Свет мой [Наталья Чернякова] (fb2) читать онлайн

Наталья Чернякова Свет мой

Часть 1 Пролог

«Никого не пощадила эта осень», – навязчиво крутился в голове новомодный мотив. А я про себя продолжила: ни меня, ни Сашу, ни детей - никого. Жить, не зная ничего о родном человеке, не имея возможности при необходимости помочь ему – это невыносимо тяжело. Да, не одни мы в таком положении, а тысячи и тысячи родственников военных. Слабое утешение, конечно.

 …Подразделение, где служил  муж – командир роты бригады специального назначения ГРУ, дождливым ноябрьским утром спешным порядком отправили из Саратова в Наурский  район Чечни «для уничтожения  террористических формирований», как это  принято было говорить  на языке протоколов. У нас с детьми началась другая жизнь: от «Вестей» до «Новостей», мы ежечасно просматривали все каналы  телевидения, казалось, вот - вот в  эфире мелькнет знакомая улыбка и наконец услышим родной тихий басок или хотя бы увидим, что происходит там, на войне. Страшно узнать правду, еще страшнее безвестность. И мы смотрели непрерывно телевизор, пытаясь среди этой полифонии программ вычленить единственно важное  –  новости из Чечни. Казалось, такого напряжения я не выдержу, хотя как жена военного ко многому привыкла. Особенно я ненавидела ночи, они некстати  навевали  тоскливые мысли, мучили своей чернотой. Черные ночи – черные мысли. В такие часы я старалась отвлечься, вспоминая некоторые эпизоды своей жизни.

Глава 1

Я утверждаю: жизнь проста,

 Как гениальное творенье.

Не просты только суета и мельтешенье.

Не представляйтесь – не спектакль,

Кажитесь тем, что есть на  деле.

Я сам хотел прожить бы так,

Как птицы к югу полетели.

Г. Головатый

– Вещи собрала, Чередниченко? – спросила, посмеиваясь,  подруга. – Не переживай, Светка. Всё всегда заканчивается хорошо. Если всё заканчивается плохо, значит – это ещё не конец и всё впереди. 

Конечно, что Ольге не иронизировать  –  никакое распределение, пугающее студентов, ей не грозит, в отличие от меня. У неё папа большой в городе человек – генерал, естественно, со связями в крайкоме, родном для нас пединституте, и прочее, прочее, прочее. Да и как Решетова оставит  своего Славочку – парня, которого мы знаем сто лет – вместе учились в школе и жили по соседству? У меня же связей нет, все просто: мама – учительница и сестра – подросток. Друзья? Есть, конечно, но только друзья. Определенно, мне уезжать легче – большой и светлой любви, как у Ольги, нет. Что там сказал товарищ Бродский по этому поводу:

Как хорошо, что некого винить,

Как хорошо, что ты никем не связан,

Как хорошо, что до смерти любить

Тебя никто на свете не обязан.

Собирая чемодан и слушая попутно радио, мы внимали жарким призывам будущего первого и последнего президента Советского Союза активнее участвовать в перестройке, не надеяться на верховную власть,  самостоятельно строить свою судьбу.

– А за меня все решили  другие, – говорила я подруге. – Ну, что ж, придется отрабатывать  бесплатную учёбу.

– Что ты волнуешься? Город как город. Вполне нормальный, – успокаивала Ольга.

– Городок - то, может, и славный, но мелкий по количеству населения. Там и магазинов, наверное, один - два, не говоря уже о кинотеатрах и библиотеках.

– Не волнуйся, Светик, будем  тебе со Славкой соленья, варенья возить, книги, ручки и тетрадки. А ещё обязуюсь заряжать позитивным настроением и развлекать.  

Да, непросто покидать малую родину ради  работы, которой и в своём городе пруд пруди –  в школах  недостаточно  педагогов. Ладно бы, пришлось уезжать в более крупный город или по велению собственного сердца на комсомольскую стройку, а то так, не понятно, куда и зачем. В институте объяснили предельно ясно и доходчиво: не поедете по распределению, не отработаете три года там, куда вас Родина отправила, выплачивайте по восемнадцать тысяч рублей за бесплатное обучение. Неподъемная сумма. «Волгу» новенькую можно купить, нет две, и еще останется. Больше у меня вопросов не было.   

И вот стою я на вокзале, жду автобус в Городок, а мимо окон дружными рядами проходят  строители новых экономических отношений – челночники (год назад – спекулянты, фарцовщики), надрывающиеся непомерно тяжелым грузом как моральным, так и физическим. Глядя на них,  прямо-таки кожей чувствуешь, как рушатся старые ценности, а новые не родясь, умирают. 

…Городок встретил меня нерадостно: горячим летним ветром, кривыми улочками, редкой, унылой растительностью, не ждал, видимо, новую жительницу. Да, рисовала-то я  себе другую картинку, гораздо интересней и привлекательней.      

В кабинете директора было душно, не спасал даже вентилятор. 

– Василий Иванович,  не Чапаев. Конев.

«О, у директора хоть примитивное чувство юмора, да есть,– решила я. – Уже неплохо».

– Итак, Чередниченко Светлана Владимировна, – проговорил он, рассматривая диплом об окончании вуза, – по распределению? Отлично. Только есть у нас учителя русского языка и литературы, но нет пионервожатой.

– Я планировала работать по профессии. Зачем же вы делали запрос на педагога этой специальности?

– Да, а кто сюда поедет работать старшей вожатой? Вот и придумали ход, сделали заявку. Выглядите вы очень молодо для учительницы. А для вожатой – самый раз.

– Что за демагогия? Мне в июне исполнилось двадцать два года.   

– Да? А выглядите на семнадцать. В общем, так: поработаете годик, а там и переведем на учительскую ставку. Сейчас же оформим вас учителем русского языка и литературы на полставки и на ставку пионервожатой.

– Тогда подпишите отказ, – решила я.

– Зачем тебе это надо, Светлана Владимировна? – перешел директор на ты. – Здесь какой-никакой город, а пойдешь на перераспределение, упекут в таежную деревню, до которой, как в той песне, «только самолетом можно долететь» 

Институтские девчонки рассказывали, что вместо своего предмета зачастую выпускникам педвузов приходилось осваивать родственные дисциплины. Считалось, что все мы широкого профиля. Я решила свою гордость отправить подальше, согласиться и иметь кучу плюсов: под боком жильё, мой родной город в семидесяти километрах, можно же ездить хоть каждую субботу.

Так и приняла ключи от  комнаты, которая находилась с торца школы, в небольшой пристройке. Ничего себе помещение: большое, в полкабинета, окна огромные, как в классе, проведена вода, канализация. Только нет никакой мебели. Но и тут помог бесценный Василий Иванович: вызвал из отпуска членов профкома. И потянулись гости на новоселье: кто несет посуду, уже, видимо, ненужную в хозяйстве, кто – старую мебель. Василий Иванович не обманул, и кроме вожатской деятельности я занялась преподаванием русского языка и литературы.

Худо - бедно подготовила торжественную линейку к 1 сентября – и началась школьная жизнь, потянулись чередой будни и праздники. Конечно, я со страхом впервые шла на встречу с самыми открытыми, непосредственными и жизнерадостными людьми в школе – пятиклашками. Уж они точно, как лакмусовая бумажка, определят, чего стою в жизни как человек и как учитель. Кажется, получилось наладить контакт с ребятами, вызвать к себе доверие, уважение.  

Глава 2

Этого парня, выпускника десятого класса (в средних школах тогда велось обучение десять лет), я не замечала долгое время, пока он не пришел  в пионерскую комнату и не передал  записку от моего друга, периодично наведывающегося в Городок к своей тетушке, которая жила в соседнем от парламентёра доме. Ничего интересного в той записке не было, кроме просьбы позаниматься дополнительно русским языком и литературой с товарищем – Шуриком со смешной фамилией Огонёк. Сашка Широков писал, что снова год не встретимся. Я знала от Ольги Решетовой, что он после очередного отпуска уезжает на постоянное место службы в Красноярск – год назад окончил военное училище. Друг настойчиво просил писать чаще, сожалел, что не удалось встретиться ни в родном Барнауле, ни здесь, в Городке. Да уж, так совпало, я уехала из дома, а Саня приехал в отпуск в родные пенаты. Сегодня же был в городе буквально вечер, но, увы, не застал. Немудрено. Я всё время пыталась максимально себя занять: то не выходила из библиотеки, готовясь к занятиям, то гуляла, осматривая окрестности и достопримечательности. Поэтому в своей квартирке почти не  появлялась. Удивительно, записка была датирована еще  позавчерашним днём. «Почему сразу не передал письмо? То ли скромный парень, то ли безалаберный», – подумалось мне.

– С какой целью решил заниматься предметом дополнительно? – спросила я, внимательно рассматривая паренька. – В институт собираешься поступать?

– В этом году не планирую, а вот подготовиться к выпускным экзаменам было бы совсем неплохо. Главное, не завалить. В сочинениях делаю много ошибок, учителя порой не могут понять смысл текста.

«Так, двоечник. А парень внешне привлекательный: высокий, голубоглазый, смуглый  и при этом – игра природы – блондин, – подумала я. – Сколько ему? Шестнадцать, семнадцать? Хотя, какая разница, все равно ребёнок».  

– Только денег у меня немного, летом работал, да матери отдал почти  все, – продолжил Шурик.

– Деньги твои мне не нужны.  Позанимаюсь бесплатно. Почти.  

– Как это?

– Ну, в доме всегда могут понадобиться лишние руки – лампочку поменять, утюг отремонтировать – так, по мелочи. Знакомых  у меня в Городке пока очень мало, поэтому предлагаю такую сделку. Но не пугайся – я очень аккуратно отношусь к вещам, напрягать буду крайне редко. По необходимости.

Так у меня появилось ещё одно дело, которое стало в тот период одним из важных, поскольку  хотелось доказать себе и всем, что из двоечника смогу сделать если не отличника, то хорошиста. Да, молодость, амбиции. Занимались предметом мы вечерами часа по полтора, сначала три раза в неделю, потом, когда поняла, что этого недостаточно, каждый день, кроме субботы и воскресенья. В свободное время, как правило, я гуляла в парке, в это время года он был особенно красив. Буйствовал осенний листопад, образуя разноцветный самотканый ковер из осенних листьев, который лежал повсюду: и на влажной от дождей земле и на многочисленных скамьях. Несколько раз мне на пути встречался Шурик, просивший разрешения пройтись вместе со мной. Я не хотела, чтобы кто-то разговорами мешал наслаждаться этой нерукотворной красотой, этими несравненными звуками шуршащих листьев. И тогда парень обещал, что будет молчать в такт со мной. Так и было, кажется, и сердца наши стучали в такт: "В парке листопад, в сердце листопад". 

Иногда выходной я проводила в своем городе: в кругу семьи или с друзьями.

Особое отношение парня  к себе я почувствовала, когда в декабре попала в больницу с пневмонией. Самое ужасное, заболела не вовремя – мы со старшеклассниками увлеклись постановкой КВНа. Думаете, нашли,  чем удивить? И напрасно. Тогда это было ново, со временем в КВН начинали играть все – и дети, и взрослые, как же – перестройка, гласность. Далекий 1986 год…

Мы мечтали, что это мероприятие проведем по окончании второй четверти, как раз накануне Нового года, да ещё пригласим на игры две соседние школы (их всего в Городке было три) – и вот я заболела. Но выход был найден. Сценарий писала группа десятиклассников: Дима Тарасов, друг Шурика Огонька, Оля Непченко, Марат Хазаров, Игорь Швец, а обсуждать приходила в больницу вся команда, в которой и был мой двоечник, к тому времени почувствовавший под ногами не трясину, а почву. Уже и не скажешь – совсем пропащий.

Команда приходила в среднем раз в три дня, а Шурик – каждый день. Неизменно приносил яблоки. Я пыталась отказаться, но паренёк очень обижался и настаивал на своем. Приходилось уступать с условием, что съедим вместе. Кажется, ребята начали подозревать, что он относится ко мне как-то особенно. Они во главе с Хазаровым и Швецем по-дружески подсмеивались над Шуриком. 

Глава 3

После нашей победы в КВНе, нашего триумфа Василий Иванович лично поблагодарил каждого участника команды и меня как руководителя.

– Мы долго думали с завучами, чем вас поощрить, ребята, и решили, что поездка  на лыжную базу – самое то. Нужно развеяться, а то засиделись в стенах школы: то учились, то готовились к игре. Путёвки на одни сутки оплатят  шефы, а питание  – родители, –  подвел черту директор.

– А кто из взрослых поедет? Можно, Светлана Владимировна? – наперебой закричали ребята после  первых восторженных эмоций.

– Ну, думаю, Светлана Владимировна поедет как руководитель команды, а ещё одного учителя  найдете сами.

И снова радостное «ура». С нами  согласилась отправиться в «увлекательное путешествие» учительница немецкого языка Ирина Петрова, тоже молодой педагог. Я плохо каталась на лыжах, поэтому отказалась от двухчасовой прогулки с ребятами, решила, что за это время приготовлю обед для всей команды, благо продуктов, которые родители  передали нам для поездки, было более чем достаточно. Чего только не  привезли с собой: и макароны, и картошку, супы в пакетиках,  рыбные консервы, пироги, даже две баночки свиной тушёнки, а еще яблочный компот. Кто-то решил, что без  него, налитого в две трехлитровые банки, не обойтись. В общем, родители расстарались. Из солидарности со мной остался  Шурик Огонёк, первый помощник. 

– Что будем готовить? – спросил парень.

– Предлагаю на первое – суп из пакетиков, на второе – картофель с тушенкой. 

– Здорово. 

Так и сделали. К приходу ребят мы с Шуриком были полностью готовы. Накрыли на стол и беззаботно болтали, вспоминая минувший КВН, подготовку к нему. «Только зачем привезли с собой компот? Охота им была тащить лишний груз? – вдруг подумала я. – В комнатах, рассчитанных  на четыре человека, совсем не жарко. Вряд ли захочется  холодного компота. Уж лучше чай».

Ребята вернулись из круиза восторженные, впечатленные красотами зимнего леса, его несравненными звуками: скрипом деревьев, треском взломанных под тяжестью зазимка веток, падающего с  сосновых лап снега.

– Безмолвная тишина зимнего леса дает возможность подумать о чем-то важном, разобраться в своих мыслях и принять ответственные решения для себя, – размышляла Ирина Ивановна.

– А какое решение приняли вы? – спросил у неё Шурик.

– Немедленно сесть за стол, – засмеялась  я. И все поняли: хватит философствовать.

Обед  ребятам понравился.  Вечером же решили самостоятельно подойти к выбору продуктов  для чаепития:  кому – пироги, булочки, кому – печенья. Всё оставшееся до ужина время занимались своими делами: играми в шашки – шахматы; карты, договорились сразу – под запретом.  Кто-то читал, кто-то разговаривал,  кто-то спал. Поужинав, решили устроить дискотеку. Дима Тарасов взял из дома магнитофон, Игорь Швец и Марат Хазаров захватили кассеты с записями «Миража», «Веселых ребят», «Электроклуба», «Modern Talking», и, как ни странно, «BoneyM». Ух, и весело же было. Обессилев от танцев и конкурсов, а также насыщенного впечатлениями дня, мы с Ириной решили уйти в свою комнату, оставить ребят, наверняка, уставших  от пригляда взрослых.

– Знаешь, так удивительно на дискотеке в конце восьмидесятых услышать песни, которые были популярными в период нашей молодости. Я про «BoneyM». И как активно под эти песни отплясывает новое поколение! Нет, правда, удивительно.

– Ничего удивительного. У нас разница  в возрасте с новым, как ты говоришь, поколением совсем небольшая. Ты давно вуз  окончила? – спросила я.

– Шесть лет назад.

– А говоришь, новое поколение.

– Утрирую, конечно…Уф, сразу воспоминания нахлынули: первый курс института, первая любовь. Знаешь, мой друг Сергей писал замечательные стихи, несколько из них он посвятил мне. Об этом никто, кроме меня, не знал.

– Здорово, мне никто никогда своих стихов не посвящал, у приятелей вообще таких романтических устремлений не было, интересы, понимаешь ли, у них совсем иные. А почитать что-нибудь можешь из тех, написанных для тебя?

– Конечно. Я прочту два, которые мне более всего нравятся:

Не идеальная совсем,

Но ты  – мой идеал.

В тебе есть то, чего в других

Я даже не искал.

Когда бог сотворил тебя,

Понять он не сумел –

Ведь ты же из  того ребра,

В котором бес сидел.–

Затем после непродолжительной паузы продолжила: –

А я приеду наудачу,

Куда бы мчаться не пришлось,

Тебя увижу и взлохмачу

Копну ржаных твоих волос…

Мне больше ничего не надо,

Не надо больше ничего.

Так сладко замирать от взгляда

И от дыханья твоего. 

Последние строки Ирина читала почти шёпотом.

– Правда, здорово?

– Правда. Какой молодец, талантливо написаны стихотворения, – опустив глаза, ответила я, немного подумав. Вирши, действительно, были красивыми и чувственными, но было одно но. Они принадлежали двум разным поэтам. Я не увлекалась современной поэзией, но дома, в Барнауле, висел отрывной календарь, мама покупала каждый год, и мы с сестрой, отрывая листочек с датой, обязательно смотрели, что за информация на обороте. Содержание календарей было различной тематики, в том числе часто печатались стихи молодых дарований. Так я познакомилась с творчеством этих поэтов, но, видимо, не я одна. Осуждать паренька за откровенный плагиат не хотелось: наверное, он желал произвести на Ирину хорошее впечатление, и это удалось. Долгие-долгие годы девушка будет жить в полной уверенности, что эти стихотворения были написаны специально для нее, посвящены ей. Многим ли из нас молодые люди вообще читали стихи? Нет? Так не будем подрывать веру в первую Ирину любовь, в прекрасный образ поэта, посвятившего ей свои стихи. Так я и поступила.

Минут через пятнадцать после нашего возвращения в воспитательскую, в дверь постучали, и, получив разрешение, вошли  Шурик Огонёк и Дима Тарасов.

– Что-то случилось? -  встревожилась я.

– Нет, не волнуйтесь, все хорошо.  Главное, всем весело, – ответили друзья.

– О да, главное, что весело, – рассмеялась Ирка.

– Можно, мы посидим с вами, поговорим? – набрался смелости Огонёк.

– Ну, хорошо, – ответила за нас обеих Ира. – О чем будем философствовать?

– О будущем. Вот я, к примеру, мечтаю окончить школу и поступить в педагогический институт, – поделился грезами Дима. – Вообще хочу стать учителем немецкого языка.

– Поняла, эта такая шутка, – сказала Ирина, – какой ты учитель? Тебе в цирковое училище нужно идти. Учиться на клоуна.

– Почему вы решили, что это шутка? Ошибочка вышла. Буду учителем немецкого языка. И точка. Вот увидите, – горячился Тарасов. Но в глазах у него уже плясали чертики и другая нечисть. Я-то видела. Целую четверть общались, готовя КВН.

– Ну, а ты, Шурик, в какой вуз собираешься?  – поинтересовалась Ирина, потеряв интерес к юмористу Тарасову.

– Я собираюсь в армию, потом, если все получится, в военное училище.

– А если отправят в Афганистан? А почему не сразу в училище? – продолжила задавать вопросы учительница. – Я думаю, из тебя получился бы очень хороший военный. Есть в тебе какая-то внутренняя сила, ответственность, человечность, главное.

– О, Ирина Ивановна, не думал, что вы меня так высоко цените.

– Есть за что. Это результат многолетних наблюдений. Да и помню случай, когда в шестом классе ты единственный заступился за девочку, которую ударил старшеклассник Лосев, а все стояли и молчали.

– Ну, да, помню этого неандертальца. Здоровяк такой был, боксом занимался.

– Ага, а ты на голову меньше его, щупленький  к тому же, ан не побоялся.

– Ну, я начал, а  пацаны подхватили.  Хорошо мы ему тогда врезали. Не помогли  боксерские кулаки. А нечего девчонок обижать.

– Молодец. Но ты все же не ответил на мои вопросы.

Шурик сказал, не задумываясь, видимо, не в первый раз спрашивают об этом:

– Вы же знаете, что два года назад я уже ошибся с выбором профессии, когда потерял целый год, учась в медучилище. Мама, тетя и бабушка – фельдшеры, настояли на продолжении  династии,  я подчинился. До сих пор жалею. Когда понял, что это не моё, вернулся назад в Городок и поступил в девятый класс. Стыдно, конечно, одноклассники школу оканчивают, а мне ещё учиться, и учиться. И в вечернюю нельзя – какое уж там образование? В этом я согласился с мамой. Сейчас так опрометчиво не поступлю. Во-первых, надо себя проверить, узнать, что такое служба, во-вторых, чтобы поступить в училище, нужна специальная подготовка. Математику, физику, физкультуру сдам, думаю, нормально, с литературой сложнее. Подозреваю, будут проблемы. В общем, мне нужно дополнительное время, а его нет, слишком поздно я определился с будущим. Ответственное  дело – выбор профессии. Ведь это же один раз – и на всю жизнь. Ну, а если придется служить в Афганистане, буду служить. Должен же кто-то и там воевать.

– Ты правильно, в общем, мыслишь. Что касается поступления в военное училище, я думаю, должен поступить. С тобой же Светлана Владимировна занимается, – продолжила разговор Ирина Ивановна.

– Да, и я ей очень благодарен за это. Но я знаю свои шансы. Пока они невелики.

Я была удивлена откровенностью Огонька, как-то раньше на подобные личные темы мы не разговаривали, да и некогда было: все время занимали занятия по русскому - литературе. Только программный материал, и никак иначе. Конечно, невозможно было уйти от субъективизма, читая классические произведения, анализируя их, но нас в институте учили  давать знания с точки зрения современной идеологии, никакого субъективизма, выражения личного мнения – «учитель-словесник должен быть на переднем крае борьбы». Примерно так наши занятия и выстраивались.

– Ну, что же, Шурик, это твой выбор, – сказала я. – Спасибо, что был откровенен. Однако надо посмотреть, как веселится народ.

Мы вчетвером вышли из комнаты и направились в зал, где устроили дискотеку. А народ уже не веселился. Из оставшихся ранее в общем зале ребят мы нашли только Непченко Олю и Горохову Наташу, остальные бочком - бочком, не заглядывая в глаза, двигались от нас в противоположном направлении по коридору, крепко держась за стенку. Ненормальность поведения сразу бросалась в глаза, однако жила еще надежда, что ребятушки перекатались на лыжах – санках, натанцевались, сил спокойно передвигаться у них не осталось совершенно. Наивная я всё же. Вот зачем понадобился компот! Да и не компот это вовсе, как выяснилось, а домашнее вино. Дети проявили КВНовскую смекалку, добавив в банки с алкоголем моченые яблочки – вот тебе и выпивка, и закуска. Мы с Ириной были растеряны, прекратив дискотеку и разведя всех по комнатам, не знали, что делать дальше, а более всего боялись последствий пирушки. Да, вряд ли  мы смогли бы оказать квалифицированную медицинскую помощь в случае  тяжёлого физического состояния охочих до вина. А врачам добираться до нас не менее сорока минут, это в случае, если  трасса не заметена, и далее  – двадцать минут по лесу до лыжной базы. Всю ночь мы с Ириной не спали, из солидарности не спали и Шурик с Димой, которым ватага алкоголиков не сообщила о коварных замыслах – боялись, что эти двое не пойдут на такой подвиг и более того, сорвут операцию.

– Ну, зачем они так? Для чего?– растерянно задавались вопросами парни. – Весь праздник испортили.

Мы переходили от комнаты к комнате, прислушивались к дыханию ребят. Или организмы у них были крепкими, или вино слабым, но никто не жаловался на плохое состояние, не стонал, не плакал.

Утром гнев наш был страшен. Опустив головы, юные любители вина просили не сообщать родителям об инциденте, обещали, что больше ни-ни, нигде и никогда, сетовали на плохую закуску – яблоки. Выяснилось, некоторые и их не ели, мотивируя тем, что русские пьют так, не заедая.  Поэтому быстро опьянели. Я эти доводы слушать уже не могла и, не выдержав, сказала: 

– Ваше объяснение мне напоминает один анекдот:

Учительница спрашивает в учеников:

–  Ну, дети, какие вы книги прочитали за лето? Вот ты, Маша, какую книгу прочитала, и какие выводы для себя сделала?

–  Я прочитала «Как закалялась сталь». И поняла, что жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы!

– Прекрасно! А ты, Серёжа?

–  Я прочитал «Три мушкетера». И понял, что дружить надо так, чтобы один – за всех, а все – за одного!

 – Умница! Ну а ты, Вовочка, что прочитал?

–  «Судьбу человека».

–  Прекрасная книга! И какие ты для себя выводы сделал?

– Что русские после третьей не закусывают! –

на этом месте дети тихо прыснули. – Вот и вы, вероятно, как анекдотичный Вовочка только это и поняли из всего произведения. Стыдно-то не будет за бесцельно прожитые годы, мелочное, подленькое прошлое?

– Мы все поняли, и нам стыдно, – за всех ответили, как выяснилось, инициаторы преступления Марат Хазаров и Игорь Швец. 

– Если так, по приезде о происшедшем сами расскажете директору и родителям. И готовьтесь: и нам, учителям, и тем ученикам, кто пил, будут объявлены  выговоры, – подвела черту Ирина Ивановна. – Учитесь отвечать за свои поступки. Вам по семнадцать - восемнадцать лет, каждый по окончании школы получит характеристику. Я думаю, объяснять не надо, что все зависит от вас. А сейчас последняя пробежка на лыжах, затем завтрак и отъезд домой.

Настроения ни у кого не было: все ждали репрессий – расплаты за свои поступки. И мы, и дети. Забегая вперед, скажу, действительно, эти события подверглись детальному разбору, а затем – самым жестоким наказаниям: детей ругали по одному и в присутствии родителей, потом – всех на линейке, на классном собрании; учителей, разумеется, – на педсовете за недосмотр. Всем, как и предсказала Петрова, объявили выговор с занесением в личное дело – и участвовавшим в коллективной пьянке детям, и их нерадивым учителям.

Я видела, что Шурик переживал все эти события вместе со мной, очень сердился на ребят, так по-дурацки подставивших и себя, и учителей.

– Зачем нужно было ехать на базу? Чтобы выпить? – недоумевал Шестаков. – Но напиться можно было и дома. Многих родители уже не контролируют, а некоторым ещё и в праздники наливают шампанское или вино, а то и водку.

Глава 4

В феврале у моих пионеров-семиклассников намечался однодневный лыжный поход, посвященный Дню Советской армии и Военно-морского флота. Мероприятие мы запланировали ещё осенью на Совете дружины, и отказаться от его проведения было невозможно – дети не поймут.

Конечно, разные бывают пионерские дела: на выполнение некоторых сагитировать сложно, а от иных сам бы увильнул. Мне же после инцидента на лыжной базе совершенно не улыбалось снова наступать на те же грабли: как говорится, обжёгшись однажды на молоке, будешь дуть и на воду. Положение усугублялось тем, что с нами вызвались идти в поход великовозрастные любители лыжного спорта: Марат Хазаров, Игорь Швец, Шурик  Огонёк и Дима Тарасов – весь цвет 10 а класса. Конечно, я была категорически против их участия в мероприятии. Но, боже мой, даже я – учительница с ангельским терпением уже не выносила каждодневных уговоров парней взять их с собой. Чем они только не клялись, что не обещали: сами-де не будут выпивать, ведь все поняли, осознали еще в ту, прошлую нашу поездку, и не позволят совершить такие безрассудные поступки молодому поколению – проследят, проконтролируют, проведут разъяснительную работу, голову оторвут, если что. И я сдалась.

Ребята, действительно, мне очень помогали в походе и словом, и делом. Все бы закончилось просто замечательно, если бы не снова это слово но. В общем, я растянула ногу, когда решила напоследок перед отъездом в Городок прокатиться с сопки. Надо сказать, на лыжах я стояла не очень ещё со школьных времен. Ну, не увлекали меня уроки лыжной подготовки, уж куда лучше легкая атлетика или игры в баскетбол и волейбол. Вот эта нелюбовь  к лыжам и откликнулась спустя годы. Спускаясь с сопки, я не смогла сманеврировать, обойти одиночно растущий куст и ещё добавила скорости палками, в итоге – травма. Весело, однако, было лететь, чуть ли не кувыркаясь, с горы, хоть и совершенно некрутой. Ах, как стыдно! Самостоятельно передвигаться я не смогла, нога на глазах начала опухать, и наступать на нее стало невыносимо. Следом за мной с сопки спустился Шурик Огонёк.

– Как вы себя чувствуете? Очень больно? – спросил взволнованно парень.

– Больно, боюсь, не смогу идти.

Тут подъехал Игорь Швец и начал детально разбирать мой неудавшийся спуск:

– Зачем же вы еще палками добавляли скорость? Тормозить нужно было, и не ехать, откинувшись назад, а присесть немного – это обеспечило бы амортизацию на горках.

Я молчала, закрыв глаза, вступать в разговоры бесполезно и бессмысленно – все уже произошло, а на оправдания сил не было. Вдруг каким-то немыслимым образом я воспарила над землей. Открыв же глаза, увидела близко-близко лицо Шурика, его маленькую, милую родинку-точку над верхней губой. Это он, не говоря ни слова, подхватил меня на руки и понес по натоптанной снежной тропинке, а за нами потянулись и остальные. Так меня и несли по очереди Огонёк и Швец до автобуса три километра, благо, что я весила всего сорок три килограмма, а их рост и комплекция  позволяли волочить на себе этот груз.

– Правда, хорошо, что нас взяли с собой? Оправдали же мы ваши надежды? - спросил меня на очередном занятии Шурик.

Мне же все больше и больше нравился этот паренек. На фоне моих  местных знакомых, зачастую, инфантильных молодых людей, он казался целеустремленным, порядочным, мужественным, добрым, и, кажется, лишенным всяких недостатков. Мне с ним было тепло и интересно. Читал Шурик очень много, особенно его интересовала историческая и научная литература. Я старалась направить круг его интересов в несколько иное русло, объясняя, что наука может открыть тайны Вселенной, но научить человека жить и сделать счастливым она не в состоянии. Это подвластно только художественной литературе. Он старался  выполнять мои пожелания, хотя откровенно не любил творчество Льва Толстого и часто об этом повторял.

– Шурик, если ты не понимаешь произведения классика, это не значит, что они плохи. Просто ты еще до них не дорос, – я задумалась, а потом продолжила: – Писатель признан миллионами, неужели ты никогда не войдешь в их число, не сможешь понять, что Толстой –сам по себе произведение. И жизнь вокруг, которую он наблюдал, перетекала в произведения. Нам нужно почитать его некоторые дневниковые записи, может,  это поможет понять творческий замысел автора.

– Всё равно никогда не полюблю многословного Толстого. То ли дело Гоголь, одни  только «Тарас Бульба» и «Вий» чего стоят. Вот где «краткость –  сестра таланта». А правда, что Гоголь написал рецензию на чью -то книгу одним предложением? Ну, как там? «Эта книжечка вышла, стало быть, сидит же на белом свете и читатель его», – прозвучала цитата.

Вот так в спорах, ненавязчивых анализах произведений протекали наши занятия.

Конечно, я не строила никаких планов в отношении парня хотя бы потому, что была старше на  пять лет, а главное, профессия не позволяла видеть в нем героя своего романа.  Шурик же, я понимала, был близок к тому, чтобы раскрыть свои чувства. Он часто смотрел на меня так ласково,  казалось, его глаза пытались что-то мне передать, объяснить. Неизменно в такие минуты я старалась отвести взгляд, не поддаваться его чарам. И все же, как  не пыталась предотвратить всякие разговоры на темы, не относящиеся к учебе, ничего не вышло – и гром грянул. Да еще Восьмого Марта. В этот день я не поехала к родственникам в родной город, вдоволь повалялась в постели, надеясь к полудню отправиться в магазин, а потом – к своей  подруге Ирине Петровой, с которой мы сдружились ещё на лыжной базе.

…Огонёк пришел с веточкой мимозы и купленными в соседнем магазине духами «Диалог», положил на стол и сказал:

– Я вас долго не задержу, пожалуйста, прошу, выслушайте меня.

И после долгой паузы  прозвучало:

– Я люблю вас, – и твердо добавил: –  Да, люблю. Говорю это потому, что боюсь: пройдет немного времени, и вы встретите кого-нибудь более достойного, выйдете замуж.

Я  растерялась, замедлив с ответом:

– У меня другие цели, ничего похожего пока не планирую. За откровенность  – спасибо, но должна напомнить, что годков-то мне намного больше, чем тебе. И потом, я – учительница, ты – ученик. Разные социальные роли. Давай все оставим, как есть. Окончишь школу, сам поймешь, насколько ошибался.

– Или вы поймете, насколько были не правы. Подумайте об этом.

Не говоря больше не слова, Огонёк быстро вышел из квартиры. И сказать-то в ответ нечего, вот так и сидела в одном положении минут пятнадцать, пока не вспомнила, что пора идти  в гости.

Глава 5

У Ирины собралась довольно большая и разношерстная публика. Я не ожидала увидеть здесь местный бомонд, состоящий из секретаря райкома комсомола, директора краеведческого музея, инспектора ГОРНО, пары врачей, нескольких учителей нашей школы. Знала бы, что будет такая компания, не пошла бы: довольно стесненно чувствую себя с совершенно незнакомыми людьми. Вообще-то, Ирина говорила только о присутствии мужа и нескольких учительниц, наверное, чтобы не спугнуть меня – знала, что не люблю незнакомые компании. Особенно мне не хотелось общаться с местным секретарем райкома, считавшим себя, видимо, центром мироздания. Ирина, представив меня незнакомым персонам, ушла на кухню. Я же быстренько присоединилась к школьным учительницам, которые сидели несколько поодаль от местной элиты.

– Ну, как живёте, народ? – радостно поинтересовался секретарь райкома Свиридов, обращаясь к нам, учителям, пришедшим позже других.

– Хорошо, Сергей Сергеевич, а под вашим чутким руководством всё лучше, и лучше, – пустила леща  биологиня Наташка Устинова, –  всегда поддерживали и будем поддерживать вас.

– А что молчит Светлана? Вы всегда тихая, скромница? Не любят таких, как правило. Совсем на учительницу не похожа, – продолжил Свиридов, – обращаясь ко мне.

– Я думаю, вы ошибаетесь, – и прочла из Высоцкого:

Красивых любят чаще и прилежней,

Весёлых любят меньше, но быстрей,

И молчаливых любят, только реже,

Зато уж если любят, то сильней.

Затем продолжила:

– И на учительницу похожа. Да, ещё: скромность – замечательное качество. А о том,  как мы живем,  отвечу анекдотом…

Горбачев приехал в колхоз,  шутит:

– Ну, как живёте, товарищи?

– Хорошо живем под вашим чутким руководством, - шутят в ответ колхозники… – Правда, похоже? – продолжила я.

Повисла тишина, а потом раздался визгливый глас Сергея Сергеевича:

– Смелая, да? Заговорили. Конечно, никто никого сейчас не боится, можно и анекдотик рассказать, покритиковать власть и посмеяться над ней.

– Вам что не понравилось? Анекдот? Да, это всегда было: чем хуже живет народ, тем больше анекдотов появляется. И заметьте – всё из жизни, – возмутилась я. – А насчет правды…Страна разваливается, сидит на талонной системе: 100г. того, 200г. этого, 1 ведро – в одни руки. Всё отлично?  Ах, да, главное ведь – перестройка, гласность, ускорение, плюрализм мнений. Вот и перестраиваемся, ускоряемся, не боимся говорить о недостатках. Или вы против  политики партии?

– Вы, уважаемая, неверно  понимаете, что значит гласность. Завтра же ваше руководство проведет с вами соответствующую работу, уж я постараюсь. Будет вам веселая жизнь.

Инспектор ГОРОНО Нина, кажется, Степановна тоже в стороне не осталась:

– Выговор ей объявить, выговор, а еще комсомолка, учительница. Чему такая учительница научит? Идти против линии партии?!

«Так, – в душе, посмеиваясь, подумала я, – ещё один выговор – и выгонят с работы. Может, это и к лучшему. Не надо задумываться, как интереснее,  толковее провести мероприятие, продуктивнее и плотнее урок. Не надо думать, что делать с Огоньком, Хазаровым, Швецем, другими милыми сердцу детками, в конце концов, со своей  распрекрасной жизнью. В общем, за удовольствие работать в школе надо платить».

– Сергей Сергеевич, миленький, Нина Степановна, дорогая наша, давайте отмечать праздник, а Светлана молода еще, многого не понимает, это пройдет, образумится со временем, – проговорила Ирина.

Зазвучала музыка, и Наташка Устинова бросилась приглашать на танец Сергея Сергеевича. Все веселились, ни на минуту не оставляя Свиридова без внимания. Ирка бесконечно подкладывала ему салатики, ее муж Егор подливал то водку, то ликер, то ром, не знаю, кем принесенный дефицит (на спиртные напитки тоже была введена талонная система), медики – компаньоны наперебой ухаживали за именитым гостем. Ели, пили, танцевали. Часа через два я услышала коронную речь Свиридова, сказанную сильно заплетающимся языком:

– Короче, слушайте все новый анекдот: стоят Сталин с Молотовым на крыше мавзолея и принимают парад. Холодно.

– А что, товарищ Молотов, давайте по одной?

– Не смею отказаться, Иосиф Виссарионович!

 Достают из-под полы бутылку «Московской», откупоривают.

 Вдруг, откуда ни возьмись — пионеры с цветами. Один мальчик подбегает к Сталину, говорит: 

– Пить вредно, товарищ Сталин! Это не по-пионерски!

– Откуда ты, мальчик? Как тебя зовут? – умилился Сталин.

 – Да это Миша Горбачёв, из  4-а класса, – ответила за него одна девочка.

 – Да ладно тебе, Рая, – засмущался юный герой…

– Что молчите, – продолжил первый секретарь, – не поняли что ли? Горбачёв с его женой все виноградники повырубили. Дармоеды! Что пьём? Гадость какую-то.

Все загудели, поддерживая мысли местного лидера комсомола. «Вот тебе и молодой коммунист – носитель идей партии и правительства. Перевёртыш, – подумала я. – Как там у Шекспира: «Грехи других судить вы так усердно рветесь, начните со своих и до чужих не доберётесь». И вскоре я ушла тихо, по-английски. Подальше, подальше от  городской  богемы.

Утро следующего весеннего дня радостным не казалось, несмотря на ласковое солнышко, веселую игру воробьев в лужах на дорогах, задорные крики детей в школе. Я не боялась последствий моих ироничных вчерашних высказываний. Нет. Напрягала сама ситуация: меня, взрослого человека, будут отчитывать за сказанную правду. Как говорится: «А судьи кто?» У Белинского, кажется, в каком-то произведении, есть такая мысль: мерзавцы всегда одерживают верх над порядочными людьми потому, что они обращаются с порядочными людьми как с мерзавцами, а порядочные люди обращаются с мерзавцами как с порядочными людьми.

Перед уроком в кабинет вошла Ирка и попыталась подбодрить, мол, все будет хорошо, Свиридова вроде бы уговорили не давать делу ход. Однако минут через  тридцать  после начала первого урока прибежала секретарша Аллочка, почему-то её так звали, несмотря на пятидесятилетний возраст, и пригласила в кабинет директора. Подозревая, что разговор затянется, я дала детям задания для самостоятельной работы в классе и дома. 

Василий Иванович был настроен решительно и начал отчитывать с порога – я плохо справляюсь со своими обязанностями, припомнил при этом инцидент на базе, я не умею себя вести в компании  высокопоставленных товарищей, не правильно понимаю политику партии. Но он постарается эту проблему решить, дав мне ещё одно поручение – проводить по вторникам часы политинформации для работников школы. И это не всё. Я должна немедленно извиниться за хамское поведение перед Сергеем Сергеевичем, позвонив ему в райком комсомола.

– Не буду!  – твердо сказала я  и повторила:  – Не буду!

– Послушай, Светлана Владимировна, у тебя вся жизнь впереди, зачем тебе лишние проблемы? Извинись, и всё будет хорошо. Нельзя так себя вести.

– Нет, своей вины я не чувствую, извиняться не стану. А вообще, нужно написать в крайком комсомола. Пусть разберутся в этой ситуации, дадут оценку моим действиям и действиям Свиридова, – ответила я и поняла, что не смогу удержать подступающие от обиды слезы. Развернулась и выскочила из кабинета, услышав в коридоре жестко сказанное: «Вернись!»

Я забежала в пионерскую комнату, упала на первый попавшийся стул, стоящий у двери, и расплакалась. Рыдала до тех пор, пока не услышала тихое: «Что случилось?» Подняв глаза, как в тумане, рассмотрела Огонька. Оказывается, плача, не услышала, когда он зашел. Всхлипывая, ответила: «Ничего страшного». Шурик подошел ближе и нежно погладил по голове: «Не плачь, маленькая. Все пройдет». Обнял и прижал к своей груди. Так мы и сидели: ещё плачущая я, и он, казавшийся мне в тот момент таким взрослым, таким близким, самым родным, самым понимающим человеком. Наше невероятное единение душ прервал окрик директора:

– Я за тебя, Чередниченко, вынужден был извиняться перед Сергеем Сергеевичем. А что здесь происходит? Ты его соблазняешь что ли?! Теперь я понимаю, почему дети на базе напились.

Сил оправдываться не было. И вдруг я услышала от Огонька:

– Как вы смеете так разговаривать с учителем? Во-первых, никого она не соблазняет: мне в январе исполнилось восемнадцать лет, во-вторых, о прошедшем инциденте в лесу всё давно выяснили. Вы прекрасно знаете, что Светлана Владимировна в тех событиях не виновата.

– Достаточно, товарищ адвокат, завтра мать в школу. Я ясно выразился?

– Так точно, – ответил мой защитник.

После  того, как нас оставил директор, я попросила Шурика уйти, дабы собраться с мыслями.

– Не волнуйтесь, Светлана Владимировна, всё будет хорошо, – обнадёжил  парень. Эту же фразу он повторит утром следующего дня перед началом уроков.

Я прекрасно понимала, что хорошо уже никогда не будет. Мне нравилась моя профессия, я любила детей, кажется, они мне отвечали тем же, вполне устраивал педагогический коллектив. Но было одно но. Здесь, вероятно, мне больше не работать. Не дадут. Постоянно бороться с ветряными мельницами в лице вышестоящих органов, доказывать, что стараюсь качественно работать и выполнять все требования, инструкции руководства, доказывать, что вправе  иметь свое мнение – не для меня,  это, похоже, бессмысленно.

Знала бы я, что пройдет немного времени, и тот же комсомол накроется медным тазом. А компартия будет долгое время ассоциироваться с демагогией, двурушничеством, коррупцией. Особенно её будут клеймить позором  вчерашние партийные руководители, переквалифицировавшиеся вдруг в крутых бизнесменов. Это они, пользуясь  ослаблением контроля над экономикой, превратят государственную собственность в акционерную. Прихватят, отожмут, что смогут. Но это будет позже.

Сегодня же я находилась, как мне казалось, в безнадёжномположении. Что делать? Писать заявление об уходе? Когда я посмеивалась над своими возможными выговорами, вероятностью оказаться за дверями школы, понимала, все равно не выгонят и не отпустят. Три года я обязана отработать, за это время из меня должны сделать настоящего учителя, если понадобится, будут воспитывать, учить и направлять. Оставался один крайний  выход, чтобы уйти из этой школы и уехать из города – замужество. Фиктивное. Но с кем заключить договор? Из друзей у меня только Славка, Витька и Сашка. Первый скоро женится, Виктор не вариант – законопослушный гражданин, всегда правильный до занудства, несомненно, потребует: если брак, значит настоящий, без сносок. А я этого не хочу.  Всегда  Витьку видела только другом: и в одной песочнице, и за одной партой, и рядом на просмотре очередного фильма в кинотеатре «Спутник». Саня Широков –  тоже одноклассник, когда-то в детстве я была в него влюблена, думаю, без ответа. Со временем чувства, которые остались без взаимности, прошли, и воспринимала я Широкова только как друга.  

В отличие от Виктора Саня в школьные годы славился авантюрным характером, однако его очень изменило военное училище. При встречах со мной он был таким скромным, спокойным и романтичным.

Хорошо, как он сможет своим однополчанам  объяснить мое отсутствие в гарнизоне, если, конечно, согласится на такой шаг? Я же в его Красноярск не поеду? «Ладно, об этом я подумаю завтра», – решила я, как Скарлетт О'Хара.  

Так и не выстроив почти за сутки линию защиты, я пришла на работу. И снова дежавю: Аллочка на первом уроке, приглашение к Коневу. Как и ожидалось, в директорской светелке сидели Василий Иванович и мать Шурика Светлана Михайловна. Поздоровавшись, я стояла, как провинившаяся двоечница. Или, может, как стойкий оловянный солдатик? 

– Мы решили вначале поговорить без Саши Огонька, – произнес директор.

– Что вы хотите от меня услышать? – спросила я.

– Какие у вас отношения с  Александром? – продолжил Конев.

– Я занимаюсь с ним дополнительно русским языком и литературой.

– Только то? – с сомнением спросил самый главный учитель школы.

– Только. Это всё?  – в тон ему ответила я.

– Что вы себе позволяете, Светлана Владимировна? – директор был не на шутку разозлён.

– Вы же знаете, что я не обманываю.

– Хорошо, как вы к нему относитесь? – конкретизировал вопрос Василий Иванович.

Какой глупый вопрос. Конев, наверное, хочет услышать от меня признание в любви к Шурику?

– Положительно. Я глубоко уважаю Огонька как ученика и как человека. – Моя свободолюбивая натура уже не выдерживала этот унизительный допрос. – Если это всё, я могу идти не урок?

Тут вступила в разговор Светлана Михайловна:

– Василий Иванович, дорогой, я же уже сказала, что у меня нет претензий к учительнице. Она много занимается с Шуриком. Сын лучше успевает по гуманитарным дисциплинам, если сравнивать с прошлым годом, чаще сидит за учебниками, это здорово. Я думаю, причин для беспокойства нет. Остальные вопросы мы решим с сыном самостоятельно. Наверное, Светлану Владимировну следует отпустить, тем более у  нее урок.

С разрешения директора я покинула кабинет. Через десять минут закончился урок, и я очень удивилась, увидев на пороге своего кабинета  мать Огонька. На этот раз она вела себя не столь миролюбиво, как  у директора.

– Светлана Владимировна, я вам очень благодарна за ваши занятия с Шуриком, тем более бесплатные, однако меня тревожит его отношение к вам. Вчера мы с ним долго разговаривали. Сын признался, что любит вас, но поверьте, это только увлечение, не более. Шурик весь прошлый год встречался с Наташей, одноклассницей, очень хорошей девочкой из прекрасной семьи, и тоже, кажется, любил ее. Пока не появились вы. Светлана Владимировна, у сына планов громадьё. Пожалуйста, не отвлекайте его, все равно ничего не получится, все это пустое. У каждого из вас своя дорога, вот и идите каждый по своей.

– Светлана Михайловна, уверяю вас, я думаю так же. Не стоит беспокоиться о том, чего нет и никогда не будет. 

– Рада, дорогая, что мы поняли друг друга, – сказала Огонёк и немедленно ретировалась.

После этого разговора я тяжело приходила в себя.  «Всё, –  решила я, – на этом закончим. Придет на занятие, я объясню, что больше уроков у него проводить не буду». Обидно все же: ничего не было, а страсти уже нешуточные  горят. Как все это унизительно и стыдно.

Вечером того же дня на урок пришёл сам герой скандала. С порога я заявила Огоньку, что занятий больше не будет.

– Что произошло? Это из-за вчерашнего? Вам директор запретил? Нет? Мама чего-то наговорила? Тоже нет? Что же тогда?

– Я просто ничего не успеваю. Скоро окончание четверти, подготовка к контрольным, конец года, итоговый пионерский  сбор, соревнования, праздники и всё такое. – Я не знала, что ещё придумать.

– Скажите ещё, выпускной вечер. Значит, всё-таки испугали вас. Хорошо, заниматься не будем, однако это не отменит моего отношения к вам. Подожду окончания учебного года.

– Шурик, это ничего не даст. Я же тебе всё сказала еще восьмого марта.

– О да, аргумент – разное социальное положение весом, а еще весомее, что ты  старше меня.

– На пять лет. Это не мало. Пойми, я для тебя – всего лишь  увлечение, виной всему твои бушующие гормоны и так далее. Очень хорошо это понимаю. И  тебе нужно понять.

– С чего ты взяла? А, ну да, маменька постаралась, внушать она умеет. Прямо слышу ее интонацию. Наверное, Наташку Горохову припомнила. Только мы расстались с ней до твоего приезда, вообще были только друзьями, ничего серьёзного. И да, ещё:  я понял, ты ко мне не равнодушна.

– Говори уважительно о маме. И хватит, что за детский сад? Я сказала тебе уже, у нас ничего не может быть. 

Он громко вздохнул и, помолчав минуту, продолжил:

– Как же это больно – любить. Послушай, у нас все ещё впереди. Я умею ждать. Главное, чтобы ты не сделала того, что трудно будет исправить. До свидания, Светлана Владимировна.  Поговорим после выпускного вечера.

Глава 6

Я, как и все, не мечтала о новых проблемах, но каким-то чудесным образом они меня сами находили в любое время года и в любое время суток. И вот она – новая нарисовалась. Несравненный Василий Иванович собственной персоной оказался перед моими глазами на следующий день после им же устроенного скандала. Я подумала: «Ну, вот и всё. Начинаем все сначала. Как же я устала от этих участившихся в последнее время неприятностей». Но ошиблась. Разговаривал он в этот раз весьма любезно и даже заискивающе:

– Светлана Владимировна, дорогая, я с просьбой: прошу пойти на замену. Твоя коллега Галина Николаевна вчера сломала ногу, гололёд же и всё такое. В общем, нужно взять часы литературы в обоих десятых. Очень тебя прошу, выручи. Тут всего-то осталось до конца четверти две недели.

До чего же хотелось ответить грубо и едко: «Нет. А не надо было ранее плевать в колодец». Но воспитание не позволило так разговаривать с человеком, который многим старше, да и субординацию никто не отменял. 

– Почему бы вам не сделать столь привлекательное предложение коллегам постарше и поопытнее?

– Да мы с завучами предлагали часы Галины Николаевны и другим учителям, ставку распределили, а десятые зависли: то с расписанием не получается, то брать не хотят старшеклассников. А у тебя часов мало, и в расписание ты легко входишь, к тому же ребят хорошо знаешь. Возьми, прошу, иначе программа не будет выполнена, а это все же выпускники, им экзамен по литературе сдавать.

– Хорошо, я попробую.

Я никогда еще так тщательно не готовилась к урокам, как в то время. Дети уже знали,  кто эти две недели у них будет преподавать литературу и  проводить консультации.

На повторение романа в стихах А.С. Пушкина «Евгений Онегин» было отведено два часа. Поняв, что ребята пришли на консультацию после физкультуры возбужденными и радостными: литераторша – молодой специалист (можно и пофилонить!), я  изменила  ход занятия:

– А хотите я вам «Евгения Онегина почитаю?» Напомню, если забыли, это произведение.

– А давайте сразу пятую главу, – предложил Швец.

– Зачем же сразу пятую, начну с первой, а там сколько успею.

Надо сказать, я эту поэму Пушкина знала наизусть ещё с третьего курса института. Чем дальше я читала, тем тише становилось в классе, тем увереннее звучал мой голос. Когда я закончила чтение, ещё с минуту стояла тишина, а затем раздались громкие аплодисменты. Первым встал и начал рукоплескать Шурик Огонёк, затем подхватили другие.

– Ну-ну, прекращайте, не театр.

– Светлана Владимировна, – обратился вдруг с вопросом Огонёк, – а правда, что Пушкин собирался иначе закончить роман: муж Татьяны становится декабристом, а Татьяна едет за ним в Сибирь?

Ну, Шурик! Неужели действительно зауважал литературу как предмет?

– Роман окончен так, как окончен. А думать можно что угодно, здесь допускается множество трактовок. Вы должны понять одно: если начало романа писал молодой и ветреный поэт, то окончание приходилось на год его женитьбы, когда уже мировоззрение Пушкина было сформировано. Он считал, если пара обвенчалась, назад дороги нет, и эту свою философию пронес через всю жизнь, поэтому и вступился на дуэли за честь жены, защищая тем самым необратимость венчания. Тот самый пример, когда жизнь перетекает в литературу, а литература  – в жизнь.

После этого у нас осталось немного времени, его мы использовали на небольшую дискуссию, а также анализ произведения и краткие записи в тетрадях для подготовки к экзаменам.

Я понимала: детей нужно постоянно удивлять, чтобы интерес к предмету не ослабевал, поэтому решила каждый урок каким-то образом разнообразить. К примеру, при изучении лирики поэтов - шестидесятников: Вознесенского, Евтушенко, Ахмадулиной, Дементьева, Рождественского – пришлось взять напрокат у Петровых гитару. Надо сказать, в музыкальную школу я не ходила, но имела хороший слух, благозвучный голос и замечательных учителей в лице Славки, Витьки и Сашки Широкова, поэтому довольно быстро освоила этот инструмент. Частенько летом с приятелями мы устраивали во дворе целые концерты, довольно неплохие, надо сказать. Друзьям нравились.

Я освежила в памяти аккорды и провела с привлечением поющих и владеющих инструментами десятиклассников уроки - концерты, уроки - дискуссии, уроки - портреты, уроки - спектакли по творчеству советских поэтов и писателей. Участие ребят было очень активным, что, несомненно, доставляло наслаждение всем – и мне как учителю, и самим десятиклассникам. Теперь это были не просто уроки в обычном понимании этого слова, это были наши с детьми совместно подготовленные и проведенные полноценные, как говорят сегодня, проекты.

Удивляло и радовало поведение Шурика Огонька. Он вел себя в этой ситуации очень благоразумно и скромно, внимания не требовал, в любви не объяснялся, в общем, держал слово не говорить о нашем с ним будущем до выпускного вечера, тем не менее я постоянно чувствовала его восхищённый и пристальный взгляд, видела его грустные, полные  любви и тепла глаза.

Глава 7

Как быстро летит время. Кажется, недавно был сентябрь, а уже до конца учебного года оставалось полтора месяца. Я дала открытые уроки, как сказали коллеги, весьма успешно, молодцы мои пятиклашки, не подвели, провела отчетно-выборный сбор дружины. Радовало и то, что история, происшедшая у Ирины во время праздника, кажется, напрочь забыта. Сегодня жители Городка горды своим земляком – образцом благородства и ума – Свиридовым Сергеем Сергеевичем, отправившимся на повышение в краевой центр, на радостях забывшим об обещанной для меня «весёлой жизни». Извинений директора, наверное, было достаточно, хотя, скорее всего, комсомольский лидер боялся, что я сделаю ответный ход – оповещу мир и вышестоящие органы о его таланте рассказывать анекдоты исключительно о действующем Генеральном секретаре ЦК КПСС.  

