Сокровища Замка Тамплиеров [Вадим Иванович Кучеренко] (fb2) читать онлайн

Вадим Кучеренко Сокровища Замка Тамплиеров

Предисловие.

Если бы Земля была плоской, то Нью-Плимут находился бы на ее краю. Поэтому Ульяна и выбрала этот город, когда, стоя в аэропорту перед информационным табло, решала, куда ей направиться. Это была Ойкумена, заселенная и освоенная окраина известного человечеству мира, дальше которой лежали только Южный океан с бороздящими его воды сотнями тысяч айсбергов и необитаемый материк Антарктида, покрытый вечным льдом.

Именно здесь, на краю света, вдали от волнений, которые несет так называемый цивилизованный мир, она собиралась спокойно пережить время своей беременности и родить ребенка. А затем вернуться в Москву, домой. И, забыв о прошлом, в котором было так много плохого, растить свое дитя, не помышляя уже о личном счастье, поиски которого и принесли ей неисчислимые беды. Человек, которого она безумно любила, умер, и ее жизнь потеряла всякий смысл. Во всяком случае, она так думала, пока не ощутила в себе биение новой жизни. Только мысли о будущем ребенке дали ей силы жить дальше.

Нью-Плимут был идеальным местом для человека, который хотел скрыться от остального мира и в то же самое время не одичать, подобно Робинзону Крузо на затерянном в океане острове. В городе, насчитывающем менее пятидесяти тысяч жителей, имелся аэропорт, принимавший внутренние авиарейсы из Окленда и Веллингтона и чартерные рейсы, а также морской порт, железная дорога и развитая сеть междугородних автобусов, совершающих регулярные поездки по стране в любом направлении.

Прилетев в Нью-Плимут и переночевав в местной гостинице, Ульяна решила купить небольшой уютный домик на побережье, чтобы иметь возможность слушать морской прибой и любоваться океанскими закатами. Это было бы чудесно для будущего ребенка, думала она с непривычной нежностью и заботой.

Но решив обзавестись домом в Нью-Плимуте, Ульяна столкнулась с непредвиденной трудностью. За более чем скромное строение агент по недвижимости запросила с нее триста тысяч долларов, и не новозеландских, а американских. Это была невысокая худощавая темноволосая женщина с чертами лица, выдававшими в ней представительницу коренного населения Новой Зеландии, которая упрямо называла Нью-Плимут на языке маори На Моту. Саму ее звали Атaахуа, что в переводе с маорийского означало «красивая». Она мило улыбалась, но была непреклонной, когда речь заходила о цене на недвижимость. Как показалось Ульяне, ей не нравилось, что граждане других стран покупают в их городе дома и квартиры, вступая в процесс ассимиляции с местными жителями и лишая их своих отличительных черт. В Атaахуа боролись два чувства – патриотизм и желание заработать. И периодически брало верх то одно, то другое.

В результате Ульяне удалось не приобрести, а только арендовать дом, утешив себя тем, что она сэкономила шесть процентов от его стоимости, в которые ей обошлись бы регистрационные взносы, оплата работы юристов, вознаграждения агента по недвижимости и налоги, отчисляемые с продаж. Чтобы оградить себя от каких-либо неприятных сюрпризов в будущем, она заплатила сразу за год вперед, закрепив за собой право на дом договором и обеспечив себе относительное спокойствие хотя бы на этот срок. И они расстались с Атaахуа, довольные друг другом, насколько это было возможно при подобных обстоятельствах.

Довольно скоро Ульяна убедилась, что кроме фантастических по красоте закатов в Нью-Плимуте имелся еще и климат, который не коренному жителю с непривычки мог показаться не очень приятным. В Москве было лето, а в Новой Зеландии – зима. Но зима без привычного Ульяне снега, а с проливными дождями, которые шли здесь круглый год, но особенно часто в период с июня по август. И это же было самым холодным временем года в Нью-Плимуте, когда температура не поднималась выше девяти градусов по Цельсию.

На вершине горы Эгмонт, она же Таранаки, возвышавшейся на горизонте, лежал глубокий снег. Когда гулять по берегу моря было холодно, а это случалось довольно часто, Ульяна из окна арендованного ею дома любовалась этим спящим вулканом, который в последний раз извергался более двухсот пятидесяти лет назад, о чем напоминала огромная десятикилометровая полоса выжженной земли у его подножия. Но сейчас вокруг него бурно разрослись экзотические растения, среди которых были рододендрон, меандр, азиатские лилии, гортензии, ирисы, бегонии и много других, занесенных в Красную книгу. Аллеи этого парка, красотой которого можно было наслаждаться в любое время года, полого спускались к озеру Ротоману и реке Уэйхакайхо. Этот ландшафт напоминал Ульяне библейские райские кущи на земле.

Именно в таком райском саду, считала она, когда-то жили Адам и Ева. Но первые люди на земле, как и она, потеряли его. Может быть, еще и потому, что недостаточно ценили.

Эти мысли заставляли ее часто грустить. В такие минуты она одевалась как можно теплее и уходила из дома, чтобы утомить себя прогулкой. Но шла не в Пещеру Светлячков, которая привлекала толпы туристов тем, что своды пещеры облепило огромное множество светящихся насекомых, создавая иллюзию настоящего звездного неба над головой, а на пустынный в это время года берег Тасманова моря, успокаивающий ее шумом равномерно накатывающих на берег изумрудных волн. Она уже не хотела ничего иллюзорного, обжегшись на этом и все потеряв. Даже ядовитый паук Катипо, обитавший в прибрежных дюнах, как правило, в зарослях песчаного тростника, казался ей милее удивительных светящихся насекомых. Потому что он был реальным. И угроза, исходящая от него, также была реальной. И поэтому этой опасности можно было довольно легко избежать, достаточно было обойти этого отвратительного паука стороной.

Любая иллюзия намного опаснее действительности, думала Ульяна, бродя по берегу моря и глотая горькие слезы, потому что она незрима и более привлекательна на вид. И поэтому убивает она чаще и с большей вероятностью. Если не тело, то душу наверняка.

Побродив по берегу и проголодавшись, Ульяна шла в ресторанчик, находившийся в морском порту Таранаки, недалеко от пляжа. Ее привлекала сюда просторная отрытая терраса с мягкими диванами на дощатом полу, с которой можно было наблюдать за проплывающими парусниками. Приветливый, всегда улыбающийся, а, главное, молчаливый официант по имени Моана приносил ей горячие блюда из рыбы, морепродуктов или мяса, приправленные зеленью и овощами и с традиционным гарниром из картофеля фри. Порции были большими, но она съедала все, даже десерт, потому что это было хорошо для ее будущего ребенка.

Так шли дни, которые перетекали в недели, а те – в месяцы. Ребенок под ее сердцем рос, а вместе с ним росла уверенность, что все будет хорошо и дальше. Ульяне, успокоенной равномерным течением жизни, лишенной каких-либо значимых событий, уже казалось, что черная полоса в ее судьбе закончилась, уступив светлой. Но она ошибалась. И однажды наступил день, когда ей пришлось убедиться в этом.

Началось новозеландское лето. Это было лучшее время в Нью-Плимуте – уже не холодно, но еще и не изнурительно жарко. Вода в море приобрела бирюзовый оттенок. Ульяна любовалась ею, обедая, по обыкновению, в своем любимом ресторанчике. Когда она поела и собиралась расплатиться, то обнаружила, что банковской карты в сумочке нет.

Сначала она не поверила своим глазам и еще раз проверила, высыпав все содержимое сумочки на столик. Затем обшарила свои карманы. Но результат был тот же. Не сразу, но Ульяна поняла, что либо потеряла карту, либо, что было вероятнее, ее украли, когда она этим утром посещала Художественную галерею Говетт-Брюстер и любовалась полотнами Патрика Хенли, Колина Маккаона, Майкла Иллинворта и других художников.

Криминала в Нью-Плимуте, по сравнению с другими городами, почти не было, большинство магазинов и банков не имело ни сигнализации, ни охранников. Но все же, пусть изредка, но даже здесь забирались в чужие дома, угоняли автомобили, грабили, очищали карманы рассеянных туристов. Поэтому следовало соблюдать осторожность, о которой Ульяна начисто забыла. И, судя по всему, жестоко поплатилась за это.

Она растерянно посмотрела на Моана, который терпеливо стоял рядом со столиком в ожидании.

– Я не могу найти банковской карты, – сказала Ульяна, и ее голос предательски дрогнул. – И, кажется, не смогу расплатиться.

Официант доброжелательно улыбнулся.

– Вероятнее всего, вы забыли ее дома, – успокоил он Ульяну. – С женщинами в вашем положении такое иногда бывает. Не расстраиваетесь, прошу вас! Заплатите в следующий раз.

Ульяна ухватилась за эту мысль, как за спасательный круг, и перестала волноваться. Но когда она перевернула верх дном весь дом и не нашла банковской карты, ее охватил ужас. Оказаться на шестом месяце беременности в чужом городе и чужой стране, на краю света, без денег, не имея не только средств к существованию, но даже друзей или знакомых, которые могли бы ей помочь – ничего хуже этого просто быть не могло.

Единственное, что ей оставалось – это позвонить по номеру 111, по которому в Нью-Плимуте вызывали пожарную охрану, скорую помощь или полицию, и заявить о пропаже карты. Но это было бы подобно гласу вопиющего в пустыне. Недолгое общение с Атaахуа многому ее научило. Ульяна не сомневалась, что ее, иностранку, местные полицейские выслушали бы – и забыли о ней, как только она положила бы трубку. В лучшем случае, посоветовали бы обратиться в банк, который выдал ей эту карту.

Но банк находился в одной из европейских стран, кажется, в Швейцарии. У него не было филиала в Новой Зеландии. И кроме того, что у Ульяны не было денег даже на междугородный звонок, она не помнила его названия. Банковскую карту ей подарил дед ее будущего ребенка, старый китаец по имени Хенг Хо, заверив, что каждый месяц на нее будут переводить один миллион евро. И она пользовалась ею, не задумываясь, откуда поступают деньги.

И этот, и весь следующий день Ульяна не выходила из дома. Ее мучил голод, но еще больше – страх, что владельцы ресторана, в котором она не расплатилась за обед, обратятся в полицию, и ее посадят в местную тюрьму, как обыкновенную мошенницу. И этот кошмар был наименьшим из ужасов, которые ей мерещились все это время. Ульяна, как это случается с беременными женщинами, запаниковала и уже не могла рассуждать здраво или логично.

Когда утром третьего дня в дверь ее дома постучали, Ульяна решила, что это и в самом деле полиция. Но у нее уже не было сил даже бояться. И она покорно открыла дверь, готовая к самому худшему.

Но на пороге стоял не полицейский, а сухопарый мужчина среднего роста, светловолосый, с белесыми, словно у альбиноса, глазами. Если бы не глаза, он мог бы показаться даже красивым. Но этот физический недостаток восполнял шикарный костюм из тончайшей шерсти, который он носил.

– Доброе утро, – произнес он, с недоумением смотря на Ульяну, чьи волосы были растрепаны, рубашка помята и небрежно застегнута, а глаза заплаканы. Ее лицо было усталым, словно она не спала всю ночь. Так оно и было на самом деле. – Я хотел бы видеть Ульяну Рускову.

– А вы кто? – настороженно спросила она, еще не веря, что ее не арестуют прямо сейчас.

– Позвольте представиться, – вежливо и немного старомодно поклонился мужчина. – Эргюс Бэйтс, управляющий партнер юридической компании «Мартин Крюгер, Эргюс Бэйтс и Анжело Месси».

И он протянул Ульяне свою визитную карточку. Шрифт был готический, строгий, а буквы золотыми, казавшиеся особенно яркими на черном фоне.

Услышав, а затем прочитав на визитке имя Анжело Месси, она побледнела. В некотором смысле это было даже хуже, чем полиция. В свое время этот человек принес ей много неприятностей, и мог доставить намного больше, если бы не умер.

Ульяна подумала, что народная мудрость права, и беда действительно не приходит одна. Сначала потеря банковской карты, теперь вот Анжело Месси, который, кажется, пытается дотянуться до нее даже из могилы…

– Вы разрешите мне пройти? – вежливо произнес Эргюс Бэйтс.

– Зачем? – почти враждебно спросила Ульяна. Она не ждала ничего хорошего от предстоящего разговора с незнакомцем.

– Я хочу сообщить вам приятную новость, – неожиданно ответил Эргюс Бэйтс. – Но если вы настаиваете, то могу сделать это и в дверях. От этого она не станет хуже.

И он улыбнулся. Но улыбка была несколько безжизненной, и не придало его лицу привлекательности. Однако она сделала свое дело, и Ульяна пропустила мужчину в дом.

– Говорите, – сухо сказала она, когда гость прошел и устроился в глубоком кресле, стоявшем в гостиной. – Но, если можно, короче. Я ужасно себя чувствую.

– Я заметил это, – еще суше произнес Эргюс Бэйтс. Но не стал развивать эту тему, а спросил: – Вы знаете, что один из совладельцев нашей компании, Анжело Месси, умер?

– Да, – кивнула Ульяна, решив быть немногословной, чтобы не попасть в ловушку, в которую, возможно, попытается заманить ее незнакомец. Еще бы она не знала! Она сама видела, как Анжело Месси умирает в страшных муках. И не испытывала к нему никакой жалости.

– После смерти Анжело Месси осталось наследство, которое он завещал своему сыну, – получив удовлетворивший его ответ, продолжал Эргюс Бэйтс.

– Но при чем здесь я? – удивилась Ульяна. И внезапно почувствовала, как внутри нее все похолодело. Она уже начинала догадываться.

– Но его сын еще не родился, – как нечто само собой разумеющееся сказал Эргюс Бэйтс. – И, думаю, вас не удивит, если я скажу, что именно вы являетесь матерью будущего сына Анжело Месси.

Ульяна едва не рассмеялась, услышав это. А потом едва не завыла от ужаса. Все-таки Анжело Месси достал ее даже из могилы. И она не знала, как ей сейчас поступить.

Анжело Месси действительно был ее любовником. Но очень недолго. У них была всего одна ночь, после которой Ульяна разочаровалась в нем и даже возненавидела. А затем она улетела в Пекин, где встретила и полюбила настоящего отца своего будущего ребенка. Но, узнав о ее беременности, Анжело Месси посчитал, что это именно он заронил свое семя в ее чрево. Это были его собственные слова, старомодные, как и сам он. В каком-то смысле, Ульяна была виновата, не разуверив его. Ее оправданием служило то, что она смертельно боялась Анжело Месси. Это был страшный человек – если он вообще был человеком, в чем она очень сомневалась. Но, так или иначе, а он умер, и она с облегчением вздохнула, подумав, что смерть разрубила этот запутанный узел. Однако, как выяснялось теперь, она вновь поспешила. Но, как и тогда, ей снова следовало быть осторожной.

Поэтому Ульяна не стала ничего отрицать, а спросила:

– И что вы хотите от меня?

– Чтобы вы от имени вашего еще не родившегося сына вступили в права наследования, – пояснил Эргюс Бэйтс, не заметив ее мимолетного замешательства. – Анжело Месси не был нищим, как вы понимаете. Деньги, недвижимость по всему миру… Подробный перечень того, что ему принадлежало, вы найдете в его завещании.

– А замок тамплиеров в Испании? – неожиданно спросила Ульяна. – Он тоже упомянут в завещании?

– Разумеется, – ответил Эргюс Бэйтс.

И Ульяна подумала, что справедливость все-таки существует. В этом замке она провела самые ужасные дни своего знакомства с Анжело Месси. И теперь, из могилы, он пытается расплатиться с ней за причиненную ей обиду и унижение. И как было бы славно – швырнуть ему в лицо и этот замок, и все его богаства, пусть даже он и мертв!

Но хорошо было бы только ей, размышляла Ульяна, а не ее будущему сыну. Что его ждет, если она откажется от наследства Анжело Месси? А так он будет богат, пусть даже ценой лжи своей матери.

И все-таки Ульяна отказалась бы, приди Эргюс Бэйтс на два дня раньше. Тогда у нее были деньги и независимость. Теперь у нее не было ничего, кроме прошлых обид.

Но она могла этим поступиться ради своего, пусть даже еще не рожденного, сына.

Все эти мысли, сумбурные и спутанные, промелькнули в ее голове почти мгновенно. Решение созрело сразу. И Ульяна, глубоко вздохнув, спросила:

– Мне надо подписать какие-то бумаги?

– Да, – кивнул Эргюс Бэйтс. – Они со мной.

Он достал бумаги, которые она подписала не читая. Хуже, чем сейчас, думала она при этом, все равно уже никогда не будет.

– И когда я могу…? – замялась она, не закончив фразы.

– Вступить во владение наследством? – уточнил Эргюс Бэйтс. И ответил: – Вы уже вступили. Так что можете возвращаться домой.

– Домой? – с удивлением посмотрела на него Ульяна. Непроизвольно она с радостью подумала о Москве, куда стремилась всей душой.

– Я имею в виду Испанию, замок тамплиеров, – пояснил Эргюс Бэйтс. Казалось, он был лишен способности чему-либо удивляться, а ответы на вопросы Ульяны у него были готовы раньше, чем она успевала их задавать. – Это, так сказать, родовое гнездо Анжело Месси. И, я думаю, было бы правильным, если бы его наследник родился в этом замке. Уверен, что мой друг, Анжело Месси, был бы очень рад этому.

И, неожиданно грустно улыбнувшись, что придало выражению его лица человеческие черты, которых он был лишен до этого, Эргюс Бэйтс заметил:

– Мы, старики, очень сентиментальны, знаете ли.

Ульяна с удивлением посмотрела на него. Сидящий перед ней на краешке кресла мужчина выглядел лет на сорок, не больше, и его слова о старости могли показаться только кокетством. Но она не стала разуверять его. Эргюс Бэйтс был ей почему-то неприятен. Почти так же, как раньше Анжело Месси.

Вероятно, не случайно они были друзьями, подумала Ульяна. Но сейчас это было не главное. У нее были другие проблемы. И их надо было решать, пока Эргюс Бэйтс, сделав свое дело, не развернулся и не ушел, оставив ее наедине со своими проблемами.

– Видите ли, господин Бэйтс, в настоящее время у меня нет ни копейки, – сказала она. – Так получилось. Поэтому едва ли я даже смогу добраться до Испании.

Эргюс Бэйтс понимающе покачал головой.

– Если хотите, то мы можем лететь вместе, – сказал он. – В моем личном самолете. Это не будет стоить вам ни гроша. – Он раздвинул губы в улыбке, давая понять, что шутит. – А затем вы откроете собственный счет в банке и уже не будете ни в чем нуждаться до конца своих дней. Если только в советах доброго друга, каким, надеюсь, я для вас останусь, как был им и для Анжело Месси.

«Ну, это едва ли», – подумала Ульяна. Но ничего не сказала вслух. Жизнь уже научила ее скрывать свои мысли, чтобы потом не пришлось раскаиваться в своей откровенности.

Однако ей показалось, что Эргюс Бэйтс все-таки понял ее, как будто прочитал эту мысль в ее глазах. Или был очень проницательным человеком. Но он ничем не показал своей обиды. И когда она спустя полчаса собрала свои вещи, они вместе сели в лимузин, который поджидал Эргюса Бэйтса, и направились в аэропорт.

Сидя в автомобиле, в мягком удобном кресле, Ульяна устало закрыла глаза и замерла в каком-то оцепенении, впервые за последние двое суток ни о чем не беспокоясь и не думая.

Неожиданно она почувствовала, как младенец толкнул ее ножкой изнутри в живот. И все плохое и тревожное сразу забылось. Она почувствовала себя счастливой. Что бы ни случилось с ней в прошлом, в будущем, она надеялась, ее ждет только хорошее.

Глава 1.

Роскошный бледно-зеленый Rolls Royce Phantom Drophead Coupe ручной сборки подъехал к казино Монте-Карло ровно в два часа пополудни. Сверкающее в небе летнее солнце, щедро одаривавшее карликовое княжество Монако светом и теплом, отражалось в круглых фарах автомобиля, грозя ослепить любого, кто осмелился бы слишком пристально взглянуть на женщину, сидевшую за рулем. Но мало нашлось бы мужчин, кого эта угроза удержала бы. Женщина была молода и красива, и в своем бледно-зеленом вечернем платье, обтягивающем, словно змеиная кожа, ее восхитительное гибкое тело, походила на один из тех шедевров, которые изредка создает природа, чтобы порадовать себя и вызвать чувство зависти у своих конкурентов, если бы они у нее были. Из-под каре коротко подстриженных черных волос на мир смотрели темно-зеленые глаза, привыкшие к поклонению и восхищению, но немного усталые и словно слегка пресыщенные жизнью, которую вела их хозяйка.

Не успел бледно-зеленый автомобиль остановиться, как к нему поспешил подойти уже немолодой человек в фуражке с красным околышем и темном костюме с красными же обшлагами и воротником. Это был главный парковщик казино Монте-Карло, руководивший всеми остальными и редко кого из клиентов удостаивающий чести лично отогнать их автомобиль на стоянку. Но для женщины, сидевшей за рулем Rolls Royce Phantom Drophead Coupe, он охотно сделал исключение и даже не скрывал своей радости, предупредительно открывая дверцу автомобиля, чтобы она могла выйти.

– Мадам Ламиани! – воскликнул он. – Вы, как всегда, великолепны! И у вас снова новый автомобиль.

– Да, не смогла себе отказать в этом скромном подарке, – томно растягивая слова, произнесла женщина, выходя из автомобиля и одаривая главного парковщика лучезарной, но немного утомленной улыбкой. – После того, как приобрела новое платье. Они прекрасно сочетаются, вы не находите, Пьер?

– О да, ваши глаза…, – пылко, несмотря на свой почтенный возраст, начал мужчина, не в силах отвести восхищенного взгляда от лица женщины.

– О, нет, я имела в виду автомобиль и мое платье, – перебила его Ламиани. И погрозила ему пальцем. – Не будьте таким льстецом, Пьер! И вообще, я подозреваю, что моя страсть к новым платьям, автомобилям и ювелирным украшениям когда-нибудь разорит меня.

Главный парковщик казино Монте-Карло, услышав это, рассмеялся, давая понять, что такое предположение не имеет под собой никаких оснований.

– Вы мне не верите? – удивленно посмотрела на него Ламиани. – А ведь я говорю чистую правду, Пьер. Кстати, вы заметили мое новое колье? Я приобрела его сегодня утром в вашем городке, в одном из этих милых магазинчиков на Золотой площади.

На шее женщины сверкало изумрудное колье, инкрустированное камнями необычайного размера и чистоты, переливающимися под солнечными лучами. Несомненно, оно стоило целого состояния. Главный парковщик оценил его с первого взгляда. И предупредительность Пьера Моро, как его звали, возросла.

– У вас прекрасный вкус, мадам Ламиани, – не смог сдержать он своего восторга. – Причем во всем. Я знаю вас уже много лет и должен сказать…

– О, Пьер, не напоминайте мне о моих годах, проведенных в вашем казино, – грустно вздохнув, снова не дала ему договорить она. – Признаюсь вам, эти годы пролетели с головокружительной быстротой. Они тают даже быстрее, чем мои деньги. Но когда я трачу деньги, то это хотя бы доставляет мне мимолетное удовольствие. От того, что я трачу свою жизнь в вашем казино, поверьте, удовольствия мало.

Но глаза женщины, когда она это говорила, противоречили ее словам. И Пьер Моро прекрасно понимал, что она лукавит. Он повидал на своем веку слишком много хайроллеров, чтобы не поверить откровению мадам Ламиани. Она была одним из наиболее ярых представителей этого племени особо азартных посетителей казино, играющих на очень крупные суммы. И уже много лет подряд проигрывала легко и без сожаления, словно помимо красоты природа одарила ее при рождении еще и философским камнем, который, если верить древним алхимикам, был способен превращать любой металл в золото. Пьер Моро, как и все остальные сотрудники казино Монте-Карло, был уверен, что мадам Ламиани либо обладает несметным состоянием, доставшимся ей в наследство от предков, либо имеет любовника, щедро оплачивающего все ее прихоти. Больше всего сторонников было у второй версии. Даже назывались имена мужчин, которые могли бы позволить себе это расточительство. Среди них были Билл Гейтс, братья Кохи, причем оба одновременно, и Чарльз, и Дэвид, престарелый Уоррен Баффет и юный Марк Цукерберг, компьютерный гений русско-американского происхождения Сергей Брин, создавший вместе с Ларри Пейджем Google. Имелись в списке и представители правящей династии Арабских Эмиратов и даже одна венценосная особа из Европы, в будущем претендующая на престол. Но ни с одним из них мадам Ламиани не была замечена даже вездесущими папарацци. Это еще больше подогревало ажиотаж вокруг нее. Сотрудники казино даже заключали пари, кто из них прав или хотя бы находился ближе к истине. Сам Пьер Моро не участвовал в этом. И в слухи не верил. Может быть, потому что он был тайно влюблен в мадам Ламиани и ревновал ее даже к мифическому любовнику. Сам он предпочитал версию сиротки, получившей баснословное наследство от какого-нибудь таинственного графа Монте-Кристо или ему подобного нувориша. Пьер Моро любил на досуге читать, предпочитая всем остальным авантюрно-приключенческие романы. Поэтому, несмотря на свой солидный возраст и род занятий, в глубине души он все еще оставался наивным романтиком.

– Я надеюсь, мадам Ламиани, что вы все-таки не разочаруетесь в нашем казино, – прерывающимся от волнения голосом произнес он. – Ведь это старейший и самый респектабельный игорный дом в Европе. Кому как не вам, с вашим тонким вкусом, оценить это!

– О, да, – с улыбкой отозвалась женщина. Она уже забыла о своей мимолетной грусти. И снова радовалась жизни. – Как сейчас помню тот день, когда открыли казино Монте-Карло, чтобы спасти княжеский дом Гримальди от банкротства. И случившийся вскоре пожар, уничтоживший все игорные залы. Это было просто ужасно!

– Но наше казино построили в 1863 году, – с улыбкой заметил Пьер Моро. Он счел слова своей собеседницы шуткой. – И этот день могла бы помнить разве ваша прабабушка.

– Пусть будет по-вашему, – беспечно отмахнулась мадам Ламиани. – В любом случае, я внесла весомый вклад в столь благородное дело. Князь Монако должен бы целовать мне руки при встрече. Вы не находите, Пьер?

Пьер Моро с готовностью закивал. Он сам был того же мнения. И искренне не понимал, как мог князь Монако, имея такую возможность, отказаться от привилегии, дарованной ему красавицей мадам Ламиани.

– Обязательно передайте ему это, Пьер, – продолжала шутить женщина. К ней вернулось превосходное настроение, с которым она приехала сюда. Предвкушение посещения казино играло в этом немалую роль. Она действительно была истинным хайроллером, и без азартной игры не мыслила своей жизни.

Но Пьер Моро принял ее слова всерьез. И с сожалением покачал головой.

– Но вы же знаете, мадам Ламиани, что коренным жителям вход в казино заказан, – сказал он почти печально. – Казино «Монте-Карло» приносит огромные доходы княжеству, но гражданам Монако не разрешается не то что играть на деньги, но даже посещать наше игорное заведение. Так что я едва ли увижу князя и смогу передать ему вашу просьбу.

Женщина с усмешкой посмотрела на пожилого мужчину, но ничего не ответила. Ей уже надоел этот разговор. За те несколько минут, которые она потратила на главного парковщика, пустая прежде парковка начала заполняться дорогостоящими феррари, бентли и роллс ройсами. В два часа пополудни казино Монте-Карло открывало свои двери для клиентов. Женщины в шикарных вечерних платьях и мужчины в смокингах и дорогих, пошитых на заказ, костюмах спешили занять свои привычные места в залах для игры в рулетку и карты, перед игровыми автоматами. Все они были, как и мадам Ламиани, хайроллерами, и не могли дождаться вечера. Многих она знала в лицо или даже по имени. И теперь приветствовала их легким наклоном головы, улыбкой, небрежным взмахом руки. С недавних пор это был ее мир, мир людей, который она искренне ненавидела. Но это не означало, что она была готова вернуться в свою прежнюю жизнь, убогую, нищую и полную унижений.

– Ключи в замке зажигания, Пьер, – небрежно бросила она, отходя от автомобиля и забыв даже попрощаться со своим собеседником.

– Желаю вам удачи, мадам Ламиани, – грустно произнес за ее спиной главный парковщик. – Надеюсь, на этот раз вам повезет.

Но она ничего не ответила. Мадам Ламиани даже не услышала его. Все ее мысли были уже за игорным столом казино. Когда она шла по площади, то в своем узком длинном платье, ослепительно сверкающем под лучами солнца, казалась змеей, которая, гибко извиваясь, преодолевала короткое расстояние от парковки до лестницы, ведущей в казино.

Здание казино Монте-Карло, некогда построенное на площади с незатейливо-символичным названием Казино в помпезном стиле эклектика, напоминало дворец, достойный французских королей и даже внешне чем-то похожий на Версаль, только другого, светло-коричневого оттенка. Его фасад, выходящий к морю, изобиловал солнечными террасами, идеальными лужайками, роскошными цветочными клумбами и фонтанами. Все это великолепие находилось в окружении шикарного парка, постепенно восходящего к горным склонам, что создавало непередаваемо живописный вид.

Поднявшись по широкой каменной лестнице, мадам Ламиани оказалась в просторном вестибюле, наполненном массивными бронзовыми светильниками, античными скульптурами и картинами на аллегорические темы с преобладающим золотистым цветом. Редкий музей мира мог соперничать с казино «Монте-Карло» по красоте интерьера и обилию произведений искусства.

Однако мадам Ламиани явно осталась равнодушной к показному внешнему великолепию. Ее интересовала душа казино, его игорные залы. В отличие от многочисленных туристов, праздно гуляющих по богато украшенным залам казино и с нескрываемым интересом рассматривающих его интерьер, она была серьезным игроком. С презрением глядя на информационные таблички для игроков с минимальными ставками и игровые автоматы, она прошла целую череду великолепных помещений, включающих Салон граций, Салон ренессанс, Белый зал, Европейский салон, зал Американских игр и множество других. И оказалась у дверей, которые вели в приватные залы для привилегированных клиентов – Тузе и салон Франсуа-Медсэн. Помедлила, выбирая, в какой зайти. Она предпочитала рулетку. Но в последнее время ей фатально не везло в эту игру. Она проиграла действительно серьезные деньги, причем даже не знала точно сколько. Но хотела отыграться. Поэтому задумалась, не сыграть ли для разнообразия в американский покер или блэк джет.

Заметив, что она затрудняется с выбором, к ней тотчас подошел один из сотрудников казино. Это был степенный человек средних лет в хорошо сшитом костюме и благожелательной улыбкой на лице.

– К вашим услугам, мадам Ламиани, – вежливо поклонился он. – Могу быть вам чем-то полезным?

– Да, Ален, – с рассеянной улыбкой взглянула на него женщина. – Скажите вашим крупье, чтобы сегодня не обдирали меня как липку.

– О, мадам Ламиани! – смущенно воскликнул мужчина, не зная, что ответить.

– Я пошутила, Ален, – успокоила его женщина. – На самом деле, мне нужно только одно – чтобы не ограничивали ставки. Иначе мне в жизнь не отыграться.

– О, это я могу для вас устроить, мадам Ламиани, – понизив голос почти до шепота и оглянувшись с таинственным видом вокруг, словно желая убедиться, что их не подслушивают, сказал мужчина. – Вы останетесь довольны, уверяю вас.

– Вот и славно, – заявила она. И решительно открыла дверь в один из двух залов Тузе, отдав ему предпочтение перед огромным салоном Франсуа-Медсэн, в котором в свое прошлое посещение она оставила целое состояние. Но это была единственная уступка, которую она себе позволила. Пройдя мимо столов для игры в карты, которые еще пустовали, напоминая потерпевшие крушение и выброшенные на берег суда, мадам Ламиани подошла к рулетке.

Здесь ее встретил лучезарной улыбкой молодой человек в жилетке и белой рубашке с бабочкой.

– О, мадам Ламиани! – радостно произнес он. – Рад вас видеть.

Рулетка была сделана из золота и очень дорогого дерева. Она сияла так ослепительно, словно тоже была счастлива лицезреть мадам Ламиани.

– Валери, не лукавьте, – фыркнула женщина. – Вы рады не мне, а моим деньгам. Но предупреждаю, вам придется очень потрудиться, чтобы отнять их у меня сегодня.

– Я постараюсь, мадам Ламиани, – скромно улыбнулся крупье, беря в руки шарик и произнося привычное: – Делайте ваши ставки, господа!

И он сдержал свое слово. Когда через несколько часов она встала из-за стола, сумма ее проигрыша составляла цифру с шестью нулями.

– Теперь я понимаю, почему в семнадцатом веке после смерти кардинала Мазарини вышел указ, гласивший, что всякий, кто осмелится открыть казино, будет казнен, – криво усмехнулась госпожа Ламиани.

– Времена короля Людовика Четырнадцатого давно миновали, мадам Ламиани, – улыбнулся ей Валери.

– К счастью для вашего казино, – бросила, отходя, женщина. – Но для тебя я охотно сделала бы исключение, паршивец!

Но это было единственное проявление эмоций, которое она себе позволила. Валери не услышал ее слов, или только сделал вид, что не расслышал, провожая ее по-прежнему благожелательной улыбкой. Казалось, что несколько последних часов никак не отразились на нем, и он был готов продолжить игру.

Но мадам Ламиани была уже не та. Очередное сокрушительное поражение почти надломило ее. Ее азарт угас. Она не испытывала ничего, кроме усталости и разочарования.

Глава 2.

Когда она вышла из зала Тузе, к ней снова подошел Ален.

– Не желаете ли поужинать, мадам Ламиани? – спросил он, глядя на нее с плохо скрытым сочувствием. Он уже знал о ее огромном проигрыше. – В нашем ресторане сегодня подают восхитительное стокафи. Это сушеная треска с томатным соусом, Скажу вам по секрету, князь Монако предпочитает его всем остальным национальным блюдам. Впрочем, если вы желаете французскую или итальянскую кухню…

– Кто я такая, чтобы пренебрегать предпочтениями княжеского дома Гримальди? – усмехнулась мадам Ламиани. – Стокафи так стокафи. Мне доводилось есть кое-что и похуже сушеной трески…

Но в ресторане, пройти в которой можно было, не выходя из здания, мадам Ламиани заказала не стокафи, а фугасс, пирожки из апельсина с орехами и семенами аниса, и бутылку шампанского «Perrier Jouet Belle Epoque Blanc de Blanc». Это было самое дорогое в мире шампанское, но вкуса его она не почувствовала, несмотря на то, что выпила всю бутылку. Съела она без аппетита только половину пирожка. Все остальные блюда, которые она заказала позже, уступая настойчивости официанта, так и остались на тарелках нетронутыми.

Она пила шампанское и смотрела злыми глазами на веселящихся и смеющихся посетителей ресторана. Ее мучили жажда и раскаяние. Но раскаивалась она не в том, что пришла в казино, а в том, что не послушалась своего внутреннего голоса и не села за столик, за которым играли в покер или блэк джет. Сейчас ей казалось, что она обязательно выиграла бы в карты. Тому, кто сказал бы ей сейчас, что ею владеет болезненная страсть к игре, лудомания, она рассмеялась бы в лицо, а то и вцепилась бы в него ногтями, норовя выцарапать глаза. Иногда в мадам Ламиани, прорвавшись сквозь заслон благоприобретенных аристократических манер, просыпались привычки ее детства и бурной юности.

– Ставки сделаны, ставок больше нет, – передразнивая крупье, произнесла она. Криво усмехнулась и одним глотком опорожнила бокал с шампанским. С убеждением произнесла: – Просто мне не везет в последнее время. Но эта черная полоса скоро закончится. Я это точно знаю. В следующий раз мне обязательно повезет. Главное, не отчаиваться, детка!

Убедив саму себя, что было не так уж и трудно, она повеселела. Щелкнула пальцами, подзывая официанта. Когда тот спустя мгновение подошел, сказала:

– Запиши на мой счет, как обычно.

Но официант, вопреки обыкновению, возразил:

– К сожалению, мадам Ламиани, сегодня вечером у нас нет кредита. Вы можете расплатиться наличными или банковской карточкой. Вот ваш счет.

Мадам Ламиани возмущенно фыркнула, но все-таки протянула ему банковскую карточку, достав ее из крохотной сумочки-клатча, инкрустированной бриллиантами. На счет она даже не взглянула. Официант взял пластиковую карту и ушел.

Вернулся он быстро и с растерянным выражением лица.

– Мадам Ламиани, – почти виновато произнес он. – Простите, но ваша карточка пуста или заблокирована. У вас нет другой?

Женщина с удивлением воззрилась на официанта, словно не понимая произнесенных им слов.

– На вашей карточке нет денег, – повторил официант уже решительнее, так и не дождавшись ответа. – Если у вас нет другой карточки, не могли бы вы расплатиться наличными?

Мадам Ламиани заметила, что на них уже оглядываются другие посетители ресторана. И потому, усилием воли преодолев желание гневно закричать, сдержано сказала:

– Это какая-то ошибка. Я ваш постоянный клиент. Разве ты не знаешь меня, Лео?

– Я хорошо вас знаю, мадам Ламиани, – вежливо ответил официант. Но по его глазам было видно, что он прекрасно осведомлен и о сегодняшнем проигрыше в казино. Поэтому не намерен уступать. – Но это ничего не меняет.

Она испугалась возможного скандала и примирительно повторила:

– Я ваш постоянный клиент, Лео. Неужели нельзя ничего сделать?

Это прозвучало так беспомощно, что официант невольно сжалился над ней.

– Я спрошу у метрдотеля, мсье Бернарда, – сказал он и ушел.

Вернулся он через несколько минут с видом, не оставляющим никаких надежд.

– Мсье Бернард говорит, что вы должны заплатить, – сказал он, понизив голос, не желая, чтобы его услышали за соседними столиками. – Уже продолжительное время вы ужинаете в нашем ресторане в долг. Накопилась слишком большая сумма. Мсье Бернард говорит…

– А почему он сам ко мне не подошел и не сказал всего этого? – перебила его женщина. И повелительным тоном приказала: – Позови его, Лео! И мы уладим с ним это пустяковое недоразумение.

Но официант только пожал плечами, никуда не собираясь идти, видимо, получив на этот счет строгие указания от метрдотеля. Сообразив это, мадам Ламиани сникла. Она поняла, что ей никто и ничто не поможет, и придется либо заплатить, либо… О том, что будет, если она не заплатит, мадам Ламиани даже не хотела думать. Возможно, полиция, в которой она могла оказаться, была бы наименьшим из зол. Но по некоторым причинам она не хотела иметь дела с полицией.

Мадам Ламиани сняла с себя жемчужное ожерелье и бросила его на столик.

– Надеюсь, у мсье Бернарда достаточно ума, чтобы понять, что это ожерелье стоит намного больше, чем этот ужин в ресторане, да и весь мой долг, – презрительно произнесла она. – Скажите ему… Впрочем, ничего не говорите. Просто отнесите. И спросите, в расчете ли мы.

Официант взял ожерелье и ушел. Вернулся он уже без ювелирного украшения и проявлял прежнюю почтительность.

– Мсье Бернард говорит, что счет оплачен, – сказал он почти торжественно. – И он надеется, что это маленькое недоразумение никак не отразится на вашем, мадам Ламиани, отношении к нашему заведению.

– Черта с два, – зло буркнула мадам Ламиани. – А чтобы его не мучили сомнения, передайте ему от меня еще вот это.

Она вложила в руку растерянного официанта недоеденный пирожок и вышла из зала ресторана с гордо поднятой головой походкой извивающейся в траве змеи.

Когда она вышла из здания казино, в небе висела луна, почти не видная из-за того, что и само здание, и вся площадь были залиты искусственным золотистым светом. Мадам Ламиани глубоко вздохнула, ощутив вкус и свежесть ночного воздуха. Она едва сдерживала слезы. Но еще больших усилий ей стоило сдержать свой гнев, который почти ослеплял ее разум. Однако злилась она не на сотрудников казино или ресторана, а на весь мир, который был к ней всегда беспощаден. Она понимала, что так будет и впредь. Несколько лет перемирия, которые она отвоевала себе путем преступления, закончились – вместе с деньгами, которыми с ней расплатился заказчик убийства. И надо было начинать все заново. Снова пробивать себе дорогу к богатству и обеспеченной жизни. Но к этому она была не готова. Слишком изнежилась. И, главное, отвыкла от унижений и обид, с которыми ей придется неизбежно столкнуться на этом пути.

Едва она спустилась с лестницы, как к ней подъехал бледно-зеленый ролс ройс. Из автомобиля вышел Пьер Моро. В искусственном освещении красные обшлага его пиджака пугали, казалось, он по локоть запачкал свои руки в крови.

– Ваши ключи, мадам Ламиани, – сочувственно произнес он. Разумеется, главный парковщик также уже знал о ее проигрыше, а, возможно, и об инциденте в ресторане. Слухи среди сотрудников казино распространялись стремительно. – Надеюсь, вы в порядке?

– У меня все хорошо, Пьер, – зло усмехнулась она. – Жаль только, что я не смогу дать вам на чай. Если только вы не захотите, чтобы я расплатилась с вами этой машиной. Или предпочитаете мое тело?

– Что вы такое говорите, мадам Ламиани, – почти испуганно произнес Пьер Моро. – Господь с вами!

– Ты прав, старик, – сказала госпожа Ламиани, садясь за руль автомобиля. И произнесла на непонятном языке: – Est modus in rebus.

Пьер Моро не понял эту фразу, которая в переводе с древнего, для людей давно уже умершего, языка означала «всему есть предел». Но его напугал тон, которым она была произнесена. И долго еще после того, как ролс ройс скрылся из вида, он провожал его взглядом, полным страха и сострадания.

Княжество Монако было невелико по размеру. Уже через несколько минут бледно-зеленый ролс ройс остановился на высоком, скалистом берегу, с которого открывался прекрасный вид на Лигурийское море, огражденное с севера и востока Альпами, надежно защищающими Монако от холодных северных ветров. Легкий морской бриз освежал воздух, нагретый днем солнцем. Мадам Ламиани вышла из автомобиля и подошла к краю скалы. Всего один шаг отделял ее от бездны. И она собиралась его сделать.

Но внезапно чайка с протяжным криком, словно жалуясь, что она заблудилась во тьме, пролетела перед ее лицом. Женщина отшатнулась, невольно вскрикнув. А когда она снова встала на край пропасти, решимость уже покинула ее.

– Я не хочу умирать, – произнесла она вслух, словно пытаясь убедить саму себя.

Чайка летала над ней, жалобно крича. Внизу тихо плескалось теплое море. Воздух был свеж и сладок на вкус. Жизнь стоила того, чтобы бороться за нее.

И когда она поняла это, ей в голову пришла мысль, которая показалась весьма разумной и вызывала удивление только тем, что она не подумала об этом раньше. Это был единственный выход из создавшегося положения. И она имела право им воспользоваться.

Она достала из сумочки мобильный телефон и набрала номер, который старалась забыть все последние годы. А также все, что было с ним связано. Но оказалось, что это был только самообман. Когда появилась такая необходимость, она все сразу вспомнила.

Голос, который отозвался на ее звонок, был густой и сочный, словно не полностью прожаренный бифштекс с кровью. Даже не зная, можно было догадаться, что его обладатель любил вкусно покушать и был, что называется, чревоугодником.

– Мартин Крюгер слушает. Кто это?

Мадам Ламиани помедлила, словно собираясь с духом, а затем тихо сказала:

– Это я, Ламия. – И с надеждой спросила: – Ты помнишь меня?

Ей ответили не сразу.

– Что тебе надо? – спросил Мартин Крюгер, не скрывая своего недовольства.

– У менязакончились деньги, – честно призналась Ламия. – И я не знаю, что мне делать.

– Утопись, – хмыкнув, сказал Мартин Крюгер. – Или прыгни в жерло вулкана. Это сразу решит все твои финансовые проблемы.

– Мне не до шуток, – дрогнувшим голосом сказала Ламия.

– А кто тебе сказал, что я шучу? – непритворно удивился ее собеседник. – Ты, кажется, забыла, что пять лет тому назад я запретил тебе звонить и напоминать мне о себе.

– Но после того, что я для тебя сделала… Я рассчитывала… – залепетала Ламия.

– А что ты такого сделала? Подложила взрывчатку в самолет, в котором летел один мерзкий тип, вздумавший меня шантажировать. Кажется, его звали Альк, если я не забыл. Так за это я расплатился с тобой сполна. Если бы ты не транжирила деньги, их с лихвой хватило бы на всю твою жизнь. Кстати, Алька ты тоже ненавидела. И с радостью согласилась его убить. Или ты действительно все забыла? Не заставляй меня напоминать. Не то я могу рассердиться.

Мартин Крюгер говорил лениво, не повышая голоса, но каждое произнесенное им слово как будто било женщину наотмашь, вызывая слезы на глазах. Она почувствовала отчаяние.

– Я на грани самоубийства, – сказала она, пытаясь вызвать у своего собеседника жалость. – Ты должен мне помочь.

– Почему? – деланно удивился Мартин Крюгер. – Назови хотя бы одну причину.

– Хотя бы потому, что я могу тебе еще пригодиться.

– Не можешь, – возразил он. – И вообще, ты мертва. Тебя не существует. Для всех ты также летела в том пропавшем самолете. И разбилась вместе с ним. Так что не советую тебе восставать из могилы. У Алька много сородичей. И они мстительны, как все рароги. Они обязательно захотят узнать, как ты, стюардесса, сумела выжить в той авиакатастрофе. Но ты не сможешь ответить на этот вопрос. И знаешь почему?

– Почему? – глухо переспросила она, зная ответ.

– Потому что ты будешь уже мертва. Действительно мертва. Ты меня понимаешь?

– Понимаю.

– Вот и хорошо, – удовлетворенно произнес Мартин Крюгер. – Я всегда знал, что ты умная девочка, Ламия. Поэтому сделай одолжение и мне, и себе – не звони больше. Никогда. И если я говорю никогда, то это значит – никогда. Исключения быть не может даже в том случае, если ты позвонишь мне с того света, чтобы сообщить о своем самоубийстве.

Раздалось пыхтение вперемежку со взвизгиванием. Это Мартин Крюгер смеялся над собственной шуткой. Затем в телефоне зазвучали короткие гудки.

– Проклятый гном! – злобно прошипела Ламия.

Она с ненавистью посмотрела на свой телефон, как будто он был в чем-то виноват. Но Ламия знала, что Мартин Крюгер не шутил, предостерегая ее от еще одного звонка. И, чтобы оградить себя от искушения в будущем, она, не откладывая это на потом, удалила из телефона его номер. Несмотря на отчаяние, Ламия очень хотела жить.

Но не в нищете.

Разговор с Мартином Крюгером невольно воскресил в ее памяти события пятилетней давности. Она не жалела о том, что по приказу Крюгера заложила в самолет взрывное устройство, в результате чего погиб Альк и еще несколько человек. В прошлом на ее совести были деяния и похуже. Но ее не оставляло сожаление в том, что она не сумела использовать шанс, который ей представился, когда она работала на личном самолете Анжело Месси стюардессой.

Анжело Месси часто летал, устраивая свои дела. Это привело к тому, что однажды в полете он перепил коньяка и в пьяном угаре грубо овладел ею. Она восприняла это без истерики, как само собой разумеющееся. После этого он стал ее любовником, иногда даже брал с собой в принадлежащий ему замок тамплиеров, когда у нее были выходные дни. Их связь длилась долго, пока он не умер. И если бы не его русская пассия, случайно забеременевшая от него и родившая ему ребенка, то, не исключено, он сделал бы именно ее, Ламию, своей женой и законной наследницей. Помимо денег он владел недвижимостью, которую приобретал, порой весьма хаотично, по всему миру. Все это баснословное состояние могло бы теперь принадлежать ей.

Эта мысль вызвала гнев Ламии. В приступе злобы она даже зашипела, словно змея. Ламия уже забыла о том, как в свое время предала Анжело Месси, согласившись на предложение Мартина Крюгера шпионить за ним. Они были компаньонами, и Крюгер, опасаясь за свои деньги, хотел знать о нем как можно больше, каждый его шаг. Во всяком случае, так он ей объяснил. И она поставляла ему эту информацию. А он щедро платил. Он был намного щедрее Анжело Месси, который чаще всего пользовался ее услугами бесплатно. И это оправдывало Ламию в собственных глазах.

И теперь она думала, что это несправедливо. Они обе, она и Ульяна, удовлетворяли похоть Анжело Месси. Но ей – ничего, а другой – все. Так не должно быть. И потому так не будет.

Мысленно произнеся это, Ламия с облегчением рассмеялась. Решение, которое пришло к ней, не вызвало ни малейшего сомнения. Она села в автомобиль. Выехала на шоссе, ведущее в сторону Испании. Увеличила скорость. Ей предстояло проехать тысячу с лишним километров. И она рассчитывала преодолеть это расстояние за ночь.

Там, в Испании, недалеко от городка Леон, находился древний рыцарский замок, в котором она не раз бывала раньше, когда еще был жив его прежний владелец. Теперь там жила его вдова с сыном. Но это ничего не меняло. Она, Ламия, также была его вдовой, пусть и не официальной. И имела право на свою долю в наследстве.

Мадам Ламиани считала, что нынешние обитатели замка должны оплатить счет, который она собиралась им выставить.

И она была уверена, что они оплатят.

– Antiquo more, – повторяла и повторяла она, разжигая в себе первобытную ярость. – Повинуясь старинному обычаю.

Ночь становилась все темнее. И автомобиль, которым управляла Ламия, казался хищной птицей, пролетающей над шоссе со злобным клекотом и сверкающими от ненависти глазами.

Глава 3.

Серовато-коричневая, с красноватым оттенком, змея бесшумно ползла в густой зеленой траве, изредка приподнимая широкую, треугольной формы, покрытую маленькими чешуйками голову, словно осматриваясь, и снова продолжая движение. Зигзагообразная с темными краями полоса на ее спине извивалась вслед за узким длинным телом, не оставляющим следов там, где она проползала. Трава с неслышным шелестом смыкалась за хвостом рептилии, скрывая ее от человеческих глаз. Но затем начались камни. Раскаленные солнцем днем, за ночь они остыли и не стали змее помехой. Она заползла на подъемный мост, перекинутый через глубокий и широкий ров, опоясывающий замок. Осмотрелась и направилась к арке, соединявшей две большие зубчатые башни. Массивную стальную решетку с мелкими ячейками змея преодолела, не задерживаясь. Став почти невидимой среди серых, покрытых пылью, гранитных плит, она проползла через двор, безлюдный в этот предрассветный час. И скрылась, юркнув в щель между замшелыми камнями, из которых были сложены стены замка. Затаилась в ожидании.

Ульяна знала, что змея ждет ее или Ксиу. Ей не были нужны другие обитатели замка. Змею вел не инстинкт, а месть. Где-то и когда-то они уже встречались, а, быть может, ее логово, находящееся в окрестностях замка, было разорено по приказу Ульяны, опасавшейся, что змеи расплодятся и станут угрозой людям. Но так или иначе, а змея решила отомстить, проползла на рассвете в замок и притаилась, слившись с камнями. Она была невидима, что делало ее еще более грозной. В отличие от других местных змей, средиземноморских и испанских гадюк, ее укус был смертелен для человека.

Ульяна никогда не была пугливой, но на этот раз испугалась – не за себя, а за своего сына, за Ксиу. Он, в отличие от нее, не знал о змее и угрожавшей ему опасности. И она не могла предостеречь его, потому что сына не было рядом. А когда она решила найти его, то не сумела сделать ни шага. Это было ужаснее всего. Ноги Ульяны отяжелели и отказывались ей служить. Она запаниковала. Попробовала закричать – но ни звука не вырвалось из пересохшего от ужаса горла. Она могла только смотреть. И ждать. Ждать, когда Ксиу выбежит во двор, веселый и беспечный, как все мальчишки его возраста, и встретится со змеей, решившей совершить возмездие даже ценой своей жизни.

Или это была не змея? Ульяна уже и сама этого не знала. Возможно, это был кто-то, только принявший облик змеи, но от этого не менее грозный.

Ульяна чувствовала, что готова умереть за своего сына, но была не в силах принести эту жертву. И это чувство беспомощности было ужаснее всего, что она пережила когда-либо в своей жизни.

Она почти физически ощущала, как ее рыжие волосы словно покрываются инеем, становясь седыми. Взглянула в зеркало, висевшее напротив нее на стене. И увидела себя, но только лежавшей в кровати под шелковым светло-голубым балдахином и мирно спящей.

«Так это сон», – с облегчением подумала она.

И проснулась.

Солнечные лучи проникали через окна ее спальни, окрашивая все вокруг в дымчато-золотистый цвет. Прошло уже много времени с тех пор, когда Ульяна просыпалась, словно выныривая из мрачной бездны, не помня своих сновидений. Теперь ее сны были светлы, прозрачны и радостны. Они оставались в памяти Ульяны после пробуждения, радуя ее. Но в сегодняшнем сне все было серым, даже небо, затянутое предрассветным туманом. И она забыла его. Осталась только смутная тревога, ощущение угрожающей ей неведомой опасности. Но и это быстро прошло, забылось, уступая место неизменному ощущению счастья, с которым она жила несколько последних лет.

Комната, служившая ей спальней, была просторной, а громадная кровать занимала немалую ее часть, но сейчас Ульяна лежала в ней одна, почти затерявшись среди множества подушек самых разных размеров и форм. Она любила подкладывать подушки под голову, руки и ноги, чувствуя их податливую мягкость. Но еще больше она любила просыпаться рядом с мужем и прикасаться к нему, ощущая тепло его большого и сильного тела, слышать его ровное размеренное дыхание и думать о том, как она счастлива.

Но Артура в кровати не было. Вероятнее всего, он встал раньше и ушел вместе с Ксиу к реке или в лес. Ульяна вспомнила, как муж и сын накануне вечером таинственно перемигивались и перешептывались за ее спиной, словно заговорщики. Она любила поспать по утрам. А, просыпаясь, видеть их лица. Сначала Артура, а затем, пройдя в комнату сына, Ксиу. Они же оба вставали рано и не хотели ждать, без дела бродя по замку, пока она выспится. Их манил не до конца исследованный мир, который начинался сразу за крепостными стенами. Но, не желая ее огорчать, они рассчитывали вернуться до ее пробуждения, как это чаще всего и бывало каждое утро. И если бы Ульяна не проснулась раньше обычного часа, растревоженная кошмарным сном, так бы и случилось.

Но она проснулась и, не увидев мужа, почувствовала себя одинокой. Одна на большой кровати, в огромной комнате, в громадном замке. Для нее одной всего этого было слишком много. И, не отказав себе в удовольствии еще немного понежиться под пуховым, несмотря на лето, одеялом, потягиваясь и сладко зевая, она встала, вместо привычного шелкового халата надела шорты, майку, кроссовки и вышла из спальни. Прошла длинным коридором, уставленным через равные промежутки рыцарскими доспехами с опущенными забралами, что создавало иллюзию стоявших на страже рыцарей, открыла обитую гвоздями с широкими шляпками низкую дубовую дверь и по узкой винтовой лестнице поднялась на смотровую площадку самой высокой башни замка.

Отсюда открывался потрясающий вид на окрестности, не оставляющий ее равнодушным уже много лет, сколько бы она им ни любовалась. Местность вокруг замка, построенного на вершине холма, утопала в зелени густых лесов и цветущих садов, расступающейся только для того, чтобы дать место двум речушкам, которые, сливаясь, дальше текли одной полноводной рекой, сверкающей, словно ограненный бриллиант, под лучами солнца. Во многом именно из-за этого фантастического по красоте пейзажа она и согласилась переехать в замок тамплиеров, доставшийся ее сыну по завещанию его бывшего владельца.

Невольно вспомнив об Анжело Месси, Ульяна на мгновение нахмурилась. Но это прекрасное солнечное утро она не собиралась посвящать воспоминаниям о трагической поре своей жизни. С тех пор многое, даже все, изменилось. Она родила Ксиу. Встретила Артура и стала его женой. Безумно любила обоих. И сейчас, слушая мерный шум воды и ощущая пьянящие запахи трав и цветов, которые доносил до нее ветер, она наслаждалась жизнью и желала только одного – чтобы так было вечно и ничто не менялось. Ей не было и тридцати, она все еще была красива, любила и была любима. Лучше уже быть не могло, а хуже она не хотела. И, что удивительно, даже беспокойный и мятежный дух, которому она когда-то дала имя Дэнди, живущий в глубинах ее души, думал так же. Уже много лет она жила с ним в полном согласии и вытекающем отсюда душевном покое.

Подставив лицо теплому благоухающему ветру, Ульяна бездумно любовалась пейзажем и наслаждалась своим счастьем, когда до нее донеслись голоса, идущие снизу и что-то оживленно обсуждавшие.

Один из них Ульяна узнала. Это был голос Фолета, исполняющего в замке обязанности дворецкого и на этом основании без зазрения совести помыкающего всеми остальными работниками, даже теми, кто от него не зависел – конюхом или поваром. Только беззлобный нрав старичка позволял избегать конфликтов, казалось бы, неизбежных при таких взаимоотношениях. Обычно все без возражений выслушивали его советы или распоряжения, после чего продолжали исполнять свои обязанности, как они считали нужным, или как это предписывала им Ульяна. Но на этот раз, видимо, нашла коса на камень. Возможно, кто-то осмелился высказать свое мнение, из-за чего Фолет разъярился не на шутку. И, обычно тихий, сейчас он почти кричал, на чем-то настаивая.

Выждав какое-то время, Ульяна поняла, что без ее вмешательства ситуация не разрешится. И, вздохнув, направилась к винтовой лестнице, чтобы спуститься во внутренний двор замка, где разгорелся спор.

Вымощенный каменными плитами дворик, заключенный между крепостными стенами, был полон народу и, соответственно, суеты, сопутствующей любому столпотворению. Здесь собрались все обитатели замка, включая трех горничных, экономку, повара, конюха и дворецкого. Сегодня, в честь праздника Вознесения Девы Марии, который в Испании традиционно отмечается 15 августа, в замок должны были прийти жители окрестных селений, чтобы повеселиться, попеть народные испанские песни и потанцевать.

Традицию устраивать вечеринки, чтобы отметить то или иное событие, ввела Ульяна, когда поселилась в здешних местах. Не сразу, но она прижилась. Замок, который раньше отпугивал местных жителей своей мрачностью и нелюдимостью, стал привлекать их. И с каждым разом участников становилось все больше и больше. Прослышав о том, что новая хозяйка замка тамплиеров, рыжеволосая молодая красавица, да к тому же еще отзывчивая и добрая, превосходно танцует фламенко, любители и профессиональные исполнители этого танца, которых в Испании во все времена было великое множество, приезжали даже из Леона, чтобы посмотреть на нее и, конечно, показать свое мастерство.

Ульяна не жалела денег на то, чтобы вволю накормить и напоить тех, кто в эти дни приходил в замок. Зимой праздновали в огромном каминном зале, где хватало места всем. В теплое время года – во дворе. В этот вечер под открытым небом разводили костры, над ними устанавливали огромные котлы, в которых варили любимые всеми блюда, главным из которых была, разумеется, национальная кулинарная гордость испанцев – паэлья.

Как вскоре выяснила Ульяна, именно из-за вечернего угощения и пришел в небывалую ярость Фолет, когда ему сказали, что, вопреки обыкновению, накануне вечером в замок не доставили морепродукты, которые наряду с рисом и шафраном были главной составляющей паэльи.

– Это оскорбление, которое было нанесено лично мне, – мрачно глядя на Ульяну, сказал крохотный старичок, одетый, по своему обыкновению, в заплатанную красную куртку и не менее поношенные штаны синего цвета. На голове у него скособочилась шапка, напоминающая фригийский колпак, со свисающим на лоб верхом и двумя клапанами на ушах. Привыкнув к жизни в замкнутом прохладном пространстве замка, на свежем воздухе Фолет зяб даже летом и потому всегда одевался как можно теплее, невзирая на сияющее солнце.

– Почему ты так говоришь, Фолет? – улыбаясь, спросила Ульяна. Она любила этого забавного старика, который неоднократно доказывал ей свою преданность и готов был пожертвовать своей жизнью ради нее. – Это просто стечение обстоятельств.

– Нет, это коварный заговор, – упорствовал Фолет. – Они хотят, чтобы я осрамился перед моей Марой.

– Так она все-таки придет на этот раз? – радостно спросила Ульяна.

– Вознесение Девы Марии – большой праздник, – хмуро ответил Фолет. – Мне удалось уговорить ее прийти. Возможно, она даже будет танцевать.

Ульяна знала, что Марой звали жену Фолета, которую он одинаково сильно обожал и боялся. Старик всерьез уверял Ульяну, что его жена была песантой – так в Испании издавна называли женщин, имеющих весьма скверный характер и получивших из-за этого репутацию ведьмы. Только ради собственного удовольствия песанта могла перевернуть все в доме вверх дном, переломать мебель, порвать занавески и белье и натворить много других бед.

Ульяна и верила и не верила в это. Как и в то, что Фолет был домовым, в стародавние времена по собственной воле избравшим местом своего жительства этот замок. Так он сам утверждал. Но верно было и то, что никто из местных жителей не помнил, когда старик поселился в замке тамплиеров – это было так давно, что уже умерли все, кто мог пролить свет на это событие. А Фолет жил и здравствовал и, казалось, становился с годами только бодрее, словно он и в самом деле был не человеком из плоти и крови, а духом. Из всех возможных недугов Фолета беспокоила только легкая хромота, но, как он говорил, та была дарована ему при рождении, как всем представителям его древнего рода, имеющего прямое отношение к духам природы.

Пока Ульяна раздумывала, как ей поступить в создавшейся ситуации, а Фолет нетерпеливо переминался с ноги на ногу, ожидая ее решения, к ним подошел мужчина средних лет в лихо заломленном набок белом колпаке и сверкающем белизной переднике. Это был повар, которого Ульяна, любившая кормить мужа и сына сама, наняла в основном для того, чтобы он готовил субботние угощения и для остальных работников. Звали его Гомес. Это был дородный широкоплечий малый с бритым лицом и пухлыми красными щеками, над которыми весело поблескивали маленькие глазки, выдававшие в нем любителя опрокинуть на досуге стаканчик с хорошим вином. Он горой возвышался над Фолетом, напоминая библейского Голиафа, готовящегося сразиться с Давидом.

– Паэлью можно приготовить и без креветок, – снисходительно глядя на Фолета, пророкотал он густым басом, – В тех краях, откуда я родом, вместо морепродуктов часто используют курицу или кролика. Получается не менее вкусно и сытно.

Услышав это, Фолет на какое-то мгновение даже онемел от возмущения. И только открывал и закрывал рот, не в силах произнести ни звука. Наконец он гневно, словно рассерженная мышь, пропищал:

– Никогда! – И для большей убедительности повторил, грозя повару своим маленьким, заросшим густыми черными волосами, пальцем: – Никогда!

Затем он повернулся к Ульяне и заявил, сердито сверкая глазами:

– Если я попытаюсь накормить мою Мару паэльей без морепродуктов, она будет смеяться надо мной целый век. И уж точно ноги ее больше не будет в замке, где гостей кормят всякой дрянью. А, значит, и моей тоже!

Это был веский аргумент, против которого не могло быть возражений. Все знали, что хозяйка замка ни за что не расстанется со своим дворецким. Могучий Голиаф был в очередной раз побежден тщедушным Давидом, причем без особого труда.

– И что ты предлагаешь взамен, Фолет? – мягко спросила Ульяна, не вступая в спор. – Мы же не может оставить наших гостей голодными.

– Разумеется, нет, – с достоинством ответил старичок. – У нас еще есть время, чтобы приготовить тортилью, чоризо и хамон. Это будет и вкусно, и сытно. – Фолет взглянул на Гомеса снизу вверх с таким видом, словно разговаривал с карликом, а сам он был великаном. – Надеюсь, в тех краях, откуда ты родом, Гомес, еще не разучились готовить эти истинно испанские блюда.

– Предлагаю согласовать рецепт, – хмуро произнес Гомес, признавая свое поражение в битве, но давая понять, что война еще не проиграна. – Во избежание возможных недоразумений. К примеру, сколько яиц класть в тортилью, чтобы это блюдо не вызвало смеха многоуважаемой мной Мары?

– Как можно меньше, – спокойно ответил Фолет. Он добился своего и снова превратился в мирного покладистого старичка, каким обычно и был. – Главное в тортилье – это картофель и репчатый лук. Сначала хорошенько их обжарь, затем смешай с сырыми яйцами и обжарь снова. В результате выйдет толстая круглая лепешка, которую можно нарезать и подать на стол в качестве закуски.

– Чоризо должна быть острой или немного сладковатой на вкус? – не унимался разобиженный Гомес. – Ее подавать в свежем виде или немного подкоптить?

– Как твоей душеньке угодно, – отмахнулся Фолет. Он уже устал от этого гастрономического разговора. – Главное, чтобы в этой свиной колбасе было достаточно чеснока и паприки. Или моя Мара…

– Мара останется довольной, – не очень вежливо перебил его Гомес. Ему, по всей видимости, тоже начала надоедать эта беседа, умаляющая его достоинство повара. – Как, надеюсь, и хамоном. Ради праздника я подам не хамон серрано, а хамон иберико. В замке большой запас вяленых ног свиней чёрной породы. Хватит на всех и не на одну субботу. Но лично меня волнует только один вопрос.

– Это какой же? – осторожно, словно ожидая подвоха, спросил Фолет.

– Какое вино гости будут пить, – неожиданно улыбнулся Гомес. По всей видимости, мысль о напитках улучшила его настроение. – Предлагаю красную Риоху.

– Хороший выбор, – заявил Фолет и даже невольно облизнулся, предвкушая, как он будет пить это всеми любимое вино. – Вижу, что в тех краях, откуда ты родом, Гомес, понимают толк в хорошей выпивке.

– Еще бы, – весело подмигнул ему Гомес. – И вечером я тебе это докажу, старина.

Гомес ласково похлопал Фолета по плечу, и они снова стали закадычными друзьями, какими и были до спора, вызванного тонкостями приготовления паэльи.

Глава 4.

Ульяна с нескрываемым удовольствием наблюдала за примирением Фолета и Гомеса. Дворецкий и повар были своего рода аристократами среди работников замка, и от их расположения духа во многом зависела атмосфера, которая будет сопутствовать субботнему празднеству. Пока все, несмотря на недоразумение, как она считала, с доставкой морепродуктов, обещало хороший вечер.

Но что-то неосознанное ее все-таки тревожило, а потому она, сама не понимая, почему это делает, спросила:

– Фолет, ты не знаешь, в лесах вокруг замка водятся змеи?

Старичок переглянулся с Гомесом, и в глазах обоих проскользнуло недоумение.

– Оленей, зайцев, белок, кротов и даже диких кабанов я видел, – сказал Фолет. – Рыжих кекликов, голубых сорок, цапель, фламинго и белого аиста тоже. Но вот змей… Почему-то они не любят заползать в окрестности замка.

– Я так думаю, потому что змеи очень разумные твари, – вступил в разговор Гомес, хитро поблескивая глазами. – Кому захочется иметь дело с тобой, Фолет?

Старичок с подозрением посмотрел на Гомеса, словно раздумывая, принять его слова за похвалу или за насмешку.

Ульяна поспешила вмешаться, пока снова не вспыхнула перепалка.

– Фолет, а ты не видел Ксиу и Артура? Я почему-то беспокоюсь за них.

– Это еще почему? – не смог сдержать удивления старичок. – То какие-то змеи, то еще того хлеще… С тобой все в порядке, девочка? Очень уж ты нервная сегодня с утра.

Ульяна невольно улыбнулась. Фолет любил, что называется, перекладывать с больной головы на здоровую. Так, в своем плохом настроении и сопутствующей ему сварливости он обычно обвинял кого угодно, но только не себя. Это всем было известно. И даже Гомес громко фыркнул, скрывая смешок. Но, поймав возмущенный взгляд Фолета, не стал дожидаться его расспросов по поводу своего неожиданной веселости, а, отвлекая от себя внимание, обратился к Ульяне.

– Я их видел. Ваш муж и сын выходили рано утром из ворот замка, – сказал он. – Помню, я еще подумал, почему они не взяли лошадей, если захотели совершить утреннюю прогулку.

– Какой ты бестолковый, Гомес, – возмущенно произнес Фолет. – Не взяли лошадей, потому что опасались перебудить всех в замке. Лошади могли заржать, опять же, подковы стучат о камни. Да и с лопатами сподручнее пешком…

Фолет смолк с виноватым видом, поняв, что проговорился.

– С лопатами, говоришь? – покачала головой Ульяна. – Значит, снова пошли на поиски клада. И когда только они угомонятся? Ты случайно не знаешь, Фолет?

Но Фолет молчал. Он знал, что Ульяна винит именно его в том, что ее муж и сын прониклись духом кладоискательства и уже несколько недель подряд пытаются найти сокровища, закопанные в стародавние времена в окрестностях замка. И, вопреки своему обыкновению, Фолет признавал, что изрядная доля истины в этом есть.

Все началось с того, что минувшей зимой Фолет в минуту хорошего настроения, сидя вечером у пылающего камина в зале с рыцарскими доспехами и оружием, рассказал Ксиу и Артуру о старинных книгах, которые хранились в одном из подвальных помещений замка, сваленные в одну кучу.

По словам Фолета, прежний владелец замка тамплиеров не любил тратить время на чтение. Книги попадали в замок редко и случайно, в основном только благодаря своим инкрустированным золотом, серебром и драгоценными камнями переплетам, когда оказывались в захваченной рыцарями добыче, а выбросить их было жалко, потому что переплеты стоили целое состояние. Содержимое книг никого не интересовало. Сам Фолет, по его собственному признанию, также не был большим грамотеем. А потому на все расспросы Ксиу и Артура, которые накинулись на него, словно голодные ястребы на мирную дрофу, попросту привел их в подвал и предложил самим утолить собственное любопытство, разобрав книжный завал. Те так и сделали.

Ульяна хорошо помнила тот вечер, когда, устав ждать возвращения своих мужчин, сама спустилась к ним в подвальное помещение, которое с тех пор в замке начали называть библиотекой. С собой она взяла мощный фонарь, и его широкий луч осветил картину, вспоминая которую, она всегда смеялась. Ксиу и Артур, почти погребенные под грудой запыленных толстенных фолиантов, осторожно перелистывали страницы какой-то книги в золотом переплете, и глаза у них при этом от восторга блестели ярче пламени свечи, которую они взяли с собой. Они напоминали двух подземных обитателей – гномов, которые, прокладывая дорогу под землей, наткнулись на золотую жилу.

– И что бы это значило? – спросила Ульяна, стараясь казаться суровой. – Не отвечайте, я сама догадаюсь. Вы предпочли мое скучное общество захватывающему дух чтению приключенческих романов. Угадала?

– Ты знаешь, что это такое? – почти с упреком посмотрел на нее муж, показывая на книгу.

– Откуда? – удивилась Ульяна. – Я, может быть, и ведьма, какой меня некоторые считают, но не ясновидящая.

– Это Евангелие Гаримы, мама, – восторженно произнес Ксиу. – Оно написано на геэз – священном языке Абиссинии в период с 330 по 650 год нашей эры. Как говорит Артур, до сих пор считалось, что подобных книг всего две в мире, и обе хранятся в монастыре святого Гаримы в Эфиопии. А это третья, никому не известная.

– Кроме Артура, по всей видимости, – язвительно заметила Ульяна. Она все еще не могла простить мужу упрека, который заметила в его глазах.

– Переплет одной из рукописей, которые хранятся в монастыре святого Гаримы, сделан из деревянных дощечек, покрытых золоченой медью. Переплет второй – из серебра, – сказал Артур, даже не заметив стрелы, пущенной в него женой. – А у этой книги – золотой. Если предположить, что переплет определяет важность содержания, то найденная нами рукопись самая ценная из трех.

– Вот бы прочитать ее! – воскликнул Ксиу. – Тогда бы мы точно знали.

– И кто из вас умеет читать на священном языке гезэ? – с самым невинным видом спросила Ульяна. – Я бы с удовольствием послушала.

Но закончилось все тем, что Ульяна присоединилась к раскопкам, как она сама назвала это занятие, и несколько дней подряд они втроем разбирали книги, пытаясь понять их содержание в основном по рисункам.

Многие их находки оказались поистине бесценными, как объяснил потом Артур. Так, они отыскали датированную четвертым веком самую древнюю из книг, изготовленных в привычном для современного человека виде, называемую Синайским кодексом. В ней насчитывалось 347 хрупких и ломких пожелтевших от времени страниц, и до сих пор ее можно было увидеть только в Национальной российской библиотеке, Британском музее, университете города Лейпцига и в монастыре Святой Елены на Синайском полуострове. Была здесь и Алмазная сутра, представляющая собой почти пятиметровый свиток, напечатанный в 868 году методом ксилографии – оттиска гравюр. Свиток содержал текст с основами буддизма, и обладанием еще одного экземпляра могла похвалиться только Британская библиотека.

Алмазную сутру нашла Ульяна. А Ксиу с торжествующим видом показал им Остромирово Евангелие, написанное в одиннадцатом веке для новгородского посадника Остромира дьяконом Григорием и считавшееся древнейшей книгой на Руси. Артур же был горд тем, что извлек из завала рукопись под названием «Гальдрбук», состоящую из сорока семи заклинаний, составленных ирландскими магами в ХVI веке на основе древних рун. Используя словарь, позднее он сумел прочитать некоторые из этих заклинаний, после чего начал утверждать, что теперь знает, как лечить, например, головные боли и бессонницу, а также как вселить страх во врагов или вызвать у кого-то сильный приступ метеоризма.

