Про Лизавету и михрялку Дусю [Борис Георгиевич Вишняков] (fb2) читать онлайн

Глава 1

Как михрялка превратилась в Дусю

Жила-была на свете одинокая карликовая михрялка. Карликовая потому, что маленького размера. А одинокая, потому что жила одна и никого у нее не было: ни родных, ни друзей, ни знакомых. А еще, одинокими бывают, потому что тебя не любят не только родные и знакомые, но и чужие и совсем не знакомые. Сами подумайте, если вы михрялка, какие могут быть у вас друзья и знакомые? Нет, и еще раз – нет! Что, вы не знаете, кто такая михрялка?

Михрялка, это такое животное. Размером с маленькую кошку. Мохнатое, с длинной серой шерстью. С коротенькими лапками. Лапки с длинными острыми когтями (чтобы было легче лазить по деревьям). С мохнатой мордочкой, на которой только и видно два больших глаза и черный блестящий нос. С мохнатым, как и она вся, хвостом. С ушами, похожими на кошачьи. Только на концах, кисточки, как у рыси. А если михрялка откроет рот, вы будете неприятно удивлены. Рот, от уха до уха, усеян множеством, треугольных острых, как бритва, зубов.

Ладно бы, внешний вид – ко всему можно привыкнуть. Привыкают же, и даже любят, например, лысых кошек или, скажем, пауков. Но михрялки еще и пахнут. Редко, кто выдержит рядом с михрялкой больше трех минут. Такой от них исходит отвратительный запах. Потому, про них даже ученые почти ничего не знают. Кому охота исследовать такое неприятное животное, которое к тому же, исчезающий вид. Пока исследуешь, оно исчезнет. Его даже в Красную книгу не занесли, потому что неприятное.

Среди животных, у михрялки врагов не было. Запах отгонял даже самых голодных хищников. А вот с людьми, дела обстояли похуже. Люди не любят тех, у кого во рту много зубов (а может, они ядовитые), у кого длинные острые когти (тоже могут быть ядовитыми), и от кого исходит такой противный запах. Короче говоря, михрялок истребляли. И их осталось так мало, что непонятно было, остались они еще, или их уже всех истребили. Но одна, про которую я рассказываю, точно была жива. И неплохо себя чувствовала. Жила она в старом, заброшенном, почти развалившемся доме лесничего. Лесничий давным-давно уехал доживать свой век в город, а никому ненужный дом, постепенно разваливался. Вот тут-то и набрела на него наша михрялка, уходившая все дальше и дальше от людей. Место здесь было глухое. Все тропы заросли кустарником да завалены были буреломом. А еще, подступы к дому закрывало, невесть откуда взявшееся, болото. А это для михрялки было, пожалуй, поважней всего остального.

Ни одна михрялка, никогда, ни разу в жизни не мылась. Да, что там, не мылась – даже не умывалась. Почему-то, все михрялки боялись воды. Зато, очень любили поваляться в грязи, а еще лучше, в болотной жиже. Поэтому, михрялка, о которой я рассказываю, была вечно грязная и, извиняюсь, вонючая.

Питалась михрялка, чем попало: то жука съест, то травку пожует, то орех, то гриб, то птичку поймает. Ела она это все в сыром виде, так как огонь разводить она не умела, и спичек у нее не было. Поэтому, у нее часто живот болел. А когда живот болит, какое настроение будет? Правильно, плохое. Одна радость: грязи кругом, хоть завались – валяйся, сколько хочешь, и никто тебе слова не скажет.

А если честно, иногда так хочется, чтобы хотя бы кто-нибудь, хотя бы одно слово тебе сказал. И чтобы это слово было добрым. Плохо быть одинокой михрялкой… . Михрялкой, вообще, плохо быть. Даже и не пробуйте.

Ладно, оставим пока нашу михрялку нежиться в болотной жиже. Кроме нее, на свете жила одна девочка. Звали ее Лизавета. Вообще-то, ее имя было Лиза. Но так, как она

была очень серьезным ребенком, то и звали ее серьезно – Лизавета. Было ей семь лет, скоро восемь. Она уже закончила первый класс и приехала на каникулы к бабушке с дедушкой в деревню. С собой она привезла куклу Клаву и шесть толстых книжек с картинками. Книжки нужно было прочитать за лето. Это Клавдия Михайловна задала, чтобы дети не разучились читать. А Клавдия Михайловна, это любимая, обожаемая учительница. И кукла Клава названа в ее честь, и была даже, на нее похожа.

Все девочки в деревне оказались на много старше Лизаветы. В первый день они покрутились возле, пока у нее не опустел пакетик с мармеладками. А потом, убежали играть в прятки. И Лизавету, между прочим, не позвали. А когда она попросилась, сделали вид, что не слышат. Ну, и ладно! Не очень-то и надо было.

Стала Лизавета жить одна, без подружек. Если разобраться, зачем нужна подружка? Ну, во первых – чтобы играть было веселее. Во вторых – чтобы не перебивала, когда ей говорят, в третьих – чтоб не обижалась, а соглашалась. И в четвертых – чтоб не командовала. Подумала-подумала Лизавета и решила, что все равно, лучше, чем Клава, у нее подружки не будет. Клава даже лучше, чем живая подружка. Например, с ней можно лечь спать. А с живой подружкой, не очень-то ляжешь в кроватку – места мало. А Лизавета не любила, когда спать тесно.

Так и потянулись летние деньки. Так много надо за день успеть. И поиграть с Клавой, и посидеть с бабушкой на лавочке, и почитать первую страничку, и поиграть без Клавы, или, например, сходить с Дедушкой к колодцу за водой.

За домом, по самому краю участка, протекал ручей с чистой прозрачной водой. Эту воду даже пить можно было. Но ее использовали для стирки, для полива огорода, для мытья. А вот, пили только колодезную воду. И не потому, что она чище была, а потому, что была вкуснее. Сладкая водица была: пьешь-пьешь, а напиться не можешь. Дедушка говорит, что эта вода живая. И хотя не близко от дома колодец был, ходили и брали воду для питья только в нем. Вот и Лизавета с Дедушкой стала ходить за водой. У Дедушки два ведра больших, а у внучки – одно, поменьше. Пока идут к колодцу, разговаривают. Про маму, про папу, про Клавдию Михайловну, про лето, про птичек. Обо всем. С собой всегда брали старую алюминиевую кружку. У колодца из этой кружки, подолгу, по очереди пили студеную воду. И никакая газировка, даже самая сладкая, не могла с ней сравниться. Потом наполняли ведра и шли обратно, но уже, с остановками. На полпути, Лизавета из своего ведерка отливала половину в Дедушкины ведра. Тяжело было так далеко полное ведро нести. Так тяжело, что у нее, даже, очки запотевали. А что, я разве не сказал: Лизавета носила очки. Зрение у нее было неважное. И чтобы оно не портилось еще больше, доктор велел носить очки. Ну и что! Они даже украшали Лизавету.

А вечером приходила соседка бабушка Ильинична и они вчетвером сидели под яблоней у самовара и пили самый вкусный на свете чай. Лизавете все это очень нравилось. И так хотелось, чтобы так было всегда, или хотя бы, подольше.

Деревенские девчонки за месяц порядком надоели друг дружке. По нескольку раз перессорились и помирились и стали придумывать, чем бы еще заняться. И тут они вспомнили про Лизавету. Кто-то из них предложил: «А давайте, пойдем в лес за ягодами, за земляникой! И эту, москвичку – малявку с собой возьмем!» «Давайте! Давайте!»– подхватили остальные. Сказано – сделано: пришли к Лизавете. Она конечно, рада. Да, Дедушка с Бабушкой не хотят пускать. Еще и насморк у нее откуда-то взялся. Температуры нет, и чувствует себя хорошо, а нос не дышит. А вот, подышит «хвойным» воздухом и насморк пройдет. Насилу уговорили. Пообещали с Лизы глаз не спускать.

На следующее утро отправилась шумная компания в лес. Пока шли до леса, с Лизаветы, и правда, глаз не спускали, веселили и ее и себя, как могли. А как в лес пришли, землянику увидели, бросились собирать. Разбрелись, кто куда. Лизавета тоже увлеклась. Ягод много, да они мелкие. Когда еще, корзинка наполнится? Сначала, аукались: «Ау- ау!». А потом, все реже, все тише «Ау!» слышалось. Да и затихло совсем. Лизавета опомнилась, когда полную корзину ягод набрала. Стала девчонок звать. А в ответ – тишина. Только деревья шумят, да птички поют. Сначала, она только расстроилась, а потом, когда поняла, что не знает куда идти, испугалась не на шутку. Так испугалась, что начисто забыла, что ей Дедушка говорил, когда они за водой ходили и про лес беседовали. А Дедушка ей говорил, что если ты в лесу заблудилась, не бегай, не суетись, а оставайся на месте. Тебя рано или поздно начнут искать и, обязательно, найдут.

Забегала Лизавета, засуетилась. Совсем голову от страха потеряла. Побежала куда глаза глядят. А куда им глядеть? Кругом деревья да кусты. Бежала-бежала, потом шла. Потом, опять бежала, опять шла. Потом из сил выбилась. Села под деревом, сняла очки, положила в корзинку, поела ягод, да и уснула крепким сном. Сколько проспала? Когда проснулась, солнышко уже к закату клонилось. Дело к вечеру. Покричала, покричала. Да, что толку в дремучем лесу «Ау!» кричать. Если только, леший услышит. Побрела дальше. А ночь надвигается. Луна за макушками деревьев иногда поблескивает. Деревья стоят черные. То листва от ветра шумела, голоса птичьи слышались, а солнце село, и ветер вдруг затих и птицы умолкли. В тишине филин заухал – еще больше страха нагнал. Вот вы бы, что на Лизаветином месте сделали? Правильно, она так и поступила: села на поваленное дерево и заплакала. Проплакалась хорошенько и в голове как-то светлее стало. Стала голова думать. И тут же вспомнила голова все разговоры Дедушкины про лес. Ох, поздновато вспомнила! Посидела, посидела, а сидеть еще страшнее, чем идти.

– А, и пусть, меня волки или медведи съедят! – Решила Лизавета, встала, даже очки одевать не стала (без них не так страшно), и побрела в темноту. Идет, как во сне. Ветки по лицу хлещут. Сил уже нет, а она все идет. Вот под ногами захлюпало, в тапочки вода налилась. А она все идет и идет. Под ногами мягко, мокро. Вода уже колени намочила, а она все идет, уже по пояс, а она все идет и идет. Наконец, выбралась на твердую землю. Мокрая, замерзшая. Тут силы ее и покинули окончательно. Рухнула она на траву, как убитая и уснула беспробудным сном.

Девчонки, конечно, Лизаветы хватились. Искать стали. Проискали до темна. Уже поздно вечером пришли к Бабушке с Дедушкой. Так и так, мол. Не доглядели. А с кого спросишь? Да, и не спрашивать надо, а искать. Искать ночью в дремучем лесу маленькую девочку. Легче найти иголку в стоге сена. Пока людей собирали, пока милиция, пока то, пока се – половина ночи уже прошла. Начали искать с фонарями, а скоро уже и светать начало. Многие охрипли, кричали на все лады: и «Лиза!», и «Лизавета!», и «Ау!», и «Эй!» Да только, в ответ – тишина. Пойди, поищи в дремучем бескрайнем лесу. Но никто и не думал отступать. Из города еще люди приехали и солдаты – все искали девочку Лизу семи

лет светловолосую, в голубом платье в горошек, в круглых очечках и двумя косичками. Проснулась Лизавета от того, что кто-то ее трогал и при этом, громко сопел. Вместо того, чтобы открыть глаза и посмотреть, кто это сопит, она еще крепче зажмурила глаза и подумала: «Вот, и волк пришел. Выбирает, с чего начать меня есть. Сейчас обнюхает всю и останутся от меня ножки да рожки. Ой, да у меня же рожек нет. Это же про козлика…»

И тут, Лизавета не выдержала и открыла глаза. Открыла, и сделались у нее глаза такие большие и такие круглые от изумления, какие только в японских мультиках бывают. Около нее сидел вовсе не волк, а небольшой мохнатый зверек. То-ли кошка, то-ли собака. Без очков не разберешь. Хотела очки из корзинки взять, а корзинки нет. Неужели потеряла? И тут, она услышала чей-то хриплый, скрипучий голос:

– Ну, что глаза вытаращила?

Обрадовалась Лизавета. Ура! Люди! Сейчас дорогу домой спрошу. Стала оглядываться вокруг, но никого, кроме странного зверька не увидела.

– Не крути головой, с тобой разговариваю.

– Кто здесь?!!! – Испуганно закричала Лизавета.

– Да никого, кроме меня здесь нет. Чего ты орешь-то?

И только сейчас она поняла, что с ней разговаривает этот зверек. Но, ведь этого не может быть, звери не разговаривают. Вернее, разговаривают, но только в сказках.

– Это что, я в сказку попала? – Удивилась Лизавета. – А ты кто? Ты меня не съешь?

– Очень надо, тебя есть. – Проворчал зверек, – Ходят тут всякие. Никакого покоя от них нет. В лес ты дремучий попала, а не в сказку. Как тебя сюда занесло-то?

Лизавета все так и сидела с вытаращенными глазами. Все не верила, что происходит это по настоящему, не понарошку. Говорящий зверек, дремучий лес, болото, какая-то избушка на краю поляны.... Закружилась голова у Лизаветы. Слишком много всего произошло за последние несколько часов. Не выдержала девочка. Глаза закрылись: может, сознание потеряла, а может, уснула.

А люди продолжали искать Лизавету. Дело к вечеру, а Лизаветы все нет. Приехали из Москвы мама с папой. Бабушка дома места себе не находит. А Дедушка, как ночью из дома ушел, так и пропадал все это время в лесу. Все ругал себя, зачем отпустил внучку с этими глупыми девчонками. Да. теперь, уже ничего не исправить. Все глубже в лес уходил Дедушка. Старался угадать, куда могла пойти Лизавета. Давно затихли крики людей искавших девочку, а он все шел и шел вперед. И вдруг, около поваленного дерева, он нашел горсточку земляники. Обрадовался – она это, больше некому, землянику просыпала. Заторопился – темнеть скоро будет. А в темноте, кого найдешь? Придется в лесу заночевать, а с рассветом опять искать. Попробовал покричать, позвать внучку, да все напрасно.

Сколько времени пробыла без сознания Лизавета, кто знает? Да только, когда глаза открыла, на улице вовсю светило солнце. Его лучи пробивались сквозь грязные, затянутые паутиной, стекла маленького окошка и падали ей прямо на лицо. Огляделась и увидела, что лежит на старой железной кровати в небольшой комнатке с покосившимся потолком и кривыми стенами. Все вокруг, и пол, и мебель, было покрыто толстым слоем пыли. Сильно болела голова. Она подняла руку и нащупала на лбу что-то мягкое и влажное. Взяла в руку – оказалось, мокрое полотенце. Хотела встать, но сил совсем не было. Значит, заболела, поняла Лизавета. А кто же положил ей на лоб мокрое полотенце, чтобы сбить жар? Как она оказалась в этой комнатке? Значит, ее нашли, значит, спасли! Она сразу же успокоилась, закрыла глаза и уснула.

Вот, ведь как в жизни бывает. Не думала михрялка, что когда-нибудь ей придется помогать своему злейшему врагу – человеку. Хотя, какой это человек? Это, пока что, только, человечек. И неизвестно, какой он вырастет, добрый или злой. В домике лесника, где поселилась михрялка, и куда она привела полуживую Лизавету, осталось много всего:

и посуда, и мебель, и вещи – ничего не взял с собой хозяин. То-ли надеялся вернуться, то-ли сил не было тащить. Когда Лизавета опять пришла в себя, на тумбочке, возле кровати, стояла большая голубая чашка с водой. Очень хотелось пить и она, не раздумывая, выпила из чашки всю воду.

– Пей, пей! Тебе надо много пить. – Услышала она знакомый скрипучий голос Она повернула голову и увидела того самого серенького зверька. Он сидел на кресле, стоящем в углу совсем как маленький человечек.

–Ты кто? – Лизавета, все еще, до конца не верила, что разговаривает с ней этот зверек. Ей казалось, что, вот сейчас в комнату войдет кто-то, конечно же, человек и скажет, что ловко над ней подшутил. Но в комнату никто не входил, а зверек продолжал сидеть в кресле.

– Ты что, михрялок никогда не видела?

– Не видела. А михрялки, это что?

– Не что, а кто. Я – михрялка. Зверь такой. Страшный, злой и коварный! – михрялка, на всякий случай, решила немножко напугать девочку.

– И ничего ты не страшная, а очень даже симпатичная. И никакая ты не коварная, а добрая. Ты же меня лечишь. А злой и коварный никогда не будет лечить незнакомую девочку. Вот. – Сказала все это Лизавета и улыбнулась. И михрялка растерялась: никогда еще, ни разу, в ее долгой и трудной жизни, ни один человек не разговаривал с ней так. Не называл ее доброй и симпатичной, и уж тем более, не улыбался ей.

– Все, хватит разговаривать. Тебе нельзя. Тебе спать надо. Сейчас, лекарство пожуешь, и спи. – Михрялка слезла с кресла, вышла из комнаты и вернулась с пучком какой-то травки.

– На, жуй. Она не горькая, кисленькая. А потом, спать. Выздоровеешь, тогда, если захочешь, поговорим.

Лизавета сделала все, как велела михрялка. Она, когда болела, часто слышала и от мамы и от Бабушки, что сон это лучшее лекарство. Вот и уснула, легко и быстро. Когда просыпалась, михрялка опять была рядом. Опять поила Лизавету водой, давала жевать какие-то травки и листочки. И опять девочка проваливалась, как в колодец, в глубокий исцеляющий сон. И постепенно, жар начал спадать. Кашель стал влажным. Пропала слабость и уже не болела и не кружилась голова. В те минуты, когда Лизавета просыпалась, они почти не разговаривали. Михрялка очень боялась того момента, когда у девочки начнет дышать нос и она почувствует запах, исходящий от нее. Прошло пять дней. Лизавете стало совсем хорошо. Она даже, с кровати начала подниматься. И первый раз за все время попросила есть. Сначала михрялка обрадовалась – значит, пошла на поправку, а потом задумалась, а чем кормить человеческого детеныша. Жуками, да червяками? От ягод да орехов сил не много прибавиться. Тут надо человеческую еду, а где ее взять? Люди на огне пищу готовят, а михрялки, все сырым едят. Сама не готовила, но видела и запомнила, как это делают люди (Где видела, да и вообще, про ее жизнь и приключения я потом, как–нибудь, расскажу). Нашла за печкой несколько коробков со спичками, подошла к Лизавете. Так, мол, и так, надо печку растопить. А та, рада – лежать-то уже надоело. Дедушка ее печку растапливать давно научил, вот и пригодилось. Пока разжигалась печь, михрялка куда-то исчезла. Вернулась не скоро, взяла с полки кастрюлю и опять ушла. Вернулась, поставила кастрюлю в печку, а Лизавете велела лечь, пока, в постель. Прошло время и запахло в избушке так, что задремавшая, было,

Лизавета даже вскочила. Да, и у михрялки, слюнки потекли. Ей и раньше приходилось есть человеческую еду. Конечно, это повкуснее будет, чем жучки да корешки всякие. Нашла на полках банку с вермишелью. Попробовала – не испорчена. Насыпала в кастрюлю, помешала. Скоро суп был готов. Лизавета налила себе и михрялке по полной тарелке, свою поставила на стол, а михрялка свою велела поставить на пол – ей так удобней. Только сейчас, девочка поняла, как проголодалась. Не успела распробовать, а тарелка уже пустая. Михрялка тоже не отставала. Лизавета налила опять по полной тарелке. В этот раз, уже, ели не торопясь.

– А где ты в лесу курицу взяла? – Спросила Лизавета. Михрялка сначала смутилась, но потом нашлась, что ответить.

– Почему, обязательно, курицу? Что, в лесу других птиц мало? – Она не стала говорить, что суп был лягушачий, а никакой не куриный. Уж, лягушек на болоте, хоть отбавляй. А по вкусу, не хуже, а может еще, повкусней.

От горячей еды Лизавета раскраснелась и нос у нее прочистился. Принюхалась она.

– Извини, а ты что, никогда не моешься? Я, один раз, ехала с мамой в автобусе. И вошел бездомный. Их еще бомжами называют. От него так же пахло, как от тебя. А мама сказала, что если его помыть и переодеть, он будет, как все нормальные люди.

– А я, выходит, ненормальная? – обиделась михрялка и почесала у себя за ухом.

– Нормальная, только, очень грязная. Давай мы тебя вымоем. У тебя шерстка красивая, а вся свалялась. Будет пушистая и нарядная. Я тебя причешу.

Идея понравилась михрялке. А Лизавета, уже нашла кусок мыла, большое махровое полотенце и сняла со стены в прихожей небольшое корыто, в котором прежний хозяин стирал белье. Подбросила в печку дров. Там же, в прихожей нашла ведро. Точно такое же, с каким Дедушка ходил за водой.

– А где здесь колодец? Далеко? – Спросила она у михрялки. – Нам много воды надо. – Нет здесь никакого колодца, а воды, хоть отбавляй – целое болото.

– Но ведь, она в болоте грязная, как же мы тебя вымоем?

– Болото болоту рознь, – отвечала михрялка. – Пошли, я покажу.

Они вышли из дома и через несколько минут, уже стояли около воды. На вид, вода, действительно, казалась чистой, прозрачной.

– Видишь эту травку? – Михрялка показала на невзрачную травку, растущую в воде у самого берега и на берегу у воды. Это мох, называется – сфагнум. Там, где он растет, воду пить можно. И живот болеть не будет. Зачерпывай. Только, понемногу. А то, у тебя еще сил мало.

Скоро Лизавета наносила воды. Вода согрелась, и можно было мыться. Но, михрялка все тянула время, ей было очень страшно. Теплая чистая вода, мыло, пахнущее земляникой – все было так непривычно, так удивительно. Страшно. Лизавета поняла, что происходит с михрялкой. Она молча подошла к ней, взяла ее на ручки и осторожно опустила в корыто. Пришлось четыре раза намыливать зверька. Пока не вымыла михрялку начисто. Завернула ее в полотенце так, что виден был только черный кожаный нос, и отнесла в комнату на кровать. Вытерла насухо, расчесала шерстку, и удивилась, как сильно поменялась михрялка.

– Ой, какая ты Дуся! Ой, как ты мне нравишься! – Лизавета Дусей называла все, что ей нравилось. Была у нее такая привычка. Например, увидит красивую бабочку и восхищается: «Ах, какая Дуся!» Она и Клаву сначала хотела Дусей назвать. Но, кукла была так похожа на учительницу, что пришлось ее назвать Клавой. Вот, и сейчас, она даже, захлопала в ладоши от восхищения. – А можно, я буду звать тебя Дуся! Правда, у тебя ведь, нет имени. Будешь Дуся, Евдокия! Давай? – Михрялка была так потрясена, так растрогана, что, наверное, если бы умела плакать, обязательно разрыдалась бы. Но, михрялки не плачут. Теперь она не одинокая михрялка, а михрялка Дуся. Этот человеческий детеныш оказался добрым и из него вырастет добрый человек. Она даже мечтать не смела, что такое может с ней случиться. Все-таки, эти люди интересные звери. Одни, сколько хорошего напридумывали! Мыло, или например, спички, или например, корыто. А другие, сколько злого, сколько плохого. Например, охотников или, например, ружье!

После мытья, Дусю так разморило, так клонило в сон, что она сама не заметила, как свернувшись в пушистый клубочек, крепко уснула. Лизавета не стала ее будить, осторожно легла рядом, прижалась к тепленькому тельцу и, засыпая, подумала, что с такой подружкой ей в кроватке спать будет не тесно. Ведь, она согласиться стать моей подружкой? Наверное, согласится. Она же очень хорошая. А Клава, не обидится – она же, все-таки, не живая, а кукла.

Все эти дни, пока Лизавета лежала в Дусиной избушке, ее не переставали искать. Даже вертолет летал над лесом. Да только, не слышала она вертолета. Седьмой день пошел, как потерялась Лизавета. Надежды найти ее становилось все меньше и меньше. Ну, не может семилетний ребенок без еды, без воды столько времени находиться в лесу! А хищники! Участковый так и сказал: «Нам бы, хотя бы, тело найти». Не верил, что девочка жива. Да, и многие не верили. Только Дедушка верил, Бабушка верила и мама с папой. А еще, соседка, бабушка Ильинична. Дедушка через первые два дня поисков пришел домой, переоделся, положил еды и воды в рюкзак, взял ружье, сказал, что пока внучку не найдет, не вернется. И ушел. Бабушка не стала его удерживать. Она бы и сама пошла, да ноги больные – далеко на таких, не уйдешь.

Дедушка вернулся к тому поваленному дереву, у которого нашел горстку земляники. Сел и стал думать. Старался поставить себя на место Лизаветы. Куда бы он пошел, что бы он стал делать. Долго думал. До самого вечера. А вечером, когда солнце уже село и выглянула луна, Дедушку осенило: маленькой девочке в темном лесу очень страшно и сидеть на одном месте она не будет. А будет идти. Все равно, куда, лишь бы, не сидеть. И будет она идти в ту сторону, где, между деревьями, блестит луна – единственный лучик надежды. А вот, куда приведет этот лучик?

И пошел Дедушка в темноте за луной. Куда луна, туда и он. Идет, дорогу фонариком подсвечивает. И для него луна, лучик надежды. Надежды найти свою внучку. Шел до тех пор, пока под ногами хлюпать не начало. Остановился, посветил фонариком, а вокруг вода. Болото. Решил утра дождаться. Кто ж ночью в болото лезет?

Два дня потратил, чтобы болото обойти. А ему конца и края нет. Вернулся назад. Насилу нашел то место, где в болото вошел. Опять, дождался ночи, и пошел за луной. Куда она, туда и он. Вода под ногами захлюпала, он идет. Вода в сапоги заливаться начала, он идет. Вода по пояс уже, а он идет. Дно вязкое, идти тяжело. Решил вернуться. Сделал зарубку на дереве, чтобы днем сюда дойти, и назад.

До утра обсох, отдохнул. Солнышко встало. Луна больше не нужна. Направление известно. Пошел. Опять вода по пояс, а он идет. Скоро вода по грудь будет, а он все идет. И вдруг, впереди, среди стволов мертвых деревьев, он увидел зеленые кусты. А это значит, что там болото кончается. Вода уже ниже пояса. Вот уже и сапоги из под воды показались. А вот, и берег твердый. Упал Дедушка на траву, лежит, отдыхает. Отдохнул, решил попробовать, крикнуть. Позвать Лизавету. Так, на всякий случай. Закричал громко, как только сумел:

– Лизаветааа! Лизааа! – А в ответ, тишина. Он еще покричал. Опять тишина. Он поднялся на ноги, огляделся вокруг. Неужели, зря через болото пробирался. И вдруг, за кустами увидел крышу какой-то избушки. Удивился. Заторопился. Хотя и Дедушка, а бегом побежал. Подбежал к избушке. Дверь нараспашку. Посреди большой комнаты на табуретке стоит корыто с грязной водой. Потрогал печку – еще теплая. Заглянул в маленькую комнатку, и обомлел. На кровати, в обнимку с кошкой спит его Лизавета. Справился с собой Дедушка, не стал будить внучку. Теперь уже никуда не потеряется. Поставил ружье к стенке, рюкзак на пол положил. Тихонечко сел в кресло. Посидел- посидел, да и заснул.

Лизавета проснулась от того, что кто-то тряс ее за плечо. Она открыла глаза и увидела Дусю. Хотела спросить, что случилось, но Дуся закрыла ей рот своей мягенькой лапкой и зашептала на ухо:

– Скорее, надо прятаться, скорее! Охотник! Там, охотник пришел! – Лизавета ничего не поняла и решила сама посмотреть, что там за охотник пришел. Она повернула голову, куда показывала Дуся, и вскрикнула. Даже Дусина лапка, закрывавшая ей рот, не помешала. В кресле, в котором любила сидеть Дуся, сидел Лизаветин Дедушка и крепко спал. Он даже он внучкиного голоса не проснулся. Видно, за эти дни, пока искал внучку, так устал, так понервничал, что, наконец, увидев Лизавету живой и невредимой, разрешил себе расслабиться и хорошенько выспаться.

– Да, это же, мой Дедушка! Никакой он не охотник! Как же он меня нашел? – Лизавета так радовалась, так обнимала и целовала Дусю. И Дуся, сначала радовалась вместе с ней, а потом, вдруг помрачнела, замолчала. Испугалась, что вот еще немножко, и она опять останется одна. Не может же быть такого, чтобы люди взяли михрялку к себе домой. Лизавета, через какое-то время, забудет про Дусю. А Дуся, опять станет, никому не нужной, грязной михрялкой.

Дедушка, все-таки, проснулся от шума. Увидел внучку, молча обнял ее, и долго не отпускал. Словно боялся, что разожмет руки и Лиза исчезнет. А Лизавете не терпелось так много рассказать и про лес, и про болото, и про Дусю. Как она ее вылечила, какая она замечательная, как весело им теперь будет жить всем вместе. Наконец, когда радость немножко поутихла, Лизавета показала Дедушке на грустную Дусю, лежащую на кровати.

– Познакомься, это Дуся. Михрялка Дуся, моя лучшая подруга. Я заболела, а она меня вылечила. Она очень хорошая. Просто замечательная. Мы заберем ее с собой. Хорошо?

– Конечно, заберем. – Ответил Дедушка. – Бабушка давно хочет дома завести кошку. А твоя, такая пушистая. Сибирская наверное.

– Спасибо, конечно, что вы не против, меня забрать. Но я, извините, не кошка. – Вмешалась в разговор Дуся. Дедушка, сначала не понял, кто это сказал. Он с удивлением посмотрел на Лизавету. Только что говорила нормальным голосом, а теперь охрипла.

– Это не Лизавета, это я разговариваю, – Решила внести ясность Дуся. – Посмотрите сюда. Ку-ку! Я на кровати. – И Дуся помахала дедушке лапкой. Сказать, что Дедушка удивился, это ничего не сказать. Глаза у него сделались еще больше, чем у Лизаветы, когда она первый раз услышала, как разговаривает михрялка.

– Ну, вот, я кажется, переутомился. Мерещится ерунда всякая. Сказать даже стыдно. Кошка говорящая! – Дедушка, в растерянности, даже лоб у себя потрогал. А Дуся продолжала.

– Нет, если вы так настаиваете, если вам так удобнее, пусть я буду кошкой. Тем более, что михрялкой мне уже быть давно надоело. Только я мурлыкать не умею, а это может не понравиться Бабушке. Зато, я ловлю мышей, лучше любой кошки.

Лизавета решила, что пора внести ясность. А то Дедушка никак не хотел поверить, что с ним разговаривает этот маленький зверек, сидящий на кровати.

– Дедушка, миленький, я все тебе объясню. Это не кошка. Это михрялка, такой зверек. Зовут ее Дуся. Она умеет разговаривать. Она очень умная и очень добрая. Когда я сюда пришла, я заболела. У меня была большая температура. А Дуся меня лечила травками и листиками. И я выздоровела. И без Дуси я отсюда никуда не уйду. Вот.

Наконец, Дедушка начал понимать, что происходит, хотя, верил во все это, с трудом. Ну, не бывает говорящих кошек, или как их, там – михрялок! Что-то он слышал про это животное, но что, вспомнить не мог. Ну, да бог с ней. Главное, внучка нашлась!

– Лизавета, ну, что же ты Дедушку не кормишь. Человек, с дороги, устал. Разогрей суп вчерашний. Вы суп будете? – Уже, обращаясь к Дедушке, спросила Дуся. Дедушка, только растерянно, головой кивнул. Лизавета пошла растапливать печь, а Дуся, поправив покрывало, слезла с кровати и тут, Дедушка, наконец, убедился, что это не совсем кошка. Вернее, совсем не кошка.

– Вы нам не поможете? Нам нужно воду из корыта вылить. Лизавете тяжело, а мне, и подавно. – Дедушка вынес корыто на улицу и вылил из него воду. Дуся показала, куда повесить пустое. Когда суп разогрелся, Лизавета разлила его по тарелкам и поставила их на стол. Дуся, на этот раз, села со всеми вместе. Начали есть. Дедушка попробовал, похвалил. Съел все, до последней капельки.

– Очень вкусно. А кто готовил? Неужели, ты, Лизавета, научилась?

– Не, это Дуся. Я вчера еще плохо себя чувствовала. А она меня кормила.

– Вот что, Дуся: мне не важно, кто ты – михрялка, или кошка, или чебурашка. Мне важно, что ты спасла мою любимую внучку. Это не каждый человек сможет, а ты смогла. Спасибо тебе за это и низкий поклон. – Дедушка встал и низко поклонился михрялке. – И я очень тебя прошу пойти жить с нами. Я тебе обещаю, что все мы тебя будем любить, и не будем обижать.

Дуся в тот момент, когда Дедушка к ней обратился, вылизывала языком тарелку, чтобы чистая была. От волнения, она так и выслушала Дедушку с высунутым языком. Она так разволновалась, что забыла спрятать язык и попыталась что-то ответить Дедушке, но у нее вместо слов, получилось «Сю-сю-сю, сю-сю-сю…». Вообще-то, михрялки не умеют смеяться. Но, когда Лизавета с Дедушкой захохотали (так смешно у нее это получилось), что она тоже, сначала неуверенно, а потом, все громче и громче начала смеяться.

После обеда, Дедушка сказал, что пора собираться домой. Он взял в руки свой рюкзак и вдруг, начал растерянно оглядываться, а потом спросил:

– А где мое ружье? Никто не видел? – Лизавета не видела. Поэтому, так сразу, и сказала. А вот Дуся, почему-то, молчала. Дедушка подозрительно на нее посмотрел.

– А ты, Дуся? – И тут, Дуся заохала, заахала, забегала по комнате, натыкаясь на мебель, на углы, на двери. Забегала так быстро, что подняла целое облако пыли.

Пришлось всем выбегать чихать на улицу. Дуся продолжила беспорядочно бегать и перед домом. Дедушка с Лизаветой тогда еще не знали, что она так себя ведет, когда ей бывает очень стыдно. Наконец, Дуся подбежала к Дедушке, обхватила передними лапками его ноги, и начала облизывать его сапоги.

– Дуся! Дуся! Успокойся! Что случилось? – Пытался успокоить михрялку Дедушка. Но, та и не думала успокаиваться.

– Не охотник! Нет! А я!… Разлюбят!!!… Ааааа!… – Вопила она что есть мочи. А в перерывах между воплями, продолжала облизывать сапоги. Дедушка не выдержал, взял Дусю на руки. Стал ее гладить. И она, неожиданно затихла.

– А теперь, спокойно расскажи, где мое ружье?

– Нету. – Почти шепотом, ответила Дуся.

– Как, «нету»? Почему, «нету»? Рассказывай, давай.

– Я, когда тебя увидела, не знала, что ты хороший, что ты наш Дедушка. У тебя ружье

было. Я думала, ты охотник. Я твое ружье в болото. Оно, «буль» и нету. Там глубоко. – Дуся опять завыла и попыталась лизнуть дедушкин глаз. Но он ловко увернулся и опустил несчастную на траву.

– Ну, пойдем, покажешь, где оно «буль». – Дуся послушно пошла к болоту. Лизавета с дедом, за ней. – Я ружье с собой ношу потому, что в лесу много хищных зверей. Должен же я от них защищаться. А охотиться, я не люблю. Мне зверей жалко.

Там, где утонуло ружье, было, действительно, очень глубоко. Дедушка, даже очень длинной палкой, до дна так и не достал. Что ж, придется про ружье забыть. Пора возвращаться. Эх, не работает в лесу телефон. Не сообщить Бабушке и родителям радостную весть, что Лизавета нашлась.

– А давай, я Бабушке скажу, что мы нашлись. – Предложила Дуся. – Только, мне какая нибудь вещь Бабушкина нужна.

– Как это, ты скажешь? Что ты выдумываешь? – Удивился дедушка. – А вещь у меня есть. Платок подойдет?

– Я умею. – Сказала Дуся. – Я не знаю, как это получается, но мы, михрялки, можем разговаривать через большие расстояния. – Взяла она Бабушкин платок, расстелила его на траве, села рядом и начала поглаживать его своими лапками. Потом, вся как-то напряглась, вытянулась, застыла с закрытыми глазами и сидела так минут десять. Дедушка и Лизавета уже забеспокоились – жива ли она. А Дуся, вдруг, встрепенулась, открыла глаза и заявила, что поговорила с Бабушкой, рассказала ей все. А Бабушка сказала, что к их приходу, напечет пирогов. Дедушка и внучка, еще не знали о талантах Дуси. И поэтому, не очень-то ей поверили. Можно сказать, что совсем не поверили. И тут, Дуся вспомнила, что Бабушка велела передать Дедушке, чтобы он переодел носки. Сухие носки она положила ему в правый карман рюкзака. И чтобы, он не забывал выпить таблетки. Когда михрялка рассказала все это, Дедушка, и правда, нашел в правом кармане рюкзака сухие шерстяные носки. Если про носки, Дуся могла узнать, заглянув как-нибудь в рюкзак. То, уж, про таблетки, она знать не могла никак. Да, и Бабушка, ведь, не михрялка. Как она с Дусей-то разговаривала? Но, поразмыслив, Дедушка решил, что ничему удивляться не будет потому, что эта самая михрялка Дуся, уж очень необычный зверек. Кто знает, на что еще она способна?

Через болото шел Дедушка, а Лизавета и Дуся ехали на нем. Внучка сидела у деда на шее, а Дуся сидела у нее на руках. Поэтому, промок только Дедушка. А Лизавете и

нельзя промокать. Она, конечно, выздоровела, но не до конца. Когда Дедушка выбрался на сухое место, на него жалко было смотреть. Так он устал. Пока он отдыхал, пока перекусили припасами из рюкзака. Приблизился вечер. И путешественники решили заночевать, а утром отправиться дальше. Пока было светло, набрали дров. Разожгли костер. Лизавета с Дусей уснули сразу, а Дедушка еще посидел, пока одежда окончательно не высохла, и тоже, задремал. Проснулся он от того, что Дуся дергала его за руку и шипела на ухо:

– Волки! Просыпайся, волки! – Сна, как не бывало. Огляделся. Вокруг поляны зловещим зеленым цветом светились шесть пар волчьих глаз. Что делать? Для начала, подбросил в костер дров, чтобы ярче горел, взял в руки палку. Лизавета, к тому времени, уже проснулась, и он велел ей и Дусе залезть на дерево. Но Дуся повела себя совсем не так, как он рассчитывал. Она вышла на середину поляны, оставив позади себя костер и Дедушку с Лизаветой. Шерсть у нее встала дыбом. Каким-то непостижимым образом, Дуся, вдруг, в несколько раз увеличилась в размере. Она встала на задние лапы, от чего стала казаться еще больше, и тишину разорвал страшный рык. Будто зарычали одновременно сразу десять львов. Такого от Дуси не ожидали не только Лизавета с Дедушкой, но и серые разбойники. Тот, который стоял прямо перед Дусей, как-то нелепо подпрыгнул и упал на траву без признаков жизни. Еще двое, метнулись в сторону, столкнулись друг с другом и, с воем, исчезли в темноте. Остальные, поджав хвосты, хрипло скуля, бросились за ними. А Дуся, через несколько мгновений, приняла свой прежний облик и вернулась к костру, как ни в чем, ни бывало. Пока Дедушка с Лизаветой приходили в себя, она свернулась уютным клубочком в ногах у девочки и крепко уснула. Остаток ночи прошел спокойно. Видно, Дусю услышали все, кого это касалось.

Весь следующий день, до самого вечера, с короткими остановками на отдых, шли домой. Наконец, вышли на опушку леса. А отсюда, до дома, было рукой подать. Около калитки, стояла скорая помощь и полицейская машина. Полиция, для того, чтобы убедиться, что девочка нашлась, а врачи, чтобы убедиться, что она жива и здорова. Когда медики и полицейские уехали, мама, папа, Бабушка и бабушка Ильинична засыпали Лизавету и Дедушку вопросами. Что? Да, как? Да, почему? И вдруг, они все одновременно замолчали. А замолчали, потому что, кошечка (так, все думали) дремавшая на руках Лизаветы, потянулась и спросила на хорошем русском языке:

– А кто из вас, наша Бабуля? – Вопрос был задан правильный, потому, что Бабушка и бабушка Ильинична стояли рядом, были чем-то похожи, и было не понятно, кто есть кто. Поскольку, публика была не готова услышать говорящего кота, то все, конечно, растерялись и застыли с открытыми ртами. Особенно, Бабушка, не ожидавшая, что у нее появится хвостатая внучка. А Дуся не унималась. – А, вы, стало быть, наши мама с папой? Очень, очень приятно. Так, кто Бабуля?

– Я – Неуверенно произнесла Бабушка. – А вы, простите, кто?

– Я, Дуся. Я, михрялка Дуся. Это вы со мной разговаривали. Помните? – Бабушка

прекрасно помнила. Только, до сих пор, она так и не поняла, как это все произошло. Она сидела у открытого окна, и вдруг, в голове зазвучали чьи-то слова. Кто-то назвался Дусей и рассказал, что Лизавета жива, что скоро они будут дома. И Бабушка пообещала напечь пирогов. – Так, пироги-то готовы?

Дедушке не терпелось познакомить всех с Дусей. Он забрал ее у Лизаветы и торжественно произнес:

– Прошу, любить и жаловать! Наша спасительница, Дуся. Она теперь, будет жить с

нами. Она очень добрая и хорошая. А еще, она очень смелая. А еще… – Но Дедушка не договорил потому, что его перебила Лизавета:

– А, еще, она моя лучшая подруга. Вот. – И она почесала у Дуси за ухом. От удовольствия, Дуся зевнула. И тут, все увидели, какие у нее замечательные острые зубы. И, как их много. Мама опасливо спросила:

– Извините, а вы не кусаетесь?

– Я же, не собака, какая-нибудь, чтобы кусаться. Вот, вы, например, кусаетесь? А почему я должна кусаться? – Обиделась Дуся.

– Потому, что у меня нет таких зубов, как у вас. – В свою очередь, обиделась мама. – И вообще, я же, все-таки, человек.

– Подумаешь, человек. Люди кусачие, тоже бывают. – Не сдавалась Дуся. Это было уже похоже на ссору, и Бабушка решила вмешаться:

– Что же мы стоим? А пироги, а чай? Ну-ка, все в дом! А за чаем, расскажете про свои приключения. – И все дружно направились в дом, к столу, на котором стоял пыхтящий пузатый самовар, обещающий напоить самым вкусным на свете чаем.

За чаем, все дружно ахали и охали, когда Лизавета рассказывала, как она шла по ночному лесу, когда Дуся рассказывала про мох сфагнум и про то, как она ловила лягушек для «куриного» супа, когда Дедушка рассказывал, как смелая михрялка разогнала волчью стаю, и вообще, какая она необыкновенная и замечательная. Дедушка полюбил говорящего зверька сразу, и поэтому, непрерывно нахваливал Дусю. А с ним никто и не спорил. Даже мама, хотя и опасалась ее острых зубов, начала проникаться к Дусе, если и не любовью, то уж точно, большим-большим уважением.

Ну, что хочешь узнать, что было дальше? Я же обещал, что когда-нибудь расскажу.

Глава 2

Дусина история

После того, как, мама с папой уехали в Москву, в домике, на краю деревни жизнь постепенно стала входить в привычное русло. Лизавета все дни проводила с Дусей, иногда даже, отказываясь от походов к колодцу. Но вечерние чаепития она, со своей новой подругой, не пропускала. Каждый вечер Бабушка, Дедушка, соседка бабушка Ильинична, Лизавета и Дуся сидели у самовара пили чай и разговаривали. Первые дни все вспоминали пережитые приключения, а потом, дедушка попросил Дусю, хоть немного, рассказать о себе. Дуся не стала отнекиваться. Для этих людей она была готова на что угодно. Благодаря им, она получила то, о чем даже, мечтать не смела. У нее появилась семья.

– Давным-давно, когда я родилась, – начала Дуся. – Мы: мама, папа и я жили далеко отсюда. В лесу. У нас была большая сухая нора, много еды и тихая и спокойная жизнь. Мы никому не мешали. Врагов у нас не было. Но, все поменялось в один миг. – Дуся замолчала и задумалась.

Ну, пока Дуся думает, расскажу, как и обещал про михрялок. А то, я смотрю, никто не верит, что такой зверек существует на самом деле. Известно про них очень не много потому, что, во первых, их очень мало, а во вторых, они ведут скрытный образ жизни. А какой еще образ жизни будешь вести, если за твоей шкурой очередь стоит. Истребляли михрялок не потому, что от них пахнет противно, а потому что у них очень дорогой мех. И богатые модницы готовы были платить за него большие деньги.

Если помните, Дуся была карликовой михрялкой. А еще были не карликовые, а обычные. В четыре раза больше размером, чем карликовые. Их и истребили полностью в четыре раза быстрее. Чем меньше михрялок оставалось, тем дороже стоили их шкурки. И тем труднее было прятаться от людей. Этих людей не интересовало, что это за животное – михрялка. Что оно может, что умеет. Убивают же змей, просто за то, что они змеи. Про михрялок насочиняли разных небылиц. Во первых, что они вонючие (ну, это было правдой). Что они ядовитые, что они ночами нападают на людей, что они выпивают кровь у овец и коров, что они умеют превращать людей в каменный столб, что… . Такого напридумывали! И все, ради шкурки.

А ведь эти необыкновенные животные, могли делать много такого, чего не мог никто. Например, передавать и читать мысли на расстоянии. Между прочим, многие михрялки разговаривали на русскомязыке. Могли подражать животным. Могли изменять внешность. Да, много чего могли. Жалко их, до слез. Не знаю, осталась ли еще, где-нибудь, хотя бы одна, кроме Дуси. Ладно, вернемся к Дусе.

– Я была совсем маленькая. Как-то утром, я проснулась рано. Мама и папа еще спали. Я вылезла из норы и отправилась набрать сладких корешков на завтрак. Когда я была уже далеко от норы, я услышала собачий лай. Я уже знала, что это значит. Это значит, что нас нашли охотники. С самого рождения, родители учили меня, как себя вести в таких случаях. Я быстро залезла на самое высокое дерево и спряталась в ветвях. Потом, я услышала выстрел. А потом, я услышала мамин голос, ее мысли. Она сказала, что папу убили. И, чтобы я нашла место для жилья поближе к людям. Там меня не будут искать. Там я смогу выжить. И еще, сказала, чтобы я берегла себя. Потом, услышала еще выстрел, и мама замолчала.

Три дня я просидела на дереве. Не помню, как слезла, как шла по лесу.

Сколько дней и ночей. Все перемешалось в голове. Очнулась, когда услышала собачий лай. Это было большое село. Я стала искать прибежище, но это оказалось не просто. Почти в каждом дворе, почуяв меня, лаяли собаки. Наконец, я вошла в большой двор, где собак не было. Я нашла какой-то сарай, залезла на чердак и забилась в угол. Уже потом, я узнала, что попала в школу.

Постепенно, успокоившись, осмотревшись, я стала осваиваться. Обследовала сарай. Там, не было ничего интересного. Перебралась в школьное здание. Там мне понравилось. Особенно понравилось, что там была столовая. Вот, там-то, я первый раз, попробовала человеческую еду. Так, прошло насколько дней, а потом, начался учебный год. Пока шли уроки, я спала на сене, на чердаке. А вся активная жизнь, у меня начиналась ночью. Но, как-то раз, шел дождь. Мы не любим воду. И поэтому, мне не спалось. От нечего делать, я заглянула в щель. Подо мной, в классе, шел урок. Учительница показывала, как пишется буква «М». Мне так понравилось, что я стала учить буквы вместе с детьми. К концу учебного года, я умела читать не хуже, а, пожалуй, лучше первоклашек. Я заглядывала не только в первый класс, но и во второй и в третий, и в четвертый. А еще, я заглядывала на кухню. Мне было интересно, из чего и как люди готовят себе еду.

На чердаке школы были свалены старые учебники. Я их читала и запоминала.

Так прошло четыре года. Днем, я училась. После уроков, пока светло, я читала учебники. А ночью, поев чего-нибудь на кухне, спала. В летние каникулы, соблюдая осторожность, я перебиралась в лес. Нашла старое дерево с большим дуплом. Это была, моя летняя дача.

Короче, эти четыре года, были самыми счастливыми в моей тогдашней жизни. Я очень много узнала про людей и обо всем, что их окружало. Мне очень нравилось учиться. Я, может быть, закончила бы все десять классов, но в один день, все поменялось. Однажды, на площади перед школой, собралось очень много народу. Здесь были и школьники, и их родители. Какой-то толстый дядька прочитал по бумажке, что школа закрывается на ремонт, а все ученики переходят в другую школу. Все начали возмущаться, но толстый дядька сказал, что это не надолго – на год или два, и что придется потерпеть. Больше всех, конечно, возмущалась я. Но, меня никто не услышал. Пришлось, искать новое пристанище. Я излазила все дворы, все дома. Но, такого спокойного места, где можно бы было жить и не думать о пропитании, не находила. А зима приближалась. Несколько дней я просидела на чердаке продовольственного магазина. И уже, начала подумывать, остаться здесь на зиму, но не прекращала поиски более подходящего места. Каждый вечер, как только стемнеет, я выходила из своего убежища, а утром, перед рассветом, возвращалась. Я очень старалась соблюдать осторожность, но, как оказалось, недостаточно.

В то утро, я была уже около магазина и собиралась пролезть в щель в заборе, как вдруг, что-то кольнуло меня в шею, и тут же все четыре лапы перестали меня слушаться. Я упала на бок и лежала без движения, не в силах пошевелить даже хвостом. Кто-то грубо схватил меня, поднял с земли. Это, конечно, был человек. Но лица, в темноте, я не разглядела. Только слышала, как он довольно засмеялся.

Я навсегда запомнила этот смех – так жутко он прозвучал в утренней тишине. Потом, меня засунули в какой-то мешок или сумку и долго куда-то несли. Потом, мешок раскрыли, и меня ослепил яркий свет. Я оказалась в небольшой комнате. Человек, который держал меня за хвост, и разглядывал со всех сторон, был огромного роста. У него была длинная черная борода и длинные спутанные волосы до плеч. Он, то и дело, шмыгал носом. Он был очень страшный. Я уже, приготовилась умереть, но больше ничего не произошло. Он засунул меня в клетку, запер дверцу и выключил свет.

Постепенно, мои лапы, голова, хвост начали двигаться. Я даже походила по клетке. В углу лежал небольшой матрасик. Я легла на него и, сказав себе, что утро вечера мудренее, крепко уснула.

