Байки деда Фомича [Леся Марс] (fb2) читать онлайн

Леся Марс Байки деда Фомича

Основано на реальных событиях и историях, все имена и фамилии изменены.

Знакомство

Как-то искал я вдохновения, так сказать, отвернулась от меня Муза. Чего я только не делал, чего только не испробовал – не шла мысль. В редакции же, требовали новых статей и сенсаций. А в голове была лишь одна мысль, вот напишу книгу, стану известным писателем, и брошу к чертям собачьим эту газету. Я бывал и в городах, и в селах. Брал интервью, записывал фольклор, как Шурик, из известного фильма, участвовал в различных театральных постановках, в реконструкциях боев, перечислять можно бесконечно. Спросите зачем? Все гениальное – просто. Я не мог придумать, о чем бы я хотел написать книгу. А написать ее хотел уже давно. И мне эта мысль не давала покоя, а честно говоря, мешала сосредоточиться на работе. Но для начала представлюсь. Меня зовут Алексей, мне тридцать пять лет. И я тружусь в редакции местной информационной газеты. Попутно подрабатывая на фрилансе написанием различных статей.

Поэтому, пока я не сошел с ума, решил уйти в отпуск раньше, чем планировал, и все-таки написать в этот период книгу. У супруги отпуск намечался, только через пару недель. Мысль о книге не давала покоя, и не выдержав моих «заскоков», жена отправила меня искать вдохновение в деревню, на дачу. Жили мы с Настёной в небольшом городке. Детей, как всегда, на лето отправляли в деревню. Сначала к ее родителям, а потом они переезжали в соседнюю деревню, к моим. Хоть с супругой мы и спорили часто, а вот в том, что деревенский воздух и природа, вдали от города, благотворно влияют на детей, так сказать, закаляют, мы сошлись. Может быть потому, что и сами были деревенскими, и росли не в шумном и пыльном городе, а в лоне природы.

С Настей, мы познакомились еще в юношестве, жили в соседних деревнях. Встретились на дискотеке, и вот уже десять лет, как супруги. У нас растут спокойный и рассудительный в маму, старший сын Ванечка, в этом году ему исполнилось девять лет, и вечно ищущая на голову приключения, в папу, Алиса, ей должно исполниться восемь, погодки они у нас. Настя, работала бухгалтером-экономистом в нашей газете. Поэтому всю закулисную жизнь журналистики знала, как свои пять пальцев.

– Езжай-ка ты, Лёша, на дачу. Все нервы истрепал со своей книгой. Или на рыбалку. И Сашку прихвати, а мы с Мариной, хоть отдохнем от вас, посекретничаем! – ворчала, супруга, когда я в очередной раз, тяжело вздохнув, удалил текст, который печатал весь день.

– И что я там один буду делать? – я-то и сам понимал, что мы творческие люди «с приветом», иногда подбешиваем и выводим из себя, людей мыслящих рационально, рыбалку я не любил, потому как считал напрасной тратой времени.

– Как что? Лёш, вспомни Л.В. Толстого, который творил на Красной поляне, М.Ю.Лермонтова, который вдохновлялся Кавказом, А.С.Пушкина, он любил золотую осень! Вот и ты побудь наедине с природой, может, что придумаешь! – воодушевляющее сказала она, конечно, мне лестно было сравнение с великими творцами, вот я и проникся ее идеей уехать на какое-то время за город.

Где и встретил, славного рассказчика Деда Фомича. На самом деле его звали Фома Петрович, а все местные называли его Фомич-баламут.

Небольшой домик, в деревне за сорок километров от города, мы приобрели совсем недавно, поэтому соседей я особо не знал. Поэтому дед стал для меня настоящим открытием.

Фомич, не смотря на свой почтенный возраст восемьдесят шесть лет, был на удивление проворным живчиком, любящим пропустить рюмочку и выкурить крепкую папиросу. А познакомились мы с дедом случайно, поздним летним вечером, когда я весь такой «городской», сидел в беседке с ноутбуком, пытаясь создать литературный шедевр, который должен был выбить меня в люди. Но писать, когда тебя бешено, грызут комары и мошки, а старенький ноутбук постоянно грозит вырубиться при первой возможности, потому что подключен к дряхлой пятиметровой переноске, мягко говоря, невозможно. Поаплодировав комарам добрых два часа, я с шумным вздохом закрыл ноутбук, и чуть не заорал нечеловеческим голосом, когда увидел напротив себя старика, лицо которого слегка было освещено уличным фонарем.

– Ну и шо это ты там тюкал? Думал ужо и не увидишь, уходить хотел. Это шо теперча такие машинки печатные делают? – спокойно спроси он.

– Вы кто? – сказать, что я был в шоке, это ничего не сказать.

– Дед Панкратий! – как-то с издевкой сказал он, и хитро сощурился, от чего возле глаз появились морщинки.

– Не понял? – я продолжал тупить, просто не мог понять, как мог дедок, так бесшумно подойти.

– Ох, молодежь, толи глухой ужо, толи дурной. Одним словом непутёвый какой-то! – прошамкал дед, впрочем, я на его слова даже внимания не обратил, уж сильно был впечатлен эффектным появлением незнакомого деда – Фома Петрович я, все меня Фомичом кличут!

– Алексей! – я в знак приличия протянул ему руку для пожатия, дед ответил и закурил.

– Алёшенька, значить? А я твой сосед. Вон там живу, с Матрёшкой своей! – дед показал на соседний дом.

– С кем? – почему-то перед глазами появился образ деревянной, расписной матрёшки. Каюсь, сначала я подумал, что дед из ума выжил, потом представилось, что дед собирает этих самых, матрёшек, и перед глазами появились, почему-то не расписные русские красавицы, а какие-то скалящиеся монстры в платочках, водящие хороводы вокруг деда. Одним словом, мое воображение разыгралось не на шутку.

–С Матрёной, бабку так зовут мою! – дед пожал плечами, – Ведьма старая!

– А, – промычал я, – Поругались что ли?

– Чавой-та? – дед вскинул рыжие брови.

–Ну, вы ее сейчас ведьмой назвали, – я рассматривал деда, маленький, щупленький старичок, с рыжей куцей бородой, такую в народе называют – козлиной бородкой, не тронутые сединой рыжие брови, пушистые, как у майского жука усики, и лохматая рыжая голова, которую слегка разбавляли седые волосинки. Хитрый прищур, темных глаз и нос картошкой. Дед был одет совсем легко в простую белую майку и в спортивные штаны. Образ деда завершал толи костыль, толи палка, в полумраке я не рассмотрел. Как потом я понял, это была трость с замысловатой рукоятью, в виде черепка, эту трость подарил ему правнук, увлекающийся неформальной культурой.

–Дык, это я ее любя так зову! – хмыкнул дед, – Так шо ты там тюкал?

И слово, по слову мы с дедом разговорились. Я рассказал ему о попытках написать книгу, после чего дед только и плевался, называя это не мужским делом. Рассказывал, как он в мои годы и на стройке работал, и в колхозе, и даже водителем был. И чуть ли не в каждом предложении вставлял «Ох, Алёшенька, хилая вы молодежь». Но потом как-то свыкся, начал рассказывать о себе и не только. Так потихоньку и завязалось наше знакомство, дед каждый вечер приходил в гости, ко мне, иногда с бутылем в гости к ноутбуку фильм интересный посмотреть. И рассказывал попутно разные байки, которые я с удовольствием запоминал, а позже ночью записывал. И собралось у меня этих баек столько, что я решил, разделить их на: вечерние заупокойные, праздничные, армейские, пьяные и бытовые байки Фомича. Чем и спешу поделиться с вами.

