Быдло-прокуратор [Глеб Сафроненко] (fb2) читать онлайн

Глеб Сафроненко Быдло-прокуратор

Где-то в относительно небольшом городке на территории нашей страны, где-то в одна тысяча девятьсот семьдесят втором году родилась девочка. Родилась – да и Бог бы с ней, правильнее даже сказать – да и черт бы с ней. Мало ли девочек родились в СССР в одна тысяча девятьсот семьдесят втором году? Может быть, эта была какой-то особенной? Вовсе нет – она была вполне обычной, даже, напротив, она была весьма посредственной. Тогда зачем о ней рассказывать? И то верно – век бы о ней не говорить, не слышать и даже вовсе, ее бы не знать. Но с относительно недавних пор, как-то так получилось, что многие посредственности, дабы не сказать хуже, стали привлекать к себе много внимания и занимать неплохое положение в обществе. Как же так получилось? Бог его знает, я бы даже сказал – черт его знает. Получилось да и получилось. И вот эта девочка родилась и росла в Советском Союзе в семье рабочего и школьной учительницы. Необычный союз – рабочий и учительница, но как-то так получилось, черт его знает, как так получилось. С другой стороны, что необычного в необычном союзе в Союзе? Ничего, также как и в необычном союзе в РФ. Жили они просто и не притязательно, ее мама – строгий педагог, образованная и амбициозная женщина, верила в коммунизм и не верила в бога. Ее отец – ленивый, плохо образованный и не стремящийся к образованию человек, работал за станком и верил, что он не алкоголик. Мать учила детей, отец работал за станком, а после работы выпивал с друзьями, девочка росла – была октябренком и пионеркой. Мать девочки была атеисткой, отец был алкоголиком. Мать хотела, чтобы девочка хорошо училась, отец хотел выпить после работы. Девочка хотела иметь хорошие оценки, но не хотела учиться, да особых способностей у нее и не было. Мать ругалась с отцом, отец ругался с матерью. Мать многого требовала от девочки, отец требовал, чтобы жена с дочерью не смели называть его алкоголиком. Девочка унаследовала от отца лень и глупость, а от матери излишнюю амбициозность. Девочка занималась спортом, но ничего в спорте не добилась. К моменту окончания школы родители девочки развелись. Из девочки получилась девушка, не красивая, но и не некрасивая, глупая, ленивая, но амбициозная, ко всему прочему еще и с психологической травмой, так как требования и ожидания ее матери не имели ничего общего с действительностью и требованиями отца. Из-за пьющего отца у нее сложилось несколько неприязненное отношение к мужчинам и извращенное понимание того, что такое семья, однако, выпить она любила, не так как ее отец, но тоже любила.

Где-то, в том же самом городке, тринадцатью годами позже родился мальчик. Родился, да и Бог бы с ним. В жизни мальчика было нечто схожее с жизнью девочки, хотя родился он в достаточно, нет в относительно, интеллигентной семье – его отец и мать были инженерами. Они достаточно, опять же относительно, много времени уделяли своему ребенку, он быстро развивался и делал успехи в учебе и спорте… Но, так получилось, что наступил девяносто первый год и жизнь мальчика стала похожей на жизнь девочки, которая в девяносто первому году уже почувствовала «ветер перемен» и пыталась как можно удачнее, как бы это сказать? «Пристроить свою киску» – скажем так. Не то что бы разместить объявление в газете, в рубрике «питомцы» – «отдам послушную нежную киску в хорошие руки», нет, скорее разместить объявление в информационном пространстве земли в рубрике «из рук в руки». Вот, как-то так жизнь мальчика стала похожей на жизнь девочки. Казус или метаморфоза? Скорее всего, не то не другое. Черт его знает, как так получилось. К чему эта девочка и этот мальчик? Собственно и ни к чему. Но, так получилось, что жизнь свела этого некогда мальчика с той самой некогда девочкой. Встретились они на работе, некогда девочка, внезапно стала руководителем парня. И черт бы с ними. И, действительно, – черт с ними. Черт и был с ними, но парню как-то всегда хотелось быть ближе к богу, был или не был он близок к богу – это сложный вопрос, но, он, хотя бы, стремился к этому. А некогда девочка хотела быть ближе к деньгам и власти. У нее получилось – она все-таки выгодно пристроила несколько раз свою киску в нужные руки. И вот эти двое встретились на работе. Парень достаточно, нет – относительно образованный, грамотный, воспитанный, порядочный и местами, даже, духовный, и женщина – его полный антипод. Она, естественно, в роли начальника, он в роли подчиненного. Где и как они работали – совершенно не важно, но как-то так получилось, что с первых дней они были очень неприятны друг другу и в этом нет ничего удивительного, – на то они и были антиподами.

Однажды, на сомнительном – торжественном мероприятии, между ними завязался разговор – слово за слово и разговор перешел на очень важную, по мнению женщины, тему.

– Ты бы изменил свое отношение к женщинам, – обратилась Владлена к Андрею – так их звали.

– А что не так с моим отношением? – удивился Андрей.

– Ты презираешь всех женщин, как-то пренебрежительно относишься к ним, – объяснила Владлена.

– С чего, вдруг, такие выводы? Напротив – я уважаю женщин, – возразил Андрей.

– Ну да, я вижу, как ты уважаешь женщин, – сказала Григорьева – такая была у нее фамилия.

– Говорю вам еще раз – женщин я уважаю. Просто не всех людей женского пола можно назвать женщинами. Есть женщины, есть курицы, есть глупые курицы и так далее, не буду приводить вам всю градацию. Глупо кого-то уважать или не уважать за половую принадлежность, – коротко объяснил свое отношение Андрей. – А за что я должен уважать глупую, невоспитанную особь женского пола или, например, какую-нибудь …, какую-нибудь распутницу, назовем это так? Объясните мне.

