Хроники сказок о трассе непуганых странников [Александр Велесов] (fb2) читать онлайн

Александр Велесов Хроники сказок о трассе непуганых странников

Глава первая. Вступление

Выжженная, унылая и бескрайняя пустыня простиралась на многие и многие километры. И ее, словно острым ножом, будто слоенный пирог разрезала на две части совершенно гладкая и отполированная поверхность некой новой субстанции, под которой мы понимаем дорогу. Окружающий ландшафт представлял собой лишь редкие желтые кустарники, торчавшие кое где острые колючки и потрескавшиеся временами участки выжженной земли.

Широкий и мощный автобан, сделанный из давно применяемого в строительстве дорогого и особого сверхпрочного полимерного материала, не подающегося гниению, разложению и уничтожению. Над поверхностью этого автобана тонким слоем проходил магнитный гравитариум – невидимая человеческому глазу субстанция. Гравитариум только в ночное время и совсем немного отсвечивал над дорогой слабым зелёно-голубым свечением.

Материал был венцом научно технической мысли, он был прорывом, а древние асфальтированные дороги давно были забыты и канули во мраке истории.

Однако унылая картина сопровождала одиноких путников и если бы не встроенные по краям автобана магнитные модули, снабжающие одиноких путешественников питательными смесями, водой и много чем ещё, то по этой дороге было бы не страшно скучно и тоскливо ездить.

Давно ушли в глубину прошлых веков старые, добрые автозаправочные станции, станции технического обслуживания и мотели для постояльцев.

А по мощным автобанам из сверхпрочного материала ездили, а точнее парили аппараты на гравитационных подушках. Внешне они сильно отличались от древних автомобилей. Они больше походили на совершенно обтекаемый овальный кусок стеклянно зеркального вещества и были совершенно гладкими и прозрачными как капля чистой воды, от которой на солнечном свете вздрагивая отсвечивали яркие солнечные блики. Несмотря на вроде видимую прозрачность этого вещества, разглядеть то что находилось внутри него было практически невозможно. Это и был гравимобиль, пришедший очень давно на смену старым конструкциям на водороде, которые много веков назад в свою очередь давно заменили обычные машины на жидком топливе. Это была не только машина, которая ездила по дорогам. Это был комфортный дом, в котором было всё что нужно для человека.

Так и ехал один из таких аппаратов по этой совершенно идеальной дороге, точнее можно сказать скользил или парил.

– Да скучно … – произнесла молодая девушка в розовом комбинезоне, смотря из своего гравимобиля на мёртвый, унылый ландшафт.

– Ты сама просила меня, – ответил ей крепкий мускулистый парень в синем облегающем комбинезоне, сидевший на месте водителя перед главной панелью управления.

– Да, но ведь я не знала, что он настолько скучный и кроме придорожных модулей и пары десяток одичавших киборгов – собак мы никого не встретим. -Я думала, что здесь будет интересно, – поджала свои пухлые губы эта милая девушка.

– Я же говорил тебе, что по этой дороге ездят только Стражи Дикой Пустоши и большегрузные Гравимобили, да и то, нам ни один не встретился. А потому что не каждый решиться поехать через Дикую Пустошь. А дорожные корпорации не всем готовы платить такие деньги. Здесь действует двойной, а может и весь тройной тариф – ответил ей парень.

– А почему? Ты никогда не рассказывал мне.

– Дорога прорезает Дикую Пустошь и до неё нам осталось ещё совсем немного. – ответил он ей.

– Ну и что? Не знаю, сколько я всякого видела во Всевидящем Око, я бы не сказала, что это так страшно. Ничего особенного … Подумаешь Дикая Пустошь … – сказала девушка.

– Так, а вот и он, первый Страж. Так я включу сейчас блок безопасности, а ты Лина молчи. Ты всё помнишь? – спросил он её.

– Да заблудились и всё такое… Бла-бла-бла -ответила она ему.

– Ну вот и хорошо. А я люблю тебя. – сказал парень и погладил ей волосы.

Девушка сразу зарделась.

– И я люблю тебя Аскольд. – прошептала она ему.

Мощный силуэт металлической конструкции, в которую был облачён Страж показался прямо из-за поворота небольшого холма, которой обогнул гравимобиль. Страж сразу же включил сигнальный плафон, предупреждающий их о временной остановке. Гравимобиль мягко скользя по дороге плавно остановился. Металлическая конструкция внутри которой восседал Страж неслышно приблизилась к ним на небольшое расстояние.

– Ваши документы и разрешение! – громко чеканя каждое слово произнёс Страж.

– Пожалуйста, офицер. – ответил Аскольд и прямо на поверхности гравимобиля зажглась розовая голограмма на которой высветились какие-то буквы и цифры.

– Да, всё в порядке у Вас, подождите. – сказал Страж и сразу же сбоку конструкции распахнулась дверь и из неё вышел пожилой мужчина в сером облегающем комбинезоне.

Мужчина подошёл вплотную к гравимобилю и постучал по его поверхности. Крыша аппарата медленно разверзлась. Теперь это был уже грави кабриолет.

– Я понимаю, что внутри сидеть комфортно, прохладно, уютно, а здесь нещадно палит солнце, но я хочу видеть ваши лица молодые люди. – сказал им Страж.

– Офицер документы у нас в порядке, разрешение есть, и мы едим к океану, посмотреть Застывшую Стену. Это ведь не запрещено? – спросил Стража Аскольд. – Туда ведь ездят сотни туристов.

– Всё так, но не по этой дороге. И Вы это знаете.

– А что не так с ней? То, что она проходит через Дикую Пустошь? Но мы только узнали об этом. Мы попали сюда случайно, заблудились. – подала голос Лина.

– Девушка Вас как зовут? – спросил её Страж и достав из левого кармана тёмные очки нацепил их себе на нос.

– Ли… Лина. – произнесла растерявшаяся спутница Игоря.

– Лина, Лина, Вы слишком молоды, чтобы задавать вопросы. – жёстко ответил ей Страж, а потом добавил, – Ехать по ней ВЫ конечно же имеете право в Силу Закона о Дорогах принятого в 5147 году Ассамблеей Стран Застывшей Стены, но моё дело предупредить Вас не ездить по ней, а остальное решайте сами.

– Так, а что с ней не так? – не унималась Лина.

Аскольд одёрнул её руку.

Страж облокотившись локтем на край аппарата, посмотрел в упор на молодую пару и от этого взгляда у них всё похолодело внутри.

– Скажу Вам так молодые люди. Вы слышали когда-нибудь легенду о, Трассе Непуганых Странников?

– Не… ет, нет – произнесли они почти в один голос.

– Да, я знаю, что о ней даже запрещено рассказывать во Всевидящем Оке, хотя неформально там много снято всяких интересных роликов. Но это ничего не меняет правила есть правила. Но, ладно, ровно через полчаса езды по дороге начнётся граница Дикой Пустоши и я не имею права Вам говорить об этом, конечно, но там будет съезд на древнюю дорогу. По правилам, я не должен Вас пускать туда, конечно, но я не могу же следить за Вашим движением всё время. У меня и без Вас забот хватает, а Вы, молодые люди- умные, так что, я думаю, что глупость не совершите. Будьте осторожны, аппарат не покидайте без надобности, если только у магнитных модулей. Ну, а если захотите спать, то Ваш аппарат идеально превращается в уютный дом. Это я знаю. Так что древние палатки выбросите из головы. Я знаю, что среди молодёжи много экстремалов, которые пытаются отдыхать на природе так же как в глубокой старине делали наши предки, используя палатки из обычной материи. Просто я бы на Вашем месте не стал этого делать на территориях Дикой Пустоши. А там думайте сами. Не так давно там пропал один сумасшедший учёный из Ассамблеи. Говорят, что он учувствовал в создании пространственно-временного космического челнока. Так что ещё раз: хроники сказок о трассе Непуганых странников.

Мир совершенно фантастичный, удивительный и как будто бы идеальный пришёл на смену тёмным векам, в которые попадает главный герой. Он из далёкого и как будто прекрасного будущего, а эти тёмные века -наверное, всё-таки наше время. Главный герой, попав в наш мир, предстаёт в образе предпринимателя имеющего своё придорожное кафе. Вот здесь и начинается самое интересное …– А что за легенда? О Трассе Непуганых Странников? – снова спросила неугомонная девушка.

Страж как-то странно посмотрел на неё. Потом снял с себя очки и ответил:

– Можете ехать. Доброго пути Вам. – и после этих слов он снова влез в металлическую конструкцию похожую на большого робота.

Через несколько минут эта громоздкая металлическая конструкция исчезла за тем же холмом за каким появилась ранее.

Молодые люди ещё немного подождали, а потом плавно двинулись вперёд на своём аппарате.

– А сколько ещё осталось до Дикой Пустоши? – спросила, зевая Лина своего друга.

– -Ещё где-то около часа пути. А солнце уже садиться. Ночью мы окажемся как раз на этой территории и ехать по ней нам придётся … – он взглянул на голограмму карты, – Ещё двое суток. Через полчаса будет первый знак и первое вибрационное поле, указывающее на то, что мы въезжаем на территорию Дикой Пустоши. Ну а потом где-нибудь остановимся, включим режим, Уютного Дома, и отдохнём с комфортом. Обещаю тебе, что ты совершенно не почувствуешь разницы между отдыхом в нашем гравимобиле и отдыхом в нашем доме. Я ведь не зря предложил тебе эту поездку. Ты же никогда не выезжала дальше Вечного Города?

– Нет, конечно. Ну, была за городом несколько раз и то в искусственных парках. А тем более как турист и ещё к Застывшей Стене ехать… Нет, нет я же говорила тебе об этом.

– Да, разрешение было сейчас получить непросто.

–А почему? Всё из-за этой ситуации?

– Да говорят Правители не рекомендуют ехать к Застывшей Стене, но от желающих увидеть её не становиться меньше. Она всё больше и больше привлекает туристов. Поэтому и цены на разрешение Ассамблеи не дешёвые. – ответил ей Игорь и добавил, – Потерпи скоро начнутся земли Дикой Пустоши, потом проедим немного и отдых. Потерпи милая.

Через некоторое время вдали показался мерцающий розовый свет, от которого исходили в разные стороны слабые лучи. Это и было то самое вибрационное поле, о котором говорил Аскольд. Вибрационное поле было своего рода границей между новым и старым миром Дикой Пустоши.

Солнце уже почти село за горизонт и вечерние тени своим одеялом медленно накрывали ландшафт. В небе одна за одной зажигались звёзды и яркий месяц поплыл по небу вслед за удаляющимся аппаратом по территории Брошенных Земель, как ещё по-другому называли земли Дикой Пустоши.

Много лет назад через Дикую Пустошь пытались проложить дорогу, но из этой затеи ничего не вышло. Что-то пошло не так и все работы прекратили, а дорогу сделали, но немного сбоку от Дикой Пустоши. Внешне с Пустошью всё было нормально. Такая же выжженная пустыня, угнетающая жара, а также изредка попадающиеся редкие кустарниковые деревья. Однако, даже дикие собаки-киборги по неизвестным причинам никогда не пересекали границу вибрационного поля.

– Аскольд, смотри, я вижу какие-то деревья и пруд! – вдруг закричала Лина, показывая рукой куда-то вдаль.

– Что ты там увидела? Где?!

– Вон, смотри! Смотри, вон там, впереди, отражение месяца как в зеркале на земле. Это точно вода, а говорили, что здесь одна пустыня. – кричала возбуждённая девушка. – Давай заночуем там.

– Лина, но дорога ведёт нас прямо. Я не вижу того съезда, о котором нам рассказывал Страж. – ответил ей Аскольд и на всякий случай включил мощные прожектора на гравимобиле, сразу осветившие всё пространство перед собой.

– Да, да извини. Ты прав мы не сможем свернуть с неё. – грустно произнесла девушка.

– Смотри. – тихо сказал Аскольд, резко сбавив скорость, – Что это? Как будто обрыв?

Внизу от Главного автобана была кое как видна дорога, с разбитым древним асфальтом, вся в выбоинах и почти заросшая колючками и тем не менее, это была самая настоящая дорога.

– Я остановлю аппарат. – сказал Аскольд. – Это наверно и есть тот древний путь, о котором нам говорил Страж.

Гравимобиль плавно свернул с центральной автострады и устремился вперёд. Аппарат был устроен так, что в случае перехода с главного автобана переходил на автономный режим гравитации, рассчитанный на длительный полёт над землёй.

Мираж с небольшим озерцом продолжал маячить вдали прямо перед ними, пока не превратился в реально существующий большой водоём с плотно облегающими и окружившими его небольшими растениями.

Гравимобиль мягко скользнув по поверхности озера остановился на песчаном берегу.

– Как красиво! – восторженно произнесла Лина. – Как будто здесь и нет никакой Дикой Пустоши. Всё-таки не сравнить с Парком Вечного Города. Смотри и месяц отражается в воде и деревья такие красивые и они ведь настоящие …

– Да. – произнёс Аскольд.

– Любимый я хочу, как в старину … Я смотрела во Всевидящем Око. Там показывали, что в древности люди любили разжигать огонь, грелись у костра, смотрели на звёзды. Я тоже так хочу. Это же прекрасно … – прошептала Лина.

– Ты уверенна? Страж ведь предупреждал не выходить из гравимобиля в Дикой Пустоши. Всё-таки внутри безопасней и я включу сейчас режим, Уютного дома. Мы посидим в гравимобиле, полюбуемся оазисом и вернёмся на Главную автостраду. – ответил ей Аскольд.

– Милый скажи мне одно, что здесь может быть? Тут же прекрасно … Ночь, звёзды, озеро, деревья, которых нигде больше нет и тишина … Я хочу костёр. Хочу костёр. – Лина обняла его и поцеловала в щёчку.

– Ладно, ладно будет тебе костёр, ты умеешь уговорить. – ответил Аскольд и гравимобиль медленно открылся. – Ну что выходим милая?

– Да. – ответила она ему.

Аскольд нажал что-то сбоку на аппарате и показал это Лине.

– Ой! – вскрикнула она. – Ты взял с собой палатку?! Где ты нашёл её?

– Я же знал, что ты заставишь меня провезти ночь в Дикой Пустоши. – ответил он ей.

Через некоторое время они уже сидели у костра, который приятно грел их, у входа в свою палатку. Перед ними лежала тихая гладь прозрачного озера. Небо было звёздным. Тишина оглушала их своим безмолвием.

– Скажи мне милый, а почему все хотят увидеть Застывшую Стену? – тихо спросила Аскольда Лина, прижимаясь к нему своим боком. – Правда, что никто не знает, что там, за Стеной?

– Да правда… – ответил ей Аскольд и обнял её за плечи.

– Я как-то смотрела про неё во Всевидящем Око, но толком не поняла ничего.

– Это случилось почти тысячу лет назад…Никто не знает точно про то что произошло на самом деле. Одни говорят, что причиной появления Стены послужило приближение к нашему миру огромной Красной звезды. Другие рассказывают про взрыв невиданной силы неизвестного космического обьекта. Эта Гигантская Стена застывшей, именно застывшей, а не замёрзшей воды и поднялась она практически до околоземной орбиты. Тогда говорят изменилось и гравитационное поле земли, дав толчок новым технологиям. Но это не всё…

– А что же ещё? – спросила совсем заинтригованная Лина.

– Что-то изменилось сильно и в сознании людей. Говорят, что в древности люди убивали друг друга, бесчисленным войнам не было конца и края. Люди постоянно придумывали всё новые и новые виды оружия. Агрессия, жестокость и ненависть соседствовали рядом. А когда случилась эта глобальная катастрофа то всё пропало. Теперь никто и не поймёт почему люди убивали себе подобных. Теперь в нашем обществе царит любовь и гармония … Многие сейчас не понимают причины той ненависти между людьми имевшей место много веков назад. Но факт, с появлением Застывшей стены всё это исчезло и осталось лишь как предмет изучения учёными. Будто кто-то стёр этот ген у людей. Лишил их его. Мы теперь другие и нам не понять людей того времени. – ответил Аскольд.

– Как это ненавидеть друг друга. Я не пойму? – произнесла, надув свои пухлые губки Лина.

– -Поверь мне, что и я тоже. Ну что малыш будем спать? – спросил её Аскольд.

– -А я бы ещё посидела под звёздами. Мне так интересно слушать тебя … – восторженно прошептала девушка.

– Нет милая давай ляжем спать в палатке. Я и плед тёплый с собой взял. Утром здесь бывает прохладно, – ответил ей Аскольд и пошёл укладываться спать.

Лина ещё немного посидела под голубым мерцанием серебристого месяца, а потом зашла в палатку и укрывшись тёплым одеялом погрузилась в сон. Рядом лежал её друг, смотря на её нежное лицо. Вскоре и его глаза закрыла пелена сна.

Ночное небо было прекрасно. Оазис, в котором расположились двое влюблённых маленьким островком лежал посреди бескрайней пустыни. Веяло ночной прохладой. Вокруг стояла тишь …

А они спали и чувствовали себя самыми счастливыми на свете людьми.

Глава вторая. Перевёрнутый мир

Аскольд открыл глаза от жуткого грохота, исходившего непонятно откуда. Открыв глаза, он сразу понял, что находиться не в палатке, а в какой-то комнате и лежит не укутанный в мягкий воздушный комбинезон, а почти голый и на старинном диване, какие он видел в документальном кино во Всевидящем Око. Ощупав себя Аскольд понял, что вокруг стоит полумрак, а за стеной он слышит постоянный грохот. Грохот был непохож не на что. Кто-то будто волок что-то громоздкое по чему-то твёрдому.

– Лина. Лина. – повторил он два раза и вскочив с дивана стал сначала ощупывать себя, а потом пытался осматривать комнату. Полумрак был весьма приемлемый и вскоре он разглядел, что находиться в небольшой комнате, в которой есть старинный диван, с которого он только что встал, небольшой столик с квадратным ящиком, имевшим стеклянную поверхность и лампу на стене, которая слабо мерцала. Лины же нигде не было и это сразу словно током прожгло его. Привело его мысли в удручающее состояние, граничащее с панической атакой. Однако через несколько минут его внимание больше всего привлёк квадратный ящик со стеклянной поверхностью сильно напоминавший древний образец Всевидящего Око, только гораздо уменьшённых размеров. Оглядев помещение ещё раз Аскольд заметил аккуратно сложенные вещи на таком же старинном стуле, как и диван. Почему-то он сразу понял, что он должен их надеть. По крайней мере из всего, что было в этой комнате эти тряпки больше всего походили на подобие одежды. Но по тому стилю как они были сложены Аскольд понял, что сделать так мог только он. Аккуратность была его вторым я.

