Позови меня с собой (СИ) [Ven Harmon] (fb2) читать онлайн

========== Позови меня с собой ==========

Огромный великолепный зал, освещённый, казалось, миллиардами свечей в громоздких хрустальных люстрах, был полон людей. Ансамбль музыкантов громко играл мазурку, а столики с разложенными колодами карт были облеплены пожилыми кавалерами, не выдержавшими всеобщего веселья в центре зала.

Жуткая жара сводила с ума не только стянутых корсетами дам в пышных платьях, но и мужчин в неудобных туфлях и дурацких тяжёлых париках. Толпа немытых тел была мне противна, поэтому я стоял поодаль от них, облокотившись об одну из колонн. Душегубка длилась уже более трёх часов. За это время я успел отказать паре дам в танце и нескольким старожилам нашей аристократии в игре в «Allouette», любимом развлечении Людовика XlV. Я посмотрел налево — стройные ряды танцующих и гул, затмевающий музыку. Всё слилось в смазанную картинку.

Предрождественские пляски на костях. С утра казнили двадцать пять человек. Я никогда не понимал жестокости отца, но, судя по его нраву, казнь была не наказанием для пленников, а настоящим помилованием, пусть некоторым приходилось мучиться слишком долго. Постоянные его навязчивые идеи о преследовании казались истинным сумасшествием.

Мазурка наконец отыграла, а значит, близится конец. Скоро заиграет музыка для котильона, а после все медленно начнут расползаться по своим норам, учтиво раскланиваясь друг перед другом.

Внезапно я почувствовал чьё-то присутствие за спиной, хотя это немудрено — в небольшом зале находилось более пятисот человек. Вечер был лишь для избранной знати нашего небольшого города. Но запах свежести, исходивший сзади, не оставил моим мыслям и шанса на заблуждение. Тёплые руки обняли меня за талию, а я с ужасом смотрел пред собой, боясь пошевелиться.

— Антонин, — его низкий бархатный голос померещился мне сразу со всех сторон, эхом отдаваясь в голове. — Антонин! Антонин! Антонин!

В ушах звенит, и я их зажимаю, сгибаюсь пополам. Я слышу его последний пронзительный крик.

— Антонин! — Чувствую, что кто-то подходит сзади и трогает меня за плечи. Я поднимаюсь и понимаю, что вокруг меня столпились дамы и кавалеры, кто-то держал в руках веер, кто-то платок. В лицо дул тёплый ветер.

Не знаю, сколько я провёл времени, согнувшись и зажимая уши от жуткого крика, который стоял в ушах. Позже мне скажут, что кричал и я, но люди рядом были в действительности обеспокоены. Пара слуг в золотистых выходных костюмах взяла меня под руки и вывела из зала. Шум ушёл.

Он вернулся. Гийом. Сразу после его казни он приходил ко мне ночами, и я просыпался в холодном поту, бился в истерическом ужасе так, что приходилось звать врача. Я чувствовал его присутствие и холодное свежее дыхание постоянно. Чудовищные видения и ощущение присутствия ушли давно, а я стал скучать по нему сильнее; даже по тому наваждению, что преследовало меня.

***

Я умолял отца, стоя на коленях, о гильотине для Гийома, но он был жесток. В этот момент он наказывал не его, а меня. Пыткой было видеть мертвое тело единственного близкого человека, преданного друга, верного любовника.

Последний раз я увидел своего друга перед казнью. Публичные пытки над аристократами были в запрете с прошлого года, но отец устроил это специально для меня и голодной до людских страданий челяди.

Гийома вывели в одной рубахе и белье. В этот момент я почему-то подумал, что ему очень холодно, но на самом деле ему было более чем жарко от нахлынувшей накануне лихорадки. Это было видно по испарине на лбу и болезненно опущенным векам. Бледное лицо уродовали свежие кровоподтёки, его синие яркие глаза сейчас совсем потухли и имели красно-кровавый оттенок от лопнувших сосудистых соединений. Из обожжённых губ сочилась свежая кровь. Он был красив. Он и тогда был красив. Тонкие запястья сковывали широкие цепи.

Гийом не преступник. Он всегда помогал мне и отцу. Он с детства находился при дворе, но чей был сын, я до сих пор не знаю. Многие говорили, что он родственник сестры отца, рождённый от кузины моей матери, но в это я не верил.

Эшафот, палач и приговорённый были готовы. Но приговор не торопились зачитывать. Я видел, как тяжело Гийому стоять босыми скованными ногами на сырой промерзшей за ночь земле. Оковы натерли лодыжки и запястья, и из-под широких железных колец тянулись тонкие струйки крови.

Я знал, что ничего не изменить, что Гийома казнят и мне придётся видеть это, ведь стража обступила выход с балкона, с которого отец любил наблюдать за главной площадью и казнями, проходившими на ней.

Я обратил внимание на осуждённого. Гийом стал крутить головой, как будто искал кого-то — я понял, что найти он пытался меня. Он слегка повернулся и задрал голову вверх, хотя далось ему это из-за оков на шее нелегко. Наши глаза столкнулись: его, полные слез и отчаяния, и мои, полные страха и растерянности.

— Я решил не лишать его последнего удовольствия, — голос отца вернул меня в реальность. И тогда я увидел длинный кол, вынесенный под овации и возгласы публики.

— Нет, отец, прошу. Сделай это быстро, — я встал на колени, — не мучай его.

— Ты это делал с ним постоянно, не думаю, что для него это было мукой.

Отец рывком поднял меня. Двое стражников взяли мои руки и буквально приковали к мягкому креслу.

— Этот бес научил тебя перечить мне, развратил тебя, искалечил твою душу. Он предал нашу семью. Он дьявол. Он колдун, но я великодушен, — отец притих и посмотрел на сопротивляющегося Гийома, с которого стягивали бельё. — Как ты думаешь, этот кол настолько же твёрд, как и твоя возбуждённая плоть? Он принесёт ему наслаждение? — В глазах отца блеснуло сумасшествие. Я отказывался верить в происходящее.

Тем временем Гийома поставили на четвереньки. Оковы на руках заменили веревками, перевязав их сзади. Конец инструмента казни полили маслом и начали вводить внутрь жертвы. Когда кол вошёл на пару десятков сантиметров, Гийома стали поднимать. Я видел, что наконечник деревянного орудия смерти был притупленным, а сам кол расширялся к низу. Значит казнь могла длиться очень долго и мучительно. Гийом кричал, по щекам его лились слёзы, смешиваясь с кровью и грязью на лице.

Я вспомнил его тёплые руки, его нежные прикосновения, его спокойный и покорный нрав. Он никогда не повышал голос и всегда был невозмутим, чтобы не случилось.

Сейчас же он измученно выкрикивал моё имя, пока совершенно не охрип. Я видел, как трясет тело, как кол медленно входит всё глубже, разрывая стенки его внутренностей и органы; как глаза Гийома закатывались от боли, и как из заднего прохода лилась кровь. Палач контролировал уровень насаживания пленника на инструмент. Сам Гийом был повёрнут ко мне лицом, и я мог видеть все страдания, но потом, когда стало невыносимо, я закрыл глаза. Толпа не расходилась, а я всё ждал, когда это кончится, хотя прекрасно знал, что пытка могла продолжаться до двух дней. Несколько часов я сидел неподвижно, на время мне показалось, что я терял сознание. Я слышал болезненные хрипы Гийома и восхищённые крики толпы. Приоткрыв глаза, я увидел, что мой возлюбленный запрокинул голову к небу, вглядываясь в ослепительную синеву. Изо рта текла кровь, грудь отрывисто вздымалась при каждом вздохе, было видно, что даже дыхание причиняет ему боль. Я вновь плотно сомкнул глаза. Несколько минут я слышал только толпу и непринуждённые разговоры отца с советником. Гийом затих, а я надеялся, что он умер. Сейчас я желал ему смерти. Это спасло бы его от продолжения мучений.

— Как ты думаешь, он удовлетворен? — Отец обратился ко мне. Мои глаза были по-прежнему крепко сжаты, а слёзы разъедали кожу лица.

— Да, — прошептал я.

— Довольно, — громко произнес отец. — Открой глаза, ты должен это видеть!

Я не мог ослушаться, а потом пожалел об этом. Трясущееся, ещё живое тело облили маслом и подожгли. Гийом вновь пронзительно закричал, но уже затих гораздо быстрее. Тело забилось в конвульсиях и под напором провалилось до конца на кол, который вышел из тела в районе левой ключицы. На этом всё было покончено. Запах жжёного мяса распространился по улице. Люди стали расходиться. Меня рвало, но больше взгляд я оторвать не мог.

— Это была последняя ведьма, которую мы должны были сжечь в нашем государстве. Тебе послужит уроком всё, что произошло. Ты запомнишь этот день навсегда.

Отец похлопал меня по плечу и вышел.

***

Я отбросил мысли и вернулся на то же место, где стоял ранее.

В зале гремела музыка. Я стоял в стороне и наблюдал за тем, как неистово пляшут гости в последнем медленном танце. Он неспешно подошёл ко мне сзади и обнял за талию, прижимаясь щекой к лопатке. Большего мне не нужно было.

— Антонин, — нежный шёпот прошёлся мурашками по моему телу.

Теперь я понял — он навсегда останется со мной.

*********************************************

* Мазурка — польский народный танец (в XVIII получила распространение как бальный танец в странах Европы).

*Allouette — карточная игра (XIV–XIX вв.).

* Гильоти́на (фр. guillotine) — в первоначальном смысле — механизм для приведения в исполнение смертной казни путём отсечения головы.

