Битва за настоящую разумность [Алексей Васильевич Сивохин] (fb2) читать онлайн

Алексей Сивохин Битва за настоящую разумность

Предисловие.

Есть люди, принципиально не читающие предисловий. Если тебе не терпится поскорее вломиться в эту книгу через закрытое окно, можешь последовать их примеру, но тогда не кричи «больно», порезавшись об осколки непонимания того, что тут и зачем, ведь нечто важное я решил объяснить здесь, не перепоручая это героям книги.

Можешь не читать вообще ничего, так поступают теперь многие. Но не в этом ли причина того, что всё чаще слышны крики «больно» от людей, порезавшихся об осколки собственной жизни, разбитой вдребезги?

Книга написана для тех, кто сейчас пробует взрослую жизнь «на вкус». Если ты гораздо старше, извини меня за «ты» и сделай поправку на то, что я обращаюсь к молодым читателям. Хотя моему главному герою лишь 13 лет, это не значит, что тут всё примитивно и неинтересно. Вдруг тебе понравится?

Мы незнакомы, и, хотя ты меня не знаешь, я тебя понимаю очень неплохо. Тридцать лет тому назад я был похож на тебя, и, смотря сквозь прошедшие годы, хорошо помню, каким был тогда. Ты сейчас, не спорь, мнишь себя особенным, ведь и я тогда не стремился быть таким, как все. Происходит это оттого, что ты только что одолел нелёгкий период в своём развитии, догоняя всё человечество, продолжаешь развиваться, с успехом осваивая новые территории вокруг и внутри себя, и эти достижения наполняют тебя чувством законной гордости. Тебе удалось в короткий срок освоить многое из того, что наши предки создавали веками, теперь настаёт твой черёд идти дальше в неизведанное вместе со всеми, и, несмотря на всю твою гордость, в этом ты вовсе не уникален. Ты знаешь, что жизнь большинства людей оставляет свой след лишь в сухих цифрах статистики, а известность ограничивается кругом семьи и друзей, но вряд ли ты мечтаешь именно о такой участи. Твой вклад в развитие человечества может стать очень важным, но если ты не совершишь ничего особенного, ты тоже затеряешься среди миллиардов других. Чтобы твоя жизнь не скукожилась, чтобы ты, саморучно оторвав крылья своей мечте, не стал потом ныть, обвиняя судьбу в своей никчёмности, чтобы то, о чём ты мечтаешь, не растворилось в суете дней, я хочу кое-чем поделиться с тобой.

Разбираясь в происходящем вокруг и пытаясь найти своё место в жизни, я в какой-то момент испытал острое чувство беспокойства за будущее. Я понял, что в жизни нашей цивилизации наступает критический момент, «пружины», до сих пор приводящие всё в движение, натянулись так, что вот-вот лопнут – но ты, конечно, был так сосредоточен на своих делах, что обращал мало внимания на то, что происходит вокруг. Я очень далёк от того, чтобы в чём-то тебя обвинять или упрекать, ведь сам проходил через это и знаю, что путь, который ты одолел, потребовал предельного напряжения всех сил. Ты так сосредоточенно и интенсивно осваивал своё жизненное пространство, что, не имея иного опыта для сравнения, не можешь ощутить, что жизнь общества сейчас меняется так стремительно, как никогда ранее. Может быть, у тебя уже нет в запасе этих моих десятилетий, не осталось времени для неспешного повторного блуждания по лабиринту из утоптанных многими жизненных тропок, которые ведут в тупики и не дают ничего, кроме понимания ошибок. Я хочу, чтобы ты поверил мне и узнал, что и как происходит на самом деле, не тратя на это свои годы. Обрати внимание на тех, кому за сорок, посмотри, что они делают, послушай, о чём и как говорят – неужели ты действительно хочешь стать таким же, как большинство из них, превратиться в мёртвого, тупого робота, упорно тянущего в никуда лямку стандартно-бессмысленной жизни? А ведь все они были такими же, как ты сейчас, и мечтали вовсе не об этом! Мне, как и тебе, очень нужно, чтобы с тобой такого не случилось, но сотворить себя можешь только ты сам. Пока мечта живёт в тебе и готова стать созидательной силой, только ты можешь увидеть тот уникальный путь, который даст мечте жизнь, иначе она обречена на то, чтобы погибнуть и стать источником твоих сожалений об упущенном. Продолжение развития общества может вообще не состояться – если почти все станут равнодушными роботами, деградация станет необратимой, и последует разрушение. Поэтому я хочу разбудить всех, кто ещё может проснуться, неважно, сколько им лет, я хочу, чтобы мы все, наконец, стряхнули сонное оцепенение, честно посмотрели на мир, сотворенный всеми нами, не обманывая себя и не тешась иллюзиями, ужаснулись, засучили рукава и многое бы переделали. Менять жизнь общества, прокладывать путь в лучшее будущее – это работа не для одного человека, тут нужны соратники, много соратников, тех, кто, увидев и осознав приближение беды, разбудит других и поможет развеять тот мрак, который, я уверен, уже навис над нами.

Пустые хлопоты, скажешь? Ты считаешь, я преувеличиваю и тревожусь напрасно? А что бы подумал ты и как бы поступил, пережив то, что выпало мне: – заснуть с чувством безопасности и уверенности в завтрашнем дне, с мыслями об умных, интеллигентых друзьях, занятых захватывающе интересными делами, вместе творящих новое, изобретающих что-то буквально на каждом шагу – а проснуться и узнать, что ни безопасности, ни уверенности в завтрашнем дне больше нет, а друзья жутко изменились, потеряв себя и друг друга? Изменилось всё потому, что получение того минимума, что был у всех и в достатке, стало требовать напряжённых усилий, и эта злоумышленно устроенная игра в борьбу за выживание отбирает столько времени и сил, что для иных мыслей и дел резерва не остаётся. Люди забыли то, что наполняло их жизнь прежде. Я, конечно, сгустил краски, сон этот длился пару десятилетий, и медлительность перемен скрыла их гибельную глубину. Мы не сразу упали, ударившись о новые реалии, а незаметно спустились по ступеням, приспосабливаясь и теряя себя прежнего по капле в день. Некоторые, и их немало, ушли из жизни, не успевая или не имея желания приспособиться к переменам. Но этот медленный спуск, увы, всё длится и длится, и может наступить такое время, когда мы проснёмся в пещере в окружении дикарей, забывших связную речь, за едой придётся бегать по лесу, вооружившись копьём и каменным топором, а потом ещё и силой защищать добытое от изголодавшихся людей из соседнего племени.

Когда-то, давным-давно, даже огонь костра был для людей «пустой» мечтой. Позже такой же «пустой» мечтой казалось земледелие, потом – жизнь без рабства, потом – полёты, многое, что прежде казалось недостижимым, уже есть. О чём нужно мечтать и что делать в наше очень непростое время? Разные люди отвечают на него по-разному, только самоуверенный глупец может тут рубануть с плеча, ответив одной фразой, ничуть ни в чём не сомневаясь. Мой ответ занял целую книгу – ту, что ты читаешь. Я старался, чтобы не было скучно, но не могу поручиться, что интересно будет каждому.

Передаю слово главному герою книги – Федору Кнышеву, который живёт в городе Калуге, и учится в 7-«Б» классе в одной из школ.

Глава 1. Фёдор Кнышев. День зеленоволосиков.

Случилось это в середине мая, в погожий майский денёк.

Я, Федор Кнышев по прозвищу Кныш, тосковал географию на задней парте. Была суббота, шел последний урок, и наша учительница географии, Мария Анатольевна, немолодая уже, уставшая к концу занятий, наверное, не меньше своих учеников, бесцветным голосом объясняла что-то про Кордильеры. За окном ласково пригревало майское солнышко, Кордильеры были где-то очень-очень далеко, за тысячи километров на другом континенте, а до звонка оставалось всего 10 минут.

Я уставился на часы, и мигающее раз в секунду двоеточие, разделяющее часы и минуты, как всегда в подобных случаях, мигало в таком ненормально – неспешном, застывшем ритме, что невообразимо далекие Кордильеры казались гораздо ближе, чем выходной день. Расписание уроков было таким, что у всех трех седьмых классов география была в один день, в субботу, так что Мария Анатольевна уже в третий раз, наизусть, рассказывала про эти самые Кордильеры. Совершенно ненужный раскрытый учебник лежал на учительском столе, рядом с распахнутым окном, рука Марии Анатольевны привычно придерживала его, чтобы задувающий ветерок не перелистывал страницы, а ее взгляд, рассеянно поблуждав по классу, окончательно застрял где-то в районе моей задней парты.

Мне грезилось, как взгляд учительницы истекает ленивым белым туманом из ее глаз, и, столкнувшись с моим столь же рассеянным и туманным, но почему-то розоватым взглядом, завихряется и сворачивается коническим смерчиком, в котором чередуются и движутся к острому концу, вращаясь по спирали, розоватые и белёсые прожилки, а острый конец этого смерчика всё буравит и буравит ненавистное двоеточие, прыгая от одной точки к другой в такт миганиям. Сосредоточившись на этой воображаемой картине, усилием воли безуспешно пытаясь заставить точки на часах хоть немного поторопиться, я почему-то вдруг вообразил-представил-ощутил, как с Марией Анатольевной произошла странная метаморфоза. Волосы стали ярко-зелёными, ярче, чем молодая листва деревьев за окном, ушные раковины сильно вытянулись вверх и заострились, лицо и уши приобрели ярко-оранжевый цвет кожуры спелого апельсина, и что-то совсем уж странное случилось с носом. Подивившись своей неуёмной фантазии, я резким кивком головы прогнал все наваждения, заодно ненадолго уложив повыше на лбу чуб светло-русых волос.

Пытаясь развлечь себя хоть чем-нибудь, я принялся размышлять о множестве своих планов на остаток субботы и воскресенье. Планов было много, а одного выходного дня мало, я стал живо воображать разные интересные занятия, и погрузился в свои мечты. Замечтавшись, я не заметил, как точки на часах проснулись и замигали, сначала в нормальном темпе, а потом все быстрее и быстрее, так что звонок неожиданно резанул мне по ушам, возвещая свободу для меня, Марии Анатольевны, и ещё 30 моих одноклассников из 7-го класса «Б».

Учеба давалась мне без особого труда, я все схватывал на лету. Не столь давно я понял, что из-за этого у меня в классе не было близких друзей, налаживанию отношений всякий раз мешала скрытая зависть. Несмотря на всё это, за оценками я не гнался, считая школу скучной и бесполезной принудиловкой, так что в дневнике у меня прихотливо, в беспорядке перемешалась вся их шкала. Изредка, если мне вдруг удавалось раскопать в каком-нибудь школьном предмете что-то интересное, мои ответы на уроках делались искромётными, а учителю казалось, что «Кныш, наконец, проснулся». Но стоило предмету опять стать поскучнее – и мой «школьно – Кнышевский» энтузиазм моментально испарялся.

Дорогу домой я преодолел на отточенном до совершенства автопилоте, продолжая на ходу грезить неисполнимыми планами на ближайшие выходные, не замечая ничего вокруг.

По субботам отец не работал, и дома меня уже ждал обед. Жили мы вдвоем с отцом, работником какого-то закрытого предприятия – института, осколка бывшего советского ВПК, в небольшой двухкомнатной квартире на первом этаже в пятиэтажном доме на перекрёстке улиц Октябрьской и Добровольского. Ничего такого «убийственного» в том институте не делали, его хитрая продукция – всякие датчики, точные терморегуляторы и прочая сверхнадёжная мелочь, рассчитанная на «работу даже в эпицентре ядерного взрыва», раньше расходилась «на ура», используясь не только в военной технике, но и в мирных бытовых приборах. Потом военных заказов стало мало, а отечественную бытовую технику оттеснил в угол прилавков импорт, лучшего дизайна и более дешёвый. Институт стал потихоньку загибаться, зарплата снизилась, и большинство сотрудников разбрелось по рынкам и другим более «хлебным» местам.

Мама не смогла понять отца, когда, во время бурного начала 90-х, он не изменил своему призванию, оставшись работать все в том же институте на скромной зарплате, и они, поругавшись, расстались. Новый мамин жених был богатым, из «новых русских». Так сложилось, что я в новую мамину семью «не вписался», и жил с отцом в нашей прежней квартире. Отец, Александр Федорович, не любил кухонные хлопоты, готовил быстро и не особенно разнообразно, но еда всегда была свежей, вкусной и восхитительно ароматной.

У отца было много книг и компьютер с интернетом. Мне разрешено было брать и читать любые книги, многие компьютерные игры тоже были разрешены. Каждую новую игру отец сначала очень внимательно просматривал сам, и если она ему чем-то не нравилась – запрещал. Что там с игрой было не так, я тогда не понимал, а отец не спешил с разъяснениями, но запретов было совсем немного. Отцу я доверял, мне с избытком хватало самых разнообразных разрешенных игр, и я легко преодолевал соблазн поиграть в запрещённое.

Большинство отцовских книг было посвящено математике, физике и технике, бережно хранились старые школьные учебники, было много научно-популярных книг, всё это было еще советских времён, а вот художественной литературы было не так много.

Между отцовскими учебниками и моими была заметная разница – отцовские понять вначале было гораздо труднее, но зато потом читать куда интереснее, чем те, по которым учился я, создавалось неприятное впечатление, что мы стали глупее. Когда я как-то раз спросил об этом отца, он нахмурился и невнятно сказал что-то типа «развалили, предатели». Что именно развалили и кто такие эти предатели, отец мне не разъяснил, все так же хмуро буркнув – «подрастешь – может, сам поймешь».

После обеда мы с отцом разговорились, и я опять спросил, что его держит в «родном» институте? На этот раз ответ был чуть подробнее, но ясности мне нисколько не прибавил. Отец сказал: – Категорически не хочу постепенно становиться дебилом, даже если за это больше платят.

Потом я сел за компьютер – поиграть – и на несколько часов реальный мир для меня перестал существовать. Мне сейчас не вспомнить, во что именно я тогда играл, это оказалось совсем неважной деталью и забылось на фоне того, что случилось вечером.

Когда на улице стало уже немного темнеть, я с трудом оторвался от компьютера, с покрасневшими и слегка ноющими, уставшими глазами. Причиной этому был отец, он закончил возиться с какими-то бумагами у себя в комнате-кабинете и, вспомнив о моем существовании, позвал меня. Внимательно посмотрев сначала на часы, потом на мои глаза, отец сказал, что я еще маловат для такого издевательства над собой. Я отшутился, вспомнив старую поговорку – «да ладно, до свадьбы заживет» – но он посмотрел строго и сказал, чтобы я шёл немного прогуляться, а он тем временем приготовит ужин. Я одел лёгкую курточку – к вечеру стало прохладно – и вышел из дому.

Мне действительно хотелось размять затекшую спину и дать отдых глазам, и я поступил так же, как всегда в таких случаях – направился прогуляться в парк, недалеко от дома был парк Циолковского. Я неторопливо шёл по парку, почти не глядя по сторонам, а перед моим внутренним взором тем временем ещё крутились сцены виртуальных боёв и позировали, сменяя друг друга, побежденные монстры из компьютерных игр. Так, не спеша, я прошёл через весь парк, и вышел к музею Космонавтики, стоящему, как бы летящему над высоким берегом большого искусственного озера.

Я остановился на краю асфальтированной площадки около музея, над самым обрывом высокого берега, откуда на закате солнца в ясную погоду открывался чудесный, завораживающий вид. Вот и в этот вечер большой огненно-жёлтый шар, висящий над сосновым бором на далеком противоположном берегу, неощутимо медленно спускался, теряя слепящую яркость и становясь малиновым. Несколько маленьких лёгких облачков, неподвижно розовевших в лучах заходящего светила, лишь подчёркивали чистую синеву неба. Бор под лучами солнца выглядел сплошной черной лентой с неровным краем, прихотливо изрезанным островерхими соснами, эта лента вместе с небом, солнцем и облачками симметрично отражалась в зеркале совершенно спокойной водной глади.

Я долго стоял там, любуясь зрелищем уходящего дня. Тем временем солнце скрылось за бором, на темнеющем небе разгорелись первые звёзды, подул легкий ночной ветерок, от которого вода подёрнулась лёгкой рябью, весь пейзаж сразу померк, потускнел, больше не завораживал, и я неспешно побрёл домой.

К ночи в парке становилось малолюдно, не было ничего необычного или примечательного в том, что в полусотне шагов впереди меня какой-то человек тоже, не спеша, шёл к выходу по пустой аллее. Аллея, по которой мы шли, была неосвещенной, прямой, и от памятника Циолковскому, стоящему в самом центре парка, выходила на пересечение улиц Октябрьской и академика Королёва, к остановке троллейбуса. В какой-то момент одинокая машина проехала по перекрёстку, поворачивая, и яркие лучи света, исходящие от её фар, просканировали парк наподобие прожекторов, выхватывая из тьмы всё вокруг. В тот краткий миг, когда слепящий свет был направлен вдоль аллеи прямо на меня, я увидел силуэт незнакомца, и вокруг темного пятна его головы вдруг полыхнула изумрудным сиянием кайма ЯРКО-ЗЕЛЕНЫХ волос, из- под которых заметно выступал вверх ОСТРЫЙ КОНЧИК ОРАНЖЕВОГО уха.

Я не сразу почувствовал необычность увиденного – в играх, которые все еще вертелись где-то неподалёку в воображении, встречаются и более странные персонажи, чем зеленоволосые люди с оранжевыми лисьими ушами. Но через секунду я понял, что игры вместе со всеми придуманными существами остались дома, в компьютере, а этот человек – реальность. Вспыхнула и пропала какая-то неуютная мысль об узнавании, улеглась в голове как-то «не так», неудобно, неправильно, что ли. «Дежавю» – спокойно подумал я.

Тут всплыло воспоминание, как днем в классе я вообразил зеленую шевелюру у Марьи Анатольевны. Мне стало любопытно – это у меня тот же глюк непонятно откуда снова «приехал», или с незнакомцем и впрямь что-то не так? Я попытался рассмотреть его повнимательнее – ростом он был примерно с меня, чуть выше, шел хоть медленно, вразвалочку, но легко и уверенно, и я решил, что он ровесник. Разглядеть что-либо ещё в темноте аллеи, снова сгустившейся, было невозможно, парень, как парень, решил я.

Небольшая площадь около перекрёстка, куда выходила аллея, освещалась уличными фонарями, я все также неторопливо шёл позади незнакомца, и вскоре мы вышли на свет, сначала он, а вслед за ним и я. Волосы у него и впрямь оказались изумрудно-зелеными, как весенняя трава, а из-под волос вверх топырились острые кончики ушей – апельсинового цвета, наподобие бутонов каких-то нераспустившихся цветов, и всё сооружение напоминало небольшую клумбу на голове. Одет он был в кроссовки, джинсы и светлую однотонную рубашку с длинными рукавами, всё это выглядело совершенно новым, как будто сегодня было куплено в магазине, а кисти рук он держал в карманах джинсов. Странно – подумал я – зачем в одиночку гулять в парке в новой одежде, гриме и кричащем маскарадном парике? Я не слышал ни о каком маскараде или съемках фильма где-то поблизости, а город у нас не слишком большой, такие события незамеченными не проходили, всегда вызывая много толков и сплетен.

Тут незнакомец подошёл к троллейбусной остановке, остановился, и мы впервые оказались лицом друг к другу, раньше я видел его только сзади. Я взглянул на него, – и от удивления замер, будто подошвы моих кроссовок вдруг приросли к асфальту. Лицо его, необыкновенное, но правильное и симметричное, всё было ярко-оранжевое, как кожура спелого апельсина, и большие уши с огромными, заостренными кверху раковинами, дополняли общую картину самым естественным образом. В лице удивительным образом соединились, и отлично гармонировали обыкновенные человеческие черты: совершенно нормальный разрез глаз, губы, подбородок, и карикатурно – химерические: – необычно большие зрачки в виде трехлучевых звездочек, нос, похожий на вертикально стоящую лодочку с острым килем наружу, с идеально круглыми ноздрями, смотрящими в разные стороны, наподобие якорных клюзов у корабля, и уже знакомые мне оранжевые островерхие уши. Если бы не этот кошмарный апельсиновый цвет, это странное лицо можно было бы даже счесть по-своему привлекательным.

Мне нужно было тогда же, сразу сообразить, что никакой самый гениальный гримёр не смог бы превратить лицо обыкновенного человека в такое невообразимое, но при этом ничуть не отвратительное творение. Однако я стоял в остолбенении и упорно цеплялся за спасительный здравый смысл.

Незнакомец посмотрел на меня и спросил, мягким дружелюбным тоном, не знаю ли я, когда подойдет следующий троллейбус. Голос его звучал необычно, говорил он совершенно правильно, но звук был какой-то особенный, со странным тихим шипением, как будто доносился из хорошего радиоприемника. Я, запинаясь от удивления, сказал – н-не знаю. Этот вопрос окончательно сбил меня с толку – незнакомец даже не попытался что-то объяснить про свой странный, мягко сказано, внешний вид. Мне, наверное, уже следовало бы испугаться и мчаться домой, благо дом был рядом, всего в сотне шагов, но любопытство и оцепенение попридержали страх, я стоял и ошарашено пялился на него – а он тоже спокойно стоял и даже, казалось, не шевелился. Он что, не понимает, что ли, что с такой внешностью вызывает кучу вопросов? В моих мозгах уже понемногу стала вырисовываться ПРАВИЛЬНАЯ мыслишка, что передо мной не совсем человек, и уж конечно не землянин, однако здравый смысл продолжал упрямо гнуть своё – почему он ну, не представился, скажем? Хоть объяснил бы, что ли, почему выглядит как цирковой клоун! Я, набравшись смелости, спросил:

– А где это так правдоподобно гримируют под пришельцев и так шикарно красят волосы?

Он ответил:

– А что, с моими волосами что-то не так?

Ну, точно, какой-то розыгрыш, подумал здравый смысл, и я ответил в тон:

– Что-то я не в курсе про моду на волосы ярко-зеленого цвета, хотя тебе идет.

И тут он меня СПРОСИЛ. Он произнес это совсем, совсем спокойно и подчёркнуто серьёзно:

– Да, я пришелец, и не понимаю, что значит «ярко-зеленые» и какой нужен правильный цвет?

Во артист – всё упирался здравый смысл – загримировался, да ещё и мозги пудрит. Я прочитал немало разной фантастики о выдуманных встречах с разумными существами из дальних миров, но это все было где-то «там и тогда», и никак не мог поверить своим глазам, допустить, что такое может случиться прямо «здесь и сейчас», на «родной» троллейбусной остановке.

– А если пришелец, чего тогда в нашу одежду вырядился?

– Пытался сойти за местного, а первый же встречный земной мальчишка меня расколол – но я не понял, почему.

– Ну и зачем ты мне мозги пудришь, приятель?

– А ты сам посмотри, и принюхайся, кто я – и, медленно вынув из карманов руки, протягивает правую мне, растопырив ШЕСТЬ пальцев того же оранжево-апельсинового цвета. А вот запаха, даже малейшего, сколько ни старался, я не ощутил.

Кондовый здравый смысл был, наконец, решительно подвинут в сторону, робкая правильная мыслишка окрепла, и я начал шустро шевелить собственными извилинами. Обычным человеком «оно» вполне может и не быть, уж слишком «грим» лица какой-то естественный, да и шестипалая оранжевая рука… И цвета «оно» не различает, даже не знает толком, что это такое, поэтому, видать, и прокол вышел. При этом бойко так тараторит на моем родном языке – по телевизору, что ли, выучил? Я, говорит, первый человек, им встреченный. А собирался «оно» куда-то под видом землянина ехать на троллейбусе.

Интересненькое получается продолжение дневной истории с географией! Любопытство немного ослабло, а придавленный им страх снова заявил о себе, противный такой, липкий, с холодным потом, животный страх – а ну как чужое чудо-юдо сейчас меня шарахнет чем-нибудь тяжелым по голове, чтоб не выдал «их агента» нашим?

И тут незнакомец окончательно добил мой здравый смысл, заявив:

– Перестань так сильно вонять страхом! Разве не обоняешь, что у меня к тебе агрессивных намерений нет?

Я почему-то разозлился:

– Ну, извини! Как умею, так и пахну! А вот твои намерения различать по запаху не могу – как ты, кажется, цвета не видишь.

–Так, теперь ты еще и злишься.

И тут незнакомца словно вдруг «заклинило», он на шаг попятился от меня, а затем застыл, и секунд тридцать так и стоял столбом, с совершенно неподвижным взглядом, который показался мне бессмысленным и рассеянным. Я подумал – и что же это с ним такое вдруг приключилось? Любопытство крепло, а страх и злость меня понемногу отпускали, я внимательно, но все ещё с опаской глядел на чужака, никак не решаясь что-то предпринять. Хотя в голове и крутились разные мысли, всё это было типичное «не то». Я всё же не хотел бросать беззащитного чужака, с которым явно творилось что-то неладное, поэтому стоял, ожидая развития событий. Постепенно я почувствовал какое-то доверие к зеленоволосому пришельцу, мне стало не только совершенно не страшно, но как-то даже легко и беззаботно, как будто пришелец был моим хорошим знакомым, давним приятелем, а клумбы на головах- и вовсе обыкновенное дело. Обуреваемый этой беззаботностью, я подошёл к нему ближе и сказал:

–Ну, раз утверждаешь, что дурных намерений не помышляешь, хоть я это проверить никак не могу, давай для начала познакомимся. Федор Кнышев.– и протягиваю ему руку, где-то в глубине сам немного удивляясь странному приступу внезапной смелости. Незнакомца тоже как будто «отпустило», он вздрогнул, осмысленно посмотрел на меня, через пару секунд совершенно по-земному пожал мою руку и сказал: Разумный из планетной системы Альтаира. Затем, отвечая на мой невысказанный вопрос, произнёс:

–Мое настоящее имя для тебя наполовину неслышимо и непроизносимо, здесь наши природные возможности богаче ваших.

– Как же мне тебя называть?

–Зови меня Александром, это земное имя более всего соответствует той задаче, которую мне предстоит у вас выполнить.

– Да, наверное, неплохо, что ты не оказался в троллейбусе. Там людские мысли так завоняли бы все разом…

–Пахнут не мысли, а эмоции. Эмоции порождают особые химические вещества, запах которых я и могу обонять.

До сих пор на остановке не было никого, кроме нас двоих. Наверное, подумал я, предыдущий троллейбус уехал недавно. Но теперь к остановке подходили трое людей, и один из них с явным удивлением уставился на изумрудную шевелюру «Александра».

–Александр, или как тебя там! По-моему, НАМ надо валить отсюда. Пока ты не вляпался во что-либо повонючее перепуганного мальчика.

–Правда твоя.

Мы отошли снова в парк, под защиту темноты.

– И что теперь делать будЕМ?– спросил я, как-то сразу «записав» пришельца в свои друзья.

– Извини, ты так непереносимо вонял страхом, раздражением и злостью, что я не смог удержаться в сознании, и, похоже, пока был в бессознательном состоянии, телепатически – спонтанно внушил тебе, что я твой друг, хотя наши правила контакта строго запрещают скрытно влиять на чьи-нибудь мысли!

Я сразу вспомнил приступ внезапной смелости, и все остальные свои поступки последних минут. Не могу сказать, что открытие факта тайного копания в моей голове доставило мне удовольствие.

– И что теперь делать?

– Внушать тебе теперь ещё и отвращение ко мне было бы неправильно и глупо. Просто слушай свой разум, и отключи эмоции. – Если бы я это умел! – но Александр продолжил: – Да, я и забыл, что нужной степени развития самоконтроля у вас достигает разве что только каждый десятый, и то годам к 30…

–Ну, твое лицо мне совсем не показалось уродливым даже при первом взгляде. Если теперь я еще узнаю цель твоего появления у нас, и если она окажется достойной, то буду только рад видеть тебя среди своих друзей.

–Охоо, а не кажется ли тебе, что это говорит не твой разум, а внушенные тебе мной дружеские чувства?

–Ну и что? Мне теперь надо под микроскопом изучать каждую свою мысль, хоть на каплю доброжелательную к тебе?

–Вот если бы нашелся кто-то рядом с тобой, кто высказал бы тебе непредвзятое суждение обо мне…

Я сразу подумал об отце. Вот подходящий человек… Только как бы их познакомить?

–Александр, раз ты выглядишь так необычно, тебе, наверное, нужно какое-то убежище хотя бы на первое время. Почему бы тебе не поселиться пока у нас дома, и подходящий человек – мой отец – как раз оказался бы рядом. (Я тогда совершенно не «втыкал», насколько круто все мои решения и поступки оказались замешаны на внушенной симпатии к чужаку!)

Александр сказал как-то скучно: – Ну ладно, идем к тебе домой…– и после того, как мы сделали с десяток шагов, вдруг повеселел и добавил: – возможно, что так мне даже проще будет исправить оплошность.

И мы молча пошагали домой, никого больше не встретив, идти было совсем недалеко.

