Кирпичики [Сергей Тамбовский] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Глава 1

Кирпичики

Наши дни, город Энск, август месяц

Это был воскресный день, и поэтому я прибирался в квартире, доставшейся от родителей по наследству. Сталинка… а если быть совсем уже точным, то нечто переходное между ней и хрущёвкой, дом сдали, если не ошибаюсь, в 1957 году, не было уже Сталина на тот момент. Так что потолки тут достигали трёх метров, лестничные площадки были просторными, и кухни приличных размеров, однако все украшательства и финтифлюшки типа колонн, эркеров и барельефов колхозниц успели таки зарубить и выпилить. Единственное, что уцелело в неравной борьбе с излишествами, так это дурацкие круглые нашлёпки на фронтонах в количестве четырех штук. Вот здесь вот во втором подъезде на четвёртом этаже и располагалась моя теперь однокомнатная квартира. Жутко захламлённая и заставленная непонятно чем, я это и выбрасывал потихоньку в течение последних месяцев, готовясь перейти к стадии непосредственного ремонта.

Сегодня пришла очередь кладовки… да, тут и кладовки имелись в каждой квартире, аккуратно отгороженные от коридора картонными дверцами, а в новых домах их сейчас не проектируют практически. Площадью полноценных полтора квадрата. Внутри на полочках лежали несметные кучи макулатуры, тряпок и запасённого с перестроечных времён продовольствия. Я вздохнул и начал с самого верха — там стояла батарея алкогольных напитков, полученных по талонам в 89–91 годах. Водка в основном, Русская и Пшеничная, с отклеившимися этикетками и сильно сниженным объёмом внутри — в связи с неплотными крышками (да, это памятные кепочки) улетучился спирт за прошедшие тридцать нелёгких лет. Пить, естественно, это не следовало, да и выдохлось оно всё, со вздохом подумал я, сгребая бутылки в большую хозяйственную сумку примерно тех же времён выпуска.

Подумав, я отставил в сторону одну целую на вид бутылку «Пшеничной» с колосящимися полями на этикетке, и еще рука не поднялась на портвейн «Азербайджанский», произведённый в городе Агдаме в 1990 году… попробуем, авось не отравимся, решил я, да и настояться он должен был за эти годы. Вышел на улицу, выбросил всё это, кроме двух бутылок, конечно, в мусорный бак, вернулся и продолжил.

Так, на второй полке сверху имели место запасы сахарного песка в трёхлитровых банках, гречка в пакетах и поваренная соль в килограммовых пачках, название почему-то у неё на украинском — Сiль. Произведено всё это добро было на предприятии Артёмсоль в славном городе Соледаре Донецкой области. Беда заключалась в том, что слиплось оно и спаялось под ударами безжалостного времени в сплошной монолит, коим можно было спокойно убить кого-нибудь… ну если поставить перед собой такую цель, конечно.

Без сожаления отправил гречку, поеденную мышами, и всю сiль в сумку, а вот на сахар посмотрел и решил оставить пока. Выкинул опять я это дело в мусорку, побеседовал с соседом о тяжёлых временах и о галопирующей инфляции, вернулся и перешёл к следующему этапу.

Третья полка — мои бывшие детские игрушки, надо ж, уцелели… в глубине отсвечивал даже самосвал размерами более полуметра. И ещё ярко-жёлтый гусеничный вездеход с питанием от квадратной батарейки… сломанный, конечно, давным-давно, моторчик из него я вытащил классе в третьем, кажется. Конструктор стоял в углу — сколько ж я его не видел… лет сорок наверно, а рядом лежал на боку склеенный из набора вертолёт МИ-10, он же «Летающий кран», с обломанными лопастями… как мучительно долго я его склеивал. А, и это всё надо выбросить к чёртовой матери, современные дети если и играют во что-то, то в Плейстэйшн. На крайний случай — в Икс-Бокс.

На лестнице столкнулся с соседкой с третьего этажа, Олей, кажется… плохая у меня память на имена… мы с ней пересекались несколько раз в последние годы, проблемы были общие — у меня мать с деменцией… была до начала этого года, а у неё оба родителя с ней до сих пор. Плюс сестра с болезнью Дауна. Жизнь не сахар, короче говоря, и не мёд. В очередной раз предложил ей денег или какую-нибудь посильную помощь, она в очередной раз отказалась, потому что гордая…

Ну а мы продолжаем с кладовкой. Четвёртая полка это газеты и журналы, почему-то почти все из тех же перестроечных времён… вспоминается, что тогда народ выписывал и покупал прессу, как подорванный, там же в каждом новом выпуске печатались всё новые и новые разоблачения ужасного сталинизма. А еще запрещённые ранее репрессивным советским режимом произведения. Вот и накопились, наверно, поэтому у людей килограммы макулатуры. Если не тонны. И в углу приютился пяток книжек из приснопамятной серии «Зарубежная фантастика», в народе называемая «Зарубежкой». Это были Финней «Меж двух времён», Лем «Непобедимый», Бен Бова «Властелины погоды» и два сборничка, «Фантастические изобретения» и «Шутник». Я в восьмидесятые хаживал на книжный рынок менять и/или покупать это дело, до тех пор, пока меня в ментовку не замели при очередном налёте. Большую часть книжек пришлось в ментовке оставить, чтобы выйти на свободу с чистой совестью, но вот кое-что уцелело, оказывается. Читать такое сейчас невозможно, это я скажу вам с суровой прямотой, но выбросить рука, конечно, не поднимется, оставляем. А прочее перетаскиваем в комнату и сортируем на козлищ и агнцев…

Итак, что тут у нас имеется… а имеется у нас тут журнал «Огонёк» в количестве пятнадцати штук, все от 90 года. Потом ещё журналы «Юность», 12 штук 89–91 годы. И «Новый мир» тех же времён, 21 штука… помню-помню, Солженицын-Бродский-Войнович, а ещё прорабы перестройки в лице Клямкина, Лосото и Латыниной. Все коллективно учили нас, как быстро и правильно обустроить Россию. Вот и научили на свою… на нашу то есть голову…

Полистал чисто ради спортивного интереса Огонёк, и в номере 35-м за 90-й год, посреди откровений о Сталине («Не могу снять с себя вину!» Академика Богомолова и «Покушение на Троцкого»), возмущённых писем возмущённых читателей обо всём на свете и сияющего своим идиотизмом интервью с Геннадием Хазановым под названием «За что нас приговорили» я узрел целый разворот, посвящённый гибели Виктора Цоя…

История эта подзабылась со временем, так что напомню, как там дело было. Витя после триумфального концерта в Лужниках (Переменнн, требую наши сердца!) уехал отдыхать в Латвию со своей текущей подругой Натальей Разлоговой. Остановились они где-то недалеко от Юрмалы в обчном деревенском домике. И вот 15 августа ранним утром он отправился ловить рыбу на соседнее озеро, рыбак, оказывается, он в душе был. Ничего он там не поймал на этом озере, а на обратном пути где-то посередине между селениями Слока и Талси он вылетел на своём Москвиче (только что получил машину по большому блату) на встречку и врезался в Икарус, возвращавшийся из аэропорта. Мгновенная смерть. Потом был сделан миллион конспирологических предположений на этот счёт, от происков конкурентов (каких, интересно… Кинчева с Шевчуком что ли?) до совсем уже бредовых.

Оставил я, короче говоря, все томики «Зарубежек» и этот номер Огонька… ну еще пару «Новых миров» чисто из-за Чингиза Айтматова, а остальное запихнул в сумку и вынес с глаз своих подальше. А когда вернулся, внезапно понял, что проголодался. Посмотрел, что там завалялось в холодильнике («Ока» выпуска 1970 года, но, невзирая на преклонные годы, работала она прекрасно, электричества, правда, ела раза в полтора больше современных экземпляров). Из нашедшегося в недрах «Оки» соорудил что-то вроде чахохбили, но в облегчённом варианте.

А когда поставил сковородку на кухонный столик, вспомнил про портвейн — самое, подумал, время продегустировать раритетный напиток тридцатилетней выдержки. Достал бутылку из кладовки, свинтил крышечку и набулькал половину гранёного стакана. Ну что, Ипполит, прозит что ли… выцедил содержимое стакана одним махом, подивился немного необычному вкусу, потянулся вилкой за закуской, и тут у меня внезапно потемнело в глазах… Последняя моя мысль заключалась в том, что наверно зря я выпил этот Агдам, ой, как зря…

Непонятно когда, непонятно где, непонятно с кем

Я очнулся от того, что меня активно хлопали по щекам. Очень сильно хлопали, и по левой, и по правой, почему-то вспомнилась библейская максима по подставлению другой щеки, но я её отогнал, как полностью неуместную.

— Ну хватит уже, — сказал я в пространство, — больно уже.

Хлопки прекратились и мне было сказано следующее:

— Живой? Врача позвать?

Говорил это парнишка в чёрной казённой спецовке крайне уродского вида. Роста он был очень среднего, подстрижен коротко, а на ногах у него были такие же, как одежда, казённые чёрные говнодавы.

— Не надо врача, всё окей, — пробормотал я.

Из-за плеча парнишки выдвинулась женщина средних лет в синем халате, по интонациям её голоса я догадался, что она тут вроде как за главную.

— Ну и хорошо, что врача не надо. Ты посиди маленько, пусть они эту телегу без тебя догрузят, а там втянешься. А если врача звать, так это оформлять всё придётся официально, несчастный случай на производстве и всё такое… показатели у нас снизятся, а значит подсчёт меньше будет. Правильно я говорю? — потребовала она подтверждения у парнишки, и тот согласно покивал головой.

— Ну не надо и хорошо, — ответил парнишка, из-за плеча которого выглядывали ещё двое, одетых примерно так же. — Тогда сиди тут и не отсвечивай, а то у нас план горит.

Ничего не понимаю, сказал я сам себе, но сел на указанную скамейку и начал вникать в происходящее. Прямо передо мной стояла большая телега с кирпичным основанием на железнодорожных колёсах, а на ней высились две незаконченные пирамиды из кирпичей. С обоих боков к телеге подходили рельсы, а на них стояли тоже тележки, но маленькие, четырёхэтажные с такими же кирпичами на каждом этаже. С противоположной стороны работали двое, один выуживал кирпичи с полок тележки и подавал второму, а тот в свою очередь быстро и аккуратно выкладывал их в пирамидки. С моей же стороны парнишка остался один, поэтому он делал по очереди обе стадии этого процесса, и доставание, и укладывание.

Минут десять, и маленькие тележки опустели. Тогда им на смену привезли новые, двое ребят с внешностью лиц среднеазиатской национальности. И всё повторилось с абсолютной точностью. Через полчаса укладка была закончена, с другого конца набежала уже третья бригада, зацепила большую телегу тросом и уволокла её в печь, а на это место поставила пустую.

— Перекур, — сообщил мне первый увиденный в этом мире парнишка, плюхаясь на скамейку рядом. — Десять минут можно ничего не делать. Ты как, если в целом?

— В целом неплохо, — отозвался я, — но в деталях кое-что пока не срабатывает.

— И то ладно, — покладисто согласился со мной он, — детали нарастут со временем. Готов к работе-то?

— Всегда готов! — автоматически вылетело у меня.

И тут его окликнули сзади: — Мишаня, дай закурить! — на что он вытащил коробок из кармана и кинул его назад не глядя, добавив «Потом вернёшь». Из этого я сделал вывод, что зовут моего нового напарника Мишей…

— Слушай, Миша, — обратился я к нему, — ты мне не поможешь?

— Помогу, конечно, — ответил он, затягиваясь беломориной, — спрашивай, что надо.

— А что со мной случилось-то, — начал я издалека, — что я так резко отрубился?

— Током тебя шибануло, — ответил он, — тут иногда это бывает, пробило изоляцию на корус снижателя. С начала года уже третий случай.

— Ясно, — сказал я, хотя ничего ясного тут не было. — Слушай, тут такое дело… короче я ни хрена не помню, ни кто я, ни где я, ни какой сейчас год — не расскажешь?

— Тебе точно ко врачу надо, — озабоченно сказал Миша, — что-то мне твой вид не нравится.

— Не-не-не, — решительно возразил я, — не надо мне никаких врачей, всё наладится… ну если ты мне ситуацию прояснишь, конечно.

— Ну, смотри, я предложил, ты услышал, — ответил Миша, — давай вот сейчас очередную телегу нагрузим, и я тебе всё расскажу.

И тут всё повторилось с точностью до мельчайших деталей, то, что происходило только что — маленькая тележка, которую прикатил долговязый среднеазиат, точнее даже три штуки этих тележек было, две пирамидки на большой колёсной телеге, посередине прибежала женщина в синем халате (Миша назвал её мастером и бабой Юлей, а потом сразу сплюнул) и заорала, что смена кончается, а до нормы ещё ой, как далеко, так что пошевеливайтесь, орёлики. Наконец, выстроили мы эти пирамиды, пять на пять в основании, три на три вверху, 306 кирпичей на каждую, в середине непременно надо было оставить два проёма для того, чтобы кран смог подхватить их при перегрузке в кузов грузовика. Всё, перекур… Миша вытащил пачку Беломора и предложил мне, я отказался, не курю и никогда не начинал даже.

— Ну, слушай свою историю, Саня (так я узнал, что меня тут зовут Александром).

Типичный для СССР кирпичный завод, этот, например, в городе Ейске.

— Фамилия у тебя Летов, но все зовут Лётчиком, лет тебе 26, раньше ты работал в Институте радиотехники, а полгода назад ушёл в комплексную строительную бригаду зарабатывать себе квартиру. Называется это дело МЖК, молодёжный жилой комплекс в расшифровке. Нас тут 12 человек в этой бригаде, в кирпичном цехе девять парней работают, а в плиточном три девочки. Посменно с нами пашут химики… ну это те, кто условные срока получили и обязательную отработку на стройках народного хозяйства, и стройбатовцы, там сплошные таджики с узбеками, по-русски почти никто не понимает. Про семью рассказывать?

— Чё спрашиваешь? — буркнул я, — говори, я скажу, когда притормозить.

— Ты женат, детей нету, жену зовут Ира, живёте вы на проспекте Свердлова, дом 8, квартира 94, это коммуналка.

— Понятно, — протянул я, — а теперь давай подробности.

— Щас телегу нагрузим, тогда продолжу, — откликнулся Миша, туша папироску.

И опять всё повторилось, как страшный сон… но не со стопроцентной точностью — когда специальная бригада начала вытягивать большую телегу в печку, что-то пошло не так, и телега сошла с рельсов. Со страшным грохотом. Наши пирамидки при этом посыпались и развалились где-то наполовину. Прибежала мастер баба Юля с диким ором, в результате чего мы раскидали кирпичи в обе стороны, а телегу поддомкратили и поставили на место. Ну и опять повторилось то же самое, двойная работа получилась, а соответственно двойная затрата времени.

— Так я и знала, — надрывалась баба Юля из-за соседнего крана, — что мы сегодня план не выполним. Шевелитесь, ребятишки!

Продолжение диалога с Мишей получилось только по окончании смены. Мы дружно прошли в раздевалку, перепрыгивая лужи на полу (крыша у кирпичного цеха не очень сплошной была), помылись под холодным душем (горячую воду летом тут отключали), переоделись из казённых комбезов в цивильную одежду и вышли на свет божий ждать автобуса из этой забытой богом и властями дыры до более-менее цивилизованных мест.

— Какие именно подробности тебя интересуют, Саня? — спросил Михаил.

— Да вываливай всё подряд, разберусь как-нибудь, — хмуро отвечал я.

Из вываленного мне запомнился подробный перечень членов нашей комплексной бригады, распорядок работы на заводе (оказалось между делом, что это последняя первая смена, завтра выходной, а послезавтра выходить во вторую — к половине четвёртого) и что нам обещали в конце трудного пути.

— На этом заводике мы зарабатываем не деньги, хотя их тоже платить обещали, а лимиты на кирпич, который пойдёт на строительство нашего общего дома.

— То есть стройку ещё и не начинали? — уточнил я.

— Да какой там… на месте нашего дома деревья растут — нам, кстати, надо будет их спилить через неделю. У нас и руководители есть со стороны комсомола, там специально сделали такую конторку под названием Молодежное проектно-строительное хозрасчётное объединение, МПСХО сокращённо. Сидят они в одном корпусе строительного института почему-то, в строяке, да…

Тут к нам подбежал ещё один парнишка, я уже успел выучить, что это ещё один МЖК-вец по имени Толик.

— Мне тут бригадирша сказала, что сегодня деньги должны дать за июль, — запыхавшись, отрапортовал он, — поехали в строяк.

Да, вот такая двухступенчатая схема у нас была — работали на заводе, а зарплату получали в этой комсомольской конторе. И на этом месте у меня пробило какой-то блок в мозгах, и я отчётливо вспомнил всё… ну или почти всё. Это ж была история одного моего коллеги по одной из работ… ну бывшего, конечно, коллеги по бывшей работе, он у нас всего-то полгода числился, но водку мы с ним пили не меньше пяти раз. И в процессе одного из распитий он и рассказал мне горестную историю своей жизни, в которой был и МЖК с кирпичным заводом, и Институт радиотехники, и семейная жизнь в коммуналке с Ирой. Закончилась вся его эпопея мягко говоря нехорошо — с квартирой его кинули, зря он два года проишачил на вредном производстве, с женой расстался, в институте тоже всё плохо сложилось. В итоге он всё же сумел подняться и устроиться в наш банк, но потом, насколько я знаю, погиб в страшном ДТП где-то на кольцевой трассе вокруг нашего города.

Ну что же, Саня, сказал я сам себе, теперь всё в твоих руках — работай, чтобы улучшить жизнь… если не всей страны, тут уже похоже ничего не сделаешь, а хотя бы собственную.

— Поехали, — согласился я с предложением Толика, потому что встреча с любимой, но незнакомой женой меня немного пугала — хотелось бы оттянуть, насколько можно, этот момент.

Тут и долгожданный автобус тридцатого маршрута подкатил, ЛИАЗ это был, 667-й по-моему модели, старый, раздолбанный и грязный, как, впрочем, и всё остальное вокруг этого кирпичного заводика. Загрузилось в него всего человек десять по случаю середины рабочего дня.

— Слушай, — спросил я у Миши, когда мы выехали из промзоны в городскую застройку, — а правда что ли, что завод наш имени Цеденбала? Просто слышал сегодня мельком такое его наименование.

— Чистая правда, — подтвердил он, — там какая-то тёмная история была с визитом этого товарища в СССР. До нас он не доехал, но встречал его секретарь ЦК Катушев, он из нашего города. Ну и кто-то как-то подсуетился, в смысле увековечения, вот назвали хоть что-то его именем.

— Понятно… а где это мы едем?

— Проспект Гагарина… до конца доедем, там кольцо будет, а от него до строяка пять минут пешком. Ну ты вспомнил что-нибудь или всё так же? — поинтересовался он.

— Да, что-то проясняется, — не стал разочаровывать его я, — но не до конца. Расскажи ещё про мой институт, если знаешь.

— Тут я не особо в курсе, в другом месте работаю, знаю только, что числился ты там в отделе автоматизации, зарабатывал около 250 рубликов, а ещё в последнее время у вас там зашевелилась частная инициатива и тебя вроде бы звали в малое предприятие, но это неточно.

Поток транспорта, несмотря на рабочее время, был, мягко говоря, невеликим и состоял в основном из общественного и грузового транспорта, легковушек ездило очень мало, а иномарок совсем не было. Просто ни одной, и это было непривычным… Вместо обычной в 21 веке рекламы банков, сотовых операторов и косметических средств по краям дороги стояли щиты с призывами крепить дисциплину, внедрять ускорение технического прогресса и углублять перестройку и новое мЫшление. Пару раз встретились лица товарища Горбачёва и почему-то призывы крепить дружбу народов в нашей многонациональной стране.

— Приехали, — сказал Миша, и мы встали и вышли на площади, где посередине значился памятник великому пролетарскому писателю Максиму Горькому… если вдуматься — кто же ещё может тут стоять, на площади Горького-то.

Толик тоже за нами следом увязался — я так понял, что Миша к нему относился как-то брезгливо, ладно, потом разберусь. А строяк действительно оказался совсем по соседству, два поворота по узким центральным улочкам, и вот он, городской строительный институт собственной персоной. Еще не университет и не академия — мода на такие названия через пару лет придёт.

— А почему наши руководители здесь сидят? — поинтересовался я у Миши, — какая связь МЖК со строяком?

— Вообще-то небольшую связь уловить можно — мы свой дом строим? Строим, точнее собираемся. А здесь учат строителей. А так-то сложно сказать, — ответил мне он, — наверно у райкома комсомола какие-то завязки с ним имеются. Вот и выделили комнату.

Вход в институт никем не охранялся — очень непривычно, глядя из 21 века, когда везде и всюду понаставили турникетов и охранников.

— Сюда, кажется, — пробормотал Миша, сверяясь по бумажке.

— Мы первый раз, что ли, сюда идём? — спросил я, — что ты проверяешься по записанному?

— Ага, — признался он, — раньше всё в райком ходили, ну который на Сусанина. А в июле они сюда съехали. Теперь надо подняться на полэтажа… и спуститься на этаж… направо… налево… еще налево и назад… вот она, 113 комната.

Пройдя таким заковыристым путём, мы остановились перед дверью, никакой таблички на ней не было, поэтому я просто толкнул её внутрь и зашёл, за мной и двое остальных. Внутри были довольно обширное помещение с двумя окнами на Ильинку, куча столов, наваленных горкой в углу, сейф и двое молодых круглолицых граждан, сидевших рядком на подоконнике.

— О, наши бойцы пожаловали, — сказал один из граждан, одетый сплошняком в джинсу, — за деньгами небось?

— Ага, — сразу обозначил нашу цель Миша, — за ними. Нам тут сказали, что зарплату за июль выдают.

Этот разговорчивый товарищ спрыгнул с окна, присел пару раз, очевидно разминая затёкшие ноги, потом так же размял руки и ответил:

— А кто сказал?

Вперёд выступил Толик и разъяснил, что слышал от нашего мастера на заводе.

— Хочу вас расстроить, ребята — нету денег. Должны были вчера выдать в райкоме, но задержали почему-то. Время-то сами знаете, какое…

— Что, совсем ничего нет? — переспросил Миша.

— То есть абсолютно, — отрезал этот хрен.

— Ну позвоните тогда что ли… — это вступил в разговор Толик, — или сообщите как-то, когда деньги появятся… чтоб мы лишний раз не мотались через весь город.

— Обязательно, — улыбнулся обаятельной улыбкой тот, — как только, так сразу.

Мы тем же сложным путём вышли на улицу, и я по дороге начал пытать народ на предмет нашего руководства и размеров оплаты труда.

— Сколько хоть нам платят-то в месяц?

— По-разному, — уклончиво ответил Толик, — у нас же сдельная система. От 150 до 200 где-то выходит.

— А они кто такие-то вообще, эти руководители? И почему нашими деньгами распоряжаются? Причём так коряво? — продолжил я.

— Их райком комсомола назначил, — пожал плечами Миша, — тот, что говорил, это Володя Колин, а тот, что молчал, Коля Володин. А деньги у них стопудово есть, просто они их прокручивают недельку-другую перед тем, как выдать — всё лишняя копейка в карман капает.

— А они ведь ещё и строительством нашего дома должны заниматься по идее, — вспомнил вдруг я, — там они с такой же скоростью работают?

— Да не смеши, — ответил Миша, — там вообще конь не валялся, никто ничего не делает и не собирается. И это при том, что наши конторы… ну где мы работали перед уходом в МЖК, перечислили за каждого в уставной фонд этого МПСХО по 25 тыщ…

Я прикинул в уме, сколько ж это в деньгах 21 века будет, и получилось всяко больше пяти лимонов рублей в ценах 2020 года… немало, однако…

— Надо будет как-то порешать этот вопрос, — задумчиво сказал я, — но не наскоком, подумать придётся… а сейчас что, прощаемся, — и я пожал руку Мише с Толиком.

Толян сразу удалился куда-то вбок, а я напоследок поинтересовался, как отсюда добираться до своей родной улицы Свердлова.

— Так на метро же, — окинул меня непонимающим взглядом Миша, — у нас его в прошлом году прорыли — садишься на Горьковской, вон там, едешь до конца, а на месте разберёшься уже.

Глава 2 — флеш № 1

R1 августа 1990, вечер, город Энск, улица Свердлова

Ветка метро в Энске пока что одна была и шла она от станции Горьковской до Парка культуры, как я узнал из схемы на входе. Из той же схемы было понятно, что ведётся строительство второй ветки с пересадкой на Московской, но когда и как её запустят, было покрыто чёрным мраком. Чтобы пройти на станцию, надо было кинуть пятикопеечную монету в турникет, а если у тебя пятака не имелось, можно было разменять 10, 15 и 20 копеек в автоматах либо в кассу пройти. У меня в кармане нашёлся пятак, и даже не один… заодно уж ревизировал содержимое остальных карманов. Там обнаружилась денежная наличность в количестве двадцати рублей, оранжевый червонец, пятёрка, трояк и два рубля рублями. Плюс мелочь в районе полтинника. Плюс проездной на автобус на август месяц стоимостью 6-50, в метро, к сожалению, он не работал. Плюс пропуск в Институт радиотехники, действительный до 1 января 1991 года. Плюс ключи, пять штук ключей, один, наверно от квартиры, второй от комнаты внутри квартиры, с назначением остальных предстояло ещё разобраться. Плюс две простыни талонов на покупку товаров первой необходимости в августе-сентябре месяцах текущего года — август, как я только что выяснил, только что начался, значит с их отовариванием можно было не торопиться. И ещё у меня имелась в распоряжении сетчатая сумка типа «авоська». И квитанция за ЖКХ на июль месяц в сумме десять рублей с копейками. А больше ничего.

Те самые талончики, здесь явно не все — еще на растительное масло выдавали, на кондитерку, на рыбу-мясо, на мыло, отдельно на туалетное и хозяйственное… на пике, кажется, этого талонного безумия 20 разных товаров распределяли.

Талоны меня заинтересовали. Порывшись в памяти, я вспомнил, что 90-й год это же эпоха тотального дефицита, в магазинах почти ничего не осталось… ну по вменяемым ценам, с наценкой втрое-вчетверо всё можно было достать, только денег у народа хоть и прибавилось, но всё же не вчетверо — кооперативные продукты покупали неохотно. Талоны эти были, очевидно, на меня и на мою дорогую половину — поскольку месяц только начался, все купончики, включая август, на месте были. Отоваривать ведь придётся, со вздохом подумал я, а это дело непростое…

Я вышел из метро на Парке культуры, спросил первого встречного, где здесь Свердловка, оказалось совсем недалеко, и возле дома номер 8 я оказался через пять минут. Но по дороге решил заглянуть в продуктовый магазин, вдруг удастся обменять пару талонов, оттягивавших мне карман, на реальные мат-ценности.

Судя по вывеске, это был «Магазин № 3 Энскпищеторга», а внутри он оказался самым стандартным гастрономом советской эпохи, которые я запомнил из своего детства. Направо располагался хлебный отдел, кондитерка и розлив соков-вод из треугольных конусов, прямо мясо, которого тут не лежало уже лет 10–15, а налево молочка, крупы и алкоголь, отделённый от остальной территории фигурчатой железной решёткой. Ну и две кассы, выбивавшие чеки в отделы. Судя по тому, что народу здесь было чрезвычайно немного и продавщицы скучали за своими пустыми прилавками, ничего дефицитного мне здесь урвать сегодня не суждено, подумал я, но в этот момент слева началась какая-то суета… эге, подумалось мне, что-то видимо собираются выбрасывать в продажу, так что ты, Санечка, не стой столбом, а подсуетись немного…

Через полчаса я стал счастливым обладателем двух бутылок — Русской водки за 9-10 и Советского шампанского за 6-50. Авоська очень пригодилась, хотя ходить вот так по району, выставляя напоказ свои покупки, мне лично показалось не очень правильным. То ли дело нарядный пакет с надписью «Пятёрочка» или какая-нибудь там «Лента», но до этого ещё ой, как далеко. И ещё я с досадой подумал, что денег у меня осталось совсем ничего, пятёрка с мелочью — если зарплату комсомольцы не выдадут, неизвестно, как жить дальше.

94-я квартира в восьмом доме, судя по указателям, оказалась в шестом подъезде, а сам дом, как выяснилось, был серой сталинской громадой о двух крыльях и одной арке посередине, как раз между пятым и моим шестым подъездами. Домофонов в этом времени ещё не придумали, так что внутрь я проник беспрепятственно, потянув тяжёлую скрипучую дверь на себя, поднялся на четвёртый этаж, немного поколебался, звонить ли или самому открыть, и выбрал последнее, подошёл первый из ключей на связке…

Внутри мне открылся длиннейший полутёмный коридор, из которого ответвлялись две комнаты вправо и одна влево, а в самом конце был ход на кухню, судя по запахам жареной картошки и лука. Слева ещё имелась вешалка с зимней одеждой и шапками, а справа на стене на уровне глаз три электросчётчика, видимо, по числу жителей этой коммуналки… такая вот диспозиция. Интересно, в какой же комнате живу я, подумалось мне, и я не смог дать себе ответ на этот вопрос. Ладно, будем работать по обстановке… ещё же ключи на связке же есть, можно проверить, куда они подходят. Но если меня застукают за этим делом в чужой комнате, будет не очень здорово…

Положение спасла девушка, выглянувшая в коридор из средней комнаты. Увидев меня, она скривилась, произнесла «Ну и чего ты там стоишь, как засватанный, заходи», и распахнула пошире дверь, а потом добавила «Опять водяры притащил?». Я посмотрел на свою авоську, потом на девушку и ответил так:

— Ну ты чего, Ирунь, талоны же надо отоварить было, а тут так удачно сложилось — я же не виноват…

— Ты никогда ни в чём не виноват, — с нажимом произнесла она, отступая в комнату, я зашёл вслед за ней.

Даааа, подумал я, обозревая интерьер, значит, так вот я живу в этом времени, даааа… комната была вытянута поперёк коридора, примерно три на пять метров, двустворчатое окно, за ним балкон. Слева кровать типа тахта и шкаф для одежды, с зеркалом, справа холодильник «Ока», тумбочка с телевизором «Чайка», письменный стол и трюмо, тоже с зеркалом. На полу коврики. Небогато, прямо так скажем. Ира села за трюмо, достала какой-то там тюбик с косметикой и начала себя подкрашивать.

— Ты мне всю жизнь испортил, козёл, — сказала она с отвращением, — где мои глаза были, когда за тебя выходила?

— Наверно там же, где и сейчас, — осторожно ответил я.

На лицо она была не сказать, чтобы писаной красавицей, но и не страшной, роста среднего, волосы имела русые, ямочки на щеках, определённый потенциал сексапильности у неё имелся, всё портили только несколько лишних килограмм веса, из-за чего талия была сантиметров на десять больше, чем хотелось бы.

— Я бы поел чего-нибудь, — продолжил я диалог с неожиданной супругой, — после смены жрать очень хочется.

— Я ничего не готовила, — лениво ответила она, — некогда было. Со вчерашнего дня что-то осталось в холодильнике, посмотри… и картошку если будешь жарить, заодно можешь и на меня.

Тэээк, продолжил размышлять я, она ещё и еду готовить не любит, а судя по пыли и грязи, и убираться очень не любит. И она тут же подтвердила мои мысли:

— И убраться надо не забыть в бытовых — сегодня наша очередь уборки начинается. Ты ведь мне поможешь?

Ну хотя бы не все домашние обязанности она на меня переложила, с облегчением подумал я, но всё равно такие расклады, мягко говоря, не очень…

— Хорошо, Ирочка, — не стал нарываться с порога я, поживём-посмотрим, — картошку я пожарю. И убраться помогу, только, может, не сегодня? Завтра у меня выходной, тогда уже…

И с этими словами я вышел на кухню, в одной руке у меня был пакет с картошкой, старой и сморщенной, прошлогодняя наверняка, а в другой — бутылка с подсолнечным маслом, мутная и с осадком, плюс репчатый лук, этот получше смотрелся, чем картошка. На кухне стояло три стола у разных стенок… этот момент я не предусмотрел — знать бы, который из них наш. Помог сосед в майке-алкоголичке, зашедший вслед за мной покурить.

— Здорово, Санёк, — протянул он мне свою лопатообразную ручищу, — картоху решил пожарить?

— Ага, — ответил я, не рискуя никак называть соседа, о нём мои воспоминания молчали, как рыбы, — после смены жрать захотелось.

— Ну давай, шуруй, — уселся он за стол справа (ага, минус одна загадка), доставая коробку сигарет, — а Ирка-то твоя что ж не пожарила?

— Да голова у неё болит с утра, — брякнул я, чтобы отвязаться, и положил картошку с луком на полочку возле мойки.

Теперь надо выбрать один из двух оставшихся столов, начал размышлять я… а пусть сосед поможет ещё раз.

— У меня нож затупился, не одолжишь? — попросил я у него.

— Держи, — и он протянул мне самопальный ножик с наборной пластмассовой ручкой, такое добро во множестве клепали на Заводе, — ножи точить надо иногда.

И он встал и вынул пару ножей из подставки на соседнем столе — эге, вот же наш стол, внутренне улыбнулся я.

— И точно, тупые, как валенки, — констатировал он, сунув ножи обратно, — вчера точильщик в наш двор заходил, обещал ещё раз на неделе появиться — не пропусти.

Более нам говорить было не о чем, так что картошку я пожарил в полном молчании, взял сковородку, подставку в виде разделочной доски, пару вилок, и отнёс всё это добро в свою комнату.

— Готово, — сказал я супруге, — садитесь жрать пожалуйста.

Она скосила глаза на сковородку, но сказать ничего не сказала, а просто села за стол поближе к еде и взяла в руки вилку. Когда мы доедали пожаренное (получилось совсем неплохо), она вдруг вспомнила ещё один момент:

— Да, наша же очередь мусор выбрасывать — отнеси вёдра в машину, будь добр. Она через десять минут должна придти, мусорка эта.

Тут я окончательно встал в тупик — в 21 веке мусор выбрасывали либо в мусоропроводы, либо в большие баки во дворе, причём с раздельным сбором. Никаких машин там даже в помине не существовало… а, ладно, решил я, доев последние ломтики картошки, выйду во двор, разберусь на месте.

Флешфорвард — 15 августа 1990 года, Плиценьциемпс, Латвийская ССР

От автобусной остановки до посёлка идти было недалеко — по сосновой рощице, а потом по белому песку, здесь это называли дюнами. Намучился я с этой логистикой от Риги, сначала от аэропорта до города, потом поиски затерянной автобусной станции, откуда местные колхозники отгружались на запад вдоль Рижского залива, потом выматывающая поездка по тряским латвийским трассам (не верьте тем, кто заливает про идеальные дороги в Прибалтике, врут они, как сивые мерины). Добрался, короче говоря, до места я уже где-то к одиннадцати часам. И сразу начал искать эту грёбаную Зелтини… не спрашивайте, что это и как переводится, всё равно не скажу, но здесь, судя по тому, что помнил остатками своего головного мозга, должен был остановиться на постой Виктор со своей подругой Наташей.

Местные жители это что-то с чем-то, все усиленно делали вид, что русского языка не понимают в принципе. Четвёртый только… точнее четвёртая с некоторым усилием вникла в мои расспросы и ткнула пальцем куда-то вперёд, добавив с характерным акцентом:

— Зелтини там, молодой человек, белый одноэтажный дом с пристроем справа.

Ну и на этом спасибо тебе, неведомая жительница Плиценьциемпса (тьфу, язык сломаешь). Слева открылся вид на Рижский залив — ну ничего так, можно понять Витюню, в центральной России таких видов ты никогда не найдёшь. Пахло хвоей и чем-то солёным от моря, йодом наверно. Так, а вот, похоже, и тот самый Зелтини… вспомнил я неожиданно, что это означает на русском — ювелир, точнее много их, ювелиров… ну может быть оно связано как-то с янтарём, которого тут до хрена и больше. Никого рядом и внутри дома видно не было.

«Zeltini» — обыкновенный сельский дом с печным отоплением и небольшим земельным участком. В нем, а точнее в одной из его комнат (с отдельным входом), Наталия и Виктор на протяжении трех лет проводили летний отпуск

Я подошёл к воротам, постучал специально подвешенным молоточком по железке, но ответом было глухое молчание, если не считать заливистого лая, но это откуда-то по соседству. Ладно, иду внутрь участка, поднимаюсь на крыльцо и громко спрашиваю «Эй, хозяева — дома есть кто-нибудь?». И через полминуты дверь открывается и на меня уставляется чёрненькая красавица с короткой стрижкой.

— Чего орёшь, не в лесу!

— Так не отвечает никто, — говорю я, — тебя наверно Наташей зовут, а мне бы с Виктором поговорить.

— А ты кто такой-то?

— Саня, погоняло Лётчик. Меня Каспарян прислал, дело срочное есть.

— Нету Виктора, на рыбалку уехал.

— И давно?

— С раннего утра и уехал. Скоро вернуться должен, тогда и поговоришь про своё дело.

— А куда уехал, не знаешь случайно?

— Случайно знаю, на соседнее озеро, Ванадзиня называется.

— А какое сегодня число, разве не 14-е?

— Пятнадцатое с утра было, — удивлённо ответила Наташа, — а при чём тут число-то?

Я мысленно хлопнул себя по лбу рукой — перепутал числа, дебил, теперь разруливай ситуацию как можно быстрее.

— А что, Наташа, в этом посёлке мотоциклы у народа имеются?

Глава 3

— Я даже не знаю, — смутилась она, — наверно есть… народ ездит, по крайней мере… но у кого, не могу сказать.

— Плохо, — только и смог ответить я, — попробую поспрашивать. Да, дорога к озеру, это вон она? — и я показал направо.

— Да, — ответила Наташа, — километров десять по асфальту, потом поворот налево на грунтовку. Там указатель должен быть с названием озера.

Ничего я её больше говорить не стал, а развернулся и отправился в деревню искать транспортное средство. Повезло мне в четвёртой по счёту усадьбе, в доме с хорошей черепичной крышей. У хозяина оказался в наличии мопед «Верховина», и даже на ходу, и даже с залитым в бак бензином. Он согласился ссудить мне его на часик-два всего за червонец. Паспорт, правда, тоже взял в залог.