С Петровой мы общались по-прежнему, как и до восьмого марта, хотя я недоумевала: зачем Ирина скрывала, что вместе с нами на праздник придет столь именитый гость Свиридов. Я бы не пошла. Ирина ответила просто:

– Он работает с моим мужем. Свиридов случайно узнал о нашей встрече, напросился в гости, жена у него живет в краевом центре. А одному отмечать праздник не хотелось. Отказать этому человеку было невозможно. Ты же поняла, какой он коварный и злопамятный? Подлец, одним словом.

– О, да, скажу больше: я это на себе испытала. Это, кажется, Игоря Губермана стихотворение:

Опять пустые разговоры,

С концами не свести концы...

Нас учат честной жизни воры

И благородству подлецы, –

прочла  я. –  Как же точно сказано поэтом. Ну, хорошо. А почему до праздника не сказала о визите  комсомольского вожака?

– Сама узнала вечером, накануне события. Прости.  

– И ты меня прости. Нужно было молчать в незнакомой компании. Кому интересно мое мнение? И вас подвела. Ну, ладно, всё уже в прошлом.

Однажды после уроков в пионерскую комнату, тихо постучав, нерешительно вошли балагуры и весельчаки Игорь Швец и Марат Хазаров. Они здесь не были, по-моему, со времён подготовки к лыжному походу.

– По делу или так? –спросила я.

– По делу, – за обоих ответил Игорь.

– Говорите. 

– У нас в классе есть парень – Влад Коробейников, – начал Игорь. – Он очень тихий, скромный, болезненный…

– Ну, знаю. Что произошло-то, не тяните, – перебила я.

– На английском Елена Вениаминовна спросила, почему его долго не было. Ну, Влад и ответил, что проходил обследование в Барнауле. А англичанка сказала, что он очень много пропускает и с таким заболеванием, как у него, столько не живут. У него рак, если не знаете.

Я была ошеломлена высказываниями педагога, если не сказать больше. Это произнесла учительница? Не может быть. 

– А как класс отреагировал на слова Елены Вениаминовны?

– Все начали кричать, что учитель не имеет права такое говорить, что это бесчеловечно. Но вы ведь ее знаете, – разволновался Марат, – начала ругаться, что мы – популисты, что поддерживаем круговую поруку. «Нет бы и вам, комсомольцам, воздействовать на Коробейникова, спросить за пропуски, а вы еще и защищаете. Болеешь – иди в школу рабочей молодежи, а здесь не порти успеваемость и общие показатели», – сказала она.

– Огонёк попытался объяснить, что учительница не права, так она его из кабинета выгнала. Мы не знаем, что делать. Как поступить в этой ситуации? Влад с нами учится с первого класса, мы не можем  с ним обойтись так, как англичанка, жаль ведь парня, – продолжил Швец.

Подумав, я ответила:

– Ребята, я должна отлучиться. Идите домой. Все будет хорошо.

У Елены Вениаминовны было прозвище Витаминка. Как все же точны дети – Вениаминовна – Витаминка – любитель, как сегодня говорят подростки, «лечить». Я нашла учительницу, проверяющую тетради, в  её кабинете и попыталась расспросить о сегодняшнем инциденте, хотелось найти оправдание высказыванию педагога. Елена Вениаминовна разговаривать с «молодой хамкой» не стала – не царское дело.

– Если вы не извинитесь перед Коробейниковым сегодня же, я вынуждена обратиться к завучу и директору, думаю, они не одобрят ваш поступок, – сказала я. – Не думайте, если у мальчишки никого, кроме бабушки, нет, то и заступиться за него некому. 

– Уж не ты ли в его заступники метишь?  

– Да, я. У мальчика рак, он прошел девять кругов ада, и сейчас мужественно борется с болезнью. Бабушка не отправила Влада в училище - техникум после восьмого класса потому, что с ним нужно было бы уезжать в более крупный город, где есть эти учебные заведения. А это невозможно – здесь дом и хозяйство.

– Можно было учиться в школе рабочей молодежи.

– Нельзя. Что там за контингент, особенно сейчас? Не с такими болезнями там учиться!

– А здесь можно пропускать занятия?

– У него справки, Влад не прогульщик. И дополнительно он много с учителями занимается, берет задания.

– Я сидеть с ним не собираюсь. И так нагрузка сорок часов.

– Можно же решить эту проблему по-другому. Запишите на кассету объяснение пропущенного материала, пропущенных консультаций. Он сам разберется, совсем не глупый. И не придётся сидеть дополнительно.

 – Я не буду этого делать. Уйдите и не мешайте мне работать.

– Тогда иду к директору, не поможет, обращусь в  РайОНО, КрайОНО. Вы однозначно не правы, сами это понимаете. – Развернувшись, я пошла к выходу.  

– Подождите, Светлана Владимировна, – о, вспомнила, как меня зовут, знает, оказывается, – хорошо, извинюсь перед Коробейниковым сегодня же. Схожу к нему домой.

– Это правильно, – ответила я. – Парень и так обделён судьбой, сирота, ещё такая болезнь. Он ведь учится изо всех сил, многие учителя его хвалят…– И вышла из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь.

Елена Вениаминовна действительно извинилась перед Владом. Конечно, друзьями они не стали, но терпели друг друга и на уроках, и на консультациях. Десятым классам предстояло сдавать экзамены, в том числе и по английскому языку.

Глава 8

Шурик Огонёк…С ним по-прежнему все было очень сложно. Да, конечно, мы здоровались, встретив друг друга. Но я старалась  избегать и такое общение, обходя стороной кабинеты, где занимались десятиклассники, дабы лишний раз не встречаться со своим бывшим учеником. Индивидуальные занятия с того памятного дня, когда у меня побывала его мать, я больше не проводила. И мне их очень не хватало. Конечно, я привыкла к Шурику, к его внимательному взгляду, желанию во все вникнуть, все понять. Я просто привыкла, что он всегда рядом. Больше, чем с ним, в Городке я не проводила внеучебное время ни с кем, даже с приятельницами.

По наблюдениям Ирины Петровой, Огонёк снова начал встречаться с Наташей Гороховой – видела их не раз то в магазине, то в кинотеатре «Юбилейный».

– Ну и замечательно, – я старалась не показывать вида, что меня интересуют эти разговоры, но после них становилось не по себе.

«Ревную что ли?» – задавала себе вопрос. – Но этого не может быть. Просто не может быть никогда».

На Последнем звонке мы стояли друг против друга – педагоги школы и десятиклассники. Мероприятие шло своим чередом: выступали директор,  учителя, родители, гости – все давали напутствия выпускникам, в общем,  пожелания сводилось к одному – успешной сдаче экзаменов. Настало время дарить цветы учителям. Не люблю этот момент: стоишь и ждешь, как выставочный экземпляр, – пройдут мимо или остановятся. Неприятно, хочется сбежать. Разворачиваюсь, чтобы тихо, не привлекая внимания, ретироваться. Ан, нет.

– Светлана Владимировна,  это вам. Спасибо за все.

Оборачиваюсь – с букетами цветов стоят Огонёк, Швец, Хазаров и Оля Непченко.

– Спасибо, ребята. Удачи вам. Не люблю этого – ни пуха ни пера. Поэтому – просто удачи. – И ухожу. В ногах дрожь, дрожь  в теле, даже в голосе. Что же это такое? Оля Непченко делает вслед комплимент:

– Светлана Владимировна, вы сегодня очень красивая, платье – просто чудо.

Ну, да, как там у Маяковского:

Брошки – блещут... на тебе! – с платья с полуголого. 

Эх, к такому платью бы да ещё бы... голову.

А вот с этим сложнее…Да уж, жизнь иногда весьма витиевато прокладывает свой маршрут!

Немного отвлек меня от самобичевания приезд  Ольги Решетовой, подруги, можно сказать, с пеленок. Родились мы в один день и в одном роддоме, а наши мамы с того времени очень подружились. Что нам еще оставалось делать, как ни стать  неразлучными во всем? 

С первого по десятое июня я  должна была ассистировать на экзаменах, а с пятнадцатого начинался отпуск. Вот мы и договорились с Ольгой, что она недельку поживет у меня, а потом вместе поедем в родной город. Подруга и в правду своим присутствием внесла нотку оптимизма. Она рассказала о событиях этого года, ведь многое мне было неизвестно – виделись мы, когда я приезжала домой, а это случалось нечасто. Итак, главное событие года: у Ольги  со Славкой  назначена свадьба на начало июля.  

– Знаешь, какой он внимательный и заботливый? А как меня любит! Вот посмотришь, трёх дней не пройдет, приедет. Уже соскучился, наверное, – предположила подруга.  – Ну, что ты такая грустная? Помнишь: «Эй, смотри, хандра хуже холеры. Холера поражает тело, а хандра убивает душу».

– О, вот и Пушкин пригодился. Оптимистка ты моя. Знаешь ведь, наверное, оптимизм  – это недостаток информации.

– То есть я оптимистка, потому что чего-то не знаю? – провела, как всегда, логическую цепочку Ольга. – Подробнее, пожалуйста. Что мне не известно?

Я промолчала. Как можно рассказать о таком постыдном факте – влюбилась в собственного ученика?

– Знаешь, – решила поучить меня уму-разуму Ольга, – однажды, я стала свидетелем разговора неизвестных мне мужчины и женщины. И не заинтересовалась бы я этими случайными прохожими, если бы не внешний вид женщины, который не просто говорил, он кричал: «Горе! Горе! У меня неразрешимые проблемы!» Мужчина, напротив,  казался очень счастливым. Я прислушалась к их беседе.

– Что случилось? Почему ты так грустна? Проблемы? – поинтересовался мужчина.

– Сын попал в аварию, лежит в больнице! Муж – инвалид, – говорила женщина, едва сдерживая слезы.

– Нельзя падать духом, слышишь? Нельзя! Ты и только ты,  сможешь помочь своим близким. Ты же сильная, я знаю.

– Все я понимаю, только где же взять силы?

– Где? Подними голову и посмотри вокруг – мир прекрасен. Как красиво поют птицы! Вон воробей носится за мошками для своих ненасытных детенышей. Уж тут, казалось бы, не до песенок. И всё же он щебечет что-то весёлое. А воздух какой! А солнце! Ты посмотри, как ярко и радостно светит солнце. Все это для тебя! Весь мир – для тебя! Вздохни глубоко, и ты почувствуешь необыкновенный прилив сил!  

– Ты, оказывается, романтик, – улыбнулась женщина. 

– Приходится иногда. Дай, думаю, попробую, может, и здесь поможет. Видишь, ты уже улыбаешься.

Уходя, мужчина добавил:

– А сын выздоровеет. Обязательно выздоровеет, и мужу твоему станет легче!  Ты только верь!

Они попрощались. Пройдя метров пять, женщина  воскликнула:

– Из-за своих проблем я совершенно не поинтересовалась, как у тебя-то дела?

– Все хорошо. Только вернулся со службы в Афганистане. Я счастлив! - последовал ответ.

– Да это прямо притча какая-то. Сама придумала, философ ты мой? – спросила я, смеясь.

– Уже смеешься, значит, все хорошо. Нет, ничего я не придумала, так все и было…А ты не увиливай, говори, у тебя что-то с Саней Широковым?

– С чего ты взяла, что  меня роман? – с недоумением посмотрела я на подругу. 

– Он всегда на тебя так смотрел, когда думал, что другие не видят. Да вы ведь и переписываетесь?

– Я и с Витькой переписываюсь. Так что же? В женихи  всех запишем? Не придумывай на ходу.  Мы все просто друзья.

– Ну, это было раньше. Обратила бы внимание на Сашку, ведь хороший парень и любит тебя, кажется. Помнишь, прошлым летом дарил тебе огромные букеты ромашек? Да и относится он к тебе как-то очень  нежно, восхищённо даже. Все уже давно заметили.

– А чем восхищаться? Красотой? Душевными качествами? Не смеши.

– Ты себе цены не знаешь. Какая-то вся из комплексов. Откуда это – не пойму. – Она подвела меня к зеркалу и продолжила: – Посмотри на себя. Да, ты не первая красавица, но очень миленькая: большие серые глаза, тонкие черты лица, густые темно-русые волосы, ещё и длинные, по пояс, что нравится мужикам. И фигура – загляденье. Стройняшка… Прошу тебя, обрати внимание на Саню. Любит он тебя.

– Оль, не придумывай, пожалуйста. Он  всех любит.  И тебя тоже. Дон Жуан, что с него взять, то ли ты не знаешь.

– Меня нельзя, я замуж выхожу. Одно плохо: свободы  не будет.

Ну, слава богу, переключилась на любимую тему.

– Странные существа люди: собираются в семьи, племена, нации, государства, и при этом мечтают о свободе, – размышляла я.  

– Ну, да. Парадокс. А что это у тебя цветочки  полусухие в вазе стоят? – переключила она свое внимание. – Уж не с Последнего ли звонка? Пора бы и выкинуть. Или дороги как память? – засыпала вопросами Оля. – Да. Много подарили. Любят, наверное. Для нас, учителей, вообще Первый да Последний звонок, как для лошади свадьба – голова в цветах, а все остальное в мыле!

Вскоре, не выдержав без невесты, приехал Славка да не один, а с упомянутым выше Сашкой Широковым. Оба они были в отпуске на зависть мне, которая в эту чудесную летнюю пору продолжала работать. Мальчики остановились у Саниной тети, но проводили у нее только ночи, а все остальное время зависали у нас, либо на речке с  интересным названием Поперечка. Речка Поперечка. Купались, рыбачили. Однажды ребята наловили штук десять карасей, предварительно почистили их на огороде Сашкиной родственницы, пришли к нам с уловом и попросили пожарить. Конечно, мы не против, нам нетрудно. За ужином парни дурачились, травили анекдоты об армии, рассказывали  школьные байки. Саня вдруг остановился на полуслове, внимательно посмотрел на меня и сказал:

– Свет, ты в курсе, что твой ученик Шурик Огонёк двадцать первого июня уходит в армию? Нет? Что так побледнела? Ты гляди, прям в день твоего рождения.

– Ага. И я не побледнела, я вообще бледная. Летом – от жары, зимой – от мороза.

– Вот не повезло парню, летом служить ужасно, ведь жарко, – прокомментировала известие Ольга.

– Ты что, наоборот повезло. Осенью призываться плохо – тоска смертная. А летом –весело. Плохо одно – не будет у парня выпускного. Сразу после последнего экзамена – в военкомат, – размышлял Саня.

– А помнишь, ты рассказывал о годах учебы в военном училище, – смеясь, спросила Ольга.

– Ну и что? Я много что рассказывал.

– А расскажи всем, как ходили в увольнение, – попросила я, – ты еще в письме описывал. 

– Хорошо. Короче, мне хотелось  пощеголять во время увала, ну, и я нашел способ, как это сделать. Был у нас один молодой преподаватель, офицер, сам такой же выпендрежник. И вот он продал мне офицерские брюки с вшитыми лампасами. Стою я на построении такой красивый в офицерских брюках, а взводный проходит и осматривает каждого, попутно делает замечания по внешнему виду, а по пути проводит воспитательною беседу о правилах поведения в увольнении. Проходит мимо меня, ничего не замечая, и вдруг останавливается, пораженный наглостью курсанта, то есть меня.

– Это что? –  говорит. – Это откуда лампасы? Это что за наглость? Вон из строя! Пойдешь в увольнение, когда лампасы выпорешь.

Ну, я понесся в каптерку за своими брюками, глядь, а они грязнючие. Что делать? Я к товарищу:

– Дай, друг, свои брюки.

Тот дал, я бегом к взводному, представился. Тот посмотрел: все в порядке, разрешил идти в увал. Вечером, после увольнения, опять построение, я опять в своих офицерских штанах с лампасами. Взводный малость обалдел:

– Ты же выпорол лампасы?

– Да вот, опять вшил, – докладываю. Всё. Занавес. Все от хохота животы надорвали.

– Вы же знаете, что я служил в Забайкальском Военном округе, куда все советские  призывники мечтали не попасть, но мы попали, –  вспоминал Слава. – Наш комдив страдал странным для военнослужащего дефектом речи, он не выговаривал несколько звуков, а уж если пьян, то вообще сложно догадаться, что он бормочет. Так вот, перед Новым годом должна была состояться министерская проверка, об этом все знали, но комдив как пил, так и продолжал пить. Приезжает он как-то в часть и перед штабом, вывалившись из машины, начинает топать ногами и орать во всю силу командирских легких:

– Попилить! От земли на сорок сантиметров. Попилить!  – И снова уезжает.

Все начинают пилить деревья – приказ поступил, надо выполнять. Через пару дней комдив возвращается трезвым, на удивление, и видит «голые казахские степи», как в том анекдоте, а также стоящие там пеньки. Сначала он обалдел от такой наглости подчиненных, а потом поднял страшный вопль:

–  Я же сказал побелить деревья от земли на сорок сантиметров! По-бе-лить! И мы двое суток в снег сажали новые деревья. А что делать, проверка на носу.

– Прямо анекдоты какие-то, – сказала Ольга.

– Да ясно, анекдоты, конечно, мы шутим! 

– На самом деле, армия каждый день выдает такие анекдоты, – продолжил Слава, – весело, там, одним словом.

Как ребята не пытались меня растормошить, в голове крутилась одна грустная мысль: вот и все. Он скоро уедет. И я его никогда не увижу. Разве не этого я хотела? Разве ни к этому шла? Что остается? Одно – жить, улыбаться и еще раз улыбаться, как учила незабвенная А.Ахматова:

А назавтра опять мне играть свою роль

И смеяться опять невпопад.

Помнишь, ты говорил что любовь  это боль?

Ты ошибся. Любовь - это ад!

Что же делать? – думала я каждый день до отпуска. – Вот так взять и  уехать, не попрощавшись с ним, или все-таки встретиться? Нет. Решение приняла давно, отступать нельзя. Всё скоро забудется. Всё.

Подруга вопреки  обещаниям уехать на малую родину вместе, ждать меня не стала, отбыла вместе с женихом – Славу срочно вызвали на работу. Ольгин отец – генерал позвонил мне в школу, поскольку других средств связи у нас не было, и передал просьбу: вернуть будущего зятя  – лейтенанта в родную милицию. Там в нем очень нуждаются.

Глава 9

Саня много времени проводил со мной, был предельно предупредителен, любезен, заботлив, а я терялась в догадках: неужели он так оказывает мне знаки внимания? Парень всегда общался со мной только по-дружески, как и с остальными мальчишками и девчонками, я не сомневалась в этом. В прошлом  мы с Ольгой  принимали участие во всех начинаниях ребят. Маленькими так и вовсе лазали с ними по деревьям, играли в войнушку, на спор переплывали глубокую и широкую старицу, да много чего было. Во главе всех этих дел, иной раз едва не доведенных до беды, был Саня, несмотря на то, что Слава на два года старше нас всех. Став взрослее, ребята немного угомонились, хотя дух авантюризма не потеряли. Однажды у брата Славы  появился новенький «Запорожец», ну, что значит – у брата? У брата, значит, –  и у Славы.

– Почему «Запорожец» все время стоит в гараже? Давайте махнем  в Новосибирск? – загорелся интересной идеей Саша. – Ты же права тоже получил?  

– А то, с первого раза и теорию, и вождение сдал!

– Так поехали, чего ждать – то, машина должна ездить, а не в гараже стоять.

– Завтра первое сентября, надо подготовиться к занятиям, – запричитали мы с Ольгой.

– Чего там готовить? Парадную одежду погладить? Успеем всё, – пообещал Сашка. – Тут ехать-то всего двести тридцать километров. Два с половиной часа. Поехали! Завалим к Наташке в общагу. Представляете, как она нам обрадуется.

Мы предполагали, что Саня не равнодушен к Наташке – Витькиной сестре, студентке железнодорожного института. Посмотрев внимательно на нас, парень добавил:

– В Новосибирске сегодня показательные выступления парашютистов. Едем? 

Последний аргумент оказался самым значимым в нашем решении ехать. Через три часа мы действительно были у Наташки, она обрадовалась гостям, каждого обняла и поцеловала. Сашка  порозовел, раздобрел, только что не мурлыкал. Попили чайку, поболтали о том, о сём да  вспомнили о дальнейших планах. 

– А вы, ребята, опоздали, соревнования по парашютному спорту окончились в четыре часа дня, а уже шесть. Езжайте-ка вы домой, а то будете по темноте добираться, – заволновалась Витькина сестра.

– Успеем, –  уверенно ответил  ей Саня, – не волнуйся.

С трудом оторвав парня от чая с плюшками, мы все часов в восемь вышли на улицу,  Наташка решила нас проводить и даже поцеловала  Сашку куда-то в нос. Он от прилива такого вселенского счастья стал красным, как помидор, размякшим и полностью поглупевшим. Тем не менее, находясь в счастливой прострации, с успехом отдавал приказания Славке. Тот послушался друга и поехал, как выяснилось, не в ту сторону. Долго мы ещё блуждали по Новосибирску, ища федеральную трассу. А погода все хуже и хуже. Ветер порывистый, дождь полил, как из ведра, стало очень холодно. Печка в машине  топлива поглощала невероятно много. Да и не  запустишь её просто так – стекла запотевают сразу. Надо было бы окна раскрывать, а там дождь хлещет. Видимость упала, дороги почти не видно, да ещё Славка в диком напряжении с непривычки, устал, аж руки задрожали. Кажется, я все же задремала, а он вдруг как даст резко по тормозам! И тут нас кинуло вправо. Тормоза у «Запорожца», конечно же, были, но со смещением: одно колесо всегда лучше другого тормозило –  вот нас и понесло по размытой дороге и прибило к обочине. Как потом мы поняли, Слава не обратил внимания на аварийный поворот от строящегося моста или не увидел его вообще и на полной скорости  прилетел сюда. Увидел впереди предупреждение и бетонные блоки, резко нажал на тормоза, и мы оказались в полуметре от обрыва! Ужас! Высота обрыва метров пять. Ещё бы эти пятьдесят сантиметров, и мы  бы спикировали в черную гладь реки, она хоть и не очень глубокая, но проблем бы доставила много.

Уже была ночь – двенадцать с лишним. Ужасно было холодно. Мы поснимали чехлы с машины, какие-то коврики с сидений, обмотали себя ими. Домой, в город, въехали  при параде в три ноль пять утра безмерно счастливые.

Юность. Игры. Забавы. А то что сейчас происходит – каким словом называется? Тоже своего рода игры, забавы, только взрослые?

Каждый вечер Саня проводил у меня. Вспомнил далекое и недавнее прошлое, переделал всю мужскую работу: перепаял, перестругал, прибил, почистил. Шутя обнимал, в щёчку целовал, приносил букетики цветов, был мил и услужлив. Наслаждался жизнью, вёл себя вполне дружелюбно и за рамки дозволенного не заходил. Мне это очень нравилось, я принимала всё как должное, стараясь  ничего не придумывать. Вспомнилось, как всего-то три месяца назад мечтала заключить фиктивный брак с Сашкой, чтобы избавиться от дурацкой ситуации, в которой оказалась. Сейчас же сомневалась: целесообразно ли вообще поднимать тему фиктивного замужества, парню-то это зачем надо? А самое главное, как он потом своей избраннице объяснит, почему был женат. Девушка же может плохо о нем подумать: неуживчивый, лодырь, бабник. Да всё что угодно. Может, ничего и не нужно делать: все само собой пройдет, все забудется? Тем более, Огонёк уходит в армию. И вторая проблема с секретарем райкома комсомола постепенно рассосалась. Да, уж, действительно: держи подальше мысль от языка, а необдуманную мысль от действий. Надо об этом почаще вспоминать.

И все-таки разговор, необычный  для меня, состоялся. Видимо, Широков не стал откладывать дела на потом. Начал он весьма оригинально: показал под свое «а помнишь» фотографию, на которой был  запечатлен «ну очень интересный» момент: перед крыльцом моего подъезда мелкими камушками из щебня  вдавлены  в свежий уложенный асфальт буквы: «А. + С.= Л.» 

 – Помню, конечно. Это  крыльцо нашего дома, а буквы перед ним я видела где-то с класса  седьмого – восьмого, – не поняла я подвоха.

– Все верно, с седьмого. Не догадываешься, что они означают?

– Почему же не догадываюсь? Кто-то кому-то признается в любви, наверное, Алешка Емельянов или ты Снежанке Горюновой из нашего подъезда,  – сказала я тоном, каким разъясняла задание нерадивым ученикам.

– Причем здесь Горюнова? Я – тебе.

– Ты же, по-моему, увивался то за Снежанкой, то за Наташкой, Витькиной сестрой?

Здесь удивился Саня:

– А, по-моему, это они оказывали знаки внимания, а я не отказывался, чтобы вызвать ревность у тебя. Но ты какая-то непробиваемая, как-то не очень реагировала. Для меня никогда не существовало других, только ты, поверь. И я всё ждал, когда ты  хоть немного обратишь на меня внимания, подрастешь что ли. – На минуту мы оба задумались.

– Ты ошибался. Тот самый мальчик по имени Саня мне нравился всегда, ещё класса с шестого, но ты всегда был окружён девочками: Горюновой, Иркой, Ленкой, Танькой, а потом Наташкой. Я  оставалась в стороне и ни на что не рассчитывала. Привыкла  видеть в тебе только друга. Ладно, закончим день воспоминаний. Пусть детство останется там, где должно быть – в прошлом.

– Хорошо. Тогда, может, обсудим день сегодняшний? – и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Я люблю тебя, Светочка, давно, со школы. Окончательно осознал это, когда  поступил в военное училище. Хотел сказать об этом ещё тогда, но ты почему-то меня избегала, стала другой. Я знал, что ты еще не готова к этому разговору и решил почаще напоминать о себе, поэтому и забрасывал письмами и телеграммами. Если бы ты знала, как я радовался твоим сообщениям, как ждал их. Наверное, то, что я говорю, похоже, с точки зрения многих, на оголтелую романтичность. Такое поведение, конечно же, не свойственно мужчинам. Пусть это так. В общем, я прошу тебя стать моей женой. Не жду мгновенного ответа, пожалуйста, подумай хорошо, тем более, если согласишься, тебе придется  поехать со мной в Красноярск – по  месту службы.

Вот таким Саня и был с самого детства: открытым, прямым. Эти умения: все анализировать, решительно говорить – мне очень импонировали. Тем не менее я была растеряна и по-прежнему молчала. Он подошел, поцеловал в губы и сказал:

– Думай, пожалуйста, до завтра. Вечером зайду. Больше ждать не буду, – и ушёл.

Глава 10

Проходила короткая летняя ночь, я же лежала без сна, так и не найдя верного решения. Конечно, мои мысли были в смятении: во-первых, от неожиданности, во-вторых, мне казалось, умный, красивый Сашка не мог заинтересоваться такой заурядной  личностью, какой я считала себя. За ним всегда толпы красавиц со всего района бегали. Нет, одно дело – фиктивное замужество, где кроме штампа в паспорте ничего не нужно, другое – настоящее, как  говорится, по взаимной любви. Любви же у меня к нему давно уже не было, возможно, когда-то я устала ждать Сашу, устала наблюдать бесконечный круговорот обожающих его девчонок. А когда не чувствуешь взаимности, устаёшь идти навстречу. Вот тут  и вспоминаешь  правило одиннадцатого шага о том, что мужчину и женщину разделяют двадцать шагов. Ты должен сделать свои десять шагов и остановиться. Если там тебя не встретили, не делай одиннадцатого – потом придется делать двенадцатый̆, тринадцатый̆ – и так всю жизнь. Свои десять шагов я сделала ещё в детстве - юности, но ответного шага не заметила. Парень пытался меня уверить, что всегда любил, но не чувствовала я ничего, не ощущала никакой любви.

Придя в школу, я отправилась на учебно-опытнический участок. Сегодня не было экзаменов, и рабочее время я проводила с ребятами  пятых классов – трудовая четверть в разгаре. Как мне нравились дети этого возраста: всегда открытые, интересные, непосредственные!

На участке, за которым ухаживали ребята, росли разные лекарственные растения. Поливая зеленую аптеку с учениками, я решила в перерыве рассказать  сказку, чтобы  придать значимость  нашему труду. Начала я так:

 – Давно это было. Правил тогда царством славный Додон. Где бы он ни был, всегда торопился домой к молодой жене Элизе и старался никогда надолго с ней не расставаться. Однажды, возвращаясь с охоты, Додон не увидел своей жены в пятой башне замка, она всегда его там встречала. Вообще замок был мрачным: не было слышно ни птиц, ни зверей, деревья стояли понурыми, травинки прижались к земле. А теперь продолжите сказку. Что могло произойти с Элизой? – Прервала я свой монолог. 

– Ее похитил Змей Горыныч… Съел злой волк…Она умерла… Она уснула на триста лет, – соревновались дети, строя предположения.

– Она вышла замуж за другого, – услышала я знакомый голос. Обернулась и увидела стоящего за мной Шурика Огонька. 

– Что ты здесь делаешь? – Не нашла я другого вопроса.

– Заходил в школу оправдаться за отсутствие на выпускном вечере. Вы, наверное, знаете, что я ухожу в армию?

– Известили, знаю, – опустив глаза, тихо ответила я.

– До какого часа сегодня работаете? – наседал парень.

– До часа, – сказала я, не сообразив, что ответ звучит комично.

– Я зайду, – и ушел.

Я стояла по стойке смирно, на минуту забыв, что здесь делаю и кто рядом со мной. Очнулась оттого, что мои пятиклашки загалдели, почувствовав изменение в настроении учительницы:

 – Светлана Владимировна, а что дальше-то было? В сказке? Что случилось с  Элизой? Она осталась жива?

Повернувшись к ребятам, я ответила:

– Ну, да, конечно. Слушайте продолжение. Въехал царь в ворота, а навстречу ему нянька:

– Заболела наша Элизонька, кто только не лечил её, ничего не помогало: голова болит очень сильно, поднять не может.

И дал приказ  царь – найти лекарство, которое поможет Элизе. Старая нянька пошла в лес в надежде отыскать то самое лекарство, которым её когда-то в детстве спасли от смерти.

– Что, бабушка, за помощью к нам пришла? – тихо зашелестели  листочки. И когда рассказала старая женщина, в чём дело, они тут же отозвались:

 – Пойди к ромашкам, они  вылечат, помогут.

Обрадовалась нянюшка, целую корзину цветов набрала. Приготовила она дома волшебный отвар, стала им поить Элизоньку. День ото дня всё лучше становилось царице, а через неделю она и вовсе поправилась! Вот такая сказка…Ну, что, идемте поливать лечебные ромашки? 

– Да, а в конце лета мы будем варить волшебные отвары, чтобы все были здоровыми, – придумали дети.

В конце лета. Кто бы мне сказал, что будет в конце лета?

Как и обещал, ровно в час пришел Огонёк. Конечно, у меня были мысли сбежать из дома, но что это за детство – пора уже все  сказать твердо и окончательно. 

– Хотел, как мечталось, этот разговор  отложить до выпускного, когда нас не будут связывать отношения – ученик и учитель. Но, поскольку у меня выпускного не будет, поговорим сейчас?

– Поговорим, но ничего нового я тебе не скажу, – опустив голову, сказала я.

– Мне есть что сказать. Надеюсь, удастся тебя убедить. Послушай, – продолжил он после длительной паузы,  – я знаю, что основная преграда для тебя сейчас – это возраст и социальный статус. Что касается последнего, он скоро изменится – ты перестанешь быть для меня педагогом, я для тебя  – учеником. Конечно, у тебя высшее образование, но и у меня оно будет после службы в армии. Возраст. Это сложнее. Но обещаю, через два года ты не почувствуешь, что старше меня, а еще через пять ощутишь, что старше из нас двоих я. И ещё, я тебя люблю, безумно люблю, мне трудно объяснить почему и как это случилось, но это так. Я уверен, что ты ко мне тоже не равнодушна и потому испугана. Как следствие, пытаешься бежать от мысли, что мы должны быть вместе. 

Выговорившись, он замолчал. Ну, что ж, очередь моя.

– Шурик, дорогой мой, послушай и ты меня, это сейчас всё так видится. Пройдет пять – шесть лет, о которых ты говоришь, и с возрастом, новым статусом изменишься и ты.Взгляд будет иной на жизнь, на отношения. Вряд ли тогда я тебе буду нужна – наверняка, интерес вызовут более молодые и красивые. Знаю по своей семье. Мама – учительница, старше отца на  шесть лет, он ее выпускник. И по привычке, как и ранее в школьные годы, брала решение разных вопросов на себя. Отец от всего был освобожден, в бытовом смысле, конечно. Жил как у Христа за пазухой, однако всё равно ушел от нас. Ушёл к более молодой, красивой и перспективной коллеге. Мне тогда было восемь, сестре – три года. И мы его очень любили. С тех пор с ним больше не виделись.

– Я думаю, дело не в возрасте твоих родителей, а в их отношении друг к другу, – сказал Шурик.

– И я о том же. Мама рассказывала, что он в молодости часто говорил о своей неземной любви к ней, и вот итог. Я не хочу повторения ее судьбы. Это невыносимо тяжело. Послушай, ты же общаешься со своими ровесницами, в кино ходишь с ними, ещё куда-то, вот и найди себе невесту в своей среде. Например, Наташу Горохову.

Я понимала, мелочно говорить это, но ничего уже не могла с собой поделать – меня несло.

– Так, уже донесли. Мы ходили в кино и еще куда-то, как ты говоришь, не только с Наташкой, но и с Димкой Тарасовым, и Маратом Хазаровым. Все вместе. Что такого? Мы  – друзья.

– Вот и отлично. Иди в армию, служи спокойно, поверь мне, со временем произойдет переоценка ценностей. И спасибо за все. Я тебя буду помнить всегда.

– И это все?

– Да.

– Ну, что ж, прощай, – подняв голову, гордо сказал Огонёк. И, не дожидаясь ответа, ушёл.

Я лежала на кровати, согнувшись калачиком. Было абсолютно ясно: только что я разрушила собственное счастье, добровольно отказавшись от любви.

… В то время мне казалось это решение единственно верным.   

Глава 11

Говорят, что счастливый человек чувствует крылья за спиной. Так и есть. Ко мне пришло такое ощущение, когда шесть лет назад родилась моя Сонечка. Помню, я долгое время пребывала в полной уверенности, что не хожу, а парю, и крылья помогают мне. Имя дочке, столь необычное по тем временам, выбирала свекровь, очень нам помогавшая первое время и специально для этого приехавшая из Барнаула. А что, красиво: Саня, Соня и Светлана. Я была не против.

Часто вспоминается, как мы с дочкой, нагулявшись вдоволь, шли домой, а Соню так и  тянуло побродить по майским лужам. Это только говорится – по майским, на самом деле май в Красноярске холодный и дождливый. Но такое состояние погоды не мешало городу в любое время выглядеть красивым, уютным и ухоженным. Я быстро привыкла к климату, к природе, к людям. А самое главное – это теперь родина моей дочки, а значит, – и моя родина. Конечно, тоже Сибирь, только другая, диковатая что ли, необузданная, колоритная. Красота!

… Почти семь лет назад я впервые переступила порог этого дома. Да, именно так – семь лет. Саня Широков  во время службы, будучи холостяком, жил на квартире, но, женившись, выбил квартиру в этом, как его называли красноярцы, офицерском доме. Имел право – семейный человек. Расписались мы в своем родном городе, там же сыграли скромную свадьбу, не в пример Скачковым. Вот у них, кажется, собрался весь местный бомонд. Все чинно, благородно, очень торжественно.

Жили мы хорошо, я всё удивлялась – вышла замуж без всякой любви, по дружбе, а как удачно. 

Почти  всех сослуживцев Сани, а также жен, их детей я знала, с иными поддерживала приятельские отношения. Многие женщины, с кем я общалась, работали. Хотела и я выйти на работу, но сразу же после свадьбы муж поставил условие: жена должна заниматься домом, детьми, а не работой, допускалось мелкое репетиторство. Я была категорически против, моя свободолюбивая натура не выдерживала диктата: хотелось в школу. Саня же мотивировал своё решение следующим: денег хватает, зачем жене работать? Главное её назначение – забота о семье. Душу посоветовал отводить с детьми, которые будут ходить на дополнительные занятия к нам домой, но учеников должно быть не более двух, иначе времени и сил на родственников не останется. Поспорив, я подчинилась, найдя  доводы мужа убедительными. В остальном разногласия были мелким, бытовыми: приготовила котлеты с лапшой, муж хотел c гречкой, купила себе не такое платье, не тот фасон, не той длины, а Сане не того цвета рубашку, майку – я на это не обращала внимания. Главное, он очень заботился о нас с дочерью. Захотели в выходные в заповедник «Столбы», – пожалуйста, в санаторий – ещё лучше, в отпуск – в Крым, Сочи, Петербург. С этим вопросов не было, как и в целом с вниманием к своей семье. За это ему прощалось многое. Наверное, я ошиблась, когда-то решив, что из Сани не получится хорошего мужа, ведь в юности любил рискованные дела, менял бесконечно девушек. Притягивал он внимание женского пола, зачастую не специально. Видела я, с каким большим уважением к нему относились коллеги - друзья. В праздники нас тянуло в их общество, надо знать Саньку – повеселиться он умел и любил это. Что поделаешь – лидер во всем.

Свой родной дом я никогда не забывала: к маме с сестрой ездила обычно два раза в год: летом на две недели и зимой на  неделю, после Нового года. Как нас ждали мои родные! Особенно они были рады, когда мы приезжали всей семьей.

…Эта телеграмма от сестры  пришла в середине мая. Лена просила срочно приехать – у мамы инсульт, она в больнице, нужен уход сейчас и после выписки. Сестра работала фельдшером на станции скорой помощи, часто дежурила через сутки. Конечно, она взяла личный отпуск на неделю, больше не дали, поэтому требовалось моё присутствие на родине не менее месяца. На столь длительное время я еще из Красноярска не уезжала. Саня хотел, чтобы Софья осталась с ним, но она не ходила в сад, а у мужа – служба, частые командировки, выезды в летние лагеря, поэтому иного выхода не было, кроме как забрать дочку с собой. Быстро собравшись, мы вылетели из Красноярска в Барнаул.  Нас будто ждал прямой рейс, были в наличии и билеты.

Поездка затянулась на полтора месяца, это время было трудным для нас всех: встав утром, приготовив завтрак для дочери, я бежала в больницу и проводила там два часа. Конечно, в отделении были санитарки, но и им нужно было помогать: переворачивать маму, кормить с ложечки, менять пеленки, разрабатывать ноги и руки. Вечером я приходила к семнадцати часам, а уходила из больницы в двадцать два. Болезнь осложнилась воспалением легких. Спасибо Ольге Скачковой, не знаю, что бы я делала без неё, палочки-выручалочки, бравшей Софью к себе, когда мне нужно было бежать к матери. А ведь у подруги ещё свои дети – двойняшки, ровесники дочери. Через двадцать с лишним дней маму выписали. Она почти не разговаривала, приходилось  работать над произношением трудных для неё звуков. Кроме того, маме назначили комплекс физических упражнений для обретения силы мышц, чем мы и занимались, благо Ленка-медработник. Только-только врачи разрешили сидеть на кровати, подперев спину высокими подушками, а мы уже радовались этим нашим общим победам. Через три недели после выписки маме стало значительно лучше: она могла  самостоятельно переворачиваться, сидеть, уже говорила, хоть и не совсем понятно. Подумать только: чуть более пятидесяти, а уже инвалид. 

Муж звонил два - три раза в неделю. Последнее время его интересовал вопрос: когда мы вернемся домой. Очень ему хотелось, чтобы мы приехали к моему дню рождения. Я не надеялась успеть, поэтому сказала, что выйдем из Барнаула где-нибудь через неделю - две.

Наш последний разговор услышала Лена.

– А обязательно ли сейчас твое присутствие? – спросила она. Я отдыхаю трое суток, сутки попрошу побыть с мамой нашу сотрудницу. Заплачу, конечно, ей за это, а с понедельника  пойду в тарифный отпуск, поэтому ты можешь смело выдвигаться домой. Конечно, в конце июля нужно будет приехать, когда я выйду на работу, но, думаю, это на месяц, не более. Если такими темпами пойдет выздоровление, то мама к концу лета будет чувствовать себя значительно лучше. Начнем работать над восстановлением памяти, будем вспоминать её любимого Пушкина, может, продекламирует, как раньше, всего «Евгения Онегина»?

Меня такая надежда улыбнула.

Глава 12

Решив сделать Сане сюрприз, мы выехали домой без звонка. Я надеялась вернуться в Красноярск 21 июня, в мой день рождения. Хоть Соня и не оставалась в Барнауле без внимания детей и взрослых, ей все же хотелось домой – очень скучала по отцу и соседским приятелям: Сережке, Игорьку, поэтому по приезде запрыгала от счастья, когда увидела друзей. Было часов двенадцать – время прогулки малышей, поэтому на детской площадке находилось много народа. Софья вырвала руку из моей и стремглав побежала к ребятам. Я же присоединилась к одной из мамаш, подруге и соседке Иринке, её муж служил в той же части, что и Саня. Мужчины не дружили, но все мы иногда встречались в компаниях приятелей. Что тут скажешь?  Красноярск – город маленький.

– Ирина, посмотри за Софьей, – попросила я, – пойду вещи распакую, приготовлю что-нибудь; вечером, наверное, сходим с мужем в ресторан, поэтому сделаю легкий салатик да суп сварю дочке.      

– Иди, конечно, и с днём рождения тебя еще раз. Подарок от меня вечером. Не знала о вашем приезде. Мы вчера у Мавриных их годовщину свадьбы праздновали, вот там и разговаривали с Сашей. Он сказал, что ждёт вас через неделю, не раньше.

Довольная предстоящей встречей с мужем, я пошла домой. По моим подсчетам он должен быть на службе до вечера. «Как хорошо, всё успею сделать. Но сначала в душ», – думала я. В прохладной тишине квартиры я ощутила новый прилив счастья – дома. Оставив вещи в коридоре, отправилась в ванную набирать воду. Но что-то мне показалось неправильным, странным, и я вернулась в коридор. На трехъярусной подставке для обуви рядом с туфлями мужа стояли красные босоножки моего размера. «Может, это он мне купил? – успела подумать я, – но нет, они ношеные». И тут из полуоткрытой двери спальни услышала короткий женский храп. На цыпочках  войдя в комнату, я увидела «картину маслом»: в нашей супружеской кровати, обнявшись, лежали муж и незнакомая мне девица. «До чего же тривиальная ситуация», – подумала я, – как в анекдоте: муж, а в моем случае жена, возвращается из командировки». Почему-то всегда была уверена, что меня подобная история не коснется. Жаль, Саня не знал о моих мыслях.

В спальне стоял сильный запах перегара. Муж слегка приподнял голову, видимо, почувствовав чужое присутствие, посмотрел мутными глазами, раскрыл рот, желая что-то сказать, но я прижала палец к губам: тсс, и тихо закрыла дверь. Решение созрело мгновенно. Я подошла к шкафу, забрала свидетельство о заключении брака, свой диплом, третью часть из накопленных денег, достала ещё одну сумку и бросила туда наши с Софьей зимние куртки и другие вещи. На всё ушло не более десяти минут. Покинув жилище, я распрощалась со своими, как до этого считала, счастливыми годами жизни.

Конечно, не будь у меня дочери, я бы, наверняка, тут же нашла, каким транспортом уехать из этого города, хотя бы и на попутках. Но со мной была Софья, нельзя было рисковать её жизнью и здоровьем. Я, оставив вещи у Ирининого подъезда, подошла к мирно играющим детям.

– Мама, когда пойдём домой? Я уже наигралась. А папа на работе? – забросала вопросами дочка.

– Сонечка, мы должны снова ехать к бабушке, – не отвечая на вопросы, сказала я.

– Света, что случилось, почему ты не занесла вещи? – этот вопрос последовал уже от Иринки. Как же вам сложно отвечать.

– Ирина, можно до вечера побыть у вас, хотя, может, раньше удастся  уехать? Мне нужно узнать, на какой транспорт есть билеты до Барнаула. Телефон работает?

– Да, – с недоумением ответила подруга. – Что же все-таки  случилось?

– Не бери в голову, ничего особенного. Просто нужно уехать.

– Ладно, идемте к нам, позже разберемся. Сергей, Игорь, домой, – крикнула подруга.

Глава 13

Приняв душ и искупав Софью, я начала обзванивать кассы вокзалов. На мое несчастье в этот день и в ближайшие два не было рейсов самолетов, прямых поездов, только вечером в восемнадцать часов отправлялся автобус, в пути он  должен быть семнадцать часов. Подумав, я решила, что такой вариант меня устроит: и удобное расписание, и Сонечка не отказывается путешествовать автобусами, а напротив, любит этот вид транспорта. Покормив дочку и уложив ее спать, я отправилась за билетами на вокзал.

Признаться честно, уезжать из дома, ставшего родным, мне совершенно не хотелось, не хотелось покидать такой привычный мирок, определенный уклад жизни. Но простить предательство я не могла. «Пора снимать розовые очки, давно пора. Скорее всего, это не единичный случай измены, возможно, были и еще эпизоды», – рассуждала я. Тут же вспомнились отлучки мужа на охоту - рыбалку, наши с Софьей отъезды к маме в Барнаул. Наверное, в это время у него тоже были маленькие приключения.

Когда я вернулась в квартиру Ирины, меня ждал сюрприз – собственной персоной на кресле восседал заспанный, небритый, какой-то помятый  Широков. Дочка сидела у него на коленах и играла с куклой, которую подарила перед отъездом Ольга Скачкова.

– Иринка, ну, у тебя и гостей сегодня, всем не терпится засвидетельствовать свое почтение, – выдавила я улыбку.

– Да, Саня, оказывается, сегодня не на службе,  – сказала подруга. – Говорит, только вернулся от Мавриных, хорошо погуляли.

– О да, все хорошее на лице отражено, – засмеялась я, подмигивая мужу. Мы всегда неплохо понимали друг друга и не выносили на всеобщее обозрение наши семейные проблемы. – Ну что, пойдем разговаривать?

Иринка, вероятно, по-своему поняла тон, которым я общалась с мужем, и решила, что я обиделась  из-за его позднего возвращения домой. Со временем, поговорив с Мавриными, она поймет, в чем дело. Но это будет потом, без меня.

Софья осталась с мальчишками играть в их детские игры, а мы отправились в квартиру мужа.

– Светочка, я все объясню, – сказал он после длительной паузы.

– Для чего? Я все видела. К чему комментарии?

– Понимаешь, вас долго не было, я очень скучал, – продолжил Широков. – А тут у Мавриных юбилей, я и согласился сходить, развеяться хотелось. А то всё служба да служба, и дома  – одиночество больше месяца. К тому же ты сказала, что приедешь через неделю.

– Ну, прости, что не оправдала твоих надежд, – вставила свои пять копеек я.– За это получила отличный подарок в день рождения.

– Светка, послушай, я не планировал ни с кем заводить отношения, очень люблю тебя и Софью. У нас же  отличная семья. Просто выпил много, а тут эта девица прицепилась, не оторвёшь. Пьян был сильно, даже не помню, как домой вошёл.

– Вошли.

– Что? Ну да, вошли, – простонал он и продолжил:  – Проснулся часа через два, смотрю, эта рядом. Уснул  снова, а тут мне показалось, что ты в дверях стоишь, но думал, видение с пьяного глаза. А днем проснулся, этой девицы уже не было, вспомнил сон. Открыл шкафы, а там нет вашей зимней одежды. И документов нет. Я и понял, что это всё наяву случилось. Ты же пойми, не было же ничего. Не было.

– Всем известная тактика – ни в чем не признаваться. Пойдем в спальню. –  Я подняла одеяло и сбросила его на пол. – Смотри. Ведь, правда, ничего не было? Хоть бы от следов преступления избавился, разведчик, – и добавила после паузы: – Я уезжаю и подаю на развод. Раздела имущества не будет – все твоё. Правда, вынуждена была третью часть из накопленных денег забрать, прости, нужно на билеты да чем-то нашу дочь кормить, пока не выйду на работу. С Софьей можешь видеться, когда у тебя будет возможность, до поступления в первый класс. Дальше по согласованию. 

Широков стоял и молчал. Жаль парня, да не погубить бы девку.

– Всё. Пора ехать. Вызову такси, – закончила я.

– Света, я виноват, не знаю, как вымолить у тебя прощение…

– Мы так давно знакомы, так хорошо знаем друг друга… Могла же я просчитать твои действия, ведь люди не меняются с годами. Только так хотелось верить в твою искренность. Думаю, тебе надо пожить одному, насладиться свободой, видимо, не догулял. И ты прав: у нас хорошая семья. Ключевое слово – была. – У меня закипели слезы, потому быстро подошла  к телефону и вызвала такси, хорошо, вещи предусмотрительно оставила в камере хранения, когда ездила за билетами.

Прощание отца и дочери прошло спокойно, Соня не поняла, что папа более с нами жить не будет. Широков же, вероятно, решил, что ничего ещё не потеряно, надо только подождать, пока жена успокоится и поймет, как ей без него плохо, и тогда можно будет вести наступление. А пока надо отступить.

Как же мне больно, как больно! 

Помни, мой милый друг, твёрдо и навсегда: 

Только из милых рук может прийти беда.

Только любимый рот может, сказав – толкнуть

В тёмный водоворот, в дальний и трудный путь, – вспомнилось вдруг стихотворение Тамары Цинберг.

Ну, что ж, снова придется искать в своей жизни основную идею на фоне уже состоявшегося конфликта.  

Глава 14

Конечно, близкие были крайне удивлены моим демаршем. Лена в отличие от Ольги Скачковой  без истерики восприняла рассказ об откровенном предательстве мужа.

– Светка, ты какой была наивной максималисткой, такой и осталась. Зачем было выходить замуж за человека, который не пропустил в городе не одну юбку. Ты решила, что исправишь его похотливую натуру? Точно наивная. Ну, да, он тебя любит, это очевидно, но себя он тоже любит: как можно упустить то, что само в руки идет, тем более, жены рядом нет. Вот и решил воспользоваться моментом, авось прокатит его измена под торжественный бой барабанов. И чего ты к нему цепляешься с претензиями? Все мужики такие. Другие женщины прощают и живут дальше. У вас все же ребенок. И Сонька без памяти любит отца. Подумай об этом.

– Я думаю, днём и ночью думаю,  но к прощению не готова.

…Вечером того же дня позвонил Широков. Интересовался, как доехали; о происшедшем ни слова, понимал  прекрасно, что преждевременно просить о помиловании, тем более  поднимать вопрос о возвращении назад.

На следующий день я пошла в ГорОНО узнать насчет работы. Брела и думала: хватит хандрить, у меня дочь, не хочу, чтобы она чувствовала мое состояние. Да и не изменить уже всё, тогда зачем страдать? Пусть Широков живёт так, как считает нужным, а я буду жить, как хочу сама – жизнь продолжается. Решено: ну его к черту, замужество, ведь есть же у меня Соня, мама, Елена, будет и работа – этого достаточно. Буду жить для своей семьи и строить карьеру. После такого тренинга на душе стало спокойней.

Предложенных в ГорОНо вакансий было достаточно, я же остановилась на школе, которую окончила сама и  где раньше работала мама – родные стены, родной коллектив учителей. На работу нужно было выходить в середине августа, а пока – свобода. Я брела по улицам, знакомым с детства, вот так – бесцельно и неторопливо. Это площадь Советов, говорят, когда-то в тридцатых годах здесь были овраги и полуразвалившиеся дома, а сейчас, кажется, самое уютное место в городе,  вот и ЦУМ, а там дальше политехнический институт. 

– Светлана Владимировна, здравствуйте, – окликнул меня чей-то голос.

Я  повернула голову 

– Игорь? Швец? Ты ли это? – передо мной стоял красивый парень, балагур и весельчак, когда-то подбивший ребят на пьянку во время отдыха на легендарной лыжной базе. Кажется, он стал выше почти на голову, еще более похудел, черты лица изменились, стали жестче что ли? Да, я видела перед собой не мальчика, но мужа.

– Я, Светлана Владимировна. Конечно, меня трудно узнать: когда вы уехали, мне было семнадцать. Фигура нескладная, ростом не  вышел. Теперь двадцать четыре, ясное дело, немного другой, но характер тот же. А вы не меняетесь, всё в одной поре: красивая и стройная, даже ещё красивей стали.

– Фантазёр ты и льстец, но мне приятно. Сюда перебрался или в гостях?

– Можно сказать, в гостях. Учусь в политехническом заочно, а живу там же, в Городке. Сейчас на сессии, ­– с гордостью ответил Игорь. – Только не повезло, остался без жилья – бабушка, у которой снимал комнату  в период сессий, сегодня отказала – послезавтра дочь с зятем из Украины прилетают, вот так внезапно решили. Жаль, хорошее было место, институт рядом. Вот думаю, что делать. Хотел в общагу, но мест нет, сессия же у всех: и очников, и заочников. Мне и надо-то перекантоваться всего неделю. Придётся к однокурсникам проситься на ночлег.

– Понятно, а знаешь, пойдём к нам, я здесь неподалеку живу, квартира у нас четырехкомнатная, правда мама сейчас болеет, но ты не помешаешь.

– А это удобно? Муж против не будет?

– Удобно. Мужа нет, я живу с дочкой, сестрой и мамой, у тебя будет отдельная комната, и выспишься, и нормально подготовишься к экзаменам. Сколько их осталось?

– Два. Один завтра, другой тридцатого.

– Иди, забирай вещи и приходи по этому адресу, - я  вырвала листок из блокнота и  набросала схематично план, чтобы Игорь быстро нашёл улицу и  дом. – Жду.

– Спасибо большое, Светлана Владимировна, не знаю, как благодарить вас.

– Но  сказал же спасибо, хватит этого.

Вечером того же дня произошло великое  переселение Игоря Швеца. Вещей у него было мало, зато книг три сумки.

– В этом библиотечные, учебники, – указал он на большой пакет, а эти с книгами, купил в магазине по специальности, у нас таких нет.

– Располагайся, принимай душ, и за стол,– выслушав, сказала я.

– Спасибо большое, Светлана Владимировна.

– Уже говорил, хватит кланяться.

За ужином Игорь немного рассказал о себе и одноклассниках: после школы он год работал в механизированной мастерской, после призыва  в армию служил в ракетных войсках, затем поступил в вуз и сейчас учится на третьем курсе, будущая специальность энергетик. Четыре года работает в городской энергосети с бывшим одноклассником Димой Тарасовым. В отличие от Игоря у друга уже семья, маленький ребенок, а женился он на однокласснице – Оле Непченко. Марат Хазаров тоже недавно сочетался браком с Наташей Гороховой. Все его друзья в родном Городке, кроме Шурика Огонька.

– Вы, наверное, знаете, что он после службы на флоте поступил в Новосибирское военное училище, в этом году уже оканчивает, кажется, тридцатого июня выпуск.

– Я же уехала в Красноярск, ничего о вас не знала, ни с кем не переписывалась, – ответила смущенно.