Ну что же, вот она и есть во всей красе эта – Дикая Пустошь. Много небылиц мне рассказывали про неё, но видно мне теперь приходиться всё это испытать на себе. Так для начала мне надо найти Лину и понять где же всё-таки я оказался. – внезапно его мысли прервали голоса, которые раздались за дверью.

Подойдя к ней Аскольд услышал, как один мужской голос грубым басом спрашивает у другого, явно женского, про какой-то борщ. Вопрос был адресован к женщине, и она пыталась мужчине ответить на него. Потом откуда-то возник ещё один голос и ещё. Все были мужские. При этом грохот и гул чего-то большого, которое куда-то волокли не прекращался. Постояв несколько минут в смятении Аскольд подошёл к стулу, взял в руки тряпки и начал их разглядывать. Если совместить два компонента в одно может получиться целый комбинезон. – подумал он и стал натягивать на себя сначала брюки, а уже потом кофту в стиле поло с длинными рукавами, как он понял позже. Под стулом лежали пара коричневых туфель из натуральной кожи. Такие он в своём настоящем не видел. Туфли удобно облекли его ноги, но больше всего ему понравились брюки. Он сразу понял, что это не дешёвая имитация брюк из материи. Они были и приятного синего цвета, и с красивым ремешком, и в сочетании с чёрной облегающей кофтой пришлись ему явно впору. Позже он узнает, что оказывается это были те самые джинсы, о которых он слышал в рассказах про одежды древних и настоящие спортивные кожаные кроссовки довольно известного производителя обуви.

–Ну что же пора выходить в свет. Узнать куда меня занесло … – подумал он. Ведь надо же ему понять наконец, где он очутился, да и вообще может он и спит вовсе.

Ручка и торчащий ключ в дверях означали то что он находиться в закрытом помещении и может выйти из него. Дотронувшись до ключа Аскольд медленно повернул его, открыл дверь и яркий свет тут же ударил ему в глаза.

– Аскольд проснулся! – закричала толстая тётка, стоявшая за деревянной ширмой похожей на нечто среднее между столом, как он понял и простым шкафом. Другая тётка, стоявшая рядом, выглядевшая похудей первой, показала той которая была толстой пальцем на губы и указала на сидевших за столом трёх небритых, чумазых мужчин, одетых в такую же грязную и промасленную одежду. Мужчины жадно прихлёбывали из небольших ёмкостей на столе красную густую жидкость в которой плавали всякие штуки. От нее исходил довольно приятный запах, который тут же ударил Аскольду в нос. От запаха во рту у Аскольда сразу обильно пошла слюна, означавшая лишь одно, то что он был голоден. Но это так не походило на ту еду, которую ел он раньше. Да брикеты, жизненных смесей, были восхитительны и питательны. Они здорово насыщали тело, придавали ему гибкость, питали мозг, но почему-то никогда не вызывали у него обильные слюни. А сейчас он не мог устоять. Запах… Он никогда не ощущал такой дивный и вкусный запах. У него даже слегка закружилась голова.

– Аскольд есть будешь? – раздался откуда-то сбоку голос плотной, сбитой женщины с матово загорелым лицом и кривыми ногами. Голос вывел его из оцепенения.

– Что? – переспросил он, поняв только одно, что женщина знает его.

– Любка налей шефу борща! И мяса, мяса побольше положь! – повысив голос сказала плотная женщина и через несколько минут из другой комнаты, от которой запах исходил в ещё большем количестве вышла толстая женщина и переваливаясь с ноги на ногу несла в руках плоскость на которой лежала ёмкость с вкусным красным варевом, тарелка с нарезанными дольками каких-то плодов и ещё чего квадратного, тёмного, но тоже очень вкусного. Позже Аскольд узнает, что ел знаменитый борщ, рецепт которого был забыт много сотен лет назад, салат из свежих овощей и кусочки свежего ржаного хлеба.

– Ты где есть будешь? – спросила его плотная.

– Где? – не понял он вопроса.

– Понятно, – сказала она и понесла плоскость, которая конечно же была подносом к крайнему столику у окна, – Если не в кабинете, то ты обычно здесь кушаешь, у окна. Мой борщ знатный сегодня. Смотри как эти дальнобои едят, аж за ушами трещит.

Аскольд огляделся. Довольно большое помещение, в котором стояло десять квадратных столов. Помещение не походило не на одно из тех какие он видел в жизни. Деревянные полы были коричневого цвета, а стены отштукатурены белой краской. Всё просто и сердито. За ширмой стояли полки с бутылками с разноцветной жидкостью и всякие явно вкусные штуки на больших подносах, а то что ему показалось ширмой конечно же было обычным баром. Ничего подобного Аскольд раньше не видел, но тем не менее он прошёл к окну и сел за столик, как будто в каком-то ступоре. Он не чувствовал себя.

Один из трёх грязных и обросших мужчин, жадно поглощавших красную густую жидкость, оглянулся на Аскольда, словно был удивлён его появлению. Потом откупорил бутылку с прозрачной жидкостью на столе и налив её себе и ещё одному из трёх человек гаркнул,

– Ну, за нас! – жидкость тут же была ими опрокинута в рот. Оба поморщились, но тут же как ни в чём не бывало продолжали хлебать из тарелок.

Таких манипуляций с прозрачной жидкостью из бутылки было проделано ещё три, после чего мужчина, поставив бутылку на пол заорал, повернув голову к ширме,

– Клавка давай вторую!

Но Аскольд уже будто и не видел некого. Он смотрел в окно. Теперь он понял от чего исходил постоянный грохот. По жёсткому широкому автобану с тёмной поверхностью катились взад и вперёд металлические аппараты. Некоторые, те что были поменьше останавливались у здания, в котором находился Аскольд. Из них выходили люди. Кто-то заходил в здание заказывал себе еду, а кто-то уезжал.

Он словно был во сне… Автоматически он взял ложку и всё ещё смотря в окно здания, зачерпнул её в ёмкость с варевом стоявшую перед ним. Рот обожгла горячая жидкость. Но он уже забыл обо всём. До чего же вкусно, – подумал он и с жадностью стал поглощать еду. И борщ, и салат, и хлеб. Я никогда не ел ничего вкуснее. – думал он, -, это удивительно. Все эти манипуляции Аскольд проделывал, находясь в тупом ступоре, он будто чувствовал, что пока надо делать именно это, а в остальном разобраться позже.

А женщина по имени Клавка несла ему уже второе блюдо.

– Твои котлеты любимые с картофельным пюре. – поставила она перед ним тарелку.

Но Аскольд, однако с большим трудом съел и это блюдо, ведь подобная тяжёлая хоть и вкусная пища никогда ещё до сего момента не ложилась в его желудок. Докушав он направился к выходу из здания. И когда Аскольд вышел из этого здания то сразу же ему в нос ему ударила сразу свежесть раннего летнего утра, зелёной травы и терпкий запах озона перемешанный с запахом дорожного асфальта. Хотя он пока не понимал, что такое и асфальт, и запах бензина, как и многое другое. Но для него всё это было неважно. Сначала у него даже закружилась голова. Но потом

Аскольд уже стоял и поглощал эту новую для него жизнь полной грудью. Это действительно была новая жизнь… Странная, с совершенно непонятными для него новыми персонажами. Жизнь, которая открывалась для него сейчас. Он не понимал ещё всего того что случилось с ним. А может думал, что его сознание каким-то немыслимым образом под влиянием этой Дикой Пустоши раздвоилось и сейчас диктует ему свою реальность. Кто знал эту истину? И кто мог знать то что проживёт он в этом перевёрнутом мире много долгих лет …

Итак, Аскольд очутился в ином времени … Это был конец двадцатого столетия и начало двадцать первого. Это было прошлое той страны, а в его реальности совершенно измененного до неузнаваемости места Земли, в котором он родился.

Трасса, о которой пойдёт это повествование было самой настоящей трассой в прошлом. Живой, пульсирующей артерией, соединяющей её юг со столицей всей страны. Главной артерией она была потому что по ней из столицы шли фуры и автобусы до самых южных окраин этой гигантской страны, занимающей большую часть суши на земном шаре.

Но несмотря на то что она была самой первой трассой в стране, соединяющей её с югом, позже были построены ещё две. Тем не менее она была довольно неказиста и узка. Строить её стали ещё в середине двадцатого века и имела она в то время не простое, а больше стратегическое значение. Ведь когда-то её сначала хотели всю сделать из бетонных плит, чтобы в случае большой войны на неё могли сажать летательные аппараты, но не всё вышло так как хотели. Дорога получилась намного уже чем планировали и поэтому она забрала первые несколько жизней. Да тех, кто строили её – точнее планировали и руководили её строительством – их просто расстреляли как врагов государства. Это была первая кровь, которую пустила, Трасса. Решили, что они украли цемент или гравий. Точно никто не знал по сей день, что именно, но людей в любом случае расстреляли. Так на всякий случай… Такое было время.

Потом это время ушло, а трасса продолжала жить своей жизнью. Уже канули в прошлое времена, которые знаменовали собой, добрую советскую стабильность. Пришли времена так называемые, перестроечные, и наступили потом девяностые в которые и сумел угодить полной задницей как раз наш герой.

К этому времени, а это была уже середина девяностых, трасса представляла собой довольно жалкое зрелище. Такой какой она была по сути в самом начале такой она и осталась. Правда вместо бетонных плит, которые иногда проступали кое где, она была покрыта асфальтом, но продолжала быть всё такой же узкой. Увеличивался парк личных автомобилей у населения и поток их на трассе и скученность по ней была жуткая. Но из-за этого или нет на ней очень много было аварий со смертельным исходом пассажиров и автовладельцев.

В начале девяностых годов около небольшого городка, который носил название Меняйлов – града, близ этой трассы начала возникать стихийная торговля. Десятки людей, а это были в основном пожилые люди, старики с бабками стали выходить на трассу с баулами и сумками, с ещё дымящимися горячими домашними пирожками, котлетами, варёными курами и всякой другой снедью. И на эту снедь, заметя издалека сидящих вдоль пыльных дороги бабок в платках с большими сумками, останавливались как мухи на мёд измученные и голодные водители большегрузных фур и не только. Тогда же появились и первые братки, которые ездили на чёрных топорно сделанных машинах местного автопрома и обирали несчастных бабок, торгующих пирожками. А кроме них бабок обирали ещё и блюстители закона, так называемые менты, те кто должны были их в правильном разумеется обществе, охранять от братков. Бабок в итоге обирали все, кому не лень. Так и жила эта трасса. Одни обирали других, а те третьих…

О не каких кемпингах, мотелях и кафе в те года не было ещё и речи. Всё это станет появляться лишь через лет эдак пятнадцать. А пока стихийная торговля правила балом. Страна в которой жили все эти люди развалилась и они-то ли от безысходности то ли ещё от чего стали выходить на неё.

Была ли эта трасса какой-то особенной или нет не знал никто. Хотя про неё слагали легенды. Одно знали все – кто хоть раз попадал на неё тот на ней и оставался. До конца своих дней … Многие встретили в итоге здесь свою смерть. Трасса пожирала людей. Она глотала их и пережёвывала. Она словно гигантский змей протянулась на тысяча километров. Змей, который лежал и спал в послеобеденном забытье. Змей, который заглатывая одну за другой человеческие жертвы, продолжал жить.

А как было жить этим людям иначе. Оставшись один на один с суровой постперестроечной действительностью, брошенные в дикий мир рыночного выживания они боролись за своё существование. Кто-то погибал, кто-то выживал, а кто-то поднимался и шёл по жизни дальше.

Так выживали в те года все. И те, кто выходил на трассу с котомкой жареных пирожков и те, кто, покупая автомобиль на взятые в долг где-то деньги пытался найти ту золотую струю в новом рыночном мире, которая будет кормить его семью. Но большей частью эти люди загоняли себя в долги и работая как волы без отдыха просто умирали неожиданно от сердечного приступа или ещё от чего. Порой прямо за рулём своей машины.

Но над трассой тяготел рок … Кому-то она приносила удачу, поднимая его из низов до человека со статусом. Кого-то она поднимая снова кидала на самое дно новой жизни ¸ а кого-то просто сразу же убивала в зародыше. Кому-то удавалось, падая выкарабкиваться из ямы, подниматься вновь и вновь, возрождаться как феникс из пепла. Таким и был, вернее оказался в новом для себя мире Аскольд Милов. Но это он понял гораздо позднее…

К тому времени когда он попал в этот мир уже ушли в прошлое старенькие бабули с пирожками и начали появляться заведения уже больше похожие на мини кафе и магазины, в основном сделанные из железнодорожных вагонов и металлических контейнеров. А Аскольд Милов был, как он понял позже, один из первых предпринимателей, которому суждено было войти в историю этой трассы, кто построил на этом участке трассы первое современное кафе.

Позже он узнал, что в этом мире он родился в семье советских интеллигентов и родители у него были простыми учителями. Отец у него умер рано, а мама была жива. У него было два брата – средний добился к тому времени большой карьеры в столице, а младший был бичом их семьи и в городе его все звали по кличке, Тот Алик. Хотя на самом деле полное имя его было Альберт. Рассказ о его брате пойдёт позднее. Родители в силу своей интеллигентности дали такие странные имена своим детям, стараясь выделиться из общей массы. И это у них получилось.

Аскольд Милов построил кафе к концу середине девяностых годов на Трассе Не пуганных Странников прямо близ Меняйлов – града. Мы должны заметить, что в историю под этим роковым названием трасса войдёт позднее. А в те времена трасса проходило аккурат мимо этого городка. Позже через двадцать лет цивилизация начала создавать и красивые мотели, и оборудованные автозаправочные стации, и всякие комплексы. Но это всё будет позже. Сейчас это было первое кафе и вёл дело в нём по задумке тех сил, которые перекинули Аскольда в прошлое был никто иной как именно он.

А сейчас Аскольд Милов долго ещё стоял перед входом в своё кафе, задумчиво наблюдая за вечерним закатом летнего солнца. В своём мире он не видел такой. Люди заходили и выходили из кафе. Машины уезжали и останавливались, а он все стоял и стоял, пребывая в полном отупении. И одна мысль лишь сейчас владела им, где моя Лина? – Наконец грубый голос прервал его думы,

– Ну,что встал? Пойдём кофейку выпьем. Ты что Аскольд, очумел что ли? Сам не свой. Что с тобой?

Аскольд оглянулся. Перед ним стоял старый, худой и сморщенный, но довольно ещё пока жилистый человек с палкой. Аскольд уже мало, что понимал из всего того, что видел и кого видел. Он просто принимал всё происходящее как само собой разумеющееся и только мысль о любимой продолжала лихорадочно пульсировать у него в мозгу. У человека были седые длинные волосы, закрученные по краям и усы, свисающие книзу и придающие ему немного грозный вид.

– Ты что балда, Сотню не узнал, что ли? – хриплым басом спросил его мужчина и ткнув палкой по обуви Аскольда прошёл в кафе.

– А это что ещё за человек? – подумал Аскольд и зашёл вслед за ним.

Сотня уже сидел за самым крайним столом у окна и пил чёрный кофе, который ему одному из всех клиентов наливали бесплатно. Да, это был именно тот самый легендарный, последний из могикан, из полублатного мира прошлого кому удалось выжить в этом горниле времени. Их осталось то, единицы … Те, кто ещё помнили старых воров, те кто считались с законами тюремной жизни и знали множество байков, от которых кровь леденила душу у простых смертных. Последним пристанищем этого старика была знаменитая советская столовая в Меняйлов граде. Он был и последним кто покинул её, после того как всё здание, в котором находилась эта столовая распродали под всякого рода мелкие магазины. Совсем рядом с трассой находился небольшой спальный район, где и жил он в своей однокомнатной квартире с видом на трассу. Он давно оставил свою семью и перекочевал в эту квартиру, завещанную ему своей матерью. К моменту, когда Аскольд запустил своё кафе это был уже совсем старый и измождённый человек, который правда не гнушался, несмотря на потерянное здоровье опрокинуть в себя литр или полтора алкоголя. Однако, как позже открыл для себя Аскольд, как и многое другое, с ним и его братьями этого человека связывала старинная дружба и оказавшись совсем один в пустой квартире Сотню стала одолевать чёрная тоска. Он совсем было забыл про Аскольда и его братьев, когда как-то в очередной раз прогуливаясь вдоль трассы увидел издалека новое кафе с яркой крышей. Зайдя внутрь он не сразу узнал хозяев, а когда вспомнил их, то с того времени стал каждый день приходить к ним в гости, а бывало и оставаясь здесь по несколько суток, благо кафе было круглосуточное. Теперь для него весь персонал кафе по сути был одной большой семьёй.

Но вот наконец до Аскольда стала доходить суть всего то, что он видел и ощущал, и первое это то что он, по всей вероятности, должен знать этого, дикого старика, как он прозвал его про себя, ровно, как и всех остальных. Постепенно он начинал здраво что-то соображать и из поломанных, рваных пазлов начала создаваться единая картина новой реальности, из которой он понял вскоре, что он хозяин этого заведения, а также то, что у него есть один умный и серьёзный брат, и брат не совсем адекватный. Ну, и всё остальное, что окружало его вокруг. В силу своего ума Аскольд вскоре начал разбираться в сложном механизме окружающего нового мира.

Он сел за стол к Сотне и одна из его работниц несла ему уже стакан горячего чёрного чая, вкус которого поразил Аскольда от всего сердца.

– Слышал про ту газель, что у свалки сутки стояла? – спросил его Сотня.

Аскольд кивнул головой, хотя и не знал о чём идёт речь.

– Думали, что спали те двое, которые были в газели, а у них перья в боках. Менты говорят, что пасли их ещё с юга. Бабки сняли и документы.

– Понят-но, – поперхнувшись чаем ответил Аскольд, поняв, что речь идёт о смерти людей.

И только сейчас Аскольд понял одну вещь, самую главную наверно для себя. Ему нужно привыкать к раздвоенному сознанию, к пониманию того, что есть Аскольд этого перевёрнутого для него мира и есть Аскольд, который остался в том будущем, где была его Лина и всё то, что было близко и понятно ему.

– А недавно Вольта посадили за наркоту, – продолжал вещать Сотня своим хриплым басом, – Дурак, на старости лет сиди да не парься, а он всё туда же…

– Да – глухо ответил ему Аскольд, вообще не понимая о чём идёт речь.

– Да ты тоже походу, того стал, как брательник твой – сказал Сотня.

