Гуру толерантности [Радомира Берсень] (fb2) читать онлайн

Радомира Берсень Гуру толерантности

Тяжелая океанская волна, неодобрительно ухнув, плашмя рухнула на берег, припечатав к нему трех человек: девушку и двух парней, кашляющих и отплевывающих воду. Далеко за их спинами печально гудел сиреной лайнер, все ниже оседая в воду и задирая нос, будто с обидой и мольбой обращаясь к небесам. Где-то неподалеку в воде барахталось еще несколько человек, чьи пронзительные голоса летали над нервно движущейся поверхностью воды. Девушка, приподнялась и оглянулась, один из парней схватил ее за руку и стремительно потащил подальше от воды, не давая ей встать на ноги. Оттащив девчонку, он вернулся и так же молча подал руку второму парню, но тот отрицательно помотал головой и побрел к берегу сам. Злые волны слизывали отпечатки ног и пытались добраться до жертв кораблекрушения, которые испуганно жались друг к другу, боясь двинуться дальше, к плотной стене тропического леса.

– Что делать будем? – напряженным тоненьким голосом спросила девушка.

Ответом ей было задумчивое молчание. Блондин сердито швырнул в волны какую-то деревяшку, те подхватили игрушку и немедленно унесли ее в открытый океан.

– Вот это нам повезло, – с ненавистью сказал блондин. – Будем теперь жить в тропиках как в раю. Вечное лето, кокосы так их разэдак, бананы и беспечное веселье!

Кряжистый брюнет мягко положил ему на плечо руку, но блондин, раздраженно дернувшись, сбросил ее и снова поднял что-то с песка. Он психовал почти час, швыряя в воду все, что ему попадалось под руку, вымещая таким образом злобу. Второй парень прижал девушку к груди, они терпеливо молчали и пытались согреться. Наконец, блондину надоело развлекать волны всяким мусором, и он резко развернулся к сотоварищам.

– И как? – Выразительно спросил он, сделав руками широкий жест. Все его прекрасно поняли.

– Никак. – Хмуро ответил брюнет. – Океан большой. До континента далеко. Будем пока выживать здесь как сможем.

– Может быть здесь кто-нибудь живет? – Неуверенно спросила девушка. – Может быть, нам кто-нибудь поможет?

Блондин хмыкнул. Брюнет неопределенно пожал плечами. Солнце тяжело оседало в воду как уставший труженик. Метрах в двадцати от берега плотной темной пеленой стоял лес. Он был густым и лохматым. Переплетенные ветви, лианы, торчащие во все стороны стволы и жесткие кустарники делали его непроходимым. Все трое понимали, что им придется туда идти. Нужно найти пригодную для питья воду, какие-нибудь съедобные плоды. К тому же опускалась ночь, хоть и тропическая, но слишком ветренная из-за непогоды в океане. Океан все никак не хотел успокаиваться, он возмущался в сгущающихся сумерках и его глухой рокот отдавался эхом. Девушка от усталости начала задремывать, брюнет нежно прижимал ее голову к своей груди, сам он не мог уснуть от голода и боязни непредвиденных опасностей. Блондин время от времени косился на лес, он уже успокоился, его била крупная дрожь.

– Надо бы найти питьевую воду. – Негромко сказал брюнет, глядя в мерцающий мрак над водой невидящим взглядом. Блондин скривил губы, он боялся, что его сейчас пошлют искать воду и он заблудится в джунглях. Поэтому он немного выждал и неуверенно предложил:

– Может утром? Мало ли что там ночью в этом лесу.

Брюнет согласно кивнул и добавил:

– Спать надо по очереди. Мало ли.

– Не вижу смысла. – Вяло возразил блондин. – Даже если из леса выскочит какой-нибудь хищник – что мы сделаем? Полезем обратно в воду? Или ты наставишь на него палец и крикнешь «пиф-паф»? У нас ничего нет. Поэтому лучше для нас всех будет умереть во сне.

Брюнет раздраженно нахмурился, ему определенно не хотелось умирать – ни во сне, ни в бодрствовании. Он ничего не ответил, но про себя решил, что будет бодрствовать сколько сможет. По крайней мере, может быть он сможет предупредить остальных, и они сумеют спастись, хотя в это слабо верилось – блондин был прав. Они безоружны и представляют собой готовое блюда на чистеньком песочке. Надеясь на удачу, он упорно вперивал взгляд в невидимый в темноте горизонт и придерживал крепко спящую девушку. Надо всего лишь дожить до завтра. А там … там видно будет.