Однако Ульяне со временем надоело это занятие, и она оставила мужа и сына одних разбираться в содержании найденных книжных сокровищ. И вскоре пожалела об этом. Потому что в один из дней Ксиу и Артур наткнулись на фолиант с витиеватой надписью на обложке, которая читалась как «Detur digniori». Рукопись была не такой уж и древней, в сравнении с другими, и обложку не украшали алмазы, однако ее ценность была в другом. В ней говорилось о кладах, владельцы которых за давностью лет потеряли на них право. И теперь эти клады могли достаться любому, кто их найдет.

В фолианте было много глав. В одной из них рассказывалось о временах завоевания Испании Древним Римом и о несметных сокровищах, которые награбили римляне в покоренной ими стране. Автор рукописи утверждал, что римские военачальники, не всегда имея возможность воспользоваться своей добычей немедленно, зачастую закапывали ее для лучшей сохранности в землю, в надежде однажды возвратиться и забрать свой клад.

.– Ты понимаешь, мама, – блестя глазами, говорил Ксиу, – кого-то из военачальников срочно вызывали в Рим и там казнили за измену или злоупотребление властью, кто-то внезапно умирал сам, или происходило еще что-то не менее ужасное – и сокровища так и оставались в земле, всеми забытые, в ожидании, пока их найдут и отроют.

– Древний автор назвал свой труд «Detur digniori», – вторил ему Артур. – В переводе с латинского языка это означает «Да будет дано достойнейшему».

– И это, разумеется, будете вы, – пошутила Ульяна, сама не понимая, какую бурю вызывает к жизни своим неосторожным высказыванием.

Потому что Ксиу и Артур восприняли ее слова всерьез и решили заняться поисками клада, зарытого древними римлянами вблизи замка тамплиеров. В доказательство своей правоты они показали Ульяне карту Испании, нарисованную от руки на одной из потемневших от времени страниц книги. Во многих местах карта была помечена крестиками. Стоял крестик и на холме, на котором спустя тысячелетие был построен замок. В прежние времена здесь рос дикий лес, и на одной из его опушек, если верить карте, были спрятаны сокровища.

– Не исключено, что этот клад принадлежал когда-то самому Гаю Юлию Цезарю, – утверждал Ксиу. – Был такой древнеримский император, мама, если ты не знаешь.

– И ты, Брут, – возмутилась Ульяна. – Не такая уж я дремучая невежда, какой кажусь на первый взгляд. Но каким ветром Цезаря занесло в Испанию? Я-то думала, что он дальше Капитолия никуда не выезжал.

– И ошибалась, – торжествующе заявил Ксиу, приняв ее слова за чистую монету. – Артур, расскажи ей!

Ульяна перевела взгляд на мужа и увидела такое же по-мальчишески восторженное выражение лица, как и у Ксиу. Между ними словно не было разницы в возрасте. И оба страстно желали увлечь и ее своей бредовой идеей.

– До того, как стать императором Рима, Цезарь исполнял обязанности квестора в римской провинции, какой была в те времена Испания, – сказал Артур, принимая эстафету. – Эта должность была связана с финансами. Разумно было бы предположить, что такой дальновидный и предприимчивый человек, как Цезарь, не упустил случая вознаградить себя за лишения, которые он терпел вдали от Рима в глухой провинции.

– То есть запускал руку в казну? – уточнила Ульяна.

Артур ничего не ответил, с укоризной взглянув на жену. Ее вопрос не имел никакого отношения к теме их разговора. А он не любил, когда она отвлекалась, слушая его.

– Кроме того, Цезарь часто ездил по Испании, сопровождая наместника или выполняя его поручения, – продолжал Артур. – И это давало ему возможность прятать свои сокровища от всевидящего ока Рима, зарывая их в землю в безлюдных местах. Он понимал, что если золото и драгоценности найдут у него, то его жизнь не будет стоить и ломаного гроша. У него и без того были, мягко говоря, сложные отношения с римским диктатором Луцием Корнелием Суллой, который не мог простить ему родственных связей со своими личными врагами.

– Да ведь ты и сама знаешь, мама, что во времена Древнего Рима в здешних местах добывали золото, – снова вмешался в разговор Ксиу. – Не Цезарь, так кто-нибудь другой, из местных жителей, мог зарыть клад в землю, чтобы золото не досталось римлянам.

– И вы рассчитываете найти этот клад? – вздохнув, спросила Ульяна.

Ксиу и Артур дружно закивали головами.

– Вам что, денег на жизнь не хватает? – на всякий случай поинтересовалась она.

– Но ведь это же клад, мама! – почти закричал Ксиу, устав от непонимания. – Пойми же ты!

Однако Ульяна не понимала, какой смысл перелопачивать груды земли, надрываться и зарабатывать кровавые мозоли, чтобы искать то, что не сделает твою жизнь лучше. Но это была чисто женская логика. С мужской точки зрения, игра стоила свеч. И, едва дождавшись теплых дней, Ксиу и Артур принялись за раскопки. В своих поисках они руководствовались картой, нарисованной от руки, в которой все было более чем приблизительно, а если учесть, что за минувшие две тысячи лет ландшафт местности сильно изменился, то и вовсе почти абстрактно.

Но это их не смущало и не останавливало. Каждое утро они, взяв специально купленные для этой цели лопаты, уходили из замка, ориентируясь по карте и компасу, но больше полагаясь на свою интуицию и предчувствие.

Сначала Ульяна протестовала, потом смирилась. И только изредка ехидно спрашивала, сколько кубометров земли они перекопали на этот раз и не пора ли им увлечься рыбалкой, поскольку в найденных червяках недостатка не было, а в реке водилось много усачей, линей и форелей.

– Рыба в руках лучше, чем сокровища в небе, – утверждала она, перефразируя народную мудрость о синице и журавле.

Но Ксиу и Артур не соглашались с этой житейской истиной. Была затронута их мужская гордость, и они, отмалчиваясь, упрямо продолжали делать свое дело. Только иногда Ксиу, не выдерживая, терпеливо пытался объяснить матери причину их упорства.

– Пойми же, мама, ведь мы живем в замке тамплиеров, – говорил он, сверкая от возбуждения глазенками. – А Орден тамплиеров был не только самым таинственным из всех когда-либо существовавших рыцарских орденов, но и самым богатым. Рыцари беспощадно убивали всех, кого католическая церковь считала своими врагами – мусульман, еретиков. А все их имущество забирали на нужды Ордена.

– Проще говоря, грабили, кого только могли, под благовидным предлогом, – уточняла Ульяна. – За что, вероятно, и поплатились в 1307 году, когда Папа Климент Пятый издал буллу «Pastoralis praeeminentiae», в которой приказывал всем христианским монархам произвести аресты тамплиеров и конфискацию их земель и имущества.

– Откуда ты это знаешь, мама? – изумился Ксиу.

Ульяна промолчала. У нее были свои счеты с рыцарями-тамплиерами. Возможно, сойдя с ума, Анжело Месси считал себя магистром этого ордена. И однажды рассказал ей о событиях, связанных с закатом некогда всемогущего Ордена тамплиеров. Она думала, что забыла об этом, как о многом другом, имеющем отношение к ее бывшему любовнику, но когда Ксиу начал рассказывать, вспомнила. И тут же пожалела, что проговорилась. Она не хотела посвящать сына в свою прошлую жизнь, а тем более в обстоятельства, связанные с его рождением.

Не дождавшись ответа и не придавая ему большого значения, Ксиу продолжил свой рассказ.

– Это и есть одна из тайн Ордена тамплиеров. Несмотря на то, что рыцари сражались за церковь, их называли отступниками от веры, подозревали в колдовстве и алхимии. Дело дошло до того, что многие из них как раз в том самом 1307 году были арестованы и преданы суду инквизиции. Их обвиняли в тягчайшей ереси – в отречении от Иисуса Христа, плевании в распятие, поклонении на своих тайных собраниях идолам. И это только малая часть обвинительного списка. Не удивительно, что ко многим применялись тяжелейшие пытки, а несколько сот тамплиеров были замучены до смерти.

– Так им и надо, – кровожадно заметила Ульяна, имея в виду только одного из рыцарей-тамплиеров, Гуго де Пейна – это имя присвоил себе Анжело Месси.

Ксиу с удивлением посмотрел на нее, но не стал прерывать своего повествования.

– Когда Орден тамплиеров по решению суда инквизиции запретили, а многих его рыцарей казнили или бросили в тюрьмы, последний великий магистр Ордена Жак де Моле перед своей смертью проклял короля Франции Филиппа Четвертого и Папу Климента Пятого. Они были главными виновниками в гонениях на тамплиеров. Не прошло и года, как оба – и французский король, и папа Римский, – умерли при очень странных обстоятельствах. Если исключить кару божью, что было бы удивительно, то приходится признать, что Орден тамплиеров даже после своего разгрома продолжал существовать, но тайно. И избежавшие суда, казни и заточения рыцари сумели отомстить своим обидчикам. А что из этого следует?

– И что же из этого следует? – спрашивала Ульяна, невольно заражаясь энтузиазмом сына.

– То, что в нашем замке просто не могло не быть спрятано каких-либо сокровищ, – делал Ксиу довольно неожиданный, на взгляд матери, вывод. – Иначе как Орден тамплиеров мог бы вести свою тайную деятельность? Деньги, деньги и еще раз деньги – вот основа любого подпольного движения. Если не веришь мне, то спроси у Артура. Он мне об этом рассказывал.

Ульяну эти доводы не убеждали. Однако со временем в замке у Артура и Ксиу нашлись последователи. И если бы Ульяна решительно не воспротивилась, экспедиция кладоискателей пополнилась бы новыми участниками – поваром и конюхом. Только Фолет старался держаться в стороне, чтобы ненароком не подхватить зловредный вирус золотой лихорадки. Он и без того чувствовал себя виноватым перед Ульяной. И проклинал тот день и час, когда отвел Ксиу и Артура в подвал замка, где хранились книги.

– Лучше бы я их сжег, эти рукописи, – каялся он, рассказывая обо всем своей обожаемой Маре. И та, вопреки обыкновению, соглашалась с ним.

Ульяна была не так категорична. Она не возненавидела книги, как это сделал Фолет. Но, ведомая своей женской логикой, она еще больше невзлюбила Цезаря. До этого римский император был неприятен ей только тем, что некогда ввел в римское право закон, предписывающий, чтобы женщин, которые были уже мертвы или умирали во время родов, подвергали кесаревому сечению для спасения ребенка. Она считала, что эта операция, которая убивала женщин, потому что в те времена не существовало никаких лекарств, препятствующих заражению крови, была попросту бесчеловечной, как и сам закон. А, следовательно, делала вывод Ульяна, ничего хорошего от такого человека ждать не приходится, включая его мифические клады.

Но когда она высказала свое мнение, Ксиу, услышав только то, что хотел услышать, невинно спросил:

– Мама, а что такое кесарево сечение?

Этот вопрос поставил Ульяну в тупик. И, чувствуя на себе насмешливый взгляд Артура, она с позором покинула поле боя, не пытаясь больше отстаивать свою точку зрения.

Фолет знал обо всем этом. И по утрам старался не попадаться на глаза Ульяне до тех пор, пока Ксиу и Артур не возвращались в замок.

Но на этот раз ему не повезло. Ульяна встала раньше обычного часа. И ее зеленые глаза, которые она не сводили с него в ожидании ответа, не предвещали ничего доброго.

Маленький старичок горестно вздохнул. И уже открыл было рот, чтобы придумать какую-нибудь небылицу в свое оправдание, как вдруг в отдалении раздались веселые голоса, мальчишеский и мужской, потом по каменным плитам гулко прозвучали шаги и, миновав арку, во внутренний двор вошли Ксиу и Артур. Они несли на плечах лопаты со свежей, еще не высохшей землей, о чем-то громко разговаривали и смеялись, и вид у обоих был довольный и счастливый. Они явно не ожидали встретить Ульяну.

Увидев их, Ульяна с трудом скрыла радостную улыбку. Артур и Ксиу были внешне схожи между собой, словно родные отец и сын. Оба черноволосые, смуглые, жизнерадостные и уверенные в себе. Только глаза Артура широко распахнуты, словно они вбирают в себя окружающий мир целиком и без остатка. А глазенки Ксиу слегка прищурены, как будто мальчик вдумчиво смотрит на мир, размышляя над тем, что увидел. Артуру исполнилось тридцать лет, Ксиу – восемь. Но они считали себя закадычными друзьями, и так оно и было на самом деле.

Ульяна это знала. Как и то, что три года тому назад, встретив Артура, она сделала правильный выбор, выйдя за него замуж. И дело было не в том, что он очень обаятелен, а в его глазах светится недюжинный ум – качество, которое она ценила в мужчинах превыше других. Ей очень повезло в жизни, когда она уже даже и не надеялась ни на что, храня в душе постепенно угасающую память об отце Ксиу. После долгих поисков и ошибок, увлечений, очарований и разочарований она встретила наконец мужчину, который сделал ее счастливой. И сумел стать настоящим отцом ее ребенку, заменив умершего. О большем она не могла бы и мечтать. Единственное, что ей хотелось бы – это родить ребенка от Артура. А еще лучше двух или трех. Мальчиков и девочек. И тогда ей можно будет сказать, что жизнь удалась.

Подумав об этом, Ульянанезаметно огляделась в поисках дерева, по которому можно было бы постучать костяшками пальцев. Она была суеверна. Артур, как истинный ученый, верящий только в факты, всегда подсмеивался над ней из-за этого. А она отвечала, что незачем искушать судьбу. И упрямо продолжала верить в народные приметы.

– Но если так, то учти, что ты рыжая, – заявлял Артур, пытаясь сохранить серьезный вид. – А еще у тебя глаза зеленые. Это, можно сказать, пожизненный приговор. Ты, моя милая, по всем приметам вылитая ведьма. В средние века в Европе по приговору суда святой инквизиции тебя просто сожгли бы на костре. Не заморачиваясь доказательствами твоей вины. Как быть с этим?

– Смириться, – отвечала Ульяна, целуя его. И на этом их спор обычно заканчивался. Но каждый оставался при своем мнении и сохранял свои привычки.

– Привет, мама! – закричал Ксиу, увидев ее.

Ульяна помахала ему в ответ. Фолет с облегчением вздохнул, но на всякий случай благоразумно скрылся в замке под предлогом подготовки к вечеру. На это утро с него было достаточно переживаний. Следом за ним ушел и Гомес, заявив, что ему надо проследить за приготовлением завтрака. Можно было не сомневаться, что вскоре дворецкий и повар, встретившись в укромном уголке на кухне, пропустят по стаканчику в знак примирения, а затем по второму – в качестве утешительного приза. И жизнь в замке войдет в свою привычную колею.

Но Артуру и Ксиу оставалось только надеяться, что это утро не преподнесет им еще одного сюрприза. Первым было раннее пробуждение Ульяны. Оба немедленно приняли виноватый вид. И, не дожидаясь вопросов, заговорили о том, что вернее всего могло привести Ульяну в хорошее расположение духа.

– Мама, ты бы знала, как я проголодался, – заявил Ксиу, после того, как Артур подтолкнул его локтем и многозначительно подмигнул. – Кажется, слона бы съел, даже не разрезая на кусочки.

– И я тоже, – сказал Артур, вступая в игру. – Что у нас на завтрак, дорогая?

Оба смотрели на нее с таким жалостливым выражением на чумазых лицах, что Ульяна невольно смягчилась.

– Мойте руки и физиономии – и за стол, – сказала она. – Разносолов не обещаю, но торихас будет. И даже с медом, хотя вы этого и не заслуживаете.

Торихас, как в Испании называли смоченные в молоке и яйце кусочки хлеба, обжаренные в масле, были любимым блюдом Ксиу и Артура. Поняв, что они прощены, мужчины, взрослый и юный, кинулись к Ульяне и успели поцеловать ее несколько раз, прежде чем она, проявив характер, не прогнала их прочь. А сама пошла в столовую, находившуюся в одной из башен замка, где они обычно завтракали всей семьей. Кормить Ксиу и Артура по утрам было ее привилегией, которую она ни за какие сокровища в мире не доверила бы никому другому. Даже Фолету, если бы тот, оторвавшись от стаканчика и приятной беседы с поваром, вдруг возымел такое желание.

Глава 5.

К обеду Гомес, занятый приготовлением закусок к вечернему празднику, предложил обитателям замка только гаспачо, холодный томатный суп с добавлением перца и чеснока, и крепкий кофе с молоком. Но никто не жаловался на более чем скромную трапезу, кроме Фолета, который привык пить в полдень горячий шоколад. Все знали, что вечером будет настоящий пир, и они наедятся досыта. А пока каждый думал над тем, что ему одеть. Даже обычно равнодушный к одежде Фолет ушел в каморку, которая ему была отведена в замке, чтобы сменить куртку и штаны. Он помнил, что на танцы придет его Мара, и не хотел, чтобы она его стыдилась.

Ульяна, собиравшаяся танцевать фламенко, одела белое, в крупных оборках, платье с разбросанными по нему крупными красными цветами и короткими, до локтей, широкими рукавами. Подол платья доходил до голеней, оставляя на виду только черные туфли с подкованными каблуками. На плечи она накинула красную шаль с длинной бахромой. Подобрала свои густые рыжие волосы и воткнула в них строго под углом в девяносто градусов, поскольку даже легкий наклон в ту или иную сторону считался у испанских танцовщиц фламенко вульгарностью, массивный черепаховый гребень-пейнета прямоугольной формы с пятью зубцами. Так как гребни белого и кремового цветов допускались только для девушек, а замужним женщинам разрешалось выбирать лишь между черным и коричневым, она предпочла черный гребень. Подумала, не накинуть ли ей мантилью, представляющую собой кружевную шелковую длинную вуаль, одеваемую испанками поверх гребня и свободными волнами спадающую на плечи и спину. Даже примерила ее. Но сочла свой вид слишком мрачным и отказалась от мантильи. Взяла в руки красный веер. Посмотрела на себя в большое зеркало, висевшее на стене ее гардеробной комнаты, и осталась довольной. Из зеркала на нее смотрела если не чистокровная испанка, то настоящая танцовщица фламенко. А большего Ульяне и не требовалось.

Она прошла в комнату, где одевались к празднику Ксиу и Артур. Они о чем-то спорили, когда вошла Ульяна.

Она взглянула на мужчин, маленького и большого, глазами любящей женщины. И не нашла в них ни единого изъяна. На обоих были надеты укороченные пиджаки, больше напоминающие курточки, короткие жилеты яркой расцветки и обтягивающие черные штаны длиной до колен, обильно декорированные бисером. Ниже колен шли белые чулки. Пояса обтягивали широкие цветные кушаки. Ксиу и Артур были одеты почти одинаково, отличались только их плащи. И тот и другой были черного цвета, но Ксиу выбрал короткий, как у тореадора, а Артур – длинный, с ярким красным подкладом, спадающий с плеч до низко вырезанных башмаков с металлическими пряжками.

Увидев Ульяну, они сразу перестали спорить. Но было уже поздно. Ульяна не любила, когда сын и муж пытались что-то от нее скрыть. Ничего не говоря, она долго не отводила от них испытующего пристального взгляда. Первым не выдержал Ксиу.

– И незачем так на нас смотреть, мама, – заявил он. – Мы ни в чем не виноваты.

– Подумаешь, не сошлись во взглядах на национальный испанский костюм, – поддержал его Артур. – Вернее, на один из его аксессуаров.

– И какой именно? – мягко спросила Ульяна, закрыв и снова открыв веер. – Боюсь даже предположить.

– Я читал, что настоящий испанец или даже испанка, идя на праздник и одевая нарядный костюм, никогда не выйдет из дома без навахи, – сказал Ксиу. – Наваха, мама, это такой большой складной нож.

– Я знаю, что такое наваха, – сказала Ульяна, продолжая играть веером, чтобы скрыть свое лицо. Она опасалась рассмеяться.

– Но, возможно, ты не знаешь, мама, что наваху простые испанцы брали с собой не из хулиганских побуждений, а в знак протеста против запрета властей носить холодное оружие, – пояснил Ксиу. Он был очень начитанный и умный мальчик, развитый не по годам. И иногда умудрялся ставить Ульяну в тупик. – А, значит, наваха – это не просто нож, а своеобразный символ национального испанского духа. То же самое, что фламенко. Ведь ты же сама говорила, что в основе этого древнего испанского искусства лежит протест против несправедливости жизни.

– Я такое говорила? – с удивлением спросила Ульяна.

Ксиу и Артур дружно закивали головами.

– Ладно, – согласилась Ульяна. – Пусть будет по-вашему. Протест так протест. Хотя никогда не думала, что танцуя фламенко, я протестую против чего-то. Мне казалось, я просто получаю удовольствие.

– Я сейчас не об этом, мама, – сказал Ксиу, поняв, что зашел слишком далеко.

– А о чем? – с невинным видом спросила Ульяна. – Ты так долго говоришь, что я уже забыла, с чего ты начал. Как те жители Лаконии, которые выслушивали ультиматум военачальника, осадившего их город и предлагавшего им сдаться. Будь краток, сын мой.

– Я о том, что Артур… Ну, в общем, он говорит, что я не должен брать с собой наваху сегодня на танцы, – возмущенно произнес Ксиу. – А я говорю…

Ульяна все-таки не выдержала и рассмеялась. Ксиу и Артур с удивлением смотрели на нее. Они не видели в своем споре ничего смешного.

– Значит, так, мои дорогие, – перестав смеяться, сказала Ульяна. – Слушайте меня внимательно. И не перебивайте, иначе я рассержусь по-настоящему, – пригрозила она Ксиу, который хотел что-то сказать. – Лопаты, навахи и прочие инструменты брать на танцы я запрещаю. Если хотите, можете носить за мной мой веер. По очереди. Думаю, это охладит ваш воинственный пыл.

– А при чем здесь я? – удивился Артур. – Я как раз был против.

– Галантность еще никто не отменял, – отрезала Ульяна. – Даже для кладоискателей.

Ксиу и Артур переглянулись и предпочли не спорить. Они с самого утра ожидали, когда Ульяна припомнит им приступ золотой лихорадки, который выманил их из замка ни свет ни заря. И теперь с облегчением вздохнули. Гроза прошла стороной. Они услышали только легкие ее отголоски.

– Ты прекрасно выглядишь, дорогая, – польстил ей Артур, меняя тему. – Настоящая маха с картин Гойи!

– Ты находишь? – улыбнулась Ульяна. – Думаешь, я произведу впечатление на Мару?

– Не знаю, как на Мару, но на меня ты уже произвела впечатление, – заверил ее Артур.

– Ну, это легко, – вздохнула Ульяна. – Для этого мне даже не надо было наряжаться битых два часа. Из «Махи одетой» и «Махи обнаженной», написанных Гойей, тебе всегда больше нравилась вторая.

– Но ты мне нравишься гораздо больше любой из этих мах, – заверил ее Артур.

Но их поцелую помешал Ксиу, который все это время внимательно прислушивался к разговору. Он, с легкой руки Артура, хорошо разбирался в испанской живописи, и многое знал о художнике Франсиско Гойя.

– В 1813 году святая инквизиция конфисковала обе эти картины, – сообщил он им историческую справку. – При этом она объявила Гойю «распущенным мазилой» и потребовала у художника раскрыть тайну – кто ему позировал. И, кстати, в романе Лиона Фейхтвангера «Гойя, или Тяжкий путь познания» говорится…

– А там не говорится о том, что одному маленькому мальчику не стоит вмешиваться, когда говорят взрослые? – возмутилась, разочарованная тем, что лишилась поцелуя, Ульяна.

– Если бы вы говорили, – возразил Ксиу. – Так ведь вы целуетесь. И не надоело вам?

Ульяна не нашла, что ответить. На помощь ей пришел Артур. Он подмигнул Ксиу и сказал:

– Чур, я несу веер первый!

Ксиу горестно вздохнул. Весь его вид говорил о том, что он не понимает, как взрослые могут быть такими детьми.

Ульяна понимала, но не собиралась ничего ему объяснять. Вместо этого она, передавая веер Артуру, сказала:

– За мной, мои верные рыцари! Скоро начнут собираться гости. И мы должны их встретить.

Когда они спускались по лестнице замка, Артур, улыбаясь, прошептал ей на ухо:

– Может быть, Ксиу прав, и нам стоит поменьше целоваться?

– Вот уж не думала, что ты такой трусишка, – улыбнулась в ответ Ульяна. И насмешливо произнесла по-испански: – No dejes que te paren, мой милый!

– No dejes que te paren, – повторил Артур, чтобы лучше запомнить. Иностранные языки ему, в отличие от Ульяны, в совершенстве владевшей английским и испанским, давались с трудом. – Надо будет спросить у Фолета, что это значит.

Фраза, которую сказала Ульяна, в переводе с испанского означала «не дай себя остановить». Представив, как ее муж расспрашивает Фолета, она весело рассмеялась, вызвав недоумение Артура.

И только Ксиу шел с непроницаемым выражением лица, скрывая свои истинные мысли. Его смущал пышный костюм тореадора, в который он был вынужден наряжаться каждый раз, когда в замке устраивали танцы, чтобы порадовать маму. И если бы не наваха, которая прилагалась к этому костюму и которую он, несмотря на запрет, неизменно брал с собой, пряча в складках одежды, Ксиу давно бы уже нашел предлог, чтобы оставаться в своей комнате, где посвятил бы эти напрасно потраченные, по его мнению, часы изучению помеченной крестиками карты Испании. Как истинный мальчишка, древнему искусству фламенко он предпочитал древние клады.

Во дворе замка все уже было готово к приему гостей. Вдоль крепостных стен были расставлены длинные дощатые столы, на которых стояли блюда и бутылки с вином. Каждый, кто проголодался или кого мучила жажда, имел возможность подойти к столу и налить себе в бокал вина или положить в тарелку еды, сколько и что хотел. Тот, кто устал, мог отдохнуть на одной из многочисленных скамей, пока задвинутых под столы. Для особо почетных или пожилых гостей были приготовлены удобные массивные дубовые стулья с высокими спинками. В середине двора, вымощенного каменными плитами, было оставлено место для танцоров, певцов и музыкантов.

Гости начали съезжаться и сходиться сразу после шести часов пополудни, когда в здешних местах заканчивалась сиеста. Жара спала, послеобеденный сон освежил и придал всем сил.

В автомобилях приезжали в основном горожане из Лиона. Замок окружали селения с поэтическими названиями Вальверде, Пампанейра, Альбаррасин, Лукайнена, Мадеруэло и много других. Их жители предпочитали пешие прогулки. Они не считали за труд пройти час или даже два, чтобы в конце пути полюбоваться на величественный и мрачный, в истинно испанском духе, замок тамплиеров.

Построенная на вершине холма крепость была опоясана замшелой каменной стеной, прорезанной множеством узких бойниц. Но давно миновали те времена, когда замок внушал жителям окрестных селений ужас. Теперь они шли сюда приятно провести время. А воспоминания о давнем страхе только подогревали их кровь, и без того волнующуюся в ожидании танцев и песен.

Мало кто шел в замок тамплиеров в обыденной одежде. Даже самые бедные из селян одевали в этот субботний вечер костюмы, доставшиеся им в наследство от предков и бережно хранившиеся в сундуках как драгоценные реликвии давно минувших времен. Могло показаться, что это сошедшие с картин Гойи махи и махо, щеголи-простолюдины, сходятся в замок тамплиеров, поворачивая время вспять.

Но это была уже не та Испания. Другое время, другие люди. А потому цветовая гамма костюмов не ограничивалась черным, серым, коричневым и белым цветами, а щедро дополнялась красным, зеленым и голубым. Женщины предпочитали юбки свободного кроя и приталенные пиджаки с широкими лацканами, покрывая плечи шалью. Мужчины все как один носили короткие жилеты, обтягивающие бедра и ноги штаны до колен и чулки, повязывали на пояс широкий кушак, а на голову надевали черную треугольную шляпу, пряча волосы под сеткой для волос. И женщины и мужчины щедро украшали свою одежду вышивкой, жемчугом, серебряными застежками, золотыми пряжками и прочими аксессуарами, которые могли бы превратить их костюм в блеклый фон, если бы не яркие цвета ткани, из которой те были пошиты.

Автомобили оставляли у подъемного моста. Гости приходили в замок поодиночке, парами или сразу большими группами. Ульяна и Артур, как радушные хозяева, встречали их, пожимали руки, говорили слова приветствия.

В одну из таких минут Фолет подвел к ним женщину, наряженную во все черное. Длинное платье, шаль на плечах, высокая, словно корона, шелковая мантилья на голове и даже чапинес на массивной деревянной подошве, в которые она была обута, были одного цвета. Волосы, упрятанные под вуаль, увидеть было нельзя, однако Ульяна не сомневалась, что они также черные. Но этот цвет почему-то не старил женщину и, во всяком случае, не портил ее редкостной красоты. Определить истинный возраст спутницы Фолета было невозможно. Иногда, когда тень падала на ее лицо, она казалась Ульяне даже юной, такой стройной была ее фигура.

– Моя Мара, – скромно произнес Фолет, раздуваясь от гордости. – Прошу любить и жаловать.

Ульяна невольно мысленно ахнула. Рядом с этой красавицей маленький хромой старичок выглядел настоящим уродом, не говоря уже о том, что он был ниже ее на целую голову. Но по тому, каким нежным взглядом посмотрела Мара на своего мужа, Ульяна поняла, что это им нисколько не мешало любить друг друга.

– Много о вас наслышана, – сказала Ульяна, справившись со своими эмоциями. – И счастлива видеть!

Но, вероятно, ее выдали глаза. Потому что женщина неожиданно подмигнула ей, словно прочитав ее мысли, и сказала приятным, чуть хрипловатым голосом:

– Не обращайте внимания на мой наряд. Я собиралась танцевать сегодня хоту, а потому так оделась. Возможно, вам это покажется странным, но в нашем селенье, в Пампанейра, хоту традиционно танцуют на похоронах, во время траурной процессии. Но от этого танец не становится хуже. Я даже взяла кастаньеты, чтобы доказать вам это. Однако меня подвел мой дорогой муженек.

– Но я же не виноват, что подвернул ногу, спускаясь по лестнице, – жалобно вздохнул Фолет, в свою очередь хитро подмигивая Ульяне, словно призывая ее стать соучастницей его лжи. – Ты бы знала, Мара, как я жалею об этом! Хота – мой любимый танец.

– Да, он прекрасно танцует, – подтвердила Мара, одарив мужа ласковым взглядом. – Но что делать? Видно, не в этот раз. Хоту танцуют только в паре. И если мой муж не может, то и я тоже. Не могу же я танцевать хоту с другим, давая ему повод для ревности. Знаете, он у меня очень ревнив. Иногда я даже боюсь вспышек его гнева.

Ульяна слушала, не веря своим ушам. Из рассказов Фолета она представляла себе совершенно другую картину его совместной жизни с Марой.

– А он говорил, что вы…, – не сдержавшись, начала Ульяна, но вовремя прикусила язык, с которого едва не сорвалось слово «ведьма».

Мара улыбнулась, видимо, поняв то, что она не договорила.

– Ну, что вы, – почти проворковала она. – Песантой была моя матушка, мир ее праху. Но старушка представилась почти сто лет тому назад. Вот если бы вы встретили ее… Признаю, мой дорогой муженек много натерпелся от нее. Но это уже в прошлом. Ведь так, Фолет?

Старичок с готовностью закивал головой.

– Но что это я все о себе, – спохватилась Мара. – Чем сегодня порадуете вы нас? Мой муж мне тоже много о вас рассказывал. И особенно восхищался тем, как вы танцуете фламенко. Только ради этого я и пришла сегодня, скажу откровенно. Чтобы посмотреть на вас.

– И вы не напрасно потратили свое время, – сказал Артур, который все это время молча слушал их разговор. – Я сам каждый раз восхищаюсь Ульяной.

Мара с улыбкой взглянула на него. Заметив этот взгляд, Фолет нахмурился, подтверждая, что слова Мары о его ревности не так уж далеки от истины. И поспешил заявить:

– Мара, мы злоупотребляем вниманием нашей хозяйки. Столько гостей, а она одна. Не хочешь ли выпить со мной стаканчик красного вина?

– Охотно, – согласилась Мара. – Если твоей ноге от этого станет лучше.

И она отошла с Фолетом к столу, на прощание приветливо кивнув Ульяне.

Когда они были уже далеко и не могли их услышать, Артур, задумчиво глядя им вслед, спросил Ульяну:

– Послушай, а сколько ей лет? Ты что-нибудь поняла? Если ее матушка, по ее словам, умерла сто лет тому назад… Наверное, она оговорилась.

– А на сколько она выглядит, по-твоему? – спросила Ульяна, сама сильно заинтересованная.

– Иногда мне казалось, что ей можно дать не больше двадцати пяти, – ответил Артур. – А иногда – что ей лет сто по меньшей мере.

– Вот и мне тоже, – призналась Ульяна. – Что я могу тебе сказать, мой милый? Настоящая женщина не имеет возраста. Ей всегда столько, на сколько ее оценивает мужчина.

– В таком случае, ты у меня будешь вечно юной, – заявил Артур.

Но развить тему ему не дали новые гости, которые уже подходили к ним. Однако Ульяна успела подарить мужу благодарную улыбку. И получить в ответ взгляд, полный любви и обожания.

Глава 6.

Солнце уже склонилось к зубчатым башням замка, когда прибыли последние гости и началось настоящее веселье.

Все уже выпили достаточно вина, чтобы суметь преодолеть стеснение, вынуждающего быть церемонным и скованным. То тут, то там звучали переборы гитары, раздавались хлопки и гортанные выкрики, и какая-нибудь из местных красавиц выходила в середину образовавшегося круга и начинала танцевать. Иногда в круг становился мужчина. Чаще всего это был танец качуча, который можно исполнять в одиночку, причем как женщинам, так и мужчинам. Ульяне он был знаком по балету «Хромой бес», который она как-то посмотрела в Париже в театре «Опера де Пари».

В тот вечер исполнявшая качучу прима-балерина выходила на сцену в баскском национальном костюме из розового атласа, с черными кружевными воланами и облегающей бедра и расширяющейся книзу юбке. На ее корсаже сверкала алмазная пряжка, а черные подобранные волосы украшали большой гребень и алая роза. В руках она держала кастаньеты, страстным звучанием которых сопровождала каждый свой шаг на сцене. Порой, подняв руки и склонив голову, она прогибалась назад так, что ее плечи почти касались сцены.

Это было очаровательное зрелище, которое не оставило Ульяну равнодушной. Но в сравнении с тем, что она видела сейчас, оно казалось жалкой подделкой, имитацией истинной страсти и настоящего народного испанского танца. Достаточно было услышать стук кастаньет, увидеть трепетание пальцев, услышать гортанный вскрик или хлопки, которыми местные танцоры или танцовщицы сопровождали свои движения, то глухие, то звонкие, чтобы понять разницу между сценической махо и реальной. И если в Париже Ульяна была очарована танцем качуча, то сейчас, наблюдая его во дворе своего замка, просто потрясена.

Артур, также смотревший с Ульяной «Хромого беса», был согласен с ней.

– Мне кажется, что любая из местных танцовщиц с легкостью затмила бы приму-балерину из «Опера де Пари», – восхищенно сказал он Ульяне после очередного танца. – Мы напрасно потратили наши деньги в Париже.

– Смотри не влюбись в одну их местных красавиц, – предостерегла его Ульяна. – Пусть я и не испанка, но ревнива не меньше, чем Фолет.

– Рядом с Марой все они блекнут, – сохраняя серьезный вид, ответил Артур. – А она сегодня не танцует. Так что ты можешь не беспокоиться.

Но он ошибся. Фолету удалось убедить жену в своей травме, но ему оказалось не под силу удержать ее, когда гитаристы заиграли прелюдию к пасодобле, музыку, под которую матадор выходит на арену. Коррида – любимое развлечение испанцев, и она намного больше, чем простое развлечение. Гитара не играла, а вызывала на схватку с разъяренным быком смельчака, готового рискнуть жизнью ради того, чтобы заслужить поцелуй своей возлюбленной.

Первым не выдержал Хуанито, которого Ульяна наняла ухаживать за лошадьми, приобретя их по совету Фолета, не любившего автомобили. В своей короткой курточке, узких штанах, белых чулках и черной треуголке низкорослый и сухощавый Хуанито сейчас ничем не походил на того молчаливого человека, который проводил почти все свое время на конюшне, предпочитая лошадей обществу людей. Это был настоящий тореадор, и не только потому, что он одел костюм тореадора. Хуанито, растолкав тех, кто преграждал ему путь, почти вбежал в круг и, подняв руки, замер в напряженной позе, давая понять, что он вернется с арены только победителем или погибнет в схватке не на жизнь, а на смерть. Зрители приветствовали его восторженными криками, подбадривая громкими ритмичными хлопками.

И тогда не выдержала Мара. Стряхнув со своей талии руку Фолета, она, при каждом своем шаге словно вбивая каблуки в землю, вышла в круг и встала перед Хуанито. Если он сейчас был тореадором, то она – мулетой, красным, словно кровь, куском ткани в его руках, который первым принимает на себя смертоносные удары рогов разъяренного быка.

Они начали сходиться и расходиться, чеканя шаг, с расправленными плечами и высоко поднятой грудью. Это был не танец, а схватка. Каждое их движение имитировало действия, происходящие на арене во время корриды. Повороты были резкими и экспрессивными. Гортанные вскрики терзали слух и волновали кровь. Апогеем стал финальный удар тореадора, когда он отбросил мулету и вонзил шпагу в шею быка. Бык рухнул перед ним на колени с предсмертным хрипом. Человек победил. Гитары сыграли торжествующий гимн.

Зрители бурно ликовали. Танцоры почти падали с ног от изнеможения, как физического, так и нервного. К ним подскочил, забыв о своей хромоте, которую он весь вечер старательно выставлял напоказ, Фолет. В руку Хуанито он почти насильно вложил бутылку с вином. А ладонь Мары приложил к своим губам и нежно поцеловал. И танцор, и танцовщица благодарно улыбнулись ему. Хуанито опорожнил бутылку одним глотком. А Мара ласково погладила мужа по всклокоченным волосам на голове, жестким на вид, но мягким, почти шелковистым, на ощупь.

К ним подошла Ульяна. Она была сильно взволнована и не скрывала этого.

– Хуанито, вы меня поразили, – сказала Ульяна. – Вот уж не думала, что вы так замечательно танцуете.

– Я тоже, – признался Хуанито и с восхищением показал на Мару. – Это все она. Я даже не помню, как танцевал. Помню только ее глаза. Они словно заворожили меня и вели за собой.

– Если ты, Хуанито, хочешь сказать, что я песанта, то встань в очередь, – лукаво улыбнулась Мара. Она уже пришла в себя. И даже ее высокая грудь поднималась и опускалась не сильнее, чем обычно. – Это уже не новость. Мой дорогой муженек много лет распространяет эти слухи. И только по одной причине – чтобы отвадить от меня всех остальных мужчин.

Судя по сконфуженному виду Фолета, эти слова были не далеки от истины. Хуанито насмешливо ухмыльнулся и поскорее отошел от них, поймав на себе разгневанный взгляд Фолета.

Ульяна хотела что-то сказать, но вдруг ее пробрал озноб, и она нервно передернула плечами, словно почувствовала прикосновение к ним чьих-то липких пальцев. Весь вечер ее беспокоило это противное чувство, не дававшее ей возможности от души радоваться и смеяться. Как будто кто-то смотрел ей в спину, и она почти физически ощущала этот неприятный взгляд, несущий угрозу. А сейчас на ее лбу даже выступила испарина, которую она нервно вытерла дрожащей рукой. Она постаралась сделать это незаметно, но Мара увидела этот жест и заметила бледность, проступившую на загорелом лице Ульяны.

– Тебе не здоровится, девочка? – спросила она Ульяну тоном, очень похожим на тот, которым с ней разговаривал Фолет.

И Ульяна почти невольно призналась:

– Да, что-то мне нехорошо. Сама не пойму, что со мной.

Мара посмотрела на нее внимательнее. И спокойно сказала:

– Тебя сглазили. Причем совсем недавно. И тот, кто это сделал, вероятнее всего, еще находится здесь.

– Сглазили? – попыталась улыбнуться Ульяна. – Не может быть!

Но Мара ничего не ответила. Вместо этого она положила свои руки на голову Ульяны и сделала несколько быстрых плавных движений от лба к затылку и обратно. Сжала виски, поймала ее взгляд. И несколько мгновений не отводила своих глаз, словно пытаясь что-то рассмотреть в глубине зрачков Ульяны. Затем отпустила свои руки и отвела глаза.

– Теперь лучше? – спросила она.

– Да, – ответила Ульяна после недолгой паузы. – Намного лучше. Голова не болит. И нет озноба.

Она действительно чувствовала себя хорошо. Это произошло так внезапно, что потребовалось какое-то время, чтобы это осознать.

– Я же говорила, что это сглаз, – сказала Мара. Она выглядела усталой и словно разом постарела на очень много лет. Снятие с Ульяны порчи отняло у нее не меньше сил, чем танец. – Теперь все будет в порядке. Но постарайся не смотреть никому в глаза. И думай только о хорошем, потому что дурные мысли подобны дурной болезни. Скажи то же самое своим близким, мужу и сыну. Кто-то, мне кажется, желает вам зла. Будьте осторожны. Я не всегда смогу оказаться рядом.

Внезапно Мара покачнулась, и Фолет бережно поддержал ее под руку.

– Пойдем, дорогая, – сказал он, и в его голосе промелькнула нежность. – Ты слишком устала. Так танцевать в твоем возрасте…

– Не ревнуй, – мягко укорила его Мара. – Хуанито тебе в подметки не годится. И танцор он так себе. Не то что ты.

– Правда? – спросил Фолет. Его хмурое лицо просияло

– Правда, – успокоила его Мара. И попросила: – Проводи меня до стола, дорогой. Я хочу выпить вина, которое ты так расхваливал.

Они ушли, бережно поддерживая друг друга. Ульяна провожала их взглядом, пока они не скрылись в вечерних сумерках, окутавших замок. Электрический свет в субботний вечер не включали, чтобы не нарушать романтическое настроение. Двор освещали только несколько неярких костров. Блики и тени, повинуясь пламени, сменяли друг друга, образуя причудливые узоры на крепостных стенах, постройках, лицах и фигурах людей.

Вечер был в самом разгаре. Гости разбились по кучкам в зависимости от предпочтений в танце. Гитаристов и певцов, поддерживающих танцоров, было более чем достаточно. В центре одной из таких групп, исполняющей танец сардана, Ульяна увидела Артура. Этот коллективный танец не требовал особой подготовки и умения, его могли исполнять и молодые, и пожилые, главное было не сбиться с ритма. И Артуру это удавалось. Он был увлечен и радостно смеялся, забыв обо всем.

Ульяна невольно улыбнулась, увидев эту картину. Обычно Артур был более сдержан, стесняясь своей, как он говорил, неуклюжести. Он был ученый, и большую часть жизни провел в кабинете и лаборатории, игнорируя танцевальную площадку. И только с появлением в его жизни Ульяны все изменилось. Это не значило, что он увлекся танцами в ущерб науке. Но танцевать и смеяться он стал значительно чаще. И даже больше, чем Ксиу, который был серьезен не по годам, а танцевать, к великому сожалению Ульяны, не любил.

Подумав о сыне, Ульяна внезапно вспомнила предостережение Мары, о котором почти забыла, потому что не приняла его всерьез. И почувствовала, что ее сердце забилось сильнее и тревожнее. Она уже с полчаса, как не видела Ксиу. Потеряла его из вида, когда засмотрелась на танец Мары и Хуанито. Ульяна допускала, что Мара может быть права, предостерегая, но все-таки это был ее дом, и так не хотелось верить в худшее, тем самым невольно возвращаясь в прошлое. Поэтому, прежде чем очертя голову броситься на поиски сына или начать окликать его по имени, Ульяна, удерживая себя, попыталась отыскать его глазами в толпе. И вскоре, с облегчением вздохнув, увидела.

Ксиу был не один. Рядом с ним стояла какая-то женщина в черно-красных одеждах, почти неразличимых на фоне сумерек и пламени костров, сливавшихся с ними. Они с Ксиу о чем-то оживленно разговаривали. И беседа была интересной для обоих, Ульяна поняла это по оживленному личику сына и напряженному вниманию, отражавшемуся на лице его собеседницы.

– Ксиу! – невольно вскрикнула Ульяна, радуясь, что нашла сына, и он здоров и невредим.

Она была уверена, что ее возглас невозможно расслышать из-за музыки и шума голосов. Кроме того, Ксиу и женщина стояли достаточно далеко и были заняты беседой. Но каким-то образом женщина услышала ее. Она повернула голову еле уловимым движением, искоса посмотрела на Ульяну, и на ее лице отразилась досада, которую она не смогла скрыть. Она что-то сказала мальчику, опустив руку ему на плечо, и, не дожидаясь, пока Ульяна подойдет к ним, скрылась в толпе так стремительно, словно растворилась в сумерках.

Ульяна поспешила подойти к сыну. Ее тревога не только не утихла, а, наоборот, возросла – почему, она и сама не понимала. Ксиу тоже увидел мать и рассеянно улыбнулся ей. Он думал о чем-то своем.

– Кто это был, Ксиу? – спросила Ульяна, глядя на сына так, словно встретилась с ним после долгой разлуки. – Ты ее знаешь?

– Кого, мама? – с удивлением спросил он.

– Ту женщину, с которой ты только что разговаривал, – пояснила Ульяна, сама не понимая, что ее так встревожило.

– В первый раз увидел ее сегодня, – ответил Ксиу.

– А о чем вы говорили? – продолжала допытываться Ульяна.

– Да, в общем-то, ни о чем и обо всем, – пожал плечами Ксиу. – Мне было скучно, я сидел около костра и рассматривал карту. Ту самую, с крестиками, которую мы нашли с Артуром в библиотеке. Помнишь?

– Разумеется, – вздохнула Ульяна. – Еще бы мне не помнить!

– Так вот, я так увлекся, что даже не заметил, как она подошла, – продолжал Ксиу. – Поднял голову, а она стоит передо мной. Я даже вздрогнул от неожиданности. А она рассмеялась и спросила, что это за карта. Я рассказал ей о кладе, который может быть зарыт в окрестностях замка. Она слушала, а иногда даже задавала вопросы. Ей это было интересно, мама.

В последних словах сына Ульяне послышался упрек. И она почувствовала себя виноватой.

– Мне тоже интересно, – сказала она почти смущенно.

Но она видела, что Ксиу ей не поверил.

– Покажешь мне вашу карту еще раз? – спросила она. – Все-таки я лучше вас с Артуром знаю эту местность. Если хочешь, то давай прямо сейчас.

Глаза Ксиу засияли от радости. Но тут же снова загрустили.

– Нет, мама, тебе надо быть с гостями, – вздохнув, отказался он. – И ты еще даже не танцевала. А все ждут этого.

Ульяна оглянулась кругом и тоже вздохнула. Ксиу был прав. Она была хозяйкой замка и не могла уйти, оставив гостей одних. Это было бы, по меньшей мере, невежливо.

– Хорошо, тогда завтра утром, – решила она. – Сразу, как только я встану. Ну, или после завтрака.

– Хорошо, – кивнул Ксиу. – А сейчас ты иди, мама. Обо мне не беспокойся. Я еще немного побуду здесь и пойду спать. Вот только дождусь, когда ты станцуешь.

– Тогда не будем откладывать, – улыбнулась Ульяна. – Хотя, признаться, после танца Мары и Хуанито я чувствую себя очень неловко. Теперь я понимаю Федерико Гарсиа Лорку, который так восхищался танцем восьмидесятилетней старухи на конкурсе исполнителей фламенко в Хересе-де-ла-Фронтера.

– Это та самая старуха, что вырвала первый приз у юных красавиц, покорив зрителей тем, как она вздымала руки, закидывала голову и била каблуком по подмосткам? – спросил Ксиу. Ульяна часто рассказывала ему об этом эпизоде из жизни великого испанского поэта, и мальчик хорошо запомнил ее слова.

– Та самая, – кивнула Ульяна. – Так вот, Мара ей сто очков вперед даст, поверь мне. А кто я такая? Их жалкое подобие.

– Но для меня ты все равно самая лучшая в мире танцовщица фламенко, – утешил ее Ксиу.

– Не льсти мне, – погрозила ему пальцем Ульяна. – Не то я тебя поцелую при всех. Несмотря на то, что ты у меня уже такой взрослый и независимый.

И она выполнила бы свою угрозу, если бы Ксиу, оглянувшись по сторонам и покраснев от смущения, не взмолился:

– Иди же, мама!

Ульяна рассмеялась и отошла, возвращаясь к гостям. Она шла и почти физически ощущала на себе взгляды десятков танцующих и поющих людей, которые ждали, когда она присоединится к ним. И Ульяна не могла обмануть их ожиданий. Такой трусости она сама себе не простила бы никогда.

Ульяна подошла к сидевшему поодаль от остальных невысокому полноватому мужчине, который держал в руках гитару и с меланхоличным видом перебирал струны. Его наряд, состоящий из черных обтягивающих брюк, широкого пояса и белой рубашки с широкими рукавами, дополняла короткая, обшитая бисером, жилетка, называемая чалеко. Это был известный всей округе музыкант и певец фламенко по имени Хосе. Роскошные черные усы придавали ему грозный вид завзятого махо, всегда носящего в кармане наваху и готового в любую минуту извлечь ее, чтобы постоять за свою честь.

Ульяна с улыбкой тихо спросила его:

– Подыграете мне?

Хосе с готовностью кивнул и спросил:

– Что будете танцевать?

– Импровизировать, – ответила Ульяна.

Хосе кивнул с довольным видом. Он был горд тем, что хозяйка замка тамплиеров выбрала именно его, и не скрывал этого. Склонился над гитарой. Тронул струны. Кивнул Ульяне, давая понять, что готов. Гортанно вскрикнул и, аккомпанируя себе и Ульяне на гитаре, запел сочиненную им же песню.

Гитара подобна

Водопадам страстей.

Созвучны душе моей

Струны, поющие

О мечте,

Словно птицы, парящие

В высоте,

В знойном небе Испании.

Ульяна начала с сапатеадо. Каблуки ее туфель выбили по каменным плитам частую звонкую дробь, которую она сопроводила размеренными хлопками ладони о ладонь. Пальмас, как называют танцоры фламенко этот прием, заменили ей кастаньеты. Затем она вскинула руки и медленно, словно с усилием, развела их. Легкая дрожь прошла по пальцам изогнутых рук, спустилась ниже, прошла по плечам, груди, бедрам. Это был дуэнде, который снизошел на нее и овладел ее телом.

Шестиструнной магией

На корриде любви

Сердце ранено.

Разорви

Сети чар,

Путы ревности,

И восстань,

В музыке оживи!

Теперь, пока играла гитара, Ульяна не принадлежала себе, она подчинилась духу фламенко. И зрители поняли это. Они начали размеренно хлопать в ладоши и подбадривать танцовщицу криками, в которых можно было расслышать угрозу и тоску. А Хосе продолжал петь. Его песня была безыскусственна и проста, но она была понятна зрителям и, трогая их сердца, вызывала у них ответные чувства.

Вечная мятежница,

Плачь и пой в исступленье.

С тобой мы

Навеки повенчаны,

Урагана южного пленница.

Вдохновенно

Мое сердце пронзаешь стрелой

Самой тонкой звенящей струны.

Гитара, монотонный голос певца, сапатеадо и пальмас звучали все громче, надрывнее. И когда они достигли невыносимой для зрителей высоты, Ульяна вскрикнула, словно протестуя, и замерла. Теперь живым было только ее лицо. Все чувства, которые она переживала в душе, отражались на нем, сменяя друг друга. Страсть, гнев, отчаяние, надежда… Не было только смирения.

О, гитара, заложница страсти,

испанского солнца сестрица!

Вспышкам молний

подобная,

Пряной нежности волнами

Меня обними,

Ты – вестник любви и свободы,

Словно жар-птица.

И снова первыми ожили руки. Прозвучали хлопки ладони о ладонь, каблуки выбили звонкую дробь. Все повторялось, как сама жизнь. Смерти, как и смирения, не было. Уже изнемогавшая, казалось, Ульяна снова воспрянула и была готова к новой битве, вдохновленная страстным призывом, звучавшим в песне Хосе.

Ты – окно из темницы на волю,

Ключи от оков,

Порыв раскрыть крылья,

В небе полет.

Я – струна твоего вдохновенья,

Исполненье мечты,

Отлученье от страха, сомнений,

Беспредел высоты!

Гитара смолкла. Голос певца затих. Танцовщица стояла в той же позе, с которой начинала свой танец. Вокруг было тихо. Раздалось только потрескивание дров в костре. И где-то звучал надтреснутый голос ночной птицы.

Тишина продлилась несколько мгновений, показавшихся Ульяне бесконечными. А затем зрители начали хлопать, топать ногами и кричать, выражая свой восторг. И даже Хосе встал, восхищенный танцем. А Мара подняла вверх сжатый кулак с выставленным большим пальцем.

Это был настоящий триумф. Но Ульяна осталась к нему равнодушной. Такое бывало и раньше. Но тогда, в прошлом, ей было этого достаточно. Она была юной и глупой. Теперь все было иначе. Фламенко стало только частью ее жизни. И не самой значимой.

Она нашла глазами мужа и сына. И только после этого почувствовала себя по-настоящему счастливой.

Глава 7.

Лейтенант Мигель Гарсия не любил сюрпризов. Поэтому он почувствовал раздражение, когда рано утром в воскресенье его вызвали на службу.

Приказ исходил от его непосредственного начальника. Однако если бы не мысль, что капитан Карлос Санчес хочет сообщить ему лично о том, что его рапорт наконец удовлетворен, и он переводится из Гражданской гвардии в Национальную полицию, то Мигель Гарсия проигнорировал бы этот приказ. На прошлой неделе Мигелю Гарсие исполнилось тридцать пять лет. И он понимал, что если в ближайшем будущем ничего не изменится, то ему придется распроститься с мечтами о Мадриде и до самой пенсии тянуть лямку в Лионе – заниматься опостылевшими мелкими правонарушениями и расследовать скучные банальные преступления, потому что в маленьком провинциальном городе других не бывает.

А он хотел много большего. Ему грезилась слава комиссара Мегрэ. Откровенно говоря, он даже хотел затмить ее. По мнению самого Мигеля Гарсии, для этого у него были все данные – привлекательная внешность, природное обаяние, незаурядный ум. И, что немаловажно, он не был обременен женой и детьми.

Но служба в Гражданской гвардии не позволяла ему проявить свои способности. В обязанности этого ведомства входило обеспечение общественной безопасности и дорожного движения, предотвращение преступлений, задержании подозреваемых лиц и прочая подобная мелочевка. Причем все это только в небольших городках и сельских населенных пунктах. Тогда как зоной ответственности национальной полиции являлись крупные города со всеми вытекающими отсюда для его карьеры последствиями.

Вот почему лейтенант Гарсия, услышав воскресным утром, в свой законный выходной, в телефонной трубке голос дежурного, который передал ему распоряжение капитана, поспешил в жандармерию, и не подумав сослаться на плохое самочувствие или что-то подобное. Он даже чувствовал радостное возбуждение, входя в кабинет начальника.

Но уже после первых слов капитана Мигель Гарсия испытал жестокое разочарование. Речь шла не о его рапорте, а о водителе, который умер за рулем своей машины, немного не доехав до замка тамплиеров.

Как и все жители Лиона, Мигель Гарсия знал об этом замке, являвшемся одной из местных достопримечательностей. Но он был уверен, что в Мадриде о замке тамплиеров ничего не слышали. Хотя бы потому, что подобных в Испании насчитывалось более двух с половиной тысяч. И все они были не более чем допотопными историческими реликвиями, пусть славным, но все-таки далеким прошлым Испании. А Мадрид, как и он сам, Мигель Гарсия, был устремлен в будущее. Как известно, в будущее не войдешь, не отряхнув, образно говоря, прах прошлого со своих ног.

Но было уже поздно протестовать, и Мигель Гарсия хмуро слушал капитана, который приказывал ему осмотреть место происшествия, отправить труп в морг и провести первичное дознание. После чего написать рапорт и сдать дело в архив.

– То есть я должен убить весь воскресный день на дело, которое не стоит выеденного яйца? – уточнил лейтенант Гарсия, выслушав капитана.

По всей видимости, у капитана Карлоса Санчеса в это солнечное воскресное утро также было плохое настроение, потому что он не стал ничего отвечать, а сурово рявкнул:

– Разговорчики, лейтенант! Выполнять приказ!

И добавил, смерив Мигеля Гарсию с головы до ног презрительным взглядом:

– Не забывайте, что вы служите пока еще не в Национальной полиции, где давно уже забыли, что такое дисциплина.

Лейтенант Гарсия не стал оспаривать это заявление. Он сразу понял причину немилости капитана и почему из всех сотрудников жандармерии тот вызвал именно его в выходной день. Капитан не мог простить ему поданный рапорт о переводе. Капитан Санчес, всю жизнь прослуживший в Гражданской гвардии, не любил тех, кто изменял ей, какими бы причинами они не руководствовались. И всячески давал им это понять.

– Есть, капитан, – ответил лейтенант Гарсия и поспешил выйти из кабинета, чтобы не наговорить лишнего. Он хотел перейти на службу в другое полицейское ведомство, а не быть отправленным в отставку из-за того, что нагрубил своему начальнику. Несмотря ни на что, служба в полиции ему нравилась.

Получив в дежурной части все имеющиеся в распоряжении полиции сведения о происшествии, которое ему предстояло расследовать, лейтенант Гарсия сел в автомобиль и направился по дороге, ведущей из Лиона в замоктамплиеров. У него было время обдумать полученную информацию.

Грузовик, который вез продукты в замок, нашли спустя сутки после того, как умер его водитель. Причиной смерти мог стать банальный инфаркт. По всей видимости, уже никем не управляемый грузовик съехал с шоссе и остановился только в рощице, росшей вдоль дороги. Из-за деревьев машину почти не было видно с шоссе, да и мало ли по какой надобности водитель мог заехать в рощу. Вероятно, именно так и рассуждали другие водители, проезжавшие этот участок дороги. На грузовик с мертвым водителем наткнулся кто-то из местных жителей, он же и позвонил в полицию.

Такое в их местах если и случалось, то крайне редко. Сам лейтенант Гарсия не мог припомнить ни одного подобного случая. Но всегда что-то происходит в первый раз, и это вовсе не гарантия того, что событие уникально само по себе. Лейтенант Гарсия знал это, прожив много лет в провинции, а потому заранее предвидел, что ему будет скучно, а, главное, он потратит свое время бездарно. Еще один день из такой короткой жизни канет в Лету, не оставив по себе ничего, кроме сожаления. И ни на шаг не приблизит его к Мадриду.

Подумав об этом, лейтенант Гарсия включил «мигалку» и нажал на газ. Он знал, что теперь все другие водители будут уступать ему дорогу. В этом не было необходимости, учитывая, что в воскресный день шоссе пустовало, но это было пусть крошечной, но компенсацией за испорченное воскресенье, которую он мог получить, не дожидаясь милостей вышестоящего начальства и не унижаясь перед капитаном Санчесом.

Проехав селение Вальверде, представлявшее из себя несколько десятков аккуратных маленьких домиков под крышей из красной черепицы, похожих друг на друга, словно растущая под одним деревом семейка грибов в лесу, лейтенант Гарсия довольно скоро увидел полицейскую машину, стоявшую на обочине, а рядом с ней автомобиль с красным крестом. Он еще издали заметил шлемы и светоотражающие жилеты полицейских и белые халаты санитаров. Те и другие стояли тесной кучкой, курили и о чем-то оживленно разговаривали, видимо, дожидаясь его приезда.

Лейтенант Гарсия припарковал свой автомобиль поблизости и подошел к ним походкой человека, не привыкшего терять ни минуты. Отрывисто спросил:

– Кто старший?

– Да вроде я, – отозвался один из полицейских, не меняя позы. Он был крошечный и юркий, словно полевая мышь, даже белая каска казалась слишком большой для его маленькой головы, спадая на глаза.

Возмущенный таким явным нарушением субординации, лейтенант Гарсия смерил его гневным взглядом. Это подействовало, как удар хлыстом. Полицейский отбросил сигарету, распрямился и доложил:

– Сержант Антонио Перес, господин лейтенант!

Мелкое, с заостренными чертами, личико сержанта не выражало ничего, кроме тупой готовности выполнять приказы вышестоящего начальства. Как вскоре выяснил лейтенант Гарсия, до его приезда полицейские даже не осмотрели местность, ограничившись наблюдением за грузовиком. Впрочем, его это устраивало. Обычно когда первыми на место происшествия являлись сельские жандармы, они затаптывали все следы. На этот раз у него был шанс, проявив наблюдательность и интуицию, доказать всем, а особенно капитану Санчесу, свой профессионализм. Жаль только, что дело такое пустяковое. Вот если бы водитель не умер, а его убили…

Подумав об этом, лейтенант Гарсия нахмурился. И, жестом велев сержанту следовать за собой, пошел по следу, который оставил в высокой траве грузовик, когда свернул с шоссе. Примятая трава уже поднялась, и след был едва заметен, однако он привел полицейских к грузовику, который стоял неподалеку в рощице с заглохшим мотором, почти уткнувшись бампером в дерево. Водитель лежал грудью на рулевом колесе, его глаза были открыты, и лейтенант Гарсия мог бы поклясться, что в них застыл ужас.

– Бедняга, – сочувственно произнес сержант Перес, стоявший за его спиной. – Умер за рулем. Представляю, если бы такое случилось со мной! То-то бы жена рыдала, когда ей об этом сообщили бы.

Лейтенант Гарсия содрогнулся, также представив себя на месте водителя грузовика. А сержант, поощренный его молчанием, продолжал рассуждать:

– Интересно, а если бы я умер не на службе, а после дежурства, выплачивали бы ей за меня пенсию? Вы случайно не знаете, господин лейтенант?

– Прекратите болтать, сержант, – неожиданно разъярился лейтенант Гарсия. – Еще накликаете беду!

Лейтенант Гарсия был суеверен. Сержант Перес, вероятно, тоже, потому что он тут же перекрестился и помянул Деву Марию, тем самым пытаясь отогнать злых духов, которых могли привлечь его неосторожные слова.

– Спасибо, господин лейтенант, – сказал он. – Что-то я действительно разговорился.

– Лучше взгляните, что в кузове грузовика, – смягчился лейтенант Гарсия. – А я осмотрюсь вокруг.

Он обошел машину, но ничего, что могло бы его насторожить, не заметил. Вернулся на шоссе. Тоже ничего интересного. Следов от шин, которые указывали бы на то, что грузовик пытался затормозить, не было. Водитель, не снижая скорости, кстати, очень невысокой, свернул с дороги и продолжил движение, пока его безжизненная нога не соскользнула с педали газа. Все ясно, как белый день. Такое случается каждый день. Люди смертны. И далеко не все умирают в своей постели.

– Мы можем забрать труп, господин лейтенант? – спросил один из санитаров. – А то стоим здесь уже битый час в ожидании.

В тоне санитара лейтенанту Гарсие послышался упрек. Он нахмурился.

– Мне надо осмотреть тело, – отрывисто произнес он. – Возможно, мы имеем дело с убийством.

Если бы не явное нетерпение санитара, лейтенанту Гарсие и в голову не пришло бы такое сказать. Он изначально склонялся к версии естественной смерти, и она подтверждалась. Достаточно было беглого взгляда на труп. Лицо мужчины отливало синевой, как это бывает при сердечной недостаточности. Но теперь, чувствуя на себе неодобрительный взгляд санитара, лейтенант Гарсия решил вернуться к грузовику и более дотошно осмотреть мертвого водителя. Пусть потерпит, как терпит он, лейтенант Гарсия. Жизнь приучает к терпению даже самых нетерпеливых или убивает их. А в конце концов убивает всех.

Размышляя таким образом, лейтенант Гарсия приступил к осмотру трупа. И почти сразу увидел то, на что не обратил внимания раньше. На шее мужчины, которую открывал распахнутый ворот рубашки, виднелись две крошечные темные точки с засохшими капельками крови. Могло показаться, что это след от укуса какого-то маленького зверька. Или змеи, если бы эти гады могли заползти в кабину грузовика.

– Или от электрошокера, – произнес вслух лейтенант Гарсия, сам не понимая, почему он не догадался сразу.

Он внимательно читал записки о Шерлоке Холмсе и хорошо помнил метод этого великого сыщика, помогавший раскрывать самые запутанные преступления. Следовало отбросить самые невероятные предположения, а то, что останется, и есть истина. Он так и поступил – отбросил версии, связанные с укусами животных. Остался электрошокер, компактный переносной прибор, с помощью которого можно поразить человека током высокого напряжения и лишить его способности сопротивляться. Или убить, как выясняется. Продается электрошокер в магазине. Купить его не составляет особого труда, а носить можно в женской сумочке и даже в кармане. Идеальное орудие защиты или нападения, в зависимости от целей, которые преследует его владелец.

Лейтенант Гарсия почувствовал радостное возбуждение. Происшествие, которое он первоначально посчитал банальным и скучным, принимало иную окраску. Водитель грузовика умер не сам, его убили. Расследуя это дело, можно было даже прославиться. Все зависит от мотива преступления и от того, кто его совершил.

Полицейский взглянул в ту сторону, куда двигался грузовик, и увидел зубчатые башни, казавшиеся особенно мрачными на фоне утреннего голубого неба. Построенный на вершине холма, замок тамплиеров был виден издалека. Он мог показаться призраком, если бы Мигель Гарсия не был уверен в его существовании.

Вероятнее всего, подумал лейтенант, водитель направлялся в замок, когда его убили. Возможно, кто-то очень не хотел, чтобы он доехал. А по какой причине – это ему предстояло выяснить. И как можно скорее. Ведь и так уже прошло более суток. За это время можно было замести любые следы. Или совершить что-то похуже. Безнаказанность неизбежно порождает новые преступления. В этом лейтенант Гарсия был уверен.

– В грузовике морепродукты, – подойдя, доложил добросовестно исполнивший приказ сержант Перес. Еще издали лейтенант почувствовал исходящий от него неприятный запах. – Все уже протухло на такой жаре.

– Как вы думаете, куда вез продукты водитель? – на всякий случай спросил лейтенант Гарсия.

– Вероятнее всего, в замок тамплиеров, – ответил сержант. И пояснил, словно оправдываясь: – Здесь больше некуда, господин лейтенант. Местным жителям морепродукты из города, да еще в таком количестве, ни к чему.

– Хорошо, – удовлетворенно, так как сержант подтвердил его мысли, кивнул лейтенант Гарсия. – И это, несомненно, повод, чтобы наведаться в замок тамплиеров. Как вы думаете, сержант?

– Никак не думаю, – честно ответил его собеседник. – Вам виднее, господин лейтенант. Только имейте в виду, хозяйке замка может не понравиться, что в воскресенье утром к ней заявилась полиция.

Если бы сержант захотел подстегнуть полицейское рвение лейтенанта Гарсии, он не смог бы выдумать ничего лучшего. Любое возражение вызывало у Мигеля Гарсии желание настоять на своем, порой даже невзирая на здравый смысл. Так случилось и на этот раз.

– Это не вашего ума дело, сержант, – почти грубо сказал он. – Вас я в замок не приглашаю, так что вам нечего и беспокоиться. Вы со своим напарником будете стоять здесь, пока не приедет эвакуатор и не увезет грузовик. Вам все понятно?

– Так точно, господин лейтенант, – ответил сержант Перес, поедая его глазами. – Будет исполнено!

Лейтенант Гарсия вернулся на шоссе и, проходя мимо санитара, небрежно бросил ему через плечо:

– Можете забирать труп. Мне он больше не нужен. Картина ясна.

Затем он сел в свой автомобиль и направился в замок тамплиеров, не затрудняя себя тем, чтобы сообщить по телефону о своем решении капитану Санчесу.

Лейтенант Гарсия допускал, что уже до конца этого дня он сможет выяснить, кто и почему убил водителя грузовика. И преподнести это, что называется, на блюдечке своему начальнику. Тогда у капитана Санчеса не останется ни одного веского довода, чтобы возражать против его перевода из Гражданской гвардии в Национальную полицию.

Мигель Гарсия подозревал, что только происки капитана мешают вышестоящему начальству подписать поданный им рапорт. Но когда он раскроет это преступление, все изменится. Он не сомневался в этом.

Глава 8.

Автомобиль лейтенанта Гарсии проехал по подъемному мосту через глубокий и широкий ров. А затем через арку, соединявшую две большие зубчатые башни. И въехал во двор, огражденный крепостными стенами.

Профессиональным взглядом полицейского Мигель Гарсия сразу заметил неладное. Чтобы понять, что в замке случилась какая-то неприятность, ему достаточно было увидеть маленького хромого старичка, который с растерянным видом и, казалось, без всякой цели переходил из одного конца двора в другой, словно потерявшийся ребенок. Другие люди, изредка появлявшиеся во дворе, выглядели не лучше. Казалось, что все они были чем-то сильно взволнованы и тщетно пытались это скрыть.

Лейтенант Гарсия предположил, что их волнение могло быть связано с тем происшествием, которое привело его самого в замок тамплиеров. Возможно, обитатели замка уже знали о смерти водителя грузовика. Слухи в сельской местности распространяются очень быстро, в чем он не раз имел возможность убедиться. Но тогда их странное поведение свидетельствовало против них. Невиновным людям бояться нечего. А тем более нервничать, завидев полицейского.

– Но не будем спешить с выводами, – произнес вслух Мигель Гарсия, как он это делал иногда во время следствия, рассматривая факты со всех сторон. В такие минуты он словно раздваивался. Один Мигель Санчес был адвокатом, второй – прокурором. Сейчас первым заговорил адвокат, напомнивший о презумпции невиновности. – Ты еще не опросил ни свидетелей, ни подозреваемых, старина.

И он окликнул старичка, в очередной раз потерянно пересекавшего двор.

– Эй, милейший!

Старичок вздрогнул и оглянулся с таким видом, как будто он только что заметил автомобиль и полицейского.

– Лейтенант полиции Мигель Гарсия, – представился полицейский. – Я могу увидеть хозяйку замка?

Старичок кивнул, повернулся и, не говоря ни слова, скрылся в одной из башен замка. Лейтенант Гарсия подумал, не пойти ли ему за старичком, который, судя по его рассеянному виду, мог уже через несколько шагов забыть о том, куда он направлялся. Но полицейский все же решил остаться во дворе и подождать, как будут разворачиваться события.

Ждать ему пришлось недолго. Уже через несколько минут к нему вышла молодая рыжеволосая женщина, одетая в костюм для верховой езды, словно она собиралась совершить конную прогулку. Обтягивающие бриджи, высокие сапоги до колен и длинный узкий жакет только подчеркивали красоту ее стройного гибкого тела. Мигель Гарсия не дал бы ей больше двадцати пяти лет, если бы не выдававшие ее истинный возраст глаза. Они были покрасневшими и опухшими, словно женщина перед тем, как выйти к нему, долго и сильно плакала.

Она подошла к полицейскому и протянула ему руку, здороваясь. От неожиданности он замешкался и не сразу взял ее.

– Мигель Гарсия, – сказал он, чувствуя себя неловко, потому что не мог выбрать – пожать протянутую ему руку или поцеловать ее, как это принято в высшем обществе. Но все-таки решил ограничиться деловым рукопожатием – ведь он был при исполнении служебных обязанностей, а не гостем в замке. У женщины оказались длинные сильные пальцы и приятная на ощупь узкая ладонь. – Лейтенант…

– Зовите меня Ульяной, – перебила она его, не дослушав. – Как хорошо, что вы так быстро приехали! А то я выплакала бы все глаза.

У лейтенанта Гарсии промелькнула радостная мысль – не хочет ли хозяйка замка тамплиеров сделать чистосердечное признание, проливающее свет на смерть водителя грузовика. Это значительно сэкономило бы время, которое он собирался потратить на следствие. Но было и немного досадно – он не успел проявить свой талант сыщика, который позволил бы ему самостоятельно раскрыть преступление. Это несколько умаляло его будущий триумф.

Однако вместо признания женщина сказала:

– Идите за мной, Мигель.

Она повернулась и направилась в глубь двора, а он пошел следом, ничего не понимая. Но пока не стал задавать никаких вопросов, довольствуясь созерцанием гибкой фигурки, идущей перед ним. Обтянутые бриджами бедра хозяйки замка были просто великолепны. Они принадлежали не девочке, а уже рожавшей женщине, и не намекали, а властно заявляли о том наслаждении, которое могли подарить мужчине. Мигель Гарсия представил себя на месте этого мужчины и невольно сглотнул слюну. Но тут же жестко обуздал свои эротические фантазии. Дело, которое привело его в замок, было для его будущей карьеры намного важнее, чем мимолетное сексуальное удовольствие. И он не имел права забывать об этом ни на мгновение.

Ульяна привела полицейского в конюшню. Мигель Гарсия это понял сразу – по специфическому запаху навоза и свежего сена. А затем он увидел в стойлах трех мертвых лошадей – серой, гнедой, вороной масти…

Это были кони андалузской породы, которую называли одной из красивейших в мире и уж точно самой знаменитой в Испании. Они имели слегка горбоносую голову благородной формы, высоко поставленную изогнутую шею, придающую всему облику лошади особую величественность, широкую грудь, пышную длинную гриву и хвост. Мигель Гарсия не был знатоком или ценителем чистопородных коней, но даже он слышал, что андалузские лошади во все времена считались лучшими как для парада, так и для войны, а в XVI-XVIII веках имелись в конюшнях практически всех европейских монархов и многих вельмож. Их по праву можно было назвать эталоном конской красоты. При взгляде на них на ум сразу приходили два слова – утонченность и аристократизм.

А сейчас эти прекрасные лошади лежали, закатив глаза в предсмертной муке, а на их губах выступила красная, уже засохшая пена. По всей видимости, они умирали одна за другой, очень быстро, не успев даже испугаться.

Лейтенант Гарсия знал, что любая из этих андалузских лошадей стоила целое состояние, когда была жива. Он бы не смог купить даже одну такую на свое скромное жалованье полицейского, откладывай его все целиком хоть до пенсии.