– Да, кто-то из учителей на выпускном говорил, что вы выходите замуж. А почему уехали так далеко? Муж красноярец?

– Нет, его распределили в Красноярск, он военный, заместитель командира роты.  

– Ого, наверное, тоже Новосибирское окончил?

– Да, – нехотя ответила я.

Интересно, почему он сказал «тоже»? А кто ещё? Игорь, вероятно, понял, что мне не хочется обсуждать  эту тему  и вообще всё, что связано с личной жизнью, поэтому  растерянно замолчал.  Тут меня выручил  звонок в дверь – это Ленка. Сестра удивилась гостю, но вопросы задавать не стала, а протопала в комнату к маме.

– Это ваша сестра? – поинтересовался Игорь. Я кивнула. – Красивая, на вас очень похожа. Она старшая  или младшая?

Я засмеялась:

– Вот льстец. Конечно, младшая. Твоя ровесница. Почти.

– Честно сказать, я разницы не заметил.

– Не придумывай. Пойду, заберу дочь, гостит  в  семье  подруги.

По дороге к Ольге Скачковой я вспоминала свое прошлое: Городок, школу, человека, с которым мне было легко, спокойно и светло – Шурика Огонька. Конечно, я и в Красноярске его не забывала, но тогда минувшее было таким далёким, что казалось милой, доброй сказкой, со своими злодеями и благородными рыцарями. И вот каким-то чудесным образом прошлое встретилось с настоящим, наверное, кому-то там, наверху, захотелось снова надо мной покуражиться.

Софья бесконечно галдела, бегая возле гостя: показала все свои игрушки, книги, рассказала о своих подругах, задала кучу вопросов. Видя, с каким воодушевлением парень забавляется с ребенком, я проговорила:

– Из тебя, Игорь, получится хороший отец. Ты такой добрый, внимательный, терпеливый – это чувствуют дети, поэтому быстро начинают доверять.

– Я бы и не против, только не нашел еще ту, единственную. Вы знаете, Светлана Владимировна, я тогда, в десятом, был в вас влюблен. Боялся сказать.

– Удивил, не знала. Я думаю, найдёшь ещё свою Елену Прекрасную, только взвесь сто раз прежде, чем жениться – жизнь не сказка, – и после паузы продолжила, – не буду больше тебя отвлекать, готовься к своему экзамену, отдыхай. В холодильнике суп, бутерброды. И тортик тоже ешь, что принёс. В кувшине компот, можешь вскипятить чай. И, пожалуйста, не стесняйся. Соня, пойдем в свою комнату, дяде Игорю нужно заниматься.

– Дядя Игорь, а тебе будет скучно? – поинтересовалась дочка.

– Конечно, без тебя будет очень скучно, – улыбнулся парень.

– Я тебе на время дам Мишку, это моя игрушка, и ты скучать перестанешь, – Соня побежала в нашу с ней спальню за любимой игрушкой.

За время, что Игорь прожил у нас, ему удалось влюбить в себя всех членов моей небольшой семьи: маме нравилось его внимание к ней, воспитанность, веселый нрав, Соньке – доброе отношение, умение спокойно и обстоятельно отвечать на все её бесконечные  «почему».  Ленке – она и сама не могла сформулировать, что ее подкупило в парне, – нравился и всё. Я же относилась к Игорю, как к старому, проверенному другу. Завершив через неделю сессию, он пригласил нас к себе в Городок.

– А что, Светлана Владимировна, приезжайте все, что делать сейчас в шумном, пыльном городе? А у нас с родителями огромный дом, сад, огород. Софья побегает – раздолье кругом, ягоды поест, овощей, по грибы съездим.

– Спасибо, Игрёк, добрая твоя душа, мне маму оставить нельзя, ты же понимаешь, ей не выдержать дороги, да и нужных специалистов в твоем городе нет.

– Ну, может, Лена тогда бы поехала, тем более, она в отпуске,  – опустив глаза, сказал парень.

– Не знаю, может быть, поговори с ней сам, – неуверенно ответила я, понимая, что сестра с ее чрезмерным благоразумием вряд ли согласится поехать к парню, которого знает всего лишь неделю. Так и случилось, Ленка ответила отказом:

 – Нет, нет и  нет. 

 Но тут вмешалась мама:

– По - ез - жай, дддоча.  Ус - тала.

– И правда, Лена, соглашайся, – упрашивал парень, – отпуск будет незабываемым. Обещаю. И родители будут рады. Они у меня вообще очень гостеприимные.

Сестра перевела взгляд с мамы на меня, будто прося совета.

– Поезжай, – сказала я, – и в правду отдохнешь, ты очень вымоталась за последнее время. С мамой буду сама, всё равно до пятнадцатого августа свободна.

И Елена сдалась, поставив условие: чтобы с ней поехала  Софья.

– Ура! Я не против! Я не против! Я поеду! – заплясала вокруг нас дочь. – Мамочка, отпусти меня с Еленой Прекрасной, пожалуйста!

– Кто я? – переспросила сестра.

– Елена Прекрасная! Мы вчера с дядей Игорем сказку такую читали. Она про тебя! 

Засмеявшись, сдалась и я. Пусть едут обе.

– Мамочка,  ты настоящая добрая принцесса, – запрыгала возле меня счастливая таким решением дочь. – Спасибо! Спасибо! Спасибо!

И ребята начали собираться в поездку.

Вечером мне вдруг вспомнилось, как назвала меня Соня? Принцессой?  – и сразу в голову вторглись услышанные где-то строки: 

Твой друг назвал меня «принцессой»,

А ты сказал, скрывая страх:

«Таких «принцесс» в старинных пьесах

В конце сжигали на кострах!»

Нет, не про меня эта история…Не роковая я женщина.

Глава 15

Всю неделю я провела возле мамы, почти не отлучаясь. Медленно, ох, медленно возвращались утерянные навыки, утраченные речь и память. Мне пришлось переворошить кучу литературы, чтобы грамотно помогать маме восстанавливаться. Эта забота о родном человеке не давала возможности думать о своей жизни, отношениях с мужем, который по-прежнему лелеял надежду жить семьёй. Все его телефонные звонки начинались со слов: «Прости, я виноват, больше такого не повторится, я не могу жить без вас». Широков сообщал, что, вероятно, в сентябре у него будет возможность дня на два приехать в Барнаул, хотя он надеется, что мы вскоре вернемся домой. Самонадеянный парень. Не то что бы я ненавидела мужа, скорее я стала к нему, его судьбе более равнодушной. Ну не сможет он быть другим: со своим характером, мы, как говорится, рождаемся. Так зачем его ломать? Пусть Широков строит свою жизнь, как ему нравится. Не получилось у нас жить в соответствии с моим видением семьи, пусть живет по-своему – и будет счастлив. Во всяком случае, я ему этого желаю. И я буду счастлива, обязательно буду.

Невольно сдерживала мое желание немедленно бежать в суд и подавать на развод Софья. Я очень боялась нанести дочке психологическую травму. Сама помнила, как тяжело было, когда уходил отец. Ну, что ж, нужно думать, как максимально облегчить момент, когда Софья узнает, что мама и папа больше никогда не будут жить вместе.

Погостив неделю, вернулись мои девочки, довольные отдыхом. Понравилось всё: и дом, и сад - огород, и речка прямо за домом, и собаки, и кошки. Соня, захлебываясь от счастья, перепрыгивала с одной темы на другую:

– Там такая баба Тоня хорошая. Она разрешала мне даже уточек и курочек кормить. А соседский пес Амур как кинется на гусёнка, а наша собака Герда не дала ему съесть его. А у Пятачка хвостик, как будто на плойке накручен. Мы ездили в горы с дядей Игорем и с дядей Сашей на машине. А на другой машине были тетя Наташа, она добрая, дядя Марат, тетя Оля и дядя Дима. Наша машина лучше, чем их. Мы быстрее доехали. Победили. Дядя Саша разводил костер и жарил картошку и рыбу. Вкусно! Дядя Игорь здорово играл  на гитаре. А все пели.

– Очень хорошо. Но почему Елена Прекрасная не делится впечатлениями? – поинтересовалась я. Сестра ответила, потупив взор:

– Я же сразу сказала, что мы отдохнули очень хорошо. Что тебе ещё надо?

– Рада, что вам всё понравилось, – ответила я спокойно на дерзкий выпад сестры. Странно, почему она так негативно воспринимает совершенно невинные вопросы?

Вечером ситуация прояснилась, видимо, Лена немного пришла в себя. Оказывается, Игорь предложил сестре выйти за него замуж. Конечно, она была в недоумении – ведь знакомы- то всего две недели. На что парень ответил: «Многие годами познают друг друга, женятся и через месяц разводятся. Дело не во времени, а в понимании человека: твой он или нет. Ты – мой человек, сразу это понял, теперь постарайся понять: я  – твой человек? Как поймёшь – позвони».

– Что ты решила? – задала я резонный вопрос.

– Я в него влюбилась с первого взгляда. Он, правда, очень хороший. Но как-то обыденно прозвучало его предложение, да и в любви он еще не признавался. Как ты думаешь, что мне делать?

– Не знаю, но он, несмотря на занятость, организовал ваш досуг: водил в музей, показал кинотеатр, картинную галерею, окрестности, свозил в горы. Весь вечер пел тебе песни. Сама говоришь, исполнял все желания. Что ещё? В любви не признался, кольцо в шампанском не подарил? Очень романтично. Для него это второстепенно. Главное, он цельный человек, и пускать отношения по отработанной многими схеме не будет. Игорь  – оригинал. А о любви, думаю, ещё скажет. Вообще же, Лена, я не вправе давать тебе советы, сама свою жизнь правильно организовать не смогла.

– Светка, думала ли ты, почему все сказки заканчиваются свадьбой? Я считаю, потому что нет уже бесконечных преград в любви, нет романтизма в отношениях. А дальше что? Быт? Рутина? Обыденность? Пустота? Для чего тогда выходить замуж?

– «Любовная лодка разбилась о быт». Ты об этом? Но, дорогая моя, это и есть жизнь – то, что остается после свадьбы. Препятствий, говоришь, не будет? Но быт, рутина и есть те самые препятствия, которые не дают постоянно пребывать в состоянии праздника, ощущать себя по-настоящему счастливым. Вопрос гораздо глубже: готовы ли вы их переживать вместе, а лучше наполнять радостью, юмором, тем же романтизмом? Не попробуешь – не поймешь.

Мне, конечно, интересно было узнать, с кем из друзей Игорь познакомил сестру. Судя по восторженному рассказу Софьи – это все школьные приятели парня. Мой вопрос опередила реплика Лены.

– Знаешь, я просила  Игоря не говорить, что ты моя сестра.

– Я на это надеялась, – с облегчением ответила я, – неудобно было просить вас об этом. Кивнув, Лена продолжила:

– Не хотелось, чтобы нас сравнивали, расспрашивали о твоей жизни. Да я и не знала, что отвечать. Однако они, представь себе, вспомнили о тебе. Мы уже разожгли костер, начали готовить шашлыки, и тут Саша, друзья его зовут Шурик, сказал, глядя на меня: «Ты мне напоминаешь одного человека, внешне похожа и голосом тоже. Так странно». И все загалдели: «Точно. Очень похожа на Светлану Владимировну. Как это мы раньше не заметили?» И начали вспоминать, как вы готовили КВН, какой-то поход, спортивный праздник, спектакль, а еще смеялись, когда вспоминали поездку на лыжную базу. Я тоже хохотала над их детскими выходками.

– Не такими уж и детскими, ребята учились в десятом классе, – ответила я. – Сейчас, конечно, смешно, а тогда в пору было рыдать. А о роли Игоря и Марата во всеобщем гульбище не говорилось?

– Конечно, говорилось. Шурик так и вовсе заявил, что готов был их побить за этот поступок. Он сказал, что всем тогда крепко досталось, а более  учителям.

– Ну, да,  так и было.

– Они с большой теплотой говорили о тебе. А вообще, мне все друзья Игоря очень понравились. Какие-то они простые, добродушные. Сонька так и вовсе висела на ребятах: то на Игоре, то на Шурике. Девчонки тоже хорошие, весёлые. Насмеялась я от души.

После этих слов сестры на душе стало так тоскливо, очередной раз вспомнились наши репетиции КВНа, занятия с Шуриком. Как же хорошо было тогда,  как спокойно и радостно, жаль, поздно поняла, что это было лучшее время.

– А что Широков, звонил? – прервала мои мысли Лена.

– Звонил. Обещал вскоре приехать. Не хочу его видеть, веришь ли, но Соня очень скучает по отцу, придется смириться с этими встречами.

– Ладно, пойду звонить Игорю. Скажу, что согласна выйти за него замуж, – смеясь, сказала сестра. – Только как быть с мамой? И где взять деньги на свадьбу?

– А что с мамой? Если договоритесь, то Игорь переедет к нам, тем более рядом институт, работу найдет, специальность востребованная. Ну, а если решите жить в Городке, пожалуйста, я все равно останусь с мамой. Софью вот только нужно устраивать в детский сад. Завтра же займусь этим вопросом. Что касается денег на свадьбу. Я дам. Ты же знаешь, что мы с Широковым копили на машину, только накопили не так много. Я из той суммы взяла третью часть. Так что, эти деньги, плюс, если не хватит, у Скачковых займу – и будет тебе свадьба. Жить, правда, придется больше месяца на мамину пенсию да больничный. Ну, так что ж, затянем пояса. Для фигуры полезно.

Как мне хочется верить, что у сестры всё будет хорошо! 

Позже стало известно, что Игорь очень обрадовался звонку Лены и обещал приехать в ближайшие  выходные. Сестра каждый вечер разговаривала  с ним по телефону, а после не ходила, а летала, ничего не замечая перед собой: натыкалась на какие-то предметы,  невпопад отвечала на мои и мамины вопросы, внезапно замолкала и улыбалась, улыбалась. Я испытывала похожее  ощущение счастья,  только когда родилась Сонечка.

Мы все с нетерпением ждали приезда Игоря, он же явился не один, а с родителями – дело-де серьезное, нужно знакомиться с семьёй невесты, зачем тянуть? Родственники захватили с собой фрукты, шампанское, мясную, рыбную нарезку. Конечно, для мамы, перенесшей инсульт, такой визит – стресс, но и положительные эмоции тоже важны. Чтобы у неё была возможность видеть мир, хотя бы заключенный в четырех комнатах и пяти окнах, мы купили инвалидную коляску.  На своем троне, как мы в шутку называли коляску, мама и встретила дорогих гостей. Увидев Игоря, она  улыбнулась – вспомнила! Вскоре, извинившись, мы отвезли маму в ее комнату и уложили на кровать, ей захотелось отдохнуть. А гости уже планировали свадьбу, приглашали в свой дом, мечтали о будущих внуках. Посовещавшись, все пришли к мнению, что жить молодые будут здесь, хотя родители Игоря не сразу согласились с этим, убедил всех железный аргумент Елены: здесь институт, не нужно тратить время, деньги на сессии, здесь, в конце концов, больше перспектив. Это было важно: Советский Союз развалился, предприятия закрывались, шли повальные сокращения, жить становилось сложнее. Не зря у китайцев самое страшное пожелание злейшему врагу: «Чтоб ты жил во время перемен!»

Праздновать свадьбу мы решили через две недели в Городке. У родителей Игоря было знакомство в ЗАГСе, по их словам, «подруга сделает все в лучшем виде, и не надо ждать полтора месяца». Молодые спешили, спешили потому, что у Лены и сватов заканчивались отпуска. 

– Свадьбу сыграем в городской столовой, я уже такой вариант пробила! Все ждут мой телефонный звонок, – похвасталась мама Игоря Антонина Степановна. Деятельная женщина, все предусмотрела. – Завезем свои продукты, домашние заготовки. И сыр свой приготовлю, и домашние колбасы, и окорок, и солонину на стол поставим, остальное сделают столовские девчонки. В общем, за продукты не беспокойтесь, всё берём на себя. Как-никак сыночка женим. Не хуже, чем у людей будет. Слава богу, дочка маленькая еще, успеем и ей на свадьбу накопить.

Решив ещё и другие финансовые вопросы, родители отбыли домой, а Игорь остался у нас до понедельника.

Эти две недели прошли в круговерти дел, подготовке к свадьбе, бесконечных звонков мужа. Перед регистрацией мы с невестой не спали полночи – приводили себя в порядок. Ей делал прическу профессиональный парикмахер, я же решила просто распустить и выпрямить свои длинные волосы, которые неоднократно порывалась обрезать, да муж не давал, уж очень они ему нравились. Ещё были приглашены специалисты по маникюру и макияжу – единственную сестру отдавала замуж, пусть побудет хоть эти два дня Золушкой или, по меткому выражению Софьи, Еленой Прекрасной. А потом Лена надела плавно облегающий ее красивую фигуру великолепный шелковый, брючный, свадебный костюм кремового цвета  с приталенным удлиненным жакетом, широкими брюками и в тот же тон легкую шляпку с вуалью. Выглядела сестра блистательно. Я же была одета скромно: в простое по крою мятного цвета платье без рукавов, купленное три месяца назад специально для тридцатилетнего юбилея, но так и не надетое по известной причине, и белые босоножки на высоком каблуке, благо рост позволял носить такие.

Рано утром, жених, немного обалдевший от неземной красоты невесты, и его отец, взволнованный радостным событием, посадили Лену и ее подругу Надю в арендованную "Волгу", мы же со Скачковыми поехали на другой машине. Вот и все гости с нашей стороны. Маму и Соню пришлось оставить дома с нанятой до завтрашнего вечера сотрудницей Елены и по совместительству маминой приятельницей.

Я не хотела встречи с Шуриком, боялась этого, боялась, не могу сказать чего. Первой из бывшей команды КВН мне встретилась Оля Непченко, а затем подтянулись Дима Тарасов, Марат Хазаров, Наташа Горохова и еще несколько их одноклассников.

– Светлана Владимировна, здравствуйте, – воскликнула дружная компания бывшего 10 «А».

Наташа Горохова вынесла вердикт:

– Вы нисколько не изменились, я вас сразу узнала.

– Здравствуй, Наташа, здравствуйте, ребята,  рада вас видеть.

– Слышала, вы – сестра Лены? – спросила Оля Непченко. – Не зря все заметили сходство между вами. Но я сначала все равно не поверила, даже когда тетя Тоня, мама Игоря, подтвердила, что вы с Леной родственники, и немного рассказала о вашей семье.

– Да, Лена, действительно, моя родная сестра. Я думаю, у нас ещё будет время пообщаться, пойдемте в Зал регистрации, опаздывать не хочется.

По-видимому, на мероприятие уже все собрались, мы были последними гостями. Пока шла регистрация, я не стесняясь, вертела головой, разглядывала присутствующих.

– Ты что крутишься? Нервничаешь что ли? – спросила подруга. Успокойся, всё будет хорошо.

Я прослушала момент, когда регистратор обратилась с вопросом к жениху: «Согласны ли вы взять в жёны Елену Чередниченко?» Только обратила внимание на фразу, после которой все зашумели, засмеялись, зааплодировали: 

– На всё согласен, только бы она была со мной, – и, обращаясь к сестренке, добавил: – Я счастлив, что из всех мужчин мира ты выбрала меня. Обещаю, что об этом никогда не пожалеешь. Я тебя очень люблю, очень, помни об этом всегда.  

Вот тебе, Ленка, и объяснение в любви, причем не тихий шепот, а громогласное заявление.

На моё счастье, до конца регистрации Шурик в зале не появился, но всё равно была настороженность, а вдруг опоздал и не стал заходить, а стоит где-нибудь за дверями. Его отсутствие позже очень просто объяснила Елена: Шурик гостил у родственников в Томске, должен вернуться вечерним поездом. «Лучше бы он пропустил это мероприятие», – подумала я.

После поздравлений молодоженов, бокалов шампанского и легкого фуршета, мы поехали фотографироваться у местных достопримечательностей, сейчас бы сказали – на фотосессию, а затем направились в столовую, где должна была состояться неофициальная часть. Меня всю дорогу не покидало волнение не только потому, что скоро предстоит встретиться с любовью всей моей жизни, но и из-за оставленных на чужого человека мамы и Софьи.    

Глава 16

На банкете с первых минут было довольно весело, потому что тамада – аккордеонист и, по словам милейшей Антонины Степановны, «талантливый человек и юморист». Музыка в зале не прекращалась, а прибаутки сыпались, как из рога изобилия. После даров начались конкурсы вперемешку с песнями и танцами. Все же людей, лёгких на подъем, было много, а оттого в столовой стояло безудержное веселье.  У меня от хохота, кажется, уже заболело горло. Тамада зазывал гостей с обеих сторон для участия в конкурсах, понятное дело, чтобы «побыстрее познакомить всех и сдружить». Нам приходилось выходить часто, ведь представителей невесты было всего четверо.

Я шла к импровизированной сцене по приглашению ведущего. Осмотрела зал – кто же на этот раз будет со мной участвовать в конкурсе? И вдруг взгляд задержался на высоком молодом человеке, стоящем в дверях, одетом в белую стильную сорочку с узким тёмно-синим галстуком в тон его брюкам. Я сразу узнала парня. Долго ли он стоит вот так, наблюдая? Не разрывая зрительного контакта, он подошел ко мне. Да, это был Шурик.

– Одна пара уже есть, – пробасил тамада, – нужны еще две пары. Не стесняйтесь, выходите к нам на сцену. Уверяю, не соскучитесь.

– Здравствуй, Светлана Владимировна, рад тебя видеть, – прошептал, улыбаясь, Шурик. 

– Здравствуй. И я рада тебя видеть. – Я не лукавила, это так и было – вдруг поймала себя на мысли. 

Тем временем вышли еще две пары: Славка Скачков и Наташа Горохова, Надя, подруга невесты, и незнакомый мне парень. Конкурс, в котором нам предстояло участвовать, заключалсяв следующем: для каждой пары на пол  были постелены листы газеты одинакового размера. Нужно парой встать на  газету, не сходя с нее, танцевать под музыку. Через минуту лист сворачивается пополам, тем самым уменьшая площадь. И так далее. Кто не удержится на газете и сойдёт с неё – выбывает. Выигрывает последняя оставшаяся пара. Понятно, конкурс незамысловатый, с бородой, но все равно было весело всем: и участникам, и зрителям. Когда газета была сложена таким образом, что на неё ступала лишь одна нога, Шурик, проявив солдатскую, нет, офицерскую смекалку, неожиданно и, кажется, совершенно не прилагая усилий, легко подхватил меня на руки и продолжил танцевать на цыпочках под всеобщее улюлюканье, а также крики зала, тогда как две пары сошли с дистанции. Покидали мы сцену, взявшись за руки. Шурик проводил меня до нашего столика и, сказав, что не прощается, прошел к своему.

Свадьба шла своим чередом, со своим традиционным сценарием, когда Огонёк пригласил меня на вальс. Да, разносторонний молодой человек. Сейчас вальс мало кто танцует.

– Шурик, вы же недавно лихо отплясывали  на сцене, – засмеялся Игорь, сидящий неподалеку. – Смотри, ещё два танца и ты, как честный человек, обязан будешь жениться на Светлане Владимировне.

– А я только за,  – в тон ему ответил, улыбаясь, Огонёк, требовательно беря меня за руку.

– Иди, иди, Светлана, пусть его невесты поволнуются, а то ни на шаг не отпускают красавца офицера, – вставила свои пять копеек сестра. Я была растеряна. К чему эти комментарии? И так себя неловко чувствовала.

В танце Огонёк держал меня крепко, вёл уверенно. Вальсировали еще несколько пар, но по признанию тамады и дражайшей  публики мы снова были лучшими. После танца Шурик  примостился рядом со мной на чужом стуле. Так и сидел, то внимательно глядя на меня, то разговаривая со Славкой. Ребята были знакомы, ещё с того памятного времени, когда Скачков вместе с Широковым приехали «погостить» в Городок к Сашиной тёте. Изрядно устав от шума, мы с женихом и невестой вышли на улицу. За нами следом отправились Шурик с Маратом Хазаровым, а затем потянулись и остальные члены бывшей школьной команды КВН. Оля Непченко сразу начала заваливать вопросами: как познакомились молодые, где планируют жить, какая у нас квартира. Последние вопросы были адресованы мне: почему со мной не приехал муж, ведь я вроде замужем или нет? Никогда ранее не замечала, что девушка столь любопытна. На эти вопросы я ответила быстро, поскольку готовилась заранее, понимая, что такого рода обсуждение неминуемо.

– Оля, муж в Красноярске, он военный, а я сейчас живу в Барнауле, потому что с инсультом слегла мама, ей необходим уход, – ответила развернуто, дабы избежать новых вопросов. – А разве Антонина Степановна тебе об этом не рассказала?

Конечно, я умышленно поставила девушку в неприятную ситуацию, но как говорится, получай: Curiosity killed the cat – любопытство убило кошку.

– Да, что-то такое слышала, – смущённо ответила Оля, по моему тону понимая, что более, чем известно, ей уже не узнать. Далее разговор перекинулся на обсуждение политики, потом городских дел.

Вернувшись в зал, Игорь произнес неожиданный тост:

– Я не мастак произносить тосты, но все же от всей души хочу поблагодарить Светлану Владимировну, кто не знает, сестру моей жены, а в прошлом учительницу нашей школы, за то, что она когда-то, попав сюда по распределению, оказала серьезное влияние на ветреного, безответственного, беспутного пацана, каким я был. А еще рад, что однажды случайно встретил её в Барнауле, и она вошла в мое нелёгкое положение – пригласила пожить до окончания сессии, а, самое главное, познакомила со своей сестрой Леной. Помните, Светлана Владимировна, вы тогда сказали, что когда-нибудь я найду свою Елену Прекрасную? И вот нашел, нашел благодаря вам, – подняв бокал, Игорь продолжил: – За вас, дорогая наша учительница!

Мне было и радостно, и немного неловко. Взглянув на Шурика, я увидела в его глазах столько тепла, столько света! В них, наверное, отражались и мои глаза, полные счастья.  

Первый день свадьбы заканчивался, завтра в полдень мы со Скачковыми уезжаем, Елена и Игорь останутся погостить у родителей ещё три дня. Мне очень понравились родственники нашего нового члена семьи – простые, добрые, открытые люди. Они пригласили нас, барнаульцев, переночевать в их большом доме, которым так восхищалась Соня, но все отказались – не хотелось стеснять (нас все же четверо да еще новоиспеченная чета Швец). Это уже перебор. В ста метрах от столовой располагалась местная гостиница,  в которой мы заранее с легкостью сняли несколько номеров.

Шурик не хотел расставаться, я это видела. Перед входом в номер он долго не отпускал мою руку и молчал. И я молчала. Не передать словами, как же хорошо было, и разговоры совсем не нужны, совершенно некстати, за нас все говорили глаза.

Позже Скачкова, не выдержав странности нашего поведения, спросила:

– Я не поняла, какие у тебя отношения с этим парнем – ну, которого все зовут офицером, Сашей, кажется?

– Хорошие, – смеясь, ответила я. – Ольга, иди спать, я так устала сегодня. И день бесконечный, никак не закончится.

– Ничего себе хорошие, да от вас можно бенгальские огни зажигать. Хорошие…

– Оля, иди спать, – повторила я.

Следующим утром, едва встретив гостей в столовой и съев традиционную на свадьбе уху, мы начали готовиться к отъезду. Пришлось спешить: беспокойство за маму и Софью нарастало.

– Я через три дня уезжаю на место назначения. Когда мы можем встретиться и спокойно поговорить, желательно без свидетелей, можно и в Барнауле? – спросил меня Шурик.

– Не знаю, вряд ли получится «без свидетелей». Ты же в курсе, что у меня больная мама и маленькая дочь? – ответила я. – В ближайшие три дня я их оставить не смогу, это во-первых. А во-вторых, я замужем. Это тебе, вероятно, тоже известно. – Мне очень не хотелось пускать наши отношения по банальному пути: тайные встречи, пустые разговоры.

– Зачем ты так? Я всё понимаю. Просто хочу поговорить, чтобы не наскоком, а без спешки и спокойно. Это понятно?

– Хорошо, чего тянуть, можем поговорить сейчас в гостинице, мы ещё не выписались, все равно вещи надо собирать.

– Отлично.

Мы отправились в гостиницу, по-моему, никто и не заметил нашего отсутствия. Все отправились на новый свадебный аттракцион – выметание денег из сора. Я собирала сумку, Шурик наблюдал за моими манипуляциями.

– Скажи откровенно, ты счастлива? – спросил Шурик.

Ну, началось.

– Счастлива. У меня замечательная дочь.

– Значит, не все так благополучно, если молчишь о муже. Вы в разводе? – настаивал Шестаков.

 – «Аннушка масло уже купила, причем не только купила, но и пролила», – процитировала я слова малоизвестного тогда писателя.

– О, Булгаков. То есть, понимать следует так: какая-то неприятность уже подготовлена, и избежать её не удастся,  – а затем продолжил: – Собираешься подавать на развод, угадал?

– Оказывается, ты ценитель творчества Булгакова. Браво! Похоже, мои занятия не прошли даром. Да, буду подавать на развод.

– Ну и дурак Широков, что довел до этого, – улыбнулся Шурик. – Хотя, зная его, могу поспорить: загулял.

– А ты что такой счастливый? Чему радуешься?

– Я никогда не стал бы тебе мешать, не влез бы в семью, но раз события принимают такой оборот, знай: я от тебя не отступлюсь. Да и раньше нужно было быть понастойчивее, но спасовал – ученик, младше тебя, куда там тягаться с Широковым. Знал я о его планах относительно тебя. Давно знал, ещё до нашей встречи с тобой.

Я молчала, теряясь, что ответить.

– Свет мой, я скоро уезжаю, времени мало. К сожалению, узнал слишком поздно, что ты фактически не в браке. Я люблю тебя по-прежнему, ничего не изменилось, хоть ты и говорила когда-то, что забуду. Пробовал, конечно, забыть – встречался с девушками, даже пожить успел гражданским браком, но ничего не получилось. Кажется, всё хорошо, а всё равно счастливым себя, как с тобой, не ощущал. Всё это было лишь желанием вычеркнуть из памяти любимую, добрую, умную, красивую Светлану Владимировну, больше ничего. Ты есть, других знать не хочу, – и после паузы продолжил: – Я предлагаю тебе поехать со мной, конечно, будет непросто, мы изменились, у каждого своя жизнь, но обещаю сделать всё возможное и невозможное, чтобы мы с тобой  были счастливы. Так что? Да?

– Я не знаю, Шурик. Если уж совсем откровенно, я не забывала тебя никогда, однако несчастной себя тоже не считала. И у меня растет такая замечательная дочка. А вдруг ей будет плохо с тобой? Я – мать и должна думать, прежде всего, о ребенке. И ещё, я не знаю, как на все это отреагирует Широков.

– Что касается Софьи, да, вопрос непростой. Я согласен. Отцом я ей никогда не стану – у нее есть отец и, наверное, хороший, судя по ее восторженным рассказам о нём, но другом быть вполне смогу. Не обижу. Обещаю. А Широков свой шанс упустил, не стоит о нем беспокоится. Теперь я от тебя не отступлюсь.

– Но у меня мама серьёзно больна, Лене будет очень трудно без меня справиться с её заболеванием. Я не могу бросить их,  – у меня на глазах навернулись слёзы.

Мне нужна была эта передышка, нужна. Не могла я, уйдя от одного, оказаться так сразу с другим. Для начала стоило закончить брак с Широковым официально,  помочь подняться маме, а потом думать о следующем этапе жизни. 

– Я все понимаю. Буду ждать столько, сколько нужно, не беспокойся. Придется созваниваться, может, на каникулах у тебя будет возможность приехать ко мне в Саратов. Постараюсь к этому времени наладить быт, чтобы  вам с дочкой легче было привыкнуть к новой жизни.

– Как далеко Саратов, – улыбнулась я, – занесла же тебя судьба.

– Не судьба, служба. У нас даже анекдот по училищу ходил. Очередной выпуск. Вручают диплом отличнику: «Направляетесь для службы в столицу нашей Родины, в Москву». «Спасибо родному правительству за полученное мною отличное образование, отличное назначение», – отвечает выпускник. Потом история повторяется уже с хорошистами и более скромными выпускниками. Места службы соответственно становятся всё отдалённее и суровее, но слова благодарности звучат. Последним вызывают двоечника и оглашают место назначения в самой глуши. В ответ молчание. Незаметно однокашники толкают его в бок: «Ну, скажи хоть что-нибудь». Ответ: «Спасибо царскому правительству за то, что продали Аляску». Так что мне повезло: не Север, не Дальний Восток, почти центр.

Вскоре, в полдень, мы с Шуриком простились, впервые поцеловавшись. Какой же сладкий был этот поцелуй: трепетный, нежный, мягкий, головокружительный.

Я уезжала домой. 

Глава 17

Зимой 1995 года я приехала в Саратов. Приехала, понятно, к Огоньку. К Саше. Как-то несолидно стало называть его Шуриком. С того памятного нашего объяснения прошло почти полгода. Маме стало значительно лучше, она уже потихоньку передвигалась сама, во многом себя обслуживала. С речью оставались некоторые проблемы – тяжело давались шипящие звуки. Но это уже так, ерунда, правда ведь?

Широков в конце октября получил статус «бывший муж». Сопротивлялся, не хотел давать развод, и я, как могла, пыталась его убедить:  

– Ты смог бы снова жить вместе, если бы я тебе изменила? Нет? И я не могу, чем отличаюсь-то от тебя? Мы же воспитывались в одно время, в одном дворе, жили по одинаковым законам. Так что хочешь тогда?

– Может, ты просто мало меня любила? Поэтому не хочешь простить? – парировал он.

– Я тебя любила. По-своему. Ты всё же отец моей дочери, родной человек. Так бы и жила, наверное, даже считала бы, что жизнь удалась, если бы не твоя измена. Но разговор не обо мне, послушай, по слухам, ты и до известного инцидента встречался с той самой девицей, которую я видела в спальне. Она, говорят, беременна. Не считаешь подлостью вообще заводить  разговоры о том, чтобы я к тебе вернулась? 

– Я не отказываюсь от ребенка, буду его содержать, но жить с ней не стану. Я тебя люблю, как ты не поймешь? Ну не устоял когда-то, так что, теперь меня казнить за это?

– Никто и не собирается. Но жить с тобой не смогу, и ты не сможешь со мной. Сам уже не захочешь – привык к такой жизни, и ведь она тебя, свобода, чувствую, вполне устраивает.

Поняв, что я уперлась железобетонной стеной, Широков сдался. Все-таки мне хочется, чтобы он был счастлив, хотя бы в память о нашем детско-юношеском прошлом. Влюбленные великодушны, а я чувствовала себя такой.   

Софья посещала сад, временами воспитатели мне выговаривали, что дочка растёт пацанкой. Девочка, действительно, в споре не хотела уступать, не терпела инакомыслия. Она все больше и больше  походила на отца: то же стремление к лидерству, желание правдами и неправдами быть в центре внимания, та же решительность в действиях, иногда резкость. Еще, наверное, на поведении отразился наш развод с Широковым. Соня переживала. Очень.

Конечно, я пыталась ей объяснить, что иногда так бывает: мама с папой перестают любить друг друга, поэтому жить вместе не могут, но они всё равно любят своих деток. Я уговаривала дочку: «Папа будет приезжать к нам или забирать Сонечку к себе. Ты и соскучиться не успеешь». Софья, кажется, смирилась с этим. Спасибо Игорю, не дававшему ей скучать. В последнее время он увлёк дочь приемами самообороны, и она, по рассказам воспитателей, оттачивала мастерство на детях. Все-таки, нужно записать ее в более «девчачий» кружок, на танцы что ли?

В школе у меня все шло прекрасно, свои стены помогали. Я всех знала, меня все знали, дети были послушными, родители доброжелательными, коллеги приветливыми. Что ещё надо? Я ходила на занятия, как на праздник. Ведь, правда же, здорово, когда работа – увлечение, а за это еще и деньги платят?

Однажды после уроков ко мне в класс вошла  женщина средних лет, представилась Галиной Ивановной Хачатурян и обратилась с вопросом, как успевает по русскому языку ученик пятого класса Семигенов Геннадий? Я ответила, что плоховато, у мальчика слабая база знаний, полученная в начальных классах.

– Мне бы следовало ещё в начале учебного года с вами, учителями, поговорить. Дело в том, что я работаю в опеке и по долгу службы часто участвую в рейдах в неблагополучные семьи. Однажды после сигнала соседей одной такой семьи мы приехали в дом, где проживали ребенок восьми лет и его пьющие родители, нет, неправильно, скорее запойные. Я многое видела за годы работы в опеке, но того, что обнаружила  в этом доме, не встречала никогда: в комнатах совершенно не было мебели, стены ободраны, пол земляной, на нем валялись какие-то старые, рваные дерюжки, матрацы, видимо, они заменяли спальные места. Отсутствовали ложки, вилки, повсюду валялись бутылки, а на печке стояла грязная пятилитровая кастрюля. Родители были пьяны и спали, а единственный ребёнок, очень истощенный, весь в синяках, в засохших и свежих ссадинах, болячках, одетый в какое-то грязное тряпье, плакал, сидя на скамье. Как объяснил мальчик, он не ел три дня, выйти на улицу тоже не мог – нет ни верхней одежды, ни обуви. Ребёнок ни дня не учился в школе – и это в восемь с половиной лет. Его в тот же день изъяли из семьи, а родителей вскоре лишили родительских прав. Я не могла спать ночами, все время снился этот мальчик, плакал и просил забрать его от родителей. Мои дети были уже достаточно взрослые – оба учились в институтах. Посовещавшись с семьей, я решила оформить над мальчиком опеку. В общем, вы догадались, это Гена Семигенов. Первое время пребывания в нашем доме мальчик элементарно не мог себя обслужить: в своем возрасте не умел умываться, не понимал, зачем чистить зубы. Да что там говорить, не держал вилку и ложку в руках. При каждом удобном случае или пил из тарелки, или, если это второе, ел руками. Стоило больших усилий приучить его к порядку, привить элементарные правила поведения за столом, в общественных местах, научить вешать одежду в гардероб, а не разбрасывать её повсюду, ставить обувь в шкаф… Да многому пришлось учить. В начальных классах Гена тоже занимался слабо, хоть мы со старшими детьми и мужем всегда делали с ним уроки, пытались приобщить к чтению, у нас вообще читающая семья, а вот его не смогли заинтересовать. Как-то более всего мальчику нравится гулять на улице, лучше одному. Да, первая учительница тоже много внимания уделяла Гене: занималась с ним дополнительно, проводила индивидуальные беседы, поддерживала с нами постоянный контакт. Положительный результат был. Но в августе прошлого года мы поменяли квартиру, поэтому по месту жительства пришли в эту школу. Я не ставлю задачей довести до вас, Светлана Владимировна, мысль, что  вы должны натягивать Гене оценки, но прошу быть немного терпимее к нему и внимательней.

– Спасибо, что рассказали эту историю, Галина Ивановна,  – сказала я  и продолжила, – ведь никак не могла понять, почему мальчик такой закрытый, стеснительный, даже немного диковатый. При всём при том считаю себя совершенно не авторитарной.  Я оставляла ребенка много раз на  дополнительные индивидуальные занятия, пыталась с ним разговаривать по душам, но  Гена отвечал скупо, слабо шёл на контакт. Знала только, что он под опекой – родители куда-то уехали работать и что в новой семье ему очень нравится. Я решила, его мама и папа на заработках, а у вас временная опека. Теперь многое прояснилось.

– Его родители, действительно, завербовались куда-то на север – надеются вернуть ребёнка, но я не очень верю в их исправление. 

– Конечно, вам стоило несколько раньше сообщить обо всём этом.

– Я разговаривала в начале учебного года с заместителем директора по воспитательной работе, классным руководителем, просила их довести информацию до сведения педагогического коллектива, видимо, они этого не сделали.

– Не сделали. Я вам обещаю, что на ближайшем педсовете расскажу учителям о вашем подопечном. Мы будем максимально внимательны к Гене,  не волнуйтесь. 

– Ну ты же не могла обидеть мальчишку, – сказал Шурик в телефонном разговоре, когда я поведала ему историю Гены Семигенова, – я же тебя знаю.

– Конечно, я его не обижала, дело не в этом. Просто мало внимания ему уделяла, могла и больше. Как же всё-таки мы плохо знаем наших учеников. Стыдно. Очень стыдно. Придется исправляться.

– Пойми, ты не можешь объять весь мир, просто не в состоянии. Я думаю, нужно просто честно выполнять свои обязанности и поступать по совести. В конце концов, все дети нуждаются в учительском внимании, участии, уважении, а вот любовь они ждут от родителей. Не старайся дать больше, чем можешь, иначе надорвешься сама, – советовал Шурик.   

Вообще, с ним мы созванивались довольно часто, почти каждый день, на телефонные разговоры он тратил до половины денежного довольствия и не хотел внимать просьбам  – не звонить так часто. Конечно, было радостно слышать почти каждый день любимый басок, но Шурику как-то ещё нужно было питаться, оплачивать счета, да мало ли других расходов?

Я очень по нему скучала, вообще не понимала, как жила раньше без него?

Новый 1995 год я встретила со своей семьей. Елена Прекрасная с Игорем ждали прибавления в семействе, чему мы все были очень рады. Как-то спокойно у них все складывается – не ссор, не конфликтов, не обид, во всем компромисс, если точки зрения разнятся. У нас с бывшим мужем было иначе.

Второго января я поехала в Саратов, сначала до Москвы летела самолетом, затем поездом ехала до места назначения. У детей были каникулы,  взрослое население страны отдыхало первого, второго и седьмого января, на остальные дни мне пришлось брать отгулы и оформлять личный отпуск, поскольку я планировала поездку на неделю. Широков должен был приехать третьего января, чтобы  забрать Софью в Красноярск дней на десять – пятнадцать.  

И вот наконец я в Саратове. Шурик - Саша встретил меня на железнодорожном вокзале с веточкой мимозы. Было очень приятно и радостно от такого внимания.  Где смог достать цветы, не сезон ведь? Как все же символично! Вспомнил, наверное, то его первое объяснение в любви и подарок на Восьмое Марта.

Жил он в девятиэтажном доме - общежитии, правда, один занимал всю комнату. Как и ожидалось, кроме дивана, стола, трех стульев и старенького подержанного холодильника в помещении ничего не было. Да, окна еще были завешаны портьерами. Аскетично, чистенько, уютно.

Первое утро нашей совместной жизни было замечательным – мы не могли оторваться друг от друга. Как маленькие дети, ходили по квартире, взяв друг друга за руки, и были «прибиты счастьем», по меткому Сашиному выражению. Действительно, такого всепоглощающего упоения другим человеком я еще никогда в жизни не испытывала. Как же хорошо – два выходных проведем вместе!

Однако нужно было готовить обед, от завтрака мы оба отказались, я привыкла еще со школы не завтракать, а Саша уговорил желудок лишь на чай с молоком. Ближе к часу раздался телефонный звонок – дежурный из части  сообщил о тревоге. Машина уже вышла. Саша незамедлительно начал одеваться. Я невольно залюбовалась им, ведь в военной форме никогда  не видела.

– Когда тебя ждать? – спросила я, понимая, что точного ответа не получу – может, через час, может, через полгода. Это военная служба.

– Не знаю, Свет мой, постараюсь освободиться быстрее. На всякий случай, все телефоны в записной книжке, она в столе. 

– Но ты же не поел.

– Ничего, может, поем в части, но обед все равно готовь. – Поцеловав, он поспешил на службу. Ну что ж, тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит. Буду ждать.

Саша вернулся домой поздним вечером, объяснив, что тревога учебная. 

– А в какой части ты служишь? – поинтересовалась я.

– В бригаде специального назначения Главного разведывательного управления. 

– Ого. Этому ты учился в училище – разведке?

– У меня иногда спрашивают: «Чему ты там учился – в училище?», а услышав в ответ: «Врагов убивать», делают круглые глаза. Враг страны, которую ты защищаешь, такой же человек. Если его не убьёшь ты, то он убьёт тебя. Вот этому в училище и учат, а потом уже – разведке, летному, саперному делу, строительству понтонов и так далее.

– Да знаю я. Просто не так вопрос сформулировала, правильнее: какая твоя военная специальность, – сказала я, насупив брови.

Саша посмотрел на меня сердитую и рассмеялся:

– Ну-ну, не обижайся, специальность у меня «Командир взвода мотострелковых войск и войсковой разведки». А вообще, конечно, быть командиром непросто. Во-первых, тебя напрягает рядовой состав, который призвали, а он служить не хочет. Прыгаешь с ним по стрельбищам, преодолеваешь полосу препятствий – формируешь необходимые навыки. И кто бы знал, как сложно заставить солдат  что-то делать, ведь вы, товарищ старший лейтенант, сами захотели в военное училище поступить, а их призвали на службу. Да, еще ненароком могут отправить в горячую точку. В этом разница. Во-вторых, за подчинённых тобою вечно недовольно начальство: то плохая сдача нормативов, то неуставные отношения, то самоволка, в общем, многое что случается. Был у меня один кадр во взводе, склонный к суицидам, однако так в его жизни всё стало здорово получаться, что он надумал жениться. Начальство, помня о его недалеком прошлом, во избежание ЧП,  отправило меня сопровождать его домой, отпуск дали товарищу. И такое бывает. Наверное, ко мне неплохо относится и личный состав, и командование потому, что я службу изнутри знаю, ведь не после десятилетки поступал в училище, знал, куда иду и что ждет в дальнейшем. Это осознанный выбор профессии. Вот так. А вообще, мне  все нравится, весело у нас, не заскучаешь,  – улыбнулся Саша.

Все время, проведенное в Саратове, я находилась в Сашиной комнате постоянно, выходили мы из нее только в вечернее время, когда он возвращался со службы. Просто бродили по улицам, разговаривали. Разговаривали обо всем на свете, в том числе и о будущем.

– Саша, а как твоя мама отнесется к нашей женитьбе? – задала я закономерный вопрос. – Я думаю, вряд ли обрадуется этой новости.

– Какая разница, что она скажет, Свет мой. Это для нее не новость. Помнишь вызов к директору? Вот в тот день я и сказал, что рано или поздно женюсь на тебе, а потом повторил это же в день Игорюхиной свадьбы. Не беспокойся об этом, все будет хорошо.

В последнюю нашу ночь я думала о том, что мы никогда не будем ругаться, никогда. Жизнь такая короткая, не хочу тратить ее на ссоры, скандалы, обиды. «Я все сделаю, чтобы моя семья была счастливой», – думала я, засыпая.

– Пожалуйста, не бросай меня, – говорила я в аэропорту перед регистрацией целующему меня Саше, – иначе я умру.

– Не брошу, – отвечал он, как клятву, – и ты меня не бросай, очень прошу.

Мы расставались до мая 1995 года.  

Глава 18

Я вернулась из поездки  рано утром, когда все спали. Сони еще дома не было – отец привезет её только через неделю. На кухне в вазочке лежали конфеты, оставшиеся с празднования Нового года. Есть некому, это Софья у нас сладкоежка. А вот и Ленкины румяные пирожки.  Сестра –  мастерица их готовить. Тесто нежное, воздушное, мягкое. Начинка с картошкой, капустой, яйцом…Мм-мм. Вкуснота. Я доедала пирог с картошкой, когда на кухню вошла Лена и, сладко потянувшись, сказала:

– Ой, Светка, как я рада, наконец-то ты приехала.

– Да меня не было только неделю. Думала, соскучиться не успеете. Как вы?

– Ой, да все хорошо. Мама вроде бы нормально себя чувствует, давление, правда, три дня назад было высоковатое, а так ничего. Санька Широков звонил, поздравлял с Рождеством, хвастался, что ждет повышение по службе, немного с Сонечкой поговорили. Сказала, все хорошо, только по маме соскучилась да с дядей Игорем хочет поиграть.

– Я им звонила в Красноярск, знаю все новости. А ты как себя чувствуешь? – спросила я.

– Вполне себе ничего, Светик. Скоро в отпуск. Спать буду днем и ночью.

– Конечно, а то потом не поспишь, сколько захочешь. Родишь – и понеслись новые заботы. 

Тут в дверях показался Игорь. Обняв меня, он сказал:

– Так рад видеть тебя, Светлана Владимировна. – Почему-то зять тяжело переходил на родственные отношения: долго учился говорить мне «ты», а просто по имени называть не хотел категорично, сказывалась давняя ученическая привычка.

– Ну, как Шурик поживает? Понравилось тебе в Саратове? – поинтересовался Игорь.

– Да все нормально: город красивый, люди замечательные. Сашу в начале февраля отправляют в командировку на три месяца в Питер. Что-то вроде курсов. Закончит учебу, может, приедет  к нам. У него отпуск в  мае.

– Что вы решили по поводу переезда в Саратов? – продолжал допрос Игорек.

– Не хочу загадывать, но если все сложится, то в июне  мы с Софьей уедем к нему. Если все сложится. – Я замолчала. Некоторое время молчали и молодые, напряженно поглядывая друг на друга.

– Что-то случилось, уж очень вы таинственны. Это так?

– Светик, ты только не расстраивайся, – скороговоркой заговорила сестра, – Антонина Степановна звонила на днях, мама Шурика узнала, что вы вместе, и решила с тобой встретиться, просила адрес. Свекровь не знает, можно ли его давать, наверное, хватит и номера телефона?

– Ну, почему же? Пусть Антонина Степановна даст и адрес, и номер. Саша с матерью общался по телефону, когда я только приехала в Саратов, и она точно была информирована о прилете потенциальной невестки. При желании могла бы всё узнать из первых уст, поговорив со мной, а не искала бы столь сложные пути.

Признаться, стало не по себе, ясно ведь, что меня ждут проповеди. О чём? Я старше, у меня ребенок. Да, еще замужем побывала. Достаток опять-таки ниже среднего, всего-то учительница, не бизнесвумен из «новых русских». И вывод – не пара сыну. 

– Светлана Владимировна, может, она просто хочет познакомиться с тобой, ведь не встречались же ещё, – пытался меня успокоить Игорь. Ох, добрая душа, знал бы он, что мы уже встречалась, и весьма безобразные воспоминания остались от той далекой встречи. 

– Ладно, я в спальню, поздороваюсь с мамой, уже, кажется, проснулась.

Глава 19

Началась третья четверть, всё шло своим чередом: уроки, тетради, собрания, педсоветы. Нагрузка у меня была небольшой: всего двадцать семь часов в неделю. Это меня вполне устраивало, ведь приходилось ещё заботиться о маме, о дочке. Вообще же, только говорится, что у педагога в день пять - шесть уроков, если же принять во внимание, что нужно проверять каждый день несколько пачек тетрадей, писать планы, учитывая подготовку классов, станет ясно, что рабочий день затянется еще на четыре часа, как минимум. И это если без родительских собраний, методических, педагогических советов и объединений, без классного руководства. Вот и считайте, сколько времени учитель занят работой. Но были и плюсы: вторую часть работы можно брать на дом, что я и делала.

В феврале мы с Сашей общались нечасто, где-то раз в неделю: в Петербурге у него не было ни времени, ни возможности часто разговаривать по телефону. Мы очень скучали друг по другу, но, несмотря на разлуку, были по-настоящему счастливы. Я ещё и потому, что узнала о своей второй беременности, но пока решила не сообщать новость, вот вернется Саша в Саратов, тогда скажу. А сейчас пусть учится не отвлекаясь. Тему разговора о желании его матери со мной встретиться я тоже не поднимала – незачем волновать парня.

Гром в виде Светланы Михайловны Огонёк грянул неожиданно Восьмого Марта. Игорь с Еленой уехали в гости к друзьям, дочка ушла к подружке в соседнюю квартиру, а я решила  испечь пирог – порадовать маму, которая отдыхала после завтрака, и, конечно, остальных членов семьи. Праздник всё же. Услышав  трель звонка, я решила, что с поздравлениями пришли Скачковы, довольная подбежала к двери, и оторопела – передо мной стояла Светлана Михайловна. Она не изменилась, всё такая же: с пышной, вьющейся гривой крашенных гидроперитом волос, сеточкой мелких морщин вокруг больших голубых глаз, подведенных черным карандашом, полными ярко - красными губами. Стройная, модно одетая женщина. На мой взгляд, очень красивая и молодая, да иного и быть не могло, все же она  родной человек моего любимого. Мама же со свойственной ей категоричностью наверняка сказала бы: внешность, как у буфетчицы. Я взяла себя в руки, подавив растерянность, и, ответив на приветствие, предложила Светлане Михайловне пройти в квартиру. Царственной походкой та прошествовала в зал. Да что же это такое, как Восьмое Марта – так жди неприятностей, это еще с работы в Городке повелось.

– Чай или кофе? – произнесла я тривиальную фразу, смущенно добавив: – Пирог ещё печется.

– Спасибо, не суетитесь, я не голодна, – ответила, улыбаясь, Светлана Михайловна. Как будто ей первое, второе и компот предлагаю. Она молчала, я тоже выдерживала паузу – пусть сама начнет разговор.

– Светлана Владимировна, я не буду ходить вокруг да около. Дело в том, что вы должны оставить моего сына навсегда. Все равно из вашего союза ничего не получится, не тратьте время. Я знаю, что сейчас последуют восклицания, что у вас безумная любовь и так далее. Не пара вы ему, я так всегда считала. Поверьте мне, я лучше знаю своего сына. Найдите человека по себе и выстраивайте с ним свою жизнь.

– Я и нашла по себе, – сказала я, невольно цитируя одну из героинь фильма «Женщины».

– Мало того, что вы намного его старше, так ещё и с ребенком. Подумайте о моем сыне, ему-то это зачем? Он еще так молод, найдет себе ровесницу.

Так, Ад пуст, все черти здесь. 

– Он для вас всегда будет молод, вы же мать. Послушайте, было время, я и сама так считала, все искала мотивы – почему мы не можем быть вместе, но неужели для вас ничего не значат годы, которые мы с Сашей провели вдали друг от друга. Вы ведь должны понимать, что раз мы не растеряли своих чувств, а напротив, укрепили их, – значит, для нас все серьезно? Ребенок вам мой помешал? Да, это плохо. Но ему рад ваш сын. А это важнее. Какие бы вы не приводили доводы, я на этот раз не отступлю, поскольку очень люблю Сашу, и к тому же, – я едва не сказала, что через семь месяцев она станет бабушкой собственного внука, но вовремя остановилась. – И к тому же,  – продолжила я, – не проще ли вам поговорить с сыном на эту тему, убедить его в своей правоте? – помолчав,  я ничего лучшего не нашла, как добавить к сказанному: – Простите, мне нужно на кухню.

Я вышла из комнаты, чувствуя, что глаза защипало. Так, следует ждать всемирного потопа. Вынимая пирог из духового шкафа, услышала характерный хлопок закрывающейся двери. Ушла. Казалось бы, Светлана Михайловна находилась у меня всего-то минут десять, а была такая усталость от разговора с ней, как будто я отработала две смены, а потом еще провела родительское собрание. До вечера я ходила по квартире удрученная, не спасал даже радостный визг дочери, её  детские игры, бесконечные почему.

