Поцелуй Мары [Александр Велесов] (fb2) читать онлайн

Часть первая

Эту книгу я посвящаю моему другу и известному

отшельнику-созерцателю Алексей Прудникову.

Яркие лучи утреннего солнца легли на золотые купола монастыря, знаменуя собой приход нового дня. Запели птицы, и земля возрадовалась первым лучам солнца. Незримо, но божественно звучала утренняя музыка всего великолепия матери природы. И она отдавалась в каждом уголке священного храма, в каждом сердце людей пришедших к стенам этого дома бога. В такт божественной музыке забили монастырские колокола, и тогда всё зазвенело в славном звуке космической гармонии.

Утро было прекрасным, свежим, ярким. Оно обдавало свежестью стены старинного храма, и утренняя прохлада ложилась тонкой плёнкой на них, обжигая своим внутренним сиянием.

Внизу у стен старинного храма собрались люди. Их было много, очень много. Кто-то спал в своих машинах, кто-то разбил палатки недалеко от монастыря, так как мест в деревянных домах для паломников, построенных за стенами монастыря, больше не было. Но весь народ с раннего утра стоял и ждал, ибо все они хотели узреть батюшку в последний раз, прикоснуться к его рукам, пускай уже безжизненным, ощутить тот божественный огонь, который исходил всё ещё от него. Наверно что-то двигало ими или кто-то, кто незримо наблюдал сверху за ними.

Кем же был этот удивительный старец, ради которого, бросив все свои дела, они приехали за сотни и тысячи километров? Они спешили увидеть его, ощутить близость его божественной чистоты. Все звали его батюшкой Илларионом или старцем Илларионом. Многие бывали у него когда-то, многим он помог, многих отмолил, за многих болел душой. За многих он готов был отдать свою выстраданную душу, своё сердце. Старец умирал. Умирал давно и весть об этом дошла до многих людей, которые были у него когда-то и знали его. Смерть давно притаилась рядом с ним, но всё ещё не решалась забрать его у этого мира.

–Владыко, отец Илларион умирает… Последние часы он видно с нами… – говорил монах в рясе старому настоятелю монастыря.

–Знаю, уходит отче, покидает нас, скоро перед Отцом предстанет, – ответил монаху старый настоятель, – никто не знает, сколько выпало на его долю в жизни, один Господь Вседержитель ведает.

–С ним монах Алексий всю дорогу сидит, ночь не спал, в молитвах провёл, не уходит от батюшки. Любил он его сильно.

–Все мы его любили, и нам его не хватать будет, только на то воля Божья, – сказал настоятель.

–Алексий дневник батюшки Иллариона нашёл в его вещах, большая такая тетрадь в кожаном переплёте, – произнёс монах.

–Что в ней? – спросил настоятель.

–Кто ж знает, никто её не открывал и не читал пока, без Вашего позволения.

–Ладно, вели не трогать никому, а там решим, как быть. Да и народ подготовь, а братия пущай все, как положено, делает, – молвил настоятель и направился в храм божий.

А в это время в небольшой комнатке лежал старец. Это был сухой человек среднего роста в мешковатом подряснике, укрытый стёганым пледом. Всё в его облике говорило о доброте, мудрости и благородстве старца. Рядом с ним, у горящей лампадки у маленького столика сидел худой, молодой монах в очках, который читал нараспев священные псалмы из открытой книги. Иногда он прерывался, прикладывал голову к сердцу старца, слушал её, а потом снова и снова читал. В который раз взгляд его, однако, падал на большую тетрадь в кожаном переплёте, которую он извлёк из шкафа батюшки Иллариона.

Так он, в какой-то миг довольно долго смотрел на тетрадь, перекрестился трижды и открыл её, потом вновь закрыл и снова открыл и наконец, приблизив лампадку к написанному тексту, начал читать.

Всей своей сущностью он стал поглощать текст дневника.

Дневник батюшки Иллариона

«Господь Вседержитель, Царица Небесная простите меня за все грехи мои, изначально мной сотворённые, простите душу мою и примите исповедь мою перед Вами. А душу мою раздирают сомнения и скорби, невыносимым грузом лежат они на ней, ибо то через что выпало пройти ей, не даёт покоя мне в этом мире, и может, не даст и в другом. Это бесконечная боль, иссушающая моё сердце, невыносимая и бесконечная боль.

Я не в силах больше противиться воли Всевышнего и не могу и не хочу скрывать от людей то, что случилось со мной, и отчего дар божий пришёл ко мне. Сила Небесная явила благодать, которой я сподобил бедных людей отмаливать и исцелять. Считаю своим долгом поведать людям то, что я не заслужил чести такой перед престолом Господним и не имею права на это, но Господь велел мне подчиниться воле его и творить то, что я делаю теперь всё это время. Помогаю людям…. Может это и не дар, а проклятие, которое я должен был искупить через такое служение.

Я всего лишь раб Божий, жалкий, грешный раб, но видно Господу так угодно, чтобы часть ничтожной жизни своей я посвятил людям.

Как получил я свой дар или проклятие? Всё по порядку братья и сёстры мои…. Во-первых, сначала расскажу я историю, которая явилась мне в видениях о прошлом, видением о том, откуда всё это брало своё начало, истоки того, что пожинали мы потом. И истории этой больше тысячи лет. Ответ на многие вопросы, которые терзали душу, нашёл я в этом видении.

Зло сотворённое много веков назад, вернулось обратно ещё большим злом. Не заслужил я и по милости Божьей, и благодати, но то, что случилось со мной и другими людьми, должно стать уроком всем ныне живущим на свете. Знаю я, что многим кто прочитает мой рассказ, не поверят ему, оно и верно, ведь как можно поверить во весь тот ужас, с которым пришлось встретиться мне и тем людям, которые были со мной тогда, в те годы.

Но сначала я просто обязан, как уже писал ранее, рассказать об истоках, корнях всего того, через, что мы прошли. История эта пришла из глубин веков, правда это или вымысел судить не мне, но то, что довелось пройти моему несчастному разуму, за это я могу упасть на колени перед святым алтарём и сказать самому себе, что всё это было на самом деле. Я могу поклясться в каждом слове того, что вы прочтёте здесь, в моей тетради, является правдой.

Я увидел начало этой истории в своих видениях, продолжением которой явилась моя собственная жизнь. Она полностью и всецело связана с тем, что случилось много веков назад.

Господи прости меня, прости всех людей, кто будет читать мои записи, Я знаю, что сан священника и монаха даёт мне право на эту исповедь перед богом. Это страшная история и она началась давным-давно, а я лишь получил то, что заслужил, и теперь пришло время поведать её людям».

Часть вторая

Время давно стёрло имена героев этой легенды, но отзвук их прошлых деяний и судеб каким-то немыслимо непостижимым образом встают перед моим взором. Я вижу и даже ощущаю всеми своими клетками, всей своей сутью, их дыхание и поступь, их потупленный взор, их плачь и смех, их крики и стоны, их рождение и смерть.

И сейчас, когда моя душа уже хочет оставить моё старое и немощное тело, она проносится в вихре времени. Времени, в котором я вижу себя сначала маленьким младенцем, потом делающим первые шаги смешным мальчиком, подростком, играющим во дворе, юношей рано познавшем страдания и смерть близких, а потом мужчиной, человеком, брошенным в пучину жизни, которая заставит его полностью изменить своё сознание.

И тогда я снова вспоминаю тот день, когда ко мне впервые явились эти видения. Я думал сначала, что это всего лишь обычный сон, но я сильно ошибался тогда. Это было окно времени, которое открывал мне Господь бог, для того, чтобы я понял, откуда мне следует начинать свою историю.

Прекрасная зелёная долина золотилась и переливалась под яркими лучами восходящего светила. Лучи заполняли её, как прозрачный сосуд из горного хрусталя. Они питали её и насыщали жизнью.

Ровные ухоженные поля ржи блестели утренней росой. Это была долина, которую окаймляли по краям небольшие холмы, после которых начинались бескрайние хвойные леса. Вдоль ухоженных полей, паслись бесчисленные стада овец и коров.

И наконец, взору открывалось городище с белокаменной крепостью.

А у самого края долины находилась гористая местность, целиком состоящая из огромных круглых скал, и на них стояли каменные идолы, смотревшие исподлобья своих густых ресниц. Они уже давно смотрели на этот мир, так как будто приближалось время их забвения, и они готовы были принять его.

Мало кому кто не знал дороги к этому городищу, удавалось добраться до него, ведь путь пролегал сквозь многовековую чащу густого леса. Однако к городищу вела всего одна дорога и её знали купцы.

Зима сменялась весной, весна летом. Эта история случилась летом.

День начался как обычно.

Город сверкающий своими резными башнями.

И вот деревянные ворота города открылись и из него начали выходить люди, которые двигались в сторону гор, где стояли каменные идолы.

Впереди жителей города шли старцы, во главе которых шёл сгорбленный старик, белая как лунь борода, которого волочилась по траве.

Вскоре люди подошли к огромному каменному монолиту. Это был скорее гигантский каменный куб, к которому примыкала широкая деревянная лестница.

Высокий сгорбленный старик, опираясь на посох начал взбираться на монолит, поддерживаемый с одной стороны таким же, как он стариком, но без посоха.

И началась мистерия древнего обряда. Монолит, на который взобрался по лестнице старец, находился в окружении каменных идолов и первый из них поражал своим ростом, внушая людям какой-то страх и трепет. К нему и направилась вся эта толпа, а женщины осыпали при этом дорогу к нему цветами.

Но тут как рокот грозового раската рассёк тишину хриплый глас старца, стоявшего на каменном монолите.

–О Господи! О Отец Небесный! Узри правду!

–О Господи! О Господи!

–Люди услышьте глас Божий! Узрите его волю! – продолжал старик.

–О Господи! О Господи! – повторял хор людей.

–Отец Небесный! Отец!!! – раздался крик старика такой силы, будто он потерял всю надежду узреть творца, а руки при этом старец воздел к небу.

И небо внезапно стали заволакивать тучи и молнии стали прорезать чёрно-синие облака и гром, раздавшийся где-то в глубине небесных сфер.

–О люди! О человече! Беда грядёт! Ибо узрите правду! – вещал старец.

–Что за беда!? Что за беда!? – завопил народ.

–Беда идёт! Скорбь! Боги плачут! – вещал он.

–Боги плачут! Боги плачут!

Старец, подняв посох к небу начертал в воздухе какой знак. Гул раскатистого грома продолжал нарастать с каждой минутой. Люди, сбившись в круг стали что-то монотонно петь.

И словно услышав их, одна из молний со страшным треском разорвала одну из туч и ударила в один из каменных идолов.

–ООООООООО!!! – запричитала толпа.

–Глаз Божий! Глаз Божий! – кричала и уже стала плакать толпа.

По лицу каменной статуи, в которую ударила молния, потекли кровавые капли.

–ОООООООООО!!!!!! – выдохнула толпа.

Старец же внезапно согнулся и, упав на колени, безжизненно свесил голову.

–Реки! Реки! Реки! – закричали люди.

–Слушайте люди! Слушайте человече! – надрывным голом отвечал им старик. – Скоро пойдёт брат на брата, а отец на сына. Реки крови прольются, земля в пустошь обратиться и проклятие чёрным пеплом накроет её. Но не погибнет род наш. Не погибнет он.

–Что делать отче?! Что делать отче?!

–Плачьте человече! Лейте слёзы свои! Плачьте! – хрипел старец.

А как будто в ответ ему тяжёлые иссиня чёрные облака, нависшие над людьми, обрушились на них всей своей чёрной массой, но это были не облака, а чёрные вороны, мёртвые посыпались на головы несчастных людей с небес.

Толпа, истошно вопя, бросилась обратно за крепостные ворота, и только старец и несколько других таких же, как и он жрецов остались стоять на коленях у каменных идолов.

В это время гул стал набирать свою мощь, превращаясь в нескончаемый топот конских копыт. А из леса сначала повалили снобы пыли, и показались конные люди в доспехах, и их было так много, что они заполонили собой весь горизонт. Впереди конного войска шли люди в чёрных монашеских балахонах, держа перед собой кресты и распевая странные песни. Наконец всё это воинство остановилось, и только монахи продолжали идти по направлению к старцам и каменным идолам. От монахов отделился один с чёрной бородой и, подойдя к каменному монолиту молвил.

–Мы крестить пришли вас! Принимайте веру новую и отриньте Богов Ваших! Побейте их палками да кнутами, разбейте их и проклятью предайте!

Старец до этого безжизненно лежавший на монолите медленно поднял голову и, глядя на монаха, громко произнёс:

–Ты крестить пришёл нас? Только ведь не за этим Божий Странник пришёл на землю. Он пришёл людей вразумить жить по совести и с верой в бога. Слово его не кровью людям шло, а добром и любовью. А ты с воинством невиданным пришёл. Уходи отсюда подобру. Не кликай беды не на свою и не на нашу голову. Послушай меня монах, веру римскую не примем мы. Мы своим Богам верны и во главе Богов самый Вышний – Отец Небесный есть. Он всем управляет.

Замерли, словно окаменев все, и вдруг монах, брызгая пеной у рта, закричал что есть мочи:

–Не примете веры нашей всех в реку сгонят и креститься заставят, а коли, нет, то всех в реке и утопят!

–А град Ваш спалим! – раздался голос одного из воинов на коне.

–Смерти не боимся мы, а вот вам её надо бояться. Вы её уже разбудили. Кощунственны слова твои князь. Не ты град строил и не тебе его палить – ответил ему старец, сверкая на него ярким огнём своих синих глаз.