Наглое тропическое солнце пролило поток первых лучей на спящую троицу. Солнечный свет весело метался на поверхности воды, отражаясь и рождая миллионы сверкающих серебром зайчиков. Вокруг спящих молодых людей озабоченно стояла группа туземцев. Их бедра были небрежно прикрыты небольшими кусками зелени. Кожа у туземцев была глубокого цвета густой корицы с сизым отливом. Они негромко переговаривались между собой гортанным воркующим говорком, быстро обмениваясь взглядами и не решаясь прикоснуться к спящим. Первой проснулась девушка, ее оглушительный визг заставил туземцев шарахнуться в сторону зарослей, а спутников девушки подскочить словно ужаленных. Блондин, очумелый от сна, злобно зарычал и сжал кулаки, брюнет немедленно перехватил его напряженную руку:

– Остынь. Видишь, сколько их? В наших интересах наладить с ними добрые отношения.

Блондин внял, хоть это его и не успокоило. Его расширенные глаза, такие же голубые как радостное тропическое небо над головой, непрерывно находились в движении, кулаки сжимались и разжимались, желваки перекатывались на скулах. Брюнет же напротив, держался уверенно и расслабленно. Легкой кошачьей поступью он двинулся к стоявшим поодаль туземцам, но девушка удержала его, стараясь спрятаться у парня за спиной.

– Кэнда, – тихо сказал брюнет, – они не причинят нам вреда. Дай мне поговорить с ними. Наверняка они знают английский, сейчас его знает весь мир.

Девушка тряслась всем телом, ее побелевшие губы ходили ходуном.

– Майкис, не ходи, не ходи. – Умоляюще шептала она. – Они что-нибудь сделают с нами. Я боюсь.

Брюнет медленно повернул голову к блондину и негромким голосом с печатающей интонацией приказал:

– Нормуд, подойди сюда. Успокойся. Возьми Кэнду. Я хочу поговорить с ними.

Блондин подчинился, хотя не видел никакого смысла в этой затее. Все трое стояли, прижимаясь друг к другу. Туземцы о чем-то совещались, сбившись в кучку у самой кромки леса.

– Хэй! – Как можно дружелюбнее крикнул Майкис. – Мы друзья. Друзья. Нет оружия. Хорошо. Нам нужна помощь. Помощь, понимаете?

Туземцы оживились и начали возбужденно топтаться на месте, словно исполняя танец, непрерывно что-то бормоча и перекликаясь. Наконец, от них отделился самый рослый, с пучками ярких перьев, привязанными чуть повыше локтей и к прядям волос. Он в несколько широких шагов оказался возле мореплавателей и довольно сильно ткнул пальцем в молочно-белую кожу блондина Нормуда. Тот поморщился, но, взглянув на товарища, промолчал.

– Чн’танг гнчаа. – Отрывисто проговорил рослый. Затем он схватил блондина за волосы и с силой дернул, так что в пальцах у него остались вьющиеся прядки. Нормуд схватился за голову и злобно выругался. Но туземец не обратил на это никакого внимания. Он медленно обошел путников, сделав не мене пяти оборотов, и попытался было ухватить девушку за одежду своими длинными гибкими пальцами, но Майкис мягко отвел его руку. Островитянина это не смутило.

–Чонг тмаа. Ангча. – Заявил он и вдумчиво добавил. – онг ончо нухв’гнаа. Матумбайо.

Пострадавшие от кораблекрушения медленно вращались на месте, пытаясь уловить в интонациях говорившего хоть какой-то намек на его отношение к ним.

– Чого нгача, – что-то втолковывал островитянин. – чанганга кчон’чо. Чого кчон’и. Чого чого атна’йаа. Матумбайо ана! Матумба хо! – он указал пальцем в сторону леса. Видя, что его не понимают, он обошел путников еще раз и стал легонько подталкивать их к сплошной стене джунглей. Вокруг него неслышно сомкнулись собраться. Пострадавшие были вынуждены подчиниться.

В джунглях, не смотря на раннее утро, было влажно, душно и непривычно шумно. Разноголосица невидимых из-за листвы птиц, животных и насекомых оглушала и внушала страх. Между стволов вилась тоненькая тропка, вытоптанная множество жестких босых ступней. Словно трудолюбивые муравьи, несущие добычу в муравейник, туземцы шли гуськом друг за другом. Белые были упрятаны в середину это темнокожей вереницы.