========== 1. Руки ангела ==========

Гийом опустил руки в раковину, наполненную тёплой прозрачной водой, и зачерпнув её, омыл уставшее лицо. Подняв глаза, мужчина осмотрел себя. Ещё один тяжёлый день. Сегодня он выписал семь смертных приказов по велению герцога.

Преступники будут повешены завтра у стен старой крепости на севере города. Их тела будут прилюдно выпотрошены, а глаза выколоты ещё до казни. Отец Антонина сам придумывал некоторые изощрённые казни, а записывал и передавал в исполнение их Гийом. Однажды он решил облегчить страдание осуждённого и выписал мужчине, что украл из лавки мешок зерна и несколько золотых, повешение. Узнав об этом, герцог самолично заставил сварить из тела несчастного и украденного зерна похлёбку и накормить ею Гийома и семью казнённого.

После этого молодой человек боялся перечить герцогу.

Проведя мокрой рукой по коротко остриженными волосам, Гийом ещё раз взглянул на себя в зеркало. Он никогда не носил парики и считал их бесполезным рассадником клопов и вшей, за что отец Антонина его порицал.

Сейчас ему всего двадцать семь. Он не женат. Пять лет он прожил в других странах, находясь на службе и изучая различные науки, а теперь вернулся в родной дом.

Здесь его всегда ждали. Добрый улыбчивый паренёк, который относился ко всем одинаково. Равноправие — вот, что пытался донести своему окружению молодой человек, но его не слушали, а потом вообще сослали за границу.

Гийом никогда не спрашивал, как он оказался при дворе. Казалось, что он родился здесь или его подкинули герцогской семье, что маловероятно. Матери его никто никогда не видел, не говоря уж об отце. Семьёй Гийома стала семья герцога.

Вот уже три года он работал палачом для провинившихся, хоть и самолично никогда приговор не приводил в действие, да и вообще редко появлялся на казнях, стараясь в это время занять себя делами или выехать из города.

Двери ванных комнат хлопнули за спиной молодого человека.

— Опять воду льёте, господин. Негоже так распоряжаться даром небесным, — служанка, милая девушка, знала, что не услышит от Гийома брани за такие слова. Напротив, он улыбнулся и повернулся к ней лицом.

— Негоже столь юной барышне врываться в ванные комнаты к мужчине. Вас не учили манерам? — Он облокотился о край раковины, где уже во всю сливалась использованная вода.

— Куда уж там! Вот думала взять у Вас водицы как обычно на стирку, да смотрю, Вы уже слили, — девушка вздохнула. Она опустила голову и вновь обратилась к Гийому. — Прошу прощения, господин, не говорите герцогу.

Гийом подошёл к ней и, приобняв за плечи, поцеловал в макушку. Девчонка подняла голову, улыбнулась и, высвобождаясь из объятий, направилась к выходу, ловко подхватив наполненную лохань для стирки.

— Я Вам чистое бельё принесла, господин.

С этими словами она выбежала из комнаты.

Гийом ещё некоторое время провёл в ванной комнате. Грязи он не терпел, а после тяжёлого дня любил расслабиться в тёплой ванне. Сейчас сил на это совсем не осталось. Гийом вышел в комнаты и увидел тёмный силуэт у окна.

— Антонин? — Тихо произнес мужчина.

Неизвестный обернулся, и Гийом, который был уже готов броситься в бой, облегчённо выдохнул.

— Так нельзя, — молодой человек помрачнел, глядя на друга. Франсуа вышел из-за штор и заключил Гийома, что был на голову ниже его, в объятия.

Золотые кудри спадали вниз на плечи высокого мужчины. Наконец Гийом обнял его в ответ. Франсуа немного отстранился и перехватил руку молодого человека, поцеловав пальцы.

— Я смотрю, ты не ждал меня.

— Я Вас никогда не жду, господин Легранж, — Гийом стал готовиться ко сну, расстилая простыни. Это он любил делать сам. Надевать чистое постельное бельё, что теперь в декабре пахло морозной свежестью. Взбивать перину и подушки. Он делал всё это с таким удовольствием, что Франсуа не смел его отрывать.

Когда дело было окончено, Гийом, будто бы находясь в одиночестве, стал снимать с себя одежду. Длинная сорочка с кружевным воротом и манжетами уже была выправлена и закрывала ноги, облачённые в кюлоты* чёрного цвета до середины бедра. Гийом с лёгкостью снял её, обнажая стройное белое тело. Длинный камзол, расшитый золотыми нитями, висел на стуле у гардероба. Мужчина медленно снял башмаки с тяжёлыми пряжками, а затем стянул штаны и шёлковые белоснежные чулки.

— Раз ты за равноправие, так зачем же выряжаешься, как последний парижский модник? — Не выдержав столь долгой паузы, произнес Франсуа и закусил губу, засмотревшись на молодое крепкое тело.

— Я не модник. Это дань хорошим манерам и культуре. К тому же, меня обязывает служба у герцога, — немного хрипло ответил Гийом.

— Ты простужен, — констатировал факт Франсуа и подошёл ближе к сидящему на краю постели Гийому. Он уложил его на спину, а сам, нависнув сверху, прильнул к губам молодого мужчины.

— Господин Легранж, герцог не терпит мужеложства, — оторвавшись от поцелуя, тихо произнес Гийом.

— Герцог не узнает, — отрывисто прошептал Франсуа, стягивая с Гийома подштанники кипельно-белого цвета. — Ты же обещаешь быть тихим и покорным?

Последняя фраза задыхавшегося от желания мужчины была вовсе не похожа на вопрос. Он совершенно точно знал, что Гийом подчинится ему.

***

Наутро Франсуа не оказалось рядом. Один из верных советников и друзей герцога ушел ещё засветло, не разбудив любовника.

Гийом решил повременить и провести несколько минут в тёплой постели, ещё сохранившей терпкий запах парфюмерии любовника. Франсуа всё же предпочитал вечерним ваннам стойкие ароматы духов.

Мужчина был частым гостем в постелях Гийома. Иногда, особенно в летний зной, они уединялись в яблочном саду за домом и подолгу целовались в тени деревьев или прятались в дальних прохладных залах огромного дома. Сейчас же, в декабрьские стужи, мужчина не стеснялся приходить в тёплые чистые комнаты Гийома.

Поднявшись, он прошёл в ванную комнату. Закрыв слив, Гийом начал набирать воду, вглядываясь в зеркало и рассматривая усталое лицо с едва заметными красными следами от пальцев у рта. Франсуа ночью слишком сильно зажимал ему рот, а потому гигиенические процедуры заняли немного больше времени. В комнату робко постучались.

— Господин, я могу войти? — Обеспокоенный голос Жюстин заставил Гийома наспех накинуть халат на голое тело и открыть дверь.

— Что-то случилось? — Гийом был взволнован, но увидев, что девушка широко улыбается, беспокойство сменилось недовольством. — Чего ты хотела, Жюстин?

— Я хотела поблагодарить Вас за отца. Ему стало лучше.

Гийом вспомнил, что пару дней назад возил старого конюха к врачу.

— Не стоит. Твой отец проработал у нас достаточно долго и заслужил человеческого отношения. Что-то ещё?

Жюстин стояла на пороге его комнаты и, быстро поднявшись на цыпочках, поцеловала Гийома в губы, нежно проведя рукой по его подбородку.

— Не стоило тебе этого делать. Ты не боишься, что я могу рассказать об этом герцогу? — Гийом сохранял невозмутимость.

— Вы не такой. Вы очень хороший, — улыбнулась юная служанка. Её глаза блестели. — Вас уже ждут за завтраком, — она новь приподнялась, но теперь уже легко коснулась своими губами щеки Гийома. Затем девушка помчалась по коридорам к лестнице.

Гийом захлопнул дверь. Он распустил полы халата и прошёл к комоду. Сорочка с кружевным воротом, кюлоты и серебристый камзол составили гардероб мужчины на этот день. В дверь вновь постучались, а Гийом опять не успел облачиться в одежду. На пороге оказался Франсуа и с порога прижал к себе Гийома. От неожиданности тот чуть не вскрикнул, но рука любовника плотно зажала рот. Дверь за Франсуа захлопнулась.

— Ты не говорил, что тебе нравятся женщины, да ещё и в столь юном возрасте. Меня отправили за тобой, а ты тут развлекаешься с челядью.

Гийом успокоился и со свободным сердцем произнес:

— Она пришла позвать меня к завтраку. А вам, господин Легранж, следует держать себя в руках. Мне напомнить Вам о герцоге и его консервативных взглядах?

Франсуа отпустил Гийома. На лице его мелькала озлобленность.

— Рискнёшь своей шкурой, щенок. Потопишь нас обоих или сбежишь в Европу? — Мужчина сделал глубокий вдох и гулко выдохнул.

— Я не трус и не подлец, — Гийом сделал паузу. — Покиньте мою комнату, мне нужно одеться. Я не привык делать это под чужими взорами.

***

Вечером Гийом вернулся домой необычайно рано. Недомогание отразилось на его лице серым цветом, синяками под глазами и жуткой испариной. Он всегда боялся подцепить какую-либо дрянь, поэтому сам соблюдал все правила гигиены вопреки недовольству придворного люда.

Гийом снял верхнее платье, с трудом стянул с себя одежды и, оставшись в одном белье и рубашке, лег на постель. Голова горела огнем. Временами он бредил и просил воды.

Внезапно на его голову положили холодный компресс. Пропитанная водой материя принесла облегчение, но ненадолго. Гийом простонал, не открывая глаз:

— Кто?