–А давай волхв мы спросим у твоего народа? – хитро прищурив глаза, спросил монах.

Князь, пришпорив удила коня, галопом поскакал к стенам града.

–Ну что будете принимать веру новую? – раздался его громовой голос.

–Не отречёмся! Не отречёмся мы! – закричали люди со стен.

–Ну что же тогда силой заставим Вас! – был такой ответ князя.

Серая пыль снова стала заполнять всё вокруг, это конное войско двигалось к городу.

Крики, рёв лошадей, топот копыт, брязг оружия, всё смешалось, и лишь только на каменном монолите стояла фигура волхва среди плотной мглы пыли.

Его согбенная фигура на каменном монолите была похожа на кривое высохшее дерево на ветру, но не сломленное и не раздавленное под тяжестью времени.

Скоро были схвачены все жрецы. И только главный волхв, подняв высоко над собой посох что-то тихо шептал.

Деревянные ворота городища были вскоре подожжены, впрочем, как и городские стены, а ворота рухнули под ударами мощных брёвен. Воины ринулись в городище.

Страшно было видеть все, что стало происходить дальше. Люди погибали под копытами лошадей, в дыму пожарища и под градом стрел. Слышны были вопли женщин и плач детей. Наконец всё закончилось. Выживших выводили из города под остриём копий и мечей.

Князь с воинами приблизился к каменному монолиту. Волхв, продолжал смотреть на всё это, не шелохнувшись. Не один нерв не дрогнул на его лице.

–Ну что старик вот и всё! – гарцуя на коне, закричал князь.

Но волхв, продолжал молчать.

–Разбить идолы! Стащить его с камня! – прокричал князь.

Воины кинулись к каменным статуям и начали раскачивать их в разные стороны, да бить их булавами и брёвнами. Идолы стали падать со стоном.

Волхв молчал.

А люди князя стали взбираться на монолит.

–Мара! Мара! – вдруг раздался его голос.

И тут всё замолкло…. Остановилось время.…

–Мара! – снова протрубил волхв.

–Бесы! Бесы в нём! – завопил монах.

И тут все услышали:

–Я кляну Вас! Именем Мары! О Мара – богиня страждущих мертвецов -услышь меня! Я призываю тебя! Волей своей подними из могил, из пепла, из мрака тех, кого кости мхом заросли! О Мара Богиня страждущих мертвецов! Подними из могил! Разбуди из могил мёртвых! Встаньте умершие! Разбуди усопших! Встаньте усопшие! Разбуди с древа павших! Встаньте павшие! Разбуди заблудших! Встаньте заблудшие! Разбуди зверей подъемущих! Встаньте зверями подъемущими! Разбуди безымянных! Разбуди утопших! Встаньте утопшие! Встаньте безымянные!

–Убейте его! – закричал князь. – Он навий кличет!

Но тут лошадь его встала на дыбы, а земля загудела и зашла ходуном. Деревья вдруг согнулись в три погибели и по ним, будто по верхушкам их пробежал кто-то невидимый человеческому взору.

А волхв, продолжал трубить, и голос его вдруг перешёл во что-то нечленораздельное.

Монах, упав оземь, стал неистово крестить себя.

–Убейте его! – продолжал кричать князь.

Копьё одного из воинов пронзило жреца. Старец уронил посох и рухнул с монолита.

–Ааааааааааа! – заголосили пленённые люди из городища.

–Убить всех! Изгнать демонов! – завопил князь, и воины ринулись сейчас же на несчастных.

–Колдуны здесь! Колдуны! – безумно кричал монах – Здесь проклято всё! Демоны здесь! Демоны!

Но тут опираясь на посох, поднялся с земли волхв и изрёк свои последние слова.

–Через ровно тысячу лет земля снова возопит, кровь снова обильно польёт её, зло вами сотворённое ещё больше злом придёт. Я не хочу этого, но так будет. Боги мне то поведали. Мара здесь уже…. – и всё, отрубленная голова волхва покатилась по земле.

Подскочив на коне к голове, князь проткнул её своим копьём, поднял над головой и изрёк:

–Ну что волхв? Кончилось время твоё.

Но тут же он в ужасе бросил копьё с нанизанной головой жреца оземь, от того, что услышал над своей головой ужасный скрежет, будто из чрева земли исходящий – это с ним говорила отрубленная голова.

–Нет моё время только пришло.… – прошептала голова, пуская изо рта кровавые пузыри. А глаза её так и остались открытыми.

Конь упал под князем и воины его будто окаменели.

А князь услышал за спиной голос монаха,

–Уходить надо князь! Проклято здесь всё!

И как бы в ответ его слова опять раздался гул под землёй, и задрожало всё.

–Ууууууууууууухххххх, – услышали вдруг они тяжёлый и громкий вздох.

–Что это? Что это? – закричали воины князя.

И стало темно как ночью, будто мрак самой преисподней опустился на землю.

–Уууууууууууууххххххх – повторился тяжёлый вздох.

И будто вырисовываясь чей-то невидимой рукой в чёрном небе загорелись огненные сполохи, которые загораясь и вспыхивая стали постепенно облекаться в большую женскую фигуру. Женщина – исполин нависла в небе над ними.

Лик её был грозен, очи её горели как адское пламя, обрушивая на головы несчастных снопы ярких искр.

Кони тотчас попадали под воинами замертво, смолкли все звуки.

И только слышны были голоса, упавших на колени воинов, читавших молитвы.

А лик женщины был ужасен. Увидели они молодой её лик, а потом вдруг он в лик старухи превратился, а потом и вовсе в череп человечий.

–Уууууууууууххххххххх – повторился вздох, и снова задрожала земля, а от гула потрясшего землю из ушей и глаз людских обильно кровь потекла.

А то, что случилось в тот миг, было ужаснее, чем конец света, потому как не было объяснения человеческого всему тому, что случилось. Над головами людей стали ещё сильней бить молнии, и гром сотрясал небо. Но потом тучи, чёрные как смоль стали собираться в один громадный клубок вихря. Это тайфун был, гигантский смерч, появившийся внезапно на небесах. Он густел и накаливался как вулкан, перед взрывом вскипая великой энергией, а потом страшный грохот и гул сотряс всё наверху и небеса разверзлись и на головы людей стали падать мёртвые, разлагающиеся человеческие трупы. И сие зрелище было нечеловеческим.

И все кто живы были ещё тогда, позавидовали мёртвым. Раздались крики их душераздирающие, вопли о помощи и были они такими ужасными, что звери дикие в лесу притаились и зарылись под землю с головой.

И умолкло потом всё. Тишина такая встала, что мир умер как будто.

Всё во мрак погрузилось.

Ночь скрыла всю эту историю, трава заросла на пепелище и безмолвные камни лишь застыли на кровавой земле.

А как забрезжил рассвет – появились выжившие люди, те, кто успели затаиться в лесу.

Сожгли они останки своих близких.

Одно лишь тело старца, и его отрубленную голову похоронили они в каменном гробу, который старец давно сам для себя выточил из куска скалы.

Тела же воинов были разорваны на куски какой-то невиданной силой и остались лежать не погребёнными. И люди навсегда покинули эти места.

И прошло с того дня ровно тысяча лет…

Часть третья

Времена жестокие … Времена окаянные …Люди стали зверьми, а звери стали добычей людей.

Стояли жестокие и лютые морозы …

И вот, что выпало на мою долю, какая участь, какая судьба.…

Я был комиссаром НКВД третьего ранга и пишу я от своего имени. Меня зовут Михаил – Михаил Миронов и прибыл я в первопрестольную по особому распоряжению Главного.

А служил я на границе с Финляндией, где был расквартирован в маленьком городке. Недавно я женился. Её звали Катенькой. Милое создание с белокурыми вьющимися волосами и бездонными синими глазами цвета морской волны. Она была поистине нежна и изящна, преподавала музыку в школе. Я ничего не знал о её родителях. Она потеряла их ещё ребёнком.

Помнила она лишь только одно, что родилась в большом, и красивом доме под Петроградом. Началась большая война и её отец был военным и сразу же ушёл на фронт. А ещё она помнила красивый мундир, в котором уходил отец. Мать её вскоре умерла и её воспитывала родная тётя. Потом тётя переехала в маленький город у границы с Финляндией, видимо рассчитывая перебраться заграницу, уехать из молодой Советской республики, забрав с собой любимую и единственную племянницу. Но границу закрыли, тётя тяжело заболела и умерла. Так Катенька и осталась одна. Но девочка получила хорошее образование благодаря своей тёте, и это спасло её от голодной смерти. Она прекрасно играла на фортепиано и устроилась в местную школу преподавать музыку.

А я попал вместе со своим полком в этот тихий и маленький городок у самой границы.

Это был тёплый и летний вечерний день. Я с двумя бойцами был направлен из части в местный городской комитет партии. Пересекая городскую площадь, мы заметили какую-то возню в городском переулке и услышали женские крики. Бросившись на звуки, мы увидели, как двое мужчин угрожая ножом, пытаются вырвать у незнакомой девушки сумочку. Это и была моя Катя. В стране после давно отгремевшей Гражданской войны всё ещё лазили криминальные элементы. Мы скрутили негодяев, и доставили их в местную милицию. Она была беззащитна, испуганно хлопала своими синими глазами и не могла произнести не слова. Я сам лично проводил её до дома. Катя жила в маленькой и уютной квартире, доставшейся ей от тёти, последнего родного человека.

А на следующий день я пригласил её в кино, а потом и в местный городской ресторанчик и уже через два месяца мы с ней поженились. У меня теперь появилась Катя, моя милая и любимая Катенька. Прошло целых два года и меня срочным порядком вызвали в столицу. Прощаясь, я сказал ей, что нет человека для меня дороже её.

Теперь же я направлялся в Главное Управление, одев свою выходную шинель.

Управление представляло собой серое здание. Выйдя из городского трамвая прямо напротив серого здания, я направился к входу.

На пороге мои документы проверили, забрали табельное оружие и выдали пропуск. Сопровождавший меня офицер проводил по длинному коридору в огромный зал с гобеленами в конце, которого стоял большой дубовый стол, покрытый красной тканью. А на стене висел портрет Отца всех народов, большой портрет, на всю стену.

Я стоял минут двадцать, когда со скрипом открылась боковая дверь, и в зал вошёл маленький человек в зелёном парадном мундире.

Я отдал честь, а человек рукой показал мне на дубовый стул. Это и был Главный …

–Товарищ Миронов – вы в курсе, с какой целью вам было приказано явиться?

–Нет. Никак нет товарищ Главный комиссар! – вытянувшись в струнку, ответил я.

–Тогда слушайте внимательно. То, что сейчас я Вам буду излагать очень и очень важно. Вы, конечно же, в курсе, что Советская власть создала и продолжает создавать сеть исправительных лагерей для лиц, бывших некогда врагами нашей новой коммунистической республики, для нового Советского государства. Это все те, кто с оружием в руках шли против нашей молодой Советской республики, их родственники, а также священнослужители, которые в своих антисоветских проповедях вели антисоветскую агитацию, бывшие купцы, кулаки и всякая другая нечисть. Сами знаете, сколько было этих предателей и врагов трудового народа. Их тысяча и тысяча. Вот для них мы и строим трудовые исправительные лагеря. Они должны жить в них, работать.… Нести так, сказать трудовую повинность в целях исправления своей вины перед трудовым народом. И как говорит нам ЦК партии – победа над классовым врагом – это первоочередная задача единственного в мире государства рабочих и крестьян. А вы товарищ Миронов у нас в авангарде этой классовой борьбы, Вы – солдат партии и трудового народа. Вы же недавно получили третий ранг.… Но это всё как говориться лирика, а главное впереди.

Лагеря стали появляться везде, и в северных глухих таёжных лесах, и даже в горячих песках востока. Но суть не в этом, – после этих слов главный комиссар поднял со стола увесистый бронзовый колокольчик и затряс им.

Через минуту в зал влетел офицер.

–Ведите! – скомандовал ему главный комиссар.

В зал вошёл измученный седой старик в рваной серой шинели дореволюционного режима, а на ногах его были валенки. Старика вели два офицера НКВД. Главный комиссар показал старику на стул, стоявший возле меня. Старик почти упал на него, смотря в пустоту совершенно отсутствующим взглядом. Я внимательно и с интересом смотрел на него. Старик был непростой, видно было из бывших. В нём была видна благородная кровь. Я понял, что передо мной явно бывший военный и притом белогвардеец. Седая небольшая бородка с усами придавало ему унылый, но гордый облик. Взгляд его был тускл и напоминал взгляд затравленного и истерзанного животного, который смирился со своей участью, принимая её с достоинством и смирением. Старик смотрел сквозь меня и как будто был отрешён от всего мира.

–Теперь самое главное товарищ Миронов. У нас на севере не так давно, в абсолютной глуши был создан один из таких лагерей. Живут в тех краях люди, но и их крайне мало. В основном тайга непролазная да дикие звери. Вот карта и лагерь здесь! – ткнул жирным пальцем главный на красную точку на карте, висевшей на боковой стене.