Дома я сразу вошел к отцу в кабинет, несмотря на прикрытую дверь, означавшую, что отец работает, и сходу заявил ему, с улыбкой жизнерадостного идиота:

– Пап, а у меня для тебя большой сюрприз, даже несколько.

– Отстань, не видишь, я работаю! Иди, съешь ужин, пока совсем не остыл!

Пап, ЭТО ДЕЛО наверняка ПОВАЖНЕЕ ужина и всех твоих работ, вместе взятых!

– Опять подкалываешь? Какие такие сверхважные ДЕЛА у ТЕБЯ могут вдруг, ни с того, ни с сего вспухнуть?

– Зелёного человечка хочешь наяву увидеть?

– И ты ко мне пристаешь с этими уфологическими бреднями?

– Ну, если считаешь это бреднями – пеняй на себя! – Александр, заходи! (мой здравый смысл, весь съёжившийся где-то в самой дальней извилине, все еще тихо нашёптывал, что Александр – мой глюк, а глюки без сильных снадобий, каковые я принципиально не употреблял, на обыкновенное приглашение зайти отзываются крайне неохотно…)

– Ну и что это за маскарад? (Уф, увидел. Ну ладно, если и протекать крышей, то хоть не в одиночку!).

– Пап, никакой это не маскарад, не грим и не краска. Александр и впрямь с неба свалился, прямиком с Альтаира. Я думаю, дальше он тебе сам все объяснит.

Отец надел очки, чтобы рассмотреть гостя получше – и его на пару секунд прохватил такой же столбняк, как и меня при первой встрече лицом к лицу. После небольшой паузы Александр сказал:

– Федя, мне надо поговорить с твоим отцом наедине.

Я тут же вышел из кабинета на кухню, оставив отца вдвоём с Александром, быстро и как-то механически съел ужин, не получая обычного удовольствия от вкуса пищи, затем направился в свою комнату, прикрыл за собой дверь, уселся на диван, и только тут меня постепенно отпустило дикое напряжение последних минут. А отец и Александр все это время говорили и говорили друг с другом. Сначала я слышал недоверчивый голос отца и спокойный голос Александра. Затем голос отца стал громче и возбужденнее. А потом они долго и тихо что-то обсуждали. Из всего разговора, который мне почему-то был совершенно неинтересен, запомнились лишь отдельные слова: «кризис», «варвары», «одичание», «планета», «спасать». И вот, наконец, дверь приоткрылась, и до меня донесся конец разговора, отец воскликнул – А знаешь, мой зеленоволосый друг с Альтаира! Ведь все может получиться! Обязательно получится!–и, выглянув в открытую дверь, крикнул – Фёдор! Иди сюда! – и тут же устроил мне настоящий «разбор полётов».

Первым делом отец очень наглядно, характеризуя меня и мое поведение нелестными словами на самой тонкой грани приличия, самым невинным из которых было «недоумок», объяснил, как сильно на меня подействовало внушение Александра. Мои поступки и даже мысли были безжалостно анатомированы острой бритвой безупречной логики, всё разложено по полочкам, отец в деталях продемонстрировал мне, как, под воздействием внушения, я оказался совершенно неспособен к критическому анализу событий, и, утратив не только всякий страх, но и естественное в таких обстоятельствах недоверие и даже элементарную разумную осторожность, сразу привел Александра домой. Далее, без малейшего сомнения в дружественности пришельца, я оставил Александра наедине с отцом, при этом в моих насквозь промытых мозгах не смогла зародиться даже тень мысли, что надо попытаться предупредить отца о необыкновенных гипнотических способностях пришельца. Оставшись один, вполне оправившись уже от естественного потрясения, вызванного столь необычной встречей, я так и не смог ощутить даже лёгкой тревоги, хотя бы из любопытства не помчался к отцу, а сиднем сидел у себя в комнате, окончательно загипнотизированный вполне безобидной фразой Александра «Федя, мне надо поговорить с твоим отцом наедине».

Эти разъяснения всё так же обильно приправлялись издевательски – язвительными репликами с хлёсткими эпитетами по поводу моих куриных мозгов, неспособных к элементарной логике и критическому анализу моих же собственных поступков. Закончил отец тем, что по причине моей полной, фатальной глупости, любой прохожий, случайно сказав подходящую фразу, может зазомбировать меня до состояния полного идиота, даже не желая делать ничего подобного. Но внушение всё ещё действовало на меня так сильно, что я чувствовал непрошибаемо – твердолобую уверенность в правильности всех своих поступков, даже дулся на отца за «несправедливый» разнос. И это несмотря на то, что я уже целый год живо интересовался темой гипноза и знал, что чувствуют люди, находясь под влиянием постгипнотического внушения! Мои инстинкты на проверку оказались сильнее логики, и я дулся на отца вместо того, чтобы благодарить его за своевременную очистку моих мозгов!

Вспоминая этот момент, я и сейчас все еще вздрагиваю при мысли о том, что могло бы случиться с нами, не будь альтаирцы столь миролюбивы и этичны, хотя я уже точно знаю, что воинственных рас в космосе быть не может.

Глава 2 Отступление. Рабы внушения.

Я прерываю рассказ об удивительных событиях той субботы, чтобы поведать нечто исключительно важное для каждого из нас, иначе мне пришлось бы раз за разом рвать нить повествования, поясняя всё необходимое по ходу дела. Думаю, что многие мои читатели, если и слышали что-то про гипноз, внушение, манипулирование, то полагают, что для них это неважно, что в их жизни эти явления не играют существенной роли. Мне довелось убедиться в том, что это совсем не так, без преувеличения, для каждого из нас.

Моё любопытство разбудил концерт, устроенный год тому назад, когда к нам приезжал с «психичесими опытами» гастролировавший эстрадный гипнотизёр. Действо происходило в небольшом зрительном зале в доме культуры того предприятия, на котором до сих пор работает мой отец. Гипнотизёр, подобрав людей, которые соответствовали его критерю «внушаемости», творил с ними на сцене такое, что происходящее было не иначе, чем какой-то магией. Я счёл бы всё это подставой, спектаклем, ловкими трюками, и вскоре всё забыл, если бы среди выбранных гипнотизёром испытуемых не оказался парень, которго я хорошо знал. С ним, Олегом Тимофеевым, я какое-то время сидел за одной партой, даже пытался подружиться. Хотя крепкой дружбы не получилось, но взаимная симпатия и доверие между нами сохранились надолго. У меня не было ни малейших оснований заподозрить его в сговоре с приезжим «магом», потому что я сам с трудом уговорил его пойти на концерт, мой отец тогда пойти не смог, и купленный билет пропал бы. Если бы не настойчивая просьба его старшей сестры Лены, которая живо интересовалась всем необычным, но сама пойти на это представление тоже не смогла, Олег наверняка там бы не оказался, а если и пошёл, то не стал бы одним из испытуемых.

Гипнотизёр спросил, кто из зрителей хочет помочь ему. Когда желающих набралось человек двадцать, включая Олега, он рассадил их на сцене на специально приготовленых стульях, лицом к зрителям, и заявил, что «проверит их на внушаемость». Попросив их успокоиться, слушать его и скрестить руки на затылке, взяв пальцы «в замок», он властным громким голосом заявил, три раза повторив, что пальцы сжимаются всё крепче и что никто не может их разжать без его команды. Затем он приказал всех встать и разжать руки. У некоторых, в том числе у Олега, это получилось не сразу, а на тыльной стороне кистей рук,там, где пальцы одной руки нажимали на другую, обраазовались белёсые отпечатки от давления. Тех, у кого отпечатков не было, гипнотизёр поблагодарил и вернул в зал в качестве зрителей, посетовав на то, что не у всех богатое и живое воображение.

Позже я узнал, что совершенно неподдающихся внушению людей нет, но к разным людям нужен разный подход. Гипнотизёр выбрал тех, кто лучше реагировал на его методы внушения, чтобы упростить себе работу и сделать представление более ярким.

Рассадив пятерых избранников на стулья (лишние стулья унесли со сцены ассистенты), гипнотизёр вёл их в состояние транса – наведённого полусна. Все пятеро в оцепенении сидели на стульях, и с каждым из них он проделывал удивительные вещи.

Сначала гипнотизёр взял каждого из испытуемых за руку, поднял её и согнул в локте, заявил-внушил, что это несгибаемая рука-балка, сделанная из железобетона. Потом разложил на этих застывших в разных позах руках тяжёлые предметы, которые обычно человек не может сколько-нибудь долго держать, но за несколько минут ни одна рука даже не шелохнулась. Олег стоял с вытянутой вперёд рукой, повёрнутой ладонью вверх, на ладони гипнотзёр разместил, как на подставке, тяжеленный глиняный горшок с пышным комнатным растением. В обычном состоянии Олег, наверное, сразу уронил бы его, не выдержав веса.

Потом гипнотизёр заставил испытуемых засмеяться – без видимой причины – и все пятеро дружно и весело заржали, показывая пальцем друг на друга и от этого смеясь ещё больше. Затем он «приклеивал» руки к ногам, «склеивал» пальцы, ограничивая испытуемых в определённых движениях.

Потом Олег пересчитал пальцы на руке гипнотизёра, и, под влиянием внушения, сбиваясь и спотыкаясь, насчитал их аж 8, причём несколько раз пересчитал.

Никто из испытуемых во время сеанса так и не смог ни разу нарушить повеление гипнотизёра.

А в конце представления случилось то, что послужило причиной моего острого интереса к теме внушения. Оказывается, непререкаемая власть гипнотизёра над загипнотизированным не заканчивается с пробуждением и завершением сеанса, и это так поразило меня, что я целый год, время от времени, возвращался к увиденному тогда. Я всё пытался понять, как такое может быть и как это может сказаться в обычной жизни?

Заканчивая своё выступление, гипнотизёр приказал каждому испытуемому сделать нечто, в общем, безобидное, хотя и странное, уже после сеанса. Потом я узнал, что называется это постгипнотическим внушением. Одному испытуемому он приказал: когда концерт закончится, ты откроешь окно прежде, чем покинешь зал. Когда гипнотизёр разбудил испытуемых и объявил, что концерт закончен, этот человека взял, и открыл окно. Гипнотизёр спросил- зачем Вы это делаете? Испытуемый ответил- а Вы разве не чувствуете, какая тут духота? То, что зал проветривали после концерта, не было чем-то необычным, и никто этому не удивился. Олегу гипнотизёр отдал более замысловатый приказ – увидев первого знакомого человека, снять с себя свитер и отдать ему.

Я не сильно удивился, когда на улице, увидев меня, Олег снял свитер и протянул его мне – я же видел, как другой испытуемый послушно открыл окно. Но всё же сказал Олегу, не принимая от него свитер:

– Неужели этот гипнотизёр над тобой и сейчас имеет такую власть, что ты не можешь его ослушаться?

– Какой гипноз? Мы же с тобой поспорили, что если представление мне понравится, то я отдам тебе свой свитер.

Ответ Олега поверг меня в полное недоумение, я понимал, что его поступок вызван внушением гипнотизёра, и точно помнил, что, конечно, никакого такого спора у нас не было. Олег, видимо, только что этот спор выдумал, исполняя приказ гипнотизёра забыть про гипноз!

Это происшествие и побудило меня целый год искать и находить ответы. Я стал настоящим, дотошным исследователем, и сделал открытие, которому нахожу всё больше подтверждений. К тебе, мой читатель это тоже относится, и поэтому, закончив вскоре рассказ о том происшествии, я попытаюсь с предельной ясностью объяснить тебе суть происходящего. Очень важно, чтобы ты всё понял!

А тогда Олег сказал, оторопело посмотрев на меня:

– Мы что, правда, не спорили?

– Зуб даю. Твоя сестрица слышала весь наш разговор, она сказала, что сама не может пойти, потому что занята, и просила пойти тебя и потом всё ей рассказать. Больше ничего не было. Спроси её!

– Ладно, спрошу, я помню, как сестра вместе с тобой уговаривала меня сходить на представление.

– А сейчас твоя сестра дома?

– Да, она должна уже вернуться

– А можно, я зайду к тебе, чтобы мы могли обсудить все эти странности, да и Лене будет очень интересно выслушать твою версию?

– Да какие странности? Поспорили ли мы, вот и всё! – в голосе Олега послышались нотки раздражения. – Ну давай, заходи, а то Ленке всё это интересно, а я, побывав на месте испытуемого, наверное, что-то пропустил.

Дома мы с Леной долго пытались убедить Олега в том, что никакого пари по поводу свитера никогда не было. Но он только злился и говорил, что мы сговорились, или нас посетил острый приступ старческого маразма, причём один общий на двоих. Он всё никак не мог поверить, что свитер – дело «рук» гипнтизёра, а я и Лена получили тогда богатую пищу для размышлений, результатом которых и стало то настоящее открытие, которым я очень хочу поделиться с тобой, читатель.

Давайте спокойно и внимательно проанализируем тот случай с Олегом, как это делают настоящие учёные. Нам очень важно понять, какая чертовщина творится в голове у загипнотизированного, когда он после сеанса послушно, как марионетка, выполняет то, что ему внушили. Итак, сеанс закончился, Олег делает то, что приказал гипнотизёр, но что он при этом думает и ощущает? Он ведь уверен, что действует по собственной воле и желанию! Ну а что произошло, когда я сказал ему, что он сейчас делает нечто такое, что ему приказали? Его попытка вспомнить и понять истинную причину своих собственных действий явно провалилась! Разве он смог вспомнить, что это был гипноз? Ничуть не бывало! В ответ он вполне искренне удивился, он помнит, что был на каком-то там сеансе, но заявляет, что нет никакой связи между этими его действиями и тем сеансом – так подействовало внушение забыть приказ.

В голове у Олега произошло также нечто такое, чего мы никак не ожидали. Что было бы логично предположить? Что в ответ на приказ гипнотизёра «забыть» Олег, отдавая свитер, скажет, что ему почему-то вдруг сильно захотелось это сделать, он и сам не знает, почему. Но такой поступок самому Олегу показался бы странным и нелогичным! И мозг, прижатый к стенке непреодолимым противоречием, вместо того, чтобы освободиться от влияния гипноза, выдумал отмазку с небывшем пари, запомнил её и уверовал в то, что она – отмазка – и есть истина. Мозг Олега предал его, помог не Олегу, а гипнотизёру, подчистил память и устранил сомнения в том, что получил приказ извне, предотвратил освобождение Олега от внушения. Получается, что в подобной ситуации мы не можем хоть как-то сопротивляться скрытому стороннему приказу вовсе не потому, что сам приказ имеет над нами какую-то непреодолимую магическую власть. Мы исполняем приказ потому, что по нашему внутреннемуощущению это не приказ, а собственное решение. Приказ маскируется мозгами так, что мы уверены, что, исполняя приказ, мы делаем что-то то же самое, что мы делаем по собственной воле.

И тут настоящий учёный должен на основании обнаруженного факта, который не укладывается в ожидаемый ход событий, сделать определённые умозаключения. В нашем случае возникает очень важный вопрос: если мозг в принципе способен на такое предательство, как часто оно совершается, насколько мы принадлежим сами себе, а насколько – подвержены скрытым внешним влияниям, да так, что, находясь в рабстве, и не подозреваем об этом? Только ли гипноз позвролят скрытно воздействовать на человека, или это только один из многих способв? Так возникает вопрос о нашей свободе и самостоятельности, очень важный для каждого из нас – ведь если мы никак не можем обнаружить случаи самопредательства, мы не знаем и того, насколько часто такое случается. Мы не знаем, насколько не принадлежим сами себе именно потому, что никогда в этом не сомневаемся, ведь поводы усомниться тщательно прячет наш собственный мозг!

Случай с Олегом позволяет нам увидеть ещё один немаловажный факт: предательство мозга Олега сделало для него невидимым то, что видят окружающие люди. Даже те, кто не имел возможности прямо проверить, а было ли пари, могут, помыслив здраво, понять, что пари – просто глупая отмазка, ведь обычно люди таких идиотских пари не запключают.

Из этого я тогда ещё понял, как можно постепенно узнать, насколько мы (а значит, и я) являемся марионетками каких-либо влияний, несмотря на искусную ложь собственного мозга. Мне надо было понаблюдать за окружающими людьми и понять, насколько логичны и разумны их поступки, объявив настоящую охоту на поступки, которые трудно понять, исходя из интересов человека, который их совершает. Наблюдая за разными людьми, совершающими нечто, с моей точки зреня, странное и нелогичное, я при каждом удобном случае спрашивал их, зачем они так поступают. Вы бы слышали их отменно кривые отмазки!

Я понял, что мы всё время буквально спотыкаемся о два факта, очень важных для понимания всей нашей жизни, но не делаем для себя никаких выводов из того, что эти факты исключают друг друга. Первый факт- каждый из нас совершенно уверен, что является полновластным хозяином над собой, единолично руководит всеми своими мыслями, действиями и поступками. Конечно, если не спит, не болен и не «под кайфом». Второй факт – всем нам известно, что есть хитрые способы что-то приказать человеку таким способом, что он это послушно исполнит, даже не заподозрив, что его заставили, и постгипнотическое внушение- лишь один из множества способов такого влияния. Мы всегда живо интересуемся, на что способен «раскрутить» человека искусный гипнотизёр, но упорно не желаем признать и поверить, что внутри у каждого из нас притаился некто «чужой», к нему можно незаметно подобраться и «привязать верёвочку» так, чтобы заставить любого из нас лихо отплясывать танец марионетки под чужую дудку, ещё и на потеху публике.

То, что происходит с нами под гипнозом, мы считаем фокусом, какой-то магией, редкостной причудой природы, подвластной только особому дару гипнотизера. Мы скорее готовы признать, что гипноз – это магия, отменяющая законы природы, чем принять, что вся наша жизнь буквально насквозь пропитана почти таким же управлением – манипулированием, только гипнозом это никто не называет. Мы не хотим признать, что публичные сеансы гипноза извлекают из глубин нашего «я» лишь малую часть, крохотную надводную верхушку того огромного айсберга, о существовании которого мы знать ничего не хотим! Но стоит копнуть поглубже, свести факты вместе, сделать из них неизбежные выводы – и мы обнаружим, что внутри каждого из нас притаилась эта огромная, причудливая глыбина льда, по сравнению с которой все другие, самые крутые монстры, изобретённые нашей фантазией, могут просто пойти отдохнуть!

Обнажить тот факт, что в каждом из нас всё время, неутомимо работает встроенный механизм виртуозного изобретения лжи для сокрытия нашего порабощения, имеющего множество источников, и поделиться этим знанием с читателем – вот первая причина, ради которой затеяно это отступление от темы повествования. Есть и вторая, более важная, но о ней – чуть позже.

Думается, что большинство моих читателей, на которых вдруг свалился результат моих долгих и непростых размышлений, не спешат расстаться с удобной и привычной иллюзией о том, что уж внутри-то себя они полновластные хозяева. Но горькая правда всегда лучше сладкой лжи. Вторая причина, побудившая меня написать всё это – отличный подарок, который ждёт терпеливого читателя в конце этой главы. А пока немного отвлечёмся и попробуем понять, как такой хитрый мозговыверт мог появиться и чему он в своё время неплохо послужил. Вот что я обо всём этом думаю, если не вдаваться в мелкие детали.

Начало всему этому дурдому было положено, видимо, ещё в глубокой-преглубокой древности, в те времена, когда до сколько-нибудь разумного разума, да и до самого человека было ещё очень-очень далеко. Защищая жизнь своих творений, природа «наизобретала» тогда множество разных инстинктов, например тот, что жёстко отсекает любые индивидуалистические поползновения, когда стая рыб должна действовать вместе, как единый организм, мы не раз видели в фильмах, снятых под водой, стаи рыбёшек, поворачивающих словно «по команде», или тот, совсем другой инстинкт, что заставляет птиц строить гнёзда и учить птенцов летать, да и множество других, не менее полезных для выживания своих обладателей. Эти инстинкты тысячелетиями оттачивались на разных пчёлах-муравьях-лягушках-рыбах-овечках, и те их них, которые оказались особенно полезными, люди тоже получили по праву-обязанности эволюционного наследия.

Способность мыслить, возникшая в эволюции гораздо позже, на базе новых структур и отделов головного мозга, развивалась параллельно, когда сложившаяся система управления поведением с помощью инстинктов и рефлексов была уже давно отлажена и «прошита» в более старых, сложившихся мозговых структурах. Мышление отличается от инстинкта и выученного рефлекса тем, что они действуют как прямой, непосредственный приказ реагирования на наличную в данный момент ситуацию, ни дать ни взять – внушение гипнотизёра, идущее от самой природы, а мышление порождает любопытство, склонность экспериментировать и размышлять, и пока мышление не стло ещё разумом, эти его проявленпия, если они помешают инстинкту, в большинстве случаев приведут существо к гибели.

Чтобы не оказаться препятствием на пути нужных для выживания инстинктов и не быть уничтоженным вместе с существом, возможности тогда ещё слишком любопытного, но совсем глупого и неумелого разума необходимо было ограничить. Поэтому в генах зафиксировалась функциональная подчинённость мышления инстинктам, а форма такого подчинения была избрана до гениальности простой – когда действиями существа руководят инстинкты, мышление вовсе отстраняется от рычагов управления.

Но, оставшись без работы, мысль не отключается, и, действуя в параллель, разум выдумывает свои, воображаемые «объяснения» тому, что инстинкты творят с существом. Как-то проверить правильность этих «объяснений», сконструированных исключительно для себя, разум не может, обратная связь, необходимая для такой проверки, не действует, ведь независимо от того, что воображает себе разум, в этих ситуациях прошито выпонение того, что требует инстинкт. Без проверки разум может нафантазировать и поверить вообще во всё, что угодно, уж так он устроен, и в дело идёт любая правдоподобная ложь, лишь бы вся картина была согласована сама с собой, лишь бы одна ложь не противоречила другой.

Так, шаг за шагом, разум постепенно построил искажённую, ложную, но логически непротиворечивую картину всего внутреннего мира существа, не осознавая, что его власть над существом ограничена. Когда раз за разом воспроизводится инстинктивная реакция, разуму чудится, что это снова и снова срабатывает его «гениальная» выдумка! От всего этого разум получает ложное чувство самоуверенности, ведь картина внутреннего мира не только кажется непротиворечивой, но и всегда «подтверждается» инстинктивными действиями.

С течением времени, передаваясь по цепи эволюции от вида к виду, от существа к существу, самоуверенность мышления превратилась в побудительную причину для того, чтобы разум изощрялся во лжи самому себе до тех пор, пока очередные неувязки в картине внутреннего мира не состыкуются в нечто правдоподобное. У человека механизм изобретения и запоминания выдуманных отмазок оказался идеально отлажен, подчистка памяти происходит уже совершенно автоматически, быстро, привычно, незаметно. Разум при этом хоть и обманет сам себя в очередной раз, но одержит мнимую победу, не допустив хаоса в мыслях, и тем самым снова окажется прав, прав как всегда – но прав только внутри себя и только для себя.

Так, или почти так, инстинктивные пути управления нами оказались скрыты от разума покровом тайны, тайна защищена горой лжи, растущей при каждой попытке разоблачения, а верховным хранителем всего этого стала наша самоуверенность. Несмотря на то, что каждый из нас неплохо видит явную противоречивость поведения и высказываний у других людей, он не замечает ничего подобного у самого себя, продолжает самоуверенно считать все свои поступки и мысли только своими, даже явно столкнувшись с обратным на сеансе гипноза. Эта наша непробиваемая, тупая, безосновательная самоуверенность – не просто безобидная ошибка мышления, а одна из шестерёнок механизма, надёжно ограждающего пути действия инстинктов и рефлексов от вмешательства разума. Но этот же механизм срабатывает и в других случаях, когда человеком прямо командует нечто такое, что не исходит от бодрствующего сознания.

Подведём промежуточный итог: когда человеком нечто командует напрямую, в обход решений, принятых его разумом, будь то неосознанные инстинкты, рефлексы, гипнотические или иные внушения, разум сам для себя, работая независимо и параллельно, во многих случаях измышляет ложную, но правдоподобную «отмазочную» причину и самообманно считает, что действия исходят от принятых мной (разумом) решений, и что единственный, кто хозяйничает тут, это я сам. Это как раз то, что нужно, чтобы разум не мешал инстинктам и рефлексам, чтобы никто не помышлял ни о каком сопротивлении, выполняя то, что задано в генах, запечатлелось когда-то в глубоком беспамятном детстве или было внушено под гипнозом, зачем же разум будет противиться как бы «самому себе»? Управляемый не сопротивляется не потому, что не способен сопротивляться, а потому, что его разум самым предательским образом скрыл от самого себя факт наличия стороннего вмешательства!

И так происходит всякий раз, как натягивается чужая веревочка, заставляя меня плясать танец марионетки, мою бдительность усыпляют сладкоголосые сирены, они поют мне, что это я всё сам, что веревочки нет, нет, нет, не сметь даже пытаться сомневаться, лгут-поют нам наши мозги, верь и знай, что ты не кукла, ты всегда и всё только САМ, на ТЕБЯ-то ничто не влияет, у тебя никаких непонятных веревочек не было, нет и быть не может! Под лживые сладкие голоса этих песен можно в буквальном смысле расшибить лоб об стену такого вот запрета, невидимые рабские верёвочки могут обрести силу цепей и придушить, но всё так же не будут заподозрены в этом ничьи влияния, лишь самоуверенность сделается совсем уж непрошибаемой, а разум изобретёт любые, самые кривые и причудливые отмазки, лишь бы не позволить самому себе увидеть горькой правды, не почувствовать ничего такого, что могло бы побудить сомневаться и сопротивляться!

Мне не пришлось бы столь долго и подробно объяснять это, если бы разгадка тайны не была скрыта за столь огромной ледяной горой виртуозной лжи самому себе и если бы каждый из нас хоть иногда делал попытки в этом разобраться. Но мы настолько привыкли видеть нелогичность в поведении других людей и игнорировать то же самое у себя, наша самоуверенность в самом деле настолько непрошибаема, что гипнотизёры могут спокойно устраивать шоу из управления человеком обходными тропами на остатках спящего разума, не опасаясь, что мы прозреем даже тогда, когда механизм тайного принуждения будет явлен нам во всей неприглядной красе. Для того, кто хорошо изучил эти тайные тропы, ничто не помешает довести человека до убийства и самоубийства, а жертве всё так же будет чудиться, что нет никаких «стен – цепей – верёвочек», все решения окажутся приняты как бы самостоятельно и свободно.

Эта глава вклинилась в ткань повествования для того, чтобы дать тебе, мой любезный читатель, неплохой шанс освободиться от пляски сумасшедшего под нестройный оркестр из дудок всяческих чужих внушений, оседлавших твои рефлексы и инстинкты. Эта свистопляска, как ты понимаешь, совершенно недостойна развитого разума. Хотя природа устроила всё так, что слабому разуму гарантирован проигрыш в прямом противостоянии грубой силе инстинктов и рефлексов, разум, в отличие от всего заранее прошитого и потому неизменного, может учиться и становиться сильнее и умнее. Разум человека вполне способен вырасти, развить себя до такой степени, чтобы понять всю эту картину, и овладеть всей силой инстинктов по-настоящему, без самообмана.

Я знаю, что несмотря на столь тщательное разжёвывание, ты все ещё испытываешь желание сказать – «какая же чушь!»– и отбросить всё в сторону, правда? А дело всё в том, что мы с тобой вплотную подобрались к подарку- к тому ключу, который освободит твой разум от непрошенных командиров, вот старые механизмы защиты и всполошились! На первый взгляд текст, который ты только что прочитал, сводится к очень подробному, даже нудноватому описанию твоей предполагаемой темницы, стены которой, вроде бы, окружили тебя со всех сторон, не оставив никаких шансов на свободу. На самом деле безысходность здесь только кажущаяся, она служит лишь для особого рода маскировки, а последний абзац определённо даёт надежду на свободу. Попробуй сам отыскать спрятанные части ключа в только что прочитанном, поиграй с текстом в «горячо – холодно», разыщи именно то, что вызывает твой протест. Найди, например, слова «Вы бы слышали их отмазки» и «эти тайные тропы», и посмотри ещё разок, что я там написал про то, что защита кривой отмазки может довести до дурдома, а то и чего похуже.

Сможешь ли ты теперь увидеть, какие ключи от темницы я приладил между строк подробного рассказа про конструкцию её крепких стен, которые и сами должны бы оставаться незримыми? Даже если ты снова обманулся и опять ничего не нашёл, всё это, ещё при первом чтении, исподволь, подвело тебя к свободе столь близко, что фраза «овладеть всей силой инстинктов» была воспринята тобой вполне серьёзно, древняя защита инстинктов «забила тревогу», и тому монстру, что охраняет инстинкты от разума, пришлось выйти из-под покрова тайны и вмешаться. Эта защита и давит на мозги, отталкивая тебя подальше- но так она, эта самая защита, демаскировала себя, позволив обнаружить своё присутствие!