— Это я, господин. Вам стало плохо. Месье Антонин распорядился вызвать лекаря.

— Врача, Жюстин, врача, а не лекаря, что за дикость, — прошептал Гийом, пытаясь приободриться, но у него не получалось.

— У Вас жар, Вы весь горите. Я приготовила для Вас куриный бульон. Хотите?

— Нет.

Гийом завернулся в простыни.

— Уходи… — едва слышно попросил Гийом. — Мне нужно отдохнуть.

Врач, месье Гринуа, пришёл спустя несколько часов. К этому времени Гийом успел пару раз проститься со всем и воззвать к всевышнему, чем рассмешил стоявшую всё время в дверях Жюстин. Она то и дело меняла компрессы и помогала Антонину измерять температуру, прикладывая поочередно руки ко лбу больного. Наконец диагноз был поставлен, но избавиться от температуры предложил радикально. Кровопусканием. Жюстин тут же принесла небольшую ёмкость с теплой водой и таз. Месье Гринуа перевязал запястье Гийома, оттянул пальцы рук и ланцетом сделал надрез на выступивших венах. Руку больного поместили в ёмкость с теплой водой и сняли шнур, перетягивающий запястье. Кровь полилась быстрее, окрашивая воду в насыщенно-красный. Раскрасневшееся ранее лицо молодого человека стало бледнеть. Гийом пожаловался на тошноту, но процедуру не прервали. Больной медленно проваливался в себя, теряя сознание от количества выпущенной крови. Наконец лечение было окончено. Врач оставил несколько флаконов с незамысловатыми настоями от кашля и боли в горле и ушёл, обещая навестить мужчину в ближайшее время.

Гийом проспал до утра. Цвет лица никак не приходил в норму, что беспокоило Антонина, который просидел с ним всю ночь. Наутро Гийом чувствовал себя лучше, чего нельзя было сказать о его ночных блюстителях сна.

Жюстин принесла тарелку с бульоном, от запаха которого Гийома стало мутить. Он опустился на подушки и взглянул на Антонина, взявшего тарелку вместо него.

— Я пришёл, потому что увидел, что тебя нет за ужином. Жюстин сказала, что ты закрылся в своих комнатах сразу, как пришёл. Конечно, сначала я подумал, что ты опять воду зря переводишь, — усмехнулся Антонин. — А потом понял, что слишком тихо. Знаешь, как мы испугались.

Юноша поставил тарелку, сделав один глоток, и взял руку Гийома с перевязанным запястьем. Он осторожно коснулся губами тыльной стороны ладони.

— Ты испугался? — Прохрипел Гийом, откашлявшись.

Антонин улыбнулся. Его большие зелёные глаза наполнились живым блеском.

— Я и Жюстин, господин Легранж, — Антонин хотел продолжить, но Гийом жестом остановил его.

— Мне достаточно.

— Ты тяжело переносишь лихорадку, наверно, потому что постоянно возишься в своей воде. Месье Гринуа посоветовал ещё несколько кровопусканий, но не сразу. Ты слишком слаб.

— Не волнуйся, я почти здоров, — Гийом попытался приподняться на локтях, но налитая как свинцом голова притянула его к подушкам.

Антонин обеспокоенно взглянул на друга, с которым провели детство, Гийом был немногим старше Антонина. Сын у герцога родился сразу через три года после загадочного появления Гийома Ламарка в доме. Герцогиня одинаково любила обоих мальчишек, пока не выжила из ума после казни своего фаворита — Леруа Малета. Мужчину обезглавили в день святого Иосифа. Голова ещё долго висела на скотном дворе при поместье, пугая слуг и жителей дома. Ходили слухи, что ночью голова господина Малета летала по дому в поисках возлюбленной, которую, впрочем, быстро определили в монастырь, где та скончалась.

Антонин никогда не находил себя похожим на неё внешне, хотя очень хотел. Тёмные волосы, светлая кожа и невероятные синие глаза матери оказали ей добрую службу. Зато он впитал от неё некоторое духовное начало. Госпожа Мари была добра, справедлива и честна со всеми. Она всегда была на стороне слабых и убогих и страдала лишь одним недугом — нимфоманством. Мужчины в доме менялись часто, а сама она иногда не чуралась внимания вельмож и графов. Эта черта не нравилась Антонину, ведь он видел, как от этого гневается отец.

Сейчас почему-то именно глядя на Гийома, он вспомнил мать. Её тёплые руки и бархатный голос. Он нагнулся и поцеловал Гийома в лоб.

— Ты уже не такой горячий.

Их глаза встретились. Антонин облизал губы. Он внимательно осмотрел лицо Гийома, всё ещё болезненно серое, а затем поцеловал его губы, оставляя влажный след. Антонин вобрал воздух, а затем вновь припал к губам друга, жадно проникая языком меж них. Наконец оторвавшись от Гийома, Антонин провел рукой по его влажным губам.

— Ты можешь заболеть. — Прошептал Гийом.

— Я уже болею, — так же тихо произнес Антонин. — Я болен тобою.

***

— Господин Ламарк! — Молодая девушка била в дверь ладонями, не стесняясь того, что Гийом был одним из ее хозяев. — Господин Ламарк, откройте!

Гийом с трудом поднялся с постели. Он был всё ещё слаб. Повторное кровопускание лишило его последних сил и терпения. Половину дня он спал, а другую мучился от головной боли. Антонин стал появляться реже, занимаясь делами вместе с отцом. Гийом не смел требовать внимания более того, что давал ему молодой человек. Франсуа же вовсе не появлялся на пороге, боясь подхватить хворь.

Гийом приоткрыл дверь.

— Чего тебе? — Тяжело вздохнул мужчина.

— Жюстин! Герцог уличил её в воровстве, но она не брала! Скажите ему! — Девушка говорила сбивчиво, а Гийом раскрыл дверь шире.

— Что с ней?

Голова кипела. Гийом не мог сосредоточиться, но из несвязной речи прислуги он четко понял, что Жюстин в опасности. Гийом оттолкнул девушку и, насколько ему позволяло здоровье, быстро прошёл по коридорам.

Мокрый снег застилал протоптанные прислугой тропы на скотном дворе. Гийом старался поторопиться. Полы его халата разлетались в разные стороны от ветра. Он чувствовал как к горлу вновь подступает удушающий кашель. Несколько человек обступили небольшую площадь в центре меж хлевом, кухнями и небольшими домами, где жили рабочие. Гийом направился прямо к тому месту, где уже вовсю разыгрывалась сцена наказания нерадивой служанки, что украла перстень одной из многочисленных племянниц герцога.

— На Востоке, — начал герцог, изголодавшийся за минувшие дни по кровопролитию, — за такое отрубают руку. Я же считаю, что вор не достоин иметь ни единой руки.

Люди, столпившиеся вокруг чурбана, около которого на коленях сидела растрёпанная Жюстин, заликовали. Девушка имела бледный испуганный вид. Она повторяла, что не виновата и не знает, как злополучное кольцо оказалось в кармане её фартука. Руки её лежали связанные на чурбане. Рядом придерживался подле неё высокий конюх — недалёкого вида парень высокого роста с широким лбом и кривым носом, позади него мясник с красным обветренным лицом, и несколько поварих. Родители Жюстин не могли перечить хозяину. Мать со слезами на глазах стояла в стороне, изредка смотря на дочь.

— Я прошу исполнить мой указ. Отсечь неверной обе кисти, чтобы и помыслов не было более брать чужое, — герцог подошел к Жюстин и силой дёрнул её за волосы, задрав заплаканное лицо кверху. Пуховый платок соскользнул с плеч девушки. — Я слишком великодушен. Я мог бы казнить тебя, но дарую тебе жизнь. Хочешь ли ты сказать своё последнее слово?

— Господин, я не брала…

Но ей не дали договорить. Герцог с силой нанёс ей пощечину, да так, что девушка покачнулась и упала бы, если бы не конюх, что успел подхватить её и вернуть в исходное положение.

— Исполните! — Громогласно приказал герцог.

Жюстин громко кричала «Нет!» Её крепко держали мозолистые руки конюха. Кисти зафиксировали. Мясник взял топор и замахнулся.

На этом моменте к толпе успел подбежать Гийом, но его перехватил Франсуа.

— Как ты здесь очутился? В таком виде, — Франсуа неодобрительно осмотрел его, придерживая за плечи. — Гийом, это безрассудно. Врач велел тебе не вставать или ты соскучился по казнями, так вернёшься к этому и другим своим делам, как выздоровеешь. — Мужчина прижал сопротивлявшихся Гийома крепче к себе, закрывая вид на жуткую картину.

Перебить кости с первого удара не удалось, может из-за тупости топора или трезвости палача, но чтобы окончательно отделить кисти рук от тела, потребовалось ещё несколько ударов. Жюстин кричала, и с каждым ударом помимо истошного крика изо рта её лилось содержимое желудка. После девушку одним движением потянули наверх, показывая обрубки рук, из которых торчали зубастые осколки костей и лилась кровь. Она потеряла сознание от собственного вида, а веки её болезненно подрагивали.

— Уберите это отсюда, — приказал герцог, — а обрубки бросьте свиньям на корм.

Довольный герцог с приближенными поспешил удалиться. Малочисленная толпа рабочих и слуг так же стала расходиться. Конюх взял несчастную, но её перехватил вырвавшийся из цепких лап Франсуа Гийом.

— Жюстин.

Он прижал её к себе и затем унёс в дом. Девушка в бреду что-то бормотала, но Гийом ровным счётом ничего не понимал.