1. Вечерние заупокойные байки Фомича.

Искусный рассказчик Фомич, поведал мне много чего интересного. Обычно дед начинал свои рассказы «За здравие», а заканчивал «За упокой», редко наоборот. Причем, эту тему он любил поднимать, поздно вечером. После чего сон отбивало, было и жутко, и смешно, но всегда хотелось как можно быстрее, записать его историю, чтобы не забыть на утро. Фомич, за свою жизнь, где только не побывал, и чего только не видел. Что он мне и поведал. Дабы не быть Фомичем, номер два, я решил начать с «Вечерних заупокойных». Так я их назвал, потому что все они были, так или иначе связаны с кладбищами и покойниками, или вращались вокруг этой темы.

«Наливка»

– Слушай, Алёшенька! Вспомнил я, как Фёдора из соседней деревни поминали! Ох, прости, Господи, умора! – Фомич, хохотнул, перекрестился и начал рассказ.

Случилась эта история, не когда-нибудь, а на праздник «Радуница», день поминовения усопших. В деревне, как не возмущались батюшки, было принято на кладбище ходить в Пасху или на Красную горку. Но мужики, ходили и на Пасху, и на Красную горку, и на Радуницу. Вот и в этом году, они собрались на кладбище, поминать своего почившего, еще зимой, товарища. Жара стояла, совсем не весенняя, а скорее летняя, июльская. Градусов под тридцать, не меньше. Собрав с собой провизию: крашеные яйца, оставшиеся еще с Пасхи, соленых огурчиков, колбаски копченой, которую их товарищ при жизни любил. Черного ржаного хлебца и сала, выбрав самую большую бутыль наливки, из личных запасов, мужики, под недобрые взгляды своих жен, ушли.

Повздыхав над могилой товарища, они разложили провизию, на соседнем столике, у могилки, и рюмка за рюмкой начали поминать. Вспоминали истории из жизни, не гнушались и крепким словцом. Но не знали, что за ними следят хитрые и злые глаза из-под венков, которые еще остались на могилке.

– А помнишь, Иван, как вы Фёдором козу гоняли? – сказал один из мужиков, полноватый, с блестящей на солнце лысиной.

– А то! Такое не забудешь, вот до сих пор шрам от ее рогов! – второй мужичок задрал штанину, показывая шрам.

И так за разговорами они опустошили добрую часть бутылки. На солнце их развезло, они уже уселись на траву, так как ноги совсем не держали. Солнце припекало так, что хотелось спать прямо здесь. Но нервный по своей натуре Семёныч, лопатками ощущал на себе чей-то взгляд. То и дело, оглядываясь на могилку Фёдора.

– Мужики, не поймите неправильно! – вдруг тихо сказал один из них, – Мне кажется, Фёдор а нас смотрит!

– Конечно! Ик… и пьет он вместе с нами! – философски изрек мужчина, с красной лысиной, которая уже успела сгореть, под палящим солнцем, – Моя, вон ик… говорит, что все, что мы едим, туда передается!

Он показал пальцем в небо, от чего все его сотоварищи синхронно повернули головы.

– Да не, в прямом смысле, смотрит! Кажись, я его глаза видел! – мужик с ужасом смотрел на венки, которые в ответ в упор смотрели на него.

– Ха, ты, что белочку поймал? – хохотнул один из компании, не веря ни единому слову, пьяного друга, – Давай еще по одной и домой.

– И то верно! – и забыв обо всем на свете, снова начали опустошать небольшие стеклянные рюмочки, до тех пор, пока с могилы не раздалось недовольное:

– Совсем обнаглели! А мне?

Мужики замерли. У кого-то вывалилась рюмка, у кого-то задергался глаз, вместе со щекой, а тот который был уверен, что почивший Фёдор смотрит на них, протрезвел и рванул, куда глаза глядят. Его чутьё ни разу не подводило. Недолго думая, путаясь ногами в траве, остальные тоже рванули вон с кладбища. Забыв про бутылку и провизию. Еще долго дома приходили в себя, думая, под ругань жен. Которые в три голоса вопили, что их мужья богохульники, и нечего было в праздник пьянку затевать.

А все оказалось намного проще. Изрядно набравшаяся, еще с утра Седуксеновна, так местные называли, запоями пьющую женщину, устала до такой степени, что плевав на все предрассудки, решила подремать прямо на кладбище. А так как было жарко, единственным спасением она видела огромные венки. И улеглась на первую попавшуюся могилу, спокойно прикрыв себя венками. Проснулась Седуксеновна, от чьих-то голосов, а открыв глаза, увидела не сидящих в траве мужиков, а бутыль, которую сразу же захотела стащить себе. А потом и мужика, который таращился во все глаза прямо на нее.

– Никак заметил, гад! – зло прищурилась Седуксеновна, – Ладно, подожду. Ишь, ты!

Ждала она долго, слушая их рассказы, помирая от жажды и головной боли, а когда поняла, что содержимое бутылки скоро закончится, не стерпела и заорала:

– Совсем обнаглели! А мне?

И к ее радости, мужиков, как ветром сдуло. А ей досталась заветная бутылка и закуска в придачу. Поговаривают, что мужики не пьют, по сей день.

«Переполох»

Фомич, как всегда пофилософствовав, плавно перешел к «заупокойной» теме.

– Алёшенька, а когда вы к нам переехали? – он всегда называл меня «Алёшенькой», но я не мог понять, толи он так ласково ко мне обращается, как к внуку, толи он издевается так, надо мной – молодым профаном.

– Год назад купили, – ответил я.

– А, тогда ты не слышал, как мою Матрёшку хоронили! – улыбнулся дед, а я нервно сглотнул, так как его супругу Матрёну Исааковну, я видел пару часов назад, когда помогал Фомичу воду в бочку заливать.

– Н-нет, не слышал… – промямлил я.

– Ох, тогда я знатно соседям удивился, несли, кто что, я ужо думал, рассудком двинулся! Это потом мне, Эльвира Петровна рассказала, когда всей улицей гуляли. Да, не смотри ты так! Сейчас расскажу!

И смех, и грех, что было. Начну по порядку. У нас же в селе, с позапрошлого года кассу на почте закрыли. Раньше же как, там и пенсию выдавали и почту, а теперь кассу сделали отделением банка и перенесли в отдельное здание, рядом с сельсоветом. Далековато, но удобно, открыто почти каждый день, были бы деньги. Люда в селе вроде бы и не много, а как пенсия приходит, очереди как в универмагах перед новым годом. Но есть и польза, это главное информбюро, чего только не услышишь и не увидишь. А если не придешь, все кости перемоют.

Элка, ну то есть Эльвира Петровна, как ни в чем не бывало, пришла за пенсией. Остановилась в конце очереди, и, обмахиваясь тетрадкой, в которую обычно писала список продуктов, которые нужно с пенсии купить, начала прислушиваться к разговорам. Молча стоять не интересно, а беседу поддержать самое то, но сначала надо услышать, о чем говорят.

Толпа какая-то понурая, не веселая, шушукаются между собой, головами кивают.

– Здравствуй Александра, никак случило что? Даже ругани нет? – спросила она, у стоящей рядом женщины.

– Случилось, Элка! Беда пришла! – запричитала она.

–Да, говори уже! – от ее причитаний холодок по телу прошел.

– Матрёна, померла вчера! Ой-е-ей! – взвыла Алексадра.

– Шурка, да как? Я ее вчера вечером видела! Ничего здоровая была! – мне, словно ушат ледяной воды на голову вылили, вчера к родне в город собиралась, а нынче хлоп и померла!