– Может нас хотя бы накормят эти черномазые. – Придушенным голосом заявил Нормуд. – очень уж есть хочется, и пить.

– Нормуд! – Немедленно возмутилась Кэнда, обернувшись к нему, так как он шел позади нее. – Как ты можешь так говорить! Мы же из высокоразвитой страны! Мы носители цивилизации! Нельзя их так называть! Мы должны продемонстрировать этим людям свое уважение, свою лояльность и тогда они нас не тронут.

– Не тронут, ага. – Скептически прищурился Нормуд. – Уже тронули.

Тут он получил весьма болезненный толчок в плечо от чернокожего идущего позади, и умолк.

Идти пришлось около часа. Внезапно деревья отступили за спину, и широкая поляна в небольшой низине раскинула свои объятья. Вся поляна была уставлена простенькими хижинами их ветвей и травы, кругом кишмя кишели глянцевые тела цвета подтаявшего шоколада. Местные побросали свои дела и немедленно сбились в кучку, следовавшую за пленниками, пока их вели в центр поляны. Там стояла самая широкая хижина, грузно осевшая на один бок. Из нее, почесываясь и позевывая вылез абориген монументальных размеров, шириной груди он, пожалуй, мог посоперничать с двустворчатым шкафом. При виде людей с белой кожей он, в изумлении широко распахнул глаза и выкрикнул короткую гортанную фразу, скорее похожую на возглас удивления нежели на приветствие. Он также обошел пленников несколько раз и потрогал их пальцем, вслед за ним потянули пальцы и все остальные. Девушка тихонько вскрикивала, но боялась обозлить местных, поэтому старалась увернуться и спрятаться за спины парней. Те же, не стесняясь шлепали по тянущимся к ним рукам, однако местных это не смущало.

– Вот уроды же, – злобно скрипел Нормуд. – Черные хари, мартышки чертовы!

– Не надо, Нормуд, – умоляла его Кэнда, – мы должны уважать этих людей. Нельзя так! Мы пришли сюда из толерантного общества и обязаны вести себя соответственно. Ну же, будь умником, возьми себя в руки.

Досыта натрогавшись, аборигены вдруг отступили на несколько шагов назад. Здоровяк уже обмотал свои бедра пятнистой шкурой какого-то неудачливого хищника и вооружился копьем.

– Пипец котяткам, – вырвалось у Майкиса. Однако парень с копьем, по всему видно – вождь, – вдруг повернулся к своим соотечественникам и взмахнув копьем издал жуткий гортанный вопль, который немедленно был подхвачен остальными. Он взмахнул копьем еще раз – и толпа замолкла. Вождь снова повернулся к пленникам и осторожно протянул в их сторону острие копья. Подняв вверх свободную руку, он заговорил. Он говорил очень зычно и сильно, его голос свободно заполнял всю деревню, достигал опушки леса и впитывался зеленой массой словно губкой. Речь была довольно долгой и выразительной. Временами он взмахивал копьем. Белые парни ежились. Кэнда вцепилась в руку Майкиса. Белобрысый Нормуд шипел себе под нос всякие оскорбления в адрес темнокожих, которые глазели на него. Наконец, вождь замолчал. Он опустил копье и стал пристукивать им в землю, ритмично повторяя с закрытыми глазами:

– Ма-тум-бай-о! Ма-тум-бай-о! Матумбайо!

И вся толпа голосила всем за ним, притоптывая в ритм:

– Ма-тум-бай-о! Ма-тум-бай-о! Матумбайо!

– Ох, не нравится мне все это, – ныл Нормуд. – Кажись эти чернорожие голожопики что-то задумали. Ох, плохо нам придется, ох, убьют они нас. Мерзавцы! Кто-нибудь понимает о чем они говорят?

– Заткнись, – с присвистом проговорил сквозь зубы Майкис. – Пока нас не трогают, так что не ной.

– И прекрати их оскорблять. – Снова некстати влезла Кэнда. – Они милые.

– Ага, а самый милый у них вот этот горилл с копьем. – Обиженно пробурчал Нормуд, ожидавший, что друзья его поддержат. – Сейчас он очень мило нашинкует нас этим огромным копьем, а потом зажарит.

