Всё будет хорошо [Галина Калинкина] (fb2) читать постранично

Галина Калинкина Всё будет хорошо

– Аккуратно, держись за поручни – женский голос говорит ребёнку под звук состава метро… Осторожно, двери закрываются…

– Отличная у тебя игрушка, сынок, правда?

– Давно хотел такой вагончик, со звуком и фарами. Как в настоящем метро! Мам, полежи со мной.

– Не спится? Завтра ты станешь совсем большим. Завтра твой первый школьный день. Засыпай.

– Я и так большой. Даже решил кем стану, когда вырасту.

– Дай, угадаю, сынок. Машинистом поезда метро?

– Да. Откуда ты знаешь, ма?!

– Я давно знаю, еще семь лет назад догадалась.

– Расскажи, почему.

– Меня тогда звали не мамой, а До-Ре-Ми…

До-Ре-Ми едва держалась на ногах после трудного дня, нескольких трудных дней, шатаясь в вагоне метро, словно в корабельной качке. Притихла среди таких же неприкаянных одиночек пассажиропотока, думающих о себе, о мире, о еде, которую надо купить, о цене на жильё, о работе, что съедает все время – время их жизни. Выдыхала, приходила в себя, мысленно прокручивала, как в фильмоскопе кадры из недавно произошедшего: беготня, суета, заклеенные лавочки, закрытые лица, глупые страхи. Но не эвакуация же, не катастрофа, не война. Стремилась быстрее обратно, на обломки «своей крепости» – домой, домой. Признавала, возвращается не со щитом, а на щите, но с новым знанием о Вселенной, о себе, прежде незнакомой, заглянув, кажется, до донышка… И плевать, что знакомые и родные её упрекают: чудачка и фантазерка. И не жаль, что мать снова ядовито припечатает: в семье не без перемётчицы, не живётся спокойно. А сестры тут же подхватят: выдумщица, перекати-поле. Да, родные умеют поддержать. Ну ничего, и это пройдёт, и это можно стерпеть. Главное, скорее туда, где раньше всё казалось неправильным – домой.

Под стук колес До-Ре-Ми растормаживалась, отвлекалась. Но мысли упрямо включали внутренний реверс. В который раз под их мельтешение фотовспышками возникала чехарда картинок: московские особняки, атланты, ленточные ограждения, маски, балаклавы, проблесковые маячки «скорых», скафандры, неон рекламы.

Иной раз, когда сам с собой не в ладах, нужно оказаться где-то далеко от себя привычного, от близких, которым не находишь сил противостоять, которые смирение твое перед ними принимают за слабость, за уязвимость, попытки сопротивления – за непримиримую враждебность, а отъезд и уединение – за бегство или предательство. Нужно оказаться далеко от происходящего в обыденной жизни, чтобы на расстоянии, совладав с противоречиями, вдруг заговорить точными, вескими словами и убедиться, что не изменила главному – истине, что поняла себя. Иногда отступить полезно. Так теперь складывалось у До-Ре-Ми и спасало ее то, что внутри теплилось, что жило, будто мельница: крутят жернова лопасти, не давая сползти к пропасти. А без того случилось бы совсем худое, о чем и думать страшно…

Отступила от общепринятого, понятного, но навязанного и раздражающего. Ослушалась, осталась в одиночестве, и теперь одиночество иссушало, ело поедом, обвиняло. Одиночеством стала она сама.

«Станция Проспект Мира, уважаемые пассажиры, побыстрее осуществляйте посадку и высадку из вагонов». Металлический голос диктора прервал накатывающую волнами муторную сонливость и вернул До-Ре-Ми к реальности. Возле мраморной, словно музейной, лавочки перрона, прямо напротив вагонных дверей оживленно разговаривали двое: парень в наполеоновской треуголке и девушка в кокошнике. О чем они говорили не услыхать сквозь поток снующих туда-сюда пассажиров, только что-то помимо необычных головных уборов заставляло обратить внимание на пару. Что именно казалось странным, До-Ре-Ми не успела сообразить. Поезд, набитый битком, предварительно предприняв несколько попыток, наконец-то сердито захлопнул двери и отправился от платформы. Одни люди отворачивались друг от друга, другие словно подсчитывали: кто перевесит: «масочники» или «отказники».

Снова в изнеможении закрыла глаза: домой, домой, какой трудный день, трудные дни… Твое невесомое, но, вероятно, веское мнение раздражает, задевает за живое, идет в разрез с мнением большинства, чем портит общую картину благополучия. Все только что разом, хором, дружно зажмурились, сделали вид, что всё кругом благополучно, а тут кто-то своей правдой в зажмуренные глаза тычет. Гвоздь под стелькой – твое неудобное мнение. Почему они с сестрами, вылупленные из одной скорлупы, птицы разного полета: перелетные и зимовки? И как объяснить самым близким людям, что ты не враг им, что у вас один дом, один город, одна страна, в которой проросли травою погостов нескольких поколений предков? Просто время наступило разъединяющее. Просто видеть мир можно по-разному.

Состав с грохотом, скрежетом несся темнотой тоннеля. Уже следующие пассажиры под скрипы и всхлипы металла продвигались ближе к выходу. Тесно и душно. Но физическое притеснение перенести гораздо проще морального. И снова стальной голос: «станция Рижская» и плавное торможение. Напротив До-Ре-Ми,