Рядом с мертвыми лошадьми стоял невысокий худощавый мужчина в жокейской кепке на голове. Он тихо всхлипывал, вытирая запачканной рукой слезы. Лицо его было покрыто потеками грязи, но он не замечал этого.

– Вот, – показала на лошадей Ульяна, беспомощно посмотрев на полицейского. – Мы нашли их мертвыми сегодня утром. Мой конюх, Хуанито, считает, что их отравили. Он сказал, что надо вызвать полицию. Признаюсь, я сомневалась, будет ли полиция этим заниматься. Тем более, что сегодня воскресенье. Хорошо, что вы все-таки приехали. Я вам очень благодарна.

Женщина много говорила, но, как понимал лейтенант Гарсия, делала это только для того, чтобы не молчать, иначе она снова начала бы плакать.

– Отравили? – с удивлением переспросил он. – Но кому и зачем это было надо?

– Это вы и должны узнать, лейтенант, – вмешался в разговор Хуанито, перестав всхлипывать. – Мы не полицейские.

В его словах лейтенанту Гарсия послышался упрек. И он рассердился.

– С чего вы вообще взяли, что их отравили? – спросил он, с подозрением взглянув на конюха. – Вы уже имели дело с чем-то подобным? Где и когда? Рассказывайте!

Услышав недоброжелательный тон полицейского, Хуанито струсил и пошел на попятный.

– Я только предположил, господин лейтенант, – сказал он. – Еще вчера они были совершенно здоровы. Я сам чистил и кормил их. Выгонял пастись на луг. Вечером, перед сном, каждому дал по куску сахара. Они ржали, благодаря меня на своем языке. И Варвар, и Гунн, и…

Голос Хуанито дрогнул и, не сдержавшись, он снова всхлипнул.

– Вы не ответили на мой вопрос, – с презрением глядя на плачущего мужчину, сказал лейтенант Гарсия. И настойчиво повторил: – Вам раньше уже доводилось видеть отравленных лошадей? Где и при каких обстоятельствах? И, кстати, у вас есть яд? Отвечайте, я все равно узнаю!

– В чем вы меня подозреваете, господин лейтенант? – пролепетал Хуанито. Его лицо побледнело от страха и обиды. – Вы думаете, что я мог…

– Хуанито, что ты! – воскликнула Ульяна, ласково положив руку на плечо конюха. – Лейтенант ни в чем тебя не подозревает. Ведь правда, Мигель?

Лейтенант Гарсия только хмыкнул, не ответив на обращенный к нему вопрос. В конце концов, в замок его привели не мертвые лошади, по какой бы причине они ни сдохли, а убийство водителя грузовика. Лошади – это всего лишь бессловесные твари. Убить человека – совсем другое дело. И за это кому-то придется ответить. Уж он-то, лейтенант Гарсия, постарается, чтобы это было так.

Но глаза хозяйки замка смотрели на него с такой мольбой, что он невольно смягчился. И даже бегло осмотрел одну из лошадей, брезгливо дотрагиваясь до нее кончиками пальцев. Не заметил ничего, что подтверждало бы предположение конюха. Кровавая пена могла быть следствием какой-то инфекции, которая и привела к внезапной гибели лошадей. Следовало изолировать от людей мертвых животных, закрыв на замок двери конюшни, и вызвать ветеринарную службу.

Лейтенант Гарсия так и сказал, обращаясь к Ульяне и игнорируя конюха, которого он с удовольствием обвинил бы не только в гибели лошадей, но и в убийстве водителя грузовика. После чего арестовал и отвез в полицейский участок, где допросил бы с пристрастием, раз и навсегда отучив подвергать сомнению его, Мигеля Гарсии, слова. Но едва ли это жалкое подобие мужчины могло решиться на преступление. Достаточно взглянуть на его залитое слезами и испачканное навозом лицо, чтобы убедиться в этом. А, значит, он только даром потеряет время, которое для него сейчас дороже, чем удовлетворенное самолюбие.

Ульяна, склонившись над лошадью, нежно погладила ладонью ее уже остывшее мертвое тело. Неожиданно она увидела нечто, заинтересовавшее ее, и спросила:

– Мигель, а что вы скажете об этих следах на шее? Еще вчера их не было, я ручаюсь. Думаю, и Хуанито это подтвердит.

Полицейский с недоумением посмотрел на нее.

– Какие еще следы?

– Это похоже на отметины от укуса змеи, – ответила Ульяна, проводя по ним пальцем.

Но лейтенант Гарсия уже и сам увидел на шее лошади, которую гладила женщина, две крошечные ранки. Жеребец, которого он осматривал, был гнедым, а этот – серой масти, на более светлом фоне темные точки с засохшими капельками крови были хорошо видны. Даже издали они казались похожими на те, которые он раньше обнаружил на шее водителя грузовика. А присмотревшись, лейтенант Гарсия убедился, что они были абсолютно одинаковыми.

– У кого-нибудь в замке есть электрошокер? – спросил он Ульяну. При этом полицейский пристально смотрел на конюха, чтобы видеть его реакцию на свои слова.

Однако ни хозяйка замка, ни ее конюх не выказали ни страха, ни волнения, услышав этот вопрос. В их глазах полицейский прочитал только удивление. И не стал больше ни о чем расспрашивать. Ему надо было прежде хорошо подумать, чтобы ненароком не вспугнуть преступника. А в том, что это был один из обитателей замка, полицейский уже даже не сомневался. Кто бы еще мог, убив водителя грузовика, затем беспрепятственно проникнуть в замок и убить лошадей? Это была явная месть. А, следовательно, дело становилось еще запутаннее и интереснее. Лейтенант Гарсия был почти счастлив.

– Вы сообщали в полицию о гибели лошадей?

– Я подумала, что да, когда увидела вас здесь, – ответила Ульяна. – Но, наверное, я ошиблась. Все так расстроены! И, вероятно, ждут моего приказа. А я от волнения забыла распорядиться. Вы считаете, что надо обратиться в полицию?

– Но ведь я уже здесь, вы сами сказали, – невольно и слегка покровительственно улыбнулся лейтенант Гарсия. Ему нравилось, когда женщины проявляли свою беспомощность и обращались к нему за советом. – Поэтому вызывать полицию нет необходимости. Я займусь этим делом. Вот только съезжу в город, доложу обо всем своему начальству. И вернусь.

В глазах хозяйки замка он увидел благодарность. И не счел нужным объяснять ей, что его решение вызвано отнюдь не бескорыстным желанием помочь в беде, а опасением, что другие полицейские, появившиеся в замке, могут найти убийцу лошадей, а, следовательно, и водителя грузовика. А своей будущей славой лейтенант Гарсия не собирался делиться ни с кем, тем более уступать ее.

В сопровождении хозяйки замка он вышел из конюшни. Ульяна проводила его до автомобиля.

– Вы никуда не собираетесь уезжать из замка в ближайшее время? – спросил он, прощаясь.

– Нет, – ответила она. – Только провожу своего мужа сегодня после обеда в аэропорт и вернусь.

– А куда он улетает? – как будто невзначай поинтересовался полицейский.

– В Париж, на международную конференцию, – пояснила Ульяна. – Он ученый с мировым именем, биолог. Исследует живые организмы и их взаимодействие с окружающей средой. Может быть, вы даже слышали о предложенной им теории, объясняющей, как зародилась разумная жизнь на Земле? В свое время она произвела сенсацию в науке. Ее так и назвали – теория Цикаридзе.

– Увы, – равнодушно пожал плечами лейтенант Гарсия. – Я очень далек от науки.

– Поэтому его часто приглашают выступить на различных конференциях и симпозиумах, – со смущенной улыбкой закончила Ульяна. Ей показалось, что она поставила полицейского в неловкое положение, заговорив о биологии, в которой его знания в лучшем случае ограничивались школьной программой.

Но она ошибалась. Наоборот, услышав, что муж хозяйки замка тамплиеров ученый-биолог, лейтенант Гарсия радостно оживился. Он подумал, что у него есть реальный шанс продолжить приятное знакомство с Ульяной, которое может доставить им обоим несомненное удовольствие в самом ближайшем будущем. Мигель Гарсия не сомневался, что ни одна умная и красивая женщина не откажется стать любовницей волевого и мужественного офицера полиции, если ее муж всего-навсего жалкий кабинетный червь. И он многообещающе взглянул на Ульяну. Но с сожалением увидел, что она не поняла этого взгляда. И решил не торопить события.

– Я вернусь, и очень скоро, – пообещал он еще раз, садясь в свой автомобиль. И помахал рукой Ульяне. Но она уже повернулась к нему спиной и не видела этого, а потому и не ответила.

В город лейтенант Гарсия возвращался в самом приятном расположении духа. День, который начинался так неудачно, обещал стать, возможно, одним из лучших дней в его жизни. У него появился шанс расследовать преступление, которое может сделать его имя известным даже в полицейских кругах Мадрида. И он познакомился с красивой женщиной, да к тому же еще и очень богатой, хозяйкой знаменитого замка тамплиеров.

Будущее казалось лейтенанту Гарсие радужным. Погруженный в свои мечты, которые становились все заманчивее, он не спешил. Его автомобиль плелся со скоростью черепахи. Именно поэтому он заметил след от автомобиля, который вел в рощу недалеко от того места, где был найден мертвым водитель грузовика.

Лейтенант Гарсия уже проехал этот участок дороги, помахав рукой сержанту Пересу и его напарнику, которые все еще ждали эвакуатора для грузовика, изнывая от скуки и обливаясь потом в своей униформе и касках под жаркими лучами летнего солнца. Те откозыряли ему с кислыми лицами. А где-то через километр он увидел примятую траву, которая вела от шоссе в рощу. Это была не осознанная мысль, его подсознательно поразило чувство дежа вю. Как будто он уже видел нечто подобное, и совсем недавно. И он вспомнил, что точно такой же след оставил грузовик с мертвым водителем, съезжая с дороги. Из города он мчался на высокой скорости и потому просто не заметил этого следа. Да и не обратил бы на него внимания, потому что еще не видел места происшествия. А теперь он мог сравнивать. И делать выводы.

Вывод, к которому пришел лейтенант Гарсия, не был оригинальным. По всей видимости, в этом месте с шоссе съехал еще один автомобиль и, возможно, он, как и грузовик, в эту минуту стоит в роще, не видимый из-за деревьев.

А если рассуждать логически, то нельзя исключить вероятность того, что и с его водителем могла случиться беда. Быть может, та же самая, что и с водителем грузовика…

Подумав об этом, лейтенант Гарсия даже вздрогнул. И непроизвольно слишком резко нажал ногой на тормоз. Автомобиль, прочертив по шоссе две кривые черные полосы, замер, отъехав совсем недалеко от того места, где он увидел след в траве, ведущий в рощу. Полицейский сдал назад, остановился напротив почти неприметной колеи и начал пристально всматриваться в заросли.

Сначала он не увидел ничего. Неожиданно, на какое-то мгновение, ему показалось, что он заметил автомобиль, который из-за своей зеленоватой окраски почти сливался с листвой. Но затем очертания машины расплылись, и он опять видел только деревья.

Лейтенант Гарсия понимал, что это могло быть элементарным оптическим обманом, игрой света и тени. Надо было пойти и проверить, есть что-то в зарослях или это ему только померещилось.

Полицейскому очень не хотелось этого делать. Эта непредвиденная задержка отдаляла его возвращение в замок тамплиеров, куда он так стремился, и потому была очень некстати. И если бы не солнце, из-за которого в салоне автомобиля было нестерпимо жарко, лейтенант Гарсия, махнув на все рукой, поехал бы дальше. Но мысль передохнуть от жары в тенистой прохладе рощи соблазнила его. Выругав себя за слабохарактерность, он выбрался из автомобиля и пошел к роще, раздраженно, словно они были в чем-то виноваты, сбивая по пути головки полевых цветов, в изобилии растущих вдоль дороги.

Но глаза и чутье полицейского не обманули лейтенанта Гарсию. Кто-то действительно оставил в роще роскошный бледно-зеленый ролс ройс, прикрыв его сверху обломанными с ближайших деревьев ветвями. Водителя, в чем лейтенант с некоторым разочарованием убедился сразу, ни в салоне, ни поблизости не было. Ролс ройс стоял один-одинешенек, брошенный своим хозяином.

Это был очень дорогой автомобиль. И оставить его в роще без присмотра, да еще и накидать на него сучьев, оставляющих царапины, мог только безумец.

– Или преступник, – подсказал лейтенанту Гарсие прокурор, таившийся в глубине его мозга.

Адвокат промолчал. Отсюда Мигель Гарсия сделал вывод, что живший в нем обличитель прав. Только преступник, заметающий следы, мог пойти на такое варварство и так поступить с автомобилем, стоившим баснословные деньги. Только когда спасают свою жизнь и свободу, не думают о деньгах.

Лейтенант Гарсия, продолжая рассуждать, довольно скоро пришел к убеждению, что водитель ролс ройса имеет непосредственное отношение к убийству водителя грузовика, потому что других преступлений в этой местности за последние сутки не произошло. Не говоря уже о том, что ролс ройс от грузовика отделяло менее километра. Расстояние, которое можно пройти пешком за десять – пятнадцать минут.

– Или проехать, – подсказал лейтенанту внутренний голос, в котором он признал прокурора. – На грузовике.

– И убить водителя грузовика, – поспешил закончить за него Мигель Гарсия, чтобы доказать, что он тоже умеет логически мыслить и пришел к тому же самому выводу без посторонней помощи.

– Но это еще надо обосновать и доказать, – вмешался в разговор адвокат.

Однако лейтенант Гарсия его не услышал. Ему все уже было ясно. Он как будто видел воочию, как все происходило. Водитель ролс ройса спрятал свой автомобиль, затем вышел на шоссе и остановил грузовик, проголосовав на обочине. Быть может, выдав себя за человека, путешествующего автостопом. Сел в кабину и, проехав совсем немного, незаметно достал электрошокер, а затем, приставив его к шее водителя, нажал на спуск. Электрический разряд убил человека, даже не подозревающего о грозящей ему смертельной опасности.

Это было преднамеренное убийство, в крайнем случае, покушение на убийство, если допустить, что убивать водитель ролс ройса не хотел, а просто сердце его жертвы не выдержало внезапного сильного удара током. Но это были уже нюансы, которые пока мало интересовали лейтенанта Гарсию. Он собирался выяснить это позднее, когда найдет преступника с электрошокером. Потому что в любом случае этот человек был преступником, независимо от того, хотел или нет он убивать.

Против такой обтекаемой формулировки не возражал даже адвокат, представлявший одну из сторон раздвоившейся личности Мигеля Гарсии. И, воссоединившись со всеми своими ипостасями, лейтенант Гарсия записал номер бледно-зеленого ролс ройса. Он собирался установить личность его водителя. А для этого ему надо было возвратиться в город и проверить номер по полицейской базе. Этот маршрут не противоречил его более ранним планам, и он, не мешкая, вернулся к своему автомобилю.

Дальнейший путь до города лейтенант Гарсия преодолел очень быстро, снова включив «мигалку» и выжимая педаль газа до упора. Ничего не объясняя недоумевающему дежурному, он прошел в свой кабинет, включил компьютер. Едва дождался, пока загрузится федеральная полицейская база данных. Вбил в поисковую систему номер ролс ройса.

Он был готов ко всему. Но результат его поразил.

Как значилось в полицейской базе, бледно-зеленый Rolls Royce Phantom Drophead Coupe был зарегистрирован в Париже месяц тому назад на имя Ламии Ламиани, гражданки Бразилии, двадцати пяти лет отроду, родившейся на острове Кеймада-Гранди. С фотографии, которая также имелась в базе данных, на него смотрела девушка поразительной красоты и с не менее поразительными глазами. Казалось, что ее взгляд проникает прямо в его душу, завораживая и пленяя.

Мигель Гарсия встряхнул головой, словно пытаясь освободиться от наваждения. Увидев фотографию, он понял, что если эта девушка действительно совершила преступление, в котором он ее подозревал, то она будет очень серьезным противником.

Это был вызов. И лейтенант Гарсия, по своему обыкновению, без раздумий принял его. На этот раз без обычного раздражения, а почти с радостью.

Глава 9.

Лейтенант Гарсия был прав, заподозрив Ламию. Она действительно убила водителя грузовика. Но он ошибся в мотивах преступления. Убила Ламия его не из чувства мести, а из-за плохого настроения. Сказались бессонная ночь и утро, проведенные за рулем, и гнетущие мысли об угрожающей ей нищете.

Увидев на рассвете мрачные, почти зловещие на фоне восходящего солнца, очертания замка тамплиеров, Ламия остановила машину и задумалась, как ей поступить. Въехать в замок на ролс ройсе и потребовать причитающуюся ей долю наследства Анжело Месси – это было бы проще всего, но настолько же и глупо. Так можно было запросто оказаться в полиции или даже психиатрической лечебнице. Здесь требовалась более тонкая игра, быть может, шантаж. А для этого Ламии надо было осмотреться, что называется, разведать обстановку. И, после недолгих раздумий, она решила спрятать ролс ройс в роще, а затем незаметно проникнуть в замок, все ходы и выходы в котором она хорошо знала, и на какое-то время затаиться, пока не наступит благоприятная для воплощения ее замысла минута.

Так она и поступила. Въехала в рощу, наломала веток и забросала ими автомобиль, чтобы его никто не заметил с трассы. А затем вышла на шоссе и не торопясь направилась в сторону замка, насвистывая игривую шансонетку, которую однажды услышала в одном из парижских кафе-шантанов и запомнила.

Рассудок дьяволу под стать,

Он искушает, манит, дразнит,

Пленяет тем, что надо гнать,

И в тризну превращает праздник.

Воспоминания о прошлом, связанные с замком тамплиеров, нахлынули на Ламию, и она снова чувствовала себя юной и беспечной искательницей приключений, не отягощенной принципами и фобиями. Еще на рассвете она переоделась в коротенький сарафан, оставляющий открытыми ноги и почти не скрывающий грудь, и ей было приятно ощущать, как теплый ветерок легкими прикосновениями ласкает ее тело. Она даже забыла о том, что ей вскоре предстоит.

Все было хорошо, пока ее не нагнал грузовик, водитель которого, по всей видимости, скучая и желая развлечься, решил подвезти одиноко бредущую по обочине девушку. Узнав, что он едет в замок тамплиеров, Ламия села к нему в кабину. Она хотела расспросить его об обитателях замка.

Но разговора не получилось. Он начал беззастенчиво приставать к Ламии и даже положил свою короткопалую мясистую руку на ее полуобнаженное бедро. В любое другое время Ламия просто дала бы ему пощечину или воткнула пилочку для ногтей в руку. Но сейчас она была раздражена, а наглые приставания жирного, уродливого и уже немолодого коротышки, каким ей показался водитель грузовика, просто взбесили ее. Недолго думая, Ламия повернула голову, придвинулась ближе и впилась своими острыми зубками в шею мужчины. Шея была жирная и дурно пахла потом, ее чуть не стошнило. Но она не разжимала челюсти до тех пор, пока грузовик, вильнув, не съехал с шоссе и не остановился между деревьями, едва не врезавшись в одно из них. Ламия взглянула на водителя – он был мертв. Она прокусила ему яремную вену. Но умер он не от потери крови, а от разрыва сердца, вызванного страхом и болью. След от укуса был почти незаметен на его морщинистой, в складках, шее. Ламия понадеялась, что его никто не заметит, и смерть водителя сочтут естественной. И уж точно никак не свяжут с ней.

Она вышла из кабины грузовика и продолжила свой путь в замок, только уже шла не по шоссе, а рощей, напрямик. Так было короче и безопаснее, как она уже поняла. Ламия ни о чем не жалела, но настроение было безнадежно испорчено, и она уже ничего не насвистывала.

Ламия дошла до замка, никого не встретив. Казалось, даже лесные зверьки и птицы обходили и облетали ее стороной. Обитатели замка еще спали. Стальная решетка, раньше всегда преграждавшая вход под аркой между двумя башнями, была поднята. Поразившись такой беспечности, Ламия, никем не замеченная, проникла во внутренний двор замка. Услышав чьи-то отдаленные голоса, приникла к каменной стене и почти слилась с ее шероховатой поверхностью. Голоса смолкли, и она, приоткрыв обитую крупными гвоздями тяжелую деревянную дверь, оказалась внутри башни. Спустилась по винтовой лестнице в подвал, куда, как она знала, редко кто заходил. В прежние, еще рыцарские, времена одно из подвальных помещений хозяин замка приспособил для пытки своих врагов, захваченных в плен. Времена эти давно прошли, а страх и предубеждение остались. В подвале было темно, но это не смущало Ламию, потому что она прекрасно видела в темноте, словно кошка. Она попыталась отыскать ту самую комнату для пыток, которую ей однажды показал Анжело Месси, полушутливо пригрозив, что если она будет плохо себя вести, то окажется в ней уже не как гостья и испробует на себе дыбу или «испанского осла». Ламия не забыла, как он со смехом живописал жуткие подробности пытки, упиваясь ее неподдельным страхом. Она знала, что Анжело Месси был способен на любые зверства.

– Тебя, моя милая, разденут догола и посадят сверху на бревно, которое своим острым углом врежется тебе… сама понимаешь, куда, – говорил он, плотоядно усмехаясь, как будто воспоминания пробуждали в нем грубую чувственность. – А чтобы боль была невыносимой, к твоим очаровательным ножкам привяжут каменные жернова. Поверь, женщины, оседлавшие этого осла, кричат так, что кровь стынет в жилах даже у их палача!

Но это было давно, и сейчас найти эту комнату Ламия не смогла. Возможно, новая хозяйка замка избавилась от орудий пыток, превратив помещение в какую-нибудь заурядную кладовку для хранения всякого хлама. С презрением подумав об этом, Ламии продолжила поиски, потому что ей надо было где-то затаиться на время. И вскоре она нашла другую комнату, где было много сваленных в углу книг, но, главное, удобная, пусть и немного жестковатая, скамейка. Она хотела выспаться после бессонной ночи, набраться сил для того, что ей предстояло. Ламия прилегла на скамью, поджав ноги. Было не очень удобно, но терпимо. И она вскоре заснула.

Спала Ламия беспокойно. Ей снилось, как мрачные тени привязывают ее за руки и ноги к деревянной раме и начинают тянуть в противоположные стороны. Боль от разрываемых хрящевых тканей усугубляли прикрепленные на раму шипы, смазанные солью, которая попадала в кровоточащие раны, растравляя их. Это была поистине изуверская пытка, придуманная больным извращенным воображением. Но очень действенная. Ламия готова была признаться во всем – во взрыве самолета, убийствах, шантаже, даже в том, чего она никогда не совершала. Но когда она открывала рот, из него не раздавалось ни звука. И палач, не слыша ее, продолжал пытку, сильнее растягивая ее конечности.

Чувствуя, как болезненно с жутким хрустом отрывается от плеча ее рука, Ламия проснулась.

Она не выспалась, измученная кошмарами, но сил прибавилось. Ламия взглянула на светящийся в темноте циферблат золотых, усыпанных бриллинтами, часиков на своем запястье и увидела, что она проспала весь день. Переждав еще час, чтобы на землю упали сумерки, она вышла из комнаты и начала пробираться наверх, скользя тенью вдоль холодных каменных стен, неприятных на ощупь, когда она к ним прикасалась. Ей опять повезло, и она никого не встретила. Из-за двери, ведущей во двор, раздавались звуки гитары, лютни, мандолины и кастаньет. Приникнув к дверной щели, Ламия увидела множество танцующих и поющих людей, одетых так, словно они сошли с картин средневековых художников. Все они радостно смеялись. Их тени, отбрасываемые пламенем горящих костров, нелепо извивались на стенах замка, как будто насмехаясь над Ламией.

Ламия почувствовала, как в ней нарастает дикий, необузданный гнев. Это было более чем несправедливо. Она вынуждена прятаться в подвале замка, который должен был принадлежать ей, словно жалкая загнанная голодная крыса. А ее соперница, которая ничем не лучше ее, приглашает гостей, танцует, веселится и радуется жизни. И только потому, что когда-то ей удалось навести на Анжело Месси морок своими чарами и, заворожив его, отнять у нее, Ламии, этот замок.

– Будь ты проклята, ведьма, – злобно прошипела Ламия.

С этой минуты она уже не только хотела денег, но и жаждала мести.

Отсиживаться в подвале в ожидании ночи, когда все гости разойдутся и обитатели замка лягут спать, она не собиралась. Но Ламия понимала, что если она выйдет в своем коротеньком сарафанчике во двор, то сразу выдаст себя, потому что будет бросаться в глаза точно так же, как медная монета среди золотых. Это унизило бы ее в собственных глазах. Но, главное, ее с позором прогонят из замка. Во всяком случае, сама она так бы и поступила, если бы на ее роскошный праздник явилась какая-нибудь замарашка или нищенка.

Подумав, Ламия решила переодеться, воспользовавшись гардеробом хозяйки замка тамплиеров. Это будет только справедливо, подумала она, направляясь по лестнице наверх.

Ламия хорошо знала расположение помещений в замке, и без труда нашла то, в котором поселилась бы и сама, будь она владелицей замка тамплиеров. Это была комната с видом на реку, заросшую по берегам цветущими садами. Раньше Ламия не раз проводила здесь ночи, уходя от насытившегося ею и заснувшего Анжело Месси. Но сейчас комната преобразилась, и Ламия ее не узнала. Из темной и мрачной она превратилась в светлую, окрашенную в пастельные тона и наполненную подобранной со вкусом мебелью. Это, несомненно, был вкус новой хозяйки замка. Сама Ламия никогда бы не выбрала такую громадную и в то же время изящную кровать. И уж точно не стала бы перекрашивать комнату в такой ужасный цвет. Она предпочитала серо-изумрудный, напоминающий змеиную кожу.

Ламия открыла дверь зеркального шкафа, стоявшего между двух узких окон, и увидела множество ярких платьев и цветных шалей, несомненно, предназначенных исключительно для танцев фламенко. Здесь же стояли черные и красные туфли с подкованными каблуками, лежали гребни, веера, пояса и другие аксессуары.

Ламия одела первое, что ей попалось под руку. Ей не нравилось ничего из того, что она здесь видела. Взглянула на свое отражение в зеркало и содрогнулась. На нее смотрело аляповато одетое существо, напоминавшее огородное пугало. Но она смирилась с этим, вспомнив, что почти так же были одеты все те женщины, которых она видела через дверную щель во дворе. Следовательно, на нее никто не обратит внимание. А это сейчас было главным для нее. Приодеться со вкусом она сможет и позднее, когда разбогатеет и станет хозяйкой замка тамплиеров. Утешив сбя этим, она даже повеселела.

Выйдяиз комнаты, Ламия спустилась во двор и смешалась с толпой.

Сначала она держалась осторожно, опасаясь встречи с Фолетом, который мог ее узнать и выдать. Но тот был так увлечен своей красавицей-женой, что не замечал никого и ничего вокруг. Он несколько раз прошел рядом с Ламией, не обратив на нее внимания. И она успокоилась. Начала наблюдать за хозяйкой замка, которую все гости не только называли просто Ульяной. но и обращались к ней запросто, словно она была одной из них и ничем не отличалась. Это лицемерное притворство рыжеволосой красотки вызвало у Ламии приступ раздражения. Отступив в тень, она перехватила взгляд Ульяны и мысленно послала ей проклятие. И с радостью заметила, как болезненная судорога пробежала по ее лицу. По меньшей мере, головная боль ей теперь была обеспечена на весь вечер, а то и на несколько дней.

Однако все испортила Мара. Ламия и раньше знала от старика, что его жена песанта, а теперь убедилась в этом, увидев, как она сняла с Ульяны насланную на нее порчу. Правда, самой Маре от этого не поздоровилось, она отошла от Ульяны, пошатываясь, но это не порадовало Ламию. К Маре она не питала ненависти. Во всяком случае, до этой минуты. Повторять своей попытки Ламия не стала. Это было бы опасно уже для нее. Сглаз – обоюдоострое оружие, и никогда нельзя предугадать, не поразит ли оно позже того, кто его применяет.

Бесцельно бродя в толпе, Ламия неожиданно для себя наткнулась на мальчика, который, сидя у костра, читал какую-то рукопись. До этого она видела его рядом с Ульяной. И догадалась, что это и есть сын Анжело Месси.

Ламия с интересом взглянула на мальчика. Он ничем не походил на своего отца. Был высок, узок в кости, с чуть раскосыми глазами, но, главное, казался слишком одухотворенным, если сравнивать его с Анжело Месси. Тот был рыцарем с головы до ног, и уж наверняка не стал бы читать книгу, если бы ему представилась возможность повеселиться. Даже в детском возрасте. Ламия была в этом уверена.

Но, тем не менее, это был его сын. И, сложись все иначе, он мог бы стать и ее сыном – если бы она забеременела от Анжело Месси. Поэтому Ламия на какое-то мгновение почувствовала к мальчику невольную симпатию. Подошла к нему и, притворно улыбаясь, спросила:

– О чем книга?

Мальчик взглянул на нее не по возрасту серьезными глазами и ответил:

– О кладах.

– О, как интересно! – искренне воскликнула Ламия.

И мальчик, поощренный ее возгласом, рассказал ей все – и о Цезаре, и о карте, помеченной крестиками. Он говорил захлебываясь от волнения и сбивчиво, но Ламия поняла самое главное – есть карта, указывающая места, где когда-то были зарыты сокровища. И эта карта в книге, которая находится в руках у мальчишки. Достаточно протянуть руку, чтобы увидеть ее.

Но сначала надо было завладеть книгой.

Это было бы легко, не будь вокруг так много людей. Кто-нибудь мог заметить и помешать ей. Проще было отвести мальчишку в сторону под каким-либо предлогом, и уже там отнять у него книгу, а его самого, если он будет сопротивляться или вздумает кричать, убить.

Ламия уже почти решилась на это, когда увидела, что мальчик радостно машет кому-то рукой. Она оглянулась и встретилась взглядом с Ульяной. И поняла, что опоздала. Едва ли та будет спокойно наблюдать, как ее сына уводит в темноту какая-то женщина. А отнять на ее глазах книгу у мальчишки было слишком рискованно, чтобы Ламия решилась на такое. Она могла погнаться за тощим журавлем в небе и упустить жирную синицу в руках.

Эта рыжеволосая ведьма снова встала на ее пути. Подумав об этом, Ламия зашипела от злости, сделала шаг и скрылась в тени, которую отбрасывало пламя костра. Теперь Ульяна ее не видела. Воспользовавшись этим, Ламия быстро отошла в сторону, не упуская из вида мальчишку. Но другого удобного случая осуществить свое намерение в этот вечер ей уже не представилось. И она еще больше возненавидела Ульяну.

Весь оставшийся вечер Ламия находилась невдалеке от Ульяны, оставаясь невидимой для нее. Она выжидала. И, когда гости уже начали расходиться, услышала ее разговор с конюхом. Ульяна говорила, что хотела бы рано утром совершить с мужем и сыном конную прогулку.

– Задай им больше корма, Хуанито, – попросила она. – И приготовь упряжь, чтобы мы не будили тебя утром.

– Корма я им прибавлю, а утром сам оседлаю, – ответил Хуанито почти с обидой. – Я встаю рано, так что не беспокойтесь.

– Спасибо, Хуанито, – улыбнулась Ульяна, не став спорить. – Прогулка будет недолгой. Так что это не испортит тебе выходного дня, как и всем остальным. Ведь ты же не останешься в замке?

– Я вместе со всеми поеду в Лион, – ответил Хуанито. – Фолет попросил меня помочь ему с выбором подарка для Мары. Не понимаю, за что мне такая честь.

– Он ценит ваш вкус, Хуанито, – заметила Ульяна.

– Сдается мне, ко всем остальным он обратился с той же самой просьбой, – недоверчиво хмыкнул Хуанито. – Ну, да ладно. Если я откажусь, он еще обидится. И будет дуться потом весь день.

Ульяна понимающе улыбнулась. Она хорошо знала характер Фолета.

– Мы вернемся, как обычно, вечером, – продолжил Хуанито. – Но если мы вам понадобимся, обязательно позвоните. И мы приедем раньше.

– Едва ли мне что-то потребуется, – успокоила его Ульяна. – После обеда мы с Ксиу проводим Артура в аэропорт. И тоже задержимся в городе. Так что вы можете не торопиться.

Хуанито кивнул и направился на конюшню. Ламия незаметно пошла за ним, потеряв интерес к Ульяне. Она услышала все, что ей было нужно. Завтра все обитатели замка покинут его. И по крайней мере на полдня она останется в замке совершенно одна. Ламия еще не знала, что это ей даст. Но у нее была целая ночь впереди, чтобы обдумать полученную информацию. Обычно планы в ее голове созревали молниеносно. Поэтому часть отпущенного ей времени она собиралась потратить на месть.

Когда Хуанито, подкинув лошадям овса в ясли и угостив их сахаром, ушел, закрыв ворота конюшни, Ламия осталась внутри. Она рассматривала это как репетицию перед завтрашними событиями. Если Ульяна откажется выполнить ее требование, то она, Ламия, поступит с ней самой и с близкими ей людьми точно так же, как с прекрасными андалузскими лошадьми.

Лошади были привычны к людям и не видели от них ничего, кроме добра и ласки. Поэтому они позволили Ламии приблизиться, а затем приникнуть ртом к своим шеям, словно она собиралась их поцеловать. Ламия прокусывала им шеи, пускала в рану смертельный яд, а затем отходила, и лошади беззвучно падали к ее ногам. В конце она почти опьянела от крови и наслаждения, которое приносила ей утоляемая месть.

Оглядывая конюшню с мертвыми лошадьми, Ламия чувствовала радостное удовлетворение от проделанной работы. Это было предупреждение, которое должно было заставить хозяйку замка тамплиеров задуматься. И принять верное решение, когда придет время.

Глава 10.

Первым мертвых лошадей обнаружил Хуанито. Сначала он не мог поверить своим глазам. Переходил от одной лошади к другой, приподнимал им головы, гладил холки. Слезы текли из его глаз, он не замечал этого. Потом он закричал. Это был долгий протяжный крик без слов, подобный жалобному волчьему вою.

На крик прихромал Фолет, затем прибежали горничные, Алисия, Беатрис и Доротеа. Позже всех пришли Агата, степенная женщина средних лет, исполнявшая в замке обязанности экономки, о чем свидетельствовала позвякивавшая на ее поясе связка ключей от всех дверей, и Гомес, встрепанный и как будто немного помятый. Гомес, от которого все еще пахло вином, долго не мог понять, что произошло. Он всех расспрашивал, пытаясь выяснить подробности, пока на него не шикнул сердито Фолет.

Все громко и вразнобой обсуждали, как сообщить о происшествии хозяйке замка, когда в конюшню вошла Ульяна. Следом за ней вбежал Ксиу. Позади него шел Артур. Все трое были в костюмах для верховой езды. Они собирались совершить конную прогулку перед отъездом Артура. Об этом просила Ульяна, и муж и сын уступили ей, пожертвовав своими традиционными утренними раскопками.

Они не сразу поняли, что произошло.

– Мама, а Варвар еще спит? – с недоумением спросил Ксиу.

Ульяна беспомощно посмотрела на мужа, не зная, что ответить. Артур опустил руку Ксиу на плечо и привлек к себе. Он не хотел, чтобы мальчик видел эту ужасную картину. Но Ксиу вырвался и подбежал к одной из мертвых лошадей. Присел перед ней, поднял ее голову и опустил себе на колени, ласково гладя по холке и повторяя: «Варвар! Варвар!». Он любил свою лошадь. Сам ухаживал за ней, кормил и чистил мягкой щеткой, когда это разрешал Хуанито. Ксиу долго не мог поверить в случившееся. А убедившись, что она не дышит, мальчик разрыдался.

Плакала и Ульяна. Только Артур, как истинный ученый, сдержал эмоции и, вместо того, чтобы проливать слезы, попытался определить причину смерти лошадей. Но он был биолог, а не полицейский, поэтому не заметил крошечных ранок на лошадиных шеях. Лошади казались абсолютно здоровыми, тем не менее, они были мертвы, причем умерли все сразу – и Варвар, и Гунн, и Пришелец. Это казалось необъяснимым и таинственным, и поставило в тупик не только Артура, но и всех остальных. А особенно Хуанито.

Только Фолет казался менее растерянным и более задумчивым, чем другие, как будто он о чем-то догадывался. Но он так и не смог оформить свои догадки в слова, а потому ходил по двору, погруженный в свои думы, невнятно бурча что-то себе под нос. Но когда у него спрашивали, что с ним происходит, он только отмахивался и отвечал невпопад.

После того, как в замке побывал полицейский, лейтенант Гарсия, которого, как позже выяснилось, никто не вызывал, Ульяна распорядилась немедленно похоронить лошадей. Стояло лето, и днем было слишком жарко, чтобы откладывать это неприятное дело даже на несколько часов. Кроме того, она опасалась, что лошади умерли от какой-то инфекции или заразной болезни, а это могло угрожать безопасности людей, живших в замке.

Яму за конюшней, быстро разобрав ее заднюю стену, вырыли Гомес, Хуанито и Артур. Фолет только мешал им, путаясь у всех под ногами. Но когда трупы лошадей начали скидывать в яму, он собрал всю свою волю и проявил недюжинную силу, которой никто от него не ожидал. Могилу закидали землей, стену конюшни наспех восстановили, ворота закрыли на замок и даже задвинули засов, как будто опасаясь, что неведомая зараза может вырваться наружу.

К полудню все было заончено. Ключ от замка Хуанито оставил у себя, повесив его на шею, и Фолет этому не воспротивился. Обычно все ключи от дворовых построек старик хранил сам.

Когда начали рыть яму, на помощь взрослым пришел Ксиу. В руках у него была лопата, купленная для поиска кладов. Но его отослали прочь по настоянию Ульяны. Она считала, что это жуткое зрелище не для ребенка с еще не сформировавшейся психикой. Однако ее забота была запоздалой. Загадочная смерть лошадей стала для всех настоящей трагедией, но Ксиу она просто потрясла. Он впервые видел смерть так близко, и это стало для него слишком тяжелым испытанием. Мальчик после слов матери покорно ушел, а затем долго и безутешно плакал в своей комнате, пока Ульяна, по совету Агаты, не дала ему успокоительного настоя из трав, а затем еще и таблетку снотворного.

– Выспится – и все пройдет, – уверяла Агата, морща свое личико старой девы в гримасе, которая должна была подтвердить справедливость ее слов, основанных на личном жизненном опыте. – Дети быстро забывают горести.

Ульяна не была в этом уверена, помня, что у самой Агаты детей никогда не было, но все-таки последовала ее совету. Ксиу вскоре заснул, но и во сне продолжал что-то жалобно бормотать и всхлипывать. Ульяна укрыла его одеялом, постояла немного, пытаясь разобрать невнятные слова, но не смогла и вышла из комнаты, оставив дверь приоткрытой. Она не ушла бы от сына, но со двора через открытое окно доносились возбужденные голоса, и ей надо было узнать, что происходит. Она была не только матерью, но и хозяйкой, и отвечала за все, что происходит в замке.

Во дворе собрались все обитатели замка, кроме Артура. Они обсуждали, ехать ли им в Леон, как это было запланировано ранее. Юные горничные, Алисия, Беатрис и Доротеа, не видели в смерти лошадей причины, которая помешала бы им совершить эту увлекательную поездку. Их поддерживал Гомес. Хуанито и Агата возражали. И только Фолет хранил молчание. Ульяна, немного постояв и послушав, вмешалась в разговор.

– Разумеется, надо ехать, – решительно сказала она. – Слез было пролито достаточно. Я опасаюсь, что еще немного, и уровень воды в реке поднимется настолько, что затопит замок.

Она пыталась шутить, чтобы подбодрить людей, которых она всех любила. А их добровольная жертва все равно не смогла бы ничему помочь или изменить ситуацию. Воскресная поездка в Леон была такой же традиционной, как и танцы по праздникам в замке. И Ульяна не видела смысла в том, чтобы отменить ее.

– Хуанито, дорогой, – обратилась она к конюху, глаза которого после ее шутки снова начали наполняться влагой. – Как говорят в России, слезами горю не поможешь.

– Я знаю, – хмуро кивнул Хуанито. – Но мне жалко не только лошадей, а еще и себя.

– Это еще почему? – удивилась Ульяна.

– Мне ведь теперь придется уйти, – пояснил бывший конюх.

Ульяна поняла то, что он не договорил, и с улыбкой положила руку на его плечо.

– Никуда ты не уйдешь, Хуанито, – сказала она. – Работы в замке непочатый край. Без тебя мы просто не обойдемся.

Глаза мужчины засияли от радости. А потом снова загрустили. Но это была уже грусть о лошадях, а не о своей дальнейшей судьбе. И она была светлой, а не мрачной, как за минуту до этого.

Ульяна видела, что все вокруг тоже рады ее словам. И не только из-за того, что любили, как и она, Хуанито, всегда отзывчивого на чужие просьбы. Люди поняли, что случись что-нибудь неприятное с ними, они также могут рассчитывать на доброту и помощь хозяйки замка. Голоса их сразу изменились, даже послышался смех. И только Фолет продолжал хранить хмурый вид. А когда все пошли к микроавтобусу, собираясь ехать в Леон, он не тронулся с места.

– А ты, Фолет? – мягко спросила его Ульяна, провожавшая всех. И шутливо предупредила: – Смотри, уедут без тебя.

– А кто останется с мальчиком? – спросил ее старичок.

И только сейчас Ульяна вспомнила, что она сама собиралась ехать в аэропорт, чтобы проводить Артура.

– Надеюсь, ты не будешь его будить, чтобы взять с собой в аэропорт? Ему надо поспать.

– Значит, я никуда не поеду, – сказала, печально вздохнув, она. – Артур поймет.

Это было бы впервые за годы их совместной жизни, когда она не провожала бы Артура до аэропорта. Ради этого Ульяна даже научилась водить автомобиль. И Фолет это знал.

– Я хочу остаться с Ксиу, – сказал он. – И не спорь. Я так решил.

Ульяна знала, что переубеждать его бесполезно. Но все-таки попробовала.

– Но ведь ты хотел выбрать подарок для Мары, – напомнила она.

– А на что тогда нужны друзья, если не на такой случай? – философски заметил Фолет. – Хуанито и Гомес справятся и без меня. Главное, чтобы об этом не узнала Мара. Но не думаю, чтобы они проболтались. Они не хуже меня знают, какой Мара бывает в гневе.

И старичок хитро улыбнулся. Ульяне не оставалось ничего другого, как смириться с его решением. Микроавтобус выехал из замка без Фолета.

Вскоре уехали и Ульяна с Артуром. За рулем небольшого, но имевшего мощный двигатель серебристого автомобиля марки «Seat – Leon» сидела Ульяна. Рядом разместился Артур. Оба были немного печальны, но пытались скрыть это друг от друга.

Перед отъездом они зашли в комнату Ксиу, который продолжал спать. Мальчик уже не ворочался и не всхлипывал. Его личико разгладилось и словно даже посветлело. Ульяна решительно, как до этого Фолет, отклонила предложение Артура остаться в замке с сыном, сказав, что доверяет своему дворецкому. И это было действительно так. Она поцеловала сына на прощанье. Артур тоже. Для него Ксиу был не приемным, а родным ребенком. И он очень не хотел на этот раз уезжать, оставляя сына и жену одних. Но Ульяна настояла на его отъезде. Она гордилась мужем и его успехами в науке. И очень боялась, что они с Ксиу могут стать ему помехой. Поэтому Артуру, как он ни возражал, пришлось ехать в аэропорт. Могло показаться, что это улетает не он, а Ульяна.

Оставшись в одиночестве, Фолет настороженно оглянулся вокруг. Его давно уже не оставляло ощущение, что за ним кто-то пристально наблюдает. Это было очень неприятное чувство. Двор был пуст. Но он не смог избавиться от своей тревоги даже после того, как убедился, что никого нет и в замке. Только Ксиу спал в своей кровати, безмятежно посапывая. Фолет заботливо поправил одеяло, которым был укрыт мальчик. И вышел из комнаты, чтобы продолжить обход.

Но далеко он не ушел, потому что в полусумраке коридора увидел очертания какой-то женщины. Она стояла рядом с рыцарскими доспехами, как будто до этого пряталась внутри них и только что сняла их с себя.

– Привет, Фолет, – с усмешкой сказала она. – Как жизнь?

В прежние годы Фолет не раз встречал Ламию в замке, куда она приезжала с его бывшим владельцем, Анжело Месси. И теперь старик сразу ее узнал. А по ее словам понял, что она его тоже не забыла. В прошлом они недолюбливали друг друга. Однажды Ламия даже попыталась уговорить Анжело Месси избавиться от Фолета, который неслышными шагами ходил по замку и возникал внезапно в самых неожиданных местах, пугая ее и заставляя всегда держаться настороже.

То, что она снова и так неожиданно появилась в замке, встревожило Фолета. А затем он вспомнил о мертвых лошадях, и мрак в его голове рассеялся. Только Ламия могла совершить такое злодеяние. Фолет хорошо знал, кто она и на что была способна.

– Зачем ты убила лошадей? – спросил он.

– А зачем ты служишь людям? – в свою очередь спросила она. И с угрозой произнесла: – Вот бы узнал об этом твой бывший хозяин!

– Он мертв, – тихо сказал Фолет. – Не тревожь его прах.

– А если он явится с того света и накажет тебя? – насмешливо спросила Ламия.

– Однажды он чуть не убил меня, – сказал Фолет. – От его меча меня спасла Ульяна. Она гостила тогда в замке. Это ответ на твой вопрос, почему я служу людям. Не всем. А только Ульяне и тем, кто ей близок – ее мужу и сыну.

Лицо Ламии исказила злобная гримаса.

– Но они наши враги! – прошипела она. – Или ты забыл об этом, старик?

Фолет прекрасно помнил о тысячелетней вражде между людьми и духами природы, к которым принадлежали он сам и Ламия. Вражда это началась, когда люди, бывшие пришельцами из космоса, освоились на Земле и начали захватывать новые территории, необходимые им для выживания. Они не могли поступить иначе, потому что размножались с невиданной быстротой. Их становилось все больше и больше, а землей, водами и лесами владели духи природы, которые не хотели уступать чужакам ни пяди своей исконной территории. Вспыхнула война, которая принесла поражение духам природы, потому что хотя они и жили намного дольше людей, но их было мало, а на смену одному умершему человеку приходили сотни и тысячи. Люди победили численностью, подобно тому, как армада африканских муравьев пожирает слона, вставшего на ее пути.

Чтобы окончательно сломить врага, люди начали применять тактику «выжженной земли», истребляя леса, осушая водоемы, приводя в негодность плодородные почвы. Люди подрубали корни, которые давали духам природы возможность питаться живительным соком породившей их матери-земли. Конечно, тем самым они наносили вред и себе, сначала, быть может, даже не понимая этого. А когда поняли, было уже поздно. Процесс оказался запущен, и он стал необратим. Землю окутали зловонные туманы, воздух испортился и стал почти непригоден для дыхания, озера, реки и моря наполнились ядовитой водой, медленно, но неотвратимо убивающей все живое. Духи природы рассеялись по белу свету, словно превратившись в гибкий тростник, который самый мощный ураган может только согнуть, но не сломать и не вырвать с корнем. Они пытались выжить, потому что сохраняли надежду пережить смертоносную эпидемию, которую принесла планете человеческая раса, как крысы приносят чуму в города. Одни духи природы жили в местах, куда еще не ступала или не могла ступить нога человека, другие поселились среди людей, приняв их образ и подобие. Но не их образ мыслей. И храня в своей душе ненависть к людям.

Об этом Ламия сейчас напомнила Фолету. Сама она происходила из древнего рода ламиаков – духов, умеющих принимать змеиный облик и при необходимости или из прихоти безжалостно убивающих всех, кто вставал на их пути. Фолет принадлежал к народу, представителей которого люди окрестили домовыми, считая их то защитниками домашнего очага, то злобными существами, способными из-за нанесенной им даже невзначай обиды погубить человека, удавив его сонного подушкой. Бывший владелец замка тамплиеров Анжело Месси, как он называл себя в мире людей, был рарогом, и по-настоящему его звали Рур. Рароги испокон века были беспощадными наемными убийцами и воинами, они умели воплощаться в хищных птиц с пламенеющим оперением. Но, несмотря на разнообразие и отличия, все они были духами природы, врагами человеческой расы. И это объединяло их, как самых разных по происхождению людей – одна религия.

Но все это Фолет знал и без нее. Однако если юная Ламия свою ненависть к людям почерпнула по большей части из древних преданий и недолгого общения с Руром в ту пору, когда была его любовницей, то Фолет был уже стар, он много пережил и передумал на своем веку. И имел собственные, выстраданные им убеждения. Поэтому он спросил:

– А чем мы лучше людей?

– Да ты понимаешь, что говоришь, старик? – почти задохнулась от злобы Ламия. – Или ты сошел с ума от старости?

Но Фолет не стал отвечать на оскорбление или обижаться. Для него было важнее донести свою мысль до Ламии. И он попытался объяснить ей свои слова.

– Мы, духи природы, разобщены, как и люди, – сказал он. – И, как они, ненавидим друг друга. Один народ готов истребить другой. Ламиаки – домовых, юды – эльфов, рароги – гамадриад и водяных. И это вместо того, чтобы создать единую расу, населяющую землю и противостоящую всем угрозам, которые несет ей космос. Ведь именно из-за этой вражды в древние времена наши предки и допустили, чтобы пришельцы из космоса поселились на планете. Они поступили и поступают точно так же, как люди, которые давно воюют уже не с духами природы, о существовании которых они даже забыли, а между собой. В то время как им надо объединиться и защитить себя от нового вторжения из космоса, которое может уничтожить все живое и даже саму планету. Вспомни о метеоритах. Многие из них в любую минуту способны прекратить наше существование. Я говорю наше, имея в виду и духов природы, и людей. По сути, мы зависим друг от друга. И наши народы могут выжить только при одном условии – не истребив друг друга, а образовав единую расу. Расу землян.

– Я не понимаю тебя, старик, – поморщилась Ламия. – Говори яснее, если хочешь мне что-то сказать. А лучше замолчи и выслушай меня. Я тоже могу рассказать тебе много интересного. И это будет намного важнее той чепухи, которую ты несешь.

Фолет грустно вздохнул. Он понял, что его слова не дошли до сознания Ламии. Возможно, она даже не слушала его. И он только напрасно потерял время. А ведь ему надо узнать, зачем она снова появилась в замке. И это сейчас действительно важнее, чем будущее планеты. Во всяком случае, для него.

– Говори, Ламия, – сказал он. – Я готов тебя выслушать.

Но он опоздал. До этого Ламия, убедившись, что она осталась в замке не одна, как она рассчитывала, подслушав разговор Ульяны и Хуанито, собиралась привлечь Фолета на свою сторону. Обычно для осуществления своего замысла ей было достаточно посулить вознаграждение или соблазнить жертву. До сих пор она не встречала никого, кто устоял бы против денег или ее тела. Однако, выслушав бред, который Фолет излагал ей с необыкновенным жаром, она изменила свое решение. Старик, несомненно, был предан хозяйке замка душой и телом. А все, что он говорит, подумала Ламия, только жалкая попытка обмануть ее, ввести в заблуждение, чтобы потом предать. В ее голове мгновенно созрел хитроумный план.

– Мне нужна книга, – сказала она. – В свое время Рур обещал мне ее подарить. Но сейчас я готова ее даже купить. Она дорога мне как память о прошлом.

– Что за книга? – с подозрением спросил Фолет. – Ты помнишь ее название?

– Разумеется, – уверенно ответила Ламия. – Манускрипт Войнича. Старая ветхая рукопись, потрепанная обложка. Двести сорок страниц текста. Грубо раскрашенные цветными красками иллюстрации. Ни золота, ни драгоценных камней на обложке. Надеюсь, ты не запросишь с меня слишком дорого за нее, Фолет? Повторяю, она мне дорога как память о Руре, я не собираюсь ее продавать. Да ее никто и не купит.

Ламия искусно мешала правду с ложью. Однажды Рур рассказал ей о манускрипте, который он выкрал из библиотеки какого-то американского университета, рассчитывая расшифровать его текст, написанный гусиным пером неизвестным автором на неизвестном языке с использованием неизвестного алфавита. Рур надеялся узнать из таинственного манускрипта нечто, что могло бы ему помочь в войне с людьми. Это была одна из его идей фикс, навязчивая, почти маниакальная. Но у него ничего не вышло. Отчаявшись, он отправил этот манускрипт кому-то, кого считал более искусным в разгадке древних тайн. Но в результате рукопись затерялась. Так что в подвале манускрипта в любом случае не было.

Однако Фолет поверил Ламии, так убедительно она говорила. Он вспомнил, что однажды Рур привел Ламию в подвал, чтобы показать ей орудия для пыток и похвастаться древними книгами, украшенными алмазами. Фолет из любопытства сопровождал их. Оставаясь незамеченным, он подкрался и подслушивал. Мелькали в их разговоре и слова «манускрипт Войнича». В тоне Рура сквозили досада и злость, как это бывало, когда ему в чем-то не везло. Так что бывший хозяин замка тамплиеров действительно мог пообещать Ламии, что подарит ей эту потрепанную и ставшую для него бесполезной книгу. Анжело Месси был щедр, когда это ничего ему не стоило.

– Манускрипт находится в подвале, среди других книг, – жалобно произнесла Ламия. – Я даже помню, где он лежит. Если ты проводишь меня, я сразу его найду.

Фолет не заподозрил подвоха. Он был даже рад таким простым способом избавиться от Ламии. Фолет не хотел, чтобы она встречалась с Ульяной и пробуждала в ней горестные воспоминания о Руре и днях, проведенных в замке в качестве не то гостьи, не то пленницы. Старик хотел защитить Ульяну, которую любил, как дочь.

– Хорошо, – согласился он. И, спохватившись, поставил условие: – Но только ты сразу уйдешь. И уже никогда не вернешься в замок.

– Никогда, – охотно пообещала Ламия, в очередной раз солгав. – Поверь мне, Фолет!

Фолет всегда носил с собой ключ, который открывал все двери в замке. Он сделал Ламии знак следовать за ним, и они спустились в подвал. Старик вставил ключ в замочную скважину и попытался его повернуть, но дверь, заскрипев, открылась сама. Фолет удивился, но его успокоила мысль, что замок забыли закрыть Артур и Ксиу, когда были здесь в последний раз. Он часто корил их за это.

Он первым вошел в комнату, в которой Ламия провела эту ночь. И услышал, как дверь за его спиной закрылась с громким стуком. В замке со скрежетом повернулся ключ. Фолет развернулся и несколько раз ударил рукой, а затем ногой в дверь. Но та даже не дрогнула. За дверью раздался злорадный смех Ламии.

– Посиди, старик, взаперти и подумай о своей никчемной жизни, – прокричала она через дверь. – Если мне удастся все, что я задумала, то ты никогда уже не выйдешь отсюда, жалкий прислужник людей!

– Плохо ты знаешь мою Мару, – сказал Фолет, не испугавшись угрозы. – Она не допустит этого.

Но Ламия не услышала его. Она спешила. Ей надо было успеть подготовиться к встрече с Ульяной, которая могла вскоре вернуться из аэропорта. А еще Ламия хотела обезопасить себя от мальчишки, который также остался в замке.

Она поднялась в комнату Ксиу. Мальчик по-прежнему спал. Ламия еще раз поразилась тому, насколько он внешне был не похож на Рура. Но не успела задуматься об этом, потому что увидела на столе книгу с витиеватой надписью на обложке «Detur digniori». Именно ее читал вчера вечером мальчишка, утверждая, что в ней есть карта с отмеченным на ней кладом, зарытым в окрестностях замка тамплиеров. Помнится, она хотела отнять эту книгу, а сейчас та достанется ей безо всякого риска. Ламия усмехнулась. Правы были древние духи, утверждая: «Что ни делается, все к лучшему». Они выражали это кратко и емко: «Ad meliorem».

Она жадно схватила книгу и перелистала. В книге была не одна, а много карт. Но Ламия не стала их рассматривать, подумав, что на это у нее еще будет время. Бережно прижимая книгу к груди, она вышла из комнаты и закрыла ее на ключ, который прихватила с собой из подвала. Теперь даже если мальчишка проснется, то не сможет выйти из своей комнаты и помешать ей.

Настала очередь Ульяны. Для нее Ламия приготовила нечто особенное. И заранее радовалась, предвкушая, сколько горя принесет она сопернице.

Ламия спустилась в башню, где, как она знала, находился механизм, приводящий в действие металлическую решетку, преграждающую вход в замок тамплиеров. Он же пробуждал к жизни магические силы, которые делали крепость неприступной для любого насильственного проникновения извне. Когда-то ей показал этот рычаг Анжело Месси, и теперь она собиралась воспользоваться своим знанием.

Глава 11.

Ульяна, проводив мужа, возвращалась в замок из аэропорта.

Перед отлетом Артур еще раз попытался остаться, сказав ей, что у него неспокойно на душе после утренних событий.

– Я беспокоюсь за тебя и Ксиу, – сказал он, не сводя с нее умных глаз, полных к тому же еще и любви.

– А я беспокоюсь за мир, который может не узнать много тайн из своего прошлого только потому, что некий ученый страдает болезненной мнительностью, – нашла в себе силы улыбнуться Ульяна. – Лети и не переживай ни о чем.

И он улетел. А она поспешила домой, где ее ждал Ксиу. Ульяна надеялась, что он еще не проснулся. Но она была уверена в Фолете, как в самой себе, поэтому мысли о сыне ее не сильно беспокоили.

Тревога появилась, когда автомобиль миновал подъемный мост, ведущий к арке между двумя башнями. Это был единственный путь в замок. Но она была вынуждена остановиться, потому что проезд через арку преграждала массивная стальная решетка с мелкими ячейками, через которые не смогла бы пробраться даже кошка. Эту решетку никогда не опускали. Когда несколько лет назад Фолет заикнулся об этом, Ульяна ответила, что ей и ее сыну некого бояться, они будут рады всем, кто придет к ним в гости. И к этому вопросу больше не возвращались.

Но сейчас решетка была опущена. И Ульяна не могла проехать в замок.

Сначала она подумала, что это сделал Фолет, встревоженный утренним происшествием. И даже крикнула несколько раз, рассчитывая, что Фолет ее услышит и пропустит. Но никто не отозвался. Когда же Ульяна прикоснулась к решетке, то ее как будто обожгло ударом тока, словно та находилась под высоким напряжением. Это было неожиданно и очень болезненно. Она с невольным стоном отдернула руку и уже не пыталась повторить попытку. Снова начала кричать, все громче и настойчивее.

Когда Ульяна уже почти охрипла и была в состоянии, близком к панике, к решетке с другой стороны, выйдя из дверей башни, подошла Ламия. Со вчерашнего вечера она не переоделась, и Ульяна с удивлением взглянула на незнакомую женщину, наряженную в ее платье. Она не узнала Ламию, которую видела до этого только однажды несколько лет назад.

– Кто вы такая? – нервно закричала Ульяна. – Почему опущена решетка? Где Фолет? И где мой сын? Отвечайте же!

– Так с ответа на какой вопрос мне начать? – с наглой усмешкой спросила Ламия. – Их так много, а я одна.

– Где мой сын? – спросила Ульяна о том, что волновало ее сильнее всего.

– Спит в своей кроватке, – ответила Ламия. – С ним все хорошо.

У Ульяны отлегло от сердца. И уже немного спокойнее она спросила:

– Где Фолет? Что с ним?

– Сидит в подвале, запертый. Там очень много книг. Так что ему не скучно. Если, конечно, он умеет читать.

Ламия откровенно издевалась над Ульяной, наслаждаясь ее страхом.

– Это вы его заперли?

– А разве ты видишь здесь кого-то еще? – изобразила удивление Ламия и даже оглянулась вокруг. Торжествующе рассмеялась и с нескрываемой гордостью произнесла: – Да, это я. Ты удивлена?

– И решетку тоже опустили вы, – не спросила, а констатировала Ульяна.

– Разумеется.

– А зачем? – поинтересовалась Ульяна. Она все еще не понимала, что происходит. – И вообще, кто вы?

– А ты не узнаешь меня? Вспоминай! восемь лет тому назад. Полет из Леона в Пекин на частном самолете. Юная стюардесса, разносившая коньяк…

– Так это ты! – воскликнула Ульяна. – Кажется, тебя звали…

– Ламия.

– Да, Ламия, – кивнула Ульяна. – Мы еще разговаривали с тобой. Только не помню о чем, ты уж извини. Я была тогда в таких растрепанных чувствах, что весь тот день остался в памяти как в тумане.

– Еще бы, – усмехнулась Ламия. – Я тебя понимаю. Не каждый день убиваешь своего любовника. Ведь это ты убила Рура?

– Кого?! – удивилась Ульяна.

– Если хочешь, можешь продолжать называть его Анжело Месси.

– Нет, – честно ответила Ульяна, не вдаваясь в подробности.

– А кто же тогда? – усмехнулась Ламия. – Из самолета вы вышли вместе.

– Его отравили, – сказала Ульяна. – Но это была не я.

– Правильно, не сознавайся, – почти одобрительно заметила Ламия. – А то лишишься наследства, которое он тебе оставил. Ведь убийцы не могут наследовать тому, кого они убили.

– Я же сказала, что не убивала его, – тихо произнесла Ульяна. – И это правда. Хочешь – верь, а хочешь – не верь. Мне все равно.

– Я тебе верю, – сказала Ламия. – Поскольку это в моих интересах.

– Вот как? – удивилась Ульяна. – Поясни. Я не понимаю твоих намеков.

– Если тебя лишат наследства Рура, то я ничего от этого не буду иметь. А так ты со мной поделишься.

– Это еще почему?

– Потому что лучше отдать часть, чем все.

– Но почему я должна тебе что-то отдавать?

– Да потому, что я имею на его наследство такое же право, как и ты. Я тоже спала с ним.

Ульяна невольно улыбнулась.

– Я думаю, ты не единственная, кто мог бы заявить об этом во всеуслышание.

– Но речь сейчас не обо мне, а о тебе и твоем сыне, – злобно прошипела Ламия. Она почувствовала, что проигрывает в этой словесной дуэли. И разозлилась.

– А при чем здесь мой сын? – настороженно спросила Ульяна.

– При том, что он у меня в руках. И если ты хочешь получить его обратно, то тебе придется заплатить за это.

Теперь Ульяна все поняла. Это был элементарный киднеппинг, пусть и очень своеобразный. Ламия узнала, что у нее есть деньги и что она безумно любит своего сына. И решила подзаработать, похитив Ксиу и потребовав выкуп.

– А ты не боишься, что я обращусь в полицию?

– А ты не боишься, что я убью твоего сына прежде, чем до меня доберется полиция?

По глазам Ульяны, полным боли и отчаяния, Ламия поняла, что одержала победу. Теперь она могла диктовать любые условия.

Ульяна даже не хотела говорить, что она сделает с Ламией, если та причинит вред ее сыну. Потому что если бы она даже отомстила за смерть Ксиу, это не вернуло бы ей счастья и душевного покоя. Это только в дешевых боевиках герои расправляются с убийцами своих близких и после этого живут, как ни в чем не бывало, продолжая получать удовольствие от жизни. Она этого никогда не понимала, списывая все на убогую фантазию сценаристов и режиссеров. Но то, что сейчас происходило, было реальностью, а не кино. Для Ульяны было легче расстаться со всеми своими деньгами, чем хотя бы допустить мысль, что Ксиу может умереть.

– Сколько ты хочешь? – спросила она.

– А вот это деловой разговор, – усмехнулась Ламия. – Мне он нравится. А то я уже начала думала, что ты никогда меня об этом не спросишь.

– Не суесловь и не кривляйся, – оборвала ее Ульяна. – Просто назови сумму.

– А во сколько ты сама оцениваешь жизнь своего сына?

– Для меня она бесценна. Но едва ли это имеет эквивалент в твоей системе ценностей.

– Ты права, – согласилась Ламия. – В таком случае, думаю, сто миллионов евро меня бы устроили. Мальчишка, конечно, стоит дороже, но ведь мы с тобой старые подруги, не правда ли? Или как у людей это называется, когда две женщины спят с одним мужчиной?

– Тебе лучше этого не знать, – зло ответила Ульяна. – Вряд ли тебе это понравится, подруга.

Они стояли напротив друг друга, разделенные только металлической решеткой, и были похожи на двух разгневанных фурий, ненавидящих одна другую. И выражение лиц в эту минуту у них было одинаковое. Даже глаза были похожими – у обеих зеленые. Только у одной были длинные рыжие волосы, у второй – коротко подстриженные черные.

Ульяна сейчас была не менее опасна, чем ее соперница. Если бы она могла дотянуться до Ламии через решетку, то попыталась бы задушить ее или вырвать ей глаза. Но предусмотрительная Ламия стояла слишком далеко. Да и электрический ток, пропущенный через решетку, не позволил бы это осуществить. Поэтому она сдерживала себя.

Ламия догадалась по выражению лица Ульяны о ее мыслях.

– Жалеешь, что не носишь с собой оружия? – усмехнувшись, спросила она.

– Очень, – призналась Ульяна.

– Не вздумай делать глупости, – предупредила ее Ламия. – Ты все равно не сможешь меня убить. И учти, что замок тамплиеров неприступен. Когда-то его не смогли взять приступом даже объединенные войска двух королевств – Испании и Франции. Это я на тот случай, если ты все-таки решить обратиться в полицию.

Ульяна не стала с ней спорить или в чем-то убеждать. Вместо этого она сказала:

– Сто миллионов – большая сумма. Где я возьму ее? Ведь наследство Анжело Месси – это в основном недвижимость. Ты и сама наверняка это знаешь.

– А мне какое дело? – равнодушно пожала плечами Ламия. – Продай что-нибудь из недвижимости. Если не заламывать цену, то это можно сделать очень быстро.

– В таком случае, сколько у меня времени?

– Чем раньше, тем лучше. Но не позднее полуночи. В крайнем случае, до рассвета. Сама понимаешь, мы с тобой не одни в этом мире. Вечером вернутся другие обитатели замка, узнают обо всем, и кто-нибудь из них обязательно позвонит в полицию, даже если ты запретишь. Ситуация выйдет из-под контроля, как говорят в дешевых боевиках.

Ламия хитро подмигнула ей.

– Так ты тоже умеешь читать мысли, как и Анжело Месси? – догадалась Ульяна.

Ламия рассмеялась и ничего не ответила. Но Ульяне показалось, что она была слегка раздосадована тем, что проговорилась и лишила себя одного из козырей, с помощью которых рассчитывала переиграть соперницу. Теперь Ульяна, узнав о ее способности к телепатии, будет всегда настороже.

– Можешь не отвечать, – сказала Ульяна. – Я и сама догадалась.

– Вот и хорошо, – почти прошипела Ламия, как всегда, когда была близка к бешенству. – А теперь уходи и возвращайся с деньгами. Или твой сын отправится к праотцам. – И она повторила для большей убедительности на древнем языке духов природы: – Ad patres.

Ульяна не поняла, что значит это слово, произнесенное на чужом для нее языке, но догадалась о его смысле, видя искаженной злобой лицо Ламии. И почувствовала ужас. Внезапно она вспомнила о утреннем происшествии и спросила:

– А лошади в конюшне – твоих рук дело?

– А я все ждала, когда же ты меня спросишь, – усмехнулась Ламия. – Да, это я их убила.

– Лошадей-то зачем?

– А чтобы ты понимала, что я не шучу. Теперь ты знаешь, что будет с твоим сыном, если я не получу того, что хочу.

Ничего не говоря, Ульяна повернулась к ней спиной, села в свой автомобиль и быстро уехала. Она опасалась, что если еще помедлит, то не выдержит и, ослепленная яростью, все-таки попытается схватить Ламию за горло, забыв о разделяющей их решетке. А это было бы бессмысленно и даже опасно для нее самой. Ламия была права, замок тамплиеров был действительно неприступен, а благодаря ухищрениям современной науки или древней магии – Ульяне это было сейчас безразлично. Она должна была спешить. Ей было необходимо где-то достать до рассвета сто миллионов евро.

Мозг Ульяны лихорадочно работал. Она отъехала совсем недалеко, когда ей пришла в голову мысль, которая показалась счастливой. Она вспомнила о Эргюсе Бэйтсе. Когда-то он спас ее в похожей ситуации, которая казалась ей безвыходной. Может быть, поможет и сейчас.

Дело осложнялось тем, что после той встречи в Нью-Плимуте восемь лет назад и их непродолжительном совместном перелете на личном самолете Эргюса Бэйтса в Испанию они не встречались и даже не разговаривали по телефону. Почему-то он был неприятен Ульяне. Почти так же, как и Анжело Месси. Тогда она вежливо отклонила все его попытки навязать ей свою дружбу. И забыла о его существовании, как только они расстались. Эргюс Бэйтс мог обидеться на нее из-за этого, что было бы только справедливо. Ульяна не осудила бы его за это. Но выбора у нее не было, другого выхода она сейчас не видела.

Ульяна остановила автомобиль у обочины. Она поискала в своем смартфоне и нашла номер мобильного телефона Эргюса Бэйтса, который восемь лет назад записала по его настоянию и сохранила, позже забыв удалить. В списке адресов он значился как управляющий партнер юридической компании «Мартин Крюгер, Эргюс Бэйтс и Анжело Месси».

Глубоко вздохнув, словно собираясь с духом, Ульяна набрала его номер по видеосвязи. Он откликнулся почти сразу, словно все эти годы поджидал ее звонка.

– Здравствуйте, господин Бэйтс!

Эргюс Бэйтс совсем не изменился за минувшие годы. И его белесые, словно у альбиноса, глаза по-прежнему вызывали у Ульяны дрожь. А улыбка, которая обнажила его зубы, когда он узнал ее, показалась какой-то неживой, словно улыбался манекен.

– О, кого я вижу! – произнес он голосом, лишенным интонаций. – Как говорится, сколько лет, сколько зим! Как поживаете, Ульяна?

В его тоне Ульяна услышала упрек. Но она не стала извиняться или что-то объяснять. У нее не было времени на дипломатическую беседу, и она сразу перешла к делу.

– У меня неприятности, господин Бэйтс. И вы можете мне помочь.

– Я? – казалось, обрадовался он. – Но чем же?

– Мне нужны деньги.

– А-а, – разочарованно протянул Эргюс Бэйтс. – Как говорили древние, nil novi sub luna. Ничто не ново под луной. Кстати, вам знакомо это прекрасное четверостишие, написанное, кажется, вашим соотечественником?

И он, чуть гнусавя, продекламировал:

– Ничто не ново под луною:

Что есть, то было, будет ввек.

И прежде кровь лилась рекою,

И прежде плакал человек.

С особым удовольствием Эргюс Бэйтс произнес последнюю строку. Но Ульяне сейчас было не до поэзии.

– Да, это русский поэт Карамзин, – сухо сказала она. – Но он всего лишь подражает известному библейскому тексту, причем меняя его, вероятнее всего, в угоду рифме. Оригинал звучит так: «Нет ничего нового под солнцем». Этосказал Екклесиаст.

– Не часто встречаешь такую умную женщину как вы, Ульяна, – сказал Эргюс Бэйтс. Но прозвучало это вовсе не как похвала.

– Я не умная, а только начитанная, – сказала Ульяна, уловив его интонацию и сообразив, что Эргюс Бэйтс был из тех мужчин, которые относились к женщинам с интеллектом с осторожностью, если не как к природной аномалии. А, следовательно, в разговоре с ним ей было лучше прикинуться дурочкой, чтобы с тем большим успехом достичь своей цели. Но это было не так просто сейчас, когда ее волновало не то, как понравиться своему собесеннику, а смертельная угроза, нависшая над ее сыном. Поэтому она, словно извиняясь, добавила: – А еще у меня хорошая память. Не говоря уже о том, что Екклесиаст мой любимый библейский пророк. Когда-то я зачитывалась его книгой и помню ее почти наизусть. «Бывает нечто, о чем говорят: «смотри, вот это новое», но это было уже в веках, бывших прежде нас…» Это тоже оттуда.

– Точно подмечено, – задумчиво покачал головой Эргюс Бэйтс. – Я сам не раз думал то же самое. – Он помолчал, а затем, уже другим тоном, сказал: – Я начинаю жалеть, Ульяна, что в свое время нам не удалось познакомиться поближе. Помнится, когда-то я даже предлагал вам свою дружбу. Но вы не откликнулись на мое предложение.

– Сейчас я сожалею об этом, господин Бэйтс, – призналась Ульяна.

– Называйте меня Эргюс.

– Хорошо, Эргюс, – сказала она. – Так что насчет моей просьбы?

– Так это была просьба? – казалось, искренне удивился он. – А я сразу не понял. Когда женщина о чем-то меня просит, то для меня это приказ к исполнению. Разумеется, если женщина еще и красива к тому же.

Намеки Эргюса Бэйтса были слишком прозрачны, чтобы Ульяна не понимала их. Но она не могла прекратить этот разговор, который ей был неприятен, как сделала бы это в любое другое время. А потому она через силу улыбнулась и сказала:

– Вы мне льстите, Эргюс. Но мне нужны деньги, а не комплименты.

– И сколько же? – с видимой неохотой спросил Эргюс Бэйтс. Ему, в отличие от Ульяны, был явно неприятен разговор о деньгах.

– Сто миллионов евро, – сказала Ульяна, внутренне содрогнувшись.

Но на Эргюса Бэйтса сумма не произвела впечатления. Его заинтересовало другое, и он спросил:

– А зачем вам сто миллионов евро?

– Я уже говорила, у меня неприятности, – нетерпеливо ответила Ульяна. – Вы может дать мне эти деньги в долг? А еще лучше, купите у меня что-нибудь из недвижимости. И тогда я не буду ничего вам должна.

– Не любите быть в долгу? – понимающе улыбнулся Эргюс Бэйтс.

– Нет, – искренне ответила Ульяна.

– Я вас понимаю, – проронил он. И как бы между прочим поинтересовался: – И что вы мне можете предложить на продажу?

– Что хотите, – сказала Ульяна. – Ведь вы не хуже меня знаете, чем владел ваш друг Анжело Месси. Вы в свое время составляли опись его имущества. И читали завещание.