Днем, мой похититель принес мне еду и воду. Посидел возле клетки, наблюдая, как я ем, и ушел. Так, продолжалось несколько дней. А потом, он начал приручать меня, а я делала вид, что поддаюсь его дрессировке. Он был очень доволен, что у него все так хорошо получается. А я ему подыгрывала. И, как оказалось, не зря. Он перенес мою клетку в другую комнату, туда, где была его кровать. Мой запах его нисколько не беспокоил. Уже потом, я узнала, что у него, из-за какой- то болезни, отсутствовало обоняние. В этой комнате было много чего интересного, но самое главное, здесь был телефон. По этому телефону он, каждый день, звонил какому-то Гене и хвалился своими успехами в дрессуре. Из телефонных разговоров, я узнала, что его зовут Митяй. Был он охотником. И охотился он, как вы, наверное догадались, на михрялок. А еще, я узнала, что давно бы распрощалась со своей шкуркой, если бы не была такой маленькой. Михрялки растут очень медленно. Полностью вырастают они только к десяти-двенадцати годам. А мне, в то время было всего пять лет. И я была ростом с полугодовалого котенка. Такую маленькую шкурку невозможно было бы продать. И Митяй решил, что торопиться некуда, пусть михрялка растет. А когда вырастет, тогда и снимет он с нее, то есть с меня, шкуру.

Скоро, Митяй начал выпускать меня из клетки. Но я не торопилась убежать. За окном была зима. Куда побежишь? Кормил он меня хорошо, ухаживал, чистил клетку, расчесывал шерсть. Живи и радуйся. И я бы, радовалась, если бы не услышала, как Митяй в разговоре с Геной, посетовал, что последний раз он выследил михрялок четыре года назад. Тогда ему повезло застрелить сразу двух. У них еще должен бы быть детеныш, но он его не нашел.

Теперь, я знала, кто убил моих родителей. И я стала вынашивать план мести. Ну, что могла сделать маленькая слабая михрялка этому лохматому великану?

Я измучилась, придумывая самые невероятные способы мести. У меня пропал аппетит и сон. Даже, шерсть потускнела и стала вылезать клочьями. Митяй забеспокоился. Он решил, что я чем-то заболела, и теперь, часами просиживал в интернете в поисках причин происходящего со мною. Он и с Геной советовался. Но тот сказал что, пока не поздно, надо снять с меня шкуру и успокоиться. Тогда, Митяй начал ему рассказывать, сколько сил он потратил, чтобы меня выследить и поймать. И я узнала, как это ему удалось. Оказывается, он совершенно случайно, всего на одно мгновение, увидел, как мелькнул в кустах мой хвост. Но, он был опытным охотником, и сразу понял, кому принадлежит этот хвост. Потом,

несколько дней просидел в засаде, пока снова не увидел меня. Теперь, он знал, где я живу. Оставалось, только меня поймать. Я была нужна ему живая. Он принес духовую трубку, такую, как используют индейцы на охоте. Они стреляют отравленными стрелами, а Митяй выстрелил в меня дротиком с парализующим лекарством. Все, так просто.

Зато, я теперь знала, как я справлюсь со своим мучителем. Я обездвижу его при помощи этих дротиков, а потом.... Потом, например, я откушу ему нос и отгрызу уши. Или, нет. Я возьму его самое большое ружье и выстрелю ему прямо в сердце. Будет знать! Нет, сначала я возьму его за хвост, как он меня, и буду его разглядывать со всех сторон. Ах, да, у него же нет хвоста. Ну, тогда за бороду. А потом, я сниму с него шкуру и сошью из нее шубу. Я так размечталась, что сразу успокоилась. У меня и аппетит появился, и сон наладился, и шкурка перестала вылезать клочьями. Хотя, я так и не придумала, пока, что сделаю с Митяем, когда он будет лежать такой большой и беспомощный. Конечно, ничего из того, что я напридумывала с начала, я не сделаю. А так хотелось бы! Ладно, еще придумаю.

Митяй, давно уже, не запирал меня в клетку даже, когда куда-нибудь уходил. Дождавшись, когда он ушел, я залезла в шкаф с охотничьими припасами. И сразу же, наткнулась на коробку с дротиками. Коробка была не запечатана и в ней лежали пять хорошеньких, пять замечательных снарядов для охоты на охотников. Теперь, трубка! Где же, она? Я ведь, не знала, как она выглядит. В конце концов, я все-таки, нашла эту трубку. Она оказалась, довольно длинной. И, что самое неприятное для меня, тяжелой. Я сначала, расстроилась, но подумав, решила, что воткну дротики в Митяя без всякой трубки. Подойду и воткну. Выберу подходящее время, подойду, и к-а-а-а-к воткну! Вот, придумаю, что с ним потом сделаю, и воткну!

Время шло. Уже и зима закончилась, и весна и лето, а я все не придумала. Митяй, последнее время, стал часто пропадать по нескольку дней. Оставит еды и воды больше, чем всегда, и уедет. Вот, в один из таких длительных его отъездов, приятель Митяя Гена чуть не нарушил все мои планы.

У Митяя была привычка, разговаривать с самим собой вслух. Он и со мной разговаривал. Хотя, даже и представить себе не мог, что я его прекрасно понимаю. Из этих, его разговоров я узнавала много важных вещей. В этот раз, я узнала, что его не будет три, а может быть, даже четыре дня. Два дня прошли спокойно, без происшествий, а на третий день, вечером я услышала как кто-то открывает входную дверь. Сначала, я подумала, что это Митяй. Но звук шагов был совсем незнакомым и я, на всякий случай, спряталась в углу, за большим цветочным горшком, в котором торчал давно засохший цветок. В комнату вошел, я сначала, даже не поверила своим глазам, Митяй. Только, он был выше ростом, и очень худой. А борода, длинные волосы, лицо: все, точь-в-точь, как у Митяя. Но это, конечно, был не он. Незнакомец увидел пустую клетку и выругался. Он сходил в маленькую комнату, потом на кухню, потом в ванную комнату – искал меня.

– Михрялочка, выходи! – Позвал он. – Все равно, я тебя найду. Я не такой жадный, как Митяй. Мне хватит и твоей маленькой шкурки. Мне некогда ждать, когда ты вырастешь. Вылезай, глупенькая. Я же для тебя стараюсь, не хочу, чтобы ты

мучилась. Я тебя убью не больно.... – Говоря все это, он обходил комнату, заглядывая за шкафы, за диван, даже за батареи. И подходил все ближе и ближе к углу, в котором я затаилась. Жизнь моя повисла на волоске, но я, почему-то не испугалась. Я, вдруг, поняла, кто этот человек. Это же, Гена. И никакой он не друг Митяя, а его брат. Хорош! Родного брата ограбить решил! Я сосредоточилась, и в голове у Гены зазвучал голос Митяя.

– Эх, Гена – Гена! Не ожидал я от тебя такой пакости! Ну, теперь, я за себя не отвечаю! Повыдергиваю тебе руки и ноги, не посмотрю, что брат! Ходи теперь, и оглядывайся!

Гена, от неожиданности, вытаращил глаза, побледнел, стал затравленно оглядываться по сторонам. А я, решила еще нагнать страха.

– Ну, чего башкой вертишь? Хотел с моей михрялочки шкуру снять? Теперь, я с тебя шкуру сниму и чучело сделаю! – Тут, Гена не выдержал. Он, как-то по мышиному, пискнул и, не разбирая дороги, бросился к двери. Споткнулся о табуретку, упал, ударившись головой о ножку стола, вскочил, опять упал. Поднялся, и с воем, выскочил из квартиры.

Митяй вернулся на следующий день. Вечером, сел к телефону, и стал названивать брату. Но тот, не брал трубку. На следующий день, и на следующий, Гена не отвечал. Митяй забеспокоился и решил съездить к брату. Вернулся мрачнее тучи. Сначала, долго молчал, но потом, по своему обыкновению, стал сам с собой разговаривать. И я поняла, что на Гену, произошедшее, произвело такое сильное впечатление, что его забрали в больницу. А когда Гена увидел Митяя пришедшего его навестить, он завизжал, залез под кровать и кричал оттуда, что никому не позволит сделать из своей шкуры чучело, даже своему родному брату.

С этого дня, Митяй больше никому не звонил, но зато, стал разговаривать со мной, как будто я была человеком. Иногда, мне было даже, жалко Митяя. Это был одинокий, озлобленный на весь свет, жестокий человек. Не знающий, что такое радость, и потому, несчастный. Мы, я и он, каждый по-своему, привязались друг к другу. Ко мне он относился очень хорошо и мне не за что было на него обижаться.

Но, раз в неделю, по субботам, он брал рулетку и измерял меня от носа до кончика хвоста, а потом аккуратно записывал результат в тетрадку, напоминая мне о том, что меня ждет в недалеком будущем. В его отсутствие, я посмотрела в интернете, на сколько, я должна вырасти. Оставалось еще очень много – пятнадцать сантиметров.

Так прошло, еще, два года. Я подросла на шесть сантиметров. Митяй, все чаще пропадал из дома. Брал из шкафа ружье, патроны и исчезал на несколько дней. Возвращался всегда с добычей. То зайцы, то утки, то другая дичь. Охотился он даже тогда, когда сезон охоты был закрыт. Угол в прихожей был завален шкурами погибших животных. Уже потом, из интернета, я узнала, что таких охотников называют браконьерами.

У Митяя была одна маленькая слабость, на которую, очень долго, я не обращала внимания. Он очень гордился своей бородой и волосами. Я никогда не видела в его руках расчески, но зато, он мог часами просто сидеть перед зеркалом и любоваться своей растительностью. А когда я обратила на это внимание, в моей

голове, пока еще не четко, начал складываться план мести.

Сколько раз, я благодарила судьбу за то, что она привела меня в школу. Уметь разговаривать, это конечно, очень хорошо. Но, умение читать, поднимает тебя совсем на другой уровень. Очень жаль, что у Митяя было совсем не много книг. Я их перечитала по два-три раза. И если бы не интернет, я бы умерла от скуки. Я наблюдала за хозяином, как он пользуется компьютером, а в его отсутствие, пробовала сама. Не сразу, но у меня получилось. И теперь, я могла найти ответ на любой вопрос. И про браконьеров, и про сезон охоты, и про наказание за браконьерство.

Пролетел еще один год. Приближалось лето. В последний раз, когда Митяй меня измерил, он как-то гадливо улыбнулся. Эта улыбка не сулила мне ничего хорошего. И я решила не испытывать судьбу, а действовать. Скоро, Митяй опять собрался на охоту. Когда он уехал, я включила компьютер, и написала такое письмо:

«Дорогие, миленькие полицейские! Я, ужасно злой браконьер Митяй. Я убил очень много разных животных, и мне совершенно не стыдно. Меня хлебом не корми, дай поубивать всяких зверей. У меня есть три ружья, а разрешения на них, нет. Захочу, куплю себе еще одно ружье. А вас, я не боюсь потому, что вы не знаете, где я живу. Я сегодня приехал с охоты и привез новую добычу. Она лежит в ванной. А свой адрес я вам не скажу. Не приезжайте на улицу лейтенанта Шмидта, дом двадцать один, квартира восемнадцать. Я вам дверь не открою, потому что я ее, даже запирать не буду, потому что я вас нисколечко не боюсь. С приветом. Крепко целую. Митяй». Потом, я сохранила письмо, чтобы, когда будет нужно, отправить его на «горячую линию» в полицию. Достала коробку с дротиками. Все, пять штук, были на месте. Достала дротики из коробки и спрятала их под столом, а пустую коробку положила на место, в шкаф. Достала из стола большие ножницы. Это был самый главный инструмент моей мести. Все было готово. Я стала ждать приезда Митяя. Время тянулось ужасно медленно.

Прошел день, второй, третий, а его все не было. Прошел еще день. А Митяй, так и не появился. И тут, я не выдержала, испугалась. А вдруг, с ним что-то случилось? Может, волк съел или медведь. Или, может быть, он под машину попал. Я тут жду, надеюсь, а он лежит себе на мокрой мостовой и даже не думает домой идти, а думает ехать в больницу. Какой же он коварный! Я бы, так никогда не поступила. Хотя, чего хорошего можно ждать от браконьера?

Пока я так переживала, в прихожей щелкнул замок, и я услышала знакомые тяжелые шаги. Не заходя в комнату, как всегда, он направился в ванную и оставил там свою добычу. Вошел, включил свет. Я бросилась к нему, изображая радость. Он погладил меня за ухом, а потом, вдруг ловко схватил и сжал так сильно, что у меня перехватило дыхание. А Митяй достал из стола рулетку и начал меня измерять.

– Ну, хотя бы, еще два сантиметра. – Проворчал он. – Мне за тебя обещали целую кучу денег. Что ж ты так медленно растешь? Чем тебя кормить-то?

Он отпустил меня, и вдруг, включил компьютер.

– Сейчас посмотрим, какие витамины тебе давать для роста.

Сейчас, он увидит письмо и все пропало. Нужно действовать немедленно. Пока компьютер «грузился», я юркнула под стол, схватила два дротика, метнулась к Митяю, и что было силы, воткнула их ему в ногу. Я предполагала, что для такого большого тела одного дротика будет мало, но мало оказалось и двух. Лекарство, конечно, подействовало, но очень слабо. Митяй почувствовал укол, увидел торчащие в ноге дротики, грубо выругался, хотел меня схватить, но руки его уже плохо слушались. Я увернулась, бросилась под стол. Еще два дротика вонзились ему в другую ногу. Теперь, он уже не мог пошевелить ни ногой, ни рукой. Он рухнул со стула на пол и лежал неподвижно, как бревно. Я воткнула в ногу пятый, последний дротик. Компьютер уже «загрузился» и я отправила заготовленное письмо по назначению. Оставалось, завершить месть. Я взяла ножницы, и начала, не спеша, отрезать ему бороду и волосы. Это было нелегко, но я справилась. Я специально, обрезала его гордость и любовь – волосы и бороду, не ровно, а клочьями. Не знаю, правильно ли я поступала, но мне хотелось унизить его за себя, за всех тех несчастных животных, которых он лишил жизни.

Когда работа была закончена, Митяй представлял собой такое жалкое и смешное зрелище, что полицейские вряд ли останутся равнодушными. Да, полицейские! Нужно открыть входную дверь. Я, в отсутствие Митяя, научилась это делать легко и быстро. Едва я успела отпереть замок, как за дверью послышались шаги, потом зазвенел звонок, а потом дверь открылась, и в квартиру вошли люди в форме. Я успела спрятаться и меня не заметили. Когда они вошли в комнату и увидели Митяя, неподвижно лежащего на полу, они подумали, что он не живой. Но потом увидели его глаза, дротики, торчащие из обеих ног, поняли, в чем дело и начали так хохотать, что казалось, еще чуть-чуть и всех троих хватит удар. Они катались по полу, бились головой о стену, ползали на четвереньках вокруг Митяя. Насмеявшись, они начали фотографировать его на телефоны, а потом, по очереди, стали делать сэлфи с ним в обнимку.

Нарезвившись вволю, они обошли квартиру, и нашли и засохшие шкуры, и новую добычу, и оружие, и патроны. Потом приехал доктор, осмотрел Митяя и сказал, что с ним все в порядке и через час или два он придет в себя. Что будет дальше, мне стало не интересно. И я выскользнула из квартиры вслед за доктором.

За годы жизни у Митяя, я подзабыла о тех трудностях, с которыми приходится сталкиваться михрялке. Но, для меня тогда, самым важным, было вырваться на свободу. И я это сделала. Как могла, я отомстила ненавистному охотнику. И теперь, нужно было все начинать заново. Искать место для жилья, заботиться о пропитании, не забывать о безопасности. Пока я жила у Митяя, я много об этом думала и пришла к выводу, что около людей жить, конечно, комфортнее, но вдали от них, безопаснее. Два дня мне понадобилось на то, чтобы выбраться из города. Сколько лет я просидела взаперти? И вот, наконец-то, я в лесу!

Весь день я потратила на то, чтобы, как можно дальше, уйти от опушки. Первую ночь я провела в кроне большого дуба. А утром позавтракала прошлогодними желудями и отправилась дальше. Не знаю, какое расстояние за эти дни я прошла, но по моим расчетам, достаточно далеко, чтобы не встретиться с людьми. Трудно было найти подходящее место для жилья. Я остановила выбор на толстом развесистом дереве с просторным большим дуплом расположенном высоко от

земли. Вода была совсем недалеко, в небольшом лесном ручейке. Трудновато было, опять, привыкать к пище, состоящей из корешков, листиков, червяков и жуков.

Но постепенно, все встало на свои места и я уже, почти не вспоминала о человеческой еде, о мягкой теплой подстилке и беззаботной жизни в неволе. Незаметно, прошли лето и осень. Наступила зима. Выпал снег, и появилась проблема. Это – следы. По следам любой охотник, если он забредет в эти места, сразу найдет мое гнездо, и тогда, мне несдобровать. Я старалась, пореже, вылезать из дупла, прыгала с дерева на дерево, как белка. Но, даже после снегопада, следы оставались. И опытный охотник, без труда, нашел бы мое жилье. Особенно, если он будет с собакой.

В конце зимы все так и произошло. Я лежала у себя, в дупле. На улице падал легкий снежок. Ветра не было. В лесу стояла необыкновенная, какая-то торжественная, тишина. И вдруг, в этой тишине раздался громкий собачий лай. Вот он все ближе и ближе. Вот уже, у самого дерева. Я аккуратно выглянула и увидела внизу беснующуюся лайку. А вон, и охотник торопиться на собачий зов, утопая по колено в снегу на своих лыжах.

– Ну, кого ты там нашла? Это не беличьи следы и гнездо не беличье. Хватит лаять, я уже здесь, успокойся! – Крикнул он собаке. И собака, послушно, замолчала. Потом, на некоторое время, все стихло. Только было слышно, как поскрипывает снег под его лыжами. Видимо, он изучал следы.

– Нет, это не белка и не рысь. Не знаю.... Неужели, это михрялка? Михрялка, михрялочка, вонюченькая шкурочка. – Запел он. – Как же мне тебя достать?

– Ну, это мы еще посмотрим, как это ты меня доставать будешь. – Подумала я, и в ту же секунду, придумала, как избавиться от непрошеных гостей. Я закрыла глаза, сосредоточилась, и в голове у охотника зазвучал голос диктора телевидения Кириллова: «Говорит Москва! Говорит Москва! Работают все радиостанции Российской Федерации. Слушайте важное правительственное сообщение! Сегодня, Президент Российской Федерации подписал указ о защите вымирающих животных занесенных в Красную книгу. Этим указом запрещается отстрел и отлов михрялок, амурских тигров и мышей полевок (зачем я сюда приплела мышей полевок, сама не знаю). За нарушение указа предусмотрено суровое наказание – пожизненное лишение свободы с конфискацией имущества». Внизу, под деревом несколько секунд стояла мертвая тишина. Потом, заскрипел снег. Все тише и тише – шаги удалялись. Было слышно, как поскуливает собака, не понимая, почему хозяин уходит без добычи.

Остаток зимы я, почти не вылезала из своего домика. Наконец, снег растаял, наступила весна. Лес ожил. И я отправилась в путь. Подальше-подальше от людей. Сколько дней я шла, сейчас уже, и не вспомню. Долго. Очень долго. Дошла до болота. Куда не повернешь, везде болото. А потом, я обратила внимание, что везде растет мох сфагнум. А это значит, что вода в этом болоте чистая. Я решила плыть. Должен же быть у этого болота другой берег. Михрялки, хоть и боятся воды, но хорошо плавают и я поплыла.

Когда я доплыла до твердой земли, радости моей не было придела. Остров среди бескрайнего болота, на острове заброшенная, но вполне еще целая, избушка с множеством нужных и ненужных мне вещей, чистая питьевая вода, еда прыгает под ногами, грязи, сколько хочешь. В общем, я решила, что лучшего

места мне никогда не найти. Я провела там четыре года и уже почти перестала опасаться, что кто-то из людей окажется на моем острове.

И вот, выхожу я, как всегда, утром наловить на завтрак лягушек и вижу, лежит на берегу девочка. Мокрая, замерзшая, с высокой температурой, без сознания. Это была моя подружка, Лизавета. А дальше, вы знаете.

Дуся замолчала. За столом воцарилась тишина. Лизаветина бабушка и бабушка Ильинична сидели, подперев головы руками. По щекам у них текли слезы. Все молчали. А потом, все заговорили одновременно, перебивая друг друга. Каждый хотел сказать Дусе что-нибудь хорошее, доброе. А потом Дедушка встал и торжественно обратился к засмущавшейся михрялке:

– Вот, Дуся, ты назвала Лизавету своей подружкой. А можно, я тоже буду твоей подружкой? Ой, вернее, другом?

– И я! – закричала Бабушка.

– И я! – подхватила бабушка Ильинична.

Вообще-то, михрялки не умеют улыбаться. Но Дуся научилась. Она сидела, кивала головой и улыбалась. Она была счастлива.

ГЛАВА 3

Охота на Дусю

Наступило для Лизаветы и Дуси счастливое времечко. Беззаботно и весело проходило время и не хватало дня, чтобы наиграться и чтобы переделать все очень важные дела. Деревенские девчонки, первое время, еще чувствовали себя виноватыми. Но потом, это чувство испарилось под жарким летним солнцем и они все чаще подходили к забору и молча наблюдали за Лизаветой. Но видя, что Лизавета не обращает на них никакого внимания, перестали приходить, решив между собой называть ее воображалой.

Но скоро, интерес к Лизавете вспыхнул снова. Почтальон принес районную газету, а в ней, на первой странице большая фотография Лизаветы со всей семьей. Корреспондент сфотографировал их в тот день, когда они вернулись из леса. Кроме фотографии, в газете был большой очерк о пропаже и поисках девочки. Не было только в газете ни слова о Дусе. О михрялке Дусе. Еще по пути домой они договорились никому не рассказывать о ней. Пусть все думают, что это просто кошка. И на этой фотографии, у дедушки на руках, свернувшись клубочком, лежит Дуся. Все, кто видел эту фотографию, так и думали, что это кошка. Но, как оказалось, все, да не все.

Вот тут, самое время рассказать еще о двух персонажах нашей истории. В районном городке, в десятке километров от деревни, где отдыхала Лизавета, жили два приятеля, Вовчик и Левчик (так они называли друг друга). А вообще-то, их звали: одного – Володя, а второго – Лев или Лева. Их и друзьями-то не назовешь, но держались они всегда вместе потому, что никто больше с ними никаких дел иметь не хотел. С грехом пополам, отсидели они вместе за одной партой девять лет. Учителя перекрестились, когда эти два балбеса кое – как сдали выпускные экзамены. А после школы, вместо того, чтобы взяться, наконец, за ум, они, наоборот, пустились во все тяжкие. Ни образования, ни специальности, ни работы. Перебивались случайными заработками, а то и просто, воровством или мошенничеством. Так дожили до двадцати лет. Порядочные люди с ними не общались, а вот нечистые на руку, нередко пользовались услугами Вовчика и Левчика.

В городском парке, в самом дальнем, густо заросшем кустарником углу стояла скамейка, на которой любой желающий мог почти всегда застать сладкую парочку. «Сладкая парочка» – это не я придумал, а так их прозвали люди. Ну и мы, иногда, тоже будем их так называть. Так вот, однажды вечером, когда Вовчик и Левчик, сидели на своей любимой скамейке, мучаясь от безделья и безденежья, к ним подсел незнакомый гражданин. Он показал им ту самую газету. И сказал, что ему нужен тот самый зверек, который был на фотографии. Нужен живой. Это не кошка какая-нибудь. Поэтому обращаться с ним бережно. Заполучить его не просто, поэтому им надо поехать в ту деревню, поселиться там, втереться в доверие к хозяевам зверька, а потом его похитить. Сделать нужно все аккуратно, чтобы его, потом никто найти не смог.

– За все это, – сказал человек – я плачу вам хорошие деньги. – И он протянул сладкой парочке пакет. – Здесь ключи от машины – она вам понадобится, телефон и деньги. После выполнения, получите еще столько же. В деревне представитесь геологами в отпуске. Связь со мной по телефону. И еще раз, с животным обращаться бережно. Машина у входа в парк. Все.

Мужчина встал и, не прощаясь, исчез в темноте. Вовчик и Левчик, как зачарованные долго сидели молча, не решаясь пошевелиться. Что это было? Кто это был? Он ведь даже не представился. Они робко заглянули в пакет. Там, помимо телефона и ключей от машины, лежала толстая пачка тысячерублевок. Сладкая парочка в жизни таких денег в руках не держала. Они вскочили со скамейки и, не сговариваясь, пустились в пляс. Такой

танец могли бы исполнить, наверное, только людоеды племени тумба-юмба. Хотя, куда им, этим людоедам, до Вовчика и Левчика! Наплясавшись и немного успокоившись, они бросились к входу в парк. Действительно, у входа стояла машина. Это был, конечно, не «мерседес», а старенькие «жигули» морковного цвета, но это была ИХ машина! Жизнь, в течении пятнадцати минут резко поменялась. Теперь, у них были деньги, была машина и была работа. Какая-то странная, но работа. Кстати, задание не показалось им сложным – подумаешь, украсть какого-то зверька. Они еще и не такое могут!

На следующий день, ближе к обеду, по деревенской улице медленно ехали «жигули» морковного цвета. Как обычно, деревенские улицы немноголюдные, поэтому спросить, кто сдает приезжим комнату, было не у кого. Так оранжевые «жигули» и доехали до последнего дома. И тут, за забором, Вовчик и Левчик увидели ту самую девочку с фотографии. Только они хотели выйти, как к машине сзади подошла бабушка Ильинична. Спросила, чего молодежь ищет, а услышав, что хотят снять комнату, предложила, поселиться у нее. Второй день – сплошное везение! Поселились.

Рассказали, что они геологи, в отпуске, хотят отдохнуть. Бабушка Ильинична, конечно, поверила. А они, решили не спешить с выполнением задания, а и вправду, хорошенько отдохнуть. Спросили, где речка и пошли купаться.

Прошло три или четыре дня и Вовчику с Левчиком уже поднадоело купаться и загорать. И опять им помогла бабушка Ильинична. В этот день дедушка, как на грех, сорвал спину и никак не смог пойти за водой к колодцу. И Ильинична попросила постояльцев. Так, мол, и так, помогите, если не трудно. А они и рады стараться – все, какое никакое, а развлечение. Принесли воды, познакомились с Дедушкой, Бабушкой, Лизаветой. А вечером были приглашены на чаепитие. Все сложилось само собой. Так и повелось: днем они воды принесут, а вечером чаи распивают вместе со всеми. Прошло-то, всего, полторы недели, а Вовчик и Левчик сами себя не узнают – вовсю помогают по хозяйству и Ильиничне и Бабушке с Дедушкой, ходят, ищут, чем бы еще заняться. Ильинична не нарадуется на постояльцев. Да и Бабушка с Дедушкой довольны. Ведь, что сладкая парочка придумала. Нашли в сарае колеса от старой коляски и смастерили тележку – воду от колодца возить. Дедушка удивляется, неужели сам додуматься не мог.

Вместе со взрослыми, прониклась доверием к Вовчику с Левчиком и Лизавета. Только Дуся, как-то все, их сторонится, не идет на руки, убегает, когда кто-то из них пытается ее погладить. А им так понравилось жить в деревне, что они даже о задании забыли. Вспоминали иногда, перед сном, но тут же и забывали. Дуся все пыталась прочесть их мысли, о чем они думают. А днем-то, они думали: чего бы еще нужного, полезного сделать, чем помочь старикам. После того, как Вовчик с Левчиком смастерили для Дуси кроватку, она так растрогалась, что чуть не сказала им «спасибо», да вовремя спохватилась, прикусила язык. Теперь и у нее недоверие постепенно стало пропадать.

Прошло почти три недели. Поздно вечером, когда сладкая парочка укладывалась спать, вдруг раздался телефонный звонок. Левчик посмотрел на дисплей. Там высветилось вместо имени слово «хозяин».

– Алло!

– Как двигаются наши дела? Постарайтесь провернуть все побыстрее. Я не могу долго

ждать.

– Хорошо, постараемся. – Ответил Левчик. В ответ раздались короткие гудки.

Вот и отдохнули. Кончилась беззаботная пора – нужно задание выполнять. А выполнять, ой, как не хочется! Привязалась сладкая парочка и к Бабушке, и к Дедушке, и к бабушке Ильиничне, и к Лизавете с Дусей – хорошие они люди. Как таких обманешь? А деньги-то, получены и еще столько же обещано. Нет, надо выполнять то, что обещали! Да как же так, они же ни слова тому мужику не сказали и ничего не обещали, а он и не спрашивал. Может, ну его, с его машиной и деньгами. Деньги, что не потратили, вернем. Скажем, что не получилось украсть зверька. Извинимся.

Так размышляли Вовчик с Левчиком после телефонного звонка. А телефон вдруг, снова зазвонил. Левчик включил телефон и нажал кнопку громкой связи.

– Забыл вас предупредить, – голос «хозяина» звучал угрожающе – я не люблю, когда меня обманывают. Я наслышан о ваших способностях. Поэтому, не советую лукавить. Вы со мной по-честному, и я с вами по-честному. А, иначе, я вам не завидую. Спокойной ночи!

Спокойной ночи. Как тут заснешь? Всю ночь проворочались без сна и Вовчик и Левчик, а придумать, что же делать, так и не придумали. Встали с больной головой. Даже завтракать не пошли, сказались больными. Думай не думай, а делать надо. Решили ждать какого-нибудь подходящего случая. А как узнаешь, подходящий случай или нет? В общем, ходили они весь день сами не свои. Вечером, даже, чай пить не пошли. Заперлись у себя в комнате, сидели, мучились. Бывает же такое: всю жизнь они прожили не о чем не думая. Жили одним днем – день прошел, и ладно. А тут, встретили хороших людей, которые в сладкой парочке разглядели и разбудили то хорошее, чего они сами в себе разглядеть не смогли. Вот и задумались. Ну, да, утро вечера мудренее. Так ничего не решив, легли спать.

А утром, пришла Ильинична. Предложила завтра пойти в дальний лес за грибами. В нашем-то лесу всяких грибов полно, а белых совсем мало. А в дальнем лесу, наоборот, белых полно, а всяких других мало. Правда, идти далековато. А Вовчик ей – зачем идти, если машина есть. Доедем с ветерком! На том, и порешили.

Днем ходили с Лизаветой и Дедушкой на речку. Научили Лизавету плавать. И так вместе с ней радовались, что начисто забыли о своих грустных мыслях. И не вспоминали до самого позднего вечера. А вечером решили, что, вот съездят за грибами, а там, видно будет. Утром вышли с Ильиничной к машине, а там уже дедушка с Лизаветой ждут. А Лизавета с Дусей. Вот так номер! А они-то думали, что поедут только с Ильиничной. Да такой компанией, в сто раз веселее!

За разговорами, не заметили, как доехали до дальнего леса. Остановились на опушке. Договорились: друг от друга далеко не отходить, «аукаться», а корзинки с грибами нести к машине, ставить в багажник полные и брать пустые. На каждого по две корзины. Только от машины отошли, а белые – вот они. Видимо-невидимо. По первой корзине набрали быстро. А вторые, ну никак, не хотели наполняться. Одна Лизавета расстаралась. У нее корзина маленькая. Понесла она ее к машине, а Вовчик с Левчиком провожать пошли, чтоб не заблудилась. Лизавета корзину несет, Дуся у нее на плече сидит, а сзади,

сладкая парочка следует. К машине подошли. Пока Лизавета свою корзину в багажнике пристраивала, Вовчик подошел сзади, да и надел ей на голову мешок. А Левчик нащупал через мешок Лизаветин рот и быстро-быстро замотал это место скотчем – чтоб не кричала. Связали ей руки и ноги и сунули в машину. А в мешке, вместе с Лизаветиной головой, оказалась Дуся.

Когда отъехали от леса километра два, Левчик и спрашивает Вовчика:

– Ты зачем Лизавете мешок на голову надел? – А Вовчик ему:

– А ты зачем ей рот скотчем замотал?

– Я замотал, чтоб не кричала. А мешок-то ты зачем надел?

– Я Дусю ловил.

– Поймал?

– Поймал. Только вместе с Лизаветой. А что, может, она «хозяину» пригодится? –

Неуверенно спросил Вовчик.

– Как бы, «хозяин» нам за нее головы не оторвал. Ясно же было сказано, ему нужен

только зверек. Его и искать никто бы не стал. А теперь, из-за девчонки, всю полицию на уши поставят. Эх, Вовчик, что же теперь делать-то?

Пока они так пререкались, Дуся даром времени не теряла. Сначала, она прогрызла в мешке дырку и вылезла наружу. Потом перегрызла веревки на ногах и руках Лизаветы. Потом залезла обратно в мешок и на ухо пошептала девочке – велела молчать и не подавать вида, что руки и ноги освобождены. Потом, опять вылезла из мешка и перегрызла скотч, которым был замотан рот девочки. Потом, влезла обратно в мешок и затихла на плече Лизаветы. Нужно было понять: чего хотят злодеи, для чего им понадобилась Дуся.

А сладкая парочка, как всегда, сначала сделала, а потом стала думать. Думать, как это можно исправить. Решили позвонить «хозяину». Позвонили. Рассказали, что да как. А он им:

– Я вас предупреждал, все сделать тихо, без шума. А теперь, шума будет на всю округу. Мне ваша девчонка не нужна. Куда хотите, туда девайте. Хоть в землю заройте. А зверька я у вас завтра заберу. Встречаемся в парке, как в прошлый раз. – «Хозяин» повесил трубку. Вовчик и Левчик молча сидели в машине и осмысливали то, что сказал «хозяин».

– Левчик, я не хочу Лизавету в землю зарывать. Мы что, зря ее плавать учили?

– И я не хочу. Она добрая и у нее глаза голубые. И вообще, я хочу обратно, в деревню. Хочу чай из самовара. – Отвечал Левчик.

– Там, в лесу, Дедушка с Ильиничной, наверное, с ума сходят – куда мы все подевались, а мы тут. И Лизавета в мешке. Давай, снимем мешок, освободим ее. И, надо скорей ехать обратно.

– Можете не стараться! Я уже освободилась! – Лизавета сама сняла с головы мешок и бросила на сиденье. – Вот вы, значит, какие! Предатели! Поехали быстрее! А еще плавать учили, бандиты! – Лизавета никак не могла успокоиться. Левчик развернул машину, и она понеслась обратно.

Это рассказывать долго, а на деле все эти события заняли всего пятнадцать минут. И когда машина подъехала к лесу, дедушка с Ильиничной все еще собирали грибы. Вовчик и Левчик стали просить Лизавету ничего им не говорить. Они обещали сами все рассказать вечером. Дуся шепнула подруге на ухо, чтобы та соглашалась, и Лизавета кивнула головой:

– Ладно, поверю. Так и быть. Только попробуйте обмануть. Я тогда, не знаю, что с вами сделаю! – Надо сказать, что Лизавета, хоть и была неприятно удивлена поступком сладкой парочки, но ничего не могла с собой поделать – они ей нравились. Они были добрые и веселые. Слово свое она сдержала. Дотерпела до вечера. А вечером, когда уже выпили по одной чашке чая, бабушка Ильинична, вдруг, говорит:

– Чтой-то, какой день, вы, голуби сизокрылые, сами не свои. Или случилось что, или натворили что? Ну-ка сознавайтесь.

Не стали Вовчик с Левчиком юлить да выкручиваться. Рассказали все, как на духу. И

что никакие они не геологи, и что приехали сюда с черными мыслями, и про мужика того странного, и про то, что, что-то с ними произошло и не смогли они ответить злом на добро. Рассказывали, перебивая друг друга. Каждый торопился выговориться. Видно было что не лукавят, говорят от чистого сердца. А когда Вовчик, еще, и заплакал, как ребенок, навзрыд, тут уж все женское население не выдержало и заревело следом. Левчик, тоже, сидел, шмыгал носом. Только Дедушка не позволил себе такой слабости, да Дуся. Все- таки, михрялки не люди и плакать не умеют. Зато, они очень хорошо чувствуют, когда врут, а когда говорят правду. Поэтому Дуся с Лизаветиного плеча перебралась на плечо к Вовчику и лапкой погладила его по голове. Вовчик, вместо того, чтобы успокоиться, зары- дал еще сильнее. Тут уж, видя, как он переживает, все бросились его успокаивать. Когда все наплакались вдоволь, и начали улыбаться, Бабушка сказала:

– А ведь вам в город-то возвращаться нельзя. Опасно. Да, и ни к чему. Поживете у нас. Если что, мы вас спрятать сумеем. А в городе вы пропадете.

– Оставайтесь, оставайтесь! – Поддержал Дедушка. А за ним, и Лизавета с бабушкой Ильиничной.

– А что же делать с мужиком этим? С «хозяином»? – спросил Левчик. – Утром решим. Утро вечера мудренее. – Ответил Дедушка.

На следующий день, после завтрака, все снова собрались за столом у самовара. Но в этот раз чай не пили. Не до чая было.

– Вот, что я придумал: – сказал Дедушка – есть у меня в городе знакомый полицейский. Я поеду в город и расскажу ему все, как есть. Может он что-то посоветует. А вечером встречусь с этим «хозяином», верну ему остаток денег и ключи от машины и попрошу, чтобы он оставил вас в покое.

План был, конечно, не очень. Но ничего другого, никто не предложил. Поэтому приняли его единогласно. Решили, что с Дедушкой поедут Вовчик с Левчиком и Дуся. Сначала, когда Дуся изъявила желание поехать с Дедушкой, все удивились. Но Дедушка так привык доверять ее интуиции, что сразу же согласился.

После обеда, все, кто участвовал в операции, сели в машину и поехали в город. Там, первым делом, зашли в отделение полиции. Дедушкин знакомый, майор Красотулин, был на месте. Он, с интересом, выслушал всю историю Вовчика с Левчиком и согласился помочь. Оказывается, этим странным гражданином полиция интересуется очень давно. За ним водятся, куда более серьезные грешки, чем похищение зверьков. Но поймать его, до сих пор, не удавалось.

Еще засветло, приехали в парк. Майор Красотулин велел Вовчику и Левчику спрятаться в кустах, и ни при каких обстоятельствах, не выходить. Сам спрятался тоже. А еще в кустах спрятались три сержанта, которых привел майор. Дуся затаилась в рюкзаке, который был за спиной у дедушки. Все приготовились терпеливо ждать. Но, видимо, все были готовы ждать, кроме, «хозяина». Потому, что едва все заняли свои места, он неожиданно появился возле скамейки, на которой сидел Дедушка. Он несколько раз,

нервно прошелся взад вперед мимо, пока Дедушка не окликнул его:

– Вы не Вовчика с Левчиком ждете?

– Ну, предположим. – Грубовато ответил гражданин. – А вы кто?

– Они не придут. Я выполняю их поручение. Вот, деньги. Они успели потратить совсем

немного. Вот, ключи от машины – она у входа в парк. И ваш телефон. Надеюсь, что ни я, ни они, никогда, с вами, больше не увидимся.

– Подождите, подождите, вы, я вижу, разумный человек. И мы с вами сможем договориться. Мне нужен зверек, который живет с вами. Михрялка. Мы будем с вами разводить этих михрялок. Их шкурки стоят очень-очень больших денег. Я готов поделиться с вами. Вы должны понимать, что это очень выгодное занятие.

– И вам их не жалко? Их же, почти совсем, не осталось.

– Так я же и хочу их разводить. Так сказать,увеличить поголовье. – Чтобы, потом содрать с них шкуры? – Удивился Дедушка.

Дедушка не дождался ответа, потому что в круг света от фонаря, (к этому времени, уже успело стемнеть) вышел огромного роста человек в брезентовой куртке. В его, чисто выбритом лице, с абсолютно лысой головой, трудно было узнать нашего старого знакомого – Митяя. Но, когда он начал «шмыгать» носом, Дуся сразу его узнала.

– Если не ошибаюсь, здесь разговор идет о михрялках? – Спросил он. – А вы, еще кто такой? – Удивился «хозяин».

– А это, тебя не касается. – Грубо ответил Митяй. – Я думаю, что речь идет о моей михрялке, которая убежала от меня несколько лет назад. Здесь, во всей округе, не осталось ни одной михрялки, кроме моей. И я ее получу. Где она? У тебя? – Обратился он к Дедушке.

– Это, моя михрялка! – Закричал «хозяин».

– Твой, будет синяк под глазом! – Ответил Митяй и залепил «хозяину» такую затрещину,

что тот перелетел через спинку скамейки и застрял в кустах к верху ногами.

– Ну, так, где моя михрялка? – Митяй угрожающе наклонился над Дедушкой, продолжавшем сидеть на скамейке. Тут Дуся поняла, что настала ее очередь. Она

сосредоточилась, напряглась, и тут же у Митяя в голове зазвучал голос его брата, Гены: – Эники Беники, ели вареники. Эники Беники клец, вышел пузатый матрос!

Митяя, будто кипятком ошпарили. Он отскочил от Дедушки и стоял, затравленно озираясь по сторонам. А голос Гены продолжал звучать у него в голове:

– У окошечка сижу, и в окошечко гляжу. Не садись на пенек, не ешь пирожок! Наш Митяй простота, купил лошадь без хвоста! Б-е-е-е-е!

Кроме Митяя, никто голоса Гены не слышал. Зато, и полицейские, и Вовчик с Левчиком из-за кустов, и Дедушка, и «хозяин» – все видели, что с этим лысым детиной произошло что-то необъяснимое. Он завертелся на одном месте, беспомощно вглядываясь в темноту и жалобным голосом позвал:

– Гена-а-а! Ты где-е-е? – А в голове у него:

– Б-е-е-е-е-е! – И неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы «хозяин» не решил воспользоваться моментом. Он выбрался из кустов, бросился к Митяю и, как клещ, вцепился руками ему в горло.

– Моя михрялка! Моя! – Вопил он на всю округу. – Я ее нашел! Моя!

Митяй тут же пришел в себя и попытался разжать руки «хозяина». Но не тут-то было. Тот, как бульдог на великане, повис на Митяе, вцепившись в него мертвой хваткой. Тогда, охотник начал лупить «хозяина» своими огромными кулачищами. В какой-то момент, Митяй не удержался на ногах и противники оказались на земле. Тут же, из кустов выбежали полицейские и с большим трудом надели на драчунов наручники.

Майор Красотулин разрешил Вовчику с Левчиком, пока, пользоваться машиной.

«Хозяину», теперь, она понадобится очень не скоро. А вот, Митяя через пятнадцать дней отпустят, поэтому майор посоветовал быть начеку. Кто знает, что у него в голове? Или с головой? Домой вернулись уже за полночь. Когда вышли из машины, увидели, что Бабушка с бабушкой Ильиничной и Лизаветой сидят за столом у самовара. Лизавета побежала навстречу, схватила Вовчика с Левчиком за руки и потащила к столу.

– Садитесь, самовар только что вскипел! А где моя Дуся?– Дедушка приложил палец к губам. Дуся, как дорогой воротник, устроилась у него на плечах и крепко-крепко спала.

Глава 4

Конец охоты

Вы заметили: когда ждешь, чего-нибудь хорошего, ну например, дня рождения или

Нового года, то время тянется медленно-медленно. Прям, как на зло! А когда происходит что-то замечательное, или просто, очень хорошее, например, летние каникулы, то время летит с ужасной скоростью. Как будто, кто-то злой и вредный специально подгоняет его, чтобы хорошим людям этого очень хорошего и замечательного поменьше досталось.

Вот так, и с Лизаветой случилось. Когда утром, за завтраком дедушка сказал, что начался август, последний летний месяц, она ужаснулась: «Как же так, почему все молчат – не напишут президенту, что летние каникулы несправедливо короткие. Пусть, хотя бы, для отличников сделает каникулы подлиннее. А двоечники, да, пусть идут в школу. Хотя, двоечники, тоже люди....» Но Дедушка сказал, что летние каникулы на то и летние, потому что бывают летом. А лето – всего три месяца. И впереди, еще, целых тридцать дней. А это, не так уж мало! И тут, всего на минуточку, Лизавета взгрустнула потому, что вспомнила про Клавдию Михайловну. Но, это только на минуточку, потому что, пока еще, не время было думать о школе. Впереди было столько не переделанных дел, что прям, голова кругом.

Если бы, кто-то из знавших Вовчика и Левчика в городе и считавших их лоботрясами и бездельниками, увидел их сейчас, он бы, не поверил своим глазам. Трудолюбивее сладкой парочки во всей округе было не найти. И руки у них оказались золотые и головы работали хорошо. Когда они починили крышу в доме бабушки Ильиничны, к ней стали заходить старики и старушки из соседних домов, просить «одолжить» своих постояльцев. Кому-то, забор починить, кому-то, сарай построить.... Да мало ли в деревне дел, требующих молодой силы да умения. Никому они не отказывали. И хотя, теперь, у них дел было, невпроворот, но всегда, находили они время, чтобы поиграть с Лизаветой и Дусей. Надо сказать, что никто в деревне, в том числе и Вовчик с Левчиком не знали, что Дуся может разговаривать. Не знали, не знали, а потом узнали. Дуся сама себя выдала. Играли они вчетвером – Лизавета, Дуся и сладкая парочка, в прятки. Вовчик водил. Он нашел уже и Лизавету и Левчика, а Дусю все никак не мог. Зашел в сарай. А после яркого солнца, в сарае полумрак. Глаза еще не привыкли. Обошел все углы – нет Дуси. Видит, стоит лейка, возле лейки что-то валяется: то-ли тряпка, то-ли варежка. В полумраке, не разберешь. Ну, и наступил, нечаянно. А это был, никакая не тряпка и не варежка, а Дусин хвост. Самый кончик. Она думала, что его не видно. А его видно. Наступил и стоит как будто, так и надо. А Дуся как завопит:

– А-а-а-а-а! А ну, слезь с моего хвоста сейчас же! – А Вовчик, кроме лейки никого не видит. Вот вы, что бы вы сделали, если бы лейка велела бы вам слезть с ее хвоста? Вы вообще-то, видели когда-нибудь говорящую лейку? Да еще, с хвостом. Вот, и Вовчик, тоже, не видел. Он и хвоста толком не видел, поэтому и продолжал на нем стоять. А Дуся продолжала вопить:

– Мамочки рОдные! Да, слезешь ты с моего хвоста? А-а-а-а! Бандит! Уйди, а то укушу! Видит Вовчик, дело-то серьезное, сейчас лейка его еще и укусит, поэтому решил отойти от нее подальше и Дусин хвост освободил. Вылезла она из-за лейки, прижала к себе свой хвост, качает его, как младенца, гладит. Успокаивает боль. И продолжает ругаться на Вовчика.

– Непутевый, ты, что не слышал, что ли? Тебе кричала: «Слезь с хвоста!» Или ты глухой? Ой, мамочка, как же больно!

А Вовчик, после говорящей лейки, еще и Дусю говорящую увидел! Это, уж с лишком! Ведь непонятно, что лучше: говорящая лейка или говорящее животное Дуся. Наверное, чтобы найти ответ на этот вопрос, Вовчик сел на пол и безумными глазами молча смотрел, как Дуся, продолжая ругаться на него, успокаивает свой любимый хвост. И в это время в сарай вошел Левчик, а за ним Лизавета. Они ждали-ждали, когда Вовчик найдет Дусю, не дождались и пошли его самого искать. А Дуся выговаривала Вовчику:

– Слеподырый! Если не видишь, куда наступаешь, то и не наступай! Ой, бедненькая я! Бедненький мой хвостик!

Не буду врать, что Левчик не удивился. По-моему, очень даже удивился. Потому, что он сел рядом с Вовчиком, и такими же глазами, как у приятеля, уставился на михрялку. А Лизавета быстро оценила обстановку, все поняла, взяла Дусю на руки. Стала ее гладить и успокаивать. Наконец, та затихла. Да, и Вовчик с Левчиком немного пришли в себя. Взгляд стал осмысленным.

– А вы разве не знали, что михрялки разговаривают? – Притворно удивилась Лизавета. – Наша Дуся разговаривает и, еще, много чего умеет.

– Может, михрялки и разговаривают и много чего умеют, а наша, только ругаться и обзываться умеет. – Обиженно проворчал Вовчик.

– Тебе бы так, на хвост наступили! – Не унималась Дуся. – Наверное, до потолка бы прыгал!

– А я бесхвостый! – Обрадовался Вовчик – Что, съела?

– А ну-ка, прекратите! Ты, Вовчик извинись, что на хвост наступил, а ты, Дуся, извинись, что обзывалась. И быстро, помиритесь! – Приказала Лизавета.

Через несколько минут, друзья уже забыли о ссоре. Дуся сидела на плече Вовчика и шептала ему что-то на ухо. Она больше всех была довольна произошедшим. Потому, что теперь, дома не надо было делать секрета из того, что она умеет разговаривать. А поболтать она очень любила.

Вообще-то, Дуся, не смотря, на свои маленькие размеры, приносила очень много ощутимой пользы. Вот, например, почему Лизавета уже давно не носит очков? Да, все очень просто: Дуся вылечила ей глаза. Как-то вечером, сидели они вдвоем у окошка. За окошком-то, шел дождь. А когда идет дождь, как-то не весело на душе. Но оказалось, что такая погода бывает очень полезна для здоровья. Вот они сидели и грустили, слушая стук капель о стекло. И вдруг, Дуся спросила Лизавету, зачем та носит очки. Лизавета ответила, что очки носят люди, у кого плохое зрение. А Дуся и говорит:

– А давай, выбросим твои очки!

– Как, выбросим? А как же я видеть без них буду?

– Очень просто, глазами. Я никогда этого не делала, но знаю, что я это умею.

Давай попробуем! Снимай очки. Сядь прямо. Закрой глаза. – Лизавета послушно сняла очки, села прямо, закрыла глаза. Дуся забралась ей на плечи. Обняла ее голову, положив свои лапки ей на глаза, и велела сидеть неподвижно. Сначала девочка ничего не чувствовала, кроме тепла Дусиных лапок. Но потом, тепло стало усиливаться. И глазам стало горячо. Лизавета хотела сказать Дусе об этом, но та прижала свои лапки к глазам сильнее и она поняла, что нужно сидеть молча. Так продолжалось довольно долго. У Лизаветы затекла шея. А Дуся все не разжимала свои объятья. Наконец, она тяжело вздохнула и убрала свои лапки.

– А теперь, открывай глаза. – Велела она. Но Лизавета, почему-то боялась их открывать. И наоборот, зажмурила их еще сильнее. Михрялка, даже, прикрикнула на нее:

– Смелее! Открывай! – И Лиза послушалась. Всего двадцать минут назад, все предметы в

комнате, если смотреть на них без очков, были нерезкими, размытыми, а теперь, все приобрело четкие очертания. Лизавета удивленно пощупала переносицу, но очков там не было. Это было чудо!

– Дусенька! Ты волшебница! Врачи говорили, что я буду до конца жизни ходить в очках, а ты, так просто, без всяких лекарств и инструментов.... Ты настоящая волшебница! Дай я тебя обниму! – Лизавета схватила михрялку и закружила ее по комнате.

