Гвозди [Андрей Истомин] (fb2) читать онлайн

Андрей Истомин Гвозди

Промтоварный магазинчик расположился в старом деревянном здании. Большие окна-витрины уже приблизились к земле – ну, или это тротуар за годы жизни здания приблизился к подоконникам. Вход, когда–то бывший на одном уровне с тротуаром, теперь имел три ступеньки вниз. Большие старые деревья затеняли витрину и весь магазинчик. За войну фронт не дотянулся сюда, поэтому сам город был цел и без разрушений. И, несмотря на захолустное расположение, жизнь в нём кипела, как могла.

К крыльцу магазина подошёл высокий худой человек с палкой в руке. Хотя подошёл, наверное, неправильный термин. Двигался он весьма странно. Делая выпадающий шаг вбок левой ногой, держа палку в левой же руке, подтягивал правую, почти неподвижную ногу к себе и, опираясь на нее, делал следующий шаг-выпад. Фигура его несла явные следы асимметрии, крепкая мускулистая левая рука и подвижная левая нога резко контрастировали с вялой малоподвижной правой рукой и правой ногой, годной лишь на то, чтобы дать временную опору, и то с подстраховкой в виде палки. Да и лицо мужчины тоже было несимметричным, правая сторона почти всегда была ровной и равнодушной, слегка изменяясь лишь в моменты сильных эмоций, в то время как левая была подвижна и живо отражала энергичный характер мужчины.

Подойдя к крыльцу, он так же боком спустился к двери и, толкнув ее, пробрался в сам магазин. В разгар рабочего дня народу у прилавка толпилось немного – человек пять-шесть. Розовощёкая дородная продавщица уверенными движениями отвешивала гвозди покупателю.

– Вот, ровно кило! Всё? Или ещё что надо? – её зычный голос заполнял все уголки помещения, казалось, дай ей волю, она одним этим голосом согнёт в дугу даже кочергу от круглой печки, стоявшей в углу зала. Собственно, она этим голосом неоднократно «сгибала» сильно шумных покупателей. И те, кто регулярно бывал здесь, знали, что вести себя надо тихо, лишнего не говорить. И, вообще, быстро взять что надо из того что есть и идти восвояси.

Покупатель молча протянул деньги. Продавщица так же молча подала сдачу. Подняла глаза ко входу…

– О, Михалыч! Проходи вперёд давай! – От её возгласа встрепенулись все, даже тетка, присматривающаяся к жестяному тазу и стоявшая спиной к прилавку.

Вошедший лишь что-то промычал и махнул здоровой рукой. Воспользовавшись заминкой, другая дама, весьма решительного вида, в шляпке и с чёрным ридикюлем в руках, заявила:

– А, что, очередь уже отменили? – Как человеку не знакомому с местными порядками, ей можно было простить данную наивность.

– Что? А есть возражения в том, чтобы пропустить героя войны без очереди? – Казалось, от голоса продавца готова осыпаться штукатурка. Дамочка уже гораздо тише попыталась продолжить атаку:

– Так сейчас каждый второй «герой». Устанешь стоять, пока пропустишь всех.

– Что? – люстра явно пошатнулась. – Надо будет – постоите!

– Михалыч, будь ласка, пройди ты вперёд, а то сейчас Зинка весь лабаз по брёвнам раскатает, – вмешался в разговор мужчина с гвоздями, явно знакомый с обоими.

Тяжело вздохнув, Михалыч протиснулся, как мог, к прилавку и протянул клочок бумаги. Зинаида уверенным движением взяла клочок, прочитала. Быстрыми решительными действиями оторвала кусок обёрточной бумаги и стала складывать в него – кусок мыла, нитки чёрные и белые, шпингалет для двери…

– А вот иголок для примуса, извини, нет, – проговорила она каким-то непривычно тихим, чуть ли не извиняющимся голосом. – Ты на той неделе зайди, я в понедельник на базу еду – «кровь из носу», но иголки привезу.

Калека протянул ей кошелёк. Зинаида быстро достала оттуда нужную сумму, положила сдачу. Завернула покупки в бумагу и, решительно пресекая попытки возразить, перевесившись через прилавок своей необъятной грудью, положила свёрток в карман пиджака.

– Ну, всё Михалыч, свободен. Привет Григорию Никитичу! Следующий!

