Найти счастье [Оксана Лебедева] (fb2) читать онлайн

Dreamer Найти счастье

Давно наступивший и уже прошедший до половины апрель радовал солнышком, которого так не хватало в эту зиму. Пригрело сильно, снег полностью растаял за неделю. Потекли по дрогам ручьи, ставшие речной системой этой деревушки.

По улицам бегали ребятишки, играли в догонялки впервые после долгой, по их мнению, зимы. Так увлечься игрой могут только дети: они бегали друг за другом по лужам в резиновых сапогах и лёгких курточках, расстёгнутых полностью, совсем не обращая внимания на блестящие на солнце брызги и не такую уж грязную грязь, пятнышками испачкавшую их.

Детей стали зазывать домой родители, беспокоившиеся за то, что те могут крепко заболеть после таких игр, ведь на улице ещё далеко не лето, холодно. Не охотно, но всё же подчинившись воле родителей, ребятишки разбрелись по домам, так спешно и эмоционально делясь своим восторгом с родителями. Это незабываемо, столько эмоций, столько радости. Особой радости, вызванной не успехами на работе или в учёбе, нет, это была радость жизни и друг другу просто так, без причины. Взрослому, возможно, хватило бы этих догонялок на всю жизнь, но только не детям.

На смену апрелю последовал май со своими многочисленными праздниками. Повсюду летал запах шашлыка и прочих вкусностей. Пчёлы, жуки, мухи и комары, ещё не успевшие надоесть своим жужжанием, казались даже приятными, необыкновенными. Потом был июнь и июль, а за теми и август.

Был в поселении дом, большой, двухэтажный, с самодельными резными наличниками на окнах и дверях, с балкончиком над входом и с незамысловатыми лавками около стен. Всё было сделано из дерева, вручную прежними жителями. Там, на границе деревни с лесом жил, хотя, просто был Геннадий Антонович. Геннадий Антонович – человек в летах, как он часто говорил, если дело доходило до тяжёлой работы. На самом деле ему всего 65 лет, и человечек он активный в делах, ну, был активный.

В последнее время не ладно у мужчины в голове. Ни в чём не проявляет улыбки. С утра, встав с кровати, он забывал о том, что ему нужно почистить зубы, привести себя в порядок. После пробуждения Геннадий вяло шёл во двор, давненько не прибранный, заросший сорной травой, прихватив из дома еды, чтобы накормить пса, который, от грусти хозяина, тоже был не в духе и не нуждался в цепи. После этого дела, важного для пса, ведь его посещает хозяин, и безразличного для самого хозяина, Геннадий Антонович прогуливался вокруг дома, одной рукой гладил брёвна стены, попадая пальцами во все щели. У соседей об этом сначала сложилось смешное впечатление, но со временем они всё больше ссылались на то, что он сошёл с ума. Так проходило почти каждое утро, а если не так, то он просто спал до обеда, не желая просыпаться раньше.

В любом случае, после двенадцати ноль-ноль Антонович сидел в кресле, опершись на подлокотник, и, излучая тяжёлую грусть, смотрел телевизор, изредка начиная вздыхать. Но вздыхать он себе не давал. Грустил он молча, как, по его мнению, и должен грустить мужчина, ведь не по стать ему вздыхать да охать, как бабки на базаре.

Но иногда ему хотелось дать себе слабину и всплакнуть, на что он имел склонность. Геннадий с детства смотрел кинофильмы с родителями, которые искренно отдавались чувствам, вызванным фильмом, и, бывало, плакали. Эту чувствительность Антонович перенял, но, по личным убеждениям, не позволял её проявлений.

По телевидению в очередной раз шёл фильм, его Геннадий Антонович мог пересказать полностью, совершив, возможно, одну или две ошибочки. Это был как раз тот самый фильм, что вызывал у папы-Антона и мамы-Марии слёзы. Сегодня был день памяти ушедших родителей, и этот день – единственная дата в календаре, которую Гена в последнее время только и ждёт.