–Лагерь был рассчитан на примерно пятьсот врагов народа, не считая охраны и командование. Но на момент случившегося там пребывало около трёхсот. А что там случилось я сейчас Вам и изложу. – Продолжал главный. – Полгода назад связь с лагерем полностью прекратилась и вскоре туда была направлена группа красноармейцев во главе с комиссаром второго ранга Полубеевым, который на данное время пребывает в закрытой больнице нашего ведомства из-за своего невменяемого тяжёлого психического расстройства. Отряд, однако, добрался до лагеря, в котором не было не одной живой души кроме вот этого товарища, бывшего полковника белой армии. А нашли этого старика в подвале здания комендатуры. Но ведь что интересно во всей этой истории – то, что сбежать они не могли и даже если бы сбежали, перебив охрану, то мы нашли бы трупы. Но в лагере не живых и не мёртвых. Только вот этот товарищ на весь лагерь. Один единственный живой. Но всё бы ничего. Кроме…. Кроме огромных следов крови по всему лагерю. Да вот так … Кхм… Да только с того дня товарищ заключённый не произнёс не слова. Мы пытались хоть что-то полезное выбить из него, но всё бесполезно.

Всё это конечно немного какую-то мистику, но вы же понимаете, что мы с Вами советские люди и поэтому не должны и не имеем права верить не в мистику, не в Бога и не в чёрта. Время попов с их рясами и проповедями о рае и аде уходит навсегда. Вы же в курсе, что партия и правительство, несмотря на то, что церковь отделена от государства, продолжает бороться со всеми пережитками прошлого, которое ещё плотно сидит в умах простого народа. Потому и церкви да монастыри закрываем, а те попы, которые в проповедях своих могут усомниться в Советской власти, конечно же, в лагерях отбывают. И возврата к старому уже не будет! Не для того мы Советскую власть строим.… Теперь вы понимаете товарищ Миронов, что не в наших правилах верить во всю эту чертовщину. Но разобраться во всём, что произошло это уже наш долг перед советской родиной. В связи со сложившейся ситуацией при Главном Управлении сейчас создан особый отдел, который как раз и будет заниматься именно этой чертовщиной. Хотя дело конечно не только в ней. Ведь сами посудите как можно в нашем новом советском государстве, свободном от всяких домыслов, и предрассудков верить во что-то непостижимое и непонятное. Всему должно быть какое-то объяснение и естественно человеческий фактор. Ну а наша обязанность бороться с этими предрассудками. А иначе может возникнуть опасность слухов, а слухи рождают панику. По немногочисленным местным деревням уже прошёл слух, что якобы Советская власть вернула какое-то зло, но конечно же о том, что случилось в виду удалённости лагеря мало кто знает на большой земле, но это пока … Так, что наша задача разобраться со всем и наказать виновных. – Замолчал главный комиссар, а потом после небольшой паузы продолжил.

–Да товарищ Миронов случай с лагерем номер пять дробь два вопиющий, странный и я бы сказал загадочный, но для того мы и существуем, чтобы искоренять любое зло доставшееся нам в наследство от царского режима. А лагерь находиться в глубокой тайге, вокруг леса да болота. Недалеко от лагеря есть рудники, на которых работали враги народа. Вот такая картина товарищ Миронов. В связи со сложившейся ситуацией особым приказом назначаетесь Командиром особого отряда и группы специалистов, которому поручено, будет на месте заняться расследованием всей этой истории. Нам необходимо знать, куда они все сгинули, чёрт побери! – сорвался на крик главный комиссар.

Ладно ….-уже спокойным голосом произнёс он потом, – теперь прошу вас слушать особенно внимательно. Ваш отряд будет состоять из пятидесяти бойцов, а также с вами пойдут несколько гражданских лиц. Это два учёных естественных наук и археологии, два военных врача, а одна из них, кстати, женщина будет, и вот этот товарищ, бывший заключённый этого лагеря, который всё молчит и молчит. Может в дороге у него язык развяжется. Да вы спросите, почему с вами пойдут учёные? А вот почему. Есть ещё одна важная деталь. За три месяца, перед тем как всё случилось, заключённые на каменоломне нашли что-то, а вот что именно вам и предстоит узнать. А потом пропали и все люди, все, кроме этого старика. До сих пор нам доподлинно неизвестно, что именно они нашли. Наши люди из большой земли не успели приехать вовремя. Вот так товарищ Миронов. Приказ вы должны выполнить чего бы это вам не стоило, – снова замолчал главный комиссар.

А потом продолжил свою речь.

–На подготовку задания мы вам даём недели. За это время вы должны познакомиться со всем личным составом, начиная со всех бойцов, естественно учёных и заканчивая вот этим товарищем. Кстати, а зовут его Константин Евграфович Прозоровский бывший полковник казачьего полка одной из южных белых армий.

Услышав фамилию бывшего полковника, я невольно вздрогнул.

А комиссар, тем не менее, продолжал:

–Так что гусь сами видите непростой. А теперь я зачитаю и сам непосредственно приказ, разуметься в своих словах.

Первое – это выяснить, что нашли погода назад на каменоломне заключённые?

Второе – куда пропали люди?

Третье – выявить и уничтожить врагов, если будет необходимость.

И на этом теперь всё товарищ Миронов. Кстати, а где Вы остановились?

–В гостинице товарищ Главный комиссар.

–Теперь слушайте тогда. Завтра за Вами придёт транспорт, и Вас доставят к месту, где уже находиться вся группа. Теперь уже точно всё.

Вслед за этими словами в зал вошли два офицера и увели бедного старика под руки. Я встал и уже собрался выйти так же из-зала, как Главный комиссар жестом приказал мне задержаться.

–Вы женились товарищ Миронов. Примите мои поздравления. Вот только избранница ваша нам известно не рабочее-крестьянских кровей. Вы были в курсе этого? – произнёс комиссар, смотря куда-то мимо меня.

–Я не зн…

–Да мы знаем, что супруга Ваша сирота. Только вот одна интересная деталь товарищ Миронов. Девичья фамилия Вашей жены ведь тоже Прозоровская? Не правда ли довольно интересное совпадение?

–Так точно, – мой голос сразу поник.

–Да вы не думайте сразу плохое, товарищ Миронов. Мало ли Прозоровских было среди врагов народа, – на последние слова Главный комиссар особенно надавил.

–А теперь ступайте товарищ Миронов. Да и ещё есть кое-что. В случае провала задания вы как её руководитель ответите перед партией и страной по всей строгости закона, а в случае её успешного завершения Вы товарищ Миронов будете переведены в столицу и получите новую ведомственную квартиру. А теперь удачи вам. Все ваши дальнейшие действия будет корректировать товарищ Маслов. Капитан Маслов завтра на спецтранспорте лично приедет за вами. Ну, теперь прощайте.

Я вышел из зала.

Тяжёлые думы нахлынули на меня. Я ещё не мог дать сам себе отсчёт во всём, что происходило сейчас. Однако одно я понимал точно. Всё, что происходило со мной сейчас не нелепая случайность, а явно и чётко спланированное решение высшего руководства моего ведомства. Так думал я тогда …

Но пройдут годы, и я буду уже уверен в совершенно другом. Во всём, что случилось и в том числе принятии решения насчёт моей персоны – я стал видеть перст божий.

Я не всё тогда понимал с точки зрения здравого смысла и не осознавал опасности всей операции, которую мне предстоит осуществить.

Мысли роем кружились в моей голове. Я был, почему-то уверен в том, что командование что-то знало, но умолчало об этом. И всё-таки действительно странно. Куда пропали люди? думал я. Так, а ведь туда пришёл отряд и один из командиров попал в больницу? Всё.… Всё странно и непонятно. Он сказал, что не следов насилия и куда пропали неведомо. А что удалось выяснить спецгруппе.… Что они там увидели? Так верхи точно что-то знают. Хорошо, а почему они решили выбрать именно меня? Ведь есть товарищи гораздо более опытнее меня, прошедшие огни и воды и медные трубы? Прошедшие Гражданскую войну. Не то, что я? Вытащили меня из какой-то дыры? Непонятно. Хотя…

Катенька … Прозоровский …Бывший полковник, военнопленный … Может действительно они знают что-то, что не знаю я?

Итак, первое, что я решил сделать, перед тем как завтра прибыть к месту дислокации – это позвонить жене из ближайшего телеграфа.

Всё это я думал уже в трамвае. Увидев вывеску ближайшего телеграфа, я тут же вышел и поспешил к нему. Вскоре мне сообщили, что через полчаса жена будет на связи. Минуты для меня тянулись как часы.

–Милая это я. Катенька родная, как ты?

–Родной Мишенька! – услышал я её голос на другом конце провода.

–Родной мой я должна сказать тебе что-то важное. У нас будет ребёнок. Я беременна.

–Что? Что ты сказала?! – закричал я с такой силой, что телеграфистка погрозила мне пальцем.

–Что ты сказала?! – в глазах моих потемнело от счастья.

–Я беременна. У нас будет ребёнок, любимый мой!

–Катенька родная! Милая моя!

–Любимый! Родной мой! – слышал он её всхлипывания на другом конце провода.

–Когда? Когда ты вернёшься ко мне? – услышал я её снова.

–Прости родная, прости, но ещё. Ещё не скоро. Не отпускают меня. Меня отправляют выполнить важное задание. Это долг мой. Но ты… Ты жди меня. Я обязательно вернусь. Вот увидишь. Выполню задание и вернусь. А я, я в полк позвоню. Попрошу командира, чтобы присмотрели за тобой, да и продуктами помогли. Тебе сейчас надо хорошо питаться родная. А я вернусь. Ты что? -услышал я её всхлипы, – не плачь, не плачь.

Сердце моё бешено заколотилось и будто в предчувствии чего то неотвратимого оно как-то больно сжалось.

–Любимый … я … – она пыталась что-то сказать мне, но слёзы не давали ей сделать это, – я, мне кажется, что мы не увидимся больше, как будто … Прости не могу говорить … Не знаю предчувствие …

–Ты что? Ты что? Не плачь. Не плачь и не думай о плохом. Я вернусь к тебе и сыну. Я знаю … У нас будет сын.

–Прости меня Мишенька. Береги себя. А я ждать тебя буду … Я ведь дура что думаю о плохом. Я знаю, конечно, вернёшься.

Комок стоял у меня в груди. Будто кто-то сейчас вложил в грудь мою камень.

–Я люблю тебя родной. Береги се… – на этом слове связь с ней оборвалась, а на том конце провода треск и скрежет наполнили пустоту.

А я впал в тяжёлые думы. Не помню, как-тогда я вернулся в служебную гостиницу и упал затем на кровать, провалившись в тяжёлый, тяжёлый сон. Сон, который стал похож на реальность, в котором всё было словно наяву.

Я увидел древнего как сам мир странного старика. Сначала я увидел его глаза, которые в упор смотрели на меня. Глаза полные боли и страданий. А потом я отчётливо услышал внутри себя его трескучий голос:

–Мара! Мара! Мара!

И небо увидел во сне, как обрушилось на меня вместе со звездами, и я в ужасе проснулся от своего собственного крика,

–Ааааааааа!

Меня трясло как от лихорадки … Собравшись силами я посмотрел на часы. Они показывали семь утра.

Что было это? Невольно подумал я.

Взяв себя в руки, я пошёл приводить себя в порядок. А вскоре в дверь постучали. Это был гонец за мной.

Через час мы выехали за пределы города и вскоре были уже на месте.

Усадьба, к воротам которой мы подъехали, по-видимому, было бывшим родовым дворянским поместьем.

Сразу за забором начиналась длинная деревянная казарма, явно построенная недавно. Автомобиль, на котором мы въехали на территорию остановился прямо у казармы. Сопровождавший меня солдат передал мне мой вещмешок, отдал честь и я направился к зданию, из которого уже вышел длинный и поджарый комиссар. Человек был тощ, но при этом не лишён военной выправки. Кожа на его жёлтом лице ровными окантовками оттягивала немного лошадиный череп. А глаза у него были такими, словно на них совсем не было зрачков. По моей спине слегка пробежал холодок. Наверно за ним немало смертей, подумал я.

–Не так много как на других… – вдруг произнёс он.

–Простите, что вы сейчас сказали? – переспросил я его.

–Я про них, про мертвецов, – ответил он, слегка прищурив свой взгляд, а уголки его губ будто застыли в улыбке.

Мне стало вдруг не по себе.

–Ха-Ха -Ха! Да я шучу, не принимайте мои слова близко к сердцу. Ну что а сейчас мне надо представиться. Я должен был сам приехать за Вами, но не получилось. Хотя вижу, что Вас доставили в целости и сохранности. Итак, я – капитан Маслов. Ну, можете меня называть просто Георгичем. Ну а Вы тот самый товарищ Миронов. Прошу Вас пройти за мной. Я покажу Вам комнату, где Вы будете пока жить. Ну а чуть позже Вас вызовут на ужин. На ужине я представлю Вам всех членов вашей группы.

Мы поднялись на второй этаж, а через два часа меня вызвали на ужин.

Это был большой зал, в центре которого стоял длинный резной стол. Меня встретил Кащей, как мысленно я окрестил Георгича. И встретил довольно дружелюбно с всё той ехидной улыбкой на лице, но с совершенно стеклянными глазами. Показав мне на центральное место во главе стола, он этим знаком давал понять мне и всем другим присутствующим на мою руководящую роль в этом мероприятии. Я подошёл к своему месту и с любопытством посмотрел на всех, кто находился в зале. Над столом нависал огромный старинный абажур, отбрасывая на сидящих свою серую тень.

–Товарищ Миронов разрешите вам представить присутствующих! – отрапортовал Кащей.

