Бесплатный сыр [Даниил Мантуров] (fb2) читать онлайн

- Бесплатный сыр 912 Кб, 26с. скачать: (fb2) читать: (полностью) - (постранично) - Даниил Мантуров

[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]

Даниил Мантуров Бесплатный сыр

Пролог

Изначально книга планировалась как художественное произведение о пути одной семьи, но общие проблемы заставляют говорить о тех, кто рядом. Мы все разные, но ежедневно сталкиваемся с общими препятствиями.

Обзор полей

Во взгляде врача детского психоневрологического отделения читался немой вопрос: «Ты че дура?»

Я дурой не была, но смириться с тем, что моего ребёнка отправляют на МСЭ было сложно, особенно если шли мы за подтверждением нормальности.

Не факт, что МСЭ все же одобрит статус, теплилась у меня надежда. В назначенный день я доказывала людям в белых халатах, что ребёнок хоть и особенный, но дорогого стоит и они мне почти поверили, пока дочь не потеряв интерес ко всему происходящему не вступила в полный игнор, что и определило их решение.

Гирьками на чаше выбранного решения, возможно стало мое вымотанное состояние и наличие еще двух малолетних парней близкого к дочери возраста, а возможно моя полная незаинтересованность в деньгах государства – тянули же раньше и ничего, но розовая справка пополнила кипу семейных документов.

Работники детсада узнав о статусе исказились в ухмылке по типу «Мы же говорили» и не ожидав моего решения остаться в надежных руках таких прозорливых специалистов, сдулись.

Надо отдать должное заведующей, которая пресекала попытки особо гуманных представителей общества отправить нас куда подальше, указав на то, что таких как мы 30% сада и всех не отправишь.

Статус ребенок-инвалид открывает множество возможностей бесплатной реабилитации думала я, роясь на сайтах муниципальных организаций. Был проведён обзор коммерческих организаций, а также различный некоммерческих, чьи аббревиатуры доступны к прочтению только теми, кто с детства знаком с ивритом.

Обращение в соцзащиту по месту жительства вызвало приступ нервного смеха. Психолог организации вручила увесистую книжку «ниочем» и листик с телефоном детского психоневрологического интерната, который тут же отправился в уличную урну. Хороша помощь!

Я не осуждаю тех, кто не смог принять на себя груз ответственности, мне повезло (да-да и здесь есть градации везения) и впереди маячило столько помощи, что объять ее было невозможно.

Коммерализация благих намерений только на первый слух отдает запахом карамели, а на самом деле имеет еще тот запашок гнильцы, когда одни, более продвинутые, мамаши, начинают обирать затюканных, готовых платить за отдых в виде возможность посидеть вместе под дверьми кабинетов.

Наш город не исключение. Прейдя на такую встречу и осознав, что мои сопли найдут отклик только при возложении к ногам спасительницы последней рубашки, я, перекрестившись, ретировалась.

Один вид спасительницы руки в боки должен был меня впечатлить. Она не терпела компромиссов. Все должно быть только по ее и я не имею морального права найти другое применения пенсии ребенка.

Она платила огромные деньги за реабилитацию собственного и если я не согласна вносить вклад в данный процесс, то и не стою драгоценного внимая спасительницы. Я была не готова, но благодарна за честность.

Пенсия ребенка инвалида вожделенный предмет бесчисленных котов Базилио, обещающих обильные урожаи тем, кто готов просаживать деньги на полях реабилитации.

Лисы Алисы водятся и в муниципальных организациях, прямо говоря о том, что спят и видят три государственных золотых и возмущенно переносят тебя в конец очереди при требовании соблюдения законных прав на бесплатную реабилитацию.

Поле чудес

Чудеса случаются и намного чаще, чем можно было бы предполагать. Но чудо вещь эфемерная, которую на хлеб не намажешь, а содержать поток бесконечных сотрудников надо. Чудеса излечения не могут существовать рядом с денежными деревьями, иначе право трясти хрустяще-звенящие с замученных родителей теряется, а кормится надо.

«Вы прекрасный специалист, Дарья Васильевна, но профессионализм профессионализмом, а кушать хочется всегда. Правило просто, хотите зарабатывать – зарабатывайте. Ставьте звуки, но не сразу и не так быстро», – давала указание статная дама, статной даме. Дарья Васильевна халтурить не умела, поэтому места в волчьей стае ей больше выделялось.

«Нормики» с небольшими речевыми нарушениями – это всегда проблема. Они донесут на нерадивых спецов, сидящих в телефоне. Разложат по полочкам, что и как делалось и делалось ли вообще.

Другое дело «особыши», вот где не паханное поле диких урожаев. Да здесь даже впахивать не обязательно, показал исписанную тетрадку и все – родители рады. Кто может проверить качество – никто.

Лишь по роковой случайности попадаешь за тяжелые двери детской безопасности под девизом «мышь не проскочит» и лицезреть плач брошенных по кабинетам реабилитируемых и неизвестно куда пропадающих специалистов.

Мало увидеть – надо поверить. Мозг должен принять, что здесь за твои же кровные уже год тебя искусно дурачат. Признать свой статус абсолютно не приемлемо, поэтому ищешь оправдание открывшейся реальности. Здесь главное, самостоятельно усыпить свою же бдительность и это работает еще немного.

На поле чудес коммерческой реабилитации главный враг – это время, которое исчезает бесследно. Деньги вторичны. Их при желании всегда можно найти, а вот время… Впустую потраченное, его невозможно вернуть.

На поле чудес не работают этические принципы, есть только один закон – для усиления денежного потока все средства хороши. Приветливые феи психо-лого-педагогического племени тихо ненавидят своих подопечных, а свое неумение оправдывают резко выявленной у себя, пардон, у детей умственной отсталостью.

Вирусы Поля чудес способны изменить любое благое начинание. Как только основатель услышал щуршаще-звенящие – все, поток ставится на поток. Есть конечно же не восприимчивые единицы, но их так мало, что отыскать иголку в стоге благостного мошенничества – огромная удача.

На поле чудес можно пристроить не только кровные, но и бесплатный сыр государственно – благотворительной помощи. Чудеса будут заключатся лишь в искусной переработке одного продукта в другой.