– Вот так и померла, никто не знаить как! – женщина, не удержалась и слезу пустила. Я Свету, нашу попросила венок заказать. Она с кем-то передала, должны автобусом привезти!

– Надо сегодня помочь зайти. А то, как там Фомич, сам не справится! – Эльвира после таких новостей присела на скамейку, давление подскочило, и пришлось искать в сумке лекарства.

– Да. Да, обязательно, – Шурка качала головой.

В таком состоянии они простояли около получаса. Возле сельсовета остались на скамейках от силы человек пять. Уже решили, где поминки делать, кто что принесет.

Проехал автобус, вся толпа с тяжело вздыхая, ждала посланника. И спустя пару минут, из-за угла, где была остановка, показался сначала венок, такой большой, что из-за него были видны только ноги. Шурка, увидев эту картину заголосила в голос. Эльвира невольно сжалась в комок, вся эта атрибутика у нее вызывала ужас, да и покойников она боялась.

Эта композиция из ног и венка подошла ближе, и до боли знакомым голосом произнесла:

– Бабы, а хто умер-то у нас? Чего вы голосите? Молодой хто? Ух, тяжелый! Умарилася нести! – из-за венка показалась выкрашенная в рубиновый цвет голова Матрёны.

– Новопреставленная! – Шурка начала креститься, а Эльвира пыталась нащупать в сумке новую порцию таблеток.

Матрёна, утирая пот со лба, тыльной стороной ладони снова выдала:

– А чего это вы на меня так смотрите? Вымазалась иде?

Бабы сидящие в очереди крестились, кто быстрее, кто больше . Глава вышедший покурить, сигарету уронил. Немая сцена.

Спустя некоторое время, все-таки дошло, что это не приведение, а самая настоящая живая Матрёна.

– А оказалось усе на самом деле проще пареной репы, Матрёна в город к детям уехала, а мне наказ дала по хозяйству справляться. Увидали вместо Матрёны меня, подумали, что бабка моя слегла. Да так случилось, что в соседнем селе, умер кто-то, а языки-то у людей длинные, и как это бывает, пошло поехало, и ужо не остановить. Слух, за слухом и расползлось. Моя Матрёшка рассказывала, за столом, в честь ее второго «дня рождения»:

– А я сижу в автобусе, забежала девчушка с венком, попросила передать, сказала, что помер у нас кто-то, принесла, а тут все на меня как на приведение смотрят! А этот баламут и рад, что ему полдня несли водку и самогон!

– Так Алёшенька, гудели мы в тот день почти до самого утра! Уся наша улица собралась, стол накрыли, да только по другому поводу. А на следующий день новый слух пошёл, что у нас с Матрёшкой свадьба была, сказали, что мы на старости лет сдурели.

«Спор»

День был дождливый, только к вечеру небо немного прояснилось. Не успел я выйти во двор, как Фомич уже был тут как тут. А я почему-то был рад появлению деда. В перерывах между сочинительством и графоманством, мне было скучно одному, а шустрому деду, как мне показалось, скучно было всегда. И если он ничего не делал или не рассказывал истории, он начинал унывать. Просидев почти весь день дома, с Матрёной Исааковной, дед скис, потому, как бабка знала наизусть все его истории, и не давала по телевизору включать футбол. Вот и пришел ко мне, с бутылем тоску разгонять. Немного подпив, он опять затронул, как мне показалось свою любимую тему.

– Сидели как-то мои друзья-товарищи, Петро, Иван, Серега и Митька, у Петра дома, за «чашкой чая». Разговаривали о том, о сем, то о политике, то о работе, то о бабах-ведьмах.

– Кстати о ведьмах! Говорят, в наших краях их пруд пруди! – между прочим, заметил Серега, пережевывая соленый огурец.

– Серый, ты рассудком на старости лет не двинулся? – хохотнул Петро.

– Да причем тут рассудок! Я читал, в древности их еще в наши края всех свозили! – поднял вверх вилку Иван.

– Вот, вот. Думаю, по наследству кому-то да передалось! – Серега почесал макушку.

– А то не передалось! Сколько вон рассказывают, что баба то в кошку перекинулась, то в свинью! – Иван разлил горючее по стаканам.

–Да на кладбище говорят, то светится что-то, то девки видятся! – Сергей не унимался.

– Да брехня это все! – не выдержал Петро, который с детства не верил во всю эту чушь, – Напьются, а потом и черти мерещиться будут!

–Нет Петро, ты не прав! Слухи на пустом месте не возникают! – стукнул по столу кулаком Серега.

– Да нет там ничего! – Петро, поправил на плечах бурку, кавказскую, с большими плечами, которая досталась ему от дядьки.

– Вот завтра и проверим! Завтра мы с Иваном в ночную смену дежурим, подходи к кладбищу! Поспорим, кто самый смелый! А то за столом все герои! Поглядим, кто дольше всех на могиле просидит! – они работали сторожами в колхозе, а при упоминании спора у всех загорелись глаза.

– Да без проблем! – потер руки Петро.

На том и разошлись.

Весь день Петро провел в предвкушении, и в ожидании, как он опровергнет все эти сказки о нечисти. День тянулся долго, но в итоге уступил место вечеру.

–Ну и где эти сказочники? – дернул плечами Петро, которого тоже можно было испугаться в темноте, из-за лохматой бурки, которую он почти не снимал, гордился, расстаться мог только летом.

В кустах, за забором что-то зашуршало.

– Тьфу ты! Трусы! Сам пойду, и что тут такого, между прочим, самое тихое место! – сам себя убеждал Петро, пробираясь через траву.

Он нашел практически в середине кладбища заброшенную могилку, и сел на край.

– Вы уж простите! – обратился он к тому, кто там был похоронен.

Так он просидел около пяти минут, ничего не произошло, спор мужики проиграли, герой собрался идти к будке сторожей в колхозе.

– Ну вот! И ничего тут страшного! Тишина и спокойствие! – громко сказал он.

– Ага, хорошо! – раздалось сзади, – Спокойствие…

Петро успел побледнеть, посинеть и позеленеть за секунду, дар речи пропал, как у первобытного, мог только издавать звуки, а ноги и руки отказали сразу. Спустя пару секунд начал себя мысленно успокаивать, мол, показалось. Начал вставать, а подняться не может, за бурку кто-то назад тянет. Он набрался наглости давай тянуть на себя, а не ту-то было, за бурку дернули, Петро аж пошатнулся.

–Затянет к себе в могилу! Спаси Господи! – перекрестился Петро, сбросил с плеч бурку и пустился наутек.

Дома под чутким руководством жены, которая не понимала в чем дело, накапал валерьянки, прочитал не раз молитву и закрылся на замок.

А спустя какое-то время в дверь начали стучать.

–Пришел за мной! Домой! Марьянка, прячься куда можешь! – тихо сказал он своей жене.

–Ты куда залез! Что за тобой ночью приходят! В карты играл? – схватилась супруга за полотенце.

–Это покойник! Нечисть! – прошептал он.

–Пить меньше надо! – жена разозлилась и ухватив скалку потяжелее, пошла открывать дверь.

– Привет Марьяна! – раздались знакомые голоса.

–Проходите, ваш друг совсем плох стал! – ответила жена.

Когда в комнату вошли, гадко посмеиваясь, Серега и Иван с буркой в руках, все стало на свои места.

Оказывается, два этих чудака, пришли раньше, подпитые, пока ждали Петро, в голову пришла больная идея подшутить над другом. Сначала хотели просто, с криком выскочить из-за забора, но потом им показалось, этого будет мало. И пока Петро философствовал, придавили его бурку.