– Вот уронишь меня, будет у меня шишка. А я шишку не хочу. – Смущенно ворчала Дуся. Она не меньше подруги была рада, что у нее все получилось. Услышав шум, в комнату пришли Бабушка с Дедушкой. Сначала, они не поверили в случившееся. Но Лизавета гордо ходила перед ними без очков и они убедились, что это правда. А потом, точно так же, Дуся вылечила Бабушкины колени и Дедушкину спину. Радости стариков не было предела. Бабушка, первый раз, за последние несколько лет, прогулялась с Дедушкой до колодца и ни разу не остановилась отдохнуть. Бабушку Ильиничну Дуся избавила от, мучившего ее последние годы, ревматизма. В общем, живи и радуйся! Да, так оно и было. Но, до поры, до времени.

Как-то под вечер, подъехала к калитке полицейская машина. А из нее вышел старый знакомый, майор Красотулин. Дедушка провел его в дом. И вот, что рассказал майор:

– Того, «хозяина» надолго посадили в тюрьму. А вот, верзила, Митяй, который подрался с «хозяином», судя по всему, не успокоился. После того, как его выпустили из полиции, мы за ним последили. И вот, что узнали: оказывается, он не отказался от мысли украсть вашего зверька, михрютку.

– Михрялку. – Поправил майора Дедушка.

– Ну, да – михрялку. В общем, я приехал предупредить, что на днях он собирается

навестить вашу деревню и исполнить свой замысел. Уж не знаю, что он привязался к этой михрю… михрялке, но человек этот, по-моему, не в себе. Что-то у него с головой не в порядке. Постарайтесь, как-то ее спрятать или увезти куда-то. Мы, конечно поможем, но нужно быть начеку. Держите меня в курсе. Звоните в любое время.

– Спасибо тебе, майор. Будем, теперь, думать, что предпринять. Спасибо за помощь.

Дедушка проводил майора Красотулина до машины. И когда тот уехал, все собрались у самовара на совет. Стали гадать да рядить, как быть. Ну, и как водится, ничего не придумали и решили отложить все до утра – может, за ночь кто-нибудь, что-нибудь придумает.

Так и получилось. Утром опять собрались у самовара, и Дедушка объявил о своем решении. Дуся, на время, переселяется жить на чердак. Лизавета будет связной. Будет передавать сообщения от Дуси Дедушке, а от Дедушки Дусе. А в свободное время, наблюдать в окошко чердака, не видно ли, этого противного Митяя. Вовчик и Левчик будут, как ни в чем не бывало, делать свои дела. А Бабушка со своей подружкой Ильиничной, тоже, будут делать вид, что не знают ни про какого Митяя и ни про какую михрялку. Потом, слово взял Вовчик:

– Мы с Левчиком, вот чего придумали: мы у бабушки Ильиничны в сарае нашли старую кроличью шапку. Она по цвету – один в один, как Дусина шерстка. Мы из этой шапки сошьем зверька. Как будто, это наша Дуся. А когда этот Митяй появится, мы ему покажем этого зверька, издалека. Как будто он мертвый. А потом, закопаем в саду. Как будто, мы его похоронили. Тогда, этот Митяй, от нас отстанет.

– Хорошо, – сказал Дедушка – тогда берите эту шапку и отправляйтесь с Дусей на

чердак. Сшейте такого зверька, чтобы был побольше похож на михрялку. Все. А теперь, за дело!

Все разошлись по своим местам: Дуся, Вовчик, Левчик и Лизавета забрались на чердак. Бабушки сели на лавочку у калитки, а Дедушка спрятался в сарае и через щели в стене наблюдал за улицей. Часа через два, в сарай пришла Лизавета и доложила, что Вовчик и Левчик задание выполнили – сшили из шапки михрялку, от Дуси не отличишь. Пока она ходила, Левчик «усадил» ненастоящую Дусю у окна, а настоящая, спряталась. Вернулась Лизавета на чердак, подсела к ненастоящей Дусе, погладила ее и говорит:

– Не бойся, мы тебя в обиду не дадим. – А та, молчит. – Не расстраивайся. Вот только, избавимся от Митяя, и заживем по-прежнему. – А та все молчит. Удивилась Лизавета. Не было еще такого, чтобы она сказала Дусе столько слов, а Дуся ей в ответ ни одного. А тут еще, услышала, сзади, кто-то хихикает. Оглянулась, а это Вовчик с Левчиком и… Дуся! Только сейчас, поняла, как ловко ее провели. Но не обиделась, а обрадовалась. Какие золотые руки у сладкой парочки, такую «Дусю» смастерили, даже вблизи не отличишь от живой!

Так, весь первый день прошел в ожидании, но Митяй не появился. Не появился он и на второй день и на третий. И на четвертый. А на пятый день, после обеда Дуся, вдруг, напряглась вся, застыла, как вкопанная и говорит:

– Он здесь, близко! Я его чувствую. Он наш дом ищет.

Лизавета выглянула в окно и увидела, что, действительно, по улице в сторону их дома идет огромного роста лысый мужчина в широком брезентовом плаще. Был он еще очень далеко, а Дуся уже почувствовала его приближение и очень нервничала.

– Это он, охотник! Митяй, только лысый. А был волосатый – бородатый. Я его ножницами – чик! Бедная я Дуся! Бедная моя шкурка! Он про меня думает. Он плохо думает. Он меня тоже ножницами – чик! А потом, когда я буду, как он, лысая и некрасивая, снимет с меня лысую шкурку и закинет далеко. Ох, несчастная я! Все михрялки несчастные, а я, самая несчастная! Надо прятаться! – С этими словами, Дуся подбежала к Левчику и, в мгновенье ока, залезла ему за пазуху. Левчик под рубахой, успокаивая, гладил Дусю, а сам в это время, вместе с Вовчиком и Лизаветой следил за приближающимся Митяем. Вот, он дошел до калитки. Вот, поздоровался с бабушками, сидящими на скамейке. Вот, что-то у них спросил. Вот, что-то достал из кармана и показал старушкам. Опять, что-то спросил. Бабушки в ответ отрицательно покачали головами. Митяй развернулся и пошел обратно.

– Он мою Бабулю и бабушку Ильиничну плохо обозвал. Он им не поверил и хочет спрятаться. Он будет следить и выследит эту драную кошку. Ой, это же он про меня так думает – драная кошка! Вы только послушайте, о чем он думает! – Возмущалась под рубахой у Левчика Дуся. А Митяй, в это время, уходил все дальше и дальше, потом, повернул в какой-то проулок и исчез.

Через пять минут все собрались дома. Окна закрыли и задернули занавески. На чердаке остался один Вовчик. Остался следить за дорогой. Хотя, все были уверенны, что Митяй сегодня уже не появится. Оказывается, Митяй показывал бабушкам ту самую газету, с фотографией. И спрашивал, где михрялка. А они ответили, что не знают. И он ушел.

– Я мысли его слышала. Он не ушел. Он спрятался. Он меня выслеживать будет. Он меня драной кошкой обозвал. – Пожаловалась Дуся.

– Пусть выслеживает, – ответил Дедушка – завтра разыграем для него спектакль.

Изобразим, что Дуся погибла. Если все получится, то он от нас отстанет навсегда. Ты, Дуся, раз уж ты умеешь читать его мысли, будешь говорить нам, где он, что делает и что собирается сделать. А пока, марш на чердак. И к окошку, больше, не подходи.

Так день и закончился, без происшествий. Вечером, как всегда, пили чай из самовара. Пили все, кроме Дуси и Левчика. Дуся пряталась, а Левчик ее охранял. На следующий день, с самого утра, все ждали Дусиной команды. Как только Митяй появится, она должна сказать, где он и что делает. И как только будет понятно, что Митяй видит, что происходит во дворе, можно будет начинать представление. Но его, все не было. Он появился после обеда. Вернее, не появился – его никто не видел. Зато, Дуся сказала, что он здесь. И сейчас, ищет подходящее место для наблюдения. Прошло ни мало времени, прежде чем михрялка сказала, что Митяй спрятался в густом кусте сирени, в саду у бабушки Ильиничны. Можно было начинать. И вот, что увидел Митяй со своего наблюдательного пункта: Сначала, из дома выбежала рыдающая Лизавета. За ней, вышла Бабушка, обняла ее и начала успокаивать. Потом, вышел Дедушка и, тоже, принялся успокаивать внучку. Потом, из дома вышел Вовчик. Он пошел в сарай и вернулся оттуда с лопатой. Потом, вышла бабушка Ильинична. Она повела Лизавету и Дедушку с Бабушкой подальше от дома и поближе к своему забору. Это для того, чтобы Митяй слышал, о чем они говорят. А в это время, Вовчик вынес что-то из дома. Митяй пригляделся и не поверил своим глазам. Это было безжизненное тельце михрялки. Вовчик отнес его недалеко от дома, выкопал ямку, опустил туда и засыпал сверху землей. А в это время, Дедушка, успокаивая Лизавету, рассказывал ей, что бедная михрялка объелась куриных желудков, которые она очень любила. Бабушка не уследила, и она съела все, что ей купили на неделю. Дело в том, что точно такой случай был, когда Дуся жила у Митяя. Она, действительно, очень любила куриные желудки и, как-то раз, Митяй не уследил, и она съела недельную норму. Ей было очень плохо и она, чуть, не погибла. Тогда ее спас ветеринар, знакомый Митяя. И сейчас, вспомнив об этом, Митяй, наверняка, поверит в причину смерти михрялки. А Лизавета, как бы, немного успокоившись, нарвала на клумбе цветов и отнесла на «могилку». Потом, ее увели в дом. И во дворе все затихло. Дуся, потом, рассказывала, что Митяй был вне себя от ярости. Весь его план мести был разрушен. Он не знал, что ему делать. Поэтому, чертыхаясь и проклиная все на свете, он вылез из куста сирени, и, не прячась, пошел прочь.

Спектакль для одного зрителя прошел, как нельзя лучше. Все очень хвалили Лизавету, которая рыдала так натурально, как будто на самом деле, потеряла любимую подругу.

– Ну, радоваться еще рано. – Сказала Бабушка. – Нужно еще, убедиться, что Митяй нам, действительно, поверил и оставил нас в покое.

Сказала так Бабушка, и как в воду смотрела. Митяй, поверить-то поверил. Но злость его была так велика, что он не успокоился. Решил, что хоть и мертвой михрялке, но, все равно, он отомстит.

За окном уже стемнело. Уже все собрались расходиться. Как вдруг, Дуся вся напряглась. Закрыла лапками глаза. Заохала, заахала:

– Пришел, опять пришел! Охотник Митяй пришел! Спасите, помогите! Ох, он неживую михрялку выкопал! Ох, он уже убежал! Пропала моя головушка! И ваша головушка, тоже, пропала. Он злой и страшный!

– Да, этого мы не предусмотрели, что он выкопать «михрялку» вздумает. – Сказал

Дедушка. – Ну, да теперь, делать нечего. Будем решать проблемы по мере их поступления. Мы же не знаем, что он еще задумал. Теперь, вся надежда только на Дусю. Надеюсь, ей удастся прочитать его мысли до того, как он сделает нам какую-нибудь гадость.

Дедушка, Вовчик и Левчик взяли фонари и вышли на улицу. Там, где была «похоронена» не настоящая михрялка, земля была разрыта и ямка была пуста. Вернулись в дом. Обдумав все, пришли к выводу, что Митяй, чтобы что-то сделать, должен хорошо подготовиться. И тогда, охота на Дусю начнется с новой силой. А пока, до утра, у всех передышка. И можно хорошенько выспаться. Вовчику и Левчику пришлось все эти дни спать на чердаке на раскладушках. Но они с детства, не были избалованы всякими пуховыми перинами и подушками, поэтому спокойно переносили неудобства. Дуся, так она, и вовсе, спала в своей кроватке. Просто, ее перенесли из Лизаветиной комнаты на чердак.

Утром Дедушка позвонил майору Красотулину и подробно все рассказал. Майор отнесся к рассказу серьезно и сказал, что к вечеру, пришлет подмогу. От этого полоумного Митяя можно ждать всего, чего угодно. Если он что-то и предпримет, то только ночью – днем, не решится. И правда, день прошел спокойно. Дуся не чувствовала приближения Митяя и тревоги не поднимала. Вечером, когда начало темнеть, все собрались в доме. Спать никто не собирался. Даже Лизавета. Хотя, по возрасту, ей давно надо было лежать в постели. В этот раз, на чердак подниматься никто не стал. В темноте, все равно, в окошко ничего не видно. Все уже, порядком, устали. Напряжение последних дней давало себя знать. Утешало одно, что, возможно, сегодня эта нервотрепка с Митяем закончится.

Кукушка на ходиках уже давно прокуковала двенадцать раз. Бабушка, в который уже раз, спросила, не хочет ли кто-нибудь чаю или, может быть, съесть чего-нибудь. А Дуся, как ни в чем ни бывало, лежала на бабушкиной кровати свернувшись клубочком. Казалось, что она крепко спит. Но это, только, казалось. Вдруг, она беспокойно завертела головой, потом вскочила, забегала по кровати взад-вперед.

– Пришел! Охотник Митяй пришел! За Дусей пришел, душегуб! Ах, что придумал: «Думали обмануть. Подсунули чучело вместо этой кошки драной! А сами ее в доме прячут. Ну, теперь она никуда не денется. Сейчас дом загорится, все выскочат на улицу. И михрялка с ними. Пока дом тушить будут, забудут про михрялку. А Митяй тут, как тут. Здравствуй, михрялочка! Теперь, не убежишь, моя маленькая, моя мохнатенькая!» – Дуся, пересказывая мысли Митяя вся тряслась от страха. Дедушка, пытаясь ее успокоить, взял

михрялку на руки. Гладил ее и шептал на ухо: «Не бойся, никому мы тебя в обиду не дадим. Мы тебя все очень любим, а Митяя мы прогоним. Не сомневайся».

– Спасаться надо! Он уже спички достал. Он бензином стену дома обливает! Кто-то ему мешает! Ой, как плохо он ругается! Полицию ругает! Плохими словами ругает! Сам плохой, а других ругает! Ой, не могу больше слушать, отключите мне голову! – Дуся обхватила свою голову лапками, как будто это могло помочь не слышать мысли Митяя. И в этот момент, в дверь постучали. Вовчик открыл. На пороге стоял майор Красотулин. Вид у него был довольный. Он прошел на середину комнаты, остановился, и радостно сообщил:

– Все, задержали мы вашего Митяя. Хотел дом поджечь. Правда, при задержании двух наших сотрудников ранил. Но раны не опасные. Ребята молодые. До свадьбы заживет. Зато теперь, долго он на свободу не выйдет.

Все бросились благодарить майора. Жали ему руки. Лизавета поцеловала его в щечку.

А Дуся перебралась с Дедушкиных рук на плечо Красотулина, обняла его за шею и погладила лапкой по щеке. Майор, от таких нежностей, даже прослезился. Лизавета, видя, что михрялка сдержалась, хотя, было видно, что ее прямо-таки распирает от желания сказать «спасибо», облегченно вздохнула. Кто знает, как бы он отреагировал на говорящего зверька? Упал бы в обморок или просто, на время, лишился бы дара речи? После таких переживаний, у всех, в том числе и у майора Красотулина, разыгрался аппетит. Все уселись за стол и Бабушка, наконец-то, принялась выставлять на стол одно блюдо за другим. Она, от переживаний, чтобы хоть как-то успокоиться, наготовила всего столько, что и за неделю не съесть. Сначала, все набросились на еду, ели молча и много. А потом, насытившись, заговорили все одновременно. За столом стало шумно и весело. Потом, пили чай и майор Красотулин никак не мог напиться потому, что чай был необыкновенно вкусный (Ну, мы-то с вами знаем). А потом, Лизавета уснула, прямо за столом. Вовчик отнес ее в комнату и уложил в кроватку. А потом, и все остальные отправились отдыхать. Майор остался ночевать. Да, ночь-то, почти кончилась. Но поспать, все равно, было надо. Проспали до девяти утра. Такого, даже Лизавета себе никогда не позволяла. Она очень берегла время. Драгоценное время каникул. А сегодня, на нервной почве, наверное, все спали, как убитые.

Проводили майора Красотулина до машины. Тепло с ним попрощались. Дуся опять погладила его по щеке. И он уехал. А потом, был день, как день. Лизавета играла с Дусей во дворе. Теперь, прятаться, больше, не было необходимости. Вовчик и Левчик ушли к кому-то чинить забор. Бабушка с Дедушкой копались у себя в огороде, а бабушка Ильинична у себя. И казалось, что такие покой и благоденствие продлятся вечно. Но, все хорошее, когда-нибудь, кончается. Кончился и этот день. И вечером, за самоваром, Дедушка сказал, что завтра приедут мама и папа. Сначала, Лизавета не поняла и обрадовалась. А потом, когда Дедушка сказал, что они приедут за ней, заплакала. Она и не заметила, как пролетел август, и до конца каникул осталась всего неделя. Всем стало грустно. Но, наверное, больше всех, грустила Дуся. Любые перемены пугали ее. А сейчас, полная неизвестность: как она будет без Лизаветы, что будет? Может, ее опять в лес жить отправят. Но тут, Дедушка спросил:

– А ты, Дуся, что решишь – с нами останешься или с Лизаветой поедешь? – А что, можно с Лизаветой?

– Конечно, можно. Тебе решать. – Ответил Дедушка.

– А как же, наша мама? Она больше не будет бояться, что я ее укушу?

– Не волнуйся, не будет.

– А как же, мои Дедуля и Бабуля с пирожками? Как вы тут без меня? А вдруг, у вас что- нибудь заболит, кто вас лечить будет? И кто вкусные пирожки будет есть?

– А мы тебя подождем, когда ты приедешь. Ты же будешь к нам приезжать? – Ну, я же дороги не знаю. – Забеспокоилась Дуся.

– Ты ж, не одна будешь приезжать. С Лизаветой, с мамой и папой. А о пирожках, не беспокойся. Я думаю, Вовчик и Левчик с ними справятся.

– Так, они их все поедят, а мы приедем, и нам не достанется. – Бабушка заулыбалась:

– Что ж, я к приезду своих любимых внучек, пирожков не напеку? Напеку, не

беспокойся.

– У тебя еще внучка есть? – Расстроилась Дуся. – Сколько же их у тебя?

– Да, две всего. Лизавета и ты. Ты же зовешь меня «моя Бабуля», значит, ты тоже моя

внучка.

– А Вовчик с Левчиком с кем в прятки играть будут? И бабушка Ильинична по нам

скучать будет. Может, не надо никуда ехать. Я читать и писать умею. Лизавета, тоже. Я ее еще подучу.

– Нет, Дуся, так дело не пойдет. Вот, ты четыре класса закончила, а Лизавета всего один. Если не хочешь с ней ехать, скажи – никто не обидится. – Улыбнулся Дедушка. И она поняла, что никакие уговоры здесь не помогут. – А еще, у Лизаветы осенью, зимой и весной будут каникулы. Так что, не расстраивайся, будем видеться часто.

Когда Лизавета поняла, что плачь-не плачь, а каникулы закончились, тут же вспомнила о Клавдии Михайловне. И поняла, как по ней соскучилась. Да, и по школе и по подругам. По всем соскучилась. Еще бы, целое лето не виделись. Не каждый выдержит такую долгую разлуку!

И уже потом, когда ехала в машине домой, Лизавете в голову пришла ужасная, просто очень ужасная мысль: «Когда ее будут спрашивать, как она провела лето, ей почти нечего будет рассказать. Только, как она потерялась в лесу. И все! А про Дусю, про Вовчика с Левчиком, про страшного Митяя…, что, молчать?» Потом, она решила, что если представить Дусю не говорящей михрялкой, а просто кошкой, то вполне, можно рассказать почти все. Подумав так, она сразу же успокоилась. Наверняка, ни у кого в классе, за лето не произошло столько интересных событий, как у нее. А еще, у нее есть большой-большой секрет и большая-большая тайна – это ее спасительница, ее лучшая подруга, михрялка Дуся.

Глава 5

Снежинка от Деда Мороза

Живет, себе, на свете девочка восьми лет. Ходит во второй «В» класс. Каждый день, кроме субботы и воскресения, встречается со своей любимой учительницей Клавдией Михайловной. Каждый день, по утрам и вечерам, а в выходные – целый день, видит своих любимых маму и папу. Каждый день, по утрам, потом еще, после продленки до самого- самого вечера видится со своей любимой подругой Дусей. Вот, как вы думаете, счастливая эта девочка или нет? Многие скажут, что счастливая. И девочка Лизавета скажет, что счастливая. Но только, не до конца. Какое-то счастье получается неполное: из тех, кого любишь – половину, даже потрогать можешь. А вот, вторую половину, не то, что потрогать, а и увидеть невозможно. Как увидишь Бабушку, Дедушку, Вовчика с Левчиком и бабушку Ильиничну, если ты здесь, в Москве, а они все там, в деревне? Как шею не вытягивай, все равно, не видно. Видно бывает только в каникулы. В осенние каникулы было не видно, потому что Лизавета, как раз, все каникулы, проболела. И теперь, приближались зимние каникулы.

Как-то раз, вечером, когда все собрались за столом и пили чай с мармеладками, папа и говорит:

– Объявляю женскому населению нашей квартиры, что приближается Новый год! – Ну, это он мог бы и не говорить. Это и без него все знали. А он продолжал: – У меня на работе затевается ремонт помещений. Поэтому, всех наших сотрудников, и меня тоже, отправляют на каникулы за наделю до Нового года.

– Вот и отлично! – Сказала мама. – Поедешь пораньше в деревню. Приготовишь все к празднику. А мы приедем на все готовенькое. Правда, девочки?

– А можно, я тоже поеду? Нашему папе помогу? – Неожиданно спросила Дуся. – Там наша Бабушка пирожки без меня печет, а Вовчик с Левчиком их едят.

Лизавета подумала сначала, что сейчас обидится на Дусю, что та ее бросает одну с мамой, а потом, не обиделась, а даже, обрадовалась, что подруга поедет к Бабушке с Дедушкой пораньше. Только, было завидно. Совсем чуть-чуть, маленькую капельку.

Нет, наверное, на земле человека, который бы не любил Новый год. Даже совсем старые старики, и те – не любят дни рождения, а Новый год, все равно, любят. Что уж говорить о детях? Веселый, шумный, нарядный, вкусно пахнущий хвоей, мандаринами и конфетами праздник. К сожалению, взрослые уже не верят в существование Деда Мороза. А все потому, что они сами наряжаются в Дед Морозовские шубы, нацепляют ватные бороды, красят себе носы губной помадой и приносят подарки, которые купили родители. Они обманывают и детей и себя. Конечно, к таким людям Дед Мороз никогда не придет. А вот, Лизавета верила, что Дед Мороз бывает. Может быть, только чуть-чуть, не верила, а так – верила. И ждала от Нового года чуда.

Всегда, так бывает, когда ждешь что-то важное, время тянется медленно-медленно. Даже, иногда, кажется, что слышно, как натужно скрипят колесики в часах – того гляди, остановятся. Вот уже и двадцатое декабря прошло. Двадцать первое тянется, никак не закончится. А двадцать второго еще и не слышно и не видно. Наконец, еле-еле душа в теле, приползло двадцать третье декабря. Рано утром, папа посадил Дусю за пазуху, поцеловал Лизавету и маму и сел в машину. Еще с вечера, все необходимое было уложено в багажник. Оставалось только, выбраться из города и через три часа на горизонте покажется деревня «Вверх тормашкино». Вообще-то, деревня называлась «Верхнее Машкино». Было за речкой еще и «Нижнее Машкино». Но кто-то, когда-то, в шутку, переделал «Машкино» в «Тормашкино». А потом, и вовсе – в «Вверх тормашкино».

Так и повелось среди местных жителей, называть свою деревню таким необычным именем. Но им нравилось. И в Лизаветиной семье все тоже называли деревню «Вверх тормашкино».

Дусе нечасто доводилось ездить на машине, да еще, так далеко. Поэтому, время в пути для нее прошло совсем незаметно. Вот дорога выбежала из леса, вскарабкалась на пригорок и папа с Дусей увидели, наконец, свою любимую «Вверх тормашкино». Еще пять минут, и машина остановилась возле знакомой калитки. Папа посигналил, и скоро, из дома выбежали и Бабушка, и Дедушка, и Вовчик с Левчиком, и бабушка Ильинична. Ох, как же все были рады! Если с папой все просто обнимались-целовались, то Дусю, от радости, чуть не разорвали на кусочки. Каждому хотелось взять ее на руки, погладить, потискать, прижать к себе посильнее. А она и не противилась. Радость от встречи просто выплескивалась из михрялки наружу. От избытка переполнявших ее чувств, она совсем потеряла голову. Она то перепрыгивала с одного встречающего на другого, то прыгала на землю, и тут же, вскарабкивалась обратно. То укладывалась пушистым воротником у кого-то на шее, обнимая лапками голову.... Потом, она уселась на голове у Дедушки, держась за его уши, громко вздохнула и проговорила:

– Вот я и приехала! А где мои пирожки моей Бабушки? – Все засмеялись, а Бабушка ответила, что пирожки давно ждут Дусю и пора уже идти в дом.

Когда все немного успокоились, расселись за столом, выпили по чашке чая, папа рассказал, что они приехали подготовиться к Новому году. И ему очень хочется сделать Лизавете какой-нибудь новогодний сюрприз. Может кто-то, что-то предложит? Но никто ничего интересного придумать не смог. И тут, объевшаяся пирожков, разомлевшая от тепла, и уютно устроившаяся у Дедушки на коленях Дуся, зевнула и говорит:

– А может быть ей устроить встречу с Дедом Морозом? Но только не в Новый год. В новогоднюю ночь он сильно занят, а на следующий день. Он будет отдыхать и у него будет свободное время. – За столом все разом замолчали. Все уже знали, что Дуся так просто говорить не будет. Что-то эта михрялка еще придумала.

– Ты хочешь пригласить для Лизаветы артиста Деда Мороза? Но она уже большая девочка и мне не хотелось бы ее обманывать. – Сказал папа.

– Зачем артиста? Артист пусть в театре сидит. Я про Деда Мороза говорю. Который настоящий. Только это далеко и я не знаю, как мы туда доберемся. – Сидящие за столом, не знали, как реагировать на Дусины слова. Хотя все знали о ее необычных способностях, но тут уж попахивало откровенным враньем.

– Ты расскажи-ка поподробнее, а то, я смотрю, народ сомневается. – Попросил Дедушка.

– Помнишь тот домик, в котором ты нас нашел с Лизаветой?

– Конечно, помню. Как такое забыть.

– Туда, каждый год, первого января приезжает Дед Мороз. Настоящий. – Уточнила Дуся,

видя недоверчивые взгляды. – Он отдыхает там один день, а потом уезжает к себе, на север. Он уже много-много лет туда приезжает. И когда там лесник жил, приезжал, и когда я жила приезжал. И в этом году приедет. Он обещал.

Не скажу, что все находящиеся за столом, безоговорочно поверили Дусе. Правильней было бы сказать, что никто не поверил, кроме Дедушки и Вовчика. А все потому, что все стали уж слишком взрослые. И забыли, что, когда-то, были детьми. А Дедушка поверил,

потому что, просто верил Дусе. Ну, а Вовчик, потому что еще помнил, как был ребенком,

а еще, он очень любил всякие чудеса.

– А что, предложение, по-моему, очень интересное. – Сказал Дедушка. – Даже, если Дед Мороз в этом году не приедет, мы все равно, весело проведем там время. Только, весь вопрос, как нам всем туда добраться. Я что-то плохо представляю Бабушку и Ильиничну на лыжах. Туда зимой, только на вертолете можно добраться.

– Ну, вертолет – это не проблема. – Сказал папа. – У меня в аэроклубе друг детства, Аркашка директором работает.

– Как же, помню Аркашу, рыжий такой, высокий. – Кивнул Дедушка. – Если сможешь договориться, было бы здорово! Возьмем с собой еды, лыжи, фейерверки, игрушки елочные. Там прямо возле дома растет красивая елка. Нарядим ее, хороводы водить будем.

– А дом-то большой? Где мы там спать все уляжемся? – Ужаснулась Бабушка.

– Там две кровати, кресло и… все. Устроимся как-нибудь. – Неуверенно сказал Дедушка. – Там, на чердаке, я видела, шесть раскладушек. Всем хватит. А еще, в шкафу есть

спальные мешки. Только, не знаю сколько – не считала. – Вступила в разговор Дуся. И тут все почувствовали, что ее предложение, поначалу, такое странное, начинает обретать реальные очертания. Даже Бабушка со своей подругой Ильиничной, вдруг, засобирались – надоело им дома сидеть безвылазно. Захотелось им, видите-ли, новых впечатлений на старости лет. Загорелись все. Начали придумывать, кто, во что горазд: и что с собой вкусненького взять, и что на себя одевать, и в какие игры играть, и… много, чего другого. И как-то, совсем сразу, у всех вылетело из головы, что собираются они ехать, не просто в избушку лесника, а чтобы встретиться с Дедом Морозом. Короче говоря, про Деда Мороза никто не поверил. А кто поверил, тот уж все забыл. Ну, и зря. А Дуся напоминать не стала. Ох, и хитрющая, эта Дуся!

На следующий день, папа поехал в аэроклуб и договорился с Аркашей, что тридцать первого декабря они все приедут в аэроклуб. Вертолет доставит их в лес, а третьего января прилетит за ними и привезет обратно. Оставшиеся до Нового года дни пролетели в приготовлениях. Сначала составили список, что нужно купить, что сделать, что приготовить. Распределили обязанности, кто за что отвечает. И к концу недели, все задуманное было выполнено. Тридцатого января папа съездил на станцию и встретил поезд, на котором приехали мама и Лизавета. И опять, была радостная встреча: обнимашки-целовашки, веселое застолье Дедушкой всех разбудили и, после завтрака, с загадочными лицами, расселись по машинам и тронулись в путь. Как не просили Лизавета с мамой сказать, куда они едут, ни папа, ни Дедушка, ни Дуся не проговорились. А Бабушка и бабушка Ильинична, чтоб не проговориться раньше времени, сели в машину к Вовчику с Левчиком.

Аэроклуб был не очень далеко. Поэтому, доехали быстро. Когда мама увидела вертолет, она уперлась ногами и руками в переднее сиденье и никак не хотела вылезать из машины. Но потом, ее уговорили. А Лизавета, ничуть не испугалась. Ей было очень интересно. На вертолете она летела первый раз. Она даже забыла, что не знает, куда они собираются лететь. Пока Вовчик с Левчиком перегружали в вертолет вещи, папа, Дедушка и Аркаша изучали карту, определяя, где находится домик лесника. Наконец, все было готово. Вещи погружены, пассажиры рассажены по местам. Загудел двигатель. Сначала медленно, как бы нехотя. Потом, все быстрее закрутились лопасти винта. Мотор гудел так сильно, что закладывало уши. Лопасти винта засвистели, рассекая воздух и

вертолет, качнувшись, плавно оторвался от земли. Папа, который все это время находился в кабине пилота, высунул голову в приоткрытую дверь и поманил Лизавету к себе. Та встала, и неуверенно направилась к нему. Дуся, которая лежала в это время у Лизаветы на плече, так крепко схватила ее за шею, что девочка даже закашлялась.

– Куда, куда ты идешь? Там же окошки большие! Мы шлепнемся и будем лепешками! Ох, зачем я это придумала? Бедная я Дуся! Как же мне страшно!

– Не бойся, миленькая, никуда мы не упадем и не шлепнемся. Ты держись за меня и тебе не будет страшно. – Успокоила Лизавета подругу. Успокоить-то успокоила, а у самой под ложечкой посасывало. Страшновато: все гудит, свистит, дрожит и земля, где-то там, далеко внизу. Но когда она вошла в кабину пилота, все страхи и опасения куда-то улетучились. Лизавету охватил такой восторг, такая радость. Далеко внизу, насколько хватало глаз, простирались бескрайние леса припорошенные снегом. И это было так красиво, что Лизавета в порыве бросилась к пилоту, обхватила его шею и закричала ему на ухо:

– Дядя Аркадий, я, когда вырасту, тоже буду летчицей!

– Молодец, одобряю! Самая лучшая профессия! – Засмеялся директор аэроклуба.

Дусю переполняли точно такие же чувства, как и Лизавету. Ей тоже хотелось крикнуть,

что-нибудь этакое. Но увидев папин неодобрительный взгляд, она все поняла и сдержалась. Кроме Аркадия никто управлять вертолетом не умел. А кто знает, как он себя поведет, если Дуся ему тоже крикнет на ухо, что, когда вырастет, станет летчицей.

Через несколько минут, Аркадий показал куда-то вниз и закричал:

– Прибыли!

Среди сплошного ковра хвойного леса белело огромное пятно замерзшего болота. И на самом краю этого пятна темнел, засыпанный почти до крыши снегом, домик лесника. Вертолет начал снижаться, и наконец, подняв тучу снежной пыли, замер на краю острова. Пока Вовчик и Левчик выгружали вещи, Дедушка отправился в дом, и первым делом, занялся растопкой печки. Папа нашел в сенях лопату и разгребал снежные завалы, очищая перед домом площадку. Радостная Лизавета сразу узнала то место, куда они прилетели. Она и не мечтала, что еще когда-нибудь, окажется на этом острове. Она взяла маму под руку и повела показывать дом. Подружки бабушки пошли вместе с ними. В доме они, сразу же, принялись за уборку. И не успела печка разогреться, а в доме уже был наведен относительный порядок. Пришел папа и велел Лизавете взять кого-нибудь в помощь и идти наряжать елку. Лизавета сказала, что у нее есть лучшая на свете помощница. Это Дуся. Коробка с игрушками уже лежала возле елки. Дуся сказала, что сначала, нужно стряхнуть с веток снег. Она вскарабкалась на елку, залезлапочти на самую макушку и потрясла одну из веток, засыпанных снегом. И весь этот снег, сбивая снег с соседних веток, сначала небольшим ручейком, потом рекой, потом потоком, а потом, целой лавиной обрушился вниз. Лизавета стояла под елкой. Когда Дуся посмотрела вниз, то вместо Лизаветы она увидела высокую снежную пирамиду. Дуся, как ошпаренная, буквально слетела с елки и бросилась откапывать Лизавету. В это время, из дома вышел Левчик. Дуся с воплями бросилась к нему:

– Скорее, миленький! Скорее, спасай мою Лизавету! Скорее, лопату! Бери лопату! – Она кругами носилась вокруг Левчика продолжая кричать. А он не сразу понял, что случилось и что от него хочет михрялка. А когда понял, то не побежал ни за какой лопатой, а бросился откапывать Лизавету руками. И скоро из сугроба показалось смеющееся лицо

девочки. А потом, и вся она выбралась из сугроба. Пока Левчик стряхивал с нее снег, они так хохотали, что Лизавета от смеха, даже икать начала. Теперь, чтобы подойти к елке, сначала, нужно было убрать эту лавину, сошедшую с ее ветвей. Пришлось Левчику поработать лопатой. А потом они втроем наряжали лесную красавицу. Лизавета с Левчиком подавали Дусе игрушки и говорили, на какую ветку их надо повесить. И Дуся, зажав в зубах веревочку, за которую вешают игрушку, стрелой взлетала наверх, и через мгновение, украшение уже было на месте.

Пока наряжали елку, в доме произошли большие перемены. Во первых, промерзший от зимних холодов дом, прогрелся уже настолько, что все, кто в нем находился, сняли с себя верхнюю одежду. Во вторых, женщины навели в доме такой порядок, что казалось, будто хозяева отсюда никогда и не уезжали. А в третьих, в большой комнате был накрыт праздничный стол. По дому гуляли такие запахи, что когда с улицы вернулась Лизавета, у нее слюнки потекли – так захотелось поесть. Дуся же, не раздумывая, побежала подлизываться к Бабушке. А та, уже стояла с пирожком в руке – знала, что ее любимица к ней побежит. Очень Бабушке нравилось, что Дуся любит ее пирожки. Дуся съела пирожок, почесала животик и спрашивает:

– А мы чай сегодня пить будем? Там самовар в сенях за шкафом стоит. Будет совсем как дома. – Вовчик, тут же, вышел в сени и вернулся с большим красивым самоваром.

– Из такого самовара грех чайку не попить. Только, если он не дырявый и работает – обрадовался Дедушка.

– Работает-работает. Я знаю. – Подала голос Дуся.

– Откуда ты знаешь? – С подозрением спросил Дедушка. – Ты же огнем пользоваться не умела.

– А я не сама. – Загадочным голосом проговорила михрялка. Свернулась клубочком на кровати и сделала вид, что задремала.

В дом пришел Левчик и сказал, что в сарае обнаружил генератор. Попробовал его завести – он работает. Теперь надо проверить, есть ли свет в доме. Лизавета щелкнула выключателем и в комнате, в люстре загорелись лампочки. Все обрадовались, захлопали в ладоши, а мама даже «Ура!» крикнула. Ну, уж теперь, точно, можно было садиться за стол. Все проголодались на свежем воздухе. А обеденное время давно прошло. Первые несколько минут за столом только и слышно было, как стучат вилки и позвякивают тарелки. А потом, когда первый голод был утолен, сделалось шумно и весело. Делились впечатлениями от полета на вертолете. Мама хохотала, когда вспоминала, как ей было страшно, не только лететь, но и просто, сесть в вертолет. Все смеялись, когда Лизавета рассказала, как ее засыпало снегом, а Дуся с Левчиком ее спасали.

Когда все наелись, пришло время пить чай и Вовчик с Левчиком, захватив самовар, вышли на улицу. Дедушка подсел к Дусе, которая опять перебралась на кровать.

– А скажи-ка мне, Дуся, откуда, все-таки, ты знаешь, что самовар работает?

– Так, Дед Мороз, когда приезжал, всегда самоваром пользовался. Он чай очень любит. И я с ним пила.

– Подожди-подожди, так ты про Деда Мороза всерьез? А я подумал, что ты просто здесь побывать хотела и, поэтому, придумала про него.

– Я знаю, что вы все думали. Ты же знаешь, я умею мысли читать. А вот вы не умеете. И это, очень плохо. Потому что, тогда бы вы все знали, что я говорю правду. Вот дождитесь завтрашнего дня и, тогда, увидите. Дуся никогда не врет. – Обиделась михрялка. Она

отвернулась от Дедушки, давая понять всем своим видом, что разговор окончен. Обиделась она основательно, потому что, когда принесли самовар и стали звать ее за стол, она претворилась, что спит и не слышит. Дедушка сделал всем знак, чтобы Дусю не трогали и ее оставили в покое.

Пока пили чай, за окнами стемнело. Зимние дни короткие. Так, обед плавно перешел в проводы старого года, а потом, во встречу нового. Дуся давно перестала дуться и сидела вместе со всеми за столом. Она никогда, раньше, не видела, как люди встречают Новый год. То, что она видела, когда жила у Митяя, было не в счет. Митяй всегда был один и Новый год, при ней не встречал ни разу. А здесь, в шумной компании любящих ее людей, она чувствовала себя на равных с ними. Ей трудно было усидеть на месте. Она, уже по несколько раз, успела посидеть на руках у каждого участника застолья, переползая от одного к другому. Каждый считал необходимым угостить Дусю чем-нибудь вкусненьким. И скоро, ее живот стал напоминать небольшой мячик. Дедушка это заметил, и когда Дуся оказалась, опять, у него на коленях, он тихонько, чтоб никто не слышал, спросил:

– Дусь, как же ты с таким животом на улицу пойдешь салют смотреть? Ты же в снегу застрянешь.

– Застряну. – Тяжело вздохнув, ответила михрялка. – Бедная я, жадная Дуся! И зачем я столько еды в живот натолкала? Все такое вкусненькое. Я бы, еще чего-нибудь, съела, но, только некуда. Ты меня подержишь на ручках на улице, и я в снегу не застряну. Ты ведь, подержишь?

– Подержу, подержу, не волнуйся. Только, не ешь больше ничего, а то тебе потом плохо будет.

И в это время, в приемнике, который стоял на комоде, диктор сказал, что сейчас Президент России поздравит с Новым годом. Все зашумели. С громким хлопком вылетела из бутылки с шампанским пробка. И пока Президент поздравлял «дорогих россиян», успели разлить шампанское по фужерам. А Лизавете с Дусей налили душистого, стреляющего в нос воздушными пузырьками «Буратино». Раздался бой курантов. Все разом закричали: «Ура!», «С Новым годом!» встали и начали «чокаться». А потом, все оделись и вышли на улицу. На морозном небе не было ни одного облачка. Звезды были такие яркие, и их было так много! Светила яркая луна. И некоторое время, все молча, как завороженные, смотрели вверх, не в силах оторвать взгляд от такой красоты. Потом, раздался грохот, и в небо начали взлетать разноцветные огни. Опять, все кричали «Ура!» А когда салют закончился, побежали к елке и стали водить вокруг нее хоровод, хохотать и петь «В лесу родилась елочка». Потом, валялись в снегу, играли в салки, и опять, валялись в снегу и дурачились. Пока все не устали. Потом вернулись в дом, еще чуть-чуть посидели за столом и начали укладываться спать.

Лизавета хотела лечь спать на ту кровать, на которой когда-то ее выхаживала Дуся. Но неожиданно, Дуся запретила, кому бы-то ни было на нее ложиться. Все воспринимали ее, иногда, казавшиеся странными, поступки, как должное. А тут еще, Дедушка поддержал Дусю. Поэтому, спорить никто не стал. Места всем хватало и, в результате, когда все улеглись, посреди кровати, в гордом одиночестве, свернувшись клубочком, лежала михрялка. После застолья, прогулки и игр на морозе, все уснули очень быстро. И спали очень крепко.

Так, как легли спать очень поздно, то и спали все дольше обычного. Первым проснулся Дедушка. Он встал и отправился на кухню. А по дороге, заглянул в комнату, где спала

михрялка. Дуся была на месте. Но она была не одна. На кровати, завернувшись в одеяло, кто-то спал. Сначала, Дедушка подумал, что это Лизавета. Но Лизавета спала тут же, в комнате, на кресле. На подушке лежала чья-то седоволосая голова с лысиной на макушке. У кровати стояли комнатные тапочки сорок пятого размера. Дедушка, поначалу, удивился и возмутился – что это за мужик такой? И хотел уже его растолкать и выяснить, откуда он взялся и, что это он тут разлегся, как у себя дома. Но тут Дуся подняла голову, увидела Дедушку, бесшумно соскользнула с кровати и поманила его из комнаты. Когда они оказались на кухне, Дуся вскарабкалась Дедушке на плечо и зашептала ему на ухо:

– Ну, что теперь, поверишь Дусе? Дуся никогда не врет. Дуся очень хорошая!

– Постой-постой, ты хочешь сказать, что это он, Дед Мороз?

– Ну, конечно же! Он сегодня ночью приехал. Все спали, а он приехал. Он всегда

приезжает после Нового года. Я же тебе говорила! А ты не верил!

Дедушка, конечно, был обескуражен. Мало того, что есть Дуся – сама по себе, какой-то

сказочный персонаж, а тут еще Дед Мороз! Рассказать кому, не поверят – скажут, что на старости лет, с головой стало не в порядке. Еще бы, проснулся утром, а у тебя на свободной кровати Дед Мороз спит! Дом хи-хи какой-то! И, как прикажете себя с ним вести, как называть? Дедушка, даже подумал, что может быть, он сам еще не проснулся. Но ущипнув себя, понял, что не спит. Да, и Дуся вернула его к реальности.

– Ты не волнуйся, он, как вы все, очень хороший. Он добрый. Ты его не буди. Он долго не спит. Сам проснется. Надо самовар ставить и он проснется. А всем остальным иди сам скажи, что он приехал. А то, мне не поверят. А Лизавете не говори. Пусть сама узнает.

Который уже раз, Дедушка убедился, что сомневаться в том, что говорит этот чудесный зверек, не стоит. Даже, если это совсем не похоже на правду. Он пошел и разбудил Вовчика и Левчика. Велел им, чтобы не шумели, одевались и выходили на улицу. Когда они втроем вышли из дома, первое, что они увидели были большие, красиво расписанные сани, которые стояли прямо у крыльца. А из приоткрытой двери сарая слышалось тихое конское ржание.

– Я вам не стал в доме говорить, чтоб вы не шумели – он приехал. – Вовчик с Левчиком не сразу поняли, о ком идет речь. Вовчик догадался быстрее. Он бросился к сараю, распахнул дверь и от восхищения, даже застонал. Кони, и вправду, были хороши! Да, и какие кони могут быть у Деда Мороза? Именно такие: большие, белые, грациозные и сильные. Надо сказать, что парни, за то время, пока жили в этой семье, почти привыкли ко всяким чудесам. Да, и чем еще их можно было сильно удивить, после знакомства с Дусей. Только, разве что, знакомством с настоящим Дедом Морозом. Но самого Деда Мороза они, пока, не видели. А лошади и сани – это, согласитесь, не такое уж большое чудо.

Дедушка сходил в дом, предупредил маму с папой и подружек бабушек. Скоро, все, кроме Лизаветы и Дуси, собрались на улице. Если бы Дедушка объявил о приезде знатного гостя там, в доме, ему, скорее всего, не поверили бы. А тут, при виде лошадей и саней, даже у самых сомневающихся, у мамы с папой, недоверие начало испаряться. А когда Левчик, обегавший весь остров в поисках следов от саней, хотевший узнать с какой стороны приехал Дед Мороз, никаких следов не нашел, они поверили, совсем. Ну, почти, совсем! Сами знаете, в какое время живем – кругом столько обманщиков.

Пока закипал самовар, народ пытался осмыслить происходящее. Посмотрим, конечно, что там за Дед Мороз, но, похоже, что недооценили Дусины знакомства. Но, ведь, все же

взрослые люди. Все же понимают, что этого не может быть, а оно есть! Чудно! В итоге, каждый для себя решил, что не нужно опережать события. Пусть будет то, что будет. Дед Мороз, так Дед Мороз. Посмотрим… .

Самовар внесли в дом. Молча, уселись за столом. Молча, ждали, когда Левчик нальет в чашки чай. Над столом повисло какое-то напряжение. Всем без исключения, было, не то что страшно, но как-то, не по себе. Все, даже про Новый год, забыли. А в это время, за дверью, в ту самую комнату, послышались голоса: тоненький Лизаветин и низкий мужской. О чем они говорили, было не слышно. Зато ясно слышался Лизаветин смех. И от этого смеха, напряжение вдруг, куда-то исчезло. Все расслабились и заулыбались. Дверь, наконец, распахнулась. Первой, в комнату влетела Дуся. Казалось, что она сейчас лопнет от переполнявших ее чувств. Она выглядела так уморительно, что все начали хохотать. И в этот момент, в дверном проеме показалась Лизавета. Она вела за собой за руку старичка. Он был среднего роста, с длинной седой бородой. Из под густых бровей смотрели молодые веселые глаза. На старичке была надета розовая байковая пижама в мелкий белый горошек. А на ногах, те самые, тапочки, которые видел Дедушка возле кровати. Тапочки были сильно велики старичку и ему приходилось шаркать ногами, чтобы их не потерять. И эти глаза, и то, что Лизавета держала его за руку, и эти спадающие тапочки, и весь его, такой домашний, вид в этой смешной пижаме, сразу же расположили всех сидящих за столом к вошедшему.

– Доброе утро! С Новым годом, с новым счастьем! – Произнес старичок. Голос у него был сильный, низкий, с бархатными нотками. Ему все дружно, почти в один голос, ответили:

– С Новым годом!

– Это Дедушка Мороз! Знакомьтесь. – Сказала Лизавета, подводя его к столу. -

Садитесь, Дедушка. Будем чай пить.

– Чай я люблю! – Отвечал Дед Мороз усаживаясь за стол. – А знакомиться… Давайте,

познакомимся. Кто я, вы знаете. А я вас всех тоже знаю. Это Лизины мама и папа. Это – Бабушка и бабушка Ильинична. Это – Дедушка. А это – Володя и Лева. Ну, а это – Дуся. – Улыбнулся он, и погладил забравшуюся ему на колени михрялку. Мы с ней давно уже знакомы, когда она еще и Дусей не была. Не удивлюсь, если окажется, что привезти вас сюда, это ее затея. Вы уж, извините, что я за столом в таком виде – в пижаме. В шубе жарко, а костюма у меня нет. Мне он, и ни к чему. Приходится везде в шубе быть. Дома, я в домашней одежде. А в поездки, с собой, беру только пижаму.

– Извините, а как нам вас называть? Ведь, по имени отчеству, наверное, не получится? – Спросил папа.

– А так и зовите, Дедушка. Я, на самом деле, всем вам, и даже Дедушке с Бабушкой, в пра-пра-пра-дедушки гожусь. Да, и отчества у меня нет. Хотя, в сказках и называют меня Мороз Иванович. Но это, все выдумки. Никакой я не Иванович.

– Дедушка, вам чай покрепче или не очень? – Осмелел Левчик.

– Покрепче, да погорячее. Я за новогодние праздники так промерзаю, что кажется, что никогда не согреюсь. По несколько суток на морозе, да без отдыха. Пока Михалыч, лесник здешний, не уехал отсюда, я, после Нового года, приезжал сюда, в теплый дом, к горячему самовару. А как он уехал, приходилось самому печку топить, да самовар кипятить. Потом, Дуся появилась. Но она мне, в этом деле, была не помощница. А сегодня, приехал – в доме тепло, чисто, самовар на столе, разносолы всякие, да пироги. Смотрю, Дуся на месте. Значит, приехали люди добрые. С другими, она бы водиться не стала. Это хорошо, что она теперь, с вами живет. Доброе у нее сердце и умное. Но вот, смотрю я на тебя, Дуся, и никак не пойму: что-то в тебе изменилось, а вот, что? Нет, не пойму. – Михрялка с дедморозовых колен перебралась к нему на плечо и бесцеремонно сунула ему под нос свой хвост.

– Ты понюхай. Понюхай-понюхай, не бойся. – Дед Мороз осторожно принюхался.

– Вкусно пахнет, шампунем. – Удивился он.

– Я теперь душистая. Меня Лизавета часто моет. Меня, теперь, все на ручках держать

любят. И никто, кроме Лизаветы, не знает, какая я грязная была и, как плохо пахла.

– А Дуся мне жизнь спасла. – Сменила тему разговора Лизавета. И рассказала Деду Морозу о летнем происшествии. Левчик с Вовчиком, тоже с интересом, выслушали ее рассказ. Они знали эту историю в изложении районной газеты. А как было на самом деле,

узнали только сейчас.

– Ох, чуть не забыл! У меня же для тебя подарок есть! – Воскликнул Дед Мороз,

обращаясь к Дусе. – Лева, если тебе не трудно, принеси, пожалуйста, из саней коробку. Вы уж не обижайтесь на меня, друзья, но подарок у меня только для Дуси – я ведь, не знал, что вы здесь будете. – В ответ, все начали его успокаивать, что не надо нам никаких подарков. Вот вас увидели – вот и подарок.

– Получается, как в "Ну, погоди!": "Лучший мой подарочек, это ты!" – Засмеялся Дед Мороз. – Но, совсем без подарков, я вас, конечно, не оставлю. Вечером будет вам сюрприз.

– Скажите, Дедушка, как же вы успеваете раздать столько подарков? Или у вас помощники есть? – Спросила мама.

