Прививка против любви [Светлана Александровна Захарова] (fb2) читать онлайн

Светлана Захарова Прививка против любви

1. Встреча.

Сентябрьский день клонился к вечеру, хотя небо было еще светлым, сине-розовым с багровой каймой заката. Опавшие листья только-только начали покрывать асфальт, до зимы было еще далеко, но мужчина средних лет, томясь в ожидании, ежился от холода. Он сидел на скамейке и смотрел на средний подъезд дома напротив, внимательно следя глазами за всеми, кто оттуда выходил.

Не то, не то… Нужный ему объект он знал в лицо, поэтому ни с кем перепутать не мог.

Ждать пришлось долго, почти три дня. Покидая свой пост ночью, мужчина вновь приходил рано утром, меняя для разнообразия скамейки, на которых сидел, но неизменно устремляя свой взор все на тот же подъезд. В конце концов, объект должен был появиться, деться ему некуда, и тогда он сделает то, что должен сделать, чтобы обезопасить себя от возможных осложнений.

Провал в деле, которое он считал давно отлаженным, явился для него полной неожиданностью. Рухнула стройная система, хотя все было обдумано до мелочей, рассчитано до доли секунды. Специалисты у него были славные, опытные. Они за три месяца не допустили ни одного прокола, ни единой промашки, нигде не засветились и ни разу его не подвели. Никто не знал, что он ими руководит, его конспирация была полной. И все-таки дело рухнуло… Где теперь искать виновных?

Мужчина, пряча глаза за темными очками, поправил козырек кепки , надвинутой на лоб. Достав из сумки термос, налил себе чаю, с наслаждением отхлебнул, и в этот момент увидел того, кого ждал. Молодой человек быстро шел к подъезду, но не один, а рядом с женщиной, которую ожидающий тоже знал в лицо. Не повезло, подумал он, свидетели в этом деле не нужны, придется дожидаться другого раза.

Он продолжал отхлебывать чай, вместе с тем следя, как парочка входит в подъезд. Но уходить рано, надо проследить, здесь ли объект будет ночевать или отправится в другое место. Если здесь, то дело можно считать сделанным, он встретит его утром. Если куда-то пойдет , тоже неплохо, встреча вполне может состояться уже сегодня.

Покончив с чаепитием, мужчина встал и прошелся вдоль дома, наблюдая за окнами интересующей его квартиры. Никто не выходил, балкон был пуст, и он зашел за угол, чтобы убедиться, что машина стоит на месте. Он специально поставил ее подальше от дома, чтобы никто из жильцов не мог запомнить цвет, марку или записать номер. Его план должен осуществиться четко, не оставляя следов.

И вот наконец-то повезло. Молодой человек буквально вылетел из подъезда и торопливо направился не к метро, а совсем в другую сторону. Мужчина встал и пошел следом, боясь, что объект убежит слишком далеко от машины. Прибавив шагу, он нагнал его и грубо схватил за руку. Молодой человек остановился и удивленно посмотрел на неказистого, низкорослого мужичка.

– В чем дело? – спросил он.

– Надо кое-что выяснить. Ты что же, не узнаешь меня?

– Я вас не знаю.

– Как же так? Я тебе помог, можно сказать, невозможное для тебя сделал, а ты меня знать не знаешь?

– Первый раз вижу, – искренне сказал молодой человек, и мужчина ему поверил.

– Это хорошо, что первый раз. Значит, не все у меня потеряно. Шанс, значит, есть. Но ты должен на время исчезнуть от греха подальше. Понял? Ты единственный свидетель. Тебя могут пригласить для дачи показаний, и ты расколешься. А мне это ни к чему, семья у меня.

– Что-то я ничего не понимаю.

– Сейчас поймешь. Вот стоит моя машина – садимся и едем.

– Я никуда не поеду. Я должен идти – меня ждут.

– Подождут, ничего с ними не случится. Если будешь слушаться, пощадим и тебя. Но сначала ты сделаешь то, о чем я попрошу.

– Ты что, дядя, с ума сошел? Может, ты меня с кем-нибудь из своих собутыльников перепутал? Так погляди внимательнее. Я – не он, а потому никуда не поеду. И делать ничего не буду.

Мужчина ничего не ответил, сунул руку в карман. И в тот же момент молодой человек почувствовал, что голова у него закружилась, а лицо собеседника исчезло в тумане.

2.Письмо.

В этот день Татьяна Михайловна Полякова возвращалась домой поздно. В ее конструкторском отделе происходило освоение нового изделия – завод возрождался после многолетней спячки. Работы было очень много, и она – начальник одного из подразделений отдела Главного конструктора, последние два месяца находилась в постоянных заботах и хлопотах.

Она шла неспешной походкой, с удовольствием вдыхая чистый после дождя воздух и радуясь тому, что

завтра – выходной, можно будет не думать о работе и приятно отдохнуть. Возле подъезда своего дома она остановилась поговорить с соседками, которые, как обычно, начали расспрашивать, как поживает за границей её племянница и часто ли пишет письма.

Юлия, дочь её трагически погибшего брата, уже шесть лет жила с матерью в Германии, письма писала не часто, а в последнее время и вовсе перешла на телефонные звонки и компьютерные SMS, которые посылала своему двоюродному брату Андрею. Поэтому Татьяна Михайловна очень удивилась, когда увидела в почтовом ящике конверт с иностранными штемпелями. В подъезде было темно, а зрение у неё далеко от идеального, и она, отчего-то волнуясь, положила конверт в сумку. Дома она наденет очки и тогда уже прочтет и адрес на конверте, и само письмо. Тетушка была уверена, что оно всё-таки от племянницы, и, стало быть, таким образом растягивала удовольствие, которое всегда получала от чтения Юлькиных писем. Но когда она сняла плащ, сбросила с опухших от усталости ног туфли и наконец-то, вооружившись очками, удобно уселась в кресло, то её ждал сюрприз: письмо было не от Юли.

Она внимательно оглядела конверт, изучив его с обеих сторон, и не сразу увидела, что в левом верхнем углу стояла четкая надпись иностранными буквами: Париж. Татьяна вздрогнула: неужели? Сердце учащенно забилось. Письмо из Парижа могло быть только от нее, от подруги Нины, которая четыре года назад уехала туда лечиться от рака.

Нина была ее лучшей подругой еще со школьных времен, подругой, от которой она не имела никаких секретов и всегда все знала о её жизни и жизни ее близких. Нина помогала ей в трудные минуты, как и Татьяна Нине, они вместе провели немало приятных часов. Вместе переживали за брата Тани Михаила Лунина, когда он заболел, и пытались его спасти.

Боже мой! Она даже не знает, что Миши уже нет, что все закончилось так плохо, как нельзя было ожидать. Сколько событий произошло за эти четыре года, сколько неприятностей свалилось на семью Луниных – Поляковых. Неужели это еще не все?

Татьяна сознательно медлила, не торопилась вскрывать конверт, потому что боялась прочитать там плохие новости о подруге. Неужели Нина, такая очаровательная, такая жизнерадостная, могла умереть от рака? Нет, этого не может быть. Это другие умирают, старые и хилые, а она должна вылечиться. Нина так любит жизнь, так старается нравиться мужчинам – и почти всегда добивается этого.

Известный киноартист Фёдор Маховец, кумир всех девушек, влюбился в неё с первого взгляда, когда Нина Горлатых, корреспондент”Московских новостей”, пришла брать у него интервью. Они вместе, уже поженившись, были гостями на свадьбе Миши. Как счастлива была тогда Нина, как блестели её глаза! Беспечное было время. Ничего не предвещало трагедии, все ждали от жизни только хорошего, даже не пытаясь заглянуть в будущее.

И вдруг, как гром среди ясного неба, болезнь Нины, госпитализация, долгое обследование и, наконец, операция. Недолгая ремиссия, давшая было надежду, закончилась разочарованием. Болезнь вновь заявила о себе. Всё шло к трагическому концу, спасти её могли только за границей. Неужели не спасли?

Татьяна Михайловна ещё раз посмотрела на конверт, повертела его в руках, не решаясь распечатать. Если письмо от Нины, почему оно кажется таким невыносимо чужим, начиная с чётких печатных надписей и кончая нерусскими, с непонятным изображением марками. Неужели?.. Она ещё раз посмотрела на обратный адрес, пытаясь разобрать французские буквы, но опять же, кроме слова Париж, ничего не поняла.

Время шло, а Татьяна всё ещё вертела конверт в руках, щупала его, пытаясь угадать содержимое. Письмо было тонким, видимо, ничего, кроме листа бумаги, там не было. Как глупо она себя ведет! От её медлительности и нерешительности абсолютно ничего не зависит, ничего не изменится. Надо читать.

Она взяла ножницы и аккуратно, не повредив обратного адреса, отрезала край конверта и вынула свёрнутый вдвое листок. И опять сердце учащённо забилось. Может быть всё-таки лучше не читать?

Да что она в самом деле! Солидная женщина, взрослого сына имеет, а всего боится, как девочка-подросток. Уход от действительности, так называемая позиция страуса, который прячет голову в песок, ещё никого не спасла.

Она развернула листок и начала читать. Выражение её лица оставалось спокойным, только руки слегка дрожали. Татьяна покачала головой, отложила листок и уставилась в одну точку. В такой позе и застал её муж, который всегда возвращался с работы позднее её.

– Ну что, будем ужинать? – сказал Сергей Алексеевич, чтобы вывести её из оцепенения. Она кивнула головой, но продолжала сидеть.

– Что случилось?

– Нина возвращается в Россию. Надо встречать.

– Это какая Нина? Горлатых? Надо же! Она поправилась?

– Видимо не совсем. Вот Фёдор пишет, что она хочет умереть в России.

– Ничего себе! Что-то от твоих новостей у меня пропал аппетит. У неё рак, я не ошибаюсь?

– Рак лёгких. Но если она не умерла до сих пор, по-моему, есть шанс. Она же болеет лет семь, первая операция у неё была ещё в Москве, а там, наверное, повторная. Если она приедет, мы всем миром должны её спасти.

– Каким образом? – недоверчиво спросил Сергей,– как был этот рак неизлечим, таким он и остался.

– Всё равно. Надо собрать всех экстрасенсов, подключить тибетскую медицину, скупить в аптеках все травы – вдруг что-нибудь поможет? Нельзя сдаваться.

– А почему у неё рак лёгких? Она что, дымила, как паровоз?

– Нет. Это Ленка Ткаченко дымит, как паровоз. Ты перепутал. Я как-то раз у неё в гостях была, так перед моим визитом она два дня комнату проветривала. Я тут курю, говорит. До чего дошла – курит по -чёрному, сына не стесняется.

– И никакого у неё рака?

– Никакого. И выглядит прекрасно. Так кто сказал, что курить вредно? И если этот самый рак – живое существо, так почему ему нравится табак, а не свежий воздух, например?

– Если этот рак – живое существо, как ты говоришь, то оно, как и некоторые люди, обожает наркотики. Вот и весь сказ! Чем больше наркотического табака, тем больше рака,– объяснил Сергей.

–Наверное, ты прав. Но как страшно всё это! Как обидно, что бессильна медицина…

– Это чёрт знает что! Космические корабли запускаем, луноходы высаживаем, сами в открытый космос выходим, а рак вылечить не можем! В человеческом организме за многие века разобраться не в состоянии!

– Человеческий организм сложнее космического корабля,– уверенно констатировала Татьяна, наконец-то поднимаясь с кресла.

– Сложнее, говоришь? Но даже точные приборы проходят контрольные испытания для выявления скрытых дефектов, почему же человека-то никто не проверяет? Начинают лечить, когда уже поздно.

– Так устроена наша традиционная медицина. Лечим не причину, а следствие. Может быть, я зря не пошла в медицинский? Моя мама очень хотела, чтобы я стала врачом. Я чувствую, что у меня есть способности к медицине,– с сожалением заметила Татьяна.

– Ты бы наверняка изобрела вакцину от рака. Но мы с тобой тогда бы не встретились. Я никогда не собирался в медицинский.

– Но это была бы жертва во имя науки. Меня всегда интересовала медицина как наука, но как подумаю о практической стороне, так хочется бежать. Эти трупы в анатомичке, кровь, гной, вирусы. Нет ,тут надо иметь железные нервы. Однако, хватит об этом. Нина жива, и это уже хорошо. Надо обрадовать общих знакомых, одноклассников.

Кому позвонить в первую очередь? Лариске или Ирке? Пожалуй, Лариске. От Ирки толку нет, одни эмоции. Даже посоветовать толком ничего не сможет. Начнёт охать-ахать, а при встрече с Ниной ещё и ляпнет какую-нибудь бестактность, вроде того: “А мы думали, всё, умерла наша Нина, и как мы без неё?” Нет, надо договориться с Ларисой и сходить к Нине с ней вдвоём, а потом видно будет. Одной Татьяне было почему-то страшно и неловко, ей нужна была поддержка такой практичной женщины, как Лариса. Она подошла к телефону и набрала знакомый номер.

– Лариса? Привет! Узнала?

– Конечно. Рада тебя слышать. Что новенького?

– Через два дня в Москву приезжает Нина Горлатых.

– Да что ты говоришь! – обрадовалась Лариса,– выздоровела?

– Видимо не совсем, но надежда есть.

– Слава богу. А откуда ты узнала?

– Федор депешу прислал. Говорит, она хочет с нами увидеться.

– Соскучилась? Это хорошо. Интересно посмотреть на парижанку. Вот уж не думала, что Фёдор Маховец способен писать письма. Мог бы позвонить.

– Наверное, он не хотел, чтобы она его слышала. Он просит нас быть поделикатнее.

– Так она с ним приедет или с родителями? Они, кажется, там жили?

– С ним. Мать умерла через полгода после её приезда в Париж – от рака, между прочим. Всё-таки эта болезнь наследственная, хотя не все медики это признают. Отец нашёл себе другую, француженку. Эдакую бабулю с пуделем.

– Про пуделя тебе тоже Фёдор написал?

– Нет, это мои домыслы. Я в кино видела французских бабусь.

– Я не пойму. Нина столько лет больна, а Фёдор всё так же её любит, так же предан? Ухаживает, на руках носит?

– Не знаю. Хотя насчет ухаживаний… Сиделки, наверное, были. Она ведь не любит,когда её жалеют.

– Не любит, я помню. Она его даже к себе в больницу не пускала, когда считала, что плохо выглядит. Дурочка… Лично я бы так не смогла.

– Это потому, что ты всегда хорошо выглядишь, Лариса, – напомнила подруге Татьяна, – так, значит, договорились? Когда она приедет, мы её навестим.

Надо будет привести себя в порядок, подумала Татьяна. Постричься, что ли? Или волосы осветлить? Рядом с Ларисой надо соответствовать. Она всегда была красивой. Самой красивой среди симпатичных девчонок в классе. И описывать эту красоту бессмысленно, потому что она была неописуемой. Лариса Гурич не была яркой блондинкой, как современный киноидеал, у неё не было огромных глаз в пол- лица, но ещё ни одна женщина, а тем более ни один мужчина не усомнились в её красоте. Что бы она ни делала, о чём бы она ни думала, она была красива. Пользовалась она косметикой или нет, прятала свои глаза под большими солнечными очками или открыто смотрела прямо на вас, она была одинаково красива. Никакой дождь, ветер или снег не могли испортить её причёски – волосы лежали всё так же, очаровательной волной. Как это удавалось Ларисе, Татьяна не могла понять.

Ещё в школе, в седьмом классе, она пыталась было ей подражать. Лариса начала так укладывать волосы, что девчонки смотрели на неё с завистью. Таня была до того наивной, что не сообразила: Лариса накручивает волосы на бигуди, но не на мелкие, от которых на голове получается баранья шевелюра, а на крупные. Так Лариса довольно долго обманывала не только подружек, но и учителей.

И вот Таня однажды села перед зеркалом и начала манипулировать со своими волосами, чтобы они лежали, как у Ларисы. Но ничего не получалось. Она их и мочила, и взбивала, и закалывала шпильками, надеясь приучить волосы лечь в нужном направлении… Всё напрасно! Все способы перепробовала, не догадалась только накрутить свои пряди на бигуди. Время было такое: все были скромными, в школе даже не красились, а чтобы курить, как сейчас, об этом вообще не могло быть и речи.

Ларису разоблачила вредная учительница химии. Учительница никогда не была замужем, детей у нее тоже не было, поэтому она посвятила себя воспитанию чужих, беспрестанно заботясь об их нравственности. Сидеть в школе с элегантно уложенными волосами -верх безнравственности, потому что это красиво, мальчики внимание обращают. И не только мальчики…

Однажды на уроке физики учитель – единственный мужчина из всей учительской, не считая директора, – заметил , что сосед с задней парты уж слишком часто обращается к Ларисе со всякими пустяками, не стесняясь даже дёрнуть её за рукав. Заметил и не преминул сделать нахалу замечание.

– Ну и зачем ты её всё время беспокоишь? Разве она виновата, что такая красивая? Ты забыл, где ты находишься? На уроке находишься, работать должен, учителя слушать, а ты что делаешь? К девочке пристаёшь, к себе внимания требуешь. Хотя, если признаться честно, ты её внимания пока что не заслуживаешь. В зеркало смотрелся? То-то же! А в дневник свой часто заглядываешь? Какие там оценки доминируют? Ладно, вслух не буду говорить. Вот сначала оценки исправь, а потом на девочек красивых заглядывайся!

Вот так учитель смутил и ввёл в краску обоих – и Ларису, и её поклонника. Ведь весь класс, слушая речь учителя, смотрел только на них. Таня тоже повернула голову и с новым интересом посмотрела на Ларису. Она, конечно, ничего, но уже не её идеал. Лариса нравилась ей в начальных классах, а к седьмому она уже посмотрела фильмы с участием Анастасии Вертинской. Вот где красота-то!

За это невзлюбила Ларису Гурич высоконравственная “химичка”, хотя Лариса никогда не была легкомысленной двоечницей, а в выпускном классе претендовала даже на медаль. Но золотую не получила – из-за той же пресловутой химии, пришлось довольствоваться серебряной. .Была ли в этом виновата её причёска или нет, теперь уже не имеет значения .Но справедливость восторжествовала довольно скоро, уже в девятом классе. К этому времени девчонки поняли, что к чему, и с косичками ходить не желали. Они тоже научились красиво укладывать волосы и с удовольствием соперничали друг с другом. Но в учительской, видимо, посовещались и решили положить этому конец. И однажды на школьной линейке директор попросил их выйти вперёд. «Посмотрите на этих девочек, на их внешний вид,-обратился он к присутствующим,– разве можно ходить в школу с такими начесами на голове?» Он, видимо по настоянию учителей, хотел их пристыдить и вызвать осуждение со стороны товарищей. Но реакция учеников оказалась неожиданной. Сначала послышались голоса: что такое, очень хорошие, симпатичные девочки, а потом раздались дружные аплодисменты. Педагоги проиграли, а девятиклассницы праздновали победу. И больше всех – Лариса.

Лариса была спокойна и доброжелательна с подругами, особенно с теми, кто не годился ей в соперницы. Собственно, к таким она относила и Таню, которую выбрала в “протеже” и всё время наставляла по всем вопросам. Рассудительная Лариса, казалось, хорошо разбиралась во всём, что касается внешнего облика девушки. Поэтому Тане всегда доставалось, если она была не так причёсана или выбрала не того цвета шарфик, а уж на тему “как понравиться мужчине” подруга могла говорить бесконечно. Лариса считала, что нравится всем, а значит может быть экспертом в этом вопросе. Собственное будущее казалось ей тогда вполне определённым: кому, как не ей, красавице и умнице, мужчины положат к ногам всё, что она ни пожелает. Она ещё не знала, что жизнь иногда вносит свои коррективы, не считаясь ни с чем: ни с красотой, ни с другими несомненными достоинствами.

А пока Лариса была царицей бала: все улыбались ей, на танец приглашали прежде всего её, а потом уж других девочек. Ею восхищались даже школьные “дурнушки”, которым никогда не пришло бы в голову соперничать с ней. Они хотели с ней дружить, делиться сокровенными тайнами, ходить вместе из школы домой. Однажды, когда заболела самая некрасивая, никем не принимаемая всерьёз и порой просто не замечаемая одноклассниками девочка, школьный врач сказал: “Тебя надо проводить домой. У тебя есть подружка?” “Да, – ответила больная,– Лариса Гурич.”

Класс, можно сказать, ахнул. Как? Эта замухрышка набралась наглости, чтобы назвать своей подружкой саму Ларису Гурич? Да как же такое может быть? Лариса дружит не с такими, как эта вот… У Ларисы – свой круг общения, свои друзья, свои интересы, которые никогда не пересекутся с маленьким мирком какой-то невзрачной девчонки. Что же теперь будет? Неужели Лариса пойдёт её провожать? Одноклассники замерли и выжидательно уставились на неё. А Лариса ничему не удивилась. Не замечая повышенного интереса к себе, она встала, подошла к выбравшей её из всех больной девочке и взяла её за руку. С этой минуты она, как и Таня, стала её “протеже”.

И только одна девочка в классе не могла претендовать на почётное звание подопечной Ларисы. Только одна стояла с ней на одной ступени социальной лестницы. Только она могла соперничать и одновременно дружить с первой красавицей, не чувствуя собственного унижения. Только она – Нина Горлатых. Лариса и Нина были очень разные, просто два полюса, как Элен и Наташа Ростова в романе Толстого “Война и мир”. Наверное,это и притягивало их друг к другу, потом отталкивало, но месяцы полного отчуждения неизменно заканчивались внезапно наступившей оттепелью. Заслуга в этом больше принадлежала Нине – она была более эмоциональной, более темпераментной и более общительной, чем Лариса.

Герой их романа, один на двоих, определился к девятому классу. Это был высокий и красивый Станислав Финк – секретарь школьного комитета комсомола, руководитель школьного вокально-инструментального ансамбля и любимец всех девушек. Его карие бархатные глаза, сросшиеся у переносицы брови и обворожительная улыбка покоряли девчонок сразу. Что делалось с девчонками в зале, когда он пел на школьной сцене – об этом даже излишне говорить. Но всё началось с того, что на одном из школьных вечеров сердцеед вдруг заметил Ларису и пригласил её потанцевать. Сердце красавицы дрогнуло, но виду она не подала и улыбнулась ему дежурной улыбкой.

Знакомство, однако, состоялось. Он проводил её до дома и выразил надежду на дальнейшие встречи. Лариса уклончиво ответила: ”Посмотрим”. Сдержанность девушки задела первого парня, не привыкшего к отказам, и удвоила интерес к ней. Так завязался роман, довольно бурный со стороны Станислава и тщательно скрываемый со стороны Ларисы.

–Она совсем потеряла голову,– поделилась с Таней проницательная Нина,– думает только о нём. Ей и в голову не придёт, что она у него – одна из многих…

–А если это любовь! – возразила Таня.

– Как же, любовь! Такие любят только себя. К тому же, он уже в последнем классе, скоро уйдет из школы. Вот увидишь – роман на этом закончится, а нам придется отпаивать её валерьянкой.

– Да что ты, она такая красивая, другого найдет, – предположила Таня.

– Красота – страшная сила. Но попробуй найди вот такого же…

Роман Ларисы со Стасом, как она его называла, продолжался, что вызывало всё больший интерес Нины. А однажды произошел случай, который помог ей сблизиться с кавалером подруги. Тёплым весенним днём во время перемены они втроём – Нина с Ларисой и Таня – вышли на улицу подышать воздухом. Тут к ним и подошёл Стас, улыбнулся, вежливо поздоровался.

– Я хочу с вами посоветоваться, девочки,– сказал он,– наш ВИА готовит новую программу к выпускному вечеру. Может быть, пойдёте к нам солистками?

– Шутите?– спросила Татьяна.

– У нас голоса нет, не приставай, – строго сказала Лариса.

– А при чём здесь голос? – кокетливо возразил Станислав Финк, – главное – внешность. По внешности вы проходите, остальное сделает аппаратура.

– Я согласна! – заявила Нина, у которой был слабенький, что называется “домашний”, но вполне приятный голос.

– Приятно слышать. Значит, жду вас сегодня вечером на репетицию, – и Финк, галантно откланявшись и по-особому посмотрев на Ларису, удалился.

– Ты что, с ума сошла, подруга? – недовольно спросила Лариса.

– Почему сошла? Я всегда была сумасшедшей. Хочу попробовать себя в новом качестве, – и Нина мечтательно подняла глаза к небу.

– Ну, дерзай, – милостливо разрешила Татьяна, внимательно наблюдая за развитием сюжета.

Нина, явившись, как обещала, на репетицию в специально отведённую для этого комнату на первом этаже школы, тут же потребовала подключить микрофон. Она выбрала себе модную в те годы песню про несчастную любовь и запела, обращаясь исключительно к руководителю ансамбля:

Ты стоишь у окна –

Небосвод высок и светел,

Ты стоишь и молчишь,

И не видишь ничего,

Потому что опять

Он прошел и не заметил,

Как ты любишь его,

Как тоскуешь без него.

Неизвестно, что тут сыграло главную роль – голосок ли Нины, артистизм её или томный взгляд, направленный на Стаса, но он принял решение с Ниной поработать и в программу выступления ансамбля её включить.

–Вот только песня какая-то заунывная, – сказал он, – может быть, найдём что-нибудь повеселее?

– Повеселее – не мой стиль, – возразила Нина, – да и возраст у нас такой – у всех несчастная любовь. Я думаю, такая песня будет лучше восприниматься.

– Да? – удивился Стас, – а вы оригинальная девушка, не ожидал.

– А что вы ожидали? – спросила Нина, положив ногу на ногу и откинувшись назад на стуле.

– От вас, женщин, никогда не знаешь, что ожидать, – нашёлся Стас, скользнув взглядом по стройным ножкам.

– Это вы по Ларисе судите?

– Почему по Ларисе? Не только.

“Что и требовалось доказать”,– подумала Нина и ушла домой, довольная собой. Поздним вечером она позвонила Тане.

– Можешь поздравить меня с победой, – радостно сообщила она, – я теперь солистка ансамбля. Я думаю, у меня будет успех.

– Не сомневаюсь. С таким-то руководителем…

– А что? Он не так примитивен, как я думала. В нём что-то есть. Как я понимаю Ларису!

– А себя-то ты понимаешь? Зачем ты туда полезла? В консерваторию готовишься?

– Вот в консерваторию меня точно не возьмут. Но тут я могу покрасоваться – как говорится, приятное с полезным, – сказала Нина и сдержала слово.

Отношения между Стасом и Ниной становились всё теплее, взаимопонимание росло. И когда Таня с Ларисой пришли на генеральную репетицию ансамбля, чтобы оценить новую солистку, они почувствовали себя бедными родственницами на чужом празднике жизни.

– И вот вам результат, – подвела итог Лариса, – эта вертихвостка везде пролезет. Но если она думает, что я буду за него бороться, то ошибается. Дарю!

Лариса не стала устраивать Станиславу сцен ревности – зачем? Она просто перестала приходить на свидания. Пила она в это время валерьянку или нет, Таня не знала. Но держалась она прекрасно.

– Теперь ты совсем голову потеряла? – спросила как-то Таня у Нины.

– Потеряла? – удивилась Нина, – да у меня её никогда не было. А что, Лариса очень огорчена, плачет?

–Да нет, не очень. Похоже, она его тебе подарила.

– Щедрый, однако , подарок. Ценю. Она же чувствует, что у неё шансов нет. Ну красивая… И что? Где та изюминка, которая делает женщину обворожительной? Где тот огонь, мерцающий в сосуде?

– “А если так, то что есть красота и почему её обожествляют люди…” – ты это хотела сказать? – вспомнила Таня известное стихотворение Н.Заболоцкого.

– Именно! Как хорошо, что ты меня понимаешь с полуслова! Мы с ним давно перешли на “ты”. Он мой!

– Ну и ну!

И всё бы хорошо, но как-то очень быстро, можно сказать, незаметно наступило лето. Вот и тот роковой выпускной бал – последний бал школьника Станислава Финка. Перед отъездом в Рязань, где он собирался поступать в летное училище, он зашёл к Ларисе прощаться.

– Зачем пришёл? – удивилась Лариса.

– Я уезжаю, но надеюсь, что мы ещё встретимся. Ты меня дождись.

– Это приказ? Так вот: ты мне не начальник, а я – не подчинённая.

– Я знаю, но всё равно надеюсь. Мы с тобой должны пожениться. Я без тебя не могу жить.

– Неужели? По-моему, прекрасно обходишься. Или Нина тебя выгнала?

– Нет. Нина тут ни при чём. Мы дружили по необходимости, готовили концерт. Я её не люблю.

– Какой же ты ветреный! Я тебе не верю.

– Вот закончишь школу, и поженимся.

– Это мы ещё посмотрим!

Финк поступил в лётное училище, потому что и отец его, и дед были лётчиками. Дед погиб во время войны, а отец до сих пор работал в гражданской авиации. Такой выбор ещё больше поднял Станислава в глазах женщин: значит, он не трус, не лентяй. Настоящий мужчина! И Лариса его простила. Нина же не поверила в такой исход дела.

– Ты посмотри, что делается, – говорила она Тане, – как только он решил стать лётчиком, тут же наладил с ней отношения. У неё же отец генерал, он может быть полезен.

– Какой отец? Он с ними не живёт лет пятнадцать! Да и не лётчик он…

– Не живёт, но дочку балует, наряды и духи ей покупает. А то, что он не лётчик, не имеет значения – у них там , у военных ,круговая порука.

–Фантазёрка ты. У тебя, например, отец дипломат, за границей бывает. Почему он тебя не использует в корыстных целях?

– А я за него замуж не собиралась и не рассказывала, кто у меня отец, – поставила точку Нина.

Прошёл год. Любовные отношения и разговоры о них отошли для девочек на задний план, потому что надо было готовиться к выпускным экзаменам и определяться в жизни – поступать в институт. Нина поступила в университет на журналистику, Таня – в авиационный институт, а Лариса, несмотря на нелюбовь к химии, почему-то выбрала медицинский. В августе собрались все вместе, чтобы отметить новую эпоху в жизни. Присутствовал и Станислав Финк.

Лариса, помня прошлогоднее обещание кавалера, собралась было замуж. Она с удовольствием обсуждала эту тему с подругами, присматривала в магазинах, в те годы почти пустых, платье и туфли, но Финк разочаровал её.

– Я, Лариса, годик подожду жениться. Не готов. Ну куда я тебя приведу? В убогое общежитие? Для такой, как ты, нужен дворец.

Лариса смирилась. Ожидание растянулось на долгих четыре года, но Станислав по-прежнему клялся в любви и не отказывался на ней жениться, хотя поговаривали, что у него в Рязани есть любовница. Лариса ждала – другие поклонники, которые вились вокруг неё роем, казались ей неинтересными.

И вот счастливый день настал. Новоиспечённый лётчик сделал ей предложение. Лариса заплакала и долго не могла успокоиться. Слишком затянулось ожидание, и нервное напряжение потребовало разрядки.

– Что с тобой? Вот не ожидал! Я ей царский подарок приготовил, а она плачет!

Лариса улыбнулась сквозь слёзы и внимательно посмотрела на Стаса.

– Однокомнатная квартира в Москве устраивает? Родители построили для меня кооперативное жильё – в районе чистом и зеленом, между прочим.

– Это прекрасно! Как хорошо будет там гулять с детьми! – оживилась Лариса.

– Ну дети-то нам не к спеху, я так полагаю… Ты же медик, что-нибудь придумаешь. Сейчас неотложного решения требует другой вопрос. Может, поговоришь с папой, чтобы меня оставили в Москве? Отправят, чего доброго, на северный полюс пингвинов пугать.

– Ладно, поговорю. Не пропадать же квартире.

И шикарная свадьба состоялась. Началась счастливая семейная жизнь в зеленом районе. Лариса ещё училась в своём медицинском, а Станислав на свою зарплату вполне обеспечивал семью. Детей у них не было лет пять или шесть, но потом Лариса всё же решилась завести ребёнка. Муж отнёсся к этому весьма скептически, а потом с неодобрением смотрел на растущий живот жены. Опять поползли слухи, что Станислав находит утешение в другом месте. Лариса не хотела верить намёкам и сплетням, но заметное охлаждение мужа не ускользнуло от её внимания. Шаткое семейное положение усугубилось тем, что Лариса родила не мальчика, а девочку. Для Стаса наступило полное разочарование, апатия, приведшая к полному безучастию в семейных делах. Он даже не заметил, что Лариса после родов стала ещё красивее.

Вездесущая Нина и тут не осталась безучастной. Она решила собственноручно наладить подруге личную жизнь. Подкараулив красавчика, она устроила ему взбучку, чем привела Стаса в весёлое расположение духа. Он обнял её и игриво заметил, что очень рад встрече со старой знакомой.

– Может быть, зайдём в кафе, поговорим? – сказал он ей.

– Да ты, похоже, только оттуда. Я с таким помятым мужчиной никуда не пойду, – парировала Нина.

– Ну что вы все от меня хотите, – удивлялся Стас, – чтобы я пелёнки стирал? Я похож на прачку? Что плохого в том, что человеку хочется отдохнуть и немного выпить? Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. Слышала такое мнение?

– Ничего в тебе не осталось от прежнего Станислава Финка. Слышишь? Ни-че-го!

– Как это ничего? А я сам?

– Это уже не ты, и тут, видимо, ничего не поделаешь.

Не добившись толку от мужа, Нина пошла воспитывать жену.

– Ты зачем с ним живёшь? Ты чего перед ним унижаешься? – втолковывала она подруге.

– Он мой муж, – неизменно отвечала Лариса.

– Вот потому он так себя и ведёт. Сама виновата.

Лариса не поддержала предложенную ей тему для обсуждения, и Нина ушла.

Она, Нина Горлатых, ни перед кем не собиралась унижаться. Со своим первым мужем она уже разошлась и жила в ожидании новой любви. А пока её не было, она опекала свою неудачливую, как она считала, подругу. В конце концов, Лариса её послушалась. После того, как Стас, ударившись в очередной загул, не ночевал дома три дня, она взяла за руку дочку и ушла к маме. Но ненадолго. Мама выразила недовольство возвращением дочери.

– И куда ты пришла? Где здесь жить – всего две комнаты? А я собираюсь замуж, – заявила её молодящаяся и ещё красивая мама, – я тебе говорила, что от этого Финка толку не будет. Не послушалась? Пеняй на себя.

– Я скоро уйду, не волнуйся, мама, – сказала Лариса, и через неделю выполнила своё обещание, вернувшись к мужу.

Станислав тогда ещё летал и зарабатывал неплохие деньги. Она ещё не знала, что и лётной его карьере скоро наступит конец. После бурной жизни начнёт пошаливать сердце, и врачи запретят ему летать. В новом деле он себя не проявит и сопьётся окончательно. А однажды утром, возвратившись домой после дежурства в больнице, Лариса найдёт его мёртвым и горько заплачет не только над трупом мужа, но и над своей неудавшейся жизнью.

Вот этой самой Ларисе позвонила Таня, когда собиралась навестить больную Нину. Они подошли к знакомому большому дому, позвонили в дверь, и им открыла Нина: похудевшая, седая, но та же самая Нина. Подруги, разлучённые временем, непониманием, обстоятельствами и болезнями, снова были вместе.

3.Одноклассницы

Татьяна стояла перед зеркалом и надевала серёжки в уши – они должны были гармонировать как с цветом её глаз, так и с недавно купленным костюмчиком.

– Куда это ты собралась? – спросил сын, хитро поглядывая на эти самые серёжки. – Нарядилась…

– С одноклассницами надо встретиться, – ответила мама Таня, – Нина из-за границы приехала.

–Опять? Ты же уже ходила.

– Мы с Ларисой ходили к ней предварительно, а теперь более широкий круг собирается, несколько девочек.

– Девочек? Ну, рассмешила. Они же уже бабушки!

– Это для внуков – у кого они есть – мы бабушки. А друг для друга всё те же девочки, как много лет назад.

– Да… Можно подумать, ты только вчера закончила школу. Но видно, что эта встреча для тебя много значит, если ты нарядилась, как финиковая пальма.

– При чём тут пальма?

– У тебя же есть подруга по фамилии Финик. Так вот, ты нарядилась, как она.

– Лариса? Финк её фамилия, а не Финик.

–Какая разница? Я и говорю: Финик. Сегодня ты явно под неё косишь.

– Ни под кого я не кошу, – рассердилась Таня.

– Не знаю, не знаю… Я видел её несколько раз в жизни, и всегда она была разнаряжена в пух и прах. Вот дочка у неё гораздо скромнее и симпатичнее. Помнишь, вы меня на ней женить собирались?

– Помню, помню. Лучше бы мы с тобой не связывались.

– Как бишь её зовут? – Андрей глубоко задумался, на лбу появились морщины. Но вскоре лицо его прояснилось. – Вспомнил! Настя, вот как. Разве можно жениться на девушке с таким именем?

– Обычное имя. И чем же оно тебя не устроило? – удивилась Таня.

– Это же метла!

– ?

– Ну, как же ты не понимаешь? Вот слушай: Насти – мести. Слова одного звучания.

Таня посмеялась, но решила, что с Настей у Андрея ничего не вышло отнюдь не из-за имени. Несколько лет назад они с Ларисой организовали встречу одноклассников в ресторане и специально пригласили детей, чтобы познакомить их. Андрей, разумеется, не хотел идти, но Таня повесила на него миссию по фотографированию компании, и он со скрипом согласился. Андрея посадили рядом с Настей, и он добросовестно ухаживал за ней за столом, предлагал различные кушанья и напитки. Но девушка излишне смущалась, была очень скованной и абсолютно безучастной. За весь вечер она не произнесла ни слова, только кивала головой, ничего не ела и не пила, ни разу даже не улыбнулась, чем немало удивила соседа. Тем не менее, нельзя было сказать, что Андрей ей не понравился – устремлённые на него восторженные глаза всё-таки выдавали её. Так почему же она так себя вела? Такая скромная от природы?

Таня не раз слышала мнение: парни в наше время не любят скромных девушек. Им нравятся разбитные, ярко накрашенные, весёлые и разговорчивые. Вполне возможно, что это правда. Только при чём тут скромность? Не скромных девушек они не любят, а скучных. Скука – вот причина их равнодушия.

Ничего нескромного не было бы в том, если та же Настя сказала бы :“Может быть нам, Андрей, сбежать с этого мероприятия – пусть родители веселятся без нас – и прогуляться по ночной Москве?” Скорее всего, Андрей не отказался бы, и кто знает, чем могла закончиться эта прогулка. У девушки был шанс показать себя, свой ум, свой менталитет, своё очарование, наконец. Но она этим шансом не воспользовалась.

Есть такие странные девушки, которые настолько доверяются судьбе, что сидят и ждут принца, ничего при этом не предпринимая, порой даже не выходя из дома. А если принц не является, то виновата опять же она – судьба. И как же принц должен догадаться, что эта замкнутая девушка и есть его принцесса? По домам ему ходить, что ли, как тот, с хрустальной туфелькой?

Ларису очень беспокоила судьба дочери, она пыталась повлиять на неё, воспитывала, приводила примеры из жизни, но всё было напрасно. Настя, которая по маминым стопам закончила медицинский институт, по-прежнему ни с кем не встречалась и проводила всё свободное время дома с книгой. Она явно решила остаться старой девой, потому что была, несмотря на свою образованность, скучна для собеседника. Вот поэтому у Андрея и не возникло желания познакомиться с ней поближе, а отнюдь не из-за имени.

– А какие женские имена ты предпочитаешь? – спросила Татьяна сына.

– Например, Лена или Марина. Первое ассоциируется с Еленой Прекрасной, а второе – с морским прибоем. Но ни с одной не свела судьба. Вот встретил недавно девушку – Яной зовут. Но и с ней случился конфуз. Я ей говорю: Яна – это уменьшительное от Обезьяны? Яна – Обезьяна. А она обиделась. Говорит, я её обезьяной назвал. Почему? Я ведь просто пошутил.

– Я не знаю, что с тобой делать. Зачем ты так шутишь? Шутка не должна никого обижать. Да и вообще, без конца шутить – дурной тон. Лично я никогда не любила балаболок. И сейчас не люблю. Мне нравятся мужчины посерьёзнее.

_ Ого! Ай да мама! Это тебе в твоём возрасте “за пятьдесят” ещё мужчины нравятся? Поздравляю!

Татьяна уже пожалела, что выразилась не совсем точно, а поэтому дала сыну повод подумать не то, что она, собственно, хотела сказать. Молодёжь всё понимает так прямолинейно! Ведь если сказано, что серьёзные нравятся больше, чем весельчаки, то это вовсе не значит, что она безумно любит мужчин, только о них и думает, да ещё мечтает о тайном свидании. Конечно, за свою долгую жизнь она встречала вполне достойных мужчин и кроме мужа, про них она вполне могла бы сказать “нравится”, но и только. Никакая преступная страсть её не посетила, и Татьяну это вполне устраивает. Но что об этом сказать Андрею? Пожалуй, нечего. Пусть думает, что хочет. И она предпочла отмолчаться.

Татьяна быстро оделась и вышла на улицу. У метро она договорилась встретиться с Ириной Витушкиной, чтобы вместе что-нибудь купить и помочь Нине накрыть на стол. Она немного запаздывала и была уверена, что одноклассница уже ждёт её. Однако у метро никого не было, только вокруг киоска катался какой-то шар. Издали Тане и в голову не могло прийти, что этот шар может быть человеком. Неужели Ирина не пришла? Однако “шар”, чья зелёная куртка сливалась с ещё не опавшей листвой, поспешил к ней навстречу. Ира?

– Привет! – весело отрапортовала Витушкина. – Я уже думала, что ты не придёшь!

Вот тебе на! Конечно, Иру она не видела давно, лет пять – разговоры по телефону не в счёт – но такой разительной перемены не ожидала. Что же она так растолстела-то?

– Привет! Я тебя не узнала, – сказала Таня, разглядев наконец-то в очень полной и далеко не молодой женщине свою одноклассницу.

Слушая милую болтовню Ирины, Татьяна, однако, признала, что одноклассница ещё не лишилась своего обаяния. Она по-прежнему была миловидной и экстравагантной. Круглое лицо, нос курносый и немного широковатый, глаза – самая очаровательная деталь её облика – были большими и блестящими. Именно они придавали лицу привлекательное и немного наивное выражение. И когда Валерий Ободзинский пел свою знаменитую песню ”Эти глаза напротив”, то все, знавшие Ирину, не сомневались, что эта песня – про неё. Все эпитеты: и чайного цвета, и “калейдоскоп огней” относились именно к её глазам.

Ирина носила крупные серьги и мелкие кудряшки, короткие юбки и длинные блузы. Со своей неидеальной фигурой она втискивалась в обтягивающие брюки-стрейч , потому что никогда не комплексовала насчет своей внешности. Ира и за словом в карман никогда не полезла бы, потому что особо не задумывалась, что можно сказать в данной ситуации, а что нет.

– Что с неё возьмёшь? – бросила как-то Лариса, – она же девушка из народа, в приличном обществе-то никогда не бывала. Да её туда и не пригласят…Она и в нашу элитную школу случайно попала- любовник матери пристроил.

Ирина, в своё время не удосужившись закончить даже техникум, всю жизнь работала на заводе контролёром. Она не считала себя обиженной судьбой. Напротив, она выделялась среди заводской публики, привлекала к себе внимание, а потому имела основание воображать из себя даму особенную. В компании с ней было весело: она всё время болтала какие-нибудь глупости. Так, ещё в школе, она сказала Ларисе: “За Финка замуж собираешься? Ну, ну… Ты девушка худенькая, того и гляди, умрёшь от родов. Но ты не волнуйся: я ребёнка выращу, потому что после твоей смерти сама за Стаса замуж выйду”.

Ну что после этого скажешь? Шутит девушка, публику смешит. Хотя и не совсем прилично. Татьяне она тоже всякие бестактности говорит, особенно при муже. То на какую-то старую любовь намекает, то на тайное свидание. У Тани ни того, ни другого в помине нет, но Ирине интересно, а что же её муж по этому поводу подумает. Сергей про неё и подумал: дура. И в дискуссии с ней вступать не стал, потому что всем давно известно, что ответ дуракам – молчание. Иначе сам в дурака превратишься.

Вот такая она, Ирина. И судьба ей досталась под стать. В последнем классе школы завела она роман с пожилым женатым мужчиной, которыйтщательно скрывала от подруг. Но Татьяна с Ларисой и Ниной поехали как-то на трамвае на рынок, и из окна увидели: Ирина с кем-то под руку чинно выхаживает по проспекту. Девчонки выскочили из трамвая и, хохоча, помчались вдогонку. Интересно же! Обогнали парочку и вышли из-за деревьев навстречу – будто бы случайно. Ирина смутилась, покраснела, а девчонки на кавалера смотрят и ужасаются: совсем лысый, старый, некрасивый. Зачем он ей понадобился, такой? Помоложе найти не могла, чтобы был с волосами? А через пару месяцев смотрят: что-то Ира поправляться стала, школьный фартук на ней не застёгивается. Неужели?..

Но на носу выпускной бал, не до Ирины. Со школой надо прощаться, профессию выбирать. Девчонки, оттанцевав на балу, побежали документы в институт подавать. Но Ирине не до института, у неё свадьба. Лысый и женатый, оказывается, с женой давно не живёт, на Ирине жениться собрался: ребёнка она ждёт. Выдали Ирину замуж, поздравили с рождением дочери, а она через пару лет, бросив и мужа, и дочь, с любовником в Крым сбежала. Уже не с лысым, а с молодым, красивым. Очень Ира после родов расцвела, прямо загляденье стала. Как тут не сбежишь?

Крымская жизнь тоже скоро закончилась. Вернулась Ира домой, муж её простил, дочка мамой назвала. Жила она в семейной идиллии ещё года два, потом мужа выгнала: не нужен ей старый, она себе молодого найдёт. Фотографии свадебные, где с лысым расписывалась, все уничтожила и действительно по всем правилам вышла замуж за разведённого, но на вид вполне приличного мужчину. Жила с ним в согласии лет пять, пока соседи не услышали грохот на лестничной площадке: это Ирина разводилась с очередным мужем и выбрасывала его вещи на лестницу. Больше замуж она не выходила, предпочитала любовников, про которых с удовольствием рассказывала одноклассницам всякие небылицы.

– У тебя и правда нет любовников? – спрашивала она Таню. – Как скучно ты живёшь! Надо глазками-то по сторонам стрелять!

– Зачем?

– Зачем, зачем… Ты женщина или нет? Небось, и ванную с шампанским никогда не принимала?

– Нет, не принимала. Я не настолько романтична, чтобы в эту холодную воду лезть.

– А я принимала, и не жалею об этом. Лежишь, как в раю, балдеешь, вокруг всё пенится, а запах…

– …как в пивнушке.

– Ну, это ты зря. Завидуешь, наверное. От мужа такого не дождёшься, а мне любовники ни в чём не отказывают.

– Рада за тебя.

Именно Ирину очень хотела увидеть Нина после долгой разлуки. Ей было интересно всё: какой теперь стала Ирина, и с кем она живёт, и что говорит. И что врёт – тоже, потому что Ирина иногда очень увлекалась в своих правдивых рассказах, и тогда сама не различала, где правда, а где ложь. Она была тем клоуном, слушать которого всем нравится, но никто не хочет быть на него похожим.

Встретившись с Татьяной у метро, Ирина была в своём репертуаре.

– Слушай, а Нина- то с Фёдором живёт? Давно хочу с ним познакомиться. Может и отобью. А что? Если она умрёт, я тут как тут. Не одному же ему куковать. Помогу пережить горе, приласкаю, обогрею… Она же, стерва, отбила у меня кавалера в девятом классе. Помнишь, был такой кудрявый, симпатичный – забыла, как его звали…

– Ты ещё первый класс вспомни. И как ты можешь, она же болеет…

– В том, что она болеет, ведь не мы виноваты, правда? Заболеть может каждый, на то есть божья воля. Разве не так?

– Только ты ей этого не говори, с тебя станется. Веди себя прилично.

– А я что? Могу вообще не разговаривать.

Ирина обиделась и действительно замолчала. А Татьяна думала о том, что с удовольствием идёт на эту встречу с одноклассницами, на этот девичник, где все они молоды, как в школе. Да и что такое возраст, что, собственно, меняется с годами? Почти ничего.

Нина встретила подруг бурно, не скрывая своей радости, а Ирине буквально бросилась на шею. Ира ответила тем же.

– Я уж думала, не встретимся, – начала она было, но Таня больно сжала ей руку, и она продолжила вполне прилично, – но гора с горой не сходится, а человек с человеком – всегда.

– Да! Сколько лет, сколько зим, – радостно отозвалась Нина, – как живёшь, Ириша?

– Живу. Все дела в молодости переделала, теперь осталась одна, без мужа. Но довольна. Придёшь домой – одна. Телевизор смотришь – одна. Спать ложишься опять одна. Никто не мешает. Отдыхаю.

– Да ну тебя! – засмеялась Нина. – Ты одна-то бываешь не долго, знаю я тебя. Дочка замужем?

– Давно. Внуку уже десять лет. А где твой Фёдор?

– На съемках в Петербурге. Не может же он сидеть без работы.

– Значит, с экрана не сходит, и мы его скоро увидим?

– Увидите, увидите, на то он и артист, – и Нина поспешила перевести разговор на другое, – как нам хорошо вместе, девчонки! Ни с кем мне не было так хорошо.

– И правда, – поддержала Ирина, – вот смотрю я на вас и вижу: а мы ведь совсем не изменились, хотя много лет прошло.

Подруги улыбнулись, глядя на её расплывшуюся фигуру, но спорить не стали.

– Да, мы всё те же, только обогащённые жизненным опытом, – сказала Лариса, – а “День охотника “помните? Объявляется “День охотника” – это значит, надо где-нибудь собраться вместе, охота выпить…

– Нажарим картошки, купим одну бутылку “Фруктовки” на всех… Тогда ведь пьяниц не было, не то что сегодняшняя молодёжь – уже в школе алкоголики, – заметила Ирина.

– А помните, как мы приспособились переписываться на уроках, когда дело не терпит отлагательств? Передавали друг другу не записки – их учителя могли перехватить – а тетрадку. Ну кто из педагогов будет возражать, если один ученик другому передаст тетрадь? Открываешь тетрадь, а там, к примеру, написано: объявляется “День охотника”, – поделилась воспоминаниями Татьяна, потому что информационная тетрадка была её изобретением.

Она хотела что-то ещё сказать, но её прервал дружный смех, потому что удержаться от него было невозможно. Великовозрастные девочки выпили немного вина, раскраснелись и смеялись от души.

– Ты помнишь, что сказала мне в десятом классе? “Ты, Лариса, умрёшь от родов, а я за Финка замуж выйду”, – напомнила Ирине Лариса.

– Что-то припоминаю, – ответила она, – а я что же, Финка с ребёнком взять соглашалась? Какая я раньше хорошая была. Зачем мне ребёнок-то? С одним Станиславом было бы мучений достаточно, а тут ещё ребёнок. Нет, я от своих слов отказываюсь, ничего такого не было. Хотя Станислав в своё время был очень хорошим…

– Да, я тоже на него глаз положила, – вступила в разговор Нина, – но Лариса Гурич встала на моём пути, как скала.

– Не вставала я ни на чьём пути, – скромно заметила Лариса, – меня он любил, на мне и женился.

– Что-то его любви ненадолго хватило, – вставила Ирина, а потом, как всегда с опозданием, спохватилась,– ах, извини, мне очень жаль, что он умер. Мы его сегодня помянем. Я хотела сказать, что жизнь всё-таки жестокая штука, никогда своё будущее не угадаешь. Допустим, не её бы Финк любил, а меня… И что бы из этого вышло?

– Размечталась. Ничего бы не вышло, – сказала Татьяна, – за мужиков цепляться да ещё отбивать их друг у друга не стоит. Наоборот, их надо активно уступать друг другу: пусть берут и мучаются.

– Что-то ты своего мужа никому не уступаешь, – ехидно заметила Лариса.

– Спросу, наверное, не было. А так… Берите, красавицы, если кто из вас ему понравится – уступлю.

Собеседницы опять посмеялись и начали готовить чай. Когда на стол поставили большой торт, Ирина ахнула.

– Вот тут мне точно не устоять, – призналась она, – торт я могу сравнить разве что с мужчиной – такой же сладкий и притягательный.

– Ты так любишь мужчин? – изумились приятельницы.

– Обожаю. Без них никакой жизни.

– А что за фигурой не следишь? Им такие толстые не нравятся.

– С чего это вы взяли? Мужчины всегда любили полных женщин – есть за что подержаться. А вот моей дочери моя фигура точно не нравится. Она говорит: когда я на тебя смотрю, мне есть не хочется, всякий аппетит пропадает. На себя бы посмотрела! Да у меня фигура-то лучше, чем у неё… Ну что уставились? В её возрасте я была красивее, чем она. Вы её отца видели?

– А как же! Специально подглядывали. Но отца ты сама для неё выбрала.

– Нет, не помню. Это была не я.

– Не расстраивайся, Ира, ты и сейчас красивее многих, – успокоила её Татьяна, – давай у Люси спросим, как ей удалось похудеть. Люся, есть секрет? Давай выкладывай.

Пятая собеседница, которую назвали Люсей, вообще-то была Дусей. Родители нарекли её старинным русским именем Евдокия – точно так же звали покойную бабушку Тани. Но если среди бабушек, родившихся в начале двадцатого века или даже в конце девятнадцатого, это имя было достаточно распространено, то для Таниных ровесниц, названных впоследствии поколением шестидесятников, оно было уже не актуально.

Дуся очень стеснялась своего имени, как будто была Матрёной или Фёклой. Хотя и эти имена в своё время никого не удивляли. Чем-то вроде Матрёны во времена Пушкина было имя Татьяна – оно считалось простонародным, потому что не имело иностранных аналогов вроде Элен, Ирэн и Натали. Но великий поэт сумел доказать нам, что Татьяна – одно из самых красивых женских имён. А ведь Евдокия, если разобраться, не хуже. Почему же так стесняется Дуся, когда приходится называть своё настоящее имя?

Понять её, конечно, можно. Таня в молодости тоже не обрадовалась бы, если бы её так назвали. В молодости надо быть, как все. Но есть женщина, прекрасная актриса, красавица и Танин идеал – Анастасия Вертинская – которая никогда не стеснялась своего не модного в те годы имени. Её назвали Настей, когда никого так не называли, когда это имя было забыто так же, как Евдокия. Уж у неё-то была возможность сменить своё имя на любое другое, но она не стала этого делать. Её так назвал отец, знаменитый артист, и она носила его, не завидуя модным именам. И дождалась-таки, что оно вошло в моду в наши дни.

Но одноклассница Дуся, дожив до зрелых лет, по-прежнему не хотела ничего слышать, и имени своего продолжала стыдиться. Она ещё в школе приучила всех называть себя Люсей – можно подумать, что Люся звучит лучше.

Евдокия, она же Люся, действительно сбросила килограммов пятнадцать веса, который начала было стремительно набирать. Вопреки прогнозам – некоторые считают, что при похудении на лице образуется больше морщин – постаревшей её назвать было нельзя. Гладкое и свежее лицо радовало глаз.

– Последние два года я увлеклась народной медициной, – ответила Люся.

– Ты что, йога?

– Не совсем, но стараюсь. Я знаю молитвы, заклинания, пью настои трав. Нужно очистить организм, потому что лишний вес – это шлаки.

– Вот уж не верю, – скептически скривила губы Ирина, – я всю жизнь на диете, а что толку? Один раз недели две только свёклу ела. И что же? Похудела на четыреста граммов. Это из-за четырёхсот граммов мучиться?

– У тебя нарушен обмен веществ, – объяснила Лариса, – надо лечиться у эндокринолога.

– Да, врачи говорят, что у меня диатез.

– Какой диатез? В твоём возрасте это уже диабет. Ты кровь на сахар сдавала?

– Наверное, сахарный диабет развивается, – согласилась Ирина, – я уже сахар есть перестала, только конфеты иногда и торт себе позволяю.

– Несерьёзная ты, Ирина, – сделала вывод Люся, – за собой надо следить и тортами не увлекаться. Я , когда собой вплотную занялась, от всех болезней избавилась. У меня давление было высокое, щитовидка… Сейчас всё в норме. Даже муж не верит.

– Я потом тебе позвоню, Люся, – сказала Нина, – может, и меня вылечишь?

– А разве тебя не вылечили?

– Я думаю, не до конца, хотя лечили очень хорошо, применяли новые методы по блокированию раковых клеток. Я недавно читала, что наши учёные будто бы изобрели новый препарат от рака, который готовится из крови, получаемой после родов и абортов. Так за границей подобный препарат давно применяют.

– Значит, тебе повезло. Но заняться собой всё равно не мешает. Ты должна мобилизоваться на выздоровление и ни о чём другом не думать. Иногда бывает достаточно усилия воли, чтобы болезнь отступила.

– Чудеса бывают, но редко, – возразила Лариса, – надо сначала пройти курс лечения, как положено, а потом уже развлекаться с силой воли и травами, – авторитетно заявила врач Лариса Финк.

– Я прошла все возможные курсы, – тихо сказала Нина, – а теперь стараюсь мобилизоваться на полное выздоровление. И ни о чём другом не думаю.

– Да? – недоверчиво спросила Ирина, – кто тебе поверит, что ты о Федьке не думаешь? Небось, спишь и видишь, как он там на съемках другую обнимает.

– Ирина, ну что ты говоришь, – начала было Татьяна, но Нина её перебила.

– Я уже давно со всем смирилась, – сказала она, – меня теперь устраивает его жалость, о которой я раньше слышать не могла, его забота: он находит мне врачей, оплачивает их услуги. Он помогает мне держаться на плаву. А уж кого он там обнимает – это такая мелочь по сравнению с вечностью.

Женщины примолкли, слушая Нину, которая уже заглянула за ту черту, где даже любовь становится мелочью, суетой, которая мало влияет на исход событий. Как ей, Нине , помочь? Вот Лариса – врач, а ведь ничего путного посоветовать тоже не может.

– Ну, если так, – разрядила обстановку Ирина, – то я его тоже при случае обниму. Не возражаешь?

– И где тебе такой случай представится? На заводе встречу со зрителями ему организуешь? – поинтересовалась Лариса.

– Если уж я захочу встретиться с мужчиной, то найду для этого место, – безапелляционно заявила Ирина и плотно сжала рот, что на её языке означало: поставлена точка.

– Вы что это, бабуси, на мужиках зациклились, а? Может, о детях лучше поговорим? – предложила Татьяна.

– У детей своя жизнь, что о них говорить-то, – не одобрила предложение Люся, – а мы ещё не старухи, нам пожить хочется.