– Какой?

– Долбанутый, – подытожил Сотня.

–Будешь тут такой. – подумал Аскольд и тут почувствовав головокружение, резко встал и направился в комнату.

– Что это с ним? – спросил Сотня у женщин.

– -Переутомился видать, – ответила толстая, – Итак без отдыха, а тут братец его постоянно что-нибудь да учудит. Вот давеча как. Зашёл в котельню нашу, а к вечеру привозит братец его эту шалаву, как её – Анчютка. Привозит на промысел. Анчютка то эта, без слёз на неё не взглянешь. Опухшая вся от водки, вечно пьяная, с синяками, грязная, вонючая. Тьфу … – сплюнула в сердцах баба Люба, как звали её все в кафе.

– -И что? – спросила её Клавка.

– А ты что не знаешь? – спросила её баба Люба, – А так ты же сегодня заступила, вчера Олька работала. А я здесь вторые сутки беляши жарю. Так вот привёз он эту Анчютку, мать её раз так … А к ночи приехало человек пятнадцать чурок. Откуда взялись то они. Узбеки чтоль? Все грязней, да чумазей хлеще чем Анчютка эта. А Альберт наш уже напоил её в стельку и этого Кольку нашенского с ней вместе. Котельщика того, только такого котельщика в гробу видать, хотя и жалко его порой – сирота ведь всё-таки. Положили её пьяную на пол в котельной на тряпье, а перед входом встал сам Алик. А эти чурки в очередь встали, и он их по одному стал впускать. Суют они ему по пятьсот рублей, а он пускает их по очереди к Анчютке и считает, Первый баран пошёл, второй баран пошёл, третий и так далее …, а той хоть бы что … Один придёт сверху на неё ляжет подрыгаеться минут пять, встанет и уйдёт, а за ним следующий. Вырубилась в дрова, и кто там дерёт её видать по херу ей. Во как. А тот продолжай себе считает бабки и баранов. – выложила Люба.

– Молодец, что говорить, – сказал, улыбаясь сквозь усы Сотня, явно симпатизировавший младшему брату Аскольда.

Всё это уже краем уха слышал Аскольд, но сил сказать у него что-либо на это не было. Открыв дверь своей комнаты и упав на кровать, он потерял сознание…

Очнулся он от того, что чей-то женский голос пел заунывную песню.Кое как встав он одел брюки и обувь и тут же открыл дверь. Прямо перед дверью стоял улыбаясь, пребывая явно в каком-то дурмане маленький человечек с большими оттопыренными ушами и огромной широкой улыбкой во весь рот. Человечек имел сильное сходство с маленьким клоуном или шутом, какие жили во времена глубокой преглубокой старины и смотрел он на Аскольда взглядом преданного и верного пса.

– Ты кто? – спросил его Аскольд

– Колька. А ты что Аскольд не узнал меня что ль? – спросил его человечек и тут Аскольда осенило, что это совсем безобидное маленькое существо наверно больно на голову. Во всяком случае весь его облик говорил именно об этом.

–Нет не узнал … – ответил ему Аскольд. – Колька слушай ты мне быстрей скажи где это как его уборная?

– Сортир что ли? Пойдём шеф со мной. Ты что шеф? Что с тобой? – улыбаясь во весь рот человечек, потянув за рукав Аскольда привёл его к двери уборной.

Аскольд только и успел с трудом стянуть с себя штаны, как вчерашний борщ и котлеты с гулким рёвом полезли из него в унитаз. Еда была вчера до удивления вкусной, но и отходы от неё тоже рвали желудок на части, чего никогда не случалось у него в своём мире от питательных смесей. Оно и не могла случиться ничего подобного в его мире по одной простой причине … Человек далёкого будущего не использовал свой желудок по прямому своему назначению, но при этом желудок и не страдал из-за того, что природа не давала ему такой разрядки. Отходы людей будущего выходили просто через обычный пот. И вот сейчас для Аскольда это было нечто…Но в конце концов желудок был опорожнён. Причём никогда раньше Аскольд не испытывал такое дикое наслаждение. Вот оно настоящее маленькое счастье, – подумал он и зажал тут же свой нос пальцами. Да – счастье, оказывается имело весьма и очень довольно неприятный запах. На стене висела мягкая бумага, предназначение которой Аскольд понял сразу. Затем умывшись и приведя себя в порядок Аскольд вышел из уборной. В зале продолжали заунывно петь.

– А это кто? – показал он Кольке на компанию, которая заняла самый стол посредине кафе и заунывно тянула песни.

– А эти то… – молвил маленький Колька или Колёк как его ещё все называли. – Это Колобок с девками. Водки нажрались и теперь песни горланят.

– Какой ещё Колобок? – пробормотал Аскольд.

– Да мент – гаишник этот с бабами пришёл. Водки заказали шесть бутылок и всего две порции шашлыка. – улыбаясь сказал Колёк. – Куда в них столько лезет? Мне тоже наливали – снова расплылся в улыбке довольный Колёк.

Действительно, за столом сидел большой, грузный мужчина в форме военного и три огромные, не старые женщины. На столе стояли три бутылки с прозрачной жидкостью и тарелки с закуской. Опорожненные бутылки валялись рядом под столом. Заметив, что Аскольд смотрит в их сторону худая Ленка тут же подбежала и начала собирать с пола пустые бутылки.

– Ишь нагадили, ишь убирать за ними надо, ишь побросали. – гундела при этом она.

Круглая голова Колобка, всё это время безучастно лежавшая на столе приподнялась, расплылась в широкой улыбке, подмигнула Аскольду и снова упала на стол. Через пару минут под стол скатился и сам Колобок под заунывные песни пьяных баб. Наконец, до смысла Аскольда стало доходить, то, что они называют водкой и есть сильно одурманивающая жидкость, которая и приводит этих людей в такое по сути скотское состояние. А в это время, в углу чадя вонючими дешёвыми сигаретами сидел, улыбаясь Сотня, шевеля при этом своими висячими куцыми тараканьими усами. Аскольд направился к его столу с ужасом чувствуя, как его голову наполняет дым этих ужасных сигарет. В горле у него тут же запершило.

–Пьют уже час. Колобка после первой отрубило, так и заснул за столом. Всю водку бабы выжрали. Мне предлагали, но ты знаешь я не пью второй месяц. Хватит, своё попил. – сказал, вздохнув Сотня.

Толстые бабы опрокидывая в себя один стакан за другим, о чём-то громко начинали спорить в перерывах между песнями, потом вдруг заходили смехом и всё это продолжалось ещё около часа, пока не была допита последняя водка. Колобок без всякого движения всё так же лежал под столом, выглядев со стороны как большое бесформенное что-то непонятно чего. Наконец самая толстая из трёх женщин пробубнила.

– Ну чтопора и по домам. Давайте бабы, охламона этого грузите и домой.

Выпив шесть бутылок водки не одна из них при этом не шаталась и не падала. Вскочив со своих стульев две из них подняли с пола Колобка и поволокли его к выходу. За ними топая шла самая толстая, которая обернувшись мужским басом проговорила,

– Ну бывайте!

У выхода стояла маленькая квадратная машина, сзади которой светила надпись «ЛАДА». Открыв водительскую дверь самая толстая плюхнулось в кресло. А две другие затолкали тело пьяного Колобка на заднее сиденье. До этого, он ещё пару раз плюхался на землю и был весь, с ног до головы покрыт пылью. Тут запыхавшись прибежал Колька и протягивая форменную фуражку внутрь машины завопил:

– Фуражку забыл, фуражку!

Затем машина резко газанула с места и оставив на обочине клубы пыли скрылась в ночной темноте.

Аскольд тоже вслед за ними вышел на улицу так как довольно спёртый воздух в кафе наполненный новыми для него тяжёлыми запахами давил на него по страшному.

Для начала мне нужно пытаться вжиться в новую жизнь, узнать всё про свою новую семью, понять и принять этот перевёрнутый мир. Может он чем-то и хорош для этих людей, но в нём мне ещё предстоит разобраться. Я так понимаю, что я главный для них и всё что делают они связано со мной. Значит мне надо всё изучить, всё понять. Сделать будет всё это сложно, но нужно. Иначе мне здесь не выжить. Всё завтра и начну. А потом, когда я пойму и приму этот мир я буду искать Лину. У меня просто нет другого выхода, просто нет. Я не знаю сколько мне суждено быть в этом мире. Может до конца жизни, а может просто завтра рвануть отсюда, подальше от этого места. Может, истина, далеко отсюда? Ладно на сегодня хватит мыслей. Спать. С утра и начну. – думал так Аскольд, а потом зашёл в кафе и подойдя к худой Ленке, которая тёрла прозрачные бокалы сказал ей,

– Я отдыхать, а Вы без меня сами тут. Сами всё знаете. А завтра поговорим.

– Хорошо, – ответила ему Ленка.

Аскольд прошёл к себе в комнату теперь закрыв её на ключ, разделся, и тут же заснул крепким сном.

Глава третья. Дикие истории трассы непуганых странников

Ночью Аскольду снилась Лина … Она звала его, просила о чём то, плакала. А потом туман.

Встал Аскольд уже совсем другим человеком. Он теперь знал, что делать ему, как вести себя, он понял теперь главное для себя – ему надо выжить любой ценой, чтобы вернуться в свой мир. Но сначала надо попробовать понять в целом, что это за место в географическом плане в которое он бухнулся с головой и попробовать покинуть его. Но для этого ему нужно было научиться ездить на местном транспорте. Однако Аскольд ещё пока не знал, что невидимые хозяева уготовили ему такую ловушку, которая как капкан зажмёт его за самый живой нерв.

На следующий день он уже освоил езду на этом автомобиле. Истинный мир Аскольда, мир будущего рождал людей, имеющих огромный потенциал для познания всего того, что человек прошлого не освоил бы и за всю свою жизнь. Мир будущего отшлифовал, генетически отработал создание этого нового вида людей. Людей, не принимающих зло и ненависть, людей чей мозг в силу каких-то новых для человека обстоятельств начинал включать весь скрытый потенциал своего разума и таким образом постигал высоты непостижимые для людей прошлого. Человек будущего мог если захотел освоить любой новый для него механизм, за сутки выучить несколько новых для него языков и многое, многое другое.

Необходимость освоения езды, в первые дни своего пребывания в новом мире, на древнем механическом аппарате стало для него жизненной необходимостью. И как-только он сел за руль этого древнего механического коня, то решил покинуть своё, так называемое кафе, чтобы понять сможет ли он найти новую, как он назвал про себя портал переноса в свою реальность, кротовую нору, или нет. Но вся сложность его реальности в этом мире состояла в том, что, отъехав на как ему казалось тогда на довольно большое расстояние от точки отсчёта Аскольд под влиянием какой-то неумолимой силы останавливался и засыпал. Просыпался он снова и снова в той же комнате, в которой проснулся и первый раз и всё в том же кафе, в котором он был хозяином. Это продолжалось много и много раз. Не каждый день, но порой следуя какому-то невидимому инстинкту он бросал всё и мчался навстречу новому дню. Однако новый день начинался у него по-прежнему на том же месте, на том же диване и в той же комнате. Вскоре он оставил эти попытки, оставил навсегда… Ловушка оказалась серьёзной. А потом он решил просто принять всё как есть и назвал сам себя, Молчаливым Наблюдателем. Он решил наблюдать за этим миром, изучать его и продолжать вживаться в эту роль.

И ещё Аскольду стало казаться, что он каким-то совершенно немыслимым образом связан с этим странным городком с таким же странным названием – Меняйлов – град.

Порой он думал, что возможно его страшно далёкий предок жил в этом городке, оставив возможно здесь свой след…

Или его личная внутренняя карма привела его сюда, его судьба или ещё что, чего он возможно ещё не понимал.

И новый мир продолжал удивлять его ещё больше, а больше всего люди этого мира.

Старик Сотня приходил каждый день, садился в углу и когда не было Аскольда закуривал обычно одну из своих вонючих сигарет, несмотря на то, что Аскольд запретил ему курить в кафе. Были дни, когда на него нападало всё-таки пьяное безумство и он пропивал в кафе за два дня всю свою пенсию. Но это было редко. Часто к нему заходили какие-то типы, угощали его, покупая водки, еды, подолгу сидели с ним травя очередные байки. Любимой притчей или байкой, а может и присказкой какой-то, этого давно уже сморщенного старика была только одна, которую он вставлял во всякое удобное и неудобное время. Она была небольшой, но он ею как бы подытоживал всё рассказанное им и его друзьями. Все её давно уже знали наизусть, но Сотня всё равно всякий раз её повторял как свою единственно существующую для него молитву, Хер у мужика может быть трёх видов. Духопёр, подреберник и игрун. У меня игрун. Ему я и рад.

Что сие означало Аскольду было совсем невдомёк, но эта фраза была очень задорной для него.

Аскольд слушал, познавал и запоминал всю эту новую жизнь для себя, не прекращая при этом думать о Лине. А время для него при этом тянулось очень и очень медленно. Оно тянулось так словно он застрял в какой-то липкой и вонючей жиже, застрял и не может вылезти из неё. Позже приняв многое из жаргона местных людей, он говорил сам про себя так, я застрял как муха в супе, но пройдут годы и оказавшись снова в своём мире Аскольд поймёт, то что именно этого супа ему стало не хватать, не хватать как глоток чистого воздуха. Только тогда он понял, что этот мир с его странными людьми, грязными для экологии технологиями, с его грубой дикостью и необузданной энергией какого-то пещерного материализма, именно он станет родным для него.

А сейчас он жил, слушал и изучал, снова и снова погружаясь в пучину глубокой и беспросветной ямы, дна, как он считал теперь, этих тёмных и варварских веков.

Вся его жизнь теперь проходила в стенах этого придорожного кафе и вся его сущность была теперь завязана с ним.

В кафе была его собственная комната отдыха, дома он почти не бывал.

А люди приходили и уходили, были всякие… Кто-то заказывал себе еду и после обеда или ужина тут же уезжал. Это были заезжие путники и каждый из них был по-своему интересен Аскольду. Через них он познавал новый для него мир, он постигал его, всасывал в себя сквозь собственную кожу, проглатывал как какой-то кусок мяса и порой даже и давился им. А кто-то рассказывал ему о своей жизни, делясь с ним самым тайным и сокровенным.

Через какое-то время Аскольд стал делить людей этого мира на три типа. Первый тип людей он назвал – деловыми, те, которые приезжали, быстро заказывали себе что-нибудь из еды и уезжали, второй тип – потерянные, те кто ездили куда-то без всякой цели и третьи заблудшие – те, кто приезжали просто провезти время где-нибудь.

Во всём что происходило в этом мире Аскольд видел научное обоснование, но не как мистику или провидение, или божий промысел как считали люди мира, в который он попал. Аскольд был из будущего мира, в котором техническая мысль достигла своей завершающей кульминации превратив его в некий футуристический облик, Град Вечной Идиллии, основанный на гигантском научно техническом прогрессе. Он пришёл из мира, в котором люди были изнежены прелестями этого научно технического прогресса, мира в котором правили машины. Они правили миром, и они думали за людей.

Однако его пребывание в этом времени заставляло по-новому взглянуть на многие вещи, и они не казались ему уже более непостижимыми, хотя всё то что потом стало происходить вокруг него и несло печать какой-то загадочности и некоего мистицизма. Но он не осознавал ещё пока всего этого, несмотря на то что у него и не проходило ощущение будто кто-то невидимый выбросил его на край этого мира и при этом постоянно наблюдал за ним.

Так он и жил, вернее существовал …

А люди приходили и уходили. Аскольд продолжал наблюдать. Постепенно не замечая сам для себя, что из молчаливого наблюдателя он превратился в участника событий, которые полностью перекуют его разум.

Глава четвертая. Парадоксы прошлого

Каждое утро, которое он встречал в кафе было одновременно удивительным и в то же время впечатляющим для него. Оно удивляло его всем, но больше всего своим непостижимо красивым солнцем.

И каждую зарю это красивое и большое красное солнце неслышно обволакивало своими лучами землю, выплывая из-за горизонта.

Он всегда при этом замечал про себя, что в этом мире воздух был особенный и не такой какой был у него дома, он был наполнен совершенно новыми для него запахами и ароматами. При этом он сделал вывод, что и неприятных запахов вокруг было в избытке. А в его мире солнце не выплывало, как здесь нежно и величаво, оно появлялось вдруг из ниоткуда, и оно будто не было живым. Всё было здесь другим. И хоть дикость этого мира поражала его воображение, но этот мир был всё-таки настолько бурлящим, что походил на поток лавы бушующего вулкана.

Это была энергия, которая клокотала и выплёскивала в пространство и время страсти, взрывы и эмоции людских масс, человеческих судеб и человеческих драм.

Это был живой мир …

Утро приходило и начинался новый для него день. Обычно Аскольд ложился поздно, часов в три или четыре утра. А вставал рано, часов в девять. Правда днём он позволял себе вздремнуть часок другой в своей комнате. Новая жизнь настолько затянула его, что и сон бывало и не приходил к нему.

День начинался. Аскольд вставал, шёл в уборную, которая была прямо в кафе, принимал душ, благо у него в кафе была и индивидуальная душевая кабина, чистил зубы, а потом шёл завтракать за столик у окна.

Позавтракав Аскольд выезжал в городок по одному и тому же маршруту, пролегающему в радиусе пяти километров в котором и происходили все события его новой жизни. Если он удалялся больше чем на пять километров, то неизменно проваливался в сон и через некоторое время опять оказывался снова в кафе. Родительский дом, рынок, а иногда и оптовая база. Привозил к обеду продукты для кафе, принимал отчёт у бухгалтера Елены Петровны, обедал, а потом до вечера принимал участие в работе своего детища, своего кафе. Итак, изо дня в день, из недели в неделю, из месяца в месяц. Потихоньку он стал забывать свой прежний мир и лишь облик Лины не выходил из его головы.

Вечером обычно начинали подтягиваться гости в кафе и жизнь начинала бить своим ключом. Она наполнялась такими красками, что в воздухе начинало веять искрами чего-то такого, что приводило Аскольда в состояние эйфории, состояние какого-то внутреннего безумства. И это нравилось ему.

В углу сидел, дымя своими сигаретами Сотня и через какое-то время они перестали казаться для Аскольда вонючими.

А люди приходили и уходили.

Вскоре Аскольд стал всё больше и больше ощущать незримое присутствие того, кто наблюдал за ним.

Пришло время и этот кто-то назвался ему.