Марьяна хохотала до слез от рассказа друзей, а Петро сначала хотел броситься в драку, а потом и сам рассмеялся.

«Приведение»

– А вот еще вспомнил! Дождь, собака навеял! Это мне кум рассказывал! – Фомич закурил самокрутку с крепким табаком, и, откашлявшись снова начал рассказ.

– Жил у нас в деревне кузнец, Николай звали, человек с золотыми руками, чего только не делал и цветы из железа, и палисадники, да был у него один недостаток – пил он. Пил долго и безбожно. Да тут и горе у него случилось, брат умер. Он с ним, редко виделся, родители разошлись, еще когда они маленькие было, лет по пять-семь. Разъехались по разным городам, и сыновей разделили. Так и дожили, считай до старости, а хоронить брата пришлось Николаю, так как родни у того больше не было. Кузнеца, это совсем подкосило, и он начал допиваться до таких зеленых чертей, которые его сопровождали к белке в гости. И в один прекрасный день, белка все-таки пришла к нему сама.

Декабрь не задался, и вместо солнечных и морозных дней, почти на полмесяца в наших краях засел дождь. В этот день он лил как из ведра, не прекращаясь ни на минуту. Ближе к вечеру начал срываться долгожданный снег, и столбик градусника стремительно пополз вниз. Николай уже сбился со счета, когда открывал очередную бутылку, чтобы залить свою тоску. И приключилась с ним горячка. В одном исподнем белье, ни с того, ни с сего, понесся на кладбище. Хорошо жил не далеко.

На могиле брата завывал, так что местные собаки в будки прятались. Выл, пока не стемнело, потом видать от холода протрезвился и сообразил, что холодно, сам не дойдет. А люди сейчас с электрички идти будут, может, кто и доведет до дома, руки и ноги совсем окоченели. Тело сковало от холода.

Потом начал выть уже от того, что замерз ни рукой, ни кого пошевелить не может.

Через какое-то время электричка пришла, люди, укутавшись в шарфы и воротники, неспешно шли домой. Когда услышали завывания с кладбища, прибавили ходу. Наблюдая за тем, как люди отдаляются, Николай, испугался, что здесь так и замерзнет, что есть силы, рванул с места, не замечая, что вместо крика «Помогите!», у него получается только нечленораздельное мычание.

Что было, когда люди, обернувшись в темноте, увидели нечто белое, летящее со стороны кладбища, да еще и воющее, так что в жилах стыла кровь. Толпа бросилась наутек, приведение не отставало. Так добежали все вместе до дома Николая. Он, высоко подняв нос, зашел в ворота, на прощание, бросив толпе:

– Так и помереть можно! Никакой помощи! – он хлопнул дверью.

Это он куму рассказал, когда тот его лечил. Застудился Николай, с воспалением легких, три недели пролежал в больнице. Пил только по праздникам, да и прожил еще много лет, и внуков помог вырастить, и правнука!

«Фото-репетиция»

Фомич был в хорошем расположении духа, много шутил, сегодня его любимая футбольная команда выиграла. Убежав от своей Матрёшки, он направился ко мне. Сегодня у нас был вечер просмотра фильмов. Его выбор показался мне странным, из всех фильмов, которые я ему предложил он выбрал американский ужастик «Кладбище домашних животных».

– А почему этот? – спросил я.

– Дык, интересно, как там, на западе скотину хоронют! – пожал плечами Фомич, – О, как раз у тему, мне вчера Матрёна рассказала, как соседки на прошлой неделе учудили!

Сидели как-то вечером девчонки преклонного возраста, на скамейке. Беседовали на светские темы, вроде того что вокруг молодежь сплошь наркоманы, да проститутки, лузгали семечки. Никого не трогали.

– Вон, гляди, какая цаца пошла! И шо то за одежда такая, срам не прикрывает? – возмутилась Никитиша, справная женщина, при теле, – В нашу молодость такого не было.

– И не говори. Вот мы на танцы одевались, помню, платье у меня было белое, у черный горошек, косички лентой подвяжу, галоши на ноги и пошла! – поддакивала вторая женщина, постарше, с яркими губами и фиолетовой шевелюрой, Николаевна.

– Вот то ж! Я сейчас чего, напялють штаны, не поймешь, иде девка, иде мужик! Тьфу! – махнула рукой третья женщина, Сергеевна.

Так три девицы бы и продолжали сидеть под окном, да обсуждать молодежь, если бы к ним вскоре не присоединилась еще одна пожилая девчонка, по имени Валентина Ивановна. Женщина явно была в городе, так как шла гордо и при параде, поочередно размахивая то сумкой, то рукой. На голове красовался красиво уложенный пучок, волосы Валентина специально выкрасила в рыжий цвет, перед поездкой в город. Прорисовала тонкие брови, черным карандашом, и подкрасила губы малиновой помадой.

– О, идет! Гляньте-ка на нее! Морду задрала, и не здоровается даже! – проворчала дама с фиолетовыми волосами.

– Ивановна! Не проходи мимо! – крикнула крупная женщина.

– Ой, девочки, а я вас не увидела. Солнце в глаза светит! – спохватилась Валентина Ивановна, толи действительно не видела, толи сделала вид.

– Иде это ты такая нарядная была? – продолжила допрос Сергеевна.

– У город ездила, решила фотокарточку на памятник сделать! – сказала довольная Ивановна, громко поставив сумку на скамейку.

– Кому? – удивилась Никитишна, прекрасно зная, что соседка давно поставила родне каменные памятники.

– Себе! – довольно сказала женщина, – А то, как отойду в мир иной, а у меня и фотографии нормальной нет. А мои остолопы, найдут ту, где я плохо вышла, а мне потом что делать?

– Тьфу, ты! Чего удумала, – недовольно покачала головой Николаевна.

– Совсем сдурела! – вторила ей Никитишна.

– Между прочим, правильно сделала! – внезапно поддержала ее Сергеевна.

– Покажи-ка!

Качеством фотографии подруги были удовлетворены, еще полвечера обсуждали эту тему. Ближе к ночи разошлись по домам, каждая обдумывая, что не мешало бы и ей сделать такую фотографию. Утром Сергеевна, уже ломилась в двери к Николаевне.

– Открывай, клюшка старая! – ворчала она в нетерпении.

– Чего ты кричишь? Иду! – ворчала женщина.

– Я в город еду, тоже решила фотокарточку сделать! – выдала с порога Сергеевна.

– И шо? – женщина с фиолетовой шевелюрой, пытаясь скрыть бигуди платком. Она тоже решила тайком от подруг сделать фотографию, поэтому всю ночь спала на бигудях.

– Поедешь? – Сергеевна буквально не могла стоять на месте.

– Погоди! – и Николаевна кинулась собираться.

Пока пожилые девчонки собирались, к ним присоединилась и Никитишна, которая успела к тому времени побывать у Сергеевны, где ей сказали, что та пошла к Николаевне. И втроем они отправились, покорять своей красотой, фотосалон в ближайшем городе.

Сделав несколько вариантов фотографий, подруги решили посидеть в тени, на скамейке, дожидаясь автобус.

– Ну, карточки на памятник мы сделали. А мне вот интересно, как мы будем выглядеть, лежа у гробу? – выдала хмурая Никитишна.

– Тьфу, еще одна! – выругалась Сергеевна.

– Значит, фотографию делать не тьфу, а тут тьфу? – удивилась Никитишна

– Девочки, а давайте фотографа позовем сюда, спросим, сколько будет стоить, а то ноги не идут уже, – Николаевна, ты помладше будешь, сходи, позови, а?

