Исповедь [Лучезар Ратибора] (fb2) читать онлайн

Лучезар Ратибора Исповедь

По работе меня каким-то чудом занесло в командировку в Руан, небольшой город на севере Франции. Этим самым чудом наша фирма умудрилась договориться о сотрудничестве по поставкам резных фигурок в готическом стиле из этого самого Руана. Почему не из Аляски?! Почему не из Антарктиды?! Почему нельзя было сделать нечто подобное у нас в России – ума не приложу. Но мне сказали «Надо», и я вылетел подписывать оригиналы документов.

Наверное, надо отмотать немножко назад. В последнее время как-то всё не заладилось. Помехи, неприятности, пустота поселилась внутри, апатия, хандра не отступали. И вроде бы всё хорошо, всё по-прежнему: привычный образ жизни, привычные развлечения. Но они перестали радовать и перестали нести смысл. Поделился размышлениями с друзьями. Дружеский совет был банален и уже опробован не раз до откровения: алкоголь, чего-нибудь покрепче, девочки. Либо отдых от всего за городом. А можно всё вместе и побольше. Не то. Не сработало. Пробовал. Депрессия скорее усилилась на горьком послевкусии вхождения в трезвый ритм жизни.

В компании друзей одна девочка посоветовала сходить в церковь, исповедаться. «Для начала, – сказала она, – а там посмотрим. Может и иная помощь потребуется», – и многозначительно пристально на меня посмотрела. Это была идея. Всегда считал себя православным христианином. Ну, таким, обычным, вроде верующим. Редкие походы в церковь с родителями по праздникам. Какое-то причастие. Но исповедоваться никогда не приходилось. Почему бы не попробовать? Вдруг поможет? Чувствовал я себя достаточно отвратно и медленно подбирался к отчаянию, что заставляло меня торопиться и хвататься за соломинку.

Всё, собрался, настроился, иду. В соседнем районе вроде был храм, насколько помню. Не заходил ещё туда после переезда в эту часть города. Вот, появился повод посетить, некстати… До церкви оставалось метров сто, как я поскользнулся на ровном месте и, как это бывает в фильмах, в режиме slow-mo плавно взлетел над землёй и жёстко грохнулся со всему маху на неё, родимую. Слава богу, основной удар пришёлся по мягким тканям пятой точки. И зазвонил телефон. Шеф срочно вызывал. «Срочно, сейчас же!» Вызвал, чтобы озвучить мне внезапную поездку в Руан, «обрадовать» меня, как я узнал позже. Ковыляя и прихрамывая, я отправился в противоположную от храма сторону, решив, что, видимо, это знак на сегодня, что для исповеди не самый лучший день.

Пару шмоток в чемодан. Такси. Обмен валюты в банке по пути. Аэропорт. Лечу. Руан. Правая ягодица напоминает о себе постоянно циклирующей болью. Стойко стараюсь идти ровно, как раненый на великой войне солдат. Так как-то было слаще представлять, чем вспоминать реальность неуклюжего падения.

Документы подписали быстро. В общем-то, отправили из фирмы именно меня, потому что в школе я учил французский. В школе… Пятнадцать лет назад. Радовало одно, что договорённости уже все были установлены, оставалось лишь формальное подписание. И моё знание разговорного на уровне пятилетнего мальчика «Здравствуйте, до свидания, спасибо, мне нужно подписать, где у вас туалет, кофе, да, хочу» вполне хватило.

Я вышел из офиса с лёгкой душой. Вздохнул счастливо. Снизу кольнуло, подкидывая ложку дёгтя и снова возвращая меня в депрессивно-унылое состояние последнего времени. Местное время – 3 часа дня. Почти сутки до обратного вылета. «Надо бы чем-то заняться, осмотреть архитектурные достопримечательности…» – подумал я, зевая. И поехал в гостиницу, где после быстрого душа лёг вздремнуть и быстро провалился в глубокий сон.

***

Проснулся я уже после заката, судя по пейзажу за окном. Красное марево постепенно угасало на горизонте. Быстро темнело. Чувствовал я себя гораздо бодрее. Спать не хотелось. Сидеть в номере и глазеть в гаджет или в местный телевизор совсем было неинтересно. И я решил пройтись по городу, хоть и на ночь глядя. Наскоро перекусив в кафе отеля, я вышел на свежий воздух.