– Замолкни. – С достоинством сказал Майкис. – Ты – позор нашей цивилизации. Слышали бы тебя соседи и друзья по колледжу. Честное слово, ты бы от позора за всю жизнь не отмылся. Если мы выберемся отсюда, клянусь, я заставлю тебя пройти курсы по толерантности под письменное обязательство.

– Да наплевал я на соседей и друзей. – Продолжал кипятиться Нормуд. – Алло, вы себя слышите? Мы находимся где-то в джунглях, окруженные дикарями цвета обувного крема. Забудьте о толерантности! Она нас погубит!

– Вот уж нет. – Встряхнула волосами Кэнда. – Вот увидишь, за проявленное нами уважение нас не тронут.

– Может, нам еще на колени перед ними встать? – Съязвил Нормуд, но ему никто не ответил.

Тем временем, на поляне снова наступило оживление: жители деревни сгрудились каждый у своего жилища, с любопытством поблескивая глазами в сторону пришельцев. Между ними шествовал абориген довольно престарелого возраста, он был весь окутан шкурами и грязной реденькой бородой. Он шел ссутулившись, медленной неровной походкой, время от времени останавливаясь и тогда блестящая как новенький асфальт публика снова восторженно взвывала: «Матумбайо!». Наконец, старик дошел до пленников. Немедленно вцепился сморщенными пальцами в грудь Кэнды и довольно осклабился, когда она возмущенно вскрикнула. Парней же он похлопал ладонями по груди, животу, спине, рукам, пощипал их и подергал за волосы, уши, отчего Нормуд сделал яростный вдох, готовый забиться в припадке гнева. Однако Майкис с такой силой сдавил его руку, что Нормуд охнул. После этого старик обернулся к своим соплеменникам и глухим слабым голосом что-то забормотал. Аборигены оживились и затейливыми ручейками прыснули во все стороны. Белокожим гостям притащили обрубки деревьев, жестами предлагая сесть. Нормуд по-прежнему чуть слышно ругался сквозь зубы, Кэнда же, услышав это, цокнула языком и покачала головой.

– Да уймись ты уже. – Раздраженно заявил Майкис. – Видишь? Нам предложили сесть. Более того, нас даже не тронулись. Мы должны быть благодарны им за это.

– Ага, благодарны своим похитителям за то, что они пока еще не начали нас свежевать, – негодующе шипел Нормуд. – Что б их разорвало, что б им … аааа! Всю жизнь я знал, что черным доверять нельзя!

Кэнда сложила бровки домиком и собралась уже приступить к новой порции толерантных увещеваний, однако внезапно перед ними оказалось длинно бревно, стесанное сверху. Его притащило шесть отдувающихся дикарей, которые опять быстро ускользнули.

– Что это? – Озадаченно спросила девушка.

Майкис пожал плечами, а Нормуд, в припадке холодного бешенства, отвернулся от обоих. Тут со всех сторон потянулись женщины, девушки, девчонки с плетенными корзинами на головах. Они ставили корзины на землю и извлекали из них нехитрую снедь: рыбу, мясо, какие-то плоды и орехи, и раскладывали все это на стесанном бревне, используя широкие листья как тарелки. Кэнда радостно вскрикнула и захлопала в ладоши. Майкис прикоснулся к руке ближайшей женщины и жестом показал, что хочет пить. Он не обратил внимания, что вокруг этой женщины внезапно опустело пространство, все шарахнулись от нее, словно Майкис заразил ее своим прикосновением. Испуганная женщина все же поняла его и принесла несколько грубых чаш, заполненных водой. Повеселевшие путники принялись набивать свои пустые животы. Туземцы, тем временем, завели вокруг них общий хоровод с песнями.

– Похоже, мы у них почетные гости. – Довольно промычал Майкис, остервенело ворочая челюстями.

Нормуд ел с кислой миной, он все еще не доверял туземцам и, стоило кому-либо из них приблизиться к нему, как Нормуд ощеривался и шипел: «а ну отойди от меня, макака грязная!».

