Кукушка [Дарья Буданцева] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Дарья Буданцева Кукушка

Всё началось с кофейного стаканчика. Оля не помнила, каким был на вкус сам кофе – выпила ли она его вообще. Помнила только, что не могла отвести взгляда от иконки «Инстаграма», аккуратно закрашенного чёрным маркером. Закрашивал бариста – с тусклым лицом, как лампочка в подъездном лифте. Когда Оля покупала кофе, бариста с видимым облегчением отложил маркер и направился к кофе-машине. Она заурчала, как голодный зверь, извергая чёрную жидкость, а Оля смотрела на пирамиду стаканчиков – закрашенных.

Стаканчики давно стали опасны для государственности России. Стаканчики стали опасны для каждого отдельного человека в России. Вот их и закрашивали: как бы чего не вышло. Оля поймала себя на острой мысли, ужалившей её полезностью: мол, хорошо, что закрасили. Ей же сейчас идти на Тверскую, а там караваны автозаков – заняли улицу, будто она была единственным оазисом в московской пустыне. На Тверской и так сейчас опасно – а с незакрашенным стаканчиком Оля и вовсе рискует не дойти до места назначения.

Подумала – и устыдилась этой мысли.

Почему она такая слабая? Почему такая болезненно хрупкая? Потому что страх становится зоной комфорта? Когда бояться = быть в безопасности? Когда перестраховаться = оградить себя от чего-то ужасного?

Хотя что может быть ужаснее, чем бояться? Оля выпила кофе залпом, не обжигаясь – или не замечая, что обжигается – вытерла губы ладонью. И села в метро до Тверской.

Оля много чего боялась. Но бояться она тоже боялась.

***

Оля давным-давно диагностировала у себя топографический кретинизм и теперь волновалась, что не найдёт в центре Москвы огромную толпу людей, к которой планировала присоединиться.

«Да найду! – успокаивала себя Оля. – Ну как не найти-то? Будет же громко».

Если что, всегда можно будет отыскать несколько человек с плакатами, которые тоже опаздывают, и следовать за ними до точки назначения. Плакаты будут в рулонах, полагала Оля. Она прежде видела подобные плакаты только на фотографиях – никогда вживую. Да и на Тверской с такой толпой людей она раньше не гуляла – а сегодня вот вышла.

Ну а что? Сколько же можно бояться?

У Оли был чёткий план, которого она собиралась придерживаться. Подруге скинула трансляцию геометки, в сумочке были запасные трусы, зарядка, копия паспорта, бутылка воды и протеиновый батончик. Оля считала себя хорошо подготовленной – и всё должно было пройти хорошо! – только бы ей отыскать всех остальных. Когда она найдёт остальных, больше не будет страшно. Будет просто замечательно – только бы отыскать всех.

Вот бы вместе, вот бы хором, вот бы разом. Взяться за руки, крикнуть – в разнообразии многоголосия раствориться. Лечь на спину – и поплыть, и смотреть в голубое-голубое мартовское небо над Москвой. Пока ещё мирное.

Как было бы легко и просто плыть, когда под тобой и вокруг тебя – толща воды. Крепкая, недвижимая, мощная. Когда мировой океан на твоей стороне – разве можно чего-то бояться? Оля так хотела почувствовать это: когда океан прикрывает тебе спину. Когда вы берётесь за руки, и страх – пристыженный, уменьшенный, умерщвлённый! – отступает. Оля так хотела взяться за руки и избавиться от страха.

Сейчас она не боялась – но не знала, сколько ещё сможет сопротивляться страху. Верила, что сможет гораздо дольше, если будет не одна.

Но для этого сперва нужно было найти океан.

***

Ответила подруга, получившая геометку:

«Надеюсь, у тебя в бутылке простая вода! Если что, сможешь глаза промыть!»

Оля не сразу поняла, зачем ей придётся вдруг промывать глаза. Когда поняла – побледнела.

«Можешь под куртку и джинсы положить газеты? Сложи их в несколько раз и запихай под ткань! Особенно на колени и локти. Толкаться будет легче. И падать не так больно – если ещё под задницу положишь».

В этот момент Оля поняла, что подготовилась не так хорошо, как могла бы. Но что-то менять было уже поздно – поезд стремительно нёс её в центр Москвы. Оля оглядывала попутчиков в вагоне: наверное, половина из них точно едет туда же, куда и она. Ну наверняка же! Вон тот вот парень. И вот та девушка. Но парень вышел на следующей станции, а девушка – ещё через три. Оля не теряла надежды найти единомышленников. Тех, с кем они вместе будут промывать глаза и больно падать на газеты под задницей.

Ни у кого в вагоне Оля не увидела рулонов с плакатами. Она подумала: ну, в конце концов, она тоже без плаката.

И всё же на миг у неё закралось подозрение: не могла ли Оля опоздать? Но ещё световой день был в самом разгаре. Не могло же всё так быстро кончиться!

***

Оказалось, могло.

Первым, что увидела Оля на Пушкинской площади, были толпы космонавтов. Они шли тяжело, словно не привыкли к силе тяготения земной атмосферы. Казалось, после каждого их шага дрожала земля. Передвигались парами или по трое человек – как единый инопланетный организм, опасный и неистребимый.

Оля несмело улыбнулась одному из космонавтов, который бросил на неё быстрый невыразительный взгляд. Просканировал – не