– Раньше, один управлялся. А сейчас, население-то увеличилось. Если бы не помощники, наверное, не успевал бы. Да, народу стало больше, а тех, кто верит в то, что я есть, меньше. Век такой, беспокойный. Чтобы чудо произошло, нужно очень-очень хотеть и очень-очень верить, что оно произойдет. Поэтому и верят только те, кому это нужнее всего: маленькие детки, да те, кого жизнь обделила здоровьем, теплом и лаской, те, кому и рассчитывать-то больше не на что . Для них и стараюсь. А остальные люди, давно обходятся своими силами – покупают подарки сами и сами себе дарят. И не задумываются даже, что главное, не в цене подарка, а в том, сколько сердца и своей души, ты даришь вместе с подарком. – Вовчик с Левчиком внесли в комнату большую коробку и поставили на пол перед Дусей.

– Ну, это тебе, открывай сама. – Подтолкнул к коробке смущенную михрялку Дед Мороз. Та попыталась открыть коробку. Но для нее, крышка была слишком велика, и у нее ничего не получалось. Дуся громко пыхтела, вздыхала и даже постанывала, давая понять окружающим, что это бесчеловечно, так издеваться над животным. Неужели, нельзя догадаться помочь! Наконец, Вовчик догадался. Он снял крышку и вытащил из коробки удивительной красоты домик для кошки. Дуся, тут же, юркнула внутрь и долго не показывалась. Наконец, она вылезла, бросилась к Деду Морозу, забралась ему на плечо, обхватила лапками за шею и затараторила:

– Ах, миленький, хорошенький, спасибо-приспасибо! Ах, какой домик! Туда и кроватка моя влезет, и я влезу! Была я раньше одинокая несчастная михрялка. А потом, когда встретила Лизавету, стала, с каждым днем, все счастливее и счастливее! А сейчас, я самая счастливая михрялка на земле! У меня и Лизавета есть, и папа с мамой есть, и Бабушка с Дедушкой, и Вовчик с Левчиком и бабушкой Ильиничной и ты, Дедушка

Мороз! А теперь у меня еще свой домик есть! Такой красивенький, такой нарядненький!

Дуся спрыгнула с Деда Мороза, залезла в домик, тут же, вылезла, забегала вокруг стола, забираясь на колени то к одному, то к другому, словно проверяя: все ли разделяют с ней ее радость. Убедившись, что все рады, она постепенно, стала успокаиваться.

За разговорами, прошел весь день. И не заметили, как за окном стало темно. Дед Мороз сказал, что сейчас, как и обещал, будет сюрприз. Но для этого, нужно всем тепло одеться и выйти на улицу. Все поспешили одеваться. Пошел переодеваться и он сам. Когда Лизавета вошла в комнату, чтобы одеть свитер, она обомлела: вместо такого домашнего, такого уютного старичка, перед ней стоял настоящий Дед Мороз. В красной шубе, расшитой золотыми узорами, отороченной собольим мехом, с большим воротником. В такой же красной, расшитой золотым шитьем и отделанной соболями шапке. В руках он держал длинный резной посох, украшенный драгоценными камнями. От неожиданности, Лизавета немножко оробела, но Дед Мороз ей весело подмигнул. Это был все тот же, знакомый домашний, добрый Дедушка.

В прихожей Лизавете на плечо запрыгнула Дуся. На улицу они вышли вместе. Все уже собрались перед домом. Появление Деда Мороза в полном облачении произвело впечатление на всех. Как-то не вязался образ веселого старичка в розовой пижаме и образ Повелителя снегов и метелей с волшебным посохом в руке. Но стоило Деду Морозу заговорить, как возникшее, было, напряжение тут же растаяло:

– Дорогие мои, я, как и обещал, приготовил для вас сюрприз. Скажите, кто-нибудь из вас был, когда-нибудь, на севере? – За всех ответила Лизавета:

– Нет, не были!

– Ну, тогда, смотрите! – Дед Мороз ударил посохом о землю, закружился на месте, широко расставив руки. Потом, еще раз, ударил посохом и замер. Сначала, ничего не происходило. Потом край неба там, за болотом, посветлел и начал вспыхивать зеленоватым цветом. Всполохи становились все сильнее и сильнее, поднимаясь все выше и выше в небо. Стало совсем светло. В вышине закружились нескончаемым хороводом зеленые и голубые сгустки волшебного мерцающего света. И чем выше поднимался этот свет, тем шире становилась палитра цветов. Вот уже, самый верх неба, прямо над головами людей загорелся бордовыми красками. И теперь, насколько хватало глаз, весь небосвод переливался, мерцал и вспыхивал. Зеленые, желтые, голубые и бордовые огни, подчиняясь чьим-то незримым командам, выстраивались в линии, закручивались в спирали, водили завораживающие хороводы, то вспыхивая нестерпимым ярким светом, то почти совсем угасая.

Сколько продолжалась эта световая симфония, никто не знал. Все восторженно смотрели на небо, не в силах оторваться от волшебного зрелища. Но вот, краски стали тускнеть, гаснуть, и скоро, совсем пропали. Небо, опять, потемнело. И только неяркий свет луны освещал изумленные лица людей продолжавших смотреть вверх. Наконец, оцепенение прошло и все заговорили разом, пытаясь выразить те чувства, которые они испытали только что.

– Что это было, Дедушка? – Спросила Лизавета. – До чего же красиво!

– Красиво! Сколько раз смотрю, и насмотреться не могу. Это полярное сияние. Его еще северным называют. Здесь-то, в этих широтах, его никогда не бывает. Это я уж для вас, ради праздничка, расстарался. А то, как-то неудобно, на Новый год, Дед Мороз – и без подарка. А теперь, вытяните все правую руку вперед ладонью к верху. – Дед Мороз

стукнул посохом о землю, и вдруг, пошел снег. Небо над головой было совершенно ясное. Все также светила луна и сияли звезды. А снег все усиливался и снежинки становились все крупнее и крупнее. Внезапно, снег прекратился и все снежинки, которые упали в раскрытые ладони, исчезли. У каждого на ладони осталось, лишь, по одной, но очень большой, размером с двухрублевую монету.

– А это, вам от меня, на память. Эти снежинки не растают даже летом. С теми, у кого они сохранятся до следующей зимы, мы обязательно встретимся в Новогодние праздники. А теперь, давайте пойдем чайку попьем. Лева, Володя, организуйте-ка нам самоварчик. Не знаю, как вы, а я немного замерз. Вы не заметили, а ведь мы на улице, уже три часа.

И правда, никто даже не заметил, что прошло так много времени. И только, когда Дед Мороз сказал, что прошло три часа, все почувствовали, что тоже замерзли. Взрослые пошли в дом, а Лизавета осталась с Вовчиком и Левчиком. Пока они занимались самоваром, она взяла подержать их снежинки. Они были такие же красивые, как и у нее, но другие. Одинаковых снежинок не бывает. Невозможно было отвести взгляд от этих чудесных узоров. Лизавета очнулась только тогда, когда сладкая парочка понесла кипящий самовар в дом.

А за столом, только и было, восторженных разговоров, о только что увиденном, северном сиянии. Наперебой, рассказывали о своих чувствах и переживаниях и благодарили Деда Мороза за доставленное удовольствие.

– Да, с такой красотой никакие салюты и фейерверки не сравнятся. Только музыки не хватало. Но для такой световой красоты нужна какая-то необыкновенная, сильная музыка. А ее, еще, никто не написал. Да, и не напишет, наверное. – Сказала мама, и все с ней согласились.

Перед каждым, на столе лежала подаренная Дедом Морозом снежинка. Кто положил ее в блюдечко, кто в чайную ложку, а кто, просто на скатерть. И каждый, нет-нет, да и посмотрит украдкой, не растаяла-ли. А она и не думала таять. Хотя, и было видно, что из снега. И на ощупь – холодная. И эта ледяная красота невольно притягивала к себе взгляды, заставляя удивляться и восхищаться нескончаемой фантазией природы, легко и непринужденно создающей мириады маленьких шедевров.

Дед Мороз извинился, вышел, и вернулся за стол, уже, в пижаме. Вовчик с Левчиком вскипятили еще один самовар. За разговорами и чаем время летело незаметно. Но вот, уже Лизавета начала зевать, а Дуся – та уж давно сопела у Дедушки на коленях. Пришлось подруг отправить спать. Лизавета легла опять в кресле. Свою снежинку она положила под подушку. А Дусю, осторожно перенесли в ее новый домик. Она, даже и не проснулась. Взрослые засиделись за столом далеко за полночь. Потом, и они разошлись по своим кроватям. Первый день Нового года закончился.

Раньше всех, как всегда, проснулся Дедушка. Как и вчера, по дороге на кухню, он заглянул в комнату, где спала Лизавета. Внучка была на месте, а кровать, на которой он ожидал увидеть Деда Мороза, была пуста. Она была аккуратно застелена покрывалом, а на полу стояли, те самые, комнатные тапочки, сорок пятого размера. Услышав Дедушкины шаги, из своего нового домика вылезла Дуся. Она вскарабкалась ему на плечо и зашептала на ухо:

– Уехал! Уехал наш Дед Мороз! Сказал, что на следующий год приедет. А я свою снежинку потеряла! Глупая я михрялка! Он приедет, а у меня снежинки нет! Скажет, что я его не ждала, обидится! – Пока Дуся все это говорила Дедушке, он вышел на кухню

– здесь можно было говорить громче, и он ее успокоил:

– Снежинка твоя цела и невредима. Ее Лизавета убрала. А ты скажи мне, почему Дед Мороз уехал? Обиделся на нас за что-нибудь? Что случилось?

– Да, не обиделся он. Он всегда так уезжает. Отдохнет день, а ночью уезжает. Его же никто видеть не должен. Поэтому ночью. Вы все ему понравились. Он мне сам сказал. А еще сказал, что обязательно вернется.

– Как, Карлсон: «Улетел, но обещал вернуться!» – Улыбнулся Дедушка. – Жаль, конечно, но ничего не поделаешь, такая у него работа. Лизавета, только, расстроится.

– Ну, что ты теперь скажешь? Бывает Дед Мороз? Не будешь про Дусю думать, что она врушка? Дуся никогда не обманывает потому, что Дуся очень хорошая.

– Ты, уж смотри, не захвали себя. А то превратишься в воображалу. А серьезно, ты меня, конечно, извини. Извини, что засомневался в твоих словах. Но, согласись, не каждый день услышишь предложение познакомиться с настоящим Дедом Морозом. А ты, и правда, необыкновенная. И мы все тебя очень любим. – При этих словах Дуся обняла Дедушку за шею и потерлась мордочкой о его щеку.

В кухню, один за другим, стали входить проснувшиеся домочадцы. И каждый входивший, спрашивал:

– А где Дедушка Мороз? – И каждому Дуся отвечала:

– Уехал, но, через год, обещал вернуться.

Левчик оделся и сбегал на улицу. Вернувшись, доложил, что саней нет, лошадей нет, и следов никаких нет. Ночью снег все следы засыпал. Вот тут, народ начал немножко сомневаться: а что, может, и не было никакого Деда Мороза? Может это были массовые галлюцинации? Может, это Дуся всех загипнотизировала? Она, наверное, и это может? Но в этот момент в кухню вошла Лизавета. Она поздоровалась со всеми, и как-то по- будничному, как будто это происходит каждый день, спросила:

– А что, Дедушка Мороз уже уехал? Жалко, а я хотела у него еще одну снежинку попросить. Для Клавдии Михайловны. Дусь, а твоя снежинка у меня, под подушкой. Вот все и прояснилось: не было никакого гипноза и галлюцинаций, а Дед Мороз, был. Дедушка вытянул перед собой правую руку, и разжал кулак. На ладони лежала снежинка. А за ним, то же самое, сделали и все остальные. И у каждого на ладони поблескивала снежная звездочка. Да, знал Дед Мороз, какую о себе память оставить. Чтобы, даже самые-самые сомневающиеся, не сомневались.

Весело провели этот день. И на лыжах катались. И крепость из снега строили. И крепость эту штурмовали-защищали. И в догонялки, и в салки играли. И просто, в снегу валялись. Пока все, совсем, не промокли. А тут, уж, дело к вечеру. Отправились все переодеваться, да, сушиться. Ужин. Чай. Спать.

Надышались, наглотались свежего морозного воздуха. Что-то потрескивает в жарко натопленной печи. И тишина в доме, будто и нет здесь никого. А спится-то как хорошо, сладко! Вот, и второй день Нового года прошел.

А третий день наступил – это значит, третье число. Значит, что сегодня, вертолет прилетит. После завтрака, стали вещи собирать. А когда услышали шум мотора, все, уже, было готово. Конечно же, улетать не хотелось. Да, ничего не поделаешь. В этот раз вертолет совершил посадку почти у самого дома. Поэтому, носить вещи далеко не пришлось, и погрузились очень быстро. Долетели, тоже, быстро. И хотя, Лизавета весь полет провела в кабине пилота, было уже не так интересно, как в первый раз.

Уже начало темнеть, когда машины остановились около дома, в деревне «Вверх

тормашкино». Пока разгрузились, пока приготовили ужин, наступил вечер. Все расселись за столом, начали есть. И как-то, все не весело. Как-то, даже, грустно. И тут, Дедушка и говорит:

– А я, снежинку-то, так все время с собой и ношу. – И показывает: лежит на ладони снежинка. Лежит и не тает. Тут заулыбались все и стали свои раскрытые ладони показывать. И на каждой ладони тоже, лежала большая красивая снежинка. Лежала и не таяла.

Глава 6

Еще чуть-чуть про снежинку

После каникул, как водится, Клавдия Михайловна поинтересовалась: кто, как провел

каникулы? Зашумели, загалдели все разом. Каждому хочется о себе рассказать. Послушала-послушала Клавдия Васильевна этот галдеж, и говорит:

– А давайте, вы сочинение напишете: «Как я встретил Новый год и провел каникулы». Вообще-то, во втором классе сочинения не пишут. А вы, попробуйте. Я за ошибки оценку снижать не буду. Я хочу посмотреть, как вы научились выражать свои мысли, и какие из вас писатели. Сроку вам, четыре дня. Написать можно на листочке или в тетрадке. Кто как сможет. Можно нарисовать иллюстрации. В понедельник жду ваши произведения.

Тут, все загалдели, пуще прежнего. Каждый представил себя настоящим писателем и стал хвалиться, что сочинение, это легкотня. Что за четыре дня можно толстенную книгу написать. Толще, чем приключения Незнайки. А не то, что какой-то несчастный листочек или тетрадку. Больше всех хвалился Витька Клягин. Он, вообще, заявил, что напишет сочинение за час. Вот придет сегодня из школы, и через час, пожалуйста, сочинение готово. Ну, нарисует он, еще, несколько картинок. Это у него займет еще пятнадцать минут. И можете забирать произведение писательского и художнического искусства. Но тут, в этот писательский спор вмешалась Клавдия Михайловна. Она велела всем замолчать и не забывать, что урок еще не закончен.

Лизавета пришла из школы, и сразу же, рассказала Дусе про сочинение. Дуся подумала- подумала и сказала, что четыре дня, это не так уж много, но успеть можно. Если начать писать прямо сейчас. Лизавета была не против. У нее, прямо, руки чесались – так хотелось написать это сочинение. Но Дуся сказала, что просто так, взять и написать не получится. Сначала надо составить план. Вот, не зря же, она четыре класса закончила. Пригодились знания. Лизавета-то не знала, что такое план. Пришлось Дусе рассказывать все по порядку: что, да для чего, да как. Короче, план нужен, чтобы мысли не мешали друг-другу, не путались, а шли следом, по порядку, одна за другой.

На составление плана ушло часа три. Нужно было, ничего не упустить, ничего не забыть, а кое о чем, промолчать. Например, о михрялке. А все остальное, написать, как было. Когда пришли с работы родители, подруги еще сидели за столом. Мама поинтересовалась, чем это они так долго занимаются. А когда узнала, решила тоже, поучаствовать и дала несколько полезных советов. Папа, тоже, помог. И наконец, план был готов. Дуся была очень горда тем, что это она придумала про план. И, конечно же, ждала, когда же ее за это похвалят. А похвалы все не было и не было. Вот, люди!

– А между прочим, это я придумала, что надо план составить! – Не выдержала михрялка. – Это Дуся: умница, молодец и красавица!

– Насчет, «умница» и «молодец», спорить не буду. – Согласился папа. – А вот «красавица», по-моему, здесь не причем.

– А-а-а, так ты, меня не любишь!? Значит, я для тебя не красавица? Лизавета, ты слышала? Наш папа меня разлюбил! Бедная я, несчастная Дуся! – Папа, услышав эти причитания, сразу понял, сто совершил непростительную ошибку:

– Ну, что ты, Дусенька! Конечно же, ты красавица! Конечно же, я тебя люблю! Как можно, такую умницу не любить? – И тихонько, чтобы Дуся не слышала, добавил – Хоть, ты из нас и вьешь веревки.

На следующий день, вернувшись из школы, Лизавета сразу же принялась за сочинение. До этого, она еще ни разу, не писала самостоятельно таких больших текстов. Поэтому

работа продвигалась не очень быстро. Похоже, Дуся была права, когда сказала, что четыре дня, это не так уж много. Сначала, Лизавета решила, что не сделает ни одной, ну, совсем, ни одной ошибочки. Потом, оказалось, что писать и одновременно думать про ошибки, получается очень долго. Было решено, про ошибки не думать. Про них можно будет подумать потом, когда все будет написано. А то, что же это за рассказ такой получится, хотя и без ошибок, но не дописанный до конца. Тут не только ошибки проверять – перечитывать написанное было некогда. Приходилось еще отвлекаться, то на «иди, мой руки!», то на «иди ужинать!», то еще на что-нибудь. В общем, суббота и воскресение пролетели, как одно мгновение. Уже вечером, когда пора было ложиться спать, Лизавета, наконец, поставила последнюю точку. Получилась, почти целая тетрадь. Только, без одной странички. Конечно, исправлять ошибки, да и просто, перечитывать написанное, сил уже не было. Да, и Дуся сказала, что перечитывать не надо. Пусть будет, как есть. Главное, что написано все так, как было на самом деле.

В понедельник, с утра на стол Клавдии Михайловны начали складывать свои сочинения. Лизаветино, оказалось самым толстым. У остальных было по два, по три листочка. А хвальба, Витька Клягин уместил свое сочинение, вообще, на одной страничке. А когда над ним стали смеяться, он заявил, что «краткость – сестра таланта».

На следующий день, Клавдия Михайловна, на переменке, подозвала к себе Лизавету и сказала, что сегодня вечером придет к ней домой – ей надо поговорить с мамой и папой. Сначала, Лизавета, конечно же, обрадовалась. Но потом, на душе у нее стало, как-то тревожно. Что такого случилось, и о чем это, Клавдия Михайловна хочет поговорить с ее родителями? И хотя, никакой вины за собой Лизавета не чувствовала, ей было беспокойно. Придя домой, она рассказала о своих опасениях Дусе. Та, выслушав подругу, как-то подозрительно, засуетилась, забегала. А потом, и вовсе, куда-то запропастилась. Вернулись с работы мама с папой. Поужинали. Дуся, как ее ни звали, ужинать не пришла. Наконец, раздался звонок в дверь. Пришла Клавдия Михайловна. Еще в прихожей, она поспешила успокоить маму, что ничего такого, не случилось. Но ей, все-таки, нужно поговорить с Лизаветиными родителями. Дети писали сочинение про Новый год и каникулы. И их дочка написала самое большое и самое интересное сочинение. Вот об этом сочинении она бы и хотела с ними поговорить.

Когда все сели за стол и мама начала разливать по чашкам чай, откуда ни возьмись, в комнату прошмыгнула Дуся. Она покрутилась возле стула Клавдии Михайловны и, вдруг, запрыгнула ей на колени и улеглась, уютно свернувшись в клубочек.

– Это наша Дуся. Вы не бойтесь, она очень добрая. – Сказала Лизавета.

– А я кошек не боюсь. Я их люблю. Они такие милые. – Ответила учительница и погладила михрялке спину. Потом, она достала из сумки тетрадку с Лизаветиным сочинением и протянула ее маме. – Вот, почитайте. По-моему, очень интересно.

Мама взяла тетрадь и внимательно начала читать написанное. Сначала, она читала спокойно. Потом, ее брови поползли вверх. Она хотела сдержаться, но у нее не получилось и она, зажав рот ладонью, прыснула от смеха. Потом, еще и еще раз. Пока она дочитала сочинение до конца, папа измучился от нетерпения, что же там такого понаписала его любимая дочь, что у мамы от смеха из глаз слезы текут.

– Я хотела отдать Лизину работу на школьный конкурс. Кстати, и ошибок-то совсем не много. Если бы, не эти странные, непонятные, как бы это сказать, вкрапления в текст. Вы почитайте-почитайте. – Передала Клавдия Михайловна тетрадку папе. Папа начал читать,

и его реакция была точно такой же, как у мамы. Тут уж, Лизавета вся измучилась. Она ведь сама-то, ни разу не читала свое сочинение. Ну, не помнила она, чтобы писала что-то смешное. Нет, надо прочитать самой.

– А можно, мне? – попросила она учительницу. Клавдия Михайловна протянула тетрадь ей. Лизавета начала читать, и вначале, ничего смешного не обнаружила. Но вот, она дошла до того места, где она описывает, как наряжала с Левчиком елку. Вот, что было написано: «Потом, мы с Левой наряжали елку. Думаете, легко лазить по колючей елке с игрушками в зубах. Залезешь на самую макушку, а тобой, еще командуют: «выше», «ниже», «левее», «правее». Сами бы попробовали. Весь хвост исколола». Лизавета, как впрочем, и мама с папой, сразу поняла, чья это работа, чьи это «вкрапления в текст». Но ведь, почерк был Лизаветин. Выходит, эта вредина еще и почерк умеет подделывать! Очень талантливый зверек! Но Лизавета, нисколечко, не обиделась на свою подругу. Ей уже, было интересно, что же Дуся еще насочиняла, и она продолжила читать: «Мне очень понравилась встреча Нового года. Было очень весело. Бабушка напекла моих любимых пирожков. Я их ела и не могла остановиться. От жадности я их съела столько, что живот у меня волочился по полу, и я не могла запрыгнуть к Дедушке на колени. А потом, я переползала от одного к другому, и каждый угощал меня чем-нибудь вкусненьким. Я очень добрая, поэтому никому не могла отказать и все ела и ела. Потом, я уже и ползать не могла. Если бы не Дедушка, я бы и на улицу выбраться не смогла бы. Он вынес меня на ручках, положил на снег. Потом, мне стало полегче. Я переползла под елку, чтоб на меня никто не наступил, и смотрела салют». Дальше, шло описание чаепития с Дедом Морозом: «Мы пили чай, и Дедушка Мороз рассказывал, как он развозит подарки. Я залезла к нему на колени. Он смотрел на меня и все не мог понять, что во мне поменялось. Он не знал, что я в восемь лет первый раз в жизни помылась. Ох и запашок от меня шел, когда последний раз мы с ним виделись! Чтобы он понял, что я теперь очень чистенькая, я дала ему понюхать свой хвост. Ему понравилось». «А еще, Дедушка Мороз привез мне подарок. Никому не привез, а мне – привез! Он подарил мне красивый кошачий домик. Моя кроватка там очень хорошо поместилась. И теперь, я сплю, не как раньше, на большой кровати, а в своем кошачьем домике. Там очень уютно».

– Не знаю, как тебе спиться в твоем кошачьем домике, – сказала Клавдия Михайловна, – но ты, Лизавета большая выдумщица. И про северное сияние, и про Деда Мороза, и про вертолет – все, очень здорово придумала. Мне, честно, понравилось. И если убрать некоторые места, например, где у тебя живот по полу волочится, то сочинение получилось прекрасное. Немножко фантастическое, но прекрасное.

Лизавета молчала, не зная, что ответить. И вдруг, раздался знакомый скрипучий голос:

– Расскажите ей все. Ей можно доверять. Она хорошая.

Есть такое выражение: «Глаза на лоб полезли». Вот, именно, это и произошло с Клавдией Михайловной. Нет, это ей не почудилось. Эти слова сказала кошка Дуся, которая продолжала невозмутимо лежать у нее на коленях. Все знают, что говорящих кошек не бывает. Зато, бывают галлюцинации. И не только зрительные, но и звуковые. Но она же ясно слышала и даже видела, как у кошки шевелился рот, когда она говорила.

– Вы правильно рассуждаете, что говорящих кошек не бывает, но я не совсем кошка. – Сказала Дуся, усаживаясь у Клавдии Михайловны на коленях. А та сидела, как завороженная, не в силах ни слово сказать, ни пошевелиться. Она уже успела, как следует, разглядеть зверька, и поняла, что это, действительно не кошка. Да, какая

разница, что это за зверь такой. Животные не могут разговаривать. Речевой аппарат есть только у человека. А всякие попугаи и другие птицы – это всего лишь, подражание. Не могла же она, ни с того ни с сего, сойти с ума. Нет! Так не бывает!

А Дуся продолжала читать ее мысли:

– Конечно, речевой аппарат есть только у человека. Но, согласитесь, из всякого правила бывают исключения. Почему вы не допускаете такой мысли, что я и есть такое исключение? Почему вы не допускаете, что животное может не только разговаривать заученными фразами, но и умеет читать, писать и много еще чего, чего не умеет человек?

Да, и эти, как вы выразились, «вкрапления в текст» я сделала. А Лизавета даже не знала. Вот.

После этих слов, похоже, было, что Клавдия Михайловна начала приходить в себя. Она глупо хихикнула и стала ощупывать Дусю, надеясь видимо, найти какой-нибудь выключатель. Дуся терпеливо перенесла эти поиски и ехидно спросила:

– Что, нет кнопочки? Вам придется свыкнуться с мыслью, что я живая, что я есть и что такое, вообще может быть. Все, я пока помолчу. Пусть Лизавета вам все расскажет. – И она, как ни в чем ни бывало, снова улеглась на коленях у Клавдии Михайловны.

Пришлось Лизавете рассказывать про Дусю все, с самого начала. И про то, как заблудилась, и про то, как встретила неизвестное животное михрялку, и про то, как эта михрялка спасла ей жизнь. И про Дусину жизнь рассказала. Через какие испытания той пришлось пройти. Рассказ получился долгий. Пока Лизавета рассказывала всю эту историю, Клавдия Михайловна поймала себя на том, что давно уже расслабилась и поглаживает пушистую спинку дремлющей михрялки. Вот ведь, как бывает – чудеса, да и только!

– А все, что в сочинении написано, это правда. Все, так и было. Я там только про Дусю не написала. Так, она сама дописала, что хотела. И про Дедушку Мороза правда. И про северное сияние. Если не верите, маму с папой спросите. – Лизавета разволновалась, но учительница поспешила ее успокоить:

– Верю-верю! После того, что я сегодня увидела и услышала, я, во что хочешь, поверю. Я, правда, верю. Честное слово. И немного вам всем завидую. Такое интересное приключение испытали! Я, когда была маленькая, верила в Деда Мороза. А потом, эта вера, начала, как будто таять. Потихоньку-потихоньку. А когда стала взрослой, почему-то, даже не задумывалась: есть Дед Мороз или нет. Просто – не думала. Где-то в глубине души, оставалась надежда на чудо. А, оказывается, надеяться надо в любом возрасте. И,спасибо вам, за этот урок.

– Клавдия Михайловна, можно вас попросить об одном одолжении? – Спросил папа. – Конечно, пожалуйста.

– Если можно, не рассказывайте никому про Дусю.

– Да, конечно, я понимаю. Да, и кто в такое поверит? – засмеялась учительница.

Лизавета сбегала в свою комнату и вернулась с небольшой коробочкой. Она протянула коробочку Клавдии Михайловне:

– Вот, это вам от меня, от всех нас подарок. Дедушка Мороз сказал, что у кого сохранится эта снежинка до следующего Нового года, к тому он обязательно придет. Клавдия Михайловна открыла коробочку и ахнула: такой красоты она не видела никогда.

– Спасибо огромное! А как же ты? Как же без снежинки?

– А у нас с Дусей есть еще одна. Да, мы и без снежинки не только верим, но и знаем:

Дедушка Мороз – есть!

Глава 7

Абсолютное счастье.

Пришла, как-то, Лизавета из школы какая-то притихшая и задумчивая. Дуся, конечно,

сразу заметила, что с подругой что-то не так. Сначала подумала, что Лизавета плохую отметку получила. Но сразу отмела эту мысль – такого просто, не может быть. К учебе подруга относится очень серьезно. Может быть, ее кто-то обидел? Это тоже, на вряд-ли. Лизавета за себя постоять может. Но что-то с ней произошло. А что – не понятно. Вы, конечно, можете сказать, чего это Дуся мучается. Взяла, да прочитала бы Лизаветины мысли. Она же это умеет делать. И вот тут, вы будете не правы. Дуся, хотя и умеет, но хорошо знает, когда можно, а когда нельзя пользоваться своими необычными способностями. Это очень некрасиво подслушивать чужие мысли. Лизавета, если захочет, сама расскажет. Придется помучиться, потерпеть, когда захочет.

Но недолго пришлось Дусе терпеть и прибывать в неведенье. Лизавета походила- походила по квартире, потом подошла к Дусе, взяла ее на руки, погладила и говорит:

– Дусь, как ты думаешь, я счастливая?

Дуся от такого вопроса чуть не подпрыгнула. Это ж надо, такое спросить! Кто бы спрашивал? Уж Лизавете-то, сомневаться в своем счастье… . Ну, спросила!

– Конечно, счастливая! – Возмутилась михрялка. – Еще, какая счастливая! У тебя все есть. И родители любимые, и Бабушка с Дедушкой! У тебя я есть! У тебя Клавдия Михайловна есть. Вовчик с Левчиком есть. И все мы тебя любим. А когда у человека все есть, когда его все любят, вот тогда, это и есть счастье!

– А что же тогда, абсолютное счастье?

– Что за абсолютное счастье? Это ты где услышала? Что за ерунда такая?

– Это не ерунда. Это я в журнале прочитала: "Купите матрас "Аскона"! С этой покупкой

вы приобретете абсолютное счастье". Что такое абсолютное счастье? У меня, значит, не абсолютное, а с этим матрасом абсолютное?

Дуся была в замешательстве. Что она, михрялка могла ответить восьмилетней девочке на такой серьезный вопрос. Тут и взрослый человек растеряется.

– А давай, папу нашего дождемся. Уж, он-то знает. Он все знает.

Лизавета, конечно, согласилась. Тем более, что до вечера оставалось всего – ничего. Пока делала уроки, "всего-ничего" прошло и наступил вечер. А раз вечер наступил, то и папа с работы вернулся. Лизавета, как воспитанная девочка, дождалась пока папа поужинает, отдохнет немножко, а потом уже, подошла к нему со своим вопросом. Папа, сначала, не очень понял, о чем его дочка спрашивает. А когда понял, улыбнулся и попробовал ответить.

– Сначала, давай разберемся со словом "абсолютный". Абсолютный – значит совершенный, полный. А полного, совершенного, абсолютного счастья не бывает.

– Как же, не бывает? А как же, в журнале написано, про матрас и про счастье?

– Хорошо. Представь себе, что у тебя все-все есть. И игрушки, и одежда, и конфеты. Все. Все, что пожелаешь. Про таких людей говорят, что они счастливые. Ведь счастливым человек становится, когда исполняются его мечты или заветные желания. Но каждый человек всегда хочет чего-то нового, о чем-то мечтает. Вот и получается, что полного, абсолютного счастья быть не может. А то, что написано в журнале, это просто реклама. И не обращай на это внимания. Это не для тебя написано, а для тех, кто хочет купить новый

матрас. Ты хочешь купить новый матрас?

– Нет, не хочу. – покачала головой Лизавета.

– Вот. Вот и не думай об этом. Счастье бывает простое, человеческое. А абсолютного

счастья не бывает.

Не скажу, что Лизавету удовлетворило папино объяснение. Конечно, она поверила

папе, но остались какие-то смутные сомнения. А вот Дусю, которая сидела у Лизаветы на коленях, никакие сомнения не мучили. Она считала себя самой счастливой михрялкой, а Лизавету, самой счастливой девочкой на Земле. И так получилось, что очень скоро Дусе довелось убедится в своей правоте.

Пришла весна. А вместе с весной, пришли весенние каникулы. Вернее, они еще не пришли, а только собирались прийти. А раз так, то пора было готовиться к поездке в Вверх тормашкино. Стали готовиться. Мама собрала вещи, а Лизавете с Дусей досталось самое трудное в подготовке. Когда готовишься ехать в Вверх тормашкино, то самое трудное, это ждать. Ждать, когда наступит суббота. Насилу дождались. В субботу, рано утром все уже сидели в машине. А через три часа папа затормозил у открытых ворот Бабушки-Дедушкиного дома. Во дворе, как на уроке физкультуры, в шеренгу выстроились Бабушка, Дедушка, Вовчик, Левчик и бабушка Ильинична. Они радостно махали руками и ждали, когда машина заедет во двор. Наконец, дверцы машины начали открываться и приехавшие, не успев вылезти на улицу, попали в объятия встречающих. Как всегда, начались обнимашки-целовашки. Дуся первая выскочила из машины и через мгновенье уже сидела на плече у Бабушки и ела, приготовленный для нее заранее, пирожок. И, только, съев лакомство, она бросилась здороваться с остальными. Впрочем, пирожок она съела так быстро, что никто, кроме Бабушки и не заметил, что она его ела. Пушистой молнией она металась от одного встречающего к другому, успевая каждому сказать ласковое слово. И каждый отвечал ей искренней радостью. В обнимочку вошли в дом.

Застолье затянулось до позднего вечера. А на следующий день родители уехали в Москву. Ведь, у них каникул не было. А у Лизаветы с Дусей были. И начались они с того, что после долгих пасмурных дней из-за серых низких облаков, вдруг выглянуло яркое весеннее солнце. И хотя ночи были морозными, днем припекало так, что снег на дорожке от дома до калитки таял и она покрывалась тонким слоем воды. Для людей это не создавало проблемы – у них были непромокаемые сапоги. А вот, Дусе было сложнее. Она не хотела мочить в ледяной воде свои лапки. Да и по набухшему мокрому снегу ходить было не очень приятно. А Дусе так нравилось греться на весеннем солнышке. Место для этого она выбрала на заборе, возле калитки. С утра, пока снег не начал таять, она залезала на забор и часами сидела нежась под теплыми лучами. Левчик, чтобы Дусе было удобнее, прибил на штакетник, сверху кусок доски. Получилась небольшая удобная полочка. Дуся была довольна. Теперь, она могла не только сидеть, но и лежать на заборе, не боясь, задремав, свалиться на землю.

Лизавета, сначала, обижалась на Дусю, что та целыми днями сидит на заборе. А потом поняла, что Дусе это необходимо. Она почти не бывает на улице. А уж на солнышке, и того реже. Пусть греется. А ей и без Дуси не скучно. То, с Дедушкой, то, с Вовчиком и Левчиком, то, с Бабушкой – разве тут заскучаешь?

А Дуся, тем временем, греясь на солнышке, нашла себе развлечение. Она заметила, что нежится на солнце не в одиночестве. Почти возле каждого дома, точно так же, как и михрялка, на заборах сидели кошки. И точно так же, как и она, они самозабвенно принимали солнечные ванны. Дусе было интересно наблюдать за этими животными. До этого, ей редко приходилось видеть кошек. А тут, некоторые коты, даже приходили

знакомиться. Издалека, Дуся была очень похожа на кошку. И коты с энтузиазмом принялись ухаживать за незнакомкой. Но, не тут-то было. Первым запрыгнул на Дусин забор рыжий одноухий кот с нахальной самоуверенной мордой. Он, видимо, считал себя неотразимым красавцем, когда бесцеремонно забрался на Дусину полочку и попытался ее потеснить. Михрялке ужасно не понравился этот ухажер и она решила от него избавиться раз и на всегда.

– Ты чего сюда приперся? Тебе что, кошек мало? А ну, брысь отсюда! – Рассердилась Дуся. – Тебя кто сюда звал, рыжая морда?

Кот оторопело крутил головой не понимая, кто с ним разговаривает. А когда эта странная кошечка раскрыла свой рот и показала свои зубы, кота, как ветром сдуло. Он с воем скатился с забора и, проваливаясь в рыхлый снег, огромными прыжками скрылся за углом. Потом и другие коты приходили. И для всех у Дуси нашлись нужные слова. В течении дня в деревне не осталось больше ни одного кота, желавшего с ней познакомиться. А кошки, наблюдая, как Дуся прогоняет одного за другим ухажеров, наверное, были довольны. Да, кто их поймет, этих кошек?

Кто, хоть раз, бывал в деревне, заметил наверное, что днем деревенские улицы совсем пусты. Люди, как будто все вымерли. Ни души. В тот день так было и в Вверх тормашкино. Кроме кошек, на улице совсем никого. Но вот, в начале улицы показалась какая-то машина. Она медленно двигалась по деревенской улице, то и дело останавливаясь. Какой-то человек с предметом, похожим на большой сачок, то подходил к остановившейся машине, то возвращался крадущейся походкой к заборам, на которых сидели кошки. Что он делал, Дуся никак не могла понять. Машина все приближалась. Когда она была уже совсем близко, у соседского забора, Дуся, наконец поняла, что делал человек с сачком в руках. Он подкрадывался к сидящей на заборе кошке сзади, взмахивал сачком и, с пойманной кошкой, направлялся к машине. Там он пересаживал пленницу в фургон и направлялся к следующей жертве. Дуся беспокойно забегала по забору. Ей очень не хотелось прыгать на мокрый рыхлый снег. И пока она раздумывала, человек с сачком оказался уже около нее. Взмах сачка, и михрялка, запутавшись в сетке, оказалась в руках у похитителя. Он не стал вытаскивать ее, а вместе с сачком бросил в фургон, запер дверь и сел в кабину. Взревел мотор и машина, сорвавшись с места, умчалась.

Дуси хватились только под вечер. Сначала, подумали, что она где-то нашла себе уютное местечко и там задремала. Но время шло. На улице начало темнеть, а ее все не было. Тут уж, забеспокоились по-настоящему. Ходили, искали, кричали, звали – все напрасно. Так и не поняв, что произошло и куда делась Дуся, всю в слезах, Лизавету уложили спать. Но она так и не уснула. Не уснул в эту ночь никто. Как тут уснешь, когда пропал любимый всеми член семьи. А утром, когда Лизавета сидела за столом, лениво ковыряя вилкой остывший омлет, она вдруг, услышала Дусин голос.

– Лизавета, Лизавета! Меня похитили! Меня похитили и всех кошек из деревни похитили! Они нас фотографировали. Они нас на машине увезли. Машина такая серая, с

будкой. Их двое. Они злые. Я никак не могу прочитать их мысли, чего они хотят с нами сделать. Машина не долго ехала. Через мост ехала. Я в щелку видела. А потом, еще немножко и мы остановились. Найди меня, пожалуйста! – Дусин голос пропал. Лизавета, сначала, удивленно крутила головой, пытаясь понять, откуда исходит ее голос. А потом вдруг, поняла, что Дуси здесь нет. И что слышит она не михрялкин голос, а ее мысли. Она тут же, пересказала все, что услышала Дедушке и всем остальным. Теперь, можно было

вздохнуть с облегчением. Дуся была жива. Осталось ее найти. И в это время в дверь постучали и в дом буквально, влетел соседский внук Никита, Лизаветин ровесник.

– Вы чего дома-то сидите?! – Не поздоровавшись и не спрашивая разрешения войти, Прокричав все это, он исчез так же неожиданно, как и появился. Поняв только, что произошло что-то важное, все быстро оделись и через пять минут уже были на деревенской площади у магазина. Такого в Вверх тормашкино давно уже не было. У магазина собралась вся деревня от мала до велика. Толпа возбужденно гудела. То и дело, слышалось: "фотография", "кошка", "выкуп". Откуда ни возьмись, появился Никита.

– Вы чего здесь стоите? Идите туда, к магазину. Там фотографии. И письмо там. – От нетерпения, Никита даже подпрыгивал на месте. Он схватил Лизавету за руку и потянул за собой. Все семейство отправилось следом. К стене магазина был прислонен большой лист фанеры сплошь обклеенный фотографиями кошек. Под фотографиями был приклеен лист бумаги. На нем крупными печатными буквами было что-то написано. Лизавета сразу нашла Дусину фотографию. И только потом, прочитала, что было написано на бумаге: "Жители деревни «Верхнее Машкино», если вы хотите вернуть своих кошек, собирайте деньги. Если вы до пятницы не соберете пятьдесят тысяч, мы с ваших кошек сдерем шкуры и продадим на воротники. Куда положить деньги, сообщим позднее". Лизавета, как только прочитала написанное, так сразу и заплакала. Она не хотела, чтобы с ее любимой Дуси сдирали шкуру на воротник. И кошек тоже жалко. Но Дусю, жальче. Дуся своя, любимая.

Вот и жителям Вверх тормашкино тоже, было жалко своих кошек. Без кошек в деревне какая жизнь? Кто мышей ловить будет? Кто будет мурлыкать и об ноги тереться, чтоб в доме уютно было? Конечно, возмущались жители, удивлялись наглости грабителей, а что делать, понять не могли. Нужен был кто-то, кто возьмет инициативу в свои руки. Лизавета посмотрела на Дедушку. Дедушка кивнул головой и поднялся на крыльцо магазина.

– Дорогие жители Вверх тормашкино, наших кошек увезли на серой машине с фургоном. Увезли за реку. Если кто знает что-нибудь про похожую машину или видел ее, скажите. Пока мы будем искать наших кошек, на всякий случай, нужно собрать деньги. Могу сказать, что мне никаких денег за нашу кошку не жалко. Но лучше, найти и наказать похитителей. И я уверен, что мы их найдем. Похитители дали нам два дня. Я думаю, что мы управимся.

Тут уж, остальной народ зашевелился. Нашлись помощники. Кто деньги собирать начал, кто искать машину вызвался. Нашлись люди, кто видел похожую машину в "Нижнем Машкино". Дедушка позвонил своему приятелю майору Красотулину, рассказал, что, да как. И тот, сразу же, пообещал помочь в поисках похитителей.

А сейчас, наверное, самое время, рассказать про Дусю. С первой же минуты, как только ее похитили, михрялка не потеряла самообладания. Первым делом, она выбралась из сачка и подбежала к дверце фургона. Машина была старая и дверца прилегала к фургону не плотно. Дуся прильнула к щели и смотрела, старалась запомнить дорогу. Ей сильно мешали кошки, которые в панике метались по фургону. Стоял такой вой и визг, что Дусе пришлось усилием воли успокоить беснующихся животных. Тем временем, машина въехала в какой-то двор, а потом, заехала то-ли в сарай, то-ли в гараж. Хлопнули дверцы кабины, а потом щелкнул замок двери фургона. Дуся, на всякий случай, отползла подальше от двери. Разбойников было двое. Это были парни лет двадцати. Белобрысые,

голубоглазые и похожие друг на друга, как две капли воды. Один называл другого Кирилл. А Кирилл называл своего брата Мефодий. Они стали вытаскивать из фургона хвостатых пленниц. Кирилл вытаскивал, а Мефодий фотографировал каждую и отпускал. Скоро очередь дошла и до Дуси. После фотографирования, она оказалась на полу гаража. Наконец, ей удалось осмотреться. Стены были сложены из кирпича. Окон не было. Ворота крепкие металлические. Пол бетонный – ни одной щелочки.

А братья-разбойники закончили фотографировать пленников погасили свет и вышли из гаража, плотно закрыв ворота. Кошки постепенно успокоились и разбрелись, кто куда. Дусе, в темноте, было неуютно и она, вскарабкавшись по какой-то доске до выключателя, включила свет. Кошки беспокойно зашевелились. Но михрялка прикрикнула на них и они затихли. Она знала, что Лизавета сделает все возможное и невозможное, чтобы ее освободить. Но сидеть, сложа лапы и мучиться от неизвестности, было не в характере Дуси. И она решила готовить побег.

Хотя михрялка была не очень высокого мнения об умственных способностях кошек, но выбора у нее не было. А чтобы сделать то, что она задумала, особого-то ума было совсем не нужно. Дуся залезла на машину и велела кошкам подойти поближе, чтобы все они ее слышали, и произнесла пламенную речь на кошачьем языке. Язык животных не такой богатый, как язык людей. Но кошки Дусю поняли. Хотя они были напуганы неожиданным пленом, но, не смотря на это, готовы были сражаться за свободу. Оставалось ждать подходящего момента.

А в это время, братья-разбойники, на большой лист фанеры приклеили фотографии кошек и листок бумаги с ультиматумом. Дождавшись ночи, они отнесли это произведение разбойничьего искусства в соседнюю деревню и, довольные собой, вернулись обратно. В этот день, они в гараже больше не появились. А утром, Дуся мысленно связалась с Лизаветой и, как могла, рассказала о случившемся.

На деревенском сходе выбрали самых расторопных и смышленых мальчишек и послали их на разведку в соседнюю деревню. Руководить разведчиками вызвался Никитин отец – бывший офицер. После обеда разведчики вернулись и доложили, что в Нижнее Машкино, действительно, есть такая машина. Такая, как описала Лизавета: серый фургон. А принадлежит она двум братьям близнецам Кириллу и Мефодию. Об этих близнецах по деревне ходила дурная слава. Они нигде не работали. Были нечисты на руку. Но уличить их в воровстве никак не удавалось. Они прибирали к рукам все, что плохо лежит, а потом, на своем фургоне отвозили в город и там продавали. В деревне от них уже устали, но поделать ничего не могли: не пойман – не вор.

А тут как раз, приехал майор Красотулин с двумя полицейскими. Разбойников решили взять с поличным: когда они будут забирать выкуп. Осталось дождаться, когда они назначат время и способ передачи денег. Время шло, а от похитителей никаких известий не поступало. Тогда, в Вверх Тормашкино еще никто не знал, что у близнецов был свой разведчик. Неприметный мальчишка лет десяти, племянник братьев, болтался по деревне и высматривал, что происходит, подслушивал, о чем говорят и по телефону докладывал похитителям. Это раньше, в деревне каждый житель знал всех в лицо и по имени. А сейчас, много стало приезжих – всех не упомнишь. Вот и не угадал никто в мальчишке лазутчика.

Задумались братья – разбойники. Уж очень им не хотелось, чтобы их поймали. А с другой стороны, очень хотелось довести задуманное до конца и получить деньги.

Думали-думали и придумали. Велели своему племяннику отнести и незаметно подкинуть записку. А в записке было написано: «Жители деревни «Верхнее Машкино», зачем вы вызвали полицию? Если до вечера полицейские не уедут, вашим кошкам несдобровать. Никакие деньги вам тогда не помогут. Хоть миллион заплАтите, мы все равно сдерем с них шкуры. Деньги положИте в железную банку, которая лежит в дупле старого дуба, у моста.

Если полицейские не уедут до вечера, вы своих кошек больше не увидите».

Племянник поручение выполнил. Дождался, когда у магазина никого не было, и приклеил записку прямо поверх предыдущего письма. Приклеил, а сам спрятался за углом и стал наблюдать, что будет. Вот показался какой-то мальчишка. Он прямиком направился в магазин. Вышел оттуда с батоном хлеба под мышкой и прошел, было, мимо, но что-то заставило его остановиться и посмотреть на разбойничье письмо. Он внимательно его прочитал, сорвался с места и куда-то убежал. Только пятки засверкали. Через несколько минут, у магазина начал собираться народ. Появились и полицейские. О чем они все там говорили, лазутчик не слышал потому, что боялся подойти поближе, но видел возмущенные лица людей и поспешил доложить об увиденном братьям- разбойникам.

Военный совет собрался в доме Никиты. Кроме его отца, присутствовали полицейские, во главе с майором Красотулиным дедушка с Лизаветой, и конечно, сам Никита. Во первых, все в один голос сказали, что в деревне кто-то сообщает злодеям о каждом шаге Вверх тормашкинцев. Шпиона надо вычислить и поймать. Во вторых, нужно сделать вид, что полицейские уезжают. Для этого, они у всех на глазах сядут в машину и уедут из деревни. А вечером, как стемнеет, незаметно вернутся. В третьих, деньги нужно отнести и положить в дупло. И устроить у моста засаду. И еще, надо опять послать в Нижнее Машкино разведчиков. Пусть посмотрят и послушают, что да как.

Уже собирались расходиться, как в дверь постучали, и в дом вошла бабушка Ильинична. Оказывается, не смотря на свой преклонный возраст, она очень наблюдательная. Она заметила у магазина прячущегося незнакомого мальчишку. Видела, как он разговаривал с кем-то по телефону, и даже, слышала обрывок разговора. Она услышала немного, но и этого было достаточно, чтобы заподозрить неладное. Он сказал: «Они все злятся и возмущаются. Что говорят, не слышно. Я боюсь ближе подходить».

Уж, коль, лазутчик был вычислен, решили его не трогать, а использовать в своих целях. А чтобы он чего не натворил, незаметно за ним последить. Мало ли, что. Следить вызвались Никита и Лизавета. Ну, а все остальное, сделали так, как решили. Полицейские уехали из деревни, разведчики отправились в Нижнее Машкино. А Дедушка с отцом Никиты отправились к старому дубу и положили, как велели разбойники, деньги в дупло. А потом, незаметно, спрятались неподалеку, в кустах. Оставалось, ждать. Уже начало темнеть, а значит, злодеи должны скоро прийти за выкупом.

Тем временем, под Дусиным руководством, в гараже братьев-разбойников созревал настоящий заговор. Дуся, как настоящий стратег, разработала план восстания. Она ни минуты не сомневалась в успехе задуманного. Главным исполнителем она назначила того самого одноухого кота, который первым приходил к ней знакомиться. Она так его и прозвала – "Одноухий". Он оказался самым сообразительным и самым бесстрашным из всей этой кошачьей стаи. План был очень простой: когда похитители войдут в гараж, а они обязательно войдут, одноухий должен напасть на них и загнать разбойников в

дальний угол. Остальные кошки и коты, конечно, должны ему помогать, но главную роль в восстании Дуся отвела Одноухому.

Если вы никогда не сталкивались с разъяренным котом, то вам крупно повезло. Это примерно, то же самое, что разъяренный бык. Только в сто раз более быстрый и подвижный. Правда, не такой крупный. А когда тебя окружают три десятка таких мяукающих быков, то тебе несдобровать. После того, как похитители будут зажаты в углу, шансов выбраться из гаража у них уже не будет. А вот пленникам, нужно будет постараться открыть дверь и выбраться на улицу. Если открыть дверь не удастся, то нужно будет поднять такой шум, чтобы сбежалась вся деревня. Дуся постаралась рассказать все это кошкам и котам, как можно понятнее. Она говорила с ними и на человеческом и на кошачьем языке, пока, не убедилась, что все ее поняли. Наконец, все заняли свои места вдоль стен гаража, а Одноухий – возле ворот. Оставалось, ждать, когда похитители придут к своим жертвам.