Саша позвонил вечером, поздравил маму, меня, Лену и Софью с праздником, а затем поинтересовался, почему я грустная. Я процитировала: –

Но почему я так тревожен?

Стал придавать значенье снам.

Порой задумаюсь, мрачнея…

Саша подхватил строчки забытого поэта: –

Уж видно, чем любовь сильнее,

Тем за нее страшнее нам.

– Ты всерьез увлекаешься литературой? Уже второй раз меня удивляешь,– сказала я.

– Будущая жена – учительница, вот и приходится соответствовать, – просто ответил Саша.

– Тебя рядом нет, вот и грущу,  –  шмыгнула носом, вытирая слезы, «будущая жена».

Он засмеялся:

– Это хорошо, что грустишь без меня. Я тоже очень соскучился, любимая,  обязательно меня дождись, смотри, не выйди замуж.

– Глупый ты, хоть и взрослый, и целый старший лейтенант, а всё равно глупый. Разве я тебя могу на кого-нибудь променять? Я люблю тебя давно и безнадежно, – сказала я, улыбаясь.

– Вот и хорошо. Приеду в мае, заберу вас с собой.

– С кем разговариваешь? – спросил, выйдя из своей комнаты, Игорь. – С Шуриком?

Я молча кивнула.

– Ну-ка, дай трубочку, Светлана Владимировна, я с ним тоже поговорю.

Попрощавшись с Сашей, я ушла к себе.

– Почему ты Сашиной матери не сказала о беременности, может быть, она бы на эту ситуацию посмотрела по-другому? – недоумевала  сестра.

– Зачем ее «радовать» раньше времени? Да и мне лишние волнения не нужны, не ясно ведь, как бы она отнеслась к этой новости. Может, решила бы, я специально забеременела, чтобы Саша остался со мной. Ты об этом не подумала? – обратилась с вопросом к сестре и продолжила: – Поверь мне, она может оскорбить очень легко, не прибегая к изощренным нецензурным выражениям, достаточно эвфемизмов пополам с намеками. Знаю, проходили.…

Хотя мне весь мир хотелось оповестить о своем счастье, неожиданном счастье стать матерью Сашиного ребенка, всё же хорошо, что беременность ещё не была заметна.

Конечно, в Саратове мы разговаривали с любимым о будущих детях и мечтали о них, но решили подождать до официального вступления в брак. И как же хорошо, что сама природа все решила за нас! Вообще, это чудо: я, как и многие женщины того времени, поставила ВМС сразу после рождения Сонечки, но что-то пошло не так, может, срок действия прошел, может, произошло смещение. Но факт оставался фактом: я беременна. Да, это немного изменило мои планы, но зато я знала: у меня будет маленькая копия любимого человека.  

Глава 20

В работе, в заботах, в делах прошли март и апрель, близился Сашин приезд. Я была очень рада: ещё чуть-чуть и мы снова будем вместе, теперь навсегда. Пришлось предупредить директора школы, что скоро пойду в декретный отпуск, а после него предстоит увольнение, нужно искать замену. Не хотелось, конечно, оставлять дорогих сердцу ребят, коллег, наконец, свою семью, но я не могла и без Саши, устала без него жить.     

Девятого Мая все телевизионные каналы демонстрировали праздничные программы. Мы решили в честь очередной годовщины Победы накрыть в гостиной стол. Испекли с Еленой яблочный пирог, сделали винегрет, оливье, приготовили картофель, заправленный сливочным маслом и луком, открыли банки с маринованными грибочками, огурчиками - помидорчиками, которыми нас угостили родители Игоря, спасибо им большое, и пожарили котлеты. Да, по тем временам стол выглядел по-царски. У нас, бюджетников, все чаще и чаще были задержки заработной платы, тогда приходилось жить на мамину пенсию да деньги Игоря, ему ещё платили регулярно. От частых предложений Саши помогать материально я отказывалась, всё же мы не в браке, неудобно, да и я знала, что у них в части денежное довольствие в последнее время выдавали нерегулярно. Хорошо, хоть был паёк.

Сидя в компании родных и милых сердцу людей, мы вспоминали конец восьмидесятых – начало девяностых и не уставали удивляться не только собственной наивности, но и наивности, даже романтическим устремлениям целых народов огромной страны. Мы жили, ожидая позитивных перемен, понимали, что многое в государственной системе нужно менять. Многое, но при этом существование Советского Союза и социалистического строя большинством под сомнение не ставилось, не отвергалось, напротив, поддерживалось. Когда же надежды на лучшее будущее провалились и в реформе экономической, и в реформе социальной, настроение у многих людей было близко к  паническому, как в стихотворении Юлии Друниной:

Покрывается сердце инеем –

Очень холодно в судный час...

А у вас глаза как у инока -

Я таких не встречала глаз.

Ухожу, нету сил.

Лишь издали

(Все ж крещеная!)

Помолюсь

За таких вот, как вы,–

За избранных

Удержать над обрывом Русь.

Но боюсь, что и вы бессильны.

Потому выбираю смерть.

Как летит под откос Россия,

Не могу, не хочу смотреть!

Потом был 1993 – расстрел Белого дома, забастовки, разваливающаяся экономика, деревянный рубль, пустые прилавки с тотальными дефицитами, реальное отсутствие конституции и государственных границ, расползшаяся страна. А тут еще Чечня заявила об отделении от России. В этом регионе за небольшой период времени уже сформировались свои органы власти, свои порядки и традиции. Однако в декабре 1994 года, как всегда спонтанно, было принято решение «навести конституционный порядок в Чечне». На ее территорию были введены российские войска, началась жестокая война. Страшно было за  родственников, друзей, за Сашу, в конце концов, – а вдруг их отправят  на эту бойню в Чечню?

Сидя за праздничным столом и уминая ставшие уже деликатесами яства, семья смотрела, перебрасываясь репликами, военный парад в честь пятидесятилетия Победы. Сводными полками шли ветераны со своими боевыми знаменами. Как трогательно! Переполненные эмоциями, мы не сразу услышали дверной звонок. Когда же трель повторилась вновь, я направилась в прихожую, в душе мечтая о том, чтобы за дверью стоял мой Саша. Это действительно был он! Как я была рада, не передать словами!  

– Привет, родная, – услышала я Сашины слова, сказанные после долгой разлуки.  – Как вы, мои дорогие?

– Мы – отлично, наконец-то дождались тебя, – ответила я за всех присутствующих.

– Хорошо, как протекает беременность? Какой гемоглобин? Токсикоз не мучает? – продолжал задавать вопросы  Саша. – Ты очень похудела.  

Он узнал, что я беременна сразу по возвращении в Саратов. Как любимый радовался и попутно ругал меня, что молчала, утаила такие важные для него события.

– Мне хотелось, чтобы ты встретил новость не на бегу, чтобы не отвлекался от учебы, ведь занятость была абсолютной, – отвечала я в телефонных беседах на его укоры.

Спустя два дня после теплой и такой долгожданной встречи с Сашей, он, как любящий и внимательный сын, заговорил о поездке в Городок: ему хотелось увидеть мать, помочь ей по хозяйству. Я, конечно, против не была: мать – святое, но следовать за ним не желала, Соня тоже, будто чувствуя моё настроение, ответила отказом на предложение отправиться в путешествие.

Саша недоумевал:

– Ну почему ты не хочешь ехать, Светлана? Ведь ты, в сущности,  не знакома с моей матерью, поверь, она хороший человек, конечно, со своими недостатками, но порядочный и честный.

О да, настолько честный, что правду, в каком-то своем понимании, рубит с плеча.

– Может быть, стесняешься беременности? Напрасно, маме все известно. Я сразу ей сообщил, как только узнал сам, – озадачил своим признанием Саша.

Интересно, почему же в таком случае Светлане Михайловне не позвонить мне и не попытаться наладить мосты, разрушенные ею самой, значит, я была права: вряд ли она обрадовалась этой новости. Какой-то чертик в душе заставил спросить:

– И как твоя мама отреагировала, узнав, что скоро станет бабушкой?

– Да растерялась сначала, а потом заплакала.

– Понятно, все это так неожиданно, – улыбаясь, сказала я, – но, наверное, это были слезы радости, как думаешь?

– Конечно же, иначе и быть не может.

Ой ли?  Ещё как может.

Глава 21

Домой Саша вернулся через  три дня, уставший и злой, сразу же обратился с вопросом:

– Почему ты не сказала, что мать  приезжала к вам восьмого марта?

– Зачем тебе об этом знать? Она приезжала поговорить со мной, и, если бы было нужно, то сама сообщила бы сыну о своем визите, – спокойно ответила я, – значит, не хотела, раз ты только что узнал. Но ведь сказала же, пусть позже, но сказала.

– В том то и дело, что узнал я обо всем от тети Тони, матери Игоря. Вероятно, она больше знает, чем я.

– Она знает только о том, о чем невозможно не знать. Светлана Михайловна  интересовалась  у неё нашим адресом и телефоном.

– Ну, да, о дальнейших событиях доложила мать, когда я надавил на нее. Вот что, Свет мой, не расстраивайся и не переживай: я никому не дам тебя в обиду и собственной матери в том числе. Со временем всё уляжется, она полюбит тебя, обещаю, тебя невозможно не любить, а ты к ней изменишь отношение. Надо было рассказать давно, да разговор не заходил, быть может, это как-то оправдало бы в твоих глазах некоторые  поступки моей мамы. Дело в том, что у меня был брат-близнец Алёша, он умер в три с небольшим года от пневмонии. Несмотря на то, что мать сама медик и все подруги – врачи, спасти его не удалось. Это очень большая трагедия для нашей семьи, мать себя и сейчас считает виновной в смерти брата – не уследила, вовремя не поставила диагноз, не тем лечила. С тех пор она трясется над каждым моим шагом, ведь, в сущности, из родных у нее почти никого не осталось – всех потеряла, и отец мой погиб еще молодым. Так что маму, наверное, можно понять, хотя я с детства воюю с ней за  право поступать по своему выбору, конечно, при условии, что этот выбор  разумный.    

– Сожалею. Конечно, тебе следовало рассказать эту историю раньше, теперь мне многое стало понятным.

– Прости и её, и меня.

– Ладно, оставим это в прошлом. Есть будешь?

В сборах, волнениях, даже тревогах проходили будни, но всё равно ощущение невероятного,всеобъемлющего счастья нас не покидало. Я чуть ли не бегом бежала домой с работы, чтобы насладиться присутствием любимого человека, кажется, и двадцати четырех часов в сутки было мало. На душе у меня было очень спокойно и гармонично, что в последний год случалось нечасто.

Погода в майские дневные часы благоприятствовала, на удивление была теплой, даже жаркой; ласкало весеннее яркое солнышко, радовали своим пением сорванцы - щеглы и  растрепы - воробьи. Мы же с Сашей ждали вечера. Это время было только нашим – все домашние дела переделаны, планы на завтра написаны, тетради проверены, родственникам уделено должное внимание, можно и уединиться вдвоем где-нибудь на лавочке в парке или погулять по вечернему бульвару.

Я чувствовала себя прекрасно и морально, и физически. Вообще же, на удивление, беременность протекала спокойно: угрозы выкидыша не было, болей никаких не ощущала, правда, первые два месяца мучил жуткий токсикоз, как и многих в таком положении, только их утрами, а меня обычно вечерами. Поэтому я со страхом ждала сумерек. В остальном же всё было хорошо. Последнее время наш малыш  часто заявлял о себе утрами, не знаю, как это объяснить. Веду, к примеру, урок, а ребенок шевелится, и я замираю на полуслове, волшебство, да и только. Сама себя не узнаю, ведь второй малыш на подходе, а я все ощущаю факт беременности как чудо - чудное. Когда заканчивались уроки, я садилась за стол, ласково поглаживая живот, звала малыша и тихонько к  нему стучалась, но ответа уже не было. Может, днём детки обижаются, что их мамы заняты не ими, а работой? Саша пытался  почувствовать ребенка утром в постели, положив руку на мой живот, но малыш, как нарочно, тут же замирал. Смелее, маленький, не бойся и привыкай быстрее, это же твой папка!

В начале июня, когда я уже была в отпуске, Саша увязался со мной на явку в женскую консультацию, испугался, что мне станет плохо – жара стояла несносная. Понимая, что женщинам у кабинета гинеколога некомфортно в присутствии мужчины, я его попросила подождать на улице. 

Каких только историй  не услышишь в больнице, ожидая приема врача. Рядом со мной сидела женщина лет тридцати пяти-сорока и рассказывала своей соседке, видимо, приятельнице о том, как долгое время не могла забеременеть. Сама проверилась десять раз, и муж прошёл неприятную процедуру, вроде бы все нормально, а беременность не наступала никак. Решили сделать гистероскопию – было подозрение на полипы. Как же удивился медперсонал, когда при диагностической операции обнаружилась спираль, а совсем не новообразование.  

–  Не поняла, ты  забыла, что поставила спираль? – спросила знакомая.

– Да нет же. В том-то и дело, я вообще о ней не знала, – ответила моя соседка.

– Как это возможно? – вновь последовал вопрос.

– В пятнадцать лет забеременела случайно, конечно, по великой любви к своему однокласснику. Дунька была неопытная, да и парень тоже мало что знал –  совсем ещё дети. Тут, наверное, мои родители и подсуетились, внуки им были пока не нужны, попросили врача поставить сразу после аборта спираль. Мне ничего не сказали, может быть, умышленно или сами забыли об этом. А когда  только исполнилось девятнадцать, мама и папа погибли в автомобильной катастрофе, так я ни о чем не узнала. А, может, все -таки врачи сами без разрешения поставили?

– Такого не могло быть, – усомнилась знакомая, – скорее всего, действительно, родители попросили медиков посодействовать. – И что, ты сейчас беременна?

– Да, восемь недель. Знаешь, мы с мужем так счастливы, не передать словами, ведь двенадцать лет ждали ребенка, как только Бога не просили. Я уже думала – все, чудес не бывает, решила, что это последствие раннего аборта.

На этом месте из кабинета вышла пациентка, и разговор прервался, все, моя очередь идти на экзекуцию. Но что не сделаешь ради здоровья будущего человека, на какие только жертвы не пойдешь.

Глава 22

В середине июня мы уезжали в Саратов. Не скажу, что все прошло гладко: перед  отъездом  пришлось уговаривать Сонечку, которая категорически не хотела оставлять бабушку, тетю, Игоря и твердила одно:

– Давайте оставим квартиру тете Оле Скачковой, а сами будем жить все вместе в Саратове.

–  Доченька, мне тоже тяжело расставаться со своими близкими, – глотая слезы, говорила я, – может быть, они позже тоже переедут к нам, но сейчас  надо самим устроиться, всё подготовить. К тому же дядя Саша и сам не знает, на какое время мы останемся там, ведь могут перевести в другое место, как и папу. Они же военные. 

А ведь ранее Софья была согласна на переезд.

Особенно тяжёлый разговор состоялся с бывшим мужем.

– Нет, я категорически против, этого не будет, – твердил бывший муж, – я не дам своего согласия. Не дам. Ты увезёшь Софью, и я долгое время её не увижу.

– Но ведь и сейчас ты не видишь её каждый день, а только в отпускное время. Все так и будет дальше: если  захочешь встретиться, заберешь ее на каникулах, придется, конечно, подстраивать свой отпуск, – парировала я. И пошла на провокацию: – Или не можешь смириться с тем, что я выхожу замуж и жду ребенка? Поэтому впал в истерику?

– Не придумывай, пожалуйста. Просто, одно дело – Барнаул, он рядом с Красноярском, любым транспортом легко добраться, другое дело, Саратов. А это, на минуточку, с пересадкой, – нашёл весьма сомнительные аргументы Широков.

– Все верно, расстояние не мизерное, но есть прямой самолет в Саратов из Красноярска и Новосибирска раз в неделю, а из Барнаула, увы, нет. Так что дело упрощается. В общем, захочешь увидеться, сыщешь возможность. Ты сейчас идешь на повышение, а затем, чем чёрт не шутит, отправят на учебу в Москву, в академию, думаю, с твоими безграничными талантами так и будет. Ещё ближе окажемся друг к другу. Восемьсот километров – и ты в Саратове. Вот тебе лишний стимул двигаться вверх. Подумав, бывший муж согласился:

– Хорошо, пусть будет по-твоему.

Сонечку очень впечатлила эта поездка: и огромный самолет ИЛ – 86 на триста пятьдесят  мест, и многолюдная Москва, где нам пришлось сделать пересадку. Чтобы занять время с пользой до отъезда в Саратов, где собирались жить, мы решили показать дочке столицу. А с чего начинается Москва? Конечно, с Красной площади, туда мы и направились, переночевав в гостинице. Посетили Кремль, Мавзолей Ленина, возложили цветы к Могиле Неизвестного Солдата, поели настоящее мороженое в главном магазине страны, побывали на Воробьевых горах, ВДНХ и в парке «Сокольники». Сколько новых впечатлений для семилетнего ребёнка! Мы не успевали отвечать Софье на вопросы, всё ей было интересно, всё занимало её внимание.

В Саратове мы оказались только через  три дня после вылета из Барнаула. Город поражал своей красотой, масштабом. Да, это не тот Саратов, о котором писал Грибоедов: «В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов». Сейчас старинный город совершенно преобразился и стал очень интересным с архитектурной точки зрения. Что за чудо Саратовский лимонарий, а Набережная космонавтов, что спускается к Волге! Вот где полно разнообразной зелени: различные газоны, цветники, липовые и каштановые аллеи. Последние я ни разу в жизни  не видела!

Ещё зимой, впервые приехав в город, я познакомилась с Сашиными соседями-военнослужащими, один из которых, Илья Иванченко, был особенно дружен с нами. У всех были семьи, во дворе гуляло много ребятишек, поэтому Софья одиноко себя не чувствовала ни дня, сразу же подружилась с двумя девочками девяти лет и восьмилетним мальчиком. Вскоре они уже во всю  играли в войнушку, прятки, шашки, ходили друг к другу в гости. Мы, взрослые, тоже часто проводили свободное время вместе: гуляли по Театральной площади, набережной, в парке, находящемся рядом с домом. Конечно, хотелось бы посмотреть все достопримечательности города как можно скорее, но муж был против дальних забегов, остерегаясь за моё здоровье. И хотя все вроде бы было благополучно, однако рисковать не хотелось, поэтому далеко от дома мы не уходили. 

В общем, вот оно счастье: дети не болели, проблем не доставляли, в Саратове я официально вышла замуж за любимого мужчину, который в буквальном смысле носил меня на руках, у моих родственников и у Светланы Михайловны, мамы мужа, всё было нормально. К тому же в июле я стала тетей – Елена родила мальчика – что ещё нужно?

Гром в виде телефонного звонка грянул  вечером двадцать девятого августа совсем неожиданно.

Глава 23

– Светка, – в трубку кричала Лена, – Светка, мама умерла.

Я молчала, кажется, речевой аппарат напрочь отказался подчиняться, сильно кружилась голова, в ушах стоял звон. Чтобы не потерять равновесие и не упасть, пришлось ухватиться за косяк двери.

– Светка, ты что молчишь, тебе плохо?

Наконец мне удалось взять себя в руки:

– Как это произошло?

– Повторный инсульт. У нас жара страшная была несколько дней, и у мамы скакало давление, сегодня целый день сбивали, вроде бы снизили. Захныкал маленький, я ушла его укачивать, Игоря дома не было – находился на работе. Спустя минут пятнадцать зашла к маме, а она уже не дышит, видимо,  резко встала.

– Я выезжаю немедленно.

– Может не надо? Тебе рожать скоро.

– Нет, приеду. Мы с Софьей приедем.

С большим трудом мне удалось убедить Сашу отпустить нас с дочерью на похороны мамы.

– Я не смогу с тобой ехать,  – по привычке наклонив голову набок, говорил муж, – не отпустят – завтра генерал приезжает из Москвы с проверкой, попробую, конечно, обратиться с рапортом, но мы не на гражданской службе, слёзы не помогут. А одной тебе добираться да еще с пересадками – большой риск. 

– Я с Сонечкой хочу поехать, – возразила я, – ты же знаешь, она боевая девочка, если что – знает, как нужно себя вести.

– И всё же Софья еще слишком мала, чтобы оказать какую-либо помощь.

– Хотя бы людей позовет на помощь… Да и с бабушкой пусть попрощается.

– Хорошо. Только звони мне по приезде и каждый вечер.

Саша сам купил билеты на самолет рейсом до Новосибирска, а там до Барнаула мы добирались попутной машиной. Посоветовавшись с сестрой и зятем, мы решили хоронить маму второго сентября – ждали приезда родственников из Казахстана, отец тоже изъявил желание попрощаться с бывшей женой, он добирался из Мурманска. К вечеру тридцатого августа, я была взвинчена необычайно, безудержно ругала себя за то, что оставила маму, уехав с Сашей. И, не замечая сидящую рядом дочь, после долгого сдерживания эмоций, наконец, разразилась потоком слез: «Мама, мамочка моя, прости меня, прости».

– Что это? Ты поранилась? У тебя ноги в крови, – закричала Софья.

Да, из-за сильного стресса началось кровотечение и отслойка плаценты – в результате меня спешно, под сиренной, повезли в роддом. После экстренного кесарева сечения у нас Сашей появился сын, рожденный на три недели раньше срока в последний день уходящего лета.

Вот так и бывает в жизни: на смену одним поколениям приходят другие. И эти другие ходят по тем же улочкам, где когда-то ходили их предки, а может, они строят дома, предприятия, дороги там, где когда-то ушедшие в небытие сеяли рожь, вели сражения, любили и рожали детей. Приходят новые поколения, принимают из рук в руки родную землю, обустраивают её и организуют свою жизнь уже по другим законам и правилам. И этим новым дела нет, что здесь тоже когда-то жили люди – счастливые и несчастные, добрые и злые, богатые и бедные, похожие и непохожие на них.

Нас выписали из роддома второго сентября, но перевели в детское отделение больницы, где я по договоренности с главврачом должна была появиться сразу после похорон. На поминках в столовой состоялся долгий разговор с отцом, только сейчас мы по-настоящему ощутили, как нам все эти годы его не хватало. Папа был чрезвычайно подавлен, бесконечно просил прощения за то, что когда-то бросил семью, оставил маму, которую так и не сумел разлюбить, клялся, что всегда помнил о ней и о дочерях. Детей, кроме нас, у него не было, и та история, из-за которой он ушёл к другой женщине,  не более чем увлечение, прошло оно – и вскоре расстались.

– Почему же ты не попробовал вернуться к нам, ведь мы же любили тебя и ждали? – спросила я.

– Мама не смогла простить. Думаете, я не просил прощения, не уговаривал ее забыть все прошлое и разрешить вернуться? Много раз просил. Только вы же хорошо знаете свою маму, – и поправил себя, – знали: если она что-то решила, переубедить невозможно. Сказала: «Смог предать один раз – сможешь и другой. А травмировать детей не позволю». По-моему, она в отношении меня никогда не переставала быть учительницей, моей любимой учительницей. Всегда пыталась держать марку, не хотела вспоминать хоть иногда, что она  еще и женщина. Вот так. Поэтому я и уехал, как в сказке, за тридевять земель, не хотел причинять боль ни вам, ни себе.

– Папа, пожалуйста, не бросай нас второй раз, – сказала Ленка, прижимаясь к отцу, – не хочу потерять тебя снова.

– Не брошу, – последовал ответ, – тем более у меня растут такие замечательные внуки. Скоро выхожу на пенсию по выслуге лет, надо определяться с дальнейшим местом проживания.  Не будете против, если я перееду сюда и куплю квартиру?

– Конечно, нет, – сказала я.

– Да не надо покупать квартиру, перебирайся к нам. Места достаточно, – добавила Елена.

– Спасибо, девочки мои. Но квартиру все же куплю. Не хочу вас стеснять, – радостно ответил отец. 

Пролежав в больнице неделю, мы благополучно завершили лечение. Парень активно прибавлял в весе, патологий серьезных не было.

Софья, подойдя к спящему брату, спросила:

– А что он такой страшненький, как маленькая обезьянка?

– Все дети такими рождаются, ты тоже такой же была, – ответила я.

– Не правда, я всегда была красивой.

– И, главное, скромной, – смеясь, добавила я.

– А можно я его поцелую?

Возвращались мы в Саратов уже вчетвером – неожиданно за нами прилетел Саша, все-таки его рапорт о предоставлении дополнительного отпуска был удовлетворён. Конечно, я остерегалась гнева мужа: нарушила обещание сдерживать эмоции, беречься. Но более всего ругала себя: ведь могла  вообще потерять ребенка. «Однако вчера уже прошло, не вернуть, а завтра ещё не наступило. Радуйся, Света, сегодняшнему дню, тому, что мы живы», – думала я.

Саша  не отходил от ребенка ни на минуту, все любовался им и, мне кажется, не мог до конца осознать, что это чудо – его сын.  Вдруг муж, виновато посмотрев мне в глаза, сказал:

– Свет мой, я не должен был отпускать вас одних, – и повторил: –  Не должен. Не знаю, как бы жил, если бы случилось страшное…

– Родной мой,  все обошлось.  Не думай о том, что могло бы быть, надо жить тем, что есть сейчас.   

Сама же подумала: «Нет. Это не я его Свет, это он – мой Свет. Он  – тот самый Свет в моей душе, позволяющий не рассердиться на окружающий мир и впасть в уныние, а сохранить доброе расположение духа, веру в себя и людей. Всегда: и в его школьные годы, и потом, когда мне  бывало плохо, он оказывался рядом, помогал и словом, и делом, подсказывал, во всем поддерживал. И, действительно, Саша был прав в последнюю нашу встречу перед призывом в армию: сегодня совершенно стерлись грани, когда-то разделявшие нас, и социальные, и возрастные, и любые другие. Мы как будто стали единым целым. Мой родной, любимый, согревающий всюду  Огонёк».

Все понемногу налаживалась: Софья пошла в школу, правда, пропустив десять дней, ну, это ничего, мы быстро наверстали программу. У дочки появились подруги  в классе  и в танцевальной студии, которую она с удовольствием начала посещать. Кроме того, уроки Игоря не прошли даром, и Соня попросила  записать ее в каратэ.

– Девочка должна учиться себя защищать, должна быть уверенна в себе, – аргументировано ответила  дочь на мое возражение, что не женское это дело – каратэ, вот танцы – другое дело. Со временем добавился  курс английского языка. В общем, все как у детского поэта:

Драмкружок, кружок по фото,

Хоркружок – мне петь охота,

За кружок по рисованью

Тоже все голосовали…

Мы смирились: пусть ходит, лишь бы времени хватило на подготовку уроков и не страдало бы здоровье. Водить на кружки - секции не было необходимости: девочка росла боевой, настоящий лидер, вся в папу. Кроме того, дворец культуры, где дочка получала дополнительной образование, находился в двух минутах ходьбы от дома, не нужно даже переходить дорогу.

Саша целыми днями, иногда сутками был на службе, а мы со Стасиком, так назвали сына, и Сонечкой ждали его возвращения. Сын рос очень спокойным, терпеливым, кряхтел, но не плакал, если что-то не нравилось или болел животик.

Так, помахав на прощанье веерами разноцветной листвы, ушел сентябрь, закончился грозный - грозовой октябрь, летел вперемежку с дождем - снегом ноябрь. Но мы не замечали непогоды, чего же на нее грешить, если в доме тепло, уютно, радостно всем – и взрослым, и детям, если нас всех пронизывает любовь, взаимопонимание и уважение друг к другу.

Однажды в воскресенье, после суточного дежурства, Саша вернулся немного другим: молчаливым, встревоженным. Он почему-то виновато смотрел в глаза.

– Что случилось? Ты заболел? – сразу с порога спросила я, почувствовав неладное.

– Ну, мать, не накормила, не напоила, спать не уложила, а уже кучу вопросов задала.

Я  улыбнулась и приняла игру:

– Садись, Иванушка, поешь щей лесных с грибами да рыбы речной, жаренной в печи. Баньку истопить? Опочивальню приготовить? Или как обычно на скамье, застланной дерюжкой, спать будешь?

– Это потом, – сказал, смеясь, Саша. – Готовь, Свет мой, ужин. 

Ну, слава богу, вроде бы все нормально, может, просто устал.

– Уже все на столе. Мой руки, и будем есть.

Саша по привычке подошёл к кроватке маленького, потом к дивану, на котором спала Сонечка, поцеловал в лобик и одного, и другого ребенка. Я невольно залюбовалась  – какой же он замечательный отец!  

После ужина мы остались сидеть за столом на своей маленькой кухоньке. Это уже стало традицией: здесь мы решали бытовые вопросы, разговаривали о прошедшем дне, мечтали о будущем.

– Светлана, – начал муж, я насторожилась: он редко называл меня полным именем. Обычно Свет мой, иногда Светик. – Нас на днях отправляют в Чечню. На завтра дали выходной, чтобы собраться.

Я опешила. Конечно, мы предполагали, что это может случиться, когда разговаривали о военных действиях в Чечне, но оставалась какая-то надежда, что все образуется, скоро закончится и нас не коснется беда. А ведь уже были и штурм Грозного, и захват чеченскими террористами госпиталя в Буденновске. Часто подразделения российской армии несли серьезные потери как среди офицерского состава, так и среди солдат – срочников.

Я не думала о том, что останусь одна с  маленькими детьми в чужом городе, я думала о муже, о том, увижу ли его живым и здоровым после многомесячной командировки в горячую точку. Нет, слёз не было, не потому что выплакала их после смерти мамы, я боялась расстроить Сашу, хотелось, чтобы он ушёл спокойным и уверенным, что мы всё сможем, всё выдержим. Он – там, я – здесь.

Глава 24 Вместо эпилога

Март – коварный месяц: то вечером погладит щёки своими теплыми руками - лучами, то утром закружит метелями. Сегодняшнее же утро было солнечное и тёплое. Я открыла форточку, чтобы услышать трубные звуки весны, почувствовать ее победное шествие. Веселые мелодии раздавались повсюду. С крыши, шумно звеня, падали сосульки, наперебой кричали обалдевшие от счастья воробьи: как же, пережили суровые, холодные и голодные месяцы – живы, как-то радостно зазвенели проезжающие мимо, дребезжащие от старости или от перегруженности трамваи, под завязку набитые людьми. 

Я подошла к кроватке Стасика, поправила одеяло, погладила по головке. Почему-то он сегодня очень плохо спал, кряхтел всю ночь, да и Сонечка бесконечно переворачивалась с боку на бок, наверное, это всё из-за смены погоды. Я же на удивление бодро себя чувствовала, бессонная ночь счастливых и тяжелых воспоминаний никак не отразилась на моем самочувствии. Так, пора вставать, готовить завтрак.

Именно в это утро в нашу дверь постучала счастливая весть в лице Ильи Иванченко, соседа, сослуживца и заместителя мужа, который, как и Саша, ещё в ноябре был откомандирован в Чечню. Март, наверное, извинялся за свои старые, гнусные дела, поэтому решил загладить вину дорогими подарками.

– Привет, Светлана, я вернулся, – и снял бейсболку с коротко стриженых волос точно так, как главный герой фильма «Берегись автомобиля». Вот скоморох.

– Привет, Илюша,  – сказала я растерянно и пригласила пройти в комнату, – что случилось? Или вы все вернулись?

– Нет, пока только я. Отправили долечиваться после ранения сначала дома, а через две недели – в санатории. Ранение так себе, легкое, но родное министерство подсуетилось  – и вот скоро поеду на отдых зализывать раны. Спасибо и на этом.

– Понятно. Как мой Саша?

– Ничего, служит.

– Я только завтрак приготовила, поешь?

– А, давай. Моя жинка на работу убежала отпрашиваться. Я-то рано утром приехал, немного перекусил, но снова что-то проголодался.

– Как там? Очень тяжело? По телевизору в новостях передают информацию, но как-то все вскользь, без подробностей. И видеоматериалов немного.

– А это потому, что журналистов мало приезжает. Да и хвастаться особенно нечем. Если бы не генерал Рохлин да не такие офицеры и солдаты, как твой Огонёк, вообще бы было плохо. Подай мне вон ту вазочку с медом, – между делом сказал Илья и продолжил рассказ. – Да, Саня и в правду герой: умный, решительный – боевой, одним словом. А атакует как – неожиданно и моментально. Не зря его позывной «Гюрза».

– Змея?

– Да, именно так. Есть у него какое-то чутье, помогающее ориентироваться в любой обстановке. Его очень боятся боевики. Нашу разведроту знаешь, как называют? Бешеные.

– В «Новостях» недавно сюжет показывали. Это не вы, случаем, спасли заложников из Координационного центра в Грозном? – спросила я.

– Мы, а до этого  выбили боевиков из склона ущелья. Тяжелый был бой. Там меня и ранило.

– Да, все совсем не просто. О возвращении назад ничего не говорят?

– Нет, конечно. Это же война. Меняют периодически подразделения, но раньше мая не жди своего мужа. Вы-то как? 

– Ничего, и мы держимся. Конечно, тяжело было, особенно в ноябре-декабре, когда вы только уехали, да, впрочем, потом тоже не очень легко. И не я одна такая – нас, женщин, проводивших мужей на войну, шестеро на этаже. Если бы не дети, трудно было бы справляться  со своими эмоциями, ребятишки и заставляют держать себя в тонусе. А так, ничего, только постоянное напряжение. Мы с девочками помогаем во всем друг другу, вместе, в общем, выживаем. Да и папа мой – тоже хорошая моральная поддержка, вовремя приехал, ещё перед Новым годом, сейчас уже в Барнауле, на родине. Сестра квартиру присмотрела, в нашем же доме, вроде бы ему понравилась, собирается купить. Сашина мама в феврале тоже на неделю приезжала, познакомилась с внуками. Очень помогла с детьми и мне, и девочкам соседским: из садика ребят забирала,  подсказывала, как лечить от разных болезней, она же фельдшер по специальности.

– И у неё, оказывается, героическая профессия.

– Да, и у неё. Спасибо тебе большое, Илья, за вести о Саше, ведь я почти ничего не знаю о нем. За все время получила четыре коротких письма, да один раз он звонил, и то разговор длился  три минуты. В части тоже молчат, не очень щедры на ответы. Живы – и все. Но я и этой скудной информации рада. Главное, живы.

– Да, главное, живы. Некогда там письма писать, совсем некогда. Но Огонёк, зная, что я выписываюсь из госпиталя и уезжаю домой, передал тебе записку, возьми вот, прочти.

Записка, написанная на тетрадном листе, была коротенькой и немного сумбурной. Саша писал: «Здравствуй, Свет мой. Если бы ты знала, как мне не хватает вас, как не хватает  твоего умного, лучистого взгляда, нежных, ласковых рук да и твоих вкусных щей - пирогов тоже не хватает. Я всегда мысленно с тобой был и есть, и эту связь ничем не разорвать.

Скоро вернусь, обязательно вернусь. Мы встретимся и наконец-то будем вместе.

Помнишь, ты когда-то на уроке читала из «Евгения Онегина»:

Адриатические волны,

О Брента! нет, увижу вас 

И, вдохновенья снова полный,

Услышу ваш волшебный глас! 

Часто вспоминаю эти волны, захлестнувшие меня любовью к тебе, и это на всю жизнь. Люблю тебя безмерно, до сумасшествия, помни об этом.

Всё, заканчиваю, прости, вызывают к генералу. Поцелуй за меня Стасика и Софью. Твой Огонёк». 

Я, пока Илья ел за обе щеки и попутно нахваливал мою стряпню, сидела, молча глотая слезы – что-то совсем сентиментальная стала. Наконец он отвлекся от пирогов и сказал:

–  В общем, жди своего Сашу, верь в него – и все будет хорошо.

– Верю и жду, – как клятву, произнесла я.

– Он обязательно вернется.

– Я знаю. Так и будет. 

Часть 2 Пролог

Ночь, я смотрю в тёмное окно. После утомительного дневного времени появляется низкая полная луна. Она почти не освещает тёмную землю, лишь небеса вокруг, и в весенних майских лужах виднеется едва заметный бледный отблеск её, да плавают едва различимые черные тени деревьев. 

Все мои любимые домочадцы спят, а я стою у окна и не могу отвести взгляда от луны, как будто привязанной незримыми канатами к черному небу с разбрызганными в беспорядке, сияющими серебром звездами. Эта лунная ночь навевает грёзы, я ухожу мыслями далеко-далеко и, в зависимости от происходящего, делю их на прозу и поэзию.

Глава 1

В первозданности наготы

Встала истина бытия:

Половина Вселенной – ты;

Половина Вселенной – я.

Значит, нет безнадёжной тьмы,

Значит, новым светилам быть –

И пока антиподы мы,

И пока мы хотим любить!

Г.Головатый

Утро добрым не бывает. Но сегодняшнее именно таким и было: особенным, замечательным, солнечным, безветренным. Только–только начали распускаться на деревьях листочки, какие же они красивые: нежные, девственно чистые, ярко–ярко–зеленые, ещё не покрытые слоем городской пыли.

Весной я шалею не от звонких песен ручьёв, не от раскатов грома и сиянья молний, не от задорных криков вернувшихся кочевых гостей – перелетных птиц, даже не от распускающихся первых подснежников – атрибутов пробуждающейся природы. Нет, безумно люблю именно период появления на деревьях молодых листочков, цветения черемухи и яблони, эти ничем не передаваемые цвета и запахи весны. А ещё люблю потому, что в мае родилась моя девочка, моё весеннее солнышко – Сонечка. Сегодня ей исполнилось семнадцать лет. Да-да, девушка почти на выданье.

Хотя о чём это я? Нужно ещё сдать экзамены, поступить в институт, окончить его, а потом уже думать о замужестве. Но, вероятно, нам такое счастье не грозит ещё в течение, как минимум, десяти лет. Не то чтобы Софья мужененавистница, нет, скорее дитя нового сознания, взгляда на семью: нужно-де сначала получить образование, встать на ноги, сделать карьеру, ну, а потом подумать о замужестве, ребенке и так далее. Вообще, она натура цельная: и спортом занимается – КМС по каратэ, и обучается  танцам, много читает. А ещё идет на золотую медаль, тьфу-тьфу не сглазить бы.  

– Доброе утро, мама, о, как вкусно пахнет, – быстро проговорила Софья и скрылась в ванной комнате, не дожидаясь ответа.

Через минуту на кухню прибежал сын Стасик:   

– Привет, мамочка, –  а Сонька где?

– Встала уже, в ванной. А тебе почему не спится?

– Я систер сюрприз готовлю.

– И какой, если не секрет?

– Нет, не секрет, пойдем ко мне в комнату.  

В спальнях сына, дочери, как всегда, был совершеннейший порядок –  муж научил, в неделю добился того, чего я не смогла сделать в течение нескольких лет.

– Откуда у тебя гелиевые шары? Они же дорогие? – поинтересовалась я.

– Мам, ты же мне давала на личные расходы деньги, я и подкопил ко дню рождения Сони, а вчера, пока вас не было дома, купил и принес эту связку из десяти шаров, решил спрятать у себя в комнате. Как думаешь, систер обрадуется?

– Конечно, обрадуется. Какие красивые шарики: яркие, разноцветные. И не один не сдулся.

– А ещё я газету по нашей традиции выпустил в честь Сониного праздника. Зацени.

– Молодец, сын. И фотографии семейные приклеил, открытки, и стихотворение поздравительное написал. Очень хорошо.

– Ага, значит, тебе нравится? – спросил сын.

– Очень всё нравится, сынок. Когда планируешь подарить?

– А отвлеки Соньку разговорами за завтраком, я быстро все оформлю в ее комнате. Она зайдет, а там – и шары, и газета. Обрадуется!

– Хорошо.   

Я очень ценила дружбу детей, и хоть разница в возрасте у них была довольно велика, они прекрасно ладили между собой и любили друг друга. Сонечка для Стасика вообще была подобием богини, правдой в последней инстанции, непререкаемым авторитетом. И это проявлялось даже в мелочах. Если я заводила тесто на блинчики или пироги, всегда спрашивала детей, с какой начинкой делать. Сын молчал до тех пор, пока Софья не высказывала свое мнение: «Хочу блины с мясом» или «Хочу пироги с яблоками». Только тогда, полностью соглашаясь с ней, подавал голос и Стасик: «И я, и я тоже».

Пока мы с дочерью сидели за кухонным столом, весело болтая о планах на сегодня, сын перенес шары в Сонину комнату, прикрепил там же газету и пришел на завтрак, подмигивая мне – все готово.

– Привет, систер, с днем рождения тебя, – подбежал к сестре и прижался к ней, – поздравляю, поздравляю, поздравляю. – А потом потянул за руку: – Пойдем за сюрпризами.

– Ой, как здорово, Стаська. Спасибо большое за поздравление, очень приятно. Вот удивил, – сказала дочка, когда увидела в своей комнате россыпь разноцветных воздушных шаров и праздничную газету, изготовленную своими руками.

– Подожди, папа придет со службы, мы тебя еще раз удивим.

– Вот до чего я люблю дни рождения: все тебя любят, подарки дарят, поздравляют. Здорово, – смеясь, сказала Софья.

Я вдруг вспомнила то время, когда Соня училась в первом классе, мы только-только переехали в Саратов. Вероятно, им учительница сказала, что лучший подарок тот, который изготовлен собственными руками. Может, об этом она узнала из других источников, но я стала замечать, Соня много времени проводит за письменным столом и что-то мастерит. Всё выяснилось в День учителя, когда дочка подарила мне собственноручно изготовленную открытку, украшенную бусинками, нитками мулине и скрепленную бантом из атласной ленты. Вручая такой замечательный подарок, сказала:

– С праздником, мамочка.  

– Спасибо, моя дорогая доченька, я  тебя очень люблю. Следующий раз тоже приготовлю для тебя рукотворный подарок.

– Не надо, мама, зачем? Ты лучше купи мне мягкую игрушку  – обезьянку, она в ЦУМе продается, я видела, – ответила хитрюга.

– Кого позовешь на свой праздник? – поинтересовалась я, вернувшись из воспоминаний.

Соня ответила, не задумываясь:

– Да все тех же: Алину, Илью и Катю.

– Как обычно, друзей по школе. А девочек из танцевальной студии не пригласила или ребят из секции?

– Нет, вот будет восемнадцать – всех позову, а сейчас рядовой день рождения. Поэтому достаточно семьи и ближайших друзей.

– Ну, что ж, это твой выбор, пусть будет так. Значит, празднуем в шесть часов. Как хорошо, сегодня выходной, все приготовлю без спешки, – порадовалась я.

Вечером мы ждали возвращения со службы мужа и не садились за праздничный стол, хотя все гости были в сборе. Саша обещал прийти пораньше, но снова задерживался, все к этому уже давно привыкли – он был старшим преподавателем кафедры разведки и воздушно-десантной подготовки Новосибирского высшего военного командного училища, которое окончил сам более десяти лет назад, и частенько после занятий оставался с курсантами отрабатывать недочеты.

– Здравствуй, девочка моя маленькая, – весело сказал муж, обнимая Софью, – ещё год будешь маленькой. А потом все. Сразу станешь взрослой.

– Пап, что так долго?

– Ну, прости, дочь, задержался, заседание кафедры было...

– Ага. Больше всех в колхозе работала лошадь, но председателем она так и не стала, – пошутила Софья.

– До чего у меня мудрая дочь. Ты права. «Мне бы шашку, да коня. Да на линию огня! А дворцовые интриги, это все не для меня». Ну, что, Свет мой, неси подарок.

Саша не был биологическим отцом Сони, но заботился о девочке так же, как и о родном сыне, одинаково, разницы между детьми не делал. Когда-то в молодости муж обещал стать для Софьи просто другом, ведь отец у неё был – и хороший отец, но со временем Саша стал для дочери кем-то гораздо более важным, поэтому, наверное, она решила в восьмилетнем возрасте называть его папой - младшим. Родной отец, понятное дело, был папой - старшим. Соня иногда шутила:

– У всех по одному папе, у кого-то и не одного, а у меня целых два. Вот повезло, так повезло.

И, действительно, всё она получала в двойном размере: и любовь, и внимание, и подарки.

Я принесла  длинный узкий футляр синего цвета, в котором лежал браслет из красного золота с миксом камней топаза, сапфира.

– Вот тебе, дочь, от нас  подарок. Примерь.

– Ой, какая красота! - воскликнула Сонечка, – и растерянно посмотрела на нас. – Наверное, ужасно дорого    

Изумлены великолепием браслета были и её друзья.

– Сонька, надевай, не тупи, ты его заслуживаешь, как никто другой,  –  поторапливала Алина.

– Так-то да, но представляю, что вы ей подарите на восемнадцатилетние, – глядя на Сашу, высказался Илюша Назаров, наш сосед, ему-то как раз уже было восемнадцать.

Девочки любили подтрунивать над единственным парнем в их компании – добром и немного наивном:

 – Не завидуй, зайка, обещаем, на твой день рождения подарить тебе такой же.

– Да не надо, я и сам заработаю, а в следующем году Соньке круче подарю, – не понял юмора Илья.

– То, что женщине по душе – мужчине не по карману, – продолжали издеваться девушки.

Только уселись за стол, начались звонки от родственников. Сначала позвонили из Барнаула: тепло поздравили с днем рождения мои родственники, потом добрые слова в адрес дочери сказал её отец, который в настоящее время находился в Москве на учебе в академии, под занавес, поздно вечером, отметилась бабушка – мать мужа, хотя слово «бабушка» ей совершенно не подходило. Светлана Михайловна выглядела молодо, по-прежнему очень за собой следила и одевалась по моде. Мы включили громкую связь:

– Привет, моя дорогая, с праздником тебя. Я очень рада, что у меня есть такая замечательная внучка: умная, доброжелательная, дружелюбная, нежная, утонченная…

Соня перебила это поток красивых определений:

– Бабушка, это точно не про меня, ты что-то перепутала. Все прозаичнее: дерзкая, провокационная, властная, рисковая, независимая, требовательная, чаще к другим.

– Внучка, не наговаривай на себя. Скажу одним словом: любимая. Ты у нас умница, пусть удача тебе во всем сопутствует. Всегда рада, когда вы со Стасом ко мне приезжаете. Этим летом вас ждать в гости?

– Спасибо, бабушка, думаю, выберем время, приедем, но не обещаю.

– Хорошо, а теперь позови к телефону отца.

Саша подошел к телефону:

– Да, мама.

– Сынок, и вас со Светой с днем рождения доченьки. Детей вам послушных, любящих, родителей здоровых.

– Спасибо, мама, а этих куда девать?

– Шутник. Ладно, а сейчас серьезно. Послушай, тебе знакома Шестакова Света?

Муж изменился в лице и тут же отключил громкую связь.

Глава 2

– Что это было, Саша? – спросила я после ухода гостей.

– Я тебя прошу, Свет мой, выслушай меня спокойно, без эмоций, – ответил муж и замолчал на некоторое время, видимо, собираясь с мыслями.

– Звучит уже чертовски страшно, но постараюсь выдержать, – сказала я.

И снова тишина.

– Дорогой муж, давай разговаривать без театральных пауз. Самое страшное для тебя в этой ситуации, что «бить буду аккуратно, но сильно», – попыталась разрядить обстановку фразой из известной комедии. – Да, и, если верить Булгакову, правду говорить легко и приятно. Так что начинай.

– В общем, дело в том, что, скорее всего, у меня есть ещё сын, старший сын, – наконец растерянно сказал Саша.

Я готова была услышать что угодно, придумать разные версии ответов на вопрос, заданный Светланой Михайловной, но предугадать такой вариант развития событий – на этот подвиг моя фантазия была не готова.

– Ты уверен, что это твой ребенок? – напряженно спросила я.

– Не знаю, но проверить надо. Вряд ли такими вещами шутят. Понимаешь, я могу допустить, что Света забеременела, но как объяснить, почему она мне ничего не сказала?

– Саша, давай по порядку. Кто такая Света Шестакова?

–  Хорошо, по порядку, так по порядку. Я, как ты знаешь, служил на флоте. За полгода до окончания службы мы после четырехмесячного похода вернулись во Владивосток и находились там почти четыре месяца. Перед Новым годом руководство местного педагогического училища договорилось с нашим руководством о совместном проведении новогоднего праздника для студентов и матросов - срочников. Вообще такое не практиковалось, но не в этот раз. И вот мы, люди подневольные, стоим у стен спортзала, старательно их подпираем. Танцевать почти никто не хочет: нам было как-то не до этого. За день так умотают, что лечь бы быстрее спать – и ничего не надо, да и у многих матросов уже были девушки. Тут объявили белый танец, понимая, что публику иначе не расшатать. Смотрю, ко мне подходит высокая симпатичная девушка и приглашает на танец. Познакомились. Оказалось, что по странному стечению обстоятельств ее тоже зовут Светлана. Это, наверное, поспособствовало дальнейшему развитию событий, а может, тоска по тебе  – не знаю. В общем, пригласил я ее на свидание. Все вроде бы было хорошо: девушкой она оказалась доброй, открытой, веселой. Да, все хорошо, но я понимал, не мой она человек, не могу тебя забыть – и всё. Видимо, заметив мою холодность, даже безразличие, Света решилась на разговор. Я ей всё объяснил, сказав, что не хочу обнадеживать, люблю другую, но она не свободна. Знал я о тебе, написали, что вышла замуж за Широкова. Света ответила, что ей достаточно только дружбы со мной. Меня это устраивало. Так прошло месяца два или чуть больше, я понял, что начал привыкать к девушке. «А что, – подумал я, – может, более тесные отношения меня изменят, помогут забыть тебя». И решился. Вскоре же пожалел, потому что кроме досады на самого себя, ничего не почувствовал. Ощущение было, что предал себя, тебя, любовь к тебе. Всё ей сказал, и мы больше не встречались. Через какое-то время я снова ушёл в море, а потом вовсе уволился со службы и поступил в военное училище. 

– А где она сейчас, Света, и почему столько времени молчала?

– Она тогда оканчивала четвертый курс. Мама из разговора с родственниками Светы узнала, что после госэкзаменов та уехала домой, в Артём, и умерла при родах. Короче, у неё очень сильно поднялось давление, купировать его не смогли. Но мальчик родился относительно здоровым.

– Бедный ребенок. Воспитывался у родственников?

– Да, воспитывала бабушка. Но она сейчас в тяжелом состоянии, за ней ухаживает сестра, которая тоже немолода. Мальчишка за последние два года очень распоясался, чтит только родную бабушку, остальные авторитетом не являются.

– Почему же Света не сказала тебе ничего о своей беременности?

– Сам не понимаю. Наверное, почувствовала, что не смогу её полюбить. Мама тот же вопрос задала женщине, которая звонила. Та ответила словами Светы: «Он меня никогда не полюбит, а заставлять жениться, унизительно. Рожу ребёнка для себя и сама воспитаю. От таких, как Саша, аборты не делают».

– Она права, только не загордись. А как бабушки вышли на след Светланы Михайловны?

– Ты же понимаешь, что сейчас это не проблема. Мама зарегистрирована в Одноклассниках, активно ведет свою страницу, переписывается с друзьями. Это нам с тобой этим некогда заниматься, а она может себе позволить. Вот по фамилии и по месту проживания вышли на маму. Света, видимо,  рассказывала: откуда мои корни. Я понял, что бабушка с сыном Светы в последнее время проживают в Искитиме, давно уехали с Дальнего Востока.

– Хорошо, и последний вопрос: когда поедешь в Искитим?

– Буквально на днях. Скорее всего, в ближайшие выходные. Прежде, конечно, нужно позвонить бабушкам, договориться с ними.

Я хорошо знала Сашу: отговаривай от этого шага или нет, сделает по-своему, чувство долга все равно перевесит, поэтому решила настроить себя на его же волну. 

– Дорогой муж, не придётся ли мне узнать что-то новое о твоем бурном прошлом? Может, у тебя ещё есть дети?

– Да вроде нет. Свет мой, я от тебя никогда ничего не скрывал, помнишь, на свадьбе твоей сестры говорил, что успел пожить гражданским браком? Но там точно детей нет. Кто же  теперь виноват? Не вышла бы замуж за Широкова, дождалась бы меня, скольких бы проблем мы избежали. А то получилось всё, как в расхожем стихотворении:

Умом холодным сами гасим

Любовь горящую свою.

И каждый сам себе Герасим,

И топит сам свою Му-Му.  

– Конечно, ты прав, но тогда бы не родилась Сонечка.

– Правильно. Поэтому пусть всё идёт, как идёт, не будем заниматься психоанализом. Как я люблю тебя, Светик, ты и выслушаешь, и все поймешь без лишних слов, поможешь, когда надо. Страшно представить, если бы на твоем месте сейчас оказалась другая. Что бы тут было!

– Да, без заламывания рук априори не обошлось бы, – смеясь, сказала я.

Мысленно, конечно же, предполагала, что все ещё впереди – все мои проблемы и заботы. Наивной, увы, я не была. Ольга Скачкова, подруга и законченная оптимистка, как она себя называла,  после телефонного разговора призвала слушать иногда поэта - красавца и знатока жизни С.Есенина:

Жить нужно легче,

Жить нужно проще,

Все принимая, что есть на свете,

Вот почему, обалдев, над рощей

Свищет ветер, серебряный ветер.

Глава 3

Я не знала, вернется Саша из поездки один или с Марселем – так непривычно и странно для русского человека  звучало имя обретённого сына.

Из телефонного разговора с родственницей мальчика стало известно, что бабушка, которая его воспитывала, лежит в больнице в тяжелом состоянии и вряд ли дотянет до следующих выходных – неоперабельная онкология. С детьми о возможном прибавлении в семействе мы разговоров не вели – рано, пока самим мало что известно. Отпуская мужа в поездку, я понимала: Саша прежде сам должен во всем разобраться, сам должен  принять решение. Конечно, об усыновлении речи пока не шло, факт отцовства устанавливается судом, а вот опеку оформить реально. Также я понимала, что бросатьребенка на произвол судьбы нельзя, да и муж слишком благородный человек, чтобы это допустить, но и не представляла, что ждет мою семью?

Как это воспримут дети? Не будет ли им плохо с новым родственником? И понравится ли Марселю в нашей семье? Одни вопросы. Но как же  мне не хотелось менять уже сложившуюся семейную жизнь, сложившийся годами ёё уклад. Однако я не могла ставить никаких условий, ведь когда-то и Саша безоговорочно принял мою дочь, подружился с ней и полюбил всем сердцем. Это предстоит сделать и мне. Не знаю только, как это осуществить.

– Может, тебе стоит привезти мальчика к нам, познакомить его со всеми, а потом уже оформлять опеку? – предложила я мужу. – Вдруг ему у нас не понравится?

– Не уверен. Если родственница бабушки нашла меня, значит, нет возможностей передать ребёнка кому-то из родственников. И для него два пути – либо в детдом, либо к нам. Можешь предположить, что выберет пацан?

– Да, ты прав, наверное. Думай сам, я приму любое твое решение.

– Спасибо, родная. Я надеялся, что ты так скажешь.

Саша вернулся домой через два дня расстроенным и обескураженным. Один. Я не давила на него, не задавала вопросов, понимая, в каком он состоянии, и ждала, когда сам сможет, а главное, захочет поговорить.

