Экология чувств [Александр Семёнович Кашлер] (fb2) читать онлайн

Александр Кашлер Экология чувств

– Станция "Щёлковская", конечная, – ввинтилось в полудремлющий мозг пробуждающим рупором объявление оповещения. Открыл глаза, не понимая где он находится, но тут же пришёл в себя и с отчаянием чего-то непоправимого выскочил из вагона на платформу. Огляделся, не веря своим глазам, постепенно приходя в сознание реальности.

– Так и есть, проспал, – с досадой подумал и посмотрел на часы. Сказывались изнурительные по своим энергозатратам интенсивно-напряжённые рабочие дни последнего времени. Было четверть двенадцатого. Время вечернее. Почти полночь, но ещё не совсем. По крайней мере, до закрытия метро ещё много времени.

– Успею, – успокоенно сложилось в сознании. Встряхнул головой и по привычке поправил волосы. Инстинктивно рука потянулась к карману куртки, проверяя телефон. Не найдя новых сообщений, он успокоился, перешёл на противоположную сторону платформы и остановился в ожидании обратного поезда. Сначала вдалеке показались вырастающие из тунелля огни и вот уже нарастающий шум приближающегося состава сублимировался в сверкающий длинный корпус, замер, открывая двери перед броском на юго-запад Арбатско-Покровкой линии.

… Олег Б. – старший научный сотрудник номерного КБ оборонного предприятия в составе большого коллектива разработчиков трудился над созданием изделия, перспективно позволяющего значительно усовершенствовать систему наведения предполётного цикла, так называемых, гаубичных стволовых установок. Справедливости ради надо сказать, что общее название изделия в целях секретности по документации с малой степенью приближения соответствовало реальному назначению изделия. О действительной функции этой новейшей разработки знал лишь узкий круг посвящённых из ближайшего окружения да ещё некоторые товарищи-смежники с производственных площадок Тулы и Коврова. В прошлом, – выпускник "Бауманки", а ныне – заведующий лабораторией стендовых испытаний и конструкторских доводок КБ "Протон ", доктор технических наук, тридцатичетырёхлетний Олег Б. был одним из них…

– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция "Первомайская", – хорошо поставленный голос диктора обозначил начало обратного пути метропоезда в центр города. Сев на мягкую светлую обивку вагонных диванов из кожзаменителя, Олег покатил в почти пустом вагоне. В это позднее вечернее время метрополитен в преддверии предрегламентного ночного режима функционировал степенно и без свойственной дневным часам горячности и турбулентности. Надо было ещё раз всё обдумать. Спокойно и толково.

Минут через двадцать, Олег, выйдя из вагона на станции "Площадь Революции”, направился в главный вестибюль, всегда поражавший его обилием скульптурных композиций и богатством убранства. Надо сказать, что это была его любимая станция. Коренной москвич, привыкший созерцать эти подземные кладовые богатства и роскоши с тех пор, как помнил себя, Олег, не спешивший сейчас никуда, как-то по-новому оглядывался, зрением впитывая ускользавшие ранее детали из-за обычной спешки. Что должны были чувствовать иногородние – не москвичи, впервые попавшие в это святилище?! Ведь это то, что по общепризнанному мнению является если и не самым, то, по крайней мере, одним из самых значимых и ярких впечатлений от этого великого города. Да, всё-таки не зря были потрачены в своё время такие колоссальные человеческие и денежные ресурсы на создание этого подземного рукотворного храма!

Вообще говоря, Московское метро в его сознании, да чего греха таить – и далеко не только его, представляло собой какой-то гигантский подземный дворец из редких пород мрамора, позолоты и архитектурных построек, мозаичных панно, колоннад, сводов, не говоря уже о строгих роскошествах инженерного обеспечения. Развязки узловых станций, пешеходные переходы и лестницы ведут своей логичностью и строгой функциональностью туда, куда это необходимо, полностью обеспечивая пассажиропоток многомиллионного города. Введенное в строй ещё в довоенное время, метро своей пропускной способностью вполне удовлетворяло и продолжает удовлетворять нужды возросшего с тех пор населения столицы и их гостей. Созданное когда-то руками советских людей воплощённое чудо подземной архитектуры, продолжающееся раширяться и обрастать новыми, правда, значительно более скромными и упрощёнными во всех смыслах по сравнению с первой очередью строительства линиями и станциями, является уникальным и красивейшим сооружением в мире. Ни одна подземная транспортная артерия мира, включая такие крупнейшие города, как Нью-Йорк, Лондон, Париж, Рим не может, хотя бы близко, сравниться с Московским метрополитеном!