Женщина отправилась в салон и вскоре вернулась с взволнованным фотографом, который увидел ужасную картину: только, что делавшая у него фотографию женщина, бездыханно лежала на скамейке. Вторая стояла над ней и что-то бормотала.

– Как же так? Вот же жизнь, непредсказуемая штука! – подумал фотограф, – Вот только зачем ее прямо здесь фотографировать. Ну, это не мое дело.

Женщины перешептывались между собой, пока фотограф, сделав максимально серьезное лицо, фотографировал, развалившуюся на теплой скамейке Никитишну.

– Вот, готово! А вы скорую вызывали? – обеспокоенно спросил фотограф, поглядывая на женщин.

– Сколько ж это будет стоить? – прогремела грубым голосом Никитишна, со скамейки.

Онемевший от шока фотограф медленно начал оседать на землю.

Скороую вызвали, впечатлительного паренька долго откачивали, потому что когда он открывал глаза и видел лицо Никитишны, снова терял сознание.

– Как в воду глядел! – сказала она, глядя на бледного паренька.

2. Бытовые байки Фомича.

"Бешбармачная месть"

Как-то приехали к нам родственники из Казахстана, мой брат, с женой и детьми. Чтобы не ударить в грязь лицом, супруга на износ готовила весь день, так сказать показать наши русские блюда, и гостеприимство, правда чего там показывать я не знаю, брат в России всю жизнь прожил, только лет десять назад уехал. Ну, кто их, женщин, поймет?

Приезжают в гости каждый год, и каждый год супруга пытается их чем-то удивить. К столу всегда водку покупали, а на этот раз моя Татьяна Петровна, решила свояка самогонкой удивить. И пошла не абы к кому, а к бабе Шуре, известной самогонщице на всю деревню.

Гости после дороги уставшие, с удовольствием смели все, что было на столе. И самогонка пошла. Крякая перед каждой рюмкой, брат поучал жену: «Вот это я понимаю! Вот это …эх! Пей! Нигде больше такое не попробуешь!» Бутыль разошлась на ура.

На ура провели мы и вечер. Напробовались гости хорошо, просто замечательно. Таня, с племянниками, играли в скорую помощь и лечили Лариску, жену брата. А я как ужаленный бегал за братом, по всей деревне. Он хотел найти бабу Шуру, и заказать в дорогу еще пару бутылок.

Наутро следующего дня, Лариска отошла первая, сказала, что теперь ее очередь удивлять хозяев, и решила устроить день казахской кухни, показать, что научилась готовить.

Вечером мы снова собрались за столом. Без алкоголя, потому что всех, включая детей, воротило от одного слова. Еще бы всю ночь не спать! Лариска приготовила помимо традиционного плова, еще и бешбармак, это такая штуковина из баранины, говядины и еще кучи премудростей, подается с крепким бульоном.

Сначала, честно говоря, боялись, есть, потом увлеклись и наелись от души. Лариска хитрая баба, прищурив глазки, заявила, что после этого блюда, обязательно нужно пить горячий чай. Мы люди простые, и о каких-то подвохах и не подозревали. Какой там горячий чай, после такой еды, от специй ужасно хотелось пить. И недолго думая мы с Таней напились холодной воды.

Весь вечер о спокойствии можно было только мечтать. Теперь лечили нас. От спазмов в желудке хотелось лезть на стены, крышу или еще куда-нибудь повыше, лишь бы это прекратилось. Этой ночью в скорую помощь играли не только дети, но и взрослые. С довольной миной Лариска, бегала за нами и торжественно объявляла, что предупреждала нас. Такая вот, бешбармачная месть получилась.

"Гадалки"

Пошла как-то мода в деревне домового вызывать, на карандашах. Странное времяпровождение, но бабы наши так увлеклись, что вечером на скамейке, перебивая друг друга рассказывали, что, же им удалось узнать у хранителя домашнего очага, который и не подозревал о такой подлянке.

Однажды и мои клуши, жена с невесткой тоже решили устроить спиритический сеанс. Когда никого не было дома, кроме них и пятилетней внучки, они достали карандаши, и, сложив каким-то известным только им способом, начали задавать вопросы. Насколько я понял, ответы они тоже получали и долго восхищались. В то время в стране была неспокойная обстановка, поэтому, закончив с бытовыми вопросами, они перешли к политическим. Долго допрашивали бедного домового, да так что забыли о притихшей внучке. Очнулись только тогда, когда бедный и скучающий ребенок вышел с огромными ножницами в руках, отрезанной челкой, практически под корень и новой прической, отрезанными по плечи кудряшками, которые раньше заплетались в длинные косички до пояса. Потерявшие дар речи дамы, около минуты стояли, разинув рты, пока не поняли, что произошло. Бросив карандаши, наперебой начали причитать, отчитывая сначала ребенка, потом друг друга. Они вроде бы и не конфликтные, а тут сцепились, припоминая ситуации давно минувших дней. Их спор решила соседка своим истеричным смехом, которая подумала, что что-то у нас случилось. И прибежала на крики, но вместо чего-то страшного увидела, ругающихся дам, и довольного ребенка, который приклеивал к своей футболке красивый тканевый цветок, аккуратно вырезанный с подола супруги, аккурат на пятой точке.

"Бриллиантовая нога"

На дворе стояла поздняя осень. Середина ноября бросалась из одной крайности в другую, то мороз, то дождь. Листва совсем опала, оставив деревья голыми, слегка покрытыми коркой льда. Я лежал с подвешенной ногой в больнице, размышлял и придавался унынию. Только я мог на ровной дороге, в трезвом состоянии и здравой памяти, сломать ногу в двух местах. Не только ноябрь, но и вся осень была мерзкой и сырой. Я возвращался после работы домой, и, отходя в сторону, от едущей машины, чтобы не обдала с ног до головы грязью, я решил сойти на обочину. Последнее что помню, это лужа, в которую я упал, поскользнувшись на грязи. Та самая машина и привезла меня в это злачное место, под названием больница. Но хорошо, что мое пребывание здесь подходило к концу. Всеми правдами и не правдами, я выпросил у заведующего отделением, что бы он меня отпустил, под мою ответственность. Оставалось только найти, того, кто сможет меня и мои костыли, отвезти домой. Супруга договорилась с соседом, что тот меня заберет и доставит в лучшем виде.

Настал день «икс», с раннего утра я уже сидел в ожидании. Готов был уже чечетку костылями выстукивать. И только к обеду из коридора донеслось долгожданное: «Илюхин, на выход! За тобой приехали!»

Окрыленный, с помощью медсестричек я вышел во двор больницы, и каково же было мое удивление, когда я вместо обещанного автомобиля, увидел мотоцикл, а рядом с ним довольного собой соседа. Честно говоря, в тот момент у меня было желание бить его костылями, долго и сильно.

– А ты чего… Мне Ирка сказала, что тебя выписывают? – удивленно пробубнил сосед, видя мое недовольно лицо, – Я специально на мотоцикле приехал, думал в пивнушку заскочить, отпраздновать!

– Меня-то выписывают, но ногу в гипсе еще неделю держать! И как мы поедем? Может такси вызову? – почему-то пришло мне в голову, как я раньше до этого не додумался, как говорится, умная мысля, приходит опосля.

– Да, не бойся, доедем. Вот тебе шлем, вот куртка, Ирка передала, держись за меня и все будет пучком! – хохотнул сосед.

Кое-как взгромоздившись на мотоцикл, нацепив шлем и теплую куртку, я был готов в отправке домой. Сосед, походив немного вокруг меня, не придумал ничего лучше, как привязать мою ногу в гипсе к мотоциклу, веревкой. Шумно газанув, как он выразился «повыпендривался перед молоденькими медсестрами», на всех скоростях рванул домой.