Наконец, поужинав, муж начал свой рассказ.

– Светик, это действительно мой сын. Не нужна генетическая экспертиза, чтобы принять сей факт. Он – моя детская копия. Надо же, такое сходство.

– Как тебя встретил Марсель?  

– Трудно сказать, я приехал через день после смерти бабушки. Пока он находится у её сестры, Надежды Кузьминичны. Парень растерян и подавлен. А тут я – так называемый отец. Почти пятнадцать лет где-то скитался и явился. Объяснил ему, что теперь придется жить вместе, привыкать друг к другу. Рассказал о нашей семье, о себе. Мальчишка выслушал всё спокойно. Но, как я понял, не желает переезжать к нам, хочет жить с Надеждой Кузьминичной и дальше.

– А она с ним хочет жить? – осторожно поинтересовалась я.

– Что ты! Болеет, возраст к тому же немолодой, жалуется, что Марсель не управляем, очень избалован, хотя я ничего такого не заметил, ну, отклонений в поведении, как ты говоришь. Надежда Кузьминична сказала категорично: патроната с её стороны не будет.

– Понятно.

– В общем, Свет мой, я начал оформлять опеку. Но на это уйдет как минимум три недели.

– Ты не учел одно.

– Что?

– Нужно согласие ребенка.

– Вот поэтому я хочу взять отпуск недели на две и пожить там с ним, чтобы он ко мне привык, лучше узнал. А заодно оформлю документы. Не знаю как, но всё сделаю для того, чтобы он увидел во мне отца.

Через три недели нам предстояло знакомство с новым членом нашей семьи.

Глава 4

После отъезда мужа мне пришлось рассказать Софье и Стасику о том, что у них есть брат, и объяснить, почему парень будет жить с нами.

Дочь отнеслась к этой новости на удивление спокойно, лишь проговорила:

– Ну, посмотрим - посмотрим, что там за новоявленный братец объявился.

Иначе прореагировал Стасик:

– Ура! У меня будет брат. Вот я богатый на родственников: и мама, и папа, и систер, и брат. Полный комплект. У других этого нет. А у меня есть. Одноклассники обзавидуются. Сонька сдаст свой ЕГЭ, уйдет из гимназии, а брат останется, если что, будет меня защищать.

– Погоди радоваться, мы ещё не знаем, что он из себя представляет, а то придётся тебя, малой, от новоявленного братца спасать.

– Соня, не пугай его. Все будет хорошо. Ваша задача встретить мальчика по-доброму, достойно. У него и так жизнь непростая, – вмешалась я в их разговор. 

Саша приехал с сыном дождливым майским утром. Вообще, правда же хорошая примета  отправляться в дорогу, жениться или начинать новое дело, когда идет дождь?

– Ребята, знакомьтесь, это ваш брат Марсель. Хочу, чтобы вы подружились и стали по-настоящему родными. Во всяком случае, очень на это надеюсь, – сказал муж при встрече с детьми.

– Привет, брат, меня зовут Стасик. Я рад тебя видеть.

– Привет, малой, меньше эмоций, – последовал ответ «брата». –  И текст какой-то заученный, будто на уроке английского диалоги отрабатываешь. Проще надо быть, проще.

И повернувшись к нашей дочери, сказал:

– Софья? Я правильно понял? А ты ничего такая – фигура, грудь, симпотная. Няша просто, в моем вкусе, – и легонько ударил по пятой точке.

В ту же секунду, не успев ничего сообразить, он оказался лежащим на полу с заломленными назад руками.

– Это как, это ты что ли? – взвыл от боли парень. – Ну, пусти, пусти, я больше не буду.

– Послушай, Марсельеза, во-первых, ты не в моем вкусе, во-вторых, заденешь морально или физически какого-нибудь из членов моей семьи, покалечу. Понятно сказала?

– Ну, ладно-ладно. Все. Понял, каратистка.    

– Следи за речью.  

– Так, брейк, успокоились все, – прервал боевой поединок отец. – Давайте будем  уважительно относиться друг к другу хотя бы потому, что нам жить вместе. Военные действия здесь не нужны. Повторяю, должно быть только уважительное отношение друг к другу. А сейчас познакомься, Марсель, моя жена Светлана Владимировна.

– Наверное, тебе так и стоит меня называть, чтобы не путаться в обращении. Дело в том, что ты поступаешь в гимназию, где я преподаю русский язык и литературу, и в 9а класс, в котором я классный руководитель. Поэтому с тобой мы будем общаться как дома, так и в гимназии.

– Очень приятно. А можно я буду звать вас мамой? – продолжал показательные выступления Марсель.

– Это был сарказм? – спросила я.

– Нет, – ответил парень.

– А сейчас это был сарказм?

– Да.

– В общем, ты не хам, ты просто саркастичный.

– Гм. Круто вы меня сделали. Сдаюсь. Я чувствую, весело мне у вас будет.

– Не сомневайся, Марсельеза, – ответила за всех Соня.

Первое совместное мероприятие с Марселем мы провели, сходив в зоопарк. Конечно, наша семья бывала там и раньше, и дети, и мы любили это место, поэтому со старшим сыном пошли туда же – пусть посмотрит местные достопримечательности. Более всего Марселя впечатлили обезьяны. Сидит такой орангутанг и свысока посматривает на стоящих напротив людей. Возле его клетки собралось много людей, а Марсель вдруг  показал обезьяне язык. Орангутанг как сидел с надменным видом, так и продолжает сидеть. Не дать, не взять – профессор на экзамене. Когда парень решил перейти к другой клетке, неожиданно раздались хлопки – это ему аплодировала обезьяна. За ней, смеясь и потешаясь, Марселю начали рукоплескать стоящие рядом люди. Тот же покраснел и ушел к другой клетке. Вот и без моих нравоучений обошлось. Обезьяны, оказывается, хорошие воспитатели.

Летом мы остались дома и никуда не поехали, во-первых, Софья сдавала выпускные экзамены, а во-вторых, мы с мужем весь июнь работали, он ещё – до половины июля, а там дочкино поступление было не за горами, поэтому мы выгадали только две недели и съездили на базу отдыха. Конечно, Саше было бы лучше оздоровиться где-нибудь на курорте или в санатории. После ранения это стало вынужденной необходимостью, но муж решил иначе – он не должен оставлять старшего сына ни на день.

– Неизвестно, как он поведет себя в моем отсутствии, я не хочу находиться в вечном напряжении. Что это будет за отдых? Обойдусь пока.

Да, действительно, Марсель прислушивался к тому, что требовал или просил отец. Удивительным было то, что почитал парень и Софью. С остальными был подчеркнуто вежлив. Больше хамства с его стороны не наблюдалось, но и уважительного отношения не ощущалось тоже, была им одним разыгранная и пока не понятная нам игра. Странное затишье напрягало и пугало, казалось, что вот-вот должен произойти взрыв. Несмотря на это, я убеждала Сашу: «Пока мы заслужим авторитет в глазах мальчика, возможно, пройдут годы, а вот здоровье не восстановится само по себе, для этого нужно регулярно ездить в санатории, забыл, что говорил врач после твоего ранения?»

Действительно, в 2000 году, во время второй командировки в Чечню, Саша получил серьезное ранение в грудь и едва выжил. У него и в первую чеченскую кампанию было ранение, но легкое. Помню, как мы  ликовали в 1996 году, что спустя полгода, в мае, увидели его живого, хоть и не совсем здорового. Как радовались, что всё обошлось, муж выздоровел и служит дальше в той же части, идёт на повышение, к тому же за умело проведенные операции во время боевых действий, за самоотверженное исполнение долга в условиях повышенного риска для собственной жизни награждён орденом. Больше радоваться было нечему. Все его силы, всё здоровье отнимала служба. Конечно, Саша очень быстро продвигался по карьерной лестнице и в тридцать лет получил звание майора, командовал уже батальоном. Но был один большой минус такого стремительного карьерного роста – нам катастрофически недоставало общения с ним, несмотря на его старание каждую свободную минуту уделять внимание мне и детям, заботиться о нас и, когда надо, защищать. Наверное, двадцати четырех часов в сутки, проведенных с Сашей, мне было мало – он мой воздух, мой свет, мой Огонёк!

Я не сомневалась, что вскоре мужа направят на учёбу в академию. Так бы оно и было, но снова помешала война.

Если бы в 1996 году в высших эшелонах власти не заключили Хасавюртовское соглашение с бандитами, что фактически было поражением России в войне с террористами, а шли бы до конца, до окончательной победы, тем более воевать уже научились, не было бы снова военных действий в 1999. Мы расценивали тогда это решение как плевок в лицо военнослужащим – живым и погибшим.  

Нашим детям очень быстро пришлось стать самостоятельными. Через три года после рождения Стасика я вышла на работу и отдала сына в детский сад, на Сонечку легли многие обязанности: нужно было приводить ребенка из сада, кормить его, если я не успевала к тому времени вернуться из школы, занимать досуг. В общем, растили мы малыша вместе с дочерью, пока муж в течение года участвовал в контртеррористической операции. Со временем и Стасик стал самостоятельным: сам убирал свои игрушки, стирал пыль со шкафа, мыл посуду, ведь папа сказал, что мужчина всё должен уметь делать и его святая обязанность оказывать женщине помощь.

В октябре двухтысячного года мне позвонил командир бригады специального назначения Главного разведывательного управления, где служил Саша, и сказал:

– Света, крепись, майор Огонёк тяжело ранен и находится в госпитале Москвы. Ты можешь…

Больше я ничего не слышала и не видела, очнулась лежащей на полу, не понимающей, как здесь оказалась. Очень болел бок, и кружилась голова. Я увидела трубку телефона, висящую на шнуре. «Так, что же случилось, что же плохое случилось?» – подумала я и всё вспомнила.

– Товарищ полковник, Леонид Иванович, – обратилась я к командиру, он ещё висел на проводе и не понимал, почему я так долго молчала, – меня к нему пустят?

– Не думаю, Света, считаю, что находиться там не нужно, просто звони врачам. От твоего присутствия ничего не изменится.

«Ну, нет, я должна быть  с Сашей, – думала я. – Надо сообщить папе, может, он сможет пожить с детьми». Папа поддержал меня в решении ехать и, спустя уже сутки, находился у нас дома.

– Ты, дочь, будь с мужем столько, сколько надо, я позвонил в Москву институтскому другу, поживешь у него. Он пока один, овдовел недавно, а дети за границей. Не стеснишь, не беспокойся. И вот что удобно: дом его недалеко от Бурденко, на трамвае быстро доберешься. Всё будет хорошо, Светланка, не переживай. Ты матери Сашиной сообщила?

– Ну, да, сразу позвонила.

– А она?

– Ну куда она поедет? Дом, хозяйство. Я сказала, что уже выезжаю.

– Вот сколько живете вместе, а мы со Светланой Михайловной ни разу не встречались. Не порядок. Ладно, зять поправится, познакомите, – проговорил отец, наверное, чтобы отвлечь от плохих мыслей.

– Да, конечно.

Приехав в Москву, я сначала оставила вещи у папиного друга, а потом вместе с этим милейшим человеком мы побывали в госпитале у Сашиного лечащего врача. Информации по-прежнему было немного: муж получил пулевое проникающее ранение груди, повреждено прилегающее к плевре легкое, прооперирован, находится в тяжелом состоянии.

Не передать словами, насколько мне было тяжело, но я верила: у мужа крепкое здоровье, он все выдержит. Как молитву, повторяла я слова: «Пусть спасет тебя любовь моя, моя вера в тебя. Пусть моя преданность поможет тебе преодолеть и это испытание. Любимый мой, родной мой, я с тобой, что бы ни случилось, как бы ни распорядилась судьба. Только живи, только не покидай меня!»

Через неделю Сашу перевели в общую палату, а ещё через две выписали из госпиталя, далее продолжать лечение он должен был по месту жительства. Я была счастлива – вырвали из рук костлявой любимого человека, и, идя по Госпитальной площади, повторяла в такт шагов мои любимые строки Ю. Друниной:

Ты - рядом, и все прекрасно:

И дождь, и холодный ветер.

Спасибо тебе, мой ясный,

За то, что ты есть на свете.

Спасибо за эти губы,

Спасибо за руки эти.

Спасибо тебе, мой любимый,

За то, что ты есть на свете.

Ты - рядом, а ведь могли бы

Друг друга совсем не встретить.

Единственный мой, спасибо

За то, что ты есть на свете!

По возвращении в Саратов мы узнали, что Саша представлен к ордену Мужества. Это позволило ему, комиссовавшись из-за тяжелого ранения, в виде исключения получить место преподавателя в Новосибирском высшем военном командном училище. «Такими кадрами, как вы, не разбрасываются», – сказал ему генерал, вручавший орден, – поезжайте воспитывать молодых и передавать им свой опыт.

Так мы снова оказались в родной Сибири, где четырнадцать лет назад началась наша с Сашей история любви.

Глава 5

В девятый класс, где я была классным руководителем, пришли двое новеньких – известный уже Марсель Шестаков и Инна Попова, приехавшая из Новокузнецка. Ребята встретили их равнодушно, в этом возрасте непросто войти в коллектив: пока к ним присмотрятся, пока они присмотрятся и как-то себя проявят. Новенькие сели вместе за последнюю парту и как-то очень быстро подружились. Казалось, им больше никто из одноклассников не нужен. Оба довольно неплохо успевали по всем школьным дисциплинам, особенно по математике. Чтобы дети и по русскому языку могли иметь пять в году, пришлось с ними заниматься дополнительно. Эту функцию я попросила взять на себя Софью, поскольку она с трех - четырех часов  дня была свободна, учась на филологическом факультете университета, но в будущем работать учителем не собиралась, считала, что пойдет в науку или журналистику. Я же находилась в школе, как правило, до семи - восьми вечера. Дочь была не против занятий, русский знала хорошо, да и на ЕГЭ получила высокий балл по этому предмету.  А вот проверять уроки у Стасика мы попросили Марселя.

Гром среди ясного неба грянул во второй четверти, когда у Инны после физкультуры, первого урока, пропал вязаный кошелёк розового цвета, денег в нем лежало немного, но сам факт кражи был неприятен. А то, что это была кража, никто не сомневался – девочка растяпой не была.  

Я стояла перед классом и  молчала. Не то чтобы пауза была театральной, мне нужно было самой собраться с мыслями.

– Светлана Владимировна, у нас никогда ничего подобного не было, разве что в начальных классах, может, это другие стянули? – недоумевали дети.

– Инна, ты точно помнишь, что кошелёк пропал сегодня, а не в другой день?

– Ну, во всяком случае, вчера он был в сумке. Мы вечером занимались русским, Соня посоветовала купить справочник Розенталя, помню, я ещё проверяла, хватит ли денег.

– Разрушение коллектива начинается с воровства, поскольку теряется вера друг в друга. Я никого не хочу подозревать, вы все мне очень дороги, но куда-то кошелёк исчез? – говорила я. – Когда-то давно мне попалась на глаза книга о детских годах одного известного писателя, в десятилетнем возрасте укравшего у товарища деньги. Учитель выстроил всех детей класса в линию и сказал: «Сейчас вы закроете глаза, вытянете руки, тот, кто взял деньги, положит их в свой кулак, а я пройду и заберу. Обещаю, никому ничего не скажу. Если этого не сделаете, придется запереть класс и проверить все портфели, одежду. Отсюда никто не выйдет, пока деньги не будут найдены. Но тогда о воре узнают все».

– И что? Нашлись? – спросили ребята.

– Нашлись. Учитель прошел по ряду стоящих учеников и взял деньги у одного из учеников. Как вы поняли, они были в кулаке будущего писателя.

– И что? На самом деле об этом никто не узнал?

– Да, именно так. Писатель был благодарен учителю, что тот оставил  поступок без внимания и не повесил на парня клеймо вора, сохранил честь и достоинство. Спустя много лет он поблагодарил своего наставника за такой умный педагогический поступок. «Я и не знал, что это был ты, – сказал учитель, – у меня тоже были закрыты глаза».

– Эта притча для детей начальной школы, а не для пятнадцатилетних подростков, – раздался вдруг голос Марселя.

– Верно, но дело не в том, для какого возраста этот рассказ, а в самой сути: учитель и ученик дали друг другу шанс. Ученик получил возможность признаться в своём поступке и сохранить честь, а учитель – остаться порядочным человеком, мудрым педагогом. Чтобы не идти на крайние меры, предлагаю деньги положить или в учебники Инны, или в пакет, с которым она ходит в школу. Или найдите другой способ передачи кошелька. Время до завтрашнего утра.  

На следующей перемене меня  пригласили в кабинет директора.

– Светлана Владимировна, – обратился ко мне Петр Петрович, – у меня информация по краже. Стало известно, что деньги у Поповой украл ваш сын Станислав.

– Я бы быстрее поверила, что это Марсель – у меня в классе никогда до этого случаев воровства не было. А Стас вряд ли способен на кражу. Хорошо, пригласите сына, он уже должен прийти, класс занимается во вторую смену.

Явился испуганный Стасик и внимательно посмотрел на меня. Я молчала, пусть директор сам проводит свое расследование.

– Мальчик, ты знаешь, кто я? – спросил Петр Петрович.

– Да, вы наш директор.

– Ты же понимаешь, что директора обманывать нельзя?

– Знаю, я вообще стараюсь говорить только правду.

– Ну, что ж, молодец. Тогда ответь мне, тебе известна Инна Попова?

– Да, она ходит к Софье заниматься русским языком.

– Понимаешь, у девочки пропали деньги. Не хочешь помочь их найти?

– Хочу. Только я не умею. Я сегодня  тетрадь брата еле нашел, наверное, целый час искал. А деньги, я не знаю…

– Стасик, а почему ты искал тетрадь Марселя? – вступила я в разговор.

– Потому что он её забыл дома, перед первым уроком позвонил и сказал, чтобы я принёс тетрадь по биологии в раздевалку, у него была физкультура.

– Ты заходил в раздевалку?

– Да. Мне открыла техничка, и я положил тетрадь в рюкзак Марселя.

– Светлана Владимировна, – вмешался директор, – я уже узнал: в раздевалку в течение урока больше никто не заходил. Пропажу девочка обнаружила после первого урока.

– Хотите, я отгадаю, кто вам рассказал о том, что деньги взял Стас? – спросила я после того, как отправила сына за дверь кабинета. – К вам приходил Марсель, правильно?

– Ддда, – удивленно произнес директор. – Он сказал, что видел, как вчера после ухода Инны из вашего дома, Стас рассматривал розовую вязаную игрушку. Еще подумал, ну и интересы у пацана – мягкие игрушки. Только сегодня он узнал от Поповой, что эта вещица похожа по описанию на потерянный кошелек.

Я вновь пригласила сына.

– Скажи, когда ушла Инна, ты вчера какие-нибудь посторонние, не наши вещи, находил?  

– Ничего не находил, сказал бы тебе. Я сразу после гимназии сделал уроки, а потом мы весь вечер с папой играли в настольный хоккей, знаешь ведь. Сегодня же начал собирать портфель и увидел какую-то игрушку – розовую собачку. Софья была дома, я спросил, что эта игрушка делает в моем портфеле? Она засмеялась и сказала, что кто-то из девочек проявляет знаки внимания, и велела отдать учительнице, потому что это не просто собачка, а кошелёк  ручной работы.

– Ты отдал?

– Да, сразу, перед уроками.

Так мы и узнали, кто стоял за этой кражей. Но зачем – на этот вопрос ответил сам Марсель.    

Глава 6

– Сын, не кажется ли тебе, что ты совершил подлость? Нравится перспектива уголовника – вора? – очень спокойно, даже миролюбиво поинтересовался отец, когда мы втроём ужинали на кухне.

– Пап, ну, я решил подшутить, что такого?

– Над кем подшутить? Над Стасом, над Инной, над классом, над Светланой Владимировной? Над кем?

– Над Инкой, а что она свои вещи повсюду раскидывает?

– Это не про Инну. Каждому известно, что она аккуратистка, даже более того. А я расскажу, как было на самом деле. Ты, вероятнее всего, держишь зло на нашу семью, вот и решил отплатить, поэтому тихонько, когда Инна допивала чай на кухне, залез в её сумку, достал кошелёк, который дорог ей как память о бабушке. А позже, когда Стас сделал уроки и положил в портфель все учебники, ты подкинул ему туда принадлежащую Инне вещь. А чтобы вообще не было сомнений, в том, кто вытащил кошелек с деньгами, ты позвонил Стасу утром перед уроками якобы потому, что забыл тетрадь по биологии и велел её принести. Стопроцентное попадание – для всех Стас единственный подозреваемый, ведь никто больше в течение урока в раздевалку не заходил. Ты не предусмотрел двух вещей: ребёнок  утром откроет портфель, потому что вечером забыл положить альбом и краски, и найдет этот злосчастный кошелёк. А ещё, что он окажется честным человеком. Вот я и говорю: твой поступок подлый. Мало того, что ты – вор, ещё и другого оболгал. Вдвойне подлость.

– Мне всё равно, что вы обо мне думаете. Я о вас не думаю вообще. Имею право делать то, что считаю нужным, не надо меня воспитывать.

– Твои права заканчиваются там, где начинаются права других. За что же ты нас так ненавидишь, сын?

– А за что мне любить Стаську? Носитесь с ним, как с писаной торбой: Стасик это, Стасик то. Если бы не он да вот не она, – парень показал кивком головы на меня, – ты жил бы всё время со мной, быть может, мама бы не умерла тогда. Да, кстати, я и Светлане Владимировне отплатил, а то ходит такая – все её любят, все перед ней на задних лапках скачут. Фу. И она: «Марсель, есть будешь? В театр пойдешь? Может, в парке хочешь отдохнуть?» Одна фальшь – сю-сю. Я всем, кого знаю, рассказал, что она, когда приходит домой после работы, пьет безбожно водку – тихая алкоголичка, одним словом, и ты ее за это нещадно  колотишь. А теперь отправляй меня в детдом.

Я сидела ни жива ни мертва. Но не уходила из кухни и в разговор не влезала, будто обрекла себя на казнь. Как хорошо, что Соня и Стас не слышали этих слов, как хорошо.

– Знаешь, сначала собака не любит кошку, а аргументы подыскивает потом. Когда-нибудь тебе будет стыдно за свои действия. Думаешь, что кто-то поверил в эту чушь, которую ты сейчас наплёл? – спросил отец.

– Не думаю, но кого-то это позабавит, а тот, кто любит сплетни, понесет их дальше. А кто-то скажет: дыма без огня не бывает.

– Ты, оказывается, страшный человек.

– Я не страшный, просто не люблю, когда ко мне такое отношение.

– Да какое такое? Ты привык быть центром мироздания всегда и во всем? Марсель, послушай, ты в семье, где трое детей. Мы привыкли внимание распределять одинаково, деньги на личные расходы вы тоже получаете приблизительно одинаковые, больше достается тебе и Софье, конечно, вы же старшие, большие потребности. А к Стасу особое отношение потому, что он младший в семье, личность еще не сформировавшаяся, похоже, как и твоя. Зря я надеялся, что ты взрослый парень. Через две недели пятнадцать, а ведёшь себя, как ребенок, внимания чрезмерного требуешь. Софья его, внимания, ещё меньше получает. И ты должен понимать – мы работаем со Светланой Владимировной с утра до вечера, ты же сам видишь всё. Или нет? А в выходные всегда с вами: то на каток, то в кино, то в парк, то ещё куда-нибудь, хотя хочется просто полежать. А теперь про маму. Она была очень хорошим человеком, теплым, красивым, позитивным. Но я всегда любил только Светлану Владимировну, ещё со школы. Она не виновата в том, что мы с твоей мамой расстались, и вообще не знала, где я и с кем я. О том, что Света беременна тобой, я и не подозревал, говорил тебе уже об этом.

– А если бы знал, то что – не бросил бы её? – прокричал Марсель.

– Все случилось, как случилось. И да, я не знаю, как бы поступил, но тебя бы не оставил точно. А теперь по итогам истории с кошельком: ты, сын, должен понять, что не по-мужски совершать такие поступки и мстить по-мелкому тоже не по-мужски. Тем более, обижать женщин. И ещё: если бы мы хотели, чтобы ты отправился в детский дом, то не стали бы делать опеку над тобой. В январе пойду в отпуск и займусь оформлением документов на усыновление.        

Я больше ничего не хотела слушать, ушла в кабинет, где обычно проверяла тетради, а Саша готовился к лекциям и практическим занятиям. Конечно, мне все мотивы поступков Марселя были ясны. Понятно и его поведение: дерзость в начале пребывания у нас дома, затишье  – подготовка пред бурей, и вот она сама  – буря. Я ждала чего-то подобного, но не думала, что эта его ненависть примет такой масштаб. Не зря предупреждала Надежда Кузьминична: парень не только нас не терпел, он ненавидел весь мир за то, что был лишён полноценной семьи, за то, что остался без матери. Ненавидел мир и жалел себя. Такое состояние бывает только в подростковом возрасте – всё видится либо в черных красках, либо в белых. Разноцветья не существует. Итак, гнойник прорвался, а что будет дальше?

Отец с сыном ещё некоторое время беседовали, я не вслушивалась в их разговор да и предусмотрительно закрыла дверь в комнату. Но как же было тяжело на душе.

Уже, засыпая, я подумала, права была мама: в каждой избушке свои погремушки.

Утром, войдя в класс, по сияющим лицам ребят я поняла: кошелек возвращен. Признаться в содеянном Марсель не смог, просто подкинул деньги. Пусть хоть так.

Глава 7

После происшедшего разговора обстановка в доме была по-прежнему накалена. Стасик и Софья не понимали, что происходит, пытались об этом поговорить и с Марселем, и с нами, но все молчали, ни словом не выдав содержание той нашей беседы на кухне. Я не таила обиду на парня, понимала, он воспитывался в другой среде, где были иные порядки и обычаи. И ему, наверное, из всех нас сейчас было сложнее всего.

Через два дня после описываемых событий, придя с работы домой, я  нашла только Стасика, у старших ещё были дела. «Уж полночь близится, а Германа всё нет», – вспомнилась вдруг фраза из «Пиковой дамы».  

– А, наверное, Соня в библиотеке, у неё же зачетная неделя началась, – предположил Стасик.

– Марсель, скорее всего, на репетиции: старшеклассники готовят новогодние мероприятия для себя и малышей. Вожатая подходила, просила отобрать ребят для участия.

– Я тоже хочу  участвовать.

– Спроси у Марселя, может, им ещё артисты нужны? Будешь играть Снеговика или Зайчика.

– Ну и пусть. Завтра же попрошу вожатую дать мне роль.

Старшие ребята пришли домой одновременно, причём у Марселя была разбита губа.

– Что случилось? – с тревогой спросила я.

– Ничего, всё нормально, просто упал, – последовал ответ.

– Просто упал?

– Да, просто упал, – с вызовом ответил Марсель.

– Голова не кружится? Не тошнит? Может, скорую вызвать? – продолжила я задавать вопросы.

– Нет. Нет. Никакой скорой не надо. У меня ничего не болит. И милиция ваша тоже не нужна. Отстаньте от меня все.

Софья, посмотрев на парня, прокомментировала его грубый ответ:

– Ты, Марсельеза, прекрати паясничать и психовать, вот где детский сад. Мам, это он пытался меня защитить, вот и получил.

Тут вмешался Саша, попутно собирающийся в командировку:

– Как это произошло?

– Ну, как? Обычно. Иду я из библиотеки, а за мной на перекрестке увязались двое парней, очень желающих познакомиться. Спросили: «Телефончик не дадите?» Я говорю: «Угадали. Не дам». Я иду, и они идут, сальные шуточки отпускают. Ну, ты же меня, пап, знаешь, без нужды кулаками не машу. Вдруг вижу, один из них внезапно падает. Оборачиваюсь, а это мой маленький герой дяденьке подножку подставил, тот и растянулся. Второй, понятное дело, бросился на защиту друга – двинул Марсельезе по губе. Пришлось вмешаться.

– Сын, они же драться не лезли, вот и не надо было начинать. Скабрезно шутили? В этом случае для начала нужно сделать замечание. А вообще, внутренняя сила должна быть в человеке. Я под этим подразумеваю волю, мужество, выносливость, решительность и смелость. У такого человека взгляд другой, именно он иногда останавливает действия иных хамов. 

– Тебе нужно записаться в какую-нибудь спортивную секцию, вот там точно вырабатывают внутренний стержень, о котором говорит папа, – сказала я, а затем продолжила:  – А вообще, ты  – молодец, и спасибо, что не побоялся заступиться за сестру.

Наверное, впервые за то время, что Марсель у нас жил, я почувствовала его благодарный взгляд.

Поздно вечером, проводив мужа в Москву, мы легли спать. И опять не уснуть: уже отвыкла проводить ночи без Саши. Как же мне плохо без него! В голове тут же пронеслись известные строки, как будто обо мне написанные:

Я все могу себе представить,

За исключением одного:

Что я могу его оставить

И быть счастливой без него.  

«А все жизненные невзгоды мы переживем, только бы и дальше быть вместе», – уговаривала я себя.

Ночью время от времени я заходила в комнату мальчиков, прислушивалась к дыханию Марселя – вдруг всё-таки сотрясение? Спал он, кажется, спокойно, ничего его не беспокоило, а вот утром, когда готовила завтрак, услышала слабый стон.

– Марсель, что с тобой? Голова болит? Кружится? – спросила я.

– Нет, – прохрипел тихо он, – горло болит и морозит, температура, наверное.

Пришлось вызвать на дом участкового врача.

– У него простуда. Ангина. Катаральная, – поставила диагноз Анна Александровна. – Выпишу рецепт, лекарство будете давать по схеме. У мальчика должна быть отдельная посуда, вообще Стаса лучше изолировать, у него слабый иммунитет, может заразиться.

Я ушла на работу во вторую смену, передав Марселя из рук в руки Сонечке, когда та пришла после зачёта домой.

Ночью мне совершенно не удалось поспать: у обоих мальчиков поднялась температура до тридцати девяти, та же ситуация повторилась и на вторую ночь. Что я только не делала: и отпаивала их молоком с мёдом, давала лекарства, делала ингаляции и компрессы. Температура уходила ненадолго, а потом опять возвращалась. А ещё нужно было работать. На третью ночь мне стало казаться, что в комнате ребят на Стаськином стуле сидит Саша. «Так дело не пойдет, – подумала я, – если сегодня мальчикам не станет лучше, надо брать больничный по уходу за детьми. Соню на ночное дежурство привлекать нельзя, хоть та и предлагала – у неё зачеты и подготовка к экзаменам. Хорошо, что днем выручает.

– Мама, мама, – услышала я слабый голос Марселя.

«Он бредит?  – подумала я.

– Мама, пить.

– Хорошо, Марсель, вот попей, – протянула ему кружку с кипячёной водой.

– Мне, кажется, стало лучше.

– Вот и хорошо.

– Спасибо тебе, мама.  

– Ничего, сынок, всё нормально, будем жить. Спи, еще рано.

А сама пошла на кухню, чтобы помыть кружку, и под шум воды расплакалась. Но это были уже другие слёзы, слёзы счастья.  

На день рождения Марселя пришли его одноклассники: Инна Попова и Слава Черных. Я обратила внимание, что в последнее время эта троица очень сдружилась и практически не расставалась, и хорошо. Друзья – это всегда прекрасно.

Веселила всех, как всегда, Софья – вот уж действительно дочь своего отца:

– Есть у меня подруга Наташка Сыроедко, она с детства бегала за нашим одноклассником Сашкой Веровым. А тот был обычным, избалованным вниманием девчонок самовлюбленным эгоистом, и на нее даже не смотрел.

– А, помню его, такой высокий-высокий, – вставил свое слово младший брат.

– Солнышко мое, для тебя сейчас все высокие. Не перебивай, пожалуйста. Так вот. Недавно встречаю Наташку, она учится в техническом универе. В общем, вышла замуж за другого парня – Сашку Неверова.

Все рассмеялись: вот так ирония судьбы.

– Опять анекдоты придумываешь? Рано ещё о замужестве думать, образование надо сначала получить. А то девчонки только и мечтают поскорее выскочить замуж, – пробурчал Марсель.

– Ну, ты всё знаешь, Марсельеза. Ладно, образование так образование. Расскажу, как я сдавала зачет и экзамен за первый семестр. Итак, история. Пошла я в общем подготовленной. Но, как всегда, бедному студенту не хватило ночи. Сижу в коридоре совсем без настроения – будь что будет, а потом достала сборник анекдотов и начала  читать вслух, себя и других веселить. Многие ребята сдали и ушли, я ещё ждала своей очереди. Читать устала, мыслями блуждала уже там, на зачете. Вдруг взор мой обращает внимание на девочку из нашей группы, учившую билеты вслух. Ну, никак она не может запомнить содержание параграфа «Государственная раздробленность в 11-13 веках». Я, признаться, тоже не очень знала этот билет. Три века – это пятнадцать поколений, а для нас кажется совсем немного – будто пятнадцать лет всего. Поэтому и происходит путаница, нарушение исторической точности – анахронизм. Но дело не в этом. Девочка старательно учила этот билет, много раз повторяла его, но так и не запомнила. Зато я с её помощью вызубрила отлично. Вхожу в аудиторию, беру билет – и вот оно счастье: «Государственная раздробленность в 11-13 веках».

– И что, получила зачёт? – спросила Инна Попова.

– Конечно. Мне на этой сессии везет. Слушайте дальше. Следующий экзамен по практической грамматике. Нужно было письменно выполнить задания. Я быстренько всё сделала и сдала. Знаете ведь, что в русском я асс.

– Ты не просто асс, ты хвастать асс, – засмеялся муж.

– Ах, злые языки, страшнее пистолета, – покачала головой дочь. – Слушайте дальше. Бац! И получаю четверку. Но этого не может быть! Пошла разбираться на кафедру: «Покажите мне мою работу». Показывают. В общем, ошибка в правописании не с наречиями. Я говорю: «Это слово пишется слитно». А преподаватель у нас аспирант, молодой парень, настаивает: «Нет, раздельно». Я остаюсь при своём мнении. Тогда он просит лаборантку принести орфографический словарь. Смотрим – я, действительно, права – слитно. Ну, в общем, он извинился и поставил пять. А я никак успокоиться не могу, что-то не даёт покоя. Пришла домой, открыла справочник Розенталя, там именно этот случай описывается в примечаниях. А потом для верности ещё у мамы спросила. Итог: преподаватель не ошибся, слово пишется раздельно.

– И что, ты сказала об этом аспиранту? – спросил Стасик.

– Нет, малой, не сказала. Он же уже в зачётку оценку поставил и в ведомость тоже. У нас этот курс всего полгода.

– Знаешь, дочь, купи ему коробку конфет, кофе или чай, подойди завтра или в конце сессии, извинись и скажи, что все-таки прав он, – посоветовала я.

– Да как-то неудобно.

– Хочешь, я с тобой пойду, чтобы тебе не было страшно, – предложил Марсель.

– Как же мне обойтись без тебя, мой юный герой? Но нет. Пойду сама. Простит, неверное, оценит мою честность.

После чая с тортом друзья заинтересовались подаренными подарками. А что имениннику подарила семья? А семья ему подарила новый телефон, пять билетов на премьеру фильма «Пираты Карибского моря: Сундук мертвеца». Соня отдельно купила подарок – барсетку, самую современную и модную. Стасик тоже не остался в стороне – торжественно вручил ручку, выделитель и маркер. А вместе мы по традиции выпустили газету в честь пятнадцатилетия сына и украсили квартиру разноцветными гелиевыми шарами. Кажется, старший сын был доволен.

Вечером Марсель, все его друзья, Софья и Стас пошли в кинотеатр на просмотр нового фильма. Вот такая разновозрастная компания получилась. Но всем в ней было легко и радостно.

Глава 8

На вручение аттестатов девятиклассникам приехали наши с мужем родители. Пару раз они встречались на юбилейных мероприятиях, но почти не общались, хотя мы видели их внимательные, заинтересованные взгляды, которые  они невольно бросали друг на друга.

Светлана Михайловна, не дождавшаяся ребят прошлым летом, решила сама навестить их. Ей, конечно же, хотелось познакомиться с Марселем – старшим внуком, копией своего сына.

Отношения со свекровью вначале нашей семейной жизни складывались совсем не просто, но они несколько улучшились в год рождения сына, когда Саша участвовал в контртеррористической операции в Чечне. Да, очень тяжело пришлось той зимой: незнакомый город, на руках двое детей, бесконечные болезни Стасика, и о муже я почти ничего не знала. Вот тогда, в то непростое время, Светлана Михайловна вызвалась нам помочь. Как вовремя приехала! Конечно, я была ей безгранично благодарна, и не только я,  но и многие жены офицеров, проживающие в нашем семейном общежитии. Посмотрев на мать мужа более внимательно, я поняла, что очень ошибалась, давая ей нелестные характеристики, впрочем, думаю, она тоже осознала, что была не права в оценке меня как потенциальной жены её сына. Уезжая, свекровь извинилась за свои прежние нападки, объясняя такое поведение безграничной и слепой любовью к сыну, желанием видеть его счастливым. К тому же она не верила в серьёзность наших чувств, боялась, что Саша, будучи под моим сильным влиянием, может потерять свою индивидуальность, в конце концов, забыть мать. Светлана Михайловна повинилась за то, что несколько раз пыталась знакомить сына с дочерьми приятельниц, которые, на её взгляд, идеально подходили сыну. Сколько бы Саша не пытался объяснить Светлане Михайловне, что любит меня, она не верила. Не подействовал и железный аргумент, что мы ждем ребёнка. Сдалась, расплакалась и поняла, что все её потуги напрасны, когда родился Стасик. Позже, осознав, что я не соперница, претендующая на её место в сердце сына, Светлана Михайловна успокоилась. Надо отдать должное, к внукам относилась одинаково, а со временем меня стали посещать мысли, что к Софье она привязана даже сильнее, чем к Стасу. Дочь, потеряв родную бабушку в семилетнем возрасте, с теплотой приняла другую и тоже, кажется, очень её полюбила.

Сейчас свекровь, по её словам, была мне чрезвычайно благодарна за то, что я когда-то встретилась на пути сына, что никогда не настраивала его против  матери, хоть и имела на то полные основания. А более всего она меня благодарила за её замечательных внуков, которые искренне уважали бабушку и которых она безумно любила.

Встреча бабушки и старшего внука прошла спокойно. Марсель, склонный к иронии, а подчас и к хамству, скромно молчал – то ли признал в бабушке родную душу, то ли, действительно, не прошли мимо его сознания уроки нашей семьи. Да, мы видели, как менялся парень: понемногу уходили эгоизм, заносчивость, грубость, импульсивность. Радостно было наблюдать, как он  пытался сделать приятное родственникам, друзьям: дарил подарки, говорил добрые слова, оказывал при необходимости помощь. Марсель видел, что мы живем друг для друга. Если коллегиально решался вопрос, кому купить новую одежду, я уже не слышала: «А мне надо куртку, ну и пусть новенькая висит, она надоела, хочу другую. Мне всё равно, что Стаська вырос из своей, ничего страшного, он маленький, походит ещё месяц, а я терпеть не должен, я взрослый, на меня все смотрят».

То ли потому что отец его усыновил, и парень взял нашу фамилию, то ли положительный пример каждого члена семьи имел действие на Марселя - не знаю, но он изменился.

Наши родители гордились внуками, как же: добродушные, честные, отлично учатся, заботятся друг о друге, любят их. Что ещё надо бабушке с дедушкой?

На мероприятии, посвященном вручению аттестатов, было многолюдно. Начиная со школьного крыльца, звучала божественная по красоте классическая  музыка. Фойе и актовый зал, где проходило торжество, были украшены огромными гирляндами из красно-сине-белых шаров, многочисленными инсталляциями на тему школьной жизни. Я оглядела своих воспитанников критическим взглядом: девятиклассники одеты в строгие костюмы, девятиклассницы – в элегантные вечерние платья. Красота нереальная!

Все заняли свои места, можно начинать. Сначала аттестаты вручали отличившимся в учебе. Вообще, на всей параллели таких было тринадцать. «Чертова дюжина отличников», – смеялись ребята. Марсель Огонёк и Попова Инна тоже были среди получивших красный аттестат. Потом пригласили на сцену родителей отличников. Саша легко подхватил меня и повел по залу. Ведущие начали задавать вопросы виновникам торжества, их родителям. Вот подошли к Марселю.

– Кого ты хочешь поблагодарить за блестящее окончание девятого класса?

– Говорю слова благодарности всем педагогам гимназии. Здесь сильный преподавательский коллектив, думаю, выражу общее мнение: выделить кого-либо чрезвычайно сложно. Отдельно скажу спасибо двум учительницам: классному руководителю Светлане Владимировне и домашнему репетитору по русскому языку Софье Александровне – за то, что с их помощью мой уровень владения предметом вырос весьма значительно. Ещё я хотел бы поблагодарить маму, которую  никогда не знал, бабушку, вырастившую меня, и мою семью, присутствующую на празднике.   Сегодняшняя моя речь подобна той, что обычно произносят на «Поле Чудес», осталось только передать приветы. Привет, семья! Привет, учителя и одноклассники! Я вас люблю!

Весь зал взорвался шквалом аплодисментов. Да, непринято в этом возрасте так откровенно выражать эмоции. Как правило, дети, напротив, пытаются демонстрировать свою независимость, очень сдержаны в проявлении чувств. Но это же Марсель, надо знать его.

– Марсель, вы не по годам мудры, – прокомментировала его выступление ведущая.

– Мудрость, увы, не всегда приходит с возрастом, – артистично вздохнул юморист. –  Бывает, что возраст приходит один.

Потом был концерт. Ребята младших классов читали стихи, пели песни, семиклассники показали великолепные гимнастические номера, восьмиклассники отметились задорным танцем, выпускники всей параллелью пели в дружном хоре какую-то грустную, растрогавшую до слез песню. Фурор произвело выступление Софьи. По старой памяти вожатая попросила её как выпускнице гимназии на вручение аттестатов приготовить какой-либо танцевальный номер и этим поздравить девятиклассников с окончанием основной школы. Соня в последнее время увлеклась латиноамериканскими танцами, поэтому на мероприятии решила показать сальсу. Партнером у нее был Андрей – однокурсник по университету и приятель по уже законченной студии. Платье у Софьи чуть выше колен, чёрного цвета с красными рваными вставками, чёрным в тон ему был костюм кавалера. Ребятасмотрелись очень эффектно. Движения танцоров выглядели элегантно, мягко и даже изысканно, но двигаться они все равно умудрялись в стремительном темпе, страстно и зажигательно.

– Систер, вы танцевали, как боги, – Стасик повторил понравившуюся фразу, услышанную от сидящих  где-то справа. – А ты потом поженишься на Андрее? – продолжил брат.

– Выйдешь замуж, – поправил Марсель. – У меня ощущение, что они вообще сейчас поженятся. Разврат, а не танец.  

Я видела, с каким вниманием парень смотрел на ребят во время выступления. Его лицо, как-то внезапно налилось краской, губы подергивались, будто он что-то шептал, корпус наклонился вперед, взгляд выражал восторг и гнев одновременно.

– Спокойно, Марсельеза, это высокое искусство, а если ты поверил в нашу игру, значит, мы справились с задачей великолепно.

– Всё равно, мне это не нравится.

– Ну-ну, успокойся, не ревнуй, – смеясь, сказала бабушка. – Сонечка, вы на самом деле танцевали удивительно красиво, какая ты у нас пластичная, зажигательная, артистичная.

– Спасибо, бабушка, очень рада, что тебе понравилось. Ну, что? Идём отмечать успехи детей-отличников? Повезло вам с ними, родители.  

Праздновали мы окончание учебного года в ресторане «Перчини», находящемся  недалеко от дома. Конечно, питейное заведение дороговато для нашего кармана, но очень хотелось поощрить детей за успешное окончание учебного года.

– Марсель, куда ты после девятого? – спросил мой отец.

– Да в десятый, конечно, – последовал ответ.

– А о будущей профессии не задумывался?

– Не знаю. Честно сказать, ещё не определился. Позавчера хотел стать военным, вчера – юристом, сегодня – врачом, а завтра, быть может, захочу стать психологом.

 – Ну и придумал. Я слышал, женщина-психолог не психолог, мужчина-психолог  не мужчина, – с умным видом знатока сказал Стасик.

– А я слышал, что женщина-филолог не филолог, мужчина-филолог не мужчина. Говорят, из филологинь получаются хорошие жены, а не научные работники, что скажешь, Соня? – сказал Марсель.

– Скажу,  ошибочное твое утверждение, Марсельеза, – ответила дочь. 

– А я знаю, почему Марсель так сказал, – вставил свои пять копеек Стасик. – Потому, что недалеко от универа находится ЗАГС. Из одного учреждения  переехал в другое – и готово. Всё – жена. Правильно?

– Малой, ты слышал, что неприлично влезать в разговоры старших?  – поправил брата Марсель.

– Ой, старший, ты старше-то только на пять лет. Мама тоже на пять лет старше папы, а так на него не говорит.

Мы переглянулись все и одновременно засмеялись.  

– Да, замечание не в бровь, а в глаз, – сказала я. – Неважно, какая у человека профессия, ребята: он может быть плохим следователем, если не любит свою работу или хорошим психологом, если любит. Главное, быть увлеченным своим делом – и тогда все получится, не сразу, конечно, но получится обязательно.

Посидев ещё часа два в ресторане, мы отправились домой есть дыню, привезенную Сашиным товарищем из Ташкента. На следующий день бабушка с дедушкой уезжали. С ними отправился младший – решил погостить у моей сестры Лены в Барнауле, старшие были заняты другим: Соне предстояла практика в детском оздоровительном лагере, а Марсель захотел поехать туда в качестве отдыхающего, как он сказал, «в последний раз, пока не исполнилось шестнадцать лет».

Мы с Сашей тоже, последовав примеру детей, решили разумно использовать свои выходные. Я в конце июня, закончив работу на ЕГЭ, была абсолютно свободна, у мужа тоже оставалось две недели отпуска, поэтому мы пришли к мнению отправиться на отдых в Горный Алтай. А то получается, почти всю жизнь прожили в Сибири, но в Горном никогда не были. А ведь вся прелесть жизни в ее разнообразии.

Из Новосибирска мы выехали в полчетвертого утра, машину вели по очереди. Саша не доверяет мне самостоятельное вождение, потому все время, пока я была за рулем, находился в чрезвычайном напряжении и командовал мной, как хотел. Пусть, пусть почувствует надо мной власть, я что – я не против, лишь бы спокойно, без происшествий, добраться до места.

По дороге заехали на родину Шукшина в село Сростки, на которое смотрели с горы Пикет, как из панорамных окон высотки, бродили там же, цепляясь ногами за зелёно-рыжую, подпаленную солнцем летнюю траву, а спустившись, отправились к школе, где учился, а потом работал писатель. В полдень, пообедав в местной столовой фирменными пирогами и блинами, мы вновь выехали на Чуйский тракт – «красивую стремительную дорогу, как след бича, стегнувшего по горам».   

Руль перехватил муж, а я только успевала крутить головой и наслаждаться невероятно красивым пейзажем, где предгорья одеты во все оттенки зелёного.  

Да, сегодняшний день пронесся сверхактивно, и закончился он у Аинского моста, где сообщалось, что Айский мост – переход в Алтайский кРАЙ». Я и не знала, что по мосту проходит граница между двумя субъектами страны: Республикой Алтай и Алтайским краем. Оказывается, что озеро Ая административно относится к Алтайскому краю – тоже для меня новость. Оставив машину на парковке, мы перешли по мосту на противоположный берег опасно притягивающей своими бурлящими водами непокорной красавицы Катуни и попали сначала к лавкам с сувенирами, а позже поднялись по металлической лестнице. Мне показались такие физкультурные упражнения дольно непростым делом – не хватало дыхания, ступеньки были очень крутые, с непривычки от напряжения болели ноги. Несколько раз мы останавливались, поскольку я боялась за мужа: с его-то ранениями по горам скакать. Но ничего, обошлось, и вскоре мы  свернули к озеру. Увиденное нас потрясло: я впервые лицезрела настолько чистую, тихую, стоячую воду. Нет, чистейшую не только у самого берега, а и на глубине в человеческий рост. Стоишь или плывешь и рассматриваешь дно: что там у тебя под ногами? Какие сокровища скрываются?

Первым делом мы взяли напрокат водный велосипед и минут сорок нарезали круги по озеру, в центре которого был расположен небольшой островок с необычной беседкой.

Так и прошел день – удивительно продуктивно с познавательной и оздоровительной точек зрения. Ужинали мы в местном кафе, отстояв приличную очередь из таких же проголодавшихся туристов, как и сами.

На второй день нашего отдыха мы отправились на турбазу, располагающуюся по обоим берегам Катуни. Эти берега связывал скрипучий, раскачивающийся, вибрирующий и грозящий скинуть вниз, но необыкновенно романтический подвесной мост, по которому нужно было пройти, чтобы оказаться на противоположной от административных зданий стороне. Там, на другой стороне, стройными рядами стояли одно-двухэтажные домики-теремки, в которых не было слышно шума дороги, зато грели слух звуки бурлящей, разбивающейся об камни воды.  

Вечером была дискотека с приглашением местных музыкальных групп. Мы с Сашей отлично провели время, вспомнив молодость, танцевали, пока не заболели ноги и не перехватило дыхание, громко подпевали артистам, участвовали во многих конкурсах – в общем, дурачились, скинув с себя груз лет и жизненных оков.

– Знаешь, Свет мой, я так счастлив, не передать словами, как счастлив, и очень благодарен судьбе, что встретил тебя, что ты все-таки рискнула и вышла за меня замуж. А самое главное, столько перенесла, живя с таким непоседой-мужем: и мою войну, и мои ранения, и мою работу. Детей сама поднимала, они ведь, в сущности, выросли без меня. Все было на твоих плечах. Спасибо тебе, родная, и что приняла Марселя. Я тебя так люблю, не передать словами. Не знаю, что было бы со мной, если бы не встретил тебя. Знай, я для вас на все готов, всё, что хочешь, сделаю, только скажи. Как там, у Маяковского? – Саша напрягся, что-то вспоминая, потом улыбнулся своей неподражаемой улыбкой и продолжил:

Хотите –

Буду от мяса бешеный

- и, как небо, меняя тона –

буду безукоризненно нежный,

не мужчина, а – облако в штанах!

– Говорите, говорите дальше, век бы слушала. Ну, так ты мне еще в любви не признавался, – меня Сашины слова улыбнули. – Я тебя тоже люблю, дорогой мой, родной. Всё-таки правильно иногда проводить время вдвоем – это добавляет романтики,  сближает, как и пережитые вместе трудности-проблемы.

Знала бы я, что эти слова окажутся пророческими, лучше бы лишний раз молчала о трудностях-проблемах.

Одним из развлечений для нас стал сплав по Катуни, своенравной и опасной хозяйке гор. Даже в нижнем течении впечатлений от личного знакомства с ней у нас было предостаточно: буруны, валы разной высоты, воронки. Не успеваешь крутить головой в разные стороны, когда видишь потрясающие алтайские пейзажи, меняющиеся с калейдоскопической быстротой, подвесные мосты с кричащими что-то людьми,  деревянные домики - теремки, стоящие прямо на берегу. 

Мы сплавлялись уже не в первый раз, как огромный вал поднял рафт, будто пушинку, поднял и перевернул. Пассажиры посыпались с него, как  горох с ложки. Нам повезло, мы успели зацепиться за перевернутый рафт. И, держась за веревки, добрались до более-менее удобной заводи. А это километра полтора. Учитывая, что вода в Катуни выше двенадцати – пятнадцати градусов не нагревается, можете себе представить, каким нам показался проделанный путь?

Наше «удивительное» путешествие закончилось, Катунь отпустила на этот раз путешественников из своих холодных объятий, правда, не без последствий для нас.

Последствием столь опрометчивого путешествия стала моя болезнь, хоть мы и пытались её предотвратить: и чай горячий с медом пили, и в баньку сходили, но я всё равно заболела. Добравшись до дома, Саша пытался поднять меня самостоятельно, взяв у матери рекомендации по правильному лечению. Однако состояние ухудшалось с каждым днем и, когда дышать стало совсем тяжело, Саша настоял на вызове скорой.

– Это двусторонняя пневмония, – без всяких дополнительных обследований сказал врач, принимавший меня в приёмном покое.

Я плохо понимала, что со мной происходит, состояние вообще было близко к обморочному. На второй день пребывания в больнице меня положили в реанимацию и подключили к ИВЛ. Как позже объяснили всезнающие соседки по палате, немногих людей, побывавших на искусственной вентиляции легких, удается спасти. Как правило, такие больные дня через три – четыре умирают. Сквозь туман, какую-то сетку, непрерывно висевшую перед глазами, я видела  сменяющиеся лица мужа, Стасика, свекрови, папы, сестры, зятя. Потом вдруг откуда-то появилась Софья, обжигающая слезами мои руки. Она кричала, тормоша меня:

– Не умирай, мамочка, пожалуйста, живи!

Во сне или наяву – непонятно, но я слышала голос Марселя:

– Мама, прости меня, мама, пожалуйста, за все прости. 

Я выжила. Выжила, потому что хотела жить, потому что знала: без меня   родным будет очень плохо. Как говорится, я ещё за этот свет не расплатилась, чтобы спешить на тот.

Глава 9

После болезни я долгое время была очень слаба, поэтому семья меня полностью отстранила от всяких домашних дел: ежедневной готовкой занималась Софья, стиркой – Стасик, благо переключать кнопки стиральной машины он научился быстро, как, впрочем, и сортировать бельё по цвету, по режиму стирки и степени загрязнения. Уборку квартиры на себя взяли Саша и Марсель. Я же осуществляла общее руководство. Конечно, было приятно ощущать такую заботу детей и мужа.  

Лето заканчивалось. На улице перед школой состоялась рабочая линейка. Обсудив насущные учебные вопросы, мы с десятиклассниками разошлись до завтрашнего первосентябрьского утра. А сегодня у нас праздник – нашему младшенькому исполнилось одиннадцать. Пятиклассник. Днём мы решили сделать Стасу сюрприз и сразу после линейки объявили, что он может всех своих друзей пригласить в детское кафе, а потом в боулинг. Набралось двенадцать человек – все мальчики.

– А почему девочек не позвал? – поинтересовалась Софья.

– Зачем нам они? Без них лучше. Мы с пацанами так решили, – важно сказал Стасик.

– О, ну, да, это несолидно – праздновать с девочками. Вы же кастой выше.  

– Это они так говорят пока маленькие, ещё года два - три и драться будут за женское внимание, – прокомментировал слова брата Марсель.

– Ну да, ты-то знаешь, – улыбаясь, сказала Софья.

Всё же случилось гораздо раньше – в тот же день. Ребята  в  два часа дня по пути в кафе решили зайти в тир, который находился недалеко от гимназии, в парке.

