этот искренний смех – от которого в уголках, оказывается, голубых глаз заблестели слезинки, – будет ещё долго звучать у него в ушах.

В таком виде коллега ему впервые и приснился: в хлопающем на ветру сером плаще, с потемневшими от холода веснушками и сверкающими от хохота глазами.

[1] Ив Сен-Лоран (1936-2008) – французский модельер.

[2] Альбом Sparks, вышедший в 1974 году.

19. The Church Studio

– Здоро́во, братцы! – Ферн спустила очки на кончик носа и оценивающе оглядела помещение. – Вижу, что ваши дела идут как надо.

В заброшенном зале, где раньше проходили богослужения, а потом располагался магазин, наконец закипела жизнь. Одни рабочие ломали перегородки, другие – таскали балки, пахнущие свежеспиленным деревом, и стопки акустического поролона. Третьи же разбирались с проводкой – и иногда до коллег долетало очередное крепкое словцо, которым начальник бригады описывал профпригодность предыдущей команды.

Сотрудники Unsound Records тоже не бездельничали. Собравшись в кружок, они обсуждали оборудование, сверяясь то со своими записями, то с многочисленными каталогами. Лишь Луис Салазар не принимал участие в разговоре. Он сидел в старом кресле и щурился так довольно, словно это кресло стояло не в насквозь промёрзшей церкви, а на солнечном испанском побережье.

– Не жалуемся, – ответил Джон с искренней улыбкой. – Привет, дорогая.

Они обменялись дежурными поцелуями, а потом Ферн подошла к Гарри и покровительственно положила руку ему на плечо. Пол удивлялся всякий раз, когда видел их вместе – потому что трудно было представить более непохожих людей. Ферн напоминала ему фламинго: она тоже была рослой, крупной, но при этом грациозной. А яркость её розового пальто не могли затмить даже облака пыли – атмосферное явление, традиционно сопровождающее строительные работы.

Гарри же был не очень высоким, темноволосым и всегда неброско одетым. На фоне своей подруги он казался кем-то средним между вороном и пингвином – и Пол не сдержал усмешки, когда подумал об этом.

– На новоселье принято дарить подарки, – сказала Ферн, постукивая неоновыми ноготками по плечу Гарри. – И у меня, братцы, кое-что для вас есть.

С этими словами она вынула из кармана пальто сложенную в несколько раз бумажку и протянула её Полу. Заинтригованный продюсер развернул записку и непонимающе взглянул на Ферн.

– Кто такая Натали?

– Умница и большой профессионал, – ответила журналистка. – Раньше руководила студией Майлза, а теперь ищет новое место. И я попросила её не торопиться с поисками – вдруг позвонит один симпатичный парень, который как раз открывает новую студию?

– Ферн, спасибо тебе большое, – Пол сунул бумажку в ежедневник и даже сложил страницу конвертиком, чтобы не потерять записку. – Организаторские способности у нас с Гарри, прямо скажем, находятся в зачаточном состоянии.

– Да и утереть нос Майлзу всегда приятно, – ухмыльнулся Гарри.

Ферн улыбнулась чуточку самодовольно и ещё раз оглядела помещение. Эту церковь построили в начале века – и потому она не поражала воображение, например, сложными витражами, которыми славились готические храмы. Здание было простым, безыскусным, а затем – ещё и испорченным многочисленными перестройками и переделками.

«Если считать архитектуру каменной музыкой, – говорил Пол. – То этому храму не повезло с продюсерами».

Но сейчас, когда Джон решил вернуть ей изначальный вид, церковь стала производить соответствующее впечатление. Ферн посмотрела на высокий потолок, похожий на перевёрнутый бутон тюльпана, и удивлённо прошептала:

– Странно это всё-таки… Открывать студию в бывшей церкви.

– Ничего странного, – вдруг сказал Луис. – Какая, в сущности, разница, что тут будут петь – рождественские гимны или хиты с прицелом на топ-40? Музыка в любом случае приближает нас к небесам, так что место самое что ни на есть подходящее.

– Даже если здесь будут петь о потере девственности? – уточнил Кристиан.

– Даже если, – кивнул Салазар. – В занятиях любовью, вкусной еде, сне до обеда и других удовольствиях нет ничего постыдного – ведь все они исходят непосредственно от бога[1].

– И это, кстати, был успешный сингл, – заметил Джон. – Если ты намекал на мою Keep On Dancing[2] – то она добралась, если я правильно помню, до двенадцатого места в чартах.

– Правильно помнишь, – кивнула Ферн. – Славно с вами, братцы, но мне пора: буду готовиться к интервью с The Robertsons… Гарри, дружочек, – сказала она так ласково, что Пол не узнал её голос и стал вертеть головой, пытаясь увидеть ещё одну посетительницу. – Не проводишь меня до остановки?

– Само собой, – кивнул Гарри и строго посмотрел на Кристиана. – Только попробуйте без меня решить, какой семплер мы всё-таки заказываем.

– Тогда не задерживайся, – усмехнулся звукоинженер.

Пол проводил фламинго и пингвина взглядом, а затем – уткнулся в свой ежедневник. Ласковое и небрежное «Гарри, дружочек» вдруг неприятно его кольнуло – и Пол не понимал, почему. Он ревнует Гарри? Или ревнует к Гарри? А, может, он попросту завидует другу – потому что его имя уже давно не произносили с подобными интонациями?

«Только проблем с душевным равновесием мне не хватало», – мрачно подумал Пол.

Он захлопнул ежедневник, и глухой стук тут же привлёк внимание коллег. Джон и Кристиан отвлеклись от каталогов, а Салазар – от испанского побережья, на котором он, судя по блаженному выражению лица, мысленно находился.

– Гарри велел не выбирать семплер без него, но он ничего не говорил о драм-машинах, – заметил Пол. – Поэтому, Крис, будь добр, передай мне вон тот каталог.

Звукоинженер протянул ему потрёпанную книжицу – и они расхохотались, представив, какой вой поднимет Гарри, когда вернётся и обнаружит в своём блокноте стройный столбец с перечислением моделей.

Джон придумал для студии красивое и глубоко личностное название. Но вскоре стало понятно, что в нём нет никакого смысла – все называли студию, расположенную в здании церкви, собственно «Церковью». Какое-то время Джон сопротивлялся этому факту, но потом смирился – и позволил Полу и Гарри заказать табличку, где вместо прекрасного слова выгравировали прямолинейное и очевидное «The Church Studio»[3].

– Мне, тем не менее, нравится, – заявил Гарри, разглядывая серебристо переливающуюся вывеску. – Да, простовато, но когда это «простое» стало синонимом «плохого»?

– Полностью согласен с тобой, приятель, – кивнул Пол. – «Простое» не значит «примитивное».

– Давайте закончим ваши лингвистические игры и вернёмся обратно? – проворчал Кристиан. – Мне сейчас чуть лучше, чем Роберту Скотту[4].

– Сейчас – только дождёмся… А вот и он, кстати.

Джон Ли вышел из «Церкви» и тут же оказался возле таблички. Слегка недовольный взгляд скользнул по названию, но уже в следующую секунду Джон с профессиональным равнодушием смотрел в камеру. Кристиан пару раз щёлкнул затвором, фиксируя исторический момент: студия наконец открылась – и готова записывать, кромсать и сводить километры музыкального материала.

Так как проект ударил по карману что Джона, что лейбла – торжественный приём решили заменить камерной вечеринкой. Быстро покончив с фотосессией, коллеги вернулись в студию – где посреди коридора уже был накрыт импровизированный стол.

– Картофельный салат? – предложила Ферн, когда к ней подошли Пол, Джон и Гарри.

– Непременно, но сначала – тост, – Джон взял бокал и великолепно поставленным тенором произнёс: – Дамы и господа, минуту внимания, пожалуйста.

Лесли отвлёкся от нарезания бутербродов, остальные члены Decline – от болтовни с Дианой. Супруги Салазар и директор студии Натали тоже подняли головы – потому что это была единственная возможность увидеть чёрные, слегка раскосые глаза музыканта.

– Благодарю, – кивнул Джон. – Я обойдусь без долгих речей, потому что все присутствующие знают и историю возникновения этой студии, и роль, которую я планирую ей отвести… Всё это понятно.

Поэтому я предлагаю выпить за смелость. Все мы – разные: я вижу тут профессиональную бэк-вокалистку, ребят, которые ещё недавно играли в клубе на окраине… Есть бывший диджей, знающий, наверное, языков шесть, и, пожалуй, один из самых способных мелодистов в истории рок-музыки…

Мы разные, но смелость присуща всем нам: она толкает нас на необдуманные поступки, которые затем оборачиваются прекрасными открытиями. На новаторские решения, которые потом становятся стандартами поп-музыки. На противостояние прессе, которая потешается над электронной музыкой… Но, поверьте мне, пройдёт пара лет – и наши песни будут вызывать такие же чувства, какие вызывала For No One[5].

Лесли отложил нож и опёрся ладонями на стол. Диана и Decline, сидевшие на диване как птенцы на жёрдочке, вдруг поднялись на ноги. Джон это заметил – и, улыбнувшись коллегам, поднял бокал повыше:

– И я предлагаю выпить за то, чтобы смелость нас никогда не покидала. Ура!

– Ура! – крикнул Гарри и с такой силой хрястнул своим бокалом о бокал Джона, что все удивились, как хрусталь выдержал удар.

Вечеринка пошла как будто по заранее намеченному плану. Разобравшись с закусками, почти все коллеги переместились в одну из комнат для записи. Там Гарри сел за синтезатор и принялся играть рокнролльные стандарты в аранжировке Station. Ферн встала за его спиной, словно изображая музу – по крайней мере, струящееся платье в греческом стиле наводило на такую мысль. Карл, Диана и Стюарт пели – а остальные, вооружённые кто фужером, кто тарелкой с салатом, периодически им аплодировали.

В коридоре остались лишь Эдди и Лесли. Первый что-то рассказывал клавишнику, а второй – лежал на диване, закинув ноги на подлокотник, и внимательно слушал. Пол же взял ещё один бокал и подошёл к девушке, которая в новом коллективе явно чувствовала себя неуютно.

– Всё нормально? – спросил он, передавая Натали искрящийся от шампанского хрусталь.

– Да, вполне, – ответила девушка и смущённо ему улыбнулась. – Спасибо, Пол.

Натали обескуражила продюсеров ещё при первой встрече – когда пришла в Unsound Records на собеседование. Всё в ней сочеталось каким-то противоречивым образом – и начиналось это с внешности. У Натали было красивое лицо и роскошные волосы супермодели – но широкие бёдра и крепкие ноги словно относились к другому телу, вероятно, тяжелоатлетки. Говорила она обычно негромко и даже робко – но когда Пол услышал, как Натали отчитывает нерадивых строителей, то на мгновение даже потерял дар речи.

– Ну, она же работала с Майлзом, – ухмыльнулся Гарри. – А с тем дятлом иначе никак.

Вот и сейчас Натали улыбалась вроде бы застенчиво – но цепкий взгляд скользил по коридору, наверняка прикидывая, какую плотность артистов они могут себе позволить и где лучше поставить диван для посетителей… Ферн, думал Пол, действительно сделала им прекрасный подарок, убедив подругу не спешить с трудоустройством.

– Такие милые люди, – сказала Натали, кивая в сторону комнаты для записи. – А это все музыканты, которые с вами работают?

– Нет, конечно, – Пол мысленно открыл свой ежедневник. – С нами на постоянной основе сотрудничают ещё десять коллективов… Ну и, конечно, мы с Гарри.

– Понятно, – кивнула Натали. – Вы действительно небольшой инди-лейбл, но мне это даже нравится. Ощущение такое, будто я переехала из Лондона в Сент-Мери-Мид[6].

– Звучит как скука смертная, – усмехнулся Пол.

– Звучит как покой, – возразила Натали и взяла один из геометрически безупречных бутербродов, что приготовили Лесли и Ферн.

Пол последовал её примеру и с улыбкой заметил:

– Мы, конечно, не мейджор – но покоя тут не ищи. Бывают и конфликты, и ситуации, вынуждающие нас принимать непростые решения.

– Самое главное, что вы не работаете с Майлзом, – усмехнулась Натали. – А всё остальное я как-нибудь переживу.

Если бы она разговаривала с Гарри – тот точно б ей ответил: «Да, Майлз ещё та скотина!». Но Пол всё понял мгновенно – и по печальному взгляду, и потому, как Натали принялась крутить кольца на пальцах. Ферн, конечно, сделала им прекрасный подарок – да только в резюме обычно не пишут: «Опыт работы – семь лет, коммуникабельная, вдумчивая, а ещё у меня в душе – выжженная пустыня».

Полу, который сам пережил тяжёлый развод, вдруг захотелось поддержать Натали. Просто он знал: это только поначалу кажется, будто боль останется с тобой навсегда. На самом деле расставание с любимым человеком или с группой не нарушает законы физики – всё уходит в прошлое, позволяя сердцу и самолюбию заживать.

Пол мягко улыбнулся Натали и, отсалютовав ей бокалом, сказал:

– Не переживай – с нами ты в полной безопасности. Unsound Records— это зона, свободная от рок-музыки, давления чартов… И от рыжих очкариков, что разбивают сердца чудесным девушкам.

– О боже, Пол, – Натали рассмеялась, и фужер опасно качнулся в её руках. – Спасибо тебе… Но я в порядке. Правда. Просто мне нужно немного времени – и много работы, чтобы обо всём поскорее забыть.

– Это мы тебе гарантируем, – заверил её продюсер. – Джон грозится, что открытие студии – только начало его электронной экспансии, так что после Рождества нам всем предстоит серьёзно потрудиться.

– Звучит как тост, – Натали звякнула своим бокалом о бокал Пола. – Предлагаю выпить за то, чтобы ваша электронная экспансия успешно стартовала. Ура?

– Ура!

Они отпили шампанского и заговорщически переглянулись. В этот момент в коридоре зазвучала целая полифония смеха – коллеги, вдоволь напевшись, возвращались к закускам. Вернее, к ним вернулись только Стюарт, Гарри и супруги Салазар. Кристиан же, Джон и Диана принялись снова обсуждать работу, а остальные члены Decline отправились на перекур.

Пол оглядел коллег поверх бокала и вдруг подумал: а ведь в Unsound Records нет безоблачно счастливых людей. Все из них что-то потеряли – а затем пришли к ним с Гарри, надеясь на работу, которая если не избавит от боли, то хотя бы поможет её заглушить. Сначала был Джон, не представляющий, что делать после распада группы. Потом Кристиан и вслед за ним – целая вереница музыкантов, меняющих жанры и коллективы порой по очень непростым причинам.

«А теперь ещё и Натали, – мысленно усмехнулся Пол. – Это уже не лейбл, а какой-то оркестр клуба одиноких сердец сержанта Пеппера[7]».

Он перевёл взгляд на другую половину коридора и вдруг увидел наблюдающую за ними Ферн. Она смотрела как будто с одобрением – и едва заметно кивнула, когда они встретились глазами. Смутная догадка неприятно поразила Пола, и он указал взглядом на Натали. Ферн снова кивнула, а Пол – замотал головой, изо всех сил показывая, как ему надоело их с Гарри сводничество.

«Господи, да когда ж они угомонятся! – мысленно вздохнул он. – Наверняка Ферн и Гарри восхищаются собственной гениальностью, ведь свести двух одиноких друзей – это такая потрясающая идея!

Есть только один нюанс: нужно было уточнить у друзей, а хотят ли они быть сведёнными. Я ведь одинок не потому, что у меня какой-то посттравматический синдром – а из-за того, что онаменя не замечает».

Словно желая в этом убедиться, Пол поднял голову и посмотрел на девушку. Их взгляды скользнули один о другой – как лезвие света скользит по стеклу движущегося автомобиля, – а потом каждый повернулся к своему собеседнику. Правда, в этот раз Полу показалось, будто они глядели друг на друга чуть дольше обычно – но он прекрасно осознавал, что выдаёт желаемое за действительное. Его любовь сейчас с такой улыбкой смотрит на своего спутника – как можно хоть на секунду предположить, что и она тайно в него влюблена?

Пол усмехнулся своим мыслям и предложил Натали подо что-нибудь потанцевать. В конце концов, он знал прекрасно: время неумолимо несётся вперёд на своём Chevrolet Corvette, оставляя беды позади. С годами они уменьшаются, как удаляющиеся объекты в боковых зеркалах, а потом окончательно исчезают за линией горизонта. Любое страдание подчиняется законам физики – и рано или поздно оно обязано прекратится.

«Любое – кроме смерти, – машинально поправил себя Пол. – Только она никогда не прекращается».

[1] Это не такая уж вольная религиозная трактовка. Папа римский Франциск так же называл секс «божественным удовольствием» и сообщал, что церковь не порицает получение удовольствия от занятий любовью.

[2] Продолжай танцевать.

[3] Отсылка к одной из знаменитых британских студий звукозаписи, так же расположенной в здании бывшей церкви.

[4] Роберт Скотт (1868-1912) – британский офицер, один из первооткрывателей Южного полюса. На обратном пути участники его экспедиции, включая самого Скотта, погибли от холода и физического истощения.

[5] For No One – песня The Beatles, вышедшая в 1966 году в составе альбома Revolver. Повествует о девушке, которая перестаёт нуждаться в своём возлюбленном.

[6] Сент-Мери-Мид – вымышленная деревушка, в которой жили персонажи английской писательницы Агаты Кристи.

[7] Sgt. Pepper's Lonely Hearts Club Band – концептуальный альбом The Beatles, вышедший в 1967 году. Считается одним из самых влиятельных альбомов в истории рок-музыки.

20. Decline

– Ого, – только и смог сказать Гарри, когда песня доиграла до конца.

Остальные участники записи и вовсе молчали, ошеломлённые произведённым эффектом. Они, конечно, не думали, что работают над проходным синглом – но всё равно не ожидали от него такой эмоциональной силы.

«Это потому, что запись была простой, – подумал Гарри, щёлкая кнопками на режиссёрском пульте. – Если работа не выжала из тебя все соки – ты не можешь в полной мере наслаждаться результатом, потому что это… Как будто нечестно».

Возня Гарри, наконец, вывела из оцепенения Диану. Она спрыгнула с кресла, пересекла будку и кинулась другу на шею, целуя его в синеватые от щетины щёки.

– Гарри, милый, – на мгновение ему показалось, что глаза Дианы блестят от слёз. – Я тебе в не сомневалась, конечно, но даже предположить не могла, что получится… Так.

Даже обычно хмурый Кристиан сидел, расплывшись в мечтательной улыбке. Он взглянул на ошарашенных коллег – Лесли и приглашённого музыканта Деррика, – и уточнил:

– Пьём?

– Да сколько можно? – простонал Лесли.

Но остальные предложение поддержали – и, накрыв импровизированный стол в курилке, коллеги разобрали заветренные закуски и запотевшие стаканы. Гарри же высоко поднял бутылку и торжественно провозгласил:

– За новый творческий – и не только, – союз, – ехидно добавил он, увидев, как Кристиан украдкой поцеловал волосы Дианы. – И, конечно, за Shipbuilding[1]! Хитом она, как и вся продукция нашего лейбла, не станет – и, тем не менее, сейчас это одна из моих любимых записей, потому что в ней полно сердца… Ладно, это всё лирика! – Гарри широко улыбнулся и гаркнул: – За вас, Ди и Крис, за нас, парни, и за строительство нового жанра поп-музыки! Ура!

– Ура! – коллеги стукнулись стаканами, и курилку наполнил тяжёлый звон толстого стекла.

Предсказание Гарри не сбылось – внезапный сингл вдруг взмыл до двадцатого места. Об этом коллегам поведал Стюарт, чья коллекция подписок включала и главные музыкальные журналы.

– «Во время работы над Shipbuilding сошлись все звёзды», – читал он, накручивая локон на палец. – «А именно – волшебный голос Дианы Холлис, изящная джазовая аранжировка Деррика Домино и филигранное соло на фортепиано, исполненное участником молодёжной группы Decline… Ну и, конечно, нельзя забывать, что песню написал Гарри Филиппс – участник одного из ведущих рок-коллективов 70-х…».

Стю надоело, что Эдди всё время заглядывает ему за плечо – поэтому он отдал журнал другу и с усмешкой заметил:

– Карл был прав – нам тоже нужно было записать что-то такое… Трогательное. И, может, даже не электронное.

– А ещё нам говорили, что декабрь – неподходящее время для выпуска сингла, – хмыкнул Эдди. – Но Кристиана и Диану это не остановило.

– Да ладно вам! – Карл, слушавший новый альбом The Robertsons, наконец отвлёкся от пластинки. – За коллег по лейблу принято радоваться! И за коллег по группе, между прочим, тоже.

– А вот и герой дня, кстати, – усмехнулся Стюарт.

Лесли вскинул брови ответ на взгляды, что скрестились на нём, и положил на стол пачку бисквитного печенья. Так как большинство участников Decline предпочитали сладкое, а не сигареты – именно печеньями стали оплачивать штрафы за опоздания.

– Лэс! – Карл выбрался из плюшевых глубин кресла и пожал руку коллеге. – Поздравляю с выходом сингла! Гарри нам его уже ставил – и это, конечно, чума!

– Спасибо, Карл, но меня поздравлять не с чем – я был лишь приглашённым музыкантом.

– А как вам Деррик Домино из Eric’s? – полюбопытствовал Стюарт, и Лесли с интересом посмотрел на коллегу.

– О, потрясающе, – клавишник сел за любимый Roland и постучал пальцами по обшивке. – Он не только очень талантлив, но и обладает поразительной музыкальной эрудицией. Если Гарри позволит – я поставлю вам первую демозапись Shipbuilding, только с голосом и гитарой. Так вы сразу поймёте, о чём я.

– А Деррик случайно не рассказывал…

– Слушай, Чарли Паркер[2], ты помочь не хочешь? – проворчал Эдди. Пока Карл таскал кружки и блюдца – он затеял перестановку, чтобы равномерно распределить синтезаторы по гостиной. – Вдвоём мы бы быстрее навели здесь порядок.

– Нет, спасибо, не хочу, – безмятежно ответил Стю.

– Я могу помочь, – отозвался Лесли. Он поднялся на ноги и принялся двигать свой синтезатор в противоположный угол. Эдди злобно глянул на Стюарта, поставившего его в неловкое положение – но тот только ласково улыбнулся другу и подобрал ноги, чтобы не препятствовать перестановке.

Минут десять спустя Decline наконец сели за стол и распотрошили пачку печенья. Лесли оглядел коллег поверх чашки и как будто между прочим предложил:

– А если нам выступить в другом клубе? Например, Heaven No. 2?

Стюарт и Эдди начали традиционные расспросы – что это за клуб, какую музыку там слушают, – но осеклись, увидев, как удивлённо моргнул ударник. Карл положил печенье обратно в пачку и переспросил так, словно не поверил своим ушам:

– Heaven No. 2? Ты предлагаешь выступить в гей-клубе?

Эдди едва не поперхнулся, а Стюарт – с живейшим любопытством посмотрел на Лесли, который говорил таким ровном голосом, словно они обсуждали покупку полотенец:

– Именно. Гей-клубы – колыбель андеграундной музыкальной культуры. Если мейнстримную прессу мы не впечатлили – вероятно, там мы найдём свою аудиторию.

– Ве-ли-ко-леп-но, – Карл со звоном поставил кружку на стол. – И как часто ты бываешь в таких местах?

– Регулярно, – ответил Лесли и спросил с наигранным удивлением: – А что, ты меня там не видел?

Эдди всё-таки поперхнулся, а Карл – изумлённо уставился на клавишника. Стюарт же над шуткой хохотал так, что у коллег потом ещё долго звенело в ушах.

Чаепитие предсказуемо превратилось в спор, где Карл и примкнувший к нему Эдди доказывали, что это не лучшая идея – а Лесли терпеливо объяснял, что Heaven No. 2 мало чем отличается от любого другого клуба. Стюарт же молча уплетал печенье – и, покончив со своей долей, удивлённо спросил:

– А что мы, в сущности, теряем?

– И ты туда же! – взвыл Карл. – Но вообще ты прав, Стю: тут мы скорее приобретаем – репутацию группы для педиков.

– О, вы так думаете, сэр Карл? – насмешливо поинтересовался Лесли. – Ничего, кстати, если я буду называть тебя «сэр Карл»? Потому что ты словно вылез из чёртова Средневековья.

