Вторые похороны [Сергей Семенович Монастырский] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Сергей Монастырский Вторые похороны

Такси катило по некогда родному городу, как по страницам учебника истории. Истории прошлой давней уже жизни Веры. Истории ее детства, юности…. Ну не вся, оставшаяся жизнь ее прошла в Москве, где она училась в институте, вышла замуж и живет до сих пор.

Конечно, за эти годы она ни раз приезжала в этот город, несколько раз вместе с дочкой, ведь здесь оставались родители, мама с папой.

Полгода назад папа умер.

После похорон отца Вера осталась с мамой. Мать очень тяжело переживала уход мужа. Не на соседок же ее бросать!

– Знаешь, – говорила мать Вере, – конечно, я знала, что он когда-нибудь умрет. Или я умру. Но не предполагала что так быстро! Как-то не готова я…

Через месяц мама перестала разговаривать. Она почти не вставала. Не то, что не могла, просто не хотела. Целыми днями спала. Как-то ночью она заговорила и сказала, что жить уже не хочет, устала жить. А хочет туда к отцу, с которым прожила всю жизнь. Другой жизни у нее не было. И начинать новую поздно. За деньги привозили врача, тот только разводил руками:

– Каких-то трагических изменений нет. Это идет от головы.

И денег не взял.

Прошло три недели. Вере тяжело было сутками сидеть возле матери, да и за продуктами нужно было ходить. Наняла сиделку. Пожилую, из верующих. Из верующих надежнее.

Матери становилось все хуже.

Вера начала таскать в дом других врачей. Сиделка смотрела, смотрела на все это, да и сказала:

– Не мешали бы Вы ей. Она уже на дороге к богу!

Вера в ярости выгнала сиделку. А оказалось – зря!

Через три дня мать умерла.

…Такси медленно катило по узнаваемым и не узнаваемым улицам Вериной юности. Дочка в окно не смотрела – как и в поезде сидела в своем телефоне, не отрываясь и переписываясь.

После похорон матери прошло три месяца. И это была, видимо последняя поездка в город родителей и своих школьных лет. Нужно было подать заявление о наследстве нотариусу и подготовить квартиру к продаже. Другого имущества у родителей не было.

В эти же дни нужно было нанять адвоката, который будет заниматься делами наследства и продажей квартиры. Делать это самой у Веры ни желания, ни времени не было. Поэтому каким-то новым взглядом всматривалась Вера в проплывающий за окном город.

Вот в этом парке они с мамой гуляли, когда она забирала ее из школы. Вот здесь ее когда-то сбил велосипедист, и отец, узнав об этом из звонка скорой и не успевший к моменту, когда ее уже погрузили в санитарную машину, бежал за ней, не понимая, что бежать не надо, надо поймать такси….

… Так он почти со скоростью скорой и добежал до больницы…

Приехали. Квартира в этом родительском доме не была квартирой ее детства.

Родители получили ее в этом новом доме по расселению, уже, когда Вера уехала в Москву.

Лифт поднял их с дочерью на двенадцатый этаж, и Вера открыла дверь своим ключом, который отец вручил ей в первый же ее приезд после новоселья.

– Мы всегда будем ждать, что откроется дверь, и ты войдешь! – сказал отец.

Но конечно, когда редко, но приезжала, она всегда в дверь звонила.

И вот первый раз она открывает дверь сама, но ее здесь уже, никто не ждал.

Ждали-ждали, да и умерли.

Дочь, не глядя по сторонам, сразу побежала в туалет, а Вера как присела в прихожей на маленьком диванчике, чтобы снять туфли, так и осталась сидеть.

Входить в пустую квартиру, в которой уже не было ни папы, ни мамы, ей было страшно.

Дочь, прибежала из туалета, видимо, поняла ее состояние и молча села рядом.

– Ладно, пойдем! – сказала Вера, тяжело, поднимаясь. Конечно, все, что было в квартире, было ей давно знакомо.

Но сейчас уже многое из того, на что натыкался глаз, уже не воспринималось, как предметы и вещи, а как маленький мир, в котором тридцать лет без нее жили мама и папа, здесь они просыпались, здесь завтракали, здесь разговаривали вечерами, здесь ложились спать…

Квартира была двухкомнатная, уютная. Мама любила мелочами, маленькими деталями обставлять дом. За эти тридцать лет стены украсились подаренными или приобретенными картинами любимых родителями художников – примитивистов. Комнаты обставлены приглушенного света светильниками, маленькими дизайнерскими штучками, словом это был их мир, который они сами для себя создали, и в котором им было хорошо. Они любили свой дом. И конечно, никогда не думали, что когда-нибудь в этом их мире будут жить чужие люди, и зайдя сюда, и окинув равнодушным взглядом, все что они здесь создали, сгребут все в мусорные мешки и выбросят на помойку.

Потом сделают ремонт, обновят по-своему, и их мир, их тридцать счастливых лет умрут вместе с ними.

… У меня рука не поднимается! – сказала Вера

– На что, мам? – спросила дочь.

– На то, чтобы выбросить все это!

– Но ведь никто не купит квартиру со всем этим барахлом! – резонно и спокойно сказала дочь.

Вера резко замахнулась, чтобы дать пощечину, но остановилась – она никогда не поднимала на дочь руку!

– Это барахло, – закричала она – мои мама и папа! Значит, когда-нибудь и я, и мои вещи