***

Жюстин умерла на следующий день. Гийом, почувствовавший себя хуже, чем было раньше, всё же возжелал похоронить её самостоятельно, дабы тело «воровки» просто не выкинули в придорожную канаву. Антонин лишь поддержал друга.

Жюстин похоронили за садом, поставив небольшой крест. Могилу для неё выкопал тот же самый конюх, что несколькими днями ранее участвовал в наказании.

Гийом после таких душевных переживаний слег совсем. Врач бранил его, Франсуа и герцог лишь недовольно кривили лица, боясь приближаться к больному, чтобы не подцепить никакую напасть, и лишь Антонин молчал. Он часто заходил к Гийому, когда тот спал, поправлял ему подушки и кормил, когда тот бодрствовал. Сам Гийом отказывался принимать пищу. Хворь не отпускала его ещё несколько недель до тридцатого дня с момента смерти Жюстин.

*****************************************************************************

*Кюло́ты (фр. culotte, от фр. cul — «зад») — короткие, застёгивающиеся под коленом штаны, которые имели право носить только аристократы. Кюлоты носили с чулками и башмаками с пряжками.

========== 2. Опиум ==========

Вывести стойкий запах любовника не удавалось никак. Вся комната источала сильнейший аромат духов Франсуа. Открытые настежь окна не давали и капли результата.

Гийом вновь и вновь мыл руки в теплой воде, щедро используя привезенное из Марселя мыло. Его выворачивали от вони, что сейчас наполняла лёгкие. Франсуа стал противен ему совсем недавно. Новым же увлечением Гийома оказался молодой юноша, являвшийся то ли дальним родственником герцога, то ли сыном одного из графов, что были подвластны ему. Он прибыл на границы учиться. Гийом же, фактически служивший канцлером при герцогском дворе, что было вполне авторитетно, первый заметил интерес в глазах Натаниэля.

Поначалу молодой парень девятнадцати лет отроду интересовался только работой Гийома, но составление актов, приказов, главным образом на казни и хранение печати быстро наскучило Натаниэлю.

В постели юноша оказался ничуть не хуже зрелого Франсуа и был даже искуснее и аккуратнее. И пусть Гийом понимал, что это не последний любовник, сейчас его очень влекло к молодой плоти. Их тайные встречи участились, как только Натаниэль освоился в доме.

В дверь постучались. Гийом с волнением метнулся к ней, наскоро завязывая накинутый на тело халат из парчи.

— Прости, я, кажется, не вовремя? — Антонин сдержанно улыбнулся. — Опять взялся за старое? — Укоризненно спросил он, услышав звуки льющейся воды.

— Да. Я готовился уже ко сну, — виновато произнес Гийом, не впуская друга.

— Что же, в таком случае, спешу откланяться.

Антонин вежливо поклонился и развернулся. Он уже собирался идти, но его окликнули.

— Подожди, — с долей неуверенности произнес Гийом.

Антонин рывком оказался у дверей; он буквально втолкнул внутрь комнат Гийома, захлопнув за собой дверь. Он вгрызался в губы молодого человека, держа мертвой хваткой его шею. Гийом тяжело дышал, пытаясь не задохнуться от своих чувств. Он любил Антонина, безумно любил и с кем бы он ни был, сын герцога оставался в его сердце.

— Я так скучаю по заботе о тебе. Мне не хватает твоих болезненных глаз, когда ты не сопротивлялся мне и был послушным, когда ты принимал мою помощь и не боялся, — Антонин прижал к себе мужчину. Гийом молчал, растворившись в ласке. — Ты и сейчас покорен, но ты боишься. Ты не должен бояться. Я всегда буду рядом, я смогу защитить тебя.

— Не надо пустых слов. Я верю тебе, но мне страшно видеть, как с каждым днём всё сильнее ожесточается твой отец. Как страшен он в гневе. Я не смогу простить ему Жюстин, — Гийом отстранился, вытянув вперёд руки. Он отвернулся, проходя вглубь комнат. Вода в ванной перелилась через край — это было отчётливо слышно из-за всплесков. — Но он и не ждёт ничьего прощения.

Гийом направился в ванную комнату. Завернув вентиль, он облокотился о край столика, в углублении которого находилась раковина. Сзади подошёл Антонин, обняв Гийома за талию, и прикоснулся щекой к его спине.

— Скажи мне, что ты чувствуешь? — Антонин не отпускал друга. Тот лишь тяжело вздохнул.

Они оба молчали, даже когда Антонин поволок Гийома в комнату и окончательно высвободил из оков одежды. Он был его первым опытом. Он был причиной его испорченности. Гийом всегда был рядом. Гийом всегда его влёк.

Антонин пристроился между ног любовника. Вошёл он в Гийома свободно, почувствовав, как сжались стенки заднего прохода вокруг члена. Гийом тяжело дышал. По телу изредка проходила дрожь. Антонин навис над ним, глядя в синие глаза, а затем прильнул к его губам. Гийом простонал, отвечая на поцелуй.

— Ты так красив! Я никогда не думал, что буду восторгаться красотой мужчины. Я люблю тебя, я люблю, — Антонин не останавливался. Он резко врывался в хорошо подготовленное тело.

Иногда такой напор пугал Гийома. В минуты остервенения Антонина он видел в нём герцога и его неумолимость.

— Остановись, — прошептал Гийом. — Я устал.

Антонин сбавил темп. Он касался губами шеи, рук и плеч возлюбленного. Спустя некоторое время Гийом совсем выбился из сил, он повернул голову на бок, показывая красивый изгиб длинной шеи. Антонин вновь коснулся белой кожи, оставляя розовый след.

Гийом коснулся места укуса. В глазах была неумолимая тоска.

— Тебе было плохо?

— Нет, — слезы застыли в глазах молодого человека.

— Гийом! — Антонин прижал любовника к себе, но тот лишь выпутался из объятий. Гийом поднялся с постели, оставляя Антонина в растерянности. Он не прикрылся простынёй. Вода в наполненной до краев ванне совсем остыла, но это не помешало Гийому окунуться в неё с головой, расплескивая содержимое через края. Холодная вода привела мысли в порядок. Когда он вышел, Антонина уже не оказалось в комнате.

***

Бежавший рысью конь вздымал куски мокрого снега и земли копытами. Гийом редко ездил верхом, лишь иногда заходил в конюшни проверить своего коня, но вместе с Натаниэлем согласился на прогулку вдоль границ. Непроходимый лес отделял обширную территорию провинции от другого государства, с недавних пор враждебно существовавшего с другими странами. Гийом уверенно сидел в седле, чего нельзя было сказать о его спутнике.

На дорогу выбежал большой чёрный волк. Огромные глаза уставились на коня, который тут же встал на дыбы. Гийом ловко сумел переправить направление коня и успокоить его.

— Я вижу, что от грязи остальной Европы народ провинции защищаете не только Вы, — Натаниэль улыбнулся.

— Здесь полно живности. Главное, чтобы она не приняла тебя за врага.

Они поскакали дальше, осматривая окрестности. Гийом показал гостю небольшую часть владений герцога. Непринуждённая беседа охватывала работу, быт и положение в герцогстве.

— Вы прекрасный собеседник, господин Ламарк. Должно быть, Вы пользуетесь популярностью среди придворных дам, — задумчиво произнес Натаниэль уже около самого дома. Лошади поравнялись.

— С чего ты это взял?

— Не может быть, что такой мужчина, как Вы, ограничивается интрижками с молодыми людьми из высшего общества. Ваши пристрастия не должны влиять на репутацию, а зная герцога… — Натаниэль не договорил.

— Он не осведомлён, потому я считаю, что это моя личная постель и моё дело, приводить туда мужчину или женщину. Не вижу разницы. — Твёрдо парировал Гийом.

— А вы лукавите.

Мужчина же поскакал быстрее, оставляя Натаниэля позади.

***

Гийом осторожно подошёл к Антонину сзади. Он обнял его и нежно поцеловал, стягивая с его головы ненавистный парик. Антонин сидел в маленьком зале, в котором проходили камерные концерты, горячо любимые герцогом и абсолютно не интересные его сыну.

— Сыграй мне, — тихо попросил Антонин, поворачивая голову к клавесину.

Гийом, будучи хорошо обученным этому делу, живо подошёл к дорогому инструменту, привезённому из Италии. Клавесин имел два ряда клавиш из слоновой кости, а его деревянный корпус богато расписан золотом. Гийом искусно извлекал звуки из роскошного инструмента. Незамысловатый этюд привлекал Антонина вовсе не своей красотой или искусством музыканта. Он подошёл к Гийому, остановив его прикосновением к руке. Музыка резко прекратилась. Тишина резала слух. Гийом растерянно посмотрел на Антонина, что держал его руку, поднося к губам тонкие длинные пальцы.

— Почему ты бежишь от меня?

— Я не знаю, — Гийом поднялся, отнимая руку.

— Ты снова уходишь? — глаза Антонина наполнились грустью.

— Мне нужно работать. Твой отец ждёт меня.

Тяжёлые шаги отдались гулким эхом в тишине зала.

***

Натаниэль выцепил Гийома в коридоре и затащил на лестницу чёрного хода — тёмное холодное помещение, тускло освещаемое светом, идущим из маленького окошка. Он страстно поцеловал Гийома, укусив нижнюю губу мужчины. После Натаниэль достал из-за пазухи небольшой флакон. Глубоко-синие глаза Гийома совсем потемнели.

— «Черные капли», — констатировал Натаниэль. — А герцог знает о Вашем индивидуальном плане лечения мигреней?