Инвалид выбрался из магазина. Как только закрылась за ним дверь, девочка лет четырнадцати, стоявшая следующей в очереди, спросила:

– А он, что – танкист? У нас дядя Паша танкист – тоже хромает.

– Да нет, он фронтовой разведчик. Ходил к фашистам за линию фронта. Вот его однажды и взяли там. Да так замордовали на допросе, что хватил его удар. Немчура решили, что он не жилец, так живым и бросили в яму с другими покойниками. Да только Виталий Михалыч оказался крепким мужиком. Наутро наши отбили село, где его пытали, и нашли ещё живым.

– Откуда ж это вам так подробно известно? – с нескрываемой ехидцей спросила дама с ридикюлем.

– Когда меня в госпиталь привезли, я жить не хотела орала: «Дайте умереть спокойно». А мне показали, как он по стенке ползёт. И рассказали, кто он и откуда. И как он сам себя выходил. Его вот точно все в покойники записали. Да только приехал к нему специально доктор. Посмотрел и сказал: «Учись жить заново. Всё можно – надо только силу воли иметь и каждый день тренироваться». Вот он и натренировался. Сначала садиться, потом и ходить начал. Вот только говорить не получается, мычит чёрт-те что, не разберёшь. Но ведь каждый день он по полчаса «читает вслух» – думаю, заговорит. Он настырный.

– Чёт, Зинаида, я впервые слышу от тебя про госпиталь. Ты как туда попала-то? К военным? – подала голос бабка из очереди.

– А чем хвастать-то? В госпитале много кто побывал. А к военным?.. Потому как сама служила – командир зенитной батареи. Да только вот в сорок третьем нас покрошили юнкерсы. Девчонок моих всех побило, а я вот выжила.

– Я, это, позже зайду, – сказала девочка и выбежала из магазина.

Вдоль улицы решительными движениями, подволакивая неработающую ногу, двигался наш знакомый. Добежав до него, девочка начала атаковать его предложением помощи, на что он лишь отмахивался.

На следующий день девчурка, которую пора представить – Варвара Игнатьева, всем известная в школе активистка и общественница, выступала перед активом на собрании.

– И, вообще, товарищи! У нас сильно хромает тимуровское движение. Пора его восстанавливать! Госпиталь закрыли – и мы как-то расслабились. Как будто нет больше людей, нуждающихся в помощи!

– Есть – то они есть, только вот как-то надо организовать всё, узнать, что им надо. Пока был госпиталь, было всё просто – наши ребята помогали там санитарам, писали письма за раненых домой. Концерты им устраивали. А теперь-то что ты предлагаешь? – подал голос сидевший на окне Куракин.

– Вот вчера я познакомилась с удивительными людьми! Два инвалида: один – разведчик, его немцы запытали так, что решили, что он помер, и выбросили на улицу, а наши при наступлении подобрали. И у него теперь правая сторона почти не работает, и говорить он не может. А второй живёт с ним вместе – потерял ногу на фронте. Они с нашим участковым Садовым и продавщица из промтоваров Зинаида Викторовна все вместе лечились в одном госпитале. Оттуда Садов их и переманил в наш город, так как у них родни не осталось после войны.

Знаете, ребята, не каждый здоровый человек так всё организует, как они. У них график -кто, когда, что делает. Даже разведчик Виталий Михайлович сам убирается, ходит за покупками. А у них комната, между прочим – просто выгородка на складе в порту. Там Григорий Никитич – это второй, и работает сторожем. А Виталий Михайлович, между прочим, тоже работает! Он пишет статьи в нашу районку и перепечатывает тексты на машинке. Он одной левой рукой печатает так, что не каждый двумя сможет! И, вообще, я пока с ними общалась вчера, у меня, прям, вертелась в голове «Баллада о гвоздях» Тихонова. Вот уж точно – «Гвозди бы делать из этих людей: крепче бы не было в мире гвоздей».

А на складе, между прочим, воды нет совсем, надо на колонку за полкилометра ходить, отопление – печь, а это дрова, между прочим, таскать-колоть. И зимой, я посмотрела, им тропинку, между прочим, на выход метров пятьдесят надо чистить! Вот и первый объект нашей помощи будет, между прочим. А вот ты, Куракин, раз такой разговорчивый, будешь ответственным за поиск других нуждающихся. С войны калек много пришло, кроме того есть одинокие старухи, у которых всех на фронте поубивало. Вот это и будут наши объекты тимуровской работы!