Ещё раз для порядка справился о направлении к озеру … и рванул туда с низкого старта. На часах была уже половина двенадцатого, время поджимает. И тут я понял, что до озера уже не успею добраться в срок, надо что-то другое предпринимать… ну думай, голова, думай, ты для этого и предназначена…

Возвращаемся в 1 августа — город Энск, торжественный вынос мусора

Я взял ведро с кухни, грязное и полное почти что до верху, потом вспомнил, что ещё же ведро должно быть в сортире. И точно, нашлось там оно, наполовину заполненное и лёгкое. Ну а теперь на улицу, дожидаться мусоровоза… из очень далёких окраин памяти я вспомнил, что это за чудище такое и как с ним обращаться.

А во дворе тем временем уже накопилась приличная группа граждан со схожими запросами, у всех в руках или где-то неподалёку имелись помойные вёдра. Я нарываться не стал, а просто встал чуть в отдалении от входа в подъезд и приготовился ждать. Ещё одна комната в нашей коммуналке занимала моё воображение — про дядю Петю я всё понял (кстати, один ли он там живёт или с кем ещё, тоже вопрос), а вот самая ближняя к выходу оставалась неизведанной загадкой…

Пока размышлял о тайнах бытия, ко мне подошла девица довольно вульгарного вида и с ходу заявила:

— Сань, ты чего не здороваешься?

— Извини, задумался, — буркнул в ответ я, — здорово, как жизнь?

Узнать бы ещё, кто это, и как её зовут, подумалось мне.

Язык у моей внезапной собеседницы оказался без костей, поэтому через полминуты выяснилось, что это моя одноклассница и зовут её Зиной, живёт она в соседнем подъезде, и ещёу неё есть брат Витя, и мы втроём частенько зависали на эстраде, коя высилась почерневшими досками между нашим и соседним домом. А ещё туда приходила Верочка, тоже из нашего класса, с которой у меня были какие-то отношения, а потом резко прекратились, когда появилась моя Ира. И ещё кучу информации она на меня вывалила… прямо, как из ведра… из помойного. Ну окей, Зина, я всё понял, Зина…

— Мусорка, кажется, едет, — сказал я, чтобы отвязаться от назойливой подруги.

— Точно, — радостно ответила она, оглянувшись назад, — сегодня она вовремя, это большая редкость.

Это был страшно уродливый ГАЗ-51 с переделанным кузовом, я вспомнил такие артефакты из глубин развитого социализма — мусор в него следовало высыпать в открытый люк сзади, причём крупные вещи можно было засунуть во внутренности через отдельный лючок рядом с кабиной. Крупного у меня ничего не было, поэтому я дождался свое очереди, но немного не успел. Содержимое этого вместилища видимо превысило какие-то неведомые мне нормы, и водитель громко сказал «Ша, все отошли на два метра», после чего врубил механизм уплотнения.

Оно там и уплотнилось на целый метр, при этом на дорогу вылилось пара литров чего-то бурого и неприятно пахнущего. А когда пресс вернулся на свое законное место, мусорщик ничего говорить не стал, а просто отошёл в сторонку. Я вытряхнул оба ведра по очереди, попрощался с Зиночкой и вернулся в свою квартиру. Помыть бы их что ли надо, со вздохом подумал я, обозревая днища своих вёдер, но решил, что и так сойдёт — постелил по половинке газетного листа и поставил их на свои места. Когда мыл руки в ванной (вытирать не стал, непонятно, кому какое полотенце принадлежит), услышал сзади негромкое покашливание. Обернулся — там стояла женщина очень средних лет и очень средней наружности. В бигудях.

Ты гуди-гуди-гуди, пока крутишь бигуди, неожиданно всплыл у меня голове дурацкий припев дурацкой песенки. А бигуди тем временем вошли в ванную, подвинув меня в угол обширным бюстом, и защёлкнули за собой задвижку на двери.

— Что же это ты свою Марусю совсем забыл, Санечка? — сказала она трагическим шёпотом, — не навещаешь, не приголубливаешь? — и при этом она сделала попытку стащить с меня тренировочные штаны.

— Да ты чего! — решительно пресёк я её попытку, — сейчас Ирка выйдет на кухню, она нам обоим устроит приголубливание. И потом, — решил я положить сверху довесок, — меня сегодня на заводе током шандарахнуло, поэтому я некоторое время буду недееспособен… дверь-то открой.

Она с недовольным видом открыла защёлку, встала к умывальнику и сделала вид, что моет руки, а сказала следующее:

— Бедняга. Когда восстановишься, заходи, буду ждать.

— Угу, непременно, — выскочил я из ванной, как ошпаренный.

А сам начал напряжённо размышлять — Маруся эта, Огонёк, наверняка и живёт в третьей комнате нашей коммуналки, спасибо, что хоть это я быстро прояснил. И полотенце понятно стало, какое её и какое наше. На этом плюсы заканчиваются и стартует отрицательный полюс квартирного аккумулятора — вот же какой неразборчивый в женском поле был бывший хозяин моего тела… и супругу подобрал очень редкую, и в любовницах у него какая-то, прости господи, Елену Станиславовну, подругу Ипполит Матвеича…

Ладно, вернёмся к этому вопросу чуть позже, решил я, а сейчас надо бы проведать свою ненаглядную половину. Половина возлежала на кровати и смотрела телевизор.

— Что смотрим? — спросил я чисто для поддержания разговора.

— А ты что, сам не видишь? — скучающим тоном ответила она.

Я присмотрелся к экрану и с удивлением увидел, как Глеб Жеглов с Володей Шараповым беседуют с товарищем Груздевым.

— Ничего себе, — вырвалось у меня, — сегодня начали?

— Да, первую серию показывают. А потом будут Игры доброй воли.

— Тоже неплохо, — согласился я, — я разберу свои бумаги, ладно?

— Чего это вдруг? — подозрительно спросила она.

— Свидетельство о рождении попросили в кадры занести, — быстро соврал я.

— Ну ищи, оно где-то на верхней полочке должно лежать, — и она лениво ткнула пальцем по направлению к шкафу.

Слава богу, не придётся метаться в поисках, подумал я, вытащил с верхней полки шкафа сумку с документами и расположился на столе в углу. Так, первым делом я паспорт свой нашёл и раскрыл — зовут меня, значит, Александр Игоревич Летов, родился я в июле 1962 года в деревне Торбеевка Тамбовской области, это хорошо… отец Летов Игорь Иваныч, мать урождённая Хопрова Лидия Тимофеевна. Прописан я здесь вот, в этой квартире.

Поехали дальше… свидетельство о браке заключено 10 октября 1988 года в городе Энске, девичья фамилия у супруги была Козлова… а ещё козлами других называет. О, есть штатное расписание лаборатории в институт радиотехники Академии наук СССР, где я, очевидно, работал до начала этого 90-го года… это полезная информация, забираем. И записная книжка с кучей фамилий, адресов и телефонов, тоже откладываем, попозже разберемся.

— Ты что-то долго там возишься, Саша, — подала недовольный голос с кровати супруга, — вон же твоё свидетельство, я даже отсюда вижу.

Помолчала бы лучше, зоркая ты моя, чуть было не вырвалось у меня, но удержался, а ответил просто.

— Извини, не сразу заметил, — после чего я собрал всё оставшееся обратно в сумку и задвинул её в шкаф.

А теперь чего, Санечка, теперь тебе предстоит практически первая брачная ночь с новообретённой женой, такие дела… но она, конечно, не сразу настала, эта ночь, сначала мы «Место встречи» досмотрели, потом репортаж с Игр доброй воли, а затем уж в койку улеглись… слава богу, что изделия номер два я нашёл примерно там же, куда документы клал.

Что вам рассказать про секс с Ируней… да лучше ничего не говорить, а просто тяжело и глубоко вздохнуть — бревно бревном, к тому же из всех позиций признаёт только самую простую, к тому же брить промежность её никто не научил… плюс её запах духов меня просто из равновесия выводил. Нет, с этим тоже надо что-то делать и лучше побыстрее…

Глава 4

2 августа, институт радиотехники Академии наук СССР

А утром я кофе сварил из обнаруженного в нашем кухонном столе молотого пакета. На нём значилось, что произведено оно на Владимирском пищекомбинате всего-навсего месяц назад. Запах, правда, был не очень ощутимым, но был… а вкус так и вообще оказался выше всяких ожиданий. Ира удивлённо подняла брови, когда я внес в комнату поднос с двумя чашками и двумя же бутербродами с колбасным сыром.

— Что это на тебя нашло? — спросила она, — раньше ты к готовке и близко не подходил.

— Сам не знаю, — честно ответил я, — просто захотелось. Угощайся, дорогая.

Дорогая немедленно угостилась и сообщила, что всё просто замечательно, а следом вывалила на мою голову огромный пакет неструктурированных данных. Слегка так отфильтровав её базар, я вычленил парочку действительно важных вещей — например, что работала Ируня бухгалтером в заведении со сложной аббревиатурой, что-то со строительством связано. А ещё, что денег у нас на сегодняшнюю дату кот наплакал, меньше сотни осталось, и как жить дальше, она с трудом представляет. Нет, есть ещё сберкнижка с тысячей, доставшаяся от моих родителей, но снимать что-нибудь с неё она не считает нужным.

Заодно и родительский вопрос прояснил — я был круглым сиротой, отец давным-давно умер, мать год назад, а вот тесть с тёщей имелись в полном комплекте, и нам надо бы было их посетить в ближайшие выходные.

— Ты же знаешь, — немного притормозил её я, — у меня сейчас скользящие выходные, вот сегодня, например. Так что тут надо подгадать, когда они совпадут с твоими… и чтобы родители против не были.

— Ладно, решим вопрос в рабочем порядке, — ответила Ирочка, — а с деньгами ты уж придумай что-то, а то зубы на полку скоро положим.

— Зарплату должны на заводе выдать, — нерешительно предположил я, — вот буквально сегодня-завтра. И в институте попробую что-то перехватить.

— Ты уж попробуй, ну а мне пора, — она слегка подкрасилась и сказала мне «адью» на дорожку.

Ну адью, значит адью, ладно, что не арривидерчи… произвёл ревизию финансов — обнаружил в комнате 98 рублей с мелочью. Плюс оставшийся у меня от вчерашних трат червонец. Не густо… Ну что, день у меня сегодня выходной, поедем-ка мы по этому поводу съездим в свой институт. Глядишь, финансовые проблемы как-то порешаем, а, Александр Игоревич? Совершенно с тобой согласен, Александр Игоревич, ответило моё второе я.

Я вытащил из глубин своей памяти, что ехать к институту следует на автобусе 40-го маршрута. Параллельно идёт ускоренный 60-й, тоже сгодится, но у него перерывы в работе большие. Нет, можно и на метро, конечно, но там пересаживаться придётся, к тому же проездной у меня на автобус, а не на метро. Так что включаем режим жёсткой экономии и идём на остановку 40-го.

Слава богу, никого из знакомых я при выходе из квартиры не встретил, вышел через арку на проспект Свердлова и потом наискосок к районному универмагу. По дороге пытался прикинуть, что же такого было в этом 1990 году и конкретно в августе месяце. Вспомнил только, что это была перестройка на самом излёте, СССР остаётся жить год с хвостиком, борьба нанайских президентов Горбачёва и Ельцина входит в решающую фазу. Ещё что? Германия объединится, но это к концу года. Пройдёт парад независимостей союзных республик — Эстония, кажется, первой в этом списке будет, а потом остальные прибалты, молдаване, армяне, киргизы… украинцы с белорусами вроде бы молчат пока. Ещё что? Ирак же заберёт себе Кувейт, и как бы не завтра-послезавтра, но это мне по барабану в общем и целом. Нобелевку Горбачёву дадут, гниде меченой. Стартует эфир радио «Эхо Москвы», выйдет первый выпуск «Поля чудес» ещё не с Якубовичем, а с Листьевым. Введут коммерческий курс рубля, вроде бы 1,8 к доллару, но у спекулянтов он давно в районе 5 держался. И ещё умрёт Витя Цой, поэт, композитор и исполнитель своих песен, обретший невероятную популярность в стране к этому времени.

А вот и долгожданный сороковой автобус, и даже не очень набитый по причине достаточно позднего времени — к началу работы все проехали, а в 10–11 часов ехать уже особенно некому. Грузимся и трогаем…

Через сорок минут я вышел на остановке «Политехнический институт», а тут и до моего радиотеха два шага. Площадка перед входом полупустая, нет ещё в стране автомобильного бума, лет 15 ждать до него. Фойе, доска почёта… о, мы тут приостановимся и изучим лица — пригодится. Из тех, кто значился в моём штатном расписании отдела, я нашёл двоих — начальника, естественно, Гринберга Андрея Наумыча, а ещё завлаба Быстрова Александра Иваныча… лица запомнил. Только дёрнулся к вахте, как был остановлен раздавшимся от окна окриком:

— Лётчик, притормози, дело есть.

Я оглянулся — там на подоконнике сидел парень примерно моих лет и ничем не примечательной наружности. Знать бы ещё, кто это такой…

— Привет, — ответил я, садясь рядом на подоконник, — а что за дело?

— Ты же у нас по электронике спец, хоть временно и не при делах, — продолжил этот хрен, — а мне как раз надо спаять с десяток усилков для видеосигнала.

— Так-так, — сказал я, — давай обсудим, я не против. Что за сигнал, когда надо, какие условия?

— Я тут по случаю пару видиков прикупил, — издалека начал он, — деньги свободные образовались …

— И почём же сейчас видики для народа идут? — перебил его я.

— Вообще-то это коммерческая тайна, но тебе, как родному, скажу — по четыре тыщи… так-то по четыре с половиной, но за малый опт скидку дали.

— Ничего себе, — искренне изумился я, — восемь тыщ это… это сорок моих зарплат, три с лишним года работа. Однако…

— Так овёс-то нынче недёшев, — усмехнулся мой собеседник. — Но это мы отвлеклись. Тема, значится, такая — кабельное телевидение. Для начала в моём доме, там восемь подъездов, триста квартир, если половину хотя бы окучить, неплохие бабки нарисуются.

— Интересно, — призадумался я, вспоминая историю зарождения, стремительного роста и быстрого упадка кабельных каналов. — Восемь подъездов это грубо восемь усилков…

— И один сразу на выходе, итого девять, — поправил меня он. — И кабель придётся протащить по всем этажам, работа несложная, но муторная.

— Согласен, — быстро ответил я, — только денег у тебя, как я понимаю, сейчас нет. Зарплату мне платить нечем будет, верно?

— В корень глядишь… отдам, как только раскрутимся, по стольнику за усилок пойдёт?

— У меня другое предложение — возьми меня в долю лучше. У тебя же юридическое лицо наверняка какое-то образуется, а у него учредители должны быть. Вот мы вдвоём и будем этими учредителями, — быстро протараторил я, чтобы он не успел сдать назад, и так же быстро добавил, — согласен на 33 процента. По рукам?

Он подозрительно посмотрел на меня, потом зачем-то на турникет, потом ответил:

— А вот нахрена ты мне сдался в таком виде, Санёк? Начальные вложения все мои, идея моя, а ты тут при каких делах будешь, поясни? Может, я чего-то не догоняю…

— Вот сам смотри, — так же быстро продолжил я, — надо будет рекламой заниматься и этим… маркетингом. Откуда-то жильцы должны узнать о твоих услугах, верно? А потом репертуар проката надо будет тщательно сбалансировать, чтобы угодить широкой аудитории, а не то разбегутся они к чёртовой матери. А если, не дай боже, мы (хитро ввернул я это мы вместо я) решим ещё что-нибудь включить в программу, кроме Брюса Ли и Греческой смоковницы, я это тоже на себя могу взять.

— Хитёр ты, братец кролик, — усмехнулся он, — считай, что убедил. Только 33 процента это дохера, могу 15 дать. И не с оборота, а с прибыли — стоимость видаков надо будет вычесть.

— 25 и по рукам, — предложил я.

— 20 и по рукам, — выдвинул встречное предложение он.

— Окей, как говорят наши американские друзья, — согласился я, — когда и где начинаем?

— Параметры усилков я тебе завтра-послезавтра выдам… могу домой заехать, я знаю, где эта твоя Свердловка. А там, как спаяешь парочку, протестируем картинку и вперёд.

Тут во входную дверь впорхнула девица весьма откровенного вида, у меня аж челюсть слегка зависла. На ногах у неё были лосины (кто не помнит, что это, смотри картинку) зелёного цвета, далее шла жёлтая, как цыплёнок, блузка и красный платок, повязанный, как бандана. Светофор-стайл. Но самое интересное заключалось в том, что блузка была заправлена в лосины… вот ни разу не видел такого выверта… и все её округлости и впадины ниже пояса были представлены на всеобщее обозрение. Довершало картину лицо с ярко накрашенными губами и ресницами. Женщина со сниженной социальной ответственностью, пришла мне в голову формулировка из будущего. И ещё строчка из песенки в голове закрутилась «Твои зеленые лосины меня сейчас сведут с ума».

Да, это те самые лосины, за рубежом леггинсы — разновидность штанов из эластичных материалов обтягивающего фасона.

— О, Любка идёт, — обрадовался ей собеседник. — Притормози на минутку.

— Привет, Саньки, — сказала она, из чего я сделал логичный вывод, что парнишка тоже Александр, — извини, тороплюсь.

— На пару слов буквально, — не отступил он. — Мы тут с Лётчиком совместное предприятие организуем — пойдёшь к нам бухгалтером?

— Это другое дело, — быстро перешла на деловой тон она, — что за предприятие, чем заниматься будет, сколько бабла положите?

— Кабельное телевидение организуем, я руководитель, Лётчик вот ответственный за техническую часть и маркетинг, а ты, значит, главным бухгалтером будешь.

— И лицом канала, — добавил я.

— Как это? — заинтересовалась она.

— Ну рекламу надо будет давать, может интервью какие придётся в СМИ делать… а если хорошо раскрутимся и сами что-нибудь снимать начнём, будешь ведущей и актрисой.

— А денег пока нет, — твёрдо сказал Саня-2, - надо раскрутиться. А пока я могу тебе пообещать 10 процентов от прибылей.

— А ему сколько дал? — ткнула она пальцем в меня.

— 20, - честно ответил я, — но у меня и фронт работ пошире, одних кабелей сколько протащить предстоит.

— Идёт, — очень быстро ответила она, — маякни мне, когда начинать, а сейчас извините, парни, у меня встреча.

И она быстро проследовала через турникет, не забывая, впрочем, очень выразительно покачивать задницей — в зелёных лосинах это было особенно сексуально.

— Да уж, — сказал, глядя ей вслед, второй Саня, — не девка, а мечта поэта.

— Согласен, — кивнул я головой, — только в смысле компаньона она слегка сомнительна.

— Может быть, посмотрим…

— Ну я пошёл, — поднялся я с подоконника, — жду вводной информации по усилкам.

И я тоже проскочил турникет без задержки, сунув под нос вахтёру своё удостоверение. Теперь надо найти отдел автоматизации научных исследований, в котором я числился, судя по штатному расписанию.

Глава 5

Делом это оказалось непростым, потому что институт этот имел четыре отдельных корпуса, а в каждом корпусе значилось от 4 до 7 этажей. Пришлось спросить у случайного встречного в коридоре, тот указал направление в самый новый корпус, на третий этаж.

— Там в правом углу они и сидят, — сказал случайный встречный, — только сейчас по-моему их почти всех на картошку угнали.

Это радует, подумал я, не придётся с большим количеством народа объясняться. Новый корпус был действительно новым, в углах витала ещё пыль от побелки и остро пахло нитрокраской. Но дойти до своего отдела мне сразу не удалось, по дороге в одном кривом коридорчике перехватил здоровенный, как медведь, мужчина со зверским выражением лица.

— Летов? — спросил он, ухватив меня за рукав, — ты как здесь? Ты же, говорят, на стройку ушёл.

— Так точно, — отрапортовал я, — ушёл. Но на стройке тоже выходные бывают, вот решил посетить альму, так сказать, матер.

Больше всего этот товарищ напоминал одну из масок Аркадия Райкина, вот эту:

Гораздо моложе, конечно, но брови один в один такие же.

— Пойдём поговорим, — ответил он, продолжая держать меня за рукав, — раз уж у тебя выходной нарисовался.

Отчего же не поговорить, подумал я, за базар денег у нас пока не берут. Он завёл меня в свой кабинет, на двери которого висела табличка «Замзав отделением Бугров Валентин Егорович». Ну теперь хоть буду знать, как к нему обращаться.

— Ты, говорят, хороший специалист по электронике, — без предисловий начал он, — так у меня есть к тебе деловое предложение по профилю.

— Слушаю со всем вниманием, Валентин Егорыч, — скромно ответил я.

— Мы тут организуем малое предприятие в рамках нашего отделения, нам остро нужен электронщик. Хороший.

— А что делать-то придётся? — осторожно справился я.

— Блок управления к туннельному микроскопу, раз, — начал загибать он пальцы, — крейт-контроллер КАМАКа для IBM PC, два… и ещё что-то там было… а, сканер мы хотим сделать. Оптику с механикой уже почти довели, а с интерфейсом пока беда. Это три.

— Фронт работ немалый, — заинтересовался я, — а что насчёт оплаты труда?

— Пока больше тысячи положить тебе мы не сможем, — я сглотнул слюну, после сирых и убогих 200 р на заводе тысяча это практически равнялась космосу, — но вот раскрутимся, тогда можешь смело эту сумму в разы увеличивать. Я не тороплю — подумай, время пока есть.

— А что тут думать-то, Валентин Егорыч, — вылетело у меня, как пробка из шампанского, — согласен. Когда приступать? Я могу работать по полдня, когда у нас первая и вторая смена, а после третьей, извините, не выйдет.

— Вот тебе сопроводиловка, — и он начеркал что-то на бланке, — зайдёшь в бухгалтерию, спросишь Клавдию Петровну, она всё оформит и выдаст аванс. Завтра сможешь прийти?

Я скосил глаза на написанное, там в графе «сумма прописью» значилось 500 рублей. А жизнь-то, похоже, налаживается.

— Да, завтра у нас вторая смена, так что с раннего утра и заеду.

— Отлично, познакомлю тебя с коллективом и сразу возьмешься за дело. Засучив рукава.

— Нечего засучивать, — пошутил я, — рубашки сейчас с короткими рукавами носят, август же.

Но он не понял моей шутки и мановением руки отпустил меня на все четыре стороны. Что я немедленно же и исполнил, наконец добравшись до своего затерянного отдела. Возле двери в него стоял и курил у окна одинокий завлаб Александр Иваныч, он тоже мне обрадовался.

— О, Лётчик пришёл? Как работается на кирпичах?

— Отлично, — не стал вдаваться в детали я, — бери больше, кидай дальше…

— Отдыхай, пока летит, — закончил он за меня. — Знаю я такую форму работы. С чем пожаловал?

— Да мимо ехал, — быстро соврал я, — решил заглянуть по старой памяти. Тем более, что у меня сегодня выходной.

— А почему выходной посреди недели? — поинтересовался он.

— Так непрерывка же, кирпичи из сушилки лезут постоянно, нам их надо подхватывать и в печку определять. Так что 4 первые смены-выходной-4 вторые-выходной-4 третьи-отсыпной плюс выходной. Такой вот график. А у вас как тут дела проистекают?

— Потихоньку… — Иваныч выкинул окурок в урну, — половина отдела на сельхозработах, а из оставшихся большая часть в экспедиции.

— И куда экспедиция, если не секрет?

— Не секрет — сначала по Тихому океану, потом по Индийскому, а на закуску к берегам Камчатки прогуляются.

— Здорово, — позавидовал в душе я (хотя с высоты 21 века завидовать тут особо нечему, 50 кажется баксов командировочных и гуляй на все). — А кто остался-то на работе?

— Трое, Шанов, Трошкин и Штейман, можешь пообщаться.

И мы зашли в отдел — Иваныч скрылся в своём кабинете налево, а я двинул направо… но там совсем никого не было, обед что ли у них случился. Своей столовой в нашем институте не было, поэтому все ходили в обкомовскую, и занимало это все два часа. Ну нет, значит нет, не судьба — пообщаюсь позже. А пока у меня в голове созрела ещё одна мысль… набрал номер телефона напарника Мишани, надеюсь, он дома сейчас.

— Алло, — сказала трубка его голосом.

— Привет, Миша, — ответил я, — извини, что беспокою, но тут у меня один вопросик созрел — не подскажешь, кто в райкоме курирует наш МЖК?

— Подскажу конечно, Мишин Геннадий Палыч, можно просто Гена. Второй секретарь райкома.

— Спасибо, заскочу сейчас.

— А что за вопрос-то?

— Потом расскажу, если выгорит, — ответил я и повесил трубку.

Далее я спустился на первый этаж, там у нас вся бухгалтерия обитала. Пришлось подождать под дверью, когда у них обед закончится. Слава богу, в обком они не ходили, с собой всё приносили. Ровно в час дверь распахнулась, и мне оттуда было сказано: «Ну чего топчешься — заходи, раз уж пришёл». Я зашёл и огляделся — на Клавдию Петровну тут что-то никто похож не был, все работницы были молодые и частично даже красивые.

— Я от Валентин-Егорыча, — робко начал я.

— Это значит ко мне, — откликнулась одна сотрудница от окна, молодая, но увы, не слишком красивая, — давай свою бумажку.

Я тут же плюхнулся на стул рядом с её рабочим местом и протянул начертанную начальником сопроводиловку.

— Ты третьим будешь на этой неделе, — лениво сказала Клавдия, черкая что-то в своих бумагах, — Егорыч круто за дело взялся. Пропуск покажи?

Я достал из кармана пропуск и положил его на стол, она очень внимательно изучила его от корки до корки.

— Не забудь продлить в январе, — заметила она, возвращая мне пропуск, — а с этим вот в кассу, туда как раз деньги завезли. В трудовую книжку потом запись внесу, не горит. Ну что, Александр, поздравляю с новой работой — с тебя простава.

Прочие бухгалтерши хихикнули на своих местах, а я взял бланк и скромно ответил, что непременно, в течение недели точно. А сам быстренько покинул эту комнату, не понравилась мне там атмосфера. Касса располагалась на первом же этаже, но в другом корпусе, пришлось выйти во двор и обогнуть завалы из сосудов Дьюара, их почему-то все здесь складировали.

— Пропуск! — первым делом каркнули мне из окошка кассы.

Я пожал плечами и выложил требуемое, после чего очень быстро получил аванс. Почему-то все купюры полтинниками, итого десять зелёненьких штук… надо ж, как на сто-евровые похожи, подумал я, только размером поменьше.

Сроду такими деньгами со мной никто не расплачивался, а тут целых десять штук… сложил их пополам, сунул в карман и вышел из гостеприимного института радиотехники на свет божий. Слава богу, больше никто из бывших знакомых меня не затормозил. Райком комсомола у нас находился неподалёку, на площади Ивана Сусанина, прямо там куда показывала его длинная рука — по этому поводу в народе много шуток ходило. Смело толкнул дверь и тут же нарвался на дежурного, то есть на дежурную, строгую деваху в очках, одетую в классический офисный костюм, белый верх, чёрный низ.

— Вы к кому, молодой человек? — строго вопросила она меня.

— К Мишину я, к Геннадий-Палычу, — ответил я и зачем-то добавил, — по вопросам МЖК.

— Нет его, по делам уехал, — облегчённо сказала деваха, садясь на своё место. — За него Патрикеев по этим вопросам — пойдёшь?

— Наверно нет, — покусал губы я, — лучше уж прямо к главному лицу. Когда он появится-то, Мишин?

— Сегодня уже вряд ли. А завтра с утра должен быть, у него как раз и приём граждан с 9 часов значится.

— Вот завтра с утра я и подскочу. Записываться на приём не надо?

— Нет, у нас всё демократично — в общей очереди посидишь.

— Спасибо, товарищ, — улыбнулся я девице, она хоть и изображала из себя злого цербера, на вид была довольно симпатичной. — Меня кстати Сашей зовут.

— А меня Катей, — буркнула она, — ну пока, Саша.

Доехал я до дому без приключений, отоварил по дороге три талона, на сахар, по коему выдавали шоколадные конфеты, на колбасу (2.90 докторская) и на сигареты (сам-то я не курю, но обменять этот дефицитный товар всегда можно). А вот в нашей коммуналке как-то приключений не удалось избежать. Когда жарил себе яичницу с только что купленной колбасой, на кухню вывалился тощий и весь волосатый гражданин определённо кавказской национальности. Права он начал качать ещё из коридора.

— Ты зачем к Марусе пристаёшь? — спросил он у меня свистящим шёпотом.

— Я? К Марусе?? С чего ты взял??? — ответил я с искренним изумлением.

— Она сама мне сегодня сказала.

Глава 6

Разборки были долгими и муторными, яичница успела остыть к концу. Сама-то Маруся на работе была (надо будет с ней поговорить что ли, подумал я, чего она меня так подставляет, сучара), поэтому обошлось без её привлечения… короче, сумел я как-то убедить этого Вахтанга, что у нас с его подругой ничего нет и не намечается.

— Мне совсем другие женщины нравятся, зёма, — втолковывал я ему, — похудее и повыше… и чтоб с бигудями на голове не ходили.

— То-то я смотрю, — с подозрением возражал мне Вахтанг, — на твою жену — не худая она ни разу.

— Это со временем случилось, — вздохнул я, — а поначалу у неё всё в порядке было…

Разошлись мы с ним, короче говоря, краями, слегка только ободрав краску на бортах. А вечером ещё и с Ируней поддерживать как-то беседу пришлось… я очень быстро выяснил, что ума у неё, как у курицы, даже меньше. И куда Саня-прежний только глядел, что посадил себе на шею такое сокровище? От супружеских обязанностей сумел отбояриться, сказавшись что устал очень…

3 августа. Райком-стройка-происшествие в цеху

Утро началось с того, что в дверь зазвонили условным звонком, вызывающим нашу комнату, это я успел уже выучить, два коротких. Встал, натянул треники, открыл — там стоял парень лет 20 с небольшим и у него в руках был блокнот.

— Ты это, Лётчик, — так начал он свою речь, — завязывай мой телефон разным ханурикам давать. Вот ей-же-ей, последний раз передаю тебе, что они там хотят, дальше посылать буду.

— Хорошо, не буду больше, — хмуро ответил я, совсем ничего не понимая спросонья, — а что передают-то?

— Миша какой-то передал, что сегодня в два часа тебе надо быть на вашей стройке, чего-то там корчевать будете. Всё, я пошёл, — и он развернулся.

— Спасибо тебе (как хоть его зовут-то…) и это, извини за беспокойство.

Так, значит у меня ещё одно дело образовалось, подумал я — с утра в райком надо, потом забежать в институт обещал, чтобы обозначить начало кипучей деятельности, влезать с головой в эти туннельные микроскопы наверно не получится. К двум часам на место нашего будущего дома… деревья там, кажется, надо выпилить будет. А дальше и на завод пора, вторая смена в три-тридцать начинается. Работаем, Санёк, сказал я себе, лучше день потерять, зато потом за час долететь.

Проводил супругу на службу, помахав рукой, выдержал на кухне нравоучительную беседу с дядей Петей (он белорус был, как выяснилось, а жена у него, тетя Галя которая, она натуральная цыганка — ничего себе семейка) и выдвинулся в центр города тем же самым маршрутом, через сороковой автобус… вспомнил анекдот из замшелых советских времён: один товарищ прогулял день на работе, начальник у него спрашивает назавтра, чего это так, а тот отвечает — мол, стоял и ждал сорокового автобуса, тридцать девять проехало, а сорокового так и не дождался.

Итак, райком комсомола, здание где-то начала девятнадцатого века, на углу висит табличка, что здесь, дескать, была гостиница, где в 1833 году останавливался Александр Сергеич Пушкин. Ну привет тебе, тёзка, у меня тоже дела здесь намечаются. Пропустили меня вообще без запинки, просто никого на месте вахтёра не было, забежал на второй этаж, нашёл кабинет второго секретаря, никакого предбанника с секретаршей, рылом, видимо, пока не вышел товарищ Мишин для секретарши. Стучусь, невнятный ответ, захожу.

— Здравствуйте, — говорю, — Геннадий Палыч, я по вопросу МЖК.

— Можно Геной и на ты, — ответил мне невысокий чернявый товарищ в светлом костюме. — Садись и рассказывай, что там у тебя накопилось.

— Я из отряда 90-го года, командир у нас Ванечкин, а меня Сашей зовут, — начал я.

— Аааа, ну вспомнил-вспомнил, — улыбнулся он, — и Ванечкина, и тебя тоже, и какие проблемы в отряде, Саша?

— Страшные и ужасные, — сказал я словами Винни-Пуха, — полгода уже прошло, а ни коня, ни воза не наблюдается.

— Это ты про вашу контору, как её?

— МПСХО, — подсказал я, — про неё, родимую. Они же совсем ничего не делают, эти мпсхо-шники, даже зарплату нашу, которую им завод перечисляет, и ту выдать вовремя не могут.

— Я с ними поговорю, — перешёл на серьёзный тон Гена, — задерживать зарплату это никуда не годится.

— Да тут не в зарплате дело, — с горечью продолжил я, вспомнив историю настоящего Сани, — за полгода можно было бы нулевой цикл закончить и стены уже вести, а как выясняется, там на нашем участке лес густой растёт. Сегодня вот по разнарядке корчевать их будем.

— Да? — удивился Гена, — не знал. Ну допустим, допустим… знаешь, есть такая поговорка — критикуя-предлагай. А то ругаться вы все мастера, а как до дела доходит, никого не сыщешь.

— Пожалуйста, — пожал плечами я, — предлагаю — выгони в шею этих Коль и Володь и поставь начальником меня. А замом еще одного парня из нашего отряда, Мишу Шубина. Мы этот дом за год построим, это раз…

— Что же ты замолчал, — неожиданно развеселился секретарь, — выкладывай и два уже.

— А два заключается в том, что я… мы с Мишей то есть, заработаем гораздо больше денег, чем эти Коли-Володи. Райком же в этом заинтересован, верно?

Гена удивлённо окинул меня взглядом, а потом бросил:

— Коль и Володь я, положим, знаю по предыдущей работе, а вот ты кто такой, чтобы я тебе на слово поверил?

— А ты и не верь, — откликнулся я, — а проверь, как говорил этот, Рейган что ли… для начала введи меня в руководство этой конторой с испытательным сроком каким-нибудь. Пара месяцев допустим. А по итогам этого срока всё видно будет.

— Хорошо, оставь свои координаты и иди, я подумаю, — задумчиво ответил Гена.

Я и пошёл. Солнцем палимый. По дороге попался газетный киоск с небольшой очередью — народ брал Московские новости и Огонёк, не наелся пока разоблачениями. Но каждый второй ещё брал весёлые разноцветные билетики, это что-то новенькое, я такого не помнил. Пригляделся, это оказались билеты мгновенной лотереи, где надо было стереть поле… ну или несколько полей и получить возможность что-то выиграть.

На западе они назывались скретч-картами, от английского слова «царапать». Лохотрон чистой воды — если в обычных форматах лотерей соблюдается хотя бы подобие справедливого распределения выигрышей, то здесь можно было лепить горбатого от всей души. Можно было совсем ни одного крупного выигрыша не напечатать, контроля-то никакого, а мелких, размером в 2–3 цены билета, ровно столько, чтобы обеспечить себе 300 % прибыли. Совсем уж ни одного выигрыша нельзя было сделать — народ просечет фишку и покупать их перестанет.

Хорошо, надо будет запомнить эту примету зарождения эпохи первоначального накопления капитала… а ведь наверняка этим делом занимаются комсомольские работники… и как бы не Гена — надо будет проверить.

Вот небольшая часть из набора мгновенных лотерей 90-х годов.

Институт радиофизики встретил меня не очень приветливо — вахтёр покрутил в руках мой пропуск и сказал, чтоб я зашёл в бюро пропусков, оно же по совместительству первый отдел. Ну делать нечего, заглянул в бюро. Дамочка в окошке также долго вглядывалась в мои документы (вот что там можно изучать битых две минуты?), а далее предложила зайти в соседнюю комнату. Зашёл в соседнюю комнату.

— Фамилия? — грозно спросил меня плюгавенький мужичок из-за стола, явно бывший военный или гэбэшник.

— Летов, — ответил я, — а в чём дело-то, товарищ?

— Дело в том, что ты у нас не числишься в штате с января месяца, дорогой товарищ, — издеваясь, ответил тот.

— Ну да, — простодушно ответил я, — временно работаю на кирпичном заводе. По разнарядке райкома комсомола, отработаю и скоро вернусь на место.

— Наше учреждение режимное, — строго продолжил он, — есть совершенно закрытые сектора. Посторонним людям здесь делать нечего. Так что решим мы твой вопрос очень просто — пропуск у тебя отбирается и чтоб на пушечный выстрел больше сюда не подходил, понял? Пока обратно не устроишься, понял?

— Как не понять, — ответил я, — а можно один телефонный звонок сделать?

— В фойе телефон есть оттуда и делай, — и он махнул рукой на выход.

Позвонил из общедоступного аппарата замдиректору Егорычу, на удивление он на месте оказался.

— Значит, говоришь, пропуск отобрали? — переспросил он меня после моего сбивчивого объяснения.

— Так точно, с мясом выдрали, — подтвердил я.

— Я сейчас решу вопрос, — уверенно заявил Егорыч. — Через пять минут зайди опять в бюро пропусков.

Я честно подождал требуемое время, зашёл и получил в окошке свой пропуск. Сотрудница посмотрела на меня натуральным волком, но сказать ничего не сказала. А далее меня начали вводить в курс того, что мне предстояло сделать в малом предприятии, Егорыч сдал меня с рук на руки еще одному сотруднику, представившемуся Леонидом Карповичем.

— Как хоть оно у вас называется, это малое предприятие? — поинтересовался я у него.

— Очень просто, Радиотехник, — ответил он и продолжил, — туннельный микроскоп, Александр, это вариант сканирующего зондового микроскопа, который измеряет рельеф проводящих поверхностей с очень высоким разрешением.

И потом он произнёс кучу других умных слов, которые я всё равно пропустил мимо ушей.

— Моя-то задача какая будет во всей этой красоте? — справился я, когда он умолк наконец.

— Сделать интерфейс с IBM PC, неужели непонятно?

— А тогда уж и остальные мои задачи обрисуйте кратенько, — попросил я.

Он и обрисовал — из всего этого я уцепился за крейт-контроллер, штука знакомая, в своей прошлой жизни я из с десяток разных вариантов сделал, сработаю и для персоналки. Быстренько договорились, что микроскоп со сканером оставляем на закуску, а контроллер я быстренько сооружу.

— Сколько времени понадобится? — спросил он.

— Ну… — прикинул мысленно я, — неделя на разработку, неделя на пайку, неделя на отладку… через месяц, грубо говоря у вас будет один рабочий экземпляр.