– И все-таки? – уже настойчивее спросил Эргюс Бэйтс. Разговор стал деловым, и его тон сразу изменился.

Ульяна подумала и сказала:

– Например, остров заброшенных кукол в Мексике. Или часовню костей в Португалии.

– Ту самую, на крыше которой написана какая-то забавная фраза? – спросил Эргюс Бэйтс. – «Лучше день смерти, чем день рождения». Или что-то в этом роде.

– Возможно, – ответила Ульяна. – Я там никогда не была.

– Зачем мне все это? – спросил ее Эргюс Бэйтс со скучающим видом. – Кстати, никогда не понимал, почему Анжело Месси покупает их. Я даже спрашивал у него, но он отмалчивался. Вы не знаете, случайно?

– Нет, – сухо ответила Ульяна. – Я могла бы еще предложить на продажу Лес самоубийц на острове Хонсю в Японии, но, думаю, он вам тоже не нужен.

– Не нужен, – согласился Эргюс Бэйтс.

– Тогда что? – спросила она. – Мне кажется, вас все-таки что-то интересует, иначе вы не тратили бы время на разговор со мной.

– Вы действительно умная женщина, – сказал Эргюс Бэйтс с нотками уважения в голосе. – Да, я могу у вас купить, но не заброшенный остров или полуразрушенное здание. Я бы приобрел у вас книги, которые Анжело Месси хранил в своем замке. И даже заплатил бы за них ровно сто миллионов.

Ульяна почувствовала, как у нее в груди радостно дрогнуло сердце. Она уже ни на что не надеялась.

– Книги? – переспросила она делая вид, что задумалась. – Признаться, не хотелось бы расставаться с ними.

– Зачем они вам? – удивился Эргюс Бэйтс. – Ведь это никому не нужный хлам. Ценность имеют только обложки, инкрустированные золотом и алмазами. Собственно говоря, за них я и плачу такую огромную сумму. Все остальное не стоит ломаного гроша.

Чем дольше Эргюс Бэйтс убеждал ее, тем больше Ульяна приходила к убеждению, что ее собеседнику очень хочется приобрести книги, которые он с пренебрежением называл хламом. И тем сильнее ее тревожила мысль, что эти книги нельзя продавать, причем именно ему, Эргюсу Бэйтсу. Слишком уж он походил на Анжело Месси. А тот, помнила Ульяна, был просто одержим идеей сократить численность человечества до пятисот миллионов человек, причем какими угодно средствами. Она знала, что для этой цели Анжело Месси даже украл в библиотеке редких книг Бейнеке Йельского университета древний манускрипт, рассчитывая узнать из него нечто, что помогло бы ему осуществить свои ужасные замыслы. И вот теперь Эргюсу Бэйтсу понадобились книги, которые собирал Анжело Месси. Возможно, он хотел продолжить дело своего друга. В таком случае Ульяна, продав ему библиотеку, вольно или невольно становилась его сообщником.

Но у нее не было другого выхода. На одной чаше весов находилась человеческая раса. На другой – ее сын. «И кто бы из матерей осудил меня?» – подумала Ульяна, чувствуя почти непреодолимое желание разрыдаться из-за того, что ей приходится думать об этом и делать такой выбор.

Она находила слабое утешение в том, что все ее опасения могли быть просто бредом или фантазией, порожденной болезненным воображением. Возможно, предполагала Ульяна, недолгое общение с Анжело Месси не прошло даром для ее психики. И она стала везде видеть чудовищ, даже там, где их просто не могло быть. Как великий испанский художник Франсиско Гойя. Но она-то ведь простой человек. Ее это не прославит, а вымостит дорогу в психиатрическую лечебницу.

Но так или иначе, а надо было принимать какое-то решение.

– Хорошо, – сказала Ульяна. – Книги ваши, Эргюс. Когда и как я могу получить деньги?

– Я перезвоню вам через пять минут и все скажу, – ответил Эргюс Бэйтс. – Вы можете подождать?

А что ей еще оставалось?

– Только поторопитесь, Эргюс, – почти жалобно попросила она. – Это вопрос жизни и смерти.

К счастью, Эргюс Бэйтс принял ее слова за метафору и улыбнулся.

А Ульяна, едва экран ее смартфона погас, разрыдалась, уже не имея сил сдерживаться.

Глава 12.

Эргюс Бэйтс предвкушал редкостную удачу и потому довольно потирал руки. Чтобы не спугнуть свою птицу счастья, он трижды постучал костяшками пальцев о позолоченную ручку кресла, в котором сидел. И только после этого набрал номер телефона Мартина Крюгера.

Их разделял океан, но видеосвязь была хорошей. Он мог разглядеть каждую морщинку на жирном лоснящемся лице Мартина Крюгера, выдававшем чревоугодника и сластолюбца. Но, к сожалению, не мог читать его мысли, защищенные экраном. Впрочем, тот все равно не позволил бы Эргюсу Бэйтсу такой вольности, даже если бы они находились в одной комнате. Они были старыми друзьями, и очень хорошо знали друг друга.

– Привет, Мартин, – весело сказал Эргюс Бэйтс. – У меня для тебя есть хорошая новость.

Мартин Крюгер лениво улыбнулся и спросил:

– Акции нашей компании взлетели на бирже, и ты хочешь мне об этом сообщить?

Он шутил. А, значит, у него было хорошее настроение. Эргюс Бэйтс был прирожденным аристократом, и его никогда не интересовало, что происходит с акциями, все финансовые дела лежали на плечах Мартина Крюгера. Именно он был мозгом юридической компании «Мартин Крюгер, Эргюс Бэйтс и Анжело Месси». А Эргюс Бэйтс был всего лишь лицом компании, представляя ее интересы в высших сферах и в переговорах с правительственными чиновниками. Так они перераспределили обязанности после смерти Анжело Месси, имя которого решили оставить в названии фирмы как для солидности, так и для того, чтобы не менять документы. Бюрократические проволочки в мире людей часто приводили их в бешенство, а то и в растерянность. Сами они были духами природы, но жили среди людей, приняв их облик и, частично, образ жизни.

Эргюс Бэйтс был эльфом, которого в действительности звали Эг, а Мартин Крюгер – гномом по имени Мор. Изредка, когда их никто не мог видеть, они принимали свой истинный вид. Эргюс Бэйтс становился почти прозрачным существом, изящным и грациозным, его волосы длинными светлыми прядями падали на плечи, а уши заострялись и покрывались шерстью. А Мартин Крюгер превращался в безобразного пузатого карлика с черной бородой и мрачным взглядом, присущим всем гномам, испокон века живущим под землей.

Но сейчас был не тот случай. Их могли увидеть или подслушать. Поэтому они сохраняли человеческую внешность. И обращались друг к другу по именам, под которыми они жили среди людей.

– Я хочу тебе сообщить, что есть возможность купить библиотеку Анжело Месси, – сказал Эргюс Бэйтс, с удовольствием наблюдая за тем, как улыбка покидает лицо его собеседника. – Помнится, ты очень этого хотел. Но Анжело, насколько мне известно, всегда тебе отказывал.

– Я бы мог получить ее даром, если бы ты не поторопился передать наследство Анжело его вдове и сыну, – сердито пробурчал Мартин Крюгер.

– Но ведь мы так вместе решили, – напомнил ему Эргюс Бэйтс. – И ты ни словом не заикнулся мне тогда о своем желании приобрести библиотеку. Я вообще узнал об этом случайно от Анжело незадолго до его смерти. Ты держал свои переговоры с ним втайне от меня. До сих пор не могу понять почему.

Но Мартин Крюгер поспешил перевести разговор, который принимал явно неприятный для него оборот, на другую тему.

– Вдова решила продать библиотеку? – спросил он, приняв деловой вид.

– Всегда поражался твоей сообразительности, – ухмыльнулся Эргюс Бэйтс. Он искренне забавлялся ситуацией, видя, что поставил своего старого друга в неловкое положение. – И первый, к кому она обратилась с предложением о продаже, был я. Вот я и думаю, стоит ли овчинка выделки. Что ты мне посоветуешь?

– Зачем она тебе? – стараясь казаться как можно более равнодушным, сказал Мартин Крюгер. – Сомневаюсь, что ты будешь читать книги долгими зимними вечерами, сидя перед зажженным камином. Скорее ты предпочтешь завалиться в постель с какой-нибудь красоткой.

– Ты прав, старина, – примирительно ответил Эргюс Бэйтс. Он не хотел ссориться со своим старым другом. Он хотел только подзаработать на его прихоти. – Поэтому я и звоню тебе. Если ты все еще хочешь приобрести эту библиотеку, то я могу уступить ее тебе.

– А почему ты, а не вдова? – недовольно пробурчал Мартин Крюгер.

– Потому что она попросила меня быть посредником в этой сделке. Видишь ли, она никому больше не доверяет, бедная вдовушка, которую все вокруг пытаются обмануть. Так она сама мне сказала. И разрыдалась на моем плече.

Эргюс Бэйтс часто хвастался своими победами над женщинами, которые существовали только в его воображении. Мартин Крюгер знал это. Но не стал спорить или высказывать сомнения на этот раз. У него было дело поважнее.

– И сколько она хочет? – отрывисто спросил он.

– Всего-навсего пятьсот миллионов евро, – ответил Эргюс Бэйтс недрогнувшим голосом. – Запрашивала миллиард, но я, помня о тебе, отговорил ее. Ей срочно нужны деньги. Только поэтому она согласилась на эту смехотворную цену. Ты бы знал, какого труда мне это стоило! Прав был Анжело, она настоящая ведьма. Не удивлюсь, узнав, что это именно она отправила его на тот свет после какой-нибудь пустяковой ссоры.

Пока Эргюс Бэйтс говорил, Мартин Крюгер делал вид, что думает. После небольшой паузы он с видимой неохотой произнес:

– Хорошо, я согласен на эту цену. Но учти, что твои комиссионные включены в эту сумму.

– Какие комиссионные, старина? – возмутился Эргюс Бэйтс. – Ведь мы друзья! Я делаю это совершенно бескорыстно. Надеюсь, ты этого не забудешь и когда-нибудь вернешь дружеский долг. Вот и весь мой интерес.

Мартина Крюгера растрогало это пафосное заявление.

– Прости, старина, – произнес он с раскаянием. – Жизнь в мире людей испортила меня. Я совсем перестал верить в дружбу.

– Да, я тебя понимаю, – кивнул Эргюс Бэйтс. – Люди – это нечто! Не веришь, но каждое утро, просыпаясь, я со страхом жду известия, что они отправили нашу планету в тартарары, и ее уже ничто не спасет.

– Надо верить в лучшее, – сказал Мартин Крюгер. И признался: – Знаешь, мне иногда даже жалко, что Анжело умер, не успев завершить свой замысел. Если бы ему удалось сократить численность человеческой расы до полумиллиарда, это избавило бы нас от вечного страха. Людей стало бы слишком мало, чтобы они могли нанести ощутимый вред земле, как это происходит сейчас.

– И мы могли бы держать человеческую расу под контролем, – сказал Эргюс Бэйтс. – Я и сам жалею, что Анжело мертв. Кстати, что там с Джорджийскими скрижалями? Их по-прежнему пытаются уничтожить?

– Да, вандалы не унимаются, – подтвердил Мартин Крюгер. – Не понимаю, чего они хотят добиться, заливая надписи краской!

Джорджийские скрижали, представляющие из себя несколько гигантских гранитных плит с выбитым на них посланием к человечеству, они когда-то за счет своей компании установили на вершине одного из холмов в окрестностях американского города Элбертон. Послание состояло из десяти заповедей, первая из которых содержала призыв поддерживать численность населения Земли в пределах пятисот миллионов человек, чтобы пребывать в равновесии с природой. Это казалось, да и было, разумным – с точки зрения Мартина Крюгера, Эргюса Бэйтса и Анжело Месси. Но люди почему-то считали этот монумент воздвигнутым чуть ли не самим сатаной. И часто пытались нанести ему вред. Их не сдерживало даже то, что монумент после очередного акта вандализма всегда восстанавливали, а виновных, если их удавалось установить, наказывали.

Мало того, что это была неразумная агрессия, но она еще стоила их компании больших денег. Это больше всего возмущало Мартина Крюгера и даже ставило в тупик. Он никогда не понимал действий, не имеющих смысла. Но люди часто совершали бессмысленные поступки. Он это знал и уже даже не возмущался, узнав о новом проявлении агрессии. Но с каждым разом его ненависть к людям становилась только сильнее.

Они помолчали, понимая друг друга без слов. Затем Мартин Крюгер, возвращаясь к теме, которая интересовала его намного больше джорджийских скрижалей, спросил:

– Когда и куда мне перевести деньги?

– Вдова торопит, – сказал Эргюс Бэйтс. – Поэтому переводи немедленно, если не хочешь участвовать в аукционе и заплатить намного дороже. Отправь пятьсот миллионов евро на мой счет в Спирит-банке в Берне. Это ускорит сделку.

– Хорошо, – недовольно буркнул Мартин Крюгер. Он не любил, когда его торопили, а еще больше – когда ему угрожали. – Через полчаса проверь свой счет.

Он отключил видеосвязь. И, поддавшись долго сдерживаемому чувству, радостно рассмеялся, поочередно ударяя руками о стол, за которым сидел, словно выбивая воинственный марш. За какие-то полмиллиарда ему удалось купить то, что даст ему власть над землей и всеми ее обитателями!

Обычно очень скупой, даже жадный, когда речь заходила о деньгах, Мартин Крюгер, не задумываясь, потратил бы все свое громадное состояние, чтобы приобрести библиотеку, хранившуюся в замке тамплиеров. Хотя из всех сотен томов ему была нужна только одна книга. Она называлась «Гальдрбук» и состояла из заклинаний, составленных ирландскими магами в средние века на основе древних рун.

Мартин Крюгер торжествовал. Он ловко провел всех, даже Эргюса Бэйтса, а в свое время и Анжело Месси, не выдав ему своей тайны, как тот ни допытывался. Никто из них даже не догадывался, какая страшная сила таилась в древних заклинаниях, собранных в «Гальдбруке». Сам он узнал о ней совершенно случайно, подслушав разговор двух ирландских колдунов, которым после этого пришлось умереть. Произнеся несколько магических фраз, можно было вселить панический ужас в кого угодно – людей, духов природы, зверей, вызвать у них головные боли, бессонницу и непреодолимое желание покончить жизнь самоубийством. Даже пресловутый философский камень не смог бы принести своему владельцу того могущества, которое давали заклинания «Гальдбрука». Овладев этой книгой, он, Мартин Крюгер, становился поистине всемогущим. Осознавая это, он впервые в своей жизни чувствовал себя счастливым.

Эргюс Бэйтс по ту сторону океана был доволен не меньше. За несколько минут он сумел заработать четыреста миллионов евро и, что было для него не менее важным, обвел вокруг пальца старину Мартина Крюгера. Такого ему еще никогда не удавалось. Птица счастья, впорхнувшая в его дом одновременно со звонком вдовы Анжело Месси, не покинула его. Набирая номер телефона Ульяны, Эргюс Бэйтс ощущал тяжесть этой редкостной птахи на своем плече. Это было восхитительное чувство.

– Я решил вопрос с деньгами, – сказал Эргюс Бэйтс. – Нужная сумма лежит на моем счете в Спирит-банке. Могу перевести ее на любой счет, который вы мне продиктуете сейчас по телефону.

– А как быть с книгами? – спросила Ульяна.

– Книги я заберу позже, – ответил Эргюс Бэйтс. – Я вам доверяю.

– Вы сказали, Спирит-банк?

– Да, вы не ослышались, – улыбнулся Эргюс Бэйтс. Он был в благодушном настроении. И даже его улыбка казалась менее искусственной, чем обычно. – Это в Швейцарии, а если быть более точным, то в Берне. Диктуйте счет.

Ульяна уже была готова произнести номер своего счета в банке, офис которого находился в Леоне. Но что-то остановило ее. И она сказала:

– Но я не помню его на память. Мне надо позвонить в свой банк. Я перезвоню вам.

– Хорошо, – неохотно согласился Эргюс Бэйтс. – Только не затягивайте с этим. У меня может не быть времени позже.

Ульяна ничего не ответила, и видеосвязь прервалась. Она задумалась над тем, что помешало ей сказать правду. И вскоре поняла, что причина была в Эргюсе Бэйтсе. Он сказал что-то такое, что остановило ее. И направило течение мыслей в другую сторону. Словно в кромешной тьме мелькнул отблеск света, на который она полетела, как ночной мотылек.

Ульяна начала восстанавливать в памяти каждую фразу из разговора с Эргюсом Бэйтсом. Это было трудно, потому что она говорила почти машинально, думая о сыне, о том, где он сейчас и что делает. Но она заставила себя, и постепенно туман в ее голове начал рассеиваться.

– Спирит-банк! – невольно вырвалось у нее.

Она вспомнила. Это был тот самый банк, которому принадлежала банковская карта, утерянная ею в Нью-Плимуте восемь лет назад.

Тогда она была беременной и многое воспринимала иначе, чем здравомыслящий человек. Потеряв банковскую карту, бывшую в те дни единственным источником ее существования и выживания, она пришла в отчаяние и не предпринимала никаких попыток, чтобы ее найти. Да и не смогла бы, потому что даже забыла название банка, выпустившего карту. Такое бывает с беременными женщинами, испытавшими сильное потрясение. В те дни ее преследовала череда смертей близких людей. Трагически погиб человек, от которого она забеременела. Карту ей вручил дед ее будущего ребенка. Он потерял сына, и завещал все, что имел, своему внуку, а затем бесследно пропал сам. Ее жизнь превратилась в кошмар наяву. Эргюс Бэйтс, по сути, спас ее, предложив стать наследницей состояния Анжело Месси. Считая, что находится в безвыходной ситуации, Ульяна согласилась. Так она стала вдовой Месси, далеко не бедной женщиной. А после этого она просто отказалась предпринимать какие-либо попытки завести новую банковскую карту взамен утерянной или, быть может, украденной у нее, посчитав, что это будет слишком цинично – пользоваться деньгами сразу двух мужчин, пусть они оба и умерли. Она решила дождаться, когда ее сын, ради которого она пошла на это, станет совершеннолетним, а затем рассказать ему все. И пусть он сам решает, как поступить. В конце концов, она просто слабая женщина. В серьезных вопросах решение должны принимать мужчины. Успокоив себя этим, Ульяна почти сразу забыла о банковской карте и деньгах, лежавших на ней.

Но сейчас ситуация изменилась. Ксиу надо было спасать. И было бы только справедливо, если бы на это пошли деньги его настоящего отца.

Потому что даже при том, что карта была утеряна, каждый месяц на нее должен был поступать один миллион евро. Так говорил дед Ксиу. И за прошедшие годы на ней должна была накопиться приличная сумма.

Ульяна быстро подсчитала в уме, и вышло чуть более ста миллионов евро. Она поразилась этому совпадению. И сочла это знаком свыше. Теперь достаточно было пойти в банк, которому принадлежала утерянная карта, и потребовать деньги, накопленные за эти годы.

И это был Спирит-банк. Ульяна вспомнила название, услышав его от Эргюса Бэйтса. Не сразу, но вспомнила. И мысленно поблагодарила Эргюса Бэйтса. Сам того не желая, он снова ее спасал.

Деньги, полученные в Спирит-банке, имели еще и то преимущество, что отпадала необходимость продавать книги, хранившиеся в замке тамплиеров. Ульяна подумала об этом с огромным облегчением. У нее с души словно упал тяжкий камень. Теперь она могла не корить себя за то, что предпочла жизнь сына возможному избавлению от угрозы существованию человечества.

Сообразив все это, Ульяна перестала думать о Эргюсе Бэйтсе и о данном ему обещании и набрала номер телефона справочной службы аэропорта Леона.

Вскоре она знала, что полет от Леона до Берна займет менее двух часов. Столько же – обратный перелет. У нее было еще несколько часов на то, чтобы получить наличные деньги в Спирит-банке или перевести накопленную сумму на свой счет в банке Леона, вернуться, обналичить ее и успеть до ночи вернуться в замок. Времени, которое оставлось до назначенного Ламией срока, на все это должно было хватить.

Приняв решение, Ульяна не стала терять ни минуты. Она снова позвонила в аэропорт и заказала чартерный рейс в Берн и обратно. Затем села в автомобиль и, не обращая внимания на спидометр и знаки, ограничивающие скорость, помчалась по шоссе.

Уже проехав половину пути до Леона, она подумала, что надо сделать еще один звонок. И набрала номер мобильного телефона Хуанито.

– Да, синьора, – отозвался тот, несколько удивленный.

– Хуанито, в замке полиция, – солгала Ульяна. – Полицейские расследуют гибель лошадей и просят, чтобы им не мешали. Поэтому тебе и всем остальным сегодня лучше не возвращаться в замок. Переночуйте в гостинице в Леоне. Номера и ужин в ресторане за мой счет. Ты все понял?

– Да, синьора, – ответил Хуанито, и на этот раз голос у него был радостный. – Я всем передам. Не беспокойтесь!

Обезопасив себя и с этой стороны, Ульяна прибавила скорости и уже ни о чем не думала.

Но думали о ней. Она поняла это, когда зазвонил ее смартфон. Взглянув на определившийся номер, она увидела, что звонит Артур. Он уже должен был долететь. В любое другое время Ульяна была бы счастлива, зная, что муж не забывает о ней, даже находясь в Париже, веками воспеваемом в стихах и прозе как город любви. Но сейчас она не могла с ним разговаривать. Что бы она ему ни врала, но по ее голосу он сразу поймет, что случилось что-то плохое. И уже ничто не удержит его вдали от нее. А это было бы очень некстати. Артур ничем не может ей помочь, но способен осложнить и без того не простую ситуацию. Он ученый, и далек от реальной жизни. Он потребует, чтобы она обратилась в полицию. И, пытаясь объяснить, почему этого нельзя делать, она потеряет время, которого у нее и без того очень мало.

Ульяна дождалась, когда звуковой сигнал смолк, и отключила смартфон. Она знала, что это было нехорошо по отношению к мужу, но сейчас ее больше волновала жизнь сына. А с Артуром она объяснится потом. Он поймет ее.

Подумав так, Ульяна беззвучно заплакала. Слезы затуманивали ее глаза, мешая вести автомобиль. Она вытирала их ладонью, когда уже почти не видела дороги и встречных машин. Это были самые горькие слезы в ее жизни.

Глава 13.

Проводив взглядом «Seat-Leon», который пролетел по направлению к Леону так, словно за ним гнался злой дух, лейтенант Гарсия не стал менять свой маршрут, чтобы догнать и остановить нарушителя. Это могло надолго задержать его, и было некстати. Он не увидел, что за рулем автомобиля находилась Ульяна, и продолжил свой путь в замок тамплиеров.

Сам он не торопился, предаваясь радужным мечтам. Многое могло случиться в этот вечер. Возможно, хозяйка замка не случайно сказала ему, что ее муж улетает на какую-то международную конференцию. Не исключено, что это было скрытое приглашение. Так думал Мигель Гарсия, подъезжая к замку.

Но его ждало страшное разочарование. Проехав подъемный мост, он был вынужден, как до него Ульяна, остановиться перед опущенной металлической решеткой.

Мигель Гарсия нажал несколько раз на звуковой сигнал автомобиля, сначала тихо и вежливо, затем уже нетерпеливо. И даже включил ненадолго полицейскую сирену. Но результат был тот же. Решетка не поднялась.

Он вышел из автомобиля, прикоснулся к решетке и получил сильный удар тока. Это окончательно вывело его из равновесия. Полицейский воспринял это как личное оскорбление. Хозяйка замка заверила его, что никуда не собирается уезжать. Значит, решил Мигель Гарсия, она в замке и по какой-то причине не хочет его впускать. Набивает себе цену или, что хуже, передумала изменять мужу. Возможно, в эту самую минуту она даже смотрит на него из одной из этих узких бойниц, служащих в замке окнами, и подсмеивается над ним. Но он не сопливый юнец, который позволяет безнаказанно издеваться над собой всем, кому не лень. И очень скоро эта рыжеволосая красотка сможет в этом убедиться.

Размышляя так, Мигель Гарсия сел в автомобиль и уехал, бросив на прощание разгневанный взгляд на узкие бойницы замка, казалось, ехидно усмехавшиеся над ним.

Но он не увидел Ламию, которая все это время незаметно наблюдала за лейтенантом Гарсией, стоя в нише окна. Она действительно потешалась над незадачливым полицейским, которому пришлось уехать несолоно хлебавши, обманувшись в своих ожиданиях. Она видела его еще утром, когда он приезжал расследовать происшествие с мертвыми лошадьми, и уже тогда поняла, что он глуп и самонадеян и не представляет для нее угрозы. А потому сейчас и не беспокоилась, провожая взглядом уезжающий полицейский автомобиль.

Но не успел автомобиль скрыться за поворотом, как раздался телефонный звонок. Звонил телефон, установленный в холле замка. На вид он казался старинным, почти антикварным – серебряный, треугольной формы, с диском для набора номера посередине и двумя рожками, на которых лежала трубка с позолоченной ручкой. Его установили здесь для Фолета, который не любил мобильных телефонов.

Ламия спустилась в холл и долго с подозрением смотрела на телефон, ожидая, когда он замолчит. Но тот не умолкал. Тогда она сняла трубку. И услышала мужской голос, который настойчиво повторял:

– Алло! Алло!

– Ну, алло, – сказала Ламия. – Говори, если есть что сказать.

– Это кто? – удивился мужчина.

– А ты кто? – усмехнулась Ламия. Ее забавлял этот разговор.

– Это я, Артур! Что за глупые шутки? Отвечайте, где Фолет?

– В подвале, – честно ответила Ламия. – И не может подойти к телефону. Еще вопросы есть?

Мужчина возмутился.

– У меня еще очень много вопросов! И первый – кто вы такая? Я не узнаю вас по голосу.

Ламия поняла, что звонит муж хозяйки замка. Она не хотела, чтобы тревога поднялась раньше времени, а он мог все испортить, если бы заподозрил, что в замке происходит что-то неладное. Поэтому Ламия изменила тон, которым говорила все это время, и сказала:

– Я новая горничная. Хозяйка наняла меня только сегодня утром. Поэтому вы меня не знаете.

– Странно, – растерянно произнес мужчина. – А мне она не говорила, что собирается нанимать еще одну горничную… Впрочем, не важно. Где сама Ульяна?

– Гуляет с мальчиком, – нежно проворковала Ламия. – Они пошли к реке. И хозяйка, и мальчик очень расстроены утренним происшествием. Ну, вы знаете, о чем я говорю…

– Да, – подтвердил он. – Это просто ужасно!

– Хозяйка думает, что прогулка пойдет мальчику на пользу.

– Это правильно, – одобрил Артур. И попросил: – Когда они вернутся, передайте им, пожалуйста, что я звонил. И что я их очень люблю.

– Обязательно, – пообещала Ламия. – Даже не сомневайтесь.

Услышав короткие гудки, она положила трубку. И рассмеялась, радуясь тому, как ловко провела мужа хозяйки замка.

– И, кстати, о мальчике, – произнесла она вслух, подумав о Ксиу. – Хорошо, что мне о нем напомнили. Не пора ли его навестить? А то он еще попытается выйти в окно, увидев, что дверь заперта.

И она снова засмеялась. Под окном комнаты Ксиу, расположенной в одной из башен, находился глубокий ров, и выбраться через узкую бойницу, не рискуя сорваться и сломать себе шею, мальчик не мог. Это не удалось бы даже самой Ламии.

Уже подходя к комнате Ксиу, она услышала, как мальчик стучит в дверь и что-то кричит. Она прислушалась. Мальчик жалобно звал маму и Фолета. По всей видимости, он уже давно проснулся и успел перепугаться, обнаружив дверь запертой и не сумев выйти из комнаты.

Но Ламии не было его жалко. Она с досадой подумала о том, что мальчишка может сорвать сделку, если с ним что-то случится до того, как Ульяна привезет деньги. Едва ли хозяйка замка настолько глупа, чтобы обменять сто миллионов евро на мертвого или покалеченного сына.

Ламия подошла к двери и, повысив голос, чтобы мальчик ее услышал, сказала:

– Не кричи! А то перепугаешь маму.

Ксиу затих. А потом робко спросил:

– А где мама?

– Она только что уехала с дядей полицейским, – ответила Ламия. – Ты его помнишь, он приезжал утром. А тебя мама заперла, чтобы ты, проснувшись, не убежал на конюшню.

– Почему? – удивился Ксиу.

– Полицейский запретил, – пояснила Ламия. – Сказал, что ты можешь затоптать следы. Или что-то в этом роде, я уже не помню. В общем, сиди и жди, пока не вернется мама.

– А когда она вернется? – поинтересовался Ксиу. – Я хочу пить. И кушать.

– Потерпи немного, – раздраженно сказала Ламия. Ей уже начал надоедать этот разговор. – Я ведь терплю, хотя тоже голодна и жажда меня мучает не меньше, чем тебя. Ты же знаешь, что повар и все остальные уехали в Леон. Мы с тобой остались в замке одни.

– И Фолет уехал? – недоверчиво спросил Ксиу.

– И Фолет, – с плохо скрытым злорадством подтвердила Ламия. – Он что, хуже других? Он так и сказал, уезжая.

– Я вам не верю, – в голосе мальчика проскользнули слезы. – Фолет не мог так сказать. И оставить меня одного тоже не мог.

– Как ты разговариваешь со старшими? – возмутилась Ламия. – Вот вернется мама, я ей все расскажу, и она тебя накажет. С чего бы мне врать?

Ксиу не отвечал. Но и в дверь уже не стучал.

– Поспи еще, – сказала она. – Когда спишь, время идет быстро.

И Ламия ушла, так и не дождавшись ответа, но успокоенная тишиной в комнате.

– Фолет, Фолет, – повторяла она, идя по коридору. – А не проведать ли мне и этого старого болтуна?

Но, подумав, она решила не спускаться в подвал. Дверь комнаты, в которой Фолет был заперт, нельзя было открыть без ключа, а окон в ней не было. Выслушивать же еще и его жалобы, а тем более угрозы Ламии не хотелось. Вместо этого она прошла в каминный зал, на стенах которого были развешаны охотничье трофеи, оружие и рыцарские доспехи. Села в глубокое мягкое кресло, стоявшее перед потухшим камином, и раскрыла книгу, которую до этого взяла в комнате Ксиу.

Начав читать, Ламия сразу забыла о запертых пленниках, которых мучили голод и жажда. «Detur digniori» – так называлась эта книга, и в ней говорилось о сокровищах, зарытых какими-то чудаками в землю по всему миру. И забытых по разным причинам на века.

Однако, утверждал автор книги, все тайное рано или поздно становится явным. И он приводил примеры, когда и при каких обстоятельствах те или иные клады были закопаны их хозяевами. Были здесь и нарисованные от руки карты с крестиками, помечающими приблизительное местоположение кладов, о которых шла речь. Ламия долго рассматривала карту Испании. Крестиком был помечен холм, на котором стоял замок тамплиеров. Клады были и на территории других стран – Франции, Германии, Англии, Ирландии, России. И даже на других континентах – в Африке, Северной и Южной Америке, Австралии.

Все это напоминало розыгрыш. Однако создавалось впечатление, что сам автор, пожелавший остаться неизвестным, искренне верил в написанное. Он даже пояснял, почему не занялся поиском этих кладов сам. И предостерегал от этого других.

«Клады бывают заклятыми, – писал он, – и тогда горе тому, кто попытается откопать их. Кладоискателю придется вступить в единоборство с черной магией, и, скорее всего, проститься с жизнью, потому что тот, кто пытается овладеть чужими сокровищами, не зная магических заклинаний, обречен».

Ламия усмехнулась, прочитав это. Древние любили живописать всякие мистические ужасы. Она и сама знала, что кладоискательство – занятие, связанное с риском для жизни. Но магии она не боялась. Ей было известно несколько простых приемов, благодаря которым можно было достать из земли любой клад, даже заговоренный. Для этого было даже не обязательно знать заклинание, которое произносил владелец клада, зарывая его в землю. Достаточно было копать, не оглядываясь и сохраняя молчание, какие бы ужасные видения тебе ни мерещились. И тогда кладоискателю ничто не грозит.

Поэтому предостережение автора книги оставило Ламию равнодушной. Однако то, что она прочитала дальше, насторожило ее.

Автор писал, что иногда условием, при котором клад мог бы открыться кому-либо, кроме своего хозяина, была чья-то жизнь. Это значило, что кто-то должен был умереть на том месте, где был зарыт клад. И хорошо, если только один. Но это могло быть и десять, и сто человек. А если не будет пролито достаточное количество крови, то клад уйдет так глубоко в землю, что его уже не достанешь, либо он превратится в пожухлые листья или глиняные черепки.

Однако могло быть еще хуже, утверждал автор. Например, если клад был заговорен на голову отца или матери того, кто попытается достать его из земли. В таком случае проклятие падает на семью кладоискателя и даже на его потомков.

Если у Ламии и были отец и мать, то она их не знала. Дети вызывали у нее только отвращение, и заводить их она не собиралась. Поэтому к этому абзацу в книге она отнеслась равнодушно. Но ее встревожили строки, которыми автор заканчивал свое повествование об ужасах, ожидающих кладоискателей: «При таких условиях мало кто осмеливается позариться на чужой клад. Еще меньше тех, кому удается воспользоваться добытыми сокровищами. Но если они и были, то жили недолго. И жизнь их было невозможно назвать счастливой. Не помогало даже то, что они отдавали часть денег на церковь или нищим, надеясь на снисхождение. В лучшем случае это только ненадолго продлевало их жалкое существование».

Ламия хотела разбогатеть. Но не такой ценой. Свою жизнь она ценила превыше любых сокровищ.

Она разъярилась и была готова разорвать на мелкие кусочки книгу, автор которой предлагал своим читателям сыр в мышеловке. Если бы в эту минуту Ламия могла добраться до него, то убила бы его без всякой жалости. Но сначала долго бы мучила, испытывая сладострастное наслаждение.

Но затем она успокоилась. И не стала рвать книгу. Сыр в мышеловке все-таки был. И при определенных условиях его можно было извлечь. Надо было только хорошенечко подумать, как это сделать. И идея обязательно к ней придет.

Ламия высоко ценила свой ум. Не меньше, чем свою красоту. С его помощью она в прошлом выпутывалась, казалось бы, из безнадежных ситуаций. И не видела причин, по которым удача изменила бы ей в будущем. Тем более, что вскоре она собиралась разбогатеть на сто миллионов евро без всякого риска для жизни. А книгу можно было сохранить на черный день. Таких в ее жизни было уже немало. И она не рискнула бы утверждать, что их уже не будет.

Ламия закрыла книгу и потянулась всем телом, занемевшим от долгого сидения в одной позе.

– А не навестить ли все-таки мне Фолета? – спросила она у самой себя. – Хоть какое-то развлечение. А то скукотища смертная!

Ничего другого она не придумала, чтобы развлечься, а потому спустилась в подвал. В комнате, где сидел Фолет, было тихо. Она постояла какое-то время, прислушиваясь, затем постучала в дверь и окликнула старика:

– Эй, Фолет! Заснул ты там, что ли? Или помер?

– Не мешай мне, я читаю, – услышала она в ответ спокойный голос. – Я тебе уже все сказал, что хотел. А то, что ты мне можешь сказать, меня не интересует.

От такого нахальства Ламия рассвирепела.

– Я тоже хотела дать тебе воды и поесть, а теперь передумала, – заявила она. – Ты сам себя наказал своей грубостью, старик. Видно, нахватался плохих манер у людей.

И она с ненавистью произнесла:

– Amicus humani generis! – Что в переводе с древнего языка духов природы означало «друг рода человеческого».

Но Фолет ничего не ответил. И Ламии пришлось уйти, не утолив своего гнева в словесной перепалке, на которую она рассчитывала. Старик был ее пленником, но Ламия уходила с таким чувством, будто поражение потерпела она.

Когда она проходила через холл, телефон снова зазвонил. Ламия вздрогнула от неожиданности. Поняв, что произошло, она разъярилась. Ударом руки Ламия сбила продолжавший трезвонить аппарат на пол, затем схватила шнур и вырвала его с корнем из розетки. Но этого ей показалось мало, и она в приступе бешенства начала топтать телефон ногами. И лишь когда от него остался только покореженный остов, она успокоилась.

После расправы над телефонным аппаратом ей стало легче. И Ламия решила пойти в каминный зал и еще немного почитать книгу о кладах.

Глава 14.

Глядя на Берн с высоты птичьего полета, Ульяна поразилась тому, как этот швейцарский город похож на замок тамплиеров – и по географическому расположению, и по возрасту. Берн был построен на высоком холме в излучине реки Ара в двенадцатом веке. Изначально он также был крепостью, и река служила ему естественной защитой от врагов. Когда-то он был малолюден, но сейчас в нем проживало более ста тридцати тысяч человек, и город мог позволить себе даже международный аэропорт.

От аэропорта Belp, где приземлился самолет с Ульяной на борту, до Берна было около восьми километров. Ульяна заранее заказала трансфер, и после посадки самолета ее встретил водитель, державший в руках табличку с ее именем. Уже через несколько минут такси ехало по узким улочкам города. Они миновали Бернский кафедральный собор, поразивший Ульяну своим строгим позднеготическим обликом. Затем Беренграбен – ров и парк в центре города, в котором жили медведи, живые геральдические символы Берна. А после – ровесницу города колокольню Цитглоггетурм, на восточном фасаде которой еще в шестнадцатом веке были установлены астрономические часы, исправно работающие и по сей день.

Кроме времени часы показывали движение звёзд и знаки зодиака. Их механизм приводили в движение фигуры петуха, медведей и Хроноса, которые каждый час разыгрывали своеобразное представление, длившееся четыре минуты. Досмотреть этот маленький спектакль Ульяне не удалось, потому что почти сразу за колокольней, в скромном каменном серо-зеленом доме с аркадами, находился банк, который ей был нужен.

У него была очень скромная, почти незаметная вывеска. Если бы не водитель, остановивший такси напротив входа, Ульяна могла бы и не заметить ее, пройти мимо. Этому банку реклама под любым ее видом была не нужна. Всем финансистам было хорошо известно, что Спирит-банк является самым надежным банком мира.

Ульяна вошла внутрь и спросила у клерка, молодого человека с невзрачной внешностью, но в костюме как минимум за пятьдесят тысяч евро, встретившего ее у входа, где ей найти господина Вигмана. Произнесенное ею имя явно произвело впечатление.

– Вам назначено? – спросил молодой человек, обнажая в вежливой улыбке мелкие зубки, делавшие его похожими на гигантского хорька.

– Скажите господину Вигману, что мне рекомендовал его Хенг Хо, – растерянно ответила Ульяна, сама понимая, как жалко это звучит, и что едва ли имя старого китайца откроет ей двери владельца банка, поражающего своей роскошью в каждой детали интерьера.

Хенг Хо был дедом ее сына, именно он подарил ей когда-то банковскую карту, на которую каждый месяц должен был поступать один миллион евро. А затем старик бесследно исчез, словно растворился на просторах Поднебесной империи, как в старину называли Китай. Позже Ульяна пыталась его найти, но ей это не удалось. Отыскать человека в Китае, если он сам этого не хотел, было неразрешимой задачей. Ульяна подозревала, что он просто умер, не сумев пережить трагическую смерть своего единственного сына. Но не была в этом уверена. Его могилу, как и место захоронения его сына, отца Ксиу, она тоже не нашла.

Но, вопреки опасению Ульяны, молодой человек, кому-то позвонив, немедленно проводил ее в приемную, обставленную роскошной мебелью, мало напоминающей стиль подобных финансовых учреждений. Вместо стульев здесь стояли мягкие глубокие диваны и кресла, подчеркивающие почти домашнюю атмосферу, царившую в банке, клиентами которого были самые богатые и влиятельные люди планеты. И не только люди.

Ульяне не пришлось ждать. Ее сразу проводили в кабинет с сиявшей на дверях золотой табличкой, на которой были выгравированы только два слова: «Бальдерик Вигман».

Внешность хозяина кабинета поразила Ульяну. Она увидела перед собой низенького и плотного мужчину с пышной бородой, которую он заплел в две массивные косы и щедро украсил разноцветными драгоценными камнями, словно это была рождественская елка. Мелко семеня короткими ножками, он шел ей навстречу, протягивая руки, как будто хотел обнять и прижать к сердцу близкого человека, которого был очень рад увидеть после долгой разлуки.

– Меня зовут Ульяна…, – начала было она, но мужчина не дал ей договорить.

– Да-да, я догадался, – сказал он с неожиданно грустной интонацией. И не стал ее обнимать, а только взял руки Ульяны в свои и пожал их. – Когда-то мне говорил о вас мой старинный друг Хенг Хо. Это было незадолго до того, как он умер. Можно сказать, он завещал мне вас и вашего сына. Кстати, как поживает мальчик? Он жив и здоров?

– Да, благодарю, – рассеянно ответила Ульяна. И невольно спросила о том, что ее поразило: – Так Хенг Хо умер?

– А разве вы не знали? – удивился Бальдерик Вигман. – В авиакатастрофе. Самолет, в котором Хенг Хо летел, исчез с экранов локаторов, едва вылетев из аэропорта Нью-Йорка. Подозревают, что это был теракт. Кто-то утверждает, что он стал жертвой инопланетян, – мужчинаулыбнулся, но сразу же вновь принял печальный вид. – Для всех нас, его друзей, это было страшным известием. Как и для вас, я полагаю.

– Он был ко мне очень добр, – несколько невпопад сказала Ульяна. Она была искренне расстроена известием о смерти Хенг Хо.

– Таким уж он был, старина Хенг, – заметил Вигман. – Беспредельно добр ко всем, кроме тех, кого ненавидел.

И это было правдой. Ульяна кивнула, соглашаясь. Именно таким она и запомнила Хенга Хо. Ласковым к своим близким и страшным для своих врагов.

– Так вы говорите, у внука Хенга Хо все хорошо? – снова настойчиво спросил банкир, заглядывая в глаза Ульяны, словно пытаясь прочесть в них ответ до того, как она его произнесет.

– Да, – кивнула Ульяна. – Ксиу уже восемь лет, он много читает и увлекается кладоискательством.

Ей казалось, что она должна говорить с Бальдериком Вигманом предельно откровенно, чтобы не вызвать у него ни тени подозрения. От этого зависел успех ее предприятия. Единственное, о чем она собиралась молчать – это то, что деньги, которые она хочет забрать из банка, должны пойти на выкуп за Ксиу. Она была уверена, что банкир воспротивится этому и предложит ей обратиться в полицию.

– Совсем как его дед, – улыбнулся Вигман. – Сколько его помню, Хенг занимался именно этим – читал древние книги и искал клады. И, кстати, очень преуспел в этом.

– Если уж речь зашла о деньгах…, – Ульяна заговорила о том, что ее волновало, но запнулась, не зная, с чего начать. Она должна была умолчать о Ламии, а это было нелегко.

– Надеюсь, вы ни в чем не нуждаетесь? – спросил Бальдерик Вигман, пристально глядя в ее глаза. – Хенг Хо мне бы этого не простил.

– Мне нужны деньги и очень срочно, – честно сказала Ульяна.

– И сколько? – по-деловому коротко спросил Вигман.

– Сто миллионов евро, – выдохнула Ульяна, словно прыгая в омут с головой.

Бальдерик Вигман задумчиво посмотрел на нее, будто не решаясь о чем-то спросить. Ульяна подозревала, что его интересует, не сошла ли она с ума.

Затем банкир перевел взгляд на часы на колокольне Цитглоггетурм, которые были видны из окна его кабинета. Украшавшие восточную часть древней колокольни сотни лет, они напоминали Бальдерику Вигману о том, что каждая минута могла сделать его богаче или беднее. Ульяна не знала об этом, и, проследив за его взглядом, подумала, что он сейчас сошлется на свою занятость и выпроводит ее из кабинета. Она едва сдержала готовые хлынуть слезы и сказала, пытаясь вложить в свои слова как можно больше искренности:

– Эти деньги нужны не мне, а моему сыну. Внуку Хенга Хо. И это для него вопрос жизни и смерти.

Бальдерик Вигман перевел взгляд с колокольни на Ульяну и сказал:

– Когда вы перестали тратить деньги с банковской карты, я решил, что вы ни в чем не нуждаетесь. А еще я подумал, что вы хотите сохранить эти деньги для своего сына, чтобы он мог получить их, когда достигнет совершеннолетия. Вместе с основным капиталом. Как завещал Хенг Хо.

– Так оно и было, – слукавила Ульяна. – Но недаром же говорится – меняются времена, меняются и обстоятельства. Вам ли не знать этого.

– Absque omni exceptione, – машинально произнес Бальдерик Вигман, о чем-то размышляя. – Без всякого сомнения.

Ульяна вздрогнула, как всегда, когда она слышала этот древний язык, на котором иногда говорил Анжело Месси. Она со страхом посмотрела на банкира. Но он, казалось, даже не заметил, что заговорил с ней на другом языке.

– Я подсчитала, – сказала Ульяна, решив, что пауза затянулась, а у нее было не так уж много времени. – За эти годы на карту набежала как раз та сумма, что мне требуется. Так что основной капитал останется в неприкосновенности. Завещание Хенга Хо не будет нарушено даже формально.

Бальдерик Вигман с сомнением покачал головой, словно его не убедило то, что он услышал. Но и возражать банкир не стал. Вместо этого он спросил:

– Вы хотите получить сто миллионов наличными или перевести на какой-то счет?

– Лучше наличными, – торопливо ответила Ульяна, еще не веря в свою удачу. – Это сэкономит мне время.

– Надеюсь, вы не впутались в какую-то сомнительную историю? – все-таки спросил, не сдержавшись, банкир, словно пытаясь ухватиться за спасительную соломинку. Было видно, что ему очень не хочется расставаться с деньгами. Но и нарушить волеизъявление Хенга Хо он не мог. Деньги, о которых говорила Ульяна, были всего лишь процентами с капитала, завещанного ее сыну, которыми она могла распоряжаться по собственному усмотрению. Указания Хенга Хо на этот счет, которые он, Бальдерик Вигман, получил от своего старого друга незадолго до его смерти, были ясными и четкими. И не могли быть опротестованы или вызвать сомнения даже сейчас, спустя много лет.

Ульяна только отрицательно покачала головой, опасаясь, что голос дрогнет и выдаст ее. У нее уже не было сил обманывать. История с Ламией была более чем сомнительной. Но Бальдерику Вигману знать об этом было не обязательно. Для его же собственного душевного спокойствия.

– Хорошо, – кивнул, глубоко вздохнув, банкир. – Но сто миллионов евро даже в крупных купюрах – это очень тяжелая ноша даже для сильного мужчины. А вы женщина. Как вы собираетесь унести эти деньги из банка?

– С помощью ваших клерков, – устало ответила Ульяна. Она чувствовала себя так, словно только что пробежала марафонскую дистанцию. – Если вы позволите, конечно. Они могут донести деньги до машины? Я вызову такси. В аэропорту меня ждет самолет.

– Не говорите глупостей, – почти раздраженно сказал Бальдерик Вигман. Его возмутило беспечное, с его точки зрения, отношение Ульяны к деньгам. – Берн спокойный город, но ехать в такси со ста миллионами евро – это значило бы искушать судьбу. Или ни в чем не повинных жителей города, что, в принципе, одно и то же. Или вы забыли эту заповедь? А я думал, что библия – это своего рода свод законов для людей, обязательный к исполнению.

Ульяна слабо улыбнулась и ничего не ответила. За сто миллионов евро она была готова даже выслушать отповедь, словно нашалившая маленькая девочка.

– Я дам вам бронированный автомобиль и несколько охранников. Они же будут грузчиками. В аэропорту они перенесут деньги на борт вашего самолета. Если хотите, они даже долетят с вами до пункта назначения. И будут выполнять все ваши распоряжения. Когда они станут вам не нужны, вы отпустите их.

Если Бальдерик Вигман рассчитывал проследить, куда Ульяна хочет лететь и на что собирается потратить деньги, полученные в его банке, то он просчитался. Она вежливо, но твердо отказалась от эскорта, больше напоминавшего тюремный конвой.

– Если они проводят меня до аэропорта, этого будет достаточно, – сказала Ульяна. – И большое вам спасибо! Когда мой сын вырастет…

– В день совершеннолетия Ксиу я жду его в своем кабинете, – сухо сказал банкир, снова не дав Ульяне договорить. Он словно заранее знал, что она скажет, и опережал ее своими ответами. – Согласно завещания Хенга Хо, я должен буду отчитаться перед вашим сыном, как я распоряжался его капиталом все эти годы. – Бальдерик Вигман неожиданно самодовольно улыбнулся. – Ксиу может быть уверен, что ему не о чем беспокоиться. Его порадует то, что он узнает.

– Я в этом не сомневаюсь, – польстила Ульяна банкиру, и увидела, что ему это было приятно.

Когда Ульяна вышла из его кабинета в сопровождении начальника охраны банка, получившего все необходимые распоряжения, банкир подошел к окну и задумался, глядя на часы на колокольне Цитглоггетурм.

Бальдерик Вигман думал не об Ульяне, и даже не о ста миллионах евро, которые она забрала. У него была мечта. Он часто видел, как двигается минутная стрелка, но никогда – движение часовой. На то, чтобы проследить за ней, у него не хватало ни времени, ни терпения. Сколько Бальдерик Вигман себя помнил, он всегда спешил. Уже сотни лет не знал он покоя в погоне за удовольствием, которое приносило ему зарабатывание денег. Удовольствие это было эфемерным, но другого он не знал. Его не прельщали ни женщины, как Эргюса Бэйтса, ни чревоугодие, ахиллесова пята Мартина Крюгера, ни власть, которой грезил Анжело Месси, ни новые знания, подобно Хенгу Хо. Они были клиентами его банка, он был хорошо знаком с ними. И всегда удивлялся тщете снедающих их желаний, на исполнение которых они тратили свои жизни. Лично ему только деньги приносили ощущение того, что его жизнь реальна, а не снится, пролетая стремительно и незаметно. Деньги не могли даровать ему бессмертия, но они делали его почти счастливым. Для полного счастья ему не хватало только одного – увидеть, как, дрогнув, часовая стрелка часов на колокольне Цитглоггетурм переходит с одной цифры на другую.

Но и сегодня Бальдерику Вигману не удалось увидеть этого. Зазвонил телефон, и ему пришлось отойти от окна. Когда он вернулся, став богаче еще на несколько миллионов, часовая стрелка, только что совершившая свой таинственный прыжок, уже снова замерла, словно символизируя собой вечность, которой Бальдерик Вигман был лишен.

Глава 15.

Утром Мара, вставая с кровати, первой поставила на пол левую ногу. Это значило, что весь день у нее все будет валиться из рук, а, быть может, ее ждут и более серьезные неприятности, чем прокисшее молоко, разбитая чашка или пропавшая ложка. Мара верила в плохие приметы.

Она знала, почему встала не с той ноги и обрекла себя на мучительный день. Виной была головная боль, которую она заполучила, снимая с хозяйки замка тамплиеров порчу. Из-за этой боли, терзающей ее голову, она и забыла выпить на ночь стакан теплого молока с пенкой – верное средство, всегда помогающее ей, просыпаясь, вставать с правильной ноги.

Вдобавок, не успела Мара встать, как у нее зачесалось колено. Следовательно, ей предстояла сегодня неприятная встреча. Это была верная примета. Но она собиралась встречаться только с мужем, который вчера пообещал навестить ее и побыть до следующего утра дома. И это никак не могло быть для нее неприятным, скорее, наоборот. Она любила своего мужа и всегда с радостью ждала его. Работа дворецким в замке тамплиеров не позволяла ему часто бывать дома. Тем радостнее были их свидания.

Чтобы избежать ссоры с Фолетом, о которой ее предупреждало зудящее колено, Мара решила сходить к соседке и поскандалить с ней. Тем более, что повод был – когда она вчера, нарядившись в свое лучшее платье, проходила мимо ее дома, направляясь на праздничную вечеринку в замок тамплиеров, стоявшая на крыльце Исидора бросила на нее насмешливый взгляд и что-то невнятно пробормотала себе под нос. Если это было и не прямым оскорблением, то явным вызовом, который Мара не приняла только потому, что обещала Фолету не опаздывать. А выяснение отношений с Исидорой могло затянуться.

Но сегодня у нее было много времени. Фолет обещал прийти только после обеда, ближе к вечеру. И Мара, воинственно раздувая ноздри, направилась к Исидоре. Та жила в соседнем доме, отстоящем от ее жилища на расстоянии, которое перепуганная курица могла перебежать за минуту, так что вскоре Мара стояла перед дверью, за которой скрывалась ее обидчица.

Она уже даже подняла руку, чтобы постучать, как заметила рассыпанное по крыльцу просо. И поразилась коварству Исидоры. Теперь если бы та даже и открыла дверь, Мара не смогла бы переступить через порог ее дома. А скандалить, стоя на крыльце и не имея возможности дотянуться до Исидоры рукой, чтобы вцепиться в ее волосы, было глупо. Все равно что плевать против ветра. Хотя Исидора и не была песантой, как Мара, но ругаться она умела не хуже. Шансов одолеть ее в словесной дуэли было немного. Однако и перешагнуть через просо Мара не могла. Это было древнее испытанное средство, которое испанцы применяли против песант испокон века.

И Маре пришлось уйти, чтобы в придачу к вчерашнему оскорблению не стать посмешищем для всех еще и сегодня. Если бы кто-то из соседей увидел ее, беспомощно переминающейся с ноги на ногу на крыльце Исидоры, слух об этом быстро распространился бы по всей округе. И над ней смеялись бы в каждом доме, разумеется, предварительно накрепко закрыв двери и занавесив окна, чтобы она, Мара, невзначай не узнала об этом.

Вернувшись домой, Мара в сердцах разбила, смахнув ее со стола на пол, любимую чашку Фолета, из которой он предпочитал пить, приходя из замка тамплиеров домой. И даже не пожалела об этом. Это Фолет был во всем виноват. Не уговори он ее, Мару, она ни за что не пошла бы на танцы в замок, вырядившись, словно огородное пугало, и уж точно не забыла бы выпить на ночь молока. И у Исидоры не было бы повода насмехаться над ней, а утром она встала бы не с левой, а с правой ноги. И этот день был бы удачным, как и предшествовавшие ему тысячи других дней, когда Мара выбирала жертву своего плохого настроения сама, а не становилась чьей-то жертвой по собственной глупости.

Мара подметала осколки чашки, когда зазвонил телефон. Она взяла трубку и услышала голос Фолета. По одному только тому, как он с придыханием произнес «Мара!», она поняла, что приметы начинают сбываться, и неприятности уже подступают к их дому.

– Лошади сдохли, – сказал Фолет жалобно, словно ребенок, жалующийся своей матери на обиды, причиненные ему сверстниками.

Маре понадобилось задать всего несколько вопросов, чтобы из бессвязного лепета мужа извлечь суть проблемы. Она уже забыла, как только что винила Фолета во всех своих бедах. Это были беды мнимые, а та, о которой он говорил – реальной. И он ждал от нее сочувствия и слов любви. Этого было достаточно, чтобы Мара забыла о своих собственных обидах и начала утешать мужа.

Не сразу, но это ей, как обычно, удалось.

– Я жду тебя, милый, на обед, – проворковала она на прощание. – Я приготовлю твою любимую овощную паэлью.

– На сковороде? – спросил Фолет, и Мара словно воочию увидела, ка он облизнулся.

– Разумеется, – сказала она.

– Ты моя прелесть! – выразил свой восторг Фолет.

Поговорив в таком духе еще несколько минут, они закончили телефонный разговор. И Мара принялась за стряпню. Она забыла обо всех плохих приметах, мысли о которых не давали ей покоя все утро. День, когда Фолет возвращался домой, не мог быть плохим, с какой бы ноги она ни встала. И это зависело только от нее.

Но, думая так, Мара ошибалась. И ей пришлось в этом убедиться, когда подошло время обеда, а Фолет так и не появился. Не пришел он и позже. Овощная паэлья, которую можно есть только свежеприготовленной, была безнадежно испорчена.

Разъяренная Мара звонила несколько раз в замок тамплиеров, но никто не отзывался, словно там все вымерли. И когда солнце начало клониться к горизонту, она решила, что пришло время ей самой навестить Фолета в замке, и своими глазами увидеть, что происходит.

Мара не думала, что муж забыл о ней, флиртуя с одной из юных горничных. Ей мерещились всякие ужасы. Еще никогда за многие сотни лет совместной жизни Фолет не поступал с ней так. Проигнорировать обед, приготовленный женой специально для него, Фолета могли заставить только непреодолимые обстоятельства, и Мара не хотела даже гадать, какие именно. Она боялась, что, ненароком подумав о них, она навлечет на голову мужа все те беды, которые была способна породить ее растревоженная фантазия.

Мара, сняв нарядную одежду, в которой она ожидала мужа, переоделась в длинную черную юбку и красную блузу и вышла из своего жилища. Она прошла мимо дома Исидоры, не бросив в его сторону даже взгляда, чтобы никакая случайность не могла ее задержать.

От их селенья Пампанейра до замка тамплиеров вела дорога, по которой ездили автомобили, но Мара предпочла пройти лесной тропинкой, едва заметно вьющейся между деревьями. Леса и его обитателей она не опасалась, в отличие от машин. Ни зверь, ни человек не смогли бы причинить ей вреда, да и не захотели бы. От фыркающих, рычащих и дурно пахнущих железных тварей можно было ожидать чего угодно. От них не помогали на заговоры, ни проклятия, ни сглаз. Весь арсенал, с помощью которого Мара веками успешно противостояла враждебному окружающему миру, был бессилен против этих жалких творений рук человеческих.

Именно поэтому Мара не любила людей. Исключение она делала только для новой хозяйки замка тамплиеров, потому что ее любил Фолет. Сначала она даже ревновала мужа к Ульяне, но потом поняла, что его чувства сродни отцовским, и успокоилась. А когда она вчера увидела Ульяну в замке, то и сама прониклась к ней добрыми чувствами. И даже сняла с нее порчу, взяв на себя ее головную боль. Ни для кого другого она бы не сделала этого.

Размышляя об этом, Мара не заметила, как тропинка привела ее к замку тамплиеров. Увидев его грозные очертания, она невольно вздрогнула. Где-то там, за мрачными крепостными стенами, находился ее муж. И он был в беде. Теперь она уже почти не сомневалась в этом. Ей казалось, что она даже слышит его мысленный призыв, заглушаемый каменными стенами замка. И она невольно прибавила шаг.

Недобрые предчувствия не обманули Мару. Подойдя к замку тамплиеров, она увидела стальную решетку, преграждающую дальнейший путь. Фолет говорил ей, что уже несколько лет, по приказу новой хозяйки замка, решетку не опускали.

Мара почувствовала, как противный зябкий холодок пробежал по ее спине. Она осторожно протянула руку к решетке, но не стала прикасаться к ней. Что-то остановило Мару. Оглянувшись, она заметила ветку от дерева, лежавшую на земле неподалеку. Мара подняла ее и дотронулась до решетки. По стальной решетке пробежали, потрескивая, искры, и ветка вспыхнула огнем.

– Так я и думала, – прошептала Мара, словно опасаясь, что кто-то мог ее услышать.

Но ни по эту, ни по ту сторону решетки никого не было. Замок тамплиеров словно вымер за одну ночь. Однако Мара была уверена, что в одной из башен кто-то притаился и теперь через узкую бойницу наблюдает за ней. Это был таинственный и коварный враг. Быть может, даже не человек. Иначе Фолет не попался бы в ловушку. И уж точно не поддался бы ему.

– Только попробуй обидеть моего мужа, – уже громко сказала Мара, обращаясь к неизвестному, притаившемуся в замке тамплиеров. – И ты будешь жалеть об этом до конца своих дней. Но это будет недолго. Обещаю тебе.

Однако и на эту угрозу никто не откликнулся, на что она втайне рассчитывала. Мара была разочарована. Она не знала, на чью голову обращать заклятия, которые были готовы сорваться с ее языка. А это значило тратить свою магическую силу впустую. Мара решила приберечь ее, чтобы быть во всеоружии, когда придет время. Она опустилась на землю возле решетки и замерла, неподвижная и зловещая, словно каменная статуя сфинкса у входа в Фивы.

Мара знала, что замок тамплиеров заговорен и неприступен, и не было смысла обходить его стены в поисках лазейки. Оставалось только ждать. Рано или поздно таинственный враг, захвативший замок, проявит себя. И она узнает, кто это. А большего ей и не нужно.

– Но где же сама хозяйка замка? – недоуменно пробормотала Мара. – Неужели она тоже в плену, как и мой Фолет, бедняжка?

Снова вспомнив о муже, Мара ожесточилась еще сильнее. По своей природе она не могла долго выжидать и бездействовать. Ей надо было сорвать на ком-то или чем-то свою злость. Она начала подбирать камни с земли и бросать их в решетку. При каждом попадании решетка вспыхивала почти прозрачным пламенем, по ней пробегали искры. Это развлекало Мару. Она словно дразнила неведомого зверя, как тореадор быка, вызывая его на смертельный бой.

– Что, не нравится? – язвительно спрашивала она при каждой новой вспышке пламени. – Так ответь мне, трусливая душонка! Вот мой Фолет не стерпел бы. Он настоящий мужчина. А ты – трусливая баба, не достойная носить наваху.

Но даже оскорбления не помогали. Никто не показывался по ту сторону стальной решетки. Однако и Мара не собиралась сдаваться. Она упорно продолжала кидать камни и поносить своего невидимого врага всеми бранными словами и оскорблениями, которые ей были известны. То была битва, в которой она, как истинная прирожденная песанта, не могла потерпеть поражения. Это могли бы подтвердить все без исключения жители Пампанейры.

Время шло. Уже сумерки упали на землю. Искры, пробегавшие по стальной решетке, из прозрачных стали голубыми. Мара начала уставать. Камней вокруг нее почти не осталось, каждый новый надо было подолгу искать. Поток брани слабел. Повторяться Мара не любила, а ее, казалось, неистощимый словарный запас иссякал.

Тревожные мысли о муже беспокоили Мару все сильнее. Осада крепости не приносила желаемого результата. Враг оказался хитрее, чем она предполагала. Приближалась ночь. Надо было что-то придумать, чтобы взять крепостные стены приступом, но Мара чувствовала свое бессилие. Замок тамплиеров был ей не по зубам. Но она знала, что не уйдет без Фолета. И если потребуется, то будет осаждать замок всю оставшуюся жизнь, потому что без мужа она просто не сможет жить.

Мара была близка к отчаянию, когда услышала шум подъезжающего автомобиля, и сумерки разогнал яркий свет фар. Мара предусмотрительно отошла в тень, падавшую от стены, став почти невидимой. Автомобиль марки «Seat – Leon» подъехал к опущенной стальной решетке и остановился. Из него вышла Ульяна. Мара сразу узнала ее, хотя видела только один раз, а с того времени Ульяна сильно изменилась, словно всего за несколько часов постарела на много лет. Накануне вечером она радостно улыбалась, а сейчас была печальной и встревоженной. Мара поняла, что хозяйке замка тамплиеров нелегко дались прошедшие сутки. И это напрямую связано с пропавшим Фолетом.

Мара вышла из тени и подошла к автомобилю.

– Где мой муж? – спросила она, не сводя пристального взгляда с лица Ульяны. Но не заметила в нем ни тени страха, кроме того, что был вызван ее внезапным появлением и сразу же прошел.

– А, это вы, Мара, – устало произнесла Ульяна. – Рада вас видеть.

Ульяна говорила ничего не значащие слова почти машинально, думая о том, разумно ли будет посвящать Мару в то, что происходит. Мара могла запаниковать и потребовать, чтобы она вызвала полицию. А это было равносильно тому, что она, Ульяна, подпишет приговор собственному сыну. Ламия недвусмысленно дала понять это. И Ульяна не сомневалась, что Ламия выполнит свою угрозу. Именно поэтому она совершила почти невозможное и раздобыла денег для выкупа. Но сейчас все ее усилия могли оказаться напрасными. Ульяна почувствовала растерянность. Она не знала, на что решиться.

– Где Фолет? – повторила Мара. И в ее голосе прозвучали нотки, не предвещающие ничего доброго.

Ульяна поняла, что если она сейчас же не ответит, то наживет себе еще одного смертельного врага. А это было бы уже слишком. Сражаться на два фронта она была не в состоянии. И она решила быть честной с Марой.

– Фолет в замке, сидит под замком в подвале, – сказала она. – Вместе с ним мой сын. За них требуют выкуп. Или угрожают убить.

Ульяна думала, что Мара закричит или заплачет, услышав о грозящей мужу смертельной опасности. Но она ошиблась. Мара внешне осталась совершенно спокойной. Она даже с некоторым облегчением восприняла это известие. Неизвестность была намного хуже.

– А теперь рассказывай все по порядку и в подробностях, – только и сказала Мара. – Не пропуская ничего. Ведь сама знаешь, дьявол кроется в мелочах.

И Ульяна рассказала ей все, начиная от ультиматума Ламии до разговора с Бальдериком Вигманом. Выслушав, Мара тем же спокойным тоном, за которым она прятала свой гнев, спросила:

– И что ты собираешься делать дальше?

Ульяна кивнула на автомобиль.

– Выкуп в машине. Я выполнила условие Ламии. Отдам ей деньги и потребую вернуть сына и Фолета.

– Как ее зовут? – спросила Мара. Ей что-то напомнило произнесенной хозяйкой замка имя.

– Ламия, – повторила Ульяна.

– Кажется, Фолет говорил мне о ней, – сказала Мара задумчиво. – Она была любовницей бывшего хозяина замка тамплиеров. Если это она, то ждать хорошего не приходится. Она обязательно попытается обмануть тебя.

– И как же?

– Например, возьмет деньги, которые ты ей привезла, и потребует еще. Это лживая бессовестная тварь, порождение ехидны и ползучего гада. – Заметив удивленный взгляд Ульяны, Мара пояснила: – Это не мои слова, так говорил Фолет. А ему можно верить.

– И что же мне делать? – растерянно спросила Ульяна.

– Думать, – коротко ответила Мара. – И я тоже буду думать. Вдвоем мы обязательно что-нибудь придумаем.

Но размышляла только Мара. Ульяна была не способна на это сейчас. Она только с надеждой смотрела на Мару. И с трудом сдерживалась, чтобы не разрыдаться.

– Мы должны незаметно проникнуть в замок и напасть на Ламию, – наконец сказала Мара. – Она одна. Сила на нашей стороне. Мы одолеем ее.

– Но как? – спросила Ульяна. – Замок неприступен.

– Я это знаю, – с досадой сказала Мара. – Мне говорила об этом не раз моя бабка, когда еще была жива. Она принимала участие в осаде замка тамплиеров, которую вели войска арагонского и французского королей. Тогда она еще была юной маркитанткой в испанском обозе. Ее любовник, благородный рыцарь, уж не помню, как его звали, погиб в сражении от руки магистра Ордена тамплиеров, чьи рыцари защищали замок. Моя бабка похоронила его и осталась в этих местах, чтобы ухаживать за могилой, когда испанская и французская армия ушла, так и не взяв крепость. Очень уж она любила своего милого дружка…

Мара говорила, думая о чем-то и не осознавая смысла своих слов. Но неожиданно она замолчала, увидев недоумевающий взгляд Ульяны. И поспешно заявила:

– Я подозреваю, что всю эту историю моя бабка вычитала в любовных романах, от которых она была без ума.

Это было довольно непоследовательное заявление, учитывая предыдущее – о неприступности замка. Но Ульяна была слишком взволнована, чтобы заметить это несоответствие, и удовлетворилась услышанным.

– И все-таки я в это не верю, – покачала головой Мара. – Должна быть в замке какая-то лазейка, норка, щелка – что угодно! Устав Ордена тамплиеров был очень строгим, он не позволял рыцарям и их оруженосцам отлучаться из крепости. Но моя бабка сама говорила, что по ночам к ней тайно приходил какой-то тамплиер, живущий в замке… Это было спустя много лет после снятия осады. Бабка уже несколько охладела к памяти своего погибшего любовника. – Это Мара сказала специально для Ульяны, снова подметив ее удивленный взгляд, но неверно его истолковав. – Как-то ведь этот рыцарь проходил посты и запертые ворота!

Ульяна горестно вздохнула. Разговор с полусумасшедшей старухой, какой ей все больше начинала казаться Мара, стал ее утомлять. А время шло. Ее сыну все еще угрожала смертельная опасность.

– Может быть, мы все-таки рискнем? – робко спросила она. – Поверим в порядочность Ламии?

– Думай! – резко оборвала ее Мара. – В конце концов, это твой замок. Я в нем была только один раз, но ты-то должна знать о нем все. Может быть, Фолет тебе что-нибудь говорил или намекал? Какой-нибудь подземный ход…

Услышав о подземном ходе, Ульяна вздрогнула, как будто что-то внезапно осветило темные закоулки ее памяти. Это было много лет назад. Фолет действительно показал ей тогда подземный ход и даже провел ее по нему. Он начинался в замке и заканчивался в одной из рощ, его окружавших. За давностью лет Ульяна забыла о нем, а сейчас, под требовательным взглядом Мары, вдруг вспомнила.

– Есть, есть подземный ход! – радостно воскликнула она. – Это недалеко отсюда. Будем надеяться, что я смогу найти эту рощу даже в сумерках. Там, в одном из оврагов, под упавшим деревом, есть тайный выход из замка. Или, в нашем случае, вход.

Но вдруг она нахмурилась. Мара заметила это и спросила:

– О чем ты только что подумала?

– О сыне, – призналась Ульяна. – Я очень боюсь за его жизнь. Он у меня единственный. И если с ним что-то случится, я не переживу этого.

Мара ласково посмотрела на нее, но не стала утешать и успокаивать, а сказала:

– Послушай меня, девочка, внимательно. То, что я скажу, может показаться тебе даже жестоким. Но это жизнь. Все люди смертны. И твой сын тоже. Чтобы найти в себе силы жить, если он вдруг умрет – причем не обязательно сегодня, а в любое другое время, – роди еще одного. И третьего, и четвертого – как можно больше. Это позволит тебе иначе смотреть на жизнь и на смерть. Поверь мне, я знаю, о чем говорю. Я сама пережила это.

– Но я очень люблю своего сына, – возразила Ульяна. – И едва ли смогу полюбить еще кого-то.

– Чепуха, – резко оборвала ее Мара. – Как только родишь второго – твоя душа станет шире и позволит вместить еще одно дитя. И всех остальных тоже. Просто с каждым новым ребенком душа будет становиться все шире и шире. И в твоем сердце для всех детей найдется место. Сердце тоже становится больше с каждым разом. Как будто одновременно увеличивается твой мир, в котором ты живешь. Он становится необозримым. И это чудесно!

– Хорошо, – сказала Ульяна. – Я подумаю об этом. Но не сейчас.

– Конечно, нет, – улыбнулась Мара. – Сейчас у нас есть не менее важное дело. Мы идем спасать твоего сына. И моего мужа.

– И нам следует поторопиться, – тоже, неожиданно для себя, улыбнулась Ульяна. Слова и улыбка Мары словно вдохнули в нее мужества и силы, которых ей так недоставало.

– Надеюсь, эта дрянь в замке не заметила твоего автомобиля. Внезапность – залог победы, как говорила моя беспутная бабка, – сказала Мара. И велела: – Выключи фары и скрести пальцы на удачу. Указательный и безымянный. Пусть нам повезет.

Ульяна так и сделала.

Глава 16.

Ламия не заметила автомобиля хозяйки замка тамплиеров и ее возвращения. Она зачиталась «Detur digniori». Перед этим Ламия разожгла камин, и теперь, сидя в мягком глубоком кресле, нежилась в исходящем от него тепле, изучая древнюю рукопись.

С каждой новой прочитанной страницей в Ламии крепла мысль, что ей необыкновенно повезло.

Автор книги писал, что бывает время, особенно удачное для поиска кладов. И перечислял: ночь накануне праздника Ивана Купалы, Вербное воскресенье, полночь перед Рождеством, Новым годом, Пасхой, в День апостола Симона Зилота, имя которого издавна ассоциируется с золотом. В эти дни и ночи, утверждал автор, заклятия теряют силу, и клады «проявляют» себя – начинают светиться из-под земли или поднимаются на поверхность, и тогда их можно увидеть. Такое редко, но случается – один раз в десять-пятнадцать лет.

«Но предугадать, когда это произойдет, невозможно», – прочитала Ламия и почти зашипела от разочарования. Всю жизнь она мечтала разбогатеть. Ради этого пускалась во всевозможные авантюры, лгала, предавала, убивала. Но чаще всего ей не везло. А если иногда и удавалось сорвать куш, то деньги текли сквозь ее пальцы, словно вода или песок. Она оставалась нищей. И со все возрастающей завистью смотрела на тех, кто был богат.

Ламию не интересовал источник этого богатства. Достались эти деньги по наследству или были заработаны собственным трудом, пусть даже добыты преступлением – это ей было безразлично. Поэтому она так легко решилась на шантаж, с помощью которого хотела получить деньги от Ульяны, и благодарила случай, который ей позволил захватить ее ребенка и даже замок.

Но возможность стать богатой, отыскав клад, то есть, по сути, нагнувшись и подняв деньги с земли, или из-под земли, все равно, потрясла ее воображение. Тем более что в ее руках оказались карты с отмеченными на них местами, где были спрятаны сокровища. Ламия рассматривала книгу с таким чувством, будто ей впервые улыбнулась настоящая удача. У нее даже пальцы дрожали, когда она переворачивала страницы. Сухой шелест древнего пергамента напоминал ей хруст пересчитываемых новых бумажных банкнот. Это был опьяняющий звук. Ламия наслаждалась им не меньше, чем текстом, который она читала, и теплом, исходящим от камина.