Начался деловой галдёж: кто, за что отвечает на первых порах. И сразу же определили, что к нашим знакомым завтра же выйдет делегация, и, несмотря ни на какие протесты, возьмёт на себя вопрос с дровами, водой и зимней очисткой дорожки.

Рано утром следующего дня Виталий Михайлович находился в типографии. Добравшись до кабинета нужного ему редактора, он решительно толкнул дверь, зашёл в кабинет. Положил на стол папку и лишь после этого протянул левую руку, вывернув её так, чтоб редактор мог хоть как-то ответить на рукопожатие. Редактор, отложив свои бумаги, торопливо пожал в ответ руку, буркнув: «Привет», – и раскрыл папку. Пробежавшись быстренько взглядом, оторвал глаза от бумаг и сообщил:

– В общем, так. Заметку твою про мост разместим в следующем номере, в четверг. Про снабжение продуктами, сам понимаешь, засуха прошлого года ещё сказывается, но вот вчера мне в райкоме сообщили, что планы на урожай в этом году хорошие. И таких уж сильных проблем не будет. Осталось чуть-чуть потерпеть. Так что, думаю, несвоевременно. Лучше возьми у Маши Линёвой цифры со вчерашнего совещания и сотвори что – нибудь обнадёживающие – у тебя стиль хороший, ты умеешь без пафоса описать успехи. И ещё – если есть время и силы, возьми у неё же стенограмму последнего собрания заседания райсовета. Может, выжмешь из него что-то, тоже положительное, а то чернуху народ и так видит. У меня через номер по местной повестке дыра. Вот ты и поможешь мне её закрыть качественно.

Михалыч кивнул головой и поковылял на выход. Редактор смотрел ему в спину, пока дверь за ним не закрылась, вздохнул и уткнулся обратно в свои бумаги. Забрав нужные материалы, с папкой на ремешке, перекинутой через плечо, он вышел на улицу. Повернул в нужную ему сторону и начал движение. Но не успел он сделать и несколько шагов, как наткнулся на некоего гражданина в пиджаке с плащом через руку и фанерным чемоданчиком в другой, стоящего на тротуаре и вертевшего головой. Гражданин, заметив, что мешает пройти калеке, сделал шаг в сторону, чтобы пропустить, и обратился к нему:

– Извините, товарищ, не подскажете, как к автовокзалу выйти? Я что-то тут у вас заплутал.

Виталий Михайлович поднял голову, взглянул в лицо спросившего. И замер. Мужчина решил, что его не расслышали и переспросил погромче:

– Автовокзал где? Не подскажете?

Михалыч махнул рукой в нужном направлении.

– Немой, что ли?

В ответ – кивок

– А, ну извини. Спасибо! – человек с чемоданом пошёл в нужном направлении. Михалыч посмотрел ему вслед минуту. И вдруг решительно повернул в обратную сторону и двинулся с максимальной спешкой, на которую оказался способен. Минут через сорок, вспотевший и запыхавшийся, он ввалился в милицейский участок. Первая удача – Садов оказался на месте. Виталий Михайлович с шумом придвинул к себе пишущую машинку, стоявшую на отдельном столе, и быстро настучал несколько слов. Оторвавшись от машинки, поманил рукой участкового.

Тот подошёл к машинке и прочитал на листе:

« В городе полицай, я его знаю. Движется к автовокзалу, надо срочно перехватить.»

– Уверен?

В ответ – кивок головы.

– Так, быстро накидай описание. Я пока найду транспорт. Пешком пока добежим – он уедет.

Михалыч, сев за стол, начал быстро печатать левой рукой. Участковый же выскочил куда-то, минуты через три заскочил обратно:

– Всё в порядке, есть мотоцикл! Описание готово?

Михалыч протянул лист бумаги. Быстро прочитав, милиционер присвистнул:

– Тебе бы у нас служить.

Взял телефон, набрал номер. Когда его соединили, начал докладывать. Взяв лист бумаги, зачитал приметы:

«Рост метр семьдесят-семьдесят пять. Телосложение крепкое. Лицо овальное, брился более двух дней назад. Брови густые, почти сомкнутые, глаза серые. Левый глаз при разговоре щурит. Когда нервничает, может в разговоре постоянно вставлять слово паразит – «вот». Рот крупный, зубы прокуренные. Мочки ушей крупные, уши и нос имеют красновато сизый оттенок.