Вам лично – это может только навредить, ибо главная цель не реабилитировать ребенка, а удержать родителя на крючке собственной совести, сразу указав, что три месяца, полгода и даже год благотворительного рая – это не срок для такой ОГРОМНОЙ проблемы.

Утекающее время – всегда должно равняться полученному результату. Как бы мило вам не улыбалась очередная Прасковья Ильинична, гоните ее в шею, если красивые сказки нельзя облечь в реальную составляющую вашего мира.

Мифические лекарства от родного государства

Бесплатные лекарства, которые положены детям с рождения и до трех лет, а многодетным и малоимущим до шести лет, не говоря уже о праве детей-инвалидов на бесплатное лекарственное обеспечение точно обитают где-то в параллельной вселенной.

В нашей родной, большой и дорогой каждое право еще не гарантирует его соблюдение. Единожды мне повезло попасть на добросовестного доктора, которая сама выписала все необходимые препараты. При общении с другими представителями бесплатной медицины свое право надо было выгрызать по примеру прославленного В. Маяковского в отношении капитализма в социализме.

В местной аптеке всегда было пусто и печально. В начале месяца до 15 числа лекарств еще не было, а после 15 уже не было. Поймать призрачное между, было очень сложно, а для большинства невозможно. И только грозное слово прокуратура иногда имело силу материализации волшебных пилюль из сумрачных областей аптечных запасников.

Меня уже знали, но каждый такой поход за бесплатным сыром наносил огромный удар по нервной системе льготника.

Все бы ничего, но после того как меня отчитала заведующая педиатрическим отделением поликлиники, поставив себя в пример, как мать-одиночку, воспитывающую двоих детей и сторонницу исключительно коммерческого сектора современной медицины, я впала в ступор. Единственная мысль, которая кружила в немой голове: «Зачем вы набрали бездарей и так этим гордитесь!»

Еще одна беда бесплатного лекарственного сыра – это федеральные и региональные списки и быть ты можешь только в одном. Кто мостил ими дорогу в светлое будущее? Надеюсь именно вам приготовят погорячее и выпарят как следует рогатые вершители оконченных судеб.

Да гори они конем. Можно отказаться от нервнозатратного блага и в моем случае, тратить 800 рублей из денежного замещающего пакета на витамины. Но это в моем случае, а другие, признанные всеми цивилизованно-гуманными поликлиниками нашей необъятной Родины «наглыми мамашками», которые гляди-ко ты, требуют, вымаливают, выпрашивают бесплатные дорогостоящие лекарства. Как должно быть страшно выскребать последнее на то, чтоб хоть немного облегчить коверкающие боли ребенка с эпи. Но как известно на то что положено, давно уже «положено». Выкручивайтесь сами!

Муниципальная реабилитация: правила выживания

Как и в любом деле, здесь надо вовремя поймать удачу за хвост или другими словами встроится в систему так, чтоб одно муниципальное благо шло за другим. В таком случае, откусывая по кусочку бесплатного сыра в огромной мышеловке, можно не плохо насытится, не задев спусковой крючок.

Уверяю, что данную систему можно выстроить в любом уголке нашей необъятной, необходимо лишь правильно расставить шестеренки вечного двигателя и следить чтобы передаточный ремень, то бишь родитель, сам не вышел из строя.

Как показал анализ обмена опытом с собратьями по несчастью, даже в Москве и нет вы не ослышались, даже в ней, есть бесплатные реабилитационные центры по районам столицы, которые так же, как и в Зарадужье оказывают муниципальную услугу от одного до трех месяцев в году.

Очередь большая – не беда, главное быть готовым войти в нее из резерва, так дети болеют постоянно болеют ОРВИ и ОРЗ, а иной раз чьи-то системы рушатся и надо быть готовым запрыгнуть в последний вагон уходящего поезда.

Если вы найдете три организации, то все – девять месяцев государственной медико-психолого-педагогической помощи вам обеспеченно.

А знойным летом, лошадки, дельфины, ЛФК, санатории и прочие прелести, на которые вам удалось скопить, собрать и ли вовремя занять соответствующую очередь на необходимое благо.

Другими словами, при минимальных затратах – максимальный эффект.

Неоднократно звучали возражения, мол в бесплатном сегменте собраны только бездари – отнюдь. Никто вам не гарантирует, что те же самые бездари не обирают вас как липочку в хваленных коммерческих полях.

В муниципальном секторе следят за качеством работы и постоянным повышением квалификации персонала.

Никто не даст вам гарантию проскочить мимо тех специалистов, которые ходят исключительно ради просиживания и выгуливания своего гардероба, но в случае получения муниципальной услуги, кровные будут целы и рычаги давления всегда под рукой.

Таким образом, можно ходить по целительному кругу из года в год. Вас уже знают и встречают как дальних родственников. Обсуждают ваши проблемы и радуются достижениям.

Недобросовестная конкуренция или как остаться человеком на рынке НКО

Грант – это то, к чему стремятся все некоммерческие организации, преследующие свои глубоко важные цели, достижение которых естественно сделает мир лучше. Не для всех и не на всегда, но обязательно лучше.

Каждое «лучше» должно еще доказать, что оно «лучшее» остальных «лучш» и только единственное заслуживает право на существование.

Как вы думаете, что произойдет если собрать в одном месте всех «улучшателей»: воздух наполнится благостью или ангелы запоют? Отнюдь.

Вылезут пороки человеческие, среди которых гордыня, алчность и гнев.

Любой грантодатель выделяет ограниченное количество денежных пирогов, и задача каждой организации, выживающей в некоммерческом секторе, урвать побольше. Все, на этом этапе закончились эмпатия. Каждый кто тянет руку к твоему заветному куску – враг, которого надо обойти, обхитрить, доказать ему, что твоя проблемища о-го-го, а его и вовсе не заслуживает внимания.

Они пьют чай с печеньем, улыбаются друг другу и ищут слабые места, чтоб при случае не только ткнуть в них вилкой добропорядочности, но и желательно ковырнуть поглубже, чтоб не совался больше.