–Товарищи учёные археологи – Красновский и Клевин, – он показал мне на пожилого учёного с козлиной бородкой, в очках и чёрном костюме, а также довольно молодого человека в военном френче, кучерявого и с каким-то растерянным взглядом, как будто непонимающим того, что он вообще делает в этой компании.

Первый был Красновский, а второй -Клевин. Я поздоровался с каждым, пожав им руки. Красновский был грустным и немногословным мужчиной, а Клевин слегка заикаясь, проговорил:

–Кле-ввин Ээ-дуард Нна-ттанович.

–А это товарищи военврачи, – продолжал Кащей, – Торопов Валерий Сергеевич и Алтынова Мария Петровна.

Торопов был человеком довольно интересной наружности, средних лет и правильно отточенными чертами лица, а Мария Петровна женщина средних лет, миловидная, но с какой-то едва уловимой тоской в глазах. Волосы на её голове были хорошо и аккуратно собраны при этом. Однако она очень мило улыбнулась мне.

–Ну и непосредственно командир спецотряда. Ваш помошник, товарищ Митрохин, – он показал на молодого, смуглого парня явно бывшего родом из Малороссии.

Парень был косая сажень в плечах, крепкий и мускулистый. Он был в военной форме.

–Ну а последнего Вашего попутчика товарищ Миронов вы уже знаете. Это враг народа – бывший белый офицер. Да, а находиться он сейчас в отдельном помещении. Ну а с остальным личным составом в количестве пятидесяти человек вы познакомитесь завтра. Весь личный состав расквартирован в данное время в казармах. Вот как бы и всё. – прищурившись подытожил Кащей и добавил, – А теперь прошу всех к столу отужинать.

Мы все сели за стол, а в зал почти тут же вошли два красноармейца. Один нёс большую походную кастрюлю, источавшую приятный запах, означавший то, что в данной ёмкости вкуснейший суп. Другой большую сковороду с толстыми и большими, с ладонь жареными котлетами. На столе уже был разложен чёрный хлеб, а также большие тарелки с квашеной капустой и вареной картошкой.

Перед нами лежали разложенные на столе приборы, и мы принялись поглощать еду. Никто особо не общался друг с другом, кроме как фраз. Подайте, будьте добры и так далее.

После ужина кто-то ушёл сразу к себе, а кто-то и остался внизу попить горячего чаю. Я не заметил, как ко мне незаметно подсел Красновский.

–Вы верите в мистику товарищ Миронов? – спросил он меня почти что шёпотом.

Я, внимательно посмотрев на него, ответил:

-Вы понимаете, товарищ Красновский, что я как комиссар и командир Красной Армии не имею права верить во всю эту чушь. Не имею права и не могу верить. Ну, если Вы сейчас спросили по поводу нашего предстоящего похода, то я думаю, что в этом деле нет никакой мистики. Скорее я думаю и уверен в том, что это человеческий фактор.

–Вы правы товарищ Миронов, – услышал я сразу же за спиной голос Кащея, – правы на все сто процентов, хотя вопросы остаются в любом случае. Если считать, что в лагере произошёл бунт заключённых, то куда спрашивается, делись улики. Я ведь был там с первой группой товарищ Миронов, и мы обследовали почти все леса, причём с собаками. Кроме болот … Они ближе к югу, топкие очень. Да ещё болота в лесах, территория, знаете ли, огромная, порядка около пятидесяти километров. Ну а в радиусе около тридцати километров к северу и ещё дальше к востоку мы за несколько дней обшарили всё вокруг. Потом начались проливные дожди, и мы бросили всё. Дальше было невозможно кого-либо и что-либо искать. К вечеру плотный сырой туман, а днём непрекращающиеся ливни. Мы бросили все, и ушли оттуда. А следов ни-ка-ких.

–Вы там были? – спросил я Кащея.

–С меня хватит одного раза, а теперь пойдёте вы. Хотя если мнеприкажет наша партия то я конечно пойду в это проклятое место и второй и третий раз… Но вы молоды товарищ Миронов, а я уже давно не молод… Гражданская война и всё такое… Сами понимаете и поэтому партия и выбрала Вассс. -Кащей как-то нервно сделал ударение на букву с.

–И что там ничего совсем не было? – снова спросил я.

–Знаете, товарищ Миронов там ничего не было кроме пустых построек. Хотя нет наверное было… Ощущение … Ощущение такое, что вот они где-то рядом, люди, но их нет. Жуткое ощущение. Поверьте мне, что наблюдать трупы расстрелянных врагов народа гораздо спокойней. По крайней мере, ты видишь, что он враг, распластанный перед тобой, с вытекшими из головы мозгами и пробитой пулемётной очередью грудью. А здесь ничего. Пусто как в царстве Аида. Знаете что это за царство? – улыбнулся он странной улыбкой.

Внутри меня что-то передёрнуло.

–Товарищи, товарищи, – заверещал Красновский, – мы же современные люди, – не унимался он. – И ко всему прочему должны подходить с научной точки зрения. Да, а ведь в истории уже было что-то похожее.

–Где именно? – холодно спросил Кащей.

–В Америке … – совсем уже робко ответил Красновский.

–Где? Где? – переспросил Кащей.

–В Америке товарищи. Это случилось несколько веков назад, в период испанской экспансии. Испанские солдаты зашли очень далеко в сельву и случайно обнаружили там, в чаще лесов, прекрасные рукотворные постройки, наверно это был город. Но он был совершенно пустой. Они обследовали его от и до, но никого не нашли, хотя в домах было довольно свежее присутствие человека. По преданию местных индейцев, там жил народ майя, который просто исчез, но вопрос – куда он мог исчезнуть, если индейцы и сами не знали, и действительно писал испанский летописец, у всех было тогда такое чувство, будто они ушли только вчера. Сохранилась нетронутой даже кухонная утварь и детские игрушки.

Красновский замолк и как-то многозначительно посмотрел на всех.

–И что случилось потом – спросил Кащей.

–Индейцы поведали, что этот народ забрали духи… – краснея, пробормотал Красновский.

–Духи?…-улыбнулся Кащей, – профессор, профессор, – покачал он головой, а потом продолжил, – профессор пора бы вам оставить свои старорежимные взгляды. Это Америка, у них в империалистическом обществе на всё могут быть мистические взгляды. А мы с вами строим новое коммунистическое общество! И тут не джунгли и не индейцы, чёрт побери! А триста тридцать заключённых – бывших белогвардейцев, монахов, которые в своих проповедях обличали Советскую власть, кулаков и всякого другого отребья. И в том числе охраны лагеря.… И всё они провалились как сквозь землю. Может Вы ещё скажите прямо в ад или в рай? – у Кащея лицо покраснело, а несчастный Красновский весь сжался от страха, – добавил он уже тихим голосом, -и это вам не хухры мухры -это прииски врагов народа.

Несчастный профессор как-то оцепенел вдруг и побледнел после последних слов Георгича.

–Ладно, пейте лучше чаю профессор, – процедил сквозь зубы Кащей.

Однако мы услышали приятный голос женщины, который заставил нас всех заулыбаться. Это была военврач Алтынова.

–Товарищ Маслов, а скажите, пожалуйста, что нашли заключённые на каменоломне?

Кащей немного занервничал, но при этом всё-таки галантно произнёс, пододвигая стул Марии Петровне:

–Прошу вас присаживайтесь Мария Петровна. А я смотрю, что сегодня не спиться пока не кому. Ну что же я отвечу вам на ваш вопрос. Да там нашли кое-что заключённые, но когда я побывал там со спецгруппой, то мы ничего не обнаружили.

–А что именно товарищ Маслов?

Кащей понял то, что попал в тупик, ведь учёные должны знать конечную цель того зачем

им нужна вся эта миссия. Он как-то потупил глаза, даже как будто немного занервничал, словно совсем не хотел отвечать на этот вопрос. Но всё-таки ответил,

–Там был найден каменный саркофаг и внутри него странные артефакты, – процедил сквозь зубы Кащей.

–Ну а куда же всё исчезло?

–Да мы действительно искали Мария Петровна, прочесали весь лагерь, но ничего не нашли. Позже должны были приехать и учёные из Москвы, но они не успели – связь с лагерем оборвалась. Ну а потом среди местных жителей, которые, между прочим, и живут на довольно приличном расстоянии от лагеря, поползли странные слухи о том на месте лагеря проклятое место.

–Что вы говорите? – не унималась Мария Петровна. – Скажите, а вот этот ваш заключённый, бывший полковник белой армии, как его вы назвали?

–Прозоровский, – ответил Кащей.

–Да, да именно так …Он что-нибудь сказал? И где вы его вообще нашли?

–Всё там же в лагере, запертого в подвале дома комендатуры.

–И он действительно всё это время молчал? – снова спросила женщина.

–Он произнёс одно слово …

–И какое же?

Кащей как-то заёрзал на месте, будто его слегка ошпарили кипятком, но всё-таки выдавил из себя.

–Мара. Слово было – Мара.

–Что Вы сказали?– меня, будто одёрнуло током.

–Мара, Мара – повторил Кащей два раза.

–Мара – повторил и я, вспомнив при этом тот жуткий сон в гостинице.

–Мара, а что означает это слово? А ведь это имя? Имя, да точно имя, – сказала военврач.

–Вы знаете, – вмешался в разговор неугомонный профессор Красновский, – я       могу сказать чьё это имя. Это имя древнеславянской богини смерти, или как ещё называли её – богини страждущих мертвецов. В Древнем Риме её называли Гекатой, а в Индии – это богиня Кали. Богиня страждущих мертвецов …

–Каких, каких мертвецов? –      казалось удивлённо, спросил Кащей и глаз его при этом нервно задёргался.

–Страждущих, – еле выговорил профессор. Он был словно совсем не рад тому, что произнёс это треклятое слово, от которого его замутило.

–А вы могли бы товарищ Красновский подробней рассказать нам об этом, – спросила его Мария Петровна.

–На сегодня хватит, – резко одёрнул всех Кащей, – хватит товарищи! Я предлагаю все разговоры отложить до завтра, у нас ещё будет немало времени на все эти темы, всё-таки как-никак две недели подготовки. Ну а сейчас давайте спать, – уже каким-то уставшим голосом сказал Кащей.

Мы все разошлись по своим углам .

Две недели прошли совсем незаметно. Я успел за это время узнать про личный состав группы, а именно с бойцами Красной Армии, которые располагались здесь же в казармах.

А потом мы, наконец, выдвинулись на север.

На место назначения мы прибыли спец поездом, а чтобы двигаться дальше для нас приготовили утеплённые телеги. И вот, наконец, мы смогли выдвинуться в сторону лагеря.

Путь в лагерь пролегал по сильно заметённой снегом дороге, по которой казалось, очень давно никто и не ходил. Сначала мы шли по ровной снежной степи. А потом углубились в тайгу.

Отряд красноармейцев был отлично вооружён стрелковым оружием и пару станковыми пулемётами на телегах, которые мы взяли с собой на всякий случай. Были и несколько ящиков с гранатами . Мы все были в тулупах и валенках. Пять телег были только с одним продовольствием. Путь нам предстоял немаленький и судя по карте нам должны были встретиться лишь два населённых пункта, собственно две маленькие богом забытые деревушки. Однако телеги были сильно утеплены тулупами, а ночами мы жгли костры и грелись у них до утра.

Тайга же растянулась на многие километры, которые нам предстояло пройти.

Несмотря на начавшиеся метели через трое суток мы достигли первой деревушки. Но задержались там недолго, дав отдохнуть главным образом нашим лошадям.

А вот до следующей деревни мы шли целых пять суток.

И наконец, по истечении пяти суток мы добрались до второго населённого пункта, которой была заброшенная среди непролазной тайги деревня больше похожая на старообрядческий скит.

Ощущение и действительно было таким, словно мы очутились в глубоком прошлом, настолько здесь всё выглядело патриархально и допотопно.

К этому времени мы уже изрядно устали, замерзли и даже наш добрый друг -спирт, не помогал нам.

Мы остановили обоз прямо в центре села и уже двое бойцов стучались в крайнюю избу.

Через несколько минут нам открыл дверь пожилой мужик в овчинном тулупе, рыжей, торчащей клочьями бородой и со слегка прищуренным взглядом.

Глядя на нас из-подлобья он еле слышно буркнул:

–Здраве буде, – и продолжал смотреть куда-то в бок.

–Мы из столицы товарищ! – крикнул я ему, – к лагерю двигаемся, что в сорока верстах отсюда. Должны, небось, знать то про него. Нам бы отдохнуть денек.

После непродолжительной паузы мужик произнес,

–Знаю я про лагерь Ваш и вижу, что вы служивые. Вон и солдат, сколько и оружия у вас. И знаю, куда путь держите.… Только проклято место то. Вы уж вторые туда идете.… Ваше дело конечно, но только еще пуще беду накликаете на всех. Нам-то все одно здесь помирать и отсюда идти нам больше некуда, да и не надо. Мы из поморов и рыбой здесь промышляем. Река здесь недалече, – уже громко и внятно произнес речь мужик,– а зла там пропасть… – добавил он вздохнув.

–Ну, так что? – снова спросил я его.

–Давайте так, начальство в мой дом, а служивые пущай те два дома займут. Там и дрова есть, и печь, если что растопят. Дома то эти большие, как раз для них и сойдут, – он показал на два больших сруба, стоявших немного поодаль.

–А хозяева где ихние? – спросил я.

–Померли недавно все, нет их боле. В лес ушли и не вернулись, а скоро и наш черед придет, – ответил он мне и его слова будто обожгли меня свинцовым холодом.

