Исповедь для священника [Корнелия Бер] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Корнелия Бер Исповедь для священника

Серафим сидел в исповедальной будке, тоскливо поглядывая через решетчатое окошко. Вот уже несколько дней никто не наведывался к нему, чтобы освободить душу от грехов.

«Эх, никчемный из меня священник», – тяжко вздохнув, подумал он. «У Джона Лаонелли отбоя нет от грешников. Все хотят исповедаться только у него. От руководства хвала, почем и уважение. Молодец, папочка! А мне и остается, что читать эти дурацкие утренние проповеди, которые никому не нужны».

Священник с негодованием посмотрел на свои лакированные деревянные четки и, сжав на секунду их в кулаке, швырнул на пол.

– Прошу прощения, могу ли я исповедаться?

Серафим спохватился и поспешил поднять священный предмет с пола, между тем мысленно обвинив себя в богохульстве.

Он быстро достал из кармана платок с изображением креста и промокнул слегка раскрасневшуюся лысину.

– Да, несомненной, дитя Божье. Я готов тебя выслушать, – произнес он, стараясь незаметно выровнять дыхание, чтобы не выказать волнение.

Сквозь деревянную решетку мало что можно было увидеть, но сын главного священника изо всех сил пытался рассмотреть лицо пришедшего. Ему всегда было интересно, как выглядят люди, которые признаются в ужасных и постыдных вещах.

К его сожалению, кроме волос и рубашки, он так больше ничего и не смог увидеть. Ослепительно белые густые пряди спускались по плечам незнакомца, оттеняясь иссиня-черной рубашкой.

– Я предал своего отца, – начал тот.

От неожиданности Серафим вздрогнул. Его ладошки сильно вспотели. Почему он так взволнован? Ведь это обычная исповедь, одна из многих, которые он проводит каждую неделю. Священник нервно сглотнул и сказал:

– Продолжайте, я вас внимательно слушаю.

– Я предал отца, и теперь мне нет прощения, – какая-то вселенская тоска послышалась в голосе незнакомца.

Служитель церкви слушал с затаенным дыханием. Что-то необычное было во всем происходящем, он чуял это нутром.

– Говорите, сын мой. Я здесь не для того, чтобы судить, а чтобы помочь.

Прихожанин едва слышно усмехнулся.

– «Сын»… Давно меня так никто не называл. Мой отец отверг меня, и с того дня я не могу найти покой. Я столько времени блуждаю во тьме гордыни и прочих пороков, что забыл как выглядит свет.

Серафим молчал. Он не знал, что сказать на это.

«Как-то неясно и абстрактно он изъясняется. Может, он поэт или писатель, но, видит бог, я не понимаю, что он имеет ввиду».

В этот момент священнику вдруг стало стыдно перед собой. Как же он глуп и недальновиден, что не в состоянии понять горя другого! Его мысли вновь прервал грешник:

– Наверное, вы не совсем поняли, о чем я говорю? Я стал жертвой собственной гордыни и тщеславия.

Голос незнакомца был низким и глубоким. Казалось, он проникал в каждый уголок души.

Серафим спохватился, попутно удивившись, как тот мог узнать о его мыслях.

– Нет, нет, я вас прекрасно понимаю. Расскажите поподробнее, какова была причина ссоры с отцом?

Странный посетитель обратил взор на заходящее солнце, и несколько прядей белокурых волос сдвинулись в сторону, обнажив что-то коричневатое на макушке головы. По крайней мере, так показалось священнику, который изо всех сил пытался рассмотреть лицо прихожанина.

– Я был слишком горд собой, считал, что могу делать его работу лучше, чем он сам. Мне казалось, что только я знаю, как правильно стоит поступать. Но каждый раз мои труды оставались незамеченными, а отец купался в лучах всеобщей благодати. Я всегда оставался в тени его славы.

В этот момент ядовитая стрела горького осознания пронзила священника. Он потупил взгляд, словно стыдясь того, что находится сейчас здесь.

«Но ведь это я! Я тот самый горделивый отпрыск!» Он будто на мгновение забыл о существовании того, кто находился за окошком.

Тревожные мысли захватили его сознание. Долгие десять лет он тайно завидовал положению отца. Ему хотелось получать столько же почестей и похвалы. Часто перед сном он представлял, как проводит праздничные проповеди, и прихожане восторженно рукоплещут ему. А ведь отец назвал его в честь ангела Божьего… Что ж, теперь, получается, что он божий отступник?

От этих мыслей слегка морщинистый лоб священника снова покрылся испариной, а в глазах помутнело и защипало. Ему стоило недюжинных усилий снова собраться и дослушать пришедшего.

– Вы ведь просили прощения у отца?

Незнакомец вновь усмехнулся и печально ответил:

– Мой отец готов простить каждого, но не меня.

– В Библии говорится, что Бог всепрощающий. А если на это способен Он, то ваш отец тем более должен простить. Любовь божья есть в каждом из нас, – проговорил священник нарицательным тоном, на время забыв о своем проступке.

– Что же тогда вы не можете избавиться от своей вины за гордыню?– внезапно выпалил белокурый незнакомец. – Если Бог всепрощающий, то ваш отец тем более должен простить вас.

Серафима будто обухом по голове стукнули. Сердце бешено забилось, словно тысяча барабанов.

– Откуда вы