Нейронастройщик [Ярик Бо] (fb2) читать онлайн

Ярик Бо Нейронастройщик

Нейронастройщик

Еще вчера я видел звуки.

Не в первый раз.

Такое происходит, когда сигнал из внутреннего уха уходит в затылочную часть мозга. Это необычное ощущение, но только в первый раз, потом привыкаешь. Человеку вообще очень быстро наскучивает всё новое и необычное. В такие моменты я не слышу, что за стеной кто-то находится, я это вижу, слова представляются буквами или образами, и так во всем. Сейчас я уже слышу звуки, как и любой другой человек, не измененный.

Моя рука продвигается по голове, ото лба к затылку. Гладкий карбоновый череп, приятный на ощупь. Я – человек, и у меня заменена кость черепа. Ближе к затылку расположены контакты для соединения с нейрографом.

Два часа реабилитации – как всегда. Ничего критичного. Штатный сброс измененных нейросвязей к изначальным установкам. После процедуры мысли немного подтормаживают, и рефлексы сбоят, но это длится не долго. Несколько роботизированных рук удерживают меня в воздухе, сгибают и разгибают ноги, руки, скручивают меня, стимулируют каждую мышцу, чтобы никакой импульс не потерялся при перестроении. Согласитесь, неприятно, если вдруг у вас пальцы или одна из ног не будут функционировать? Зрительные, звуковые, обонятельные рефлексы, даже запах дерьма подсовывают. Могли бы и не делать этого. Мир ничего не потеряет, если перестанет чувствовать этот запах.

Мышечный тонус в норме.

Иннервация в норме.

Рефлексы в норме.

Органы чувств в норме.

Произносит вежливый искусственный женский голос , его невозможно отличить от настоящего – слишком правдивый. Для естественности ему добавили систему случайной интонации, реверберации, дефекты речи – неявные, только нюансы, как у настоящего человека, когда он жует, случайно прикусывает язык или подбирает слюни. Легкие, едва заметные, но они в корне меняют характер речи, наполняют настоящностью. Она никогда не произносит одно и то же слово одинаково. Во всяком случае, я не замечал такого.

Руки опускают меня на пол. Надеваю комбинезон, выхожу из реабилитационной комнаты. Иду к своему рабочему месту, где меня уже дожидается блок внешней памяти, изъятый перед процедурой сброса. Просторное круглое помещение, где располагаются рабочие места всего оперативного состава организации. Мне необходимо проверить все данные, и в случае необходимости добавить или разъяснить некоторые моменты.

Несколько необязательных правок, без которых дешифровщики и так сопоставят все факты. Удалил ненужную информацию. Я привык делать свою работу хорошо – так меня научили. Три часа, и я свободен. Официально начинается неделя моего обязательного отпуска после задания – по протоколу. Только я не тороплюсь вставать из-за стола.

Сколько? Четырнадцать раз. В голову, после заданий, приходит одна и та же мысль – кто я? Для чего я существую? Что бы меня переделывали под разные задачи и отправляли… да, можно сказать, на убой. Конечно, я лучший, и они дорожат мной, поэтому отправляют на самые сложные задания. Ведь это вполне логично. Я ценен ровно настолько, насколько ценны результаты моих действий.

Сколько? Каждый раз я понимаю, что восстановление не происходит бесследно, каждый раз небольшое изменение закрепляется, остается со мной навсегда.

Сколько? Пять раз я думал, о том, чтобы покинуть это место, и отправиться куда-нибудь, где меня не будут трогать. Где я перестану быть вещью. Перестану быть предметом восхищения безумного гения.

Сколько? Два раза я подавал заявление на увольнение. Меня не отпустили. Более того, намекнули, что это «нежелательный» жест. Они попросили больше так не делать.

Белый пустой коридор, стеклянные двери по обе стороны: все видно, все доступно, все открыто. Я останавливаюсь напротив кабинета Александра Петровича. Ему почти семьдесят, но одно из моих изменений уточняет – шестьдесят девять лет, десять месяцев и четырнадцать дней. Седые, почти белые волосы, аккуратно уложенные. Он не выглядит на свой возраст, осанка военного, а не ученого отдавшего профессии всю свою жизнь. И все же за этим стоит боль. Он хмурится, показывает средний палец. Такое себе приглашение зайти.

– Как ты, Мишаня? – спрашивает он.

Я не отвечаю на этот вопрос, он риторический. Александр Петрович итак прекрасно знает, что все хорошо.

– Молчишь, засранец?

– Идем? – спрашиваю я.

Он поднимается. Его правая нога немного сгибается в колене – отсидел. Каждый раз одно и тоже. Физиотерапевты предупреждают – необходимо больше двигаться, а он посылает их. Он посылает всех, и меня тоже, и начальство. Хотя тут не все так однозначно. Ведь начальство то и появилось из-за него, из-за его достижений в исследованиях. Поэтому он посылает всех, кто мешает ему заниматься работой или говорит, что работу можно иногда прерывать.

Он принудительно выключает все. Этой привычке больше лет, чем я живу на этом свете, так что молчу. С терпением у меня все в порядке.

На проходной мы проходим через сканер, потом проверку документов. Александр Петрович ворчит, что пора бы его запомнить, а не требовать пропуск. Ворчит, что эта охрана ни на что не годится, ведь он ежедневно выносит свои мозги за территорию.

Этот дед прекрасно знает, что на него охотятся конкуренты, но ни в какую не хочет перебраться в общежитие при организации. И меня приставили его охранять. Точнее, он сам попросил, и не скрывает. Я к этому отношусь скептически. В измененном режиме я чертовски опасен. Но сейчас… Да, физическая форма у меня прекрасная, и в равном поединке дам фору любому, в том числе незначительно измененному. Но использовать меня как защитную единицу, готовую отразить настоящую, спланированную атаку – не разумно.

– Ты прочел мою работу? – резко спрашивает Александр Петрович, когда мы останавливаемся перед пешеходным переходом.

– Да. Кто этот испытуемый? Почему у него именно такие…

– Активные дендриты, да, потрясающие. – чуть ли не с обожанием говорит он. – Ты познакомишься с ним. Обязательно.

Нечасто его увидишь таким. Только вот каждый подобный эмоциональный всплеск касается исключительно работы и исследований.

Активируются оранжевые силовые барьеры, запрещающие въезд транспорта на перекресток. Мы переходим дорогу. Людей почти нет, несмотря на вечер перед выходными. Тротуар от дороги отделяет цветущая акация. Сладковато-чарующий аромат окутывает весь город. Я оглядываюсь назад, белые кроны деревьев сливаются с мраморной отделкой зданий «Заслона». Можно ли считать его градообразующим? Безусловно. Самый центр города, самая горячая и кипящая его часть. Сначала оно планировалось исключительно как часть оборонной структуры. Но к услугам нейронастройки начали прибегать все больше людей. Конечно, как любая, военная организация, одной настройкой дело не ограничивается.

Чуть дальше, через восемь кварталов от «Заслона», располагается «Технология» – молодая, быстро развивающаяся корпорация. Они активно вербуют людей конкурентов. Но благодаря этому быстро подтягиваются на высокий уровень.

До дома Александра Петровича метров пятьсот. Четыреста шестьдесят один – мозг выдает уточнение. С этими правками я сталкиваюсь все чаще. Нет, меня это не беспокоит, это последствия, и в общем-то вреда от них нет.

Многоэтажные стеклянные вертикали переливаются всеми возможными цветами, создавая образы, то океана, то песчаных пустынь, рекламируя места отдыха. Там появлялся и «Заслон», вся его территория с высоты полета дрона, это ведь имидж города.