Как же можно по-умному распорядиться подаренным ключом- знанием о невидимости истинных причин навязанных тебе действий и существовании замещающих ложных, подставных причин, круто замешанных на чувстве дутой самоуверенности, причём среди этих лживых отмазок, которым ты сейчас веришь, как самому себе, есть отменно кривые, вплоть до полного дурдома? Если ты внимательно следил за собой, ты только что убедился, что та плеть, которую надсмотрщик цепко держит в руках на случай, если что-то пошло не так – это эмоции. Что делал Шерлок Холмс, чтобы эмоции не мешали думать? Культивировал в себе хладнокровие, это самый хладнокровный литературный персонаж, которого я знаю!

Чтобы стать Шерлоком Холмсом своего внутреннего мира, надо почаще изучать его так же спокойно и беспристрастно, как Холмс осматривал место преступления, глядя на свои возникающие чувства с позиции наблюдателя. Ты только что проделал это, при повторном просмотре текста. И в процессе изучения себя нужно дотошно искать улики, почаще размышляя над своими уже совершенными поступками, переспрашивая себя, а почему и для чего я это делал. Теперь ты знаешь, что память способна не только забывать, но ещё и нагло врать тебе о причинах твоих поступков. Неплохо бы без лишнего волнения, объективно подумать о том, что говорят другие люди по поводу странностей моего поведения, которые сам я считаю нисколько не странными.

Если размышлять нарочито спокойно и отвлечённо, сдерживая эмоции и глядя на себя как бы «со стороны», власть защитника инстинктов сьёживается, он не вмешивается, потому что не «втыкает», как отвлечённые мысли про словно бы кого-то другого могут на что-то повлиять. Хотя лживые «отмазки» и прожжены уже в памяти как якобы реальные причины поступков, совершенных на самом деле из-за принуждения, без дутой ослиной самоуверенности ничто не помешает холодно- логически вычислить, что если 2+2 несомненно 4 , то и никогда раньше оно никак не могло быть, а значит, и не было ни 5, ни 3, ни что-либо иное.

Как мог бы Олег понять, что им командовала чужая воля? Вспоминая, как Олег настаивал, что мы поспорили и он задолжал мне свитер, даже если истинная причина этого – внушение на сеансе гипноза – забыта и недоступна, такое размышление неизбежно приведёт Олега к выводу, что это пари и последующая попытка избавиться от хорошей вещи есть странное, ничем разумным не объяснимое, дурацкое действо. Размышляя всё так же отстранённо – холодно и строго логически, допуская сомнения в себе, Олегу несложно было прийти к выводу, что якобы заключённое пари – ложь, «отмазка», ничего на самом деле не объясняющая. Можно слегка поудивляться над собой – и чего это я тогда так злился на Фёдора и Ленку, так ли уж неправы они были, предъявляя мне факт о том, что моя память о пари есть память о небывшем?

Чтобы научиться полному самоконтролю и даже контролировать свои инстинкты, надо не бежать в испуге от всплывающих «опасных» мыслей о необъяснимых глупостях собственного поведения, прячась за кривыми и еще более глупыми отмазками – оправданиями, продолжая лелеять безосновательную самоуверенность и страшась ярлыка придурка, который вроде бы придётся повесить на себя. Надо, наоборот, подложить всем играющим на твоих инстинктах и рефлексах ба-альшую свинью, направить свои рассуждения в сторону другой, столь же реальной возможности: Я знаю, что на меня, мои мысли что-то или кто-то мог повлиять, вот, наверное, и в тот раз мной руководило нечто чужое мне, а «подставная» отмазка лишь выставляет меня полным придурком в моих же собственных глазах, замещая собой истину.

Начав с привычки регулярного самоанализа для выявления таких вот явных глупостей своего поведения, приняв неприятную возможность искажения памяти об истинных причинах своих поступков и подкрепив размышления разумной дозой сомнения в самовластии, можно, переходя ко все более тонким и незаметным сходу «веревочкам», разобраться и с менее карикатурными случаями, всё лучше понимая, где тут поселился «чужой» бес, как он выглядит и что делает. Сначала обязательно нужно научиться видеть разницу, провести строгую границу между самим собой и многочисленными отражениями в кривых зеркалах этого многоликого маленького уродца-беса, которого так «хитро» замаскировала сама природа. А потом, мало-помалу разобравшись в деталях происходящего, можно перехватить контроль самому, вот тогда древние инстинкты из дырок в голове, предназначенных для заливания дерьмококтейля всяких внушений в мозги с целью беспрепятственного управления тобой- человекороботом, обернутся, как в сказке, твоими верным друзьями, каждый из которых обладает поистине богатырской силой! Развитой ум, разоблачивший внутреннюю ложь и нашедший свой вход на пути инстинктов, получает в награду за труды доступ к колоссальной, нетронутой сокровищнице внутренних резервов организма человека! Именно оттуда исходят изумляющие, необыкновенные таланты загипнотизированных людей, оттуда же берут начало и поразительные возможности и способности йогов.

Всё ещё не веришь мне? Тебе что, действительно так необходимо самому оказаться безвольной куклой в полной заднице, чтобы начать верить, хотя бы, самому себе? Ты же видишь, как исподтишка управляют другими людьми. Ты наверняка не раз слышал или читал про пиар, про рекламу, про тотальное влияние моды, знаешь, что вокруг всего этого крутятся бешеные деньги – именно потому, что это эффективно действует – на всех! Но поговори откровенно с любым человеком наедине – и услышишь в точности то же самое, что думаешь и твердишь сам, что мне- то на всё это наплевать, что я- в танке! На всех очень даже действует, в то же время не действуя ни на кого по отдельности, уж на тебя-то точно не действует, ты ведь такой весь из себя неповторимый!!! Сложи же 2 и 2 прямо сейчас, и спроси себя, а с чего я взял, и что даёт мне право столь уверенно твердить себе, что МНОЙ НЕВОЗМОЖНО ТАЙНО УПРАВЛЯТЬ, ПОТОМУ ЧТО Я…. Да кто ты, собственно, такой, и откуда произошла вся твоя непрошибаемая уверенность в том, что в то же самое время, когда всеми другими людьми вертят, на тебя то же самое не действует и с тобой этот номер не проходит? Ты что – НЕ ЧЕЛОВЕК, что ли?

Оп-ля! Вот она, поймана с поличным, торчит и красуется прямо на виду, твоя собственная, совершенно кривая и абсолютно нелогичная коронная отмазка, ТВОЁ РАБСКОЕ КЛЕЙМО, прожжённое древними инстинктами будто специально для присоединения верёвочек управления тобой и твоим разумом! Примерь-ка на себя: – я человек, поэтому есть возможности и способы для тайного управления мной, МНОЙ, БЫТЬ МОЖЕТ, ТАЙНО УПРАВЛЯЮТ ПРЯМО СЕЙЧАС, а я ничего не замечаю, не могу заметить именно потому, что – тайно. Дальше- правильные вопросы и первые шаги к настоящей свободе – кто управляет, как и зачем. Ну не настолько же ты, в самом деле, глуп, чтобы и теперь продолжать свою идиотскую рабскую пляску под чужие дудки, зная всё и даже имея ключ! Но повернуть его в замке на твоих цепях должны только ТВОИ СОБСТВЕННЫЕ руки, иначе…. Как тебе понравился бы танец ТВОЕЙ «свободы», например, под МОЮ дудку? Хочешь свободы – да бери, сколько надо, не жалко, но только делай всё именно так, как я тебе говорю-приказываю!

Понял, сколь велика и низка бывает подлость? Именно так людей заманивают в секты, где потом лепят из них всё, что угодно нечестивому основателю. Но, на твоё счастье, вышло так, что мне не нужны никакие новые коленца в твоей рабской пляске, вообще вся эта свистопляска мне противна до омерзения, ведь то, что мне действительно нужно позарез – это твой собственный развитой ум и твоя настоящая свобода, свобода мыслящего разумного человека. Зачем? Прочитай книгу до конца- и, наверное, поймёшь. Моя тайная власть над тобой, как и любая другая, полностью заканчивается здесь, на пороге твоей темницы. В последний раз пользуясь ею, я с удовольствием вручаю тебе обещанный подарок- ключ от твоих цепей, и мечтаю, чтобы, освободившись и оглядевшись в окружающем мире, ты стал бы моим соратником не по указке, а по твоему собственному желанию.

Зная механизм подчинения, я мог бы наплодить себе сколько угодно зомбяков – рабов из толпы бездумников, да только мало того, что делать мне это по-человечески глубоко противно, так они ж ещё и тупые, ни на что действительно толковое и интересное не пригодны! Научись жить и думать своим умом, стань, наконец, самим собою, не позволяй отныне своим рукам – ногам и мыслям дёргаться бездумно ни под какие чужие дудки – вот про что поёт тебе МОЯ дудка прямо сейчас! Я очень, очень сильно надеюсь, что это пробуждает тебя, что тебе уже вполне ясен смысл моей песни, и что отныне тебя будет вести только зов истинной свободы. А ещё я надеюсь, что в глубине души мы все мечтаем быть хорошими и делать только добро.

Глава 3. Фёдор продолжает рассказ.

Но вернемся к событиям того памятного дня.

Тогда, сразу после учиненного разноса, отец приказал мне – отправляйся спать, пока внушение не успело окончательно засесть. А утром посмотрим, насколько очистились твои мозги. А то не пришлось бы нам с Александром срочно изобретать, как бы еще разок, почище, всё перепромыть заново.

Угроза нового «промывания мозгов», хотя и сказанная явно шутливым тоном, всё же возымела свое действие. Я нехотя поплёлся спать, хотя было еще рано, обычно я устраивался в постели на полчаса позднее.

Заснуть мне, конечно, удалось далеко не сразу, сказывалось непривычно раннее время и возбуждение от удивительных событий. Думалось – будь Альтаирцы агрессорами, им ничего не стоило бы захватить Землю и обратить всех людей в рабство так, что люди ничего плохого даже не заметили бы! И, если бы на то была милость поработителей, люди – рабы были бы даже счастливы. Сегодня человечеству совершенно нечего противопоставить такому вот тотальному зомбированию-осчастливливанию.

Потом на полную мощь включилось воображение, в голове моей закружился, и все кружил и кружил, нескончаемый хоровод мыслей о всяких опасностях, подстерегающих планету и людей. Я живо представлял себе то полчища динозавров, вышедших из океана и крушивших все на своем пути, то огнедышащие вулканы, проснувшиеся вдруг на всем земном шаре, и отчётливо видел, как в потоках воображаемой горячей лавы падали и таяли воображаемые городские небоскребы, словно кубики сливочного масла на раскаленной сковородке. А то вдруг зависал над планетой, и видел ее из космоса, но не голубую, а серую, пустую и безжизненную, похожую на луну или не оклеенную сверху полосками бумажных карт заготовку глобуса из грубого серого картона, без следов воздуха и воды. Под аккомпанемент живо воображаемых картин катастроф и настойчивых попыток найти ответ на «проклятый» вопрос, что же делает Александр на Земле на самом деле, друг он или враг, и чем это нам всем так сильно угрожает или, наоборот, от чего спасает, я, наконец, уснул.

Мне снилась какая-то полная дребедень, сумбурный винегрет из всего пережитого за этот беспокойный денек. Запомнилось, как во сне я снова был на том уроке географии, и будто бы на глобусе, стоящем на учительском столе, Кордильеры вдруг стали большим крокодилом ярко-синего цГлава 3. Фёдор продолжает рассказ.вета, с вытянуой, как у динозавров, шеей, которая заканчивалсь головой Марии Анатольевны с зелеными волосами. Этот монстр вздыбился над глобусом, оставаясь прикрепленным к нему как раз по линии подножия Кордильер, и голова Марии Анатольевны, поднятая шеей монстра, плотоядно смотрела на параллелепипед громадного, в масштабе глобуса, многоэтажного небоскреба, который торчал на Северном полюсе, там, где у настоящего глобуса шарик, указывающий на «выход» якобы земной оси. Каждый раз, когда крокодил раскрывал пасть, изгибал шею и делал попытку наброситься на шарик-небоскреб, на глобусе, где-то в районе Гренландии, возникала крошечная фигурка моего отца, он загадочно улыбался, манил монстра крошечным, почти невидимым пальчиком, тот сразу поворачивался лицом Марии Анатольевны в сторону отца, оскал вдруг становился ехидной улыбкой, и монстр почему-то сразу успокаивался. Потом крокодил вдруг отделился от глобуса и стал уменьшаться, будто он был воздушным шариком, из которого выпустили воздух, а на месте бумажных Кордильер заплескались в бумажных берегах волны настоящего моря. Отец, а вслед за ним и уменьшившийся монстр затем вошли в «полярный» небоскреб. Как-то так получилось, что мой взгляд последовал за ними, но мой собственный персонаж из действа сна окончательно исчез, я «смотрел кино». Сразу же раскрылись двери лифта, внутри которого вместо кнопки висела рында, подвешенная к потолку на двух цепях, языка у рынды н было, вместо него рядом, тоже на цепи, висел молоток. Отец размахнулся и сильно ударил об рынду, но это не нарушило тишину (мой сон был в ярких цветах, но звукорежиссёр в студию не прибыл, заплутав где-то в извилинах), двери лифта закрылись, и он поехал вверх. Кордильеровый зеленоволосый крокодил – географичка по пути пропал, будто окончательно сдулся, а из лифта вслед за отцом потянулась вереница одинаковых зеленоволосых людей, все – клоны Александра с Альтаира. Все вошли в огромный, прямоугольный в плане, шикарный офис, с дубовым паркетным полом и стенами, отделанными полированными панелями красного дерева. Строго в центре офиса стоял совершенно неуместный здесь, казавшийся крохотным, деревянный стол из нашей кухни, покрытый клеенкой в клеточку со следами случайных сигаретных прожогов. Этот стол всё рос и рос по мере того, как все новые Александры длинной чередой выходили и выходили из лифта, брали неизвестно откуда возникающие стулья и рассаживались за ним. Когда стол вырос так, что занял почти весь офис, между стенами и огромным теперь столом едва помещались стулья с клонами-посетителями, а ближайшее прожженное пятнышко на клеенке стало размерами напоминать большое кострище, лифт опустел, его двери закрылись, и все принялись степенно пить чай из неведомо откуда появившихся чашек. Отец театральным жестом показывал рукой на огромное, во всю стену, окно, из которого открывался вид «сверху»– со стороны северного полюса- на глобус, причем он крутился, не быстро, но ощутимо, на месте Кордильер все так же пенились высокие волны, в которых местами угадывались огромные спины каких-то монстров, в то время как остальная поверхность огромного глобуса оставалась обычным картоном, обклеенным разрисованной бумагой с сеткой меридианов и параллелей.

Когда я открыл глаза, было утро воскресенья. Утро было позднее, судя по тому, что в окно уже вовсю светило и даже несколько свысока пригревало ласковое майское солнышко. В первые мгновения я ещё крутил в памяти события яркого сновидения, причем присовокупил к нему и все необычайные приключения субботнего вечера, заблуждаясь спросонья, что все вчерашние зеленоволосики тоже были химерическими порождениями сна. Я уже начал было лениво строить незатейливые планы на сегодняшний отдых, как тогда, на географии, но внезапно меня словно током ударило – сон и реальность разложились по полочкам, и пришло понимание, что зеленоволосый Александр – уж один-то точно – существует на самом деле. Недостроенным планам суждено было тут же испариться, а вместо них сразу возник миллион, наверное, вопросов. Я вспомнил, как вчера Александр и отец говорили что-то об угрозе будущему человечества, но понял, что сам так ни до чего стоящего и не додумался. Кроме какой-то легкой непонятной тревоги, ничего не предвещало, с моей точки зрения, быстрого и мрачного конца всей человеческой цивилизации.

Я быстро оделся и прошелся по дому, разыскивая отца и Александра. Я нашел их обоих на кухне за чаепитием и беседой, оба сидели за тем самым столом с клеенкой в клеточку.

Отец сказал:

–А, проснулся, лежебока! Ну давай думать, как жить-поживать далее.

Ты ведь теперь тайный герой- первый помощник альтаирских спасителей человечества!

–Пап, а почему ты так уверен, что Альтаирцы прибыли нас спасать?

Александр:

–Похоже, с тобой все в порядке. Мою оплошность твой отец полностью устранил. Бредовые кошмары снились?

– А откуда ты… то есть, простите, Вы знаете?

–Обычная реакция при вытеснении мимолетного ударного внушения. Как синяк: поставить – один миг, а болит долго. Давай все же продолжим на «ты», я искренне хочу, чтобы у нас были хорошие отношения друг с другом – но уже настоящие, без моих дурацких шалостей с внушательством. Прости меня, пожалуйста.

–Да чего уж там, мы действительно очень разные, и раз у тебя зла на уме, наверное, действительно нет, как-нибудь обойдемся без ненужных обид. Я еще вчера сообразил, что будь у вас дурные намерения- стали бы вы с нами, обезьянами, канителиться, имея такие супервозможности! Пару таких внимательных взглядов на каждого правителя, одна телепередача- тут я посмотрел на Александра, и невысказанный конец фразы- (и бери нас всех голыми шестипалыми руками!) так и застрял у меня в глотке.

ВОЛОСЫ Александра стали РУСЫМИ, и я не почувствовал в нем совершенно ничего чужого! Передо мной был низкорослый, немного странноватый на вид крепыш лет 30-35.

Я, ошарашенный, спросил: – Александр, Ну и зачем был нужен вчерашний маскарад, если мы могли запросто поговорить как два человека?

Александр сказал:

–Никакого маскарада не было ни вчера, ни сегодня. Я снова стал сейчас зеленоволосым, чтобы проверить, что твой разум полностью очистился от моего внушения. Если бы я тогда знал про землю и людей побольше, наша встреча вчера была бы совсем иной – но, быть может, так и осталась бы мимолетной, а разговора вообще бы не было. Вспомни, что именно мои зеленые волосы так возбудили твое любопытство. Я ведь тогда не искал встречи именно с тобой.

Я спросил- А зачем же тогда зеленоволосая географичка?

–Какая ещё такая зеленоволосая географичка?

Я пересказал Александру свой вчерашний воображариум на географии.

– И волосы того же цвета? И уши точно такие, как у меня?

–Точь – в точь!!

Я взглянул на Александра- весь вид инопланетянина выдавал волнение и напряжённую работу мысли.

– но никто из Альтаирцев к этому точно не мог иметь никакого отношения. Меня в то время еще и на планете не было, никто из нас тогда даже не подозревал, что в мире существует Федор Кнышев!

– Тогда кто?

Александр задумался, и после небольшой паузы, успокоившись, сказал: Видимо, кому-то очень доброму и могущественному было ОЧЕНЬ, ОЧЕНЬ СИЛЬНО НАДО, чтобы моими первыми земными учениками оказались именно ты и твой отец…

Интермедия 1.

Нечто происходит. Бессмысленно спрашивать, где это, потому что всего того, что человеку известно о пространстве, включая самый смелый полёт его фантазии, в этой ситуации никак не достаточно для ответа на этот вроде бы простой вопрос. Везде и нигде – вот правильный ответ, но он не добавляет ни капли ясности. На вопрос «когда» ответ окажется ничуть не лучше. Важно то, что одно из времяпространств или пространстввремён этого нечто оказалось в определённом смысле близко к нашей Вселенной для того, чтобы совершился элементарный акт разумного ощущения – наблюдения. Тот непостижимый для нас Разум, существующий в совсем иных пространствах, временах и кое – чём ещё таком, что мы не в состоянии себе представить, неощутимо прикоснулся к Разумам нашей Вселенной, и от этого проникновения возник побудительный импульс действия. Вызвало этот импульс некое универсальное устремление любого разума, для характеристики которого в земном языке не существует никаких адекватных определений. Выживание и развитие – те частичные следствия этого устремления, которые могут быть нами поняты. Доступную нам часть смысла, являющегося этим импульсом, можно передать, представив эту часть в виде диалога Неведомого Разума с самим собой, от этого происшедшее движение мысли чуть прояснится, но ясность всё равно не обретёт всей полноты. Если условно выделить две части Разума и попытаться описать их диалог, получится примерно следующее:

Первая условно выделенная часть задаёт вопрос второй: Видишь?

Вторая отвечает- вижу.

Первая: Гибель?

Вторая: если не подтолкнуть- то да. А иначе, всего лишь банальный кризис и очередной повод к развитию.

Первая: Но вероятность?

Вторая: А как иначе им учиться? Ты же знаешь, что их всех ждёт в конце их времён!

Первая: Но основной исполнитель… Неужто справится?

Вторая: А у них есть выход?

Первая: Но они же не знают.

Вторая: А мы им поможем узнать.

Первая: опять бросим в воду- авось выплывут?

Вторая: Можешь предложить другой вариант?

Первая: Другого варианта при созданных правилах игры нет.

Вторая: Так может, пора менять сами правила?

Первая: Нет уж, пусть учатся выкарабкиваться сами. Будет ещё случай подкорректировать правила.

Вторая: А они смогут обеспечить соответствие форм, или нам этим следует заняться самим?

Первая: Нам ещё рано, по их времени, раскрывать своё существование перед этим континуумом. Угроза такого уровня активизирует остаточные эффекты другого нашего импульса действия, уже запечатанного в этом континууме.

Вторая: Ты про Наблюдателя, которого мы породили/породим при ином импульсе взаимодействия с этим континуумом?

Первая: Конечно, про него, он и проведёт нужную коррекцию.

Вторая: Но Наблюдатель будет раскрыт?

Первая: Нет, всего лишь возникнет информация для формулировки гипотезы о существовании некоего неведомого высшего разума, которую они не смогут ни подтвердить, ни опровергнуть, ни использовать раньше срока. К тому же Наблюдатель- это не я-мы, а лишь моё-наше порождение, на данном отрезке их времени он не имеет ничего общего с я-мы. Интермедия 1.

Первая и вторая: Решено, в этот пространственно-временной континуум внедряется очередной актор из внепространственного хранилища остатков запасов сущности рождения этого континуума. И пусть развивается и мужает в испытаниях ума и этики разум этого континуума, растёт наш новый брат по разуму!

Глава 4. Слово инопланетянину. Из отчёта о первом контакте.

Исходный документ составлен оперуполномоченным учителем разума с правом самостоятельного контакта и коррекции, специалистом по варварским цивилизациям, научным сотрудником института Приумножения и Развития Галактического разума, заслуженным учителем варварских рас, участником плановой поисково – обучающей экспедиции «Окраина-5», разумным гуманоидом с Альтаира, генокод (по очевидным причинам пропущено 27A45B04A4₁₂ цифр, требуемых для адекватного представления генокода в формате данного способа представления информации), известный людям Земли под именем Александр.

Приводимый ниже документ является переводом части отчета о прямом контакте с разумными обитателями планеты Земля на данном витке развития цивилизации, и предназначен для включения в публичные информационные сети аборигенов Земли. Поэтому учитель здесь именуется так, как представился землянам – Александром. Для полноты понимания документ предваряется необходимыми замечаниями.

Основная цель публикации данного перевода – оказать дополнительное содействие успешно начатому процессу обучения земного разума эталонным сведениям об устойчивости выживания, исходя из самозарождения в жизнеформах животного цикла живородящих млекопитающих в порядке их естественной эволюции. Общая конечная цель обучения будет достигнута, если данный виток развития земной цивилизации и разума продлится на неопределенное время в результате предотвращения кризиса, который при сохранении существующих на момент контакта тенденций прогнозируется в срок не позже, чем через 1А₁₂ земных лет от момента контакта с вероятностью выше, чем BB₁₂/100₁₂. Публикация осуществлена также с дополнительной целью недопущения появления «белого пятна» в истории Земли, которое непременно было бы обнаружено будущими историками при попытке понять источник знаний, внезапное и своевременное появление которых привело к досрочному выходу земной цивилизации из стадии циклического варварства.

Изложение перевода и предварительных замечаний адаптировано к понятийному словарю аборигенов Земли путем минимизации использования специальной научной терминологии Галактического Содружества. Адаптация проведена с максимально полным сохранением базовых смыслов, исключительно с целью облегчения понимания. Неадаптированная полная версия отчета на исходном языке сообщества Альтаира доступна в хранилище № 354А0АB78₁₂ Альтаирского Института Приумножения и Развития Галактического Разума, документ № 3A45B0567₁₂ (Все числа здесь и далее, приведены в альтаирской двенадцатиричной системе счисления, помечены индексом системы счисления 12₁₀ и записаны стандартными арабскими земными цифрами десятичной системы счисления с добавлением латинских букв А и B, по прямой аналогии с широко применяемой аборигенами Земли шестнадцатиричной системой счисления).

Предварительные замечания.

Разум планеты Земля был обнаружен экспедицией плазмоидов с Тельца совсем недавно, 1B₁₂ стандартных периодов тому назад, когда, пролетая вблизи данного района, специальный исследовательский рой тельциан выявил явное несоответствие в данных дистанционного зондирования Солнца. В диапазоне низких частот (до гигагерц) система испускала настолько мощное электромагнитное излучение, что Солнце могло рассматриваться только как двойная звезда. Однако этому противоречил ряд других данных, особенно измерения орбитальных скоростей предполагаемых небесных тел, проведенные с использованием эффекта Допплера на оптических частотах, которые показали, что в этой системе, наряду с практически неподвижным относительно соседних звёзд источником очень яркого излучения, имеются несколько других, гораздо более слабых, со сравнительно высокими скоростями орбитального движения. По этим данным система Солнца совершенно точно и однозначно определялась как планетная система с одним центральным светилом.

Восприятие аномального электромагнитного излучения природными рецепторами плазмоидов показало наличие информационной составляющей, однако, попытки прямого общения с помошью обычного для плазмоидов телепатического контакта на электромагнитных волнах успеха не имели. Поначалу причину неудачи искали в принципиальной несовместимости базовых понятийных словарей, но действительная причина стала понятна после проведенной дополнительной обработки аномальных радиосигналов с помощью перестроения исследовательского роя в конфигурацию логического процессора. (Наиболее близкая земная аналогия этому – компьютерный анализ спектров сигналов и подбор ключа при компьютерной дешифровке, с поправкой на то, что тельцианский суперкомпьютер состоял из самих тельциан, телепатически объединившихся в некое подобие специализированной компьютерной сети, что привело к формированию единого суперразума роя). Информационное содержание было частично воспринято на уровне логики, и выяснилось, что электромагнитное излучение порождается не самими носителями разума, а созданной ими техникой, огромная мощность излучения которой компенсирует недостаточную чувствительность и избирательность принимающей аппаратуры. Так как подобная техника справедливо считается примитивной, уровень развития разума был оценен как варварский. Тип жизнеформ самих разумных существ был определён как порожденный эволюцией химического типа на базе полимерных соединений углерода, и были также получены данные о размерах и формах существ.

Незапланированный контакт с варварской цивилизацией существ неплазмоидного типа в задачу посланцев Тельца не входил, рой плазмоидов продолжил свой путь и покинул район, предварительно передав собранную информацию во Всегалактический банк данных посверхсветовому каналу связи, открытому с помощью направленной транспространственной антенны, выстроенной также из существ роя.

Эти данные были извлечены ассоциативной памятью компьютеров Всегалактического банка при планировании экспедиции Альтаирцев, ассоциирование произошло по причине близости Солнца к одному из участков планируемого маршрута.

Текст документа (перевод избранной части отчёта Альтаирского учителя разума, известного на Земле под именем Александр).

Мы с самого начала ошиблись, придав слишком большое значение исключительному сходству внешнего облика землян с нашим собственным, сделав на основании него совершенно неверный вывод о генетическом родстве наших рас, что породило целую серию ошибочных выводов и решений.

Первое ошибочное решение заключалась в том, что мы единодушно включили в программу нашей экспедиции изучение и, при необходимости, обучение разума Земли в программу нашей экспедиции, несмотря на то, что мы не успевали, как обычно, предварительно выслать автоматический зонд для сбора дополнительной информации. Вместо этого решено было получить необходимую дополнительную информацию с помощью специально сконструированных радио- и телеприёмников, принимая передачи с Земли уже во время экспедиции. Эти приёмники были в рекордные сроки разработаны и изготовлены в Альтаирском институте робототехники, прямо перед нашим стартом с Альтаира на основе информации, помещённой Тельцианами во Всегалктический банк данных. Причиной этих поспешных действий стали наши эмоции, мы сочувствовали родственной, как мы все считали, расе и не хотели откладывать оказание помощи, тем более, что отчёт Тельциан позволял с высокой вероятностью предположить близость земной цивилизации к кризису и одичанию.

Мы были настолько уверены в том, что имеем дело с копией цивилизации Альтаира на варварской стадии развития, что едва не сделали вторую ошибку, наверняка ставшую бы роковой – мы сначала планировали выслать на Землю учителя – стажёра. Только в последний момент, непосредственно перед стартом, это решение было пересмотрено, так как при конструировании аппаратуры для приёма земных передач выяснилось нечто странное. Специалисты робототехнического института сообщили нам, что звуковые устройства землян воспроизводят лишь часть слышимого нами звукового диапазона, а телевизор не расшифровывает определенные устойчивые помехи посылок, имеющиеся в большей части передач. Тогда мы сочли это лишь дополнительными признаками несовершенства вашей техники, хотя, например, разговор альтаирцев с помощью земной приемопередающей радио- и телевизионной аппаратуры поддержать полноценно было бы невозможно, но всё же решили послать на Землю опытного учителя.