Походив по широкому и длинному вестибюлю станции, где по первоначальному замыслу проектировщиков и архитекторов того времени советские люди должны были чувствовать своё величие и осознавать себя в сказочном царстве победившего благосостояния, Олег не спеша вернулся к своей любимой бронзовой скульптурной композиции, одной из нескольких десятков, расположенных по всей длине многометрового вестибюля – пограничнику с собакой. Бывая на этой станции, Олег любил постоять здесь, рассматривая каждый раз этот шедевр скульптора Манизера, моделью для которого послужил легендарный пограничник Карацупа и его верный пёс Индус. Согласно поверию, надо было обязательно потереть нос собаке и дотронуться до револьвера пограничника. Это по убеждению должно было принести везение, удачу и послужить залогом осуществления надежд всех прикасавшихся. От времени, соответствующие места скульптуры стали полированными до блеска. Прикосновение к скульптуре на этот раз отозвалось теплом бронзы и Олег это воспринял как своего рода поддержку. Она ему была необходима…

Метрополитен жил своей жизнью. В этот поздний час, незадолго до закрытия, уже появились тётечки-уборщицы, усердно и со знанием дела управляющие своим нехитрым инвентарём в опустевших пространствах, очищая почти невидимые на всегда сверкающих мраморных полах отпечатки многих тысяч следов улетучившихся пассажиров, готовя метрополитен для предстоящего приёма следующего дня. То там, то тут слышалась их звонкие голоса, отдающиеся весёлым и приглушённым эхом.

Сквозь этот неспешный и несуетливый вестибюльный звукоряд нежданно для постороннего, но ожидаемо для Олега вплелась поспешная и нарастающая дробь по-всему спешащих женских каблучков. Оглянувшись на цокот он посмотрел на часы. Они показывали десять минут первого. Встреча была назначена на двенадцать. Её видение не оставляло никаких шансов для каких бы то ни было упрёков за опоздание..

– Мистер Бахмин! – её воркующий голосок, приправленный иностранным акцентом выражал неподдельную радость. – Glad to see you. .

– И я вас рад видеть, мисс Перкинс, – как можно доброжелательней ей в тон ответил Олег…

… Они познакомились на научном симпозиуме в Лондоне год назад. Молодой учёный из России представлял делегацию специалистов своей страны в рамках координационного совета стран "двадцатки" – G20 в соответствии с международной договорённостью внедрения современных средств нанотехнологий в решение проблем экологии. Круг его научных интересов включал и эту область. Слушание кандидатской диссертации аналогичной тематики, на "закрытой" защите пять лет назад, родственно, но всё же тесно соприкасалась с комплексом оборонного направления его основной деятельности. Ко времени лондонского симпозиума Олег уже успел заработать определённый авторитет и репутацию учёного широкого диапазона знаний в данном научном направлении на отечественном небосклоне и поэтому он был беззаговорочно включён в состав делегации. Само-собой, доклад-сообщение, с которым ему даже поручили выступить от имени делегации, включал, естественно, сугубо тематическую информацию повестки дня и ограничивался вопросами экологической безопасности. Отдавая должное интеллекту мистера Бахмина и заслугам российской науки вцелом, Исполнительный совет международного сообщества экологов и Фонд Уитли удостоил его высокой награды – премии Эдварда Уитли – одной из престижнейших международных наград в сфере сохранения окружающей среды.