Одет в серый костюм – двойку, рубаха тёмно-синяя, без галстука. Ботики чёрные, на левом на носке видна царапина. С собой фанерный чемодан кустарного производства, крашеный в коричневый цвет, по виду лёгкий. Плащ светло-серый.» Добавил:

–Доложил старший лейтенант Садов. Я сейчас со свидетелем и сержантом Мартыновым выезжаю на вокзал для опознания. Группу высылайте сразу же!

Повернувшись, увидел, что свидетель уже стоит в дверях.

– Выходи, там, у крыльца, сержант на мотоцикле – садись в коляску. Я сейчас.

Буквально через пару минут мотоцикл уже бодро тарахтел по улицам города. Подкатив к автовокзалу, встали чуть-чуть в сторонке. Хотя «вокзал», наверное, слишком громко для этого здания. Небольшой кирпичный домик с неотапливаемой пристройкой из досок в качестве зала ожидания и деревянным же навесом над платформой. Небольшая группа пассажиров у платформы явно готовилась к прибытию автобуса, чинно встав в очередь. Наша троица первым делом подошла к ним. Но было сразу видно, что нужного человека там нет. Зашли в зал ожидания, в полутёмном помещении на скамьях сидело ещё десятка полтора человек, но и там его не было.

– Ушёл гад, – проговорил молоденький сержант, привёзший их сюда.

– Не торопись. Пошли у кассиров уточним, куда билет брал, – с этими словами участковый подошёл к окошку кассы и попросил кассира пустить его внутрь. Кассирша захлопнула окошко и под негромкое ворчание ожидавших открыла дверь, выходящую в это же помещение:

– Чего вам?

– Посмотри внимательно вот сюда, – милиционер протянул приметы, отпечатанные Виталием Михайловичем, – должен был вот совсем недавно билет у тебя брать. Вспомни, куда и когда уехал.

Кассирша сердито уткнулась в листок, прочитала пару раз. Подняла взгляд на Садова:

– Ну, какой у него чемодан и плащ, мне неведомо. А вот что щурится и «воткает» к месту и не месту, прям точно – был такой. Глаза не помню, но вот брови и правда заметные.

– Ну! Так ты не описывай мне, а скажи, куда он подался?

– Да я откуда знаю? Он же билет на Любимовку взял. А туда автобус только через полчаса. Пойди, посмотри на платформе, наверняка, там околачивается.

– Спасибо. Только ты пока особо не распространяйся, кого я тут искал. Поняла?

– Вот ещё, у меня и так работы полно, – с этими словами она закрыла дверь, и ещё до того, как старший лейтенант дошёл до сержанта с Михалычем, снова отворилось окно кассы.

–Так, диспозиция такая – он или отошёл и придёт к самому автобусу, или увидел нас троих и скрылся. Ты, Кирилл, – обратился он к сержанту, – обойди здание сзади, там сортир, вдруг он там, а мы с краешка перрона постоим, чтоб глаза не мозолить. Если его сзади нет, ты к нам не ходи. На другой край перрона встань. Объявления почитай, что ли.

Первым вышел сержант. За ним – участковый с Михалычем. Садов придержал дверь, пока Михалыч протиснется наружу, отпустил её и, повернувшись, столкнулся с мужчиной, вбегающим в зал ожидания. Первым делом он глянул на Михалыча – не сбил ли его этот торопыга. И сразу напрягся. Михалыч опёрся спиной на косяк и, перехватив свою палку посередине, смотрел на этого торопыгу. Садов тоже повернулся к столкнувшемуся с ним человеку. Можно было не сверятся с описанием, перед ними был искомый человек.

– Ой, простите! – извинился тот, – не слышали – на Любимовку не уехал ещё автобус? А то отошёл тут на пару минут. А часы, оказывается, встали, думал, опоздал.

– Да нет, товарищ, можете не спешить, до автобуса ещё минут двадцать-тридцать точно есть. А можно Ваши документы?

– Ой, да запросто. Вот сейчас, минуточку. С этими словами он полез во внутренний карман пиджака, попутно оглядываясь по сторонам. И тут его взгляд упал на Виталия Михайловича. Этот калека показал ему сюда дорогу, а теперь что-то тут делает в сопровождении милиционера. Он не понял, как и почему это случилось, но его раскрыли.