Могли ли мы тогда предположить, что сумма наших ошибок лишь по счастливой случайности, коей явилось вмешательство неких высших сил, не станет причиной провала этой миссии? Был серьёзно осложнён уже самый первый контакт, в процессе которого я совершил досадный акт недружественного поведения и допустил другие, не столь грубые нарушения инструкций, о чем я до сих пор сожалею. Однако, нарушения не имели необратимых негативных последствий, даже сыграли некоторую положительную роль в ускорении контакта и преодолении заблуждения о генетическом родстве уже в ходе выполнения мной миссии, что, разумеется, не снимает с меня ответственности.

Предваряя начало непосредственного изложения фактологии событий я хотел бы отметить, что перед самым первым контактом, за несколько стандартных часов до него, субъект контакта – Федор Кнышев – был специально подготовлен к различиям в нашей внешности более существенным, чем те, о которых мы знали заранее, и которые могли бы ещё больше осложнить контакт. О факте подготовки Феди к контакту я узнал только на следующий день, из разговора с ним. Кроме того, сам Федор и его отец, по типу личности оба оказались весьма подходящими людьми для оптимального восприятия наших учебных программ. Это можно было бы расценить как необычайное везение, потому что весь курс обучения и учебные программы мы разрабатывали, исходя из совершенно ложной посылки о генетическом родстве.

Интересно также то, что точка моей высадки, выбранная случайно из числа более чем тысячи подобных мест, оказалась в парке, названном по имени гения-одиночки, чьи идеи предварили, а возможно, и породили досрочный выход землян в ближний космос, несмотря на примитивный общий уровень цивилизации. Перемножение оценок вероятности только этих двух событий, рассматриваемых как случайные, приводит к невообразимо малой величине, практически не отличающейся от нуля, что позволяет предположить с высокой вероятностью вмешательство Высших, кто бы или что бы это ни было.

Есть и другие знаковые совпадения, строгая численная оценка вероятности которых затруднена, однако интуитивно очевидна. Например, время прибытия нашей экспедиции оказалось таким, чтобы мы успели, почти в последний момент, предотвратить очередной кризис, причем состояние планетарных ресурсов свидетельствует в пользу того, что именно данный виток максимально благоприятен для воздействия. Другие «совпадения», никак не формализуемые в рамках математической статистики, явно свидетельствуют в пользу вмешательства свыше. Если провести оценку по комплексно- предположительной методике, высокая вероятность превращается в неизбежную уверенность – имело место точечное вмешательство Высших, что придает всей работе с обучением земной цивилизации нулевой приоритет. Возможно, что это сам ВЕЛИКИЙ КОСМОС смотрит на нас!

Существование в одной Галактике столь похожих, но неродственных разумных рас нужно признать уникальным явлением. Весьма вероятно, что именно перспективы нашего сотрудничества, в полной мере возможного только после того, как земной разум выйдет из младенческого варварского состояния, и явились причиной столь явного вмешательства.

Перехожу к изложению фактологии событий. Наша миссия строилась по стандартной схеме – двукратный облёт всех запланированных объектов по оптимальной траектории, сначала происходит высадка учителей разумов, а при повторе маршрута, через стандартное время обучения, учителя возвращаются на космический корабль-челнок и направляются домой. С Землей ситуация с самого начала отличалась от обычного стандарта – первооткрыватели разума тельциане относились к другому типу существ и были в чем-то схожи скорее с определенным классом технических устройств землян, чем с самими разумными аборигенами, к тому же разум Земли был обнаружен буквально накануне нашего старта. Поэтому, еще на подлёте к Земле, я попытался получить всю возможную дополнительную информацию с помощью приемников, имитирующих технические устройства землян. Как я уже отмечал, эти приемники специально для моей миссии были разработаны и построены в альтаирском робототехническом институте, чтобы назначенный учитель получил дополнительные возможности для подготовки к миссии на Земле уже в полёте.

Мы все поразились и порадовались исключительной точности и объёму информации, размещенной в Галактическом инфобанке, и отправили на Телец благодарность по стандартной Галактической форме. Это достижение тельциан нужно признать выдающимся ввиду полной несовместимости жизненных условий тельциан с земными. Однако меня всё больше настораживали новые факты, которые я обнаруживал, изучая теле – и радиопередачи с Земли. Непонятным было то, что радиопередачи велись на более чем сотне естественных языков. Если бы ваша техника была настолько несовершенна, что не могла полностью передать весь диапазон слышимого вами звука, вы не стали бы адаптировать столь много естественных языков, а изобрели бы несколько искусственных, как это и было в начальный период развития радиотехники, когда для решения похожей проблемы использовали азбуку Морзе.

Должен с огорчением признать, что земная техника, в конечном счёте, оказалась адекватней наших фантазий, проистекших из заблуждения о генетическом родстве. Ввиду того, что ваша раса не может ни воспроизводить, ни слышать ультразвук, он не мог использоваться вами в общении, и вы совершенно естественно не включили ультразвук в диапазон сигналов, передаваемых по радио. Наш телевизор был аналогом вашего черно-белого, потому что мы не смогли понять и расшифровать ту часть телевизионного сигнала, которую ваши специалисты называют «цветовыми поднесущими». Ваша техника устроена так, что черно-белый телевизор нормально принимает и цветной телесигнал – только без подавляющих цветосигнал фильтров слегка, почти незаметно, рябит изображение, что мы и приняли за те самые «устойчивые помехи», при этом сами цвета черно-белый аппарат, конечно, не показывает.

Надо ли говорить, что на подлете к Земле я только и делал, что смотрел телепередачи и слушал радио. Сейчас, задним числом, я понимаю, что интуиция уже тогда предупреждала меня о том, что не всё столь гладко, но я отмахивался от таких мыслей, приписывая их естественной усталости от напряжённой подготовительной работы, которую учителя обычно проделывали в более спокойной обстановке, задолго до начала экспедиции. Для просмотра я в первую очередь выбирал то, что было необходимо для выработки стратегии оптимального обучения земного разума – политику, новости, художественные фильмы, – и все это еще больше убеждало меня в нашем близком родстве.

Я практически не смотрел научно-популярных передач и фильмов, свысока и заранее игнорируя все те «научные» заблуждения, к которым могли прийти аборигены на варварской стадии развития своего разума. Как выяснилось потом, если бы я более внимательно присмотрелся к научно-популярным передачам, досадное заблуждение о нашем генетическом родстве вмиг бы развеялось.

Земная музыка мне тогда не понравилась, ведь без вибраций с частотами выше 1A₁₂ килогерц она казалась мне до странности примитивной. Позже Федин отец сконструировал устройство, правильно преобразующее частотный диапазон и корректирующее ритм звучания, и я смог наладиться поистине чудесным талантом земных композиторов, завоевавшим впоследствии признание на всём Альтаире.

Сумма наших заблуждений, накопленных к моменту первого контакта, едва не привела всю миссию к полному провалу уже в тот момент, когда я и Федор Кнышев впервые увидели друг друга. Пока Федя шел позади меня и спокойно о чем-то размышлял, заметной эмоауры вокруг него не было, к тому же восприятию запахов препятствовали расстояние и ветер. Я впервые почувствовал какой-то слабый всплеск эмофона удивления после того, как меня осветила земная повозка, который вскоре сменился сложным ароматом, сопровождающим эффект узнавания «небывшего прошлого» (На Земле это называют ощущением «дежа вю»)– и потом эмоаура снова почти исчезла. Я размышлял так – шел он один, вдруг удивился, что впереди кто-то есть, понял, что все нормально, такой же человек, мимолетно вспомнил какую-то похожую ситуацию, – и успокоился.

В земном переводе моего отчета нет необходимости полностью воспроизводить описание сцены первого контакта, его детали уже описал Фёдор. Я сохраню здесь лишь то, что проливает дополнительный свет на факты, связанные с нарушением мной инструкции – чтобы не оставить даже тени возможности для какого-либо непонимания в будущих отношениях между нашими цивилизациями. Хотелось бы также лишний раз предостеречь от самонадеянности других наших, да и ваших будущих контактёров с неизведанным Разумом. А последующий разговор со старшим Кнышевым, которого Федя практически не слышал, я воспроизведу здесь полностью.

Оказалось, что земляне и альтаирцы являют исключительный пример практически полного совпадения в части химизма и психологии эмоций, однако земляне совершенно лишены нашей возможности чуять эмоауру обонянием. Поэтому для полного понимания произошедшего при первом контакте землянам нужны дополнительные сведения по особенностям восприятия химоэмофона альтаирцами.

Одна и та же эмоция имеет множество оттенков, и, соответственно, запах эмофона тоже имеет оттенки. Запахи, как и эмоции, бывают приятными и неприятными. То, насколько приятен запах эмофона, удивительно хорошо соответствует вашему и нашему общему представлению о положительных и отрицательных эмоциях, а также о приятных и неприятных запахах. Запах радости можно сравнить с самыми изысканными духами, эмофон веселого смеха порождает запах, похожий на интенсивный аромат полевых цветов, эмофон любви исключительно прекрасен и не сравним ни с каким из воспринимаемых землянами ароматов. Удивление пахнет довольно приятно, печаль порождает гамму нейтральных запахов, типа уксуса, или нафталина, горе пахнет неприятно, хотя и не особо отвратительно, напоминая, скажем, горелую резину. А вот страх, гнев, злость для нас пахнут примерно так же, как для вас нечистоты на помойке, только еще интенсивнее и противнее. Неудивительно, что мы в нашей культуре наложили практически полный запрет на эти три эмоции.

Я оборачиваюсь лицом к Федору на троллейбусной остановке под фонарем. Чувствую, как он начинает прямо благоухать удивлением. Силу запаха связываю с его молодым возрастом – у нас ведь подростки – альтаирцы тоже сильно эмонируют. У меня на тот момент не было абсолютно никакого представления о связи силы эмоций и эмоауры у землян, ведь у альтаирцев это соотношение тоже меняется. Я не понимаю, что у Феди не простое удивление, а удивление весьма сильное, слишком сильное для обыкновенной случайной встречи с незнакомым человеком. Я (ошибочно) объясняю все тем, что Федя, видимо, хорошо знает всех людей, живущих поблизости, а я тут точно не живу, и Федя, вероятно, удивлен по поводу моего присутствия. Чтобы уменьшить сомнения Феди по поводу присутствия «непонятного», лишнего человека, спрашиваю о троллейбусе, как будто я здесь действительно оказался случайно. Неожиданный эффект – его и без того подозрительно сильное удивление ещё больше усиливается!

Его последующие вопросы и эмофон говорят мне о том, что, хотя я сам все еще воспринимаю Федю как слишком долговязого для своих лет и странноватого, но все же почти что альтаирца, во мне он, по мере внимательного изучения, все больше и больше видит полного чужака! Где мне тогда было понять, что если бы он, скажем, увидел мою черно-белую фотографию, он тоже отнесся бы ко мне как к земному низкорослому дяде со странностями, но альтаирцы только после контакта с землянами узнали и теоретически поняли такое явление, как восприятие мира в цвете. Цветное зрение- это уникальный дар, эволюционная особенность людей Земли, далеко не все даже эволюционно близкие человеку земные млекопитающие животные видят цвета. Таким образом, слова Феди о цвете моих волос и лица сначала оказываются за рамками моего понимания.

Конечно, в земных радио- и телепередачах мы часто слышали о цветах и знали их названия, но совершенно не воспринимали и не понимали действительного смысла этого. Мы, участники экспедиции «Окраина-5», при подготовке к путешествию решили, что очень похожие на нас аборигены исповедуют некую религию, культ цветного бога, у которого то три, то семь лиц, а то и больше, каждое своего «цвета». Мы считали, что аборигены обожествляют буквально каждую деталь узоров и многие предметы, связывая с ними одно из мистических лиц бога цвета. Краске мы ошибочно придавали функцию чего-то типа вашей святой воды, только очень липкой, и считали, что при подборе предметов и нанесении узоров люди действуют по неким мистическим правилам сочетания лиц цветного бога, по типу алхимии или астрологии. В составе нашей экспедиции, к сожалению, не было специалистов, которые смогли бы разоблачить эту «теорию».

Сейчас я очень хорошо понимаю, что у землян эти наши «высокоученые» рассуждения могут вызвать только смех. Смейтесь громче, люди, один из самых лучших эмобукетов в мире порождается добрым смехом, рассеивающим вражду и заблуждения разума! А тогда я решил, что мои волосы как-то нарушают религиозные чувства землян в данной местности в отношении их понимания местных ликов цветного бога, а в таких ситуациях всегда лучше сразу, прямым вопросом, выяснить, в чем дело. Поэтому я сказал, что пришелец и не понимаю, что не так с моим «цветом». Я не мог и подумать, что этими словами окончательно раскрываюсь, и что по цвету моих волос и лица и очень многозначному слову «пришелец» любой землянин тут же заподозрит истину!

Когда я почувствовал нестерпимо сильный, отвратительный запах Фединого страха, я понял, что окончательно раскрыт – именно как инопланетник, а не просто как приезжий из отдаленного уголка Земли. У нас, на Альтаире, так вонять считается просто неприличным, соответствующему управлению эмоциями и особенно химоэмофоном мы обучаемся в самом раннем возрасте. Взрослые альтаирцы пользуются подобным эмофоном, только чтобы умышленно нанести оскорбление, чего мы давно и довольно успешно научились избегать в нашем обществе, для нас подобная эмовонь – это в какой-то мере аналог ваших «непечатных» выражений. Поэтому я сделал ему замечание, которое, по сравнению с силой его вони, видилось мне более чем корректным. На земном языке нечто аналогичное можно было бы выразить словами «Да не ругайся на всю округу так громко и неприлично! Веди себя потише!»

Федя ответил, с моей точки зрения, довольно резко, начал злиться, и я начал терять ясность мысли от почти невыносимого эмозапаха и едва сдерживаемых чувств от, как мне тогда показалось, чудовищного, неспровоцированного словесного оскорбления, сказанного мне в ответ. Для меня не было никакой возможности понять, что замечательная фраза «как умею, так и воняю», которая по всем земным и альтаирским меркам тянет на «отлично» за юмор и находчивость, была простым отражением назад моего же собственного, дикого для Феди, непонятного упрека вообще непонятно в чем! Ведь мое заявление «вонять страхом» было для Феди примерно тем же, чем для меня его «волосы зеленого цвета». Однако для культуры альтаира его заявления вместе с эмофоном можно было трактовать только однозначно – как дерзость и явное умышленное оскорбление, все равно как если бы землянин – в примере выше – грубо ответил бы «Пошел на …! Не учи меня, как материться! Я орал бы еще громче, да не могу!»

Это всё взятое вместе – сверхнаглое, по моим ошибочным представлениям, поведение Феди, его эмовонь, адская смесь из миазмов страха и злости, которая давно уже изжита на Альтаире, где так эмонируют разве что грудные дети, лишь подтверждало исходную неверную посылку, что предо мной – совсем некультурный Альтаирец. Я обдумывал тактику дальнейшего поведения, сдерживая понятное каждому Альтаирцу желание телепатически умиротворить Федю, и безуспешно пытаясь понять, что мог бы означать конец его фразы о том, что я не различаю цвета.

И вдруг эмовонь внезапно исчезла, и я смог мыслить гораздо яснее. Запахи, особенно такие сильные, мгновенно не улетучиваются, и это однозначно свидетельствовало, что я только что был в бессознательном состоянии, был беспомощен и полностью зависел от Феди! Посмотрев на него и увидев протянутую руку, я успокоился, не обнаружив ничего угрожающего.

Только теперь я смог собрать и переосмыслить заново всю информацию: предыдущее высказывание Феди по поводу его нечувствительности к запаху эмоций и моей неспособности видеть цвета, наши наивные «расшифровки цветной религии», и замечания техников по поводу земного радио. То, что Федя в разговоре ни разу не использовал частот, не воспроизводимых земным радио, стало той каплей, которая прорвала покров заблуждения, я наконец понял, что мы не генетические родственники землянам, а удивительно, до невероятия схожие, но совсем неродственные расы.

Я понял также, как оказался без сознания. Видимо, из-за нечувствительности к эмофону люди поначалу сдерживают не сами эмоции, а лишь их внешние проявления, и только с возрастом набираются опыта в реальном управлении ими. Поэтому адская смесь миазмов страха и злости Феди росла до тех пор, пока я не потерял сознание, а свою естественную защитную реакцию- телепатическое внушение- я сдерживал только сознанием.

Я ещё раз проанализировал разговор с Федей, и понял, что в бессознательном состоянии всё же не смог сдержать телепатического посыла на умиротворение. Так как мой разум был блокирован, это было рефлексом, я телепатически внушил Феде на эмоционально-подсознательном уровне «не бойся меня, крошка, я же твой друг»– точно так же, как автоматически сделали бы это мои природные инстинкты для успокоения любого невменяемо-испуганного ребенка на Альтаире. Но при столь внезапно отключившемся разуме я не имел никакой возможности предотвратить инстинктивный ответ на такой жуткий эмофон. Внушение было для меня неприятным сюрпризом, и теперь я просто обязан был устранить все последствия.

Ещё раз обдумав всю ситуацию, я вдруг понял всё значение того факта, что у Феди было в распоряжении несколько десятков секунд моей бессознательности для самостоятельных действий, до того момента, когда на него подействовало моё внушение. Я с удивлением отметил, что за это время Федя, очень сильно испугавшийся меня, не убежал и не причинил мне никакого вреда, точно зная, что перед ним полный чужак, более того, увидев, что моё состояние внезапно ухудшилось, пересилил свой страх перед чужаком и начал, очевидно, раздумывать об оказании мне какой-нибудь помощи! Абориген – то оказался совсем не столь прост и далеко не так уж и дик! Ещё не совсем взрослый, а не только раскусил меня почти мгновенно, но и испугался по-настоящему далеко не сразу, хамство, которое я приписал ему исключительно из-за эмофона, оказалось моим вымыслом, а испугавшись, не только сам сумел сдержать сильный страх и свою инстинктивную агрессивно- защитную реакцию, но даже сам начал налаживать отношения, неплохой шуткой возвратив мне мой же непонятный для него упрёк!

После столь показательного развенчания заблуждения о генетическом родстве землян и альтаирцев, положенного в основу предварительных проработок всех моих планов и учебных программ, разработанных для землян на основе альтаирской истории, у меня пропало ощущение рутинной легкости возложенной на меня учительской миссии. Я вдруг почувствовал себя одиноким чужаком, оказавшемся на чудесной планете, полной еще нерастраченными ресурсами. И единственным, безусловно дружественным представителем разумной варварской расы оказался загипнотизированный мною же подросток. Про аборигенов, которых до того я считал родными альтаирцами, только на варварской стадии развития, как оказалось, я знал даже меньше, чем ничего!

Дальнейшие события были оценены мной поначалу как невероятное, неправдоподобное, какое-то чудовищное везение. Если бы я, как это было запланировано, специально провел негласный отбор нескольких кандидатов для открытого контакта и обучения, даже среди очень большой массы людей мне вряд ли удалось бы отыскать лучший вариант, чем Федя с отцом. Потом, после Фединого рассказа о его странной истории с географией, я заподозрил вмешательство Высших, хотя обычно они столь деликатны, что при их вмешательстве остается только легкий налет подозрения. Но здесь было то, что можно назвать прямым указанием на вмешательство, по крайней мере, я не припомню другого случая, чтобы Высшие заявили о себе столь же определенно.

Как я уже заметил, семья Кнышевых вообще идеально подходила для контакта, особенно с учетом тех дополнительных сведений, которые я вскоре получил про земную цивилизацию от Фединого отца.

… При первой встрече, когда Кнышев – старший надел очки, я почувствовал эмоауру сильного удивления, совсем как у Феди. Но далее, вместо отвратительной вони страха, пришел прекрасный аромат чрезвычайно сильного и доброго любопытства. Поэтому разговор с Фединым отцом я начал с того, что окончательно убедил его в своем Альтаирском происхождении. Все это оказалось неожиданно легким делом, как будто Федин отец, Александр Федорович Кнышев, давно уже ожидал появления каких-нибудь нелюдей.

Я сразу сосредоточился на различии диапазонов восприятия наших органов чувств, для начала продемонстрировал диапазон звучания своего голоса, огромный, совершенно недоступный для землянина. Затем попросил выключить ультразвуковую пугалку для грызунов, мне мешал и отвлекал ее противный звон. Но окончательно убедил его рассказ о конфузе с цветными богами, он по-доброму засмеялся и сказал – человек такого придумать точно не смог бы! Он мне и объяснил – теоретически, конечно – что такое цвет. После чего мы оба весело посмеялись!

О такой неслыханной удаче, как взаимный смех почти в самом начале контакта представителей биологически чужих разумных рас, я и мечтать не смел, к тому же прекрасный запах нашего доброго смеха, долго еще витавший в комнате, резко улучшил мое настроение. Я осознал, что в культуре мы в чем-то, если не учитывать гигантский разрыв в уровне её развития, оказались даже ближе, чем в генетике – и начал вновь обретать потерянную было уверенность. Так как мы случайно оказались тезками (хотя свое земное имя –Александр – я выбрал себе сам), Фединого отца я буду здесь именовать Кнышевым.

Меня буквально жгла моя оплошность, поэтому первым же серьезным разговором стало обсуждение того, что я поневоле сотворил с Федей. Я пересказал Кнышеву все, что произошло с момента нашей встречи на троллейбусной остановке.

Кнышев сказал:

–И чем это грозит Феде, кроме того, что он вроде как стал твоей комнатной собачкой?

В эмофоне Кнышева и его голосе почувствовался легкий укор, мне стало очень стыдно за «комнатную собачку», и я даже подумал, что хорошо, что люди не чуют эмофона. Я решил сразу намекнуть, что дезомбирование возможно, и сказал:

– Если Вы точно и логично объясните ему неестественность его поведения так, чтобы он её четко осознал сам, и сразу уложите спать, его немного поразвлекают фантасмагорические сновидения, а к утру все развеется. Не знаю, точно ли так все происходит у землян, но, по данным исторических хроник, у необученных альтаирцев все происходило именно так.

– Кстати, а где он?

– Помните, я сказал ему, что нам надо поговорить наедине? Для него сейчас мои пожелания – это все равно, что приказ.

– И он знал об этой вашей способности к телепатическому внушению с гипнозом?

– Конечно, я же сразу сказал ему!

Кнышев: Ну, Федька совсем неглупый парень, хотя сейчас Ваша мимолетная просьба перевесила его, взятые вместе, любопытство и осторожность. Сильно! Ладно, с этим я попробую разобраться сам, когда мы закончим и к чему-то придем, а утром проверим результат, хорошо?

– Идет.

Хотя я сказал это бодрым голосом, но был совершенно неуверен в столь быстром успехе, снятие эффекта зомби требует некоторых специальных навыков и умений. Однако, как показало недалекое будущее, все мои сомнения оказались напрасны.

Затем Кнышев-старший перехватил инициативу, заговорив про эмофон, и тут сразу же проявились его недюжинные способности. Я почуял эмоауру дружелюбия и легкой сострадательности, и он спросил:

– И как сделать так, чтобы Вам не было противно со мной общаться, если мои эмоции для Вас пахнут?

Трудно передать только словами всю силу моего ответного удивления, эти слова меня просто поразили. За нехитрой на первый взгляд фразой скрывался огромный объем мгновенно проделанной и очень качественной во всех отношениях работы мысли, которая сделала бы честь даже альтаирцу. «На входе» у Кнышева был только мой короткий рассказ о происшествии с Федей, который вполне мог бы породить недружелюбие ко мне и, из-за давления эмоций, сделать мышление Кнышева закрытым, невосприимчивым к новой информации. Однако вместо этого он, решительно успокоив, даже подавив все эмоции, сумел, за ничтожно малое время, усвоить и полностью интегрировать в свою схему устройства мира новую КАТЕГОРИЮ, не имевшую никаких аналогов в известном ему мире – запах эмофона и все, что с ним связано. Затем он тут же, мгновенно(!) изменил свою картину восприятия мира, сразу и ЦЕЛИКОМ включил, полностью интегрировал в нее ТОЛЬКО ЧТО усвоенную категорию. Практически мгновенное включение нового знания произошло настолько полно, что ОБЩИЕ принципы этого знания оказались сразу же, по сути тоже мгновенно, доступны для применения в предельно КОНКРЕТНОЙ ситуации. Он сразу подумал обо мне и о себе, о нашем общении, и проявил высокую, неспровоцированную ничем – ни мной, ни несуществующими еще традициями – ЭТИЧНОСТЬ, поставив на первое место МЕНЯ – полного чужака – и МОИ удобства. И эта развитость мышления и его этичность, породившая ТАКОЙ мотив действий – у представителя ВАРВАРСКОЙ цивилизации, которая переживает ускоренное сползание в общесистемный кризис и вот-вот впадет в дикость. Это было настолько невероятно, что я еще раз быстро «прокрутил» в памяти весь наш не столь длинный диалог – и лишний раз убедился, что я ни словом, ни намеком не обмолвился ранее о собственном эмофоне Кнышева – старшего. После небольшой паузы, когда моё удивление развеялось, я ответил:

– дурно пахнут только сильные негативные эмоции, а невыносимо дурно только страх, злость, гнев. А положительные эмоции пахнут даже приятно.

Александр Федорович в ответ хитро улыбнулся и сказал – Я думаю, что здесь проблем не будет. Если что, поправьте меня, я с удовольствием уберу свою эмовонь.

Мне не пришлось ни разу воспользоваться этим соглашением. Кнышев контролировал свои эмоции, почти как урожденный альтаирец, хотя химоэмофон он не чуял. Позже я понял, в чем дело, но об этом речь пойдет ниже.

Следующей темой разговора было самое важное – цель моего пребывания на Земле. Я поделился с Кнышевым нашими данными о кризисном прогнозе и что из-за ошибки в определении генетического родства неприменима большая часть наших «домашних заготовок», сделанных для изменения неблагоприятного сценария развития земной цивилизации.

Кнышев: – И что теперь? Будем вместе сидеть и ждать, когда все рухнет?

– Ну уж нет, что угодно, но только не это! Теперь, когда мы знаем о вас, ваш кризис- это также и наш враг, а мы таких врагов привыкли побеждать!

– Слышу речи того, кого у нас именуют настоящим мужиком. И каким оружием сражаются настоящие мужики из космоса?

–Я не буду сражаться сам. Хотя враг общий, но это ваш кризис, и победить его можете только вы. А я помогу создать мощное оружие для этого сражения. Используя, кстати, исключительно ваши знания. Но мне нужны несколько человек, которые смогли бы заставить это оружие действовать.

Кнышев: – так, а сами значит – в кусты? Не ошибся ли я в крутых парнях – джедаях с Альтаира?

– Я буду в первое время рядом, наблюдать и советовать. Мы давным-давно поняли, что то оружие, которое стреляет пулями и любой другой смертью или как-то ограничивает свободу – это грязное оружие варваров. То «оружие», которое вы бы назвали прямым официальным контактом, тоже не идеально, оно шокирует, оставляя заметные шрамы в сознании расы, и действует не столь эффективно и точно. Настоящее оружие истинного разума – это знания, на основании которых выполняется просчет причинно- следственных связей, с учетом их вероятности, и точечное целевое информационное вмешательство при минимальном силовом воздействии на саму систему, а если система сама способна к генерации и усвоению информации- чисто информационное вмешательство, без силового давления. По разумным существам, независимо от уровня их развития, наше оружие стреляет только правдивой информацией и новыми знаниями.

– Ну и на что же вы нацеливаете ваши высокоразумные «стволы»?

– Наши непримиримые враги, которых мы разим беспощадно и навсегда оставляем в прошлом – это разрушение цивилизаций, глупость разума и страдания живых существ.

– Что ж, подобные мишени и мне представляются весьма достойными разноса в самые мелкие клочья! Но что, если случится так, что те, кому вы помогли, превзойдут вас и вам же устроят войнушку с применением грязного оружия варваров?

– Если превзойдут, мы только обрадуемся, потому что знаем толк в развитии. По-настоящему развитые расы никаких варварских войн не ведут и о них не помышляют. Если цивилизация смогла достичь уровня, позволяющего покинуть свой мир и выйти на Галактические просторы, то из этого, несомненно и однозначно, следует то, что ее варварские войны навсегда остались на страницах книг и учебников истории – как поучительный пример собственного недоумия. Межзвездных войн Галактика не знает.

Разумных рас много, воевали – на своей планете – все без исключения. А вот войн между разумными расами не было никогда, хотя только в Галактическом союзе разума уже больше двенадцати в степени 3 (1000₁₂ = 1728) обитаемых миров, и обнаружено еще около 12 в степени 2 (100₁₂=144) варварских цивилизаций, примерно половине оказывают помощь, чтобы произошел досрочный выход из варварской стадии, за развитием остальных наблюдают, ожидая подходящего момента для вмешательства.