Вертикаль «Нейро» – жилой комплекс, символизирующий прорыв в науке. Пятьдесят тончайших столбов, соединенных между собой тросами. Через равные промежутки на этих столбах находятся утолщения, которые представляют собой жилые капсулы. Между капсулами курсируют лифты, которые перемещаются во всех плоскостях. Всё это накрыто огромным стеклянным куполом. Издалека кажется, что все эти утолщения-квартиры повисли в воздухе. Я даже не хочу знать стоимость местных апартаментов, да они и не продаются.

На одном из верхних этажей, на двести пятьдесят первом, находятся апартаменты Александра Петровича. Собственно, он заслужил. За полувековой вклад, за прорыв. Мы поднимаемся. Небольшой холл перед входом в апартаменты.

– Дальше я сам. – твердо и уверенно, почти заносчиво произносит профессор.

– Я должен проверить. – отвечаю спокойно и внимательно смотрю на него.

На самом деле мне не нужно ничего осматривать. Мне нужно убедиться, что все пройдет, как договаривались.

Он отводит взгляд, выдыхает, и указывает на дверь. Я делаю вид, что осматриваю.

– Чисто.

– Еще бы было грязно… – брюзжит Александр Петрович.

Я смотрю через панорамное окно, туда вдаль, на стеклянный куб, стадион, на котором сегодня финальная игра в серии. Почти все люди там. Там феерия, там эмоциональный концентрат, там взрываются серотониновые и дофаминовые бомбы. Хотел бы я сейчас там быть.

Александр Петрович стоит рядом, взгляд его уходит за стадион, за окраину, за горизонт, за пределы вселенной, в тонкую материю памяти.

***

Просторный светлый кабинет. В центре кресло, очень похожее на стоматологическое. Первое отличие в том, что у него нет стойки с бормашинами и компрессора. Лампа уступила место нейрографу – цилиндру, с экраном, панелью управления и манипуляторами – второе отличие. Рядом с креслом проекционно-голографическая тумба высокого разрешения. За стеклянной стеной наблюдатели – учёные, из разных стран и смежных областей.

Александр Петрович сидит на табурете возле кресла.

Женский голос информирует:

Моделирование архитектуры дендритов завершено.

Построение карты нейронной сети завершено.

– Перед вами один из нейромодифицированных с обратимыми изменениями, таких не много, но все же они встречаются. – медленно, проговаривая каждое слово, вещал Александр Петрович. – Молодой человек. Двадцать пять лет. Первая модификация в двадцать лет. Изменения касались всех отделов мозга. – говорит Александр Петрович. – Обратите внимание, все эти изменения произошли за пять лет модификаций.

Он на секунду прерывается, отсоединяет шлейф диагностической системы, опускает к голове пациента нейрограф, подключение происходит автоматически, выводит на тумбе модель нейронных связей пациента. Вся подготовительная процедура доведена до автоматизма.

Увеличивает голографическое изображение, которое дублируется на дополнительные экраны в кабинете и наблюдательной комнате, где все начинают хаотично друг с другом переговариваться. Раздаются возгласы удивления, но Александр Петрович не слышит их.

– Как вы заметили, часть нейронов имеет два аксона и чрезвычайно развитые дендриты. Дендритная мембрана способна накапливать пятикратный ионный импульс. Признаюсь, я восхищен этим мозгом: он впитывает всё как губка, способен приспосабливаться, кажется, к любым условиям. – секунду молчит. – Эти изменения, конечно, оказывают влияние на его развитие, но всё происходит органично, согласно его изначальным базовым установкам. Каким-то образом он сам регулирует равномерность распределения улучшенных нейронов. Связи полностью не разрушаются и оставляют след от изменений. Потрясающая нейропластичность. Теперь я готов ответить на ваши вопросы.

Через три часа все разошлись. Александр Петрович остался один.

– Включить режим «не беспокоить» – произнес он.

Режим «не беспокоить» активирован – подтвердил женский голос.

Дальше начинается творчество – любимая часть Александра Петровича. К нему тоже нужно подготовиться. Ритуал, который на самом деле ничего особенного не представляет – глоток кофе из термофляги с постоянной температурой. Закрывает глаза – приятное тепло окутывает его покоем, сосредоточенностью.

Такого он еще не делал. У него были наработки. Но все они оставались теорией. Потому что это уже находится за гранью этики. Сейчас происходит то, на что сидящий перед ним человек не давал согласие. Впрочем, возможно он никогда и не узнает о произошедшем.

– Итак… – сказал Александр Петрович вслух и огляделся.

Ретикулярная формация. Рефлекторный запуск необходимого поведения. Именно это и нужно. Конечно, есть картирование нейронных связей для купирования определенных зон жизнедеятельности и перенаправления ресурсов для выполнения поставленной задачи. Но сейчас нет никакой необходимости в прямой настройке, это скорее повредит. Нужно перестраивание нейронных связей в ответ на определенные события. Необходимо именно непроизвольное действие, в противном случае, если человек задумается, может не сработать настройка. Даже с измененными связями модифицированные остаются сознательными людьми.

***

Он протягивает ко мне руку.

– Это первая книга, – начал говорить Александр Петрович. – которую я прочел о мозге. «Cerebri Anatomie», сейчас латинские названия, почти не используются. Но тогда… Этой книге около пятиста лет, представляешь? Я всегда просил, нет, даже настаивал, что бы ты читал мои работы и книги по неврологии, которые я тебе отправлял. Но я никогда не спрашивал, чего хочешь ты. Знаешь, не могу сказать, что мне сейчас вдруг стало это интересно. Может это попытка оказать тебе какое-то уважение. Не знаю, что я вообще хотел этим сказать.

Мне не важно, что именно он пытался сказать или донести. Я не смотрю на книгу. Всё было в его спокойном, мелодичном голосе – стыд, одиночество, страсть, вина. Я никогда его не спрашивал о семье, он – не рассказывал.

Убаюкивающий голос. Взгляд возвращается к стадиону, над которым огромная голограмма транслирует повтор опасного момента в игре. Сознание переносится в тот момент, когда я познакомился с…

Это был последний день моего большого, месячного отпуска. Тридцать второй сектор, четырнадцатый ряд, девятое место у меня. Она сидела через одно.

Черно-золотая джерси, шарф и шапка, из под которой видны ее длинные, белые как бумага, волосы. Она приветствовала каждого объявляемого игрока, а я украдкой смотрел на нее и на место между нами. Оказалось, что заговорить с человеком, который тебе симпатичен и не является частью плана, – сложно, почти невозможно.

Гол!

Она подскочила. Вокруг все тоже оказались на ногах, я последовал их примеру. Люди поворачивались друг к другу, обнимались, поздравляли. Она повернулась ко мне, вытянула руки ладонями вверх, я аккуратно ударил сверху. Она мило улыбнулась, я же впал в какое-то странное состояние. С того момента, все как будто плывёт.

Закончился период, все вышли на перерыв. Я еле добежал до туалета. После чего купил огромное ведро попкорна. Александр Петрович говорил, что все вокруг может измениться, кроме попкорна. Вернулся в свой сектор. Сел на свое место. Я думал, что на свое. Она пришла минуты через три, которые по моим ощущениям длились все полчаса. Села рядом.

В тот момент, я ошалел от ее смелости. Вы же помните, я думал, что нахожусь на своем месте. Дальше события вошли в крутое пике, и скорость безумия нарастала с каждой минутой.

Вот она смотрит на меня и улыбается.

Вот ее рука в моем ведре попкорна.

Вот она смеется.

Невероятная.

Вот на голографическом экране, над стадионом, наши лица окружённые рамкой в виде сердца и мигающие вокруг поцелуйчики. Я внимательно вглядывался, старался понять, что к чему. Именно там, на экране, увидел, как она тянет меня к себе, поворачивает мою голову и целует. Я видел ее глаза. Платиново-серые, только их я отчетливо запомнил во всей этой пелене.