Вскоре мы грелись уже в большом доме хозяина, которого звали Василием. Его жена у дверях встретила нас хмурым взглядом.

Однако она пригласила нас к столу и мы, достав свои припасы, уселись все вместе за большой деревянный стол.

Через некоторое время Митрохин привел полковника Прозоровского, которого я дал приказ усадить рядом с нами, все равно бежать было некуда, вокруг тайга. В доме было тепло и даже жарко, а в печи трещали дрова. Хозяева на стол выложили картошки из чугунка, вяленой рыбы. Ну а мы достали сухарей, чаю с сахаром, тушенки и даже несколько плиток шоколада, которому очень подивилась хозяйка дома, но почему-то как мы не предлагали ей его, она к нему не притронулась.

–Ну а вообще как Вы тут живете, кругом тайга сплошная, не души на сотни верст? А в деревне кто нибудь еще проживает?

–Еще старик Евлампий, да муж с женой Агриповы, ну и этот …, как его? Никонор – бобылем живет, и все… – ответил мне Василий.

–И все так и живут и некуда не уходят?

–А куда ж пойдут-то? Тайга и есть дом наш, здесь нам жить и здесь помирать, – сказал Василий.

–Ну а про Советскую власть слышали что нибудь?– спросил я его.

–Особливо-то мы не слышали ничего, окромя того, что народ болтал, будто власть нынешняя, Советска безбожна, бесовс….-однако договорить Василий не смог, жена грубо дернула его за рукав тужурки.

–Какая же тут еще власть? – уже влезла в разговор его жена, – власть забыла нас давно, пре давно…. А здесь в тайге окромя медведей, волков и леших и нет никого. Да вот и лагерь энтот ваш, пропади он пропадом … вот и власть вся! – зыркнула она глазами.

–А ну цыц баба! – гаркнул Василий на неё.

Но тут мягкий голос Марии Петровны заставил всех как-то успокоиться, по крайней мере, на время.

–А лагерь? – спросила она, – Что за зло там? Вы сказали, что зла там много?

–Лагерь.…А что лагерь? Гхм, – многозначительно произнес Василий, словно обдумывая в голове, что ему еще сказать, – до вас же уже приходили одни. Но, их мало было, не так как вас. У вас то войско целое, а тех несколько человек было, военные все. Да вы то, небось, и сами все знаете.

–И ничего не нашли? – снова спросила Мария Петровна.

–А нам то почём знать, – ответил ей Василий, глядя в сторону печки.

–Видели они…. -вдруг услышали мы голос хозяйки, который заставил нас всех встрепенуться, но Василий грозно взглянул на неё и она замолчала.

–Что видели? – спросил я, уже точно убеждаясь в одном, то что Кащей не всё поведал мне.

–Продолжайте, – сказал я ей.

–Они быстро вернулись, и белые были как смерть. И не все вернулись…. Несколько человек сгинули, – ответила она мне.

–И что видели они? – не унимался я.

Василий с женой как-то странно переглянулись, а потом она вдруг как-то опустила свою голову и тихо так произнесла, как шёпотом,

–Смерть … Смерть, её они видели.

А муж её вдруг добавил.

–Смерть или не смерть … Только ещё раньше, эти сиделые, которые в лагере на рудниках работали нашли там что-то и с того и началось там всё.

–А что же нашли? – спросила его Мария Петровна.

Но тут раздались вопли жены Василия,

–Не ходите туда! Не ходите! Господом Богом молю! Не ходите! Проклято там всё! Проклято! Все пропадёте! Все! Мертвецы там из могил встают! Бесы там! Бесы! – она, истошно закричав, схватилась за голову и выбежала вон из дома.

Да, подумал я, «ну мертвецы» – это положим чушь собачья, а если и правда что-то есть, ведь и не убежишь не куда, и тайга кругом и зимы конца края нет.

Мои спутники, сидевшие всё это время в молчании, начали немного переговариваться между собой, но я уже не вникал в смысл разговора, целиком погружённый в свои мысли.

Так незаметно для себя я погрузился в тёмную паутину вязкого сна. Я заснул.

Проснулся я, увидев, что лежу на большом лежаке, рядом храпели мои спутники. В доме было тепло и даже жарко. В печи поскрипывали сухие дрова.

И вдруг резкий вой, по-видимому, волка раздался за стеной дома. По моей спине пробежал холодок. Я снова закрыл глаза, укрылся тулупом и погрузился в сон.

Утром мы собрались за столом хозяев, откушали чаю и снова собрались в путь. Метель прошла, мороза сильного уже не было, видно весна стояла на подходе.

Хозяйка угрюмо смотрела вслед уходящего обоза, а мы вновь углубились в таёжный массив.

Однако дорогу, по которой двигались мы, очень сильно замело, и нам потребовалось немало усилий, чтобы идти вперёд. Так через несколько дней мы всё-таки добрались до лагеря.

Он показался резко, как только мы вышли из тайги на широченную долину, окаймлённую со всех сторон небольшим горным массивом.

Ага, подумал я, это наверно и есть «Чёрные скалы», но видно находились они совсем далеко от лагеря.

Лагерь, словно мёртвый городок, вдруг выплыл из горизонта.

Он представлял собой ряд унылых деревянных строений, разбросанным ровным прямоугольником. Высокий деревянный забор был местами разломан, а несколько вышек зияли чёрными пустыми глазницами.

Мы вошли в лагерь. Здание комендатуры я узнал сразу, и мы тут же направились к нему. Здание до половины замело снегом, но мы открыли дверь и вошли внутрь.

Это обычное деревянное строение, построенное на каменном фундаменте. Окна его были почему-то заколочены досками. В других домах окна были везде разбиты.

Разбитые стёкла, ошмётки кровавых сгустков и забрызганные кровью стены. Такова была картина, которую мы увидели здесь. Не было только трупов. Не одного.

Внутри здания комендатуры было целых три комнаты и длинный коридор. В каждой из комнат стояло по две кровати с тумбочками. А в самой большой комнате был большой дубовый стол, стулья, большой чёрный сейф и огромный портрет вождя пролетариата, висевший на стене. Всё было покрыто толстым слоем пыли. В каждой в комнате были печи буржуйки и сваленные рядом дрова. Следов погрома и крови внутри здания почему-то не было.

Небольшой флигелек, стоявший прямо рядом с большим зданием комендатуры, по-видимому, служивший жилым помещением для офицерского состава был, также совершенно не тронут.

А вот несколько больших бараков и каменная казарма имели весьма удручающий вид, а также столовая, которая наполовину сгорела.

Двери в бараках были все выбиты, окон не было, а следы засохшей давно крови темнели почти что везде.

Столовую наполовину уничтожил пожар, а одна из наблюдательных

вышек была опрокинуто навзничь и лежала на мёрзлой земле.

Однако в здании комендатуры сохранился в целости и сохранности довольно глубокий подвал, оборудованный под продуктовое хранилище. В подвале мы нашли несколько заготовленных, наверно для офицерского состава бочек с салом, вяленой рыбы и пять железных фляг с чистым спиртом.

Я, Митрохин, Красновский, Клевин, Торопов и Алтынова расквартировались в здании комендатуры и в маленьком флигеле. Солдаты стали обживать казарму. Везде мы затопили печи, и тонкие линии дыма вскоре потянулись к небу.

Я решил собрать весь личный состав, чтобы предъявить им текущие задачи, стоящие перед нами в первую очередь. Ну а к вечеру мы собрались все вместе на ужин.

Мы отужинали довольно быстро и затем разбрелись спать. Вокруг лагеря был выставлен ночной караул.

Ночью меня опять разбудил всё тот же ночной кошмар.

Всё повторилось вновь, только кроме старика ещё было и странное место, похожее на небольшой город с деревянными постройками. Люди в длинных белых одеждах и люди в кольчугах и шлемах.

И снова взгляд. Его глаза под густыми нависшими, мохнатыми бровями, глубокие и чёрные, словно бездонный колодец.

Глаза того самого старика. И голос, который рёк внутри моей головы:

–Мара! Мара! Мара!

Я проснулся и кинулся к окну. Но всё было тихо и спокойно. Мерцали звезды, и неполная луна тоскливо отсвечивала в ночном небе, освещая контуры соседних зданий, стоявших в ряд друг за другом.

Натянув гимнастёрку и валенки, захватив папиросы и спички, я вышел из здания и направился к караульному, тень которого мелькнула позади здания.

Я закурил папиросу, затянулся и двинулся по направлению к караульному. Солдат замер, будто ожидая меня.

Я подошёл к нему сзади и произнёс,

–Товарищ красноармеец как у вас? Всё спокойно?

Солдат молчал.

–Товарищ солдат! Я по-моему к вам обращаюсь, – произнёс я, но в тот миг ужас разорвал мой и без того воспалённый мой разум.

Красноармеец повернулся ко мне, но это было лицо не человека, а разложившееся лицо трупа, полусгнившего и истлевшего. На месте его глаз зияли пустые и чёрные впадины. Кожа зелёными рваными лохмотьями свисала, оголяя его череп, а лицо его улыбнулось в ехидной улыбке.

Я попятился назад, но уродливые руки мертвеца схватили меня за горло и начали сдавливать его. Я захрипел, моё сознание помутилось, тьма закрыла мои глаза, и я потерял сознание.

Прошло много наверно времени, прежде чем я услышал голоса надо мной, а потом увидел склонившихся Красновского, Торопова и Алтынову. Что-то пахучее ударило мне в нос.

–Вот и хорошо, вот и хорошо, – бормотал Красновский.

–Поднимайте его, – услышал я голос Алтыновой.

–Я сам, я сам, – сказал и понял то, что я лежу на снегу.

Тут подбежал Митрохин.

–Что с вами товарищ комиссар!

–Всё нормально. Всё хорошо.

–А я, знаете ли, – продолжал бубнить Красновский, – засыпаю с трудом, лежал и не знал что делать, а тут ещё на новом месте … у и вышел, знаете ли покурить папироску и увидел, что вы милейший на снегу лежите. Ну, вот и бросился за нашими врачами …

–Спасибо товарищи, я признателен всем, – сказал я, -а теперь пойдёмте в дом, я замёрз если честно.

Ну и списал я всё это, срыв этот и всё остальное на усталость от долгой дороги. Потом я приказал всем идти спать, а сам, глотнув из фляги спирта, упал как подкошенный в свою кровать и заснул. Только теперь без всяких кошмаров. Это была просто чёрная бездонная дыра.

Проснулся я от крика Митрохина.

–Товарищ комиссар! Товарищ комиссар! Красноармейцы нашли гроб каменный.

Я тут же оделся и бросился к выходу. У ворот лагеря толпились красноармейцы. Между ними издалека было видно на снегу что большое и явно рукотворное.

–Товарищи расходимся! Расходимся! – стал отдавать команды Митрохин.

–В стороны! В стороны!

Мы приблизились к воротам. Солдаты расступились передо мной. Но мной охватило оцепенение, близкое к ощущению страха.

Прямо на входе в лагерь, у ворот на снегу лежал огромный каменный саркофаг. Слово саркофаг я, конечно же, познал через много лет. Для меня это был обычный гроб, сделанный из камня, довольно грубой работы, скорее выдолбленный из цельного куска скальной породы. Гроб был открыт, точнее у него отсутствовала крышка. Края гроба были изрисованы непонятными символами.

Я осторожно приблизился к нему и заглянул внутрь. Но я ничего подобного никогда не видел и меня слегка затрясло. Но затрясло не от страха перед чем то неизвестным. В гробу лежал тот самый старик, который приходил мне во сне.

Правда, в нём мало что напоминало его. Это было его высохшая, сморщенная копия старика. Узнал я и его посох.

–Господи помилуй! Господи помилуй! – услышал я за спиной голос одного из красноармейцев.

–Так отставить товарищ рядовой! – скомандовал я, хотя и у меня стоял комок в горле, – так успокоиться всем и взять себя в руки!

–Позвольте, – тут услышал я за спиной всё тот же знакомый голос Красновского, – но ведь мы все знаем, что когда мы пришли в лагерь, то здесь у ворот ничего не было. Это ведь чертовщина, какая-то.

–Отставить товарищ профессор! Вы же сами говорили, что всему можно дать научное объяснение, – сказал я.

–Да но… – пытался он мне возразить.

Но тут среди солдат вдруг поднялся какой-то гвалт. Кто-то наперебой хотел перекричать друг друга.

–Тихо товарищи! – я снова повысил голос. – Мы все знаем, что нет, не бога и не чёрта, а есть одна Советская власть! А Советская власть обязана и должна избавляться от любой чертовщины. Для этого мы сейчас здесь! А кто будет сеять здесь панику, – повысив голос и достав из кобуры револьвер продолжал я, – того я собственноручно расстреляю! Митрохин!

–Во-первых, прочесать весь лагерь и за его пределами ближайшую местность и во-вторых гроб с телом перенести в помещение. Да и в третьих усилить патрули и караулы. Вам всё понятно товарищ Митрохин?

–Так точно товарищ комиссар!

–Бойцов хватит?

–Так точно товарищ комиссар!

–Всё тогда исполняйте! Ну а мы с вами товарищи учёные и военврачи давайте ка всё обсудим в здание комендатуры. Проведём незамедлительно совещание.

Вскоре все уже сидели в главном кабинете.

–Товарищи нам с вами надо решать что делать! – начал я, оглядев всех присутствующих.

Первым ответил Красновский.

–Товарищи я предлагаю разрешить мне заняться изучением каменного гроба и содержимого в нём.