— Годится, — быстро согласился он, — но ты учти, что заказ у нас висит на полсотни штук этих устройств. Так что придётся потрудиться… и учти, что с каждого проданного экземпляра тебе процент будет идти, это чтобы ты работал усерднее.

— И какой же процент вы мне положите?

— Где-то 10–15, точнее Егорыч скажет. А продажная цена, — предвосхитил он мой следующий вопрос, — будет в районе тысячи-полутора.

Я быстро сделал подсчеты в уме (1500х50х15 %=11 тыс с копейками) и сглотнул слюну от волнения…

Глава 7

— А описание писишной шины у вас тут найдётся? — продолжил я, справившись со слюной.

— Ты знаешь, я в электронике не сильно волоку, — ответил этот Карпыч, — можно посмотреть в том шкафу… да сам и поройся, мы туда много макулатуры сгрузили, — и он показал направление, где можно было найти макулатурный шкаф.

Я и порылся, благо время пока терпело — стандарт РС-BUS обнаружился там в самом низу кучи проспектов и мануалов. А рядом и описание шины КАМАКА, я хоть и помнил её в общих чертах, всё равно не помешает. Живём, Саня, сказал я сам себе, жить со стандартами гораздо веселее, чем без них. Потом осмотрел приготовленное для меня место — здесь помимо стола со стулом и паяльной станции имелась ещё и настоящая чертёжная доска с рейсшинами, где они её откопали такую? Крейтов системы КАМАК аж две штуки друг на друге стояло, много не мало, пригодится. Ну и IBM PC, конечно, куда ж теперь без этого добра… не совсем, конечно, IBM, что-то совместимое из стран Юго-Восточной Азии, жёлтой, как сейчас модно говорить, сборки, но для разработок пойдёт. А какие ещё сборки есть, спросите вы? И я вам отвечу — белая, это Штаты, Европа и японцы, а ещё и красная появилась, это в странах соцлагеря… да-да, и такая имеется, в микроскопических, правдах, дозах.

Включил я её, эту писишку, она поморгала и выдала приглашение к вводу данных в виде С:>. Итить же колотить — как давно я не работал в старой доброй MS DOS… это какая ж у неё версия-то? 4.01, локализованная для СССР и стран народной демократии. И Нортон коммандер тут поди имеется… ввел пресловутую команду dir, обнаружил директорию Norton, зашёл туда, запустил незабвенный nc.exe — и вот они, две синенькие, как Чёрное море, панельки с содержимым диска C:. Ещё там и игрушки обнаружились, как же без них — тетрис, диггер, фроггер и (вот сюрприз) Цивилизация версии 1.0 имени товарища Сида Мейера. Это хорошо, время будет, поиграю за товарища Сталина.

Экран «Цивилизации-1» где-то уже в конце игрового времени, все застроено железными дорогами. Дальше только авианосцы и ядерные бомбы.

Карпыч, как оказалось, всё это время у меня за спиной стоял, так по итогам запуска Нортона он высказался так:

— А я смотрю, ты в этом деле тащишь. Поможешь ребятам с наладкой писишек? Завтра как раз новая партия должна придти…

— А… — раскрыл рот я, но он меня опередил.

— Полтинник за каждую подготовленную единицу. Если за день больше 10 штук сделаешь, то повышающий коэффициент 1,2.

— По рукам, — второй раз за полчаса обрадовался я.

А далее я поинтересовался на предмет монтажных плат, разъёмов и проводов, получил всё это, вчерне подготовил лист ватмана А1 (да, нет ещё таких обозначений, сейчас он называется 24-й формат) и даже накидал туда расписания контактов одной шины слева и другой справа… осталась ерунда, соединить их нужным образом через правильные микросхемы. А тут на часах уже натикало время Ч. Пора отправляться на место строительства нашего многострадального МЖК-ского домика.

— Завтра в восемь утра приступаю к выполнению поставленной задачи, — доложил я Карпычу.

— В восемь не надо, — поморщился он, — тут к девяти народ и то не приходит. Новых писишек, кстати, завтра точно не будет, на следующей неделе ожидаются.

— Понял, — поймал я его посыл на лету, — завтра в девять заступлю. Разрешите идти?

— А куда ты собрался-то? — чисто для галочки справился Карпыч.

— Так на завод же, я же там кирпичи в три смены делаю, — не стал я вдаваться в подробности.

— Рабочий класс, значит, — улыбнулся он.

— Ну не совсем, но где-то рядом, — ответно улыбнулся я и отбыл из института.

Строить наш дом, как мне ещё позавчера объяснил Миша, должны были на берегу великой русской реки в квартале старинной застройки 19 века. Дыра там образовалась между домами номер восемь и десять по Окской набережной, на месте этой дыры и должен был появиться четырёхэтажный 16-квартирный домик с номером девять. Не с половиной, а просто…

Место это было глухое и малолюдное, несмотря на то, что до центральной площади, где обком стоял, тут всего-то пять минут на машине либо двадцать пешком. Когда-то давно оно называлось Благовещенской слободой по имени близ расположенного одноимённого монастыря, а в советские годы всё это переименовали от греха. Наши ребята уже пришли и прогуливались по набережной в ожидании команды от руководства — Мишу с Толиком я сразу распознал, а вот ещё двух я представлял довольно смутно.

— Здорово, пацаны, — поздоровался я сразу со всеми. — Как живёте, как можете?

— Живём хорошо, — откликнулся Миша, — можем похуже.

— А чего ждём? Работу надо сработать, да и дело с концом.

— Колин с Володиным должны приехать, фронт работ обозначить и инструменты выдать, — пояснил Толик, — а пока сидим и курим.

Сели все рядом на парапет, закурили (по такому случаю я тоже сигарету в рот взял, хотя не курил вообще никогда), поговорили… между делом выяснилось, что двоих оставшихся ребят зовут Серёга и Витёк.

— А чего нашего старшего-то нет? — спросил я.

— Ванечкина что ли? Так он никогда на такие мероприятия не ходит — он же руководитель, вот и водит руками, — пояснил Миша.

Делать было нечего, поэтому Сергей с Витей занялись довольно странным занятием — я прислушался, они с жаром спорили, сколько кирпичей уйдёт на наш дом и когда мы их столько сделаем на своём заводе. Чертили прутиками на земле схематичные разрезы, считали длину и высоту стен и умножали на толщину, получалось что-то в районе миллиона штук. Я не выдержал и вмешался.

— Неправильно вы толщину считаете, ребята.

— Это почему? — спросил Витёк.

— Потому что внешние стены не в два кирпича будут вести, а в два с половиной, такой строительный стандарт для керамблоков.

— А ты-то откуда это знаешь?

— Сосед строитель, он и рассказал, — соврал я.

Они начали пересчёт, но не успели, прибыл один из Коль-Володь на грузовом ЗИЛе.

— Так, ребятишки, — немедленно начал руководить он, — разбираем лопаты, пилы и топоры и вычищаем этот вот участочек до состояния голой поляны.

И он показал на это пустое место, которое нам отводилось — там росла чахлая рощица, в основном из сорного американского клёна. Но и пара берёзок имела место.

— Я дальше поехал, — продолжил он, — через час вернусь, чтобы всё готово было. Я на этом же ЗИЛе вас и на завод могу подбросить потом.

И он быстро испарился вместе с ЗИЛом, как будто никого здесь и не стояло.

Я тут же взял одноручную пилу типа «ножовка» и смело вошёл в эту рощицу. Остальные за мной двинулись.

— Эх, раззудись рука, размахнись плечо, — вспомнил я забытое школьное стихотворение.

— Наоборот, — поправил меня Миша, — раззуживаться плечо должно, а размахиваться рука.

— Ну неважно, — ответил я, — главное всё это добро вырубить нахрен.

Клёны были не особенно взрослыми, самый толстый ствол в пять-шесть сантиметров, а так и вообще в два-три, поэтому напилил я их целую кучу буквально за десять минут.

— А куда их оттаскивать, начальник не сказал?

— Не сказал… — отозвался Толик, — поэтому оставляем всё здесь… наверно на том же ЗИЛе и увезём.

Дошло дело и до берёз — им тоже было максимум по десять-пятнадцать лет, я, было, приготовил для них своё орудие производства, но рука как-то не поднялась.

— Может, пересадим? — предложил я.

— Давай попробуем, — отозвался Миша, и мы в четыре руки выкопали яму вокруг первой берёзы.

А потом осторожно теми же лопатами подрубили корни, отходящие в горизонтальной плоскости. Дерево удалось оторвать от земли довольно быстро.

— И куда его? Думаешь, приживётся? — задали сразу два вопроса Серега с Витькой.

— Вон туда, через дорогу, — указал я на голое место возле реки, — а не приживётся, значит, судьба у него такая.

Когда тащили дерево к месту высадки, нам навстречу попалась старушка во всём чёрном… если бы Благовещенский монастырь работал, я бы решил, что она оттуда идёт, но закрыт и заколочен был этот монастырь уже много лет.

— Ироды! — провозгласила она, потрясся в воздухе своей клюкой, — пошто деревья сгубили?

— Так ведь дом же будем тут строить, бабушка, — ответил я.

— Не будем вам тут никакого дома, охальники, — уже пониженным тоном сказала она, — так и помрёте в своих конурах коммунальных.

И поплелась дальше к виднеющемуся вдали Казанскому вокзалу… бывшему вокзалу, сейчас там одни развалины от него. А мы выкопали яму и воткнули в неё берёзу.

— Мочевины бы, конечно, сюда не помешало, — сказал Миша, — или нитрофоски. И полить бы…

— Мочевину мы вряд ли найдём, — возразил я, — а воды в реке целое море, тару только найти надо.

Витёк вызвался найти тару, а мы повторить весь процесс со второй берёзой. Всего-то минут сорок прошло, а дело было сделано.

— Как говорят умные люди, — сказал Миша, доставая пачку Стюардессы, — глаза боятся, а руки делают.

— Хуже, если наоборот, — ответил я, принимая от него сигарету.

Коля (или Володя, путаюсь я в них) прикатил на своём грузовике ровно в обозначенное время.

— Молодцы, — сказал он нам, оглядев рабочее пространство, — выношу вам благодарность.

— Благодарность на хлеб не намажешь, — буркнул я, глядя в сторону.

— Ты что-то сказал? — осведомился тот.

— Я говорю, куда напиленное-тодевать? — уточнил я.

— В кузов кидайте и сами залезайте, вам пора на смену ехать.

Перекидали и залезли. Потом битый час тряслись через весь город по пробкам… да, время хотя и советское было, пробки таки имели место, но состояли они, в отличие от сегодняшних, из грузового транспорта и Икарусов. А вот и наш «Керамзит», так завод назывался в официальных бумагах, народ же говорил «Керама».

— Старая добрая Керама, — сказал Миша, с отвращением взирая на покрытые красной пылью ворота… да здесь и вообще всё было в этой пыли.

— Что старая, согласен, — ответил ему я, — а вот насчёт её доброты возможны разные мнения.

Коля из самосвала помахал нам рукой и умчался подальше от этого гиблого места, а мы поплелись в свой садочный цех через второй ящичный и первый формовочный. Можно было и по улице туда пройти, огибая прочие цеха, но там слишком уж много было битого кирпича, поэтому народ предпочитал более длинный, но удобный путь, как просветил меня по дороге Миша.

— А чего это менты тут шарятся? — спросил Витёк, указывая на двух товарищей в серо-мышиной форме.

— А я знаю? — пожал плечами Миша, — сейчас дойдём до раздевалки, предыдущая смена всё и расскажет.

Типичные советские милиционеры за работой, эти из Набережных Челнов

И точно — предыдущая смена, состоящая из химиков в основном, охотно поделилась с нами всей накопленной информацией.

— Прикинь, зёма, — сказал Вова Репин по прозвищу Репа, — в формовке одного перца в замешивающий барабан засунули.

— Это который здоровый такой, он глину с песком замешивает? — переспросил Миша.

— Ага, в него самого. Его и замесило вместе с глиной и песком. А потом выдавило прессом и нарезало на кирпичи.

Я передёрнул плечами, представив себе эту неприглядную картинку.

— А что за перец-то? — спросил Витёк.

— Из вашего МЖК кто-то… Игорьком его вроде звали…

— И как он в барабан попал?

— Или сам свалился или помогли… менты сейчас это выясняют… они и вас опрашивать будут, стопудово будут — вы же из одного отряда.

Лично я этого Игорька в упор не помнил, а вот все остальные сильно погрустнели, видно знали его хорошо. Далее мы переоделись в местную уродливую униформу и вышли на свои рабочие места, к двум снижателям, где нас уже ждали пустые вагонки и полные четырёхэтажные тележки. Но к работе сразу приступить не удалось, пришлось отвечать на вопросы следователя…

Глава 8

Сначала выдернули Витьку (лицо у него, между нами, было типичным для деревенского алкаша), а я воспользовался моментом, чтобы восполнить пробелы в памяти.

— Слышь, Мишаня, — толкнул я напарника в бок, — рассказал бы про этого Игорька-то. А то я совсем не в курсах.

— Опять провалы в памяти? — чисто для галочки осведомился он, но моего ответа ждать не стал, а тут же продолжил, — фамилия у него Азаров, он из параллельного МЖК-ского отряда, соседний район их сюда направил. Работают они в соседнем цехе, в формовке… ну иногда и нам помогают, а мы им, но это всего раза три было. В том отряде тоже 12 бойцов, Игорь там чуть ли не за главного был. Парень нормальный, общались мы с ним немного, живёт… жил то есть где-то в Калининском районе возле озера… а больше и сказать про него нечего.

— Они ведь начнут пытать, с кем у него были неприязненные отношения, — направил я мысли Миши в нужную сторону, — надо что-то отвечать, чтоб наши показания совпали.

— Да не знаю я про это… хотя видел один раз, как он с Васькой лаялся.

— С каким Васькой?

— Это из химиков… фамилии убей не знаю, длинный такой и всегда с ухмылкой ходит.

— Ладно, так вместе и скажем про Ваську, — угрюмо согласился я.

Прибежал бригадир, сегодня в виде исключения это была не баба Юля, а товарищ Сидоров, у которого за глаза все поголовно заменяли первую букву фамилии на «П».

— Чего сидим? Время идёт — встали и погнали! — начал разоряться он, — план кто выполнять будет?

— Так менты же… милиция то есть, — возразил ему Миша, — следственные действия проводят.

— Вот когда тебя позовут, тогда и поучаствуешь в следственных действиях, а сейчас быстро встал на разгрузку!

Мы и встали с правой стороны от снижателя. Сегодня у нас сплошная облицовка из сушилки лезла — это такой же по формату керамблок, как обычный, но без рубчиков. На внешний контур зданий предназначался. Её и выкладывать надо было по-своему, на ребро, не 306 штук в пирамидке выходило, а 284. И ещё пардон за подробность, но из-за каких-то специфических добавок в глину она пахла, извиняюсь, дерьмом… как будто рота солдат облегчилась в цеху. Я всё это не помнил, конечно, Миша просветил.

Не успели закончить первую пирамидку, как вернулся Витёк и выдернули меня. Отошел к столику мастера, там на табуретке сидел усталый и взмокший милицейский капитан.

— Фамилия-имя-отчество? — понуро спросил он меня, я ответил.

— Давно здесь трудишься?

— С января.

— Убитого хорошо знал?

— А кого убили? — на всякий случай решил уточнить я во избежание.

— Будто не знаешь, — буркнул капитан, — Игоря Азарова.

— Ааа, этого… чтобы хорошо, не могу сказать, так… общались раз десять в общей сложности… мы же из разных отрядов-то.

— Конфликты у него с кем-нибудь были? — продолжил спрашивать капитан.

— Не видел… — осторожно ответил я, — мы же всё-таки и в разных цехах трудимся. Домой только вместе ездили после смены… один раз он ругался с Васькой из нашего цеха.

— Что за Васька, как фамилия? — оживился тот.

— Фамилии убей не знаю, можете у мастера спросить — длинный и ухмыляется всегда. Сегодня его нет.

— Ты барабан этот видел, куда Азаров упал? — перепрыгнул зачем-то на другую тему капитан.

— Мимо много раз проходил, а чтобы подробно изучить и наверх подниматься, это нет…

— А кто-нибудь из твоей смены поднимался и изучал?

— Вряд ли… во время работы не до того, план надо делать. А после смены быстрей домой хочется — ни разу не видел изучающих.

— Ладно, подпишись здесь вот и иди пока, — милостиво разрешил капитан, — и позови Шубина.

Я подписался и позвал Мишаню, тот уныло поплёлся на допрос, даже не спросив у меня ничего. А я продолжил сборку очередной пирамидки облицовочки. Капитан, наконец, убрался из нашего цеха, а мы во время очередного перекура обсудили наболевшие вопросы.

— Он к бутылке часто прикладывался, я сам видел, — вспомнил этот момент Витёк, — по пьяни наверно и свалился туда.

— Да чё ты буровишь, — вступился за него Миша, — ни разу его пьяным не видел. И это… ты видел сам барабан-то?

— Ну видел…

— Там случайно свалиться никак нельзя, там бортик по грудь примерно. Это надо табуретку подставлять или за трубу сверху цепляться, тогда перелезешь. Точно ему помог кто-то.

Но тут раздался истошный крик из угла нашего цеха — все встали и двинулись по направлению к кричавшему. Откуда-то сбоку набежал мастер Сидоров и опередил нас.

— Тэээк, — сказал он, оглядев невесёлую картину.

Там сошла с рельсов и рассыпалась тележка, которую пытался вытащить из сушилки один из наших отрядников, Дима-Димон. Пара-тройка керамблоков упала и придавила левую ногу Димона, а весил каждый из них около пяти кило. Кирпичи мы конечно убрали и оттащили Диму от покачивающейся тележки.

— Перелом? — вслух подумал Сидоров, поднимая димину штанину. — Нет, кажись ушиб всего-навсего. Ходить сможешь?

— Не знаю, — признался тот, попытался встать, но тут же рухнул обратно на пол.

— Я знаю, что это такое, — вылез на передний план Миша, — это называется внутримышечная гематома. Страшного ничего нет, но болеть будет месяц, если не два. Помогает кетонал, можно таблетками, можно уколами.

— Тогда так сделаем, — начал распоряжаться Сидоров, — ты, Дима, полежи вон на той скамейке, ты, Мишаня, если такой умный, беги в аптеку за этим кетоналом, как выйдешь за ворота, направо метров двести, она у нас до семи работает. А ты, Санёк, встаешь на трамвайчик вместо Димы. Врача пока не будем звать, хватит на сегодня несчастных случаев. Остальные грузят вагонки. В темпе, время поджимает.

Я пожал плечами и двинулся в сторону этого так называемого трамвайчика. Это было устройство, двигающееся по рельсам, перпендикулярным основным, по которым вагонки в печь загоняли. Питание на них подавалось с контактного провода сверху, действительно на трамвай похоже. На них грузили маленькие тележки из сушилок и подгоняли садчикам — насколько я успел понять за эти два дня в новом мире, работа тяжёлая и муторная. И травмоопасная вдобавок. Потренькал звоночком, был здесь и такой инструмент, и поехал вытаскивать тележки из сушилки…

Это вот цех формовки, если кому-то интересно…

Тележки из сушилки надо было вытаскивать не как вздумается, а по строгому алгоритму, который мне сообщил тот же Сидоров — две из левой половины, так называемого полублока, две из правой. Причём следует строго отслеживать, не выперла ли какая очередь слишком далеко вперёд, грозя свалиться на рельсы, эти в первую очередь надо было растаскивать. И при этом надо обеспечивать бесперебойную подачу тележек для разгрузки, а это, на минуточку три снижателя… но сегодня только два функционировало, и то ладно. И при этом надо было по возможности убирать битый кирпич и керамзитовую крошку со всех подъездных путей. И ещё не следовало касаться всех токопроводящих поверхностей трамвая только в рукавицах, а то разное бывает, туманно пояснил Сидоров.

А я почесал в затылке и принялся выполнять производственную программу… как белка в колесе, сразу же пришло мне на ум сравнение. Нет, садчиком-то гораздо проще и ненапряжнее. А тут и время обеда подошло.

— Сегодня талоны на месяц выдавать будут, — сообщил мне Миша, когда мы двинулись в сторону заводской столовки.

— А что за талоны? — поинтересовался я.

— На молоко же, — пояснил он, — у нас же вредное производство, полагается бесплатное молоко, чтоб вредность компенсировать, — и, опередив мой следующий вопрос, тут же пояснил, — один талон на рабочий день полагается, за месяц 23 штук, на талон дают два пакета молока либо стакан сметаны.

— Пакета? — переспросил я, — какие сейчас пакеты?

— Обычные, треугольные…

Ага, вспомнил я про это чудо советской торговли — треугольные пирамидки красно-синей расцветки. Они ещё и проливались частенько.

Вот такая красота в развеселых тетраэдрах в магазинах продавалась

В столовой было пустынно и чисто, только что прибрались, похоже. Получили талончики у специальной тётеньки в углу и сразу и прошли к раздатку.

— Вот чем мне вторая смена нравится, — сказал Миша, набирая салатов и вторых блюд на поднос, — так это пустой столовкой… а ещё, что начальство домой уходит после семи вечера, никто не будет орать под руку.

— И ещё, что домой поздно приходишь, — добавил семейный Витёк, — дети с женой спят уже, никто по ушам ездить не будет.

— А часто у вас такие форс-мажоры случаются? — спросил я у Миши, когда мы сели за стол (итого за обед я выложил 95 копеек, недорого, на талон взял сметану).

— Какие форс-мажоры? — не понял он.

— Ну это обстоятельства такие… — начал пояснять я, — непреодолимой силы… ураган там или наводнение или революция. Несчастные случаи тоже входят в перечень.

— Понял, — отозвался Миша, наворачивая котлету с картофельным пюре, — нет, нечасто, за полгода второй раз.

— А первый когда и как случился?

— Это в первую нашу неделю — на керамзитовом участке одного мужика в пресс затянуло. Руку по локоть ему отрезали в конце концов.

— Мда… — только и смог ответить я, — надо бы побыстрее расплеваться с этим долбанным Керамзитом.

— Это ты ещё про дерматит наверно забыл, — ехидно добавил Миша.

— И что я про него забыл?

— Он тут у каждого первого случается, от керамической пыли. Кожа сначала чешется, потом шелушится, потом красными пятнами идёт. Проходит почти у всех через месяц где-то, но некоторым не везёт. И конъюнктивит ещё бывает…

— Это я знаю, что такое, можешь не объяснять, — ответил я, заканчивая со сметаной, — было у меня когда-то такое. Ну тем более ноги надо отсюда делать и как можно быстрее. А то мы тут как рабы на галерах.

— Есть какой-то план? — с интересом спросил Миша, — а то ведь по разнарядке райкома мы тут до декабря следующего года обязаны лямку тянуть.

— Уж чего-чего, а план у меня есть, — отвечал я, — даже два плана. Слушай, если интересно…

Глава 9

Мы встали, убрали подносы на ленту грязной посуды, и по дороге на свои рабочие места я кратенько живописал ему текущую международную обстановку… ну как я её понимал… и пути выхода из кризиса… как они мне представлялись.

— Понимаешь, Миша, в чём дело… ситуация в стране очень напряжённая, на вулкане практически сидим. Вполне может произойти самое невероятное.

— Это что, например? — угрюмо спросил он.

— Например революция, в 17 году же она случилась и даже две штуки подряд, почему сейчас это невозможно?

— И что дальше? — так же угрюмо поинтересовался он, — записываться в большевики и брать Зимний по второму разу?

— В Зимнем сейчас музей, так что он нах никому не нужен, — осадил я его, — я к чему этот разговор-то затеял? Совсем не для глобальных выводов, мы с тобой для этого рылом не вышли.

— А для чего тогда?

— А для того тогда, что надо больше о своей шкуре заботиться, тогда и глобальные проблемы возможно мимо пройдут… ну не совсем мимо, но хотя бы по касательной.

— Переходи уже к нашим шкурам, — попросил Миша, — а то я после шести вагоночек облицовки не очень быстро соображаю.

— Перехожу, — откликнулся я на его просьбу, — охотно. Сегодня с утра у меня был разговорчик со вторым секретарём райкома.

— Это поэтому ты про него вчера спрашивал? И о чём говорили?

— Да, именно. А говорили о недостаточно продуктивной деятельности МПСХО вообще и его руководителей, всех этих Коль с Володями в частности. Стороны, как говорят в газетах, обменялись мнениями и подписали совместное коммюнике по итогам встречи.

— А попроще можно?

— Можно — я предложил Гене убрать Коль с Володями, ни хрена ведь не делают ребята, только мешаются под ногами, и поставить в начальники нас с тобой.

— А он что?

— А он сказал, что подумает насчёт компромиссного варианта — Колю не убирать, а назначить нас временными его заместителями. На пару месяцев. Если хорошо покажу… покажем себя, тогда будем решать вопрос радикально. А на нет и суда нет, ни районного, ни арбитражного, ни даже военно-полевого.

— А меня ты спросил хочу ли я этого назначения?

— Вот сейчас спрашиваю, лучше поздно, чем рано…

— Ну допустим хочу. Тогда уж расскажи и дальнейшие свои планы. Они ведь у тебя есть?

— Конечно. Первое — построить наш дом самое большее за год.

— А почему за год?

— Потому что через год наше государство развалится и мы все окажемся у разбитого корыта, полного наших родных керамблоков.

— Откуда такая уверенность?

— Можешь просто на слово поверить.

— Дом у тебя на первое, кажется, был — а что на второе?

— Хозрасчётная деятельность. В названии нашей конторы есть же такое слово?

— Ну есть, — согласился Миша.

— Вот и будем ей заниматься — райком кровно заинтересован в получении как можно большей прибыли, вот мы ему прибыль и обеспечим.

— А это как, например?

— Две темы у меня уже на мази — кабельное телевидение и электроника. Попробуем перетащить их в МПСХО, там налоги меньше. А если точно, то совсем никаких нет.

— А я где в этой схеме значусь?

— Моим заместителем ты здесь значишься. И потом, ты же конструктор, кажется, по образованию. А от конструктора до электронщика один шаг. Если совсем не въедешь, будешь обеспечивать население кабелями для кабельного телевидения. Оплата более, чем достойная.

— Постой-постой, — уцепился за какую-то свою мысль Миша, — а как же завод этот? Мы одновременно две такие работы не потянем.

— Бежать надо отсюда, Мишаня, — сообщил я ему, когда мы уже прибыли в садочный цех, — бегом бежать. Кроме дерматита с конъюнктивитом здесь ничего словить не удастся. А лимиты на кирпичи, которые мы тут якобы зарабатываем, растворятся в воздухе через год самое большее.

Он взял паузу на подумать, а оседлал свой трамвайчик, потренькал звоночком и помчался в угол цеха, где тележки грозили уже сползти на рельсовый путь…

Пятью днями позже, тот же город, тот же завод, тот же институт

А ничего примечательного за всю вторую смену и не случилось. Утром малое предприятие имени замдиректора Бугрова, в обед обкомовская столовая, с половины четвёртого вторая смена. Крейт-контроллер я придумал и нарисовал за два дня, вспомнились былые навыки, как будто книжка с подсказками перед глазами открылась. Теперь заканчиваю пайку и приступаю к отладке — надо будет освежить ещё основы ассемблера для писишек, когда-то наизусть все команды знал и даже солидные программули строчил.

На заводе тоже как-то всё как вошло в наезженную колею, так никуда из неё и не выезжало. Единственное что слегка выбивалось из стандартного, так это соцсоревнование с параллельной бригадой, которое придумал семейный Витёк.

— А чего бы, парни, — как-то сказал он нам во время перекура, — нам не выгнать по восемь вагонок на рыло? Или даже двенадцать. Бабла нарубим.

— Так это только на один месяц, — осадил его пыл я, — а дальше нормы увеличат и будем мы горбатить за те же деньги, но вдвое больше.

— Да не, — возражал он, — не может этого быть. Не пойдут они на это.

Короче говоря, общим голосованием бригады (6 за, мы с Мишей против, Дима воздержался) решили посоревноваться. Выгоняем теперь не по 24 вагонки (4 садчика х 6 телег), а по 30–35, как получится. Оба наших мастера нарадоваться на наши показатели не могут, но вот начальник цеха, есть здесь и такой, суровый мужчина с лицом цвета плохо обожжённого керамблока, тот ходит хмурый и неприветливый мимо нас. А параллельная бригада, целиком состоящая из химиков-условников, почесала в затылках и тоже начала перевыполнять встречный план. Пока идём голова к голове.

Райкомовский босс никак о себе знать не давал за эти дни, видимо пока не придумал ничего. Начались подвижки в кабельных вопросах — Саня-второй достал комплектующие и кабеля и я уже пару раз зависал у него на квартире на предмет усилителей. Как быстро выяснилось, одними усилками там дело не обошлось, нужен был как минимум один декодер ПАЛ-СЕКАМ, видики же все в ПАЛе сигнал выдают. И еще опционально трансформатор дециметрового диапазона в метры — не все ящики у населения сейчас имеют дециметровые блоки, а отсекать такую нишу нам с Саней показалось расточительным. Так что здесь работы ещё минимум на пару недель, потом начнём кабеля тащить и рекламу давать. Сексуальную девочку Любу мы пока не привлекали, но пообщался я с ней не один раз… закадрить её не удалось, если вдруг спросите про это. И лосины навыпуск она больше не надевала.

Видеомагнитофон ВМ-12 и цветной телевизор Темп Ц-280. 1991 год

А что там у тебя с супругой, спросите вы, это ж самое интересное. Ну раз интересно, слушайте — ровно всё у меня с Ируней, хотя держусь из последних сил. С частотой примерно раз в два дня она ещё и истерики устраивает, только этого для полного счастья мне не хватает. По самым ничтожным поводам. К родителям её мы сходили, как же… там вообще дурдом полный. Теща держит тестя в суровых таких ежовых рукавицах, рот ему не даёт открыть. Ну и меня тоже попыталась построить, как новобранца на плацу, и кормила голубцами, кои я с детства не переношу. Нет, бежать надо отсюда, большими скачками, так же, как и с Керамзита, не сваришь с ними обоими каши. Даже быстрорастворимую не сваришь.

Ну и со строительством дома как обстоят дела… а никак они не обстоят. Выдача лопат и пил видимо полностью исчерпала творческий потенциал руководства МПСХО, больше от них никаких сигналов не поступало. Ладно хоть зарплату за июль, наконец, выдали. Пересчитал я эти 145 рублей и 38 копеек и горько усмехнулся — за что здоровье-то гробим, братья и сёстры?

А сегодня у нас третья смена начинается, а это, как говорят знающие люди, ад и Израиль в одном лице. И еще 12 казней египетских. Я-то ничего про эти ночные смены не помню, так что придётся заново эту науку проходить. По причине позднего времени начала смены (половина двенадцатого ночи) завод обеспечивал доставку работников из отдалённых районов города.

— Не позднее одиннадцати ты должен стоять на остановке «Донецкая», — инструктировал меня Миша, — мы мимо будем проезжать на ПАЗике, подберём тебя. Если опоздаешь, то либо на такси добирайся, либо прогул запишут.

— Ясно, — вздохнул я, — буду стоять на Донецкой, как штык перед травой.

— Может, как лист? — поправил меня начитанный Миша.

— Там видно будет, — не стал спорить я, — а если автобус сломается?

— Значит твоё счастье, — ответил Миша. — Тогда ждешь до полдвенадцатого и спокойно едешь спать домой.

— На чём? — спросил я, — в полдвенадцатого ничего уже не ходит.

— Пешочком прогуляешься — сколько тебе до дома от Донецкой?

— Понял, — угрюмо подтвердил я.

Автобус приехал вовремя, сука такая. А далее начался этот самый ад с Израилем в одном флаконе…

Глава 10 — флеш № 2

Началось всё с того, что пришла моя очередь становиться на толкатель. Что это за зверь такой, спросите вы? И я, подавив в душе невидимые слёзы, отвечу — агрегат это на рельсах, которые с противоположной стороны от нашего цеха. Да, на границе с формовочным. Ребятишки из этого смежного цеха подбрасывают нам тележки с сырым кирпичом, а задача толкательного работника (я сразу в уме окрестил его пуш-мэном) задвинуть эти тележки в сушилку и протолкнуть на пяток метров вглубь. Для этого пуш-мэн подгоняет толкатель к нужной секции (всего их по 25 в каждой половине, называемой почему-то здесь полублоком) и жмет кнопочку «Пуск». Из толкателя гидравлическим приводом выдвигается штанга, этакий фаллический символ всего кирпичного производства, и проталкивает всю колбасу, содержащуюся в сушилке, на несколько метров дальше. Всё, один цикл закончен, едем к следующему отверстию. И так всю смену.

Работа не сказать, чтобы утомительная, но чертовски нудная и монотонная, а если это в ночную смену происходит, то ещё и спать смертельно хочется. Меня поставили на правый полублок, Мишу на левый, и мы начали производственный процесс.

Это вот современный толкатель, а у нас был весь старый и ржавый

Формовка, как ни странно, работала без остановок — так-то у неё постоянно что-то ломалось, и тогда можно было посидеть и покурить, а тут нет, толкай и толкай эти несчастные телеги. Путь до границы цеха и назад с толкателем на привязи занимал примерно 40–45 минут, таким образом, мы с Мишей встречались в центре зала с частотой раз в школьный урок. До обеда… хотя какой обед ночью-то — до перерыва… я как-то продержался на остатках выпитого перед уходом кофе. Столовая, естественно, закрыта была в это время, так что перекусывали мы чем бог послал. В смысле жёны собрали, ну или матери, у кого жён не было. Я ещё и бутылочку Пепси-колы по дороге прикупил, это один из немногих товаров, которые сейчас свободно лежали в продаже — консервы из морской капусты, турецкий незаваривающийся чай в жёлтеньких упаковках да вот эта сине-белая Пепси… а нет, хлеб ещё.

— Йээх, жисть моя жестянка, — сказал, приступая к приёму пищу, весёлый Витька.

— На болото намекаешь? — спросил его я.

— Ага, — ответил Витёк, — в болоте мы сидим, бойцы, по уши, и как оттуда выбраться, хер его знает.

— Надо сделать миллион кирпичей, — вступил в разговор Роберт, еще один наш молчаливый напарник, — тогда всё будет чики-пуки.

Ну да, как же, невесело усмехнулся я про себя, будет просто пуки, без чики. Но вслух ничего не высказал, ну его. А после обеда по неписанному керамзитовому закону мастер (сегодня это был Сидоров) дал нам поспать примерно час. Миша меня предупредил, что это засада — лучше не спать, а походить туда-сюда, но я не внял его предупреждениям и завалился на лежанку возле печки, подстелив фуфайку под голову.

Вот после того, как Сидоров растолкал нас, оно всё и началось… спать хотелось смертельно, а надо было ходить за толкателем и загонять тележки в сушилку. Хорошо понял жертв тридцать седьмого года — их же там в НКВД тоже бессонницей пытали. Чтобы не свалиться и не уснуть прямо под толкателем, начал сочинять в уме разные стишата про Керамзит и всё окружающее. А когда в очередной раз встретил Мишу в пролёте между двух полублоков, выдал ему сочинённое по мотивам песни Исаковского:

Снова вымерло все до рассвета,

Цех не вздрогнет, не крикнет Ильич (это отчество нашего мастера Сидорова),

Только слышно, как садчики где-то

Одиноко пыряют кирпич (слово «пырять» здесь почему-то употреблялось вместо «класть»).

Миша удивлённо это выслушал, ничего не сказал, но при следующей встрече ответил мне вполне достойной лермонтовской строфой:

Выхожу один я к полублоку,

Ночь тиха, кирпичный след блестит,

Кнопка «Пуск» сияет где-то сбоку

И толкатель с прессом говорит.

Спать как-то резко расхотелось, и я сочинил ещё и переделку, на этот раз маршаковского стиха:

Роберт-Боберт-воробей

Скушал 40 кирпичей,

Съел вагонку и снижатель,

И закинул в рот толкатель,

А потом и говорит

У меня живот болит.

Ну тут Миша ждать нового толкательного цикла не стал и тут же ответил мне словами известной песенки:

В час, когда мне бесконечно одиноко,

Я пойду почищу пару полублоков.

И накаркал — прибежал мастер Сидоров с криками, что в сушилке завал случился, стоп-машина, будем разбираться с этим делом… вы никогда не лазили внутрь кирпичной сушилки? Подозреваю, что нет, а мне вот пришлось. Сушка в ней, для справки, производится не просто горячим воздухом, а горячим воздухом с разными добавками, аргона в частности и ещё чего-то. Всё абсолютно безвредно для здоровья, уверил нас Сидоров и сам первым нырнул в зияющую дыру…

Разобрали мы завал примерно за час, надышался я там всякого и твёрдо для себя решил, что эта неделя для меня последняя на Керамзите. Если райкомовский секретарь ничего не родит, просто свалю отсюда — здоровье дороже.

Утром с большим трудом добрался до своего дивана и, не отвечая на многочисленные вопросы Ирочки, рухнул туда и отрубился.

Флешфорвард-2. 15 августа, где между Слокой и Талси в Латвии

Итак, на часах у нас половина двенадцатого, Витя должен въехать в автобус через… через сорок-пятьдесят минут. Ловить его на неведомых озёрах это не вариант. Во-первых, их здесь явно не одно, которое с рыбой, а во-вторых, он уже сматывает удочки и назад собирается, можно разминуться на грунтовках, которых тут наверняка тоже много. Значит что, с натугой начала соображать моя голова…. а то, Саня-Лётчик, что место встречи, как сказал Владимир Семёныч, изменить нельзя. Это тридцать пятый километр шоссе от Слоки до Талси, да-да, оно самое, где я сейчас еду. Что это за километровый столбик промелькнул справа? Ага, номер тридцать два.

Значит будем работать с Икарусом. Я добрался и до нужного километра шоссе, вокруг шумел сосновый лес, пахло хвоей и какой-то сыростью. В другое время я порадовался бы такому целебному воздуху, но сейчас не до этого было. Итак, что мы имеем в условиях задачи, спросил я сам себя? А имеем мы вот эту речушку с хлипким мостиком, именно на этом мосту и должно произойти столкновение. Да это даже и не мост никакой, просто бетонная труба, в которую речку убрали, а сверху по паре столбиков стоит, чисто для обозначения водной преграды.

Вот, собственно, оно, это место.

Икарус, надо понимать, поедет оттуда же, откуда и я приехал — он же из аэропорта будет возвращаться, а аэропорт у меня сзади остался. Вот мы его и притормозим, созрел у меня в голове такой план. Что же ты замолчала, голова — давай уже вываливай и детали плана. Голова напряглась и выдала примерно следующее.