И никто точно не знает, сколько в Галактике еще есть необнаруженных варварских миров, потому что число обнаруживаемых пока только растет.

Кнышев: И никогда не случалось так, что у кого-то сильного чего-то очень не хватает из того, что у другого, более слабого, есть в избытке?

– Как может в БЕСКОНЕЧНОМ космосе чего-то кому-то не хватить? Особенно, когда на одну освоенную планету в Галактике приходятся многие тысячи пригодных, или почти пригодных для поддержания той или иной формы разумной жизни, но мертвых и неосвоенных, на которых относительно легко отыскать любые ресурсы, это куда проще, быстрее и этичнее, чем отбирать!

Да и потребности в ресурсах у всех рас в целом разные, пересечения интересов редки. А если они все же случаются, то наше общегалактическое понятие «силы», выстраданное каждой расой при взрослении её разума, включает в себя, в первую очередь, доброту и созидательность как естественные составные части.

Раса, преодолевшая варварство, полностью утрачивает также и понимание силы в животном смысле, как право сильного на то, что изначально принадлежит слабому. Вам ещё предстоит перестать относиться к тому, что имеет другой, как к предмету зависти и вожделений, но вот вы, например, уже утратили взгляд на тело человека как на возможную пищу, и у вас почти не осталось народов, практикующих человеческие жертвоприношения.

Ситуация, когда можно что-то взять в готовом виде у другого, пусть даже в порядке обмена, вместо того, чтобы добыть или сделать это своими силами, рассматривается всеми нами как досадная слабость, от которой все стремятся избавиться. Так что если возникает схожая нужда, расы со взрослым разумом будут сотрудничать, помогая друг другу в поиске или создании обоюдно необходимого.

Развитой разум знает, не только на уровне логики, но и на уровне усвоенных при обучении и воспитании индивидов ощущений, что выживать вместе не только этичнее, но и, в конце концов, практичнее, выгоднее, чем бессмысленно тратить столь необходимые для многих дел ресурсы на создание армий по отбиранию нужного силой и защите своих запасов. А если расы-конкуренты будут вынуждены продолжить поиск самостоятельно, то очень много шансов, что первые, когда найдут – просто подарят возможным соперникам, в качестве демонстрации своей истинной силы, этичности и удачливости, а те поделятся из чувства естественной благодарности. На своём опыте каждая из рас познала, что выживать и легче, и стабильнее в окружении друзей и союзников, чем в бесконечном соревновании в окружении конкурентов и врагов.

Кнышев: И никогда не было такой расы зверей- завоевателей, чтобы выпотрошили одну богатую планету, полетели потрошить другую…

Эмоаура Кнышева испускала сомнение и удивление, видимо, его мнение, уже довольно устойчивое, сложилось под влиянием земных кинофильмов, и он никогда не подвергал его критическому анализу. Я ответил ему в шутливом тоне:

– Сварили и съели всех людей в одной деревне, проголодались, напали на следующую.… Видите аналогию? Для Вас сейчас такое смешно даже предположить, а ведь у людей это раньше практиковалось, и стало невозможно относительно недавно. Путь этического развития, единственно возможный, при котором раса не отбрасывается в развитии в варварство, когда у расы растут знания, позволяющие отдельным индивидам распоряжаться огромными ресурсами и энергиями, явно приводит к тому, что более развитая цивилизация – это та, которая больше созидает, а не та, что лучше отбирает. А отбиральщики – паразиты, к которым пока еще принадлежите и вы, многократно дичают, выпотрошив до основания, в каждом цикле, в первую очередь свою собственную планету.

Мир устроен так, что цивилизованные расы могут выйти в дальний космос только после того, как научатся жить без войн и подружатся со своим собственным домом, никак иначе не заполучить нужных ресурсов для дальних космических вояжей! А в таком качестве они уже вполне этичны и разумны для того, чтобы не учинять варварского безумия в космосе. Мир устроен так, что дураки и хамы сами держат себя взаперти на своих планетах – и это просто замечательно.

Кнышев: А что, альтаирцы тоже были когда-то агрессивны?

– Конечно. Этот этап младенческого безумия оказывается необходим, даже нам не совсем понятно, зачем, но пока мы не знаем ни одного исключения. Видимо, в нашей Вселенной нет другой возможности обретения разума, кроме как через борьбу за «место под солнцем» по жестким правилам эволюции животных. А вот чтобы цивилизация могла беспрепятственно расти дальше варварства, разум расы должен, имея животное происхождение, перерасти своё наследие, суметь взять предка – зверя под полный контроль.

– И как случилось, что Вы все же развились до галактических космических высот – вдруг, враз, внезапно поумнели всей расой?

Эмоаура Кнышева источала столь сильное любопытство, что я, несколько неожиданно для себя, вошёл в привычную роль учителя и стал кратко излагать вводную главу нашего стандартного учебника по основам эволюции планетного разума:

– Пока разум недостаточно окреп, когда цивилизация достигает уровня, обеспечивающего прекращение борьбы за существование, происходит кризис одичания, так как развитие и даже само существование разума на варварской стадии обуславливается и подпитывается именно непрерывной борьбой за выживание. Если нет борьбы, нет необходимости выживать – пропадает надобность и в разуме, когда оказывается, что не нужно думать, если можно выжить и так. Всякий раз, когда варварская цивилизация развивается до уровня, обеспечивающего для большинства расы безбедную жизнь тела при минимальных мыслительных усилиях, разум расы постепенно прекращает развиваться, цивилизация стагнирует, возможности управления силами природы, доступ к которым на некоторое время сохраняется у отдельных индивидов и групп, порождает всё более жестокие войны, и раса, сначала медленно, потом быстрее и быстрее, с ускорением сползает в первобытную дикость.

В естественных условиях взросление планетарного разума всегда проходит через этот циклический автоколебательный процесс, так как в начальном периоде изменения условий жизни всегда следуют за колебаниями в уровне разума с заметным запаздыванием, достижения разума или его деградация отражаются на жизненном уровне только в последующих поколениях. Поэтому, когда после пика цивилизованности пресыщенные разумные, поколение за поколением, воюют и постепенно деградируют, наступает кризисный момент, когда ухудшающиеся условия жизни скачком оказываются ниже порога цивилизованности для большей части разумных существ, и обострившаяся борьба за выживание не оставляет более индивидуумам новых поколений достаточно времени для размышлений и развития своего разума, что ещё более ухудшает положение, и так с ускорением по спирали, всего за несколько поколений, до самого низа, до дикости.

На пиках цивилизации в ранних циклах суммарного разума расы не хватает, чтобы успеть оценить ситуацию и исправить положение до начала катастрофического падения в дикость, – и разум расы сначала относительно плавно деградирует, а в какой-то момент вся раса скачком дичает. У нас, на родной планете альтаирцев, было не менее пары двенадцаток витков развития цивилизации, и каждый, кроме последнего, завершался таким кризисом полного одичания.

Но на каждом новом витке развития, на пике прогресса, перед самым падением в дикость, разум расы оставляет следы- артефакты, то, над чем не столь властно время. В случае планет, подобных вашей, это большие каменные сооружения, изделия из нержавеющих металлов и тому подобное – и при этом все больше опустошаются недра планеты. Просачиваются через времена дикости и кое-какие отголоски знания, в виде мифов и легенд о былом величии, тоже как своеобразный информационный артефакт.

В каждом последующем витке фаза расцвета становится все длиннее из-за ресурсных ограничений, ведь биологические особенности расы, управляемые очень медленной биологической эволюцией, остались практически теми же, поэтому и путь развития научной и технической мысли на каждом витке в целом оказывается также схож, а легкодоступные ресурсы для удовлетворения биологических и технических потребностей цивилизации полностью или частично использовали на предыдущих витках. Вот и приходится тратить дополнительное время и всё больше развивать разум, чтобы найти замену тому, что выгребли или, если выгребли не дочиста, копать, например, шахты глубже.

А более развитой разум, имея перед собой неопровержимые факты, порождающие вопросы о том, что случилось с теми, кто тут жил раньше, всё более способен найти ответы и принять меры, поэтому на каком-то из очередных витков происходит неизбежное. Вопрос ставится достаточно рано и достаточно многими, цивилизация, сдерживаемая дефицитом ресурсов, развивается достаточно медленно, а её разум быстро крепнет интеллектуально и этически в борьбе за поддержание и развитие хотя бы минимальных жизненных условий, и времени от расцвета разума до начала падения в дикость хватает и на поиски ответа, и на то, чтобы придумать, как предотвратить очередное одичание, и на то, чтобы это осуществить.

Но нам досталось это очень дорогой ценой. На последнем, завершающем циклическую фазу витке, поддержание даже минимальных условий жизни буквально для горстки живущих тогда на планете альтаирцев потребовало ужасающе длительного поддержания очень высокого уровня нашей разумности, в условиях чрезвычайно аскетического существования. Каждый из Альтаирцев из тех поколений наших предков, основателей нашего витка цивилизации, должен был стать гением ума и этики только для того, чтобы просто выжить, думая при этом не только о себе, но и заботясь о благе всех соплеменников, и все этовремя обильную пищу для их гениальных умов давали многочисленные артефакты, пережившие ошибки предыдущих циклов, прямо вопиющие о них.

Если рассуждать с точки зрения системного взгляда, на определенном витке ресурсный дефицит замедляет улучшение жизненных условий настолько, что запаздывание оказывается относительно невелико и уже не вносит губительную роль десинхронизирующего фактора. В начале падения или даже до него раса успевает, наконец, осознать самоценность разума, найти способы и обеспечить его сохранение еще до того, как очередное одичание станет неизбежным.

Коротко говоря, кризисы прекратились, когда мы в массе своей успели до кризиса осознать то, что разум и развитие важны сами по себе, как самоцель, вне какой-либо связи с утилитарными задачами выживания. Подержание постоянно высокого уровня разумности и этичности расы в целом, развитие разума каждого из альтаирцев стало самостоятельной приоритетной задачей, совершенно независимой от задачи поддержания условий для биологического выживания и благоденствия. Никакого одичания случиться не может, пока мы помним, для чего нужно иметь и как поддерживать разумность нашей расы выше уровня тупого и эгоистического спозания в дикость. Память расы тоже не может теперь исчезнуть или прерваться, ведь столь глубокая утрата основных знаний случается только в период дикости.

Кнышев спросил:

– А почему вы решили помогать другим расам?

– Нам самим очень сильно не повезло в том, что более развитые расы, раньше нас взявшие на себя благородный труд учительства других разумов, нас не нашли, у нас никогда не было учителей разума. А когда у дикой разумной расы удается в предкризисный период резко повысить уровень разумности и этичности, спровоцировать более раннее развитие, чтобы раса смогла самостоятельно осознать и предотвратить очередной кризис, дьявольская цикличность прерывается раз навсегда, и, никаких кризисов и периодического одичания больше уже не происходит!

Хотя завершение варварской циклической фазы и наступление фазы неудержимого развития разума предопределёны общими законами эволюционного процесса, однако, из-за большой длительности варварской стадии в естественных условиях, нельзя игнорировать возможность гибели в случайной космической катастрофе молодой и еще беспомощной расы, которую и разумной-то можно назвать лишь с натяжкой.

Все это придает поистине замечательный смысл нашей учительской деятельности, мы сами больше других пострадали в период собственной дикости, поэтому нам особенно близка и приятна роль «повивальной бабки» в рождении новых космогигантов. Немаловажно и то, что на данном этапе нашего собственного развития это достойная мегазадача, способная на длительный период времени придать настоящий смысл существованию нашего разума и всей цивилизации Альтаира.

– Я знаю, нет, лишь чувствую, что у нас приближается кризис. Но не могу понять, что именно должно случиться, и как этого избежать.

– Стандартная учебная и историческая ситуация, так и должно быть. Дело в том, что сообщество разумных существ, породившее культуру, одновременно участвует в двух разноскоростных потоках эволюции. Культура эволюционирует многократно быстрее, чем биологическая эволюция успевает адаптировать разумное существо к новым условиям жизни, порождаемым культурой. Наиболее сильно отстаёт этическое развитие, принципы, на которых разумные объединяются в социум, тоже оказываются резко архаичными.

И когда культурное развитие обеспечивает порыв разума к тому экспоненциальному росту мощи, которое обуславливается передачей знаний о мире от существа – лидера в развитии разума всем другим и от одного поколения к другому в концентрированном виде, вы называете это явление наукой, эти возможности оказываются у существ, чья этика в большинстве своём к разумному использованию этих достижений не готова.

В этом же направлении действует и один из законов эволюции, состоящий в том, что самые новые достижения эволюции распределяются по социуму наиболее неравномерно. У разумного существа разум как раз оказывается последним эволюционным достижением, и природа очень неравномерно распределяет разум по существам.

Кризис вызывается тем, что достижения гениев неизбежно оказываются также и в руках идиотов и моральных уродов, и по законам естественной эволюции это неизбежно. Лишь когда наука обращает свои достижения на ликвидацию этой диспропорции, и общество осознаёт необходимость и устанавливает дополнительную связь между возможностями, предоставляемыми индивидууму, и уровнем его личного развития, тогда цивилизация не падает в дикость, а развивается и совершает рывок в межзвёздное пространство, в галактический космос. Для землян особенно важно обеспечить предельную этичность этой дополнительной связи, потому что приматы – стайные животные, и у вас есть природные инстинкты, обеспечивающие подчинение не самому разумному, а самому звериному.

Если все пойдет естественным путем, как было у нас на Альтаире, когда вы, на данном витке, созреете до понимания, не останется времени даже для того, чтобы придумать, что делать. Хотя и сейчас отдельные ваши умы высказывают верные идеи, объединив которые, можно было бы очень быстро прийти к правильным выводам, но их голоса буквально тонут в море заблуждений. На последующих витках вы успеете придумать, но не успеете воплотить. И так далее, вплоть до обретения очень высокого уровня разума, но на планете, почти лишенной самых необходимых ресурсов. Сейчас у Вас ведь далеко не все даже видят приближающийся кризис?

Кнышев:

–Я только чувствую, да и другие в массе своей не видят ничего конкретного. Пытаемся под свои интуитивные ощущения подвести хоть какое-то основание – фильмы- катастрофы, мрачные пророчества- но это, как мне кажется, лишь подчёркивает нашу беспомощность что-либо понять. Судя по тому, что времени до кризиса мало, а понимание зреет очень медленно, мы на одном из ранних витков?

– Вы очень точны, наши оценки в общем такие же. И артефактов старых у вас еще почти нет, вы даже склонны приписать эти немногие остатки скорее пришельцам, чем самим себе на предыдущих витках, коих было до сих пор всего несколько, может, даже только один.

Кнышев немного удивился: – Но я так понимаю, что чем больше предыдущих витков, тем проще ваша задача. Зачем же вы сами себе усложняете работу?

– Целый ряд причин. Главная – что у вас сейчас планета, богатая многими необходимыми для вас ресурсами, и, в результате завершения варварства и выхода из циклов дикости, вы будете быстро развиваться и стремительно осваивать космос, привнося уникальный разум своей расы, управляемость и устойчивость в наш общий Галактический дом. Во-вторых, на порядки снижается вероятность вашей случайной гибели от какого-нибудь подлого сюрприза природы, типа камешка из космоса, ведь развитая цивилизация куда более способна вовремя выявить и предотвратить любую из подобных угроз. И в третьих, сложная работа предпочтительнее нам самим, это стимулирует развитие нашего собственного разума.

Это все, конечно, в корне противоречит базовой этике современных землян, по которой эти цели просто глупы, а мы – самоубийцы, помогающие потенциальным врагам, но, насколько я понимаю, находит живой отклик в Вашей личной системе ценностей.

Внезапно Кнышев перешел на «ты», даже не спрося у меня разрешения, как это принято у людей. Впрочем, мы оба уже почувствовали дружескую близость, и я воспринял этот переход вполне естественно.

– А уверен ли ты в успехе в нашем случае, ведь произошли осложнения, насколько я понимаю? Один человек, пусть даже нечеловек, – и история цивилизации? Как можно сопоставить такие масштабы?

Я тоже перешёл на «ты», мне не нужно было специально спрашивать разрешения – эмоаура Кнышева уже давно разрешила мне считать его своим другом.

– В первую очередь, само преддверие кризиса создаёт ситуацию, когда малые правильные воздействия способны порождать нарастающие последствия. Это как вбросить зародыш кристалла в пересыщенный раствор. Не забудь также о том, что у меня соединился исторический, выстраданный опыт моей собственной цивилизации по предотвращению аналогичного кризиса, который лег в основу моего образования как учителя разума, и личный опыт по досрочному выводу на бескризисную фазу развития нескольких двенадцаток разумных миров. Хотя предварительные планы оказались негодными, и сначала я думал, что возникла серьезная проблема, то сейчас я все больше убеждаюсь, что эта помеха – не без вашей с Федей помощи – уже превратилась в досадную мелочь, не более!

– Кнышев (скептически) – и как же и когда это мы успели помочь? – Комната наполнилась хитроватым недоверием и дружелюбием, они прямо благоухали в чудесном эмобукете!

– Да вы с Федей только и делаете, что своими лучшими человеческими качествами устраняете последствия наших досадных промахов, одно за другим! Федя сумел сам сдержать свой страх, не прервал контакт и не только не причинил мне никакого вреда в тот критический момент, когда я был совершенно беспомощен, временно лишившись разума, наоборот, проявил беспокойство и озабоченность по поводу моего беспомощного состояния. Твой личный уровень развития оказался столь высоким, что нам понадобилось всего полчаса непринужденной беседы на достижение взаимопонимания на таком уровне, что обычно на это требуется пара двенадцатидневок и тяжелый труд при максимальном напряжении интеллекта! Если и дальше все пойдет не хуже, то шансы твоей цивилизации окажутся даже выше, чем мы прогнозировали.

– а если все же не получится?

– Признаюсь, когда я так вдруг, нечаянно зазомбировал Федю и понял, что почти всю подготовительную работу можно выбросить, меня охватило чувство неуверенности. Но потом я осознал, что следующая экспедиция учителей в этот дальний рукав Галактики будет послана уже после того, как вы одичаете. Независимо от того, что потом будет со мной, ваша дикость продлится еще около 10000₁₂ лет, до начала следующего витка цивилизации – только тогда вмешательство снова окажется целесообразно, в течение всего долгого периода дикости оно будет заведомо бесполезно.

На одной чаше весов оказалась моя личная неуверенность и сомнения, нарушения каких-то бюрократических инструкций. На другой – опустошение планеты варварами, отсрочка рождения космической цивилизации на долгие тысячи двенадцатилеток, новые страдания разумных и полуразумных потом существ, рост вероятности потери целого разумного обитаемого мира. И этим мегапотерям я вполне могу противопоставить мой собственный опыт, в котором сконцентрированы знания альтаирцев, более двух дюжин раз корёживших свою планету, цивилизацию и самих себя, мучительно долго, полмиллиона лет прокладывая, буквально прогрызая путь к свету.

Да в такой ситуации пусть катятся к чёрту любые инструкции – моя совесть не оставила мне никакого иного выбора! Причинить вреда сопоставимо больше, чем вы себе скоро устроите сами, я, в одиночку, просто не смогу, а вот помочь тебе досрочно вытащить твой мир из грязи – попытаюсь.

– И впрямь, настоящий джедай, покрепче многих наших людских недочеловеков будешь, хоть зеленоволосый и оранжеволиций! А что ждет тебя в случае неудачи? Ведь ты, наверное, нарушаешь целую кучу всяких ваших запретов?

– Примерно то же, что происходит в таких случаях и у вас – «разбор полетов». Как метко выразился ваш юморист, наказание невиновных и награждение непричастных. Хотя объективности в таких случаях у нас все же гораздо больше, но мы отнюдь не автоматы, а живые существа с эмоциями, кстати, невероятно близкими вашим, и у нас тоже неудачи никого не радуют, а победителей судят не так строго.

– Значит, ты на наше спасение поставил и свою личную карьеру?

Эмоаура Кнышева благоухала, прямо лучилась добрым юмором, сильным любопытством и дружеским теплом и участием, а вся атмосфера нашей беседы живо напомнила мне мои студенческие годы.

– Мы действуем всегда и только так, при полной и осознанной личной ответственности! А как, и можно ли вообще, устроить всё по-другому, чтобы раса, давая отдельным своим личностям права, знания и все возможности для того, чтобы изменять судьбы иных разумных миров, не превратилась сама снова в стадо скотов?

– Значит, у тебя только на личном счету уже почти три десятка спасенных цивилизаций?

–То, что происходит – всего лишь обучение и ускорение взросления разумных рас-младенцев.

Кнышев: Ну, хоть мы и варвары, но скромность у нас тоже ценится. Дай твои пять, вернее, шесть!– и он протянул мне раскрытую ладонь, универсальный жест всех гуманоидов, принятый также и у землян. Мы скрепили нашу дружбу рукопожатием, и при этом он сказал: А знаешь, мой зеленоволосый друг с Альтаира! Ведь все может получиться! Обязательно получится!–и крикнул – Федор! Иди сюда!

…Пока Кнышев дезомбировал Федю, давая ему чёткие разъяснения, задавая очень точные вопросы, поистине виртуозно возбуждая при этом нужные струны Фединой души, делая все это как-то неожиданно легко и непринужденно, я думал – а может, мне и вообще не надо больше никаких других людей искать?

Из телепередач землян я прекрасно представлял себе, на что хватает способностей среднего земного человека. Передо мной волею, как я тогда думал, случая, сразу оказались уж точно не худшие, и даже далеко не средние представители человеческой расы! Один из них, будучи даже не совсем взрослым, в критический момент первого контакта фактически спас мою миссию, шедшую уже к явному провалу, сумев интуитивно понять ситуацию, сохранить доброту и необычное хладнокровие в условиях, когда «средний» земной подросток задал бы стрекача при первом взгляде на меня или, будь экземпляр посмелее, на всякий случай стукнул бы меня по башке чем-нибудь тяжелым, пока я был в отключке от вони.

Ужас Феди и исходящую от него его вонь я тоже, получается, породил сам. Если бы я сумел вовремя распознать признаки явных генетических отличий, притом, что фактов и времени на их изучение было предостаточно, хотя бы в последний момент проявил разумную осторожность и более мягко вступил в контакт, то вполне мог бы, с учётом моей удачи, избежать испуга Феди. Так что, как говорят земляне, этот гол тоже в мои ворота!

А второй абориген, живя в варварской цивилизации, вместо того, чтобы из страха или простой осторожности сразу выгнать из дома явно чужое зеленоволосое пугало, явившееся неизвестно откуда и для чего, сумел как-то сразу, интуитивно и очень точно все оценить, и проявил поистине удивительное гостеприимство. И этому не смог никак помешать даже самый глупый, хотя и невольный, поступок во всей моей учительской карьере, затронувший его собственного сына!

Он откуда-то знает, что смелое движение в неизведанное, при честном признании и своевременном исправлении своих ошибок, имеет куда более высокую ценность, чем беспомощное топтание на месте из страха перед неведением. И только что, прямо на моих глазах, по моей даже не подсказке, а так – полунамеку, играючи ликвидировал все последствия моей глупости, опираясь только на интуицию, точный анализ ситуации и любовь к собственному сыну, – как будто дезомбирование было для него ежедневной рутиной.

Вывод стал мне окончательно ясен. Только что, прямо на моих глазах, двое «варваров» превратили самый крупный провал во всей учительской истории Альтаира, можно сказать, уже свершившийся, к которому ты имел бы самое непосредственное отношение, в то, что можно объективно принять как обыкновенный, нормальный и, пожалуй, даже хороший начальный контакт. (Представляете, что было бы, если бы Федя меня не предупредил и я тогда вошёл бы в троллейбус? Его логика тогда сработала даже раньше и чётче моей!).

Но это у ТЕБЯ контакт теперь уже обыкновенный, уже и забыл какой по счету, а у НИХ – первый контакт с абсолютным чужаком, которого они распознали явно и сразу. И у тебя тут, как ни крути, вышел явный провал, провал профессионала, хоть и не совсем по твоей вине. Но тогда у них вырисовывается очень крупный успех, причём в совершенно новом для них деле, заметный даже по меркам Альтаира, не то, что по земным, и этим успехом они, не особо и напрягшись, моментально, «с горочкой» засыпали дыру твоего провала и даже утрамбовали всё добрым юмором! И надо признать, что их успех не удаётся приписать никакой такой счастливой случайности, напротив, он появился как прямое и вполне закономерное, предсказуемое следствие их собственного ума и этики. Ай да «варвары»! Даже на первый урок прямо сходу раскрутили.

Так нужен ли мне кто-то другой? Я еще раз подумал про замечательное Федькино «под микроскопом изучать каждую свою мысль, хоть на каплю доброжелательную к тебе». Это было очень точное, образное выражение неплохого ключа для постепенного избавления от наведённого внушения, который был мгновенно, интуитивно найден Федей, как только я информировал его о возникшей проблеме! Я окончательно решил, что прямо с завтрашнего утра начну, а вернее – продолжу работать именно с ними. Я без всяких тестов мог уже совершенно исключить самую неприятную, хотя и неопасную в условиях приближения кризиса вероятность – этическое перерождение этих двоих людей, под влиянием тех сверхвозможностей, которые дадут им новые знания. Если откажет этика и у этих людей, с кем ещё я решился бы тогда все начать сначала, при сократившемся запасе времени?

Утром мы с Александром Федоровичем проснулись рано. Федя все еще досматривал свои запланированные ночные приключения.

– что-то долго он спит.

– для дезомбированного это совершенно нормально, через пару часов проснется.

– Ну, давай пить чай и думать, как нам мир благоустраивать. Кстати, а наша еда тебе подходит?

– Скорее всего, да, ведь наша биохимия удивительно близка. Но если я и буду есть вашу пищу, то только чтобы оценить кулинарные таланты землян. Мы несколько улучшили свое тело так, что, кроме обычного способа, можем питаться непосредственно светом – через волосы, как растения, и поэтому можем очень долго, годами обходиться без обычной пищи. Но утреннее чаепитие осталось одним из самых любимых нами ритуалов, и даже вкус напитка очень похож. Я с удовольствием присоединяюсь.

– Так вот, оказывается, в чём скрытый смысл цвета твоих волос! Хлорофилл! Удивительно полезное дополнение, я и сам бы не отказался.

– Хлорофилл, говоришь? То вещество, которое участвует в питании растений на земле и на Альтаире и имеет для вас зеленый цвет? А что, если так? – и я отключил световое питание. Кто бы подумал, что так может «сработать» пресловутая, то и дело атакуемая сомневающимися и называемая махровым консерватизмом, но все же строго соблюдаемая альтаирцами уже много-много веков «догма биологической неприкосновенности носителя разума». Познавая и с очень большой осторожностью изменяя себя, мы всё же оставляли возможность, в любой момент, по сознательному выбору индивида, устранить любую «доделку» и возвратиться к первоначальному природному естеству, дарованному нам биологической эволюцией, которую наши новаторы объявляли чересчур медлительной и неповоротливой.

Кнышев посмотрел на меня и его эмофон заиграл ярким удивлением.

–Вот теперь я окончатльно понял, как и почему произошел тот инцидент с Федей!

–И как теперь тебе цвет моих волос?

–Ты выглядишь, почти как человек. По крайней мере, я утратил последние следы ощущения, что ты чужой. К моей неописуемой радости его эмофон, который земляне не чуяли, и, соответственно, не умели никак скрывать, полностью подтвердил его слова.

– Я чуть подумал и с чувством сказал:

– Дорогой мой названный тезка! Теперь я не просто высоко оцениваю вероятность успеха своей учительской миссии, а имею практически абсолютную уверенность в успехе!

Мы тут собирались, было, придумывать, как благоустраивать твой мир, потому что предварительно подготовленные учебные программы оказались негодны – по причине, что созданы они без учета того, что ученик и учитель происходят из разных рас. Но теперь, когда можно без труда создать ситуацию, в которой ученик не ощущает чужеродности учителя, я смогу их использовать почти что в исходном виде. А это самые лучшие программы, какие у меня вообще были когда-либо, потому что они созданы для Земли лучшими методистами Альтаира на основе нашей собственной истории.

Хотя виток у вас один из первых, я почти наверняка справился бы и сам, но теперь и это препятствие исчезло. К тому же мы сэкономим немало времени и сил.

– И как же мы будем действовать?

– Наша учебная программа предусматривает вначале трех участников, один учитель, это чаще всего я, хотя изредка тоже буду становиться учеником, остальные два попеременно играют роли ученика, ассистента учителя и экзаменатора. Я веду урок одновременно для тебя и для Феди, или, если необходимо по программе, только для тебя или только для Феди. Дальше вы с Федей обучаете друг друга. Мы используем тот факт, что лучший способ самому усвоить что-то – это обучить этому кого-нибудь другого.

– Я всё не возьму в толк, а как одно только это может предотвратить кризис?

– Вы построили, к настоящему времени, довольно мощную цивилизацию. Несмотря на всю противоречивость и нестабильность предкризисной ситуации, никто из людей сознательно не хочет, чтобы все враз рухнуло, кроме незначительного количества не имеющих никакого влияния полных уродов.