Ламия прикрыла глаза, представляя, как она, став новой владелицей замка тамплиеров, отыщет клад, зарытый в замке или вблизи него. А то, что она ею станет, Ламия уже решила. Для этого ей было достаточно убить Ульяну, предварительно заставив ее оформить через нотариуса дарственную на замок или договор купли-продажи. Если эта рыжеволосая ведьма так легко согласилась заплатить сто миллионов евро, то не будет возражать и против нотариальной сделки, лишающей ее недвижимости. «Сын ей явно дороже всех богатств и даже жизни, – подумала Ламия, усмехнувшись. – А, значит, она не заслуживает ни того, ни другого».

Она открыла глаза. Ей показалось, что в зале стало темнее. Она встала, взяла кочергу и поворошила дрова в камине. Пламя вспыхнуло ярче. Громче затрещали дрова, которые со всех сторон охватил огонь. Но этот треск не заглушил скрипа отворяющейся двери и звука приближающихся шагов, раздавшихся за ее спиной.

Ламия резко обернулась и увидела Мару и Ульяну. Они были от нее уже в нескольких шагах. Колеблющееся пламя то освещало их лица, то снова бросало на них тень. Выражение этих лиц не понравилось Ламии. Она почувствовала смертельную угрозу, исходящую от женщин, и невольно подняла кочергу, чтобы защититься.

Увидев этот угрожающий жест, Мара остановилась и придержала рукой Ульяну, которая продолжала идти вперед, не страшась ни злобного взгляда Ламии, ни кочерги в ее руках, способной в любое мгновение превратиться в смертоносное орудие. Мара огляделась и увидела развешенное по стенам рыцарское оружие. Она сняла короткий меч и передала его Ульяне, а себе взяла секиру с лезвием в форме полумесяца и длинным древком. Теперь и они были вооружены, причем намного лучше, чем их соперница. В случае схватки Ламия была бы обречена на поражение. Она сразу поняла это. И, чтобы выгадать время и дать себе возможность подумать, как избежать опасности, с нарочитой веселостью воскликнула:

– О, кого я вижу! Да у меня гости! Вот уж не ожидала.

– Это ты гость в моем замке, – с ненавистью ответила Ульяна. – Причем незваный гость.

– Это как посмотреть, подруга, – сказала, нагло усмехаясь, Ламия. – Я имею перед тобой преимущество на право называться хозяйкой замка тамплиеров. Из нас двоих я оказалась первой в постели Анжело Месси. И пробыла там намного дольше, чем ты. Что ты скажешь на это?

– Скажу, что ты наглая тварь, которая обманом прокралась в мой дом, – повысила голос Ульяна. – И будешь наказана за это.

– Ты думаешь, я тебя боюсь? – казалось, искренне удивилась Ламия. – Посмотри в мои глаза – в них нет ни тени страха.

– Осторожно! – негромко предостерегла Ульяну Мара. – Не вздумай смотреть ей в глаза. Это очень опасно.

Ламия зашипела от злости.

– Ты опять мешаешь мне, старуха, – злобно сказала она. – Нет, я все-таки убью тебя!

– Руки у тебя коротки, – произнесла Мара, перехватив ручку секиры поудобнее и подходя ближе. – Как и твой ум. – Она приказала Ульяне: – Заходи с другой стороны. А если она бросится на тебя, то вонзи в нее меч по самую рукоять. И ничего не бойся.

– Я не боюсь, – сказала Ульяна, поднимая меч. – Если придется, я убью ее без всякой жалости. Она угрожала смертью моему сыну.

Несмотря на то, что в руках у нее была только кочерга, Ламия могла бы справиться по одиночке с каждой из женщин. Но вдвоем они с легкостью одолели бы ее. Она понимала это. Понимали и они. А потому медлили нападать, надеясь, что она сдастся на милость победителей. Но это была та самая отсрочка, в которой так нуждалась Ламия. Спасительная мысль мелькнула в ее голове. Она бросила кочергу, целясь в голову Ульяне. И, воспользовавшись тем, что та отшатнулась, пробежала мимо нее, оказавшись у стены, на которой висела охотничий трофей – голова дикого кабана с громадными клыками. Ламия потянула за один из клыков, и в стене открылась потайная дверь, за которой была видна узкая винтовая лестница. Это был тайный ход, по которому можно было как спуститься вниз, так и подняться наверх. Но Ламия не скрылась в нем. Она остановилась на пороге и обернулась к своим врагам, которые после короткой заминки, вызванной неожиданностью маневра, бросились за ней.

– Стоять! – крикнула Ламия, поднимая руку. – Или одна из вас сильно пожалеет!

Но не угроза, прозвучавшая в ее голосе, заставила женщин остановиться. Они были всего в нескольких шагах от Ламии, но все равно не смогли бы задержать ее до того, как она скрылась бы за потайной дверью.

Увидев, что непосредственная опасность ей пока не угрожает, Ламия неожиданно рассмеялась. Ее почти безумный смех, усиленный эхом, прозвучал под высокими сводами каминного зала грозно и зловеще. Мара и Ульяна с недоумением смотрели на нее.

– Одна из вас пришла сюда за сыном, вторая за мужем, – сказала Ламия, внезапно перестав смеяться. – Один из них заперт в подвале, а второй наверху, в башне. Обоих я убить не успею, но одного – наверняка. И вы не знаете, куда я сейчас направлюсь. Можете только гадать. А заодно решить, кого из двоих вам удастся спасти. Вы можете спуститься в подвал, можете подняться в башню. Но только вдвоем. Если вы разделитесь, то с любой из вас я справлюсь без труда. Выбор за вами.

В голосе Ламии звучало злобное торжество. Мара и Ульяна в растерянности смотрели друг на друга. Они поняли, что Ламия не шутит и выполнит свою угрозу. И она действительно могла успеть убить Ксиу или Фолета. И одну из них, если они бросятся за ней поодиночке. Каждая к тому, кого любит больше жизни.

– Она снова провела нас, эта проклятая девка, – проворчала Мара, обращаясь к Ульяне. – Но с Фолетом ей будет справиться не так просто. Так что у нас будет время. Сначала мы спасем твоего сына.

– Нет, – ответила Ульяна. – Я не могу так. Потом я буду корить себя всю жизнь за то, что спасла сына и бросила Фолета на растерзание этой твари. Да и ты меня не простишь.

– И что же нам делать? – спросила Мара, опуская секиру, ставшую ненужной.

Ульяна впервые видела Мару растерянной. Но она и сама не знала, как ей поступить. Выбор, который им предлагала сделать Ламия, был ужасен, и она знала, что не будет его делать. Оставалось одно – покориться неизбежному.

– Что ты хочешь? – спросила Ульяна, обращаясь к Ламии. – В обмен на жизни Фолета и моего сына.

– Вот так-то лучше, – снова рассмеялась Ламия. Она уже не скрывала своего торжества. – Я по-прежнему хочу сто миллионов евро. Но это будет выкуп за жизнь твоего сына. А за жизнь Фолета тебе придется заплатить отдельно. Ты сама виновата в этом.

– И что ты хочешь за его жизнь? – спросила Мара.

– Не с тебя, старуха, – презрительно ответила Ламия. – У тебя нет ничего, что могло бы меня заинтересовать. А вот она отдаст мне свой замок. Замок тамплиеров за жизнь Фолета – это невысокая цена, ведь правда? Кто из вас думает иначе?

Ламия откровенно издевалась над женщинами. Она понимала, что перехватила инициативу. И, несмотря на грозное оружие в их руках, была сильнее, чем они.

– Не соглашайся, – покачала головой Мара. – Она все равно обманет. Я это знаю.

– У меня нет другого выхода, – устало ответила Ульяна. – Так хотя бы есть шанс. Извечный русский авось. Надежда на чудо.

– Твое право, – сказала Мара, морщась, словно от боли. – Твои деньги, твой замок. Твоя жизнь.

– Зачем мне деньги и замок без Ксиу и Фолета? – спросила Ульяна. Но это был не вопрос, а утверждение. – Что же это будет за жизнь? Нет, пусть берет себе все, что хочет. И пусть подавится всем этим!

Ульяна выпустила меч из рук, и он громко звякнул, упав на каменные плиты. Это походило на признание своего поражения. Так в прошлом рыцари побежденной армии бросали свое оружие к ногам победителей. Подумав об этом, Мара в бессильной ярости еще крепче сжала секиру. Если бы Мара не опасалась промахнуться, она метнула бы свой боевой топор в Ламию и пригвоздила ее к двери, словно крысу, чтобы та не могла сделать и шага и сдохла, корчась в муках. Но риск был слишком велик, и Мара сдержалась.

– Я согласна, – сказала Ульяна, обращаясь к Ламии. – Ты получишь деньги и замок.

– Я в этом не сомневалась, – нагло усмехнулась Ламия. – И, кстати, забыла спросить – как вы оказались в замке? Неужели решетка подвела?

Но женщины молчали, не отвечая.

– Ладно, можете не говорить. Но не вздумайте снова воспользоваться этим способом. Теперь я буду настороже. И при малейшем подозрении, что вы хотите меня обмануть, я без промедления и жалости убью обоих – и мальчишку, и твоего мужа, Мара.

– В таком случае у меня есть одно условие, – твердо сказала Ульяна.

– Условия здесь ставлю только я, – заявила Ламия. – Ты можешь только просить или умолять меня. Что ты хочешь?

– Прежде чем я отдам тебе деньги и замок, я должна убедиться, что мой сын и Фолет еще живы и с ними все в порядке, – ответила Ульяна. – А без этого не будет ничего.

– Пока что я тебя не обманывала ни в чем, – усмехнулась Ламия. – А вот тебе верить надо с оглядкой, как я поняла. Ну, да ладно! Ты со своей престарелой подружкой выйдешь за ворота замка, и я покажу тебе твоего сына в окно его спальни. Фолет в подвале, там окон нет. Так что придется вам поверить мне на слово, что у него все хорошо. Когда я в последний раз разговаривала с ним, он читал книгу и просил его не беспокоить.

– Фолет не умеет читать, – вскрикнула Мара. – Ты лжешь!

– Так он сказал, – пояснила Ламия. – А из-за закрытой двери мне было не видно, чем он занимается на самом деле. Может быть, он копал землю, как крот, чтобы вырыть подземный ход и сбежать. Он всегда был неугомонным старичком. А сколько крови мне в прошлом попортил! Признаюсь, я с удовольствием убила бы его. Но договор есть договор. Так что поспешите, пока я не передумала. Кроме денег вам сейчас нужен еще и нотариус. А это намного усложняет задачу.

– Деньги…, – начала было Ульяна, собираясь сказать, что сто миллионов евро лежат в баулах в багажнике ее машины.

Но ей не удалось договорить. Массивная дверь, находящаяся за спиной Ульяны и Мары, тяжко заскрипела, открываясь, и в каминный зал вошли Артур и Ксиу. На их лицах читалось любопытство. Густые черные волосы Артура были разлохмачены, словно их растрепал сильный ветер, а личико мальчика выглядело изможденным и заплаканным. Когда Артур увидел в руках Мары секиру, он от неожиданности присвистнул и воскликнул:

– Вот это да! Я вижу, здесь идет серьезный разговор. Вы не возражаете, если мы к вам присоединимся?

Ульяна, увидев сына, удивленно и радостно вскрикнула. Закричала и Ламия, но от ярости. А Мара, сообразившая, что происходит, раньше остальных, размахнулась и метнула секиру в Ламию.

Но, как Мара и опасалась, она промахнулась. Секира глубоко вонзилась лезвием в дверь, пролетев рядом с плечом Ламии. Зашипев, словно разъяренная змея, Ламия скрылась за потайной дверью, закрыв ее за собой.

Мара бросилась к двери и рванула ее на себя. Но не смогла открыть. Тогда она потянула за клык дикого кабана, как до этого делала Ламия. Но дверь на этот раз не отворилась. Возможно, она имела скрытый механизм или засов с внутренний стороны, который задвинула, убегая, Ламия.

– Что происходит? – недоуменно спросил Артур. – Ульяна, объясни!

Но Ульяна, которая до этого жадно целовала Ксиу, словно не видела его целую вечность, вместо ответа закричала:

– Мара, оставь эту дверь! Она сказала, что заперла Фолета в подвале. Скорее туда!

Ничего не объясняяошеломленным мужчинам, Ульяна и Мара выбежали из каминного зала. За ними припустились вдогонку Артур и Ксиу. В подвал они спустились за несколько минут, не встретив по пути Ламию. В подвале ее тоже не оказалось. Видимо, Ламия не стала искушать судьбу и предпочла скрыться из замка, даже не пытаясь осуществить свою угрозу.

Остановившись перед запертой дверью библиотеки, они растерянно переглянулись. Ключа ни у кого не было. За дверью было тихо. Прислушавшись, они уловили слабый звук, словно внутри скреблась или грызла книги мышь.

Испуганная Мара несколько раз ударила по двери.

– Фолет! – кричала она. – Дорогой мой! Ты здесь? Ты жив?

– Это ты, Мара? – послышался изнутри спокойный голос Фолета. – Что так долго? Я ужасно проголодался.

Услышав голос мужа, Мара неожиданно для всех разрыдалась. Она долго сдерживала свои эмоции, и теперь наступила разрядка. Она плакала от радости. Вместе с ней заплакала и Ульяна. Глядя на них, начал всхлипывать и Ксиу, вспомнив о том, что ему пришлось пережить за этот день.

Только Артур держался. Он думал о том, как открыть дверь и выпустить Фолета. И в конце концов здраво рассудил, что надо подняться наверх и найти ключ. Так он и сделал, предварительно взяв с женщин обещание, что они не будут ничего предпринимать для вызволения Фолета из заточения до его возвращения.

– Я видел, Мара, как вы управляетесь с топором, – улыбнулся он. – Хорошо, что вы оставили его наверху. Иначе двери не поздоровилось бы. Но изрубить ее на куски – это займет гораздо больше времени, чем просто открыть ключом.

– Не буду спорить, – сквозь слезы тоже улыбнулась Мара Она уже взяла себя в руки и перестала рыдать. – Но поторопись, пожалуйста! Ты же слышал, он умирает от голода, мой бедняжка Фолет.

Артур вернулся через несколько минут с ключом и, всунув его в замок, открыл дверь. Они увидели Фолета, здорового и невредимого, и пытающегося за напускной суровостью скрыть радостную улыбку. Фолету было стыдно, что Ламия заманила его в подвал и посадила под замок. Поэтому он сохранял серьезный вид, и до того, как попасть в объятия жены, деловито спросил:

– Где эта жалкая тварь?

Но Фолет не успел сказать, что сделает с Ламией, когда она попадется ему в руки, потому что Мара начала его целовать с таким жаром, словно уже не надеялась когда-либо увидеть живым. Фолет неохотно отвечал на ее поцелуи. Он чувствовал себя посрамленным в глазах Ульяны и Ксиу, которых не сумел защитить от Ламии.

– Я старый дурак, – повинился он, освободившись наконец из объятий Мары. – Меня провели как мальчишку. И если бы я не нашел…

Но ему не дали договорить. После Мары его начала целовать Ульяна, плача и смеясь одновременно. Фолет не протестовал. Но Мара нахмурилась и сказала, повысив голос, чтобы ее услышали окружающие:

– Бедняжка Фолет! У него целый день во рту не было маковой росинки.

– У меня тоже, – подал голос Ксиу. – А еще я очень хочу пить.

– И я, – сказал Фолет, которого Ульяна оставила в покое, как только услышала жалобу сына на голод и жажду. – С превеликим удовольствием выпил бы сейчас целый бочонок красного вина.

– А я бы с удовольствием составил вам компанию, – поддержал его Артур. – Признаюсь, я очень давно ничего не пил и не ел.

– И я, – рассмеялась Ульяна. – Думаю, что и Мара тоже. Ведь так?

– Разумеется, – подтвердила Мара. – С утра я была занята тем, что готовила обед для своего мужа. А в обед не съела ни крошки, потому что он так и не пришел. Не могла же я есть одна его любимую овощную паэлью!

– Теперь я еще больше ненавижу Ламию, – заявил Фолет. – За то, что она лишила меня обеда, который приготовила моя Мара.

– Так давайте поднимемся в столовую, – предложила Ульяна. – Думаю, там найдется, чем перекусить. А заодно расскажем, что привело каждого из нас в этот подвал. И подумаем, что делать дальше, чтобы этого не повторилось. Мне кажется, это сейчас не менее важно.

И с ней все согласились. Никто не возражал против того, чтобы пойти в столовую, где можно было всласть поесть, вволю выпить и наговориться от души. Они чувствовали и вели себя так, словно встретились после долгой разлуки.

Глава 17.

Пользуясь отсутствием Гомеса, Ульяна с помощью Мары опустошила все его кладовые и холодильники. На стол были выставлены многочисленные тарелки с тортильей, свиной чесночной колбасой и густо наперченным пататас бравас. На отдельном блюде лежали поджаренные куски хлеба, натёртые чесноком и смоченные в оливковом масле. Нашлось место и для двух-трех вяленых свиных ног. Из тайника Гомеса, о котором ему было хорошо известно, Фолет достал несколько бутылок Риохи. Это красное вино пили мужчины. Женщины предпочитали сангрию, коктейль из красного вина и бренди, в который добавлялись кусочки фруктов и сахара. Ксиу пришлось довольствоваться морсом из ягод. Это был настоящий пир. Еще никогда они не ели и не пили с таким удовольствием.

Вскоре Ксиу заснул. Сытый и довольный, уже полусонный, он перебрался на руки к Ульяне и еще попытался что-то ей рассказать, но, утомленный пережитым днем, не смог преодолеть сонливость, закрыл глаза и мирно засопел. Ульяна бережно прижимала его к себе, тихо покачивая, словно младенца.

Но ее бездумное тихое счастье длилось недолго. Едва утолив голод, Артур спросил:

– И все-таки, что происходит? Я ничего не понимаю.

– А я не понимаю, как ты здесь отказался, – ответила Ульяна, не зная, с чего начать свой рассказ. – Ведь сейчас ты должен быть в Париже, любоваться красотками и достопримечательностями этого города любви.

– На этот вопрос как раз просто ответить, – улыбнулся Артур. – После того, как я позвонил тебе в десятый раз, и ты опять не ответила, я начал беспокоиться. Понемногу мое беспокойство переросло в тревогу. И тогда я поехал в аэропорт, купил билет на самолет и прилетел в Леон. Доехал на такси до замка и увидел, что он погружен в темноту. Я не встретил никого, кто мог бы мне что-нибудь объяснить, и встревожился еще больше. Прошел в твою комнату – она была пустой. Пошел в комнату Ксиу. Она была заперта. Но Ксиу откликнулся на мой стук, а когда я открыл ключом дверь, рассказал все, что знал. И то, что я от него узнал, сильно испугало меня. Я уже собрался звонить в полицию, когда мы услышали с Ксиу голоса, доносившиеся из каминного зала. И поспешили туда. Все остальное ты знаешь.

Артур помолчал и, словно пытаясь оправдаться перед Ульяной, сказал с сокрушенным видом:

– Все равно я не смог бы выступать на конференции, думая, что у вас здесь что-то произошло. Причем такое ужасное, что ты даже не берешь трубку.

Ульяна, все это время внимательно слушавшая рассказ мужа, тихо ахнула, опасаясь разбудить Ксиу.

– Я же выключила телефон после твоего звонка, а потом забыла его включить, – проговорив это, она почувствовала, что краснеет под укоряющим взглядом мужа, и торопливо добавила: – Я могу тебе все объяснить!

– Самое время, – кивнул он. – Надеюсь, это не то, о чем я думал все это время.

– А о чем ты думал? – с невинным видом спросила она.

– Если ты хочешь знать и настаиваешь, то я скажу. Я думал, что тебе было очень плохо, и ты не хотела впутывать меня в свои неприятности, – сказал Артур осуждающим тоном. – Потому что я тебе всего лишь муж. И ты мне не доверяешь. Или не веришь, что я могу быть тебе еще и другом, на которого можно положиться в трудную минуту. Это, так сказать, мои мысли в общих чертах.

Ульяна была готова заплакать. Но сдержалась, понимая, что сейчас для слез не время и не место. Это тайное оружие надо было приберечь на потом, когда они останутся одни в их супружеской спальне. Поэтому она просто сказала:

– Прости меня.

– Хорошо, – сказал он. – Но только если ты расскажешь мне всю правду.

И Ульяна рассказала обо всем, что ей пришлось пережить за минувший день. Все это Мара уже знала, а кое-что испытала вместе с ней, поэтому молча кивала, словно подтверждая ее слова. А когда Ульяна начала красочно живописать, как они пробрались в замок через подземный ход, найдя вход в него в заросшем густой травой овраге в одной из окрестных рощ, то даже вставила одно или два замечания, придавшие картине законченность. Идти в подземелье им пришлось по щиколотку в грязном месиве, хлюпающем под ногами, иногда нагибаясь, чтобы не удариться головой о низко нависающий земляной свод. Из-под их ног с резким злобным писком разбегались по углам огромные крысы, давно обжившие вырытый под землей лаз.

– Если бы не Мара, то я ни за что бы не дошла или умерла от страха, – призналась Ульяна. Когда она вспоминала о пережитом, сидя в светлой уютной столовой в окружении любимых и близких людей, то могла даже улыбаться. – Представьте, некоторые крысы были величиной с годовалого поросенка!

Это было поэтическое преувеличение, но своего Ульяна добилась – Артур и Фолет пожалели их и поцеловали, каждый свою жену.

– А затем мы оказались в замке и отключили рубильник, подающий на стальную решетку ток, который нашли в одной из башен, – сказала Ульяна, вместив в одно предложение целую вереницу захватывающих дух событий, о которых она теперь даже не хотела вспоминать. – И подняли решетку. – Она повернула сияющее лицо к Артуру. – Только благодаря этому, милый, ты смог беспрепятственно пройти в замок и появиться в самый критический момент, как настоящий рыцарь без страха и упрека.

– Да, я такой, – кивнул Артур. И, не удержавшись, укорил ее: – Жаль, что ты не думала так раньше.

Ульяна хотела было запротестовать, но под насмешливым взглядом мужа передумала и решила отвлечь внимание на Мару, сказав:

– Не хочу даже думать, что было бы, если бы я не уступила Маре, и мы не потратили время на то, чтобы найти этот проклятущий рубильник. Я даже не знала о его существовании.

– Мне как-то рассказал о нем Фолет, – сказала Мара. – Дьявольская выдумка бывшего хозяина замка. Сдается мне, он был параноик. В наших местах ему ничто не угрожало. Во всяком случае, последние несколько сотен лет.

– Мара проявила осторожность и благоразумие, тогда как я…, – Ульяна сокрушенно вздохнула. – Мне даже вспомнить об этом стыдно сейчас. Я почти поругалась с ней, утверждая, что надо сначала найти моего сына, а уже потом думать о чем-то другом.

– Но я была не права, когда позже настояла на том, что мы должны напасть на Ламию, а уже потом искать Ксиу и Фолета, – призналась Мара. – И этим я чуть было не погубила все. Иногда я бываю ужасно несговорчивой и глупой.

– Нельзя предусмотреть все, – заметила Ульяна. – Ведь мы только люди, а не ясновидящие.

Мара и Фолет молча переглянулись, но промолчали, не став ее разубеждать.

Когда Ульяна замолчала, заговорил Фолет. В свое время он кое-что узнал о Ламии и ее прошлой жизни, подслушивая их разговоры с Анжело Месси.

– Девчонка родилась на крошечном островке в океане под названием Кеймада-Гранди, – рассказывал Фолет, прихлебывая из бокала вино. – Надо знать, что это за место, чтобы понять, какое у нее было детство. Весь островок – это скалистый берег высотой в пару сотен метров и непроходимый лес, кишащий змеями. На каждый квадратный метр тамошней земли приходится с добрый десяток ползучих гадов, ядовитых и смертельно опасных, зачастую пожирающих друг друга, потому что иначе они просто умерли бы с голода. Все другие живые существа обходят этот остров стороной, кроме местных жителей, разумеется. Этим просто некуда деваться. И вот после того, как Ламия сбежала с этого острова, уж не помню, как, она пустилась во все тяжкие, чтобы выжить в мире, который оказался намного больше и намного хуже, чем она себе представляла. Даже по сравнению с Кеймада-Гранди этот мир был чудовищным. Она рассказывала Анжело Месси поистине леденящие кровь истории из своей жизни после побега с острова. Иногда мне даже становилось ее жалко. Девчонке много пришлось пережить.

– Уж не оправдываешь ли ты ее, дорогой? – мягко спросила Мара. – После всего, что она здесь натворила?

Услышав тон, которым его жена произнесла эти слова, Фолет даже поперхнулся вином.

– Что ты, моя дорогая, – поспешно заверил он жену. – Если бы сейчас Ламия была здесь, я с удовольствием свернул бы ей шею.

– И это было бы правильно, – улыбнулась Мара. – Думаю, никто бы тебя не осудил за это. Я права, Артур?

– Насчет меня – да, – кивнул Артур. – А вот насчет Ульяны не уверен. Уж очень она жалостливая. Найдет оправдание для кого и для чего угодно.

– Только не в этом случае, – с кровожадным видом заявила Ульяна. – Всему есть предел. Ламия его переступила. Угрожать смертью моему сыну! Этому не может быть ни оправдания, ни прощения. Я согласна с Марой.

Услышав это, Мара благосклонно улыбнулась. Она смотрела на Ульяну почти как на Фолета, считая того чуть ли не ребенком, требующим постоянного ухода, заботы и наставления на путь истинный, при этом понимая, что подобное едва ли может ему понравиться. Мара привыкла к тому, что муж частенько с ней спорит, а потому его редкое искреннее согласие с ее точкой зрения воспринимала как подарок. Своим заявлением Ульяна порадовала ее, как обрадовал бы и Фолет.

– Так мы будем звонить в полицию? – спросил Артур. – Или дождемся, когда Ламия вернется, и устроим над ней самосуд?

Он шутил. Однако все задумались, не зная, что ответить. Первой решилась высказаться Мара.

– Мне кажется, вмешивать в это дело полицейских и отвечать на множество вопросов, которые те неизбежно будут задавать, никому бы из нас не хотелось, – сказала она.

Фолет утвердительно закивал головой.

– Но ведь Ламия действительно может вернуться, только более подготовленной и опасной, – возразил Артур. – Не говоря уже о том, что она могла не покинуть замок, а затаиться где-нибудь в укромном уголке, выжидая.

– Выжидая чего? – с тревогой спросила Ульяна, невольно крепче прижимая к своей груди спящего сына.

– Когда мы успокоимся и потеряем бдительность. И тогда она попробует нанести новый удар. И на этот раз он будет продиктован не желанием обогатиться, а местью. А это намного хуже и опаснее.

Даже Мара была вынуждена согласиться с этим.

– Я сейчас же обойду весь замок, – пообещал Фолет. – Проверю все щели, в которые могла заползти эта змея. И если она где-то затаилась, то найду ее, можете не сомневаться. Утром вернутся Гомес и Хуанито, они помогут мне.

– И я тоже, – сказал Артур. – И не отговаривайте меня, Фолет. Ведь она угрожает моей жене и сыну. И если мы ее найдем…

– То что? – спросила Ульяна, любуясь своим мужем. Настроенный решительно, он выглядел мужественно и был очень красив в эту минуту.

– Самосуд я устраивать не буду, – ответил Артур. – Но полиции ее все-таки передам. Пусть ее арестуют и судят. Несколько лет тюрьмы за то, что она совершила, ей обеспечено, я в этом уверен.

– Несколько лет покоя, а что потом? – задумчиво спросила Ульяна.

Но Артур не успел ответить. Ему помешал резкий, настойчивый сигнал автомобильной сирены, прозвучавший несколько раз. Он доносился от ворот замка. Фолет выглянул в окно и, разглядев мигающий проблесковый маячок, сказал:

– Что называется, помяни черта, и он появится… Полицейская машина!

– Полицейские не могут проехать из-за твоего автомобиля, Ульяна, – сказал Артур, тоже смотревший в узкое окно. – Он перекрыл дорогу.

– Решетка была опущена, и мне пришлось оставить его у арки, – вспомнила Ульяна. – Так что мне все равно придется выйти и загнать машину во двор. А заодно я пообщаюсь с полицейскими и выясню, что им надо в столь поздний час.

– Может быть, выйду я? – спросил Артур.

– Нет, со мной пойдет Фолет. А ты возьми Ксиу и отнеси его в комнату, – не согласилась она. – Если полицейские начнут задавать вопросы, я сумею ответить на них лучше, чем ты. Не обижайся, Артур! Ведь мы еще не решили, как нам поступить с Ламией. Во всяком случае, я не решила.

Артур молча кивнул. Ульяна передала ему спящего сына, и он ушел, осторожно ступая, словно большая кошка, несущая своего детеныша. Ульяна снова залюбовалась мужем. А потом решительно встряхнула головой и в сопровождении Фолета направилась во двор.

В полицейском автомобиле сидел Мигель Гарсия. Он был один. И вид у него был очень хмурый. Увидев подходившую Ульяну, он вышел из машины и пошел ей навстречу. При виде полицейского Фолет скрылся в тень, где, оставаясь невидимым, наблюдал за происходящим, готовый прийти на помощь Ульяне при первом ее знаке.

– Почему вы бросили свой автомобиль на дороге? – спросил полицейский с тревогой в голосе. – В замке произошло что-то еще после того, как я уехал?

– Вы о чем, Мигель? – с удивлением спросила Ульяна. Она уже совершенно забыла об утреннем происшествии, взволнованная другими событиями, более страшными.

– Я о сдохших лошадях, – усмехнулся лейтенант Гарсия. – И о вашем автомобиле.

– Ах, да, – вспомнила Ульяна. – Ведь вы ведете следствие… Вам удалось что-то узнать?

– Да, – кивнул полицейский. – Я подозреваю, что ваших лошадей отравила некая женщина, которую зовут Ламия Ламиани. Вам что-нибудь говорит это имя?

Ульяна вздрогнула. Подумала, сказать ли ей правду или обмануть, и призналась:

– Да, лейтенант. Из-за этой женщины я пережила сегодня несколько самых неприятных часов в моей жизни.

– Вот как? – удивился лейтенант Гарсия. – Расскажите мне подробно обо всем, что случилось.

– Может быть, вы хотите выпить, Мигель? – спросила Ульяна, пытаясь дать себе некоторую передышку, чтобы иметь время подумать, что можно сказать полицейскому, а что говорить не стоит. – Могу предложить вам Риоху.

– Я на службе, так что вынужден отказаться, – ответил он. И настойчиво повторил: – Рассказывайте! Я вас внимательно слушаю.

– Ламия… Как вы сказали, Ламиани? Не знала ее фамилии. Она проникла сегодня в замок, воспользовавшись тем, что я уехала, провожая мужа в аэропорт. Помните, я говорила утром, что он улетает на международную конференцию?

– Да, – кивнул полицейский.

– Она захватила моего сына и потребовала за него выкуп, когда я вернулась. Но мне удалось изменить ситуацию. И Ламия сбежала.

– И как же вам это удалось? – поинтересовался лейтенант Гарсия, заметив, что хозяйка замка тамплиеров хочет о чем-то умолчать. – Не скрывайте от меня ничего.

– Это не важно. Мой сын жив и здоров, если это вас интересует.

– Почему вы не обратились в полицию? – строго спросил лейтенант Гарсия.

– Я как раз собиралась это сделать, когда вы подъехали, – невозмутимо ответила Ульяна. – Но, как я понимаю, в этом уже нет необходимости, если вы здесь.

– Да, – кивнул лейтенант Гарсия. – Я здесь, и звонить в полицию уже нет нужды. Но, судя по вашему рассказу, Ламия Ламиани намного опаснее, чем я предполагал. Я должен осмотреть замок. Мне надо найти отпечатки ее пальцев.

– Зачем? – удивилась Ульяна.

– Чтобы иметь неопровержимые доказательства ее пребывания в замке, – пояснил полицейский. – Ведь если мы ее арестуем, она может опровергнуть все ваши обвинения. У вас есть свидетели вашего разговора с Ламией Ламиани, когда она требовала выкуп?

– Нет, – призналась Ульяна.

– Значит, пока единственное, что мы можем ей предъявить – это незаконное проникновение в ваш дом. Полиция использует дактилоскопию уже более ста лет. И пока не придумано ничего лучшего для опознания преступника, чем метод, основанный на неповторимости рисунка кожи. Или, говоря научным языком, идентификация человека по следам пальцев рук и ладоней.

– Вам виднее, Мигель. Делайте свою работу.

– Вы можете предоставить мне какие-то вещи, которые Ламия Ламиани брала в руки? Или могла брать.

– Если только кочергу, – подумав, ответила Ульяна. – Ту самую, которой она запустила мне в голову. Я едва увернулась.

– Очень хорошо, – обрадованно сказал полицейский. – Где эта кочерга?

– Скорее всего, по-прежнему в каминном зале, где все это произошло. Мне было как-то не до нее все это время.

– Тогда разрешите мне пройти в каминный зал и поискать ее там.

– Идите за мной, Мигель, я провожу вас.

Они прошли в замок и по лестнице поднялись в каминный зал. Дрова в камине уже давно догорели, но угли еще тлели, изредка вспыхивая и потрескивая. Ульяна зажгла электрический свет. Кочергу лейтенант Гарсия нашел почти сразу. Она лежала на каменных плитах возле рыцарских доспехов со свежей глубокой вмятиной в боку. Ульяна содрогнулась, представив, что было бы, попади этот кусок железа не в доспехи, а ей в голову.

Гарсия достал из кармана платок, которым обернул находку. Но и после этого продолжил осмотр места происшествия, как он это назвал. И вскоре наткнулся на книгу, лежавшую раскрытой в кресле. Взял ее в руки, перелистал.

– Это вы читали? – спросил он Ульяну.

Она взглянула на обложку с надписью «Detur digniori».

– Это книга моего сына. Странно, что она здесь. Ксиу очень дорожит ею.

– А Ламия Ламиани могла ее читать? Вы говорили, что она подбрасывала дрова в камин, когда вы вошли. Может быть, для того, чтобы было лучше видно страницы с текстом?

– Возможно, – подумав, ответила Ульяна. – Она могла украсть книгу из комнаты моего сына. Это в ее духе.

– Тогда я возьму книгу с собой, – сказал лейтенант Гарсия. – На обложке наверняка остались отпечатки пальцев. Это надежнее, чем кочерга.

Он взял кочергу в одну руку, книгу – в другую и направился к двери, сразу потеряв интерес к дальнейшему осмотру каминного зала.

– Пожалуй, довольно, – сказал он, заметив удивленный взгляд Ульяны. – Не буду тратить времени. Картина мне ясна. Я немедленно передам книгу и кочергу нашим специалистам по дактилоскопии. Думаю, через день-два они дадут нам точный ответ, есть ли на них отпечатки Ламии Ламиани. В зависимости от этого я продолжу следствие в том или ином направлении. Может быть, мне придется еще раз опросить вас в целях выяснения истины.

– Вы сомневаетесь в моих словах? – с натянутой улыбкой спросила Ульяна.

– Я – нет, – заверил ее полицейский. – Но вот мой начальник… Он может усомниться, если не предоставить ему веских улик. Вы не представляете, кто такой капитан Карлос Санчес! Не человек, а ходячая инструкция. Если бы бы знали, сколько я сам натерпелся от него…, – Лейтенант Гарсия с видимым усилием прервал себя. Помолчал и продолжил уже о другом: – Но ни о чем не беспокойтесь. Я уверен, что сумею доказать виновность Ламии Ламиани. И в гибели лошадей, и в киднеппинге, и в попытке вымогательства. Думаю, что по совокупности всех преступлений ей грозит пожизненное заключение.

– Я была бы этому очень рада, – искренне сказала Ульяна. – Это избавило бы меня от беспокойства в будущем.

– Можете на меня рассчитывать, – заверил ее Мигель Гарсия. – Ради ваших прекрасных глаз и ради вашего сына я сделаю все, что возможно. И даже больше.

– Я не забуду этого, Мигель, – заверила его Ульяна. – Обещаю!

Но лейтенант Гарсия не стал развивать эту тему, что не преминул бы сделать в любое другое время, а неожиданно спросил:

– А ваш муж… То есть, я хотел сказать, ваш бывший муж, Анжело Месси. Он оставил вам большое состояние после своей смерти?

– А какое это имеет значение? – удивилась Ульяна. С ее лица сразу исчезла улыбка, и оно стало враждебным.

– Я это спрашиваю, потому что хочу понять мотивы, которыми руководствовалась Ламия Ламиани, идя на это преступление, – пояснил полицейский. – Для суда это очень важно. Да и капитан Санчес об этом обязательно спросит. Такая каналья!

– Официально я не была замужем за Анжело Месси, – подумав, неохотно ответила Ульяна. – Мы были с ним, скажем так, недолго знакомы. Сами знаете, как это бывает в молодости.

– Это называется гражданский брак, – заметил с понимающим видом лейтенант Гарсия. – Очень распространенное явление в наше время.

– Пусть будет так, – не стала возражать Ульяна. – Я это сказала для того, чтобы вы впредь не называли Анжело Месси моим мужем, даже бывшим. Мне неприятно это слышать.

– Не буду, – заверил ее полицейский. – Но все-таки, как обстоят дела с его состоянием? Он завещал его вам?

– Он завещал все Ксиу, которого посчитал за своего сына, – пояснила Ульяна. – Я лишь законный опекун Ксиу до его совершеннолетия.

– А каковы размеры состояния Анжело Месси?

– Могу сказать только, что оно не маленькое, – уклонилась от прямого ответа Ульяна. – Но в основном это недвижимость, имеющая весьма относительную ценность. Возможно, у Анжело Месси были свои причины покупать ее. Но я о них не знаю.

– А если эту недвижимость продать? – продолжал допытываться полицейский. – Сколько денег можно было бы выручить?

– Если только за бесценок, – пожала плечами Ульяна. – Впрочем, думаю, едва ли Ламия об этом знала. Вероятно, она рассчитывала на большой куш.

– Но откуда она вообще обо всем этом узнала? – с недоумением спросил лейтенант Гарсия.

– Она была любовницей Анжело Месси, – сухо сказала Ульяна. – Еще до нашей с ним встречи.

– А-а, – понимающе кивнул полицейский. – Тогда это не удивительно.

– Вы еще что-то хотите знать, лейтенант? – спросила Ульяна. – А то я смертельно устала. День выдался нелегкий.

– У меня остался последний вопрос. Вы не скажете, где был похоронен Анжело Месси? Я не видел в замке его могилы.

– Я точно не знаю, – смутилась Ульяна, чувствуя на себе проницательный взгляд полицейского. – Кажется, где-то в Китае. Признаться, никогда не интересовалась этим. Я же вам говорила, наши отношения были неофициальными и недолгими. Но почему вас это интересует?

– Может быть, ваш сын, когда вырастет, захочет навестить могилу отца, – заметил лейтенант Гарсия.

Но Ульяна не стала говорить об этом.

– Прошу вас, давайте прекратим этот разговор, – сказала она. – Это не имеет отношения к происходящим событиям.

– Как знать, – ответил лейтенант Гарсия. Но не стал уточнять, что он имеет в виду.

Они спустились во двор. Проходя около автомобиля Ульяны, лейтенант Гарсия кивнул на него и спросил:

– Он так и останется стоять на дороге?

– Как только вы уедете, я загоню автомобиль во двор, – ответила Ульяна. – Будьте уверены, я позабочусь о его сохранности. Он мне очень дорог.

Ульяна не стала говорить, что в багажнике ее автомобиля лежат сто миллионов евро, предназначавшиеся для Ламии. И лейтенант Гарсия не понял, насколько буквально надо было понимать слова хозяйки замка тамплиеров. Поэтому он спокойно сел в полицейскую машину и уехал, на прощание помигав Ульяне фарами.

Уже наступила ночь. Она была светлой и тихой. Луна освещала окрестности. Мигель Гарсия ехал осторожно, словно опасаясь, что из зарослей выбежит какой-нибудь зверь, перебегая дорогу. В здешних лесах водились олени и кабаны, и столкновение с ними не сулило ничего хорошего ни живому существу, ни машине. Однако он думал не об этом. Его мысли были заняты Ламией Ламиани.

Немного отъехав от замка, Мигель Гарсия еще больше снизил скорость, а затем свернул на обочину. Остановил машину, достал фонарик и вышел. Включил фонарик. Узкий луч света выхватил из темноты густые заросли, в которых скрывался едва приметный след от примятой травы, ведущий от шоссе в лес. Не так давно здесь проехала какая-то машина. Мигель Гарсия пошел по этому следу. Вскоре его окружили деревья. А через несколько шагов он увидел автомобиль, стоявший под одним из деревьев, словно он пытался спрятаться за ним. Это был бледно-зеленый ролс ройс, казавшийся бесцветным в серебристом лунном свете. За его рулем кто-то сидел.

Но вместо того, чтобы направить свет на салон, Мигель Гарсия выключил фонарик. В полной темноте он открыл дверцу автомобиля и опустился на переднее кресло, рядом с водителем. И почувствовал на своем колене чью-то руку. Это была женская рука. И прозвучавший во тьме голос тоже был женским, хотя в нем преобладали жесткие нотки.

– Тебе удалось? Книга с тобой?

– А ты как думаешь? – самодовольно улыбнулся он.

– Не люблю загадки, – недовольным тоном сказала женщина.

– Потому что ты сама – загадка. Вот и не терпишь конкуренции. Это только женская ревность.

– Перестань, – нетерпеливо оборвали его. – Мне сейчас не до комплиментов. В этой книге – все наше будущее. Отвечай, ты нашел ее?

– Разумеется, – сказал он, доставая книгу. – Весь мир к твоим ногам.

– Милый! – услышал он голос, ставший почти нежным. – Зажги фонарик. Я хочу убедиться, что ты не ошибся.

Лейтенант Гарсия включил фонарик. И луч света осветил радостное лицо Ламии, жадными глазами рассматривающую древнюю рукопись с надписью на обложке «Detur digniori».

Глава 18.

Проводив взглядом полицейскую машину, Ульяна села за руль своего автомобиля и въехала во двор. Она не стала загонять «Seat – Leon» в гараж, ворота которого были закрыты, а припарковала его во дворе. Баулы с деньгами Ульяна решила оставить в багажнике до утра. Она чувствовала себя беспредельно усталой. И тело, и мозг, утомленные пережитым днем, требовали отдыха.

Когда она вышла из автомобиля, то увидела Фолета, терпеливо поджидавшего ее.

– Может быть, на ночь опустим решетку и включим рубильник? – спросил он. – Обезопасим себя от непрошенных гостей.

– Это ни к чему, – ответила Ульяна. – Не будем ничего менять в нашей жизни из-за Ламии. Не доставим ей этой радости.

Фолет кивнул, молча соглашаясь. Ульяна помолчала, думая, не слишком ли она беспечна, а потом сказала:

– Милый Фолет, мне не удобно просить, но… В общем, не могла бы твоя жена остаться в замке не только в эту ночь, но еще на несколько дней? Мне бы очень этого хотелось. С ней я чувствую себя в большей безопасности.

– Не беспокойся, Мара проживет в замке столько, сколько ты захочешь, – ответил Фолет. – Она благодарна тебе за все, что ты сделала, чтобы спасти ее мужа. – Старичок лукаво улыбнулся. – То есть меня. Она просила, чтобы я при случае передал это тебе.

– А что я сделала? – искренне удивилась Ульяна. – Мне кажется, я только мешала ей. Она бы справилась с Ламией и без меня.

– Ты хотела отдать Ламии замок тамплиеров в обмен на мою жизнь, – напомнил ей Фолет. – Ни я, ни Мара – мы никогда не забудем этого, поверь. И будем вечно тебе благодарны.

Голос старичка дрогнул. Чтобы не расплакаться самой, Ульяна поспешила сказать:

– Не хочу об этом даже слышать, Фолет! Неужели ты думаешь, что я могла поступить иначе? Хорошего же ты был обо мне мнения!

Старичок снова улыбнулся.

– Иди спать, – сказал он с отеческими интонациями в голосе. – Ты устала.

– Мне еще надо прибрать в столовой, – вздохнув, ответила Ульяна. – Ты поможешь мне?

– Мара уже все убрала, – сказал Фолет. – И уложила спать Ксиу. Артур не лучшая нянька для ребенка, не в обиду ему будь сказано. Мара сказала, что проведет эту ночь в комнате мальчика, если ты не возражаешь, конечно. Вдруг он проснется посреди ночи и испугается, вспомнив о том, что пережил за этот день. Мара не допустит этого. Она это умеет. Ксиу будет спать сном младенца. А тебе самой нужно хорошо отдохнуть. И о многом поговорить с Артуром.

Фолет, хотел он этого или нет, ответил на все мысли, беспокоившие Ульяну. Она не смогла ничего возразить. Молча поцеловала старичка в заросшую мягкими пушистыми волосами щеку и ушла, оставив его во дворе. Она знала, что сам он не сомкнет глаз всю эту ночь, охраняя покой и сон обитателей замка. В том, что случилось, Фолет корил себя. И она все равно не смогла бы его разубедить. Да у нее сейчас и не было на это сил.

Ульяна поднялась наверх и вошла в свою спальню. Артур сидел в кресле у окна и смотрел на луну, висевшую в небе над замком тамплиеров, словно большой китайский фонарик. Луна светила так ярко, что можно было даже не зажигать света. Ульяна подошла к мужу и присела к нему на колени, прижалась всем телом и с облегчением вздохнула. Она снова была дома, в уюте и безопасности. Ей ничто не угрожала, пока она находилась в объятиях мужа.

– О чем ты думаешь? – спросила Ульяна чуть погодя. – Обо мне, я надеюсь, а не о парижских красотках?

Артур невольно улыбнулся.

– Все мои мысли всегда только о тебе, – сказал он, целуя ее. – Ты знаешь это. Хотелось бы мне знать, о чем думаешь ты. Только скажи правду. Или промолчи.

– О Ламии, – призналась Ульяна. – А вдруг она действительно любила Анжело Месси? И искренне винит меня в том, что он пренебрег ею? А потому решила отомстить. Но я не виновата, поверь!

– А кто он такой, этот Анжело Месси? – спросил Артур. – Помимо того, что он бывший владелец этого замка и что он завещал свое состояние Ксиу, хотя он, как ты утверждаешь, и не отец твоего сына.

– Он сумасшедший, – ответила после недолгого молчания Ульяна. Она не хотела говорить об Анжело Месси, но знала, что должна была все рассказать мужу, причем намного раньше. И сейчас решила искупить свою вину. – Мне кажется, что после того, как он приобрел этот замок, Анжело Месси вдруг решил, что он – первый магистр ордена тамплиеров Гуго де Пейн. И что он живет уже тысячу лет, воюя со всем миром – то с неверными, то с церковью, а то и с человечеством. Но это еще не самое худшее, к сожалению.

– А что может быть хуже паранойи? – с сомнением спросил Артур. – Бедный малый!

– Хуже то, что он всерьез решил уничтожить человеческую расу, – ответила Ульяна. – Оставить в живых, быть может, полмиллиарда человек, которые будут обслуживать Орден тамплиеров, магистром которого он продолжал себя считать. Он захотел стать владыкой мира и перекроить его по своему разумению. Ты слышал о Джорджийских скрижалях?

– Кое-что, – кивнул Артур. – Если мне не изменяет память, это что-то вроде постапокалиптического послания человечеству, начертанное на гранитных плитах, установленных в одном из американских городков. А почему ты спрашиваешь?

– Это дело рук Анжело Месси, – пояснила Ульяна. – Но он пошел еще дальше. Он хотел расшифровать рукопись Войнича, надеясь узнать из нее секрет вакцины, способной сделать людей невосприимчивыми к болезням, но одновременно бесплодными. Он рассчитывал, что после массовой вакцинации человечество вымрет само, лишившись возможности зачинать и рожать детей.

– Бред какой-то! – возмутился Артур. – Да он не только сумасшедший, но еще и безумный маньяк. И как только ты умудрилась с ним познакомиться?

– Я была юной и глупой, – вздохнув, ответила Ульяна. – Анжело Месси вскружил мне голову ореолом таинственности, которым он себя окружал. Я как мотылек полетела на свет свечи и обожгла себе крылышки. Мы встретились, он пригласил меня в ресторан, я не смогла отказаться. Он напоил меня, а затем… Скажем так, воспользовался моим беспомощным состоянием. Это была всего одна ночь, о которой я пожалела уже наутро. Ты веришь мне?

– Да, – тихо ответил Артур. И поцеловал ее. – Ты не волнуйся. Если не хочешь, то можешь не рассказывать.

– Нет, я должна, – ответила Ульяна. – Я пожалела, но было уже поздно, Анжело Месси, овладев моим телом, посчитал меня своей собственностью. И, чтобы не потерять меня, он, словно паук, сплел сети, в которых я запуталась. Он сделал так, что меня обвинили в убийстве таксиста, в машине которого я ехала к Джорджийским скрижалям. А затем он внес за меня залог, вытащил из полиции и отправил на другой конец света, в Пекин, где за мной должен был присматривать, а. вернее, надзирать, чтобы я не сбежала, старый китаец по имени Хенг Хо. По сути, я оказалась в заточении в доме этого старика. Анжело Месси думал, что теперь я никуда не денусь от него, страшась Интерпола, который начал меня разыскивать после побега из Америки. Так бы оно и случилось, наверное, но у Хенга Хо был сын, который полюбил меня. Это и был настоящий отец Ксиу…

– А ты любила его? – тихо спросил Артур.

– Я? – Ульяна задумалась. – Я была в отчаянии. Загнанная, словно дикий зверь, в ловушку, никому не нужная, всеми преследуемая. Мне было нечего терять. Это была вспышка страсти, жажда любви, которая могла стать последней в моей жизни. Я бросилась в это, словно в омут. И долго верила, что это была настоящая любовь, которая случается только раз в жизни. Она подарила мне Ксиу, и только поэтому я не могла о ней жалеть. Но мы были вместе слишком недолго, чтобы это оставило неизгладимый след в моей душе. Со временем я начала забывать о тех днях, и даже черты лица отца Ксиу постепенно стерлись из моей памяти. А потом я встретила тебя. И вот это чувство уже было действительно настоящим.

Их поцелуй был долгим. Но Ульяна нашла в себе силы оторваться от губ мужа. Ей надо было закончить свою исповедь.

– Я уже сказала, что это длилось недолго. Вероятно, Анжело Месси узнал о нашей связи. Он прилетел в Пекин и убил моего нового любовника. Мне удалось сбежать чуть раньше, иначе, я думаю, он убил бы в тот день и меня. Впрочем, он все равно расправился бы со мной рано или поздно, потому что прощать он не умел, и считал, что я его предала. Но мне повезло. Ему отомстил за смерть сына Хенг Хо. Старик отравил Анжело Месси. А затем Хенг Хо исчез, возможно, опасаясь возмездия или сам став жертвой мести. Но перед этим он завещал все свое состояние будущему внуку, Ксиу, который тогда еще даже не родился. Хенг Хо спас меня. Получив эти деньги, я смогла сбежать на край света, в Нью-Плимут. Там я какое-то время чувствовала себя в безопасности. Но потом кошмар начал возвращаться. Я потеряла банковскую карту, на которой лежали все мои деньги. Беременная, в чужой стране, без копейки в кармане… Я была готова решиться на самоубийство. Пойми и не осуждай меня.

– Никогда, – сказал Артур. – Но почему я должен тебя осуждать?

– Потому что именно тогда я совершила поступок, в котором сейчас искренне раскаиваюсь, – ответила Ульяна. – Верно говорят, что беда не приходит одна. Я потеряла банковскую карту, а через день ко мне пришел человек, назвавшийся партнером юридической компании «Мартин Крюгер, Эргюс Бэйтс и Анжело Месси». Его звали Эргюс Бэйтс, и он сказал мне, что Анжело Месси перед смертью написал завещание, где отписал моему будущему сыну, которого он считал своим, все свое состояние. Я была на грани отчаяния. Это было спасение. Та самая соломинка, за которую хватается утопающий. Ты понимаешь?

– Да, я понимаю, – кивнул Артур. Он внимательно слушал Ульяну, которая, рассказывая, словно заново проживала те далеко отстоящие по времени события. И искренне сочувствовал ей.

– И я ухватилась за эту соломинку. Я не стала говорить Эргюсу Бэйтсу, что Ксиу не сын Анжело Месси. Я промолчала, а, по сути, обманула его. Так мой сын стал законным наследником Анжело Месси и владельцем замка тамплиеров. А спустя восемь лет мне аукнулось это. Я едва не потеряла своего сына. И я думаю, что это запоздалое возмездие за мой проступок. Я не должна была обманывать даже ради собственного спасения. Тогда бы и Ламия не появилась снова в моей жизни.

– Не кори себя, – сказал Артур. – Тогда, в Нью-Плимуте, ты поступила правильно. Никто не вправе бросить в тебя камень, даже твоя собственная совесть. Чтобы иметь право на это, надо пережить то, что пережила ты. Тебя оправдывает то, что ты спасала Ксиу, пусть еще и нерожденного. Ведь если бы ты не сделала этого, он мог не родиться никогда.

– Да, – содрогнувшись при одной мысли об этом, сказала Ульяна. – Это было бы ужасно, ты прав. – Она помолчала, а потом спросила: – А знаешь, что для меня было бы не менее ужасно?

– Что?

– То, что я не встретила бы тебя.

Артур приник к ее губам своими жаркими губами, и на этот раз Ульяна не оторвалась от них. Она закрыла глаза, чтобы полнее ощутить свое счастье. От этого поцелуя у нее закружилась голова. А потом она начала целовать его сама. И это доставило ей не меньшее удовольствие. Потом они разделись и легли в кровать под балдахином. И долго любили друг друга, почти опьянев от наслаждения. А когда они насытились своей любовью, то еще долго лежали, обнявшись, пока их не сморил сон.

Уже почти задремав, Ульяна сонно спросила:

– Знаешь, о чем я сейчас думаю?

– О том, что я самый лучший муж на свете, – ответил Артур, тоже уже почти спящий.

– И об этом тоже, – не смогла удержаться от улыбки Ульяна. – Но еще о том, куда скрылась Ламия. Меня это трево…

Не договорив, она заснула. Артур уже спал.

Глава 19.

После того, как Ламия скрылась за потайной дверью, оставив своих врагов в каминном зале, она быстро спустилась по винтовой лестнице, которая привела ее во внутренний двор. Выйдя из башни, Ламия с облегчением увидела, что стальная решетка поднята, и путь свободен. Стараясь держаться в тени, которую в свете луны отбрасывали стены замка, она пробежала дворик, арку, подъемный мост. Сбежала с холма, не чуя под собой ног. И только оказавшись в роще, под защитой деревьев, она остановилась, чтобы перевести дух. Здесь ее не могли увидеть с крепостных стен, а она легко заметила бы погоню, если бы кто-то из обитателей замка вздумал ее преследовать. И успела бы скрыться.

Но за ней никто не гнался. Замок тамплиеров, освещаемый луной, казался призрачным и пустынным. Ночную тишину не нарушали ни голоса людей, ни птичьи или звериные крики. Даже ветер стих, и деревья не шумели листвой. Весь мир словно замер. Или вымер.

И Ламия поняла, что ей опять повезло. Врагов неожиданно оказалось слишком много, она была бессильна противостоять им. Ее внутренний голос подсказал ей, что надо не сопротивляться, а спасать свою жизнь, бежать. И ее бегство было не проявлением трусости, а разумным, лучшим выходом из создавшейся ситуации. Она сумела избежать гибели или плена, грозившего ей. Как говорили древние, сujusvis est errare – каждому свойственно ошибаться. Но не ей, Ламии. И она в очередной раз доказала это.

Ламия торжествующе рассмеялась, подумав об этом. А потом вспомнила, что при бегстве, думая только о своем спасении, оставила в замке книгу о кладах, «Detur digniori». И зашипела от злости.

Ламия испытывала сожаление при мысли о ста миллионах евро, которые уже почти лежали в ее кармане, но потеря книги, которую она уже рассматривала как свою собственность, привела ее в бешенство.

Но возвратиться за книгой она уже не могла. Авантюризм Ламии не достигал размеров безрассудства. Она любила деньги. Но свою жизнь ценила превыше всего. А в замке ей угрожала смерть. Она не могла забыть, как возле ее плеча просвистела и вонзилась в дверь тяжелая, остро заточенная секира, брошенная Марой. Ламия с ненавистью подумала, что старуха оказалась намного опаснее, чем она предполагала. Да и Ульяну она тоже недооценила.

– Ведьмы, – злобно прошипела Ламия. – Вы еще пожалеете!

Но она и сама понимала, что это была только пустая угроза. Едва ли ей удастся повторить свою попытку. С этого дня обитатели замка тамплиеров будут настороже, особенно Фолет. А мимо него в замок тамплиеров не проскользнет даже мелкий зверек. Он охраняет замок даже лучше, чем стальная решетка под током. Его можно было обмануть только внезапностью, что и сделала Ламия. Но второго подобного шанса ей не представится. Надо будет придумывать что-то новенькое и неожиданное. А пока затаиться. Наверняка хозяйка замка тамплиеров, эта рыжеволосая ведьма, обратится в полицию, и ее, Ламию, будут разыскивать. Поэтому ей необходимо как можно скорее на какое-то время убраться из этих мест, а еще лучше из Испании и, быть может, даже из Европы.

Придя к такомурешению, Ламия подумала, что на всей земле есть только одно место, где она могла бы чувствовать себя почти в полной безопасности. Это остров Кеймада-Гранди. Скалистый бесплодный кусок суши, похожий, если смотреть на него сверху, на распластавшуюся по поверхности воды змею. Здесь она когда-то родилась и, покидая его, надеялась, что уже никогда не вернется. Но жизнь рассудила иначе.

Ламия решила покориться судьбе, которая возвращала ее в родные места. Каким бы ужасным этот остров ей ни казался, это было лучше, чем умереть на чужбине.

Но даже до Кеймада-Гранди надо было еще добраться. Преодолеть несколько границ и океан. Это было не так-то просто. Трудности могли возникнуть даже с тем, чтобы покинуть пределы Испании. И время в этом играло едва ли не решающую роль.

Свой автомобиль Ламия, направляясь в замок тамплиеров, оставила в роще. И сейчас укоряла себя за это. Если ролс ройс кто-нибудь нашел и угнал, ее шансы на спасение становились еще мизернее. Ей придется добывать новую машину. А это немалый риск, да и потеря времени, которого у нее и так очень мало.

Размышляя об этом, она прошла несколько сот метров и с замиранием сердца углубилась в рощу, в которой должна была находиться ее машина. Еще издали Ламия увидела темное пятно, почти сливавшееся с деревьями. Ролс ройс стоял там, где она его оставила, на первый взгляд целый и невредимый. Она почувствовала радость, как при игре в рулетку, когда после целой серии проигрышей ей удавалось угадать заветную цифру.

Ламия открыла дверь своего автомобиля и села в кресло водителя с таким чувством, будто вернулась домой. Не глядя, протянула руку, чтобы открыть ящик для перчаток, в котором она перед уходом оставила ключ зажигания. И наткнулась на чье-то колено.

Ламия испуганно вскрикнула от неожиданности.

В салоне вспыхнул узкий луч света, на мгновение ослепивший ее. Прикрыв глаза ладонью, она увидела, что в кресле напротив сидит мужчина, который и светил фонариком ей в лицо. В другой руке у него был пистолет, который был также направлен на нее.

Ламия узнала мужчину. Это был полицейский, которого она уже видела дважды за этот день в замке. Каким-то образом он нашел ролс ройс и поджидал ее, притаившись в салоне. Она была погружена в свои мысли и, кроме того, слишком спешила, а потому не заметила его. И попалась в западню, как глупая мышка.

Ламия едва сдержалась, чтобы не зашипеть от злости на себя. Гримаса исказила ее лицо. Увидев это, полицейский ухмыльнулся.

– Что, не ожидала? – спросил он, явно торжествуя. – Только не делай глупостей. Ты у меня на мушке. И я намного сильнее тебя. Тебе не удастся убить меня, как водителя грузовика. Кстати, где твое орудие убийства? Ты спрятала электрошокер в машине или носишь с собой?

Полицейский, радуясь своей удаче, был слишком разговорчив, и он дал Ламии время прийти в себя. Злобную гримасу на ее лице заменил страх, который Ламия искусно изобразила.

– Неужели вы способны обидеть беззащитную девушку? – спросила она тоном маленького испуганного ребенка, который безотказно действовал на мужчин, вызывая у них непреодолимое желание встать на ее защиту. – Что же, стреляйте! Денег у меня все равно нет. Вы выбрали не ту жертву.

Мигель Гарсия озадаченно посмотрел на нее.

– О чем это вы? – спросил он, невольно опуская пистолет и переводя луч фонарика с лица Ламии на ее грудь. Грудь была полуобнажена и высоко вздымалась при каждом вздохе. Луч света дрогнул, опустился было вниз, но затем снова вернулся на грудь. – Я полицейский.

– О, какое счастье! – радостно воскликнула Ламия. – А я вас приняла за грабителя!

Лейтенант Гарсия недоверчиво покачал головой и произнес:

– Ламия Ламиани, вы арестованы по подозрению в убийстве водителя грузовика Антонио Фернандеса, которое вы совершили прошлым утром. А также в причастности к гибели лошадей в замке тамплиеров минувшей ночью.

Но она не смутилась, и тем более не стала признавать свою вину, а жалобно ответила:

– Этого не может быть, господин полицейский! Всю прошлую ночь я провела в подвале замка тамплиеров, запертая на замок в тесной сырой комнатушке и связанная, – в глазах Ламии появились слезы. – Мне угрожали пытками, не давали спать, истязали голодом и жаждой. Так что я не повинна в смерти этих несчастных животных. Как и в убийстве какого-то водителя грузовика. Если я в чем и виновна, так это в наивности и слепой доверчивости. Но ведь за это не арестовывают, господин полицейский? Или в вашей прекрасной Испании все возможно, были бы деньги, влияние и власть?

Мигель Гарсия не мог скрыть своего изумления.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – признался он уже совсем не таким строгим тоном, каким говорил с ней до этого. – Кто вас пытал и почему?

– Кто? – переспросила Ламия. И, печально улыбнувшись, ответила: – Хозяйка замка тамплиеров. Почему? Вероятно, ей не понравился мой вопрос. Я спросила ее, за что она убила своего мужа, бывшего хозяина замка Анжело Месси. Но вместо ответа она приказала своим подручным бросить меня в подвал. Я была готова к самому худшему. Не знаю, почему меня не убили сразу. Возможно, им помешал ваш приезд, господин полицейский. Ведь это вы приезжали в замок вчера утром?

– Да, – растерянно кивнул он.

– Вот видите! – радостно воскликнула Ламия, как будто это доказывало правоту ее слов. – Они испугались полиции. Вероятнее всего, меня все равно убили бы этой ночью. Но один из моих мучителей – кажется, его зовут Фолет, – решил перед этим немного позабавиться со мной. Ну, вы понимаете, как… Он развязал меня, чтобы ему было удобнее совершить свое гнусное насилие. Я воспользовалась этим. Ударила его ногой и, пока он корчился на полу от боли, убежала из подвала. Неужели мой удар и мое бегство можно считать преступлением, господин полицейский?

– Разумеется, нет, – ответил Мигель Гарсия. И сказал: – Вы можете называть меня не господин полицейский, а лейтенантом Гарсией. Или Мигелем, если хотите.

– Хорошо, Мигель, – благодарно улыбнулась сквозь слезы Ламия. И продолжила свой рассказ, который, как она видела, произвел впечатление на полицейского. И изменил его отношение к ней. – На мое счастье, во дворе никого не оказалось, а решетка была поднята. Путь был свободен. И мне удалось скрыться из замка. Я собиралась обратиться в полицию, но сомневалась, что мне поверят. И, как вижу, была права. Ведь вы не верите мне, Мигель?

Лейтенант Гарсия не знал, что ответить. Он был в растерянности. Девушка казалась такой беззащитной и напуганной, что он уже почти поверил ей. Она просто не могла совершить тех ужасных преступлений, в которых он ее заподозрил. Если только он, Мигель Гарсия, в одночасье не сошел с ума и потерял способность видеть людей насквозь, чем он всегда гордился.

– Не спешите с выводами, – сказал он, не решаясь дать однозначного ответа. – Но поймите и меня. Как я могу поверить в то, что вы говорите? Ведь хозяйка замка тамплиеров…

– Разумеется, она ангел, потому что богата, – перебила его Ламия. – А я бедная девушка. Кто поверит в мою невиновность? Она так и сказала, когда я обвинила ее. И при этом смеялась мне в лицо. Но прислушайтесь к биению моего сердца, Мигель, разве оно лжет?

Ламия взяла руку полицейского и приложила ее к своей бурно вздымавшейся груди. Ладонь Мигеля Гарсия ощутила упругую и одновременно мягкую плоть. Это было приятное ощущение, которое заставило его вздрогнуть. Он не сразу отнял свою руку.

– Наверное, я напрасно вам все это говорю, – голос Ламии дрогнул. – Ведь вы должны защищать тот мир, где власть и богатство решают все, позволяют безнаказанно убивать, похищать людей, совершать любые преступления.

Ламии повезло, она сумела отыскать болевую точку в душе лейтенанта Гарсии. Он родился в бедной семье и искренне ненавидел представителей того мира, о котором она говорила и который для него самого был недоступен. Дьявол не случайно выдумал деньги, считал Мигель Гарсия. Разделив людей на бедных и богатых, сатана нашел благодатную почву, в которой мог сеять семена злобы, раздора и неверия и пожинать обильный урожай. В своих происках против рода человеческого он не мог бы выдумать ничего более действенного, чем деньги, которыми усыпана дорога в ад. Жажда денег является причиной подавляющего большинства преступлений, которые совершают люди, лейтенант Гарсия знал это, прослужив много лет в полиции.

Исходя из всего этого, социальное неравенство в глазах Мигеля Гарсии было худшим из зол современного общества. И сейчас, после слов Ламии, его разум и душа пришли в разлад. Разум был на стороне хозяйки замка тамплиеров, но душа требовала встать на защиту Ламии Ламиани. Здравый смысл вступил в сражение с чувствами. И был близок к тому, чтобы потерпеть поражение.

Но прежде всего он был полицейский. И ему требовались факты.

– Предположим, все было именно так, как вы говорите, – сказал Мигель Гарсия. – Но что дало вам основание обвинить хозяйку замка тамплиеров в убийстве своего мужа, Анжело Месси?

– Анжело был моим мужем, а не ее, – кротко ответила Ламия. – Пусть только перед лицом Господа Бога нашего.

– Вот как? – с изумлением посмотрел на нее Мигель Гарсия. – Так вы были любовницей бывашего хозяина замка тамплиеров?

Но Ламия не стала задерживаться на обсуждении этого вопроса, который выставлял ее не в самом выгодном свете в глазах полицейского, а продолжила:

– Она коварно соблазнила Анжело Месси и, пользуясь своей беременностью и его добрым сердцем, заставила написать завещание. А затем жестоко убила. Ей были нужны только его деньги, и она их получила.

– Но это не ответ на мой вопрос, – возразил лейтенант Гарсия. – Если хотите, я могу повторить его. Что дало вам основание…

– О, нет, я его прекрасно помню, – жестом остановила его Ламия. В этом движении было столько грации, что Мигель Гарсия невольно залюбовался им. – Как и тот ужасный день, когда Анжело полетел вместе с ней в Нью-Йорк. Она уговорила его, ссылаясь на какие-то свои дела. Они улетели на его личном самолете, который взлетел – и уже не приземлился. Он просто исчез, как будто растворился в воздухе. Вместе со всеми, кто был на его борту. Поэтому у Анжело нет даже могилы.

– Но ведь, вы говорили, что они летели на одном самолете, – недоумевающе заметил лейтенант Гарсия. – Как же так вышло, что она осталась жива?

Ламии едва удалось скрыть торжествующую улыбку. Услышав вопрос полицейского, она поняла, что ее ложь достигла цели. Она прекрасно знала, что в том самолете, который после взрыва разнесло на куски в небе над Нью-Йорком, не было ни Анжело Месси, ни Ульяны. В нем находился только Альк, личный помощник бывшего хозяина замка тамплиеров. Но лейтенант Гарсия знать этого не мог. И он ей поверил.

Он был склонен поверить Ламии еще и потому, что не простил хозяйке замка тамплиеров смертельной обиды, которую, как считал полицейский, она нанесла ему. Мигель Гарсия не мог забыть унижения, которое он испытал, стоя у опущенной стальной решетки, преграждающей путь в замок. Он был уверен, что Ульяна смотрела на него из окна и смеялась над ним. Его самолюбие было уязвлено и жестоко страдало. От такой женщины, думал он в глубине души, можно ожидать что угодно. Даже убийства своего мужа.

– А как вы сами думаете, Мигель? – спросила Ламия.

– Я уже ничего не понимаю, – искренне ответил полицейский.

– Не обманывайте самого себя, Мигель, вы все уже поняли, – возразила Ламия. – Казалось бы, она тоже должна была погибнуть в той ужасной авиакатастрофе. Но внезапно, несколько месяцев спустя, она появилась в Испании и поселилась в замке тамплиеров, объявив себя его хозяйкой. Словно чудом воскресла из небытия. Вы верите, что такое возможно, Мигель?

– Нет, – вынужден был признать Мигель Гарсия. – Все это очень странно и наводит на размышления.

– Так размышляйте, Мигель! – потребовала Ламия. – И делайте выводы. Ведь вы полицейский, а не я. Я только бедная несчастная девушка, которая любила Анжело Месси и не забыла о нем после его смерти, как все остальные, обманутые или подкупленные его вдовой. О, деньги в нашем мире могут все! Не пытайтесь меня в этом разубедить.

– Вы говорили кому-нибудь о своих подозрениях? – спросил он.

– Только богу и вам, Мигель, – ответила Ламия, опустив глаза и краснея. – Не знаю почему, но вы вызвали у меня доверие. Мне кажется, я могу вверить вам свою жизнь и честь. Ведь я сирота и совершенно одна в этом мире. Меня некому защитить. Вокруг столько врагов и совсем нет друзей. Вы будете моим другом, Мигель?

Ламия подняла глаза и уже не отводила их от глаз лейтенанта Гарсии. И он почувствовал, что теряет волю. Его разум словно заволокло туманом. И из этого тумана прозвучали слова, произнесенные странно изменившимся голосом Мигеля Гарсии, но, тем не менее, принадлежавшим ему:

– Я ваш друг, Ламия. Я сумею вас защитить.

– Не обращайся ко мне так официально, – улыбнулась она. – Это пугает меня. Чувствуешь, как бьется от страха мое сердце?

И она снова взяла руку Мигеля Гарсии и приложила к своей груди. На этот раз лейтенант Гарсия не отнял свою руку. Вместо этого, словно помимо своей воли, он начал ласкать груди девушки. Это было восхитительное чувство. Ламия опустила свою руку между его ног, нежно погладила. От возбуждения он задрожал. Торопливо расстегнул брюки. Ламия, скинув с себя трусики, приподнялась и одним ловким движением села на него сверху. Стала двигаться вверх и вниз. Он застонал. Приник ртом к ее груди. Она тоже застонала. Ее движения все убыстрялись. Он обхватил руками ее бедра и помогал Ламии, приподнимая и опуская ее. На самом пике экстаза он громко вскрикнул, напугав и заставив замолчать ночных птиц, и затих, припав головой к груди Ламии.

Ламия сразу же остановилась, с холодным презрением глядя на его макушку, на которой уже начала проявляться плешь, грозившая в скором времени превратиться в лысину. Затем, брезгливо освободившись из его потных рук, пересела в свое кресло. Надела трусики. Она была холодна и спокойна, словно ничего не произошло. Но внимательно следила за полицейским, ожидая, когда он придет в себя.

Совсем иное чувствовал Мигель Гарсия. Никогда в своей жизни он не испытывал такого блаженства, которое подарила ему близость с Ламией. Он даже не знал, что такое возможно. Национальная полиция, карьера, перевод в Мадрид – все это казалось ему сейчас ничтожным, не стоящим того, чтобы тратить на это свою жизнь. Любить Ламию, удержать ее возле себя, наслаждаться ею каждый день и каждую ночь – это было единственное, что имело смысл. То, чего он хотел по-настоящему. Все остальное было самообманом. Он вдруг понял это.

Мигель Гарсия открыл глаза и встретил смущенный, как ему показалось, взгляд Ламии. В порыве страсти он порвал бретельку ее платья, и теперь она стыдливо прикрывала руками свою грудь.

– Теперь ты будешь думать обо мне плохо, – тихо сказала она дрожащим голосом. – Что я развратная и все такое. Но поверь, я еще ни с кем и никогда так себя не вела. Ты просто свел меня с ума, Мигель. Я впервые встречаю такого мужчину, как ты.

Мигель Гарсия просиял от счастья и гордости.

– Ну, что ты, малышка, – немного покровительственно произнес он. – Разве я могу подумать о тебе плохо! Хорошего же ты обо мне мнения.

Ламия ничего не ответила, радостно улыбнувшись. Она казалась счастливой. Мигель Гарсия неожиданно для самого себя спросил:

– А ты не хотела бы поехать со мной в Мадрид?

– В Мадрид? – не сумев скрыть удивления, спросила она. – Ночью?

– То есть не сейчас, а когда меня переведут из Гражданской гвардии в Национальную полицию, – несколько смешался Мигель Гарсия. – Но это будет скоро, я уверен. – И для большей убедительности он соврал: – Мне сегодня утром сказали, что мой рапорт подписан. Остались сущие формальности.

– Конечно, хочу, – сказала Ламия. Ее глаза сверкнули, словно ей в голову пришла какая-то удачная мысль.– Но не могу, к сожалению.

– Почему же? – спросил он, чувствуя разочарование.

– Потому что мне надо вернуться в замок тамплиеров, – пояснила Ламия. – А после этого я едва ли смогу куда-нибудь поехать, если только на сельское кладбище. Она не повторит своей ошибки и не выпустит меня живой.

– Кто она? – не сразу понял Мигель Гарсия.

– Хозяйка замка.

– Так не возвращайся туда. Не думаю, что она решится тебя преследовать, если будет знать, что ты под моей защитой. И уж подавно тебе не придется о чем-то беспокоиться, когда ты станешь моей женой.