Эдди показалось, что ударник смотрит на коллегу едва не со слезами – он явно не ожидал, что «старина Лэс» заговорит с ним в таком тоне. Но здравое зерно в рассуждениях Карла было, и Эдди попытался развить его мысль:

– Карл в чём-то прав, – клавишник поправил сползшие очки. – Пресса…

– Ну, мне ты не рассказывай о прессе, – зловеще усмехнулся Стюарт. – Наша репутация оставляет желать лучшего, так что мы ничего не потеряем, если попробуем другую площадку… И Хал Холо, кстати, в гей-клубах частенько выступал.

– Спасибо, Стю, – кивнул Лесли. – Получается, у нас двое против двоих.

– Можем спросить Пола и Гарри… – предложил Карл, но Эдди покачал головой.

– Хватит бегать к продюсерам по малейшему поводу – пора уже самим принимать решения… Хотя бы насчёт площадок, – Эдди обвёл взглядом коллег и коротко вздохнул. – Ладно, я уступлю. Может, вы со Стю и правы – не все же туда ходят… Ну, искать себе пару.

Карл со стоном уронил голову на руки. И пока он причитал – Лесли успел выйти в коридор, назначить дату переговоров и, вернувшись, с удивлением обнаружить, что коллеги прикончили всю пачку, не оставив ему ни крошки.

Heaven No. 2 действительно мало чем отличался от обычного клуба – хотя специфические черты у него, конечно, были. Например, затемнённые комнаты, где с понятными намерениями уединялись посетители. Администратор, ведя Decline к гримёрке, гордо рассказывал:

– Сейчас гуляет какая-то зараза[3]… Поэтому мы обязательно оставляем на тумбочке пачку презервативов и что-то вроде памятки.

Второе отличие было очевидным: в клубе отдыхали одни мужчины – и все очень разные. Карл считал, что гея можно учуять за милю – но, увидев посетителей Heaven No. 2, с удивлением обнаружил, как они похожи на обычных прохожих.

– А в целом ты прав, – заключил он, отскакивая от двери, ведущей в зал. – На самом деле ничего особенного.

– Я же говорил, – терпеливо повторил Лесли. – Конечно, клубы бывают разными, например… Ладно, – он усмехнулся. – Потом расскажу – когда подрастёте.

И, хотя Лесли сохранял привычное выражение лица, Эдди казалось, что вся эта ситуация его ужасно забавляет. Может, поэтому он и вытащил их сюда – чтобы посмотреть, как коллеги поведут себя в непривычной обстановке, и от души повеселиться?

«Да нет, конечно, – подумал Эдди, наблюдая, как коллега подводит глаза. – Наверняка он просто хотел нас встряхнуть, потому что всё идёт как-то слишком… По накатанной. Собрались, выпустили сингл, выступили в клубе. Ничего изряда вон выходящего».

– Хватит красоваться! – Карл, ещё более гиперактивный, чем обычно, подбежал к Лесли и повис у него на плече. – Пойдём уже и дадим этим пацанам немного рок-н-ролла!

– Ого, кто-то излечился от страха сцены, – удивился Стю.

Карл тут же отцепился от Лесли и, схватив Стюарта за руку, потащил его в сторону двери. Эдди и Лесли недоумённо переглянулись – и тоже поспешили выйти в зал, потонувший в каком-то разморенном пурпурном тумане.

Сначала им казалось, что это будет лучшее выступление Decline – ведь Карл явно был в ударе. Однако после фееричного исполнения Electric Blue вся его энергия словно испарилась: он забыл текст для Walk in Silence, перепутал слова в In a Fume, а Эдди пришлось выкрутить все возможные настройки на своём синтезаторе, чтобы заглушить живущие отдельной жизнью барабаны.

От публики, поначалу благосклонно принявшей Decline, радиоактивными потоками стало расходиться раздражение. Первым это почувствовал Стюарт – и робко шагнул вперёд, чтобы перекрыть голос Карла своим. Уроки Дианы не прошли даром: изначально невнятный тенор взмыл до таких высот, что Лесли подумал – так кричат ангелы, когда бросаются из окон[4].

Чтобы помочь коллеге – клавишник транспонировал In a Fume на октаву выше, замаскировав переход под импровизацию. Голос Стюарта, ощутив поддержку, окреп – и солист поведал посетителям, что нет чувства искреннее, чем нутряная ярость обманутого человека.

– Ангел, никак иначе, – подтвердил мысль Лесли мужчина за передним столиком. Его спутник удивлённо спросил:

– А бывают ангелы с чёрными волосами?

– Как видишь – бывают.

После проникновенного исполнения A Common Delusion[5] – новой песни Эдди, – публика окончательно растаяла и даже попросила Decline выйти на бис. Стю послушно спел ещё раз и поспешил удалиться, как только Лесли и Эдди убрали руки с клавиатур. В гримёрке он забился в угол и закрыл лицо руками, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями.

Было очевидно, что посетителям он понравился – а восхищения Стюарт боялся больше всего на свете.

– Карл, что это была за херня? – мрачно спросил Эдди, едва Лесли закрыл дверь в гримёрку. – Ты пел как дерьмо – а играл ещё хуже.

Стюарт отнял ладони от лица и покачал головой:

– Эдди, оставь его.

– Вот именно, – пробормотал Карл. – Отвянь, очкарик.

Эдди изумлённо уставился на коллегу. Карл в ответ на замечания Эдди обычно начинал огрызаться – и такой вялой реакции от него никто не ожидал. Клавишник подошёл поближе и заметил, что Карла трясёт мелкой дрожью, а его лоб покрылся испариной. Гнев тут же сменился тревогой, и Эдди тихо спросил:

– Карл, тебе что, плохо?

Ударник в ответ неопределённо мотнул головой. Лесли, молча наблюдавший за этой сценой, вдруг наклонился вперёд и подкатил стул Карла к ярко освещённому зеркалу. Взяв коллегу за подбородок, он приподнял его голову и увидел неестественно расширенные зрачки.

– Ну, рассказывай, – Лесли отпустил Карла и устало откинулся на спинку дивана. – Чего ты наглотался?

[1] Судостроение.

[2] Чарли Паркер (1920-1955) – американский композитор и саксофонист, одна из самых влиятельных фигур в джазе.

[3] Речь идёт о СПИДе, изначально считавшимся эндемичным лишь для гомосексуалов.

[4] Отсылка к фразе американского музыканта Дуайта Йокама, которой он описывал голос Роя Орбисона.

[5] Распространённое заблуждение.

21. Decline

– И что нам теперь с ним делать? – раздражённо спросил Эдди.

Пробудившееся было сочувствие вновь сменилось едкой злостью. Карл подвёл их – и почему? Потому что возомнил себя рок-звездой и принял какие-то колёса! Как быстро они к этому пришли – всего-то через два месяца после создания группы!

– Ну, его точно нельзя оставлять без присмотра, – ответил Стюарт, с опаской поглядывая на ударника. – Помните, что произошло с Джимми Хендриксом[1]?

– Тогда давайте отвезём его домой, – решил Эдди и взглянул на Лесли. – Ты, случайно, не знаешь, где он живёт?

Лесли покачал головой – и вдруг вспомнил, что Карл оставлял для Пола свой номер телефона. Клавишник взял плащ, сказал, что поищет таксофон, и направился к запасному выходу. Внезапно Стю тоже схватил пальто и ринулся вслед за коллегой, не обращая внимания на сердитые окрики Эдди.

– И куда ты несёшься? – усмехнулся Лесли, когда Стюарт едва не рухнул, поскользнувшись на глазурованном льдом тротуаре, и вцепился мёртвой хваткой в его плащ.

– Мне нужно было на воздух, – хмуро ответил Стюарт.

Лесли догадывался, как сейчас чувствует себя Стю – всё-таки Карл вынудил его взять на себя роль не просто ведущего, а единственного солиста. Клавишник ободряюще улыбнулся коллеге, но тот только дёрнул плечом и улыбнуться в ответ не захотел.

Цепляясь друг за друга, они кое-как добрели до ближайшей телефонной будки. Оставив Стюарта снаружи, Лесли снял трубку и принялся скармливать монетки автомату. На четвёртый раз ему повезло – он подобрал нужный номер и после нескольких гудков услышал смертельно уставший голос:

– Супермаркет «Оберкорн».

– Добрый вечер, сэр, – поздоровался Лесли. – Кажется, я ошибся номером, но скажите, пожалуйста, вы не знаете Карла?

– Этот паршивец опять пользуется рабочим телефоном как личным? – возмутился голос, и клавишник поспешил объяснить ситуацию:

– Вероятно, да, но в данном случае это полностью оправдано. Карлу стало плохо, и мы пытаемся выяснить, где он жи…

– Нет, нетушки, благодарю покорно! – запротестовал голос. – Если он нализался – не смейте везти его сюда, иначе он тут всё мне заблюёт!

– Простите? – опешил Лесли, и собеседник звучно хмыкнул.

– А за что вы извиняетесь-то? Карл живёт тут, на складе. Нет, вы, конечно, можете отвезти его прямо домой – но сомневаюсь, что родня обрадуется такой встрече. Кажется, в прошлый раз отчим пытался добавить Карлу локтей…

– Да, я понял, сэр, спасибо, – почти машинально поблагодарил Лесли.

Голос напоследок заявил, что, в общем-то, не против Карла – если кто-то из друзей с ним посидит. Лесли поблагодарил собеседника ещё раз, повесил трубку и, высунувшись из кабинки, проверил ногой сверкающий тротуар.

– Карл живёт на складе в супермаркете, – сказал он Стюарту и, наконец, вышел из будки. – А ещё, судя по всему, не ладит со своей семьёй.

– Боже, – вырвалось у Стю.

Клавишник кивнул, соглашаясь с такой оценкой ситуации, и вынул откуда-то из складок плаща пачку сигарет. Стюарт посмотрел, как огонёк зажигалки окрашивает глаза Лесли в бензиново-красный – и, смущаясь, спросил:

– А ты когда-нибудь принимал наркотики?

Лесли выдохнул горьковатый дым и снова кивнул. Стюарт вдруг почувствовал себя блеклым мотыльком, повстречавшим экзотическую бабочку. Он понятия не имел, чем коллега занимается помимо Decline – но Лесли, очевидно, вёл интересную жизнь. И при мысли об этом Стю всегда ощущал какую-то болезненно гудящую тоску.

Дело было даже не в наркотиках – вернее, вообще не в них. Просто от Лесли, помимо табачного дыма и туалетной воды, веяло совершенно ошеломительной свободой – свободой быть кем ты захочешь. А Стюарту это чувство было незнакомо.

– И… И как это? – поинтересовался клавишник, и коллега негромко рассмеялся в ответ.

– Это очень плохо, Стю, – ответил Лесли с шутливыми интонациями старшего брата. – А если серьёзно – то твоя душа словно отделяется от тела. Прости за высокопарное сравнение, но я не знаю, как выразиться точнее. Ты становишься словно не ты, полностью теряешь контроль над ситуацией – и лично мне это очень не нравится. Поэтому, – он стряхнул пепел, и тот мимикрировал под падающий снег. – Из всех вредных привычек я предпочитаю курение. Сигареты не меняют тебя до неузнаваемости.

– Наверное, это иногда полезно… Ну, потерять контроль над ситуацией.

– Стю, ты говоришь как заправский наркодилер, – усмехнулся клавишник. – Расслабляться, безусловно, полезно… Иногда полагаться на волю случая – тоже. Но наркотики просят за это слишком высокую цену, поэтому, о чём бы ты сейчас ни думал – выброси это из головы.

Они добрели до запасного выхода, выходящего на пустынный тротуар и высокую стену, за которой шла вечная стройка. Стюарт дёрнул дверь – и на улицу, словно чёртик из табакерки, выскочил Карл. Ударник испуганно огляделся, но увидел Лесли и вдруг расплылся в счастливой улыбке.

– Лэ-э-эс, – ударник бросился коллеге на шею и мечтательно пропел: – Знаешь, а я ведь полюбил тебя ещё до нашей встречи!

Следом за Карлом вышел Эдди. И хотя его раздражённо поджатые губы практически превратились в одну линию – он всё равно держал куртку ударника, терпеливо ища возможность одеть невменяемого коллегу.

– Что он несёт? – угрюмо спросил Эдди. – Какая ещё любовь?

– Это у него душа отделяется от тела, – и Стюарт кратко рассказал другу о воздействии наркотиков, о ситуации Карла – в общем, обо всём, что он узнал от Лесли. Эдди против воли почувствовал, как грудь снова разъедает сочувствие – в конце концов, счастливые люди наркотики не принимают.

– Лэс, раз уж он выбрал тебя – ты его, пожалуйста, и одень, – он бросил куртку Лесли. – А мы, Стю, рассмотрим имеющиеся варианты. Можно отвезти Карла на склад, можно – в студию…

– Дурацкая же идея, ну, – возразил Стюарт. – Вряд ли Пол и Гарри обрадуются, если узнают, что кто-то из нас принимает наркотики.

– Они же нам не родители… Ругать, скорее всего, не станут.

– Не станут, – тряхнул кудрями Стю. – Но они в нас разочаруются – а это страшнее.

– Его можно отвезти ко мне, – предложил Лесли. – Моя квартира чуть удобнее склада. И я живу один – никому ничего не придётся объяснять.

Клавишники вопросительно посмотрели на Эдди, в то время как Карл продолжал висеть на Лесли и напевать какую-то песенку – чуть позже они узнали в ней сильно искажённую It Doesn’t Matter Anymore[2] с новой пластинки Робертсонов. Эдди коротко вздохнул, не понимая, как давно он стал лидером группы – и хмуро сказал:

– Вызывай такси, Лэс. А мы со Стю заберём инструменты.

Стюарт думал, что жильё коллеги будет соответствовать его образу – и был разочарован. Он попал в обычную, в общем-то, квартиру, не по-холостяцки чистую и обжитую. Единственной странной вещью была бахрома обоев, свисающая со стены. Стю прищурился и увидел, что ошмётки бумаги складываются в правильную геометрическую форму – видимо, там висел плакат, который коллега неудачно сорвал.

Лесли несколько раз щёлкнул выключателем, но квартира так и осталась погружённой в пятнистую темноту. Он повернулся к коллегам, неловко топчущимся на месте, и объяснил:

– Дом старый, так что пробки выбивает регулярно. Сейчас принесу свечи.

Клавишники рассеянно кивнули ему в ответ. Больше, чем освещение, их беспокоил Карл. Он больше не лип к коллегам и не пел так громко, что все начинали испуганно на него шикать. Теперь ударник висел на Эдди, изредка отрывая от его плеча посеревшее лицо и обводя спальню Лесли невидящим взглядом.

«Вот уж правда – душа оставила тело, – подумал Стюарт. – Мы как будто имеем дело с живым мертвецом».

– Положи его сюда, – велел он другу, и Эдди осторожно опустил Карла на кровать. Ударник не сопротивлялся – только что-то пробормотал, но они не разобрали ни слова.

– Стю, а он не умрёт? – прошептал Эдди.

– Откуда я… Нет, не умрёт, – Стюарт вынул из кармана платок и стал протирать очки. – Мы не позволим, чтобы было… Ну, как с Джимми.

По резиново вытягивающимся тенями они поняли, что Лесли вернулся со свечами. Одну клавишник поставил на стол, вторую – поднял над кроватью, чтобы осветить ударника. И, хотя Эдди не считал себя суеверным, почему-то при виде этой сцены у него по коже пробежал мороз. Было здесь что-то жутковато-мистическое – даже непонятно, что именно. Может, озарённый пламенем Лесли с его густо подведёнными глазами. Может, едва напоминающий человека Карл. А, может, его бормотание, в котором они всё-таки разобрали песню Бадди Холли.

– …То-то будет день, когда я умру[3]… – шептал Карл, моргая так медленно, словно это требовало от него колоссальных усилий. В конце концов он закрыл глаза, и какое-то время коллеги настороженно прислушивались, чтобы убедиться: ударник всё ещё дышит.

Эдди поёжился и спросил у Лесли, не хранит ли тот дома алкоголь. Клавишник тут же скрылся на кухне и мгновение спустя вернулся с тремя бокалами, наспех нарезанным сыром и бутылкой вина. Напиток красиво мерцал, впитывая тёплый свет свечей и ледяное сияние уличного фонаря, но Стюарт любоваться им не стал. Он залпом осушил несколько бокалов подряд и молча свернулся калачиком в кресле. Эдди же и Лесли так не спешили: они устроились на подоконнике и неторопливо потягивали вино, зная, что им нужно как-то продержаться до утра.

– Так странно, – пробормотал Эдди себе под нос. Но Лесли его услышал и вежливо уточнил, что именно. – Просто я не думал, что буду вести такой… Ну, образ жизни. И даже во снах не видел себя пьющим с коллегой вино, пока один участник группы отходит от наркоты, а другой – от выступления.

– Такова тёмная сторона музыки, – усмехнулся Лесли, отламывая себе кусочек сыра. – Кстати о ней. Если это не тайна – как вы со Стюартом решили, что будете заниматься именно музыкой?

Эдди удивлённо взглянул на клавишника. Никогда не поймёшь – он спрашивает из вежливости или потому, что ему действительно интересно? Впрочем, сегодня Эдди был не в настроении додумывать за коллегу – и честно ответил:

– Ну, наверное, как все – слушали любимые группы и захотели сделать что-то сами. Мы начинали с гитар, а потом родители Стю неожиданно подарили ему синтезатор, – Эдди сделал глоток, и вино в его бокале, преломив свет фонаря, вдруг сверкнуло голубым. – Он о нём не просил и даже не мечтал – родители как-то сами пришли к выводу, что синтезатор ему нужен. И, кажется, тогда всё поменялось.

Эдди хорошо помнил тот день. Была аномально тёплая зима – снег таял, не долетая до земли. Из-за этого рождественские каникулы утратили своё волшебство, но Эдди и Стюарту было всё равно – потому что ими овладела совершенно другая магия. Расположившись на кровати Стю, друзья тыкали в сверкающие белизной клавиши и слушали отклик синтезатора.

– Помню, что ударил локтем по клавиатуре – и даже такая какофония прозвучала… Ну, чарующе, – с улыбкой сказал Эдди. – Тогда мы и решили, что к чёрту эти гитары – будем заниматься электронной музыкой… Вот ты, Лэс, – он вдруг повернулся к коллеге. – Что ты испытываешь, когда кто-то смеётся над твоей шуткой?

– Ну… – Лесли, сражённый неожиданностью вопроса, даже не сразу нашёлся с ответом. – Наверное, что-то вроде удовлетворения.

– Во-от, – протянул Эдди. – Тогда ты понимаешь, что чувствует композитор, когда выясняет, что его песня совпала по форме с чьим-либо сердцем. Наверное, это можно описать как какое-то очень интимное и трогательное ощущение собственной нужности и ценности.

Я даже знаю день, когда впервые что-то подобное ощутил. Тогда наша со Стю песня – та, что про камикадзе, – довела до слёз одну слушательницу. После выступления она подошла к нам и сказала, что этот полёт как будто описывает её историю любви. У меня чуть сердце не зашлось… Да что там! – он тихо рассмеялся. – Будь на нашем выступлении сам дьявол – я бы без сомнений продал ему часть бессмертной своей души! При условии, конечно, что это немеркнущее чувство навсегда останется со мной.

Эдди поднял голову и едва не вздрогнул от взгляда Лесли – уж слишком пристально коллега на него смотрел. Чтобы был повод отвернуться – клавишник взял бутылку и налил себе ещё вина.

– А синтезаторы… – бесстрастно продолжил Эдди. – Ну, мне казалось, что это пока незанятая ниша – потому что в популярной музыке их до сих мало кто использует… Ладно! Я излил душу, а теперь – твоя очередь, – Лесли даже вздрогнул, когда Эдди вместо микрофона протянул ему повёрнутый рукояткой нож. – Как вы, мистер клавишник, поняли, что будете заниматься музыкой?

Карл вечно жаловался, что «из Лэса ничего клещами не вытянешь». Эдди тоже ждал какого-нибудь элегантного ухода от вопроса – и немало удивился, когда коллега ответил достаточно откровенно:

– Думаю, мне было проще, чем тебе. Музыка сопровождала меня всю жизнь – и с раннего детства я знал, чем хочу заниматься. Разве что контуры этой мечты постоянно менялись.

– У тебя, наверное, родители – меломаны? – предположил Эдди. – И ты разбрызгивал на них кашу под The Small Faces[4] или что-то вроде того?

– Под бранденбургские концерты[5], – неожиданно тепло улыбнулся Лесли. – Для моей семьи музыка – не увлечение, а профессия. Родители играют в симфоническом оркестре, брат преподаёт, сестра пишет музыку, а я… Ты знаешь.

Воображение Эдди тут же нарисовало красочную картину. В изысканной гостиной собирается семья – все медно-русые, с необычно длинными пальцами и улыбками редкими, как солнце в ноябре. Они обсуждают творчество Филиппа Гласса[6], очередную выходку Хала Холо и, конечно, делятся историями с работы. Родители, например, рассказывают, как раздражённый дирижёр запустил партитурой в нерадивого скрипача. А Лесли – докладывает, как однажды Эдди поскользнулся на пороге клуба и на сцену вышел с комьями ваты в носу.

Так как они были приличной группой (по крайней мере, до сегодняшнего дня) – даже такие обычные вещи обсуждались неделями. Карл, например, покатывался со смеху, называя Эдди «мистером Моржом». Стюарт – недовольно косился на ударника и спрашивал, не имеет ли инцидент каких-то последствий для здоровья. А Лесли – вежливо напоминал о футболке, которую одолжил коллеге, ведь свою водолазку неуклюжий клавишник залил кровью.

– Она довольно редкая, – сдержанно сказал Лесли. – Пожалуйста, не забудь вернуть её…

И произнёс его имя словно разгрызая рафинад – двойное «д» хрустело на зубах как кристаллы сахара.

Эд-ди.

– Забавно, конечно, – усмехнулся клавишник. – Что за вечер я узнал о тебе больше, чем за два месяца совместной работы.

– Зачем тебе что-то обо мне знать? – Лесли, наконец, отставил бокал, к которому он так и не притронулся. – Это на совместную работу никак не влияет.

– Простое человеческое любопытство, друг мой, – чистосердечно соврал Эдди. – Когда ты молчишь как шпион Её Величества – это, естественно, вызывает какой-то интерес.

– А тебе никогда не приходило в голову, что я специально себя так веду? Молчу, чтобы вызвать твой интерес?

Эдди в замешательстве посмотрел на коллегу. Если бы это говорила девушка – такую фразу можно было отнести к категории «флирт». Но это спрашивал коллега – причём тем же тоном, каким он пару вечеров назад предлагал замедлить темп их интро.

– А, я понял, – с облегчением произнёс Эдди, увидев, как плечи коллеги затряслись от беззвучного смеха. – Тебе просто нравится ставить людей в неловкое положение. У тебя своеобразное чувство юмора, ты знаешь?

– Что-то такое мне рассказывали, – Лесли поднялся на ноги и взял бокал с выдохшимся вином. – Не возражаешь, если я ненадолго оставлю тебя одного? Зверски хочется курить.

– Никаких проблем, – клавишник отправил в рот ломтик сыра. – Я пока проведаю Стю и Карла.

Лесли благодарно ему кивнул и скрылся на кухне. Плотно прикрыв дверь, он расположился на одной из тумбочек, опустив ноги в раковину, и дёрнул раму. Она с сахарным хрустом размолола лёд, поддалась – и в помещение ворвался свежий морозный воздух. Лесли повернулся к окну и, поплотнее закутавшись в свитер, закурил.

Это не очень хорошо его характеризовало – поэтому Лесли в жизни бы не признался, как он благодарен Карлу за его выходку, а Стюарту – за неумение пить. Ведь если б солисты не легли спать – он не курил бы сейчас на кухне, не в силах унять странное сверкающее чувство, от которого в груди становилось ярко и тепло.

– Когда песня совпадает по форме с чьим-либо сердцем, – вдруг вспомнил Лесли и улыбнулся. – Надо же.

[1] Американский музыкант Джимми Хендрикс умер, захлебнувшись рвотными массами. Причина – передозировка снотворным, смешавшимся в организме музыканта с амфетамином. Стюарт, очевидно, вспоминает, что в день смерти Хендрикс был не один – но его подруга не пришла музыканту на помощь и побоялась вызвать врачей, так как в квартире хранились наркотики.

[2] Это уже неважно.

[3] Карл поёт That'll Be the Day.

[4] The Small Faces – рок-группа 60-х, наряду с The Kinks считается одной из самых влиятельных в истории британской музыки.

[5] Бранденбургские концерты – цикл концертов, написанный немецким классиком Иоганном Себастьяном Бахом.

[6] Филипп Гласс (р. 1937) – американский пианист и композитор. Доминирующее направление в его творчестве – минимализм.