– Жить хочется, только жизнь даёт трещину за трещиной, – вздохнула Лариса, – вот дочка бы замуж вышла, я порадовалась бы за неё.

– Так этот подлец, Танькин сын, не женился на ней? – удивилась Ирина.

Лариса печально покачала головой.

– Ты сама почему замуж не выходишь? – пошла в наступление Таня, чтобы отвлечь публику от интереса к своему собственному сыну, – дочка, дочка… Успеет ещё дочка, а вот у тебя годы уходят…

– Мне после Финка все мужики кажутся какими-то убогими. Всем подавай только секс. Никакого уважения к женщине. А Финк так долго за мной ухаживал…

– Ты тогда ещё не была секс -символом,– заметила Татьяна.

– Тогда и слов-то таких не было, а сейчас… Вот есть у меня один ухажер, так лучше бы его не было. Однажды, ещё при Финке, он ко мне домой явился пьяный, но с розой в руках. Кажется, дело было на восьмое марта. Мне Ларису Викторовну, говорит. Я ей от фирмы подарок принёс. Станислав слегка ошалел, однако пригласил гостя войти. Но тот смутился, отдал мужу розу и сбежал. “Это тебе от фирмы”, – сказал мне муж и ехидно усмехнулся.

– Хороший муж, – сказала Ирина, – другой бы тебе шею свернул.

– И это ещё не всё. В прошлом году мы с ним в командировку ездили, на курсы повышения квалификации. Так он ещё в поезде ко мне приставать начал. Сначала мы с ним спокойно разговаривали о работе, правда, он, как всегда, был под хмельком. Я что-то доказывала и ненароком положила руку ему на колено. Этого оказалось достаточно. Ложись, говорит, а сам от соседей по купе простынёй загораживается, спустив её с верхней полки на нижнюю. Я говорю: это что такое? А он: “Ложись, не могу я больше.” Меня до сих пор тошнит.

Женщины захохотали, а когда приступ хохота прошёл, поинтересовались, хорош ли собой кавалер.

– Нет, страшный, к тому же женатый. Они чем страшнее, тем самоувереннее.

– Старый?

– Не очень, ему сорок пять лет. Я после его недвусмысленного предложения всю ночь не спала. Нет, так нельзя, женщину надо уважать, а не использовать по прихоти. Такого вот полюбить нельзя.

– Тебе бы всё любить!

– А что? Любви все возрасты покорны.

– Как мы привыкли цитировать Пушкина! И все его перевираем. Он вовсе не поощрял любовь в пожилом возрасте, – заявила Татьяна, которая считала себя знатоком в этих вопросах.

– Как? Эту фразу он сказал.

– Сказал, только после этой фразы следует “но”. “Но юным, девственным сердцам её порывы благотворны…” Поняли? Юным, а не нам.

– Это потому, что он сам дожил до тридцати семи лет. Если бы он пожил больше, он бы понял, что любви действительно все возрасты покорны, – возразила Лариса.

Тут спорить никто не стал, все радостно согласились с ней и решили ещё раз вскипятить чайник, чтобы доесть роскошный торт.

– Ой, Тань, хорошо, что ты про детей вспомнила, – вновь вступила в разговор Ирина, – мне нужна помощь адвоката. Мне бы с твоим сыном надо посоветоваться. Не хочу идти к чужим – очень деликатное дело.

– Так консультируйся. Я тебе дам его визитку, там есть адрес юридической консультации.

– Нет, в консультацию я не хочу. Там большие деньги дерут. Мне бы на дому, в частной беседе.

– А что случилось-то?

– Я же сказала – деликатное дело.

Одноклассницы удивлённо посмотрели на неё, но не проявили никакого любопытства. Только Люся решила высказаться.

– А она не так проста, как кажется. Вы видите? И дело деликатное, и консультация специалиста нужна, да ещё бесплатно. Такая нигде не пропадёт!

Женщины в этот день засиделись допоздна, а когда расставались, то, как всегда, обещали не забывать друг друга и во всём друг другу помогать.

4.Долг.

Татьяну не очень удивила просьба Ирины. Её друзья неоднократно прибегали к её посредничеству, чтобы в “доверительной беседе” узнать то, что их интересовало с юридической точки зрения. Её сын имел достаточный опыт и необходимую литературу, поэтому мог грамотно проконсультировать нуждающихся.

Так, к ней обращалась Лариса, чтобы достойно выйти из затруднительного положения. После смерти её мужа, Станислава Финка, на долю в её двухкомнатной квартире вдруг стала претендовать его сестра. Свои требования она мотивировала тем, что теперь, когда эта “стерва” (как она называла Ларису) довела её брата до смерти, ей с дочерью слишком жирно будет жить в такой хорошей квартире, а потому её надо разменять. Когда-то однокомнатная квартира, которую впоследствии обменяли на нынешнюю двухкомнатную, была куплена на деньги её родителей, стало быть, Лариса в лучшем случае может претендовать только на половину.

Сестра Станислава выдвигала свои требования в такой категоричной форме, будто они и были единственно правильными. Поэтому даже Лариса, человек, безусловно, грамотный, растерялась. Если бы она была одна, ей бы хватило меньшей жилплощади, но у неё же дочь. К тому же сестра мужа, она же золовка, унаследовала квартиру своих покойных родителей и в жилплощади не нуждалась. Однако урезонить зарвавшуюся даму было непросто – она во что бы то ни стало решила завладеть тем, что ей не принадлежит.

Андрей, поговорив с Ларисой, составил ей официальную бумагу на фирменном бланке с печатью, написанную в форме официального ответа на жалобу: “На ваш запрос отвечаем”. В документе подробно объяснялось, почему некая особа не имеет права претендовать на чужую жилплощадь. В наследницы она бы попала в последнюю очередь, потому что не была ни дочерью хозяина, ни супругой, а всего лишь сестрой… Но она изрядно потрепала нервы Ларисе, прежде чем отказалась от своих притязаний.

Чего-то подобного Татьяна ждала и от Ирины, но экстравагантная дамочка удивила её и на этот раз. Она пришла к ней домой рановато, Андрея ещё не было, поэтому начала исповедоваться перед подругой.

– Я хочу проконсультироваться насчёт выплаты долга, – сообщила она.

– Тебе кто-то долг не отдаёт? – удивилась Татьяна.

Ирина посмотрела на Татьяну, как на сумасшедшую, покрутила пальцем у виска, покачала головой и только после этого ответила на вопрос.

– Пусть этот кто-то только попробует мне долг не отдать! Хотела бы я на него посмотреть! Думаю, что после встречи со мной у него окончательно бы пропало желание просить денег в долг…

– Тогда в чём же дело?

– Дочка у меня заняла денег у одного бизнесмена. Богатый, чёрт, денег куры не клюют, но жмот оказался. Она и заняла-то мизер, десять тысяч рублей, а он миллиардами ворочает.

– И где она его нашла, этого миллиардера? – Татьяна с интересом ждала ответа, надеясь услышать рассказ о бурном романе принца и золушки.

– На родительском собрании познакомились, у меня же дочь учительница. Он специально в школу пришёл, чтобы какой-то там благотворительный взнос сделать. Разговорились, то да сё, вот она его и попросила дать ей немного, деньги были очень нужны. Ему ведь это ничего не стоит, правда? А оказалось – за копейку удавится.

– Как так?

– Не прошло и двух месяцев, как он начал с дочки этот смешной долг требовать, будто без этих денег у него бизнес остановится.

– Но она ведь деньги в долг брала, значит , надо отдавать.

– Это только так называется – в долг. А чего их отдавать, если у него и так полно. Небось, не обеднеет. Просто смешно с его стороны с бедной девочки эти копейки требовать…

– Хорошо же ты свою дочь воспитала! Взяла и прикарманила. У неё это в первый раз или уже в систему вошло? – искренне возмутилась Татьяна.

– Воспитала! При чём тут воспитание, если жизнь такая, что приходится копейки считать! – в свою очередь обиделась Ирина, – одним всё, другим – ничего. Она же с мужем разошлась, живёт с ребёнком на мизерную зарплату…

– Разошлась? Это ты пример подала. Сколько раз расходилась?

– Да брось ты всё на меня валить! Женщина к тебе пришла поделиться горем, а ты издеваешься. Ты лучше посоветуй, что делать.

Татьяна не знала, как она должна себя вести в такой ситуации: рассмеяться, как следует возмутиться или отругать предприимчивую подружку, чтобы не давала дочери дурных советов: наверняка это с подачи матери дочка решилась взять деньги в долг и не отдавать их.

– Ты считаешь, что бизнесмены зарабатывают много денег только для того, чтобы безвозмездно раздавать их всем, кто попросит? Нет, деньги им нужны для другого: для хорошей жизни, для независимости, для расширения и совершенствования дела, которому они посвятили жизнь, – начала Татьяна вразумлять Ирину, но та не захотела её слушать.

– Ты думаешь, я пришла слушать твои лекции? Они мне ни к чему, я и сама их читать умею. Я пришла за помощью. Я же не говорю, что моя дочь категорически не хочет отдавать долг: ей просто нечем его отдавать. Мне надо узнать у юриста, как договориться с этим скрягой, чтобы долг он с неё не требовал.

– С такими людьми опасно иметь дело – могут и киллера нанять или на счётчик поставят, когда долг ваш будет расти каждый день на определенную сумму, пока не заплатите.

– Ну вот… Теперь пугать начала. С тобой совершенно невозможно разговаривать, – и Ирина посмотрела на Татьяну тем самым взглядом, который обманул многих: наивным и укоризненным.

Тут раздался звонок в дверь, и это спасло Татьяну от необходимости оправдываться. Но пришёл не сын, как она ожидала, а муж. Сергей, узнав, что у них в гостях Ирина Витушкина, поморщился, но,как вежливый человек, пошёл здороваться.

Ирина бурно поприветствовала хозяина дома, а потом рассыпалась в комплиментах. И Татьяна заметила, что они её мужу даже приятны.

– А он у тебя неплохо выглядит, – сказала она Татьяне, – наверное, ты его хорошо содержишь, бережёшь. Смотри, как бы не увели, мужики сейчас в дефиците.

– Они всегда в дефиците.

– Не скажи! Во времена нашей молодости их хватало. А вот сейчас говорят, что лозунг “на десять девчонок по статистике девять ребят” уже не в моде – ребят гораздо меньше.

– Какой же дефицит, когда у тебя одной – не меньше десятка! Как так может быть?

Ирина зарделась, довольная своими достижениями по части покорения мужчин и с удовольствием приняла приглашение хозяев поужинать.

– Андрей пришёл к концу трапезы и тут же присоединился к ней. Увидев за столом очередную мамину подружку, он тут же понял, в чём дело, и вопросительно посмотрел на мать. Она кивнула, и сын, уже достаточно уставший после работы, смирился со своей нелёгкой долей.

Выслушав рассказ Ирины Витушкиной, который он неоднократно прерывал то вопросами, то откровенным смехом, адвокат Андрей Сергеевич Поляков вынес свой вердикт.

– Если ваша дочь, как вы говорите, не давала бизнесмену расписки в получении денег, то формально она может отказаться от их выплаты. Но истец, подав на неё иск в суд, может привлечь свидетелей или найти другой способ заставить её заплатить.

– Какой? – испугалась Ирина.

– Убедить её в личной беседе или запугать, например.

– Он уже и на суд подал, и запугал. Поэтому я к вам пришла. Дочка не явилась в суд по повестке, поэтому он в следующий раз, когда её опять вызвали, разложил копии повестки в ящики всем соседям. Всему подъезду, представляете? Каков подлец!

– Всему подъезду, говорите? – Андрей опять засмеялся, но вскоре стал серьёзным, – стало быть, дочка тут же побежала в суд и признала свою вину. Так?

– Так. А что ей оставалось делать? Она испугалась, что в следующий раз он взорвёт дом.

– “Долг платежом красен” – знаете такую пословицу?

– Конечно, знаю. Но точнее было бы сказать: “долг платежом страшен”. Я очень боюсь за дочь.

– И правильно делаете. Я поговорю с этим человеком от имени моей клиентки – то есть от вашего имени. Но ничего гарантировать не могу – прав он, а не вы с дочерью.

– Зачем они приходят сюда с такими миссиями? – недовольно спросил Сергей, имея в виду Татьяниных подруг, – есть же специальные юридические консультации, адвокатские бюро… Они же измучают нашего мальчика вконец.

Андрей в это время уже лежал на диване, глядя в потолок. Вид у него был действительно измученный.

– У них нет денег на эти конторы. Ты разве не знаешь, сколько платят на наших заводах? А в школах? Чуть-чуть свести концы с концами…

– Вот на это и сделаем ставку, – сказал вдруг Андрей, – на нищее самодовольство и отчасти на слабоумие.

– Что ты такое говоришь?

– Попробую объяснить ему как адвокат, что ответчица не ведала того, что творит, к тому же денег у неё нет и платить нечем. Поэтому бизнесмену дешевле обойдётся вовсе отказаться от этих денег, чем годами судиться и выплачивать судебные издержки.

– Так он тебе и поверил!

– Ему ничего не остаётся, как поверить. Долга своего он, судя по всему, не получит. Расписки у него нет, а остальное – всё слова. А так я с ним поговорю, он и успокоится. То есть моя задача заключается не в том, чтобы вернуть ему его потерю, а в том, чтобы примирить его с ней.

– Красиво говоришь! И где ты только научился! – восхищенно сказал Сергей.

– Здравствуйте, приехали! А сколько лет я, по-твоему, учился? Вот то-то же!

– Но ты уж не очень зарывайся-то, – предостерегла сына Татьяна, – такие люди не любят, когда их учат, как им поступать.

Никто особенно не верил в положительный исход дела, но Андрею, к всеобщему удивлению, удалось его уладить. Мужик оказался хорошим и понятливым, даже не жадным, потому что тут же предложил Андрею дело за хороший гонорар.

– Ты, я смотрю, парень толковый, мне такой и нужен. Я тут хочу одно дельце провернуть, поможешь? Нет, нет, никакого криминала. Тебе не придётся никого убивать, а только консультировать меня по юридической части. Идёт?

Андрей согласился и существенно поправил своё материальное положение. Ирина Витушкина тоже не осталась в долгу и пришла благодарить Андрея с коньяком и коробкой конфет. Этого уж он выдержать не мог.

– Мама, – сказал он Татьяне на кухне, – мне так надоели твои школьные подруги, хоть из дома беги.

И действительно, вежливо поприветствовав гостью и сославшись на неотложные дела, он сбежал из дома. Наверное, пошёл к Майе, своей новой пассии. Татьяна ещё не была с ней знакома, но не совсем обычное, редкое имя девушки почему-то произвело на неё впечатление.

– А ты не считаешь, что у твоей избранницы и на этот раз странное имя, – не без подвоха спросила она как-то сына.

– Это в ваше время имена были странные, – ответил он, – какие-то Лиды – Люды, Вали – Гали – тусклые, ничего не значащие имена.

– Вот как? А Майя что означает? Созвучно с предметом одежды – майкой. Разве не так?

– Это же надо?! Настоящую поэзию ты превратила в пошлую прозу. Майя ассоциируется не с майкой, а с месяцем Май, стало быть, с голубым небом, цветущими садами и вообще… С прозрачностью.

– Ну, тебе лучше знать, – только и сказала мать вслед уходящему сыну.

Он ещё не рассказал ей, что познакомился с Майей во время судебного процесса, когда она разводилась с мужем. Попытка судьи примирить молодых супругов не удалась, и Майе потребовался адвокат, чтобы разъярённый муж не отобрал у неё квартиру. Молодая женщина нервничала, оправдывалась, плакала, и всё это вместе показалось Андрею очень трогательным. На суде он представил себя во всём блеске: бывший муж Майи был морально уничтожен, квартира, доставшаяся ей от бабушки, сохранена, а шестилетний ребёнок, мальчик, оставлен с матерью. Этот заурядный судебный процесс Андрей Сергеевич Поляков почему-то причислил к своим большим победам.

5.Броуновское движение.

Однажды вечером, когда муж в очередной раз пришёл с работы подавленным и первым делом отправился не на кухню ужинать, а в спальню, чтобы измерить своё артериальное давление, Татьяна пошла за ним. На экране автоматического измерителя выступили чёткие цифры: 180, 100, 83.

– Тебя опять довели? – спросила она, наблюдая, как Сергей, не глядя на неё, автоматически переодевается в домашнюю одежду.

– Да, опять я им не угодил. Плохо работаю. Чем больше я делаю, тем больше они не довольны.

Татьяна вспомнила, как ещё в школе, изучая капиталистическую систему производства и сравнивая её с социалистической, она обратила особое внимание на то, что капитализм сравнивали с гигантской потовыжималкой. Для достижения высокой производительности труда из человека выжимали всё, на что он был способен, а выжатого безжалостно выбрасывали на улицу.

– Так уходи оттуда, Серёжа, сколько раз я тебе говорила. Сын уже самостоятельный, сам зарабатывает, а нам с тобой, по-моему, немного нужно.

– Куда уходить-то? Опять возвращаться в Конструкторское бюро? Не возьмут, скажут, отстал от жизни – я уже лет пятнадцать там не работаю. Да и возраст уже… Почитай-ка объявления: везде требуются специалисты в возрасте до тридцати, в крайнем случае – до сорока лет. Вот такие дела…

Он прошел на кухню, выпил лекарство, которое в последнее время дома не переводилось, и, отказавшись есть, прилёг на диван.

– Но чем они недовольны? – спросила жена, сев на стул, стоявший рядом,– у тебя что же – старческий маразм? Что-то я не замечала. Пятьдесят лет – это золотой возраст мужчины.

– Золотым его считают те, кому давно уже шестьдесят или семьдесят. А моим начальникам – сорок с небольшим. Они молоды, поэтому я для них – старик. Бегать с ними наперегонки мне уже тяжело.

– Но обойтись без тебя, тем не менее, они не могут.

– Они не работали на предприятии такого уровня, у них нет связей с нужными для дела людьми. Нет и той культуры общения, которой я научился, работая в КБ всесоюзного значения. Я уже не говорю о технической стороне дела.

Татьяна очень переживала за мужа, потому что знала, что её Сергей – не из тех, кто не работает, но ест. Он не был бездельником, напротив, всегда находил себе работу и на службе, и дома. Он не был пьяницей, не страдал запоями, которые существенно отвлекают от работы, никогда не приходил на службу с похмелья. Так почему же начальство недовольно? После долгих размышлений и сопоставлений фактов Поляковы всё-таки нашли ответ на этот вопрос: для недовольства начальства не обязательно быть плохим, неработоспособным, несостоявшимся, а достаточно быть крайним. Именно с крайнего и спрашивают, почему не выполняется план, не находит сбыта продукция, нарушают дисциплину сотрудники.

Сергей Алексеевич Поляков работал заместителем директора индивидуального частного предприятия “Темп”. Руководил предприятием родственник Татьяны, сын её двоюродного брата Василия Владимир. Всякий раз, собираясь поговорить с племянником, который был моложе её не намного и как тётушку её не воспринимал ,-она не решалась на это. Её всегда мучили сомнения: а надо ли? Это может быть неправильно истолковано: приходит, мол, Поляков домой и постоянно жалуется на начальство своей жене. Хорошо ли это будет? Им ведь не объяснишь, что он не жалуется, а просто привык быть с ней откровенным. Да и не скроешь от неё, если тяжело на душе, она сразу это увидит. С другой стороны и Владимира, учитывая его тяжёлую судьбу, она привыкла жалеть, а не воспитывать.

Владимир Васильевич Деревянкин, получив серьёзное ранение во время военных действий в Афганистане и признанный в результате инвалидом, долгое время не работал и, часто находясь в состоянии депрессии, пристрастился к выпивкам. Кроме ранения его угнетала и несостоявшаяся личная жизнь, в которую ещё до армии грубо вмешались родители.

Василий, узнав, что его сын часто посещает женщину с двумя детьми и даже собирается на ней жениться, постарался разлучить влюблённых. Окончив школу, восемнадцатилетний Володя попадал только в осенний призыв в армию, но его отец, военнослужащий, постарался отправить его туда пораньше. И пораньше и подальше от ошибок молодости, потому что через два года, по мнению родителя, сын должен был поумнеть.

Отправленный в армию, подальше от дома, Володя попал слишком уж далеко – в Афганистан. Узнав об этом, Василий раскаялся в содеянном, но поправить уже ничего было нельзя. Вернувшись домой раньше срока, без ноги и списанный из-за ранения со службы, сын был замкнутым и подавленным. Вино, в котором родители, считавшие себя виноватыми, ему не отказывали, было единственной его радостью.

Владимир долгое время не мог определиться, чем же ему теперь заниматься – найти работу в обществе инвалидов или продолжать учиться. Ему не хотелось ни того, ни другого, родители кормили его и хорошо за ним ухаживали, но постоянное пребывание дома не создавало ощущения полноты жизни. А жить в девятнадцать с половиной лет хочется, потому что всё еще впереди.

Родственники настоятельно советовали ему учиться – хотя бы заочно, и Володя, мечтавший когда-то о техническом вузе, должен был выбрать другую профессию. На инженера трудно учиться заочно: слишком много техники надо изучать, лабораторных работ делать, для которых дома нет никаких условий. И он решил овладеть знаниями для работы в должности экономиста. Родители бы, наверное, поднатужились и купили ему компьютер, который мог бы скрасить его жизнь, но в те времена такая техника ещё не вошла в повседневный быт.

Учёба давалась Володе тяжело, много раз он хотел бросить эту затею: тетради и книжки летели в окно, и его матери приходилось выходить на улицу, чтобы собрать их. Она знала, что через недельку сын успокоится и будет жалеть о содеянном.

К радости родителей, он ни разу не вспомнил о своей доармейской любви, ни разу не пожелал видеть ту разведённую двадцатипятилетнюю женщину с двумя детьми, которая научила его азам плотской любви. Сейчас он, казалось, спокойно обходился без женщин и расстраивался только из-за своего увечья.

Шли годы, и Володе изготовили на ампутированную ногу удобный протез. Он уже мог обходиться без костылей, и когда пришло время защищать диплом, – со времени службы в армии прошло уже десять лет – он сделал это как полноценный, хотя и прихрамывающий человек. Это вселило в него уверенность, и вскоре после окончания вуза он начал искать работу. После долгих поисков и неудачных попыток трудоустроиться Владимир Васильевич был принят на должность бухгалтера в частную фирму, ведущую строительство дач и коттеджей.

Руководил фирмой мужчина средних лет, где-то между сорока и пятьюдесятью, волевой, требовательный, не допускающий никакой поблажки к пьяницам и бездельникам. Сам он работал день и ночь, без отпуска и выходных, чего требовал и от подчинённых. Он не брал в рот ни капли спиртного, потому что, спившись в бригадах подряда, где начинал карьеру, он излечился, взял себя в руки, и вот уже почти двадцать лет был абсолютным трезвенником.

Владимир, которому к этому времени едва перевалило за тридцать, сначала терялся под натиском руководителя, который жестко диктовал ему свои условия и, пользуясь его неопытностью, не вынося при этом даже пивного запаха, постоянно “учил жить”. Владимир, может быть, и взбрыкнул бы, и убежал, куда глаза глядят, но бежать ему было некуда. Прежде чем заявлять о своих правах, надо было хотя бы научиться работать и на практике доказать свою состоятельность. Он усмирил свою гордость, положив её на время пылиться на полке, бросил пить и с головой окунулся во все перипетии бизнеса.

Его руководитель был человеком необразованным, университетов не заканчивал. Азы строительной науки, также как и экономики, он усвоил, работая в так называемых “бригадах подряда”, ездивших в советское время по сёлам и строивших так необходимые там коровники и свинарники. Они напоминали популярные в те же годы студенческие строительные отряды, только работали в них, как правило, рабочие строительных специальностей, и платили им за работу гораздо больше, чем студентам.

Дождавшись перестройки и открыв свою фирму, руководитель и тут не стал забивать себе голову научными изысканиями. Экономика его была проста: вкладываешь в своё дело рубль, получаешь в итоге два рубля.

– Экономист хренов, – неоднократно обращался он к Владимиру, не щадя его честь и достоинство, – зачем же ты учился так долго, зачем мучился, если не понимаешь самых простых вещей?

Владимир Васильевич Деревянкин хорошо усвоил уроки своего крутого руководителя, который умел не только зарабатывать большие деньги, но и обходить закон. Со своими врагами, теми же рэкетирами, он тоже быстро находил общий язык. Кому-то он отстёгивал определенный куш, а кому-то и приставлял для профилактики пистолет к виску. Но в мокром деле никогда замешан не был.

Выдержав десять лет и закалив свою волю, Владимир почувствовал себя способным самому стать руководителем. Он, инвалид, калека, мучившийся от боли при перемене погоды, должен был доказать себе и окружающим, что не только не хуже их, здоровых и удачливых, но и в некотором смысле лучше. Пережив все кризисы и дефолты, когда государство преподнесло своим гражданам сюрприз, обесценив их денежные сбережения, он, будучи в то время ещё безденежным, сумел сколотить себе небольшой капитал в более поздние годы. Недостающую сумму Владимир взял в банке в виде кредита, и новое индивидуальное предприятие было зарегистрировано в мэрии по всем правилам.

К этому времени Владимир Васильевич уже пять лет был женат на женщине гораздо моложе себя, милой и обаятельной, потому что, преодолев комплексы калеки, он снова увидел в зеркале своё красивое лицо. Голубые глаза и тёмные волнистые волосы были почти такие же, как у его отца, и только неправильная форма нижней губы и тяжеловатый подбородок напоминали, что, кроме красивого отца, у него была ещё и некрасивая мать. Но эти недостатки Владимир счёл несущественными, потому что постоянно замечал устремлённые на него женские глаза.

Обдумывая сферу своей деятельности, новоиспечённый хозяин сразу отказался от строительной отрасли, потому что считал её грязной и недостойной внимания.

Экономист и бухгалтер Деревянкин решил заняться изготовлением дополнительного оборудования к автомобилям и предложить местным производителям изящество конструкции и современный дизайн. Ему нужны были грамотные специалисты, поэтому он и обратился к Сергею Алексеевичу Полякову, мужу Татьяны, проработавшему двадцать лет в солидном Конструкторском бюро и ушедшему оттуда только в годы перестройки, когда авиационно-космическая отрасль находилась в кризисе. Необходимые материалы были приобретены, чертежи изготовлены, впоследствии взят в аренду небольшой офис с перспективой дальнейшего строительства, – и предприятие заработало.

Владимир предложил свои изделия заводам, и на его фонари, ручки, кнопки, замки, решётки и другие мелочи сразу же посыпались заказы. Вскоре предприятие начало понемногу отдавать долги, а потом появилась и прибыль.

Сергей Алексеевич не сразу решился перейти к Деревянкину на постоянную работу, потому что рисковать не любил. Он выполнял конструкторские работы параллельно основной деятельности и получал за это гонорар. Но потом, убедившись, что детище Деревянкина работает стабильно и собирается осуществить новые проекты, он ушёл с муниципального предприятия , где работал заместителем директора, в фирму “Темп” на такую же должность, но с большим выигрышем в зарплате. Именно он предложил заняться разработкой и изготовлением газового редуктора для автомобилей, чувствуя, что для него наступило время.

Дело в том, что в связи с постоянным удорожанием бензина многие водители легковых автомобилей с удовольствием перешли бы на более дешёвое топливо. Таким топливом был сжиженный газ “пропан”, который по стоимости вдвое уступал традиционному бензину. На газе давно ездили автомобили типа “Газель” и грузовые машины, а вот легковые требовали небольшой доработки. Если газовый баллон можно было купить, то распределитель газового топлива, так называемый редуктор, можно было приобрести только итальянского производства, и стоил он недёшево. Отечественный аналог мог бы обойтись автомобилистам гораздо дешевле.

Вдохновившись этим проектом, и Деревянкин, и Поляков с головой ушли в работу. Взяв за основу итальянскую модель редуктора, они разработали свой вариант распределителя топлива и запустили его в производство. После напряжённой работы всего штата “Темпа” наконец-то были изготовлены первые образцы изделия. Но на поверку они оказались некачественными и требовали доработки. Снова специалисты работали день и ночь, устраняя недостатки в своём детище, но это им давалось с трудом. Новоиспечённому редуктору явно не хватало культуры исполнения, свойственной его иностранному собрату.

Сергей Алексеевич, видя недостатки не столько в конструкции изделия, сколько в отсутствии необходимой технологической базы, убеждал хозяина вложить деньги в эту сферу производства, но понимания не нашёл. Деревянкину, который не имел инженерного образования, зато умел считать деньги, не хотелось тратиться зря. Напрасно убеждал его Поляков, что изделия, требующие точности в работе, никогда не изготавливаются кувалдой и грубыми, малоквалифицированными руками неопытных сборщиков, – Деревянкин в это не верил.

Как говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло. Один из слесарей-сборщиков нарушил сухой закон и был сразу же уволен хозяином. Встал вопрос о замене, и тут Поляков, воспользовавшись ситуацией, привёл своего давнего знакомого, работавшего когда-то в опытном производстве того же КБ. Уровень сборки повысился, и изделие было запущено в массовое производство. Дав рекламу в прессе и участвуя в различных выставках – ярмарках, «темповцы» обрели определенный круг покупателей.

СергейАлексеевич Поляков, чего не скажешь о Владимире Васильевиче Деревянкине, тут же вмонтировал газовое оборудование в свою “девятку” и начал проверять редуктор, что называется, на себе. Не исключено, что выбрал он себе не худший экземпляр – редуктор в течение довольно длительного времени работал без сбоев. Однако от покупателей начали приходить рекламации, и Поляков по каждому такому сигналу сам выезжал на место, чтобы разобраться в причинах отказа редуктора и заменить его на новый.

Постепенно недостатки устранялись, но редуктор по – прежнему уступал по своим техническим характеристикам своему итальянскому конкуренту. Это жутко раздражало Деревянкина, которого не вдохновляли длительные процессы доработки – он рассчитывал на большую прибыль, чем давал ему редуктор. Раздражение своё он переносил на подчинённых, особенно на Полякова, который ему “подсунул этот подарок, не думая о последствиях”.

Несмотря на то, что редуктор раскупался и использовался в легковых автомобилях, Деревянкин охладел к идее его выпуска и, приказав распродать задел, закрыл производство, на которое было затрачено столько сил, одним росчерком пера. С Поляковым после этого случился гипертонический криз.

Татьяна, знавшая Володю Деревянкина с детства и любившая с ним играть, когда он был маленьким, не поверила своим ушам, узнав, кто именно довёл её мужа до приступа. Воспользовавшись тем, что Сергей несколько дней провёл дома, она направилась к Деревянкину, чтобы поговорить с ним наедине. Всё-таки он был ей человеком не чужим – хотя и двоюродным, но племянником. Она бесцеремонно вошла в его кабинет, поздоровалась и села в кресло, не дожидаясь приглашения.

– Таня? – удивился племянник, никогда не называвший её тётей. – Здравствуй, очень рад.

– И чему же ты рад? – ехидно спросила она.

– Меня не часто посещают такие женщины, – галантно ответил Деревянкин.

– Ты знаешь, что я в твоих комплиментах не нуждаюсь. Лучше скажи, как ты довёл моего мужа до такого состояния. И не вздумай изворачиваться!

– Ну зачем мне его доводить, Танечка? На любом производстве есть свои трудности, их надо преодолевать, а не принимать близко к сердцу. У нас здесь работа, а не богадельня.

– Вот как ты заговорил! Когда с его же помощью ты запустил эту свою лавочку, ты ещё побаивался бога-то? А теперь совсем обнаглел!

Татьяна не стеснялась в выражениях, потому что знала, что Владимир на неё не обидится, мстить не будет и киллера не наймёт. Ей позволялось всё, и она решила воспользоваться этим правом до конца.

– С чего же ты взяла, что я его довёл? Он, между прочим, и сам любого доведёт. Не веришь?

Владимир смотрел на неё преданными и наивными глазами. Татьяна рассердилась ещё больше.

– Может быть, ему лучше уйти от тебя, от греха подальше? Так я с ним поработаю и уговорю.

– Нет, нет, что ты! – Владимир категорически замотал головой, – у нас с ним ещё много дел. И мы вполне срабатываемся. А тебе спасибо за Сергея Алексеевича, ты его явно вдохновляешь на подвиги.

Решив, что разговор закончен, Татьяна встала, чтобы уйти, но на минуту замешкалась. Она думала, чем бы ещё уколоть провинившегося племянника.

– Кстати, о женщинах, – сказала она наконец, – почему в твоей бухгалтерии они такие убогие? Бизнесмен такого ранга мог бы позволить себе и супермоделей. Вот Мисс мира Юля Курочкина, говорят, в финансовой академии училась, могла бы быть тебе полезной.

Она решительно направилась к двери. Деревянкин тут же встал и направился провожать гостью. На прощание он сказал: “Приходите в субботу к нам на шашлыки.”

Татьяна вышла на улицу, глотнула свежего воздуха и потерла ладонями свои виски в надежде снять головную боль. Всё-таки не умела она возмущаться, как не умела и бороться за свои права. Вот поговорила несколько минут на серьёзную тему, и уже вышла из кабинета полуживая. А ведь ей надо возвращаться на работу, откуда она сбежала, сославшись на важные дела. Но она всё-таки надеялась, что Владимир учтёт её критические замечания и пожалеет её мужа, как жалела его она сама.

Когда мужу было плохо, она особенно сознавала, как любит его, потому что возникающее в таких случаях чувство жалости не убавляло, а только усиливало её любовь. Она испытывала к нему такую нежность, как будто была юной невестой, а не зрелой женщиной со стажем семейной жизни, приближающимся к тридцати годам. Она была уверена, что их с Сергеем чувство не разбилось о быт, не утонуло в детских слезах и пелёнках, не поддалось искушению новой любви. И они могли гордиться этим.

Владимир Васильевич её критические замечания принял к сведению. Он больше не повышал на Сергея Алексеевича голос, не позволял себе нелестных замечаний вроде: “у тебя, старого, что, склероз”? и не показывал своего раздражения. Зато у него появился ещё один заместитель, некто Степан Иванович Козлов. Это был мужчина лет сорока, на вид неказист, прыщав. Всё в его облике было серым: и глаза, и волосы, и тонкие губы, и одежда. Этот серый во всех отношениях человек, неизвестно откуда и зачем взявшийся, был наделён Деревянкиным немалыми полномочиями. Это он теперь систематически критиковал своего коллегу Полякова, хотя на служебной лестнице они стояли на одной ступени.

Учитывая это обстоятельство, Поляков не торопился подчиняться Козлову и довольно решительно отвергал его притязания. Козлов возмущался – для плюгавого мужчины власть над другими не просто жизненная необходимость, но и смысл жизни. Где ещё он может почувствовать себя стоящим на пьедестале?

Поляков по характеру был добрее Козлова, и именно он старался сгладить отношения. Поляков не был злопамятным и не копил в своём сердце и в душе обиды на коллегу, стремясь всеми силами наладить контакт, отчего производственные отношения только выиграли бы. Козлов же с неизменным выражением лица всякий раз давал понять, что он – более важная персона.

Тем не менее, фирма работала, прибыли её росли, шло освоение новых изделий, и тут именно Полякову, а не Козлову принадлежала главная роль. Фактически только Поляков мог решить, казалось, не решаемые вопросы и наладить нужные производственные контакты. Козлов же больше занимался вопросами отгрузки готовой продукции, доставки её к месту назначения и изучением покупательского спроса. Зато у Козлова крутились деньги, те самые деньги, ради которых работала фирма. У Полякова эти деньги были в перспективе. Казалось, Степан Иванович пожинал плоды сделанного другими, и пожинал их довольно успешно. Кому вершки, кому корешки, и изменить тут было ничего нельзя, потому что ничего не хотел менять хозяин Деревянкин.

Сергей Алексеевич знал, что он данной фирме нужен, что работает он неплохо, но не мог понять, зачем его воспитывают. Он пытался объясниться с самим Владимиром Васильевичем, задав ему простой, казалось, вопрос: “Чего же ты от меня хочешь? Скажи конкретно – и я всё сделаю”. Деревянкину этот вопрос не понравился, конкретно отвечать он не захотел и ждал, когда Поляков сам поймёт, что эпоха социализма давно ушла в небытиё, что результат должен быть здесь и сейчас, а не когда-то потом, в туманной перспективе.

– Он хочет, чтобы я всё делал быстро, остро и из ничего, – рассказывал Сергей Татьяне, – но так серьёзные дела не делаются. Так можно только нож в спину воткнуть.

– Но Владимир – грамотный человек, экономист. Зачем же он ставит нереальные задачи? – недоумевала Татьяна.

– Он хочет, чтобы случилось чудо, и они стали реальными. Знаешь, что он мне сказал вчера? “Мне твоё броуновское движение не нужно. Мне нужны деньги”.

– Броуновское движение? А что это такое?

– Ну, ты меня удивляешь, Таня! Ты же технический вуз закончила, а вопрос задаёшь из школьной программы.

– Ты меня тоже удивляешь. Я знаю, что это хаотичное движение каких-то мелких частиц. Я у тебя спрашиваю точную формулировку.

– Ах, точную, – Сергей почесал затылок, посмотрел в потолок, но ничего вспомнить не мог. – вот точная формулировка как раз не имеет значения.

– Я так и знала, что ты двоечник. Если Деревянкин этот термин употребил, значит надо знать точную формулировку. Вдруг она наведёт на какую-нибудь глубокую мысль? – предположила Татьяна и пошла за энциклопедическим словарём. Вскоре она нашла нужную страницу и прочитала вслух: ” Броуновское движение – беспорядочное движение мельчайших частиц, взвешенных в жидкости или газе, под воздействием ударов молекул окружающей среды”.

– Ну что, усвоил? – спросила она мужа, закрывая и откладывая в сторону книгу.

– Я давно усвоил, что мои движения не сразу дают прибыль.

– Так. Но оно не должно быть беспорядочным. Может быть, ты излишне суетишься? Говоришь много лишних слов? Не надо быть мелким, надо расти.

– Ишь ты, как расшифровала это броуновское движение. Я думаю, сам Деревянкин этого не знает. Он, по сути, мужик простой, ему сложности не нужны.

– Может быть, он срывается, потому что не очень счастлив в жизни? Это его увечье, да и бог детей не дал. Жена мила, но простовата, а на других женщин сил нет… – задумчиво произнесла Татьяна.

– Это почему же сил нет? – искренне удивился Сергей.

– Потому что у него наверняка есть синдром бизнесмена – слышал про такой термин?

– Ну что ты ещё выдумала?

– Это не я выдумала. Я бы до такого точно не додумалась.

– И что же это такое?

– Ну, это когда…– Татьяна на секунду задумалась, потом лукаво улыбнулась и наконец-то удовлетворила любопытство мужа, – в общем, когда в коммерческом банке всё в порядке, всё лежит, а в личной жизни… ничего не стоит.

Сергей закрыл глаза и замахал руками, а потом искренне расхохотался.

– Типун тебе на язык, – сказал он, наконец, – хорошо, что он тебя не слышит.

– А если бы слышал, так что? Убил бы?

– Нет, пожалел бы. Он тебя очень уважает, гораздо больше, чем меня. Просто ему было бы обидно такое слышать.

Татьяна решила, что пора кончать эту пустую дискуссию и идти ужинать. Но, уже сев за стол и держа в руке вилку, она сказала:” Ничего не понимаю я в этой сегодняшней жизни. Деньги, деньги… Нас не так воспитывали, не деньги были для нас главными. У нас был какой-то духовный мир, идеалы, мечты о прекрасном. Мы умели радоваться скромным подаркам. А сейчас дети что говорят родителям? “Не купишь новый сотовый телефон – не пойду в школу”. Как жить в таком мире? Когда же “мир спасёт красота”?”

– Никогда, – серьёзно ответил муж. – Его спасут только деньги.

6.Машина

Соседка Таисии Михайловны и подруга детства Татьяны Любовь Дмитриевна выдавала замуж младшую дочь. Старшая, Анжелика, давно была “пристроена” – так выражалась сама Люба. Правда, жених оказался проблемным – уже после свадьбы он четыре года отсидел в тюрьме за воровство. Но Анжелика, милая девушка, не унаследовавшая, к сожалению, яркой красоты своей матери, мужа терпеливо дождалась. И была вознаграждена. Муж, поумнев за годы пребывания в местах не столь отдалённых, больше не попадался на глаза милиции. Хотя воровать вряд ли перестал – его расходы всегда превосходили доходы. Устроившись работать в какую-то ремонтную мастерскую, жил он по -царски. Вскоре после возвращения муж Анжелы сменил скромную однокомнатную квартиру, в которой жена ждала его возвращения, на трёхкомнатную в престижном районе. Анжела ни в чём не нуждалась – и это взяла на вооружение её младшая сестра Аллочка.

Все, собравшиеся поглазеть на свадебный кортеж, просто ахнули, когда во двор, прямо к подъезду, где жили Люба с Аллочкой, медленно подъехал белый лимузин, украшенный красными – в знак любви – розами. Розами не бумажными, не изготовленными из лент или другой ткани, а только что срезанными в оранжерее. Они цвели и благоухали. Татьяна с матерью стояли на балконе на четвёртом этаже, но они были уверены, что ясно чувствуют этот запах.

Девятнадцатилетняя Алла в шикарном платье – видимо, выходить замуж рано было в традициях этой семьи – и её мама в белоснежном брючном костюме выглядели великолепно, хотя совсем не походили друг на друга. Алла привлекала молодостью и свежестью, Люба -красотой зрелой женщины, которой могут позавидовать и молодые. Татьяне уже не в первый раз пришла в голову мысль, что оба мужа Любы – отец Анжелики и отец Аллы – были выбраны неудачно. Они-то и испортили породу, не дав дочерям унаследовать красоту матери. Все, кто знал Любу, удивлялись, что, бросив первого мужа и нисколько не пожалев об этом, она нашла себе другого точно такого же. Второй муж, как две капли воды, был похож на первого – некрасивого и конопатого – и внешностью, и повадками. Он тоже пил, курил и мало зарабатывал.

Татьяна была уверена, что муж не должен портить породы жены, если она красива, а если некрасива – обязан улучшать её. В итоге дети ни в коем случае не должны быть уродливее родителей, а только лучше, совершеннее, как яблоки после селекции. Но в жизни почему-то всё бывает наоборот.

Люба, расставшись и со вторым мужем, долго жила одна, поставив на себе крест. И только два года назад у неё появился кавалер на “Мерседесе” – молодой и красивый. Даже слишком молодой, если учесть, что ему было не больше тридцати пяти лет, а Любе, Таниной ровеснице – пятьдесят.

– Вот определю Аллочку, – говорила Люба, – буду устраивать свою личную жизнь. А пока мне не до этого. И наконец счастливый день – свадьба дочери – настал.

Жених Аллы был худощав, носил очки, но был вполне милым пареньком, годами ненамного старше невесты. Он не скрывал своих чувств. Его радостные возгласы: “Я люблю тебя, Алла” были слышны на всю округу. Все радовались и желали им счастья в той самой однокомнатной квартире, где начинала семейную жизнь старшая сестра Аллы. Анжелика с мужем милостиво уступили её молодожёнам, и счастливая Алла уехала от матери. Люба осталась одна в трёхкомнатной квартире. Вот и настало время устраивать свою личную жизнь, подумали соседи, ни на минуту не упуская из виду Любу и её молодого кавалера. Но жизнь и тут внесла свои коррективы.

Второй муж Любы после развода жил с матерью, много пил, и однажды он не смог встать утром с постели, чтобы опохмелиться – его парализовало. Узнав об этом, Люба помчалась на другой конец города проведать муженька, и, увидев жалкое создание, не могущее пошевелить ни ногой, ни рукой, расплакалась. Она искренне пожалела этого несчастного человека, отца её Аллочки, и начала регулярно навещать его с подарками и лекарствами. Это не понравилось, естественно, молодому кавалеру. Отношения его с Любой прервались – к счастью, не навсегда, а только на время. Парализованный муж вскоре умер, и знакомый “Мерседес” под Любиными окнами снова начал радовать глаз любопытных соседей.

– Ты замуж собираешься, Люба? – спросила её как-то Таисия Михайловна.

– Какое там замуж! – Люба безнадёжно махнула рукой.

– Что так?

– Он же женат, я сама недавно об этом узнала. Да и молодой слишком для меня. Развлекается…

– Вот как? Но тебе от этого, по- моему, не хуже…

– Не знаю, Таисия Михайловна, не знаю. Буду уповать на судьбу.

Любовный роман благополучно развивался ещё месяца два. А потом внимание соседей привлёк шум на лестничной площадке. Буянила – иначе её поведение не назовёшь – незнакомая женщина. Она стучала кулаками по двери Любиной квартиры и, нецензурно ругаясь, обвиняла Любу во всех смертных грехах. Последняя дверь не открывала и, видимо, правильно делала – от такой темпераментной особы можно ждать чего угодно. Объясняться в коридор вышла Таисия Михайловна – педагог по образованию, бывший партработник по должности – она решила, что справится с хулиганкой.

– Что случилось? – спросила она строго, внимательно разглядывая непрошенную гостью.

– Горе у меня – мужа увели, – взвизгнула гостья, – вот эта сука поганая чужим добром пользуется! Я ей глаза-то выцарапаю, пусть ещё хоть раз к мужу моему сунется!

– Это вам муж на неё нажаловался? Пристаёт к нему, прохода не даёт?

– Ты чего говоришь-то? Муж нажаловался! Да меня люди добрые просветили – смотри, Надька, уведут у тебя мужа. Будешь ушами хлопать – обязательно уведут. Ну, думаю, она у меня получит!

– Вы зря так себя ведёте, – сказала Таисия Михайловна, – если муж об этом узнает, он убежит от вас ещё дальше. Таких буйных женщин никто не любит.

– Не любят? Да он мне муж, законный, на что же эта стерва надеется?

– А зачем вы сюда пришли? Неужели не стыдно? По-моему, вам лучше было бы остаться дома…

– Дома? А эта дрянь тем временем моим мужем будет пользоваться? Ну уж нет!

– Но ваш муж – не ребёнок, его так просто за руку не возьмёшь и не уведёшь. Если он ушёл от вас, значит, не устраиваете вы его. Лучше бы посидели дома и подумали: а почему муж меня бросил? Может быть, я сделала что-нибудь не так?

– Слушай, бабуся, это тебе домой надо идти, а то дождешься! Я за мужем пришла, и ты мне не мешай!

– А его здесь нет, с чего вы взяли, что он здесь? Машина же не стоит под окнами? Вы, наверное, перепутали, и он ходит вовсе не сюда.

– Не стоит? Сбежал, значит, перехитрил меня. Но ей я покажу! – и незваная гостья снова забарабанила по двери.

Но тут уж вмешались соседи-мужчины. Они взяли хулиганку под руки и вежливо выпроводили из подъезда. А Люба так и не подала признаков жизни.

Таня узнала об этом из рассказа матери. Она сначала посмеялась, потом задумалась. Если из семьи ушёл муж, это неприятно для одних женщин и трагично – для других. Но стала бы она сама в подобной ситуации так себя вести? Никогда. Во-первых, такое поведение всегда приводит к обратному эффекту. Надоевшая жена становится ещё противней. Муж перестаёт считать себя виноватым и утверждается в своей правоте. И как только я с такой вот так долго жил? Как я мог терпеть все её выходки? Нет, надо бежать быстрее и как можно дальше. Даже угрызений совести у него уже не остаётся – агрессивная жена сводит их на нет. Ведь это не только бескультурье, но и отсутствие каких-либо чувств к мужу.

Вот из-за таких женщин некоторые мужчины так никогда и не женятся. Другие из-за них вынуждены бросать своих детей, хотя нередко это бывает очень больно. Как же можно так позорить женский род? Нет, мы в большинстве случаев совсем не такие. Мы можем любить, жертвовать собой, понимать. И отпустить, если увидим, что нас разлюбили.

Почему у Любы, такой красивой и совсем не агрессивной, как её соперница, не жадной, не злой, не складывается личная жизнь? Или это риторический вопрос, который не требует ответа? У миллионов женщин не складывается личная жизнь. Ну и что? Жизнь-то продолжается и преподносит свои сюрпризы. Только на этот раз не Любе, а Татьяне и её семье.

Бабушка Таисия долго просила внука Андрея помочь ей по хозяйству – починить кран, наладить радиоточку и другие мелочи, которые он умел хорошо делать, а вот она не справлялась. Наконец-то Андрей выделил пару часов из своего времени и в субботу приехал к бабушке ,которая жила возле метро Медведково. Он поставил свою машину – “десятку” – на сигнализацию, оставил её во дворе и поднялся на четвёртый этаж. Любимый внучек быстро устранил течь в кране, сменив прокладку, и уже нашёл оборванный провод, чтобы восстановить радиосвязь, как услышал вой сирены. Он сразу узнал голос своей машины и вышел на балкон, чтобы посмотреть, что случилось. У его машины никого не было. Может быть, за корпус задел кто-то из прохожих или мальчишки из хулиганства бросили камень, как уже бывало. Андрей подождал, пока не прекратился вой сигнализации, ещё раз осмотрелся, убедился, что никаких взломщиков нет, и спокойно пошёл завершать порученные бабушкой дела.

Таисия Михайловна уже поставила чайник и готовилась угостить внука, такого хорошего помощника, чем-нибудь вкусненьким, когда Андрей вновь вышел на балкон, чтобы посмотреть на свою машину. Он бросил взгляд на тот пятачок, где она стояла, и не поверил своим глазам: “десятки” на месте не было. Понимая, что сама она переместиться не могла, он всё-таки огляделся по сторонам, ничего не увидел и, ещё не веря, что произошло нечто непоправимое, побежал к телефону звонить в милицию. Особой надежды на её помощь не было, но о пропаже машины в любом случае надо было сообщить.

Таисия Михайловна побледнела, опустилась на стул, потом начала причитать и плакать. Андрей мысленно отругал себя за то, что не смог скрыть этот факт от бабушки, что не вышел в коридор и не позвонил с сотового, но сокрушаться по этому поводу было уже поздно. Он, как мог, успокоил старушку, дал ей сердечных капель и помчался вниз встречать милиционеров.

В этот хмурый ноябрьский день во дворе почти никого не было, только соседка тётя Валя гуляла с собакой. Андрей тупо уставился на площадку, где недавно стояла машина. Что же это был за фокус? Выходит, кто-то сумел перехитрить эту чёртову сигнализацию и спокойно проникнуть в салон. Конечно, угоны в Москве давно уже не редкость, но вот такого он ещё ни от кого не слышал. Машину было нестерпимо жалко – она досталась ему недёшево.

Тётя Валя, прогуливаясь, подошла совсем близко и с любопытством посмотрела на него.

– У меня машину угнали, – еле слышно сказал он, – не видели?

– Как угнали? – изумилась тётя Валя.

– Вот здесь стояла моя машина, и её кто-то угнал.

– Какого цвета? Серая? Да, я видела, как в неё сели двое мужчин и уехали.

– Она же была заперта, как они умудрились сесть?

– Заперта? Они спокойно открыли дверь и уехали.

– И ничего до этого не делали?

– До этого машина твоя орала, будто её режут. Я ещё удивилась: никого нет, а она орёт. Постой, постой…– тётя Валя задумалась, а потом выдала очень важную информацию, – эти двое стояли вон там, в сторонке, под деревом. Один из них держал в руках какой-то прибор – я подумала, по сотовому телефону звонить собирается. Да, да, это были они.

– Тётя Валя, сейчас приедет милиция. Не уходите, пожалуйста, расскажите, как они выглядели.

– Как выглядели? Ничего особенного. Молодые, один в кожаной куртке, другой в какой-то синей. Тот, что в синей – высокий, второй – пониже.

– Вот это и расскажите.

– Конечно, конечно, не волнуйся.

– А куда они поехали, в какую сторону?

– В сторону метро.

Милиция вскоре приехала, двое молодых людей в форме записали все показания свидетельницы и пострадавшего, и спокойно уехали, даже не попытавшись успокоить Андрея. Они недвусмысленно дали понять, что угнанная машина может быть обнаружена только случайно.

Когда Андрей, убитый горем, вернулся домой, Татьяна уже была в курсе случившегося. Мать ей давно позвонила и, проклиная себя за то, что в этот злополучный день позвала к себе внука, плача и причитая, просила дочь не ругать Андрюшеньку. Татьяна и не собиралась его ругать, она и сама была в глубоком трансе от этого неприятного инцидента и готова была заплакать. Откуда берутся такие мерзкие люди? Почему они всегда умеют уйти от наказания?

Андрей внешне был спокоен, только бледен – в силу своего флегматичного характера он вообще не умел выражать эмоции бурно. Он рассказал матери подробности происшествия и пожалел о том, что об этом узнала бабушка – Таисия Михайловна действительно очень расстроилась. Ни Андрей, ни Татьяна не могли знать, что если бы не бабушкина догадливость и расторопность, не видать бы им машины, как своих ушей.

Дни шли за днями, Андрея два раза вызывали в милицию, где он несколько раз разным сотрудникам рассказал одно и то же, потом несколько раз расписался, все они в свою очередь охали и изумлялись, как же взломщикам удалось провести хозяина машины, но дальше этого дело не продвигалось.

– Это же надо, как внимательно наша милиция работает с потерпевшими, – заметил папа Сергей Алексеевич, – и выслушают, и посочувствуют, и десять протоколов составят… Вот если бы они так же работали с преступниками, небось, машины не угоняли бы.

Тем временем бабуся Таисия Михайловна, которой давно уже перевалило за восемьдесят, позвонила в соседнюю квартиру Любе. Охая и причитая, она рассказала ей историю похищения автомобиля у внука и попросила совета, что же теперь делать. Люба насторожилась, но не нашла, что ответить, только сочувственно вздохнула и, покачав головой, произнесла: “Ай, яй, яй”… Но бабусю такой ответ не устроил, и она пошла в наступление.

– Мы с тобой соседи много лет, ещё в старом доме под Москвой вместе жили, помнишь? Мы еще вместе плакали, когда наш городок буквально съела Москва, и нас выселили на ее окраину. Я и тебе, и твоим родителям всегда помогала, если меня об этом просили, помнишь? Так вот теперь ты мне помоги.

Люба согласно кивала после каждого вопроса соседки, но потом удивлённо спросила: “Чем же я могу помочь?”

– А ты не знаешь? Тогда я тебе подскажу. Зять твой, муж Анжелы, чем занимается?

– Работает в ремонтной мастерской. Автомобили чинит.

– Этим он прикрывается, а я спрашиваю, чем он занимается? Не знаешь? А сидел за что? Забыла? А я вот вспомнила – за угон автомобилей.

– Он давно уже завязал с этим, то были ошибки молодости.

– Не сомневаюсь. Сам он воровать уже не полезет, а вот сколотить команду и руководить он ещё может. С каких это пор они начали грабить твоих соседей, своих людей, можно сказать?

– Да что вы, тётя Тая, этого не может быть. Почему вы думаете на моего зятя, разве мало других угонщиков?

– Много, я не спорю. Но я тебя прошу мне помочь, поговорить с зятем, убедить его, что машина должна стоять на том же самом месте, откуда её угнали. Понятно?

– Я попробую, конечно, если он не убьёт меня за это… Он меня в свои дела не посвящает.

– Меня ваши уголовные дела вообще не интересуют. Но машина должна быть возвращена. Всё, Люба, действуй.

И Таисия Михайловна гордо удалилась от ошарашенной соседки.

Через несколько дней мужской с оттенком металла голос сообщил Таисии Михайловне по телефону, что искомый ею автомобиль стоит во дворе на прежнем месте. Тот же голос попросил прощения за допущенную ошибку. Таисия Михайловна выглянула в окно, убедилась, что металлический голос её не обманул, и , обезумев от радости, помчалась звонить дочери. Она просила, чтобы Андрей или Сергей срочно приехали и увезли машину, пока её не украли ещё раз. Потом она быстренько оделась и спустилась во двор, чтобы уже ни на шаг не отойти от отвоёванного ею автомобиля, пока не приедут родственники.

7.Принцесса.

После встречи с подругами своей юности Татьяна всегда задумывалась над их судьбой. В школе мечтали об одном, а вышло совсем другое. Ирина сделала один неверный шаг, вышла замуж почти в школе- и вся жизнь у неё пошла наперекосяк. Лариса обошла всех, победила в нелёгкой борьбе за лучшего в школе парня, но он оказался не идеальным, и жизнь с ним не принесла ей счастья. Да и Нина с её разводами, болезнями, мужем – артистом вряд ли нашла в этой жизни то, что хотела. Только Татьяна живёт себе с единственным мужем и всем довольна. Почему?

Конечно, по характеру она не такая, как её подружки. Она более спокойная, уравновешенная, никогда никому не хочет доказать, что она лучше всех. Вот Ира с Ниной – их хлебом не корми, дай покрасоваться и доказать всем, что они интересные женщины. Им постоянно нужны доказательства, что они пользуются успехом у мужчин, иначе им не интересно жить. Татьяне доказательства не нужны.

Ларисе красоваться и доказывать не надо, она и так чересчур красивая. Даже сейчас, в возрасте, среди прочих дам выделяется. Но после смерти своего непутёвого Финка сидит одна, другого мужа не ищет. Поклонники если и есть, то её не устраивают. А ведь это не первый случай, с чем-то подобным Татьяна уже сталкивалась. Вот Лена Ткаченко, дочь маминой фронтовой подруги, была влюблена в её ныне покойного брата, но он женился на другой. И всё – Лена уже не смогла построить свою жизнь, с мужем разошлась очень быстро, так и живёт одна с сыном. А всё потому, что после таких мужчин: высоких, красивых, импозантных (именно такими были в молодости и Станислав Финк, и брат Тани Миша Лунин), на других смотреть уже не хочется. Вырабатывается своего рода иммунитет, прививка против сильных чувств, и сдвинуться с места в этом случае очень тяжело.

Такая же история произошла и с Галей, бывшей женой Миши, живущей вместе с дочкой в Германии. Сбежав от неизлечимо больного и неадекватного в поведении мужа, она уже не смогла никого полюбить. Галя так и сказала:” Такого мужчину, каким был Миша до болезни, мне больше не найти.” И тут прививка оказалась сильнее здравого смысла.

Наверное, такое может случиться с каждой женщиной, но с Татьяной, слава богу, не случилось. Никто из встреченных ею до мужа мужчин не тянул до такого, которого забыть нельзя. Поэтому никаких горьких сожалений не принесла она в свою семью. Её муж Сергей Поляков не был идеалом, он был обычным мужчиной не без недостатков, но и для него семья стала главной в жизни. Супруги никогда не разводились, не жаловались друг на друга мамам и сослуживцам, никогда не скучали наедине друг с другом.