Тем временем, братья-разбойники получили от своего лазутчика весточку, что выкуп уже на месте, в дупле. Посовещавшись, они решили, что сначала посадят всех кошек в машину, потом, доедут до моста, потом, заберут выкуп, а потом, там, у моста выпустят кошек. Потому, что ехать в деревню опасно, а вдруг их там ждут. Сказано-сделано. Отправились они в гараж кошек в машину сажать. Открыли дверь аккуратненько, чтобы случайно, ни одна кошка не убежала. Вошли в гараж и удивились: почему свет горит. Они оба хорошо помнили, что когда уходили, свет выключали. Но долго по удивляться у них не получилось. Не успели они дойти до машины, как у них за спиной, у ворот послышался угрожающий кошачий вой и шипение. Братья оглянулись и увидели, как к ним медленно приближается выгнув спину, взъерошив шерсть и нервно размахивая хвостом, одноухий котяра. От звуков которые он издавал у них закралось подозрение, что они зря пришли в гараж. Но сдаваться они не собирались и попытались даже, пошутить:

– Котик, ты что по нам соскучился? – Но Одноухого эти слова будто подстегнули и он, с воплем, прыгнул на одного из братьев и полоснул когтями выставленную для защиты ладонь.

– А-а-а-а! Ты что, психический!? – Закричал тот, размахивая раненой рукой. Одноухий ему ничего не ответил. Он бросился ко второму брату, и точно так же, расцарапал ему руку.

– Он, наверное бешеный! Бежим отсюда! – Закричал второй брат. Закричать-то он закричал, а бежать было некуда, потому что путь к воротам перекрыл взбесившийся кот. Один из разбойников хотел было схватить лопату, стоявшую у стены гаража, чтобы отогнать кота. Но, не тут-то было. Кошки, которые до этого молча сидели вдоль стен вдруг, как ошпаренные, сорвались со своих мест и с воем и мяуканьем дружно бросились на обидчиков. Они кидались на близнецов кусая их и царапая, оттесняя их все дальше от входа.

– Давай, в машину! Залезай в кабину! – Крикнул один второму. Как бы не так. На крыше кабины их поджидала михрялка. Как только они подбежали к машине, Дуся, каким-то образом вдруг, увеличилась в размерах, широко-широко раскрыла свой рот, показав свои замечательные зубы и ехидно спросила:

– Это, куда мы собрались? Это, куда мы так заторопились? Не надо вам в машину садиться, вам в тюрьму надо садиться! А ну, кыш отсюда! Вон туда кыш, в угол!

Обезумевшие от боли и страха близнецы, послушно бросились в дальний угол гаража.

Там, прижавшись друг к другу, они замерли ожидая самого худшего. Мало того, что до этого, смирные кошки, вдруг взбесились, а тут еще, невесть откуда взявшийся, говорящий зверь со страшными зубами! А кошки, по Дусиной команде вдруг, успокоились и перестали нападать на похитителей. Они окружили близнецов полукольцом и сидели ожидая дальнейших команд своего полководца. За те, несколько минут, что прошли с начала восстания, с близнецами произошли разительные перемены. Лица, руки и другие открытые части тела, были расцарапаны в кровь. От одежды мало что осталось. Она превратилась в жалкие лохмотья – будто ее всю изрезали ножницами в тонкую лапшу. Безумными глазами, со страхом, они следили за Дусей. А она приняла свой прежний облик, и этот милый зверек уже ничем не напоминал то страшное чудовище.

А михрялка, довольная произведенным эффектом, решила окончательно сразить напуганных похитителей. Она читала, что во время восстания революционеры поют всякие революционные песни. Но из песен Дуся знала только "В лесу родилась елочка", да и то – не всю. Вот ее-то она и запела:

– В лесу родилась елочка В лесу она росла,

Зимой и летом стройная, Зеленая была…

Но допеть она не успела, потому что братья, не сговариваясь, начали вопить так, что кошки, на всякий случай отодвинулись от них подальше.

Пока Дуся совершала революцию, поиски пропавших кошек не останавливались ни на минуту. Юные разведчики уже несколько раз прочесали деревню Нижнее Машкино, пытаясь найти следы серого фургона. И наконец, им повезло: старичок, встретившийся им у автобусной остановки, сказал, что серый фургон есть только у братьев-близнецов, которые живут на краю деревни. Что эти братья нечисты на руку и с ними лучше не связываться. Тут же разведчики отправились к тому дому, про который сказал старичок. И уже подходя к нему, они услышали нечеловеческие вопли доносящиеся из-за высокого забора. Тут же, обо всем по телефону доложили Никитиному отцу. И он и Дедушка уже поняли, что что-то пошло не так, и похитители не придут за выкупом. Связались с майором Красотулиным и через пятнадцать минут жители деревни Нижнее Машкино в окна видели, как по улице медленно едет полицейская машина, а за ней, двигается целая толпа возбужденных людей. Вот и тот самый дом. Верхом на заборе сидело несколько мальчишек-разведчиков. Они призывно махали руками и показывали куда-то вниз. Завидев подмогу, один из них перелез во двор и через минуту распахнул ворота. Полицейская машина въехала в ворота, а за ней хлынула вся толпа. В дальнем конце двора виднелся кирпичный гараж и из-за закрытых ворот неслись какие-то дикие крики и кошачье мяуканье.

Первым дверь гаража, как представитель власти, открыл майор Красотулин. Он просунул голову внутрь и долго там что-то разглядывал. Потом его плечи начали трястись. А потом, показалась его голова. Из глаз майора текли слезы. Он хохотал не в силах сказать ни слова, и показывал руками на дверь. За ним в гараж заглянули Дедушка и Никитин отец. Точно так же, как и майор, они корчились от смеха, привалившись к воротам. А крики в гараже не утихали, и собравшиеся во дворе люди, изнывавшие от любопытства, стали по двое, по трое заглядывать в приоткрытую дверь. Скоро, все, кто был во дворе, хохотали – просто, заходились от хохота. Это было похоже на какой-то массовый психоз. Все это продолжалось, до тех пор, пока майор Красотулин, отсмеявшись, не открыл ворота гаража. Прижавшись к дальней стене гаража, с выпученными от ужаса глазами, обнявшись, стояли и орали охрипшими голосами два совершенно одинаковых человека одетые в остатки каких-то немыслимых лохмотьев. Руки, ноги, лица и тела у них были так расцарапаны, что напоминали тела туземцев из племен джунглей Амазонки. Перед ними, полукольцом, сидели кошки и дружно подпевали, на разные лады, своим похитителям. И кажется, получали от этого большое удовольствие. И даже, когда хозяева стали по именам окликать своих любимцев, не сразу и не все, прекратили этот кошачий концерт.

Только, когда все кошки оказались на руках у своих хозяев, братья-близнецы перестали кричать и стояли затравленно озираясь, боясь сдвинуться с места. Они не ждали ничего хорошего от рассерженных, возбужденных людей. И были правы. До того момента, когда майор Красотулин открыл ворота гаража, все были готовы разорвать разбойников голыми руками на мелкие кусочки. Но насмеявшись, и увидев злодеев в таком жалком виде, гнев куда-то улетучился и наказывать их уже никому не хотелось. Даже, стало жалко этих воришек и кто-то сказал, что нужно вызвать "скорую помощь".

Когда медики приехали, они очень удивились, увидев своих пациентов. Такого, в их практике еще никогда не было. Все, чем они могли помочь бедолагам, это смазать царапины зеленкой. И опять, из гаража раздались визги и крики близнецов. На этот раз из-за того, что смазанные зеленкой ранки сильно щипало. Зеленка закончилась и оставшиеся царапины стали смазывать йодом. Наоравшись и немного успокоившись, близнецы начали рассказывать врачам о страшной говорящей кошке. О том, что она превратилась в огромное зубастое чудовище, потом, опять в кошку, а потом, пела им "В лесу родилась елочка".

Врачам по должности не положено смеяться над пациентами. Поэтому, они по очереди выходили на улицу, и отсмеявшись, шли обратно с серьезными лицами. А выслушав про говорящую кошку, они сказали, что у пациентов нервный шок и их нужно понаблюдать недельку-другую у психиатра. Поэтому, их вместо полиции повезут в психиатрическую больницу.

Когда "скорая" уехала, все пошли домой со своими любимицами и любимцами на руках. У моста, у старого дуба остановились и Никитин папа вытащил из дупла коробку с выкупом. Тут же, раздали деньги людям и отправились дальше. Уже был первый час ночи, когда Дедушка, Лизавета с Дусей на руках, Вовчик с Левчиком пришли домой. Все так перенервничали, так устали, что без всяких разговоров улеглись спать.

А утром, за завтраком, все внимательно слушали Дусин рассказ о том, как она готовила кошачье восстание, как боевой кот Одноухий первым напал на разбойников. О том, как кошки кусали и царапали злодеев, а потом окружили их и кричали и мяукали на все лады передразнивая перепуганных близнецов. О том, как сама Дуся отогнала их от машины, а потом еще спела им песенку "В лесу родилась елочка". Все восхищались Дусиными талантами, ее смекалкой и находчивостью. А она, чего греха таить, ну, очень любила, когда ее хвалят. И пока ее хвалили, михрялка сидела и жмурилась от удовольствия. Уж кто-кто, а она-то знала, что все, что ей говорили, было сказано от чистого сердца и с большой любовью.

– Ты знаешь, – вдруг обратилась Дуся к Лизавете – а оно все-таки бывает – абсолютное счастье. Я поняла: счастье, это когда счастлив кто-то один, а когда счастлива ты и все

самые близкие люди, вокруг тебя, то это и есть – абсолютное счастье. – И Лизавета с ней согласилась.

Глава 8

Чучело друга

Вот, ведь, как бывает. Еще и года не прошло, как Дуся появилась в Лизаветиной семье,

а кажется, что жила она здесь всегда. И невозможно даже себе представить, как это быть без Дуси. Всей душой полюбили ее. И она платила тем же. Полюбила Дусю и Клавдия Михайловна. Она, теперь, частенько захаживала в гости к Лизавете. Просто, чтобы побыть рядом с этим удивительным зверьком, которого и зверьком-то назвать, язык не поворачивался. Учительница любила беседовать с михрялкой и не переставала удивляться ее острому уму и наблюдательности. Она, даже, стала называть Дусю уважительно, по имени отчеству – Евдокия Лизаветовна. Дуся, сначала, смущалась, а потом привыкла и очень гордилась этим.

Вот, во время этих бесед, выяснилось, что Дуся мечтает побывать в каком-нибудь музее. В интернете она прочитала все, что только было возможно, о музеях. А вот, чтобы увидеть все своими глазами… . Дусе очень хотелось. Клавдия Михайловна сказала, что скоро она собирается повести второй «В» в Зоологический музей. И если Лизавета придумает, как можно незаметно взять с собой свою подругу, то, пожалуйста. Лизавета, сразу же придумала: взять маленький рюкзак – сейчас все ходят с рюкзаками, и посадить туда Дусю. Она будет незаметно из рюкзака выглядывать и все посмотрит. А еще, можно попробовать, носить Дусю просто на руках. Она претворится игрушкой. Она же умеет претворяться. И все будут думать, что она неживая.

Дуся так обрадовалась возможности исполнить свою мечту, побывать в музее, что еле дождалась, когда же наступит это «скоро», и они, наконец, поедут на экскурсию. И вот, однажды, придя из школы, Лизавета объявила: «завтра мы не учимся, а едем в Зоологический музей». Дуся так разволновалась от радости, что половину ночи уснуть не могла. А утром встала раньше всех и, не переставая, ворчала на Лизавету:

– Что ты копаешься, как неживая! Вот опоздаем, и все уедут без нас. Обязательно тебе завтракать надо, не могла вчера позавтракать! Что ты так медленно одеваешься, прямо, как маленькая! Идешь, нога за ногу зацепляется. Того гляди, совсем остановишься.

Но Лизавета не обижалась на подругу. Ей даже передалось ее волнение. В результате, в школу они пришли почти на час раньше назначенного времени. Пришли, а никого нет. Дуся Лизавете выговаривать начала: «Какая она копуша, как можно было опоздать. Не сбудется теперь ее мечта, побывать в музее. Так она и знала, что с Лизаветой каши не сваришь». Пока она ворчала, начали подходить одноклассники Лизаветы. Дуся успокоилась, но в целях конспирации, пришлось замолчать и притвориться игрушкой. Кстати, «игрушка» девчонкам очень понравилась, и все наперебой просили Лизавету «дать подержать». Так и развлекались, пока не пришел автобус. Лизавета села у окошка, чтобы Дусе было лучше видно. И пока ехали, та, сидя на руках у подруги, смотрела через запотевшее стекло на проплывающие мимо дома и деревья.

В музее Лизавета решила, сначала, попробовать носить Дусю на руках. Когда пришел экскурсовод и повел всех в залы музея, возле билетерши вышла заминка. Билетерша – пожилая женщина, увидев в руках Лизаветы Дусю, даже вторые очки надела.

– Вообще-то, в музей с игрушками не ходят. И лучше, тебе ее спрятать в рюкзак. А ты знаешь, на какого зверя похожа твоя игрушка? – Лизавета не ожидала такого вопроса и растеряно молчала. Но билетерша и не ждала от нее ответа. – Было такое животное, правда, так и не признанное наукой, называлось – михрялка. Но, уж лет сто, как михрялки вымерли. Ладно, беги, догоняй свой класс, а то потеряешься – музей очень большой. А

игрушку, все-таки, спрячь.

Лизавета посадила Дусю в рюкзак. Только голова торчала. Экскурсия началась. Экскурсовод, молодая тощая женщина в очках, очень интересно рассказывала про виды, подвиды и семейства, а дети, как привязанные ходили за ней от экспоната к экспонату, из зала в зал, с этажа на этаж. И в одном из залов, когда экскурсовод рассказывала про миграции китов, к Лизавете подошла смотрительница и поманила ее в сторону.

– Девочка, ты почему с кошкой в музей пришла? Ты бы еще слона с собой привела! – Смотрительница была очень возмущена, но чтобы не мешать экскурсии говорила шепотом. А Лизавета, увлеченная рассказом экскурсовода, даже забыла, что у нее в рюкзаке сидит Дуся. И поэтому, она, сначала, даже не поняла, про какую кошку говорит смотрительница. Дуся, тоже была увлечена экскурсией, забыла об осторожности и сидя в рюкзаке крутила головой налево и направо. Вот бдительная смотрительница и заметила непорядок. – Кто у вас старший? Вы с учительницей приехали? Ну-ка, позови мне ее потихоньку, чтоб другим не мешать!

Назревал скандал. Лизавета совсем растерялась. Ей не хотелось ставить Клавдию Михайловну в неудобное положение. Оказалось, что не только ей не хотелось. Дуся, тоже, была против. Поэтому, она решила защитить подругу и ее учительницу. Тем более, что она очень не любила, когда ее называют кошкой.

– А почему, собственно, вы обзываетесь? Если я и похожа немного на кошку, это не дает вам право меня так называть. Я же не называю вас обезьяной. Хотя, вы, как и все люди похожи на обезьян. – Дуся сказала все это шепотом, так же, как и смотрительница. Поэтому, экскурсии не помешала. Уж неизвестно, что больше удивило смотрительницу: то ли, говорящая кошачья голова в рюкзаке у девочки, то-ли, сравнение с обезьяной, на которую она была совсем не похожа. Возмущению не было придела. Она открыла рот, собираясь ответить что-нибудь этакое, этой кошачьей голове. Но слова где-то застряли и она так, и стояла с открытым ртом. А голова не унималась:

– Думаете, бейджик нацепили, и вам можно посетителей обзывать, как попало? Со мной этот номер не пройдет. Я буду жаловаться в общество защиты животных. И директору вашему пожалуюсь!

Смотрительница, как оказалось, не столько удивилась говорящей кошке (мало ли, что бывает), сколько возмутилась ее словам про обезьяну. Все так же, шепотом она пообещала:

– Я сейчас охрану вызову.

– А вот и не вызовите. Спит ваша охрана – у нее тихий час. И у вас, тихий час. И вы

тоже сейчас будете спать. – Дуся решила, что пора брать ситуацию под контроль. – Садитесь на свой стул и засыпайте. Засыпайте. Засыпайте....

При этих словах Дуси, смотрительница медленно подошла к своему стулу, села на него и закрыла глаза. Через несколько секунд она спала. А Лизавета вернулась к своему классу.

– Здорово ты ее! А ты ее загипнотизировала? Она, что, долго спать будет? – Девочка нарадоваться не могла, как ловко Дуся вышла из сложной ситуации.

– Поспит, пока кто-нибудь не разбудит. – Беспечно ответила михрялка. – Ладно, не мешай слушать.

Сильное впечатление на Дусю произвело огромное количество чучел животных. Она была потрясена до глубины своей михрялочьей души. Потрясена и возмущена: как можно

так поступать с животными, пусть даже, и в научных целях. Поэтому, она нашептывала Лизавете, чтобы та задала экскурсоводу вопрос, как зовут того человека, который сделал все эти чучела. И когда экскурсия закончилась и экскурсовод, по традиции, спросил: «У кого какие вопросы?», Лизавета ее и спросила. Экскурсовод улыбнулась и сказала, что многим чучелам уже больше ста лет. И делали их разные люди. А специалист по изготовлению чучел называется таксидермист.

Когда Лизаветин класс уже выходил из зала по пути в гардероб мимо спящей смотрительницы, к ней подошел пожилой мужчина и потряс ее за плечо. Это был директор музея.

– Татьяна Викторовна, вы почему спите? Вам, может быть, плохо? Что случилось? – Спросонок, та, сначала, не вполне поняла, где она и что происходит. А когда поняла, оглянулась по сторонам, вскочила на ноги, схватила директора за лацкан пиджака, притянула к себе и зашептала на ухо:

– Она меня с обезьяной сравнила. Я хотела охрану вызвать, а она мне спать велела. Директор удивился и, даже, немного испугался за психическое здоровье Татьяны Викторовны. Но решил, раньше времени, не поддаваться панике и уточнил:

– А кто вас с обезьяной сравнил?

– Да, кошачья голова. Она в рюкзаке у девочки сидела. Она сказала, что будет жаловаться в общество защиты животных. И вам, тоже, будет жаловаться.

– Вы хотите сказать, что в рюкзаке у девочки лежала кошачья голова и разговаривала с вами, и обещала жаловаться? – Уточнил директор.

– Она не лежала. Она торчала. Там, может быть, еще к ней тело было приделано. Я не знаю. Но, такая наглая! И меня с обезьяной сравнила! Она, всех людей, с обезьянами сравнила. – Директор решил не испытывать судьбу и не стал больше задавать никаких вопросов. Он аккуратно взял смотрительницу под локоть и осторожно вывел ее из зала.

А тем временем, дети успели одеться, и вышли на улицу. Автобус ждал на стоянке. До школы доехали без приключений. Все разошлись по домам. Осталась только Лизавета и Клавдия Михайловна. Наконец, Дуся могла выбраться из рюкзака.

– Ну, понравилось тебе в музее? – Спросила Клавдия Михайловна михрялку.

– Очень понравилось! Очень интересно! Только животных жалко. Сколько их ни за что, ни про что погибло! Ужас!

– Ну, они же не просто так погибли, а для науки. – Возразила учительница. – Но, конечно, их очень жалко. Но это все равно лучше, чем, если бы, их просто, съели.

– А что, эта наука, не могла сделать себе чучела из глины или, например, из гипса? Человек же, тоже, животное. И что, если у него есть ружье, то ему можно убивать других животных? Это не справедливо! Ружья надо запретить!

Клавдия Михайловна не стала возражать Дусе. По большому счету, та была права. Но, жизнь так сложна и многообразна, что однозначного решения этой проблемы, наверное, не существует.

На следующий день, придя из школы, Лизавета обратила внимание, что Дуся как-то изменилась. Она стала задумчивой, почти не разговаривала. А это, уж совсем, было на нее не похоже. На вопросы подругине отвечала, отмалчивалась. Если Лизавета пыталась

ее разговорить, она просто, уходила из комнаты. Тут уж, девочка забеспокоилась не на шутку. Стала вспоминать, может, когда обидела подругу и не заметила. Но так ничего и не вспомнила.

Прошло пять дней. Перемены в Дусином поведении заметила не только Лизавета, но и

мама, и папа, и Клавдия Михайловна. Из подвижной, как ртуть, болтушки, которой до всего было дело, михрялка превратилась в флегматичное, равнодушное, молчаливое существо – полную противоположность тому, что было до этого. Как-то, за вечерним чаем папа предложил:

– Может, нам Дусю доктору показать? Что-то неладное с ней происходит. Она, даже, по- моему, похудела.

– Было бы неплохо. – Согласилась мама – Только, какому доктору? Дуся-то у нас секретное животное. Ее показывать никому постороннему нельзя. Если только, бабушке Ильиничне – она ветеринар. Но, поехать в Вверх тормашкино можно будет только в выходные. А это, еще, целая неделя.

Неделя подходила к концу, а в поведении михрялки ничего не поменялось: все так же, часами сидела она в углу, глядя в одну точку. Ни с кем не разговаривала и не реагировала даже тогда, когда мама звала всех к столу. Раньше-то она прибегала обедать самая первая. А сейчас и аппетит у нее пропал. В общем, Дусю было не узнать. Наконец, наступила пятница. Папа отпросился на работе, пришел пораньше. Лизавета уже вернулась из школы. Быстро собрались и отправились в Верх Тормашкино.

Даже в машине, обожавшая кататься Дуся, вела себя так, будто это и не Дуся вовсе. Она и в окно-то ни разу не выглянула. Сидела, уставившись взглядом в спинку переднего сиденья, и молчала. Лизавета больше не могла видеть всего этого безобразия, происходившего с подругой. Она сидела и тихонечко, чтобы не слышал папа – ему же машину везти – плакала. У нее уже и куртка от накапавших слез была вся мокрая. Вот такое невеселое путешествие получилось. Приехали уже затемно. Предупрежденные заранее, Бабушка, Вовчик с Левчиком и бабушка Ильинична не вышли встречать приехавших. Вышел только Дедушка. Когда машина остановилась, он открыл дверцу, взял Дусю на руки, прижал к себе, как самую драгоценную драгоценность, и отнес в Лизаветину комнату. А там ее уже ждала бабушка Ильинична.

До выхода на пенсию, она всю жизнь проработала ветеринаром. В Москве ветеринаров было много. Наверное, побольше, чем во всех деревнях вместе взятых. Но проблема была в том, что все эти ветеринары даже и не слышали о таком животном, как михрялка. А раз не слышали, как они его лечить будут? Неизвестное животное от неизвестной болезни? А бабушка Ильинична слышала и даже видела, и даже дружила с этим животным. И для нее оно, это животное, было очень даже известное.

Дедушка Дусю принес, посадил на Лизаветину кровать и молча вышел из комнаты. Дуся сидела так, будто происходящее ее совсем не касалось. Бабушка Ильинична взяла стетоскоп. Стала «слушать» и осматривать михрялку. Все было нормально. Легкие чистые, живот мягкий, шерсть густая, нос влажный и холодный. Теперь нужно было поговорить с пациентом. В ее практике это был первый пациент, с которым можно было поговорить. Все остальные животные не очень-то разговорчивые. Их сколько ни спрашивай, они ничего тебе не скажут: где болит, что болит. А Дуся скажет. Должна сказать. Вот бабушка Ильинична и спросила:

– У тебя что-нибудь болит? – А Дуся только головой помотала. Отрицательно помотала. Так помотала, что стало понятно, что ничего у нее не болит. – А что тебя беспокоит или волнует? Я же вижу, что ты чем-то озабочена, тебя что-то мучает. Ты скажи не

стесняйся. Если хочешь, я сохраню это в тайне. Я же доктор. Хоть и не человеческий, а

врачебную тайну хранить умею.

И тут Дуся неожиданно спросила:

– Вот, ты, звериный доктор. А ты знаешь, сколько живут михрялки? – Вопрос был неожиданный, но бабушка Ильинична постаралась ответить на него честно.

– Ну, давай разбираться. Животное ты не крупное. Животные такого размера живут лет пятнадцать – двадцать. Здоровье у тебя крепкое и ты обладаешь высоким интеллектом, а это значит, что ты можешь прожить и пятьдесят, и семьдесят, и сто лет. А может быть, и больше. Ведь про вас, михрялок ничего доподлинно не известно. А тебе, пока всего-то, пять лет. Так что об этом тебе задумываться еще рановато. Живи и радуйся. А то, вон на твоей подруге, лица нет – за тебя переживает. Да все за тебя переживают. Что это ты, из Дуси, бог знает в кого, превратилась.

Пока бабушка Ильинична все это говорила, Дуся заметно изменилась. В глазах появился блеск. Не было там уже той неизбывной тоски. Не было тусклого, погасшего взгляда. Но это была все еще не та, привычная всем Дуся.

– Знаешь, я не буду больше тебя донимать вопросами. Если захочешь, расскажешь мне, но завтра. А сейчас, выпей вот это и ложись спать. Утро вечера мудренее. – С этими словами, бабушка Ильинична протянула михрялке таблетку и чашку с водой. – Ложись. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи! – ответила Дуся, устраиваясь на своей кроватке.

Бабушка Ильинична вышла из комнаты и тихонько закрыла за собой дверь. Она дала Дусе успокоительную таблетку, которая очень быстро подействовала. И через минуту михрялка уже крепко спала. А на кухне все с нетерпением ждали, что же скажет

звериный доктор.

– У Дуси сильнейший стресс. – Сказала бабушка Ильинична. – Скажи, Лизавета, в

последнее время с ней ничего не происходило? Может она увидела что-то страшное или побывала в каком-то ужасном месте? Меня она спрашивала, сколько живут михрялки. Может, это как-то связано с жизнью или здоровьем?

– Не знаю, – ответила Лизавета, – мы, в последнее время, с ней, кроме зоологического музея, нигде больше не были. А она как раз, после музея такой стала. Только я не знаю, но там ничего страшного не было.

– «Не знаю», «не знаю», – проворчала бабушка Ильинична, – Это была очень плохая идея вести ее именно в зоологический музей. Ну-ка, скажи мне: в этом музее, какие экспонаты? Что вы там видели?

– Там чучела разных животных. – Начала догадываться Лизавета. – Там все экспонаты – это чучела. Она меня еще велела спросить у экскурсовода, кто все эти чучела сделал. Она возмущалась, сколько животных погибло!

– Ну, вот. Теперь все встало на свои места. Теперь понятно, что она испытывала в этом музее. Это все равно, как если бы ты пришла в какой-нибудь музей, а там чучела людей в витринах. Взрослых, детей, стариков.... Ужас! Бедная Дуся!

– Но почему она мне ничего не сказала? Почему она промолчала? – Удивилась Лизавета. – Потому что, после увиденного, все люди, и ты в том числе, немного, как бы это сказать, вышли у нее из доверия. И теперь, нужно будет очень постараться, чтобы это доверие вернуть. Мы не должны к ней относиться, как к забавному зверьку или как к игрушке. Она заслуживает большого уважения. Я знаю, что все присутствующие это понимают. Все любят и уважают Дусю. И все-таки, давайте будем поделикатнее, и ни в коем случае не

вспоминайте этот проклятый музей.

На следующее утро, Лизавета проснулась, по привычке, в семь часов и лежала тихо, не шевелясь, боясь нечаянно разбудить Дусю. Сколько она так пролежала, она не знала. Но, наверное, долго, потому что глаза сами начали закрываться и она опять уснула. Уснула крепко. Так крепко, что не сразу проснулась от того, что что-то теплое и мягкое бесцеремонно забралось к ней под одеяло и теперь сопело ей на ухо. Так могла сделать только Дуся. Она так делала всегда. Каждую субботу и каждое воскресение, когда не нужно было рано вставать, и можно было понежиться в постели, Дуся прибегала к Лизавете и они лежали и болтали до тех пор, пока мама ни звала завтракать. Лизавета, еще не проснувшись окончательно, даже сама себе не поверила – неужели, это ее Дуся пришла? Она даже глаза открывать не стала. Обняла подружку и прижалась лицом к ее пушистой мордочке.

– Дусенька, милая.... А я думала, ты меня разлюбила. Думала, ты всех разлюбила. Как же ты всех нас напугала!

– Никого я не собиралась пугать. Вы сами захотели и испугались. «Напугала». А чего вы такие бояки? – Дуся опять была Дусей. Спорщицей и ворчуньей. Лизавета, от радости, глаза открыла и так ее к себе прижала, что михрялка даже пискнула, как-то не по михрялочьи. – Полегче-полегче! Раздавить хочешь? Избавиться от меня хочешь? Что, надоела? Нет, ты скажи: надоела?

– Ну, что ты, глупенькая! Как тебе в голову такое могло прийти? Да я за эти дни чуть не умерла! Как тебе не стыдно? – Лизавета даже забыла, что с Дусей надо поделикатней разговаривать. А потому, что обиделась на такие обидные слова. А вредная Дуся, кажется, обрадовалась, что Лизавета обиделась. Она потерлась мордочкой о Лизаветину щеку и начала подлизываться.

– Да, знаю, что не надоела! Я тебя тоже, люблю! Я вас всех люблю! Ты чего в машине плакала? Я видела. Это из-за меня? Ты больше не плачь. Я тебя больше расстраивать не буду. – Дуся помолчала, а потом, каким-то другим, каким-то напряженным голосом спросила:

– А ты меня всегда любить будешь? – Лизавета насторожилась. Что-то подруга задумала.

– Конечно, всегда! – И когда умру?

– И когда умрешь. Еще неизвестно, кто раньше умрет. Может михрялки по триста лет живут, как вОроны.

– А когда я умру, ты со мной что сделаешь?

– Дуся, мне не нравится этот разговор! Ты что задумала?

– Я ничего не задумала. Нет, ты ответь, что ты со мной сделаешь, когда я умру?

– Так, пока ты не расскажешь, что ты себе напридумывала, я ничего говорить не буду!

Давай, колись! – Михрялка была сильно смущена, но разговор для нее, видимо, был очень важным:

– «Колись, колись»! Насмотрелась я, как вы, люди к животным относитесь. Для науки убиваете, чучела делаете! Я, вот, неизвестное животное. Меня беречь надо, а вы, чучела делаете. Я не хочу, чтобы меня наука изучала! Я вашу науку не люблю!

– Так, я поняла, куда ты клонишь! – Перебила Дусю Лизавета. – Никто тебя изучать не собирается, потому, что про тебя никто не знает. Никто тебя выдавать ученым не

собирается. Никто тебя пальцем не тронет! Я тебе обещаю!

– А когда умру?

– Что, «когда умру»?

– Ну, когда умру, что ты со мной сделаешь? Можно, я тебя попрошу? – Что, «попрошу»? Попроси.

– Когда я умру, не делай из меня чучело! – Лизавета, сначала растерялась, но потом спросила:

– Скажи, Дусенька, если я умру первая, ты из меня сделаешь чучело? – Михрялка даже подпрыгнула от возмущения:

– Да, как ты…? Да, ты…! – Но, Лизавета не унималась.

– Ну, так как, сделаешь?

– Нет, конечно! Как ты могла такое сказать? Такое придумать!…

– Но, ты же придумала! Запомни, чтобы оставить память о друге, необязательно делать его чучело! Дуся молчала. Она обняла лапками Лизаветину голову и затихла. Все оказалось так просто.

Глава 9

Сто рублей

Знаешь поговорку: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей»? Хорошо иметь сто друзей. А бывает и так: случиться какая-нибудь серьезная неприятность, и от этих ста друзей останется один или два. Но, зато, это те, кто готов эту неприятность с тобой разделить. Потому что, есть еще одна поговорка: «Друг познается в беде». Это все, я к чему говорю: бывает, человек проживет всю жизнь, а настоящего друга так и не встретит. Настоящий друг – это большая редкость и большое везение. А остальные, это все, так, друзья- приятели, которым или что-то от тебя надо или просто скучно. Лизавете, например, очень повезло. У нее уже был настоящий друг, вернее подруга. И пусть, это было неизвестное науке животное, михрялка. Но, ведь, друг необязательно должен быть человеком. А потом, Лизавета встретила… Но, все по порядку. Шла однажды Лизавета из школы. Видит, впереди идет старушка. Тяжело идет. Опирается одной рукой на палочку, а в другой руке у нее сумка. Наверное, тяжелая. Потому, что старушка то и дело останавливалась и сумку на землю ставила. Лизавету, как будто кто-то подтолкнул и через мгновение она возле старушки очутилась. Та, как раз, остановилась отдохнуть.

– Бабушка, давайте, я вам помогу!

– Спасибо тебе, да только, сумка очень тяжелая. – Улыбнулась старушка. – Ничего, – храбро ответила Лизавета, – я сильная.

– Ну, если сильная, то попробуй.

Лизавета была уверена, что легко справится с ношей. Она взяла сумку за ручки, оторвала от земли и почти бегом пронесла ее несколько метров. Но потом, ручки стали выскальзывать из, в раз, вспотевших ладоней и ей пришлось остановиться.

– Тяжело? – Участливо спросила старушка.

– Ничего не тяжело. Только чуть-чуть тяжело. – Покраснела Лизавета. Она же не собиралась отступать. Схватила сумку и протащила ее еще несколько метров. Потом, еще и еще несколько метров. Только, с каждым разом этих метров становилось все меньше и меньше. А старушка и без сумки с трудом за ней поспевала. Постепенно, Лизавета приспособилась: пройдет два-три метра – остановится. Старушка ее догонит, она дальше сумку тащит. Так, потихоньку – потихоньку и дошли до старушкиного подъезда. Дом был старый. Такие дома называют «сталинскими». На лифте поднялись на четвертый этаж. Возле высокой двери обитой шоколадного цвета дерматином Лизавета увидела блестящую медную табличку: «Народная артистка СССР Л. И. Нилова». А старушка открыла ключом эту дверь и пропустила Лизавету с сумкой в прихожую. Потом вошла сама, закрыла дверь и со вздохом села на стул стоящий тут же. Она сидела опираясь обеими руками и подбородком на палку и прикрыв глаза. Не открывая глаз, она тихо сказала Лизавете:

– Сейчас, деточка, две минутки. Подожди, пожалуйста.

А Лизавета стояла и озиралась по сторонам. А поозираться и посмотреть по сторонам было на что. Все стены прихожей были завешаны фотографиями. Фотографии были не цветные, как мы сейчас привыкли видеть, а черно-белые. Они были в рамочках. И все рамки были разные. А на фото были красивые женщины. Все женщины в длинных платьях и в шляпах с большими полями. И элегантные мужчины в белых костюмах, в шляпах, с тросточками и дымящимися папиросами.

Лизавета так засмотрелась на фотографии, что даже забыла где она и как сюда попала. Вернул ее к действительности голос старушки.

– Ну, вот, немножко пришла в себя. Что же, давай знакомиться. Меня зовут Людмила Ивановна.

– А я, Лизавета. Лиза. – Представилась девочка. – А это вы, «Л. И. Нилова, Народная артистка СССР»?

– Я, Л. И. Нилова, – улыбнулась Людмила Ивановна. – Вот, и познакомились. И, большое тебе спасибо за помощь. Не представляю, что бы я без тебя делала. Может быть, чайку выпьем? Поболтаем. Ты мне о себе расскажешь.

Лизавете очень хотелось остаться на чай, но девочка она была дисциплинированная. Домой нужно приходить вовремя. А если собираешься где-то задержаться, нужно спросить разрешения у родителей. А сегодня, как на грех, еще в поликлинику с мамой нужно, за справкой. Поэтому она отказалась, сказала, что не может сегодня. А потом, неожиданно для самой себя, спросила:

– А можно, я завтра приду?

– Конечно, можно! – Обрадовалась Людмила Ивановна. – Я очень ждать буду. Приходи обязательно. Подожди еще минуточку. Я знаю, что ты мне помогла от чистого сердца, бескорыстно. Для тебя это был нелегкий труд. А всякий труд должен быть оплачен. Поэтому, вот, возьми, пожалуйста. И не отказывайся, а то, обижусь. – С этими словами Людмила Ивановна протянула Лизавете сто рублей. И, улыбнулась. А улыбка у нее была такая, что Лизавета сразу поверила: не возьмешь деньги, и вправду – обидится.

Домой она пришла вовремя. Мама ее уже ждала, и они пошли в детскую поликлинику. По дороге Лизавета рассказала маме о произошедшем и о ста рублях не забыла. Мама сказала, что деньги она взяла напрасно. Во первых, хотя Людмила Ивановна народная артистка, но пенсия у нее маленькая и лишних денег нет. А во вторых, как-то неправильно, брать деньги за то, что помогла донести сумку. Пусть, и очень тяжелую.

Вернувшись из поликлиники, Лизавета рассказала все Дусе. Рассказала все, с мельчайшими подробностями. И о табличке на двери, и о фотографиях на стенах, и о том, что Людмила Ивановна ей очень понравилась. Но только, пусть Дуся не думает, что она понравилась потому, что она Народная артистка. Она понравилась еще до того, как Лизавета узнала про артистку. Просто, она хорошая.

– Ладно, я согласна. Можешь с ней дружить. Только, я тоже хочу. – Заявила Дуся. – Возьми меня завтра с собой. Она не будет против.

– Откуда ты знаешь? – Удивилась Лизавета. – Ты же ее даже не видела ни разу! – А мне не надо видеть. Я чувствую. Она и правда, хороший человек.

Потом, подруги нашли в интернете очень много интересного про Людмилу Ивановну. Оказывается, ей недавно исполнилось девяносто четыре года. Ее муж был летчиком, и погиб во время войны. Больше, она замуж не выходила и своих детей у нее не было. А после войны, было много детей-сирот. И Людмила Ивановна удочерила девочку. Девочка давно выросла и тоже стала артисткой, как ее приемная мама. Сейчас она работает в театре в другом городе. Людмила Ивановна снялась во многих фильмах. В молодости она была очень красивая. Но, даже сейчас, в столь почтенном возрасте, она выглядит намного моложе своих лет. Она занята в двух спектаклях в своем театре. И на эти спектакли очень трудно купить билет.

А потом, они посмотрели фильм, в котором Людмила Ивановна, совсем еще молодая, снялась в главной роли. Ах, какая она была красивая! Как несправедливо, что люди стареют!

Лизавета совсем не переживала, что Людмиле Ивановне не понравится, что она придет

в гости с животным. Она была уверена, что Людмила Ивановна даже обрадуется. Вот только, как она отнесется к тому, что это животное разговаривает по-человечески? Все- таки человек она уже старый. А вдруг, она очень впечатлительная и испугается? Но потом, она решила: раз Дуся сказала, что все будет хорошо, значит, так и будет.

На следующий день, после уроков, Лизавета забежала домой, посадила Дусю в рюкзачок и, почти бегом, отправилась к Людмиле Ивановне. Вот, знакомый дом, вот, тот самый подъезд, вот, лифт до четвертого этажа. Вот, знакомая дверь с табличкой. Нажала кнопку звонка. И дверь, будто ждала этого звонка, сразу же отворилась.

– Как хорошо, что ты пришла! А я уж, беспокоиться начала – а вдруг, у тебя дела какие- нибудь или мама не отпустит или еще что-то. – Радовалась Людмила Ивановна. – Снимай курточку, проходи в комнату. Ой, а что это у тебя в рюкзаке шевелится? Кто там у тебя сидит? Покажи скорей! Я так люблю животных!

Лизавета расстегнула молнию на рюкзаке и Дуся, в мгновенье ока, оказалась на плечах старушки, обвив ее шею пушистым воротником. Та, ахнула от неожиданности, а потом, весело рассмеялась. Она подошла к зеркалу и стала разглядывать, кто же это, так по- хозяйски, разлегся у нее на плечах и трется о щеку своей мордочкой.

– А ведь это не кошка! Кто же это, что за зверек такой чудесный?

– Это Дуся. Михрялка. Она очень чудесная. Такая чудесная, что вы очень удивитесь.

Только, чуть-чуть попозже. Сначала, вы к ней немножко привыкните, а потом уже удивитесь. Хорошо?

– Хорошо, хорошо… . А теперь, пойдем чай пить. Я пирожков напекла, плюшек. Людмила Ивановна распахнула дверь в комнату и пропустила Лизавету вперед. Та вошла и остановилась, как вкопанная. Комната поразила ее еще сильнее, чем прихожая. Столько книг Лизавета никогда не видела, даже в школьной библиотеке. Книжные шкафы занимали все свободное пространство комнаты. Только у окна притулился небольшой письменный стол. На котором, впрочем, тоже лежали стопки книг. Посередине комнаты, среди этого книжного царства, стоял большой овальный стол, застеленный белоснежной скатертью. На подносе стоял электрический самовар, а вокруг, множество вазочек со всякими вкусностями. Лизавета, увидев это великолепие, не на шутку забеспокоилась, что Дуся сейчас не выдержит и набросится на плюшки и пирожки и напугает Людмилу Ивановну. Но михрялка, в который раз, удивила подругу. Она сделала вид, что вся эта вкусная красота ее совсем не касается. Она, вообще, вела себя так, что никто бы не подумал, что это зверек необыкновенный, а тем более говорящий. Сели за стол. Людмила Ивановна налила в чашки душистого чая и велела не стесняться и кушать все, что есть на столе. А потом, она неожиданно спросила:

– А твоя Дуся, случайно, может быть, любит плюшки?

– Очень любит! А как вы догадались? – Удивилась Лизавета.

– Да, уж догадалась. – Ответила Людмила Ивановна. – Ты мне лучше расскажи про себя

и про Дусю. Мне почему-то кажется, что это не совсем обычный зверек.

Про себя Лизавете рассказывать было совсем чуть-чуть потому, что рассказывать особо, было нечего. Учится во втором классе. Живет с мамой и папой, а еще с Дусей. Еще есть бабушка и дедушка. Еще Вовчик и Левчик и соседка бабушка Ильинична. А потом она рассказала, как познакомилась с Дусей, как Дуся спасла ее. И вообще, все-все что произошло за прошедший год. Пока она рассказывала, Дуся перебралась с плеч Людмилы

Ивановны к ней на колени. Усевшись поудобнее, она по-хозяйски, придвинула к себе

поближе блюдечко, на которое Людмила Ивановна положила для себя пирожок, взяла этот пирожок лапками и начала не спеша есть. Людмила Ивановна сделала вид, что этого не заметила. А когда Дуся расправилась с пирожком, она на пустое блюдечко положила плюшку. Очень скоро плюшка исчезла. Исчезла и вторая и третья… . Рассказывала Лизавета долго. Поэтому, Дусин живот успел превратиться в приличных размеров мячик. Она уже тяжело пыхтела. Наконец, она отодвинула от себя пустое блюдце и замерла не в силах пошевелиться.

– Может быть, тебе чайку налить? – Спросила с улыбкой Людмила Ивановна.

– Может…, быть, налить. Чайку. Да. Сладенького. – Прохрипела объевшаяся михрялка. Людмила Ивановна после Лизаветиного рассказа почти не удивилась, услышав, что Дуся умеет разговаривать. Она налила чай, поставила чашку перед михрялкой и с

любопытством смотрела, как та с жадностью, обжигаясь, пьет горячий напиток.

– Ты, и правда, удивительный зверек! И я очень рада, что мы познакомились. Мне в жизни всегда везло на интересные знакомства. Я очень хочу с вами подружиться. Если

вы, конечно, не против.

– Нет. – Ответила, уткнувшись в чашку носом, Дуся. – Нет. Мы совсем не против. Ты

хорошая. И плюшки твои, как у Бабушки, вкусные. Ты нам с Лизаветой сразу понравилась. Еще вчера.

– Но, ведь, вчера ты меня не видела. Как же я тебе могла понравиться? – усмехнулась Людмила Ивановна.

– А мне необязательно видеть, я просто, знаю. Лизавета рассказала. Я проверила. Ты хорошая. Вот ты сейчас думаешь, что Дуся болтает, сама не знает что. Не веришь мне. Я вот сейчас вылечу твою ногу, тогда поверишь.

– Не знаю, откуда ты узнала, что у меня нога болит. Но я в таком возрасте, что мне уже никакие врачи помочь не могут. И никакие лекарства уже не помогают.

– Нашла, кого слушать, врачей… Да они сами-то болеют и сами себя вылечить не могут, а еще других лечить берутся. Врачи… – Ворчала михрялка. А сама в это время ползала по Людмиле Ивановне, как по дереву. То на голову заберется, то на спину, то на колени. Наконец, остановилась. Улеглась на правой ноге Людмилы Ивановны, велела ей молчать и не шевелиться и сама замерла, будто окаменела. Лизавете было хорошо знакомо это состояние Дуси. Она видела это уже не первый раз. Поэтому, набравшись терпения, она сидела молча и незаметно рассматривала Людмилу Ивановну. Сначала, та сидела с легкой улыбкой, снисходительно поглядывая на Дусю. Минут через пять улыбка исчезла и брови старушки удивленно поползли вверх. Лизавета знала: сначала, неверие сменилось на недоверие, а потом, недоверие сменилось на удивление, а потом, удивление сменится восхищением. Потому что, боль пройдет. Пройдет обязательно. Так и произошло. Глаза Людмилы Ивановны под очками радостно заблестели. Она заулыбалась. Но сидела неподвижно боясь помешать Дусе. Прошло еще немало времени, пока наконец, михрялка зашевелилась, громко засопела, и дернув свою пациентку за рукав, разрешила ей двигаться.

Людмила Ивановна недоверчиво пошевелила ногой. Потом еще и еще. Нога не болела. Она встала и прошлась по комнате. Весело засмеявшись, она взяла Дусю на руки и крепко-крепко прижала к себе.

– Спасибо тебе огромное! Как же я тебе благодарна! Ах, какая ты умница! – Восхищалась старушка.

– Вот раздавишь меня и не будет у вас умницы. Не будет Дуси. Одна шкурка останется.

Будете тогда плакать. – Прохрипела сжатая в объятьях михрялка. Людмила Ивановна тут же отпустила ее с извинениями. А Дуся и не думала обижаться. Потому что в это время Лизавета, зная что Дусю хлебом не корми, а дай ей послушать, как все ее хвалят, начала расхваливать мохнатого доктора. Людмила Ивановна, вот что значит жизненный опыт, сразу поняла в чем дело, и тоже принялась нахваливать михрялку. Дуся была счастлива. Она разлеглась на стуле и с довольным видом слушала льстивые речи.

Потом, опять пили чай и Людмила Ивановна рассказывала о себе. Рассказывала про фотографии развешанные в прихожей. Фотографии друзей. Много лет назад, когда были сделаны фотографии, жизнь бурлила в этой квартире. Красивые интересные люди, театр, кино… . Все вдруг, прекратилось в одночасье. Тяжело заболела актриса. И друзей всех, как ветром сдуло. Остались с ней только две подруги. Настоящие. Выхаживали ее. И выходили. Но веселой жизни, какая была до болезни, в этом доме больше уже никогда не было. Подруг своих уже давно похоронила. Дочка в другом городе живет. Видятся редко. Старость – это плохо. А старость в одиночестве – это плохо вдвойне. А тут вдруг, встретился хороший добрый человек. И не важно, что этот человек еще маленький. Важно другое. Важно, что это настоящий человек. А еще, очень важно, что у этого маленького человека уже есть настоящий преданный друг, о каком только мечтать можно. И на закате жизни такая встреча с ними – большой подарок.

Вот так проговорили и не заметили, как время пролетело. Пора было домой собираться. Тут Дуся и говорит:

– Ты, Лизавета, не обижайся, но я сегодня здесь останусь. Ты домой иди, а завтра меня заберешь. Я БабЛюду не долечила. Она в постель ляжет, я ее еще полечу.

Лизавета так привыкла слушаться Дусю, что даже и не подумала обижаться. Раз надо, значит надо. Ее, только, очень смутило, как она назвала Людмилу Ивановну. Ну, что это за Народная артистка БабЛюда?

– Дусь, ну как ты называешь Людмилу Ивановну? Какая она тебе БабЛюда?

– А мне нравится. – Рассмеялась артистка. – И ты меня можешь так звать. Мы же подружки. А то, что это за подружки, если по имени отчеству друг с другом?

Не переставала Лизавета удивляться и восхищаться михрялкой. Как она чувствует и понимает, что можно делать и говорить и что нельзя? Вот Лизавета никогда бы не решилась так назвать Людмилу Ивановну. Если честно, то она немножко робела перед таким старым и заслуженным человеком. И Дуся это почувствовала и через мгновение уже сидела у девочки на плече и шептала ей на ухо:

– Ты не смущайся. Она хорошая. Она нас полюбила. Она только рада будет. БабЛюда – красиво звучит! Это я придумала! Дуся очень умная!

После этих слов маленькой похвальбушки, Лизаветины робость и смущение пропали окончательно. Договорились, что она зайдет к БабЛюде завтра, после школы. В прихожей, когда девочка уже оделась, Людмила Ивановна обняла ее на прощанье и тихонько сказала:

– Храни тебя Бог!

Оставшись вдвоем, Дуся и БабЛюда отправились опять пить чай. Вот уж, когда обе

отвели душу: и одна и другая любили чай, а правильней, не сам чай, а процесс чаепития, и одна и другая любили всякие вкусности и сладости. А уж как и одна и другая любили поболтать! Засиделись они за столом допоздна. Несколько раз ставили самовар и

говорили-говорили-говорили… БабЛюда рассказывала о своей жизни, а Дуся о своей. А потом, отправились в спальню. Когда старушка легла в постель, Дуся устроилась у нее на подушке, обхватила лапками седую голову и замерла. БабЛюда, до этого мучившаяся бессонницей, и не заметила, как уснула. Михрялка еще долго лежала не двигаясь и не отпуская голову старушки. Наконец, осторожно, чтобы не разбудить свою пациентку, перебралась к ней в ноги. Свернулась поверх одеяла в клубочек, и довольная собой, крепко уснула.

Утром, проснувшись, Людмила Ивановна не поверила сама себе. Она уже давно привыкла, что по утрам у нее все болело. И ноги, и руки, и все тело. Тяжело было встать с постели, тяжело было сделать первые шаги. Потом, боль уходила куда-то вглубь, была не такой острой. Но, ни на минуту не исчезала совсем. А сегодня, она ничего не чувствовала. Вернее сказать, чувствовала, что ничего у нее не болит. Вообще, ничего! Она попробовала встать с кровати. И удивилась, как легко это у нее получилось. Еще больше удивилась, когда сделала первые шаги.

– Что это со мной? Может, я уже умерла и теперь не чувствую своего тела? Или я еще сплю? – она попробовала себя ущипнуть за руку и "ойкнула" от боли. – Значит жива и не сплю!

И тут ее взгляд упал на лежащую поверх одеяла Дусю. Та, накануне, потратила так много сил, чтобы исцелить Людмилу Ивановну, что все еще никак не могла проснуться.

– Так вот ты какая, михрялка Дуся! Я ведь, старый человек. И понимаю, что так не бывает. Так не может быть! Чудес не бывает! Но, вот оно, чудо! Я хожу, двигаюсь как будто, мне не девяносто четыре, а тридцать лет! Мне летать хочется! – Давно живя одна, Людмила Ивановна привыкла дома разговаривать сама с собой вслух. И сейчас она, по привычке, и не в силах справиться с охватившим ее восторгом, говорила довольно громко. И невольно, разбудила Дусю. Та, сначала, зевнула, потом, сладко потянулась, а потом, открыла глаза. Увидела улыбающуюся Людмилу Ивановну и сразу поняла, что потратила так много сил не напрасно.