22. Эвелин

Карл не впервые просыпался в незнакомом месте – и потому не торопился. Он лежал и аккуратно ощупывал своё самочувствие и обстановку в целом – как его коллеги накануне проверяли ногами заледеневший тротуар.

Прежде всего Карла сотрясала какая-то неприятная липкая дрожь – и жутко хотелось сладкого, хоть ложку сахара в рот засовывай, – а вообще он чувствовал себя сносно. Ударник приподнялся на локтях и оглядел комнату. Скудно обставленная, но довольно элегантная – особенно ему понравился потолок, где смесь белой и серой краски как будто изображала грозовые облака.

В ногах кровати стоял проигрыватель. Названия пластинок Карлу ни о чём не говорили – но, увидев умлаут[1], ударник невольно вздрогнул: неужели он накидался до такого состояния, что умудрился незаметно для себя покинуть родину? Но в следующий момент Карл услышал родную речь, и, облегчённо вздохнув, рухнул на подушки.

– Я просто не хотел вас будить – было уже так поздно, что… – знакомый голос отрывисто говорил, очевидно, по телефону. – Да, Стю тоже со мной… Ну, может, часа два… Ага, всё, давай, и не переживай так больше… И я тебя люблю.

Трубка пластмассово щёлкнула, и в комнату вошёл Эдди. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего – но благодаря ему Карл наконец вспомнил и вчерашний вечер, и всё, что ему предшествовало.

С чего же это началось? Наверное, с Сьюзи.

С ней Карл познакомился в баре. Раньше Сьюзи была басисткой – но её выгнали после того, как она разбила бутылку о голову солиста. Теперь девушка снова работала барменшей – и терпеливо слушала излияния Карла, не забывая вовремя наполнять его высокий бокал.

– Знаешь, Сьюзи, я вдруг понял, – Карл подпёр голову рукой, и его серёжка от этого движения сверкнула, как тусклая молния. – Я ведь по-настоящему боюсь потерять Decline.

– Интересно почему? – спросила девушка, хотя в её голосе никакого интереса не звучало.

– Потому что сотрудничество с этими ребятами сделало меня другим человеком, – Карл даже не обратил внимания на то, что его собеседнице откровенно скучно – настолько он был поглощён своими мыслями. – Как будто на меня навели объектив, сделали более чётким и заметным… Вот раньше я играл в рок-группе – и наш вокалист, Чарли, сам писал и сам пел свои же песни. Парни бренчали на гитарах – этакие музыкальные задники! – а я даже за мелодию не отвечал. Ну стучал себе в глубине сцены и стучал.

А здесь всё по-другому. Я не только участвую в процессе, но и пою – вдыхаю жизнь, как бы это пафосно не звучало, в песни Эда. И если бы ты спросила, Сьюзи, от какой музыки мне хочется парить или топиться – я б сказал тебе, что от только той, которую создаём мы сами.

Карла так поразила вдруг открывшаяся ему истина, что он не заметил и другого – как у барменши поменялся взгляд. Уже гораздо более мягким голосом Сьюзи спросила, почему Карл боится потерять группу – и, услышав историю о страхе всех подвести, предложила ему «волшебную таблетку».

– Чистейшая магия, – заверила девушка. – Наш вокалист, Алек, на них вывозил и выступления, и ежедневные попойки с поклонниками.

Но магия, судя по суровому взгляду Эдди, не сработала. Карл чувствовал, что эти стальные глаза ввинчиваются ему в мозг, как буравчики. Притворяться спящим не имело смысла – и он решил пойти в лобовую атаку:

– Ну, давай, – ударник поднялся на ноги и с вызовом посмотрел на коллегу. – Говори всё, что ты обо мне думаешь.

– Тогда тебе придётся лечь обратно – потому что это займёт… Ну, какое-то время, – Эдди резким движением поправил очки. – С чего бы начать, Карл? С того, какой ты придурок безответственный?

И хотя глубоко в душе Карл был согласен с коллегой – его горло мгновенно обожгла обида. Он прищурился так, что глаза превратились в два карих полумесяца, и едко поинтересовался:

– У меня хотя бы есть пространство для ошибок – тебя ведь не заставляют петь или осваивать электронную установку… Тебя вообще ничего не заставляют делать, Эд, – зло бросил он прежде, чем подумал, какой эффект произведут эти слова. – Все только выписывают кренделя вокруг нашего светлого гения, боясь ранить его чувства. А кое-какие участники – на которых ты, кстати, не можешь надышаться, – стоически делают вид, что они менее талантливы и музыкальны… Лишь бы тебя, дебила, не обидеть!

Оплеуха Карла не отрезвила – напротив, он воспринял её как сигнал к бою и кинулся на Эдди. Ударник и клавишник рухнули на пол с таким грохотом, что за стеной зашевелились разбуженные соседи – и кто-то из них даже гневно постучал в стену. Но Эдди и Карл, старавшиеся как можно качественнее отколошматить друг друга, ничего такого не услышали.

Не слышали они и как в комнату вбежали Стюарт и Лесли. Быстро оценив обстановку, клавишники вцепились в Карла и оттащили его от Эдди. И пока Лесли заслонял взбесившегося ударника – Стюарт помогал другу подняться и заботливо спрашивал, не пострадал ли он:

– Думаю, что нет, – решил Стю, критически оглядев соперников. – Силы были явно не равны.

Карл тем временем пытался высунуться из-за Лесли и пнуть Эдди – и клавишник, и без того измотанный бессонной ночью, рявкнул безо всякой сдержанности:

– Карл, чёрт бы тебя побрал! – он стукнул своей ногой по ноге ударника, чтобы тот прекратил отплясывать агрессивный канкан. – Ты что, рехнулся? Или тебя до сих пор не отпустило?

Карл тут же оставил попытки дотянуться до соперника. Лесли посмотрел на Эдди – и тот мгновенно убедился, что у коллеги есть способность придавать своему взгляду определённые температуру и вес.

– Ты тоже хорош, – процедил он, глядя, как Эдди проверяет очки на предмет повреждений. – Какого чёрта ты к нему цепляешься? Разве не знаешь, каково это?

– «Каково это» – что? – ледяным голосом спросил Эдди.

– Ненавидеть себя, – холодно ответил Лесли. – Поверь: что бы ты ему сейчас не сказал – Карл уже обругал себя последними словами.

Эдди открыл было рот, чтобы резко ответить Лесли – но Стюарт заговорил раньше:

– Великолепно же, – он обвёл коллег ярко-зелёными глазами. – Мы едва выпустили сингл, а атмосфера уже как во время записи «Белого альбома»[2]. Вам не кажется, что вы… Ну, слишком торопитесь?

Эти слова рухнули в душу Карла как камни, сорвавшиеся со склона – и с тяжёлым грохотом разломились, оставив после себя вибрацию, гул и облака пыли. Ударник вышел из-за Лесли, улыбнулся Эдди – и сейчас к его жизнерадостности примешивалось искренне сожаление.

– Эд, я на самом деле так не думаю – просто ляпнул, не подумав. Поэтому прости меня, дружище! И ты, Стю, – клавишник удивлённо на него посмотрел. – Полагаю, ты взял на себя роль фронтмена – извини, что подвёл. Лэс… Напомни-ка, а перед тобой я в чём провинился?

– Ты лишил его спокойной ночи, – проворчал Эдди, однако всё-таки усмехнулся – заразительная улыбка ударника вынуждала хоть как-то на неё отвечать. – Ладно, Карл, проехали. Пообещай только, что на работе больше никаких наркотиков.

– Клянусь! – торжественно произнёс Карл и затем обычным голосом поинтересовался: – Парни, а пожевать есть чего сладкого? Ну печенье, например?

У выступления в Heaven No. 2 было несколько последствий.

Первым стало поведение Карла. Он так испугался распада группы, чтобы два дня не курил, девять дней не пил, а к наркотикам не притрагивался с того самого дня – или делал это в нерабочее время. Зато он агрессивно занимался вокалом и осваивал электронную установку, которую по заказу Кристиана собрали австрийские инженеры.

Вторым же последствием стала локальная популярность Decline среди студентов. Эдди не ошибся: они действительно ходили по нетипичным клубам в поисках нетипичной музыки – и A Common Delusion отвечала их потребностям. Теперь диджеи университетских радио звонили в Unsound Records и спрашивали, не планируется ли выпуск сингла? Тот же вопрос задавали владельцы гей-клубов – там песня была популярна из-за смысла, который Эдди (как он клялся) совсем туда не вкладывал.

Пол и Гарри, обескураженные всей этой историей, созвали экстренное совещание. Они заперлись в гостиной и принялись нудно спорить, а потом перешли на крик. Кристиан же, эвакуировавшийся на кухню вместе с Decline, угрюмо отложил бутерброд и отправился проверять, не поубивали ли продюсеры друг друга.

– Ну, раз орут – значит, не поубивали, – рассудил Карл. – Интересно, конечно, что они там такое делят?

– Наверное, Гарри хочет выпустить сингл, а Пол с его идеей не согласен, – предположил Эдди.

Лесли же разговору предпочёл перекур – и направился в коридор, постукивая сигаретой по переливающейся пачке. Стюарт вдруг встрепенулся и, отодвинув тарелку с надкусанным бутербродом, бросился к выходу вслед за коллегой.

– Ты тоже куришь по настроению? – спросил Лесли, глядя, как Стю прикрывает ведущую на кухню дверь.

– Я вообще не курю, – ответил Стюарт. – Просто хотел узнать… Вернее, спросить у тебя… Ну, как это… – мучительно краснея, он в конце концов махнул рукой. – Ладно, забудь. Ничего мне не нужно.

– Стю, – Лесли старался говорить мягко, но всё равно не смог скрыть раздражение в голосе. – Я хотел покурить в одиночестве – а ты нарушил моё уединение. Пусть это будет не зря, ладно?

Он не думал, что можно покраснеть ещё сильнее – но у Стюарта получилось. Какое-то время коллега топтался на месте, дёргая рукава зелёного в рубчик свитера – а потом, наконец, поднял пылающее лицо и мрачно поинтересовался:

– Я лишь хотел узнать, кто тебя научил… Ну, красить глаза и выбирать одежду.

Лесли едва не ответил «Я сам – а что, по мне не видно?», но сдержался. Интуиция подсказывала ему, что ещё пара таких вывертов, и он упустит шанс построить комфортные отношения с другим клавишником. Хотя сейчас – когда Стюарт, близоруко моргая, смотрел куда-то сквозь него, – Лесли подумал, что скорее коллега и дальше будет воспринимать его как нечто промежуточное между звукоинженером и сессионным музыкантом.

– Захотелось на свободу? – усмехнулся Лесли, и Стю в ответ лишь дёрнул плечом. – Тогда пошли.

– Куда?.. – опешил клавишник, глядя, как коллега встаёт за стойку.

– В гости, – Лесли сунул сигарету за ухо и придвинул к себе телефон. – Но сначала я узнаю, дома ли она.

Пока коллега ворковал с какой-то девушкой – Стюарт расположился в кресле и принялся болтать ногами. От скуки он стал рассматривать коридор, служивший чем-то вроде приёмной, и вдруг вспомнил свой первый визит в Unsound Records. Стю ожидал увидеть чистенький офис, весь из сверкающей белизны и зеркального блеска – и был приятно удивлён, когда попал в обычную квартиру.

Стюарт оглядел помещение: яичного цвета штукатурка, покрытая ячейками трещин, шкаф-купе, чьи несовершенства прятались под плакатами, почётная стойка, не сочетающаяся цветом с крошечным столиком из тика… Он помнил: когда они с Эдди вошли в студию – Гарри кинулся их встречать и по пути снёс кофейные стаканчики со своего рабочего места. В этот же момент в коридор вышел какой-то молодой сотрудник – Лесли, как они позже узнали, – и его лицо исказила гримаса брезгливого ужаса.

Выглядело всё это так, будто они заглянули в гости к каким-то непутёвым родственникам. Но когда друзья обсуждали предложение лейбла – Эдди сказал, что работать нужно только с такими людьми.

– Потому что они придурки одержимые, – он неосознанным движением поправил очки. – Ну, прямо как мы.

Стюарт скупо улыбнулся воспоминаниям и перевёл взгляд на коллегу – тот, судя по тону, как раз заканчивал разговор.

– Минут через двадцать, – прикинул Лесли, глядя на наручные часы. – Да, давай, до встречи.

– Через двадцать? – удивлённо спросил Стюарт, когда коллега повесил трубку. – А как же работа?

– Что мешает нам вернуться сюда поздно вечером?

– Ну не знаю… Здравый смысл? – пожал плечами Стю.

Тем не менее он вслед за коллегой набросил пальто и направился к выходу. Любопытство мучило его сильнее, чем совесть – хотя Стюарт и не подозревал, что сейчас он приближается к последнему, третьему последствию выступления в Heaven No. 2.

Ровно через двадцать минут они вошли в подъезд многоквартирного дома, построенного ещё до войны. Здесь даже двери были произведением искусства – резные, сделанные из настоящего дерева, а не из спрессованных опилок, как в квартире Пола и Гарри.

– Здорово, что за всем этим… Ну, ухаживают, – заметил Стюарт. – Интересно, сколько здесь стоит жильё?

– Порядочно, – лаконично ответил Лесли и забарабанил пальцами в одну дверей.

Она тут же распахнулась – и на пороге появилась молодая женщина в белом брючном костюме. Стюарт взглянул на неё и понял, что коллега привёл его ни к подружке или стилистике – а к своей родственнице.

И Лесли, и незнакомка были очень похожи – но при этом выглядели совершенно по-разному. Все те черты, что делали клавишника привлекательным, в девушке сочетались дисгармоничным образом. Например, рот был слишком крупным для нежного овала лица, а костюм идеально сидел на мальчишеской фигуре лишь потому, что явно был сшит на заказ.

Но когда она на него посмотрела – Стюарт понял, что фея крёстная распределила свои дары неравномерно. Красота досталась Лесли – а всё обаяние перешло к этой девушке. Она глядела на Стю так, словно он был самым лучшим человеком на свете, и восхищение, тихо сиявшее в изумрудных глазах, не жалило и не обжигало – потому что ничего от него не требовало.

– Привет, Стюарт, – незнакомка протянула ему пёструю от веснушек руку. – Рада наконец с тобой познакомиться.

– Откуда вы меня знаете? – удивился клавишник и тут же спохватился: – То есть… Прошу прощения. Добрый день, мисс.

Девушка расхохоталась – и Стю решил, что в принципе готов до конца жизни пытаться её рассмешить. Он осторожно сжал пальцы незнакомки – необычно длинные для такой маленькой ладони, – и отпустил, как только девушка заговорила вновь:

– Я ходила на ваши выступления, – она лукаво посмотрела на Лесли. – Должна же я была выяснить, во что на этот раз взялся наш младшенький. Кстати, я – Эвелин, сестра Лесли. Ну, проходите, не разговаривать же на пороге.

Квартира выглядела так, словно Эвелин въехала сюда пару дней назад – хотя, как позже выяснил Стю, она жила здесь уже почти полгода. Кругом возвышались картонные колонны коробок, а под ногами по-осеннему хрустела обёрточная бумага. Самым же обжитым местом выглядела гостиная, где Стюарт заметил геометрически безупречные скалы синтезаторов и крышку белого рояля, похожую на заледеневший парус.

Эвелин же привела их на кухню – и, вытащив из коробки пару лишних чашек, принялась заваривать кофе.

– Ну, рассказывайте, – поинтересовалась она, звеня керамикой и металлом. – Зачем я вам понадобилась?

– Стю спросил, кто научил меня краситься – и я привёл его к тебе, – сказал Лесли, опускаясь в сверкающее полиэтиленовой плёнкой кресло.

– Да, было дело, – Эвелин мечтательно улыбнулась. – Помню, как собирала тебя на выступления, когда ты ещё играл с… – Лесли бросил на сестру тяжёлый взгляд, и она, ничуть не смутившись, закончила предложение: – С другой группой.

Эвелин включила кофеварку и повернулась к Стю, скромно пристроившемуся на краешке стула. В макияже она действительно была искусна – потому что с юного возраста старалась компенсировать то, чем фея крёстная её не наградила.

– А ты, Стюарт, хочешь поэкспериментировать с имиджем?

– Ну, наверное… А вообще не знаю, – застенчиво пробормотал клавишник. – На самом деле я хотел посмотреть, с кем Лесли может так нежно разговаривать.

Коллега вдруг улыбнулся так, как прежде не делал – это была широкая, очень искренняя улыбка, от которой глаза превращались в серо-голубые трещины на фарфоре лица. Такие улыбки обычно являются предвестниками хохота, и в следующую секунду Лесли действительно негромко рассмеялся.

«Кажется, будто я где-то уже видел такую улыбку, – вдруг подумал Стюарт. – Или видел человека, лицо которого улыбка меняет до неузнаваемости».

– Попробуй, Стю, – предложил Лесли. – Неужели тебе не хочется выбраться из твоего свитера и попробовать что-то новое – тем более, что музыкальная индустрия это только поощряет?

Стюарт неопределённо дёрнул плечами в ответ. Эвелин же расценила это как согласие – и приволокла на кухню внушительный чемоданчик, полный каких-то тюбиков и разноцветных кружков.

– Сними очки, – попросила она и мельком оглядела его лицо. – Так, давай попробуем серый. Закрой глаза, пожалуйста.

Стюарт послушно их закрыл – и века коснулась мягкая, щекочущая кисточка. Потом у основания ресниц Эвелин провела чем-то узким и холодным, затем – как будто прочертила брови толстым и мягким карандашом. Закончилось всё мягкими ударами пуховки по скулам – и, наконец, Эвелин разрешила ему открыть глаза.

– Лесли, ты только посмотри на этого Стива Янсена[3]! – клавишник высунулся из-за спины сестры и одобрительно кивнул. – Но, Стюарт, твой свитер совершенно не сочетается с таким макияжем. Пойдём, подберём что-нибудь другое.

Эвелин и Лесли увели Стю в ещё одну необжитую комнату – спальню, где из-под обивки кровати до сих пор торчали обрывки упаковочной плёнки. И пока Эвелин рылась в какой-то коробке, а Лесли крепил на дверцы шкафа покрывало – Стюарт рассматривал в зеркале своё новое лицо.

«Выйти бы так на улицу, – думал он. – И посмотреть, что будет».

– Брюки Лесли не предлагаю – боюсь, ты в них утонешь, – сказала Эвелин, бросая на кровать цветастый ворох одежды. – А вот из рубашек можно что-то подобрать.

Клавишник с сомнением оглядел горку ткани и, пробормотав «Ну, попробуем», скрылся в импровизированной примерочной с розовой атласной сорочкой.

Наверное, больше часа он мерил рубашки коллеги и даже блузки Эвелин, хотя последние сходились на нём с трудом. В какой-то момент Лесли, очевидно, устал от этого модного показа и ускользнул на кухню. Эвелин же сидела и дальше, оценивая, комментируя, предлагая – видимо, ей тоже нравилась эта разновидность колдовства, что захватывала и Стюарта.

Ведь подумать только: стоило расчесать волосы, накрасить глаза и надеть нетипичную рубашку – и ты уже другой человек. Причём не только снаружи – ведь Стюарт в зелёном свитерке всего смущался и всего опасался. А вот Стюарт в розовой рубашке и с густо подведёнными глазами был смелее, раскованнее и от этого явно счастливее.

– Давай сделаем перерыв? – предложил он, садясь на край кровати рядом с Эвелин.

Она кивнула и оценивающе оглядела прозрачную зелёную блузку, которую Стю явно самостоятельно стащил с какой-то из полок.

– Батист тебе идёт, – кивнула Эвелин и вдруг поведала: – И, кстати, из Decline ты мне понравился больше всех. Будем целоваться?

Стю, шокированный неожиданностью предложения, едва не свалился с кровати. Он ошеломлённо посмотрел на девушку, пытаясь понять, не шутит ли она – но Эвелин серьёзно глядела на него словно в ожидании ответа.

– Но здесь же Лесли…

– Ты хочешь и его пригласить?

– Нет! – Стюарт почувствовал, как у него запылало лицо. – Нет, просто… Он где-то тут, на кухне, а я целуюсь с его сестрой.

– Если он тебе мешает – закрой дверь, – предложила Эвелин.

Стю, который уже давно перестал понимать, что происходит, поднялся на ноги и плотно закрыл крепкую дверь. На золотистой ручке ещё оставались снежинки шпатлёвки – за полгода жизни в новой квартире Эвелин их так и не оттёрла.

[1] Умлаут – буквы с точками. Используются, например, в немецком языке. Суть умлаута – на письме показать, как меняется произношение того или иного звука.

[2] «Белый альбом» – последний альбом The Beatles, прозванный так из-за белой обложки. Во время записи пластинки царила напряженная атмосфера: участники постоянно конфликтовали и критиковали друг друга, что в том числе ускорило распад группы.

[3] Стив Янсен – ударник нью-вейв-группы Japan, существовавшей с 1974 по 1982 год.

23. Decline

Ватман, поначалу притягивающий взгляд своей пестротой, быстро стал привычной частью интерьера.

Пол не знал, почему. Может, разноцветная таблица действительно хорошо сочеталась с предметами в гостиной? Ведь тут были и элегантный чёрный, воплощённый в синтезаторах, и неряшливый жёлтый, лежащий слоями штукатурки на стенах… А ещё – душисто-зелёный ковер, шкафы из какого-то светлого дерева и диван, с возрастом вообще утративший всякие цвета.

Или, может, они уже давно работали с Decline – и эта таблица, как и сама группа, стала органичной частью их лейбла?

«По крайней мере, когда я думал о молодёжной группе, – думал Пол. – То представлял что-то подобное. Утонченное, но не вычурное. Понятное – но не простое».

Новая песня, которая неожиданно начала набирать популярность, в концепцию Пола не вписывалась. И когда участники группы расположись кто на полу, кто на диване – продюсер поднялся на ноги и сообщил:

– Мы с Гарри долго совещались… – коллега тут же буркнул: «Ага, вот как это называется». – …И, кажется, нашли выход из этой ситуации. Мы предлагаем выпустить A Common Delusion, если в ней есть такая потребность, но – би-сайдом.

– Мы прослушали ваши демо и нашли песню, которую можно поставить на эй-сайд, – Гарри принялся шуршать страницами блокнота. – Звучит как эталонный хит и провалиться мне на месте, если вас с ней не позовут на Top of the Pops[1]!

– Крис? – Пол взглянул на звукоинженера.

Кристиан повернулся к магнитофону и поставил кассету с ярко-синей наклейкой. Песню они узнали практически сразу – это была ранняя работа Стюарта и Эдди, с помощью которой группа компенсировала недостаток материала на длинных выступлениях. Поразмыслив немного, Decline кивнули продюсерам – все, кроме одного участника. Клавишник откинулся на ручку дивана, к которой он прижимался спиной, и спросил неестественно тихим голосом:

– Это что, какая-то шутка?

– А что именно тебя развеселило? – устало спросил Пол.

– Heart Out[2] на эй-сайде, – ответил Лесли. – Выпускать её, когда есть Electric Blue и Walk in Silence – означает попросту сделать шаг назад.

Пол с тихим ужасом посмотрел на Гарри, а тот ответил ему выразительным взглядом, словно говоря: «Мы же с тобой не хотели изображать поп-группу – а хотели, чтобы всё было искренне и по-настоящему? Так вот, это последствия, дружище».

– Я согласен с Лесли, – вдруг сказал Кристиан, отвлекаясь от созерцания своих внушительных ботинок. – Это действительно шаг назад, но иного выхода я не вижу: с таким текстом A Common Delusion не попасть в ротацию. А Heart Out…

– Чт… Да в идеальном мире она вообще не должна выходить! –взорвался Лесли.

Он вскочил на ноги и вышел на середину комнаты, демонстрируя готовность до конца отстаивать свою позицию. Эдди с опаской взглянул на коллегу – но ещё больше он побаивался Стю, чьи обжигающие ярко-зелёным пламенем глаза никак не сочетались с нежным, почти елейным голосом:

– Это почему же?

– Потому что это проходная вещь, – терпеливо объяснил Лесли. – Я видел, как вы записывали её на какой-то картонке, одновременно обсуждая Flesh and Blood[3]… Или ты считаешь себя Полом Маккартни[4]?

– По крайней мере я не воображаю себя Штокхаузеном, – зловеще усмехнулся Стюарт.

Эдди посчитал бы это комплиментом, но Лесли от этих слов почему-то побелел. Клавишник стал всерьёз опасаться, что коллеги сейчас подерутся, и потому тоже вышел на середину гостиной с вполне разумным предложением:

– Давайте поиграем в демократию и большинством голосов выберем рабочий вариант. Сообщаю сразу, – добавил Эдди, стараясь не чувствовать себя предателем. – Что я голосую за Heart Out.