Мир, в конце концов, устроен не так уж сложно. В нём, какую сферу ни возьми, господствует принцип “ты мне – я тебе”. Если хочешь встретить и полюбить принца, надо стать принцессой, а не Золушкой, как думают некоторые. Если спишь и видишь Ромео, то уж, пожалуйста, стань Джульеттой, а не Кабанихой, не Вассой Железновой и даже не Анной Карениной. А если просто хочешь верного мужа, то будь верной сама, вот и всё.

Татьяна вспомнила, что и её в юности однажды назвали принцессой. Она тогда ещё училась в институте и летом вместе с однокурсниками отрабатывала на стройке нового корпуса своего учебного заведения. Там работали профессиональные строители – каменщики, штукатуры, а студенты им просто помогали. И вот девчонки, убиравшие возле возводимых стен мусор, с каждым днём всё чаще стали слышать это слово: принцесса. Его с удовольствием произносил кто-то из строителей. – Принцесса пошла обедать.

– Принцесса уронила платок.

– А где же принцесса?

Студентки недоумённо переглядывались, пожимали плечами, смеялись: какая принцесса может быть здесь, на стройке? Но где-то в глубине души каждая хотела быть ею. И скоро стало известно, кто она, эта таинственная принцесса.

Таня, сгребая в кучу битое стекло, порезала палец и начала наспех заматывать его носовым платком. И тут же услышала голос, доносившийся опять откуда-то сверху: “Принцесса порезала палец!” “Вот ещё,– подумала она,– только принца со стройки мне не хватало!”Однако принц объявился, он пришёл выразить ей сочувствие по поводу несчастья.

– Может быть, сбегать за аптечкой? – услужливо предложил он.

– Сбегайте, – тут же согласилась Таня, потому что хотела, чтобы он побыстрее ушёл. Но принц вскоре вернулся, почти профессионально обработал ей рану и перевязал палец.

– Принцессам нельзя работать на стройке, – сказал он.

– А принцам?

– Здесь нет принцев, – ответил молодой каменщик и пошёл выкладывать стену дальше.

Потом, уже в конце студенческой практики, он сделал неловкую попытку к сближению: “Может быть, у нас с тобой что-нибудь получится?” ” Вряд ли”, – ответила Таня, глядя мимо него. Если ты не принц, то не бегай за принцессами. Так она подумала, но вслух не сказала.

Она тоже мечтала встретить своего принца. И судьба преподнесла ей этот подарок. Правда, слишком поздно. Ей уже двадцать восемь лет, у неё прекрасный цвет лица и волос, любимый муж и ребёнок. Она вполне довольна жизнью, а потому независима от лишних и не нужных ей чувств. Но…

Как-то в одной из пьес Бернарда Шоу она прочитала: ” Никогда не ревнуйте к настоящему, живому мужчине, потому что каждого из нас вытесняет вымышленный идеал”. В юности такие идеалы есть у всех, потому что фабрикуются из доступного материала: литературных и кино-героев. Был он и у Тани: высокий, красивый не кое-как, а вполне определённой красотой, с шапкой густых и красиво постриженных волос, интеллигентный и уж, конечно, не клоун, который всегда всех смешит.

Идеал свой она узнала сразу, как только он вошёл в конструкторский отдел, где она работала. Вот он, подумала Таня, тот самый, о котором она думала, слушая нехитрую песенку, популярную в её молодые годы.

“Дождик чертит линейку косую,

На стекле я твой профиль рисую,

Ты скажи хотя бы,

как тебя зовут?”

И Татьяна тоже задавала себе этот вопрос. Ей ничего от него не надо, но узнать имя она имеет право.

– Кто это? – спросила она у сослуживцев, когда он, поговорив с кем-то, вышел из отдела.

– Новый начальник отдела стандартизации, – ответили ей и добавили, – а ведь недурён, правда?

– Да, – согласилась Татьяна и уткнулась в свои бумаги.

Когда она пошла к нему по долгу службы, и он предложил ей сесть, Татьяна открыто, не таясь и с большим интересом посмотрела на него. Он не удивился и вдруг улыбнулся хорошей, открытой улыбкой.

– Татьяна Михайловна Полякова из КО-1, – представилась она.

– Александр Владимирович Мезенский, – ответил он.

– Да, я знаю. Мне про вас уже говорили.

– Уже насплетничали? И что именно, если не секрет?

– Ничего. Просто сообщили, что в отделе стандартизации новый начальник: молодой, красивый… Вот я и пришла знакомиться.

– Вы мне льстите, Татьяна Михайловна, – он смотрел на неё внимательно, но по-прежнему без удивления.

– Я вас где-то видела, – сказала она, чтобы как-то оправдать свой неподдельный интерес к нему.

– Ничего удивительного. Я заходил в ваш отдел.

– Нет, нет, я не это имела в виду. Я видела вас где -то раньше…

– Это маловероятно. Я много лет жил вдали от Москвы.

Разоблачил, подумала Татьяна. Она смутилась, пробормотала: “ Значит, кто-то на вас похож”. И перешла к делам. Потом, поспешно покинув его кабинет и решив для себя не приходить туда как можно дольше, она попыталась сосредоточиться на работе. Но мысли всё время возвращались к нему.

Это была любовь с первого взгляда. Ничего подобного не было, когда она выходила замуж. Будущего мужа, с которым вместе училась в институте и видела почти каждый день, она разглядела не сразу. На это понадобились целых три года. Она сблизилась с Сергеем методом проб и ошибок, но ни разу не пожалела об этом. Она его любила, с ним ей было хорошо, тепло и уютно. Но вот такого, известного со времен Татьяны Лариной: “Ты чуть вошёл, я вмиг узнала…” – такого не было в её жизни. И вот, пожалуйста, на старости лет…

Как выяснилось потом из разговоров с коллегами – женщинами, он был не женат, хотя по возрасту – её ровесник. В двадцать восемь лет большинство мужчин уже обзаводятся семьями, а он почему-то не успел. Это было искушением, и немалым.

Но почему они встретились только сейчас? Они могли бы вместе учиться в институте или даже в школе, в одном классе. Но не встретились, не судьба. И это, наверное, не случайно. Что хорошего в том, если бы они знали друг друга, например, в третьем классе? Она помнит одного сопливого одноклассника – у него сопли висели постоянно и буквально до колен. Потом он вырос и стал приличным парнем, на него обращали внимание девушки, но только не Татьяна. Она на всю жизнь запомнила его сопли, и от этого к нему пропадал всякий интерес.

Ну а если бы она знала его не с третьего, а, допустим, с восьмого класса? Это было бы лучше, но разве он обратил бы тогда на неё внимание? Там Лариска сверкала красотой и Нинка сверлила каждого встречного своими чёрными глазами. Они бы её к нему не подпустили ни на шаг. “Мы лучше тебя, намного лучше, ты не достойна”, – эту мысль они внушали Тане, тихой и не выделяющейся среди других девочек, постоянно. Да, они были лучше её, и эту мысль они без труда внушили бы и ему.

Значит , это правильно, что встретились они только сейчас. И если бы Таня не была замужем, она бы, ни минуты не раздумывая… Что? Тут Татьяна задумалась. Что бы она сделала, ни минуты не раздумывая? Бросилась в бой, чтобы охомутать его и женить на себе? А было бы ему это интересно? Очередная поклонница, да ещё старая дева (двадцать восемь лет) рвётся замуж. Наверное, таких у него – пруд пруди! Он сбежал бы от неё куда-нибудь подальше.

А тут – ещё не старая (всего двадцать восемь лет) симпатичная женщина, независимая во всех отношениях, замужняя (жениться, слава богу, на ней не надо) проявляет к нему лёгкий интерес пока с непонятной целью. Это – совсем другое. Тут не убежишь, пока не выяснишь, в чём дело.

Татьяна имела шанс стать в его глазах не такой, как все. Что ей от него надо? Ничего. Что он может ждать от неё? Ничего, кроме приятного общения. Не всякая любовь кончается браком, не всякий роман – постелью. Она – тот самый запретный плод, без которого рай – не рай.

Пока Татьяна мечтала, как бы ей поднять любовные отношения на другой, более высокий уровень, в Отделе Главного конструктора началось брожение. Женщины, особенно незамужние, почувствовали добычу. В соседнем отделе, на их же этаже, появился жених, да какой! Кроме его красоты и интеллигентности они увидели в Мезенском и способности к продвижению по службе. Если он сейчас уже начальник отдела, то к сорока годам будет главным инженером или директором завода, не меньше! А потому, пока не занято, надо брать!

Саша Мезенский, надо отдать ему должное, был человеком общительным. Он всем улыбался, ни от кого не бегал и готов был внимательно выслушать всех, кто к нему обращался. Женщины буквально таяли от его улыбки, считая, что она предназначена только им. Надежда согревала им душу, но Александр не торопился сделать свой выбор. Летели недели, месяцы, а он был не женат.

В отдел к Тане он заходил, садился рядом, спрашивал, как дела. Она чувствовала к нему доверие, рассказывала о домашних делах, о сыне. Он внимательно и с сочувствием слушал. Но поговорить наедине им удавалось нечасто: тут же кто-нибудь подсаживался, начинались шутки-прибаутки, намёки и сплетни.

– Ты зря за ней ухаживаешь, Саша, – говорила сотрудница пенсионного возраста, – у неё не только муж, но и ребёнок.

– Он ждёт, когда я разведусь, – в шутку отвечала Таня.

– Да, жду. Вот только ожидание сильно затянулось, – поддерживал её Александр.

– Да вы, молодые, с ума сошли, – сокрушалась пенсионерка, – если бы Татьяна была не замужем, я бы сама тебе её сосватала, но сейчас – нельзя.

– Почему нельзя-то, тётя Клава? – удивлялась Таня, – я его выбрала среди всех наших мужчин для культурного общения. Это большая честь. Не мешайте. Другим завидно что ли?

– Ещё бы не завидовать! Такой мужчина! – похвалил сам себя Мезенский.

– И какой же? – спросила Таня.

– Ах, Татьяна Михайловна, где же у вас глаза-то? Лучший мужчина обратил на неё внимание, а она и не видит ничего, – не сдавался Мезенский.

– Эти шуточки заведут вас не туда, – строго заметила тётя Клава.

– А мы постараемся, чтобы они туда завели, куда надо, – не растерялся Мезенский.

– Что будете делать, если узнает муж? – не унималась тётя Клава.

– Какой ещё муж? Я не хочу знать никакого мужа, – самоуверенно заявил тот, кого Таня считала идеалом. И просчитался. Таня оскорбилась за мужа. Он действительно у неё был, и был не пустым местом, а вполне реальной силой.

– Кстати, надо ему позвонить, – сказала она, давая собеседникам понять, что аудиенция закончена.

Мезенцев вздохнул, нехотя поднялся со стула и ушёл к себе. Тётя Клава укоризненно посмотрела на Таню, держащую телефонную трубку, покачала головой, но больше ничего не сказала. Блюстительница чужой нравственности была довольна, что “свидание” закончилось.

Игриво-шутливые отношения с “принцем” продолжались у Тани довольно долго, года полтора. При этом она ни разу не дала понять Мезенскому, что хочет заполучить его себе в собственность. Общаться с приятным человеком – одно, а ломать себе жизнь – уже совсем другое. Она ничего не хотела менять, а у него была совсем иная жизненная ситуация: ему надо было определяться. И он, всё ещё робея перед ней, начал делать вполне определённые намёки. В его речи начали проскальзывать такие фразы: “Вот когда ты будешь моей женой…”; “Вот когда мы вместе поедем на лазурный берег…”; “Серёжу, мужа твоего, мы не оставим, будем платить ему алименты…” Таня смеялась, обращая всё в шутку, но внутренний голос подсказывал: не такая уж это и шутка.

И что он в ней нашёл? Да ничего не нашёл. Это она в нем нашла то, о чём мечтала когда-то в юности. Это она на него уставилась при первой же встрече, даже не пытаясь скрыть своего интереса. Вот он и подумал: что бы это значило? А если уж подумал, значит, ему стало интересно. А если интересно, то неплохо бы познакомиться поближе. Короче говоря, теория кристаллизации Стендаля в действии. Мысли начали кристаллизоваться в определенном направлении.

В обеденный перерыв он ждал её, чтобы вместе идти в заводскую столовую. На первомайской демонстрации они шли рядом. “Какая красивая пара,” – думали окружающие. Они подходили друг другу по каким-то внешним признакам, но жизнь показала, что именно самые подходящие и красивые пары распадаются в первую очередь. Если взять ту же самую артистическую среду, то примеров немало. Никита Михалков и Анастасия Вертинская, Ирина Алфёрова и Александр Абдулов… Да чего их перечислять-то! Есть же вполне красноречивая фольклорная фраза: две жар-птицы в одну стаю не сбиваются.

В те годы Татьяна, конечно, не думала об этом. Она думала о другом. Допустим, она уходит от Сергея к Александру и наслаждается своей победой: надо же, покорила такого мужчину, а ведь обычная женщина, да ещё с ребёнком! Александр, в свою очередь, тоже наслаждается победой: такую женщину увёл от мужа, значит, я лучше и достойнее! Последовало бы за этим разочарование или жизнь могла бы сложиться вполне благополучно, неизвестно. Возможно и то, и другое, во всяком случае для Татьяны. Как ни представляла она свою жизнь с “принцем” и идеалом, как она его называла, но всегда приходила к одному и тому же выводу: она будет скучать по Сергею и навещать его. А Сергей, в свою очередь, простит ей все её грехи и возьмёт обратно. Да, будет именно так, мужа своего она достаточно изучила. И если конец всей этой истории известен заранее, так зачем же копья ломать?

Александра ей тоже жалко, она хотела бы его видеть хотя бы изредка. Но вряд ли “принца” будет устраивать такая вот созерцательная, платоническая любовь. Он никогда не пытался сделать из неё свою любовницу, он видел, что для такой роли она не подходит. Он предложил ей руку и сердце, ждал, когда она подумает, определится со своими чувствами, но не дождался. Неизвестно, сколько времени он ещё продолжал бы надеяться, но вмешалась судьба. Его пригласили на другую работу, более престижную и высокооплачиваемую, и он начал собирать документы для увольнения с завода. Татьяну это не удивило, её всегда удивляло, почему он на этом заводе сидит, когда достоин гораздо большего. Но истинной причины, хотя она была, тогда не понимала. Вот святая простота!

Мезенский сделался серьёзным до неузнаваемости, ни с кем больше не шутил и старался в последние дни доделать все дела, которые за ним числились. Не только заводские женщины, но и мужчины загрустили, некоторые пытались уговорить его остаться. Но тщетно! Уходил он даже не по своей воле, его призывала партия, в ряды которой он вступил тут же, на заводе.

К Татьяне он пришёл объясниться за двадня до ухода.

– Мы ведь не расстанемся просто так, правда? Я никуда не уезжаю, остаюсь в Москве.

– С чем тебя и поздравляю. Была без радости любовь, разлука будет без печали, – процитировала она известную строчку Лермонтова.

– Без радости? Что ты такое говоришь?

– А какая от тебя радость-то? Миллион алых роз ты мне подарил?

– Я подарил тебе своё сердце, это ценнее роз, которые завянут. Я хочу с тобой идти по жизни…

Он заметно волновался, теребил в руках ручку, при этом то выжидательно смотрел на неё, то опускал голову. Александр был очень хорош, а когда смущался – хорош вдвойне, но надо было кончать со всем этим. Да, отказать такому мужчине – это кайф, да ещё какой!

– К сожаленью, я замужем, так распорядилась жизнь, и ничего тут не поделаешь. Тебе надо остепениться, жениться, и вместе с новой работой начать новую жизнь.

– И забыть всё, что было? – испуганно спросил он.

– Можешь не забывать. А что было-то? Ничего и не было.

– Была любовь, – тихо сказал он и вздохнул, – значит это твой окончательный ответ?

– Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Он ушёл, а она осталась сидеть с тяжёлыми мыслями. Это расставание было мучительным и для неё. Не хотелось ничего делать, а только смотреть в одну точку. Пропал сон, пропал аппетит. Кино и театр не вызывали былого интереса. Открытая книга оставалась на одной и той же странице. Жизнь, казалось, закончилась, потому что ушло из неё что-то важное и неповторимое.

Это продолжалось довольно долго, целый месяц. Сослуживцы понимающе усмехались. Муж сделал вид, что ничего не видит и не понимает – он оказался на высоте, и этим спас свою семью. Ни глупых вопросов, ни грязных намёков от него не последовало. Он ждал, когда наваждение пройдёт, и дождался. Через месяц она успокоилась, и жизнь пошла своим чередом.

Сергей догадывался, кто был героем её романа, он его видел. Такой не пройдёт мимо незамеченным. Как-то он встречал Татьяну у заводской проходной, а она вышла с ним. Увидела Сергея, помахала сослуживцу ручкой и бегом к нему, к мужу. Ну и что тут такого? Не одна же она на заводе работает! Но сослуживец сослуживцу рознь…

Через неделю после ухода Мезенского с завода она вдруг поняла, куда он ушёл. А поняв, она домыслила, кем фактически был он на заводе. Поняла и содрогнулась. Неужели?.. А ведь можно было догадаться и раньше. Как же дурят нашего брата!

Расставшись вот так, они не забыли друг друга. Короткие, никчемные, но встречи были. Они знали друг о друге всё: как живут, как растут дети, как идёт продвижение по службе. Он женился через два года после расставания с Татьяной. Женился на скромной учительнице, старой деве, которая уже и не мечтала о таком счастье. Женитьба стала для него тихой пристанью, аэродромом, где можно было отдохнуть перед новым взлётом. Основные его силы сосредоточились не на жене, не на дочери, а на карьере, где он добился немалых успехов. Об этих успехах он регулярно докладывал Татьяне, чтобы она не забывала, кого потеряла.

Она и не забывала. Она даже не считала, что потеряла его. Он всегда был с ней рядом, даже когда его не было. Она мысленно советовалась с ним, но сама никогда ему не звонила. Не бегала за ним. Не навязывалась. Не портила ему семейную жизнь.

Они так и не стали любовниками. Татьяна не стала ему близкой женщиной, потому что в противном случае пришлось бы сойти с пьедестала. Она на всю жизнь осталась для него королевой.

8.Сберкнижка.

В канун Нового года, когда натуральная, пахнущая хвоей и сверкающая огнями ёлка уже стояла дома, Андрей задал родителям вопрос, что называется, на засыпку.

– Вы где собираетесь встречать Новый год? Помнится, в прошлом вы куда-то уходили…

– Ну и находились на всю оставшуюся жизнь. Встречать Новый год не дома очень утомительно. Так что останемся у своей ёлки, – ответила Татьяна.

– Обрадовали, – недовольно пробурчал сын, – я хотел друзей привести – такая маленькая тёплая компания.

– Приводи, в чём дело… У тебя есть своя комната.

– Так вы же будете тут! Если друзья узнают, что родители дома, не придёт никто.

– Но почему?

– Ты что, мама, молодой не была? При родителях все чувствуют себя скованными. Сходили бы куда-нибудь, а? Хотя бы к бабкам нашим.

– Бабушки придут сюда. Мы их пригласили, потому что им деваться некуда – кроме нас, они никому не нужны.

– Час от часу не легче. Так ты полагаешь, что мы прекрасно встретим Новый год не только с родителями, но и с бабками? Да одна баба Римма чего стоит – будет всё время в комнату заглядывать и дурацкие вопросы задавать.

– Ты бы думал, что говоришь, – оскорбился Сергей за свою мать, – бабушек не трогай, им очень много лет.

– А кто их трогает? Просто Новый год я с ними встречать не хочу.

– Никто и не заставляет, однако неудобно же сына родного из дома выгонять. Это он нас может послать куда угодно, – не унимался Сергей.

– Тихо! У меня есть идея, – вступила в разговор Татьяна, – можете собраться на квартире у бабушки Таисии – я думаю, она не будет возражать.

– Квартира пустая будет? Тогда я не против. Сегодня же съезжу к ней лично, чтобы получить согласие. Хорошая мысль!

– А с кем ты всё-таки собираешься веселиться? Майя будет?

– Нет, мы с ней в ссоре. Лиза согласилась осчастливить меня. Ну и те же лица: Веник, Черкес – с дамами, разумеется.

– Ты и при дамах их будешь так называть – Веник, Черкес… Это же детские клички, пора взрослеть.

– При дамах, пожалуй, не надо – тут ты права. А в остальное время так быстрее и удобнее.

– Да. Ты и меня приучил так их называть. Вот Костя Вениаминов очень культурный и вежливый. Звонит тут как-то: “Здравствуйте. Это Костя Вениаминов звонит. Мне бы Андрея…” А я слушаю и понять не могу, кто же звонит. Веник- сразу ясно и понятно, а вот Вениаминов… Это на что похоже?

– Всё нормально, мама. Веник есть Веник. Этого почётного звания никто не отменял.

– А Лиза откуда взялась?

– Она никуда не пропадала. Везде, на всех углах я с ней случайно встречаюсь. Красивая девушка, любит меня. На один вечер сойдёт.

– Ты сам-то кого любишь?

– Мне эта роскошь ни к чему. Обойдусь.

– Неужели и правда ты не можешь забыть Юлю, свою двоюродную сестру? Поэтому и не можешь больше никого полюбить.

– Мама! И как тебе такое могло прийти в голову? Вроде бы неглупая женщина, образованная, а такое выдумала! Юля – моя сестра, и любил я её как сестру – любовью брата. Мне ведь очень хотелось иметь сестрёнку или братишку.

– Но ты так переживал, когда она уехала в Германию! Да и она переживала.

– А ты, мама, разве не переживала? Да все мы переживали. Теперь у меня даже сестры нет – что в этом хорошего?

– Она есть, хотя очень далеко. Это всё-таки лучше,чем полное отсутствие. Можно увидеться. Ты помнишь, как нас всех обрадовал её приезд в прошлом году?

– Помню. Но не женюсь я не из-за неё. Из-за себя. Я оказался неспособным на большие чувства. А тебе очень хочется заделаться свекровью, да? На свою свекровь не нагляделась?

– Я такой свекровью не буду, – твёрдо ответила Татьяна.

– Откуда ты знаешь, какой будешь? – возразил сын, – все собираются быть хорошими, когда размышляют о неизвестной ещё, какой-то абстрактной снохе. А когда появляется конкретная стерва, всё меняется. Мой сыночек хороший, а она плохая.

– Почему обязательно стерва? Ты что – к стервам неравнодушен? Я никогда не занималась выискиванием недостатков у людей, наоборот, всегда стараюсь прежде найти хорошее. С этой точки зрения я буду оценивать и сноху.

– Блажен, кто верует, – снисходительно подвёл итог Андрей.

– Так, значит, в ближайшее время свадьбы у нас не будет?

– Ну, на этой неделе свадьбы точно не будет, а дальше – посмотрим.

– Ладно, иди по своим делам. Никогда с тобой не поговоришь серьёзно.

Новый 2005 год встретили, как и планировали – бабушка Таисия у Поляковых, Андрей – в Медведково, на квартире бабушки. Римма Степановна всех удивила, отказавшись прийти к сыну и снохе встречать Новый год, чего раньше не бывало.

– Ко мне обещал зайти друг, – серьёзно сказала она, рассмешив этим заявлением всех родных. Какой друг в её -то возрасте? Может быть, подруга?

– По- моему, она спятила, – сказал Сергей, применив не совсем парламентское выражение по отношению к своей матери, чего с ним случалось не часто, – надо будет сходить проверить, что там за друг. Небось, шарлатан какой-нибудь, ограбит – и скроется.

– Это уж крайний случай. Скорее всего, какой-нибудь старичок-сосед. Ему скучно, и ей скучно, вот и решили провести время вместе, повеселить друг друга, – возразила Татьяна.

– Всё равно надо проверить, – не отступал Сергей.

– Прямо сейчас, в новогоднюю ночь побежишь?

– Нет, потом. Но проверить всё равно надо.

На том и порешили. За праздничным столом неоднократно возвращались к этой теме. Всем было интересно, кого же нашла себе Римма Степановна после многолетнего безупречного вдовства? Но после праздника Татьяне стало не до свекрови – её озадачила собственная мать, которая позвонила ей вечером 2 января.

– Таня, – сказала Таисия Михайловна взволнованным голосом, – у меня пропала сберкнижка. Я точно помню, куда её положила. Договор на месте, а сберкнижки нет. Наверное, Андрей, когда здесь праздновал, пошутил, куда-нибудь её перепрятал.

– Этого не может быть, ему нет дела до твоей сберкнижки. Ты поищи, как следует, вспомни. Может быть, сама куда-нибудь перепрятала?

– Я поищу, конечно. Но твоя мать ещё в своём уме. Я твёрдо убеждена, что никуда не перепрятывала. Я теперь жалею, что не спрятала её получше.

– Ты поищи, а я у Андрея спрошу, когда он придёт, хотя я сомневаюсь, что он что-нибудь знает.

Андрей, как и предполагала Татьяна, ничего не знал о сберкнижке. Шутка такого рода ему и в голову не приходила.

– Ну, я вижу, что бабушке понравилось играть в детективы, – заметил он, – машину нашла, теперь бросилась на поиски сберкнижки. Сама, небось, где-нибудь потеряла.

Таисия Михайловна, видимо, искала свою сберкнижку всю ночь, потому что позвонила только на следующий день.

– Не нашла я книжку, – сказала она упавшим голосом, – наверное, её кто-то взял.

– И кого же ты имеешь в виду? Может быть, меня? Кому она нужна, эта сберкнижка? По ней никто, кроме тебя, не может получить денег. В любом сбербанке паспорт требуют.

– Никто не может получить, но сами банкиры могут. Они знают, как это делается.

– Что ты хочешь этим сказать?

– У Андрюши есть друг-банкир. Забыла, как зовут… Он же в банке работает…

– Костя Вениаминов? Друзья его ещё Веником зовут. Есть такой. Но мы знаем его уже давно, с детства, он очень культурный и порядочный человек. Чужого никогда не возьмёт.

– Может быть, он только притворяется порядочным? Он же безалаберный! Ещё в подростковом возрасте увёл Андрея в какой-то поход, мы весь день его искали. Неужели не помнишь?

– Помню, мама. Но это было давно, ещё в школе. Да и неизвестно, кто из них тогда кого увёл. Люди взрослеют, умнеют.

– Нет, ты всё-таки у Андрея спроси, да и Костю надо вызвать…

– Я уже спрашивала, не знает Андрей ничего о твоей сберкнижке. А прежде чем Костю вызывать, надо самим разобраться.

– Ты Андрея-то про Костю конкретно спроси…

– Ладно, спрошу.

Что же это такое происходит? Что ни день, то происшествие! После того, как со двора бабушкиного дома элегантно увели машину сына, Татьяна уже ничему не удивлялась. Когда что-нибудь пропадает, подозреваются все. Да и как можно ручаться за всех? Там же не один Костя был, ещё Черкес (читай – Черкасов), да и барышни эти. Кроме Лизы, она никого не знает.

– Куда у бабушки книжка-то делась? – обратилась она опять к сыну, – ты всё-таки подумай, проанализируй ситуацию. Юрист, всё-таки! Может быть, с тобой встречали Новый год малознакомые люди?

– Ничего не хочу слышать про вашу сберкнижку! Вот связался, Новый год решил встретить по-человечески! И что из этого вышло? Никто вашу сберкнижку не брал. У бабульки, наверное, маразм.

– Но пока мы до конца не выяснили, что случилось, подозреваются все.

– И ты туда же? Да опомнитесь вы, наконец!

– Придётся мне самой к матери съездить, поискать эту злополучную сберкнижку.

Татьяна застала мать в большой тревоге. Вместе они ещё раз перерыли все шкафы и полки, а также все карманы в одежде, но искомый документ словно в воду канул.

– Я точно помню, что положила книжку вот сюда, – Таисия Михайловна провела рукой под постельным бельём на одной из полок шкафа, – у меня три сберкнижки, и держу я их в разных местах, мне так спокойнее. Я ничего не путаю, вот смотри: договор со сбербанком лежит на месте, а книжки нет.

– Может быть, ты её потеряла где-нибудь на улице или оставила в сберкассе? – предположила Таня.

– Да нет, никуда я её не носила. Это не случайно, что она пропала именно тогда, когда в моём доме побывали чужие люди. Кто бы мог подумать, что Андрей дружит с такими вот нечестными людьми.

– Андрей ручается за всех своих друзей. Он говорит, что такого просто не может быть, поэтому очень на нас с тобой рассердился.

– Рассердился? Да он же может не знать, что друзья его так подвели.

– У тебя там много денег-то было? – спросила Таня.

– Десять тысяч рублей. Для толстосумов это мизерная сумма, для меня много, – сокрушённо подсчитала Таисия Михайловна и тяжело вздохнула.

– Зачем ты копишь деньги, мама? Жила бы в своё удовольствие, тратила бы, куда хотела. В Германию бы съездила к внучке, посмотрела, как она там живёт. А ты всё экономишь.

– Не тянет меня в Германию, что-то не хочется туда ехать. Была я там, когда Берлин брали. Наш полк связи до Берлина дошёл.

– Но сейчас совсем другая Германия, – возразила Таня, – во время войны ты видела одни руины и концлагеря.

– Да всё я видела. У немцев ещё тогда культуры было больше, чем у нас. Они же от нас бежали, всё побросали. Мы заходили в дома, смотрели, как устроен быт.

– И грабили понемногу?

– Ну какой же это грабёж, если никого нет? Армия наша во многом нуждалась. Конечно, кое-что брали.

– Надо нам с тобой как-нибудь сесть и поговорить обо всём этом за чашкой чая. Тем более, повод есть – 60-летие Победы приближается. Наша Победа – это исторический факт, а историю надо знать по первоисточникам. В учебниках что угодно напишут. А ты ни разу ничего не рассказала от начала до конца – всё какие-то разрозненные сведения…

– Да, теперь уж всё могу рассказать, без утайки. Жизнь всё расставила по своим местам.

– Тогда договорились, – обрадовалась Таня, решив, что ей удалось отвлечь мать от неприятного инцидента. Но не тут-то было. Немного помолчав, она опять завела ту же пластинку.

– Да, вот только со сберкнижкой разберёмся. Мне и в голову не пришло подозревать Андрея – в его честности сомневаться не приходится, в этом мы убеждались много раз. Но то, что он шутник, тоже чистая правда. Старуха, мол, с ума сходит, деньги копит, дай-ка я над ней посмеюсь.

– Я ещё раз говорю: этого не может быть. Андрей себе такого не позволит. Ты жизнь прожила, но в людях, похоже, совсем не разбираешься.

– Чужая душа – потёмки. И ты всего можешь не знать.

– Ты лучше сходи в свою сберкассу и заяви о пропаже. Они скажут, что надо делать в случае пропажи сберкнижки. Заявление напиши. Делать это надо скорее, пока её никто не предъявил и денег обманным путём не получил. Потом поздно будет. Когда счёт закроют, уже ничего не докажешь. Поняла?

– Да, пойду завтра же. Другого выхода нет.

Татьяна ушла домой, по-прежнему не зная, что думать по поводу этой сберкнижки. И что за мания у стариков копить деньги? Лишней тряпки себе не купят, никаких деликатесов не употребляют в пищу, а вот деньги любят иметь в наличии. Конечно, в своей жизни они никогда не видели роскоши и не привыкли к ней. На долю военного поколения выпало немало испытаний: это и голод вместо полноценной еды, и обноски вместо нормальной одежды. Но они выстояли, выжили (кроме тех, кто погиб на войне) и не считают материальные блага главным жизненным достоинством. Главное – сама жизнь, здоровье, свежий воздух. А от бекона и сервелата никто ещё здоровее не стал. И от норковой шубы никому не стало теплее, потому что тепло заключается не в шубе, а в человеческих отношениях.

Вот и Таисия Михайловна не хочет покупать никаких новых вещей. Ей дочь принесла свою поношенную, хотя совсем не старую шубку – она в ней и ходит. Как ни уговаривала Таня купить новый костюм или хотя бы пиджак для медалей, которые Таисия Михайловна носит в торжественных случаях, она так и не согласилась.

– Жить осталось недолго – зачем мне новый пиджак? Опять придётся дырки для медалей делать. Мне и в старом хорошо – в нём меня и похоронишь.

У Таисии Михайловны на этот счёт была своя логика, и переубедить её было невозможно. Таня сначала сердилась, а потом подумала: зачем? Пусть живёт, как хочет.

На следующий день она еле дождалась звонка матери – ей не терпелось узнать, что скажут в сбербанке по поводу утери сберкнижки. Ответ оказался неожиданным, но приятным. Оказывается, Таисия Михайловна сделала свой вклад не в государственном, а в частном банке. Сберкнижек там вообще нет, только договор. И она, её мать, утверждает, что находится ещё в здравом уме и твёрдой памяти? Как же она могла такое забыть?

– Вы простите меня, простите, если можете, – молила Таисия Михайловна, – забыла я, забыла, память стала подводить. Ничего у меня не пропало, никто не виноват, только я, старая…

Таисия Михайловна говорила что-то ещё, но Таня её уже не слушала. Она улыбалась. Хорошо, когда неприятные инциденты имеют счастливый конец.

9.Майя.

Молодая женщина шла по февральской морозной улице и думала о своём. Она спешила, не замечая ничего вокруг, который раз прогоняя в мыслях очередную ссору с тем, кого искренне любила и считала своей судьбой. Она тяжело вздыхала, сердясь то на него, то на себя, украдкой смахивала слёзы, недоумевая, почему их отношения не складываются. Или ничего непонятного тут нет и всё, что происходит, закономерно? Он старше, умнее её, занимает высокую должность, а она – обычная женщина с неудавшейся судьбой и нищенской зарплатой, да ещё и с ребёнком. Так вот распорядилась ее судьба, которая никогда не была лёгкой.

Она плохо помнила родителей из далёкого детства. В памяти сохранился только один малопонятный и не очень приятный инцидент. Случилась, видимо, семейная ссора. Когда девочка вошла в комнату, мать ходила туда-сюда и кричала на отца, сидящего на стуле, а находящаяся тут же бабушка тихо вытирала слёзы. Майя испугалась разъярённой матери и кинулась к отцу, надеясь, видимо, найти у него защиту. Но то, что случилось потом, надолго привело её в шоковое состояние. Отец схватил дочку за руку, сильно сжал её и, как надоедливого котёнка, со всего размаха отшвырнул к стене. Она больно ударилась головой и потеряла сознание. Очнулась уже в больнице, когда её осмотрел врач и поставил диагноз: сотрясение мозга.

Время шло, Майя росла, но происшествие это не забывалось. Да и дальнейшие события показали, что в семье явно не всё в порядке. Сначала куда-то бесследно исчез отец, потом трагически погибла мать. Она осталась с бабушкой, единственным родным человеком, которая часто плакала и объясняла Майе, что родители её умерли.

Немного повзрослев, уже в подростковом возрасте она наконец-то догадалась спросить бабушку, почему отец так сильно обидел её тогда в дошкольном детстве. Бабушка задумалась, внимательно посмотрела на Майю и решилась рассказать ей правду.

– Это был не отец, а чужой мужчина, гражданский муж твоей матери. Они не ладили между собой, ребёнок раздражал его, но мать долго терпела, надеясь создать с ним нормальную семью. Она никогда не была замужем, и отца у тебя никогда не было.

– Как? – удивилась девочка и посмотрела на бабушку недоверчиво. – Отец есть у всех, так не бывает.

Её шокировало сообщение бабушки, но она старалась выдержать этот разговор достойно и не расплакаться.

– Бывает, – вздохнула бабушка и вытерла слёзы, – я это тебе для того рассказала, чтобы ты не повторяла ошибок своей матери.

Девочка узнала также, что её мать, выйдя из дома в тяжёлом душевном состоянии после разрыва с мужем, была сбита машиной. А так называемый отец жив, но бабушка его больше не видела.

Майя в тот день долго не могла уснуть, думая о трагической судьбе матери и о своей несчастливой доле. Она сирота и никому не нужна. Бабушка, конечно, любила и баловала её, но достойной жизни обеспечить не могла. У неё не было денег на красивые платья и туфли, на конфеты и печенье. Она очень любила пирожные, но ела их только в день своего рождения. Она никогда не ездила отдыхать на юг. Но слова бабушки крепко засели ей в душу: нельзя повторять ошибок, ошибки ведут к беде.

Майя окончила школу, потом техникум и устроилась работать в библиотеку. И только после того, как получила первую зарплату, она наконец-то почувствовала себя полноценным человеком. Зарплата была небольшой, но её собственной, заработанной, и они с бабушкой почувствовали себя богатыми. Майя купила себе пару обновок из одежды, кое-что из косметики, посетила парикмахерскую и начала новую взрослую жизнь.

Работать в библиотеке ей очень нравилось: здесь было чисто, тихо, интеллигентно. В свободное от посетителей время она читала хорошие книги и мечтала о большой любви. Здесь же, в библиотеке, появились и её первые поклонники из числа читателей: сначала долговязый студент, потом женатый мужчина.

Студент приходил менять книги каждые три дня и только смотрел на неё, не решаясь сделать признание. Он краснел, бледнел, суетился, но хорошенькая библиотекарша с зеленовато-карими и прозрачными, как виноградинки, глазами не хотела замечать его. В её представлении избранник должен быть не таким угловатым и бесцветным, как этот студент. Разве его можно полюбить? Нет и нет.

Второй поклонник, женатый любитель детективов, не стал терять время даром и тут же, едва увидев Майю, поинтересовался её именем и биографией. Потом дождался её после работы и проводил до дома, тем более, что жила она недалеко. Майя вежливо отвечала на его вопросы, но приглашение посидеть в кафе или сходить в театр отвергла – зачем ей этот старик?

Однако мужчины замечали её и на улице. На проспекте Мира, когда она шла домой, её остановил респектабельный и вполне взрослый мужчина.

– Девушка,у меня к вам конкретное предложение. Как вас зовут?

– Майя. В чем дело?

– Мы с вами могли бы приятно провести время. Такая, как вы, способна скрасить моё одиночество.

– Приятно провести время? Что вы имеете в виду?

– Только возможное, ничего криминального, можете мне поверить.

– Но вы старый. Сколько вам лет?

– Тридцать. Какая же это старость?

– Мне девятнадцать, и вы для меня старый, – заявила Майя и быстро зашагала прочь.

Следующий поклонник был уже из ряда вон, скорее всего, маньяк.

– Я наблюдал за вами издали, – сказал Майе мужичок лет сорока, некрасивый и даже несколько сгорбленный, – и я знаю, что вы – моя женщина. Я чувствую таких на расстоянии… Этот женственный аромат…

– Уйдите, пожалуйста, – строго сказала Майя.

– Этот женственный аромат, – повторил незнакомец и схватил Майю за руку, – я чувствую вас. Пойдёмте со мной.

Майя закричала и с силой выдернула руку. Несколько прохожих остановились и с удивлением посмотрели на неё. Поклонник ретировался.

В четвёртый раз случился конфуз, и Майя со стыдом вспоминала об этом. Как она могла так оскандалиться? В первый раз решила пойти с остановившим её мужчиной на контакт, а что из этого вышло? И дело-то было не где-нибудь, а возле кинотеатра, но она этого почему-то не заметила. Какими же мы бываем самоуверенными, как верим в свою счастливую звезду!

– Девушка, вы мне очень понравились, – сказал ей симпатичный парень лет двадцати пяти, – и я хочу пригласить вас в кино.

У Майи быстро забилось сердце, она широко раскрыла глаза и уставилась на парня, не пытаясь скрыть своего восторга.

– В кино? Меня? – наконец-то спросила она.

– Да, вас. Почему бы нет?

Пробил её счастливый час, решила Майя. Свершилось то, о чём она не смела и мечтать. Она не осталась незамеченной, ею будут восхищаться все. Ведь её только что пригласили сниматься в кино – разве не так? Нет, она ни за что не упустит свой шанс.

– Но почему меня? – задала она очередной вопрос парню.

– Я же сказал: вы мне очень понравились. Я никогда не видел таких глаз.

– Что в них особенного? – Майя явно набивала себе цену.

– Они глубокие и светящиеся, – сказал парень, немного подумав, – и с переливами. Так как насчёт кино?

– Я конечно постараюсь. Но всё равно немного страшно. Я ведь не артистка.

– Вы решили, что понравиться могут только артистки? Да они вам в подмётки не годятся. Сегодня в нашем кинотеатре идёт очень хорошая картина. Вы, наверное, знаете. Так пойдём, а то опоздаем…

И тут до неё доходит, что в кино-то её пригласили, да не в то. Она резко говорит “нет” и быстро уходит. Пристыженная, Майя долго не может успокоиться. Какая она всё-таки дура, другим и во сне не привидится так себя вести. Размечталась! Её пригласили сниматься в кино? Да кому она нужна! Там такие красотки снимаются, не ей чета!

Через год Майя вышла замуж, встретив своего будущего мужа на свадьбе подруги. Саша проводил её домой после торжества, и они обменялись телефонными номерами. Через полгода после знакомства с Сашей бабушка Майи благословила свою внучку и она, сменив фамилию, привела в дом мужа. Ещё через год родился Максим, но ему не удалось сплотить уже начавшуюся разваливаться семью. Саша был слишком ревнив, и внимание, которое продолжали уделять Майе мужчины, приводило его в бешенство. Однажды после очередного скандала он так ударил её, что она отлетела к стенке и ударилась головой. На этот раз Майя не потеряла сознания и тут же вспомнила тот неприятный случай из своего детства. Как же так получилось? Она же не хотела повторять ошибок своей матери, а мужа нашла точно такого же.

На следующий день Майя выставила мужа за дверь. И ничто: ни просьбы мужа, ни его мольбы на коленях о прощении не заставили её поменять своё решение. Если муж смог так поступить с ней, то он не пощадит и сына. Поэтому Максима она вырастит без него.

Бабушка поплакала, попричитала, а потом внучку с правнуком обняла. Она всем сердцем привязалась к маленькому мальчику, который уже улыбался и хватал руками игрушки. Старая женщина почувствовала небывалый подъём сил и свою великую миссию: поставить на ноги правнука. Она растила его до шести лет – и эти годы были самыми счастливыми в её жизни. Но бессмертных людей нет. Вскоре после шестого дня рождения внука она тяжело заболела, и через месяц её не стало.

Майя переживала утрату, жалея не только бабушку, но и себя с сыном. Бабушка была феей домашнего очага и добрым ангелом, она оберегала их от забот и невзгод. И хотя Максим последние два года ходил в садик, проблема “с кем оставить ребёнка” оставалась – Майе в своей библиотеке хотя бы раз в месяц приходилось работать по выходным. Ребёнок оставался один.

Случайная встреча с Андреем, который был её адвокатом в суде, изменила жизнь Майи. Она стала не только более яркой и насыщенной, но и более спокойной. По выходным Андрей оставался с мальчиком и казалось, что это устраивало обоих. Максим радовался, что у него появился папа, а Андрей любил общаться с детьми. И вдруг всё рухнуло, исчезло и вряд ли вернётся. Она ему не пара.

Увлёкшись воспоминаниями, Майя не заметила, как вошла в свой двор. Она радовалась, что скоро увидит сына и уже ясно представила, как он обрадуется, что мама пришла, как она обнимет его и будет готовить обед, а потом они вместе пойдут куда-нибудь гулять. Максим был очень благоразумным ребёнком, не капризничал, не устраивал истерик и всё понимал, что внушала ему мама. Одного не мог понять: куда делся папа? Этот вопрос ребёнок задавал постоянно, и Майя даже боялась этого вопроса, хотя неизменно отвечала, что папа в командировке. Но время шло, и командировка явно затягивалась. Это понимал даже шестилетний ребёнок. И как правдоподобно выйти из этой ситуации, Майя не знала.

Почему у неё не было никаких предчувствий, когда она в этот страшный день возвращалась домой? Почему не сжималось сердце, не шёл холодок по спине, не прерывалось дыхание? Почему не подступил комок к горлу, когда она ещё издали увидела, что возле её с Максимом дома что-то не так? Под окнами толпился народ, стояла “Скорая помощь” и милицейская машина. Наверное, что-то случилось. Она подошла поближе и услышала реплики, которые не приняла на свой счёт: “Она идёт”, “Это она”…

Вдруг Майя отчаянно закричала и испугалась своего крика. Только после этого забилось сердце, и налились слезами глаза. Ещё не заметив, что окно в её квартире разбито, она увидела самое страшное: люди в белых халатах укладывали на носилки маленького мальчика. Её мальчика.

10.Окно

Накануне этого страшного и непонятного события Татьяна спросила у своего грустного сына:” Ты всё ещё переживаешь разрыв с Майей? Напрасно. Я думаю, это временное явление. Скоро она соскучится или деньги у неё закончатся… Придёт сама”.

– Да не переживаю я, мама, с чего ты взяла? С Майей всё кончено. Это была ошибка молодости.

– Что-то твоя молодость сплошь состоит из ошибок. Да и затянулась она у тебя. Жизнь у нас не такая уж длинная, надо быстрее определяться. Не успеешь оглянуться, а уже старик. Что будешь делать дальше?

– Что дальше? Постарею, поумнею. А вот женюсь ли – не знаю, не уверен.

– Так и останешься бобылём?

– Мама, ну что за слово такое? Бобыль – это что-то старое, сморщенное, с большой седой бородой… А я-то ещё ничего, молод и свеж.

– Но и ты стремительно мчишься к вершине – к тридцати годам.

– Какая это вершина – тридцать лет? Нет, я ещё не достиг совершенства, это я признаю. Я же не собираюсь умирать в шестьдесят лет! Может быть, вершина у меня будет в сорок лет или даже в пятьдесят? Разве так не бывает?

– В жизни всё бывает. Просто я в молодости прочла одно стихотворение, там была такая строчка: “Тридцать лет – это возраст вершины”… К этому рубежу люди определяются в жизни и знают, чего хотят.

– Я не желаю больше говорить про возраст. Я его скрываю. Вот так.

– Ладно, что с тобой разговаривать. Живи, как хочешь, – вздохнула мама Таня и отправилась на кухню мыть посуду. Она и не догадывалась, что до свадьбы её единственного и не очень серьёзного, как она считала, сына оставалось меньше года.

События начали стремительно развиваться уже на следующий день. Когда раздался звонок в дверь, Татьяна, несмотря на свои вчерашние пророчества, меньше всего ожидала увидеть Майю. Но это была именно она – грустная, даже какая-то серая, с опущенными глазами. Татьяна взглянула на девушку и даже улыбнулась – вот она и пришла, вон как переживает – ясно, что хочет помириться с Андреем.

– Мне надо Андрея, – сказала Майя, забыв поздороваться, но подняв на минуту глаза.

– Его нет. Я не знаю, где он. Майя тяжело вздохнула, опять опустила глаза и уставилась в пол, а потом вдруг быстро сказала:

– Максим в реанимации. Умирает.

– Что?! – Таня похолодела, ей показалось, что даже сердце у неё остановилось. Что могло случиться с ребёнком? Уж он -то ни в чём не виноват.

– Ты заходи, присядь, – сказала она девушке после минутной паузы, – расскажи, что случилось.

– Он был дома один. Разбил стекло молотком и прыгнул с третьего этажа. Сломал ноги и позвоночник.

– Ты не расстраивайся раньше времени – может быть, ещё всё обойдётся, – начала старшая по возрасту женщина успокаивать младшую, хотя у неё самой не проходил комок в горле и тряслись руки.

– Сломан позвоночник, – повторила Майя, – врачи сказали: если внутренние органы повреждены, то всё, смерть.

Татьяна ещё больше ужаснулась, услышав это страшное слово смерть, но, справившись с охватившими её эмоциями, опять начала успокаивать несчастную молодую маму.

– Ну и что же – сломан позвоночник? Срастётся, на детях всё быстро заживает. У моих знакомых был такой случай. Внук- непоседа упал с балкона. И ничего – жив. Надо верить в хорошее.

– Не знаю… Состояние очень тяжелое.

– Да я и не говорю, что всё это легко, – вздохнула Таня, – конечно, очень тяжело. Наверное, долго придётся лежать в гипсе. Но что делать – надо терпеть, бороться за жизнь ребёнка. Если понадобится моя помощь – можешь на неё рассчитывать.

– Спасибо, – безразлично ответила Майя и после недолгого молчания добавила, – он письмо оставил.

– Какое письмо? Разве он уже умеет писать?

– Очень плохо, печатными буквами, но умеет. Ошибки, правда, делает.

– И что он написал?

– “Мама, я люблю тебя и папу Андрея”.

– Так ты хочешь сказать?.. – до Тани вдруг начал доходить смысл происшедшего. – Он что, хотел умереть? Оставил предсмертную записку?

– Не знаю. Он оделся, разбил окно и прыгнул. Или упал – никто не видел.

– Даже оделся? Вот умница, – у Тани появилась надежда, – сейчас зима, снег лежит под окнами, да и тёплая одежда должна смягчить удар.

– Может быть, – также безразлично отозвалась Майя.

– Андрей, возможно, скоро придёт. Давай пока чаю попьём.

– Я хотела попросить его заделать чем-нибудь окно. Очень дует.

– Конечно, конечно, он сумеет это сделать.

Татьяна усадила девушку на кухне и принялась хлопотать по хозяйству. А в ушах всё звучала одна и та же фраза:” Максим в реанимации… Умирает”. Ей хотелось плакать, кричать, звать на помощь, хотя это был не её ребёнок, это был чужой мальчик, но что это меняло? Человек упал с большой высоты и ему сейчас плохо. А если человек маленький, его жалко вдвойне.

Андрей пришёл через час и принял случившееся близко к сердцу. Его с трудом уговорили выпить хотя бы чашку чая – от ужина он отказался. Отыскав на балконе какую -то картонку, он ушёл к Майе, чтобы закрыть дыру в окне хотя бы на ночь – стекло можно будет вставить потом. Как и ожидала его мать, домой ночевать Андрей не пришёл.

Татьяна с мужем, которому она всё рассказала, долго не могли уснуть, обсуждая случившееся. Чем объяснить такой странный поступок хотя и маленького, но уже достаточно хорошо понимающего, что можно, а что нельзя, ребёнка? Уж не суицид ли это? Не протест ли против ухода из семьи “папы Андрея”?

– Вряд ли, – сказал Сергей, – он же ребёнок. Он не только слов, но и понятий таких не знает. Для него слово “смерть” пока абстрактное понятие, ничего общего не имеющее с реальной кончиной.

– Да, пожалуй, – согласилась его жена, – суицид надо выстрадать, к нему надо прийти. Самоубийство не может осуществиться вдруг – для него должна быть причина. Я, к сожалению, столкнулась с этим. У нас на заводе отравилась молодая женщина, которая не смогла пережить измену любимого. Что он ей обещал, я не знаю. Но когда она забеременела, он отказался на ней жениться, потому что был женат и уже имел двоих детей. Третий ему был не нужен. Когда она узнала об этом, на неё было страшно смотреть. Она кричала:” Я не хочу жить! Меня так обманули!..” И выпила уксусной эссенции. Потом, правда, пожалела об этом, просила врачей её спасти, но было уже поздно.

– И что же он? – спросил Сергей.

– Ничего. Живёт, как ни в чём не бывало. Ей надо было родить и стать с его женой равноправной. Но тогда было такое время: стыд, позор… А я подумала: если я потеряю всё, что мне дорого, меня спасёт Москва. У нас Москва есть, чего травиться-то? Красная площадь, Арбат, Москва-река… Посмотришь на всё это – и жить хочется. Ведь есть же, говорят, ландшафтотерапия. Можно вылечиться, глядя на лесные дали, морской прибой… А чем хуже наши кремлёвские звёзды или вид на Москву с Воробьёвых гор? Но ребёнок ещё не способен прийти к такому решению. Тут что-то не то…

– Причина у него как раз есть – развод родителей, предательство, как он считает, папы. Он же не думает, что папа ушёл от мамы – он ушёл от него, от Максима…

– И он решил таким способом привлечь к себе внимание, вернуть папу? В жизни, конечно, всё бывает, даже такое, что и не снилось сочинителям остросюжетных романов. Но всё-таки не верится…

– Да. Потому и не по себе от случившегося. Мистика какая-то. Легче пережить трагедию, когда её причины ясны.

– Будем надеяться, что Максим придёт в себя и сам расскажет, что это он такое задумал. Он вполне рассудительный мальчик, как я успела заметить, – с надеждой предположила Татьяна, – да и нет худа без добра – они помирились. Как Андрей ни хорохорился, а разрыв с Майей он переживал.

– Видимо от судьбы не уйдёшь. Только бы мальчик поправился.

– А я верю, что он поправится. Даже если будет немного хромать – ну и что? Смерть – это слишком жестоко, он её не заслужил. Дети не отвечают за ошибки своих родителей, – сделала вывод Татьяна.

– А как же известная истина – “грехи родителей ложатся на головы их детей?”– возразил её муж.

– Они уже легли. Ты разве не видишь? И именно на голову ребёнка.

Сергей кивнул головой, и они ещё долго жалели этого почти незнакомого им мальчика.

На следующий день Андрей, заглянув на часик домой, сообщил родителям, что ребёнок жив и находится под пристальным вниманием врачей. Если ему не будет хуже, то через пару дней его переведут в обычную палату – и тогда Майя сможет лежать в больнице вместе с ним.

Родители вздохнули уже спокойнее, и, когда Андрей опять ушёл к Майе, вышли прогуляться. Не сговариваясь, они пошли туда, к дому Майи, чтобы осмотреть место происшествия и сделать свои выводы, как следователи прокуратуры. Они никогда не были на квартире у Майи, знали только, что живёт она недалеко, в Останкино. Но ошибиться они не могли – окно с заколоченной картонкой рамой хорошо просматривалось уже издали. Под окном ничего необычного не было: ни крови, ни битого стекла, ни каких бы то ни было других следов. Не было и снега.

Татьяна не сразу заметила, что одно из смягчающих удар о землю обстоятельств начисто отсутствует. А когда поняла это, испугалась. Как же не повезло ребёнку, если площадка под окном Майи возле одиноко стоящей берёзы блестела, как зеркало. Там лежал плотный, каким он бывает в сильные морозы, лёд. Лёд, жесткий, как алмаз.

Родители Андрея, косвенного виновника происшествия, долго смотрели на него, не зная, что сказать, а потом пошли прочь, думая всё о том же – о пострадавшем мальчике.

Что же всё-таки заставило шестилетнего человечка разбить стекло? Может быть, ему стало скучно одному в замкнутом пространстве и захотелось погулять, подышать свежим воздухом? Оделся, нашёл выход из дома, но не сообразил, что находится слишком высоко от земли. Так или иначе, никто, кроме него самого, не может этого знать.

Через два дня, как и предполагалось, Максим пришёл в себя, и Майю положили в больницу, чтобы она сама могла за ним ухаживать. Первое, что сказал мальчик, увидев мать, оказалось несколько неожиданным.

– Ты не будешь ругаться, мама? Я ведь стекло разбил…

– Не буду, не буду, – успокоила его Майя, со слезами на глазах глядя на сына, лежащего на спине в строго зафиксированной позе.

– Ты почему плачешь? Я обидел тебя?

– Нет, я жалею тебя. Тебе, наверное, больно?

– Нет. Я упал, мама? Не помню…

– Да, да, – нашлась удивлённая мама, – ты упал с горки. Надо быть осторожнее.

Она не желала больше вспоминать ни разбитое стекло, ни “Скорую помощь”, ни свой отчаянный крик. Никто так и не узнал, зачем ребёнок шагнул в эту пропасть, была ли у него какая-то определенная цель, или это всего лишь трагическое стечение обстоятельств. Но если она, эта определенная цель, была, то он её достиг.

Ребёнок пошёл на поправку, о чём родителям радостно сообщил Андрей, ежедневно посещавший маму и сына с фруктами и другими гостинцами.

– Сегодня я прошёл прямо в палату, – поделился он своей радостью, – раньше меня не пускали, Майя выходила в коридор.

– И как тебе это удалось? – удивились родители.

– Лиза по блату провела. Помнишь Лизу? Она работает в этой больнице медсестрой.

– Лиза? Та самая? Вот так сюрприз!

– Да. Она увидела меня, посочувствовала и сделала доброе дело.

– Значит, Лиза всё-таки хороший человек. Не помнит былые обиды, не мстит. Одна её фраза чего стоит: если мы обе его любим, значит, должны дружить (так она сказала своей сопернице). Ты её не оценил по заслугам, теперь она найдёт себе кого-нибудь получше. У неё очень правильный, хотя и недоступный многим менталитет.

– Да она сказала эту коронную фразу просто так, лишь бы что-нибудь сказать. А ты сразу ищешь глубокий философский смысл.

– И всё-таки слышать приятно. Она это не только сказала, но теперь уже и доказала. Вражды не должно быть даже между соперницами. Я уж не говорю о том, что в трудную минуту надо помогать всем.

– Ага, – согласно кивнул Андрей, – дай бог ей жениха хорошего.

Через месяц Майю с Максимом выписали из больницы, и Андрей, извинившись перед родителями, переехал жить на Новоостанкинскую улицу, чтобы во всём помогать тем, кто в его помощи очень нуждался. Незадолго до выписки Максим написал ему письмо, где корявыми буквами со множеством ошибок изобразил целую фразу, смысл которой можно понять так: “Папа, я хочу, чтобы ты жил с нами”.

Наверное, это и решило окончательный выбор Андрея.

11.Дача.

Стремительно мчится время, повсюду оставляя свои отметины. С годами стареют не только люди, но и деревья, и камни, и металл. Рассыпаются железобетонные перекрытия, мелеют реки, осыпается крутой берег. Всесильно и жестоко время.

Вот и они, кажется, совсем недавно были молодыми, а теперь? У Сергея на висках седина, у Тани вокруг глаз небольшие складочки, напоминающие ещё не считающей себя старой женщине о прожитых годах. Да и сын, хотя и не женат, вполне уже зрелый мужчина, опять же безжалостно разоблачающий их немолодой возраст. Наверное, они могли бы уже иметь внуков, но нет, не сделал их Андрей бабушкой и дедушкой, не пришло ещё их время. Тем не менее и о приближающейся старости, и о будущих внуках они думали и нередко заводили разговор о их грядущей и непонятной пока жизни на пенсии.

– Я жду, не дождусь, когда можно будет уйти на пенсию, – рассуждала Татьяна, – это же благодать! Представляешь, утром никуда не надо торопиться, можно поспать подольше, потом посмотреть утренние передачи по телевизору, почитать всласть какой-нибудь роман, пока никого нет дома, и никто не мешает. Можно вообще весь день никуда не выходить, грязь не месить осенью, под дождём не мокнуть, в метро опять же не толкаться…

Муж выслушал жену очень внимательно, но посмотрел на неё недоверчиво.