Звать шофёра Янисом Фибигсом, ему 45 лет, утром он получил автобус после ремонта, отвёз туристов из Юрмалы в аэропорт и сейчас возвращается на свою базу в Талси. Пустой совсем идёт. Цой вылетит вон из-за того поворота… не очень крутой, надо признать, поворотик, но стоящий на обочине дом заслоняет обзор, так что вперёд видно максимум на пятьдесят метров.

Что там случится у Вити на этом крутом повороте, хер его знает, товарищ майор, но в Икарус он влетит на скорости больше сотни. Так, спросил я у головы — а почему не затормозить его самого, Витю с его синим Москвичом? Зачем автобус?

А я тебе отвечу, сказала голова, немного подумав — у Вити сейчас толпа поклонников и поклонниц, готовых разорвать его на сувениры, он может подумать, что это один из этой толпы домогается до него и не остановится. С Икарусом надёжнее. Тем более, что ехал водитель всю дорогу один, скучно, а тут какое-то развлечение.

Хорошо, утвердил план я, как будем тормозить автобус? Просто рукой помахаем? Нет, отвечала голова, это ненадёжно, надо что-то более существенное придумать. Ну думай. Думай сам, грубо ответила голова, а я переутомилась и пошла отдыхать.

И так всегда, вздохнул я… ну чего, тогда имитируем дорожно-транспортное происшествие что ли — уж по такому-то поводу любой остановится, а не только Янис Фибигс. Я отъехал от мостика метров триста, нашёл на обочине подходящую ямку и закатил туда свой мопед рулём вниз, так что заднее колесо повисло в воздухе. Чего-то не хватает, подумал я… а потом подцепил рукой грязь, налипшую на цепь, и размазал её у себя на лбу. Кровь бы ещё имитировать, но как? Ага, так у меня же ножичек в кармане есть — аккуратно надрезал кожу на левой руке и вымазал одну щёку в красный цвет. Теперь годится, ждём Икаруса, а пока спрячемся за сосну, чтобы не среагировали те, кому не нужно реагировать.

Автубус я издалека заметил — это был, естественно, не тот жёлтый вариант, который городской был и по всем городам Союза катался, а туристический, красный. Я сымитировал тяжёлое душевное расстройство, вылез из-за дерева, встал на одно колено и замахал рукой в вертикальной плоскости. Икарус затормозил и остановился, немного прокатив вперёд.

— Кас нотика? — спросил меня шофёр, спрыгнув на землю. — Палидзетс?

Я мысленно перевёл это с латышского — что случилось, помочь надо?

— Не понимаю латышский, — тихо сказал я, — вынесло на обочину, вон мотоцикл торчит.

— Не повезло тебе, парень, — перешёл он на русский. — У меня аптечка есть, сейчас перевяжем и я тебя в больницу отвезу.

Он полез обратно в кабину, но в этот самый момент из-за крутого поворота вылетел на всех газах синий Москвич, его занесло вправо, но он сумел выровняться. А далее его юзом понесло на тот самый мостик, он сшиб один столбик и рухнул в речку.

— Бежим, — крикнул я Янису, — человека спасать надо!

Глава 11

И я припустил во весь опор, водитель последовал за мной, но не так резво. Триста метров мы одолели меньше, чем за минуту, я от непривычки задыхаться начал. Москвич торчал носом вниз в воде, передняя дверь была распахнута, а водитель лежал на берегу лицом вниз.

— Слушай, — крикнул я назад, — ты давай автобус сюда подгоняй, а я ему искусственное дыхание делать буду.

Янис послушался и повернул назад, а я быстро спустился к реке… заметил краем глаза, что от дома, который тут неподалёку стоял и который заслонял обзор при повороте, отделилась какая-то фигура и в быстром темпе начала перемещаться сюда. Рывком перевернул водителя на спину и аж обомлел — это был совсем даже и не Виктор Цой, а вообще неизвестно кто. Блондин европейской наружности, Caucasian, как сказали бы американцы.

— Ты кто? — спросил я у него, похлопав по щекам. — Говорить можешь?

— Валдис Калниньш, — хрипло ответил он.

— А Витя где? Это ж не твой Москвич?

— А ты из милиции? — продолжил хрипеть он.

— Почти, — ушёл я от прямого ответа, — дружинник. Где Виктор, мать твою?

— Он на озере остался, — выдавил этот перец.

— На каком, твою мать? — повысил голос я, одновременно подкатил Икарус и подбежал человек с хутора, это оказалась женщина средних лет.

— На Васкарисе, — наконец выдавил нужную информацию он и отрубился.

— Грузим его в автобус, — начал распоряжаться я, — ничего страшного с ним не случилось, ничего не сломано, просто сотрясение мозга и шок. И ты везёшь его в больницу, — ткнул я пальцем в Яниса. — А я еду туда, откуда он явился, там ещё один товарищ в помощи нуждается.

Тут наконец подала голос жительница с хутора, с чудовищным прибалтийским акцентом:

— Надо милицию вызвать, — сказала она.

— Точно, — подхватил эту тему я, — телефон у вас тут где-то есть?

— На соседнем хуторе есть, километр отсюда.

— Вот и займись этим. А я вернусь сюда через полчаса-час, как раз к приезду милиции.

И я помог Янису затащить водителя Москвича в салон, а потом рванул к своему мопеду. Тот удивлённо спросил, как же я поеду после своей-то аварии, я отмахнулся — как-нибудь.

— Да, где тут озеро Васкарис? — вспомнил я о цели своей поездки.

— Примерно 7 километров по трассе, потом налево на грунтовку, там указатель будет, — ответила хуторянка.

Ну спасибо тебе, подумал я, надо будет спросить хотя бы, как её зовут. А сам рванул по трассе дальше. Пусто на ней было, невзирая на середину рабочего дня, пара грузовиков встретилась во встречном направлении, да чёрная Волга меня обогнала (местное начальство наверно едет), это весь трафик. А, вот и указатель, на латышском Vaskaris, но всё и так ясно. Совсем недалеко от дороги оно было и совсем маленькое, сотня метров в поперечнике, даже меньше.

Я затормозил на берегу и начал оглядываться — где же здесь, блин, самое удобное место для рыбалки и где же здесь, сука, мог затаиться Витя. Ничего не определил, поэтому решил взяться с другого конца — со следов Москвича… в паре мест здесь было сыро, так что отпечатки москвичевских протекторов были хорошо видны. Вот отсюда он въехал… а тут разворачивался назад… и потом по кругу погнал между берегом и орешником, который тут рос в изобилии.

— Следопыт, — усмехнулась отдохнувшая голова, — прямо Гойко Митич и Дерсу Узала в одном флаконе.

— Не мешай, — прикрикнул я на неё, — или лучше помоги, если уж помолчать не можешь.

— Да не вопрос, Саня, — ответила она, — вон там он рыбу ловил, на противоположном берегу, там самое удобное место — берег твёрдый и глубина сразу начинается.

— А не врёшь? — чисто для галочки справился я, но голова не прореагировала на этот риторический вопрос.

На том берегу, куда указала голова, действительно были видны следы недавнего пребывания человека — трава была вытоптана, на земле валялись какие-то бумажки. Расширил зону поиска и осмотрел всё вокруг этого места в радиусе сотни метров… и вы будете смеяться, но нашёл я его. Витя лежал на усыпанной сосновыми иголками земле, привалившись к дереву, и часто дышал. Голова у него была разбита, по лбу текла кровь.

— Ты кто? — спросил он тихо, увидев меня.

— Саня-лётчик, — просто ответил я, — а ты кто?

— Неужели не узнаёшь?

— Артист что ли? — начал бутафорить я. — Вроде видел тебя по ящику.

— Музыкант, — ещё тише ответил он, — помоги мне.

И он разжал руку, зажимающую бок — я увидел там кровь… много крови… кровищу, короче говоря.

— Огнестрел? — быстро уточнил я и, не дожидаясь ответа, продолжил, — терпи, сейчас мопед подкачу.

И я побежал к тому месту, где оставил своё средство передвижения. Заняла эта беготня у меня не больше двух минут, но когда я вернулся, то увидел, что Витя полностью отрубился.

— Эй, так не пойдёт, — начал я хлопать его по щекам, — ты ещё до трассы должен продержаться, а потом уже отрубайся.

Витя внял моим понуканиям, открыл глаза и с моей помощью с трудом устроился на заднем сиденье мопеда. И даже очень крепко вцепился в мою куртку. Допрыгали в общем мы до торной дороги Слока-Талси за какие-то пять минут, но здесь уже Виктор не выдержал и начал сползать на правый бок.

— Всё, стоп-машина, — сказал я сам себе, укладывая его на обочину. — Ловим попутку, а ты продержись ещё немного, браток. Скоро всё кончится.

— Ты как меня нашёл-то? — из последних сил выдал такой вопрос он.

— По следам Москвича, браток, как пионерский следопыт, — не стал вдаваться в глубокие подробности я.

Как назло, никто тут не ехал ни в одном направлении, тоже мне трасса… битых десять минут прошло, прежде чем появился белый жигулёнок-копейка. Я выскочил на середину дороги для надёжности и замахал обеими руками — тот встал, как вкопанный, из-за руля вышла достаточно молодая и привлекательная латышка.

— Помогите, — с места в карьер заорал я, — человек умирает, надо его в больницу.

— Где? — испуганно начала озираться она.

— Да вот же, — подбежал я к Цою, — бери за вторую руку.

Она без слов помогла переместить Витю на заднее сиденье, я сел вперёд и мы погнали. Очень быстро оказались в достаточно крупном населённом пункте, на въезде на двух языках было написано, что это Талси.

— Больница там, в центре, — показала она рукой, выруливая на узеньких улочках, — а это ведь Цой, правильно?

— Правильно, — подтвердил я, — меня Сашей зовут, кстати.

— А меня Лайма, — ответила она.

— Вайкуле? — щёлкнуло у меня вдруг в мозгу.

— Точно.

— То-то я смотрю лицо знакомое…

— Приехали, — ответила она, тормозя у приёмного покоя.

Я кинулся внутрь, объяснил ситуацию в двух словах — врачи тут, хотя и прибалтийские были, но дело своё знали туго. Тут же прибежали двое санитаров с каталкой и Цоя увезли куда-то вглубь. А меня притормозил дежурный врач.

— Рана огнестрельная, мы обязаны вызвать милицию, — сообщил он мне, — задержитесь немного.

— Куда ж я денусь, — вздохнул я и вышел на улицу.

— Я тут мент… то есть милиционеров остаюсь дожидаться, а вы…ты то есть, можешь ехать. Спасибо за помощь.

— А я никуда не тороплюсь, — медленно ответила Лайма, — тем более, что такое приключение один раз в жизни случается.

— Ну хорошо, подождём вместе, — предложил я, и мы сели рядом на лавочку под развесистым дубом. — Как жизнь, Лайма?

— Неплохо, — ответила она и тут же перевела стрелки на другую тему, — а ты как вместе с Цоем оказался?

А действительно, как, задумался я… пора легенду сочинять, чтоб в неё поверили все, включая ментов.

— Я из Энска, работаю там в бригаде МЖК… знаешь, что это?

— Слышала, — лениво ответила она, — ты не останавливайся.

— На днях меня выбрали в штаб городского МЖК, и первое моё задание, это попытаться найти поддержку у влиятельных людей, а то у нас дела совсем плохо идут, либо совсем не строится ничего, либо очень медленно. В масштабе страны влиятельных, которые могут придать новый импульс нашему движению — а кто у нас сейчас такие люди? Правильно, рок-музыканты. Вот меня и снарядили в рок-турне — Цой-Кинчев-Бутусов-Шевчук-Гребенщиков. Чтобы не терять времени, отправился сначала туда, куда Витя отдыхать уехал, а тут вот какие дела…

— Интересная история, — Лайма тем не менее посмотрела на меня с большим сомнением, — вон мент… то есть милиционеры приехали, сейчас всё им это и расскажешь.

— Да, а ты-то как на этом шоссе оказалась? — задал я таки ей вопросик на дорожку.

— Очень просто, Саша, живу я здесь неподалёку, ездила в Юрмалу по делам.

Глава 12

Возвращаемся в город Энск на неделю назад

Комсомольский секретарь Гена позвонил, когда наши третьи смены уже заканчивались. Мише причём позвонил, телефон-то только у него был. Он и сообщил мне это, уже когда мы в ночном автобусе ехали.

— Завтра утром сразу после смены и двинем туда, — сказал я, выслушав его речь. — Как раз к девяти будем на Сусанина.

— А я тоже там нужен? — довольно напряжённо ответил он, — может ты сам со всем этим разберёшься?

— Нужен, Миша, нужен, — уверенно возразил я, — один человек это просто проситель, а двое уже коллектив, как учат товарищи Маркс и Энгельс. А с коллективом разговаривают совсем не так, как с отдельно взятой личностью. Так что можешь просто молча посидеть и в нужных местах покивать головой.

— Ну ладно, уговорил, — всё равно с солидным сомнением согласился он. — Покиваю… как я понял, Коли с Володями тоже приглашены… ну может один из них кто-то. Так что спокойным этот разговор вряд ли получится.

— Чего заранее загадывать, — отвечал я, — когда будут бить, будем плакать, а пока нас норма в 6 вагоночек облицовочки ждёт.

— Восемь, — уточнил Миша, — мы же встречный план перевыполняем.

— Ну восемь, значит восемь, — не стал спорить я. — Хотя бред собачий это перевыполнение на мой взгляд.

На толкатель, слава тебе господи, нас не отрядили, работали мы в этот раз обычными садчиками. И ничего примечательного в эту смену не произошло, если, конечно, не считать визита Кольки-обжигальщика. Оказывается стык в стык с нашим цехом здесь имелся и ещё один, без названия, но со своей печкой. Там делали товары народного потребления, как то — керамические горшки, чайники, вазы, чашки, тарелки и тому подобную дребедень жутких форм и расцветок. Занимался всем этим один-единственный работник, которого по фамилии никто не называл, просто Колька-обжигальщик и всё тут. Он почему-то прямо ко мне подошёл во время первого перекура.

— Слышь, Лётчик, — отвёл он меня в сторонку, — у тебя там ещё спиртяги не завалялось?

Я ничего не понял, но на всякий случай поддакнул:

— Пошукаем, Коля, пошукаем.

— Я тогда тебе могу большую вазу авансом выдать.

— Что за ваза? — заинтересовался я.

— Пошли покажу.

И он отвёл меня в свои закрома, отпер большой металлический шкаф и указал на огромную напольную вазу, метр в высоту, не меньше, в традиционных керамблоковых тонах, от бледно-коричневого до тёмно-коричневого.

— Круто, — восхитился я. — Пусть она пока здесь постоит, когда спирт принесу, тогда и обменяемся.

— Замётано, — быстро согласился он, — только ты не разбавляй его, лучше чистым.

— Понял, принесу чистяк, — согласился я и вернулся к своей бригаде.

Здесь Миша объяснил, наконец, мне, в чём тут дело. Оказалось, что все наши МЖК-цы меняли горшки с чайниками на стандартную магазинную водку, а я один приносил спирт-ректификат со своей работы, чем заслужил почёт и уважение от обжигальщика Кольки.

— Вазу эту напольную у насвсе хотели поиметь, но он их придерживает, строгий учёт, говорит, за ними и контроль. Так что считай, что тебе крупно повезло.

— И что я буду делать с этой вазой? — спросил я.

— Не придумаешь, мне отдашь, — разрешил мои сомнения Миша, и мы приступили к очередной вагонке облицовки.

Примерно такой была та ваза, только посветлее и с двумя ручками по бокам.

В перерыв я последовал умным советам Мишани и не стал укладываться спать, а вместо этого погулял по цеху — он у нас необъятный, пока дойдёшь от одной крайней точки, где вагонки выкатывают из печей на разгрузку, до другой, смежной с формовкой и керамзитом, добрых полчаса пройдёт. Поэтому вторая половина смены протекла без особенных напрягов. Даже и спать не хотелось… нет, вру конечно, хотелось, но не смертельно. Выкатили мы не по восемь, а только по семь с половиной телег на работника, но мастер баба Юля и этому рада была.

А утром на первом автобусе тридцатого маршрута мы с Мишей отправились в город навстречу новым приключениям.

— А если мы с Володями таким вот образом отношения испортим? — пытал меня по дороге Миша.

— Тебе чего больше надо? — хмуро возражал я, — дом построить или хорошие отношения с Володями сохранить?

— Дом конечно, — отвечал он. — Но и отношения тоже не последнее дело.

— Ну тогда прекращай истерику… да, и ещё что-то тебе надо делать… — я почесал в затылке, — а, не забывай кивать в нужных местах. И тогда всё будет хорошо.

Ну или плохо, мысленно добавил я, тут уж одно из двух. А на входе в райком нас ждала та самая комсомолка Катя, которая не пускала меня неделю назад.

— О, Катюша, — обрадовался я знакомому лицу, — как жизнь молодая?

— Вы к Геннадию Палычу? — проигнорировала она мой вопрос.

— Так точно, — взял под козырёк я. — Нас в руководство кооптируют.

— Проходите, второй этаж, кабинет 13.

— Спасибо, начальник, — повторно взял я под козырёк, — за доброту и душевную щедрость.

Однако номер комнаты у нашего секретаря тот ещё, подумал я. Обычно это число пропускают при нумерации. Ну да ладно, будем надеяться, что после кирпичного завода нам уже никакие приметы не страшны. Постучались, зашли — Миша оказался кругом прав, там уже сидели, развалясь, на креслах оба наших любимых руководителя, слева длинный и тощий Коля Володин, справа низенький и с пролысиной Володя Колин. А по центру Гена-крокодил, само собой…

— Садитесь, бойцы, — указал секретарь нам на стулья возле приставного столика. — Поговорим, так сказать, в тесном кругу единомышленников.

В тамбовских лесах твои единомышленники бегают, мысленно вздохнул я, но сказал вполне нейтральную фразу:

— Конечно поговорим — с хорошими людьми всегда приятно пообщаться.

— Ты чего, зёма, — с места в карьер начал длинный Коля, — нас подсидеть задумал?

— А ты как думал, зёма? — ответил я ему в том же тоне, — что ты всю жизнь в этом тёплом кресле просидишь, ни хрена не делая?

— Стоп-стоп, — притормозил его Гена-секретарь, — давайте для начала лучше сосредоточимся на чём-то позитивном.

Все погрузились в раздумья, пытаясь, видимо, выловить хоть какой-то позитив в море разливанного негатива, окружавшего нас со всех сторон. Видимо, никто ничего не позитивного не обнаружил, поэтому продолжил всё тот же Гена.

— Наши старшие товарищи, Николай, — сказал он, обращаясь к длинному руководителю, — высказывают некоторое недоумение относительно хода строительства новых домов в МЖК.

— И что это за товарищи? — тут же переспросил низенький Володя.

— Я тебе потом объясню, — отмахнулся от несущественного вопроса Гена и тут же продолжил. — И есть мнение…

Тут он обвёл всех нас проницательным взглядом и выдал довольно длительную паузу, чтобы мы прониклись, наверно.

— Есть мнение, — повторил он, — что необходимы некоторые организационные выводы.

— Да нормально всё строится, — не выдержал Коля, — вот только на днях площадку от насаждений очистили.

— А ещё что за последний месяц, например, сделано в этом направлении? — не выдержал я.

— А ещё… — тут Коля погрузился в раздумья и микрофон у него перехватил Володя, — а ещё мы провели переговоры с новым проектировщиком и двумя потенциальными застройщиками.

— И каковы результаты этих переговоров? — спросил секретарь.

— На следующей неделе снова встречаемся, — буркнул Володя.

— Договорились продолжать договариваться, — вставил ему шпильку я. — За полгода-то можно было хотя бы остановиться на чём-то конкретном.

— С такими условиями, как у вас, остановишься, — зло бросил Коля, — застройщику всего две квартиры отводятся, разбежались они работать за эту ерунду.

— Стоп, — опять остановил дискуссию Гена, — короче говоря, транслирую руководящие указания вышестоящих товарищей, — и он многозначительно поднял глаза к потолку. — Бойцы Летов и ээээ…

— Шубин, — помог я ему.

— Да, и Шубин вводятся в районный штаб МЖК с одновременным занятием должностей старшего инженера по капстроительству и инженера по технике безопасности в МПСХО. Бумаги оформим в рабочем порядке, а вы все можете приступать к выполнению своих обязанностей. Все свободны… да, а ты, Летов, останься.

Я и остался, шепнул только Мише, чтоб подождал где-нибудь в приёмной.

— Так, — передвинул бумаги на своём столе секретарь, — Александр — поясни-ка ты мне, друг любезный, свои слова насчёт зарабатывания денег.

— Запросто, — я пересел на кресло поближе к столу секретаря и начал. — Сам знаешь, какие сейчас времена на дворе… переходные. А это что значит?

— И что это значит?

— А то, что старые законы уже не действуют, а новые ещё не работают или их просто не сочинили. Что даёт широкий простор инициативе и творчеству народных масс.

— Круто задвинул, — улыбнулся Гена.

— Если по-простому, то можно очень неплохо подняться и заработать приличные бабки.

— Теориями я по горло сыт, — перебил он меня, — давай уже конкретику.

— Запросто, — повторил я. — Есть такая тема, называется «кабельное телевидение». Доставка народонаселению желаемого им телевизионного контента. Один знакомый только-только разворачивается с этим делом, могу перетащить его в МПСХО.

— Мелковато, — поморщился Гена, — какие там деньги?

— Не скажи, — ответил я, — червонец, а то полтора с квартиры в месяц, можно охватить для начала какой-нибудь микрорайон с парой тысяч квартир, это уже будет 20–30 тысяч в месяц. И это не говоря уже о том, что там не только популярные фильмы гонять можно будет, а и что-то своё задвигать, а это и реклама, и влияние, и имидж.

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался Гена, — а поподробнее?

— Видеокамеры у нас пока нет, но достать её несложно — а там снимай и выдавай в эфир всё, что посчитаешь нужным. А дальше придут рекламодатели, надеюсь, а это дополнительные очень неплохие деньги. Плюс можно же и самим себя рекламировать.

— Интересно, — вслух подумал секретарь. — А ещё что можешь предложить?

— Мгновенные лотереи, — вылетело у меня само собой. — Видел, наверно, в киосках такие штучки?

— Это сложно, — возразил Гена, — там лицензии поди какие-то оформлять придётся, с торговлей договариваться…

— Всё решаемо, я узнавал… агрегат для печатания такого добра немцы продают, если не новый, а б/у, совсем недорого. На лицензии уже год, как все наплевали, а торговлю я на себя могу взять. Примерный доход, как я прикидывал, будет начинаться с сотни тысяч. В месяц конечно.

— Ладно, а ещё что у тебя в загашнике имеется?

— Ещё можно свой банк организовать, — ляпнул я.

Глава 13

— А вот с этого места давай поподробнее — что за банк, на какой базе, откуда ты знаешь технологию этого дела? — заёрзал в своём кресле Гена.

Не рассказывать же тебе, что я в прошлой своей жизни восемь лет отдал банковской деятельности, в трёх разных учреждениях этого направления отработал, подумал я.

— Акционерный коммерческий, какой же ещё, — начал я отвечать на очередь его вопросов, — как Инком, например. Или Менатеп. Там же тоже люди со стороны пришли.

Притормозил слегка, но, видя, что мои слова падают на благодатную почву, продолжил:

— На базе Заводского отделения Промстройбанка, например, можно. Я там знаком с двумя-тремя работниками, включая первое лицо. Технологию они расскажут, дело, в общем и целом, нехитрое — перекладывай деньги с одного счета на другой и не забывай проценты за кредиты вовремя выбивать… а, нет, ещё можно привлекать деньги населения на депозиты — сберкассы же сейчас дают всё те же убогие 2–3 процента годовых. Дай народу хотя бы 5 или 7 процентов, и в очередь весь город выстроится.

— А уставный капитал? — неожиданно Гена проявил зачатки познаний в банковском деле.

— С нашей стороны можно внести эти самые деньги, которые предприятия за бойцов перечислили. Там 300 тысяч примерно — должно хватить.

— Боюсь, что все они сейчас в обороте, — нервно забарабанил он пальцами по столу, — и ничего оттуда быстро не вытащишь.

Кто бы сомневался, уныло вздохнул я, а ещё скорее всего спустили их давно Володи с Колями, с их-то способностями к бизнесу.

— Тогда надо быстро сколотить начальный капитал и затем переходить уже к более основательным вещам. Как атомный запал у водородной бомбы действует, знаешь?

— Знаю, — ответил Гена, но развивать эту тему не стал, а вместо того спросил:

— На кабельном телевидении и лотереях быстро ничего не заработаешь.

— Есть и ещё одна мысль, — покладисто продолжил излагать я, — импорт автомобилей. Сейчас ведь из-за границы везут в основном компьютеры да домашнюю электронику типа видиков или спутниковых тарелок. Эта рыночная ниша уже перенасыщена, а вот машин практически никто не привозит. А спрос огромный.

— Продолжай, — попросил Гена.

— Чисто случайно получилось так, что у меня есть знакомый во Фракфурте…

— Который на Майне? — уточнил Гена.

— Да, на Майне. Он этнический немец, Славик Шульц зовут, мы с ним в одном дворе выросли, а год назад он съехал вместе с родителями на историческую родину. Связей я не терял, списываемся регулярно, так в одном из своих последних писем он рассказал про франкфуртский рынок подержанных авто. Необъятный он, за горизонт уходит, а цены там очень божеские. Семи-восьми-летний Мерседес можно за тыщу-полторы марок приобрести, это 3–4 тыщи рублей, если по неофициальному курсу. Знаешь, почем его здесь продать можно будет?

— Я думаю, не меньше, чем за стольник, — задумчиво ответил Гена.

— Доставка и разные там платежи заинтересованным товарищам ещё отберут 10–20 тыщ, но всё равно маржа будет зашкаливать за 300 процентов.

— А таможня? А разрешение на выезд?

— Всё решаемо, — скромно сказал я, разглядывая свои ногти, — при желании.

— Хорошо, — наконец вышел из задумчивости секретарь, — я подумаю, а ты пока иди работай… хотя нет, стой — со строительством-то ты как вопрос решать думаешь? Это же основная для нас работа, как ни крути.

— Тут всё не просто, — вернулся я к столу, — а очень просто, товарищ второй секретарь райкома. У нас двенадцать гавриков в отряде, а квартир в доме планируется четырнадцать, две штуки отходят застройщику. Ясен же пень, что никто из вменяемых строителей за такую прибыль работать не станет. Значит надо просто увеличить число квартир и отдать застройщику хотя бы 6 штук.

— Ты же не хуже меня знаешь, что участок у вас маленький, в стороны его не расширишь никак, а высоту поднимать не дадут архитекторы, историческая застройка кругом.

— Есть один выход, — прищурился я, — с левой стороны, если смотреть от реки, там стоит полуразрушенное строение, которое все называют баней.

— Есть такое дело, — согласился Гена.

— Если его снести, вполне можно ещё один подъезд добавить, тогда площадей хватит всем.

— В этой бане теплопункт, так что её нельзя сносить.

— Теплопункт можно перенести в подвал нашего дома и всех делов-то… да, и застройщиков надо выбирать не из числа старых советских, типа СМУ-155 или Спецтяжмонтажстрой, а поискать среди новых и молодых. Я краем уха слышал про такие структуры, как «Русский клуб» и «АМК», хорошо они поднялись за последний год, я думаю, они не откажутся от квартир в исторической части города по сходной цене.

Примерно то самое место, где должен быть построен МЖК-кий дом

— Я тебя услышал, — проговорил сквозь зубы Гена, — и мне надо подумать — свободен пока.

На этих словах я и покинул кабинет номер тринадцать. Миши нигде видно не было, наверно на улицу вышел, подумал я. А при выходе я опять натолкнулся на комсомолку Катю.

— Ну как, кооптировали тебя в руководство? — неожиданно начала она беседу.

— Так точно, товарищ Катя, — бодро ответил я, — и в районный штаб МЖК, и в МПСХО. Сплошная победа.

— Стало быть ты теперь кавалер при должности и деньгах? — продолжила она.

— Получается, что да.

— Ну тогда пригласи меня куда-нибудь, кавалер, — и она кокетливо состроила мне глазки.

От неожиданности я едва не поперхнулся я, но устоял.

— Какие вопросы, Катюша? Ясное дело, приглашаю — какое заведение желает посетить молодая и привлекательная комсомолка в это время суток?

— В это время комсомолка ещё на работе, — быстро ответила она, — а вот вечером, после шести часов, любое на твоё усмотрение.

— Тогда договорились — встречаемся в шесть часов вечера (после войны, добавил я мысленно) возле Ивана Сусанина. Форма одежды парадная. Ну я побежал, мне бы поспать ещё после ночной смены.

И я поцеловал ей ручку, а она оказалась не против этого. Мда, думал я, сбегая по ступенькам райкома, новые времена, новые нравы. Миша был здесь и прогуливался по тротуару туда-сюда.

— Ну что там Гена от тебя хотел? — тут же вылетело у него наболевшее.

— Детали его интересовали, что мы будем делать, да как, да с какой скоростью… я ему их и выложил.

— А что за детали?

— Давай потом, сейчас спать уж очень хочется.

— Ну давай потом, — с некоторым усилием согласился он, но по его лицу было понятно, что не нравится ему моя скрытность.

А и ладно, не в том я состоянии сейчас был, чтобы улавливать настроения по лицам — мы распрощались, я на сороковой автобус влез на той стороне площади, а он отбыл в свою кузнечихинскую глухомань. Он там в частном доме проживал с женой, ребенком и тещей.

Доехал я с комфортом, по утрам поток трудящихся у нас же в противоположную сторону едет — из Заречки в центр, а мне надо было наоборот, в Заречку. Но быстро добраться до койки мне было не суждено — в арке нашего восьмого дома меня заарканил некто в спортивном костюме, не в Адидасе, конечно, в отечественном.

— Здорово, Лётчик, — сходу подал он мне свою клешню, — а я тебя как раз караулю.

— Привет, — буркнул я, пожимая ему руку. — Чо надо?

— Съезжаю я, ключи вот принёс, покараулишь мою квартирку?

Ну ничего ж себе, воскликнул я мысленно, а решение моих наболевших вопросов само собой в руки идёт

— Давай, — забрал я у него ключи на связке. — Надо бы посмотреть, все ли там в порядке, а то потом предъявишь.

— Ты чо, старому дружбану не доверяешь? — обиделся тот.

— Слышал, как американский президент говорит? Доверяй, но проверяй — так что пошли смотреть.

Заодно и адрес узнаю, а то ведь выяснять как-то придётся, где она притаилась, квартирка эта. Она оказалась в соседнем доме, с номером десять, такая же сталинка, как моя, но покороче, всего шесть подъездов. Зашли в крайний подъезд, в первый, этот товарищ забрал у меня ключи обратно и отпер сначала входную дверь на втором этаже, потом ближайшую к выходу комнату справа. А квартирка-то копия моей, та же планировка, те же три комнаты и кухня.

— Смотри, — сделал он широкий жест.

Обстановка тут была более, чем спартанская — одежный шкаф в одном углу, старинный комод в другом. И прислоненная к стенке раскладушка. Всё, даже телевизора нет. Сломано ничего не было.

— Всё нормуль, — кивнул я жильцу (узнать бы ещё, как его зовут и в каких мы с ним отношениях были). — Слушай, расскажи, если не в лом, про эту квартиру — кто тут ещё живет?

— Я ж тебе рассказывал… ну могу ещё раз повторить — живут тут ещё две семьи, направо Пискуновы, Олежек с Наташей, налево Дубины, пятеро, включая тёщу. Ну я побежал.

— Подожди, — решил я задать ему напоследок ещё один вопрос, — а чо ты съезжаешь-то?

— Так работу нашёл в Норильске. Денег немеряно обещают. Раз в год двухмесячный отпуск, так что вернусь в 91-м к лету.

— На «Норильском никеле» что ли работу нашёл? — вылетело у меня.

— Не знаю такого, — ответил он, — на Талнахской обогатительной фабрике. Квартиру сразу дают, а оклад две тыщи плюс премии.

— Неплохо, — согласился я, — далеко только и холодно. Ну удачи на новом месте. Да — и я поживу тут немного, можно?

— С Иркой полаялся? — ухмыльнулся он, — живи, конечно — мне жалко.

И он испарился, а я ещё посмотрел, что тут лежит в шкафу и в комоде — а ничего там не было, кроме вековой пыли. И тоже покинул эту квартирку. И вы будете смеяться, но до своего дивана я опять не добрался — возле подъезда меня поджидал второй Саня, кабельный предприниматель.

— Привет, Лётчик, — а я как раз тебя поджидаю.

— Ну, пойдём тогда чайку выпьем, раз такое дело, — буркнул я, и мы поднялись на четвёртый этаж.

Ириша уже ушла на работу, поэтому нам никто не помешал — я быстро соорудил чай с двумя бутербродами и продолжил диалог.

— Выкладывай, чего надо?

— Я микрухи достал для усилков и декодеров, вот, — и он положил на стол пластмассовую коробку, в которой что-то пересыпалось. — Надо за неделю всю электронику закончить, а потом уже провода тащить.

— Микрухи это хорошо, — задумчиво ответил я, — усилки я конечно спаяю, вопросов нет, но у меня к тебе есть встречное предложение.

— Какое? — спросил Саша, дожёвывая бутерброд.

— Меня сегодня избрали в районный штаб МЖК, а у него, у этого штаба, есть прикормленная конторка, МПСХО называется. Многопрофильная, занимается всем подряд. Предлагаю под их крышу перейти.

— И что это лично мне даст? — удивлённо переспросил он.

— Загибай пальцы — меньшие налоги, раз…

— Так я и совсем не собирался их платить, — тут же возразил Саша.

— А зря, регистрироваться по-любому придётся, а там уж как повезёт. А у этих комсомольцев всё в этом смысле схвачено. А два это то, что крышу тебе всё равно поставят, только больший процент отстёгивать придётся.

— Это как, поясни?

— У нас сейчас на дворе что? Правильно, эпоха первоначального накопления капитала. А неотъемлемой частью этого времени являются полу- и просто криминальные группировки, которые предлагают защиту нарождающемуся бизнесу за некий процент от прибыли. Вот увидишь — через месяц самое больше, они к тебе придут. А у комсомола крыша круче и надёжнее, чем у бандитов. И процент опять же меньше.

— Да? — растерянно ответил Саша, — об этом я как-то и не подумал.

— А ты подумай-подумай. И ведь есть ещё и третий аргумент — покрутишься в этих кругах, обрастёшь знакомствами и связями — потом очень пригодится.

Глава 14

Короче говоря, на этом Саша с порядковым номером два отправился думать, не забыв напомнить мне про усилки, а я, наконец, рухнул на диван и отрубился. Будильник, естественно, завёл — как-никак опаздывать на первую свиданку не очень здорово.

Проснулся от звона будильника, он у нас был старинный, сделанный ещё при царе Горохе… ну то есть при товарище Сталине, конечно. Вот такой:

Сложно сказать, откуда он у нас взялся — просто всегда был у отца, а потом по наследству мне перешёл. Встал с дивана, проверил, не занята ли ванная и сполоснулся под душем. На кухне выслушал очередную порцию нравоучений от дяди Пети, слава богу ещё, что ни Маруси, ни её хахаля мне не встретилось. Потом написал записку Ирише, что у нас смена графика, сегодня опять третья смена, так что появлюсь только утром.

А далее взял подушку, бельё и одеяло и занёс всё это на свою новую хату. На выходе столкнулся с одним из её жителей, скрюченным каким-то мужичонкой с сигаретой в углу рта.

— Ааа, Саня, — поприветствовал он меня, — ты чего тут делаешь? И где Олежек?

Из этого обращения я сделал два вывода — моего друга зовут Олегом, и он ничего не сказал про свой отъезд остальным своим соквартирникам.

— Привет, — отозвался я, — Олег уехал на севера зашибать длинный северный рубль. На год примерно. Просил меня покараулить его комнату, вот и караулю.

— Понятно, — процедил он. — Ну, карауль, я не против. Остограммиться не желаешь?

И он вытащил из внутреннего кармана пиджака бутылку «Пшеничной» водки, а потом потряс, наблюдая за пузырьками.

— Вроде хорошая, не ветлужская…

— Пасиб, начальник, — ответил я, не зная, как его по имени, — у меня сегодня дело ещё одно есть, может попозже.

— Попозже ничё не останется, — усмехнулся тот, — ладно, хозяин-барин, а я пойду найду того, у кого дел нету.

Ну иди, зёма, подумал я, ищи — за этим в нашем дворе не заржавеет. А я лучше трезвым с Катюшей пообщаюсь. По дороге ещё и цветочки прикупил по сходной цене, благо август месяц в самом начале и предложение цветов сильно превышает спрос. Ждать пришлось совсем недолго… да, надо ж наверно как-то описать эту Катю, а то что я всё время — комсомолка до комсомолка.

Итак, роста она среднего, чуть меньше 170, волосы тоже средние между черными и белыми, шатенка это вроде называется. Черты лица правильные, скулы чуть больше, чем обычно, явные следы финно-угорских родственников. Фигура стройная, ноги длинные, талия узкая. Грудь где-то между вторым и третьим номерами. Одевается не сказать, чтобы в мини, но близко к этому — знает она прекрасно о своих достоинствах, короче, и умеет их подчёркивать. Судя по короткому нашему общению, не дура и имеет какое-никакое чувство юмора… а, вот и она — идёт от здания райкома, размахивая сумочкой.

— Хай, бэби, — я передал ей цветочки (пять огненно-красных гвоздик), — ты сегодня выглядишь потрясающее.

— Привет, — отозвалась она, забирая букет, — а выгляжу я так же, как и с утра. Не изменилась с тех пор.

— Там темновато было, — выкрутился я, — я деталей не разглядел, зато теперь вот…

— Ясно, — улыбнулась она, — ну и куда мы пойдём, кавалер?

— На Маяковке куча новых кафешек открылась. Кооперативные все — можно туда.

— Я не против — веди.

До обозначенной Маяковки от Ивана Сусанина было не сказать, чтобы далеко, но и не два шага. Пока крутились в переулках старого города и спускались по крутому откосу, прошло минут пятнадцать. За это время она успела рассказать мне всю свою биографию (в которой, если честно, ничего интересного не было) и выпытать у меня подробности личной жизни.

— Ну женат я, женат, если ты на кольцо на пальце намекаешь, — ответил я, — только сейчас мы находимся в процессе расставания и живём в разных местах.

— И чего так? — заинтересованно продолжила пытать она меня.

— Как там классики говорили, — вздохнул я, — любовная лодка разбилась о быт.