Соседи не знали об этом, ведь с мужичком особо то и не общались, знали только как зовут и откуда, ну, и где живёт.

Фильм всё идёт, продолжается… А зритель уснул, опустив голову на спинку кресла, ближе к левому плечу. Устал человек, эмоционально устал.

Детей у него не было, как и жены. Жил он один, теперь отдавшись грусти. Порой он задавал себе вопросы: «Что со мной?», «Почему я грущу и могу ли я это исправить?». Что-то внутри не давало ему получить ответы, говоря, что посиди ещё, погрусти, тебе некуда спешить. «Люди называют это… хм… чувство, если можно так выразиться, ленью.» – думал Геннадий. «Лень – сильная штука, вряд ли я от неё смогу избавиться, а может и вовсе не смогу…» – считал он, совершая частую людскую ошибку – становление для себя «барьеров», что человек что-то не может сделать.

Пришла осень, стало холодать уже с сентября. В этих краях обычно тепло до конца октября, но, видимо, не в этот раз.

Настал день, и Геннадию Антоновичу почтальон принёс пенсию. Вечером Кирилл, человечек с которым Антонович ладил, засобирался в город за продуктами, и Гена попросил, или как он сам говорил «заказал», купить мясных консервов для собаки, штук двадцать.

Беспородный пёс с простой, но с живой кличкой Кузя быстро обосновался: нашёл своё одеяло, на котором ежегодно спал зимой, и резиновый мячик для игры. А утром у него был пир, ведь хозяин принёс мясной деликатес. Что может быть лучше?

На следующий день Геннадий Антонович опять смотрел телевизор. Гулять вокруг дома он сегодня не ходил, на улице была плохая погода: сильный и холодный ветер, пасмурно. От этого богатырской силы ветра упал столб с электрическими проводами недалеко от дома. Вызвали электриков, да не известно, как быстро приедут, а приедут, значит долго делать будут. Телевизор перестал работать, поэтому Гене стало ещё скучнее. Он встал с кресла и пошёл к кровати, надеясь на то, что сможет заснуть днём, во сне же грустить не приходится.

Поспать ему не удалось. Как только он опустил голову на мягкую подушку, его взгляд прилип к настольным часам, шестерёнчатый механизм которых завораживал и увлекал своим действием. Гена даже забыл о своей грусти. На одной из шестерёнок была маленькая пометка, сдвигавшаяся по чуть-чуть вверх. Минута, две, три, десять… Метка добралась до молоточка, и молоточек начал стучать по колоколу. Звон резко отвлёк взгляд от часов, глаза направились на полку около кроватной тумбы.

Там лежала запылённая книга, о существовании которой, казалось, Геннадий Антонович узнал впервые. В любом случае он не мог вспомнить, что это за книга. Пока лень снова не пришла, он решил достать с полки загадочную книженцию, чтобы всё-таки узнать её содержимое. Заполучив её, он снова рухнул на постель, в нём проснулся некий интерес. Открыв первую страницу, Гена со вздохом сказал: «А, это альбом, фотоальбом.» – и положил его рядом с собой, на одеяло. «Я-то уж подумал, мол, история или сказка какая-нибудь попадётся, а не-ет. Ну да ладно… Эх…»

Веки сомкнулись, но чувство расслабления, сна не появлялось, в голове буквально скакала искра интереса поразглядывать страницы альбома. Пришлось подчиниться этому желанию.

Лёжа на боку, опершись на левый локоть, Антонович зашуршал страницами. Он вспомнил, что этот альбом – одна из первых вещей, перевезённых им на новое место жительства, жаль только, это не его фотоальбом, а папин.

На каждой странице, как было подмечено, фотографии были сделаны в разное время года. Вот, например, первые фото были сделаны осенью.