Недолго длилось мое внебольничное счастье, не доезжая пару километров до родного дома, уезжая от столкновения с автомобилем, мы резко свернули на замерзшую обочину. Я снова увидел приближающуюся к лицу лужу, но уже замерзшую. Крепко выразился, вспоминая не только матушку нечистого, ненадолго отключился. А очнулся уже в машине скорой помощи, которая снова везла меня в родную палату, я это понял потому как сосед с ссадиной на щеке и огромной шишкой на лбу, сидел рядом с фельдшером, с виноватым видом. Мой дорогой врач долго ржал, по-другому не назовешь, когда утром, на обходе зашел в палату, и снова увидел меня, лежавшего и злого с обеими ногами на вытяжке.

«Пожарницы»

Летняя жаркая ночь, все семейство уже десятый сон видело, а Ленка досиделась допоздна и недавно легла спать. И не проспав и полчаса, проснулась от кошмара. Ей снился какой-то лохматый монстр, который скребся в дверь ее комнаты и рычал, капая слюной на пол. Ленка вскочила в холодном поту, с бешено стучащим сердцем. Кое-как уняв сердцебиение, она набралась смелости и решила сходить, попить воды. Цепляя стены, двери и пороги, она в темноте добралась до кухни, которая почему-то была освещена, как днем. Напившись вдоволь ледяной воды и забыв о ночном кошмаре, решила выглянуть в окошко, да так и застыла. Соседский дом полыхал, потрескивая шифером. Ленка как пожарная машина, включила сирену, да так что полдома перебудила, ухватила ведро и побежала спасать соседку. Ленка с диким воплем бежала по улице, благо колодец был не далеко от дома. На помощь с такими же воплями бежали бабы из соседних дворов, кто с ведром, кто с двумя. Выстроились в цепочку от колодца, начали передавать воду к очагу пожара. Огонь нехотя гас, и из двора валили клубы едкого дыма. Пока кто-то пытался вызвать пожарную, бабский батальон благополучно затушил пожар. А позже, оказалось, горела уборная, а не дом, поэтому спящая бабуля не сразу поняла, почему среди ночи у нее во дворе бегают бабы с ведрами. Внучка сигарету не затушила и спалила уборную.

Когда зашли в дом, проверить все ли в порядке, с соседкой, упали со смеху, все чумазые. Кто в ночнушке, кто в пижаме, лохматые, сажей перемазанные. В коридоре выстроили ряд ведерок. Ленка смеялась громче всех, когда увидела свое ведро, самое маленькое, впопыхах схватила трехлитровое.

«Кукуруза»

– Алёшенька, ты Нюрку соседку не застал? – как всегда начал рассказ Фомич, – Да, не. Она отошла к праотцам, лет пять назад. Склочная баба была, прости, Господи! Не говорят плохо о покойниках! Наверно за счет того, что крови у людей попила, и прожила до девяносто восьми лет! Дык, вот чего я вспомнил то ее. У нас же как, все заняты, без дела сидеть не могут, с утра до ночи в огороде или в саду, а в перерывах за хозяйством приглядывают. Жила Нюрка, в первом браке далеко отсюда. Это лет в семьдесят пять она сюда переехала, поближе к детям. Так, вот, в той деревне, как она рассказывала, хто только не жил, от профессоров до алкоголиков.

Нюрка в селе была и политиком, и синоптиком, и пограничником. Ну и сказочником тоже. Как прибрешет, хоть стой, хоть падай. Со всеми она жила мирно, кроме одного соседа, который межу менял и себе больше земли захватывал. А для нее огород – это святое! Во всех греха Нюрка обвиняла соседа. Так было и в этот раз, после небольшой бури, летом так бывает и в нашей местности, после невыносимой жары. Резко холодает и без грозы и дождя с градом не обходится..

Встала Нюрка пораньше, чтобы в огороде, отставив пятую точку кверху, поработать. Вышла, да чуть сознание на потеряла. Кукуруза была повалена, граница между огородами уничтожена. Назревала война.

С улицы уже слышались завывания и причитания. Разбрасывая проклятия, Нюрка летела на всех порах к соседу.

– Мифка! Мифка! – взвыла она, направляясь, растрепанная, глаза по пять копеек.

– Нюра, что стряслось? – решил подыграть он, прекрасно зная, что она снова начнет пилить его по поводу межи, котору смыл дождь.

– Горюшко-то какое! Ой горюшко мне грешной! Что ж ты ирод усю кукурузу мне повалял! Усю! Вот тебе крест!

– Да зачем же мне твоя кукуруза, Ермолаевна? У меня своей полно! – спокойно отвечал сосед.

– А то ты не знаешь!!! – Нюрка не стала долго выяснять отношения, увидела соседку, которая по мнению её настраивала мужа своего против нее. И Пошла врукопашную. Сосед еле разнял их. И оскорбленная Нюрка ушла домой, а когда спесь прошла, поняла, что челюсти вставной нет. Потеряла в бою. И решила идти просить помощи у другого соседа, дальнего родственника.

– Ой Ваня, сто было-о-о! Ой сто было-о-о! Я ее курку по горбу лупила палкой! Так дрались, так дрались! Сто шелюсть мою уставную потеряли, обышкалася, нигде нету. Там пару жележных жубов было, можеть Шашка твой поищит?

Иван, отойдя от смеха, решил помочь соей тетке, пол дня искали челюсть. А к вечеру пропажа нашлась. Принес тот самый сосед. Каким образом так получилось, что во время драки ее челюсть зацепилась за его штанину, никто не понял. Так он с челюстью проходил весь день, только в к вечеру обнаружил сюрприз от Нюрки. Сколько раз мирили, объясняли. Все равно, он оставался виноватым, пока Нюрка не переехала.

"Яйца в смятку!"

– Рассказывал как-то сын мой, про друзей из города! – Фомич закурил папиросу и начаа рассказ.

Приехали к нам как-то гости. Друг с работы, с женой Лариской и дочкой Катеринкой.

– Петька, я слышал, что у матери твоей, вся деревня и полгорода мясо, да яйца покупает еще. Хвалят! Продай, а?

– Да я тебе и даром отдам! – говорю, – Только сходить надо, узнать, есть или все распродала уже. А она с работы в пятом часу приехать должна.

Пока ждали, посидели за столом, «поговорили», пока жены шторы разглядывали, да моя экскурсию по дому проводила. Кто их баб поймет, одна увидела шторы у другой! Надо такие же! И давай мужу плешь проедать!

«Наговорились» до такой степени, что мои ноги уже категорически отказывались идти к матери, а раз пообещал, то надо. Лариска своего за шиворот и в машину, хорошо, хоть сама за рулем. Моя кричит, подождите, свекровь приехала сейчас все будет.

– Катюша, сходи к бабушке Тане, возьми яиц, а тебе мороженного, мно-ого куплю! – стоило только сказать про мороженое, дочку, как ветром сдуло.

Спустя пару минут, из-за угла появилась мать, что-то ворчащая себе под нос, перед ней вприпрыжку Катюшка. Спустя несколько секунд нытья, дочка отвоевала пакет с яйцами и понеслась к нам.

Не успели сказать осторожней, как под ногу попался предательский камешек, и, размахивая пакетом, как пропеллером, она полетела на дорогу, и со всей силы стукнула пакет о землю, а потом еще и сама на него упала.

Лежа на пакете, с вдребезги разбитыми яйцами. К.тюшкаа выпучила глазенки, думала ругать будем. Лежала долго, видимо придерживаясь принципа «Лежачего не бьют».

