Лето детства [Анна Игнатьевна Галанжина] (fb2) читать онлайн

Анна Галанжина Лето детства

предисловие

Ты ли это – Я?..

Отшумела река жизни, выровнялась усталым ручейком с опустевшими берегами. Всё мельче ручей, всё положе берега…

Далеко-далеко всколыхнётся ветерком паутина жизни, и сквозь неё проглянется лёгкое видение той девочки, того истока, от которого родилась память жизни.

Пытаясь разглядеть эту девочку, босоногую, в слишком коротеньком для её лет платьице, с выгоревшими на солнце прядями русых волос, пушистым одуванчиком вьющихся вокруг загорелого лба, налезая на глаза, щекоча облупленный нос…

Ты ли это – Я? Или за давностью лет причудилось мне, что это я, именно такая: внимательно-сосредоточенная, с цыпками на тонких ногах, готовая, в любую минуту вспорхнуть лёгким мотыльком и исчезнуть, мелькая среди высоких зарослей колючки.

Куда убежало детство моё?! Дай мне прикоснуться к твоей бесконечности, трепетности. Насладиться каждым мигом созерцания. Удивляться новому непознанному дню не понимая, как быстро исчезнет он в светлом мареве лета, в белой дымке паутины осени; в быстрых ручьях весеннего оголтелого напора; или наконец, в снежной бесконечности, мерцающей под яркими лучами зимнего солнца? Куда бежишь, куда торопишься? Погоди! Так хочется коснуться шершавой узловатой рукой тонкой тёплой ладошки. Ощутить себя –ту, царящую во мне незримо и всё далее уходящую по тёплой тугой тропинке, ощущая босыми ступнями живое дыхание земли, питаясь силой, исходящей из её глубины… Неведомо, не понятно, каким образом случилось так, что я была той девочкой, торопливо убегающей туда, где жили родные любимые люди.

Я хочу побежать за ней, но много ходившие ноги не слушаются. Но всё равно, неуклюже переваливаясь спешу мимо неласковой юности и бурной, насыщенной несбывшимися желаниями зрелости… Сквозь боль и радость, разлуки и усталость; болезни и смерти дорогих тебе людей. Сквозь, сквозь!.. Ещё чуть-чуть и, кажется, догоню её, спрошу: «Куда бежишь? Зачем торопишься?.. Но больные ноги дрогнули… Не догнать, не коснуться худенького плечика, не прижать к себе, ощущая срастание с ней, ища защиты в ней.

Долго смотрю во след, мучительно долго, пытаясь осознать: неужели она была мною?!

Память моя! Сотвори чудо! Воскреси во мне ту девочку! Дай успокоиться возле неё. Чтобы пустота вокруг вновь наполнилась красками, звуками, запахами…. Запахами тёплого летнего вечера с горькой оскоминой полыни, медовой сладостью мяты и чабреца. И чтоб горделиво покачивались в палисаде царственные мальвы, а из распахнутого окна истекал духмяный переворачивающий нутро сладковатый запах свежеиспечённых пышек. И вкрадчиво ласковый шепоток бабушки, сноровисто перекладывающей обжигающие горячим пышки в эмалированную, виды видавшую кастрюлю, сбрызнув водой, укрыть чистым полотенцем, не замечая нетерпеливый взгляд внучки. «Отойти, остыть им надобно…». И ты знаешь, по- другому не будет, бабуля не нарушит ритуал. И остаётся ждать, сглатывая слюну.

Лето, детство, память… Худенькая быстроногая девочка исчезала за горизонтом.

Дорога домой

Автобус остановился. Я вышла и огляделась. Вот она дорога на Мазеповку, где прошло моё детство.

Дорога петляла, как и прежде, идти по ней было одно удовольствие, особенно босиком, что я и сделала. Высоко в выцветшем от изнуряющего зноя небе жаворонки пели свою бесконечную песню. Пыль мягкая и горячая, заставляла идти быстрее. До леса – около километра, там долгожданная прохлада. Но спешить не хочется.

Подошва постепенно привыкает к горячей пыли, на тело нападает удивительная истома, мысли плывут плавно, отрешённо. Господи, как же хорошо! Сколько раз вот так я ходила по этой дороге! Сколько волнений и переживаний испытывала от удивительного запаха дорожной пыли, от колосящейся по обочине дороге ржи и цветущего июньского разнотравья.

Для русского человека дорога – это не просто путь, а что-то магическое, бесконечное и обнадеживающее. Так и кажется, там, за поворотом, появится что-то новое, неизведанное, и ты забудешь обо всём плохом и заживёшь иной, счастливой жизнью. Поворот, ещё поворот… Сколько в жизни будет таких поворотов? За каким из них начнётся иная, счастливая жизнь?

Скоро обрывается моя полевая дорога, дальше она ныряет в лесную прохладу и разбегается тропинками. А те петляют между деревьями, исчезают в высокой траве, и вновь выскакивают на открытое пространство.

Лес встречает тихим шелестом листвы, несмолкаемым жужжанием пчёл, зудящим звуком комарья. После ослепительного солнца в лесу сумеречно и прохладно. Впереди низина с глубокой колеёй, оставленной тракторами и большегрузными машинами. Сколько себя помню, эта колея никогда не просыхала. Её чёрная топь заставила «спуститься с небес на землю» и побыстрей миновать это неуютное место. И я поторопилась к открытому пространству, где показывался мостик через неглубокий ручей, почему-то называющийся речкой Избицей. Этот отрезок моего пути был, пожалуй, самый интересный, особенный. Здесь тропинки вновь собирались вместе, превращаясь в широкую дорогу, по бокам которой росли старые корявые вербы. Их вместительные дупла облюбовала разнообразная живность: от птичек до шмелей и шершней. Шершней особенно любили тревожить мальчишки, разбегаясь от них в разные стороны, но кое-кому всё-таки доставалось, и тогда этот «счастливчик» долго ходил в «героях», пока не заживала шишка на лбу. Моя бабушка говорила, что по этой дороге проезжал сам Пушкин, и вербы помнят его бричку. Я верила безоговорочно, да и сейчас не хочу опровергать эту версию.

Ближе к мосту начиналось, пожалуй, самое удивительное, и было этому название ужи. Да, да самые обыкновенные и необыкновенные ужи. Они были такие большие и толстые и, вероятно, такие старые, что тоже помнили бричку Пушкина. Они висели на высоких перилах моста, греясь на солнышке, слегка покачиваясь и извиваясь.

Я старалась идти как можно тише, но за несколько шагов перед моим приближением они срывались с перил и с шумом плюхались в воду. Шлеп, шлеп, шлеп… Поистине незабываемое зрелище – полёт ужей! Подобного больше не видела нигде. Что интересно, ужей никто не трогал, они пользовались заслуженным уважением. А как же ещё? Они являлись одной из достопримечательностей Мазеповки. Люди ценили и уважали природу в те ещё недавние времена.

Отсюда дорога больше не расходилась, лес становился реже. А вот и моя любимая берёзовая роща. Светлая и нарядная, она всегда была самым привлекательным местом. Здесь нас принимали в пионеры, здесь мы праздновали майские праздники, собирали березовый сок. За берёзовой рощей стройными рядочками росли молодые сосенки, их мы сажали вместе со школьными учителями.

Лес был нашим другом, большую часть времени мы проводили под его сенью. Сколько земляники поели в этой дубовой роще! А сколько выпили березового сока, съели кучу каких-то немыслимых трав! Сколько тропинок истоптали наши искусанные комарами, исхлёстанные крапивой, ободранные колючками многострадальные босые ноги! Разве можно это описать!

Поистине, детство – дар божий! Жаль только, что закончилось оно за очередным поворотом моей дороги. Ну, что ж, всё когда-то кончается, проходит. Прошло, закончилось моё детство. Оно вошло, влилось в юность, зрелость, далее, Бог даст, – в старость. Вот и дорога, по которой я вновь прошла, чтобы ощутить всё то, что осталось в моей памяти, привела меня в мое детство. Но и здесь она не задержится, а побежит дальше. Она пересечёт моё село и выскочит за околицу, чтобы продолжить свой бесконечный бег, расширяясь, сужаясь, петляя и извиваясь, уводя нас всё дальше и дальше. Моя дорога выскочила на пригорок к дому лесника. Впереди полуразрушенная церковь, это моё село, моя Мазеповка.

Скоро лето

Над селом висел дурманящий запах цветущих яблонь. Нежно розовые лепестки привлекали уйму пчёл, казалось, яблони не только цвели, но и пели. Такой гул стоял вокруг. Природа встречала Первомай. Первомайские праздники самые любимые. Это ведь не только митинги и демонстрации, маёвки и выходные, это и первый лист распустившейся берёзы, первые цветы и молодая зелёная трава. Да просто ощущение вечного праздника, радости и счастья! А уж 9 мая- так совсем всем праздникам праздник! Нет в мире лучшего праздника, с которым наш советский человек чувствует себя героем-победителем. И немудрено! Победить такого врага смог только советский человек, беззаветно любящий свою замечательную Родину!

–Ба, мой дедушка тоже убит на войне?

– Он пропал без вести.

– Это как?

– Вот так …

–И что его нельзя отыскать?

–Не знаю.

– А почему ты его не искала?

– Как же, искала, да что толку. Кому только я не писала…

– Ба, а может он у немцев остался, и ему не разрешают писать?

– Да не мели ты! – возмутилась бабушка, – он у немцев не успел побыть. Как ушёл, так сразу и пропал. Тогда многие пропали…

– А мой папка тоже воевал?

–Конечно, а как же иначе?

–А тётка Валя Баранова говорит, что он в тылу отсиживался.

–Пусть не брешет! Он снаряды подвозил на передовую. Да ты сама у него можешь спросить, чего меня пытаешь.

– Я спрашивала, а он сказал, что вырасту, всё и узнаю.

– Не слушай никого. Твои родственники всё воевали, в героях ходили. Вон тётки твоей Ани муж – Иван, тот блокаду Ленинграда прошёл, контужен был. Не хорошая она – не слушай её…

– Да я её и не слушаю, я ведь к Нинке хожу, а не к ней. Ты в клуб пойдёшь? Концерт будет…

– Какой мне концерт, корова в любой момент отелиться может. Нет, мне идти никак нельзя. Сходите, потом мне расскажете. Иди, не трави душу.

Нюта почувствовала себя виноватой, что у бабушки испортилось настроение. Странные они, эти взрослые, не поймешь, в какой момент их можно спросить, в какой нельзя. Думала, что бабушка обрадуется, что Нюта интересуется судьбой деда, а она вдруг рассердилась…

Немного погрустив, она зашла за подругой, и они побежали в клуб.

В селе чтили ветеранов Великой Отечественной войны, поминали погибших, чествовали отличившихся в работе. В клубе народу – яблоку негде упасть. Кто пошустрей – захватили лучшие места, остальные стояли у стен, толпились в открытых дверях. Из района приехали артисты и все с нетерпением ждали их выступления. После торжественной части – награждения. Счастливчики выходили на сцену нарядно одетые, смущенные, гордые.

Май щедр на праздники может оттого, что впереди горячая трудовая гонка. Но то дела взрослых, а у ребят впереди долгожданные каникулы. Вот это настоящий праздник!

Каникулы! Ура!

«Весна, весна на улице, весенние деньки,

Как птицы заливаются трамвайные звонки…»

Нюта вприпрыжку бежала из школы. Интересно, какой он, трамвай, на самом деле? Вот бы посмотреть, а ещё лучше прокатиться. Она размахивала почти пустым портфелем. С завтрашнего дня у них каникулы, и все учебники сдали учительнице. В портфеле остался только дневник, табель успеваемости, ручка и карандаши. Самым ценным в портфеле это табель успеваемости, потому что в нём только пятерки…

«Ля-ля-ля, ля-ля-ля», портфель взлетал над головой. «Ах, как сегодня хорошо на улице!» Солнышко греет тепло и ласково. Даже дорога по проулку почти просохла. Она сегодня в школу ходила в ботиночках, а резиновые сапоги спрятала подальше в надежде, что больше не пригодятся. В школе все были нарядные: в белых фартуках, с огромными бантами девочки и в белых рубашках и черных курточках мальчики. Они радовались своим нарядам и каникулам. Даже их учительница Надежда Петровна всё время улыбалась, хотя вообще она очень строгая и серьезная.

Нюта остановилась и ещё раз полюбовалась своим чудесным белым фартуком с кружавчиками. Она оглянулась по сторонам в надежде, что кто-нибудь тоже увидит эту красоту. Но на улице было пустынно.

– С какой радости поём? – из ворот дома вышел Колька. – Наверняка каникулам радуешься?

– А ты не радуешься?

– А мне как-то всё равно, ты же знаешь, как я в школу хожу.

«Вот и плохо», – подумала Нюта.

– Что собрался делать?

– А догадайся! Ты же у нас умная, на пятерки учишься.

Он сел на лавку и стал вертеть палку в руках.

«Вот вредный вечно настроение старается испортить».

– Тебе что, ответить трудно? – И она отвернулась от него.

Поняв, что теряет зрителя, Колька поспешно ответил.

– Городки думаю ставить. А то мы в этом году только в клёпики гуляли, про городки совсем забыли. А они развивают глазомер и твёрдость руки.

Нюта с удивлением посмотрела на Кольку. Так складно говорит, удивление какое-то… Она посмотрела в сторону горки, что у самого кладбища, где они всегда по весне играли в городки. Надо же, она совсем забыла, зато Колька вот не забыл.

– А ты что вправду сегодня в школу не ходил? Сегодня же табель успеваемости выдавали.

– Чего ты вечно выспрашиваешь, – огрызнулся он, – не твое это дело, ты что, учительница, я тебе отчитываться должен?

– Да я просто так спросила. Нужно мне больно. А когда мы в городки играть будем? – Нюта старалась перевести разговор в безопасное русло.

– Кто это мы?

«Господи, как же трудно с ним разговаривать, и когда он уже подобреет?»

Колька вытянул руку, в которой держал палку, и совсем как её отец, прищурившись, смотрел, ровная она или нет.

– Мне одну биту осталось сделать, старую, весь сарай перерыл, так и не нашёл, а эта какая- то неровная, может пойти ещё разок поискать. Случайно не знаешь, какое кино сегодня в клубе крутить будут?

Нюта покачала головой.

– Ну, да. Откуда тебе знать, у тебя только оценки да наряды на уме.

Нюта молча пошла к своему дому. Ей надоел Колька со своим ехидством.

– А вот и Нинка идёт, она всё знает, – услышала она радостный Колькин возглас.

Нюта обернулась и увидела Нинку. Та медленно брела, опустив голову, вид у неё был очень грустный.

«Тройка в четверти есть.» – безошибочно определила Нюта. – Влетит от отца». И ей стало жаль подругу.

– Эй, Фомка, – позвал Нинку Козак, – ты не знаешь, какой фильм сегодня крутят?

Иногда дети на улице называли друг друга по имени своих отцов. Нинкиного отца звали Фома, а её Фомкой, Нютиного отца звали Игнат, естественно, она становилась Игнатихой. Колькин отец тоже Коля, потому все звали его Козак – по фамилии.

– Знаю, и что с того? Тебя всё равно на кино не пустят, детям до шестнадцати…

– Подумаешь, – не сдался Колька, – захочу, пройду, велики дела.

– Давай, – отпарировала Нинка, – а мы посмотрим! Ты только хвалишься, а сам не можешь даже рассказать, про что кино. Врёшь и думаешь, мы тебе верим.

– Да не умею я рассказывать, – растерялся Колька под непривычным напором Нинки. – Да и что там интересного, лижутся только, аж противно, – и он презрительно сплюнул в сторону. – Другое дело про войну… А ты чего злая?

– Злая, злая, – пробурчала Нинка, – не будешь тут злой. Тройку выставили в табель по рисованию.

– Я тоже не умею рисовать, – поддержал её Колька. – Не переживай, не всем же быть художниками, – кивнул он в сторону Нюты.

– Я что виновата, – обиделась Нюта…

– Кто тебя виноватит, просто к слову сказал. – И пальто застегни, опять заболеешь. И так гулять не с кем, а тут городки на подходе. Уже все твой новый фартук заметили.

– А что, красивый…

– Ладно, расходимся, – прервала спор подруга. – Завтра на кино сходим, если отпустят, тройка всё- таки…

Нюта вздохнула и открыла калитку.

Ей хотелось поскорее показать бабушке свой табель, и ещё ей хотелось, чтобы она её похвалила. Бабушкина похвала для Нюты была самой лучшей, потому что она знала, что бабулечка ею всегда гордится и ставит в пример. Она открыла портфель и, достав табель, любовно посмотрела на него.

Здравствуй лето!

– Нютка, выходи гулять!

Это моя подруга Нинка зовёт меня. Я стою в углу, размазывая по лицу слезы и сопли.

– Опять оглашенная – ругается бабушка. – Отец не велел тебя пускать. Чего вот тебя черти понесли на чердак? Что ты там потеряла?

– Мы-ы-ы-ы в пря-а –а- т ки гу-ля-ли, – всхлипываю и заикаюсь я.

– Вам что, другого места не нашлось?

Я отрицательно мотаю головой.

– Горе мне с вами, – сокрушается бабушка, и в её голосе появляются жалостливые нотки.

Я реву ещё сильней.

– Нютка, выходи-и-и-и!

– Пьфу, ты, негода! – бабушка подходит к окну. – Чего орёшь на весь проулок? В углу она стоит, отец наказал!

– Так дядька Игнат на луг за сеном поехал, – простодушно замечает Нинка.

– Так что? – недоумевает бабушка.

– А вы её отпустите, он всё равно не скоро приедет.

– Умная какая. А как узнает?

– Не узнает, – убедительным голосом говорит подруга.

– Это, выходит, я брехать должна? Ты смотри, чему она меня учит.

– Да не учу я никого, – миролюбиво отвечает Нинка. – Она уже вон сколько стоит… Может хватит?

– Хватит, не хватит, – не твоего ума дело, – ворчит бабушка, – тебе она на что? Давно видались?

Я с надеждой прислушиваюсь к их разговору. Какая, всё-таки, Нинка храбрая. Я так со взрослыми не могу разговаривать.

– Так мне ждать или нет?

– Да погоди ты, оказия – сдаётся бабушка – вечно вы меня подводите. Бесенята этакие… Накасались на мою голову.

Я понимаю, бабушка никак не может решить, как поступить. Ей и жалко меня, и наказать стоить, чтоб в следующий раз неповадно было. Бабушка знает, что во всём виновата старшая сестра Валька, но её давно «след простыл». Досталось мне, хотя я больше всех пострадала в этой истории и, по моему глубокому убеждению должна быть не наказана, а как раз наоборот. Но моего мнения никто не спрашивал.

– Баба Надя – в проеме окна появляется Нинкина голова. – Нютка не виновата, это всё Валька, я так сама дядьке Игнату и скажу, я не спужаюсь. Это ж не справедливо!

– А телёнка чуть не угробили! Умники…

– Подумаешь, по двору побегал…

– Гляньте, защитница нашлась! Ей бы самой за себя учиться стоять надобно, а то так и будешь её до свадьбы защищать. Выходи ужо с угла, чего теперь –уговорили проказники…

Поняв, что гроза прошла, я кивнула подруге, она мне подмигнула и исчезла за окном.

Судорожно всхлипнув, пошла к бабушке. Умывшись под её ворчание, принялась расчёсывать спутанные волосы.

– Иди, помогу, что ты их, как зря дерешь.

Приведя меня в порядок, она дала мне двадцать копеек и велела купить буханку хлеба и спички.