– Идём мы никого не трогаем, – позже рассказывал Стасик, – и видим, что один урод у какой-то незнакомой девчонки отбирает деньги. Наши парни  предупредили, что этот пацан из другого района, его у нас многие знают – беспредельщик. Он хоть меньше меня ростом, но старше, и за ним стоят большие ребята. Я все-таки заступился за девчонку. А  пацан сказал, что теперь будет стрелка, и я должен прийти в семь вечера на стройку, находящуюся за парком, с деньгами, которые я не дал отобрать у той девчонки, иначе он поставит меня на счетчик. Какой уж тут день рождения? Нет, мы посидели в кафе, поиграли немного в боулинг, но настроения не было, и часов в пять разошлись. Дома Марсель спросил, что случилось, но я не стал говорить. Однако вы же знаете брата, он же не отстанет, пока не докопается до истины, домашний психолог. Я рассказал всю правду, и то, что боюсь этого пацана, тоже сказал. А Марсельеза говорит: «Кого ты боишься? Этого сморчка? Да ведь ты даже выше его. Подойди к нему и сразу дай кулаком по физиономии, не говоря ни слова. Вот и все. Конечно, можешь не пойти, но тогда тебя объявят трусом на всю оставшуюся жизнь, ты лишишься уважения, деньги с тебя будут тянуть, может, регулярно бить. Ввязаться в  историю я могу, но это ничего не изменит. Ты сам должен заработать авторитет. Если будут бить толпой, ввяжусь – тогда это будет правильно, по-пацански». Я подумал-подумал и решил, что брат прав. И такая у меня ненависть, злоба к отъявленному беспредельщику появилась, не высказать. Это, наверное, и силы придало. В общем, пришел я на стройку в старых школьных брюках, чтобы вы не ругались, если порву, надел потертый свитер, в котором с дедом ходил на рыбалку, резиновые сапоги – вид был еще тот. В указанном месте были и ребята из моего класса, и незнакомые, пришедшие вместе с тем пацаном. Где был брат, я не видел – ушел без него. Как и учил Марсель, подойдя к пацану, я его тут же ударил, не говоря ни слова, а потом ещё раз. И такими сильными получились удары, что у того из носа полилась кровь. Конечно, он не ожидал, что я стану драться, вот и не сгруппировался, морально не приготовился. Больше бить не пришлось. Сморчок начал тихо договариваться, что ко мне не имеет претензий, пусть деньги несут другие ребята, которые были со мной. Мерзкий тип. Заехал я ему ещё раз для профилактики, но тут вмешался Марсель, непонятно откуда взявшийся, и сказал их банде, в нашем районе не появляться, иначе будут иметь дело с ним и с его друзьями-каратистами. Вот и вся история.

– А я хотела в пятых классах спектакль по авторским сказкам поставить. Вашему решила дать «Кота в сапогах», – сказала я, – опоздала я, как минимум, года на два.  

– Почему опоздала, мам? Самое время, а на главную роль назначь малого. Вот все посмеются. Что, блохастик, будешь Кота в спектакле играть? – улыбаясь, спросил Марсель.  

– Ну, тогда, судя по сегодняшнему признанию, ему играть благородного разбойника из Шервудского леса. Как, впрочем, и тебе, Марсель.

Ложась спать, я сказала Саше:

 – Парни ведут себя, как парни. Взрослеют. Ничего с этим не поделаешь. Меня радует, что дерутся за дело и поступают по справедливости. А беспокоит знаешь что?

– Не знаю. Поделись.

– Софья сказала, что ребята нецензурно выражаются, когда играют в футбол. Она их за это уже отругала. Я учительница, а они матерятся. Вот так воспитание! Что тогда с других спрашивать, если свои дети так себя ведут?

– Успокойся, Свет мой. Это нормально для мужчины. Матерная брань – возможность снять стресс, так считают многие, и я к этому отношусь нейтрально. Ребята были в своей среде, а Соня услышала случайно, поэтому криминала я не вижу. Конечно, поговорю с парнями, чтобы следили за речью в присутствии посторонних.

– И всё-таки я против матерщины. Это моя позиция.

– И я против, но это жизнь, Светик, она другая, чем в твоих любимых книжках, хочешь ты этого или нет.

– Но от тебя я никогда не слышала нецензурную брань.   

– И не услышишь. Потому что я знаю, как и с кем разговаривать. И наши парни знают. Не волнуйся, все хорошо. Давай спать, любимая, тебе нужно больше отдыхать после болезни.

Незаметно  пролетела желтокрылая осень, подкралась, как всегда неожиданно, по-сибирски снежная зима и так же незаметно ушла, уступая своё место звенящей ручейками весне, и я все чаще и чаще замечала, как сильно сдружились наши дети. Иногда мне казалось, что они имеют на троих какие-то свои большие и малые секреты. Отрадно было, что и Стасик комфортно себя чувствовал в компании старших детей. Они, конечно, над ним подтрунивали, но как-то беззлобно, по-доброму и тоже, подобно родителям, воспитывали. Начинал, как обычно Марсель:

– Малой, пропылесось  – твоя очередь.

– Неправда, моя была вчера. А сегодня ты должен заниматься уборкой.

– Не придумывай. Иди, говорю, убирай квартиру.

На  этом этапе подключалась Софья:

– Стасик, видела твою классную, она сказала, что ты чрезвычайно трудолюбивый мальчик.

– И что? Я трудолюбивый только в учебе.

– Не только. А вообще, позвоню-ка я твоей классной и приглашу ее в гости. Пусть посмотрит, какой ты трудолюбивый: и в комнату твою зайдет, где беспорядок на столе, и на пол грязный обратит внимание.

– Ну, иди и звони, подумаешь.  

Соня берет телефон и как будто звонит классной, а через полчаса подходит к двери, открывает ее, громко стуча, а потом вбегает в комнату братьев и кричит:

– Татьяна Степановна, твоя классная, пришла, быстро наводи порядок на столе и бери пылесос.

Сын начинает интенсивно трудиться, а после, когда понимает, что его очередной раз разыграли, обижается, но недолго. А потом ребята все вместе смеются. Марсель, гладя Стасика по голове, говорит:

– Не обижайся, малой, следующие два дня я убираю квартиру: за сегодняшний день и завтра за тебя. Но ты должен сам понимать: видишь, что требуется уборка, не жди, пока скажут родители или придет твоя очередь, сам наводи порядок. Мы же с Софьей именно так делаем?

– Ну, да.

– Что требуется и от тебя.

– Ага, так и слышу папины интонации, давно такой правильный стал? 

– Потому и говорю, что понял многое.  

Однажды, возвращаясь с работы, я увидела объявление, висящее на двери подъезда:

Уважаемые жильцы, на улице, возле дома, я потеряла пятьсот рублей. Нашедшего очень прошу вернуть в квартиру тридцать три. Галина Николаевна.

– Самое главное, я видел эти деньги, – сказал Стасик. – Они лежали прямо возле двери подъезда. Но решил, что тот, кто потерял, вернется и найдет их. Они же чужие, я и не стал брать.

– В таких случаях, сынок, лучше деньги поднять и написать объявление о пропаже, – сказала я.

– Ага, и сразу все в округе будут в двери стучать. Как я определю, кому деньги принадлежат?

– Так спрашивай, сколько потеряно и какими купюрами. Да и не так много у нас лгунов, – сказала Соня.

– Понятно. Что же делать? – задалась я вопросом. – Жаль бабушку. Добрейшей души человек.

 – Надо отдать ей эту сумму, – предложил  Марсель. –  Для нас она невелика, а для Галины Ивановны существенна.

– А давайте скинемся. У меня есть сто рублей. Осталось с подаренных денег двадцать третьего февраля, – сказал Стасик. 

– У нас тоже по двести рублей с праздников осталось, – за себя и за  Соню ответил Марсель. – Вот и есть пятьсот.

– Ну, что ж, решение, я считаю, верное, – и прочла:

Мир держится на добрых людях.

Не на агрессии и зле.

И если доброты не будет,

То ничего не будет на земле.

Мир держится на состраданье,

А не на важности пустой.

Вот кто-то свет потёмкам дарит,

Чтоб озарить жизнь красотой.

Так пусть в нас совесть не убудет

И правда не сорвётся вниз…

Мир держится на мудрых людях,

Как держится при солнце жизнь.

Я намеренно не достала из кошелька пятьсот рублей – дети должны уметь расставаться со своими деньгами для помощи другому человеку. Отдавать «потерю» пошли все втроём. Галина Николаевна, встретив ребят, заплакала и сказала, что они уже вторые принесли деньги, поэтому пятисотку брать не стала, а пригласила детей на кухню, предложив им чай с печеньем. Уходя, Марсель незаметно для Галины Николаевны оставил деньги под вазочкой с сахаром.

– Я горжусь вами, дети, – сказала я по их возвращении. И это была правда.

На весенних каникулах мальчики решили съездить к бабушке в Городок, давненько не виделись, к тому же она звала ребят погостить. Саша, как всегда, проинструктировал парней на предмет поведения в гостях, времени пребывания и с чувством исполненного долга отпустил.

Я была спокойна за мальчиков: они не безрассудны в своих действиях и поступках, умеют правильно себя вести в обществе, когда, конечно, нужно – пусть съездят, развеются.

Не прошло и трех дней, как позвонила бабушка и сквозь слезы сказала, что ребята решили ехать домой. Не в традициях Светланы Михайловны было плакать, значит, произошло что-то серьезное. Я была в недоумении:

– Что случилось? Они вас обидели?

–  Нет, что ты.   

– Что тогда? – не выдержала я, – не тяните, скажите, они здоровы?

– Да.

– А вы?

– Со мной тоже всё в порядке, только подскочило давление. 

Далее последовал подробный отчет о пребывании детей у Светланы Михайловны. Мальчики ехали с пересадкой в Барнауле, там встретились с родственниками и, погостив у них день, отправились в Городок. Уж бабушка расстаралась: для любимых внуков напекла пирогов, нажарила блинов, налепила пельменей и вареников. Позже ребята помогли ей решить бытовые проблемы, накопившиеся с нашего последнего к ней визита: то в одной из комнат плохо работал выключатель, то розетка искрила, то сломался утюг, купила новый, качественный, но этот-то тоже жалко. Ребята, достав инструменты отца, без возражений стали исправлять мелкие погрешности, потом помогли по хозяйству. На это ушло полдня. Что делать, чем еще заняться, не знали. Бабушка предложила сходить на улицу, проветриться, но парни отказались – там холодно и слякотно. Немного посидели в соцсетях, а потом решили почитать – у Саши в отчем доме была очень хорошая библиотека. Томики книг о Шерлоке Холмсе пришлись как нельзя кстати. Так и прошло дня два. На третий день Светлана Михайловна еще более настойчиво стала отправлять парней на прогулку – не дело целыми днями сидеть дома. Можно сказать, находятся в экологически чистом районе, а не гуляют, не насыщают легкие свежим весенним воздухом. Немногим позже она, понимая, что мальчики не вдохновились пожеланиями бывшего фельдшера выйти на улицу, пригласила в гости для поддержки соседских мальчишек.  

- Помнишь, Стасик, своих приятелей Сергея и Володю? Вы года три  назад очень хорошо дружили? Пойди, проветрись с ними, поиграйте, погуляйте, ребятки. Что в хате сидеть-то, ведь каникулы, отдыхать надо активно. А то дома всё или за компьютерами, учебниками, или за чтением книг, и здесь то же самое. Это совершенно неправильно.

Стас нехотя оделся и ушел, бубня под нос:

– Неправда, мы не только учимся, еще кружки и секции посещаем.

– Ну, а ты, Марсель, что не идешь? – продолжила правильно воспитывать Светлана Михайловна.

– Баб, ну ты мне и нашла компанию. Сколько лет мне и сколько им, сравни.

– Ну, хорошо, тогда посиди дома.

Прошло часа три, Стас не возвращался. Бабушка занялась готовкой и не услышала, как хлопнула дверь – из дома вышел Марсель. Он, понимая, что малому уже пора быть дома, отправился на его поиски. Неподалеку играющие малыши сказали, что большие ребята ушли на речку – они всегда там пропадают. Марсель направился туда же и как вовремя: соседские мальчишки, осторожно бредя по  льду, уже слабо покрывающему речку, дошли до полыньи, один из них нагнулся зачерпнуть воду. Вдруг он резко покачнулся и свалился в неширокую полынью, второй мальчишка отскочил назад и громко от страха закричал.  Паренек хватался за хлипкий лед, который тут же крошился, казалось, вот-вот и ребенок пойдет ко дну. Марсель среагировал молниеносно: снял с брюк ремень, осторожно подобрался к полынье, лег на живот, бросил мальчишке другой конец ремня и потихоньку, методично стал тянуть к себе, одновременно, помогая ногами и рукой, карабкался назад. Времени прошло минуты три, а казалось, вечность. Вытащив мальчика на берег, Марсель снял с себя куртку и отдал спасенному, прежде сбросив с него верхнюю одежду. Сын едва справился с трясущимися от напряжения руками и ногами, тем не менее, это не помешало ему отругать товарищей по несчастью за безрассудный поступок:

– Уши бы вам надрать, да родители за меня это и так сделают,  – и после продолжил уже спокойнее: – А ну-ка говорите, где Стас?

– Он ушёл. Мы его позвали на речку походить по льду, он отказался, еще и дураками нас назвал.

– Вы и есть дураки. Слушаю вас, а сам будто репортаж из детского сада смотрю. В шестом классе учитесь, а ума ни на грош.

Через пятнадцать минут на улице все уже знали о происшедшем. Бабушка всплеснула руками, накинулась, было, на Стаську с криком, почему тот не объяснил ребятам, что нельзя ходить на речку без взрослых, но Марсель прервал её воспитательный момент.

– Ба, а что малой сделал-то не так? Не остановил их? Так у каждого своя голова на плечах. Да и как он мог их не пустить, если они старше брата? Меня бы, конечно, послушали, а его с чего? Или ты думаешь, что Стас обязан был бежать к родителям и жаловаться на ребят, собравшихся на речку? Думаю, это здесь норма – проведение такого досуга, будто вы не знаете, что вся малышня там обитает. Ты радуйся, что у Стаса ума хватило не идти за ними, молодец, свое мнение имеет. За это вот надо хвалить.

– Вот именно, он должен был сказать обо всем взрослым, – была непреклонна бабушка, – ибо «с молчаливого согласия совершается все зло на земле».

– Ба, мы, наверное, поедем домой. Стас, ты как думаешь?

– Я как ты.

– Ну, вы что? Останьтесь, я вот и баньку затопила, ваши любимые пироги с черемухой испекла. Не уезжайте, прошу.

Вечером этого же дня пришла делегация родителей с благодарностью за спасение детей, а утром сыновья уехали домой.

Позже нас пригласили в управление МЧС для вручения Марселю Александровичу Огоньку грамоты «За спасение утопающего». Как же мы гордились сыном, как за него радовались!

А он всё искал взглядом Софью и улыбался. Его голубые отцовские глаза были полны счастья, а с хрипотцой голос выдавал волнение.

После одиннадцатого класса парню предложили поступать в высшее учебное заведение МЧС России, отец, между тем, советовал подать документы в военное училище, дедушка – в юридический институт. Я молчала: каждый должен сам определиться с будущей профессией, но каково было наше удивление, когда через год, после одиннадцатого класса, сын решил поступать на факультет психологии государственного университета.

Еще более меня удивило понимание того факта, что Марсель любит Софью. «Может, все-таки показалось?» – тешила я себя надеждой.

К сожалению, узнала я обо всем слишком поздно, когда ко мне в руки попал дневник дочери. Она передала его сама, чтобы не отвечать на неудобные вопросы. 

Глава 10

Из дневника Софьи Широковой  

3 сентября 2005 г.

Привет, книга. Да, у всех дневник, а у меня целая толстенная  книга для записей, ну и пусть, так даже лучше. Знаешь, ты у меня особенная - реликвия, можно сказать, потому что появилась не случайно, а благодаря папе-младшему. Этот первый свой подарок он преподнёс маме в День учителя, когда она только-только начала работать, да так тебя ни разу и не использовала, берегла, наверное, как память. Реликвия, слушай, я что подумала, может, и ты мне принесешь  удачу и счастье, как маме когда-то?

Конечно, ты думаешь, дождалась своего часа, вот оно – бинго, и я просто всю жизнь мечтала делать здесь записи? Ошибаешься, это всё по приказу одного милого преподавателя - аспиранта нашего универа. Сергей Николаевич потребовал от студентов первого курса филологического факультета завести личные дневники:

– Это нужно не для психоанализа, не с целью убежать от одиночества, не для ваших будущих мемуаров, все гораздо банальнее – с целью развития письменной речи.

Кому он это говорит? Мне, у которой девяносто баллов за ЕГЭ по русскому языку? Мне, у которой сангвинический тип темперамента, и в силу этого самого темперамента я терпеть ненавижу всякую рутинную работу вроде этой? Нет уж, я буду писать исключительно для потехи. Потомки, вы ещё будете восхищаться жизнеописанием Софьи Широковой! Но, Сергей Николаевич, я не обещала регулярно описывать все события, так, только некоторые, на большее меня не хватит, а главное, не хватит твоих листов, книга, хоть ты непривычно толста.   

5 сентября 2005 г.

– Сонь, сбавь темп, давай отдохнем, – уговаривал меня Марсель, – ну, сколько можно повторять эти корни с чередованием. Пусть у меня будет четверка по русскому, какая разница?  

Но я была непреклонна:

– Математику уже затем нужно учить, что она ум в порядок приводит, а русский – чтобы не выглядеть безграмотным человеком. В наше время стыдно быть необразованным. Да, корни с чередованием тоже важно знать, – и процитировала:  

Она прекрасна, жизнь отдал бы даже,

Зеленый омут глаз лишает сил,

– А вы сейчас выходите?

– Вылажу…

Так быстро я ни разу не любил. –

И продолжила: –  А вот знала бы эта девушка русский язык, не допускала бы грамматических и речевых ошибок, может быть, судьба бы её сложилась по-другому.

Почти неделю я занимаюсь с братом и его одноклассницей русским языком – дополнительной нагрузкой, которую придумала мама. Честно сказать, я согласилась быть репетитором не из-за великой любви к предмету, нет, а исключительно из-за желания родителей видеть Марселя отличником. Кстати, что у него за имя такое странное? Надо будет спросить.

Книга, доверю тебе большую тайну – мне очень нравится Сергей Николаевич. Он ведёт у нас практическую грамматику и диалектологию. Преподаватель на преподавателя совсем не похож: он сам-то только-только окончил вуз и выглядит, как студент, но это не мешает ему быть требовательным к нам. Какой же он красавчик: смуглый, глаза подобны черному горячему шоколаду  в обрамлении густых и длинных, как будто закрученных, ресниц (мне бы такие), а пухлые, притягивающие взгляд губы, над которыми возвышается узкая полоска темных усиков, чего стоят. Милашка просто. Мы с Алинкой – подругой со школьных лет – просто немеем, когда он на нас смотрит. Она предложила заключить пари – в кого из нас он влюбится. Я пока на такой подвиг не готова: одно дело – флирт, другое – любовь. Красота красотой, но нужно присмотреться, что это за человек. Может, в конце концов, он женат? Тогда это предложение вообще не рассматривается. Да и влюбляться в кого-то или влюблять в себя я пока не планирую.

1 октября 2005г.

Историк каждую пару начинает с фразы «Человечество – ошибка эволюции». С этим, дяденька, я не согласна. Человек – это совершенно  необходимый этап. Его роль – обеспечить выход за пределы Земли и подготовить следующие, более приспособленные к космическим условиям, формы разума. Так как же человечество может быть ошибкой? Обидно как-то за человечество, Павел Борисович. Вообще, странный он какой-то, наш историк.

То ли дело Ирина Петровна, старушка, преподающая английский язык. Веселая, озорная не по возрасту, отлично владеющая своим предметом. Знакомство с ней у нас состоялось прямо первого сентября, сегодня, кстати, ровно месяц с начала занятий в универе. В этот день, после небольшой линейки для первокурсников, нас отправили на занятия. В честь праздника поставили только три пары, но, боже мой, как это было утомительно – высидеть девяносто минут. Помню в школе, когда до конца урока оставалось каких-нибудь двадцать минут, казалось, нескончаемо долго сидеть за партой. В универе же двадцать минут – это, можно сказать, окончание лекции.

Последней парой в этот день был иностранный. Наша преподавательница сначала представилась, рассказала немного о себе, своих требованиях, а потом начала объяснять некоторые грамматические правила. Все мы были с разной подготовкой, поэтому начала она с самых азов. В конце лекции Ирина Петровна знакомилась с нами, студентами, называя всех согласно журнальному списку. Кого спрашивала, тот вставал. После знакомства с Якименко преподавательница поинтересовалась:

– Есть кто-то, кого я не назвала?

В этот момент встает парень, я его фамилию тогда ещё не запомнила и говорит:

– Меня не назвали – Седых Игоря.

– Вас почему-то нет в журнале. Хорошо, разберемся. А сейчас запишите список произведений на английском языке, который вам следует прочесть в течение года.

– А почему на английском? – удивленно спросил Игорь.

– Потому что нужно читать англоязычных авторов в оригинале. Так быстрее освоите язык.

– Я вообще-то французский изучал.

Книга, на этом месте мы все едва не попадали со своих стульев. Такой был хохот. Оказывается, парень, как и все мы, не ориентируясь в стенах вуза, пошел в эту аудиторию следом за едва знакомым студентом, с которым они сидели на предыдущей паре и разговаривали все девяносто минут. Эту, последнюю, тоже всю проговорили, не слушая преподавателя. Очнулись, лишь когда началась перекличка. Ирина Петровна тут же прокомментировала:

– В общем, шёл в комнату – попал в другую. Бывает. Следующий раз не перепутайте вуз, молодой человек.

А Ильин Сергей Николаевич даже не смотрит в нашу с Алинкой сторону. В группе все девчонки очень привлекательные, наверное, у него глаза разбегаются в разные стороны от их неземной красоты. Он не женат, вездесущая Алина, по-прежнему заинтересованная в удачном исходе своего плана, всё выяснила.     

10 декабря 2005 г.

Привет, книга, скучала по мне? Ну, конечно, ведь я целый месяц не писала – не оттачивала письменную речь (ха-ха). Если честно, у нас в семье  не до смеха: заболели братья. Мама уже три ночи не спит, вымоталась, мне же не разрешает дежурить, беспокоится, бессонные ночи плохо повлияют на учебу. И папа, как специально, уехал в командировку. Я ухаживаю за ребятами во второй половине дня – после моих университетских занятий. Делаю то же, что и мама: кормлю супами, отпаиваю чаями с молоком, даю таблетки. Сегодня, придя домой, я обнаружила Марселя, сидящим за компьютером, Стасик  спал.

– Сонь, мне, кажется, сегодня уже лучше, – обрадовано сказал брат, – может, мама сегодня поспит?

Я очень удивилась: брат назвал  нашу маму не по имени отчеству, как обычно, а именно так – мама. Чудны дела твои, Господи. Может, повлияли ее бессонные ночи на это решение, а может быть, почувствовал беспредельное внимание к себе, любимому, и, наконец-то, понял, поганец, что она относится к нему именно так – по-матерински? Или пришел к такому решению после нашей с ним беседы?  

Несколько дней назад я поздно вечером возвращалась из университетской библиотеки и не заметила, когда за мной увязались два парня, слегка веселые. Каким-то чудом рядом оказался Марсель и устроил небольшую потасовку, без которой вполне можно было обойтись. По дороге домой мы впервые разговорились о жизни, хотя ранее общение заключалось только в рамках бытовых тем: брат слабо шел на контакт. А тут так хорошо побеседовали: он вспомнил свою прошлую жизнь в Искитиме, я почему-то мысленно возвратилась в Саратов – на место службы папы. Память воскрешала яркие эпизоды жизни: приезд родственников, ранение папы-младшего, первая любовь к мальчику из студии современного танца…А еще вспомнилось, как мы с мамой, со Стасиком  и с Колей,  любовью всей моей десятилетней жизни, ездили на пляж.

Хорошо отдохнув на Волге, возвращались домой, как вдруг в оконном проеме нашей общей кухни (мы проживали в семейном общежитии) увидели двухгодовалую девочку. Как она там оказалась, мы не успели подумать, нужно было быстро что-то предпринимать: окно  открыто, а ребенок одной ногой стоит на отливе. Мама велела раскинуть покрывало, на котором мы загорали, крепко держать его края. Только мы подбежали и встали под окном, как в ту же секунду из него выпала девочка. «Парашютистка» несказанно перепугалась и подняла дикий рёв. Позже мы на всякий случай вызвали скорую.

– Ничего себе история, а как девчонка оказалась на кухне одна? Маленькая ведь еще?  – спросил Марсель.

– Её мать ушла в магазин, а дверь комнаты почему-то не закрыла. Ребенок от любопытства пошел исследовать мир. На кухне окно было раскрыто настежь, а рядом стоял стул. По нему она забралась на подоконник.

– Если бы не вы, разбилась. Ну, или покалечилась.

– Да. Марсель, а почему у тебя такое имя?

– Странное? – я кивнула. – Меня часто об этом спрашивают. Как рассказывала бабушка, это было желанием мамы. Она всю жизнь мечтала побывать во Франции, самостоятельно учила французский язык, а сына хотела назвать Марселем. В память о ней я получил такое имя.

– А почему вы уехали с Дальнего Востока?

– Мы жили там до первого класса, а потом бабушкина сестра позвала нас к себе. Но раз в год обязательно приезжали в Артём на могилу мамы, наводили порядок.

– Сочувствую. Знаешь, Марсель, твою маму никто не заменит, но сейчас тебя воспитывает наша мама, её нам тоже, в случае чего, никто не заменит. Ты как взрослый человек должен понимать, она пожалела тебя, взяв на себя определенную ответственность по твоему воспитанию, но ведь могла отказаться. Раз так случилось, так сложилась жизнь, что мы такие разные оказались все вместе,  нужно быть терпимее друг к другу. Я не хочу, чтобы мама плакала от того, что ты ей бесконечно дерзишь, и не допущу этого. Мама точно такого обращения не заслуживает.  

– Ну пусть пожалуется отцу.

– Не в ее правилах жаловаться. Ты себя жалеешь потому, что жизнь твоя так сложилась? Но мама в этом не виновата. Ее жизнь тоже не соткана из золота и серебра. Она воспитывалась без отца, потом потеряла мать, позже вытаскивала с того света папу, растила нас с братом, да много чего было… А на могилы твоих мамы и бабушки мы съездим, обязательно съездим.  

30 декабря 2005г.

Итак, танцуют все – мы сегодня сдали последний экзамен! Ура! Ура! Ура! Почему бы не гульнуть где-нибудь в кафешке всей группой? Я думаю, мы этого заслужили. И тут Алинка предложила позвать с нами Сергея Николаевича: он почти всем поставил хорошие оценки за экзамен, зачёт по диалектологии так и вовсе группа получила автоматом. Просто душка. И то верно, надо отблагодарить человека за лояльность, что мы и сделали.

Я, как и предложила мама, подошла к преподавателю, повинилась в своей ошибке, сказала, что он был прав и, опустив голову, подарила Ильину в честь приближающегося праздника коробку конфет и банку кофе. Он засмеялся и сказал, что рад преподавать в группе, где такие честные и порядочные студенты, а ещё добавил: придется отработать свою пятерку на третьем курсе – он будет вести у нас современный русский язык.

С этой новостью я поспешила к подруге. Алина стоял недалеко от аудитории, где проводил занятия Сергей Николаевич, и поджидала меня. Выслушав мой радостный рассказ, она  прошептала:

– Такого мужчины в природе больше не существует, он единственный, неповторимый. Вообще, я только о нем и думаю, ничего не могу с собой поделать.  

– Вот это ты попала, подруга. А если бы он был женат?

– Меня бы ничто не остановило, и это тоже.

– Для меня, напротив, это было бы важно. Может, тебе какой-нибудь сигнал ему подать, он же наверняка не подозревает о твоих чувствах?

– Какой сигнал?

– Ну, не знаю, в кафе пойдем – пригласи на танец, в конце концов, скажи сама о своих чувствах. Помнишь, как Татьяна Ларина в любви призналась Онегину? Даже если откажет тебе во взаимности, это тоже результат, может, тогда на других парней посмотришь.

– На кого? У нас в группе их всего трое, причем Сашка Овсянников уже занят, Артеменко, по-моему, на Черемнову бросает пламенные взгляды, Седых вообще какой-то странный.

– У нас же не одна группа и не один факультет. Зря ты с преподом хочешь замутить, не дело это. Если не получится, что будешь делать, ведь он у нас еще на третьем курсе будет вести предмет?

– Не твоё дело, – вдруг зло сказала Алинка. – Понимаю, почему ты это говоришь. Сама на него нацелилась, вот и хочешь отговорить.

 – Ошибаешься, просто о тебе беспокоюсь, – проговорила я и ушла.

Даже в кафе идти расхотелось. Уф. Ну, Алинка. А ещё подруга детства, она-то меня должна была узнать за эти годы и понять, что я на такое не способна в принципе.

Ладно, книга, пока. Как-нибудь расскажу, чем всё закончилось, но не думаю, что в пользу Алины. Пойду собираться на праздник.    

16 февраля 2006 г.

Сегодня я задержалась в универе: брала книги по античной литературе. На улице свирепствует пурга, в метре ничего не видно: дуют ветры в феврале, как говорится.

Пришла домой, зуб на зуб не попадает, горячего чаю не попила, а на пороге уже подопечные – требуют занятий по языку.

– Ребят, у меня сегодня маковой росинки во рту не было. Может, сначала поедим, а потом начнем работать? – предложила я.

– Соня, а что ты есть собралась? Ничего нет, – сказал Марсель и для убедительности похлопал крышками по кастрюлям.

– Так мама же вчера суп сварила и пирогов с картошкой напекла.

– Мы с малым сегодня уже по два раза поели. Ты же понимаешь: у нас молодые, растущие организмы. Но сосиски мы тебе оставили. Думал, ты что-нибудь купишь к чаю, а   вечером, сваришь суп. Я же не умею, сама знаешь, а то бы с радостью приготовил для тебя ужин.

– О да. Придётся варить лапшу.

– Ага. Делай, мы подождем.

– Хорошо, но для начала  переоденусь.

И на этом  этапе вмешалась Инна:

– Хочешь, я займусь ужином, а ты пока отдохни.

Я облегченно вздохнула:

– Очень меня выручишь, спасибо. А точно умеешь готовить?

– Видела, как мама варит вермишель.

– Вот и хорошо. Тогда приступай.

– А лапшу надо мыть?

– Ага, – ответила я и удалилась.

Выйдя минут через пятнадцать из комнаты, я увидела в кастрюле какой-то слипшийся ком.

– Это что? Лапша?

– Да.

– Расскажи, как её варила?

– Как ты сказала: помыла, потом бросила в воду.

– Я так сказала?

– Ну, да. Она же немытая была в пакете.

Я не знала, что делать: плакать или смеяться.

– Промывать лапшу нужно после варки под проточной водой – это во-первых. А во-вторых, ты её в кипящую воду сбрасывала?

– Нет, в холодную положила.

– Вот и закономерный результат. Однако, голод не тетка: разрежемлапшу, а потом растопим масло и польем им твое изделие. С сосисками будет вкусно. 

У девчонки на глазах засверкали слезинки. Вот дурочка, из-за такой ерунды плакать. Позже Инна призналась, что хотела произвести на Марселя впечатление умелой хозяйки, а получилось наоборот. Уж не влюбилась ли девочка в нашего мальчика?

– Ничего страшного, не йоги горшки обжигают. У тебя просто нет опыта приготовления пищи.

– А ты когда научилась готовить?

– Не знаю, наверное, лет в десять, когда папа был на войне. Мама много работала, и мне приходилось заботиться о Стасе, кормить его по часам, варить простые супчики.  

Да, книга, с Алинкой мы помирились. Расскажу, как это было.

Приехала в кафе я одновременно с Сергеем Николаевичем. Только он добирался на своей машине, а я  – на маршрутке. Увидев меня, мужчина открыл дверь и галантно пропустил вперед. Ах, дамский угодник.

– Было бы перед кем расшаркиваться, – прокомментировала Алинка. Она стояла в фойе и видела, как мы вошли, решив, что приехали вместе.

Как там, у Чехова, в высказывании о воспитанном человеке, который,  не тот, кто соуса не скатерть не прольёт, а тот, кто не заметит, когда другой это сделает? Я царственной походкой прошла мимо, сделав вид, что не услышала.

Сергей Николаевич, переведя взгляд с Алины на меня, вдруг прочел:

Когда мне встречается в людях дурное,

То долгое время я верить стараюсь,

Что это, скорее всего, напускное,

Что это случайность. И я ошибаюсь.

Гуляли мы весело: травили анекдоты (конечно, приличные – филфак все же, да и преподаватель с нами – условия игры знаем, плавали), потом пели под караоке, танцевали. Медленных танцев не было – с кем в них обниматься-то? С нами только три парня, нет, четыре – четвертый Ильин. Правда, ещё какая-то фирма праздновала Новый год, но там были возрастные женщины и мужчины, причем женщины блюли своих мужчин и на шаг к нашим столам не подпускали. Сергей Николаевич вел себя очень достойно: всем оказывал внимание, никого при этом не выделяя. Молодец, не зря он мне в первый же день понравился. Под конец нашего мероприятия я стала периодично ловить на себе его взгляды, или, может, он смотрел на Алину, по привычке севшую рядом со мной.   Пообщавшись вдоволь с одногруппниками часа три, я решила, этого достаточно, чтобы продемонстрировать своё доброе отношение к ним, оказать внимание и почтение, и незаметно ретировалась. Между тем и Сергей Николаевич, и Алина остались.

Подруга позвонила вечером тридцать первого, перед самым Новым годом. Поздравив с праздником, она извинилась за своё поведение, а также сказала, что была не права, но всё поняла и осознала, больше такого не повторится. Ну, с кем не бывает?  

– Ничего у маня с Ильиным не вышло. Я нарисовала на салфетке сердечко и написала: люблю. Когда все пошли танцевать, подложила под его стакан с коньяком это своеобразное послание. Он пробежал глазами написанное и потом долго, внимательно смотрел на меня. Я обрадовалась, решив, что он тоже влюблен. После того, как ты ушла, вдруг подсел ко мне и прочел:

Учитесь властвовать собою;

Не всякий вас, как я, поймет;

К беде неопытность ведет. -

А потом расплатился и ушел. Не по Хуану сомбреро, как говорится, – и после паузы Алина продолжила:  – Прости, пожалуйста, я так виновата перед тобой.

Конечно, я простила, книга.

2 мая 2006 г.

Книга, я просто умираю от нетерпения всё рассказать. Сейчас почти двенадцать часов, но пока полночь не наступила, праздник у Золушки продолжается. Я сижу на кухне и тихо радуюсь жизни. Дорогая книга, мне папа - старший на восемнадцатилетние подарил машину! А родители, бабушка и дедушка – крохотную квартирку - студию. Наверное, все накопления, что были, потратили, да мама ещё взяла небольшой кредит. Конечно, я рада таким щедрым подаркам. Мама сказала, что я всё это заслужила своей отличной учебой, трудолюбием, своим добрым отношением к людям в целом и родственникам в частности. Спасибо, конечно, за такие лестные слова, за совершенно неожиданные и несоразмерно дорогие подарки, но мне совсем не хочется уходить из своей семьи. На это папа - младший ответил:

 – У нас долгое время не было своего жилья, пусть у вас, дети, всё это будет.

– Ого, у систер квартира есть и машина, у Марселя тоже есть квартира в Искитиме, а мне тоже купите?

– Не раскатывай губу, малой, будешь жить с родителями, – ответил брат.

– Ага, а когда мы станем старенькими, тебе придется нас кормить и ухаживать за нами, – засмеялся отец.

– Вы никогда не станете старенькими, и я вас, правда, не брошу, можете не покупать мне квартиру, всё равно буду жить с вами, – ответил на это Стасик.

– Так я тоже никуда не пойду, останусь здесь, во всяком случае, пока не окончу универ, а может, и дольше, – сказала я.

– Я тем более никуда не собираюсь, – подхватил Марсель.

– Ну вот, все с квартирами, а они, похоже, и не нужны, – подвел черту папа – младший.

Да, нам очень повезло с родителями. Кажется, ни у кого таких больше нет, мои друзья по школе Катя и Илья даже завидуют.

Алина, молчавшая почти весь вечер, сказала:

– Да ты у нас теперь богатая невеста. Так-то да, быстро замуж возьмут.

Повисла тишина. Андрей Петров, мой друг, напарник по компьютерным играм, а также бессменный партнер по танцам, бросился грудью на амбразуру и защитил мою честь:

– Для поддержания беседы лучше делиться плохими новостями. Хорошие могут вызвать зависть или даже недержание. Правда, Алина?

Вот честное слово, не понимаю, что с ней происходит?

Неловкая ситуация сгладилась, и всё пошло своим чередом: поздравления, подарки, тосты, танцы, конкурсы. Было очень весело. 

Мне все время хотелось поговорить с папой  - старшим, мы не виделись с ним больше двух лет. Какой же он красивый, высокий, умный – настоящий полковник.

– Смотрю на вас с мамой и думаю, сколько же я потерял, когда увлекся бог знает кем. Её и рядом со Светиком не поставить. Знал это всегда, а сейчас всё особенно очевидно.

– Пап, у тебя же сын. Ради него хотя бы стоит жить.

– Мать твоя ради тебя жить со мной не захотела. И ушла. Навсегда. Это же надо так было мне ошибиться? Минутная слабость – и вся жизнь под откос. Кажется, сейчас всё  есть, о чем когда-то мечталось: и служба в Сочи, и звание, и должность, и уважение, и деньги, в конце концов. Нет только счастья в семье. Сын меня тоже, увы, не радует. Не глупый, но учиться в полную силу не хочет, водит дружбу с какими-то сомнительными компаниями, уже был привод в полицию – гулял до полуночи. Это мне наказание за то предательство. Ты знаешь, а я Светика до сих пор люблю, кажется, поманила бы меня, и я бы пошёл, не задумываясь, не посмотрел бы ни на кого. Но Сашка правильно говорит, мой поезд уже ушел. Не отдаст он мне ее, ни за что не отдаст.

Я вдруг вспомнила нашу преподавательницу по психологии Ирму Львовну. Она однажды как-то разоткровенничалась, и, будучи в хорошем расположении духа, рассказала свою историю любви в подтверждение концепции о всепрощающей любви.

Во время учёбы в институте на нее никто не обращал внимания, поскольку писаной красавицей она никогда не была, кроме этого, отличалась великой скромностью. Поэтому время и силы на свидания не тратила, что позволило ей окончить институт с отличием. Потом была аспирантура и вскоре защита кандидатской. Вышла замуж Ирма Львовна только в тридцать три года за коллегу, с которым вместе преподавала в вузе. Однажды совершенно неожиданно он пришел на кафедру, вручив букет цветов и кольцо.

– Сама не знаю до сих пор, что он, красивый, высокий, нашел во мне, ведь прелестницей, повторюсь, я никогда не была. Многие женщины-коллеги его боготворили, мог бы найти среди них более интересную партию. Жили мы, на удивление, хорошо, я всё думала, как же счастливо складывается жизнь! Иногда беспокоило только отсутствие детей – на горизонте почти сорок, а что-то не выходило, –  рассказывала Ирма Львовна. – И вот однажды я уехала на симпозиум в другой город, вернулась самолетом, а не поездом, поэтому  раньше намеченного срока. Из аэропорта звонить не стала, была ночь. Вот так, сюрпризом, и нагрянула домой. Да лучше бы этого не делала. Открыв дверь своим ключом, я сразу заметила висящее на вешалке чужое пальто красного цвета. Красный – сигнал опасности. Так оно и было. В спальне, крепко обнявшись, спали муж и «прекрасная» незнакомка.

Первым моим желанием было устроить истерику, драку, не знаю, всех выгнать, а потом немедленно подать на развод. Я зажала кулаком рот, чтобы не закричать, не завопить на весь дом, и тихонько вышла из квартиры, забрав стоящий в коридоре чемодан.

Что делать? Как быть? Если устрою скандал, то придется проститься с мужем. «А хочу ли я его потерять?» – спросила я себя. И тут же ответила: «Нет, ни в коем случае. Я его люблю и не хочу снова остаться одна». Поэтому, подумав, я поехала в аэропорт, а оттуда позвонила мужу и попросила меня забрать. Вскоре он приехал, и я видела, был очень рад нашей встрече. В квартире все сияло чистотой, никаких признаков пребывания посторонней женщины я не обнаружила. Было непросто сдержать эмоции, но я промолчала и не показала вида, что мне все известно, и сейчас молчу, потому что мир в семье превыше всего. Конечно, если бы муж не был хорошим человеком, я бы с ним жить не стала.

Прошло немного времени, и я поняла, что беременна. А теперь я спрошу себя: «Стоила ли банальная измена моего семейного счастья, рождения замечательных мальчишек?» И отвечу: «Нет, не стоила, потому что может быть просто увлечение, а могут быть глубокие, долговечные чувства. Ради них разрешается простить небольшой адюльтер на стороне. И нет такой семьи,  где бы хоть раз муж или жена не сходили бы налево, ну, а если есть, и я ошибаюсь, то одна на миллион», – сказала преподаватель на той лекции.

Я спросила маму, будучи ещё в пубертатном  возрасте, почему ушла от отца, ведь у нас была хорошая семья? Она, помолчав некоторое время, ответила:

– Папа считает, что я его недостаточно любила. Но это не совсем так. Я была к нему привязана гораздо большим: первой любовью, общим на двоих детством, а потом - дворовой юностью. Он привык всегда видеть меня рядом, и, несмотря на это, был некоторое время очарован новизной ощущений, а когда она стала уходить, пошёл искать ее в другом месте. Я не осуждаю твоего папу за это, он всегда был таким – принадлежащим массам, а не одному лицу. Я это всегда понимала и, если бы не моё пуританское воспитание, не позволившее пуститься во все тяжкие с бывшим учеником сразу после его окончания школы и  не сделанный вовремя Широковым шаг навстречу, замуж бы тогда не вышла, скорее всего, дождалась бы из армии своего Огонька. Вот с ним мы настроены на одну волну, разногласий у нас по поводу нравственно-этических норм нет, и мир мы понимаем и чувствуем приблизительно одинаково.

– А если бы можно вернуться назад, в Красноярск, что бы сделала: поступила, как наша преподша или так, как ты тогда? – спросила я многим позже, уже после лекции Ирмы Львовны.

– Как любит говорить папа - младший, «все случилось, как случилось». Так же бы и поступила. Понимаешь, предательства прощать нельзя. Твоя преподавательница говорит о том, что простила мужа, между тем наверняка по прилете или приезде, звонит своему благоверному, не рискуя нагрянуть вот так – сюрпризом, а то вдруг снова застанет какую-нибудь барышню в красном в своей спальне. Независимо от того, изменяет ей муж или нет, она все равно будет подозревать его в неверности до конца своих дней. Это не жизнь, это каторга. Я так не хочу, семейная жизнь должна строиться на доверии и уважении, тогда все будут рады и счастливы: и жена, и муж, и дети.

Наверное, наша семья и есть такая – одна на миллион. Как я люблю тебя, мамочка!

Гости почти все разъехались, остались только милая тетя Лена, мамина сестра, мой любимый дядя Игорь и замечательные мальчишки – двоюродные  братья Серега и Дима. Да, от этого Дня рождения, который мы отпраздновали в кафе с друзьями, родственниками, надолго останутся, как говорится, яркие, незабываемые воспоминания.   

9 августа 2006 г.

Ну, что ж, реликвия, можешь меня поздравить: окончен первый курс. Да, нелегко было учиться, нелегко, потом и кровью дались пятерки. Ради того, чтобы выгадать время на подготовку к занятиям, пришлось распрощаться с каратэ. Не могу сказать, что программный материал очень сложен, тяжелы не сами предметы, а тот объем книг, который нужно прочесть, изучить самостоятельно, это занимает львиную долю свободного времени, а его и так мало. Конечно, облегчает моё обучение мама  – филолог: нет-нет, да и перескажет по моей просьбе какое-нибудь произведение, проанализирует его, ответит на все вопросы так, что и читать не надо.

Старшекурсники говорят, что первый самый легкий курс. Что же ожидать тогда от второго? А от пятого?

Папа  – в прошлом моряк, и песню часто напевает самую морскую: 

А ты не плачь и не горюй, моя дорогая,

Если в море утону - знать, судьба такая.  

Если я не выживу, учась в универе, тоже не горюйте по мне, потомки.

В марте в университет пришли сотрудники детского оздоровительного лагеря и, собрав нас, студентов, в актовом зале, предложили поехать в качестве вожатых в ДОЛ. Согласилось полгруппы, в том числе Алина и я, с юрфака взяли моего друга Андрея Петрова. Вообще, официально практика в лагере  должна быть после третьего курса, но мы решили поднабраться опыта уже сейчас, к тому же хотелось заработать немного денег. Всё родителям будет легче.

Со мной вызвался ехать Марсель – хвостик последние полгода. Я же в скором времени  пожалела, что брат в моём отряде. Ну, ни шага без него не ступишь, блюститель нравственности, блин.

А психу-то было, когда на открытии смены мы с Андрюхой танцевали вполне себе безобидную сальсу. Всем понравилось, кроме Марсельезы. И снова выслушивала его нравоучения: девушке-де не пристало выступать с такими танцами, ведь они – вертикальное воплощение горизонтальных желаний; зачем ходить в таких коротких платьях перед представителями пубертатного возраста? И вообще нужно вести себя скромнее, не танцевать медляки (для вожатой это неприлично), не бродить до рассвета с такими же вожатыми, когда дети их отрядов спят (мы уходили с разрешения воспитателей). Я уже сомневаюсь, что старше брата на два года. Покоя  не было от  вечных замечаний.

Алина попросилась в первый отряд – хотела работать со мной, но её кандидатуру отклонили и оставили в пятом, где были ребята четвертых – пятых классов, а мне в помощь дали Андрея. Честно сказать, было все равно, где трудиться, но если бы спросили, я бы, наоборот, пошла на младшие отряды, только бы реже пересекаться с братцем-занудой.

Помучил нас с Андреем некий воспитанник Алёша-богатырь – парень почти шестнадцати лет. Нас предупредили, что он из неблагополучной семьи, состоящей на учете в органах системы профилактики. Что уж он совершил, мы не интересовались, подражая Макаренко – великому педагогу всех времен и народов.

Меня обязали вести педагогический дневник наблюдений за поведением Алёши, ежедневно описывать профилактическую работу, которую я проводила с воспитанником. Было неукоснительное требование – окружить бедного и несчастного ребенка заботой и вниманием, поэтому я ни на минуту не выпускала  Алёшу из своего поля видимости. Андрей по-своему развлекал парня: учил игре на гитаре, исполнению несколько песен. Звездным для Алёши стало выступление на конкурсе «Алло, мы ищем таланты», где он исполнил незамысловатую песню на английском языке  «It’s sunny. Let’s go outside!» – «На улице лето. Идем гулять» и имел невероятный успех. Воспитанник был несказанно этим горд, однако иногда взбрыкивал, устав от наших забот. Выражалось это в частых драках. Парнишка совершенно не следил за речью и время от времени получал тумаки от более сильных приятелей, но, справедливости ради надо сказать, ему иногда выпадало счастье выйти из поединка победителем. Мы выносили, как водится, последнее китайское предупреждение, грозя отправкой домой, и после этого снова оставляли его в отряде. На время он успокаивался – в планы  Алёши не входило столь ранее возвращение в родные пенаты. Что его  ждало дома? Пьянки родителей, их вечные разборки, голод.  И всё же, проходила неделя –  все повторялось снова.

Терпение начальства иссякло, когда  произошла повторная драка между Марселем и  Алёшей.

– Домой, оба домой, – кричал старший воспитатель.

– Нечего здесь делать этим великовозрастным драчунам. Вон, – вторил начальник лагеря.

Мы молчали. Все. Потом заговорил брат:

– Отправляйте. Я согласен. Но только с условием: пусть уезжает и он, – Марсель показал на Алёшу, вытирающего кровь с губы.

Вечером, собирая чемодан брату, я услышала телефонный звонок.

– Да, папа, как дела? Маме лучше?

– Нет, дочь, мама в реанимации.

– Я же вчера звонила, ты сказал, что всё нормально, не надо беспокоиться.

– Не хотел расстраивать, думал, обойдется.

– Мы выезжаем.

Поздно ночью мы были дома. Началась страшная и опасная полоса  жизни мамы. Мне казалось, что мы её никогда больше живой не увидим. Я невероятно сильно взвинчивала себя этим и плакала, плакала, плакала. Пришлось звонить в лагерь и увольняться, хотя, впрочем, сезон и так уже скоро заканчивался. Приехала семья тети Лены, затем маму посетили бабушка с дедушкой, но от нас, к сожалению, ничего не зависело: двухсторонняя пневмония – это вам не шутки. Папа сильно осунулся, дедушка сгорбился и, кажется, стал ниже ростом. Стасик отказывался есть, сидел безвылазно в своей комнате и молчал. Марсель. Марсель тоже очень волновался за её здоровье и всё рвался к маме в больницу, будто хотел сказать ей что-то. Тетя Лена и дядя Игорь старались нас успокоить, но это им плохо удавалось – они сами нуждались в поддержке. Лишь бабушка не унывала: постоянно готовила что-то на кухне, заставляла нас есть, и как медик пыталась вселить  надежду на то, что всё обойдётся. Так и случилось. Мамочка наконец-то пошла на поправку. Как мы были этому рады!   

А сейчас, книга, снова вернусь к истории драки между Марселем и Алёшей. Брат ничего не сказал в кабинете начальника лагеря о сути конфликта, я обо всём узнала позже, когда мы поняли, что маме уже ничего не угрожает, и наконец-то могли мыслить здраво.

 – Я тебе говорил, чтобы вела себя скромнее, одевалась так же, но ты слушать не хотела, а я наблюдал неоднократно, как наши недалекие пацаны обсуждали тебя, такую умную, красивую, образованную, и всё это выглядело довольно непристойно. Как бы  Алёша не был положительно настроен по отношению к тебе, он всё равно оставался парнем, позиционирующим себя как этакий мачо, и рассматривал тебя не как вожатую, которая вокруг него хороводы хороводит, а как сексуальный объект, причем, по его мнению, весьма доступный.  

Я покраснела.

– Что он сказал на этот раз?

Марсель ответил не сразу.

– Знаешь, мне воспитание не позволит всё это повторить, поэтому пусть все останется со мной.

– Но ведь папа говорил тебе, что нужно уметь договариваться, а махать кулаками можно лишь в крайних случаях. Или ты на практике проверяешь, как срабатывают навыки, приобретенные в секции?

– Во-первых, я  Алёшу уже пару раз предупреждал, как видишь, не сработало, во-вторых, я воспитывался без отца, поэтому привык самоутверждаться и всё доказывать собственными кулаками, – это то, что срабатывало всегда. После уже можно было  объяснять неразумному дитяти его ошибки. И еще: секция здесь совершенно ни при чем. Я ещё не настолько владею приемами, чтобы демонстрировать их на публике. Теперь, в-третьих, папа сам в детстве и юности махал кулаками, когда надо было, проговорился однажды.

– Ладно, успокойся, не надо нервничать. Спасибо говорить не буду, а то расценишь, как лишний стимул дать кому-нибудь in the face.

Все, книга, устала, займусь тем, что у меня лучше получается: буду читать, заниматься домашними делами. Мама ещё очень слаба, будем ей во всем помогать. Мальчишки тоже решили остаться дома, вдруг понадобится их помощь. 

Глава 11

Я отложила дневник, смахнула набежавшие слёзы, подошла к дочери и, погладив по голове, притянула к себе:

– Моя ты умница.

– Мамочка, я уже успокоилась, не переживай за меня. Читай дальше.

Из дневника Софьи Широковой   

2 сентября 2006 г.

Конечно, я люблю своих братьев, но, боже мой, они, по-моему, становятся невыносимыми.

Позавчера у малого был День рождения. Вечером, после домашнего торжественного ужина (днем Стасик с одноклассниками ходил в кафе, а потом в боулинг), мы семьей решили поиграть в фанты. Папе выпало рассказать стихотворение. Вот так не повезло, он, конечно, знает их великое множество, но терпеть не может. Говорит, учил только для того, чтобы удивить жену - литератора. Ну, что ж, стих так стих. И он прочел: 

Три мудреца в одном тазу

Пустились по морю в грозу.

Будь попрочнее

Старый таз,

Длиннее

Был бы мой рассказ.

Мы все засмеялись: хитрюга, славно выкрутился.

– Ну, папа, так нечестно. Детское и такое короткое стихотворение прочел, – насупился Стасик.

– А в фантах не указано, что стихотворение должно быть длинным и взрослым. Вот ты сейчас нам класс и покажешь. Соня, какое у именинника задание?

– Он должен продемонстрировать, – прочла я запись, – как Софья красится у зеркала. Стасик, ну, ты и придумал задание.

– Что такого, нормальное задание, – не согласился малой.

Брат достал из кармана маленькое зеркальце и, открыв рот, высунув язык, начал старательно изображать момент нанесения туши и теней на глаза. Получалось забавно, но он, по-моему, явно показывал бульдога, страдающего от жажды. Потом Стаська спрятал язык, а рот открыл очень широко, казалось, сейчас запоет или завоет, как сирена, но на самом деле он так демонстрировал момент нанесения помады на губы. Всё представление продолжалось минуты три-четыре. Мне надоел этот концерт, поэтому попросила антракт:

– Достаточно, дружок. Я так долго не крашусь.

– Ты красишься, конечно, быстрее. Если  со спринтерской скоростью, то минут сорок, – вставил свои пять копеек Марсельеза, – а так час. Что там я должен делать?

Я взяла из его рук фант и прочла:

– Обладатель этого фанта должен десять раз сказать: «Какой я красивый».

– Какой я красивый. И что?

– Неправильно, ты с выражением говори, – не согласился Стасик.

Марсельеза десять раз произнёс это выражение. На пятый раз фраза звучала уверенно и выразительно, как и хотел малой.

«А ведь он и вправду красивый: высокий, голубоглазый, светло-русый, – подумала я. – Удивительно, ресницы длинные, как у барышни, закручиваются, напоминая этим ресницы Сергея Николаевича, брови темные, кожа смуглая и ровная без юношеских прыщей. Достаточно посмотреть на папу младшего, чтобы понять, как будет выглядеть Марсель в его возрасте, настолько они похожи. Вот ведь дура, рассматриваю собственного брата, как какого-то незнакомого, клеящегося ко мне парня, с целью понять: замутить романчик или не надо. Внутренний голос поправил: «Ну, он же просто сводный, можно». А другой сказал: «Не усложняй себе жизнь. Он – малолетка, хоть и пытается создать видимость умудренного жизнью человека. Всё. Забудь».

И, да, я забыла.

Маме выпало задание сыграть на гитаре. Только она взяла первые аккорды, как мы все вместе затянули:

Пусть луна взойдет оплывшей свечой!

Ставни скрипнут на ветру, на ветру.