Жена побежала ее поднимать. Лариска начала причитать, да милому своему подзатыльники отвешивать:

– Приперся, яиц ему мало! Дите разбилася! Тебе кабану здоровому несла!

Одна бабуля оставалась спокойной, тихо вздохнула, и, заглядывая в пакет, сказала:

– Чего переполоху навели! Ну, ничого, теперча яичницы нажарим!

Так оно и было.

3. Пьяные байки Фомича

Фомич, как любитель пропустить рюмочку для настроения,сейчас не злоупотреблял выпивкой и часто вспоминал, какие приключения может принести «Зеленый змей». Слышал много примеров как нельзя пить, да и что греха таить, сам в молодости этим делом баловался.

«Летающий запорожец»

Есть у меня друг, Василь зовут. Любитель пропустить рюмочку, да закусить соленым огурчиком. Да так что бы ни дома это было, а где-нибудь на природе, гурман он у нас. Для этого и прикупил себе запорожец, чтобы на природу выезжать или порыбачить с друзьями. Красный, намытый и начищенный как медный пятак, запорожец стоял в ожидании своего хозяина, который метался по дому в поисках удочек и рыболовных снастей.

– Чего это Василь машину намыл так? – спросил я его внучку, Леночку, которая возилась в песочнице.

– Деда на рыбалку собрался! – радостно заявила она.

– Вот, как. А что ж это он меня не позвал! – раздосадовался я в душе.

– Так он завтра собирается, а сегодня сказал, рыбкам телевизор поставит! – Леночка хихикнула, – Деда Фома, а что рыбки по телевизору смотреть будут? Мультики?

– Ох, не знаю, Ленуся. Сейчас у деда спросим! – улыбнулся я, и направился в дом к другу.

– О, Фомич! Здравствуй! – он поднял седую голову и протянул руку для приветствия.

– Здорово, Василь! – ответил я на рукопожатие, – А ты куда собрался?

– Да, поеду сети поставлю, а завтра на рыбалку с утреца, с удочкой. А то с одной удочкой сытым не будешь! – поднял палец кверху друг.

– А меня чего не позвал? – возмутился я.

– Дык, завтра и поедем. А сегодня, чего ты валандаться будешь, со своей больной ногой. Я сетей много набрал, рыбы и тебе и мне предостаточно будет! – спокойно ответил Василь, продолжая складывать в большую сумку сети, которые он с любовью называл «телевизором».

– Василь, я с тобой! Моя Матрёшка послезавтра только от детей приедет, скучно мне!

– О, что ж ты сразу не сказал! Давай с ночевкой? Костер разведем, ухи наварим, под рюмочку? – Василь довольно потер руки.

– А, давай, сейчас я только соберу вещи! – и я, предвкушая небольшое приключение, пошел, домой насвистывая песенку.

Собрав все необходимое: удочки, сети, накопав опарышей, бутылочку и харчей, я заскочил в огород, чтобы сорвать немного лучка, да петрушки в уху. Благо, что уже своё выросло. И довольный, как слон, я направился к Василю.

Как, оказалось, собирался он ехать не на пруд, как я подумал изначально, на речку, километров за пятьдесят от нашего села. Видите ли, он слыхал где-то, что там клёв хороший. Ну, что делать, согласился.

Ехали мы долго, мало того, что его запорожец в пути поломался пару раз, но рукастый Василь, каждый раз его чинил без проблем, так он еще решил в город заскочить, чтобы докупить беленькой.

Уже ближе к вечеру, когда начало темнеть, мы вырулили на проселочную дорогу. А вдалеке послышался гром.

– Вот чего еще не хватало! – пробубнил я.

– Да, не переживай, он далеко! – довольно сказал Василь, а я чего-то переживал сильно, как оказалось не напрасно, спустя минут двадцать, припустил такой дождь, что нам пришлось остановиться. Как дырка в небе прорвалась, такой силы был дождь, что в метре от машины ничего не было видно. А вскоре и совсем потемнело. Василь, недолго думая, достал с заднего сидения бутылку, и пару раз отпил прямо из горлышка, занюхав рукавом, передал мне со словами: «Для согреву!»

Где-то просидев в темноте час, уничтожив одну бутыль из запасов, и все соленые огурцы, мы решили продолжить путь.

– Фомич, не переживай ты так! – Василь, как всегда был спокойный и довольный, что мне его по голове захотелось огреть, желательно чем-нибудь тяжелым.

– Да, ну тебя! – тяжко вздохнул я, – Хоть дождь прошел, уху на завтра наверно придется отложить!

– Посмотрим! Немного осталось, и будем на месте! – Василь, почесав затылок, завел мотор, включил фары, и мы поехали.

Запорожец кряхтел, елозя колесами в грязи, которая разлеталась в разные стороны от машины. И вскоре мы выехали на асфальтную дорогу. Чтобы не терять ни минуты, Василь прибавил газу, до упора вжав педаль в пол. Подлянки никто не ожидал, асфальтная дорога резко закончилась, и мы попали в грунтовую глиняную жижу, вперемешку с грязью. Что произошло в тот момент в голове Василя, я не понял, толи примерещилось что, толи дорога поплыла перед глазами. Он дал по тормозам и резко вывернул в сторону руль. От чего бедный запорожец, задрав нос, полетел вверх. И прилично встряхнув нас, заглох и завис в воздухе. Как потом сказал Василь (сам этого не помню), я, выпучив глаза вместо того, чтобы открыть бардачок и достать фонарь, дернул ручку двери и с характерным звуком, падающего мешка с дерьмом, рухнул вниз. А хитрый Василь, поняв, что происходит что-то неладное, добрался до фонаря, и осветил лобовое стекло. Каково было его удивление, когда он понял, что запорожец висит на березе, он не мог передать словами, только матерился, на чем свет стоит. Ловкий, не смотря на свой возраст и больные суставы, он вылез из машины и как-то умудрился спуститься по дереву вниз. Где нашел меня в беспамятстве и привел в чувства.

– Фомич! Надо друга железного спасать, как же я без него? – причитал Василь.

– Может, до села ближайшего дойдем? Там мужиков попросим помочь? – предложил я, потирая ушибленную голову, видимо на нее приземлился, когда из машины вывалился.

– Да пока мы дойдем, его или на металлолом распилят, или он рухнет вместе с деревом! Надо рубить! – с отчаяньем в голосе выдал Василь.

Но, увы, все инструменты и еда и теплые вещи остались в багажнике, запорожца. А все попытки его открыть, успехом не увенчались. Любое резкое движение, раскачивало дерево, оно тяжело скрипело, готовое в любой момент рухнуть. Но нашему счастью, вместе со мной из машины вывалился нож, как я на него не упал? Наверно Бог отвел. Так вот, вместо ароматной ухи, с петрушечкой, мы пилили березу. И не абы как! А ножом, в час по миллиметру, чтобы не дай Бог, любимый запорожец Василя не рухнул. Ближе к рассвету, неприятно хрустнув, дерево завалилось набок, благополучно спустив железного друга Василя. Он и причитал над ним, и гладил по капоту, и рукавом стекла протирал. Я, конечно, умилялся, но с Василём, с тех пор, зарекся ездить.

«Гость»

– Алёшекнька, а ты когда-нибудь был заграницей? – Фомич с серьезным видом скручивал папиросу, только что набитую ароматным табаком.

– Бывал пару раз по работе! – я пожал плечами, не вдаваясь в подробности.

– А к нам когда-то американец приезжал, Ильиничны дочка привозила. Так мы его, это, встретили, что он до сих пор вспоминает русский, как же это слово-то новомодное? А, русский экстрим!