– Размечталась, старая, – сказал он, хитро улыбаясь. – Это только сейчас ты так говоришь, а потом сидеть дома тебя не заставишь. Ты же всегда говоришь, что не домохозяйка, не служанка, кричишь даже иногда, чтобы мы с Андреем сами за собой убирали. Да и пожилой женщиной ты себя не считаешь…

– Что значит, не считаешь? А кто считает? Не ты ли?

– Нет, что ты! Ты для меня молода, как прежде. Да никто и не даёт тебе истинного возраста. Молодец!

– А где видно, что я пожилая, – не унималась Татьяна, – седины у меня нет, потому что волосы светлые. Вот брюнетки, они рано седеют, да и стареютраньше, чем блондинки. Тройного подбородка и гармошки на шее, как у некоторых моих ровесниц, тоже нет. Да и фигура у меня вполне сохранилась – ни живота, ни варикоза. На меня ещё молодые мужчины заглядываются.

– Не сомневаюсь, – согласился муж, – но улыбки на его лице уже не было,– не знаю, как двадцатилетние, но на молодых пенсионеров ты ещё можешь рассчитывать – на генералов там, полковников в отставке. У них пенсия большая, не пропадёшь.

– Уже обиделся? А кто назвал меня старой? Провинился – получай по заслугам.

– Так я же пошутил!

– Вот и я пошутила – так за так!

– Как же! Ты всю жизнь мечтала, как бы найти себе кавалера покрасивей и побогаче, чем я.

– Мечтала? Да если бы я мечтала, я бы давно его нашла. Ты меня недооцениваешь. А если не нашла, значит, ты меня вполне устраиваешь… И правда – что это я к тебе так привязалась? Не Ален Делон, не Игорь Костолевский…

– Костолевский? Это уже что-то новенькое.

– Да нет, старенькое. А что же ты не скажешь, что и я сама – не Мэрлин Монро, не Софи Лорен…

– Почему это я должен сравнивать с ними мою жену? Она у меня гораздо лучше.

– Вот за это я тебя люблю и ни на кого не променяю! – и Таня погладила шевелюру мужа.

– Ты помнишь, где и когда мы с тобой первый раз поцеловались? – спросила она.

– Не помню,– ответил Сергей, – никогда ты меня не целовала.

– Ничего себе, склероз. А на дачу кто меня возил ещё в студенческие годы? Самое приятное воспоминание тех лет. Вот я и думаю: а почему у нас нет дачи? Надо её вернуть!

– Но она давно продана, как мы её вернём? Там, наверное, есть хозяин.

– Всё равно, надо купить дачу. Сейчас мы вполне можем себе это позволить. За роскошью гоняться не будем, она нам ни к чему, лишь бы можно было там жить и дышать свежим воздухом. Видимо, с годами такая потребность ощущается сильнее. Да и воспоминания приятные. Фактически наша с тобой любовь началась там…

– Неужели только там? До этого ты меня совсем не любила? А потом, на даче, увидела, какой я богатый, и тут же полюбила. Так получается.

– Да ну тебя, вечно ты фантазируешь. Ясно, что тебя надо лечить от склероза, ничего ты не помнишь. И в этом случае тоже дача пригодится. А помнишь, когда мы оттуда на электричке в Москву возвращались, усталые, но счастливые, откуда-то звучала музыка. И песня про любовь, как в кино бывает: между героями фильма зарождается чувство, только-только возникает, а за кадром звучит лирическая песня, которая отражает настроение героев. В нашем случае было точно так же. Опять не помнишь? Жаль, песня старая, сейчас её уже не поют. Но я тебе спою:

Вас хочу будить утром,

С вами быть хочу в полдень,

Возле вас встречать вечер,

Закат и рассвет.

Но прошло без вас утро , Наступил без вас полдень,

Пролетел без вас вечер,

И в полночь вас нет…

Так ты вспомнил эту песню? Это было очень символично. Просто судьба.

– Не помню я никакой песни, – недовольно пробурчал Сергей.

– Я так и знала, опять склероз. А он ещё от дачи отказывается.

– Склероз тут ни при чём. Сижу рядом с девушкой, очаровательной, любимой. И ты думаешь, мне есть дело до какой-то там песни, воспевающей неизвестно чью любовь? Мне тогда своей любви хватало. Это тебя я хотел будить утром – и без всяких там песен. Это ты всё вокруг замечала, а я видел только тебя.

– Ну и ну! Приятно слышать, не спорю. За склероз я тебя, так и быть, прощаю, считай, что оправдался. Но дачу всё равно надо попытаться вернуть, выкупить. Её же твой покойный отец строил, она твоя. Да и бабка, наверное, довольна будет.

– Да, мама очень скучает по даче. Но как мы её вернём? Тридцать лет прошло, она уже не наша. Продавать её никто не собирается.

– Всё равно надо съездить в Малаховку, посмотреть на неё. Это, слава богу, недалеко. Посмотрим, узнаем, кто там живёт, а потом будем принимать решение.

– Хорошо, давай съездим в ближайший выходной. Только теперь уже поедем не на электричке. Довезу на машине, как королеву.

Татьяна кивнула, улыбнулась – всегда приятно чувствовать себя королевой, но потом вдруг задумалась и осторожно подбросила мужу свою идею.

– А может быть нам не стоит ехать на машине, привлекать к себе излишнее внимание? Доедем на электричке, прогуляемся, как простые дачники или даже бомжи, проведём разведку… Заодно спросим, не продаётся ли там какой-нибудь завалящий домик.

– Я не понимаю, какая тут разница? Если ты собираешься что-то спрашивать у местных жителей, значит, всё равно засветишься, разведчица липовая.

– Ну и пусть. Всё равно не хочу на машине. Давай вспомним молодость, почувствуем себя студентами, как в тот единственный раз, когда я туда приезжала.

– Я сделаю всё, что ты хочешь, – ответил Сергей. Дождавшись воскресенья, они встали пораньше и оделись по-спортивному, будто собираясь в поход.

Надев брюки, свитер и куртку, Татьяна бросила взгляд в зеркало и осталась довольна тем, что её фигура пока позволяет носить молодёжную одежду.

Они вышли на улицу. Вчера была уже весна, сквозь серые тучи пробивались лучи солнца, согревая первую травку, а сегодня опять было мокро и зябко, как в конце февраля, серое небо висело низко, моросил дождь, и Татьяна пожалела, что оделась так легко. Даже в апрельский день иногда не помешает шуба, потому что простудиться в такую погоду можно быстрее, чем в мороз. Однако возвращаться не хотелось, и она, стараясь не отставать от мужа, быстро зашагала к метро.

На Казанском вокзале, куда они приехали, как всегда, царила суета, он гудел, как муравейник. Люди спешили, задевая друг друга, тащили свои баулы и чемоданы, и у всех было одно и то же выражение лица – выражение сосредоточенности и в то же время растерянности от этого непрерывно жужжащего муравейника. Все думали только о том, как бы не опоздать, не отстать, не перепутать и ничего не забыть.

Татьяна была рада, что оказалась здесь. Ей нравилась эта суета, это дорожное настроение, когда душа рвётся куда-то вдаль, когда забываются все болезни и бытовые неурядицы, и любой человек ждёт от жизни чего-то хорошего.

– Как хочется поехать куда-нибудь далеко, – вздохнула она и с надеждой посмотрела на мужа, – скоро наступит время летних отпусков, можно было бы куда-нибудь прокатиться.

– Кажется, мы как раз и собираемся ехать далеко, – сказал Сергей, не желая дальше развивать эту тему.

Он не любил дальних поездок, предпочитая отдыхать в каком-нибудь подмосковном доме отдыха. Дальняя дорога требовала много денег, большинство из которых тратилось, как он считал, впустую. Татьяна же считала, что самая разумная трата денег – это как раз путешествия.

Уже десять лет прошло с тех пор, как они выбрались на отдых в Крым, а у неё до сих пор повышается настроение, когда она вспоминает об этом. Красота крымской природы до того поразила её, что она, глядя на горы, голубое небо и морской прибой, чувствовала небывалый прилив сил.

В Крыму они отдыхали в Гурзуфе. От Симферопольского аэропорта до санатория добирались два часа на автобусе, поэтому приехали уже к ночи. Местных достопримечательностей в темноте не разглядели, тем приятнее их удивило утро. Спустившись из своего номера, располагавшегося на четвёртом этаже, в столовую, они остановились от неожиданности. Передняя стена обеденного зала была сплошь стеклянной, и сквозь неё просматривался главный крымский пейзаж: знаменитая Медведь-гора и две примыкающие к ней скалы на фоне голубого моря ярко освещались солнцем.

– Потрясающе, – сказала Татьяна, – ради одного такого пейзажа стоило ехать на край света.

Конечно, во время отдыха они изучили и другие пейзажи и достопримечательности Крыма: прошлись по набережной Ялты, где гуляла когда-то чеховская дама с собачкой; и ведь недаром гуляла она именно здесь – дача писателя Чехова с садом, где круглый год что-нибудь расцветало, находилась тоже здесь, в Ялте. Посетили Ливадию и Алупку, наслаждаясь красотой Ливадийского и Воронцовского дворцов, вспомнили Сталина, который встречался в Крыму с Рузвельтом и Черчилем – получился ещё и экскурс в историю.

Сергей-то мало думал о том, как эта Крымская красота была связана с историей, но Татьяна напоминала ему об этом, даже таскала его в Пушкинский грот – Пушкин ведь бывал в Гурзуфе в тот период своей жизни, когда ухаживал за сёстрами Раевскими – с ними-то он и приехал в Крым. Так что Крым оценили давно – недаром здесь была ещё и резиденция русских царей.

Но история – историей, а если вспомнить о самом сильном впечатлении, то наряду с Медведь-горой им очень понравился замок “Ласточкино гнездо” в Мисхоре – совершенно сказочный замок, буквально висящий над морем. Они долго любовались им издали, а потом решились взобраться на скалу и подойти к нему поближе, потому что дорога туда была уже проторенная – не они первые. Но когда Татьяна, держась за руку мужа, смело направилась к опоясавшему замок балкону и прошла по нему, то сердце её от страха ушло в пятки.

И зачем наши правители, привыкшие единолично решать всё за всех, подарили Крым Украине? И вот теперь он не наш, заграница. Почему союзные республики так поспешили отделиться? Кто их обижал? Во времена дефицита и пустых полок в российских магазинах, пустых даже в Москве, все республики жили лучше нас.

За воспоминаниями Татьяна и не заметила, как они доехали. Вот и Малаховка. Электричка затормозила возле перрона, и они вышли на улицу, с удовольствием заметив, что дождь кончился, и на небе появилось весеннее солнце. Они прошли мимо автобусной остановки, не желая воспользоваться никаким транспортом, потому что ещё дома, в Москве решили пройти этот посёлок – Татьяна не решалась назвать его городом – только пешком, изучив каждый дом и каждый кустик. Сергей быстро взял правильное направление, Татьяна же не могла вспомнить, где она когда-то бывала.

На улицах Малаховки было пустынно, прохожие попадались редко, хотя дачи здешние годились на любое время года, отапливались, и многие дачники жили здесь и зимой. Они шли, изучая местную деревянную архитектуру – у кого наличники резные на окнах, у кого балкончик замысловатый или мансарда.

– Небось, сердце у тебя стучит, детство вспоминаешь, – спросила Татьяна мужа, останавливаясь у очередного “теремка” и глядя вверх на установленную на крыше вертушку.

– Вспоминаю. И не только детство. Вспоминаю отца и не могу понять, почему он так рано умер. Я вот не считаю себя стариком, но приближаюсь к тому самому возрасту… Как-то не по себе становится, что через каких-нибудь пару лет и я могу оказаться кандидатом туда…

– Куда это ещё?

– Туда, на тот свет.

– Да ты что, как ты можешь такое говорить? Совсем свихнулся! Лучше скажи, зачем на крыше вертушка?

– Так просто, ветер дует – крутится. Детям интересно. Да и направление ветра можно определить – некоторым нравится этим заниматься.

– Делать им нечего. Мы без вертушки обойдёмся, лучше российский флаг повесим. Ты говорил, у тебя на работе валяется старый флаг – так принеси…

– Принесу, когда будет, куда вешать. Пока мы здесь туристы.

– Так где же наша дача-то?

– По-моему за тем поворотом. Но я что-то не уверен, давно здесь не был.

Когда искомая дача была наконец-то найдена, им, желающим приобщиться к дачной жизни, она показалась весьма странной. Окно фасада было треснуто, тропинка к крыльцу заросла бурьяном – даже в апреле там торчало множество голых стволов, а на двери висел огромный замок.

– Вид у дома явно нежилой, – сделал вывод Сергей, но, может быть, это и к лучшему?

– Неизвестно. Надо спросить у соседей, почему здесь никто не живёт. Возможно, дача продаётся – разве не этого мы хотели? Купим по дешёвке – дача не в лучшем состоянии.

– Но это точно наша дача, никаких сомнений у меня нет. Только деревья выросли чуть ли не до небес. А остальное даже не изменилось. Краски потускнели, конечно, но ведь столько лет прошло…

– Н-да, работы тут много. Давай подойдём поближе, заглянем в окно.

Они вошли в сад – там было очень грязно. С северной стороны дома ещё лежал снег, а с южной чернела мокрая земля.

– Нет, мы тут утонем. Придётся приехать ещё раз, когда высохнет, – решил Сергей.

– Я вот думаю: хозяин, наверное, умер, потомству дача не нужна, и тут живут привидения.

– Выдумала, тоже. Привидений не существует.

– Ты в этом уверен? Мы не можем судить о том, чего не знаем. Великие тайны мироздания нам не доступны. Однако поинтересоваться у соседей надо – вдруг они уже знают про привидения.

Соседей, живущих в Малаховке, нашли с трудом, и ничего интересного Поляковым они не рассказали. Они вообще не помнили, что здесь кто-то жил. Сергею и Татьяне ничего не оставалось, как вернуться домой и отложить дачный вопрос хотя бы до мая, когда в дачном массиве Малаховки будет многолюднее.

Однако мать Сергея Римма Степановна, узнав о поездке, очень оживилась и сказала, что знает, кому была продана дача, поскольку сама этим занималась. Она достала какой-то блокнот, долго листала его, вооружившись очками, и наконец выдала детям адрес и фамилию покупателя. Тане с Сергеем следовало найти гражданина Калашникова, живущего (если он ещё жив) на Сретенском бульваре.

Они поехали туда вечером после работы, но Калашникова не нашли. Дверь им открыла женщина средних лет, оказавшаяся его дочерью. Она очень удивилась, узнав о цели их визита, потому что после смерти отца о даче все забыли. Первое время её пытались продать, но, не найдя покупателя, больше попыток не делали.

– Я женщина одинокая, не очень здоровая – дача мне ни к чему, лишняя обуза, – объяснилась женщина, – так что продать её я согласна. Но почему вам понравилась именно эта дача?

– Она была нашей, её строил мой отец, известный в то время архитектор. А когда он умер, понадобились деньги на мою свадьбу, и мать её продала, – ответил Сергей.

– Ах, вот в чём дело… Понимаю. Дорого не возьму, сговоримся.

Договорившись с женщиной встретиться ещё раз, супруги вернулись домой с чувством исполненного долга. Они были довольны и счастливы, что их мечта осуществится в самое ближайшее время.

– Вот только дел там невпроворот. Наверное, и полы прогнили. Придётся приглашать дядю Петю, – вздохнула Татьяна.

– Это ты хорошо придумала – именно дядю Петю. Он человек отзывчивый, не откажется, – согласился Сергей.

И супруги, решив все вопросы, спокойно отправились спать. Они ещё не догадывались, что старая заброшенная дача хранит в себе такие тайны, о которых лучше не знать.

12.Дядя Петя

Дядя Татьяны Пётр Николаевич был двоюродным братом её матери Таисии Михайловны. Человек во многом примечательный, он ещё в детстве произвёл на Таню странное, почти мистическое впечатление. В шестилетнем возрасте она гостила с бабушкой у тёти Лиды, сестры матери, в Рязанской области. Стояли тёплые июльские дни, на огороде было полное изобилие: росли огурцы, зрели помидоры, на вьющихся плетях висели стручки гороха… Тане очень нравилось в огороде, там она и проводила большую часть времени. Специально для неё двоюродный брат Василий сделал качели и принёс из оврага несколько вёдер чистого песка.

Однажды после завтрака, когда Таня играла в своей песочной куче, из дома вышла баба Дуся, оглядела огород, бросила взгляд на внучку, а потом внимательно посмотрела на небо. Не увидев ничего необычного, вышла за калитку, прошлась по дороге к какому-то большому дереву и вернулась в огород очень довольная.

– Что-то сегодня вороны громко кричат, – сказала она не Тане, а скорее самой себе, – наверное, Петька скоро придёт.

Таня удивлённо посмотрела на бабушку Евдокию Васильевну, не улавливая связи между воронами и каким-то Петькой, которого она не знала. Но вечером за ужином бабушка поделилась этой новостью с дочерью Лидой, и Таня опять удивлённо подняла на неё глаза.

– Очень громко кричали птицы за калиткой – это неспроста. Петька должен приехать – давно пора.

Тётя Лида не выразила никакой радости по поводу сказанного.

– Только его нам не хватало, своих забот нет, – недовольно проворчала она, – да и вряд ли он одумался. Такие не исправляются.

– Что ты, что ты, – запричитала бабушка и замахала руками, – не говори так. Он обещал, что больше грешить не будет.

– Он всю жизнь обещает, а потом опять за своё. Это уже врождённый порок… Зря ты его всю жизнь жалеешь, не стоит он того.

– Так кто же его пожалеет, если нет ни родителей, ни жены. Он племянник мне, родная кровинушка. Он ведь меня ни разу не обидел ничем, ни словом, ни делом. Ласково тётей Дусей называл.

– Ну, ну, радуйся. Бог сына не дал, так племянник ласковый. Хотя и разбойник.

– Не разбойник он, Лида, никого из людей и пальцем не тронул. На человека руку поднять – это ведь грех какой…

– А то, что он делает, не грех? В Библии, между прочим, написано…

Таня ничего не поняла из разговора двух женщин. Но через пару дней после того, как баба Дуся произнесла свою таинственную фразу про ворон, в доме появились двое незнакомых мужчин. Она видела, как они открыли калитку, вошли во двор и, не обращая на неё никакого внимания, направились прямо в дом. Послышались радостные возгласы бабушки, звук поцелуев и мужские голоса. Татьяна совсем не собиралась знакомиться с этими подозрительными типами, она предпочитала остаться в огороде, но вскоре услышала крик бабушки.

– Таня, иди скорее домой, дядя Петя приехал.

Она не спеша встала, сняла сандалии, высыпала из них песок, опять надела – и только после этого поплелась к двери.

– Вот, Петя, это Таечки моей дочка… – начала бабушка.

– Помню, помню. В колыбельке лежала, кричала… Я её еле успокоил. А чего худая какая? Прямо синьтя…

– Не ест ничего. Молоко и то пить перестала.

– Плохо. Есть не будешь, заболеешь и умрёшь. Я уж не говорю, что титьки не вырастут, – сказал дядя Петя и захохотал.

Второй мужчина, который до сих пор молчал, поддержал его смехом. Тане совсем не нравилось стоять и выслушивать насмешки, и она ждала, когда можно будет уйти обратно в огород. Она молча рассматривала незнакомцев.

– Ну что, синьтя, получай гостинец, – дядя Петя вынул из кармана шоколадку и протянул племяннице. Таня взяла её, не забыв сказать “спасибо”.

– И запомни: я дядя твой, родня. Я тебя нянчил, – улыбаясь, сказал новоявленный родственник. Таня нехотя кивнула головой.

– И долго они здесь пробудут? – спросила тётя Лида, когда пришла с работы и осталась с матерью наедине.

– Потерпи, дочка, – прошептала Евдокия Васильевна, – друг уедет через два дня – ему домой, на Урал. А Петьке-то устраиваться на работу надо. Может быть, ему лучше к Таисии, в Москву ехать. Работать устроится, а там, глядишь, общежитие дадут. Загостились мы с Таней у тебя – вот вместе и поедем.

– Ладно уж, не торопитесь, отдохните немного, – разрешила тётя Лида.

Но планам бабушки не суждено было сбыться. Сначала её ошарашил друг Пети, который перед отъездом пришёл к ней на кухню, прикрыл за собой дверь и сугубо конфиденциально доложил: ваш племянник, тётя Дуся, неисправим, он меня уже звал на дело…

– Куда, куда? – испугалась бабушка.

– А туда, тётя Дуся, откуда прямой путь за решётку. Спасибо вам за приют, за чай, я поехал домой.

Евдокия Васильевна перекрестилась, постояла перед иконой, которая висела в углу, и пошла искать племянника. Дядя Петя сидел с Василием на скамейке в огороде , вальяжно положив ногу на ногу ,и с аппетитом ел огурец. Выражение лица у него было самое блаженное, но в то же время гордое и немного надменное. Он явно считал себя суперменом.

– Вот я Ваське говорю, дом-то надо ремонтировать и достраивать, – обратился он к своей тётушке, – уже сто лет здесь мужская рука ни до чего не дотрагивалась.

– Твоя правда, – обрадовалась Евдокия Васильевна, – дом старый, ещё я с покойным мужем здесь жила, помнишь?

– Как можно забыть, я здесь провёл свои лучшие годы! Поправим дом, а потом я, глядишь, и себе что-нибудь построю. Вот Вася, друг, мне поможет. Ох, и заживём…

– Дай бог, дай бог, – запричитала бабушка, уже забыв, зачем искала Петра. А она хотела поговорить с ним, отвести беду. Кто знает, смогла бы она это сделать или нет, но потом баба Дуся очень каялась.

– Мы с Васей прогуляемся немного, – сказал дядя Петя как-то вечером.

– Куда на ночь глядя? – забеспокоились и Евдокия Васильевна, и Лидия Михайловна.

– На луну поглядим, говорят, она здесь большая, – ответил дядя Петя, поднимая глаза к небу,– не могу понять, почему в деревне небо так близко, что звезды висят прямо над головой, а в Москве оно так высоко, что и звезд не видно.

На луну мужчины любовались долго, часа два. Баба Дуся не ложилась спать, три раза выходила за калитку посмотреть, не идут ли племянник с внуком, но тщетно. Однако она рано начала волноваться – в этот вечер не случилось ничего. А ровно через неделю произошло ЧП – то самое чрезвычайное происшествие, о котором предупреждал друг Пети. Как потом выяснилось, дядя хотел взять в сообщники Василия, обещая ему златые горы, но восемнадцатилетний племянник категорически отказался принимать участие в афере. Тогда дядя Петя нашёл подходящую кандидатуру из местных пьяниц, и они вдвоём ночью пошли… грабить магазин.

Напарник предложил обезвредить сторожа ударом по голове, но дядя Петя не хотел жертв – бабушка вполне справедливо считала его добрым и ласковым. Решили сторожа связать в надежде на то, что в темноте он не разглядит лиц грабителей. Лиц он и не разглядел, но фигура дяди Пети всегда выделялась среди других человеческих фигур. Высокий, под два метра, худой, как жердь, он никогда не оставался незамеченным. Почему этого не понимал сам дядя Петя, было для всех загадкой. При какой-нибудь заурядной, среднестатистической внешности его могли и не узнать, но при такой…

Дядю Петю забрали уже наутро, вскоре после того, как обнаружили в магазине связанного сторожа. Его сразу взяли под стражу, потому что криминальная биография преступника не давала ему никакого шанса остаться на свободе. Судья припомнил всё: и неоднократные судимости, и побег из зоны, и поддельные документы на чужую фамилию. Адвокат не смог облегчить его участи: Пётр Николаевич получил максимальный срок. Но напарника своего по последнему преступлению не выдал.

Все последующие годы Таня помогала бабушке, которая была почти неграмотной, писать дяде Пете письма, в которых, по обыкновению, рассказывались все семейные новости. Он на письма отвечал, желая всем родственникам счастья и долголетия. Евдокия Васильевна неоднократно просила свою дочь Таисию, которая была партийным работником и имела связи, похлопотать за досрочное освобождение племянника. Таисия Михайловна пыталась что-то сделать, но ничего не помогло. Второе знакомство с дядей Петей произошло через много лет, когда Таня только что вышла замуж, а Евдокии Васильевны уже не было в живых.

После освобождения дядя Петя приехал из мест не столь отдалённых к своей двоюродной сестре Таисии Михайловне. Она сама пригласила его, чтобы помочь обустроиться, а главное, сделать ему внушение и взять слово не возвращаться к прошлым ошибкам. Дядя Петя такое слово охотно дал: у него самого давно не было желания совершать преступления. Ему было уже за сорок, здоровье ухудшилось, накопилась усталость. От бывшего суперменства не осталось и следа. Правда, в заключении он времени зря не терял: освоил профессию строителя, прочитал множество художественной литературы из местной библиотеки и, скорее всего, пересмотрел свои взгляды на жизнь.

Таисия Михайловна помогла своему двоюродному брату устроиться прорабом на стройку, поручившись за него. А вторая сестра Лидия Михайловна подсуетилась и нашла ему невесту из своих знакомых женщин, к которой дядя Петя тут же проникся доверием. Тётя Вера, которая была моложе Петра Николаевича на пять лет, действительно показалась всем родственникам очень приятной женщиной. В её биографии было неудачное замужество, которое закончилось сразу же после рождения дочери. Дочь тёти Веры давно выросла, вышла замуж и жила отдельно.

Дядя Петя после недели знакомства переехал к” дорогой Верочке”, как он её называл, и попал прямо в рай: двухкомнатная отдельная квартира, рядом парк, на кухне изумительная повариха. Тётя Вера заведовала производством в одной из городских столовых, дефицита продуктов дома никогда не было, а готовила она так, что даже Таня с Сергеем никогда не отказывались от приглашения побывать у неё в гостях. К тому же тётя Вера была такой доброй, такой открытой людям, что никому не пришло бы в голову назвать её лживой, коварной, жадной или заподозрить, что она носит камень за пазухой. За свою жизнь таких людей Таня встречала немного.

Все радовались, что дядя Петя встретил своё счастье и начал новую жизнь. Таня с удовольствием разговаривала с ним о книгах и давала своему дяде читать то, что он ещё не успел. Сергей вёл с ним мужские разговоры о жизни и даже прислушивался к его мнению. К тому же дядя Петя оказался человеком отзывчивым и помогал всем не только словом, но и делом. Он сделал грандиозный ремонт в квартире своей Верочки, а потом помог с ремонтом Тане с Сергеем, когда они отделились от свекрови и стали жить самостоятельно.

С тех пор прошло много лет, целая жизнь. Дядя Петя давно был на заслуженном отдыхе, прихрамывал, тётя Вера тоже вышла на пенсию, но жили они по-прежнему вместе, их дом также дышал радушием и светился тем добрым светом, к которому всегда тянутся люди. Поэтому нет ничего удивительного, что именно о нём, о дяде Пете, вспомнили Поляковы, когда решили возродить дачу в Малаховке. Дядя Петя им поможет – он всегда знает, что и как надо делать.

13.Липовая роща.

Худенькая девушка стояла под пристальным взглядом чиновника, сидящего за покрытым зелёным сукном столом. Он только что нашёл её фамилию в списках, поставил на полях галочку и теперь изучающе смотрел на неё.

– Таисия Михайловна?

– Да.

– Вы любите свою Родину?

– Конечно, люблю.

– А защищать её хотите?

– Хочу! – не задумываясь, ответила двадцатилетняя Таисия, то ли потому, что так была воспитана комсомолом, то ли хорошо понимая, что по-другому отвечать в данной ситуации нельзя.

В 1942 году согласно специальному приказу по всей стране шёл набор девушек на военную службу. Но забирали не всех. Таисия знала, что за одноклассницу Инну заступился отец, главный врач больницы, за соседку Катю – мать, которая работала в школе. За Таисию заступиться некому: мать была неграмотной, отец беспробудно пил. Она пошла на фронт, ещё не сознавая, что уезжает из родного дома не на неделю, не на месяц, а на долгих три года.

– В Оренбурге формировался полк связи, – рассказывала она Тане шестьдесят лет спустя, накануне юбилея великой победы, – и нас три месяца учили стрелять и ползать по-пластунски. Потом повезли в сторону Украины. Уже в поезде мы почувствовали, что едем не на курорт – по дороге состав бомбили с воздуха.

От Харькова нас везли на открытых машинах, по дороге тоже бомбили, но мы уже начали привыкать, приспосабливаться: смотрели по сторонам, и если замечали немецкий бомбардировщик, разбегались, прятались в лесу, в окопах – кто где мог. Потом совсем освоились, поняли, что сначала летит немецкий разведчик, а потом, когда он нас засечёт, – бомбардировщик. Прятались заранее, но потери в полку всё-таки были. Одна девушка не успела вовремя убежать, когда в бочку с бензином попала бомба. Она сгорела дотла, а ведь на её месте могла быть и я.

По дороге из Харькова в Белгород мы попали в окружение, дорогу нашим машинам преградили немцы. Маршрут передвижения, дислокация войск – за всё это отвечали наши командиры. Почему они ошиблись и привели нас прямо к немцам, осталось для меня загадкой. Мы должны были идти другой дорогой, но попали прямо в логово врага. И тут со мной случилось самое страшное: рядом, метрах в пяти, упала мина – она напоминала формой и размерами большую узбекскую дыню, только цвет её был тёмно-коричневый. Я подумала: всё, конец пришёл. Начала от мины уходить, уходить медленно, потому что была в каком-то оцепенении. Понимала, что далеко уйти не успею. Но эта мина не взорвалась. Судьба миловала и на этот раз.

Из окружения нам удалось уйти. Мы ушли пешком через липовую рощу – запах цветущих лип я помню до сих пор. В Рязанской области, в деревне, где я тогда жила, лип не было совсем, и то, что такие деревья вообще существуют, было для меня открытием.

Через рощу, потом через лес по тропинкам мы добрались до Белгорода, где должен был стоять наш полк. Немецкая техника по тропинкам не ездила – и это нас спасло.

Нам довелось воевать на так называемой Курской дуге: Курск – Орёл – Белгород. Знаменитая Курская битва в июле-августе 1943 года доказала, что не только зима и мороз страшны врагам России, но и мощь её армии. Советские войска отразили крупное наступление немецко-фашистских войск, сорвали их попытку вернуть стратегическую инициативу, утраченную ещё в Сталинградской битве. Это был коренной перелом в ходе войны.

Мы, девушки, работали телефонистками, передавали сведения о ходе боёв в штаб фронта. А уже оттуда они попадали в Москву. Мы передвигались вслед за передовой армией, но не все сразу, а частями. Текст для передачи был зашифрован, приходилось набирать только цифры, так что мы и не знали, что именно передаём.

Наш полк обеспечивал все виды связи: телефон, телеграф, рация, письменные сообщения. У нас были даже курьеры, которые развозили спецпакеты на велосипедах. Без нас на войне не произошло ни одного важного события. Мы продвигались, гоня врага на запад, за пределы нашей Родины, штурмом брали Берлин.

Жить приходилось в тяжелейших условиях, человеческий организм нередко испытывал невероятные нагрузки. Мы научились сутками не спать и не есть, если этого требовали обстоятельства.

Помню, как в холодное уже время, в октябре, мы вброд переходили реку, раздевшись почти догола и держа одежду над головой. Другие пути были закрыты немцами, и этот оказался самым безопасным. Вода у берега уже затянулась тонким слоем льда, а мы получили приказ: быстро в воду. Холодная вода буквально обжигала тело, ноги немели, но мы шли вперёд. Отступать было некуда, кругом немцы. Потом, уже переодевшись, мы несколько километров бежали, чтобы не простудиться. От такого” купания” на гражданке можно было схватить воспаление лёгких, а у нас не заболел никто. Люди на войне вообще болели редко, потому что организм был настроен на другое, расслабляться было некогда.

В Германию ехали на открытых машинах через освобожденную уже советскими войсками Польшу. Близ города Люблина почувствовали запах разложившихся трупов – он шёл из концентрационного лагеря Майданек. Это был не самый крупный концлагерь, в которых фашисты уничтожали неугодных им людей, не Бухенвальд и не Освенцим, но и здесь погубили не один миллион советских граждан, а также жителей Польши, Франции, Чехословакии, Югославии, Венгрии, Румынии и других стран.

Мы остановились, чтобы посмотреть. Телевидения тогда не было, информация передавалась только словесно, и ничего толком мы не знали. Приложив к носу мокрый платок, чтобы меньше ощущался запах, мы прошли по территории лагеря. Живых заключённых там уже не было, лежали кучи черепов и костей, из наспех засыпанных канав торчали то рука, то нога…

Немцы не успевали сжигать такое огромное количество трупов, хотя здесь был свой крематорий. Мы видели железные листы в рост человека, на которых трупы направлялись в печь. Золу после сожжения немцы увозили и использовали на удобрение. Была в лагере и газовая камера, где травили и взрослых, и детей.

Немцы и тут были рачительными хозяевами, и во всём у них была видна аккуратность. Даже в этих жутких, нечеловеческих условиях у них всё было разложено по полочкам. В одной комнате была сложена детская обувь, в другой женская, в третьей – мужская, в четвёртой – одежда, тоже рассортированная. В бараке, по которому мы прошли, была комната и с человеческими волосами. Перед уничтожением заключённых стригли, а волосы куда-то использовали: наверное, для набивки матрасов.

Впечатление от концлагеря было жутким. Изуверство немцев, не по праву считавших себя высшей расой, дошло здесь до крайней точки. Откуда им знать, что жестокость никогда не была признаком большого ума или образованности – у первых лиц рейха, включая Гитлера, не было даже высшего образования. Однако они пытались поставить себя над миром – за что и поплатились.

Вот так мы дошли до Берлина. Вошли в город, когда немецкой армии уже не было – весной 1945 года она была разбита, но остались отдельные формирования – так называемые осколки армии. Вот они-то и расстреляли нашу группу, которая передвигалась первой.

Две девушки и семь парней должны были сообщить нам, когда доберутся до места. Тогда, со второй группой, должна была идти я. Но сигнала от них мы так и не дождались. Выждав определенное время, мы пошли следом. И нашли их мёртвыми: семерых парней и одну девушку, а второй девушки нигде не было – ни среди живых, ни среди мёртвых. Мы её искали, с оружием в руках прочёсывали лес, но так и не нашли.

Я шла с автоматом в руках и тряслась от страха. Думала: а вдруг встретятся немцы, что буду делать? Когда я училась стрелять, оценки у меня были хорошие. А тут я совершенно не была уверена, что в кого-нибудь попаду. Наверное, растерялась бы, расплакалась. Но немцев, слава богу, не встретила. Девушку тоже не нашли. Так и числилась она у нас без вести пропавшей. Я и на этот раз чисто случайно попала во вторую группу, могла бы оказаться и на её месте. Так что три раза смерть была рядом со мной, но по стечению обстоятельств мне удалось её избежать.

На фронте было страшно, но интересно, весело даже. Молодость брала своё. Была любовь, была дружба, то есть полноценная, насыщенная жизнь. Прекрасные девчонки, с которыми я вместе воевала, остались подругами на всю жизнь. В праздники я получала по двадцать поздравительных открыток из разных концов страны. С украинкой Оксаной мы работали в комитете комсомола – она была комсоргом полка, я – заместителем. У Леры из Донбасса немцы повесили отца, еврея – он у неё был секретарём горкома партии. Она пошла на фронт, чтобы отомстить за него. С Лилей из Сухуми мы часто секретничали по ночам. Как мы дружили тогда, как поддерживали друг друга в трудную минуту! И почти у всех была любовь.

Я не понимаю мнения некоторых сегодняшних, не воевавших людей. Они считают, что если девушка воевала, значит она ППЖ – походно-полевая жена. Неправда это! Да и ППЖ – не только фронтовой термин, они были всегда: во все времена и в любом обществе. Были и на фронте, но уверяю, что они были в меньшинстве. Подруге всей моей жизни Оксане одна из таких вот жён чуть не испортила жизнь. Когда у неё начался роман с лейтенантом Виктором Ткаченко, ей хотелось только романтических отношений. Но мужик оказался горяч, потребовал всего: сразу и прямо сейчас. Оксана, уже успевшая его полюбить, эти притязания отвергла и чести своей не утратила.

Виктор оскорбился, порвал с ней и нашёл себе более податливую девушку, ту самую походно –полевую… За Оксаной же начал ухаживать другой мужчина, который сделал ей предложение и уже получил родительское благословение. И тут Виктор Ткаченко, использовав ППЖ в весьма определенных целях и отправив её, беременную, домой, вдруг понял, что от него уходит настоящая любовь, и на коленях начал просить у Оксаны прощения. Они поженились в апреле 1945 года, перед самой победой, и прожили вместе всю жизнь. Правда, та барышня, что родила от Виктора дочь, им показала кузькину мать: собрав свидетельские показания и изрядно потрепав нервы молодожёнам, она добилась выплаты алиментов. Я думаю, их дети – Валера и Леночка – не знают об этом.

Наглядевшись на эту трудную любовь, я в своей жизни попыталась избежать подобного. Оксана простила своего суженого за любовные подвиги на фронте, а я могла бы и не простить.

Меня тоже не миновала фронтовая любовь. Как хорош был Лунин, мой будущий муж! Не то чтобы красавец, но такой аккуратный, такой подтянутый даже в походных условиях! Как-то сказала я об этом Оксане, а та возьми да и передай эти слова ему. Таисия, мол, в тебя влюбилась, а ты не видишь ничего. Очень я тогда на подругу обиделась, два дня с ней не разговаривала. Но в конечном итоге она оказалась права. Не видел меня избранник до этих её слов, а потом вдруг обратил внимание. Оксана с Виктором были очень красивой парой, нигде не оставались незамеченными. Ну а мы – попроще, поскромнее, но чувства у нас тоже оказались настоящими, на всю жизнь. Я, не дожидаясь домогательств, ему сразу сказала: “Если будешь с Виктора пример брать, уходи сразу, не теряй времени зря.” И он понял: сначала дождался победы над гитлеровцами, а потом сделал мне предложение. О победе мы узнали уже у Берлина, в пятнадцати километрах от Бранденбургских ворот.

Расписались мы в августе1945 года, когда наш полк обосновался в Тбилиси. Там создали для нас все условия: дали комнату, нашли кровать, матрац, стол со стульями. Живи и радуйся. Но я очень скучала по дому, по родным. А муж не захотел продолжать военную карьеру, и как только представилась такая возможность, демобилизовался из армии.

Началась мирная жизнь, но никогда мы не забывали войну. Я до сих пор храню, как самую ценную реликвию, альбом с фронтовыми фотографиями. У нас в полку был свой фотограф, и даже выходила газета. Воюя, мы думали о том, что эта война войдёт в историю, и заботились, чтобы информация о ней дошла до потомков. Я не забыла ничего. У меня до сих пор перед глазами и бомбившие нас бомбардировщики, и горы человеческих костей в концлагере, и флаг над Рейхстагом, и спасшая нас от немцев липовая роща под Харьковым…

14.Лена.

В воскресенье Поляковы решили съездить в подмосковный город Жуковский в гости к Лене Ткаченко, которая давно их приглашала. После смерти родителей, однополчан Таисии Михайловны, она жила вдвоём с восемнадцатилетним сыном, который доставлял ей немало хлопот. Закончив кое-как школу, он не хотел ни работать, ни учиться, проводя время в праздном безделье и вымогая деньги у матери.

Елена, работавшая когда-то в Министерстве угольной промышленности секретарём, лишилась этой работы в годы перестройки, когда началось массовое сокращение штатов всех министерств. Поработав некоторое время бухгалтером в частной фирме, она устроилась во вновь открытый в Жуковском центр занятости населения, да так там и прижилась, потому что ей уже не надо было тратить по три часа в день на дорогу, добираясь до Москвы и обратно. Но зарплата там была небольшой, и её явно не хватало на удовлетворение всех потребностей бездельника-сына.

Судьба Елену не баловала, хотя когда-то в молодые годы эта очаровательная девушка нравилась многим. У неё даже был роман с братом Татьяны Михаилом, который закончился трагически: он заболел психической болезнью, и бракосочетание молодых людей, которое было не за горами, расстроилось. Лена вышла замуж поздно, уже к тридцати годам, и вскоре разошлась с мужем. У Татьяны даже было подозрение, что замуж она не выходила вовсе, а просто решила завести ребёнка. Как-то Татьяна попросила Лену показать свадебные фотографии, которые смотреть всем, и особенно женщинам, интересно, но Лена замялась, потом нахмурилась и сказала, что не помнит, куда их положила. Татьяна, естественно, не настаивала.

Лена, которую давно уже звали Еленой Викторовной, иногда вспоминала мужа, показывая какие-то полочки и вешалки, которые он ей, якобы, сделал. Она делала вывод, что мужик он был “с руками”, а, стало быть, и жить с ним, наверное, было можно. Она вздыхала, но потом разговор двух женщин неизменно переходил на их любимую тему: на воспоминания о молодых годах, когда они ездили друг к другу в гости, вместе отдыхали и общались с Мишей Луниным.

Таня, сестра Миши, не возражала против того, чтобы брат женился на Лене. Хотя избалованная и изнеженная Лена в те годы была не приспособлена к жизни, что очень смущало будущую свекровь Таисию Михайловну. Лена, не любившая ни стирать, ни мыть посуду, казалось, была занята только собой и собственной внешностью. Какая же из неё жена? И кто бы тогда мог подумать, что именно этой Лене достанется очень трудная, если не сказать жестокая судьба.

Жизнь начала бить её сразу, как только она достигла тридцатилетнего рубежа. Родив ребёнка, Лена, ездившая на работу в Москву, рассчитывала на помощь матери, вышедшей к тому времени на пенсию. Но Оксана Павловна, мягкая и легкоранимая, принимавшая всё слишком близко к сердцу, не смогла пережить позора и неустроенности дочери. Она начала болеть и вскоре скоропостижно скончалась от инсульта, понянчившись с внуком только два года.

Отец Лены Виктор Ильич, полковник в отставке, пока трудился в отделе кадров одного из предприятий Жуковского, и его заработок, безусловно, был нужен семье. Поэтому Лена вынуждена была отдавать своего Виталика в круглосуточные ясли, забирая его только на выходные. Татьяна не помнит, чтобы Лена когда-нибудь обращалась за помощью к отцу своего ребёнка. Этого не было, когда Виталик был маленьким, не было и потом, когда он совсем отбился от рук. Лене иногда помогал её брат Валерий, который жил в Петербурге, но помогал только деньгами, не имея возможности часто общаться с ней лично.

Ещё в юные годы Лена говорила, что в будущем хотела бы иметь сына, а никак не девочку, хотя по жизненным наблюдениям выходит, что как раз с девочкой меньше хлопот. Но почему-то, наверное, от недомыслия, большинство людей хотят иметь сыновей и мучаются потом с ними.

Вот и Лене рождение сына не принесло ни счастья, ни удовлетворения. В жизни бывает всякое. Не повезло с мужем, зато сын отрада. Не повезло с сыном- грубияном, зато муж нежный и ласковый. Лене не повезло ни с тем, ни с другим. Устроить свою судьбу, то есть выйти замуж хотя бы за какого-нибудь вдовца она тоже не смогла, хотя лёгкие, ни к чему не обязывающие интрижки у неё были.

Однажды при очередной встрече с Леной Таня заметила, что приятельница похудела. Когда она сказала ей об этом, Лена откровенно пояснила ситуацию.

– Это всё от их наркоза, – сказала она.

– Какого наркоза? – удивилась Таня, – ты перенесла операцию?

Лена посмотрела на Таню удивлённо и даже покрутила пальцем у виска.

– Операции мне ещё не хватало! – сказала она, – это после аборта! Они же обезболивают чёрт знает чем.

– А-а… – понимающе произнесла Таня, но сердце её ёкнуло. Она не стала больше задавать вопросов, хотя Лена с удовольствием продолжила эту тему.

– Ты же понимаешь, что они все женаты. А уводить от жены и детей как-то негуманно, – заметила она.

Таня кивнула в знак согласия, но подумала, что гуманизм тут ни при чём. Просто мужика от семьи оторвать трудно – и в этом всё дело. Уводят обычно тех, кто в семье давно и не живёт.

Истинное удовольствие Елене Викторовне во все периоды её жизни доставляло курение. Начав баловаться этим зельем лет в восемнадцать, она потом втянулась настолько, что уже не представляла без этой отравы своей жизни. После смерти отца, который скончался от рака через десять лет послесмерти жены, Лена курила дома. Перед приездом гостей она тщательно проветривала помещение, а потом спрашивала: “Вам не холодно? У меня весь день окно открыто…”

Несмотря на свои недостатки, Лена всегда была милой и доброй, гостеприимной и щедрой. Не желавшая в молодые годы заниматься хозяйством, впоследствии она вполне прилично содержала свой дом, и бывать у неё было приятно. К тому же на прощанье она всегда нагружала гостей подарками, и отучить её от этого Татьяна не смогла, хотя и пыталась.

Своего мужа Сергея с семьёй Ткаченко Татьяна познакомила давно, почти сразу после свадьбы. На её свадьбе была только Лена, а Татьяна так сроднилась с этой семьёй ещё в детстве, что у неё была потребность показать Оксане Павловне и Виктору Ильичу своего мужа. Вот она и уговорила Сергея съездить в Жуковский, представиться друзьям её родителей и её друзьям, хотя муж решительно не мог понять, куда это она его везёт и зачем.

Недоумение Сергея сразу испарилось, когда он встретил тёплый приём семьи Ткаченко, распростёртые объятья и обращение к его жене как к очень родному и близкому человеку: Танечка. Вообще-то Таню никто не называл Танечкой, в её собственной семье были как-то не приняты эти уменьшительные суффиксы, а Сергей тоже предпочитал называть её Таней без излишнего сюсюканья. И это “Танечка”, безусловно, грело душу.

Сидя за столом с Леной и её родителями, Таня с удовольствием смотрела на оттаявшего Сергея, который уже улыбался и поддерживал общий разговор. Это было ещё то прекрасное и неповторимое время, когда все были живы, Миша учился в институте и дружил с Леной, и ничто не предвещало несчастья.

Сейчас были совсем другие времена, но дружба оставалась дружбой. Татьяна поддерживала хорошие отношения с сослуживцами и другими знакомыми, но истинные дружеские чувства испытывала только к тем, кого знала давно, с детства. Если честно признаться, она вообще не нуждалась в подружках постоянно, потому что никогда не испытывала потребности в том, чтобы исповедоваться, жаловаться на судьбу или плакаться в жилетку. Но пообщаться с ними изредка было для неё приятно.

Муж Татьяны Сергей Алексеевич тоже знал Лену достаточно давно и сочувствовал её несложившейся судьбе. Супруги часто обсуждали между собой вопрос: как же помочь Лене, как устроить её судьбу? Но пара попыток сватовства закончились неудачно, Лена не нашла общего языка с предполагаемыми женихами. Не повезло ей и на девичнике, специально устроенном Татьяной для своих одиноких подружек.

Где-то находятся одинокие женщины, а где-то мужчины. Почему бы им не встретиться, не пообщаться, не подружиться? Татьяна знала одного вдовца, одинокого и тоскующего, одного холостяка, не находящего себе места, и еще одного почти разведенного, не удовлетворённого браком мужчину, хотя достойного во всех отношениях. Они с удовольствием согласились прийти на девичник, где их ждали не менее достойные женщины – Лена, Лариса Финк и Ирина Витушкина. Присутствие последней давало уверенность двум другим женщинам – уж Ирина никогда не допустит ни неловкого молчания при встрече, ни затянувшихся пауз.

Решили, что встречу удобнее организовать дома у Ларисы, чтобы не впутывать в эту историю мужа Татьяны. Как и предполагалось, Ирина первой бросилась в бой, и через пару минут была уже со всеми знакома. Стреляя своими карими глазками во всех трёх направлениях, она всё-таки облюбовала себе третьего, полуразведённого мужчину, не замечая даже, что и другие женщины смотрели только на него. Татьяна, сидевшая рядом и игравшая роль “третьего лишнего”, всё это заметила и пожалела, что пригласила своего давнего друга – как бы женщины из-за него не повздорили.

– Я сижу между двух мужчин, – не без удовольствия говорила Ирина, – просто замучишься чокаться, но я крепкая, выдержу.

– Не надо чокаться бесцельно, нужен хороший тост – за дружбу, например, – подсказала Лариса.

– За какую ещё дружбу? – возразила Ирина, – ты считаешь, что с такими мужчинами может быть дружба? Нет! Только любовь! Ведь правда, Александр?

Александр Владимирович Мезенский, сидя “в малиннике” и маскируя гражданской одеждой все свои регалии, кивнул головой. Он с трудом выкроил время для этой встречи и пришёл на нее скорее ради Тани, чем её подруг.

– Да, пожалуй, тут можно согласиться, – сказал он, – дружба как-то бледно выглядит рядом с любовью, просто бедная родственница.

– А я что говорила? – торжественно подвела итог Ирина.

– Но и дружба не самый плохой вариант. Если, например, любви нет, то сердце может согреть и дружба, – сказал Мезенский, бросив выразительный взгляд на Татьяну, а потом обратился к соседке слева, – а вы, Леночка, почему молчите – за любовь или дружбу выступаете?

Лена улыбнулась, отложила вилку, которую держала в руке, и первый раз посмотрела на соседа открыто.

– Мне выбирать не приходится, – сказала она, – согласна и на то, и на другое.

– А-а, понимаю. И любовь, и дружба вполне могут уживаться вместе. У некоторых женщин, например, дома – любовь, а на производстве – дружба. Правда, бывает и наоборот, – глядя на Татьяну, заметил Мезенский.

– Очень верно подмечено! – снова вступила в разговор Ирина, – любовь дома или на производстве – какая разница. Лишь бы она была!

Лена не сразу решилась высказать своё мнение, потому что не могла пробиться сквозь красноречие Ирины, которая напрочь завладела аудиторией, рассуждая о любви и дружбе. Но потом всё-таки воспользовалась минутной паузой.

– Я не это имела в виду, – сказала она, немного смущаясь, – не вместе любовь и дружба, а хотя бы что-нибудь одно. Или любовь, или крепкая дружба. Уже можно жить.

Женщины смотрели на неё молча, соображая, что тут можно ответить. Но молчание нарушил Валерий, вдовец.

– Вы что же, сударыни, так и будете весь вечер рассуждать? Любовь, дружба… А шампанское-то выдохнется совсем. Давайте выпьем – за любовь и дружбу.

– Это зачем за всё сразу? – вступил в разговор холостяк Виктор, – лично я в любовь не верю и буду пить только за дружбу.

– Тогда любовь подождёт. Чокнемся сначала за дружбу, – предложила Лариса, неодобрительно глядя на холостяка.

Когда чокаться и пить всем надоело, включили музыку. Валерий тут же увёл Ирину танцевать, а Мезенский (вот подлец) подошёл к Татьяне.

– Я не танцую, – сказала она.

– А меня зачем сюда пригласила, если не танцуешь? – хитро глядя на неё, спросил Александр.

– Я хотела, чтобы ты немного посидел с нами, в приятном обществе. Тебе же скучно дома, правда? Да и жене твоей никакого ущерба. Она ведь до сих пор думает, что, кроме неё, ты и не любил никого. До чего наивные бывают женщины!

– Что-то ты сегодня вредничаешь!

– А твоя супружеская верность – я в неё, кстати , верю – всего лишь следствие прививки, иммунитета, который ты приобрёл в результате несостоявшейся любви. Разве не так?

– Любопытная мысль. Надо будет её обмозговать. В этом что-то есть…

– Я могу пояснить. Как бы это сказать попроще… Ты всю жизнь любил только одну женщину, которая никогда не была твоей. Кстати, может быть, именно это тебе в ней и нравилось. Другие тебя уже не интересовали, потому что именно такой ты больше не встретил, она одна. Вот отсюда иммунитет.

Мезенский молчал, опустив голову. Татьяна заметила лёгкую дрожь в его руках, но не более. Он всегда хорошо владел собой. Их уединение нарушила, как всегда, Ирина.

– Что это вы тут шепчетесь? – спросила она, – за ней, Александр, ухаживать бесполезно, она занята. Хотя лично мне это кажется странным. Как можно терпеть одного и того же мужчину столько лет подряд? Я бы не смогла. А зачем ты, Татьяна, сюда пришла? Женихов у нас отбивать? Сидела бы дома.

Татьяна и в самом деле сначала хотела остаться дома. Но Лена сказала, что одна на эту встречу ни за что не пойдёт, потому что никого там не знает. Ирине с Ларисой было проще, они дружны с детства, а вот Лена в этой компании действительно человек новый. Вот и пришлось Татьяне на девишнике-мальчишнике присутствовать, чтобы быть моральной поддержкой Лене.

Лена, однако, вскоре встала и подошла к Татьяне, чтобы проститься. Свой ранний уход она объяснила тем, что ей далеко добираться домой в Жуковский.

– Сейчас найдём тебе провожатого, – сказала Татьяна и подошла к Мезенскому. Он кивнул в знак согласия и пошёл заводить машину. В этот вечер Лена почувствовала себя королевой.

– Как быстро они сговорились, – удивлённо сказал Валерий, – никто и не заметил, когда это произошло.

– Не мудрено, она здесь самая молодая, – пояснила ситуацию Татьяна, не уточняя возраста Лены.

Ирина с Ларисой были неприятно удивлены, когда у них прямо из-под носа увели лучшего кавалера, но публично сокрушаться не стали.

– Меньше народу, больше кислороду, – заявила Ирина и жестом показала Валерию, что её бокал пуст. Виктор тем временем обратил свой взор на Ларису, и тут уж Татьяна окончательно почувствовала себя лишней, вспомнила, что её ждёт муж, и поспешила проститься.

На следующий день она позвонила Лене и спросила, как она доехала.

– Доехала замечательно, – ответила Лена, – вот только Александр Владимирович влюблён в тебя, зря ты старалась это скрыть – не получилось.

– Лена, ну что ты говоришь! Мы с ним просто давно знакомы, когда-то работали вместе…

– Понятно, можешь не продолжать. Он всю дорогу спрашивал, как ты живёшь да откуда я тебя знаю… Пришлось рассказать всю историю нашего знакомства. А что мне оставалось делать?

Да, Лена есть Лена. Александр Владимирович влюблён в тебя… Он всю дорогу о тебе спрашивал… А если бы на её месте оказалась Лариса, сказала бы она это Тане? Нет, ни за что. Говорить приятные вещи не в её стиле. Она бы лучше отметила какие-нибудь Танины недостатки, это ей бальзам на душу. А Лена вот так просто взяла и признала своё поражение.

Татьяна вспоминала об этом, когда вместе с мужем ехала в машине в сторону подмосковного города Жуковского. Они планировали навестить Лену с сыном, а на обратном пути заехать в Малаховку, на свою дачу, которая находилась недалеко от Жуковского. В их планы входило также более близкое знакомство с Виталиком, приглашение его в гости, а потом и трудоустройство, чтобы у Лены хотя бы одной заботой было меньше.

Виталик совсем не был похож на свою мать, а, стало быть, имел сходство со своим таинственным отцом. Он был невысокий, щупленький, но имел густую чёрную шевелюру и выразительные тёмные глаза. Красавцем не назовёшь, но парень вполне симпатичный. У него наступил уже призывной возраст, но его признали негодным для службы в армии из-за плоскостопия. Он благосклонно отнёсся к приезду гостей из Москвы и с интересом слушал их разговоры.

Через полчаса после знакомства Сергей Алексеевич задал свой заранее приготовленный провокационный вопрос: “Ты работаешь или учишься, Виталий?”

– Ни то ,ни другое, – ответил он, – я готовился в армию, но меня не взяли. Теперь, конечно, пойду работать.

– И куда бы ты хотел?

– Хотел бы на завод, – ответил Виталик, не задумываясь.

– Мы с тётей Таней постараемся тебе помочь. И приглашаем в следующие выходные погостить у нас на даче. Это совсем рядом, в Малаховке. Заедем за вами на машине.

Договорённость была достигнута, и Поляковы с чувством исполненного долга уехали домой.

15.Недрагоценный камень.

Ровно через месяц, в воскресенье, когда Поляковы собрались на дачу вместе с Леной и Виталиком, погода стояла отличная. И хотя на календаре значился пока конец мая, было жарко, как в разгар лета. Солнце светило уже с семи утра. На небе не было ни облачка, и любители пожариться на солнце могли получить порцию отличного майского загара.

Татьяна тоже мечтала превратиться из бледной, как поганка, и законсервированной в холоде женщины в золотисто-коричневую, раскрепощённую и пышущую здоровьем. Но судьба всегда вносила коррективы в её жизнь, постаралась она и сейчас. Муж уже ушёл в гараж за машиной, а она приготовила, что взять с собой, и по-спортивному оделась. А потом вдруг почувствовала себя плохо – сильно заболел живот. Вернувшийся муж застал её в скрюченном состоянии, бледную и полуживую.

Она надеялась, что боль скоро пройдёт, и тогда можно будет ехать. Но она не проходила, никакие испытанные средства не помогали – боль становилась всё сильнее. Решив, что у неё аппендицит, Татьяна согласилась, чтобы муж вызвал “Скорую помощь”.

Неотложка приехала сравнительно быстро, через полчаса после вызова. Вошёл доктор, мужчина лет сорока, спокойный и неторопливый. Он долго разговаривал с Татьяной, расспрашивал, чем она болела, был ли у неё аппендицит, не болели ли почки. Ничего у неё не болело, никакого аппендицита не было, а вот сейчас она просто умирает от боли и не понимает, почему “скорая помощь” не оказывает ей никакой помощи.

Наконец доктор приступил к осмотру, помял ей живот, спросил, где болит – у неё болело везде, а не где-то конкретно – потом попросил повернуться спиной. Постучал по спине ладонью – и в правой стороне чётко определилась боль.

– Сейчас я введу вам но-шпу, – сказал доктор, – должно наступить облегчение. И надо бы поехать в больницу. Поедете?

– Да. Я очень плохо себя чувствую.

– Тогда приготовьте страховой полис.

Она встала и в той же спортивной одежде, опираясь на руку мужа, поплелась к машине. После укола, как ей показалось, стало ещё хуже, и в машине она просто не находила себе места.

Её привезли в районную дежурную больницу, долго что-то писали в приёмном отделении, потом проводили в палату. Боль не отступала, никакой помощи ей никто не оказывал, и она уже начинала думать о том, каким облегчением было бы сейчас умереть.

Но бог ей смерти не дал, и она продолжала мучиться. Наконец пришёл врач, который представился Владимиром Владимировичем и сказал, что надо идти на УЗИ. Собрав последние силы, она поплелась за ним, но УЗИ ничего конкретного не показало, кроме того, что в правой почке “расширены чашечки”. “Наверное, там камень”, – предположил Владимир Владимирович и проводил её на рентген, дав предварительно выпить какое-то контрастное вещество.