Гийом забрал флакон из рук юноши, рассматривая его как в первый раз.

— Они мне нужны лишь изредка, когда усталость переходит все границы разумного, — попытался оправдаться он.

Натаниэль хитро улыбнулся, приблизившись совсем близко к Гийому.

— Не волнуйтесь. Я сохраню Ваш секрет. — Произнёс он шёпотом и прикусил мочку уха мужчины.

Гийом принимал «ланкастерские чёрные капли» и «лауданум Россо», привезённые из Европы. Это препараты на основе мака. Опий. Он давал свободу мыслей и спокойствие, покорность и ясность разума. Использовались капли или порошки Гийомом далеко не всегда в лечебных целях. Наркотик высвобождал душевную боль.

Европа ещё не понимала опасности опия, поэтому его использование приняло форму домашних лекарств. Герцог же, по долгу службы часто бывавший на Востоке и видевший весь ужас наркотика, категорически отрицал его появление в своей провинции, граничившей с развратной Европой, и жёстко наказывал провинившихся плетьми за ослушание.

— Я наслышан о Ваших подвигах, — Натаниэль говорил тихо, всё ещё находясь в непосредственной близости и прижимаясь своим телом к телу мужчины. Он провёл рукой по чёткому следу укуса, оставшемуся от встречи с Антонином, заставив его носителя поправить ворот сорочки. — Сколько недель Вы пробыли фаворитом у королевского племянника? Говорят, Вы продержались дольше всех. Жаль, что пришлось покинуть Гренобль, и я не успел с Вами встретиться там, хотя, полагаю, что и без меня внимания у Вас было предостаточно.

Гийом одной рукой схватил его за шею, но тут же отпустил, увидев, что Натаниэль его совсем не боится.

— А Вы оказались не так просты. У Вас слишком много слабых сторон, господин Ламарк, — молодой человек не отступал, остановившись на расстоянии вытянутой руки от Гийома. — Повышенное влечение к мужчинам, опию, может, ещё и к женщинам, ранимость и жалость к людям. Как такой противоречивый человек остался верен столь жестокому и принципиальному герцогу?

Речь Натаниэля была не по духу Гийому. Он давил на болевые точки очень точно.

— Поверьте, если герцог узнает о моих с Вами встречах, то он всего лишь отправит меня домой. Если же он узнает о Вашем непотребном поведении, боюсь, для Вас это закончится плачевно.

— Чего ты хочешь? — Прорычал сквозь зубы Гийом.

— Ничего! — Рассмеялся ему в ответ Натаниэль.

Он оставил мужчину в полном непонимании происходящей вокруг него интриги. Что-то творилось за его спиной. Но что? Вопросов становилось больше, чем ответов. Гийом решил прервать любое общение с Натаниэлем, да и с другими особами дома держаться стороной, дабы не навредить себе окончательно.

Пара капель черной жидкости, и Гийом покинул холодное помещение.

***

Он не открыл пришедшему Франсуа ни в ту ночь, ни в последующие. Гийом был подавлен. Апатия наступала, но он старался не показывать вида и бороться с ней настойками опиума, постепенно охладевая даже к некогда близкому окружению. Франсуа пытался поговорить с ним, но наедине они теперь не оставались. Вместо распростёртых объятий советника встречала запертая дверь.

Всё чаще Гийом лежал на постели, смотря пустыми, одурманенными глазами в потолок. Иногда он засыпал, но всегда просыпался от одного и того же жуткого сна. Огонь. Кругом огонь. На потолке, полу и стенах. Он окружён им, он сам в огне. Гийом метался по постели, пред глазами всплывало лицо герцога, а потом всё резко заканчивалось.

Гийом вставал и шёл в ванную комнату, наполнял ванну и погружался в воду с головой.

В один такой вечер после тяжёлого дня, состоящего из бумаг и трёх казней — благо повешенных смерть настигла быстро — Гийом вновь уединился в своих покоях, ловко избежав встречи с Франсуа и Антонином. Скоро Натаниэль должен был отъехать к себе в графство, значит ждать осталось совсем недолго. Он сидел в ванной, нежась в тёплой воде. Впервые было спокойно. Никто не теребил его душу шантажом, неуместными обещаниями, никто не использовал его тело. Впервые он почувствовал себя хозяином собственного тела. Впервые он обошёлся без приема капель. Душевный покой приходил постепенно вместе с январскими холодами.

***

Конные прогулки Гийом открыл для себя внезапно, наверно, это была единственная польза, которую принёс визит Натаниэля, что считал себя отличным наездником. Сейчас для Гийома это стало прекрасным способом отдохнуть от забот. Он уезжал и проходил несколько сотен метров вдоль видимой границы леса, а потом возвращался обратно. Вся прогулка длилась не более получаса, но приносила безмерное удовольствие наезднику.После Гийом всегда оставался в конюшне и вычёсывал коня или кормил его.

Там его и стал настигать Антонин. Он молча брал своего коня и ехал рядом. От этого Гийому становилось не по себе. Он желал в такие минуты находиться в одиночестве, чувствуя единение с природой, а Антонин стал лишать его данной возможности. Неделя беспрестанного молчаливого сопровождения, и сын герцога не выдержал. Он прижал Гийома к стене и не отпускал, пока не насытился им полностью. Обессиленный Гийом затем отправился в свои покои, так и не совершив прогулки; он уснул и впервые не увидел адского огня вокруг себя.

***

В дверь глухо постучались. Заснувший в одежде Гийом не сразу понял, откуда шли звуки. Он аккуратно встал, прислушиваясь к тишине. Вновь глухой удар. Гийом подошёл к двери и отворил её, накинув на рубашку чёрный редингот. Герцог, стоявший на пороге, схватил его за шиворот. Гийома повели в сторону скотного двора. Он был в ужасе, вспоминая, что обычно происходит на небольшой площади между хозяйственными постройками. Руки больно заломали сзади. Страж, которому герцог передал Гийома, вёл его быстро и не обращал внимания на не всегда поспевающего мужчину.

На дворе никого не было. Тусклый свет из окон освещал небольшое пространство. Герцог самолично стащил с Гийома его редингот, оставляя его в одной сорочке и длинных облегающих штанах, что надевались для верховой езды.

— Как ты посмел притащить эту дрянь сюда? — Прокричал герцог, разбив флакон с настойкой опиума около ног Гийома. Ещё несколько стражей стояло за спиной господина. Герцог обратился к своей охране. — Обыщите его комнаты!

Стража скрылась, а герцог приблизился к Гийому и, надавив на плечи молодого человека, опустил его на колени.

— Покайся! Я прощу тебя, Гийом.

Мужчина опустил голову.

— Я прошу Вашего прощения, господин.

— Умоляй меня! — Приказ прозвучал слишком громко, заставив Гийома поднять холодный взгляд синих глаз на герцога.

Он долго молчал, чего не любил герцог. Господин толкнул ногой Гийома так, что тот повалился на землю, сильно ударившись спиной. Его подняли снова и руки привязали к опоре навеса у хлева. Герцог сорвал сорочку, обнажая спину мужчины.

Жёсткий конский кнут опустился на голую спину Гийома, оставляя огромный красный след от левой лопатки до бедра. Гийом громко вздохнул, но не издал ни звука. Потом ещё и ещё. Терпеть удавалось всё сложнее. Слёзы лились по щекам. О спину вновь ударился кнут. Красная борозда живого мяса осталась следом на истерзанной спине. Рваная рана заполнилась кровью. Гийом пронзительно закричал, а дальше с каждым ударом его вой сливался в единый шум ударов. Пытка длилась несколько часов. Гийом давно перестал считать удары. Опытный палач может убить за три удара, а для герцога не было целью умертвить своего служащего. Он желал наказать его так, чтобы смерть казалась желанной.

Всё завершилось так же внезапно, как и началось. Удаляющиеся шаги герцога постепенно растворились в тишине, только хриплые всхлипы разносились эхом где-то в голове Гийома. Кровавая ниточка слюны тянулась по подбородку. Он устал, смертельно устал, и боль пробиралась до дрожи. Гийом по-прежнему оставался привязанным к деревянной опоре. Ноги сами по себе подкашивались. Он уже не стоял, а висел. Натянутые руки отдавались страшной болью в спине, каждое движение было ужасно и въедалось в сам мозг. Измученный стон, и Гийом потерял сознание.

Много позже, или же ему показалось, что секунды длятся вечность, Гийом почувствовал прикосновения чужих рук, аккуратно прощупавших открытые раны на спине. Жёсткие веревки срезали, и он рухнул на промерзшую землю, застонав от боли. Открыть глаза и посмотреть на запоздавшего спасителя Гийом не сумел. Его подняли и внесли в теплое помещение.

========== Звон колоколов ==========

Я вошёл в малый дворцовый зал, где обычно проходили камерные концерты. Отец в этом году отказался от пышных празднеств. Только близкий круг друзей и служащих. Я занял место рядом с Гийомом.

Стол был красиво украшен омелой. Говорят, что она приносит удачу. Я не слишком веровал в обычаи, придуманные людьми — к ним относились омела, чёрные коты, символы ведьм, закапывание крысиных хвостов в землю от хвори и религия. Я одинаково отрицал всё это, чем периодически гневал отца. В связи с этим приходилось изредка посещать службы. Тем более, что Гийом любил находиться в храмах, говоря о мистической благодати, что приносило ему единение с Богом.