– Ой, простите товарищ старший лейтенант! Не в тот вот карман полез! – с этими словами он вытащил руку, зачем-то тряхнул ей, засунул её в боковой карман пиджака. И вдруг резко вынул уже с ножом и ударил участкового. Тот в последний момент попытался прикрыться, но всё равно удар пропустил. И начал оседать на землю. Ещё до того, как он упал, полицай повернулся с ножом к Михалычу. И… п

олучил совершенно неожиданно для себя тычковый удар концом палки в лицо. Секундного замешательства хватило на то, чтобы Михалыч уже с размаху нанёс здоровой рукой с палкой рубящий удар в голову. Полицай выронил нож, но ни укрыться, ни отойти не успел. Второй удар пришёлся уже точно и расчётливо – в висок. И он рухнул рядом с участковым.

– С-с-сука – заикаясь, выговорил Михалыч, ткнув палкой в упавшего.

–Ой, мамочки! Убивают! – заголосила какая-то тётка.

– Тут же подбежали какие-то люди и Михалыч, ткнув палкой в лежащего, проговорил:

– П-п-полицай.

Упавших растащили, полицая подняли за руки двое мужиков. И тут пожилая женщина в чёрном платке бросилась на него, пытаясь выцарапать ему глаза:

– Убью гада! Доченьку мою загубили!

Подоспевший сержант еле оттащил бедную женщину, рыдавшую и всхлипывающую, от задержанного.

Вскоре на перроне восстановился определённый порядок. Участковому какая-то женщина, объявившая что была в войну санитаркой, уже сделала повязку, не пожалев собственный подол. И сказала: «Ничего страшного, в больнице починят». Полицая скрутили ремнём и посадили у стены. Лицо его было расцарапано, в районе виска наливалась лиловая шишка, нижняя губа была практически порвана первым ударом. И кровь из неё заливала его одежду. Женщину в платке увели подальше, она уже не рыдала, а только повторяла: «Доченька-доченька».

Появилась машина с милицией. Протиснувшись вперёд, мужчина в коричневом костюме и брюках, заправленных в яловые сапоги, заявил:

– Так, товарищи. Просьба разойтись и не мешать. Первым подняли на руки и унесли участкового. Потом двое милиционеров взяли под руки и подняли задержанного.

–Стойте. Надо кровь ему остановить! – заявил «костюм».

– Ничего, не подохнет, – донеслось из толпы, – небось, наших-то не жалел.

– А, чёрт с ним. Кидайте в кузов. Там разберёмся.

Через пару часов в просторном кабинете, всё тот же «костюм» и двое из МГБ, вели допрос. Полицай уже был приведён в более-менее приличный вид. Кровь не текла.

– Ну, что ж, – заговорил МГБ-шник с седой как лунь головой, перебирая содержимое карманов задержанного, – в ближайшие часы Вы будете доставлены к нам в управление Министерства государственной безопасности.

– За что? – проговорил задержанный. – Я, конечно, вот, погорячился, вот, когда милиционера – то, вот, тыкал. Ножиком – то, вот. Но ведь это дело не Ваше, это вон к ним надо, – и он кивнул головой в сторону «костюма». Тот в ответ скривился и отошёл к окну. Ему, конечно, хотелось посчитаться с этим гадом. Но «там» он нужнее. Пусть уж МГБ о него пачкается, как хочет.

Сидевший в углу Виталий Михайлович кашлянул. Допрашивавший посмотрел на него. И после секундной заминки кивнул.

– М-май с-сорок третьего. Совхоз «П-пяти-илетка», н-н-е-далеко от Крымского. – Михалыч остановился перевести дух. Допрашиваемый напрягся. Эти названия в нём будили нехорошие воспоминания. – В-в-вас оставили с р-р-разведчиком на д-допросе и п-приказали «р-р-размягчить» для с-с-сговорчивости.

Для ещё недавно молчавшего Михалыч говорил, наверное, даже слишком легко. Но напомним читателю, что он ежедневно «читал вслух» и постоянно писал – читал, то есть, его мозг был готов к тому, чтобы «заговорить». И вот эта встреча дала тот самый эмоциональный толчок, который смог перезапустить заново способность говорить. Вдохнув поглубже, он посмотрел в глаза задержанному и продолжил:

– Я тот разведчик.

Задержанного как ударили. Он посмотрел в лицо инвалида в другом углу комнаты.

– И В-вас з-звали т-тогда Г-г-гулько. А ещё В-вас н-называли «К-косматый».