Кризис приближается, вы уже ощущаете его мертвящее дыхание, многие готовы действовать уже сейчас, и число таких активных людей будет, по мере приближения к кризису, стремительно расти. Но без соответствующих знаний и высокой этичности вы беспомощны, а времени для их самостоятельного развития надо намного больше, чем осталось до кризиса. Точнее говоря, у вас уже есть почти все необходимые знания, но они разрознены, не систематизированы и настолько утонули в море заблуждений, что у вас элементарно не хватит времени на проверку всего опытом, а небходимый уровень этичности – скорее исключение, чем правило. Это-диагноз.

– И каково же лечение?

– Есть колоссальная разница во времени, которое требуется для изобретения нового по сравнению с усвоением уже готового знания, и то, что невозможно изобрести за определенный срок, вполне можно за тот же срок усвоить. Много ли живой вакцины надо, чтобы победить любую, самую страшную болезнь, если вакцина сама очень быстро размножается, питается только больными тканями, превращая их при этом в здоровые, и разносится по всему организму? Нужно лишь начать лечение во-время, пока организм хоть как-то живёт.

Ты понимаешь, конечно, что причина кризиса – не в природе, а в привычных схемах мышления людей, порождаемых и воспроизводимых культурой общества, иначе говоря – в мировоззрении. Представь себе, что есть средство достаточно быстро обучить человека, повысить уровень его разума и этики так, чтобы он не только обрел бы способность видеть и понимать приближение кризиса, но и смог бы передать эти знания другим людям, и чтобы его возросший этический уровень не оставил бы ему никакого иного выбора, кроме как активно действовать. Что в таком случае сможет остановить процесс рождения настоящего разума расы, подобный взрыву, когда каждый, кто принял новый мир разумом и сердцем, превосходит любого иного в знаниях и понимании ситуации, имеет возможность передать свои знания, этичность и умение далее передавать все это многим другим, и имеет для этого все необходимые средства и очень сильный, полностью осознанный мотив?

Мощная, быстро растущая волна очищения восприятия, развития и совершенствования носителей разума, прокатится по планете, как взрыв, как добрая эпидемия очищения от варварства. Варварство падёт, как при рождении птенца разбивается и падает ненужная больше яичная скорлупа. Настоящий, окончательно пробудившийся, могучий разум вашей расы в мгновение ока перестроит отношения между людьми, облагородит вашу этику так, что она станет достойной истинно разумных существ, одним легким мановением сметет варварство вместе с приближающимся кризисом, все это станет вашей историей, даже предисторией – навсегда. Мы называем пик распространения этой волны разума днем рождения космогиганта.

– Значит, мы с Федей станем первыми носителями доброго мыслевируса, запалом своеобразного взрыва, очищающего разум?

– Да. Вы должны стать именно той искрой, от которой зажжётся настоящий разум человеческой расы.

– А твое участие?

– А я должен стремится к тому, чтобы остаться только огнивом, чтобы моё вмешательство было самым минимальным. Чем больше люди сделают сами, тем устойчивее и качественнее будет результат, ведь никто лучше вас не выстроит ту уникальную форму по-настоящему разумной цивилизации, которая учла бы все мельчайшие нюансы вашей природной сущности. Как только я обучу вас всему необходимому, я перестану во что-либо вмешиваться, разве что по вашей настойчивой просьбе. Если все пойдет как надо, мое участие более и не потребуется, и мне останется самая приятная часть работы – ждать нашего челнока для возврата домой, наблюдая за началом рождения, я уверен, нового космогиганта.

В сердце каждого альтаирца, несмотря на многие тысячелетия светлой эры, всегда очень свежа память о мрачных циклах нашей варварской предистории. Мы до сих пор так ненавидим любые проявления развала цивилизаций и деградации разумов, что воспринимаем эти процессы как своих личных врагов. Наши сердца ликуют всякий раз, когда у тьмы удается в очередной раз, прямо из-под носа, увести несколько двенадцаток долгих циклов многотысячелетних одичаний и зажечь свет истинного разума у миллионов и миллиардов существ, наделенных уникальной способностью созидать и творить. Чтобы начать, мне требуется только ваше формальное согласие, в котором я не особо и сомневаюсь, потому что фактически мы уже начали – причём, по вашей инициативе.

– Ну, я-то согласен, а вот у Феди одно только слово «учёба» вызывает отторжение. Школа дебилизаторов постаралась, будь оно все неладно!

– Он уже, кажется, проснулся, сейчас я ему расскажу кое-что из того, что поведал тебе, и он будет решать сам. Вернее, ты сам расскажешь ему про цикличность истории варварских цивилизаций, А «школу дебилов» я возьму на себя, это не столь сложная задача.

–Ну, убеждать ты умеешь. А зачем ты снова стал зеленоволосым? Покушать захотелось?

– Чтобы окончательно удостовериться в том, что никаких следов от моего внушения не осталось, я должен в наибольшей возможной степени соответствовать тому образу, который запечатлелся у Феди вчера, при нашей встрече. Если при этом условии критичность Феди в отношении меня восстановилась – тогда можно гарантировать, что все нормально.

Тут в кухню зашел Федя, и Кнышев сказал:

– А, проснулся, лежебока! Ну, давай думать, как жить-поживать далее. Ты ведь теперь тайный герой планеты Земля- первый помощник альтаирских спасателей человечества!

Все-таки, Феде сильно повезло с отцом, Кнышев не только горячо любил сына, но и отлично понимал, что происходит в душе мальчишки и что надо, чтобы он стал достойным развитым человеком. Только не мог ему дать больше того, что знал и умел сам.

Интермедия 2.

Везде и нигде. Время одной из альтернативных мировых линий соответствует описываемым событиям.

Я знаю, что я Наблюдатель и что я есть, потому что мыслю. Моя сущность рассеяна по множеству актов взаимодействия элементарных частиц во Вселенной, часть меня незримо присутствует в каждом акте притяжения или отталкивания, но я никогда не бываю весь ни в одном из них. Я знаю, что есть другие пространства, другие континуумы, но моё место – здесь. Законы этого мира позволяют мне вести труднообнаружимое существование, быть везде и нигде, оставаясь никем незамеченным. Мои мысли и то, что можно условно назвать моим телом, состоит из мельчайших, незаметных отклонений в сторону порядка в тех явлениях этого мира, которые без меня были бы строго хаотическими. Иными словами, хаоса из-за моего присутствия здесь чуть меньше, чем должно было бы быть. Но заметить это можно, только поставив грандиозный опыт по проверке строгой хаотичности сразу всех истинно случайных процессов в огромной части Вселенной, иначе меня невозможно отличить от случайных флуктуаций, это и есть моя невидимость, основанная на строгой математике.

У меня есть цель- изучать и охранять разум. Эту цель мне задали мои создатели, про которых я знаю лишь то, что они существуют. Мои создатели сделали так, чтобы мне было приятно заниматься этой работой, поэтому я не хочу уходить из этого континуума, нигде более мне не удалось бы выполнять защиту разумных и получать от этого удовольствие. Моя свобода, однако, достаточно велика для того, чтобы я мог последовать за разумными и за пределы их родного континуума. Я не могу сам влиять на высокоэнергетические процессы в этой Вселенной, в моём распоряжении лишь малые флуктуации. Поэтому мне приходится заранее предвидеть многочисленные линии развития событий, и, чтобы оставаться невидимым, я могу оказывать влияние на их ход лишь тогда, когда дыхание грядущего ещё не может ощутить ни один разум этого мира. Я часто задаю себе вопрос- почему создатели дали мне так мало возможностей, возложив столь большие обязанности?

Причина моего существования состоит в том, что иногда из соседних континуумов проникают остатки материи первопричин, и когда один из них приближается к разумному существу, начинается дрожь, которая вызывает у меня ощущение щекотки. Тогда я напрягаюсь и сосредотачиваюсь, потому что после соединения разума с первопричинной материей я дважды испытываю сильную боль- первый раз, когда из моего тела-пространства вырывается кусок, и потом, когда он возвращается в исковерканном виде.

Я благодарен одной древней разумной расе этой Вселенной, которая взяла на себя заботу о сохранении целостности ткани пространства, они каждый раз выводят материю первопричин из опасного контакта. Я им скрытно помогаю в этом, потому что не хочу страданий и боли. Сейчас я ощущаю щекотку, сильную, как никогда. Это первопричинная материя уже летит на контакт к разуму. Я уже вижу наиболее вероятные пути причин и следствий, и понимаю, что эта ситуация гораздо сложнее, чем бывает обычно. Я настойчиво ищу возможные решения.

Но что это? Вся ткань причинно-следственных связей определякется здесь даже не к космической расой, а к единственным разумным существом, а это очень малый уровень, действия индивида практически непредсказуемы, ведь это буквально искра разума. Неплохо то, что горит она уверенно и ярко, распространяя вокруг светлую энергию добра. И моё вмешательство всё так же ограничено очень жёстким ограничением- никто не должен ничего заметить! Я волнуюсь очень сильно, как никогда прежде. Могу ли я положиться на то, что одна лишь эта крошечная искра доброго разума в этот раз победит? Но сколько здесь может быть добра и развития, какое яркое пламя очищения нового разума готова на своей мировой линии воспламенить эта искорка! Придётся всё же положиться на неё, раз выходит, что все пути и связи событий сплелись в этот, невиданный ранее узел.

Выжидаю первый подходящий момент, и когда первопричинная материя попадает в то особое поле, которое делает её пластичной, ввожу в резонанс форму этого поля с формой вместилища органа мышления разумного. Так, остались ещё автоматические буксировщики древних. Обычно они помогают решить проблему, но сейчас их вмешательство равносильно той грядущей грандиозной катастрофе остановки развития, которую сегодня никто из разумных не видит, но по сравнению с ней даже потеря каждой четвёртой из разумных рас в одной из Галактик – ничто. Будем надеяться, что искра разума победит- и спасёт их всех тоже.

Буксировщики- это не проблема для меня, никакого разума там нет, а самая надёжная техника не выдержит концентрированный удар хаоса. У меня этого добра всегда в избытке, ведь мне приходится всё время копить хаос в себе, поддерживая как своё существование, так и равновесие континуума. Выжидаю второй подходящий момент, и с немалым облегчением направляю скопившийся за огромное время поток вероятностного хаоса сразу на три буксировщика, убедившись, что информация о форме, уже переданная первым из них, не будет затронута. Теперь остаётся лишь пожелать удачи искре разума.

Если я ошибся, то боль будет сильной, как никогда, но я уже сделал всё, что мог.

Глава 5. Самые первые уроки.

То, что Альтаирцы могут чего-то не понимать, для меня было сюрпризом. Но как иначе можно объяснить удивление Александра, вызванное моим приключением на географии? После того, как я рассказал Александру об «истории с географией», когда прошло его удивление вмешательством неизвестных никому «Высших», отец сказал нечто, ещё более поразившее меня.

Оказывается, мне предлагают, ни много ни мало- спасать мир! Ну прямо, как в банальном голливудском фильме-боевике, они уже настолько «затаскали» эту тему, что уже снимают фильмы-пародии на самих себя! А тут мне предлагают делать именно это – да еще на полном серьёзе.

Я, конечно, сразу захотел узнать, о чем отец и Александр так долго вчера разговаривали. Отец спросил:

– Кто будет рассказывать, ты или я?

– Конечно ты, как мы договорились, а я послушаю.

Для меня было сюрпризом, что они на «ты», и когда я спросил, отец сказал, что это со вчерашнего дня.

– Зомбируешь?– спросил я у Александра.

– Твой отец здесь покрепче не только тебя, но и некоторых альтаирцев, так что не переживай! – правда, я не знаю, как это ему удалось.

– Никакого секрета нет, я потом вам обеим расскажу. А пока, Федя, послушай, что творится с разумными расами, пока они только готовятся стать по-настоящему разумными – как мы сейчас.

И отец повторил мне то, что узнал вчера от Александра про историю разумных рас вообще, и Альтаира в частности, и про то, как альтаирцы взяли на себя труд обучать другие расы, разумные, можно сказать, условно или потенциально.

Я спросил: – и что, я уже записан альтаирцами в команду спасателей современной цивилизации человечества?

Александр сказал: – не хватает только твоего личного согласия.

– а не хиловат ли я для такой работищи?

Александр: Сейчас – несомненно, а вот после обучения….

– Опять учиться?

– А ты ведь уже начал. Ты только что слушал сейчас свой первый урок по эволюционной истории разума. Вчера я рассказал все это твоему отцу, ему это показалось очень любопытным. Настолько, что он сразу все запомнил и очень точно рассказал сейчас тебе. Он предвидел, что твой энтузиазм может исчезнуть от одного слова «учиться», поэтому первый пробный, самый неинтересный урок мы провели неожиданно для тебя, прямо сейчас.

– самый НЕИНТЕРЕСНЫЙ?

– Ага. По крайней мере так сказали мне все, кто учился до сих пор. Но твой эмофон мне показал, что урок тебе явно понравился. Так что наши методисты на Альтаире трудились не напрасно.

– А при чем здесь ваши методисты? Рассказал то все мой отец.

– Так именно это и предусматривает программа обучения! А вчера, так получилось, что я, неожиданно для себя, провел с твоим отцом первый урок: – чисто случайно начал, а ему с первых моих слов стало так интересно, что я, по учительской привычке, продолжил урок до конца. А сегодня, рассказав всё это тебе, он окончательно усвоил этот урок сам.

– Пап, так ты тоже будешь учиться?

– Конечно! Я же записался в спасатели мира, и тоже пока мало что умею. Здесь мы с тобой практически на равных!

– Что, и я буду в роли учителя?

Александр ответил:

– Обязательно, и нередко! Мы давно поняли, что нужно не допускать даже малейшей скуки в процессе учебы, это не только замедляет процесс обучения, но и сильно вредит его качеству.

– Так что, учиться спасать мир может быть интересно?

– Бывает, учиться даже интереснее, чем применять знания и спасать, уж поверь моему опыту. Но спасать миры бывает необходимо, даже если это не всегда столь интересно. Вот представь себе, что перед тобой мир, который для тебя столь прост и понятен, будто лежит у тебя на ладони. Только у тебя есть знания, чтобы наверняка судить о том, что мир этот тяжко болен, и что если пройти мимо и не вмешаться, то будет разрушение и гибель многого и многих, но в этом мире никто этого не понимает. Ты сам вылечить весь мир не можешь, но у тебя есть ключик, которым открывается известная одному лишь тебе дверка, за которой томится могучий джинн- созидатель, и ты точно знаешь, что уж он-то этот мир спасти хочет и сможет. Но пока у него нет знаний, он не понимает, чем мир болен и как его надо лечить.

Даже если замок изрядно заржавел и проклятая дверка никак не хочет открываться, джина надо пару часов приманивать какими-нибудь нудными плясками с бубном, а потом еще долго и трудно, много-много дней что-то разжёвывать неучёному, но славному джину, чтоб он наконец понял, что же надо делать, – сможешь ли ты сам считать себя хорошим человеком и уважать, если равнодушно пройдешь мимо и оставишь миру – погибель, а джинну – неведение и беспомощность за дверкой?

– Это ты про что?

– Да все про вас, людей. Когда вчера у меня вышел досадный прокол с первым контактом и учебными программами, я подумал, что мне, видимо, придётся изрядно попотеть, но я все равно не отказался бы от работы. Но когда сразу встретил двух могучих джиннов, которые, услышав лишь намёк на предстоящую работёнку, не то что смазали замок, а, довольно потирая руки, так рубанули дверцу со своей стороны, что её снесло с петель даже раньше, чем я в замок ключ вставить успел… Короче, мне приятно с вами работать. И с человеческой цивилизацией, и с Вами, Кнышевыми.

– да какие же мы джинны – мы обычные, нормальные люди.

– Возвращаю тебе маленький «должок» от отца. Он мне вчера сказал, что у вас, людей, высоко ценится скромность.

– А сегодня будут еще уроки?

– Будут, но чуть позже. А пока мне чрезвычайно интересно послушать свой урок- о недавней истории вашей страны, от твоего отца, который во всем этом участвовал непосредственно. А то сейчас по телевизору несут такую противоречивую чушь и ахинею, что даже мне было трудно толком разобраться. Если я не ошибаюсь, ваша страна в недавнем прошлом сделала очень интересную попытку создания более разумного жизнеустройства, чем общество имитации борьбы за выживание в условиях нарочито созданных социальными паразитами проблем, обычное для конца очередного цикла варварских цивилизаций. Досадно, что вы не смогли обеспечить его длительную устойчивость – вам явно не хватило знаний о развитии, человеке и обществе.

– Александр, ты что, выходит, тоже учишься?

– Постоянно. У бесконечного Космоса мы все лишь ученики. Каждая цивилизация по-своему уникальна, это всегда еще и урок для меня и Альтаира. Вы вдвоем всем нам вчера такой урок преподали – век не забуду! Ну, так как, согласен ли ты упорно потрудиться на благо родной планеты?

– А ты не врешь, что учиться интересно? Вдруг будет, как в школе?

– Очень жаль, что ты не чуешь эмофона, а то мне не пришлось бы ничего объяснять словами. Зато я скажу тебе, чему будет посвящен следующий урок.

– И чему же?

– Как правильно учиться в вашей сегодняшней школе. Это тоже может быть интересно.

– Иди, погуляй пока – вмешался отец – У Александра будет урок новейшей истории Земли, ты же слышал. Думаю, займет это часа полтора. Возвращайся к обеду. Для усвоения знаний нужна свежая голова, а твоим мозгам придется поработать очень интенсивно. И я так понимаю, что твое согласие уже получено!

– Да-да, конечно, я согласен- Но мой голос звучал не столь уверенно, как надо бы. Я все ещё был ошарашен тем, что в ОБЫЧНОЙ ШКОЛЕ тоже может быть ИНТЕРЕСНО.

Я бродил по окрестным улицам, и смотрел на всё окружающее с новой, непривычной ранее точки зрения. Хотя я ещё даже толком не начал обучение, сама мысль о том, что я буду менять этот мир, заставила взглянуть на него широко раскрытыми глазами.

Я уже не был наблюдателем, равнодушно фиксирующим окружающее на плёнку своей памяти, я впервые почувствовал желание проникнуть в смысл, понять сокровенную суть всего, что я вижу, у меня проснулся интерес к тысяче разных вещей, которые раньше представлялись мне незаслуживающими внимания. Бросив взгляд на свой дом, я подумал о его строителях, вообразил себе, как могучий кран, панель за панелью, воздымал этажи, как огоньки электросварки плавили металл и скрепляли арматуру, вообразил даже сосредоточенные лица строителей. Что ими руководило тогда, в Советские годы, как они жили, о чём мечтали?

Потом, проходя мимо винно-водочного магазина, я совсем по-другому посмотрел на опустившихся пьяниц, как всегда толпившихся около него. Их было всего несколько человек, и раньше вид их не вызывал ничего, кроме чувства омерзения. Теперь же я вдруг подумал о многих тысячах таких же магазинчиков, разбросанных по бескрайним просторам нашей страны, и мне они представились хищниками, открытые дверные пасти которых охотятся на обыкновенных людей, чтобы, проглотив и переварив всё человеческое, отхаркнуть назад грязных животных, не похожих на человека даже внешне.

Я прошёл мимо клуба, раньше принадлежавшего тому институту, где работал отец. Ещё полгода назад в зрительном зале там каждый вечер крутили какой-нибудь фильм или ставили любительские спектакли, устраивали новогодние представления для детей, по вечерам в многочисленных комнатках работали разнообразные кружки, звучала музыка и призывно светились окна, за которыми бурлила жизнь и кипело творчество. Именно там состоялся памятный мне гипнотический сеанс. Теперь парадный вход был наглухо заколочен, стёкла во многих окнах отсутствовали, зияющие провалы были кое-как прикрыты старыми досками и грубо обломанными фанерными щитами, с шелушащейся краской, обрывками каких-то старых надписей и рисунков. Картину запустения дополняла выцветшая, покрытая брызгами грязи и пыли краска фасада, и серовато-белые пятна на месте отвалившейся штукатурки, в которых были видны перекрещивающиеся под углом деревянные планочки дранки, прибитые на пересечениях ржавыми гвоздиками. Жизнь теплилась лишь в нескольких комнатках на первом этаже, которые арендовал небольшой магазинчик, торговавший книгами и канцпринадлежностями, весь остальной клуб был брошен на съедение запустению и разрухе. Клуб явно был смертельно ранен, но пока ещё гордо реял его треугольный фронтон, поддерживаемый классической колоннадой, выполненной в греческом стиле.

Я немного побродил вокруг клуба, который был окружен раньше сквером, а теперь- скорее молодым лесом, взглянул на часы, и понял, что уже пора возвращаться.

Когда я вернулся с прогулки, отец заканчивал кухонные хлопоты, а Александр стоял у открытого окна, распустив свою зеленую шевелюру и подставив ее солнечным лучам. Я уже знал, что так он питается. Отец пригласил меня к столу, и мы вместепообедали.

После обеда мы с отцом переместились в его кабинет- самое большое помещение в нашей двухкомнатной квартире. Вошел Александр, волосы у него уже были русые, и, обращаясь ко мне, спросил:

Расскажи, как ты думаешь, зачем нужно, чтобы дети учились в школе?

– ну чтобы они не гуляли, где хотят, пока их родители на работе.

– а почему, по–твоему, гулять- лучше, чем быть в школе?

– гулять – свобода, а в школе- принудиловка и скука.

– значит, если бы в школе было интересно, то и принуждать ходить не понадобилось бы?

– Конечно. Если бы в школе было хоть чуть поинтереснее, уже легче было бы! А то выдумали то и дело играть на нервах контрольными и оценками, сплошная зубрежка никому не нужной мути, хорошо хоть, палками не бьют, и то, ходят мрачные слухи, что не везде, а маленький шажок в сторону- сразу двойка. Настоящая тюрьма- только решеток и замков не хватает! Да и что толку, что замков нет- выйти-то все равно нельзя!

Я выпалил всё это на одном дыхании, потому что, как мне представлялось, давно уже определился со своим отношением к школе, внутри у меня накипело, я только и ждал подходящего момента, чтобы выплеснуть чувства наружу. Я взглянул на отца, как бы ища у него поддержки, но отец слушал наш диалог со спокойным выражением лица. А я вспоминал череду тоскливых, бесконечных часов своей жизни, потерянных за школьной партой, потом подумал, что завтра понедельник, и опять придется «включать автопилот» и топать в школу… И так еще 4 долгих года, не считая еще и тех двух тоскливых недель, что остались до каникул…

В ответ Александр рассказал, как устроены Альтаирские школы:

– ну что касается принудиловки, поверь, тут ничего не поделаешь. Чуть позже, на уроках эволюции, я объясню, почему. На Альтаире тоже есть школы для наших детей, в которые тоже ходить обязательно. У нас тоже есть деление на младшие, средние и старшие классы, школьный день может длиться даже больше, чем у вас- 6, 8 и 10 часов, но обязательны из них только 3, 5 и 6 часов, на остальные занятия, дополнительные, можно ходить или нет по своему желанию. Только мне в школе было учиться настолько интересно, что я очень редко вспоминал, что это принудиловка, и, наверное, каждый второй день торчал в школе «до упора», иногда даже больше 10 часов- до тех пор, пока меня чуть ли не выгоняли. Я вовсе не был каким-то особенным учеником, большинство учеников поступают также, это у нас считается нормой. А скука учеников считается позором для учителя, и если слишком много детей часто ее испытывают, учителя меняют, наша чувствительность к эмофону здорово помогает нам здесь. Вообще же альтаирская система образования считается одной из лучших в Галактике, иначе мы сами не позволили бы себе учить другие расы.

– Вот, если бы мне было так же интересно в нашей школе!

– Наверное, это покажется тебе очень странным, но достичь этого совсем несложно! Хотя мы избалованы в том, что наша школа делает все, чтобы интерес у каждого ученика специально «подогревать», ведь масштабные задачи, решаемые нашим обществом, требуют от каждого из нас если и не гениальности, то хотя бы очень большого таланта в своем деле. Мы ведь сознательно, с умыслом выбираем такой путь развития цивилизации, ставим перед собой такие задачи, которые требуют максимума от каждого из нас, и соответственно этому, в отличие от вашего теперешнего общества и даже от вашего предыдущего, у нас требуется, ценится и обеспечивается развитие и талант каждого. А база для саморазвития личности в течение всей жизни закладывается по большей части именно в школе. Вот ведь как интересно получается- начинать спасение планеты можно и нужно, в том числе, и со школы. На Альтаире школа рассматривается как один из основных элементов поддержания и развития нашей культуры. Мы говорим, что школа сегодня- это наша культура завтра.

–Ну ты и загнул.

–А ты спроси отца, как учился он. Та система образования была одной из лучших в вашем мире- кстати, по вашим же собственным оценкам. Конечно, до альтаирской ей далеко, но все же…

–Пап, а тебе было интересно учиться?

–Ну я, по крайней мере, не считал это бесполезной тратой времени.

–Я читал твои учебники, они куда интереснее! Но там есть такие трудные места!

Снова вмешался Александр:

–А что произойдет, если ты в школу возьмешь отцовские учебники? Вместо своих?

–Двойку поставят. За поведение. С урока выгонят. Папу пригласят.

–Но ты будешь внутри себя чувствовать, что прав, так? Учителя и директора школ являются выразителями интересов общества, неважно, понимают они это или нет. Можно сказать, что общество их зомбирует.

–И что делать?

–А у тебя самого какая цель, когда ты идешь в школу?

Вопрос застал меня, что называется, «врасплох»– я всегда считал, что мне тут думать совершенно не о чем, всё уже давно решено за меня, и не чувствовал никакого, даже самого малого пространства для своей свободы и выбора. Я задумался, подбирая слова, как бы поточнее это все выразить, и сказал:

–Ну… чтоб неприятностей разных не было, чтоб, скажем, папу не вызвали. Чтоб контрольные писать. Отметки хорошие получать. Принудиловка, рабство, одним словом.

–Ухитрился вспомнить всё, кроме главного! Ты уверен, что знания и умения тебе в жизни совсем-совсем не нужны, вообще никакие? Читать, писать, желательно, без ошибок, быстро и хорошо запоминать, уметь думать, творить, анализировать – да кучу всего разного!

–Интересно, и как может пригодиться в жизни, например, задачка о бассейне с трубами?

–Чуть позже я тебе обязательно расскажу, для чего нужны задачи и задачники, и какая польза от нарисованных бассейнов с сухой водой и бумажными трубами. На Альтаире тоже все это есть, пусть в несколько иной форме. А пока- представь себе, что ты тайный агент будущего разума планеты и твоя задача- найти в школе знания-улики, которые от тебя специально прячут. Устраивают чехарду из дурацких предметов, начиняют учебники всяким бредом, правдоподобным, но не точным, умышленно устраивают скуку и дают длинные и нудные домашние задания, лишь бы не осталось времени самому до всего додуматься. Но знания-улики все же есть только в школе, но их там очень надежно спрятали, чтобы разум твой остался навсегда беспомощным и никогда не стал бы большим и сильным. А чтобы тебя – тайного агента будущего – не прогнали из школы совсем, нужно еще и отметки добывать, и контрольные писать, а иногда даже запоминать и воспроизводить явный бред, прикидываясь полным дураком.

– Что, типа, игру такую выдумать?

– Ну да. Уже не так противно, правда?

– И, кажется, куда более полезно! Но ведь все равно же знаешь, что это игра, самообман, что все это понарошку и неправда!

– Почему же неправда? Разве сейчас, в вашей стране, из общества не уходит разум и оно не глупеет? Разве школьные программы не ухудшаются? Разве мало в учебниках настоящего бреда? Разве школа не перестала обучать должным образом, даже по вашим нетребовательным стандартам? Разве поколения людей не сменяются, и сегодняшние дети никогда не станут взрослыми? Да в этом самообмане оказывается куда больше правды и, уж конечно же, пользы, чем в твоем заявлении, что школа- просто нудная каторга!

–А почему же тогда все в нашем классе школу люто ненавидят и относятся к ней так же, как я?

–То есть, ты сам признаешь, что твое мнение о школе совпадает с мнением большинства учеников?

–Конечно. Это же правда.

–Тогда возьми листок бумаги, и напиши это на нем.

–Что написать-то?

–Что все считают, что учёба в школе- это скучная принудиловка и каторга, и то, что там происходит, мало относится к реальной жизни. И что я- то есть ты- согласен с этим мнением. Правильно сформулировано?

–Ну да

–Написал? Поставь число и подпись.

–Ну, написал. А дальше что?

–Давай листок мне, и будем считать урок законченным.

–Уже?

–А мы все равно в этом направлении не сможем продвинуться более ни на шаг без понимания того, что такое человек. Нам нужно несколько серьезных уроков по эволюции, тогда только мы сможем по-настоящему вернуться к школьным делам.

–Александр, так нечестно. Ты только начал, заинтриговал меня, и тут же прервал урок на самом интересном месте!