Пока коллеги завуалированно друг друга оскорбляли – Эдди чертил в голове схемы, подобные тем, что он рисовал в банке, помогая клиенту сделать правильное решение. И идеальным вариантом, конечно, была новая песня – да только время играло против них. Даже если б они прямо сейчас написали что-то гениальное – оставались всего лишь работа с аранжировкой, запись, сведение и попытка выпустить сингл до того, как слушатели разъедутся на каникулы. Какие-то мелочи, как иронично называл их Гарри.

– Кто ещё за Heart Out? – спросил Эдди и увидел, как Стюарт с готовностью поднял руку, а следом за ним – Карл. Лесли фыркнул, стряхивая чёлку с глаз, и язвительно произнёс:

– Обвиняю правительство в фальсификации выборов и требую его роспуска, – он повернулся к Эдди и спросил уже совсем другим тоном: – Ты же это несерьёзно?

– Абсолютно серьёзно, – ответил Эдди, поражаясь тому, как легко он выдерживает взгляд коллеги, по приятности сопоставимый с блеском сварки, а по проникающей способности – с гамма-излучением. – И если большинство выберет этот вариант – тебе, Лесли, придётся подчиниться решению коллектива.

Видимо, интуитивно Эдди подобрал верные слова – потому что краска тут же прилила к лицу Лесли. Он не знал, о чём думает коллега, нервно оглядывающий гостиную, но почему-то вспомнил: Лесли ведь уже сменил три коллектива. И как бы он не строил из себя равнодушного к происходящему профессионала – страх потерять четвёртую группу, видимо, был свойственен и ему.

Как и Карлу, у которого, кажется, и вовсе не было места, где его ждут. Как и им со Стюартом – потому что только рядом с образованным пианистом и раздражающе-оптимистичным ударником они чувствовали себя минимально уверенными в своих силах. И – максимально способными на что-то.

Эдди понадеялся, что на этом спор и закончится – но Лесли быстро расправился с сомнениями. Скрестив руки на груди, он с вызовом посмотрел на клавишника, словно говоря: я или тут умру, или A Common Delusion выйдет на эй-сайде. Эдди вдруг обратил внимание: коллега сегодня пришёл без макияжа – и кончики каштановых ресниц оказались рыжими, словно их опалило пламя. Он мог бы поверить в то, что у Лесли есть способности к пирокинезу – если б голос коллеги не звучал так холодно:

– Подчиниться даже в том случае, если коллектив не прав? Эдди, тебе так хочется попасть на обложку Smash Hits[5], что ты готов пожертвовать качеством своей работы?

– А тебе так нравится строить из себя рыцаря, который борется с драконами поп-музыки или что? – Эдди почувствовал, что теряет терпение – и с каждым словом в его голосе появляется всё больше и больше раскалённого металла. – Лэс, я до слёз тронут тем, как ты защищаешь A Common Delusion, но какой в этом чёртов смысл, если сингл в итоге провалится?

Лесли вдруг жутковато моргнул – как кукла, у которой барахлил механизм, поднимающий пластиковые веки. Холодная ярость мгновенно улетучилась, оставив вместо себя чувства, которые Эдди не мог распознать – не то испуг, не то какая-то горечь.

– Кажется, я понял, в чём заключается идея, – невпопад произнёс Лесли. – Прошу прощения… Я выйду ненадолго.

И, прежде чем коллеги задали ему хоть один вопрос – клавишник развернулся на сто восемьдесят градусов и зашагал к двери, на ходу вынимая из кармана пачку сигарет. Ни Кристиан, ни Карл не сдвинулись с места – меньше всего им хотелось курить в атмосфере, где даже воздух сверкает от напряжения.

Зато с места поднялся некурящий Пол. Не говоря ни слова, он направился в коридор вслед за Лесли – и вскоре коллеги услышали тяжёлый скрежет закрывающейся двери. После этого гостиная погрузилась в тишину с самым тоскливым на свете саунд-дизайном: тиканье часов, шипение магнитофона – и завывания ветра, больше похожие на вопли призраков безоблачного будущего, что рисовали себе Пол и Гарри.

Лесли стоял, прислонившись к стене, и вертел в руках незажжённую сигарету. Увидев Пола, он молча протянул ему пачку, но продюсер в ответ покачал головой.

– Я не курю, – сказал он. – Даже когда выпью.

– Похвально, – кивнул клавишник.

Он сунул сигареты в карман пальто и наконец закурил. Пол же принялся оглядывать внутренний дворик, где они стояли – из-за ветра не хотелось отходить от дома и на пару футов.

В отличие от улицы, которая выглядела как незаконченная картина, дворик радовал количеством деталей. Здесь располагались и клумбы, очерченные обломками какого-то чёрного камня, и скамейки с резными спинками, и такие изящные урны, что в них жалко было стряхивать пепел… Зимой, конечно, красота дворика становилась иной – и разница ощущалась как между живым цветком и засушенным.

«Хорошо, что мы будем разговаривать здесь, – с облегчением подумал Пол. – Потому что, когда я вижу чистый горизонт, то чувствую себя как будто обречённым».

– Лесли, – позвал он, и клавишник обернулся. – Что ты понял там, в студии?

Коллега постучал пальцем по сигарете и поднял шарф повыше. Пол всегда удивлялся способности Лесли покупать совершенно непрактичные вещи. Например, чёрное пальто, собиравшее пылинки со всех студий, где он работал. Или вот этот шёлковый шарф, который вряд ли грел – но зато, потревоженный малейшим движением, красиво струился по плечу.

– Я понял, что с помощью Heart Out вы хотите поправить свои дела, – сказал Лесли. – Вероятно, после открытия студии они у вас идут неважно.

У Пола упало сердце. Во-первых, потому что Лесли так о них подумал. Во-вторых, потому, что он не ошибся. Такие намерения действительно были, но Пол и Гарри не собирались зарабатывать в ущерб группе – интересы Decline для них всегда оставались приоритетом.

– Почему не сказал об этом сразу? – спросил Пол.

– Чтобы вы могли сохранить лицо, – Лесли бросил окурок в урну и неожиданно зло произнёс: – Но это… Это подло, Пол. Они же совсем дети.

– Какие они тебе дети? – раздражённо сказал продюсер. – Ты старше их всего-то на пару лет.

– Я говорю не о возрасте, – взял Лесли его тон. – Сколько они выпустили синглов? Ни одного. Я же их выпустил девять – и у меня есть опыт, позволяющий спорить с тобой или с Гарри. А остальные сделают всё, что вы скажете, и таким доверием злоупотреблять нельзя. Это как приманивать котёнка без куска ветчины в кармане.

– Какая трогательная метафора, – усмехнулся Пол, и Лесли посмотрел на него так, что он тут же пожалел о своих словах.

Впрочем, была ещё одна вещь, о которой Пол сегодня пожалел. Продюсер наконец обнаружил свой главный стратегический просчёт – он стоял перед ним, кутаясь в бесполезный шарф и гневно сверкая не то голубыми, не то зелёными глазами.

Сразу после знакомства Пол пригласил Лесли на импровизированную вечеринку – и там они разговорились. Парень производил впечатление флегматичного профессионала, который ничем за пределами саунд-дизайна не интересуется. Так продюсеры и стали его воспринимать – как приложение к синтезатору и микшерному пульту, – а все усилия они направили на парочку сонграйтеров, решив, что идеологами новой группы станут Эдди и Стюарт.

Сонграйтеры с радостью взяли на себя эту роль – и часами трещали о концепции будущего альбома, имидже Decline и о впечатлении, которое их музыка должна производить на слушателей. Но события последних недель показали: участники, которым отвели скорее технические роли, тоже стремятся стать идеологами. И Лесли ради этой цели умело притворялся другим человеком – чтобы иметь возможность дипломатично доносить свои идеи до коллег.

«По крайней мере, пока мы не предложили выпустить Heart Out, – усмехнулся про себя Пол. – Тут сдержанность изменила даже ему».

– Лесли, пожалуйста, послушай меня, – сказал он таким уставшим голосом, что гнев, сверкающий в глазах Лесли, мгновенно погас. – Да, мы не мейджор – но это не значит, что нам не нужно зарабатывать… В том числе ради твоих коллег. Об этом ты не подумал, не так ли?

Ветер вдруг швырнул в них ворох снежинок – острых, как бритвы. Пол тоскливо посмотрел на дверь подъезда: на лестнице было гораздо теплее и тише, но он не хотел, чтобы кто-то слышал их разговор.

– Это полностью твоя заслуга, но давай всё-таки взглянем на факты, – Пол поднял воротник пальто и принялся перечислять: – У тебя есть выплаты с вышедших альбомов, есть сторонние проекты… А у других участников Decline ничего этого нет. Эдди и Стюарт работают в банке, а Карл переставляет упаковки с джемом. Просто представь, Лесли: чего бы добились такие сонграйтеры и такой вокалист, будь у них возможность заниматься музыкой с полной отдачей?

Лесли вспомнил: именно об этом он подумал, когда познакомился с Эдди и Стюартом. Что из них получились бы способные композиторы – приходи они в студию не только по вечерам.

– Не спорю, Heart Out – это не шедевр, – продолжал Пол. – Но она даст Decline фору – во-первых, тем, что поможет заработать и, надеюсь, уволиться с «нормальной» работы. Во-вторых, тем, что о Decline заговорят. Готов побиться о заклад: пресса будет ругать Heart Out на чём свет стоит – а публика, скорее всего, отреагирует благосклонно. И когда мы выпустим Walk in Silence – вас уже никто не сможет проигнорировать.

Ветер как будто начал утихать. Пол опустил воротник пальто и вновь взглянул на дворик: изгибы дорожек, чёрная земля, ограда столь искусная, что казалось – она сделана не из металла, а из пламени. Полу мёртвая красота зимы нравилась гораздо больше, чем нарядный пушистый снежок. Последнее напоминало ему о Рождестве, а семейные праздники он ненавидел всеми силами души.

– Лесли, пожалуйста, дай им сделать выбор, – попросил Пол. – Ты можешь влиять на Decline – но сейчас, мне кажется, случай для этого неподходящий.

– Разве я могу на них влиять? – левая бровь Лесли изогнулась. – Мы же оставили в гостиной очаг сопротивления нормальному эй-сайду.

– Можешь, – кивнул Пол. – Они воспринимают тебя как учителя, и, если б ты продолжил – то точно убедил бы их в своей правоте. Но как продюсер я прошу тебя нам поверить: для нас интересы Decline – превыше всего. Мы всё-таки независимый лейбл – и с помощью Heart Out пытаемся не только заработать, но и сделать инвестиции в ваше будущее.

Лесли какое-то время молчал, глядя в сторону улицы. За оградой виднелись полотно дороги, мрамор реки и врезки синевы на облачном небе – как будто кто-то штопал белую простыню, но не нашёл подходящих ниток.

– Я даже думать не хочу о том, что они скажут, – прошептал Лесли так горестно, что Пол удивлённо взглянул на коллегу.

Если б он знал его чуть хуже – то решил бы, что Лесли просто боится критики. Но нет: клавишник прекрасно понимал, как пресса относится к электронной музыке, и негативные рецензии его не смущали. Да и не говорят о журналистах с болью в голосе – скорее уж с раздражением или с ноткой самодовольства.

«Интересно, а где Лесли выработал свою партизанскую натуру? – задумался Пол. – Может, он был подписан на мейджор и столкнулся с бессердечным менеджментом во всей его красе?».

Его, конечно, тянуло выяснить подробности, но чувство такта подсказывало: нужно промолчать – и дать клавишнику самому разобраться со своими призраками[6]. Поэтому Пол терпеливо любовался пейзажем до тех пор, пока Лесли не взял себя в руки и не спросил:

– Если я хороню свои принципы – то имею ли я право огласить завещание?

– Естественно, – кивнул Пол.

– Итак, моя последняя воля!.. – торжественно объявил Лесли и картинно отбросил шарф за плечо. – А теперь серьёзно, Пол: у меня есть два условия. Первое – ты рассказываешь им обо всех подводных камнях и тайных мотивах. Для принятия решения у Decline должна быть полная картина происходящего.

– Справедливо, – согласился продюсер. – А второе условие?

– Heart Out споёт Карл, – ответил Лесли. – Если вы поставите вокалистом Стюарта – я, пожалуй, вернусь к студийной работе.

[1] Top of the Pops – передача на английском телевидении, куда приглашали поп-исполнителей, достигших успехов в чартах.

[2] В зависимости от контекста можно перевести как «Излить душу» или «Разбить сердце».

[3] Альбом рок-группы Roxy Music, вышедший в 1980 году.

[4] Лесли явно вспоминает историю сочинения A Hard Day’s Night: согласно одной из версий, Леннон и Маккартни записали первоначальные текст и мелодию на спичечном коробке.

[5] Smash Hits – британский молодёжный журнал, посвящённый поп-культуре.

[6] Отсылка к песне Ghosts группы Japan:

Just when I think I'm winning

When I've broken every door

The ghosts of my life

Blow wilder than before

24. Сьюзи

«Господь, видимо, отвлёкся, когда Гарри делал своё знаменитое предсказание, – угрюмо размышлял Кристиан. – И потому оно исполняется как-то криво».

Началось всё одним декабрьским утром. Кристиан не спешил вставать – вместо этого он разглядывал облака желтоватых разводов на потолке и перебирал в памяти события последних дней. Из соседней комнаты доносилось бормотание: оказалось, что Карл говорит во сне и даже лунатит.

Когда Decline рассказали, что их ударник ночует на складе – Пол и Гарри тут же предложили Карлу переехать в гостиную и клятвенно пообещали, что будут вычитать стоимость проживания из его зарплаты. Кристиан на эту идею отреагировал с энтузиазмом – он сочувствовал ударнику и сдержанно радовался тому, что будет видеть кого-то помимо продюсеров. Но затем звукоинженеру пришлось разнимать Карла и занавески, с которыми тот энергично дрался во сне, и его энтузиазм несколько поутих.

– Теперь я понимаю, почему его выгнали из дома, – мрачно сказал звукоинженер, и Гарри в ответ расхохотался. С Полом так шутить было нельзя: он бы счёл это неэтичным.

Кристиан и сейчас неосознанно прислушивался к происходящему в гостиной. Помимо бормотания он разобрал бодрый голос Гарри – тот, очевидно, разговаривал по телефону. Звукоинженер прикрыл глаза, планируя поспать ещё немного – но тут полусонная тишина вскрылась как река во время ледостава.

– Кри-и-и-и-ис! – не своим голосом заорал продюсер.

– Господи боже, Гарри! – вскрикнул разбуженный Карл. После этого он добавил такие грязные ругательства, что даже весьма достойный уровень английского не позволил Кристиану их перевести.

Не выбираясь из-под одеяла, Кристиан сполз с кровати и выглянул из комнаты. Гарри шагал ему навстречу – и судя по лицу, на котором причудливым образом сочетались паника и воодушевление, произошло что-то важное.

– Так, стоп, – звукоинженер вытянул руку вперёд, и Гарри остановился. – Пока я не приму душ и не выпью кофе – я не буду с тобой разговаривать.

Он вышел из комнаты вместе с вигвамом одеяла – и, сдержанно кивнув Карлу, направился в сторону кухни. Обескураженные ударник и продюсер переглянулись. Их изумляло спокойствие Кристиана, который легко мог отложить знакомство с шокирующими новостями на неопределённый срок.

Через двадцать минут все трое встретились на кухне. Гарри нервно скоблил щёку с характерным «шрх-шрх-шрх» – такой звук создавало трение пальцев о пробивающуюся щетину. Карл не очень аккуратно, но зато весьма увлечённо готовил завтрак – а Кристиан пил кофе и поглядывал в окно, выходящее на ряд таких же светло-жёлтых домов, как тот, где они снимали квартиру.

– Ветчины добавить? – деловито осведомился Карл.

– Само собой, – кивнул Гарри.

Карл отвернулся к плите и, напевая Keep On Dancing, принялся энергично нарезать мясо для будущей яичницы. Кристиан же, почувствовав какое-то подобие бодрости, наконец отставил кружку и вопросительно посмотрел на продюсера.

– Ну?

– Что «ну»? – завёлся Гарри. – Что «ну»?! Да ты хоть знаешь, кто мне сейчас звонил?

– Сам Верман, судя по тону, – усмехнулся Кристиан.

– Ну, почти, – Гарри с обожанием взглянул сначала на дымящуюся тарелку с яичницей, а потом – на хозяйственного ударника. – Мне звонил AR-агент с Shadow Cabinet[1]. Хотят видеть тебя и Диану в итоговом выпуске за декабрь.

– Да иди ты! – охнул Кристиан.

– Вот провалиться мне на этом месте, Крис!

Они ошарашенно уставились друг на друга. Вернее, уставился Кристиан – а Гарри закивал ему в ответ, словно говоря: «Представь себе, как бурно развиваются события!». Карл, стараясь не нарушать немую сцену, с деликатным звяканьем поставил тарелку перед звукоинженером и скромно пристроился на краешке стола. Ошеломлённые лица коллег затрудняли оценку ситуации – и он не знал, поздравлять их с приглашением на телевидение или нет.

– Ты же, надеюсь, согласился? – наконец спросил Кристиан.

– Обижаешь, – проворчал Гарри. – Иначе Ди меня не простит.

Звукоинженер кивнул и, наконец, придвинул к себе тарелку. Карл решил, что это удачный момент, чтобы влезть в разговор со своим поздравлением – но ему помешал Гарри. Он тоже схватился за вилку и вдруг растроганным голосом сообщил:

– И всё-таки я рад за вас, Крис. После знакомства с тобой Диана стала такой… Вдохновлённой. Целеустремлённой. Когда я с ней встречался – она как будто…

Кристиан вскинул свои как будто заиндевелые брови и холодно спросил:

– Так вы всё-таки встречались?

Интуиция подсказывала Карлу: ему, наверное, лучше позавтракать в гостиной. Но как он мог уйти, когда было так интересно? Поэтому ударник попытался воскресить свою старую суперспособность – невидимость, с переменной эффективностью защищавшую его и от пьяного отчима, и от придирчивых слушателей.

И, кажется, это сработало, потому что Кристиан и Гарри словно забыли о его существовании. Звукоинженер молча смотрел на Гарри в ожидании ответа, а продюсер – нервно осматривал кухню, словно подбирая для непростого разговора подходящие слова.

– Господи, Крис, это было сто лет назад, – сказал он наконец. – Да и встречались мы недолго, потому что почти сразу стало понятно – это не любовь, а… Наверное, какая-то симпатия друг к другу.

– Понятно, – угрюмо сказал Кристиан и вернулся к своей неряшливой яичнице. Гарри скрестил руки на груди и насмешливо поинтересовался:

– Уж не ревнуешь ли ты, мой любезный друг?

– Ни в коем случае, – равнодушно сказал звукоинженер. – У тебя нет никаких шансов, потому что я моложе, привлекательнее, и не впадаю в истерику по малейшему поводу… Но чаще, конечно, без повода.

– Это я-то впадаю?! – охнул поражённый до глубины души Гарри, и Карл тихо захихикал в свою чашку с кофе. – А ты чего хохочешь, сплетник чёртов? Хочешь сказать, что этот австрийский ублюдок ещё и прав?!

Карл, не выдержав, рассмеялся в голос – и коллеги удивлённо на него посмотрели. Они никак не могли привыкнуть, что у восемнадцатилетнего парня, чьи худые плечи без труда угадывались под футболкой, может быть такой низкий смех. Он бы больше подошёл Джону Ли. Или Гарри, который хохотал в теноровом диапазоне.

Но главным свойством его смеха был не тембр, а заразительность. Следом за Карлом загоготал Гарри, да и в уголках губ Кристиана начала подрагивать улыбка. Он вдруг подумал, что переезд Карла – это, пожалуй, лучшее, что случалось с их офисом в последние пару месяцев. Ведь если б ударник не сидел сейчас на кухне – они бы точно поругались. Причём даже не из-за Дианы: Кристиан и Гарри в принципе обожали превращать безобидных мух в мрачных, полных претензий слонов.

– Что и требовалось доказать, – Кристиан отодвинул тарелку и поднялся на ноги. – Мне нужно позвонить. За завтрак – благодарю.

– Да, яичница была изумительной! – с упоением произнёс Гарри, провожая звукоинженера взглядом. – Знал бы я, что ты прилично готовишь – сразу б включил пункт о совместном проживании в твой договор. Только… – он понизил голос до шёпота и сказал: – Не говори Ферн, что я съедаю порцию целиком.

– Конечно, Гарри, мы ведь каждый день выпиваем с ней по чашке кофе, – кивнул Карл. – Как только я увижу Ферн – то обязательно донесу ей, что ты не придерживаешься диеты.

Гарри сначала купился на серьёзность Карла, но потом до него дошло – и они снова расхохотались. Да так громко, что в кухню вернулся Кристиан и велел им быть потише: всё-таки он обсуждает выступление на телевидении со своей коллегой по группе.

Город словно забыл, что приближается Рождество. Нарядный белый снег растаял, и теперь улицы или бурлили мокрой грязью, или сверкали, покрытые ледяной глазурью. Карл считал, что второе однозначно хуже: проще помыть ботинки, чем лечить сломанную руку.

Поэтому он шёл с работы максимально осторожно, отвлекаясь разве что на затяжки. Его обгоняли редкие прохожие, которые скользили к потрёпанной двери на углу: за ней скрывался бар, где Карл и познакомился с мрачной басисткой Сьюзи. Ударник остановился, чтобы выбросить сигарету – и вдруг замер, склонившись над мусорным ведром в нелепой позе.

Дверь снова стукнула, показав ему выцветшую красную розу на обратной стороне. Карл понял, что ему не послышалось: этот простуженный голос он не спутает ни с каким другим. Ударник щёлкнул по фильтру, отправляя его в ведро, выпрямился и вошёл в бар.

В узком зале собралась молодёжь, подобная ему – без образования, постоянной работы и, как правило, безо всяких надежд на будущее. Часть из них мрачно распивала пиво, а часть неотрывно смотрела на сцену, где хрипел долговязый певец. Аккомпанировали ему чернявый соло-гитарист и басист с чёлкой, вечно падающей на глаза. Карл глянул на ударные: ритм задавал щуплый юноша, и он не был уверен, что по возрасту тому можно находиться в баре.

– Это не революция! – выл вокалист, повиснув на микрофонной стойке. – Мы всего лишь хотим, чтобы с нашим мнением считались!

– Это не революция! – вторили ему гитаристы и те слушатели, что смогли разобрать слова.

Карл прислонился к стене, не сводя глаз со сцены. Он помнил эту песню: именно её они пытались выпустить как сингл – но группа сорвала все сроки, постоянно пропадая в ближайшем к студии пабе. Тогда лейбл отозвал контракт, а Карл на одной из попоек объявил, что уходит из группы.

Он был готов к любому исходу разговора, но всё же надеялся, что его остановят. Скажут: «Карл, для нас пиво и девушки – не главное в жизни. И мы обязательно запишем сингл, потому что нас, как и тебя, влечёт магия музыки». Но вместо этого ребята обозвали его крысой, бегущей с корабля – и выставили за дверь.

…Солист обернулся к группе и, хотя песня ещё не кончилась, громко предложил коллегам выпить. Видимо, такое нарушение законов сцены здесь только приветствовалось – потому что посетители с восхищением смотрели, как Чарли идёт к барной стойке. Карл же направился к двери, но замер, услышав всё тот же простуженный голос:

– Кого-о я вижу! – он обернулся и увидел, что Чарли смотрит прямо на него. – Это ж Ка-арл, провалиться мне на этом ме-есте!

Со стороны могло показаться, что встретились старые друзья – но неприлично длинные для северян гласные выдали презрение, с которым Чарли обращался к своему бывшему ударнику. Карл почувствовал, как в груди становится тесно от злости, и убрал пальцы с ручки двери.

– Чарли, здоро́во! – он сунул руки в карманы джинсов. – Дела, смотрю, у вас идут отлично – иначе почему в столь поздний час ты трезв, как проповедник в воскресенье?

Челюсти солиста сжались – и, если бы не подоспели остальные участники группы, неизвестно, чем б закончился такой разговор. Соло-гитарист и ударник сдержанно поздоровались с Карлом – в отличие от басиста, который широко улыбнулся и с готовностью протянул ему свою мозолистую ладонь:

– Парень, рад тебя видеть! Ну, как ты, стучишь где-нибудь?