Программа международного симпозиума включала в себя и, так называемую, культурную часть. Олег, с удивлением и любопытством из окна туристического автобуса и позже, гуляя по улицам британской столицы, с восхищением созерцал и непроизвольно вживался в ткань этого многовекового имперского мегаполиса. Помпезность зданий, парков и мостов вобрала в себя и удивительно пронесла, и на удивление почти целиком сохранила, несмотря на бомбардировки последней мировой войны особенности красок и оттенков былого величия мировой державы колониальной поры. Это было видно по всему. Всё вызывало восхищение. Всё, да не всё. В том числе и городское метро. Невольное сравнение с московским, исключало по определению сам алгоритм понятия "сравнение". Здесь имело лишь место чисто функциональная составляющая, без каких-то там прикрас и даже намёков на них. Не хотелось даже об этом вспоминать. Не о чем было. По крайней мере, унылые серые крашеные стены длиннющих подземных переходов с уродливыми надписями граффити на них или старые на заклёпках, из-за более чем векового возраста, полуржавые несущие балки инженерных конструкций лестниц и платформ вызывали отвращение и брезгливость. Всё равно, как сравнивать допотопную дрезину с красавцем-локомотивом. И то – с натяжкой. Говоря по-чести, это впечатление намного затушевало тогда по-хорошему значительное впечатление Олега от города на Темзе.

По окончании симпозиума, на светском рауте, организованном хозяевами-устроителями, Олег и познакомился с миловидной девушкой-американкой, представившейся ему, как мисс Перкинс. По её словам, она исполняла обязанности ассистента-распорядителя представительной американской делегации. Яркая, как позже выяснилось, неглупая блондинка, лет тридцати, случайно, как показалось Олегу оказалась рядом с ним. Слово за словом, они разговорились и их беседа, надо отметить, увлекла молодого человека. Американка казалась естественно приветливой и что самое главное – не напрашивалась в собеседники. Всё происходило естественно и пристойно. Чувство доверия и даже нечто большее пришло к ним постепенно. Иногда это происходит, как говорится, не спросясь. На каком-то этапе им даже стало казаться, что их знакомство было предопределено.

Поначалу, Олега одолевали опасения, что она заинтересовалась им по каким-то профессиональным соображениям и с целью шпионажа пытается узнать больше о его работе и её деталях. Подозрительность по отношению к посторонним контактным лицам, потенциально и подспудно сопутствовала каждому засекреченному сотруднику и невольно сопровождала каждого из них, особенно заграницей. Тем более, общение с иностранцами усугубляло ситуацию несоизмеримо больше. На каком-то этапе Олег даже уведомил свой секретный отдел, ведающий вопросами безопасности сотрудников о том, что происходило в его личной жизни. Он был обязан это сделать и это входило в его служебные обязанности. В приснопамятные времена строгих нравов и тотальной подозрительности его поступки могли бы для него закончиться плачевно. Сейчас же, соответствующая служба в лице начальника секретного отдела его выслушала и пообещала поддержку, выяснив по своим каналам всё возможное о предмете воздыханий, взяв подписку сообщать им о развитии событий буквально пошагово. Кроме того, в отношении него были предприняты шаги, о которых ему по понятным причинам не сообщалось. После оперативной разработки выяснилось, что Ада Перкинс, так звали ту девушку, – дочь иммигрантов из бывшего Советского Союза. Родилась в Соединённых Штатах Америки, окончила Радгерский университет в Нью-Джерси, получила вполне приличное образование социолога. Незамужняя. В каких-то связях с разведкой или аналогичными службами не замечена. Так себе, вполне рядовая гражданка. Но глаз не спускали. Всякое может быть…

А тогда… Семинар завершился. Они расстались на следующий день. Он улетел в Москву, она – в Нью-Йорк. С тех пор, нет-нет, но он возвращался мыслями в тот лондонский вечер, вспоминал Аду и на душе становилось теплей. Позже, когда она в составе очередной научной делегации приехала в Москву и позвонила ему, они встретились снова. Время лечит, но… не влюблённых . Дни, проведённые ею в Москве были их днями. И только их. И ещё было многое другое от чего кружится от счастья голова, не взирая на погоду за окном. И даже в Большой театр не пошли. Так и пропали билеты. Не смогли принести в жертву друг-друга в обмен на театральные подмостки…

Всему приходит конец. Подошла к концу и её поездка в Москву. Прощание принесло неизбежное расставание пополам с печалью и слёзами. И пустоту дальнейшего существования: его без неё, а её без него. Что может быть печальней в этом мире?!