Воздух действительно посвежел и принёс прохладу на смену летнему европейскому зною. На улицах было довольно многолюдно. В Руане были и асфальтированные дороги, и современные дома. И одновременно много старинных узких улочек, вымощенных булыжником, петляющих лабиринтом среди старинных домов. Абстрагировавшись от ярких неоновых современных вывесок магазинов, я явственно ощущал себя в средневековье. Чудилось, что прямо сейчас из-за поворота выскочит конница рыцарей в блестящих латах. Издали виднеющиеся башни храмов в готическом стиле усиливали ощущение древней эпохи.

Я бродил бесцельно по улицам, наслаждаясь новыми для меня видами. Но острый пик готического костела натолкнул меня на мысль подойти и рассмотреть поближе. Ночь уже опустилась на улицы города, которые потихоньку пустели, уступая место сонному царству. Когда я добрался до приглянувшегося мне храма, а это оказался храм Сен-Маклу – так подсказал мне навигатор. Площадь перед ним оказалась совсем безлюдной. Ночь. Тишина. Темнота. Горящие вокруг фонари отбрасывали пляшущие тени разных форм на мостовую и на сам храм. Сама же церковь, выполненная в готическом стиле, с резными красивыми фигурами Христа разного возраста, Богоматери и собаковидных горгулий навевала одновременно ощущение величия, восторга и бессознательного страха. Тёмно-серый низ церкви, словно после вчерашнего пожара, только усиливал пробуждение неосознанного ужаса. Холодок пробежал у меня по спине. «Спокойно, – сказал я сам себе, – это просто такой стиль. Ты в современном европейском городе».

Храм выглядел почти заброшенным. И неработающим, что логично – ведь уже ночь на дворе. Налюбовавшись на величественное творение, я собрался было уходить, но тут с щелчком раскрылась резная дверь храма, будто приглашая меня войти. Я ожидал, что сейчас выйдет ночной сторож или задержавшийся на работе пастор. Но дверь, слегка приоткрытая, стояла бесшумно, маня меня, никто из неё так и не вышел. Тут из-за двери полилась музыка. Классика. Токката До Минор Баха. Я не знаток классической музыки в целом и католических песнопений в частности. Но эта композиция мне впечаталась в память. «Отличный саундтрек. Для триллера или фильма ужасов», – некстати подумалось мне.

Что ж, не будем отказываться от приглашения. Заодно посмотрим и на внутреннее убранство католической церкви. Осторожно ступая, я вошёл внутрь. Храм изнутри казался ещё больше, чем снаружи. Длинный ряд скамеек для прихожан. Большой алтарь и амвон с микрофоном для пастора и богослужений. За алтарём возвышался гигантский орган, трубы которого возносились под самый свод. И орган продолжал звучать. Хотя за клавишами его не наблюдалась играющего. «Компьютеризация добралась и до католической церкви», – успокоил я себя. Примерно посередине храма справа от скамеек находился конфессионал с двумя входами, задрапированными бордовой ширмой.

Я слушал льющуюся мелодию, замерев, уйдя в такт, превратившись в со-путника музыкальных волн. Лёгкий шум возле исповедальни отвлёк меня. Я успел заметить лишь край чёрной мантии пастора, вошедшего внутрь конфессионала. И вот тут мне подумалось: «Почему бы и нет? Почему бы не исповедаться здесь? Да, я всегда считал себя православным, но при этом я всегда считал разделение церквей лишь делёжкой денег и паствы. Тем более, и католики и православные верят в одних и тех же персонажей… Тьфу-тьфу! Прости, Господи! Верят в одних и тех же святых и одного Бога, я хотел сказать…»

Слабое знание французского могло помешать мне выложить историю моей греховной жизни. Но я надеялся, что память подкинет мне наименования основных смертных грехов. Ну и, честно говоря, ещё я надеялся, что преподобный отец может знать хоть немного английскую речь.

Я вошёл за ширму с другой стороны исповедальни. Присел на высокую скамеечку. Сквозь плотную решетчатую ткань смутно виднелся силуэт католического священника.

– Pardonne moi père. Car je suis pécheur, – начал я, вспоминая лихорадочно нужные слова.

– Говори, сын мой. Облегчи свою душу, – ответил мне пастор на чистом русском языке.

Изумлению моему не было предела. Эмигрант? Или полиглот?

– Святой отец, откуда вы знаете русский?..

– На уровне ментальных форм нет лингвистических дифференциаций.

– Чего???

– Неважно, сын мой. Ты хочешь исповедаться, облегчить свою душу от тяжести грехов?

– Да, святой отец! – я слегка взбодрился от звука родной речи. – Только я не знаю, с чего начать…

– Ты пришёл сюда с каким-то грузом на сердце. Неслучайно путь завёл тебя в этот храм, в этом городе, в это время. Просто начни выплёскивать, что тебя гнетёт. Твоя душа выведет тебя на правильную тропу исповеди и облегчения.