Свет дворцовых ламп падал на стол. Различные яства подавались поочередно. Индейка, утка, колбасы… Отец не жалел на еду средств, считая себя щедрым и добросердечным, ведь остатки праздничного стола раздавались бедным и на папертях.*

В зале разносился смех дам и мужчин. Парики кавалеров, собранные в мышиные хвосты, делали их одинаковыми. Одинаково уродливыми. Гийом презирал их, считая лицемерной грязью и жалким подобием человеческим. Я знал, что мой возлюбленный никогда не станет таким же, как они, и это приводило меня в восторг и пугало одновременно. Жестокий отец наказывал за непослушание, но Гийом волшебным образом совмещал в себе две противоположные стороны человеческой натуры — покорность и бунтарство.

Звон колоколов, так громко раздавшийся по залу, заставил всех повернуть головы в нашу сторону. Гийом же совершенно неожиданно схватил меня, поворачивая моё лицо к себе, и страстно поцеловал. Его язык задевал моё небо, язык и зубы. Гийом всегда вкусно пах мятой, и этот вкус я теперь чувствовал у себя во рту. Итальянская паста, пользованием который пренебрегали не только челядь, но и большая часть аристократии. Глаза Гийома были закрыты.

Звук колоколов усилился, и Гийом очнулся, отрываясь от моих губ. Он вскочил, роняя стул из позолоченного дерева с мягкой обивкой, украшенной золотыми нитями. Моя кисть оказалась зажата в его руке. Я слышал сквозь звон колоколов, как кричит отец, как бежит его стража за закрытыми дверями зала, как охают и ахают гости. Шум нарастал, а Гийом держал меня за руку, мечась от одной закрытой двери к другой.

Наконец решение было найдено. Осколки стекла полетели на пол, звеня в унисон колокольному звону. Он встал на подоконник, протягивая мне руку, на запястье которой я увидел красные следы от веревок. Я взобрался к нему. Никто из гостей не покидал своих мест. Отец все так же выкрикивал «Сжечь!», стоя на своём месте и указывая длинным морщинистым пальцем в нашу сторону.

Я уверенно взял руку Гийома, а он прижался ко мне так, что я почувствовал неистовое биение его сердца, а потом боль в своих руках, как от ожога. Гийом всё так же смотрел на меня глазами полными отчаяния, как тогда на эшафоте. Боль усиливалась, будто бы горели мы оба, но огня не было. Колокола. Они звонили по нему. Я отпустил Гийома, позволяя ему упасть с высоты четвертого этажа, но внезапно он схватил меня за камзол и потащил за собой.

Крик!

Я очнулся в своей постели от собственного крика. Вокруг никого. Холодный пот и дрожь пробирали до мозга костей, а ещё холод. Окна были распахнуты настежь и мороз гулял по комнате, а снег горсткой пепла лежал на подоконнике. Это первый новогодний праздник без Гийома. Я не спустился к столу, сославшись на дурное самочувствие.

— Антонин, — его шёпот разносился по моей комнате, как звон колоколов городской церкви.

*******************************************************************************************

*Паперти — С древних времен это место, где собираются кающиеся, которым вход в самую церковь заказан, и они вынуждены молиться на первом возвышении, пока не отмолят грехи свои. Просят они в молитве об их скорейшем прощении, исцелении. Здесь же собираются нуждающиеся в помощи и просящие подаяния у прохожих, идущих на службу.

========== 3. Язык мой - враг мой ==========

«Я держу тебя при доме, только потому что ты похож на неё! Выродок!»

Эти слова плотно застряли в голове Гийома и не отпускали его ни на секунду с того самого момента, как герцог позволил ему вернуться к работе, отправив подальше в горы вместе с Франсуа.

В тот вечер после страшного наказания именно Франсуа внёс окровавленного Гийома в свои покои. Справиться с болью без опия у измученного мужчины не выходило, и первую ночь Франсуа провёл с ним. Гийом даже в его присутствии бесконечно просыпался и кричал, метался по постели, срывая бинты и пачкая бельё свежей кровью. Мучения не отпускали его до самого утра, пока не привели врача.

Горные просторы Анси поражали своей красотой и величием. Повозка плавно лавировала меж снежных сугробов. Гийом с особым восторгом относился к таким командировкам. Тем более, что с собой его взял Франсуа, чтобы в дороге было не скучно. Герцогу всё равно, куда отправить нерадивого служащего, поэтому просьба Франсуа оказалась как нельзя кстати.

Огромный замок располагался ниже центра города, окружённого горами. Прекрасный вид, который уже несколько раз отвоёвывали у враждебных соседних городов. Франсуа прибыл по особому поручению, Гийом же числился его секретарём.

По приезду Гийом возжелал пройтись по окрестностям, пока Франсуа был занят делами герцога. Мужчина с удовольствием отпустил спутника. После наказания Гийом присмирел совсем, он всё чаще молчал, спрашивая разрешений по любому поводу. Спину его теперь украшали ужасные шрамы. А главное — его душу разрывало на части. Антонин стал избегать его, и эти мысли не давали покоя. Дело было не в наркотических каплях и не в отношении герцога. Антонин был удручен чем-то, и это что-то не давало Гийому шанса реабилитироваться в глазах возлюбленного. Франсуа же наслаждался минутами, проведенными с ним.

Морозный воздух пробирался под полы тёплого пальто Гийома. Лошадь плавно шагала по дороге вниз от крепости в город. Сопровождающий Гийома слуга ехал поодаль, не осмеливаясь заговорить с господином. Юноша был красив. Его интересная внешность, большие глаза и точёные контуры лица привлекали Гийома, но будучи в подавленном состоянии, он не решался на какие-либо действия. Они продолжили спускаться вниз, пока не оказались на городской дороге, вымощенной булыжниками.

Город оказался меньше, чем предполагал Гийом, и ничем его не заинтересовал, кроме старинного храма. Двери церкви были открыты, и мужчина пожелал войти. Тихо и мирно. Никого не было. Он встал в проходе и закрыл глаза, наслаждаясь минутами блаженства. Солнечные лучи пробирались через витражные стёкла окон. Гийом глубоко вздохнул. Наверно, это состояние называют благодатью. Безмятежность, покой и радость. Да, именно она переполняла Гийома сейчас.

— Господин… — послышалось сзади. — Нам с Вами пора возвращаться.

Юный мальчишка окликнул Гийома так осторожно, будто боялся разбудить в нём зверя. Наверно, так считал этот паренёк, увидев впервые спутника Франсуа. «Должно быть, он что-то скрывает» — такие мысли закрадывались в его белокурую голову, видя как сторонится новый господин всех, словно прячась за спину советника. Как внимателен его взгляд, как чуток его слух. Сейчас Гийом вновь вздрогнул от негромкого голоса юноши. Он обернулся. Снова этот грустный взгляд синих глаз.

— Прошу прощения, но нас ждут. Я обещал Вашему господину вернуться без четверти час. Часы на центральной башне пробили двенадцать, мы можем не успеть… — было видно, как он волнуется, торопливо произнося фразы. Гийом очень быстро оказался около него и обнял, придерживая за шею, запустив руку в кудрявые волосы.

— Не волнуйся. Франсуа строг, но справедлив.

С этими словами Гийом отпустил парня и прошёл мимо него к выходу.

***

Покои Франсуа находились совсем рядом с комнатой Гийома. По прошествии трёх дней Гийом стал скучать по дому. Каждый день он просыпался и засыпал в объятиях Франсуа, который на воле стал ещё более ненасытным и нетерпеливым. Иногда он приходил днём. Гийом уставал от такого внимания, соитие стало для него в тягость. Всё чаще к нему заглядывал белокурый юноша, который по известной только Гийому причине напоминал ему погибшую Жюстин.

Парень перестал опасаться молодого господина, поняв, что ничего плохого он не причинит. Иногда он приходил к Гийому просто так, интересуясь о потребностях мужчины, или же приносил книги, хранящиеся в библиотеке замка. Всё это было только причиной для очередной встречи слуги с господином. Гийом полюбил время, проводимое с Кентеном, когда они просто разговаривали, или же он читал слуге вслух.

***

Бал в честь дня совершеннолетия дочери графа был изумителен. Пышные платья придворных дам и не менее дорого украшенные костюмы их кавалеров сливались в единый яркий свет. Большой зал с золотыми колоннами был переполнен людьми. Гийом стоял в стороне вместе с Франсуа, позже последний ушёл вместе с графом и его советником. Гийом остался один. Перед ним толпа танцующих и веселящихся людей. Он отходил всё дальше от праздничного круговорота, стараясь остаться незамеченным.

Найдя укромное место в дальнем углу зала, Гийом уединился с бокалом изысканного вина. В зале начинали менуэт. Дамы и кавалеры раскланивались друг другу, и, сделав круг, каждый возвращался на своё место. Гийом никогда не участвовал в танцах, утверждая, что совершенно не умеет этого делать, другое дело музыка. Ещё в раннем возрасте герцогиня заметила в нём талант к инструменту и разрешила брать уроки музыки у придворного композитора, приобщая к этому и своего сына, но Антонину обучение давалось тяжелее.

Ещё Гийому не нравилось то, что во время танца приходилось едва касаться партнерши и целовать ее руку — его стеснение перед женщинами не давало ему расслабиться во время всего действа.

Опыт общения с дамами у Гийома был скудный, несмотря на нескрытый интерес к его персоне со стороны противоположного пола. Он пользовался успехом благодаря своей внешности, но отдаваться предпочитал молодым, а иногда и чересчур юным мужчинам.

Тёплые руки коснулись мужчины сзади. Гийом обернулся. Перед ним стоял Кентен.