Голос, который он явственно услышал внутри себя, назвался, Контролёром Времени. А да именно так он и назвал себя, а потом добавил, я выбрал тебя. Смотри, учувствуй и запоминай. Так надо.

Аскольд смотрел, участвовал и запоминал. Хотя и считал, что голос таинственного, Контролёра Времени, не иначе как его собственный. И всё что он слышит внутри себя, это он сам себе и вещает.

Среди многих гостей и завсегдатаев кафе Аскольд выделил несколько людей. Вначале конечно он не имел представления о том, что такое криминальный мир и его представители, но постепенно он стал понимать и выделять этих людей из общей массы.

Первым особенно заинтересовавшим его персонажем был некто Ибис. Экстравагантная и немного хамоватая личность, тем не менее не лишённая своего какого-то только ему присущего внешнего шарма. На его красной от загара и широкой груди всегда светился большой серебряный крест на такой же серебряной цепи, а голову его в летнюю пору украшала широкополая кожаная шляпа. Ну,а зимой шапка с висячим сзади волчьего хвоста. Колоритная личность был этот Ибис. И истории, которые он рассказывал Аскольду были тоже весьма необычными и отсвечивали конечно же криминальным оттенком. И ещё он очень походил на персонажей из сериалов про наркобаронов дикого запада.

– Живой ещё? – слышал его голос Аскольд издалека, когда он появлялся в кафе, обращаясь к сидевшему в углу Сотне.

Старик сразу вскакивал со стула и шёл навстречу Ибису, обнимаясь с ним. Заметив Аскольда Ибис почему-то любил затрагивать в долгих беседах с ним философские темы, темы о смысле жизни. Ибис был одним из последних романтиков криминального мира. Он никогда и нигде не работал, что всегда подчёркивал в своих разговорах и жил непонятно на что. При этом он был очень интересным человеком и собеседником. Любил вслух декламировать стихи восточных поэтов и его истории всегда были интересны Аскольду. Появление Ибиса было постоянно разным и неожиданным. Этим он также шокировал Аскольда. Два шрама пересекавших его лоб делали вид его немного грозным для окружающей среды, но в душе это был обычный и простой человек. Бандит поневоле, как называл его Сотня. Ибис был не просто бандитом, он был историей.

–А вот как-то раз на, Белом Лебедя, случай был. – стал в очередной раз рассказывать он лагерную байку, – Сидел пацан один за разбой. Давно чалил. Они там и мента завалили. Да кто-то сдал их. Двух его подельников тёплыми взяли, а он ушёл, но поймали. Малый дерзкий был. Что они там только не делали с ним … Ничего не брало, крепкий парень был, но всё же тоже сломался. Не каждый, Лебедя Белого, пройти сможет, особенно, если за убийство мента. Мне там тоже и зубы все верхние повыбивали и рёбра ломали несколько раз.

– Ну, а с чем жестокость такая связана? – спрашивал его Аскольд. – Ведь достаточно было и того, что тебя на двадцать лет посадили?

– Ни с чем не связана. – ответил ему Ибис- Система такая. Попал значит получай по полной, а если ещё по разбойной статье, да с убийством, то они тебя ломать будут как можно сильней.

Иногда Ибис немного напивался, но это было редко. Аскольд видел его таким раза три. Пьяный Ибис всё куда-то порывался уехать, набить кому-то морду, кого-то зарезать, но заканчивалось всё это обычно мирно.

Следующим персонажем, который врезался Аскольду в самый мозг был некто Серёга Лосинский. Худой, но жилистый горбоносый человек. Появлялся он также неожиданно, как и Ибис и постоянно что-то бубня себе под нос, расплывался перед Аскольдом в улыбке. Особо говорить он не любил, если только, по существу. Тоже отсидел в своё время немалый срок за то, что покушался на убийство. Иногда с ним приезжала приятная молодая девица, которая болтала невесть что и в основном без умолку.

А запомнился Лосинский Аскольду одним рассказом, который тоже был из лагерной жизни. В своё время Лосинский сильно ушёл в религию и всё чего бы он не касался было связано с ней. Рассказывая он, обычно растягивая каждое слово, как будто смаковал его.

– Сижу я как-то в камере. Это до лагеря ещё было. Тихо, только слышно, как вода капает где-то. Тоскливо так на душе, как никогда. Хоть волком вой. Но я ничего … Взял, Новый завет, в руки и держу, а читать не могу. Не лезет в меня, будто барьер какой. Не лезет и всё тут. Хочу открыть, не получается, не могу. Словно лист каждый в книжке этой махонькой стопудовый. А про себя думаю, Бес не даёт. И вдруг открываю наконец. Не помню правда на какой странице, но открыл всё-таки, а читать не могу. Смотрю тупо в книгу и всё сливается. Не вижу букв, во бес одолел. – думаю. И тут провидение божие. Муха, обычная муха … Садиться на страницу, а потом стала между строк ползать и только тогда я и стал различать слова наконец. Я думаю, что её сама Божья рука водила. Стал читать и сразу так легко стало. А муха продолжает ползать себе и всё тут, а потом она и страницу перевернула, но я уже ничему не удивлялся, ибо понял кем ниспослана сия букашка. Самим перстом Господа…

Эти три человека – старый и дряхлый Сотня, шумный, дерзкий романтик преступного мира – Ибис и флегматичный философ – филантроп Лосинский маячили перед ним в течение многих лет, которые он пробыл в прошлом.

Сотня приходил в кафе каждый день в одно и тоже время, под вечер, а двое других периодически сменяя друг друга появлялись в самые неожиданные моменты. Это могло быть и раннее утро, и глубокая ночь.

Аскольду всё чаще и чаще стало казаться, что это посланники, Контролёра времени, которые стерегут его. Может быть оно и было так, этого никто не знал, но придёт время, и он поймёт, что и их появление в его новой жизни неслучайно.

А пока всё шло как обычно и каждый день приносил ему что-то новое.

Многообразие нового мира поражало его. Оно было похоже на огромный, непостижимый калейдоскоп, порой совершенно разных сюжетов, при этом порой перекликающихся друг с другом.

Здесь были разные люди и разные судьбы.

За несколько километров от кафе близ трассы находился посёлок, жители которого ещё с начала лихих всем валом бросились торговать на трассу. Кто-то тащил в больших термосах пирожки, а кто-то умудрялся из пары тройки железных листов ставить времянки. Все торговали чем могли. Но были и те, кому удалось поставить и вполне цивилизованные кафешки в виде вагонов и контейнеров.

Запомнилась Аскольду как-то рассказанная Ибисом история одной местной семьи. Жила неподалёку от трассы семья Борисеевых. Папа, мама и два сына. Начинали с примитивных пряников и закончили большим контейнером, напичканном всякой вкусной всячиной. Это были и разные конфеты, печенья, пирожные, соки, фрукты и многое-многое другое. Супруга Борисеева была дамой образованной и работала не где-нибудь, а в коммерческом банке. Примечательно эта семья была тем, что чуть ли не всей гурьбой стала торговать одной из первых, на трассе. Жена с работы летела на трассу как помешанная, а детишки, посещая школу лишь формально, помогали родителям в торговле. Дело потихоньку спорилось.

Сначала они возили товар на обычных тележках, так как жили недалеко. Потом купили один автомобиль, а вскоре и большую грузовую машину, которую набивали товаром, привозили на трассу, разбивали шатёр и начинали работать.

Дети росли, родители старели и деньгами они набивали свои сундуки. Человеческая жадность не имеет предела …

И перестали они ощущать реальность. Перестали видеть всё вокруг и круг замкнулся. Вся жизнь для них превратилась в железный контейнер, в маленькую беспросветную металлическую тюрьму.

Старший сын был у них большим ребёнком, не оформившимся в мужчину. Вымахал в огромного, толстого, бесформенного детину с детским недоразвитым мозгом. Он остался по сути дитём и не знал ничего другого в жизни кроме как-торговать в своём контейнере, выполняя команды отца. Вечно грязный, в промасленных штанах и замусоленной рубашке, плохо пахнующий и с заплетённой на голове маленькой косичкой он запомнился знавшим его людям эдаким обалдуем, безобидным, глуповатым и неряшливым идиотом.

Младший был немного хитрее, носил очки, которые постоянно сползали у него на нос и любил выпить ночью на работе несметное количество пива и водки от которых почему-то не пьянел. Вид он имел конечно научного сотрудника, но нутром был полным разгильдяем, хотя и не был таким уж полным дураком как его старший брат.

Отец семьи Борисеевых казалось не видел ничего вокруг кроме торговли. Он был одержим ей, как какой-то идеей фикс. Вся жизнь его была в ней.

Так и жили они не тужили, пока не грянул гром среди ясного неба.

Исполнилось старшему всего то двадцать пять и жизни то, а он и не видел никакой кроме своего контейнера и умер он в нём ночью за прилавком. Утром его и обнаружили уже холодным родители.

Младший вскоре спился, хотя мог бы и в институт поступить в своё время. Спился до того, что спать стал под забором. Мать у них умерла после долгого лечения от неизлечимой болезни. И остался один несчастный отец, который продолжал торговать сам не зная зачем, для чего и для кого.

Вот и вся жизнь …,

Вот такую историю рассказал Ибис и добавил в конце,

–А самое интересное в этой во всей истории другое. Когда умер старший сын Борисеевых прошло пару месяцев и встречаю я отца их. Мужик хитрый с одной стороны и гадкий. Жирный был как хряк, лицо круглое и наглое. Когда деньги на них сыпались он никого вокруг не видел. Злой был, важный весь из себя, а жена и того хлеще – надменная баба, как гусыня какая-то. Гордыня заела их. На зону не разу грев не послали. Но зато ментам отстёгивали как положено. Не люди, а крысы. Но это ладно… Встречаю я главу семейства, а он мне такой и говорит, умер старшой мой от старости. Во напасть то. Старость – не радость. Подкралась незаметно.

И ехидно так сказал, как не о родном человеке, а как о псине какой-то. Не по себе мне стало, не по себе. Ей богу … Пацану только двадцать пять ведь было и если он старый, то ты, то кто-тогда – вообще древний, как мамонт. Сказал он это как о отработанном материале и жутко мне стало, хоть и поведал я на зоне не мало, но такой гнилости не видывал. У нас ведь даже о мёртвом котёнке мы плакали, там за колючей проволокой. И ведь и убийцы были и разбойники, но людское ещё пока не сдохло в нас. А этот не человек, амёба, свинорыл в образе человека. Так что вот такая история.

– А я расскажу Вам историю о Федьке – Кардане,– вдруг произнёс Лосинский.

– Что за Кардан такой? – не понял Аскольд.

– Погоняло такое, прозвище, кличка. На зоне – погоняло, а на воле кличка. Тем более у таких как этот – Кардан, собачья. Да и сам он на собаку похож был. Ублюдок – не человек. Ну тут таких много. Баб своих готовы ради денег под других мужиков кинуть. Так и этот. Худой был, чёрный как цыган и усы как у таракана топорщились. Злой, голодный был вечно, сколько не жрал, а худой был, будто червь его из нутра грыз. На весь мир ядом дышал и завидовал всем и вся. Потому как терпила был по жизни и обиженный на весь мир. Работал на дороге разнорабочим, всегда ходил в грязной робе и так бы и жил дальше, да только вдруг подвезло ему крупно. Племянница его замуж за коммерса вышла. Девица ладная была и приглянулось молодцу. Всё при всём у ней было – и попа, и рожа. А у того здесь на трассе мотель был. Заставила девица на работу взять коммерса, мужа своего и мать, и тётку, сестру матери. Одна уборщицей работала, а вторая вообще домработница была. Бабы злые от всего и от безденежья, и от погоды, и до кучи наверно от раннего климакса.

При слове климакс, однако Аскольд задумался. В его мире слова имевшего такой загадочный смысл не было. Но Лосинский продолжал.

Короче шавки и колхозницы. В общем обули они малого по полной в конце. Весь бизнес захватили и поставили управляющим мотеля этого Кардана, который кроме гаек крутить и ничего по жизни то и не знал. У того от значимости крышу и сорвало. Пить стал, по бабам шляться, по казино, ресторанам. Стал проигрывать суммы энные, а потом и в долги влезать, а занимал то в основном у бандитов. Ну потом и отдал им же всё что заработал и даже жену свою за долги продал. Из говна вышел и к говну вернулся.

Как был нищебродом, так нищебродам и остался. А зять то под крышей серьёзной был, он и вернул всё себе потом. Мало того, что вернул, а ещё и новый бизнес отстроил, круче прежнего. И мотель и магазинов несколько и сауну. Вот так. У кого написано на роду быть богатым и процветающим тот им и будет, а кто захотел чужую удачу украсть недолго её в руках удержит потому как удача ему по праву не положена. Он её не заслужил просто и как червём был так червём и подохнет. А тот, кто имеет право быть удачным тот им и будет несмотря не на что, и удача к нему всё равно вернётся. – закончил, улыбаясь Лосинский.

Аскольд смотрел на своих новых друзей как он полагал и думал о том, что жизнь для него преподносит новые повороты.

Эта мысль продолжала преследовать его, и она становилась для него совершенно новым смыслом жизни.

А трасса продолжала жить своей только одной ей понятной жизнью.

Эти три человека приходили и уходили, появлялись и снова исчезали, но всякий раз и всякое их новое появление приносило Аскольду новую пищу для его размышлений. Он пытался понять этот мир, этих людей и это безумное время, в которое он попал.

Постепенно он начал понимать, что каждый день проведённый в этом времени для него является бесценным. Он будто что-то открывал для себя, рисуя в своём и без того воспалённом мозгу какого-то израненного монстра, в лице всех тех людей, с которыми теперь его сводила жизнь. Монстра с бесчисленными головами, где каждая из голов имела свою индивидуальность, своё имя и своё предназначение.

Жизнь его сводила с разными людьми, но эти три человека стали для него некими сакральными фигурами этого мира, некими судьбоносными персонажами этого бесконечного как он думал сна.

Жизнь в этом мире была странной, но суть её природы потому и была интересна ему, что в этом безумстве он видел что-то живое, импульсивное и горячее как струя свежей крови.

В этой жизни он познал и боль, и страх и необузданный, даже животный секс с женщинами этого времени. Он познал кровь. Он познал страсть.

Что было особенно для него в самом начале это ненормативная лексика, которую он слышал здесь на каждом шагу и вокруг от всех людей и смысл которой он долго не понимал, пока не начал сам ругаться матом. Произошло это совершенно незаметно для него, будто самое плохое что являлось нормальным в этом мире всосалось через мембраны его мозга. Люди матерились здесь при каждом удобном случае. Для многих это был наверно второй язык, а для некоторых возможно даже и первый. Позже ему стало казаться что в этом времени, когда люди появлялись на свет первым словом, которое они произносили вслух было, Ёп твою мать…

Здесь всё было пропитано каким-то бытовым извращением и недаром его новый друг старик Сотня называл здесь каждого человека одним коротким словом, Ебанько. Сначала Аскольд не понимал значения этого слова, но потом он понял, что наверно старик Сотня прав.

С точки зрения человека его времени люди прошлого были издёрганы непонятно от чего, ему всегда казалось, что они не понимают вообще того зачем живут и что делают на земле. Всё что делали они и как вели себя было абсурдным для него до самых корней волос до тех пор, пока он не стал понимать, что в этом и состоит зерно всей их жизни.

Аскольд продолжал жить и у него не было другого выбора. У него его просто не было. Жизнь шла своим ходом, и он уже даже как будто стал думать, что возможно был рождён здесь. Но это пришло к нему ещё не скоро.

Глава пятая. Знакомство с невидимым духом кафе

Часто оставаясь наедине с самим собой Аскольд продолжал задавать себе один и тот же вопрос, который мучил его изо дня в день и не давал покоя. Что нужно от него тем силам, которые низвергли его в этот мир? Почему он стал заложником Дикой Пустоши? Но потом, с каждым днём он всё реже и реже старался оставаться в одиночестве, особенно вечером. Мысли, которые роем кружились у него в голове в те минуты обезличивали его, они ломали его и пожирали. Они будто били током в его висках, сдавливали его грудь, комом вставали в горле. И тогда ему становилось даже страшно, но и это ощущение проходило с годами. Как и всё, что было внутри него.

И тогда приходила уже грусть, Правда иногда он думал, что всё, что случилось с ним не иначе как медленное помешательство, связанное с особым воздухом Дикой Пустоши. Но вот наступало наоборот полное умиротворение и ему становилось совсем уже всё равно. И уже он чувствовал, что начинает сливаться в одно целое со своим кафе и с Трассой Непуганых Странников.

Это случилось неожиданно ночью. С ним заговорило кафе…

Он давно смирился с голосом, который периодически возникал внутри него. Он смирился с людьми, которые были явно непростыми игроками в этой какой-то уму непостижимо мистической игре. Но он не как не ожидал, что и кафе окажется живым организмом.

Это случилось как-то зимним вечером. Слегка вьюжило и несмотря на относительно небольшой мороз Аскольду было очень холодно, и он был укрыт в тёплый мохнатый плед. Он так и не смог привыкнуть к местным зимам, которые считал тяжёлой кармической ношей судьбы. Народа в кафе не было. Аскольд сидел у себя в комнате, рядом с ним горел электрический обогреватель и это несмотря на то, что всё здание кафе отапливалось паровым отоплением из котельной, в которой в две смены трудились котельщик Колёк и долговязый бородатый мужик по кличке Длинный, вечно полупьяный, угрюмый и немного странный. Аскольд листал какую-то книгу, больше от скуки чем для того, чтобы почерпнуть из неё что новое для себя. За дверью, в зале тихо бормотал постоянно включённый телевизор. В комнате мерцала небольшая настольная лампа. Аскольд не заметил для себя как начал было дремать сморённый теплом, исходящем от пледа и обогревателя.

Но внезапно, что-то или кто-то заставил его приоткрыть свои веки, и он увидел яркую надпись, будто выведенную огненной спиралью прямо на стене. Надпись гласила, Пора бы понять тебе друг, что ты главный герой этой игры.

Трудно было давно удивить чем-либо Аскольда, но тем не менее он был не то, чтобы удивлён, но скорее немного ошарашен.

–Это очередное наваждение или всё то же воздействие Дикой Пустоши? -подумал он тут же.

–не то и не другое … Как тебе объяснить мой друг. Я – Дух твоего кафе. Если конечно ты в силах понять, о чём я сейчас.

– Ты что и мысли мои читаешь? – спросил он уже как-то тупо стену.

–Ну как видишь, да. – прошелестела огненная надпись на стене.