О, как я тебя люблю горячо!

Годы это не сотрут, не сотрут…

Эта песня, можно сказать, с историей, её пели мама, папа - младший, дядя Игорь и их друзья, когда отдыхали на лыжной базе после победы в КВНе. А я услышала «Перевал» впервые в Городке на отдыхе, мне тогда было лет шесть, услышала и всем сердцем полюбила. Теперь это гимн нашей семьи. Но продолжим. 

Мне досталось исполнение трех желаний именинника. Этому поганцу и Марселю я должна буду петь три дня колыбельные.

Как раз сегодня третий раз затяну:

Ветер все огни задул,

Чтобы ты скорей уснул.

Баю-баю, баю-бай,

Спи, котёнок, засыпай.

24 сентября 2006 г.

О, бедный Йорик! Я уже сомневаюсь в адекватности моих братьев. Начать с того, что эти два оболтуса совершенно распоясались и буквально издеваются над Андреем. В последнее время мой друг много времени проводит в нашем доме: у него добавился новый предмет латинский язык, в котором Андрей совершенно не разбирается, приходится объяснять всё снова и снова. Вроде бы умный парень, а так тяжело дается латынь. Хотя, конечно, грамматика здесь намного труднее, чем в любом современном языке: четыре спряжения, шесть времён и пять склонений по шести падежам, язык сложный, но логичный. Вот такая она латынь, детка.

Как правило, после занятий с Андреем мы на кухне пьем кофе. Прошлая неделя исключением не была. Друг сидел, развалившись на стуле, который отвоевал у Марселя, и уминал третий кусок маминого очень вкусного пирога с вишней.

– А не завалиться ли нам  нам на какой-нибудь фильм, my dear, – глядя на меня, сказал Андрей, – мы уже сто лет  вместе не смотрели.

– Сегодня?

– Ага.

– Почему бы и нет? Завтра у нас только лекции, можно и сходить. А что идёт?

– «Казанова»

– Хорошо, я согласна.

Вошёл малой.

– Систер, я тоже хочу кофе.

– Тебе можно только чай с молоком либо компот, – сказала я.

– Ладно, давай чай с молоком.

Я налила чай, поставила кружку перед Стасиком и, отойдя на три шага, открыла дверку холодильника, чтобы достать молоко, как вдруг в это мгновение услышала дикий ор.

– ААА! Офигел! Ты что наделал? Сейчас как врежу!

Весь белый пуловер Андрея был залит чаем и представлял ужасающее зрелище. Секундой позже показался Марсель:

– Только попробуй, я тебе сам сейчас врежу, – и, посмотрев на разводы красивого в прошлом изделия, с фальшивым восхищением продолжил: – Чудненький у тебя свитерок, а расцветка, как с полотен импрессионистов. Класс!

– Андрей, прости, пожалуйста, он не специально. Извинись немедленно, – приказала я малому.

– Извини, я так больше не буду делать.

Конечно, мы никуда не пошли. Пришлось стирать пуловер, успокаивать Андрея, натирать мазью места ожога и извиняться, извиняться, извиняться.

Не получилось на прошлой неделе пойти в кино, решили сходить сегодня, в выходной день. Выйдя из дома, мы отправились к остановке, обходя огромную лужу. Внезапно из-за угла на велосипеде вывернул Марсель и, обгоняя нас, резко затормозил прямо в ней. На этот раз мы уже оба могли позировать художникам - импрессионистам, поскольку стояли  облитые грязной дождевой водой.

Гнев мой был страшен. Я отхлестала сумочкой незадачливого братца, опрокинула его велосипед и напоследок вылила на голову содержимое бутылочки с йогуртом, припасенной для просмотра фильма. И с чувством исполненного долга пошагала домой.

– Что это за издевки над Андреем? – обратилась я с вопросом к братьям, когда немного успокоилась.

– А что он сюда ходит? – задал вопрос главный режиссер этого спектакля.

– Он мой друг. Потому сюда и ходит, – ответила я.

– Он просто в тебя влюбился. Неужели ты не видишь, у него же на лбу это неоновыми буквами написано?

– А тебе какая разница, даже если и так?

– Пусть найдет себе другую. Он тебя не достоин – батан.

– Батан?

– Батан - заучка.

– Да ладно. А ты отличник, но не батан?

– Конечно. У меня хорошая память и отличные способности. Я не батан.

– И великолепное самомнение. А кто же меня тогда достоин?

Марсель отвел взгляд и сказал:

– Кто надо. Но не он точно.

– Детский сад. Дети, мойте ноги и ложитесь спать.

Книга, мое терпение на пределе. Чувствую, ещё немного – и придется пожаловаться папе.

15  декабря  2006г.

Книга, приветик. Как же я люблю свою группу. Ребята иной раз такие  опусы сочинят, заслушаешься. Ну, как в прошлом месяце, к примеру, придумывали реплики для выступления нашей команды филфака на университетском КВНе. Вот эти мне очень понравилось.

Как узнать студента филфака среди обычных людей1

- Вы не смеетесь над сокращением СРЛЯ, ибо знаете, что оно означает. (Современный русский литературный язык).

- Вы нервно пересказываете друг другу весь список произведений по древнерусской литературе за пять минут до сдачи на манер: «Он типа такой приходит к ней и говорит: «Ты такая клевая, а я вот не очень...». При этом все проходящие мимо студенты думают, что вы сплетничаете.

- Вы изучали латынь, но не скажете по латыни и трех фраз.

- Вас трясет, когда в набитом людьми трамвае вы слышите противный голос кондуктора: «Эй, там, взади, платите за проезд».

- Обещаете себе, что ваши дети будут либо юристами, либо экономистами, а за любую попытку открыть книжку вы будете их нещадно пороть.

А потом мы начали вспоминать случаи из  жизни. В нашей группе училась такая студентка Рачкова Елена (уже не учится). Так вот она, не отличаясь высоким интеллектом, как-то в прошлом году на античной литературе спросила (конечно, глупых вопросов нет, это однозначно):

–  Я не поняла, что же случилось со всеми этими греческими богами и богинями?

Профессор некоторое время был в замешательстве, а потом переспросил:

– Я не понял, что вы имеете в виду?

– Я спрашиваю, что с ними случилось? Ну, почему их больше нет? Они все умерли? Где они?

После последнего вопроса стоял хохот, сотрясающий стены. Диалог, как в анекдоте. Студентка не могла понять, над кем смеется группа – над тем, как она ловко посадила в калошу известного профессора или все же над ней? Но тогда почему? Немного позже я узнала, что при разнице IQ в 50 и более единиц собеседники искренне считают друг друга совершенными идиотами. Научный факт.

В общем, книга, написали мы сценарий полностью сами и с ним поучаствовали в КВНе, заняв первое место, почетное второе занял юрфак (кстати, Андрей был тоже в команде), на третьем – экономисты.

Мама рассказывала, что, когда начинала работать, её команда десятиклассников тоже участвовала в КВНе и заняла первое место; ребят тогда наградили поездкой на лыжную базу. Нам такой щедрый подарок не сделали, но мы сами себе организовали праздник в ночном клубе, и все три команды – победительницы зависали там целую ночь. Там же состоялся ужасно трудный разговор с Андреем. Но об этом позже, реликвия. Мне нужно бежать на консультацию. Скоро экзамены.

4 января 2007 г.

Сегодня, между прочим, день рождения папы - старшего. Я ему позвонила уже в дневное время (между Сочи и Новосибирском разница в четыре часа) и поздравила с сорокатрёхлетием. Вот всё думаю, насколько судьбы дорогих мне людей: пап -старшего и младшего – прочно переплетены. Оба родом из одного города, дни рождения у них рядом, интервал всего-то  два дня, и объединяют их мама, я и общая история любви этих мужчин к одной женщине.

Как же мне хочется, чтобы папа - старший наконец обрел счастье, ведь, в сущности, он хороший человек, просто однажды совершивший фатальную ошибку.

Вот уже два дня мы живем в Барнауле, отправились туда сразу после празднования дня рождения папы - младшего. Нас много – пять человек, поэтому родители расположились в квартире тети Лены, дяди Игоря и двоюродных братьев, а мы – тройня, как говорит дедушка – у него. Мне нравится Барнаул, конечно, по сравнению с Новосибирском, он кажется небольшим и компактным (хотя когда-то мне думалось, что он огромный, просто целая Вселенная, как в прочем, и Красноярск – моя малая родина) но всё равно я его люблю.

Я посмотрела на сидящего за ноутбуком Марселя и вдруг вспомнила вечеринку в клубе после нашей победы в КВНе.

– Сонь, пойдем танцевать, пусть несчастные посмотрят, что такое настоящий танец, – сказал, приобняв, подошедший сзади Андрей. – Тем более на тебе соответствующий наряд: черные лакированные туфли на высоком каблуке, элегантное силуэтное платье красного цвета. Честное слово, оно идеально подходит к твоей смуглой коже, серым глазам и собранным в пучок темно-каштановым волосам. Ты выглядишь изумительно.

«Произносит какие-то заученные фразы - клише. Речь книжная, неживая. Батан он есть батан, как говорит Марсельеза, – подумала я.– Кстати, неужели простил братьям их невинное амикошонство, ведь не разговаривал месяца полтора, несмотря на моё извинение?»  

– Какой незамысловатый и очень длинный комплимент. Хорошо, что танцуем? 

Я не могла не пойти навстречу желанию Андрею, поскольку чувствовала свою вину за зарвавшихся полтора месяца назад братьев.

Мы танцевали румбу. Многие вообще не знали, что Софья Широкова и Андрей Петров – призёры нескольких танцевальных конкурсов, многие впервые видели знаменитый танец любви в нашем исполнении.

– Ну, вот, раскрыли ещё один свой талант, теперь нас затаскают по разным мероприятиям, – сказал Андрей.

– А вот это нежелательно.

После нашего очередного выступления в клубе Андрей не отпускал меня ни на минуту, как приклеился. А потом и вовсе зажал где-то на пути в дамскую комнату и попытался поцеловать. С ним и раньше такое бывало – временами просыпались приступы пылкой любви. Тогда он лез целоваться ко всем представителям женского пола его возраста, ко мне тоже. Я психовала и грозилась прекратить общение, на время помогало. Этот раз его желание тоже слегка умерила, наступив на ногу, несильно и не каблуком, он же все-таки друг.

– Сонь, послушай, мне нужно с тобой поговорить.

– Ну и нашел место для разговора, наверное, хочешь сказать что-то неважное?

– Нет, важное.

– Тогда иди в зал и жди меня там.

Марсельеза оказался прав: Андрей, действительно, меня любит, не как друг, увы. У него на меня планов громадьё: пожить гражданским браком, проверить чувства, а потом можно жениться официально.  

Я уважаю чужие чувства, но что делать, если сама ничего не ощущаю к этому замечательному человеку, кроме дружеского расположения?

– Андрей, я не планирую до окончания вуза заводить какие бы то ни было серьезные отношения. А дружеские у нас и так есть. Прости.

– Я понимаю. Но мне нужно другое. А ещё понимаю, почему Марсель с твоим братом мне бойкот устроили.

– Давай об этом забудем. Я уже извинилась.

– Не поняла. Ну, ладно. Когда-нибудь до тебя дойдет, my dear. 

Я не успела спросить, что он имеет в виду, как парень резко развернулся и вышел из клуба. При чем здесь Марсель и Стас?

Мне жаль, не хочу его терять: Андрей – хороший друг. И только. Во всяком случае, пока.

8 марта 2007 г.

«Сегодня праздник у девчат», –  вспомнилась мне строчка из какой-то старой песни, когда я едва проснулась. Песня очень красивая и трогательная, создающая особое лиричное настроение, поэтому врезалась в память, наверное, надолго.

Интересно, чем мужское население нашей семьи нас с мамой будет удивлять?

Я ещё лежала в кровати, когда раздался стук в дверь и вошел папа с братьями… в форме официантов. Каждый их них держал поднос. На папином стояла чашка кофе, на Стаськином – блюдце с булочкой, посыпанной маком (как я люблю) и вазочка с яблочным джемом, у Марселя в руках  была тарелка с яичницей. И все они втроем громко прокричали:

– Позд-ра-вля-ем!

А потом поставили на край стола весь мой завтрак, пожелали  приятного аппетита и сказали, что ждут в зале для вручения подарков.

Двумя минутами позже они так же чествовали маму, потом включили современную музыку и уселись в зале, ожидая окончания нашей утренней трапезы.

А какие чудные подарки они приготовили, недорогие, но такие милые. Папа мне и маме подарил по маленькому флакончику духов Dzintars («Интрига») и цветы. Маме традиционно – веточку мимозы, мне – букетик моих любимых декоративных ромашек.

Стасик вручил фотографии в розовых рамочках. Когда мы последний раз были у тети Лены, решили запечатлеть один из интересных и весёлых дней пребывания в Барнауле. Попросили профессионального фотографа сфотографировать нас всех вместе. Товарищ не отказал нам в нашей просьбе, исполнив пожелание. Вот этот яркий момент и был запечатлен на фотографии: улыбающиеся, радостные лица родителей, дедушки, тети Лены, дяди Игоря, младшего поколения родственников. Несмотря на то, что мы были по уши в снегу, развлекаясь у ледового городка на площади Сахарова, фотографии получились замечательные – какие-то живые и яркие. Как хорошо, одна фотография будет стоять в комнате у родителей, другая – в моей спальне.  

Удивил Марсель. Маме он подарил алую розу и брошь со стразами «Две совы».

– Подарок со значением, наши неразлучные родители, – сказал он, – эта сова, что покрупнее – папа, а которая  поменьше – ты, мама.

– Сова – символ мудрости. Ты нас такими видишь? – поинтересовался папа.

– Да, именно такими.

– Спасибо, сынок, – поблагодарила мама, – тоже очень хороший и символичный подарок. Обязательно буду носить эту брошь.

Мне Марсель вручил металлические брелоки для пары «Сердечко «I miss you», ключик к нему «I love you».

– Это пара. Брелок «Я скучаю по тебе» оставишь себе, а ключик от сердца «Я тебя люблю» подаришь, кому посчитаешь нужным, – опустив глаза, сказал брат.

–  Спасибо, Марсель. Оригинальный подарок. Один брелок повешу на ключи для машины. Правда, прав как не было, так и нет. Все не найду время пройти курсы вождения. Да и зачем мне машина? Все рядом и так. 

– Машина нужна всегда. Через год пойдем учиться на права вместе. Как раз мне исполнится восемнадцать лет, и я их получу с тобой, – улыбнулся Марсель.

Потом весь день папа и братья старались нам с мамой угодить, пытаясь выполнить все наши желания. Вечером Марсель увязался за мной и Алиной в развлекательный центр.

Книга, какая же у меня замечательная и понимающая семья.

20 мая 2007 г.  

 Мы горды успехами брата. Сегодня ему была вручена грамота за подвиг - спасение утопающего. Я считаю, маленького или большого подвига нет. Есть просто подвиг. Это всегда самоотречение, жертвенность, если хотите. На сегодня в нашей семье два героя – папа и Марсель. Уже как-то неудобно называть его Марсельезой.

Я помню, каким он пришел в нашу семью: высокомерным, хамоватым эгоистом. Считал, что перед ним все в вечном долгу.  

Помню, я приводила Марселю в пример высказывание кого-то (не помню)  из египетских Фараонов: «Я даже могу приказать, чтобы Солнце вечером не уходило с неба ради тебя, но, только кто будет это выполнять?»

– Понимаешь, чтобы все жили ради тебя, нужно самому жить ради других. Иначе не будет.

А эта история с кошельком, наговоры на маму.  Как же ненавидела брата за такие подлые делишки. Если бы не его болезнь, не просьба мамы – не простила бы.

Когда же наступил переломный момент в поведении Марселя? Может, тогда, когда он заболел и понял, что, несмотря на ту грязь, что вылил на нашу семью, мы его же монетой платить не собираемся, а относимся как к человеку, который нуждается в нашей помощи? Или тогда, когда на предложение купить ему новые кроссовки ответил отказом и посоветовал купить папе, потому что старые имеют нетоварный вид? Или тогда, когда помог малому снять с дерева рыжего котенка? Или нет, скорее всего, всё началось тогда, когда он пытался защитить меня от хулиганов.

Неважно, в какой момент случилось его перерождение, в какой момент он поверил, что нужен нам и мы искренне желаем ему добра, главное, это произошло!

30 июля 2007 г.

Книга, пишу в купе, познакомься, перед тобой сидит боец студенческого отряда. Я – проводник хорошего настроения в прямом и переносном смысле слова. Еще в феврале решился вопрос об участии в студотряде. У меня был выбор: работать вожатым (педагогический отряд), рыбопереработчиком (путинный отряд), штукатуром (строительный отряд) или проводником (отряд проводников). Я решила, что уже познакомилась с работой вожатых, тем более практики после третьего курса и так не миновать, поэтому – нет. Был вариант вступить в путинный отряд – студенты в нем работают на рыбоперерабатывающих предприятиях или в море на рыболовецких судах. Я отказалась, потому что не представляла, что это за работа, хотя манил, манил к себе Дальний Восток. Но делать ставку на интерес к территориальному объекту работы глупо. Выбор мой пал на отряд проводников – вот и на Дальнем Востоке можно побывать, и на Крайнем Севере, и на Черном море, и на Балтике. Подвел нас с Алиной к такой мысли общий друг и мой сосед Илюша Назаров, студент университета путей сообщения.

Кстати, чтобы отправиться в рейс, нужно освоить целую науку. Каждый студент-проводник проходит обязательное обучение по профессии. Мы занимались с середины марта по май и изучали разные, необходимые в работе дисциплины. Также специальные занятия с нами проводили психологи, которые обучали навыкам работы и правилам поведения в конфликтных ситуациях. Главное, улыбаться, улыбаться и улыбаться.

Первый наш рейс был по маршруту «Новосибирск – Москва», потом перевели на «Новосибирск – Брест», а сейчас работаем на маршруте «Новосибирск – Адлер».

Родители с братьями отдыхают в Турции. А мы с Алиной, пока в Адлере формировался состав, нашли время побродить по пляжу и искупаться в теплом Черном море, но с противоположной от местопребывания моей семьи стороны.

– Эгегей, мама, я здесь, я почти напротив вас!

И в правду, казалось, что они  рядом, вон у того берега. 

– Милые барышни, не желаете ли присоединиться к нашему скромному столу, – вдруг услышала я голос сзади.

Повернув голову, увидела двух парней, вышедших тремя часами ранее из Илюшиного вагона и сидящих в эти утренние часы на старых, потрепанных полотенцах. Но наслаждались они не чарующими звуками и запахами прибрежной полосы, просыпающегося города, не красотой восходящего, пока еще застенчивого солнца, а резким дурманом от раскрытых бутылок «Хаома» и «Асанали».

Так, значит, перед нами жертвы Илюшиного калыма.

– Не желаем, – ответила я за нас двоих, – и вам не советуем. Это контрафактная продукция. Отравитесь.

– Ну, подождите, красотки, не уходите.

– Сквозь призму водки все – красотки. Говорю, не пейте, – сказала я, и мы, резко развернувшись, пошли по дорожке к выходу с пляжа.

В конце концов, что я уговариваю их, людей взрослых. Ах, Илюша, Илюша. В след мы услышали:

 – У Маяковского было так: «сквозь призму водки, мол, все  - красотки». Лучше учите нетленку.

Образованные нынче пошли алкоголики, однако.

В первом рейсе я работала в вагоне с Алиной, а Иван Сергеевич, настоящий проводник на наши два вагона – в паре с Ильей. Зайдя к ним в купе и, случайно задев стоящую у столика сумку, я услышала характерный звон стекла. 

– Что это у тебя гремит, Илюша? – спросила я. 

– Ты только не говори никому. Я решил подкалымить и захватил пятнадцать бутылок водки и пять коньяка.

– Что за спиртное?

– Да, «казашка» (спиртное из Казахстана). Брат двоюродный из Се-нска контрабанднопоставляет. Я решил сделать маленький бизнес. И людям недорого, и нам хорошо.

– Ты о людях как раз-то и не подумал. Не боишься отравить?

– Не придумывай, пожалуйста. Все чисто.

– Ну, хорошо, а на проверяющих нарвешься? Ведь нас предупреждали на курсах, не помнишь, что говорили: инспекторы особенно свирепствуют в летний период? 

– Ой, да слушай больше. В прошлом году Севагин, с нами учится, полсотни на одной только водке заработал, и никто его не проверял. Водка есть, ума не надо.

 Едем дальше. Вечереет. Слышу, Иван Сергеевич с коллегой разговаривает о том, что «студенты под завязку затарились «казашкой». Уже заметили, значит. «Если попадутся они, проблемы будут у нас», – сказал наш проводник. – Надо что-нибудь придумать». И они пошли дальше по вагону. Через полчаса Иван Сергеевич подзывает нас с Алиной и предлагает поучаствовать в розыгрыше, а потом раскрывает его суть.

На следующий день наши шефы решили поменяться вагонами (студенты знали только своего проводника) и, представившись инспекторами, потребовали предъявить личное имущество к досмотру, поскольку поступил сигнал, что в этом поезде нелегально торгуют спиртным. Еле сдерживая смех, наши кураторы прочли профилактическую беседу, пугая студентов страшными последствиями. Информация о внезапной проверке с нашей помощью быстро прокатилась по составу, навела испуг, и реальную проверку мы  прошли практически без замечаний. 

Значит, Илюша снова взялся за свое.

– Ты почему  опять торгуешь водкой и коньяком? Совсем страх потерял? – начала я ругаться с первой ступеньки вагона.

– Сонь, не только водкой и коньяком, понимаешь, мне очень нужны эти деньги.

– Они всем нужны.

– Мне особенно. Я хочу Алине сделать подарок. Дорогой.

– А она примет этот дорогой подарок? Ты не муж, не жених. Не думал?  Ты просто друг.

– Лучшие друзья девушек, как известно, бриллианты. Вот их она и получит в качестве друзей. А я хочу быть её парнем. 

Любит он Алину, любит. Я давно заметила. Боюсь, что наша поездка окончится для Назарова очень плохо.

Глава 12

Я вновь мысленно погрузилась в то время, о котором писала Софья. Хорошее было время, спокойное. Повернув голову, увидела сидящую в кресле дочь. Взгляд ее был отрешенный и направленный в одну точку. Не успокоилась, переживает. Я перелистнула страницу дневника и продолжила чтение.  

Из дневника Софьи Широковой

17 сентября 2007 г.

Сенсация, реликвия: дедушка с бабушкой решили жить вместе! Смотрели, смотрели друг на друга все эти годы – и решились, наконец-то. Конечно, я понимаю, почему долго тянули. Думали, вдруг не сложится совместная жизнь, и им, и нам придется сложно. Хорошо, если в свои скандалы не потянут, а то по-разному бывает. Мама с тетей Леной после дедушкиного сообщения сказали сразу:

– Мы только – за. Живите вместе, радуйте друг друга, наслаждайтесь жизнью, но нас, детей, в свои ссоры, если, конечно, они будут, не втягивайте. Все разрешайте сами. В бытовых же вопросах мы вам всегда поможем, так что на нас рассчитывайте.

Дедушка через неделю переезжает к бабушке в Городок – у нее же хозяйство, не бросишь. Да, ещё: они решили не расписываться, ведь в браке  уже очень давно не жили, поэтому попробуют пока так. Вот хитрецы, всё сделали тихо, когда только успели договориться?    

24 февраля 2008 г.

Ой, как я давно не писала. Что-то закрутилась: началась практика в школе (пробные уроки), параллельно идут занятия в универе, кроме этого, я готовлюсь к ежегодной научно-практической конференции студентов Сибири. Тема выступления такая: «Семантика и системные отношения лексических единиц в литературном языке и русских говорах Новосибирской области и Алтайского края». Сложно? Да. Но мы лёгких путей не ищем, правда, книга? В общем, я из библиотеки  не выхожу. Пришлось даже съездить в гости к бабушке-дедушке, провести кое-какие лингвистические исследования на месте. А угадай, книга, кто мой научный руководитель? Правильно, дражайший Сергей Николаевич. Он сейчас у нас ведет СРЛЯ, я писала уже. Это забавное название предмета расшифровывается как современный русский литературный язык. Увидев меня на первых лекциях, узнал и тут же предложил поучаствовать в конференции, которая должна состояться в мае.

– За вами, уважаемая, должок, отрабатывайте свою пятерку.        

Вот весь год я и отрабатываю. Выглядит мое произведение уже, как докторская диссертация. Толстенная такая работа, надеюсь, будет моим заделом на будущее. В школу же я идти не собираюсь? Или собираюсь? Хорошо, ещё есть время подумать.

Кстати, о школе. Марсель, Инна и их друг Слава Черных попросили меня снова возобновить занятия по русскому – нужно готовиться к ЕГЭ. В общем, с сентября я снова репетиторствую.

Теперь ты  понимаешь, книга, насколько я занята?

Вчера после занятий Инна решила со мной поговорить. Я спешила к Сергею Николаевичу на консультацию, поэтому предложила побеседовать по дороге. Начала она так:

– Мы вчера гуляли с Марселем по парку.

– И что?

– К нам привязались трое пьяных. Начали ко мне приставать. Один вообще схватил за руку и не отпускал – тянул куда-то в сторону.

– Вижу, живы. Значит, проблему решили?

– Решили. Но как? Марсель схватил меня в охапку, и мы рванули. За нами бежали эти трое, но они были пьяны, поэтому приотстали, а мы, прыгнув в ближайшее такси, стоящее на улице, и уехали.

– Очень хорошо. А о чём ты хотела поговорить?

– Понимаешь, Сонь, мне казалось, что Марсель смелый человек, а он…

– Оказался трусом?

– Ну, да.

– Знаешь, дорогая моя, брат поступил абсолютно правильно. С пьяными вообще нельзя связываться. Они руководствуются эмоциями, а не разумом. Как говорится, что трезвому канава, то пьяному магистраль. С одним из них он бы справился, с двумя тоже. А третий всё равно сбил бы с ног, и втроём они бы парня покалечили. В этом случае, что было бы с тобой, не думала? 

– Нет, я под этим углом проблему не рассматривала.

– Ну, так рассмотри. Марселя можно упрекнуть в чем угодно, только не в трусости. Всего доброго.

Я была раздражена: ради каждой особи женского пола парень должен ценой своего здоровья или даже жизни доказывать, что не верблюд. Вроде бы уже немаленькая, а такая наивная. Или чрезмерно гордая и эгоистичная? Честно сказать, я Инну, как человека, знаю очень плохо. Надо поговорить с Марселем. Не нужны ему такие девушки.

Когда я обо всём рассказала Алине, она, внимательно посмотрев на меня, прокомментировала этот случай так:

– Я раньше думала, что Инка влюблена в Марселя, нет, она любит только себя.

– Влюблена? Не замечала. То, что она временами пытается произвести на него положительное впечатление, ни о чем не говорит. Это всего лишь желание, чтобы кто-нибудь заметил, какая она взрослая и красивая.

– Не в этом дело. Ты многое не замечаешь, подруга, очень многое.     

– Лучше не замечать, чем придумывать то, чего нет или не может быть.

1 апреля 2008 г.

– Мария Петровна, после урока совещание у директора.

– Хорошо, Виктор Иванович. А по какому поводу совещание?

– Не знаю. Новый завуч будет проводить.

– А почему новый?

– Екатерина Ивановна вчера уволилась. Из-за болезни.

– Жаль, а кого назначили?

– Не знаю, придём и увидим.

Завуч базовой (по совместительству родной) гимназии, где мы проходили практику, целую четверть была на больничном, поэтому никто не удивился её увольнению. И после урока, на перемене, учителя дружной вереницей потянулись в кабинет директора знакомиться с новым завучем. Пришли все, кроме Виктора Ивановича.

– Петр Петрович, к вам учителя. Можно их впустить? – спросила секретарша.

– Пусть войдут, – разрешил директор, и подумал: «Что я пропустил? А, наверное, хотят обсудить предстоящий юбилей Галины Владимировны».

Вошли учителя. Молчат. Молчит и директор. Через несколько минут всеобщего молчания Мария Петровна решила поинтересоваться, кто же у них новый завуч – из работников гимназии или чужой?

И тут весь подлый обман Виктора Ивановича раскрылся. Учителя загалдели, требуя объявить ему выговор за такое странное поведение, потом, наконец, угомонились. Кто-то, посмотрев в окно, увидел на асфальте, освобожденном от снега, прямо под окнами директора, надпись: «С Днем смеха, дорогие учителя!»

Но вот почему-то Мария Петровна пришла в класс, где у меня должен состояться урок русского языка в Стаськином 6а, совсем не радостная. Не рассчитал чего-то наш физрук Виктор Иванович. Такую шутку могли оценить только студенты и школьники, но никак не учителя. Представляю, как ему достанется от завуча Екатерины Ивановны, когда та вернется с больничного.

А мне нравится в гимназии – не заскучаешь, весело. Думаю, буду разрываться в решении – остаться в школе или пойти в науку.

Скоро мое выступление на конференции, чувствуешь, реликвия, ответственность? Устаю, очень устаю, спать хочу всегда и в любом положении. Как говорят студенты, дайте мне точку опоры, и я усну.

20 августа 2008 г.

Ну, что ж, пришла пора подвести итог моего пребывания на практике в детском оздоровительном лагере. Этим летом я попросила дать мне ребят помладше и получила третий отряд. В основном здесь были дети Стаськиного возраста. Мне хотелось, чтобы малой поехал со мной, но тот не приемлет коллективного отдыха и заорганизованности, потому отказался, и хорошо, а то бы всем меня заложил, и в первую очередь – Марсельезе, этому поборнику нравственности и порядка. В общем, как мы не старались, но от «людей на деревне не спрятаться», в данном случае – в лагере. Мы – это я и Сергей Николаевич – в прошлом мой преподаватель.

Его горящие взгляды в мою сторону я замечала уже давно, всё ждала – осмелится или нет сказать о моей неземной красоте и, как там ещё: льющемся из глаз свете, замечательных человеческих качествах, о хороших лингвистических способностях. О чем еще говорят в этих случаях?

Осмелился он всё же и сказал сразу после научно-практической конференции, на которой я поведала сообществу студентов, заинтересованных в развитии русского языка, об итогах сравнительного анализа некоторых лингвистических исследований, проведенных в Новосибирской области и Алтайском крае, заняв почетное третье место.

– Я горжусь вами, Софья. Вы – молодец. И непросто способная студентка, вы – талантливый и трудолюбивый человек. Надо же, первый раз участвуете – и уже такой результат. Думаю, с вами горы можно свернуть.

Меня переполняло счастье, которое я не испытывала даже после отличной сдачи ЕГЭ.

Кстати, Марсель тоже хорошо сдал экзамены: почти по восемьдесят баллов получил по русскому и обществознанию, а по биологии  – девяносто два. Он ещё и медалист, за это тоже накинут баллы при поступлении в вуз. И знаешь, книга, куда это чудо с таким неплохим результатом собралось поступать? На психологический факультет нашего университета. Ничего лучшего не нашёл. Конкурс там, конечно, невысокий, но кто же знает, вдруг все выпускники нынешнего года захотят стать психологами? На это Марсельеза, как на любой сложный вопрос, ответил анекдотом: двое учеников встречаются после сдачи ЕГЭ.

- Ну как твои успехи, на сколько вопросов ответил?

- Вообще не ответил…

- Ужас! На что же ты теперь надеешься?

- На низкое зрение и на плоскостопие.

Зря беспокоился, что не поступит. Ещё как поступил. По рейтингу один из первых. Теперь будем учиться в одном вузе – это радует.

Инна, кстати, прошла по баллам в медицинский. И ещё: по-моему, они с Марселем поссорились. Брат, узнав о том, что девчонка была недовольна его поступком,  когда он не стал драться с пьяными, сказал мне:

– Ты лучшая девушка в мире.     

Я спросила его:

– Почему ты так решил?  Знаешь всех девушек в мире?

Он ответил:

– Ты для меня и есть весь мир!

Книга, я Марселю ничего не говорила о нашем разговоре. Инне, видимо, было недостаточно аргументов, которые я привела в защиту поступка брата, и она решила поговорить с ним сама, расставив все точки над i.  Ну, что ж, кто-то влюбляется, кто-то расходится.

А вот я влюбилась, да так, что снесло голову. Во всяком случае, ничего подобного ещё не испытывала. Сергей восхитительный! Как он красиво ухаживает, какой романтичный! После окончания той конференции пригласил меня в ресторан и сказал, что я ему очень нравлюсь. Давно. Ещё с первого курса, но тогда он был для меня преподавателем, а я была его студенткой, теперь же, после сдачи экзамена по СРЛЯ (у меня автомат), мы совершенно не зависимы друг от друга и можем распоряжаться своей судьбой, как захотим. После этого разговора мы несколько раз встречались: ходили в кафе, в парк, много разговаривали. Вскоре я отбыла в лагерь готовиться к приезду детей, а Сергей приехал в день открытия  смены на четыре дня вместе с делегацией преподавателей вуза для проведения мастер-классов. На самом деле, чтобы встретиться со мной, а ещё позагорать на замечательном пляже, где песок, переливающийся на солнце, чистейшего белого цвета. Эти дни были для нас по-настоящему счастливыми, хотя правильнее было бы сказать: не дни, а ночи. Мы шифровались, как могли: в дневное время ходили, улыбаясь друг другу, в разговоры не вступая, а ночью встречались у него в общежитии-теремке – когда ещё общаться-то? Однажды рано утром, задолго до подъема, я ушла, однако всё равно нарвалась на Алинку: та как будто сторожила меня возле его домика. А, может, высматривала Сергея, ведь подруга когда-то была в него по-настоящему влюблена? Может, чувства вернулись?

– Что ты там делала? – подруга кивнула на теремок, где жил Сергей.

– Трамвай ждала, – и процитировала строку из бессмертной комедии: – «Друг, нельзя ли для прогулок подальше выбрать закоулок?»

– Я серьезно.

– Алина, ты  – ребенок? Что я могла делать у мужчины? Конечно, кофе пила, конфеты ела и смотрела телевизор.

– Шутишь?

– Нет, не шучу.

– Чем ты лучше меня? О тебя любит? За что?

– Ну, как за что? Днем – за достоинства, ночью – за пороки, – продолжала я злить Алину.

– Я испорчу ему карьеру, скажу, что он крутит роман со студенткой.

– Шантажируешь?

– Да.

– Я бы тебе не советовала.

– Почему же?

– Во-первых, я уже ему не студентка, он мне не преподаватель, во-вторых, ты ускоришь процесс: он должен будет срочным порядком на мне жениться, а в-третьих, Сергей уходит старшим преподавателем в педагогический. Выбирай, что больше нравится. Кстати, ты-то что забеспокоилась? Ведь сама говоришь, у тебя роман с Илюшей? Или его колец с бриллиантами недостаточно?

– Стерва. Ты еще свое получишь.

– Я не стерва, – и, выгибаясь в литературных реверансах, деликатно сказала: – По всей видимости, это ты напрашиваешься на весьма сомнительный комплемент. Подумала бы об Илье, ведь сядет же из-за тебя рано или поздно. Сколько раз уже говорила об этом.

И пошагала в свой домик.

– Это моя личная жизнь, – крикнула вдогонку Алина.

– Личная жизнь – это когда ты самостоятельная, с профессий и можешь сама себя обеспечить. А то, что ты считаешь личной жизнью, есть жизнь другого человека, который из-за тебя подвергает её риску.  

Блин. Вот так подруга, с такими подругами – врагов не нужно. Давно надо было прекращать общение – легко предаст и продаст. Как там у классика:

В этом мире неверном не будь дураком:

Полагаться не вздумай на тех, кто кругом.

Твердым оком взгляни на ближайшего друга -

Друг, возможно, окажется злейшим врагом. -

А, может, в любви все средства хороши? Не уверена.

В чем-то виноватой перед Алиной я себя не считала: Сергей был не женат, к тому же  очень давно отказал ей. Подруга была не свободна, по-взрослому встречаясь с Ильей. Так в чём моя вина?  

Доработав до конца третьей смены, я вернулась домой, там, на площади, по нашей с ним договоренности меня ожидал Сергей, держа в руках цветы. Откуда-то вдруг неожиданно вывернули Марсель и Стасик.

Как же некстати. Ребята не говорили, что придут встречать. Надо им было в ненастный, холодный день столько времени ждать нас на площади.

– Сюрприиииз, - нараспев протянул Стасик.

– Марсель, возьми вещи, я сейчас.

Сергей, не дождавшись моего внимания, подошел сзади и обнял, нежно целуя куда-то в висок.

– Привет, любимая.

– Привет, Сергей.

– Я на машине, давай отвезу.

– Не нуждаемся, – за всех ответил Марсель.

– Это кто? – спросил Сергей, показывая на ребят.

– Братья.

– Понятно. Ну, что ж, после долгого расставания встретимся завтра?

– Ага, сегодня нужно отдохнуть. Вечером созвонимся и поговорим о завтрашних планах.

– Хорошо. Буду ждать твоего звонка, – сказал Сергей, немного обидевшись, и пошёл к машине.  

– Это кто? – тот же вопрос задал и Марсель.

– Наш преподаватель. Он меня готовил к конференции.

– Систер, а почему он тебя обнимает и целует?

– Потому что мы встречаемся, – ответила я Стасику.

Он продолжил допрос:

– А разве с преподавателями встречаются?

– Малой, он уже у нас не преподаёт – ушел в другой вуз.

– Но ведь он старый.

– Стас, прекрати. Ему ещё нет и тридцати.

– Ну, вот, я и говорю, старый.

Моему терпению пришёл конец.

– Берите сумки – и вперёд домой.

Вечером мы созвонились с Сергеем и договорились о встрече. Боже мой, как я его люблю, книга! Он такой милый, нежный, внимательный.

2 сентября 2008 г.

Не восхрапи на лекции, ибо разбудишь ближнего своего – эта студенческая заповедь про меня, Игоря Седых и Марселя. Мы втроем занимаемся в автошколе. Конечно, приходится тяжеловато, но нам же трудности нестрашны? Скоро, очень скоро у меня будут права, и моя машинка повезет нас по просторам большого города, а также, быть может, огромной страны. Всего-то два года авто простояло в гараже, стояло бы, наверное, и дольше из-за моей боязни самостоятельной езды, вечной нехватки времени, если бы не Марсель. Настоял на своём, заставил учиться, обещал во всем помогать. Брат, благодаря папе, неплохо водил машину (тренировались, разъезжая по полям), мог её починить, но не имел прав и с нетерпением ждал, когда ему исполнится восемнадцать. Это знаменательное событие случится как раз перед окончанием автошколы. Мы с Марселем поменялись местами – теперь он обучал меня и оказался, надо сказать, довольно грамотным и терпеливым учителем. Как только вечером я начинала собираться на встречу с Сергеем, брат тот час хватал учебник по вождению и требовал немедленно решать тесты, мотивируя тем, что оглянуться не успеем – вот они, экзамены.

– Просвети меня, бестолковую, друг мой, мне кажется или тебе действительно не нравится, что я общаюсь с Сергеем, – сказала как-то я. – Андрей – ботаник, с твоей точки зрения. Чем тебе не нравится мой бывший преподаватель?

– Я разве сказал, что не нравится?

– А в чём тогда дело?

– Не знаю, слишком он идеальный. А этого не может быть.

– Ты прав, Сергей – идеальный. Это так и есть. Вчера он просил моего разрешения встретиться с нашей семьей, но я ещё с родителями на эту тему не разговаривала, думаю, не рановато ли? Это же серьезный шаг.

– Конечно, за этим следует женитьба.

– Фу, какой ты старомодный. Не собираюсь я замуж.

– Значит, не так уж ты его и любишь, если не хочешь замуж.

– Да, не хочу. Мне ещё два года учиться, а потом поступать в аспирантуру. У Сергея же карьера только - только пошла в гору: блестяще защитил кандидатскую, будет работать над докторской, да и продвижение по службе началось. Зачем нам жениться, спрашиваю?

– Чтобы строить свою семью, такую, как у мамы с папой, рожать детей.  

– Я к этому не готова.

– Что и следовало доказать. Не нужен он тебе. Можно гнаться за большим, не замечая малого, а это, может быть, и есть главное.

Я, устав от пустого, бессмысленного разговора, ушла на встречу с Сергеем. Да, книга, Алина больше не учится с нами – перевелась в педагогический. Уж не поближе ли к любимому преподавателю?    

6 сентября 2008 г.

Привет, реликвия, что-то ты не очень стремишься принести мне счастье, видимо, всё ушло на маму с папой.

Как всё сложно, как всё непонятно, как больно.

Вчера произошло некое событие, введшее меня в ступор: раскрылся обман Сергея, да-да, книга, я и сама не ожидала, что такое возможно.

Расскажу для истории, как всё было, чтобы запомнить надолго, передать детям и внукам свой «опыт, сын ошибок трудных» и в будущем настолько не доверять мужчинам, даже если они классные преподаватели.

– Сонечка, освобожусь сегодня пораньше. Ты как? – спросил Сергей в телефонном разговоре.

Я уже была дома и готовилась основательно присесть за историческую грамматику и литературу девятнадцатого века.

– Сонь, а в борщ фасоль класть или нет? – спросил Марсель, осваивающий потихоньку основы кулинарного искусства, когда я размышляла над ответом, когда буду свободна.

– Класть, – и в  трубку: – Прости не тебе.

– А кому ты отвечаешь? – не понял Сергей.

– Брату.

– Сонь, а что сначала отправлять в кастрюлю – картошку или капусту?

– Картошку. Марсель, отстань. Дай поговорить, – и продолжила: – Освобожусь часов в семь. 

– Хорошо. Где встречаемся?

– У памятника Ленину, блин, – сказала я с иронией в голосе. – Сергей, на улице холодно, в кафе-кино я тоже не хочу. Давай встретимся в моей квартире, захвачу учебник по исторической грамматике, есть вопросы. Объяснишь?

– Да, любимая, конечно.

– Тогда записывай адрес.

– А может, мне приехать к вам? Когда с семьей будешь знакомить?

– Подожди пока. Мама очень занята в гимназии, ее завучем поставили, вообще свободного времени очень мало, а папа пока в командировке.

– Хорошо, буду ждать, – и отключился.

– Куда ты собираешься идти на ночь глядя? – спросил брат.

– Марсельеза, отстань, хватит за мной следить. Займись лучше подготовкой к практическим.

– Послушай, ты делаешь ошибку. Забудь его.

– Это почему?

– Я ему не верю. Слишком он слащавый. Уж очень положительный. Таких не бывает.

– А Сергей такой. Смирись уже и успокойся. Замуж я пока не собираюсь, – сказала  и начала собираться.

Я пришла немного раньше обозначенного времени, приготовила чай, положила в вазочку конфеты и испеченное дома печенье. Моя квартира была полупустой, и, кроме трех стульев, кухонного стола, электропечи, холодильника и журнального столика, ничего не было. Я покупала всё это понемногу по мере накопления средств, работая летом в студенческих отрядах.

Вскоре пришел Сергей. Как я рада была его видеть, в последнее время мы редко встречались: его полностью захватила новая работа, я по-прежнему вместе с ребятами посещала автошколу, это новое дело нас невероятным образом сдружило. Оказалось, Игорь Седых – вполне нормальный парень, хорошо разбирающийся в технике, располагающий к себе замечательными человеческими качествами. Как я раньше этого не замечала? Наверное, все-таки на меня определенное влияние оказывала Алина, всегда подсмеивающаяся над Игорем.

– Я что-то так устала, быстрей бы дотянуть до Нового года, а там десять дней отдыха.

– Девочка моя, любимая, понимаю, что тебе нелегко: то университет, то практика, то автошкола, – сказал Сергей, перебирая мои волосы.

– Дело не в этом, я всегда каждую минуту была чем-то занята: учебой, танцами, языками, каратэ, общественными нагрузками  – и так не уставала. Здесь что-то другое.

– Ты заболела? – тихо, будто нас мог кто-то слышать, срывающимся от страха голосом спросил Сергей.

– Испугался? 

Больше я ничего не успела ответить – в дверь позвонили.

– Кого-то ждешь?

– Нет. Я открою.

И вот здесь, реликвия, начинается самое интересное. Открываю дверь.

– Вы Софья?

– Да.

Ни слова не говоря, в квартиру врываются три женщины и, оттолкнув меня в сторону,  две из них проходят в комнату.

– Вы кто? – спросила, обалдевшая от такой наглости, я, глядя на ту, что осталась стоять рядом.

– Я жена Ильина.

Наверное, и эта мадам протаранила бы меня, стараясь попасть вглубь квартиры, но женщина была беременна, поэтому ступала осторожно и не позволяла себе лишних телодвижений.

Ильин Сергей Николаевич сидел ни жив ни мертв. А три сестры обвиняли его во всех смертных грехах.

– Завел себе  любовницу, значит, а жену с будущим ребенком куда денем? – сыпались обвинения со всех сторон.

– Она мне не жена.

– Как это не жена, если ждет от тебя ребенка?

– Это ни о чем не говорит. Во-первых, официально мы с Ирой не зарегистрированы. Во-вторых, от ребенка я не отказываюсь, буду его воспитывать, платить алименты, – и, обращаясь уже ко мне, – Сонечка, девочка моя, поверь мне, я тебя не обманывал. Люблю тебя по-настоящему, это правда.

– Значит, её ты любишь, а я как же? – спросила женщина, едва не плача.

– Ира, разве я тебе говорил, что люблю или собираюсь жениться? Нет, всегда был перед тобой честен. Но случилось так – забеременела, не захотела  делать аборт, пожалуйста, рожай. Я разве отказываюсь от ребенка? Разговаривали  уже об этом.

Вдруг женщина качнулась и начала медленно оседать.

– Сергей вызывай скорую, – крикнула я, подбегая к Ире. – Вам валидол, корвалол? Что принимаете?

– Корвалол.

Я побежала за лекарством, а её  сестры бросились открывать окна.

Скорая приехала очень быстро, врачи отправили всех на кухню и начали оказывать помощь. Ни у кого из нас, до ужаса перепуганных, не было сил разговаривать, мы лишь слушали отрывистые реплики медиков. Через десять минут они забрали женщину с собой, Сергей поехал с ней, сказав, что позже позвонит.

– Ни с того начинаешь жизнь, девочка! – сказали, уходя, спутники Иры, и повторили:  – Ни с того. Оставь его в покое, пусть спокойно рожают ребенка и воспитывают его. А ты не лезь. 

Я не помню, как оказалась дома.

– Что случилось? – спросила мама, открыв мне дверь. – На тебе лица нет.

– Уж, не с приведением ли ты повстречалась, систер, – пытался шутить Стас. Марсель молчал.

– Хуже, – ответила я, – пока ни о чем не спрашивайте, расскажу позже, когда смогу разумно мыслить.

В двенадцатом часу ночи позвонил Сергей, но трубку я не взяла. Завтра. Все завтра.

Он пришел к нам домой вечером. Сам, без приглашения. Видимо, поняв, что я не стану с ним разговаривать.

– Дочь, к тебе рвется какой-то парень, – сказала мама, открыв входную дверь.

– Парень  – это я. Ну, знакомь нас, Софья, – и, не дожидаясь моих слов, продолжил: – Я  – Сергей, в прошлом преподаватель вашей дочери, а сейчас друг, надеюсь, стать для неё гораздо большим, –  представил себя  Ильин и подарил по роскошному букету роз мне и маме.

– Соня любит ромашки, а не розы, а мама – мимозу, – вставил свое слово Марсель.

– Пожалуйста, проходите, – предложила мама, – сейчас будем пить чай.

– Сергей не любит чай, кофе тоже не любит, и, вообще, он уже уходит.

– Я не тороплюсь, – ответил гость.

– Я тороплюсь, – сказала, взяв верхнюю одежду в руки. – Ты идешь?

– Как скажешь.

Мы вышли во двор и присели  на лавочку.

– Софья, пожалуйста, выслушай меня.

– Говори, даю тебе шанс сказать правду, – на слове «правда» я сделала логическое ударение.

– Понимаешь, это была случайная связь, ни к чему не обязывающая. Мы с Ирой из одной деревни, учились в одном классе, но потом я поступил в престижный университет, а она – в строительный колледж. Мы просто друзья и ничего более, пойми. Это и есть правда.

– Просто друзья? Как же в таком случае она забеременела? Непорочное зачатие? 

– Так вышло, я уже сказал, это случайная связь.

– Всё, достаточно, я ухожу, разговор идет по кругу.

– Подожди. В мае у моего друга был день рождения, мы славно повеселились в компании бывших одноклассников и новых друзей, я тебе рассказывал. Что ещё? Я был пьян, и не помню, как всё случилось, скорее всего, произошло это по инициативе Ирины, давно меня преследовавшей. У нас была связь только единожды, и это досадная случайность. А потом стало известно, что бывшая одноклассница беременна.

– В мае? Опять вранье. С математикой у меня тоже все в порядке, не только с русским. У неё срок двадцать три недели. Знаешь, я вчера решила, если скажешь правду, прощу, ведь как ты говоришь, эта «досадная случайность» произошла до нашей встречи. Сейчас уже это не имеет значения, но спутники твоей возлюбленной рассказали, что у вас с Ириной давние отношения. Встречаетесь вы, прости за пошлость, в горизонтальной плоскости уже больше года. Когда она сказала, что беременна, вы продолжали видеться, оставил же ты бедную женщину в конце августа. Уж не знаю, что на это повлияло.

– Я решил сделать тебе предложение.

– Не знаю, – и после паузы я добавила: – Когда-то слово было такое смешное – порядочность. Сейчас уж многими забыто. Прощай.

Сергей пошел на таран, внезапно перейдя от разговорного стиля к художественному.

– Очаровательная, милая, обворожительная, мудрая, манящая к себе Софья, я должен сказать тебе эти слова, должен. Для меня важно лишь то счастливое время, что я провожу с тобой или в ожидании нашей встречи. Ты мой талисман, стимул, мое вдохновение, моя награда. Будущее для меня имеет значение лишь в том случае, если я рядом с тобой. Прошу тебя, будь моей женой, – и вытащил из кармана бархатную красную коробочку. – Не уходи, я люблю тебя. У меня дыхание перехватывает, когда вижу тебя. Прикоснуться к тебе боюсь, ты – моя богиня. Прости, боялся рассказать тебе всю правду. Смалодушничал.   

– Не хочу быть в отношениях, где все строится на лжи, где нет доверия.

Я ушла.  «А счастье было так возможно, так близко».

Глава 13

Как странно, в чём-то Соня повторяет некоторые этапы моей жизни. Как это странно. 

Из дневника Софьи Широковой   

10 сентября 2008 г.

Все эти дни мой телефон работал с надрывом. Я не отвечала на уже раздражающие звонки от Сергея и не читала его бесконечные СМС, а потом и вовсе заблокировала контакт «Любимый». Вряд ли когда-нибудь смогу понять поступок Ильина, а значит, – простить тоже не смогу. И все-таки люблю.

– А откуда Ирина узнала твой адрес? – спросил Марсель, когда я, придя в адекватное состояние, смогла рассказать эту историю своей семье.

– Не знаю, наверное, следила, – подумав, ответила я.

– Вряд ли. Что-то здесь другое.  

– Не знаю. Если он сказал ей, что встречается со мной, то вполне могла устроить слежку.

– Если бы он сказал, что встречается с тобой, она бы там же устроила ему выволочку. Скорее всего, о тебе вообще речи не шло. Вероятно, просто придумал причину, чтобы некоторое время не видеться: устал, много работы, нужно приниматься за докторскую, проблемы на кафедре. Что ещё говорят в этих случаях, чтобы не перепугать до смерти беременную женщину и дать ей какую-то надежду на совместное будущее? Допускаю, Ильин говорил, что жениться вообще пока ни на ком не собирается, но повторяю: о тебе, я думаю, точно промолчал.

– Ну, да, женщина и ее спутницы вели себя так, будто для них это была новость: в его жизни появилась я – явная угроза для будущей семейной жизни Сергея и Ирины.

– Вывод: о тебе ей не было известно до поры до времени. Кто-то просветил.

– Да кто угодно, источников много. Могли очень бдительные приятели всё узнать, а потом сообщить той же Ирине или её окружению. Мы ведь не таились и за углами не прятались. Только адрес квартиры я ему сообщила, ты слышал, за два часа до встречи – вот здесь не состыковка.

…Мои родные поддерживают своё чадо, как могут. Но меня всё равно раздирает фантомная боль от несчастной любви. Хотя один классик готов со мной в этом поспорить:

Не бывает любви несчастной.

Может быть она горькой,

Трудной, безответной и безрассудной,

Может быть смертельно опасной,

Но несчастной любовь не бывает.

Даже если она убивает.

Тот, кто этого не усвоит,

И счастливой любви не стоит!

11 сентября 2008 г.

Неразлучная с некоторого времени троица: Марсель, Игорь Седых и я – собралась у нас дома: мама  приготовила домашний торт. Мы пили чай и разговаривали на темы, которые нам на сегодня были близки: занятия в автошколе, преподаватели, дороги, автомобили. Было забавно наблюдать, как ребята общаются между собой – вот нашли друг друга. И Марсель, и Игорек увлечены техникой, компьютерными играми, любят читать детективы, военно-историческую литературу. Я всё время молчала, слушая парней, интересные они все же люди: великолепные рассказчики, эрудированные и начитанные. Мама, немного посидев с нами за столом, ушла, папы и Стаса дома не было. В тот самый момент, когда и я хотела покинуть ребят – нужно было готовиться занятиям – раздался звонок в дверь. Марсель бросился открывать, я решила, что это папа с братом вернулись с фотовыставки. Стаська в последнее время увлекся художественной фотографией и сумел заинтересовать этим отца и пару друзей. Ан, нет, граждане, это пришел курьер с пышным букетом цветов для меня. Я расписалась в получении и начала искать записку или открытку – что в таком случае полагается класть в цветы? Но, к сожалению, ничего не нашла. Может, это извиняется за свои большие и малые грехи Сергей Николаевич?  

20 сентября 2008 г.

Приветик, книга. Всю неделю курьер носил мне по букету декоративных ромашек. Марсель, наблюдая такую историю, тут же сочинил новый анекдот,

- Почем эти ромашки?

- По тридцать.

- А эти?

- По триста.

- А в чем разница?

- Эти «любит».

Ему вторил малой:

– Ага, этот тот самый случай, когда не знаешь, как успокоить нервы, а заодно взбодриться. Посмотрел на букет – не помогает. Тогда берешь кружку, запариваешь одновременно десять головок ромашки, бросаешь туда пять ложек кофе и вот – чудесный эликсир готов. Систер, кто-то очень разумно и одновременно романтично подошёл к выбору цветов. Я бы на твоем месте на такого человека обратил внимание. 

Я всё терялась в догадках – кто же этот галантный отправитель, знающий о моих пристрастиях к этим милым, завораживающим взгляд своей простой красотой и белоснежной чистотой цветам? На Сергея Николаевича не похоже – он мог, конечно, просить прощения, унижаться, но это до известного предела, потом – все. Этот товарищ себе цену знал. И всё-таки я решила выяснить, кто он – тайный поклонник? Поэтому после очередного  визита курьера попросила Игоря Седых позвонить в фирму, откуда ромашки были доставлены (подсмотрела в квитанции), и спросить, преданы ли цветы.