– Женщина она и есть женщина. Женщина всегда желанна для нормального мужчины. А ты не видишь женщин во многих женщинах.

– Как можно увидеть то, чего нет? И, вообще, какие на работе могут быть женщины? На работе есть сотрудники, руководители и подчиненные, коллеги, в конце концов, – выразил Андрей свое несогласие.

– Женщина должна вызывать сексуальный интерес у мужчины, и в связи с этим трепетное отношение. Как же ты не поймешь!? В конце-то концов!

– О, куда вас занесло! Не пойму. Нет, не должна любая женщина у любого мужчины вызывать сексуальный интерес. И как трепетное отношение связано с сексуальным влечением? Уважать и любить человека, далеко не всегда значит сексуально его вожделеть. Ибо сказано в писании: «не прелюбодействуй». Не прелюбодействуй, Владлена Витальевна! Как сказал Христос: «Кто смотрит на женщину с вожделением, тот уже прелюбодействовал с ней в сердце своем…», – ответил Андрей.

– Откуда ты знаешь, что он это говорил? Ты слышал? – выложила козырную карту Григорьева.

– В новом завете так написано, – объяснил Андрей.

– И что? Мало ли, что там написано? Ты сам разговаривал с Христом?

– Приехали, – тяжело вздохнул Андрей и развел руками. – А вы как думаете?

– Тогда и не надо на него ссылаться, – победоносно заключила Владлена Витальевна, Витальевна – такое у нее было отчество.

– И что теперь делать, если библии верить нельзя? Воспринимать ваши слова как истину? Мне что-то аж выпить захотелось, – ответил Андрей и вышел из-за стола.

На этом и закончился их разговор. Трезвый Андрей скоро отправился домой, а дружный, подвыпивший и веселый коллектив, продолжил праздник.       Андрей пришел домой, он скучно провел остатки скучного вечера – почитал какую-то заумную книжку, посмотрел телевизор и лег спать.

Владлена, хорошо отпраздновав, тоже в итоге легла спать.

Андрей заснул почти сразу, но сон начал сниться ему только определенное время спустя – его сон ждал Владлену и дождался…

Андрей оказался на узкой песчаной улице древнего города, слева и справа от него были высокие каменные заборы, из-за заборов виднелись глиносоломенные крыши. Андрей сразу выбрал направление и пошел вперед, хотя вариантов особо и не было – можно было пойти вперед, а можно было пойти назад. Почему он, собственно, решил, что идет вперед непонятно, но он шел и был уверен, что идет в нужном ему направлении. На улице начинало смеркаться, но было еще относительно светло и жарко. «Где я и зачем?» – думал Андрей. – «Куда идти и что делать?». Андрей с удивлением обнаружил, что он облачен в одежду римского легионера – в солдатскую тунику, доспехи и плащ поверх доспехов, судя по всему, он был в невысоком звании. И чтобы это все значило? Ответы не заставили себя долго ждать:

– Я в древнем Иерусалиме во времена Христа, я нахожусь в нижнем городе, – внезапно понял Андрей. – Андрей ли я? Похоже на то, что, все-таки, Андрей. Этой ночью отряд от первосвященников придет в Гефсиманский сад, чтобы арестовать Иисуса. Что мне делать? Надо пойти в Гефсиманский сад. Нет! – перебил он сам себя. – Туда идти еще слишком рано. Время еще есть, мне надо пойти к Пилату и рассказать ему о том, что все это давно свершилось и ему ни в коем случае нельзя снова осуждать Христа на смерть. Напротив, Пилат должен, нет, обязан для спасения своей души предотвратить сам арест Иисуса. Так я и поступлю, я пойду в преторий к Пилату.

– А пустят ли меня к Пилату? – продолжал рассуждать Андрей про себя, а возможно и вслух. – Скорее всего, я в невысоком звании. А была, не была. Что я теряю? Меня и быть здесь, вовсе, не должно. Хотя, наверное, должен быть, раз уж я здесь нахожусь. Да, все так и должно быть.

Андрей шел в преторий к прокуратору, будто бы точно знал, куда именно ему надо идти. Пейзаж постепенно преображался: узкие пыльные улочки сменились более широкими с мощенными камнями тротуарами, заборы сменились каменными стенами зданий, Андрей проходил под арками и навесными сводами, он чувствовал, что не только идет вперед, но и постоянно (постепенно) поднимается вверх. И, действительно, некоторое время спустя, он оказался в верхнем городе, он уже видел крепость Антония. Как показалось ему самому, времени прошло очень мало. Скоро он подошел к кованным металлическим воротам в высоком каменном заборе, естественно, ни звонка, ни другого средства вызвать кого-либо не было, но во дворе претория горели огни, значит, кто-то там был. Разумеется, кто-то был – это были воины Пилата, приближался праздник пасхи, а значит, римские воины находились в Иерусалиме, с целью усиления охраны порядка и предотвращения возможных мятежей. Андрей назойливо и суетливо перемещался вдоль калитки. Прошло около двух минут – никто не реагировал на его появление.

– Я ведь легионер, – вспомнил Андрей, – значит, имею полное право находиться во дворе претория прокуратора.

Андрей толкнул одну из створок ворот – ворота не были заперты. Он вошел во двор, несколько легионеров поприветствовали его жестами – он ответил аналогично.

– Где мне найти прокуратора? – спросил он у одного из солдат. Солдат указал рукой на одну из дверей главного замка, находившегося на достаточно солидном расстоянии от входа в крепость.