– А как же! – вдруг вмешался щуплый ударник. – Он играет в этих клубах для студиков! Он и ещё три клавишника!

– Во-от как? – ухмылка исказила в общем-то дружелюбное веснушчатое лицо Чарли. Он вынул пачку сигарет из нагрудного кармана тяжёлой рубашки – и зловеще предложил: – Не выпьешь ли с нами, Карл? Не расскажешь ли о своей новой группе?

Здравый смысл подсказывал Карлу, что это не лучшая идея – выпивать с бывшими коллегами, чьи глаза того и гляди дыру на тебе прожгут. Но благоразумие никогда не было его сильной стороной, и потому через мгновение Карл обнаружил себя за барной стойкой, окружённый музыкантами и какими-то их приятелями. Они с Чарли снова спорили, но теперь уже не об аранжировках и распорядке дня: Карл доказывал, что электронная музыка – это не игрушки, а солист смеялся ему в ответ.

– Конечно, Карл, конечно, – Чарли одной рукой раздавил сигарету о пепельницу, а другой – придвинул к себе высокий стакан. – Электронная музыка – это очень серьёзно, да… Для тех, кто не научился играть ни на одном приличном инструменте. Что эти ваши синтезаторы? Тыкай в них одним пальцем – и всё.

– Поверить не могу, что из всех нас женился именно ты, – покачал головой Карл. – Ты ж дебил каких мало. Синтезатор ничем не отличается от остальных инструментов – кто-то на нём играет хуже, кто-то лучше. Вот слышал бы ты нашего Лэса! Он с ним такие вещи вытворяет – вам и не снилось!

– Ясно, – Чарли повернулся к соло-гитаристу, Грэму. – Карл махнул на другую сторону.

– Есть термин, обозначающий это явление, – безучастно ответил Грэм. – «Предательство».

Ярость обожгла горло Карла – но он решил сделать вид, что не понимает намёка. Ударник подался вперёд, сцапал пачку сигарет и злобно процедил:

– По-тря-са-ю-ще. Плесневейте в своём роке дальше.

Чарли захохотал, затем к нему присоединились остальные участники группы и любопытные посетители, толпившиеся вокруг стойки. Но смех мгновенно стих, когда Сьюзи надменно поинтересовалась:

– Тебе не нравится электроника, Чарли? Так чем же она тебе не угодила?

Карл удивлённо взглянул на девушку. Она не была похожа на защитницу электронной музыки – скорее уж на поклонницу The Cure[2]. Сьюзи выглядела как Джин Сиберг, решившая сыграть вампиршу: короткие чёрные волосы эффектно сочетались с алыми губами и фарфорово-белой кожей, а многочисленные серебристые цепочки – с изломами на кожаном сарафане. Правда, как убедился Карл, в хмуром взгляде её карих глаз не было ничего фатального.

– Электроника не угодила мне тем, что… – Чарли глотнул пива, вытер губы рукавом и продолжил, как ни в чём не бывало: – Тем, что она не требует ни души, ни мастерства. А значит, такую музыку может играть кто угодно.

– Вот как? – усмехнулась Сьюзи, наполняя его стакан пенящимся напитком. – Буквально каждый сможет? Да если тебя подпустить к синтезатору – ты неделю только будешь разбираться, чем синусоидальная волна отличается от треугольной. Поэтому не выпендривайся, Чарли: в электронной музыке есть и душа, и мастерство – не меньше, чем в роке.

Приятели Чарли загудели, и он злобно зыркнул в их сторону. Басист довольно улыбнулся, а безучастный Грэм хмуро отхлебнул пива, совершенно не интересуясь противостоянием гитар и синтезаторов. Сьюзи же решила, что со спором покончено, и как бы между прочим спросила у Карла:

– Не угостишь даму сигаретой?

– Да, конечно! – Карл протянул ей пачку, а затем – поднёс к сигарете зажжённую спичку. – Не ожидал, если честно, что ты вступишься за электронику.

Девушка выдохнула дым, в свете старых ламп казавшийся сизым и практически осязаемым. На фильтре появилось алое кольцо помады – и оно стало ещё ярче, когда Сьюзи затянулась вновь.

– Должен был кто-то поставить этого придурка на место, – барменша стряхнула пепел в заботливо придвинутую пепельницу. – И раз уж мы заговорили об электронной музыке: как прошло твоё выступление?

То, что Сьюзи об этом помнит, его приятно удивило. Но даже такое тёплое чувство не могло побороть тот жаркий стыд, в который Карла бросало при одном только воспоминании о Heaven No. 2. Ударник криво ухмыльнулся и, вставив сигарету в рот, язвительно ответил:

– Хреново, если быть честным. А твои таблетки оказались ещё тем дерьмом.

– Я доктор, Карл, – бесстрастно ответила Сьюзи. – Я выписываю тебе рецепт – ты принимаешь лекарство. И если ты не следовал рецепту, то с хрена ли это вдруг моя проблема?

– Действительно не твоя, – согласился ударник и, чиркнув спичкой, подпалил кончик сигареты.

– Ну, то есть таблетки и вправду могли оказаться некачественными, – нехотя признала Сьюзи. – Но сдаётся мне, что это всё-таки ты налажал.

Карл затянулся, выдохнул почти безвкусный дым и вновь взглянул на девушку. Когда он немного привык к её роковому облачению – то наконец стал замечать детали. Например, Карл увидел, что у Сьюзи милый носик «картошкой», а на футболке под сарафаном – обложка первого альбома Джона Ли. Значит, зря он подумал, будто электронная музыка барменшу не интересует вовсе.

– Слушай, Сьюзи, – сказал Карл с улыбкой. – Сигарета – это хорошо… Вернее, это, конечно же, плохо… Да чёрт бы её побрал, – ударник покраснел, впечатлённый своим умением ясно излагать мысли. – Я пытаюсь сказать, что сигарета – это, конечно, здорово, но я хочу угостить тебя чем-то более существенным. Что ты любишь?

– Джентльмен, дери его в сраку, – хохотнул Чарли. – Денди.

– Заткнись, – буркнула Сьюзи и повернулась к Карлу. – Угости меня, пожалуйста, ужином. А то пока этих пьяниц обслужишь – с голоду подохнешь. Я бы съела всё что угодно с мясом.

Карл посидел немного, вспоминая адреса ближайших кафе, а потом – схватил пачку сигарет и быстро зашагал к выходу. Сьюзи вручила бутылку одному из посетителей, подлила пива Грэму и мрачно воззрилась на Чарли, что любовался девушкой, загадочно усмехаясь.

– Чего пялишься?

– Выбор твой одобряю, – ответил Чарли. – Карл – хороший парень. Он тебя не обманет, а даже если – первый придёт об этом рассказывать…

– Ой, замолчи, – проворчала Сьюзи. Но в следующую секунду она улыбнулась так ярко, что Чарли удивился: как это старые лампочки не полопались, не выдержав такой ослепительной конкуренции?

[1]«Теневым кабинетом» называется официальная оппозиция в странах Вестминстерской системы. В данном случае название отсылает к попытке передачи противопоставить собственную музыкальную повестку доминирующей на телевидении Top of the Pops.

[2] The Cure – британская рок-группа, основанная в 1978. Известные представители альтернативной сцены, в том числе оказали ключевое влияние на становление готик-рока.

25. Лесли

– Мы не Top of the Pops, – высокомерно заметил ассистент. – У нас здесь живой звук – и не нужно смотреть в такое количество камер.

Кристиан равнодушно кивнул в ответ. Это был общеизвестный факт: продюсеры Shadow Cabinet из кожи вон лезли, пытаясь затмить самую популярную музыкальную передачу. Например, они из принципа всё делали иначе, чем конкуренты. Если выпуски Top of the Popsнапоминают выхолощенное подобие дискотеки – значит, выступления на Shadow Cabinet будут походить на репетиции. Поэтому артисты неброско одевались, пели на фоне непримечательного серого задника – а вокруг них сновали техники, периодически попадая в кадр. Режиссёры искусно усиливали ощущение того, что поклонники подглядывают за любимыми группами – и число зрителей Shadow Cabinetмедленно, но неуклонно росло.

– Мы заканчиваем с Insanity, – сообщил ассистент, глядя на свой клипборд. – Буквально через десять минут я приглашу вас – а пока можно подождать тут.

Он отвёл их в какой-то закуток, напоминавший кладовую – но кладовую весьма уютную, потому что там стояли роскошные кресла королевского синего цвета. Кристиан тут же устроился в одном из них и взял конфету из вазы, а Диана – встала у выхода, чтобы понаблюдать за происходящим на сцене.

Звукоинженер мельком глянул на девушку, а потом – на конфету. От волнения у него пересохло в горле, и Кристиан принялся нервно перекидывать серебристый шарик из руки в руку. Ещё на первой встрече он сообщил продюсеру, что не сможет сыграть фортепианную партию – хотя бы потому, что это сплав сложной студийной работы и исполнительского мастерства. Но его заверили: Shadow Cabinetрешит эту проблему, а Кристиану достаточно сыграть самый простой вариант.

– Мы бы очень не хотели, мистер Эдер, чтобы в кадре появился кто-то помимо вас, – с мягкой настойчивостью произнёс продюсер, наверное, уже раз в тридцатый.

– Помимо вас… – повторила Диана и хитро взглянула на Кристиана. – Звучит как название альбома.

Конфета начала таять. Кристиан сунул её за вазочку, снова посмотрел на Диану – и в этот раз не смог отвести глаз. Студийное освещение мало кого красило, но лампы словно старались угодить Диане, делая её зелёные глаза ещё ярче, а белую кожу – ещё нежнее.

«Впрочем, неудивительно, – усмехнулся Кристиан. – Она же дочь рок-звезды и известной вокалистки – а, значит, буквально рождена для сцены».

Диана словно почувствовала, что на неё смотрят, и принялась комментировать происходящее на сцене. Кристиана Insanity интересовали мало – но он, как всегда, внимательно её слушал.

– У Insanity такой обаятельный фронтмен! Но мне больше нравится их саксофонист – он, когда играет, будто растворяется в музыке… Всё-таки искренность – это лучший звукорежиссёр, – девушка обернулась, и её улыбка померкла. – Ой, милый, тебе нехорошо? У тебя сейчас такое лицо…

– Нормальное лицо, – угрюмо ответил Кристиан. – Если бы я тебя не любил – оно было бы ещё хуже.

Диана тут же забыла об Insanity и о грядущем выступлении. С суеверным ужасом она заглянула в линяло-голубые глаза Кристиана и осторожно переспросила:

– Что ты только что сказал?

Он послушно повторил – но Диана не успела даже осмыслить его слова: в кладовую заглянул ассистент и энергично замахал руками, приглашая дуэт к режиссёру.

Insanity решили не покидать площадку. Вместо этого они расселись на краю сцены – и теперь с любопытством смотрели, как режиссёр инструктирует мрачного иностранца и улыбчивую англичанку. Затем эти двое какое-то время путешествовали по джунглям проводов и микрофонов, ища оптимальную точку для съёмки – и, наконец, расположились у правого угла серого задника. Режиссёр удовлетворённо кивнул и махнул рукой, чтобы в следующую секунду услышать потрясающее контральто.

Диана пела, стоя рядом с Кристианом – а инженер, побелев от волнения, старался не отвлекаться от синтезатора. Но к концу первого дубля он свыкся с происходящим и даже посмотрел на коллегу, изумительно прекрасную в ледяном сиянии студийного света. Диана, поймав его взгляд, опустила микрофон и прошептала одними губами:

Я тоже тебя люблю.

И даже если б в этот момент на него рухнули потолочные балки – Кристиан бы не возражал против смерти в момент абсолютного счастья.

Режиссёр тоже заметил признание Дианы – и велел команде найти крупный план для финального монтажа. Возможно, именно этот кадр поспособствовал тому, что Shipbuilding взлетела до шестого места, став одним из самых успешных синглов Unsounds Records.

Heart Out тоже бил рекорды, правда, в противоположном направлении. Сингл даже не добрался до места Electric Blue— а би-сайд A Common Delusion практически никто не заметил.

Зато сбылось предсказание Пола: критики ругали Heart Out на все лады. Осторожно обходя непонятную Electric Blue, на втором сингле они как будто вздохнули с облегчением и едко сообщили читателям – Decline на проверку всё же оказались обычной коммерческой группой, ведомым парочкой честолюбивых продюсеров.

– Слушайте, вот это можно даже посчитать комплиментом, – читал Карл коллегам, возившимся с очередным синтезатором. – «С выходом Heart Outстало очевидно, что главный актив группы – это не музыка, а смазливость её участников».

– Ну, только если очень своеобразным, – с сомнением отозвался Стюарт.

Однако попадались и недвусмысленные комплименты. Например, журналисты наперебой хвалили голос Карла – и ударник с каждой прочитанной рецензией как будто расцветал. Вот и сейчас он, краснея от смущения и гордости, процитировал:

– «Великолепный баритон их вокалиста способен даже такую невнятную вещь, как Heart Out, превратить в чувственную и искреннюю балладу», – Карл выдохнул, перевернул страницу и продолжил чтение: – «На второй стороне сингла расположилась A Common Delusion… Эта претенциозная гей-агитка, тем не менее, демонстрирует рост Decline – их тексты усложняются, а звучание становится всё более утончённым».

Лесли же словно старался выбросить Heart Out из головы – после того, как сингл смикшировали, он даже не упоминал его в разговорах. Но, как считал Стюарт, коллега разве что не вытатуировал на лбу фразу: «Я ведь вам говорил».

– Не демонизируй его, – попросил Эдди, и Стю мрачно парировал:

– А ты его не превозноси.

– Хватит уже, – Карл нехотя отвлёкся от своего занятия – он вырезал рецензии из журналов. – Вы оба так сильно в себе сомневаетесь, что не можете воспринимать человека объективно. Вот ты, – он ткнул ножницами в сторону Эдди. – Считаешь себя полной бездарностью и надеешься, что работа с Лэсом как-то это поправит. А ты, мой дорогой Стю, видишь в способностях Лэса угрозу – и потому сопротивляешься каждой его идее.

Эдди изумлённо уставился на коллегу. Умным он бы Карла никогда не назвал – но ударник оказался как-то по-житейски мудр и приметлив. Стюарт, кажется, это тоже понял – и с мягкой улыбкой спросил:

– А ты, значит, воспринимаешь Лесли объективно?

– Конечно, я ведь не клавишник – мне с ним делить нечего. К тому же, – Карл усмехнулся. – Я знаю причины его поступков и потому понимаю Лэса лучше вас. Например, мне известно, за что он так ненавидит Heart Out.

– И за что же? – ревниво спросил Эдди.

Карл стряхнул с коленей обрывки бумаги, поднялся на ноги и подошёл к комоду с пластинками. У Пола и Гарри была внушительная коллекция винила, которая хранилась кое-как – новые конверты просто складывались поверх старых. Однажды Эдди и Лесли попытались всё систематизировать, но быстро бросили это занятие: на разбор требовалось не меньше дня – а такого количества времени у них пока не было.

Но ударник чудесным образом во всём этом ориентировался – и, сунув руку куда-то в середину, сразу вытащил нужный лонгплей[1]. Он протянул его коллегам, и те с любопытством склонились над светло-синим конвертом.

Это был второй альбом The Robertsons с характерным для них названием Unloveable[2]. Эдди и Стюарт не слушали рок, не знали, как выглядят участники – но почему-то решили, что на обложке изображены именно они. На переднем плане курили два парня. Ещё два сидели за роялем – и, когда друзья взглянули в тот угол, паззл для них сложился.

Один из пианистов, худощавый и темноволосый, что-то увлечённо рассказывал коллеге. Второй – блондин с пышной шевелюрой, – очевидно смеялся над его историей. Эдди хватило одного взгляда, чтобы узнать эту улыбку – но Стюарт пожелал убедиться наверняка. Он осторожно взял конверт, перевернул его и прочитал:

– Лесли Уайт – рояль, синтезатор, флейта, оркестровки, бэк-вокал… Ну, да, всё сходится.

– А я о чём? – довольно улыбнулся Карл. – Лэс был рок-музыкантом – и потому медовая Heart Out для него почти как отрава.

– Отрава, чёрт тебя дери! – возмутился Эдди. – Да ты же сам за неё проголосовал!

– Потому что мне, в отличие от кое-каких наших коллег, предрассудки не свойственны, – недоумённо пожал плечами ударник.

– А как ты… – начал было Стюарт, но тут же замолчал – потому что в коридоре послышался знакомый высокий голос.

Карл быстро выхватил у Стю конверт, сунул обратно в середину стопки и схватился за ножницы как раз в тот момент, когда открылась дверь. Румяный не то от мороза, не то от бега Лесли оглядел коллег и положил на стол пачку печенья.

– Добрый вечер, – он причесал пальцами растрёпанную чёлку. – Извините, что опоздал. Невозможно рассчитать, сколько времени потребуется на сведение, потому что постоянно что-нибудь вылезает.

– Да всё нормально, – ответил Эдди. – Это мы, клерки, работаем с девяти до шести. А у вас, музыкантов, график ненормированный.

Лесли удивлённо на него посмотрел. Обычно все его коллеги в первую очередь считали себя музыкантами – от примитивных Silk, с которыми он играл ещё в школе, до The Robertsons. Трудясь на верфях или в страховых компаниях, они всегда представлялись как ударники, композиторы или гитаристы. А работа, занимавшая большую часть дня, была лишь способом накопить на инструмент или на аренду хотя бы скромной студии.

Как раз в скромной студии Лесли и познакомился с The Robertsons. Эта встреча была фатальной – и Лесли не мог поверить, что она началась не с каких-то катастрофических событий, а с вполне себе банального…

–…Привет! Ты вроде работаешь здесь, да?

«Нет, я смеха ради торчу тут целый день», – едва не ляпнул Лесли, но что-то в голосе спрашивающего заставило его прикусить язык. Он оторвал взгляд от книги и посмотрел на дверной проём, где скромно топтался какой-то молодой парень.

Именно в этот момент и должна была случиться какая-нибудь катастрофа, которая предупредила бы Лесли о последствиях этой встречи. Например, ураган с оглушительным ливнем и трескающимся от молний небом. Или извержение вулкана, превращающее солнечный день в пепельную ночь. Но на территории столицы, к сожалению, не было ни одного – поэтому Лесли, ни о чём не подозревая, равнодушно взглянул на посетителя. Парень застенчиво улыбнулся ему в ответ и отодвинул от глаз густую чёлку.

– Да, работаю, – Лесли захлопнул книгу. – Я могу чем-то вам помочь?

– Да, пожалуйста! – закивал парень. – А то мы не можем разобраться с вашим оборудованием…

Тогда Лесли ещё учился в колледже – хотя и без особого вдохновения. Студийная работа интересовала его гораздо больше, чем этюды Черни, и Лесли пытался освоить это мастерство в качестве дежурного ассистента. Пока его обязанности ограничивались встречей гостей и завариванием чая, но иногда группы, не способные оплатить содержание внушительной звукозаписывающей армии, просили Лесли о помощи. И это была прекрасная возможность на практике попробовать то, что он подсмотрел в «мозговом центре» студии – будке звукорежиссёра.

– Всё готово, – сказал Лесли, отходя от поблёскивающего резисторами микшерного пульта. – Можно записываться.

Парень, настороженно наблюдающий за ним с порога, вновь улыбнулся – и Лесли понял, что именно заставило его удержаться от сарказма: дружелюбие. Незнакомец улыбался ему так, словно Лесли по меньшей мере смикшировал весь альбом и не взял за это ни цента – а не просто убедился в том, что они вообще включили оборудование.

– Спасибо тебе большое, – парень протянул ему руку. – Я, кстати, Мартин.

– Лесли, – ассистент сжал бугристую ладонь.

Из комнатыдля записи на них с любопытством смотрели остальные участники группы – внушительного вида басист, неправдоподобно красивый фронтмен и ударник в футболке с заваливающейся надписью «The Robertsons». Лесли глянул на музыкантов и понял, почему искрящиеся гитарные партии и заунывный тенор вокалиста показались ему такими знакомыми.

Все независимые радиостанции крутили единственный сингл этой группы – и все, как один, хвалили их за самобытность звучания. The Robertsons нашли своё место между тяжеловесным панк-роком и невесомой поп-музыкой, став для меломанов глотком свежего воздуха. Лесли в принципе разделял восторг диджеев – хотя сингл и выходил за пределы его музыкальных интересов.

– Мартин, вы не возражаете, если я останусь и послушаю? – вдруг донёсся до него собственный голос. – Заодно прослежу, чтобы всё работало в штатном режиме.

– У нас нет денег, чтобы тебе заплатить, – покачал головой Мартин, и Лесли сухо ответил:

– Предлагаю исключительно из любви к искусству.

Мартин вопросительно взглянул на коллег. Он был высоким, худощавым – и таким бледным, что даже Лесли с его молочной, как у всех рыжеволосых, кожей на его фоне казался чуть ли не мулатом. Вообще во внешности Мартина было много особенностей – например, тот же контраст между бледностью и смоляными волосами, большие карие глаза, крупноватый для узкого лица нос… Но главной особенностью всё-таки оставалась обезоруживающая улыбка. Мартин лишь слегка приподнимал уголки губ, словно извиняясь за то, как он счастлив – и мало кто мог перед такой улыбкой устоять. Вот и сейчас солист неопределённо пожал плечами в ответ на немую просьбу. Мартин кивнул и вновь повернулся к Лесли, который в ожидании определённости щёлкал одним из резисторов.

– Оставайся, если есть такое желание, – сказал Мартин. – Так будет даже лучше, потому что Роберт не любит петь только в присутствии членов группы. Говорит, это похоже на онанизм.

– А так будет похоже… Неважно, – Лесли вновь удержался от язвительного замечания и опустился в кресло звукорежиссёра. – Спасибо, что разрешили остаться – иначе я бы умер от скуки в своей каморке.

– Будем считать, что мы спасли тебе жизнь, а взамен ты решил помочь нам с оборудованием, – беспечно сказал Мартин. – Красиво получается.

Лесли, хоть и не увидел здесь красоты, кивнул в ответ и отвернулся к микшерному пульту. Мартин же вышел к коллегам и объявил, что запись наконец начинается. Официальным лидером в группе, судя по всему, был фронтмен. Однако основные решения, очевидно, принимал Мартин – и не последним аргументом в спорах была та самая улыбка. Она заставляла участников The Robertsons проводить политику разоружения, избавляясь от арсенала оскорблений, возражений и насмешек. Лесли же она лишила стратегического запаса сарказма – и к началу атомной бомбардировки он остался без какой-либо защиты.

Песня называлась The Real Love – хотя реальной, как оказалось, она была лишь в воображении лирического героя. Но Лесли больше впечатлил не ироничный текст и уж точно не зевающий вокал солиста, а Мартин. В нём безусловный талант сочетался с узнаваемой упругой манерой игры, в которой Лесли чудилось что-то одновременно от The Who и Элвиса Костелло – и к середине песни он обнаружил, что с удовольствием качает ногой в такт.

Запись неожиданно прервал вокалист, недовольным тем, как Мартин исполняет свою партию. Начались нудные переругивания, во время которых фронтмен драматичного заламывал руки, а гитарист цедил слова сквозь зубы. Басист от скуки принялся наигрывать какую-то мелодию, а ударник задремал, подперев подбородок кулаком. Видимо, подобные споры были для них чем-то будничным – и они даже не отреагировали, когда Мартин, не скрывая раздражения, объявил очередной перерыв и крикнул, глядя прямо на будку:

– Лесли, будь добр, подскажи, а где у вас курилка?

Ассистент отвёл его к пожарному выходу, расположенному рядом с комфортабельном окном в обшарпанной рамке. Мартин сел на широкий подоконник и нервно закурил, а Лесли шагнул за металлическую лестницу, чтобы найти спрятанную от начальства пепельницу.

– Чёрт, – тихо ругнулся он, когда ржавчина рыжими хлопьями осела на его одежде. – Помойка, а не студия.

Морщась от отвращения, Лесли поставил на подоконник жестяную банку из-под бобов. Мартин благодарно улыбнулся и, смущаясь, объяснил:

– Роберт, конечно, тот ещё мудак. Но из спора часто рождается что-то интересное… Да и, наверное, творчества без конфликтов в принципе не бывает. Не с фронтменом поругаешься – так сам с собой.

Он затянулся, и огонёк замерцал в многочисленных серебряных кольцах, которыми были унизаны пальцы гитариста. Лесли вынул свои сигареты и не успел закурить, как Мартин вдруг задал ему вопрос:

– Слушай, Лесли, а что ты думаешь о нашей записи? Хотя, – он внимательно его оглядел. – Судя по твоему прикиду – тебе больше по душе кто-то вроде Roxy Music.