– Ну, что БабЛюд, как ты себя чувствуешь? Болит у тебя что-нибудь? Только честно! Я должна знать правду.

– Ничего не болит! Вообще, ничего! Мне, как-будто, опять двадцать или тридцать лет! Того гляди, улечу! – Людмила Ивановна и до этого, выглядела значительно моложе своих лет, а теперь, раскрасневшаяся, веселая была точь – в – точь, как на тех фотографиях в прихожей. – Этак, меня в театре и не узнают. Скажут, что я теперь на роли старушек не гожусь. Как же, Дусечка я тебе благодарна! Ты даже не представляешь! – Она еще долго благодарила михрялку, пока та, не прервала ее неожиданным вопросом:

– БабЛюд, а может мы чего-нибудь поедим? Я что-то сильно голодная. Прям щас в обморок от голода упаду.

– Конечно-конечно, – заторопилась Людмила Ивановна – пойдем скорее… .

После уроков пришла Лизавета. Народная артистка, не жалея красок, рассказала ей, что она даже не знает, какая у нее замечательная подруга. Что ей надо Нобелевскую премию выдать за то, что за одну ночь древнюю больную старуху она вылечила от всех болезней и превратила во вполне здорового человека. Но, уж кто-кто, а Лизавета-то знала, какая Дуся замечательная и какие чудеса она может творить. И уж она, будь ее воля, давно бы собрала все главные премии со всего мира и торжественно вручила бы их скромной михрялке по имени Дуся. Но, тайна – есть тайна. Никто не должен знать про Дусю, кроме

самых близких и надежных людей. Об этом и Людмилу Ивановну попросили. И она все поняла и обещала тайну хранить.

Так и повелось: каждый день по дороге домой Лизавета забегала к Людмиле Ивановне, а потом еще и за Дусей сбегает и принесет ее в рюкзачке к БабЛюде.

Потом, познакомили с Людмилой Ивановной и Лизаветиных родителей и Клавдию Михайловну. Уже не раз все побывали в театре на спектаклях в которых участвовала Людмила Ивановна. И не переставали удивляться и восхищаться ее артистическому таланту.

В одном спектакле, где Людмила Ивановна играла одинокую, брошенную детьми и внуками старуху, весь зал плакал – так проникновенно и реалистично было исполнение. А дома она сказала, что раньше, когда она была одна, ей эта роль удавалась значительно легче, чем сейчас, когда у нее появилось столько настоящих друзей. И как жаль, что эти друзья появились на самом закате жизни.

После знакомства с Лизаветой жизнь Людмилы Ивановны сильно изменилась. Во- первых, она теперь очень редко оставалась одна: то Лизавета забежит, то ее мама или папа, то Клавдия Михайловна. А уж про Дусю и говорить нечего. Ей же на работу или в школу ходить не надо. Вот она и пропадала у БабЛюды почти каждый день и часто оставалась ночевать. А ночевала, чтобы поддерживать хорошее самочувствие Людмилы Ивановны. Человек она старый. Организм уже изношен. Но если регулярно ему помогать, то он еще долго прослужит. Вот Дуся и помогала. А еще, в театре, видя как изменилась Людмила Ивановна, Главный режиссер вздохнул с облегчением. До этого он очень переживал, что с Народной артисткой что-нибудь случится и тогда целых два спектакля кошке под хвост. А теперь кошке под хвост ничего не попадет потому, что Людмила Ивановна в прекрасной форме.

Время шло. И Лизавета, и родители, и Клавдия Михайловна как могли пытались облегчить жизнь Людмилы Ивановны: ходили в магазин за продуктами, убирались в квартире, помогали по хозяйству. И хотя жили они не далеко, но эта самая ходьба туда- сюда отнимала уйму времени. И Дуся однажды, после возвращения от Людмилы Ивановны, сидя на коленях у Лизаветы, сказала:

– Мы ее усыновим! Нет, удочерим! Она будет наша еще одна Бабушка. У нас с Лизаветой в комнате места много. Пусть живет с нами. Ей будет хорошо. И нам тоже.

– Ты про кого это говоришь? – спросил папа – Ты про Людмилу Ивановну?

– Конечно, кого же еще мы удочерить можем? – удивилась Дуся – Лизавета уже удочеренная. Она твоя дочка. Мама тоже твоя. Я – Лизаветина. А БабЛюда – ничья. Вот мы ее и удочерим.

– Ну, старушек не удочеряют. Это как-то по-другому называется. Опекунство, наверное.

Но, в целом, мысль хорошая. Я с мамой поговорю. Что она на это скажет?

Мама на это сказала, что совсем не против, а даже "за". Потому что это хождение туда- сюда ей тоже надоело. Осталось спросить самое БабЛюду. И вот тут, выяснилось, что старые люди не любят переселяться в другие места. Они любят жить там, где жили до этого. Чтобы их окружали не только привычные знакомые вещи и фотографии, но и стены и потолок и все-все-все, к чему они успели привыкнуть за свою долгую жизнь. Короче

говоря, Людмила Ивановна сказала "Нет!".

Конечно, ее уговаривали, как могли и мама, и папа, и Клавдия Михайловна, и Лизавета

с Дусей. Правда, Дуся не очень-то уговаривала потому, что сразу поняла – БабЛюду не

уговорить. Можно даже и не пытаться. Она чуть-чуть попыталась, а потом перестала. Остальные-то, еще долго пытались. Да все без толку.

Так и продолжали по очереди навещать Людмилу Ивановну. Кто когда мог, тот и навещал. Хотели ее взять с собой в лес, встречать Новый год (об этом я потом, как нибудь расскажу). Да она не смогла – в театре все эти дни шли спектакли с ее участием. Зато, весной удалось свозить ее в Вверх Тормашкино. Познакомить с Бабушкой и Дедушкой, Вовчиком и Левчиком и бабушкой Ильиничной. БабЛюде в деревне очень понравилось и она обещала обязательно приехать летом.

Учебный год подходил к концу и Лизавета с Дусей все придумывали, как они летом будут жить в любимой деревне. Как им будет весело и интересно потому, что вместе с ними туда приедет и БабЛюда. Они думали, что летом театры не работают. Театры летом действительно закрыты, но для артистов это трудное время, так как лето – это время гастролей. Вся труппа театра выезжает в другие города и там показывает свои спектакли. Вот и Людмила Ивановна однажды огорчила Лизавету и Дусю сообщением, что их театр на целый месяц едет во Францию, а потом еще, уже в России, в четыре города. Она надеялась освободиться только в конце августа. И уж тогда, она точно приедет в Вверх Тормашкино.

– А как же я тебя лечить буду? Тебе же надо каждую неделю здоровье поддерживать? Я же не могу с тобой во Францию ехать. – расстроилась Дуся.

– Ну, как-нибудь обойдется. Приеду, тогда и полечишь меня. – Людмила Ивановна уже успела привыкнуть к своему хорошему самочувствию и надеялась, что и дальше все будет хорошо. Она даже про свой возраст забывать стала. Она-то забывать стала, а Дуся – нет. Кто-кто, а Дуся хорошо знала, что может произойти, если не помогать БабЛюдиному здоровью. Знать знала, да поделать ничего не могла. Во-первых, Людмила Ивановна, как и все артисты обожала свою работу и даже представить себе не могла, что не выйдет на сцену. Во-вторых, Главный режиссер, увидев, что Людмила Ивановна чувствует себя хорошо, что у нее будто второе дыхание открылось, обрадовался и наметил везти на гастроли именно те спектакли, в которых она была занята. И в-третьих, Людмила Ивановна была очень порядочным и совестливым человеком и не могла отказаться от поездки, чтобы не подвести весь коллектив театра.

Накануне отъезда все собрались дома у Людмилы Ивановны. Было весело и вкусно, потому что стол ломился от угощений. Только Дуся была сама не своя. Она даже и не пыталась скрывать, что недовольна отъездом БабЛюды. А та, будто и не замечала ее недовольства. И только, когда уже все расходились, она взяла Дусю на руки, прижалась щекой к ее мордочке и зашептала на ухо:

– Спасибо тебе, моя милая, за все, за все! Вы с Лизонькой мне всю жизнь перевернули. Я так счастлива! Не обижайся на меня. Я не могу по-другому. Мы, актеры не совсем нормальные люди. Для нас ничего важнее театра не существует. Да что я тебе говорю? Ты ведь, прекрасно все понимаешь. Прости меня. Я тебя очень-очень люблю!

На следующий день Людмила Ивановна уехала. Первые дни после ее отъезда Лизавета после школы нет-нет да и завернет по привычке в знакомый двор. Потом опомнится, опустит голову и идет домой сама не своя, согнувшись, будто за спиной не ранец, а чугунная батарея парового отопления. Дуся тоже тосковала по БабЛюде. Пыталась поддерживать здоровье подруги издалека. Но уж очень велико было расстояние и у нее ничего не получалось. А тут и летние каникулы начались. Приехав в Верх Тормашкино,

Лизавета с Дусей не то что забыли про БабЛюду – нет, они вспоминали про нее по несколько раз за день, но как-то уже спокойнее. Смирились, что увидят ее только в конце августа.

Людмила Ивановна присылала письма на электронную почту. Сначала письма были длинные, веселые. Постепенно они становились все короче, все сдержанней. Про свое самочувствие она не писала. И на Дусины и Лизаветины вопросы о здоровье не отвечала или отделывалась общими ничего не значащими фразами. А в конце августа, когда они ждали ее приезда, письма совсем перестали приходить.

Так и поехали в Москву. Дуся была мрачнее тучи. Лизавета ее такой еще никогда не видела. Папа тоже был какой-то не веселый и всю дорогу молчал.

Когда, наконец, приехали и вошли в квартиру и увидели маму и Клавдию Михайловну, Лизавета почувствовала что-то не ладное, какую-то смутную тревогу, потому что лица и у мамы и Клавдии Михайловны были заплаканы. Еще не понимая, что случилось, Лизавета сказала, что сходит к Людмиле Ивановне. Мама кивнула, а Дуся, вдруг, сказала, что не пойдет с подругой. Что пусть идет одна.

Всю дорогу Лизавета размышляла, что это случилось с Дусей? Почему она отказалась идти? Так не до чего не додумавшись она подошла к знакомой двери. Позвонила, как всегда, два длинных и один короткий звонок. Так Людмила Ивановна узнавала, что это пришла Лизавета. Дверь долго не открывали. Наконец, по ту сторону, послышались шаги, щелкнул замок. Перед девочкой стояла молодая красивая женщина одетая во все черное. Даже светлые вьющиеся волосы были перехвачены черной атласной лентой. Женщина молча вопросительно разглядывала Лизавету. Лицо женщины показалось ей знакомым. Она уже где-то ее видела. Да это же дочка Людмилы Ивановны! Как же! Ее фотография стоит на столике возле кровати БабЛюды! А где же сама БабЛюда? Но Лизавета не успела спросить. Женщина грустно улыбнулась и сказала:

– А я тебя узнала. Ты Лизавета. Мне мама про тебя много рассказывала. И фотографию твою присылала.

– А где Людмила Ивановна? – спросила девочка.

– А ты не знаешь? – удивилась женщина – Ее нет. Подожди, она тебе просила передать пакет. – Женщина скрылась в полумраке квартиры и через мгновение вынесла большой бумажный пакет. – Вот. Посмотри дома. А завтра приходи. Приходи вместе с Дусей. Я и про нее знаю. Не удивляйся. Приходите все. А сейчас, извини. Я не могу говорить.

Женщина отчего-то заплакала и, кивнув, закрыла дверь. Обескураженная Лизавета не помнила, как дошла до дома. Никто не услышал, как она вошла в квартиру и прошла в свою комнату. Дуся лежала на диване и не мигая, пристально смотрела на девочку. Потом она помотала головой, словно сбрасывая с себя наваждение и проговорила:

– Значит, ты еще ничего не знаешь.

– Чего не знаю? – удивилась Лизавета.

– А это что за пакет? – вместо ответа спросила Дуся.

– Это БабЛюдина дочка передала. От нее. БабЛюды нет. Она наверное завтра будет. Ее

дочка сказала завтра приходить.

– Открывай пакет. – Скомандовала михрялка. Лизавета послушно открыла пакет и достала из него плоский увесистый сверток. Она развернула бумагу. В руках у нее оказалась красивая золоченая рамка. В рамку, защищенная стеклом, была вставлена фотография. Лизавета вспомнила, как еще в начале весны, папа усадил на диван Людмилу Ивановну,

ее и Дусю и сделал несколько снимков. Это был один из них. Лизавета с БабЛюдой весело смеялись, а Дуся сидела на коленях у девочки подняв к верху обе передние лапки. Еще в свертке был конверт из плотной бумаги. Конверт был заклеен, и чтобы его вскрыть, пришлось срезать ножницами сбоку тонкую полоску. Пока Лизавета возилась с конвертом, в комнату заглянула мама. А потом, вслед за ней, вошли КлавдияМихайловна и папа.

В конверте лежал лист бумаги. Раньше, в школе учили писать не только грамотно, но и красиво. Вот такой красивый почерк был у Людмилы Ивановны. Буквами с завитушками, ровными, как по линейке строчками была исписана одна сторона листа. Руки у Лизаветы почему-то начали дрожать и Клавдия Михайловна забрала у нее листок и сказала:

– Давайте сядем, а то меня ноги не держат. – Все сели на диван и Клавдия Михайловна начала читать: "Дорогие мои! Если Вы читаете это письмо, значит меня уже нет. Я очень виновата перед Дусей. Она израсходовала так много своих сил, чтобы облегчить мою жизнь, а я не сберегла этот дар. И мне за это очень-очень стыдно. Лизавета, а потом и все Вы появились в моей жизни так стремительно, так неожиданно. Появились тогда, когда я, превратившись в древнюю больную старуху уже и не ждала от нее, от жизни, ничего хорошего. Каждый день должен был стать для меня последним. И тут появилась Лизонька и Дуся. А потом и Вы все.

За этот неполный год, благодаря Вам, я прожила целую жизнь. Новую и счастливую. И за это, я Вам всем бесконечно благодарна. И низкий поклон и самые теплые слова нашей

общей любимице и подруге Дусеньке.

Так уж устроены люди, что жизнь когда-то прерывается или заканчивается. У меня она

закончилась. Я к этому была давно готова. Вот и Вы – не плачьте. Берегите каждый миг. Наслаждайтесь жизнью. И любите друг-друга. А я буду присматривать за Вами и радоваться за Вас.

Ваша БабЛюда."

Клавдия Михайловна закончила читать и так и застыла с письмом в руках. Да и все

остальные, как окаменели. Сидели молча, погруженные каждый в свои мысли. Тишину нарушила Дуся. Она взобралась на стол и стала разглядывать фотографию в раме.

– Нет, не может быть. Она обязательно должна была написать. Давай посмотрим сзади. Переверни, а то тяжело. – Обратилась она к папе. Он перевернул фотографию. И, действительно, на обороте, каллиграфическим почерком Людмилы Ивановны было написано: "Не имей сто рублей, не имей сто друзей, а имей двух самых лучших, самых верных подруг Лизавету и Дусю. Я ВАС ЛЮБЛЮ!!! Ваша, Народная артистка СССР БабЛюда."

Как в тумане, пролетели печальные дни. Везде, и в интернете, и в газетах, и по телевизору вспоминали Народную артистку СССР Л. И. Нилову. Лизавета и представить не могла, что БабЛюда такая знаменитая.

И все эти дни и фотография и письмо так и лежали на столе. Ни Лизавета, ни Дуся с того дня ни разу к ним не прикасались.

Прошло немало времени. Однажды вечером в комнату вошел папа. В руках он держал дрель и небольшой сверток.

– Ну, что, девчонки, надо наверное повесить на стену вашу фотографию? И вот это тоже. – С этими словами папа развернул бумагу и Лизавета с Дусей увидели: в небольшой рамке, очень похожей на ту, в которую была вставлена фотография, сторублевую купюру. Ту самую купюру, которую когда-то, в день знакомства, дала Лизавете Людмила Ивановна.

Дочку Людмилы Ивановны звали Вера. Она переехала жить в Москву и теперь служила в том же театре. Как-то так, само собой получилось, что и Лизавета с Дусей, и мама с папой, и Клавдия Михайловна нашли общий язык, а потом, и подружились с Верой. Однажды, собравшись в квартире Людмилы Ивановны договорились между собой больше не грустить по БабЛюде, а представлять, что она уехала на гастроли и обязательно, когда-нибудь, вернется.

Жизнь не стоит на месте. Время делает свое дело. Радость от жизни вытесняет печаль и остается только светлая память. Висит над кроватью в большой рамке фотография трех подруг, а под ней, в маленькой рамке, сторублевая купюра, как память, с чего все началось.

Глава 10

Мой герой

Хорошо Дусе жилось. Она уж и забывать стала, как раньше жила, как

людей боялась. Какие они страшные бывают, эти люди. Но оказывается, не всем людям ее шкурка нужна. Да и вообще, мало кто из людей знал, что существуют такие животные – михрялки. И может, Дуся была последней из михрялок, а остальных, уже, всех истребили. Узнали бы ученые, что есть на свете такие животные, тогда бы они сразу все лысыми стали. Потому что от досады и расстройства повыдирали бы у себя все волосы. Но Дуся не собиралась отдаваться в ученые лапы и поэтому, жила секретно и все, кто про нее знал и ее любил, этот секрет берегли.

Хорошо жилось Дусе, особенно в деревне. Потому, что деревня на природе находится, а Дуся – это все-таки животное. А животное любит жить на природе. Потому, что оно самое часть природы. Вообще-то, и Лизавета, и Бабушка, и Дедушка, и Вовчик с Левчиком, и бабушка Ильинична – они тоже, все были частью природы. Поэтому, наверное, им всем было так хорошо в Вверх Тормашкино. Да, и как еще может быть, когда собралась такая хорошая компания.

Как-то в четверг, после дождичка, Дедушка предложил сходить за грибами. Бабушка с бабушкой Ильиничной сразу отказались – они тесто поставили. Левчик с Вовчиком тоже пойти не смогли – они чью-то дырявую крышу чинили. Пришлось идти втроем. Втроем тоже весело. Только грибов меньше наберется. Ну, и ладно. За грибами ведь, не только из-за грибов ходят. А лесным воздухом подышать, а лесом полюбоваться, а лесные звуки послушать! Собрались и пошли.

До опушки Дуся на Дедушке ехала. Потом, спрыгнула на землю и давай носиться между деревьями, как угорелая. Дедушка нес и свою и Дусину корзины. Не успели они чуть-чуть в лес углубиться, как Дусина корзина была до половины заполнена отборными белыми грибами. В Дедушкиной лежала одна одинешенька сыроежка. А у Лизаветы ничего не лежало. Дуся, видя, что у них не очень получается искать грибы, стала помогать – показывать места, где грибов побольше. А уж собирали они сами. Постепенно корзины наполнялись.

И вот, когда оставалось набрать всего ничего, Дуся, вдруг, засуетилась, забегала, забеспокоилась. Она перестала искать грибы. Становилась на задние лапки, принюхивалась, крутила головой в разные стороны. В общем, вела себя как-то странно. Дедушка спросил, что случилось, но михрялка не ответила. Она вдруг, сорвалась с места и исчезла за деревьями. Ее не было видно довольно долго. Потом, она появилась так же неожиданно, как и исчезла.

– Скорее! Скорее! – Вопила михрялка. – Там, под сосной! Лежит бедненький! Вонюченький! Он живой еще! Ох, горюшко-то какое!

Дедушка даже расспрашивать не стал, что да как. Поставил корзинки на землю и бросился за Дусей. Лизавета, тоже оставила корзину и следом за ними. Скоро, михрялка завела их в такую чащу, что им пришлось чуть-ли не на четвереньках ползти, чтобы пробраться под нижними ветками елок. А вот, и сосна, про которую говорила Дуся. Сначала, Дедушка с Лизаветой и не увидели ничего. Не увидели, но зато почувствовали. Возле поваленной сосны стоял такой противный запах, что хоть нос затыкай. Что Дедушка и Лизавета, тут же и сделали. Носы заткнули, а уж потом разглядели, что под сосной что-то лежит. Подошли поближе, смотрят, а это какое-то животное. Рассмотреть получше мешал запах, который

проникал в нос даже через пальцы его зажимавшие. И тут, и Дедушка и внучка одновременно вскрикнули. Они поняли, что это было за животное. Это была михрялка!

Под сосной, свернувшись в клубочек, без движения, похожая, как две капли воды, на Дусю лежала михрялка. И если бы не два блестящих глаза, не мигая глядящие на людей, можно было бы подумать, что животное уже давно рассталось с жизнью. Дуся суетливо бегала вокруг, не зная, чем может помочь.

Дедушка никогда не задумывался о том, что где-то на земле существуют другие михрялки. Он никогда, ни минуты не сомневался, что такой зверек существует в единственном числе. Разве могла быть еще одна Дуся? Да нет, конечно. И вот, на, тебе! Он был так потрясен увиденным, что даже про запах забыл. Разбираться, что случилось со зверьком, было некогда. Он снял куртку, осторжно завернул в нее михрялку и… замер. Куда идти? По пути сюда он не запоминал дорогу. Было не до этого. Но Дуся-то знала и показала, куда двигаться и через несколько минут вывела на ту полянку, где они оставили корзины с грибами. Дедушка велел Лизавете освободить от грибов одну и аккуратно положил в нее михрялку.

Теперь, Лизавета несла корзину с михрялкой, а Дедушка нес две корзины с грибами – выбрасывать было жалко. Дуся бежала впереди и показывала дорогу. Оказывается, они совсем не далеко зашли в лес. Скоро они уже подходили к дому. Дуся убежала вперед, и пока они шли, позвала бабушку Ильиничну. А позвала потому, что до пенсии бабушка Ильинична всю жизнь проработала ветеринаром. А ветеринары очень хорошо разбираются в животных. Даже, если это неизвестная науке михрялка. Она же, все равно, животное.

Дуся, не смотря на свои способности, не смогла определить, что болит у найденыша. Почему он не шевелится. Поэтому и позвала ветеринара – пенсионера. Домой корзину с михрялкой не понесли. Решили осмотреть ее в сарае. Там воздух свежий, если дверь не закрывать. Бабушка Ильинична вошла в сарай, как раз тогда, когда дедушка начал разворачивать куртку. Она тут же зажала пальцами нос и гнусавым голосом спросила:

– Что это у вас здесь так тухлыми яйцами пахнет? Как вы здесь дышите?

– Это не тухлые яйца. Это твой пациент так благоухает. – Сказал Дедушка.

– Это михрялка. Она совсем дикая. Она не мылась никогда. Ее спасти надо, а потом мы ее помоем. – Объяснила Дуся.

– Лучше бы, конечно, сначала помыть, а потом спасать. – Проворчала бабушка Ильинична, но руку от носа убрала и подошла к михрялке.

Она долго осматривала зверька, переворачивая его с одного бока на другой и ощупывая каждую складочку на теле. Внимательно слушала, как бьется сердце и работают легкие. Наконец, она закончила осмотр, положила на стол стетоскоп, сняла очки, подошла к открытой двери, вдохнула свежего воздуха и только после этого заговорила:

– Что могу сказать? Особо страшного ничего не нашла. Вероятно, он упал с большой высоты. При хорошем уходе, если Дуся ему поможет, через недельку, думаю, он уже бегать будет. Помыть его можно уже сейчас. Только аккуратненько. И еще – это не михрялка, а михрял. Это мальчик.

Надо сказать, что с того момента, как его нашли, все то время пока его несли

домой, осматривали, мыли, укладывали спать найденыш никак не реагировал на происходящее. Сначала, он безучастно смотрел в одну точку, а потом, и вовсе, закрыл глаза и за все время не издал ни звука. Пока его мыли, придумали имя. Вернее, придумала Лизавета, а остальные согласились. Кеша. А что, хорошее имя – Иннокентий. Евдокия и Иннокентий – красиво!

Когда Кеше устроили постель и уложили его, Дуся выгнала всех, кроме Лизаветы, из комнаты и принялась лечить. Она долго "колдовала" возле беспомощного тела. Наконец, тяжело вздохнув, она прошептала Лизавете:

– Все. Теперь будет спать. Проснется, будет легче.

Прошло два дня. А Кеша так и лежал без движения и даже глаза не открывал.

Дуся не отходила от него ни на минуту. Что только она ни делала, а результата никакого. Пора бы ему было уже проснуться и поесть чего-нибудь, чтобы силы были. Дуся даже мисочку с кусочками куриного мяса принесла и поставила на полу возле матрасика, на котором лежал Кеша. А он все не просыпался.

Дуся истратила так много сил, пытаясь вылечить Кешу, что сама чуть сознание не потеряла. Пришлось ей пойти на кухню поесть. А то голодный доктор – плохой доктор. Когда она вернулась, первое, что она увидела, была пустая миска. А больной так и лежал, делал вид, что он здесь ни при чем. А может, просто уснул. Дуся снова сходила на кухню и принесла еще мяса. Поставила на прежнее место, а сама притворившись, что ушла, притаилась за шкафом. Сначала, ничего не происходило. Потом, Кеша приоткрыл один глаз. Внимательно оглядел комнату и открыл второй. Убедившись, что в комнате никого нет, он приподнялся, схватил передними лапками миску и начал с жадностью есть курятину. Дуся выждала чуть- чуть, а потом из-за своего укрытия спросила:

– Ну, что, вкусно? Может тебе попить принести?

От неожиданности, Кеша выронил миску, рассыпав кусочки мяса, и притворился спящим. Дуся подошла к нему, дотронулась до передней лапки и ласково спросила:

– Ты чего испугался? Не бойся. Здесь добрые люди живут. Они тебя не обидят. – Вместо ответа Кеша зарычал, оскалив зубы.

– Ого, да ты совсем дикий! Может ты и русского языка не понимаешь? Может ты и не михрялка вовсе?

Дуся привыкла думать и говорить на человеческом языке, но язык михрялок она не забыла, хотя и не говорила на нем с тех пор, как погибли ее родители. Она попробовала заговорить с найденышем на его родном языке и он, о чудо, откликнулся и начал отвечать на ее вопросы. И вот, что она выяснила:

Кеша родился и вырос совсем в другом лесу. Так же, как когда-то у Дуси его родители погибли. Сначала пропала мама, а потом, через несколько дней, не вернулся из леса отец. Так же, как Дуся, он перебирался из одного леса в другой в поисках спокойного места, пока не оказался в этом лесу. Он нашел замечательную высокую сосну с просторным сухим дуплом. В этом дупле жил большой черный дятел. Кеша съел птенцов и прогнал дятла. Но дятел не успокоился. Он прилетал каждый день, выжидал, когда Кеша вылезет из дупла и нападал на него. Своим острым клювом он бил Кешу по голове, целясь в глаза. Как мог, михрялка

отбивался. Но долго это продолжаться не могло и однажды, не удержавшись, Кеша сорвался и с большой высоты упал вниз. Было бы не так страшно, если бы он упал на траву, но ему не повезло. Он ударился о поваленную сосну и потерял сознание. Сколько дней он так пролежал, неизвестно. И если бы ни Дуся, все бы закончилось очень печально. По человечески он говорить не умеет – родители не умели и его не научили. Вот сейчас он выздоровеет и убежит. Он не будет жить с этими страшными людьми. Дуся, если хочет, может убежать вместе с ним. Вдвоем веселее. Только еду пусть она себе сама добывает.

Выслушав все это, Дуся расстроилась. Она-то обрадовалась – еще одна михрялка. Это так здорово! А он, даже, говорить не умеет. Совсем дикарь. Это сколько же с ним возиться надо, чтобы перевоспитать и научить говорить. Может и правда, пусть себе убегает. Пусть. Очень надо. Без него обойдемся. Она так разволновалась, что выбежала из комнаты. Влетев на кухню, где собрались все домочадцы, она бросилась к Дедушке, запрыгнула к нему на колени и стала жаловаться:

– Я его лечила! А он, злыдень, убежать хочет! Хочет, чтоб я с ним! Он дикий совсем! Он даже говорить не умеет! Пусть бежит куда хочет. Не буду больше лечить! Пусть Лизавета его кормит, а я не буду! Он на меня рычал! И зубы показывал! – Пока Дуся жаловалась, Дедушка гладил ее по голове, успокаивал.

– Знаешь, он пока еще очень слаб и никуда не убежит. Давай подождем, посмотрим. Может быть, он еще передумает. Поживем, увидим. Главное сейчас, что он пошел на поправку. А ты его не оставляй. Ты же знаешь, что доктор не может оставить своего пациента без помощи. А ведь ты, у нас доктор.

Дедушкины слова подействовали на Дусю и она добросовестно лечила Кешу. Только разговаривать с ним она больше не пыталась. Он с ней заговаривал, а она отмалчивалась, делала вид, что не слышит или не понимает его. На четвертый день он попытался ходить, но задние лапы совсем не слушались и Дуся запретила ему вставать. Приходили Кешу навещать все по очереди: то Дедушка зайдет, то Бабушка, то Вовчик, то Левчик, то бабушка Ильинична – звериный доктор. А уж Лизавета приходила по десять раз в день и сидела возле Кеши дольше всех. Так долго, что Дуся ворчать начинала. Мол, что нечего тут рассиживаться. Что, больных михрялок что-ли не видела? В общем, ревновала. А Кеша, сначала пугался людей. Он, ведь, их так близко никогда не видел. Потом попривык. Перестал рычать, когда его гладили. Благосклонно принимал всякие вкусняшки, которые приносили ему посетители. Каждый кто приходил к нему, обязательно с ним разговаривал. И Кеша постепенно привык к человеческой речи. И однажды, когда Лизавета принесла ему его любимое лакомство, орешки, он вдруг, попытался ей что-то сказать. У него получилось "гры-ва-жжа" или "гры-жжа-жжа". Непонятно, что он хотел сказать, но все, даже Дуся, обрадовались. Обрадовались, что Кеша попытался заговорить по человечески. Значит, у него есть желание говорить. А если есть желание, значит нужно его научить. И Дуся с Лизаветой стали учить Кешу человеческой речи. Сначала, дело совсем не двигалось. Но потом, Дуся догадалась показывать Кеше, куда нужно девать язык при произношении тех или иных звуков. И дело пошло.

Бабушка Ильинична осматривала Кешу каждый день. И если сначала, она

говорила, что Кеша начнет ходить через неделю, то теперь прогнозы были более осторожные. Теперь она уже сомневалась: сможет-ли он вообще ходить. Что-то не так было с задними лапами. Они никак не хотели двигаться. Главное, она не могла понять, почему это происходит. А вот Дуся была уверена, что еще чуть-чуть и Кеша начнет ходить. У нее не было никаких научных знаний, но зато, была интуиция, а вернее, звериное чутье. И это чутье ей подсказывало, что все будет хорошо.

Прошло уже две недели. За это время Дуся заметно похудела – так много сил она тратила на этого вредного Кешу. А ноги, по прежнему, не хотели двигаться. Зато, он делал заметные успехи осваивая человеческую речь. Пока он еще не мог произносить слова, но буквы и слоги у него уже получались. Пора было переходить к обучению словам. Дуся с Лизаветой показывали на окружающие предметы и говорили, как они называются, а Кеша пытался повторить. Не очень- то у него получалось. Но это только сначала. А потом успехи становились все заметнее и заметнее. Все уверенней Кеша двигал своим неповоротливым языком. И настал момент, когда из отдельных слов он смог составить целое предложение. Это была настоящая победа.

В этот вечер все, наперебой, нахваливали Дусю. Какая она, все-таки, молодец. Приручила, казалось, безнадежно дикого зверька, да еще научила говорить. Пусть еще не очень хорошо, но научила. Теперь, дело за малым: вылечить его задние ноги. Все были уверены, что и с этим Дуся справится.

– А может его больше не лечить, – неожиданно спросила Дуся – зато, он никуда не убежит. Пусть сначала говорить и вести себя, как следует, научится, а потом уж, я его долечу.

– Что-то я тебя не очень понимаю. – Сказал Дедушка. – Он же тебе не нравится. Вот вылечи его и пусть себе убегает. Может его и не стоит приручать и учить говорить? Пусть остается диким и невоспитанным. Зачем тебе все это?

Дуся растерялась и не знала, что ответить Дедушке. Она заохала, заахала, засуетилась, забегала по кухне, пытаясь скрыть смущение. Потом запрыгнула к Дедушке на колени и притворилась, что уснула. Так она поступала всегда, когда ей было стыдно.

Прошло еще две недели. В лечении никаких заметных улучшений не было. Зато, большие успехи Кеша делал в обучении. Он оказался очень хорошим учеником. У него была прекрасная память и способности в освоении речи. Слушая как он говорит, трудно было поверить, что месяц назад, он умел только рычать и шипеть. Лизавета не отходила от него целыми днями. Она разговаривала с ним, читала ему книжки и заставляла их пересказывать. Его словарный запас с каждым днем увеличивался и увеличивался.

Судя по всему, Дусе это все не очень нравилось. Скорее даже, совсем не нравилось. Особенно ей не нравилось, что Лизавета проводит так много времени с Кешей. А еще ей не нравилось, что она стала его называть "Кешенькой". Кешенька, расскажи то, Кешенька, сделай се. Сю-сю, сю-сю, сю-сю-мусю… Мусю- пусю.... Тьфу! А он-то, рад стараться. Забыл, небось, как рычал и зубы скалил.

Сама не заметила Дуся, как начала грубить Лизавете и разные обидные слова говорить. Лизавета сначала делала вид, что не слышит. Но, затем и говорят

обидные слова, чтобы обидеть. Вот Лизавета и обиделась. Когда Дуся в очередной раз нагрубила подруге, та не выдержала. Выбежала из комнаты и на кухню, к Дедушке с Бабушкой. Уткнулась Бабушке в коленки и ну, давай рыдать, потому что обидно очень было. Сначала, Бабушка с Дедушкой ничего не поняли. Что случилось? Они начали задавать вопросы. Что, да, как? А Лизавета сначала ничего не могла им сказать. Она сначала только рыдать могла. А уж, когда нарыдалась, наплакалась, тогда сама задавать вопросы начала, а не отвечать на Бабушкины и Дедушкины.

– Что, Дуся меня разлюбила что-ли? Почему она со мной так разговаривает? Может, я ее чем-то обидела? Я ведь, для нее стараюсь, чтобы Кеша с ней разговаривать мог, чтобы ей веселее было, а она, что, не хочет? Нет, она что, меня правда разлюбила? Если это из-за Кеши, то давайте его прогоним. Мне он совсем не нужен! Мне Дуся нужна! Я Дусю Люблю! Она моя подруга! – Лизавета всхлипывала, вытирая слезы кулаком. А Бабушка с Дедушкой, как могли утешали ее, так до конца и не поняв, что же произошло. И все это время, за приоткрытой дверью, притаилась подслушивая Дуся. Услышав , как рыдает ее подруга, она поняла, что напрасно напридумывала и насочиняла про Лизавету того, чего и в помине не было. Ой, как же ей стало стыдно! Так стыдно, что и словами не описать. Влетела Дуся на кухню и давай бегать из угла в угол.

– Ах, я противная, вонючая михрялка! Я мою любимую Лизавету ни за что обидела! А она, бедненькая плачет! А я за дверью подслушиваю! Теперь она меня никогда не простит! Какая же я гадкая и вредная! Самая вредная михрялка на свете! Что мне сделать, чтобы ты меня простила? Хочешь, я Дедушкиной бритвой побреюсь и буду лысая? Только полюби меня обратно!

Почему-то все, кто был на кухне, очень живо представили лысую Дусю и дружно засмеялись. И Лизавета тоже смеялась, вытирая еще не высохшие слезы:

– Как же я тебя обратно полюблю, если я тебя не разлюбляла? Как я могу тебя разлюбить? Ты же моя лучшая подруга!

Ну, тут уж, счастливые подруги обниматься начали – такой камень с души упал! Мир был восстановлен. И забегая вперед, скажу, что потом, никогда-никогда Дуся, даже в мыслях, не могла допустить что-то плохое про Лизавету.

Утром пришла бабушка Ильинична осмотреть Кешу. Сначала, она никаких изменений не заметила. Все было, как обычно. А потом она велела Кеше пошевелить пальцами на задних лапах или попробовать выпустить когти. И неожиданно, у него получилось. Все отчетливо увидели, как, не очень уверенно, едва заметно, двигаются все восемь пальцев. Значит, дальше будет лучше.

Дуся с воодушевлением продолжила лечение. И результат не заставил себя ждать. Уже скоро, Кеша мог шевелить не только пальцами, но и сгибать обе лапы. А потом, настал долгожданный момент – Дусин пациент начал учиться ходить. За время болезни, лапы совсем ослабли и не хотели держать Кешу. Но с каждым днем, они становились все сильнее и сильнее. Все уверенней передвигался Кеша по комнате. И наконец, упорство и настойчивость Дуси, и конечно, самого Кеши были вознаграждены. Кеша начал ходить. Сначала, он сильно уставал и поэтому мог ходить совсем по чуть-чуть. Пока он ходил по чуть-чуть, он осматривал Лизаветину с Дусей комнату. Он ведь, никогда не был в человеческом жилище и

поэтому, ему все было интересно, все его удивляло. И все пугало. Он боялся электрической лампы, боялся открывающейся дверцы шкафа, боялся смотреть в зеркало, боялся ходить по голому полу – пришлось застелить всю комнату ковриками. Но больше всего он боялся телефона. Когда Лизавете позвонили родители, и Кеша услышал звонок, он в секунду, буквально взлетел на шкаф и его очень долго не могли оттуда снять. Пока Лизавета ни догадалась вынести телефон из комнаты. Только после этого он согласился спуститься вниз. Но, нет худа без добра: после сидения на шкафу, Кеша начал более уверенно ходить. И теперь, настала очередь кухни и других комнат. Дусе приходилось сопровождать его и все объяснять. Что это, для чего это, а что это. Сопровождать, объяснять и удерживать от необдуманных поступков. Например, в спальне он разбил любимую Бабушкину вазочку отделанную перламутром потому, что ему показалось, что из вазочки на него кто-то смотрит. А это было отражение его собственных глаз. После этого Дуся его не называла иначе, как "Трус несчастный".

– "Трус несчастный, пошли на кухню", или "Трус несчастный, пропусти вперед даму", или "Трус несчастный, Бабушка обедать зовет."

Удивительно, но изучение и привыкание к человеческому жилищу прошло для Кеши почти без потерь. Если не считать опаленные усы. Так прошло знакомство с газовой плитой. Любопытство перебороло страх и он теперь знал, что огонь нельзя нюхать, и вообще, подходить к нему близко.

Скоро уже, Дуся начала выводить Кешу на улицу. Стояли теплые ясные дни и он часами лежал на траве за домом греясь на солнышке. Теперь, у Дуси, наконец, появилось свободное время. Лечение Кеши сильно измотало ее и теперь она отдыхала и набиралась сил. Живя с людьми, она все-таки, оставалась михрялкой. И некоторые привычки с прежних времен у нее остались. Например, ей очень нравилось ловить мышей. А что, вот ты, например, что, не любишь что-ли мышей ловить? Да наверняка любишь. Только сказать стесняешься. А Дуся не стеснялась. Она в доме всех мышей переловила, в сарае переловила, перед домом переловила. Осталось переловить за домом. А за домом ей было где разгуляться. Сначала там был сад, потом огород, потом картошка росла, а потом просто трава. А потом, дальше, даже забора не было и неизвестно было, где участок заканчивается. А метров через триста уже была опушка леса. Поэтому за грибами и ягодами ходить было удобно. И мышей, ящериц, лягушек и другой прыгающей и бегающей живности, на которую можно было охотиться – видимо-невидимо.

Вот Дуся и отводила душу. Она прокралась в конец участка, где просто росла трава и почти сразу обнаружила чью-то норку. Сначала она затаилась и стала ждать, когда добыча вылезет к ней сама. Но добыча не вылезала и Дуся решила раскопать норку. Уж очень хотелось посмотреть, кто же там живет. Только она начала копать, как услышала, что в норке кто-то шевелиться. Это ее очень обрадовало и она с увлечением продолжила раскопки. Она так увлеклась, что забыла обо всем на свете. И об осторожности, тоже. Хотя, если подумать, чего ей было бояться в двух шагах от дома. Она разрыла уже большую яму. Из земли торчала только задняя половина тела, а голова и передние лапы продолжали охоту в выкопанной норе. Вообще-то у михрялок удивительно чуткий слух и они всегда все слышат. Но не в этот раз. В этот раз Дуся так увлеклась, что не

услышала чужие осторожные шаги и чужое чуть слышное дыхание. И не смогла ничего сделать, когда чьи-то острые зубы вонзились ей в спину. Кто-то тяжелый навалился на нее сзади. Он был сильнее Дуси. И ей трудно было сопротивляться. Она понимала, что этот кто-то, хочет вытащить ее из норы, чтобы вонзить зубы ей в шею. Тогда она погибнет. Изо всех сил она старалась хоть за что-то зацепиться лапами под землей. На счастье, там оказался корень от растущего неподалеку клена. Дуся лапами и зубами вцепилась в этот корень. И мысленно стала звать на помощь: "Хоть кто-нибудь! Помогите! Помогите!" Конечно, надежды, что ее мысленную просьбу о помощи кто-то услышит, было мало. Но, что она еще могла сделать?

Дуся не знала сколько времени продолжалась эта борьба. Силы уже покидали ее. Нападавший был намного сильнее. И если бы не ее замечательный длинный мех, ее бы, наверное, давно уже перекусили бы пополам. И вдруг, она услышала страшный рык. Будто рычало сто львов. Потом нападавший ослабил хватку, а потом и вовсе отпустил Дусю. Она все еще продолжала держаться за корень, но ее уже больше никто никуда не тащил. Теперь уже никто не наваливался сверху. Дуся была свободна. Она попробовала вылезти из норы, но у нее ничего не получилось – тело не слушалось ее. Потом, кто-то потянул ее за задние лапы и вытащил на свет. Это был Кеша. Он был весь перемазан чем-то красным. Шерсть была всклокочена, глаза лихорадочно блестели.

– Ну, ты как? Жива? Идти можешь? – Участливо спросил он у Дуси.

– Не знаю, задние лапы что-то не слушаются. А что это было? Кто это на меня напал? – И тут она увидела за спиной у Кеши тело огромного волка. Он был мертв. – Это, что, ты его? Ты убил такого волка? Так это ты так рычал?

Так никто и не смог объяснить, откуда в деревне взялся летом волк одиночка. И зимой-то волки, уж лет сорок в деревне не появлялись, а уж летом, и подавно. Видно, он выслеживал Дусю не один день. Потом, Дедушка нашел его лежку на опушке леса. А Кеша, все-таки, услышал Дусин призыв о помощи. Дедушка и Лизавета тоже услышали, но не сразу поняли, что это. А пока они раздумывали да соображали, Кеша отважно набросился на серого разбойника с львиным рыком и победил его в неравной схватке. Вот тебе и "Трус несчастный". Теперь наступила его очередь лечить и выхаживать Дусю. Видимо, волк что-то прокусил или повредил и у нее перестали двигаться задние лапы.

Наверное все михрялки от природы наделены способностями лечить больных. Кеша очень неплохо выполнял роль доктора. Теперь Дусе пришлось его слушаться. А она и не сопротивлялась. Ей даже нравилось, что за ней все ухаживают, приносят всякие вкусняшки и выполняют все ее капризы. Впрочем, она не злоупотребляла своим положением. Она еще очень хорошо помнила, как совсем недавно точно так же ухаживала за Кешей. Вот ведь, как бывает в жизни: сначала Дуся спасла Кешу от верной гибели, а потом вылечила его. Но и Кеша не остался в долгу – тоже спас Дусю от гибели, а потом и вылечил ее.

К концу лета Дуся уже передвигалась самостоятельно. Конечно, у нее поменялось отношение к Кеше. Больше никогда она не называла его "Трус несчастный". Теперь она называла его "Мой герой". И в этом прозвище не было ни доли иронии или сарказма, а было большое, глубокое уважение.

Глава 11

Гвоздь программы

С появлением Кеши кое-что поменялось в жизни обитателей дома. И если для

всех, это было "кое-что", то для Дуси это было "все". Жизнь для нее разделилась на две части: "до появления" и "после". Никто и предположить не мог, как она мучается и страдает. Ведь, что было "до"? Дуся была единственной и неповторимой, общей любимицей. Она обладала массой необыкновенных талантов. И это только усиливало чувства ее обожателей. Чего уж, греха таить, любила Евдокия, когда ее хвалят. Об этой ее маленькой слабости знали все и "подыгрывали", нахваливая михрялку, бывало, что и не совсем заслуженно. А еще, все самое вкусненькое, первой доставалось Дусе. И вообще, жила Дуся, как живет маленький ребенок в любящей семье. Даже Лизавета, которая до появления михрялки была именно таким маленьким ребенком, безоговорочно допустила Дусю на свое место. И была Дуся единственная и неповторимая.

И вот, появился Кеша. Которого, между прочим, нашла и выходила сама Дуся. И хотя отношение окружающих к ней совсем не поменялось, ей казалось, что все переключили свое внимание на найденыша. Если честно, то первое время так, действительно, и было. А как же иначе? Больной зверек. Неизвестно, выживет или нет. А потом, когда он пошел на поправку и все поняли, что Дуся его вылечит, уважения к ней только прибавилось. Она ведь не только его лечила. Она его еще и разговаривать учила. Она его воспитывала, учила хорошим манерам и всему тому, чему он никогда бы не научился живя отшельником в дремучем лесу. Никак она не хотела себе самой признаться, что чем дольше она с ним занималась, чем ощутимей были результаты этих занятий, тем больше Дусе это нравилось.

А уж когда Кеша спас ее от волка, а потом еще и вылечил, она совсем упала духом. С одной стороны, она испытывала к нему чувство признательности и уважения, а с другой – она не могла ему простить, что в доме появился еще кто- то, про кого можно было бы сказать, что он тоже единственный и неповторимый. Такой же, как и она. Никак не хотела она ни с кем делиться всеобщим обожанием себя любимой Дуся понимала, что это плохо, что это некрасиво, но ничего с собой поделать не могла. Она не показывала вида и никому, даже Лизавете, не говорила о терзавшей ее ревности. Она продолжала опекать Кешу и обучать всему, что знала сама. Он уже вполне сносно умел читать и считать. Знал назначение почти всех предметов находящихся в доме. Ему нравилось находиться в человеческом обществе. И в отличии от Дуси, он никого ни к кому не ревновал.

А ей очень многое не нравилось в Кеше. Ну , вот скажите, кому например, понравится, если он за столом чавкает, как поросенок. А потом еще, без спроса вылезет из-за стола. Ни "спасибо", ни "извините" и убежит на улицу. А потом, притащит лягушку или мышь и сидит в углу, чавкает и урчит от удовольствия. Как будто из голодного края пришел, и как будто пять минут назад не сидел со всеми за столом. Не всем же нравиться слушать, как он хрустит мышиными косточками. Ужас!

Или вот, еще. После того случая с похищением кошек (ну, ты помнишь) все коты и кошки в деревне сильно зауважали Дусю. И обращались к ней для разрешения всяких споров, которых между кошками и котами бывает немало. Дуся, вроде как, за главную у них была. Но после того, как она познакомила Одноухого с Кешей, к ней обращаться перестали. Сначала она не поняла, что

случилось. Не могли же все разом кошки помириться и подружиться. А потом выяснилось, что теперь Кеша у них главный арбитр! Нет, ну вы видели?

А еще, номер отколол: через дом жила одинокая бабулька Варвара Степановна. Случилась с ней неприятность – полезла она в погреб и свалилась с лестницы. Пролежала в холоде четыре часа, насилу выбралась. Видать застудилась – скрутил ее радикулит. Ни шевельнуться, ни повернуться. И этот Кеша притворился кошкой. Даже мяукал и мурлыкал. И вылечил бабульку. И никому ничего не сказал, не похвалился. И никто бы не узнал, если бы она не рассказала. Тоже, доктор нашелся! Подумаешь, скромник!

А как он Лизавету пугает! Она, почему-то, очень боится дождевых червей. А он их любит, аж трясется весь. Накопает в огороде, притащит домой штук двадцать. Вывалит на пол, сядет и по одному засасывает в рот, как макаронины, жмурится от удовольствия. А никто и не спорит, что они вкусные. А потом еще, сидит чавкает. Гадость такая! Нет, не червяки гадость, Кеша – гадость! Что, обязательно это на глазах у Лизаветы делать? Что, не мог на улице их съесть?

Есть у него конечно и хорошие качества. Например, он не любит Бабушкины пирожки. Он вообще, человеческую пищу не очень любит. Поэтому все вкусненькое Дусе достается. А еще, он не Лизаветина подружка. Это его самая главная положительная черта характера. Может быть, в нем еще что-нибудь хорошее есть, но что-то Дуся никак не могла вспомнить, что.

В остальном-то он совершенно никчемный. Одни неприятности от него. И вот тут, Дуся вспомнила, что Кеша говорил когда-то, что хочет убежать. И решила она ему аккуратненько напомнить об этом. А то, что-то он давно об этом не заикался. Напомнить, и может быть даже, помочь в этом благородном деле.

Лежали они как-то вместе под яблоней в тенечке. Было жарко. Разговор не клеился. И тут, Дуся, как бы невзначай, и говорит:

– Что-то надоело мне с людьми жить. Надоело их слушаться: пойди туда, принеси то, сядь так, повернись эдак. А в лесу сейчас так хорошо. Никто не командует. Сам себе хозяин. Когда хочешь, ляжешь,

когда хочешь – встанешь. Не надо эту еду жареную-пареную есть. Кого захотел, того и съел.

– Ты что, правда, убежать хочешь? – Заинтересовался Кеша.

– А ты, будто бы, не хочешь?

– Да, не знаю. – Смутился Кеша – Раньше хотел. Даже очень хотел. А сейчас не

знаю. В лесу, конечно, хорошо. Но там, всегда один. А здесь Бабушка, Дедушка, Лизавета, Вовчик с Левчиком и ты. Все добрые. Все меня любят. Если убегу, все расстроятся.

– Предположим, я-то не расстроюсь. – подумала Дуся, но в слух не сказала. А Кеша продолжал:

– И потом, здесь интересно. Ты так много знаешь и умеешь. Я тоже так хочу. Хочу, чтоб ты меня научила. Ты вообще, крутая. И еще, ты очень даже симпатичная.

– Да ладно, тебе. – Пришла очередь засмущаться Дусе. Она с интересом разглядывала Кешу. Как будто увидела его первый раз. Ишь какой – "крутая", "симпатичная". А если разобраться, она же не зря называет его иногда "мой

герой". Правда, это случается все реже и реже.