– Если батька приедет, скажу послала за хлебом. А увидишь ту заразу – передай, тотчас домой нехай идёт, а то хуже будет… Хотя её теперь с собаками не сыскать. Небось, у бабки Паши спряталась. Иди, толкнула она меня в спину, а то передумаю.

Я выскочила на улицу. Нинка сидела на корточках и укачивала цыплёнка, завернув ему голову пол крыло.

– Смотри, спит, как младенец.

– Ты что, пусти сейчас же, бабушка увидит, прибьёт, – испугалась я

– Да не бойся ты!

Нинка положила цыпленка на траву. Цыплёнок лежал неподвижно.

– Нин, он сдох?

Лицо подруги испуганно вытянулось.

– Мало мне телёнка…– заскулила я.

– Да погоди ты!

Она осторожно вытащила голову цыплёнка из-под крыла. Он несколько секунд лежал неподвижно, потом заскрёб лапками по траве. Мы часто проделывали такие штучки с цыплятами, а иногда, и с большими курами, но те быстро просыпались, а этот оказался слабый. Я замерла в ожидании.

Наконец он вздрогнул, вскочил на ноги и как пьяный, шатаясь и «пританцовывая», погнал к остальным курам.

– Нин, ты больше так не делай – ладно? А то меня из дома изгонят.

– Ладно, знала бы, что он такой же, как ты, нежный, не трогала бы.

Мы пошлёпали босыми ногами по горячей пыли в центр села к магазину.

– Слушай, как ты умудрилась на телёнка с чердака свалиться? Мы чуть со смеху не умерли.

– Хорошо тебе смеяться, – обиделась я.

– Чего это мне? Всё смеялись.

– Не придирайся. Когда Валька сказала, что будет водить, мне захотелось спрятаться так, чтобы она меня не нашла. Она когда-то говорила, что на чердаке в сене хорошо прятаться, ну я и полезла. Не успела взобраться, как Валька кричит: «Всё, иду искать…», – я от страха и бросилась туда, где утоптано было…

– Чего ты на поросёнка не упала, он мягче…

– Да ну тебя, – обиделась я.

Нинка толкнула меня в бок:

– Да брось ты обижаться. За Козаком бык по проулку гонялся, вот где ужас был… Отец уже за ружьём побежал, а тут Колька, как кошка на дерево сиганул. А если бы дерева поблизости не оказалось? Зато вспомнить есть что.

Мы шли плечом к плечу, я крепко сжимала в ладошке двадцать копеек, понимая, что если их потеряю, то порки мне сегодня не избежать. «Как хорошо, что у меня есть такая храбрая и беззаботная подруга», – думала я, слушая Нинкин рассказ о Колькином приключении.

Валька росла шустрой и вызывающе дерзкой. Она стояла, расставив крепкие ноги, и с неприкрытым упрямством из-под белых бровей смотрела на отчитывающую её за провинность бабушку. Весь её вид говорил о несогласии с чем бы то ни было и готовности противостоять всему, что может покуситься на её правоту. Пальцы рук в заусенцах, с сгрызенными ногтями, теребили подол короткого выцветшего платья.

– Чисто батька! Нашего ничего в ней нет! Вот ведь оторва! Господи, прости! Я её уже бояться начинаю. Вроде как и слушает, но видно, что ничего до неё не доходит, – Надя беспомощно развела руками. – Валька, ты ж уже большая, что ж ты вытворяешь? Хоть бы мать свою пожалела, она ж бедная, от работы своей проклятой измученная, и ты ещё ей горя добавляешь. Прибьёт тебя в сердцах. Зачем с Козаком связалась, он же младше тебя, да и хлопец… Чего на сей раз не поделили?

Она устало опустилась на табурет.

– И что мне с вами делать? Вот возьму и в лес жить уйду, лесник давно зовёт, помогать ему некому, а вы тут, как хотите; хоть побейте друг дружку.

– И я с тобой, – робко вставила Нюта.

– Во, возьми, ты ж только её и любишь, – наконец подала голос молчавшая до сих пор Валька.

– Что ты выдумываешь, дурная! Я вас всех люблю одинаково, вы мне все внуки. Только от Нюты и Вовки таких проделок ждать не приходится … Ты хотела, чтобы тебя за них по головке гладили? Зачем нос Кольке разбила?

– Пусть не гавкает, что не надо. Ладно, Белкой-Стрелкой дразнит, так ещё и безотцовщиной обзывает.

– Ну и что тут обидного? Ты ж и вправду белобрысая и быстрая, а что без отца, так это даже наш пёс Букет знает. Чего тут обидного? – повторила свой вопрос бабушка.

– Он Белкой – Стрелкой обзывает потому, что в космос собаки полетели и зовут их так же. Я ему собака что ли?

– Тю, дурная! Гордиться таким званием надо, а ты обиды… Я-то думала, что сурьёзное, а тут дурь одна. Иди, окаянная, поросятам травы сорви.

– Чего-й то я да я? Пусть Нютка сходит.

– Опять за своё! У Нютки другое задание есть: она Вовку смотрит. Я сама решаю, кому какие задания давать!

Бабушка сдвинула брови и нарочито тщательно стала вытирать и без того чистый стол.

Хлопнула в сенцах дверь, Валька выскочила во двор.

Прикрыв глаза ладонью, бабушка запричитала:

– Господи! Откуда на мою голову столько муки навалилось? Когда ж я вздохну спокойно, и нет конца и края горю да напастям! Что молчишь? – Она повернулась к лику Николая Угодника, – всё видишь, всё слышишь, всё знаешь и молчишь? Я одна такая грешная, что на мою голову столько всего навалилось? За меня ведь и заступиться некому. Муж в войну сгинул, дочь в девках родила на горе и на беду, а теперь вон, ещё одного прохиндея нашла, а счастья всё одно нету. Дом мой разобрали, амбар отцовский разрушили. А какой амбар был – любо и дорого посмотреть: каменный, красавец… Вот комнату отделил, выставил, значит, а всё одно покоя не дают. Внуков на шею повесили… Малые ничего, а эта… – она покачала головой.

– Ба, не ругайся, Валька она вообще- то хорошая, только вредная …

– А, это ты, –вскинула глаза Надя, – ты ж вроде уходила? Ай нет! Так и сидишь в углу? Ладно, внучечка, не горюй, пробьёмся. Хоть ты у меня добрая душа, с тобой хоть побалакую.

На дворе раздался рёв двухлетнего Вовки.

– Батюшки, милые мои, как же мы за него забыли! Нютка, ты чего расселась, а ну бегом… Но Нюта уже была во дворе. Надя вышла за ней следом, вздыхая и причитая.

Прошло двенадцать лет с того злополучного дня, когда в последний день мая дочь родила ей первую внучку. Что только не передумала за эти годы Надежда:

«Дитя не виновато, – мысленно повторяла она. Но отчего замуж не пошла?! Звал ведь, хоть и не с большой охотой, но звал…Не люб он ей! Дочку прижила и не люб? Нашла, когда о любви думать… А то, что при живых родителях ребенок сиротой растёт, то ин ладно. Ох – хо – хо! В наше время такое немыслимо было; терпели, растили деточек, до ума их доводили… А теперь – любовь им подавай.»

«Теперь вот Игната нашла, и что? Что-то любви тоже не видно: работа, работа и ещё раз работа. Насчет работы он как раз мастак, руки золотые, напраслину говорить не стану, ну уж характер…ох и тяжелый. К тому же выдумщик большой, никто его в селе не понимает, смеются, а нам приходится слушать? Вроде и полезные его придумки, только больно непонятные. Ладно, сам придумал – сам и делай. Так нет, надо чтобы и жена, и дети в этом участвовали. Ну скажите на милость, зачем поливать яблони до двенадцати ведер воды под каждую? Это ж надорваться можно! Дети ещё маленькие, Валька да жена таскают. Валька не родная, люди его за это осуждают, а жена с работы придёт, её саму хоть поливай, чтобы не упала. Правда вырыл колодец во дворе – облегчение большое, но всё равно… Соседи смотрят, думают, что он над неродной дочкой издевается. Я- то вижу, что он ко всем одинаково относится, но людям на роток не накроешь платок. А в зиму картофель тёрли на крахмал, чтобы продать в Москве и купить машину без мотора. А потом ещё на мотор терли да бычка закололи, теперь вот на этой машине огород пашет, потому как гордый, у председателя просить лошадь не хочет – не ладят они. А огород и вправду вспахал, всё село высыпало смотреть. Мотор с самолета, говорят, поставил, вот теперь и тешится. Ему б Татьяне такой аппарат сделать, чтобы коров помогал доить, а то шутка ли тридцать коров, – ну-ка руками подои?! Но самое главное – живут-то они не расписанные… Детям в графе отец только Игнат написано, виданное ли дело. И та молчит… Да и то сказать, что она может сделать, трое деточек теперь, пусть хоть так живут.»

На другой половине двора, где жили дочь с зятем и детьми, игрался маленький Вовка, про которого они с Нютой забыли.

– Ба, он лоб себе железкой разбил, смотри шишка какая.

Нюта держала за руку насупившегося брата.

Надя взяла внука на руки и принялась успокаивать.

– Не бойсь, до свадьбы заживёт. Сейчас я тебе холодной водичкой умою, зелёночкой помажу, и всё пройдёт. Ты ж не первый раз бьёшься, привыкнуть пора… Это ты, Нюта, не доглядела.

Брат успокоился на руках и теребил серёжку в ушах бабушки.

– Этот точно батька – всё ему интересно. На лбу уже живого места нет, а он не отступается. Может, вырастет инженером станет, крепко сейчас эта профессия в почёте.

Борщ сварить она так и не успела.

– Картошкой с кислым молочком накормлю, целы будете. Нюта, глянь, что Валька делает, да зови есть, чтоб потом не бегали один за другим – то компота, то хлебушка.

Валька пришла без Нюты с довольной рожицей.

– А сестра где? – спросила бабушка.

Валька пожала плечами и уселась за стол.

– Опять ребёнка обидела? Ладно, мать придёт, я ей всё расскажу, пусть она тебя сама воспитывает.

– Да не трогала я её, только и сказала, что отцу расскажу, что Вовку не углядела, а она завыла и за сарай пошла.

– Ты ж, каверза, специально так делаешь, что я тебя не знаю.

Надя вышла во двор, нашла внучку, сидящую за сараем.

– Пошли есть, я что за вами так и буду ходить? Отпор надо учиться давать, а не выть, не век же я тебя защищать буду?

– Ба, чего она меня не любит?

– Да она и сама не знает, чего нрав у неё такой. Все вокруг жалеют; сирота да сирота, вот она и дурит, ещё и ревнует. А если вдуматься, какая она сирота: мать есть, я, вы, кого ей ещё надо?

Накормив детей, она отпустила Вальку на речку с условием, что та Нюту возьмёт и будет за ней приглядывать. Вовка заснул прямо за столом. Надя уложила его на свою кровать, подоткнула с краю одеяло, чтобы не свалился, задёрнула штору и вышла во двор.

В хлеву визжали голодные поросята. Накормив поросят, пошла на огород нарвать гички.

Надя любила свой огород, с которого просматривалась вся округа. Милые сердцу дали открывались её взору.

Картошка и свекла бушевали. Ботва, толстая, сочная, радовала взор.

– Картошечка – кормилица наша, без тебя не выжить, – Надя провела по ботве руками. – Июнь батюшка – кладень-кладенец, что сейчас даст, то и в зиму будет. Оглядела окрест.

Вон Нюркин огород. Всё прополото, окучено. Почти сразу за огородами лес. Соскучилась. Давно в лесу не была. Земляника скоро пойдёт. Надобно сходить, хоть баночку нарвать, да и грибы следом. Отцвела липа, пора лыко на щётки драть. Дел невпроворот. Где время взять? За детьми совсем некогда. Схожу, обязательно схожу, пусть сами за детьми смотрят, я ж им не сиделка.

Косят. Она втянула в себя запах свежескошенной травы.

Нет лучшего запаха на свете, чем запах свежескошенной травы. Земля – землица, кормилица, сколько доброго ты нам даёшь, а мы не ценим, не бережём, а ломаем, крушим. Вон на днях какую вербу пацаны подожгли! Красавица! Она ж наших дедов помнила, и как только у них рука поднялась. Конечно, не сами додумались, кто-то из взрослых подсказал – негодяи. В лесу тоже: воруют, под шумок тянут. Лесник скажет, что рубить, а они ещё сами себе прибавят, что получше. Скоро лес голым станет, одни кусты будут да кривые деревья. Это как среди людей: хорошему человеку не дадут пожить – сгноят, а всякая рвань да дрань шелестит себе и шелестит.»

Она и сама не понимала, почему её так заботят лес, луг, речка? Особенно лес, который любила всей душой и чувствовала себя в нём как дома. Он придавал ей силы и бодрости духа в её нелёгкой жизни. В своем лесу Надя была хозяйкой кордона, даже лесник с уважением относился к ней – дружил. А она частенько подсказывала ему, если увидит, какой непорядок. Давно, ох давно не была она в «своих владениях».

Дочь пришла с обеденной дойки, бледная и молчаливая, как всё последнее время. Бледность не мог скрыть даже загар. Тонкие черты лица заострились, выдавая внутренние переживания.

– Как вы тут, справляетесь?

– Куда ж мы денемся, вот только борщ сварить не успела.

– Опять Валька?

– Да и она тоже, как же без неё.

– Что ж, не убивать же её? Это возраст переходной – всё образуется.

– А то как же, образуется… Надо было отцу хоть на немножко отдать, что бы с ней поделалось? Просил ведь. А Игнат родным не станет.

– Мам, дело прошлое, не отдала и всё. Скоро закончит школу, уедет учиться в город, некому тебе докучать будет.

– Какой там учиться? Она только с ребятами дерётся, ей учёба даром не нужна.

– Пусть дерётся, я вот не дралась и что? Себя защитить так и не научилась.

На речке творилось что-то невообразимое. Ребятишки плескались в неглубоких водах Глубокого. Эти оставшиеся от разлива старицы подпитывались бившими из-под земли ключами, потому и не высыхали даже в сильную жару. Самое глубокое место на Глубоком едва доходило до груди взрослого человека, но ребятне этого было достаточно. Малышня барахталась у берега, пытаясь нырять, зажав нос пальцами. Правда, половина головы и попа находились над поверхностью воды, но это не мешало нисколечко. Купались до синевы, до икоты, до стука зубовного. Старшие, которым полагалось следить за малыми, либо сами не вылезали из воды, либо резались на берегу в подкидного дурака, забыв про наказы родителей.

Валька была за командира. Выбрав ребят посильней, заставляла сцепить «стульчиком» руки и ныряла, забираясь на импровизированный помост. Потом заменяла одного из мальчишек, не переставая командовать.

Нюта ходила по лугу и собирала редкие цветочки, да любовалась огромными колючками, с которых мохнатые шмели собирали мёд. Валька купаться ей не разрешила. Нюта знала – делает она это специально, чтобы показать свою власть. Ей всегда хотелось, чтобы Нюта плакала и уговаривала её, но Нюта тоже упрямилась и не хотела просить:

«Пусть ждёт, всё равно просить не буду, мне и тут хорошо, я потом у мамки отпрошусь и с Колькой и Нинкой приду и искупаюсь. Без неё даже в сто раз лучше.»

Она смотрела, как шмели трудятся над цветками, собирая сладкий нектар. Нюта шмелей ловила, как другие. В коробку не садила, где они и помирали. Ей было жаль этих симпатичных трудяг. Она любовалась их мохнатыми лапками, полосатым брюшком и только иногда выдавливала из брюшка мизерную капельку мёда. Ей так хотелось сладенького, пусть только лизнуть, хотя там и лизать- то было нечего. Шмели сегодня были сердитые, и Нюта решила не рисковать. У неё уже получился букет из жёлтых гусиных лапок, синей вероники, нескольких ромашек, так что девочка была довольна.

– Эй, Нютка! – донеслось от реки, – иди быстро сюда!

Это Валька звала её.

Девочка с неохотой побрела на зов.

– Купаться хочешь?

Нюта промолчала, ожидая подвоха. Конечно же, она очень хотела купаться, даже спрашивать нечего, но ей не верилось, что сестра стала вдруг добренькой.

– Иди, разрешаю, – крикнула Валька – а то нажалуешься…

Ничего не подозревающая Танька Зуева попалась сестре под руку. Схватив её, Валька потащила Таньку на глубину.

Танька отчаянно завизжала.

– Пусти папке расскажу! Ой, мамочки, боюсь!

– Да не бойся, дура! Я ж тебя учить плавать буду.

Но Танька своего счастья не понимала и продолжала визжать.

Валька оттолкнула её от себя. Танька с выпученными от страха глазами стала отчаянно молотить по воде ногами и руками. «Домолотив» до мелкого места, выползла на берег.

– Я же говорила, поплывет! – радостно прокричала Валька своим друзьям. – А вы не верили! Сейчас Нютку учить буду.

«Ну уж нетушки! Не дождёшься! Так вот зачем я ей понадобилась!» Схватив уже снятое платье, бросилась бежать.

– Держите, – заорала Валька.

Но Нюта пустилась со всех ног. Пока ребята сообразили, что от них хочет их командирша, она уже была далеко. У самого проулка девочка остановилась, переводя дыхание. От реки за ней никто не гнался. Прихрамывая, пошла к Нинкиному дому. Ей хотелось поскорее увидеть подругу и рассказать про проделки сестры, пожаловаться. В окне показалось лицо Нинкиной матери, тётки Вали.

– Тётя Валя, Нинка дома?

– Полдня не виделись, уже соскучились – пробурчала та …

Нюта присела на поваленное дерево и стала ждать. Ждать пришлось недолго, вскоре Нинкино жующее лицо показалось в окошке.

– Погоди, уже иду.

Нинка вышла как всегда, с пышками. Тётка Валя пекла их каждый день, благо молока и яиц всегда было в достатке.

Нюта сидела уже не одна, к ней присоединилась обиженная Танька. Она убежала с речки пожаловаться отцу на Валькины проделки, но по дороге передумала и села рядом с Нютой.

– А ты чего тут делаешь? – спросила Нинка.

Она вытащила из кармана пышку и протянула Нюте, потом опять сунула руку в карман и задумалась, решая непростой вопрос: поделиться с Танькой, или нет. Поразмыслив, приняла соломоново решение, отломила только половину от своей пышки и протянула.

– На, держи, а эта, – она похлопала по карману, – Козаку. Кстати, куда он делся, обещал выйти.

– Они с Валькой нынче подрались, – пояснила Нюта. Он её обозвал, а она ему в нос дала.

– Знаю, он мне уже рассказал, мы вместе от магазина шли. У него переносица вся синяя, матери не признался, сказал, что на бревнах не удержался и грохнулся. А вы чего смурные? Тоже с Валькой поругались?

– Знаешь, она такая зараза, хоть и моя сестра. Видеть её прямо не могу.

Нюта принялась рассказывать подруге, что приключилось с ней и Танькой.

Выслушав её сбивчивый рассказ, Нинка, проглотив кусок пышки, философски изрекла:

– Горбатого могила исправит…

Договорить она не успела, из ворот вышел Колька Козак и направился к ним, оглядываясь на дом, где жили Валька и Нюта.

– Иди, не бойся, она на речке, – помахала ему рукой Нюта.

– А я и не боюсь, с чего ты взяла? – небрежно бросил он. На следующий год я ростом стану выше, тогда я ей сдачи дам. Не лупить же мне её в живот? Девчонок в живот бить нельзя, вам детей рожать. А нос я ей расквасю обязательно, пусть не задается. Жалко только, на завтра договаривались рыбу ловить – теперь не получится.