– Нет, ну правда. – Снова заговорила Кэнда, облизывая жирные пальцы. – Сколько можно тебя воспитывать, Нормуд? Тебе должно быть стыдно! Ты бессовестно ешь пищу этих добрых людей и еще оскорбляешь их при этом. Ты жалок! Толерантность – есть высшее благо цивилизации. Мы принимаем всех и никакой цвет кожи или раса не могут быть основанием для оскорбления. Вообще, оскорблять хозяев дома – это очень дурно. Ты ничтожен, ты противен мне. Еще одно такое слово – и я всем расскажу какие слова ты употреблял здесь. Ты не сможешь жить в обществе после этого. Тебя будут презирать и ненавидеть, на тебя будет плевать каждый темнокожий и это будет справедливо. Почему ты не хочешь принять в себя хотя бы немножечко толерантности? Тебе нужно стать добрее! Надо любить тех, кто отличается от тебя, это совершенно особый дар, доступный только высокоразвитым людям, вроде меня и Майкиса.

Нормуд ел молча, жадно, не обращая внимания на поучения друзей, его больше беспокоило другое – гостеприимные хозяева продолжали приносить одно блюдо за другим, настойчиво тыча в них пальцем и энергично мотая рукой у рта – ешь, ешь это. «Словно рождественского гуся нашпиговывают начинкой», – с беспокойством думал он. Внезапно у Нормуда пропал аппетит. Он вытер рот листом какого-то растения, служившего подносом для небольших хлебцев, и огляделся. Вокруг царило нездоровое оживление. Хижины оказались очень легкими и мобильными, словно корзины, их отодвинули к краям деревни, так что вся троица сидела в центре огромной площади. Вокруг них разводили костры. И Нормуда вдруг пронзил ледяной страх, волосы встали дыбом, пальцы свело судорогой. А что, если он прав? Нет, нельзя задерживаться здесь. Надо пробиваться хоть куда-нибудь, в лес, к океану, неважно, нужно спрятаться, наверняка за ними вскоре прибудет спасательная команда. От туземцев нужно держаться подальше.

Пока эти мысли бушевали у Нормуда в голове, а его друзья спокойно уплетали все подношения, к ним снова приблизились женщины с длинными кривыми ножами. И гости глазом моргнуть не успели, как с них ловко содрали одежду. Кэнда стыдливо вскрикнула и закрылась руками. Майкис даже бровью не повел. Женщины с ножами отступили назад, а вместо них подошли женщины с чашами в руках и стали немедленно обильно смазывать путников каким-то маслом. Время от времени, они вскрикивали от восторга, прикасаясь к изнеженной белой коже.

– Говорю вам, надо сматываться. – Снова зашипел Нормуд своим друзьям. – Эти мартышки что-то задумали. Посмотрите – мы голые! Как нам теперь пробираться сквозь джунгли?

Кэнда благодарно улыбнулась смазывающей ее женщине, похлопав ее по руке, вздохнула и заговорила всепрощающим голосом:

– Честно слово, Нормуд, я тебя не понимаю. По-моему, все просто чудесно. Видишь, как полезно быть толерантным? Нас накормили, увлажнили драгоценным маслом, наверняка, сейчас отведут в лучшие хижины, чтобы мы могли отдохнуть. Потерпи немного. Ну что ты как ребенок? Терпение, уважение и толерантность.

– Охренантность. – Буркнул Нормуд, ежась от прикосновений. – Разве ты не видишь, что нас к чему-то готовят?

– Видимо, к какому-то празднеству в нашу честь. – Веско уронил Майкис, зычно рыгнул и решительно отодвинул от себя поднесенное блюдо. – Мы – цивилизованные люди. Усвой это уже, наконец. Мы ведем переговоры и уважаем всех. Мы принимаем любого. Мы признаем право как белого, так и черного. А пока что нам ничто не угрожает.

Нормуд дико обвел поляну взглядом, поминутно вздрагивая и корчась, будто ему не массаж с маслом делали, а били током. Ласковые женщины, тем временем, подняли разомлевших от еды гостей и продолжали обильно их смазывать до самых пят.

– Ах, это, наверное, какое-нибудь растительное масло, натуральное, экологичное! – Воскликнула Кэнда, прикасаясь к своей глянцево блестящей коже кончиками пальцев. Она поднесла их к носу и томно закатила глаза. – Представляю, какая нежная и мягкая теперь у меня будет кожа!

Тем временем, местные жители заметили, что гости больше ничего не едят. Мгновенно исчезли остатки еды и стесанное бревно. В руках у женщин вместо мисочек появились небольшие корзиночки, плотно сплетенные из кожистых листьев. Что-то напевая хором сильными гортанными голосами, они обходили гостей кругом, ритмично швыряя в них горстями какой-то порошок с сильным ароматом, который они зачерпывали в корзинках.