Но и грантодатель не так прост и наивен. В каждом пироге крючочек с дудочкой. Попался, труби на весь мир о щедрости и человеколюбии дающего, иначе баста.

Из 20 заявок «улучшателей» на 99% победит та, которая заложила в бюджете уличную рекламу благодателя или определенное количество статей о его щедрости. Поэтому победа гарантирована PRастам, связующим общественность бантиком отличной репутации того, кто травит пол региона продуктами своей жизнедеятельности. При таких условиях, выделив 0,0000003 % от своей чистой прибыли на благое дело, он почистит карму общественного мнения на 100%. Не важно сколько обездоленных получит помощь – важно сколько билбордов ты сможешь организовать и при этом достигнуть цели заявки.

Каждая из организаций на рынке НКО отличные люди с горящими глазами и чистыми сердцами. Они действительно помогают себе и своим подопечным, НО они не хотят делится, признать право других, выйти на равных со всеми условиях. Свои проблемы ближе к телу.

Они хотят зарабатывать, обеспечить себе зарплату на грядущий год и прийти вновь за следующим куском медико-психолого-педагогической реабилитации, обучения навыкам, развития талантов, постройки дома для своих, то есть чужих детей.

Психологическая поддержка и как после нее остаться в своем уме

Приглашенный по гранту коуч начал свое выступление с обсуждения Конституции РФ и закончил тем, что, родители детей–инвалидов сами выбрали себе свою судьбу. Причем не где-то там в эзотерических вселенных, а здесь и сейчас.

Вердикт был прост, расхоти и все получится. Со стула я конечно не упала, но возник закономерный вопрос: через какие двери он входил в психиатрическое отделение и как смог оттуда сбежать?

Свои рассуждения он аргументировал примером мамы, восстановившей путем неимоверных усилий, одну руку своему парализованному после аварии сыну.

В этом замечательном тандеме, по мнению многоуважаемого психолога, оба получали то, что хотели. Он бесконечное лежание и смотрение телека, а она реализацию пробивного характера. Рецепт прост, брось сына, иди работай и через месяцок коварный симулянт побежит.

Я верю в людей и их восстановительные способности. К спортсменам параолимпийцам и прочим людям преодолевающих себя, испытываю глубочайшее уважение. Просто ситуации у всех разные и равнять всех под одну гребенку не просто бессмысленно, но и беспощадно.

Возможно ли то, что рожденный слепым ребенок прозреет, как только его мама пойдет на работу или то, что ребенок с тяжелым аутизмом в 8 лет может побыть один, пока его мама ушла на 5 минут в душ. Для одной семьи такой поход обернулся полным сожжением всего имущества. НАМ НЕ ДОСТУПНЫ ТЕ ВЕЩИ, КОТОРЫЕ ДЛЯ БОЛЬШИНСВА НЕ ЗАМЕТНЫ В РУТИНЕ ЕЖЕДНЕВНОГО СУЩЕСТВОВАНИЯ. Для большинства декрет длиться бесконечно и абсолютно беспросветно.

Все эти неудобства мы, нахлебники федеральной казны, терпим из-за огромной пенсии, работа у нас такая.

На резонный вопрос: «сколько часов вы провели с ребенком инвалидом?» Не последовало внятного ответа. Он видел их на картинках, слышал о нас по радио и даже разработал свою концепцию выгодоприобретения и наживы на немощах детей.

В его уравнении не хватило лишь одной переменной – потери: карьеры, зарплаты, надежды, спокойствия и прочего, с таким трудом добытого в перенасыщенном мире.

Когда-то коуч встретил мошенницу, сделавшую ребенку справку о шизофрении и активно поддерживающей этот миф, ради своих определённых целей, и повесил этот ярлык на остальных.

Он не сталкивался с теми 98%, кто усиленно скрывает даже намеки на дефект своего чада. Рвется из последних сил, пытаясь добиться высоких результатов в одиночку и только на последнем издыхании протягивает ослабевшую руку.

Для многих пенсия – это приговор. Лишь с годами понимаешь, что одному тяжело, но это не самоцель, не придуманное желание, а лишь адаптация в заданных условиях и надежда на еще один рывок.

Обходите мошенников, даже если они искренне верят в свои воздушные замки. Не тратьте на них свои усилия, ибо центр вашего притяжения всегда рядом и вдохновляет к борьбе своими маленькими ежедневными победами!

Границы дозволенного

Инвалидность и соинвалидность (по примеру построение термина созависимый) – это всегда ограничения: в передвижении, обучении, дружбе, доходах и правах. Особенно в правах на: передвижение, обучение, дружбу, доходы и сочувствие.

Законодательно мы имеем право на обеспечение условий, а на самом деле среда большинства зданий и сооружений не доступна людям с нарушениями опорно-двигательного аппарата. Не вся и не всегда, но все же.

Мы имеем право на равный доступ к образованию, но кому нужны особенные дети: некрасивые, необучаемые и абсолютно неудобные во всех отношениях.

Такие дети недостойны дружбы. На детской площадке мамы тут же отсаживают своих милых чад от подозрительных, а вдруг они заразные. Не все и не всегда, но все же.

Они не нужны нормальному обществу. Об этом первым делом заявляют те, кто обязан социализировать и воспитывать – педагоги детских садов первыми лишают таких детей права на: передвижение, обучение, дружбу и сочувствие.

Не все и не всегда, но их очень много, определяющих рамки роста, сразу записывающих всех отличающихся в отсталые и мерзкие. Они не видят достижений. Канючат и жалуются, а забываясь, требуют больше не приходить.

Соинвалиды не приходят и не приводят своих детей, ненужных высокогуманному обществу, умиляющемуся няшням котикам и списывающих в утиль ущербных. Не все и не всегда, но все же.

Сочувствие – это первое, чего лишаются инвалиды и соинвалиды. Вместо этого им щедро отсыпается зависть из–за «больших» государственных льгот, пенсий и пособий. Ненависть базируется на жадности: мои налоги идут этим, недолюдям. Большинство не осознает, что инвалидность, как и соинвалидность – это всего лишь случай: неправильно прочитанный геном, лопнувший сосуд, не вовремя перенесенная болезнь, автомобильная авария и много чего еще, сокрытого в будущем, не каждого, но все же.