Рентгенолога на месте не было, она сидела в коридоре и ждала. Не зная, как облегчить боль, она оттягивала резинку спортивных штанов от живота и всё время меняла позы, но ничего не помогало. Наконец-то её уложили на стол и просветили рентгеновскими лучами, которые вредны для здоровья, но при такой боли приходится из двух зол выбирать меньшее. Результата она ожидала почти в бессознательном состоянии, и подняла глаза только тогда, когда услышала бодрый голос Владимира Владимировича, держащего в руках рентгеновский снимок: “Да у вас там огромный кирпич!”

Врач, казалось, радовался, что этот кирпич не ускользнул от его внимания. “Мне очень плохо, сильная боль”, – сказала Татьяна. “А чего вы хотели- в почке камень, оттого и боль. Да подключите вы разум! – невозмутимо ответил Владимир Владимирович и перешёл к делу, – сейчас я буду с вами серьёзно разговаривать. Будем вас готовить к операции.” – Я согласна, – ответила бедная больная, потому что была согласна уже на всё.

– Сейчас вам сделают укол – наркотик, и вы успокоитесь,– наконец-то подключил свой разум и врач, решив всё-таки облегчить страдания больной. Почему он не сделал этого раньше? Неужели без боли нельзя было найти этот камень? Ну да им, врачам, виднее.

Лёжа на больничной койке в ожидании, как она думала, операции, Татьяна наконец-то огляделась по сторонам. Больница была плохой, районной, как и большинство наших больниц: железные койки времён царя гороха, обшарпанные тумбочки, отсутствие занавесок на окнах. В палате, кроме неё, ещё пять женщин. У всех проблемы с почками.

Не корчась от боли, как прежде, а спокойно лёжа поверх одеяла, Татьяна могла уже думать и анализировать ситуацию. Пожалуй, не так уж это и страшно, что она попала в больницу – отдохнёт от работы. А если операция, то она вообще раньше, чем через месяц, туда не вернётся. Пусть поработают без неё, соскучатся немного. На работе сейчас – запарка. Завод начал возрождаться после перестроечной спячки, во время которой разбежались все специалисты. Сейчас многие из них вернулись, идёт освоение новых изделий, но спячка не прошла даром.

Да, хорошо, что она полежит тут немного, побездельничает. Ей уже надоело доказывать, что если изделие, выражаясь заводским языком, не идёт, то виновата не конструкция , а как раз технология. Завод, что называется, потерял свою былую квалификацию, и то, что специалисты с лёгкостью выполняли прежде, уже не могут повторить сейчас. Завод, бывший когда-то гордостью России, с высокой культурой производства, с высокой технологической культурой, одно из тех закрытых предприятий, которые назывались “почтовыми ящиками”, – превратился в кустарную мастерскую. Сколько ещё понадобится времени, чтобы достичь – нет, не более высокого уровня, а хотя бы того прежнего, утраченного вследствие неумелой политики правительства?

– Идите обедать, – позвала медсестра, прервав ее мысли о производстве.

– Не хочу, – ответила она.

– Звонил ваш муж, – сказала ей уже другая медсестра, – он сейчас придёт.

Татьяна поблагодарила девушку за информацию и подумала: нашёл время приезжать, сейчас начнётся тихий час, и его не пустят. Разве что возьмут передачу… Всё- таки её на “скорой” привезли, ни халата у неё с собой нет, ни туалетных принадлежностей.

– Вы почему не идёте обедать? Обеденное время заканчивается, – напомнила ей сестра милосердия.

– Мне нельзя есть, – вспомнила вдруг Татьяна, – меня готовят к операции. Владимир Владимирович запретил.

– Операции не будет. Так что можете есть. –Почему?

– Владимир Владимирович объяснит.

– Есть не хочу. Меня тошнит.

– Ну, как хотите.

Владимир Владимирович действительно вскоре зашёл в палату.

– На одном из рентгеновских снимков ваш камень воду пропустил, это ясно просматривается. Поэтому повременим с операцией, может быть, сам вылетит. С завтрашнего дня назначим вам внутривенные вливания. Если будет больно, идите сразу в процедурную, просите обезболивающий укол, – объяснил он.

– Хорошо, спасибо.

Не так уж это и плохо, если операции не будет. Вдруг сделают её плохо, зашьют некачественно или ножницы в животе оставят – были же такие случаи! Мучайся потом! Пусть уж останется она целой, не разрезанной. Хотя гарантии ей пока ещё никто не давал. Врач сказал: может быть. Всё равно это к лучшему. К операции надо хотя бы морально подготовиться.

Татьяна закрыла глаза и совсем было задремала, но её разбудил такой родной и знакомый голос.

– Татьяна Полякова здесь лежит? – её муж Сергей уже входил в палату, не обращая внимания на тихий час.

– Ну, как дела? – спросил он, присаживаясь на край кровати.

– Мне сделали обезболивающий укол. Вернусь домой наркоманкой.

– Неужели? Кроме наркотиков ничего не обезболивает?

– Почему же.. Завтра попрошу анальгин с димедролом.

– А когда операция?

– Отменили. Завтра будут выгонять камень какими-то внутривенными вливаниями – под капельницей буду лежать. Ты Лене позвонил?

– Конечно. Она очень испугалась за тебя, желает скорого выздоровления.

– Я теперь уже не умру. Надежда появилась.

– Ты что-нибудь ела? Я тут принёс фрукты и одежду… Скажи, что ты хочешь, я принесу.

– Ничего не хочу. На еду смотреть не могу. Иди домой, отдыхай. Я спать буду.

Татьяна с облегчением сняла эти тугие спортивные штаны и переоделась в халат. Теперь совсем хорошо. Но часа через три она вынуждена была попросить ещё один укол – и наконец-то погрузилась в глубокий, без сновидений, сон.

Утром был врачебный обход, и Татьяна узнала много интересного. Оказывается, у соседки справа, пожилой женщины, одной почки давно уже нет, а она живет, как и с двумя. У человека почки дублируют друг друга, и каждая из них может в случае необходимости обойтись без другой.

У соседки слева, тридцатилетней женщины, одна из почек полностью забита камнями, как булыжная мостовая, и Владимир Владимирович уговаривал её удалить эту почку. Но женщина категорически отказалась. У неё нет мужа, дома осталась двенадцатилетняя дочь, и она не собирается долго задерживаться в больнице.

– У тебя ничего не болит? – удивлённо спросила её намучившаяся от боли Татьяна.

– У меня все камни на месте, – невозмутимо ответила женщина, – это у вас они шевелятся, поэтому всё болит.

Владимир Владимирович прочитал ей целую лекцию о правильном питании при мочекаменной болезни. Татьяна тоже слушала и постаралась запомнить, что надо есть больше фруктов из числа цитрусовых, яблоки в больших количествах, пить настои трав, обладающих мочегонным действием. Хотя было понятно, что меры эти скорее всего профилактические: вряд ли травкой или апельсинами можно выгнать камень, который прочно засел в организме.

– Я не верю в эти новые методы, – говорил тем временем Владимир Владимирович следующей пациентке, – дробление камней ультразвуком может не дать никаких результатов, только деньги зря выбросите. Если камень имеет жёсткую структуру, его ничем не раздробишь. Поэтому я верю только своим рукам: разрезал – вынул.

Звучало это несколько угрожающе, ведь резать пришлось бы не хлеб, не овощи, а живую плоть. Но он был хирургом и, судя по всему, неплохим, поэтому резня для него была всего лишь профессиональным термином. Но насчёт дробления камней он был не совсем прав. Во всяком случае ей, Татьяне, как раз мог бы помочь этот способ. Но узнала она об этом позднее.

После врачебного обхода пришла медсестра с системой для внутривенного вливания, воткнула Татьяне иглу в вену на руке, и в кровь начала капать какая-то водичка.

В молодые годы, когда она видела подобные сцены в кино, они казались ей устрашающими. Она очень жалела людей, которые лежали под капельницами, потому что считала их умирающими. Но жизнь внесла свои поправки. После тяжёлых родов она уже лежала под капельницей, поэтому теперь представляла этот процесс совершенно естественным. Кстати, те роды имели тяжёлые последствия. Она очень хотела второго ребёнка, но оказалась к этому неспособной.

– Что это за лекарство? – спросила она у медсестры.

– Новокаин. Он не только обезболивает, но и расширяет сосуды и мочеточники. Судя по рентгеновскому снимку, у вас камень в семи миллиметрах от мочеточника.

– Выйдет сам?

– Трудно сказать. Не всем везёт. Кстати, не удивляйтесь, если почувствуете себя немного пьяной. Это действие новокаина, – медсестра улыбнулась и ушла.

Татьяна, окончательно смирившаяся со своей судьбой, спокойно лежала и смотрела на висящую на штативе банку с лекарством, которое очень медленно, но убывало. Она вспомнила ещё одно страшное предостережение, которое ей приходилось слышать. При неисправной системе вливания или каких-то других неблагоприятных факторах в вену может попасть воздух и тогда мгновенная смерть. Почему так опасен обычный воздух, она не поняла : может быть, нарушается кровоснабжение организма. Но предостережение произвело впечатление, и сейчас она следила, чтобы из банки не вылилась вся жидкость, а немного осталось на дне.

В таком плачевном состоянии и застал её муж: беспомощную, с иглой в руке, мутными глазами и одурманенной уже головой. Посмотрел – и ужаснулся. Он-то никогда не лежал под капельницей, поэтому и не знал, что это всего лишь обычная лечебная процедура, а не спасение умирающих.

– Тебе плохо? Я позову врача.

– Сядь. Всё нормально. Мне выгоняют камень новокаином.

– Ты чего-нибудь ела? Нет? Я так и знал. Я тут принёс…

– Убери. Меня тошнит.

– Нет, с тобой что-то не так. Я поговорю с врачами.

– Позови медсестру – лекарство кончается.

Татьяну наконец-то освободили от системы, сразу вставать не разрешили. Она устроилась на кровати поудобнее и стала смотреть на дверь палаты в ожидании Сергея.

– Возможность операции не исключается – так сказал твой врач. Я спрашивал, что нужно. Он сказал, что пока ничего не надо, все лекарства есть, – сообщил он ей, когда вернулся.

– Мне колют антибиотики и обезболивающие. Считается, что наличие камня вызывает в почках воспалительный процесс.

– Если будет операция, надо договориться с другой больницей, получше.

– Какая разница? У Владимира Владимировича большой опыт; разрежет, как надо.

– Как же ты умудрилась так заболеть? Просто в голове не укладывается, – Сергей искренне выразил своё недоумение, – песок ела, что ли?

Татьяна улыбнулась, глядя в его глаза и радуясь, что он есть у неё. Без него в этой жизни ей было бы тяжело, тоскливо, одиноко. А с ним она переживёт любые неприятности, одолеет даже непреодолимые преграды. Так что заболеть иногда даже неплохо. Некоторые женщины специально притворяются больными, чтобы их пожалели или выполнили какие-то просьбы, требования, которые никогда не были бы выполнены при других обстоятельствах. Но Татьяна этим не грешила: за всю свою жизнь она не притворялась ни разу. Она даже на свидания никогда не опаздывала, потому что считала это глупостью. Если уж обещала прийти, то будь добра явиться вовремя, не заставляя никого ждать и нервничать. А на нет и суда нет.

– Матери не говори пока о моей болезни, – попросила она мужа, – у неё жизненных неприятностей и без меня хватает. Я вот встану и сама ей позвоню, скажу, что всё в порядке.

Постепенно приходя в себя от пережитого шока, Татьяна начала анализировать ситуацию и искать причины своей болезни. Наверное, это случилось от того, что она любила есть всё солёное и даже сыпала соль в еду явно в завышенных количествах. Она, например, сдабривала этим сомнительным продуктом даже бутерброд с маслом, не говоря уж о яйцах и помидорах. И зачем, спрашивается?

Потом она вспомнила, что спина у неё уже болела, она даже обращалась к невропатологу, решив, что у неё радикулит. И врач, если бы повнимательнее отнёсся к ней, мог предотвратить сегодняшнюю трагедию ещё год назад. Но не сделал этого.

Дело в том, что попала она тогда не к обычному невропатологу, а ко врачу – реформатору, специализирующемуся на нетрадиционных, долгие годы не применявшихся, но возродившихся в годы перестройки методах лечения. Он настоятельно рекомендовал своим больным пиявок, мануальную терапию, за которые, конечно,брал деньги, и гомеопатические препараты, которые тоже недёшевы.

Врач был молодым – не более тридцати пяти лет – и очень красивым. Его жгучие чёрные глаза пронзали собеседника буквально насквозь – этим он, наверное, и пользовался, когда уговаривал своих больных лечиться без лекарств.

Осмотрев Татьяну, постучав в разных местах и спросив, не отдаёт ли боль в ногу, он поставил диагноз: остеохондроз, а потом приступил к разъяснительной беседе.

– У вас на спине справа, вот здесь, есть очень напряженная область, это застой крови. Если поставить сюда пиявок, она может рассосаться, и состояние ваше улучшится. Спина болит по ночам да ещё и нога? Вот, вот…

– Пиявки могут помочь? Странно, – Татьяна не скрывала своего удивления.

– Не только могут, но и помогли уже многим людям. Но вы должны знать, что и уколы, и “Ортофен” в таблетках – очень вредны для организма, особенно для печени. Одно лечим – другое калечим. Думайте. Для начала я назначу вам пять сеансов.

Он назвал цену – она была вполне доступной. И Татьяна согласилась на этот неприятный и ненужный, как потом оказалось, эксперимент. Правда, он оказался в некотором смысле познавательным. Татьяна никогда не видела живых пиявок, и представление о них у неё было неправильным. Она думала, что пиявка маленькая и круглая, как копеечная монета, только потолще. Что-то вроде кнопки, которая впивается в пятку, если на неё наступить. Оказалось , что это не кнопка, а довольно длинный и толстый червяк.

Она с ужасом смотрела на стоящую на столе банку, в которой плавали эти чудовища, чёрные и мерзкие. Они ещё не подозревали, что отдадут свою жизнь на благо медицины. Отступать было уже поздно, и Татьяна послушно улеглась на кушетку животом вниз, с содроганием думая о том, что сейчас её будут кусать.

Однако никаких болевых ощущений не было, только тёплая струйка крови дала ей понять, что процесс начался. Она пришла домой с окровавленной спиной, чем напугала своих домашних, которые захотели воочию изучить деятельность пиявок. Ночь после первого сеанса она спала хорошо и начала было думать, что пиявки и правда ей помогут. Но потом всё вернулось, как говорится, “на круги своя”. Выдержав пять сеансов, она отказалась продолжать лечение. Но врач оказался “крепким орешком”.

Он опять уложил больную на кушетку, и начал мять тело в разных местах, приговаривая “и почему это нам лечение не помогает”. Потом выписал ей ещё гомеопатические капли (одни она уже принимала) и предложил свой вариант мануальной терапии, объяснив, что у него для этих целей есть свой кабинет за пределами поликлиники, и ходить ей придётся туда.

Татьяна, изучавшая азы медицины по журналам “Здоровье”, помнила, что там была статья про доктора Касьяна, который добился на этом поприще больших успехов. Но то Касьян, к нему со всей страны лечиться едут. А этот пока неизвестно кто. Да и страшновато. Одно дело разминать мышцы, другое – кости. При неумелых действиях тут можно навредить.

– Вы меня даже не обследовали, – сказала она. -Вдруг у меня аппендицит, а вы мне предлагаете мануальную терапию.

Доктор внимательно посмотрел на неё, улыбнулся, а потом задумался, глядя в окно. Наглядевшись, он опять перевёл свои красивые глаза на пациентку, и лицо его приняло снисходительное выражение. Яйца позволяют себе учить курицу – вот о чём думал он в этот момент.

– Ну что же, – произнёс он ,наконец, -если вы настаиваете, я назначу вам ультразвуковую диагностику брюшной полости. Надо будет сходить на УЗИ, вы поняли?

– Поняла, – ответила Татьяна и отправилась в регистратуру записываться на очередь.

Когда через две недели эта самая очередь подошла, специалист, сидящий у аппарата, спросил её: “Вы не болели пиелонефритом? У вас в правой почке расширены чашечки”. Татьяна ответила отрицательно – у неё и в самом деле не было проблем с почками.

И тут Татьяна, вспоминавшая всю эту историю, сказала себе: стоп! Вот тут и зарыта собака. Чашечки расширены… Тогда она не придала этому большого значения, потому что не знала, что это такое. Но врач, который семь лет учился медицине, должен был это заметить! Камни были у неё ещё тогда, однако медик, считавший себя светилом, не направил её к урологу, а опять выписал кучу какой-то гомеопатии (которую она не стала покупать) и начал уговаривать согласиться на мануальную терапию. Она обещала подумать. Тогда он, считая, видимо, что обладает искусством гипноза, начал сверлить её глазами и повторять вкрадчивым голосом: “Я вас жду, Татьяна Михайловна, очень жду. Приходите. Я надеюсь, мы договорились? Я вас очень жду!”

Гипнотизёр, подумала Татьяна. Но не на ту напал – она не поддаётся гипнозу. Если бы ей было лет восемнадцать, может быть, она и правда вообразила бы, что вот такой красавец ждёт именно её. И то вряд ли. А сейчас её гипнотизировать и вовсе бесполезно: не первый год замужем.

Она не стала с ним спорить, пусть человек искренне заблуждается. Мило улыбнувшись, она встала, поблагодарила благодетеля и навсегда покинула его кабинет.

На её счастье скоро наступило лето, пошли ягоды и фрукты, она ела много яблок, которые очень любила – и состояние здоровья на время улучшилось. До будущей весны, когда запас фруктов иссяк. Наверное, яблоки в большом количестве очищают почки – и Владимир Владимирович говорил об этом же.

В последующие дни ей продолжали через капельницу вводить новокаин. Состояние её всё время было полусонным, даже книжку, которую принёс ей сын, она не в состоянии была читать – перед глазами расплывались буквы. Андрей, слава богу ,не застал её лежащей под капельницей, и они спокойно посидели в коридоре на кушетке и поговорили. Зато застала сердобольная тётя Вера, неведомо откуда узнавшая, что Татьяна находится в больнице. Она вошла в палату и увидела Татьяну совсем беспомощной. У неё тут же на глазах появились слёзы.

– Таня, да ты что! Как же это так? – причитала она, продолжая плакать, – мне Пётр сказал, он звонил вам насчёт погреба на даче… Серёжа говорит, Таня в больнице, не до погреба тут. Ах , батюшки, думаю, надо сходить, узнать. Вот пирожков испекла…

Татьяне пришлось успокаивать эту добрую женщину и рассказывать ей историю своей болезни.

– Мать-то, наверное, убивается…

– Мы ей не говорили.

– И правильно. Достаётся ей в этой жизни. Выйдешь после операции – я тебе помогу. И квартиру уберу, и обед приготовлю.

– Да что ты, тётя Вера! У меня двое мужиков, как-нибудь справятся.

– Мужики, они и есть мужики.

После ухода тёти Веры Татьяна раздала её пирожки соседкам, сама съела один, потому что аппетит у неё всё ещё был плохим. Женщины думали, что к ней приходила мама, и очень удивились, когда Татьяна сообщила, что это была жена двоюродного дяди.

На пятый день пребывания в больнице Татьяне отменили новокаин. Осталось ждать результата. Но существовала она по- прежнему на анальгине с димедролом, потому что боли не проходили. И тут старенькая соседка справа, живущая с одной почкой, дала ей добрый совет.

– Ты почему всё время лежишь, Татьяна? Походи, спустись по лестнице – у тебя же камень должен выйти. А так ты лежишь, и он лежит.

Действительно, похоже на правду. А почему врачи не подсказали? Или у них такая нагрузка, что они уже не помнят, какому больному что говорили. Лежит она потому, что чувствует слабость. Но ради такого случая надо себя пересилить.

Она встала и пошла гулять по коридору. Пройдя туда – сюда раза три, она увидела, что мужчины из соседней палаты ходят с какими-то трубками и резиновыми грелками в кармане. Ну да урология есть урология, что тут хорошего увидишь.

Татьяна вышла на лестничную площадку и встретила мужа, который шёл к ней. Он остановился от неожиданности, увидев свою полуживую жену на ногах. А потом начал обниматься и радоваться, что ей стало лучше. Хотя радость его была преждевременной.

Она прошла с Сергеем по лестнице вниз, чтобы потом подняться на третий этаж самостоятельно. Проводив мужа, она решила, что нагулялась достаточно, и опять легла на свою больничную кровать. Но после обеда она почувствовала потребность повторить свой подвиг, потом то же самое проделала и после ужина. Но камень выходить явно не хотел.

На следующий день после завтрака она продолжила свой вояж по лестнице, а потом, поднявшись в своё урологическое отделение, даже попрыгала на одной ноге, чтобы камень всё-таки надумал выпрыгнуть. Но ближе к обеду ей стало так плохо, что соседки побежали за врачом. Ей сделали какие-то уколы, состояние немного облегчили, но обедать она не пошла. Она пролежала в полудрёме часов до пяти, пока не захотела в туалет. Вот там что-то и звякнуло, ударившись о металлическую площадку унитаза. Она сразу не поняла, что это и есть её родной камень, но инстинктивно среагировала на звук. Посмотрела и не поверила своим глазам. Камешек размером шесть на двенадцать миллиметров (так потом напишут в эпикризе) лежал перед её глазами. Она быстро вытащила его из воды, посмотрела ещё раз и положила в карман халата. Поскольку врачи уже ушли домой, она решила до завтра никому ничего не говорить, а порадоваться наедине с самой собой.

После скудного больничного ужина, который она съела с большей охотой, чем обычно, она не пошла делать обезболивающий укол и спокойно уснула без него. Утром всей палатой праздновали избавление от напасти, а через пару дней её отпустили домой – живую и невредимую. Свою “драгоценность” она принесла с собой и показала всем родственникам. Но камень не выдержал такого пристального внимания к своей персоне и рассыпался. Теперь на белом кусочке бумаги лежала груда песка (не зря муж говорил, что она песок ела), но не речного, а какого-то другого, но тоже очень знакомого. Что же это такое? А Владимир Владимирович ошибался, когда говорил, что дробление ничего не даёт. Если камень рассыпался, то и дробить его было можно.

Вдруг Татьяна ударила себя ладонью по лбу. Архимед сказал бы: эврика! Как же она сразу не догадалась, что это – яичная скорлупа, которую она молола в кофемолке и принимала для профилактики вместо кальция. Тогда она прочитала статью в журнале, которая так и называлась: “Хрупкая скорлупка – крепкий организм”. Авторы статьи утверждали, что кальций в таблетках не воспринимается организмом, а вот скорлупка – в самый раз. И как она могла попасться на такую удочку? Сама инженер, и с химией знакома. Да эта скорлупка веками будет лежать и с места не сдвинется. А тут ещё её любимая соль рядом. И после всего этого она ещё удивляется, что заболела.

Какие же мы бываем дуры, что верим всей этой рекламе. Так подумала Татьяна и пошла на кухню заниматься делами.

16.Малина.

С приближением лета Поляковы всё больше времени уделяли своей даче, наведываясь туда почти каждую неделю.

Они с удовольствием приводили в порядок вновь приобретённое имущество: убирали мусор, чинили забор, копали землю и боронили грядки. С помощью бывалого строителя дяди Пети шла реконструкция дома. Он, привлекая в помощники то Сергея, то Андрея, перестилал сгнившие полы, менял рамы и вставлял стёкла, чинил крышу. Таня очень хотела, чтобы в доме была печка или камин, но дядя Петя её отговорил.

– Если вы не собираетесь здесь жить зимой, то печку делать не нужно. Зэки жить будут, – так объяснил он своё решение не связываться с печкой. И Поляковым ничего не оставалось, как согласиться с ним.

Бывшие хозяева, продавшие им дачу, обновили кое-что на садовом участке. Они посадили новые плодовые деревья и кустарники, выложили дорожки, установили большую ёмкость, в которой можно было не только запасать воду, но и купаться.

В мае сад зацвёл: сначала распустились белые цветочки на вишнях, потом их догнали бело-розовые чашечки яблонь, а за ними вслед начали набирать бутоны сливы. Зрелище было настолько прекрасным и неповторимым, что Андрей привёз видеокамеру, чтобы запечатлеть мгновение, которое то ли повторится ещё раз, то ли нет. В сад привезли бабушек, и они ощутили себя в раю. Римма Степановна со слезами на глазах обошла каждый уголок сада и дома, построенного когда-то её покойным мужем. Для Таисии Михайловны, которая приехала на дачу первый раз, вообще всё было новым, и она восторгалась весь день.

Под открытым небом, прямо перед домом Сергей соорудил из кирпичей что-то наподобие печки. Это сооружение было универсальным, а потому годилось для всего. Здесь варился суп, пеклась картошка, жарились шашлыки… Поскольку запасти дров никто не удосужился, за хворостом ходили в ближайший лесочек и обходились этим вполне.

В начале июля дачники обнаружили, что у них на кустах зреют ягоды, а на яблонях висят яблоки, пока зелёные. Кроме того, они посадили немного огурцов и помидоров – и тоже надеялись на урожай. Дача, уже готовая вот-вот дать плоды, стала их любимым местом отдыха, предметом особой гордости и темой для обсуждения на работе с сослуживцами.

Татьяна полностью освоилась со своей новой ролью хозяйки и иногда, если Сергей был занят, ездила на дачу одна на электричке. Она уже не могла терпеть, если там были не собраны ягоды или не политы огурцы.

Но однажды ей не повезло, и она расстроилась до слёз. Спеша на электричку, которая должна была прибыть в строго определенное время, она споткнулась и упала, выронив при этом корзиночку с тщательно собранной малиной. Корзиночка опрокинулась, и яркие ягоды смешались с серой дорожной пылью. Собрать их уже была невозможно, и Татьяна от досады заплакала. Было жалко и рассыпанную малину, и свой труд. Хотела сделать доброе дело, порадовать близких свежими ягодами, а не получилось. Не повезло. Но, может быть, если сейчас не повезло, повезёт потом в чём-нибудь более существенном? Так, со слезами на глазах, она вошла в электричку и уселась в уголок, чтобы не привлекать внимания. Но не тут-то было!

– Девушка, вы почему плачете? – рядом с ней опустился на сиденье представительный мужчина лет сорока в состоянии подшофе, – я не могу видеть, когда плачут женщины, да ещё симпатичные.

Татьяна вытерла слёзы и с удивлением посмотрела на мужчину.

– Я не плачу, – сказала она.

– Ну как же не плачете, я же видел. Я хочу вам помочь – тут недалеко живёт моя хорошая, добрая мама – пойдёмте со мной. Чаю попьём, успокоимся. Вы расскажите о своём горе, и вам станет легче, уж поверьте. Вы не пожалеете.

Татьяна продолжала с удивлением смотреть на собеседника. Ну, конечно, когда мужчина под хмельком, ему все женщины кажутся лет на десять моложе. Он думает, что Татьяна – его ровесница, почему бы не поухаживать?

– Спасибо, – сказала она, – но я поеду домой. Я уже успокоилась.

– Нет, вы не успокоились, – настаивал на своём незнакомец, внимательно разглядывая Татьяну, – я даже знаю, почему вы плачете. Ваш муж или любовник вам нахамил, потому что вы уличили его в измене. Я знаю этих подлых мужиков, для них семейное счастье невозможно, они не понимают всей его прелести, а уж душа женщины – это для них вообще потёмки.

– А вы совсем не такой? – вступила в дискуссию Татьяна,– тогда почему у вас нет жены, а только мама. Или я ошибаюсь?

– Моя жена умерла пять лет назад, и с тех пор я один. Но это не значит, что мне не может понравиться женщина… Я повторяю своё приглашение: пойдёмте ко мне. Мы скоро приедем. Я обещаю вам приятный вечер, а потом, когда вы соберётесь домой, провожу вас.

– Спасибо, не надо меня провожать. Меня дома ждёт муж.

Татьяна еле отвязалась от назойливого кавалера – ей пришлось поменять своё место на другое, где он уже не смог бы к ней подсесть. Она устроилась поудобнее рядом с соседями и задумалась. Почему люди так примитивно судят друг о друге? Почему, если женщина плачет, виновным всегда подозревается её любимый человек? Разве нет других причин для слёз? Например, болезнь детей, ухудшение собственного здоровья, неприятности с финансами? Да мало ли из-за чего можно расстроиться? Из-за той же рассыпанной малины или подгоревшей картошки. Таня, например, может плакать из-за чего угодно: из-за прочитанной книги, просмотренного кинофильма или неприятностей, случившихся у соседей. Так при чём здесь любимый человек? Ан нет! Муж или любовник нахамил, изменил, избил!

Так почему же большинство людей – именно большинство, в этом Татьяна за свою долгую жизнь убедилась – считают, что женщины всегда плачут из-за любви? Ответ, вроде бы, ясен: потому что любовь для них – главное в жизни. Потерю любви не сравнить с утраченной вследствие неосторожности малиной. Она переживается сильнее, чем собственная болезнь. Пожалуй, только материнство выше любви, настоящая женщина не поменяет ребёнка на любовника. А сколько других, “ненастоящих”, которые с лёгкостью бросают детей и бегут за любовником! Правда, судьба им всегда мстит: Татьяна, например, не встречала среди них счастливых и благополучных. Любовники, ради которых бросают детей,оказываются, как правило, предателями.

И какой же можно сделать вывод? А такой, что из-за других, более мелких причин, и плакать-то не стоит. Только утраченная любовь имеет право быть оплаканной. Стало быть, и нет в этом распространённом мнении ничего примитивного. Надо ли утешать женщину, рассыпавшую малину на одной из подмосковных железнодорожных станций? Не надо, нет у неё никакого горя. Поэтому не надо плакать, надо улыбаться. И Татьяна улыбнулась, глядя на сидящего напротив неё мальчугана с мороженым.

С одним таким вот мальчуганом лет пяти-шести у неё недавно состоялось знакомство. Татьяна сидела в своей машине, ждала мужа, с которым уже собралась было ехать с дачи домой. Но Сергей вспомнил, что где-то в доме оставил часы, и пошёл их искать. Как раз в это время она увидела мальчика, который внимательно осматривал машину со всех сторон, заглядывая даже под колёса. Татьяна с любопытством посмотрела на него – уж не бомбу ли собрался подложить. Очень симпатичный мальчик, светленький, глаза голубые, на носу веснушки – на такого никто не подумает. Умеют же террористы выбирать исполнителей!

Мальчик увидел, что его заметили, и очень серьёзно задал Татьяне вопрос, на который она не сразу нашла ответ, потому что никогда не интересовалась техникой.

– Ваша машина может выжать сто восемьдесят километров в час?

– Да, наверное, – сказала она после некоторого замешательства.

– А некоторые могут только сто шестьдесят. У вас хорошая машина, мне понравилась.

– Спасибо.

– Я бы посидел в ней, но придёт хозяин, начнёт кричать…

– Я хозяйка, поэтому разрешаю тебе посидеть в машине.

– Это твоя машина?

– Моя.

– И ты сама её водишь?

– Нет, водить я не умею.

– А когда была молодой?

– Когда я была молодой, у меня и машины-то не было, – честно ответила Татьяна, раздумывая при этом, по каким же признакам даже ребёнок, видевший её впервые, сообразил, что она – не молодая.

Пока мальчик, которого звали Денис Чащин, сидел у руля и изучал приборы, она посмотрелась в зеркало и убедилась, что на лице пока что нет морщин, в волосах – седины, а джинсовая одежда, в которую Татьяна была облачена, вполне могла сойти за молодёжную. Так почему же даже дошкольнику ясно, что ей уже не восемнадцать лет? Видимо, с каждым прожитым годом появляется что-то такое в лице, чего нельзя замаскировать никакой косметикой: то ли это кольца, как на срезе дерева, то ли огрубевшая с годами кора.

Она вспомнила, как одна мамина подруга, однополчанка Лина Шпак писала ей в письме: “Я в свои сорок лет ещё хочу жить полноценной жизнью, хочу нравиться мужчинам…” Тане тогда было лет двенадцать, и она очень долго смеялась над старушкой, которая мечтает о любви. Популярного сейчас лозунга “В сорок лет жизнь только начинается” тогда ещё не было.

И вот она давно перешагнула этот рубеж и давно поняла, что с возрастом и женщина, и мужчина мало что теряют, скорее наоборот. Ведь меняется только возрастной ценз, старше становится окружение, подтягиваются по возрасту поклонники, но желание быть женщиной, производить приятное, а не устрашающее впечатление, встречаться с друзьями, тусоваться даже – оно никуда не исчезает. Поэтому Татьяна и любила встречи с одноклассниками, своими ровесниками – именно рядом с ними можно чувствовать себя молодой, не тётей Таней, не Татьяной Михайловной, а просто Таней, Танечкой, как много лет назад.

– У нас гости? – услышала она голос мужа, который вернулся и обнаружил, что его место занято.

– Мне тётя разрешила посидеть, – начал оправдываться Денис.

– Может быть тебя прокатить? Ты где живёшь?

Мальчик показал рукой направление, и Поляковы довезли его до дома. Потом он не раз приходил к ним в гости, его поили чаем, угощали конфетами, но больше всего ему нравилась машина. В его семье не было машины, потому что не было и папы.

17.Собака.

Татьяна никогда особенно не любила собак. Но в то же время ей не пришло бы в голову обижать их: она получила хорошее воспитание в школе, и трагическую участь бедной Муму переживала вместе с одноклассниками. Но то была собака книжная, не настоящая.

В жизни же они её не раздражали, как некоторых, но и не умиляли, как больших любителей братьев наших меньших. К собакам, как, впрочем, и к другим животным, она просто была равнодушна. Живут себе, бегают, хвостом машут – и пусть. Наверное, так бы она и прожила жизнь, не поняв собачьей души, если бы не попала ей в руки повесть Г. Троепольского “Белый Бим, чёрное ухо”.

Татьяна не любила читать книги про животных, и по телевизору передачу “В мире животных” никогда не смотрела. Про Бима читать тоже не собиралась, но однажды её очень попросили подежурить вечером на работе и книжку эту дали, чтобы не скучала. Читать больше было нечего, потому и окунулась она в собачий мир с его радостями и печалями. В повести Бим не просто собака, которая бегает и виляет хвостом, а мыслящее существо со своим внутренним миром – это совсем не то, что бессловесная Муму. Перипетии трагической собачьей судьбы до того тронули её, что она стала гораздо внимательнее к бегающим по улице собакам, превратилась из равнодушной в сочувствующую. Наверное, такой и должна быть настоящая литература- бередящей душу.

Сочувствуя собакам, жалея их, Татьяна, тем не менее ,не пришла к мысли завести себе собачку. Всё-таки живое существо – это большая ответственность, стоит ли себя обременять? Да и не хотелось ей становиться “дамой с собачкой”, прогуливающейся наподобие чеховской героини с болонкой на поводке. И всё-таки собака в её доме появилась, и появилась самым неожиданным образом.

Субботним утром Татьяна приняла ванну и накрутила волосы на бигуди – вечером предстоял поход в театр. И только она закончила эту процедуру, как раздался звонок в дверь. На пороге стояла Майя с крошечной болонкой на руках. Татьяна ответила на приветствие девушки и только было собралась сказать, что Андрея нет дома, по субботам он работает, как Майя опередила её: “Андрей просил собачку, вот я и принесла”.

– Андрей просил собачку? – удивилась Татьяна.

– Да. У нас соседская собака родила пятерых щенков. Я ему рассказывала об этом. Вот он и попросил… Но сразу нельзя , они были грудные, питались молоком матери. А сейчас у них зубы выросли, всё могут есть.

Беленькая пушистая собачка, как раз болонка, преданно смотрела на Татьяну. Она была такой трогательной, что сердце женщины дрогнуло. Она взяла собачку на руки, почувствовала её тепло и сердечный трепет – бедное животное, наверное, чувствовало, что решается его судьба. Вопрос” брать или не брать” у неё даже не возник.

– Ладно, – сказала она, – и сколько мы за неё должны?

– Что вы, ничего не должны! Соседи щенков бесплатно отдают в хорошие руки.

– Спасибо. Андрей, наверное, очень обрадуется.

Когда Майя ушла, новая хозяйка опустила собачку на пол – та тут же сделала лужицу. Вот и первые радости, – подумала она, – что же дальше-то будет. А дальше пришёл муж и тоже с умилением уставился на собачку. Татьяна тут же отправила его в магазин за молоком – всё-таки ребёнок ещё очень маленький, не больше месяца. Собачку накормили, нашли для неё подстилку, и она спокойно уснула в своём новом доме.

Однако ночью болонка начала беспокоиться, скулить – наверное, искала маму. Андрей, как основной виновник появления в семье нового члена, взял её к себе в постель, и собачка тут же успокоилась. Так и спала она с ним, пока не повзрослела. Что касается собачьего туалета, то Андрей приучил её ходить на балкон – дело было в начале зимы, поэтому выгонять на улицу такого маленького щенка не стали, пожалели.

Поляковы к своему стыду долго не могли определить пол щенка: то ли мальчик это был, то ли девочка. Майя тоже не знала, кто это, пришлось ей идти к своим соседям и выяснять, кого же они ей дали. Оказалось, что мальчика. Поэтому назвали его Марсиком. Щенок, видимо, это имя одобрил и сразу же стал на него откликаться.

Весной начали выводить Марсика на улицу, и он тут же перестал ходить в туалет на балкон: он понял, что балкон – не улица. С собакой гуляли все члены семьи, причём считали это дело первоочередным. Марсик занял в квартире Поляковых своё место и не собирался от него отказываться.

Летом Марсика начали вывозить на дачу, и он считал эти поездки верхом блаженства. А если его по каким-то причинам туда не брали, то очень обижался и даже бунтовал. Он быстро сообразил, в какой одежде мама Таня ходит на работу, в какой – в магазин за хлебом, и в какой ездит на дачу. И если назревала поездка на дачу, он сидел у двери и ждал, а как только её открывали – быстро бежал к машине.

Но если мама с папой, одевшись по-походному, Марсика оставляли дома, то он в знак протеста драл дерматин на захлопнувшейся перед его носом двери. После таких подвигов Марсика ругали и тыкали носом в висящую клочьями обивку двери, он потом прятался под кровать и сидел там довольно долго, пока не позовут есть. Но проходило время – и он опять выражал свой протест, не жалея дерматина.

– Утоплю я его как-нибудь в Москве-реке, – угрожала Татьяна, но угрозы свои не выполняла.

Марсик был, всё равно что ребёнок – как же его утопить? А брать с собой на дачу каждый раз тоже нельзя – он мешал сажать огурцы и помидоры, бегал по грядкам. Потом, набегавшись, засыпал на травке, подставив свой мохнатый бок солнечным лучам.

Болонка была, конечно, бесполезной собакой: она не годилась ни для охоты, ни для охраны своих хозяев и их имущества от посторонних посягательств. Да и для престижа она мало пригодна: собак такой породы из-за границы не привозят и за бешеные деньги не продают. Короче говоря, у Поляковых появилась собака-игрушка, своего рода безделушка, зато очень симпатичная.

К лету Марсик повзрослел до того, что гулял во дворе один. Он уже знал дорогу домой, и никогда не ошибался, не путал ни свой подъезд, ни свой этаж. Если дверь на лестницу была закрыта, он сидел возле неё и спокойно ждал, когда кто-нибудь из соседей по дороге домой откроет её, и заходил вместе с ними. Он всё понимал, и Татьяна, живя рядом с этой псиной и наблюдая за ней, начала сомневаться в правильности теории академика Павлова, которую они изучали в школе. У животных, утверждал он, разума нет, только рефлексы. Ничего себе рефлексы, если Марсик спокойно понимает даже человеческую речь.

Марсик, например, не любил мыться. Почему-то эту, приятную для многих процедуру, он считал пыткой. Но поскольку шерсть его была белой и быстро пачкалась, мыть его приходилось часто. Но, едва услышав слово “мыться” или увидев в руках хозяйки его, собачье полотенце, Марсик прятался под кровать, и выдворить его оттуда стоило немалых трудов. Кому-то из домашних приходилось брать швабру, а другому ловить его. Зато уж после водных процедур Марсик получал приз – конфетку с печеньем. И хотя Андрей ругался, объясняя матери, что собакам нельзя есть сладкое, Татьяна всё равно изредка баловала ребёнка – уж очень он все сладкое любил .

Однажды Марсик и вовсе поразил Татьяну своей рассудительностью. В тот день она отпросилась с работы – дома сантехники должны были менять трубы. Работа предстояла долгая, грязная, да ещё с отключением и холодной,и горячей воды. А какая жизнь без воды? Поэтому Татьяна в самый разгар работы взяла ведро и сказала Марсику: “Давай сходим в подвал за водичкой – там есть кран”. Марсик посмотрел на хозяйку непонимающе и одновременно укоризненно.

Татьяна надела шлёпанцы, открыла дверь – и тут произошло непредвиденное: Марсик преградил ей дорогу и начал отчаянно на неё лаять. Она не сразу поняла, в чём тут дело. Когда он встретил лаем сантехников, это было понятно: они мужики чужие. А на хозяйку-то псина зачем разлаялась?

Она попыталась успокоить собаку, начала её гладить и уговаривать замолчать, однако Марсик не унимался. Непонятливая женщина замахнулась на него пустым ведром, он уклонился от удара, но лаять не перестал. И только тут её осенило: Марсик-то на своём собачьем языке объясняет ей, глупой, что в доме чужие люди работают, куда же она собралась? Нельзя дом бросать, когда в нём чужие, всякое случиться может! Так и пришлось Татьяне дождаться, когда сантехники уйдут обедать, и только после этого сходить за водой.

Вот вам и собачья логика! Да какая же она собачья – вполне человеческая логика. Береги своё жилище, не пускай в дом чужих людей, не оставляй дверь открытой – как эти мысли могут вписываться в рефлексы? Это уже голова работает, похоже на разум. Не надо верить всему, чему нас в школе учили. Нельзя всё принимать на веру, соображать надо. Одно утверждение, что люди произошли от обезьян, чего стоит! Люди – это люди, а обезьяны – всего лишь обезьяны. На них можно посмотреть хотя бы в зоопарке, где они прыгают, корчат рожи, но в людей почему-то не превращаются. Правда, каждый имеет право на своё мнение – тут уж ничего не попишешь.

С некоторых пор у Татьяны начала вызывать большое сомнение и цитата писателя В.Г.Короленко, тоже заученная в школе: “Человек рождён для счастья, как птица для полёта”. Да не для этого он рождён, а для постоянной борьбы за своё существование, за место под солнцем. И до того уже человечество доборолось, что жизни боится больше, чем смерти. Умру – ну и ладно. А вот что я буду делать, если потеряю работу? Работу неприятную, вредную для здоровья, но дающую неплохой доход…

Даже Марсик – и тот борется за своё существование. Попробуй-ка его домой не пусти – облает весь подъезд и обдерёт дверь. А какое право он имеет на человеческое жилище? Никакого. Но поскольку он в этом доме вырос, то считает его своим, а себя – главным в доме. Люди с этим смирились – пусть считает, если ему это приятно. Заблуждение – одна из предпосылок счастливого существования.

Собаку с младенческого возраста воспитывали люди, она от них, наверное, кое-что переняла, но осталась всё-таки собакой со своими собачьими повадками. Марсик жутко ненавидел кошек, хотя они ему ничего плохого не делали. Татьяна не раз наблюдала, как лежит спокойно кошечка, греется на солнце, никого не трогает. И тут появляется собачья морда, которая начинает на неё гавкать, шипеть, и в конце концов вынуждает кошку или уходить, или защищаться. При этом видно, что собака кошку ещё и побаивается: та в целях самозащиты может и глаз поцарапать. Так почему же говорят: “Живут, как кошка с собакой”, а не “собаки не дают житья кошкам”? Люди вот тоже выдумали: “когда двое ссорятся, виноваты оба”. А вот и неправда! Задира – всегда один, а второй вынужден защищаться.

Марсик при всей своей лютой ненависти к кошкам обожал собачек женского пола. В ожидании невесты он готов был целый день сидеть у неё под окном. При этом он не был разборчив, ему нравились собаки абсолютно всех пород, даже такие, которые во много раз превосходили его самого размерами. Самки его нередко отвергали, но он не обижался и многократно повторял попытку ухаживания, если даже для этого приходилось подраться с соперниками.

Марсик, живя своей собачьей жизнью, нашёл не только своё место под солнцем, но и в сердцах приютивших его людей. Поляковы давно и всерьёз считали его членом семьи. Поэтому трагедией для них явилась его внезапная потеря.

Татьяна с мужем в этот день решили всё-таки взять Марсика с собой на дачу, и он, очень довольный, уже сидел в машине у хозяйки на коленях и с интересом смотрел в окно. Что именно ему там нравилось, неизвестно, но когда Татьяна посадила было его вниз к своим ногам, он выразил резкий протест. Взобравшись опять на сиденье, он встал, и, держась лапами за дверь, опять уставился в окно.

На даче он бегал, резвился не только на территории сада Поляковых, но с удовольствием изучал окрестности и чужие сады, если там никого не было. Хозяева, занятые работой, не всегда следили за ним. Вот это-то его и подвело!

Вечером Сергей с Татьяной, забыв о Марсике, который в очередной раз где-то загулял, уехали домой. Приехали, собрались ужинать. Татьяна приготовила корм и для Марсика… А Марсика-то и нет! Они тут же вспомнили, что оставили его на даче и ужаснулись. Что же он, бедный, там делает, что о них думает? Бросили его хозяева, даже не предупредили!

– Придётся за ним ехать, – вздохнул Сергей, – ничего не поделаешь. Сейчас лето, темнеет поздно.

Забыв об ужине, они пошли к машине. На душе было неспокойно – а вдруг Марсика там уже нет, вдруг он помчался за ними вдогонку? Если бы они шли пешком, он нашёл бы их по следам. Но они уехали на машине, и никаких следов нет. Марсик просто заблудится.

– Поедем помедленнее, я буду следить за дорогой, вдруг он где-нибудь бежит, – сказала Татьяна.

Так они и ехали, оглядываясь по сторонам. Но Марсика нигде не было. Зато на даче, где уже была закрыта калитка, их ждал сюрприз. Когда они подошли к дому, то увидели Марсика, который смиренно ждал их возле крыльца.

18.Бабкина свадьба.

Римма Степановна Полякова была женщиной сильной, властной и всегда уверенной в себе. У неё никогда не возникало комплексов насчет собственной внешности или иных достоинств, а что касается недостатков, то их у неё просто не было. Во всяком случае, так считала она сама, и это давало ей право думать, что она лучше и выше других. Именно поэтому своё предполагаемое замужество в возрасте семьдесят пять лет она считала вполне естественным и никаких сомнений не вызывающим.

Будущий муж Риммы Степановны был её давним знакомым, таким же старичком, однако ещё помнившим свою избранницу в том возрасте, когда она была “кровь с молоком”. Жена его давно умерла, а он всё не решался найти себе новую спутницу, потому что не представлял брак “без любви”. И вот случайная встреча с Риммой, с девушкой его мечты, постаревшей на много лет, но вполне узнаваемой, потому что было в Римме Степановне что-то совершенно неповторимое, отличавшее её от других.

Он увидел её в магазине, когда она перекладывала продукты из корзины в сумку, и буквально остолбенел. Неужели Римма? Он не решился спросить об этом прямо и пошёл за ней по весенней мокрой улице, не сводя с неё глаз.

Римма Степановна относилась к себе с любовью в любом возрасте, стало быть, и причёска, и одежда её были в порядке. Поэтому поклонник – звали его Николай Трофимович – не увидел в ней изъянов, а пожилой возраст его совсем не смущал. Что ему делать с молоденькими-то? Зрелому мужчине нужна зрелая женщина.

– Римма! – воскликнул он, когда Римма Степановна собиралась уже войти в подъезд и скрыться из его поля зрения.

Пожилая женщина вздрогнула. Её уже давно никто не называл просто по имени. Она остановилась, повернула голову и увидела старичка, с надеждой глядевшего на неё. На улице больше никого не было.

Римма Степановна не узнала старого знакомого и стояла, пристально вглядываясь в его лицо. Она ждала объяснений, но старичок словно онемел.

– Вы ко мне обращаетесь? – спросила она наконец.

– Да. Римма, неужели ты меня не узнаёшь?

Римма Степановна ещё раз посмотрела на непрошеного собеседника, на его услужливое лицо, на дрожащие руки и вынесла свой вердикт.

– Я вас не знаю, – категорически заявила она.

Старик очень огорчился, тяжко вздохнул, глаза его увлажнились. Но он решил не отступать.

– Я же Коля Пенкин…

– Ничего себе Коля… Коля?.. Ну, узнать тебя теперь трудно. Вот это встреча! Как ты меня-то узнал?

– Ты всё такая же, Римма, почти не изменилась.

Римма Степановна довольно улыбнулась, на минуту скромно опустила глаза, но щёки её не покрылись румянцем, как это бывает в молодом возрасте. Лицо сохранило бледный с желтоватым оттенком цвет.

Комплименты приятны в любом возрасте. Сердце женщины растаяло, и она пригласила Николая Трофимовича к себе – поговорить, вспомнить молодость. Он безропотно пошёл за ней.

Вот так и завязался роман на склоне лет: роман любви ли, дружбы или взаимопомощи – какая разница? Если люди нашли друг друга, и им хорошо вместе, все вокруг должны только радоваться.

Татьяна обрадовалась первой. Если бабка будет при деле и при своём интересе, все они от этого только выиграют. Она не будет больше разряжаться на сына и его семью, требуя к себе повышенного внимания. Не будет ныть, жаловаться на болезни, иногда мнимые, лишь бы на неё обратили внимание.

Андрей отнёсся к предстоящему замужеству бабушки сначала скептически, потом с юмором.

– А кем мне будет приходиться её ребёнок, который родится через девять месяцев после свадьбы? Внуком, что ли?

– Почему внуком? Если твоему отцу он будет братом, то тебе без сомнения – дядей. Или тётей, если это будет девочка, – невозмутимо ответила Татьяна, уже давно привыкшая к шуточкам своего сына.

– Ничего себе тётушка. Она же мне в дочки сгодится!

– Именно поэтому рождение ребёнка у бабушки явление маловероятное.

– Ладно, ты меня успокоила. А то мне пришлось бы его воспитывать – больше некому.

– Так тебе Римма Степановна и доверит воспитание!

– А кто её будет спрашивать? Она же старая, скоро умрёт.

– А вот это неизвестно, – Татьяна посмотрела на сына укоризненно, – бывает, молодые умирают раньше. Сейчас вообще пошла такая тенденция. Старушки живут до ста лет, а молодые умирают в сорок.

– Я это заметил. Но почему?

– У старых – старая закалка. Да и фундамент здоровья закладывался в других условиях, экология была другая, в еде не было излишеств – простая пища полезнее для здоровья. Я уже не говорю о наркоманах…

– Ну, мама, после твоих слов вообще жить не хочется.

Андрей махнул рукой и ушёл по своим делам

У Сергея Алексеевича тоже было своё мнение по поводу замужества мамаши. Он считал это обстоятельство её блажью, а порой – и помутнением рассудка. Бабка есть бабка, она должна внуков нянчить, а не женихов заводить. А если уж внуки выросли, то ждать правнуков и спокойно доживать свой век. Да и уживётся ли она с мужем с её-то характером!

– Его я, конечно, понимаю. Некому обед готовить и портянки стирать. А вот ей это совсем ни к чему, – говорит он Татьяне.

– Почему ни к чему? – возражала она, – ей же нужно самоутверждение, она должна знать, что ещё кому-то нравится. Да и общение ей нужно. Может быть, обзаведясь мужем, она перестанет нам звонить или приходить в гости в семь утра?

– В семь утра? Это не самое страшное. Даже в воскресенье не надо лениться – долго спать вредно.

– Это тебе вредно, – рассердилась Татьяна, – а нам с Андреем – нет.

– Вам бы только поспать! А бабушка одинокая, ей скучно, она, наверное, еле утра дождётся, – продолжал заступаться за мать Сергей.

– Что и требовалось доказать, – обрадовалась Татьяна, – одиночество надо ликвидировать, тогда и дури в голове будет меньше. Помнишь, как она никому не дала спать всю ночь?

Та ночь, случившаяся два месяца назад, действительно запомнилась. Бабуся позвонила в два часа ночи и потребовала, чтобы её немедленно отвезли в больницу: у неё разболелся зуб. На чём отвезти и куда – её совершенно не интересовало. Она могла бы принять обезболивающее лекарство или успокоительное, наконец, и дождаться утра. Но Римма Степановна, будучи сама медсестрой, ждать не захотела. Её совершенно не волновало, что и сыну, и внуку рано утром надо бежать на работу – это, как говорится, их проблемы. Главное сейчас – её зуб.

Римма Степановна закатила по телефону такую истерику, что всем стало жутко. “Я при смерти, я при смерти”, – всё время повторяла она, хотя от зубной боли ещё никто не умер.

Удар принял на себя Андрей. Он быстро поднялся с постели, подставил заспанное лицо под струю холодной воды, наспех пригладил волосы и спустился вниз, к машине, которая стояла во дворе в”ракушке”. Сергей помчался за ним, решив, что ночью вдвоём сподручнее.

Ехать от ВДНХ до Курской, где жила бабуля Римма , не очень далеко, и, в отсутствие пробок на ночных дорогах, они доехали очень быстро. Римма Степановна встретила их громким рёвом, как будто она была трёхлетним ребёнком.

– Нет больше сил терпеть, – причитала она, – болит всё сильнее и сильнее. Ни минуты уснуть не даёт.

Сын с внуком привезли её в дежурную стоматологическую клинику, где ей оказали помощь. Боль прошла, а вот недовольство жизнью у бабки осталось. Всю обратную дорогу от больницы домой она выговаривала своим родственникам, что они привезли её не в ту больницу, что врачи там грубые и малограмотные.

Не дав никому спать, Римма Степановна ни в коем случае не считала себя виноватой. Напротив, виноватыми она считала других. Такой уж у неё был характер и такой менталитет. Она ловко приспосабливалась к тем или иным условиям жизни, безошибочно угадывая, что ей выгодно, а что нет. Если она не хотела куда-нибудь идти, тут же сказывалась больной, если же какая-то поездка сулила ей выгоду, срочно выздоравливала. Сергей ещё продолжал верить её мнимым болезням, Татьяна же только делала вид, что сочувствует, потому что знала: некоторые женщины, чтобы привлечь к себе внимание мужа или детей, часто грешат этим. Но, постоянно “болея” и “умирая”, такие женщины очень рискуют. Родственники, привыкнув к их постоянным недугам, могут не поверить, когда ударит настоящая болезнь. “Ах, – скажут они, махнув рукой, – у неё постоянно что-нибудь болит”.

Так думала Татьяна, но Римме Степановне она даже не пыталась ничего объяснить – не поймёт. Пусть уж живёт по своим правилам.

И вот такая Римма Степановна, собравшись замуж на старости лет, вдруг совершенно выздоровела. Все болезни покинули её, зубная боль не беспокоила, сердце заработало с удвоенной силой, а ноги перестали постоянно болеть и отекать. Римма Степановна, казалось, заново родилась, и эта перемена, произошедшая в ней, была приятна.

Свадьбы как таковой, конечно, не было, в белое платье перезрелая невеста, слава богу, не рядилась, но родственников на застолье пригласила и жениха своего представила. Николай Трофимович оказался не промах, пенсию как полковник в отставке имел неплохую, да ещё и однокомнатную квартиру у метро “Красные ворота”. Римма Степановна уже строила планы на улучшение своих жилищных условий. Если они с Николаем Трофимовичем объединят свои однокомнатные, то смогут переехать и в трёхкомнатную квартиру, а , стало быть, старушка сможет вернуть себе былое величие и вспомнить то золотое время, когда она жила в трёхкомнатной квартире с респектабельным мужем.

Римма Степановна забыла, что свою огромную квартиру она разменяла, выделив жилплощадь семье сына, именно потому, что тяжело было её убирать и слишком много платить за излишний метраж. Теперь, завладев Николаем Трофимовичем, она уже ничего не боялась.

Вместо свадебного путешествия, в которое обычно отправляются настоящие молодожены, стариков решили свозить на дачу. Они очень обрадовались такому обороту дела, и ранним воскресным утром Поляковы и Лунины, захватив “молодых”, на двух машинах выехали за город.

Римма Степановна увидела дачу как будто впервые и не узнала её. Она с удивлением смотрела на дом, уже приведённый в порядок с помощью дяди Пети. Деревянный дом был выкрашен голубой краской, наличники на окнах сияли девственной белизной, разбитые стёкла заменены на новые, а сгнивший за многие годы пол перестелен и покрыт линолеумом.

– Это не наша дача, – категорически заявила она, – наша была совсем другая.

– Да что ты, мама, посмотри внимательнее, – говорил Сергей, – вот из этого окна я прыгал прямо в сад, а потом залезал обратно. Мне неинтересно было заходить в дверь, как нормальным людям.

– И это неправда, – возразила Римма Степановна, – я бы ни за что не разрешила тебе прыгать в окно.

– Не разрешила бы. Поэтому я тебя и не спрашивал, а прыгал, когда тебя нет.

Татьяне не нравился этот разговор, который мог привести неизвестно куда, поэтому она решила вмешаться.

– Чего только не узнаешь о собственном муже, – сказала она, укоризненно глядя на него, – ты, оказывается, ещё и хулиган. Разве ты не понимал, что мог сломать себе ногу и остаться калекой? Здесь от окна до земли довольно высоко, метра полтора.

Римма Степановна замолчала, нахмурилась, посмотрела на сноху неодобрительно и хотела ещё что-то сказать, но Татьяна не дала ей вставить ни слова. Она взяла под руку новоявленного свёкра или даже папочку и решила именно ему устроить экскурсию по загородному дому и саду.

– Вам здесь нравится, Николай Трофимович? – говорила она старичку, ростом едва доходившему ей до плеча, – здесь просто рай, вот увидите. Мы так привыкли к городской суете, к пыли и раскаленному асфальту, что на природе просто теряемся. От свежего воздуха у нас кружится голова.

Николай Трофимович был доволен вниманием к своей персоне, он расплылся в улыбке и решил поддержать разговор.

– Что вы, Татьяна Михайловна, я ведь в деревне вырос. Для меня природа – часть моей жизни, – начал было он свой монолог, но любимая супруга его перебила.

– Нашёл, чем гордиться – в деревне вырос среди коров и свиней, – заявила она, – небось, всё детство прошло в навозной куче.