Андрей дошел до указанной ему двери, толкнул ее, дверь была заперта, он несколько раз с силой стукнул по двери, она отворилась, из двери вышел легионер из личной охраны прокуратора, судя по роскошной форме, званием выше Андрея.

– Чего угодно простому солдату в покоях самого прокуратора? – спросил стражник.

– Мне надо увидеть его, – уверенно ответил Андрей.

– Тебе надо увидеть прокуратора?! Пойди прочь! Что еще за глупости?!

– У меня к нему очень срочное дело, это важно для него, прошу, пропусти. Речь идет о его жизни. Пропусти! – настойчиво сказал Андрей.

– Да ты что пьян? Проваливай отсюда! Иначе я немедленно разберусь с тобой, как с бунтарем, угрожающим жизни прокуратора, – сердито сказал легионер.

– Уйди с моей дороги! – сурово и уверенно сказал Андрей и изо всех сил толкнул стражника, тот упал на пол вовнутрь парадной (если можно ее так назвать). – Прости, нет на тебя времени, нет времени объяснять.

Андрей переступил через упавшего стражника и собирался пойти дальше. Стражник быстро поднялся и вынул из ножен меч.

– Повернись ко мне лицом, не смей убегать! Сразись как мужчина! И умри как мужчина, – сказал стражник.

– Если ты настаиваешь, – Андрей вынул свой меч и обернулся лицом к противнику.

– Довольно! – раздался не очень приятный, но до боли знакомый женский голос. – Уберите мечи!

– Слушаюсь, прокуратор, – ответил стражник, вложил в ножны меч и, встав по стойке смирно, поклонился.

Андрей обернулся на голос и увидел женщину, облаченную в римские одежды. Он не сразу понял – это была Владлена Григорьева в облачении прокуратора.

– Господи! Какой ужас! Прокуратор?! Ты прокуратор?! – воскликнул Андрей и нервно рассмеялся.

– Чего тебе угодно, солдат? Говори и уходи, и перестань смеяться, если не хочешь в тюрьму. Меня ждут дела, в отличие от тебя у меня еще много работы, – сказала Владлена.

– Да уж, я и не сомневаюсь. Ты прокуратор? Какой бред! – продолжал смеяться Андрей. – Неужели у императора такая беда с кадрами? Или, дай угадаю, ты переспала с кем-то из его окружения? Пусть даже это был дряхлый слепой старик. Но все равно не вариант! Как ты стала прокуратором?

– Еще одно слово и ты предстанешь перед судом. Я стала прокуратором потому, что не было более достойной кандидатуры. Тяжело, знаешь ли у нас с квалифицированными кадрами.

– Верю, что тяжело, но не настолько же! – сказал Андрей, Владлена злобно посмотрела на него и уже собиралась призвать других воинов из личной охраны. – Виноват, прошу прощения, Владлена Витальевна! Я к вам с очень важным вопросом, вернее к прокуратору и я совсем не ожидал, что вы и есть прокуратор. Это вопрос жизни и смерти и вопрос спасения вашей души.

– Моей души, с чего вдруг тебя стала заботить моя душа? – спросила Владлена и как-то тепло и по-дружески посмотрела на Андрея.

– Сам не пойму, видимо все дело в нашем разговоре – вечером в кафе, и в том, что в глубине души мне жаль каждого заблудшего человека, в том числе и вас.

– Я не нуждаюсь в жалости, тем более в жалости с твоей стороны, – гордо ответила Владлена.

– В этом вся и беда … – начал было Андрей, но тут по широкой каменной лестнице спустился какой-то странный утонченный парень раздетый по пояс и с бокалом вина в руке. Жесты парня были подозрительно плавными и размеренными, физическая форма оставляла желать лучшего – он был изнежен и утончен, а на голове его был бронзовый шлем с плюмажем в виде перьевого гребня, свидетельствующий о высоком воинском звании его обладателя. Этот шлем явно не принадлежал этому парню.

– Ну, ты ск-о-о-ро? Я уже соскучился и з-а-а-а-мерз без тебя, – протянул он неестественно тонким и капризным голоском, непроизвольно вызвав движение перьев плюмажа.

Андрей несколько раз хмыкнул, пытаясь удержаться от смеха, но не смог этого сделать и рассмеялся, уж больно похож этот парень был на петуха.

– Тебя что-то веселит? – с презрением спросила Андрея Григорьева.

– Снова виноват, я что-то неважно сегодня себя чувствую.

– Это мой парень, – объяснила Григорьева, – и, по совместительству, мой заместитель.

– Парень, все понятно, – согласился Андрей, с трудом сдерживая смех, – парень, так парень. Мы можем поговорить с тобой наедине, Владлена Витальевна?

– Прокуратор, – ответила Владлена.

– Что? – уточнил Андрей.

– Называя меня – прокуратором, – объяснила Владлена.

– Ну, если вам так угодно, прокуратор.

Тем временем «парень» поравнялся с Владленой.

– Григорий иди в спальню, – ласково обратилась она к своему парню и игриво хлопнула его по ягодице, – я ненадолго, я только выслушаю неотесанного солдата и приду к тебе.

– Фи, – махнул Григорий в сторону Андрея и начал подниматься по лестнице, обратно в спальню.

– Чего тебе надо? – спросила Владлена. – Меньше всего я хотела увидеть здесь тебя.

– Взаимно. Но я только что понял, что все это неправда – это всего лишь сон. Но очень важный сон и, мне кажется, особенно важный для тебя.

– Вовсе нет, это все происходит на самом деле. Все именно так и должно быть.

– В твоем понимании? – уточнил Андрей.