– Я уже ничему не удивляюсь с того момента как я попал в этот мир, – безучастно произнёс он, чувствуя при этом, что ещё сильней озяб.

–А что бы ты хотел знать? – спросила надпись на стене.

– Я даже и не знаю… – пробормотал он. – Я думал, что знаю теперь всё, но видно это не так.

–Дело в том, что моя задача стать тебе другом, чтобы ты не чувствовал себя в одиночестве. – сказала стена.

– Ну не знаю. Вроде итак мне не одиноко. А ответы? Ответы на все свои вопросы? Кто их даст тебе?

– Не знаю… – угрюмо ответил Аскольд стене. – Мне их иногда даёт какой невидимый голос. А может и не он.

Вот именно мой друг. Возможно только я их и смогу дать.

Удивление Аскольда, граничащее с небольшим шоком, уже улетучилось, и он решил спросить.

– Так выходит ты хоть и материальная сущность, но ты живое?

Да так и есть. Я живой организм, такой наверно, как и ты, но облёкшийся в материальную субстанцию.

– Тогда ответь мне – зачем я здесь?

–Видишь ли, мой друг. Чисто гипотетически ты на самом деле никуда не пропадал. То есть где ты был там ты и остался. Дикая Пустошь тем и уникальна, что она может воспроизводить те миры, которые были когда-то или могли бы быть. Причём ты никогда не отличишь его от реального.

– Но что же мне так всё и принимать? Как выйти из этого иллюзорного мира? А вот к примеру Контролёры времени мне утверждали другое.

–Нет никаких Контролёров времени. Это уже плод твоих личных фантазий. Есть только Дикая Пустошь и Трасса Непуганых Странников. Но ты так просто не выйдешь отсюда и даже если и выйдешь, то это ничего не изменит. – ответила Аскольду яркая надпись на стене.

– И что же мне делать в таком случае?

– Ждать … Всего лишь ждать. – прошелестела надпись и погасла.

Аскольд тихо ёжась ещё больше укутался в плед и заснул.

Глава шестая. Жизнь как она есть на трассе непуганых странников

Аскольд не знал ещё то, что ему предстоит прожить здесь долгие и долгие годы …

Трасса обрастала новыми пунктами общественного питания и всё это происходило на глазах Аскольда.

Старые вагоны, железные палатки и наспех собранные из всякого подручного материала всякие торговые точки постепенно уходили в прошлое и им на замену приходили новые каменные мотели и современные столовые из металлоконструкций с панелями.

А ещё Аскольд стал невольным свидетелем и участником в конце девяностых криминальных войн, в которые он был немного втянут и которые оставили глубокий след в его душе.

Он застал ещё те времена, когда бритые молодчики ездили на чёрных девятках по всей трассе и собирали дань со всех с кого можно было что-то содрать. С одним из них у него и завязалась дружба.

Юра по кличке Болт был вполне обычным парнем, если бы можно было взглянуть на него глазами простого обывателя. Не особо спортивный и не слишком наглый жизнь тем не менее втянула его в криминальную среду того времени. Ездил Болт на синем, БМВ, и много не любил разговаривать. Непонятно было чем его привлёк Аскольд. Может тем что он один из первых построил кафе, а может ещё чем, но именно с него Болт никогда не брал с него конкретных денег, но любил поесть и попить от души в кафе у Аскольда. Дружба Аскольда с Юрком растянулась на первые десять лет работы в кафе. А потом Юрок пропал так же неожиданно, как и появился.

Однако несмотря не на что он многим чем помогал Аскольду и вот за решение конкретных проблем он и брал деньги.

Но пришли нулевые … Многие группировки были разбиты. Но от этого жизнь в этом странном мире всё-таки не изменилась. Сумбур этого мира лишь набирал обороты.

Ещё что особенно было странным всегда для Аскольда это нахождение здесь плечевых, дорожных проституток. Сначала он никак не мог понять для чего к вечеру как москиты в летней сезон на огонёк прилетают две или три довольно нестарые дамы, размалёванные как куклы, присаживаются к дальнобойщикам, лакают с ними белое, горькое пойло, которое в этом мире почему-то все любили и называли ласково водочкой, а потом уходят с ними в кабины больших машин.

И только потом работницы его заведения разъяснили ему в чём же предназначение этих женщин.

– Ты прям как маленький. Шалавы они – за деньги дают! – чуть не заорала на него баба Люба.

– Что дают? – не понял Аскольд.

– Дырку свою – мать их!

– Понят – но… – пробормотал Аскольд.

Больше всего ему запомнилась только одна из них, единственная которая сумела выжить все эти четверть века, что Аскольд провёл в прошлом. Это была та самая легендарная Анчютка, про которую в самый первый день рассказывали его работницы.

Прошло действительно четверть века и за эти годы сменилось бесчисленное множество работниц его заведения. Умерла и толстая баба Люба … Сошла с ума самая первая из его поварих Клавдия. Они все ушли, канули в прошлое, хотя и проработали в кафе по десять, а то и более лет. А Анчютка была и всегда оставалась на своём невидимом фронте. Она была вечной, она была непотопляемой. Она была словно символом этого кафе, символом трассы. Была и ещё одна проститутка, но она действительно была плечевой, потому что курсировала по трассе, то пропадая на годы, то появляясь вновь и звали её Асей … Если в Анчютке всё-таки при всей своей жизни была видна хоть какая та женщина, несмотря на то, что её дважды чуть не забили до смерти, проломили нос и пробили не единожды голову и всё-таки она долго сохраняла свою какую-то только ей присущую привлекательность и магнетизм, на который клевали изнурённые до женского тела путники трассы. А вот Ася была не женщиной. Точнее ничто в ней не походило на женщину. Это было большое бесформенное существо, с большим животом, тёмным лицом и каким-то утробным голосом. Но и Ася была популярна у дальнобойщиков. А Анчютка почти что жила в кафе, хотя бывало пару раз, и она исчезала на год или на два года.

Потом она рассказывала, что её увозили куда-то в горы, где она готовила еду в горах местным пастухам, обслуживая их при этом. Как она потом возвращалась было ещё более удивительно. Ведь оттуда мало кто возвращался.

Часто можно было услышать визгливый голос этой мадам доносившейся вдруг ниоткуда. Он то пропадал на несколько лет то вдруг снова появлялся.

Многое, что познал для себя в течение всех этих лет Аскольд новое, может быть даже и необъяснимое для него с точки зрения человека его эпохи. А что-то ему пришлось и вкусить, равно как и запретный плод.

Несмотря на то что Аскольд старался везти здоровый образ жизни ему всё-таки однажды пришлось попробовать ту белую жидкость, которую у него продавали в кафе и которую любили почти все без исключения жители этого мира, ласково называя её – водочкой. Потом, все последующие годы Аскольд сделал для себя один вывод. Можно прекрасно обходиться без водочки, но вот зимой, в морозные вечера это был самый ценный продукт, но разуметься в разумных дозах. Бывало вот тогда-то две или три рюмки этой бесцветной вязкой жидкости грели и его истомлённую душу.

А однажды его угостили и травкой … Для него это было скорей экспериментом к познанию всяких премудростей этого мира. В тот день а точнее ночь он познакомился и с травкой, и с легендарной проституткой Асей, торгующей своим телом, казалось бы, со дня сотворения мира.

Анчютка была всегда, появляясь и исчезая периодически, но вот Ася была существом загадочным и непредсказуемым. Она возникала из глубин ночного мрака как ночной призрак. А потом так же неожиданно растворялось в ночи.

Это была злополучная ночь, когда ему довелось первый и последний раз выкурить травку и встретиться с ночным призраком.

В тот осенний вечер к нему случайно заехали два знакомых парня, которые предложили выкурить травку, чтобы разогнать осеннюю скуку, как сказал Аскольду один из них. Аскольд слышал о ней, но никогда не придавал значения этому.

– Ну что ж, я в принципе не против, – сказал он им и подумал про себя, надо же когда-нибудь вкусить и этот плод греха.

Всё было сделано его знакомыми вполне пристойно. Они ушли в туалет, а потом выйдя оттуда с двумя длинными косяками от сигарет, радостно потирали руки.

Дело шло к полуночи. Одна из постоянно сменяющихся буфетчиц мирно дремала в кресле за барной стойкой. Повариха Клавдия пока не было клиентов спала в комнате отдыха. Да и клиентов в эти дни тоже особо не было. А осень была тёплой и мягкой. Они втроём вышли на улицу и зашли за здание кафе, за его мало освящённую сторону, встав прямо за внедорожником Аскольда.

– Не трави, – произнёс один из новых приятелей Аскольда, которого почти все звали почему-то Бизоном, протягивая ему длинный тлеющий на конце косяк.

– А как? – спросил его Аскольд.

– В себя тяни … Как я. – сказал Бизон и всосал со свистом в себя четверть косяка. – Давай, Макс не будет, он за рулём. – он показал на друга.

Аскольд осторожно взял косяк двумя пальцами, приблизил ко рту и резко вдохнул в себя, как ему показалось в эту минуту, до глотки. Резкий и невкусный дым пробрал его насквозь, кашель подступил к горлу и неожиданно разразился жуткими хрипами, вырывающимися как ему показалось из самого нутра. Потом косяк снова взял Бизон и снова втянул в себя и вновь протянул Аскольду. Так продолжилось ещё пару раз. Добивал его Бизон.

– Ну что чаем угостишь? А то нам ехать. – спросил Аскольда Бизон.

– -Пошли в кафе. – ответил ему Аскольд, начиная ощущать какую-то накатывающуюся медленными волнами на него откуда-то снизу истому, которая как ему показалась на тот момент была вроде даже, как и безобидной.

Он сам налил чаю, улыбающемуся во весь рот Бизону и его другу. Однако и себе налил чаю, ощущая небольшую сухость во рту.

– Ладно пора нам. Может на посошок курнём? Один остался ещё. – спросил его Бизон.

–Я в принципе не против, – ответил Аскольд, подумав про себя, что вещь в сущности безобидная и надо уже в исследовательском смысле всё-таки до конца познать сей загадочный продукт этой загадочной эпохи.

Они опять зашли за кафе и выкурили как-то быстро и второй косяк. По-прежнему думая, что вообще то ничего страшного не произошло Аскольд проводил друзей до их машины, а сам задумчиво остался стоять за углом своего кафе, смотря как они скрылись в темноте. Свет небольшого прожектора падал на угол здания, освещая его стену, а в пяти метрах от входа стоял припаркованный внедорожник Аскольда. Он продолжал смотреть в темноту мало освещённой трассы, чувствуя, однако, как какая-то тоска защемила его нутро и в этот миг раздался жуткий голос, который словно исходил из самых недр земли.

– Аскольдик, а водкой торгуешь ты сейчас?

– Водкой? – не понял Аскольд, всматриваясь в темноту и пытаясь найти источник голоса.

– Да водкой. А брат твой козёл где? Алик? – снова раздался жуткий могильный голос.

И в эту минуту Аскольд увидел кота, сидевшего прямо в снопе света, исходящего от прожектора. Это был их кот, рыжий кот по кличке Бродяга, живущий в котельной. Свет ярко освещал кота, который смотрел прямо на Аскольда и говорил с ним. По крайней мере так казалось Аскольду. Морда кота расплылась в широкой улыбке, он подмигнул Аскольду и проговорил, при это теребя свою заднюю лапу,

– Да ладно, не грусти Аскольд. Кто ж виноват, что брат козёл у тебя. Средний умница, ты деловой, а младший – проститутки одни на уме, да кинуть кого-нибудь – вот и всё.

– Брат не знаю где, – ответил коту Аскольд, – А водку зайди я продам тебе сейчас.

Кот заулыбался и подойдя к ноге Аскольда стал тереться о неё, говоря при этом,

– Да ладно…Вот ты хороший. Всегда выручишь. Люди говорят и уважают тебя.

– Да ладно, нормально всё, – ответил коту Аскольд, немного почему-то смутившись при этом.

– А я всегда если что тебя выручу.

А хвостатый вдруг резко отпрыгнул в сторону словно испугался кого-то и дал дёру в сторону котельной. А и из-за внедорожника в тот же миг показалась круглое бесформенное тело существа в тёмном балахоне.

– Не узнал? – спросило существо в упор смотря на него.

– Нееет. – заикаясь произнёс Аскольд.

– А ну да ты же меня не видел никогда. Я – Ася. Меня вся трасса знает.

И тут Аскольд вспомнил, что ему про неё рассказывали его работницы. Но тут же ему стало ещё более жутко от того что он всё это время думал, что говорит с котом, а на самом деле он разговаривал с Асей. Только теперь он понял дикое воздействие на его сознание этой странной травы.

–Я, пожалуй, пойду к себе, – пробормотал он и шатаясь направился в свою комнату. Зайдя внутрь он тут же рухнул накровать и отключился.

Так состоялся первый и последний для Аскольда опыт знакомства с сон травой и с легендарной плечевой Асей, оставившей для него в дальнейшей жизни непонятную оскомину в душе.

Многое в этом мире было странным, но тем не менее он принимал всё.

В этом мире у него был и свой шут – Колёк. Человечек-гномик, добрый, наивный и больной немного на голову персонаж, прошедший с ним через всё то время, которое ему пришлось пробыть в этом мире.

Брошенный в детстве своей матерью и не разу, не видевший её, Колёк однако совсем не был обозлён на мир и оставался всё-таким же добродушным и безобидным существом каким был создан природой. Воспитали его в детдоме, где он выносил на своей шкуре и побои и издевательства, но и детдом не обозлил его. Колёк принимал жизнь такой какой она была. Он не задумывался, да и не мог это сделать в силу слабости своего ума над смыслом своего существования. Он не понимал почему он лишён крова и домашнего очага, почему его не будит по утрам материнская теплота и почему у всех есть родители, а у него их нет никогда не было.

В силу всех этих причин ещё в детстве у него возможно и остановился рост. Он никогда не знал сколько ему лет, как и не понимал вообще для чего живут люди на белом свете. Колёк был совсем маленького роста, но, однако он не был гномом в обычном понимании человека. Скорее он был хоббитом, персонажем из мира средневековых фэнтэзи. Большие оттопыренные уши на маленьком с детства полу сморщенном лице с вечной улыбкой блаженного придавали ему вид совершенно счастливого человечка с грустной и несчастливой судьбой. Но сам этого не он понимал, потому что был действительно счастлив.

Когда Аскольд появился в далёком прошлом – Колёк уже жил в его придорожном кафе. Аскольд никогда не задавался вопросом – откуда он появился и зачем он был здесь. Пока Колёк как-то сам не рассказал ему о своей жизни. Он так же, как и Анчютка иногда пропадал, а потом снова появлялся на протяжении целых двадцати лет, пока совсем не исчез. И вот когда он исчез, тогда Аскольду стало действительно плохо в душе. Будто из неё что-то выпало, исчезло, как маленькая эпоха.

Колёк работал в его кафе и котельщиком в страшные зимы, которые словно упали на голову Аскольда как жестокая карма и от морозов, которых он никогда не мог прийти в себя. Колёк был и разнорабочим и мангальщиком. Да и кем он только не был… Он всё успевал. Везде был нужен. Любил он и к стакану приложиться. Часто приходил он к Аскольду с просьбой,

– Налей водочки. – жалобно и тоскливо протягивал он, а выпив стакан другой его и без того большой рот расплывался у него в до того широкой улыбке, что ей не хватало на лице места.

А иногда приезжали местные пацаны и накуривали его за кафе травкой. Колёк после этого долго танцевал какой-то странный танец похожий на мистический транс какого-то шамана. Танцевал со всё той блаженной улыбкой под дикие визги и улюлюканье местных типов, пока их не разгонял Аскольд.

Часто получая какие-то команды от Аскольда Колёк впадал на пару минут в какой-то ступор словно, не понимая о чём идёт речь, а потом спрашивал таким образом, что вызывал у Аскольда невольно улыбку,

– А? – через минуту он, переварив наконец вопрос переходил к его исполнению.

Иногда он веселил, иногда вызывал жалость и грусть. Порой пропадал на полгода и появлялся вновь с синяками и кровоподтёками. Но при этом он всегда был и оставался тем милым и безобидным человечком, чьё последнее исчезновение не прошло бесследно для Аскольда и многих других людей кто знал его лично. Он просто исчез. . . А Аскольд не смог забыть его на всю свою жизнь.

Жизнь шла по накатанной. . . Жизнь, которая теперь стала его истинным обретением своего я. По крайней мере так казалось ему. Она была то комичной, то трагичной, то доброй, то злой, а то просто странной, как и всё что он видел здесь. Но, впрочем, Аскольд об этом не раз говорил сам себе.

Шли годы. . . Время не останавливало свой бег. Сотня старел и становился настолько дряхл и немощен, что еле-еле мог волочить по асфальту свои худые как две палки ноги. Он с трудом доплетал до кафе Аскольда, садился всё так же у окна и с какой-то дикой тоской смотрел в него, словно пытаясь в нём разглядеть тёмные тени прошлых лет.

Правда порой искорки радости в нём будил маленький полосатый котик по кличке Тима, который до недавнего времени прибился в кафе.

Тима забрёл в кафе милым котёнком, диким и немного напуганным от того, что видно не понял, как попал в механическую мясорубку этого мира. Сотня сразу же полюбил этот полосатый комочек, ползающий вечно у его ног. Полюбил его и Аскольд. Потом Тима подрос, стал выбегать на улицу, пропадать, как и все коты, а Сотня бродил вдоль кафе и по трассе, и всё кликал и кликал его, даже и после того, как Тима совсем исчез из его жизни. Видимо это был последний лучик чего-то светлого и доброго, что увидел в конце своей жизни Сотня, а потом и он ушёл в иной мир.

Просто в один из дней он больше не пришёл в кафе. Сначала никто как-то этого не заметил, но потом все поняли, что он больше не придёт.

Он ушёл из жизни, как и всё, что, когда-нибудь покидает его навсегда.

И вот только тогда после ухода из этого бренного мира этого дряхлого старика, Аскольд стал почему-то с каждым днём замечать, что люди, которые вновь и вновь появлялись в его жизни уже не были теми, которых он знал с первых дней пребывания в этом мире. То есть это были всё те же люди, которые пытались где-то что-то заработать, ради своей семьи, но они были всё более и более какими-то огрубевшими, озлобленными и даже до удивления как он стал думать тогда варварскими.

Ему стало казаться, что весь мир стал более уплотнённо – огрубевшим, очерствелым и жёстким как твёрдая наждачная бумага.