Игра закончилась.

Какое-то кафе.

Какие-то улицы.

Ноги устали и отказывались передвигаться.

Моя квартира.

Моя кровать.

И она.

Утро, рядом никого, теплая кровать пропитанная ее духами еще не успела остыть. В тот день я отправился на задание. Больше я ее не видел. Больше я ни о ком не думал. Больше ни с кем не был близок. Больше не было желания.

Я возвращаюсь в настоящее. Смотрю на Александра Петровича. Умиротворенное лицо. Почему сейчас? Может я успею все изменить…

– Я совершил ошибку… – срываюсь на крик.

– Все хорошо, Михаил.

Его глаза расширяются от удивления. Он внимательно смотрит мне в глаза. Ухмылка? Он вовсе не боится. Я уверен, он ничего не знает. Предвкушение? Восторг? Он чего-то ждёт?

Буквально на миг в поле зрения оказывается светлое пятно, которого здесь не должно быть.

***

Сад во внутреннем дворе. Три дерева своими кронами образуют купол. Удивительно, как в этом мире углеводородов сохраняется столько зелени. Да, программы по поддержанию жизни на планете работают во всю, но менее удивительным все это не становится.

Александр Петрович сидит под зеленым куполом, на скамейке, держит в руках блокнот с ручкой. Удобнее набирать текст голосом, но сейчас это ни к чему.

Идея, поселившаяся несколько дней назад, будто растение, пробивается, рвется наружу, несмотря на неблагоприятные условия. Неблагоприятные условия? Да, но исключительно для самой идеи. Это вмешательство в личную жизнь. Возможно, чуть позже что-то придумают с законодательством, но не сейчас. И все же. Ведь он может не успеть. Что если он не успеет найти другого, не сможет обучить своего протеже? Да, знания таким путем не передать, но можно передать навыки.

Александр Петрович проводит рукой по затылку, по небольшой пластине с контактами. Он себя уже достаточно изучил, чтобы понять, как именно развивалось его умение.

Его взгляд буравит небольшую записную книжку. Словно он пытается взглядом выжечь новые слова.

Он переворачивает лист.

«Этическая сторона вопроса. Что важнее – один экземпляр или дальнейшее развитие всего человечества?».

Ему необходимо подтверждение, что он все делает правильно. В противном случае… Да ничего не будет в противном случае. Он уже совершал безумные шаги. И ничего. Совесть его не мучала. Может, только первое время. Но все шаги были во имя науки. Так он себя оправдывал. Остальное было неважно. Главное его умение, его навыки, его знания, его открытия, его безопасность.

На чистом листе пишет:

Этап первый. Михаил. Защита. Перестройка связей при явной, очевидной, прямой угрозе.

***

Такое со мной происходит впервые. Ярко-синий шар силовой сети вылетает из ствола и несется ко мне. Пытаюсь понять, сколько он еще будет лететь до меня. Время растягивается в бесконечность. Я понимаю, что мозг перестраивается. Только на какую функцию?

Сжимаю кулак. Отлично, скорость не только мыслительная, но и физическая. Отпрыгиваю чуть назад. Вперед нельзя. На такой скорости я просто сломаю Александра Петровича пополам.

Почему я его спасаю?

Справа движение. Они прислали модифицированных бойцов. Зачем? Мы ведь договорились спокойно все сделать. Две тени. С двух сторон. Двигаюсь в сторону одной из них, бью.

Проблема.

Удары не на поражение.

Понимаю, что не успеваю полностью перестроиться, должно быть что-то еще. Две вспышки. Первая – еще одна сеть, вторая – силовая дубинка. Не успеваю среагировать. Пронзительная боль, онемение. Я не отключаюсь. Удивительно. Такое никто не выдерживает. Второй удар. Темнота.

***

Я открываю глаза, резко сажусь.

Больно. Должно быть больно.

Разглядываю ожоги от силовых дубин.

Сколько? Один раз был разговор с ними.

Сколько? Один раз я предал.

Понимаю, что только сейчас я полностью изменился для выполнения задачи. Какой? Может я не успел?

Фрагменты памяти самостоятельно выстраиваются в только им понятном порядке.

Образы Александра Петровича.

Его взгляд.

Его просьба назначить меня своим охранником.

Его дотошные допросы, личные и рабочие, по поводу работоспособности тех или иных изменений на заданиях.

Все это проносится в голове за долю секунды.

Я не смог даже нормально предать.

Пустая комната, если не считать койки. Непрозрачное белое силовое поле закрывает выход и окно. Туалет, скорее всего, строго в определённое время, как в любой тюремной камере. Они везде примерно одинаковые.

В дверном проеме тень. Отключается силовое поле, входят трое. Девушка и двое парней моего возраста. Тридцать три, тридцать четыре и тридцать семь лет, уточняет мозг.

Я узнаю два лица. Одно из них – парня, который меня от души приложил дубинкой. Он не улыбается, у него нет ощущения превосходства надо мной. Он понимает, что это его работа. А еще у него купирован тот участок префронтальной коры, который отвечает за эмоции. А вот лицо девушки… Откуда я его знаю. Может очки мешают… Нет ответа. Картотека памяти лихорадочно шерстит и изучает все зафиксированные моменты моей жизни. Ничего не находит. Возможно, она нанесла второй удар, и в состоянии шока память не среагировала.

– Вы нарушили договоренность. – нарушаю я тишину.

– Да. – отвечает тот кого я не узнал. Но видимо он наделён полномочиями и информацией, чтобы говорить со мной.

– Почему?

– Потому что вы нам тоже интересны. Вы так же как и профессор – особенный. Я даже не знаю, кто для нашего руководства представляет большую ценность.

Его голос, как шипение змеи, слишком слащаво-режущий, как саше с цитрусовым ароматом, от которого сводит зубы. Может он один из первых модифицированных. Переговорщик или еще кто-то такой… Тем не менее, готов признать – мерзким он не был. А то, что зубы сводит от голоса… Оно ему может быть на руку – сбивает оппонента с толку.

– Хорошо. И что вам надо? – спрашиваю я.

В данный момент дергаться – пустая трата времени. Способности как минимум одного из этой делегации я ощутил на себе.

– Нам нужно, чтобы вы сотрудничали. Но Александр Петрович не идет на контакт. Я прошу вас поговорить с ним.

Я бы сейчас засмеялся. Это самое «бы». У меня ограничен эмоциональный контур. Зачем? Какие еще изменения? Перед заданием я всегда получаю подробную инструкцию со всеми изменениями, чтобы я мог ориентироваться в наборе своих преимуществ. Сейчас же я действую наугад. Или… или кто-то с помощью меня действует вслепую.

Оцениваю свое положение.

Меня кинули.

Не знаю, где я.

Не знаю, куда идти.

Не знаю уровень охраны и степень ее готовности.

У меня нет никаких преимуществ на данный момент.

В случае моего провала или устранения Александру Петровичу, скорее всего, придется пройти огромное количество не самых приятных процедур. Да, «Заслон» быстро поймут, что произошло. Вопрос в другом – насколько они будут готовы развязать боевые действия? И сколько это все займет времени? Ведь необходимо подготовить бойцов, составить план, найти именно то место, где нас держат. Раз мы здесь, значит конкуренты готовы обороняться. Получается, времени у меня нет.

– Хорошо. – говорю я. – какие дальнейшие действия?

– Прошу следовать за мной. – снова шипение.

Сводит зубы. Нет, все таки, не будь у меня отключен эмоциональный контур, я бы однозначно решил вырвать его язык, попутно выбив все зубы. Но сейчас мне все равно.