Инвалидов не любят в школе. Они осложняют жизнь всем: от уборщицы, до муниципальных властей. Им надо слишком много, но денег нет, так как, по мнению многих, эти вложения бесполезны. Хорошо, что мама Илона Маска так не думала, не поверила и простила тех, кто убеждал ее в обратном. Не все и не всегда, но все же.

Мы ежедневно пользуемся вещами, созданными особенными для особенных, которые потом входят в жизнь обычных людей. Они видят и чувствуют по-другому, позволяя время от времени пользоваться плодами своего мира. Не все и не всегда, но все же.

Заглядывая в рот непедагогам, соинвалиды начинают верить в ненужность, забывая об особенностях. Не все и не всегда, но все же.

Я верю. Я покупаю пособия и краски, любуясь разбросанными по дому комиксами и знаю профессию своего особыша. Я разрешаю ему быть самостоятельным и иду вдоль школьного забора, проверяю дошел или нет. Я раздвигаю границы дозволенного. Не все и не всегда, но все же.

Кому это надо?

Хочу сразу предупредить, что не всем это глава доставит радость, особенно тем, кто считает, что ему все должны.

За три года варки в котле реабилитации, пришло осознание, что все граждане нашего мира делятся на четыре категории: делаю, пользуюсь, попробую и обхаю, хочу попробовать (сообщу об этом всем, но в последний момент передумаю.)

Устав ждать милости от государственных программ, многие родители сами объединяются в различные ТРООИ и заботясь о себе, стараются охватить как много больше людей, нуждающихся в помощи.

Для этого тратятся прежде всего временные ресурсы. Эти отважные родители, отнимают время у своих детей и мужей. Стараются успеть на основной работе, привлекают к реализации сторонних людей, у которых свои заботы. Разочарование активистов наступает тогда, когда выясняется, что ничего и никому не надо. Передумали, забыли, посчитали, что в итоге, это мероприятие «не айс» и забили.

Ресурсы сгорели, привлеченные профессионалы, потеряв время на никому не нужное благотворительство, стоящее денег, мягко говоря, огорчились, а в остатке волнообразное насыщение рынка услуг, взбаламученное время от времени чей-нибудь идеей.

Можно было бы сказать: «Да и ладно, сами виноваты. Кому это надо?».

Товарищи, мы зажрались! Мы не пользуемся с благодарностью, а перебираем, либо записываемся везде, а потом думаем: «А оно мне надо?». На следующий день кричим через СМИ о том, что ….не хватает, отсутствует, не пускают, забыли, забили.

Эта глава для тех, кто думает, что все падает с неба, формируется некими волшебными единорогами в сказочных чертогах, а потом манной небесной опадает на грешную землю.

Я не призываю быть везде и разорваться всюду.

Я прошу задуматься о том, что за каждым бесплатным, или за смешные деньги, мероприятием стоят огромные затраченные ресурсы ваших сестер и братьев, по несчастью, а также небезучастных членов нашего общества, искренне желающих помочь.

Реально, мы мало никому нужны. Сытый голодного не разумеет. Меняйте позицию с требующей на действующую или хотя бы понимающую.

Омерзительно слушать как хают тех, кто действительно рвет душу, ради нас с вами. Задумайтесь над истоками предлагаемого и, возможно, мир станет чуточку лучше, а инвалидов перестанут называть наглыми. Мы сами формируем мнение в глазах окружающих.

Давайте оставаться людьми!

Инвалиды души

Если ты инвалид или соинвалид, то, по мнению некоторых членов нашего гуманного общества, беззащитная мишень для нападок.

Как же они неправы! Нам столько приходится биться за место под солнцем, что тщетные попытки «посыпать соли на рану» воспринимаются если не со смехом, то по крайней мере привычно.

Особенно в этом деле преуспели некоторые учителя (слава Богу не все!), которые на бесчисленных форумах обмениваются мнениями как избавиться от особенного, то бишь больного и убого ребенка с наименьшими затратами за самое кратчайшее время. Почитаешь таких «педагогов от Бога» и сразу понимаешь откуда столько инвалидов души, которые рыскают по сайтам в поисках информации об «убогих» в надежде укусить побольней, выплеснуть, разрывающий изнутри яд, освободиться от убивающей злобы.

Они прячутся за науку, считая ее царицей мира, не зная о том, что те, кто строили фундамент современных знаний, не гнушались верой и старались познать целостный мир.

Поливая собственной грязью «особенных», они забывают о бренности бытия и непредсказуемости мира с летающими сосульками и работающими механизмами. Кичатся пока еще «здоровым» телом, распространяя смрад разлагающейся души. Их не спасут протезы и пересадка здесь не поможет. Фармацевтика бессильна перед искорёженным нутром далекой от Бога души.

Они будут кричать о гуманизме, но никогда не протянут руку помощи тому, кто оказался в беде. В искалеченной душе нет места для любви.

Они лучше всех знают, как устроен мир, и кто кому что должен, но сами всегда пройдут мимо реальной помощи.

Умиляясь котикам, они никогда не проявят сочувствия к ребенку, но не упустят шанса побольнее пнуть увечного.

Они требуют спрятать «слюнявых и некрасивых» детей, которым нет места среди «нормальных» на детских площадках, в садах и школах. «Особенным» позволительно жить в Интернатах и сидеть по домам, чтобы не травмировать слабую психику «нормальных».

Какие педагоги такие же и ученики! В искалеченной душе нет места состраданию, лишь гордыня пускает свои метастазы все глубже и глубже уничтожая искру, призванную сделать из млекопитающего – человека!

Нам не надо любви и сочувствия! Мы не требуем всех благ мира! Пройдите мимо и мы скажем вам спасибо! Не читайте статьи о нас, и мы будем счастливы! Живите своими проблемами, мы выкарабкаемся, мы сильные!

Волшебная таблетка

Биомед, кето-диета, полярис, микроттоки, айхерб, томатис, гуаша, адели, РЭГ, ЭЭГ, МРТ, АВА-терапия, НСУ, ЛОУ и многие другие слова для большинства людей всего лишь сочетания звуков, складывающиеся в непонятные слова, но не для нас.