— Давай подробности, — оживилась Катя, — я вот замужем ни разу не была, хочется узнать, как не надо себя вести, чтобы тебя бросили.

— Слушай, конечно, если интересно, — ответил я и тут же вывалил на неё кучу только что сочинённых подробностей. — А мы, кажется, уже пришли.

Перед нами был вход в заведение с завлекательным названием «Скоба».

— Говорят, здесь вкусно и не цены не зашкаливают, — продолжил я, — заходим?

— Если тут места свободные есть, — с большим сомнением уточнила Катя, — в нашем общепите всегда почему-то мест нет.

— Если бы все проблемы такими были, — улыбнулся я, — то люди горя бы не знали и жили до ста лет.

Швейцару, а точнее секьюрити, как у него на бейджике было написано, пришлось дать два оранжевых червонца, тогда он приветливо распахнул перед нами двери этого заведения.

Отдельного стола нам конечно не нашлось, пришлось соседствовать ещё с одной парой, но они были неразговорчивыми и смотрели в разные стороны почему-то. Я раскрыл предложенное официанткой меню, но быстро спохватился и отдал его Кате.

— Что леди желает выпить в это время суток? — повторил я старую шутку.

— Леди желает джин с тоником, — поддела она меня, — но его, кажется, тут не предлагают.

— И хорошо, что не предлагают, — вырвалось у меня, — гадость изрядная эта можжевеловка, как будто настой на хвойном мыле какой-то пьёшь.

— Правда? — изумилась она. — Ладно, тогда бокал шардоне. И мясо с картошкой.

— Ну а мне, — я забрал меню назад, — армянский коньяк пять звёзд и спагетти с морепродуктами, — продиктовал я официантке. — Ну и греческий салатик что ли, если остался.

— Остался, — обнадёжила меня официантка в белом фартуке и быстро скрылась в недрах заведения.

— Обычно обслуживающий персонал таких заведений, — сказал я Кате чисто в целях поддержать разговор, — одевается в соответствии с названием. Ну там если кафе называется «Тарантелла» к примеру, то они по-итальянски смотрятся, в камициях и фазолетто, если «Сиртаки», то по-гречески, в разных там фустанеллах или враках. А если кафе называется «Пироги» или «Расстегай», то тут уж никуда не отвертеться от косовороток и сарафанов.

— И дальше что? — поинтересовалась Катя.

— Да вот всё думаю, во что надо бы одеть обслуживающий персонал кафе «Скоба»… ну чтобы соответствовали… в кузнецов что ли?

— Можно не заморачиваться и надеть те же сарафаны, — ответила Катя, мило улыбаясь.

Так мы с ней беседовали ни о чём битых полчаса, после чего я наконец перешёл к сути дела.

— Послушай, дорогуша, — сказал я ей, допив свой коньяк (а совсем неплохим он оказался), — ты ведь меня не просто так позвала, верно? Дело же какое-то у тебя ко мне есть — так ты выкладывай, не стесняйся.

— Какой ты проницательный, Саша, — ответила она. — Всё так и есть, дело у меня к тебе… небольшое, но важное. Возьми меня к себе на работу. А то время идет, а так и просижу всю жизнь на входе в райком.

— Ты знаешь, — ответил я, — об этом пока рановато говорить — я ведь только-только в руководство попал. В штаб МЖК. А в конторе этой при штабе я вообще пока никто и звать меня никак — старший инженер по капстроительству. Но я тебя услышал и пометку в записной книжке сделал. В течение августа что-нибудь на твой счёт сообразим…

— А ещё лучше, если б ты меня замуж взял, — выложила остальные карты Катя.

— У меня как бы есть уже одна жена, — весело отвечал я, — а многоженство у нас преследуется уголовным кодексом. Так что этот вопрос тоже откладывается на некоторое время. Ещё вина?

Катя от второго бокала отказалась, тогда я рассчитался (всего-то 35 рублей с копейками, по-божески) и мы вышли на узенькую Маяковку с трамвайными путями посередине.

— Ты где живёшь? — спросил я, и тут же выяснилось, что примерно там же, где и я, через две улицы от Свердлова. — Ну значит нам по пути, сейчас машину поймаю.

— На метро же можно, — робко возразила она.

— На метро долго и скучно, — ответил я махая рукой проезжающим жигулям и волгам.

— А откуда у тебя столько денег? — задала она интересный вопрос, — что и на кафе хватает, и на такси. Неужели на заводе так хорошо платят?

— Да не смеши мои тапки, — ответил я, — стописят там в лучшем случае выдают. Просто я недавно устроился в одно малое предприятие, там аванс выдали.

— Интересно, что за предприятие, чем занимается? Может я там тоже пригожусь?

— Это вряд ли… оно делает туннельные микроскопы и разную прочую электронику. В туннельных микроскопах разбираешься?

— Если честно, то не очень, — рассмеялась она.

А я тем временем поймал попутку, это оказалась двадцать четвёртая Волга, вся чёрная-чёрная, как южная ночь. И с хромированной решёткой радиатора. За червонец сторговались до Свердлова.

Дороги были пустыми по ночному времени, поэтому докатились до места мы меньше, чем за полчаса.

— Ну вот тут я и живу, — махнула рукой Катя в сторону двухэтажного барака, называемого в народе «щитками».

— Дааааа, — только и смог выговорить я, — я думал, их уже все сломали, щитки эти.

— Как видишь, не все. Обещают в следующем году, но как-то даже не верится. А ты где живёшь?

— Свердлова-8… а нет, с сегодняшнего дня Свердлова-10, переехал.

— Это сталинки такие, пятиэтажные?

— Они самые. На отдельную квартиру пока не наработал, комната в коммуналке.

— Всё равно классно — у вас там поди и ванна с горячей водой есть?

— Да, конечно. Но летом горячую воду отключают… сейчас уже опять есть. Пойдём покажу — всё равно рядом, — закинул я удочку наудачу.

— Давай в другой раз, а то поздно уже, — и Катя чмокнула меня в щёку и скрылась в подъездной темноте, а я побрёл к своей хате.

Но не добрёл, по дороге меня перехватила Ириша, она сидела на скамеечке между восьмым и десятым домами, откуда открывался прекрасный обзор обоих дворов.

— Значит, говоришь, третья смена у тебя? — прогромыхала она с угрожающими интонациями.

Глава 15

— А что ты тут делаешь, Ириша? — попытался съехать с темы я.

— Тебя жду, неужели неясно? — не стала никуда съезжать она, а покатилась, как асфальтовый каток, дальше. — Бабу себе завёл что ли? Господи ты боже мой, стараешься для него, из сил выбиваешься, а он бабу на стороне завёл!

Вот как, подумал я, из сил она, значит, выбивается. Лёжа на диване.

— Ну раз уж ты сама этот разговор начала, — продолжил я, — тогда давай расставим все точки по своим местам.

И я сел рядом с ней на скамейку.

— Давай, расставляй, — предложила она.

— Наша совместная жизнь закономерно пришла к печальному исходу, — сказал я, глядя на проезжающий мимо зелёный огонёк такси. — Надо разойтись, да и дело с концом.

— Стой-стой, — тут же испугалась она, — а как же твоё МЖК? Тебя же отчислят оттуда после развода.

— С МЖК я как-нибудь сам разберусь. Жить мне есть где…

— И где же, например?

— Старый друг уехал на заработки и оставил ключи от комнаты. Вещи свои я завтра заберу. Давай для начала поживём отдельно месяц, например. А там видно будет.

— Сссскотина! — снова перешла в режим турбо Ирочка, — ты ж мне всю жизнь испортил! Кому я теперь такая нужна буду?

— Тебе всего 26 лет — найдёшь себе мужика получше, который тебе жизнь портить не будет, — отговорился я. — А я пойду, завтра день напряжённый ожидается, надо поспать хоть немного.

Она всё-таки не удержалась от шпильки в спину:

— Что люди-то говорить будут?

— Да ничего особенного, — обернулся я, — подумаешь эка невидаль, очередной развод — что их, мало в нашем только доме было? Посудачат пару дней и забудут.

С этими словами я и скрылся во дворе соседнего дома, оставив супругу размышлять над жгучими загадками бытия…

9 августа 1990 года, Энск, первый день в МПСХО

К девяти утра я подкатил ко второму корпусу строительного института и подождал в тенёчке Мишу — одному что-то не хотелось в этот гадючник соваться. Ждать пришлось недолго, и вот мы уже вдвоём двигаемся по запутанным коридорам (удивительно, кто только проектировал это здание, что по нему постоянно надо прыгать на пол-этажа то вверх, то вниз). Комната номер 113 без таблички, стук-стук, ответа нет, да и ладно.

— Доброе утро, товарищи мжк-вцы, — сказал я в пространство, открыв дверь.

Комната была абсолютно пуста… а нет, в левом дальнем углу послышались какие-то звуки, и из-за какой-то временной стеночки показался Коля, весь всклокоченный и помятый.

— Пришли? — хмуро спросил он и тут же продолжил не совсем логичной фразой, — вы это, погуляйте ещё минут десять, а я тут приберусь.

— Да нет вопросов, погуляем, — ответил я, и мы вышли обратно.

— Чего это он? — недоумённо спросил Миша.

— Да подругу наверно к себе привёл, сейчас выпроваживать будет, — предположил я наиболее вероятную версию.

— У них тут и бордель ещё до кучи, — вздохнул Миша, — ай да комсомольцы.

Сели на подоконник неподалёку, Миша закурил, я не стал. Через непродолжительное время из комнаты 113 выскользнула девица, судя по виду, явно с небольшой социальной ответственностью. В облегающем мини и на высоких каблуках. Прошла мимо нас, не забыв стрельнуть глазками, и скрылась за очередным поворотом.

— Можно заходить, я думаю, — сказал я, — а Колю этого вместе с Володей гнать надо из руководства грязными тряпками.

— Я тоже так думаю, — признался Миша, — но не мы их туда ставили.

— Извините, ребята, — сказал Коля, когда мы снова зашли. — Не думал, что вы так рано придёте.

— Давай к делу, — попросил я, садясь за заваленный бумагами и засохшими остатками еды стол. — Начнём с проекта, хорошо?

— Хорошо, — удивлённо ответил Коля и достал из шкафа толстенную папку. — Начинайте, а я пока покурю.

— Кури здесь, — остановил его я, — нам без тебя здесь не разобраться. Последние архитекторы, с которыми ты разговаривал, это кто были?

— Проектный центр «Среда» они называются, — быстро ответил тот, — сидят на Белинке-160. Но разговора как такового с ними не вышло, первое лицо отсутствовало.

— И кто там первое лицо?

— Соколова какая-то, Любовь Сергеевна.

— Окей, наведаемся к ним ещё раз. Дальше — насчёт двух квартир застройщику…

— Да-да, это главный камень этого… преткновения. Слишком мало, никто не соглашается работать из-за двух квартир-то.

— Есть выход — снести соседнее полуразрушенное строение и расширить границы строительного участка, — сказал я.

— Там в подвале этой бани тепловой пункт, — возразил Коля, — куча вентилей и манометров. Так что ломать её нельзя.

— А если перенести этот теплопункт в наш подвал?

— Хм… это вариант, — задумчиво процедил он, — но надо ж всё согласовывать с кучей инстанций, с Теплоэнерго в первую очередь.

— Давай контакты Теплоэнерго, прямо сегодня и начнём.

— Записывай, — буркнул Коля, — Благовещенская, 8, Иванов Сергей Михалыч. Телефон… — и он продиктовал шесть цифр.

— Так это рядом же с нашим будущим домом? — вступил в разговор Миша.

— Всё правильно, с одного края там бесхозная баня, а с другого они, теплоэнергетики.

— Это похоже нам на руку, — задумчиво сказал я, — вот с них и начнём прямо сейчас.

— Однако ты резво за дело решил взяться.

— А чего тянуть-то, — ответил я, — раньше сядем, раньше выйдем. Да, и мне бумага какая-нибудь нужна, что я официальное лицо, а не человек с улицы какой.

— От МПСХО я тебе хоть сейчас её нарисую, а от штаба только в райкоме выдадут.

И тут в дверь вошёл низенький Володя. Чуть ли не в прыжке ворвался.

— Тааак, — недобро сощурился он, — а это наши сменщики заявились. Не запылились.

Из чего я сделал вывод, что ребята разыгрывают классическую схему хорошего и плохого полицейского.

— Привет, Володя, — кинул я ему, — а мы уже уходим, так что всё, что наболело, выскажешь в другой раз.

И я подхватил накарябанную только что бумажку с печатью, в коей была нарисована моя новая должность, подтолкнул Мишу к двери, и через минуту мы оказались на узкой и тесной Ильинке.

— Ты чего так резво соскочил-то? — спросил меня Миша.

— Неохота с утра ругаться, мне вчерашнего вечера хватит.

— И что было вчера вечером?

— Да с Иркой я разъехался, поживём пока отдельно.

— Жить-то есть где?

— Да, с этим всё в порядке. А у тебя как дела в семье?

— Получше, чем у тебя, тёща только заедает.

— Ясно… ну что, может тогда разделимся — я к теплоэнергетикам, а ты к архитекторам?

— И что я там скажу?

— Понятно… поехали тогда вместе. На двойке можно, прямо к их конторе подвезёт.

Красная Татра подкатила через пару минут, и уже очень скоро мы топтались на родной практически Благовещенской улице у входа с чёрной монументальной вывеской «Энсктеплоэнерго». Вахтёр косо посмотрел на мой мандат, потом связался по телефону с кем-то, потом предложил подняться на второй этаж к главному инженеру. К Иванову Сергей-Михалычу.

В приемной у него сидели посетители, поэтому пришлось подождать с полчасика, а далее нас с Мишей запустили внутрь.

— МЖК? — переспросил начальник, — что-то я про вас слышал.

— Дом мы тут рядом собираемся строить, вон там, — и я показал пальцем в окно, которое выходило как раз на наш пустой участок.

— Молодцы, — отвечал Михалыч, кинув косой взгляд в окно, — а к нам-то какие вопросы?

— Не вопросы, а вопрос, Сергей Михалыч, — улыбнулся я, — нам бы немного расшириться в сторону вон той бани, а там, как говорят умные люди, в подвале расположено что-то из вашего ведомства. Так мы пришли вот чисто провентилировать этот вопросик — возможно ли это и что для того потребуется?

— А зачем вам расширяться? — Михалыч устроился в кресле поудобнее, приготовившись слушать.

— Нас в отряде 12 душ, а по плану в доме спроектировано 14 квартир, итого две отходят застройщику. Но за такие крохи, сами понимаете, никто сейчас в наши сложные времена работать не хочет. Вот мы и пытаемся немного расширить границы участка для ещё одного подъезда.

— Понятно, понятно, — застучал он ручкой по письменному прибору на столе и после некоторой паузы продолжил, — то, что это вам нужно, понятно. А наш интерес тут в чём? Придётся же какие-то движения производить, что-то согласовывать, как-то переносить всё это.

— Во-первых, перенесём мы всё сами — в подвал нашего дома, — осторожно начал я, — от вас только виза нужна на эти действия. А во-вторых, огласите свои требования — что вы от нас хотите за эту подпись?

— Квартирку в этом новом подъезде если нам выделите, — не стал размазывать манную кашу по тарелке главный инженер, — то с подписью никаких проблем не будет. Даже поможем чем-нибудь на этапе подвода коммуникаций.

— Сколько комнат в квартире нужно будет? — сразу перешёл я в деловой режим.

— А какие квартиры у вас там предусмотрены?

— От одно- до четырёх-комнатных, всех поровну, — не стал я утаивать от него эту информацию, всё равно ведь узнает, если захочет.

— Однушка это маловато, четыре комнаты как-то слишком — а на трёшке вполне можем сойтись. Только не на первом этаже.

— По рукам, Сергей Михалыч, — быстро решился я, — вам трёшка на третьем этаже этого подъезда, нам быстрое согласование на снос бани, и мы в расчёте.

— Когда планируется сдача дома? — уточнил он напоследок этот вопрос.

— В следующем году, надеюсь, что до осени, — ляпнул наобум я. — Очень приятно было познакомиться.

Когда вышли на улицу, Миша тут же начал пытать меня — а не слишком ли вольно я раскидываюсь общими квартирами. На что я ему ответил:

— Не, Мишаня, не слишком. Альтернатива этому раскидыванию только та, что мы совсем ничего не увидим. Через год страна развалится, так что надо успеть до следующей осени, кровь с носу.

— Проектировщикам тоже что ли квартирку пообещаешь?

— Обязательно. И ещё райкому. С увеличением нашего участка на нём не 14 квартир уместится, а все 20. Минус 12 наших и три вот этих — это будет пять штук застройщику, вполне достаточный кусок, за который они жопу будут рвать.

— Ну может быть, — согласился Миша, но по его лицу было видно, какие большие сомнения его гложут.

И мы всё на той же двойке быстренько переместились в офис новоявленных городских архитекторов. На наше счастье директорша Соколова (дама бальзаковского возраста, но со следами, как говорится, былой красоты) была на месте и согласилась нас выслушать.

— А где же Коля с Володей? — спросила она, мило улыбаясь.

— Временно мы за них, я Саша, а он Миша.

— Ну присаживайтесь, слушаю вас со всем вниманием.

Глава 16- флеш № 3

— Пришли расставить все точки над ё, — начал я, скромно сев на краешек простого венского стула.

— Ну так расставляй, — весело ответила она. — Ничего, что на ты?

— Нормально, — так же весело ответил я, — как там классики говорили — МЖК это молодость мира, и строить его молодым.

— Классики про коммунизм говорили, — поправила меня Соколова.

— Другой классик на этот счет определенно высказался — марксизм не догма, а…

— Руководство к действию, — подхватила Соколова. — Давайте уже ближе к теме.

— Окей, — уселся я на стуле поудобнее. — Нам нужен проект, причём максимально быстро, в идеале за месяц, чтобы в сентябре начать строительство. А через год закончить… в том же идеале.

— А ты, я смотрю, молодой и резвый, — пошутила она, — как жеребец на ипподроме.

— Стараюсь, Любовь Сергеевна, — отвечал я, — на беговой дорожке клювом щёлкать не рекомендуется, а то другие жеребцы обойдут. Так вот… сможете вы нам обеспечить такой проект за месяц?

Она подошла к двери и крикнула «Стрельцов», через десяток секунд на пороге нарисовался молодой человек в модном джемпере и всклокоченной головой.

— Игорь, — сказала она ему, — вот тут заказчики интересуются, обеспечим мы им проект за месяц или нет?

— Что за проект? — тут же уточнил он.

— На Благовещенской… ну там, где кругом сплошной Кизеветтер, — пояснила Соколова.

— На Благовещенской? — задумался Стрельцов и тут же продолжил цитатой из «12 стульев», — это будет сложновато. Там же всё это в окружающий ландшафт вписывать придётся. И грунты проблемные.

— Вот видите, что специалист говорит, — вернулась к своему месту Соколова.

— А если мотивировать разработчиков? — помог я ей.

— Игорь, свободен, — быстренько спровадила она спеца, — а ты давай про мотивацию, раз уж начал.

— Значит, первое, — начал я процесс мотивации, — есть предварительное согласование с тепловиками на снос соседнего бесхозного строения.

— Это какого? — заинтересовалась она.

— А вот, — развернул я захваченный из МПСХО план участка. — Десять лишних погонных метров по фасаду.

Соколова изучила план и изрекла:

— Что-то в этом есть… хотите число квартир в доме увеличить?

— Так точно, тщ архитектор, — взял я под козырёк. — С нынешних 14 минимум до 20… а может и больше.

— Это вы хорошо задумали, но не до конца продумали, — ответила она после непродолжительного размышления. — Согласия Теплоэнерго недостаточно, нужна ещё виза Горсовета.

— С ним тоже разберёмся, — не очень уверенно ответил я. — Давайте сейчас лучше про вас и вашу контору — мы договорились?

— Не до конца, — хитро прищурилась Соколова, — ты там что-то про мотивацию говорил, поясни.

— Одна квартира в этом новом подъезде ваша, вот в вся мотивация, — бухнул молчавший до этого Миша.

— Трёхкомнатная, — быстро подхватила мысль она.

— Увы и ах, — вернуля себе роль в разговоре, — но трёхкомнатная там уже занята. Остались двушки и однушки.

— Ладно, пусть будет двушка, — милостиво согласилась Соколова, — но не на первом этаже.

— На втором, — добавил я. — И приступайте к работе прямо с сегодняшнего дня, окей?

— Окей, — эхом откликнулась она. — Про горсовет не забудьте.

Я вышел на Белинку весь какой-то взмыленный, тяжеловато этот разговор дался.

— Про горсовет мы забыли, — уныло сказал Миша.

— Это точно, — вздохнул я. — Ещё минус одна квартира… застройщику четыре остаётся.

— Есть ещё вариант увеличить число квартир, снизив их площадь, — логично заметил Миша, — пусть четырёхкомнатных будет на две-три штуки меньше, всё равно это неликвид…

— Почему? — спросил я.

— Да потому что мало у нас таких семей из 5 и более человек, все по 2–3, максимум 4.

— Наверно… — согласился я.

— А двушек зато можно будет наклепать по максимуму, это самый ходовой размер.

— Наверно это выход, — согласился я, — возвращаться уж не станем, но в следующий визит в эту Среду дадим им вводную.

— Её ещё надо будет утвердить в райкоме, — вспомнил Миша, — пошли туда что ли?

— Обед там, — посмотрел на часы я, — тут рядом АМТ, давай что ли к ним зайдём.

— А что за АМТ? — спросил Миша.

— О, это серьёзная контора, — отвечал я, — расшифровывается как «Акционерное молодёжное товарищество», занимается всем подряд, что приносит прибыль, и неплохо преуспел в последнее время. Руководителем там Куриленков такой, не слышал?

— Сергей… Владимирович? — вспомнил Миша.

— Он самый, из комсомольцев. Молодой, но взлетающий вверх, как ракета «Протон».

— А ты откуда его знаешь?

— Давай я не буду раскрывать свои источники информации, — осадил Мишу я, — да, а мы уже пришли. Заходим.

Флешфорвард-3. 15.07.90, Талси, Латвийская ССР, вечер

— Вон милиция, — сказала мне Лайма, — сейчас они по твою душу придут.

— А ты тоже не устраняйся, — заметил я, — они в том числе и по твою душу приехали.

Но как ни странно, мы оба оказались неправы — сначала менты, капитан и сержант, прибывшие на замызганном каком-то Урале, скрылись в приёмном покое и вышли оттуда не ранее, чем через полчаса.

— Капитан Витолс, — представился он нам обоим сразу. — Вы привезли потерпевшего?

— Так точно, — автоматически вылетело у меня. — Я Александр, она Лайма.

— Вайкуле? — округлил глаза капитан.

— Она самая, — лениво ответила девушка.

Капитан тут же перешёл на латышский, из которого я понял только, как он восхищён такой встречей. Далее он перешёл ко мне:

— Надо будет снять с вас показания, но это не здесь, а в отделении — пройдёмте.

— Товарищ капитан, — ответил я, — я там мопед свой оставил, ну где потерпевшего подобрал. Надо бы его забрать, а то народ у нас сами знаете какой.

— Хорошо, — после недолгого размышления согласился капитан, — я сейчас тебя туда подброшу на мотоцикле, а потом мы вместе поедем в отделение. Сержант останется на озере для осмотра места происшествия. Лайма, дайте автограф для моей дочки, она очень любит ваши песни.

И он вытащил из сумки блокнот с логотипом «МВД Латвийской ССР» на обложке. И на этом моё общение со знаменитой певицей закончилось… ну не совсем, напоследок она визитку мне дала со словами «звони, если что». По дороге я спросил, как там Цой, мне сказали, что идёт операция, а там уж как бог даст. А мопед, как это ни странно, на месте оказался, прикрытый сосновыми ветками. И даже завёлся с полпинка. Сержанту я показал, где примерно лежал Цой, он начал замерять расстояния рулеткой и искать улики, а у меня следующая остановка была в городском отделении милиции Талси. После стандартных формальностей всё тот же капитан перешёл к делу.

— Что там случилось, расскажите вкратце.

— Придётся издалека начать, — вздохнул я.

— Давай издалека, — непринуждённо перешёл он на ты, — нам тут торопиться некуда.

— Я работаю в штабе МЖК в городе Энске…

— Стоп, — остановил он меня, — что такое МЖК?

Битых четверть часа пояснял, что это такое, потом перешёл к дальнейшему.

— И этот самый штаб поручил мне такое дело — попытаться популяризировать наше движение с помощью известных музыкантов…

— Это как? — озадаченно переспросил капитан.

— В идеале концерт организовать в нашу поддержку… но для начала сошло бы и интервью в газете, а лучше по ТВ. Первым пунктом в нашем меню шёл Виктор Цой, а дальше Гребенщиков с Кинчевым и Бутусовым. Вот я и приехал поговорить с Витей на этот счёт.

— А как ты выяснил, что он тут отдыхает?

— Очень просто — позвонил начальнику их группы, он и сказал.

— Ладно, давай дальше, — побарабанил пальцами по столу капитан, и было отчётливо видно, что моя история вызвала у него много сомнений.

— Дальше я заехал в этот… Плиценьциемпс и поговорил с его подругой Наташей — она сказала, что Витя рыбу ловит, а у меня время поджимало, поэтому я решил скататься прямо туда, на это озеро. Взял в аренду у соседа мопед и покатил по трассе Слока-Талси.

— Чего остановился? — буркнул капитан, — продолжай.

— По дороге у меня небольшая авария случилась, съехал на обочину и в яму попал… некоторое время без сознания провалялся, а когда очнулся, остановил Икарус, водитель согласился мне помочь. В этот самый момент тот синий Москвич и свалился в реку.

— Тот самый это какой? — уточнил капитан.

— Да я читал в какой-то газете недавно, что Цою подарили Москвич такого цвета, вот и запомнил. А синих Москвичей, я так думаю, в Латвии немного, так что я сразу понял, что это его машина.

— И что дальше было?

— Мы с водителем подбежали к месту аварии — машина лежала в речке вниз моторным отсеком, а шофёр был на берегу, сам выбрался. Я перевернул его на спину, но это оказался не Цой. Тогда я спросил у него, где Витя и почему он на его машине раскатывает? Тот ответил, что Витя на озере… как его…

— На Васкарисе, — помог мне капитан.

— Да, на нём. Я и погнал туда на мопеде.

— А с этим водителем Москвича чего?

— Мы с шофёром Икаруса затащили его в автобус, и он повёз его в больницу. В какую — не знаю.

— Хорошо, что там было дальше, на озере?

— Витю я нашёл по следам его Москвича, там сыровато и шины отпечатались очень отчётливо, — продолжил я, — он лежал, прислонённый к дереву, а из живота у него кровь сочилась. Довёз его до трассы, поймал попутку, это оказалась Лайма — дальше вы всё сами знаете. У Цоя действительно огнестрельная рана? — поинтересовался я.

Это не реальное фото аварии, а кадр из фильма Учителя. Но Москвич один в один такой же.

— Нет, проникающее ранение от тупого металлического предмета, — удовлетворил моё любопытство капитан. — Но состав преступления всё равно налицо. Тем более, что потерпевший известное в масштабах страны лицо. Так что по всему получается, что надо бы тебе, Саша, выдать подписку о невыезде…

— Ну тщ капитан, — взмолился я, — что я тут у вас делать буду? И жить-то мне негде…

— Могу определить тебя в наше КПЗ, поживёшь тут с недельку, — но видя моё расстроенное лицо, продолжил он так, — но хорошо, допустим ты меня убедил. Я сейчас сделаю пару звонков, и если твои сведения подтвердятся, езжай, куда там тебе надо. В случае чего, мы тебя и в Энске достанем.

— В Ленинграде, — поправил его я, — я отсюда в Ленинград еду. К Гребенщикову.

— Привет можешь ему передать, — рассеянно ответил тот, — а пока посиди в коридоре.

Глава 17

Долго сидеть мне не пришлось, буквально через пять минут капитан Витолс вышел и сказал, что я могу отправляться на все четыре стороны. Со мной свяжутся, если надо будет.

— Да, — добавил он на дорожку, — там с телевидения приехали, они хотят побеседовать со свидетелями. Возле больницы они — хочешь, поговори, а не хочешь, как хочешь… — туманно выразился он и опять скрылся в своём кабинете.

А чего, тут же проснулась моя отдохнувшая голова, поговори — реклама лишней не бывает. Сам знаю, огрызнулся я, не одна ты такая умная. И подкатил на своём родном уже практически мопеде ко входу в приёмный покой, там действительно стоял РАФик с надписью на двух языках на борту «Телевидение Латвии». За рулём сидел усталый и усатый водила, непрерывно вытирающий пот со лба, а рядом стоял оператор со здоровенной камерой на плече и девушка с микрофоном, видимо корреспондентка. Внешне она ничего так выглядела.

— Что, не пускают? — спросил я у неё.

— Не пускают, — согласилась она, — а ты помочь чем-то можешь?

— Это я привез Цоя сюда, — открыл я ей страшную тайну, — могу поделиться подробностями.

Девушка сразу оживилась, поставила меня, чтобы в кадр попала вывеска больницы, и начала интервью:

— Представьтесь пожалуйста.

— Александр Летов из города Энска.

— Расскажите нашим телезрителям, что случилось с Цоем?

— Я его нашёл на берегу озера Вакарис, он там рыбу ловил, — я решил подсократить свою сагу, — рана у него была, кровь шла. Ну я и подбросил его до трассы, а там поймал попутку.

— Что за попутка, кто там был?

— Вы наверно будете смеяться, но за рулём там сидела Лайма Вайкуле.

Девушка вместе с оператором впали в кратковременный ступор, но быстро вышли из него.

— Та самая Вайкуле?

— Да, она самая — которая «Ах вернисаж, ах вернисаж» и «Ещё не вечер».

— И что же было дальше?

— Мы вдвоём затащили Цоя на заднее сиденье и доставили его в эту больницу, — и я махнул рукой в направлении вывески.

— Говорят, что у него огнестрельное ранение, — продолжила она, — это правда?

— По последним данным не огнестрельное, а ножевое, но всё равно крови он много потерял. Надеюсь местные врачи его вытащат.

— А куда же делась Лайма?

— Не знаю, — ответил я, — наверно домой поехала, она где-то неподалёку живёт.

— Гаси камеру, — приказала журналистка оператору, — а вам… тебе то есть спасибо большое. Надо ещё дождаться, как операция пройдёт и заснять главного врача.

— Ну тогда я поехал, — задал я полу-вопрос.

— Да, конечно, — сказала журналистка, которая даже не назвала своего имени, — на вот тебе мою визитку, может пригодится.

На плотном картоне было написано, что зовут её Марта Озоле, а должность у неё тележурналист. Ладно, присовокупим к визитке Лаймы. Путь до посёлка с трудновыговариваемым названием, где жил Витя с Наташей, оказался недолгим и без приключений. Первым делом я сдал с рук на руки мопед (хозяин придирчиво проверил его состояние, но ничего криминального не обнаружил) и получил назад свой паспорт. А затем опять постучался в дверь Зелтини.

— А, это опять ты, — с разочарованием сказала Наташа, — а Витя куда запропастился?

— Витя в больнице в Талси, — не стал я вилять в стороны, — у него травма, но ничего страшного, кажется нет.

— Какая травма? — испугалась она.

— Ножевая. Операцию уже сделали, врачи говорят, его жизни ничего не угрожает.

— Я должна поехать к нему, — сразу же перешла она на повышенные тона. — Ты, кажется, мопед у кого-то брал — вот и отвези меня туда.

Что же мне, всю жизнь по этим пескам… дюнам в смысле мотаться, мысленно возопил я, но вслух сказал совсем другое:

— Я его обратно уже отдал, но если так уж надо, могу повторить процедуру аренды.

— Надо, — отрезала она, — я пока переоденусь, а ты бери мопед.

Хозяин мопеда немного удивился, но выкатил его обратно. Взял только пятерку, и на том спасибо. На обратной дороге мне пришлось рассказать всю историю с самого начала… показал место аварии Москвича (что же с машиной-то будет? Гаишники отгонят к себе, дальше смотреть надо), поворот на озеро, где Витя удил рыбу. А потом было Талси и районная больница. И нас даже пропустили в послеоперационную палату, где лежал Цой.

— Витя! — с порога чуть ли не закричала Наташа, — как же это ты?

Витя с трудом, видимо, соображал после всего случившегося, он посмотрел на подругу осоловевшим взглядом, потом перевел его на меня, потом выставил вперёд руку с вытянутым указательным пальцем и твёрдо сказал:

— Это он во всём виноват!

Прямо как Чубайс, невольно подумалось мне, а Наташа со стоявшей рядом медсестрой вперились в меня обе подозревающими взглядами. Надо что-то предпринимать, подсказала голова, а то подведут тебя сейчас под монастырь. Под Новодевичий. Сам знаю, буркнул я и начал предпринимать.

— Витя, ты чего? — ответил я самым невинным тоном, — намекаешь на то, что надо было тебя оставить там на этом озере? Чтобы ты кровью истёк?

Витя покрутил головой и вырубился, видимо эта фраза окончательно отключила его организм от источников питания. А медсестра тут же засуетилась:

— Всё, посещение закончено, выходим!

Мы и покинули эту палату, а за её стенами сразу и началось.

— Что это там Витя про тебя сказал? — накинулась на меня Наташа. — Что ты во всём виноват?

— Да бред это у него был, — вяло отбивался я, — сама же посуди — если б я хотел что-то с ним сделать, то не стал бы светиться в вашей деревне, сначала с тобой поговорил, потом мопед арендовал. Верно?

— Ну допустим, — с некоторым сомнением отвечала она.

— Значит дальше идём — потом эта дурацкая авария с Москвичом, я тоже, по-твоему, её подстроил?

— Наверно нет, — согласилась она.

— А ещё дальше я, если б хотел замочить Витю, то замочил бы и смылся как можно быстрее, а не отвозил бы его в больничку. Правильно?

— И всё равно я бы тебя в милицию сдала, чтобы показания зафиксировали, — твёрдо стояла она на своём.

— Только что оттуда, капитан Витолс снял с меня все показания и отпустил на все четыре стороны примерно час назад. А колоть они, по моему мнению, сейчас будут того угонщика вашего Москвича. Он мне даже фамилию свою назвал, как её… как у артиста, который в «Театре» играл…

— Калниньш? — помогла мне Наташа.

— Точно.

— А имя не Валдис случайно?

— Откуда знаешь?

— Это сосед наш по деревне. А Вити с ним недавно ссора какая-то была.

— Вот это и расскажи капитану Витолсу — это по центральной улице с полкилометра и направо. А мне на поезд надо, через три часа уходит из Риги — поеду я?

— Ну езжай, — всё с тем же сомнением продолжила она, но вспомнила ещё один момент, — а что у тебя за дело было к Виктору?

Я вздохнул и вывалил на неё в пятый, наверно, раз за день пересказ моей саги про МЖК. Наташа немного успокоилась, сказала, что остаётся здесь караулить больного, а я наконец освободился от этой утомительной круговерти.

Вторичная сдача мопеда и поездка в Ригу на попутке (автобуса я уж не стал дожидаться, редко они тут ходили) прошли без приключений, так что в половине одиннадцатого вечера я стоял на платформе вокзала «Рига-пассажирская», ожидая погрузки в вагон скорого поезда номер 38 до Ленинграда. Билет у меня был в плацкарту, решил не шиковать, хотя деньги у меня имелись. Пока ждал объявления посадки, просканировал расписание отправления-прибытия — мать же моя женщина, оно на полных два листа распространилось. Тут тебе кроме соседних и вполне понятных Таллина, Вильнюса и Калининграда, а также двух столиц, имелись рейсы в 22 города разных республик СССР. В основном на курорты типа Симферополя и Новороссийска, но и в мой родной Энск имелся поезд, ходил он, правда, только в летние месяцы.

А в 21-то веке, как я вытащил из своей памяти, здесь останется ежедневный рейс в Москву с прицепным вагоном до Питера и раз в неделю Киев. Ну и пригородные маршруты, типа до Лиепаи, Даугавпилса и Зилупе. А вокзал превратится в сонное царство…

Полка у меня была верхняя, я сразу залез на неё, а рюкзак закинул наверх. Так и доехал до Витебского вокзала, не вступая в разговоры с попутчиками — хватит с меня, наговорился. И сразу отправился на квартиру к товарищу Гребенщикову, к Борис-Борисычу. Только не спрашивайте меня, откуда я его адрес узнал, добыл оперативным путём и точка. Жил, значит, БГ в типичной питерской застройке 19 века недалеко от Мойки. Улица Малая Конюшенная. В Москве тоже вроде бы такая есть, подумал я, отыскивая затерянный дом барда. Двор-колодец, тоже типичный для Питера… я ещё подумал, что чертовски неудобно, наверно, если окна сюда выходят — соседние же квартиры рядом, всё на виду. Домофонов пока у нас нет, кодовых замков тоже, поднимаемся на шестой этаж, ладно, что лифт работает. Звоним в дверь, открывается она без лишних вопросов. А на пороге стоит он самый, БГ собственной персоной, молодой ещё, без брюха, в майке и полосатых трусах.

— Чего надо? — недовольно прищурился он на меня.

— Бориса Борисовича, — коротко ответил я.

— Ну я Борис Борисович, что дальше?

— У меня к тебе дело.

— Выпить есть? — сразу перевёл он разговор в практическую плоскость.

— А как же, — и я потряс пакетом, куда заблаговременно запас пяток бутылок рижского пива, просто предчувствие у меня такое было, что оно понадобится.

— Другое дело, — сразу оживился он и крикнул куда-то назад, — Джоанна, выходи, опохмелимся.

БГ и Джоанна Стингрей в 1991 году

Глава 18

Возвращаемся в город Энск, в 9 августа, в концерн АМТ

— Серьёзная контора, — повторил я, когда мы наткнулись на вооружённого дубинкой и наручниками охранника в стильной чёрной форме.

— Вам чего, ребята? — строго спросил он, преградив путь дальше.

— Мы из городского штаба МЖК, — начал я, — нам бы с Сергеем Владимировичем поговорить.

— Договаривались о встрече? — так же сурово продолжил охранник.

— Нет, это чисто предварительная беседа, на пять минут, — объяснил я.

— А по какому поводу? Если деньги просить пришли, так я сразу скажу, что зря, денег тут не выдают.

— Наоборот, — поправил его я, — хотим предложить денег. То есть способ, как их быстро и безболезненно заработать. С помощью строительства.