– Нет, Риммочка, всё было совсем не так. Когда окно в доме выходит прямо в сад, это прекрасно.

– И у нас окно выходит в сад, – поддержала нового родственника Татьяна, – ночью слышно, как шелестят листья.

– Я бы всё тут переделала, – снова вступила в разговор Римма Степановна, – никакого вкуса! Зачем надо было красить наличники в белый цвет?

Ей никто не ответил, потому что внимание публики отвлекли вновь прибывшие гости – дядя Петя с супругой. Татьяна расцеловалась с тётей Верой, от которой по-прежнему исходили доброта и участие, радостно поздоровалась с дядей, а потом и гости ,и хозяева начали вместе готовить обед.

На углях уже жарился шашлык, за качество которого отвечали Сергей с Андреем, а дядя Петя давал им дельные советы. Он хотел было улизнуть рыть погреб, потому что не умел сидеть без работы, но его не отпустили, объяснив непоседливому дядюшке, что в такой знаменательный день работать грех. Он смирился с мнением большинства, однако поведал публике, что надеется найти в погребе клад.

– Я в прошлый раз, когда начал копать погреб, заметил, что земля там очень мягкая, одно удовольствие работать. Но потом лопата ударилась обо что-то твёрдое и дальше не пошла. Иногда в кино такое показывают, особенно в сказках. Но один извлекать клад из земли я не осмелился, зачем мне сокровища? А вот сегодня, при свидетелях, можно попробовать…

– Да ну тебя, Пётр, вечно ты что-нибудь сочиняешь, – возмутилась до того сидевшая тихо Таисия Михайловна, – никаких кладов не существует, всё это детские сказки.

– Может быть, и сказки, – согласился дядя Петя, – но лопата дальше не пошла – это точно.

– Перестань сочинять, – попросила мужа тётя Вера, – чудеса в нашей жизни, конечно, бывают, только почему-то очень редко. Вот недавно у моей соседки страшную болезнь признали – рак. Никакое лечение не помогало. А потом она узнала о народной целительнице и поехала к ней куда-то в Красногорск. Денег, конечно, она с неё взяла немало. Но больная-то поправилась! Разве это не чудо?

– Это уж совсем бабкины сплетни и предрассудки, – ещё раз возмутилась Таисия Михайловна, – мировые светила медицины столько лет борются с раком, а результата достигают не всегда. А тут излечилась, как после взмаха волшебной палочки…

– Нет, целительница ей какие-то снадобья давала, отвары травяные… Кто знает, что организму нашему надо? Может быть, что-нибудь помогает, – не унималась тётя Вера.

Татьяна внимательно слушала этот разговор, а потом вполне серьёзно обратилась к тёте Вере.

– Тётечка Верочка, ты мне адрес целительницы узнай, пожалуйста. Чем чёрт не шутит…

Все с удивлением и тревогой посмотрели на Татьяну.

– Что такое? – удивился Сергей, – ты болеешь?

– Слава богу, нет. Но моя подруга Нина, одноклассница, уже несколько лет лечится. Надо ей помочь.

– Адреса я не знаю, но обязательно спрошу, – пообещала тётя Вера.

Гости засиделись до вечера, наслаждаясь свежим воздухом и вкусной едой. Дядя Петя, которому не разрешили работать, уснул в доме на диване, Николай Трофимович храпел рядом на кушетке. Тётя Вера разговорилась с Таисией Михайловной, а Римма Степановна, воспользовавшись удобным моментом, подошла к Татьяне.

–Таня, я надеюсь, что в будущем на нашу дачу не будет приезжать, кто попало. Что это за дядя Петя, зачем он здесь?

– Это мой двоюродный дядя, он помогал нам ремонтировать дом. Если бы не он, тут были бы одни развалины. Что вас не устраивает?

– Строитель, значит? Если строитель, то ладно. Я бы хотела более тесный семейный круг…

– Он у вас будет, – сказала Татьяна, хотя не собиралась свою свекровь часто привозить на дачу. Без неё как-то спокойнее.

Дядя Петя, проспав часа два, наконец пробудился и начал тормошить Николая Трофимовича. Солнце двигалось к закату, пора было собираться домой.

– Эх, зря день прошёл, – посетовал он на прощание, – даже погреб не вырыли.

Дядя Петя и не подозревал, какой “клад” ждал его под домом. И если бы он до него добрался сегодня, праздник был бы испорчен наверняка.

19

.Лапша.

Когда Дуся, называвшая себя Люсей, вышла замуж, то её супруг сразу же пресёк эту двойственность в именах и стал называть её Дусенькой. Она смирилась с этим обстоятельством и начала трудовую жизнь Евдокией Миловановой, уже не комплексуя по поводу немодного имени. Если оно понравилось её избраннику, значит не такое уж плохое.

Человеком она была спокойным и невозмутимым, и, работая скромным бухгалтером в какой-то фирме, никогда не жаловалась на судьбу.

О её спокойствии ходили легенды ещё в школе. Одноклассники убедились в этом, когда произошёл неприятный инцидент в походе. Они прекрасно расположились в подмосковном посёлке Томилино возле речушки, разложили костёр и собирались уже печь картошку, но откуда-то явились пятеро подвыпивших парней.

Они сели рядом, увидели симпатичных девочек и начали уделять им повышенное внимание. Мальчикам это не понравилось, и они сделали вновь явившимся замечание, попросив их идти своей дорогой. Те расхохотались – какие-то пятнадцатилетние сопляки будут их учить!

– Мы уйдём, но девочек ваших возьмём с собой – очень уж хороши, – сказал один из них.

Девчонки в это время уже поняли, что дело нешуточное, и тряслись от страха. Каждая из них надеялась, что выберут не её, покрасивее есть. Одна только Дуся-Люся сохраняла спокойствие, продолжая делать то, что делала до этого – есть колбасу.

Мальчишки встали и загородили своих одноклассниц. Хулиганы встали тоже, не собираясь уступать. Ещё чуть-чуть, и была бы драка, но всё неожиданно закончилось хорошо. Дуся съела свой завтрак, подошла к стоящим стеной мальчишкам и сказала:” А ну-ка идите отсюда!” Потом она посмотрела на подвыпивших парней, неизвестно зачем испортившим им пикник, и строго сказала: “Вы что же, мужики, хотите срок получить за растление малолетних? Мы несовершеннолетние, нам пятнадцать лет. Поняли? У меня папа прокурор”.

– Ну что вы, что вы… Мы же пошутили, – и компания быстро удалилась.

Потом, возвращаясь домой, девчонки смеялись над своими страхами. Но если бы не Дуся, возможно пришлось бы и плакать.

До поры до времени Евдокию устраивала и скромная зарплата, но потом вдруг всё переменилось. Появился новый вид бизнеса – распространение среди легковерного населения пищевых добавок, изготовленных на основе китайского зелёного чая и экзотических трав. Стоили эти добавки недёшево, превосходя стоимость того же китайского чая раз в десять. Именно потому, что стоимость товара намного превосходила реальную, и требовались такие распространители, умеющие, как говорится, вешать лапшу на уши.

Дусю в этот бизнес вовлекла одна сослуживица – и не из добрых побуждений, как можно было подумать, а согласно условиям самого бизнеса. Всякий вступивший в это содружество распространителей не совсем понятных “добавок”, должен был вовлекать туда и других – и чем больше вовлечёт, тем больше выиграет материально.

Когда её уговаривали и обещали златые горы, Дуся этого ещё не знала и подумала, что о ней заботятся.

О пищевых добавках в то время ещё не было сколько-нибудь достоверной информации, а язык у сослуживицы был подвешен хорошо, потому Дуся и поверила в волшебную силу новых “лекарств” и согласилась заняться их продажей. Она быстро усвоила науку “вешать на уши лапшу” и, подкрепляя её неподдельной искренностью, активно взялась за дело. В разноцветных упаковках у неё были лекарства буквально от всех болезней. Она клялась, что снизит вам давление, заставит лучше работать сердце, вылечит любые глазные болезни и даже уберёт раковую опухоль. Свою убедительную беседу она насыщала медицинскими терминами, что делало её ещё убедительней. Люди верили, что стоит им только купить пять-шесть упаковок целительного средства, заплатив за это две-три тысячи рублей, как все проблемы со здоровьем отступят, и начнётся новая счастливая жизнь.

Дуся заметно поправила своё материальное положение, у неё появились дорогие вещи, о которых раньше она могла только мечтать: автоматическая стиральная машина, микроволновая печь, одежда из бутиков.

Когда Дуся во всём блеске явилась к Тане, она попыталась и её вовлечь в распространители пищевых добавок. Убеждая её собственным примером, Дуся была почти уверена, что очередное вовлечение удалось, и денежная премия у неё в кармане. Однако Таня шарахнулась от пищевых добавок, как чёрт от ладана, узнав, что надо будет ко всем приставать и предлагать товар, в котором сама не уверена.

– Я врать не умею, у меня ничего не выйдет, – сказала она Дусе.

– А тут врать и не надо, – возразила Дуся, – надо просто разъяснять, как комплекс целебных трав, подобранных определенным образом, благотворно влияет на организм.

– Комплекс трав – это хорошо. А почему так дорого?

– Они же растут в экологически чистых районах Китая. Разве не слышала об этом?

– Догадывалась. Но небольшая коробочка травки (если это не героин, конечно) не может стоить пятьсот рублей. Это явно придумано для наживы продавцам.

Дуся нахмурилась, замолчала, а потом сказала, покачав головой: “Нет, ты не права, сотни людей вылечиваются и приходят опять покупать наш товар. Некоторые употребляют пищевые добавки регулярно и прекрасно себя чувствуют”.

Таня посмотрела на одноклассницу недоверчиво, потому что сама никогда не встречала таких примеров. Более того, она знала, что если заболеешь, как следует, то никакая травка не поможет ни по двадцать, ни по пятьсот рублей, понадобятся сильные лекарства вроде антибиотиков.

– Ты сама-то лечилась от серьёзных болезней этими снадобьями? – спросила она Дусю.

– Нет, не лечилась, потому что я не болею. Принимаю пищевые добавки и не болею. Вот так, – оптимистично ответила Дуся.

Но Таню это не убедило. Ей нужны были конкретные примеры излечения, а не такие. Поэтому в конце концов они с Дусей и договорились полечить Нину и добиться, чтобы раковая опухоль не возвращалась никогда. Нина лечиться охотно согласилась и приобрела несколько коробок чудодейственного средства, очередного изобретения Тибетской медицины. Нина хваталась за любую возможность, за любую соломинку, чтобы облегчить своё состояние и продлить жизнь.

– Я всё жду, когда изобретут лекарство специально для меня. Это обязательно должно случиться, – говорила она.

Когда Нина Горлатых начала принимать настои тибетских трав, поначалу ей и в самом деле показалось, что у неё прибавилось сил, и она почувствовала себя бодрее. Но это было самовнушением, не более того. Потом мнимая бодрость духа исчезла так же, как появилась. Очередное обследование в клинике показало, что никаких существенных перемен не произошло. И Нина вновь загрустила.

Она давно уже обратилась к богу, хотя, как все шестидесятники, была воспитана в духе атеизма. Во времена её детства и юности не только не верили в Бога, но и смеялись над самим фактом его возможного существования. Однажды в десятом классе мальчишки перед уроком обществоведения поставили в классе на шкаф икону и зажгли свечку. Таким образом они решили подшутить над директором Михаилом Васильевичем, внушавшим им на каждом уроке, что материя первична. При этом весь класс просто умирал со смеху.

Михаил Васильевич шутку оценил, но икону со свечкой попросил убрать.

– Божий дар, возможно, и химера, – сказал он, – но не надо этим злоупотреблять.

Нина обратилась к Богу уже в девяностые годы. Спрашивая, за что ей такое наказание, она просила помочь ей в исцелении. Ответа на свой вопрос она, естественно, не получила, но в исцелении ей Бог, видимо, регулярно помогал.

Татьяна не слишком хорошо разбиралась в религии, в церковь не ходила, потому что не считала её божьим храмом, но в существование высшего разума верила. Она полагала, что обязательно должен быть какой-то высший разум, который отвечает за гармонию в мире. Этот высший разум по её мнению не должен обращать внимание на мелочи – такие, например, как регулярное посещение церкви и чтение молитв. А вот живём ли мы по его заповедям или постоянно их нарушаем – убиваем, грабим, бегаем за чужими мужьями и жёнами – это вопрос серьёзный. Поэтому Татьяна старалась не нарушать божьих заповедей, о которых сказано в Библии – тем более, что и нужды никакой в этом не было.

Вопрос излечения Нины Горлатых был для неё не только первостепенным, поскольку не терпел отлагательств, но и принципиальным. Сегодня заболела Нина, завтра эта участь постигнет кого-нибудь другого, а радикального средства от рака всё ещё нет. Его надо искать везде, даже у колдунов и гадалок, которые в последнее время стали называть себя экстрасенсами.

Адрес целительницы, выпрошенный у тёти Веры, Татьяна взяла на вооружение не просто так, на всякий случай, а с вполне определенной целью. Надо было как-то уговорить Нину поехать в подмосковный городок Красногорск и показаться целительнице Софье Игнатьевне. Она не решилась взять эту миссию только на себя и пригласила в сообщницы Ирину Витушкину. Последняя сначала испугалась “колдуньи”, но потом согласилась. Татьяна посулила ей в случае удачи совместную поездку в Красногорск на машине мужа Нины Фёдора.

– Правда, что ли? – спросила Ирина, и глаза её загорелись, – я ведь давно хотела с ним познакомиться. Чем чёрт не шутит, может быть…Я обязательно уговорю ее поехать.

Татьяна не дала ей договорить, поскольку и без того было ясно, что она хотела сказать.

– К колдунье ехать действительно страшно, даже с Фёдором, – пояснила Татьяна, – поэтому лучше, если нас будет много. Разве что не возьмут…

– Пусть только попробуют! – решительно заявила Ирина, которая уже загорелась идеей совместной поездки, принимая её за увеселительную.

Нина согласилась ехать не сразу, но достаточно быстро. Она очень обрадовалась, узнав, что и подружки поедут с ней. Фёдор Маховец, напротив, отнёсся к этой затее скептически, не веря в положительный исход дела. Но ехать согласился, не желая огорчать Нину.

И вот в воскресенье утром Ирина с Татьяной сидели на лавочке у дома Нины, ожидая хозяев, которые никак не могли собраться. Машина непонятно какой марки, но очень красивая, стоялатут же, и подружки, любуясь, обсуждали её. Фёдор Маховец явно процветал, снимаясь во всех сериалах подряд, и деньги у него водились.

И вот щёлкнул кодовый замок, распахнулась дверь подъезда, и вышел он, кумир женщин, звезда, небожитель. Он постарел, но не стал хуже. Одетый, как простой смертный, в джинсы и майку, он выглядел совсем не просто. Татьяна улыбнулась, а Ирина, ожидавшая этой минуты трое суток подряд, замерла от неожиданности и молча уставилась на артиста.

Фёдор поздоровался с женщинами, галантно поклонился Татьяне как старой знакомой и, скользнув безразличным взглядом по лицу Ирины, направился к машине.

– Она ещё не оделась? – спросила Татьяна, лишь бы сказать что-нибудь.

– Сейчас придёт, Татьяна Михайловна, – ответил Фёдор и улыбнулся. Одной этой улыбки было достаточно, чтобы любое женское сердце затрепетало или совсем остановилось.

То, что красота ослепляет, Татьяна знала давно. Поэтому на красивых людях легче ошибиться, чем на некрасивых. Ослепление проходит, а что остаётся? Очень часто пустота. Есть мнение, что красота и счастье для женщины отнюдь не синонимы, а скорее наоборот. Ослепила, не потрудившись вызвать другого, проникающего в самую глубину сердца чувства. Глаза-то ослепли, а сердце осталось нетронутым, отсюда и результат. Но насчет мужской красоты, которая у нас в дефиците, ничего такого она сказать не могла.

Нина наконец-то спустилась с шестого этажа своего элитного дома, и вся компания уселась на роскошные кресла шикарной машины. Фёдор нажал на газ. И только тут Ирина вышла из оцепенения, тяжело вздохнула и, выразительно посмотрев на Татьяну, положила руку себе на сердце.

В пути Нина и Фёдор почти не разговаривали, лишь обменивались изредка незначительными фразами. Видимо, они переживали, думая о серьёзности задуманного мероприятия. Ирина с Татьяной, сидя на заднем сиденье, общались шёпотом.

В Красногорск они приехали довольно быстро и увидели, что его название вполне соответствует сути. Город был расположен на холмах, чередующихся с оврагами. Правда, холмы были не красными, а щедро заросшими зеленью, но, может быть, раньше здесь добывали какую-нибудь глину, отсюда возникло и название.

Дом Софьи Игнатьевны они нашли не сразу, а когда нашли, ужаснулись – находился он на дне самого глубокого оврага и внешне напоминал избушку бабы Яги, разве что без курьих ножек.

Фёдор остановился на краю оврага, поставил машину на сигнализацию, и дальше всей компанией они пошли пешком. Овраг при близком его рассмотрении оказался очень живописным. На его склонах росли цветы и травы, в том числе и целебные. Спускаясь, Татьяна успела разглядеть среди них кровохлёбку, хвощ полевой, зверобой и шалфей. Да, очень удобно устроилась целительница: сырьё растёт рядом.

Добравшись, наконец, до избушки, путешественники увидели висящий у двери колокольчик – такой Татьяна видела только в мультфильмах. Фёдор смело дёрнул за шнурок, и тут же раздались соловьиные трели. Вскоре дверь распахнулась, и на пороге появилась не Баба Яга, не старушка – божий одуванчик, а женщина лет тридцати пяти с тяжёлой русой косой, собранной в узел. “Вы ко мне?” – быстро спросила она и пригласила путников войти.

Они вошли в довольно широкие сени – вблизи избушка оказалась больше, чем издали. Во всех углах сеней висели пучки травы, но не той, которую Татьяна видела в овраге. Незнакомая трава издавала непонятное, но приятное благоухание.

Софья Игнатьевна оглядела прибывшую к ней компанию и остановила свой взгляд на Нине, которая, бледная и испуганная, боялась поднять на неё глаза.

– Кто будет лечиться? Вы? Тогда давайте пройдём вот в эту комнату. Остальных прошу подождать.

Нина неохотно, как казалось со стороны, поплелась за целительницей в какой-то чулан. Её спутники уселись на скамью и замерли в тревожном ожидании. Первой нарушила молчание Ирина.

– Что-то её долго нет, – сказала она.

– Так ведь целительство – процесс, наверное, длительный, – отозвалась Татьяна, – она же должна изучить пациентку.

– А как она узнала, что именно Нина приехала лечиться? – спросила Ирина.

– Так ведьма же, разве вы не видите, – вступил в разговор Фёдор, – один её дом чего стоит! Ведьмы видят всё.

– А мы, выходит, здоровы, если она на нас не обратила никакого внимания, – заметила Татьяна.

– Всё познаётся в сравнении, – заметил Фёдор, – по сравнению с ней мы здоровы. Как говорится, сравнительно здоровы.

Ирина, до того украдкой поглядывавшая на Фёдора, теперь смотрела на него во все глаза. Знакомство, решила она, всё-таки должно состояться, иначе Фёдор и не запомнит её.

– Я представляю, как вам сейчас тяжело, Фёдор… Простите, не знаю отчества… – начала она разговор.

– Матвеевич, – ответил он и добавил, – вообще-то артистам отчество не нужно.

– Ну что вы, Фёдор Матвеевич, как же мне, например, к вам обращаться? Не назову же я вас Федей…

– Да, меня Федей зовут, – подтвердил артист, с трудом сдерживаясь, чтобы не засмеяться.

– Как вам сейчас тяжело, Фёдор Матвеевич, – повторила Ирина, – когда жена болеет, мужчина сирота. Недаром у русских поговорка есть: больная жена – никому не нужна.

Татьяна толкнула Ирину в бок, а Фёдор посмотрел на неё с удивлением.

– Да нет, я же не хотела сказать, что больную жену надо бросить. Просто у Нины есть подруги, которые могли бы помочь вам справиться с бытом, убрать, постирать.. Ей же нельзя ничего делать, – с надеждой посмотрев на кумира, сказала Ирина.

– У нас есть домработница, – коротко ответил он.

– Все эти домработницы – продажные твари и воровки, – вынесла свой вердикт Ирина.

– С чего это ты взяла-то? – заступилась за домработницу Татьяна.

– Как, с чего? В сериалах всё время показывают, даже в тех, где Фёдор Матвеевич снимался, – ответила Ирина и продолжила своё наступление на Фёдора, – вот я всё думаю, Фёдор Матвеевич, как вам должно быть скучно среди нас, простых смертных. Вы, наверное, с такими интересными людьми привыкли общаться, а женщины, которые вас окружают – сплошь красавицы…

– Встречаться приходится с разными людьми, – ответил Фёдор.

– Но как же вы, звёзды, живёте на земле-то? Как вас эта толпа не раздражает?

– Я живу в своём мире, в мире звёзд, если хотите. И у меня нет никаких оснований считать себя лучше своих коллег. Иногда, и довольно часто, я им проигрываю. Вот, например, Александр Балуев, Константин Хабенский или Марат Башаров – разве они хуже меня? Очень они сейчас популярны, и я им даже завидую. Я лучше, конечно, чем не просыхающий от водки сантехник дядя Ваня, но я себя с ним и не сравниваю. У меня свой круг.

– А красивые женщины?

– Женщинам тоже непросто. Артистки почти все красивы, даже в глазах рябит, и конкуренция среди них тоже велика. Если бы такая красавица появилась где-нибудь на заводском профсоюзном собрании, зал бы просто ахнул от восторга. А в мире кино на неё могут и внимания не обратить.

– Да! Это правда, я это замечала у себя на заводе. Это про меня! – с восторгом констатировала Ирина.

Фёдор, устав от речей, замолчал и опустил голову, уставившись в пол. Татьяна нетерпеливо поглядывала на дверь чулана, за которой скрылась Нина. Она находилась там уже около часа, и от этого становилось всё больше не по себе. Не угробила бы эта колдунья бедную женщину, от таких, как она, всего жди.

Нина появилась минут через пятнадцать, по-прежнему бледная, но уже уверенная в себе.

– Иди, расплатись, – сказала она Фёдору.

Когда он скрылся за дверью этой непонятной кельи, женщины почти одновременно выдохнули: “Ну, как?”

– Не знаю, – ответила Нина.

– А почему она тебя так долго держала?

– Выспрашивала про историю болезни, способы лечения. У врачей это называется анемниз.

– А разве она не ясновидящая, не видит эту историю? Она же сразу определила, что тебе надо лечиться, а не нам.

– У больных совершенно определённое выражение, да и цвет лица не цветущий. Чтобы увидеть больного, не надо никакого ясновиденья, – предположила Нина.

– Так она тебя вылечит?

– Кто же это может знать наверняка? Обещала.

Вскоре дверь чулана отворилась, и вышел Фёдор вместе с целительницей. Она вручила Нине коробку с какими-то лекарствами ипростилась . Компания вышла на улицу и с удовольствием вдохнула свежий, пахнущий травами воздух. Все почувствовали явное облегчение от того, что вырвались на свободу из этого душного, хотя и пряного дома.

– Ты как себя чувствуешь? – спросил Фёдор у жены, которая стояла, закрыв глаза.

– От свежего воздуха кружится голова. Она меня там чем-то окуривала.

– Так пойдём или отдохнём немного?

– Сейчас пойдём.

Держа его за руку, Нина медленно пошла вперёд. Татьяна с Ириной, чтобы не мешать, начали подниматься из оврага первыми. Любуясь цветущими травами, они уже не чувствовали тревоги. Неприятное, но необходимое мероприятие закончилось, оставалось только ждать результата.

– Интересно, много ли денег она взяла за своё колдовство? – поинтересовалась Ирина, считая, что Татьяна должна это знать. Она же придумала ехать к гадалке!

– Не знаю, не спрашивала. Да и берёт она, наверное, со всех по-разному, в зависимости от диагноза.

Ирину ответ не удовлетворил, и она повторила свой вопрос, как только Фёдор с Ниной приблизились к ним.

– Нет, не много, – ответил он, – пять тысяч рублей.

Ирина схватилась за сердце.

– Пять тысяч? – ужаснулась она, – это за час беседы? Представляю, сколько она гребёт в месяц! Куда же она деньги девает? В доме-то одна нищета…

Нина посмотрела на одноклассницу укоризненно, Фёдор расхохотался, а Татьяна сделала свои выводы.

– Ты, я смотрю, тоже экстрасенсом хочешь стать?

– За такие деньги не отказалась бы. Дурману напустить каждый сможет.

– Нет, я бы не смогла, – призналась Нина.

Они продолжали медленно подниматься вверх по усыпанной мелкими камешками тропинке. Камешки мешали идти, ноги по ним скользили, и Ирина решила использовать этот неблагоприятный фактор в своих целях.

Как только Нина выпустила руку Фёдора, чтобы сорвать какой-то цветок, находчивая Ира срочно поскользнулась и свалилась своей тяжёлой фигурой прямо на Фёдора. Другой бы упал от неожиданности, но Фёдор устоял и, крепко схватив неуклюжую женщину за руки, поставил её на ноги. Ирина по обыкновению схватилась за сердце.

– Ах, как я испугалась, – сказала она, томно глядя на Фёдора, – если бы не вы…

– Бывает, – ответил Фёдор и попытался освободиться. Но теперь неугомонная Ира крепко держала его за руку.

– Вам нехорошо? – в глазах артиста было сочувствие.

– Сейчас пройдёт, – и Витушкина наконец-то почувствовала, что способна передвигаться самостоятельно.

Позднее, когда впечатления о необычной поездке в Красногорск уже притупились, Татьяна узнала, что Нину всю неделю после принятого там лечения страшно тошнило и рвало. Она совсем обессилила, отказывалась есть и собралась было снова ложиться в онкологию. Однако самочувствие неожиданно улучшилось, тошнота прошла, цвет лица посвежел, появился даже лёгкий румянец на щеках, а вскоре вернулся и аппетит. Окружающие с удивлением и радостью смотрели на неё, как на человека, вернувшегося с того света.

– Я теперь буду пить травы, которые мне дала Софья Игнатьевна, по десять дней каждый месяц, – сказала Нина Татьяне, когда та спросила её о здоровье, – мне становится всё лучше и лучше. Может быть в августе мы с Фёдором поедем куда-нибудь отдыхать.

– Я очень рада за тебя, очень рада! Выздоравливай и больше не болей.

А однажды Татьяне позвонила Дуся.

– Ты видела Нину после того, как я уговорила её пить мои лекарства? Так вот: она прекрасно выглядит, пищевые добавки не только помогли, но и вернули её к жизни. А ты не верила. Представляешь, что было бы, если бы она не меня, а тебя послушала?!

Татьяна дала возможность Дусе высказаться, а потом тихо, не раздражаясь, сказала:” Твои добавки тут ни при чём. Нину вылечил совсем другой человек и совсем другим способом. Все эти травы в коробочках – не более чем лапша, которую вы, продавцы, вешаете покупателям на уши.”

На другом конце провода повисло неловкое молчание.

20.Клад.

С тех пор, как Татьяна выписалась из больницы, прошло два месяца. Она чувствовала себя хорошо, никакие боли, никакой остеохондроз её не беспокоили. Пропалывая траву на даче, она могла сколько угодно наклоняться и касаться ладонями земли, не сгибая колен. И кто же это придумал, что у неё был остеохондроз? Ничего подобного у неё никогда не было, а боли в спине, отдающие в ногу, давал тот самый недрагоценный камень. Ушёл камень – ушли и боли.

Татьяна думала об этом, любуясь цветущими лилиями, посаженными на даче ещё весной. Почему-то в детстве она вообразила, что лилии – цветы непременно белые. Наверное, она видела их только на воде, эти цветы ещё называют кувшинками, но она называла их только лилиями, пусть и водяными. Однажды, когда она гостила у тёти Лиды в Рязанской области, десятилетняя Таня увидела их в пруду, долго любовалась белыми чудесной формы цветами, плавающими на больших круглых листьях, а потом решила нарвать себе букет. Она зашла по колено в воду и нащупала их стебли под водой. Но дома её ждало большое разочарование: букет из ярко белых и резных, как изваяние, цветов не захотел стоять в вазе и тут же завял. Видимо, цветам была нужна не чистая вода из колодца, а их родная, пахнущая тиной прудовая вода. После этого случая Татьяна никогда не трогала этих цветов.

У неё на даче лилии расцвели оранжевого цвета. Они были очень красивы, их можно было собирать в букет и ставить в воду. Но всё равно, любуясь ими, Татьяна отдавала предпочтение тем белоснежным водяным лилиям.

В этот день она была на даче не одна, а вместе с мужем и дядей Петей, которые решили всё-таки заняться погребом после того, как много раз откладывали эту неприятную работу на потом. Дядя Петя вспомнил, что ещё в начале лета, когда на даче собралось целое общество по поводу замужества Риммы Степановны, его лопата ударилась о что-то твёрдое, и в шутку предположил, что там под землёй спрятан клад. Дальнейшее развитие событий показало, что он был не так далёко от истины, хотя клад оказался весьма своеобразным.

Не оставив в зарослях цветов ни одного сорняка, Татьяна направилась в другой конец садового участка, где росли огурцы, кабачки и помидоры. Лето выдалось на редкость дождливым, Поляковым почти не пришлось поливать свои посевы, но частые дожди способствовали и обильному росту трав, которые никак не должны были соседствовать рядом с овощными культурами. Тем более, что сорняки росли быстрее и лучше, чем посевы, а потому могли просто заглушить последние. В сельском хозяйстве такое нашествие трав называлось “зелёный пожар”, и на борьбу с ним поднимались всем миром, приглашая на помощь и городских жителей. На заводе, где работала Татьяна, до перестройки тоже создавались бригады помощи сельскому хозяйству, и ей приходилось не раз выезжать на колхозные поля.

Но почему всё-таки сорняки всегда обгоняют в росте все культурные насаждения? Попробуй, например, огурцы не поливать? В засушливую погоду они тут же засохнут и пропадут. Сорняки же растут себе и не вянут при любой засухе. Ответ на этот вопрос Татьяна нашла сравнительно недавно, и нашла не где-нибудь, а в произведениях древнего баснописца Эзопа. Так вот, он утверждал – и это похоже на правду – что сорнякам земля – мать, а посевам – мачеха, о посевах земля не заботится, о них должен заботиться тот, кто их посадил. Неутешительный вывод, но с законами природы не поспоришь, с ними приходится считаться.

Татьянины философские размышления, навеянные обилием травы в саду и огороде, прервали мужчины, которые неожиданно вылезли из подземелья, где рыли погреб, и предстали перед ней с лицами испуганными, бледными и недоумёнными.

– Что случилось? – спросила она, выпрямляясь и одновременно разминая мышцы спины.

Мужчины мялись, вздыхали, не решаясь сказать правду.

– Там у вас не чисто, – вымолвил дядя Петя после паузы.

– Что значит “не чисто”? – спросила Татьяна и вопросительно уставилась на мужа.

– Мы там нашли кое-что, – ответил Сергей, – теперь боимся.

– Что за сказки вы оба рассказываете? – возмутилась Татьяна, – разве нельзя сказать толком, что вы там нашли?

– Это скелет человека, – ответил Сергей, – видимо, он… то есть труп пролежал там много лет.

– Что?!

– Да, Таня, можешь не сомневаться. Кто-то под полом вашей дачи скрыл следы преступления, – уверенный в своей правоте, заявил дядя Петя.

Испуганная Татьяна присела на лужайку и молчала, не зная, что сказать. Значит все эти месяцы, что дача принадлежит им, они находились рядом со скелетом? Или, выражаясь по-другому, они дышали свежим воздухом, любовались цветущим садом, жарили шашлыки и поедали их не где-нибудь, а на кладбище? Ей стало плохо, к горлу подступила тошнота, но она нашла в себе силы подняться и сказала: “Надо звонить в милицию. Здесь милиция-то есть?”

– Милиция должна быть везде, – ответил дядя Петя,– только, может быть, с Андреем посоветуемся?

– И что он может посоветовать, – возразил Сергей, – самим заняться расследованием преступления, совершённого много лет назад? Таня права, надо быстро звонить в милицию, а то подумают, что это мы его тут похоронили.

Милиция приехала быстро, Малаховка посёлок небольшой. Они подробно расспросили мужчин, обнаруживших скелет, потом долго возились, собирая какие-то вещественные доказательства. И, наконец, изъяли скелет, сложили его в специальный мешок и увезли.

От страшного “клада” их избавили, однако настроение уже не улучшилось. Есть не хотелось, работать не хотелось тоже. А уж этот пресловутый погреб и подавно никому больше не был нужен. Поляковы думали, что в летнюю жару он будет служить им холодильником. Дом был старым и не электрифицированным, не то, что современные коттеджи новых русских, которые уже успели проникнуть и сюда, в Малаховку. Собственно, ни Татьяне, ни Сергею электричество было и не нужно. Гораздо романтичнее коротать вечера у костра или ужинать при свечах. А телевизор и другая цивилизация – они и дома надоели. Но такого сюрприза от того же погреба никто не ожидал.

Собираясь уезжать, Татьяна решила, что больше сюда не приедет. Далась ей эта дача! Лучше бы сидела дома или гуляла у пруда в Останкинском парке – ближайшем парке к её местожительству. Там тоже неплохо, даже утки плавают, а тут… Она уже вышла за калитку, по привычке заперла её и остановила свой взгляд на доме. По сегодняшним меркам он был небольшим, но вполне приличным: с высоким крыльцом, мансардой, резными наличниками. Да, жалко бросать такой дом, столько труда они в него вложили! Но сейчас она не могла думать ни о чём другом, а только о том, как побыстрее отсюда сбежать.

Дома Андрей, сославшись в этот день на занятость, а потому отлынивший от очередной поездки на дачу, внимательно выслушал детективную историю о неведомо чьём скелете.

– Судя по всему, это сделали или бывшие хозяева дачи или ближайшие соседи, которые знали, что она пустует, – сказал он после недолгого раздумья.

– Милиция вряд ли будет заниматься этим делом, – сделал вывод Сергей.

– Да, тут, скорее всего, истёк срок давности, да и следы давно дождём смыло, – согласился Андрей.

– И всё-таки соседей можно было поспрашивать. А мы испугались и уехали, – вдруг раскаялась в содеянном Татьяна, – очень может быть, что несколько лет назад в посёлке кто-нибудь пропал, а следов так и не нашли. Люди же часто пропадают бесследно – и вот куда они, оказывается, деваются.

– Теперь можно сколько угодно времени гадать на кофейной гуще. Истину мы вряд ли узнаем, – заметил Сергей.

Андрей встал, прошёлся по комнате, вышел на балкон, где глубоко вздохнул, наполняя воздухом лёгкие. Потом вернулся в комнату, снова сел на стул и выдал свой вердикт: “Я, пожалуй, займусь этим делом. Завтра же поеду в Малаховку. Кто со мной?”

Татьяна попыталась уговорить сына не влезать в эту тёмную историю – мало ли что? Вдруг за домом кто-то следит, и этот кто-то попытается пресечь всякие попытки расследования всеми возможными способами.

– Ты же адвокат, ты должен защищать людей, а не искать воров и убийц, – сказала она.

– Разве ты не знаешь, мама, что именно адвокату нередко приходится искать преступников именно для того, чтобы защитить от приговора невиновного человека?

– И кого же ты собрался защищать здесь?

– Как это кого? Нас с вами, нашу дачу. Ни у кого не должно быть и тени сомнения, что это сделали не мы и не наши предки.

– Кстати, о предках… А вдруг твой дед Алексей Поляков, умерший от инсульта тридцать лет назад, закопал здесь свою любовницу? Или жена его, всеми нами любимая Римма Степановна, своими методами расправилась с любовницей мужа? – внесла свой вклад в начавшееся следствие Татьяна.

– Ты совсем с ума сошла, – рассердился Сергей, – какое право ты имеешь наговаривать на моих родителей, которые никогда не были преступниками!

– История очень тёмная, поэтому всё может быть. Пока преступник не найден, подозреваются все. В конце концов, чья это дача?

Сергей всё ещё сердился, хотя и понимал, что жена всего лишь шутит. Её шутка была явно неудачной, поэтому он тоже пошёл в наступление.

– Что-то ты очень агрессивно настроена, – сказал он Татьяне, – уж не твой ли любовник нашёл здесь приют?

– Нет, у меня алиби. Я вообще никогда не знала, где эта дача находится. Была там однажды в юности, но не запомнила. А вот ты…

– Немедленно прекратите дискуссию! Я как представитель закона приказываю вам замолчать, – заявил Андрей, и его родители от неожиданности замолкли.

– Я ещё раз спрашиваю, поедет со мной завтра кто-нибудь на дачу, или у вас от страха руки трясутся?

– Придётся ехать, – ответила Татьяна, – не отпускать же тебя одного.

Вырос сыночек, вымахал выше отца, разве будет он теперь слушаться родителей? И умнее себя считает, и грамотнее. Даже не боится ничего, как будто речь идёт не об убийстве, а о мелкой краже овощей с огорода.

Татьяна наконец-то вспомнила, что весь день ничего не ела, и пошла готовить ужин. Руки делали своё дело, а мысли каждую минуту возвращались туда, на дачу. Хорошо ещё, что никого из гостей в этот день не было. Она хотела пригласить Лену Ткаченко с сыном, потому что считала себя должницей: из-за её болезни заранее оговорённая поездка сорвалась. Но два дня подряд телефон Лениной квартиры молчал – возможно, она с сыном находилась где-то на отдыхе. А теперь уж и смысла никакого нет ей звонить, разве что рассказать этот детектив и ещё раз извиниться.

На следующий день, в воскресенье, Поляковы в полном составе опять поехали на дачу. Слухи о происшествии уже распространились в посёлке, и соседи встретили их расспросами. Вскоре возле дачи собралась небольшая толпа, и все наперебой начали высказывать свои предположения. Для Андрея, да и для его мамы, которая тоже всерьёз заинтересовалась этим делом, такое внимание соседей было весьма кстати. Это экономило им время и силы: не надо было ходить по домам, встречая неодобрительные взгляды и непонимание. Люди всегда подозрительно относятся к малознакомым посетителям и всеми силами стараются не пустить их в дом.

Дискуссия шла довольно долго, но в результате всё-таки высветились две основные версии происшедшего. Во-первых, бывшие хозяева дачи, которые продали её Поляковым практически за бесценок, как-то подозрительно поспешно её покинули. По мнению ближайших соседей, они не удосужились даже собрать урожай, ни с кем не простились, а просто сбежали. Во-вторых, в посёлке несколько лет назад действительно пропал человек.

– После отъезда хозяев по даче лазали мальчишки, собирали яблоки, – рассказывала полная дама, одетая в чересчур открытый для её фигуры сарафан и соломенную шляпу с широкими полями, что придавало ей вид типичной дачницы, – с ними был и Денис Чащин, вы его, наверное, знаете, он живёт с матерью вон там за углом.

Женщина неопределенным жестом показала куда-то в сторону, а Татьяна тут же вспомнила этого мальчика.

– Да, да, – сказала она – припоминаю. Он интересовался нашей машиной.

– Так вот, – продолжала дачница, – лет пять или шесть назад у него пропал отец, просто как в воду канул. Мать все глаза выплакала, но его так и не нашли.

– А в милицию обращались? – спросил Андрей.

– Да, она заявление подала на следующий день, когда он не пришёл домой ночевать. Такого с ним раньше не случалось. Но вы же знаете, какие в нашей милиции сидят бюрократы. Они не начнут искать человека, пока не пройдёт несколько суток. И упустили момент… Так вот, этот мальчик всё время здесь крутился, как будто его сюда магнитом тянуло.

– Мальчик вряд ли мог знать, что здесь за тайна… – предположила Татьяна.

– Конечно, – согласилась дачница, – но есть зов предков, его никто не отменял. Может быть, здесь как раз нашёл последний приют его отец…

– Всё может быть, но пока это одни предположения, – сделал заключение Андрей, – однако к его матери надо будет зайти. Где, говорите, она живёт?

Тут же нашлись добровольцы, которые довели адвоката до нужного крыльца, но дома никого не оказалось. Напрасно пришедшие стучали, звонили и заглядывали в окна. В доме было пусто.

– Да… Детектив закручивается, – озабоченно заметил Андрей.

– Может быть, она вышла ненадолго, в магазин, например, – предположил кто-то из соседей.

– Вряд ли, – усомнилась Татьяна, – шторы на окнах закрыты наглухо, а дрова убраны в сарай. Хозяйка уехала надолго.

Она оглядела огород, разбитый вокруг дома, прошла к зарослям помидоров и сорвала одну из них.

– Вот и помидоры красные есть некому, – заметила она, с удовольствием надкусывая сочный плод. С тех пор как в подвале дачи был обнаружен скелет, она почти ничего не ела.

– Похоже, так оно и есть, – согласился Андрей, – но придётся спросить ближайших соседей, возможно, кто-то знает, где она.

Опрос ничего не дал. Куда уехала Лидия Ивановна – так звали мать Дениса Чащина, и когда она это сделала, никто не знал. Видимо, женщина предполагала, что когда-нибудь придётся бежать, и была готова к этому. Никаких следов она не оставила.

Сергей Алексеевич посоветовал не ворошить старое, тем более что концов в этой истории скорее всего не найдёшь, но сын с ним не согласился и пошёл в местную милицию рыться в архивах.

Подняв архивные бумаги, он действительно нашёл дело шестилетней давности об исчезновении человека. Заявление поступило от жены, которая сообщила, что её муж должен был уехать к матери в Серпухов на пару дней, но там не появился и домой не вернулся тоже. Тогда были организованы поиски, но следов пропавшего обнаружить не удалось.

У Андрея появилась небольшая зацепка – город Серпухов, была известна и фамилия пропавшего мужчины – Чащин. Он решил попробовать найти хотя бы какие-то следы. А Татьяна решила навестить бывших хозяев дачи, внезапно оставивших этот райский уголок.

Явившись по знакомому адресу на Сретенский бульвар, она сразу сообщила, какой “клад” был обнаружен на даче и спросила, не их ли родственник нашёл там приют. Госпожа Калашникова испугалась, побледнела, но ответила отрицательно.

– Нет, нет, что вы! Какой родственник? Но я кое-что об этом слышала, поэтому не стала туда ездить.

– Слышали? От кого же? У меня сложилось впечатление, что в посёлке никто ничего не знал об этом, для всех этот “клад” оказался сюрпризом, – искренне удивилась Татьяна.

Женщина горько усмехнулась, припоминая, видимо, не самый приятный период своей жизни, а потом сказала, что ей нет никакого резона держать это в тайне.

– У меня тогда, летом 1999 года, намечались счастливые перемены в жизни. Осенью мы с Борисом собирались пожениться, а пока часто проводили время на даче, где нам никто не мешал. Всё складывалось прекрасно, пока я не заметила, что жених мой всё чаще стал захаживать к той самой Лидии Чащиной – конечно, в отсутствие её мужа. Я высказала своё недоумение жениху, на что он ответил, что обсуждает с Лидией вовсе не любовные дела, а собирается выполнить кое-какую работу за большие деньги, которые пригодятся нам для свадебного путешествия. Я сделала вид, что ему поверила, хотя сама продолжала сомневаться. Какое именно дело ему предстоит совершить, Борис тогда не сказал. Встречи с Лидией продолжались, я ревновала, и однажды, вспылив, уехала в Москву. Борис меня не задерживал – ему это было выгодно, о чем я узнала позже.

Как раз во время моего отсутствия пропал муж Чащиной. Узнав об этом, я сразу заподозрила неладное, но подумала не то, что оказалось на самом деле. Я решила, что мой жених устранил соперника, чтобы сойтись с Лидией. Я сразу же высказала ему это, когда он явился ко мне на московскую квартиру с тортом и бутылкой хорошего вина. Но он назвал меня ничего не понимающей дурой.

– Может быть, и дура, – согласилась я с его оценкой, – но ты наверняка преступник. Убил мужика, чтобы заполучить женщину.

– Да зачем она мне, эта женщина, сдалась? Да ещё с ребёнком! – возмутился Борис.

– Это уж тебе лучше знать, зачем, – ехидно ответила я, а потом пригрозила, – уходи отсюда немедленно, а то сейчас в милицию позвоню.

– В милицию? И что же ты им предъявишь, какие доказательства? Сама придумала убийцей меня назвать, сама их и ищи.

Борис махнул рукой, налил себе ещё вина, выпил и почувствовал себя в раю. Он раскраснелся от удовольствия, полез обниматься, но я его оттолкнула. Вот тогда он и раскололся. Вытащив из кармана пачку денег и помахав ею, он заявил, что никого не убивал, а деньги заработал честно, потому что всего лишь помог вдове закопать убитого мужа, чтобы никто никогда не нашёл.

– Но кто же его убил? – спросила я.

– Как кто? Она и убила.

– Кто она?

– Да жена его, Лидия, сколько раз тебе объяснять?!

– Но зачем ей убивать собственного мужа? Что-то я ничего не понимаю.

– А вот это – не наше дело. Нам заплатили за молчание, и немало. От полученных сведений мне стало нехорошо, и я долго не могла прийти в себя. Жених мне не объяснил, почему так легко согласился стать соучастником преступления, повторяя одно только слово : деньги. Неужели за деньги он готов на всё? После этого происшествия наши отношения расстроились, и вскоре мы разошлись, как в море корабли.

Татьяна с изумлением выслушала рассказ бывшей хозяйки дачи, женщины по фамилии Калашникова, имени которой она так и не узнала. Лидия, которую ей довелось пару раз видеть, убила мужа? Жених Калашниковой помог его закопать? Странно всё это.

– Но откуда же вы узнали, что труп закопали на даче? – спросила она у Калашниковой.

– Я этого никогда не знала, пока вы не пришли ко мне и не рассказали эту историю. Тут я сразу догадалась, что это он и есть,– ответила та.

– А почему же оставили дачу?

– Любовь кончилась – вот и оставила. Зачем дача мне одной? Да и боялась я, что меня могут к этой истории приобщить, записать в сообщницы. Я же не могла знать, что всё тут шито-крыто…

Татьяна поблагодарила женщину за рассказ и ушла с невесёлыми мыслями. Что же ей-то теперь делать с этой дачей? Будешь продавать, не купит никто – весь посёлок знает про “клад”. Что это за невезенье такое?

Дома она рассказала услышанную историю мужу и сыну, предположив, что это – очередная версия леди Макбет, которая с любовником убила мужа. Борис, если ему верить, не был любовником Лидии, а только исполнителем. А если не верить, то всё может быть. В конце концов, и Лидия, и Борис находятся неизвестно где. Может быть, они как раз вместе.

– Надо бы эту леди Макбет найти, – сказал Андрей, – я, наверное, всё-таки съезжу в Серпухов. И не один, а вместе с милицией, которую тоже заинтересовало это странное дело.

Сергей, муж и отец, сидел и слушал своих родственников с недовольной миной. Он не одобрял участия сына в расследовании этой трагедии, потому что, по его мнению, это могло иметь печальные последствия.

– Убийце известно, что труп нашли, – сказал он, – стало быть, убив одного, убийца может пойти дальше – убить и слишком старательных следователей. Стоит только начать, а потом количество жертв уже не имеет значения.

– Теоретически это возможно, а практически маловероятно, – возразил сын, – к тому же убийца – женщина.

– Это только одни предположения, что женщина. Наверняка за её спиной кто-то стоит…

– Я даже не сомневаюсь, что стоит и, конечно, это мужчина. Но ты не волнуйся, папа, вряд ли мы его найдём. Сам посуди: дело-то нешуточное. Много лет назад кто-то совершил убийство и умело спрятал “концы в воду”. За давностью лет раскрыть его почти невозможно, но и оставаться бездеятельным тоже нельзя: это бы означало, что мы покрываем преступника. Разбираться будет милиция, а я поучаствую в деле хотя бы как свидетель.

Вскоре в милиции дачного посёлка Малаховка было заведено уголовное дело, создана оперативная группа – и началось следствие. После опроса жителей посёлка группа выехала в подмосковный город Серпухов, где очень скоро была найдена пожилая женщина, которая носила фамилию Чащина. Фамилия, вроде бы, русская , но встречается не так часто, как Иванов или Петров. У оперативников сразу появилась надежда, что это родственница покойного.

Так и случилось: Александра Петровна Чащина оказалась матерью покойного и, стало быть, свекровью Лидии Чащиной. Сына она считала без вести пропавшим, а невестку жертвой, оставшейся без мужа с ребёнком на руках. То, что Лидия может оказаться преступницей, ей и в голову не приходило.

Оперативникам пришлось сказать Александре Петровне, что предположительно найден труп её сына. Мать не упала в обморок и не впала в истерику – видимо, с гибелью сына она давно смирилась, не надеясь уже увидеть его живым. На её скорбном лице выступили скупые слезы. Настала минута молчания, но вскоре мать первая нарушила тишину.

– Вот я всё время думаю: за что нам такое горе? Что плохого и кому мы сделали? Ладно, я-то уже старая, умру скоро. А Лидочка, а Денис за что терпят? Мальчишка так хочет иметь отца, чтобы вместе с ним машину купить, вместе ездить, ремонтировать…

– А где, кстати, Лидия? – спросил Андрей, – мы не нашли её в Малаховке.

– Так она же здесь, скоро придёт, – оживилась свекровь, – она меня не забывает, навещает.

О такой удаче стражи порядка могли только мечтать. Когда она появилась во дворе дома вместе с сыном, её остановил следователь и попросил сесть в машину для беседы. Ребёнка отвели к бабушке, сказав ей, что с её невесткой хотят поговорить. Она понимающе кивнула головой.

– Вы не догадываетесь, зачем мы вас задержали?

– Догадываюсь, – ответила Лидия и прямо посмотрела в глаза следователю. Видимо врать и изворачиваться она не собиралась.

– Да, я убила его, – добавила она, не дожидаясь дополнительных вопросов, – но он заслужил это.

Далее она рассказала, что муж её давно принимал наркотики и много раз пытался посадить на иглу и её. А тут ещё сын родился и со временем тоже мог быть втянут в этот дурман. И вот однажды, когда муж изрядно накачался, она задушила его подушкой. Своего помощника Бориса она упомянула, но где он сейчас, сказать не могла, потому что после того, как ему заплатила за работу, его больше не видела.

Лидию забрали в следственную часть, а Андрей, вернувшись домой и рассказав конец истории родным, долго удивлялся и недоумевал.

– Душить подушкой наркомана – это же надо додуматься! Да ему дай дозу чуть больше той, к которой он привык – такой и сам отдаст концы. Не надо будет чужой подвал арендовать, скрывать его… Похоронили бы культурно – умер от передозировки. Но кто теперь докажет, что он был наркоман, а умер от удушья!

– У неё не было денег на дозу или она не знала, где ее взять, – сказала Татьяна.

– Не было денег? Ха-ха! За услуги землекопа заплатила? И немало, говорят, заплатила, а тут денег не нашла. Хотя, может быть, и правда не знала, где наркотиками торгуют… Или логика женская подвела, – высказал свои мысли Андрей, – ну да убийцу мы нашли, а остальное – не наше дело. Пусть милиция работает.

Поляковы решили поскорее забыть эту историю, что оказалось непросто. Странный детектив то и дело напоминал о себе.

21.Чёрная речка.

Татьяна никогда не ездила в Санкт-Петербург. Она бывала в Ленинграде много-много лет назад. Но этот город не считала для себя чужим: с ним были связаны приятные воспоминания юных лет, когда она вместе с братом Мишей, живым и здоровым, гостила у родителей Лены Ткаченко. Именно тогда начиналась их любовь – Лены и Миши – и все радовались этому, не догадываясь, что она может закончиться трагически.

Это из-за Лены Миша поехал учиться в Ленинград, даже не подозревая, что его выбор окажется роковым. Если бы брат тогда остался в Москве, не попал бы он на службу в войска противовоздушной обороны Латвии, где потерял здоровье. Только год надо было ему прослужить после института в армии, но именно в это время судьба нанесла ему непоправимый удар. И эти воспоминания – уже не радостные, а печальные – тоже были связаны с прекрасным городом на Неве.

Татьяна давно собиралась посетить Санкт-Петербург, но всё как-то не получалось. Отчасти её сдерживало то, что остановиться там было негде, после демобилизации из армии отца Лены, полковника Ткаченко, семья переехала в подмосковный город Жуковский. А жить в гостиницах она не привыкла: и дорого, и скучно.

Но не зря с годами приходит мудрость. На многие вещи начинаешь смотреть по-другому, и неразрешимая, казалось бы, проблема вдруг становится проще пареной репы. А зачем ей в северной столице жить? Её дом в Москве, а туда она хочет съездить по своим воспоминаниям, по “Мишиным местам”, разве для этого надо так уж много времени? Ведь кто-то умный придумал эти ночные поезда, что курсируют между Москвой и Петербургом! Можно приехать туда рано утром, выйти на Московском вокзале, что стоит прямо на Невском проспекте, и пройти пешком сначала до Адмиралтейства, потом до Медного всадника. Эрмитаж там тоже рядом, а от него рукой подать до Летнего сада, до Марсова поля… Да она, оказывается, всё помнит, не заблудится.

Петербург не такой уж большой город, это не Москва, вполне хватит одного дня, чтобы на него посмотреть, а ближе к ночи можно опять сесть в поезд, чтобы вернуться домой, в Москву.

Идея неплохая, и как только она пришла ей в голову, Татьяна начала думать, как бы поскорее её осуществить. На календаре уже сентябрь, могут начаться дожди, но Татьяну это не смущало. Она решила не дожидаться лета следующего года, когда наступят белые ночи, а ехать в Петербург в ближайший выходной день.

Такому её решению способствовал и тот факт, что сын Андрей опять находился в состоянии апатии, поссорившись со своей Майей. Она хотела взять его с собой, чтобы развеялся, увидел, что мир прекрасен и не сошёлся клином на этой, в общем-то, обыкновенной женщине. Она не собиралась настраивать сына против его пассии, пусть он в своих чувствах разбирается сам, не маленький уже, но поднять ему настроение считала своим долгом. Поэтому мама Таня начала подготовительную работу.

– Вот посмотри, – сказала она сыну, сидящему со скучающим видом у телевизора, – в этой книге я нашла любопытное стихотворение столетней давности. Оно почему-то произвело на меня впечатление. Хочешь, прочту?

– Ну, давай. Опять про любовь?

– А вот и нет. Хотя… Можно считать, что про любовь, только здесь имеется в виду любовь к городу.

– К городу?

– Да. Речь идёт о Санкт-Петербурге. Слушай.

Санкт-Петербург – гранитный город,

Взнесённый словом над Невой,

Где небосвод давно распорот –

Адмиралтейскою иглой!

Как явь, вплелись в твои туманы

Виденья двухсотлетних снов.

О, самый призрачный и странный

Из всех российских городов!

Недаром Пушкин и Растрелли,

Сверкнувши молнией в веках,

Так титанически воспели

Тебя – в граните и стихах!

И – майской ночью в белом дыме,

И – в завываньи зимних пург –

Ты – всех прекрасней, – несравнимый,

Блистательный Санкт-Петербург!

Татьяна закончила чтение и собралась было отложить книгу в сторону, но потом передумала и положила её сыну на колени. Он с любопытством посмотрел на стройные ряды четверостиший.

– Николай Агнивцев, “Странный город”, – произнёс он с некоторым недоумением,– а почему странный? Что там такого странного? Хотя его и называют Северной Венецией, но на гондолах никто не передвигается. Все люди ходят, как и в Москве, по асфальту.

– Наверное, призраки летают, – предположила Татьяна, – Пушкин, например… Это же там, на Чёрной речке, состоялась его дуэль с Дантесом.

– Вот на Чёрной речке я хотел бы побывать, – заявил Андрей, – надо же убедиться в том, что она действительно чёрная…

– Я тоже подумала об этом. Давай съездим на выходной…

Договорённость была достигнута удивительно быстро, и вечером в пятницу они начали собираться на вокзал, чтобы уехать в северную столицу ночным поездом. У Андрея заметно повысилось настроение, что не могло быть не замечено его родителями. И Сергей Алексеевич, не одобрив поначалу эту “глупую поездку” на один день, признал, что жена права.

До поезда оставалось совсем немного времени, когда Татьяна, сложив в сумку необходимые мелочи (багаж с собой они не брали), вдруг не обнаружила там кошелька. Она ещё раз перетрясла содержимое сумки, обшарила карманы своей куртки и брюк, но бумажник как в воду канул.

– Я, кажется, потеряла кошелёк, – сказала она, – без него ехать как-то неудобно…

– И что, в нём было много денег? – спросил Сергей.

– Да нет… Деньги на всякий случай я положила во внутренний карман, а в кошелёк мелочь на дорогу. Но она мне нужна.

– Ах, только мелочь? – хитро спросил Андрей, – значит, твой кошелёк непременно найдётся. Пустые кошельки не пропадают. Помнишь, как в мультфильме Винни Пух поёт?

Горшок пустой – он никуда не

денется,

А потому горшок пустой

Гораздо выше ценится…

Родители засмеялись, отметив про себя, что к сыну вернулось остроумие, а это значит, что он излечился окончательно.

– Так вот он, твой кошелёк. Я же говорил, найдётся. Лежит почему-то в ванной, на полочке у зеркала.

– Я туда действительно заходила, – вспомнила Татьяна, – у нас в ванной висит просто волшебное зеркало, я в нём всегда отражаюсь молодой. Не знаю, в чём тут секрет…

– Ты и так у нас молодая, – вставил муж, внимательно посмотрев на неё, – я старею, седины всё больше, а ты всё такая же…

– Да, да, я верю тебе. Я верю всем интересным сообщениям. Но почему-то разные зеркала выдают разный возраст…

– Это зависит от освещения, – предположил Андрей, – в ванной зеркало висит напротив лампы, поэтому на твоё лицо падает отражённый свет. В этом всё дело.

– Только в этом? Как ты меня разочаровал! Однако, мы опаздываем.

Приехав на Ленинградский вокзал и сев в поезд, они тут же легли спать. А проснувшись в шесть часов утра, уже ступили на петербуржскую землю. Расстояние между столицами оказалось просто ничтожным.

Татьяна с сыном вышли на ещё не проснувшийся и не погасивший огни иллюминации Невский проспект – прямой, как стрела ипрекрасный, как сказка.

– Я всегда считала этот город холодным, – сказала Татьяна, – поэтому особой любви к нему у меня нет. Для меня Москва теплее, поэтому ближе и родней.

– Сейчас что-то особенно холодно, – ответил Андрей, поёжившись.

– Пошли быстрее. До Адмиралтейства – километра три.