Минуту я помолчал, собираясь с мыслями, вспоминая и перебирая в памяти свои грехи и грешки, различные мелочи, за которые было стыдно. Или не было, но что твёрдые догматы церкви однозначно не одобрили бы.

– Простите меня, преподобный отец. Ибо я грешен. Я предавался чревоугодию, я мог есть бесконечно. Поглощение сладостей было единственной страстью. Потом меня кидало то в булимию, то в анорексию. Меня очень заботила моя внешность, я казался себе то слишком худым, то слишком жирным. Меня заботило, что обо мне подумают окружающие. Я голодал, чтобы похудеть, использовал какие-то разные чистки. Изучал разные системы голодания и очищения из народной медицины для своих целей. Всё это я перепробовал, ставя во главу своё тело, – выдохнул я.

– Да, сын мой, ты действительно грешен, – сказал пастор с сарказмом в голосе. Или мне показалось? – Зато ты прошёл этот путь. Ты изучил голодание и его медицинское и лечебное применение на своей шкуре, знаешь его плюсы и минусы, знаешь его поистине волшебную силу. Голод – самый сильный естественный стрессор для организма. Оставшись без пищи, на самом глубоком генетическом уровне включаются механизмы, уничтожающие самую сложную патологию. Организм начинает хотеть жить, он начинает хотеть выжить! Пометавшись между полюсами, ты обрёл баланс. Теперь ты регулируешь свой голод и свой аппетит. Можешь держать пост и аскезу, можешь заставить свой организм много съесть при необходимости. Разве это достижение не стоило прошлого опыта, прошлого научения, которое христианство назвало грехом чревоугодия? Ты поднялся над этим грехом, ты контролируешь его, а не он тебя.

– Да, святой отец, велика ваша мудрость…

Я был слегка обескуражен. Ожидал, что пастор наложит на меня покаяние, бессчётное количество молитв и постов, дабы очиститься от поглотившей меня скверны. Ответ был неожиданным.

– Простите меня, святой отец. Ибо я грешен. Я предавался греху похоти. Предавался бескрайне, безгранично, безостановочно. Я грезил и жил совокуплениями. Это было смыслом и каждодневным содержимым жизни. Весь этот блуд хорошо совмещался с приличными дозами алкоголя и наркотиков. Я даже впадал в грех Содома, про грех Онана и говорить не стоит.

– Как священник я скажу тебе прочитать сто раз Аве Мария, сто раз Патер Ностер. И держать сорок дней строго поста на хлебе и воде. Но я скажу немного иначе. Ты тренировал свою Свадхистану. Да, нацеплял, конечно, немало ненужных связей и привязок. Придётся ждать семь лет, вести целомудренный образ жизни, пока они полностью растворятся. Но ты прорабатывал необходимый уровень. Ведёшь ли ты сейчас подобный распутный образ жизни?

– Нет, святой отец, клянусь!

– Вот. Ты впитал страсть, впитал порок, стал его хозяином, могущий выпустить его силу наружу при надобности, но не позволяющий ему взять вверх над твоим вниманием. Сейчас энергетически ты сможешь выдержать даже целибат, не сойдя с ума. И эта вершина не была бы тебе доступна без того безумного на первый взгляд опыта. А касаемо содомитства, то этот образ поведения введён в запрет и на уровень правила лишь последние примерно полторы тысячи лет. До этого всё было гораздо проще и фривольнее. Этот запрет имел смысл. Человечество смогло развить свой Манас, только ограничив свою сексуальную сферу. Однажды настанет время для людей, когда общие запреты не будут иметь значения, поскольку у каждого будет достаточный внутренний контроль и осознанность. Но мы вряд ли доживём. Это у человечества два пола. А на других планетах три, четыре, пять разновидностей полов. И там всё гораздо проще с волеизъявлением в этом отношении. Ты понимаешь меня, сын мой?

– Честно, мне мало понятного в ваших словах. Интересно, но удивительно услышать подобное из уст католического пастора…

Я был сильно обескуражен, удивлён, погружён в недоумение. Даже начал подумывать, а не прервать ли мне мою исповедь. Не ожидал я таких ответов.

– Продолжай, сын мой. Я вижу, что тебя ещё немало гнетёт, – гулкий и твёрдый голос пастора вернул меня из размышлений.