Многие из тех, кто работали с ним с самого начала пребывания его в этом мире, давно умерли, а кто-то так состарился, что не мог больше работать.

Люди приходили и уходили, умирали и продолжали жить, а Аскольд оставался таким каким был с момента появления в этом мире. Будто время умерло для него. Да именно так…

Аскольд не старел, и он с самого начала знал, что будет именно так. Он продолжал жить в теле молодого мужчины и казалось никто этого не замечал. Сначала он совсем не придавал этому значения, но ведь он знал, что люди старели и в его мире, но правда не так как здесь. Они и жили дольше, всего на какую-то сотню лет, а старели в самый последний год своей жизни. В год своей смерти. Старели за один год и умирали. И все знали, что, если человек внезапно состарился значит он скоро умрёт. Состарившись люди сами уходили в поселения смерти, так называли места, где они проводили свои последние дни. Всё это Аскольд конечно же знал.

А в новом мире люди, которые приходили на место других были совсем не лучше последних. Они были и не хуже. Это были обычные механизмы с человеческой плотью, но совсем лишённые сознания. Машины для еды, секса и выброса своих отработанных испражнений. Думал он тогда так и наверно и сам страдал от этого.

Хотя были и исключения из правил. Это конечно люди из криминального мира. Вслед за Сотней вскоре пропал и Лосинский, а потом и Ибис.

Но тогда в его жизнь временами вторгался вор по кличке Сова, который появлялся и исчезал, будоража размеренную жизнь Аскольда. Это был совершенно безбашенный, отмороженный и безумный человек. На протяжения четверти века этот почти не стареющий зек садился и снова выходил на свободу, а когда выходил, то появлялся в Кафе у Аскольда с бешеным рёвом у входной двери,

– Аскольд!!!

Аскольд уже знал, что это бешеный Сова вышел вновь на свободу. Нёс он обычно всякий бред и в основном всё о зоне. Был всегда не один а в обществе двух, трёх женщин в грязной одежде и промусоленными волосами и пару тройку полупьяных типов.

Он как всегда заказывал себе море водки и шашлыков. Всё время что-то бессвязно орал, периодически лез обниматься к Аскольду, а потом вс я эта толпа исчезала в темноте ночной трассы.

А Аскольд стоял и смотрел им вслед, думая, что вот и в очередной раз Зола вышел на свободу, но надолго ли.

Новые персонажи этого мира. . . Теперь это были люди совсем другие. . . Не те, каких он знал вначале. . . У них даже был другой цвет кожи и другая внешность и говорили они на других языках.

Аскольд тогда ещё не знал, что он уже дожил до начала наступления великого переселения народов.

Он не знал, но время диктовало ему тем не менее именно это.

А невидимый, Контролёр Времени, как-то прошептал ему такие слова, это ещё не всё … Всё самое интересное ждёт тебя впереди …

Глава седьмая. Котельщики

Котельщики в кафе были наверно самой особой кастой. Кастой неприкасаемых. . . Рассказ о них будет небольшой, но тем не менее достаточный для того, чтобы понять, каких людей порождала многоликая гидра Трассы.

Первый самым главным котельщиком был – Колёк, но про него было рассказано уже достаточно и теперь рассказ пойдёт про других.

За долгие годы своей жизни в кафе Аскольд перевидал многих.

В котельной была сложена небольшая печь, трубы от которой расходились по всему кафе. Дело в том, что несмотря на развитие прогресса к трассе всё ещё не подвели газ. Хотя возможно его и могли бы подвезти, но удовольствие это было из весьма дорогих и пока ещё никому не по карману, а электрическое отопление так-то было особенно дорогим. Поэтому кафе и обслуживалось, точнее отапливалось как глубокую старину дровами, да каменным углём.

Котельная, точнее комната с котельной примыкала к общему зданию, но вход в неё был отдельный.

Аскольд принимал людей на работу в котельную по одному лишь принципу. Туда он брал людей практически совсем обездоленных, кроме единственного человечка Коли, который был уже в кафе с самого начала появления в этом мире Аскольда.

Первым и единственным котельщиком долгие годы был вечный тот самый Колёк и несмотря на то, что он периодически пропадал на годы, однако неизменно возвращался и продолжал выполнять одну и ту же работу.

Потом самым яркими персонажами стала тётя Ася, молодой узбек Мансур и вечно угрюмый нечесаный, бородатый мужик по кличке Длинный.

Это была не та легендарная Ася, плечевая трассы, это была просто тётя Ася.

Бесцветная женщина неопределённого возраста с жёлтыми поблёкшими волосами. Она пришла ниоткуда и в один прекрасный день в ниоткуда ушла. С ней было связано много всяких весёлых рассказов и анекдотов. И позже, по происшествии многих лет Аскольд вспоминал её с улыбкой.

И такая же улыбка никогда не сходила с бледного лица тёти Аси, на котором мелькали жёлтые крапинки веснушек. При этом она выполняла ещё работу и уборщицы и потому ходила всегда, везде и при любой погоде с жёлтым мусорным ведром и обтрёпанным веником. Если Аскольд поручал ей какое-то задание она принималась махать при этом руками, что-то лепетать и бросалась вперёд, так будто от этого зависела вся судьба человечества в целом. Все дело было в том, что тетя Ася иногда выпивала крепкий алкоголь и будучи по жизни не совсем в здравом уме, немного подпив она становилась очень и очень странной.

Как-то в полночь была смена тёти Аси. Батареи в кафе вдруг стали неожиданно холодеть, и Аскольд решил зайти, чтобы посмотреть, что же там делает тётя Ася.

Тётя Ася стояла в центре котельной на табурете и махала в воздухе веником. Увидев начальника, она зарделась, будто от смущения и бегло так проговорила.

– Пауков вишь гоняю. Пауков.

– Понятно, – сказал Аскольд и вышел из котельной в ступоре.

А однажды среди ночи он также неожиданно тихо зашёл к ней. Тётя Ася сидела у печки вывалив из свитера свою жидкую морщинистую грудь и тыкала в неё маленького котёнка.

– Соси, соси у мамки молочко, – шептала она, гладив котёночка по мягкой шёрстке.

А потом вдруг резко спустив руками животинку вниз живота, ткнула его себе между ног, держа его своими пальцами за загривок и принялась двигать маленькое существо то вверх, то вниз, закатив при этом в каком-то блаженстве свои глаза.

Картина привела Аскольда в полную прострацию, ибо подобного он никогда не видел, чтобы хоть как-то суметь понять действия этой женщины.

И снова Аскольд в ступоре покинул котельную.

Но не менее странным был и её сменщик молодой узбек Мансур, который как-то ночью зимой разделся до трусов, перепил водки и так в трусах и ушёл куда-то в темноту трассы.

Котельщик по кличке Длинный появился в кафе только через пятнадцать лет пребывания Аскольда в прошлом.

Он был бездомным, он никогда не мылся и не стригся. Вечно неопрятный, небритый, с торчащими во все стороны клоками нечесаных волос Длинный производил впечатление дикого человека, который был при этом не в себе. Единственной страстью и смыслом жизни Длинного была водка. Он пил круглые сутки. Аскольда он сразу поставил в известность сказав тогда так,

– Мне ничего не нужно. Ем я один раз в сутки. Выпить наливай да табак давай. Всё.

Длинный жил ради водки, и водка жила для него. Как-то Аскольд наблюдал такую картину. Перебрав ночью лишнего Длинный разлил полный гранённый стакан водки на стол. Аскольд лишь слегка отвернулся налить ему другой, а Длинный уже припав нёбом к полированной поверхности стола языком слизывал с него спирт.

Длинный пил без меры, но при этом и работал как вол, точнее, как механическая машина. Особенно ему нравилось фраза, которую произносил при каждом удобном случае его шеф.

– По ходу водка тебя опять не берёт нихера?

– А всё с потом выходит … – угрюмым голосом произносил Длинный, словно страдая от того, что она действительно его не берёт.

, Да у кого-то питательные смеси с потом выходят, а у кого-то и водка. – немного с грустью подумал Аскольд.

Ну а второй какой-то сакральной фразой этого человека была одна и её он уже сам пихал при каждом удобном случае и везде,

– Сейчас праздники уже не те… Вот раньше праздники были так праздники.

А Аскольд думал порой, что ведь и это жители этого мира, пускай обездоленные, забытые всеми и кинутые в пучину жестокого века, но это люди. Просто обычные люди.

Глава восьмая. Сладкая парочка трассы непуганых странников

Шло время. …И постепенно, словно ощущая неслышную поступь времени Аскольд начал чувствовать всем своим естеством какую-то действительно смену эпох. Сначала он как-то не понимал этого несмотря на то, что уже многое изучил из этого прошлого, в котором пребывал. А потом он стал замечать, что приход нового времени знаменует собой и приход, и людей нового облика, точнее рас и народов.

Здесь их почему-то называли странным словом – гастарбайтеры.

Ему было всё трудней и трудней найти хороших, добропорядочных и трудолюбивых работников среди жителей Меняйлов – града и Аскольд всё больше и больше стал привлекать гастарбайтеров.

Правда из них долго у него никто не задерживался. Работать они особо не любили, честностью не отличались и всё чаще симулировали.

А водку они пили порой хлеще, чем местные.

Но у Аскольда не было других вариантов. Он их просто не видел. Кафе должно было работать и как он понимал приносить доход. Людей было найти трудно, а тут эти азиаты бродили толпами. Вот он и брал их к себе на работу, то одних, а то других. И не видел в этом ничего предосудительного.

А в целом, как считал Аскольд, судя и по жителям Меняйлов – града, большинство людей сильно изменились за годы. Наверно, как он думал тогда, критерии шкалы внутреннего содержания личностного уровня этих людей менялись, как и вся в целом планета.

Этот человек, только появившись на пороге кафе Аскольда назвал себя – киргизом. Круглолицый с красновато – коричневым лицом, раскосыми глазами, выдающими в нём человека другой расы, большим круглым животом и косолапыми, кривыми ногами – киргиз робко переминался с ноги на ноги и смотрел на Аскольда, глазами преданного человека, человека, который словно раз увидев Аскольда признал в нем своего нового господина.

Аскольд сразу понял, что человеку что-то нужно от него. Разговор сразу завязался, а Аскольду как раз был нужен повар на кухню, и он взял киргиза на проценты.

– Ну что пойдёшь ко мне? – спросил он его, – На кухню поваром?

– Так точно пойду, – ответил киргиз и добавил, – Я Нурик.

– Ладно, Нурик, так Нурик, – сказал ему Аскольд, а про себя подумал, пришло время и Нуриков.

Киргиз рьяно кинулся в работу чуть ли не с первых секунд, всем своим видом показывая свою беззаветную преданность делу и самому Аскольду. Он всё время что-то резал, строгал, жарил, выходя из кухни только покурить. Кафе с приходом Нурика в какой-то миг стало расцветать. Прибавилось клиентов из-за разнообразия блюд, которые постоянно придумывал Аскольд вместе со своим новым поваром. Дела вроде пошли как в гору. . .

Однако как-то раз Аскольд задержался дома и вернувшись в кафе обнаружил в нём пьяного киргиза. Тот лежал в комнате отдыха, весь облёванный, нёс какую-то чушь и на вопросы Аскольда, почему он оказался в таком состоянии лишь несвязно бормотал одну только фразу, – Всё хорошо, я не пьяный … Всё хорошо, я не пьяный …

Простил его Аскольд и снова жизнь потекла в рабочей рутине. Всё было бы ничего, но как-то раз в кафе ближе к вечеру забрели две полупьяные дамы. Обоих Аскольд знал много лет и вроде бы ничего не видел в том, что они были немного в нетрезвом виде. Первая была с выпученными глазами, ярко огненными волосами и квадратной фигурой, а вторая смуглая, с квадратным подбородком и немного каркающим голосом. У первой же голос был низкий и хриплый как у пьяного мужика. Та, что была с огненными волосами сразу прилипла к Нурику, а вторая, сев за столик стала вспоминать как много лет назад ей довелось немного поработать в кафе у Аскольда официанткой.

– Вишь как бывает … – молвила она, – А теперь я сама барыня. Муж миллионщик, во дворе пять машин. Вишь вся в золоте я, – покрутила она своей рукой на которой висело целых три золотых браслета.

– Я теперь богата, а когда-то у тебя официанткой ведь была, – продолжала она.

Аскольд ничего не ответил ей в ответ. Ведь он знал, как к ней пришёл достаток, точнее достаток её нового богатого мужа.

– С дачи моей новой едим. Твою машину увидели, думаю давай заглянем к Аскольдику. – ехидно заулыбалась она, – Так давай нам водки, много водки, шашлыков, салатов и ещё всего и много …

Дама с квадратным подбородком не скупилась на деньги. Столы быстро накрыли, музыку включили и женщины опрокидывая в себя стакан за стаканом белого пойла пошли в безудержную пляску, скорее напоминавшую танец одержимых.

Та, что с огненными волосами не отходила от Нурика, которого заставили уже и пить вместе с ними.

Киргиз, налакавшись водки сделался похожим на пластилинового косолапого медведя, его плоское лицо стало ещё более плоским и теперь уже с такой же плоской улыбкой во весь рот издавало хрюкающие всхлипы, которые были не чем иным как тупым смехом.

– Хи, хи, хи … – ревел он.

Вскоре рыжеволосая затащила его в комнату отдыха и оттуда стали слышны лишь нечленораздельные мычанья.

А с квадратным подбородком взялась за Аскольда, который только наблюдал за всем происходящим.

– Ну что пора теперь меня трахать! – заорала она сквозь шум грохотящей музыки.

– Что?! – не расслышал Аскольд.

– Тра – хать!! – повторила она ему.

Аскольд, не ожидав такого от неё отшатнулся и попятился к выходу. Весь вечер она продолжала преследовать его пока не упала в изнеможении в кресло и закатила свои глаза.

А вечер прошёл под пьяным угаром этих женщин, а под утро всё стихло. Дамы сев пьяными в автомобиль укатили по трассе.

Однако то ночное приключение этим не закончилось. С огненными волосами к вечеру следующего дня снова появилась в кафе, только теперь без своей подруги и всё повторилось правда немного с меньшим масштабом чем было вчера. Так в жизни Аскольда появилась, сладкая парочка.

Рыжеволосая сняла неподалёку небольшой вагон и стала торговать в нём водкой. Каждый вечер она приходила с несколькими бутылками алкоголя и закуской в кафе к Аскольду к своему любимому Нурику.

Незаметно вскоре эти два человека превратились в некую достопримечательность кафе. Вскоре она забросила арендованный вагон и совсем перебралась жить в кафе к Аскольду.

Жизнь кафе приобрела особый колорит, тон которому задавала теперь. Сладкая парочка, – так их окрестили жители Меняйлов – городка и клиенты кафе Аскольда. Каждый день ближе к вечеру кафе приобретало особые краски. Рыжеволосая напивалась до чёртиков, Нурик выносил на улицу колонки, они врубали музыку на всю катушку, и рыжеволосая одурев от градусов выпитой водки и бушующих гормонов пьяного секса выходила плясать прямо на трассу. Её объезжали грузовики и легковые, обходили стороной идущие вдоль дороги пешие ходоки, качали головой паломники, идущие в старинный монастырь находившейся неподалёку.

А пьяная рыжеволосая продолжала, качаясь словно маятник в такт грохочущей музыке проделывать пируэты у самого края трассы.

Но чем дальше в лес, как говорят, тем больше дров.

Прошло совсем немного времени, и киргиз уже и перестал говорить что-либо внятно для человеческого уха так как пил уже такое количество спиртного, а это была и водка, и спирт, и самогон местного разлива, что переставал понимать происходящее вокруг.

То разнообразие еды, которое готовилось сначала его появления в кафе перестало готовиться, а потом исчез и шашлык, потому что он съедался пьяной рыжеволосой и её друзьями. Исчезли и многочисленные клиенты.

Аскольд смотрел на всё это безумие и пьяную вакханалию так как изучающий учёный смотрит на новый, только открывшийся для него вид животных.

Он приезжал днём в кафе и здесь была пьяная вакханалия, а как наступал вечер Нурик, его рыжая подруга и ещё пара таких же пьяных новых друзей выползали из комнаты отдыха. Рыжая садилась в кресло в центре зала и начинала орать как полоумная,

– Нурик!!! Нурик!!! Киргиз грёбанный!!! Жрать мне готовь сука!! А потом трахать будешь свою любимую, мразь ты киргизкая!!! Понял сука?!

– Есть моя трахушка – храпушка!!! – кричал обдолбанный киргиз и переваливаясь с одной своей косолапой ноги на другую бежал на кухню приготовить чего ни будь из оставшихся хоть где-то продуктов жратву своей пьяной взбесившейся бестии.

Почему оставшейся? . . . Да потому что Аскольд перестал закупать продукты на рынке, надеясь на то, что, сладкая парочка, скорей сбежит из его кафе.

Но не тут-то было … Рыжеволосая тварь бросив свою семью казалось насовсем переселилась в кафе, а киргиз до того отупел, что на вопросы Аскольда о том, когда всё это закончиться лишь тупо мычал что-то бессвязное.

Так прошёл ещё месяц ….

Рыжеволосая к этому времени опухла до неузнаваемости, а киргиз превратился в некое подобие существа с плоской мордой.

Потом выяснилось, что у киргиза была жена и двое маленьких детей. Они приехали к нему из родины и поселились неподалёку.

Киргиз порывался было хоть на пару дней выбраться из кафе к своей семье, но не тут-то было. Рыжая бестия в те дни, когда его не было в кафе напивалась до последнего животного состояния, бросалась драться на клиентов, жгла одежду киргиза и носилась по трассе. А Позже Аскольд узнал, что она ещё и подрабатывала плечевой.

Это был предел человеческого терпения, и Аскольд вызвал в конце концов на них полицию. Рыжая подалась в бега, а плоскомордый киргиз долго стонал и плакал, покидая навсегда кафе.

Так закончилась история, сладкой парочки.

А для Аскольда это была ещё одна из интересных страниц его жизни в зазеркальном мире.

Глава девятая. Вечно пьяный электрик паша, тихие панки, повариха Клавдия, бывший мент Тимофеич и безумный, безумный мир трассы непуганых странников

Начинать повествование пребывания Аскольда в образе хозяина придорожного заведения было бы правильно с появления и одного из самых интересных персонажей и посетителей этого кафе, вечно пьяного электрика Паши.

Никто не мог вспомнить точно, когда он появился в кафе и зачем. Он просто вдруг возник как-то ниоткуда и причём ночью. Да и впоследствии он появлялся только ночью.