– Видишь, как все хорошо? – С безмятежным лицом спросила Кэнда у Нормуда, уже не замечая своей обнаженности. – Они нас любят. А мы, за это и независимо от их чувств вообще, уважаем их право на самобытность. Они забавные, правда?

Нормуд уже не слышал ее, он прижал кончики пальцев к бешено стучащим вискам. Он был уверен, что они уже никогда не выберутся отсюда живыми. Он крутился на месте, но был бессилен остановить этот странный ритуал. Пряный порошок густо прилипал к его масляному телу, забивался в глаза, уши, нос, отчего Нормуд начал истово чихать, брызгая слюной и пряностью во все стороны. Аборигены, глядя на это, покатывались со смеху. Майкис недовольно фыркал, однако не мог сдержать иронической улыбки, Кэнда весело и заливисто смеялась. Но Нормуду было не до смеха. Он вдруг понял, что обливается по́том, потому что вокруг пылает чуть ли не с десяток костров. Где-то там, за этими гигантскими огнями, глухо и дробно звучали удары каких-то местных инструментов. «Конец», – тоскливо думал он, – «сожрут нас эти гуманоиды, как пить дать. Сожрут, вместо с нашей толерантной идеологией, обглодают нашу гуманность и обсосут все наши права, чтоб им сдохнуть. И ничего мы уже не сделаем». Он громко икнул и присел, надеясь найти хоть палку под ногами. Кэнда же укоризненно заметила:

– Мог бы и поприличнее себя вести. Мы все-таки в гостях.

– Да как же ты не можешь понять! – Внезапно заорал, словно ужаленный, Нормуд. – Они же сейчас сожрут нас с потрохами! Сожрут!

– Стыдно должно быть белому человеку за такие слова, адресованные темнокожим. Мы что же – в каменном веке? Или мы считаем всех темнокожих – дикарями? – Язвительно заговорил Майкис. – Мы есть плоть и кровь правовой системы, мы не должны даже мыслей таких допускать. Мы выше всего, что может оскорбить человека другой расы или с другим цветом кожи. Мы должны быть чисты в своих мыслях и безупречны в поведении. Если бы мы могли разговаривать на языке этих людей, я бы заставил тебя извиниться перед ними. А, поскольку, выражаясь таким возмутительным образом ты оскорбляешь и наше расовое чувство, я требую, чтобы ты извинился перед нами – мной и Кэндой.

Нормуд же сидел на земле, обхватив голову руками и раскачиваясь взад-вперед. Он тяжело, хрипло дышал и мучительно тянул бесконечное «м-м-м» сжатыми до боли губами.

– Вы … вы погибнете с этим своим уважением! С дурацкой вашей толерантностью! – севшим голосом выкрикнул Нормуд. – Господи, мы все умрем, мы все сдохнем тут, зачем я только сел на этот проклятый лайнер, почему я не утонул вчера! Лучше бы я утонул!

– Не причитай, – снисходительно похлопала его по плечу Кэнда, отчего облачко коричневого порошка окутало их обоих. – Все прекрасно, слышишь? Мы гости у этих людей. Мы показали им свою уважение. Пусть мы их и не понимаем, но мы своим поведением демонстрируем свое смирение перед ними, свою готовность отступиться от собственной воли ради уважения к ним. Все закончится хорошо, вот увидишь. Это будут классные каникулы. А вернувшись, мы обязательно дадим в колледже небольшую лекцию, впрочем, нет – обширную лекцию на тему «толерантность как основа взаимоуважения при установлении первичных контактов». Это будет прорыв, фурор, мы сможем всех научить этому великому чувству своим примером, нужно только немножечко потерпеть, ну же! Не раскисай! Давай, скажи «я люблю этих людей, я их уважаю», чего тебе стоит?

– Отстань, – хрипел Нормуд, по-прежнему скорчившись и сжав голову руками. Майкис что-то тоже талдычил про основу для благоприятных отношений, толерантность, право и политику равенства.

Никто из них не заметил, что женщины-дикарки исчезли, а из-за костров выступили ярко раскрашенные фигуры мужчин. Движения их были крадущимися, словно на охоте, лица – радостно-напряженными. Они бесшумно окружали толерастеров, держа на отлёте огромные яркие лезвия наподобие мачете. Все ближе и ближе, ближе и ближе …

апрель 2021 г.