Оставшись наедине с самим собой, уже отрезвлённый и свободный от туманящей страсти их общения, Олег вспомнил то главное, о чём обмолвилась в один из их дней Ада. Он тогда не придал этому должного внимания, хотя, её доводы при этом были на первый взгляд убедительны и резонны. А ведь в её голосе даже слышались, помнится, настойчивые нотки. Ах, да. Она просила его, ни больше ни меньше, переехать к ней в Штаты. Он ей тогда ничего не ответил, беспечно отмахнувшись, отгоняя странную мысль. При их расставании в аэропорту Шереметьево – 2, она напомнила о своей просьбе вторично. Уже более настойчиво. Но и тогда Олег отделался молчанием и лишь ограничился прощальным поцелуем.

Одна его поездка в США, к сожалению обошлась без их встречи. Не довелось. Время поездки было ограничено, а на родине были неотложные дела. И дисциплину визового пребывания в стране ещё никто не отменял. К тому же: восточное побережье – западное, – расстояние не близкое, на такси не доберёшься. Одним словом – Силиконовая долина в Калифорнии – мировой центр радиоэлектроники и всяких прочих инноваций. Не дурно пообщаться с тамошними “хай”, сами понимаете – “теками”, что в переводе на русский обозначает " Высокие технологии " (High Tech). Да и известная песня также, в подтверждение к сказанному, правильно расставляет приоритеты: "Первым делом, первым делом – самолёты. Ну, а девушки? А девушки – потом". Так легкомысленно думал Олег готовясь не только проехать "по долине и по взгорьям" ознакомившись с новыми разработками тамошних умельцев, но и проведать своего старого однокашника по МГТУ им. Н.Э. Баумана – Петю Клинкина. Тот, вот уже лет как десять осел в Долине и только лишь изредка подавал какие-то признаки жизни, косвенно свидетельствовавшие о том, что курилка пока ещё жив.

Покончив с делами в несколько дней, Олег к тому же собрал добрую пачку рекламных проспектов для будущих возможных контактов с заокеанскими партнёрами. Оценивая отечественный опыт, невольно сравнивая его с зарубежными достижениями, с удовлетворением позиционируя его, как "ноздря-в-ноздрю", Бахмин позвонил Клинкину. Тот, как будто ждал его звонка, был рад Олегу и пригласил его к себе домой в городок Саннивейл, в одном из мест Силиконовой долины.

Встреча была тёплой, не то слово. Бахмин даже не ожидал такого от всегда скуповатого ранее на эмоции друга. Правда, не виделись они уже довольно долго, а люди могут меняться, решил Олег. Он сам был откровенно рад их встрече. Пожалуй, это был его самый лучший дружбан в прекрасные годы их учёбы. Их связывало многое.

Холостяцкое жилище Пети было более, чем скромное, без излишеств. Собрали на стол: выпивку, закуску и немного из того разнообразия, что сподобил предложить близлежащий супермаркет. После первой рюмки "Шведки" захорошело.

– Ну, что, Петро, какова она – спортивная жизнь? – задал привычный для них когда-то вопрос Олег. Это расхожее обращение было позаимствовано из названия нашумевшего когда-то английского кинофильма "Такова спортивная жизнь". Вопрос был универсален по своей сути и мог быть задан по любому поводу. Ответ чаще всего мог и не иметь никакого отношения к спорту.

– Да так. Ничего выдающегося. Пытаемся строить капитализм с человеческим лицом. По крайней мере, придать ему некий облик и подобие, – ответил Клинкин.