За каждым из них скрыта не только методика или технология, за каждым из них стоит надежда, что именно он выстрелит, покажет, исправит, направит и главное избавит от бесконечных проблем ребенка-инвалида и его родителей. В реальности большинство из них избавляет лишь от пенсии.

Живя от оной до оной мы выкраиваем, выуживаем, требуем финансирование на следующую, идя за опытом других родителей. Восторгаемся маркетинговыми персонажами, рассказывающими очередные сказки о чудесных исцелениях и протоколах возвращения к жизни особенного чада.

Как вам спиться по ночам, не колют нежные бока поломанные судьбы, хватающихся за любую возможность, матерей?

Красивые сайты, писанные под копирку с чудотворцами и инста-доктора готовы вылечить всех за энную сумму, которые ввергают в шок не только провинциалов, но и жителей столиц. Здоровье бесценно! Разве можно экономить на самом дорогом человеке? Хорошие родители так не поступают! Они сдают анализы на сумму небольшой квартирки, а потом столько же отдают за расшифровку результатов чудо-докторами (читай шарлатанами) порой не имеющих медицинского образования. Еще хуже, когда имеют: ничего личного, просто бизнес.

Родители лезут в долги. Устраивают сборы ради чудо-таблеток, которые помогают реализовать свои желания только их производителям.

Поэтому, спустя год мытарств в поисках чудо-таблеток, опытные мамы штудируют тома медицинской литературы и зачастую знают состав каждого лекарства назубок, вступая в любой диспут с профессионалами. Они не спят на лекциях и не сдают экзамены вредным преподам, у них нет дипломов, но есть ребенок, которой радует каждым шагом, каждой буквой, каждым словом.

Они получают ярлыки динозавров, от восторгающихся очередным спасителем новичков и спокойно улыбаются, глядя на отзывы несуществующих людей. Все уже давно испробовано на себе, волшебной таблетки не существует!

Санаторно-курортное местного розлива

Санатории или как модно сейчас говорить реабилитационные центры областного значения (РЦОЗ) не только не вымерли, но довольно успешно существуют, обеспечивая потребность населения в государственных услугах по оздоровлению. Очередь в них небольшая и для получения путевки в светлое будущее достаточно изъявить свое желание.

РЦОЗ с приходом рыночной экономики не только сменил вывеску, но и превратился в машину времени с единственным пунктом назначения «Рожденный в СССР».

Время здесь застыло в предметах интерьера, реализовалось в несменяемых плакатах столовки, запечатлелось в меню и поварах старой школы.

Ковидные правила, запретив выезд на 14 дней, сделали погружение в советское детство настолько реалистичным, что по возвращению ты еще долго ходишь парами и смотришь на часы: «Когда ж кормить будут?».

Питание на убой, в прямом смысле этого слова. Все что осталось в далеко не чистых тарелках, во всех смыслах этого словосочетания, идет на питание зверюшек. Через пару дней возникает закономерный вопрос: «А не лишнее ли мы звено между кухней и скотным двором?» Логистическая цепочка была бы более рентабельная без нас, поэтому реабилитирующиеся мамы с детьми везут баулы с продуктами и ждут под воротами очередных передачек от отважных родственников. На государственных харчах конечно не исхудаешь, но «вкусовые сосочки» атрофируются за полной ненадобностью.

Место силы советского прошлого меняет людей. Там нет Интернета. Вышки сотовой связи робко засылают в портал 2G солдат, которые отчаянно пытаются соединить тебя с родными, оставшимися где-то там в настоящем. Зато есть лес огороженный забором и асфальт под ним. Есть разруха неиспользуемых зданий и отсутствие коммерческого потенциала у директора, стареющегося дотянуть до резко отодвинутой пенсии.

Есть корпуса для детдомовцев, накаченных успокоительным и вожатые за пятьдесят. Есть деревья и небо, но нет любви к этому увядающему месту.

Этот квест могут пройти лишь сильнейшие. Двадцать процентов, видевшие Турцию, сходят с дистанции в то же день. Пятьдесят дотягивают до середины и только тридцать проходят этот путь до конца.

Приезжают домой, радуясь цивилизации и достав черную коробочку именую в настоящем смартфоном, набирают знакомый номер и со страхом в голосе спрашивают: «Марья Ивановна, проверьте, на следующий сезон не забыли Петровых записать?»

Наглость второе счастье

С самого утра я содрогаюсь от необходимости идти в детскую поликлинику, где на дверях педиатра висит красный лист: «Дети инвалиды без очереди!».

Без очереди – это хорошо! Не надо стоять в душной толпе и хватать чужие сопли…В этот раз я точно наберусь наглости ринуться через плачущих детей и уставших мам, встану около дверей и ткну в яркую надпись: «Видали?».

Волна возмущения прокатится по длинному коридору. Те, кто уже считали секунды до старта, перегородят дверь – началось.

– Рыба гниет с головы. Пройдет мимо медсестра и сделает вид, что не заметила. Много вас стоит… – плачусь я в очередной раз в мамском чате «подруг по несчастью».

– У нас вызывают! – парирует кое-кто. – Видят на компьютере статталон и вызывают сами.

– Вызывают, не вызывают. Я с пинка захожу, а на возмущенные речи советую родить себе такого же! – заявляет третья.

Все смеются, а я молча завидую и тем и другим. Стараюсь записаться на прием заранее, ведь в таком случае легче пройти через соотечественников и доказать свое право «не стоять». От этого тебя не полюбят, но и отнесутся попроще, даже с некоторым уважением: «Красава, урвал талон. Дозвонился до регистратуры – герой!».

Опять передо мной дилемма, в свете которой гамлетовский вопрос – детские проблемы. Рвануть или спросить крайнего? Пережить пять минут страха или сидеть часами и тихо ненавидеть себя за бесхребетность?

«Достали уже эти инвалиды!», – возмущаются некоторые сограждане, забывая о том, что права одних и возможности других несоизмеримы: смотри, ощущай, слушай, ходи, дружи, мечтай, достигай, учись, женись, роди, живи!

На другой стороне право, которое надо вырвать, отстоять защитить, огрубеть, обнаглеть.