Я встаю и иду за змеем, позади двое конвоиров. Коридор, еще один коридор. По обе стороны каждого находятся камеры аналогичные той, откуда меня вывели. Заходим в лифт – на панели выбора только три кнопки «сектор А», «сектор Б», «сектор В». Змей выбрал первый. Стены прозрачные, я вижу, что мы движемся к другому строению.

Мы замедляемся. Слышу шорох. В глазах темнеет. Она чертовски быстрая. А еще из-за высокого болевого порога я не почувствовал укол.

***

Открываю глаза.

– Как вы себя чувствуете? – задает вопрос незнакомый голос.

Я в кабинете. Лежу на кресле, вроде того, на котором меня настраивают в «Заслоне». Функционально помещение такое же. Отличия, скорее, косметические – цвет и текстура стен – они исполосованные, будто жуки прогрызли в них тысячи путей, полы коричневые – под дерево. Первое ощущение – тут комфортнее или, правильнее, уютнее, чем у нас, но не привычно. Голографическое изображение не привязано к тумбе, что облегчает работу с ним. А вот сам нейрограф громоздкий – им не хватает разработок в этом направлении. Александр Петрович в этом плане переигрывает всех намного. Или правильнее сказать надолго?

Хитрый, но действенный ход – сначала получить от меня согласие на помощь, а потом усыпить перед тем, как меня изменят, чтобы в последний момент я не отказался. И память сохранила мое согласие. Что ж, это сработало. Память коварная, и может работать как на меня, так и против. Даже осознавая ловушку, она может раз за разом в нее попадаться.

Поворачиваюсь к молодому человеку.

– Как вас зовут? – спрашиваю я.

Без понятия, для чего я вообще решил спросить. Меня не интересовал подобный вопрос, при встрече с конвоем. А тут… наверное связано с изменениями.

– Ренат. – спокойно отвечает он. – Вот ваши инструкции.

Мне кажется, что он хороший человек. Он, как и любой находящийся здесь, работает и, видимо, добросовестно выполняет свои обязанности. А то, что я не из их компании, так это пустяки. Я шпионил за ними, крал информацию, в общем, делал свою работу. И он тоже.

Смотрю инструкции. Каждое изменение подкреплено четким обоснованием, областью применения, возможными Подхожу к сканеру, убираю лицевой щит. Как и ожидалось – ничего не происходит. До последнего надеялся, на то что сканер все таки считывает информацию с защиты. Но даже, если и так – доступа нет, как и предупреждала система.

Осматриваюсь. Туда, за силовое поле, куда мне надо попасть, ведут коммуникации. Все проведено за стеной тупика. Избыточное количество. Все системы, уходящие туда, дублируются. Такого я не заметил ни на одном этаже. За стеной есть пространство в одного человека. Пытаюсь увидеть вход туда. К сожалению, сам по себе вход не издает звуковых волн, поэтому я вижу коммуникации – они петляют, расходятся в разные стороны, но не указывают вход.

Закрываю щитком лицо, сразу всплывает пропущенное сообщение системы безопасности о попытках вторжения в закрытый сектор. Значит, помимо сигнала моей защиты у них есть информация, что я прорываюсь к выходу.

Плывет картинка. Кружится голова. Давление падает. Не опуская голову, смотрю на лужу под собой. Скверно. Просматриваю информацию о броне. Поглощение кинетической энергии происходит только в задней части скафандра. Но вариантов у меня все равно нет.

Плечом сломанной руки врезаюсь в стену тупика. Образуется серьезная вмятина. Защита весьма крепкая. Это единственная положительная новость за последние… сколько? Почему мозг решает выдать информацию в секундах? Я не могу привести все это к понятной форме, поэтому просто откладываю эту затею. Снова бьюсь об стену. План сработает. Я могу следующим ударом попасть туда, но сила будет такая, что мое движение закончится в коммуникациях. Вода и силовой кабель закончат мои попытки выбраться. Так что, действую аккуратно.

Еще несколько ударов, и образуется дыра. Еще два удара, и получается отверстие, в которое я могу протиснуться. Вдалеке по коридору слышу шаги. Кто-то идет, не быстро. Но эта скорость относительно моей. Даже не пытаюсь понять истинную скорость – ни к чему. Пробираюсь за стену – надо мной широкая вентиляционная труба. Теперь уже можно не боятся ползти по ней. Одним ударом пробиваю ее. Подтягиваюсь: пальцы правой руки упорно соскальзывают, не могут нормально ухватиться. Наконец, мне удается подтянуться так, что локоть левой руки оказывается в трубе и спокойно подтягиваю правую, а затем заползаю полностью.

Ползу по трубе. Кто-то уже приближается ко входу. Я над нужным помещением, пробиваю трубу, падаю на пол. В этот же момент отключается силовое поле. Змей. Автоматически включается освещение. Он смотрит на меня. Начинает говорить. В голове появляются образы. Перемирие, сотрудничество.

Интересно, он действительно желает сотрудничать или тянет время? Вполне возможно, если бы у меня остался слух в его привычном понимании, то он смог бы воздействовать на меня. Я понимаю, что сейчас он задействует максимум своих способностей. Я осматриваю помещение. Первое наблюдение – выхода, там где он должен был быть, нет. Второе наблюдение – помещение огромное. И в нем делают… киборгов? Тут куча трупов, бесчисленное количество искусственных ног и рук. Усиленные грудные каркасы. Спинные шины, для ускорения сигналов спинного и головного мозга.

Снова образы. Они защищают меня от… «Заслона»? Да, как-то я забыл о том, что на меня, скорее всего, объявили охоту и с той стороны. Они нашли почищенные фрагменты в записях, сопоставили с похищением Александра Петровича. Но сейчас не об этом. Никто меня тут не собирается защищать, это вранье, только использовать. Я им нужен для этой самой лаборатории, в которой нахожусь. Змей продолжает вещать. Я продумываю следующий шаг. Присматриваюсь: несколько поворотов, и первые ускоренные бойцы окажутся здесь.

Надо признать, некоторые технологии у них значительно обгоняют наши. Да, я все еще продолжаю называть «Заслон» своим. Эту проблему я буду решать после. Кстати, ни одна разведоперация не выявила наличия данной лаборатории.

Изучаю строение ближайшей искусственной руки. Это не протез. Непонятный материал – на вид плетение углеволокна, но что-то не так с цветом. Как будто все это соткано из металлических нитей. У меня для этого нет подходящих слов. Под этим материалом просматриваются колбы с некой жидкостью. Каждая часть этой руки снабжена такими колбами соответствующего размера. Все они между собой соединены трубками. На плечевом суставе есть соединительные элементы… для чего?

Вижу двух ускоренных, два поворота, и они у нас. Змей начинает что-то говорить. Я хватаю с каталки ногу, кидаю в него. Хлопок. Он не успевает увернуться. Еще бы. Не успевает осесть, как судорога начинает играться с его ногой и рукой.

Один поворот для ускоренных. Последний шанс для меня. Активирую дубинку, серия ударов в сломанную руку. После встреч со стеной от нее, по существу, ничего не остается. Пробиваю броню, еще удар, разрываю плоть. Дергаю целой рукой. То, что было когда-то частью меня, с легкостью отделяется. Я подхватываю руку, которую разглядывал. С силой вколачиваю в плечо. Сустав заходит куда надо с первого раза. Новая часть меня моментально активируется, из плеча в меня впивается несколько «паучьих ног» которые проникают вглубь, видимо крепятся к моему скелету. Жидкость в колбах меня цвет с зеленого на синий, оно и понятно – смешивается с остатками моей крови. Вместе с этим это чудо техники останавливает кровотечение. Оглядываюсь вокруг, вдруг тут найдется еще такая же челюсть и устранит проблему с основным кровотечением. Нахожу только цельный череп.