В тот вечер было много говорено и выговорено. Откровение по-прежнему не ушло из их доверительного лексикона, несмотря на долгие годы их необщения. Они по-прежнему оставались Олегом и Петром – друзьями-однополчанами, боевыми спутниками друг-друга. Похоже, что время после окончания университета оба использовали толково: один – в родных пенатах, другой – в пенатах чужих. Об окончании карьеры было ещё говорить рано из-за их молодых ещё лет, но какие-то промежуточные вехи уже были расставлены, что было немаловажно. Ведь, как известно, – молодой месяц на всю ночь светит…

В бутылке ещё оставалось. Наконец, Олег, как бы ненароком попытался определиться с волнующим его вопросом, ответ на который он надеялся получить от пожившего на чужбине Пети. То, в чём он не решался открыться другу прорвалось с помощью выпитой "Шведки". Олег поведал то, чем были заняты его мысли в последнее время и что было ему самому решить непросто. Состояние и смятение его ищущей выхода души осложнялось закономерной парадигмой психологического состояния: так было, так есть и так будет всегда, когда в стройный пасьянс жизненных коллизий вмешивается бубновая дама.

Сочувственно выслушав Олега, Петя развёл руками и мудро стал наставлять друга. Казалось, что в его мироощущении такого рода проблема имела второстепенное значение, хотя в его голосе чувствовалась искреннее участие в судьбе Олега.

– Слушай сюда, Бушмин, – откинувшись на спинку стула, стал поучать друга старый холостяк Петя Клинкин, прихлёбывая прямо из бутылки сладковатую "Пепси". Он это делал всегда, поучать тоесть, когда его о чём-то просили и когда он чувствовал, что наступившие мгновенья торжества его личности способны кардинально улучшить по его разумению окружающий мир. – Никакие бабы не должны создавать нам с тобой сложности. Не имеют они на это никакого сексуального права. Более того – мы сами вправе решать как быть, с кем быть, что пить и вообще, запомни: ни одна юбка, даже из натурального хлопка не должна тебе диктовать – поднимать паруса твоего корвета или не поднимать. Извини за излишнюю грубость. Люблю тебя, дурака. Подкаблучника хренова.

Петя с шумом выдохнул из себя застоявшийся воздух, молча разлил по рюмкам остатки из бутылки и уже более спокойней продолжил:

– Другое дело – твоё желание сменить место твоего пребывания: то ли оставаться там, то ли перебираться сюда, в Штаты. Здесь надо всё взвесить. Это уже намного серьёзней. Опять же, без этой примеси шелестящей юбки.

Ты наверное думаешь, что у меня здесь нет проблем? Ошибаешься, дружoк. Ещё какие! Не всё так гладко и здесь. Каждый тебя норовит схарчить акуле покрупней. И тут не только в одном нашем славянском счастье дело – пребывания на другой планете. Не буду вдаваться в подробности, но поверь моему слову. Все эти стартапы-однодневки, будь они не ладны. Изматывает это всё. Бег по сильно пересечённой местности в противогазе напоминает. Но в общем, по абсолютной величине, справедливости ради, всё же двигаем науку. Как-то удаётся. Принцип здоровой конкуренции преобладает в конечном счёте. И знаешь, Олежка, что я понял за эти распрекрасные десять лет проведённые здесь?

– Что? – тихо спросил ошарашенный Олег.

– Нет счастья под оливами! – без остановки добил Пётр друга. – Куда только не кинешься в поисках рая. Шею сломишь, семь вёрст пройдёшь нахлебавшись киселя в поисках того перекрёстка, где столб с указателями стоит куда дальше идти. Помнишь: “Налево пойдешь – коня потеряешь, направо пойдешь – жизнь потеряешь, прямо пойдешь – жив будешь, да себя позабудешь". Это что же получается – нет выхода? Похоже что так. С одной стороны. А с другой? А может и ходить никуда не надо? Говорит же народная мудрость: "Где родился, там и пригодился". И ещё: "Земля мила, где мать родила". А с этим как быть: "От добра – добра не ищут"? Внемли и помни. Вот так, друг мой ситцевый, Олег – Ясное Солнышко. У каждого своя судьба и мы её выбираем сами. Во что верим, то и проповедуем. В нашем университете этому не обучали. Сами доходим. Вот ты и думай сам. Сам решай. Я тебе тут не советчик. А то что – виноватым буду. Этого мне только не хватает. И, между прочим, если что – возьмёшь меня к себе в лабораторию? Согласен даже на полставки. В ответ Олег лишь задумчиво кивнул. Олегу показалось, он был даже уверен, что то, что ему только что прокричал Пётр, копилось в нём все эти годы, и вот сейчас вырвалось наставлением, скорее похожим на исповедь заблудившегося и наконец прозревшего. Со скидкой, конечно, на всю субъективность и относительность истины в последней инстанции…

… Ада замедлила шаг, медленно подошла к Олегу и прильнула к нему. Он ответно обнял её замерев.