– А мы сами пойдём, – предложила Нюта.

– Ага, особенно ты у нас рыбак аховский. Не, – протянул Колька, – с вами ничего не получится. Нинка, куда не шло, а от вас с Танькой толку никакого.

Они притихли, озабоченные открытием того, что без Вальки рыбалка – не рыбалка…

– Ладно вам, до завтра ещё дожить надо, – успокоила их Нинка.

Они уже собрались расходиться по домам, как в проулке показалась ватага ребят во главе с Валькой. Возле своего дома она отделилась от компании и пошла к калитке.

– Эй, Козак, завтра на рыбалку как штык, – и добавила, – со своей бестолковой компанией, – понял? Зайдёшь к Мишке Авдюхе, комлю возьмёшь, я договорилась.

И не дожидаясь ответа, хлопнула калиткой.

– А вы печалились. Всё чётко и ясно – подытожила Нинка – Иди Козак, выполняй приказ, – «против лома нет приёма».

– И пойду, – вспыхнул Колька, – драка дракой, а рыбалка- святое дело.

Они разошлись.

В тот вечер Нюта бабушке ничего не сказала, решила отложить до следующего раза, а то, чего доброго сестра на рыбалку не возьмёт; а ей так хочется толстых, золотистых, жареных карасей.

Рыбалка – дело святое

Нюту разбудила возня за окном. Вскочив с кровати, она настежь распахнула створки окна и чуть не стукнула ими по подруге, которая взбиралась на завалинку, чтобы заглянуть в комнату.

– Ты чего? – спросила Нюта.

– На рыбалку думаешь идти?

– Ой! Подожди, я мигом.

Нюта схватила платье, и, одеваясь на бегу, пытаясь попасть в рукава, споткнулась о порожек, чуть не сбила бабушку с ведром воды.

– Куда ж ты летишь, обламёнок! Вот ненормальная, – проворчала бабушка.

Как она могла забыть, ведь вчера они договорились идти на калюги (так прозывали небольшие водоёмы, оставшиеся от разлива), топтать карасей. Калюги были мелкими, но в них всегда водились караси и небольшие вьюны, которых Нюта очень боялась, потому что они похожи змей. Вообще-то, рыбалку она любила, только очень боялась этих самых вьюнов и пиявок. В воду её не брали в виду бесполезности. Она подбирала рыбу, которую рыболовы выбрасывали на берег, и складывала в ведро. Конечно, за это ей меньше доставалось при дележе рыбы, но она согласна на такую несправедливость, лишь бы только не влезать туда, где пиявок было больше, чем самой рыбы.

Нинка уже сидела на завалинке и аппетитно хрустела старым солёным огурцом.

– Хочешь? – протянула она Нюте.

Нюта вздрогнула, представив, какой он кислый, и отрицательно покачала головой.

– Где остальные?

– Да они уже давно ушли, давай быстрей побежали. И они побежали, взбивая дорожную пыль.

Нинка неслась на всех парах, Нюта едва поспевала. Они выбежали на пригорок за кладбищем и остановились, чтобы оглядеться.

– Успели, – выдохнула Нинка.

Ребята раскладывали снасти. Карасей натаптывали комлей, а представляла она собой пирамидальный треугольник, две стороны которого обтянуты сетью с мелкими ячейками, третья пустая, основание тоже сетчатое. Её заносили в воду, ставили основанием в воду, и два человека с двух других сторон тащили её по дну. Остальные загоняли рыбу топтанием. Всё выглядело очень просто, если не брать во внимание, что в воде находилось много всего прочего, кроме рыбы. И они часто резали себе пятки, накалывались на гвозди и проволоку, которые в изобилии приносила с собой вода во время разлива.

– Ну малявки, – Козак сплюнул, – явились? Становись топтать.

Нинка и Танька присоединились к Кольке и Вальке, Нюта приготовилась подбирать улов.

С криками и ссорами друзья месили грязь. Скоро в Нютину сторону полетел первый улов.

– Держи! – заорал Колька.

Карась шлёпнулся на траву, замер на секунду от удара, а потом забился, подпрыгивая и переворачиваясь. Признаться, Нюте было жаль рыбу и хотелось отпустить её снова в воду, но боясь, что этого поступка ребята ей точно не простят, она со вздохом кидала рыбу в ведро. Потом появились несколько налимов, ужасно скользкие и противные, насколько красивее караси, жирные и блестящие, отливающиеся бронзой. Ведёрко скоро стало почти полным, когда в рядах рыбаков раздался злой голос сестры.

– Всё, с меня хватит, – прокричала Валька, – когда вы научитесь загонять рыбу!? Взбаламутили грязь, а вся рыба в траву ушла. Колька, ты что, научить их не можешь? – распекала она Козака. – Чего ты только с этими дурами водишься?

– А где мне других набрать? Я что, виноват, что у нас на проулке одни бабы? Самому надоело с ними возиться, – бурчал тот, вылезая из воды и отряхивая, штаны от налипших на них водорослей.

Танька выскочила следом, подбежала к ведру и принялась ворошить рыбу, причмокивая от удовольствия.

– Отойди, – прикрикнул Колька и посмотрел в ведро. – Всех собрала, раззява?

Нюта промолчала, зная наперёд, что с ним лучше не связываться. Последней из калюги вылезла Валька. На её ногах, как гроздья винограда, висели чёрные толстые пиявки. Всегда была загадка, почему пиявки так её любили? Если у других висели одна две, то у неё несколько штук сразу.

«Надо спросить у бабушки, она всё знает», – подумала Нюта, отодвигаясь подальше от сестры на всякий случай.

Та молча и обстоятельно стала отрывать пиявок. Как заворожённая, Нюта смотрела на эту процедуру, подозревая, что это делается специально для неё. И надо отдать сестре должное, ей это удалось. Пиявки совсем не желали отрываться, растягиваясь, превращались в длинную тонкую нить, и когда, наконец, отрывались, то по Валькиным ногам тоненькой струйкой текла тёмно-красная кровь. У Нюты к горлу подкатила тошнота. Испугавшись, что сейчас откроется рвота, она инстинктивно прижала к горлу ладонь и проморгала момент, когда сестра оторвав пиявку, сунула её под нос Нюте.

– Укуси!.. – заорала Валька

– А- а- а-а-а -а-, – заорала Нюта и бросилась наутёк. Во след понеслись смех и улюлюканье. Отбежав на безопасное расстояние, она стояла и смотрела, как ребята деловито делили рыбу. Ей было очень обидно, но воротиться не решилась. «Ну и пусть, всё равно её долю Валька домой принесёт.»

Нюта тихонько плелась по проулку, загребая босыми ногами тёплую мягкую пыль, обдумывая, рассказать про выходку сестры маме или нет? Решила, что не стоит. Уж лучше она подговорит брата Вовку, чего-нибудь нарисовать в Валькиной тетрадке, где она всё время что-то пишет. Нюта видела, куда она ту тетрадку прячет. Вот она позлится, когда обнаружит в ней Вовкины каракули. Окончательно успокоившись, решила сбегать к клубу узнать какой сегодня фильм будут крутить.

«Не особенно и нужна ей их рыбалка, пусть без неё в грязи возятся, велика радость.» Довольная, что такая удачная мысль пришла к ней в голову, напевая, побежала к клубу.

Лето стояло в самом разгаре. На лугу благоухало разнотравье, разнося дурманящие запахи по округе. Терпко пахло полынью, нагретой за день землей и ещё множеством запахов, которым – то иназвания не подберёшь. Они перемешивались, будоражили душу, создавая щемящее чувство бродяжничества. Хотелось взять котомку и зашагать за этим зовущим запахом прямиком через луга и просеки, туда, где солнце творило день. Идти и идти до тех пор, пока, не обогнув шар земной, возвратиться в родные края счастливым и свободным, как наши предки – дети природы, что почитали Солнце – Ярило, суть жизни земной. Почитали и покланялись, ибо понимали, что без жаркого божества не станет на земле жизни. И просили, и взывали к нему, вскинув руки, подставляя круглые светлые лица под его лучи. И нет большей радости и счастья, чем проснуться в светлый солнечный день, ощутить прилив сил, зарядиться доброй его энергией.

Лето, лето! Что может быть лучше для детворы? Летом тепло и радостно, столько много интересного, что не охватить, не успеть избегать, исследовать, насытиться.

Дел у ребятни действительно много. Кроме обязанностей по дому, которые ежедневно им наказывали взрослые, нужно сбегать искупаться, поиграть в дочки-матери, в войну и разведчиков, наловить бабочек и лохматых шмелей, покачаться на качелях и сбегать на колхозный двор полакомиться сладкой патокой. Урвать время для похода за диким луком, цветами и ягодами. И мелькали по пыльному переулку неугомонные детские фигурки, в коротких выцветших платьицах, куцых штанишках с худущими в цыпках ногами. И только когда солнце клонилось к западу, можно было посидеть часок на бревнышках под раскидистым клёном, уделив, наконец, внимание изголодавшемуся животу, поедая со смаком любимый хлеб, политый кислым молоком и посыпанный сахаром-песочком.

Наелись, успокоились, угомонились – можно и байки потравить, в сочинялки – страшилки поиграть, пока не позвали по домам.

И летело по проулку: « Колька.., Нинка,.. домой!

Расходились как всегда нехотя, засыпали, едва коснувшись головой подушки, и только вскрикивали и постанывали во сне, продолжая творить свой увлекательный дневной путь.

Сегодня в клубе будут крутить отличное кино. Нюта узнала об этом первая и чувствовала себя героиней. Она гордо поведала ребятам о сём факте, когда те вернулись с рыбалки. Даже Валька ничего обидного не сказала. Еще бы, ведь фильм жутко интересный, а главные герои такие же мальчишки, как и они. А назывался он «Неуловимые мстители». Притом, что фильм двухсерийный. У ребят загорелись огоньки в глазах. Оставалось одно препятствие – уговорить родителей дать денег на билет – целых десять копеек, по пять копеек серия.

– Дадут, – уверенно проговорила Нинка. – Мы вон сколько рыбы наловили! – дадут. Только на рожон не лезьте …

Договорились встретиться чуть позднее, чтобы точно знать, кто пойдет.

До вечера, слава Богу, ничего не произошло. Валька каверз никаких не придумала, то ли устала после рыбалки, а может, просто боялась, что денег на кино не дадут. Они собрались, как было оговорено, кинули жребий, кому идти занимать места. Выпало идти Вальке. Видя её недовольное лицо, Колька сказал, что тоже пойдёт, потому как мероприятие это сильно ответственное, народищу будет тьма и Вальке нужно помочь. На том и порешили.

В клубе ребятни – не протиснуться. Нюта с Нинкой с трудом пробрались к Вальке и Кольке. Те сидели по краям скамейки, а середину загородили руками, чтобы никто ни сел, но всё равно некоторые пытались забраться на пустое место. Моментально вспыхивала потасовка. Связываться с Валькой редко кто решался.

– Хорошо, что Валька с Колькой дежурят, правда, Нин? Мы бы с тобой точно не справились.

Они едва пробрались, как погас свет. Со всех сторон раздались свист и крики. По проходу забегали опоздавшие. Тут же случилась свалка, завалились скамейки. Свет включили, и на сцену вышла зав. клубом.

– Сейчас же прекратите безобразничать! Живенько рассаживайтесь! А то кино отменю!

Кое-как воцарилась тишина. На последнем ряду ребята постарше отвоевали место у младших. Зло переругиваясь обиженные уселись прямо на полу впереди первого ряда.

– Изотыч, начинай! – крикнула киномеханику зав.клубом.

Минут пять, пока шли титры, усаживались, стараясь определить удобную точку зрения. Это был сложный процесс. Ёрзали по скамейке, вытягивали шеи, шлепали впереди сидящих по головам: «Убери башку, а то врежу!.. Я тебя счас гвоздём прибью…»

Валька заняла очень удобное место, не зря ей пришлось его отстаивать. Их скамейка стояла первой во взрослом ряду, перед подставными для малышей, а они были много ниже, так что им никто не мешал.

Но вот титры кончились, и на экране появилось дуло пистолета, направленное прямо в зал. Кто-то испуганно вскрикнул. Раздался хохот, на них зашикали со всех сторон.

Какое-то время сидели тихо, но потом забыли про всё на свете… Да разве можно усидеть, когда на экране творятся такие страсти. Хохот, свист, топанье ног… Две серии пролетели незаметно. Когда включили свет, никто не вскочил, как обычно со скамеек, а оставались сидеть, ожидая продолжения.

Наконец кто-то, с заднего ряда с восхищением выкрикнул:

– Нет, ты видел, как он его…а?!

И пошло, и поехало…

– Я б тоже так смог, мне б только такой же пистолет …

– Что ты понимаешь, он бы успел….

– Пах – пах- ту-ду-дух…и ауфвидерзеен.

Толпа мальчишек и девчонок, толкаясь и перекрикиваясь, двинулась к выходу.

Колька, Нюта и Нинка шли домой. Валька ушла с ребятами с Хутора гулять дальше. Ей было неинтересно с мелюзгой. Но друзья и не расстроились, без неё и поспорить можно.

– Это фильм…– протянул Колька. – Если ещё привезут, пойду. И вообще, если сто раз привезут, – пойду…

И в подтверждение своей правоты он словно саблей взмахнул рукой.

– Какие кони красивые и умные, – вздохнула Нюта.

– Что кони! Мне цыган понравился. Если бы не он…А как стреляет и скачет на коне! – причмокнула Нинка.

– И поют, и танцуют, вот бы так научиться, – Нюта попыталась тряхнуть плечами.

– Вам бы только песни да танцы, – скривился Колька. – Мне Данько понравился, хитрый он, конечно, факт, не отнимешь. А цыган я всё равно не люблю. Ещё самолет понравился. Вот бы у меня такой был, я б на нём до Затона летал и обратно. А цыган что, он же в цирке работал, а там все так умеют делать…

– А вот и неправда, – горячо возразила Нинка. – Цирк тут ни при чём, это кино. И вообще, откуда ты взял, что он из цирка?

– Да тут и знать не надо – козе ясно, что из цирка! Ты думаешь, простой смертный так на коне скакать может? Фигушки! Это вы, дурные, ничего не понимаете, а спорить берётесь.

– Сам ты дурак, – отпарировала Нинка.

– Не надо ругаться, – заволновалась Нюта. – Это же фильм.

– А в фильме что, не люди работают? – упрямо гнула своё Нинка. В фильме артисты, а они тоже люди….Просто Казак сам ничего делать не умеет, вот и завидует, разве ж он признается! На Затон он летал бы! Скажи ещё в космос…

– А что, и в космос бы полетел, – взорвался Колька. – Можно подумать, ты что-то делать умеешь, только пышки свои жрать!

– А что тебе мои пышки? Ты хоть раз от них отказался? Лётчик – залётчик…

– Да пошли вы…

– Ну продолжай, куда мы пошли?

Нюта тянула Нинку за рукав, но ничего не помогало. Она не могла понять, чего это подруга так распалилась, будто цыган ей родственник.

– Не ссорьтесь. Такой фильм хороший, а вы…

– А чего он нас дурами обзывает?

– А вы и есть дуры, – презрительно сплюнул Казак.

– Иди с умными гуляй. Чего к нам привязался?

Нинка демонстративно взяла под руку Нюту.

– Пошли, пусть идёт умных ищет.

– Подумаешь, – Колька сунул руки в карманы и не спеша повернул к клубу, где ещё стояла кучка ребят, тоже ожесточённо споривших между собой.

Отойдя немного, он обернулся и самодовольно бросил:

– Ещё пожалеете, – и добавил- дуры!

– Ты чего такая? – встревоженным голосом спросила Нюта подругу.

– Да ну его, надоел … Дуры мы ему, будто сам умный.

– Он всё время так говорит, а ты только сейчас вспомнила.

– Двуличный он, вот кто. С нами дружит, а как только Валька его пальчиком поманит, хвост распушит и к ней… Только Валька ему морду начистит – он опять к нам. Сам, как цыган хитрый.

Нюта с сожалением вздохнула.

– Такой фильм, а вы ругаетесь.

– Ладно, пошли, и без него проживём.

До дома дошли молча. Нюта видела, как расстроена подруга, но предпочитала её не трогать. Нинка вспыхивала не часто, но никогда не признавала себя виновной, даже когда была зачинщицей спора или ссоры.

– Пока, – коротко кивнула подруга, едва они подошли к её дому.

– Пока, – ответила Нюта, – а что завтра?

Нинка уже открыла калитку. Услышав Нютин вопрос, она обернулась и язвительно спросила:

– Я что всё должна знать? Возьми и придумай хоть раз что-нибудь без меня.

Калитка хлопнула так громко, что Нюта вздрогнула. Настроение у неё совсем испортилось. Домой идти не хотелось. Она села возле ворот на лавочку, раздумывая, что делать, но в голову ничего не приходило.

Во дворе копался в своей пилораме отец, увидев Нюту, сказал:

– Брата от бабушки забери. Мать что-то на работе задерживается. Ты где блукала?

– В кино, забыл?

– Забыл, своих дел полно.

Нюта поплелась на бабушкину половину за братом.

– Кино то как, хоть стоящее? Что-то ты больно невесёлая.

– Фильм очень хороший, только Нинка с Козаком поругались.

– А ты печалишься? Как поругались, так и помирятся, в первый раз что ли. Завтра смородину начни собирать. Мне в город отвезти надо.

Чёрная смородина или жизнь без свободы…

Что Нюта не любила собирать чёрную смородину, это мягко сказано. Она её вообще терпеть не могла. Зато отец её просто обожал. Он вообще любил сад. Их сад считался самым лучшим в селе. Каких только яблок не росло в нём! И смородина тоже росла разная: и чёрная, и мичуринка. Правда он больше любил яблони, очень ухаживал за ними. Детям было строго запрещено самим ходить в сад и рвать яблоки и фрукты. Отец за этим следил. Он сам решал, сколько и когда сорвать и кому сколько скушать. Зато осенью можно было есть сколько угодно. Но странное дело, когда запрет снимался, есть яблоки уже не так хотелось. Может, это происходило оттого, что дети уже наедались яблок из колхозного сада? Или просто запретный плод всегда сладок?

И теперь вот Нюте предстояло сидеть под кустом собирать ягоду. Настроение у неё упало совсем. Но не выполнить поручение отца она, конечно же, не осмелится.

Она сидела под кустом чёрной смородины. Рядом стояла кастрюля, на дне которой лежали несколько ягодок. Было очень жарко, солнце пекло нещадно, в раскаленном воздухе не было даже слабого ветерка, даже мухи и те, видно, спали на лету, потому что их привычного жужжания совсем не было слышно. Глаза девочки были полны слёз. Всхлипывая и вытирая с глаз слезинки тыльной стороной ладони, Нюта приговаривала: «Какая я несчастливая, вечно мне не везёт, Валька воды принесёт и уйдёт гулять, а мне до вечера под кустом торчать. Мало того, что смородину надо сорвать без листиков и веточек, так ещё отец придумал отрывать пупушки с носиков, будто они ему мешают. Ребята сейчас на речке купаются…». Было очень обидно и жаль себя. «Интересно, где сейчас Нинка и Колька?»

Как известно, вчера они поругались. Что теперь делают, чем занимаются? А может, помирились и гуляют, а ей ничего не сказали…

Так, хлюпая, носом и растирая и без того красные от слёз глаза, девочка принялась рвать ягоду. Постепенно это занятие увлекло её, и она даже стала напевать. Вообще петь Нюта любила, но отчего-то стеснялась петь прилюдно. Ей ужасно хотелось, чтобы кто-либо услышал, как она поёт, и похвалил. Но принимая во внимание слова своей сестры Вальки: «Чего воешь, будто тебя за хвост тянут?» – боялась, что и другим её пение не понравится.