Охранник поморщился при слове «строительство», но поднял трубку внутреннего телефона и сказал в неё пару неслышимых фраз. Потом положил трубку на место и обратился к нам:

— Вам повезло, Сергей Владимирович согласился вас принять. У вас пять минут и ни секундой больше. Второй этаж, дверь с табличкой.

Куриленков был молод, мал ростом и румян — прямо наливное яблоко из русской народной сказки.

— С чем пожаловали, молодые люди? — не стал растекаться блином по сковородке он.

— Мы из городского штаба МЖК, — приукрасил свою должность я, на самом-то деле только из районного. — Строим дом в старом городе и никак не найдём порядочного застройщика. Решили к вам вот обратиться.

— Так-так-так, — заинтересовался тот, — давайте подробности, где будет стоять дом, сколько квартир, чем можете нас заинтересовать?

Я выложил план Благовещенки на стол и указал на прямоугольник, размеченный под нашу стройку.

— Это на берегу Реки что ли? — отозвался Куриленков, изучив план. — Неплохо… из окон наверно вид будет хороший.

— Ага, — подтвердил я, — из окон будут видны не соседние панельки и не мусорные баки, а Река, дебаркадеры с прогулочными теплоходами и мост. На той стороне собор Михаила Архангела тоже в кадр попадает.

— И сколько квартир здесь распланировано?

— По первоначальной задумке 14, - не стал скрывать этот факт я, — 12 членам МЖК, две застройщику.

Куриленков скривился, как от зубной боли, поэтому паузу я делать не стал.

— Но мы провели кое-какую работу, и вот этот участок, — я очертил на плане квадрат, где стояла баня, — тоже будет добавлен нам. Проект сейчас в процессе переделки, но сразу могу сказать, что квартир теперь будет не меньше 20.

— Значит 8 застройщику? — быстро подсчитал в уме он.

— Не так быстро, Сергей Владимирович, три квартиры уйдут на мотивацию других заинтересованных лиц, так что вам можем предложить только пять. Но зато все на верхних этажах, без первого.

Начальник встал, прошёлся по своему кабинету туда-сюда, хрустнул суставами пальцев, а потом уже продолжил, немного неожиданно:

— Нам верхние этажи ни к чему, моё предложение будет таким — весь первый этаж отходит нам, тогда мы договорились.

— Хотите штаб-квартиру АМТ там сделать? — догадался я.

— Штаб-не-штаб, но филиал там точно можно будет открыть — десять минут до площади Сусанина и проблем с автопарковкой не будет, — пояснил он. — Ну что, согласны или вам подумать надо?

— А как быстро вы сможете закончить этот проект? — поинтересовался я.

— За год точно. Может, даже быстрее, — уверенно проговорил Владимирович.

— Нам надо посоветоваться, верно, Михаил?

Михаил кивнул и мы попрощались с хозяином концерна АМТ, договорившись о рандеву через два дня в это же время.

— А теперь в райком пора, — заключил Миша.

— Может перекусим по дороге? — предложил я, — с утра ничего не жрал. Вон пельменная пустая стоит.

Миша согласился и мы зашли в этот рудимент советской эпохи. А ничего здесь не изменилось за последнее время, невзирая на бушевавшую над страной перестройку — те же хамоватые тётки за прилавком, тот же ассортимент, начиная от пельменей со сметаной и заканчивая пельменями с томатным соусом (слово «кетчуп» еще не прижилось в нашем лексиконе). Цены, разве что, выросли примерно вдвое, так что стандартная порция из 10–11 пельменей со сметаной стала стоить 80 копеек.

— Вкусно, — сказал я по итогам обеда, — казалось бы обычные советские пельмени, у каждой второй начинка вылетает из оболочки, так что вид блюда становится неприглядным. А язык проглотишь.

— Да, неплохо, — согласился Миша, — однако ты подумал, что мы скажем Гене-крокодилу?

— Чего заранее раздумывать, — отозвался я, — когда доберёмся до него, там на месте и решим. А если много думать, голова распухнет.

Столовая-пельменная где-то на Урале

Добрались до райкома как раз к окончанию обеденного времени. А на входе меня ждал сюрприз — там незнакомая женщина средних лет сидела.

— А где Катя? — вырвалось у меня.

— Выходная она сегодня, — сурово отрезала вахтёрша. — Вы к кому?

— К Гене… то есть к Геннадий-Палычу.

— У него совещание, — не менее сурово сказала она.

— А мы подождём, — вступил в разговор Миша. — Нам торопиться некуда.

— Ну ждите, — смилостивилась она, — вон в том коридоре стулья есть, — и она показала на коридор со стульями.

А мы вместо того, чтобы сесть, куда было велено, прошлись по этажам от нечего делать. Здание было старинное, девятнадцатого века. Потолки высокие, с лепниной и шикарными гнутыми люстрами. Двери тоже высоченные и массивные даже на вид. И ручки у дверей нестандартные были, все в финтифлюшках.

— Богато люди жили, — высказал я результат своего наблюдения.

— Да уж не бедно, — согласился со мной Миша. — Александр Сергеич, интересно, где тут на постой останавливался?

— Здание раза три перестроено с тех пор, — осадил его я, — так что вряд ли чего осталось от той пушкинской комнаты.

А тут и народ откуда-то повалил дружной толпой, я догадался, что это скорее всего совещание закончилось.

— О, бойцы, — обрадовался нам Гена, он чуть ли не последним в этой очереди шёл. — А я как раз только вот о вас вспоминал. Заходите, — и он открыл свой кабинет.

— Как дела? — сразу же приступил он к делу, — влились в дружный коллектив МПСХО?

— Такие дружные коллективы, Гена, — честно ответил ему я, — обычно бывают в террариумах. В просторечии их гадюшниками называют.

— Ну не будем о грустном, — обнадёжил он нас, — рассказывайте. А то меня завтра в обком комсомола вызывают, надо там хоть что-то позитивное доложить.

Я вздохнул и вывалил краткие итоги сегодняшних наших разъездов и переговоров.

— Так, — почесал затылок Гена, разглядывая план Благовещенской улицы, — начало неплохое. Теперь, насколько я понимаю, дело за горсоветом осталось…

— Правильно, за ним. Одна квартира для мотивации для них и одна для райкома, — сориентировал его я.

— Нам-то хватит, конечно, — задумчиво протянул он, — а этим ребятам не уверен… и с Куриленковым вы правильно завязались, я сам про это думал… да, а у меня же для вас новость есть.

— Хорошая или плохая? — решил уточнить Миша.

— Сами решайте, — ответил Гена, — тут с Керамзита звонили — не нашли они никого взамен вам двоим. Так что придётся ещё три-четыре смены отработать. Начиная с завтрашнего дня.

— Страна большая, — уныло сказал я, — а отступать некуда. Позади Керамзит. Ну мы пошли тогда готовиться к трудовой вахте.

На этом мы с Геной и распрощались, а Миша в сердцах даже выругался, проходя мимо вахтёрши.

— Не грусти, — поддержал я его, — три дня это не три года. Как-нибудь прорвёмся…

А когда я доехал до дому… ну до нынешнего своего обиталища, мне почему-то захотелось более комфортного места для отдыха, нежели проваленная раскладушка. Немного подумал и отмёл кровать с диваном — очень тяжело таскать, да и куда это добро потом девать, когда Олежек с северов вернётся. Матрас, вот выход… а ещё лучше, если он надувным будет. Посетил два спортивных магазина и во втором обнаружил искомое — полутороспальный надувной матрас радикально красного цвета. Всего-то четвертак, и я обеспечил себе прекрасное спальное место.

Во дворе стояло аж четыре жестяных гаража, один из них был открыт и в нём возился с Запорожцем молодой парень.

— Привет, — сказал я ему, он обернулся и в ответном приветствии назвал меня по имени. — Слушай, одолжи насос — матрас надо надуть.

И я показал ему свёрток, который нёс под мышкой.

— На озеро собрался?

— Да какое озеро, кровать хочу себе оборудовать.

— Бери, мне не жалко, — и он протянул мне чёрный качок с двумя подножками снизу, это чтоб удобнее было накачивать.

Справился я с работой за десять минут, вернул качок на место, обернулся и увидел Катю.

— Привет, Саша, — улыбнулась она мне, — ремонтом решил заняться?

— Да какой ремонт, спальное место оборудовал просто, — ответил я. — А ты чего сегодня на службе не была? Захожу, понимаешь, в райком, а там вместо тебя незнамо кто.

— Отгул взяла, — ответила она, — в парикмахерскую вот сходила — нравится?

И она покрутилась вокруг оси.

— Класс, — довольно искренне сказал я, хотя и предыдущая прическа была вполне смотрибельной. — Пошли тогда кофе что ли попьём?

— К тебе? А пошли… заодно жильё своё продемонстрируешь.

* * *
Если коротко, то осталась она у меня ночевать… сосед, который остограммиться предлагал, подмигивал мне обеими глазами, когда Катя в ванную комнату выходила, но я предпочёл на это не реагировать.

— А родители-то тебя искать не будут? — озаботился я таким простым вопросом. — В милицию заяву не накатают?

— Не, — просто ответила она, — мать давно с отцом разошлась и живёт в другом городе, а папаша пьёт без передыху, ему всё равно.

Мда, грустно подумал я, вот такие вот реалии развитого социализма на семидесятом году советской власти… а в любовных играх Катя оказалась достаточно подкованной, так что кончил я аж три раза за ночь…

Утром приготовил ей кофе с яичницей и сказал, что мне надо на завод.

— Так тебя же в штаб перевели, — удивилась она.

— Форс-мажорные обстоятельства, еще 3–4 дня надо отработать, пока смену не найдут, — пояснил я, — вернусь примерно в пять. На вот тебе четвертак и талоны, купишь может чего-нибудь.

— Хорошо, Санечка, — вздохнула она, целуя меня в щёку, — обязательно куплю.

А на Керамзите меня ждал ещё один сюрприз — только я переоделся, как меня за локоть отвёл в сторонку один наш бригадник из химиков, Ваня Чеботарь его звали, из Тирасполя он родом был, и сообщил он мне следующее:

— Ваську выпустили.

— Какого Ваську, — не сразу въехал я.

— На которого вы с Мишкой показания дали… ну что он Игорька в барабан запихнул.

— В какой барабан? — по инерции продолжил я, но тут вспомнил все детали этой уголовщины. — И что дальше?

— А дальше, Лётчик, то, что он на вас обиделся и сказал, что вы за свои слова ответите.

Глава 19

— А ты откуда знаешь? — спросил я.

— Ребята из его комнаты в общаге передали — мы же там все рядом живём.

— Спасибо, Ваня, — поблагодарил я его, — а он в какую смену выходит?

— Вот сразу после нас и выходит, во вторую. Так что я тебя предупредил.

— А за что он срок-то мотает? — задал таки я последний вопрос.

— Хулиганка с отягчающими, — ответил Чеботарь, — порезал кого-то по пьянке, но не до смерти, а то бы реальный лагерь получил.

Я так же отвёл в сторону Мишу и передал ему эту новость. Миша глубоко задумался…

— Теперь нам бы всё время вместе держаться надо, это раз, — ответил он после своего размышления, — и чем-то вооружиться на всякий случай неплохо было бы.

— Я только что на обратке видел арматуру, — вспомнил я, — под вагонками лежала. Можно отобрать подходящее по размеру и в куртку спрятать.

— Точно, в первый перекур между вагонками и займёмся.

Но выдавать на-гора план по облицовке нам не пришлось, потому что сломалось что-то в формовке и вся обратка оказалась забита пустыми телегами — новые просто некуда было ставить. Поэтому мастер Сидоров лихо свистнул в два пальца и отправил всю бригаду на разбор многолетнего завала из битого кирпича в отдалённом углу цеха.

— На этом денег не заработаешь, — заныл Роберт, а Серёга, который всё время подсчитывал число выгнанных кирпичей, добавил, — и лимиты нам могут зарезать.

Я, как мог, успокоил его, но он вдруг перевёл разговор на нас с Мишей.

— А правду люди говорят, что вы из бригады сваливаете?

— Ага, чистую правду говорят люди, — подтвердил я, — сваливаем. В районный штаб.

— А почему только вы? Я может тоже хочу в тепле сидеть, — начал гнать волну Серёжа.

— Тебе что, недостаточно тепло здесь? Тогда можешь отдыхать между печками, — срезал его я.

— А потом, тут всё просто — подай заявку в райком, там рассмотрят.

— Знаю я, как они рассматривают, — сварливо продолжил он, — в мусорное ведро сразу выбросят и вся недолга.

— Нашу с Мишей заявку же не выбросили, — логично возразил я, — к тому же мы там уже целый день отработали и кое-чего добились. Чего предыдущие руководители за полгода не достигли.

— Расскажи, — попросил он.

— Слушай, — ответил я и вывалил ему весь наш предыдущий день, начиная от МПСХО и заканчивая Геной-крокодилом.

Все остальные наши бригадники (исключая химиков, конечно, им это было малоинтересно) тоже внимательно прислушались к моей речи. А по окончании выступил Роберт, как старший по возрасту, наверно.

— Так вы чего, за год собираетесь наш вопрос решить?

— Как говорится в народной поговорке — хочешь рассмешить бога, расскажи ему о своих планах, так что ты попридержи коней-то, но такая задумка у нас есть, а уж как получится, так и получится. В любом случае Володь и Коль надо от руководства убирать нахрен, они только ломать умеют, а нам строители нужны.

А тут Сидоров свистнул перекур, мы с Мишей тут же двинулись на поиски холодного оружия.

— Не было, как говорится, печали, — уныло сказал Миша, примеряя к рукаву куртки очередной прут. — Так черти накачали.

— Сами мы эту печаль накачали, — честно признался я, — надо было язык за зубами держать, когда нас менты опрашивали… кстати, не знаешь, что там со следствием-то? Поймали кого?

— Говорят, прекратили за отсутствием состава преступления. Несчастный случай нарисовали. Вот этот кусок подходящий, — показал он мне очередную арматурину.

— Я тоже подобрал, — продемонстрировал я ему свою находку. — Теперь приладить бы их незаметно…

Ещё минут десять прилаживали, кажется, получилось.

Прорабы перестройки

До конца смены больше ничего примечательного не случилось, разве что за исключением того, что формовку наконец починили, и мы даже успели выгнать по две с половиной вагонки на душу населения. А вот когда пришли в раздевалку, подкатила следующая смена во главе с улыбающимся во все 32 зуба Васькой.

— Ну шо, пацанчики, — радостно предложил он нам с Мишей, — пошли побазарим.

И мы с Мишей вышли за ним на площадку, где грузили товар в машины. Вся она была завалена битым кирпичом и кирпичной пылью.

— Значит, заложили вы меня, ребятишки, — всё с той же радостной улыбкой продолжил Вася, — со всеми потрохами заложили. А ещё комсомольцы… нехорошо… — и он сделал продолжительную паузу.

— Менты спросили, мы ответили, — сделал я попытку выехать на чистый базар.

— Менты всех спрашивали, а сдали меня только вы, — логично возразил Васёк, — так что с вас теперь причитается. Выбирай ты сначала, — и он обратился ко мне, — в рыло или в брюхо?

— В рыло не даётся, мать не продаётся, — вспомнил я ответ на один стандартный тюремный развод.

— Гляди ты, грамотный, — удивился Вася. — А в брюхо даётся?

— Слушай, Вася, — решил я найти компромисс, — косяк наш, мы не отказываемся. Давай решим вопрос с помощью товарно-денежных способов.

— Это как? — удивился тот.

— Тебе, например, деньги, нам товар… ну то есть отсутствие товара. А если понятнее — мы тебе даём триста рублей, а ты от нас отваливаешь.

— Пятьсот, — сразу ухватил нить Вася, — и мы квиты.

— Четыреста, — продолжил торг я, — и мы не открываем этот чемодан.

— По рукам, — согласился он.

— Только денег у меня с собой нет — завтра отдам.

— Тогда хоть чирик дай авансом, — попросил он.

— Пятёра есть, — и мы вернулись в раздевалку.

— Что-то очень большие деньги ты ему пообещал, — хмуро сказал Миша, когда мы уже шли на автобусную остановку. — У меня таких нет.

— Зато у меня есть, в малом предприятии недавно выдали, — отвечал я. — А потом, знаешь такую еврейскую мудрость про деньги?

— Не знаю — расскажи.

— Если проблему можно решить деньгами, говорят они, то это не проблема, а расходы. Денег мы ещё заработаем, а Васёк этот возможно пригодится нам в будущем.

Город Энск, 13 августа, райком комсомола

Наша дополнительная отработка на Керамзите подошла к концу, и мы с Мишей по окончании дневной смены, как и договаривались четыре дня назад, распрощались с товарищами по несчастью и отбыли на рандеву с комсомольскими лидерами.

— Хорошо вот так, — сказал мне Миша, когда мы слезли с автобуса на площади Сусанина, — посидеть и покурить после трудовой вахты.

— Курить после физнагрузок вредно, — заметил ему я. — Да и вообще всегда вредно, а не только после нагрузок.

— Сам знаю, — огрызнулся Миша, закуривая последнюю беломорину из пачки, — но ничего не могу с собой поделать.

— Ладно, докуривай и вперёд. Нас ещё ждут великие дела.

На входе опять сидела не Катя, а неизвестно что.

— Уволилась она, — ответило оно на мой вопрос, — со вчерашнего дня не работает здесь больше.

Странно, подумал я, а мне она ничего не сказала. Но развивать эту тему я не стал, а просто прошёл вместе с Мишей на второй этаж к кабинету номер 13.

— Заходи, не заперто, — раздался зычный голос изнутри. — О, бойцы прибыли, рад вас видеть.

После пяти минут обмена мнениями ни о чём, Гена неожиданно перешёл к сути дела.

— А у меня для вас две новости…

— Хорошая и плохая? — попробовал угадать я.

— Не угадал, плохая и очень плохая, — ответил он со скорбной миной на лице.

— Начни тогда с просто плохой, — предложил я.

— Ну слушай — на Керамзите так и не нашли народ, чтобы заткнуть дыру в вашей бригаде.

— Это уже их личные проблемы, — отрезал я, — а я… ну то есть мы с Мишей туда возвращаться не будем. Правильно, Миша?

И тот согласно покивал головой.

— Это бы полбедой было, — продолжил Гена, — но есть и похуже известия.

— А что может быть хуже? Революция в Москве?

— Нет, революции пока что можно не бояться, но ваш участок в Благовещенке хотят отобрать, — и Гена внимательно посмотрел на каждого из нас.

— Очень интересно, — ответил я, — и что с жильём для нашего отряда тогда будет?

— А вашему отряду выделят другой участок. Со временем.

— Но на Керамзите всё равно надо отрабатывать?

— На Керамзите надо отрабатывать, — подтвердил Гена.

— А МПСХО остаётся на месте?

— А куда ж оно денется.

— Дай я угадаю, кто наложил лапу на наше добро, — предположил я.

— Угадывай, — милостиво разрешил мне Гена.

— Начальник концерна АМТ Куриленков наверно, — закончил свою мысль я. — Захотел не только первый этаж, а всё остальное.

— Угадал, — уныло подтвердил этот факт Гена.

— Он же ведь сам из вашего райкома вышел, чего ж он так себя ведёт не по-комсомольски?

— Ну знаешь, — отвёл в сторону глаза Гена, — сейчас все себя ведут не по-комсомольски, с чего бы ему быть ангелом?

— Что-то можно сделать, чтобы отменить эту… эту экспроприацию? — спросил я.

— Вряд ли, — ещё унылее проговорил Гена, — всё согласовано на самых верхах, — и он показал глазами, где эти верхи находятся.

— А вот хер-то им, — разозлился я, — сейчас не времена застоя на дворе, мы будем бороться за свои права.

— Ну-ну, — только и смог выдавить в ответ Гена. — Желаю успехов.

— Бумажку с мандатом хотя бы выдашь? — спросил я.

— С каким мандатом? — не понял он.

— Ну с подтверждением, что я не праздное лицо, а член штаба МЖК.

— Это без проблем — в канцелярию зайди, я распоряжусь.

Глава 20

Короче говоря, эту бумажку, где значилась моя должность, канцелярия выдала без единой запинки, после чего мы с Мишей опять очутились на площади героя Сусанина.

— А это ведь из-за тебя так вышло, — неожиданно выдал тот ядовитую фразу. — Если бы ты к тому румяному комсомольцу не полез, всё было бы тихо-мирно.

— Вообще-то мы вдвоём к нему ходили, — ответил я.

— Но решение ты один принимал, — возразил Миша.

— Согласен, — уныло повесил голову я. — Значит, мне одному и разруливать вновь возникшие неприятности. Я пойду в свой институт загляну, пока.

И я зашагал вдоль по улице Ульянова-старшего по направлению к психушке, напротив неё и стоял мой радио-институт. Вот только для полного счастья мне сейчас не хватало разборок в нашем мжк-ком коллективе. На входе столкнулся с Саней, который кабельный предприниматель.

— Вот хорошо, что мы встретились, — обрадовался тот, — а я уже хотел к тебе на Свердлова прокатиться.

— Я тоже рад, — ответил я с каменным выражением, потому что сейчас вряд ли что-то на всём белом свете меня обрадовало бы.

— Согласен я на твоё предложение, — отвёл он меня к подоконнику. — Когда можно будет оформиться?

— Напомни, плиз, — сказал я, — что за предложение было. А то сегодня у меня что-то голова кругом идёт.

— Ну как же, дня четыре назад ты же сам предлагал моему кабельному предприятию перейти под твою комсомольскую крышу.

— Вспомнил, — отвечал я, — и точно предлагал. Только это четыре дня назад было, а сейчас обстоятельства немного поменялись.

— Что, нету больше твоей крыши? — озабоченно переспросил Саня, — развалилась?

— Не в этом дело, — с горечью резюмировал я, — крыша пока на месте и не протекает, только вот конкретно я больше под неё не попадаю. Стою в сторонке… остается только мокнуть под дождями.

— Вон оно чего, — изумился Саня. — Ну тогда извини, пойду я… а ты-то сам как, участвуешь в моём бизнесе или в сторону отходишь?

— Участвую, куда я денусь, — вздохнул я, — но беру небольшой тайм-аут. На неделю примерно — потерпит?

— Неделю можно, — согласился он, — но потом будешь работать с удвоенной энергией.

— По рукам, — встал я с подоконника. — Кстати, как там Любаня-то? Она в сторону не отвалила?

— Думает, — коротко бросил Саня, и на этом мы распрощались.

Малое предприятие с названием «Радиотехник» встретило меня более приветливо, ну ещё бы — пилотный контроллер КАМАКа для писишной шины я отладил и сейчас опытное производство ваяло серию аж в десять штук. Да и пяток компьютеров на продажу я вот только что наладил, двух дней не прошло, честно запихнул туда Нортон-коммандер, Лексикон и с десяток игрушек.

— Мне бы денег немного, — попросил я у Карпыча, который замещал Бугрова по всем текущим вопросам. — И отпуск на неделю, позарез надо.

— Ладно, — ответил Карпыч после недолгого размышления, — как особо ценному сотруднику разрешаю и то, и это, но потом чтоб туннельный микроскоп окучил с максимальной скоростью. Сколько денег-то надо?

— А сколько дадите? — ответил я по-еврейски.

— Две тыщи хватит?

Две тыщи меня вполне устраивали и мы ударили по рукам, получил я эти деньги в кассе института и незамедлительно отчалил в направлении касс Аэрофлота — были такие организации при советской власти, примерно две-три штуки на крупный город.

Кассы Аэрофлота в Свердловске, конец 70-х годов.

Билетов на любые виды междугороднего транспорта, как хорошо помнят старожилы, в Советском Союзе в свободной продаже не было. Хотя транспорта было много и на любой вкус — начиная от автобусного сообщения и заканчивая речным. Так что приходилось как-то исхитряться и приспосабливаться. Вот и у меня был один шапочный знакомый в этой сфере, который иногда помогал в обмен на другие услуги или обычные денежные знаки, имеющие хождение на территории страны. Я ему и звякнул с телефона-автомата.

— Привет, Костик, — сказал я в трубку. — Позарез нужен один билет на самолёт в Ригу. На завтра желательно. Четвертак, значит четвертак, занесу к вечеру.

Таким образом транспортный вопрос был улажен в кратчайшие сроки и я отправился домой, пора бы уже и перекусить чего-нибудь было, а заодно узнать новости у Кати, почему она уволилась и что теперь будет делать.

А дома, в пустой комнате с надутым матрасом на полу меня ждал очередной сюрприз (а то их мало с утра привалило) — записка со следующим текстом: «Саша, извини меня, я полюбила другого и ушла к нему. Ты очень хороший, но тот лучше. Целую». Зашибись…

Механически соорудил себе еду на ужин, непрерывно размышляя о своей тяжёлой судьбе… в конце концов пришёл к выводе, что если девушка уходит к другому, то неизвестно, кому в результате больше повезло — этому другому или тебе.

Да, а билет-то на самолёт мне выдали не на завтра, а на послезавтра — всё просто, как апельсин, в Ригу у нас были вылеты только по нечётным числам. Ну ничего, должен успеть, успокоил сам себя я, прилёт в девять утра, время будет…

А далее, дорогие читатели, идут события, описанные во флешфорвардах за номерами 1 (глава 2), 2 (главы 10–11) и 3 (главы 16–17), я пометил их названия на всякий случай. А мы перемещаемся в

Ленинград, 16 августа 1990 года, квартира БГ

— Джоанна, выходи похмеляться, — бросил он через плечо куда-то вглубь квартиры, — трубы-то горят наверно?

Изсоседней комнаты послышался шорох, потом что-то тяжёлое упало на пол, потом в дверях нарисовалась дама довольно зрелого уже возраста и с внешностью на любителя. Она, видимо та самая Джоанна, была в длинной льняной рубашке, расстёгнутой сверху на пару пуговиц, больше на ней ничего надето не было.

— Конечно горят, чего спрашиваешь, — кинула она короткую фразу и плюхнулась на колченогую табуретку за кухонным столиком.

Я прикинул в уме кое-что и решил, что это та самая Джоанна Стингрей, злой (а может и не очень злой) гений всей отечественной рок-тусовки в перестроечные времена. Которая уже успела выйти замуж за гитариста из «Кино» Каспаряна, а сейчас то ли уже была свободна, то ли находилась в процессе расставания. Желающие могут прочитать о ней поподробнее, информации в сети предостаточно, да хотя бы в той же Википедии.

Борис мигом вытащил из ящика стола открывалку, откупорил три бутылки «Рижского тёмного» и поставил их на стол. Стаканов он как-то не предложил, так что мы все трое выпили прямо из горла, запрокинув головы, как пианисты во время концерта.

— Хорошо, — сказала наконец она, а потом заметила меня, — а ты кто такой? Лицо у тебя знакомое.

— Я его тоже где-то видел, — сообщил Борис, доставая из холодильника открытую банку кильки в томате. — Недавно совсем.

— Я Саня Летов, — начал представляться я, — из города Энска.

— Знаю я эту дыру, — тут же перебил меня Борис, — Чиж, кажется, откуда-то оттуда выполз.

— Правильно, а ещё Лёша Полковник, — добавил я. — Работаю в городском штабе МЖК… молодёжный жилой комплекс расшифровывается… ну где молодёжь сама строит себе жильё…

— Вспомнил, — опять перебил меня Боря, открывая новую тройку бутылок, — где я тебя видел. Пиво, кстати, очень приличное — где покупал?

— На Рижском железнодорожном вокзале, — признался я.

Этикетки от советского Рижского пива, крепость 3,2 %, плотность 12 %.

— И где же ты его видел? — девушка направила мысли Бориса в нужном направлении.

— Вчера в новостях по ящику, — сообщил тот, — где обсуждали покушение на Цоя.

— Точно, — обрадовалась Джоанна, не забывая, впрочем, прикладываться к бутылке, — он Витю до больницы довёз, кажется.

— А потом Вайкуле показали, она тоже там засветилась, — дополнил Боря, — богатая, короче, история случилась.

— Да, было вчера такое дело, — признался я, — Витю какой-то гад ножом порезал, а я его в больницу отвёз. А помогла мне Лайма Вайкуле.

— Давай подробности, — потребовал Борис от меня, а подруге коротко бросил, — сгоняй в магазин за бухлом, а?

— Так у вас же всё по талонам, — логично возразила ему она, — а талоны у нас неделю уже как закончились. Или с тройной наценкой придется брать.

— Могу спонсировать, — скромно вклинился я в их искромётный диалог, вытаскивая из кармана два четвертака.

— Ты прямо Дед Мороз какой-то, — восхитился Борис, забирая у меня деньги, — на пару пузырей хватит… и еще может шмали перехватишь у этого… у грузина…

— Ясно, — перехватила Джоанна купюры у него, — через полчаса вернусь.

И она встала и отправилась в свою комнату, начав раздеваться прямо по дороге — фигура у неё вполне аппетитная была, как я успел заметить.

А Борис тем временем открыл дверь на балкон — во как, прямо из кухни.

— У тебя чего, из кухни выходить на балкон можно? — спросил я.

— Не, это выход на крышу — я недавно тут место для отдыха оборудовал, можем перебраться, — и он широким жестом пригласил меня туда, где между дымоходом и проволочным бортиком, отделяющим ржавые листы оцинковки от пустоты, стоял низенький столик и три стула.

— А ты не останавливайся, давай про Цоя, — попросил у меня Борис.

* * *
Вышел я, коротко говоря, из бориной квартиры через три часа с хвостиком, основательно накачанный водкой Пшеничной, той самой, у которой на этикетке раскинулись бескрайние поля с колосьями. Договориться с ними обоими у меня ни о чём не вышло, так что напрасно я на них пиво с деньгами переводил, но надеюсь, что переговоры продолжатся. В связи с этим прискорбным фактом я решил посетить местных МЖК-цев. Как говорится, ворон ворону, равно как и боец МЖК бойцу МЖК глаз не выклюет — надеюсь, с этими-то получится хоть что-нибудь. Едем, значит, к Смольному… не совсем к тому, конечно, из которого Ильич революцией руководил, в соседнее здание, его городские власти приспособили для руководства местным МЖК…

Глава 21

На метро до Чернышевской добрался, а тут и недалеко уже до… проходя мимо Смольного, задумался — а почему большевики выбрали для своей базы именно институт благородных девиц? Уж за что, за что, а за благородных девиц ни Ильича, ни Троцкого, ни Свердлова принять никак нельзя было. Вспомнилось, что съехала эта организация куда-то на юга довольно поздно, чуть ли не в октябре 17 года — возможно это здание просто по разнарядке досталось Ильичу… хотя нет, Троцкому, конечно, Ильич же в это время ещё в Разливе прятался, в шалаше. Прохладно наверно было жить в шалаше в октябре месяце-то, подумал я, входя в дом, который значился у меня на бумажке.

А там меня ждал очередной сюрприз — штаб городского МЖК переехал в Мариинский дворец.

— Это напротив Исаакия что ли? — уточнил я у вахтерши.

— Ага, напротив, — подтвердила она.

Ну делать нечего, отправился туда — с двумя пересадками до Сенной, а вот и он, Мариинский… не такой знаменитый, конечно, как Смольный с Зимним, но тоже ничего себе. До революции там Госсовет заседал, а после его облюбовало Временное правительство во главе, сами понимаете, с Керенским Александр-Фёдоровичем. Но не будем о грустном, сейчас здесь заседает Ленсовет, а при нём скромно притулился в левом крыле городской штаб МЖК. Вход отдельный, так что меня даже никто ни о чём е спрашивал — взял и прошёл себе, куда надо.

— Здравствуйте, — остановил я первого встречного, — а где здесь руководство МЖК заседает?

— А тебе кого надо? — непринужденно перешёл на ты этот встречный, — руководства здесь много и на любой вкус.

— Да хоть кого-нибудь для начала, — не стал упираться я, — а там видно будет.

— Ну тогда к Синельникову зайди, он сейчас вроде свободен — вон та дверь направо.

Я и зашёл к Синельникову, предварительно постучав.

— Я из Энского штаба МЖК, — сразу же с порога объявил я, — проездом в вашем городе, зашёл вот пообщаться.

— Здорово, — протянул мне Синельников ладонь с лопату величиной, — садись, рассказывай о наболевшем. Можешь звать меня Витей.

— Проблемы у нас, Витя, — вздохнул я, — землю отбирают, а насчёт нового участка ничего конкретного не говорят. А мы уже по полгода в горячем цеху отработали.

— Так, — почесал он в затылке, — чай-кофе будешь? Ну и ладно — выкладывай все подробности.

Я и выложил, включая неподтверждённые сведения про фирму румяного комсомольца. План участка тоже показал. Синельников выслушал всё это с каменным лицом, а потом сказал так:

— Ну а что вы хотели — кусок лакомый, это ж практически центр города. Желающие на него всегда найдутся. У нас вот МЖК-кие дома строят на окраинах, в Ржевке и на Охте — посмотрел бы я на такой проект где-нибудь на Литейном. Да хоть на Петроградке — руки-ноги бы пооткрутили, но строить точно не дали. Может имеет смысл согласиться на переезд куда-нибудь подальше из центра-то?

— Да не хотелось бы, Витя, — вздохнул я, — мы уже как-то свыклись, что на Благовещенке жить будем. Опять же работы на этом участке провели уже какие-никакие…

— Это какие же работы?

— От деревьев его очистили. И потом я уже практически договорился, что соседняя баня (я показал на плане, где это) сносится, а площадь под ней к нам отходит. А это 7–8 лишних квартир, которые можно пообещать заинтересованным людям.

— Пиши тогда официальный запрос в наш штаб, глядишь, чем-то и поможем… — туманно выразился Витя. — А к нам-то зачем приехал, только по этому поводу?

— Если честно, то нет, к вам чисто для галочки заглянул, — ответил я, — а так была у меня мысль организовать концерт популярных рок-коллективов в нашу поддержку, глядишь, что-то бы и сдвинулось.

— Так-так, мысль богатая, — одобрительно посмотрел не меня Витя, — что за коллективы? Что уже сделал в этом направлении?

— Встречался с Цоем и с Борей Гребенщиковым — пока без особого успеха.

— Вспомнил, где я тебя видел, — обрадовался Витя, — вчера в новостях ты что-то там про Цоя говорил.

— Да, в больницу я его доставил, — признался я.

— И Вайкуле там после тебя выступала…

— Точно, я её случайно на трассе поймал, вместе отвозили Цоя в больницу.

— У нас тут есть специалист как раз по таким вопросам — связи с общественностью, организация культурных мероприятий, давай я тебя к нему отведу? — предложил Витя.

— Я не против, отводи, — согласился я, — как хоть его зовут-то?

— Кирилл Мазуров, можно просто Кира, — и мы прошли до конца коридорчика, где Витя представил меня молодому человеку с аккуратной артистической бородой и в лиловом (!) пиджаке.

Я плюхнулся на стул рядом с ним и приготовился рассказывать свою печальную сагу, но тут мой взгляд упал на его соседа…

— Дмитрий Анатольевич? — само собой вылетело у меня.

Сами понимаете кто сами понимаете когда

— Можно просто Дима, — ответил молодой человек в стандартном костюме, но с галстуком в кричащих тонах. — А ты откуда меня знаешь?

— Фотку недавно в газете видел, — сумел отвертеться я от неудобного вопроса и повернулся к Кириллу для очередного пересказа наших печальных обстоятельств. — Ну так что, поможешь? — так я закончил свой рассказ.

— Людям надо помогать, — отозвался из-за соседнего стола Дима, — тем более коллегам по трудному бизнесу.

— А я и не отказываюсь, — лениво отвечал Кира, — ещё раз повтори, кого там из рок-звёзд ты зацепил.

Я вздохнул и повторил — из перечисленных имён он зацепился почему-то за Лайму.

— Она же тебе визитку дала, верно? Значит понравился ты ей — вот и звони.

— Что, прямо сейчас? — удивился я.

— А чего тянуть-то, вот телефон, межгород через восьмерку, — и он подвинул ко мне обычный беленький аппарат с дисковым набором.

Я вторично вздохнул и набрал десять цифр после восьмёрки. Как это ни удивительно, но трубку на том конце сняли и ответили по-латышски «эс теви клаусос», что я мысленно перевел, как «слушаю».

— Добрый день, — ответил я в трубку, — можно к телефону Лайму?

— А кто спрашивает? — поинтересовались оттуда.

— Это Саня-Лётчик такой, мы вместе с ней на днях спасали Виктора Цоя.

— Я Лайма, — отвечали мне, — а тебя запомнила, как же. Как дела, Саня-Лётчик?

— Спасибо, дела идут, но хотелось бы, чтобы побыстрее. Как там Витя-то, живой?

— Слышала, что на поправку идёт. Лётчик, тебе нужна какая-то помощь или ты так просто позвонил? — последовал очередной вопрос.

— От помощи не отказался бы, — ответил я, — только лучше бы об этом не по телефону.

— Ты сейчас где?

— В Питере… то есть в Ленинграде конечно. Могу подъехать завтра.

— Давай так сделаем — я завтра у вас там буду, давай встретимся к примеру… к примеру в пять вечера возле Астории. Знаешь Асторию?

Я глянул на Кирилла, тот кивнул головой.

— Конечно знаю, — ответил я Лайме, — у меня в руках будут цветочки и этот… журнал «Огонёк».

Лайма коротко рассмеялась и дала отбой.

— Начало положено, — довольно сказал Кирилл. — Завтра вместе с ней поговорим, а сегодня можешь ещё к Шевчуку заскочить, хотя предупреждаю сразу, что человек он тяжёлый, к тому же звезду недавно словил.

— Тогда может к Бутусову? — предположил я, — и заодно устроили бы меня на ночь куда-нибудь, мне же теперь до завтра у вас тут жить.

— Бутусов на гастролях, насколько я знаю, зато Науменко из очередного запоя вышел и вполне договороспособен — вот тебе адрес. А на ночь… — тут Кирилл обернулся к Диме, — вроде Алка комнату у себя сдавала?

— Лучше у неё самой спросить, — ответил тот.

Кирилл набрал номер на телефоне, сказал буквально пару фраз, после чего выдал мне ЦУ:

— По коридору до конца, потом налево комната 104, спросишь Аллу. Ну давай, будь здоров, — и он протянул мне руку, с Димой я тоже за руку попрощался.

Алла оказалась молодой и смешливой особой, вся в кудряшках. Мы с ней очень быстро договорились за червонец, адрес она мне тоже на бумажке написала, сказала, что будет дома после восьми. А я вымелся на улицу. До дома Майка Науменко было не близко — где-то в конце Московского проспекта он жил. Поехал, делать-то всё равно нечего. Купил у таксиста бутылку коньяка «Белый аист» за четвертак — неудобно с пустыми же руками идти.