Лесли поднял голову и в замызганном стекле увидел своё мутное отражение. Понятно, почему Мартин так подумал: на фоне гитариста, одетого в простую клетчатую рубашку и джинсы, он в своих брюках и шелковисто переливающейся сорочке выглядел, конечно, форменным пижоном. Да ещё и выбеленные волосы выдавали в нём участника какой-нибудь скверной глэм-роковой группы.

– Она хороша… – Лесли скосил глаза на кончик сигареты и безуспешно чиркнул зажигалкой. – Да, в целом хороша.

– Нет уж, давай, выкладывай, – Мартин протянул ему спички, и ассистент коротко кивнул в знак благодарности. – Что не так?

Лесли, наконец, закурил и тщательно заученным движением поправил уложенную чёлку. Мартин, терпеливо ждавший ответа, вдруг вздрогнул как от сквозняка и принялся дуть на обожжённые сигаретой пальцы.

– Можно ведь начистоту?

– Господи, Лесли, – мягко улыбнулся Мартин. – Именно этого я от тебя и добиваюсь.

Он бросил сигарету в банку и скрестил руки на груди. Лесли же осторожно заговорил, тщательно подбирая слова и готовясь в любую минуту свернуть обсуждение:

– Я слышал ваш дебютный сингл, и он меня заинтересовал. Честно говоря, я думал, что вы добиваетесь такого риффа благодаря сложной студийной работе – а сегодня увидел, что это исключительно твоих рук дело, – Мартин скромно улыбнулся, а Лесли продолжил чуть смелее: – Но The Real Love не так сильно отличается от первого сингла. Я не знаю, какие цели вы ставили перед собой, но разве они не должны разниться? Сохраняя, конечно, узнаваемое звучание группы.

– Думаю, что должны, – кивнул Мартин. – И что ты мог бы нам предложить?

Лесли вдруг почувствовал какое-то непривычное воодушевление. Ему даже показалось, что дышать стало намного легче – словно в задымлённой курилке распахнулось окно и впустило искрящийся от мороза зимний воздух. Наверное, потому что разговор о студийной работе и был глотком свежего воздуха в его монотонных, прелых буднях? Лесли загадочно улыбнулся гитаристу и сказал совсем другим тоном:

– Предлагаю добавить струнные.

– Струнные?.. – опешил Мартин, и Лесли энергично закивал.

– У вас есть часть, где Роберт поёт о вечеринке – на мой взгляд, там скрипка звучала бы уместно, – он широко улыбнулся, от чего неопределённого глаза превратились в два пёстрых полумесяца. – Но это лишь один из вариантов. Вы можете действовать как пожелаете, ведь мы находимся в скромной, но всё-таки студии. Эхо, искажения, многодорожечная запись – здесь в вашем распоряжении целая палитра звуков. Рисуй что хочешь.

Как только Лесли бросил окурок в банку – Мартин поднялся на ноги и решительно заявил:

– Пойдём к ребятам. Поделишься с ними своими идеями.

– Чт… Зачем? – оторопел Лесли. – Это же была светская беседа!

– Я тоже так думал, – кивнул гитарист. – Но оказалось, что внутри юного ассистента скрывается весьма увлечённый продюсер. Может, ты ещё на скрипке играешь?

– Нет, – покачал головой Лесли. – Но если вам понадобится клавишник – буду рад помочь.

Очевидно, небесный офис спешил выполнить годовой план по осадкам – и потому в сентябре столица рисковала уйти под воду. Лесли, по-джентельменски пожертвовав зонтик подруге, добирался до дома перебежками. Впрочем, за себя он не переживал: одежда высохнет, волосы – тоже. Гораздо важнее было сберечь новую пластинку – и её Лесли нёс, заботливо укрыв плащом и полой пиджака.

Критики назвали The Real Love «Yesterday нового поколения», отметив сочетание трогательного гитарного перебора и профессиональной, даже прагматичной игры на скрипке. Струнные на себя взяла как раз подруга Лесли, согласившись принять оплату свиданием. Ещё они щедро предоставили свои голоса, чтобы оттенить самозабвенный тенор Роберта, мелодичный бас Аллена и ударные Кэмпбелла, в которых им обоим чудилось что-то от гипнотических ритмов африканских племён. Лесли улыбнулся, вспоминая процесс записи – лёгкий, весёлый и очень творческий, – и, поставив сингл на полку, стал развешивать мокрую одежду.

Закончив с традиционным для сентября ритуалом, Лесли накинул халат и взялся за распаковку пластинки. Новый винил пах промышленной пластиковой пылью и сладковатыми густыми чернилами, а конверт – свежей типографской краской. Лесли вставил пластинку в проигрыватель, опустил иглу на блестящую чёрную поверхность и рухнул в кресло такое древнее, что оно явно было в ходу ещё при королеве Виктории.

Свою первую съёмную квартиру Лесли делил с сестрой, вторую – с друзьями. В третьей же он наконец познал радость уединения. Да, она была чуть больше шкафа, а дорога до работы занимала чуть меньше, чем сам рабочий день. Зато здесь он сам устанавливал правила. Никаких грязных кружек, которыми Эвелин заставляла любую доступную поверхность. Никаких очередей в душ. И, наконец, никаких возражений против его вредных привычек. Лесли оглядел бурый от недавнего потопа потолок, выцветшие обои, шкаф без дверцы, где ледяной радугой переливалась его одежда – и потянулся за сигаретами. Со стороны проигрывателя донёсся вкрадчивый голос Роберта, который прошептал: «Для меня всё было реально, моя любовь… Но не для тебя, моя любовь…».

– Ещё один куплет – и я пойду бросаться с моста, – пробормотал он, чиркая зажигалкой. – Отличный всё-таки вышел сингл.

Лесли затянулся и вновь взял конверт в руки, чтобы получше рассмотреть обложку. На ней Роберт нежно касался своего отражения в зеркале, брошенном на траву – и Лесли удивился такой интерпретации текста о реальной любви. Он перевернул конверт, пробежался глазами по списку музыкантов и удивился ещё сильней, увидев своё имя. Но осмыслить этот факт Лесли не успел – его отвлёк телефонный звонок, от чьего дребезжащего вторжения он невольно вздрогнул. С таким треском должны расходиться небеса, никак иначе, и этот знак вполне можно было принять за примету надвигающейся катастрофы. Лесли схватил трубку и едва не выронил её, услышав знакомый дружелюбный голос.

– Лесли, привет, это Мартин из «Робертсонов», – даже сквозь треск и шум помех было слышно, что гитарист широко улыбается. – Есть минутка поговорить?

– Да… Привет, Мартин, – Лесли отложил конверт и снял иглу с пластинки. – Правда, я не помню, чтобы мы обменивались номерами.

– Позаимствовал в студии, – беспечно ответил Мартин. – Слушай, тут такая история: мы собираемся в League – отметить выход сингла. Там, к тому же, сегодня Хал Холо выступает. Так вот, не хочешь сходить с нами? Всё-таки, ты фактически был нашим продюсером.

– Кстати об этом, – Лесли вновь потянулся за конвертом. – Моё имя на обложке…

– Это мы тоже обсудим, – торопливо перебил его гитарист. – Так как, ты придёшь? Я был бы… Был бы рад вновь увидеться.

И снова в голосе Мартина прозвучало что-то такое, что заставило Лесли поступить нетипично для него. Например, не свериться со своими финансовыми возможностями, а поспешно согласиться, словно Мартин мог передумать и пригласить кого-то другого. Лесли постучать сигаретой по краю пепельницы и вежливо ответил:

– Спасибо за приглашение. Да, я приду… – тут трубку уже чуть не выронил Мартин, потому что Лесли добавил непривычно мягким голосом: – И я тоже буду рад увидеться.

Выступление Хала Холо в League казалось чем-то закономерным. Он – самый востребованный музыкант столицы. League – невероятно модный клуб. Рано или поздно их пути должны были пересечься – и Лесли невольно радовался, что стал свидетелем такого события.

League с его зеркальными стенами и синими лампами стал для Хала подходящим фоном – потому что он сам с его тонкими чертами лица скорее напоминал изломанное отражение, чем живого человека. Но инопланетно-хрупкий образ был обманчив. Как вокалист Хал Холо славился агрессивной страстностью и чувственным баритоном, а его песни отличались непредсказуемым переплетением краут-рока, оперной музыки и ска. Пел Хал о таких откровенных вещах, что на радио его запрещали, на телевидение не приглашали вовсе – зато воспевали критики и превозносили фанаты.

Вот и сейчас этот лысый красавец рассказывал, чего именно он хочет от своей девушки. Лесли же текст волновал мало. Он считал его лишь счастливым случаем: повезло с лирицистом – здорово, не повезло – что ж, будем наслаждаться музыкой. А она у Хала Холо была изумительной. Несмотря на сложные джазовые аранжировки, его песни подходили под клубный формат – и под них можно было танцевать. Что Лесли, собственно, и делал, заняв вместе с The Robertsons место у края сцены.

«Конечно, в ближайший месяц придётся смахивать крошки со стола, – думал он, с болью в сердце вспоминая цену на входной билет. – Но пока оно того стоит».

– А ты неплохо двигаешься! – вдруг похвалил его Аллен. – Во всяком случае лучше Роберта – он-то танцует хуже Брайана Ферри. Может, нам пора сменить солиста?

– Да ты охренел! – возмутился Роберт, и по довольному смеху Лесли понял, что басист обожает издеваться над фронтменом.

Все эти детали Лесли подмечал и запоминал, чтобы понять, а в какой компании он оказался. Сам же Лесли вёл себя сдержанно и на вопросы отвечал кратко, чем тут же заслужил прозвище «Шпион Её Величества». Причём наградил его таким статусом именно Аллен – высоченный парень с таким размахом плеч, что он едва помещался за столиком. Ударник, Кэмпбелл, вскидывал густые брови, когда кто-то к нему обращался – ведь рядом вертелся умопомрачительный Роберт с неординарным мнением по каждому вопросу. Фронтмен The Robertsons был настолько красив, что рядом с ним Лесли невольно вспоминал о недостатках своей внешности: например, не очень больших глазах и непропорционально длинных ногах. Роберт же выглядел гармонично, а в его красоте было что-то скандинавское. Словно лицо вокалиста вырубили изо льда, а потом оставили на солнце – и лучи смягчили острые черты, доведя их до закономерного совершенства.

Лесли отвёл глаза от Роберта, оглядел остальных – и лишний раз убедился в том, что компания ему попалась любопытная. Самовлюблённый певец. Безусловно талантливый гитарист – единственный, кто мог потягаться с фронтменом на сцене и в студии. Простоватый басист и скромный ударник, которые меркли на фоне своих ослепительных коллег. Нельзя сказать, что The Robertsons прекрасно ладили или были отличной командой: в музыкальном плане всем заправлял Мартин, иногда делая вид, что какие-то решения принимает Роберт… Но, возможно, в этом был залог долгого существования группы. Если вы не дружите, а музыку воспринимаете как работу – так что вам делить?

От размышлений Лесли отвлекла внезапно воцарившаяся тишина. Он удивлённо моргнул, взглянул на сцену – и увидел, что Хал Холо молча висит на микрофонной стойке. Убедившись, что все на него смотрят, певец как будто между прочим сообщил:

– Вы просили – я сделал. Сегодня можно приобрести символику группы… Где, говоришь, Маркус? Ах, да. Возле входа в серебряный зал. Футболки, пластинки, плакаты, все такие дела. А мы пока покурим.

Мартин вопросительно взглянул на Лесли, тот кивнул – и они, энергично работая локтями, стали пробираться к серебряному залу. Часть товаров уже смели, но Лесли практически не огорчился. Он украдкой заглянул в бумажник и убедился, что после разорительного входного билета на футболку у него не осталось средств… Во всяком случае, если он ещё планировал обедать в этом месяце.

– Качественная вещь, – сказал Мартин, оглядывая ряды текстиля. – Наши первые футболки были катастрофой – ты, наверное, видел её на Кэмпбелле? Надпись кривая, а Роберт похож на Белу Лугоши.

– Надо же с чего-то начинать, – философски заметил Лесли.

Мартин тщательно проинспектировал футболки и, наконец, выбрал две – чёрную и белую. В них тоже не было ничего особенного, но Хала Холо изобразили в виде Лу Рида с обложки Transformer – а этого было достаточно, чтобы впечатлить молодых музыкантов, обожающих Боуи и The Velvet Underground. Мартин сунул деньги флегматичному продавцу, отдал чёрную футболку Лесли, а белую – надел поверх своей клетчатой рубашки. Лесли подождал, пока Мартин критически оглядит себя в зеркале, и раздражённо шепнул ему на ухо:

– Спасибо, но не стоит. Я способен сам за себя заплатить.

– Извини, не думал, что это как-то заденет твою гордость, – удивлённо ответил Мартин. – Просто хотел как-то отблагодарить за помощь с записью… И кстати об этом. Пойдём, покурим?

Однажды Лесли всё-таки задумался над тем, почему именно в курилках постоянно происходит что-то важное. Но это было намного позже – а сейчас они с Мартином удобно расположились в специальном зале. Растянувшись на мягком диванчике, они закурили дешёвые сигареты и усмехнулись в ответ на злобные взгляды других посетителей.

– Возвращаясь к разговору о записи, – сказал Мартин, выдыхая горьковатый дым. – Как ты относишься к сотрудничеству на постоянной основе? В качестве архитектора нашего звука?

– О, – только и смог сказать Лесли. Предложение так его удивило, что он на мгновение забыл о сигарете – и тихо выругался, когда мажущий пепел упал на колено. Но Мартин почему-то расценил его реакцию как отказ и принялся торопливо убеждать ассистента:

– Я поспрашивал у твоего начальства – ты же сейчас только учишься да Балларда читаешь в своей каморке. Поэтому не вижу причин, которые мешали б тебе к нам присоединиться. Клавишные мы тоже можем добавить – почему нет?

– А как остальные к этому относятся? – осторожно спросил Лесли.

– Да отлично относятся! – Мартин затянулся, и голубой свет зала отразился в его кольцах множеством крохотных молний. – Им очень понравилось то, что сделал с The Real Love, поэтому…

– Мартин, хватит уже клеить симпатичных ассистентов, – сказал Роберт, усаживаясь на диван напротив. По бокам от него плюхнулись Кэмпбелл и Аллен. – Лучше расскажи ему о нашем предложении.

– Я прямо сейчас делаю ему предложение, Роб, – ответил Мартин, чей голос слегка заскрежетал от раздражения.

– И? – Роберт перевёл взгляд на Лесли. – Что ты об этом думаешь?

– Ну… – Лесли обвёл помещение разочарованным взглядом. – Я думал, что это будет выглядеть по-другому. Например, шампанское, Эйфелева башня, кольцо с бриллиантом в бархатной коробке…

Роберт, Аллен и Кэмпбелл удивлённо переглянулись, а затем расхохотались. Посетители, наслаждавшиеся хорошим табаком и тишиной, злобно зыркнули на их диван – но музыканты продолжали смеяться в диапазоне четырёх октав. В уголках губ Мартина тоже подрагивала улыбка, но он изо всех сил старался выглядеть серьёзно.

– Лесли, мы всё-таки обсуждаем важные вещи. Так что ты думаешь о том, чтобы к нам присоединиться?

Здравый смысл подсказывал, что с язвительностью нужно заканчивать, но Лесли не мог остановиться. С трудом скрывая улыбку, он манерно вскинул руку с неординарно длинными пальцами и томным голосом произнёс:

– Так и быть… Я согласен.

Музыканты на противоположном диване уже задыхались от смеха. Мартин же загадочно улыбнулся своему будущему клавишнику, снял одно из многочисленных колец и надел его на безымянный палец Лесли.

…– Давайте ещё раз попробуем, – донёсся до Лесли резкий, отрывистый голос. – Карл, может тебе нужна какая-нибудь… Ну, помощь?

– Нужна, но не твоя, Эд, – ответил жизнерадостный баритон. – Как закончим с этим – я поговорю с Крисом. Есть мысль положить часть партий на фонограмму, чтобы во время живых выступлений полностью сосредоточиться на вокале.

– Да нас же в прессе заклюют!

– Музыкальная пресса нас и так терпеть не может. Или ты считаешь, что у ненависти есть какие-то градации? – спросил мягкий тенор, который из-за язвительности всегда звучал зловеще.

Лесли поднял голову и оглядел свой новый коллектив. Карл утирал джинсовым рукавом поблёскивающий от пота лоб, Эдди мерял гостиную шагами, а Стюарт жёг их обоих ядовитым пламенем ярко-зелёных глаз. Все трое были юными, наивными, очень способными – и Лесли отчаянно хотелось, чтобы Decline стали знамениты. Только не как The Bay City Rollers, а как, например… The Buggles. Чтобы критика оценила качество их студийной работы и новаторский подход к микшированию – но чтобы для массового слушателя они оставались в тени. Популярность Лесли не волновала, стенания помешанной на роке прессы – тоже. Куда сильнее его беспокоила оценка музыкального сообщества – и конкретного музыканта в том числе.

– Эй, Лэс, ты там часом не уснул? – Карл нетерпеливо постучал палочкой по малому барабану. – Прогоним Electric Blue ещё раз?

– Да, капитан, – равнодушно ответил Лесли и опустил взгляд на клавиатуру.

На безымянном пальце оставалась едва заметная полоска, больше похожая на затянувшийся шрам. Кольцо Мартина Лесли оставил на ресепшене – сразу после совещания, на котором он объявил о своём уходе из группы. Но даже если б загар сошёл достаточно быстро, стерев воспоминания с кожи – воронки, рытвины и ямы, оставшиеся после работы с The Robertsons, будут ещё долго о себе напоминать.

[1]Лонгплей – долгоиграющая пластинка. Позволяла вмещать до 60 минут аудиозаписей.

[2]Нелюбимый, недостойный любви, непривлекательный.

26. Decline

Последнее в этом году выступление Decline стало их первым официальным выходом. Ведь они участвовали в настоящем концерте – хотя и на правах разогревающей группы.

Эдди, по традиции, волновался мало. Пока коллеги носились по гримёрке, приводя себя в порядок, он украдкой за ними наблюдал – и удивлялся тому, как мало эта суета напоминала панику перед выступлением в Kaleidoscope.

Карл, например, не наворачивал круги вокруг кресел. Вместо этого он сидел в углу и негромко распевался. Стюарт же стоял возле зеркала и критически оглядывал своё отражение. Он открыл для себя расчёску и теперь убирал волосы назад, больше не пряча лицо за кудрями. Ещё одной переменой в имидже стала рубашка, сменившая высмеянные прессой свитера. Эдди догадывался, что винить в этом нужно Эвелин, но лишних вопросов не задавал. Так у них было заведено: если Стюарт захочет – он сам обо всём расскажет.

Стю возле зеркала сменил Лесли – и принялся красить ресницы ярко-синей тушью. Из-за неё казалось, будто его глаза наконец определились с цветом и решили хотя бы во время концерта побыть ярко-голубыми. Коллега наклонился к зеркалу, убедился, что излишки туши не остались на веках, и вдруг спросил у Эдди:

– Всё в порядке?

– А есть повод думать иначе? – удивился клавишник.

– У тебя усталый вид.

Это форменный идиотизм, подумал Эдди, но когда Лесли за него беспокоился – ему самому становилось легче. Словно проблемы были какой-то постоянной физической величиной – и, если поделить их на двоих, они действительно уменьшатся.

– Просто всё навалилось, – ответил Эдди, поправляя очки. – Работа, музыка и ещё… – он бросил взгляд на Лесли, словно прикидывая, можно ли ему довериться. – И ещё разного рода сомнения.

Лесли посмотрел на отражение Эдди – и глянул в сторону, когда из соседнего угла гримёрки до них донёсся счастливый смех. У Стюарта и Карла, очевидно, было прекрасное настроение – и это поражало Эдди. Словно презрение, которой журналы источали после выхода Heart Out, его коллег только вдохновляло.

– И в чём ты сомневаешься? – спросил Лесли, закручивая тюбик с тушью.

– В том, правильно ли я поступил, подписавшись на Unsound Records, – ответил Эдди и прислонился плечом к раме зеркала. – Стоит оно того – спать по пять часов в сутки, разрываясь между музыкой и всем остальным? Не пытаюсь ли я прыгнуть выше головы? Может, всё-таки нужно поступить в университет и найти нормальную работу, о которой будет не стыдно рассказывать родным?

Едва Эдди договорил, как у него в груди зазудел стыд. Когда ты думаешь о своих переживаниях – они кажутся значительнее, чем когда ты говоришь о них вслух. Но Лесли, похоже, так не считал, потому что у него на лице отразилось искреннее беспокойство.

– Не сомневаюсь в том, что сейчас калькулятор ценится выше синтезатора, – заметил коллега, и его левая бровь удивлённо изогнулась. – Но, Эдди, вспомни, как мы делали Electric Blue, и что ты при этом чувствовал. Вспомни – и скажи мне: ты действительно готов от этого отказаться?

Эдди вспомнил: чувство было ни с чем не сравнимое. Когда оборот идеально ложится на слова, а слова – предельно точно выражают твои ощущения. Когда Лесли понимает тебя с полуслова и обрамляет мелодию именно в такие эффекты, которые передают задуманную тобой атмосферу. Когда слушатели подпевают твоей песне, и ты чувствуешь почти родство с людьми, которых до того не встречал. Здесь было что-то явно неземное – потому что Эдди, писавший песни с четырнадцати лет, до сих пор не мог объяснить это волшебство.

– Нет, конечно, – усмехнулся Эдди. – Кто в здравом уме от такого откажется?

– Всегда считал тебя здравомыслящим человеком, – улыбнулся ему Лесли. – А ещё я всегда считал тебя невероятно способным сонграйтером. Понимаю, сейчас трудный период – и мы, как молодая группа, работаем много, а зарабатываем крайне мало. Но, Эдди, так будет не всегда. Потому что у нас есть Стю. Есть Карл. Есть ты. И я не знаю, как сформулировать своё обращение к высшим силам, чтобы ты хоть немного в себя поверил.

Эдди ошарашенно на него уставился. Неожиданная искренность Лесли так его изумила, что он не услышал, как открылась дверь – и не сразу узнал пронизанный смехом баритон.

– Здорово, парни! – в гримёрку вошёл Деррик Домино, а вслед за ним другой основатель Eric’s, Стивен Маккормик. – Ну, как вы тут? Волнуетесь?

– Немного, – скромно ответил Карл. – Добрый вечер, сэр.

Деррик и Стивен были очень разными – причём не только внешне. Темнокожий и дородный, Домино словно излучал тропическое жизнелюбие – и заслушивался гедонистическими ритмами джаза и фанка. Флегматичный же Маккормик выглядел как типичный житель Западной Европы. Он увлекался Kraftwerk и «британским вторжением»[1], что в музыке Eric’s сплелось самым необычным образом. Но критики высоко оценили сочетание «битловских» гитар, занудного синтезатора и самозабвенного саксофона. А Стюарт в кои-то веки был согласен с мнением музыкальной прессы.

– Мистер Маккормик, мистер Домино… – робко позвал он. – Можно ваш автограф?

– Какой разговор! – белозубо улыбнулся Деррик. – Бумага найдётся?

Эдди передал Домино свои блокнот и ручку. Какое-то время Стивен и Деррик совещались по поводу подписи, пока Маккормик не предложил:

– Вы же, ребята, вроде композиторы? Ну, тогда пиши, Деррик: «Желаем стать Ленноном и Маккартни электронной музыки»[2].

– Ох… – от восторга у Стю порозовели щёки. – Спасибо вам огромное.

Стивен передал ему исписанный блокнот, и Стюарт бережно прижал листок к груди. Eric’s, не привыкшие к обожанию простых слушателей, тоже растрогались: Домино потрепал Стю по голове, а Маккормик сообщил, что ему нравится A Common Delusion.

– В этом году я ещё не слышал таких проникновенных клавишных, – скупо улыбнулся он и глянул на часы, что висели над зеркалом. – Так, нам уже пора. Хорошо вам выступить сегодня, ребята!

– Да, парни, удачи!

Напоследок Домино крепко обнял Лесли, а Маккормик – пожал руки Карлу и Эдди. После этого в гримёрке застыла сверкающая тишина, которую было даже жалко нарушать. Стю так и стоял с блокнотом в обнимку, Карл – широко улыбался, а Лесли – выразительно смотрел на Эдди, словно говоря ему: «Ты ведь это слышал? Только что твою песню похвалил сам Маккормик!». Эдди, посчитавший комплимент проявлением вежливости, в ответ лишь пожал плечами.