«А может Валька от зависти так говорит, а я, дурная, верю?»

Краем глаза она уловила движение на дорожке, повернув голову, девочка увидела сестру: «Как ведьма, только вспомнила, уже тут как тут. Сейчас начнет издеваться.» Нюта невольно внутренне сжалась. От старшей сестры ждать хорошего не приходилось.

Валька зашла с другой стороны куста, сорвала ягоду и положила в рот.

– Ну что, стахановка, показывай, сколько собрала? Ай- ай, и это всё? – съехидничала она, заглянув в кастрюльку. – Отцу скажу, что ты уже справилась с заданием досрочно, да на Затон пойду купаться. А Колька, Нинка и ребята с Хутора уже вовсю на Глубоком купаются. Вода что парное молоко, – продолжала наслаждаться незавидным положением Нюты, Валька.

Нюта сидела, наклонив голову, и едва сдерживалась, чтобы не нагрубить. «Вот ведь зараза, не может по-человечески, всё с издевками.»

– Оглохла? С тобой старшие разговаривают!

Рука сестры потянулась к её волосам. Нюта отшатнулась и свалилась со скамейки. Неизвестно, чем бы это кончилось, если бы не пришла бабушка. Сестра сделала вид, что собирается сорвать ягоду.

– Валька, сбегай за хлебом, а то батька придёт на обед, а там хлеба с гулькин нос.

– А чего это я, – Валька тряхнула льняной чёлкой, – вон Нюрка пусть сбегает.

– Я согласна, – вскочила Нюта. – Ба, давай сбегаю, а Валька пусть смородину рвёт. Ты же знаешь, я быстро умею бегать, когда надо.

Не успела бабушка ничего ответить, как сестра прошмыгнула вперёд:

– Я пошутила, эта работа не по мне, слишком ответственная. У Нютки лучше получается. И она направилась к дому, напевая свою любимую песенку: «Жил да был чёрный кот за углом…».

– Деньги на столе лежат, – крикнула ей вдогонку бабушка и покачала головой. – Не обращай внимания, меньше приставать будет. Её ведь хоть убей, всё одно. Ладно, показывай, что тут у тебя? – Да, негусто, – но всё равно молодец, чистенько.

Нюта благодарно посмотрела на бабушку.

– Иди на речку, поплескайся, я пособираю, заодно и отдохну. Иди, иди, не стой, отец не узнает. Да захвати тряпки в ведре на крыльце. Они уже стираные, только сполоснёшь. Далеко не заплывай…

Но Нюты уже след простыл. Как хорошо, что у неё такая замечательная бабушка. Она всегда выручает, и Нюта её очень любит.

– Спасибо, бабуля, – запоздало крикнула девочка.

На речке друзей не было, не было там и сестры. «На Затон подалась», – решила Нюта. «Да и что ей тут делать. Тут для неё мелко. Эх, как хочется на Затон, там такая красота! А какой там песок! Сказка, а не песок: мелкий, горячий и почти белый. Но на Затон нельзя, родители прибьют, если узнают. Детей туда не пускают. Там очень глубоко. Взрослые ребята говорили, что глубина на середине озера 16 метров. Ужас какой! Нюта себе такого представить не может.

Ещё рассказывают, что давным-давно там затонул барин, который решил сократить путь по льду через озеро и провалился вместе с конями и бричкой. Пьяный был. Коней очень жаль.

Пополоскав тряпки, Нюта даже не стал купаться, а быстренько вернулась домой. Без друзей скучно…

Бабушка уже дорвала до полных краёв кастрюлю ягодами.

– Ба, ну ты молодец! – вырвалось у Нюты.

– Ничего, скоро и у тебя так будет получаться, – с улыбкой отвечала бабушка. Ты просто ещё маленькая, и тебе это не интересно.

– Нет, мне интересно рвать, но только не смородину. Она кислая и невкусная. Вот если малину, то она хоть вкусная.

Бабушка засмеялась.

– Малину, говоришь? Ну что ж, на днях пойду за малиной. А может за лыком, на Господское. Тебя взять?

– Ой! радостно вскрикнула Нюта. – Конечно возьми я об этом просто мечтаю всю жизнь.

– Вот чудачка, – продолжала смеяться бабушка. – Только чур не ныть!

– А когда ты пойдём?

– Да погоди ты, докука. Сказала на свою голову. Иди, гуляй.

– Ба, а ко мне Нинка не приходила?

– Да вроде нет, не видела. Поругались?

– Она с Колькой поругалась, а со мной нет. Но она какая-то злая последнее время.

– В матку свою пошла. Та змея ещё та, так и любить ужалить.

– Бабушка, а можно тебя спросить? – неуверенно протянула Нюта.

– Спрашивай, будто кто когда запрещала…

– А ты не обидишься?

– С чего?

– Просто я про тётю Валю, Нинкину мать хочу спросить. Чего ты её так не любишь?

Бабушка нахмурилась, и Нюта пожалела, что рискнула задать такой больной для бабули вопрос.

– Не буровь что зря, – наконец проговорила она. – Причём тут люблю – не люблю? Если бы она меньше своим языком болтала… Короче ты ещё маленькая. Вырастешь, всё сама и поймёшь. Иди, иди, узнай, может Нинка сидит дома и ждёт, когда ты придёшь. Ступай.

Нинки дома не оказалось, она ушла на Край к своей бабушке ещё вчера и там ночевала.

– Скоро явиться, – изрекла тётка Валя. – Нагуляетесь ещё, отдохните друг от дружки.

Колька был дома. Он резал ботву свеклы поросятам . Его мама ходила с ребёночком и ей было тяжело наклоняться. Колька помогал по хозяйству.

– Чего тебе? – недовольно спросил он.

– Просто думала, что ты выйдешь гулять.

– Вы ж со мной поругались.

– Я с тобой не ругалась, сам знаешь…

– Ладно тебе, уже ничего и сказать нельзя. – А та, умная, что, ушла куда?

– На Край.

– Не, сегодня я договорился с ребятами в войнушку играть. Они меня пригласили сами, – гордо поведал Колька. – Так что вы мне без надобности.

Противный, – подумала Нюта.– Нинка права – двуличный.

Послонявшись без дела, Нюта уселась на брёвнах возле Нинкиного дома и стал размышлять, как помирить друзей. Но ничего в голову не приходило. Как бы там ни было в этой истории больше всех пострадала она, Нюта. У Кольки теперь новые друзья, Нинка всё время на Краю проводит, а вот ей гулять не с кем. Сестра своё задание сделает поскорей, и, потом весь день загорает на Затоне. Да она и не будет гулять с ней, пусть даже ей отец строго накажет. Она знает, что бить он её не будет, а другого наказания она не боится.

Сидела недолго. Скоро в проулке показалась угловатая фигура подруги. Тонкие длинные ноги делали её похожей на цаплю. Она вышагивала важно, не спеша. В опущенной руке длинная палка волочилась по земле, прочерчивая за собой след.

– Устала как собака, больше не пойду к ним, пусть сами возятся со своим телёнком. Он уже вырос и начал бодаться. Вон рогом платье зацепил, порвал. Теперь от матери влетит.

Она села рядом с Нютой.

– Что делала?

– Да так, почти ничего, – ответила Нюта. – К Кольке зашла, он в войну пошёл на Хутор играть.

– Брешет. Я его видела, он на Краю слонялся, его ребята попёрли.

– А за что?

– Много на себя берёт, командовать любит. Кто ж это терпеть будет? Там уже командиры есть.

– Вы с ним помирились?

– Да так, поболтали немножко, – небрежно бросила Нинка.

Нюта вздохнула с облегчением. Теперь всё станет на свои места, и они вновь будут вместе.

– Пойду, что-то жевать хочется, – Нинка привстала с бревна. – Ты тут посидишь?

– А меня завтра бабушка берёт с собой в лес, – решила похвастаться Нюта.– Она будет лыко драть, а я грибов поищу, ягод.

– Вот нашла чему радоваться, – удивилась Нинка. – И охота тебе комаров кормить да по крапиве лазить.

«Завидует», – решила Нюта.

Нинка вышла с большой краюхой чёрного хлеба, натёртой чесноком и смазанной свиным нутряным салом. Во рту собралась слюна.

– Нин, ты меня подожди, я сбегаю тоже возьму.

– Давай только быстрее, а то слюни текут.

Двери во двор распахнуты, куры сбежали со двора, хорошо, что бабушка не увидела, но всё равно влетит…

– Бабушка! – Закричала Нюта, заглянув в дом, – ты где?

–Чего ещё стряслось?

– Есть хочу. Дай мне скорее хлеба с лойем и чесноком.

– Слава богу, она есть захотела, – заворчала бабушка и стала доставать хлеб. – Ты бы лучше супа поела, а то без горячего живот испортишь.

– Потом, ба. Мне сейчас некогда, Нинка ждёт на улице, она тоже горбушку себе намазала.

– А, так это Нинке спасибо говорить надо…

Получив вожделенную горбушку, Нюта вышла на улицу, торжественно неся её в двух руках, такая она была большая, что пальцы не охватывали. Шла потихоньку, чтобы не споткнуться и не упасть, откусывая на ходу аппетитный кусочек.

– Смотри, – крикнула бабушка, – долго не загуливайся, а то завтра очень рано вставать.

– Не бойся, встану!

Они с Нинкой чинно уселись на больших брёвнах, что лежали под клёном, росшим перед их домом.

– Нин, пойдем с нами завтра, – Нюта вопросительно посмотрела на подругу.

– Не, мы завтра с папкой пойдём ворошить сено.

– Меня папка тоже обещал взять на сенокос.

Они ещё немного мирно посидели. Вечерело. С луга показалось стадо коров. Они двигались в сторону проулка, надрывно мыча, взбивая дорожную пыль, торопились домой, но тяжелое вымя мешало им быстро идти.

Пора и ей отправляться домой, бабушка станет доить корову, а Нюте нужно будет присмотреть за братом.

Бросив Нинке: – Пока ,– Нюта побежала домой.

Выпив кружку молока, она улеглась возле уже спящего брата и заснула, едва коснувшись головой подушки. Последнее, что услышала, бабушка говорила зашедшей в хату маме:

– Намаялась, завтра не встанет.

За лыком

Но Нюта встала, почти что сразу, как только бабушка начала ходить по комнате. Ей очень не хотелось открывать глаза, чтобы бабушка не увидела, что она проснулась. Она лежала и сквозь дрёму слышала её бурчание, и всё никак не могла решить: идти или нет.

– Вставай, нечего придуриваться, а то я не вижу, что ты не спишь? Одевайся. Вот тебе платье с длинными рукавами, чтобы комары меньше доставали, чулки и ботинки. Или уже передумала?

– Ба, – протянула сонная Нюта, – а давай чуть-чуть попозже пойдём. Это же не ягоды, а лыко, чего спешить? Ещё так рано…

– Ну, спи тогда. – Бабушка бросила на стул её вещи, – я сама пойду. Нечего мне голову морочить. Мне по жаре трудно ходить, да и дел дома много. После леса ещё уйму переделать надо… Я бы уже давно ушла, если бы знала, что ты передумаешь.

– Ладно, сейчас встану…

Нюта шла следом за бабушкой и всё никак не могла проснуться. Глаза не хотели раскрываться. Иногда ей казалось, что она спит и видит, как они миновали огород, прошли местечко под названием Колода, которое почти не просыхало. И только когда вышли на опушку леса, светлую и нарядную от невообразимого количества нежно-сиреневых колокольчиков и желтоглазых с белыми ресничками ромашек, сон улетучился.

В лесу было прохладно.

Бабушка шла впереди по узкой, едва заметной тропинке. Нюта шла следом. По этой дороге она ещё не ходила. Да и что говорить, она в этом лесу была только дважды: один раз на покосе с родителями и ещё с Валькой и ребятами они ходили сюда за орехами, и то старались рвать по ближе к краю, чтобы не потеряться. Нюта знала только названия мест, куда ходили взрослые. Самое далёкое место, куда ходила сестра с друзьями, называлось Господское. Там когда-то давно в летние месяцы жили господа. Теперь там жил лесник, охраняя кордон. А лес тянулся дальше к селу Ивановское и, как говорила бабушка, к брянским лесам. Но они на Господское не пойдут, а пойдут на лесную затоку Глиницу, там бабушка обдирает с липы кору – лыко и замачивает её в речной воде, чтобы она размягчилась. Потом лыко сушилось, а после бабушка драла его на мелкие волоконца и вязала щётки. Щётки продавались на базаре, ими женщины белили хаты. А бабушкиной пенсии было подспорье. Нюта сама уже могла связать щетки, правда получались они у неё не такие красивые, как бабушкины, но тоже ничего, бабуля её хвалила. Этого леса она очень боялась. Валька говорила, что тут много волков и лосей. Правда бабушка её отругала, сказала, чтобы она не пугала Нюту, и что волков там давно уже нет, но ей всё равно было страшно.

Лес встретил их птичьим гомоном. Казалось, целый оркестр играет на разные голоса. Нюта слышала по радио такой оркестр, бабушка называла его «психвонией». Нюта смеялась и не могла понять, шутит она или просто не может правильно произнести. Лес жил своей жизнью. Всё вокруг цвело и благоухало. Нюта вертела головой по сторонам, старясь всё ухватить взглядом, втягивала носом запахи цветущих трав и кустарников, задирала голову кверху, чтобы увидеть верхушки высоких мощных дубов, и закружившись, втыкалась в бабушкину спину.

– Собьёшь с ног, оказия, – смеялась бабушка. – Иди хорошенько, не крутись.

– Ба, – удивлялась Нюта, – какие тут дубы! А птиц сколько!

– Да, унучечка, в этом лесу дюже красиво, я тут очень люблю бывать. Отдыхаю, как на курортах. Птичек наслушаюсь, лучше всякой музыки. А запах какой! А? То-то же, – довольно усмехалась она, глядя на Нютино удивлённое личико.

– Ба, а долго идти до Глинницы?

– Да это как посмотреть. По-первах, оно всегда кажется далеко, потом привыкаешь, и уже не так…Ты что уже уморилась?

– Нет, нет, – поспешила ответить Нюта, – я просто…

Девочка шла позади бабушки. Бабушка хорошо знала эту дорогу, все пеньки и кочки. Часто она приподнимала ветку разросшегося дерева и пропускала Нюту вперёд. «Проходи скорей, а то глаза выстегает», – говорила она. Только сейчас Нюта увидела, какого маленького росточка была её бабушка. Раньше Нюта этого как-то не замечала. Девочка уже почти догнала её.

В старой тёмно-коричневой юбке, выцветшей кофте, в разболтанных резиновых галошах, она словно уточка переваливалась с боку на бок. Ситцевый белый платочек постоянно сползал с головы. Иногда бабушка останавливалась, передыхая. Во всей её фигурке было что-то трогательное и поникшее. Чувствовалось, что она очень устала. Это открытие поразило девочку, и ей стало жалко бабушку. Но встретившись с её взглядом, успокоилась. Бабушкино лицо светилось тихой радостью. Нюта знала, что лес она очень любит и в нём находит своё утешение. И Нюта была рада тому, что сегодня бабулечка отдохнёт от забот и хлопот. Иногда Нюта забегала вперёд и, дойдя до очередной развилки, спрашивала:

– А теперь куда?

Бабушка показывала, в какую сторону поворачивать, но потом останавливала Нюту.

– Погоди, дай я вперёд пойду. Мало ли чего…

– А чего может быть?

– Да всякое. Выскочит кто с кустов и испугает.

– А ты не боишься, да?

– Я уже старая бояться. А тебе ещё жить да жить.

– И никакая ты не старая, придумываешь тоже. Ты очень даже красивая и добрая. У тебя такое, бабушка, лицо, словно ты фея из доброй сказки.

– Королевна я, – засмеялась бабушка. – Особенно в калошах.

Она приподняла юбку, повертела ногой в разбитой калоше и пропела: «Ох, лапти мои, лопаточки мои, семь вёрст прошли и ещё хороши…» А это моё королевство, – и она обвела рукой вокруг себя. И ни у кого боле такого королевства нет. Смотри, какая красота!

Засмеялась и Нюта.

– Ба, чего ты себе не купишь туфли?

– А ты не догадываешься?

Нюта покачала головой.

– Вас же трое огольцов у матери, и всех одеть надо. Вот до меня руки и не доходят. Да и куда мне в них ходить? Нечто только замуж сходить за кого? А, Нюта? Как ты думаешь? За кого мне выйти, подскажи? Вот бы зажила, как барыня!

– Ну, не знаю, если только за деда Гришку, – неуверенно протянула девочка. У него хоть мёд есть.

– Охо- хо, хо-хо! – Засмеялась бабушка.– Не ты первая меня за него сватаешь. Надо же… Детя малое, а туда же: к мёду. Нет, внучечка, не нужен мне ни Гришка с мёдом, ни Петька с балалайкой. Ну их всех, к бисовой матери… Я вот по лесу похожу, птичек послушаю, ягодку скушаю, тем и успокоюсь. Была б моя воля, я бы на кордоне и жила. Звали меня по молодости, да я не пошла, за девок своих испугалась, как они в школу ходить будут, особенно зимой по заносам. А так бы ружьё себе купила и давай браконьеров да негодяев ловить. Уж я бы их…!

Бабушка ещё долго посмеивалась, чем окончательно озадачила Нюту. Она так и не поняла, что смешного нашла бабушка в том, что Нюта предложила. И какой ещё Петька с балалайкой у неё был? С ружьём это, конечно, перебор. Хотя бабушка она такая, всё может.

Тропинка впереди змеилась, и Нюте казалось, что тысячи опасностей подстерегают их за каждым поворотом. Она ещё никогда не уходила так далеко от дома. А они всё шли и шли. Чтобы хоть как-то отвлечься, она стала смотреть по сторонам. Солнышко играло на листве, просвечивая её лучами, отчего они казались очень яркими и гораздо светлей, чем на самом деле. Озорные солнечные зайчики скакали по стволам деревьев. Нюта с братишкой часто пускали такие солнечные зайчики зеркальцем по стене. А кот Васька, дурной, думал, что это мышки и прыгал за ними. Нюта с братишкой веселились от души, глядя на эту, как говорила бабушка, «кумедию».

А высоко в ветвях стоял неугомонный птичий пересвист. Каких только голосов не услышишь, если, конечно, прислушаться. Нюта задирала голову, чтобы увидеть этих звонкоголосых прелестниц, но из-за солнечных зайчиков, перескакивающих с ветки на ветку, ничего не было видно. Иногда мелькнёт чей-то хвостик среди листвы и тут же исчезнет. По краю тропинки росло много цветов, но Нюта знала, что рвать их сейчас бесполезно, всё равно они завянут, и придётся их выбросить. На обратной дороге она нарвёт себе букет, а пока можно полакомиться кое-где проглядывающей земляникой. Она отстала немного от бабушки, но бояться забыла, увлекаясь всё больше лесными красотами.

Вдруг бабушка резко остановилась. Нюта со всего размаха уткнулась ей в спину.

– Тс-с-с-с, – приложила она к губам палец и сделала ей знак пригнуться.

Нюта подчинилась, не понимая, что происходит. Бабушка тоже присела, прижимая палец к губам, знак молчания. Они сидели на корточках под большим густым кустом, и девочке ничего не было видно.

Вдруг с левой стороны раздался треск ломаемых ветвей. У Нюты ёкнуло внутри: «Вот те опасности, о которых я только думала. Накаркала.»

