Встреча [Вадим Иванович Кучеренко] (fb2) читать постранично

Вадим Кучеренко Встреча

В оформлении обложки использована фотография с https://pixabay.com/ по лицензии CC0.

«Не нужно было возвращаться», – думал он, озираясь с чувством какой-то неловкости. Кресло под ним было маленькое и продавленное, колени приходились почти на уровне груди, и это приносило дополнительное неудобство. Еще в комнате стоял крепкий запах постиранного белья, а это было уже просто мучительно – дышать этим затхлым воздухом. И вообще все вокруг выглядело основательно поношенным, а воспоминание, что здесь ничего не изменилось за три минувших года, лишь усугубляло душевные и физические муки.

На кухне свистел чайник, звенели стаканы, бряцали тарелки, шумела вода, льющаяся из незакрытого крана – какофония, свойственная состоянию, когда спешишь и ничего не успеваешь, и все падает из рук. В такой ситуации самое лучшее и единственно правильное – это остановиться, успокоиться, прервать цепь мелких досадных происшествий, но нельзя себе этого позволить, или думаешь, что нельзя, и продолжаешь, невзирая ни на что, и это только усугубляет ситуацию, превращая ее в кошмар наяву. Ему было хорошо знакомо все это. И когда он снова с тоской подумал, что напрасно сюда пришел, вошла она. Такая же, как и три года тому назад, только прическа изменилась. И он понял, почему вернулся сюда.

– Скоро чай будут готов, – сказала она и присела на старенький диванчик напротив. Улыбнулась краешком губ, как только она и умела. Поправила на коленях полу халата. Знакомым жестом провела по волосам. И не спросила, зачем он пришел. А он ждал именно этого вопроса.

Ему необходимо было рассказать ей все, что с ним происходило последнее время. Как это было много лет тому назад. Он давно не был в этом городе, и так случилось, что ему сейчас не с кем поделиться, кроме нее. Неприятности одна за другой сваливались на него, достигая критической черты. Он переживал, нервничал, страдал бессонницей в тесном и неуютном номере гостиницы – и неожиданно вспомнил о ней. Она по-прежнему одна. Когда он шел сюда, то не знал, будет ли так. Ему повезло хотя бы в этом. И вроде бы все по-прежнему, как тогда, но сегодня она не задала ему обычного своего вопроса, с которого начинались их встречи. И он слегка растерялся.

Она видела, как его лицо медленно наливается багрянцем, но молчала. Он все тот же, будто совсем еще мальчик, и его так легко смутить. И пожалеть бы его, но ей и самой сейчас не просто. Его не было очень долго. Видно, все это время ему было хорошо. И неужели он до сих пор не женат?

– Ты будешь пить чай? – наконец прервала она молчание и улыбнулась.

– Ну, если только чуть-чуть, – заторопился он с ответом, сжав подлокотники кресла так, что занемели пальцы.

– Или, может, что покрепче?

– Нет, – улыбнулся он почти виновато. – Так и не приучился.

– Пора бы.

– Но и ты не изменила своим привычкам, – кивнул он на застекленный книжный шкаф, над которым висел портрет ее любимого писателя. Полки занимали его книги.

– Я все та же… И с теми же проблемами, – добавила она после паузы, осознав некоторую двусмысленность своей неоконченной фразы. Он тоже уловил ее и странно – ему стало легче, и даже кресло начало казаться не таким уж неудобным.

– А знаешь, этим летом я ездила в Среднюю Азию, – сказала она, лишь бы не молчать. – Это чудо.

– Ты многое увидела?

– А главное, многое поняла, – ответила она. И опять это прозвучало с каким-то подтекстом, но на этот раз она не захотела отступать. – Их средневековые поэты – истинно кладезь премудрости. Читаешь – и будто пьешь воду жизни.

– И исцеляешься? – попробовал пошутить он. Но получилось серьезно.

– Послушай. – Она закрыла глаза и нараспев произнесла: – «Ты лучше голодай, чем что попало есть, и лучше будь один, чем вместе с кем попало…». Это Хайям, – добавила она после паузы. Уточнила: – Омар Хайям.

– Я так и понял, – невольно усмехнулся он ее не забытой привычке всегда поучать его и подумал, что надо уходить. Ему сейчас было не до стихов поэта, прославлявшего в свое время вино и другие радости жизни. Он сейчас хорошо понимал, почему после смерти Хайяма его предали забвению на целую тысячу лет. Вино не решает всех проблем. А прочие житейские радости иногда только усугубляют их. Омар Хайям – как наркотик. Краткое забвение, недолгое удовольствие – и вечные страдания.

– Чай, наверное, уже вскипел, – сказала она, встала и вышла на кухню.

Он тоже поднялся с кресла и подошел к окну. Гардины были раздвинуты, и его, конечно, хорошо было видно из темноты двора на фоне ярко освещенного окна. А он не видел ничего, кроме собственного отражения в оконном стекле. И могло показаться, что остального мира не существует, а есть только он и она, и эта крошечная комнатка, в которой все так знакомо и дорого сердцу, как воспоминания юности. Ему очень хотелось, чтобы это было именно так.

Она вошла с чайником в одной руке и с чашками в другой. Он заторопился помочь ей, и вскоре они сидели за маленьким столиком и