Мигель Гарсия думал, что эти слова осчастливят Ламию, и она прекратит неприятный для него разговор. Однако они не произвели на Ламию ожидаемого впечатления.

– Я должна вернуться, – покачала она головой. – Я оставила в замке кое-что очень ценное для меня.

– Ценнее жизни? – снисходительно улыбнулся лейтенант Гарсия. Он разговаривал с Ламией так, словно она была капризным ребенком, настаивающим на своей глупой прихоти.

– То, без чего моя жизнь не имеет смысла.

– И что же это? Украшения, бриллианты?

– Древняя рукопись. «Detur digniori».

Лейтенант Гарсия посмотрел на Ламию как на сумасшедшую. И она снова перехватила его взгляд. Отчетливо выговаривая каждое слово, сказала:

– Эта книга позволит нам с тобой вести в Мадриде роскошную жизнь. Или ты собираешься содержать меня на зарплату полицейского?

Мигель Гарсия, чувствуя себя виноватым и жалким, запротестовал:

– Но я же не знал! Расскажи мне все.

И она рассказала о кладах, о которых прочитала в книге, и о картах, с помощью которых спрятанные сокровища можно было найти. Рассказ ее был живописен, но краток. Ламия знала, что полицейский уже всецело в ее власти, и она могла сделать с ним все, что захотела бы. Послать его в замок тамплиеров и даже на край света. Он с радостью пошел бы ради нее даже на смерть. Но Ламии самой было приятно вспоминать и говорить о рукописи, ставшей для нее почти наваждением. Поэтому она потратила на это некоторое время.

– И это все может быть нашим, – произнесла она, заканчивая свой рассказ, – если ты сумеешь вернуть мою книгу.

– Я приду в замок и потребую отдать ее, – заявил Мигель Гарсия. – Пусть попробуют отказать полицейскому!

– Глупец, – презрительно сказала Ламия. – Разумеется, она скажет тебе, что не видела ни моей книги, ни даже саму меня. Поклянется, если потребуется, в этом на библии. И тебе придется убраться восвояси. Не приведешь же ты меня в доказательство своих слов. Тогда нам обоим не выбраться из замка живыми. Ты не знаешь, какая это страшная женщина! Мы можем добиться своего только хитростью.

В любое другое время Мигель Гарсия возразил бы Ламии. Он привык добиваться своего в честной и открытой борьбе. Тем более, когда его противником была женщина. Женщин он совсем не опасался. Он считал себя умнее любой из них. Но сейчас он покорился воле, которая была сильнее его. Полицейский подумал немного и сказал:

– Я приду в замок тамплиеров, назову твое имя и обвиню тебя в гибели лошадей. А затем я потребую предоставить мне возможность обыскать все помещения в замке, якобы для того, чтобы найти твои отпечатки пальцев, которые ты могла оставить. Это будет выглядеть правдоподобно и не вызовет ни у кого подозрения.

– Хорошо придумано, – одобрительно заметила Ламия. – Только остерегайся ее дворецкого, Фолета. Это хитрая и коварная бестия. Он может нам все испортить.

– Пусть только попробует, – усмехнулся лейтенант Гарсия. – Я арестую его под предлогом того, что он мог быть твоим сообщником. Надену на него наручники, посажу в машину, и он лишится возможности мне помешать. А перед тем, как уехать, отпущу, якобы уступив просьбам хозяйки замка.

– Нет, ты привезешь его ко мне, – возразила Ламия, кровожадно раздув ноздри. – Или ты забыл, что он хотел меня изнасиловать? Я хочу вернуть ему долг.

– Но это может быть не так…, – начал лейтенант Гарсия. Но встретился со сверкающим ненавистью взглядом Ламии и поспешил добавить: – А, впрочем, как знаешь.

– Умница, – похвалила его Ламия. – Таким покладистым ты мне нравишься больше.

Ободренный этими словами, Мигель Гарсия потянулся к ней. Он снова почувствовал неодолимое желание обладать ею. Но Ламия больно ударила его по руке.

– Как мед, так и ложкой, – усмехнулась она. – Но у меня принцип – не весь бочонок сразу. Когда вернешься с книгой, тогда и попросишь сладенького. А пока забудь. И поспеши, а то вдруг они снова на ночь опустят решетку? Тогда тебе придется ждать до утра, бродя под окнами замка, словно несчастный влюбленный. И не думай, что сможешь возвратиться и приятно провести время со мной. Этому не бывать, так и знай.

Ламия уже перестала изображать из себя невинную скромную девушку, ставшую жертвой своей наивности. Она подчинила себе волю Мигеля Гарсии и не боялась, что он взбунтуется и выйдет из-под ее власти. Он был не первый мужчина, который попадал в ее хитро расставленные силки. И она была уверена, что не последний. Но пока полицейский ей был нужен. А потому Ламия поступала с ним так, как это с давних времен делали на Востоке, подвешивая на шесте морковку перед носом ослика, за которой тот должен был тянуться и поневоле идти вперед.

Когда Мигель Гарсия ушел, чтобы вернуться в замок тамплиеров за древней рукописью, Ламия задумалась. Она ловко избежала угрожавшей ей опасности в лице этого дурака полицейского, соблазнив его и переманив на свою сторону. И даже сумела – или сумеет, – извлечь из его страсти выгоду, если он вернет ей утерянную рукопись. Но что делать с ним после этого?

Ламию раздражала необходимость постоянно обманывать полицейского, манипулируя фактами и обильно приправляя их ложью. Ей это было легко, но приходилось помнить обо всем, что она выдумывала, чтобы не попасть впросак, а это утомляло ее. Да и удерживать Мигеля Гарсию все время в полу-гипнотическом состоянии, внушая ему мысли, которые он принимал за свои, было бы слишком хлопотно. И уж тем более она не собиралась ехать с ним в Мадрид, даже в качестве законной жены. При одной мысли об этом Ламию разобрал почти гомерический смех, словно она вспомнила забавный анекдот.

«Жена! Да что он о себе возомнил, ничтожество? – думала она, сожалея, что не может никому об этом рассказать, чтобы всласть поиздеваться над Мигелем Гарсия. – Может быть, он еще захочет, чтобы я родила ему маленьких мигелей гарсийчиков, которых он будет обучать полицейской премудрости? Идиот!»

Она презирала Мигеля Гарсия, и больше всего за его глупость. Одна ее машина, наверное, стоила больше, чем полицейский заработал за всю свою жизнь, а ему это даже в голову не пришло, когда она рассказывала о своем якобы нищенском существовании.

Отсмеявшись, Ламия решила, что проще всего будет избавиться от полицейского, когда он вернется из замка тамплиеров. Так же, как она избавилась от водителя грузовика. А затем бежать из Испании, как она собиралась до этого, с книгой или даже без нее.

– Но не будем торопить события, – хмыкнула Ламия. – Надо дождаться его возвращения. А там посмотрим, как поступить.

Глава 20.

Ульяну разбудило тихое, но настойчивое постукивание в дверь спальни. В окно было видно небо с дымчатыми облаками, которые могли пролиться дождем. Уже рассвело, но солнце еще не поднялось над горизонтом настолько высоко, чтобы заглянуть в комнату. Она встала, посмотрела с улыбкой на спящего мужа, дышавшего ровно и глубоко, вздохнула, сожалея о том, что ей пришлось оставить теплую постель, накинула халат и приоткрыла дверь. На пороге стоял Фолет. Его обеспокоенное лицо, как и облака в небе, не предвещало ничего доброго.

– Что еще случилось, Фолет? – вырвалось у Ульяны.

– У нас гость, – громким шепотом произнес старичок. И от того, что он шептал, произносимые им слова звучали таинственно и тревожно. – Он сказал, что не может и не хочет ждать, пока ты выспишься, потому что сам он из-за тебя не сомкнул глаз всю эту ночь. И еще много чего другого наговорил. Он очень раздражен и зол. Мне едва удалось уговорить его подождать во дворе, пока ты спустишься.

– Да кто он-то? – воскликнула Ульяна, ничего не понимая.

– Эргюс Бэйтс.

Услышав это имя, произнесенное почти зловеще прозвучавшим шепотом, Ульяна невольно вздрогнула. Она совсем забыла о нем, обрадованная тем, что ей удалось раздобыть сто миллионов евро, не продавая книги из библиотеки замка. И даже не перезвонила ему, чтобы сообщить, что их сделка отменяется. А он явно ждал ее звонка. И был, несомненно, вправе злиться на нее. Возможно, он даже сам звонил ей не раз. Но она отключила телефон, и так и не включила его до сих пор. Она слишком легко отнеслась к договоренности с Эргюсом Бэйтсом. А он, по всей видимости, рассуждал иначе. Поэтому он сейчас в замке.

Ульяна поняла, что ей предстоит оправдываться и, если понадобится, даже умолять его простить ее. Эргюс Бэйтс был не из тех людей, с которыми можно ссориться. Почему-то Ульяна была уверена в этом, хотя у нее и не было повода убедиться. Но она знала, что он был партнером и другом Анжело Месси. И уже одно это внушало ей опасение.

Глядя на лицо Фолета, Ульяна поняла, что он также опасается нежданного гостя. Вероятно, Фолет встречался с ним в прошлом, когда Эргюс Бэйтс навещал бывшего хозяина замка тамплиеров. Иначе он не впустил бы его в замок и не позволил бы разговаривать с собой в таком тоне. И уж тем более не стал бы будить ее, Ульяну, чей сон был для него почти священным.

– Мне нужно пять минут, Фолет, – сказала она. – Попроси его подождать. Пригласи в замок. Предложи кофе или вина.

– Поторопись, – мрачно произнес Фолет, повернулся и побрел по коридору к ведущей вниз лестнице. Ульяна заметила, что он хромал больше обычного. Это значило, что Фолет был сильно встревожен и напряженно размышляет.

Ульяна с сожалением вздохнула, подумав, что ее беспечность доставляет неприятности не только ей, но и тем, кто ее окружает. Мысленно ругая себя и обещая измениться в будущем, она начала быстро одеваться, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Артура. Объясняться с мужем ей не хотелось. Она должна была сохранить силы и душевное спокойствие для предстоящего ей неприятного разговора с Эргюсом Бэйтсом. А в том, что этот разговор будет неприятным, она не сомневалась.

Одевая длинный сарафан в крупных красных цветах, в котором она выглядела особенно юной и привлекательной, Ульяна со вздохом подумала, что одних женских чар и обаяния ей на этот раз будет недостаточно. Но не стоило ими пренебрегать. Эргюс Бэйтс все-таки мужчина, и он явно не равнодушен к ней. Может быть, удастся его умилостивить обещанием дружеских отношений в будущем. Можно даже пригласить его провести некоторое время в замке в качестве почетного гостя. В крайнем случае, она могла подарить ему одну из книг, обладателем которых он едва не стал. Это была бы пусть скромная, но компенсация причиненной ему обиды, которая вкупе с раскаянием Ульяны могла бы уменьшить его гнев и заставить простить ее.

– Жаль, что я не блондинка, – хмыкнула Ульяна, разглядывая свои рыжие волосы в зеркало. – На это можно было бы многое списать. Но перекраситься я уже не успею.

Размышляя подобным образом и изыскивая способы, как выйти из сложившейся ситуации с наименьшими потерями, она вышла из комнаты, послав воздушный поцелуй продолжавшему безмятежно спать мужу. В холле ее поджидал Фолет. Старик был мрачен, словно грозовая туча.

– Он отказался от вина и кофе, – сказал Фолет по-прежнему шепотом, словно опасаясь, что его могут услышать посторонние. – И он зол, как разъяренный кабан. Будь осторожна! Он очень опасен, поверь.

– Фолет, милый, выполни одну мою просьбу, ни о чем меня не спрашивая, – сказала Ульяна. Фолет настороженно посмотрел на нее, но промолчал и кивнул головой. – Смотри внимательно на меня. И если я сделаю вот так, – она щелкнула пальцами, словно кастаньетами, – немедленно, а, главное, незаметно спустись в подвал и подожги книги в библиотеке. Они должны сгореть дотла, все до единой, прежде чем пожар начнут тушить. Ты меня хорошо понял?

Фолет снова молча кивнул. Ульяна мимолетно улыбнулась ему и, проходя, ласково погладила по плечу. Она вышла во двор замка, где ее ждал Эргюс Бэйтс. Сухопарый светловолосый мужчина нетерпеливо прохаживался возле своего огромного черного лимузина, почти уткнувшегося передним бампером в казавшийся рядом с ним крошечным «Seat – Leon». Могло показаться, что лимузин загнал автомобиль Ульяны в угол и навис над ним, угрожая расправой.

Увидев Ульяну, Эргюс Бэйтс изобразил на хмуром лице улыбку и направился к ней, не дожидаясь, пока она подойдет.

– Рад видеть вас в добром здравии, – сухо произнес он. – Когда вы перестали отвечать на мои звонки, я навыдумывал всяких ужасов. Проведя бессонную ночь, не выдержал, сел в свой самолет и бросился вам на помощь. Почти как a knight without fear and without reproach – рыцарь без страха и упрека.

Он пытался шутить, но его налившиеся кровью глаза альбиноса угрожали Ульяне. И она не была введена в заблуждение его улыбкой.

– Благодарю вас, Эргюс, – сказала она, улыбнувшись так же неискренне. – Я всегда знала, что могу на вас положиться в трудную минуту.

– Тогда почему вы не позвонили мне, как мы договаривались? – почти грубо спросил Эргюс Бэйтс, устав притворяться. Его глаза зло сощурились. – Вы были так заняты? Но вам надо было только сообщить мне номер своего банковского счета. В крайнем случае, вы могли послать сообщение. Это дело одной минуты. Вы не смогли найти даже минуты для вашего старого доброго друга и верного рыцаря?

– Я виновата перед вами, Эргюс, – призналась Ульяна. – Но если бы вы знали, что мне пришлось пережить, вы простили бы меня. Я знаю это. Ведь вы очень умный и добрый человек.

– Человек? – презрительно поморщился Эргюс Бэйтс. – Так вот какого вы обо мне мнения. Буду знать.

Он взял руку Ульяны и галантно поцеловал ее. Ульяна почувствовала, как к ее коже прикоснулось что-то сухое и шершавое, и невольно вздрогнула от отвращения. Но сдержала свой порыв и не отдернула руку, а дождалась, пока Эргюс Бэйтс ее отпустит сам.

– Но, впрочем, вы правы относительно моих личных качеств. Вы их правильно угадали, – скривил губы в улыбке Эргюс Бэйтс. – Я уже простил вас. Дайте мне номер вашего счета и будем считать инцидент исчерпанным. Я переведу вам деньги через мобильный банк. Я проконсультировался в Спирит-банке. Поскольку мы оба являемся его клиентами, вы получите их немедленно. И раз уж я здесь, я смогу забрать свою покупку. Я имею в виду книги.

Эргюс Бэйтс говорил тоном человека, который не потерпит возражений. Таким же был и его вид. Но Ульяна набралась решимости и сказала:

– Я уже не продаю библиотеку, Эргюс. – И на всякий случай добавила: – Простите меня.

– Вот как? – в белесых глазах Эргюса Бэйтса полыхнула молния, и они потемнели от злости. – И когда вы это решили? Сразу после своего звонка мне или только что?

Ульяна не знала, что ответить. Она понимала, что Эргюс Бэйтс не воспримет ее слов, что бы она ни сказала. Почему-то ему очень были нужны книги, хранившиеся в замке тамплиеров. Здесь крылась какая-то тайна. Но Ульяна не хотела разгадывать ее. Она хотела, чтобы Эргюс Бэйтс убрался поскорее восвояси вместе со своей тайной и оставил ее в покое.

Не дождавшись ответа, Эргюс Бэйтс рассмеялся. Но его смех прозвучал не весело, а зловеще.

– Хорошо, пошутили – и хватит, – сказал он. – Говорите мне номер своего банковского счета и забудем об этом маленьком недоразумении. Если вы считаете, что продешевили, то я готов немного добавить к оговоренной сумме. Чего не сделаешь, чтобы угодить красивой женщине! Сто пятьдесят миллионов евро вас устроит, я надеюсь?

Ульяна отрицательно качнула головой. Она знала, что не отдаст ему эти книги, сколько бы денег он ни предлагал ей и как бы ни угрожал. Она верила своему внутреннему голосу, который предостерегал ее против Эргюса Бэйтса и его тайных намерений.

– Но сколько же вы хотите? – изобразил изумление Эргюс Бэйтс. – Ваша библиотека не стоит и десятой части того, что я вам предлагаю.

– Я не продам ее даже за миллиард, – выпалила Ульяна. Ее терпение и добрые намерения не ссориться с Эргюсом Бэйтсом иссякли. – Ни вам, ни кому другому.

– Вы сошли с ума! – не сдержавшись, воскликнул Эргюс Бэйтс.

– Пусть так, – упрямо сказала Ульяна. – Думайте обо мне, что хотите. Но если бы Анжело Месси хотел продать вам свою библиотеку, он сделал бы это. Однако он не продал. Значит, на то были причины. И я не вправе нарушать его волю.

Ульяна лукавила. Но она не знала, как ей еще объяснить свое упрямство Эргюсу Бэйтсу, не рассказывая ему всего, что было связано с Ламией. А говорить об этом она почему-то не хотела. Сослаться на женскую прихоть казалось ей самым разумным.

– И если вас это интересует, Эргюс, то я приняла решение вчера, после нашего разговора. Сожалею, что сразу не перезвонила вам. Но я думала, что если вы не перевели мне деньги, то не о чем и беспокоиться.

Эргюс Бэйтс пристально смотрел на нее, словно изучая. Или пытаясь прочесть ее мысли. Наконец он сухо сказал:

– В деловом мире, моя милая, другие законы, чем те, к которым вы привыкли в своем обывательском мирке. Слово дано, сумма названа – изволь выполнять условия сделки, если дорожишь своей жизнью и покоем близких людей. А не хочешь – не жди пощады и не жалуйся. Так говорили наши предки. А кто мы такие, чтобы их опровергать? Dura lex, sed lex. Закон суров, но это закон.

Ульяна внутренне содрогнулась, услышав снова этот древний язык. Всегда, когда она его слышала, с ней происходило что-то плохое. Не случайно на нем говорил Анжело Месси. Она поняла, что угроза, на которую намекал Эргюс Бэйтс, была не мнимой, а очень реальной. И он явно угрожал не только ей, но и всем, кого она любила. Не был в безопасности даже Фолет. Ульяна догадалась об этом, увидев его жалобно сморщенное личико. Он стоял неподалеку и все слышал. Фолет, несомненно, знал о Эргюсе Бэйтсе что-то такое, что пугало его, и о чем не знала и даже не догадывалась она. Но сейчас не было ни времени, ни возможности расспросить его. Ульяна должна была сама принять решение.

– Хорошо, я выплачу неустойку за нарушение контракта, – сказала она. – Так, кажется, это называется в вашем деловом мире?

– Неустойку? – зло усмехнулся Эргюс Бэйтс. – И в каком же размере?

Они стояли возле автомобиля Ульяны. Не говоря ни слова, она открыла багажник машины. Глазам Эргюса Бэйтса предстали несколько туго набитых кожаных баулов. Ульяна расстегнула один из них. В нем находились пачки с купюрами по пятьсот евро в банковской упаковке.

– В остальных то же самое, – сказала Ульяна. – Всего сто миллионов евро. Забирайте их. И будем в расчете. Вы правы, честное слово стоит дорого. Но, надеюсь, этой суммы хватит.

Эргюс Бэйтс ошеломленно смотрел на деньги. Его мозг лихорадочно работал. Он рассчитывал на куш намного крупнее, но сто миллионов тоже были хорошим подарком, свалившимся к нему буквально с неба. Манной небесной. Перед этим он проник в мысли вдовы Анжело Месси, этой рыжей ведьмы, и знал, что она ни за что не отдаст ему библиотеку, скорее предаст ее огню. И тогда он останется совсем без ничего. Месть, которой он угрожал Ульяне, может принести только эфемерное удовлетворение. Но, если вдуматься, то зачем ему это? Только люди могут мстить бесцельно и бездумно, теша себя иллюзиями, что им станет легче, когда они отомстят. Но люди – единственные живые существа, поедающие себе подобных. Так неужели он, Эргюс Бэйтс, прирожденный эльф, опустится до уровня этих людоедов? Подумав об этом, Эргюс Бэйтс решил взять деньги, которые предлагала ему Ульяна.

– Этого достаточно, – сказал он, зная, что больше у Ульяны все равно нет. Когда она думала о деньгах, то ее мозг был для него подобен открытой книге. Она совершенно не умела скрывать свои мысли, если они не имели отношения к самому для нее дорогому – ее семье. – Мы в расчете.

Ульяна с облегчением вздохнула.

– Пересчитывать не будете? – спросила она. И тут же прикусила себе язык. Эргюс Бэйтс мог счесть это за насмешку и обидеться.

Но, видимо, подобные нюансы были для ее собеседника недоступны. Он всерьез воспринял ее вопрос и ответил не менее серьезно:

– Я вам доверяю. – После чего он приказным тоном распорядился: – Пусть ваши люди перенесут деньги в мою машину. Я уезжаю немедленно.

Ульяна не стала приглашать его остаться на завтрак. Вместо этого она обернулась к Фолету, который уже давно стоял за ее спиной, словно прикрывая тыл Ульяны в битве с Эргюсом Бэйтсом, и сказала:

– Фолет, милый, поможешь мне перенести баулы?

– Я справлюсь сам, – буркнул Фолет. – И не вздумай мне мешать.

Несмотря на свою хромоту, он быстро и легко перетащил баулы из автомобиля Ульяны в лимузин Эргюса Бэйтса. Казалось, Фолет был рад тому, что происходит, и с трудом это скрывал. Ульяна хорошо знала старика. И теперь, наблюдая за ним, поняла, что сделала правильный выбор. Это были всего лишь деньги. Она купила на них то, что не имело цены, а в ее глазах было бесценно – жизнь и покой своей семьи.

– Прощайте, Эргюс, – сказала она. Это прозвучало искренне, потому что она на самом деле хотела проститься с ним навсегда.

Эргюс Бэйтс надменно кивнул в ответ, ничего не сказав. И уехал, подняв облако пыли.

Спускаясь с холма, Эргюс Бэйтс смотрел в зеркало над лобовым стеклом на удаляющийся замок тамплиеров и в очередной раз поражался глупости Анжело Месси, который считал эту безобразную груду камней своим домом и не хотел сменить ее на современный дом, жизнь в котором была бы несравнимо приятнее. И то, что его вдова продолжала жить в этом замке, только подтверждало, что она сумасшедшая. Да и кем еще могла быть женщина, так легко расставшаяся со ста миллионами евро…

Подумав о деньгах, Эргюс Бэйтс вспомнил о том, что на его счету в Спирит-банке все еще лежат пятьсот миллионов, которые ему накануне перевел Мартин Крюгер. Преодолев соблазн оставить и эти деньги себе, Эргюс Бэйтс остановил лимузин, достал телефон, вошел в мобильный банк и отправил деньги обратно на счет, с которого они пришли.

Теперь он был в расчете с Мартином Крюгером. И в его машине лежали мешки, набитые сотней миллионов евро. Он заработал их всего за одни сутки. Эта мысль вызвала радостную улыбку на его лице. Он налил себе из мини-бара рюмку коньяка и с удовольствием выпил ее. После чего продолжил движение. Он думал над тем, на что потратит сто миллионов. Это было самое приятное времяпрепровождение из всех возможных по пути в аэропорт Леона, где его ждал личный самолет.

Но лимузин не проехал и половину пути, когда Эргюсу Бэйтсу позвонил Мартин Крюгер.

– Привет, старина, – благодушно откликнулся Эргюс Бэйтс.

Мартин Крюгер не ответил на приветствие. И его голос был враждебен, когда он спросил:

– Что происходит? Мне только что сообщили, что пятьсот миллионов, которые я перевел на твой счет вчера, были возвращены. Я очень удивлен.

– А что тебя удивляет? – улыбнулся Эргюс Бэйтс. – Моя порядочность? Но ведь полмиллиарда – это не пустяки, и даже не серебряная ложка. Тебе ли не знать этого, Мартин!

Эргюс Бэйтс иногда крал серебряные ложечки в ресторанах, где обедал, или драгоценности в ювелирных магазинах, куда часто заходил, чтобы присмотреть подарок своей очередной любовнице, и об этом все знали. Он был клептоманом, и не мог удержаться от того, чтобы не украсть какую-нибудь мелочь, которая попадала ему под руку. Но если его ловили на этом, он всегда расплачивался и платил, не скупясь. Иногда во много раз больше стоимости украденной вещи, чтобы замять скандал. Но эту вещь Эргюс Бэйтс уже не брал. Она становилась ему не интересной. Это была болезнь, которую он сам рассматривал как невинную шалость. И даже позволял себе шутить над этим.

– Почему ты вернул мне деньги, Эргюс? – не отреагировал на шутку Мартин Крюгер. – Где мои книги?

– Твои? – удивился Эргюс Бэйтс. И ехидно заметил: – А разве это не книги вдовы Анжело Месси?

– Ты предложил, я купил, – мрачно сказал Мартин Крюгер. – С той минуты, как мои деньги оказались в твоем кармане – или на банковском счете, все равно, – эти книги были уже моими. И не впутывай сюда вдову Анжело Месси. Это наше с тобой дело. И отвечать за все придется тебе.

– О чем ты, старина? – Эргюс Бэйтс почувствовал неприятный холодок на спине от тона, которым с ним разговаривал Мартин Крюгер, и забеспокоился. – Я ни в чем не виноват, Мартин! Вдова неожиданно отказалась от сделки, причем без всяких объяснений. Она была готова скорее сжечь книги, чем продать их. Мне кажется, она сошла с ума.

– Это я сошел с ума, что связался с тобой. Мне надо было вести переговоры напрямую с хозяйкой замка тамплиеров. А теперь ты все испортил. Женщину трудно переубедить, если какая-то блажь вошла ей в голову. Но, главное, ты обманул меня.

Фразы, которые ронял Мартин Крюгер, были короткими и холодными, словно ледяные глыбы. Эргюс Бэйтс возмутился, услышав несправедливое, по его мнению, обвинение.

– Это не так, Мартин! – воскликнул он. – Мне горько слышать от тебя такие слова после стольких лет нашей дружбы.

– Причем здесь наша дружба? – в голосе Мартина Крюгера прозвучало удивление. – Мы говорим о сделке, условия которой ты нарушил.

– Ты не представляешь себе, как я сожалею об этом, – сказал Эргюс Бэйтс, решив не ссориться. Он еще надеялся, что ему удастся оправдаться. – Но эта проклятая ведьма…

– Я не хочу ничего о ней слышать, – не дал ему договорить Мартин Крюгер. – Единственное, что меня интересует – это размер компенсации, которую ты выплатишь мне за сорванную сделку.

– Чушь какая! – разозлился Эргюс Бэйтс, забыв о своих благих намерениях. – Предъявляй претензии к вдове. Я был только посредником.

Но Мартин Крюгер был непреклонен.

– Я вел переговоры с тобой. Тебе и платить неустойку.

– И сколько ты хочешь? – сухо спросил после недолгого размышления Эргюс Бэйтс.

– Пятьсот миллионов евро, – ответил Мартин Крюгер. – И еще пятьсот миллионов за моральный ущерб. Всего один миллиард евро.

Эргюс Бэйтс невольно рассмеялся.

– Да ты сошел с ума, Мартин! – сказал он. – Или шутишь. Как я сразу этого не понял, старина!

– У тебя есть неделя на то, чтобы перевести деньги на мой счет, – сухо сказал Мартин Крюгер. – В противном случае… Ты сам знаешь, что бывает с теми, кто нарушает свое обещание.

– Ничего я не знаю! – закричал Эргюс Бэйтс. – И не хочу ничего…

Но в телефоне уже звучали короткие гудки. Эргюс Бэйтс раздраженно отшвырнул его в сторону. И зло выругался:

– Проклятый гном!

Но уже через несколько минут он успокоился. Эргюс Бэйтс не верил, что его старый друг Мартин Крюгер способен причинить ему зло и осуществить свою угрозу. Скорее всего, он был просто раздражен и обижен, когда говорил с ним. Его можно понять. Но когда он придет в себя, то поймет и его, Эргюса Бэйтса. Он ведь ни в чем не виноват. Это все рыжая ведьма. С нее и спрос. Пусть она возвращает Мартину этот пресловутый миллиард, если ему так хочется. А он не собирается расставаться с деньгами.

Вместо этого, решил Эргюс Бэйтс, проехав еще немного, он через несколько дней, когда МартинКрюгер окончательно успокоится, позвонит ему и восстановит дружеские отношения, пригласив на ужин в один из лучших ресторанов. Мартин Крюгер любит хорошо покушать и не сможет отказаться. Он примет приглашение, и все забудется.

Подумав так, Эргюс Бэйтс постарался забыть об этом разговоре, и вскоре ему это удалось. Как истинный эльф, он не любил подолгу размышлять о плохом. Главными чертами его характера были жизнерадостность и беспечность, и только затем уже мстительность и жестокость.

Но Мартин Крюгер думал по-другому. Переговорив с Эргюсом Бэйтсом и дав ему неделю на раздумья, он не шутил. Он был настроен очень решительно.

На самом деле ему нужны были не деньги. Мартин Крюгер жаждал получить книгу, которая могла дать ему власть над всем миром. И, предъявляя ультиматум, в глубине души он надеялся, что Эргюс Бэйтс одумается и, отбросив свою беспечность, сумеет убедить вдову Анжело Месси продать библиотеку. Уговорит или запугает ее.

Мартину Крюгеру было безразлично, что предпримет Эргюс Бэйтс, чтобы выполнить свое обещание. Но он знал, как поступит с самим Эргюсом Бэйтсом, если тот не сдержит данное ему слово. Глупого эльфа не спасет их многолетняя дружба, о которой он заикнулся. Ему придется расплатиться сполна.

Мартин Крюгер был предельно честен, когда речь шла о финансовых делах. Он никогда не изменял данному им слову, и того же требовал от других. И горе было тому, кто этого не понимал. Об этом мог кое-что порассказать один из американских президентов, если бы Мартин Крюгер дал ему такую возможность. Но пуля наемного убийцы поставила жирную точку в их маленьком, с точки зрения президента, разумеется, недоразумении.

Подумав об этом, Мартин Крюгер с некоторым сожалением вздохнул. Американский президент был хорошим парнем. Как и Эргюс Бэйтс, который к тому же был ему старым другом. Но принцип важнее. Нарушил слово – умри. Это был закон, согласно которому испокон века жил древний народ гномов. И Мартин Крюгер не собирался ему изменять, поддавшись глупой жалости.

– Auferte malum ех vobis, – произнес он на древнем языке, отбрасывая телефон, словно опасаясь поддаться искушению и снова позвонить Эргюсу Бэйтсу, чтобы выяснить отношения, что могло привести к примирению. – Исторгните зло из среды вашей.

Глава 21.

– Да, это она, – воскликнула Ламия и бережно провела ладонью по обложке книги с надписью «Detur digniori». – Какое счастье! Она снова у меня. А я считала ее безвозвратно потерянной.

Она поцеловала обложку и нежно прижала ее к груди. Лейтенант Гарсия с улыбкой смотрел на нее.

– Ты словно ребенок, верящий в чудеса, – сказал он. – Наивная и доверчивая девочка, ожидающая на рождество подарка от Папы Ноэля или Олентцеро, испанских прототипов Санта Клауса. Это всего лишь древняя рукопись. Неужели ты веришь тому, что в ней написано?

– А почему бы и нет? – ответила Ламия. – Ведь было сказано, что каждому воздастся по вере его.

– А еще там же говорилось, что вера может двигать горы, – с усмешкой возразил лейтенант Гарсия. – Но я не видел ничего подобного.

– Ни одного клада в своей жизни, ручаюсь, ты тоже не видел, – сказала Ламия. – Но это не означает, что их не существует. Ты слышал что-нибудь о сокровищах, найденных в храме Вишну? Это было в Индии, в городе Тривандрам.

– Нет, – признался полицейский. – Впервые слышу.

– Я в этом не сомневалась, – с презрением сказала Ламия. – Так вот, в подвале этого древнего индуистского храма несколько лет назад нашли сундуки с золотыми монетами и драгоценными камнями. Их охраняла статуя бога Вишну, возлежащего на Ананта-шеше.

– Это что еще за зверь такой? – удивился Мигель Гарсия.

– Не говори так, – обиделась Ламия. – Ананта-шеше – это тысячеголовый змей, в индуизме и буддизме олицетворяющий вечное время. А еще он царь всех нагов, или, как их называют в Испании, ламиаков, которых люди, ничего о них не знающие, считают змееподобными мифическими существами. И изображают их в виде змей с человеческой головой. Глупцы! Такие же, как и ты. Это мой народ. И я могла бы многое о нем порассказать.

– Так расскажи, – усмехнулся лейтенант Гарсия. – В детстве я любил слушать сказки на ночь. Сейчас как раз ночь.

Ламия обожгла его злобным взглядом, но сдержалась.

– Как-нибудь в другой раз, – сказала она. – Сейчас я лучше расскажу тебе о найденной в храме статуе бога Вишну. Она была высотой почти шесть метров, изготовлена из золота и усыпана драгоценными камнями. Находку оценили в двадцать два миллиарда долларов. Как ты думаешь, если бы этот клад нашел ты, на сколько жизней тебе хватило бы?

– Это правда? – недоверчиво спросил полицейский.

– Я видела эту золотую статую и сундуки с драгоценностями своими глазами, – заявила Ламия. – Утверждают, что эти сокровища правители туземного княжества Траванкора собирали на протяжении тысячелетия. Но я знаю, что это не так. Они принадлежали народу нагов. А, значит, я имею право на свою долю в этом кладе.

– Так заяви о своем праве, – посоветовал полицейский. В его тоне явственно слышалась издевка.

– А кто мне поверит? – почти прошипела Ламия. – Ведь даже ты не веришь.

– А если поверю, что с того? – усмехнулся он. – Денег у тебя от этого не прибавится.

– Это точно, – согласилась Ламия. – Потому что не я нашла этот клад. А вот если бы я… Или мы с тобой.

Она сказала это, потому что видела, как заскучал Мигель Гарсия. В отличие от Ламии, он явно не верил в возможность разбогатеть, отыскав клад. А после того, как полицейский услышал от Ламии признание, что она принадлежит к потомкам древнего мифического народа нагов, он невольно начал подвергать сомнению все, о чем она говорила.

Ламия вовремя заметила, что слишком увлеклась, и ее влияние на полицейского стало слабеть. И поспешила исправить ситуацию.

– Ты же хочешь, чтобы мы с тобой стали богатыми? – спросила она, положив руку на бедро Мигеля Гарсия. – Посмотри мне в глаза и скажи.

Лейтенант Гарсия так и сделал.

– Хочу, – сказал он, чувствуя, как его мозг обволакивает сладостный туман, а воля слабеет. – Очень.

– Вот и хорошо, – удовлетворенно кивнула Ламия. – Но сокровища из храма Вишну нам уже никогда не достанутся. Как и Стаффордширский клад, принадлежавший одному из англо-саксонских королей, жившему в седьмом веке. Впрочем, там было всего несколько килограммов золота и серебра, так что потеря невелика. Забудем и про золото из гробницы древнего города Ура в Месопотамии. И про множество других кладов, найденных не нами. Но у нас есть рукопись, в которой говорится о еще большем количестве затерянных кладов. И даже есть географические карты, указывающие, где они были зарыты. Так неужели мы будем настолько глупы, что пренебрежем этим? И откажемся от сокровищ, которые сами просятся в наши руки? Ответь мне, Мигель!

– Мы найдем эти клады, – сказал лейтенант Гарсия то, что Ламия хотела услышать от него.

– Так ты со мной? – требовательно спросила она.

– Я с тобой, – ответил он. – Навеки. И в бедности, и в богатстве, в горе и в радости. Клянусь тебе!

– Не говори мне о бедности и горе, – сказала Ламия. – Кстати, знаешь, как переводится заглавие этой книги? «Да будет дано достойнейшему». И кто, по-твоему, достойнее нас с тобой?

– Нет никого, – покорно повторил Мигель Гарсия мысли Ламии.

Она радостно улыбнулась и нежно сказала:

– Вот таким ты мне нравишься, дружок. Я даже готова угостить тебя сладеньким на десерт. Помнишь, я обещала?

Не дожидаясь ответа, она сама начала расстегивать брюки Мигеля Гарсии. И все остальное тоже сделала сама. Он наслаждался ее ласками, закрыв глаза. Такого блаженства он никогда не испытывал. Кожа Ламии была нежна, словно шелк. И она как будто угадывала его желания. Это было поистине неземное наслаждение. Когда все закончилось, он долго приходил в себя, словно возвращался из заоблачных высей на землю.

– Тебе понравилось? – деловито спросила Ламия, надевая трусики.

– Да, – только и смог сказать он, едва сдерживаясь, чтобы не расплакаться от счастья.

– Будешь паинькой, получишь еще, – пообещала она. – Я не жадная. Но впредь ты должен слушаться меня и выполнять все мои просьбы. Или будешь наказан. Не забывай об этом.

– О чем это ты? – спросил Мигель Гарсия. Он сам чувствовал, что сильно поглупел за последнее время, но ничего не мог с собой поделать. Ламия владела всем его существом. И даже его разумом.

– О Фолете, – злобно усмехнулась она. – Почему ты не привез его, как я просила? После всего того, что я тебе рассказала о нем.

– Но у меня не было повода арестовать его, – возразил полицейский. – То, что мне сообщила хозяйка замка тамплиеров, разительно отличалось от твоего рассказа. По ее словам, это ты обманом проникла в замок и похитила ее ребенка, а потом потребовала за него выкуп.

– Она лжет! – прошипела Ламия. – Я предупреждала тебя, что так будет. Неужели ты веришь ей, а не мне?

Лейтенант Гарсия ответил не сразу. В нем боролись остатки его собственной воли и мысли, навязанные Ламией. Он был зол на Ульяну. Наткнувшись на опущенную решетку, он воспринял это как личное оскорбление, словно у него перед самым носом захлопнули дверь в дом. И семена раздора, брошенные Ламией, упали на благодатную почву. Однако Мигель Гарсия был хороший полицейский и инстинктивно понимал, что версия Ламии неубедительна, а местами просто фантастична. То, что говорила хозяйка замка тамплиеров, выглядело более правдоподобно. Но почему-то он не мог высказать этого. И дело было не только в страхе потерять Ламию, поскольку в этом случае ему пришлось бы арестовать ее. Что-то, неподвластное его разуму, мешало сделать это, заставляло думать и поступать так, как раньше ему было несвойственно. Это тяготило лейтенанта Гарсия. Он чувствовал себя растерянным и беспомощным. Но так было только в те минуты, когда он не смотрел в глаза Ламии. В них он обретал былую уверенность и решимость. И он почти невольно старался как можно чаще заглядывать в ее глаза, словно умоляя о чем-то.

– Разумеется, я верю тебе, – сказал он, увидев подсказанный ответ в глазах Ламии. – Но я не встретил Фолета в замке, когда был там. Возможно, он где-то прятался или попросту сбежал. А если бы я спросил о нем, то это могло навести хозяйку замка на подозрения. Она могла понять, что я видел тебя и говорил с тобой. И позвонить в полицейское управление. И тогда мой начальник капитан Карлос Санчес – ты бы знала, какая это скотина! – только чтобы насолить мне, прислал бы кого-нибудь другого в замок тамплиеров, а меня отозвал. И я не смог бы забрать твою книгу. Что бы ты сказала на это?

Пока лейтенант Гарсия говорил это, бессвязно и часто запинаясь, Ламия пристально смотрела в его глаза, словно пытаясь увидеть в них что-то. Она почти не слушала оправданий полицейского. Когда он замолчал, с облегчением переведя дух, она призналась:

– Не могу понять, о чем ты сейчас думаешь. В твоих глазах появилась какая-то мысль, но слишком туманная, не разобрать. Это как-то связано со мной?

– Не с тобой, а с твоей книгой, – ответил Мигель Гарсия. Оправдываясь перед Ламией, он вспомнил события, связанные с его визитом в замок тамплиеров, а заодно и некоторые мысли, которые у него тогда появились, а позже были забыты. – Пока я был в замке, я перелистал рукопись. Уже тогда мне что-то припомнилось, но не было времени это обдумать и понять. А сейчас вдруг пришло в голову. Словно какое-то озарение нашло.

– Ты испытываешь мое терпение, – предупредила его Ламия. – Я этого не люблю. Будь лаконичным, когда говоришь со мной. Мне нравятся герои древности. Это были настоящие рыцари! Они мало говорили, но совершали подвиги ради своих дам. – Она с презрением посмотрела на мужчину. – Старайся быть похожим на них.

– Прости меня, – заискивающе улыбнулся Мигель Гарсия. – Я буду краток, обещаю. Смерть водителя грузовика, гибель лошадей – все это заставило меня заинтересоваться замком тамплиеров и его владельцами, нынешними и бывшим. Я начал собирать информацию. В том числе я узнал и о завещании Анжело Месси. Он оставил своей вдове и ребенку немало, но в основном это была недвижимость, разбросанная по всему миру. Я бы сказал, даже хаотично разбросанная. Но тогда я не обратил на это внимания.

– Еще короче, – буркнула Ламия. Ей было скучно слушать рассуждения полицейского. – А то я сейчас засну от твоего занудства.

– Когда я просматривал рукопись в замке, то увидел нарисованные от руки и подписанные карты, – заторопился Мигель Гарсия. – Я прочитал надписи. Остров заброшенных кукол в Мексике, часовня костей в Португалии, лес самоубийц в Японии, церковь святого Георгия в Чехии…

– Разбуди меня, когда закончишь перечислять, – процедила Ламия сквозь зубы. И демонстративно зевнула.

– Все это принадлежит Анжело Месси, – выпалил Мигель Гарсия и замолчал, наблюдая за Ламией.

До нее не сразу дошел смысл сказанного. Но постепенно она начала понимать.

– Так ты хочешь сказать…

– Я хочу сказать, что Анжело Месси годами приобретал земли со всеми постройками, обозначенные на картах из твоей книги, – торжествующе заявил Мигель Гарсия. Он был явно горд собой. – Эти, о которых я сказал, и много других. Но он не просто покупал втридорога никому не нужные земли и недвижимость. Он знал, что там зарыты клады. А потому не скупился. И как ты думаешь почему?

– Анжело Месси считал, что после того, как он станет хозяином этих земель и построек, уже никто не помешает ему отыскать все эти клады и сказочно обогатиться, – договорила, сообразив, Ламия. И радостно засмеялась. Одобрительно заметила: – А ты молодец, Мигель! Я тебя явно недооценивала.

– Как и многие другие, – с обидой произнес лейтенант Гарсия.

– Не надувайся, как индюк, дружок, – сказала Ламия, ласково погладив ладонью его по щеке. Она была счастлива. – Что касается меня, то я компенсирую свой долг натурой. С остальными разбирайся сам как хочешь.

Мигель Гарсия просиял и потянулся к Ламии. Но она ударила его по рукам, сказав:

– Не сейчас, болван! Не мешай мне думать.

Думала Ламия недолго. Она бывала чрезвычайно сообразительна, когда речь шла о деньгах и возможности разбогатеть.

– Все это намного упрощает нашу задачу, – сказала она. – Искать клад, зарытый в окрестностях замка тамплиеров древними римлянинами, не имеет смысла – мальчишка перерыл весь холм, но так ничего и не нашел. Вероятнее всего, за минувшие две тысячи лет рельеф местности изменился настолько, что карта стала бесполезна. Мы проедемся с тобой по другим местам – я под видом вдовы Анжело Месси, а ты – ее управляющего. Никто не знает истинную вдову в лицо, я уверена. Мне достаточно будет выкрасить волосы в рыжий цвет или надеть парик, чтобы все подумали, что я – это она. Кстати, мы с ней чем-то похожи. Ты не обратил внимания?

Мигель Гарсия критически посмотрел на Ламию. И признал, что она права. У обоих были стройные гибкие фигуры, зеленые глаза и почти одинаковый рост. Зная Ульяну только понаслышке, легко было ошибиться, приняв за нее Ламию, если та наденет парик. Так он и сказал Ламии.

– Только я намного красивее, – зло фыркнула она. – Мог бы заметить и это.

Мигель Гарсия огорченно вздохнул. Он был без ума от Ламии, но никак не мог ей угодить, как ни старался. И это делало его несчастным.

– Что будем делать дальше? – спросил он, тем самым невольно признавая, что в их союзе отныне главной будет Ламия. И она будет решать, как ему жить.

– Едем в аэропорт, – как само собой разумеющееся сказала Ламия. – По пути решим, куда полетим. Думаю, для начала выберем то, что поближе. При одной только мысли, что клад может успеть найти кто-то до меня, я прихожу в бешенство.

– Но я не могу вот так сразу, – нерешительно запротестовал Мигель Гарсия. – Мне надо вернуться в полицейское управление, написать заявление на отпуск. И дождаться, пока его подпишет мой начальник. Иначе меня уволят из полиции даже без выходного пособия.

– А зачем тебе служба в полиции? – с изумлением посмотрела на него Ламия. – После того, как мы найдем клад, ты сможешь выкупить свое полицейское управление, а заодно и капитана Карлоса Санчеса со всеми его потрохами. И тогда служи, сколько и кому хочешь.

Ламия шутила, находясь в превосходном состоянии духа. Но Мигель Гарсия даже не улыбнулся. Он понимал, чем рискует, бросаясь в эту авантюру. Уехав с Ламией на поиски кладов, он мог навсегда забыть о своей службе в полиции и мечты о переводе в Национальную полицию и в Мадрид. А в этом был весь смысл его жизни до встречи с Ламией. Но, с другой стороны, Ламия была права. Если он разбогатеет, то зачем ему служить в полиции, зарабатывая гроши и подвергаясь постоянным унижениям со стороны начальства? У его ног будет лежать весь мир. И Ламия впридачу.

Мигель Гарсия взглянул на Ламию. Увидел ее сияющие глаза. И его судьба была решена, быть может, даже против его воли.

– На чьей машине поедем? – спросил он. – На твоей или моей?

– Каждый на своей, дружок, – ответила она. – Ты впереди, я за тобой. И включи «мигалку», чтобы все уступали нам дорогу. Даже минута промедления – пытка для меня. Я слишком долго ждала этого дня.

– А меня ты ждала? – с надеждой спросил Мигель Гарсия.

Но Ламия бросила на него презрительный взгляд и ничего не ответила.

Глава 22.

В аэропорту Леона Ламия еще раз просмотрела рукопись и убедилась, что ближе всех из обозначенных на картах мест находится остров Повелья, расположенный в Венецианской лагуне, на севере Италии. Им надо было долететь сначала до Мадрида, затем в Венецию, а оттуда было рукой подать до конечной цели их путешествия. Весь путь должен был занять всего полдня.

Ламия была счастлива, пока не вошла в самолет. Только здесь выяснилось, что Мигель Гарсия, которого она послала за билетами, приобрел самые дешевые места в эконом-классе.

– Я привыкла летать бизнес-классом, – возмущенно заявила Ламия. – Ты мог бы спросить меня!

Но было уже поздно менять билеты. До Мадрида она не проронила ни слова, отвернувшись от своего спутника к иллюминатору. Она рассчитывала, что это станет для него хорошим уроком.

Однако в международном аэропорту Madrid-Barajas история повторилась. До Венеции пассажиров доставляли две авиакомпании – Vueling Airlines и Iberia Airlines. Мигель Гарсия выбрал первую, потому что билеты на ее рейсы оказались дешевле.

– Мы должны экономить, – объяснил он свою скупость. – Кто знает, сколько нам придется путешествовать. Я не богат, да и ты пока тоже. В конце концов, до Венеции всего два с половиной часа полета. К чему шиковать?

По мнению Ламии, это было слишком жестоко – напоминать ей о ее бедности. И если до сих пор она презирала Мигеля Гарсию, то после этих слов возненавидела его. Но ничего не сказала и даже не напомнила о том, что предпочитает летать бизнес-классом, чтобы лишний раз не подвергаться унижению. Полет до Венеции превратился для нее в пытку, которую она перенесла с мужеством стоика, утешая себя тем, что скоро ее мучения закончатся – сразу после того, как будет найден клад. В том, что на острове Повелья им повезет, она не сомневалась – в отличие от Мигеля Гарсии. Он был настроен не в пример ей скептически. Но предпочитал об этом не говорить, чтобы не расстраивать ее.

Зато он много говорил о своей любви к Ламии. А иногда даже, склонившись к ее уху, чтобы не слышали другие пассажиры, нашептывал ей стихи.

Ты одинока и беззащитна. Я рыцарь твой.

Века не средние, и пусть не в латах, но я герой.

За даму милую, как жизнь прекрасную, пойду на бой.

И если выйдет так, что смерть приму я – то жребий мой.

Мигель Гарсия думал произвести впечатление на свою спутницу. Однако Ламия едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Поэтически настроенный полицейский напоминал ей самодовольного павиана, которого она однажды видела в зоопарке. Тот сидел на ветке и сосредоточенно вычесывал блох из шерсти своей подружки, а когда находил, то засовывал себе в рот и съедал. Ламии особенно запомнился отвратительный отвислый красный зад обезьяны, который был виден, когда павиан приподнимался с ветки. По мнению Ламии, Мигель Гарсия был очень похож на ту влюбленную обезьяну. А когда полицейский, жарко дыша ей в ухо, нараспев произнес: «Мне с тобою рядом ты позволь пойти, в сладостном мгновении вечность обрести», – она все-таки не выдержала и громко, на весь салон самолета, расхохоталась. А затем резко сказала:

– Хватит брызгать слюной мне в ухо!

И Мигель Гарсия обиженно замолчал. Но Ламия была только рада этому, получив возможность без помехи мечтать о том, как она будет тратить найденные сокровища.

После приземления в венецианском аэропорту имени Марко Поло они доехали на такси до станции водных автобусов Алилагуна. Расстояние было невелико, и можно было дойти пешком, но на поездке на автомобиле настояла Ламия, сославшись на усталость. Это была ее маленькая месть Мигелю Гарсие за полет в эконом-классе. В этот час на море было немного судов и яхт, поскольку утро уже прошло, а вечер еще не наступил. И уже через десять минут моторная лодка доставила их на остров Лидо, который отделяло от острова Повелья крошечная полоска моря шириной в двести метров. Но менять маршрут, чтобы высадить их на Повелье, водитель лодки наотрез отказался, посмотрев на Мигеля Гарсию, который предложил ему это, как на безумца. И долго еще после этого он что-то бормотал себе под нос, с опасением косясь на своих пассажиров.

Остров Лидо был застроен старинными и современными зданиями, теснящимися друг к другу так, что могло показаться, будто прошлое и настоящее ведут здесь между собой ожесточенный спор за место под солнцем. Сам остров был создан для того, чтобы многочисленные туристы могли предаваться божественной неге на одном из его не менее многочисленных песчаных пляжей. Ламия была согласна с этим утверждением, которое она вычитала в рекламном проспекте, найденном ею в моторной лодке. И в любое другое время она с радостью поспешила бы на пляж. Но на этот раз она велела Мигелю Гарсие найти такси, что он и сделал после небольшого спора из-за ненужных трат. И они отправились вглубь острова, где на одной из узких улочек, в малоприметном старинном здании, находилась юридическая компания, управляющая владениями когда-то Анжело Месси, а теперь его вдовы на острове Повелья.

Но на деле, как они вскоре выяснили, это внешнее управление сводилось к уплате налога на недвижимость, и мало чем могло им помочь, когда речь шла о возможности оказаться на острове.

Об этом им сообщил широкоплечий жгучий брюнет с полусонным взглядом, вальяжно развалившийся в мягком кресле и взгромоздивший для удобства ноги на письменный стол. Это был владелец юридической компании, которую разыскивала Ламия. Звали его Джузеппе Риччи. Он даже не подумал встать, когда посетители вошли в его кабинет. Единственной его уступкой приличиям было то, что он с видимой неохотой убрал ноги со стола.

Джузеппе Риччи был одет в шорты и цветастую рубаху, обнажавшие его мускулистые ноги и не менее мускулистую грудь. Он был мало похож на юриста и едва ли проводил много времени в своем кабинете. По всей видимости, он только что пришел с пляжа или в скором времени собирался туда пойти, и не желал тратить времени на переодевание. Вероятно, клиенты в его компании были редкостью, и ради их случайного появления не стоило утруждать себя, надевая официальный костюм. Все это Ламия без труда прочитала на его безмятежном лице и не сомневалась, что так оно и есть.

Отличительной чертой Джузеппе Риччи было чувство лёгкого превосходства над жителями материка, присущее всем коренным обитателям острова Лидо. Его поведение и тон не изменились даже после того, как он узнал, что перед ним находится вдова Анжело Месси, которой принадлежит остров Повелья.

– Сочувствую вам, – сказал он, лениво улыбаясь, что скорее походило на утонченное издевательство. – Но ничем не могу помочь. Как не жаль, но ни туристических маршрутов, ни общественного транспорта, на котором можно было бы добраться до острова Повельи, не существует. Скажу больше – остров закрыт местными властями для посещения. Желающие оказаться там должны в частном порядке договариваться с кем-то из местных лодочников. Скажу сразу – берут они очень дорого. И это не удивительно. Мало кому из местных жителей хочется приближаться к проклятому острову, который они называют «Ворота ада».

Еще в аэропорту Мадрида Ламия приобрела рыжий парик, и теперь она чувствовала, как противный липкий пот из-под тяжелой плотной массы искуственных волос стекает на ее грудь и спину. Она была готова растерзать сначала Джузеппе Риччи за его болтливость, а затем Мигеля Гарсию, который, проявив, с точки зрения Ламии, ненужное любопытство, спросил, чем остров Повелья заслужил такое название.

– А разве вы не знаете? – удивился Джузеппе Риччи. – Ах, да, конечно нет, иначе вы не приобрели бы этот остров, я уверен. Вернее, не вы, госпожа Месси, а ваш покойный муж.

Ламия была рада, что ее признали за вдову Анжело Месси. И потому не прервала Джузеппе Риччи, когда он начал рассказывать историю острова Повелья. Было заметно, что владелец юридической компании скучает, сидя в одиночестве в своем кабинете в ожидании обеда и послеобеденного сна. А потому он был словоохотлив.

– Остров Повелья впервые упоминается в исторических хрониках, датированных четыреста двадцать первым годом нашей эры. В то время на этот остров бежали жители Падуи и Эсте, спасаясь от нашествия варваров, – издалека начал Джузеппе Риччи. – С тех пор он на протяжении многих веков становился то необитаемым, то ареной кровопролитных сражений тех, кто хотел его завоевать. А во времена Древнего Рима остров использовался как место ссылки для больных чумой. По некоторым данным, на нем было захоронено до ста шестидесяти тысяч человек. Поэтому когда говорят, что на острове Повелья обитают души сотен тысяч умерших, то это правда.

– А где их нет, этих душ? – усмехнулась Ламия. – Люди мрут, как мухи, испокон века.

– Но далеко не всегда их смерть так ужасна, как это было в начале двадцатого века, когда на острове открыли психиатрическую больницу, – возразил Джузеппе Риччи, бросив на нее неодобрительный взгляд. – Если верить слухам, врачи этой лечебницы проводили бесчеловечные опыты над своими пациентами. И лоботомия, которая тогда только зарождалась, могла показаться невинным развлечением в сравнении с другими изуверствами. А ведь ее делали без анестезии, которой тогда еще не существовало, если не считать морфия. Кроме того, больных жестоко избивали, морили голодом. Пациентов умирало так много, что их приходилось хоронить в братских могилах.

– Неужели никто не ответил за это? – возмутился Мигель Гарсия.

– Почему же, ответил, но не перед людьми, а перед высшим судией, – сказав это, Джузеппе Риччи набожно перекрестился. – В конце концов, главный врач этой психиатрической больницы сам сошел с ума и покончил жизнь самоубийством, спрыгнув с колокольни.

– Все-таки есть высший суд, – удовлетворенно кивнул Мигель Гарсия, также перекрестившись. – Все мы должны помнить об этом.

– Кстати, колокольня, которую главврач избрал для сведения последних счетов с жизнью, – это единственное, что осталось от церкви Сан-Витале. Она была построена в восемнадцатом веке и позже разрушена по приказу Наполеона Бонапарта, – заметил Джузеппе Риччи. И мстительно добавил: – Стоит ли удивляться печальной кончине этого узурпатора, назвавшего себя французским императором..

– Ничего не понимаю, – раздраженно вмешалась в разговор Ламия. – Чума тысячелетней давности, врач-маньяк, свирепствовавший в начале прошлого века – и этого достаточно, чтобы люди еще и сейчас боялись ступить на этот остров? Они что, страшатся теней прошлого?

– Не теней, а призраков, – поправил ее Джузеппе Риччи. – Вы не знаете, но лет двадцать тому назад одна семья с материка попыталась переселиться на остров Повелья. Я лично нанимал их, чтобы они следили за имуществом, принадлежащим вашему бывшему супругу, госпожа Месси. Однако эти люди провели на острове всего одну ночь. Уже наутро их дочь нашли жестоко избитой, всю в крови. На девочку пришлось наложить четырнадцать швов. Разумеется, эта семья сразу же покинула остров.

– Неужели полиция ничего так и не выяснила? – недоверчиво спросил Мигель Гарсия.

– Увы, – пожал плечами Джузеппе Риччи. – Полиция оказалась бессильной. На все расспросы бедняги отвечали так бессвязно, что ничего нельзя было понять. Я тоже их расспрашивал, признаюсь. Но единственное, что узнал – якобы им всю ночь слышались какие-то угрожающие голоса, женский плач и тому подобные внушающие ужас звуки. Но кто едва не убил их дочь, они не знали. Даже сама девочка не могла ответить на это. Лично я думаю, что это были обозленные призраки, решившие изгнать людей с острова. И им это удалось, надо признать. С тех пор уже никто не рисковал поселиться на острове Повелья. И даже местные рыбаки обходят этот остров стороной.

– Но что же нам делать? – спросила Ламия. – Мне очень надо побывать на этом острове! Я готова заплатить любые деньги тому, кто переправит меня туда.

Джузеппе Риччи с любопытством взглянул на нее. Казалось, с его языка готов был сорваться вопрос, зачем ей это надо. Ламия предупредила его и, делая вид, что вытирает слезы платочком, в мгновение ока извлеченным ею из крошечной сумочки, сказала:

– Я обещала это своему мужу. Он сказал, что хочет, чтобы его прах был развеян над этим островом. Это его предсмертное желание, и я обязана его исполнить. Вы должны меня понять, Джузеппе!

Это заявление произвело впечатление на Джузеппе Риччи. Он был эмоционален, как истинный итальянец, для которого не исполнить последнюю волю умирающего считается позором и чуть ли не святотатством.

– Почему же вы сразу мне этого не сказали? – воскликнул он с видимым сочувствием. – Я ничего не могу обещать, но если вы действительно готовы заплатить любые деньги…

Мигель Гарсия хотел что-то сказать, но Ламия опередила его. Она метнула на бывшего полицейского грозный взгляд и подтвердила:

– Любые!

– Я знаю одного рыбака, которому, как говорится, сам черт не брат, – сказал Джузеппе Риччи. – Его зовут Марио Моретти. Он уже стар, и ему нечего терять, потому что свою душу он давно продал морскому дьяволу. Так он сам говорит, во всяком случае. Но я думаю, что он не обманывает. В былые времена он был бы пиратом, и, я уверен, даже кровожаднее, чем Эдвард Тич по прозвищу Черная Борода. Лично я не рискнул бы выйти с ним в море…

– Где нам найти этого рыбака? – нетерпеливо спросила Ламия, не дослушав.

– На заброшенном пляже, что на дальнем конце острова, – подумав, ответил Джузеппе Риччи. – Туда редко кто забредает из туристов, а местные жители обходят это место десятой дорогой. Только не говорите ему, что это я направил вас. Он способен заявиться ко мне в контору и зарезать меня, если вы ему не понравитесь, или он что-либо заподозрит.

– А что он сделает с нами, если ему не понравимся мы? – спросил Мигель Гарсия.

– Даже думать об этом не хочу, – замахал на него руками Джузеппе Риччи. – И не спрашивайте меня об этом! А то я уже начинаю жалеть, что сказал вам о Марио Моретти. Но что бы с вами не случилось, помните – я в этом не виноват, вы сами настаивали.

– Разумеется, – кивнула Ламия. И ободряюще улыбнулась. – Не трусь, Джузеппе! Умирать не страшно. Я сама много раз умирала.

Ламия шутила, потому что к ней вернулось хорошее настроение. Она не сомневалась, что ей удастся уговорить старого рыбака выйти в море и переправить ее с Мигелем Гарсией на остров Повелья. В крайнем случае, рыбак мог остаться на берегу, а им отдать свою лодку за определенную плату. По-хорошему или нет – решать ему. Она убила бы Марио Моретти, не задумываясь, если бы он вздумал отказать ей.

Прощаясь, она весело помахала Джузеппе Риччи рукой, и даже позволила ему эту руку поцеловать, чтобы позлить Мигеля Гарсию. Этот красавчик с типично южной внешностью вызвал у нее симпатию – он был молод, красив и явно с деньгами. Чтобы добиться ее внимания, он не стал бы на ней экономить, в этом Ламия была уверена. В сравнении с ним Мигель Гарсия явно проигрывал.

Из глаз Джузеппе Риччи давно уже исчезла сонная муть, он с вожделением смотрел на Ламию, не обращая внимания на присутствие Мигеля Гарсия, которого она представила как своего управляющего. Ламия охотно ответила бы на его немой откровенный призыв и развлеклась с ним, если бы не спешила и была одна. Но она предвидела, что при данных обстоятельствах эта минутная прихоть вызовет только ненужные проблемы и не доставит ей того удовольствия, на которое она могла рассчитывать в другое время. Поэтому она с некоторым сожалением простилась с Джузеппе Риччи.

Когда они вышли из здания, Мигель Гарсия был мрачен и зол.

– Ты заигрывала с ним, – сказал он осуждающе.

– Не говори глупостей, – резко оборвала его Ламия. – Лучше найди такси. Или ты хочешь, чтобы из-за твоей жадности я стоптала себе ноги до колен?

Мигель Гарсия покорно повиновался, не став на этот раз настаивать на пешей прогулке. Он уже понял, что Ламия не из тех девушек, на которых можно экономить, если хочешь пользоваться их благосклонностью. Его природная бережливость вступила в единоборство с чувствами – и проиграла.

Они доехали на такси до заброшенного пляжа, выглядевшего так, словно цивилизация, изменившая за последние сотни лет облик острова Лидо до неузнаваемости, сюда забыла заглянуть. Если только ее не отпугнул устрашающий вид старого рыбака, который сидел на борту своей не менее старенькой небольшой парусной лодки с удочкой в руках и из-за прищуренных от солнца глаз казался спящим. Но на самом деле он внимательно наблюдал за приближением Ламии и Мигеля Гарсия и был настороже.

Увидев его, Ламия сразу поняла, что это и есть тот самый Марио Моретти, о котором им говорил Джузеппе Риччи. Грубое, будто из куска скалы, лицо его было изборождено шрамами и глубокими морщинами, свидетельствующими о преклонных годах, но не о физической слабости, которой не было и в помине. Он был одет, несмотря на жару, в брезентовую робу и резиновые рыбацкие сапоги с раструбами выше колен. Марио Моретти мог показаться далеким потомком одного из тех десятков тысяч рыцарей-крестоносцев, которые в 1202 году не могли покинуть остров Лидо, потому что были не в состоянии заплатить венецианским властям за морские суда, доставившие бы их на родину. А при некотором желании – и самим рыцарем-крестоносцем, чудом пережившим минувшие века.

Других претендентов не было, но на всякий случай Ламия, подойдя к рыбаку, спросила:

– Вы Марио Моретти?

Старик угрожающе посмотрел на нее. Ему явно не понравилось, что она знала его имя. Но он встретился взглядом с глазами Ламии, и вся его враждебность сразу же пропала. Старый рыбак, прожив нелегкую жизнь, явно понимал, с кем можно конфликтовать, а кто ему не по зубам.

– Да, – буркнул он неохотно. – Но я вас не знаю.

– Это не важно, – ответила Ламия. – Главное, что я знаю, кто вы такой. И не менее важно, что у меня есть деньги, которые могут стать вашими. При определенных условиях.

– И что это за условия? – с кажущимся безразличием поинтересовался Марио Моретти. – Сразу предупреждаю, никого убивать я не буду. Вендетта и все такое прочее уже не по мне. Я с этим давно покончил.

– Я не жажду ничьей крови, – усмехнулась Ламия. – Будет достаточно, если вы переправите меня с моим спутником на остров Повелья.

– А говорите, что не жаждете ничьей крови, – усмехнулся в ответ старик. – Моя жизнь, стало быть, в расчет не идет?

– Во сколько вы оцениваете свою жизнь? – спросила Ламия. – Вместе с лодкой, разумеется. Без лодки она для меня не стоит и ломаного гроша.

– Остров Повелья – жилище неприкаянных душ, которые служат дьяволу, – произнес, словно рассуждая, Марио Моретти. – Никто из местных рыбаков не решится даже направить свою лодку в его сторону. Сколько бы денег вы им за это не посулили.

– Я это знаю, – нетерпеливо сказала Ламия. – Именно поэтому я пришла к вам, Марио Моретти. Мне сказали, что вы не боитесь ни призраков, ни самого дьявола. Или ваша репутация сильно приукрашена? И вы боитесь выходить в море, чтобы не замочить невзначай ноги?

– Не оскорбляйте меня, – с угрозой произнес старый рыбак, сверкнув глазами. Удочка выпала из его рук, но он этого даже не заметил. Казалось, что он сейчас выхватит припрятанный в голенище сапога нож и пустит его в дело. Мигель Гарсия невольно отступил назад, испуганный движением старика.

– Назовите свою цену, – потребовала Ламия. Она не испугалась ни злобных глаз старого рыбака, ни его самого. Она могла бы убить его в любое мгновение. Но он был ей нужен.

Марио Моретти немного подумал, а затем неохотно пробурчал, что за тысячу евро он согласился бы переправить их на остров Повелья. Мигель Гарсия, услышав это, невольно присвистнул и, не сдержавшись, заявил:

– Побойся Бога, старик! Да за эти деньги твою лодку можно купить, а не только арендовать ее на пару часов.

– Лодку – да, но не меня, – спокойно ответил Марио Моретти. – Я стою намного дороже. А без меня мою лодку арендовать нельзя. Не устраивают условия – ищите другую лодку. Или идите до острова Повелья по воде, яко по суху.

Старик ухмыльнулся над собственной шуткой. Мигель Гарсия кипел негодованием. Но Ламия не стала спорить и приказала тоном, не допускающим возражений:

– Заплати ему.

– Но это почти все наши деньги, – прошептал бывший полицейский, склонившись к ее уху. – Что мы будем делать потом?

– Наслаждаться жизнью, – ответила Ламия. – Или ты забыл, зачем мы едем на этот остров, глупец?

И Мигель Гарсия смирился.

– Я заплачу тебе половину сейчас, а вторую половину – после возвращения с острова, – сказал он старику.

– Нет, все сразу, – покачал тот головой. – Или сделка не состоится.

– Но почему? – с негодованием воскликнул Мигель Гарсия. – Или ты думаешь, что я тебя обману?

– Это было бы последнее мгновение твоей никчемной жизни, – ответил старик. – Нет, об этом я не беспокоюсь. Но вы можете не вернуться с острова, и тогда мои денежки плакали. А я не люблю рисковать задаром.

– Но что нам там делать? – удивился Мигель Гарсия. – Мы не собираемся оставаться на острове.

– А это может не зависеть от вашего желания, – зловеще усмехнулся Марио Моретти. – Это как повезет.

– Заплати все, что он хочет, и прекрати эту болтовню, – жестко сказала Ламия. – Мы теряем время.

Мигель Гарсия с недовольным видом передал деньги старому рыбаку.

– Зачем тебе столько, старик? – спросил он. – Ты даже не успеешь потратить их до конца своей жизни.

– Я же не спрашиваю, зачем вы едете на остров Повелья, – сказал Марио Моретти, бережно пряча банкноты во внутренний карман своей брезентовой робы. – У каждого свои тайны. Меня чужие не интересуют. Не суй свой нос и ты в мои. Не то я отрежу его тебе, не успеешь глазом моргнуть.

Мигелю Гарсие пришлось удовольствоваться этим ответом.

Глава 23.

Гребя веслами, Марио Моретти отвел лодку от берега и поднял парус, который сразу наполнил ветер. Слегка накренившись, лодка направилась к острову Повелья. При хорошем ветре это расстояние можно было преодолеть за несколько минут. Но казалось, что эти два острова разделяют века и тысячи километров. Лидо выглядел так, словно сошел со страниц модного глянцевого журнала. Повелья, частично застроенный полуразвалившимися зданиями и заброшенный, производил отталкивающее впечатление больного проказой. Около него не было видно ни одной рыбацкой лодки или яхты с туристами. Чем ближе он был, тем мрачнее становилось лицо Марио Моретти. Заметив это, Ламия с усмешкой сказала:

– Чего ты боишься, старик? Ведь призраки не кусаются.

Старый рыбак ничего не ответил, бросив на нее хмурый взгляд. Спустя какое-то время он спросил:

– Когда вы собираетесь обратно?

– А тебе не все ли равно? – возмутился Мигель Гарсия. – Я заплатил тебе столько, что ты мог бы и не спрашивать.

– Я спрашиваю, потому что не буду ждать вас на острове, – возразил Марио Моретти. – Высажу на берегу и вернусь на Лидо. А затем вернусь. Но если вы не появитесь до сумерек, то вините только себя. Как только солнце коснется горизонта, меня сам дьявол не принудит подойти к этому острову.

– Почему бы тебе не половить рыбку возле берега? – спросил Мигель Гарсия раздраженно. – Так ты мог видеть нас, а мы – тебя. И не надо было бы смотреть на солнце, словно мы живем в каменном веке.

– Тот, кто рыбачит возле острова Повелья, чаще достает из своих сетей утопленников и скелеты, чем рыбу, – невозмутимо сказал старый рыбак. – И не надейтесь на то, что я глупее других, потому что согласился доставить вас на этот проклятый остров. Моя жизнь мне дороже денег.

– В этом отношении мы с тобой похожи, Марио, – усмехнулась Ламия. У нее было превосходное настроение, и чем ближе был остров, тем оно становилось лучше. – Поэтому ни о чем не беспокойся. И с тобой, и с нами ничего не случится. Призраки боятся меня не меньше, чем люди. Поэтому бойся не их, а меня. И не вздумай обмануть. Если тебе придет в голову мысль, что ты можешь высадить нас и не вернуться за нами, то гони ее прочь, как заразную девку. Это плохая мысль, она приведет тебя прямиком в ад, где ты встретишься с тем, кого так боишься.

– Я еще не сошел с ума, – ответил Марио Моретти. – Верно говорят, что рыбак рыбака видит издалека. Это тот самый случай. Я вижу, с кем имею дело. Я не обману вас.

– Умный мальчик, – похвалила его Ламия и погладила по морщинистой щеке ладонью, с удовольствием заметив, как свирепо сверкнул глазами Мигель Гарсия. – Может быть, ты мне даже скажешь, зачем тебе столько денег?

Старик посмотрел в ее глаза, а потом неохотно ответил:

– Я хочу на смертном одре сделать щедрый дар церкви. Пусть святые отцы молятся по мою душу. Может быть, мне это зачтется… Там…

Марио Моретти сделал неопределенный жест, не позволяющий понять, куда он указывал – на небо или себе под ноги, и замолчал, не уточнив, что он имел в виду. И после этого старый рыбак не проронил ни слова до самого острова. Да Ламия ни о чем его уже и не спрашивала.

Вблизи острова Марио Моретти убрал парус и снова взялся за весла. Скоро лодка пристала к ветхому дощатому причалу, невдалеке от которого темнели провалами окон несколько низких каменных зданий, а чуть дальше возвышался шпиль не то колокольни, не то маяка. Но все это также было в далеком прошлом. Давно уже ничто на острове не служило по своему предназначению, а только ветшало и рушилось. Сам остров постепенно зарастал густыми зелеными зарослями, которые однажды неизбежно должны были поглотить творения рук человеческих.

Не успели его пассажиры сойти на берег, как старый рыбак быстро заработал веслами и отчалил. Вскоре он снова поставил парус, и, бросив последний недобрый взгляд в сторону острова Повелья, направил лодку в море.

Ламия и Мигель Гарсия остались одни на берегу и, судя по всему, на всем острове. Здесь нераздавалось пения птиц и жужжания или стрекота насекомых. Казалось, даже ветра не было, словно и он обходил остров Повелья стороной. Слышался только размеренный шум набегающих и разбивающихся о выщербленные бетонные плиты волн.

– Неприятное место, – сказал Мигель Гарсия, закидывая за спину рюкзак, в котором лежали лопата с короткой ручкой, фонари и несколько мотков веревок. – Если где и могут водиться призраки, так это здесь. Кстати, я не говорил тебе, но я очень боюсь призраков.

– А не боишься заразиться чумой? – усмехнулась Ламия. – Или ты забыл, что на Повелье был лазарет для чумных? Больных свозили на остров со времен Древнего Рима. Вдруг чума не ушла отсюда, а только затаилась?

– Перестань, – почти прохныкал Мигель Гарсия. – Мне и так страшно! Чума, призраки… Если бы я знал обо всем этом раньше! Люди не случайно забросили этот остров.

– Ты глупец, – сказала Ламия. – Чем меньше людей бродит в тех местах, где зарыт клад, тем он сохраннее. Тот, кто прятал сокровища здесь, хорошо понимал, что делал.

– Ты права, я как-то не подумал об этом, – согласился Мигель Гарсия. – Куда идем?