–Содержимое в нём понятно итак! – ответил я, – Ладно, действуйте. Ну а кто еще хочет помочь товарищу Красновскому?

–Разрешите нам как военврачам? – произнесла Алтынова.

–Хорошо. Тогда Вы все, включая товарища Клевина, займитесь изучением данной находки, – сказал я и добавил, – вы все сейчас направляйтесь туда, где расположили находку, а я займусь не менее важным делом – меня интересует сейчас только одно, как каменная гробница оказалась у ворот лагеря, если мы знаем, что там ничего не было?

–А может всё-таки надо допросить ещё раз белого полковника Прозоровского? – спросил тихим голосом Клевин.

–Согласен, – ответил я, – вот с него и начнём!

Учёные и военврачи удалились в столовую, в которой временно поместили каменный гроб, а я, закурив папиросу на всякий случай решил проверить патроны в своём револьвере.

Красноармейцы привели Прозоровского и усадили его за стол.

Я внимательно стал разглядывать старика, и вдруг что-то едва уловимо знакомое мелькнуло в его внешности, и я невольно подумал, не может быть? Эти глаза, овал лица, те же скулы или мне показалось?

–Ну что гражданин Прозоровский вы, что нибудь можете сказать про то, что здесь происходит?

Однако у бывшего полковника белой армии глаза были по-прежнему пусты. Более того они были совершенно безжизненны. Я ещё раз внимательно посмотрел на него и понял, что не добьюсь от него ровным счётом ничего. Задав ему ещё пару вопросов, я вызвал бойцов и приказал увезти его.

Снова я закурил. Я не мог пока понять ничего из того, что здесь начало происходить. И тут я вспомнил свою Катеньку. Я вынул из своей офицерской сумки фотографию моей Катеньки, на которой она мило улыбаясь, смотрела на меня, и я тоже стал улыбаться. Ладно, я вернусь моя милая, обязательно вернусь, подумал я.

А на дворе уже была ночь, которая подкралась совсем незаметно. Тут прибыл Митрохин и сообщил, что они прочесали всё вокруг, но ничего и никого не нашли. Не следов людей, не следов зверей, но охрану вокруг лагеря утроили, выставили у ворот на санях даже двух пулемётчиков.

А вскоре вернулись и все остальные члены экспедиции, изрядно уставшие и замёрзшие. Мы заварили чаю, и первым снова я нарушил молчание:

–Ну, что – товарищи? Ваше мнение?

Некоторое время все молчали, переглядываясь друг с другом и наконец, первым заговорил Красновский, в чём я и не сомневался, так как он был самый говорливый из всех. Красновский, как всегда покраснев, то ли от нервов, то ли от холода произнёс такую речь:

–Товарищ комиссар! Я должен вам сообщить следующее, что вам необходимо знать в первую очередь. Я, конечно же, ни в коем случае не буду вдаваться в мистику, но всё это довольно странно.

Дело в том, что вы же видели непонятные надписи и символы на гробнице?

–Всё так, – ответил я.

–Видите ли, товарищ комиссар я когда-то по молодости много времени уделял изучению древнеславянских исторических грамот, те которые были нам известны в период дохристианской эпохи, а также всех известных в те времена памятников древней культуры.

Сама по себе данная находка весьма и весьма необычна и я бы даже не побоялся сказать то, что она загадочна. И вот по бокам этой гробницы, на его внутренней стороне мы нашли некие надписи, и мне удалось частично перевезти их. Вот одна из них «Тот, кто потревожит дух отца всех волхвов, покорителя духов мрака и верного стража сил тьмы и света, тот вызовет гнев богини Мары и её страждущих мертвецов».

А на передней стороне и задней стороне саркофага всё испещрено символами и знаками. Дело в том, что до прихода на Русь кириллицы вся информация передавалась, друг другу через символы или образы, и вот эти – то символы я, к сожалению, расшифровать не смог, – поникшим голосом сказал профессор. – Я думаю, что ту надпись, которую мне удалось перевезти, была сделана гораздо позже, на уже известном нам древнеславянском языке. И я думаю, что много сотен лет назад кто-то уже пытался поднять гробницу, но видно, что что-то случилось, и эти люди добавили эту надпись.

Я затянулся папиросой, а потом сказал:

–А вы товарищи военврачи?

–Возраст находки, по-видимому, больше тысяча лет, – ответила Алтынова.

–А что вы можете сказать по поводу того почему гробница оказалась у ворот? – спросил снова я.

–Яяяяя дддумаю, что нам это подбррросили, – ответил немного почему-то, заикаясь Клевин.

–Ладно, товарищи давайте поужинаем, а потом будем решать что делать, – подытожил я.

Но после ужина, который прошёл в молчании, на меня навалилась тяжёлая усталость и я, как и все остальные решил пойти спать.

Внезапно ко мне в кабинет вошёл Красновский. Он явно нервничал и как всегда покраснев, произнёс.

–Товарищ комиссар я кое-что знаю ещё. Я это пока не стал озвучивать при всех, но вы должны знать.

–Я слушаю вас.

–Видите, мне удалось расшифровать ещё одну фразу.

–Что именно?

–Фраза гласит, но опять-таки имейте в виду, что это неполный перевод, а может и не точный, но смысл его примерно таков «Тот, кто не предаст земле мощи волхва, откроет врата, за которыми бездна стоит из мрака и крови потоков. Бойтесь смертные полной луны и тогда живые позавидуют падшим».

–И что вы думаете, стоит за этой фразой профессор?

–Я считаю и болеет того я убеждён в том, что гробницу с телом волхва необходимо немедленно захоронить и причём в том же месте, где он был найден.

–А когда у нас профессор будет полная луна?

Красновский посмотрел в окно и, увидев неполный круг нашей ночной соседки произнёс.

– Если я не ошибаюсь, то через несколько дней.

–Ладно, идите спать профессор. Как говориться утро вечера мудренее. У нас есть ещё время подумать, что делать дальше.

–Боюсь, товарищ комиссар, что времени у нас как раз мало.

Профессор ушёл, а я долго стоял, пытаясь переварить все события последнего дня, но наконец, я почувствовал, что сильно хочу спать и, упав на кровать тут же заснул.

Все последующие дни перед страшными и мрачными событиями, которые внезапно обрушились на нас, мы пытались понять, что нам делать, исследовали всю местность, но всё было тщетно. Мы пытались найти хоть какое-то правильное решение, но всё здесь было окутано тайной.

А время полной луны уже было совсем близко….

Ещё с утра профессор Красновский был явно не в себе, нервничал, говорил невпопад и вид его был довольно мрачным.

Но мы собрались в моём кабинете, и я объявил всем присутствующим о принятом решении.

–Товарищи! – сказал я, – я должен сообщить, что нахожусь впервые в полном замешательстве и в связи с этим я всё-таки принял решение, которое будет примерно таким.

Ну, во-первых, наши вопросы остались всего лишь вопросами и больше ничем. Мы так и не выяснили куда пропали люди из лагеря и даже не нашли их следов. Старик Прозоровский молчит, найденная гробница ничего кроме вопросов нам не дала. А возвращаться назад мы не сможем, так как цель нашего задания не выполнена. Да я такой же заложник, как и вы. Я считаю, что нам необходимо остаться. Это и есть моё решение. Итак мы остаёмся здесь пока хоть что-то не выясним из всего того что здесь произошло.

Все молчали и только Красновский как-то нервно дёргался.

–Ладно, раз никому из вас нечего добавить, тогда я предлагаю разойтись.

Когда все вышли из комнаты, ко мне снова подошёл Красновский и проговорил совсем замученным голосом:

–Товарищ комиссар, прошу простить меня за назойливость, но я предлагаю вам всё-таки отдать команду усилить ночью охрану.

Я немного усмехнулся и ответил ему,

–Вы всё-таки верите в эту чертовщину с мертвецами профессор? Бросьте это и постарайтесь лучше сосредоточиться на гробнице и его содержимом.

Однако к вечеру я вызвал Митрохина и приказал ему удвоить охрану вокруг внутри лагеря и около комендатуры, а также выставить сани с пулемётами.

–Бережённого бог бережёт, – подумал я тогда, вспомнив слова моей мамы.

Этой ночью я решил не спать и то же самое поручил и Митрохину.

И вот пришла и полночь.

Невольно я почувствовал странную тишину, которая как-то незаметно окутала всё вокруг.

Я снова вызвал Митрохина, ощущая всем своим телом, какую-то медленно приближающуюся угрозу, нарастающую с каждой минутой.

Я дал команду ему проверить караулы. Когда он вышел я закурил папиросу и вдруг я услышал крики, разорвавшие странную тишину. Я, мигом накинув тулуп, выбежал из дома, за мной раздался топот. Навстречу мне уже бежал Митрохин с остекленевшим взглядом.

–Там! Там! Кровь! Все мертвы! Кровь … Море крови…

–Всем стоять! Митрохин взять себя в руки! Срочно поднимайте весь личный состав. Так, а вы товарищ Красновский, – увидел подбежавшего и бледного как смерть профессора и других членов группы, – а также товарищ Торопов, Мария Петровна возвращайтесь в дом, там, в кабинете, в сейфе револьверы и патроны к ним. Так вот ключи вам от сейфа, да и возьмите с собой Прозоровского, не оставляйте его одного. Я думаю, что он нам ещё будет нужен.

Митрохин немного пришёл в себя и, перезарядив винтовку, бросился в казарму, со стороны которой были уже слышны крики.

Я кинулся туда же со своим заряженным револьвером.

Больше того, что мог бы в тот миг вообразить мой несчастный разум, я не мог представить картину, более ужасную, и странную, не поддающуюся никакой человеческой логике.

И то видение, которое преследовало меня ещё со столицы, снова открылось передо мной, но теперь это было наяву.

Меня затрясло, руки и ладони мои стали влажными и револьвер чуть не упал у меня на землю, а ноги … Я их перестал чувствовать.

Прямо на нас из-за угла здания казарм шло на нас несколько странных фигур похожих на людей, но это были не люди.

Трудно было определить их принадлежность к роду людскому. Но всё-таки они были наверно когда-то людьми …

Рваные клоки одежды свисали с них жуткими истлевшими лохмотьями, оголяя их наполовину голые кости с такими же рваными и сгнившими остатками человеческой плоти.

Сначала казалось, будто они совсем не видят нас и идут, просто повинуясь чему то. Но потом …

Я долго пытался понять …, что случилось потом. Или они увидели нас или почувствовали. Но вдруг они издали дикий вой, от которого заломило в ушах, и ринулись на нас.

–Господи помилуй! – услышал я позади голос Красновского.

–Профессор бегите в комендатуру! Это приказ!

Дальше всё происходило столь стремительно быстро, что по происшествии многих лет я порой сам себе задавал вопрос, а можно ли было что исправить или изменить? Я думаю, нет.

Нелюди с сумасшедшим воем бежали прямо на нас. Но видно Митрохин первым вышел из оцепенения и открыл по ним огонь.

Но нелюди продолжали двигаться на нас, правда, немного медленней. И только после того, как наши пули настигли их головы, они упали как подкошенные.

–Митрохин за мной в казармы!

Мы рванули сквозь падающих тварей и подбежали к входу в казармы.

Оттуда уже выбегали солдаты. Хотя их было мало, некоторые были в крови, а троих держали под руки.

–Где остальные! – закричал Митрохин.

–Все мертвы! Все мертвы! – кричали солдаты.

–Они застали нас спящими товарищ комиссар. Вы можете не верить нам, но они вылезли из-под земли, – проговорил каким-то поникшим голосом один из них.

–Как из-под земли? Это бред… – сказал я

–Из-под земли! Из-под земли! – заверещали они наперебой.

–Ладно, бойцы, винтовки у всех?

–У всех! У всех!

–Вы все идите к комендатуре. Ждите нас там. Митрохин, а мы с тобой посмотрим, что там в казарме.

Через несколько минут мы были уже в казарме. На дубовом полу у входа лежали две потухшие керосиновые лампы. Я приказал Митрохину зажечь их.

Не знаю, стоило ли вспоминать об этом и писать …, но наверно так должно быть. Я должен поведать всё через что прошёл.

Посреди казармы зияла большая разворочённая яма. Половые доски были разорваны будто артиллерийским снарядом. По краям ямы лежали мёртвые мертвяки или нежить, не знаю, кем они были на самом деле.

Здесь был бой. Лежали и трупы наших солдат с оторванными руками и ногами. Здесь всё было залито кровью. Стены, полы, потолок.

Комок подкатился у меня к горлу, волосы на голове встали дыбом. Ужас объял меня. Я не видел ничего более дикого и страшного, чем то, что видел сейчас.

Трупы солдат лежали вперемежку с нежитью. Кое-где эти твари со всех сторон лежали на двух солдатах, впившись в них своими зубами.

–Они ели! Они ели их! – произнёс дрожащим голосом Митрохин.

–Митрохин поджечь здесь всё! – приказал я и бросил керосиновую лампу об пол.

Пламя объяло казарму, и мы выбежали на свежий воздух.

Через минуту мы уже бежали обратно к комендатуре.

Но мы не успели добежать до неё. Вокруг нас стала дрожать земля, и из неё пошёл пар, а потом со всех сторон она стала разрываться на части.

Из-под земли выползали твари.

Один за другим. Полуразложившиеся мертвяки.

Я с Митрохиным открыл по ним пальбу. Твари же лезли и лезли из-под земли так, словно сам ад рождал их.