Понимаю, что те самые соединительные элементы сустава – система иннервации. Которая автоматически находит и соединяется с необходимыми окончанием моего тела. Сжимаю кулак. Надо признать, он массивнее моего собственного. Что как раз мне и нужно.

Первый ускоренный сейчас появится в проходе. Беру, обнаруженный мгновением ранее, череп и запускаю в сторону барьера. Силовое поле отключается. Страйк.

Второй появляется сразу на ним. Он не останавливается и направляется ко мне. Я успеваю чуть сдвинуться в сторону, его оружие скользит по новой руке, не причиняя никакого вреда. Он по инерции продолжает движение в сторону стены. Я ускоряюсь и вместе с ним влетаю в ту часть стены, где должен был располагаться выход.

Свежий воздух. Получилось. Поднимаюсь с мертвого тела. Вынимаю из него руку, которая буквально раздавила его пополам. Впереди забор. Рука вгрызается в бетон, крошит его, подтягивает меня, ещё и ещё. Я за периметром. Снимаю защитный костюм. Голый бреду по лесу. Небольшая передышка. Перед последним рывком.

Где-то позади погоня. Я не сворачиваю, у них есть технология отслеживания свежих следов. Такая есть и у нас, так что смысла в беге зигзагами нет никакого смысла. Мозг начинает остывать, успокаиваться. Появляются мысли на отвлеченные темы. Хотел бы я слышать пенье птиц перед смертью, а не видеть. Искажается картинка передаваемая от органов слуха. Я понимаю, что слышу хруст веток под ногами. Я больше не вижу звук.

Догадка появившаяся чуть раньше подтвердилась, я действительно могу меняться. Главное не думать о боли. Не думать о боли.

Куда бежать? Я готов, но не выбрал направление. Отпускаю этот вопрос. Ноги сами несут. Лес быстро заканчивается. На миг замираю. Впереди вижу патруль из «Заслона». Ищут. Потому что ни одна организация не патрулирует город. В этом нет необходимости. Тем более никакими полномочиями правопорядка эти организации не наделены. Значит, это за мной. Ухожу вглубь улицы, бегу между домами. Вертикаль «Нейро». У входа несколько бойцов. Смотрю наверх: свет не горит, в апартаментах никого.

Лезть снаружи – плохая идея. Тяжело и, безусловно, заметно. Мыслей никаких. Я сижу, облокотившись на стену. Почему я вообще собрался сюда идти? Может, лучше домой? Я понимаю, что меня там ждут. Не вариант. Да и делать мне там нечего. А тут, у Александра Петровича… Тоже нечего делать, но меня тянуло. Может, вина или еще что-то. Да, сейчас я немного чувствую вину. Видимо, я смог изменить этот аспект мозга, когда улыбнулся.

Вот сейчас мне снова не помешало видеть, а не слышать. Пытаюсь сосредоточиться. Ничего не выходит – ожидаемо. Видимо, необходимо или расслабление или концентрация иного характера. Нужно практиковаться. Вижу рядом коммуникационную станцию. Новой рукой устраняю дверь. Не перестаю ей удивляться. Сейчас я не пытаюсь, что-то делать быстро, но рука дополнительно придает ускорение. Потрясающе.

Здесь есть лифт. Простой, без проверок уровней доступа, да и вообще доступа. Подразумевается, что если ты зашел в это место, то уже прошел самую серьезную защиту. К тому же, почти все системы дублируются в новых постройках. Поэтому повреждения одной системы ничего не сделают. А к моменту разрушения дублирующих систем в этом не будет необходимости, первую восстановят или отследят нарушителей.

Я спускаюсь в контрольный зал. Изучаю схему подземных ходов и строение вентиляции. Мне не нужно ползать по трубам. Технические ходы идут вдоль всей системы вентиляции. Я бегу по коридору. На первом перекрестке – прямо, на втором – направо. В местах установленных датчиков я ускоряюсь, но не уверен, что обхожу их. Даже если они сработали, у меня есть достаточно времени. Технические службы экстренно выезжают только при многократном срабатывании серии датчиков. Сейчас они могут и вовсе не обратить внимания. Однако, не стоит на это рассчитывать.

Добираюсь до нужной вертикали. Нахожу техническую створку вентиляционной трубы. Забираюсь внутрь. Удивительно, но искусственная рука издает не больше шума, чем настоящая. Хотя, скорее всего, новая тоже навсегда со мной.

Я над местом ожидания лифтов. У входа стоит один боец. Бесшумно спрыгнуть я не смогу. Пытаюсь придумать, что могло бы отвлечь его. В этот момент он срывается с места и бежит на улицу. Что там происходит, я не знаю. Но где-то вдалеке слышу эхо. С моей позиции практически невозможно понять, откуда идет звук.

Пока в лобби никого, я спрыгиваю. Вызываю лифт, поле отключается, я начинаю входить в кабину и слышу откуда-то с потолка: «Он в шахте». Одновременно с этим на улице раздается череда громких звуков, будто сталкиваются два тяжелых объекта.

Захожу в лифт, выбираю фамилию Александра Петровича. Несколько секунд, и я стою перед дверью. Она открывается, едва я попадаю в поле зрения сканера. Конечно, здесь дверь не простая – это такое же силовое поле, только стилизованное под стать всему остальному.

Включается свет. Смотрю вниз через окно в коридоре – там развернулись боевые действия. Давно таких вот прямых противостояний не было. Пока они отвлечены, надо действовать. Зачем я здесь? Иду в большую комнату, туда где нас схватили. На полу книга. Я вспоминаю, что Александр Петрович протягивал мне книгу и говорил, что это первая книга о мозге… Наклоняюсь: цвет тот же, только вот все остальное не соответствует. Листаю, крылатые люди, просто люди, что-то очень старое. Одна страница загнута, на ней изображение очередного крылатого.

«Архангел Рафаил» подписано от руки. Рядом набор непонятных цифр.

***

Рафаил. Третий этап. Все ресурсы организма направлены на выживание. Необходимо добраться до места.

Простой набор соединений, направленный на логику, и поиск безопасных шагов отступления.

***

На столе у Александра Петровича лежит планшет. Нет пароля и никакой защиты. Видимо, никакой важной информации на нем не хранится. Открываю карту и ввожу цифры. Это координаты.

В гардеробе беру спортивные штаны и кофту, которые сразу меняют свой серый цвет на алый. Кажется, во мне почти не осталось крови. Наваливается усталость. Скорость упала. Я снова перестраиваюсь. Снова я на что-то отреагировал. Замечаю, что кровотечение начало останавливаться.

На столе ключи от электромобиля. Гражданским не положено передвигаться, кроме как на колесном транспорте. Но и это сейчас сойдет.

Выхожу в лифт. Нажимаю кнопку парковки. Лифт доставляет меня на подземный этаж. Я быстро нахожу нужную машину. Сажусь, вношу в навигатор координаты, трогаюсь с места.

Выезд с парковки находится на противоположной стороне от места боевых действий. Помимо бойцов «Заслона» и их оппонентов, прибыли контроллеры порядка. Надо оторваться, насколько это возможно. Через несколько километров я бросаю машину на дороге. Выхожу, иду прямо к реке. Захожу в воду по пояс, пытаюсь плыть. Сил нет, меня несет вниз по течению. Мозг отслеживает расстояние. Искусственной рукой гребу в сторону противоположного берега.

Тридцать четыре метра…

Двадцать шесть метров…

Семнадцать метров…

Четыре метра…

Я выползаю на берег чуть дальше. Не для конспирации – сил не осталось. Кажется, я даже потерял сознание. Но сейчас я пробираюсь сквозь густые заросли кустарников, которые спрятались между стволов вековых сосен.