— Не желаете ещё вина? — любезно спросил он, слегка улыбнувшись. — Я…

Кентен не успел ничего более сказать, Гийом нежно обнял его, закрывая его рот страстным поцелуем. Он потерял голову. Отрываться от губ юноши не хотелось, да и тот был настолько ошарашен поведением господина, что не мог сопротивляться напору, с которым Гийом сплетал их языки, тяжело дыша и больно сжимая в пальцах волосы мальчишки.

Их слияние остановил возникший за спиной Гийома Франсуа. Он с силой оттащил Гийома, а затем жестом указал не менее испуганному слуге графа на выход. Тот поспешил выбежать из зала.

— Ты что вытворяешь? Хочешь, чтобы твою дурную голову повесили на шесте у крепости? — тихо возмутился Франсуа, давая понять, что выходка Гийома осталась замеченной только с его стороны. Он придерживал мужчину за локоть, выводя того из зала. — Граф — наиближайший родственник герцога и полностью разделяет его взгляды на мужеложство. Ты бы ещё в центре зала это свершил!

Досаде Франсуа не было предела. Он вел Гийома по коридорам в свои покои, где силой взял его, оставляя на теле пятна, которым суждено было стать синяками.

Обессиленный Гийом засыпал, слушая все ещё укоризненные речи Франсуа.

— Своей распущенностью доведешь нас обоих до гроба или руками герцога, или же своими собственными, заработав сифилис от этой челяди. Что же тянет тебя на безродных холопов? — тихо возмущался мужчина.

— Можно подумать, я не из них. — Сквозь сон отвечал Гийом, не открывая глаз.

Франсуа ничего не ответил. Своим молчанием он фактически не давал усомниться Гийому в своих же словах.

***

Инцидент на балу не остался незамеченным, вот только Гийома он обошел стороной. Франсуа надёжно позаботился о своем подопечном.

И снова Гийому предстояло увидеть глаза незаслуженно осуждённого. Хотелось выйти из толпы и закричать, что это он! Он виноват, а не светловолосый юноша, который теперь обязан был ответить невесть за что. Удары сыпались на голую спину Кентена, который стойко терпел, понимая, что его не собирались убивать, но хотели лишь устрашить других неверных.

Завершилось наказание клеймением юноши, после чего ему отрезали язык, обрили и заключили в кандалы. Кентена провели по всему городу, приковав к лошади, которая то шла, то бежала, ужаленная плетью палача. Обессиленного парня оставили в заточение, и более Гийом его не видел, но запомнил навсегда глаза, полные страха и горя. Глаза, осуждающие его, господина, что искалечил жизнь невинного мальчишки.

Некоторое время спустя, почти перед самым отъездом, Гийом, который более не отходил от Франсуа ни на шаг, попытался узнать у него, что же случилось с Кентеном после. Он просил помочь, но тот лишь грубо отказал спутнику. Разговоров Гийом больше не начинал.

Это было начало конца.

========== 4. Ледяной дом ==========

Гийом мерил шагами свою комнату, то и дело поглядывая на часы, что когда-то были подарены ему на память одним из любовников. Накануне Франсуа отстранили ото всех дел без объяснения причин и поместили его под стражу. Гийом пытался что-либо выяснить, но герцог прогнал его. Гийом же был разжалован в секретари, но пока, как и ранее, исполнял обязанности канцлера, только прежнего снисхождения не было; осталось только недовольство и раздражение. Герцог срывался на него по любым мелочам, даже за непонимание со стороны Гийома. И уж тем более герцог более не выслушивал его предложений и просьб.

В этот день он впервые за столь долгое время столкнулся с Антонином. Сын герцога прижал некогда возлюбленного и не мог ещё долго оторваться от его губ.

— Обожаю твой вкус. Мята и свежесть. Я очень скучал по твоим ласкам, — сквозь тяжёлое дыхание произносил он.

— Антонин, увидят же…

Гийом переживал из-за случившегося в Анси и не хотел никому навредить, тем более, что в ситуации с Антонином сделать хуже он мог только себе.

Они стояли в длинном коридоре, и Гийом был зажат между стеной и Антонином. Жар тела и дикое желание передавалось ему даже через ткани расписных камзолов. Антонин впихнул мужчину в ближайшее помещение, служившее гостевой комнатой. Дверь захлопнулась. Гийом был повален на пол. Голова больно ударилась о пол.

— Прости меня! — Антонин покрывал лицо и шею любовника поцелуями. Он сел сверху на ноги Гийома и начал расстёгивать его жилет. Сорочку он сорвал одним движением руки так, что кружево с воротника местами было сорвано. Брюки так же оказались приспущены и Антонин аккуратно стянул их вместе с бельём любовника.

— Я хочу тебя! — Прошептал он, задыхаясь от желания. — Я хотел тебя всё время, пока ты был в горах с Франсуа. Пока этот старый развратник лапал твоё тело своими грязными руками, пока ты целовал другого мальчишку. Я хотел лишь тебя.

Гийом застыл, не сопротивляясь поцелуям.

— У тебя было много любовников в Гренобле, Мадриде, Санкт-Петербурге. Но я явно превзошел их, несмотря на то, что ты искушён разнообразными актами. Там, в Европе, все не имеют стеснения вовсе. Это здесь, в нашей консервативной провинции, двое мужчин вынуждены прятаться по палатам, лишь бы их чувства не были замечены, а там такого нет. И я это прекрасно знаю. Я схожу с ума, когда мою собственность берут и бессовестно используют. — Антонин вошёл в Гийома, набирая темп. Он не заботился об удобстве партнера, а уж тем более о его удовольствии. Лопатки Гийома тёрлись о жёсткий пол, раздразнивая недавно затянувшиеся шрамы.

— Антонин, прошу тебя…

Мольбы не были услышаны. Когда Антонин закончил дело и поднялся, он освободил Гийома.

— Теперь проси чего хочешь, — произнёс Антонин. Его холодный взгляд был устремлён куда-то в сторону.

— Франсуа, — произнес Гийом. — Прошу, выясни, что с Франсуа.

Антонин кивнул и отправил Гийома в его комнаты ожидать.

Сейчас же мужчина измученно бродил по покоям. В голову лезли разные мысли. Франсуа всегда хорошо относился к Гийому, можно было даже сказать, что оберегал его как старший товарищ, как отец. Сев на постель, застеленную кипенно-белым бельём, он опустил голову на руки, совсем не заметив, как в комнату вошли. Антонин присел рядом, приобняв друга.

— Расскажи мне что-нибудь. Расскажи мне ту сказку, которую ты рассказывал дворовым детям, когда вернулся домой. Ту, о ледяном доме. — Тихо произнёс Антонин, укладывая Гийома на постель.

Гийом взял его за руку и, глядя в потолок, начал:

— Близ Балтийского моря, на берегу Кронштадтского залива, что на севере вдаётся в материк, стоит город на болотах. Император воздвиг его и назвал в честь своего небесного покровителя, святого Петра.

Погода там была всегда плохая — влажный воздух, дожди и наводнения местной реки к середине века привели в негодность многие постройки, но жизнь мне там нравилась. Город был большим научным центром огромного государства на востоке нашего материка. Ты и представить не можешь границы того государства! — Гийом всегда с увлечением рассказывал о своих путешествиях. Так дворовые дети и Антонин, а иногда даже и Франсуа любили слушать его. — Историю про ледяной дом поведали мне немцы, живущие там достаточно долгое время по дипломатическим делам.

В то время правила государством императрица. Была она особой весьма странной, суеверной, а посему крайне интересной. Императрица любила яркие наряды и забавлялась стрельбой по птицам. Много денег тратила она на увеселительные мероприятия, проведение балов, на содержание двора. При ней и появился ледяной городок, у входа в который стояли огромные ледяные скульптуры слонов, из хоботов которых лилась горящая нефть.

Архитектура ледяного дома была изящна. Кругом крыши тянулась галерея, а резное крыльцо вело в сени, разделявшие здание на два больших помещения. Здание освещалась огромными окнами, застеклённым тончайшим льдом. Дверные проёмы, косяки, пилястры были выкрашены зелёной краской, что делало их похожими на прекрасный мрамор. За стёклами изо льда были вывешены полотнища со смешными картинами, освещавшимися свечами. Перед домом находились ледяные пушки. У ворот дома стояли огнедышащие дельфины изо льда, а на самих воротах красовались ледяные ветки и горшки с цветами, на которых сидели ледяные птицы.

Внутри дом был не менее оригинален. В одной комнате стояли ледяной туалет, два зеркала, ледяной камин с часами и дровами изо льда, двуспальная ледяная кровать. В другой — резной стол, кресла и диваны, посуда. В углах этой комнаты стояли две статуи купидонов.

Всё в этом доме было изо льда и выкрашено натуральными красками, а свечи и дрова вымазаны нефтью, чтобы те горели.

Гийом выдержал паузу, но тут же услышал тихий приказ. Антонин прикрыл глаза, представляя картины из рассказа друга.

— Продолжай.

И Гийом продолжил.

— Сей дом был построен у реки для шутовской свадьбы. С целью увеселения привезли триста человек разных народностей, они плясали и играли на различных инструментах. Свадьба же эта была между любимой шутихой императрицы, что пожаловалась на одиночество и попросила выдать её замуж, и князем-иноверцем, впавшем в немилость при дворе и назначенным развлекать государыню.

Бракосочетание шутов состоялось в феврале. Празднество было пышным. После венчания в церкви, шутов поместили в клетку, что находилась на спине настоящего слона, и повезли по улицам. Затем их отправили в ледяной дом, где уложили их в постель и оставили на ночь, а чтобы те не сбежали приставили стражу.