Никто не выгонял его, хотя у него никогда не было наличных денег. Но если он просил у кого-нибудь выпить ему почему-то никто не отказывал. Окружающие смотрели на него как на странный субъект окружающей действительности. Просто считали, что электрик Паша должен быть, а почему и зачем, их мало волновал этот вопрос.

Электрик Паша был чрезвычайно худ и высок ростом, хотя и слишком сух при этом. Голова у него была слегка вытянута, а глаза были вечно на мокром месте. Голос у него был слегка надрывный. В целом это был очень добр с людьми и даже слишком наивен. Если посылали куда подальше, он тихо уходил. А если заводили с ним разговор, то он превращался в неистового оратора, готового обрушить на своего оппонента кучи доводов. Правда истина всё равно была некому непонятна.

Он был и философ. Аскольд не гнал его из кафе, потому что в том бреду, который нёс пьяный электрик можно было услышать и некое рациональное зерно.

Электрик Паша любил плаксиво рассказывать о своей несчастной жизни, о том, как его бросила жена, а заканчивал всё это историей о том какие всё же все люди придурки раз потеряли такую великую страну.

Собственно, когда речь заходила о той стране, мощной и великой державе, которую они все потеряли, Аскольда это нисколько не трогало. Ведь он только догадывался о чём шла речь. Но к счастью Аскольда он не жил в этой стране. Он был совсем из другого мира.

Электрик Паша был весьма экстравагантен, где-то непонятен Аскольду своей филантропической странностью, но этим он и брал за живое. В старину его бы считали блаженным, но это в старину.

Электрик Паша всегда появлялся ночью, а потом также внезапно исчезал.

Бывало он исчезал и надолго и эту нишу тогда заполняли, тихие панки, как они сами себя называли.

Их было двое. Один был маленького роста, горбоносый лилипут, а второй большой, с лысым черепом и татуировкой на самой макушке в виде китайского иероглифа.

Большой, бесформенный молодой человек с лысым черепом и татуировкой на макушке и маленький, горбоносый, хромой человечек при своём появлении вызывали у Аскольда странное и немного непонятное двоякое чувство. Наверно они были даже где-то для него и загадочны, но тем не менее приятны. Маленький, горбоносый, который сам себя называл почему-то Сухарём, любил болтать на всякие бессмысленные темы, пил в огромных количествах водку и курил одну за одной крепкие сигареты.

Большой с лысым черепом был более добродушен, не лишён чувства юмора и сам себя называл почему-то Борманом. Хотя на самом деле его звали просто Саней. Этих двух странных субъектов, однако объединяло кое-что общее, а именно любовь к музыке. К музыке, которую впоследствии полюбил и Аскольд, а именно страсть к тяжёлому року.

Маленького, горбоносого отличала одна особенность. Он ненавидел всех и вся, но любил свою маму. О ней он мог рассказывать часами.

Бормана безумно влекло к женщинам, лёгким наркотикам, которыми у него постоянно были набиты карманы и конечно же к водке.

Но тяга к женщинам у него была несколько иллюзорной, что её невозможно было отнести к нормальному влечению мужчины к женщине.

Было время, когда они часто приезжали в кафе к Аскольду. Маленький вечно угрюмый горбоносый Сухарь всё чаще молчал или вспоминал свою маму. Слушая его у Аскольда создавалось ощущение, что его только недавно оторвали от маминой сиськи и он сильно от этого страдал.

Борман же вечно куда-то звонил, вызывал откуда-то женщин лёгкого поведения, а потом, когда они приезжали покидал кафе в обнимку с какой-нибудь из них.

Потом он снова возвращался в кафе и рассказывал о том какое дикое он наслаждение получал от, золотого дождя, в изобилии изливавшего на него его очередной подругой. В общем то весь половой акт у него сводился к этому дождю.

Аскольду он любил рассказывать одну и ту же байку.

– Оставались мы раза три по пьяни у Ленке – холерке. Ну да, алкашка она, пьянь голимая, вечно непромытая, вонючая до страсти, но своя в доску. С ней нажрёшься водки и делай с ней что хош. На всё согласная. Просыпаемся раз … а остались у ней я, Шалбан и Баламут … Сухаря с нами не было. Все четвером вальтом на кровати, вперемежку лежим как брёвна. Просыпаюсь я от голоса Баламута. Орёт дурниной, где мой сотовый суки!!! А в ответ слышу голос Шалбана, Посмотри между ног у Ленки.

Короче у телефона фонарь включенный горит, и вся эта Приблуда воткнута Ленке в дырку. Мы спрашиваем у Шалбана, на хера ты ей в дырку телефон с включённым фонарём воткнул?

Прикинь, а он нам в ответ что?

–Я, – говорит, -, Его тестировал. Пипец, короче…

–Да … – думал в который раз Аскольд при этом, -Странные нравы у жителей этого мира.

Борман при всём при этом был совершенно безобидным и добрым существом. Как-то с ними приехал один футбольный фанат, который нажравшись водки издолбил морду Бормана в кровь. Но Борман лишь в ответ на увесистые удары, наносившего по нему фаната только голосил одну и ту же фразу

– Бей меня и я умоюсь кровью!!!

Это и был весь Борман. Добрый, немного наивный и даже в чём-то милый парень.

Конечно же на самом деле эти два типа были своего рода этакими тихими революционерами, отвергающими давно существующий порядок вещей, хотя изменить в мире они уже ничего не могли, но внутренне протестовать у них получалось.

Маленький горбоносый писал странную для обычного человека музыку, а большой Борман просто постоянно находился в некоем состоянии изменённого сознания.

Это и было их внутренне эго …

И вся эта компания любила особенно выпивать в смены поварихи Клавдии. Ничем не примечательного вида женщина с тёмным лицом и потускневшими серыми глазами.

Повариха Клавдия прошедшая множество столовых и кафе приземлилась в конце концов у Аскольда. Немногословная в первые года она в будущем превратилась в повариху – рассказчицу разного рода глупых и неглупых разных историй, чем и вызывала к себе интерес у разного рода публики.

Она не просто обслуживала клиентов, она им дарила те немногие минуты общения, которых они были лишены в дороге. Она безумно любила травить разные байки, от которых порой у слушателей появлялись мурашки по коже.

Жизнь в своё время потрепала её изрядно и к тому времени когда она появилась в кафе у Аскольда это была уже измождённая жизнью и бытом простая мужеподобная баба с жёлто серым лицом, висячим дряблым животом, но болтливым языком.

Трепаться она любила и могла болтать без умолку, особенно при виде молодых парней, которые могли зайти на огонёк в кафе выпить пивка и съесть шашлыка.

Может она вспоминала в эти минуты свою молодость. Кто знает? Но при виде молодых парней у неё загорались глаза и хилый румянец застывал на её серых щеках.

А уж если её приглашали в компанию, тут она под лишние выпитые граммы расходилась как река при весеннем паводке. Конечно же это случалось тогда, когда Аскольда не было в кафе. А выпить она могла и ведро водки. Алкоголь её почти не брал. Крепкие казачьи корни давали знать о себе. А говаривали что она ещё и колдовать могла. Но всё это конечно были слухи.

Много лет она работала у Аскольда, а потом внезапно пропала, оставив после себя память как о простой бабе из народа, которую все звали – поварихой Клавдией. Позже Аскольд узнал, что Клавдия просто сошла с ума.

А потом как-то в жизни Аскольда нарисовался ещё один тип – бывший мент Тимофеич.

Бывший мент Тимофеич появился в кафе не с самого появления Аскольда в этом мире …

Прошло несколько лет прежде чем нелёгкая привела его в заведение Аскольда. Этот невысокого роста довольно уже старый мужчина с холёным хорько образным лицом вызывал двойственное чувство у Аскольда. Но правильнее было бы сказать то, что Аскольд никогда не понимал, что ему от него было надо.

Он появился вдруг ниоткуда и так словно все его давно уже ждали и без него будто бы и жить не могли. . . И только потом доброжелатели поведали Аскольду то что бывшего мента Тимофеича изгнали таксисты из Меняйлов – городка.

Это был очень надоедливый человек, который при этом нёс всякую чушь. Хотя была одна тема, которую Тимофеич безумно любил мусолить при встрече с Аскольдом. Это тема еды … Он любил говорить о ней часами. Смаковать каждое слово … Особенно если готовил при этом сам. Он разбирал это по полочкам. И еда имела для него некое сакральное значение в жизни. Ведь ребёнком Тимофеич голодал, потому что как объяснял он сам, был рожден в голодные послевоенные годы. И теперь еда приобрела для него на старости лет больше чем просто пища для поддержания жизнедеятельности своего организма. Еда стала для него скорее религией, даже ритуалом и возможно может и божеством. Ибо то с каким упоением он говорил о ней, наслаждаясь одной мыслью того, что он может передавать эти великие звуковые вибрации другим людям. Он был горд этим …

Ну, а другой страстью Тимофеича были деньги.

Потому и были дни, когда он не отходил от Аскольда не на шаг, в надежде получить какое-нибудь задание и заработать на этом лишнюю копейку.

Но при этом этот странный тип умудрялся за день обслужить не только кафе Аскольда.

Он появлялся всегда там, где его никто не ждал, но при этом тем не менее в нужный момент, извлекая при этом максимальную прибыль.

Он любил собирать про всех и вся любую информацию.

Говорили, что он давно выжил из ума, потому как старик любил хвалиться при любом удобном случае тем что имеет в столице не одну недвижимость, но при этом ютился всю жизнь в маленькой квартирке в Менялов – граде. Может он и правда на старости лет просто сошёл с ума. Это был яркий представитель давно ушедшей эпохи. А потом бывший мент Тимофеич так же внезапно и исчез как когда-то появился.

А с ним исчезло и всё гнилое, что было в тех старых воспоминаниях прошлого, которого Аскольд не понимал и не знал. Но оно было и оставалось в его памяти несмотря не на что.

Глава десятая. Божьи люди и странные люди трассы непуганых странников

Когда много лет назад Аскольд телепортировался в этот непонятный для него ещё тогда мир, который он иногда принимал за искажённое прошлое, а порой и за параллельную реальность, в его абсолютно материалистической – научном подходе ко всему, напрочь отсутствовало понимание того, что есть Бог, что есть религия.

И увидев тогда недалеко от кафе большое здание с тремя величественными золотыми куполами Аскольд принял его за некий приёмник космических волн, по крайней мере он так воспринимал себе божий храм на тот момент. Но и это только после того, как ему объяснили предназначение этого здания его работники.

А храм действительно находился совсем рядом с кафе Аскольда. Это был старинный монастырь, который отреставрировали прямо перед тем как Аскольд попал в этот мир.

В мире, из которого Аскольд пришёл всё было пронизано технической мыслью и в нём всему и везде давали лишь строго научное объяснение.

И поэтому, когда Аскольд с самой первой минуты пребывания в новой реальности чувствовал вокруг себя совершенно новое мистическое мироощущение, он пытался конечно же подойти ко всему с научно – логическим объяснением, но даже и при этом он не понимал того, что же на самом деле произошло с ним. Его логика и строго научный подход ко всему давал тут сбой.

И то что все его жалкие попытки покинуть кафе почти что с первых дней, не к чему его не приводили и с этим он давно смирился, как и с голосом, который слышал внутри себя, представлявшимся, Контролёром времени, и даже с тем, что он совершенно не старел в этом мире. Хотя рядом с ним за года его жизни в кафе постарело и умерло несколько поколений людей.

Аскольд смирился с годами со всем, но только не с тем, что потерял свою Лину. Порой забывал её, а порой думал, что она жила в его снах.

Монастырь стоял недалеко от него. Он манил его с первых дней его новой жизни, но он долго не решался зайти в него.

Как-то он всё-таки зашёл внутрь монастыря. Его сразу же поразило странность этого места. Он слышал когда-то из историй, вещающих из, Всевидящего Ока, о домах поклонения Космическому Разуму существующих в глубокой древности, но видел храм впервые.

Он долго стоял, любуясь иконами, и красивыми фресками на потолке, повествующими о библейских историях. Он тогда ещё ничего не знал об этом. Ему просто стало вдруг в этом месте, под куполами этого храма тихо и спокойно, умиротворённо и почему-то грустно так сильно, что у него на глазах наверно впервые в жизни показались слёзы.

Это было настолько странное ощущение и совершенно новое для него, что он был даже немного потерян в тот миг. Потом оно прошло, но и забыть он его уже не смог.

Он не стал спрашивать не у кого об этом месте, хотя несколько раз в год видел, как люди радовались в определённые дни, собирались в этом храме, особенно под Новый год и весной.

Он тоже приходил туда, пытаясь понять странную мистерию этого места. Он видел, как человек в чёрном балахоне и большим крестом на груди осенял всех крестообразным знамением, он видел, как люди зажигали свечи и крестились перед иконами. Он видел всё это, но ничего не понимал.

Он пришёл из времени, в котором никто уже не знал Бога …

Да ему нравилось всё это … Он восхищался всем, что видел в храме. Особенно весной, когда был большой праздник и люди пекли большие, высокие, вкусные пироги. Но этим всё и заканчивалось.

А потом появился старый слепой человек тоже в чёрном балахоне и с крестом на груди, с небольшой бородой, потёртым посохом и мешком на спине.

Он зашёл в кафе как-то осторожно, выставляя сначала вперёд посох, а потом ступая и сам.

Был вечер … За двумя столиками сидела несколько молодых парней и девушек, болтая о чём-то и поглощая в больших количествах пенный напиток из стеклянных бутылок. А ещё за двумя сидели водители больших машин, которые поглощали только еду.

Все словно застыли, когда появился старик. Он тихо ступая подошёл к столику у окна, снял со спины мешок, положил его на пол, перекрестился и сел за стол.

В это время Аскольд увидел его и подойдя к нему присел рядом.

Старый слепой монах и Аскольд до утра говорили о многом, а потом монах ушёл. На протяжении его пребывания в этом мире он приходил ещё дважды, и всякий раз Аскольд говорил с ним.

Потом он исчез … Кто-то сказал Аскольду, что монах умер и ему стало очень тоскливо …

Но пришёл как-то ещё один человек. Большой, с такой же большой бородой, как и сам, но не в балахоне. Он назвался, Странником.

Странник был немного странным и не лишённым чувство юмора человеком.

Он был похож чем-то на легендарного Порфирия Иванова, про которого позже чисто случайно Аскольду довелось посмотреть документальный фильм.

Это был немного грузный, с большим животом мужчина, с квадратной белой как снег лопатообразной бородой.

Первый раз он появился случайно, будто не совсем понимая правильно ли он зашёл в это заведение. Было ощущение словно странник кого-то искал или чего-то. В отличие от монаха у него был совсем небольшой рюкзачок, длинная тёплая куртка и вязанная голубая шапочка.

На лице у него сияла при этом улыбка совершенно счастливого человека. Зайдя в кафе, он оглядел помещение, выбрав столик у окна, на котором приземлялся раньше и старый монах. Подошёл, снял рюкзачёк и попросил чаю.

Была ночь… Осенняя прохладная ночь. Аскольду не спалось и он, пребывая в думах сидел у окна. Клиентов не было, а одна из работниц Аскольда дремала за баром в кресле. Когда странник попросил чаю Аскольд тут же встрепенулся и зайдя за барную стойку налив горячего чаю в стакан принёс его страннику.

– Благодарю. – всё по-прежнему улыбаясь проговорил странник, а потом как бы невзначай добавил, – Потерялись во времени?

– Простите не по – нял Вас …. – запинаясь ответил Аскольд.

– Не тужите. Надо так. А Вы как хотели. У Вас то забыли его давно. – произнёс человек с бородой.

– Кого его? – не понял Аскольд.

– Творца, Господа нашего. – сказал странник, излучая при этом свет.

В ту ночь Аскольд и странник много говорили обо всём, но это была лишь их первая встреча.

Самым удивительным было то, что странник впредь появлялся только тогда, когда на Аскольда особенно нападала тоска.

Странник делился с Аскольдом многими сокровенными тайнами и наверно хотел того же от Аскольда. Но Аскольд упрямо молчал, он слушал задавал вопросы, много вопросов, но о себе старался не говорить.

Странник поведал ему историю своей непростой жизни.

– Мне было двенадцать лет и рос я большим непоседой, – как-то стал рассказывать странник. – И вот как-то залез я на крышу сарая голубей погонять. Брат их водил старший … Не помню, как вышло, но сорвался я с крыши, а между сараем и курятником верёвка перетянута была, но видать сильно ослаблена. Падаю я прямиком на неё и как так вышло никто по сей день не знает и не ведает. Но попал я в петлю и как та петля образовалась тоже никто так тогда и не понял. Ну так и повис я в петле. И вижу я сам себя на земле лежащим и петля вокруг шеи. Но не страшно мне было не сколько, а даже дюже весело при этом. А рядом мать вижу, брата, а он шею мою из петли вызволяет. А ему кричу тогда главное ведь, Митька не надо!! НЕ надо!! Отпусти меня! Мне тут хорошо! А потом меня куда-то тянуть как стало и лечу я сквозь звёзды и мрак и навстречу к свету яркому и белому, белому. И только услышал я тогда голос красивый, красивый. Сказал он мне тогда, что рано мне сюда, а они меня тогда специально вызвали, чтобы даром наделить. Даром видеть всё то, что другие не видят. А потом очнулся я, и надо мной лицо брата старшего вижу и матери заплаканное. Брат меня из петли достал и дыхание искусственное стал делать. А с того дня другой стал я. У соседа сын в армии в госпиталь попал. Не знал он ничего, а я его увидел и сказал ему об этом. У бабки корова пропала, искали селом всем, а я ей поведал, что цыгане в село другое увели. Нашла она её потом через милицию. Много чего было … И ушёл я в двадцать пять лет, после того как институт закончил и армию отслужил послушником в монастырь один. Не знал я что с даром моим мне делать. Решил монахом стать. Долго послушником был, пока не решил постриг принять. Молились за меня тогда старцы монастыря денно и нощно, но явление было самому главному старцу, что нельзя мне до старости монахом быть, а должен я принять странничество и уйти на долгие, долгие годы. Уйти из дома, оставить всех близких и родных мне людей, забыть о них. И ходить из монастыря к монастырю по всей земле, пока в один день мне знак будет, чтобы в последнем монастыре я постриг принял и остался там до конца дней своих. Вот так и хожу уже тридцать лет как … Обо мне и фильм снимали киношники одни – документальный и очерки писали журналисты столичные. А я вот хожу пока и хожу. И бесы на меня нападали, извести хотели …

Дурно стало от этих слов Аскольду, но не подал он виду этому.