Наконец выхожу на небольшую поляну. Два контейнера. Такие давно использовались для перевозки грузов. Сканер распознает меня. Автоматика раскрывает створки. Захожу.

Похоже на какой-то сервер, или мощный мобильный вычислительный центр. Да, это не поспорит с мощностями стационарных систем, установленных на предприятиях, но для полевых условий – даже избыточно. На табличке с характеристиками нахожу подтверждение своей догадке. Мобильный центр обработки данных.

В конце контейнера есть переход в соседний. Медицинский кабинет. Восстановительная капсула – для регенерации и реабилитации тяжелых больных. Я не думаю, сил нет ни на что. Боли нет, но голову будто накачивают изнутри, и, кажется, она вот-вот взорвется. Забираюсь внутрь капсулы.

Не знаю откуда пришла эта бредовая идея, но… Я закрываю глаза, и думаю о боли. Думаю, что хочу прочувствовать ее. Сработало? Секунды две ничего не происходило. Потом мой единственный глаз едва не вылез из орбиты. Крик – должен был вырваться, но вместо него только бульканье и шипение, и трубный вой. Резкая боль. Везде. Каждая клетка в агонии. Темнота.

***

Светло, картинки нет. Белое пятно. Боль. Темно.

Два светлых пятна. Боль в руке и лице. Челюсть пылает. Темно.

Светло. Очертания лампы. Блик на крышке капсулы. Голова болит, челюсть тоже, но уже нет тех обжигающих, резких колюще-режущих приступов. Темно.

Боль есть, отдаленная, от обезболивающих. Сажусь. Вокруг все в крови. Запах неприятный. Сколько я тут нахожусь? В конце обнаруживаю едва заметную дверь. За ней туалет и душ. Отмываюсь. Беру несколько полотенец. Отмываю капсулу. Я не умираю, это не может не радовать. Улыбаюсь. Но сил не так много. После уборки иду в контейнер-компьютер сажусь на кресло, засыпаю.

Просыпаюсь от боли. Челюсть зафиксирована, но болит. Капсула не может прибежать ко мне и дать болеутоляющее. Иду сам, ложусь. Капсула проводит диагностику. Вкалывает необходимые лекарства. Я лежу, жду когда подействует. Не хочу ходить в состоянии, когда каждый шаг отзывается желанием отрубить себе голову.

Когда боль уходит иду к компьютеру. На рабочем столе всего один аудиофайл. Включаю. Голос Александра Петровича.

***

Знаешь. Раньше, в приключенческих историях, кто-нибудь оставлял послание, и оно начиналось со слов: «Если ты это читаешь или слушаешь, то меня, скорее всего, нет в живых». Я всегда считал это каким-то вычурным моментом, но теперь сам не могу сказать иначе.

Прежде всего, хочу тебя поздравить с тем, что ты живой. Я догадывался, что на меня ведут охоту, поэтому создал это место. Это проблемами, очевидными преимуществами. Все составлено на совесть. Кстати, я испытываю эмоции. Улыбаюсь. Это хорошо. А еще высокий уровень эмпатии. Плохо. При разговоре с Александром Петровичем, скорее всего, буду испытывать высокую степень сострадания. Ладно, разберемся.

Читаю весь список изменений. Из меня сделали, что-то вроде няньки, друга и переговорщика одновременно. Интересный коктейль. Вопросов я не задаю. И так все понятно.

– Спасибо вам большое, Ренат. – я встаю и подхожу к конвоирам.

Он провожает меня удивленным взглядом. Видимо, ему самому никогда не приходилось делать такой вот компот.

Лифт, кнопка «сектор В». Пытаюсь вспомнить из какого сектора ехали мы в «сектор А». В памяти не находится никакой информации. Кабина не показывает точку отправления. Информация скудная. Мне ничего не показали, я ничего не увидел. Ладно. Какие детали? Вспоминаю – ничего.

Лифт останавливается. Меня не усыпляют. Но начинает болеть голова. Я не знаю, сколько был в отключке, но, похоже, что восстановился не полностью. Еще бы часов шесть поспать.

– Что вы от него хотите? – спрашиваю я.

– Добровольного и полного сотрудничества. – шипит змей.

Я рассматриваю его. Небольшой шрам под носом от рассечения. Никаких других особых примет я не выделил. Он стандартный. Так могут выглядеть копии – унифицированные, созданные в утилитарных целях, над ними никто не заморачивался.

– Ясно. – отвечаю я.

На самом деле, ни мой вопрос, ни его ответ, не был нужен. Это замещение пустоты и тишины. Ведь и так прекрасно понятно, что от меня требуется.

Мы пришли.

Судя по коридору, его «апартаменты» должны быть вполне приличными. Может и меня поселят где-то рядом, если договоримся.

Змей отключил защитный барьер, и мы вошли.

Да, это вовсе не тюремная камера. Это квартира, однозначно лучше моей. Но «Заслон» предоставлял нам похожие в общежитии, правда, я хотел чуть больше свободы, как и Александр Петрович. Сейчас он сидит за деревянным столом. Красивым – подмечаю я. У них здесь с деревом особые отношения. Без него не обходится ничего.

На нем наручники, такие же, как на мне. Я читал историю, они почти не изменились со времен изобретения. Универсальное устройство. Только материалы усовершенствованы. Теперь вокруг рук обвивается белое силовое поле, которое дает ровно столько свободы, чтобы не натирало руки – гражданская версия. Я сажусь напротив него.

– Прости меня, Александр Петрович. Я допустил ошибку.

– С каждым бывает, – отвечает он. – Все мы люди. Знаешь, плох тот, кто судит по ошибкам и не дает возможности исправиться. Правильно? Азраил, соберись, сейчас тебе нужно сосредоточиться. – произносит профессор и внимательно смотрит мне в глаза.

Снова этовосхищение?

***

Второй этап. Азраил.

Следует после неудачного исхода первой фазы.

Тщательное сопоставление всех необходимых нейронных соединений. Что требуется в такой ситуации, а что нет.

Александр Петрович на планшете открывает архив со всеми рапортами по боевым задачам. Фильтр «плен», «прорыв», «штурм». Тут хранятся данные о всех изменениях, которые были сделаны участвующим в заданиях. После завершения в отчетах указывались необходимые правки в изменениях. Он разбил на две группы полученные данные – летальные и выжившие. Сравнение отличий заданий и изменений.

Необходимый набор рефлекторных связей готов, плюс небольшое дополнение от себя. Триггер – срабатывает при однозначном понимании пленения, голосовой команде или смерти объекта защиты.

***

Острая боль пронзает от шеи до виска. Я стараюсь не подавать виду. Виски сдавливает. Происходят изменения нейронных связей. Вот так, без сна, к тому же, второй или третий раз за день – очень неприятный процесс.

Все, что тщательно создавал Ренат, а я уверен – он очень старался, разбирается на части. Процессы в моем организме сбиваются. Сначала обостряется слух и на пике исчезает. Наступает тишина. Я снова вижу звук. Обостряется зрение и скорость. Мобилизуются все резервы организма. Тремор. Моими легкими будто мастурбируют, наращивая темп. Сердце раздает пулеметную очередь. Все происходит быстрее, чем там, дома у Александра Петровича.

Змей не успевает среагировать. Я срываю с него кобуру с частью его комбинезона, это сбивает его с ног. Вынимаю оружие из кобуры. Стреляю. Александр Петрович падает. Быстрая смерть. У меня никаких эмоций. Ничего. Пустота. Это рефлекс, как моргнуть. Что я и делаю. Устранение объекта для предотвращения утечки информации.

Тут же пропускаю удар в челюсть. Боли нет. Но правый глаз резко стал хуже видеть, языку стало слишком свободно, во рту появились лишние элементы. Прекрасно, справа у меня нет половины зубов. Но Александр Петрович чертовски усилил мозжечок и все что связано с равновесием. Да, я немного дезориентирован, сигнал с внутреннего уха восстанавливается, снова изображение с глаз дополняется изображением от слуха.