– А в чьем же еще? – с негодованием ответила Владлена и с презрением отвела взгляд от недостойного, по ее мнению, собеседника.

– Вот именно, ты выпила лишнего, пришла домой и легла спать вот тебе и снится что-то необычное. А я здесь из-за нашего разговора накануне. Я, правда, хочу помочь тебе. Ты все еще пьяна – понятно. Как это мерзко, как это ужасно.

– Не причитай, говори быстрее и вали отсюда!

– Завтра, на рассвете к тебе приведут на суд человека, – сообщил Григорьевой Андрей.

– И что? Думаешь, удивил меня? Мало я, что ли, судила людей? – кинув презрительный взгляд на Андрея, ответила она.

– Судила? Думаю, что никого. Осуждала или рассуждала, может быть, но чтобы судить. Кому нужны твои рассуждения и осуждения? – с горькой ухмылкой ответил Андрей.

– Ты пришел, чтобы подкалывать меня? Не выйдет, одно мое слово и ты будешь арестован, а после и казнен, если я того захочу, – высокомерно глядя поверх Андрея, ответила Григорьева. – Ты может, не понял, по своей глупости, но я – прокуратор.

– Неужели, прокуратор?! Ваш лексикон, Владлена Витальевна, однако быстро увеличивается, – тихо сказал Андрей, пытаясь смотреть ей в глаза, но ее взор был все выше и выше.

– Что ты сказал?! – раздраженно спросила Григорьева.

– Не важно. Важно другое, к тебе приведут самого Иисуса Христа, с той целью, чтобы ты осудила его на смерть. Не делай этого – не осуждай. А лучше прикажи солдатам и вовсе не арестовывать Христа.

– Иисуса, так Иисуса, Христа, так Христа. Какая мне разница? Если он не виноват, то никто его не приговорит к смерти. Как-нибудь разберусь, без твоих советов, на то я и прокуратор, – ответила Григорьева, восторгаясь собственной важностью.

– Ты не можешь быть прокуратором! – прикрикнул Андрей.

– Это еще почему?

– По многим причинам. Во-первых, в реальной жизни ты живешь в двадцать первом веке, во-вторых, ты живешь в России, в-третьих, ты – женщина.

– Неужели ты заметил, что я женщина? – спросила Григорьева, и в ее взгляде появилось что-то порочное и вожделенное. – И почему я не могу быть прокуратором?

– На каком языке мы сейчас разговариваем? – спросил Андрей.

– На русском, – ответила Григорьева. – И что?

– И как тебя понимают римские легионеры?

– Какая разница, как-то понимают.

– Согласен – не важно. Важно, что завтра к тебе приведут на суд Христа. Не хочешь предотвратить его ареста – тогда не предотвращай, но не осуждай его на распятие. Ты не вправе судить его! Он тебя может судить, ты его нет. Неужели ты этого не понимаешь?! – снова прикрикнул Андрей, заставив Григорьеву посмотреть на себя.

Григорьева выпучила глаза, и покраснела от гнева.

– Пошел вон! – прокричала она, указывая на дверь.

– Виноват, позволь я сначала договорю, – смягчив голос, сказал Андрей.

– Хорошо, – снизошла Григорьева и снова устремила свой взгляд куда-то выше Андрея, – говори и уходи. Только быстрее, у меня много дел. Мне некогда выслушивать твои сомнительные доводы.

– Только выслушай меня внимательно – это для твоей же пользы. Я не знаю, что именно здесь происходит. Скорее всего, это просто странный сон, в котором почему-то мы оба. И меня это немного удивляет и пугает. Но суть не в этом. Сон или не сон, ты здесь в роли прокуратора. И это плохо, – сказал Андрей и сделал шаг в сторону Григорьевой, намереваясь подойти к ней ближе.

– Стой, где стоишь – знай свое место! – скомандовала Григорьева, Андрей остановился. – Я все поняла – ты мне завидуешь.

– Да, я тебе завидую. Мне проще с тобой согласиться, чем спорить. Так вот, по какому-то странному стечению обстоятельств ты прокуратор и утром к тебе приведут Иисуса Христа. Не смей даже пытаться его судить, очень тебя прошу. Если ты осудишь его и отречешься от него здесь – то я боюсь, что он отречется от тебя везде и навсегда. Просто выслушай его, если, конечно, он будет с тобой разговаривать и дай ему спокойно и свободно уйти. Это лучшее что ты можешь сделать, – заключил Андрей.

– Ты понимаешь, глупец, что я служу цезарю? А этот человек настраивает народ против Рима и соответственно против Юлия Цезаря.

– Ага, и против Клеопатры тоже. Не лопни от важности, – сказал Андрей и иронично улыбнулся, но, увидев непонимание и почти полное безмыслие на лице Григорьевой, понял, что шутка не удалась. – Сейчас в Риме правит Тиберий.

– Оговорилась. С кем не бывает, – спокойно ответила погруженная в мысли о собственном величии Владлена.

– Ну да. Только впредь будь осторожнее с подобными оговорками, а то так и должности недолго лишиться.

– Ты что угрожаешь мне? Да кто ты такой?! – завопила Григорьева, снова выпучив свои глаза.

– В том то и дело, что в масштабах таких событий никто – как и ты, – спокойно ответил Андрей. – Эти события уже свершились. Мы можем сделать лишь свой собственный выбор. И я советую тебе признать его невиновным и всего-то.

– И лишиться власти? Ты что дурак? Или я, по-твоему, дура?