Шум и треньканье гитары я услышал аж с первого этажа, хотя квартира Майка была на четвёртом. Предчувствие мне тут же сказало, что ничего у меня тут не выгорит, зря только коньяк переведёшь. Но я твёрдо ответил предчувствию, что никто ничего не знает, пока сам не попробует — раз уж припёрся в эту дыру, иди до конца. На звонок в дверь мне открыла весёлая и пьяненькая девица в модных бананах и разлетайке оранжевого цвета.

— Тебе чего, парниша? — кокетливо состроила она мне глазки.

— Мне Майка надо, — хмуро ответил я. — Поговорить.

— Майк вон он, — и она кивнула головой в сторону распахнутой двери в кухню, — но поговорить это вряд ли. Не в том он состоянии. А в руке у тебя чего?

— Белый аист, — показал я бутылку.

— Ну тогда заходи, конечно.

Глава 22

Майк Науменко, он же Михаил Васильевич по паспорту, лидер группы Зоопарк, автор знаменитых песен «Дрянь» и «Прощай, детка», 35 лет отроду, в распахнутой до пупа гавайке сидел на кухонном стуле и терзал струны обшарпанной гитары. Судя по его виду, он кроме алкоголя злоупотреблял и другими веществами, расширяющими сознание до размеров трехкомнатной квартиры.

— Хай, Майк, — поприветствовал я его, выставляя Белого аиста на середину кухонного стола. — Как жизнь?

Говорить с ним о чём-то серьёзном не имело смысла, всё равно не вспомнит наутро, так хоть послушаю, о чём сейчас думают рок-звёзды.

— Привет, — отозвался он, изучая этикетку на бутылке, — ты кто такой?

— Саня-Лётчик я, из города Энска.

— В натуре что ли лётчик? На истребителях летаешь или как?

— Не, просто погоняло такое, от фамилии Летов, — уточнил я.

— Ну тогда наливай, — и он пододвинул мне две рюмки, я и налил в них по половине.

— Целые наливай, не жадничай, а я новую песню сейчас напою.

Мы выпили, после чего он начал наигрывать какой-то блюз, в котором я без труда узнал «Let I bleed» Роллингов. Но говорить ему конечно ничего не стал, просто поднял вверх большой палец.

— Чего хотел-то, Лётчик? — спросил Майк, доиграв до конца куплет.

— Да так, концерт собираю из звёзд. На главной площади города собираемся провести.

— Это где у вас лётчик стоит? — проявил осведомлённость он. — А что за повод?

— Рок за ВВС, — ляпнул я, чтобы отвязаться.

— А что, мысль сильная, — неожиданно отложил он свою гитару, — можно надёргать песен, где самолёты с лётчиками упоминаются. Ты оставь свой телефон, я тебе может позвоню попозже.

Я написал на бумажке телефон райкома комсомола, другого-то всё равно никакого не было, и покинул эту квартиру, толк от пребывания в ней был нулевой. Если не отрицательный. Вспомнил в дверях, что через год Науменко умрёт… там очень тёмная история случится, то ли упадёт неудачно, то ли в драке ему сильно прилетит. А, ладно, махнул я рукой — всё равно мне сейчас никто не поверит, пусть чему суждено, то и случится.

Перекусил в пирожковой на Литейном, а тут пора уже было и на квартиру к Алле двигать — доехал за полчаса до Петроградской, она жила на Большом проспекте где-то во дворах. Открылась дверь только после третьего звонка, причём встретила меня совсем даже не Алла, а высокая неопрятная старуха в белом фартуке.

— Здрасть, — неуверенно сказал я ей, — Алла дома?

— Куда ж она денется, — хмыкнула старуха, — сидит, музыку слушает. А ты кто ей будешь?

— Знакомый, — дипломатично ответил я, — вместе в МЖК работаем.

— Ну если в МЖК, то проходи, — и она махнула рукой куда-то вглубь, а сама исчезла за соседней дверью.

Квартира судя по всему была коммунальной и какой-то необъятной, налево и направо ответвлялась целая куча коридоров, и где здесь искать Аллу, было совершенно непонятно. Но мне помогла она сама — высунулась из-за одной из дверей и сказала «чего топчешься, заходи». Я и зашёл. Комната была в форме пенала, в длину раз в три больше ширины, посередине справа была дверь ещё куда-то.

— Вот тебе бельё, заходи вон туда, — и она открыла эту дверь направо, — вот койка. С тебя червонец.

Я молча протянул ей оранжевую купюру с Ильичем на аверсе.

— Чай будешь? — чисто для проформы спросила она, я отказался. — Ну тогда спокойной ночи. Если туалет или ванная понадобится, то это как выйдешь направо и до конца. Только там иногда очередь бывает.

А ночью Аллочка шмыгнула ко мне под одеяло и без лишних слов принудила меня к занятию сексом в разных позициях и разными способами, я даже не успел удивиться… а утром ни слова про вчерашнее не заикнулась — бывают же ещё на свете такие женщины, подумал я, допивая чашку ароматного кофе…

Весь день я без дела проболтался в Питере — была мысль заглянуть ещё и к Кинчеву, но немного подумав, я махнул рукой, никогда его творчество мне не нравилось. К вечеру я подготовился, Огонёк, конечно, не стал покупать, да и не достать его было, разбирали в момент, но цветочки прикупил, пять красных роз на длинных черенках. Со мной на встречу кроме Кирилла пошёл ещё и Дима-юрист, я тоже, сказал он, хочу посмотреть вблизи на звезду.

Двумя неделями позже, Шереметьево-2, международный терминал

Поскольку остальные мои проекты по зарабатыванию денег не выгорели, остался в запасе только этот — импорт с последующей продажей подержанных автомобилей немецкого автопрома. На автовоз мы средств пока не наскребли, поэтому пилотную поставку совместным мозговым штурмом решили осуществить своим ходом. Через территорию незалежной Польши и пока ещё союзной Белоруссии. От Франкфурта до Москвы всего-то две тыщи километров с небольшим хвостиком, если без задержек и с небольшим отдыхом, это одолевается за двое суток.

А ты что же, спросите вы, один туда поехал, в этот Франкфурт? А я вам отвечу, что нет — вдвоём. И кто же этот второй, не будете униматься вы? Миша наверно. А я скажу, что вы опять не угадали — второй, точнее вторая это Люба-Любаша… ну та самая, которая в лосинах навыпуск ходила. Как так вышло… да очень просто — больше ни у кого действующих прав на текущий момент не нашлось, а у неё были. И даже небольшой стаж вождение на Москвичонке, папаша у неё автолюбителем оказался. Вот она сама себя и предложила, а коллектив утвердил.

Загранники нам райком сделал буквально за несколько дней, в 90-м году это не самая страшная проблема оказалась. А с валютой, с валютой-то что, продолжите допытываться вы — советские рубли даром никому во Франкфурте не сдались, а за марки в СССР могли и срок дать в те годы. А я вам отвечу, что тут всё очень просто, ни с какой валютой мы не связывались, а просто тот же райкомовский Гена сумел сделать для меня карточку Виза в модном Пинкомвбанке. На которую просто положили рубли, а при переезде границы СССР они, как тыквы в Золушке, превратились в твёрдую валюту. Которую можно было снять в банкомате того же Пинкомвбанка в том же Франкфурте — они там отделение на тот момент открыли. А пограничники с таможенниками в Шереметьеве пока что были не в курсах модных валютных технологий и на карточки никак не реагировали.

Шереметьево-2 в 80-е годы

Это был тот самый аэропорт, откуда я летал не один и даже не десять раз в 90-е годы. Народу, разве что поменьше и мешочников, возвращающихся из Турции и Эмиратов, почти нет. Но цены в кафешках и буфетах уже ломовые были по сравнению со средними по стране.

— Кофе хочешь? — спросил я у Любы, она отказалась.

Лосины она, слава богу, на этот раз не надела, но склонность к светофорной одёжной гамме сохранила — жёлтым у неё на этот раз был шейный платок, далее шла красная кофточка и синие джинсы. До Шарика мы на обычном рейсовом автобусе добрались, пробок в эти времена почти никаких не было.

— Волнуешься? — спросил я у Любы, чтобы хоть как-то разрядить обстановку.

— С чего ты взял?

— Губы часто кусаешь, вот с чего, — огрызнулся я.

— Правда? — озабоченно спросила она. — Ладно, больше не буду.

— А вообще-то главный признак сильного волнения это сухость во рту, слюна в это время не образуется.

— Правильно, надо водички попить, — согласилась она, доставая из сумки пластиковую фляжку.

А в это время объявили регистрацию на рейс до Франкфурта, мы поплелись на стойку номер 18 в крайнем левом углу терминала… пока ещё не F, просто международного терминала.

— Как там оно всё пройдёт? — озабоченно спросила она меня в который раз, — просто не представляю.

— Забей, Любаша, — в который раз начал я её успокаивать, — как только за руль мерсика сядешь, всё волнение мигом улетучится. Знаешь народную поговорку про мерс?

— Не знаю, расскажи.

— Надеваешь садики, садишься в мерсик и дуешь по хайвею.

— Хайвей я знаю, что такое, а садики это что?

— Саламандры, — пояснил я, — модная модель обуви.

— Мужской наверно обуви, — вслух начала размышлять она, — мне такое не пойдёт.

— Хорошо, — согласился я и поправил поговорку, — надеваешь лоферы, садишься за руль мерса и дуешь по Бергер-штрассе.

— Мне больше БМВ нравится, — сообщила она, — а Бергер-штрассе это что?

— Да ради бога, выберешь для себя бэху, они всё равно в одной ценовой категории с мерсами. А Бергер это главная улица Франкфурта, сосредоточие ночной жизни. Не, есть там и Цаль, ещё более крутая, но она пешеходная, по ней не порулишь.

— А ты откуда всё это знаешь? — с подозрением спросила она.

— Так дружбан написал, Слава Шульц — я же рассказывал, он в прошлом году туда с семьёй эмигрировал, — привычно соврал я.

Глава 23

А пока мы стоим в очереди на регистрацию, есть время рассказать свою печальную историю, начинающуюся со встречи с Вайкуле возле гостиницы Астория. Началось всё с того, что она опоздала на добрых полчаса, потом быстро сплавила Кирилла с Димой — дескать, вас никто не звал, но это бы ещё было полбеды, потому что вслед за этим она потащила меня ужинать в ресторан этой гостиницы. А цены там можете представить себе, какие… Но и это было бы еще не пол-беды, а две трети может, потому что сразу вслед за заказом блюд за наш столик плюхнулся Калниньш, не тот, который Цоя подставил, а натуральный, Ивар Эдмунтович, звезда «Театра», «Маленьких трагедий» и «ТАСС уполномочен заявить». И сразу начал качать права…

Как выяснилось, тот другой Калниньш оказался его родственником, племянником что ли, так он в ультимативной форме потребовал от меня поменять показания, кои я дал бравому латышскому капитану в Талси. От этого, типа, зависит судьба его дорогого племяша, а мне оно ничего не стоит. А Лайма горячо его поддержала — вот для чего ей понадобился приезд в Питер и встреча со мной, а я уж навоображал.

— И каким именно образом я должен изменить свои показания? — поинтересовался я.

— К примеру так — у тебя с Витей случилась ссора на том озере и ты случайно поранил его. А потом испугался и отвёз в больницу. А теперь подумал и хочешь оформить явку с повинной.

— Хочешь, чтобы я с пола срок поднял себе, начальник? — ухмыльнулся я. — Тебе-то понятно, зачем это надо, а мне зачем в петлю лезть, поясни…

И он тут же пояснил — срок я получу условный, он с Лаймой постараются, в латышской полиции у них хорошие связи, а потом будет мне концерт на главной площади Энска с участием всех звёзд, это они тоже сделают. Ну и квартира в Юрмале… не сразу, а через годи, зуб даёт.

— Хорошие условия, льготные, — вслух начал размышлять я, а потом продолжил, — а если я откажусь, тогда что?

— Тогда вот что, дорогой Лётчик, — взяла руль разговора Лайма, — Валдиса всё равно оправдают, мы уж постараемся, а на тебя повесят это дело, но уже с отягчающими обстоятельствами. А там до восьми лет строгого режима.

Вот же блин, подумал я, стоило с этим дерьмом связываться… выручил, называется, Витю, зато геморроя нажил немеряно. А вслух я вот что сказал:

— Мне надо подумать. До завтра, к примеру.

— Думай, торопить мы тебя не будем, — ответил Калниньш. — Только хорошо подумай.

Еда после такой беседы, как вы понимаете, у меня поперёк горла бы встала, поэтому я тут же откланялся и отправился к знойной женщине Аллочке…

* * *
— Чего застыл? — спросила Люба, — наша очередь подошла.

— Извини, задумался, — ответил я и протянул паспорт с билетом в окошко окна регистрации.

Через час мы уже сидели в удобных и комфортабельных креслах широкофюзеляжного лайнера ИЛ-86, ещё не запрещенного к эксплуатации в странах Евросоюза. Места нам в серединке достались, я рядом с проходом сел, а Люба дальше.

— Эх, кино бы какое-нибудь сейчас посмотреть, — помечтал я.

— Вернёмся, так хоть обсмотрись, — одёрнула меня Люба, — у Сани целая гора новых кассет приехала. А здесь куда ты эту кассету вставишь?

Действительно, эпоха жидкокристаллических экранов ещё не началась, лет 10–15 до неё оставалось, а обычный телевизор с ЭЛТ-трубкой тут вряд ли разместится.

— Сколько лететь-то? — спросила Люба.

— Три часа, — ответил я, — вместе со взлётом и посадкой.

— Долго…

— Ничего, скоро обед принесут, так время незаметно и пройдёт.

И я оказался прав, время пролетело совсем незаметно, особенно после двух бутылочек красного вина, которое стюардессы предлагали совершенно бесплатно. А вот и Франфурт-Флюгхавен за бортом, он же Рейн-Майн-Флюгхавен… здоровая же какая дура, хаб для всей Европы. И нас конечно в Терминал-2 засунули, от которого до остановки всех видов транспорта пилить и пилить.

Границу без проблем одолели, таможенники тоже не придирались, багаж у нас весь с собой был, так что на остановку электрички до города мы быстренько добрались.

— План, значит, такой, — начал я пояснять обстановку на ходу, — сейчас добираемся до банковского квартала, снимаем бабло с карточки и сразу же на авторынок, он в пригороде, сама понимаешь, в центре столько места никто не выделит.

— А что за рынок, как называется? — начала пытать меня Люба.

— Называется Фракфурт-Автокино… только не надо меня спрашивать, при чём тут кино, я всё равно не знаю. Там выбираем две тачки, я тебе помогу, если не справишься, оформляем и не позднее пяти-шести вечера надо выехать обратно.

— Ты вроде про своего друга говорил, — вспомнила она, — что живёт здесь. Он нам не поможет?

— Тут облом случился, вся его семья в отпуск укатила, включая его самого, так что…

— И куда немцы в отпуск ездят?

— Все по-разному, а конкретно Шульцы в Турцию уехали, в Анталию кажется.

— Фу, — поморщилась она, — что может быть хорошего в Турции?

— Загибай пальцы, — начал я перечислять, — дёшево, раз, народу немного… ну пока немного, два, тёплое море и горячий песок, три. Мало? И потом они там по системе «всё включено» укатили, знаешь, что это?

— Что-то слышала, но ты расскажи.

— Сколько тебе нужно, короче говоря, столько ты и берешь еды в этой гостинице. Напитки тоже на халяву, все остальные услуги, естественно, тоже включены. Почти как коммунизм — каждому по потребностям.

Мы взяли билеты на поезд Эс-Банн в билетном автомате и покатили между бескрайних кукурузных полей. А пока мы добираемся до инкомовского банкомата, есть время дорассказать историю про Лайму и Ивара…

* * *
Итак, после бессонной ночи с неутомимой Аллочкой я решился на такой лихой финт — а расскажу-ка я обо всём подробно товарищу БГ и его заокеанской спутнице. Люди они не самые последние в нашем государстве, уж не последнее Лаймы, должны помочь… а если это не сработает, еду на всех парах обратно в палату к Вите — я же как-никак спас его, пусть теперь он меня спасает. Долг, как говорит известная пословица, платежом красен. И ещё процентами сверху, но это позднейшее уточнение.

Расстарался и добыл бутылку виски — Скотч-99 в красивой чёрной бутылке. Обошлось мне это дело в очень круглую сумму, но ладно, для дела же, а не для развлечения.

— Опять ты? — поморщился БГ, открыв мне дверь, — что-то ты к нам зачастил.

— Я не пустой пришёл, — быстро ответил я, — а с верительными грамотами.

И выставил впереди себя эту самую бутылку.

— Ничего себе, — удивился Боря, прочитав этикетку, — ну раз с грамотами, тогда заходи. Джоанна, выходи похмеляться.

Но ответом ему была гробовая тишина.

— Ты проходи в кухню, — предложил он мне, — а я щас…

И он исчез в комнате на добрых пять минут, после чего они вернулись оттуда вдвоём — Джоанна всё в той же длинной рубашке и больше ничего на ней не имелось, даже трусов, как это легко было заметить сквозь тонкую ткань.

— Опять он, — с досадой заметила она, — мы же обо всё поговорили вчера.

— Значит не обо всём, — философски отвечал я, — осталась одна маленькая деталька.

— Какая? — спросил Борис, быстро разливая напиток по рюмкам.

— Проблема у меня нарисовалась, — ответил я и тут же без задержек вывалил всё наболевшее про Витю, Лайму и Ивара им обоим на головы.

— Ай да Лайма, — восхитился под конец моего рассказа Боря, — ай да Калниньш. Прямо кавказские страсти какие-то — своих родственников обычно на Кавказе так отмазывают. Ну и чего ты от нас хочешь?

— Подскажите хотя бы, что делать — я в этой теме совсем не копенгаген, а вы может знаете…

— В милицию не пробовал обратиться? — ляпнула Джоанна, но БГ тут же сказал ей заткнуться, а мне выкатил такой примерно планчик-конспектик:

— А забей ты просто на всё это, чувак.

— Как это забить? — не совсем понял я.

— Молотком, — пояснил он, — или кувалдой, что подвернётся. Ничего они тебе не сделают, эти Лаймы с Иварами, потому что показания твои в деле имеются. Кроме того есть шофёр Икаруса, как его…

— Янис, — уточнил я.

— Во-во, Янис — он подтвердит, что ты никак не мог оказаться на озере в момент преступления. Всех и делов-то. Ещё по одной?

А может оно и верно, подумал я — всё сложное, если разбить его на мелкие составляющие, становится гораздо проще.

— А что насчёт концерта? — закинул я напоследок удочку.

— Это дело непростое, надо посоветоваться с товарищами, — лениво отвечал Борис.

— Зайти на недельке? — продолжил цитату из фильма я.

— Во-во, а ещё лучше через пару неделек.

* * *
Ладно, а у нас Франкфурт слева по борту… справа, впрочем тоже, вот такой вот

Центр Франкфурта, конец 80-х

Выгрузились мы на главном вокзале города, они у них тут во всех городах одинаково называются, Хауптбаннхоф, а тут и до банковского квартала рукой подать.

— Ну как тебе Германия? — осведомился я по дороге у Любы.

— Да ничего особенного, — улыбнулась она, — в Москве почти так же, говорят разве что на непонятном языке. О, а это стрипиз-клуб — в Москве такого пока что нет. Зайти бы?

— Нравится смотреть на раздевающихся женщин? — спросил я.

— На женщин не очень, но на мужиков посмотрела бы.

— Не сейчас, — ответил я, — а в следующую поездку обязательно.

— А она будет, следующая-то? — с грустью спросила она.

— Это зависит от коммерческой успешности этой поездки — хорошо расторгуемся, тогда точно второй раз будет. А может и третий с четвёртым.

Глава 24

А мы там временем перешли по подземному переходу оживлённый хайвэй и направились вглубь города, который неожиданно изменил застройку с традиционной кирпично-старо-немецкой на модерновую из стекла и бетона.

— Ничего себе, — удивилась Люба, разглядывая небоскрёбы, — я такие пейзажи видела только в американских фильмах про Нью-Йорк.

— В войну, говорят, американцы тут всё раздолбали подчистую, — вспомнил я такой факт, — и немцы решили не восстанавливать этот квартал, а сделать всё по-новому. Вышли такие вот стеклянные дуры. А нам, кажется, сюда, в Дойче банк, — и я направил Любу во вращающиеся двери одного из двух стеклянных шпилей.

Прочитал наименования организаций, которые квартировали здесь, название «Пинкомвбанк» обнаружил с припиской «3-d floor», мы и направились туда на лифте. А там нас ждал сюрприз, надпись на экране банкомата фирмы «Оливетти» гласила «Out of service».

— Придётся обслуживающий персонал искать, — быстро въехала в ситуацию Люба.

Слава тебе господи, нашелся и персонал, который даже говорил по-русски. И персонал этот согласился обналичить нашу карточку за символические пять процентов. Вышли мы из здания Дойче-банка, нагруженные тремя тысячами марок.

— А теперь и на рынок пора, — сказал я, посмотрев на часы.

— Может поедим чего-нибудь? — жалобно предложила Люба, — после аэрофлотовской курицы есть хочется особенно сильно.

— Давай, только по-быстрому, — решил я, и мы зашли в первую попавшуюся кафешку.

— Пиво будешь? — спросил я у Любы, изучив меню.

— Нам же за руль скоро, — задумчиво ответила она.

— Во-первых, не так уж и скоро, часа через два, а то и больше, а во-вторых — когда и где ты попробуешь традиционный немецкий напиток непосредственно посреди носителей немецкой культуры?

— Уговорил… мне вот это, тёмное… и сосиски, говорят, немцы только их и едят.

— А я светлое возьму и тоже сосиски. До вечера хватит.

Пиво оказалось выше всяких похвал… название у него было трудновыговариваемое, да и не в названии дело. Сосиски тоже неплохими были.

— Ну всё, — скомандовал я, — перекур окончен, вставайте, графиня, нас ждут великие дела. Идём на линию Ю-5.

— Спасибо за графиню, — улыбнулась она. — Ю-5 это метро?

— Не совсем, подземный трамвай, они тут интегрированы с метро в одну сеть. Едем практически до конца.

Подземный-то он конечно подземным был, трамвай этот, но очень скоро на поверхность вылез — вне центра города земля сильно дешевеет, поэтому немцы сэкономили и на этом.

— Выходим, — сказал я, когда мы подкатили к остановке «Бисмарк-штрассе», — оно здесь где-то, то, что нам нужно.

Типичный авторынок в Германии где-то на рубеже 80х и 90х

И точно, оно буквально за двумя поворотами оказалось, это Автокино — огромное поле, огороженное сеткой типа «рабица». А внутри с десяток хлипких домиков из сайдинга и необозримое пространство, заполненное немецким автопромом. За вход денег не взяли.

— А как их выбирать-то? — задала логичный вопрос Люба, — я в машинах не слишком разбираюсь.

— Значит так, запомни два ключевых слова… нет, даже три — первое это «пробег», по-немецки «километрстанд», второе «цена» — «прайс», ну и третье «скидка» — «раббат». Поняла?

— И каким должен быть этот километрстанд? — поинтересовалась она.

— Чем меньше, тем лучше. Больше ста тысяч не рассматриваем, а меньше пятидесяти здесь наверно ничего и нет. БМВ… тебе же ведь эта марка нужна?… они сейчас выпускают такие расхожие модели — самая простая Е12, покруче Е24 и самая наворочанная Е32, на эту у нас наверно денег не хватит.

— А сколько мы можем отдать? — решила уточнить она, — по полторы тыщи марок?

— Не так быстро — нам ещё через три страны ехать, бензин заливать и разные непредвиденные расходы могут возникнуть, так что максимум у нас на одну машину это 1300…

— Ясно, — вздохнула она, — пойду прогуляюсь и приценюсь. А потом ты поможешь, если что.

Я отпустил её в левые ряды, там в основном и стояли БМВ-шки, а сам пошёл направо, к Мерсам и Ауди. Лично мне всегда нравилась модель 190, не самая новая на этот момент, но как бы это выразиться… вечная что ли. У нее и очертания классические были, и надёжность выше всяких похвал. Вот я и выбрал такую штуку, серо-стального цвета с пробегом в 75 тыс, выпущенную пять лет назад в городе Штутгарте. Ценник на нём стоял в две тыщи марок с хвостиком, но после непродолжительной торговли я его сбил до 1350.

Сказал владельцу подождать, а сам метнулся к Любе — она, когда я нашёл её, оживлённо торговалась с хозяином простенькой Е12 радикального красного цвета.

— Под цвет кофточки подбираешь? — подколол я её.

— Как ты догадался? — огрызнулась она. — Лучше бы помог цену сбить — упирается, зараза.

Немец, низенький беленький дедок в чёрном джинсовом костюме хлопал глазами, ничего не понимая из нашей беседы. Поди под Сталинградом в наших ребят стрелял, гнида, подумал я, причём в такой же чёрной форме, но вслух сказал все немецкие слова, которые вспомнил:

— Кумпель, гип нах, штих нихт.

Дедок заржал чему-то своему и начиркал на бумажке 1300.

— Годится, — пожал я ему руку, — пошли оформлять, я тоже подобрал, что хотел.

— Что ты ему сказал-то? — поинтересовалась Люба по дороге к регистратору.

— Сказал, чтоб не жмотился — меня этой фразе Славик научил.

* * *
А пока мы оформляем покупки, есть время дорассказать конец печальной ленинградской истории… итак, Боря Борисыч порекомендовал мне забить на всё и наслаждаться жизнью. Первую часть его рекомендаций я с грехом пополам сумел выполнить, а вот со второй случились проблемы — наслаждаться ну никак не удавалось. Лезли в голову разные нехорошие мысли, которые даже знойная Аллочка не смогла рассеять.

Поэтому утром следующего дня после чашки кофе я подался обратно в штаб ленинградского МЖК и сразу же после входа наткнулся на заслуженного юриста Дмитрий-Анатольевича. Вот же кто мне нужен, подумал я, взял его за пуговицу и вывалил все подробности происшествия в Латвии и последующих событий.

— Интересное кино, — ответил он, когда я наконец заткнулся, — и чего ты от меня хочешь?

— Совета, ты ж юрист — как раз по твоему профилю дело.

— Бесплатные советы знаешь где бывают? — спросил он, скашивая глаза на часы.

— А небесплатные? — перешёл на деловой тон я.

— Это другой разговор, пойдём в мою комнату, — и он взял меня под локоть.

Короче говоря, обошлись мне его советы в сто полновесных советских рублей, но оно того стоило… я не сходя со своего стула тут же накатал заяву в Следственный комитет СССР, копию в республиканский в Риге. А ещё он мне посоветовал всё же вернуться в этот забытый богом Талси и поговорить с пострадавшим Витей. Вместе с капитаном из местной милиции, под протокол.

Делать мне в Питере… ой, в Ленинграде, Питером он через год станет… больше было абсолютно нечего, все свои вещи у меня с собой были, поэтому я сел на автобус (поезда в Ригу вечером все уходили) и через пять с небольшим часов выгрузился на главной площади Талси. Зашёл в милицию и нашёл этого капитана — и он даже пообещал зайти в больницу, но через полчасика. К Цою меня пропустили без каких-либо вопросов, халат только заставили надеть. А перед этим я спросил у медсестры, как он — она заверила меня, что более-менее, через неделю точно выпишут.

— Привет, — сказал я с порога, — не узнаёшь меня?

В палате стояли ещё три койки, но в наличии был только один больной у окна, он читал газету.

— Здорово, — ответил Виктор. — Это ты меня в больницу привёз?

— Точно. Как жизнь?

— Кажется иду на поправку. Спасибо тебе, если б не ты, сдох бы я на том озере.

— У меня к тебе просьбочка будет небольшая, — присел я на краешек табуретки, — сейчас милиционер придёт, не расскажешь ещё раз всё, что там произошло на озере?

— Два раза уже рассказывал, — хмуро отвечал он.

— Тут это… вновь возникшие обстоятельства случились, причём всю вину на меня хотят свалить…

— Бред какой-то, — отозвался Виктор, — ну ради того, чтоб на тебя вину не валили, готов ещё раз рассказать, как дело было. Ты ж меня спас.

А тут и мент из отделения подошёл, Витя всё ему и рассказал, а я послушал. Там оказалось всё очень просто Валдис этот, племенник артиста, подбивал клинья к подруге Цоя, Наташе. А та даже и не против была по большому счёту — у женщин ведь как, чем больше мужиков тебе знаки внимания уделяют, тем ширится и высится их самооценка. Против был Витя, причём очень резко, и на этой почве у них даже один раз что-то наподобие драки случилось.

А в этот злополучный день Валдис случайно оказался в том районе, где это озеро раскинулось. И совершенно же случайно увидел заворачивающий с трассы синий Москвич — машин такой расцветки во всей округе больше не было. Дальнейшее, надеюсь, понятно — марш-бросок Валдиса вслед за Москвичом, ссора возле озера и проникающее ранение ножом, который тоже оказался у него случайно.

Дальше он испугался, забрал ключи у Вити и свалил на Москвиче, по дороге не справился с управлением и упал в речку. Вот собственно и всё. По уголовному кодексу Латвийской ССР это статья 109 «Умышленное менее тяжкое телесное повреждение», до 3 лет у крайнем случае, но возможны и исправработы на год. Яйца выеденного, короче говоря, всё это дело не стоит.

— А чего сейчас с этим Валдисом? — спросил я у капитана.

— Отпущен под подписку, — коротко ответил он.

— Мы закончили? — спросил Виктор.

— Да, — ответил капитан и засобирался к себе на службу.

— А ты, Саня, задержись, — попросил меня Цой, я и задержался.

— Приношу извинения, — сказал Виктор, когда капитан вышел, — погнал я на тебя лишнее тогда…

— Бывает, — скупо ответил я, — кто старое помянет, тому глаз вон.

— Насчёт концерта… — продолжил он, — это можно устроить, но не раньше, чем через месяц. Я со своей стороны приложу все силы.

— Спасибо, друг, — обрадовался я, — а то я уж совсем веру в справедливость терять начал.

Вернулся я после этого разговора в свой Энск и застал совсем уже дымящиеся руины… ну сами посудите — отряд наш назначили к расформированию, раз (а как же отработка в горячем цехе, спросили мы — а никак, сурово ответил нам). Малое предприятие в моём институте попало под пристальное внимание высокого начальства из Академии наук, причём раздражённого внимания, в связи с чем народ они быстро сократили, меня в том числе, это два. И на закуску моя дражайшая половина Ирочка накатала бумагу в райком комсомола на тот предмет, что я веду беспорядочную половую жизнь и собрался бросить её по надуманному поводу. В связи с чем через два дня намечено заседание в райкоме с разбором моего личного дела.

* * *
Ладно, а мы возвращаемся в город Франкфурт-на-Майне, где регистратор уже оформил все бумаги на два купленных автомобиля, Мерседес-190 и БМВ Е14.Заплатили за это действие наши немецкие контрагенты, это я отдельно обговорил. И вот ключи, ПТС-ки и купчие у нас на руках, можно стартовать в обратную путь-дорогу.

— Слушай сюда, дорогуша, — сказал я Любе, — едешь строго за мной, повторяя все мои манёвры. Скорость буду держать в районе полтинника, она тут у них такая максимальная. Но когда на автобан выедем, там уж извини, меньше стольника не получится.

Глава 25

— А если на светофоре ты успеешь проехать, а я нет? — решила уточнить она этот момент.

— Тогда я торможу и жду тебя в разрешённом месте… тут очень мало мест, где можно останавливаться, чтобы не нарваться на штраф.

— А если у меня случится что-то нештатное? — продолжила допытываться она.

— Тогда моргаешь фарами три раза… знаешь, как моргать-то?

— Разберусь, — ответила она.

— Остановки на отдых раз в два часа в среднем — учти, что на автобанах останавливаться нельзя нигде, кроме как в специальных местах, они раз в 15–20 километров встречаются, обозначены соответствующими знаками. Что ещё забыл?

— На автобанах наверно платить придётся, как я слышала?

— Нет, у них тут они почти все бесплатные. Исключения есть, но они на юге все, мы в них не попадаем.

— Ночью тоже будем ехать?

— А вот это наверно нет — заснёшь ещё за рулём. Либо мотель недорогой подыщем, либо просто на стоянке постоим-покемарим. Бензин в Германии зальём по минимуму, он тут дорогой. Чтоб до польской границы дотянуть. В Польше вдвое дешевле.

— С полицией как, если остановят?

— Тоже моргай три раза, я подойду объясняться. Немецкая полиция нормальная, вымогать ничего не будет, а дальше посмотрим.

— А что насчёт рэкетиров? — напомнила она.

— В Германии их точно не будет, а в Польше и особенно на Родине очень вероятно… если нас затормозят, сиди тихо, не отсвечивай, всё беру на себя. И ещё один момент, — вспомнил я, — сделай себя пострашнее что ли… а то не хватало нам ещё сексуальных приключений.

— Это как, пострашнее? — озадаченно спросила Люба.

— Мне тебя учить что ли надо? Намажься чем-нибудь, лицо несимметричным сделай, вокруг талии обмотай чего-нибудь, кофточку эту красную смени, если есть на что… короче, чтоб ни одно лицо мужского пола тебя не захотело…

— А кофточка-то тут при чём? — удивилась она.

— Просто поверь лицу мужского пола — она тут очень при чём…

Больше вопросов она не сформулировала, но ответила, что должна посетить туалет для того, чтобы проделать всё это, я ей показал, где тут это заведение, в одной из сайдинговых построек. Прогресс в Германии, слава богу, пока не дошёл до создания безгендерных сортиров, так что там честно были нарисованы фигурки в широкими плечами и узким тазом с одной стороны и наоборот с другой.

Из сортира Люба вышла слегка преображённая… а вместо кофты она надела какую-то серую рубашку без узоров.

— Ну как? — озабоченно спросила она.

— Годится, — оценил её усилия я, — только волосы ещё вверх подняла бы…

— Вот так? — и она собрала их в пучок и закрепила сверху одной шпилькой.

— Да, подходяще… теперь на тебя ни один рэкетир не позарится. Стартуем, а то до ночи до границы не доберёмся.

У меня был подробный атлас немецких дорог, я его ещё перед отъездом раздобыл в букинистическом магазине, так что пока в самолёте летели, маршрут я проложил. Выезжаем строго на север на Гиссер, потом поворот на восток, Аусфельд, Айзенах, потом восточная Германия начинается, Эрфурт, Гера и Дрезден, крупные города по объездным обруливаем — и вот польская граница. 500 км примерно по Германии, до ночи точно успеть должны.

Ну это я так думал, а действительность внесла, как водится, свои коррективы — и сотни километров не проехали, как Люба начала мне намаргивать в спину.

— Что случилось? — спросил я, затормозив у очередного кармана.

— По-моему у меня заднее колесо спускает, — с тревогой ответила она, — болтает из стороны в сторону.

Я обошёл её бэху сзади — и точно, правое колесо было приспущено почти наполовину.

— Надеюсь, запаску твой дедок не умыкнул для своих нужд, — сказал я, открывая багажник.

Запаска оказалась на месте, домкрат с гайковертом тоже — так что с задачей я справился за четверть часа.

— Дальше едь осторожнее, — предупредил я Любу, — больше колёса менять не на что.

— Так может в шиномонтаж заедем? — задала она невинный вопрос.

— Ага, чтобы оставить там сотню марок — на Родине починим, но до неё ещё добраться надо, до Родины-то.

И в этот момент рядом с нами притормозила патрульная машина, из которой вышел бравый немецкий коп с полосатым жезлом.

— Гутен таг, — сказал он нам обоим, — вас ист пасьерт?

— Да ничего страшного, господин полицейский, — ответил я на английском, — просто колесо спустило.

По-моему, он слабо что-то понял из моего ответа, но вида не показал, попросил документы, обошёл вокруг обеих наших машин, попросил зачем-то открыть багажники, после чего козырнул и пожелал счастливого пути.

— Ну вот видишь, — сказал я Любе, — они тут не злые. А ты боялась.

— А дальше, значит, злые будут? — осведомилась она.

— Доедем-увидим, — дипломатично пообещал я. — А сейчас погнали, солнце ещё высоко, успеем добежать до канадской границы… в смысле до пропускного пункта.

И мы таки успели это сделать — до города Гёрлица, самого восточного, как говорилось в моём путеводителе, германского города, добрались аккуратно к десяти часам вечера. Финальные два километра пришлось непосредственно через город ехать, по брусчатке. Очередь на пропускной пункт я издали увидел — полсотни машин, вполне терпимо.

— Ну как, — спросил я у Любы, — по старинной брусчатке ехалось?

— Экзотика сплошная, — улыбнулась она, — у нас такое разве что в Прибалтике увидишь.

— И ещё во Львове наверно, — добавил я. — Хотя, например, в нашем Энске тоже можно брусчатку найти, если захотеть.

— И где это, например?

— Гребешок знаешь?

— Была там пару раз — это с Похвалинки направо завернуть?

— Да. Так вот если проехать вдоль откоса почти до упора, там будет несколько метров дороги со старинными камнями вместо асфальта. Совсем недавно сам видел.

— Ах да, у вас же там где-то рядом дом будет строиться, — вспомнила она.

— На текущий момент уже никто и ничего не строит, — погрустнел я, — установка руководства изменилась.

— А как же ваша отработка на этом… на кирпичном заводе?

— Знаешь такую поговорку — «кому я должен, всем прощаю»? Вот и нам простили этот долг, нулевой вариант, сказали — возвращаемся к ситуации на январь 90 года, как будто вы никуда не приходили, а мы вам ничего не поручали.

— Нехорошо, — задумалась Люба.

— Да уж хорошего мало, — согласился я, — но у меня в запасе есть один вариант… попробуем, вдруг выгорит.

А тут и наша очередь на проверку подошла — суровый немецкий пограничник в форме оливкового цвета предложил нам вынуть документы, открыть багажник и огласить цель пересечения границы. С грехом пополам я справился с этой задачей. К чему придраться, пограничник не нашёл, а просто отдал нам наши документы взад и махнул рукой напарнику, тот поднял полосатый шлагбаум, открыв нам дорогу на территорию вольной и независимой Польши.

— Ну всё, — сказал я Любе перед тем, как тронуться, — ищем мотельчик и ночуем. Тут они на дороге щиты со своими ценами выставляют — как увидим подходящую, сразу тормозим.

— А что значит — подходящую? — уточнила Люба.

— У них тут гиперинфляция, — ответил я, — цены в десятки раз подскочили за последние годы, так что курс злотого к марке, если не ошибаюсь, сейчас в районе тысячи. Так что нормальной будет цена за ночь в 3–5 тысяч злотых.