– Нет. Не может быть. Он умер! – задержанный замер. Понял, что проговорился, и опустил голову. Он ещё говорил себе под нос – «не может быть, вот ведь», когда Михалыч поднялся и вышел из кабинета. Ему было противно там находиться. К этому отребью он испытывал какую-то гадливость. Минут через пять его на выходе уже догнал «пиджак»: – Погодите минуточку, товарищ Астафьев. Я понимаю, Вы устали, но нам тоже нужно зафиксировать Ваши показания. Как-никак ранен наш сотрудник. Завтра за Вами заедет машина – часов в девять Вам удобно?

– М-можно р-раньше, – сказав это, Михалыч потащился к выходу.

– Постойте же! Вот упёртый какой. Подождите пару минут, я найду, на чём Вас отвезти. Далеко же. – С этими словами пиджак удалился по коридору.

Вторник следующей недели был у Зинаиды весьма хлопотным. Весь понедельник магазин был закрыт с вывеской «уехала на базу» – после такого обязательно наплыв покупателей. Во- первых, те, кто в понедельник не попал, пришли, во-вторых, сразу стало многим интересно, что такого завезли нового, тем более, с базы Зинаида приехала на почти заполненной мешками и ящиками полуторке с двумя грузчиками.

А такое в маленьком городке быстро распространяется. И вот до закрытия осталось буквально десять минут, народ разошёлся, или, точнее разогнался после того, как пятнадцать минут назад Зинаида крикнула на весь магазин:

– Очередь не занимать! Магазин закрывается.

Открылась дверь. В неё бочком протиснулся Михалыч.

– Ну, Михалыч, и выбрал же ты время! Нашла я тебе иголки! Будет твой примус фурычить ещё сто лет! Давай только быстрее, я закрываюсь, – и склонилась под прилавок, видимо, достать те самые иголки.

– Н-не сейчас, З-з-зина.

Зинаида распрямилась с удивлением на лице. И как-то совсем тихо проговорила:

– Михалыч, миленький ты мой! Заговорил! Неужто твои «чтения» помогли-таки?

– С-садов в больнице, с-слышала?

– Так это его на вокзале порезали? Вот беда. Надо сходить. Мало ему пули, теперь вот ножом получил. Ты-то был у него?

– В-вчера.

– Ну, молодец. Я в воскресенье обязательно схожу к нему. А ты из-за него, что ли, пришёл?

– Н-нет.

– Так что тогда стряслось?

– М-можно т-т-тебя проводить?

Зинаида аж всплеснула руками:

– Ой, да конечно! А раньше-то что мешало? Боялся – говорить не о чём? Так я за двоих поговорить могу. Всё, дуй на выход, жди меня – я сейчас.

Минут через пятнадцать эта странная пара шла по вечерней улице. Калека, волочащий ногу, и пышнотелая крупная женщина, в походке которой так же проглядывала лёгкая хромота. Несмотря ни на что лицо Зинаиды светилось и просто излучало радость. Говорила она, действительно, без умолку. Если бы кто из постоянных покупателей услышал её, то был бы немало удивлён, что эта громоголосая баба могла так мило «щебетать». В какой-то момент Михалычу удалось втиснуть словечко.

– К-комнату д-дали, отдельную.

– Стой, ничего не поняла, кому комнату дали?

– М-мне. Общежитие комбината. Эм-Гэ-Бэ п-посодействовало. И ещё р-работу п-подкинули у них в архиве. Обещали через г-год – два в коммуналку служебную перевести. Особенно, если женюсь… В-в-выйдешь?

– Кто – я? Ох, Михалыч, я ж как решето! У меня ж двенадцать осколков вытащили. Вся спина до задницы – один шрам. Я ж платья- то только с длинным рукавом ношу – вот смотри, и она задрала рукав, показывая длинный шрам от локтя почти до запястья. Во как распахало.

– Вот б-бабы д-дуры. Я ж тебя не за задницу л-люблю.

– Михалыч, миленький…. Я ж это от радости. Я уж думала – так старой девой и помру. Вокруг вон сколько красивых да одиноких. А ты чего раньше-то? Статьи пишешь в газету, а мне хоть письмо написал бы. Эх ты! Да мы с тобой и без твоего Эм-Гэ-Бэ всего добьёмся.

И, подхватив его под правую руку, пошла рядом.

Конец.