– Соскучилась я, мой милый эколог, – услышал он её тихий голос.

Он тоже это испытывал.

– И я без тебя не могу, – задумчиво ответил Олег.

Назначив ей свидание в метро, он понимал, что наверное, они видятся в последний раз. Ему почему-то захотелось, чтобы их разговор состоялся именно здесь, в метро, где для него, хотя это звучит для кого-то и парадоксально, ощущался уют. Для Олега даже людская толчея служила уютом в отсутствие одиночества. Это будет зависеть от неё. Если её не устраивают их отношения в существующих рамках, он не может изменить ничего и не будет это исправлять. Разговор с другом в далёкой Америке окончательно качнул чашу на весах его прежних сомнений в сторону сохранения статуса-кво.

Ада подняла голову и молча посмотрела на него. В её глазах ясно читался немой вопрос: "Что ты решил?"

– Дорогая Ада, – начал он. Тон его обращения был настолько красноречив, а она настолько хорошо умела различать его интонации, что тут же всё поняла. Глаза её увлажнились. Она опустила глаза и руки её повисли в бессилии.

– Не надо создавать трагедию. Всё останется тем же. Я с тобой, а это главное, – попытался он её утешить.

– После твоих слов я уже не в чём больше не уверена.

– Понимаешь, – сказал Олег, – существуют такие категории в моём сознании, которыми я не могу поступиться. Ни в какой мере. Даже ценой собственного полноценного счастья. Если ты, Ада, действительно меня любишь, ты должна меня понять и простить. Поверь, это отнюдь не эгоизм. Это, если хочешь, – моё нутро, мой человеческий и личностный стержень, мой корень, без осознания, подпитки и поддержки которого мне и жизнь не мила. Я никогда ещё не был столь серьёзен и откровенен, как в этот раз с тобой.

Ада смотрела на Олега с каким-то даже испугом – так он посерьёзнел и лицом и голосом. У неё промелькнула даже мысль, сравнивающая Олега с фанатиком какой-то лжеидеи. Откуда было знать ей, американке, значение того, что он сказал, подразумевая на самом деле ещё намного большее и более святое? Как ей было понять его убеждения? С этим надо было родиться и впитать с молоком матери.

Ничего больше не сказала она. Отступив на шаг, повернулась и пошла ровно, с достоинством отвергнутой женщины.

Будь что будет. Новых им встреч. Пожелаем им счастья…

А он остался стоять, как пригвождённый. Не в силах сделать шаг и только лишь провожал её взглядом до тех пор, пока её силуэт не растаял на поднимающемся вверх эскалаторе. Слишком много сил отняло у него это признание.

К нему подошла "красная шапочка" – дежурная по станции, напоминая, чтобы он поторопился – метро скоро закрывается. Подчиняясь, Олег сел в последний перед закрытием поезд и покатил обратно.

Он был один в вагоне. Ничего не отвлекало его от размышлений. Обострённым чувством Олег Бахмин вдруг ощутил себя частью живого организма под названием метрополитен. Со всей его стремительностью и логистикой. Не метафорически, а реально. Метрополитен сейчас казался Олегу не просто транспортной подземной артерией, а реально огромным живым существом со всеми присущими живым существам органами жизнедеятельности, в соответствии принципам антропоморфизма – науке о моделировании и переносе представлений живого на неживые предметы.

А сколько в метрополитене происходило всяких событий и встреч?! Скольким людям он спас жизни и послужил укрытием во время бомбёжек в лихие военные годы, заботливо прикрывая их своим надёжным крылом?! Сколько свершений надежд нашли здесь своё пристанище?! Сколько судеб состоялось и возродилось здесь?! Ровно столько, сколько надо, чтобы Метрополитен сам стал большой судьбой большого Города!

… Олег дремал, а метропоезд нёс его навстречу наступившему уже дню к его дому, в Крылатское.