– Я впадал в гнев и гордыню. Окружающих людей я считал ниже себя, глупыми, никчёмными. Особенно, когда насквозь видны были их мелочные мотивы. И мне хотелось их уничтожить, смести с лица земли, как вирус, как неудачное творение. Ныне я, конечно, гораздо спокойнее отношусь к окружающим. Жизнь не раз ставила на место, а то и опускала ниже плинтуса. Научила, что каждому своё место. И что высота статуса, умений и знаний – лишь субъективная категория.

– Хорошо, – в голосе священника проклюнулась радость, – видишь, ты сам сделал вывод, сам обозначил полученный урок. И здесь ты самостоятельно понял главное, что каждому своё место, что у каждого своя задача и уровень, своё место под Солнцем во вселенной. И даже букашки нужны со своей маленькой функцией. И люди тоже. Они тоже движутся, просто каждый со своей скоростью. Однажды и они вырастут.

– Я грешен, – продолжил я своё излияние, – потому что пару раз участвовал в колдовских обрядах. Мне хотелось увеличить благосостояние и подняться по карьерной лестнице. И в ритуалах шло обращение за помощью к индийским богам.

– Помогло?

– Да! Помогло… И это гнетёт меня с тех пор.

– Расслабься. И забудь. Пару раз – мелочь. Бог Яхве не будет сильно гневаться из-за того, что его прихожанин № 1993746568903746566392 пару раз помолился другим богам.

– Аа… – мой голос утонул во мне, потому что логических мыслей у меня не появилось от такой реплики собеседника за тканью.

– Преподобный, был у меня грех уныния, – сменил я тему. Жить не хотелось совсем. Не радовало ничего. Я даже примерял петлю на шею и рассчитывал дозу таблеток для летального исхода. Не было смысла в жизни, и не видно было впереди просвета и надежды, что этот смысл появится…

– Но ты жив и ты здесь, пришёл за помощью. Как же ты справился с тем унынием?

– Не знаю. Как-то само пришло однажды, что нет смысла в этой жизни, что мы должны найти внутри себя искру этого самого смысла. И эта искра индивидуальна, у каждого своя. А кто не может найти в себе огонь желания, тот должен себя заставить жить, придумать смысл и следовать ему, продолжая искать собственную маяк в себе. Потому что Жизнь – это не только Дар, это ещё и обязанность пройти весь путь в теле от начала и до конца.

– Молодец, сын мой. Я бы не сказал лучше, – радость лучилась в голосе преподобного.

– И ныне я пришёл на исповедь впервые в жизни из-за уныния и бессмысленности бытия, которые захватили меня в последнее время. Я ищу причину и ищу выхода, что же сделать, – с отчаянием произнёс я.

– Случайности не случайны. Звёзды сошлись, ты добрёл до одной из ключевых точек твоего Пути. И ощутил бессмысленность твоей жизни. Которая, по большому счёту, действительно не имеет смысла, это больше бездумная игра персонажа, не более важная, чем жизнь во сне подсознания. Но в то же время твоя жизнь до сего момента несла большой смысл как подготовки к грядущему. Не будь этого уныния, отчаяния, ощущения абсурдности и бессмысленности, ты бы не стал искать причину и выход. Считай, это лёгкий толчок тебе в нужном направлении от Высших Сил…

– Святой отец! – прервал я пространную речь пастора. – Вы сейчас наговорили мне много чего, что никак не согласуется с догмами христианства. Я, конечно, подозревал, что между православием и католичеством немало различий, но не до такой же степени?!.

– А кто тебе сказал, что я служитель культа Яхве и что я католический священник? – лукаво спросил меня собеседник. – Нет и нет. Я, Эайо, жрец древнего молчаливого бога безмолвного знания Ръял-Йехху! И меня тоже называют отцом, и это название более подходит нашим жрецам, нежели священникам известных религий. Потому что все жрецы ведут свой род от нашего бога, в нас частица его крови. И часть людей была создана на заре времён с участием молчаливого бога.

Я молчал, холодея и ужасаясь, чувствуя, как ноги становятся ватными, словно погружённые в трясину и не имеющие возможность шевельнуться.

Жрец продолжал:

– И встреча наша неслучайна. Не раз в прошлых воплощениях ты был служителем Ръял-Йехху на разных планетах. И сегодня я раскрываю кусочек знания о тебе самом настоящем, это твой ключ, который раскроет часть твоего архива памяти. С сегодняшнего дня ты начнёшь вспоминать, кто ты такой, у тебя будут всплывать новые качества, новые знания. Новые для тебя, но это древние знания твоего эйдоса…

Голос жреца затихал, отдалялся, перед глазами темнело. Как-то не так пошла исповедь…

Проснулся в холодном поту в гостинице. За окном на горизонте постепенно затухало красное марево от недавно зашедшего солнца…