– Какой власти ты боишься лишиться?! Нет у тебя никакой власти! Признаешь ты его виновным или невиновным – это твой выбор, личный выбор и ничего больше, от этого ничего не изменится в мире. Ты в любом случае утром проснешься в своей кровати, рядом со своим полу-парнем, с сильной головной болью и пойдешь на работу, и формально, внешне все будет, как и прежде. Ни для кого ничего не изменится, что-то измениться может лишь для тебя. Ты всю жизнь жила так будто нет, и не было никогда Христа. Сейчас ты можешь сделать выбор – окончательно от него отречься, или признать его.

– Что ты хочешь сказать?

– Я хочу сказать что события, в которых ты сейчас участвуешь, на самом деле давно произошли. Поэтому ты никак не можешь на них повлиять.

– С чего ты взял, что все это уже было? – спросила Григорьева, которая, показалось, ненадолго задумалась. Но она не способна была долго думать и мысль, оказавшаяся в ее мозгу, словно мышь в мышеловке не нашла выхода и умерла от голода, только гораздо быстрее, чем умирает мышь.

– Не совсем это, но эти события уже произошли. Об этом написано в библии, если быть точным, то в «Новом завете», – с надеждой ответил Андрей, которому показалось, что Григорьева начала что-то понимать. Но как раз в это время в ее голове умирала мысль.

– На заборе тоже написано, – ответила она после небольшой паузы.

– Дура! – с досадой прокричал Андрей.

– Стража! – прокричала Григорьева. – Выведите отсюда этого солдата и никогда больше не впускайте ко мне!

Андрей вышел от Владлены, от этого быдла, от этого прокуратора. Он собирался пойти в Гефсиманский сад, ему было интересно пройтись по улицам древнего Иерусалима времен Христа, ведь никто доподлинно не знает, как именно выглядел Иерусалим в те времена, а у Андрея появилась возможность увидеть все своими глазами. Была ли соответствующая информация в сознании или подсознании Андрея, или, может, высший разум, зная все и обо всем, создал соответствующие декорации? Неизвестно. Андрей хотел пройтись по Иерусалиму и его окрестностям, но, по законам зыбкого эфемерного мира, преобладающее стремление, отчасти породившее сам этот мир, а именно, в данном случае, стремление предупредить об опасности Христа, поглотило часть пространства и времени… Будто бы Христос не знал о приближающейся опасности… Андрей знал, а Христос нет. Таким образом, римский легионер – Андрей, оказался сразу в Гефсиманском саду.

– Прости, что прерываю твою молитву, – обратился Андрей к Христу дрожащим благоговейным голосом.

– Ничего, я ждал тебя, – ответил Христос, не вставая с колен. – Всю свою недолгую жизнь, ты хотел придти ко мне, но никак не мог этого сделать. Так что говори сейчас. Ты обращался ко мне, но был уверен в том, что я не слышу. Я всегда слышал тебя и слышу сейчас.

– Тебе надо бежать, – начал Андрей, но вдруг понял, что Христос на коленях, а он стоит в полный рост. Андрей упал на колени рядом с ним и продолжил. – Тебе надо бежать, на месте Пилата ужасно неадекватная женщина.

– Мне бежать? Для чего? Поверь, она на своем месте, – ответил Христос.

– Неужели? – удивился Андрей.

– Истинно говорю тебе.

– Я готов сразиться с идущими сюда людьми, – выразил Андрей свою готовность защитить Христа. Христос улыбнулся в ответ.

– В этом нет совершенно никакой необходимости. Но я благодарен тебе. Я не бежал от Каиафы, не бежал и не прятался от Пилата и Ирода. Я никогда не бежал от своей судьбы, неужели ты думаешь, что я побегу от Владлены Григорьевой? Меня не приведут к ней, я сам приду к ней, и не она будет судить меня, но я ее. Так что будь спокоен, ступай с Богом. А то, что должно было свершиться, уже давно свершилось и никто этого не изменит и не смог бы изменить. На то была воля отца моего.

– Да сбудется реченное через пророка Исаию, – сказал Андрей, решив блеснуть перед Христом знанием писания, Иисус ничего не ответил, он лишь улыбнулся в ответ.

Андрей спрашивал что-то еще, много спрашивал. Христос отвечал, размерено, рассудительно и терпеливо, сохраняя вселенское спокойствие. Казалось, речь шла о самом главном, о фундаментальном, о вечном и незыблемом. И, как всегда, зыбкое коварное бытие сновидения поглотило самое важное, оставив лишь благодатный трепет и неописуемый кроткий сокровенный восторг в душе Андрея. А как иначе? Иначе никак. Если бы Андрей задал самые главные вопросы, а Христос дал бы на них ответы и Андрей понял бы их и запомнил … Зачем бы тогда Андрею было дальше жить, зная ответы? А может эти ответы настолько простые, что их знает каждый, но не каждый хочет принять? Может, они настолько простые, что нет и смысла произносить их вслух.

Утром на внешнем дворе претория собралось большое количество людей и солдат, среди которых был и Андрей. Люди вели себя очень шумно. Владлена проснулась в одной постели с Григорием.

– Григорий, сходи разузнай, что там происходит, – лениво зевая сказала Владлена.

Когда Григорий вернулся, Владлена снова спала.

– Просыпайся, Владлена! – прокричал Григорий и продолжил спокойным певучим голосом. – Там какие-то бородатые дядьки в черных одеждах привели к тебе на суд мятежника.

– Ой, как я устала от этой работы! – тяжело вздохнула Владлена. – Ничего без меня не могут, если мятежник так пусть его и казнят.

Люди за пределами резиденции прокуратора около получаса ждали, когда к ним выйдет сам прокуратор. Но полчаса спустя к первосвященникам снова вышел Григорий.

– Проходите, прокуратор готов вас принять! – сказал он женоподобным певучим голоском.