На этом, разговор о побеге закончился. Получается, что не очень-то он хочет убежать. А она-то, напридумывала себе. Ладно, можно попозже попробовать еще раз. Но и вторая, и третья, и четвертая попытки ни к чему не привели. Наоборот, чем дольше находился Кеша среди людей, тем быстрее таяли Дусины призрачные мечты о его побеге. А потом, она, наконец, сама поняла, что ничего у нее из этой затеи не выйдет.

А лето, тем временем, со скоростью курьерского поезда, неслось к конечному пункту своего завершения – тридцать первому августа. Оставалась всего неделя до отъезда. Никак не могли решить, брать ли Кешу в Москву или нет. Боялись, что он плохо перенесет дорогу. Он ведь никогда не ездил на машине и никогда не был в городе. И как раз, Вовчику с Левчиком понадобилось купить что-то из инструмента. Они собрались ехать в районный центр и предложили взять Кешу с собой. Ехать недалеко – для тренировки, в самый раз. Конечно, Дуся вызвалась ехать тоже. Во-первых, она очень любила кататься на машине, а во-вторых, кто будет Кеше все показывать и объяснять?

Утром сели в машину и тронулись в путь. Было видно, что Кеше не по себе. Он сидел вцепившись когтями в сиденье и тяжело дышал. Дуся попросила Левчика ехать помедленнее. И когда машина сбавила скорость, Кеша чуть-чуть успокоился. Когда проехали половину пути, он уже немного освоился. Если до этого, он сидел боясь пошевелиться, то теперь, крутил головой по сторонам с интересом глядя в окна автомобиля. А к концу пути, Кеша окончательно успокоился и трудно было поверить, что до этого он ни разу в жизни не ездил на машине.

Когда машина остановилась, Вовчик с Левчиком пошли в магазин, а Дуся с Кешей остались в машине. Левчик поставил машину в дальнем конце стоянки. Во первых, там было много деревьев и в их тени в машине будет не так жарко. А во вторых, подальше от любопытных глаз. Когда они ушли, михрялки некоторое время сидели молча. А потом, Кеша начал ерзать на сиденье.

– Ты чего? Чего ты дергаешься? – Спросила Дуся.

– Да, что-то с животом. Переволновался, наверное. – Ответил Кеша.

– Ну, так сбегай в кустики, пока сладкая парочка не вернулась. – Она покрутила

ручку и опустила стекло. Кеша вылез из открытого окошка и исчез в кустах. Дуся, оставшись одна, даже и не заметила, как разомлев от жары задремала. Сквозь сон она слышала, как вернулись Вовчик с Левчиком. Слышала, как они что-то убирали в багажник. Слышала, как заработал мотор и машина поехала. Потом, Дуся, наверное, уснула окончательно, потому что уже не слышала ничего.

Проснулась она неожиданно, когда машина подпрыгнула на какой-то кочке. Оглядевшись, она, кроме куртки Вовчика, ничего на заднем сиденье не увидела, и хриплым после сна голосом спросила:

– Вовчик, а где Кеша? Вы его, что в багажник посадили?

– Не понял, какой багажник? А под курткой, что, его нет?

– Нет здесь никого! Мы что, без Кеши едем!? А ну, быстро разворачивайтесь!

Левчик резко затормозил и развернул машину в обратную сторону. Оказывается, пока Дуся спала, они успели уже проехать больше половины пути. Когда въехали на стоянку, прошло больше часа с момента исчезновения Кеши. Вовчик с

Левчиком бросились на поиски. Они прочесали все кусты. Обошли все окрестности. Звали Кешу так, что сорвали голоса. Но он, как сквозь землю провалился. Уже начинало темнеть, когда они сели в машину и поехали домой. Решили завтра приехать снова и продолжить поиски. С тем и вернулись в Вверх Тормашкино.

Сказать, что все расстроились, это ничего не сказать. Лизавета рыдала в подушку. Дедушка и Бабушка и бабушка Ильинична охали и ахали. Вовчик с Левчиком сидели понурые, считая, что это они не доглядели. А уж, что творилось с Дусей, и описать невозможно. Рассказать, никто и не поверит, что совсем недавно, она страстно желала избавиться от опостылевшего Иннокентия. Как же так? Как она могла проспать? Один! Первый раз в городе! Кругом люди. А вдруг, нарвется на какого-нибудь Митяя? Вот тебе и "крутая"! Где же ты, мой герой? Как теперь тебя найти? Нет, это невыносимо!

Всю ночь занималась Дуся самобичеванием. А утром, ни свет ни заря, разбудила Вовчика с Левчиком и Дедушку. Положила перед ними на стол несколько тетрадных листков с написанным на них объявлением. "Пропал кот Кеша! Пушистый, большой, серый. Нашедшего просим приласкать его и сообщить нам по телефону: 8 925 324 54 65 или привезти в деревню Верхнее Машкино, улица Московская, дом 57 за вознаграждение".

Текст объявления все одобрили. На скорую руку перекусили и отправились на поиски Кеши. Когда приехали на стоянку, Дедушка, как следопыт, начал поиски внимательно разглядывая каждый сантиметр вокруг машины. Скоро, он нашел следы, которые привели его к грунтовой дороге, проходившей недалеко, за деревьями. Но там, следы обрывались. И как он ни искал, ничего интересного больше не нашел. Получается, что Кеша на чем-то уехал или его увезли. Пока Дедушка искал следы, Вовчик с Левчиком опрашивали всех, кто мог видеть Кешу. Но ни охранник стоянки, ни продавцы ближайших магазинчиков и палаток – никто ничего не видел. Да и кто бы обратил внимание на большого серого кота. Пока Дедушка и Вовчик с Левчиком были заняты поисками, Дуся тоже не теряла времени. Она, сидя в машине, пыталась поговорить с Кешей на расстоянии. Но у нее ничего не получилось. То ли, он был очень-очень далеко, то ли, он вообще был без сознания. Других причин быть не могло. Дуся не верила, что Кеша мог погибнуть.

Делать нечего: продолжать поиски было бесполезно. Оставалось расклеить объявления. Скоро, все было сделано и они отправились домой. Оставшуюся неделю все провели в унынии и печали. Никто не хотел даже думать о самом худшем, но плохие мысли так и лезли в голову. С этими мыслями Лизавета и Дуся уехали в Москву.

Лизавете-то было хорошо – она начала учиться. И теперь, голова у нее была занята учебой. Она конечно, вспоминала про Кешу, но только тогда, когда голова освобождалась от учебы. А это случалось только поздно вечером, когда она спать ложилась. А вот Дусе было гораздо тяжелее. Она постоянно думала про Кешу. Думала-думала и никакне могла понять, куда же он мог деться. Неужели, он все-таки решил убежать? Нет, в это она тоже не хотела верить. Не такой он – Кеша.

Дуся еще не раз пыталась связаться с ним на расстоянии. Но ответа так и не

получила. И все равно, она верила, что Кеша жив. И что он обязательно вернется. Все-таки, удивительные зверьки, эти михрялки. Ей все, в один голос, твердят, что если бы он был жив, он бы давно нашелся бы. Ведь прошло уже три недели. И хватит себя терзать и мучать и винить себя в его пропаже. Этим Кешу не вернуть. А она твердит свое: найдется Кеша и все тут.

Пошла уже четвертая неделя. В этот день, как обычно, мама с папой были на работе, Лизавета в школе, а Дуся сидела на подоконнике и пыталась связаться с Иннокентием. Она звала его по имени. Но в ответ слышала тишину. И вдруг, может быть, это показалось, но она услышала Кешин голос. Он явственно произнес: "Дуся, я здесь". И опять, тишина. Как ни пыталась Дуся, но больше у нее ничего не получилось.

А на следующий день, рано утром раздался телефонный звонок. Трубку взял папа. Звонил Дедушка. Он сказал, что Кеша нашелся. Они утром нашли его спящим на крыльце. Разбудить не смогли. Перенесли его в дом и теперь он спит на своем матрасике и когда проснется, никто не знает. А когда проснется, то, наверное, расскажет, где был все это время и как попал на крыльцо.

Ох, как все обрадовались! Лизавета схватила Дусю на руки и стала с ней кружиться.

– Ура! Нашелся, нашелся! – Смеялась она. А Дуся ей вторила:

– Нашелся, нашелся! Я говорила, что найдется! Я знала, я верила, а вы не верили! Мой герой нашелся!

Ах, какой груз с души упал! Все-таки, не ошиблась Дуся. Не обманулась! Но какая-то смутная тревога все-таки не покидала ее. Что-то было не так. И вечером стало понятно, что. Позвонил Дедушка и сказал, что Кеша еще не проснулся. Не проснулся он и на следующий день, и на следующий. Теперь поняли, что что-то не так, уже все. На четвертый день (это была пятница) папа сказал, что если Кеша к вечеру не проснется, то он отвезет Дусю в Вверх Тормашкино – пусть она попробует разобраться, что случилось.

Вечером, после работы, папа с Дусей уехали. А в одиннадцать часов они уже въехали в деревню. Ворота были раскрыты. На крыльце стоял Дедушка и Вовчик с Левчиком. Хотя Дуся и была рада их видеть, но такой буйной радости, как раньше, при встречах, сегодня не было. Она прямиком побежала в Лизаветину комнату, где лежал Кеша. Следом за ней в комнату вошли все домочадцы. Кеша лежал на своем матрасике свернувшись клубочком и крепко спал. Бабушка Ильинична сказала Дусе, что осматривала его, но ничего особенного не заметила. Разве что, небольшая ранка на голове. Но она ее обработала и теперь ранка заживает.

Дуся попросила всех выйти из комнаты и внимательно осмотрела спящего. Да, действительно, ничего особенного. Только ранка на голове не показалась ей совсем уж безобидной. Стала она над ранкой лапками проводить и команды ей посылать, чтобы она быстрее заживала. Но, что-то ей мешало. Не слушалась ранка. Стала Дуся разглядывать ее, и вдруг, на миг, блеснуло в ранке. Или показалось? Пригляделась. Нет не показалось. В самом уголочке, и не заметишь, что-то поблескивало. Позвала Дуся бабушку Ильиничну. Стали разглядывать

вместе и решили, что это "что-то" железное. Бабушка Ильинична принесла пинцет и аккуратно-аккуратно попробовала вытащить железку. Сначала, железка не поддавалась, но потом, наконец сдвинулась с места и потихоньку, потихоньку стала вылезать из раны.

Железка оказалась небольшим ржавым гвоздем без шляпки. Как он попал в голову Кеши? Как Кеша с гвоздем в голове оказался на крыльце дома? И много других вопросов, на которые пока не было ответа. И будут ли? Пока гвоздь вытаскивали, Кеша никак не реагировал. Будто не у него в голове торчала эта железяка. А когда вытащили, он продолжал спать, как ни в чем ни бывало. Смазали рану йодом. Но это снаружи. А как глубоко попала грязь от ржавого гвоздя, никто сказать не мог.

Осталась Дуся дежурить возле Кеши. Дежурить и лечить. Теперь, когда железяку вытащили, она не сомневалась, что все закончится хорошо. Лишь бы рана не загноилась. Ждала, что он вот-вот проснется. Бабушке велела сварить куриный бульон и держать его наготове. Проснется Кешенька, есть захочет, а бульончик- то, вот он, пей, пожалуйста. Чувствовала. Чувствовала, что проснется. И к концу второго дня он проснулся. Увидел Дусю, хотел что-то сказать, но она закрыла ему рот лапкой и велела молчать. Силы беречь надо. Сначала надо поесть. Она напоила его бульоном. И он опять уснул.

Еще два раза просыпался Кеша. Два раза поила его бульоном Дуся, и каждый раз после этого он засыпал на целый день. Когда он проснулся в очередной раз, она не стала закрывать ему рот лапкой и разрешила говорить.

– Дуся, как я рад тебя видеть! Дусь, я есть хочу!

– Сейчас, мой герой! Подожди немножко! – Дуся молнией влетела на кухню. А тут, по ее распоряжению, Бабушка уже пирожков напекла. Схватила она две штуки, и к Кеше. А Бабушка следом, большую тарелку с пирожками и плюшками несет. За Бабушкой следом Дедушка, Вовчик с Левчиком и бабушка Ильинична идут. Собрались все возле Кеши и смотрят, как он пирожки уплетает. Раз аппетит появился, значит на поправку пошел. Бабушки- подружки смотрят, украдкой кончиками передников глаза промокают – умиляются. Радость-то какая!

А Дуся-то, радуется! И что ей самой удивительно – ей не жалко для Кеши пирожков. Пусть он даже, сильнее ее, их любить будет – все равно не жалко! Наелся Кеша. Дуся, тут же, всех из комнаты выгнала, а ему спать велела. А он и не против – глаза сами закрываются. Еще два дня прошло. Видит Дуся: набрался сил Кеша, окреп. Вставать еще рано, но разговаривать ему разрешила. Собрались все в комнате. Всем интересно, что же с ним приключилось и откуда взялся гвоздь в голове. И вот, что он рассказал:

Когда он выскочил из машины, он первым делом бросился к ближайшим кустам. Сделав все, что просил организм, Кеша вернулся к машине. Вовчик с Левчиком еще не пришли. Он заглянул в окошко и увидел, что Дуся лежит с закрытыми глазами, спит. Сидеть в душной машине не хотелось. И он решил подождать сладкую парочку на улице. Но сидеть просто так и ждать он не мог. Просто так, было скучно. И он стал обследовать территорию стоянки. Сначала, он не отходил от машины далеко, боясь прозевать, когда вернутся Вовчик с Левчиком. Потом бдительность притупилась и он стал отходить все дальше и дальше. А когда в

кустах он встретил рыжего кота, он совсем забыл и про Дусю и про машину. Пока он выяснял отношения с котом, пришли с

покупками Вовчик с Левчиком. На заднем сиденье спала Дуся, а Кеша, наверное, накрылся курткой Вовчика и тоже спал. Ну, они и поехали домой.

Прибежал на стоянку Кеша, а машины нет. Бросился, с горяча, искать. Да как машину найдешь, если она уехала. Пока искал, немного успокоился, стал думать. Что же произошло? Почему они уехали? Бросить его они не могли. Значит, или что-то произошло (например, Дусе стало плохо и ее повезли в больницу), или они не заметили, что его нет в машине. А что еще? Больше в голову ничего не приходило. Пришло, только, что нужно теперь ждать, когда за ним вернутся.

Чтобы не торчать у всех на виду, Кеша решил спрятаться в кустах, так, чтобы видеть всю стоянку. А прямо за стоянкой проходила грунтовая дорога, а за ней росли густые кусты, очень подходящие для наблюдения.

Кеша уже подошел к этой дороге, и вдруг, услышал страшный грохот и треск. Из- за поворота прямо на него вылетела огромная страшная машина на огромных колесах. Кеша, тогда еще, не знал, что такое трактор. Он испугался так, что совершенно потерял способность соображать. И вместо того, чтобы просто отойти подальше от дороги, он бросился на перерез трактору. В три огромных прыжка он перескочил дорогу, пролетел через кусты, перескочил какой-то забор и покатился с огромной скоростью, то ли, в яму, то ли, в овраг. Понять, что это, он не успел, потому что ударился головой обо что-то острое. Ударился и потерял сознание.

Сколько Кеша пролежал без сознания, он не знал. Очнулся он от того, что что- то шершавое буквально, выскребало его голову. Открыл глаза. Это был его недавний знакомый, рыжий кот. Он вылизывал рану на Кешиной голове своим шершавым, как наждачная бумага языком. Было очень больно. И от этой боли Кеша, наверное, и пришел в себя. Кот, увидев, что он очнулся, перестал его вылизывать отошел в сторонку, и сел, обвившись пушистым хвостом.

– Это тебя Кешей зовут? Тебя тут два дня искали. Что ты за цаца такая? Давай рассказывай. – Кот с любопытством разглядывал михрялку. А Кеше было не до разговоров. Он хотел было ответить коту, но язык его не слушался. И хотя на кошачьем языке было разговаривать значительно легче, чем на человеческом, но у него не получилось произнести ни звука. Голова болела так, будто в нее воткнули раскаленный кол. И кот, наверное, понял его состояние и больше с расспросами не приставал. Кеша опять потерял сознание.

Потом, всякий раз, приходя в себя, первое, что он видел, был рыжий кот. Мучительно болела голова. Болело все тело. Трудно было шевелиться, но Кеша пересиливал себя и постепенно у него стало получаться все лучше и лучше. Он и разговаривать потихоньку начал. Кот рассказал, что Кеша свалился в глубокий овраг. Рядом была стройплощадка и кто-то, видимо, утащил ящик с гвоздями и спрятал его в овраге. Вот об этот ящик Кеша и ударился головой Он тогда не знал, что один из гвоздей застрял у него в темени. Теперь, каждый раз, приходя в сознание, Кеша находил возле себя или мышь или лягушку – Рыжий старательно ухаживал, за раненым. Наконец, Кеша начал вставать. Рыжий помог ему выбраться из оврага и доковылять до стоянки. Он рассказал Кеше, что в

последний раз, когда его искали, люди наклеили на столбы какие-то бумажки. И показал одну из них. Кеша прочитал объявление и решил, что, во что бы то ни стало, доберется до родной деревни.

Легко сказать, да трудно сделать. Когда ехали в город, Кеша, конечно, в окно смотрел, но дорогу не запоминал – не до этого было. Он не знал даже, в каком направлении двигаться. И опять ему помог Рыжий. Когда Кеша ему рассказал, куда собирается отправиться, он куда-то убежал и не было его до самого вечера. А когда вернулся, рассказал, что обошел всех знакомых и незнакомых котов и кошек и по крупицам собрал нужную информацию. Теперь он знал, в какой стороне находится Верхнее Машкино и по какой дороге туда идти. Расстояние в тридцать километров для машины, это не расстояние, а вот, пройти его пешком, когда каждый шаг отдается болью в голове и во всем теле, задача не простая.

Рыжий хотел, было, проводить Кешу, но тот отказался. Решил идти один. Мало ли, что может приключиться в пути – не хотел подвергать его опасности. Идти Кеша собрался по ночам – так безопаснее. Распрощались с Рыжим там же, где и познакомилось, у автомобильной стоянки. И – в путь.

Как же трудно было идти. Не потому, что не знал дороги – каким-то шестым чувством он определял правильное направление. Трудно было идти потому, что ноги плохо слушались, что голова трещала от боли так, что временами он двигался в полубессознательном состоянии. Сколько дней он пробыл в пути, Кеша сбился со счета. Да это было и не важно. Важно было дойти, во что бы-то ни стало. Как он обрадовался, когда увидел возле дороги указатель "Верхнее Машкино 5 км" ! И как же трудно, дались эти последние пять километров! Когда он, из последних сил, добрался до знакомой калитки, оказалось, что перелезть через забор он не в силах. Пришлось обходить изгородь и зайти на участок со стороны леса, где забора не было. Как он взобрался на крыльцо, он не помнил. Здесь он то ли уснул, то ли потерял сознание. Здесь его утром и нашел Дедушка.

Пока Кеша рассказывал, подружки-бабушки охали и ахали, несколько раз всплакнули, и если бы не знали, что все закончится хорошо, наверное, умерли бы от разрыва сердца. А когда Кеша сказал, что если бы он ни знал, что его здесь ждут, он бы ни за что не дошел до дома, обе бабушки дружно разрыдались.

– А еще, я хочу сказать огромное спасибо нашей Дусе. Спасибо тебе за все. За то, что нашла меня в лесу, за то, что вылечила меня и тогда и сейчас, за то, что учила меня уму разуму, за то что научила меня жить среди людей, за то, что научила меня говорить и читать. Ты, супер-Дуся!

Первый раз в жизни, слушая похвалу в свой адрес, Дуся засмущалась. Ей, почему-то стало неудобно, что она стала центром всеобщего внимания, что ее так хвалят. Раньше, за ней такого не водилось. Но в то же время, ей было чертовски приятно.

Глава 12

Пряничный домик

Так и не поехал Кеша в Москву. После такой тяжелой травмы, побоялись его везти так далеко. Да, и ни к чему. Докторам его, все равно, не покажешь. А на свежем деревенском воздухе все заживет намного быстрее, чем в городе. А вместе с Кешей не поехала в Москву и Дуся. Да и как тут уедешь? Кому, как не ей, выхаживать раненого. Лизавета по телефону даже и не спорила. Что ж, она не понимает что-ли? Так, чуть-чуть только расстроилась, что подруга не приедет. Но это любой бы расстроился, когда так надолго приходится расставаться. По телефону разговаривать хорошо. Дусе не видно было, какие крупные слезы текли у Лизаветы, когда она говорила своей подружке, что не обидится, что кроме нее никто Кешу не вылечит, что они скоро увидятся. Слез она не видела, но очень хорошо чувствовала состояние Лизаветы. Да и сама она, хотя и была михрялкой, тоже готова была расплакаться. В общем, договорились созваниваться каждый день. А там глядишь, и каникулы настанут.

В воскресение папа уехал в Москву, а Дуся осталась лечить Иннокентия. Говорят: “у кошки семь жизней”. У кошки семь, а вот сколько у михрялки, никто не знает. Но что не одна, это точно. Трудно даже представить кого-то другого, кроме михрялки, кто бы выжил после падения с такой большой высоты, а потом, через небольшой отрезок времени, ухитрился бы с гвоздем в голове пройти тридцать километров по незнакомой местности и найти свой дом. И если раньше, если отбросить ревность и все такое, Дуся уважала Кешу и называла его “мой Герой”, то теперь она его просто боготворила. Нет, каков! Кто еще такое может сделать? А как он волка победил? Конечно, герой! И даже то, что это она нашла в лесу Кешу, выходила его, научила говорить, читать, писать и еще много чему, она воспринимала совсем не так, как от нее ожидали. Она не считала это своей заслугой, а была горда и счастлива, что оказалась причастна к его жизни и может находиться рядом с такой героической личностью. В общем, Дусю было не узнать.

Она продолжала лечить Кешу и все сначала, шло хорошо. Он уже начал вставать на лапки и ходить по комнате. Правда, по чуть-чуть. Здесь, Дуся была с ним строга. А однажды она все-таки, разрешила дойти ему до кухни. Вот после этого, у Кеши начались головные боли. Сначала не сильные и не долгие. А потом, все сильнее, все дольше. У Дуси получалось снимать приступы. Но с каждым разом ей становилось сделать это все труднее и труднее.

Это только со стороны кажется: что здесь особенного – приложила лапки к больному месту, все сразу и прошло. А на деле, Дуся расходовала так много душевных и физических сил, что скоро уже стала не успевать пополнять эти силы. Она заметно похудела, осунулась. Шерсть потеряла былой лоск. Ну, Дуся на Дусю стала не похожа. И неизвестно, чем бы все это кончилось. Да вот, поди ж, ты. Не зря говорят: делай другим добро и оно к тебе обязательно вернется. Та старушка, Варвара Степановна, которую после падения в погреб Кеша вылечил, зашла как-то к Бабушке то-ли за солью, то-ли за спичками. Как водится, разговорились. Зашел разговор про кошек. Спросила Варвара Степановна, где же ее спаситель? Что-то давно его не видать. Бабушка, конечно, не стала подробности рассказывать. Сказала, что болеет Кеша, похоже, головой мается. А старушка в ответ рассказала, что много лет назад был у нее кот, который упал с дерева и сильно ударился головой. И потом сильно мучился – видно голова у него болела. И Варвара Степановна решила ему помочь. Стала поить его отваром травки, который пила и

сама, когда голова болела. И что ты думаешь, вылечила своего котофеича. Может и вам попробовать? Травку она принесет – у нее припасено.

Бывает же такое? Стала Дуся поить Кешу отваром травки, которую принесла Варвара Степановна и потихоньку-потихоньку головные боли у него прошли. Уже потом, когда ее пациент совсем поправился, призналась Дуся, что совсем забыла про

целебные травы.

А ведь она хорошо в травах разбирается. Лизавету-то на болоте она травами выходила. А тут, напрочь забыла. Ну, да что уж теперь говорить? Теперь Кеша быстро на поправку пошел. А стало легче Кеше, и Дуся по другому выглядеть стала. И шубка у нее заблестела, и настроение хорошее, и жизнь опять прекрасна и удивительна.

Каждый вечер звонила Лизавета. Кеша давно перестал бояться телефонных звонков и прятаться на шкафу. Теперь он вместе с Дусей по громкой связи по долгу болтал с девочкой. Бабушке или Дедушке даже приходилось разгонять теплую компанию потому, что "было уже поздно, а Лизавете завтра в школу".

Частенько стала заглядывать на огонек Варвара Степановна. Сначала заходила справиться, как ее котик, выздоравливает или нет? Потом, просто так заходила потому, что одной дома скучно, а здесь гостям всегда рады. Здесь всегда много народу. Всегда есть с кем поговорить. А главное, здесь живет этот замечательный кот Кеша, который ее так хорошо вылечил. Не сразу, но призналась Варвара Степановна, что очень хочется ей иметь у себя такого кота. А потом, осмелев, спросила: может быть отдали бы котика ей. Зачем в доме две кошки? А получив решительный отказ, не обиделась, а попросила, что если у Дуси родятся котятки, одного котеночка дать ей.

Самое интересное, что при этом разговоре присутствовали и Кеша и Дуся. Возмущению Дуси не было предела. Это что происходит? Двадцать первый век на дворе, а тут какое-то крепостное право! Что значит, "отдайте мне эту кошечку"? У нас свободная страна! Где хотим, там и живем! Как Дуся сдержалась, как промолчала, остается загадкой. Единственное, что она позволила себе сделать, это громко зашипеть (ну, прямо, как настоящая кошка) и задрав свой шикарный хвост к верху, демонстративно выйти из комнаты. А Кеша, который сидел на коленях Варвары Степановны, на всякий случай, перебрался на колени к Дедушке. С этого дня, когда приходила Варвара Степановна, Дуся с Кешей старались держаться от нее подальше, хотя и чувствовали, что человек она добрый и совсем не вредный.

Как-то раз, Кеша с Дусей заглянули в сарай, где в это время Вовчик с Левчиком мастерили по просьбе кого-то из соседей собачью будку. Будка была почти готова и стояла на полу около верстака. Конечно Дуся тут же забралась внутрь. Кеша – за ней. Когда они вылезли, по Дусиному виду и по ее поведению сразу стало видно, что она, что- то задумала. Она засуетилась, залезла сначала на плечи к Вовчику, вытащила стружку застрявшую у него в волосах. Потом перебралась к Левчику, стряхнула у него с рукава опилки. Начала охать и ахать, какой замечательный домик для какой-то чужой собаки получился! А ведь если бы эта чужая собака знала, что у Вовчика с Левчиком есть две любимые михрялки, у которых нет такого замечательного домика, ей бы было стыдно. Конечно, эти михрялки не бездомные. У них есть где переночевать. Но любой грамотный человек знает, что в природе михрялки живут в норах. А в норах бедные михрялки живут потому, что у них нет такого замечательного домика. Дуся, продолжая причитать в том же духе, не переставая переползала с Вовчика на Левчика и обратно. Наконец, Вовчик не выдержал.

– Дусь, скажи прямо, чего ты хочешь?

– Кеша, ты слышал? – Завопила Дуся – Он не понимает, что я хочу! Он не понимает! Он решил, что чужая, злая, незнакомая собака будет жить в новеньком замечательном домике, а две несчастных, никому не нужных михрялки могут только обливаться слезами и мечтать о таком домике!

– Так ты хочешь такую же будку? – Сообразил, наконец Вовчик.

– Миленький мой, любименький, Вовчик и ты тоже, любименький, Левчик – обратилась

она к Левчику стоявшему с открытым ртом, – я не хочу будку. Мы же с Кешей не собаки – жить в будке. В будке пусть незнакомые собаки живут.

– Так что же ты хочешь?

– Я хочу домик. Не такой, как этот – поменьше. Но чтобы нам с Кешей там не тесно

было. Сделаете? – Заискивающе заглядывая в глаза сладкой парочке спросила хитрая Дуся. Она могла бы и не спрашивать. Вовчик с Левчиком никогда бы не смогли отказать своей любимице.

В общем, договорились, что, как только закончат делать будку, сразу же примутся за изготовление Домика. Сказано – сделано. И через четыре дня домик был готов. Все эти дни Дусю и Кешу не пускали в сарай. Они даже пытались подглядывать в щелки. Но щели в стенах сарая были слишком маленькие. А через те, которые были побольше, домика было не видно. Нетерпеливая Дуся измучилась сама и измучила вопросами всех в доме. "А какой он будет – домик? А какого цвета? А когда? А окошки будут? А дверь будет?" Вовчик с Левчиком стойко держали оборону и не разу не проговорились пока не закончили работу.

В субботу, после завтрака, все оделись и отправились в сарай. Вовчик открыл дверь и восхищенным взорам предстал удивительный пряничный домик из какой-то сказки. Такого не ожидал никто. А уж про Дусю и говорить нечего. Она, как увидела такую красоту, застонала, завизжала, и вскарабкавшись на Вовчика, который стоял к ней ближе, чем Левчик, принялась его душить. Она конечно не собиралась его задушить. Она его крепко обнимала, издавая какие-то нечленораздельные звуки: У-у-у-у, А-а-а-а, Ы- ы- ы-ы!

Первым заметил, что что-то не так, Дедушка. Вовчик начал хрипеть и закатывать глаза. Дедушка бросился разжимать Дусины объятья, а Левчик, чтобы избежать михрялкиной благодарности, на всякий случай, отошел от нее подальше. У Кеши характер был более спокойный. Поэтому он был более сдержан в выражении своего восторга. Он стоял с открытым ртом и с изумленным выражением на своем михрялочьем лице. Кеша тоже не мог молчать. И так же, как и Дуся был немногословен. Все, что он смог выговорить, была длинная-длинная буква "О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о!" Когда воздух заканчивался, Кеша делал глубокий вздох и продолжал: "О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о!"

Справедливости ради, надо сказать, что и остальные зрители, кроме восхищенных междометий, тоже ничего выговорить не могли. Так и стояли "Охая" и "Ахая", пока бабушка Ильинична не скомандовала:

– Что же вы смотрите? А что там внутри, вам разве не интересно?

Кеша с Дусей бросились к домику. Проворней оказался Кеша. Он открыл дверцу и галантно пропустил перед собой подругу, а потом и сам скрылся внутри. Их не было довольно долго. Бабушка даже спросила: "Может они там спать улеглись?" Наконец, один за другим новоселы выбрались из домика.

– Вы посмотрите, что там! Вы в окошечко посмотрите! Там такая красота! Там, как снаружи, все расписано! Там занавесочки на окнах! Там две кроватки! Правда, Кеша? Кеша стоял и согласно кивал головой. Видно было, что от избытка чувств, он забыл все слова, и как бы не пришлось его учить разговаривать заново.

Когда первые восторги улеглись, Дуся стала торопить сладкую парочку, чтобы они поскорее перенесли домик на место, в Лизаветину комнату. Но, к ее разочарованию, Вовчик сказал, что придется подождать дня два-три, пока не выветрится запах краски, а то будет болеть голова. Неожиданно, Дуся не стала спорить. Она переживала за Кешу. Он еще не совсем выздоровел и она боялась, что надышавшись краски, он опять будет мучиться от головной боли.

Конечно, Дусе очень хотелось поскорее поселиться в домике. Но она стойко терпела, когда же эта краска выветрится. Чтобы проверить, как идет процесс выветривания, она

вместе с Кешей, чуть ли ни каждый час, забегала в сарай и обнюхивала домик – запах

еще не пропал. Так продолжалось три дня. Терпение у Дуси уже заканчивалось. Как это может быть: домик есть, а жить в нем нельзя? Это просто издевательство какое-то над бедными михрялками!

На четвертый день, после завтрака, Вовчик с Левчиком оделись и куда-то ушли. Дуся пока провозилась с Кешиной головой – всякие процедуры, гимнастика, прозевала момент, когда они вышли. А когда спохватилась, прошло уже минут сорок. Тут Дусю, как будто кипятком ошпарили. Она вдруг почувствовала, что с их домиком что-то происходит. Она крикнула Кеше, чтобы он бежал за ней, и выскочила из дома. Дверь в сарай была открыта. То, что увидели михрялки подбежав к двери, повергло их в неописуемый ужас. Эти злодеи, эти бандиты с большой дороги спокойно, не торопясь разбирали их любимый, их красивенький домик! Они уже успели снять крышу! А теперь, жужжа шуруповертом, отворачивали стену с красивеньким окошечком!

– Душегубы! Варвары! Что же вы делаете! Я Дедушке пожалуюсь! – Закричала Дуся – Чтоб у вас руки отсохли! Думаете, раз Дуся с Кешей михрялки, значит их обижать можно? Значит их любименький домик ломать можно? Вредители! Кеша, давай их покусаем – будут знать, как ломать чужие красивенькие домики!

И хотя Кеша не произнес ни слова, было видно, что он полностью разделяет Дусино возмущение. Он широко открыл рот, обнажив два ряда острых, как бритва, зубов и направился к Левчику, держащему в руке шуруповерт. Левчик не стал ждать, когда его покусают. Он ловко перепрыгнул через стену домика и оказался внутри, рядом с Вовчиком. В это время, в сарай вошел Дедушка. Он увидел такую картину: возле двери, на полу лежит снятая с домика крыша, за стенами домика, присев на корточки, чтобы их не покусали, спрятались Вовчик с Левчиком, а две разъяренные михрялки с открытыми ртами бегают вокруг домика и пугают сладкую парочку своими зубами.

– Я смотрю, у вас тут весело! – Засмеялся Дедушка, – Что здесь происходит?

– Они…, они, – Захлебываясь от возмущения, стонала Дуся, – Они…, они наш домик… Они наш красивенький домик ломают! Скажи им! Пусть теперь чинят! Мы-то с Кешенькой обрадовались, что у нас свой домик теперь будет! А они…, зачем тогда, строили если

теперь ломают? Я все равно их покусаю – будут знать!

– Не покусаешь! Спорим, не покусаешь? – Улыбнулся Дедешка.

– Почему это не покусаю? Еще как покусаю! А чего это ты все время улыбаешься? – С подозрением спросила Дуся. Она уже почувствовала, что не права, но пока не понимала в чем.

– Мы же не ломаем, а разбираем домик, чтобы он в доме в дверь пролез. А потом, соберем. – Подал голос Левчик. – Ты скажи Кеше, пусть рот закроет. Нас уже не надо кусать.

Давно Дусе не было так стыдно! Ах, как она забегала, как засуетилась! Вовчик с Левчиком, как на грех, были в домике и Дуся никак не могла до них добраться. Если бы могла, она бы быстро к ним подлизалась бы. Что-то, а подлизываться Дуся умела. Но Вовчик с Левчиком, зная Дусин характер, нарочно не выходили из домика – делали вид, что обиделись на михрялок: пусть помучаются. А михрялки, и правда, очень мучились. Они с воплями бегали вокруг домика, пытаясь докричаться до молча работавшей сладкой парочки. Но без толка. Тогда, Дуся сообразила, что нужно сделать. Она забралась на плечо стоявшему у двери Дедушке, обхватила его голову лапками и стала шептать ему на ухо:

– Дедулечка, миленький, хорошенький, ты же любишь меня? Скажи, любишь?

Ты ведь не можешь меня не любить! Я-то тебя, знаешь как люблю? – Дедушка в ответ кивнул головой. – Нет, ты скажи-скажи: любишь? – Не унималась Дуся.

– Конечно, люблю. – Улыбнулся Дедушка.

– Дедулечка, любименький, давай к домику поближе подойдем.

– А зачем? – Дедушка сделал вид, что не понимает замыслов михрялки.

– Я хочу посмотреть, какой рисунок на наших занавесочках.

– Ты же сказала, что меня любишь. А зачем же тогда, ты меня обманываешь?

У несчастной Дуси от стыда сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Она ведь не собиралась обманывать Дедушку. Хотела просто чуть-чуть схитрить. Что ж за день-то сегодня такой? Все не впопад получается! Она еще крепче сжала лапками Дедушкину голову и зашептала ему на ухо:

– Миленький, хорошенький, прости меня! Я нечаянно! Я не хотела обманывать! Ты ведь не будешь на меня сердиться? Как ты можешь рассердиться на бедную, несчастную михрялку, если ты ее любишь? – И Дуся потерлась мордочкой о дедушкину щеку.

– Ладно уж, – сказал Дедушка – так, зачем подходить поближе?

– Вовчик с Левчиком на нас обиделись. Я хочу, чтобы они нас простили. А они на нас

внимания не обращают. А я хочу подлизаться к ним, чтобы они побыстрее простили. А ты подойдешь поближе и я с тебя перепрыгну на Вовчика и подлижусь.

– Ну, что ж, план хороший. – Засмеялся Дедушка. – Давай попробуем.

Он направился к домику и в тот же миг ему на второе плечо вскарабкался Кеша. Подождав, когда Дедушка подойдет к домику поближе, михрялки с визгом перескочили на плечи Вовчику и Левчику и, началось… Две пушистые шаровые молнии кружились вокруг голов сладкой парочки, мешая работать. Дуся с Кешей мобилизовали все свое обаяние, пытаясь растопить сердца обиженных на них Вовчика и Левчика. А те и не думали сердиться на михрялок. Они только делали вид, что рассержены и сколько могли сохраняли сердитое выражение на лице, но в конце концов, не выдержали. Сначала Вовчик, а за ним и Левчик зашлись от хохота. С ними вместе смеялся Дедушка. А счастливые, что все так хорошо закончилось, михрялки, с радостными криками носились вокруг домика. Потом, немного успокоившись, Дуся забралась Дедушке на плечо, уселась держа его за ухо, и с победным видом спросила:

– Ну, что, видел, как я умею подлизываться? Они теперь на нас и не обижаются совсем. – Видел, видел. Только зря вы старались. Никто на вас и не думал обижаться. Они

просто, решили над вами подшутить, а вы ушки развесили. Они же вас любят.

– Подшутить!? Кеша, ты слышал? – Закричала Дуся. – Мы зря старались! Они нас и так

любят. Они не сердились! Они нас надули!

– И тебя и меня надули? – С удивлением спросил Кеша. – И тебя и меня. – Подтвердила Дуся.

Кеша, который только совсем недавно научился разговаривать, еще не очень хорошо понимал некоторые выражения. И когда Дуся сказала, что их надули, он сел на пол и с недоумением начал ощупывать свой живот. А потом радостно сообщил Дусе:

– Нет, меня не надули! Я не надутый совсем!

И опять все смеялись. Так, с шутками и прибаутками Вовчик с Левчиком разобрали домик на несколько частей и начали переносить их в дом. Дуся с Кешей вертелись у них под ногами пытаясь хоть как-то помочь. Их помощь закончилась тем, что Кеше все-таки наступили на хвост и Дедушке пришлось взять михрялок на руки.

Когда, наконец, домик был собран и установлен на место, Дуся с Кешей тут же скрылись за дверцей и пропали. Всем было любопытно: как там, внутри? Что они чувствуют? А михрялки все не выходили. Левчик нагнулся и заглянул в окошко. Кеша и Дуся лежали на своих кроватках и, похоже, никуда не собирались. Пришлось Левчику постучать по стеклу, напомнить очумевшим от счастья зверушкам, что их ждут.

Смущенные Дуся с Кешей выбрались из домика и бросились благодарить всех подряд и

на перебой расхваливать свое новое жилище. Радость михрялок была такой бурной, что Дедушка, на всякий случай, подошел поближе к Вовчику с Левчиком: а вдруг Дуся от избытка чувств опять примется кого-то из них душить.

Когда первые восторги улеглись, Бабушка взяла Дусю на руки и велела всем идти за ней, на кухню, праздновать новоселье. Ни Дуся, ни Кеша не знали, что такое "новоселье". Но, что означает слово "праздновать" они знали прекрасно. И как им ни хотелось побыть еще в своем новом домике, но празднование они пропустить не могли ни в коем случае. Так и отправились: Дуся на руках у Бабушки, а Кеша у Дедушки.

Праздник удался на славу. Бабушка наготовила много всяких разных вкусностей и Дуся с Кешей, пока все перепробовали, раздулись, как воздушные шарики. У них даже не было сил вылезти из-за стола. Пришлось Вовчику с Левчиком нести разомлевших от счастья и еды михрялок в их новое жилище на руках.

А вечером Дуся позвонила Лизавете и поделилась своей радостью с подругой. Конечно, Лизавете очень хотелось посмотреть на михрялочий домик, но до каникул было еще далеко. Еще целых две недели нужно было терпеть. Вот уж не знаешь, что выбрать, чего больше хотеть. Во-первых, Лизавета любила ходить в школу и любила учиться. А еще, в школе была Клавдия Михайловна. А во-вторых, ее любимая подружка Дуся, Кеша и все- все-все были далеко и она по ним очень-очень скучала. Прямо, хоть разорвись. И в школу хочется и в Вверх тормашкино. Хорошо, хоть телефон есть. А еще, чтобы не мучиться две недели до каникул, что там за домик красивенький, Лизавета велела попросить Дедушку или Вовчика с Левчиком сфотографировать домик и прислать ей. Вот тут, в этот самый момент в комнату Лизаветы вошла мама. Она крикнула:

– Дусенька, Кешенька, привет! Давайте, заканчивайте разговоры. Лизавете завтра в школу. Пора спать! Спокойной ночи!

Подружки пожелали друг-другу спокойной ночи и отключили телефоны.

По утрам самой первой в доме всегда просыпалась Дуся. Потом уже Дедушка, Бабушка, Вовчик с Левчиком, а самым последним просыпался Кеша. У него был совсем другой характер – полная противоположность Дусиному. В отличии от нее он любил поспать. И если бы Бабушка ни звала по утрам завтракать, он бы наверное, спал бы дольше.

Обычно, когда Дедушка утром входил в кухню, Дуся уже сидела у окна и ждала его прихода. А в этот раз что-то пошло не так. Когда Дедушка открыл дверь, он не поверил своим глазам. Дуси на привычном месте не было. Не появилась она и позже, когда проснулась Бабушка. И когда проснулись Вовчик с Левчиком, Дуся не появилась. И когда Бабушка громко, как всегда, крикнула "Завтрак готов!", ни Кеша, ни Дуся на кухню не пришли. Тут уж все разом забеспокоились. Вспомнили, что вчера михрялки объелись. Может быть им плохо, а на помощь к ним никто не пришел. Так, вчетвером и отправились в Лизаветину комнату. Вошли тихонечко, прислушались. Никаких стонов и мольбы о помощи слышно не было. Вовчик встал на коленки и заглянул в окошко домика. И Кеша и Дуся безмятежно спали в своих кроватках и даже и не думали просыпаться.

Решили михрялок не будить и завтракать без них. И правильно сделали. Если бы стали ждать, когда они проснутся, все бы поумирали от голода. Когда Бабушка уже заканчивала готовить обед, в двери показалась Дуся. Она пожелала Бабушке с Дедушкой доброго утра и, как ни в чем не бывало, уселась на свое любимое место у окна.

– Доброе утро, Дусенька, было утром, а сейчас уже день. Скоро обедать будем. – Сказала Бабушка. – Ты как себя чувствуешь? Не заболела?

– Как, обедать? А завтракать? – Не поняла Дуся – Я что голодная останусь?

Почему это день, а утро куда делось? Сегодня, что, утра не будет?

– У тебя с Кешей не будет. Проспали вы утро. А Кеша может еще и день проспать.

Может быть, ты его пойдешь разбудишь? Хватит уже спать.

Дуся смутилась и выбежала за дверь. Через несколько минут обе михрялки с виноватым видом сидели за столом.

– Так что же с вами случилось? Что это вы сегодня так долго спали? – Спросил Дедушка.

– Не знаю, я так крепко спала. Никогда так не спала. Прямо, как убитая, спала. И Кеша спал. Он вставать не хотел. Еле его подняла. Он и сейчас еще не проснулся.

А Кеша, и правда, сидел с безучастным видом и сонно моргал глазками – того и гляди опять уснет. Дуся, глядя на него, даже забеспокоилась.

– Кеш, ты что, плохо себя чувствуешь?

– Я очень даже хорошо себя чувствую, только спать хочу. В свою кроватку хочу. В свой

домик хочу. У меня никогда не было своей кроватки и такого домика.

В общем, не стали донимать михрялок расспросами. Они пообедали и тут же

отправились обратно, в свой домик. Дедушка крикнул им в след:

– А ночью-то что вы делать будете? – Но ответа не последовало. Да и пусть. Пусть

выспятся как следует. Кеша без гвоздя в голове, а Дуся без тревог и борьбы за его жизнь. Пускай отдыхают.

Так продолжалось почти неделю. Все никак не могли михрялки выспаться. А потом вдруг, как отрезало. Все встало на свои места. Однажды, утром Дедушка вошел в кухню и увидел Дусю сидевшую на своем любимом месте у окна. Но не это удивило Дедушку. Его удивило то, что рядом с Дусей сидел Кеша. Вот уж, чудеса!

– Доброе утро! – В один голос поздоровались они с ним. – Доброе утро, мои хорошие! Отоспались, отдохнули?

– Ох, отоспались. В нашем домике так хорошо спится, что даже вставать не хочется. Только у нас уже бока заболели. А то-бы, мы еще спали. – Ответила Дуся.

С этого дня жизнь, наконец, вошла в спокойное привычное русло. На целую неделю вошла. А потом на целую неделю вышла. Потому вышла, что на каникулы приехала Лизавета. О том, как ее встречали и как все радовались, я даже и рассказывать не буду, потому что у меня тогда бумаги не хватит. Встречали Лизавету на улице. А когда вошли в дом, как ты думаешь, куда отправилась Лизавета первым делом? Думаешь на кухню, откуда Бабушкиными пирожками невыносимо вкусно пахло. А вот, и нет. Она с Дусей и Кешей в свою комнату отправилась. Нужно же было срочно увидеть тот самый красивенький домик. А как увидела, тут же и пожалела, что она человеческая девочка, а не михрялка. У нее даже голова в дверцу не очень пролезла. Вернее, туда она пролезла, а обратно не хотела вылезать. Хорошо, Кеша был в домике и помог голову повернуть так, что она из домика выбралась. Выбралась голова и заявила, что это самый лучший домик на свете. В тысячу раз лучше, чем куклячий домик у ее куклы Клавы. И она бы сама в таком домике жила бы поживала и добра наживала.

Дуся с Кешей были очень довольны, что Лизавете домик понравился. До того понравился, что она даже им позавидовала. Только не злой завистью завистливой, а хорошей, доброй завистью. Радостной завистью. Радостной потому, что у ее друзей такой замечательный, такой красивенький домик.

Ох, как радовалась Лизавета, что наконец, увидела свою подругу. Только сейчас она

поняла, как сильно она, все это время, скучала по Дусе. Она и раньше понимала, что скучает. Но, когда учишься по-настоящему, по-серьезному, то, всяким отвлекающим мыслям, в голове места почти не остается. Все место занято учебой. А теперь, целую неделю, не занято. Отвели душу две болтушки. Говорили, говорили, говорили. Наговориться не могли. Кеша, который особой разговорчивостью не отличался, все это время находился возле них. И всегда с одним и тем же, удивленным выражением на его михрялочьем лице и с открытым от удивления ртом. Он был потрясен, как долго и много могут разговаривать Дуся с Лизаветой, и поэтому проникся к Дусе еще большим уважением.

Неделя каникул, это так мало! И пролетает эта неделя в один миг. В пятницу приехал папа. А раз приехал папа, значит каникулы заканчиваются – остается только два денечка. И хочешь – не хочешь, а надо решать: везти Кешу в Москву или оставлять в Вверх тормашкино. Подумали-подумали и решили, что ехать Кеше можно. Голова у него давно не болит. Чувствует он себя прекрасно. Причин не ехать, вроде бы, нет. Вот только Дуся, почему-то, не совсем уверена была, что все хорошо. А Дусе все привыкли верить. Было у нее какое-то предчувствие нехорошее. И как всегда, предчувствие ее не обмануло. В воскресенье, утром Кеша пожаловался на головную боль. А к обеду у него начался такой сильный приступ, какого не было уже очень давно. Дуся, конечно, бросилась его лечить. И ни о каком отъезде уже не могло быть и речи.

Так и уехала Лизавета в Москву без Дуси и Кеши. Конечно, расстроилась девочка и всю дорогу тихонько, чтобы не услышал папа, проплакала на заднем сиденье. Ну, а что сделаешь? Ничего. Главное теперь, чтобы Дуся Кешу долечила как следует. Чтобы у него голова навсегда прошла и никогда не болела.

Дуся, конечно, старалась. И к зимним каникулам Кеша, похоже, совсем выздоровел. Во всяком случае, головных болей у него давно уже не было. Дуся с Лизаветой уже придумывали как встретят Новый год, как познакомят Кешу с Дедом Морозом, как проведут каникулы. Вечерами маме и Бабушке стоило большого труда оттащить болтушек от телефона. И все было замечательно, пока не наступило двадцать девятое декабря. Тридцатого декабря папа должен был привезти Лизавету с мамой в Вверх тормашкино. А двадцать девятого мама позвонила и сказала, что у Лизаветы высокая температура и болит горло. Вот тебе, и Новый год! Вот тебе, и каникулы!

Проболела Лизавета все каникулы. Конечно, если бы рядом была Дуся, она бы живо вылечила бы подругу. Но, если бы, да ка бы, то во рту росли б грибы. Теперь оставалось ждать весенних каникул, а там, и до летних – рукой подать. Все это время Вовчик с Левчиком очень переживали за подружек. И чтобы хоть как-то облегчить им разлуку, они провели в дом интернет, а Дусе с Кешей на Новый год подарили недорогой ноутбук. Теперь, Лизавета могла часами болтать с Дусей по "скайпу". Но часами получалось, только когда Лизавета не училась, по выходным. Или когда болела. В общем, когда не ходила в школу. Зато, теперь они могли не только говорить, но и видеть друг-друга. А это, дорогого стоит.

Так уж вышло, что и весенние каникулы, как на зло, Лизавета проболела. Она, вообще, как-то ухитрялась болеть только в каникулы. Зато, во время учебы, она ни разу не болела. До конца учебного года оставалось два месяца. А там – лето. Уж, летом-то ей поболеть не удастся – Дуся с Кешей ее быстро поставят на ноги.

Трудно сказать, когда это началось, но к концу апреля стало заметно, что с Дусей

происходит что-то не ладное. Во первых, она стала подозрительно спокойной. Если раньше, ее пушистый хвост можно было увидеть, почти одновременно, сразу в разных частях дома, то теперь она стала не просто спокойной, но и, на удивление, медлительной. Даже Кеша на ее фоне смотрелся этаким шустриком. Во вторых, Дуся заметно поправилась. И в третьих, она стала капризной. То, чего за ней раньше никогда не водилось. Особенно от ее капризов страдал Кеша. Придиралась она к нему по всяким пустякам: и "нетак посмотрел", и "не туда наступил", и "не так сказал", "подай то", "принеси это"… . Кеша, добрая душа, старался все ее капризы исполнять и не понимал, что это, его обожаемая Дуся, так на него взъелась. Но справедливости ради, надо сказать, что придиралась она не только к Кеше, но и ко всем, кто попадался ей на пути. Короче, Дусю было не узнать.