«О, папа, а это… Хм, папа такой молодой… Да это ж я. Я, когда был совсем мелким карапузом.» – с проклёвывающимся удовольствием произнёс старик. «У нас такие ковры были на стенах, с геометрическими узорами, – продолжал он, – Уютно было в комнате, да… Они ещё так кололись приятно, ну, когда-то приятно, когда-то нет.»

На последнем фото этой страницы комната была изображена полностью: деревянные оконные рамы, оклеенные бумагой и скотчем; ковры на стенах соседствовали с круглыми часами; ажурная люстра излучала свет; в углу, около квадратного дивана, стояла гитара на газете; в центре комнаты стоял молодой Антон, на шее у него сидел малыш-Гена, а рядом с ними в обнимку стояла мама-Мария. Дом был деревянный, и это предавало уюта и теплоты, что чувствовалось даже на фотографии.

На глазах Геннадия Антоновича проступили слёзы, он погладил подушечками пальцев лица родителей и невольно погрузился в безмятежное состояние, когда не беспокоят мысли, почти сон, но всё же это не он.

Старик очнулся. Глянув на часы, он подметил, что прошло уже около полутора часов, но это не тревожило, времени у него было много. Страницы альбома вновь зашуршали, открывая всё новые и новые кадры из прошлого.

«Припоминаю, да, подобрал какое-то семечко, посадил, выросла какая-то лебеда, но не выдёргивал, всё ждал, поди заплодоносит. Хе-хе… Вот меня, видимо, скрытая камера и запечатлела за поливом этого растения. Да…» – уже с некоторой радостью и смехом заговорил Геннадий Антонович, будто ведя оживлённый диалог.

«А, а вот это меня мама на пруду плавать учила, собачкой. У-у, три дня на пруд ходили да ездили на велосипедах, так и не научились.» Не сдерживая улыбки, Гена от души посмеялся, вспоминая смешные моменты этих уроков. Потом всё-таки продолжил говорить.

«Один раз я убежал с ребятишками играть, и нас застала жара. Ничего лучше мы не придумали, пошли на пруд. Все, сорвав с себя верхнюю одежду, плюхались в воду, а я стоял на берегу и с завистью смотрел на них. Всё же я решился и тихонечко зашёл в водоём, не плывя, а так, шагая по дну. Шёл, шёл да попал на яму в дне и, очень испугавшись, отчаянно начал грести и толкать воду. Ну хоть на плаву держался, хм… – весело хмыкнул Антонович. – Очень быстро я устал – мои движения становились плавными, не напряжёнными, и… Ко мне пришло понимание, что этого достаточно, чтобы плыть! С того момента я купался каждый день, пока было тепло. Ну и весело же было!»

На этом альбом закончился. В конце августа того года родителей не стало. К тому времени Гене было уже почти пятнадцать лет и он стал жить со своей тётей по маминой линии. Начал работать.

Геннадий Антонович отложил фотоальбом на тумбу и закрыл глаза, накинув на себя одеяло. Сначала он опечалился смерти родителей, но очень скоро любая печаль улетучилась из его головы. Позитивные мысли от воспоминаний подняли настроение невероятно высоко.

Старик открыл глаза и посмотрел в окно, мягко проговорив: «Мне так легко, моя грусть, словно тяжелейшая ноша, сошла с моих плеч, как легко, не смогу описать… Приятно… Такого, можно сказать, монстра победили столь простые вещи.» – сказал он и уснул.

Утром Геннадий Антонович был полон сил, голова его была ясная и светлая. Покормив Кузю, он вышел во двор и сказал: «Я живу уже долго, но мне ещё долго жить. Со мной было много приятных вещей, будет ещё больше! Я кузнец своего счастья! Я даю обещание, пусть и самому себе, что больше никогда не поддамся грусти! Аминь!»

Возвращаясь в дом, Гена уже готовил планы, чем займётся. Многое напридумывал – весело ему будет.

…

Неважно кто ты и где ты. Ты всегда сможешь управлять своим состоянием и эмоциями. Ты творишь своё счастье и свою жизнь и для этого тебе, кроме себя самого, ничто не нужно.