– Я сейчас сознание потеряю, – Стюарт, наконец, оторвал блокнот от груди. – Надо вставить автограф в рамку и повесить в офисе Unsound Records.

–…И дописать, – добавил Эдди. – Что не бывает The Beatles без Харрисона и Старра.

Стю усмехнулся ему в ответ, и Эдди эта усмешка не понравилась. Она как будто говорила о том, что Стюарт с ним не согласен – и не видит Лесли и Карла за пределами их чётко очерченных ролей.

Карл примерно представлял, кем считает их публика: молодёжной группой, авторами такой слащавой песни, что сам Бобби Винтон не дослушал бы её до конца. Decline вышли на сцену, поклонились – и в ответ получили самые скупые аплодисменты в своей карьере. Так Карл понял, что не ошибается.

Но холодность публики его не смутила – потому что Карл был уверен: они ещё смогут её удивить. И в Decline обязательно разглядят людей, которые делают очаровывающую своей искренностью поп-музыку.

«Всё-таки ты не прав, Лэс, – подумал ударник, вставая за установку. – Heart Out – это не шаг назад. Мы лишь чуть-чуть отступили, чтобы взять пространство для разбега».

До него донеслись сверкающие звуки монофонических синтезаторов. Карл улыбнулся скептически настроенным слушателям и запел My Girl Смоки Робинсона[3]. Её электронной версией Стюарт и Лесли искренне гордились – потому что голос Карла был просто создан для соула, а аранжировка в духе Station заметно освежала хит 60-х.

I've got sunshine on a cloudy day

When it's cold outside I've got the month of May

Карл плохо видел публику в полумраке зала – но первые ряды были явно обескуражены. Сначала они недоумевали, почему Eric’s пустили на разогрев очевидно коммерческий проект, а теперь – не понимали, чего ждать от ребят со сцены. Казалось, что Decline и сами не определились с тем, а какими они хотят быть. В сет-листе группы значилась и приторная Heart Out, и интеллектуальная Electric Blue, и меланхоличная As You Wish… А теперь ещё и Смоки Робинсон. Синтезаторный соул, в котором каким-то образом уживались добротные, продуманные партии Эдди, близкая к джазовой импровизация Лесли и увязывающая всё это воедино часть Стюарта.

И, конечно, голос.

Даже те, кто уже слышал Карла, оказались не готовы к такому тембру и богатству интонаций. За три минуты песни он показал весь градиент эмоций – от почти надрывной искренности до нежности, от которой казалось, будто во рту тает шоколад.

I guess you'd say

What can make me feel this way?

Стю со своим Yamaha стоял ближе всех к краю сцены. Он играл ритмическую партию, и клавиши словно заискивали перед ним, с поспешной лёгкостью отзываясь на прикосновения. Волнуясь, Стюарт порой промахивался, стискивал зубы от злости – но синтезатор, словно заговорщик, звучал по-прежнему чарующе.

Oh, my girl

Talking about my girl

Лесли иногда поднимал голову, чтобы посмотреть на аудиторию. Из глубины сцены он видел лишь первые ряды – и поклонники Eric’s слушали Decline с недоумением. «Знак скорее неплохой», – подумал Лесли, переводя взгляд на Эдди. Коллега одной рукой играл свою партию, а второй почти виртуозно менял настройки на синтезаторе. Лесли не понимал, как при всех его способностях Эдди настолько в себя не верил – и надеялся, что сегодня они переломят мнение публики в свою пользу. Для этого он был готов выложиться на все сто процентов, потому что Эдди как никто другой заслуживал восхищения.

Впрочем, Лесли не пришлось предпринимать какие-то сверхъестественные усилия: музыка всё сделала за них. На A Common Delusion публика стала подпевать – и до смерти перепугала Стюарта. Карл колотил по установке так, что едва не заглушил собственную фонограмму. Эдди, наконец, оторвал взгляд от клавиатуры и посмотрел на Лесли так, что тот сфальшивил впервые за весь вечер. Но синтезаторы своих не выдавали – и, несмотря на ошибки, они звучали всё так же пленительно.

– Деррик, конечно, мужик! – восторгался Карл, энергично размахивая рукой с зажатой в ней сигаретой. – От саксофона к роялю, от рояля к синтезатору и обратно… А Стивен тем временем весь вечер бренчал на одной лишь гитаре.

– Так, не трогай Стивена, – возмутился Стюарт. – Ты же сам едва не разревелся, когда он запел Evil Guitar[4].

– Да… Сингл у них вышел что надо, – нехотя признал Карл. – Интересно, что они с нем сделали, чтобы он так звучал?

Ударник обернулся на Лесли в надежде, что тот разберёт песню по косточкам. Но клавишник, погружённый в свои мысли, не был расположен к очередному уроку музыковедения. Он сунул руки в карманы пальто и с усмешкой ответил:

– Вложили душу и сердце, Карл. А ты что думал?

– Ох, спросишь ты у меня что-нибудь…

Уже миновала полночь, и прохожие им почти не встречались. Поэтому Decline в полный голос обсуждали концерт, который они смотрели из-за кулис. Помимо Домино и Маккормика, на сцене присутствовали сессионные музыканты, чья игра впечатляла даже с визуальной точки зрения. Но была ещё и музыка – та самая, что покоряла сочетанием саксофона и синтезатора, профессионализма и робкого, почти дилетантского вокала. На Evil Guitar коллеги единодушно записались в поклонники Eric’s, потому что песня, посвящённая творческому кризису, покорила их всех. Карл действительно чуть не разрыдался от искреннего исполнения, Стюарт – впечатлился джазовой гармонией, а Эдди и Лесли в очередной раз задумались о роли музыки в их жизни.

«А ведь правда, – думал Лесли, ища в карманах сигареты. – Только сумасшедшие занимаются творчеством, потому что это верный способ обречь себя на постоянную неудовлетворённость собой, неудовлетворённость коллегами… Творческий человек в принципе не может быть доволен – он же постоянно чувствует себя или идиотом, или неудачником. И какое счастье, что я скорее инженер, чем поэт».

– Серьёзно, Карл, а что ты ожидал услышать? – вмешался Эдди. – Стивен не просто пел Evil Guitar – он её проживал… Эх, я кому угодно продам что угодно в обмен на такой талант.

– Заколебал со своими распродажами, – беззлобно проворчал Стю. – Ты просто пиши – и когда-нибудь напишешь свою Evil Guitar.

– Тем более, что у тебя есть для этого задатки, – равнодушно заметил Лесли и остановился, чтобы закурить.

Остальные остановились тоже. Эдди оглядел переулок, куда они свернули, и его охватило ощущение ирреальности происходящего. Ночь казалась декорацией – с лампой-луной и небом столь плотным, что оно больше напоминало чёрный задник. Словно Decline шли не домой, а по-прежнему оставались на сцене, освещённые студийными лампами. Эдди поёжился и попросил у Лесли сигарету: невозможность отделить концерт от прогулки вызвала у него какую-то клаустрофобную тоску.

– Попрошу Гарри увеличить мне зарплату, – усмехнулся клавишник, передавая Эдди зажигалку. – Раз уж я обеспечиваю сигаретами весь Unsound Records.

– О. Прости, пожалуйста. Я куплю себе свои… Пора, видимо.

– Это была шутка, Эдди. Всё нормально, кури на здоровье.

– На здоровье?

– Да чёрт!

Они рассмеялись. Карл, уже докуривший свою сигарету и теперь явно скучавший, обошёл переулок и вдруг запрыгнул на скамейку. Стюарт удивлённо на него воззрился – и прыснул, когда Карл, искусно пародируя Стивена Маккормика, вдруг запел:

– Oh, my evil guitar…

Он сжал струны воображаемой гитары и скривил рот так, словно вот-вот расплачется – это была одна из самых узнаваемых гримас Маккормика. Стюарт, путаясь в полах своего длинного пальто, тоже взобрался на скамейку и вытянул руки, касаясь невидимых клавиш. Качая головой в точности как Деррик Домино, он тоже запел – и их с Карлом голоса оттенили друг друга, подчеркнув знаковые черты: драматичность баритона и нежность тенора.

– Oh, oh, my evil guitar…

Эдди и Лесли висели друг на друге, задыхаясь от смеха, но местным жителям кавер, похоже, не понравился. Из окна высунулась пожилая леди и потребовала прекратить балаган – иначе ей придётся вызвать полицию. Стюарт послушно попытался спрыгнуть, всё-таки запутался в своём пальто и едва не рухнул на тротуар плашмя. Эдди поспешил другу на помощь, а Лесли сказал звенящим голосом:

– Просим прощения, мэм, за то, что потревожили вас. Спокойной ночи и приятных вам снов!

Эта выходка вызвала новый приступ смеха, и в следующий раз леди высунулась из окна, гневно тряся зажатой в руке телефонной трубкой. Эдди рывком снял со скамейки Стюарта, дождался, пока спрыгнет демократично одетый Карл – и все четверо бросились бежать подальше от разгневанных жильцов какого-то безымянного переулка.

– Нужно было дождаться полиции, – сказал Стю, когда они остановились, чтобы отдышаться. – За такое отвратительное исполнение мы заслуживали ареста.

– Провести ночь в обществе легавых? Да я такого врагу не пожелаю! – возмутился Карл. – Тем более сейчас, когда у меня есть комфортабельный диван и плед, похожий на огромное полотенце.

– О диванах ты вспомнил очень вовремя, – усмехнулся Эдди. – Пора бы и по домам.

– Да, и здесь я с вами расстаюсь, – сказал Стюарт, указывая в сторону основной улицы. – Ну, получается, до четверга?

Лесли удивлённо взглянул на Стю и не удержался от улыбки, когда Эдди спросил с интонациями строгого родителя:

– И куда это мы собрались, молодой человек?

– К… К Эвелин, – робко ответил Стюарт и, конечно же, посмотрел в сторону Лесли.

Тот ответил ему равнодушным взглядом. Сестра ничего не говорила ему об отношениях со Стю. Но, очевидно, что они не закончились на том показе мод, откуда утомлённый Лесли сбежал обратно в студию. Убранные назад волосы, новая рубашка, пальто более современного кроя – ко всему этому явно приложила руку Эвелин, профессионально маскирующая природные недостатки с помощью одежды и косметики.

Эдди тем временем допытывался, точно ли Стюарт дойдёт до нужного места или его всё-таки надо проводить. Карл с любопытством наблюдал за этой сценой, а Стю отмахивался с интонациями замученного родительским контролем подростка:

– Эдди, тут недалеко же, ну. Я позвоню тебе, ладно?

– Иди уже, – добродушно проворчал Эдди.

Стюарт помахал коллегам рукой и двинулся в сторону основной улицы, где свет лежал ровный, как края оригами. Остальные члены Decline распотрошили остатки пачки Лесли и, закурив, зашагали в противоположную сторону. Чем дальше они отходили от исторического центра – тем чаще им встречались современные многоквартирные дома. Лесли они почему-то напоминали блистерные упаковки, воткнутые в асфальт, Эдди – таблицы с перечислением окон-нулей. Карл же когда-то жил в таком районе – и теперь ряды домов напоминали о месте, куда ему велели никогда не возвращаться.

– А ты не переживаешь, что Стюарт и твоя сестра… – отвлёк его от размышлений голос Эдди. – Ну, встречаются?

– Я скорее переживаю за Стю, – с усмешкой сказал Лесли. – Ты же видел, что она с ним сделала.

– А что она с ним сделала? – удивлённо спросил Карл и недоумённо сверкнул серёжкой, когда Эдди и Лесли расхохотались ему в ответ. – Блин, парни, какого хрена?

– Да не психуй ты, – Эдди похлопал его по плечу. – Эвелин познакомила Стю с расчёской и одела примерно как брата. Неужели ты не обратил внимания?

Ударник нахмурился, вспоминая какие-нибудь разительные перемены во внешности Стюарта – но в итоге покачал головой. У офиса Unsound Records всем троим предстояло расстаться: Карла ждал тот самый комфортабельный диван, а Эдди и Лесли нужно было идти в противоположные стороны.

– До скорого, парни! – ударник рывком открыл калитку и помчался к подъезду – заиндевелый гравий захрустел под ногами, как жжённый сахар.

– Пока, Карл, – ответил Лесли. – Пока, Эдди… Получается, действительно до четверга.

– Получается так, – кивнул Эдди. – Пока, Лесли. И… И спасибо за те слова перед концертом. Мне было приятно услышать их… Ну, от тебя.

Лесли недоумённо вскинул брови. Проехавший мимо автомобиль полоснул их лезвием света, оставив на лицах сияющие порезы. Они затянулись ещё до того, как автомобиль свернул за угол, а Лесли – удивлённо сказал:

– В моём рейтинге загадок вселенной эта занимает почётное третье место, – он поднял свой бесполезный шарф повыше. – Искренне не понимаю, почему люди, которыми я восхищаюсь, изо всех сил не замечают свои таланты. У Decline уже сейчас есть песни, которые… Как ты выразился тогда? Подходят по форме под чьё-либо сердце?

– Кажется, как-то так. И какая из наших песен подходит тебе? – спросил Эдди и едва не потерял дар речи, когда получил ответ. – Heart Out?! Да ты же её до смерти ненавидишь!

– И это одна из причин, – усмехнулся Лесли. – Когда буду достаточно пьян – возможно, расскажу, почему. А теперь давай всё-таки расстанемся… До четверга, Эдди.

– До четверга, Лесли.

На этот раз разойтись получилось: обменявшись рукопожатием, коллеги двинулись в разные стороны. Эдди сунул озябшие пальцы в карманы куртки и вжал голову в плечи, изо всех сил пытаясь согреться – после полуночи стало стремительно холодать.

«Есть в них, Уайтах, что-то… Что-то такое, – думал он, шагая к остановке в надежде поймать какой-нибудь поздний автобус. – Не зря они рыжие. Может, использовали свою колдовскую квалификацию и приворожили меня и Стю?».

Эдди вдруг вздрогнул и на всякий случай обернулся – чтобы убедиться, что Лесли не прочитал его мысли и теперь не смотрит ему вслед. Но, к великому облегчению, клавишник увидел лишь медно-русый затылок. Правда, обернись Эдди чуть раньше – он точно столкнулся б взглядом с глазами, которые в свете декабрьской ночи казались небесно-голубыми… Самого лучшего, в общем, оттенка на свете.

[1]«Британское вторжение» – явление, когда британская музыка доминировала в мировых чартах, в частности американских. Как правило этот термин употребляется по отношению к 1960-м, где самыми заметными группами были The Beatles, The Who, The Kinks и так далее.

[2] Так критики называли Энди Маккласки и Пола Хамфриза – лидеров одной из первых синти-поп-групп Orchestral Manoeuvres in the Dark.

[3] Смоки Робинсон (р. 1940) – автор-исполнитель, лидер коммерчески успешной в 1960-е группы The Miracles.

[4] Злая гитара.

27. Unsound Records

– Никаких ёлок и бумажных гирлянд, – решительно заявил Пол. – Ненавижу эти пошлости.

– Это не пошлости, а атрибуты праздника! – Гарри шумно вздохнул, поражаясь очередной причуде друга. – Без них празднование Рождества будет похоже на рядовую попойку.

– А ведь не поспоришь, приятель, – нехотя согласился Пол.

Он ещё раз придирчиво осмотрел гостиную – и его взгляд вдруг остановился на комоде с пластинками. Возле проигрывателя стоял конверт с News of the World, подкинувший Полу неплохую, как ему показалось, идею. Продюсер подошёл к комоду, бережно переложил пластинку на стул, а затем стал вытаскивать из стопок другие конверты зелёного цвета.

– Ты что, хочешь сделать ёлку из пластинок? – Гарри скрестил руки на груди и скептически хмыкнул. – И как это в конечном счёте будет выглядеть?

– Увидишь, – улыбнулся Пол.

Гарри решил оставить друга наедине с его идеей – иотправился на кухню. Там уже вовсю шла подготовка к празднику: Ферн и Лесли торопливо резали салаты и бутерброды, а помещение постепенно наполнял аромат жареной индейки. Гарри немало удивился тому, что у них всё это время была рабочая духовка, попробовал стащить бутерброд, но под строгим взглядом Ферн оставил эти попытки. Стукнула дверь, потом ещё одна – и в кухню ворвался обвешанный пакетами Карл.

– Вы не поверите в то, что я сейчас расскажу! – закричал ударник, бросая пакеты на диван. – Потому что это просто чума! Да, Крис?

– Да, Карл, – угрюмо отозвался звукоинженер, выставляя свои пакеты на стол. Лесли принялся разбирать продукты, а Ферн с улыбкой поинтересовалась:

– Что случилось, братец?

– Кое-что просто обалденное! – Карл открыл кран и сунул руки под струю воды. – В общем, мы с Крисом решили по пути зайти в музыкальный магазин. Пока он что-то искал – я смеха ради спросил у продавца: где можно найти сингл той малоизвестной группы… Decline, кажется. И знаете, что он мне ответил?

Ударник закрыл воду и взглянул на коллег. Лесли даже предположить боялся, каким был ответ – судя по сверкающим глазам ударника, в музыкальном магазине по меньшей мере соорудили алтарь в их честь. И ответ действительно оказался впечатляющим, хотя и не с религиозной точки зрения.

Выдержав драматическую паузу, Карл схватил старое полотенце и, вытирая руки, торжественно объявил:

– Он ответил: «Нигде». Пластинки распроданы. Все до единой.

– Да иди ты! – воскликнул Гарри.

Карл энергично закивал, изо всех сил подтверждая правдивость сказанного. Кристиан же умыкнул кусочек сыра и равнодушно добавил:

– Я подошёл к ним и предложил оставить свой номер телефона – на случай, если сингл опять появится в продаже. И когда продавец открыл записную книжку – мы увидели, что вся страница исписана одним и тем же названием: «A Common Delusion».

Гарри едва дослушал Кристиана – на упоминании би-сайда он уже мчался в гостиную, чтобы поделиться историей с Полом. Ферн же протянула Карлу руку, и ударник бережно сжал её пальцы.

– Я вас поздравляю, братцы! Эта ситуация, на самом деле, многое объясняет: если ваши поклонники будут так сметать пластинки – у вас возникнут проблемы с движением в чартах.

– Да и чёрт с ними! Ох, простите, мисс, – Карл побагровел до кончиков ушей. – Я хотел сказать, что персонально мне нет дела до чартов. Главное, чтобы музыку слушали и покупали – и, судя по всему, именно это с Decline и происходит.

– Да, всё это просто потрясающе, – с кислой улыбкой сказал Лесли. – Но скоро придут гости – поэтому лишние руки бы не помешали.

– Слушаюсь, капитан! – Карл схватил передник и принялся обвязывать его вокруг талии. – Не оставим же мы оставить нашу… Наших коллег без рождественского ужина.

Ферн тоже взялась за нож, и втроём они стали кромсать закуски. Кристиан же на кухне был бесполезен – зато он с удовольствием критиковал Карла, который, по его мнению, резал овощи слишком крупно. Из гостиной периодически доносились взрывы громового хохота, которому вторил невыразимо приятный смех: это Пол и Гарри двигали монолиты синтезаторов и, судя по всему, пребывали в отличном настроении.

В такие моменты Ферн хмуро посматривала в сторону двери. И наблюдательного Кристиана каждый раз удивлял мрачный взгляд, не сочетающийся ни с её ярким имиджем, ни с праздничной обстановкой.

Пол открыл шкаф, расставил конверты на полках и набросил на своё творение пластиковую гирлянду. Получилось сносно: коллеги легко узнавали ёлку в этом зелёном силуэте. И даже Гарри, поначалу отнёсшийся к идее друга скептично, в итоге признал:

– Стильное решение – и крайне уместное, ведь мы отмечаем Рождество в офисе звукозаписывающего лейбла… Кстати, за это и предлагаю выпить! – он поднял бокал и торжественно произнёс: – Расти и процветай, Unsound Records!

– Ура! – закричали коллеги, и музыку на мгновение заглушил звон хрусталя.

Людей на вечеринке было немного – но Эдди всё равно пришлось приложить усилия, чтобы отыскать в этой толпе ещё одного клавишника. Коллегу он обнаружил в небольшом коридорчике возле кухни: там Лесли что-то обсуждал с Дианой и Кристианом. Причём обсуждал скорее всего работу, потому что его глаза сверкали, а жесты становились всё более размашистыми. Эдди извинился перед коллегами и шепнул Лесли:

– Можно тебя на минуту?

– Да, конечно, – с готовностью ответил клавишник, отставляя бокал.

Они прикрыли дверь – и теперь звуки вечеринки доносились до них словно сквозь шум воды. За окном плавала перламутровая луна, и её прямолинейный свет подчёркивал все недостатки кухни: разнокалиберный гарнитур, пожелтевший от времени кафель и выгоревший на солнце диванчик, где однажды Эдди обнаружил спящего Лесли. Казалось, что с того момента прошли годы. Ведь тогда Эдди стеснялся своих столбчатых диаграмм, примитивной игры одним пальцем – и вообще с трудом понимал, а что в нём нашли Пол и Гарри. Эдди терпеливо ждал, что Лесли его раскусит, продюсеры прозреют – и все трое торжественно укажут ему на дверь. Но время шло, а это почему-то не происходило.

Может, потому что он действительно чего-то стоит?

– Зачем ты меня искал? – спросил Лесли, прислоняясь спиной к двери.

Эдди покачал головой, словно стряхивая задумчивость, и вынул из-под полы пиджака красно-зелёный свёрток. Лесли снова распахнул дверь, и в кухню опять хлынул водопад звуков – неуёмная болтовня Карла, громовой смех Гарри и электронные переливы The Buggles. Фоном служили пространные монологи Луиса Салазара и саркастичные комментарии Кристиана, однообразные в своём постоянстве, как звучание драм-машин.

– У меня тоже есть для тебя подарок, – сказал Лесли, стараясь перекричать шум вечеринки. – Дай мне, пожалуйста, буквально минуту.

– Конечно…

Лесли исчез в толпе и вскоре вернулся с небольшой ярко-синей коробкой. Коллеги обменялись подарками, и Эдди принялся срывать со своего упаковочную бумагу. Лесли же взвесил свёрток на руке и настороженно спросил:

– Это ведь не шарф? Просто один мне уже сегодня подарили.

– Открой – и сам всё увидишь.

Эдди растерзал остатки упаковки и вытащил из вороха бумаги блокнот. Мечтательно улыбаясь, клавишник потрогал тёмно-синюю обложку: какой-то мягкий материал, сочетающий в себе свойства резины, кожи и шёлка. Толстые белые страницы были деликатно разлинованы – и Эдди хорошо представлял, как покрывает их случайными впечатлениями и рифмованными строчками, что служили строительным материалом для его песен. Если Стюарт в первую очередь сочинял мелодию, а потом подбирал слова – то Эдди, как правило, начинал с текста.

– Лесли, спасибо… – прошептал Эдди. – Это прекрасный подарок.

– Пожалуйста, – ответил коллега, осторожно вскрывающий упаковку кухонным ножом. – Мне показалось, что тебе, как сонграйтеру, нужен нормальный… Господи!

Эдди с замиранием сердца ждал реакции – потому что под слоем бумаги лежала футболка с первого концерта Хала Холо. Эдди выкупил её у Кевина за весьма болезненную сумму – и отдавал едва ли не с болью, потому что она ему самому очень нравилась. Но потом он представил, в какой восторг придёт Лесли, и желание сделать ему приятное побороло жадность.

– Где ты её достал? – спросил клавишник, осторожно касаясь принта. Художник нарисовал Хала Холо в кубическом стиле – а голубые тени, явно вдохновлённые Боуи, должны были хорошо сочетаться с цветом глаз Лесли.

– Купил у друга, – небрежно ответил Эдди. – Он уезжает в Германию, и напоследок устроил ярмарку-распродажу своих вещей… Лесли, тебе что, плохо?

Вопрос был уместным – потому что Лесли нахмурился и прижал ладонь ко лбу. Ожидаемого восторга Эдди не видел; он вообще не мог описать чувства коллеги – только догадывался, что в эмоциональном спектре они были явно далеки от радости.

– Чт… Нет, я в порядке. Просто растерялся, – Лесли опустил руку. – Всё-таки не каждый день получаешь такие подарки… Спасибо, Эдди.

– Да на здоровье, – улыбнулся клавишник. – С Рождеством, Лэс…

Он поперхнулся именем, потому что Лесли вдруг наклонился и коснулся губами его щеки. Эдди обдало жаром кожи, ароматом туалетной воды и отдающего виноградом сигаретного дыма. Лесли выпрямился так же внезапно, как наклонился, схватил футболку и открыл дверь в гостиную. В следующую секунду в полотно звуков вплёлся его звонкий голос: Лесли хвастался Кристиану подарком, а тот завистливо щёлкал языком.