– И люди злые меня убить хотели, это те, в кого бесы вселились. И даже оборотня я как встретил. Ночью на кладбище. Дело на юге было … Монастырь там стоит в лесу, старинный больно. Братия его меня знает, а путь к нему через леслежал, а в лесу кладбище было тоже старинное. Сошёл я с электрички на станции, а до монастыря ещё вёрст двадцать идти, а солнце к закату клониться. Что делать… Осень глубокая, уже и промозглость ночная, а в монастыре и на ночь примут и накормят. Ну не в лесу ж ночевать. Пошёл я с котомкой своей на плече. Иду, иду. По мне так и вёрст двадцать прошёл, а лесу конца и края нет. Наконец показались кресты сбоку от меня, а ночь лунная была и тени от крестов прямо рядом с деревьями ложились на покрытую жёлтой листвой землю. Птица тут ночная заверещала и прямо как в кино каком-то. Жутко мне тогда сделалось. Жутко … Не скрою. Но не стал я останавливаться. Иду дальше. А видно центр кладбища начался. И дорога лесная аккурат прямо через центр кладбища идёт. Вокруг плиты могильные мхом заросшие, кресты согбенные к земле. И вижу я краем глаз своих, что сбоку от меня движение какое-то. А я про себя всю дорогу пока иду псалом, Царя Давида, читаю. Ну думаю, хорошо если зверь лесной может какой. Диких то тут давно особо не водилось, а может и собака какая. Вот это то было мне страшно. А то с голодухи то и простая собака на человека кинуться может. А то ещё хуже человек какой блудный.

А движение всё сильней и сильней справа от меня, а я как раз с холмом поравнялся у которого две плиты могильные были. И вот тут вой страшный раздался, нечеловеческий вой. Наверно я тогда-то и поседел наполовину. И вижу я спиной ко мне согнувшись стоит кто-то. Че—ло—век… Да именно человек голый причём. Конечно я хоть и ясновидящим стал, и в монахи податься решил и странничал много лет. Но всё-таки был я человеком советским и не верил я этих демонов всяких и в леших, и в домовых тем более в оборотней. Наверно думал, что сказки всё это. Хотя знал, что бесы и черти есть. – странник остановился перевезти дух, а Аскольд подумал, что и бесов то он не знает.

Но странник тем не менее продолжал.

– Стоит человек голый на четвереньках и воет нечеловеческим голосом. А вижу я его, простите только спину и зад голый. И вдруг выпрямляется он медленно так, как будто ещё и трясясь при этом … Тело его всё в вибрации ходуном ходит. НЕ смог я дальше идти, словно в ступор встал. Остановился и смотрю на него в упор. А тело его всё дрожит и дрожит и вдруг стало покрываться шерстью оно. Всё с ног до головы … Душа у меня в пятки ушла. Понял я кто передо мной. Но знаете ли друг мой … Мне даже почему-то потом и не страшно было. Непонятно да… Возможно, но ведь согласитесь нет пределу человеческой фантазии. Но даже самая страшная, самая изощрённая фантазия не может заменить то состояние, когда ты видишь то, что не поддаётся логике человеческого мышления.

А человек то был или зверь, но оборачивается он ко мне. Никогда знаете ли не забуду я лица его покрытого шерстью и глаз, – странник отвёл глаза в сторону и было видно, что ему трудно говорить об этом.

Он молчал минут десять, смотря куда сквозь Аскольда, а потом сказал.

– Вы знаете, наверно и его можно назвать творением Господа, ведь что не делает и творит дьявол и это всё по воле Господа. Только диву даёшься тому, на что способен разум того чьё имя есть три шестёрки. Понял я тогда, что и молитва меня сейчас не спасёт. Бросился я бежать так как никогда наверно в жизни не бегал. Сучья хлестали меня по лицу со всех сил, рвали одежду на мне и кожу в кровь. А сзади слышал я тяжёлое дыхание и дух чуял звериный. Не помню, как у ворот монастыря я очутился и со всей силы стал ногами бить о калитку железную. Упал я тогда, а меня уже почти сознания лишённого в монастырь монахи затащили. А полу зверь видно распятия на воротах храма испугался, потому как видел я его глаза, горящие огнём в листве ночной, но фонари храма площадку перед ним освещали и видно, что и это его остановило тогда вместе с распятием.

Я ведь обычно всего двое суток в любом монастыре проводил, куда ноги приводили, но в этом я на месяц задержался. Заболел тогда лихорадкой, а неделю так вообще в забытьи был. Монахи чаем из трав отпоили. Сказал мне тогда старец их, отец Виссарион, Оборотня ты встретил. Видишь, как наш мир устроен – нечисть рядом со святыми местами кружиться. В лесах этих и зверя то не осталось, а демона ты узрел. В старину глубокую здесь ведь капище языческое было, и кто знает, что за лихо они тут водили. А тебе знак через это Господь дал. А какой ты потом сам поймёшь.

Много лет прошло, и только потом понял я, что Господь проверял меня, а мне предстояло дальше странничать.

Вот так и хожу из храма в храм, из монастыря в монастырь и из города в город.

Потом странник исчез.

И прошло довольно много времени прежде чем появился еще один странник. Он был очень сильно похож на первого, того настоящего странника, но с той разницей, что говорил немного другие, сначала не совсем понятные вещи, смысл которых стал доходить до Аскольда гораздо позже. Сначала Аскольд решил было, что это другой, совсем другой человек, только больно похожий на первого, пока в уже изрядно помутненном сознании и самого Аскольда, начала вырисовываться картина того, что на самом деле это было в общем то одно и то же лицо.

Первый странник говорил о Боге, а второй постоянно твердил о каком-то непонятном вожде пролетариата, для которого он и был Богом. Для первого Бог был Космический разум, а для второго вполне живая историческая личность, которую он выдавал за Бога.

Первый искал в дороге Бога и шёл куда его вёл Бог, во всяком случае так он говорил Аскольду, а второй шёл по по одной и той же схеме, представляющей собой пятиконечную звезду, состоящую из пяти городов, в которых стояли памятники тому самому загадочному для Аскольда вождю пролетариата. Так он и шёл от одного города к другому. Кого искал он? Он и сам не знал …

Почему странник поклонялся сначала ТВОРЦУ, а потом и вождю какого-то пролетариата, так и осталось тайной для Аскольда.

Сама аббревиатура столь странных сочетаний слов – вождь пролетариата, была будто какой-то неизведанной формулой для него, которую ему ещё предстояло разгадать в будущем.

А открыл её для Аскольда один маленький человечек, оставивший в душе Аскольда совершенно неизгладимый след и было у этого человечка странное прозвище – ПЕВУН.

Глава одиннадцатая. Певун и вождь пролетариата

Аскольд долго и упорно пытался соединить в один узел два этих составляющих – персонажа как-то внезапно появившегося в его жизни человека по кличке Певун и загадочной, и столь необъяснимой сначала для него исторической личности – вождя пролетариата.

Во всяком случае для него было понятно одно главное, что связывало эти два компонента – вера в светлое будущее о котором он слышал, когда в исторических очерках по местному телевизору.

Тот, кто был вождём какого-то непонятного для Аскольда пролетариата когда-то вёл за собой массы. Это в конце концов стало ему понятно … Вопрос остался в другом – куда и в какое светлое будущее он вёл эти массы?

Тщательно изучив прошлые периоды истории многое для Аскольда осталось чем-то вроде историческим пазлом, который ему предстояло только распутать.

Ведь как считал он, если он очутился в светлом будущем о котором писал вождь пролетариата в своих трудах, то в чём заключается этот так называемый свет? . . .

И вот тут-то и появился Певун. Это был человек небольшого роста с тёмным загорелым лицом. Весь его облик говорил о несуразности данного типажа, но судить и сравнивать с кем-либо Аскольд не мог. Ведь все герои его странной жизни в этом мире давно перестали его удивлять.

Короткое серое пальто Певун носил круглый год, а также синие штаны с красными лампасами, заткнутые под солдатские сапоги. В двух руках он всегда держал по одной большой сумке, набитой всяким ненужным хламом.

– Я песни пою и меня за то Певуном зовут, – сказал человек появившись в кафе и добавил, – Я тебе песню, а ты мне супа тарелку.

– А что за песни? – спросил Аскольд его.

– Широка страна моя родная, много в ней полей, лесов и рек. Я другой страны такой не знаю-ю-ю-ю – затянул он.

– А ещё какую можешь? – улыбаясь спросил Аскольд.

– Про вождя могу, – сказал маленький Певун и затянул новую песню про вождя пролетариата.

– И вновь продолжается бой!!! И сссеее – рдцу трее—вожно в груди! И Ленин такооой молодой!

И вот тут Аскольд наконец нашел ответ и понял, что светлое будущее для загадочного вождя означало – свет в душе людей этого не совсем временами понятного для него мира.

Свет, который маячил где-то там вдали за горизонтом, но был и оказался всего лишь миражом.

Но мираж исчез как любая иллюзия, оставив только память и песни, которые мог исполнить Певун.

Певун приходил не раз и каждый раз он пел новые песни, пока не исчез совсем. А с ним исчез и смысл в познании для Аскольда ответа на вопрос – кем был загадочный человек, которого все звали вождь пролетариата и имя его было Ленин? . . .

Глава двенадцатая. Последний гость

Вот как-то раз Аскольд сидел ночью у окна. Он всё так же пытался найти объяснение тому почему он застрял в этом кафе почти на полвека, почему его не трогает время, почему оно для него совсем идёт по-другому. И думы думал …

И тут зашёл человек. А была зима, сухая морозная. Человек был гладко выбрит, в очках, в костюме тёмного цвета и в чёрном утеплённом пальто. На вид ему было давно за шестьдесят.

Зашёл он всё как бочком и в руках держал квадратный портфель. Почему-то он сразу же двинулся за столик, на котором сидел Аскольд и подойдя сел на край стула прижимая к груди свой портфель.

– А Вы знаете здесь моё главное открытие, – обратился он к Аскольду, поправляя сползающие на нос очки. – Я изобрёл аннигилятор времени …

– Простите не понял Вас? – спросил, улыбаясь Аскольд, так как сей персонаж вызвал сразу же у него на лице весёлую улыбку.

– Я могу взорвать, аннигилировать время … То есть я понимаю, что в Ваших глазах я буду выглядеть идиотом, но поверьте это так. Я учёный, точнее был учёным когда то, но я сбежал … – его слова перешли в шёпот. – Я сбежал от них. Да мои изобретения многого стоят. Я ведь должен был стоять во главе группы учёных, которые проектировали и строили Коллайдер. Да,да именно тот самый знаменитый Коллайдер. На самом деле ведь все самые известные последние изобретения – это всё так сказать плоды моего интеллекта. Но я отказался принимать участие в этом грёбанном Коллайдере и сбежал. За мной охотятся. – он снова перешёл на шёпот. – Они. А время мне нужно взорвать для того, чтобы они не смогли больше делать эти эксперименты. – и он пальцем показал на потолок.

– Простите Вы сказали время? ВЫ можете взорвать время, я Вас правильно понял? – спросил его Аскольд и добавил. – Может Вы чаю хотите?

– Думаю не откажусь, – пробормотал человек в очках озираясь по сторонам так словно за ним кто-то следил, – Я покажу Вам бумаги, вот видите здесь все мои формулы. – он достал из чемодана чистые листы бумаги и положил их на стол, но потом как-то тут же быстро убрал их. – И тогда изобрёл аннигиллятор времени… – тут его глаза округлились до таких размеров, что казалось они сейчас вытекут из орбит. – Вот так. – прошептал он, снова показывая пальцем на потолок. – Они не хотят, чтобы всё было так как раньше.

Возникла неловкая пауза. Они оба молчали. Аскольд явно недоумевал в эту минуту, думая о том, откуда все они и странник, и монах и этот сумасшедший учёный или просто очередной псих знают о том, кто он и что он делает здесь. И тут внезапно он вспомнил, что много-много лет назад, ещё до того, как он попал в прошлое, они встретили, тогда на дороге Стража, который рассказал им о пропавшем учёном, работающим над пространственно –временном двигателе. Неужели это он и есть? Если это он, тогда выходит и он попал в это время, а потом выходит или всё забыл, или просто тронулся умом.

Но когда этот человек достал предмет, который он назвал бомбой времени, тут уж Аскольду было не до шуток. Это был абсолютно чёрный, блестящий предмет из непонятного металла.

– Вот она бомба. Самое интересное, что если даже она взорвётся, то никто и никогда этого не узнает. А знаете почему? Время ведь оно невидимо. Вот смотрите. – он потёр предмет. -Всё я его детонировал. Теперь где-то в кеймбриджско- меловом периоде может быть все пойдёт не так, а Гагарин не полетит в космос, а Наполеон победит, наверно …Я не знаю. Это первый раз. Всё. Простите мне пора. Мне ещё ведь до соседнего села топать в мороз пешком. – сказал человек и как-то быстро вышел из кафе всё так же бочком.

Аскольд ничего не поняв выбежал было за ним, но кроме пустой трассы и темноты вокруг он ничего не увидел.

Аскольд снова вернулся в кафе и тихо побрёл в свою комнату. Было два часа ночи. Аскольд бросил наверно свой последний взгляд на стену в надежде, что Дух Кафе даст ему ответ на новые вопросы. Но надписи не было, стена молчала … Молчала так будто Дух замолчал навечно. Но Аскольд знал, что утром он всё так же проснёться в той самой комнате, в том самом кафе. Кафе, которое стало для него давно уже родным домом. Уже засыпая он услышал голоса голодных водителей, зашедших в кафе. Кто-то из них просил у буфетчецы горячего чая, кто-то супа.

Аскольд улыбаясь засыпал … Он уже не верил в то что когда-нибудь что-то может измениться в его странной судьбе. Последней мыслью перед тем как сон накрыл его с головой была одна, Видно Бог всё-таки есть, в этом мире точно, но не в том из которого пришёл я и он наверно такой чудак. И игры у него чудачные.

Глава тринадцатая. Возвращение

Он проснулся от того что яркий солнечный зайчик прорвавшись сквозь что-то пытался пробиться в его закрытые веки. Странно, – подумал Аскольд во сне, ведь моя комната не имеет окон, откуда здесь взяться солнцу?

Однако он всё-таки приоткрыл один глаз и увидел вместо потолка, синюю ткань, обычную простую ткань, сбоку от которой была небольшая щель, сквозь которую и пробивалось солнце. Он повернул голову и тут же увидел её. Лина… Она спала рядом, волосы её были взлохмачены, она тихо и ровно дышала. Она улыбалась во сне.

, Как возможно такое? Я снова здесь? В той самой палатке? Я никуда не пропадал? Хотя нет … Кафе … Все те люди и родные и совсем чужие … Весь тот странный мир … Где всё это?

Девушка по-видимому почувствовала то, что он проснулся и засопев открыла глаза.

– -Любимый я так сладко спала. – она потянулась всем телом. – Так сладко … Дома я так никогда не спала. И почему нас так пугали этой Дикой Пустошью? Ерунда какая-то. А ты как спал?

– Я? . . . – задумчиво спросил он. – Всё хорошо милая. Всё хорошо. – ответил он и поцеловал её в губы.

Вскоре они уже плыли над пустыней покидая оазис.

– Мы едим в сторону Великой Стены? Да милый? – спросила Лина Аскольда.

– Да именно так. – ответил он ей, хотя на самом деле он не знал куда едет.

Когда Лина ещё одевалась в палатке Аскольд включил Бортовое Всевидящее Око, находившееся в каждом гравимобиле, чтобы вспомнить дорогу к Великой Стене. Око молчало … Молчала и голографическая карта …

Он включал их снова и снова, но всё молчало … Ничего не транслировалось, совсем ничего…

Аскольд не знал куда теперь они ехали, а точнее летели. Он не нашёл дорогу к автобану. Что их ждало там впереди. Неужели это сделало бомба времени?

Пустота … Они ехали уже очень и очень долго, но впереди была одна лишь пустота.

И тогда Аскольд подумал про себя, что я потерял здесь? Я вернулся домой, но дом ли он мне теперь? Этот мир?? Да там было всё дико и странно? Все эти люди? Они любили, они страдали, они погибали, но они жили … а что сейчас? Пустота? Что меня ждёт там? Где была Великая Стена? Почему молчит Всевидящее Око? Что теперь стало с моим миром?

Аскольд краем глаза смотрел на спящую рядом Лину. Гравимобиль всё летел и летел вперёд, но вокруг была одна лишь Пустошь, бескрайняя, вечная, пустая и мёртвая. День сменялся ночью, а ночь днём.

ОН уже и не помнил сколько они летели по Дикой Пустоши. Пустоши без края и конца. Потом он остановил гравимобиль, вышел из него, сел на выжженную и лопнувшую от края и до края из-за страшного зноя землю и заплакал.

Лина стояла рядом и недоумевающее хлопая своими большими ресницами смотрела на него.

А он плакал и твердил только одну лишь фразу,

– Я хочу борща, мяса, жаренного мяса и водки, хоть одну рюмку чёрт побери. Хоть одну. . .

А солнце тихо клонилось к закату, медленно уплывая куда-то далеко-далеко. Весь мир теперь стал Дикой Пустошью … И где-то в его заброшенных чертогах как маленькая -маленькая букашка, точка, молекула застыл аппарат с двумя людьми.

Мужчиной и женщиной … Кто знает может они стали последними людьми на планете, а может и первыми.

Это знало только настоящее Всевидящее Око, и оно незримо следило за ними.

Дикая Пустошь … Весь мир теперь был ею.

А дикие колючки перекатывались с места на место, и тихая белая пыль ровно ложилась на их круглые тени.

Всё было пылью теперь в этом умирающем мире…

Оглавление

Глава первая. Вступление

Глава вторая. Перевёрнутый мир

Глава третья. Дикие истории трассы непуганых странников

Глава четвертая. Парадоксы прошлого

Глава пятая. Знакомство с невидимым духом кафе

Глава шестая. Жизнь как она есть на трассе непуганых странников

Глава седьмая. Котельщики

Глава восьмая. Сладкая парочка трассы непуганых странников

Глава девятая. Вечно пьяный электрик паша, тихие панки, повариха Клавдия, бывший мент Тимофеич и безумный, безумный мир трассы непуганых странников

Глава десятая. Божьи люди и странные люди трассы непуганых странников

Глава одиннадцатая. Певун и вождь пролетариата

Глава двенадцатая. Последний гость

Глава тринадцатая. Возвращение