– Что за неуважение? – возмутился один из первосвященников. – Это святотатство! Она что не знает наших законов?! Мы не можем войти в дом язычницы накануне пасхи!?

– Ой, да бросьте вы! Сейчас разберемся, – сказал Григорий и вошел в преторий.

Некоторое время спустя к первосвященникам и растущей толпе вышла Владлена, облаченная в белую тунику с пурпурными вертикальными полосами и произвольно нашитыми золотыми пальмовыми ветвями. Золотые пальмовые ветви – украшение туники триумфатора. К чему нашила их Владлена? К триумфу, разумеется, – она будет судить Христа. Она!? Христа?! И простые люди и первосвященники жутко негодовали, обвиняя Владлену в преступном неуважении и святотатстве, нет, не по поводу туники. Какое дело иудеям до римской туники. Их возмутило ее отношение ко всему происходящему, их возмутило отношение к иудеям и их законам. Знали бы они, что тут нет ничего личного – это неуважение распространяется на все и всех: на иудеев, на римлян, на русских, на христиан и язычников, абсолютно на всех, на конституцию РФ, на гражданский кодекс РФ, на трудовой кодекс, на отдельные нормативные и законодательные акты министерств и ведомств, абсолютно на все. Это просто банальное неуважение к людям и их законам (морали в том числе) и ничего больше.

– А ну-ка закрыли свои рты, немедленно, и слушаем меня, – властно, в привычной для себя манере быдла – руководителя распорядилась Владлена. И ее распоряжение возымело действие – первосвященники такого точно не ожидали. – Стоите тут ломаетесь, как я не знаю кто! Мужики называется! Тьфу, прости Господи! Я слушаю вас, – обратилась она к первосвященникам. – Что раскричались? Чего надо!

– Мы привели к тебе на суд преступника, он учил людей против кесаря, – сказал один из первосвященников.

– Ну, так заходите и разберемся, чего орать-то? Чего тут цирк устраивать? – спросила Григорьева, и надменно фыркнув, повернулась к ним спиной, намереваясь вернуться в преторий. В ответ послышался громкий недовольный ропот.

– Да что опять вам не нравится!? – обернулась Владлена.

– Прокуратор не уважает наших законов или может прокуратор забыл для чего он здесь? Мы представляем народ иудеи, мы смиряем наш народ, признавая власть кесаря. А ты, прокуратор? – спросил самый важный из первосвященников.

– На что ты намекаешь? Я служу кесарю, но здесь я – власть. Так что закрой свой рот и не надо мне тыкать! – самодовольно ответила Владлена.

Лицо первосвященника выразило ярость, зрачки увеличились, и нервно задергался глаз и задрожали губы. Однако, картина была не полной – часть яростной гримасы скрывалась за густой бородой. Он сделал паузу, обуздав свой гнев ради главной цели.

– Мы привели к тебе на суд преступника, но наш закон не позволяет войти в дом язычницы, при всем нашем уважении к кесарю и тебе лично, прокуратор. Мы чтим законы Рима и чтим тебя как мудрого и беспристрастного судью. Мы считаем своим долгом отдать мятежника на суд Риму, на твой суд, – сказал первосвященник сдержанным, но слегка дрожащим голосом, пытаясь выразить свое фальшивое почтение к прокуратору, его спутники одобрительно закивали.

– Так бы сразу и сказали, – ответила польщенная лестью Владлена и продолжила в снисходительном тоне. – Войти они не могут? Тогда будем разговаривать здесь. И судить будем здесь. Григорий, распорядись, чтобы сюда вынесли мой переносной трон, какой-нибудь навес, принеси мне пиццу и стакан апельсинового сока.

Площадь перед местом, именуемым лифостротон, продолжала заполняться людьми – жителями Иерусалима, и римскими солдатами – для поддержания порядка. Вскоре, на место суда – некий высокий и достаточно просторный пьедестал (лифостротон) вынесли трон, навес, столик и принесли прокуратору пиццу и стакан сока. По левую сторону от Владлены, по стойке смирно, стояли двое солдат из личной охраны – в полной экипировке, по правую сторону от нее стоял Григорий и манерно подравнивал ногти пилочкой для ногтей.

– Подойдите ближе, подведите преступника, – обратилась Владлена к первосвященникам и взяла в руку первый сочный кусок пиццы с мясом, первосвященники подошли к основанию пьедестала. Лицо главного из них было искажено от гнева и отвращения, которые вызывала у него Владлена, но он помнил о своей главной цели – предать Христа распятию и борода, борода помогала ему скрывать свое истинное отношение. – В чем вы обвиняете этого человека?

– Этот человек утверждает, что он сын божий и царь иудейский, тем самым сеет смуту в народе. Он нарушает и презирает наши многовековые традиции – ответил первосвященник.

– Может он просто дурачок? – предположила Владлена, жуя пиццу.

– Нет, он – бунтарь. Потому мы и привели его к тебе, мы не стали судить его по своим законам, признавая власть Рима. Он учит народ против Кесаря, против Рима и против тебя.

– Хорошо, – ответила Григорьева, – сейчас, я закончу завтрак и поговорю с ним наедине, допрошу его лично. Поднимитесь сюда, я хочу рассмотреть его.

– В вашем допросе нет необходимости, этой ночью он во всем признался, прокуратор, тебе остается лишь принять решение, – ответил первосвященник.

