Печать Каинова [Дмитрий Андреевич Шашков] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Дмитрий Шашков Печать Каинова

Утро, журчит вода в раковине, бреюсь. Наблюдаю, как острая бритва аккуратно снимает с моего лица пену вперемешку с мелкими волосками, и невольно любуюсь своим крепким подбородком, мощной шеей, правильными чертами лица, – когда вдруг подступает опять непонятно откуда это нелепое желание плюнуть самому себе в рожу! Не раз с этим сталкивался, случается такое после того, как предаюсь слишком долго воспоминаниям, особенно о том случае… Что же, не вспоминать? Как тут не вспоминать? И как тогда в себе разобраться?..

Я в «лёжке» – замаскированной снайперской позиции. Наблюдаю в прицел «зелёнку» метрах в шестистах, там явно кто-то есть: где-то просвечивает жухлая листва – замаскировали технику срезанными ветками, но поленились вовремя обновить маскировку; где-то «зелёнка» словно прорежена – там, значит, резали себе ветки для маскировки. Сами, понятно, сидят в глубине «зелёнки», боятся. Можно было бы навести на них артиллерию, но толку мало – пока артиллеристы будут пристреливаться, противник будет уже в блиндажах. Блиндаж, конечно, можно разворотить артиллерийским снарядом, но для этого нужно, во-первых, прямое попадание, во-вторых, взрыватель снаряда должен быть переключен на подрыв с задержкой, чтобы разрыв был внутри блиндажа, а не на брёвнах перекрытия. Но тогда от снаряда мало толку при попадании мимо блиндажа, так как он взорвётся, предварительно заглубившись в землю, оставив в ней большинство осколков. Кроме того, артиллеристы всё равно никогда не видят, куда стреляют, – придётся корректировать их по связи, что само по себе опасно, так как можно быть запеленгованным, или же противник просто будет «кошмарить» наугад любую «зелёнку», где может скрываться корректировщик, что в моём случае весьма опасно, так как моя «зелёнка» к ним всего ближе. Другой вариант – реактивная артиллерия – та уж шарахнет так шарахнет, но опять же, не факт, что в цель. Если накроет точно по их позициям, то, конечно, будут потом «двухсотых» камазами вывозить. Но это если в цель, а так – только поля перепашет, или пустую «зелёнку». И опять же, мне для этого нужно выйти на связь, что само по себе небезопасно. Нет, любая артиллерия по сравнению с моей отлично пристреленной винтовкой – всё равно что нож мясника и скальпель хирурга!

За этими рассуждениями время пронеслось незаметно – вот появляется, наконец, цель! Чувствую, как ладони вспотели от нетерпения. Отчётливо наблюдаю на кромке «зелёнки» человека в форме и с автоматом. Зачем он только вылез, дурак?! В прицеле всё выглядит плоским, словно рисунок на листе бумаги или изображение на мониторе компьютера. Так и не верится, что человек этот – настоящий! Беру его в прицеле между двумя маленькими угольниками, на пятьсот и на семьсот, ветра нет – отлично! – плавно нажимаю спуск. Моя верная СВД-шка звонко хлопнула, точно удар плёткой, изображение в прицеле прыгнуло вниз от отдачи. Полсекунды – и он валится, как мешок, на землю. Опять тишина… Хороший выстрел – это когда ещё нажимая на спуск, знаешь, что уже попал.

Можно было бы сменить позицию, но, кажется, меня никто не ищет, – возможно, у них и снайперов тут нет. Или попрятались все? Тогда нужно развить успех! Опять разглядываю его в прицел. А он жив! «Трёхсотый». Отчётливо вижу, как поднял руку, – видимо, своих зовёт. Что-то никто у них не спешит спасать товарища! Оно и правильно – их ждёт не только он, но и я! Вот он одной рукой медленно поднял автомат, упер прикладом в землю, перехватил за рукоять, и дал очередь куда-то вверх – с задержкой в две секунды слышу треск очереди – сигнал своим!

Да, вот они, наконец, пришли в себя и отреагировали! Слышу хлопок миномёта и протяжный свист мины, улетающей куда-то далеко мне за спину, затем вдали разрыв. «В молоко» – не то слово! А его по-прежнему никто не спешит спасать. Второй хлопок – теперь уже свист мины короче и разрыв ближе. Чувствую нетерпение, снова вспотели ладони. Третий хлопок – свист ещё короче, разрыв ближе, справа. Значит, они примерно догадались, где я, и начинают пристреливаться. Жаль! Я-то думал, совсем наугад «ложат», а теперь придётся сваливать – рано или поздно даже самые бестолковые миномётчики пристреляются. А с ним что? Не оставлять же! Беру его опять между двумя угольниками, опять плавно жму спуск…

Он был далеко не единственный, в кого я стрелял, и, очевидно, не единственный, кого убил. Точнее, именно про него однозначно нельзя утверждать, что убил, потому что можно выжить и с двумя пулевыми, – шансов немного, тем более, что медслужба у них была не лучше, чем миномётчики, – но можно! А вот то, что вообще среди подстреленных мною были «двухсотые», – это можно утверждать совершенно определённо! Теория вероятностей – упрямая штука!.. Только вот помню я, почему-то, не тех абстрактных «двухсотых», а этого конкретного, и мои два выстрела в него.

Говорят, раньше, когда солдат заставляли приводить в исполнение смертные приговор – расстрел – на расстреливающее отделение давали один из