Девочка посмотрела на бабушку. Её лицо выражало спокойствие. Она молчала, и, чуть раздвинув ветви кустарника, что-то высматривала. Нюта тоже легонько раздвинула ветки и обомлела. В нескольких метрах от них стоял огромный лось и, раздувая ноздри, втягивал в себя воздух, принюхиваясь. «Мамочки», – только и смогла прошептать Нюта. Но бабушка вновь приложила к губам палец и девочки замолчала, прикрыв ладошкой рот. Сколько времени так прошло, Нюта не знала. От страха она похолодела и покрылась мурашками. Но вот лось, повертев головой с немыслимо красивыми ветвистыми рогами, двинулся в чащу леса.

Прошло ещё некоторое время, прежде чем бабушка дала Нюте знак, что можно подниматься.

– Ну что, пошли дальше.

– Я боюсь, – прошептала Нюта. – А если он вернётся?

– Не вернётся, он к лосихе пошёл, у них сейчас гон свадебный, ему не до нас.

– И как ты его увидела? – удивилась Нюта.

– Я его услышала, а потом увидела, – пояснила бабушка

Весь оставшийся путь до речки Глиницы Нюта оглядывалась назад через шаг, боясь, что лось догонит их и затопчет копытами. Но со временем она стала забывать оглядываться, а потом и вовсе успокоилась.

– Бабуш, а тебе часто так лоси встречаются? А волки?

– Лоси часто, а волки здесь давно не бывают. Их почти всех перебили. Лосей стрелять не разрешают, хотя их тоже мало осталось.

– Какая ж ты у меня храбрая, бабушка, – с восхищённо произнесла Нюта.

– Да храбрость тут, Нюта, не причём. Жизнь заставит. В войну приходилось питаться одними грибами и ягодами, вот и шли все в лес за пропитанием. А если бы боялись, то с голоду бы умерли. А потом привыкаешь…Дома ведь тоже можно на грабли наступить и помереть от удара. Или как вон ты, упала на телёнка, помнишь? Вот, – продолжала она, увидев утвердительный кивок внучки. – А могла бы упасть на вилы или ещё что острое, и всё, конец. Ну, хватит о грустном, вот мы уже и на месте.

Речка Глиница оказалась глубокой протокой, что рукавом вдавалась в лес. Вода в ней такая чистая, что спокойно проглядывалось дно. И немножко коричневатая.

– Это от водорослей, – пояснила бабушка. – Ты пока тут погуляй, а я в воду полезу, посмотрю, размокло лыко или ещё нет. Я вот за теми кустами буду, надоест – придёшь. Не бойся, тут никого нет. Цветов порви, ягодок пособирай, тут ягода крупная, уже кое-где созрела.

На другом берегу речки стеной стоял казавшийся непроходимым лес. Берёзы перемешались с елями, густо разросшийся кустарник скрывал берег, и было такое впечатление, что деревья растут прямо из воды. Кое-где островками плавали ослепительно белые лилии, заботливо окружённые высоким тростником. Девочка смотрела на окружающий пейзаж, и ей казалось, что она уже всё это видела, но где, вспомнить не могла.

Берег у Глиницы крутой и обрывистый, но не высокий, отмели не было. Девочка сперва огорчилась, что искупаться не удастся, и немножко побродив вдоль берега, она нашла место пониже, улеглась животом на ярко- зелёную травку и, свесив лицо над водой, стала наблюдать, как снуют рыбки, плавают, словно маленькие змейки крупные пиявки. А сколько растений, оказалось, растёт под водой! Каких только немыслимых форм и цветов! Нюта такого ещё не видела. На Большом Винище, озере, что недалеко от села, тоже много всяких растений, но таких, как здесь, нет. Чудесное дно так заворожила её, что она едва не упала в воду. Насмотревшись вволю, Нюта села, обхватив колени руками, и, о чудо, вспомнила!

– Бабушка, – закричала она. – Ба!

– Что случилось?

– Иди сюда, скорее!

– Ты толком можешь сказать, чего у тебя там?

Она вышла из воды с подоткнутой за пояс юбкой. В руках держала охапку липовой коры и была похожа на сказочную старушку – лесовушку.

– Смотри! Смотри! Это же точно такое место, как на картине «Алёнушка»! Помнишь? Только камня не хватает!

– Пьфу! – перепугала, окаянная. Разве ж так можно? Чутть бабку заикой не сделала! Думала случилось чего!

– Ба, ну правда похоже? – промямлила огорчённая Нюта, увидев, что бабушка не разделила её радости по поводу такого открытия.

– Чего кричать-то? Будто саму Алёнушку увидела, – ворчала бабушка. – Потерпи ужо с полчасика да и пойдём. Ты лучше глянь какие колокольчики тут красивые. Ты ж цветы любишь. Да и ягода почти под ногами… А тебе что зря мерещится.

– Это не что зря, – не согласилась девочка. – Это сказка…

Нюта пошла собирать кое-где появившуюся спелую землянику, рвала ромашки и колокольчики. Колокольчики здесь росли крупные, словно садовые и двух цветов: нежно-лиловые и молочно-белые. Нюта никогда не встречала таких в ближнем лесу. Ей бабушка иногда приносила из леса сон-траву, по весне, а колокольчиков никогда. А тут их тьма тьмущая. От радости и восхищения у девочки пела душа. С восторженными глазами она собирала букет и не могла остановиться, даже про землянику забыла. Она не заметила, как бабушка управилась со своим делом и, присев у ствола дуба, отдыхает.

Внимательно понаблюдав и поняв, что внучка не знает предела, позвала:

– Давай, перекусим да и в обратный путь пойдём. Хватит тебе рвать, уже целая берема, до дома не донесёшь, – улыбалась она. На всю жизнь не напасёшься.

Обратный путь показался Нюте долгим. Она так устала, что согласна была прямо тут же лечь под кустиком и заснуть. Бабушка забрала у неё букет, перевязав его длинным стеблем какой-то травы. Потом повесила его сверху котомки. Цветы покачивались у неё за спиной в такт шагам, кивая поникшими головками, и Нюте казалось, что они тоже устали и просят скорее воды. Может это потому, что она сама устала и очень хотела пить.

– Мыслимое ли дело, сколь километров протёпала, – жалела её бабушка. Это ж твой первый такой поход.

– Нет, я с друзьями на Затон ходила за кувшинками. Помнишь?

– Припоминаю. Ну, до Затона всего- то туда и обратно четыре километра едва наберётся. А здесь все десять. А може даже и поболе. Не жалеешь, что пошла?

– Что ты, мне было так интересно! Когда бы я ещё лося увидела живого? Да ещё с такими рогами. – И она, приставив к голове растопыренные пальцы, показала рога.

– Да уж рога…– засмеялась бабушка. – С такими рогами ему только самку и завоёвывать. Фантазёрка ты моя!

Нюта тоже засмеялась, потом нашла ветку и, приставив её к голове, дёрнула бабушку за рукав.

– А с такими?

– Не балуйся, глаза выстегаешь веткой. Давай шевелись, а то до вечера не придём.

– А я бы тут заночевала.

– И не забоялась?

– Нет, с тобой мне ничего не страшно. Ты такая храбрая!

– Ой и хитрюга!

Домой они вернулись после обеда. Мама была дома. Она закончила обеденную дойку и сейчас управлялась во дворе. Увидев Нюту с охапкой цветов, заулыбалась.

– Устала?

Мама обняла Нюту и чмокнула её в макушку.

– Не очень, – соврала довольная Нюта. – Мам, правда красивые?!

– Очень, – почему – то грустно сказала мама. – Иди скорее постав их в трёхлитровую банку, а то они совсем завянут. Жалко такую красоту… И поспи, а то с ног валишься.

Поспала Нюта отлично. Уже просыпаясь, сквозь дрёму услышала.

– Нютка, выходи!

За окном звучал такой знакомый и привычный голос подруги. Нюта улыбнулась от удовольствия и проснулась окончательно.

– Счас выйду, только оденусь.

В комнату вошла бабушка, за нею семенил Вовка. Он что-то с аппетитом жевал.

– Иди, подруга уже соскучилась, день не виделись. Да и хватит спать, а то ночью что делать будешь. Передремала и будя. Я печенье спекла, пока ты сопела в две дырочки.

– Бабушка, ты что, никогда не устаёшь?

– Никогда, – ответила бабушка. – Я железная, ты не знала?

– Железными бывают только роботы, – улыбнулась Нюта.

– Я и есть робот, только что говорить умею. Иди, угости своих друзей печеньем, а то всё Нинка тебя пышками угощает. Они с Колькой, кажется, помирились. А мы с Вовиком к Юрасихе сходим. Смотри кур на улицу не выпусти, я их только согнала во двор, им скоро на насест садиться.

– А где Валька? Я её сегодня не видела? – спросила Нюта бабушку.

– Ты её и вчера не видела, просто внимания не обратила, так занята была. А Валька придёт завтра, у бабы Паши ночует, заболела она. Ты ж знаешь, они теперь дружат, а когда-то бабка Паша её за свою внучку не хотела признавать. А как заболела, так и признала. Ухаживать- то некому. Вот такая она жизнь внучечка. А ты крепко не расстраивайся, ещё наплачешься. Гуляй себе спокойно.

Нюта вышла на улицу с полным карманом печенья. Сегодня она героиня дня, будет рассказывать друзьям про свой необычный поход в дальний лес. Ей есть чем похвастаться. Такому приключению даже Валька позавидует, она ей обязательно расскажет, когда та явиться домой. Нюта в счастливом своём неведении не могла знать, чем обернётся завтра приход сестры домой, ибо предсказать выходку Вальки не смог бы самый волшебный волшебник.

Не будите бабушку

Забравшись в малинник, Нюта рыдала, растирая кулачками катившиеся слёзы, размазывая невесть откуда взявшиеся сопли.

– Всё! Ни с кем не дружу! Лучшая подруга – предательница. Сестра – вообще…зараза…

И всё из-за чего? Да потому что слишком доверчивая. Бабушка всегда ей об этом твердит. Твердить-то твердит, а сама на Нюту наругалась. Всегда заступалась, а нынче – наоборот…

Она зарыдала ещё сильнее … Натёртые кулаками опухшие глаза почти ничего не видели … Оцарапанные малинником руки и ноги горели и чесались.

– А-а-а-а…– неслось из зарослей.

Можно, конечно, пойти в дом или забраться на чердак, но несвойственное ей упрямство проявило свой характер. Вообще-то она поначалу утопиться хотела и даже побежала через огород к самой глубокой калюге, что красовалась невдалеке, словно блюдце в обрамлении камыша. Но вспомнив, что калюга кишмя кишит пиявками, да ещё поговаривают, что в самом глубоком месте живёт вековой сом, передумала и повернула обратно. Ведь утонуть сразу она не утонет, потому что немного умеет плавать, а ждать, когда тебя утянет сом или съедят пиявки, было страшно. Забыв про первоначальное желание наказать обидчиков, потрусила в сад. Нет, из-за предателей не станет она тонуть, а будет сидеть в малиннике, пока не помрет или пока её не съедят комары, а если обмазаться малиной, то прилетят пчёлы… Нет, это тоже не подойдёт. Хватит и комаров… Да, она помрёт всем назло… Пусть поплачут.

Она представила, как будет плакать мама, как схватится за сердце бабушка и будет жалеть, что накричала на неё. Отец махнет рукой и заорёт: «Довели ребёнка!» Брат, конечно, не поймёт в чём дело, он ещё маленький и будет дёргать за подол маму или бабушку. Даже сестра Валька заплачет. Нет, с Валькой явный перебор. Плакать она не станет, а просто процедит сквозь зубы: «Ну и дура!»

А Нинка!? А что Нинка? Как всегда, сошлётся на Вальку и тихонько ускользнёт домой, чтобы потом со своей тощей мамашей обсуждать её, Нюты, дурацкую выходку. И что? Опять окажется одна она и виновата. Нет, так дело не пойдёт. Но как же, как же сделать так, чтобы они, наконец, поняли, что с ней нельзя поступать подобным образом?

Бабушка приболела, и сегодня ещё не вставала. Нюта утром зашла к ней, но бабушка отослала её гулять. Девочка вздохнула и поплелась на улицу. Повертелась чуть-чуть, думая, чем заняться. Потом вспомнила, что у деда Тишки Мурка родила котят, и решила пойти посмотреть, какие они. По дороге она всё думала о бабушкином необычном поведении. Её встревожило то, что любимая бабулечка даже ни слова не сказала, даже не попросила таблетку или капли подать. Обычно она расскажет, что и где у неё давит или сжимает, а тут так сурово её отослала. Может, заболела от похода на Глиницу? Или обиделась? Но Нюта себя вела хорошо… Валька! Это всё её проделки! Она такая зараза, что кого хочешь до инфаркта доведёт, бабушка не раз такое говорила. Что такое инфаркт, Нюта не знала, но интуитивно догадывалась: сердце болеть начинает и можно помереть. Наверное, как явилась от бабки Паши, что-то обидное бабулечке ляпнула. Это она умеет… Ей же плевать помрёт, кто или нет. Одним словом – зараза. Она и её обвела вокруг пальца, да ещё и Нинку подговорила…

С котятами ей не повезло, их уже утопили, и Нюта, всплакнув от жалости, вернулась домой. Во дворе она встретила сестру. Та собиралась куда-то и на Нюту ноль внимания. А потом, когда она с братом хоронила мёртвого жука необычайной красоты, вбежала Нинка и сказала, что с бабушкой плохо и, наверное, она уже умерла. Нюта побежала к бабушке. В комнате было тихо и сумеречно. Завешенные окна затеняли комнату от яркого солнечного света. В глазах замелькали чёрные мушки. Привыкнув к полумраку, Нюта увидела неподвижно лежащую бабушку со сложенными на груди руками. Она тихонечко позвала её – молчание. По телу поползли мурашки. Не уж-то Нинка не обманула? Так только покойники складывают руки на груди. Обомлев от страха, подёргала за край юбки. Ничего. И тут её словно прорвало. Она заревела во весь голос и стала трясти бабушку, хватая то за руки, то за плечи. Бабушка открыла глаза, непонимающим взглядом посмотрела на плачущую внучку. Лицо её испуганно вытянулось. Она охнула, и схватилась за сердце.

– Беда что ль какая?

Отрицательно покачав головой, Нюта только и смогла что пробормотать:

– Ты не умерла?

– Ох ты, Господи! Смерти моей ждёте? Небось без меня веселее будет? Вот бестолковая!.. И когда ж от вас покоя дождёшься!

Бабушка с трудом поднялась.

– Сколько мне ещё эту муку терпеть? – причитала она, отыскивая ногой калоши.

Нюта помогла ей надеть калоши и, вцепившись в бабушкину широкую юбку, расплакалась.

– Ну будя рыдать, – отцепила бабушка внучкины руки. Думать прежде надо, потом делать. Иди отсель. Не мешай.

Вот и верь после этого людям! Самое обидное, что когда Нюта в слезах выскочила из комнаты, Нинка и сестра покатывались со смеху. «Фашисты! Вот вы кто!..– в отчаяние выкрикнула Нюта.

Она заметалась по двору, не зная куда спрятаться от этих злюк, потешающихся над её доверчивостью.

Солнце стояло в зените – разгар жары. Духота была просто невозможная. Вмалиннике было как в бане. Её так разморило, что незаметно она словно поплыла в тягучей дремоте и не услышала, как хрустнула сухая ветка, и бабушкино озабоченное лицо прояснилось.

– Слава тебе, Господи, нашлась.

Она отёрла концом сбившейся косынки пот и, сняв передник, отёрла им внучкино лицо.

– Умаялась, сердечная. Вставай! Угоришь!

Нюта болталась, словно тряпичная кукла, не в силах разлепить опухшие веки.

– Искусанная, покарябанная,.. носит тебя нерадивую, – приговаривала бабушка, волоча Нюту за собой.

Спала долго. Вздрагивая худеньким тельцем и поскуливая, совсем как их пёс Букет, когда набегается. Она не знала, что Вальке попало вожжами, и та, снова сбежала к бабушке Паше, обещав, что никогда не вернётся домой, где её не любят. Она же пошутила, а эта дура шуток не понимает. Но бабушка была непреклонна: такими делами не шутят. Даже коту досталось, чтобы не крутился под ногами.

Бабушка сходила к колодцу набрать воды, налила коту, курам, сама выпила целую кружку и, немного успокоившись, взялась вязать щётки.

Нюте снились кошмары. Злобные пластилиновые рожи кружились вокруг. Они расплывались, вытягивались, хохотали; тыкали толстыми пальцами в лицо, приговаривая: «Разбудила больную бабушку! Наказать её!»

Нюта закричала и проснулась.

– Бабушка, ты простишь меня? Я тебя так люблю…

Они сидели на крыльце в тенёчке. Нюта хлюпала носом и прижималась к бабушкиному боку.

– Ну, хватит уже. Любишь поплакать. Разве можно всё на веру принимать. А если б меня инфаркт хватил? Я тебе ещё нужна. Без меня Валька тебя совсем замордует.

– Ба, я тебя зову – не отвечаешь. Я ж не думала, что ты так крепко спать можешь. Вот и испугалась.

– Что ж, крепко? В кои-то веки заснула от души… И выбрали ж момент.

– Валька сказала, что ты помираешь…

– И когда вы только помиритесь?

– А с ней хоть мирись, хоть нет – всё одно…

– А пропадала всё утро где?

– Сначала к деду Тишке сбегала. Его Мурка котят принесла. Посмотреть хотелось, какие они. Потом с братом во дворе гуляла.

– Ну и какие котята?

– Не успела. Он их уже утопил.

– Что-то день у тебя неудачный нынче.

– Нинка сказала, что полнолуние. А в полнолуние всегда что-то нехорошее случается.

– Ох и дурят они тебя, доверчивая ты моя душа.

Бабушка сбросила калоши, в которых ходила с весны до глубокой осени, посмотрела на опухшие ноги и, кряхтя и охая, поднялась.

– Надо ж, как отекли. Как у слона стали. В воду их что ли?

– А давай я воды принесу и в тазик налью? – подскочила Нюта.

– А в колодец не свалишься?

Но Нюта уже снимала ведро со штакетника.

– Да погоди ты, суета… Может на речку сходить, охолонимся?

Нюта замерла на месте, не веря своему счастью. Неужели бабушка не шутит? Ходить с бабушкой в лес или на речку – подарок для Нюты. Если в лес она её брала часто, то на речку, почему-то очень редко. Вообще-то она подозревала, что бабушка просто стесняется показываться голиком даже перед ней, потому избрала себе местечко в далёкой заводи, среди кустарника. Там редко кто бывает, если только не рыбаки. Но днём жарко, и их там точно нет. Но она не будет смотреть на бабушку, а будет просто барахтаться в чистой воде, без пиявок и тины. От такого счастья можно сойти с ума. Да и вообще она думала, что за свой неразумный поступок будет наказана, а тут такое… Наверное луна сжалилась над ней. Вот бы она ещё наказала сестру и подругу. Хотя они уже и так наказаны, ведь не их бабушка берёт с собой, а её.

– Вот вам! Так вам и надо! – показывала она дули поверженному противнику.

Нюта закружила свой победный танец вокруг бабушки.

– На твоё любимое место? Ура! Я давно мечтала. Там такое хорошее дно, и кувшинки повсюду!

Бабушка тихо посмеивалась, глядя на расходившуюся внучку.

– С вами не только не соскучишься, а толком и не помрёшь. Пошли уже, докука.