Их пеший путь не был утомительным. Они только собирались идти быстрее, на самом же деле шагали не спеша, любуясь архитектурой старинных зданий. А когда дошли до Адмиралтейства, где, собственно, и начинается Невский проспект, то заметили, что небо заметно посветлело.

– Ещё только наступает утро, а мы с тобой уже многое увидели, – заметила Татьяна, – и Невский проспект, и Аничков мост, и знаменитый Казанский собор… Так что, я думаю, до конца дня уложимся и программу выполним.

– А где же Чёрная речка?

– По- моему, есть станция метро с таким названием. Но я там тоже не была, как-то не успела, хотя Пушкина очень люблю, тема его женитьбы на Наталье Гончаровой и последующей дуэли меня интересует. На эту тему я прочла много литературы.

– Странная история, скажу я вам. Женился на красавице, а потом умер от ревности. Зачем же на красавице-то жениться? Нашёл бы себе Матрёну какую-нибудь, на которую никто не позарится, и жил бы спокойно, – ответил Андрей.

– Он стрелялся не только за честь жены, но и за честь России. Да и не вдохновляют поэтов некрасивые женщины.

– А в ней что такого красивого? Я видел её портрет.

Татьяна была готова к вопросам такого рода, поэтому ответила быстро.

– Во-первых, каноны красоты меняются, и в каждой эпохе свой идеал. А во-вторых, мы просто люди без воображения. Ты представь, что вот такая, как Натали, сошла с портрета и пришла к нам. Представил? Открылась дверь, и вошла она.

– Да, пожалуй, – нехотя согласился Андрей, – она действительно привлечёт к себе все взоры.

– И потом её портрет надо сравнить с другими портретами той эпохи, с изображениями женщин донжуанского списка Пушкина. Он всех их считал красавицами, всем стихи посвящал, но как они проигрывают по сравнению с Натальей Гончаровой! Возьмём хотя бы Анну Петровну Керн – ту, которой он посвятил “Я помню чудное мгновение” и которую назвал “гений чистой красоты”… Помнишь? Так вот она Наталье просто в подмётки не годится.

– Да? Ну убедила, убедила.. Пора на Чёрную речку.

За разговорами они не заметили, как пришли на Сенатскую площадь, к Медному всаднику. В советское время она называлась площадью Декабристов, потому что именно здесь их казнили.

– Я чувствую себя частью истории. Интересно побывать в прошлых веках, – сказал Андрей.

– Я вспоминаю историю не такую древнюю. Где-то здесь рядом находится улица Декабристов, а на ней институт физкультуры имени Лесгафта, где учился Миша. Давай пройдём, посмотрим.

Улица Декабристов оказалась длинной, и они долго искали нужное здание, потому что его номера Татьяна не помнила. Спросить же было не у кого – в этот утренний час город был совершенно пуст. Но наконец им повезло – ещё издали Татьяна заметила знакомый фасад, который видела когда-то, возле которого специально останавливалась. Но института как такового уже не было. Огромные светящиеся буквы наверху сообщали: Академия физкультуры и спорта имени Лесгафта. Они долго смотрели на них, не говоря ни слова.

– Ничего не стоит на месте, всё меняется, – вымолвила, наконец, Татьяна.

– Почему он выбрал такой странный вуз? – спросил Андрей.

– Он хотел защитить диссертацию на тему человеческих возможностей. И тема, и руководитель у него уже были, но… Заболев во время службы в армии, он вынужден был вернуться домой, в Москву.

– Всё-таки судьба – жестокая штука. Неизвестно, что от неё ждать.

До Чёрной речки они добрались уже к концу дня, когда полюбовались аристократической красотой оперного театра имени Кирова, величием Исаакиевского собора, побродили по Эрмитажу и даже не забыли посетить стоянку легендарного крейсера “Аврора”. До последнего пришлось топать довольно долго, потому что на другой берег Невы они перешли по Дворцовому мосту, полюбовавшись заодно стрелкой Васильевского острова и ростральными колоннами – своего рода символами Петербурга, которые не увидишь больше нигде.

Минуя Петропавловскую крепость и домик Петра 1, они увидели наконец-то “Аврору”, которая качалась на волнах, такая же молодая, как во времена революции. Три огромных трубы тянулись к небу, а пушки смотрели прямо на них.

– Крейсер первого ранга “Аврора”, – прочёл Андрей, – неужели та самая?

– Трудно сказать. Может быть и обновленная, очень уж молодо выглядит.

Вернувшись на Дворцовую набережную уже по другому мосту, они полюбовались решёткой Летнего сада, которая тоже считалась произведением искусства, и решили наконец-то искать метро, чтобы ехать на Чёрную речку. Сначала их разочаровало петербуржское метро, которое было гораздо хуже московского, а потом и сама речка.

– Речка как речка, обычная серость в это время года, – сказал Андрей, – за что её Чёрной обозвали?

– Кому-то она такой показалась, вот и всё. А вообще-то здесь мрачновато, народу совсем нет.

– Я здесь людей вообще не видел, не считая редких прохожих. Какой-то пустой, вымерший город, совершенно не сравнимый с шумной Москвой. Нет ни одного киоска с пивом или хот-догами. Если бы не “Макдоналдс”, мы бы умерли здесь с голоду.

– В кинофильме “Брат” Петербург называют провинцией. Наверное, так и есть.

– Тем не менее, я рад, что мы его посетили. Приобщившись к истории, я почувствовал, что мои собственные проблемы – сущая чепуха. Пушкин убит на Чёрной речке, а мы о своих глупостях убиваемся. Но почему всё-таки судьба так жестоко с ним обошлась?

– Есть мнение, что он уже написал всё, что мог, все свои мысли поведал миру, потому и умер рано. Дальше пошла бы тягомотина…

– Ну и что? Вторую половину жизни можно было бы совсем не писать, наслаждаться уже написанным. Отдыхать.

– Значит, нельзя было. Гении живут по своим законам.

– Как хорошо, что мы не гении. Хотя ревность процветает и в наши дни. Глупо, не правда ли?

– Очень глупо, – ответила Татьяна, уже догадываясь, куда он клонит, – лично я глупее ревнивого мужа ничего не видела, а противнее ревнивца – только пьяница.

– Но что делать, если вокруг неё всё время кто-то крутится. В библиотеке ведь сидит, у всех на виду.

– А что же ты себе Матрёну не нашёл? Ту самую, на которую никто не позарится?

– Ну вот, поймала на слове, и довольна.

– Ты знаешь, ревность как порок осуждалась давно, ещё в древности. Шекспир назвал её чудовищем с зелёными глазами, а Бернард Шоу предостерегал: “Никогда не ревнуйте к настоящему живому мужчине, ведь каждого из нас вытесняет вымышленный идеал”. А недавно я вдруг поняла, что и Маяковский говорил то же самое. У него есть такие строки: “…ревнуя к Копернику, его, а не мужа Марьи Ивановны, считать своим соперником”.

– И что же это значит?

– Любишь, значит должен становиться лучше, подниматься выше, стремиться к идеалу. Ревновать же к себе подобному, к тому же мужу Марьи Ивановны, просто смешно.

– Да, в этом что-то есть. Так вы с папой, что же, и не изменяли друг другу никогда, и не ревновали?

– Не изменяли, это точно. Ревновали, наверное, по глупости. Но не делали из этого проблему, не устраивали скандалов. Мы предоставили друг другу право на свободу в чувствах, право выбора. Наверное, поэтому никуда друг от друга и не делись.

Смеркалось. Вода в реке становилась всё темнее. Надо было уходить из этого мрачного места, но Андрей решил задержаться и побросать в воду камешки.

– Здесь хорошо думается, – сказал он, – голова очищается от дурных мыслей. На некоторые вещи начинаешь смотреть совсем по-другому.

Он всё швырял и швырял небольшие серые камешки в реку и молча смотрел на расходящиеся по воде круги.

– Так что же мне теперь делать? – заговорил он, наконец, – идти мириться?

– Если она тебе нужна, то да, конечно. Зачем мучить себя и её из-за глупой ссоры?

Андрей отряхнул руки от прилипшего к ним песка и направился к метро. Татьяна медленно пошла за ним, думая о том, что её парень, наверное, серьёзно влюбился. Во время размолвки не бегает к другим женщинам, не отрывается по полной программе, не пускается во все тяжкие. Он думает о ней и старается сохранить себя в форме. А это уж явный признак серьёзного отношения к женщине.

– Ты её любишь, что ли? – спросила она, хотя и не надеялась получить честный ответ.

– Откуда я знаю? – рассеянно ответил он вопросом на вопрос, – сколько раз в жизни можно любить-то?

– Я думаю, один раз. Увлечений может быть много, а любовь одна.

Татьяна на минуту задумалась, не слишком ли категорично прозвучал её ответ, но решила, что отступать не стоит. Это правда, любовь одна, и этому есть масса доказательств. В конце концов даже у такого ловеласа, как д,Артаньян, на многие тома произведений Дюма была одна – единственная любовь, Констанция Бонасье. Но когда она напомнила об этом сыну, он возразил.

– А как же Дон Жуан? У него одних только испанок было тысячи три…

Татьяна посмотрела на сына укоризненно и в то же время недоумённо. Как можно приводить такой неудачный пример?

– Дон Жуана выдумали мужчины, чтобы воплотить в этой выдумке свою сокровенную мечту – нравиться абсолютно всем женщинам. Но так не бывает, всем нравятся только червонцы. Да и физически ни один из вас такого количества красавиц не выдержит. Так что враньё всё это. А вот д,Артаньян существовал на самом деле.

– Да ну тебя, – отмахнулся Андрей, – говоришь, как будто и правда этому веришь. Время идёт, до поезда осталось три часа; надо подумать, куда ещё сходить.

Вернувшись домой, они наперебой рассказывали папе Серёже о красотах Петербурга.

– Я была права – мы вернулись оттуда обновлёнными, – подмигнула она мужу, – всякие мелочи жизни для нас уже не существуют. Мы теперь будем думать и мечтать только о высоком.

Она покосилась на сына, который размешивал ложкой сахар в чашке с чаем. Супруги понимающе посмотрели друг на друга. Сергей вдруг спохватился.

– Я совсем забыл, – сказал он сыну,– тебе звонила Майя.

– Что?!

– Майя звонила, чего ты так испугался. Говорит, что ты ей очень нужен. Просила зайти, когда у тебя будет время.

– Когда она звонила?

– Когда, когда… Естественно, когда ты гулял по Петербургу.

– А-а… Ну, я пошёл.

Андрей встал и направился к выходу. Хлопнула дверь, послышались его удаляющиеся шаги.

– На что это похоже? – спросил Сергей.

– Наверное, на любовь. Всю поездку он только о ней и думал.

– Вот нам и сюрприз. Бывает, что родители беспокоятся за дочь – вдруг ребёнка в подоле принесёт? А у нас сын нашёл себе жену с готовым ребёнком. Это, по-твоему, не в подоле?

– В подоле, в подоле, – согласилась Татьяна, – но ты же не собираешься отправлять его на войну, чтобы он забыл о ней?

– Боже упаси, пусть сами разбираются. Ему уже не восемнадцать лет.

– Не понравилась девушка, понравилась женщина… Со времён “Евгения Онегина” это общеизвестно. Мы думали, что живём первый раз, что проходим свой, никем ещё не пройденный путь, а в жизни-то всё уже было, – философски заметила жена.

– Так что же нам делать, к свадьбе готовиться? – спросил муж.

– Поживём, увидим. А пока надо Ленке Ткаченко позвонить, о поездке рассказать. Мы её и Мишу там вспоминали. Или рано ещё? Она в выходные спит до обеда, потому что накануне у телевизора сидит или читает до рассвета.

Татьяна посмотрела на часы: они показывали десять утра. Пожалуй, рано. Лена – барышня безалаберная, неправильная, режим никогда не соблюдала. Надо было и её с собой в Петербург взять, как она раньше не догадалась? Ну да ладно, в следующий раз.

Она подошла к телефонному аппарату уже после полудня. Ей ответил мужской голос.

– Здравствуйте, – сказала Татьяна, – мне бы Елену Викторовну.

– Кто её спрашивает? – строго задал вопрос тот же голос.

– Одна из её знакомых. Татьяна из Москвы, – доложила она и подумала, что страшно не любит этого вопроса – кто спрашивает? Не вам же звонят, ваше дело передать трубку, кому следует. Или у неё ревнивый кавалер появился, который изучает её окружение?

–А-а… Это её сын Виталий, – более мягким тоном пояснил голос на другом конце провода, – у меня для вас плохие новости.

Плохие новости? Татьяна вздрогнула. Мысли заметались, как в лихорадке. Что случилось? Родители Лены давно умерли. Разве что с её братом Валерием случилось несчастье, и она уехала туда же, в Петербург, где он жил с семьёй?

– Она умерла, – тихо сказал Виталий.

– Кто умер? – не поняла Татьяна.

– Елена Викторовна, – пояснил он.

Татьяна не поверила своим ушам, но внутри у неё всё похолодело. Умерла в сорок восемь лет? Этого не может быть! У неё вырвался непроизвольный крик.

– Ах! Что случилось?

– Она не лечилась. Обратилась ко врачу, когда было уже поздно… У неё был аппендицит.

– Умерла от аппендицита?! – опять закричала Татьяна.

– Да.

– Когда же это случилось?

– Неделю назад. Я хотел вам сообщить, но не нашёл телефон. Дядя Валера приезжал, он мне очень помог.

– Как ты теперь будешь жить? Совсем один?

– Да, один. А что делать?

Действительно, а что тут поделаешь? Отца нет, мать умерла. Нелёгкое испытание выпало парню, которому всего девятнадцать лет. Да что же это за жизнь у Елены такая, что за судьба! За что она её так наказывает? За то, что в молодые годы посуду за собой не мыла? Смешно!

Татьяна вытерла слёзы, рассказала о случившемся мужу, и вместе они долго не могли успокоиться, обсуждая эту нелепую смерть.

– Аппендицит – болезнь коварная, – пояснила бабушка Римма Степановна, когда узнала о случившемся, – я всю жизнь медсестрой в хирургическом отделении проработала, всякое видела. Если в животе появилась острая боль, надо “Скорую помощь” вызывать. А мы что думаем: поболит и пройдёт. Если гнойный аппендикс лопнет, инфекция распространится по всему организму, человека в этом случае спасти бывает трудно, почти невозможно. А боль-то острая проходит! Ничего не болит, человек успокаивается и не обращается к врачу. Когда же ему становится совсем плохо, бывает поздно.

Да, Лена всегда была безалаберной. И всё-таки она не заслужила такого удара судьбы. Ведь её жизнь-то могла только начаться… Вдруг Татьяна замерла от неожиданного открытия. Сорок восемь лет? Так её брат Миша тоже умер внезапно, тоже несуразно и в том же самом возрасте! Что это, случайность или какой-то неведомый перст судьбы?

Татьяна не была ясновидящей, не находила у себя способностей экстрасенса, поэтому на этот вопрос ответить не могла.

22.Расследование.

Думая о Елене, о её неожиданной смерти, уже который раз переосмысливая эту странную историю, Татьяна долго не могла успокоиться. Получается, что она ушла туда, к нему, к Мише, к единственному, кого любила на этой земле. Ушла, почти не сопротивляясь. Возможно, это всего лишь досадное совпадение, но уж очень мистически оно выглядит. Да и что мы знаем о тайнах мироздания, что понимаем? Есть высшие силы или нет? Руководит нами кто-то оттуда, или мы сами рассчитываем каждый метр своего жизненного пути?

Тайна потому и тайна, что никто не имеет права её разгадать. Ещё Пьер Безухов у Л.Толстого в романе “Война и мир” утверждал: “Вот умрёте, и всё узнаете. Или перестанете спрашивать”. Так что ломать голову над загадками – пустое занятие.

Татьяна вспомнила о своей подруге Нине, которой тоже не повезло. Но она борется с навалившейся на неё болезнью, карабкается, старается уцепиться даже за соломинку. Разве не соломинкой можно назвать тот её поход в Красногорский овраг? Однако после этого похода Нина почувствовала себя лучше.

Татьяна решила позвонить подруге и узнать, как она себя чувствует. Нина обрадовалась звонку, ответила бодрым голосом и заверила, что чувствует себя хорошо. Однако сообщила, что вскоре снова собирается во Францию, поближе к старому отцу.

– Перед отъездом я вас извещу, – сказала Нина, – обязательно с девочками встретимся. Я после встречи с вами заряжаюсь энергией на целый год!

На том и порешили. Татьяна подумала, что надо будет договориться с подругами о предстоящей встрече – прощании с Ниной, как-то к ней подготовиться. Она может оказаться последней – вдруг Нина больше не захочет возвращаться в Россию, ведь жизнь за границей комфортнее. Но она не успела осуществить свой замысел, потому что получила неприятное известие, которого никак не ожидала, тот удар по голове, от которого не сразу оправишься. Татьяна только что пришла с работы, когда позвонила Майя и спросила… Андрея. Татьяна удивилась. Ещё вчера Андрей ушёл из дома именно к Майе и, судя по всему, там и ночевал. Дома он, во всяком случае, не появлялся.

– Разве он не у тебя? – спросила она, – домой он не приходил.

– У меня? Я давно его не видела, мы поссорились.

– Он собирался идти к тебе мириться, – пояснила Татьяна, чувствуя, что тревога уже охватила её душу.

– Значит, он пошёл не ко мне, извините, – сказала Майя и положила трубку.

Что же это такое? Куда мог деваться Андрей? Попал по дороге под машину и лежит теперь в больнице? Раздумал идти к Майе, вспомнив, как он на неё сердит, и свернул к приятелю или другой женщине, которая утешит? Он был уверен, что его не будут искать, поэтому не позвонил. И всё-таки, если это так, его поступок можно назвать легкомысленным.

Почувствовав головную боль, она прилегла на диван, думая о том, что же надо предпринять в данной ситуации. Начать усиленные поиски или подождать, пока сам придёт? Должен же он явиться домой хотя бы затем, чтобы переодеться?

Забыв о боли, она встала, подошла к окну и посмотрела на ведущую к подъезду дорожку. Никого не увидев, она вышла на балкон и, вдохнув осеннего влажного воздуха, почувствовала себя лучше. Она огляделась вокруг, но бегущего к дому Андрея, как ей хотелось, конечно, не увидела. Она решила подождать мужа и посоветоваться с ним.

– Андрей пропал? Не может быть! – сказал Сергей, когда пришёл домой, – он же не иголка в стогу сена.

– Не иголка, но его нет ни дома, ни у Майи. Она его разыскивала. Потом решила, что он её бросил и ушёл к другой. Но я этому не верю.

Она посмотрела на мужа в надежде найти у него поддержку или объяснение, почему сын не поставил их в известность о своём местонахождении. Но он молчал, и на лице его тоже отразилась тревога.

– Пойдём ужинать, – сказала Татьяна, – а заодно подумаем, где нам его искать. Я думаю, у бабушек-то его нет… Да и звонить им страшно. Узнают, что Андрей пропал, закатят истерику.

Она накрыла стол, и они начали есть, не ощущая вкуса пищи.

– Надо будет обзвонить больницы скорой помощи. Может быть, с ним случилось несчастье по дороге, – предположил Сергей.

– Да, да… – рассеянно ответила Татьяна, – жизнь такая, что всё может случиться. Выбежал из дома, как угорелый, помчался, не разбирая дороги от счастья, что Майя ему позвонила. А тут какой-нибудь шальной гонщик. Я сейчас же узнаю…

Она встала, нашла в телефонной книге нужные номера, начала звонить. Но Андрей Поляков ни в одну больницу не поступал. Звонить в морги она не решилась, потому что ни на минуту не могла предположить, что её сына нет в живых.

– Зря я начала с больниц, – сказала она, – надо было сначала узнать у его друзей, а потом у родственников.

– Достаточно позвонить Венику, – сказал Сергей, – он обычно бывает в курсе его тайных дел.

Но друг Андрея Константин Вениаминов, он же Веник, ответил, что давно уже не общался с ним.

– Всех наших приятелей я обзвоню сам, – пообещал он, – и если что-нибудь узнаю, вам непременно сообщу.

Татьяна поблагодарила и повесила трубку. Руки у неё опустились, сердце стучало. Она решила всё-таки позвонить матери – вдруг он там что-нибудь ремонтирует?

– Алло! Мама? Как ты себя чувствуешь? Неплохо? Слава богу! Андрей тебе не рассказывал, что мы с ним съездили на выходные в Петербург на экскурсию? Нет? Давно у тебя не был? Я думала, он уже похвастался. Я к тебе на днях зайду, расскажу. И фотографии покажу. Ладно, договорились, – Татьяна вздохнула и выразительно посмотрела на мужа, давая понять, что теперь его очередь.

Он послушно встал, позвонил своей маме Римме, но результат был тот же – Андрей не заходил.

– Надо позвонить Деревянкиным, – решила Татьяна, – вдруг он опять всю ночь “гудел” с Владимиром, как уже было однажды. Наш сын не ангел.

– Рита, – обратилась она к жене племянника, снявшей телефонную трубку,– это Татьяна. Наш Андрей к вам не заходил? Нет? А Владимир его не видел? Спроси, когда он придёт, хорошо? Он у нас пропал куда-то, не знаю, что думать. Двое суток нет…

Она опять вышла на балкон и огляделась по сторонам. Свежий воздух уже не приносил облегчения. Во дворе потемнело, дорожку освещали фонари. Накрапывал дождь, и вокруг было совсем пусто.

– Где же он? – спросила она у мужа, который вышел на балкон вслед за ней.

– Если он не появится и завтра, надо будет обратиться в милицию, – сказал Сергей.

– Завтра? Но почему не сегодня? – спросила Татьяна.

– Они не начнут поиски, пока не пройдёт хотя бы трое суток со дня исчезновения, – пояснил он, – они думают, что мужик где-нибудь загулял, ушёл в запой или отдыхает под забором. Может замешкаться и у любовницы, забыть о времени от счастья. А милиции, что же, драгоценное время, силы тратить на таких вот…

– Я этому не верю, – прервала его Татьяна, – не верю ни про забор, ни про любовницу. С ним что-то случилось, я это чувствую. Но как узнать, что? Это милиция будет три дня собираться, а мы должны действовать сейчас. Собирайся, пошли искать.

– Искать? Но где? – поразился Сергей, однако направился в прихожую.

– Бери фонарик. Будем искать везде, – ответила Татьяна, дрожащими руками натягивая куртку.

Захватив с собой собаку Марсика, они вышли в тёмный и мокрый двор, остановились у двери в подвал.

– Мы должны проверить все версии, – сказала она тоном заправского сыщика, – вдруг его избили из-за той же Майи, она барышня смазливая, и сбросили в подвал или канализационный люк. Марсик, ищи! -Но собачка бесцельно бегала, довольная тем, что хозяева составили ей компанию на прогулке. – -Никакого толку нет от этой собаки! -посетовала Татьяна, – ничего не чувствует, никого не ищет. А я ещё думала, что она разум имеет.

– Разум – это другое. Разумное существо что-то создаёт, а собака нет. Да и где ты видела, чтобы болонки использовались на границе или в милиции? Для поиска нужны овчарки.

– Да. Что касается разума… У Марсика нет даже начального образования, а ты пятнадцать лет учился, а газовый редуктор всё равно у итальянцев списал.

– И не говори! – согласился Сергей с женой, не обидевшись на её реплику, – да ещё напрасно, говорят, списал.

Они обошли свой двор, потом соседний, дошли до метро, но следов Андрея нигде не было.

– А вдруг он покончил с собой? Пришёл к этой Майе, а у неё другой… А теперь её совесть мучит, и она врёт, что он к ней не приходил… – начала было сочинять Татьяна.

– Он у нас не ангел, я согласен, но не ненормальный же! – возмутился Сергей, – как тебе такое в голову-то пришло! И пока мы ничего не знаем, не надо так переживать, Таня. Может быть, всё ещё обойдётся. Вот вернёмся сейчас домой, а он там…

Он обнял её и попытался успокоить, хотя сам был неспокоен. Исчезновение сына явилось для него большой неожиданностью, и он тоже не знал, что предположить.

Они вернулись домой, вошли в пустую квартиру. Татьяна прошла на кухню, чтобы поставить чайник, и тут раздался телефонный звонок. Муж и жена наперегонки помчались к телефону, но звонил не Андрей, а Владимир Васильевич Деревянкин. Он тут же начал успокаивать взволнованных родителей.

– Никуда ваше любимое чадо не денется, – внушал он Тане, – он же не ребёнок, не заблудится. Я попрошу своих знакомых, чтобы пошарили по злачным местам, может быть, где-нибудь его обнаружат.

– И ты туда же – по злачным местам… Ну шарь, шарь, – безнадёжно ответила Татьяна.

– Да не убивайся ты так, Таня! Ничего же не случилось. Лучше приезжайте с Сергеем к нам, посидим у камина, потом у костра, шашлыки приготовим.

– Спасибо, – вздохнула она и положила трубку.

Ночь прошла беспокойно, уснуть не удалось, и утром Татьяна поехала на работу только затем, чтобы отпроситься и серьёзно заняться поисками сына. Муж тоже отправился на работу, и она надеялась, что вместе с Владимиром Васильевичем они что-нибудь придумают. Несчастная мать в свою очередь составила план поиска, решив использовать все имеющиеся шансы. В первую очередь она позвонила Ларисе Финк.

Очаровательная Лариса, сохранившая свою красоту и с возрастом, не любила, когда в её присутствии кому-то нравились другие женщины. Она не одобряла их выбора, потому что считала себя гораздо лучше. Было бы опрометчиво и делиться с ней какой-нибудь большой радостью – у неё могло бы надолго испортиться настроение. Но уж если у тебя случилось несчастье, то надо обращаться именно к ней: она относилась к тем друзьям, которые познаются в беде, а не в радости. Наверное, это правильно. В радости нам друзья не нужны.

Вот и теперь, закончив охи, ахи и выражения сочувствия со слезами в голосе, Лариса обещала обеспечить поиски Андрея по своей медицинской части. Работая в областном отделе здравоохранения, она имела подчинённых, которым могла дать поручение проверить больницы и морги во всех районах Москвы.

Поговорив с Ларисой, Татьяна отправилась в милицию, где имела долгую беседу сначала с дежурным, потом со следователем. Профессионалы сыска предположили, что исчезновение Полякова А.С., адвоката, может быть связано с его профессиональной деятельностью. Насолил кому-нибудь, вывел на чистую воду – вот его и похитили в воспитательных целях.

– Вы не пытались общаться с сыном по сотовому телефону? – спросил следователь.

– Он у него остался дома. Мы с ним ездили в Петербург, он его туда не брал, а когда приехали, Андрей помчался к любимой женщине, забыв о телефоне.

– К женщине, говорите? Эту версию тоже надо проверить. Иногда именно они бывают виноваты в пропаже мужика. Давайте её адрес, мы её вызовем.

Татьяна ужаснулась, внимательно посмотрела на следователя, пытаясь понять, не шутит ли он. Но лицо молодого человека было серьёзно, он держал наготове ручку, чтобы записать всё, что она скажет.

– Я не знаю адреса, никогда там не была, – извиняющимся тоном произнесла Татьяна, – могу дать только телефон.

– Давайте, – согласился следователь.

Она достала из сумочки блокнот и мысленно похвалила себя за то, что когда-то на всякий случай записала телефон Майи, где часто бывал её сын.

– Вы не помните, какие дела он вёл последнее время?

Татьяна задумалась. Сын не рассказывал ей про все свои дела, она знала только те, к которым сама была причастна. Но надо было что-то рассказать, чем чёрт не шутит… И она рассказала следователю про скелет под домом в Малаховке, про долги дочери Ирины Витушкиной, потом внезапно вспомнила, что и с Майей Андрей познакомился в суде, когда защищал её от посягательств бывшего мужа.

– Это уже кое-что, – обнадёжил её следователь, – бывший муж – тоже зацепка. Будем искать… Кстати, вам ещё не звонили с требованием выкупа?

– Что? – не поняла Татьяна.

– Если, к примеру, его похитили, то могут с вас потребовать выкуп. Если это случится, обязательно поставьте нас в известность. Будет шанс задержать преступников с поличным.

– Какой с нас выкуп? Мы не богачи.

– Это всё условно. Квартира есть у вас? Машина? Могут забрать, чтобы вернуть вам сына. Но не предпринимайте ничего без нас!

Татьяна вышла из милиции с тяжёлым чувством непосильного груза, который она вынуждена нести. Ей пришла в голову страшная мысль, которая по непонятной причине не приходила раньше. Вспомнив про скелет на даче, она припомнила и тот факт, что похороненный там человек сначала просто пропал, исчез, как бы испарился. Его искала та же милиция, искали родственники, друзья, но безуспешно. Не искала только жена, которая его и укокошила.

Надо будет с ней поговорить, решила Татьяна. И, не дожидаясь вечера, отправилась к Майе в библиотеку. Увидев её, Майя встала. Зеленовато-карие и удивительно прозрачные глаза смотрели испуганно. Прозрачное имя, прозрачные глаза… Останешься тут равнодушным!

Татьяна быстро поздоровалась и сразу перешла к делу.

– Андрей не появлялся?

– Нет.

– Зачем ты его искала? Он тебе срочно понадобился?

– Хотела с ним посоветоваться. Я беременна, Татьяна Михайловна. Я не могу этот вопрос решать единолично.

Так вот в чём дело – ещё один сюрприз!

– Его нигде нет. Вот уже трое суток никаких известий. Может быть ты знаешь, где он?

Майя встревожилась, на глазах показались слёзы. Она отрицательно покачала головой и достала носовой платок.

– А твой бывший муж из ревности не мог свести с ним счёты?

– Мой муж? Его уже полгода нет в Москве. Он на Севере, на заработках.

– Ты это точно знаешь?

– Да. Он же мне алименты шлёт.

Майя опустила глаза и снова вытерла слёзы. Несчастная женщина с неустроенной судьбой. Зачем ей убивать её сына?

– Я хотела предупредить. Если вызовут в милицию, не пугайся. Просто ответь на их вопросы. Они сейчас всех будут допрашивать. Что касается ребёнка… Я думаю, Андрей был бы рад.

Она не сразу сообразила, что употребила глагол в прошедшем времени: был. Неужели она допускает мысль, что Андрея уже нет в живых? Нет, не допускает. Но ситуация такая, что приходится прокручивать все варианты. Если его уже нет, то ребёнка Майи надо сохранить всё равно: это их внук, это продолжение Андрея.

Вернувшись домой, Татьяна позвонила мужу, доложила о том, что успела сделать. Узнала, что Андрея ни в кабаках, ни в ресторанах, ни в других злачных местах не нашли. Она даже не знала, радоваться этому или огорчаться. Потом пришла к выводу, что неизвестность хуже всего. Пусть горькая, но правда.

По каналам Кости Вениаминова тоже не было никаких новостей. С друзьями Андрей давно не общался, бывших подруг не навещал. В воду он канул, что ли? А если и правда, в воду? Утонул в Москве-реке, а тело ещё не нашли. Не сам, конечно, утонул, он плавает хорошо, в детстве она водила его в бассейн, и там его научили. Столкнул кто-нибудь… Не факт, что мужа Майи нет в Москве. Он мог на пару дней прилететь, чтобы сделать своё чёрное дело или киллера нанять. Женщина с прошлым – это не подарок.

И почему её сын такой невезучий? Вот муж – другое дело. Женился на хорошей девушке Татьяне, без детей, без бывших мужей. А Андрей и жениться- то никак не решится! Да и ведёт он себя по-другому, не так, как отец.

Татьяна вспомнила неприятный случай, когда два года назад после свадьбы друга Кости Андрей пришёл домой под хмельком, да не один, а с полупьяной девицей, и тут же закрылся у себя в комнате. Сергей себе такого не позволял ни до женитьбы, ни после. Утром, выпроводив девицу, Андрей как ни в чём не бывало начал рассказывать родителям о том, как ловко они, друзья жениха, выкупили невесту.

– Вы представляете? Ни рубля не заплатили! Эти подружки такие наглые, готовы догола раздеть. А мы так небрежно вручаем им конвертики, хватаем невесту и уезжаем в ЗАГС. Они и опомниться не успели, не догадались сразу, что в конвертиках – добрые пожелания, а не деньги. Например, такое:

Не стесняйтесь, не смущайтесь, улыбайтесь,

Даже смейтесь, если вам смешно.

И на шутки никогда не обижайтесь.

В жизни надо быть серьёзным, но…

– Да, ты у нас большой шутник. А пьяная девица – тоже шутка? – строго спросил отец.

– А-а…, – отмахнулся Андрей, – не помню. Но я больше не буду.

И ушёл подальше от родителей, чтобы не слышать их упрёки.

Но потом, когда в семье Кости родился наследник, Татьяна с удивлением заметила, что сын её любит детей. Она-то думала: он не женится, потому что не хочет себя обременять семейными обязанностями. А он во время телефонных разговоров с Костей всё время спрашивает его о ребёнке, интересуется, как он растёт, что умеет делать. Да его надо было срочно женить!

Очнувшись от воспоминаний, Татьяна вернулась в действительность. Кто спасёт её сына, если не она сама? Ведь это она увезла его из армии, узнав, что его там обижают. Неизвестно, чем бы закончилась эта служба в Казахстане, если бы она его тогда не украла. Он не жаловался, не плакал, домой не просился. О том, что он лежит в больнице, она и узнала-то не от него. Так за что же ты, господи, его всё время наказываешь?

Татьяна не умела молиться, никогда не ходила в церковь, а если оказывалась там на какой-нибудь экскурсии, то чувствовала себя плохо, как на том свете. Она не считала церкви божьими храмами, а только произведениями искусства. Если уж общаться с богом, то напрямую, без посредников. Она же не грешница, чтобы ходить замаливать грехи, она и живёт-то по божьим заповедям. Татьяна попросила Бога спасти её сына, если ему угрожает опасность, и указать дорогу к дому, если он её забыл.

Пообщавшись со Всевышним, она решила не пренебрегать и тёмными силами. Уговорив мужа пораньше уйти с работы, она заставила его вести себя в Красногорск, к колдунье. И взяла с собой фотографию сына, чтобы показать её ясновидящей. Вдруг она ясно увидит, где он находится – живой или мёртвый?

Надежда была слабой, муж отнёсся к её идее без энтузиазма, но возражать не стал. У него был любимый девиз: “Не расстраивайся, а действуй!” Стало быть, Татьяна, не желая сидеть и тихо ждать, была права.

До Красногорска они доехали быстро, но потом долго петляли по его горбатым улочкам, потому что Татьяна забыла, где находится нужный поворот к оврагу. Мужу, наверное, очень хотелось её отругать, но он молчал, учитывая нестандартность ситуации.

– Чтобы запомнить дорогу, надо пройти её пешком, – сказала она в своё оправдание, – а когда тебя везут, ничего в голове не остаётся.

Держа в руке листочек бумаги с адресом, она начала обращаться к прохожим и очень удивилась, что в небольшом городке колдунью, которая была здесь наверняка единственной, никто не знал.

– Всё-таки мы материалисты, – сказал Сергей, – не зря же нам в советской школе, а потом и в институте много лет вдалбливали, что материя – первична.

Татьяна перестала обращаться к людям работоспособного возраста и выбрала для консультации добродушную старушку архаичного вида.

– Вы к матушке Софье? – спросила она и подробно объяснила, куда надо ехать и где сворачивать.

– Не пойму я этих бабусь, – сказала Татьяна, – и в бога верят, и колдунов уважают.

– А ты? – ехидно спросил муж.

Добравшись до оврага, они вышли из машины и в нерешительности остановились. Овраг был уже не тот, что в начале лета, когда Татьяна приезжала сюда в компании подруг. Листва с деревьев наполовину облетела – сентябрь всё-таки, трава пожухла. Но именно поэтому овраг уже не казался таким таинственным и страшным, как при первом знакомстве.

– Оставайся в машине, я пойду одна. Тут недалеко, – заявила Татьяна и решительно направилась к тропинке, идущей вниз. Она медленно пошла по камушкам, устилавшим спуск, и почувствовала, что какой-то непонятный ужас неведомо откуда подкрался к ней. Видимо тёмные силы уже витали над её головой. “Зачем я иду сюда? Откуда этой чужой женщине, никогда не видевшей моего сына, знать, куда он пропал? Наврёт три короба, а я поверю?” – думала она, уже подходя к домику Софьи Игнатьевны. Отступать было поздно.

Софья Игнатьевна её не узнала, не вспомнила, что она здесь уже бывала. Да и не общалась она тогда с ней, объектом экстрасенса была больная Нина, а остальные тихо ждали за дверью.

Колдунья пригласила Татьяну в свою келью и внимательно посмотрела на неё. Татьяна оцепенела, дрожащими руками вытащила из сумочки фотографию Андрея и деньги.

– У меня пропал сын, – наконец выдавила она из себя.

– Вот этот? – спросила в свою очередь Софья Игнатьевна и, взяв фотографию в руки, поднесла её близко к глазам.

– Да. Ушёл из дома к любимой девушке и как в воду канул. Никто его больше не видел. Уже пятый день…

Колдунья встала и, не задавая никаких вопросов, прошла в угол комнаты, потрясла фотографией, а потом положила её на металлическую пластину, возле которой горела свеча. Татьяна испугалась, что фотография сгорит. Но опасения оказались напрасными. Софья Игнатьевна, поколдовав, вернула фото сына матери.

– Ваш сын жив и здоров. Находится в безопасном месте, – сказала она.

– А где именно?

– Этого я не знаю, а врать не привыкла. Он скоро вернётся и всё вам расскажет сам.

Она взяла из стопки денег, выложенных Татьяной на стол, одну тысячу рублей и дала понять посетительнице, что сеанс ясновидения окончен.

Татьяна почти бегом направилась прочь из этого странного дома, из бесовского оврага, но на подъёме вскоре запыхалась и встала, глубоко вдыхая воздух. Такой и застал её муж, который не выдержал томительного ожидания в машине и пошёл ей навстречу. Его, казалось, больше волновала безопасность жены, чем то, что сказала ей колдунья.

– Жив, – сказала Татьяна, – и находится в безопасном месте.

– А что ты, собственно, хотела услышать? – в свою очередь спросил он.

– Я верю, что он вернётся.

– Будем надеяться. И если пророчество окажется правдой, примем твою колдунью в семейные экстрасенсы. Будет к кому обратиться в трудную минуту.

23.Дом в лесу.

Время шло, уже заканчивался сентябрь, хотя погода стояла ясная и тёплая. Андрей домой не вернулся, и никаких сведений насчет безопасного места, в котором он якобы находился, не появилось. Родители продолжали заниматься его поисками, привлекая в помощники всё больший круг людей.

Татьяна долго не решалась сообщить матери о пропаже её внука. Таисия Михайловна и так в этой жизни много пережила. Но она вспомнила, что именно мать нашла тогда украденный автомобиль Андрея, высказав версию, до которой другие не додумались. Делать нечего, надо решаться всё-таки поговорить с ней.

Она взяла с собой обещанные фотографии из Санкт-Петербурга и вечером после работы поехала в метро до Медведково, где мать после смерти мужа и сына жила одна в трёхкомнатной квартире. Таисия Михайловна встретила дочь радостно и тут же повела её на кухню ужинать. После исчезновения сына аппетита у Татьяны не было вообще, она даже похудела, явно недополучая калорий. Но мать ничего не хотела слышать, потому что для поколения, пережившего голод и войну, еда сделалась своего рода культом. Вот и сейчас мать ела яблоки с хлебом – привычка голодных лет.

Немного поковыряв вилкой в тарелке, выпив чаю с конфеткой и обсудив с матерью принесённые фотографии, Татьяна приступила к делу.

– Мама, Андрей к тебе не заходил?

– Нет, давно не был, хотя я хотела с ним поговорить по поводу квартиры. Я её приватизировала, а он мой наследник. У него, наверное, амуры… Не до нас, старух. Кстати, звонила Римма Степановна. Она жаловалась на него. Нашла ему хорошую невесту у них в доме, а он не хочет с ней знакомиться. Ему, говорит, не нужна женщина с ребёнком, это неприлично. Он должен жениться на девушке из хорошей семьи, а не на женщине со шлейфом… Говорит, что мы, бабушки, должны вмешаться. Не говорит даже, а приказывает мне действовать. Очень властная женщина!

Татьяна недовольно поморщилась, услышав, как её свекровь в очередной раз вмешивается не в свои дела, но не стала это обсуждать.

– Да, вы, бабушки, должны вмешаться, пришло ваше время. Но не в женитьбу внука, а в его поиски. Андрей пропал.

– Как пропал? – не поверила Таисия Михайловна.

– Обыкновенно. Ушёл из дома и не вернулся. Вот уже две недели, как мы не знаем, где он. Ищет милиция, ищут знакомые, но пока не нашли.

– Этого не может быть! – снова не поверила бабушка.

Хорошо, что не верит. Постепенно, не сразу она свыкнется с этой неприятной новостью. Так подумала Татьяна и замолчала, дав матери возможность осознать случившееся. Некоторое время они сидели молча, не глядя друг на друга.

– Но есть хотя бы какие-то предположения? – спросила, наконец, Таисия Михайловна.

– Майя считает, что он сбежал от неё. А в милиции говорят, что исчезновение может быть связано с его профессиональной деятельностью. Насолил кому-нибудь, его и похитили.

Татьяна, щадя чувства бабушки Таи, не стала расшифровывать, что может означать понятие “похитили”. Похитили с целью изоляции от общества, с целью убийства, с целью получить выкуп… Пусть домысливает сама.

– Похитили? Как-то не укладывается в голове. Хотя от этих паразитов жди, чего угодно, – сказала мать.

– От каких паразитов?

– Да от тех, что его машину украли. От Любкиного зятя и компании.

– Но машина стоит в гараже, её никто не украл, – недоумённо глядя на мать, заметила Татьяна.

– Теперь они могли украсть его, чтобы он их не выдал. Я сейчас же к Любе схожу.

Она встала и, как была, в длинном домашнем халате отправилась в соседнюю квартиру. Не возвращалась долго, почти час. Видимо досталось от неё бедной Любе, теперь уж Любови Дмитриевне, подруге детства Тани. Но, наконец, дверь отворилась, и послышались шаркающие шаги матери.

– Ничего от неё не добьешься, – разочарованно констатировала она, – всё шито-крыто. Моего любимого зятя, говорит, и в Москве-то нет, он в дальней командировке за границей, проблемы своего бизнеса решает. А вы, говорит, хотя и добрые соседи, а всё норовите на него, невиновного, повесить; ваш родственник загулял, а мы виноваты. Вот так.

Татьяна насторожилась. Что-то в словах матери всё-таки показалось ей подозрительным, хотя ситуация была самой обычной. Но почему, как только в их расследовании появлялся подозреваемый, так он обязательно в отъезде? Что им, этим подозрительным личностям, в Москве-то не сидится?

– И давно его нет в Москве?

– Больше двух недель, говорит.

Надо же, и сроки подходящие! Татьяна задумалась. Заявить бы в милицию, но не знает она ни имени, ни фамилии этого пахана, ни его адреса. В секрете держит Люба эти данные, иначе он убьёт и тёщу, и дочь её. Она встала, собираясь уходить.

– Завтра пойду в милицию, мама. Надо узнать, что они там делают.

В милиции её ждала потрясающая новость. “Ваш сын две недели назад выехал в Петербург”, – сказали ей.

– Этого не может быть, – предположила она, сидя в кабинете следователя напротив него, – мы с ним только что оттуда приехали.

– Мы это точно установили. На железной дороге давно уже ведётся учёт приезжающих – выезжающих. Поляков Андрей Сергеевич? Пропал две недели назад? Видите – всё совпадает. Только там мы его пока не нашли, следы теряются.

Недоумённо глядя на стража порядка и думая о своём, бедная мать решила рассказать о пахане – тут тоже сроки совпадают.

Внимательно выслушав историю об украденном автомобиле и об отъезде криминального авторитета неизвестной фамилии из Москвы две недели назад, милиционер обещал разобраться и личность преступника установить.

– Он недавно вышел из тюрьмы, – вспомнила она, – отсидел четыре года за угон автомобилей.

– Это облегчает задачу, – обрадовался милиционер.

Выйдя из милиции с тяжёлой головой, полной новых детективных историй, она задумалась, зачем Андрею могло понадобиться опять ехать в Петербург. Ей пришла в голову нелепаямысль: уж не собрался ли он утопиться в этой самой Чёрной речке? Судя по всему, он и в Питер-то поехал только затем, чтобы взглянуть на неё. И долго стоял там, глядя на воду…

Возле подъезда своего дома Татьяна встретила разъярённую свекровь, которая сначала не могла смириться с тем, что все новости узнаёт последней, а потом начала возмущаться непотребным поведением внука, который никого (она имела в виду её) не слушает и совсем отбился от рук. То, что с Андреем могло случиться серьёзное несчастье, дошло до неё в последнюю очередь.

– А я вам говорила, что не надо водиться с этим дядей Петей – уголовник есть уголовник, его место в тюрьме, а не в приличном обществе. Это наверняка он закопал нам труп на даче…

– Да что вы, Римма Степановна, это было очень давно. Тогда и дача-то была не наша.

– Это ещё доказать надо! А я вам так скажу: больше некому! И Андрея он куда-нибудь упрятал, чтобы заставить его воровать! И если вы вовремя с этим дядей Петей не разберётесь, всё может плохо кончиться.

– Ладно, разберёмся, – согласилась Татьяна, лишь бы отделаться от свекрови, которая, как и её мать, имела собственную версию случившегося.

Пока преступник неизвестен, надо проверить все версии. Так нас учат детективные романы. Дядя Петя, конечно, непричастен к исчезновению Андрея, но забыли о нём зря. Он тоже может иметь своё мнение.

– Как хорошо, что ты позвонила, – обрадовался дядя Петя, услышав голос двоюродной племянницы, – я как раз собирался тебя разыскивать.

– Я вам понадобилась? Зачем?

– Хотел пригласить на свой день рождения – всё-таки круглая дата…

– Это сколько же – семьдесят?

– Обижаешь. Разве я выгляжу на семьдесят? Пока ещё шестьдесят девять…

– Вы же сказали: круглая дата… Или я ослышалась?

– Конечно, круглая, потому что круг замкнулся, лучшие годы жизни прошли. Да и цифра 69 интересная. Переверни её вверх ногами, опять шестьдесят девять получается.

Татьяне не хотелось огорчать дядю Петю, который пребывал в радостном ожидании праздника, ей было совестно, но что поделаешь? Андрея-то надо искать!

– Действительно, – ответила она, – мне это как-то не приходило в голову. Мы обязательно придём вас поздравить, если позволят обстоятельства. У нас тяжёлые обстоятельства, дядя Петя!

– Что случилось? – спросил он, сразу сменив игривый тон на серьёзный.

– Андрей пропал, третью неделю найти не можем.

– Так, так… Не ожидал. Он, вроде бы, разумный парень, просто так сбежать не мог. Видимо, кто-то из криминала тут постарался. Будем искать.

Закончив разговор с дядей Петей, Татьяна снова погрузилась в свои тяжёлые думы. Немного успокаивало заверение Софьи Игнатьевны, что Андрей жив и невредим, и то обстоятельство, что среди мёртвых и тяжелобольных его и в самом деле не нашли. Лариса Финк отчиталась о проделанной работе. Правда, однажды ей доложили, что в одном из моргов находится неопознанное тело, по описанию похожее на Андрея. Она тут же сама поехала на опознание, но, к счастью, это оказался не он.

Татьяна в который раз задавала себе вопрос: зачем Андрею надо было уезжать в Петербург, да ещё так внезапно. Его кто-то напугал, кто-то преследовал? Без криминала тут не обошлось, считает дядя Петя. А от криминальных структур жди всего, они могут и убить беззащитного человека. И никто: ни Татьяна, ни Сергей, ни тот же дядя Петя с ними не справится. Милиция их тоже вряд ли найдёт. Приходится уповать только на судьбу.

– Давай съездим к Деревянкиным, завтра ведь суббота, – сказала она мужу, – надо поговорить с этим деятелем, посмотреть ему в глаза. Вдруг это он или его свита так пошутили с Андреем?

– Зачем это ему нужно? Не вижу причин.

– Да просто так, тебе назло. Может быть, ты кажешься ему слишком благополучным, а это раздражает. Человек не должен быть благополучным, это противоречит законам жизни. И если провидение забыло послать ему испытания, надо будет его как следует встряхнуть.

– Что-то слишком мудрёно, – ответил Сергей, удивлённо глядя на жену, – проще меня пристукнуть чем-нибудь тяжёлым. Но пока я ему нужен…

– Пока ты ему ещё нужен, можно пощекотать тебе нервы. И овцы целы, и волки сыты. Он тебе хотя бы сочувствует?

– Сочувствует, но на работе поблажки не даёт. Считает, что большая загруженность – лучшее лекарство.

Татьяна, чтобы отвлечься, занялась комнатными цветами, а Сергей задумался. Возможно, жена не так уж неправа, кто-то действительно хочет нащупать его слабые струны. Однажды, поднимаясь по лестнице в офисе, он случайно услышал разговор наверху и остановился. “Эта нагрузка будет ему не под силу, – говорил один голос, – его инфаркт хватит. Возраст всё-таки”. “Вот это и надо проверить, – вторил ему другой, – хватит, не хватит… Вопрос серьёзный”.

Сергей узнал эти голоса. Он нисколько не сомневался, что речь идёт именно о нём. Это его они проверяют на сопротивляемость, над ним издеваются. Правда, никакой особой нагрузки после этих слов не последовало, вот только речь Владимира Васильевича на утреннем совещании стала более образной.

– Проблема должна быть решена, – говорил он, – для начала её надо загнать в трубу, чтобы ограниченное пространство не давало ей вырваться наружу. Потом диаметр трубы необходимо постепенно уменьшать, а в дальнейшем свести на нет. И проблема никуда не денется – ей некуда деваться. Она непременно будет решена.

Однако через пару дней хозяин вызвал Полякова к себе в кабинет, внимательно посмотрел на него, прежде чем дать непростое задание.

– Надо продать газовый редуктор вместе с производственной базой, – сказал он, – съезди в Рязань, там есть подходящий завод.

Поляков в Рязань съездил, но получил решительный отказ. Не хотят рязанцы заниматься производством этого редуктора, и всё тут.

– Редуктор надо продать, – твёрдо сказал Деревянкин, – если ты справишься с этим делом, куплю тебе новую машину. Татьяна, наверное, недовольна, что ты всё на” девятке” ездишь…

– Спасибо,” девятка” нас вполне устраивает, – ответил Сергей Алексеевич, который принял слова хозяина за розыгрыш, да и в возможную продажу редуктора верил слабо.

Фаворит Степан Иванович Козлов продолжал делать маленькие пакости, стараясь повесить на Сергея все неурядицы, когда-либо имевшие место в офисе. Пропал инструмент, напился слесарь, охрана пропустила через проходную посторонних лиц без пропусков – во всём виноват Поляков. Он – заместитель директора, должен следить за соблюдением дисциплины. А за чем же должен следить сам Козлов? Видимо за Поляковым.

– Где это ты, Сергей Алексеевич, пропадал? – допрашивал он Полякова, который по долгу службы посещал иногда различные организации: центр научно-технической информации, отдел стандартизации, библиотеку или родное КБ, чтобы проконсультироваться с коллегами.

– Работал, – коротко отвечал Поляков, не желая объясняться с человеком, которого не считал своим начальником.

– Дома спал, а сейчас не время спать, у нас много работы. Рабочее время – оно священно, им разбрасываться нельзя , -назидательно заметил Козлов. Сергей никогда в рабочее время не отдыхал дома, Татьяна знала это. Поэтому она очень возмутилась, когда Сергей рассказал ей о Козлове.

– Он сам регулярно спит, поэтому и про других так думает, – сказала она, – кто сам на низость не пойдёт, тот на другого не подумает. Это уже доказано, я тоже сталкивалась с этим. Снять подозрения с себя, бросить их на других – любимое занятие ничтожных личностей.

– Я первый раз вижу такого дурака. Неужели мужик может быть таким мелочным? Не понимаю. Не знаю, куда Деревянкин смотрит. Его надо убирать, – сказал Сергей.

– Может быть и надо, – согласилась было Татьяна, но потом подумала и добавила, – но тогда должность дурака окажется вакантной, и её займёт кто-нибудь другой. Ты, например. Тебя ведь это не устроит? Так что не надо его убирать. Пусть все дураки сидят на своих местах, а остальные считают себя умными и радуются, что дурак в их коллективе есть.

Они тогда расхохотались и больше не возвращались к этой теме. А вот сейчас, когда пропал Андрей, было уже не до шуток. Способен ли дурак на подлость? Не исключено. Одно другому не мешает. Совершив подлость, он поднимается в собственных глазах, начинает считать себя особенно значимым.

– Это маловероятно, – как бы прочитав её мысли, сказал Сергей, – но съездить к Деревянкину можно. Надо же как-то отвлекаться… Только надо позвонить, нехорошо без предупреждения.

Владимир Васильевич встретил чету Поляковых с распростертыми объятьями. Ему давно хотелось похвастаться перед Таней своим новым двухэтажным коттеджем, выстроенным по специальному проекту в зелёной зоне под Москвой. В Москве Деревянкин, конечно, имел квартиру, но в последнее время всё чаще жил за городом.

Дом прятался за добротным каменным забором, и Поляковым пришлось сигналить, чтобы им открыли ворота. Они въехали во двор и остановились возле зелёной лужайки, на которой росла удивительно красивая ель. Дальше просматривался газон с цветущими розами, которые, несмотря на первое октября, ещё не утратили своей свежести.

– Здравствуй, Вольдемар, – сказала Татьяна племяннику, подавая руку, – рада тебя видеть в таком живописном месте.

Потом она обнялась с его женой Маргаритой, которую он любя называл Милкой. С Таней у неё сложились прекрасные доверительные отношения, и она всегда радовалась её приезду.

Деревянкин, прихрамывая, повёл гостей по двору, показывая свои владения. Он уже поговорил с двоюродной тётушкой по телефону и знал, что новостей хороших нет. Андрей по-прежнему был не найден, и это несколько омрачало встречу. Но, тем не менее, Поляковы с интересом рассматривали не только бело-розовые, красно-бордовые, но и голубые розы, которые тщательно подбирал для своего палисадника сам хозяин. Полюбовавшись, они прошли на другую сторону дома, где был огород. Там хозяйничала Рита.

– Милка в этом году собрала неплохой урожай огурцов и помидоров, – рассказывал Владимир, – но я против того, чтобы занимать землю под такую ерунду. Овощей и на базаре полно, а возле дома всё должно быть красиво. Разве я не прав, Таня?

– Не знаю, – сказала она, – это дело вкуса.

– Вот я и говорю, что вкус у меня неплохой.

Он показал им просторный, занимающий часть первого этажа гараж, рассчитанный, как минимум, на три машины. Потом похвастался сауной с бассейном, где вода автоматически не только нагревалась, но и очищалась. В гостиной они восхитились самым настоящим, а не декоративным камином, оценили вид из окна башенки – бельведера, выходящего на какую-то речушку, осмотрели кухню, столовую, две спальни, а потом опять вышли во двор.

В мангале уже тлели угли, а Рита заканчивала нанизывать кусочки аппетитного мяса на шампура. Владимир сдержал слово насчёт шашлыка, обещанного когда-то, и это было приятно. Сергей решил помочь хозяйке, а Татьяна села на скамейку и не сдвинулась с места до окончания ужина. У неё не было сил суетиться, и она решила побездельничать, а вместе с тем со стороны понаблюдать за Владимиром.

Он был по-прежнему красив, хотя в тёмных волосах уже просматривалась седина. Некоторым мужчинам это серебро на голове очень идёт, и племянник Татьяны был одним из них, то есть из тех мужчин, которые с годами только хорошеют. Его удивительные глаза блестели по-мальчишески, и она подумала, что такие глаза могут обмануть кого угодно. Она хотела посмотреть ему в глаза – и что она там увидела? Конечно, не он. Вольдемар, как она его называла на иностранный манер, не мог причинить вреда ни ей, ни её родственникам. У него было много других забот.

Рита поставила на стол отменные грузди, и Поляковы просто ахнули, потому что давно не видели таких грибов.

– Я их собрала в лесочке неподалёку, – и она махнула рукой в сторону востока, – там грибов, хоть косой коси. Правда, не обошлось без приключений. Увлеклась – и заблудилась. Хорошо, что сотовый телефон с собой был. Позвонила мужу, он приехал и долго сигналил мне. Еле выбралась.

Рита работала в детском саду воспитательницей. Своих детей не было, зато на работе она восполняла их отсутствие. Татьяна смотрела на кудрявую, круглолицую жену Владимира и думала, что она, наверное, очень любит детей, и её воспитанникам повезло.

– Отделка коттеджа ещё не закончена, впереди много работы, – сетовал тем временем Владимир, – но хронически не хватает денег…

– Понимаю. Наверное, только в бассейн вколотил целое состояние, – посочувствовал Сергей.

– Хочется всё сделать сейчас, чтобы потом, в старости, только лежать на лужайке…

– Практически так не получается, – вставила Татьяна, – сделать всё невозможно.

– Почему?

– Потому что. Только уложил последний камушек, только сделал последний штрих, как в другом конце дома отвалилась штукатурка или потекла крыша… И всё приходится начинать сначала. Такова жизнь.

– Не пугай, а то накаркаешь. Крепкая у меня крыша, не потечёт.

После ужина гости ещё раз прогулялись по саду, похвалили дом и его хозяев и начали было прощаться.

– Подождите. Я хотел вам кое-что показать… Здесь неподалёку продаётся недостроенный коттедж буквально за бесценок. Я бы посоветовал вам его приобрести. Место тут прекрасное, природа… Вместе будем за грибами ходить. Главное – скорее купить, пока не перехватили, а потом бы постепенно достроили. Посмотрим?

Поляковы не стали раздумывать, зачем им этот недостроенный коттедж. Они точно знали, что он им не нужен, а потому не стали спрашивать, сколько сотен тысяч составляет этот “бесценок”, а отказались сразу.

– Мы дачу купили, и то не знаем, что теперь с ней делать, – сказала Татьяна, – а уж коттедж и вовсе не потянем. Это же надо будет закабалить себя на всю оставшуюся жизнь.

Владимир заметно огорчился, а его жена дала дельный совет.

– Не знаете, что делать с дачей? Так освятите её, пригласите батюшку, если верите, что там “нечисто”. А если не верите, то и бояться нечего.