– Колясочники наглые, ненавижу их! – заявляют другие, пыхтя от злобы.

– Сядь в креслице, прокатись по родному городу и останься человеком! – хочется кинуть в ответ.

«От сумы и от тюрьмы не зарекайся», – гласит народная мудрость, «и от розовой справки тоже» надо бы добавить к отточенной временем пословице. Возможно, тогда участливые граждане, помогающие закатить тяжеленную коляску и пропускающие без очереди, радостно вздохнут: «Чур меня!».

Хочу ли я сидеть на шее?

Какая главная беда инвалидов и соинвалидов? Нет, не угадали – зависть! Как это не прискорбно звучит, чужая зависть – это наш второй грех после наглости! Казалось бы, ну чему тут завидовать: бесконечному бегу по реабилитациям, выкраиванием денег на оные, битве за положенные льготы и лекарства, слезам безысходности. Нет – пенсии, пособиям и многострадальному ЛОУ – зарплате соинвалидов, которой мы без иронии, безумно рады.

И все же, нам, прожигателям государственного бюджета, должно быть стыдно не только получать оттуда деньги, но и пытаться заработать самим хоть что-то.

Я хочу заработать! Пусть ночью, пусть в небольших перерывах, но хоть немного улучшить материальное положение своих детей, так как моя зарплата в виде ЛОУ не покрывает минимальные потребности других членов семьи, но НЕЛЬЗЯ!

Нельзя шить, вязать, лепить, пилить, точнее можно, нельзя иметь с этого доход иначе ты враг и все незаконно нажитое в количестве 500 рублей перечеркивает ЛОУ на корню.

Самозанятый! Ура! Шей, вяжи, пеки, но тихо. Так как в любую минуту заботливая длань правой государственной руки может щелкнуть тебя по носу, ибо ей абсолютно не интересно, что там накалякала левая.

– Девушка, – сую я нос в маске в щель приёмного окна. – Можно ли быть самозанятым?

– Можно! – радостно добавляет она, сверяя букашкин паспорт с базой данных, но ЛОУ мы с вас снимем!

– Как? – подгибаются колени. – В законе же написано можно.

– Ложь и провокация высшего порядка! – улыбается она во весь рот.

«Как же так?» – клокочет все внутри. Горы макулатуры перевернуты, карусели сайтов пролистаны и нельзя. Причем в других регионах можно, а у нас нельзя!

«Можно! – отвечает глава местного пенсионного фонда на письменный запрос. – Только пенсионные взносы не платите!».

«Не очень-то и хотелось», – чуть не сорвалось ответным письмом вместе с вопросом об уровне квалификации сотрудников, так уверенно вводящих граждан в заблуждение.

Теперь главное письмецо сохранить, так как не все сотрудники его прочли, и тыкнуть под нос очередному, прости господи, профессионалу, уверенно грозящему пальцем за сколоченный рублишко.

Сижу, читаю, радуюсь и мечтаю: «Еще бы за сопровождение собственного ребенка в школе рублем не наказывали, так мы бы вообще счастливы были, жаль не всем бесплатно работать дают».

Горсад только для здоровых людей

Лето, жарко, карусели

Закрутились, зазвенели.

Веселится детвора.

Только мне туда нельзя.

Между мною и весельем

Стеной встали две мамзели

Это все не для тебя!

Посмотрел? Домой пора!

Каждое утро

Общество – это тысячи осколков одного зеркала,

так кто же в нем отражается?

Марина

В кружке с остывшим кофе отражается покорёженный циферблат, расплывающийся с каждым глотком бодрящего пойла. Шесть двадцать, двадцать один, двадцать два. Восемь минут на отдых, затем пальто, сапоги, морозное утро сонного города и окна садика: маяка в непроглядной тьме чьих-то снов.

Марина не торопится, она любит свою работу, детей и их родителей. Только Семёнова, родительница, сидящая в декрете, раздражает молодую воспитательницу. Мерзко наблюдать каждое утро, как маленькая Яна плачет и пытается поцеловать равнодушную мать. Так и подмывает спросить: «Зачем ты ее родила?»

Мамаша нервничает и отпихивает повисшего на шее ребенка. Бежит вниз, избавившись от ненавистного груза, отчего сердце воспитательницы начинает щемить и хочется прижать к себе этого маленького кукушонка.

– Мы не сделали поделку. Я очень хотела, но мама не стала, – шепчет Яна сквозь накатившие слёзы.

– Это не страшно. Мы сделаем вместе, хорошо?

– Хорошо, – отвечает она и завистливо поглядывает на подоконник, где уже выстроились работы тех, кому есть дело до своих детей.

Марина не любит ввалившегося в раздевалку Павлика. Корит себя за непрофессионализм, но сердцу не прикажешь. Прочитав его историю в Интернете, обязательно бы всплакнула. Пожалела бы мальчугана с голубыми неуловимыми глазами, которому нет места среди «нормальных» детей. Пожалела бы тогда, но не сейчас. Когда он рядом, Марина не может с собой совладать. Она испытывает страх и отвращение, но только не эмпатию. Ведь в постах не говорится о боли окружающих от тяжёлых объятий бесстрашного неуправляемого Павлика. Ему нет места среди «нормальных» детей.

Марина не любит его мать, стыдливо прячущую глаза, сочувственно кивающую и разводящую руками: «Вы же педагог, у вас опыт! Работайте!»

У Марины нет опыта. Первая группа, незаконченный педуниверситет и одиночество в море чьих-то требований, недовольства, жалоб.

Марина не любит заведующую и коллег. Первая лебезит перед жалобщиками и укоризненно смотрит на воспитателей, выполняющих её же распоряжения. Вторые доказали, что у дедовщины женское лицо. Каждое утро.

Ирина

Ирина хватает назойливый будильник и прячет его под подушку. Трофим уснул час назад. Эти несносные выматывающие колики вместе с первыми зубами совсем её изнурили. В отражении ночного столика на Ирину смотрят огромные синяки под сонными глазами.

Спать – вот самое заветное желание. Из декрета в декрет, так получилось, а теперь кажется, что уже никогда не кончится. Ранее любимый город стал абсолютно чужим. Она уже не восхищается его широкими проспектами и зелёными улочками, перебегая с колясками от объекта А в объект Б.