Владлена ничего не ответила, она лишь отмахнулась рукой от первосвященника, как от назойливого насекомого и продолжила есть пиццу, периодически с любовью посматривая на Григория, который тоже ел пиццу, принятую из рук прокуратора. Так прошло около десяти-пятнадцати минут, возмущение в толпе нарастало, локально начинались словесные перепалки между иудеями и римскими солдатами. Нескольких иудеев даже грубо арестовали и увели с площади. Христос все это время стоял молча, исполненный вселенского покоя, он с пониманием и сожалением смотрел на происходящее и периодически фокусировал взгляд на Владлене.

– Ну что ты так на меня смотришь? – обратилась к нему Владлена, закончив трапезу. – Ждешь жалости и снисхождения?

– Ты должна рассчитывать на мое снисхождение, – ответил Христос.

– Дурачок, – ответила Владлена с усмешкой, – и правда, дурачок.

Владлена встала со своего трона и прошла в преторий, следом за ней двое стражников провели Иисуса. Все они оказались в роскошной и просторной комнате. Владлена расхаживала по просторной комнате, как ворона кружась вокруг Христа. Иисус со связанными руками стоял в центре этой комнаты.

– Ну, что ты можешь сказать в свое оправдание? – спросила она. Христос ничего не ответил.

– Молчишь, – констатировала Владлена очевидный факт и тут же сделала сомнительный вывод, – значит, признаешь свою вину.

Христос не отвечал.

– Осуждаешь меня? За блуд, за предательство, за ложь, за гнев и ненависть? «Ничто, входящее в человека извне, не может осквернить его. Исходящее из человека оскверняет его…». Разве это не твои слова? – спросила Владлена.

– Ты произнесла эти слова, – ответил Христос.

– Значит, все-таки, твои слова. А если твои, то, как ты можешь обвинять меня в распутстве и прелюбодеянии? – заявила Владлена довольная собой.

– Лучше бы ты не произносила слов, смысла которых не знаешь, – спокойно ответил Христос.

– Вот, ты не в состоянии ответить на мои вопросы. Ты ничего не знаешь, но осуждаешь меня.

– Ты не в состоянии услышать ответы, – ответил Иисус.

– Что мне делать с тобой? – тяжело вздохнув, спросила Владлена.

– Делай то, что велит тебе твоя душа.

– Душа? – задумалась Владлена и зажмурилась будто бы, пытаясь заставить говорить свою душу, но та предательски молчала или Владлена просто ее не слышала. Она давно уже не слышала своей души, повинуясь лишь стремлениям тела и скудным помыслам разума. С сердцем было проще – сердце она иногда слышала – периодически у нее бывали приступы тахикардии после бурных пьянок. – Мне плевать на этих бородатых идиотов. И на тебя мне плевать, я просто не хочу лишиться своей власти из-за тебя.

– Нет у тебя власти, – ответил Иисус. – Все это лишь наваждение и самообман.

–Допустим, что ты прав. Тогда, так просто для успокоения моей души скажи мне где ты был, когда я была маленькой девочкой? Когда я плакала по ночам и просила тебя о помощи? Когда пьяный отец громко ругался с матерью? Где ты был когда я просила о мудрости, о добродетели, о справедливости? Когда другие дети дразнили меня и смеялись надо мной? Где ты был, когда я отдавалась старому, толстому и потному мужику в первый раз? Отдавалась ради сомнительных и не совсем понятных перспектив. Где ты был? Я тоже хотела любви, я тоже хотела счастья, я тоже когда-то хотела, чтобы все было честно и правильно. Где ты был тогда?

– Одумайся, иначе никогда не будет покоя твоей душе, – ответил Христос. – Ты спрашиваешь, где я был. Я был рядом, я всегда был рядом. Я видел твои переживания, я видел борьбу в твоей душе, ты слишком быстро сдалась. Многие люди страдают и многие из них, искушаемые страстями, не поддаются этим страстям, но выбирают путь истины. Страдания и лишения укрепляют и очищают душу от страстей. Всем вам уготован лучший путь, всем открыт путь в царствие небесное, но многие сворачивают с этого пути и ты тоже свернула, слишком быстро и слишком круто свернула. Я предлагаю тебе вернуться на истинный путь, для этого я здесь.

– Ты не ответил на мой вопрос. Ты снова предлагаешь мне страдания вместо помощи. Твои слова ничего не значат, – крикнула раздосадованная Григорьева.

– Вот он я – перед тобой и я повторяю: «я всегда был рядом». Ты не хотела меня знать и потому не знала. Но еще не поздно. Признай свои ошибки, покайся и прими меня и я приму тебя, – сказал Христос и улыбнулся открытой добродушной улыбкой.

– Ты морочишь мне голову. Пойди прочь, преступник! Ты мятежник и ты будешь распят! – прокричала Владлена и истерично зарыдала. – Выведите его на двор, я сейчас же оглашу свое решение.

– Ты боишься признать свои грехи, это трудно, но лучше признать их сейчас, – сказал Иисус.

– Я больше не намерена тебя слушать! – ответила Григорьева и обратилась к солдатам. – Немедленно выведите его во двор.

Христа вывели на место суда. Некоторое время спустя следом, вытерев слезы, вышла Владлена. Она была расстроена и раздосадована. Что-то в словах спасителя задевала ее душу, но что и как Владлена не могла понять. С красными заплаканными глазами она подошла к краю лифостратона, стараясь не смотреть на Христа.

– Я допросила этого человека и приняла решение…., – начала говорить Владлена, обращаясь к людям, но ее прервал Андрей, внезапно оказавший прямо перед ней.

– Прости прокуратор, – громко и с наигранным уважением сказал он, – разреши обратиться к тебе, прежде чем ты огласишь свое решение.

– Разрешаю, – снизошла Владлена.