— Они погибли? — внезапно перебил Гийома Антонин.

— Нет, поутру живых, но продрогших до мозга костей, шутов повезли отогреваться в настоящие покои, а дом растаял по весне.

Гийом замолк.

— Должно быть, это унизительно для князя — быть поставленным в такое положение. — Произнес Антонин, поднося к губам руку Гийома.

— При условии, что его род был великим.

— Ты бы смог так? — шёпот Антонина был недобр.

— К чему такие вопросы?

— Франсуа казнят за измену. Он собирался передать важные бумаги соседним герцогствам через Савойю. — Антонин видел печаль в глазах Гийома. — Он заполучил их, когда вы вместе были в Анси. Ты понимаешь, чем это может обернуться? Отцу скандалы не нужны, тем более, что господин Легранж во всем сознался. Противостояния не миновать, главное, чтобы это не обернулось войной.

Гийом молчал, и Антонин обнял его. Он так и уснул на плече друга. Гийом же промучился всю ночь.

***

Франсуа привели на эшафот полураздетым. Светлые волосы выпачканы грязью, да и весь он был в земле. Взгляд воспалённых голодных глаз пугал. Стёртые до мяса пальцы кровоточили, а жёсткие кандалы явно натерли шею, руки и ноги. Франсуа еле стоял. Он смирился со своим положение изменника, боясь перечить герцогу, ведь это было абсолютно бесполезно, и был благодарен Господу, что его всего лишь обезглавят.

Зачитав приговор, Франсуа поставили на колени и уложили его голову на плаху. Глаза не завязывали, а рубить назначено было обычным топором. Палач медлил. На месте казни был герцог и придворные, поодаль расположился Антонин, державший Гийома, чьи слёзы были видны невооружённым глазом.

Погода в этот день стояла невероятно солнечная и морозная. Начало марта. Лезвие топора блеснуло на солнечном свету и опустилось на шею приговоренного. Кровь фонтаном хлестала из отрубленной головы и шеи, пока палач спокойно показывал отсеченную часть тела герцогу, подняв её за волосы вверх.

С трупа Франсуа было велено содрать кожу и сшить из неё пугало для придворных огородов. На этом казнь была завершена.

Опустошённый эмоционально Гийом, что накануне выписывал приговор для Франсуа под диктовку герцога, поплёлся в свои комнаты. Не раздеваясь, он набрал полную ванну ледяной воды и сел в неё, окунаясь с головой.

========== 5. Сыграй мне на прощанье ==========

На многие вопросы у Гийома не было ответов, поэтому раскалённое лезвие прикладывали к его губам каждые несколько минут. Говорить становилось всё сложнее от боли. Он ничего практически не знал, ничего. Казалось, что все эти россказни с предательством только повод издеваться над ним. Из-за опухших от избиения и слёз глаз Гийом ничего не видел пред собой.

Его взяли под стражу через несколько часов после казни Франсуа «по донесению» знающих людей. Гийому вменялось предательство, сокрытие изменника и совращение как минимум десяти мужчин герцогства, чьи личности требовалось ещё установить.

Первые несколько часов мужчину били некогда его же слуги, придворная стража герцога. Били сильно по лицу и телу. Из одежды Гийому оставили лишь подштанники и рубаху из грубого сукна. Подвалы башни герцога, оборудованные под тюремные клетки, были узки, а на грязных полах валялись соломенные матрасы. Гийома бросили в одну из таких камер. Далее были длительные допросы и пытки с вливанием воды под пристальным взором самого герцога. Мужчина любил смотреть на мучения других, а пытка Гийома приносила ему несказанное удовольствие. Гийом молчал, так как ничего и не знал. В мужеложстве он сознался сразу, а больше и не было ничего. В первый день допроса Гийом терял сознание несколько раз. В конце концов его оставили в покое, бросив в подвале, а потом его долго рвало водой и желчью. Более ничего в желудке не было. Герцог не тратился на подозреваемых.

В течение трёх дней герцог придумывал разные мучения для своего служащего. В этот раз раскаленным клинком жгли губы молодого человека. Из лопнувших волдырей текла кровь и ожоговая жидкость, что мешалась со слюной и слизью из сломанного носа. Герцог ушёл до того, как Гийом стал терять связь с реальным миром, но мучители не останавливались.

Очнулся он от жуткой головной боли в своей камере. Губы были чем-то обработаны. Жёсткий матрас причинял лишь неудобства. Хриплые стоны не давали облегчения. Гийому приходилось дышать ртом из-за поломанного разбитого носа. Ещё несколько часов он боялся даже пошевелиться. Приковали его только за запястья, стёртые в кровь ещё во время допроса. Лишние движения были ни к чему.

Ближайшие пять дней молодого мужчину не трогали. Он лежал почти неподвижно. Вокруг него можно было чувствовать стойкий запах пота, грязи и мочи. Сердобольный страж носил Гийому чёрствый хлеб, вымоченный в воде, и тайком кормил через прутья клетки. Герцог же не приближался более к бывшему служащему. На пятые сутки начались галлюцинации. Гийом пытался разговаривать сожжёнными губами с Антонином, которого видел, прикрывая глаза. Иногда к нему приходил Франсуа. Шептал Гийом обычно очень тихо, а глаз не раскрывал. В полубессознательном состоянии он почувствовал чужие руки на себе. Кто-то переодел его в сухую рубаху, но теплее не стало. Тело грубо растерли жёсткой тканью и омыли холодной водой.

— Антонин, — шептал Гийом одними губами. Холод воды не давал облегчения, а железо, надетое на руки, больно сдавливало истёртую кожу. — Антонин.

Хрипы перешли в удушающий кашель. Начиналась лихорадка. Гийом помнил это жуткое состояние, но сейчас она стала лишь дополнением к ужасным травмам. Те же неаккуратные руки растёрли грудь мятной мазью, и Гийом почувствовал это лишь кожей.

Длинные серые коридоры, по которым Гийома волокли на допросы, сейчас уже не казались ему ужасными. Ноги тащились по земле, передвигаться самостоятельно сил у него пока не было. Передышка в допросах не дала облегчения, но избавила от дурных мыслей. Поначалу он даже завидовал Франсуа, но теперь думать о смерти он перестал. Она несомненно ждала его. Нужно было дотерпеть.

В этот раз допроса не было. В специальной комнате находился Антонин. Это вызвало слабую улыбку на лице Гийома. Его кое-как усадили на скамью напротив него, сняв кандалы. Хотелось кинуться в объятия Антонина, но стражники вокруг не позволили бы ему это сделать.

— Моя мать… — начал Антонин серьёзно, глядя на покачивающейся избитое тело перед собой.

— Что? — прошептал Гийом.

— Не перебивай меня!

Гийом согнулся, роняя голову на руки. Касаться лица было больно, и он простонал достаточно громко. Стража, что стояла рядом, тут же подняли его, хватая за локти, но Антонин жестом приказал им уйти. Он пересел на скамью к Гийому и осторожно положил его голову к себе на колени. Глаза Гийома оставались закрытыми.

— Моя мать любила тебя, а потом появился я, и любила она уже нас обоих одинаково. И знаешь, меня это всегда злило. Я ведь тоже любил… — Антонин приостановился. — И люблю тебя до безумия, но не имею на это никакого морального права. Лучше бы ты был моим единоутробным братом, незаконнорождённый от савойского графа Малета, что сотрудничал с моим отцом и был фаворитом матери. — Антонин говорил тихо, поглаживая коротко остриженную голову Гийома. — Возможно, это даже и так…

Антонин нагнулся ближе и поцеловал горячий лоб Гийома.

— А ещё я ненавидел всех тех, кто любил тебя. Я хотел быть как ты. Любимым господином, но я был обычным, потому что эту роль ты забрал себе. Ты отнял у меня возможность стать катализатором отцовского деспотизма. Мать, слуги, придворные, другие мужчины. Они любили тебя за твою доброту и благосклонность. Мне пришлось предложить отцу отправить тебя подальше, хоть и для меня твоё отсутствие было тяжёлым. Я ждал, довольствуясь слухами о твоей жизни за пределами герцогства.

От речей Антонина становилось не по себе.

— Я хочу, чтобы ты знал всё это. Совсем скоро твои мучения кончатся. Я надеюсь, что тебя оправдают, а все эти события останутся лишь ужасным воспоминанием, — Антонин поцеловал руку возлюбленного. — Завтра в полночь месье Гринуа зафиксирует твою смерть, и тебя спокойно вывезут за пределы страны. Возможно, мы с тобой увидимся, но это всё, что я смогу сделать, чтобы исправить твои жуткие ошибки.

Гийом сглотнул. Он тихо поднялся и открыл глаза, глядя на своего господина.

— Я тебя ненавижу. — Хрипло прошептал он.

В полдень на площади собралось много люда. Публичные казни аристократов отменили ещё год назад, но герцог устроил этот спектакль специально для сына.

Гийома вывели в одной рубахе и белье. Ему было страшно. Гийом прекрасно понимал неизбежность казни. Ступая босыми ногами на эшафот, он надеялся лишь на то, что мучения его оборвутся также быстро, как и пролетели счастливые дни его жизни. Перед глазами толпа жаждавших крови. Сейчас её будет очень много.

Гийом крутил головой в надежде найти среди зрителей Антонина. И ему это удалось. Страшнее взгляда он ранее не видел, похоже друг был действительно напуган. Последние слова герцога затмили всё… Но Гийом уже был готов принять смерть в любом виде. Спектакль обещал быть ярким, как пламя разгоревшейся свечи.