Две маленькие фигурки удалялись по пыльной тропинке к дальнему водоёму, где среди лозняка и кувшинок находилось любимое бабушкино место. Нюта искупается сама, потрёт спину бабушке, нарвёт кувшинок и забудет про полнолуние и неудачный день. Босые ноги загребали горячую дорожную пыль, солнце уже не казалось таким палящим, дорога предвещала чувство радости и удовольствие. А главное, с ней была её любимая бабулечка, живая и невредимая.

Лето детства! Ты так быстро убегаешь от нас, что мы не успеваем за тобой. Весёлое, нарядное, хлопотное и разудалое! И в этой разудалости каждый день заряжает на новые радости и новое познание жизни. За кажущейся весёлостью прячется много из того, что потом самым серьёзным образом проявится в будущей жизни.

Лето не кончилось. И впереди у моих друзей много интересного и познавательного, о чём они и расскажут в своих посиделках на брёвнышках с большой горбушкой в руке

– Нинка, выходи гулять!

Это уже я кричу своей подруге в раскрытое окно. В моей руке необъятная горбушка хлеба, в кармане переспелый огурец, с которого мы сделаем поросенка, ставя на ножки из спичек, а потом «зарежем» и съедим. Всё как у взрослых. И разговор пойдёт взрослый – о планах на завтра.

– Привет!

А вот и Колька. На смуглом самодовольном лице усмешка.

– Чё, бабьё?! Лето кончается, а мы ещё ни в один поход не ходили. Может, завтра на Затон рванём? Или за папоротником? А может за диким луком? А? Ты как Фомка? Куда?

– А мне без разницы, лишь бы дома не сидеть. На те, угощайтесь, горяченькие…

В поход за диким луком

Высоко в небе парил кобчик. Широко раскинув мощные крылья, он стремительно набирал высоту, затем, задержавшись на мгновение, пикировал вниз, чтобы писав круг, медленно проплыть над высокой травой, отыскивая себе добычу.

– Мышкует, – произнёс Колька, задрав голову и приставив ко лбу ладонь козырьком. – А может сусликов отлавливает.

Нюта и Нинка тоже наблюдали, как кобчик сделал очередной заход для пикировки.

– Что, притомились? – повернулся Колька.

– Есть и пить хочется, – унылым голосом произнесла Нинка, – аж живот подтянуло. Перекусим что ли?

– Ещё чего, потопали. До места дойдём, там и поедим.

И он ускорил шаг.

Они сегодня решили сходить за диким луком, что рос на Гусевом бугре. Этот самый бугор располагался недалеко от села, но идти до него было неудобно; нужно долго кружить, обходя небольшие водоёмы, где любила купаться вся деревенская ребятня.

Был конец мая, погода стояла теплая. Жары ещё не было, но и дождями природа не баловала. На лугах уже набирало силу разнотравье; появились первые ромашки, цвели липкие малиновые дегтярики, мелкая голубая вероника, душистый клевер и ещё много всяких незатейливых цветов, названия которых ребята не всегда знали. Путь пролегал через заповедный луг, обнесенный со стороны дороги изгородью из жердей, чтобы скот не потоптал траву. Скашивали его позже всех покосов, когда пчела уже собрала свой первый мед. К этому времени луг набирался таким разнотравьем, что вечером, когда спадала жара, аромат цветения достигал села. Пчелы трудились без устали, гул стоял бесконечным фоном и затихал лишь с заходом солнца. По утру луг серебрился от росы и переливался всеми цветами радуги. И лишь Гусев бугор среди всего разнотравья, выделялся невзрачным зеленовато-серым цветом.

Нюта ещё ни разу не ходила за диким луком, и ей было интересно узнать, от чего бугор такой невзрачный. Тропинки не было, шли, как бог на душу положит. Впереди Колька, следом Нинка, а замыкала, как всегда Нюта. Трава высокая и густая, ноги путались в ней, идти было очень трудно, но ребята упрямо двигались к цели. Нюте очень хотелось нарвать букет цветов, но она понимала, что безнадежно отстанет, а ждать её вряд ли будут.

«Ладно, потом нарву», – решила она, догоняя ушедших вперед друзей.

– Смотри, смотри, – закричала Нинка, – словил- таки суслика,.. или мышь…

Они остановились и уставились в небо. Знакомый силуэт птицы улетал в сторону реки, где росли тал и верба. В его когтистых мощных лапах кто-то извивался и пищал жутким предсмертным писком.

У Нюты сжалось сердечко.

– Как кричит! Бедненький…

– Подумаешь, суслик, – Колька сплюнул в сторону, – пусть не зевает, кобчику тоже есть хочется.

– А мне всё равно жалко суслика, – не сдавалась Нюта,– ему тоже жить хочется, да к тому же больно. Ты видал, какие когти у кобчика?

– Жалостливая нашлась, – презрительно скривил рот Колька. – Всём мяса хочется, правда, Нин! Ты как будто мясо не любишь?

– Почему не люблю? Люблю, – потупилась Нюта, – но я же ни кого не убиваю.

–Так другие убивают. – продолжал напирать Колька. – Какая разница кто убил? Но убил же? И ты знаешь об этом и всё равно ешь. А тут суслик какой-то… Их вон развелось чёрте сколько.

– Ладно вам, завелись, как будто говорить не о чём, – встряла молчавшая до сих пор Нинка. – Ты, Козак, как репей, слова сказать лишнего нельзя. Ты же знаешь Нютку, чего цепляешься. Она вон зимой, когда её отец поросенка резал, аж за кладбищенский бугор убежала и рыдала там как маленькая.

– Так он визжал на всё село, – дрожащим голосом произнесла Нюта.– Я что плясать от радости должна, когда его режут?

– А чо! Это ж праздник! Печёночка, холодец… – облизнулся Колька, – вкуснятина. Я бы счас даже старый кусочек сала проглотил.

– Безжалостный ты! А если б тебя резали?

– Дура ты, что ли? На то он и паця, чтобы его резать и есть. Что от твоей жалости толку? – Глубокомысленно заключил он, с презрением глядя на обиженную Нюту.

–Да хватит вам, надоели! – Нинка сорвала высокую травинку и по очереди постукала друзей по спинам. – Я об этом не думаю. Раз выращивают скотину, чтобы резать и есть, значит так и надо, чего тут спорить. Не будем мы резать, другие будут, какая разница. Чего вы сцепились? Смотрите, – показала она рукой, – вот и бугор, уже почти пришли.

«Всегда так, как кого пожалеешь, так ещё и виноватой становишься, – недовольно подумала Нюта. – А ну их, больше никогда и слова не скажу, фашисты они, никого им не жалко».

Бугор и вправду оказался рядом. За спором и не заметили, как дошли. Он и в самом деле был невзрачный. Мелкий, сероватого цвета песок да скудные серебрились кустики полыни – вот и вся красота.

– Надо же, – разочаровано произнесла Нюта, – какой некрасивый!

– Красивый или нет, лук ищите, – скомандовал Колька. Мамка сказала, что его тут много должно быть, если ещё не весь порвали. Вы вдвоем лезьте на бугор, а я обойду его. Как найдёте лук, свистните.

Девочки поползли на вершину бугра. Идти оказалось на удивление трудно. Песок уходил из-под ног, мягкий, словно пух.

Взобравшись на вершину и отдышавшись, они повернулись в сторону села. Вид открывался просто чудесный.

– Глянь, Нин, Мазеповка наша совсем маленькая…

–А вон и Глубокое, – Нинка кивнула в сторону речки. – И ребята там купаются. Вот бы сейчас искупаться….

– А вон там, – послышался голос подошедшего Кольки, – дорога к Сейму. Мы с мамкой по ней до Сейма дошли, а потом на катере в город ездили. Красота! Катер большой, двухэтажный, «Фролов» называется. Мне очень понравилось на нем плыть. Уговорю мамку ещё съездить. Ну что, не нашли ничего?

Девочки отрицательно покачали головой, не отрывая взгляда от панорамы.

– Я тоже ни фига не нашёл. Так, несколько штук, и то он дохлый какой-то. Пойдёмте на другую сторону, может там есть.

Они ещё немного постояли на вершине бугра и принялись искать лук. Лука оказалось совсем немного, видимо, до них тут уже побывали, или же его время закончилось. Перья у него были узкие и длинные, сама головка маленькой и сладкой. Почистив его, ребята достали из сумки свои припасы и сели обедать. Это был самый вкусный обед, который Нюта запомнила надолго.

– Какие мы молодцы, что пришли сюда, – с восхищёнием произнесла она.– Я и не думала, что будет так интересно.

– Это всё я, – важничал Колька. – Без меня, вас бы не отпустили. И чего только я вожусь с вами? Сам не пойму…

– Потому что нами ты можешь командовать. Мальчишки командовать тебе не дают, вот ты на нас и отдуваешься, – поддела его Нинка. – Так что не больно воображай.

– Куда мы в следующий раз пойдём? – спросила Нюта, виновато посмотрев на Кольку

– За папоротником, – ответил тот и важно сплюнул.

Где растет папоротник

Июнь стремительно набирал силу. Днем парило от избытка влаги, вечером же, как по заказу, над Мазеповкой проносились короткие ливни с грозами. С луга тянуло сыростью. Вечерами на нём стелился густой туман. Приближался день летнего солнцестояния. Трава стояла по пояс, пышно цвела липа. В палисадниках пёстрыми группами выступали высокие разноцветные мальвы. Из их колокольчатых цветков девочки делали куколок. Зацветал любимый картофель. Мощная листва свёклы радовала хозяек, хороший прикорм скотине. Да и фасоль и капуста, без которых немыслим крестьянский стол, тоже хороши. Селяне радовались, глядя, как всё растёт и завязывается, одного опасались: как бы дождь не замочил землю совсем, так и погнить могут овощи, тогда беда будет.

Нюта с друзьями сидели на бревнах под раскидистым клёном, что рос возле Нинкиного дома. Как обычно в руках каждый держал по горбушке хлеба, натёртого чесноком, а сверху густо смазанного нутряным свиным салом. Они молча жевали, переглядываясь довольными личиками.

Первым нарушил молчание Колька, проглотив последний кусок хлеба и вытирая жирные пальцы о штанину.

– Ну что, пойдем сегодня искать цветок папоротника? Думаю, дождя больше не будет.

– А вдруг всё же пойдет? – повернулась к нему Нинка. – Вон, гляди, какая туча над Затоном висит – черная, как деготь.

– Не, то не наша туча. Наша со стороны Рыльска движется, а эта на Бупел погнала, вот увидите, – утвердительно качнул головой Колька.

Они уже давно собирались посмотреть, как цветёт папоротник, но всё не могли выбраться, мешал дождь. Сегодня первый день, когда дождя не было. Взрослые уже давно подсмеивались над ними, спрашивая, где их цветок, что очень обижало ребят.

– В общем так, – Колька утер рукавом нос. – Расходимся, а как коровы пройдут, собираемся опять. Пойдём в лес, что за колхозным садом. Обувайтесь в резиновые сапоги, после дождя ещё мокро. Я возьму отцов фонарь, он мне обещал дать, а то ничего в темноте не увидим. Кажется, всё.

Колька ушёл, а девочки продолжали сидеть.

– Нин, – подала голос молчавшая до сих пор Нюта, – ты не боишься идти? Темно ведь в лесу.

Нинка помолчала дольше обычного:

– Вообще – то немного боюсь, но так не очень, просто по траве мокрой идти не хочется.

– А давай не пойдем, – предложила Нюта подруге. – Скажем, что родители не пустили.

– Ты что! – Нинка даже привстала.– Колька тогда совсем с нами водиться перестанет. Он с самой весны как заладил про этот папоротник, прочитал про него, так до сих пор успокоиться не может. А тут ещё взрослые подкалывают. Валька твоя так совсем его засмеяла, Сусаниным называет. Где твоё сопатое войско, спрашивает. Ты ж Кольку знаешь, если втемяшил себе в голову – не отступит.

–Пусть бы сам и шел, – вздохнула Нюта и добавила, – даже не знаю, кого больше боюсь, темноты или Кольку.

– Да ладно тебе, – поднялась Нинка, – чего её темноту- то бояться, вот только если упырей. – Она почесала лоб и спрыгнула с бревна. – Пошли по домам, стадо идет.

Вздохнув, Нюта сползла с бревен и поплелась домой.

Во дворе бабушка готовилась к вечерней дойке коровы. Она не обернулась на внучку, а сосредоточенно мыла цинковое ведро для молока. Нюта остановилась позади неё, соображая, спросить или не спросить, кто такой Сусанин. Наконец решилась.

– Бабуш, а кто такой Сусанин?

Замерев на секунду, бабушка выпрямила спину и, рассеянно посмотрев на Нюту, переспросила.

– Какой Сусанин? У нас на селе таких нету, откуда ты взяла?

– Да это не я взяла, это Валька Кольку так назвала, вот я и думаю, кто это…

– Нашла, кого слушать, Вальку. Она что зря городит, а вы рты разинули. Что ты свою сестру не знаешь?

– Ну почему она тогда сказала: Сусанин, где твоё сопатое войско? Он что военным был? – предположила девочка.

– Дался он тебе этот, как его…

– Сусанин, – подсказала Нюта.

– Не знаю я такого военного. Суворова знаю, а его нет.

Бабушка, отставив ведро в сторону, внимательно посмотрела на нее.

– Ты чего такая сумерная. Случилось чего?

– Да нет, просто мы сейчас за папоротником пойдем.

– Удивила. Вы уже с весны за ним ходите. Расхотелось что ли?

– Боюсь я, – выдохнула Нюта и опустила голову.

– Вот те раз, чего ж ты боишься то. Волков у нас не водится. А больше бояться нечего. Ну, если не хочешь – не иди, тебя ж не неволят.

– Нельзя… Колька совсем съест. Он и так кричит на нас: «Трусихи несчастные, надоело мне с вами возиться». Если я не пойду, то они с Нинкой больше меня никуда не возьмут. С кем мне играть тогда! Нет, идти придется.

Бабушка с жалостью посмотрела на Нюту и, вздохнув, произнесла:

– Не бойся ничего, внучечка, наш лес нестрашный. Я вон сколько лет хожу, бог миловал- плохого не случалось. Ну мне пора доить корову.

И она двинулась навстречу корове Зорьке, которая вошла во двор и тягуче мычала, призывая бабушку к себе.

Колька уже сидел на брёвнах, строгая палку ножиком. Последней вышла Нинка. Вслед ей слышался недовольный голос матери:

– Ну надо же, надумали, на ночь глядя, зателёпаются, как собаки. Совсем ума нету…

– Завелась, – Нинка вытащила из кармана пышку и стала разламывать её на три части.

– Не пускала? – Колька взял протянутую Нинкой часть пышки.

– Да нет. Это она просто с отцом поругалась, и мне перепало. Пошли.

Ночь уже опускалась на землю. Исчезли тени от деревьев и домов. Край неба, где заходило солнце, едва окрашивался остатками заката. Но полной темноты не наступало, зарево как будто подсвечивало ночь. Сладко пахло цветущей липой, свежей травой; с реки потянуло прохладой.

– Я же сказал, что дождя больше не будет. Не верили?

Проулок миновали быстро. В центре села, у клуба, собиралась молодёжь на танцы. Фонарь, висевший на столбе, освещал пятачок танцплощадки, с динамика неслась весёлая песенка про черного кота. За освящённым местом из темноты слышались громкие голоса, хохот.

– Обойдем их, – предложил Колька, – а то прицепятся со своими советами.

Они обошли клуб и оказались возле последнего дома на пригорке, где детвора каждый год на Спас встречает гостей. Отсюда, за огородами, начинался колхозный сад, а чуть левее – колхоз. Дальше сплошной стеной стоял лес.

– Ну, не сдрейфили? – Колька оглядел свою команду. – Ещё не поздно дезертировать.

Девочки молчали.

– Принято единогласно, – и он похлопал в ладоши.

– Ладно тебе, пошли, подумаешь герой, – Нинка смело шагнула в темноту. – Сам испугался, а признаться боишься.

Нюта тихо плелась за переругивающимися друзьями и хотела только одного, чтобы они поссорились и повернули домой.

Колхозный сад тянулся от огородов до самого края леса. В этом году траву между деревьями ещё не подкашивали, заросший сад казался заброшенным. В сумерках старые яблони принимали причудливые формы. Яблок на них ещё не было, вернее, они только завязались и совсем не видны среди сочной зеленой листвы. Но тропинка по саду была уже кем-то протоптана. Да это и неудивительно, селяне ежедневно ходили в лес: кто за грибами, кто за ягодами, кто просто пройтись. Тропинка петляла среди высокой травы и старыми яблонями, увлекая детей за собой, всё ближе и ближе к темневшему лесу.

Со стороны клуба по-прежнему неслась весёлая заводная музыка, и от этого не было так страшно.

Шли тихо, прислушиваясь к звукам и шорохам. Где-то тягуче промычала корова, видимо опоздавшая домой. Со стороны леса вылетела птица и тяжело опустилась на ветки. Сад жил своей жизнью. Тёмные корявые стволы старых яблонь, с нависшими пышными шапками крон, казались сказочными чудищами, сторожившими сад.

Странно, но тропинка оказалась почти сухая, как будто и не было дождей, только со стороны леса тянуло сыростью, напоминая о том, что дождь всё же был и поработал на славу. Фонарик пока не включали, шли в сумеречной темноте, подсвеченной полной луной, прорывающейся сквозь рваные тучи.

–Коль, а на что тебе этот папоротник? – нарушила молчание Нинка.

– Не папоротник, а цветок. И не нужен он мне вовсе. Просто я прочитал, что тот, кто цветущий его увидит, самым смелым и сильным станет. Понятно?

– И всё?.. – удивилась Нинка.

– А ты думала, мне цветок нужен? Я что на девчонку похож? – Колька лихо подпрыгнув, сорвал яблоко.

– А мы-то здесь причём?! Ты хочешь стать самым сильным и смелым, а тащишь нас, – дрожащим от негодования голосом выкрикнула Нюта. – Нам это ни к чему! Надо было с ребятами идти, а не с нами. Я ужас как боюсь темноты, да ещё в лесу. Мне Валька сказала, что в это время из – под коряг черти да лешие вылезают, бродить по лесу начинают. Они тоже цветок папоротника ищут и им лечатся. Вот!

– Брехня! Валька пугает.

– И не пугает она вовсе. Бабушка тоже рассказывала, что всякая нечисть в эту пору, до Троицы, стремится кого-нибудь с собой уволочь, потому как после Троицы у неё сил и смелости не хватает …

Колька и Нинка остановились и в изумлении уставились на Нюту. Немного помолчав, Колька сплюнул сквозь зубы и неуверенно произнёс:

– Ерунда всё это, сказки.

– А папоротник твой, что не сказки? Скажешь, может, кто его видел? Он от всех прячется, думаешь, тебе покажется? С какой стати?

Выпалив с несвойственной для неё смелостью тираду, Нюта виновато замолчала.

Колька с Нинкой переглянулись.

– Так что, не пойдем? – спросила Нинка. – Наговорите тут страстей, так и засомневаешься.

– Да ну вас, – махнул рукой Козак, – свяжешься с вами – не рад будешь. Стойте тут, я сам пойду. Если что, крикните. И, подсвечивая себе под ноги фонариком, поспешил к лесу.

Девочки сошли с тропинки и стали под яблоней. На мгновение, после света фонаря в глазах потемнело.

–Ой! Темно как! – пискнула Нюта.– Ужас просто!

И она вцепилась за рукав подруги.

–Не цепляйся, – дернулась Нинка.

– Я и не цепляюсь, надо мне больно, – отодвинулась Нюта.