Пожалуй, она права. В этом году всё равно скоро зима, а на следующее лето стоит подумать. Татьяна, конечно, и без дачи обойдётся, она урбанистка. И очень часто, глядя в окно, она радуется, что видит огни большого города, а не лужайку в лесу. Но ведь могут быть и внуки… -Почему закабалить? – не сдавался Деревянкин,– фирма наша развивается, доходы растут…Со следующего месяца организуем для работников бесплатные обеды…Кстати, в понедельник оденься по-парадному, будем встречаться с итальянцами,– обратился он к Сергею. -С итальянцами? Зачем? -Я думаю, мы организуем с ними совместное производство, есть кое-какие задумки,– пояснил Деревянкин,– заодно и редуктор твой усовершенствуем . -Не может быть! – Поляков не скрывал своего удивления. -Всё может быть. Так что подумай.

Поговорив ещё немного с Деревянкиными на отвлечённые темы, Поляковы уехали. И как только они выехали за ворота, тяжёлые мысли об Андрее снова завладели их вниманием. Они не знали, что ещё можно сделать, какими возможностями воспользоваться.

Пожалуй, у Татьяны остался только один шанс, только одна неиспользованная возможность. Она не хотела прибегать к этому последнему средству, но, видимо, настало время использовать вариант “Омега”.

24.Звёздная поездка.

Последним средством, за которое Татьяна, измученная загадками, решила ухватиться, был Александр Владимирович Мезенский – её неземная любовь. Хочешь не хочешь, а придётся осчастливить его своим неожиданным звонком и своей нетипичной просьбой. Просьбой трудной, почти невыполнимой, от которой лучше всего отмахнуться сразу, сославшись на занятость.

Татьяна в который раз всё продумала, взвесила, проанализировала ситуацию… Звонить или не звонить? Время не терпит – значит, надо решаться, чтобы не корить себя потом, что не всё сделала для спасения сына. Может быть он, генерал, работающий в такой организации, которая должна всё знать, ей поможет? А если нет, то ничего не поделаешь. На нет и суда нет.

К месту их встречи – метро “Площадь революции” – он подъехал на чёрной “Волге”. Она села в машину с затемнёнными стёклами и вкратце рассказала об исчезновении сына. Мезенский задумался.

– Я думаю, его шантажировали, – сказал он, наконец, – и теперь Андрей вынужден где-то временно отсидеться.

– В милиции сказали, что он выехал в Петербург…

– Я это проверю. А пока… У вас нет тайного места, где бы он мог спрятаться? Загородный дом какой-нибудь двоюродной бабушки?

– У нас есть дача в Малаховке. Но мы туда перестали ездить, потому что там нашли труп. Не думаю, что он там.

– И когда пропал Андрей, вы туда ни разу не наведывались?

– Да, ни разу,-призналась Татьяна, и ей стало стыдно.

– Тогда поехали, – и он надавил на газ.

– Как? Прямо сейчас?

– Конечно. Ты же сама сказала, что время не терпит. Малаховка – это по казанской дороге?

– Да, это совсем недалеко. Только на дорогу смотри, а не на меня, а то я боюсь с тобой ехать.

– Постараюсь.

– Ты всегда сам водишь машину?

– Не всегда. Меня обслуживает целый штат сотрудников. У меня целый парк машин. Но сегодня нам свидетели не нужны, так?

Она кивнула. Какой приятной могла бы быть эта поездка, если бы не чрезвычайные обстоятельства! Она вдруг вспомнила, как очень давно, ещё в детстве, ей нравилось имя Саша. Всё началось с того, что в четвёртом классе она заболела, и из-за высокой температуры всё время лежала в постели. А мама, жалея её, читала вслух книжки. Вот тогда-то она и познакомилась впервые с поэмой Н.Некрасова “Дедушка”, которая начиналась так: “Раз у отца в кабинете Саша портрет увидал…”

Поэма произвела на маленькую Таню неизгладимое впечатление. Почему? Ответ на этот вопрос она не знает до сих пор. В сущности, она ничего не поняла в этой поэме. Где так долго пропадал дедушка Саши, откуда появился? И что во всём этом такого особенного, она не знала, но готова была слушать её несколько раз подряд. Неужели всё дело в магическом имени Саша и самой мелодии стиха?

Чтобы не было затянувшейся паузы, она рассказала Мезенскому эту трогательную историю. Он сначала посмеялся, потом расчувствовался.

– Вот видишь, ещё в далёком детстве тебе подсказали, кто твой суженый. А ты не поверила, не захотела меня ждать…

– Наверное, ожидание бы слишком затянулось. Да и жизнь показала , что мы прекрасно обходимся друг без друга .

Он не смотрел на неё, а исправно вёл машину. Они ехали уже по Рязанскому проспекту. В десять часов утра пробок на дорогах не было, потому что все к этому времени уже успели добраться до места службы. Татьяна в понедельник 3 октября опять ушла с работы, чтобы заняться личными делами, и сослуживцы относились с пониманием к её неприятностям. Она была благодарна Александру, Саше за готовность помочь.

– Саша, – обратилась она к нему, – наверное, судьба посылает мне испытания. Когда в жизни всё хорошо, обязательно должно случиться что-нибудь плохое. Это – моё плохое…

– Ну почему же обязательно? – возразил он, – плохого по моему мнению не должно быть вовсе. И у тебя всё образуется.

Он на секунду нарушил запрет и посмотрел на неё, тем самым давая надежду дождаться счастливого конца. Потом опять уставился на дорогу, бегущую по окраинам Москвы.

– Я готова уже ко всему. У моего мужа была бабушка, которая умерла сравнительно недавно в возрасте девяносто шесть лет. Это была очень милая старушка, спокойная, и у неё ко всему в жизни был философский подход. Наверное, в этом и есть секрет долголетия.

– Это что за философский подход? Полное смирение?

– Да. Она похоронила двоих сыновей, погоревала, но потом сказала себе: бог дал, бог взял. И на этом успокоилась. Я решила брать с неё пример. Бог дал – бог взял…

– Зачем ты настраиваешь себя так мрачно, – он опять взглянул на неё и сочувственно вздохнул, – он обязательно найдётся. Меня это обстоятельство тоже не радует – он мне почти сын… Не понимаю, почему мы до сих пор наших детей не познакомили, не поженили.

– Хорошая мысль, – улыбнулась Татьяна, зная, что этого уже не будет, – а я даже не помню, как зовут твою дочь.

– Её зовут Настя, ей двадцать лет. Она красивая, вся в меня…

Татьяна расхохоталась, не дав ему договорить. Она вспомнила, как её шутник Андрей сравнивал это имя с метлой. Александр Владимирович взглянул на неё недоумённо.

– Ему это имя не нравится, – пояснила она, не вдаваясь в подробности, – так что ничего не получится. Кто его придумал? Жена?

Александр не ответил – наверное, обиделся. Она тоже решила отдохнуть от разговоров и с удовольствием смотрела по сторонам, любуясь осенним пейзажем. Вот так молча они и доехали до Малаховки.

– На большие коттеджи ты не смотри, – нарушила молчание Татьяна, – они не наши. У нас скромный деревенский домик, построенный тридцать лет назад. Если его тут без нас не спалили…

Дом стоял на месте, сияя свежей краской. Окна были зашторены наглухо, и ничто не выдавало, что здесь мог кто-то жить. У Татьяны уже мелькнула мысль, что напрасно они сюда приехали. Но Александр решительно направился к калитке. Он открыл её, сделал пару шагов и резко остановился. Он увидел то, чего увидеть не ожидал никак: на клумбе с цветами сидел маленький мальчик и играл пластмассовым танком.

– Денис! – узнала его Татьяна, которая шла за Александром, – как ты здесь оказался?

– Мы приехали от бабушки домой, – ответил мальчик.

– С кем приехали?

– С мамой.

Татьяна удивилась. Она думала, что его мама должна сидеть в тюрьме. Но если её простили или обязали отбывать срок условно, то у Татьяны к правосудию нет претензий – дело прошлое.

– Значит, ты опять здесь играешь?

– Если вы приехали, я сейчас уйду.

– Да нет, ты нам не мешаешь, мы скоро уедем. Мы только хотели узнать, кто живёт в нашем доме, – объяснила Татьяна.

– Днём здесь никого нет.

– А вечером? – заинтересовался Александр.

– Ночью живёт какой-то дядя. Я видел, как он заходил в дом, – ответил Денис.

– Это, наверное, Андрей? – с надеждой в голосе спросила Татьяна и почувствовала, как забилось сердце. Но мальчик разочаровал её.

– Нет, не дядя Андрей, я его знаю. Это чужой дядя. Старый.

Александр вопросительно посмотрел на Татьяну, она разочарованно пожала плечами. Кто бы это мог быть? Какой-нибудь бомж нашёл себе жилище?

– Надо осмотреть дом, – сказал Александр, и Татьяна согласилась.

Они осмотрели все углы, никого не обнаружив. Потом, взяв свечку, спустились в подвал. Татьяне было жутко, но присутствие Александра немного успокаивало её – он как-никак человек военный. Однако подвал тоже был пуст.

– Это здесь нашли труп? – спросил Александр.

– Да. Нашли скелет, когда начали рыть погреб.

– Не очень приятная находка. А кто этот мальчик?

– Сосед. Сын того, то есть, похороненный здесь человек был его отцом.

– Тут у вас целый детективный роман. Но кто здесь бывает, надо узнать. Если, конечно, мальчик не ошибся. Надо заявить в милицию.

– С милицией подождём, – сказала Татьяна, – может быть, это дядя Петя.

– Какой ещё дядя Петя?

– Мой дядя, он помогал нам ремонтировать дом. Он мог тут что-нибудь забыть, инструмент, например, а потом за ним приехать. Я узнаю.

– Он у вас старый?

– Да, шестьдесят девять лет. Но Денису мог показаться старым и более молодой человек.

Они вышли на улицу и попрощались с Денисом.

– Надо обязательно узнать, кто это, – повторил Александр, – может быть, тут скрывается ключ к разгадке.

Они сели в машину и поехали назад, в Москву.

– Спасибо тебе за участие, – сказала она ему.

– Спасибо только? Могла бы в щёчку поцеловать.

– Ой! Неужели тебе приятен поцелуй старой бабки?

– Ты не бабка , ты – женщина моей мечты. Путеводная звезда.

– И что ты во мне нашёл? Обычная женщина со стандартной, типичной для средней полосы России внешностью.

Александр повернул голову в её сторону, внимательно посмотрел на неё и кивнул головой в знак согласия.

– Вот тут и зарыта собака. Когда мы мечтаем, глядя в звёздное небо, о той единственной, то никому и в голову не придёт вообразить её какой-то оригинальной. Всегда выплывает типаж… Да и красота – она всегда стремится к стандарту.

Татьяне были приятны его слова – никто ей такого не говорил. Мужу ничего подобного и в голову не пришло, хотя он часто повторял, что она, его жена, самая красивая.

– Поцелуй за мной, Саша. В конце концов, ты его заслужил.

– Наконец-то! Не прошло и ста лет, – промолвил Александр, глядя на дорогу.

– А что было бы хорошего, если бы мы с тобой эти сто лет только и делали, что целовались? Давно бы надоели друг другу. А так – сплошной кайф… Романтика!

– Да, романтики тут больше, чем надо. И звезда могла бы иногда спускаться на землю.

Татьяна вздохнула, посмотрела на Сашу, на Александра, на генерала Мезенского – хорош, ничего не скажешь. Мужчина женских грёз. И она мысленно ещё раз поблагодарила судьбу за то, что она преподнесла ей такой подарок.

– Это меня ты называешь звездой? Меня, да? Я не ослышалась? Ладно… Фильм “Безымянная звезда” видел? Мне он очень нравится, и как только его по телевизору показывают, я тут же сажусь смотреть. Там, правда, настоящая звезда, не то, что некоторые – Анастасия Вертинская. И герой говорит: “Ни одна звезда не отклоняется от своего пути”. Понял?

– Давно понял.

Добравшись до дома, Татьяна вспомнила о дне рождения дяди Пети и позвонила мужу, чтобы ехал с работы прямо туда. Придётся совмещать приятное с полезным: и поздравить именинника, и узнать, не был ли он на даче. Неужели это неопределенное положение никогда не закончится, и она всю жизнь вынуждена будет искать сына и мучиться, задавая себе один и тот же вопрос: жив он или нет?

Дядя Петя, которого она обычно видела в рабочей одежде, сегодня поразил её элегантностью. Он был чисто выбрит и надушен, костюм сидел на нём отлично, а рубашка буквально ослепляла окружающих своей белизной.

Она чмокнула дядюшку в щёчку, вручила незамысловатый подарок – мужской парфюм, и расцеловалась с его женой тётей Верой. К её приходу вся квартира уже пропахла фирменными пирогами, и Татьяна почувствовала, что к ней возвращается потерянный казалось бы безвозвратно аппетит. Её мать, Таисия Михайловна, была уже здесь и тревожно поглядывала на дочь в надежде услышать какие-нибудь новости о внуке. Но новостей не было.

После поздравлений и обильной трапезы разговор повернул на волнующую всех тему – исчезновение Андрея. Тётя Вера охала, повторяя чуть слышно: “Горе-то какое!” Таисия Михайловна пыталась скрыть набегавшие то и дело слёзы, а дядя Петя беспомощно разводил руками. Татьяна смотрела на него и думала: зачем такому элегантному мужчине лазать ночью по их заброшенной даче? Но спросить его об этом всё-таки надо.

– Я сегодня ездила на дачу, – сказала она.

– Как? Ты ездила на дачу одна? – изумились все, а особенно её муж Сергей Алексеевич.

– Не одна. С шофёром на служебной машине, – сказала она, не упомянув о Мезенском для его же спокойствия.

Все посмотрели на неё недоуменно, но спорить не стали. Не та ситуация.

– Так вот, там я встретила знакомого мальчика Дениса Чащина. Он сказал, что днём на даче никого нет, а вечером кто-то приходит. Как ему показалось, это старый дядя, – и она выразительно посмотрела на дядюшку.

– Ты подумала, что меня жена из дома выгнала, и я там ночую? – улыбнулся он.

– Я подумала, что вы там забыли какой-нибудь инструмент и ездили забрать его.

– Нет, я там не был с тех самых пор… Ну, вы понимаете, – дяде Пете явно не хотелось в свой день рождения произносить неблагозвучное слово “скелет”.

Татьяна, получив подтверждение своим предположениям, решила, что надо ловить этого таинственного субъекта, пока он не исчез.

– Придётся заявить в отделение милиции Малаховки, чтобы они его выследили.

– Давай подождём. На ментов у преступников особый нюх. Почувствует угрозу – сбежит. Я думаю, наступил мой звёздный час… Я туда поеду, поселюсь там тихо, как мышь, и его выслежу,– заявил дядя Петя.

– Петя, так нельзя! – испугалась Таисия Михайловна за двоюродного брата, – он преступник, может быть вооружён, а ты голыми руками хочешь с ним справиться…

– Почему же голыми руками? – возразил дядя Петя, – всё, что надо, у меня есть.

Все уставились на него: кто испуганно, а кто и с новым интересом. Пусть едет, решил семейный совет. Даже тётя Вера, больше других волновавшаяся за мужа, не стала возражать.

– Сегодня уже поздно, он, наверное, там. Поеду завтра пораньше.

Благословив дядю Петю на подвиг, гости начали расходиться.

25.Ночной звонок.

На следующий день Татьяна узнала две интересные новости. Ей на работу позвонил Мезенский и сообщил, что её сын Андрей Поляков в Петербург не выезжал. Отрывной талон от билета проводнику вагона никто не сдавал, и место на всём протяжении пути было свободно.

В милиции ей сообщили, что предполагаемый угонщик машин, зять соседки Любови Дмитриевны вычислен. Им оказался Виктор Иванович Грушин, руководитель банды, который в настоящее время находится в бегах и объявлен в розыск. Срочно бежать его заставило то обстоятельство, что банда была взята стражами порядка во время очередного налёта на автомобили граждан. У преступников был изъят прибор, по внешнему виду напоминающий пейджер, при помощи которого они отключали сигнализацию на автомобилях.

Виктор Иванович, проведший на нарах четыре года, совсем не стремился попасть туда опять. Не доверяя до конца своим подельникам, которые могли запросто заложить его, главарь решил не светиться. К Любови Дмитриевне, как и к её дочери Анжелике уже приходили с допросом, и они доложили то, что знали: Грушин выехал за границу по делам бизнеса.

Татьяна не знала, что ей думать в связи с вновь открывшимися обстоятельствами и кого подозревать в причастности к исчезновению Андрея. В голове всё перепуталось, ни одна разумная мысль не просквозила в её сознании, когда она, возвращаясь с работы позже обычного, медленно шла от метро к дому по погрузившимся в сумерки улицам. Пока она бегает в поисках сына, никто её работу не выполняет, поэтому приходится навёрстывать по вечерам. У нынешней молодёжи уже нет желания идти на завод, её больше привлекает бизнес и возможность лёгкого заработка. А те немногочисленные молодые специалисты, что всё-таки работают в Отделе Главного конструктора, делают это без энтузиазма. Одни явно отбывают повинность в ожидании лучшей доли, другие, не желая решать постоянно возникающие производственные вопросы, предпочитают проводить время у компьютера. Вот и приходится ей отдуваться за всех.

Она почти подошла к дому, когда услышала со стороны Останкинского парка хорошо знакомую мелодию. Звучала гитара, и молодой мужской голос пел песню Виктора Цоя “Звезда по имени Солнце”. Этот голос показался ей до того знакомым и родным, что она остановилась. Точно так же, под гитару, пел её сын, и эта песня входила в его репертуар как одна из самых любимых. А вдруг это поёт он, Андрей? Пока она была на работе, он вернулся домой и празднует своё возвращение?

Татьяна немного постояла, прислушиваясь. Потом решительно пошла на голос, который всё звучал и звучал. Идти пришлось дольше, чем она предполагала, и, когда, наконец, вышла к скамейке, окружённой почти полностью облысевшим кустарником, репертуар у певца сменился, но он остался верен тому же автору – Цою.

На скамейке сидел молодой, лет восемнадцати, парень с гитарой в окружении приятелей, которые слушали его, раскрыв рот. Они удивлённо уставились на тётку, подошедшую к ним почти вплотную. Певец замолчал.

– Извините, что помешала, – сказала Татьяна, – у меня сын пропал, и я думала…

– Как пропал? Какой сын – маленький? – на лицах сидящих появилось сочувствие, и они встали.

– Мы поможем искать, – выразил готовность певец.

– Спасибо, – упавшим голосом сказала несчастная мать, – искать не надо. Он пропал месяц назад.

Она быстро ушла от компании, которую напрасно потревожила, и подумала, что ещё услышит их пение, которое разносится так далеко. Но ребята молчали.

Бог дал, бог взял, – думала она, шагая к дому. И ничего изменить тут нельзя. Она замечала, что часто дочери повторяют судьбу своих матерей. Неужели и она потеряла своего сына, как Таисия Михайловна? А ведь Андрей так похож на Мишу – та же внешность, те же шуточки…

Нет, этого не может быть! Бог этого не допустит!

Дома её встретил встревоженный муж, который не мог понять, куда она пропала. Татьяна не удосужилась приобрести сотовый телефон, считая, что он ей не нужен. Она рассказала Сергею все милицейские новости, и они задумались, что бы это всё могло значить.

Прошло ещё пару дней в такой же невесомости, прежде чем ситуация изменилась. Она проснулась глубокой ночью то ли от звонка в дверь, то ли от громкого лая собаки, которая не терпела стоящих у их двери чужих людей. В первую секунду Татьяна не поняла, сон это или явь. Но Сергей сориентировался быстрее, вскочил и поинтересовался, кто там, не открывая дверь.

– Свои, Серёжа. Это дядя Петя. Открывай!

Татьяна тем временем успела набросить на себя халат и тоже поспешила к двери. Открыв её, супруги застыли от неожиданности: из-за длинной фигуры дяди Пети они разглядели бледное лицо своего сына Андрея.

– Ах, наконец-то! – проснувшись от оцепенения, воскликнула Татьяна и бросилась обнимать сына, – где же ты был?

– Гулял, – ответил он.

– Не торопитесь, расскажем всё по порядку, – широко улыбаясь, пообещал дядя Петя и устало опустился на стул.

Татьяна села рядом, вытирая слёзы ,а Сергей продолжал стоять, глядя то на дядю Петю, то на Андрея.

– Ты здоров? – спросил он.

– Вполне, – ответил Андрей, – но если бы не дядя Петя, моя прогулка затянулась бы.

– Кому же ты так насолил? – спросила Татьяна, вспомнив слова следователя из милиции.

– Я невезучий.

– Ну, не будем томить родителей, – сказал дядя Петя и приступил к рассказу. Андрей, не желая слушать, отправился в ванную.

Итак, произошло вот что. Два дня назад дядя Петя, как и обещал Поляковым, отправился на дачу в Малаховку. Приехал он туда часам к четырём дня и, захватив с собой еды-воды, а также газет для чтения, засел наверху, в мансарде. Из окна мансарды хорошо просматривалась дорога, идущая от железнодорожной станции, а также калитка в саду. Пётр Николаевич надеялся увидеть посетителя ещё издали, но просчитался. Незваный гость явился совсем с другой стороны, проникнув в сад, видимо, через дыру в заборе. Он явно не хотел, чтобы его видели соседи, а Дениса Чащина в своё время просто не заметил.

Дядя Петя услышал шаги и понял, что наступил решающий момент. Он подождал, когда гость устроится на ночлег, расслабится, а потом, большой и страшный, явился к нему в комнату, как к себе домой. Незнакомец вскочил и испуганно уставился на вошедшего. С минуту они молча смотрели друг на друга.

– Что ты делаешь на чужой даче? – первым начал диалог дядя Петя, не считая нужным обращаться к неизвестному субъекту на “вы”.

– Мне разрешил хозяин, – ответил гость, трясущимися руками хватаясь за только что снятые штаны, – он сказал, где спрятан ключ.

– Какой-такой хозяин? Что-то я про это ничего не знаю, – продолжал допрос дядя Петя.

– Ты сам-то кто такой? – немного опомнившись, спросил незнакомец.

– Я действую по поручению хозяина – Сергея Алексеевича Полякова. Ему доложили, что на даче не чисто, посторонние личности шастают.

– Кто доложил? – насторожился гость.

– Не твоего ума дело. Давай отвечай. И не вздумай врать. Я воробей стреляный, меня не проведёшь.

Гость встал с постели, натянул штаны, опять сел. Дядя Петя внимательно смотрел на него, соображая, есть ли у него оружие. Если есть, то не в кармане, а где-то припрятано, решил он.

– Так я слушаю.

– Мне в самом деле хозяин разрешил. Молодой хозяин, Андрей Сергеевич.

– Так, так… – у дяди Пети в предчувствии скорого разрешения всех загадок даже заблестели глаза, – а где же ты его, Андрея Сергеевича, видел?

Гость молчал, глядя в пол и, видимо, на ходу выдумывал, что соврать.

– Ты что, язык проглотил? – грозно спросил дядя Петя.

– Что?

– Уснул, что ли, говорю?

– Где я его видел? На улице встретил, мы старые знакомые.

– И давно ты его встретил на улице? Какого числа?

Пётр Николаевич продолжал внимательно разглядывать гостя. Ростом он был невелик, едва доходил ему до плеча, но телосложением крепок. Глаза впалые, брови густые, сходящиеся к переносице, губы узкие. Ладонь широкая, пальцы руки толстые – такими руками можно и задушить. Уж не убил ли он Андрея? Типичный уголовник!

– Давно уже, – отвечал тем временем незнакомец, – числа не помню. Да и какая разница-то?

Однако дядя Петя заметил, что он нервничал и уже не сидел, а ходил по комнате.

– Так у тебя ещё и память отшибло? Так я тебе напомню, – и дядя Петя схватил уголовника за шиворот, давая понять, что вполне способен скрутить его в бараний рог, – давно сидел?

– Не понял.

– Ах, не понял. В тюрьме сидел давно, спрашиваю? Если не скажешь, где мой внучатый племянник, сядешь, как миленький.

– Я его видел месяц назад. Где он сейчас, не знаю. По-моему, он собирался в Петербург.

– Ну если про Петербург знаешь, значит знаешь и всё остальное. Напоминаю: не найдёшь мне племянника, убью или посажу. Найдёшь – отпущу на все четыре стороны.

– Отпустишь? Так я тебе и поверил! Где гарантии?

Пётр Николаевич превосходил своего оппонента в росте, но тот имел преимущество в возрасте – ему было не более сорока лет. Что делать, если этот фрукт так и не расколется? Дядя Петя лихорадочно соображал. Неужели придётся применить крайнее средство?

Он ещё раз тряхнул незнакомца и потребовал ответа. Но тот неожиданно ударил его в пах. Дядя Петя вскрикнул, но своих цепких рук не разжал. Немного отдышавшись, он нанёс ответный удар. Гость упал, корчась от боли. Воспользовавшись передышкой, дядя Петя достал из заднего кармана брюк пистолет и приставил дуло к носу своего обидчика.

– Так будешь говорить или нет? Для начала давай познакомимся. Пётр Николаевич, рецидивист с большим стажем, – представился дядя Петя, не выпуская из рук пистолета.

– Виктор Иванович Грушин, единожды судим, – покорно ответил гость, – я всё скажу, не бейте. У меня семья. Моя банда меня выдала ,и я в розыске.

– Ах, вот оно что… Значит, я о тебе уже слышал. Я думал, ты авторитет, а оказалось, что мелкий жулик. Так это ты, подлец, убил Андрея?

– Что вы, я не убийца. Он жив и здоров.

– Значит, похитил?

– Я его не похищал, я с ним договорился.

– Что за чушь ты несёшь? Ну-ка рассказывай толком, – дядя Петя пытался угадать, в чём тут суть, но слова Грушина не укладывались в его логику.

– Мы специализировались на краже автомобилей и добились в этом деле неплохих результатов. Но однажды не рассчитали и увели “десятку” во дворе, где живёт моя тёща. Та в слёзы: это же сын моей подруги, росли с ней вместе, верните машину! А я человек не злой, я женских слёз не люблю, да и жену свою Анжелику обожаю. Она меня четыре года ждала! Представляешь, баба какая! Как же мне тёщу не уважать, если она такую дочь воспитала! Ну, я приказал браткам: машину вернуть, ошибочка вышла. И только потом узнал, что угон-то уже в милиции зарегистрирован. Тут я прокололся! Если бы раньше знать, никакой машины твоему племяннику не видать!

– Это ещё как сказать! – резонно заметил дядя Петя, – давай дальше рассказывай.

– А Андрей – он единственный из пострадавших знает о моём существовании, – продолжал Виктор Иванович, – остальные не знают, не ведают о нашей банде, ни одну машину менты не нашли – вот как работаем! И сигнализация нам нипочём – мы её чирк!..

Вор самодовольно улыбнулся, погладил себя по волосатой груди и мечтательно уставился в окно, видимо, вспоминая счастливые времена.

– Ближе к делу, гражданин. Мечтать потом будешь, в тюрьме.

– Ты же обещал меня отпустить?

– Пока условия договора не выполнены, никуда ты от меня не денешься, – невозмутимо заявил дядя Петя.

– А я что делаю? Выступаю перед тобой целый час, – возмутился Грушин.

– Ближе к делу, говорю.

Виктор Иванович сник, довольная улыбка исчезла, и он глубоко задумался, не торопясь продолжать разговор. Пётр Николаевич так же сверлил его взглядом, хотя он уже поверил, что Андрей жив.

– Когда братков взяли – за ними, видимо, давно следили – я понял: ещё день другой, и придут за мной, – сказал, наконец, Виктор Иванович упавшим голосом, – и что же: Анжелике опять меня ждать? Теперь уж не четыре года дадут…

– И ты решил спасти свою семью, отыгравшись на другой?

– Чего это ты? Я никого не убил, не изнасиловал. Я ему культурно сказал: ты должен сгинуть, пока идёт следствие. Иначе вызовут на допрос в качестве свидетеля – и ты расколешься. И про тёщу мою, и про Анжелику расскажешь, а там и до меня доберутся. Он же у вас адвокат, страж порядка, говорят, и человек порядочный. Уголовника покрывать не станет. Вот мы с ним и договорились – он в заточение, а я – в бега.

– И он добровольно отправился в это самое заточение?

– Добровольно не захотел. Пришлось его слегка сбрызнуть из баллончика и в машину затолкать. Потом – дело техники. Наручники, кляп…

– Ах ты, сволочь! Если бы не племянник, задушил бы я тебя вот этими руками, – и дядя Петя так сжал ладонь рассказчика, что тот вскрикнул и испуганно посмотрел на него, – быстро показывай, где эта берлога, иначе пеняй на себя.

– Это не берлога , а квартира в Москве. Её недавно приобрёл мой друг, там никто не живёт, даже жена о ней не знает. Отличные условия: еда в холодильнике, горячая вода, телевизор… Только телефона нет. И этаж двенадцатый – из окна не выпрыгнешь.

– Так почему же ты не разрешил ему дать знать родным? Они же не знали, что думать.

– Нет уж! Исчезновение должно быть натуральным, чтобы родственнички все пороги оббили! Иначе нет смысла…

– Умный ты очень, только чего добился? Вот возьму тебя за грудки, трахну об стенку, а потом сдам в милицию.

– Тогда племянника не найдёте.

– Вставай, деятель, пошли. Теперь нас двое, не вздумай убежать.

– Так поздно уже, Пётр Николаевич, десять вечера. Может, завтра? – взмолился Грушин.

– Нет, дорогой, отсрочка тебе не положена. Едем сейчас, пока электрички бегают. Одевайся!

Дядя Петя схватил его за рукав и поволок к выходу. Грушин уже не сопротивлялся, подчиняясь воле судьбы. В электричке дядя Петя спросил: “А где же ты был днём, если на дачу приезжал ближе к ночи?” “Днём легко затеряться, достаточно надеть парик, – ответил угонщик машин, – а вот ночью могут взять тёпленького.” -А почему сам не поселился на квартире друга? – не унимался дядя Петя,– там бы я тебя не нашёл. -Друзьям сейчас нельзя верить. Да и куда бы я дел Андрея? С дачи он бы сбежал. -Дурак ты, Витя, а сколько от тебя вреда людям. -Если бы Андрей выполнил мою просьбу, я бы его сразу отпустил. Мне надо было срочно выехать за границу, он мог бы помочь .У него же там родственники… -В Германию собрался?– удивился дядя Петя,– какая Германия с твоей мордой? Беги в Казахстан. -Морда как морда,– оскорбился Виктор,– мне надо было помочь чуть-чуть, и всем бы было хорошо. Так нет,скорее умру, говорит, чем ты к моей сестре поедешь. И что за люди?

Когда дядя Петя закончил свой рассказ, Андрей вышел из ванной в махровом халате. Родители не могли отвести от него глаз.

– Всё, – сказал он, – смыл все грехи и готов к новой жизни.

26.Расцвела сирень.

Удивительный октябрь выдался в этом году. Тёплый, сухой, нетипичный… Не верят синоптики, не помнят старожилы, чтобы когда-нибудь в это время года была такая благодать.

Лето началось с дождей. Несмотря на высокое московское небо, тучи висели над головой, не давая солнечным лучам ни малейшего шанса пробиться на землю. Вместо того, чтобы загорать, люди кутались в плащи и куртки, не забывая захватить с собой зонты.

И вот октябрь. Золотая осень в разгаре, небо радует пронзительной голубизной: ни облачка, ни тучки. А ведь через неделю уже Покров, пора первого снега. Видимо, лето берёт реванш за недостаток солнечных дней, отбирая их у осени.

Татьяна шла пешком по проспекту Мира к Нине, где договорилась встретиться с подругами по поводу её отъезда за границу. Теперь, когда закончились чёрные дни и за Андрея можно было не беспокоиться, она могла подумать и о себе. Приятно провести время в женской компании, послушать их милую болтовню и вернуться домой заряженной новой энергией – что может быть лучше?

Она уже подошла к дому Нины и хотела набирать код у двери подъезда, как услышала за спиной радостное слово “привет!”, произнесённое с такой особой интонацией, что можно было не сомневаться: это Ирина Витушкина. Татьяна оглянулась и, несмотря на знакомый голос, не сразу узнала одноклассницу. Перед ней стояла экстравагантная, не лишённая некоторой вульгарности женщина – вамп с огненно- рыжей и неимоверно взбитой причёской. Татьяна смотрела на неё, не говоря ни слова.

– Ты что, Танька, не узнаёшь меня? Разве мы давно не виделись?

– Я смотрю, ты сменила имидж, – ответила Татьяна, улыбаясь, – что это у тебя за причёска? “Я у мамы дурочка”?

– Как ты отстала от жизни, подруга! Я просто удивляюсь. Теперь такая причёска называется по-другому. Слушай и запоминай: “Я свалилась с самосвала, тормозила головой”.

– А цвет?

– Цвет самый модный, называется” бешеный апельсин”. Тебе не нравится?

Татьяна расхохоталась, и не сразу ответила на вопрос подруги. Да, с Ириной не соскучишься, всегда преподнесёт что-нибудь новенькое.

– Я в восторге. Жаль, что мужчин сегодня не будет, они бы тебя заметили.

– Как это, не будет мужчин? А Фёдор где, опять на гастролях? Что-то она темнит… Он, наверное, давно с ней не живёт: съёмки, гастроли, зарабатывание денег… Он ей из жалости алименты платит.

– Не знаю. Какая разница?

– Разница большая, – Ирина сделала мечтательные глаза, – я бы им занялась с большим удовольствием. Ты помнишь, как я споткнулась на той тропинке, когда мы к колдунье ездили, а он меня подхватил? Я сразу почувствовала особую близость между нами. Когда передо мной мужчина, а не стог сена, я это чувствую на расстоянии.

Татьяна кивнула, не желая разубеждать одноклассницу, и открыла наконец-то дверь подъезда. Через пару минут они уже обнимались с Ниной. Ирина огляделась по сторонам и, не почуяв мужского духа, выразительно посмотрела на Татьяну. Взгляд должен был означать: “А я тебе что говорила?” Фёдора дома не было. Лариса с Дусей тоже ещё не подошли.

Женщины отправились на кухню, чтобы помочь Нине накрыть на стол. Они выгрузили содержимое своих сумок, обменялись впечатлениями о принесённых салатах и нарезках, поставили на стол вино в предвкушении его дегустации, и тут-то подоспели недостающие дамы. Вечер встречи, прощания, воспоминаний и дискуссий можно было начинать.

– А где у тебя Фёдор? Совсем его из дома выжила? – спросила Ирина Нину, опять оглядываясь по сторонам.

– А зачем он нужен? – ответила та, – только мешать нам будет.

– Как? – Ирина, успевшая уже занять почётное место за столом, не поверила своим ушам, – мужчина будет нам мешать?!

– Я сегодня петь хочу, наши школьные песни хочу вспомнить, а при нём стесняюсь. Он мои вокальные данные не признаёт, – улыбнулась Нина.

– Странно. Ты же у нас в десятом классе солисткой была, – не без иронии заметила Лариса. – Я даже песню помню, которую ты исполняла. “Царевна Несмеяна” называется.

Нина не обиделась, посмеялась и призналась, что это были счастливые для неё времена.

– Ещё бы! Самого Финка чуть не захомутала, – вспомнила Ирина, – и ведь вовремя остановилась, Лариске его сбагрила. Знала, подлая, что из него выйдет.

– Ничего я не знала, – начала оправдываться Нина,– просто с Ларисой у него была любовь, а со мной дружба.

– О мёртвых – хорошо или ничего, – вставила Дуся.

– Это почему же? – не согласилась Ирина, – ему разве не всё равно, что мы сейчас о нём говорим?

– А вдруг он явится к тебе отношения выяснять? – предположила Татьяна, – придёт и скажет: “Кто это тут про меня всякие гадости говорит?”

– Царство ему небесное, – испуганно перекрестилась Ирина, – так давайте, наконец, есть и пить. У меня уже слюнки текут…

– Я недавно узнала одну интересную вещь, – снова вступила в разговор Дуся, не обращая на Ирину внимания, – есть, оказывается, чудотворная икона, которая исцеляет алкоголиков. Если бы знать об этом раньше, Финка можно было спасти.

– Как? Иконой? – послышались голоса.

– Да. Икона называется “Неупиваемая чаша” и находится в подмосковном Серпухове, в Высоцком мужском монастыре. Надо туда съездить и постоять перед ней, помолиться. Лучше самому алкоголику, но иногда помогают молитвы жён и матерей, их слёзы, если они искренние.

– Откуда ты знаешь?

– Я лечу людей, как же мне не знать?

Лариса, врач по образованию и сторонница традиционной медицины, к сообщению Евдокии отнеслась недоверчиво. Да и сама тема разговора, судя по всему, ей была неприятна.

– На бога надейся, сам не плошай, – сказала она, а потом поддержала Ирину, – хватит болтать, давайте есть и пить.

Во время трапезы Татьяна с удовольствием смотрела на лица своих ровесниц, замечая следы увядания, но в то же время радуясь их умению не в самом молодом возрасте выглядеть ухоженно и моложаво. Лучше всех была, конечно, Лариса. Её волосы были покрашены дорогой краской оттенка “сверкающий гранат”, что не только скрывало пробивающуюся уже седину, но и придавало неповторимый шарм её облику. Блузка из глянцевитой материи тоже шла ей и так оттеняла лицо, что вопрос о возрасте просто не возникал – она была красивой женщиной без возраста.

У Дуси, напротив, наряд был непродуман. Зелёный цвет выбран неудачно, лицо казалось излишне бледным, а потому усталым. Покрой костюма подчеркивал недостатки фигуры, хотя их по возможности надо скрывать. “Вот только себя мы не всегда оцениваем со стороны, – подумала Татьяна, – а на других сразу всё видно. Хотя, если Лариса молчит, наверное, у меня всё в порядке”.

Она рассказала подругам о своём несчастье с сыном, публично поблагодарила Ларису за помощь в его поисках и начала отвечать на их многочисленные вопросы, потому что её рассказ вызвал бурную дискуссию.

– Я подумала, что он сбежал от этой подозрительной Майи, – сказала Ирина, – баба с ребёнком, не первой свежести, а туда же, хорошего мужика ей подавай!

– Он на ней жениться собирается, – сказала Татьяна, – и очень обрадовался, когда узнал, что она беременная.

Ирина долго и недоуменно смотрела на Татьяну, прежде чем произнесла следующую реплику.

– Он у вас блаженный что ли?

– Ты сама-то с ребёнком сколько раз замуж выходила? – спросила Дуся, – хуже ты стала, когда дочь родила?

Ирина расплылась в довольной улыбке, взбила ладонью и без того взбитую причёску и принялась считать пальцы на руке.

– Я, ей богу, не помню, – скромно начала она, – шесть или семь раз. Но я ведь после родов расцвела так, что мне просто проходу не давали. А вы меня решили с какой-то Майей, с замухрышкой этой сравнить.

– Ты же её не видела.

– Ну и что? Прекрасно знаю, что она из себя представляет.

– А зачем он ездил в Петербург? – перебила Ирину Нина.

– Он туда не ездил. Его туда как бы отправили для отвода глаз, чтобы милицию запутать. Грушин взял у него из кармана паспорт и купил билет. А если субъект выехал в другой город, пусть его там и ищут! Я уже собиралась туда ехать, но один мой знакомый меня просветил.

– Вы слышали? Один её знакомый… Я даже знаю, какой. Я умная, – вновь подала голос Ирина. Но женщин больше интересовал другой вопрос.

– Куда делся этот Грушин? В следственном изоляторе сидит? – почти хором спросили они.

– Нет. Дядя Петя обещал его отпустить – и отпустил. Он как бы обменял бандита на моего сына. Такие штучки и на международном уровне делаются, – ответила Татьяна.

– Зря. Таких надо сажать и сразу расстреливать, – вынесла свой вердикт Ирина, – ну да бог с ним. Лучше скажи, как живёт твой знакомый, встречается он с Ленкой из Жуковского?

– К сожалению, Лена умерла. Но я не успела вам рассказать об этом, случай не представился.

Одноклассницы недоумённо переглянулись. Они не поняли, что она сказала. Кто умер? Зачем? До них сразу не дошёл весь смысл этой страшной информации, как когда-то он не дошёл и до самой Татьяны.

– Лена Ткаченко, моя приятельница с детских лет, умерла от аппендицита. Недавно отметили сорок дней… Я присутствовала, помогала её сыну.

Наступила пауза. Недоумение на лицах женщин сменилось печалью.

– Умирают не от аппендицита, а от перитонита, вызванного воспалением аппендикса, – пояснила Лариса, – попросту говоря, от воспалительного процесса в брюшной полости.

– С ума все посходили, что ли, – откликнулась Ирина, не вняв объяснениям врача, – уже и от аппендицита начали умирать. Нам же в школе объясняли, что это ненужный отросток кишки.

– Ничего ненужного не бывает, – предположила Татьяна, – я недавно, уже после смерти Лены, в школьном учебнике анатомии прочитала, что он, отросток, участвует в процессе пищеварения и вырабатывает некоторые витамины. Я же думаю, что аппендикс не воспаляется просто так. Он, как сгоревший предохранитель в технике, сигнализирует, что в организме не всё благополучно. Потом могут вылезти и другие болезни.

– Да, я понимаю тебя, я согласна, – закивала головой Дуся, а потом повернулась к Ларисе, – а что скажет на это официальная медицина?

Лариса пожала плечами, задумалась на минуту, а потом начала заполнять рюмки вином.

– Такой официальной статистики нет, – сказала она между делом.

– Это потому, что никто эти данные не собирал, – сделала вывод Дуся.

– Ну, давайте Лену помянем. Всё-таки мы с ней были знакомы, – сказала Лариса и встала. Остальные поднялись вслед за ней. Нина, знавшая Лену больше других, приняла известие о её смерти особенно близко к сердцу. Она долго молчала, переосмысливая случившееся, и только потом решилась высказаться.

– Странно устроена жизнь, – произнесла она, наконец, – более молодая, чем я, менее больная, чем я, а, может быть, и более достойная, не мне судить… Покинула этот мир раньше меня, не успев даже осмыслить, что такое смерть. Почему?

– Не надо себя хоронить раньше времени, – строго заметила Лариса, – да и о чужой смерти не стоит особо сокрушаться. Всех нас в конце концов ждёт то же самое.

– Успокоила, называется, – недовольно пробурчала Ирина.

– Хватит о грустном, – приказала Лариса, – нам Нина спеть обещала. Давай, начинай свою “Несмеяну”. А как распоёшься, будем петь наш школьный фольклор хором.

– Я не собиралась солировать. Я не Лариса Долина. Будем петь вместе, – предложила Нина.

Песня “Царевна Несмеяна” была спета довольно нескладно, хотя голос Нины выделялся среди других – и не в худшую сторону. Слаженный ансамбль получился только к последнему куплету, к оптимистическому концу.

Всё пройдёт, всё пройдёт

Или поздно, или рано.

Станет сном, чудным сном

Этот вечер голубой.

Не грусти и не плачь,

Как царевна Несмеяна,

Это глупое детство

Прощается с тобой.

– Неплохо, я считаю, – сказала Татьяна, которая тоже любила петь, особенно на кухне поутру, – теперь давайте споём нашу любимую, самую глупую из всех песен, которая всегда поднимает настроение – “Расцвела сирень”!

Солидные женщины, вообразившие в этот миг себя девчонками, задорно засмеялись, закричали Ура и захлопали в ладоши. Предложение было принято. Ансамбль из пяти голосов затянул:

Расцвела

Сирень в моём садочке.

Ты пришла

В сиреневом платочке.

Ты пришла

И я пришёл-

Как тебе, так и мне

Хорошо!

Я тебя

В сиреневом платочке

Целовал

В сиреневые щёчки,

Целовал ещё, ещё –

Как тебе, так и мне

Хорошо!

Отцвела

Сирень в моём садочке,

Ты ушла

В сиреневом платочке.

Ты ушла, и я ушёл –

Как тебе, так и мне

Хорошо!

Расцвела

Сирень в садочке снова,

Ты нашла,нашла себе другого.

Ты нашла, и я нашёл –

Нам с тобою весной

Хорошо!

– Вот вам и вся философия жизни, – сказала Лариса, когда песня закончилась, – а вы расстраиваетесь!

– Мы эту философию очень даже применяем на практике, – с удовольствием констатировала Ирина, – вот только Лунина, то есть Полякова, у нас какая-то неправильная. Татьяна Ларина наоборот.

– Почему наоборот? – оживились все.

– Да потому, что никакого Онегина она в своей деревне не встретила. Хотя и мечтала об этом. Но утверждает то же самое: “Я другому отдана, я буду век ему верна”. Не дура ли? Сто лет уже не в деревне, а в Москве живёт, а всё провинциалка.

– Дура, дура, – согласилась Татьяна.

– У неё этот другой, которому она отдалась, вполне приличный мужчина, – возразила Дуся, – а от добра добра не ищут.

– Да нет среди них приличных, – пошла в наступление Ирина, – это мы приличные, а не они. Вот я, например… Красавица, умница, а достойного кавалера найти не могу. Почему? Да потому, что нет их в природе. -Однако жизнь ещё не закончилась,– вступила в разговор Нина,– и приходится довольствоваться тем, что есть.

– У меня дочка наконец-то нашла себе жениха, – поделилась радостью Лариса, – пока живёт с ним в гражданском браке. Я сейчас покажу фотографию.

Она встала и пошла за своей сумочкой. Дуся начала убирать со стола грязные тарелки, чтобы подготовить его к чаепитию. Время стремительно летело вперёд, за окнами уже потемнело, но подругам не хотелось расходиться.

– Я не понимаю, что такое гражданский брак, – сказала Татьяна,– для мужчин особого склада, не желающих себя ничем обременять, это, возможно, и хорошо. Но для женщины унизительно.

– Иногда гражданский брак складывается удачнее, чем законный, – возразила Лариса, показывая фотографию, – мужчина и женщина проверяют друг друга на совместимость, это очень важно. Дело ведь не в штампе в паспорте.

– Да, дело не в штампе, а в сути. Если мужчина любит женщину или парень девушку, всё равно, если он считает её своей избранницей, то не боится этого самого штампа, он их десять поставит, лишь бы она была с ним. А когда начинает рассуждать о том, что надо быть свободными, как птицы, то тут обязательно скрыта какая-нибудь муть. Такой будет свободен от всего, и от ответственности за семью тоже, – высказала своё мнение Татьяна.

– А что хорошего в том, если молодые люди расписались, а через месяц, полтора поняли, что не подходят друг другу? – задала вопрос Нина.

– Ничего хорошего, – согласилась Татьяна, – но несовместимость проявляется сразу: после первой прогулки вдвоём, после первого поцелуя. Чтобы это понять, не надо выходить замуж.

– Вы только посмотрите на неё, – возмутилась Ирина, которая стояла в эту минуту в дверях с чайником в руке, – всё ей известно заранее. Уж не экстрасенс ли она у нас, не ясновидящая ли?

Ирина сердито посмотрела на Татьяну, дожидаясь, когда Дуся расставит на столе чашки, потом принялась разливать чай. Нина принесла из кухни вазочку с конфетами и печеньем.

– А что, торта сегодня нет?

– Нет, мы худеем, – сказала Лариса.

– Девчонки, да вы что! Ни мужчин, ни торта – весь вечер насмарку, – ещё больше возмутилась Ирина.

– Зато Полякова у нас – гвоздь программы, – сказала Нина, – она наверняка все секреты знает, можно её начать пытать. Как, например, приворожить мужчину? Да не на вечер, не на год, а навсегда. Давай, рассказывай.

Татьяна даже не улыбнулась, потому что думала в это время совсем о другом. Какой она экстрасенс? Никакой! Она никого не смогла спасти, хотя хотела. Погиб брат, пострадал сын, умерла Лена, а она ничего этого не предвидела, ничего не смогла предотвратить. Везде распоряжался кто-то другой, тот, что скрывается за словом судьба. А она всего лишь маленькая песчинка, от неё в мире ничего не зависит.

– Так ты откроешь нам секрет или нет? – повторила Нина, – я не для себя стараюсь, мне теперь уж всё равно…

Татьяна услышала, наконец, что от неё требуется. Ирина по-прежнему смотрела на неё неодобрительно, Дуся улыбалась, а в глазах Ларисы просматривалась нескрываемая ирония. Уж не тебе меня учить, казалось ,думала она.

– Секрет? Ну что же… Этот секрет был известен ещё в древности. Вот я нашла один рецепт, могу поделиться. Поэт А. Эроэ, шестнадцатый век.

Он хочет красоты –

Прекрасной стану.

Ума – божественной

Пред ним предстану.

Всё, что он хочет,

Что любовь желает,

Что видит он

Иль слышит, иль читает –

Все радости во мне

Находит он.

Так чем в других

Он будет соблазнён?

А если трудно

Верным быть одной,

Он тысячу найдёт

Во мне самой.

Коль хочет,

Пусть меняет их беспечно,

Всё ж от меня

Не отойдёт он вечно.

Татьяна закончила чтение. Собеседницы немного помолчали, переваривая информацию. Несколько минут было слышно только позвякивание ложек в чашках. Потом молчание нарушила Нина.

– Ой, Татьяна, жаль мне твоей загубленной жизни, – сказала она, – не пошла со мной поступать в МГУ на журналистику, ударилась в авиацию – разве это дело? Да там же не раскрывается твой потенциал даже на десять процентов. Если бы ты хотя бы в школе преподавала литературу – и то было бы больше пользы.

Татьяна кивнула головой, соглашаясь с подругой. Она и сама об этом не раз думала. Что было бы, если бы в своё время вместо технического вуза она выбрала гуманитарный? А было бы всё по-другому. Она защитила бы диссертацию или стала членом Союза журналистов России. У неё был бы другой муж или не было вообще, потому что всё время ушло на работу над диссертацией. А зачем она ей нужна? Да и друга Мезенского вряд ли она бы встретила.

– Мне потому и интересна литература, что сижу я на заводе, – сказала она смотрящим на неё с интересом подружкам, – сидела бы в школе, может быть, возненавидела её. А преподавательский дар у меня действительно есть – я несколько лет на заводе вела курсы по повышению квалификации молодых рабочих. Получалось. Ещё я могла быть неплохим юристом. Но жизнь-то одна, и теперь уже поздно жалеть о бесцельно прожитых годах.

Барышни солидного возраста допили чай, вымыли посуду и начали собираться домой. Немного прослезились, когда желали Нине счастливого пути и крепкого здоровья, но разошлись всё-таки оптимистками.

27.Прощание.

Дома Татьяна застала Андрея за странным занятием: он почти с головой залез в шкаф и, роясь а тряпках, время от времени что-то выбрасывал на пол. В углу спальни уже образовалась куча тряпья, как в лавке старьевщика.

– Мама, как хорошо, что ты пришла. Ты не знаешь, где моя джинсовая куртка?

– Она висит в другом шкафу, в прихожей.

Андрей тут же помчался туда и, вытащив куртку, облегчённо вздохнул. На лице появилась блаженная улыбка.

– Слава богу, – сказал он, – а то цветы любимой женщине не на что купить. Тут у меня заначка…

– Собираешься делать предложение? – спросила Татьяна, испытывающее глядя на сына.

– Слово предложение звучит так же глупо, как и законный брак, – сказал Андрей, – просто мы вместе что-нибудь решим. Ну а ты как погуляла? Встреча прошла на уровне?

– Да. Подружки сказали, что я не так прожила жизнь, потому что не использовала свой потенциал. Но мне почему-то хорошо и легко на сердце.

– А-а… Чего от них ещё ждать-то? У них самих потенциал не использован, а критикуют тебя. Разве не так?

Татьяна не ответила, прошла в спальню и спросила сына, что за погром он там устроил.

– Это всё надо выбросить, мама. Я ведь теперь не мальчик, чтобы такую одежду носить. Не солидно. Давай я сам…

Он сложил одежду, завязал её в узел и направился к выходу. У двери оглянулся и помахал рукой.

– До свидания, родители, – сказал он, глядя на вышедшего его проводить отца, – ещё увидимся. Но сегодня не ждите.

Татьяна и Сергей, пока не веря тому, что они без пяти минут бабушка и дедушка, улыбнулись друг другу. Они радовались тому, что сын вырос и принял собственное решение.

Правда, с этим решением была категорически не согласна его бабушка Римма Степановна. Но когда она начала делать ему внушение, он не стал её слушать.

– Ты должна спокойно доживать свой век, – сказал он, – никому не мешать, никого не раздражать, чтобы оставить о себе светлую память. А ты что делаешь? Советы восьмидесятилетних бабок уже никому не нужны.

Бабка обиделась. И хотя после замужества она стала менее агрессивной – видимо часть её энергии обрушивалась на бедного Николая Трофимовича – всё-таки Сергея крепко отчитала.

– Я не понимаю, как можно всё пустить на самотёк? Никакого внимания сыну! – возмущалась она, – своими детьми надо руководить, иначе они испортят себе жизнь. Что они понимают? А у нас всё-таки жизнь прошла, опыт есть. Андрей же ничего слышать не хочет! Надо было воспитывать его лучше, а вы с Татьяной только о себе думали.

Римма Степановна забыла, что и её собственный сын Сергей когда-то женился, не спросив её разрешения. Она ещё долго объясняла, что внук Андрей делает непоправимую ошибку, но изменить уже ничего не могла. Жизнь текла по своим, не терпящим вмешательства законам. И это ещё не последний сюрприз, который она им преподнесла.

На следующей неделе Татьяна спокойно занималась своими делами на работе, но в субботу случилось несчастье. Позвонила соседка матери Любовь Дмитриевна и сообщила, что Таисия Михайловна оступилась на лестнице и сильно ушиблась. Вызвали “Скорую помощь”, но она ещё не приехала.

Татьяна тут же, не дожидаясь мужа – Сергей по субботам работал – помчалась в Медведково. Как же мама могла так упасть? Не стало ли ей плохо с сердцем? Таисия Михайловна никогда не жаловалась на здоровье и не позволяла дочери делать за неё домашние дела – это её унижало. Она считала себя ещё крепкой, и это действительно было так. Татьяна не помнит, чтобы мать когда-нибудь болела даже гриппом, хотя эпидемия этой противной болезни в Москве случалась ежегодно.

– Ты слишком рано ко мне не приходи, – говорила она Тане, – я долго делаю зарядку. Это мне помогает быть в тонусе.

Татьяна, которая никогда не делала зарядку, потому что с утра чувствовала себя почти бессильной, только удивлялась. Не спешила она подражать матери и тогда, когда та всю зиму жевала лук и чеснок, пила настои трав вместо чая. Необязательным ей это казалось, да и невкусным. По утрам она предпочитала кофе, в чае любого сорта вообще не чувствовала вкуса и пила его только для того, чтобы запить только что съеденное печенье, конфетку или пирожное. Мать же принципиально не признавала сладкого.

Да, разные они с матерью люди, и вкусы у них разные. Наверное, поэтому у матери никогда не было камней в почках, а вот Таню увозили на “Скорой”. Кстати, и драгоценных камней у матери тоже не было. Прожив молодость в другой эпохе, она никогда не носила ни колец, ни серёжек.

Подходя к дому на улице Широкой, Татьяна ещё издали увидела стоящую у подъезда машину “Скорой помощи”. Таисия Михайловна лежала уже на своей кровати – с лестничной клетки её пришлось транспортировать на носилках. Рядом сидела Люба – первая свидетельница всех несчастий семьи, за столом что-то писали врач и медсестра, которые уже успели осмотреть больную и ждали, видимо, приезда её дочери. Увидев входящую Татьяну, Таисия Михайловна слабо улыбнулась, как будто даже улыбка вызывала у неё нестерпимую боль, и тихо сказала: “Вот я как… Опять заботы…”

– Мы уже ввели ей обезболивающее, – сказал врач, – но положение серьёзное, видимо, перелом бедра. Кость будет срастаться с трудом, возраст, вы понимаете? Надо вести её в больницу.

Татьяна кивнула головой в знак согласия, но Таисия Михайловна неожиданно выразила протест.

– В больницу не поеду, – сказала она, и в глазах появился испуг, – ни к чему это.

– Ты что, мама, не понимаешь? Надо делать снимок, накладывать гипс. Здесь же нет рентгеновского кабинета…

– Нет, в больницу не поеду, – повторила Таисия Михайловна, и лицо её приняло выражение непреклонной решимости.

– Ладно, подождём, – согласилась на компромисс Татьяна.

– Если будет хуже, вызывайте нас, – посоветовали медики и пошли к выходу.

Таисия Михайловна спокойно вздохнула и закрыла глаза, не произнеся больше ни слова.

– Она хочет уснуть, – сказала Люба.

– Хорошо бы. Может быть, у неё и не перелом вовсе? Бывает, врачи ошибаются, – предположила Татьяна. -Кто знает,– неопределенно ответила Люба, – жалко её, прямо сердце разрывается.

Люба тяжело вздохнула и устремила на больную печальный взгляд. Таисия Михайловна лежала с закрытыми глазами и не принимала участия в разговоре. Под глазами у неё легли чёрные круги, цвет лица был бледно-жёлтым. Может быть, она и не дышит? Татьяна подошла поближе, наклонилась и услышала ровное дыхание матери.

– Пусть поспит, – сказала Люба, – я, пожалуй, пойду.

– Как твой зять, не приехал из-за границы? – спросила Татьяна и встала, чтобы проводить соседку.

– Нет, ждём со дня на день.

Когда Люба ушла, Татьяна позвонила мужу и он, узнав о несчастье, обещал приехать. Потом она набрала номер телефона двоюродного брата Василия, отца Владимира Деревянкина, и поставила его в известность. Василий, который считал тётку Таю второй матерью, очень расстроился.

– Приезжай, – сказала ему Татьяна, – надо перевести её ко мне домой, поможешь. Не оставлять же одну.

Примерно через час, услышав мужские голоса, Таисия Михайловна открыла глаза.

– Тебе лучше, мама? – спросила Татьяна, внимательно наблюдая за матерью.

– Да, – ответила она, – как там Андрюша?

– Хорошо. Пошёл к Майе, наверное, скоро женится. Она беременна.

– Что? – в глазах матери появился интерес.

– Майя ждёт ребёнка.

– Вот как? – Таисия Михайловна улыбнулась, – это хорошо. На каждую смерть – новая жизнь.

И потеряла сознание.

Оглавление

1. Встреча.

2.Письмо.

3.Одноклассницы

4.Долг.

5.Броуновское движение.

6.Машина

7.Принцесса.

8.Сберкнижка.

9.Майя.

10.Окно

11.Дача.

12.Дядя Петя

13.Липовая роща.

14.Лена.

15.Недрагоценный камень.

16.Малина.

17.Собака.

18.Бабкина свадьба.

20.Клад.

21.Чёрная речка.

22.Расследование.

23.Дом в лесу.

24.Звёздная поездка.

25.Ночной звонок.

26.Расцвела сирень.

27.Прощание.