– А вы Марсель Огонёк?

– Да.

– Цветы доставлены по адресу.

Значит, Марсель. И настроение само по себе улучшилось. Ах, шалун. Наверное, всю свою копилку разорил, но меня он, конечно, из депрессии вытащил. Психолог мой домашний.

23 декабря 2008 г.

Я  отвлеклась от учебных, любых других проблем, потому что у меня  радость – сегодня сдала вождение!!! С первого раза!!! Спасибо, Марсель, спасибо Игорек!!! Я очень ценю эту нашу совместную победу, вашу помощь, ребятки. Сама бы не справилась. У парней тоже права в кармане. По этому случаю было решено отпраздновать, можно сказать, судьбоносное событие, и мы втроем отправились вечером в кафе; еще день-два – и туда не пробьёшься, а сегодня вечером более-менее свободно.

Мы заказали сразу греческий салат, пиццу и роллы, а позже  – мороженое и штрудель. Не так уж и мало для студенческого праздника. После восьми вечера зазвучала живая музыка, и Марсель  пригласил меня на танец. Как-то так случилось, что мы никогда раньше с братом не танцевали.

– Я очень давно хотел это сделать.

– Что это?

– Пригласить тебя на танец, чтобы поняла, я тоже кое-что умею. Не говорил тебе, но в детстве, с пяти лет до двенадцати, занимался танцами.

– А почему не говорил?

– Стеснялся. Мне кажется, это не мужское дело, вот спортивная секция – это другое дело. Поэтому и оставил студию.

– Напрасно, ты очень хорошо двигаешься, пластично.

– Может, попробуем тогда экспромтом сальсу или румбу?

– Ты и латиноамериканские можешь?

– Как ты или Андрей – нет, но видел эти танцы много раз, шаги знаю. Так попробуем?

– Почему бы и нет. Поговори с музыкантами.

Книга, это было незабываемо. Я сделала шаг вперед, нежно положила руку на плечо Марселя, потом неуловимо быстрым движением заскользила у него за спиной, и, оказавшись с другого бока, плавно закинула ногу на его бедро. Я дразнила и увлекала Марселя, но одновременно и уклонялась от его действий, в то время, как он пытался застать меня врасплох с помощью специального движения «вакуна», символизирующего любовную связь. Защищаясь, я закрывалась руками, как бы отводя сексуальную энергию партнера.

Мы никогда с Андреем не побеждали на конкурсных мероприятиях – говорили, что танцуем технично, но бесстрастно. Сейчас же все выглядело иначе – очень темпераментно, органично, но техники, конечно, было мало. Тем не менее, если бы мы потренировались, с Марселем бы точно выиграли конкурс.

– Вот вы показали, ребята, класс, здорово, – сказал Игорек после нашего выступления, вызвавшего шквал аплодисментов благодарных зрителей. Позже к нам подошёл администратор и предложил платно выступать в их ресторане. Мы, посмотрев друг на друга, засмеялись и сказали: «Подумаем». А я, возвращаясь домой, ощущала что-то странное: волнение, и растерянность, и радость, и головокружение, и слабость в ногах, и счастье. Что-то необычное, книга, со мной происходит. Не могла же я влюбиться в собственного брата, пусть и сводного? Но и Сергея Николаевича я уже не вспоминала.

24 декабря 2008 г.

Сегодня у меня экзамен с девяти часов утра. По привычке я проснулась в семь, мама уже ушла, приготовив завтрак. Что там у нас? Сырники с бананом и медом, яичница с помидором, кофе. Отлично. Позавтракав, я вышла из  подъезда и направилась к своей машине. Хоть до универа не больше километра, поеду-ка на машине. Зря что ли права имею?

По дороге встретилась подруга Катя, она училась в педагогическом университете на факультете дошкольного образования. Я всегда была рада её видеть, славная девчонка.

– Привет, я на экзамен. Тоже?

– Нет. У нас пока практика. Экзамены после нового года.

– Может подвести? У меня есть время.

– Подвези, если нетрудно. Мне в детский сад – оттачивать свои педагогические таланты. Мы готовим праздник для малышей, скоро уже коронное выступление. Пригласила бы тебя  посмотреть на подругу в роли Бабы Яги, но в саду маленький актовый зал, думаю, не  примет всех желающих лицезреть своих чад. 

Мы подошли к машине.

– Ой, смотри, кто это такой романтичный тебе на лобовое стекло, под дворники, розу положил? А это что, черника?

– Вчера только сказала: «Хочу ягоды. Хоть какой».

– Класс, ну, Широкова, у тебя и поклонники: то квартиру цветами завалили, сейчас до машины добрались. Боюсь предположить, что будет дальше.

– Миллион алых роз дальше, если не остановлю поганца.

В пластиковой коробочке действительно лежала черника, а махровая крупная роза ярко-красного цвета, удобно примостилась подле нее.

– Ну, Марсельеза! Опять взялся за свое! Психолог доморощенный.

5 января 2009 г.

– Мама, мы выезжаем. Да, поедём своим ходом на двух машинах. Я поведу и Марсель. Хорошо, будем внимательными и осторожными, – сказал папа.

И мы помчались на регистрацию брака бабушки и дедушки. Решились-таки они, и это отлично! На мероприятии  в местном кафе присутствовала немаленькая такая компания – человек двадцать пять. Мы желали здоровья нашим дорогим людям, гармонии во взаимоотношениях и взаимопонимания.

Папа  произнёс такой тост:    

 – У Николая Доризо есть  стихотворение:

«Мы властвуем, и это мы решаем»,–

Мужчины часто думают в душе.

Но только тех мы женщин выбираем,

Которые нас выбрали уже. –

Тут кто-то из дедушкиных знакомых остановил папину речь, по-своему интерпретируя услышанное стихотворение.  

– Да, нам светит что-либо лишь тогда, когда на нас обратят внимание.

Папа продолжил:

– Я хочу, чтобы мама навсегда остановила свой выбор на Владимире Александровиче, надежном, заботливом, добром человеке.

И снова раздался голос незнакомого мне мужчины:

– Тогда новобрачный по логике стихотворения никуда не денется от своей  Светланы Михайловны, но будет тихо ею властвовать.

Конечно, вклинился и Марсель, как тут без него:

- Диалог в книжном магазине:

- А у вас есть книга «Как повелевать женщинами?»

- Фантастика в другом отделе.

Все засмеялись.

– Счастья вам дорогие мои! Мы вас любим! – закончил своё выступление папа.

Мне было весело на свадьбе с этим милыми, непосредственными, открытыми и добрыми людьми. Наверное, в мегаполисе таких уже нет.

Наши братья, примерно Стаськиного возраста, приглашенные на праздник, быстро устали и отправились по своим детским делам в дом четы новобрачных. Попев песни, потанцевав, решили уйти и мы с Марселем.

– Погуляем? – предложил парень.

– Давай.

– Посмотри, сколько звезд высыпало!

– Ага. Ночное небо всегда завораживает, оно такое таинственное. Просто упиваешься этой красотой, бесконечностью. Эге-гей, Вселенная, мы здесь, мы с тобой!  – крикнула я. – А вот созвездие Рыси, а вон Большой и Малой Медведиц. Знаешь, по легенде обе эти Медведицы на самом деле были медведицами, которые выкормили самого Зевса. А в созвездия он их обратил, чтобы таким образом отблагодарить за добро.

– Я думаю, тогда очень многие люди за свои дела тоже бы могли превратиться в звезды. Представь, они бы дарили свет, радовали всех и волновали своей красотой, своей таинственностью. Наверное, среди этих звезд обязательно бы были мама и бабушка. Давай договоримся, если мы окажемся далеко друг от друга, посмотрим на небо, найдем взглядом Медведиц и передадим через них  приветы, ты – мне, я – тебе.

– Давай. Ты, оказывается, безнадежный поэт и романтик, Марсель.

– Только поняла это?

Я засмеялась.

– Нет, давно поняла. Чего только цветы с черникой стоят!

Мы встали под березу, покрытую снежной пыльцой.

– На тебя села снежинка, вот она, – Марсель смахнул снег с пальто, – какая красота, просто волшебная ночь.

– Да, ночь перед Рождеством.  

– Как тебе папин тост, понравился?

– Я ценю творческий подход в любом деле, самостоятельность мышления тоже. Это выступление им самим придумано, поэтому – да, понравилось. Только договорить не дали.

– А когда ты меня выберешь?

– В смысле?

– Я про стихотворение.

– Шутишь всё?

– Уже нет. Мне очень хочется, чтобы ты меня выбрала.

– Ты мой брат.

– Сводный, – упорствовал он, – выбери, пожалуйста, меня, я же вижу, что нравлюсь тебе.

– Марсель, давай оставим эту тему и пойдем домой.

– Хорошо. Значит, я  рано затеял разговор. Ну, что ж, подожду. Идём.

Мы шли, а он по дороге читал из Симонова:

………………………………….

Будь хоть бедой в моей судьбе,

Но кто б нас ни судил,

Я сам пожизненно к тебе

Себя приговорил.

Книга, мне было радостно и тревожно: сердце, кажется, то останавливалось, замирало, то ускоряло свой бег, казалось, ещё чуть-чуть – и выскочит вон. Но как же было хорошо!

 20 февраля 2009 г.

Книга, не днях мы ездили в город  Искитим, где около десяти лет прожил Марсель. Эта была непраздная поездка – в тяжёлом состоянии находилась Надежда Кузьминична, родственница брата. Та самая женщина, которая вычислила нашу бабушку во всемирной паутине, а потом вела долгие переговоры по телефону с папой-младшим.  

Отправились мы из Новосибирска рано утром, мы – это я и Марсель, остальные домочадцы поехать не смогли. Брат гнал машину на высокой скорости, не отвлекаясь ни на секунду. Я старалась не донимать его своими разговорами, понимая состояние парня,  сидела рядом и размышляла о том, что, наверное, правильно Надежда Кузьминична в своё время отказалась от опеки над Марселем, ведь важно объективно оценить свои силы, свою любовь к этому человеку, возможности и риски. Иногда сотрудники опеки говорят, предупреждая о возможных трудностях, связанных с воспитанием, образованием ребёнка: «Это не котенок,  захотел – взял, захотел  – выбросил, он на всю жизнь. Отчасти согласна с этим утверждением, но с котенком или другим живым существом, неважно, тоже следует обращаться по-доброму. За любую жизнь нужно нести ответственность, если берешь на себя определенные обязательства. Как говорится, «мы в ответе за того, кого приручили». Я очень рада, что однажды Марсель оказался именно в нашей семье, и думаю, он тоже испытывает похожие чувства.

Добрались мы быстро, и я впервые оказалась в квартире Марселя. Родители на протяжении всего времени оплачивали его жилище, не продавали. Почему? Я спросила об этом парня.

– Папа так решил. Это, можно сказать, всё, что осталось от мамы и бабушки. В память о них и не продавал. Как можно продавать свою родину?

Квартира была двухкомнатная, небольшая, но очень уютная. Она постоянно находилась на сигнализации, ключи были только у Надежды Кузьминичны. Та время от времени приходила сюда, проверяя состояние квартиры.

– Тебе нравится здесь? – спросил Марсель.

– Да, очень светло и комфортно.

– Я рад.

– Покажешь мне фотографии?

– Конечно. Но сначала мы должны сходить к родственникам, узнать, что с бабушкиной сестрой.

Родственники брата гостеприимством не отличались, и нам с Марселем рады не были. Я   поняла, что это были дети и внуки Надежды Кузьминичны. От них мы узнали, у двоюродной бабушки брата в последнее время прогрессировал сахарный диабет: сказался и возраст, и сопутствующие заболевания. Сейчас она находится в больнице с инфарктом, и врачи не дают положительные прогнозы. Марсель был очень расстроен, все-таки с сестрой бабушки у него было связано очень много воспоминаний. Выполнив кое-какие поручения дочери Надежды Кузьминичны, мы ушли домой к Марселю.  

Как и обещал, брат показал мне свои детские фотографии: вот он только родился, наверное, и месяца ещё нет, а вот уже сидит на горшке трехгодовалый малыш, а здесь выступает в детском саду на новогодних утренниках в роли лопоухого зайчика, милого лисенка, это уже школьные фотографии с друзьями, учительницей, а здесь он танцует на сцене. Затем я обратила внимание на подборку других фотографии, среди которых была эта.    

На меня смотрело удивительно женственное, миловидное лицо девушки, привлекающее взгляд своими большими голубыми глазами, завораживающими своей глубиной. Игривое выражение придавал лицу тонкий, слегка вздернутый нос, а полулукавая и одновременно полутаинственная улыбка освещавшая лицо, делала  его нежным и добрым.

 – Красивая. Твоя мама?

– Да.

– Мне всегда казалось, что ты  – копия папы - младшего, а сейчас вижу, что есть некоторое сходство и с твоей мамой.

– Да, немного похож, но больше на папу. Такое же изображение на её памятнике в Артеме. Мы с папой в прошлом году установили, когда ездили  летом  на ее могилу.

– Ну, да, я в то время была в лагере.

Мы проговорили с ним почти всю ночь, вспоминая печальные и радостные события жизни.

– Марсель, время близится к утру, давай спать – впереди тяжелый день, а ещё возвращаться домой.

Придя в больницу, мы очень быстро нашли палату Надежды Кузьминичны. Медсестра упрямилась и не хотела нас пускать к  больной. Пришлось рассказать, что мы приехали из другого города и вряд ли сможем вырваться вновь.

– Ну, что ж, тогда проходите, только две минуты.

– Марселюшка, – сказала бабушка, увидев внука, – дорогой мой, это я сказала своим вызвать тебя. Боялась, не успею попросить у тебя прощения за то, что отдала тебя, в сущности, чужим людям. Все это время места себе не находила. Думала, предала и тебя с матерью, и твою бабушку, а ведь сестра просила не бросать тебя. Я ей слово дала и нарушила его.

– Не нужно так волноваться, бабушка, я все понимаю и нисколько не жалею, что воспитывался все это время в семье отца. И там я по-настоящему счастлив. 

– А это кто?

– Это моя любимая, – и, увидев, что я с ужасом посмотрела на Марселя, добавил: – Сестра.

– Ты и в правду очень изменился. Ну и хорошо, теперь могу умереть без камня на сердце.

– Живите долго. Здоровья вам.

Мы ехали домой, а я думала: как мне тепло на душе, когда я разговариваю с Марселем, ведь он всё может понять, разложить по полочкам, проанализировать, подвести меня к какому-либо выводу и дать надежду на лучшее.

С каждым днем мне все больше и больше хочется общаться с  ним, прямо зависимость какая-то появилась. А ещё хочется, чтобы он обнял меня так же нежно, как тогда, когда мы танцевали «Румбу», и прижал к себе.  

Глава 14

Я видела, что Марсель увлечен Софьей, но полагала, что это, может быть, с возрастом пройдет, как проходит детская болезнь – ветрянка или любая другая, тем более он некоторое время встречался с Инной, а потом и с другими девушками. Но никак  я не могла предположить, что это большое чувство мои дети разделят на двоих.

Из дневника Софьи Широковой 

8 марта 2009 г.

Книга, когда-то очень давно, ты для мамы стала реликвией. Я очень рада, что сегодня могу сказать: ты и моя реликвия тоже, принёсшая удачу, любовь и ставшая в какой-то степени талисманом. Вон оно, моё счастье, стоит возле кухонного стола и готовит праздничный обед из двух блюд: мой любимый лагман и салат с тонко-тонко нарезанными помидорками под оливковым маслом, уксусом, перцем и солью. У, вкуснота! А запах! И когда научился кашеварить? Кажется, только недавно спрашивал, как заправлять супы, делать пельмени и вареники, а сейчас уже мастерит достаточно сложные блюда. Ну, да, сын своего отца. Папа все время повторяет фразу: «Мужчина должен уметь делать всё», и сынок стремится жить по этому правилу. Как нам с ними повезло, с нашими мужчинами, – и маме, и мне. Кстати, о родителях. Они сейчас вместе со Стасом в Барнауле, уехали ещё в пятницу, шестого марта, а вернутся во вторник утром, в девять часов. Малому надо на занятия к третьему уроку, папе – к одиннадцати, у мамы вообще дежурство во второй смене. Мы с Марселем, посмотрев друг на друга, одновременно отказались ехать к родственникам на длинные выходные: и у меня, и у брата в субботу важные практические занятия – не пропустишь. На самом же деле, я просто хотела побыть с Марселем наедине, он, подозреваю, тоже мечтал остаться вдвоем со мной.

Проводив родителей и Стаса в пятницу вечером, мы решили немного развлечься и пригласили для компании своих друзей: Катю и Игорька Седых  – в боулинг. После этого в развлекательном центре смотрели фильм, на содержании которого я никак не могла сосредоточиться, поскольку мысли совершали какие-то немыслимые кульбиты и блуждали между вопросами: что я чувствую к Марселю и как со всем этим жить?  

По окончании Катя спросила:

– Ну, что, расходимся по домам?

Но Игорьку хотелось продолжения банкета.  

– В клуб, может? – предложил он.

– Я – нет. Далеко, да и не пробиться сейчас, – сказал Марсель.

– Может, пойдем ко мне, закажем пиццу, роллы? – спросила Катя.

Поразмыслив над этим предложением, мы решили согласиться. Почему бы и нет?

Подруга проживала в двухкомнатной квартире нашего дома. Ее родители года два назад уехали на постоянное место жительства в Подмосковье, куда она должна была вернуться уже дипломированным специалистом.

– Чем сейчас займемся? Пиццу точно ждать минут сорок, – спросила практичная Катя.

Игорька пробило на танцевальную программу. Он подошёл ко мне, наклонил голову, жестом приглашая к танцу, и протянул руку.   

– Вечер перестает быть томным, – тут же прокомментировал это Марсель.

– Я тоже хочу  станцевать «Румбу», – заявил Игорек. – Ну, что, Сонька, оторвемся с тобой? Научишь меня латиноамериканским танцам?

– Это непросто, друг, – ответил за меня Марсель.

– Теоретически я этот вопрос изучал, теперь хочу посмотреть, что получится на практике.

– Ну-ну.

В конце нашего блистательного выступления Катя и Марсель уже не сидели на диване, как в начале, и не лежали на нем, как  в его середине, а  медленно сползали от непрерывного хохота.

Помучившись с партнером некоторое время, я решила, что это затея  с «Румбой» бессмысленна, и переключила трек. Марсель начал разбирать ошибки Игорька, а тот, обидевшись, сказал:

– Здесь места мало. Не хочешь сам попробовать?

– Соня, докажем танцору диско, что не в пространстве дело?

– Почему же, это тоже важно. Но здесь как раз места достаточно.

И мы начали танцевать. На пятой секунде меня охватил такой испепеляющий жар, что стало трудно дышать, щёки запылали, накатила такая неодолимая слабость, что я уже путалась в движениях и желала одного – оказаться один на один с партнером по танцу в другом месте, желательно без посторонних. Посмотрев в глаза Марселя, увидела в них нечто похожее. И  мы, не говоря ни слова, схватившись за руки, выскочили из квартиры и побежали  в свою, находящуюся на два этажа выше.

– Вы куда?– выйдя из кухни, крикнула нам вдогонку Катя.

– Навстречу своему счастью, – сказал, хитро улыбаясь, этот манипулятор, жонглёр чужими судьбами, по имени Игорек.

Мы же, влетев в мою спальню, начали жадно целоваться до исступления, до самозабвения, и никак не могли насытиться друг другом, как будто ждали этих мгновений всю жизнь. А ведь это так и было, книга. Но после, утолив первую жажду друг другом, поняли, нам и этих поцелуев уже мало.

– Я люблю тебя, – говорил в перерывах между страстными поцелуями парень, – очень люблю.

– Я тебя люблю, – эхом отзывался мой голос.

Утром, проснувшись вдвоем в моей кровати, мы решили, что в универ не пойдём, а займемся более интересными делами – познанием друг друга. А разговоры? Разговоры тоже подождут…

– Знаешь, после истории с Ильиным, я думал, что мне уже никогда ничего не светит. Ты месяц находилась в кататоническом  ступоре.

– Мне на самом деле было очень тяжело.

– Я это видел.

– Да, и, как мог, выводил из этого состояния. Я тебе за это очень благодарна. Имя у тебя  романтичное – Мар-сель, и поступки твои романтические.

– Ну, да, а ты первое время называла меня Марсельезой, да и потом тоже.

– Это тогда, когда я была чем-то рассержена, а потом уже так, по привычке, любя.

– Конечно, только другой любви, настоящей, я до недавнего времени от тебя не чувствовал.

– Марсель, пойми, я заставляла себя видеть в тебе только брата и никого больше. Ты же понимаешь, если что-то пойдет не так, это очень осложнит взаимоотношения в нашей семье. Это, во-первых. А во-вторых, я тебя на два года старше. Сейчас, конечно, это не очень заметно, а тогда, когда ты впервые у нас появился, вспомни, тебе было четырнадцать с половиной, а мне уже исполнилось семнадцать. Разница колоссальная.

– Ну, да. Я-то в тебя влюбился сразу, как только приехал к вам. Любовь с первого взгляда, проверил на собственном опыте, есть. А потом начались визиты ценителей женской красоты: Андрея, Сергея Николаевича.

– Андрей – просто друг и ничего более.

– Это ты так думала, не он. Тогда же я не знал, как избавиться от героя – любовника. На эти детские провокации меня подтолкнул Стас. Парень растет то, что надо. Видя мои мучения, он предложил подсобить и продумал сценарий нашего выступления.

– Ого, а я думала, что автор ты.

– Нет. Он и автор, и режиссер, и актер.

– Способный парень у нас растёт. Даже я сначала поверила, что всё было по-настоящему, не специально подстроено. А потом?

– А потом появился Сергей Николаевич. Он был реальной угрозой для моей любви. Ну, как тут можно было с ним состязаться: умный, красивый, уже с кандидатской. И что очень важно – в тебя по-настоящему влюбленный. Я решил, что все бесполезно. Славка Черных, друг, посоветовал не опускать руки и бороться за свое счастье. Как бороться-то? С кем бороться? С тобой? С твоими чувствами? Если бы не случайность в лице Ирины, распрощался бы я с тобой. Вот её, эту случайность, и надо благодарить. Вообще, Сонь, всё, что я ни делал, я делал для тебя, ради тебя или чтобы понравиться тебе.

– Я это чувствовала. Спасибо, мой любимый. Мне так хорошо с тобой, во всех смыслах хорошо. Где же ты успел набраться опыта? Я не замечала, что Марсельеза с кем-то близко общается.

– Ты вообще очень многого не видела под завесой любви к Сергею Николаевичу. С февраля прошлого года наши с Инной отношения изменились, они перешли, прости непутёвого за пошлость, в горизонтальную плоскость, случилось же это в то самое время, когда я заметил в тебе перемены и понял, с чем они связаны. Решил, что ты  всегда будешь видеть во мне только брата. А когда мы с Инной расстались я встречался… это неважно, с кем  потом встречался. Главное, мы теперь вместе. Но чего я не ожидал совершенно, у тебя, оказывается, до меня никого не было. Никакого Сергея Николаевича, никакого Андрея.

– Да, а все думали иначе. Сергей, конечно, пытался настаивать на сексуальных отношениях, но получил отпор – я не была к этому готова, к тому же хотела, чтобы всё было красиво, чтобы мой первый раз случился бы на шёлковых покрывалах, а не на застиранных, старых простынях. Наверное, и в правду, недостаточно его любила, а может, и не любила вовсе, просто преклонялась перед Ильиным как перед отличным преподавателем. Видимо, на подсознательном уровне у меня в голове сидел другой.

– Кто же это? – решил поиграть со мной Марсель.

– Один зарвавшийся, наглый и самоуверенный мальчишка. Так вот, я дала понять Сергею, что не потерплю этих приставаний. Вовремя сообразив, что я не шучу, он быстро отстал. Оно и понятно, для телесных утех у него была другая. А вообще, честно сказать, Ильин сдувал с меня пылинки, боялся лишний раз прикоснуться.

– Ты отказалась от более тесного общения потому, что  это было неприятно?

– Не знаю. Скорее стыдно.

– А со мной не стыдно? – улыбаясь, спросил Марсель.

– А с тобой – нет. Ты же мой. Мой герой. Марсельеза моя ненаглядная.

В общем, вчера был день разложения. Нет-нет, не подумай ничего плохого, книга. Это от существительного ложе, нами придуманный неологизм, в каком-то новом его значении.

– Марсель, что мы скажем родителям, когда они приедут? – сказала я, вернувшись в реальность.

– Думал уже над этим. Скажем всё, как есть. Мама, наверное, поймёт, сложнее будет объяснить отцу. Обязательно последует всплеск очередной порции морали. Думаю, он будет против наших отношений.

– Но ведь смирится?

– Конечно. Может, даже быстрее, чем мы думаем. Я решил вот что: буду по вечерам подрабатывать, неважно, где и кем, но нас с тобой обеспечу, клянусь. Ты же выйдешь за меня замуж?    

– Да, – сказала я твердо.

Вот ведь интересно, мне не нужно от любимого ни подарков, ни романтических вечеров со свечами, ни роз, ни ресторанов, ни заграничных турне, ни красивых и оригинальных признаний в любви, нужно  только, чтобы он всегда был со мной.

– Может, пока не будем ничего говорить родителям? – спросила я.

– Нет, я не смогу сидеть у них на шее, зная, что у меня семья. Всё равно пойду работать,  после праздников займусь этим вопросом. В крайнем случае, если что-то пойдет не так, разорю свой неприкосновенный запас – бабушка оставила небольшие накопления, на первое время должно хватить.  

– Давай всё же подождём до лета. В студенческих отрядах можно хорошо заработать, и тогда в течение года можно периодично брать подработку. А то что это за учёба, если тебе вечерами придётся не за книжками сидеть, а вкалывать?

– Пойми, мы всё равно не сможем так долго скрывать наши отношения. Родители не слепые и не наивные люди. И я хочу жить с тобой по-настоящему, семьей. Ты разве не так думаешь?

– Хорошо, тогда скажем обо всем где-нибудь в апреле, через месяц, когда появятся первые деньги, и сразу уйдем жить в мою квартиру. А сейчас придется шифроваться.   

Проголодавшись, мы заказали пиццу, потом долго разговаривали по телефону с папой.

– Как у вас дела? – спросил он. – Мирно и тихо? Не подрались, не поубивали друг друга?

– Папа, ну, ты же хотел, чтобы мы подружились друг с другом? Мы и подружились.

– Значит, все спокойно?

– Да. Передавай всем привет.

– Хорошо. Завтра позвоню, поздравлю с праздником одну очень милую и хорошую девочку, – сказал папа и положил трубку.

– Мою девочку, – внес коррективы Марсель.

Кто же тогда, дождливым майским утром две тысячи пятого года, мог подумать, что в наши жизни ворвется не только заносчивый сводный брат, не только строптивый сын, а еще и мое трогательное, нежное, ласковое, оберегающее от всех невзгод солнышко. И хочется, как заклинание, шептать: «Я люблю тебя! Не разлюби! Пожалуйста! Меня!» Эти слова надо шептать тихо-тихо, чтобы не спугнуть свое счастье, ведь оно, как известно, шума не любит.

22 марта 2009г.

Сегодня Марселя снова нет дома. Нашел сразу две подработки в вечернее время: два раза в неделю тестирует в детском центре дошколят на готовность к школе и три раза в неделю подменяет тренера по каратэ Мишу Чернобровенко – заочника, готовящегося к сдаче диплома. Я тоже договорилась, конечно, в обход Марселя с одним блогером о ведении двух его контентных проектов, поработаю пока копирайтером. Конечно, денег пообещали не так много, но мы, я думаю, справимся и где-нибудь в середине апреля перейдем в мою квартиру.

Мне не хватает общения с Марселем, его нежных рук, его горячих губ, его тихого голоса, а самое главное, у нас нет возможности открыто демонстрировать свои чувства – того, о чём предупреждал меня парень. Конечно, мы встречаемся в моей маленькой квартирке сразу после занятий, но этого недостаточно – времени друг на друга у нас немного (оттого эти часы, безусловно, очень ценны!), а дальше  расходимся по своим делам, и так до позднего вечера. Часов в девять  вся семья в сборе – и это самое тяжелое для нас время. Чтобы себя не выдать, мы запираемся в своих комнатах и, как зомби, там находимся до утра.

Позавчера, в пятницу, в нашей конспиративной квартире мы решили пропустить субботние занятия и посвятить полностью этот день общению. Книга, мы не могли оторваться друг от друга ни на минуту, настолько соскучились, и, наверное, впервые не хотели возвращаться домой. Или эта квартира и есть наш дом?

– Марсель, давай говорить друг другу правду всегда, какой бы она не была? Простить можно многое, но не ложь и не предательство. А одно с другим, как правило, пересекается. 

– Конечно. Это обязательное условие совместной жизни.

– А почему ты решил стать психологом?

– Из-за Сонечкиной вредности. Не знал, как справиться с тобой – любовью всей моей жизни.  Ещё хотел разобраться в людях, понять их поступки, чувствовать души.

– Не разочаровался в психологии?

– Не знаю, пока все устраивает. Но, скорее всего, я стану военным психологом, если понравится в армии.

– А если нет?

– Тогда клиническим. В любом случае, без тебя я решение не приму.

В дверь неожиданно позвонили.

– Ждешь кого-нибудь? – улыбаясь, спросил Марсель.

– Ага, Ирину. Дубль два.

Это был курьер с охапкой разноцветных гелиевых шаров и тортиком в виде сердечка.

– Ааааааааа, Марсель, ты опять меня радуешь, выдумщик мой любимый. Как здорово, – запрыгала я по комнате, чисто ребенок.

– Ну, да, любовные чувства нужно постоянно подогревать.

– Они ещё не остыли и в прямом, и в переносном смысле. Подогревать не надо. Пойдем на кухню.

На столе горкой лежали накрытые салфеткой горячие слоеные бутерброды в виде сердца.

– О, любимая, быстро учишься. Когда успела приготовить?

– Дома еще, пока ты спал.

Поздно вечером мы покинули свое первое жилье, отбиваясь от вопросов бдительных родителей: куда  пропали их любимые детки?

5 апреля 2009г.

Я не хотела писать, книга, но потом всё же решила  сделать последнюю запись и логически завершить дневник. В общем, «ещё одно последнее сказанье - и летопись окончена моя».

Сегодня вечером ушёл Марсель, совсем, ничего не объясняя, просто собрал часть своих самых необходимых вещей в сумку, поцеловал в щеку маму, сказал: «Спасибо за все», и ушел. С папой и Стасом вообще не простился – их в тот момент не было дома. Мама успела крикнуть вдогонку:

– Ты куда?

Он ответил уже в подъезде:

– Уезжаю в Искитим. Так надо. Не беспокойтесь за меня. Все нормально. Позже позвоню.

Я сразу написала СМС: что случилось? Марсель тут же сбросил мне несколько фотографий, на которых были запечатлены моменты, где мы с Ильиным обнимались и где он меня целовал. Вот, значит, что случилось.

Сегодня днем я получила сообщение от Сергея Николаевича: «Мне очень нужна твоя помощь, давай встретимся в нашем кафе. Пожалуйста, не отказывайся. Буду ждать в 15.00». По окончании лекций я отправилась туда, где мы любили ранее бывать с Ильиным. Шла и по дороге думала: «Что же произошло? Какая помощь от меня ему нужна?»

– Привет, давно ждёшь? – спросила я при встрече равнодушным голосом и поняла, что не играю, а действительно ничего к нему не чувствую, совсем ничего.

– Нет, только приехал.

– Что у тебя произошло?

– Знаешь, да?

– Нет, не знаю, потому и спрашиваю.

– У меня умер ребенок. Пять дней назад. Ира родила мальчика, сына, Сережу. И вот он умер, – у Сергея глаза наполнялись слезами, поэтому он старался на меня не смотреть и все время отводил взгляд.

– Заболел?

– Нет, сбила машина. Насмерть.

– Как это случилось?

– Ирина шла по нерегулируемому переходу, шла в магазин, а тут появилась откуда-то из-за кустов машина, водитель ни её, ни ребенка, лежащего в коляске, почему-то не заметил. Сережа после операции прожил всего полтора часа, спасти не удалось.

– А твоя жена?

– Жива, сегодня перевели из реанимации, дали надежду на выздоровление, хотя у нее многочисленные переломы и сотрясение мозга средней тяжести. 

- Прими мои соболезнования. 

Вспышка сильнейших чувств (наверное, ещё я добавила эмоции своими расспросами) захлестнула его с головой и пробила плотину душевных переживаний градом горьких слез. Это, наверное, чуть ли не единственный случай, когда никто и никогда не посмеётся над слабостью мужчины, проявленной таким способом. Я впервые видела, как плачет мужчина и не знала, что делать в таком случае, как его успокоить. В этом месте, книга, я сама едва не расплакалась, настолько было жалко Сергея! Подсела к нему поближе, как маленького погладила по голове, а он вдруг резко развернулся ко мне – и я оказалась скованной его железными объятиями. Сергей с исступлением бросился меня целовать. Я с силой ударила его по спине и потребовала объяснений.

Видимо, кто-то успел заснять эти постыдные для меня моменты, а потом с легкостью отправил снимки Марселю. Но кому понадобилось нас разлучать? Я не обращала внимания на окружающих, поэтому назвать не могу и близко, кто сидел в кафе.

– Сонечка, не бросай меня, мне так тяжело, так одиноко. Я разведусь с Ириной и завтра женюсь на тебе, обещаю. Пожалуйста, не оставляй меня, любимая.

После того, как я, уходя, объяснила Сергею, что выхожу замуж, он крикнул  вдогонку:

– А зачем тогда просила о встрече?

Я не успела ответить на его вопрос, потому что позвонил Марсель и спросил, где я. Не могла же я сказать, что в кафе. Естественно последовали бы другие вопросы: а что ты там делаешь? а для чего эта встреча? не решила ли ты снова возобновить отношения? Я, подумав, пришла к мнению, что все расскажу потом, при встрече, а пока достаточно такого ответа: «Только вышла из универа, иду домой». Всё. Что было дальше, уже известно.

Вечером с работы вернулся папа, встревоженный поступком сына, и, позвонив Марселю, узнал, что тот уже дома, в Новосибирск возвращаться не собирается, более того, забрал документы из вуза и планирует завтра посетить военкомат – очень хочет служить в армии. Надо же, сколько всего успел сделать за один вечер, а самое главное, разрушил наши жизни.    

Во всей этой истории мне многое показалось странным, и я решила кое-что проверить, а для этого мне был нужен друг и соратник Игорек Седых, с которым договорилась о встрече в восемь часов вечера в том же кафе, где ранее состоялась встреча с Ильиным. Пришлось ему всё рассказать в подробностях: где сидели, о чем говорили, сколько времени длилась беседа.  

– Давай по порядку. Не части, пожалуйста. Итак, с какого телефона тебе пришло сообщение?

– С телефона Ильина.

– Уже хорошо. Напомни, какой была его последняя фраза, когда ты уходила?

– Сергей сказал: «А зачем просила о встрече?»

– А ты не просила?

– Да нет же, не просила.

– Покажи фотографии, которые тебе прислал Марсель, – и, внимательно посмотрев на них, сказал: – Угу. Понятно. Фотографии были сделаны вон из того угла, – и показал на столик, возле которого стояло высокое декоративное дерево, китайская роза, кажется. Вы не видели наблюдателя, он же вас очень хорошо лицезрел. Классные получились фотографии.

– Игорь, ты что, смеешься? Поверь, мне не до этого. Помоги вычислить папарацци, прошу. Здесь везде установлены камеры, но мне не дадут посмотреть записи, это однозначно. Все же сейчас такие законники.

 – Да, тебе не дадут, а вот я знаю одного парня, которому бы непременно дали. Догадываешься, о ком я говорю? Да-да, о твоем Марселе. Умеет он договариваться с любым и каждым, ему бы в МИДе работать. Все переговоры бы были в нашу пользу.

– Не отвлекайся. Можешь попросить, чтобы мне эти записи предоставили? Я же знаю, что у тебя здесь дядя работает.

– Попробую, конечно, только не уверен, что он разрешит.

И друг Седых ушёл на переговоры.

Книга, через час я знала, кто сделал эти фотографии, кто подстроил встречу, и кто сбросил снимки Марселю. А главное, для чего. В общем, по порядку.

Моя дорогая подруга Алина, перейдя в педагогический университет на одноименный с прошлым факультет, никак не могла успокоиться от того, что я лихо обошла ее в гонке за преподавателем. Одержимая идеей мне отомстить, она разработала целую операцию. А узнав, что Сергей Николаевич, кроме меня, встречается ещё с женщиной, которая от него беременна, перешла к реализации плана. Книга, ты спросишь, каким образом ей об этом стало известно? Элементарно, Ватсон. Алина выследила их, а потом этой несчастной  раскрыла глаза на изменника-жениха. Ирина хотела приехать к нам домой, чтобы  «вырвать мне космы», как сказала бывшая подруга, но Алина убедила её поступить иначе, когда заметила машину Сергея, стоявшую возле моего подъезда. Наблюдая за происходящим, девушка предложила Ирине устроить представление по адресу, где мы встретились с моим бывшим преподавателем, за что я бывшей подруге очень признательна и благодарна, ведь из-за бдительности моралистки Алины, я иначе посмотрела на любвеобильного Сергея Николаевича.

А уж как она была счастлива! Своей цели все-таки добилась: мы расстались с Ильиным, мне отомстила, как обещала. Наверное, с того времени Алина стала спать спокойно, но это продолжалось недолго, ведь поползли слухи о том, что мы с Марселем – пара и вот-вот поженимся. Ей снова пришлось поднимать свой боевой дух и срочно разрабатывать вторую часть плана.

Сергей Николаевич всегда отличался безалаберностью в отношении гаджетов – бросал их  в столовой, оставлял во время перемен в аудиториях, уж мы-то, студенты, знали о его странностях. Этим и воспользовалась Алина. Сергей Николаевич, преподававший у девушки какой-то спецкурс, вышел на перемене покурить и, как обычно, оставил на столе телефон. Времени у несостоявшейся возлюбленной было более чем достаточно, чтобы отправить для меня сообщение. Сергея же вызвать в кафе вообще не составило труда – Она просто воспользовалась новой симкартой. Ильин решил, что сообщение пришло с незнакомого номера, потому что я поменяла оператора. В сущности, ему было достаточно подписи Софья Широкова, в остальное он не вникал. А далее все было делом техники. Конечно, Алина не рассчитывала на такой успех, не предполагала, что Ильин захочет меня поцеловать. Тем ценнее были трофеи – зачётные получились фотографии. А потом она отправила их Марселю. Всё. Занавес и аплодисменты.

Получив снимки, Марсель решил проверить, что я отвечу на его простой контрольный вопрос: где сейчас нахожусь. Я начала бессовестно врать. За это и поплатилась.  

Я, заметив в видеозаписи Алину, сразу многое поняла, а, позвонив ей, в деталях собрала недостающие звенья цепи. Она, как истинный маньяк, в красках, деталях всё рассказала, восторгаясь своими порочными способностями. Алине очень хотелось, чтобы я оценила ее острый ум, смекалку, креативность, высокие деловые качества.

Я же оценила другое: подлость, низость, гнусность и мерзость её  поступков, о чём и  сказала  по телефону словами Юлии Друниной:

Не пригреешь – не укусит:

Так в народе говорят.

Как целителен, приятель,

Твой почти смертельный яд.

Хоть хорошего здесь мало –

Побелевшая стою,

Но от сердца оторвала

Там пригретую змею.

– Дочь, ты не хочешь рассказать, что случилось? – спросила мама, когда я уже почти в одиннадцать вечера вернулась домой. – Почему Марсель уехал? Ты же все, наверняка, знаешь.

Сейчас я подойду к ней, передам свой дневник, здесь все ответы на её вопросы  – на эти и другие, которые за ними последуют. Прощай, книга, больше я здесь не напишу ни строчки. Не получилось, увы, вас повеселить, потомки, уж слишком грустное  получилось окончание моей истории.

Глава 15 Вместо эпилога

На улице снова май, как и тогда, в далеком 2005, когда началась эта история, в прошлом же году нам тоже предстояло пережить несколько важных моментов.  

Во-первых, тяжело заболела Светлана Михайловна, Сашина мама, энергичная, всегда следящая за своим внешним видом шестидесятилетняя женщина. Это было для нас совершеннейшей неожиданностью, беда застала врасплох. Мы с мужем, недолго думая, привезли родителей к нам в город. Я в силу занятости не могла постоянно находиться возле свекрови, поэтому в семье установили график дежурства, и после операции, когда требовался специальный уход, Светлану Михайловну забрали домой. Отец был с ней с утра и до двух дня, его менял Стас, затем приходила Софья, вечером и ночью мы с мужем дежурили по очереди. Конечно, всем было нелегко, Саше даже пришлось взять внеочередной отпуск. Когда свекровь пошла на поправку, папа решил, что со всем справится сам, и они перешли в свою небольшую квартирку, которую отец благоразумно приобрел в Новосибирске, продав недвижимость в Барнауле и Городке. Конечно, на этом переезде настояла моя неугомонная свекровь – ей хотелось жить поближе к семье сына. Нам тоже было спокойнее, ведь родители постоянно находились у нас на глазах, и мы могли воочию следить за их здоровьем.

Радостные события компенсировали горькие минуты и часы: у сестры Лены и ее мужа, в прошлом моего ученика, родилась двойня – желанные и долгожданные дочки. К сожалению, у меня не было возможности съездить в Барнаул, когда маму и деток выписывали из роддома, но побывали там и поздравили семью Швец с прибавлением Соня, Саша, Стас и папа.    

В этом учебном году я вновь с очень высокой нагрузкой, потому что кроме преподавания в родной гимназии уроков русского языка и литературы, кроме административной работы завучем, меня как победителя регионального конкурса «Учитель года» пригласили совместителем в педагогический университет. Там я веду два спецкурса по языку, работая на одной кафедре с Ильиным Сергеем Николаевичем, отличным преподавателем и хорошим человеком, но немного слабовольным, однако кто из нас без порока?

Стасик и Софья по-прежнему учатся отлично, сын оканчивает восьмой класс, а после девятого собирается поступать в суворовское училище. Беспокоит то, что он натура увлекающаяся: то бредит театром, то фотоискусством, сейчас новая блажь – хочет стать военным, как папа. Думаю, к следующему учебному году у ребенка появится желание приобрести профессию плиточника-отделочника, ведь в скором времени мы думаем начать ремонт квартиры.

Марсель… Старший сын недавно вернулся из армии, служил в морской пехоте в Находке, недалеко от своей родины. Пришлось же нам поволноваться из-за событий годичной давности, связанных с ним и Софьей.

Прочитав её дневник, я многое поняла, то есть теперь я вполне объективно могла объяснить порыв парня немедленно скрыться из родного дома и, всё бросив, уйти служить в армию. Соня, которая убеждала его быть во всем правдивым, сама попала в сети собственной принципиальности, однажды сказав неправду. Конечно, она объяснила, почему солгала Марселю, но это уже ничего не меняло.

Ах, молодо-зелено. Рано ребята решили жениться, рано. Наш будущий психолог не понимал, что ни он, ни Софья морально не готовы к этому шагу. Один пошел на поводу собственной гордыни, не захотел выслушать противоположную сторону, вникнуть в суть проблемы, другая решила, что вся её ложь пройдет под бой барабанов, и никто ничего не узнает. Роковая ошибка, которую допустил когда-то ее отец, не миновала и Софью. Человек часто сам себе враг.

Я приехала к Марселю в Искитим через два дня после всех этих событий, парень знал о моём визите и хорошо подготовился: на столе меня ждал незамысловатый ужин, квартира была в идеально чистом состоянии – ни пылинки.

– Я приехала поговорить с тобой, сынок.

– Уже понял. Но сначала поешь.

– Я не голодна. Это позже, а сейчас присаживайся и послушай меня.

– Мама, я знаю, что ты сейчас скажешь. И понимаю, что будешь защищать Софью. 

– Ошибаешься. Я вас буду обоих ругать.

Он засмеялся и сказал:

– Ну, что ж, я слушаю, начинай.

– Во-первых, судя по тому, как вы повели себя при первом же конфликте, вам ещё рано жениться: Соня сказала неправду, ты тут же, не выслушав ее, забрал документы из вуза и ушел из дома. Как будущий психолог, ты должен знать, что в любом конфликте, виноваты оба. В разной степени, конечно, виноваты, но оба.

– Я себя виноватым не считаю. Если помнишь, ты рассказывала, что, узнав о факте измены Сониного отца, немедленно ретировалась. Я, в сущности, поступил так же.

Моё волнение усилилось.

– Тогда ситуация была совсем иной: я факт измены видела своими глазами, а не доверялась сомнительным фотографиям, кроме того, я переговорила с бывшим мужем и убедилась в его лжи. Да, потеряла мысль, на чем я ранее остановилась?

– Ты сказала, что мы оба виноваты в случившемся конфликте.

– Так и есть. Продолжу. Во-вторых, вы стали марионетками в чужой игре и с радостью на неё повелись, доставив удовольствие кукловоду. Чтобы у тебя не возникло никаких сомнений, я на твой телефон сброшу одну интересную видеозапись из любимого вами кафе, и ты увидишь, кто сделал эти фотографии и при каких обстоятельствах. Кроме этого, прочти последнюю запись в Сонином дневнике – и тебе вообще всё станет ясно, – сказала я и положила на стол толстую тетрадь в плотном картонном переплете, которую дочь называла книгой.

Я сидела и наблюдала за мимикой сына, когда он  просматривал материалы. На красивом его лице были написаны разные чувства: от удивления до недоумения и растерянности.

– Можно я прочту другие записи дневника?

– Можно.

Через полчаса Марсель отложил в сторону тетрадь, закрыл глаза и так сидел минуты три.

– Болван, какой же я болван.

– Я бы сказала, оба вы болваны, если вас так легко обмануть и спровоцировать на глупые, необдуманные поступки. Но из дневника мне так же стало понятно, насколько глубоки у вас обоих чувства, и вряд ли вы сможете быстро от них избавиться. Слишком много вы друг для друга сделали, слишком многим жертвовали, слишком много вложили в эти отношения, чтобы все вот так сразу забылось.

– Я думал…

– Ты всегда за всех думаешь. Не бережешь себя совсем. Таких ситуаций, какая произошла с вами, будет ещё великое множество, но по любому вопросу нужно разговаривать, разрешать все свои непонятки. К тому же тебе, сын мой, нужно быстрее взрослеть и не только дотянуться до Сониного возраста, но и психологически стать ее старше.

–  А как же тогда у вас с папой?

– Мы женились не после окончания школы, как тебе известно, а значительно позже, когда наши личности полностью сформировались, мы свои чувства проверили временем, и никто не мог сказать: это у него гормоны бушуют, а она жизни не видела, поэтому они так легко вступают в брак. Каждый человек любит по-своему, но чем больше теплоты и света в душе – тем нежнее и продолжительнее чувства. Нам этого света с твоим отцом, как видишь, хватило на долгие-долгие годы. А, вообще, это правильное решение: уйти в армию. Вот и проверите свои чувства, и повзрослеете оба. Одна следующий раз хорошо подумает, солгать ли или сказать: «Я тебе позже, при встрече, все объясню», а другой не побежит от проблем в другой город.

– Что же мне делать, мама?

– Иди в армию и служи спокойно. А там видно будет, не торопи события.

– А если Соня за это время себе кого-нибудь найдет?

– Значит, она не твоя судьба, и ваши отношения – ошибка.

– Но я не хочу этого. Я ее люблю.

– Вот и проверите, насколько у вас обоих сильны чувства.

– Хорошо. Ты приедешь меня проводить?  

– Ты что, уже уходишь?

– Да, через три дня. Вчера был в военкомате, выпросил повестку.

– Понятно. Мы приедем втроём. Соня останется дома. Вам нужно всё осмыслить, для этого нужна пауза. Но знай мое мнение:

Прежде, чем уйти и не вернуться,

ты в последний раз себя проверь.

Лучше все забыть, простить и улыбнуться,

чем захлопнуть перед счастьем дверь.

– Хорошо, мама. Ты, как всегда, права.

– Давай спать, сынок. После ночи мы априори становимся умнее, ведь утро вечера мудренее, если верить народным поговоркам.

Через два дня мы устроили парню небольшие проводы в армию, как без этого? Традиция есть традиция. Я приготовила ужин – любимые блюда Марселя, хорошо так посидели, душевно поговорили. Утром мы пришли к военкомату попрощаться с сыном. Перед его отъездом я передала от Сони привет (тянула до последнего) и одну милую штучку: тот самый, подаренный когда-то Марселем, парный брелок-ключик, на котором было написано «I love you», один брелок в виде сердечка «I miss you» остался у Сони.

– Мама, спасибо тебе огромное, – в глазах Марселя блеснули слезы, – передай, пожалуйста, Софье, я люблю ее.

– Передам, сынок, не волнуйся и служи спокойно, год пролетит быстро.   

Саша вел машину сам, мне не доверил: я все время, что мы были в пути, тихо лила слезы. Много всяких мыслей  роилось в голове: как у сына там, в армии, всё сложится, не останется ли голодным, не будет ли проблем из-за его свободомыслия?

– Ты что так переживаешь? Свет мой, я не пойму, чей ребенок уходит в армию?

Я ответила сквозь слезы:

– Мой сын. Все дети мои.

Незаметно подходил к завершению этот трудный для нас год, Соня уже оканчивала университет, готовилась к защите диплома, но это не мешало ей по полчаса разговаривать с Марселем, когда  у него была возможность позвонить. Мы видели, насколько она ждала этих минут, как была рада его письмам, да-да телефонных разговоров им было недостаточно, и почти каждый день они писали друг другу письма – своеобразный дневник их вынужденной разлуки.  

Иногда Соня тихо выходила в лоджию и стояла, глядя на звёздное ночное небо.

– Ты что, небеса гипнотизируешь – долго смотришь в эту черноту? – спросил как-то Саша.

– Я так разговариваю с Марселем. Он тоже сейчас, наверное, смотрит на звезды.

– А если у них ненастная погода?

– Не имеет значения, он все равно передаёт мне привет через тучи - облака.

Но всё когда-нибудь заканчивается, и неделю назад закончилась служба у старшего сына, по этому случаю мы закатили целый банкет. Специально из Барнаула приехала семья Швец, пришли бабушка с дедушкой; Марсель и Софья пригласили своих друзей: Катю, Славу Черных, Игоря Седых и четверых ребят из вуза, с которыми мне прежде не довелось встретиться. Мы были рады видеть среди гостей  Илюшу Назарова, едва-едва не получившего реальный срок с лишением свободы. Я думаю, эта история его научила многому, в том числе умению разбираться в людях. Алина, девушка с чудесным именем, как очень практичная и деловая леди, после этих событий сразу оставила своего незадачливого друга.

Вечером мы дружной компанией вышли во двор, всех удивил стоящий возле подъезда  новенький мотоцикл  Honda GL 1800.

– Вот кому-то повезло, такой байк крутой, всю жизнь о таком мечтал, – сказал Марсель.

– Я даже знаю, кому повезло, – ответила Соня.

– Кому? Это же кто-то из нашего подъезда?

– Это ты, счастливчик.

Марсель был порядком обескуражен, и не сразу нашел, что сказать.

– Неожиданно. Спасибо большое! Я очень рад. Только он ведь так дорого стоит.

– Дорого стоит, но и ты нам очень дорог, сын, так что, получай подарок, заслужил, – сказал Саша.

– И меня не забывай катать. Это было моё предложение – купить тебе байк. Родители хотели машину, – прокомментировал отцовские слова Стас.

– Без проблем, малой, тебя буду катать, когда захочешь, а одну милую девушку всегда. Ну, что, Сонечка, в свадебное путешествие поедем на байке?

– Обязательно, но прежде мне нужно получить диплом.

– Получишь, ты же у меня умница – красавица. Вот и будешь колесить со мной на мотоцикле с красивым красным дипломом. Кстати, дорогие родители, мы решили обойтись без свадьбы.

– Как без свадьбы-то, – встрепенулась бабушка, – это неправильно.

– У папы с мамой тоже не было свадьбы, а живут они так, что позавидовать можно. Разве это главное – свадьба? – сказал Марсель.

– Что ты собираешься делать дальше?  Работать? Учиться?

– И работать, и учиться. Восстановлюсь в вузе, перейду на заочное отделение, а пока устроюсь в полицию, далее, после вуза, будет видно: либо останусь в полиции, либо пойду служить в воинскую часть, а может, открою своё дело – психологи везде нужны, – ответил Марсель навопрос друзей. – Одно я знаю точно: всё сделаю для своей семьи, чтобы она была счастлива. Чтобы все мной гордились, как папой: и родители, и жена, и будущие дети, и брат, и все родственники-друзья.

Поздно вечером вся честная компания разошлась: родители отправились домой, Елена Прекрасная с семьей осталась у нас, едва угомонив орущих двойняшек и расшумевшихся не в меру старших детей, молодежь отправилась в ночной клуб.

Саша, глядя мне в глаза, сказал:   

– Свет мой, каких хороших детей мы с тобой воспитали. Вот только об одном я жалею.

– О чем?

– О том, что у нас их только трое.

– Соскучился по малышам? Скоро жди прибавления в семействе, думаю, наши детки с этим тянуть не станут, и появятся на свет новые Огоньки.

– Ну и хорошо, кто-то должен делать этот мир светлее и прекрасней, интересней и добрее.

– Да, ты прав. Я люблю тебя, Огонек.

– Люблю тебя, Свет мой, какое счастье, что мы вместе, какое счастье, что ты у меня есть, моя родная, все понимающая, мудрая и добрая жена – не устаю это повторять.

– А красивая? Забыл?

– И красивая, конечно, красивая…

***********************************

От автора. Наверное, приблизительно так бы сложились судьбы наших героев, читатель, если бы не война, о которой в последнее время почти не говорят. Саша Огонёк героически погиб ещё в мае 1996, не вернувшись из той первой и последней для него командировки в Чечню. Погиб, как и тысячи других солдат и офицеров. Маленьким Стасик часто спрашивал свою маму: «А где папа?» Она, как правило, отвечала: «Посмотри на небо и выбери самую яркую звезду. Это он. Папа оттуда дарит нам свой свет».

Ночь, я смотрю в темное окно и думаю:  мы часто не осознаем, устремляя взгляд в небо, что вокруг нас – бесконечность. Бесконечно Время. Бесконечна Жизнь, продолжающаяся в других поколениях. Бесконечна Вселенная, в конце концов. А, может, Вселенная  – это и есть люди, освещавшие когда-либо другие жизни и освещающие их сегодня? Тогда спасибо тебе, Вселенная, за жизнь, свет, тепло и взаимную любовь!  

Конец

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24 Вместо эпилога

Часть 2 Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15 Вместо эпилога