–Товарищ комиссар отходите, я прикрою вас! – кричал Митрохин.

Я уже почти вступил с ними в рукопашную схватку. Кое-как мы всё-таки отбились от них и уже были у комендатуры.

А вокруг неё шёл бой.

Красноармейцы сделали баррикады из саней. Твари кидались на них отовсюду. Мы открыли по ним сзади огонь, и, перепрыгнув через телеги, сразу подключились к бою. Начали по ним стрелять и пулеметы, разрывая тварей на части.

Я не помню, сколько шёл этот страшный бой. Погибло несколько солдат. Твари сумели стащить их с телег, и участь их была ужасна. Нежить лезла на нас и лезла, причём с ужасающей скоростью и страшным воем.

И только после открытого нами шквального огня из пулемётов волна этих тварей пошла на убыль.

Но вскоре на горизонте забрезжил рассвет, и тварей заметно стало меньше и наконец, они перестали совсем вылезать из-под земли.

Когда всё стихло, мы все остались стоять в каком оцепенении. Мы были выбиты из сил, измучены, раздавлены и оглушены.

Я первым нарушил молчание:

–Митрохин дай папиросу.

Я закурил, и мысли начали возвращаться ко мне.

–Митрохин бери бойцов, и сожгите остатки тварей. А наших погибших товарищей похороните. Потом спуститесь в погреб и поднимите оттуда весь спирт и провизию. Во-первых, нам согреться нужно, а во вторых спирт вроде и горит нормально. А потом будем думать, что нам дальше делать. Каждому бойцу выдашь по сто грамм.

Наконец мы сидели внутри здания и грелись. Я был мрачен и подавлен, как и все. Но всё усугубилось после того как в здание вбежало трое бойцов, которые выпив спирта были явно не в себе.

Один из них, с рыжим чудом, подойдя ко мне, проговорил заплетающимся голосом:

–А вот мы товарищ комиссар к вам пришли с разговором …

–Слушаю вас товарищ красноармеец.

–Мы вот красноармейцы посовещались с товарищами и решили уйти отсюда к чертям собачьим! – сказал рыжий с чубом.

–Лагерь покинут все, когда я отдам приказ, – ответил я ему.

Но тут лицо красноармейца исказилось от злобы, и он заорал как ошпаренный,

–Слышь, ты краснопёрая сволочь! Все солдаты за мои слова! Вы суки церкви порушили, веру загубили, батюшек, сколько в расход пустили. И вот теперь за это мы прокляты! Демоны против нас восстали! Демоны это! Демоны!

В комендатуре воцарилась гробовая тишина.

Застыли все и Торопов, и Красновский и Митрохин.

А пьяные красноармейцы в один голос загалдели:

–Не будем воевать с демонами! Домой отпустите! Подохнем здесь все! Не будем воевать с демонами!

Рыжий с чубом продолжал:

–Вы суки краснопёрые и сами как мертвяки кровь из нас пьёте! Твари вы и есть твари!

Я продолжал молчать, а рыжий при этом не унимался:

–А мы комиссар тебя самого тварям сдадим, пускай они большевистской кровушки то, и напьются вдоволь! Правильно гутарю братцы?

–Всё так!

–Всё так!

–Ну, что-тогда отдадим комиссара демонам на откуп, может они от нас и отстанут?

Я, молча наблюдая за всем резко достал свой револьвер и выстрелил рыжему прямо в голову. Солдат упал как подкошенный залив кровью мои валенки.

–Всем ясно, что будет с провокаторами? – обратился к другим солдатам, наставив на них свой револьвер.

–Я понимаю товарищи красноармейцы, что может и Советская власть где-то и перегнула палку, – после молчания продолжил я говорить, -да, может это и есть расплата за что-то что делали мы не так, но мы ещё не выяснили, что стоит за всем этим и как нам быть дальше.

Нам всем сейчас трудно и мы столкнулись с врагом гораздо более страшным и непредсказуемым, чем любая контра. И всё потому, что мы не знаем природу этого врага, а то, что уже знаем, оно не укладывается в здравом уме обычного человека. Но главное другое сейчас. Все мы должны осознать сейчас, что только в единении лежит наше спасение.

Красноармейцы слушали меня, опустив головы.

–Я как ваш комиссар и командир получил большие полномочия от партии и правительства в решении тех задач, которые встанут здесь перед нами. И потому я считаю, что уйти, сбежать мы можем. Да я не спорю, но это было бы проявление малодушия и слабости, что не должно быть свойственно бойцам Красной Армии. Для нас всех было бы и самой ничтожной смертью быть съеденным одной из этих нечеловеческих тварей. Мы все тут бойцы и если нам и суждено умереть, то лучше как мужикам в бою. Вот такое моё слово. Вы уж меня простите, если, что не так, – говорил я им уже каким-то мягким тоном, – но лучше давайте зарядим наши винтовки, пулемёты и дадим бой тварям.

Красноармейцы молча вышли из комендатуры.

А ко мне подошёл Красновский.

–Теперь я знаю точно, что пророчество сбывается.

–Товарищ профессор я думаю, что нам уже и не стоит сейчас думать про чертовщину. Мы в ней погрязли по уши.

–Товарищ комиссар есть вещи, которые наука объяснить не может.

Тут в разговор вмешался военврач Торопов,

–Мария Петровна пока перевязывает двух красноармейцев, я товарищи решил вмешаться в разговор. Профессор я с вами не соглашусь. Есть вещи, которые наука всё-таки в состоянии объяснить. Я когда-то, как и вы профессор занимался изучением некоторых тропических болезней. Так вот по мере изучения этих болезней я наткнулся на работы одного английского учёного, да, да именно из буржуазной Англии. Он много лет жил в джунглях юго-восточной Африки и видел сам лично как африканские колдуны – вуду, это такое направление местного шаманизма …, поднимали к жизни мёртвых из могил, используя какое-то морское растение при этом и ещё что-то, сейчас я и не помню. Эти трупы потом служили этим колдунам. Но это не все. Этот ученый провёл исследования и выяснил, что данная смесь, поднимая мертвецов из могил, активизирует только их инстинкты, но вот разума они лишены полностью. Это просто куклы, магические куклы. Учёный называл их «зомби», – закончил Торопов.

–В славянской мифологии они носят другие названия товарищи, – сказал теперь Красновский, – Навьи, вурдалаки, упыри, стригои и наконец, ещё и просто вампиры.

–Чёрт те что, – пробубнил я, – какие к чёрту вампиры? Ладно товарищи хватит нам бессмысленной полемики. Митрохин приведи ко мне Прозоровского!

Через несколько минут передо мной снова стоял всё тот же несчастный полковник с всё тем же пустующим взглядом. А я снова обратился к Митрохину,

–Там остались ещё трупы этих тварей?

–Есть ещё, правда они наполовину обугленные.

–Полковника веди с нами.

Через минуту мы стояли у останков трёх нежитей, которых красноармейцы обливали керосином. Я посмотрел на полковника и сказал:

–Вы что нибудь можете сказать нам про это?

Полковник молчал.

–Вы можете мне хоть что нибудь сказать полковник твою мать! – снова уже криком сказал я, но тут поскользнулся на льду и упал прямо на останки мертвяка.

Я выругался, и начал было подниматься, как вдруг полковник бросился на землю, схватил что-то дрожащими руками и слёзы потекли из его глаз. Это была выпавшая из офицерской сумки во время моего падения фотография Катеньки.

Полковник прижал её к груди, и тут невольная мысль пробежала в моем мозгу.

–Кто она Вам? Кто она Вам?

Но полковник, прижав фото к груди, продолжал рыдать.

–Вы, вы кто ей?

–Доченька моя … Катенька, – проговорил он.

В моей голове всё помутилось, всё заходило ходуном и мне стало не по себе, но тут Митрохин, увидев, что я закачался, подскочил ко мне и взял под руки.

–Как вы сказали – доченька? – ослабевшим голосом произнёс я и тут я, наконец, понял, почему именно меня направили в это богом проклятое место.

Они знали, что обратной дороги может не быть и для них я был таким же отработанным материалом, как и эти бывшие заключённые, которые исчезли в этом лагере.

–Митрохин отведи полковника в комендатуру, выдай ему еды, спирта и оружие. Да, да ты не ослышался – оружие. Нам сейчас нужен каждый человек, кто может стрелять. Да ещё распорядись пока светло, чтобы гроб с телом из столовой перенесли также в комендатуру.

–Есть!

Я не стал у полковника отнимать фото моей Катеньки, а он её всё прижимал к груди. Потом мы прошли все в комендатуру. Противоречивые чувства переполнялименя, но я решил пока не пытать полковника.

Начало смеркаться и на санях в комендатуру привезли каменную гробницу. Я собрал всех.

–Товарищи, – обратился я к людям, – товарищи вы знаете, что сейчас наступит ночь, и твари могут снова атаковать нас. Я считаю, что атака нежити каким-то образом связана с этой гробницей и с тем человеком, чьи останки много веков назад были захоронены в ней. Я считаю, что мы должны вернуть её на место, снова предать его земле. И это надо сделать уже скоро, если только мы выживем. А сейчас вооружайтесь все. Митрохин проверить пулемёты, подготовьте гранаты, зарядите винтовки. А пока разойдитесь, – и вот тут я заметил, что были все кроме Клевина.

Я ещё раз огляделся, но его действительно нигде не было

–А где Клевин? – спросил я людей, но тут все мы услышали страшные крики.

К комендатуре красноармейцы вели окровавленного Клевина, который бессвязно что-то бормотал, при этом всё время, мотая головой. Обрывки фраз, которые мы услышали, когда он проходил мимо были такие «Судный день. Труба Иерихона. Конец света».

–Что случилось, – спросил я солдат.

–Товарищ комиссар он хотел гробницу взорвать гранатами. Вовремя остановили.

–Вы что творите товарищ Клевин? В чём дело? – спросил я человека, который явно был не в себе.

Клевин остановившись рядом, поднял на меня глаза, которые были тусклы и, потухши, пробормотал,

–Вы все умрёте. Все и я с вами. Мы все сдохнем. Да я хотел взорвать его, а иначе мир захлестнёт хаос, смерть и гибель. А сейчас оставьте меня. Оставьте …

–Уведите его, – сказал я солдатам, а сам хотел зайти следом в комендатуру, как снова раздались те самые страшные вопли, от которых кровь леденела в теле.

Я даже не успел понять, откуда теперь взялись твари. Их было очень много. В ход у нас пошло все, что у нас было. И винтовки, и пулемёты, и гранаты и даже кавалерийские шашки с топорами.

Снег, кровь, пот, разрубленные куски этих тварей … теперь всё превратилось в одну единую кровоточащую плоть.

Мы дрались, как могли, но тварей пребывало и пребывало. Дрались все и профессор Красновский, и Торопов и даже единственная женщина среди нас – Мария Петровна.

Но всё равно мы вынуждены были отступить под натиском нежити.

Наш строй прорвали там, где был профессор Красновский и раненный солдат. Солдату уже впились в шею, а Красновского чуть не схватили две твари. Митрохин вовремя отбил его.

А вот недаром, что старик Прозоровский был старым военным. Он схватил топор и заправски орудовал им при приближении тварей.

Первым из моих друзей погиб Торопов, который замешкался в какой-то миг и уже кровь фонтаном била из его ран.

–Спасайтесь! Спасайтесь! – кричал он, и кровь фонтаном била из его ран.

Потом погибли и ещё два бойца, которые прикрывали наш отход в комендатуру.

Но мы уже мы были внутри и продолжали везти бой.

Гарь, смрад, кровь всё было теперь единым целым.

Мы не помнили, как наступило утро и мы почти, что попадали с ног. Атака тварей к утру вся выдохлась.

Полдня мы пролежали, набираясь сил, а потом подобно этим мертвякам ходили, шатаясь от усталости, от мук душевных и телесных свалившихся на нас в этом проклятом богом месте.

Сил у нас уже не было сжигать останки тварей и хоронить наших товарищей. И это было нашей большой ошибкой. Позже я понял, что сжигать нужно было всех и сразу.

Я же подошёл к Красновскому и спросил его уставшим голосом,

–Профессор Вы всё ещё считаете, что нужно, необходимо захоронить гробницу?

–Я думаю и уверен, что именно так товарищ Миронов и сделать это нужно как можно быстрей, пока у нас ещё есть на это силы.

–Товарищи простите меня, простите… – ответил я на это, обращаясь ко всем, кто остался на то время, ещё жив.

–Товарищ Миронов вы не виноваты в том, что случилось, – сказал Красновский, – во всём, что происходит в нашей жизни – есть провидение. Не мы откопали гробницу, но видно нам её суждено будет закопать. И мы не знаем, что случилось сотни лет назад, и кем был этот человек, с которым связано это зло. То, что случилось, то и случилось. Это судьба товарищ Миронов, хотя на большой земле нам скорее никто не поверит и мы сами все тут, всё ещё не можем поверить в это. Я знаю только одно – тело нужно вернуть земле.

–Хорошо, – произнёс я, – но идти туда прямо сейчас.… сил на это у нас нет, да и уже смеркаться скоро будет. Продержимся ещё одну ночь, а завтра с утра и двинемся к скалам, на рудники. Митрохин гробницу сейчас погрузите в сани.

Ночь наступила быстро, так быстро, словно она торопилась куда-то. Было пока ещё очень тихо. Так тихо, словно все теперь боялись и не хотели сокрушить её.

Но раздались снова всё те же утробные крики и прекрасная звёздная, тихая ночь превратилась в ночь живых мертвецов.