– Не будь дурой, – прошептал Андрей и громко добавил, – отправь Иисуса на суд к Ироду и если Ирод не найдет в нем вины, то отпусти. Иисус не нарушал законов Рима, он не называл себя римским царем, его никто даже не обвиняет в этом. Если иудеи хотят его осудить, то пусть это сделает Ирод.

– Да кто такой этот Ирод? Здесь я главная, здесь я вопросы решаю! Я – власть! Я – закон! – громко и самодовольно прокричала Григорьева, презрительно, смотря на Андрея и стараясь не смотреть на Иисуса.

– Ирод хотя бы иудей, а мы как-никак находимся на иудейской земле, – объяснил Андрей.

– С чего ты взял? – с вызовом спросила Владлена и скорчила важную и умную гримасу, такую будто бы действительно сказала что-то умное.

– Во сне увидел, – ответил Андрей и грустно улыбнулся.

– Ты мне надоел, – тихо сказала Григорьева и повысила голос, обращаясь к страже и призывая их жестом. – Уберите отсюда этого шута и никогда больше не позволяйте солдату лезть в дела прокуратора!

К Андрею направились несколько легионеров.

– Отрадно, что ты вступаешься за меня, – сказал Христос, глядя на Андрея открытым, уверенным и, вместе с тем, умиротворенным взглядом. – Но, поверь, в этом нет необходимости.

– Посмотри на меня, преступник! – крикнула Григорьева, обращаясь к Христу, и выпучила глаза, обезобразив свое и без того не очень красивое лицо. – Разговаривай со мной, раз уж я решаю твою судьбу, приговор еще не оглашен.

– Не оглашен, но уже вынесен, – ответил Христос.

Двое легионеров сопроводили Андрея вниз по лестнице. В это время, Христос, молча, перевел свой взгляд на Владлену, выражение его лица немного изменилось. В его взгляде были та же уверенность и то же умиротворение, но добавилась еще и жалость – жалость к Григорьевой (но она этого не поняла).

– Что за жалостливый взгляд?! – с чувством превосходства спросила Владлена. – Хочешь меня разжалобить? Не выйдет!

Христос не ответил.

– Почему ты снова молчишь? – негодовала Григорьева.

– Мне нечего тебе сказать, – ответил Христос. – Тебя больше нет для меня, и меня для тебя больше нет. Думаешь, у тебя есть власть и свои земли, свое царство? Возможно, что и есть, но только меня отныне больше нет в твоих землях.

– Тогда я оглашаю приговор, – начала Григорьева

– Нет, – перебил ее Христос, – я просто ухожу.

Иисус повернулся к Владлене спиной, и не спеша размеренным шагом, направился к лестнице, ведущей на площадь.

– Как ты смеешь?! – закричала Владлена. – Остановите его! Солдаты! Стража!

Но и солдаты и высший состав, и простые люди, и, даже, первосвященники, образовав коридор для того, чтобы мог пройти Иисус опустились на колени. Христос медленно спускался по ступеням, Владлена призывала легионеров задержать Христа, но никто не реагировал, тогда она вынула меч из ножен одного из легионеров и побежала за Иисусом. Не успела она добежать до ступеней, как один из легионеров схватил ее за ногу, она упала и разбила лицо. Этим легионером снова был Андрей. Владлена бранилась и плакала одновременно, а Христос уходил все дальше и дальше от нее.

– Я найду тебя, ты ответишь за все! – кричала Григорьева. – И ты за все ответишь! – обратилась она к Андрею. – Я прокуратор! Сначала я распну тебя, а затем и его. Я найду этого Иисуса, потому, что я прокуратор! Я – власть!

– Дура ты и быдло, а не прокуратор, – ответил Владлене Андрей, – нет больше Христа в твоих землях, стань ты хоть самим цезарем собственного иллюзорного мирка, ты уже никогда не найдешь Христа, он уходит навсегда.

Владлена встала на ноги, продолжая браниться, а Андрей побежал за Христом.

Андрей догнал Христа, Иисус остановился и обернулся.

– Ответь, Христос, мне что делать? – спросил Андрей.

– Неси свой крест без ропота.

– Крест, который водрузят на меня Григорьева и ей подобные?

– Кто она, чтобы водрузить крест на кого-либо? Я тебе говорю: «неси свой крест».

– Спасибо, Господи! – ответил Андрей и ощутил зной, нестерпимую боль по всему телу и тяжелый деревянный крест на своей спине. Он шел по улице Иерусалима, голодный, усталый, избитый, изнемогающий от зноя и жажды. По обе стороны улицы было много людей, а следом шли римские легионеры, подгоняющие его плетью. Андрей смотрел по сторонам, но не видел лиц людей, солнце было ярким, голова кружилась, а глаза заливало едким соленым потом и кровью. Андрей сумел сфокусировать зрение и увидел лица, это были люди из его жизни. Искореженные, обезображенные ненавистью, злостью и пороком лица из его жизни, там были все недоброжелатели, все завистники, даже, многие из тех, кого он считал друзьями, товарищами и единомышленниками. Улицы Иерусалима сменились улицами его родного города. Все это было неважно, в безумной толпе Андрей искал взглядом только одно лицо, излучающее мудрость и любовь, огромную силу и волю, и равновеликое смирение и… Он нашел в безумной толпе это лицо – лицо Христа… Встретив его взгляд, Христос добродушно улыбнулся, и боль Андрея прошла, и крест стал легким, исчезли обезображенные лица, исчезли улицы и сон закончился… Осталось только трепетное и восторженное чувство в душе Андрея.

Владлена тоже проснулась… Вот только с чем? С верой в собственное величие, душевным опустошением, обидой на Христа, высокомерным презрением по отношению к Андрею, и жуткой головной болью…