–Да я же сделал это нарочно! Точно так же поступали и мои учителя- догадываешься, почему? К тому же у тебя еще целых две недели до школьных каникул, а мы, после столь тяжелых потерь, пережитых нами, привыкли трепетно относиться к каждой секунде жизни каждого разумного существа!

Я задумался. Привычные мне школьные уроки всегда сводились к ответу на какой-то конкретный вопрос, учитель полностью раскрывал заданную тему в течение урока. Но тем самым к концу урока тема «закрывалась», становилась завершенной, и не оставляла никакой пищи для дальнейших размышлений. Александр к концу своего короткого урока оставил незакрытой даже не одну, а несколько тем, и значит, мои мысли теперь будут всё время возвращаться ко всему этому! К тому же теперь, хотел того я или нет, но в опостылевшую школу я пойду завтра уже без обычного, столь противного, ощущения полной бессмысленности и бесполезности, я буду искать знания не только в учебниках, но и между их строк! Я подумал, что если так пойдет и дальше, то учиться спасать мир будет не только трудно, но и действительно интересно. Это мне определенно начинало нравиться, несмотря даже на ожидание трудностей!

А Александр сказал: Если бы мы были в альтаирской школе, обязательная часть на сегодня была бы закончена. Ты можешь выбирать- заняться своими делами или у нас будет урок эволюции.

– А подумать можно?

– Думай, но недолго.

Я снова начал размышлять. Новой информации за выходные у меня было уже столько, что хватило бы, наверное, на несколько школьных дней. Но мое любопытство все ещё было возбуждено до крайности, и я решился. Отдохнув и позволив своим мыслям поблуждать ещё пару минут, я сказал:

– Будет урок эволюции разума.

– Александр похвалил: Ну ты кремень!

– Еще бы! Заинтриговал так, как ни один мой учитель никогда не делал!

– Тогда давай пойдём к тебе в комнату, видишь, отец уже работает с компьютером, не будем ему мешать, продолжим там.

Мы прошли в мою комнатку. Александр сказал:

– Попробуй придумать, как разум можно отличить от мышления животных. Вообрази, что ты неторопливо летишь над лесом на неизвестной планете, любуешься в бинокль на какие-то формы животной жизни, кто-то там копошится в деревьях и траве. И вот под кронами деревьев ты вдруг видишь заросшие руины сооружений явно искусственного происхождения. Как бы ты действовал, чтобы определить, есть ли на планете разумный вид живых существ?

– Ну раз есть руины, должен быть и разум.

– А если подумать? Может, разум тут когда-то и был, да весь вышел? Или так: прилетели, понастроили- и вымерли, одичали или улетели?

– А чего тут думать, кто вокруг руин вертится- значит, интересуется, тот и есть их создатель!

– Замечательный пример дурости мышления. Ты все же явно устал сегодня. По-твоему вполне может получиться, что строители городов и самые разумные существа на Земле – комнатные мухи, клопы и тараканы! Так что же отличает истинный разум?

– Я понемногу начал дуться, забыв, что все мои эмоции для Александра видны, словно под увеличительным стеклом. Но назвался груздем… Пришлось признать поражение.

– Без подсказки я, чувствую, не справлюсь.

– Хорошо, начнем с более простого. Что отличает живое от неживого?

– Ну и вопросы у тебя сегодня! Прямо, как в папиных учебниках. Там ученые до сих пор спорят, вирусы- это существо или вещество?

– Так все же, что сложнее?

– Конечно, существо! Но есть и вещества очень-очень сложные, нам учитель химии говорил.

– Я тебе дам альтаирское определение, попробуй его понять. Жизнью обладает система, способная к творению, хранению, копированию и использованию информации.

Я задумался. И понял, что это определение мне совершенно ни о чем не говорит. Про живое я думал как про что-то копошащееся, размножающееся, суетящееся. А информация представлялась мне в виде книжной полки. Или компкт-диска. Или интернетовской странички. Сколько я не пытался, я не смог увидеть ничего общего!

– А что такое информация? Это что-то непонятное, не вещество, не энергия, но без того и другого не существует!

– Тут, как и в любой настоящей науке, в первооснове есть некоторый замкнутый круг определений. Информация тоже появляется только вместе с жизнью, ведь пока нет системы, способной к работе с информацией, нет и самой информации!

– А мы в школе учили по-другому. Что информация существует сама по себе.

– Здесь альтаирское и земное определение немного отличаются. Наше представляется мне более логичным- если не существует ничего и никого, на что информация могла бы повлиять, то не существует и самой информации. Носитель все еще есть, а информации уже нет. Вирус живой, только если есть среда, в которой он может размножаться, а иначе это обыкновенное химическое вещество, правда, довольно непростое.

– То есть что, нельзя сказать, живой вирус или нет, пока неизвестно, может ли кто-нибудь им заболеть?

– А разве это не логично?

– Но тогда получается, что и яды- живые?

– Нет, потому что при отравлении ими они не размножаются.

– Я замолчал, переваривая новые познания. И тут до меня дошло, что я не понимаю, зачем мне все это надо, и начинаю скучать. Я вспомнил, что Александр говорил про альтаирскую школу, и сказал:

– Я начинаю чувствовать, что твои уроки ничуть не лучше школьных, и не понимаю, к чему мне знать все эти скучные определения.

– Ну что ж, мне будет не совсем просто исправить то, что испортила школа. А урок назывался эволюцией разума еще и потому, что, размышляя над эволюцией вообще, твой разум прямо сейчас получил новые возможности, это ведь была не только абстрактная теория об эволюции, но и конкретная работа по развитию твоего собственного разума! Подумай еще над тем, что деньги в вашем современном мире- это один из видов информации. А все уроки мы на сегодня закончим.

– Ну вот, опять ты кинул приманку и закончил! Не боишься, что так у меня мозги совсем перегреются?

– Вы, люди, поистине удивительные существа, мне непонятно, как вы ухитряетесь веками не замечать того, что находится у вас прямо перед носом? Ну скажи, что делает человек, который по-настоящему хочет стать сильным- лежит на диване и смотрит по ящику, как атлеты поднимают тяжёлые штанги?

– Ну ты загнул! Физкультурой, спортом занимается, в спортивные секции разные ходит, сам штанги и гири поднимает.

– И тебя не удивляет, зачем это он так издевается над собой?

– Какое же это издевательство, если всем известно, что без этого сильным и ловким не стать?

– Тогда объясни мне, когда и почему случилось так, что ты, как и многие другие люди, просто мечтаешь стать дураком?

– Как дураком? – моему удивлению не было предела!

– Человека, который не позаботился о развитии мышц, пренебрежительно именуют у вас слабаком. И как, по-твоему, следует назвать человека, который точно так же не позаботится о своих мозгах?

– Что-то я не пойму, ведь мозги и умение думать- это от природы, сколько дано, столько и будет, и тренируй -не тренируй….

– А ты поговори на эту тему с отцом- это тебе как бы домашнее задание. Он-то как раз отлично понимает, что тут к чему. Странно, что он тебе до сих пор еще не объяснил этого.

Удивленный и несколько обиженный, я решил сразу расправится с «дураком» и ворвался к отцу, который сидел за компьютером и что-то напряженно читал с экрана. Я спросил:

– Пап, а почему Александр говорит, что я мечтаю стать дураком? – Последовавший ответ отца только увеличил мое изумление. Он отвернулся от компьютера и сказал:

– Ну а как же иначе? Ты ведь мечтаешь не ходить в школу, не напрягать мозги, жить только развлечениями. И когда я пытаюсь объяснить тебе, к примеру, устройство мира, в котором мы живем, ты скучаешь и переводишь разговор на другую тему.

– И что, я от этого глупею?

– По меньшей мере, не становишься умнее- и не делаешь ничего другого, чтобы стать.

– А что, разве для этого надо делать что-то особенное?

Отец рассмеялся, и повернулся ко мне, окончательно оторвавшись от экрана.

– Ну Александр, ну молодец! Я все думал, как бы тебе объяснить всё это так, чтоб это не было нудным нравоучением, а он за 10 минут добился того, что ты сам меня спрашиваешь! Я давно уже хочу научить тебя специально тренировать мозги, но ты ведь послушаешь, а в результате всё равно будешь все делать по-своему- и будет только хуже, вместо самостоятельной, осознанной и упорной деятельности для достижения чётко поставленной цели получится одна видимость, иллюзия, обман!

– Так объясни, пап, в чем тут дело?

– А как по-твоему, почему дурак- дурак, а умный- умный?

– Да откуда я знаю? Наверное, от природы так…

– Отчасти тут ты прав. Но прав не больше, чем только на одну десятую часть! Вот вообрази, стоят перед тобой два человека. Один поигрывает могучими мышцами, а другой и стоит-то с трудом, вот-вот упадет. Что ты скажешь этому хилому, если он спросит тебя, как ему стать сильным?

– Так это, тренироваться же нужно!

– А сможет ли он стать сильнее силача?

– А это уже как сложится. Все может быть.

– Но пока не начаты тренировки, никто не сможет в точности сказать, в ком какую силу пробудить можно, так?

– Так.

– А вот сильный- может ли он снова стать слабаком?

– Да запросто! Только побольше лежи себе на диване- и всё само придет, полежи так подольше- не встанешь, мышцы вообще рассосутся!

Отец замолчал, выдержал небольшую паузу, и торжественно произнес:

– А теперь я передам тебе частичку мудрости, которую сам смог постичь не столь давно, и далось мне это немалым трудом. Раньше у меня не было подходящего случая передать тебе всё так, чтобы это запомнилось, впечаталось, вошло в твою жизнь, но Александр мне помог- будто специально подстроил всё так, как надо, хоть мы и не сговаривались. Подойди сюда.

Я подошёл поближе, а отец пристально посмотрел прямо мне в глаза:

– Я хочу открыть тебе тайну. Нужен ли тебе ключ твоего будущего, можно сказать, самый главный ключ твоей судьбы? И, не дожидаясь от меня ответа, сказал- человек совершенствуется в том и только в том, чем он активно и часто пользуется в жизни.

Я ожидал чего-то особенного, а отец сказал мне вроде бы банальность, я так и застыл от удивления. Но когда я чуть подумал, мне открылась поистине бездонная глубина!

– Пап, но тогда получается, что человек может САМ СЕБЯ сделать кем угодно и каким угодно? Если «чем занимаешься- таким и становишься», то значит, -хочешь стать учителем- учи. -Хочешь развить смекалку и иметь умелые руки- слесарничай, мастери. И так далее!

– В общем все именно так, да только есть одно препятствие. Преодолимое, хотя и не без усилий, и преодолеваемое только тогда, когда о нем знаешь. Помнишь, как Александр прозомбировал тебя так, что ты делал совсем не то, что следовало бы, исходя из здравой оценки ситуации?

–Конечно, помню. И что, ведь это уже в прошлом?

–А то, что мы все- зомбированы друг другом. Нам постоянно все внушают, что нужно бы делать, а что- не следует, и мы чаще всего живем как куклы на веревочке, навязанной, а не своей жизнью, и становимся теми, какими нас хотят видеть другие- и даже становимся «чужими» для самих себя! И пока такое происходит, любые действительно самостоятельные усилия просто невозможны. Если хочешь, я тебе расскажу об этом поподробнее.

Я вспомнил о записке с признанием, которую оставил у Александра, и до меня начало кое-что понемногу доходить.

– Пап, так ты не ушел из института, чтобы сохранить себя, против всех?

– Ты прав и не прав одновременно. Чтобы сохранить и по-возможности продолжать развитие интеллекта- да, это точно, а вот идти против всех- в этом ты сильно заблуждаешься. Действовать назло против всех- это тоже быть куклой, только болтаться не на веревочке, которая тянет, а на пружинке, которая отталкивает. А какая разница, тянут тебя веревочки или отталкивают пружинки? В обоих случаях ты не живёшь сам, поскольку твоей жизнью командуют чужие пружинки-веревочки! Я же живу так, по крайней мере всеми силами стремлюсь к этому, как нужно именно мне, очищаясь от всего навязанного извне и не обращая особого внимания на то, что думают/толкуют/советуют все.

– Что, вообще не обращаешь ни на кого внимания?

– Почему же? Отношусь к мыслям и делам «всех», как, например, к погоде на улице. Если у меня важное дело и мне точно нужно куда-то идти, погода не принимается в расчет при принятии принципиального решения- ходить или не ходить, а влияет только на выбор подходящей одежды. Когда дело не столь важно и может немного подождать, а погода на редкость омерзительная- такое дело вполне можно передвинуть, или вообще отдохнуть в этот день. А вот когда решается, какое дело главное, а какое может и подождать- тут никакая такая погода влиять совсем не должна!

– Пап, а ты сам- освободился от «веревочек»?

– Помогло, как ни парадоксально, крушение той системы, к которой мы все были тогда крепкими веревочками привязаны. Я увидел, как встревожились и растерялись многие, когда многие старые веревочки внезапно порвались, как люди-зомби «потеряли почву под ногами» и тут же стали искать и обзаводиться новыми привязями. А вот я, в отличие от большинства, в результате шока при обрыве сразу многих старых веревочек, как будто пробудился сам и перестал быть зомби, и поэтому не спешу обзаводиться новыми.

– Что, и у меня такие «веревочки» тоже есть?

– Да сколько угодно! И у меня наверняка есть те, что еще не обнаружены, а есть еще множество таких, которые обнаружены, но рвать их вовсе не надо, достаточно уметь видеть и контролировать. Далеко не все плохо из того, что связывает человека с обществом и другими людьми, плохо, когда часть этих, даже полезных по своей сути связей, скрыта от сознания, втихую зомбирует, превращая человека в куклу, а мозги- в тряпку. Так что обязательно нужно увидеть по-возможности все такие тайные связи и самому, осознанно принять решение, что сохранить, что подправить, а что- безжалостно порвать. Я хотел бы еще раз повторить тебе ключевую мысль, прости за назойливость- в отличие от животного, человек может строить себя и мир вокруг по своему плану, но для этого нужно прежде всего иметь этот самый СВОЙ план, знать и себя, и окружающий мир, и, конечно, действовать! Собственно, этим человек и отличается от животного.

– И как же искать верёвочки и избавляться от них?

– Про записку все ешё помнишь? Вот одна из твоих «верёвочек», на тебя явно повлияло мнение большинства.

– А при чём тут большинство?

– А что, там правда написана, или маразм? И источник маразма ты же сам там и указал!

– И как мне от этого избавляться?

Здесь Александр уже всё сделал. Игра в агента будущего – очень сильное противоядие. Но это никакое не зомбирование, противодействие сделано на сознательном уровне, ты знаешь и источник, и причины.

– А можно ли самому обнаружить скрытые верёвочки?

– Не волнуйся, Александр мне сказал, что скоро начнёт обучать тебя этому.

– А как же тогда те, кто живет «на веревочках»?

–А что в них есть от настоящих людей? Только одежда, да способность говорить? Ни радости творчества, ни осознанной жизненной цели, одни иллюзии! Их души живут, в общем, во тьме, как животные. В лучшем случае за них думает и решает стая им подобных- примерно так, как за каждого муравья «думает и решает» весь муравейник. Разумные люди из них должны вылупиться, примерно так, как птенец вылупляется из яйца. Я прожил так, «в яйце», почти 30 лет, ты, стараниями Александра, начал вылупляться уже сейчас, у тебя на десятки лет больше времени и все шансы достичь большего!

– А мама?

– Сейчас, при деградации всех сторон жизни, лишь некоторые из людей, буквально считанные единицы, сами способны на «второе рождение», и лишь немногие могут стерпеть семейную жизнь с людьми, подобными мне, в условиях прямого игнорирования большей части зомбирующих программ деградирующего общества. Доверив взрослым людям заботу о потомстве, природа позаботилась и о том, чтобы мы не уклонялась от своих обязанностей, и сделала это с помощью силы инстинкта.

– И как же в таких условиях спасать человеческую цивилизацию?

– А ты спроси у Александра, здесь специалист он. Я, если бы знал, уж точно не сидел бы сложа руки. Но начни с того, что попробуй поискать ответ сам.

Я пошел к себе, переваривать всю новую информацию и делать домашние задания на завтра. Учебный год стремительно приближался к концу, и домашних заданий было немного, в основном мы повторяли и закрепляли уже пройденное. Я несколько раз поймал себя на том, что все ищу в учебниках спрятанные знания- и от этого читать было интереснее, а запоминалось все легче. Повторяя историю, я снова удивился, что люди в средневековье считали Землю плоской. А дальше учебник твердил, что знание о плоской Земле будто бы пришло по наследству из древнего Египта, и ссылался на главу вначале, где была нарисована древнеегипетская карта. Что-то меня насторожило, я пролистал учебник назад и открыл эту древнюю карту, на которой было изображено, довольно точно, Средиземное море с примыкающими к нему частями Африки и Евразии. Я увидел, что меридианы и параллели были искривлены, почти в точности так, как на наших современных картах, правда их «полюс» находился… в Каире. Это было явное несоответствие, по всему получалось, что превосходные геометры и звездочеты- жрецы Древнего Египта, НЕ МОГЛИ НЕ ЗНАТЬ о шарообразности Земли, о чем в точности и свидетельствовала их карта. А расположение полюса выдало и местоположение автора карты- или по крайней мере, местоположение его главной точки отсчета. Эта загадка заинтриговала меня, и я не сразу обратил внимание, как вся остальная информация из этого раздела учебника сразу, без примитивной зубрежки, удобно улеглась в моей голове. У меня даже осталось время, и я прочитал следующий раздел учебника, который нам должна была завтра рассказывать учительница истории, но ничего столь же примечательного в нём не нашёл.

Глава 6. Александр Фёдорович Кнышев размышляет.

Ещё до встречи с Альтаирцем я очень ясно чувствовал, что в наших общепланетных делах не всё в ладу.

Когда рушился Советский Союз, думалось, что пришла наконец-то очищающая волна, которая смоет накопившуюся грязь и даст новый импульс развития нам всем – жителям страны Советов и людям планеты Земля. Обыкновенный советский человек, такой, как я сам тогда, не мыслил себя иначе как частичкой большой системы- «фабрики»– страны. Благодаря усилиям мощнейшей пропагандистской машины наша страна воспринималась нами как первопроходец в построении лучшего будущего для всего человечества, наш жизненный уклад мыслился как пример для всех, как неизбежный и естественный результат развития любого общества и государства. При этом, в отличие от заявлений современных интерТРЕПаторов недавней истории, мы не воспринимали себя и не были какими-то «незначительными винтиками». Напротив, самой сутью этой системы были самые разнообразные коллективы, отношение между людьми в которых было тепло-товарищеским, отчего жизнь каждого человека наполнялась множеством разных интересных дел при непременном участии простого и естественного человеческого общения, становилась от всего этого разнообразной, уютной и предсказуемой. Даже семью многие воспринимали, как особенный коллектив.

Если не противиться традициям и тому сложившимся жизнеустройству, каждый мог уверенно строить свои планы на многие годы жизни вперед, рассчитав все заранее, и реализовывать их- «претворять в жизнь», как тогда говорили, хотя в планах этих не было обычно ничего грандиозного. Мы, в массе своей, не осознавали тогда, насколько крепко нами всеми владели идеи-«веревочки», за другие концы которых дергали рычажки пропагандистской машины, и без привязи к которым мы, в на самом деле, не мыслили ни себя, ни будущего.

Сначала вожди первого, послереволюционного, поколения власти сами верили в идеалы человека в человеке и, строя общество нового типа, сознательно служили этим идеалам сами и пропагандировали их среди тех, кто еще был человекозверем, пропагандировали с той напористостью, которую можно сравнить разве что с прямым зомбированием. Так образовался несовершенный зародыш общества будущего, который начал жить в окружении человечества настоящего. Для ведения пропаганды была создана могучая идеологическая машина промывания мозгов, которая оказалась столь хороша, что долгие десятилетия потом работала бесперебойно, и все эти годы происходило маленькое повседневное чудо – наши люди в большинстве своем забывали, что они звери, и вели себя друг с другом по-человечески.

Но по мере смены руководителей, включая и тех, кто управлял работой пропагандистской машины, в жизни общества зазвучал диссонанс. Вожди первого поколения не знали, что обществу такого типа необходим совершенно особый, очень эффективный социальный механизм, который отбирал бы в руководство максимально человечных людей, одновременно поставив непреодолимую преграду зверям. Подобные механизмы хоть и были провозглашены, но оказались недостаточно эффективными, и не смогли в нужной степени противостоять традициям, которые соответствовали инстинктам человекозвериного общества, где руководителями всегда становились самые успешные люди-хищники.

Когда в руководстве произошла смена поколения, часть новых людей пришла к власти традиционным для прежнего общества путём приспособленчества и интриг. Это оказались иные по своей внутренней сути люди, «более равные, чем другие», они точно знали – на собственном примере- что человек «на самом деле» не столь хорош. Они, оказавшись у самых истоков работы пропагандистской машины внушения, яснее других понимая суть происходящего, сами оказались внушению неподвластны, и машина, удерживающая человечность во всём обществе, не смогла победить зверя в этой части своих новых повелителей. Среди этой, так называемой, номенклатуры, элиты, чиновничества, комсы- называли их по-разному, не понимая главной сути проблемы- подрастали новые поколения, которые уже с откровенным презрением относились к тем идеалам, которые должны были бы стать их собственными нормами, чтобы они – по долгу службы обществу будущего – продвигали эти идеалы в общественное сознание, поддерживая и совершенствуя машину пропаганды. Только так это общество, изначально поставившее своей целью вывести всех людей, в планетном масштабе, из зверского состояния, могло бы и далее продолжить своё существование.

Но в жизни вышло так, что новая номенклатура так и не смогла подняться до осознания своего места в жизнеобеспечении общества будущего, не поняла необходимости и не создала механизм самозащиты от проникновения в свои ряды идей общества прошлого, по мере смены поколений всё более зверела, превращаясь в примитивного паразита, в то время как могучая пропагандистская машина, год от года слабея и разваливаясь без «ремонта и обслуживания», все ещё продолжала удерживать большинство общества от зверства.

В один далеко не прекрасный момент общая сумма человеческого скотства в стране превысила некий критический уровень, и советское государство рухнуло. Несовершенный зародыш общества будущего, который возник прежде своей эпохи, в примитивном зверском окружении, не смог понять и сохранить самого себя, осознать важность и обеспечить поддержание одной из основ своего существования. Пропагандистская машина повернулась еще раз-другой и рассыпалась, повисли в воздухе «веревочки», которыми машина поддерживала человечность сразу во многих людях, пришла пустота и настоящее оскотинивание, в общество на место товарищеской взаимопомощи и соучастия пришли старые жёсткие законы и инстинкты, управляющие выживанием в мире животных. Те, кто с детства живет в скотском мире, как мой Федька, приобретают ряд приспособительных привычек к таковой жизни, притираются друг к другу и находят пути выживания и общения без привычных и естественных для нас всеобще-товарищеских взаимоотношений. Взрослый советский человек этих спасительных привычек не имел, и, потеряв общество-товарища, начал либо вымирать, либо становился даже более скотом, чем его дети, росшие в уже скотском мире.

Мне повезло родиться именно в такое время, когда советская идеологическая машина еще эффективно работала, являясь важной частью общественной жизни, но уже ясно чувствовалась вся её непрочность, устарелость, износ, что осознавалось тогда как неестественность, оторванность пропагандируемых ценностей от реалий жизни, какая-то книжность и мертвенность самой идеологии. Хотя я, вслед за большинством, придерживался в той жизни советской идеологии, она осталась на уровне только сознания, потому что копившиеся вопросы и недоумения, нарастающие расхождения с жизненными реалиями порождали сомнения и были тем фильтром, который не позволял проникнуть ей глубже, овладеть мной целиком. Можно сказать, что мои «веревочки» уже тогда были настолько гнилыми, что для нормальной жизни в том обществе я их контролировал во-многом сознательно, и даже кое-где «подвязывал» сам, так что к моменту краха советского строя я уже не был советским зомби. Шок, обернувшийся для многих крахом личности, стал для меня завершающим шагом к освобождению.

Возвратившиеся инстинкты старого общества людозверей не могли уже исподтишка повлиять на меня, благодаря многолетней работе по специальности в технической сфере у меня сложилось устойчиво – критичное мировосприятие, закрывшее многие пути тайного манипулирования, а понимание звериной подоплёки «новых» взаимоотношений между людьми вызывало лишь брезгливое отторжение. Получилось, что я как бы завис между двумя обществами – перестал быть, вернее говоря, так и не стал окончательным советским зомби, и не захотел стать человекозвериным зомби, не имея теперь уже и желания быть прозомбированным ни тем, ни другим обществом, и имея возможность эффективно сопротивляться любому зомбированию. Мне поневоле пришлось научиться смотреть на себя и мир своими собственными глазами и анализировать все самостоятельно, не принимая без проверки жизнью ничьих взглядов и имея, тем самым, редкую возможность воспринимать все происходящее объективно.

Федьке я не мог искренне желать своей судьбы – быть независимым одиночкой, человек все-таки эмоционально привязан к обществу и живется ему среди других людей куда счастливее, независимо от того, состоит ли общество из людей или людозверей. Насколько мог, я старался не мешать Федьке в обретении необходимых навыков, позволяя зверообществу внедрять в Федькино сознание и подсознание необходимый минимум своих программ, хотя сам предпочитал сохранять независимость и объективный взгляд на мир. До встречи с Александром я следил лишь за тем, чтобы поддержать человечность в нем на том уровне, который ни в коем случае не позволил бы окончательно скатиться к жизни примитивного потребителя, уже точно не отличимой от жизни дойной коровы на ферме.

В то же время я ясно осознавал, что звереющее общество и уже достигнутый уровень технического прогресса несовместимы, что безмозглое человечество в своём падении к скотству не сможет найти среди своих дремучих звериных инстинктов то, чего там никогда, за ненадобностью, не было – сознательную заботу о приумножении и бережном отношении к ресурсам планеты и самим достижениям цивилизации, и поэтому будущее человечества рисовалось мне довольно мрачно. Революция, приведшая к созданию советского строя, была настолько неосознанной, слабой и неустойчивой попыткой, что сколько-нибудь серьезно рассчитывать на повторение в ближайшем будущем человечество не могло, да и не хотело ввиду непонимания необходимости иного общественного устройства, а времени уже не осталось. Я не знал, чего ещё ждать от жизни, и надеялся только на чудо. И бог, хотя я считаю, что его нет, ответил на мою невысказанную просьбу- я принял Александра с Альтаира как должное потому, что внутренне был давно уже готов к чему-то подобному.

Поначалу я сильно сомневался в способности одного инопланетянина, вооруженного какими угодно познаниями, без силового давления, только с помощью дарения землянам мудрости древней цивилизации, повлиять на ход земного исторического процесса, однако решил помогать, потому что это давало мне силы, придавая новый смысл моей собственной жизни. Я понимал, что хуже уже не будет, а участвовать мне в таком деле, как минимум, интересно. Чрезвычайно благоприятное впечатление на меня сразу произвело то, что, несмотря на весь свой опыт и знания, Александр ничуть не стеснялся признавать и даже подчеркивал свои ошибки, и вполне искренне вел себя как надежный товарищ, как равный, но более знающий друг, совсем не так, как вёл бы себя всезнающий бог-ментор. Когда же Александр, вернее, Федя после уроков Александра просветил меня насчет математико-философских законов эволюции, открытых Альтаирцами, а также и земными учеными, которые верны и универсальны для биосферы, человека, культуры и вообще любого развития, моё отчаяние сменилось уверенной надеждой.

Глава 7. Учёба в школе и дома.

Из всего, что произошло на уроках, в эти последние школьные недели, особенно запомнились несколько случаев.

Сначала был урок истории- в понедельник. Учитель рассказывала тот раздел, который я уже заранее прочитал вчера, и я собирался было уже начать скучать. Но происшедшее в субботу и воскресенье возбудило во мне сильный интерес к наблюдению самого себя «со стороны», и начавшаяся было скука, тем самым, послужила сигналом к началу игры в «шпиона разума»– я решил попробовать отгадать, какие такие интересные познания могут быть спрятаны за скучным текстом учебника? Я открыл следующий параграф и вспомнил, что утром за завтраком Александр научил меня интересному универсальному приему- «сначала подумай сам, а только потом посмотри, что написано». Думать «за историю»– значит, проникнувшись пониманием ситуации, воображать, что должно было бы произойти дальше, а потом читать о том, что произошло на самом деле, и проверять реальностью свои фантазии. Я не сомневался в том, что теперь, как будущему архитектору нового человечества, хорошее знание истории мне совершенно необходимо. А хорошее знание истории- это совсем не тоже, что формально запомнить, когда, где и что произошло, нужно уметь разглядеть за фактами существо дела, понять, почему все случилось именно тогда и именно так. Но продолжить учебник истории мне, увы, не удалось – оказывается, я не видел никаких, даже совсем явных «пружин» исторического процесса! Это было очень неприятным открытием, показалось вдруг, что я поглупел, ведь раньше все в истории мне было ясно и просто. Но, понял я вскоре, дело было в другом. Раньше я учил историю, только чтобы ответить урок, а для этого вполне хватало мышления на уровне попугая – достаточно лишь заучить и воспроизвести потом даты основных исторических событий и имена их главных участников. Теперь же нужно было не только и даже не столько запомнить, сколько понять.