Первой заподозрила неладное бабушка Ильинична. Она стала приглядываться к Дусе. Сначала, удивлялась, потом, стала задумываться, а потом как-то, после очередного ее "выступления", она взяла михрялку на руки и унесла ее в Лизаветину комнату. Когда Кеша направился вслед за ними, она велела ему остаться на кухне, сказав, что ей с Дусей надо пошептаться. В комнате бабушка Ильинична положила Дусю на Лизаветину кровать и молча начала ее осматривать и ощупывать. Когда она закончила осмотр, Дуся, не проронившая до сих пор ни слова, робко спросила:

– Ну, что? Я скоро умру?

– Не думаю, – Ответила бабушка Ильинична.

– Что, не думаю? Не скоро или не умру.

– Тебе о смерти еще рано думать. Тебе теперь совсем о другом думать надо.

– А что со мной? Я же чувствую, что стала какая-то не такая. И внутри у меня что-то не

так. Ты скажи. Скажи правду. Я не обижусь.

– Ну, обижаться-то тебе на меня не за что. Давай, сделаем так: пойдем на кухню и я

расскажу, что с тобой происходит сразу всем. – И не дожидаясь ответа, бабушка Ильинична взяла Дусю на руки и отправилась на кухню. А там уже все измучились от нетерпения. Дело в том, что ветеринар в отставке давно уже догадывалась, что произошло. И своими догадками поделилась с Бабушкой и Дедушкой.

– Не буду вас томить, скажу сразу, как я и думала, у нашей Дуси скоро родятся маленькие михрялочки! – Торжественно объявила она. – Сколько их, сказать трудно, но не одна – это точно.

– Не поняла! – Возмутилась Дуся. – Это ты про какую еще Дусю, про каких маленьких михрялочек говоришь? Это что еще за михрялочки? Откуда они тут родятся? Вам, что, нас с Кешей мало? Кешенька, они нас опять разлюбили! Им еще михрялок подавай! Мы никого больше в свой красивенький домик не пустим! Даже и не надейтесь! Надо было нам с Лизаветой уехать! Вот пусть они тогда и рождали бы себе михрялок сколько им надо!

Пока Дуся возмущалась и негодовала, все остальные, кроме Кеши, сначала улыбались, а потом, уже не сдерживаясь, начали хохотать. Дуся поняв, что смеются над ее словами, замолчала. Она удивленно вертела головой и не могла понять, что такого смешного она сказала.

– Дусенька, миленькая! – Решила внести ясность бабушка Ильинична. – Это ты, наша Дуся. И это у тебя родятся маленькие михрялочки. Ты скоро будешь михрялочьей мамой. У тебя будут маленькие хорошенькие, даже не знаю как правильно их назвать…, михрюшечки.

– Нет, я не согласна! Я не собираюсь никого рождать! Нам с Кешей и так хорошо! С чего это ты решила про этих маленьких михрюшечек?

– Я осмотрела тебя и увидела, что у тебя в животике растут твои маленькие детишки. И они скоро появятся на свет. А если они тебе совсем уж не нужны, то, как они появятся, я их себе заберу.

– Как это, заберу? – Возмутилась Дуся. – Эти самые михрюшечки, они из моего животика? Значит они мои! Я их никому отдавать не собираюсь!

– А как же ваш красивенький домик? – Вступил в разговор Дедушка. – Ты же сказала, что никого больше в него не пустишь! Как же нам быть?

Дуся совсем растерялась и даже не нашлась, что ответить. Бабушка решила разрядить обстановку и сказала, что сейчас говорить об этом рано. Вот появятся михрюшечки, тогда и будем решать, куда их деть. А сейчас, Дусе с Кешей спать пора. И вообще, Дусе надо больше отдыхать и беречь себя.

С этого момента жизнь в доме как-то незаметно стала меняться. К Дусе и до этого все относились с большим уважением, а теперь, ее просто боготворили.

Ее окружили такой заботой, таким вниманием, что буквально сдували с нее пылинки. Случись это все хотя бы год назад, она бы, наверное, была бы на седьмом небе от счастья. Но после появления Кеши, после всего произошедшего за последнее время и с ним и с ней, она сильно изменилась. Теперь же, такое повышенное внимание к своей персоне Дусю тяготило. Она чувствовала себя, что называется, "не в своей тарелке". А еще она никак не могла свыкнуться с мыслью, что, не понятно зачем и почему, у нее должны родиться маленькие михря… михрюшечки. Не важно, как они называются. Важно, что должно произойти что-то такое серьезное и важное, что навсегда, она это чувствовала, изменит ее жизнь.

Дуся находилась в смятении, и бабушка Ильинична, видя ее состояние, как-то раз усадила ее перед собой и, как доктор доктору, рассказала и объяснила все, что случилось и что произойдет в скором времени. Она, как могла, успокоила михрялку и обещала свою помощь. И все напряжение, в котором прибывала в последнее время Дуся, как рукой сняло. Она смирилась с неотвратимостью того, что произойдет и даже предстоящее появление малышей ее уже не пугало.

Время шло. Дуся так сильно поправилась, что стала похожа на пушистый колобок. Ей тяжело было ходить и теперь она часами лежала на диване на кухне или в комнате на Лизаветиной кровати. Бабушка Ильинична по нескольку раз в день осматривала Дусю, спрашивала про самочувствие. Как-то, в конце мая, за несколько дней до приезда Лизаветы, звериный доктор выгнала Кешу из комнаты и велела ему пойти на улицу погулять, а сама, вместе с Бабушкой, скрылась за закрытой дверью. Послушный Кеша вышел на улицу и отправился в сарай. В сарае Дедушка и Вовчик с Левчиком мастерили какой-то ящик и Кеша присоединился к ним. Помочь им он ничем не мог, зато, мог не мешать.

Он улегся в углу на кучу душистых стружек и молча наблюдал за работой. – А ты, чего Дусю бросил? – Спросил Дедушка.

– Я не бросил. Меня погулять выгнали. – Ответил Кеша.

– Значит, все четыре мужика в сборе. – Сказал Вовчик.

– Не четыре, а три. – Блеснул своими познаниями в математике Кеша. – Я-то не мужик, я михрялка.

– Ты тоже мужик, только михрялочий. Поэтому, нас четверо. – Уточнил Левчик. С этими словами, он отложил в сторону шуруповерт и смахнул рукой опилки со стенки ящика. – Ну, вот и домик для твоих детишек готов. На первое время хватит, а потом посмотрим.

Кеша ничего не успел ответить потому, что в сарай вошла Бабушка. Найдя глазами Кешу, она улыбнулась:

– Поздравляю тебя, ты теперь папочка.

– Никакой я не папочка, я – Кеша. – Возмутился он

– По имени, ты Кеша, а по должности, ты теперь, папа.

Из всех обитателей дома только Кеша совершенно не понимал, что происходит. И Бабушка не стала с ним спорить:

– Пойдемте же, пойдемте, посмОтрите какая прелесть. Ящик не забудьте. – Она вышла из сарая. Остальные – за ней.

Войдя в Лизаветину комнату, взобравшись на кровать, Кеша сначала увидел лежащую, вытянувшуюся во весь рост, Дусю. И не сразу заметил, что возле ее живота копошатся три пушистых пищащих комочка. Он сначала обрадовался: сразу три мышки – одна ему и две Дусе. Потом, насторожился: а почему, интересно, они не убегают? И только потом понял, что это вовсе не мыши. Он уже протянул лапку, чтобы перевернуть одного и посмотреть, что же это такое, но бабушка Ильинична не позволила.

– Куда, грязными лапами? Не трогай! Ты хоть и папочка, а лапы мыть обязательно!

– Михрялки лапы не моют! – С гордостью возразил Кеша. Он сам от себя не ожидал такой дерзости и ему стало стыдно. – А где вы этих наловили? Это кто вообще? Чего они

так пищат?

– Кешенька, это наши с тобой детки. Твои и мои. Понимаешь? – Объяснила Дуся.

– А где ты их взяла? Ты где вообще была, пока я в сарай ходил? – с подозрением спросил Кеша.

– Я тут была. Я тебе потом все расскажу. Посмотри, какие они хорошенькие!

Кеша понял, что ничего не понял. Но Дусе он возражать не мог и поэтому, молча начал разглядывать то, что Дуся назвала детками. В это время все наперебой поздравляли и его и Дусю и постепенно, приподнятое настроение собравшихся передалось и ему.

Но прошло совсем немного времени и бабушка Ильинична начала выгонять всех из комнаты. Дуся устала и ей надо отдохнуть. Ящик, который сделали Вовчик с Левчиком поставили на пол возле домика. В него постелили старое Лизаветино детское одеяло. Дуся перебралась в ящик и улеглась поудобнее. Туда же перенесли малышей. Кеша тоже хотел забраться в ящик, но ему запретили. И он обиженно ушел спать в домик никому не сказав даже "спокойной ночи".

Те, несколько дней и ночей, которые оставались до приезда Лизаветы, для Дуси слились в один нескончаемый отрезок времени полу-сна, полу-дремы. И только когда в комнате, наконец, появилась улыбающаяся Лизавета, она вышла из этого состояния и ощутила небывалый прилив сил. У малышей уже открылись глазки. Деятельная Дусина натура нуждалась в активной жизни. Ей трудно было высиживать дни и ночи напролет с малышами. Но к счастью, всегда находились желающие побыть с ее детьми. И Дуся всегда, когда хотела, могла себе позволить отлучиться на некоторое время погулять или, просто, понежиться на солнышке. Она приходила кормить малышей и чаще всего заставала возле них или Лизавету или Кешу, который оказался на удивление заботливым

папой. Маленькие михрялки росли не по дням, а по часам и к концу июня были уже вполне самостоятельными. Настолько самостоятельными, что научились вылезать из ящика и расползаться по комнате залезая в самые невероятные места. Тогда, на поиски беглецов собирались все обитатели дома. И не всегда получалось быстро их найти. Однажды, например, один михренок залез в старый Лизаветин валенок. Двоих других нашли быстро. А третий бесследно исчез. Перерыли всю комнату и теперь, в растерянности расселись кто где и обсуждали случившееся. Дуся в это время была на улице, и одной ей ведомо, как, почувствовала, что что-то случилось. Она влетела в комнату и бросилась к ящику. Увидев, что одного михренка не хватает, она начала изображать, что сейчас упадет в обморок. Закатывала глаза, ловила ртом воздух, хваталась за голову, делала вид, что вот-вот упадет. Поскольку в последнее время, она уже не раз устраивала такие представления, то большого впечатления на зрителей ей произвести не удалось. Видя это, Дуся забегала по комнате и запричитала:

– Прошляпили! Прошляпили мою кровиночку! Так и знала, что моих детишек никто не любит! Бедные маленькие михрялочки! СтОит на минуточку отвернуться и ребеночек пропал! Лежит в какой-нибудь грязной луже холодный, бездыханный, а его бедная мамочка льет по нему горькие слезки! Никогда нам с тобой больше не увидеться, деточка моя!

– Вот, что, бедная мамочка, ты бы лучше поискала сама свою кровиночку, потому что, лучше тебя этого никто не сделает. – Сказала Бабушка. Дуся тут же прекратила свой плач Ярославны и деловито забегала по комнате заглядывая во все углы. Остановилась, замерла, закрыв глаза, простояла неподвижно несколько секунд и потом уверенно направилась к стоящему у двери стулу. Под стулом лежали валенки. К одному из них Дуся и подошла. Она засунула в валенок лапку, а потом позвала Вовчика:

– Помоги, я не достаю. – Вовчик взял валенок в руки и перевернул его голенищем вниз, подставив снизу ладонь. Из валенка на ладонь выпал потерявшийся михренок. Он крепко спал, и кажется, даже и не собирался просыпаться.

После этого случая стенки ящика нарастили, сделали повыше. И какое-то время, малыши не могли из него вылезать. Пока не подросли. Из троих, два михреныша были девочками и один мальчиком. Девочки по характеру были очень похожи на маму, а мальчик на папу. Это он тогда уснул в валенке. Прошел уже целый месяц со дня их рождения, а у малышей до сих пор не было имен. Девочек различали по хвостам. У одной он был полностью серый и ее называли Серенькая, а у второй на кончике хвоста было рыжеватое пятно и ее по этому пятну стали называть Рыженькая. А мальчика называли просто Мальчик. Но так дальше продолжаться не могло: это же не имена – Серенькая, Рыженькая. А уж, Мальчик – и подавно. Таких имен не бывает. Дуся, по непонятным причинам, не спешила дать своим деткам имена. К всеобщему удивлению, инициатором в этом вопросе стал Кеша. Как-то вечером, за ужином, он, заметно волнуясь, ни к кому не обращаясь сказал:

– Вот Вовчик сказал, что я михрялочий мужик. И зовут меня Кеша. Это Дуся придумала. А Дусю зовут Дуся, потому, что это Лизавета придумала. Вовчику с Левчиком имена их родители придумали. А кто Бабушку и Дедушку так назвал, я не знаю. Наверное, их родители. А кто же наших детишек как-нибудь назовет? А то они так и останутся Серенькой да Рыженькой и Мальчиком.

– А правда, давайте уже дадим малышам имена! – Обрадовалась Лизавета. Все зашумели

заспорили. Начали наперебой предлагать: Петруша, Феня, Ляля, Филя, Груша, Поля… .

Кончилось тем, что Лизавета высказала здравую мысль. Нужно провести выборы. Нужно нарезать бумажек. И каждый на своей бумажке напишет три имени. А потом посчитать какие имена написаны чаще, те и выбрать. Сказано – сделано. Нарезали бумажек, раздали всем. И каждый со своей бумажкой отправился думать. Кто куда. В основном все отправились думать в постель потому, что выборы назначили на утро.

Утром, после завтрака, начались выборы. Лизавета взяла чистый лист бумаги и ручку. Дедушка по очереди брал в руки бумажки и зачитывал, что на них написано. А Лизавета в столбик записывала прочитанные имена. И если какие-то из них повторялись, она ставила возле уже написанного имени палочку. Потом прибавила те имена, которые по почте прислали мама с папой, Клавдия Михайловна и Вера – дочка БабЛюды. Больше всех голосов собрало имя Филя. Дуся этому была ужасно рада, потому что ее любимого певца звали Филипп Киркоров. И если с именем мальчика определились очень быстро, то с девчачьими именами пришлось повозиться. Из женских имен на одну черточку больше было у имени Луша. А у трех имен Феня, Фрося и Мила было одинаковое количество черточек. Пришлось устраивать второй тур голосования. Победило имя Феня. Осталось только решить, кого из девочек каким именем назвать. Большинством голосов решили Рыженькую назвать Феней, а Серенькую Лушей.

В этот же день Кеша начал приучать малышей к их новым именам. Дуся ему не мешала. Она была счастлива, что у нее есть дети, что у ее детей есть такой заботливый отец, что все они живут в большой дружной семье окруженные заботой, вниманием и любовью.

Глава 13

Короткое лето

Подошел к концу первый летний месяц. А значит и пролетел целый месяц летних каникул. Месяц пролетел, а Лизавета и не заметила. Почему не заметила – понятно. Только не понятно, почему сделали летние месяцы такими короткими. Могли бы, хотя бы на десять денечков подлиннее сделать. А лучше, на двадцать. Или на тридцать. А то, отдыхать совсем времени не хватает. Пока Дуся с Кешей были одни, и то, времени не хватало. А теперь, когда появились Филя, Луша и Феня, хоть кричи «Караул!» – весь день до минуточки расписан. Пока они были совсем маленькие, с ними было попроще. Накормить да спать уложить. И все. А потом они, как начали расти. Теперь за ними надо глядеть в оба. Часто, даже «в оба» не получается. Не хватает два глаза, чтобы уследить сразу за тремя непоседами. У ящика, в котором жили малыши уже два раза наращивали высоту стенок. Сначала это помогало. И их на какое-то время можно было оставить одних. А потом… . Однажды Лизавета решила незаметно понаблюдать за малышами, что они будут делать, пока в комнате никого нет. Она сделала вид, что уходит. Даже ногами потопала, как будто ушла. А сама осталась за дверью и в щелочку стала подглядывать. Хорошие детишки родились у Дуси с Кешей. От горшка, два вершка, а соображают уже хорошо. Даже слишком хорошо. Только за дверью затихли Лизаветины шаги, как на стенку из ящика вылез Филя. Как он забрался на такую высоту, Лизавета узнала уже потом. А сейчас, Филя со стенки перепрыгнул на стул, стоявший рядом. Со стула слез на пол. Побежал к письменному столу. Дальше, Лизавете не было видно – ящик загораживал. Потом она увидела Филю спешащего обратно. В зубах он держал длинную деревянную линейку, которая обычно висит на гвоздике на стене за письменным столом. С линейкой в зубах он вскарабкался на стул, перебрался на стенку ящика, опустил линейку внутрь. Через несколько секунд на стенке ящика сидело уже три маленьких михреныша. Один за другим, они перебрались на стул, потом на пол и началась беготня. Малыши так расшалились! Лизавете стало интересно, что они будут делать, когда услышат, что кто-то идет. Она стала топать ногами, как будто возвращается обратно. В мгновение ока, малыши оказались на стуле. Девчонки спустились в ящик, Филя вернул линейку на место и собирался уже спуститься в ящик. Лизавета быстро открыла дверь и вошла в комнату. То что она увидела, ее и удивило и рассмешило. В углу ящика на задних лапках стояла Феня. У нее на плечах, тоже на задних лапках стояла Луша. Передними она упиралась в стенки ящика. Получилась хорошая лестница, по которой Филя выбрался наружу, а теперь собирался спуститься обратно.

За ужином Лизавета рассказала всем о том, что произошло днем. Все смеялись .Одна Дуся возмущалась:

– Кто? Кто их научил? Кеша, это твоя работа. Ты наших деток погубить хочешь? Они еще совсем маленькие! Как такое может быть? Лизавета, может ты шутишь?

– Маленькие, да удаленькие. – Вступился за Кешу Дедушка. – Кеша здесь не причем. Сама подумай, как он мог их такому научить? Они даже говорить не умеют. Это они в своих родителей, такие смышленые. Ты не ругайся. Ты радуйся, что у тебя такие малыши умненькие. Правда, с умненькими всегда хлопот больше. Но зато, и радости больше.

Дуся тут же успокоилась и заявила, что раз ее дети такие умные, то пусть учатся говорить. И с завтрашнего дня она начнет с ними заниматься. Кеша сказал, что тоже будет их учить. Не осталась в стороне и Лизавета. А Дедушка сказал, что с понедельника учителей у малышей еще прибавится. В понедельник приедут мама с папой и Клавдия Михайловна. У них отпуск. А в августе обещала приехать БабЛюдина дочка Вера.

Обрадовались все. Сильнее всех радовались, конечно Лизавета и Дуся. А как тут не радоваться, если сразу и мама с папой приедут и Клавдия Михайловна. Это Кеша из них троих знает только папу. И то, только чуть-чуть. А Лизавета с Дусей их очень даже хорошо знают. И не просто знают, а еще и любят. Лизавета, потому что это ее родные учительница и мама с папой. А Дуся, хотя и была михрялочьей породы, все равно считала Лизаветиных родителей и своими тоже. А Клавдию Михайловну, которую за глаза она называла Клавой (прямо, как Лизаветину куклу), она просто обожала.

Еще решили, что хватит таких смышленых малышей держать в ящике. Все равно они

оттуда убегают. Вернее, они пока останутся жить в ящике, но ту часть стенок, которые нарастили в высоту, нужно будет убрать. Так будет безопаснее. Просто теперь детей нельзя оставлять одних, без присмотра. Договорились присматривать за ними по очереди. А за одно, учить их говорить и многому чему еще. Бабушка Ильинична сказала, что хорошо бы малышей уже выводить на улицу. Но без прививок – опасно. Поэтому с утра она напишет рецепт, а Вовчик с Левчиком съездят в аптеку и привезут лекарства. Она сделает им укол и тогда, через недельку можно и на улицу. Дуся не была бы Дусей, если бы не возмутилась такой жестокости:

– Кому укол? Моим деткам укол? За что? Что они тебе сделали? Они же совсем маленькие! Они же в своей жизни еще никому ничего плохого не сделали! А ты их уколоть хочешь! Уколи лучше меня! Я бедная несчастная михрялка! Моих детушек, моих кровиночек хотят до смерти иголками заколоть, а вы сидите и молчите! – Посмотрела она на Дедушку и Лизавету, сидящих напротив. – Никому мы не нужны! Умрут мои деточки лютой смертью! Выплакаю я все свои глазоньки и ослепну от горя!

Всем было очень интересно, чего еще напридумывает в этот раз Дуся. Все без исключения, даже Кеша, любили слушать такие ее «выступления». Иногда она так увлекалась, такого насочиняла, что потом сама удивлялась, как это ей в голову такое могло придти. Вот и в этот раз, пламенная речь михрялки никого не оставила равнодушным – улыбались все, даже Кеша. Увидев улыбки, Дуся замолчала и с подозрением оглядела слушателей:

– Что? Что это вы все ухмыляетесь? Не жалко моих деточек?

– Жалко. Жалко будет, когда они заболеют. – Сказал Дедушка. – Прививка нужна, чтобы твои детки не заразились на улице какой-нибудь болезнью. Они еще совсем маленькие и легко могут заболеть.

– А что же, когда я была маленькая, я ничем не заразилась?

– А ты, как и Кеша, родилась в лесу. У тебя крепкий иммунитет. К тебе никакие болезни не пристанут. А твои детишки родились уже дома. Их организмы уже не смогут так сопротивляться инфекции. А что касается уколов – Это совсем не больно. Так что, зря ты так возмущалась.

Дуся окончательно успокоилась. На этом семейный совет и закончился.

На следующий день, к обеду вернулись из города Вовчик с Левчиком, привезли лекарство. Бабушка Ильинична пришла в Лизаветину комнату делать малышам прививки. Дуся, хотя и верила тому, что вчера сказал про прививки Дедушка, но на всякий случай приготовилась укусить доктора за ногу, если та сделает больно ее деткам. Пока бабушка Ильинична готовила шприцы, наполняла их, михрялка сидела с открытым ртом, готовая броситься на защиту своих детей. Кеша сидел тут же. Увидев, что Дуся зачем-то открыла рот, он сделал то же самое. Конечно, Лизавета тоже была здесь. Она сразу же поняла, зачем Дуся свой рот открыла. Чтобы как-то отвлечь михрялку, она попросила ее, пока бабушка Ильинична готовится, сбегать к Бабушке и принести чистое полотенце. Дуся бросилась исполнять поручение. А в это время звериный доктор успела сделать уколы всем троим михренышам. Ни один из них даже и не пискнул. Когда Дуся вернулась с полотенцем, Кеша так и сидел с открытым ртом, малыши играли в ящике, а бабушка Ильинична уже успела убрать все медицинские принадлежности в сумку. Дуся отдала полотенце Лизавете, уселась возле Кеши и открыла рот.

– А вы зачем рты раскрыли? – Спросила Лизавета михрялок.

– Бабушку Ильиничну кусать. – Чистосердечно призналась Дуся

– А зачем ты ее кусать собралась? А ты, Кеша тоже кусать собрался?

– Я не собрался. Я, как Дуся, рот открыл. Только я не знал, что она кусаться собралась. – А я собралась, чтоб моих деточек не обижали, чтоб им больно не делали.

– Понятно. – Ответила Лизавета и вслед за бабушкой Ильиничной направилась к двери. – Стойте, стойте! Это вы куда пошли? А прививка? А укусить?

– Сделали уже прививку. Как видишь, детки твои живы-здоровы. А я бы на твоем месте,

извинилась бы перед бабушкой Ильиничной. Мне кажется, ты ее обидела. – сказала Лизавета. Дуся даже подпрыгнула от возмущения:

– Как это обидела? Чем это обидела? Я даже слова не сказала.

– А кусаться, кто собрался? – Спросила Лизавета.

– Я собралась. Во мне, может быть, материнский инстинкт проснулся. Может я своих деточек защитить хотела.

– Защищают от врагов, а от друзей не защищают. Друзьям верят и доверяют. А ты своим недоверием обидела хорошего человека. Вот. И еще укусить его хотела. – С этими словами Лизавета вышла из комнаты.

Дуся так и застыла на месте, как будто ее гвоздями прибили к полу. Она растерянно крутила головой и никак не могла понять, что же сейчас произошло: «Странные существа эти люди. Все у них не так. То, не так посмотрела. То, не то сказала. То, не то подумала. Ну и что, что укусить хотела. Я же не больно. Только чуть-чуть. Может, я и не собиралась кусаться. Очень надо. Это все Кеша виноват. Он свой рот открыл, а я глупенькая, как он, тоже открыла. Открыла и обидела хорошего человека. Она за моими детками ухаживает, а я бестолковая сижу здесь и не бегу извиняться. А вдруг, она сильно обиделась? Так сильно, что я даже подлизаться не смогу? Тогда на меня все обидятся. Разлюбят меня и прогонят из дома. Так мне и надо! Глупая я бедная михрялка!»

Дуся сорвалась с места и бросилась догонять бабушку Ильиничну и Лизавету. Они уже успели дойти до кухни. Михрялка с разбега запрыгнула на плечи звериного доктора, пушистым воротником обвилась вокруг ее шеи, обхватила лапками ее голову и начала что-то шептать на ухо.

– Что ты там нашептываешь? Говори вслух, чтобы все слышали. – Сказала Лизавета. Если бы михрялка была человеком, она бы наверняка покраснела бы. Но и так, было видно, что она сгорает от стыда. Ей пришлось сделать над собой не малое усилие, чтобы сказать громко:

– Прости меня непутевую! Прости, что я про тебя плохо подумала. Это не я подумала, это моя пустая голова подумала. Не сердись на нее! Она больше так не будет думать. – С этими словами Дуся применила испытанный прием – потерлась мордочкой о щеку бабушки Ильиничны. А та и не думала обижаться на михрялку. Ну, как на нее можно обижаться? Особенно, после такой пламенной речи. Она прижала к себе михрялку и поцеловала ее в носик. Все. Мир в Дусиной кающейся душе был восстановлен.

Первый урок с малышами, конечно же, проводила сама Дуся. Она усадила детей в рядочек на Лизаветину кровать и принялась за обучение. Сначала она решила разучить с ними, что попроще – гласные звуки.

– А-а-а-а-а-а, о-о-о-о-о-о, у-у-у-у-у-у-у! – Старалась Дуся. Но видно, зря старалась. Дети не поняли, чего хочет от них мама. Они подумали, что она затеяла с ними какую-то новую игру и с удовольствием в нее включились. Раз уж мама решила с ними поиграть, значит надо воспользоваться этим. И началась беготня, прыжки, лазанье по любимой мамочке и всякие разные гимнастические упражнения, от которых у Дуси через пять минут закружилась голова. Она начала ловить детей и пытаться усадить их на место. А они решили, что это очень весело, убегать от мамы. Пока она, поймав одного, гонялась за двумя оставшимися, пойманный успевал сбежать. Так продолжалось не долго. Дуся поняла, что в одиночку с непоседами ей не справиться и позвала Кешу.

Теперь дело пошло на лад. Кеша следил, чтобы малыши сидели смирно, а Дуся У-кала и А- кала. Ученики долгое время не могли понять, почему мама, вдруг разучилась говорить. Тогда к ней подключился Кеша. Теперь они вместе с Дусей, дуэтом распевали гласные звуки:

– И-и-и-и-и-и, а-а-а-а-а-а-а, о-о-о-о-о-о-о!

Самым сообразительным оказался Филя. Он первым начал подпевать родителям. И уже

глядя на него, присоединились Феня и Луша. Сначала малыши вторили родителям негромко, неуверенно. Потом Луша решила, что гораздо веселее будет, если она будет распевать громче всех. К ней тут же подключилась Феня, а следом и Филя. В комнате стоял такой вой, что из кухни прибежали Лизавета и Бабушка с Дедушкой.

– Что здесь происходит? Здесь, что кого-то пытают? – Спросила Бабушка.

– Нет, это мы гласные звуки учим. Послушайте, как мы уже умеем. – Ответила Дуся.

– Да мы уже слышали. – Сказала Лизавета. – Там, у калитки уже пол-деревни собралось. Пришли послушать, как мы своих кошек мучим. Теперь кто-нибудь пожалуется в общество защиты животных. Как мы объясним, что наши «котята» говорить учатся? Давайте уж, потише немножко. Не забывайте, что вы у нас секретные животные.

Так прошел первый урок. Малыши оказались на редкость сообразительными. Особенно выделялся Филя. Он первым начинал произносить новые звуки, а сестры повторяли за ним. Еще не прошло недели, а Филя уже произнес первое слово. Конечно, это было слово «мама». Это произошло в воскресенье, накануне приезда родителей и Клавдии Михайловны.

На следующий день, в половине одиннадцатого зазвонил Дедушкин телефон. Это звонил папа. Он сказал, что уже подъезжает и просил открыть ворота. Все засуетились, забегали, заспешили. Так заспешили, что в двери образовалась пробка. Дуся не смогла ждать, когда пробка рассосется, перелезла ее по головам застрявших и оказалась на улице первой. Второй выбралась из пробки Лизавета. Она и побежала открывать ворота. Когда машина остановилась и приехавшие начали из нее вылезать, Дуся опять была первой. Она успела залезть на плечи к папе и маме, чтобы с ними поздороваться, а потом забралась в машину к Клавдии Михайловне, потому что та не могла вылезти – мешали сумки. А поздороваться с Дусей они не мешали.

Пока освободили Клавдию Михайловну, пока разгрузили машину, пока улеглись первые восторги от встречи, пора было идти в дом. Во-первых, пора было садиться за стол, отпраздновать начало отпуска приехавших. А во-вторых, Дусе с Лизаветой не терпелось показать пополнение михрялочьего семейства и познакомить маму и Клавдию Михайловну с Кешей. Поэтому, первым делом все отправились в Лизаветину комнату. Кеша не участвовал во встрече, потому что оставался с детьми. Теперь их не оставляли без присмотра ни на минуту. Когда в комнату вошли незнакомые люди, малышня в мгновение ока спряталась в домике.

– Познакомьтесь, это Кеша. – Представила его Лизавета. – Это мама, это папа, а это Клавдия Михайловна. – Объяснила она Кеше.

– А где же ваши малыши? – Спросила мама.

– Они в домик спрятались. Испугались наверное. – Ответил Кеша. – Сейчас позову.

Он приоткрыл дверцу, просунул в щель голову и что-то сказал детям. Через секунду из домика один за другим выкатились все три михреныша. Они прижались к Дусиным ногам и с любопытством разглядывали вошедших.

– Какие замечательные карапузы! – Восхитился папа.

– Посмотрите, девочки – вылитая Евдокия Лизаветовна! – Улыбнулась Клавдия Михайловна. – А мальчик, мальчик как две капли воды, похож на Кешу! – Умилилась мама и тут же взяла Филю на руки. Клавдия Михайловна взяла на руки Феню, а мама Лушу. Было видно, что малыши уже не испытывают никакого страха перед незнакомцами. Луша ползала по маминым плечам и исследовала ее прическу. Феню заинтересовал легкий летний шарфик, который был повязан на шее у Клавдии Михайловны. А Филя забрался папе на голову и улегся там, свесив вниз свои лапки.

– Ну, вот и познакомились. – Засмеялся Дедушка. – А теперь пойдемте обедать. И малышей с собой возьмем. Пора им посмотреть, как мы живем.

Когда все уселись за стол, Филя перебрался к папе на колени. Луша с Феней последовали его примеру и тоже оказались на коленях Клавдии Михайловны и мамы. Пока еще они питались молоком своей мамы. Поэтому, человеческая еда их не очень-то интересовала. Гораздо интереснее было переползать и перепрыгивать с одних коленей на другие. А потом и вовсе, играть в догонялки, бегая по коленям сидевших вокруг стола.

Дусе не терпелось похвалиться, что дети уже умеют говорить слово «мама». Она дождалась, когда Филя в очередной раз переползал через ее стульчик, поймала его и громко, чтобы все слышали, спросила его:

– Скажи, Филя, ты знаешь, кто я? – Она, да и все, кроме приехавших, ожидали, что сейчас малыш ответит – «мама». Филя и ответил:

– Ты, моя мама. А это, мой папа! – Филя лапкой показал на Кешу. Над столом на несколько секунд повисла тишина. Это было невероятно. Ребенку всего месяц с небольшим от роду, а он уже разговаривает. Дуся быстро сообразила, что нужно делать. Она показала на Дедушку:

– А это кто?

– Это, Деда.

– А это кто?

– Это Баба.

– А это?

– Ливета. – Видно, длинное слово «Лизавета» произнести у него пока не получилось, но и этого было больше, чем достаточно.

– А ты всех знаешь, как зовут? – С удивлением спросила Дуся.

– Конечно, всех. – Кивнул Филя.

– А почему же, ты раньше не говорил?

– А ты не спрашивала. Ты велела говорить только слово «мама».

Он рассеянно смотрел по сторонам. Было видно, что ему уже наскучило отвечать на глупые вопросы. Для него с сестрами давно уже наступило обеденное время. Поэтому он зевнул и тихонько, почти шепотом, сказал: – А мы есть хотим.

Тут все зашумели, завозмущались: как же так, разве можно детей голодом морить? Нужно срочно их покормить и положить спать. Филя уже зевает. Ах, какие они замечательные! Ах, какие они умненькие и благоразумненькие!

Пришлось Дусе отправиться кормить малышей. Минут через пятнадцать она вернулась. Теперь, пока дети спали, за ними не нужно было присматривать. Обычно, они спали часа два. Значит, это время можно было спокойно провести вместе со всеми, за столом. Все наперебой расхваливали Дусю с Кешей и их потрясающих детей. И если Кеша спокойно, почти равнодушно, выслушивал похвалы в свой адрес, то Дуся, просто плавилась от удовольствия. Давно ее так долго и много не хвалили. Ах, как же это приятно!

На следующий день, утром бабушка Ильинична разрешила вывести детей на улицу. Выводить их не стали. Их вынесли на руках. Вынесли, подальше от посторонних глаз, в сад за домом, где накануне, Вовчик скосил траву. Теперь здесь был ровный зеленый газон, на котором хорошо видно резвящихся малышей. Оказавшись на траве, поначалу, они растерялись. Яркое, теплое солнышко, ветерок, отсутствие каких-либо стен произвело на них оглушительное впечатление. Но продолжалась эта растерянность совсем не долго. Первой пришла в себя Луша. Она легла животом на траву и медленно поползла к Дусе сидевшей неподалеку. Следом за Лушей пополз Филя, а за ним Феня.

– А вы, что это ползаете? Вы что, ходить разучились? – Удивилась Дуся. – Побегайте по травке, поиграйте.

Малыши, как будто, только и ждали, когда им это скажут. Началась такая беготня, что Дуся благоразумно отошла поближе к краю лужайки, чтобы, чего доброго, ее не втянули в это безудержное веселье. Пришел Вовчик. Он принес теннисный мячик и бросил его на траву. Все сегодня для детей было в первый раз: прогулка, солнышко, трава, ветер. И мячик тоже. Филя, как самый смелый, осторожно, как-то боком подскочил к мячу и попробовал его лизнуть. Вкус ему не понравился. Зато, понравилось, что мячик, когда он его толкнул, покатился. Он толкнул мячик еще раз. В третий раз ему дотронуться до мяча уже не удалось, потому что им завладели сестры. Сначала, они просто перекатывали мяч друг- другу. Но очень быстро сообразили, что мяч можно еще и подбрасывать. А еще, он прыгает и его трудно поймать. Игра их так увлекла и так затянула, что прекратить ее они смогли только тогда, когда один за другим, без сил попадали на траву. Все-таки, они были еще совсем маленькие и не умели рассчитывать свои силы. Через пять минут все трое уже крепко спали. Оставалось, осторожно, чтобы не разбудить, перенести их в дом.

От прогулки удовольствие получили не только малыши, но и все обитатели дома. Чего

греха таить, все люди любят наблюдать за котятами, щенятами и другой звериной малышней. А уж смотреть, как играют дети неизвестных науке и широким слоям населения михрялок, это двойное удовольствие. Удовольствие удовольствием, но все знают, что звериные детки растут гораздо быстрее, чем человеческие. И к концу лета они будут уже большими и вполне самостоятельными. А что дальше? Все же понимают, что столько михрялок в одном доме, это многовато. Об этом задумывался каждый. Но никто не решался первым произнести это вслух. И вот, когда Дуся с Кешей остались в комнате со спящими малышами, а все остальные собрались в кухне, папа, заметно волнуясь и смущаясь, сказал:

– Знаете, время у нас, конечно, есть. Пока нет Кеши с Дусей, нам надо подумать, что делать с малышами? Они ведь подрастут к концу лета. И оставлять их всех у Дедушки с Бабушкой было бы не правильно. Может быть нам их разобрать по одному?

– Еще вопрос, как на это отреагирует Дуся с Кешей? – сказала Бабушка.

– С ними я поговорю. Только сейчас, по-моему, еще рановато. – ответил Дедушка.

– Одного малыша я с удовольствием возьму. – Сказала Клавдия Михайловна.

– И я возьму. – Подхватила бабушка Ильинична.

– Тут дело тонкое. Надо, чтобы и Дуся с Кешей не против были, и малыши хотели бы пойти к тому, кто их выбрал. Чтобы они вообще хотели к кому-то уйти. Уйти от родителей. – Сказал Дедушка. – Я предлагаю каждому на эту тему подумать, а в середине августа вернуться к этому разговору. А я к тому времени поговорю с Дусей и Кешей.

Все согласно закивали головами. Но вопросы все равно остались. Например, совсем непонятно было, где и с кем будут жить Дуся и Кеша. Конечно, Лизавета надеялась, что они поедут с ней в Москву. Бабушка с Дедушкой не сомневались, что они останутся в Вверх тормашкино. Вовчик с Левчиком и бабушка Ильинична тоже считали, что в Москву им ехать не за чем. Одна Клавдия Михайловна ничего не считала. Она была уверена, что Дуся сама решит где ей и Кеше жить. А тут, как раз они, Дуся с Кешей и пришли. Малышей они уложили спать и теперь были совершенно свободны. Дуся сразу почувствовала, что в ее отсутствие говорили о чем-то важном.

– Вы тут, случайно, не про меня с Кешей говорили? – Она с подозрением уставилась на Лизавету. На подругу она уставилась не просто так. Она знала, что Лизавета не умеет обманывать и хитрить. А значит, выложит сейчас всю правду.

– Мы про тебя с Кешей говорили. – Не стала отнекиваться Лизавета. – Нам интересно, где ты и Кеша будете жить после каникул? Разве вы не поедете в Москву?

Не только людей мучил этот вопрос. Было видно, что и михрялкам он не давал покоя. С одной стороны, Дуся уже почти год провела в деревне и ей здесь очень нравилось. С другой стороны, она очень скучала по своей Лизавете. И никакие телефонные разговоры и разговоры в интернете не заменят живого общения с любимой подругой. Зато, Кеша никогда не был в Москве и не очень-то туда стремился. Он даже не представлял, что можно жить где-то еще, кроме деревни. А еще, он не представлял, как можно жить без Дуси. В общем, хоть на кусочки разорвись. Так Дуся Лизавете и ответила:

– Я с тобой хочу поехать и здесь остаться хочу. Так сильно и туда и сюда хочу, что сейчас прямо, лопну.

– И я лопну. – Подхватил Кеша. – Только я сюда сильнее хочу, чем туда.

– Значит, не должен лопнуть. – Засмеялась бабушка Ильинична. – Сюда-то, ты сильнее хочешь, чем туда.

Словом, так ни до чего и не договорились. Отложили все на «потом». Впереди было еще почти два месяца замечательного летнего отдыха и никому не хотелось раньше времени загружать голову проблемами. Мама, папа и Клавдия Михайловна были в отпуске, поэтому они очень старались получше отдохнуть от работы. Для этого они каждый день ходили на речку купаться и не каждый день – в лес, то за грибами, то за ягодами. А еще они помогали всем, кто под руку подвернется. Папе под руку подвертывался Дедушка и Вовчик с Левчиком с разными мужскими делами, а маме с Клавдией Михайловной подвертывались Бабушка и бабушка Ильинична с женскими. Кстати, теперь Клавдию Михайловну звали просто Клава. Дома Дуся в разговоре с Лизаветой и с мамой и папой давно называла ее Клавой. Но к самой Клавдии Михайловне обращалась по имени отчеству. У нас так принято, называть учителей по имени отчеству. Поэтому все к ней так и обращались – «Клавдия Михайловна.» Даже Дедушка с Бабушкой и бабушка Ильинична. И вот, как-то раз, после ужина Дуся забралась к ней на колени и говорит:

– Знаешь, только не обижайся, но тебя очень долго выговаривать.

– Как это? – Удивилась учительница.

– Очень просто. Вот послушай сама: «Кл-а-а-а-а-в-д-и-я М-и-х-а-а-а-й-л-о-в-н-а». Пока произнесешь, язык устанет.

– Ну, у тебя-то он вряд-ли устанет – Улыбнулась она.

– Нет, правда долго. Давай, мы тебя будем звать просто, по имени. У тебя же имя красивое.

– Я только «за». А то, я себя как-то неуютно чувствую.

– Только Лизавета будет «по имени отчеству». – Уточнила Дуся.

До этого у Лизаветы была своя Клава – кукла. А у Дуси своей Клавы не было. Теперь, была. Правда, она была общая – Клава, но ведь, и Дусина тоже! Ну, а я буду по-прежнему называть ее Клавдией Михайловной или учительницей Клавой, или еще как-нибудь, чтоб ты не путала ее с куклой Клавой. В общем, разберемся.

Учительница Клава прожила в Вверх тормашкино всего неделю, а Бабушка с бабушкой Ильиничной, Вовчик с Левчиком и Кеша успели ее полюбить и считали членом своей семьи. Сначала-то ее Лизавета полюбила. Потом уже Дуся. А Лизавета с Дусей кого попало любить не будут. Потом уже мама с папой полюбили. И теперь она стала всеобщей любимицей. Если разобраться, в этой семье все всех любили. Так жизнь становится полнее, приятней и интересней. А как может быть иначе?

Поскольку Клава была учительницей, Дуся с удовольствием доверила ей обучение малышей. Конечно, они были совсем маленькие, но судя по тому, как быстро они научились говорить, голова у них работала, как надо. И Клава обучала их всему тому, чему учат детей в детском саду. С такими учениками заниматься – одно удовольствие. Смышленые, послушные, любознательные. Что еще надо учителю для счастья? Надо сказать, что с Филей у Клавдии Михайловны сложились какие-то особые отношения. Он ходил за ней повсюду, как хвостик или путешествовал сидя у нее на плече. А если она где-нибудь садилась: посмотреть телевизор, обедать или просто посидеть поболтать с мамой на диване, тут же у нее на коленях, уютно свернувшись клубочком, устраивался Филя.

Дети уже свободно бегали по всему дому и во дворе. Единственное место, куда им было запрещено ходить, был участок перед входом в дом. Хотя дом и стоял в самом конце улицы и посторонних здесь не бывало, но из опасения, что кто-то увидит малышей и будет задавать лишние вопросы, выходить сюда им было нельзя. Единственный, кто мог увидеть малышей, была соседка Варвара Степановна. Но в последнее время она заходила в гости совсем редко. К ней на лето привезли маленькую внучку и теперь у нее совсем не было свободного времени. А в те редкие моменты, когда она все-таки приходила, юные михрялки дружно прятались в Лизаветиной комнате.

Кроме учительницы Клавы, в воспитании Дусиных детей принимали участие все обитатели дома. И конечно же сама Дуся и Кеша. И уж, поскольку школьным образованием малышей занялся дипломированный специалист, на долю родителейдосталось научить своих детей быть настоящими михрялками. Если кто думает, что если твои мама и папа михрялка, значит и ты тоже михрялка, то это не совсем так. Это точно так же, как с человеком. Он (человек), тоже животное. И если его с самого детства не учить быть человеком, то он так животным и останется. По внешнему виду – человек, а по сути своей, по поведению – животное. Так и с михрялками. Настоящая михрялка должна быть умной, ловкой, доброй, находчивой и много-много чего еще. И если родители умные и терпеливые, то и детей они воспитают, как надо. Кеша начал учить малышей охотиться, прятаться, рыть норы и другим лесным премудростям. А Дуся показывала лечебные травки, корешки, что съедобное, а что нет, каких животных и насекомых можно ловить, а каких нужно обходить стороной. Казалось бы, зачем такие знания маленьким михрялкам, если они живут с людьми. Но жизнь полна

неожиданностей. Да, и что это за михрялка, если она не знает обычных михрялочьих секретов.

Так, в трудах и заботах незаметно пролетел второй месяц лета. У мамы и папы закончился отпуск и они засобирались в Москву. Клава оставалась. У нее отпуск заканчивался через пятнадцать дней. Зато, завтра должна была приехать Вера, дочка БабЛюды. На целый месяц. Вечером проводили родителей, а утром Вовчик с Лизаветой съездили на станцию и встретили Веру. Когда она приехала, то первым делом конечно, побежала смотреть Дусино пополнение. Она ожидала увидеть крохотных малышей, а ее встретили приличных размеров михреныши, которые за июль так сильно поросли, что выглядели почти как взрослые. Когда Вера вошла в комнату, они сидели на Лизаветиной кровати. Увидев вошедшую, они хором прокричали:

– С приездом, тетя Вера!

– Здравствуйте, племяннички! – Засмеялась артистка. – Ой, какие вы уже большие! А какие хорошенькие! Просто чудо! А можно, я вас на ручки возьму?

Тут же, Феня и Луша оказались на руках у Веры. А Филя предпочел забраться на плечо к своей Клаве. Дня два или три после этого девочки не отходили от Веры. И кто знает, сколько еще времени они катались бы у нее на плечах, если бы не одно происшествие. Левчик что-то стругал в сарае и занозил руку. Заноза вошла очень глубоко и ее никак не могли вытащить. Бабушка Ильинична принесла чемоданчик с медицинскими инструментами. Ей пришлось провести целую операцию, чтобы извлечь занозу. Открытый чемоданчик стоял на стуле. И когда Луша, сидевшая вместе с Феней на плече у Лизы, увидела столько блестящих и непонятных инструментов, ее сердце было разбито. В своей короткой жизни она еще мало чего видела, но такая завораживающая красота встретилась ей впервые. Она, не сводя взгляда с чемоданчика, сползла с плеча Веры и забралась на плечо бабушки Ильиничны. С этой минуты она покидала ее плечо только для еды, сна и учебы. Так и ходили: Вера с Феней на плече, Клава с Филей, а бабушка Ильинична с Лушей.

Феня уже считала Веру своей и поэтому придумала, что обязана чем-нибудь ее порадовать. А что может принести радости любимому человеку больше, чем свежепойманная, еще живая мышка? Ничего. Кешины уроки не пропали зря и Феня без труда поймала мышонка. Было как раз обеденное время. Все сидели за столом и доедали второе, когда счастливая Феня с добычей в зубах забралась к Вере на плечо, свесилась над ее тарелкой и разжала челюсти. Мышка с писком полетела вниз и упала точно в середину горки из картофельного пюре. Горка была не очень большая, но мышонку хватило, чтобы застрять. Он пытался выбраться, но закопался еще глубже. Все это заняло какие-то доли секунды. Вера в это время хотела подцепить вилкой пюре. Глаза уже увидели мышонка, но мозг еще не успел отреагировать и рука с вилкой продолжила свое движение. Как в замедленной съемке, вилка приближалась к мышонку, а рот Веры уже открылся в крике. Но вместо крика был слышен какой-то хрип. Как будто одного мышонка она уже проглотила и он застрял в горле. Наконец вилка ткнула мышонка в бок. У него, в отличии от Веры, завизжать получилось. И он выбрался наконец из вязкого пюре. Далеко убежать ему не удалось. Кеша был на чеку. Он схватил мышонка и тут же выскочил с ним за дверь. А в это время Вера продолжала беззвучно кричать и тыкать вилкой в то место в тарелке, где только что копошилась мышь. Дедушка поймал ее руку, разжал пальцы, державшие вилку, и вместо вилки вложил в руку стакан с водой. Потом помог ей поднести стакан к губам и заставил выпить воду. А в это время, довольная Феня, как ни в чем ни бывало, сидела у нее на плече. Это ничего, что мышонок убежал. Главное, что ей удалось порадовать свою Веру. А мышку она ей еще поймает.

Вечером Дусе пришлось объяснять своим детям, что люди не умеют есть мышей лягушек и жуков. А уж если они хотят сделать приятное людям, то достаточно набрать в баночку земляники или крыжовника или еще каких- нибудь ягод. И вообще, у людей много странностей. Просто не нужно обращать на это внимание. А в общем, целом они неплохие и с ними можно дружить. А есть даже, очень хорошие. Вот вы же выбрали каждый для себя хорошего человека. И ваша мама выбрала.

Как не оттягивай, а время не остановишь. Неумолимо приближался день отъезда Клавдии

Михайловны. У учителей каникулы заканчиваются раньше, чем у учеников. Пришло время того отложенного разговора. Утром, как всегда, Дедушка встретился с Дусей в кухне. Он не стал ходить вокруг да около, а спросил ее прямо:

– Дусь, ну, что ты решила? Кто куда поедет? Кто не поедет?

– Я уже думала-думала… . Дети уже нашли себе с кем они останутся. Я поеду с Лизаветой. А Кеша должен сам решить. Мне кажется, он никуда ехать не хочет. И потом, Луша остается с бабушкой Ильиничной, а он пусть с вами останется и за ней присмотрит и за вашим здоровьем. А я за Филей и Феней присмотрю.

– Какая же ты умница! Я боялся этого разговора. Так вас разлучать не хотелось. А ты все сама так разумно решила. Осталось с Кешей поговорить.

– Я сама поговорю. – Сказала Дуся. – Я думаю, что Филе сейчас уезжать не обязательно. Пусть еще побудет на свежем воздухе. А мы его потом привезем.

В тот же день, за обедом Дедушка объявил о Дусином решении. Кеша сказал, что в Москву ехать не хочет. А дети с восторгом приняли известие о том, что Филя остается с Клавой, Луша с бабушкой Ильиничной, а Фрося с Верой. Как-то все решилось само-собой. И никто не остался в обиде. Да и что обижаться? Несколько раз в году каникулы, когда можно всем встретиться в Вверх тормашкино. Теперь уже, Лизавета в каникулы болеть не будет – Дуся об этом позаботится. А летом опять соберутся все вместе, одной большой и дружной семьей.

Я не буду рассказывать о том, как все разъезжались. Конец августа всегда немножко грустная пора. Даже если стоит хорошая погода, все равно чувствуется дыхание близкой осени. А уж, если идут дожди, то и подавно, на улицу даже выходить не хочется – зябко, неприветливо. Вот и тогда, зарядили дожди и отъезд Лизавета восприняла даже с каким-то облегчением. Наконец-то, начнется учеба. Оказывается, она соскучилась по школе и одноклассниках. А малыши тоже будут учиться. Вся жизнь, кем бы ты ни был, михрялкой или человеком, это учеба. И каждый решает для себя, чему он хочет научиться, хорошему или…