Эдди тоже сгрёб свой подарок и вернулся в гостиную – подальше от прямолинейного лунного света, который делал алые пятна на его лице ещё заметнее.

Пол не считал себя интровертом – но ему ещё не попадались вечеринки, с которых не хотелось бы сбежать.

Чтобы справиться с жаждой одиночества – Пол как правило запирался в уборной или выходил на улицу, где вдумчиво созерцал небо, замазанное чёрными облаками как углём. Пережив внезапный приступ агорафобии, он возвращался к друзьям, готовый пить, шутить и смеяться над шутками со свойственной ему английской умеренностью.

На этот раз Пол решил уединиться в коридоре. Он прикрыл дверь, отсекая от себя шум вечеринки, и критически оглядел приёмную Unsound Records. Кресло, чья потрескавшаяся кожа напоминала дорожную карту. Неработающая лампа, стоявшая на столике исключительно для уюта. Шкаф, чей облупившийся лак скрывали с помощью плакатов. Иногда Полу становилось стыдно за неряшливый уют студии, но Гарри всегда ему твердил: нужно расставлять приоритеты. Когда они станут богатыми и знаменитыми – отгрохают себе такой офис, что сам Саймон Напье-Белл поперхнётся от зависти. А пока нужно вкладывать деньги в музыкантов и их продвижение – и Пол, несмотря на любовь к элегантности, был с другом всё-таки согласен.

Он подошёл к гардеробу и прижал к дверце отклеившийся уголок плаката. С постера на него смотрел Кристиан Эдер, какое-то время изображавший фронтмена Station – судя по хмурому взгляду, безо всякого удовольствия. Поначалу им троим было интересно попробовать себя в других ролях, пока они не поняли, как мало статус поп-звёзд соответствует их характерам. А когда очередная девушка выследила, где живёт Кристиан – он наотрез отказался изображать из себя певца и даже пригрозил залить оборудование водой, если продюсеры от него не отстанут.

Кажется, именно в этот момент Полу и пришла в голову идея создать молодёжную электронную группу. Он слушал, как Гарри успокаивает Кристиана, и совершенно чётко представлял себе ребят, играющих исключительно на синтезаторах. А когда их неожиданно навестила Дарси Миллер – он лишний раз убедился в своей правоте.

– Интересно, – Пол, прищурившись, взглянул на часы. – А ещё не слишком поздно для рабочих звонков?

Он шагнул к стойке, придвинул к себе телефон и какое-то время разглядывал тусклый металлический диск, явно перепутав его с шаром для предсказаний. Но это решение можно было принять только самому, и после недолгих раздумий Пол всё-таки снял трубку.

– AR-отдел Veerman Entertainment, – раздался красивый, чуть хрипловатый голос.

– Добрый вечер, мисс Миллер. Это Пол Мэллиндер из Unsound Records.

– Добрый вечер, – голос зазвучал чуть мягче. – Рада вас слышать… Почти так же сильно, как второй сингл Decline.

– Приятно, что вы так внимательно следите за нашим лейблом. И как вам сингл, мисс Миллер?

– Признаться, с ума он меня не свёл, – ответила Дарси. – Однако наблюдать за становлением группы, за её поиском собственного голоса – это всегда интересно.

– Благодарю вас за честность, – Пол не смог победить нервозность и принялся трепать и без того взлохмаченные волосы. – Мисс Миллер, послушайте… Как вы смотрите на то, чтобы обсудить сингл, скажем, за ужином? Или не сингл – мы можем поговорить о чём угодно.

Шипящая тишина в трубке прервалась коротким вздохом, а затем голос заговорил снова. Пол слушал и думал, сколько мужских сердец вспороло это контральто? Немало, должно быть.

– Простите, мистер Мэллиндер, но ужины меня не интересуют, – сказала Дарси, правда, без тени сожаления в голосе. – И я надеюсь, что мы больше не вернёмся к этому разговору.

– Да, конечно, мисс Миллер, прошу прощения, – ответил Пол с куда более искренним сожалением, чем его собеседница. – Спасибо за разговор и за внимание к Unsound Records. Постараемся впечатлить вас нашим следующим синглом.

– Буду ждать с нетерпением, – казалось, Дарси снова улыбается, и Пол невольно улыбнулся ей в ответ. – С Рождеством, мистер Мэллиндер.

– С Рождеством, мисс Миллер.

Короткие гудки были так же приятны, как удары мокрой тряпкой по лицу. Пол повесил трубку и подпёр голову рукой. Он испытывал некую смесь стыда и досады – как мужчина, которому отказали, – но не более того. Наверное, потому что и Дарси Миллер его не особенно интересовала. Он влюбился в другую девушку – причём мгновенно, сразу, едва она пересекла порог и остановилась в дверях… Примерно как сейчас, когда его любовь вдруг выглянула из гостиной и удивлённо спросила:

– А почему ты сидишь здесь один?

– Вспомнил, что не сделал один рабочий звонок, – ответил Пол.

– Он прошёл удачно, я надеюсь?

– Да, вполне.

Она мягко улыбнулась, и Пол изо всех попытался не увидеть в этой улыбке симпатию к себе. Это бы существенно усложнило им жизнь, ведь его любовь встречалась с его другом – и Пол не желал выбирать между ними двумя.

Друг словно почувствовал, что Пол о нём подумал – и выбежал в коридор, изумлённо озираясь. Увидев Пола за стойкой, Гарри бросился к нему и схватил за плечо.

– Дружище, мы тут вспоминали Station… И общественность требует, чтобы ты спел.

– Я сегодня не в голосе, – жеманно ответил Пол. Его любовь рассмеялась, и сердце Пола едва не пропустило удар.

– Не кокетничай! – неуёмно энергичный Гарри почти поволок его в гостиную. – Жалко тебе, что ли, порадовать коллег – в канун-то Рождества?

– Ты ж всё равно не отвяжешься.

– Совершенно верно, мой драгоценный дружище: не отвяжусь.

Они вернулись в гостиную, где Decline уже расчистили небольшое пространство и вытащили на середину новейший Roland. Гарри сел за синтезатор и вопросительно взглянул на друга. Пол знал, что Гарри может с ходу подобрать любую мелодию – поэтому поразмыслил мгновение и сказал:

– Давай My Only Love.

– Roxy Music, что ли? – Гарри попробовал наиграть музыкальную фразу из интро и, нащупав верную последовательность, кивнул. – Раз ты так желаешь.

– Желаю, приятель, ещё как желаю.

Голос Пола звучал, в общем-то, обычно. У него не было уникального тембра, как у Карла или Стюарта, специально он тоже ничему не учился. Однако было что-то невыразимо приятное в том, как он пел. Гарри не сомневался: именно сочетание голоса Пола и яркой внешности Кристиана обеспечило Station попадание в топ-40.

Let me tell you something

There's a change in me

Even now you're gone

You'll always be

Пол не был от себя в восторге. Он стоял рядом с Гарри и при этом старался не смотреть на Ферн – иначе, как «аморальным», такое поведение не назовёшь. Но у Брайана Ферри, видимо, была степень PhD в области неразделённой любви – потому что уже к припеву Пол ощутил терапевтический эффект его песни.

My only love

My only love

Only love

My only love

«Всё пройдёт, – напоминал себе Пол, не глядя на Ферн, но чувствуя на себе её внимательный взгляд. – Ты сам знаешь: неразделённая любовь подчиняется законам физики – и рано или поздно наступит смерть твоих чувств. Всё пройдёт… Надо только уйти с головой в работу – и ждать. Это всегда помогало – поможет и сейчас».

Диана вскочила на ноги и выразительно посмотрела на Кристиана. Он коротко вздохнул, обнял девушку за талию, и они принялись самозабвенно топтаться на месте. Вскоре к ним присоединились супруги Салазар, затем – Джон и Натали, весь вечер обсуждавшие студию и продолжившие разговор даже во время танца. Карл протянул руку Ферн, и она с готовностью отправилась вслед за ним на середину гостиной. Теперь Пола слушали лишь оставшиеся участники Decline – а Стю даже подпевал, неосознанно подражая молящим интонациям Брайана Ферри.

Let me tell you something

More than words can say

But they're all I have

No other way

Эдди, сидевший позади Стюарта, поискал глазами Лесли. Коллега стоял возле комода с пластинками и слушал импровизацию Гарри. Элегантный, как всегда – в брюках, чёрной рубашке и серебристом галстуке. Эдди усмехнулся, вспомнив свои эмоции от первой встречи с коллегой. Это была смесь уныния и зависти, потому что Лесли легко общался с продюсерами, без труда мог сыграть любую их мелодию – и был до обидного хорош собой.

Внешность Лесли и сейчас привлекала внимание Эдди – но уже по другой причине. Ему нравилось наблюдать, как показное равнодушие уступает место язвительности или восхищению. Он любил смотреть, как меняется взгляд коллеги, когда тот говорит о музыке – потому что Лесли понимал её язык и чувствовал себя словно после заграничной поездки возвращался домой. Эдди даже научился украдкой им любоваться – так, чтобы ни сам Лесли, ни остальные коллеги не догадались, как сильно он в него влюблён.

My only love

My only love

Only love

My only love

Эдди отпирался до последнего, даже себе не сознаваясь в происходящем – пока полиция чувств не выбила из него признательные показания. Она настойчиво подсовывала ему доказательства, и не было иного выбора, кроме как сдаться хотя бы собственным мыслям.

– Значит, вы отрицаете, что влюблены в Лесли Уайта?

– Отрицаю.

– Несмотря на ряд неоспоримых доводов? Вы посвятили ему песню. У вас дыхание перехватывает всякий раз, когда он обращается к вам лично. Вы поругались с девушкой, но не спешите с ней мириться – потому Селия никогда не вызывала у вас столько эмоций, сколько вызывает Лесли…

– Не нужно продолжать.

– Вы по-прежнему это отрицаете?

– Да какой смысл? Я люблю его…

Лесли не сводил глаз с продюсеров, давая Эдди возможность беззастенчиво на него смотреть. Знакомый профиль, что он видел сотни раз – во время выступлений, студийной работы и во снах разной степени стыдливости. Медно-русые волосы. Мерцающий порошок теней. Улыбка, до неузнаваемости меняющая лицо. Источник вдохновения и причина бессонницы. Моя невысказанная любовь. Моя единственная любовь.

My only love

My only love

My only love

My only love

Едва Гарри убрал руки с клавиатуры – как на него обрушилось цунами аплодисментов. Он невольно вздрогнул, но уже в следующую секунду заулыбался – а Пол склонился в шутливом поклоне, прижав запястье к спине. Таких оваций они не получали за всю свою короткую карьеру… Впрочем, на какие овации можно рассчитывать, когда в твоём репертуаре – чужие песни, а поёшь ты за другого человека? Пол выпрямился и позволил Гарри схватить себя за руку, чтобы поднять её вверх, подобно рок-звёздам. Аплодисменты стали ещё громче, но голос Гарри, сравнить который можно было разве что со звучанием горна, с лёгкостью их перекрыл.

– Дамы и господа, позвольте представить вам Station! – торжественно объявил он. – Вокал – Пол Мэллиндер!

– Синтезатор – Гарри Филиппс! – подхватил Пол. – Ненависть ко всему живому – Кристиан Эдер!

Гостиная взорвалась хохотом, а Кристиан равнодушно хмыкнул в ответ на шутку. Пол перевёл взгляд с гостей на Гарри, и увиденное вдруг неприятно его кольнуло. Яркий румянец, чуть самодовольная улыбка – всё это можно было списать или на количество выпитого, или на то, что бывший рок-музыкант скучал по вниманию публики, которое продюсерам практически не достаётся.

«Кажется, в студии ты надолго не задержишься, приятель», – невесело усмехнулся Пол.

Гарри, наконец, отпустил Пола и шагнул обратно к синтезатору – как раз в тот момент, когда к ним подошла Ферн Робинсон. Она растрепала волосы Гарри и протянула Полу руку, белоснежно просвечивающую сквозь мерцающий шифон.

– Браво, братцы! – девушка крепко сжала его пальцы. – Возможно, вам не стоило торопиться с роспуском Station – у проекта явно был потенциал.

– Разве что суицидальный, – мрачно заметил Гарри.

– Соглашусь, приятель, – мягко улыбнулся Пол. – Спасибо за высокую оценку, Ферн, но Гарри прав. Крис не хотел изображать фронтмена, а мы не собирались брать на себя такую роль… Да и вряд ли мы для неё годимся.

– Не знаю, не знаю, – усмехнулась Ферн. – С такой внешностью и таким голосом ты мог бы стать поп-звездой.

Пол не одобрял идею Гарри спонсировать магазинчик возле их дома, скупая там футы дешёвых гирлянд. Но сейчас он оценил подход друга к интерьерному освещению, потому что в свете тусклых огоньков никто не увидел, как Пол покраснел. Зато ему было прекрасно видно статную Ферн в сине-зелёных волнах шифона – наверное, так и выглядела Афродита, выходившая из изумрудного океана на мокрый бронзовый песок.

– К тому же, нам не хватало искренности, – донёсся до него голос жизнерадостный голос друга, которого он весь вечер предавал. – Ведь что такое Station? Парочка продюсеров, решивших сыграть рок-н-ролл на синтезаторах – да высоченный звукоинженер, которого мы заставили открывать рот под фонограмму. Этот проект загнулся бы рано или поздно, потому что нам нечего было сказать людям… В отличие от вон тех ребят, – Гарри загадочно улыбнулся. – Ну же, взгляните на них.

Пол и Ферн обернулись. Decline вновь заняли диван неопределённо-серого цвета, и Эдди со Стюартом, как всегда, сидели рядом. Между ними, опираясь локтями на спинку, вклинился Лесли, а Карл устроился на подлокотнике с банкой пива. Судя по всему, они снова обсуждали работу – потому что Лесли перебирал пальцами в воздухе, а Эдди, скрючившись в углу, что-то торопливо писал в блокноте с сапфирово-синей обложкой. Пол с ностальгической усталостью улыбнулся, вспомнив, как их композиторы прятались от коллег за коробками синтезаторов – не сравнить с тем, как Decline общались сейчас. Стюарт, судя по взмахам рук, развивал идеи коллег, и даже комментарии Карла, на которые он хмельно вдохновлялся, явно были к месту.

Decline напомнили Полу их самих в первые дни Station— такой же интерес к происходящему, такое же желание обсуждать музыку круглыми сутками, без перерыва, выходных и праздников… Только, как верно заметил Гарри, им и вправду нечего сказать – в отличие от Decline. Стюарт и Эдди сами писали песни, вручая слушателям не то калейдоскоп, не то подзорную трубу, в которую можно было получше разглядеть свои чувства. Как диджей и продюсер, Пол прежде всего считал музыку фоном для важных событий. Но сейчас он понял, что музыка – это в первую очередь язык, на котором ты разговариваешь сам с собой.

– Попомните мои слова, – Гарри подпёр кулаком синеватую от щетины щёку, и его глаза лукаво блеснули в искусственных сумерках квартиры. – Электронными The Beatles и даже The Monkeys эти парни не станут – но они точно оставят свой след в истории музыки… Они станут такой группой, что их название появится в словаре рядом со словом «электро-поп»!

– Слышу знаменитые предсказания Гарри Филлипса, – хмуро сказал подошедший к ним Кристиан.

Он протянул бокалы Полу и Ферн, а Диана вручила фужер Гарри. Заскучавшие без музыки гости вновь поставили единственную пластинку The Buggles— и теперь Тревор Хорн печально спрашивал у всех, кто прохаживался по комнате в поиске закусок и собеседников: «Elstree, remember me? I had a part in a B-movie». Пол невольно заслушался идеально отполированными клавишными партиями и едва не упустил начало тоста, который вдруг решил произнести Гарри.

– Предлагаю выпить, друзья мои, за технический прогресс! – сказал он, поднимая бокал высоко над головой. – Ведь благодаря коммерческим синтезаторами молодые ребята вроде Стю или Эдди смогли заняться музыкой… И именно синтезатор – не гитара, – дали им ощущение, что способны они буквально на всё.

– Нет, – отрезал Кристиан и даже не взглянул на обомлевшего от гнева Гарри. – Мы выпьем за то, чтобы на этот раз твоё предсказание сбылось правильно.

– Отличная идея, – поддержала Ферн звукоинженера. – Давайте выпьем за Decline. Пусть это слово означает не только «спад» или «закат» – но и прекрасную электронную группу!

– За Decline! – подняли свои бокалы Пол, Диана и – после недолгих размышлений, – Гарри.

За кристаллическими синтезаторами The Bugglesи гулом разговоров Decline не услышали, какие на них возлагаются надежды. Карл и Стюарт торопливо оделись и зашагали к выходу: Карлу хотелось курить, а Стю спешил на встречу с Эвелин. По пути к двери ударник прижал два пальца к губам и вопросительно взглянул на коллег. Кристиан покачал головой, а Гарри смущённо пробормотал: «Бросаю».

Эдди же остался на диване, и Лесли сел рядом с ним на освободившееся место. За окном валил празднично-белый снег, и Эдди указывал на него рукой, что-то отрывисто объясняя. Лесли слушал и изредка комментировал, улыбаясь той самой улыбкой, что всегда превращала его в другого человека – менее хладнокровного, чем он стремился предстать перед коллегами. Пол наблюдал за ними, невольно радуясь происходящему – ведь наконец и внутри группы образовались прочные связи. Он улыбнулся, поднёс бокал к губам и едва не поперхнулся шампанским, когда Ферн осторожно коснулась его плеча.

– Совсем скоро мир захочет сойти с ума от молодёжной электронной группы. По крайней мере, происходящее в индустрии об этом говорит, – сказала девушка, опалив шёпотом ушную раковину. – Поэтому вы не ошиблись, братец, когда решили собрать Decline.

– Приятно знать, что хоть в чём-то я не ошибся, – ответил Пол, вдыхая пионовый аромат её духов.

– А даже если – ну и что с того? Пока ты жив, братец, всё можно отыграть назад.

Синие ноготки блеснули ярко-голубым, когда Ферн постучала пальцами по его плечу. Полу вдруг до темноты в глазах захотелось, чтобы эти пальцы скользнули по воротнику сорочки и зарылись в его волосы – как несколько мгновений назад, когда Ферн потрепала Гарри по голове. Он прижал тёплое стекло бокала к губам и мысленно повторил мантру о том, что всему есть предел – ведь такова математика чувств. Это помогало пережить развод и ту трагедию, что к нему привела – но, когда вместо этих переменных Пол подставил другие, уравнение оказалось нерешаемым. Он не хотел, чтобы у этого чувства находился предел – особенно сейчас, когда на плече лежала рука с синими ноготками, а аромат пионов вызывал приятное головокружение, примиряя с пёстрой суматохой вокруг.

– Не соглашусь с тобой, Ферн, – услышал он себя словно со стороны. – Нам, продюсерам, ошибки обходятся довольно дорого.

– Могу себе представить. Я сама вложилась в один проект, думая, что тут что-то есть – и проморгала другой, который теперь не идёт у меня из головы.

– Такой интересный проект?

– Просто потрясающий, – с усмешкой ответила Ферн. – Представь, что я вложилась в The Birthday Party, пока рядом бродили будущие Kraftwerk.

– Ферн, ты словно… – с лёгкой хрипотцой в голосе начал Пол и вздрогнул, когда деликатный вокал Тревора Хорна переорал Гарри Филиппс.

– Да вы ополоумели, дети мои! – изумлённо воскликнул он, заставив Пола и Ферн обернуться.

Гарри всё это время стоял у синтезатора и болтал с Дианой, которая завернулась в объятья Кристиана как в плед. Впрочем, по степени участия в разговоре Кристиан действительно мог сойти за плед – потому что он молчал, иногда хмыкая в ответ на некоторые утверждения продюсера. Пол и Ферн перевели взгляд со звукоинженера на Гарри – и, наконец, увидели источник возмущений. Эдди и Лесли вцепились в разные концы инструмента и, вопреки возгласам начальника, пытались отволочь его на кухню.

– Дружище, эй! – Гарри призывно замахал руками, привлекая внимание Пола. – Кажется, даже мы с тобой не настолько безумные!

– Что происходит? – спросил Пол, непонимающе глядя на коллег. – Только не говорите, что вы решили поработать на рождественской вечеринке.

– У нас была теория, что Decline не хватает проникновенной песни, от которой можно было бы разрыдаться – как, например, от песен The Robertsons, – сказал Лесли, медленно, но целеустремлённо двигая синтезатор в сторону кухни.

– И Стю, кажется, написал такую, – Эдди потряс блокнотом, из которого торчали обрывки салфеток. – Только этот Ромео свинтил на свидание, поэтому мы с Лэсом решили… Ну, сами её доработать. Сейчас ещё Карл покурит – так что демо, возможно, будет сразу с его голосом.

– Вы действительно ополоумели, – покачал головой Пол.

– Одержимые, – восхищённо произнёс Кристиан, опираясь подбородком на макушку Дианы. – Совсем как вы.

– Это что же такое получается… – Гарри задумчиво поскрёб щёку. – У нас, возможно, намечается третий сингл?

– Всего лишь демозапись третьего сингла, – скромно сказал Лесли, наконец выдёргивая синтезатор из-под ладоней Гарри. – Осталось всего лишь придумать аранжировку, записать ударные, клавишные и вокал, всё это смикшировать, разработать дизайн конверта, выпустить и продвинуть… Какие-то мелочи, ей-богу.

Примечания

1

AR, Artists & Repertoir ― поиск исполнителей.

(обратно)

2

«Вест Хэм Юнайтед» – лондонский футбольный клуб

(обратно)

3

Герои серии юмористических рассказов английского писателя П. Г. Вудхауза. Вустер – молодой аристократ, Дживс – его камердинер.

(обратно)

4

The Kinks – одна из ведущих рок-групп 60-х, создавшая узнаваемое «британское» звучание.

(обратно)

5

Рэй Дэвис (р. 1944) – британский музыкант, основной автор песен The Kinks.

(обратно)

6

Название Unsound Records отсылает к инди-лейблу электронной музыки Mute Records, но также его можно перевести как «Ненормальные записи».

(обратно)

7

Пол рассказывает о меллотроне – одном из первых электронных инструментов.

(обратно)

8

Сингл – пластинка, на одной стороне которой помещается по одной песне, также один из форматов в поп-музыке. Синглы могли быть как внеальбомными, так и включать песни с грядущего альбома – тогда они выпускаются для продвижения будущей долгоиграющей пластинки.

(обратно)

9

Kraftwerk – немецкие музыканты, одни из пионеров в области популярной электронной музыки. Известны также необычными выступлениями, во время которых участники группы практически не двигались и не проявляли эмоций.

(обратно)

10

Каденция в музыке – оборот, завершающий музыкальную фразу или музыкальное построение любого другого уровня. Готическая каденция – оборот, характерный для музыки Позднего Средневековья и Возрождения.

(обратно)

11

Иэн Кёртис (1956-1980) – фронтмен пост-панк-группы Joy Division. Покончил с собой в возрасте 23 лет. В разговоре Лесли и Кристиан вспоминают родной город Кёртиса – Манчестер, из-за утилитарной архитектуры считавшийся одним из самых депрессивных мест в Великобритании.

(обратно)

12

The Specials – одни из самых известных представителей «ска второй волны». Ска – музыкальный стиль родом с Ямайки, впоследствии он стал популярен и в Великобритании.

(обратно)

13

Лейблы условно делятся на «мейджоры» (крупные корпорации, ориентированные на коммерческий результат) и «инди» (небольшие лейблы с меньшими возможностями, но с большей свободой для музыкантов).

(обратно)

14

Сонорная гармония – вид гармонии, в которой большее значение имеет тембр, а не тяготение. Характерна для авангардной музыки XX века.

(обратно)

15

Караванке – хребет в Альпах. Расположен на границе Австрии и Словении.

(обратно)

Оглавление

1. Пол и Гарри

2. Лесли

3. Карл

4. Эдди и Стюарт

5. Стюарт и Эдди

6. Эдди, Стюарт, Лесли

7. Карл

8. Decline

9. Эдди и Лесли

10. Unsound Records

11. Карл

12. Эдди

13. Диана

14. Decline

15. Ферн

16. Decline

17. Пол и Гарри

18. Decline

19. The Church Studio

20. Decline

21. Decline

22. Эвелин

23. Decline

24. Сьюзи

25. Лесли

26. Decline

27. Unsound Records

*** Примечания ***