Красная горка [Мулька Пулькович Морковный] (fb2) читать постранично

Мулька Морковный Красная горка

На прибитой к высохшему дереву ядовито-желтой табличке было написано: "Уважаемые посетители, будьте добры, после захоронения выбрасывайте венки и проч. за пределами кладбища". Тут же, в десяти шагах от таблички возвышалась грузная гора из траурных венков, ленточек и букетиков искусственных цветов. Под начинающим припекать весенним солнцем гора поблескивала бесчисленным множеством пластиковых бутонов. Черные ленты, сообщавшие о вечной памяти, любви и скорби, выпукло колыхались на ветру.

Веня не был суеверным. В призраков он не верил, в бога, который мог бы покарать его за осквернение могил – тоже. Но, тем не менее, Ване и Максиму потребовалось целых полчаса, чтобы уговорить Веню пойти с ними на кладбище, расположенное за рекой на окраине города.

–– Да пойми ты, никто на нас ругаться не будет. – сказал Максим, порядком уставший от трусливого упрямства друга – на Красную Горку люди специально приносят на кладбище конфеты и кладут их на могилы своих близких, чтобы их кто-нибудь помянул. Так принято. Ну, помнишь, к нам бабуля подходила и предлагала нам конфеты, чтобы мы помянули ее умершего мужа?

–– Так те конфеты же были невкусными…

–– И че? На кладбище будет до хера конфет, и вкусные там тоже будут. Выберешь то, что понравится. Соображаешь?

–– Даже не знаю…

–– Ты че, – вмешался в разговор Ваня, – хочешь, чтобы все конфеты достались цыганам? Они каждый год туда целыми полчищами налетают и все сжирают! Лучше уж нам, чем им. – подытожил он, вспомнив ворох пугающих историй о цыганских проделках, про которые ему рассказывала бабушка.

–– Ну ладно. – сказал Веня, поддавшись уговорам, но так и не отделавшись от сомнений насчет задуманного.

Поход до кладбища занял сорок минут. Добравшись до места, Веня почувствовал гудящую тяжесть в ногах. Их путь пролегал через множество крутых подъемов, оврагов и витиеватых узких тропинок, виляющих из стороны в сторону, как корабль, попавший в шторм, или как пьяница, идущий домой поздно вечером. Долгая дорога измотала Веню. Ваня с Максимом же, напротив, бойко шагали впереди, не проявляя никаких признаков усталости. Карманы их шорт распухли от засунутых туда пакетов, предварительно взятых из дома, чтобы собирать в них сладости. Мальчики оживленно болтали о том, как много конфет они соберут, какие это будут конфеты и каким образом каждый из них распорядится добычей.

–– Веня, шевели булками! – периодически подгоняли Веню мальчики, прерывая свой беспорядочный поток фантазий о приближающемся сладком будущем.

Веня в разговоре не участвовал. Он думал о покойном дедушке Саше, который умер от сердечного приступа пару лет назад и который, возможно, был захоронен именно на том кладбище, к которому они шли. Будучи слишком маленьким, Веня на похоронах не присутствовал, потому он и не мог помнить, где находилось последнее пристанище его деда. Зато он отлично помнил опустошенный взгляд бабушки, вернувшейся домой после похорон. На ее голове была черная повязка, с которой она проходила еще несколько месяцев, не снимая. А еще Веня отчетливо помнил мамины слезы, увиденные им первый и последний раз в жизни. Смерть деда Саши скорее удивила его, чем опечалила, ведь по-настоящему близкими они никогда не были. Но молча плачущая, хлюпающая носом мама навсегда отпечаталась в его сознании, и это была его собственная, персональная скорбь, имя которой он не знал.

Встречаться с дедушкой, память о котором за прошедшие два года успела изрядно смазаться, Вене не хотелось. Будет как-то неловко, если он придет на его могилу не для того, чтобы почтить память, а лишь за конфетами, на ней лежащими. Но пацы уверяют, что это безопасно, что так и положено делать, что никто их отчитывать и угрожать им детской комнатой милиции не станет, а значит, и беспокоиться не о чем. В конце концов, конфеты Веня тоже очень даже любил.

Кладбище, по горло тонувшее в майском бурьяне, было цветастым и пестрым, как конфетти. Все элементы кладбищенского ландшафта сияли яркими и кричащими цветами. Голубые зубчатые оградки, зеленые кресты, фиолетовые поминальные столики и скамейки своей жизнерадостной какофонией возмутительно диссонировали с могильной атмосферой смерти и скорби. Кладбище, заляпанное всеми цветами радуги, напоминало детскую площадку.

Расцветшая накануне сирень, высаженная по округе, пышно благоухала. Ударивший в нос приторно-сладкий аромат цветов заставил Веню брезгливо поморщиться. В первое мгновение он подумал, что так пахнут трупы, тихо разлагающееся глубоко в земле.

Веня молча шагал позади слегка притихших, но также бурно болтающих Максима и Вани. Разглядывая плотные ряды могил, между которыми, как между зубами, практически не было зазоров, Веня подумал: "Им там, наверное, тесно". Ему было боязно праздно бродить по кладбищу. Казалось, что, если и можно сюда приходить, то только по веской причине, вроде смерти близкого или же своей собственной. А они заявились в такое место с улыбками на лицах