И как в замедленной киноплёнке всё закрутилось в адской машине смерти.

Нежить лезла отовсюду, но самое страшное было в этом, что среди неё мы узнали наших бывших товарищей, тех, кого не успели сжечь или просто похоронить. Были и некоторые красноармейцы, а в одном из нежитей я узнал и Торопова, что было для меня сильно прискорбно.

Что было в последнюю ночь в лагере я помню смутно …

Голова соображала плохо, мысли путались, и всё было заточено лишь под одно – выжить.

Твари лезли и лезли. В окно, в двери и наконец, они начали пробиваться из-подвала.

Их было внутри дома уже очень много. Мы стреляли, кололи и рубили их. Красновский упал обессиленный и тихо постанывал в углу, наверно готовясь к смерти.

Ужас объял меня, когда я увидел, как трое тварей потащили к выходу Марию Петровну. Я и Митрохин кинулись за ней, но на пути встали мертвяки, и среди них было то, что было Тороповым. Двух красноармейцев твари вытащили в окно.

Последнее я успел увидеть как Мария Петровна вся истекающая кровью от зубов тварей, сумела выхватить гранату и, выдернув чеку, прижала её к груди. Раздался взрыв.

На её глазах мелькнули слёзы, а потом был жуткий грохот, и всё заволокло дымом.

Марии Петровны, милой и доброй женщины не стало…

Гарь же заволокла всё внутри, но мы всё ещё дрались. А вокруг нас была гора от разрубленных тел этих тварей.

Когда первые лучи утреннего холодного солнца прорезали небо сквозь пороховой туман – твари ушли.

А когда дым совсем исчез, я увидел, что живыми, остались только несчастный Красновский, бессвязно бормотавший что-то в углу, Прозоровский, Митрохин и я.

Вокруг нас было каша из крови и плоти.

Однако теперь у меня не было усталости, не было и желания больше быть здесь.

–Митрохин медлить нельзя. Выдвигаемся к Чёрным Скалам прямо сейчас.

В сани мы загрузили все тулупы, что были у нас, провизии и немного оставшегося спирта. Митрохин запряг выживших лошадей и вот тут я вспомнил о Клевине, которого заперли в одной из комнат.

Но всё что мы нашли от него, одно растерзанное тело.

Я подошёл к Красновскому, который весь трясся, смотря на тело Клевина. Я протянул ему флягу.

–Глотните профессор, глотните, вам легче будет. Силы вернуться, а они Вам ещё нужны будут.

Красновский еле-еле поднес флягу ко рту и судорожно несколько раз глотнул содержимую жидкость. Слегка задохнувшись, он закашлялся, но видно было, что ему стало немного лучше, и тогда он произнёс дрожащим голосом:

–Товарищ Миронов я не всё вам тогда сказал о надписи на гробнице. Там есть ещё одна фраза, которая гласит, что нужно не только захоронить старца, но и прочитать заклятье, которое убьёт зло. Просто захоронить не получится, нужно будет сказать слова. Только тогда это сработает. Но и это не всё …

–А что ещё профессор?

–Прочитав заклятье, вы получите часть силы, которая была у этого человека много веков назад.

–Я сделаю всё, что вы скажите, – ответил я ему после некоторого молчания.

Профессор протянул мне листок бумаги, на котором было что-то написано.

–Возьмите – это заклятье.

Казавшиеся нам так близко Чёрные скалы оказались совсем не близко, и мы оказались у них только когда начало садиться солнце.

Это был каменистый горный массив покрытый снегом, у подножия, которых был каменный карьер прямо у основания, которого была выдолблена ровная яма. Я понял, что это и было место, откуда достали гробницу.

–Надо торопиться, – сказал я всем, – времени у нас очень мало.

С большим трудом нам удалось поднять гробницу с телом, и мы начали верёвками тащить его к яме. В спины нам дул холодный, промозглый ветер.

–Быстрей, быстрей товарищи! – кричал Красновский, и он оказался прав.

Со стороны скал раздались дикие вопли. Нежить появилась из-за скал в огромном количестве.

–Двигайте гроб! – закричал Прозоровский, это были его последние слова, – Я задержу их! А ты комиссар береги мою дочь!

Прозоровский вступил с ними в неравную схватку, но нам удалось в это время из последних сил столкнуть гроб в яму.

–Читайте товарищ Миронов! Читайте! – закричал Красновский.

–Почему всё-таки я?!

–Вы должны вернуться!

–Вместе вернёмся! – отвечал я ему, но Красновский бросился уже, будто не слыша меня засыпать лопатой из саней яму.

И тогда я стал читать заклинание.

Каждое слово, которое я произносил, словно гулким эхом отдавалось у меня в голове. В какую-то минуту я перестал слышать совершенно все звуки. И как профессор из последних сил закапывает яму и как Митрохин бьётся с тварями.

Каждое слово, которое я читал, оглушало меня всё больше и больше, пока я вдруг я почувствовал, что нет ничего, не меня, ни этого места, не ямы …

И я увидел грядущий мир… Новая война, ещё страшнее, чем первая мировая, полёт в космос, гибель советского строя…

И ещё далёкое, далёкое грядущее от видения, которого моё сознание разорвалось на тысячу маленьких звёзд.

А потом я упал на колени обессиленный и закрыл лицо своими руками.

Стало тихо как в гробу, и я понял, что всё закончилось.

Кое-как я встал и огляделся. Вокруг никого не было. Профессору удалось закопать яму, но сам он был мёртв, и голова его с телом лежала навзничь на куче земли.

Откуда-то рядом со мной слышались стоны. Это был Митрохин, а вокруг лежали полностью разложившееся, видно после заклинания твари.

Я подбежал к нему,

–Митрохин, друг мой.

–Товарищ комиссар всё конец мне. Помираю.… Но я задержал их…– слабым голосом проговорил он.

Из его шеи фонтаном лилась кровь. Я разорвал ему гимнастёрку и тут увидел на его груди нательный серебряный крест.

–Ты что крещённый Митрохин?

–Кре-кре-щенный товарищ комисс—сар, – ответил он мне, и тело его забилось в конвульсиях.

Митрохин умер.

–Митрохин! Митрохин! – закричал я что есть силы, но тут вспомнил своё глубокое детство, свою мать и бабушку.

Вспомнил маленькую церквушку в нашем городке.

Что же сделалось с нами? Кем мы стали теперь? Думал я и горько зарыдал. Кто мы теперь? Так и есть – это расплата.

А потом я, стоя на коленях, кричал во весь голос,

–Ааааааааа!!!

Я долго рыдал, потом еле-еле поднялся. В руке я сжимал серебряный крестик с груди Митрохина.

Кое-как взгромоздившись на сани, я двинулся в обратный путь.

К утру я добрался до лагеря, но лагеря больше не было. На его месте зияла гигантская воронка. Лагерь провалился в тартарары.

Я стоял на краю пропасти и смотрел вниз.

–Что делать? – спросил я сам себя. Лошади измотаны, у меня нет провизии. Остались только оружие и патроны, а до самой деревни ещё много вёрст.

Однако я не стал чего-то ждать и решил уйти прочь из лагеря.

По дороге издохла одна лошадь, а потом ещё и вторая.

Дальше я пошёл своим ходом, благо на мне был тулуп, валенки и ушанка. Я не помню, сколько я брёл назад сквозь тайгу.

Когда силы мои совсем иссякли, я успел увидеть, как впереди забрезжил маленький огонёк света и услышал лаянье собак.

Дойдя до дома Василия, я почувствовал, что силы совсем покинули меня, и я потерял сознание.

Очнулся я уже в доме. Было тепло и даже жарко, а в печи потрескивали дрова.

Я лежал на чём-то мягком укрытый своим тулупом. Губы мои были сухи, голова гудела, но чувствовал я себя лучше.

Ко мне подошла жена Василия, в руках у неё была глиняная кружка:

–Пей, пей милай.

–Я живой?

–Живой, живой, – услышал я откуда-то голос Василия, – ты один и живой.

Я поднял голову и ответил ему,

–Ты прав был Василий, проклято там всё было, но проклятию конец настал. Нет его больше.

–Оставь его Василий. Пускай, спит да сил набирается, – услышал теперь я голос его жены.

Я снова заснул и видел я сон дивный.

Будто иду я где-то, а где и не знаю и вокруг темно, как в сырой могиле. А потом вдруг светлеть стало и всё сильней и сильней.

А это лес густой был, значит и свет лучей солнечных пробивался сквозь листву ко мне. Вышел я на поляну и вижу, стоят все мои друзья – сотоварищи. Вот и Торопов, а вот и Красновский, улыбаясь, стоит и Мария Петровна и Митрохин и красноармейцы.

Поклонились все мне. И вышел на поляну старец с бородой, в котором узнал я человека из древней гробницы. Подошёл ко мне с посохом, дотронулся до плеча, будто сказать хотел что-то, поклонился и исчез. Все исчезли.

Проснулся я, а в теле лёгкость такая и на душе тоже. С того дня и стал я поправляться.

Прошла неделя. И вот как-то утром разбудил меня лай собак. Жена Василия вбежала в комнату, заверещав:

–Военные, много их. Вас спрашивают.

Я одел свою гимнастёрку, накинул тулуп и вышел на крыльцо. У двери стоял комиссар Маслов и ещё военные.

–Товарищ Миронов сдайте свой табельный револьвер, офицерскую сумку и одевайтесь. Вы едите с нами. Да и нет, я думаю смысла нам объяснять, где все. Я итак вижу, что вы один.

Кащей очень зло взглянул на меня и, подойдя вплотную добавил:

–Ты Миронов себе приговор подписал.

Меня доставили в столицу, долго пытали, стараясь выбить из меня все, что случилось там, в лагере.

Били, много били, но в каком состоянии я не был, даже находясь без сознания, я сжимал в руке крест, серебряный крест Митрохина.

Потом привезли мою беременную Катеньку. Она, увидев моё изуродованное лицо, упала в обморок.

Меня обливали водой и снова били.

Потом всё кончилось и меня отправили этапом в лагерь, а в женский лагерь отправили мою Катеньку.

Через три месяца Катенька родила мне сына. Я назвал его Сашей.

Через пять лет Катя умерла в лагере от туберкулёза. Сына моего увезли из лагеря, и я думал, что на долгие годы потерял его.

Началась война и для меня это был штрафбат. Я много где, в каких боях принимал участие и везде оставался живым. Серебряный крест Митрохина всегда был со мной.

После войны я смог найти сына. Он был давно уже взрослым парнем, учился и работал.

Мы пожили немного вместе, а потом я понял, что не могу больше жить в городе и я ушёл, сказав сыну, что если мне нужно будет, то я вернусь к нему.

Я уехал туда, на север, где случились эти события.

Помню, что вышел на каком-то маленьком полустанке, посидел, подумал и пошел, куда глаза глядят.

Я думал, что не знал куда иду, но это ноги сами вели меня к новой цели.

Я прошёл километры, прежде чем вышел в лесу к полуразрушенному храму.

Когда я подошёл к нему-то понял, что это старинный разрушенный монастырь.

А навстречу мне уже вышли два старых монаха и один низенький, седой сказал, подойдя ко мне:

–Мы ждали тебя Михаил. Теперь это твой дом.

Монастырь мы сумели отстроить в течение многих лет. Мы вернули его к жизни.

Часть четвертая

На этом и закончилась история жизни Михаила Миронова.

Как-то ранним утром к очень старинному монастырю приехала группа молодых людей.

Один из них обратился к парню среднего роста, с умными и очень проницательными глазами.

–Так это именно тот монастырь, который ты постоянно видел в своих снах?

–Наверно, похож, конечно, очень, – ответил парень.

–Так здесь же живёт тот самый старец Илларион, про которого ходят легенды. Он же прозорливый говорят и очень, очень старый, – проговорила одна из девиц компании молодых людей.

–Пойдёмте да и узнаем всё, – ответил ребятам парень и первым подошёл к воротам монастыря, из которого вышел уже один из монахов.

–Нам нужен старец Илларион, – робко обратился к монаху этот парень

–Пойдёмте со мной, и я проведу к нему, – ответил монах ему.

Долго были молодые люди в монастыре.

И уехали потом счастливые …

В келье монастыря было как всегда тихо …

Старец Илларион чувствовал, что жизнь подходит к концу, но он был счастлив всей душой после беседы с молодыми людьми и, особенно с парнем с проницательными глазами.

Старец сидел на коленях и шёпотом читал молитву, потом он встал и подумал про себя, ну вот Господь и правнука даровал мне увидеть. Значит, живёт род мой. Теперь и к Отцу можно, домой пора уже. Там, небось, и заждались все мои родные … и Катенька душа моя, и сынок мой родненький, и старина Митрохин, и профессор Красновский и отец Катеньки, и Торопов, и милая, добрая женщина Мария Петровна. Скоро я с Вами буду.

Так вот и думал старец Илларион, а вокруг храма пели птицы, и солнце, переливая своими лучами, освещала ярким небесным огнём купола и облака на небе улыбались, и Божья мать плакала от радости своей к людям.

Ушёл старец Илларион.… Пришло его время….

На земле же остался сказ о том, как ровно через тысячу лет древнее проклятие богини Мары растопила любовь Божьей Матери, и исчезло проклятие, словно его и не было, никогда.

Осталось одна лишь любовь.…

Осталось одна лишь легенда….

Оглавление

Часть первая

Часть вторая

Часть третья

Часть четвертая