— Но у нас же нет злотых?

— Марки здесь тоже берут, причём гораздо охотнее, чем злотые.

— А рубли?

— Про это ничего не знаю, так что врать не буду.

Щит с цифрами «4000 zł za dobе» я увидел первым и тут же затормозил. Называлось это заведение «На Малгожата».

— Ну как, нравится? — спросил я у Любы, она кивнула и мы припарковались на небольшой грунтовой стоянке у входа в нарядный двухэтажный домик.

Нам тут были рады, но смогли предложить только один двухместный номер, больше ничего не было в наличии. С индивидуальным душем и двуспальной кроватью.

— Я согласна, — быстро ответила Люба, — спать очень хочется. А перед этим помыться.

Я отдал деньги, получил ключ от номера и мы поднялись на второй этаж. Внутри всё было скромненько и чистенько, а вместо ванны имел место душик, вделанный в стену и закрывающийся полиэтиленовой плёнкой.

— Я первая, — сказала Люба, кинув сумку на кровать, и закрыла за собой дверь в ванную комнату.

Ну первая, значит первая, не стал спорить я, а вместо этого раздёрнул занавески и приоткрыл окно, не пластиковое, простое деревянное. За окном шумела чахленькая рощица, а за ней виднелся посёлок с коричневыми черепичными крышами. Неожиданно отворилась дверь в ванную и оттуда раздалось:

— Саша, а ты мне спину не потрёшь?

* * *
Начали мы, короче говоря, процесс прямо там, за занавеской. А продолжили уже на кровати… примерно через час Люба закурила и после третьей затяжки сказала:

— А ты мне ещё в институте всегда нравился… только какой-то ты вялый был, безынициативный. А сейчас с инициативой у тебя всё в порядке.

— Не буду оригинален, — ответил я, — ты мне тоже всегда нравилась. Как и половине мужчин в институте. Только к тебе страшно подходить было, настолько ты красивая была.

— Спасибо, конечно, — задумалась в ответ она, — только вот пока все примерно так думают, так и останешься в девках.

— Ты вроде была замужем? — озадачился её ответом я. — Какие тут могут быть девки?

— Эдик не в счёт — какой из него муж… выскочила в 18 лет по глупости, а в 19 развелась. Ты, кажется, тоже со своей разводишься?

— Точно так, товарищ Люба, — отвечал я, — комсомольское собрание даже на этот счёт прошло.

— Насчёт развода? — удивилась она.

— Ну да, в райкоме нашем — накатала она заяву на меня, вот и собрались.

— И что решили?

— Решили, что времена таких собраний закончились лет 20 назад, а сейчас каждый вправе сам решать, с кем и как ему жить.

— Значит мы с тобой теперь два сапога пара, — улыбнулась она, — оба разведёнки.

— Не, — возразил я, — ты разведёнка, а я разведёнк.

Засмеялись мы одновременно, а потом Люба резко сменила тему.

— А сколько за эти тачки можно будет получить в нашем Энске?

— Я прикидывал на днях — где-то от полтинника до стольника за каждую. Как повезёт.

— Хорошие деньги, — мечтательно закатила она глаза.

— Только ты сильно-то рот не разевай — это не наши деньги, а того, кто первоначальный капитал нам отстегнул.

— Гены-крокодила что ли?

— Да… нам полагается твёрдая оплата по три тыщи за привоз плюс десять процентов со всего, что будет выше полтинника при продаже.

— То есть ещё по пять тыщ, — быстро подсчитала она, — неплохо.

— Я бы на три тыщи рассчитывал, — осадил её я, — чтобы потом не расстраиваться.

— Всё равно неплохо, тебе шесть и мне шесть… а если мы эти деньги объединим, можно ведь будет и квартирку прикупить. Однушку и на окраине, но отдельную, не коммуналку.

— Это что сейчас было, предложение взять тебя замуж? — поинтересовался я.

— А что, нормальный вариант — ты парень хоть куда, на лицо недурён, со спортивной фигурой и хорошим потенциалом. К тому же холостой… ну почти холостой.

— Окей, — кивнул я, — я обдумаю этот вопрос, а сейчас не могла бы ты повернуться вот таким образом, — и я показал, каким.

Она и повернулась без лишних вопросов, а когда я снова вернулся в эту реальность, то сумел сформулировать только такую мысль:

— А знаешь, что мне более всего нравится в женской фигуре?

— Догадываюсь, — весело ответила она.

— А вот и промахнулась, — не менее весело сказал я, — переход от талии к попе, вот что.

— И почему же? — скосила она глаза на свою попу, — у тебя что, по-другому этот переход устроен?

— Совсем не так… это как сравнить Эйфелеву башню с электрической мачтой, вроде и то, и это из стали, а на выходе абсолютно разные вещи получаются. Видела французские автомобили?

— Конечно, Рено там, Ситроен, а причем тут попа?

— При том, что у этих Ситроенов переход заднего крыла в задний же бампер так же плавно нарисован. Французские дизайнеры похоже вдохновлялись при проектировании своими подругами.

— Спасибо, мне было приятно. Ещё какой-нибудь комплимент скажешь?

— Да не вопрос… знаешь, какой оптимальный размер женской груди?

— Это чтоб в ладонь помещалась что ли?

— Точно — у тебя вот не груди, а идеал… два с половиной где-то, верно?

Глава 26

* * *
Рэкетиры на польской территории нам таки попались один раз, где-то после Вроцлова — в виде исключения, наверно, они оказались заодно и польской полицией. Два в одном получилось, короче говоря, как шампунь с кондиционером. Как так вышло? Да очень просто — догнали нас сзади два тяжёлых мотоцикла с мигалками и соответствующими опознавательными знаками и затормозили у обочины в тёмном смешанном лесу. Люба была по-прежнему в страшном гриме, да еще и дурацкие очки нашла с маленькими диоптриями — ни дать, ни взять старая дева из районной библиотеке. Так что на неё никто даже не взглянул, а все переговоры сошлись на мне.

— Откуда следуешь? — спросил старший полицейский на русском, увидев мои права.

— Из Франкфурта, пан сержант, — скромно ответил я.

— А куда?

— В Москву, — не стал я вдаваться в детали.

— Не много ли машин-то взял во Франкфурте?

— В самый раз, пан сержант, одну себе, вторую сестре, — махнул я в сторону Любы.

Сержант обошёл обе наши машины по периметру, попинал колёса, после чего вернулся к диалогу.

— Делиться надо, Александр, — по-прежнему вежливо продолжил он, — тогда никаких проблем до границы у тебя не будет.

— Почём сейчас стоит безопасный проезд до границы? — продолжил я.

— По сотне марок за каждую, — отрубил сержант.

— У нас только стописят свободных осталось, — честно признался я, — остальное на бензин уйдёт.

— Ладно, — вздохнул сержант, — гони стописят. И проваливай.

— А если меня ещё кто-нибудь тормознёт? — решил уточнить я, — под Варшавой например?

— Не бойся, не тормознёт — всё под контролем. Да, к Варшаве и на погранпереход в Бресте не суйся, езжай через Хельм, — дал он ценное указание напоследок, сел на мотоцикл и очистил дорогу.

— Сколько ты ему дал? — спросила меня Люба, когда я подошёл к её БМВ-шке.

— Стописят, — честно ответил я.

— Не много ли? У нас еще вся Белоруссия впереди.

— Украина, Любаша, Украина, а не Белоруссия — согласно новой вводной следуем на Хельм-Любомль, далее по Волынской области.

Сержант оказался человеком слова, как выяснилось через несколько часов — трасса на Волынь была почти пустой, больше нас никто не тормозил, хотя постов польской автоинспекции встретилось немало. И очередь на пограничном пункте была божеской, всего пара десятков машин. И полчаса не прошло, как поднявшийся полосатый шлагбаум пригласил нас на территорию вильной, но пока ещё не незалежной Западенщины.

— Ну вот, а ты боялась, — сказал я Любе перед тем, как мы переехали на Украину, — ночевать будем где-нибудь в Ковеле или даже под Киевом. Как получится.

Синагога в городе Любомле.

Но получилось совсем не так, как я это себе напредставлял — сразу после объездной вокруг Ковеля трасса на Киев оказалась перекрыта неизвестными лицами. С винтовками на плечах и в руках. Я благоразумно затормозил, не доезжая сотню метров до заслона и решил посоветоваться с Любой.

— Что делать будем, дорогая? — спросил я.

— По-моему нам надо разворачиваться и искать пути объезда, — логично предположила она. — Разговаривать с этими ребятами у меня никакого желания нет.

— У меня то же самое предложение было, — признался я, — походу это какая-то местная самооборона, старая власть рушится, а на её обломках такое вот вырастает. В лучшем случае оберут до нитки, а про худшие и говорить не хочется.

И мы дружно развернулись и поехали искать обход, а я по дороге подумал, что через Белоруссию-то всё же надёжнее было бы ехать, там народ поспокойнее живёт…

* * *
Больше у нас никаких приключений не было до самого Энска… если не считать, конечно, того, что в город мы на последних каплях бензина прикатили. Но всё же толкать машины не пришлось. Загнали транспорт во двор моего дома на Свердлова, это было по ходу движения из столицы, и я предложил Любе кров, так сказать, и стол.

— Значит здесь ты живёшь? — задумчиво осмотрела она мою сталинку и её окрестности. — А когда этот твой дружок возвращается с заработков?

— Нескоро, через год, — успокоил её я, — ну что, пойдёшь? Только сразу предупрежу, соседи у меня не очень… возможны разные варианты при общении.

— Да что я, в коммуналке что ли не жила, — весело тряхнула головой Люба, — пошли.

На удивление никого особенно в этой квартире нам и не встретилось. Если не считать того соседа, который некогда предлагал мне остограммиться. Познакомил его с Любой, после чего мы уединились в нашей комнате.

— Ну и пылища у тебя тут, — высказала своё мнение она.

— Не мудрено, неделю целую меня не было, — отвечал я. — Займись, если не в лом.

— Ага, щас, — весело отвечала она, уплетая яичницу под стакан Каберне (завалялась у меня в шкафу одна бутылка, как знал, что понадобится), — всё брошу и начну прибираться.

И в этот момент позвонили в дверь, двумя звонками, то есть ко мне.

— Я сейчас, — бросил я Любе и вышел в коридор.

А за дверью стояла моя дорогая половина… ну бывшая уже почти что половина, Ирочка.

— Привет, Саша, — сказала она мне с вымученной улыбкой, — как дела?

— Живой пока, как видишь, — ответил ей я, — по делу зашла или так?

— По делу, — коротко бросила она.

— Тогда пойдём прогуляемся, у меня тут не убрано, — предложил я.

— Так даже? — удивилась она. — Ну пойдём прогуляемся, чтобы твоих девок не смущать.

— Послушай, дорогая, — отвечал я, захлопнув за собой дверь на английский замок, — нехорошо начинать разговор с наездов. Если есть что по делу, говори, а сцен мне тут не надо устраивать, мы с тобой уже месяц как живём отдельно.

— Хорошо, сцен не будет, — послушно согласилась она, когда мы вышли во двор и уселись на скамейку под развесистым клёном. — Я уволилась из своей конторы.

— Да ты что? — удивился я, — и почему это?

— Надоело. Одно и то же каждый день за копейки. Хочется чего-то нового.

— А я тут при чём?

— Ты же теперь большим человеком стал, как я слышала, в райком дверь ногой открываешь. Вот и поспособствуй, чтоб меня на какую-нибудь должность там пристроили.

— Ты не полностью информацию про меня слышала, — ответил я, — выгнали меня со всех должностей в райкоме. Неделю уже как.

— Да всё равно связи-то у тебя остались… — сказала она с неким отчаянием в голосе, — к тому же вон эти тачки (и она показала на мерс с БМВ) ты же только что пригнал сюда… не отпирайся, я сама видела… продавать ведь будешь — отстегнул бы мне малую толику, если с работой не поможешь.

Мерседес-190, 2,5 литра, МКПП, задний привод, 1985 год выпуска

— Хорошо, — ответил я, чтобы только отвязаться от назойливой бабы, — денег отстегну… хотя на большой кусок не рассчитывай, моя доля во всём этом деле процентов десять… а насчёт работы поспрашиваю, но сама понимаешь, дело это небыстрое. Однако и ты могла бы мне навстречу пойти в таком случае.

— Это как? — поинтересовалась она.

— Давай доведём развод до конца в кратчайшие сроки… на этой неделе, к примеру.

— Пожалуйста, — согласилась она, — давай доведём. Только как же с твоим МЖК в этом случае быть? Выгонят же тебя оттуда.

— Уже, — хмуро ответил я, поднимаясь со скамейки, — на прошлой неделе наш отряд расформировали, так что терять мне абсолютно нечего. Как этому… как пролетарию.

Когда я вернулся в свою комнату, Люба естественно начала расспрашивать, куда я ходил и зачем — честно рассказал ей про свою бывшую, она покачала головой и сказала так:

— Слишком добрый ты какой-то. Вот я бы на твоём месте…

Но что она сделала бы на моём месте, я таки не узнал, потому что закрыл ей рот поцелуем и последующие полчаса у нас были заняты совсем другими делами…

Конец августа, город Энск, жизнь после смерти

На следующее утро мы с Любой честно сдали обе машины райкомовскому Гене. Тот долго осматривал товар, поднимал капот, залезал в багажник, проверил каждую деталь в салоне, после чего потряс мне руку, а Любе поцеловал.

— За пару-тройку дней продам, я думаю, — сказал он, — потом свои деньги получите. Как всё прошло-то?

Я кратенько описал, как оно всё проходило, и отдал калькуляцию, чего и на что потрачено за поездку. На строчку «150 марок ментам под Вроцлавом» он похлопал глазами, но даже и переспрашивать ничего не стал, видимо был в курсе современных реалий.

— А чего там с нашим отрядом-то? — задал я наконец волнующий вопрос.

— Всё окей с вашим отрядом, — бросил мне Гена, — нет его больше. Желающие могут влиться в параллельную организацию, которая на Мещере базируется, там пять свободных мест освободилось.

— Ну уж нет, — окрысился я, — вливаться я лично никуда не собираюсь. А пойдём поговорим что ли, начальник? — предложил ему я.

Люба всё поняла и откланялась, а мы с Геной поднялись на второй этаж в его кабинет.

— Ну говори, раз так приспичило, — предложил мне Гена.

— Дело уже прошлое, — начал я, — открой мне страшную тайну, как так нехорошо получилось с нашим отрядом?

Гена достал два стакана из шкафа и бутылку армянского коньяка — ничего себе, подумал я, экспортный вариант, шесть звёздочек. Потом он налил на палец в оба стакана и не чокаясь, выпил залпом свой. А я, недолго думая, последовал его примеру.

— Тут много рассказывать не придётся — Куриленков этот оказался племенником второго секретаря обкома. Ну и порешали они этот вопрос полюбовно, а нам сверху сбросили ценное указание сделать всё по-тихому. Ну ты сам же разворошил это гнездо, себя и упрекай — сидел бы ровно, глядишь — что-то и построили бы вы там через пару лет.

— По-тихому, это совсем не так, на мой взгляд, — возразил я, — по-тихому, это если бы обе стороны остались довольны исходом дела. А тут строго наоборот — доволен только Куриленков со своим дядей, а весь наш отряд нет.

— Ну и что ты предлагаешь? — спросил Гена, повторно наполняя наши бокалы.

— Сам пока не знаю, но говорю прямо — я этого так просто не оставлю. И дружбанов из отряда подтяну… на дворе как-никак перестройка и гласность, средства массовой информации, например, с удовольствием за такой жареный факт уцепятся.

— Могу устроить тебе встречу с Куриленковым, — предложил Гена, — глядишь и договоритесь о чём-нибудь. Да и потом — ну что ты так уцепился за этот МЖК? Вокруг посмотри, деньги разве что под ногами не валяются, успевай только наклоняться и собирать — на отдельную квартиру ты так гораздо быстрее заработаешь.

— Может быть да, — согласился я, допивая коньяк, — а может и нет. Но тут дело принципа… ладно, давай устраивай эту встречу, побазарим о делах наших скорбных.

И тут вдруг раздался звонок одного из двух телефонов, стоявших на столе Гены. Он снял трубку, с большим удивлением выслушал, что там ему сообщили а потом протянул трубку мне:

— Это тебя спрашивают.

Вот это да, подумал я, вспоминая, кому я давал этот телефон…

— Саня, привет, — раздался довольно знакомый голос, — узнал?

— Витя, ты что ли? Как здоровье?

— Здоровье в порядке, спасибо зарядке. Тебе то есть спасибо — выписали меня позавчера. Твой вопрос я обкашлял с питерскими рокерами, и есть согласованное решение — мы все приезжаем в ваш Энск через неделю. Сможешь за неделю все вопросы решить? Да, девиз мы тоже одобрили — Рок за ВВС.

— Думаю, что всё будет в лучшем виде, — осторожно продолжил я. — Куда ж я денусь, устрою.

— Тогда записывай телефон директора, — и он продиктовал шесть цифр. — Зовут его Юрий Шмильевич, звони, не стесняйся.

И на этом наш разговор закончился.

— Это кто был? — недоумённо спросил Гена.

— Витя Цой, — просто ответил я, — через неделю на этой вот площади, где мы сейчас сидим, будет рок-концерт с его участием. Ещё будут Гребенщиков, Науменко, Кинчев и Бутусов, может и другой кто подтянется тоже. Под названием «Рок за ВВС».

— А почему за ВВС? — зачем-то уцепился за это последнее слово Гена.

— А почему нет? Красиво и непонятно. И не было до сих пор такого.

— Ты представляешь, сколько телодвижений надо сделать, чтобы устроить такое мероприятие?

— Представляю, — честно ответил я, — но как гласит народная поговорка «под лежачий камень вода не течёт». Всё решаемо, если есть желание. Прямо отсюда зайду в штаб Приволжского военного округа, у меня там знакомый подпол-лётчик есть, вояки, я думаю, с удовольствием нам помогут… в смысле организации.

— А с кем он там тебе связаться предложил? — поинтересовался Гена, — я не разобрал.

— С каким-то Юрием Шмильевичем, — посмотрел на бумажку я. — Не знаю такого.

— Зато я знаю, это Айзеншпис, продюсер почти всех известных отечественных рокеров, — сказал Гена, разглядывая свои ногти. — Недооценил я тебя, Сашок, далеко ты пойдёшь.

— Главное, чтоб ям и колдобин по дороге поменьше встретилось, тогда может и пойду, — философски заметил я.

Глава 27

— И ещё одно, — затормозил меня Гена, когда я уже было дёрнулся на выход. — Твоя идея насчёт банка обсудилась на самом верху (и он многозначительно посмотрел на потолок) и образовалось мнение, что надо дать ей ход.

— Очень хорошо, — сел я обратно на стул, — и с чего надо начать?

— Твой начальник в этом… в малом предприятии… — замялся он.

— Бугров что ли? Валентин Егорыч?

— Да, он… мы пробили его по всем каналам — подходящая кандидатура на управляющего будет.

— А я кем там тогда буду числиться? — уныло уточнил я. — Операционисткой что ли?

— Ну не так всё мрачно — начальником отдела автоматизации тебя думаем поставить. Деньги в уставной фонд я дам… ну то есть райком конечно в лице меня, председателем совета директоров тоже меня надо выбрать — и вперёд, покорять финансовые вершины.

— Очень интересно вы там всё распределили — вся работа… ну или почти вся на мне, а пряники будут получать другие.

— А ты как хотел?

— Хотя бы зама управляющего, вот как. Ну и в правлении тоже чтобы числился.

— Окей, я передам твоё пожелание вышестоящим товарищам, — проговорил Гена с каменным выражением лица, — а ты пока приступай к работе.

— Не получится, дорогой Геннадий Палыч, — твёрдо возразил я, — как там классики говорили — сначала деньги, потом стулья. Утвердите меня замом, тогда и приступлю. Да, не забудь рассчитаться за иномарки, — добавил я напоследок.

И с этими словами я и покинул кабинет второго секретаря райкома. А на выходе неожиданно столкнулся с комсомолкой Катей которая кинула меня, как спортсмен-разрядник свой диск, пару недель назад.

— О, Саня, — обрадовалась она, — а мне как раз тебя и надо!

— Правда? — сделал я удивлённое лицо, — а мне наоборот, этого не надо.

— Ладно, кончай злиться, а лучше послушай, — и она вывалила на меня перечень своих бед и забот за последнее время.

Ничего удивительного с ней не произошло, тот молодой человек, к которому она сбежала, оказался скотиной, мерзавцем и старым ловеласом. Кроме Кати у него одновременно ещё две другие женщины были. Так что совместная их жизнь продолжалась недолго. И с новой работой у неё не заладилось.

— Так ты помоги, Санечка, — жалобно закончила она свою речь, — в память о нашей дружбе. Тебе ж это ничего не стоит, ногой двери в райкоме открываешь, мерседес опять же пригнал, я видела…

Всё же ты видела, зоркая ты моя, со злобой подумал я, но сказал так:

— Я подумаю, а сейчас извини, дорогая, надо бежать.

И я обошёл её по окружности, после чего быстро скрылся в ближайшем проулке — хватит с меня сцен на сегодня. А решил я посетить свою альму, так сказать, матер в лице института радиотехники Академии наук пока ещё СССР. А там прямиком прошёл в отдел, где трудился Саня второй, энтузиаст кабельного телевидения. Он, как это ни странно, сидел на своём рабочем месте и паял чего-то там железного.

— Привет, Саша, — сказал я ему, — выйдем покурим?

— Конечно, — обрадовался он мне, — что-то ты пропал в последнее время.

В курилке было пустынно, поэтому я начал сразу с главного:

— Люди говорят, что ты ещё и видеокамеру прикупил? Это правда?

— Чистая правда. Джей-Ви-Си называется, сама снимает на кассету VHS. Кассета, правда, поменьше размерами, чем обычная, но есть приспособа, которая доводит её до стандартных размеров. И тогда она запросто вставляется в видик.

— А снимать-то пробовал чего-нибудь? — продолжил я.

— А как же, первым делом заснял всю свою комнату, а потом вид с балкона — качество изумительное получается.

— Одолжи мне эту штуку на полдня, — попросил я, — очень надо.

— Бери, конечно, но только осторожнее, она как два видака стоит — если что, возмещать ущерб тебе придётся. Прямо щас надо?

— Сегодня до обеда бы, — прикинул я, — тогда вечером верну.

— Поехали сгоняем — она у меня тут недалеко лежит.

И мы дружно сели на трамвай первого кольцевого маршрута, а через четверть часа я уже держал в руках это чудо японского видеопрома.

— Да, а с кабельным телевидением-то у тебя чего? — спохватился я.

— Потихоньку, — признался Саня, — тридцать шесть абонентов подключил, 360 рэ собрал, гоняю боевики и ужастики днём, а вечером, сам понимаешь, Эммануэль и Греческую смоковницу.

— А чего так мало народу-то охватил?

— Так рекламу надо давать, а у меня с этим туго — может ты бы помог? Заодно со своей Любашей, вы же сейчас вместе, как я слышал?

— Всё-то ты слышал, — восхитился я, — ладно, я подумаю. Часов в пять-шесть вечера верну я тебе этот агрегат, заодно и рекламу обкашляем — окей?

Саня согласился и я со всех ног припустил обратно на свой родной практически проспект имени товарища Свердлова.

Люба лежала на надувном матрасе в цветастом халатике и курила, пуская кольца дыма в потолок.

— Курить вредно, — сказал ей я, — тем более в то время, когда у тебя появляется шанс стать звездой местного телевидения.

Она тут же затушила окурок в импровизированной пепельнице из-под майонезной банка и вскочила на ноги, как пружиной её вверх подбросило.

— Я уже крашусь и одеваюсь, — сказала она мне по пути к комоду, на нём её косметика была выложена.

— Можешь лосины свои надеть, тут они как раз к месту будут. А я пока текст набросаю, — и я сел поближе к подоконнику.

* * *
Мы встретились с Мишей и Ритой (это была одна из наших отрядниц женского пола, немолодая, некрасивая и с отвратительным характером) на месте нашего предполагаемого строительства примерно через час.

— Вот вам ваши слова, — раздал я им по листочку бумаги. — Начинает Люба, потом вступает Миша, заключительную речь толкает Рита. Потом по паре вопросов вам от Любы, что отвечать, я тоже написал — держитесь поувереннее и это… слеза в голосе не помешает, ну если сможете конечно. Поехали.

— Стоп-стоп, — притормозил меня Миша, — я что-то не понял цели этого мероприятия.

— Ну что ты какой тормоз, — удивился я, — это обращение мы попробуем толкнуть на местный телеканал в новости. Или в какое-нибудь обозрение. Их сейчас как котят развелось, телеканалов, и у каждого есть и новости, и обозрения.

— Самый крутой это Город, — подала голос Рита, — его «Вечер трудного дня» половина города смотрит. Народ даже переименовал его в «Вечер трупного дня».

— Начнём, значит, с него, — не стал спорить я, — ну давайте расставляйтесь — Люба в центре, Рита справа, Миша слева. Погнали, — и я нажал на кнопку «Пуск».

— Мы собрались на этом месте затем, чтобы записать обращение к общественности и городским властям, — начала Люба. — Вот тут (и она показала рукой, где) должен был строиться дом для районного отряда МЖК, в частности для Риты Скворцовой (Рита кивнула) и Миши Шубина (Миша поднял и опустил руку). Полгода назад они ушли со своих рабочих мест на кирпичный завод, чтобы заработать кирпич для дома, это правда?

— Чистая правда, — ответил Миша, — на завод «Керамзит». Трудились там в три смены, причём каждый заработал себе или конъюнктивит, или дерматит.

— А две недели назад ребята с большим удивлением узнали, — продолжила Люба, — что их отряд расформируется, а право на владение этим вот участком передаётся другим лицам. Это так?

— Абсолютно правильно, — подтвердила Рита. — Получается, что мы за просто так отпахали по полгода в горячем цеху. К тому же я, например, и на своё прежнее место вернуться теперь не могу — там взяли другого человека.

— И что же это за лица, перешедшие вам дорогу? — перешла к главному пункту Люба. — Если не секрет?

— Никаких секретов тут нет, — вступил Миша, — это организация под названием «АМТ», Ассоциация молодёжных товариществ, которая сидит по адресу улица Ильинская, 36. А её руководитель, товарищ… или вернее господин Куриленков, как говорят знающие люди, является родственником одного очень большого городского руководителя.

— Печальная история, — сделала грустное лицо Люба, — и что же вы теперь намерены делать?

— Бороться, — коротко бросил Миша, — у нас в стране гласность и демократия, поэтому мы так просто не сдадимся. Для начала мы хотим организовать пикет на главной улице города, возле Драмтеатра. Прямо завтра и начнём там дежурить по очереди.

— А дальше? — задала наводящий вопрос Люба.

— А дальше у нас запланирован большой концерт знаменитых рок-звёзд на главной площади. В поддержку нашего МЖК.

— Что вы говорите, — всерьёз заинтересовалась Люба, — и кто же будет участвовать в этом концерте?

— Загибайте пальцы, — предложил Миша, — Виктор Цой со своей группой «Кино», раз. Борис Гребенщиков и «Аквариум», два. А также Кинчев, Науменко и Бутусов.

— Ничего себе, — взволновалась Люба. — Я думаю, что товарищу Куриленкову будет о чём задуматься. — А потом она повернулась прямо в камеру и сказала финальную фразу, она сама на ней настояла, а я не возражал. — С вами была Любовь Поклонская с Благовещенской набережной.

Ну и далее я панорамой снял эту набережную, мост и соборы по бокам.

— Снято, — скомандовал я, нажав кнопку «Стоп». — Вроде бы всё получилось. Спасибо.

— Теперь на телевидение пойдёшь? — спросил Миша.

— Не так быстро, первый пункт это сам Куриленков — надо показать ему запись, а там уж как выйдет.

— То есть меня на экране может и не быть? — взволновалась Люба.

— Какие твои годы, — обнадёжил её я, — ты ещё в роли девушки Джеймса Бонда снимешься…

Глава 28

И мы разбежались в разные стороны, точнее Миша с Ритой в одну, а мы с Любой вместе в наш институт поехали на первом трамвайчике. Она неожиданно вспомнила о неотложных делах в своём бывшем отделе. Саня на своём рабочем месте отсутствовал, но я быстро нашёл его в курилке.

— Вот, возвращаю, — протянул я ему камеру, — с меня теперь причитается.

— Ладно, сочтёмся, — буркнул он. — Что хоть наснимал-то?

— Да всё про свой МЖК многострадальный, — ответил я, — кстати — не можешь кассету скопировать? Там всего минут десять в начале.

— Могу, — просто ответил он, — кассета-то чистая есть?

— Увы, нету, — признался я.

— Тогда с тебя полтинник, через десять минут готово будет, — и он исчез в своём отделе, а я прогулялся от нечего делать по этажам института.

И тут же наткнулся на своего бывшего руководителя Бугрова, который стоял у окна и что-то выговаривал своему заму Карпычу.

— О, — прервал он выволочку, — на ловца и зверь бежит. Пошли побеседуем, Саня.

И мы зашли в его кабинет.

— Нехорошо мы как-то расстались, — тут же высказал он мне свою мысль, — не по-товарищески.

— Да уж, — вздохнул я, — товарищеского там даже и близко не было.

— Но и ты должен нас понять — комиссия за комиссией из Москвы сваливалась, надо было хвосты подчистить.

— Да ладно, Егорыч, хорош извиняться, я всё понял. По делу-то есть что?

— По делу… — взял паузу он, — по делу у меня есть про этот новый проект… который банком называется. Ты там вроде за главного сейчас?

— Главный там Гена из райкома, а я так, первым заместителем второго помощника.

— Ну неважно, всё равно в теме должен быть… так ты поясни мне, стоящее это дело или как?

— Это как повезёт, Егорыч, можно и на коне оказаться, а можно и в борозде, — туманно нарисовал я ему такие перспективы.

— А если в проценты перевести, — перевёл он разговор в более практическую область, — то сколько на коня можно поставить?

— Время сейчас сам знаешь какое, поэтому на положительный исход данного начинания я бы отвел треть где-нибудь… ну может 40 %.

— Немало, — подумав отвечал Бугров, — я, короче говоря, вписываюсь.

— Тогда помоги мне при случае, — попросил я, — меня там хотят начальником отдела поставить, а хотелось бы замом управляющего порулить… ну по совместительству и начальником отдела тоже.

— Какие вопросы, конечно замолвлю словечко, — и на этом мы с ним распрощались.

А Саня-второй уже переписал кассету и ждал меня в коридоре пятого корпуса. Я сунул ему полтинник, а он вдруг вспомнил про ещё один нерешённый вопрос:

— А с рекламой кабеля-то что?

— Извини, Саня, голова другим была занята — завтра в первой половине дня точно будет. Я тебе позвоню.

— А у меня электронная почта появилась, — похвастался он, — можешь скинуть на неё.

— Увы, нет у меня компьютера, — признался я, — так что как-ниюудь в другой раз скину, а пока по старинке.

А совсем уже перед уходом он мне сказал следующее:

— Мне, кстати, ваша запись понравилась — Любка там аж из лосин выпрыгнула, так старалась.

— Да я сам доволен, — буркнул я, покидая коридоры института радиотехники.

А дальше мои пути-дороги опять лежали в райком комсомола имени Гены-крокодила. Он был на месте и пребывал в лёгкой меланхолии.

— Случилось чего? — спросил я, чисто для поддержания разговора.

— Ерунда, не обращай внимания, — медленно ответил он, вытирая зачем-то руки платочком, — что нового скажешь?

— У вас тут видак где-нибудь имеется? — сказал я.

— Ну есть один… у первого в кабинете.

— Кассету одну хотел продемонстрировать.

— Надеюсь, не порнуху? — пошутил он.

— Нет, Гена, не порнуху, но по воздействию на мозг почти такую же забористую, — ответно пошутил я.

И мы поднялись на верхний этаж, там в приёмной первого быстро выяснилось, что он в отъезде, но секретарша милостиво допустила нас до видеотехники. Это оказались Самсунги, и видак, и телевизор, я быстренько запустил просмотр. Гена просмотрел нашу запись с каменной рожей, потом я остановил показ, вынул кассету и добавил:

— Это копия, а оригинал у надёжного товарища лежит. В случае чего он его отнесёт в программу «Вечер трудного дня», предварительная договорённость с руководством «Города» имеется, — это я на всякий пожарный уже приврал. — Что там с Куриленковым-то, согласен он на встречу?

— С утра недоступен был, надо ещё раз позвонить, — сказал Гена, когда мы возвращались в его кабинет.

И он тут же, не сходя со своего руководящего места, договорился с начальником концерна АМТ о встрече.

— Через час на Ильинке, — сообщил он мне, — видак у него в кабинете имеется. Я тоже пойду, если ты не против.

— Конечно не против, — сообщил ему я, — в любом месте, как известно, веселее вместе. А у него бандитов в штате случайно нет?

— Сейчас, Саня, очень трудно определить, где предприниматель и где бандит — сильно пересекающиеся это категории, — рассеянно отвечал мне он, — поедим может? У нас час времени есть.

— Я не против, — ответил я, — где сейчас едят комсомольские лидеры?

— Тут за углом кафешка открылась кооперативная, кормят вкусно, цены божеские, называется «Маленькая Италия».

— Италия это значит пицца и спагетти, — пояснил сам себе я, — годится, пошли в Италию.

Кафешка действительно была за углом… ну не за одним, а два раза надо было повернуть направо, и там во дворе старинного особняка 18-го века они и располагались. Время ещё не совсем вечернее было, поэтому посетителей было немного.

— Мне фрутти-ди-маре (спагетти с морепродуктами — мидиями там разными и гребешками) и бокал Совиньона, — заказал Гена, ознакомившись с меню, — а ты что будешь?

— А мне карбонару (спагетти с грудинкой, сыром и яйцом) и сто грамм Белого аиста, — сделал выбор я.

Пока готовили, мысли Гены приняли довольно неожиданный поворот.

— А вот это деваха, что в ролике была, — спросил он, — это ведь та самая, что с тобой за машинами ездила?

— Ну да, Люба, бухгалтерша из нашего института, — подтвердил я, — а что там, кстати, с машинами-то — продаются?

— Мерс уже загнал, БМВшка завтра наверно уйдёт, — рассеянно пояснил он, но потом продолжил о наболевшем. — Не познакомишь с Любой? Очень мне её лосины приглянулись.

— Я передам ей твоё пожелание, — осторожно ответил я, хотя ход его мыслей мне не слишком приглянулся.

А тут и еду принесли… не как в Милане, конечно, и даже не в Неаполе приготовленную, но вполне съедобную. Гена в промежутках между приёмами пищи всё развивал свою тему:

— Жизнь сейчас сложная стала, Саня, одни стрессы и неврозы, надо хоть иногда расслабляться.

— А кому легко, Гена? — парировал я его выпад, — всем трудно. Но сумерки сгущаются обычно перед рассветом, так что будем надеяться на лучшее… но готовиться к худшему, конечно, это на всякий случай. Как вообще дела-то? Что нового в комсомоле?

— Все комсомольцы в бизнес убегают, я вот наверно один такой дурак и остался, — разоткровенничался он почему-то передо мной. — Столько возможностей уже упустил, страшно подумать.

А спагетти тем временем подошёл к концу и у него, и у меня. Я допил остатки коньяка, и мы дружно зашагали на Ильинку — тут пешком гораздо быстрее было, чем на транспорте. Мордоворот-секьюрити на входе в АМТ был тот же самый, как в тот раз, когда мы с Мишей приходили.

— Нам назначено, — сказал ему Гена, — в семнадцать ноль-ноль, Мишин и Летов.

Мордоворот полистал тетрадочку, нашёл нужную строчку, после чего показал нам направление, вкотором надо идти.

— Второй этаж, дверь с надписью «Приёмная», — добавил он.

Куриленков уже ждал нас — на столе стояли чайник, чашки и вазочка с печеньями.

— Что у вас за срочное дело? — спросил он у Гены, — давайте быстрее, через полчаса у меня важная встреча.

— Вот, — помахал кассетой Гена, — привет тебе от районного МЖК прибыл.

— Тэээк, — Куриленков повертел в руках кассету Филипс, — это, я так понимаю, надо вставить в видеомагнитофон? Ну вставляйте — вон он стоит. Надеюсь, не порнуха?

Я чуть не поперхнулся — что их всех так на порно переклинило-то? Но вслух ничего не сказал, всунул кассету в приёмное окно и протянул пульт директору. Тот нажал на кнопку «пуск», а далее мы десять минут пялились на зелёные любашины лосины.

— Это копия, — пояснил я Куриленкову, — а оригинал в надёжном месте хранится. И если со мной чего-нибудь случится нехорошее, кассету уйдёт в передачу «600 секунд», знаете наверно такую? В Питере каждый вечер выходит.

Я решил поменять адресат кассеты на ходу, для убедительности приплёл Невзорова зачем-то, но похоже, что попал в цель. Директор сильно задумался, на добрую минуту, а потом из его вылилось вот что:

— Чего ты хочешь? — обратился он уже прямо ко мне.

— Вернуть площадку под дом в распоряжение МЖК, больше ничего, — ответил я.

— Не выйдет, — с некоторой задержкой сообщил он мне, — тут серьёзные люди задействованы, из столицы. Заднего хода, короче говоря, у этого поезда нет. Другое что-нибудь попроси.

— Тогда помогите нам банк открыть, — вырвалось у меня. — Всех МЖК-вцев туда устроим, тогда они сами на жильё себе заработают.

— Это другое дело, — отвечал тот, — банк это можно, но пятьдесят процентов в уставняке мои будут.

— Тридцать три и одна треть, — начал торг я.

— На сорока сойдёмся? — предложил он.

— По рукам. Но только сейчас чтобы без кидалова, как в прошлый раз…

— Слово офицера, — отвечал Куриленков, — я капитан ракетных войск в отставке.

И тут мы скрепили сделку рукопожатием, после чего последовало неожиданное:

— А эта вот девушка на записи… ну которая в лосинах и с микрофоном была — это кто?

Конец первой части

Nota bene

Опубликовано Telegram-каналом «Цокольный этаж», на котором есть книги. Ищущий да обрящет!

Понравилась книга?
Не забудьте наградить автора донатом. Копейка рубль бережет:

https://author.today/work/190723


Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2 — флеш № 1
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10 — флеш № 2
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16- флеш № 3
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Глава 21
  • Глава 22
  • Глава 23
  • Глава 24
  • Глава 25
  • Глава 26
  • Глава 27
  • Глава 28
  • Nota bene