Разворачиваюсь, поднимаю руки, второй удар приходится в наручники, меня сбивает со стула, спиной влетаю в стену, остаюсь на ногах. Второй боец уже рядом. Прыгаю, ногами бью ему в грудь. Если бы не та скорость, с которой все происходит, в этом не было бы ничего сверхъестественного, я бы его просто оттолкнул, наверняка даже не сбил с ног. Но сейчас скорость решает многое. Он влетает в мою ногу как гоночный болид в движущийся, по какой-то причине, навстречу бетонный столб. Я вижу как моя пятка входит в его грудную клетку, ломает ребра, их осколки проникают в сердце. Организм перерабатывает запасы энергии. Терморегуляция не работает. Я весь мокрый.

Это необычное ощущение, когда мозг тебе дорисовывает картинку. Девушка бежит ко мне сзади. Мозг запомнил ее, и теперь через слух восстанавливал ее облик. Успеваю убраться с траектории удара. Плюю ей в лицо. Похоже мое тело решило использовать любые доступные ему способы защиты. Она ничего не видит, пытается сорвать очки – ошибка. Я быстрее. Выстрел. Она падает, я сваливаюсь на нее. Глаза заливает пот, щиплет, все размыто. Чувствую ее запах. Память выталкивает наружу фрагменты, будто говорит – на, сравнивай. Платиново-серые глаза, размытое лицо, восхитительная улыбка, короткая стрижка, бумажно-белые волосы. Что ж, неловко вышло. Другой я – эмоциональный, скорее всего, выдал бы что-то другое.

Удивительно, что я вообще пытаюсь представить, какие эмоции мог бы испытывать. Для чего? Я пытаюсь чувствовать? Хочу чувствовать? Хочу проходить через все это с эмоциями?

Голову мутит, боли нет, но я прекрасно понимаю, что будь мой болевой порог в базовом состоянии, я, скорее всего, умер от нестерпимой боли. Змей, судя по всему, вызвал подкрепление и ползет к оружию. Я пытаюсь, что-то сказать, но моя перекосившаяся, не закрывающаяся челюсть и язык болтающийся в беззубой пустоте издают шипяще-булькающие звуки – не похожие на слова. Перехватываю дубинку, Змей обреченно смотрит на меня. Рывком поднимаю его на ноги, снимаю с пояса деактиватор наручников и снимаю их. Толкаю его к выходу, бью в затылок, стараюсь не сильно, только для того чтобы перед сканером он не выкинул какой-нибудь фокус. Он в нокдауне. Отхожу от него. Сканер считывает его за мгновение до падения. Барьер отключается. Простейшая система безопасности. Только визуальная идентификация, никакого вербального подтверждения. Отсюда можно сделать вывод – я нахожусь в крыле, которое не предназначено для заключенных. Это глупо. Но, видимо, они пытались произвести впечатление на меня и Александра Петровича.

Я выскакиваю в длинный поворот. Зрение дорисовывает движение справа от меня, где-то далеко. Бегу налево, поворот, сворачиваю в него, сажусь на пол. Это скорее похоже на падение. Необходимо несколько минут перевести дух. Оцениваю состояние организма.

Хорошая новость ровно одна – я еще жив.

А вот с плохими новостями – тут на любой вкус. Мой организм не задерживает в себе ничего, подо мной образовалась желтоватая лужа. Комбинезон не впитывает влагу, поэтому моча стекла, не задерживаясь, на пол. Это не единственная жидкость, покинувшая меня. И это совсем скверно. Капли крови тянутся на всем протяжении до того места, где я сейчас нахожусь. Чем прекрасен видимый звук – пассивная эхолокация. Мне не надо самому создавать звуковые волны, достаточно внешних.

Сейчас это мой лучший помощник. Я наблюдаю, как отряд из трех человек разделяется. Двое входят в апартаменты, третий отправляется по моему следу.

Какие у меня шансы?

Бежать?

Куда? По следу он все равно найдет меня, кроме того могут объявить общую тревогу.

Изучаю окружающее пространство. Надо мной проходят силовые кабели, которые уходят в хабы, соединяются, разветвляются, но толку для меня никакого. С моими габаритами по этой шахте не пробраться, как и по той, что с трубами водоснабжения. А вот коммуникации климатконтроля вполне пригодны, но, думаю, они не настолько глупы, чтобы оставить их без датчиков движения. Чтобы добраться до них, мне нужно снова оказаться в апартаментах.

Времени на раздумья не остается. Еще пять шагов, и боец выйдет из-за угла. Думай, думай, думай. Ресурсов тела не много, сейчас необходимо действовать аккуратно и спокойно.

Я опускаю голову на грудь. Расслабляюсь. Закрываю глаза. С трудом задерживаю дыхание. Сейчас оно максимально рефлекторно, мне с трудом удается перехватить управлением над этим процессом. Как раз вовремя.

Боец сворачивает в мою сторону. Я прекрасно вижу – еще одно неоспоримое преимущество звука-картинки, я вижу даже с закрытыми глазами. Я лежу опершись спиной на силовой барьер, вне поля зрения датчика, открывающего вход в помещение. Он останавливается, так же не доходя до этой самой зоны – неприятно. Слежу за его движениями, пытаюсь понять модификацию бойца. Вряд ли они послали неизмененных за мной. Движения плавные, такие не бывают у ускоренных. Это самое важное – значит не успеет среагировать. Он наклоняется, запускает режим сканирования.

Я поднимаюсь, перемещаюсь за его спину, бью в затылок, точно, как делал это несколькими минутами ранее. И меня ждет разочарование. Кулак разбивается о комбинезон. Мгновенное онемение. На тыльной стороне ладони образуется горб от перелома пястных костей. Суставы среднего и указательного пальцев сливаются в единую массу костей, кожи, мышц.

Хах. Я улыбаюсь?

Любопытно. Эмоции включаются. Может потому, что я думал об эмоциях? Я не уверен в своей догадке, но понимаю, что думать о боли нельзя. Это запрещено, иначе я отрублюсь от болевого шока. Комбинезон очень похож на тот, в которых был конвой, но при детальном осмотре оказывается, что это полноценная броня.

Он разворачивается. Левой рукой бью в замок, шлем отсоединяется от основной защиты. Приподнимаю его и проворачиваю на сто восемьдесят градусов, сто тридцать три, поправляет меня мозг. Хотел на сто восемьдесят, но правая рука соскальзывает. Срываю шлем и подставляю под сканер его лицо. Датчик срабатывает мгновенно.

Затаскивают его внутрь, снимаю с него защиту, натягиваю на себя. Это оказывается универсальная модель, которая автоматически подстраивается по размеру. Надеваю шлем, запираю замок. Автоматически происходит подключение моей контактной платы с внутренней системой костюма. Сканер быстро выдает критическую ошибку. На лицевом щитке высвечивается информация о состоянии тела, я стараюсь на это не смотреть. Ищу возможность отключения оповещений, попутно слушаю переговоры остальных участников группы. Я вижу как они покидают основное место действия, потому что мой костюм выдал им оповещение о смерти находившегося в костюме, и, почти сразу отмену данного сигнала.

Я смог отключить оповещения. Сейчас они мне уже не помогут, это на будущее. А сейчас необходимо разобраться с этими двумя. Информация интерфейса показывает, что введена инъекция обезболивающего. Снова улыбаюсь. Очень вежливо с… ее, его… стороны. За силовым барьером гости. Я поднимаю дубинку, активирую боевой режим. Подхожу вплотную к выходу – в этот же момент барьер деактивируется. Моя дубинка обрушивается на голову одному из бойцов. Проламываю шлем и голову. Мгновенная смерть. Второму повреждаю шлем. Теперь он без связи. Но его телу удар не причинил повреждений. Выпад с моей стороны. Он уворачивается. Скорость не такая, как у меня, но видно, что модифицированный.