Бабушки. Только сейчас она поняла весь смысл этого слова. Эти островки безмятежности остались в другом мире. Переезд, важная работа мужа и одиночество, из которого тебя постоянно вырывают чьи-то потребности. Во внутренней камере никогда не выключается свет.

Муж не может посидеть с ребенком, хотя бы с одним. Он поздно приходит и завтра ему опять на работу, ведь ипотека – это важно. Всё для детей. Она тоже уже не может, но надо будить Яну и одевать Трофима.

Утренние слёзы обоих невыносимы. Она бы с удовольствием разорвалась, но надо делать выбор. Каждый день, каждый час. Яна уже ходит, а сын еще настолько беспомощный, что дочь не в состоянии уравновесить чаши внутренних весов всегда.

Теплая машина, после холодной улицы, скользит по обледеневшим колдобинам из стороны в сторону, словно огромная колыбель. Трофим уже спит, и Яна тоже прикорнула, положив голову на спинку детского кресла. Веки Ирины тяжелеют, но впереди уже маячат спасительные окна детского сада.

– Яна, пойдем, – поднимает она сонную дочь и тихонько закрывает салон. С двумя тяжелее, поэтому надо действовать быстрей, пока один спит, а другая молчит.

Душная раздевалка, наполненная толкущимися телами, а внизу Трофим. Он один, и в голову лезут ужасные мысли.

– Яна, раздевайся, шевелись.

– Поделка, – шепчет дочь и показывает на шкафчик супер родителей.

– Яна, я тороплюсь, беги! – стаскивает она с шеи руки дочери, ведь там в машине Трофим.

«Чёртова поделка, – думает Ирина и ловит на себе негодующий взгляд воспитательницы. – Надо бежать».

Соня

Каждое утро Соня вздрагивает, услышав противное пиликанье будильника, и прячется под одеяло, надеясь отодвинуть на пару минут ежедневное испытание. Она не любит ходить в детский сад. Долго настраивается, перебирая в голове возможные реплики воспитателя, и готовит на них ответы, чтобы не потеряться, не сорваться, не перейти на крик, который вырвется тоннами испепеляющего негодования и неиспользованных аргументов, неспособных убедить даже Соню.

Она не просит ничего сверх положенного, и закон на её стороне, но кому это интересно? В суровой действительности нет места тем, чей взгляд невозможно поймать, в ком нельзя найти свое отражение.

«Это его право и их обязанность», – успокаивает себя Соня и ускоряет шаг, увидев огромные светящиеся окна. Павлик тоже их видит, дергает мать за руку и истошно вопит, падая на покрытый коркой льда асфальт.

Двести метров крика и негодующих взглядов родителей, чинно вышагивающих с весёлыми карапузами.

Неприветливая раздевалка с узкими шкафчиками и не умеющая скрывать свои чувства воспитательница. Шёпот за спиной о коррекционных садах и недоумках давно уже не волнует Соню. Как-то незаметно для себя она покрылась толстой шкурой и отрастила клыки, без которых невозможно выжить в гуманном обществе.

Соня приветливо здоровается, а улыбающийся Павлик уже несётся обнимать своих друзей.

Шишечный гусь с пластилиновой шеей занимает свое почётное место на подоконнике, а Соня переводит дух и готовится к вечерней битве. Этот бой не может быть проигран, иначе конец: квартирные стены вместе с её смертью превратятся в казённые со страшным названием Интернат.

Пока у Павлика есть шанс раствориться в толпе, влезть в лекало, стать как все, она будет бережно охранять его путь, восхищаться каждым шагом и с умилением смотреть на уродливого гуся, такого же, как у всех.

Так бывает

– Надо было снимать! – с невозмутимым лицом смотрит на меня невролог и от этого взгляда становиться смешно и грустно одновременно.

– Как-то не до этого было, – отвечаю я, заменяя маты на приемлемые слова, хотя правильнее было бы сказать: «Ты че, звезданулась? У меня ребёнок умирает, а я с телефоном прыгаю, ракурс выбираю. Стримы, донаты».

– Снимайте в следующий раз. Приступ был с ваших слов.

С моих слов, с моих чувств, с моего ощущения параллельного времени, которое бесконечно растягивалось и одномоментно сжималось, превращаясь в точку, за которой бездушная пустота.

Я вновь прокручиваю события последних дней и понимаю, что все увиденные мной фильмы ужасов – второсортные комедии. Теперь я знаю, настоящий монстр прячется внутри нас и неожиданно выскакивает, разрывая присвоенную оболочку или незаметно точит свое пристанище изнутри, выталкивая из него хрупкую душу.

– Наташа, не пугай меня, – хнычит младший ребенок и я привычно поворачиваю голову, делая надоевшие замечания.

– Не пугай брата, – слетает дежурная фраза и адреналин выталкивает сердце из груди. Неестественно вывернутая голова, лежащая на спинке стула, повисший на синей щеке язык и бегающие из стороны в сторону глаза дочери вырывают меня из привычной реальности.

Я не думаю – действую: освободить дыхательные пути, перевернуть, постучать.

Тело девятилетней девочки легкое как у ватной куклы и такое же безжизненное. Удар по спине еще один по груди, по спине: «Дыши!»

Болтающаяся над полом голова между свисающих обмякших рук: «Дыши!».

Паника нарастает всхлипываниями и судорожными вопросами сыновей.

«Уйдите», – спокойно говорю я и кладу тело дочери на пол. Тянусь к телефону, думая о скорой, которая уже не поможет, не успеет.

Едва уловимое движение и она вздрагивает, пытается встать, стряхивая оцепенение.

– Дыши! – требую я и она покачиваясь садиться на ближайший стул. Глубоко дышит носом, выполняя мою команду. Пьет принесенную братом воду и молча идет к своей кровати.

«Ты дышишь?» – дергаем мы ее по очереди. Она кивает через поверхностный сон, и только пульсирующая шея напоминает мне о случившемся.

«Сколько это длилось: одну, две, три, пять минут?» – пытаюсь уложить память во время. Маленькая вечность тихого ужаса: «Дыши!»