– И вовсе не темно, – как ни в чём не бывало, продолжала Нинка, – вон луна какая яркая…

Из леса с уханьем и шумом прямо над их головами пролетела огромная птица, видимо спугнутая светом Колькиного фонаря, и упала на соседнюю яблоню.

– Мама, что это!?– вскрикнула Нюта.

– Сыч, наверное, не ори! Первый раз в лесу, что ли?

–Сюда валите, – послышался из темноты Колькин голос.

–Пошли, – Нинка потянула подругу за рукав, – а то стоим как две дуры.

Медленно ступая по узкой тропинке, они пошли на свет фонарика, которым Колька водил из стороны в сторону.

–Посвети под ноги, чего водишь куда зря? – Нинка скользнула вперёд, оставив Нютину руку.

–Да я папоротник ищу. – Колька повернул фонарик в их сторону.– Черт его знает, где он тут. Идите сами гляньте.

И он направил луч фонаря в их сторону.

– Пошел ты со своим фонарём, – разозлилась Нинка, – свети под ноги, чего в глаза бьёшь!

Колька молча отвел луч в сторону. От неожиданной темноты Нюта споткнулась.

– Нин, ты где?

–Да здесь я, не бойся.

– Шагнув вперед, Нюта поскользнулась и упала.

–Ой! Мама!

– Вечно ты! – подруга помогла ей подняться.

– Виновата я что ли, – захлюпала носом Нюта, – трава скользкая. Понесла нас нелёгкая.

–Начинается. Заныла. Трусиха несчастная.

Колька посветил Нюте под ноги.

– С вами только кашу варить, а не за папоротником ходить. Глядите, где он тут, папоротник этот. Скорее найдем – скорее уйдём. Во, я уже стихами говорить стал!

Девочки ступили на лесную тропинку, прошли несколько метров за Колькой и остановились.

Колька водил лучом фонаря вокруг себя, задерживая его на каждом кустике.

– Этот, что ли? – Не похож. Помогайте, чего стоите как глухонемые!

– А по-моему, его здесь нет, – отозвалась Нинка. – Верно, Нют?

– Нашла, кого спрашивать, она от страха забыла, как её зовут.

– Откуда ты взял, что он в этом месте растёт? – Нинка сорвала листик, понюхала. – Он, скорее всего, на Избице растёт. – Нют, ты с бабушкой часто в лес ходишь, должна знать.

– Знаю. Только чего вы в лес пошли, если не помните, какой он, папоротник.

– А ты для чего у нас? – усмехнулся Колька, – думаешь, мы с тобой за красивые глазки дружим?

– Не болтай что не надо, – Нинка дала Козаку подзатыльник, – а то можно ведь и обидеться.

Нюта уже немножко успокоилась. Пусть Козак пытается её обидеть, всё равно они без неё не управятся. Стало понятно, что ничего они здесь не найдут и она даже приободрилась. Ей не хотелось находить цветок папоротника, не хотелось становиться сильной и смелой, ей просто хотелось домой.

– Его здесь точно нет, тут мы с бабушкой только зубровку собирали, а папоротник я в дубовой роще видела. Но мы ж туда не пойдем, правда?

– А чего же ты раньше не сказала, мы б сюда не попёрлись. – Нинка сорвала ветку и стала отгонять комаров.

– А вы меня и не спрашивали. И вообще, вы мне никогда не верите.

Ответить ей никто не успел, потому, как из глубины леса послышался треск ломаемых веток.

– Ну вот, наверное, это леший или чёрт… – Тихо ты, – прошептала Нинка.

Колька выключил фонарь.

Они замерли. Из темноты послышались звуки похожий то на сопение, то на тяжёлые вздохи.

– Я предупреждала, – проскулила Нюта.

–Да замолкни ты, наконец, – разозлился Козак. – Посветить что ли?

– Не надо, Коль. Давайте потихоньку выходить.

Они медленно пятились назад, стараясь не сбиться с тропинки.

Спрятались под раскидистой яблоней, прижавшись к друг дружке. Из глубины леса больше ни каких звуков не доносилось, и они, успокоившись, вышли из укрытия. Оглядев друг дружку, рассмеялись.

– Это ты Нютка со своими чертями. – Колька отряхивался от налипшей на штаны травы. – Так и вправду можно…

Что можно девочки так и не успели узнать. Колькина рука указывала в сторону, откуда они только что вышли. А сам он издавал странные звуки. Напрягая зрение и не сводя глаз с Колькиной вытянутой руки, они увидели огромный тёмный силуэт, медленно плывущий прямо на них.

– Рога, – протянула Нинка.

– А,-а,-а! – закричала Нюта.

Колька сорвался с места и пулей понёсся прочь. Следом Нюта. Она не знала, что может так быстро бегать.

– Дураки! Это корова! Догнал их насмешливый голос Нинки.

– Му-у-у, – раздалось в ответ, как бы подтверждая её слова.

Нюта с размаху налетела на резко остановившегося Кольку, и они оба шлёпнулись в траву.

– Му –у-у…

Нюта с Колькой сидели на траве и смотрели, как по тропинке шла Нинка, а позади неё черная корова.

– Заблудилась, а тут наши голоса услышала … Ну вы и дали деру! За вами не угнаться. Ладно, Нютка- трусиха, а ты чего коровы испугался?

Колька сконфужено молчал.

– Эх ты, смельчак! А ещё за папоротником пришел…

– Да не коровы я вовсе испугался, – разозлился Колька. – Нютка страстей про чертей наговорила, а тут рога, вот я и вправду подумал – черт. Да ну вас баб, чтоб я ещё когда с вами пошёл…

Он махнул рукой и быстро зашагал по тропинке.

Они шли домой. Следом за ними шла черная пузатая, корова, напугавшая их до ужаса.

– Вот дурная, – рассуждала Нинка, – чего её занесло в лес? Коль, что делать будем?

–Что, что? А ничего, – раздосадованный Колька явно не был расположен разговаривать. Чего хотите, того и делайте.

Они уже подходили к первому дому, когда послышался женский голос:

–Чернушка, Чернушка, Чернушка…

Услышав знакомый голос, корова протяжно замычала и потрусила к хозяйке.

Бабушка встретила их перед проулком. С немым укором покачала головой: Больше вы у меня никуда не пойдёте. С вами только инфаркт получать. Вздыхая, Нюта понуро шла следом.

Лето набирало свою силу. Июль – макушка лета, сенокосная пора. И наши друзья, хотя и ещё маленькие, тоже причастны к этому таинству. Ворошить сено им конечно ещё не под силу, а вот принести обед или воды – это с удовольствием.

Весело смотреть, как ловко мелькают в руках матерей неутомимые вилы и грабли. Интересно слушать, как зубоскалят над молодыми девчатами парни. Видеть, как снисходительно ласково поглядывают на развеселившуюся молодёжь старики. Сенокос – особая пора, что-то вроде творческого союза человека и природы. И светлеют лица, разглаживаются морщины… От дурманящего запаха высохшей травы глубоко и сладко дышится.

Детишки тоже веселятся: толкают друг дружку в ворох сена или посыпают им голову. Девчушки собирают скошенные острой косой цветы. Дел хватает. Но самое интересное – взобраться на возок со скошенным сеном и чувствовать себя взрослым, взирая с высоты возка на тех, кому не повезло с этаким удовольствием. А потом, взяв в руки вожжи, понукать коня, подстёгивая и направляя его к дому. И не важно, что конь знает дорогу сам, и что под уздцы его ведёт кто-то из взрослых, ты главный в этом деле, потому что управление у тебя. А так приятно чувствовать себя взрослым и значимым.

А вечером вновь собраться на старых брёвнах, хвастаясь и без устали вороша события прошедшего дня. Что может быть отрадней и интересней?!

моей любимой бабушке посвящается.

В лес по малину

Ура! Завтра пойдём с бабулей в дальний лес собирать малину. Туда я ещё не ходила, а проще – меня не брали. Видите ли, я маленькая, устану и буду плакать.

– Ты, правда, меня возьмешь или пошутила?

– Да отстань ты, оказия, возьму, раз уже обещала, куда от тебя теперь денешься! Иди, гуляй, не мешайся под ногами. Да не загуливайся, вставать рано.

Нюта чмокнуло бабушку в нос и побежала к подруге Нинке похвастаться.

– Нашла чему радоваться? – удивилась Нинка. – Я вот грибы больше собирать люблю. Их собрал несколько штук и уже ведро, а малины, знаешь, сколько нужно собрать, пока кувшин наберётся? – Она на минуту задумалась, как показать, сколько нужно, но ничего не придумала. – Ладно, завтра сама увидишь.

Нюте показалось, что она только уснула, как бабушка её разбудила. С трудом разлепив веки, сползла с кровати. Бабушка протянула ей кувшин и одежду.

– Вот твой маленький кувшинчик. Вот платье с длинными рукавами, чтобы комары меньше доставали, чулки и ботинки оденешь там. Поторапливайся, а то всю малину оборвут, пока мы ковыряемся.

Дорога в сосновый лес сначала шла через колхозный двор, потом по заброшенному полю, на котором росла полынь да чертополох. Идти по ней было легко и приятно. Босые ступни тонули в мягкой дорожной пыли, ботинки болтались за плечами, а руки прижимали к груди кувшин. Было очень тихо. В воздухе витала свежая прохлада.

      Нюта плелась позади бабушки, зевая, отчаянно борясь со сном. Дорога казалась бесконечной. Незаметно посветлело. Но солнце не торопилось на сонный небосвод. Лишь нежно-розовое зарево рассвета растекалось над тёмным сосновым бором, увеличиваясь, поднимаясь выше и выше … И о чудо! Показался краешек солнечного диска. Словно весёлый озорной глазик разглядывал притихшую округу. Наконец, выбросив первые слепляющие лучи, выскочил, повиснув на верхушках высоких сосен. Ослеплённая мощным бликом солнечного света, Нюта зажмурилась. Красные круги поплыли перед глазами. Пришлось остановиться. Подождав, когда зрение наладиться, осторожно приоткрыла веки. Вокруг всё сияло и светилось. Загомонили птички, защебетали в разноголосицу, наполняя утро только им понятным музыкальным произведением. А лучи побежали дальше. Вот они раскрасили красно-оранжевым цветом стволы сосен. Алмазами заискрились на мокрой траве… Капельки росы стали видны очень отчетливо, и Нюту поразила их чистота и прозрачность. Сердечко девочки затрепетало от восторга. Как рукой сняло сонливость! Такую сказочную красоту она ещё не видела. А солнце скользило дальше и дальше, разрисовывая просыпающуюся природу.

Натужно жужжа, пролетел сонный шмель. Нюта крутила головой, впитывая увиденное. Ведь такое даже в кино не показывают. Теперь, когда на уроках рисования она будет рисовать красный лес, переливающиеся всеми цветами радуги капельки росы, пусть только кто-нибудь осмелится сказать, что такого не бывает. Бывает! Ещё как бывает! И сегодня она стала свидетелем чуда пробуждения всего живого ото сна. И она очень рада, что уговорила бабушку взять её с собой.

У края леса они обулись, повязали платки. Шли по тропинке, протоптанной множеством ног. Она пересекла поляну, нырнула в высокие заросли крапивы и вновь выскочила на чистое место. Яркая солнечная поляна была сплошь покрыта малинником. Его заросли казались непроходимой чащей. Крупные и не очень, желтые, красные и даже фиолетовые, ягоды яркими вкраплениями притягивали взгляд и казалось сами просились в кувшин.

Конечно же, поначалу Нюта почти забыла про кувшин и отправляла малину в рот, а когда спохватилась, то собирать ягоду уже не хотелось. Она заглянула в кувшин. Ягоды едва прикрывали донышко. Нюта обижено надулась. Правду сказала Нинка: не так это интересно.

Солнце уже давно выкатилось за верхушки высоких сосен. Стало очень душно, по позвоночнику тонкой струйкой пробежали капельки испарины. Нюте показалось, что кто-то забрался ей под платье. Допекали комары. От ожогов крапивы и укусов комаров кисти рук сделались малиново-красными, покрылись волдырями, зудели, чесались. Хотелось бросить кувшин и чесать, чесать, чесать… Она жалобно всхлипнула и поставила кувшин на землю. Всё, не надо ей малины… И пусть бабушка ругается…

– Спеклась? Сочувственный бабушкин голос пристыдил Нюту.

Но и очень уж хотелось избавиться от комаров и крапивы.

– Ба, они меня совсем закусали…

– А ты хотела, чтобы в лесу без крапивы и комаров? Такого не бывает. Что-то я тоже притомилась. Должно погода поменяется, кости ноют.

Она отёрла мокрое от испарины лицо.

– Ну и духота! А ведь ещё утр…

Нюта заглянула в бабушкин кувшин, он был почти полон.

– И как у тебя так быстро получается?

– Не горюй, – бабушка погладила её по голове, – всему научишься…

– Ба, а у тебя руки совсем не чешутся?

– Как же, я что, не живая?

– Ты терпишь?

– Терплю, что делать-то. Вот придем домой, вымоемся, детским кремом намажемся, и всё пройдет.

Лес кончился неожиданно быстро, а казалось, что далеко ушли от края. Солнце висело высоко, было жарко, очень хотелось пить и спать. Обратная дорога не была уже такой интересной, усталость сделала своё дело.

Дома бабушка пересыпала ягоду в большую кастрюлю, и оказалось, что не так уж мало они собрали. А как пахнет! Нет, всё же хорошо, что она уговорила бабушку взять её с собой.

Нюта сидела за столом и ждала, когда её накормят. Незаметно она уснула, и бабушка перенесла её на кровать. А пока Нюта спала, постанывая и причмокивая, словно продолжала бороться с комарами и лакомиться спелой сладкой малиной, бабушка перебирала ягоду, поглядывая на разоспавшуюся внучку, и досадовала, что позволила уговорить себя взять её в лес. Ей только 8 лет и впереди ещё много будет походов в лес и на речку, так что в следующий раз она обязательно устоит перед её просьбой.

Желтые кувшинки на затоне,

Рыбы всплеск и на воде круги.

Отчего же снова сердце стонет?

Господи, спаси и помоги!

Большая прогулка

– Мам, ты на дойку пойдёшь?

Нюта наблюдала, как мама из раскатанного теста нарезает лапшу. Она складывала его в несколько слоёв и тонко нарезала. Получалось очень красиво. А что вкусно, даже говорить нечего. Должно быть праздник какой-то небольшой. Про большие праздники Нюта знала всё, к ним готовились долго и обстоятельно. Она проглотила набежавшую слюну, предвкушая вкусный обед, но вспомнила, что у них с друзьями другие планы, так что придётся обед отложить.

– Обязательно пойду, кто вместо меня бурёнок подоит? У доярок и у коров выходных не бывает, да и праздников тоже.

– Можно мне пойти с ребятами на Затон? Я там ни разу не была, а Колька и Нинка были. Мне ведь обидно. Очень хочется посмотреть на лилии и кувшинки, что растут в протоке рядом с Затоном. Их там хоть косой коси, мне сестра сказала. Валька говорит, что у лилий есть кашка, её кушать можно, она лечебная. Она её всё время ест и не болеет. Я тоже не хочу болеть, поем и выздоровею! Сама ж говоришь, что я дохлая…

Выпалив без передышки, как ей казалось очень убедительный довод, она с надеждой смотрела на маму.

На Затон маленьких не пускали, там глубоко и опасно. Ей бы разрешили пойти туда с сестрой, но та не хотела брать Нюту, а уговаривать её без толку. Нинка уже ходила на Затон и не один раз. Её отец в летнем лагере для коров работал пастухом. Они вместе ловили рыбу. Рыбак он был заядлый и дочь приучал. Нинка гордилась своими успехами перед ребятами:

– Это вам не комлей топтать, тут голова нужна, – и поджимала губы, как её мать.

Мама отряхнула с фартука муку.

– Ну что мне с тобой делать? Иди уж, так и быть. Но в воду не лезь, я сама тебе нарву лилий. Стадо сегодня как раз там стоять будет. Да и мне обмыться бы не мешало. Иди бабушку позови.

Нюта сбегала за бабушкой, на другую половину дома, и побежала к подруге.

– Нин!

В окне появилось Нинкино жующее лицо.

– Я обедаю, подожди!

– Меня отпустили. Только мамка сказала, что сама нарвёт лилий.

– Как хотите. Мне они не к чему, я рогоз рвать буду, там он крупный. И она скрылась в глубине комнаты.

Нюта постояла в раздумье: «Может мне тоже пойти покушать? Нет, вдруг не успею, и ребята без меня уйдут? Лучше возьму хлеба, а там мамка молока прямо в кружку нацедит, вкусный получится обед».

Дома была бабушка мама уже ушла.

– Ну что пойдешь? – спросила она Нюту.

– Конечно, пойду! Дай мне только хлеба, я там с молоком его съем. Только поскорее, а то ребята уйдут.

Сунув в карман платья горбушку, выскочила на улицу.

Нинка и Колька стояли посреди улицы и, как всегда, спорили. Невысокий коренастый смуглый Колька, и блеклая тощая Нинка, являли друг дружке полную противоположность. Но характерами они были очень схожи. Оба степенные, рассудительные, основательные. Каждый как нельзя точно соответствовал своей фамилии. Упертая Нинка не зря носила фамилию Баранова. А у всегда воинственно настроенного Кольки и фамилия, и прозвище были одинаковые – Козак. Спорили они всегда, но ругались очень редко. В спорах Нюта терялась перед их основательными доводами, не находила, чем ответить, и замолкала. Так легче, всё равно её мнение разбивалось в пух и прах. Они считали её фантазёркой и относились снисходительно.

До Затона дорога пролегала по лугу, петляя и изворачиваясь чуть ли не на каждом метре. Истоптанная копытами коров, она превратилась в испытательный полигон для босых ног. Приходилось тщательно выбирать, куда ставить ступню, поэтому шли медленно. Но скоро подошли к развилке, дальше шла ровная песчаная тропинка. Стоял жаркий летний полдень. Протяжно мычали коровы. Налитое молоком вымя разбухло, мешало ходить, и предчувствуя скорое освобождение, они торопились туда, где доярки гремели ведрами.

Яркие одежды доярок пестрели на зеленой траве, и казалось, что веселая клумба с цветами перемещалась с места на место. Пахло пылью и полынью, жужжали пчелы и шмели, спеша собрать как можно больше нектара за короткое стремительное лето. Где-то на воде крякали утки, ссорясь и отнимая друг у друга добычу. Родные, привычные с детства звуки.

Шлепая босыми ногами по горячей земле, они лениво переговаривались. Вскоре подошли к броду. Нюта очень волновалась, ей впервые придется его переходить, а она боялась пиявок. Но об этом напоминать лишний раз друзьям не хотела. Словно прочитав её мысли, Нинка проговорила:

– В этом году брод почти пересох от жары.

В самом деле, брод оказался нешироким. Песчаное дно просвечивалось сквозь светлую чистую воду.

Впереди виднелся поросший серебристой полынью песчаный бугор, за которым находилось озеро Затон. С левой стороны от него расположилось на обеденную дойку стадо коров.

Друзья готовились к переходу. Колька снимал штаны, а Нинка закатывала платье повыше. Нюте подруга рассказывала, как они с отцом ловили здесь рыбу. «Да, хорошо ей, – подумала Нюта,– её отец любит ловить рыбу, а мой совсем не любит, но зато мой не пьёт столько самогонки, как папка Фома». Она звала его папка Фома, потому что он крестил Нюту. Он часто баловал крестницу свежей рыбой всякий раз, как возвращался с удачной рыбалки. Она так углубилась в собственные мысли, что не сразу услышала Колькин окрик:

– Давай! Чего тянешься! Всё равно переходить.