Он смотрит на меня, изучает. Ему хватает небольшой паузы, чтобы провести оценку обстановки. Взгляд его направлен на шею, или чуть ниже. Правый глаз совсем перестает видеть, а слуховое изображение не совсем корректно отображает положение его зрачков. Он разворачивается и бежит. Кажется, это самое неожиданное действие за сегодня. Я пытаюсь сообразить, в чем причина. Опускаю взгляд, шлем мешает посмотреть на грудь, но и без этого понимаю. Да, как-то не пришло в голову мне, что я могу истечь кровью. Броня, стекло снизу, все красное, соединение не герметичное, все сочится наружу.

Поднимаюсь и бегу за ним. Да, на полноценную погоню на большое расстояние у меня не хватит сил, но с его помощью вырваться отсюда возможность есть. Запрашиваю у интерфейса карту. Прошу отобразить выходы с территории. Благодарю создателя этого костюма, что команды не нужно отдавать голосом. На четыре уровня ниже располагается один из трёх выходов. Он ближе всех. Запрашиваю протоколы выхода на каждый. Два – проходные, с проверкой, жестким контролем на вход и выход. Третий, тот, что ближе, числится как неактивный.

Впереди лифт. У меня на принятие решения осталось сто двенадцать метров. Я не успеваю выдать примерное число, как подсознание выуживает точное. Отправляю запрос, почему вход не активен. Интерфейс выдает – нет доступа. Секундное промедление – вот итог – я понимаю, что не успеваю к лифту, мой оппонент уже там. Скоро доберется до центра безопасности, и меня начнут искать все, кто здесь есть.

Я не могу запросить расположение этого центра. Искусственный интеллект на такое может отреагировать сигналом тревоги. А вот запросить расстояние от необходимого выхода до центра – можно, что я и делаю. Выдается два маршрута – с учетом лифта и без. Выбираю тот что с лифтом. Оказывается, я доберусь до выхода быстрее, чем он до пункта охраны.

Замечаю лестницу и бегу к ней. Мне нужно вниз. Пока это мой единственный вариант. Конечно, меня беспокоит, тот факт, что у службы безопасности нет доступа к информации об этом выходе. По пути встречаю только одного человека. Он не успевает заметить меня, как я уже скрываюсь за поворотом.

Еще коридор, еще поворот, никого вокруг. Ночь? У меня есть шанс выбраться. Снова поворот. Последний коридор. Тупик. Останавливаюсь. Мне нужно налево, но тут силовое поле. все мои знания. Я их систематизировал и подготовил для передачи.

Я сожалею, что не уделял тебе больше времени, чем ты того заслуживал. Чем ты этого хотел. Но ты восхитительный экземпляр эволюции, хотя с этим у меня всегда были проблемы. Для себя я решил, что ты – дар. Разработанная мной система фиксации моих мыслей помимо прочего понимает контекст и представления.

Скорее всего, ты прошел две или три фазы изменений. И ты догадываешься, что я обнаружил новый способ реструктуризации нейронных соединений. Это рефлекторная, заранее записанная последовательность, активируемая различными четко обозначенными триггерами. Более подробно ты узнаешь, подключившись к интерфейсу базы данных. Также тут будет информация для возвращения в «Заслон».

***

Останавливаю проигрывание. Откатываюсь от стола. Неровное, нервное, рваное дыхание. В голове мысль – снова меня использовали. Я хотел сбежать от этого, и что? Вернулся к тому же? Нет! Нет! Нет! Кто сказал, что я хочу вернуться?

Этот старик снова только о себе, только о своих достижения, о своих навыках и знаниях. Разворачиваюсь от стола, передо мной морозильник, доверху набитый полуфабрикатами. Рядом мультиповар. Вытаскиваю первый попавшийся набор, срываю упаковку и ставлю готовиться. Мультиповар сам определяет, что находится внутри, и подбирает режим готовки. Удобно. Через пятнадцать минут ем рис с мясом и подливой. Сметаю за две минуты. Я не ел сколько? Не представляю.

Приближаюсь к компьютеру на экране нажимаю на часы. Сенсорный экран прекрасно реагирует на мою руку. Только нужно привыкнуть к управлению. Она резкая, и предел ее ударных возможностей мне не известен. Я чуть не проткнул экран. Смотрю на число. Десять дней прошло с момента похищения. Последнее время меня кормила капсула. Настоящую еду я не принимал десять дней. Впечатляет.

Случайно задеваю окошко аудиоплеера.

***

Три фазы которые ты прошел…

***

Я вспоминаю, каждый момент, каждое изменение, каждое перестроение. Получается, что первая – «защитная» фаза провалилась, изменения начались поздно и не успели подготовить меня к нападению.

Вторая фаза. Устранение объекта защиты. Сейчас мне страшно и больно об этом думать. Он превратил меня в монстра – Ангела смерти, как он это назвал.

Аудиозапись продолжает вещать фоном.

Третья фаза. Мне казалось, что из реки я уже не выберусь. За это спасибо.

***

…Четвертая фаза. Гавриил…

***

Какая еще четвертая? Больше не было изменений. Я ведь просто находился в капсуле.

Жажда… непреодолимая. Нет, я не хочу воды. Нужны знания. Много! Все, что есть. Я осматриваюсь. Рядом с основным блоком обработки данных находится интерфейс подключения. Направляющая рельса кресла как раз ведет к нему. Подкатываюсь, беру интерфейс, подношу к затылку. Подключаю.

…Синхронизация…

***

Белый коридор.

Яркий свет.

По обеим сторонам силовые поля ограничивающие доступ в кабинеты.

На мне белый халат.

Раньше меня программировали. Я видел звуки. Был быстрее, чем себе это можно представить. Запоминал все. Чувствовал запахи за сотню метров. Не чувствовал эмоции.

Сегодня я могу делать это самостоятельно. Это главная моя особенность помимо фантастической нейропластичности. Я умею придумывать. Это играет мне на руку. Каламбур. Я на ходу могу менять свой мозг. Но сейчас меня волнуют только знания.

Я провожу рукой по затылку. Я знаю, что мой череп приятный на ощупь, он пережил чертовски тяжелую заваруху, но правая рука не ощущает всего этого. Она не настоящая, но также прекрасная. Человек ли я? Конечно.

Да, Александр Петрович переиграл меня, но я не могу сказать, что страдаю от этого. Моя новая роль мне нравится. Я восхищаюсь собой. Я доволен собой.

Там, в контейнере, находилась тревожная кнопка, указывающая «Заслону» местоположение. Аудиозапись, прослушанная отделом внутренней безопасности, оправдала меня.

Вот уже несколько лет я ученый с выдающимися достижениями. Я смог объединить свой мозг со знаниями Александра Петровича. Как он и предполагал, образовался потрясающий тандем. Конечно, мне немного мешает его увлеченность… старым и противоречащим науке… оно вмешивается… эти названия… эти цитаты.

– Михаил Александрович, для вас подготовлен первый кабинет, как вы и просили. – произносит ассистент.

Я отключаю эмоции.

Вхожу в кабинет.

На кресле лежит девчонка, ей лет двенадцать, волосы сливаются цветом с белыми стенами кабинета, а глаза, как у меня, темно-голубые, почти синие.

«То, что делает Отец, делает и Сын.» Иоанна 5:19. Сейчас к месту.

– Привет, Рита. – говорю я.

У нее потрясающая нейропластичность.

Оглавление

Нейронастройщик