– Херня! Какая асфиксия? Кашель был?

– Нет, – сглатываю я комок слез.

– А должен быть! И глаза!!! При асфиксии глаза не бегают, а вот при эпилепсии! – кричит в трубку подруга и по совместительству семейный доктор.

Адреналин не дает спать. Я все еще действую: напрягаю интернет бесконечными вопросами и утопаю в исповеди других родителей. Надо пробиться на прием.

– Это не асфиксия. – уверенно говорит эпилептолог. – Вероятность органики мала, но ее надо исключить, – пожимает он плечами и выписывает направление на МРТ.

– Надо, – соглашаюсь я. Мне страшно узнать и страшно не знать.

– Что ты там увидишь? – успокаивают знакомые доктора. –Опухоль, рассеянный склероз, аневризму. Практически все лечится, если успеть…

– Я успею.

– При асфиксии глаза не бегают, – повторяю заученную мантру и требую направление на еще одну диагностику.

– Держите, – сдается участковый невролог. – Чего вы еще хотите?

– Спрятаться и ничего не знать, – прямо отвечаю я, едва сдерживая слезы и прижимая к груди листочки вытребованных направлений.

Я записываю ее в дебилки, а она меня в яжематери. Мы расстаемся, искренне надеясь, что больше никогда друг друга не увидим.

«Патологий не обнаружено, – отчитываюсь переживающим родственникам – Так бывает…»

Где мое место?

Я никогда не понимал тех, кто отчаянно хватается за жизнь. Смирись! Уйди достойно, не паразитируй на любви родных и близких.

Я осуждал тех, кто пытается спасти своих детей, отдавая последнее.

Зачем? Откажись. Родишь новых.

Я разглядываю потолок. Он всегда одинаков. Я знаю на нем каждую трещину и даже пытаюсь найти в них смысл. Может там зашифрован ответ за что меня сделали узником тела? Я хочу освобождения, но боюсь его. Каждый раз, когда ко мне подходят родные глаза, я вижу, что они ищут меня и не находят.

Я слышу бесконечные приглушенные разговоры о том, что может уже пора, зачем мучить себя и меня и я кричу: «Я здесь, я живой, я не устал, я выкарабкаюсь, поверьте мне!».

Жена перевезла меня к матери. Ей сложно: дети, работа. Маме тоже сложно, и я паразитирую на их любви. Я понимаю их всех. Я прошу прощения за каждую мысль о ненужных винтиках и сломанных отбросах.

У меня много времени: умолять Бога о прощении и ежедневно отрекаться от него, но сегодня все оживленно. Я слышу, суету и шуршание распаковываемой коробки. «Это поможет, – говорит жена, – он живой, я чувствую». Я готов заплакать, но слез нет. Я не чувствую тела, но душа обостренно воспринимает все вокруг.

Они посадили меня. Какое счастье увидеть комнату и окно, и небо, облака и свет, которой сочится через них и бьет по глазам. Я рад этой боли.

Жена одевает мне какое-то приспособление и, о чудо, я смотрю в монитор и читаю текст. Я должен выбрать ответ да или нет и колонки пищат, озвучивая мой выбор. Айтрекинг. Жена выбила его в бесчисленных кабинетах фондов и чиновников. Мир не без добрых людей…

Мама обнимет Катю и плачет. Ей стыдно. Она постоянно высказывала отцу, что эта бросила меня. А Катя искала мужа в этой зловонной пролежневой груде.

Надежда затеплилась во мне, я все еще могу сделать родных счастливыми и бесконечно благодарен тем, кто всегда знал: у каждого есть свое место. Свое право на жизнь.

Царица всея благотворительности

Она восседала на офисном кресле как на троне и обращаясь ко мне возмущенно заметила: «Как достала эта попрошайка» и осеклась, ведь я тоже попрошайка.

Каким ветром ее занесло на место директора благотворительного фонда мне доподлинно неизвестно. Поговаривали, что она потеряла ребенка и с подвигло её помогать/мстить остальным мамам, к которым судьба была более благосклонна, наградив ребенком-инвалидом.

Работая сначала журналистом и таким образом помогая фонду, она в один прекрасный момент заняла место его директора, заменив собой основательницу, тихую и милую женщину, заболевавшую страшной болезнью.

На улице с кипой документов в руках, стояла еще одна попрошайка, с которой мы виделись на одном из благотворительных мероприятий:

– К Халде ходили?

– Да, документы сдала.

– Ну удачи вам!

– и вам.

В целом, в фонде работали прекрасные люди, которые помогли огромному количеству детей, практически вытаскивая их с того света, либо помогали уверенно держаться в привычные для России, бесконечные смутные времена.

Халда же, будучи лицом фонда, напрямую работала с замученными собственной отвагой родителями и прессой, отчитываясь перед камерами. Она цвела, распространяя ароматы благотворительности, упуская тот факт, что почва ее роста обильно полита слезами и потом.

Она восседала на своем троне, наблюдая как усердные мамки драют ее кабинет в рамках благодарность на благотворительность, забывая о том, что сама не является денежным потоком, а лишь сидит на нем. Перекрой его нефтяные спонсоры и обычные прохожие и все, кем останется Халда?

Доставалось от Халды и сотрудникам, желающим отдать свое сердце на благое дело. Каждое утро она стимулировала их к работе лавиной мата, после которого «тупая» было практически похвалой. Они слушали краснели и терпели, ради приходящих на мероприятия глазенок, радующихся каждому выходу в мир.

Возможно она была прекрасным управленцем, но какая нечистая сила допустила ее до людей, оставалось большой загадкой. Она не терпела пререканий и при малейшем указании на ее неподобающее поведение, тут же изгоняла возмутившихся попрошаек со словами: «Знаете сколько вас таких, пачками по всей области…»

Попав в изгнанники защищая одну из мам, я сначала возмутилась, а затем, подумав о предстоящих операциях сотни ожидающих, заставила себя не мутить воду.

И все же неприглядная гримаса изнанки благотворительности, время от времени возмущает мою совесть, особенно когда выводы о Халде вновь подтверждаются, а я надеюсь на чудо.

Последние комментарии

Впечатления