Ламия задумалась. Карта острова Повелья была нарисована от руки, от времени чернила расплылись, и картина изображенной на ней местности начала отличаться от реальной. Крестиком были помечены два дерева, растущие рядом. Чтобы найти их на заросшем деревьями и кустами острове, даже таком крошечном, как Повелья, надо было потратить много времени. Но на карте отчетливо была видна церковь, построенная еще в двенадцатом веке. Это был хороший ориентир. Если взобраться на церковную крышу, то с нее можно будет рассмотреть весь остров. И, возможно, даже увидеть отмеченные на карте деревья. По крайней мере, наметить направление поиска.

– В церковь, – ответила Ламия и рассмеялась, увидев удивление на лице своего спутника. – Но не отмаливать грехи, не беспокойся.

И она посвятила Мигеля Гарсию в свой план. Тот кивнул, соглашаясь, и они направились к развалинам церкви, над которыми возвышалась колокольня с островерхой крышей, в более ранние времена служившая маяком, а теперь выглядевшая всего лишь призраком своего собственного прошлого. Казалось, что поросшие мхом церковные стены колеблются в свете солнечных лучей. Это была самая высокая постройка на острове и, пожалуй, наиболее древняя из тех, что сохранились. Вход в нее преграждала хлипкая покосившаяся дверь, слетевшая с петель после того, как Мигель Гарсия ударил по ней ногой. Пригнувшись, они вошли внутрь. Было темно, и они зажгли фонари.

Если снаружи колокольня выглядела заброшенной, то внутри она походила на руины. Везде зияли огромные дыры, а пол усеивали груды мусора, среди которого было трудно найти место, куда поставить ногу. Их шаги и голоса гулко отдавались под высокими сводами здания. Казалось, что тени, затаившиеся в темных углах, перекликаются друг с другом, иногда начиная метаться по стенам и потолку вслед за перемещающимся светом фонарей. До них доносились непонятные шорохи, скрипы, взвизгивания и другие звуки, напоминающие крысиный писк, а то и чей-то приглушенный плач. Мигелю Гарсие послышались отдаленные голоса, угрожающе бубнящие что-то на одной ноте. Он испуганно вздрогнул и сказал об этом Ламии.

– Это не человеческие голоса, – равнодушно сказала она. – Я их давно слышу. Скорее всего, это призраки. Пытаются нас запугать, чтобы мы убрались отсюда.

– Так давай уйдем, – боязливо предложил Мигель Гарсия. – Зачем нам ссориться с ними? Клада здесь все равно нет. А деревья мы и так найдем.

Ламия презрительно посмотрела на него, но ничего не сказала и направилась к каменной винтовой лестнице, ведущей наверх. За их спиной что-то загрохотало, словно обрушилась часть потолка. Это было там, где они только что стояли. Мигель Гарсия опередил Ламию, едва не оттолкнув ее. Он панически боялся призраков и того, что они могли с ним сделать. И его поражало невозмутимое спокойствие Ламии. Ничто не могло ее остановить, когда она шла к намеченной цели.

Они поднялись по узкой лестнице под самую крышу. Несколько раз каменные ступеньки предательски рассыпались под их ногами, но все обошлось благополучно.

С колокольни был виден весь остров, разрезанный узким проливом на две части, которые соединял небольшой деревянный мостик. Солнце уже начало клониться к горизонту. Солнечные лучи пронизывали редкие строения, окрашивая их в красные тона, и гасли в зеленых зарослях, подчеркивая запустение и безжизненность острова. Кроны деревьев колыхались, послушные ветру, напоминая волнующуюся водную гладь, словно морю после тысячелетней борьбы удалось поглотить этот крохотный кусочек суши. Непросто было найти среди сотен деревьев те два, что их интересовали. Но Ламия не сомневалась, что ей это удастся. В противном случае она собиралась обойти весь остров, даже если на это потребуется несколько дней.

Она всматривалась в заросли, не замечая ничего вокруг себя, как вдруг почувствовала, что Мигель Гарсия судорожно схватил ее за руку и испуганно прошептал:

– Смотри!

Ламия проследила за направлением его взгляда и увидела, что из темного провала, в который обратился вход в колокольню, медленно выходит процессия, во главе которой находятся люди в серых балахонах, похожих на монашеские одеяния. Их лица были скрыты накинутыми на голову капюшонами. Многие из них несли в руках свечи. За монахами брели, поддерживая друг друга, высохшие и изможденные люди, напоминающие своими мощами ожившие скелеты. Их тела были покрыты кровоточащими язвами и черными гнойными бубонами. За ними шли другие, в разнообразных одеяниях или почти обнаженные. Некоторые участники этой странной процессии кривлялись и плясали, точно безумные, при этом они широко открывали рты, будто издавая дикие вопли. Но не было слышно ни звука. До Ламии и ее спутника не доносилось ни топота шагов, ни шума дыхания, ни возгласов, неизбежных при таком большом скоплении людей.

– Призраки! – с ужасом зашептал Мигель Гарсия на ухо Ламии.

Присмотревшись, Ламия поняла, что это были не люди. Сквозь их прозрачные одежды и тела можно было видеть строения и деревья. Иногда фигуры меняли очертания, как будто изгибаясь под порывами ветра. Свечи, которые мнимые монахи держали в руках, были потухшими. Тысячи призраков шли в полном безмолвии по острову, также затихшему. Даже ветер не свистал под куполом колокольни, как за мгновение до этого.

Процессия шла, и из каждого здания, мимо которого она проходила, к ней присоединялись другие призраки. В колонне были уже не тысячи, а десятки, быть может, даже сотни тысяч духов. Одни сохраняли строгий торжественный вид, другие бесновались, третьи спотыкались и падали на землю, но потом вставали и продолжали идти. Кто-то был одет, другие совершенно голыми или в рубище со многими дырами. Конечная цель их пути была неясна. Они просто шли, огибая остров, как будто не могли покинуть его, осужденные чьей-то волей на вечное заточение.

Неизвестно, сколько времени длилось бы это шествие, не имевшее ни видимого смысла, ни цели, но вдруг солнце скрыло набежавшее облако, и призраки мгновенно пропали, все до единого, как будто они были созданы причудливой игрой солнечного света и тени, отбрасываемой постройками и деревьями. Остров снова обезлюдел. Ничто уже не напоминало о недавней многолюдной процессии. Ветер снова свистел под крышей колокольни, и с моря подул свежий бриз.

Мигель Гарсия, который все это время сдерживал дыхание, чтобы не выдать призракам своего присутствия, с шумом выдохнул воздух. Он был смертельно напуган ужасным видением. Если бы ему не отказали ноги, он немедленно бросился бы вниз по лестнице, добежал до берега и попытался преодолеть две сотни метров, отделяющие Повелью от Лидо, вплавь. Мигель Гарсия плохо плавал, едва мог держаться на воде. Но он считал, что даже при этом у него все-таки оставался шанс на спасение от неминуемой гибели, которая его ожидала при любом другом раскладе. С одинаковой силой он боялся и зловещего острова Повелья, и старого рыбака, похожего на жестокого кровожадного пирата, погубившего в своей жизни не одну живую душу. Без Ламии Мигель Гарсия страшился встречаться с ним с глазу на глаз.

Ламия видела, что Мигель Гарсия дрожит от страха, но, искренне не понимая почему, только забавлялась этим. Ее саму молчаливая процессия призраков только позабавила. Особенно рассмешили те из призраков, которые выглядели безумными и конвульсивно тряслись, словно их трепала пляска Святого Витта. Она считала души умерших лучшими стражами клада, зарытого на острове Повелья, и радовалась тому, что слухи о их существовании оказались не выдумкой. Вероятность того, что клад за минувшие столетия никто не нашел и не выкопал, многократно возрастала. Ей достаточно было посмотреть на дрожащего Мигеля Гарсия, чтобы все сомнения исчезли.

Людей слишком легко напугать, думала Ламия с презрением. Ни один из них не рискнет приплыть на остров, полный призраков, даже ради несметных сокровищ. И в этом ее преимущество перед ними. Клад достанется ей. Автор рукописи «Detur digniori» был прав – да будет дано достойнейшему.

– Хватит скулить, – жестко сказала она, увидев почти умоляющий взгляд Мигеля Гарсии. – Посмотри в мои глаза и наберись в них мужества, если тебе не хватает своего.

Мигель Гарсия так и сделал. И вскоре он с облегчением улыбнулся, а все тревожные мысли покинули его. Он был готов идти за Ламией в огонь, воду и даже в преисподнюю, лишь бы она смотрела на него так, как сейчас – с нежностью и любовью. Во всяком случае, так ему казалось. Мигель Гарсия снова потерял свою волю, утонув в топком болоте зеленых глаз Ламии.

Глава 24.

– Вот и хорошо, – снисходительно усмехнулась Ламия. – Ты снова стал мужчиной. А теперь, если не возражаешь, давай продолжим наши наблюдения. Ты не замечаешь ничего странного в этом однообразном зеленом ландшафте?

Мигель Гарсия посмотрел туда, куда указывала Ламия, и не увидел ничего, что привлекло бы его внимание. Перед ним расстилалось зеленое море, в которое сливались представители разнообразных субтропических культур, в изобилии произрастающих на благодатной итальянской земле. Здесь были не только оливы, инжир, миндаль, цитрусовые и гранатовые деревья, но и более редкие растения, такие как дикая маслина, древовидный можжевельник, лавр, пиния, пробковый дуб. Между деревьями по земле стелились кусты олеандра.

– Монотонный пейзаж, – сказал он равнодушно. – Глазу не за что зацепиться.

– Но откуда здесь взялись буковые деревья? – спросила Ламия. – Ведь они растут только в высокогорье, насколько мне известно.

Теперь и Мигель Гарсия это увидел – как будто в зеленой стене внезапно появилась дыра. Два бука росли рядом, образуя единую крону шаровидной формы. Все вокруг них ярко цвело, они же выглядели так, словно посреди августа осень уже тронула их едва заметным тлением, изменив цвет листьев на более блеклый.

– Это они! – закричал Мигель Гарсия радостно. – Ты нашла их!

Но Ламия уже не слушала его, быстро спускаясь по винтовой лестнице. Мигель Гарсия поспешил за ней. Ими овладело лихорадочное возбуждение. Они прошли мимо строений и углубились в рощу.

Идти было трудно, мешали разросшиеся густые кусты олеандра. Сквозь них приходилось буквально продираться, оставляя на ветвях куски одежды. На коже обоих появились кровоточащие царапины. Но они не замечали этого. Затем заросли начали редеть. И они увидели перекинутый через неширокий ручей изогнутый деревянный мостик без перил. Прошли по его крупным бревнам, склизким от бурого мха. Снова вошли в рощу. Кустов олеандра здесь почти не было, словно его вырубили или вытоптали, идти оказалось легче. Они ускорили шаг.

И вскоре они подошли к двум букам, которые не только соединились кронами, но и сцепились корнями, вырастающими из земли и снова в нее уходящими, образуя причудливые древесные арки. Между деревьями был виден небольшой промежуток, закиданный опавшими листьями. Узловатые корни окружали его, словно крепостные стены.

– Это здесь, – хрипло произнесла Ламия, показывая на участок между буками. – Копай!

Мигель Гарсия скинул рюкзак и достал лопату. Переступая через корни, протиснулся между деревьями. Встал так, чтобы было удобно копать, и вонзил лопату в землю.

Но под листьями не оказалось земли. Лопата прошла сквозь пожухлую массу листьев, как раскаленный нож через масло. Потеряв рановесие, Мигель Гарсия зашатался и едва не провалился в глубокую яму, вырытую задолго до него, а потом погребенную под грудой падающих с буков листьев. Ему удалось удержаться на краю провала только потому, что он упал на четвереньки.

Мигель Гарсия разочарованно вскрикнул. А Ламия громко зашипела от злобы.

– Кто-то опередил нас! – воскликнул Мигель Гарсия.

– Нет, это я виновата, – прохрипела Ламия. От разочарования у нее пропал голос. – Я совсем забыла о заклинании. Клад был заклят!

– О чем ты говоришь? – с удивлением спросил он, вставая на ноги.

– Мы не прочитали заклинания, и клад ушел под землю, превратился в прелые листья, – сказала Ламия. – Об этом было написано в книге. А я забыла.

– Ерунда, – с сомнением сказал Мигель Гарсия. – Я даже не начал копать. Этой яме уже лет сто, если не больше. Кто-то до нас выкопал этот клад.

– Думай, как хочешь, – не стала спорить с ним Ламия. – Но я-то знаю!

Чувствуя, что у нее ослабели ноги, она присела на выступающий из земли корень. Это был страшный удар, подкосивший даже ее непреклонную волю. Ламия была настолько уверена, что они найдут клад, что неудача лишила ее сил, и физических, и духовных. Она не могла сделать ни шага, но, главное, даже не хотела этого. У нее не было никаких желаний. И это было впервые в ее жизни.

– Не расстраивайся, – сказал Мигель Гарсия, садясь рядом и обнимая ее. – Не этот, так другой. В твоей книге указано еще много мест, где были спрятаны клады. Какой-нибудь из них обязательно будет наш. Но если хочешь, поплачь. Тебе станет легче.

Мигель Гарсия утешал ее, словно обиженного ребенка. Еще никогда Ламия не была ему так близка и дорога. В эту минуту она казалась бывшему полицейскому только слабой женщиной, которая нуждалась в его мужской силе. Несмотря на то, что они не нашли сокровищ, он был почти счастлив.

Но Ламия со злостью оттолкнула его. Ее глаза были сухи и полны ненависти.

– Ты, ничтожество, – прошипела она. – Не смей ко мне прикасаться! И не смей утешать меня, словно глупую дурочку.

Мигель Гарсия отшатнулся от нее. В его глазах появились слезы. Теперь уже он казался маленьким, несправедливо обиженным ребенком. Но Ламия даже не заметила этого. Она решительно встала и резкими движениями отряхнула с себя листья. Минутная слабость прошла, не оставив и следа.

– Но в одном ты прав, – усмехнулась она. – Я найду клад. Рано или поздно. С тобой или без тебя. Но он будет моим – вопреки всем призракам и заклятиям. Пусть весь мир встанет против меня, но я не сверну с этого пути. Ты со мной?

Слабый дух Мигеля Гарсия поддался ее воодушевлению. Возбужденная Ламия была очень красива сейчас, когда бросала вызов всему миру. И он почти восторженно воскликнул:

– С тобой! Конечно, с тобой! До самого конца.

– Тогда иди ко мне и докажи, что ты настоящий мужчина, – сказала Ламия, снова опускаясь на землю, в мягкие прелые листья. – Мне это нужно сейчас.

Она легла и призывно раздвинула ноги. Быстро расстегнула рубаху, обнажив упругие груди. Мигель Гарсия почувствовал, что у него закружилась голова от счастья. Он дрожащими руками расстегнул свои брюки и, приспустив их, почти упал на Ламию. Впился поцелуем в грудь и начал жадно шарить по ее телу руками. Обхватил ее бедра и рывком прижал к своим. Застонал от вожделения. Задвигал бедрами. Ламия помогала ему движениями своего тела, не отвечая на поцелуи.

Их экстаз продлился несколько мгновений. После того, как Мигель Гарсия застонал и затих, Ламия брезгливо сбросила с себя его обмякшее тело. Встала, деловито оправила свою одежду. Стряхнула прилипшие листья.

Ламия была холодна и спокойна. Она снова была прежней, уверенной в себе и сильной. Видя, что Мигель Гарсия продолжает лежать, обессиленный вспышкой страсти, она присела на выступающий из земли корень и достала из рюкзака рукопись. Углубилась в ее чтение. Но вскоре закрыла книгу, видимо, приняв какое-то решение. С презрением взглянула на Мигеля Гарсию и сказала:

– Вставай, лентяй! Нас ждет церковь святого Иржи в чешской деревне Лукова. Слышал о такой? И я нет. Тем интереснее будет наше путешествие.

Мигель Гарсия неохотно поднялся с земли. Застегивая брюки, проворчал:

– На какие шиши? Все наши деньги я отдал этому старому бандиту.

– Ничего, что-нибудь придумаем, – беспечно ответила Ламия. – Главное, не отчаиваться. Это мой девиз. Не забудь лопату. Она нам еще пригодится.

Обратно они шли намного медленнее, стараясь обходить колючие кусты. Когда они вышли из рощи, Ламия кивнула на развалины церкви и сказала:

– Если бы клад прятала я, то предпочла бы церковь, а не лес.

– Ты считаешь, что бог более надежный страж, чем буки? – спросил Мигель Гарсия.

– А ты не так безнадежен, как кажешься, – усмехнулась Ламия. – И уже почти научился понимать меня. А куда бы зарыл сокровища ты?

– В подвале лазарета для больных чумой, который позже приспособили под психиатрическую больницу, – ответил он, подумав. – Бога в наши дни боятся меньше, чем заразиться чумой или сойти с ума.

– Уж эти люди, – покачала головой Ламия. – Иногда мне бывает трудно их понять.

Они вышли на берег и остановились, всматриваясь в морскую даль. Вскоре Ламия заметила приближающуюся лодку под парусом неопределенного цвета, который к тому же был весь в заплатах.

– Наш пират держит свое слово, – сказал Мигель Гарсия. И предупредил: – Если он начнет расспрашивать, ничего не рассказывай! Мне кажется, он способен нас зарезать, если узнает о твоей книге и кладах.

– А не взять ли нам его в компаньоны? – с лукавой усмешкой спросила Ламия. – Может быть, ты не так будешь бояться призраков, если он будет рядом.

– Тогда я буду бояться его, – ответил серьезно Мигель Гарсия. – По мне, так этот старик страшнее любого призрака.

Марио Моретти, увидев их, направил лодку к берегу. Вскоре он спустил парус и взялся за весла. Подойдя, лодка мягко ударилась бортом о причал. Старик с подозрением оглядел их. Увидел рваную одежду и свежие царапины и ухмыльнулся.

– А вы, я вижу, неплохо провели время. Пикник удался?

– Еще как, – ответила с улыбкой Ламия, опираясь на протянутую им руку и запрыгивая в лодку. – Но вас не хватало. Особенно моему спутнику. Он оказался таким трусишкой, когда увидел призраков!

Марио Моретти, боязливо оглядываясь по сторонам, с тревогой спросил:

– А вы их действительно видели? Призраков?

– Как вас, – спокойно ответила Ламия, проходя на корму. Она нагнулась, пристально вглядываясь в воду. И, не меняя тона, сказала: – Или как этого беднягу утопленника, который прицепился к вашей лодке, хотя и не платил за проезд.

– Где утопленник? – воскликнул Марио Моретти. И, забыв об оставшемся на берегу Мигеле Гарсие, он бросился на корму. Вглядываясь в зеленоватую воду и ничего не видя, старик, вне себя от ярости, прорычал: – Это что, была шутка?

– Да вот же он, – сказала Ламия, показывая рукой. – Смотрите!

Он нагнулся, чтобы лучше видеть морское дно. Стоявшая рядом Ламия обхватила его и впилась зубами в жилистую морщинистую шею, словно рассвирепевшая гигантская змея. Ее слюна смешалась с кровью старика. Марио Моретти попытался вырваться, но не смог. Он несколько раз содрогнулся, кровавая пена выступила на его губах, глаза закатились и погасли. Яд подействовал мгновенно. Тело рыбака безвольно обмякло и упало к ногам Ламии, разжавшей руки. Он был мертв.

Все это время Мигель Гарсия стоял на берегу и растерянно смотрел на происходящее. Он даже не успел ничего понять.

– Теперь ты знаешь, как погибли лошади в замке тамплиеров и водитель грузовика, – рассмеявшись над его глупым видом, сказала Ламия. – Не хочешь меня арестовать?

Бывший полицейский ничего не ответил. Заметив его укоряющий взгляд, Ламия раздраженно сказала:

– Тогда не стой соляным столбом, словно несчастная жена Лота, а обшарь его карманы. Ты же сам говорил, что у нас нет денег на дальнейшее путешествие. Почему только я должна думать о том, где их достать?

Мигель Гарсия покорно запрыгнул в лодку и склонился над трупом старого рыбака. Во внутреннем кармане брезентовой робы он нашел толстую пачку денег. Здесь было намного больше, чем он заплатил за проезд. Видимо, Марио Моретти, не доверяя банкам, носил все свои сбережения с собой.

Узнав об этом, Ламия обрадовалась.

– Ну, вот, а ты спрашивал, на какие шиши, – сказала она. – Теперь ты должен избавиться от мертвеца.

– Как? – спросил Мигель Гарсия. Его голос дрогнул.

– Утопи его или перенеси на берег, – ответила Ламия. – Пусть его бренное тело сгниет, а душа присоединится к толпе местных призраков. Здесь ей самое место. Будет бродить по острову и пугать живых людей, как он это делал при жизни.

Она рассмеялась. Мигель Гарсия мрачно спросил:

– Может быть, я вырою могилу, и мы похороним его?

– У нас нет на это времени, – отмахнулась Ламия. – Посмотри на солнце – скоро стемнеет. Ты хочешь возвращаться на Лидо ночью?

Мигель Гарсия отрицательно покачал головой. Кроме того, он хотел как можно скорее убраться с острова Повелья.

– Но бросать его на острове – это будет несправедливо по отношению к другим людям, – сказал Мигель Гарсия. – Достаточно он пугал их при жизни.

Он приподнял тело старого рыбака и сбросил его в воду, а затем оттолкнул веслом подальше от борта.

– А вот это справедливо, – с удовлетворением сказал Мигель Гарсия. – Старик немало поел рыбы на своем веку, пусть теперь рыбы полакомятся им.

Ламия с одобрением взглянула на него и сказала:

– Вот таким ты мне нравишься. А то постоянно хныкаешь и жалуешься, словно кисейная барышня.

Мигель Гарсия самодовольно улыбнулся. Его и самого постепенно увлекала жизнь, предложенная ему Ламией. В ней имелось свое очарование, которого было лишено его прежнее скучное существование. Он начинал входить во вкус этой жизни.

Он взялся за весла и начал грести, направляя лодку к острову Лидо, сверкавшему яркими огнями. Ламия сидела на скамейке и перелистывала рукопись, освещая страницы фонарем. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, окрашивая море последними лучами в багровый цвет. Со стороны могло показаться, что это влюбленная парочка возвращается домой после прогулки по морю, утомленная хорошо проведенным днем.

Глава 25.

Ламия и Мигель Гарсия возвращались с острова Повелья, словно прокручивая кадры кинофильма в обратном порядке: остров Лидо – станция водных автобусов Алилагуна – такси – аэропорт имени Марка Поло. Но на этот раз они летели из Венеции не в Мадрид, а в Карловы Вары.

Расстояние в пятьсот тридцать пять километров Boeing 737 преодолел за сорок две минуты. На деньги убитого Ламией старого рыбака Мигель Гарсия, не скупясь, приобрел билеты в бизнес-классе, и они долетели без обид и ссор. Могло показаться, что остров Повелья изменил их к лучшему, особенно Ламию, которая стала более терпима к своему спутнику. Но все объяснялось намного проще – она уже забыла о прошлом, была довольна настоящим, а в недалеком будущем собиралась стать богатой и счастливой.

Ламия не сомневалась, что в деревушке Лукова они найдут клад. У нее был счастливый характер – она быстро забывала о том, о чем не хотела помнить, а помнила только то, что доставляло ей удовольствие.

Полет в бизнес-классе напомнил Ламии о лучших днях ее жизни, когда она щедро и не считая тратила деньги. Глядя с улыбкой на хмурого Мигеля Гарсия, который не мог забыть, что окружающему их комфорту они обязаны смерти старого рыбака, она сказала:

– Когда мы разбогатеем, то поедем в Монте-Карло. Я научу тебя играть в рулетку и покер.

– Если мы разбогатеем, – поправил ее Мигель Гарсия.

– Каждому воздастся по вере его, – назидательно заметила Ламия. – Слышал об этом? Вот я верю. И меня непременно ждет удача. А ты сомневаешься, поэтому не заслуживаешь ее. И когда мы найдем клад, то твоя доля должна достаться мне.

– Это еще почему? – возмутился он.

– Потому что это будет только справедливо. Ведь ты, помнится мне, любишь, чтобы все было по справедливости. Помнишь о Марио Моретти?

Мигель Гарсия пожал плечами, но промолчал. Иногда Ламия поражала его своей почти детской наивностью. Но чаще она его пугала присущими ей жестокостью и беспринципностью. Однако физическое влечение к ней он испытывал во всех случаях. А когда оно начинало угасать, ему стоило посмотреть в ее зеленые глаза, и страсть вспыхивала с новой силой. Мигель Гарсия уже даже не пытался разобраться в своих противоречивых чувствах. Он плыл по течению и ждал, куда его вынесет.

Международный аэропорт города-курорта Карловы Вары в Западной Богемии не оправдал своей репутации в глазах Ламии. Здание аэропорта показалось ей крохотным и тесным, а девушка-администратор, к которой они обратились с вопросом, как им добраться до деревни Лукова, – чрезмерно болтливой и необыкновенно глупой. Звали ее Мартинка, она была чернявой, длинноволосой и полнотелой, с пышной грудью и лицом, с которого не сходила улыбка.

– Так вы, наверное, хотите посетить костел святого Иржи! – воскликнула она, услышав вопрос. И вместо ответа начала расспрашивать их сама, не справившись с собственным любопытством. – И вам не страшно?

– А почему нам должно быть страшно? – удивился Мигель Гарсия. – Вы знаете о нем что-то ужасное?

– Что-то! – с воодушевлением произнесла Мартинка, и ее большая грудь возмущенно колыхнулась. – Да все, что связано с этим костелом – одна непрерывная цепь ужасов. Начать с того, что он был построен в середине четырнадцатого века, и за минувшие семьсот лет невообразимое количество раз становился жертвой пожаров. Его восстанавливали, но вскоре костел святого Иржи снова вспыхивал, как будто Богу была неугодна эта, с позволения сказать, божья обитель, и он своей незримой десницей пытался стереть ее с лица земли, предавая праведному огню. Помните библейскую притчу о Содоме и Гоморре?

Сказав это, Мартинка на мгновение задумалась, словно оценивая, не переборщила ли она с подобным заявлением. Но, заметив неподдельный интерес на лице своего слушателя, она продолжила свой рассказ.

– А полвека тому назад его крыша попросту обвалилась, причем не когда-нибудь, а во время церемонии похорон. Ведь это сколько народу могло погибнуть! Просто ужас! – Мартинка трижды перекрестила свою пышную грудь и уже совсем другим тоном, торжественным и строгим, словно читая официальный документ, произнесла: – Это стало последней каплей в чаше долготерпения святой конгрегации. И, объявив, что костел святого Иржи населен злокозненными призраками, папские кардиналы предали его анафеме. С тех пор костел стоит заброшенный и…

– Призраками? – не дав ей договорить, почти простонал Мигель Гарсия, с мольбой во взгляде оглянувшись на Ламию, которая стояла за его спиной. – Опять призраки! Это просто какое-то наваждение.

– А почему бы и нет? – невозмутимо заметила Мартинка. – Ведь здание костела окружено кладбищем. Куда бедным душам еще податься, как не в святой храм?

– А зачем поджигать-то? – с усмешкой спросила Ламия. Ее забавлял этот разговор, а еще больше страдальческий вид Мигеля Гарсии. – Сидели бы себе, бедняжки, тихонько в уголке, слушали мессы и проповеди, проливали слезы, оплакивая свою прошлую жизнь, да грехи замаливали. Так нет, хулиганят! Видно, те еще были мерзавцы при жизни.

Мартинка с осуждением посмотрела на нее. Ей не понравился легкомысленный тон, каким Ламия говорила о призраках. Она ничего не сказала, но Ламию разозлил этот взгляд. Ламия не терпела, когда кто-то, все равно за что, осуждал ее. И почти грубо она сказала:

– Так мы услышим о том, как нам добраться до деревни Лукова? Или будем продолжать сплетничать?

Пышногрудая Мартинка с обидой поджала полные губы, но смолчала. Сухо и казенно, словно она была автоответчиком, отрапортовала:

– Расстояние от аэропорта Карловы Вары до деревни Лукова почти пятьдесят километров. Можно заказать такси или доехать на арендованном автомобиле. Либо добраться на автобусе до города Манетин, а уже там поймать такси, которое доставит вас до Лукова.

– И это все? – нетерпеливо спросила Ламия.

– Еще можно дойти пешком, – мстительно заявила Мартинка, едва не показав ей язык. – Но это намного дольше. Впрочем, как пожелаете.

Ламия метнула на нее хмурый взгляд, но не ответила на брошенный ей вызов. В любое другое время она бы с удовольствием устроила скандал, но сейчас ей были ни к чему лишние проблемы. А разобраться с дерзкой девчонкой можно было и потом, после того, как она найдет клад. При одной только мысли об этом настроение Ламии сразу улучшилось. И она, отходя, небрежно бросила через плечо Мигелю Гарсие:

– Дай девушке на чай пару кусков сахара. Она это заслужила!

Мартинка почти задохнулась от возмущения, но не нашла, что ответить. Последнее слово осталось за Ламией. И, осознавая это, Ламия почти милостиво взглянула на Мигеля Гарсию, который поспешил за ней, перед этим виновато улыбнувшись пышногрудой Мартинке. Ему, в отличие от Ламии, разговорчивая симпатичная девушка пришлась по вкусу.

– Нам нужно арендовать автомобиль, тогда мы не будем ни от кого зависеть, – сказала Ламия. И, не простив своему спутнику его прощальной извиняющейся улыбки, колко добавила: – Конечно, если ты не хочешь идти пешком по совету этой вертихвостки!

Когда Мартинка придумала достойный ответ своей обидчице, та давно уже была вне пределов ее досягаемости. Ламия сидела за рулем арендованного автомобиля и, подставив лицо встречному ветру, мчалась по автостраде, стремительно приближаясь к деревне Лукова, где в проклятом и заброшенном костеле святого Иржи ее дожидались зарытые в землю сокровища. Она была почти счастлива.

Сумерки становились все гуще, но Ламия только радовалась этому. А когда она свернула на дорогу, ведущую к деревне, то даже выключила фары. Если бы это было возможно, Ламия погасила бы и луну в небе. Ей была нужна тьма, чтобы остаться незамеченной. Она собиралась под покровом темноты проникнуть в костел, не оповещая об этом жителей Лукова, которые, узнав о кладе, могли потребовать свою долю. Или даже прогнать ее, решив все забрать себе. Жадность человеческая не имеет границ, в этом Ламия не раз убеждалась. Но воевать со всей деревней она не хотела, а потому предпочла сохранить свой визит в тайне, никого не ставя в известность и не представляясь вдовой Анжело Месси. Мигель Гарсия согласился с ней.

Они оставили автомобиль на дороге, не доехав до деревни какой-нибудь полсотни метров, опасаясь, что кто-либо из местных жителей еще не спит и увидит машину. В аэропорту Мигель Гарсия купил топографическую карту этой местности, где они нашли подробное схематическое изображение деревни Лукова со всеми строениями. Пришлось зажечь фонари, чтобы видеть ее. Следуя карте, они отыскали сельское кладбище, в глубине которого за невысокой каменной оградой был построен костел. Над ним возвышался шпиль небольшой часовни.

Они прошли между могилами с покосившимися крестами и надгробиями. Это было старое кладбище, и давно уже умерли те, кому были дороги люди, похороненные здесь. А их далеким потомкам было не до древних могил, в которых лежали их забытые предки. Жизнь человеческая слишком коротка, чтобы помнить о прошлом. Об этом думал Мигель Гарсия, с опаской косясь на заброшенные могилы и стараясь не отставать от Ламии, казалось, даже не замечающей, что они идут по кладбищу. Она остановилась, только когда они подошли к ограде, ворота которой были закрыты.

Вокруг ограды молчаливыми часовыми выстроились деревья, склоняющие свои кроны над крышей костела и словно заглядывающие в его окна через изборожденные трещинами стекла. Даже в скудном свете фонарей было видно, что костел находится в запустении. Кирпичи, из которых его сложили, были выщерблены, побелка давно сошла, краска облезла.

– Ворота выламывать не стоит, – сказала Ламия. – Будет много шума, да и жители деревни нам этого не простят. Если ты встанешь на этот камень, а я заберусь тебе на плечи, то смогу легко перебраться через ограду.

– А я? – жалобно спросил Мигель Гарсия. Он не хотел оставаться за оградой, посреди сельского кладбища, наедине с могилами и лежащими в них умершими людьми.

– А тебе я подам руку, если ты сам не сможешь подтянуться, – успокоила его Ламия.

Так они и сделали. Оказавшись по ту сторону ограды, Мигель Гарсия с облегчением вздохнул, почувствовав себя в большей безопасности. Ему казалось, что каменная стена встала преградой между ним и мертвецами, которые, если верить словоохотливой пышногрудой Мартинке, бродили по кладбищу, а иногда захаживали в костел с недобрыми намерениями. Мигель Гарсия надеялся, что этой ночью призраки найдут себе другое занятие, и он не встретит ни одного из них.

Дверь в костел, протяжно заскрипев, открылась после того, как Мигель Гарсия надавил на нее плечом. Они вошли внутрь. Картина, представшая их глазам, поражала своей убогостью. Облезлые стены, обвалившаяся штукатурка, дыры в потолке указывали на то, что костел давно не ремонтировали даже перед тем, как забросить его. Видимо, служители церкви отчаялись противостоять обозленным призракам и не желали напрасно тратить деньги.

– Хорошее место для клада, – заметила Ламия, доставая рукопись. – Все так разрушено, что нам не придется долго копать или разбирать потолок.

– Это святотатство – прятать клад в церкви, – дрожащим голосом сказал Мигель Гарсия. – Тот, кто это сделал, будет навеки проклят.

– Ты думаешь, для нас было бы лучше, если бы он зарыл клад на кладбище, в одной из могил? – усмехнулась Ламия. – Только представь себе – ты роешь землю, а потом открываешь крышку гроба. И пытаешься отнять у скелета сокровища, к которым он уже успел привыкнуть и не хочет отдавать добром. С удовольствием посмотрела бы на ваш поединок!

Мигель Гарсия содрогнулся от ужаса.

– Не говори так, – попросил он. – Духам это может не понравиться.

– И что тогда? – насмешливо спросила Ламия.

– Тогда они встанут из могил и придут сюда, – сказал он. – И я умру от страха.

– Тогда можешь умирать, – заявила Ламия. – Потому что они уже здесь. И откуда их столько набралось?

Мигель Гарсия оглянулся и в неярком свете фонаря увидел, что на скамьях, расставленных для посетителей храма, сидят призрачные безмолвные фигуры в белых саванах. На их головы накинуты капюшоны, скрывающие лица. Призраки были похожи на молящихся людей. Головы их были наклонены, будто они прислушивались к чему-то или смотрели на что-то. На каждой скамье разместилось по две фигуры, некоторые сидели рядом, прижимаясь плечами, другие в отдалении друг от друга. Три фигуры в саванах стояли в проходе между скамьями, словно преграждая путь к двери.

Мигель Гарсия почувствовал, что его бьет дрожь, как будто у него началась малярийная лихорадка. Он закричал бы, призывая на помощь сам не зная кого, но голос отказал ему, и из пересохшего горла вырвался только тонкий писк.

– Молчи! – приказала Ламия, закрывая ему рот ладонью. – Они ничего не будут предпринимать, пока мы не начнем выкапывать клад.

– А что тогда? – прошептал он, глядя на Ламию перепуганными глазами.

– Запомни несколько правил, и с тобой ничего не случится, – сказала Ламия. – Правила простые. Не оглядывайся, какие бы звуки и голоса ты не слышал за своей спиной. Копай, сохраняя полное молчание. Не верь тому, что тебе может пригрезиться. И тогда призраки будут бессильны против тебя… Что ты делаешь?

– Считаю, – проговорил, стуча зубами, Мигель Гарсия. – Хочу знать, сколько их явилось по мою душу.

– Глупец, – усмехнулась Ламия. – Лучше подумай, почему их головы повернуты в одну сторону. Это не случайно. Что там такого интересного для них? Рисунков и каких-либо огненных знаков на стенах я не вижу.

Но Мигель Гарсия, не слушая ее, продолжал считать призраков. Он сбился на третьем десятке и начал снова. А тем временем Ламия проследила за взглядами призраков. И увидела, что они смотрят на участок стены за амвоном, кирпичная кладка которой выглядела несколько неряшливой, словно кирпичи клали второпях и оттого неровно.

– Сторожа аховые, – усмехнулась она презрительно. – Сами выдали, где спрятан клад. Вот и доверяй после этого призракам охрану сокровищ!

Она подошла к стене и потянула за один из выступающих кирпичей. Он поддался неожиданно легко, словно его ничто не держало. Но как только кирпич оказался у нее в руках, все остальные с грохотом обрушились на пол, образовав в стене внушительную дыру. Затаив дыхание, Ламия заглянула внутрь. Но она ничего не увидела, кроме рыжеватой кирпичной пыли, устилающей дно небольшой ниши между кирпичами, из которых была сложена стена костела.

Она разочарованно вскрикнула. Потом на всякий случай, словно не доверяя своим глазам, просунула в дыру руку и пошарила по всем углам. Ее пальцы наткнулись на какой-то круглый гладкий предмет, не похожий на обычный шероховатый камень. Ламия ухватила его и поднесла к лицу, чтобы лучше рассмотреть. Это была большая черная жемчужина, несомненно, стоившая очень дорого.

Но эта жемчужина была единственной. Сколько Ламия ни искала в нише, но больше она ничего не нашла. Если клад здесь и был когда-то, то его достали и унесли. Жемчужина закатилась в угол, поэтому ее не заметили. Поняв это, Ламия зашипела от злости. Ее опять опередили!

– Будьте вы прокляты! – воскликнула она, обращаясь к призракам. – Вам только детишек пугать. Ничего серьезного доверить нельзя. Кто украл мой клад? Отвечайте!

Но призраки молчали. Направив на них свет фонаря, Ламия увидела, что на лицах под капюшонами не было ни глаз, ни носов, ни ртов. Если бы они даже и захотели, то не смогли бы ей ответить.

Ламия вернулась к Мигелю Гарсие, который все еще пытался пересчитать призраков, словно от этого зависело его спасение. В последний раз он дошел до двадцать восьмого и снова запутался в счете. Он безмолвно шевелил губами и загибал пальцы на руках. И был похож на человека, потерявшего разум от страха.

– Пошли отсюда, – устало сказала Ламия. – И не бойся их. Это пустышки в саванах. Клада здесь нет. И эти призраки нам так же страшны, как слону муравьи.

– Африканские муравьи могут обгладать слона до костей, если тот встретится на их пути, – возразил Мигель Гарсия. И только потом до него дошел смысл сказанных Ламией слов. Он обрадованно воскликнул: – Так вот почему призраки нас не тронули! Потому что нет клада.

– Думай так, – махнула рукой Ламия. У нее не было ни желания, ни сил переубеждать своего спутника, которого она считала трусом и глупцом. И она ничего не сказала ему о найденной черной жемчужине, решив приберечь ее для себя одной на так называемый «черный день», который, как Ламия подозревала, скоро наступит.

Ламия вышла из костела, равнодушно пройдя мимо призраков и даже не взглянув на них. Мигель Гарсия трусливо держался рядом с ней, не отставая ни на шаг. Они снова перебрались через ограду, только на этот раз Мигель Гарсия обошелся без помощи Ламии, подтянувшись на руках, как будто у него прибавилось сил – он боялся, что она оставит его одного, а сама уйдет. Ламия брела, опустив голову, ее плечи поникли. Она выглядела подавленной и отстраненной, словно была погружена в печальные раздумья.

И только когда они отошли далеко от кладбища, мужество начало возвращаться к Мигелю Гарсие. Этому способствовало и то, что луна освещала их путь. При ярком лунном свете было совсем не страшно идти по широкой дороге, которую с обеих сторон обступали неподвижно замершие деревья. В просветы между деревьями часто мелькал свет фар проезжающих по автостраде автомобилей, от чего становилось еще светлее.

Когда они вышли к тому месту на дороге, где оставили свой автомобиль, то увидели, что рядом с ним остановилась полицейская машина с мигающим сине-красным фонарем на крыше. Полицейский, положив руку на кобуру, стоял неподвижно, молча наблюдая за тем, как они подходят. Его лицо принимало то синий, то красный оттенок, в зависимости от того, какой свет отбрасывала «мигалка». Полицейского можно было бы принять за ожившего мертвеца, если бы на нем не было формы, к которой Мигель Гарсия привык за годы службы. Он не боялся людей, одетых в полицейский мундир, по привычке считая их своими коллегами.

– Привет, дружище! – весело сказал он, подходя и протягивая руку полицейскому. – Как дежурство? Все спокойно?

– Было спокойно, – ответил полицейский, окидывая его внимательным цепким взглядом и не собираясь подавать свою руку. – Пока я не увидел брошенный на дороге автомобиль, а потом вас. Могу я взглянуть на ваши документы?

– Разумеется, – ответил Мигель Гарсия, протягивая свое полицейское удостоверение, которое он сохранил. По его мнению, то, что он самовольно бросил службу в полиции, не означало, что удостоверение автоматически становилось подложным. – Я тоже служу в полиции, только в испанской. Но ведь все мы коллеги, почти братья, независимо от национальности, не так ли?

Увидев удостоверение, полицейский расслабился и даже улыбнулся в ответ на заявление Мигеля Гарсия.

– Если и братья, то двоюродные, – пошутил он и посмотрел на Ламию. В его глазах появился одобрительный огонек. – А это твоя жена?

– Это вдова Анжело Месси, – ответил Мигель Гарсия. – Быть может, ты слышал о таком?

Полицейский кивнул.

– Это его земли вокруг, – пояснил Мигель Гарсия. – Он купил их незадолго до своей смерти. А теперь его вдова осматривает свои владения.

– А не поздновато для этого? – с сомнением спросил полицейский.

– Мы задержались, осматривая костел святого Иржи, – добродушно сказал Мигель Гарсия и услышал за своей спиной тихий гневный возглас Ламии. Но продолжал в том же тоне: – Староста деревни настоял на этом после того, как получил щедрое пожертвование. Сам понимаешь, было неудобно отказывать. А теперь вот спешим в аэропорт. Уже почти опаздываем на свой рейс. Так что если у тебя больше нет вопросов, дружище…

– Вопросов нет, – приложил руку к козырьку фуражки полицейский, оказывая особое уважение вдове Анжело Месси, о котором он действительно кое-что слышал. И как раз в связи с покупкой земель в здешних местах. Так что у него не было оснований не доверять словам Мигеля Гарсии, который оказался к тому же своим братом-полицейским. – Счастливого пути!

Полицейский сел в свой автомобиль и уехал, на прощание помахав им рукой. Мигель Гарсия обернулся к Ламии и с самодовольным видом спросил:

– Ловко я избавился от него?

– Ловко, – признала Ламия. – Но только насчет костела святого Иржи ты напрасно сказал. Он мог что-тозаподозрить.

– Но ведь не заподозрил же, – несколько покровительственно улыбнулся Мигель Гарсия.– Ты плохо разбираешься в психологии людей, дорогая. А особенно в том, как устроены мозги полицейских. Всегда говори им правду, но не всю, а только часть, и тебе будут верить, что бы ты ни скрывала.

– Учту на будущее, – усмехнулась Ламия.

На ее лице без труда можно было прочесть, что она думает о человеке, который пытался ее научить тому, в чем она была самим совершенством. Но Мигель Гарсия ничего не видел, ослепленный самолюбованием.

Они сели в автомобиль. На этот раз за рулем был Мигель Гарсия. Он посмотрел на Ламию и лаконично спросил:

– Куда теперь?

Ламия достала рукопись, которую всегда носила с собой в элегантной маленькой сумочке клатче. Перелистала. Задумалась ненадолго. Потом сказала:

– Говорят, что дуракам везет. Давай проверим, так ли это. Выбери на этот раз сам. Что тебе больше нравится – Мексика или Португалия?

С лица Мигеля Гарсия сошла снисходительная улыбка, и он обиженно буркнул:

– А нельзя ли узнать больше информации?

– Можно, – согласилась Ламия. – В Мексике нас ждет остров заброшенных кукол. Так его называют потому, что на всех деревьях, растущих на этом жалком клочке суши, висят старые куклы. Их развесил некий отшельник, некогда живший на острове. Таким способом он пытался успокоить душу утонувшей девочки, не дававшей покоя ему самому. Но, кажется, им не удалось договориться, и в один из прекрасных дней отшельника нашли в воде. То ли он покончил жизнь самоубийством, то ли призрак девочки утащил его на дно за собой.

Мигель Гарсия поежился. Он не любил призраков, но утопленников – еще меньше.

– А что нас ждет в Португалии? – спросил он, горестно вздохнув.

– Часовня костей, – ответила Ламия. Она понимала, почему ее спутник задал этот вопрос, и в душе смеялась над ним и его страхами. – Ее построил еще в шестнадцатом веке какой-то монах-францисканец. Сама часовня невелика по размеру, всего восемнадцать метров в длину и одиннадцать метров в ширину, но в ней хранятся кости и черепа пяти тысяч монахов. На ее крыше написана фраза «Melior est die mortis die nativitatis», что означает: «Лучше день смерти, чем день рождения».

– Скелеты? – с сомнением в голосе переспросил Мигель Гарсия. – Пять тысяч? Да эта часовня наверняка переполнена призраками!

Он был готов запротестовать, но увидел, что Ламия начинает хмуриться. И трусливо отказался от своего намерения.

– Предлагаю бросить монетку, – сказал он, доставая из кармана песо. – Орел – Мексика, решка – Португалия. Как решит судьба, так и будет.

– Пока она против нас, – хмыкнула Ламия. – Но я не возражаю. Бросай!

Мигель Гарсия подбросил песо, поймал его на ладонь и накрыл другой ладонью Взглянул на Ламию и спросил:

– Открывать?

– Открывай, – махнула она рукой. – Хуже не будет!

Но Ламия лукавила. Она подозревала, что дальше будет только хуже. Кто-то уже дважды опередил их. Возможно, думала она, это был сам автор «Detur digniori», который решил таким образом посмеяться над доверчивыми и самонадеянными читателями рукописи, возомнившими себя достойными чужих сокровищ. А, значит, и все остальные клады, упомянутые им, были пустышками. Иначе зачем он стал бы раскрывать их местонахождение? Всегда мысля трезво, Ламия не верила в чужое бескорыстие.

Вот только ее спутнику знать об этом было незачем. Узнав о ее крамольных мыслях, он мог разочароваться и бросить Ламию. А без его денег и глупой преданности она была заведомо обречена на полуголодные скитания. Кто-то ведь должен был покупать билеты на самолет, оплачивать комнату в гостинице и счет в ресторане. Денег, которые она могла выручить от продажи случайно найденной черной жемчужины, хватило бы ненадолго. А затем ей пришлось бы продавать единственное, что у нее оставалось – свое тело. И терпеть унижения. А этого Ламия не хотела. Единственно по этой причине она собиралась продлить пусть даже безнадежные поиски клада до того дня, пока ей не улыбнется удача. Ламия верила, что рано или поздно ей обязательно подвернется то, что избавит ее от нищеты и подарит богатство и независимость.

Поэтому Ламия склонилась над ладонью Мигеля Гарсии, словно ей и в самом деле было интересно, что выпадет – орел или решка, Мексика или Португалия.

Глава 26.

Когда в понедельник лейтенант Гарсия не явился на службу, капитан Карлос Санчес воспринял это довольно спокойно. Он слишком хорошо знал своего подчиненного, чтобы не понимать, что за работу в воскресенье тот потребует компенсации деньгами или отгулом. Не понравилось капитану только то, что Гарсия даже не потрудился поставить его в известность о своем намерении, не говоря уже о рапорте, который лейтенант должен был подать, чтобы соблюсти все формальности. Но капитан Санчес не стал раздувать из-за этого скандал. Мигель Гарсия не нравился ему как человек, но полицейским он был неплохим, а это, в глазах Карлоса Санчеса, было главным в их взаимоотношениях начальника и подчиненного.

Но лейтенант Гарсия не появился в полицейском управлении и во вторник, снова не сообщив ничего начальнику, а это уже было откровенным нарушением дисциплины и субординации, чего капитан Санчес терпеть не мог. Он распорядился найти лейтенанта Гарсию и передать ему приказ немедленно явиться в управление, если только он не умер или не лежит при смерти у себя дома. Но поиски не привели ни к чему. Мигель Гарсия словно сквозь землю провалился, о нем не было ни слуху, ни духу, и никто даже не догадывался, где он может быть. Жены, любовницы и друзей у лейтенанта не было, а если и были, то о них никто не знал. Мигель Гарсия был, что называется, себе на уме и имел репутацию человека замкнутого и скрытного, не открывающего окружающим ни своей души, ни кошелька. За это его и не любили сослуживцы, не исключая самого капитана Санчеса.

Когда лейтенант Гарсия не явился и в среду, капитан всерьез пожалел, что в свое время не подписал его рапорт о переводе из Гражданской гвардии в Национальную полицию. Он уже понимал, что это избавило бы лично его, Карлоса Санчеса, от неизбежных грядущих неприятностей, связанных с таинственным исчезновением одного из его сотрудников. Офицер полиции не может пропасть, как сбежавший от жены неверный муж, без всяких неприятных последствий для его начальника и коллег. Как правило, в таких случаях назначается следствие, в розыске задействуют все полицейские силы города, а то и страны, и головная боль надолго обеспечена всем, независимо от результата расследования.

Для начала капитан Санчес решил обойтись малой кровью. Он собрал всех подчиненных ему полицейских и, кратко изложив суть дела, отдал еще более лаконичный приказ:

– Найти!

Результат был нужен до вечера, в крайнем случае – до начала следующего дня. Но уже после обеда капитан Санчес получил известие, которое его не обрадовало, а только еще больше озадачило. Патрульные доложили, что нашли не лейтенанта Гарсия, а его автомобиль – тот уже третий день стоял в аэропорту с незапертыми дверцами и ключом в замке зажигания. Создавалось впечатление, что Мигель Гарсия так торопился на самолет, что попросту бросил автомобиль около здания аэропорта, не задумываясь о последствиях своего поступка. Но, что самое удивительное, рядом с полицейской машиной был припаркован бледно-зеленый Rolls Royce Phantom Drophead Coupe ручной сборки, и этот автомобиль был также не закрыт. А в его замке зажигания сиротливо торчал забытый ключ. Вскоре капитан Санчес знал все, что было возможно, о владелице ролс ройса. Но у него никак не получалось связать воедино избалованную роскошью красавицу Ламию Ламиани с бедным, занудным офицером полиции заурядной внешности, каким был Мигель Гарсия. Это была тайна, неподвластная как разуму, так и немалому профессиональному опыту Карлоса Санчеса.

Но капитан Санчес не привык отступать перед тайнами. И, прежде чем доложить по инстанциям о исчезновении, похищении или бегстве своего подчиненного – надо было рассматривать все возможные версий, – он решил лично заняться расследованием обстоятельств этого дела, поскольку до следующего утра – а это был крайний срок, который он назначил для поисков лейтенанта Гарсии, – еще оставалось время.

Капитан Санчес был старый полицейский волк, и, взяв след, он уже не терял его. Он хорошо помнил, с чего началась вся эта история. Но мертвый водитель грузовика, направлявшийся в замок тамплиеров, лежал в морге, и допросить его не представлялось возможным. Зато можно было поговорить по душам, как капитан Санчес это называл, с хозяйкой этого самого замка и попытаться выяснить у нее, почему замок тамплиеров внезапно превратился в некое подобие Бермудского треугольника – попав в его окрестности, одни умирают, другие бесследно исчезают.

Разговор мог получиться интересным, учитывая способность капитана Санчеса выбивать признательные показания у самых закоренелых преступников – сам он называл это установлением истины. Карлос Санчес имел двухметровый рост, вес почти полтора центнера, мясистое лицо, будто вырубленное неискусным скульптором из куска необработанного гранита, и кулаки размером с крупный грейпфрут каждый. Один его вид приводил в трепет любого нарушителя закона. Но с женщинами капитан Санчес был чрезвычайно любезен и обходителен, как влюбленная горилла со своей подругой, и обычно имел у них успех. То, что он был верен жене и безумно любил своих четверых детей, не мешало ему пользоваться природным обаянием прирожденного самца, когда он встречался с другими женщинами. Поэтому капитан Санчес не сомневался, что встреча с хозяйкой замка тамплиеров будет плодотворной, и он выведает у нее все, что она знает сама или о чем только смутно подозревает.

Замок тамплиеров, венчающий высокий цветущий холм и казавшийся особенно мрачным и грозным на фоне ярко-зеленой растительности и безмятежно-голубого неба, вызвал у Карлоса Санчеса восторг. Это жилище было ему под стать. В нем он чувствовал бы себя превосходно, не опасаясь задеть притолоку головой или сокрушить что-нибудь плечами, неловко повернувшись, как это часто бывало в тесной городской квартире, где ему приходилось ютиться с женой и оравой ребятишек, неугомонных и шустрых, словно стая маленьких барракуд. И он искренне позавидовал крошечному забавному старичку с едва заметной хромотой, который встретил его во дворе замка с настороженным видом хозяина, не ждущего от внезапного незваного гостя ничего хорошего. Тот жил на лоне почти дикой природы среди высоких каменных башен и мог не пригибаться, заходя в свой дом. Калос Санчес о таком мог только мечтать. А старичок, вероятнее всего, даже не догадывался, как ему повезло в жизни, несмотря на малый рост и хромоту. Капитан Санчес с удовольствием объяснил бы ему все это, если бы не боялся его обидеть и не так спешил.

– Добрый день, – добродушно приветствовал он старичка, выбираясь из автомобиля и нависая над ним, словно гора над мышью.

– Был добрым, – ответил тот, кольнув полицейского настороженным взглядом и опуская глаза в землю, словно предпочитая рассматривать его тень, занявшую половину двора.

– Таким и останется, – пообещал с улыбкой полицейский, не обидевшись. – Меня зовут Карлос Санчес, я капитан полиции, начальник Управления Гражданской гвардии в городе Леоне. Можно сказать, ваш сосед, если не придираться к пустякам. Проезжал мимо и решил заехать, нанести, так сказать, визит вежливости хозяйке замка тамплиеров. А то живем по соседству много лет, а еще ни разу не встречались. Она дома?

– А где же ей еще быть? – почти возмущенно спросил старик. – Она женщина добропорядочная, по чужим домам без приглашения не шастает, людей понапрасну не беспокоит.

Это был увесистый камень в огород капитана Санчеса. Но он и на этот раз никак не отреагировал на непонятную неприветливость старичка, а только неожиданно подмигнул ему и примирительно заметил:

– Жил бы я в таком прекрасном замке, тоже никуда не выходил бы. Мне достаточно было бы обозревать окрестности с вершины одной из этих башен, чтобы чувствовать себя счастливым.

Это заявление явно понравилось старичку, который, несомненно, и сам питал нежные чувства к замку и не мог это скрыть.

– Да, лучшего никому и пожелать нельзя, – сказал он уже более мягким тоном. И все же не удержался от колкости: – Но не каждому дано.

– Не каждому в жизни так везет, как вам, – выдал свою тайную мысль капитан Санчес, чем окончательно завоевал расположение своего собеседника. – Вы родственник хозяйки замка? Или ее отец?

Этот вопрос поразил старичка в самое сердце и лишил его желания сражаться с незваным гостем. Он почувствовал к полицейскому почти дружеское расположение.

– Я дворецкий, – важно ответил Фолет, преодолев искушение назваться тем, кем он не был, но не отказался бы быть, несмотря на свою неприязнь к людям. – Но живу в замке тамплиеров уже много лет. Так что, можно сказать, сроднился с ним. Но не с хозяйкой замка. – И он милостиво разрешил: – Можете звать меня Фолетом.

– А вы меня Карлосом, – ответил полицейский, протягивая руку.

Крошечная ручка старика утонула в огромной лапище Карлоса Санчеса, но осталась цела и невредима, потому что полицейский пожал ее бережно и осторожно. После этого рукопожатия они, и раньше чувствовавшие друг к другу симпатию, стали почти друзьями.

– Пройдете в замок, капитан, или подождете во дворе, пока Ульяна спустится? – уже совсем другим тоном спросил Фолет. – Я схожу за ней и отрекомендую вас с самой лучшей стороны. Думаю, она не откажется от беседы с вами.

Старинные и непривычные его слуху обороты речи, которыми изъяснялся старик, почти умилили капитана Санчеса.

– Мне неудобно ее беспокоить, – сказал он, едва ли не извиняясь, – но я вынужден. И лучше мне пройти в замок, где мы могли бы на что-нибудь присесть. Боюсь, что наш разговор будет долгим.

– Идите за мной, – почти величественно сказал Фолет.

И с видом церемониймейстера при королевском дворе он повел капитана Санчеса в замок, под своды которого тот вошел с должным почтением, всем своим видом давая понять, что благодарен за оказываемую ему честь.

В свою очередь оценив это, Фолет не оставил его в холле, как поступил бы с любым другим гостем, а привел в каминный зал, который потряс полицейского развешенным по стенам разнообразным средневековым оружием и огромным камином, как будто вырезанным из цельного куска мрамора.

Отказавшись от кресла, в котором Фолет предложил ему дожидаться появления хозяйки замка, после чего удалился, капитан Санчес начал осматривать оружие и доспехи. Он едва преодолевал искушение взять в руки старинные огромные двуручные мечи и боевые топоры или примерить на себя массивные рыцарские латы, которые бы ему, несомненно, пришлись впору, как до этого пришлись по душе.

За этим занятием его и застала Ульяна. Она стремительно вошла в каминный зал и сразу же спросила:

– Так вам удалось ее арестовать, капитан Санчес?

Этот непонятный вопрос привел Карлоса Санчеса почти в замешательство. Он с недоумением посмотрел на молодую женщину, попутно отметив ее несомненную красоту, обаяние и ум, светящийся в зеленых глазах, словно яркий огонек святого Эльма на болоте, самом прекрасном из всех, которые ему приходилось видеть.

– Я не понимаю вас, – был вынужден он признать. – Кого и почему я должен был арестовать, чтобы вы были рады меня видеть?

Теперь пришел черед смутиться хозяйке замка тамплиеров.

– О, простите меня! – воскликнула она. И протянула ему свою руку. – Мы даже не познакомились. Меня зовут Ульяна.

– Капитан Карлос Санчес, – представился полицейский, с несвойственной ему опаской пожимая ее руку. Но ладонь, казавшаяся такой нежной и хрупкой, оказалась неожиданно сильной. И это ему понравилось. – Для друзей просто Карлос. А я надеюсь, что мы будем друзьями.

– Я тоже, Карлос, – улыбнулась Ульяна, чем окончательно завоевала расположение полицейского. – Еще раз простите меня. Но как только я вспоминаю о Ламии Ламиани, то теряю выдержку. Она не должна находиться на свободе ни одного дня. Неужели лейтенант Гарсия вам ничего не рассказал?

Услышав имена людей, ради которых он и появился в замке тамплиеров, капитан Санчес насторожился и одновременно обрадовался, поняв, что его визит будет не напрасен. И, может быть, даже более плодотворен, чем он рассчитывал.

– Я не видел лейтенанта Гарсию с того самого дня, как послал его в окрестности вашего замка составить протокол дорожного происшествия, – признался он, решив быть откровенным. – Поэтому расскажите мне все с самого начала и очень подробно.

– О чем, Карлос? – спросила Ульяна, жестом приглашая его занять одно из кресел, стоявших возле камина, и садясь в другое.

– Обо всем, что связано с именем Ламия Ламиани, – ответил он, с радостью ощущая, что кресло под ним не только мягкое, но и очень надежное. Оно, несомненно, было рассчитано не на современного субтильного человека, а на исполина, одного из тех рыцарей, которые носили латы весом в сотни килограммов и мечи, поднять которые можно было только двумя руками. Это были славные времена, подумал Карлос Санчес. Он часто в душе жалел, что родился слишком поздно, когда рыцарская эпоха уже давно миновала. Ему это время пришлось бы впору, как и этот замок тамплиеров. Или любой другой древний замок, которых так много в Испании.

– Если рассказывать коротко, то несколько дней назад эта женщина попыталась захватить мой замок, моего сына и мои деньги, – после недолгого молчания произнесла Ульяна. – Именно в такой последовательности. И это ей почти удалось, однако она осталась ни с чем, потому что была одна, а мне пришли на помощь друзья и муж.

– Почему же вы не схватили ее? – не выдержав, спросил капитан Санчес. – И не передали полиции?

– На то были причины, поверьте, – ответила, вздохнув, Ульяна. Она и сама жалела, что им не удалось сделать то, о чем говорил полицейский. – Ламия Ламиани оказалась слишком хитра, а, быть может, ей просто повезло. И она сбежала. Сначала я была даже рада этому. Как говорится, с глаз долой – из сердца вон. Но, поразмыслив, я поняла, что напрасно радовалась.

– Почему же? – спросил капитан Санчес. Он любил задавать своим собеседникам вопросы, ответы на которые яснее и четче прорисовывали их психологический портерт. На полицейском жаргоне это называлось «выворачивать душу». И он владел этим приемом в совершенстве.

– Потому что мне пришлось пережить несколько самых страшных часов в моей жизни, когда я была готова расстаться и с деньгами, и с замком, и даже с жизнью, только чтобы спасти моего сына. Поэтому я не могу простить ее. А еще потому, что боюсь ее возвращения. Она может вернуться, чтобы повторить свою попытку. А я бы хотела этого избежать.

Ульяна замолчала. Капитан Санчес одобрительно кивнул, словно услышал именно то, что хотел, и сказал:

– Это если коротко. А сейчас давайте еще раз и уже со всеми подробностями, даже мельчайшими. Мне может пригодиться все.

– О, да, я знаю, дьявол кроется в деталях, – слабо улыбнулась Ульяна. – Не так давно я это уже слышала. Забавно!

Тем не менее, она начала свой рассказ заново, и на этот раз тот продлился намного дольше. Когда Ульяна смолкла, капитану Санчесу было известно все, что она знала о Ламии Ламиани. За исключением того, что ему знать не следовало, потому что о некоторых событиях из своей прошлой жизни Ульяна не рассказала бы даже на исповеди, желая начисто стереть их из своей памяти.

Капитан Санчес заметил этот пробел, потому что настоящее прорастало из прошлого, и чтобы понять истинные причины происходящего сейчас, надо было знать, что происходило раньше. Но он решил не настаивать, требуя от хозяйки замка тамплиеров полной откровенности. Пока ему для размышления и последующих действий хватало и того, что он узнал.

И, главное, капитану Санчесу стало ясно, что произошло с его подчиеннным, и почему лейтенант Гарсия внезапно пропал, не поставив никого в известность. Ламия Ламиани оказалась крепким орешком, и не по зубам этому самовлюбленному мальчишке. Он вольно или невольно стал жертвой этой авантюристки.

Капитан Санчес хорошо знал женщин, как и то, на что они были способны. Он и сам попал под обаяние хозяйки замка тамплиеров, едва увидев ее и обменявшись с ней парой слов. И уже был готов ради нее сделать все возможное и невозможное, только бы найти и арестовать Ламию Ламиани, которая ей угрожает. Возможно, нечто подобное произошло и с Мигелем Гарсией. Ведь лейтенант, в отличие от него, даже не женат и не обременен семьей.

Подумав об этом, капитан Санчес встряхнул головой, словно пытаясь изгнать из нее ненужные мысли. И спросил первое, что пришло ему на ум и что должно было пресечь на корню его фантазии, напомнив о реальности.

– А где сейчас ваш муж?

– Работает в своем кабинете, – ответила с улыбкой любящей женщины Ульяна. – Он известный ученый. Может быть, вы даже слышали о нем.

– Кое-что, – кивнул капитан Санчес, собравший перед тем, как отправиться в замок тамплиеров, некоторую информацию о его обитателях. – Если мне не изменяет память, он выдвинул гипотезу о том, что человек на Земле гость, а не хозяин. Пришелец из космоса.

– И доказал ее, – уточнила Ульяна. – А, значит, это уже больше, чем гипотеза. Это признал весь научный мир.

– О да, я помню, – снисходительно улыбнулся капитан Санчес. – Женщины родом с Венеры, мужчины – с Марса. И они не всегда понимают друг друга. Жена мне твердит об этом довольно часто.

– Извините, Карлос, но это не имеет никакого отношения к теории моего мужа, – покачала головой Ульяна. – Речь в ней идет не о планетах солнечной системы, а о глубоком космосе. О Вселенной, из глубин которой люди прилетели на Землю и остались на ней жить, потеснив, а то и попросту уничтожив местных, коренных обитателей.

– И вы в это верите? – искренне удивился Карлос Санчес.

– Мой муж меня ни разу не обманул за все годы нашей с ним жизни, – с достоинством ответила Ульяна. – Не думаю, что он решил начать с инопланетян.

– Я не об этом, – смутился ее собеседник. – Я о том, что в библии говорится, как Бог создал землю, а потом людей. Я с детства привык доверять этой книге, и этого из меня уже не искоренить.

– Но в том же Ветхом завете сказано, что Бог, сотворив землю, велел ей произвести «душу живую», и это был не человек, которого позже он создал сам, – возразила Ульяна. – Об этом написано в Первой книге Моисеева. Бытие, глава первая. И, кстати, там не упомянуто, что Бог создал человека на Земле. Ведь это могло произойти в любом другом месте необъятной Вселенной. Что вы скажете на это, Карлос?

Но капитан Санчес промолчал. Он не был готов к ученому диспуту на эту тему. И, говоря по правде, она ему была глубоко безразлична. Как бы там ни было в прошлом, в настоящем люди жили на этой планете и считали ее своим домом. Точно так же, как его собеседница считала своим домом замок тамплиеров, несмотря на то, что не родилась в нем. Но она имела на это законное право, которого никто не мог оспорить. Точно так же, как и человечество – на Землю. И это было главное в глазах полицейского. А все остальное – никчемная болтовня и бесплодные мудрствования ученых.

Капитан Санчес с жалостью посмотрел на Ульяну. Судя по всему, ей приходится жить с человеком, для которого подобные разговоры были хлебом насущным. Такую жизнь нельзя было назвать легкой. Сам Карлос Санчес не пожелал бы ее и злейшему врагу. Он неожиданно с теплотой подумал о своей жене. Они с Бенитой никогда не разговаривали о таких заумных вещах. И потому живут вместе уже столько лет, родили кучу ребятишек и счастливы.

Чтобы сменить тему разговора, не обидев хозяйку замка тамплиеров, капитан Санчес спросил:

– В последние дни вы не замечали ничего странного? Пусть даже не связанного напрямую с этой историей.

Ульяна ответила не сразу, вспоминая.

– Если только телефонные звонки, – произнесла она нерешительно. – Но, наверное, это не имеет никакого отношения к тому, что произошло в замке.

– Об этом буду судить я, – строго заметил капитан Санчес. – Рассказывайте! Кто вам звонил и что говорил?

– Звонят из разных мест и разные люди. Как правило, это управляющие недвижимостью и земель, которые когда-то скупил бывший владелец замка тамплиеров. Они говорят, что какая-то женщина посещает эти места и ведет себя довольно странно. Называет себя моим именем и утверждает, что является вдовой Анжело Месси.

– Она одна? – быстро спросил капитан Санчес. – С ней нет спутника?

– Ее сопровождает мужчина.

– Вы можете описать их приметы?

– Женщина, если верить тому, что говорят по телефону, очень похожа на меня. Та же фигура, зеленые глаза. Даже волосы рыжие. А мужчина… По описанию он невысокий, лысоватый, то держится на вторых ролях, а то вдруг начинает вести себя крайне заносчиво.

– Этот мужчина похож на лейтенанта Гарсию? – поинтересовался капитан Санчес, начиная подозревать истину. – Как вы считаете?

Ульяна с удивлением взглянула на него и растерянно ответила:

– Не знаю. – А затем спросила: – Неужели вы думаете…?

– И что они хотят? – не дал ей договорить капитан Санчес. Он и сам еще мало что понимал, чтобы отвечать на вопросы.

– Об этом меня и спрашивают, – пояснила Ульяна. – Управляющие интересуются, не намерена ли я продавать эти объекты, после того, как осмотрела их и оценила, и за какую сумму. Ну, и много других вопросов, на которые я не знаю, что отвечать. А что посоветуете мне говорить вы?

– Вы можете составить список всего того, что когда-то купил Анжело Месси, и отметить те объекты, которые уже посетили эти двое? – спросил капитан Санчес, проигнорировав ее вопрос.

– Конечно, – кивнула Ульяна. – Но на это мне нужно какое-то время. Вы подождете или приедете в другой раз?

– Я подожду, – заверил ее капитан Санчес. – И не беспокойтесь, мне не будет скучно в вашем замке. Тем более что мне есть над чем подумать после нашего разговора.

И это было действительно так, полицейский не лукавил. Ни когда говорил о замке, ни после. Он уже не сомневался, что не обманулся в своих ожиданиях, и визит в замок тамплиеров оказался на удивление удачным.

Капитан Санчес чувствовал, что он был уже на пороге разгадки тайны, которая мучила его все последние дни. И ему оставалось только переступить этот порог.

Глава 27.

Часы на запястье Мартина Крюгера сыграли несколько тактов траурного марша, предупреждая о том, что истек срок его ультиматума Эргюсу Бэйтсу. Он поднес часы к глазам, словно желая удостовериться, что прошла ровно неделя, минута в минуту. Мартин Крюгер в делах был точен до педантичности. Он провел пальцем по циферблату, меняя картинку, и набрал номер мобильного телефона Эргюса Бэйтса. Ему не пришлось долго ждать, пока Бэйтс откликнется.

– Привет, старина, – радостно произнес Эргюс Бэйтс. – Как дела? А я скучаю в своем загородном доме в предместье Лондона. Не поужинать ли нам вместе? Я угостил бы тебя супом с акульими плавниками. Мой повар превосходно его готовит. А на десерт – йоркширский пудинг. Пить будем только грог или пунш с ромом – в старом добром английском духе. Прилетай!

Он говорил так, словно между ними не пробегала черная кошка. Мартина Крюгера это оскорбило. Он ожидал, что Эргюс Бэйтс, хорошо зная его характер, отнесется к предупреждению более серьезно. И начнет разговор с извинений, будет его умолять, жаловаться на финансовые затруднения, всячески изворачиваться и лицемерить. В этом случае Мартин Крюгер все равно не простил бы его, но дал бы ему еще время. А solis ortu usque ad occasum – от восхода солнца до заката. И только после этого принял бы окончательное решение. Но своей веселостью Эргюс Бэйтс не оставлял ему другого выхода, как немедленно покарать его. Ferro ignique – огнем и мечом.

– Auferte malum ех vobis, – пробормотал Мартин Крюгер. – Исторгните зло из среды вашей.

Эргюс Бэйтс не расслышал и переспросил:

– Что ты говоришь, Мартин?

– Неделя прошла, – хмыкнул Мартин Крюгер. – Где мои деньги?

Эргюс Бэйтс ответил не сразу. Когда он заговорил, в его голосе звучала обида.

– Я надеялся, что ты сказал тогда это сгоряча, Мартин. Какие могут быть счеты между старыми друзьями?

– Beata stultica, – буркнул Мартин Крюгер. – Блаженная глупость. Я не бросаю слов на ветер. Даже когда говорю со старыми друзьями.

– Ты слишком много общаешься с людьми, – осуждающе произнес Эргюс Бэйтс. – И начал жить по их принципу.

– Это по какому же? – не смог удержаться от вопроса Мартин Крюгер.

– Homo homini lupus est, – ответил Эргюс Бэйтс. – Человек человеку волк. Я думал, мы другие.

Мартин Крюгер оскорбился и тяжело задышал. Этот глупец даже не понимает, что обманув его, сам дал ему сasus belli – повод к войне. И теперь пытается представить дело так, будто во всем виноват он, Мартин Крюгер. Это сirculus vitiosus – порочный круг, который можно только разорвать. Sine ira et studio – без гнева и пристрастия.

– Так я получу свой миллиард? – спросил Мартин Крюгер, усилием воли подавив вспышку гнева. Голос его звучал почти спокойно.

– Ех ungua leonem cognoscimus, ех auribus asinum – льва узнаем по когтям, а осла – по ушам, – со злой иронией ответил Эргюс Бэйтс. Он уже начинал терять терпение. – Зачем тебе нужна эта глупая ссора, Мартин? Cui prodest? Кто от этого выиграет?

– Не ты, – буркнул Мартин Крюгер.

– Но и не ты, старина, – возразил Эргюс Бэйтс. – Что бы ты об этом не думал.

Мартин Крюгер не стал продолжать этот бессмысленный и оскорбительный для него разговор. Он отключил телефон. Судьба Эргюса Бэйтса была решена. Он сам себе вынес приговор. Теперь оставалось найти того, кто этот приговор приведет в исполнение. Brevi manu – без проволочек и формальностей.

Мартин Крюгер задумался. Имя всплыло в его голове почти сразу. Ламия. Когда-то она сделала для него подобную работу, и он остался доволен. Недавно она звонила ему и жаловалась, что бедствует. Это хорошо. Значит, она будет сговорчивей и охотно выполнит его просьбу. Тем более что он хорошо ей заплатит. И она, избавив его от головной боли, будет ему даже благодарна за это.

Мартин Крюгер не скупился, когда речь шла о делах подобного рода. Его жизненный опыт подсказывал, что хорошо работают только за хорошие деньги. А ему не нужно было неудачное покушение, после которого его старый друг Эргюс Бэйтс захочет ему отомстить. Это будет все тот же сirculus vitiosus. И никому от этого не будет хорошо.

Приняв решение, Мартин Крюгер шел к намеченной цели, словно разъяренный дикий кабан, не мучая себя сомнениями, правильно ли он поступает и какими будут последствия. Тем более что это был особый случай. Он всегда получал то, что хотел. А на этот раз его ожидания были жестоко обмануты. И это требовало незамедлительного возмездия. Он и так слишком долго медлил. Непозволительно долго, если учесть, как коротка жизнь и как мало в ней радостей. Месть – самое сладостное из всех чувств. И Мартин Крюгер спешил ею насладиться. Это была лучшая компенсация за постигшее его разочарование. С местью не могли сравниться никакие деньги. О деньгах он заговорил с Эргюсом Бэйтсом только потому, что тот был его старым другом и в силу этого имел право на шанс на спасение. Но Эргюс Бэйтс не воспользовался этим шансом. Что же, сам виноват…

Он извлек из памяти телефона номер Ламии и набрал его.