Они стояли в воде, поджидая её. Вздохнув, Нюта задрала платье и пошла за друзьями. Вода была очень теплой. Она посмотрела, не видать ли где пиявок, но ничего не увидела, кроме небольших мальков, стайками мечущихся под ногами. Нюта повеселела и до конца брода дошла спокойно.

– Ну как, съели тебя пиявки? – поддел её Козак и сам же ответил, – нужна ты им как собаке пятая нога.

Вот и затока. Её противоположный берег почти полностью зарос высоким рогозом, а на середине красовались желтые кувшинки и белые лилии. У Нюты перехватило дыхание. Какая красота!

– Что, столбняк напал? – Колька, толкнул её в бок, – беги мать зови.

Мать доила свою любимицу Зорьку, тихую и смирную корову.

– У неё самое вкусное молоко, – говорила она.

Струйка молока звонко ударилась о дно кружки, взбивая аппетитную пенку. Пока мать цедила молоко, Нюта подошла к Зорьке и протянула ей кусочек хлеба на ладони. Корова слизала хлеб, будто и не было его.

– Что ей твой кусочек, – мать подала девочке кружку, – Ей и буханки мало, но всё равно она запомнит, что ты её угостила. Ешь, на тебя без боли смотреть нельзя, одни кости.

Нюта взяла кружку, села на перевернутое ведро и принялась за еду.

Мама слила молоко в бидон.

– Поела? Тогда пошли до твоих кувшинок.

Колька и Нинка, нарвав рогоз, складывали его на берегу.

– Это вы сами столько нарвали? – удивилась мама. – Вот молодцы! Моя пигалица всего боится.

Она скинула одежду и, перекрестившись, осторожно вошла в воду.

Мама сдержала своё обещание, нарвала большую охапку лилий и кувшинок и отдала их Нюте.

– Держи! Да только толку – то, они скоро завянут.

– Мам, а кашку?

– Вот, докука, – мать взяла самую крупную лилию и, оторвав у нее лепестки, показала, где находится кашка. – Попробуй, но много не ешь, отравиться можно.

Кашка была красно – коричневого цвета, чуть крупнее маковых зерен. Вкусом она напоминала рогоз, и было её в чашечке совсем мало.

– И это всё?

– Ты думала с ведро будет? Мне пора к своим бурёнкам, а вы возвращайтесь домой, чтобы тут одни не гуляли.

Ребята собрали вещи, принимая во внимание, что им ещё раз переходить брод, одеваться не стали. Колька и Нинка несли свой любимый рогоз, дома его почистят и съедят, а Нюта прижимала к груди чудесные цветы со счастливой улыбкой на обгоревшем от солнца лице.

Обратно шли молча. Они очень устали. Идти быстро не получалось, мешали букеты. Уже почти у дома Нюта увидела, что её чудесный букет обвис, длинные плети стали мягкими, словно вареные. От былой красоты ничего не осталось.

Её лицо обиженно вытянулось.

– Зареви – задразнил Козак. – Зачем домой тащила, ни куры, ни коровы их не едят, только выбросишь.

– Да ладно тебе, – вступилась за подругу Нинка.

Они остановились у Колькиного дома.

– Вечером будем сидеть на брёвнах?

Расстроенная Нюта промолчала. Нинка пожала худенькимплечиком и протянула:

– Не знаю…

– Ну, как хотите.

– Да не расстраивайся ты. Подумаешь, трава она и есть трава, ещё нарвем.

– Меня мамка ещё раз не пустит. И такого красивого букета у меня уже не будет.

– Ну не таких, так других нарвем, – не сдавалась подруга, – как будто они хуже этих будут. Ладно, я пошла, а то мать всыпит ремня, я ей обещала скоро, а сама пропала.

Она ушла, а Нюта стояла и со слезами смотрела на свой некогда прекрасный букет, гибкие стебли которого беспомощно свисали с руки.

Гроза

От раскатов грома дрожала земля. Яркие короткие молнии вспыхивали и моментально гасли, будто забавляясь. Неожиданно ветерок вихрем пронёсся по проулку. В воздухе пахло пылью. Туча, черная и тяжелая, с трудом двигалась по небу, раздумывая в какую сторону повернуть:

– Пронесет стороной, – бабушка с сожалением смотрела на небо. – Нам не достанется. А нужен-то как! Но она ошиблась. Дождь полил как из ведра. Втроем они стояли у окна: бабушка, Нюта и братишка и смотрели, как по проулку неслись потоки воды, смывая и унося с собой, всё, что попадалось на пути. Капли, крупные и весёлые, шлепали по лужам, образуя пузыри.

– Ба, давай окно откроем, – попросила Нюта.

– Ты что, нельзя, молния влетит и хату спалит.

– А почему?

– Не знаю, только так всегда бывает. Учительницу спроси, она тебе объяснит.

Прогремел сильный раскат грома, в окнах задребезжали стёкла. От испуга Нюта спряталась за бабушку, а брат ударился в рёв.

– Вот видишь, какая силища! Господи, Иисусе Христе, спаси, сохрани, помилуй. – Она перекрестилась.

Нюта принялась успокаивать братишку.

– Июньские грозы самые шумные и сильные, – бабушка взяла Вовку на руки. – Ну, чего ты спужался? Это боженька на колеснице по небушку проехал. Он маленьких деток не обижает. Да вот и дождь почти закончился.

Она поставила Вовку на подоконник.

– Гляди, посветлело как…

И правда, небо почти очистилось, а туча, громыхая, поползла в сторону леса.

– Смотри, ба, – Нюта дернула её за рукав, – курица!

Из кустов вышла курица, такая мокрая, что они невольно рассмеялись. Она ступала по лужам, смешно поднимая лапы, будто слепая. Перья на ней намокли, курица стала маленькой, словно куропатка.

– Надо же сердечная, не добежала до курятника, – бабушка улыбнулась. – А вон чей-то мячик потоком несёт?

Нюта прислонилась лбом к стеклу и увидела мячик. Он подскакивал, вертелся на месте, замирал на мгновение, но вода несла его дальше.

– А вот и хозяйка, – засмеялась бабушка.

Это была Зуева Танька. Она бежала, размахивая тонкими ручонками, скользя по грязи. Намокшее платье прилипло к худющему телу, рыжие мокрые волосенки налипли на лицо.

– Ну совсем как та курица, – засмеялась Нюта.

Братишка тоже стал смеяться и топотать ногами по подоконнику.

– Тихо, разбуянился, – заулыбалась бабушка, и глаза у неё стали озорные и ласковые. – Ну слава Богу, промочил дождик земелечку, теперь всё в рост пойдет. Бог даст, урожай добрый соберём.

– А мы тозе в ост дём, – пролопотал Вовка.

– Да уж вы у меня… вон как за зиму выросли, – бабушка погладила его по стриженому затылку, – а в лето совсем, словно подсолнухи расти станете. Посидите, а я пойду посмотрю, что там дождь в огороде натворил. Или вы на улицу хотите мерить лужи?

– Ура! – закричала Нюта.– Мы пойдём! Мы пойдём! Мы пойдём на улицу! Посмотреть, посмотреть, как там наша курица!

И завертелась, как юла. Брат тоже стал притопывать ногами и хлопать в ладоши.

– Вот проказники, идите, пока не передумала. Да аккуратненько, а то больше не пущу, – и добавила, – мучители вы мои.

Спас. В ожидании праздника

На дворе хозяйничал август. Дневная жара сменялась ночной прохладой, а на глубоком темном небе, в последний раз вспыхивая, падали звезды. В воздухе витал запах яблок. Приближался яблочный Спас. Яблоки лежали повсюду: в доме, во дворе, в сарае. В саду ветки яблонь гнулись под их тяжестью, не спасали даже подпорки. Чтобы ветки не поломались, отец иногда подходил к яблоне и слегка трусил ветки. Яблоки падали с глухим стуком на высушенную зноем землю. Потом их собирала бабушка с Валькой или Нютой и относила в сарай, где в углу уже лежала огромная куча таких же спелых духмяных яблок. Те, что уже подгнивали, резали и сушили для компота, остальные ждали своей участи.

Днем в воздухе витала сонливость. Даже куры, вечно возившиеся в пыли, спрятались в тени кустов и мирно дремали. И лишь изредка одна из них с громким испуганным кудахтаньем будила сонную тишину. Далеко на лугу протяжно мычали не подоенные коровы. Деревня словно вымерла. Шла страда. Все трудились в поле и на огородах, в доме оставались только старый да малый.

Нюта играла во дворе с куклами. Рядом возился маленький братишка, пытаясь молотком разбить какую-то железяку. Тяжелый молоток так и старался выпасть со слабых ручонок, но братец не сдавался. От усилия он высунул кончик языка, пыхтел и сопел от натуги. Нюта с опаской поглядывала в его сторону, боясь, что вот сейчас он вместо железки ударит по пальцам и заорет. Брат постоянно утирал нос грязной ладошкой, отчего казалось, что у него под носом растут усы.

– Вымазался, словно поросёнок, смотреть противно, – вздохнула Нюта. – Как его умыть? Орать ведь будет.

Вздохнув, принялась укладывать кукол спать. У неё получился для них очень уютный домик. Она гусиным перышком подметала пол, разговаривая с куклами.

– Вы забыли, что завтра праздник, Спас? К нам приедут гости из города. Спите, а мне надо много еды наготовить. Если будете себя хорошо вести, то куплю вам красивые платья.

Куклы уложены, пол подметен. Нюта покосилась в сторону брата, тот по-прежнему стучал молотком, не обращая на неё внимания. «Как плохо, что он мальчишка, а то бы они поиграли в дочки-матери, одной так неинтересно.»

Она нашла небольшую палочку и стала чертить на земле человечков. Увлёкшись этим занятием, Нюта размечталась о завтрашнем празднике. Спас был престольным праздником в Мазеповке, и селяне готовились к нему основательно. В каждом доме пекли пироги и варили холодец, тушили картошку с молодой гусятиной. С города сегодня отец привезёт вкусную жирную селёдку, конфет и, конечно, ей, Нюте, красивое платье, из старого она совсем выросла.

«Интересно, какое платье привезет отец?» Она просила его купить голубое, ей так нравился этот цвет. Но знала, что будет рада любому.

Завтра все мазеповские ребятишки выйдут встречать гостей. Разнаряженные, они соберутся у колхозного сада на пригорке. Сюда, из леса, выбегала дорога, по которой приедут к ним гости. Это самый любимый момент праздника. Гости, тоже нарядные, приезжали с подарками. Они угощали ребятишек сладостями, и все вместе шли домой на застолье. Ах! Скорей бы настало завтра!

Нюта так увлеклась мечтой о завтрашнем дне, что не услышала, как во двор вошла бабушка.

–Ну, как вы тут?

– Гуляем, – поспешила ответить девочка.

– Вот молодцы, умницы вы мои. Проголодались, наверное, оставьте свои игрушки и пойдемте накормлю.

Нюта кивнула и посмотрела на брата. Он уже оставил в покое молоток и крутил старое велосипедное колесо.

– Пошли обедать, – позвала Нюта.

Из открытых дверей бабушкиной комнаты шёл такой аппетитный запах, что у неё даже закружилась голова. Брат, семенивший следом, прошмыгнул под занавеску, висевшую на дверях, чтобы мухи не залетали в дом.

– Сейчас я вас покормлю и буду пироги лепить, – приговаривая, бабушка наливала в кружку молоко. Вот вам молочко, вот свежий хлебушек, вот яички. Ешьте быстренько, потом Вовку положу спать, а тебе Нюта задание есть, – суетилась она.

– Ба, а пироги скоро будут?

– Нют, ты уже большая, а глупые вопросы задаёшь. Я их ещё не лепила. Ешьте скорее, а то у меня тесто перестоится. – Но сначала мыть руки.

Нюта и Вовка как по команде спрятали руки под стол. Но бабушку провести не просто.

– Господи, какие ж вы чумазые! Быстренько умываться и руки мыть. Вот оказия, и как это я забыла… Да положи ты хлеб, обламенок! – Тащила она сопротивлявшегося Вовку. – А ты не жди, сама мой, большая уже, – наказала она Нюте.

С трудом бабушке удалось справиться с внуком. Умытый братец уселся за стол и стал уплетать еду за обе щеки. Нюта тоже получила свою порцию.

После обеда Нюта пошла к Юрасихе – за кастрюлей для холодца. Юрасиха жила недалеко, если идти огородами, если же идти через село, то было немного дальше. Нюта решила идти огородами, хотя спешить ей было совсем некуда.

Тётка Нюся, так звали Юрасиху, была лучшей бабушкиной подругой. Они частенько собирались у бабушки и горевали о своей неудачной жизни: о мужьях, погибших в войну, о детях, сидящих на их материнской шее, и ещё о многом, чего Нюта не всегда понимала. Вначале они шумели, ругали всех и вся, но выпив по рюмочке самогона веселели, начинали смеяться. Насмеявшись до слёз, принимались куражиться, утверждая, что они ещё «ого-го» и проживут сами ни на кого не надеясь.

–Не подчиняйся! – Грозным голосом призывала подругу бабушка. Ишь, мать совсем ни во что не ставят! Юрасиха согласно кивала головой с растрепанными седыми волосами и стучала по столу заскорузлым пальцем.

– Правильно, Федоровна. Я им покажу, как надо мать уважать! И в её усталых захмелевших глазах появлялись слезы. Выпустив пар, они успокаивались и, сложив на коленях натруженные руки, тяжело вздыхали.

– Будя, не реви, – успокаивала подругу бабушка, – прости их. Господь с ними, им тоже нелегко живётся. Но мать уважать обязаны … Ты им крепко не потакай, а то привыкнут…

– Та уже привыкли, – утирала концом косынки Юрасиха слёзы. – Поздно, Фёдоровна.

– Ничего не поздно, – не сдавалась бабушка, – всё ещё поправить можно, ты, главное, не балуй их.

Они ещё долго спорили, но, устав от пережитых волнений, выпивали на посошок и расходились. Нюте было забавно смотреть, как они, по выражению мамы, петушились, но каким-то чутьем она понимала, что так они облегчают душу.

В тот день она ещё ни один раз выполняла мелкие бабушкины поручения, радуясь тому, что не надо сидеть с братишкой.Отец и сестра приехали поздно, когда Нюта и Вовка уже лежали в кровати. Очень хотелось узнать: привезли они ей платье.

–Пап,– позвала она.

В комнату заглянула сестра.

– Купили тебе платье, успокойся. Я ещё книжку с картинками купила, «Крупеничка» называется. Нюта огорчённо вздохнула. Ей не терпелось увидеть своё новое платье, но она знала, если Валька сказала – завтра, значит просить бесполезно.

Ночью Нюте снилась книжка с картинками и красивое платье, как у принцессы. А ещё к ним приехало много гостей. И всё они были нарядные и весело смеялись, целуя её в щеки.

Скоро в школу

Незаметно подкралась осень, пора в школу. Загоревшие, повзрослевшие ребята, уставшие от гульни, ждали этого события. В конце августа зарядили дожди. Собирались теперь изредка, да и то вечерком. Одевались потеплее, брали свою любимую еду и усаживались. Разговоры вели взрослые, о картошке, которую надо срочно выкапывать, а дождь не даёт. О том, что скоро начнется забой скота и тогда родители отвезут мясо в город, а вернуться с покупками, зимними вещами, книжками и тетрадками. Может, ещё расщедрятся да конфет и игрушек прикупят. Всё зависит от того, как продукт сдадут.

Дома Нюта раскладывала на столе учебники и тетрадки, в сотый раз пересматривала их, где-то подтирала незамеченную в прошлый раз грязь или подклеивала кусочки бумаги на загнувшиеся края страниц. Перебирала новые цветные карандаши, любовалась ими и прятала от братишки в потаённое место.

Наконец установилась тёплая сухая погода. Было такое ощущение, что лето вернулось вновь. Детвора высыпала на улицу, не зная, чем заняться. Они уже настроились на учёбу, а тут такое…

– Ничего, это хорошо, – приговаривала бабушка. – Ещё успеете и помокнуть, и померзнуть…

– Ба, а бант мне повяжешь? – беспокоилась Нюта.

– А как же! Повяжем, унучечка! Будешь самая красивая.

Бант Нюте подарила её тетка Аня, что живёт в городе. Он был очень большой, уже собранный, его надо было только прикрепить к косе. Волосы у девочки за лето отрасли и теперь доставали до самого пояса. Они местами выгорели, особенно чёлка и макушка. Нюта смотрела на себя в маленькое зеркальце и недовольно морщилась: «Валька права, точно как бледная поганка. Ресницы и те выгорели.»

– Иди, заступница пришла, – окликнула девочку бабушка. – Не слышишь, что ли?

Нюта торопливо поставила на место зеркальце. Отец не любил, когда его, как он говорил, «трюмо» брали и не ставили куда положено, и побежала на улицу.

– Что будем делать? – спросила её Нинка.

– Я думала, ты знаешь…

– Что-то сегодня не думается, – виновато ответила подруга. – Как-то грустно стало, пойду думаю может ты хоть раз что-то стоящее предложишь…а то всё я, да я! Нюта с удивлением посмотрела на подругу.

– Ну.., – неуверенно протянула она,– может пойдём на колхозный двор? Мамка говорила должны патоку привезти, полакомимся?

– А нас не прогонят?

У Нинки в глазах вспыхнул интерес.

– Не бойся, – обрела уверенность Нюта, – не прогонят.

–А Кольку звать будем?

–Да ну его! Нин, давай хоть раз погуляем женской компанией.

– Ну ладно, – согласилась Нинка . – А то ходим за ним, будто привязанные.

И довольные принятым решением, побежали на колхозный двор.

Погода стояла хорошая, и Нюта с бабушкой ходила в лес за орехами и грибами. В лесу тихо и красиво. Облетавшая листва с тихим шёпотом опускалась на землю, вместе с другими листьями выстилала причудливый узорчатый ковёр на который нельзя смотреть без восторга и изумления. Ей нравилось собирать разноцветные опавшие листья. Потом она их засушивала, проложив между листами бумаги, и на уроках труда они годились на всяческие поделки. Бабушка её не ругала, она вообще, когда попадала в лес, как бы забывала обо всём. Они бродили её любимыми тропинками, до тех пор, пока Нюта ели ногами двигала. И всё равно Нюте нравилось ходить с бабушкой в лес. Иногда она рассказывала ей много интересного, но чаще молчала. Нюте иногда становилось немного страшновато, потому что бабушка была в тот момент чужая и далёкая. Ей очень хотелось спросит бабушку о чём она думает, но что-то не позволяло ей этого сделать. И обречённо вздохнув она терпеливо ждала, когда её любимая бабуля спустится с небес на землю А что она бывала на небесах в это Нюта твёрдо верила, потому что после долгого молчания она всегда благодарила Господа за оказанную ей милость.

… Осень, изумительные краски, тихая печаль, крики улетающих журавлей, но всё же больше всего на свете она любила лето. Буйное весёлое, цветастое,.. оно манила своей радостью, свободой, бесконечным раздольем и конечно же играми и походами с друзьями, где они узнавали о своей родной Мазеповке много интересного и любопытного. А ещё летом можно лакомиться смородиной и малиной, земляникой и ежевикой, яблоками и вишнями…

Впереди их ждала промозглая осень и морозная зима, но уже сейчас Нюта мечтает о лете и с нетерпением ждёт его.

Лето, бесконечное лето… Да здравствует ЛЕТО!