В девяностых дочка Ильиничны закончила институт, и уехала жить в Москву, с супругом. Жили бедно, инженеры в то время не нужны были, поэтому они крутились, как могли, и на рынке торговали, и уборщицей работала. А потом постепенно все наладилось. С зятем открыли фирму свою, и потихоньку начали подниматься. Приехал к ним на переговоры, какой-то важный гость из Америки. И все бы ничего, да узнав, что у них есть родня в деревне, изъявил желание увидеть «Настуоящий русский диврэвня».

– Мэри-я! – на ломанном русском заявил он.

– Да, Джон? – Мария, дочка Ильиничны, была декой хваткой, и не могла упустить важного клиента, схватывала его настроение на лету.

– Я ныкогда не быль в русский диврэвня. Вы можете показать экскурсия? – он поправил очки, – Я все оплачивать!

– Мама, выручайте! – это первое, что сказала дочка по телефону, когда сказала, что какой-то американец решил приехать в гости.

Как не причитала, как не ворчала, Ильинична, дочь стояла на своем, мол, потерпите три дня.

Вся деревня с нетерпением ждала приезда, американского гостя. Местная самодеятельность уже и песни величальные приготовила, и каравай испекли, костюмы русские народные нашли. Все, как нужно. Не хватало, только балалайки и медведя.

Американца решили поселить к Ильиничне, поэтому ее муж бегал по дому с молотком и прибивал, полочки, шкафчики. Все что раньше Ильинична с любовью приклеивала скотчем. Сама же хозяйка дома наварила борща, настирала и накрахмалила простыни, соседка натирала до блеска бутыль с самогонкой и художественно складывала квашеную капусту, другая добротными кусками резала сало, узорами складывая стебельки лука.

– Никитична, ты натюрморт решила написать? Давай уже беги за ведром с тертой морковкой. – Феня, любезная моя, это же обычный человек, вы его, как на убой накормить решили?– проворчал проходящий рядом супруг.

– Ничего, завтра доедим, и вообще, надо сделать все так, чтоб за державу не было обидно.

Муж махнул рукой и поплелся делать навес на дворе, чтобы в случае дождя можно было посидеть, в доме-то вся улица не поместится.

И вот этот знаменательный день настал, к дому подъехало несколько иномарок, из первой выскочила дочка, что-то объясняя большому накаченному мужику с чемоданом в руках.

Вскоре из машины вышел, маленький и щуплый мужчина, с огромными глазами, и искренней улыбкой, как у ребенка.

– О, май гад! Раша! Настоящий русский диврэвня и крестьяне! – вылепил он на одном дыхании, при упоминании крестьян толпа, которая собралась поглазеть на американца, ехидно захихикала.

– Хай, житэли русский диврэвня! – он улыбался и чуть ли не прыгал на месте.

После минутного восхищения, он наконец-то обратил внимание на женщин в сарафанах, с красными щеками, и улыбками похожими на оскал.

– О май гад! Матрешки! – он схватился за голову.

– Он непутёвый? Кого он там гадом называет? – тихо прошептала Ильинична.

Матрешки запели, начали водить вокруг гостя хороводы, потом передали ему каравай.

– Мэри? Это что? – он с ужасом смотрел на огромный хлеб с косичками, в середине которого стояла маленькая чашечка с солью.

– Джон, это каравай, его нужно окунуть в соль и съесть! – пояснила Катя.

– Окей! – недолго думая он оторвал корочку, и что есть силы, зачерпнул соли и съел. Отплевывался, конечно, долго, но боевое крещение прошел.

После шумной встречи, он захотел в душ. А душ летом, какой, на улице, бочка с водой, да деревянный каркас, оббитый железом. Муж Ильиничны пару минут объяснял, как им пользоваться.

Спустя полчаса, Джон пришел, укутавшись в теплое полотенце, и заявил, что горячую воду отключили.

– Да не, – по-простому начал он, – Это теплая вода у тебя закончилась, я тебе из колодца долил.

Настал вечер, вся улица собралась на посиделки, за столом. Мужики наперебой рассказывали истории, то про медведей, то, как голыми руками ловили рыбу, чуть ли не в два метра длиной.

После очередной рюмки «русский водка», а в действительности шестидесяти градусного самогона Ильиничны, кто-то решил напугать гостя и одевшись в старую шубу, с ревом выскочил из темноты. Иностранец не испугался, а что-то бормоча на своем, ринулся в бой.

– Я убить медвед! – с воплем бросился мужика в шубе.

– Убьет Иваныча! – мужики бросились спасать «медведя».

Пока американец дубасил половником Иваныча, мужики орали : «Прикинься мертвым!», бабы спрятали половину самогона..

– Я победить медведа, фото с трофей! – американец достал камеру.

Машка, дочка Ильиничны, сделала пару кадров, хорошо, хоть в темноте не было выпученных глаз Иваныча, которого американец придавил ногой. На этом успокоились. Застолье пошло по новому кругу, выпили за медведя, потом обнаружили, что выпить-то нечего, и кто-то принес на пробу свой самогон. И пошло, поехало. Дегустировали до четырех утра.

Нашим-то мужикам ничего, привыкшие. А этого потом отхаживали полдня.

– О май гад! Май гад! Я умирать!! ( Машка сказала, что это он так Бога зовет). Вы просто не победит народ, после вчера банкет, сегодня вы бодры или, как это называт? – с ледяным полотенцем на голове, он лежал на кровати, периодически, что-то бормотал на своем языке.

К обеду он отошел, покушал манки, ополоснулся ледяной водой. И решил осмотреть дотостопримечательности. Его так поразила деревня, что он гостевал у нас почти неделю.

"Сват"

– Алёшенька, я тут давеча у Федора Никитича был, дочка его, Ленка, замуж вышла в соседнюю деревню, тут километров десять, не больше. Как к нам из города ехать, не на право, а прямо надо ехать. Так вот чего хотел рассказать. У Никитича сват, человек удивительный, во-первых, везучий на приключения, во-вторых, любитель выпить, а в-третьих, его чувству юмора мог бы позавидовать сам Петросян. Так вот, вид у свата немного доходящий, как он сам говорит ни крови, ни кожи. Высокого роста, с блестящей, как зеркало, большой лысиной. Долго сосед не пил, пока повод не появился. Свадьба старшего сына. Невестка, Ленка, добрая, всем всегда поможет, подскажет.

После недельного гуляния, сват естественно отходил долго, и остановиться не мог. Хоть и безобидными концертами, нор родню сильно донимал. Каждый вечер играл на баяне и пел частушки. Свекровь и муж уехали в город по делам, и приказали Ленке пьяного свекора из дома не выпускать.

Сначала он любыми способами и ухищрениями просил невестку его выпустить, дошло и «до звезды с неба». Девушка была непреклонна. Потом грозился биться головой в дверь, но невестка его быстро успокоила. Когда все попытки были исчерпаны, сосед решился на побег. Невестка не будь глупой, пока он пытался, открыть замок, заколотила дверь досками, и, схватив из летней кухни сковородку, с грозным видом, стала поджидать у окна.

На это представление собралось пол улицы. От смеха полегли все, когда смелый и уверенный в себе сосед, не обращая ни малейшего внимания, на окружающих, открыл двухстворчатое окно и пятой точкой вперед начал выползать, а когда случайно обернулся и увидел невестку со сковородкой, с криком «Я понял! Я сам!», пулей влетел обратно, закрыл окно и исчез из поля зрения. Пить сосед не перестал, но Ленку побаивается.

Оглавление

Знакомство

1. Вечерние заупокойные байки Фомича.

2. Бытовые байки Фомича.

3. Пьяные байки Фомича