Голос Ламии дрогнул, когда она ответила Мартину Крюгеру. От страха или радости – она не поняла сама. Она сидела за рулем автомобиля, который проехал уже добрую половину пути от Дублина до замка Лип в графстве Оффали. Мигель Гарсия, мирно посапывая, спал на заднем сиденье автомобиля. За окном расстилался однообразный монотонный пейзаж, в основном состоящий из болот и торфяников. Сверяясь по карте, Ламия с тоской читала названия – трясина Аллена, трясина Клары, Бурая трясина, она же Парное болото, располагавшееся рядом с бывшим поселением Рыбацкий предел, всех жителей которого когда-то выкосила чума…

Ламии хотелось заплакать или завыть, словно волк на луну. Она уже поняла, что рукопись «Detur digniori» оказалась пустышкой, обманувшей ее надежды и ожидания. Все клады, которые в ней упоминались, были давно найдены и выкопаны. Ее ждало разочарование и в Португалии, и в Мексике, и в Японии. Замок Лип, который называли «самым жутким замком» Ирландии, был очередной вехой на этом скорбном пути, по которому Ламия продолжала двигаться только по инерции, боясь остановиться, потому что не знала, как ей жить дальше. И как ей избавиться от Мигеля Гарсии.

Когда она услышала знакомый жирный голос Мартина Крюгера, ее сердце дрогнуло в радостном предчувствии. Этот звонок сулил ей перемену в жизни.

– Как дела, Ламия? – с нарочитым интересом спросил Мартин Крюгер.

– Спасибо, что спросил, – ответила Ламия. – Так себе.

– Хочешь поработать на меня? И немного подзаработать?

Ламия едва не закричала от радости. Но сдержалась и сухо, по деловому, спросила:

– Сколько?

– Миллион евро авансом, и девять миллионов после.

Сумма впечатлила Ламию. Она испытала желание поторговаться, но преодолела искушение. С Мартином Крюгером это было опасно.

– Что я должна сделать?

Мартин Крюгер помолчал, словно решая, стоит ли продолжать разговор с ней, потом выдохнул:

– Сопроводить в мир иной одного моего старого знакомого. Как – решать тебе. Но сделать это надо быстро. Где ты сейчас находишься?

– В Ирландии, – ответила Ламия, не став называть более точных координат, чтобы не вызвать у своего собеседника никаких подозрений. Его могло заинтересовать, чем ее привлек замок Лип – не сейчас, так позднее, – а она не хотела отвечать на этот вопрос.

– Macte! Прекрасно! – буркнул Мартин Крюгер. – Это рядом. Мой знакомый живет в загородном доме вблизи Лондона. Зовут его Эргюс Бэйтс. Слышала это имя?

– Да, – ответила Ламия. – Это ваш…

– Я жду от тебя известий не позднее завтрашнего дня, – перебил ее Мартин Крюгер. – А через полчаса можешь проверить свой банковский счет. Он по-прежнему в Спирит-банке?

– Да, – подтвердила Ламия. Она уже поняла, что лучше всего быть немногословной, когда разговариваешь с Мартином Крюгером.

– Тогда до завтра, – произнес он. – Если у тебя нет вопросов.

– У меня нет вопросов, – заверила его Ламия. И услышала гудки отбоя в телефонной трубке.

Она взглянула в зеркальце над лобовым стеклом. Мигель Гарсия все еще спал, не зная, что его судьба уже решена. Для Ламии начинался новый этап ее жизни, в которой для него не было места. Оставалось только придумать, как сказать ему об этом. Словами или без слов. Почему-то Ламия была уверена, что слов он не поймет. Но это ее не беспокоило.

Она едва не развернула автомобиль, чтобы вернуться в Дублин и немедленно вылететь в Лондон. Но мысль, которая пришла ей в голову, показалась Ламии настолько удачной, что она передумала. Одним выстрелом она могла убить двух зайцев – поставить точку в своей эпопее с кладоискательством и проститься с Мигелем Гарсией. И, кроме того, ей было интересно, что ждет ее в замке Лип. Несмотря ни на что, крохотный огонек надежды еще теплился в ее душе прирожденной авантюристки. Тем более что до замка было уже рукой подать. Несколько часов, которые она потратит на его осмотр и поиски клада, ничего не изменят.

Убедив саму себя, Ламия прибавила скорости. Даже ландшафт за окном казался ей уже не таким унылым. А едва слышное похрапывание, доносившееся с заднего сиденья, не раздражало.

Проснувшийся через час Мигель Гарсия был удивлен, увидев улыбку на лице Ламии. Он уже привык к тому, что оно было постоянно хмурым и злым.

– Я что-то проспал? – спросил он, невольно улыбаясь сам.

– Прекрасные пейзажи графства Оффали, – весело ответила Ламия. – Ты будешь жалеть об этом всю жизнь.

– Это едва ли, – не поверил ей Мигель Гарсия. – Болота меня никогда не привлекали.

Ламия не стала его разубеждать.

Замок Лип располагался на краю живописного холма, откуда было видно всю прилегающую местность. Построенный в конце пятнадцатого века, он выглядел словно дряхлый старец, которого жестоко потрепало время. Лет сто тому назад в замке случился пожар, после которого его уже не стали восстанавливать. Самая высокая башня стояла без крыши. Серые каменные стены немного оживляли, окрашивая их в желтоватый цвет, последние лучи заходящего солнца. К воротам замка вела узкая грунтовая дорога, на которой не смогли бы разъехаться два автомобиля.

– Мрачное место, – сказал Мигель Гарсия. – Здесь наверняка полно привидений.

– Ты даже не представляешь, сколько их здесь, – улыбнулась Ламия. – Этот замок просто кишит ими. У его владельцев была скверная привычка – они приглашали своих врагов на обед под предлогом примирения, а потом убивали их прямо за столом. Но, что удивительно, точно так же они поступали и со своими союзниками, которые помогали им в междоусобных войнах, и с которыми они не желали расплачиваться за это звонкой монетой. Души всех этих невинно убиенных до сих пор бродят по замку и жаждут мести. Их жуткие стоны и плач по ночам слышали многие местные жители из окрестных селений. Они же утверждают, что в эти часы воздух наполняется запахом разлагающихся трупов и серы…

– Перестань! – содрогнулся от ужаса Мигель Гарсия. – Ты пугаешь меня. У тебя нет в запасе более веселых историй?

– Есть, и даже любовные, как ты любишь, – усмехнулась Ламия. – Одна из местных легенд гласит, что где-то в середине семнадцатого века дочь хозяина замка влюбилась в некоего англичанина, которого ее семья, захватив в плен, держала в заточении в подземелье. Пожалев мужественного и красивого узника, девушка тайно носила ему еду, а потом, окончательно потеряв голову, помогла бежать. Разумеется, она попыталась скрыться вместе с ним. Но их настиг ее брат. Чтобы избежать смерти, англичанин сам убил его мечом, который ему дала его возлюбленная. Любовники спустились со стены замка по веревочной лестнице и скрылись в ночи. Не знаю, чем кончилась их любовь, но после убийства брата сбежавшая девица стала законной наследницей замка Лип. Молодец девчонка! Признаться, я восхищаюсь ею. Так ловко все устроить!

– Ты думаешь, она все это предвидела? – с сомнением спросил Мигель Гарсия.

– Не знаю, но для нее все обернулось очень удачно, – равнодушно ответила Ламия. – Не то что для другой девушки, также жившей в замке Лип, но много лет спустя. Она была влюблена в одного из местных фермеров, красивого, но нищего, а отец хотел выдать ее замуж за сына богатого лорда. Она тайно встречалась со своим любовником. И однажды отец застал их вдвоем в ее спальне. Он убил фермера, а дочь пощадил, и как выяснилось позже, совершенно напрасно. Потому что безутешная девушка под покровом ночи пробралась в комнату своего спящего отца и убила его. А затем сама покончила счеты с жизнью, спрыгнув с башни замка. Утверждают, что ее призрак бродит каждую ночь по замку, оплакивая свою любовь и свое преступление. Возможно, мы с тобой даже встретим ее. Те, кто ее видел, говорят, что на ней одето красное платье. Лично мне было бы интереснее узнать, что у нее под платьем. А тебе?

– А мне хотелось бы никогда ее не встречать, – ответил Мигель Гарсия. – Ни ее, ни других призраков. Неужели этого нельзя избежать?

Ламия с презрением посмотрела на него. Она знала, что ее спутник почти панически боится призраков, и часто пугала Мигеля Гарсию своими рассказами о привидениях, развлекаясь его страхом. Бывший полицейский давно уже превратился для нее в некое подобие ручного домашнего зверька. Она то ласкала его, то наказывала – в зависимости от настроения.

– Для кладоискателя у тебя слишком слабые нервы, – сказала она. – Не хныкай на каждом шагу, как сопливая девчонка. Бери пример с меня.

– Тебе надо было родиться мужчиной, – вздохнув, сказал Мигель Гарсия.

– Тебе тоже, – ответила Ламия.

И они надолго замолчали. Каждый думал о своем.

Когда солнце упало за стены замка, Ламия сказала:

– Пора!

Она знала, что местные жители избегают находиться поблизости от замка Лип после захода солнца, опасаясь его призраков. Поэтому не беспокоилась, что им кто-нибудь помешает. По той же причине они оставили автомобиль у стен замка. И вошли в ворота, приоткрыв их ровно настолько, чтобы можно было проскользнуть внутрь, словно они и сами были бесплотными тенями.

Внутри замка было сумрачно, редкие окна с темными от грязи стеклами пропускали мало света. Везде царило запустение. Даже шаги глохли, когда нога ступала в пыль, густым слоем устилавшую каменные полы. В этой тишине они сами были похожи на призраков, безмолвных и неслышных, освещавших себе путь тусклыми фонарями. Батареи уже подсели, и фонари едва светили.

– Нам наверх, – сказала Ламия, сверившись с картой, хотя заранее изучила ее и могла пройти по замку даже с закрытыми глазами. Они поднялись по обветшалой каменной лестнице на верхний этаж башни. Прошли по коридору и вошли в комнату без окон, в центре которой был установлен алтарь.

– Это замковая часовня, – пояснила Ламия в ответ на недоуменный взгляд своего спутника. – Члены семьи хозяина замка здесь молились, слушали проповеди и мессы. До того дня, когда один из братьев во время службы не пронзил мечом сердце своего брата-священника, якобы обидевшись из-за того, что тот начал мессу, не дождавшись его. Правда, до этого они долго враждовали, не сумев поделить наследство, доставшееся им от отца. Что ты хочешь, шестнадцатый век! Нравы тогда были дикими.

– Как и сейчас, – заметил Мигель Гарсия. – Ничего не изменилось. Уж я-то знаю! Особенно, если речь идет о деньгах.

Ламия бросила на него быстрый взгляд, но не стала возражать, как обычно, только чтобы позлить его, а продолжила свой рассказ.

– Священник умер прямо на алтаре на глазах у всей семьи. Братоубийство и само по себе – страшный грех, а то, что оно произошло во время религиозной церемонии, превратило его в настоящее богохульство. С тех пор эта комната стала называться «кровавой часовней», а сам замок был проклят. В общем, что-то вроде истории о Каине и Авеле, только на более современный лад.

Мигель Гарсия подошел к алтарю и остановился, чувствуя, что его бьет нервная дрожь. У него дрожали даже руки. Он вспомнил примету, согласно которой такое случается, когда человек наступает на собственную будушую могилу. Но бывшего полицейского успокоило, что под его ногами была не земля, а каменная плита.

– У меня нехорошее предчувствие, – сказал он. – Нам надо скорее уходить отсюда. Пока не наступила полночь.

– Трусишка, – сказала Ламия. – Но если ты не возражаешь, то перед уходом я загляну под алтарь. Сдается мне, что именно там спрятан наш клад.

Ламия прошла за алтарь, просунула под него руку и нащупала рычаг, о существовании которого она узнала из рукописи. Делая это, она не сводили глаз с Мигеля Гарсии. Он стоял напротив алтаря в напряженной позе, следя за каждым ее движением, словно от этого зависела его жизнь. В нем боролись два противоположных чувства. Он все еще надеялся, что им повезет, и они найдут долгожданный клад. И он хотел как можно быстрееубраться из этой комнаты и из этого замка, казавшегося еще ужаснее, чем все те места, в которых они побывали до этого.

– Что же ты медлишь? – нетерпеливо воскликнул он, увидев, что Ламия замерла. – Поторопись!

– Как скажешь, – усмехнулась Ламия. И потянула за рычаг.

Под действием рычага люк в полу, на котором стоял Мигель Гарсия, распахнулся, и он ощутил пустоту под ногами. Уже в падении он увидел, что темница, которая находилась под часовней, была густо утыкана деревянными кольями, торчащими остриями вверх. И почувствовал запах серы.

Мигель Гарсия хотел закричать, но не успел. Колья мягко прошли сквозь его тело. И он повис на них, истекая кровью, не в силах пошевелить рукой или ногой, как все те жертвы, с которыми бывшие хозяева замка расправлялись в этой часовне. Но он был все еще живой.

Ламия услышала стоны и слабый голос, который звал ее и просил о помощи.

– Ламия! Помоги мне! Спаси меня, Ламия!

Голос доносился глухо, словно из-под земли, как будто говорил призрак или мертвец. Ламии было неприятно слышать его, и она вернула рычаг на прежнее место. Люк в полу закрылся, голос и стоны стихли.

– Жаль, что ты не умер сразу, – прошептала она. – Поверь, я не хотела, чтобы ты мучился.

Но раскаяние, если это было оно, недолго терзало Ламию. Бросив беглый взгляд под алтарь, она увидела вырытую и наспех засыпанную яму, свидетельствующую о том, что и здесь кто-то уже опередил их и нашел некогда зарытый клад. Ламия не стала ничего искать в яме. Вместо этого она быстро вышла из комнаты, из осторожности обойдя закрытый люк стороной, вдоль стены. Ламия не хотела разделить судьбу своего спутника. У нее были другие планы на будущее.

Почти сбежав по лестнице и выйдя из замка, Ламия села в автомобиль и, не включая фар, поехала по грунтовой дороге, петляющей вокруг холма. Она спешила. Мартин Крюгер дал ей очень мало времени. А solis ortu usque ad occasum – от восхода солнца до заката. Ночи летом короткие. А ей еще надо было добраться до Лондона.

На протяжении всего пути до Дублина Ламия ни разу не вспомнила о Мигеле Гарсие, умирающем в муках в темнице замка Лип.

Глава 28.

Эргюс Бэйтс скучал в своем загородном доме. Он не привык подолгу оставаться один, но нелепая ссора с Мартином Крюгером испортила ему настроение и лишила желание куда-то ехать, с кем-то встречаться, говорить о пустяках, делать вид, что тебя интересуют светские сплетни и ничего не значащие события, о которых ему будут рассказывать, ожидая его реакции и оценки. Он играл заметную роль в аристократическом мире Лондона, и к его мнению прислушивались. Точно так же, как сам он всегда интересовался мнением Анжело Месси и Мартина Крюгера по всем вопросам и всегда внимательно слушал, о чем они говорили. Это были его старые и, пожалуй, единственные друзья. Но Анжело был мертв, а Мартин все равно что мертв для него, потому что, хорошо зная его характер, Эргюс Бэйтс не сомневался, что их ссора затянется надолго, и Мартин ни за что не сделает первым шаг к примирению. Требовалось длительное время, чтобы он перестал злиться и был готов к возобновлению их прежних дружеских отношений.

Эргюс Бэйтс уже жалел, что не предложил Мартину в качестве отступного сто миллионов евро, которые он заработал на этой истории с библиотекой замка тамплиеров. Это были всего лишь деньги, легко пришли – легко ушли. Старая дружба стоила дороже, она была бесценна. Мартин согласился бы взять их. Поворчал, посердился, но в конце концов взял бы, потому что сто миллионов – это не миллиард, конечно, но лучше, чем ничего. А Мартин умел считать и всегда отличался здравомыслием. И все на этом закончилось бы. Но он, Эргюс Бэйтс, пожалел эти проклятые деньги, забыв о старой, как мир, истине: лучше горсть с покоем, чем пригоршни с суетой и томлением духа. Где-то и когда-то он услышал эту фразу, и она запала ему в душу. Потом он забыл о ней. А сейчас, после ссоры с Мартином Крюгером, вспомнил. Жаль, что не раньше.

Размышляя об этом и искренне сожалея, Эргюс Бэйтс сидел перед камином, меланхолично покачиваясь в огромном вольтеровском кресле. Он задумчиво смотрел на горящие, несмотря на лето, дрова в камине и изредка отпивал коньяк из пузатого бокала, когда вошел его дворецкий Патрик Одли и доложил:

– Милорд, вас хочет видеть одна дама. Ее зовут Сабина Блер. Она работает фотографом в литературном приложении к газете «Таймс».

Эргюс Бэйтс знал об этой газете, выходящей в Лондоне с 1785 года, но он не имел никакого желания встречаться с ее представителем в своем доме.

– Очередной папарацци, – недовольно поморщился он. – Голодная и нахальная. Гони ее в шею, Патрик.

– Не похоже, милорд, – почтительно заметил дворецкий. – Она приехала на шикарном бэнтли. И одета очень прилично. Как настоящая дама из высшего общества. Бриллианты и все такое прочее.

Патрик Одли умолчал еще об одном обстоятельстве, благодаря которому его мнение о гостье было более чем благоприятным – она дала ему пятьсот фунтов, сказав, что это будет их маленькой тайной, о которой не надо знать хозяину дома. Глядя в зеленые глаза Сабины Блер, смотревшие на него почти умоляюще, Патрик Олди, который всегда был неподкупен и гордился этим, почувствовал, что не сможет ей ни в чем отказать, даже если она попросит его ограбить дом и сбежать вместе с ней на Лазурное побережье. Поэтому сейчас он осмелился возразить Эргюсу Бэйтсу, чего никогда не позволял себе раньше.

Эргюс Бэйтс задумчиво посмотрел на дворецкого. Это был рослый мужчина с черной аккуратно постриженной бородкой, которая делала его похожим на капитана дальнего плавания или отставного члена Палаты лордов. Он был исполнителен и неизменно спокоен, как сфинкс. Во времена, когда найти хорошего слугу было не так-то просто, Патрик Одли мог считаться образцовым дворецким, которого Эргюс Бэйтс ценил и не хотел обижать по пустякам. Поэтому он не прервал этот разговор, а спросил:

– И что ей надо от меня?

– Она хочет попросить разрешения сделать несколько снимков вашего дома для «Таймс», – с готовностью ответил дворецкий. – Говорит, что это яркий образец современной архитектуры. И читателям литературного приложения, которое она представляет, было бы очень интересно с ним познакомиться, так сказать, поближе. Или даже изнутри, если вы позволите.

– Так это меняет дело, Патрик, – сказал Эргюс Бэйтс. Он любил свой дом, в котором ему было уютно и комфортно. И не имел ничего против того, чтобы его снимки были опубликованы в «Таймс» на зависть всем соседям, кичливым снобам. – Что же ты сразу не сказал? Пусть фотографирует. Но только не в доме, а снаружи. Так ей и передай. И извинись за меня. Скажи, что я себя плохо чувствую, поэтому не смогу принять ее. О чем очень сожалею и тому подобное. Придумай сам, что сказать.

– Да, мистер Бэйтс, – сухо ответил Патрик Олди. Казалось, он остался недоволен ответом своего хозяина, отказавшегося, пусть и под благовидным предлогом, встречаться с зеленоглазой Сабиной Блер. Но, ничем не выдав этого, он вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Вернулся Патрик Олди через час. И безмолвной тенью стоял у дверей, пока Эргюс Бэйтс его не заметил.

– Что тебе, Патрик? – спросил он. – Фотограф из «Таймс» уже ушла, я надеюсь?

– Нет, мистер Бэйтс, – ответил дворецкий. – Поэтому я и зашел к вам. Она сделала снимки и теперь хочет высказать вам свою благодарность за то, что вы разрешили ей сфотографировать свой дом.

Одной из неприятных черт характера Патрика Олди, по мнению Эргюса Бэйтса, было его занудство. Он мог долго и витиевато говорить, чтобы сказать о том, что можно было высказать в двух словах. А еще он был упрям как осел. И очень обидчив. Стоило Эргюсу Бэйтсу чем-то не угодить своему дворецкому, как он тотчас переставал называть его «милордом» и начинал говорить «мистер Бэйтс», не меняя ни тона своего голоса, ни выражения лица, так что у Эргюса Бэйтса не было формального повода наказать его или даже спросить о причине этой обиды. Он должен был догадываться сам и что-то предпринимать, чтобы вновь услышать привычное и ласкающее слух «милорд».

Вот и сейчас, услышав обращение «мистер Бэйтс», Эргюс Бэйтс знал, что ему придется либо прикрикнуть на дворецкого и прогнать его, либо уступить его желанию. А желал он, по всей видимости, только одного – чтобы исполнилось желание Сабины Блер. Недавняя ссора с Мартином Крюгером была еще свежа в памяти Эргюса Бэйтса, он не хотел поссориться еще и с дворецким. Сыграл свою роль и выпитый коньяк. Поэтому он неохотно сказал:

– Хорошо, Патрик. Проводи ее ко мне. Но предупреди, что я смогу уделить ей не более пяти минут, потому что все еще плохо себя чувствую. Ты доволен?

– Да, милорд, – уже не так сухо, как прежде, ответил Патрик Олди.

И, скрывая торжествующую улыбку, он удалился. Уходя, Патрик Олди думал о том, что за этот день он честно заработал целую тысячу фунтов, потому что Сабина Блер, проявив неслыханную щедрость и завидный дипломатический талант, после фотосессии вручила ему еще одну банкноту того же номинала, повторив свою просьбу о встрече с хозяином дома. И он снова не смог ей отказать. И на этот раз добился своего, на что, откровенно говоря, даже не надеялся, зная скверный характер лорда Бэйтса, которому служил верой и правдой уже много лет.

Патрик Олди был рад и горд собой. Если бы каждый день был таким! Он смог бы разбогатеть к тому времени, когда уже не захочет служить дворецким или выйдет на пенсию. И тогда ему уже не о чем будет беспокоиться. Деньги открывают любые двери, с ними не страшна даже старость, неизбежная и пугающая.

С чувством выполненного долга дворецкий проводил Сабину Блер в каминный зал, где ее поджидал Эргюс Бэйтс, и незаметно ушел, прикрыв за собой дверь. Патрика Олди не стал подслушивать, как это сделал бы на его месте другой, менее щепетильный, слуга, считая этот поступок унижающим его достоинство, а также повинуясь внутреннему голосу, который приказал ему уйти в свою комнату, запереться на замок и предаться мечтам об обеспеченной старости. Патрик Олди так и сделал.

Эргюс Бэйтс с неожиданным и нескрываемым интересом взглянул на женщину, которую привел дворецкий. Сабина Блер принадлежала к тому типу представительниц противоположного пола, который всегда его возбуждал. Она была не только красивой, но еще и обаятельной, что не всегда совпадает, а, кроме того, обладала гибкой стройной фигуркой и прелестными белокурыми волосами, каскадом падавшими на плечи.

Эргюсу Бэйтсу нравились подобные женщины. Из-за них он легко терял голову. Он знал об этом и часто шутливо говорил, что если кто-то его однажды и погубит, так это будет красивая и умная женщина. Но пока что он губит их. Произнося эту фразу, он всегда весело смеялся.

Эргюс Бэйтс считал себя завзятым сердцеедом. И до сих пор у него почти не было повода усомниться в своей неотразимости, потому что обычно он не скупился, щедро осыпая деньгами и подарками своих будущих возлюбленных.

Оценив внешние данные своей       гостьи, он перевел взгляд на ее одежду. И наметанным глазом сразу определил, что она одевалась у той же портнихи, что и английская королева. Приталенный жакет, узкая юбка до колен и короткие лайковые перчатки одного насыщенного золотистого цвета чудесно гармонировали с сумочкой любимой королевой модели Diva и туфлями с закрытым, согласно строгим правилам этикета, мыском. Все это говорило не только о хорошем вкусе самой Сабины Блер, но и о связях этой прелестной девушки при дворе. Для Эргюса Бэйтса, неизменно и при любых обстоятельствах подчеркивающего свой аристократизм, уходящий корнями в глубокое прошлое, это много значило.

Он пристально взглянул в глаза Сабины Блер. И увидел, что она взволнована встречей с ним. Ее мысли были беспорядочны и обрывисты. Из этих обрывков Эргюс Бэйтс вскоре сумел сложить картину, которая характеризовала его гостью с самой лучшей стороны. Она была из семьи, имеющей родственные связи с королевской семьей. Но ее родные были недовольны тем, чем она занималась, они считали, что работа фотографом в «Таймс» бросает тень не только на ее репутацию, но косвенно и на них. И ей приходится скрывать свое настоящее имя и происхождение.

«Бедная девочка!» – с неожиданным сочувствием подумал Эргюс Бэйтс. Он уже забыл о своей недавней скуке и даже о ссоре с Мартином Крюгером. Он предвидел, что ему предстояло волнительное приключение, и его воодушевление переросло в радостное возбуждение. Встал с кресла, на котором он все это время сидел, Эргюс Бэйтс обратился к девушке:

– Мне придется наказать своего дворецкого, Сабина. Ведь вас зовут Сабина, не правда ли? Вы позволите мне вас так называть?

– Да, мистер Бэйтс, – скромно опустив глаза под восхищенным взглядом Эргюса Бэйтса, ответила она. И спросила: – Позвольте узнать, чем ваш милый дворецкий вызвал вашу немилость? Надеюсь, не я тому причиной?

У нее был обворожительный голос, мягкий и с легкой хрипотцой. И она употребляла в своей речи старинные обороты, которые вызвали у Эргюса Бэйтса приятную ностальгию по старым добрым временам. Он был в восхищении от своей гостьи.

– Именно вы, – сказал Эргюс Бэйтс, улыбаясь. – Он не сказал мне, что вы так обворожительны. И поэтому я мог не увидеть вас.

– Но ведь вы не совсем здоровы, – сказала Сабина Блер. – Это все объясняет.

– Я совершенно здоров, – заверил ее Эргюс Бэйтс. – Но я работал. И потому велел дворецкому отказать вам под первым благовидным предлогом, который пришел мне в голову. И чуть не был за это жестоко наказан. Вы простите меня, Сабина?

– Да, мистер Бэйтс, – смущенно улыбнулась она. – Уже простила.

– Зовите меня Эргюс,– потребовал он, пожирая ее восхищенным взглядом. Ко всем ее достоинствам Сабина Блер была еще и скромна. Эргюс Бэйтс уже давно не чувствовал себя таким молодым и окрыленным.

Он указал рукой на диванчик в стиле «ампир», без спинки и на золотых ножках, стоявший в углу.

– Прошу вас!

Сабина Блер присела, не зная, куда положить фотоаппарат, который она держала в руках, когда вошла. Эргюс Бэйтс взял у нее фотоаппарат и сел рядом, почти касаясь ее своим плечом.

– Вы покажите мне свои снимки, Сабина? – спросил он проникновенным голосом. – Мне очень интересно, каким вы увидели мой дом. А, значит, и меня, поскольку мой дом – это я.

Эргюс Бэйтс играл наверняка. Он ждал комплимента и дождался его. Улыбнувшись, она сказала то, что он хотел услышать.

– В таком случае, вы очень молоды, Эргюс. Ваш дом – прекрасный образец современной архитектуры. Кажется, я уже говорила это вашему дворецкому.

– Неужели? – изобразил удивление Эргюс Бэйтс. – Признаться, не знал. Но рад, что у вас сложилось такое впечатление. Благодарю вас!

И он взял в свои руки ладонь Сабины Блер и нежно поцеловал ее. Она смутилась и, отнимая свою руку, торопливо проговорила:

– Если вы отдадите мне мой фотоаппарат, я покажу вам снимки.

Эргюс Бэйтс отдал ей фотоаппарат и придвинулся ближе под предлогом того, что так ему будет лучше видно. Сабина Блер начала показывать снимки, выводя их один за другим на экран фотоаппарата. Ее нежная грудь касалась плеча Эргюса Бэйтса. Он ощущал аромат ее юного тела, смешавшегося с запахом прекрасных духов. Это было чудесно.

Вдруг лицо Сабины Блер залила краска смущения, и она воскликнула:

– Постойте! Только не нажимайте на эту кнопку, умоляю!

– Почему? – удивленно спросил Эргюс Бэйтс. У него почти кружилась голова из-за близости к девушке, и он даже не заметил, что едва не нажал какую-то кнопку на фотоаппарате.

– Это мой архив, – пояснила она. – Здесь я храню личные снимки. И не все они… как бы это сказать… для мужских глаз. Знаете Эргюс, девушке иногда приходят в голову такие странные фантазии!

– О, да! – кивнул он. – Я вас понимаю. И уверяю, что без вашего разрешения никогда не нажму эту кнопку. В надежде, что когда-нибудь вы мне это сами разрешите.

– Все может быть, – ответила Сабина Блер, бросив на него многообещающий взгляд. – Но только не сегодня.

– В таком случае разрешите мне сегодня пригласить вас на ужин, – улыбнулся Эргюс Бэйтс, давая понять, что он не обиделся. И заверил ее: – Я буду поистине счастлив!

Сабина Блер задумчиво посмотрела на него, словно сомневаясь. Затем она улыбнулась и сказала:

– Хорошо, я принимаю ваше приглашение, Эргюс. Но мне надо передать снимки в редакцию. И переодеться к ужину. Это не займет много времени. Сейчас я уеду, а вечером вернусь. Вы не против такого предложения?

Это было даже больше, на что мог надеяться Эргюс Бэйтс. Он почувствовал себя так, словно сбросил еще сотню лет с плеч.

– Как я могу быть против? – воскликнул он. Его глаза сияли от счастья. – Вы просто чудо, Сабина! Мне кажется, я ждал именно вас всю свою жизнь.

– Тогда подождите еще немножко, – сказала она, вставая с диванчика. – И я уверяю, что вы не пожалеете. Я не разочарую вас. Я действительно чудо. И сегодня вечером вы в этом убедитесь.

Она рассмеялась. И Эргюс Бэйтс тоже.

– До вечера, Эргюс, – произнесла она своим обворожительным голосом, окончательно сведя его с ума. – Не провожайте меня. Я сама найду дорогу.

Сабина Блер вышла. Эргюс Бэйтс вскочил и начал взволнованно ходить по комнате. Он не мог думать ни о чем другом, кроме как о Сабине Блер. Он предвидел, что время, оставшееся до вечера, покажется ему вечностью. И не знал, чем его занять. Продолжать сидеть в вольтеровском кресле и пить коньяк Эргюс Бэйтс был сейчас не в состоянии.

Проходя в очередной раз мимо диванчика, на котором они сидели с Сабиной Блер, он вдруг увидел, что она забыла свой фотоаппарат. Тот сиротливо лежал на мягкой обивке диванчика, доказывая, что его хозяйка была не так спокойна, как хотела показать, когда покидала эту комнату.

Эргюс Бэйтс подумал, что только сильное душевное волнение могло заставить ее забыть о фотоаппарате и снимках, которые она должна была передать в редакцию. Эта мысль польстила его мужскому самолюбию. А потом он вспомнил о снимках, которые Сабина Блер отказалась ему показывать, сославшись на свои фантазии. Несомненно, это были эротические фантазии, решил он, а на этих снимках она была обнаженной.

Радостно улыбнувшись, Эргюс Бэйтс взял фотоаппарат в руки.

– Сейчас я все узнаю о тебе, крошка, – сказал он, невольно облизнув губы языком. – Ты уж прости, что я обманул тебя. Но ведь если ты не узнаешь, то этого как будто и не было. А я ни за что не признаюсь!

И, рассмеявшись, он нажал пальцем на кнопку…

Ламия, стараясь не показать вида, что торопится, вышла из дома и села в бледно-голубой бентли, на котором она приехала. Развернулась и выехала за ограду. Но проехав некоторое расстояние, и все еще не теряя дома из вида, она остановила машину. И в изнеможении откинулась на спинку кресла. Ей стоило неимоверных усилий внушать Эргюсу Бэйтсу мысли, которые он принимал за свои. Прикидываться дурочкой было не так сложно, но скрывать от эльфа, что она не человек, оказалось почти непосильной задачей. Несколько раз она едва не выдала себя. Спасло ее только то, что старый павиан действительно не на шутку увлекся ею и не мог думать ни о чем другом, кроме как о ее прелестях.

Голове было жарко, и она резким движением сорвала парик и отбросила его на сиденье. Ламия предпочитала черный цвет, но она знала, что большинству мужчин нравятся блондинки, которые почему-то кажутся им милыми и наивными существами, а потому купила и надела именно этот парик. Она не пренебрегла ничем, что могло способствовать успеху ее предприятия. И у нее все получилось.

Или не получилось? Ламия взглянула на часы. Прошло уже пять минут, как она вышла из дома. Неужели этот престарелый бонвиван оказался не столь любопытным, как она рассчитывала…

Она не успела додумать эту мысль. Раздался взрыв, воздух содрогнулся, и над домом, за которым она наблюдала, вырос густой столб дыма. С Эргюсом Бэйтсом было покончено. Он сам взорвал себя, нажав на вмонитрованную в корпус фотоаппарата кнопку, которая привела в действие взрывное устройство.

Фотоаппарат был миниатюрной, но очень мощной бомбой, которую по ее заказу изготовил некий ирландский террорист-самоучка, живший в Дублине. С ним Ламия познакомилась еще в то время, когда ей надо было взорвать самолет Анжело Месси. И сейчас это давнее знакомство ей снова пригодилось.

Необходимость прибегнуть к взрывному устройству была вызвана сложностью и необычностью полученного от Мартина Крюгера задания. Ламия знала, что убить Эргюса Бэйтса, как она обычно убивала людей, ей не удастся. Эльф не позволил бы ей умертвить себя ядом. Поэтому она решила исполнить роль фотографа, чтобы иметь возможность пронести с собой фотоаппарат, а затем оставить его в доме. Риск был не так уж велик, как могло показаться. Иначе Ламия ни за что не пошла бы на это. Не при каких обстоятельствах она не позволила бы Эргюсу Бэйтсу прикоснуться к кнопке, пока фотоаппарат был у нее в руках. То, что она закричала в притворном испуге, было всего лишь уловкой, с помощью которой Ламия привлекла его внимание к кнопке. Затем она поведала ему о мифических пикантных снимках. После чего оставила Эргюса Бэйтса наедине с фотоаппаратом и своим мужским любопытством, которое его и сгубило.

Подумав об этом, Ламия презрительно усмехнулась. Мужчины, будь то люди или духи природы, слишком предсказуемы. Поэтому она всегда будет брать над ними верх. Есть только одно исключение – Мартин Крюгер. Его Ламия смертельно боялась. А потому чувствовала себя бессильной против него.

Вспомнив о Мартине Крюгере, она достала мобильный телефон, набрала номер и, когда ей ответили, произнесла:

– Canis mortuus non mordet. Мертвая собака не кусается.

Это была тайная фраза, с помощью которой она давала понять, что выполнила заказ. Ламия не ждала ответа. Но вдруг она услышала, как ей почти грубо сказали:

– Он не собака!

Она растерялась. Это было впервые, когда ей ответили. Долго еще после того, как в трубке зазвучали короткие гудки, она ломала голову над тем, что это могло значить лично для нее.

Но спустя полчаса, проверив свой банковский счет в Спирит-банке, Ламия успокоилась и перестала думать об этом. Обещанные ей девять миллионов евро были переведены незамедлительно. Значит, все было в порядке. Мартин Крюгер остался доволен ее работой. А большего ей и не требовалось.

Обналичив часть денег, Ламия недолго думала, куда ей направиться. Она снова была богата и могла позволить себе путешествие в Монако. Игорный дом Монте-Карло неодолимо манил ее, обещая все блага жизни. Но чтобы получить их, прежде было необходимо поставить на кон все, что она имела. И это ее устраивало. Больше денег она любила азарт, который в ней рождала игра.

Жить иначе Ламия не хотела, да и не могла бы. Она знала, что жизнь слишком коротка, а там – вечная тьма, в которую не возьмешь с собой ничего. И если бы она о чем-то и могла жалеть перед смертью, так это о том, что ее деньгами воспользуется кто-то другой. Поэтому Ламия собиралась потратить свой последний евро за мгновение до того, как умрет. И тем самым восторжествовать над всеми, а, быть может, даже над смертью.

Уже через час после гибели Эргюса Бэйтса она приближалась к Монако со скоростью, которую только мог развить ее новенький бледно-голубой бентли. И даже эта запредельная скорость казалась Ламии недостаточной.

Глава 29.

С двух часов пополудни к казино Монте-Карло начали съезжаться автомобили. В этот час казино открывало свои двери для клиентов. Никому не казалось странным, что выходившие из шикарных феррари, бентли и роллс ройсов женщины были в вечерних платьях, а мужчины в смокингах. Большинство из них были хайроллерами, и эта одежда была их своеобразной униформой, которую они привычно надевали каждый день и так же привычно шли в казино, где до утра проводили время в залах для игры в рулетку и в карты или перед игровыми автоматами в надежде сорвать джек-пот. Многие из них знали друг друга в лицо и здоровались при встрече.

Бледно-голубой бентли подъехал к казино в пять минут третьего. Его хозяйка, красивая молодая женщина с коротко подстриженными черными волосами, нетерпеливо несколько раз просигналила, а затем вышла из автомобиля. Оглядевшись, она увидела стоявшего неподвижно на ведущей в здание казино лестнице немолодого человека в фуражке с красным околышем и темном костюме с красными же обшлагами и воротником, который безучастно смотрел в ее сторону и явно не собирался подходить.

– Эй, Пьер! – раздраженно окликнула его женщина. – С каких это пор меня здесь так встречают?

Пьер Моро в изумлении всплеснул руками. Только сейчас он узнал Ламию, и его лицо осветилось радостью, которая почти сразу сменилась тревогой. Он поспешил к ней.

– Госпожа Ламиани! – восклицал он на ходу. – Как давно я вас не видел! Простите старика! Задумался, сам не знаю о чем.

Ламия милостиво улыбнулась, видя, как к ней спешит главный парковщик казино, который редкого клиента удостаивал чести лично обслужить его.

– А я уж было подумала, что ты в обиде на меня, Пьер, – томно произнесла она. Вместе с деньгами к Ламии вернулись ее прежние аристократические манеры. – Ведь я в прошлый раз не отблагодарила тебя за твои услуги. Сама не знаю почему. Видимо, очень торопилась. У меня было одно очень важное дело в Испании. Так что возьми и не благодари меня. Ведь я только возвращаю свой долг.

Говоря это, Ламия вложила в ладонь Пьера Моро банкноту в пятьсот евро. И прошла мимо него к лестнице, на которой он только что стоял, небрежно бросив через плечо:

– Ключи в машине!

Старик растерянно переводил взгляд с банкноты в своей руке на удаляющуюся Ламию. На его лице и в самом деле появилась обида. Он почти решился окликнуть ее, намереваясь что-то сказать, но она уже поднялась по широкой каменной лестнице и скрылась за дверями казино.

Пьер Моро жестом подозвал одного из парковщиков и распорядился отогнать бентли. После чего он достал мобильный телефон, набрал номер и стал ждать ответа, хмуро глядя на красные обшлага своего пиджака, из-за которых его руки казались по локоть запачканными в крови.

Ламия шла по залам казино, и ее темно-зеленые глаза сверкали от радостного возбуждения. Это был ее мир, по которому она скучала. Ламия отражалась в многочисленных зеркалах, а бледно-голубое платье, обтягивающее, словно змеиная кожа, ее восхитительное гибкое тело, переливалось под светом ярких ламп. Среди множества античных скульптур и аллегорических картин, наполнявших залы, она сама казалась прекрасным произведением искусства, которым восхищались все, кто встречался на ее пути.

Когда Ламия остановилась у дверей, которые вели в приватные залы для привилегированных клиентов, к ней немедленно подошел человек средних лет в хорошо сшитом костюме и благожелательной улыбкой на лице.

– Рад снова видеть вас, госпожа Ламиани, – сказал он. – Могу оказать вам какую-то услугу?

– Не смеши меня, Ален, – усмехнулась Ламия. – Это я могу оказать услугу вашему казино, оставив здесь несколько миллионов.

– О, мадам Ламиани! – растерянно воскликнул мужчина, не зная, что на это ответить.

– Но сегодня я не доставлю казино этой радости, – сказала она. – Так и передай своему бандиту крупье, который вечно обдирает меня как липку. Впрочем, я сама ему об этом скажу. А ты, Ален, принеси мне чего-нибудь выпить. Я предпочитаю шампанское. А это тебе за хлопоты.

Ламия вложила в руку ошеломленного мужчины банкноту в пятьсот евро и прошла мимо него в зал Тузе. Стоявший за столом с рулеткой молодой человек в красной жилетке и белой рубашке с галстуком-бабочкой приветствовал ее лучезарной улыбкой.

– О, мадам Ламиани! – воскликнул он. – Рад вас видеть!

– Рано радуешься, мальчик, – зло усмехнулась Ламия. – Сегодня я настроена только на победу. Мне везет в последнее время.

– Я уверен в том, что вам повезет, мадам Ламиани, – вежливо ответил крупье. – Поверьте, я искренне переживал…

– Закрой рот, Валери, и начинай крутить рулетку, – грубо прервала его Ламия. – Мне надо успеть вернуть все деньги, которые я оставила за твоим столом в прошлый раз, до закрытия казино. А это не так уж много времени.

– Делайте ваши ставки, господа! – привычно произнес крупье, беря в руки шарик. Но он уже не улыбался.

Улыбка так и не вернулась на его лицо. На рассвете Ламия встала из-за стола, сияя от счастья. А Валери был хмур и растерян. Казалось, всю ночь шарик исполнял волю Ламии, послушно останавливаясь на той цифре или на том цвете, которые она выбирала. К утру Ламия выпила две бутылки шампанского и выиграла целое состояние. Она продолжала бы играть, но к ней подошел Ален и. наклонившись над ее плечом, тихо сказал:

– Казино скоро закрывается, мадам Ламиани. А вы заказали столик в ресторане. Мне отменить заказ?

– Ни в коем случае, – запротестовала она. – У меня остался один счет, который я должна оплатить. Обменяйте мне фишки на деньги, Ален. Только крупными купюрами. И принесите в ресторан.

Она бросила Валери несколько золотых фишек.

– Держи, мальчик! Завтра продолжим, если ты не возражаешь. – Уже отойдя, она обернулась и с плохо скрытым злорадством сказала: – Да, и научись до завтра крутить рулетку, а то тебя уволят, если я опять столько же выиграю.

Валери промолчал, держа в руке шарик и глядя на него с таким видом, словно тот предал его.

Ламия прошла в ресторан. Она заранее заказала фугасс, пирожки из апельсина с орехами и семенами аниса, и бутылку шампанского «Perrier Jouet Belle Epoque Blanc de Blanc» – все то, что она заказывала, когда была здесь в последний раз. Когда Ламия присела за свой столик, к ней подошел тот же самый официант, который обслуживал ее в ту ночь.

– О, мадам Ламиани! – воскликнул он радостно.

Но Ламия не дала ему ничего сказать.

– Да, это снова я, Лео, – зло произнесла она. – Не хочешь проверить состояние моей банковской карты, прежде чем принести заказ?

Официант смутился. И попытался перевести все в шутку.

– Что вы, мадам Ламиани! Я уже знаю, вам сегодня повезло в нашем казино. Значит, вы можете расплатиться наличными. И карта вам не нужна.

Ламия щелкнула пальцами перед его лицом.

– То-то же! Тогда неси быстрее все, что я заказала. Я очень голодна. А это тебе, чтобы ты поторопился. – Она бросила на стол банкноту в пятьсот евро. И, как будто только что вспомнила об этом, с презрительной усмешкой сказала: – Да, и заодно пригласи ко мне метрдотеля. Скажи, что я хочу его видеть. И пусть принесет мое изумрудное колье, которое я передала ему на хранение в прошлый раз.

Официант, взяв банкноту, торопливо ушел, часто с недоумением оглядываясь. Когда он вернулся, на его лице явственно читался испуг. В руках он держал поднос с заказанными блюдами и бутылкой шампанского. Не говоря ни слова, Лео начал расставлять их на столике.

– А где метрдотель? – удивилась Ламия. – Или ты не понял моих слов?

– Мсье Бернард просил извиниться и передать, что он скоро подойдет к вам, – торопливо ответил Лео. – Он разговаривает по телефону. И как только закончит…

– Пусть он поторопится, этот ваш мсье Барнард, – перебила его Ламия. Она была почти пьяна от выпитого шампанского и усталости. Но это были приятные усталость и опьянение. И шампанское, которое ей налил в бокал официант, казалось вкусным, несмотря на то, что это была уже третья бутылка за минувшую ночь. – Не то я могу рассердиться. Так и передай ему, Лео!

– Хорошо, мадам Ламиани, я передам, – с готовностью ответил официант. И, не поворачиваясь к ней спиной, Лео быстро ушел, держа перед собой поднос, словно щит, с помощью которого он хотел защитить себя.

Но он уже не вернулся. Не пришел и мсье Бернард. Все столики в зале ресторана уже опустели, а Ламия допивала последние капли шампанского, когда она увидела, что к ее столу направляется широкоплечий человек огромного роста. На его грубом мясистом лице была видна радость охотника, долго преследовавшего и наконец настигшего свою добычу. Ламия нашла в нем сходство с эльбстом, представителем одного из древнейших народов земли, способным превращаться в огнедышащего дракона и в гневе сметающим все на своем пути.

Ламия невольно залюбовалась им. Это был мужчина, который мог покорить ее сердце. Чем ближе он подходил, тем сильнее становилось ее волнение.

Великан подошел, окинул ее цепким взглядом полицейского, положил руку на плечо и сказал:

– Ламия Ламиани, я капитан полиции города Леона Карлос Санчес. Вы арестованы по обвинению в убийстве лейтенанта Мигеля Гарсии.

Произнеся это, он достал наручники и приказал:

– Протяните руки!

Ламия, очарованная его громоподобным голосом и не вникая в смысл сказанного, покорно выполнила приказ. Стальные браслеты защелкнулись на ее запястьях. И только услышав их металлический звук и почувствовав боль, она опомнилась. Злобно прошипела:

– Это ложь! Я не знаю того, о ком вы говорите.

– Менеджер компании по прокату автомобилей в Дублине опознал вас и лейтенанта Гарсию, – ничуть не удивившись, словно он ожидал именно этого, сказал капитан Санчес. – Вы были вместе, когда арендовали машину. А возвращали ее вы уже одна.

– Хорошо, я признаю, что была знакома с ним, – не стала спорить Ламия. – Мы собирались совершить небольшую увеселительную прогулку по Ирландии. Но вскоре после Дублина мы поссорились и расстались. И я не знаю, куда он направился и что делал затем.

Капитан Санчес посмотрел на нее почти с восхищением. Ламия лгала таким ангельским голосом и так убедительно, что было почти невозможно ей не поверить. Но он знал о ней слишком многое, чтобы совершить эту ошибку.

– А затем, вероятно, лейтенант Гарсия направился в замок Лип и покончил с собой от горя, – проговорил полицейский. – Его тело, нашпигованное кольями, словно рождественский гусь яблоками, я нашел в одной из темниц замка. Довольно странный способ самоубийства, вы не находите?

– Это меня не удивляет, – сказала Ламия, ничуть не смутившись. – Он постоянно грозил свести счеты с жизнью, если я его брошу. Очень нервный был тип. Не то, что вы, капитан! Сразу видно, что вы настоящий мужчина.

Глядя на Ламию, капитан Санчес понял, как Мигель Гарсия стал ее жертвой. Перед ним сидела красивая и очень обаятельная женщина, несомненно, умная, хладнокровная и с необыкновенно сильной волей. Она могла заставить любого мужчину плясать под свою дудку, беззастенчиво используя для этого все средства, которыми одарила ее природа.

Любого, но только не его. Капитан Санчес видел ее насквозь. Он понял ее замысел еще тогда, когда слушал рассказ хозяйки замка тамплиеров. Взяв список, он бросился по следу. Его интересовали те места, которые мнимая вдова Анжело Месси со своим спутником еще не успели посетить. Капитан Санчес не знал, зачем им это было надо, но надеялся узнать, застав их врасплох.

Он мог настигнуть их в замке Лип, но опоздал всего на несколько часов. Мигель Гарсия был уже мертв. Но это не остановило капитана Санчеса, и он пошел по следу Ламии Ламиани дальше. И, наконец, ему повезло.

– А как быть с замком тамплиеров? – спросил он. – Там вы захватили в заложники ребенка и потребовали за него выкуп. Или это тоже ложь?

– Разумеется, – спокойно ответила Ламия. – Меня бессовестно оговорили. В прошлом я была любовницей Анжело Месси, бывшего хозяина замка, и его вдова не может простить мне этого. Вы бы знали, капитан, какие ужасные слухи она распространяет обо мне! Женская ревность – это ужасно. Вам не понять этого, ведь вы мужчина.

Капитан Санчес не выдержал.

– Довольно! – почти закричал он, с силой сжимая ее плечо своей огромной ручищей. – Приберегите свое красноречие для присяжных, когда вас будут судить. Убийство полицейского, киднеппинг, вымогательство – и это далеко не все, в чем вас можно будет обвинить. Вам грозит смертная казнь, госпожа Ламиани, в лучшем случае – пожизненное заключение. Я советую вам во всем признаться. Возможно, это смягчит ваш будущий приговор.

На глазах Ламии выступили слезы. Но это были слезы не раскаяния, а боли.

– Вы сделали мне больно, капитан, – жалобно сказала она. И проникновенно произнесла, нежно глядя на Карлоса Санчеса: – У вас такие сильные руки!

Под взглядом ее темно-зеленых глаз капитан Санчес почувствовал, что его бастион вовсе не так крепок, как он предполагал. Ламия выглядела такой беззащитной и обиженной, что он почувствовал к ней невольную жалость.

Карлос Санчес резко встряхнул головой, прогоняя наваждение прочь, и прорычал:

– Встать!

– Хорошо, капитан, – мягко сказала Ламия, вставая. – Но зачем?

– Вы пойдете со мной, – пояснил Карлос Санчес. И добавил, удивляясь тому, что он говорит: – Надеюсь, вы закончили свой ужин?

– О, да, капитан, – проворковала Ламия, пожирая его восхищенными глазами. – Спасибо, что спросили. Но знаете, о чем я жалею?

– И о чем же? – невольно спросил он.

– О том, что вы не подошли ко мне в начале ужина, – мило улыбаясь, пояснила она. – Мы могли бы поужинать вместе. И я уверена, что к концу ужина вы были бы уже не так уверены в моей виновности, как сейчас. Я сумела бы доказать вам свою невиновность.

– Не сомневаюсь в этом, – проворчал капитан Санчес, опуская глаза под нежным взглядом Ламии. – Я уже понял, что вы та еще штучка!

– Это комплимент? – невинным голосом спросила она.

Капитан Санчес ничего не ответил. Взяв ее под руку, он повел Ламию к выходу из ресторанного зала. Ламия увидела столпившихся за дверями сотрудников казино, среди которых она узнала Лео, Валери, Алена и многих других. Все они смотрели на нее со страхом. Видимо, то, что сотрудникам казино рассказал о ней полицейский, внушило им ужас. Ламия усмехнулась, увидев их лица. С каким удовольствием она выцарапала бы глаза этим предателям!

– Кто из них позвонил в полицию? – спросила она, указывая на толпу.

– Все, – усмехнувшись, ответил капитан Санчес. – По очереди. Должен заметить, что вы умеете наживать себе врагов, госпожа Ламиани. Чем вы их так обидели?

Вместо ответа Ламия спросила:

– Но откуда они узнали?

– Зная ваш образ жизни, я разослал ориентировку с вашим описанием во все крупнейшие злачные заведения мира, – явно гордясь собой, сказал полицейский. – Ну и, конечно, вы сами ускорили события. Разумеется, свой звонок в полицию каждый из них подал под другим соусом.

– Донос – всегда донос, под каким соусом его не подавай, – с презрением сказала Ламия. – Вы спрашиваете, чем я их обидела? Я выиграла сегодня у казино очень крупную сумму денег. Мне этого не простили. Вот вам и разгадка.

Капитан Санчес сочувственно кивнул. Он по опыту своей работы хорошо знал, что такое зависть. Это чувство было причиной многих преступлений. На этот раз, в виде исключения, оно помогло схватить преступника. Но оправдывать его Карлос Санчес не собирался. Исключение – оно и есть исключение.

Они спустились по широкой каменной лестнице здания казино к парковке.

– Поедем на вашей машине или на моей? – спросила Ламия. – Если вам безразлично, то лучше на моей. Я ее только вчера купила. И она еще не успела мне надоесть.

Капитан Санчес взглянул на нее с удивлением. Эта женщина как будто не понимала, что происходит. Она была либо пьяной, либо безумной. А, возможно, играла какую-то роль с одной ей понятной целью. Капитан Санчес с удовольствием досмотрел бы этот спектакль до конца. Но он не стал искушать судьбу, еще не забыв о том, что случилось с лейтенантом Гарсией.

Он сделал знак, и из-за угла выехал огромный черный автомобиль с бронированным кузовом без окон. Обычно в нем перевозили особо опасных преступников. Отправляясь арестовывать Ламию Ламиани, капитан Санчес все продумал и позаботился о том, чтобы не оставить ей ни единого шанса на спасение. Сбежать из такого автомобиля было невозможно. Не говоря уже о том, что внутри него сидели несколько бойцов спецподразделения в полной экипировке, привычных ко всему и готовых отразить любое нападение.

Возможно, внезапно подумал капитан Санчес, это было слишком глупо – задействовать такие силы против этой хрупкой женщины. Но ведь он не видел ее раньше. А то, что он о ней знал, не позволяло проявить беспечность. За Ламией Ламиани тянулся такой кровавый след, что впору было считать ее вторым Джеком-потрошителем, но только в юбке.

– Не верьте всему, что слышали обо мне, – неожиданно сказала Ламия, как будто прочитав мысли полицейского. – Поверьте мне, Карлос! Слышите, как бьется мое сердце?

Скованными наручниками руками она взяла ладонь Карлоса Санчеса и приложила ее к своей груди. Грудь была мягкой и нежной на ощупь. Он отшатнулся и вырвал свою ручищу из ее крохотных ручек, как будто прикоснулся к раскаленному железу.

Черный автомобиль подъехал к ним, его задняя дверь распахнулась. Капитан Санчес приподнял Ламию и бережно опустил ее в зияющее нутро кузова, словно бросил жертву в пасть чудовища. Во всяком случае, так ему самому показалось.

Но прежде чем дверца захлопнулась, Ламия успела обернуться и с тревогой спросить:

– Ведь мы еще увидимся, Карлос?

Он не знал, что ответить. Быть может, впервые в своей жизни Карлос Санчес растерялся.

Видя его замешательство, она нежным голосом потребовала:

– Пообещай мне!

Это прозвучало как мольба. Их глаза встретились. И Карлос Санчес помимо своей воли кивнул.

Чуть позже, когда автомобиль уехал, он нашел себе оправдание. То, что он был полицейским, не означало, что он должен быть грубым и безжалостным. Он не простил бы себе никогда, если бы в протянутую за милосердием руку вложил камень. Это объяснение успокоило капитана Санчеса.

Кроме того, невысказанное обещание ни к чему его не обязывало. У него еще будет время решить, хочет он или нет увидеть Ламию Ламиани снова.

Так размышлял капитан Санчес, когда к нему подошел человек средних лет в хорошо сшитом костюме и с растерянной улыбкой на лице. Это был Ален. В руках он держал две туго набитые сумки.

– Мсье капитан, – сказал он почти жалобно, показывая на свою ношу, – а что делать с этим?

– Что это? – с недоумением спросил полицейский.

– Это деньги, которые выиграла мадам Ламиани, – пояснил Ален. – Я обменял их на фишки, но не успел ей отдать. Банкноты долго пересчитывали в кассе.

Капитан Санчес подумал и сказал:

– Давайте мне эти сумки. Я передам их мадам Ламиани.

– А то, что она арестована, вас не смущает? – нерешительно спросил Ален.

– Ее вина еще не доказана, – сухо ответил полицейский. – Пока она имеет те же права, что и мы с вами.

Карлос Санчес взял сумки из рук сотрудника казино и медленно пошел к своей машине, стоявшей неподалеку, стараясь не выдать охватившего его радостного волнения. По увесистой тяжести сумок он понял, что денег много. Их вполне хватит на то, чтобы нанять хорошего адвоката. Даже самого лучшего адвоката. И это будет хорошей новостью для Ламии Ламиани, которую он сообщит ей при встрече.

Эпилог.

Ульяне снилось, что она летит над землей, словно птица, несмотря на то, что у нее не было крыльев.

Внизу струилась с тихими всплесками река, шумели кронами деревьев зеленые рощи, и они отдалялись вместе с серо-зеленоватым замком на холме, становясьвсе меньше. Небо было почти прозрачным, оно окружало Ульяну, словно безбрежный океан, казалось бесконечным.

Но она поднималась все выше, и постепенно небо начало темнеть, превращаясь из прозрачного в голубое и сине-фиолетовое, а затем в черное.

А потом дневной свет исчез, будто внезапно наступила ночь, и во тьме проступили яркие светлые точки. Это светились звезды, они казались крошечными, потому что были очень далеко.

Мириады звезд существовали во Вселенной, но одна из них была ее родиной. Она это знала, не понимая, откуда, и сейчас стремилась к ней, испытывая такое чувство, словно возвращалась домой после долгого путешествия, приятного, но все же слегка утомительного.

Ульяна была счастлива, улетая к далекой звезде. Но вдруг она подумала, что те, кого она оставила на земле, сочтут ее умершей, и будут страдать, оплакивая ее. Эта мысль заставила ее остановиться, а затем повернуть обратно.

Возвращалась она намного быстрее, словно подчиняясь все усиливающемуся земному притяжению. Полет становился стремительным, земля приближалась с невероятной скоростью, но она испытывала не страх, а только легкое сожаление, сама не зная почему…

За мгновение до соприкосновения с землей Ульяна проснулась. В ее пробуждающемся сознании мелькнуло: надо спросить у Мары о том, что этот сон может означать или предвещать. Но эта мысль тут же исчезла и забылась, как и сам сон.

Ульяна лежала, сладко потягиваясь, в своей кровати под шелковым балдахином, нежась под солнечными лучами, проникавшими в спальню через распахнутое окно, и наслаждалась своим безграничным счастьем и безмятежным покоем, который не нарушала ни одна тревожная мысль. Артура не было рядом, но она знала, что он вместе с Ксиу еще до восхода солнца отправился в окрестности замка в поисках клада, и была даже рада этому, потому что приготовила им сюрприз.

В это утро в замок должны были доставить трех чистокровных андалузских лошадей взамен погибших – для нее, Артура и Ксиу, и она не хотела, чтобы сын и муж узнали об этом раньше времени. Фолету было известно об этом уже давно, и все это время он ходил по замку с таким таинственным видом, что мог бы выдать ее тайну без слов, если бы Артур и Ксиу были чуть меньше увлечены кладоискательством. С точно таким же видом они покидали на рассвете замок, опасаясь потревожить его обитателей. Потреяв надежду на возвращение книги, которую забрал на дактилоскопию лейтенант Гарсия, они восстановили по памяти карту местности, нарисовав ее для большей наглядности итальянским карандашом на листе ватмана, и продолжили поиски.

Но перед этим Ульяна, не дождавшись никаких известий от капитана Санчеса, сама позвонила ему. Она спросила не только о книге, но и о судьбе Ламии, которая беспокоила ее намного больше. Голос в телефонной трубке показался ей сухим и даже раздраженным, словно ее собеседник досадовал на то, что его отрывали от важных дел по каким-то пустякам. Капитан Санчес сообщил ей печальные известия. По его словам, узнать у лейтенанта Гарсии, где книга, невозможно, поскольку лейтенант Гарсия трагически погиб. Это произошло после того, как он арестовал Ламию Ламиани в Ирландии и конвоировал ее в Леон. Самолет, на котором они летели, потерпел авиакатастрофу. Никто из пассажиров не спасся. Поэтому, сказал капитан Санчес перед тем, как закончить явно тяготивший его разговор, самое разумное, что может сделать Ульяна – это предать забвению происшествие, случившиееся в замке тамплиеров, и продолжать жить, как будто ничего не произошло, смирившись с потерей книги и забыв о мести.

Она так и поступила. Жизнь, равномерное течение которой было нарушено недавними событиями, постепенно входила в свою привычную колею, и всех это радовало, а особенно Ульяну.

Вспомнив о том, что надо еще раз проверить конюшню перед тем, как привезут лошадей, хотя в этом и не было нужды – Хуанито, тоже все знавший и принимавший участие в заговоре молчания, давно привел свое хозяйство в идеальное состояние, – Ульяна, любившая понежиться утром под одеялом, преодолела себя и встала с кровати. Она быстро умылась, слегка оделась, натянув шорты и майку, и сбежала по лестнице, перепрыгивая, словно девчонка, через две, а то и три ступени. Прошла через холл и вышла из замка.

Во дворе она увидела Фолета, у которого, несмотря на раннее утро, был очень озабоченный вид. После того, как Мара переселилась в замок и взяла в свои руки бразды правления, дел у Фолета заметно поубавилось, но он старался компенсировать это неусыпным наблюдением за тем, как работают Доротеа, Хаунито, Гомес и все остальные. Это придавало ему вес в собственных глазах и не давало заскучать. Понимая это, никто особенно не возражал. Все выслушивали его замечания и делали все по-своему. Вот и сейчас Фолет давал советы Хуанито, который со счастливым видом нетерпеливо переминался в воротах конюшни, чем тому лучше накормить лошадей, когда их доставят. Конюх не слушал и потому не слышал Фолета, и это обеспечивало мир и покой в замке тамплиеров, нарушать который в это утро Ульяна всем строго настрого запретила.

Увидев Ульяну, дворецкий обрадовался, оставил Хуанито и быстро захромал к ней. Подойдя почти вплотную, он зашептал ей на ухо, часто оглядываясь, будто беспокоясь, что его кто-нибудь может подслушать:

– Лошади будут самое большее через час. Я только что в очередной раз звонил, и меня снова заверили, что они прибудут точно в срок.

– А что Ксиу и Артур, они не успеют вернуться? – не менее таинственным шепотом спросила его Ульяна. Она знала, что этим доставляет старику невинную радость.

– Я послал одну из девочек на дозорную башню, – успокоил ее Фолет. Девочками он обычно называл горничных, не затрудняя себя тем, чтобы запоминать их имена. Ввиду их молодости и свойственной всем жизнерадостности они казались Фолету похожими друг на друга, словно однояйцевые сестры-тройняшки. – Она предупредит нас, если заметит, что они возвращаются. И если лошадей еще не привезут, то две другие девочки пойдут им навстречу и под каким-нибудь предлогом задержат. Что-что, а заболтать они могут кого угодно!

Ульяна с благодарностью улыбнулась старичку. Фолет учел все. Правда, она не могла бы поручиться, что предпринятая предосторожность – не заслуга Мары, но дела это не меняло. Сюрприз должен был получиться.

Но на этом Фолет не успокоился. Приняв еще более таинственный вид, что, казалось, было невозможно, он чуть слышно сказал Ульяне:

– У нас есть час времени. Не подавая вида, что ты идешь за мной, спустись в подвал. Я буду ждать тебя в библиотеке.

– Это еще зачем, Фолет? – удивилась Ульяна.

– Тс-с! – приложил мохнатый палец к губам старичок и, ничего не объясняя, быстро захромал прочь. Он скрылся за дверью, которая вела в подвал, перед этим сделав Ульяне таинственный знак рукой.

Заинтригованная непонятным поведением Фолета, Ульяна пришла в библиотеку через пять минут, успев обменяться с Хуанито несколькими словами о предстоящем событии. Конюх был взволнован не меньше, чем она, и отвечал ей, радостно улыбаясь, но осторожно, словно боясь нечаянно сглазить. Его жизнь после долгой паузы снова приобретала смысл, и Хуанито не хотел его вспугнуть свое счастье, как боязливую птицу. Ульяна хорошо понимала его и не стала долго мучить разговором.

В библиотеке ее встретил Фолет. Для начала он закрыл дверь на ключ, а затем, взяв, словно ребенка, за руку, он подвел Ульяну к аккуратно расставленным на полках книгам. Полки появились совсем недавно, уже после того, как старичок просидел в библиотеке целый день, запертый Ламией. Фолет сам смастерил их, и неожиданно получилось очень хорошо. Все это время он никого не пускал в помещение, даже Ксиу и Артура, под предлогом того, что они будут мешать его работе.

Ульяна подумала, что он хочет в очередной раз похвастаться своим мастерством, и заранее была готова хвалить его. Но Фолет снова удивил ее. Ничего не говоря, он взялся за одну из полок и сдвинул ее в сторону. Когда-то здесь были грудой свалены книги. Но сейчас Ульяна, совершенно неожиданно для себя, увидела люк в полу, закрытый массивной деревянной крышкой. Старая крышка сливалась цветом с землей и была почти не видна. Если бы ей не показали, Ульяна могла и не заметить люка.

– Что это? – спросила она с недоумением. – Еще один подземный ход?

Фолет торжествующе улыбнулся и отрицательно замотал головой.

– Тогда что? – Ульяна недоумевала все больше. – Фолет, будь человеком – не томи. Рассказывай!

Старичок хотел было обидеться, но передумал и наконец заговорил.

– Вот уж не думал, что когда-нибудь скажу это, но… Спасибо Ламии! Это благодаря ей я оказался в тот день в библиотеке. Помнишь, когда она подло заманила меня в подвал и заперла?

– Никогда не забуду, – мрачно произнесла Ульяна. И это была чистая правда.

– Мне было скучно, – продолжал Фолет. Его лицо сияло, странно противореча тому, что он говорил. – И я решил покопаться в книгах. – Фолет почти виновато посмотрел на Ульяну. – Я их не читал, ты не подумай, а рассматривал обложки. Пытался оценить стоимость золотых обрезов и алмазов, которыми они были инкрустированы. Размышлял над тем, как они здесь оказались и почему.

Пока старик добросовестно перечислял, чем он занимался в тот день в библиотеке, Ульяна изнывала от любопытства, но не перебивала его. Она знала, что этим только сделает хуже и продлит срок своего испытания.

– Я сам не заметил, как разобрал почти всю груду книг, сваленных у стены, – наконец перешел Фолет к главному. – И когда поднял с земли последний фолиант, самый большой и тяжелый, то неожиданно для себя увидел под ним эту крышку. Долго не мог ее открыть. А когда открыл, то увидел…

Старик замолчал, словно испытывая терпение Ульяны.

– Что ты увидел, Фолет? – стараясь не повышать голоса, спросила она.

Вместо ответа он ухватился за углубление на крышке и поднял ее. Глазам Ульяны предстала деревянная лестница, уходящая под землю. Фолет, сделав знак следовать за ним, включил заранее приготовленный фонарь, который он взял на книжной полке, и начал спускаться. Недоумевающая Ульяна осторожно поставила ногу на ступеньку, казавшуюся слишком ненадежной, такой она была ветхой на вид. Но ступенька выдержала ее и даже не заскрипела. Лестница была сделана надежно, на века, и рассчитана на крупного мужчину. Всего ступенек было восемь или девять. Ульяна спустилась вслед за Фолетом и оказалась в неком подобии пещеры с низким сводом, находившейся под библиотекой. Эта своеобразная потайная комната была создана не природой, а кем-то из людей вырыта в земле. В ярком свете фонаря, которым Фолет осветил пещеру, Ульяна увидела устилавшие земляной пол груды золотых монет, драгоценных камней и ювелирных украшений. Ульяна ахнула, не сумев от изумления произнести ни слова.

Это была самая настоящая сокровищница, не уступающая тем, что описывались в восточных сказках «Тысячи и одной ночи». Греческие тетрадрахмы, древнеримские денарии, арабские динары, испанские дублоны, русские златники, голландские дукаты и многие другие монеты лежали вперемешку с алмазами, аметистами, гранатами, изумрудами величиной с бразильский орех, диадемами, колье, серьгами, изготовленными так искусно, что крупные бриллианты и жемчужины в их оправе стоили гроши в сравнении с самой работой древних мастеров.

Ульяна не была сведуща в таких делах, но даже она понимала, что назвать истинную цену лежащих перед ней сокровищ невозможно. Помимо прочего, здесь были монеты, которые давно вышли из обращения и стали антикварными, а, значит, бесценными в глазах коллекционеров. Она помнила, что еще не так давно первый серебряный доллар был продан на аукционе за десять миллионов долларов. В этой груде подобных находок, возможно, было не счесть.

Ульяна осторожно провела пальцем по потускневшему от времени круглому куску золота, который, несмотря на свой большой размер и вес, также являлся монетой. На одной из сторон этой гигантской золотой монеты была изображена в профиль какая-то королева, вторую сторону украшал кленовый лист. Растерянно посмотрев на Фолета, она едва слышно сказала:

– Так ведь это…

– Клад! – торжествующе закончил за нее старик. – Быть может, тот самый, о котором было написано в древней рукописи, пропавшей после визита Ламии. И который все еще пытаются отыскать твой сын и твой муж.

– Или даже не один клад, а много, – задумчиво произнесла Ульяна. – Если предположить, что Анжело Месси не сошел с ума и не просто так скупал ничего не стоящие земли и недвижимость по всему миру. У него была рукопись. «Detur digniori» – так, кажется, она называлась? Не знаю, как книга к нему попала, но он прочитал ее и решил воспользоваться полученными знаниями. А вырытые из земли клады свозил в свой замок и прятал уже здесь.

– Может быть, и так, – согласился Фолет. – Анжело Месси при жизни часто спускался в этот подвал. И всегда запрещал мне ходить и подсматривать за ним. Грозил за ослушание отрубить голову. Голова мне была дорога, и я не решался его ослушаться. Если бы я только знал!

– И что тогда? – машинально поинтересовалась Ульяна, думая о чем-то другом.

Но Фолет не ответил. Он радостно рассмеялся и сказал:

– А Ксиу и Артур все еще ищут этот клад! Представляю, как они обрадуются, когда узнают, что я его отыскал.

– А обрадуются ли? – с сомнением спросила Ульяна. – Мне кажется, они счастливы сейчас, когда ищут его. И кто знает, что произойдет, когда их лишат такой возможности.

Фолет испытывающим взглядом смотрел на Ульяну, но не перебивал ее и не возражал.

– И знаешь, о чем я еще думаю? – сказала Ульяна. – Эти клады не принесли счастья своим владельцам. Не случайно те не вернулись за сокровищами. Что-то с ними случилось страшное, о чем даже не хочется думать. А разве Анжело Месси стал счастливым, завладев ими? Ты же помнишь, я уверена, как он жил и чем кончил.

По-прежнему молчавший Фолет кивнул, подтверждая ее слова.

– Так зачем тогда нам этот клад? – не спросила, а скорее утвердительно произнесла Ульяна. – Ведь нам и без него хорошо. Ты согласен со мной, Фолет?

– Полностью и безоговорочно, – сказал старик. – Я сам много думал об этом. Поэтому так долго не говорил ничего тебе. Но потом Мара мне сказала, что я должен открыть тебе эту тайну. А ты сама примешь решение.

– И я решила, – кивнула Ульяна. – Забудем о нем, словно его и не было. Так всем нам будет лучше.

Они поднялись по лестнице наверх. Фолет опустил крышку и задвинул обратно полку с книгами. Библиотека приняла прежний вид. Никто не мог бы догадаться, что под нею хранятся в земле несметные сокровища.

Ульяна весело улыбнулась и сказала:

– Что-то давно в замке не было танцев, и мы не приглашали гостей. Ты не помнишь, Фолет, когда ближайший праздник?

– Вообще-то только в октябре, – подумав, ответил Фолет. – Национальный день Испании. Но ведь никто не мешает нам придумать свой праздник. Думаю, все местные жители будут веселиться не хуже.

– Например, День кладоискателя, – предложила Ульяна. – А что? Хороший повод.

– Вообще-то его отмечают в мае, – заметил Фолет. И пояснил, увидев удивленный взгляд Ульяны: – Мне говорил об этом Ксиу.

– Ну, пусть не кладоискателя, – сказала Ульяна. – Пусть это будет День матери. В разных странах его празднуют в разные месяцы и дни. В нашем замке мы отметим его в сентябре. И не позднее, чем на этой неделе. Я это заслужила. Как ты считаешь Фолет? В этот день поздравляют матерей и беременных женщин. А, значит, я заслужила этот праздник вдвойне. Я мать и я…

Ульяна не договорила, сообразив, что слишком разоткровенничалась. Она опустила глаза под проницательным взглядом Фолета. И почувствовала, что краснеет от смущения.

– А Артур об этом знает? – спросил, улыбнувшись, старик. Он все понял.

– Еще нет, – улыбнулась в ответ Ульяна.– Но я обязательно скажу ему. В тот самый день и в ту самую минуту, когда он будет поздравлять меня с Днем матери.

– Тогда начинаем готовиться к празднику, – радостно заявил Фолет. – Немедленно!

Ульяна не возражала.

В оформлении обложки использован рисунок с https://pixabay.com/ по лицензии CC0.

Оглавление

Предисловие.

Глава 1.

Глава 2.

Глава 3.

Глава 4.

Глава 5.

Глава 6.

Глава 7.

Глава 8.

Глава 9.

Глава 10.

Глава 11.

Глава 12.

Глава 13.

Глава 14.

Глава 15.

Глава 16.

Глава 17.

Глава 18.

Глава 19.

Глава 20.

Глава 21.

Глава 22.

Глава 23.

Глава 24.

Глава 25.

Глава 26.

Глава 27.

Глава 28.

Глава 29.

Эпилог.