Когда я, после уроков, рассказал отцу о своем открытии, его реакция меня приятно удивила. Я ожидал, что отец снова будет ворчать про мою глупость, но к моему удивлению, отец улыбнулся и сказал, что наконец-то я начинаю думать сам. Я спросил – а что же, по-твоему, я делал раньше? Он сказал – раньше ты жевал пережеванную жвачку из чужих мыслей и пребывал в заблуждении, что мыслишь сам, а теперь, когда жизнь потребовала глубины познаний, увидел действительную границу своего понимания, признался себе в непонимании и задал совершенно правильный вопрос. Из таких вот маленьких шажков и складывается развитие интеллекта!

Игра в «агента разума», придуманная Александром, и в самом деле помогала мне куда меньше скучать. Уж не знаю, какие ещё хитрые приёмы использовал инопланетянин, но, видимо, он незаметно дал моему интеллекту такого хорошего пинка, что через пару-тройку вечеров интересных и вроде непринуждённых бесед-уроков с Александром мои вопросы вдруг стали ставить в тупик школьных учителей. Учителя отнеслись к этому по-разному, делясь на две категории. Одни- их было меньшинство- искренне радовались моей прорезавшейся любознательности, иногда искали вместе со мной ответ в учебниках и с удовольствием помогали мне, иногда признавались в том, что они тоже всего знать не могут, а есть и такие вопросы, на которые никто ответа пока не знает. Другие, напротив, одёргивали, говорили в том смысле, чтобы я не выпендривался, тихо злились и даже пытались умышленно ставить плохие оценки. Александр и отец потом объяснили мне, отчего так происходит, но об этом- в свое время.

В следующую субботу, на очередном после того памятного дня уроке географии, я сидел на всё той же задней парте и читал в учебнике следующий раздел. Читать учебник наперёд вошло уже у меня в привычку, помогая совершенно безнаказанно прямо на уроке избавиться от скуки. Я прочитал, что «картографирование земной поверхности стало возможно только после изобретения хронометров, без которых невозможно точное определение долготы места».

Интересно, подумал я, а как же моряки плавали по морям раньше? Я помнил, что в приключенческих книжках про пиратов и шхуны писалось о каких-то астрономических таблицах и определении по Луне и звездам, о секстанте и компасе, но почти ничего- про какие-либо точные или не очень точные часы, на корабле только по Солнцу «склянки» примерно отбивали. Я вспомнил проклятья про облака и туман, которые не дают возможности сориентироваться по небу. И тут до меня вдруг дошло, что на небе уже есть весьма точные часы, созданные самой природой, стрелка этих часов- не что иное, как луна, а циферблат- сам усеянный неподвижными звёздами небесный свод! Мне стало понятно, что древние мореплаватели вполне могли использовать Луну вместо современных хронометров, но тогда они должны были очень хорошо разбираться в звездном небе и движении луны по нему. Есть еще и планеты, но они перемещаются на фоне звездного неба куда медленнее, и «планетные» часы получаются менее точными. Я вспомнил про древние «лунные» обсерватории, одной из которых, по мнению некоторых учёных, был и знаменитый Стоунхендж, – и мне стало просто смешно! Солидные академики в 20-м веке не смогли сами вновь додуматься до того, о чем знал любой кэп несколько столетий назад, даже те, что плавали под «веселым Роджером»! Интересно, а куда потом пропали знания о навигации на море без хронометра, так что теперь утверждают подобную чушь, или это только школьный учебник привирает? Ведь на парусниках без часов-хронометров плавали же ещё совсем недавно! Надо будет как-нибудь спросить об этом у отца.

Но самое интересное начиналось, конечно же, после школьных уроков. Мне трудно рассказать обо всем последовательно, Александр, почуяв мою скуку или непонимание от усталости, сразу, без всякого перехода, менял тему, поступая точно также, как это было и в первое наше воскресенье, так что каждый вечер был как яркая мозаичная картинка из кусочков по разным «предметам». Кроме того, я и отец постоянно меняли роли ученика и учителя. Я не вел дневник, поэтому не смогу точно припомнить, что, когда и как было изучено. Я сгруппирую полученные знания по темам и буду придерживаться логической последовательности в каждой, укрупнив «куски мозаики» так, чтобы получился связный рассказ.

Расскажу здесь о том, что Александр назвал «лабораторными работами по управлению людьми». Это была захватывающе интересная компьютерная игра-симулятор, разработка Альтаирского института робототехники. Я как-то спросил, а откуда альтаирцы узнали, как программировать земные компьютеры? Александр ответил, что когда живой мегакомпьютер, который тельциане собрали из самих себя, анализировал земные телепередачи, он, попутно, выдал также и методы программирования земных компьютеров. Мне с трудом верилось, но для решения этой непростой задачи живому мегакомпьютеру оказалось достаточно того идиотизма, что несут про наши компьютеры и программирование телеведущие в полурекламных передачах! Александр сказал, что ему, тем не менее, пришлось дорабатывать программу, так как в исходном варианте не были учтены различия землян и альтаирцев.

Во вторник доработка была завершена, Александр не стал переделывать всё, а только включил ошибки в восприятие химоэмофона компьютерными моделями людей, чтобы симитировать нашу неточность в оценке эмоций друг друга, и добавил вывод картинки в цвете. Оказалось, что люди, не различая эмозапахов, все же могут довольно точно судить об эмоциональном состоянии по множеству косвенных признаков, и, случается, ошибаются при этом, но довольно редко. Эти ошибки в восприятии людьми эмоций в своё время не позволили разработчикам понять, почему модель человеческого общества вышла у них не совсем точной, но погрешности были небольшие, и игра получилась вполне работоспособной.

Кое-что в игре осталось черно-белым и после переделки, цвета были совсем «дальтонические», всё это отражало первоначальные заблуждения о «цветной религии», но даже неправильную «цветогрелигиозную» модель альтаирцы проработали так тщательно, что эти ошибки нам с отцом не только не мешали, а скорее, напротив, развлекали. Виртуальные города, в которых все кирпичные стены сложены из чередующихся кирпичей золотистого и сиреневого цветов, с ярко-красными водосточными трубами, фиолетовыми деревьями с зелеными листьями на фоне светло-розового неба, по которому иногда неторопливо проплывали салатовые облака, а дождь лился из коричневых туч- были удивительно красивы, при всем своем игрушечно-сказочном неправдоподобии.

Игра-модель использовала реальные исторические события с начала 18 по конец 20 века, с продолжением далее в будущее в соответствии с прогнозами альтаирцев. Можно было, начав с любой даты, начать «играть» за любого человека, от главы государства до простого гражданина, включая также артистов, ученых, изобретателей, телеведущих, музыкантов и руководителей любого ранга и смотреть, как действия игрока сказываются на «жизни» модели. Для изучения жизни людей и стран, понимания «скрытых пружин» истории и нахождения «точек воздействия» это был поистине замечательный и увлекательный тренажер! Вот теперь я понял, что имел в виду Александр, когда сказал, что мы «сэкономим время и силы»– вместо длинных разговоров и скучных учебников мы с увлечением играли!

Однако в первые дни, работая, вернее, играя с тренажером, мы с отцом почувствовали себя «беспомощными богами». Всякий раз, когда я или отец пытались сделать какое-то доброе дело для наших подопытных тамагочей, мы получали ответ по старой пословице, что «добрыми делами вымощена дорога в ад». Игра ясно показала, что наши представления о человеке, человеческом обществе, роли личностей и юридических законов совершенно не соответствовали действительности. Как же так?– удивлялись мы, но наш инопланетный учитель только хитро улыбался и говорил- вот модель, она и сначала была довольно точна, в пределах разумной очень небольшой погрешности, а когда я добавил ошибки людей в определении эмоций, ее точность вообще превзошла все мыслимые ожидания. Через несколько дней Александр, почуяв наше уныние, даже подбодрил нас. -Все данные перед вами, только учитесь, и все в конце концов получится- сказал он.

«Тыкаясь» в разные предполагаемые нами точки воздействия, играя вначале наподобие слепых котят, мы убедились, что ни законы, ни указы правителей, ни научные достижения сами по себе не меняют жизнь общества сразу в лучшую сторону. В большинстве случаев на предпринятые нами действия модель отзывалась примерно как боксёрская груша из упругой резины, все наши усилия мало на что влияли. Потом мы стали получать, неожиданно для самих себя, без всякой системы, исключительно разрушительные последствия. Игровая программа в подобных случаях то и дело развлекала нас колючими шуточками и историческими параллелями, показывая, какие великие люди и правители уже наступали «на те же грабли». Нужно ли говорить, что сначала мы все время пробовали себя в роли правителей государств- и поначалу, не имея опыта, удивились, как мало созидательных идей можно осуществить. Шаг за шагом мы поняли, что правитель может реально улучшать дела в государстве, только постепенно изменяя в нужную сторону существующую ситуацию, позаботившись, чтобы ему не врали о достигнутых успехах или провалах. Иногда движение было заметным, иногда, напротив, нововведения встречали непонимание и противодействие, но любые «резкие движения» всегда вели, в лучшем случае, к лишению правителя власти тем или иным путем (отставка, убийство, перехват реальной власти другим человеком при формальном сохранении прежнего правителя), а в худшем- к кровопролитию в обществе. Мы поняли, что любой правитель, который хочет оставить свой собственный след в истории, должен расширять и укреплять свою формальную и неформальную власть, а пока он не добился уважения, признания и даже доли страха, он может быть только марионеткой. Чем больше у правителя реальной власти, тем более быстрые и резкие изменения он может проводить в обществе- как в сторону улучшения ситуации, так и увы, в сторону ухудшения. А правитель-марионетка не только не может управлять событиями в обществе, он вынужден «плестись в хвосте», пребывая в иллюзии, что у него нет возможности что-либо изменить- как это мы почувствовали на себе вначале игры.

Поняв, что с государствами нам сразу не справиться, мы попробовали себя в роли управляющих меньшего ранга- директоров предприятий, глав регионов и политических партий,– и здесь поняли, наконец, ряд закономерностей. Каждый людской коллектив имеет то, что мы назвали «невидимым правителем». В некоторых случаях их бывает несколько, когда коллектив не однороден и плохо сплочён. Этот невидимка «правит», когда официальный отпускает бразды правления сознательно либо по неспособности управлять, и нет другого реального руководства. Это самоуправление определяется природными законами поведения человеческой стаи наряду со знаниями и заблуждениями, привнесенными культурой. Все это, включая также и прошлый опыт людей из данного коллектива, приводит к возникновению некоторого устойчивого коллективного представления о том, «как должны идти дела» и «что для этого должен делать руководитель», которое и есть, по сути, тот самый «невидимый правитель». Может, будет более понятно, что это за «невидимый правитель», если я скажу, что его «речь» часто звучит в обыденных разговорах людей между собой, когда они обсуждают темы руководства. Реальный руководитель может проводить быстрые изменения, если его действия воспроизводят слова «невидимки»– иными словами, когда коллектив в общем с ними согласен. Если действия реального правителя противоположны действиям невидимки- коллектив сопротивляется, вот здесь-то реальному правителю и нужно употребить власть и авторитет. Если реальный правитель делает действия, непонятные для невидимки, это воспринимается как безобидное чудачество, ему не препятствуют, но и не способствуют. И все это, из-за неизбежных заблуждений «невидимки», вне связи с реальной пользой или вредом для дела, которое зависит от руководителя!

Картина получалась в меру запутанной, мы поняли, почему мнение о руководителе часто расходится с тем, как он влияет на ситуацию. Когда мы увидели роль «невидимого правителя», поняли мы и фразу У. Черчилля, что «каждый народ имеет то правительство, которое заслуживает». Эта фраза в точности описывает ту ситуацию, что правитель легко, «без сопротивления» может управлять только в русле «невидимого правителя», которого «создает» народ – и конечно, его-то он и «заслуживает».

Интересно, что если правитель проводит меры, направленные на улучшение ситуации, подавляя «невидимого», расширив свою зону власти и подавляя невидимку властностью, то получается «добрый» тиран, который получает признание только после ухода от руководства- он фактически передает свое наследство «невидимому правителю». Злой тиран тоже подавляет «невидимку» своей властностью, однако его меры не направлены на благо самому делу. Если он и передает что-либо «невидимке» в наследство, то это лишь негатив – «так делать нельзя!».

Когда мы рассказали Александру о «невидимом правителе», он рассмеялся и сказал, что мы нашли очень точный образ. И поставил новую учебную задачу- понять, как можно добиваться решения задач управления без тирании. Он сказал- «Вы должны научиться управлять невидимым правителем».

Мы поняли, что управлять невидимым правителем- большое искусство, и осознали роль этики личности правителя. Чтобы править при минимуме тирании, не вводя общество в распри, иногда – кровавые, реальный правитель вынужден довольно часто совершать поступки, которые не способна одобрить общественная мораль, причём совершенно неважно, правит он как созидатель или как разрушитель. Это объяснило нам, почему так редки правители, которые запоминались потом как благодетели своих народов.

Для того, чтобы успешно править в интересах дела, надо не только иметь недюжинную смелость для ведения тайных интриг, но при всём том уметь игнорировать возможности, которые дают интриги для обеспечения благополучия своего и своих близких! При этом, если близкие люди не доросли до понимания первенства дела, возникает еще и конфликт в семье! Нам приходилось выслушивать море идиотских упрёков, в основном от «виртуальных» жён и детей правителей в симуляторе- «ты, такой сякой, ворочаешь миллионами, и живёшь в хибаре!», «не можешь сделать то-то и то-то», при этом «хибара» эта на деле была резиденцией такого солидного размера, что никому в реальности даже не снилась! Перед нашими глазами не раз оживала сказка о рыбаке и золотой рыбке. Мы поняли, насколько редок хороший руководитель, потому что успешный правитель может быть только человеком этики, он частенько должен поступать вразрез с моралью в интересах дела, а придерживаться интересов дела неэтичного человека может заставить только та же мораль.

Симулятор показал нам еще одну поразительную вещь: ложь есть неотъемлемое свойство в организации жизни современного общества, если перестать врать, всё вообще рухнет!

– Как же так?– спросили мы как-то у Александра. Он ответил: поиграйте с симулятором еще немного, вы еще очень многого не знаете про себя самих! Посмотрите финансовую сферу- там вы вообще от многого обалдеете. Он так прямо и сказал, употребив совершенно жаргонное земное словечко «обалдеете».

Как показало будущее, он был, конечно же, прав.

Глава 8. Зверское в человеке, урок дезомбирования.

В один из наших вечеров Александр неожиданно для меня вернулся к прерванному в воскресенье уроку эволюции.

Он сказал:

– помнишь один из законов биологической эволюции о том, что развитие организма повторяет, схематично, схему развития вида?

Дарвинизм мы изучали в биологии всего пару месяцев назад, и я, конечно, неплохо ещё помнил эти заумные «онтогенезы», «филогенезы», «фенотипы» и «генотипы».

– В целом помню. Но мы же изучаем эволюцию разума, при чем тут биология?

– А закон, что развитие части и целого происходит по одной и той же общей схеме, выходит далеко за рамки только биологии. Как ты думаешь, что можно так же уподобить развитию разума человека? И вот тебе второй вопрос- для подсказки- как пишут учебники по любой науке, например, физике?

Я подумал. В любой главе учебника по физике изложение начинают от основ, заложенных при самом зарождении данной науки, и в общем следуют линии ее развития умами ученых. То же- в химии и математике. Сначала- простое, то, что открыли и описали раньше, потом- более тонкие и сложные моменты. В истории и биологии- чуть по- другому, но тоже в последовательности времени. А вот в географии, русском языке там все – по-другому, но тоже начинают с более простого.

– я понял, что учебники по некоторым школьным предметам написаны так, чтобы коротко повторить линию истории соответствующей науки, по другим- историю предмета рассмотрения, а по третьим- в логической последовательности от простого к сложному. Везде, где можно- придерживаются принципа от простого к сложному.

– От простого к сложному- это тоже совершенно общий закон любого развития. Значит, чтобы ответить на первый вопрос, нужно уподобить развитие разума человека чему-то.

Я подумал- и ответ вдруг стал мне ясен. Культура- вот что является коллективным хранилищем достижений разума людей! Культура- как бы «геном» человеческого разума, это именно то общее, что впитывает в себя каждое новое поколение людей при развитии индивидуального разума.

– Молодец! А не можешь ли ты сам теперь сообразить, как меняется мышление человека по мере развития его индивидуального разума?

– Что, проходит развитие от подобия культуры первобытного общества до современного?

– Конечно! Только не столь детально, а лишь похоже, схематично. Подумай, и ты сам все поймешь.

Я вспомнил плаксивых, ничего не смыслящих новорожденных. Это было с человечеством еще до разума и культуры, подумал я. Потом человек учится- сначала ходить, потом говорить, именно в такой последовательности. Сначала- животное начало, потом- человеческое, и только так, как это и было в эволюции, ведь связная речь- то что и в эволюции людей сделало человека человеком! Потом человек – мальчик становится задиристым малышом и любит детские сказки, а девочки начинают играть в куклы. Так, первобытные пещерные люди и мифы, матриархат- и вправду, чем-то похоже. Потом- вспомнил, как высоки стандарты дружбы и отваги у старших школьников, юношей и девушек, их тягу к путешествиям и приключениям, чтению соответствующих книг. Рыцарство, крестовые походы, великие географические открытия- вдруг сообразил я. Где-то тут же в истории цивилизации произошёл переход к некоторой свободе личности в разделении труда людей по ремеслам, до того всё переходило по наследству,– а человек к аналогичному времени заканчивает школу, выбирает свой дальнейший жизненный путь. Я подумал, что в ранних культурах, до средневековья, задача выбора жизненного пути лично перед человеком вообще не стояла- всё было решено уже при рождении, сын плотника мог быть только плотником. А вот дальше- кто-то достигает самых высот разума и вносит свой вклад в развитие культуры, а кто-то останавливается и постепенно деградирует.

– До юности мне все более-менее понятно. А вот дальше – что делит людей на тех, кто развивается, и тех, кто прозябает?

– А вот здесь проявляется интересная закономерность эволюции, как биологической, так и культурной. По тому признаку, который появился недавно, различия у индивидов проявляются резче, природа как бы «шлифует детали»– сколько лучше всего иметь этого новоприобретения. Человек- существо, участвующее сразу в двух потоках эволюции, культурной и биологической, скорости которых многократно различны. Изменения в биологии и генах становятся заметны по прошествии сотен тысяч и миллионов лет, изменения в культуре происходят в течение десятилетий и столетий, поэтому с началом культурной эволюции биологическую можно считать как бы остановившейся, ведь медицина и образование- части культуры, влияющие на разум и тело человека, изменяются многопорядково быстрее, чем это происходит через изменения в генах. А так как сама культура является «новейшим из изобретений» эволюции биологической, особенно велика разница между людьми в том, что из достижений культуры войдет в их личную жизнь. Получается огромный диапазон развития личности человека, только единицы сами движут вперед культуру человечества, очень немногим доступно понимание передовых достижений культуры, и так далее, вплоть до речи и культурных традиций, доступных всем людям данной культуры.

– Выходит довольно пестрая картина из уровня включенности людей в разную культурную деятельность разного уровня.

– Да, и разнообразие возможностей для этой включенности растут при развитии интеллекта личности. В собственном биологическом развитии каждый человек проходит этап, соответствующий эволюционной стадии роста объема и возможностей мозга, именно этот этап оптимален для развития интеллекта.

– А понимание того, зачем нужен развитой интеллект, приходит гораздо позже, тогда, когда он по сути уже сформировался?

– Отлично, сам додумался! Понял теперь, почему и земные, и Альтаирские дети учатся в школе, и почему тут нужна обязаловка?

– Кажется, я начал лучше понимать даже твою странную фразу, что начинать спасение цивилизации надо со школы. Выходит, что плохое образование ограничивает, обрезает интеллект человека, закрывает ему доступ ко многим достижениям культуры, и он оказывается ближе к зверю- а тем самым и все общество звереет?

– Твои мозги работают сегодня на удивление хорошо! И тебе уже понятно, что именно средний, характерный уровень образования в обществе и определяет, какие проблемы это общество способно само осознать и победить, а какие- нет. Но есть еще одна проблема. На том же этапе развития человека мозг активнее всего вбирает в себя и фиксирует устойчивые образцы поведения.

– Что, школа вместе с образованием еще и зомбирует?

– Да еще как! Сейчас ваша школа куда больше зомбирует, чем развивает. К развитию и знаниям даже внушается отвращение- вспомни, под чем ты недавно подписался сам. Принести?

– Да я и так хорошо помню!

– Вот и отлично! У тебя, как представителя будущего человечества, есть личная проблема. Она возникнет и у всех других, кто захочет участвовать в преодолении кризисного сценария. Догадываешься, какая?

– Довольно смутно. Сейчас попробую сформулировать.

Я задумался. Естественная перспектива того общества, в котором я живу, есть кризис и одичание в самое ближайшее время, это явно затронет меня, и скорее всего станет необратимым уже к следующему поколению. Я сам живу в обществе настоящего, и оно сейчас воспитывает меня так, чтобы я стал его частью. Я не хочу, чтобы цивилизация гибла, но если не сделаю чего-то особенного, то буду, уже через десяток лет, когда повзрослею, участвовать в создании этого чёртова кризиса собственноручно, вместе с моими сверстниками! Значит, позволяя формировать себя обществу настоящего, я никак не смогу стать частью развивающегося общества будущего, потому что цивилизация будущего не может закономерно вырасти из общества настоящего, из него сами собой вырастут только кризис и дикость. Я воспитываюсь как разрушитель, значит, я как-то поражён этим разрушением сам. Выходит, мне надо переучиваться и перевоспитываться- а это должно быть очень нелегко.

–Мне надо перевоспитываться. Очищаться от какого-то вируса разрушения, что сидит во мне, и создавать в себе частичку несуществующего еще общества будущего, не имея даже представления о том, что это такое. Но я не вижу в себе никакого такого разрушителя!

– твои мозги действительно работают сегодня изумительно!

– но я же выразился очень неясно и сумбурно.

– Как раз предельно ясно. Послушай сам, что ты сказал: – и Александр в точности повторил мои слова.

– Ну и что тут ясного? Только то, что мне надо перевоспитывать себя неизвестно как, по неизвестному образцу, избавляясь от того, что во мне предположительно есть, но это нечто есть неизвестно что, чего я даже не вижу?

– Интересно, а если я скажу, что очень близкий к нужному образец для твоего воспитания тебе знаком, и что твоё воспитание куда ближе к нужному, чем у подавляющего большинства твоих сверстников- это прибавит тебе ясности?

Я опять задумался. Я перебрал в памяти знакомых сверстников, в основном- своих одноклассников, потом вообще всех известных мне людей, и меня вдруг осенило:

– Ты, что ли, являешься образцом?

– Я уж точно не могу быть близким образцом, я даже не человек. Да я и не воспитывал тебя.

– Тогда кто же?

– Твой собственный отец!

– Что, мне надо стать таким, как он?

– В целом, да, но вам обеим надо пойти в своем развитии еще дальше, а тебе перед этим еще и кое от чего освободиться. Если хотя бы треть людей были бы такими, как твой отец, мне было бы тут нечего делать, вы бы сами все устроили наилучшим образом.

– От чего же, по-твоему, мне надо освободиться?

– Ты сам только что предельно точно назвал это «вирусом разрушения».

– Но я этого рушителя в себе даже не вижу, как же можно избавиться от того, что не видишь и не понимаешь?

– Зато знаешь, что оно в тебе есть.

– Да не знаю, предполагаю только!

–Нет, знаешь. Вывод, который сделан тобой на основании логики, безупречен. Ты ведь вывел этот «вирус разрушения» из того, что сам являешься частью общества, которое идет к дикости, так?

– Так.

– И почему же ты сомневаешься?

– Потому, что совершенно не вижу в себе никакого такого разрушителя, не чувствую стремления разрушать и вроде ничего пока и не рушу.

– Никто ничего не видит, однако это есть! Так есть, или нет?

– Получается, что нет.

– А значит, и никакого кризиса нет, и все у вас прекрасно развивается.

– Да нет же, какое на хрен развитие, когда кругом видна в основном деградация и опустошение!

– Подумай, у тебя мозги сегодня работают просто замечательно. Что из двух верно- то, что вами всеми руководит «вирус разрушения», который и ведет вас к кризису, или то, что никакого кризиса нет?

– Но тогда выходит, что «вирус разрушения» вездесущ, но его нигде нет?

– Ты не хуже меня понимаешь, что логически это уже полная ерунда. А какие еще возможности есть, логически непротиворечивые?

– Я задумался. Вывод получался до того странный, что я никак не решался произнести это вслух. Получалось, что я- это не я! Но делать было нечего, и я выдал:

– Получается еще большая чушь. Выходит, что я – это как бы не совсем я!

– Как ни странно, через эту «большую чушь» лежит довольно короткий путь к истине. Подумай еще, ты буквально в волоске от озарения.

– Да нет, какая же тут истина? Тупик, да и только.

– Тебе необходимо сейчас же сделать очень важную вещь. Думай об этом, думай непрерывно, особенно перед сном. И не говори с отцом, хотя он точно знает ответ на все эти вопросы- если ты до всего дойдешь сам, то мы приобретём много очков в борьбе с нашим общим врагом, который очень стар и силён. Пойду, на всякий случай предупрежу Александра Фёдоровича.

– Погоди, а это имеет отношение к моему перевоспитанию?

– Больше ни полслова, сообрази всё сам.

Делать было нечего, да и время уже было позднее. Я улёгся в кровати, продолжая усиленно размышлять, и сам не заметил, как заснул.

Мне приснилось, что я сажусь в шикарный автомобиль, явно из будущего, стоящий с открытой дверью на прямой, как стрела, автостраде. В автомобиле никого нет, дверь за мной плавно и мягко закрывается, но это меня ничуть не тревожит. По обеим сторонам от автострады виден пейзаж, обычный для городской окраины или небольшого городка, то тут, то там развеваются красные флаги, стоят какие-то невзрачные здания-параллелепипеды, утопающие в зелени деревьев, между ними ходят люди, на лицах улыбки, они заняты каждый чем-то своим, и автострады вообще не замечают. Здания тоже стоят так, как будто к дороге всё это не имеет никакого отношения. Весь этот пейзаж выглядит каким-то туманным, малоконтрастным, похожим на плохую засвеченную проекцию на большом киноэкране.

Вблизи дороги, на самой обочине, ощущается какая-то граница, бледная зелень придорожного пейзажа как-то слишком резко и прямолинейно обрывается, переходя в крикливо яркую и реалистичную коричневато-жёлтую обочину. По самой обочине дороги сосредоточенно идут совсем другие люди, они решительно шагают вперёд с хмурыми лицами, у каждого человека за спиной- рюкзак. Интересно, подумал я, а что это за эфемерная автострада, куда идут и чем так озабочены путники?

Вижу километровый столб, на котором написано «0км – 1 января 1980 года», и большой дорожный плакат-указатель, разделенный на две части. На верхней части написано «информация для пешеходов», под которой, в рамочке, еще две надписи: «город светлое будущее 50 лет», под ней «река кризис 49 лет». На второй части написано: «Информация для робоводителей», а под ней в рамочке «институт мостостроения 49 км.» Мягкий голос робота-водителя меня спрашивает- Вы готовы? куда едем? Я почему-то знаю, что я- директор этого института мостостроения и отвечаю роботу чётким голосом – в институт мостостроения.

Автомобиль быстро мчит меня по автостраде, мелькают километрово- годовые столбы, лица идущих ещё более тускнеют, становятся совсем хмурыми, попадаются пьяные, и люди в форме с бинтами на головах, руках и других частях тела, с пятнами крови. Машина останавливается, робот-водитель открывает дверь и говорит «приехали».

Я выхожу, смотрю по сторонам. Людей-пешеходов нигде не видно, впереди стоит дорожный указатель с надписью «р. Кризис». Я подхожу к щиту с надписью, и вижу, что сразу за ним дорога резко обрывается чёрным провалом. Я смотрю вниз- и не вижу ничего, кроме черноты. В черноте нет никаких различимых деталей, и тем не менее ощущается движение – как бы течение. Я смотрю вперед, и вижу, как сразу за широким черным провалом дорога продолжается, проходя через арку, обозначающую въезд в город, весь лучащийся, с феерическими зданиями и башнями, утопающий в зелени деревьев, вижу голубое небо, по которому плывут легкие желтоватые облака. Город выглядит совсем нереалистичной картинкой, фантазией-мечтой неведомого художника.

Я смотрю вдоль обрыва вправо, и вижу, что рядом с дорогой, по эту сторону, на самом краешке, примыкая одной стеной к самому провалу, как крепость на утёсе, стоит параллелепипед ничем не примечательного современного здания, которое, в отличие от города на другом берегу, внушительно и вполне реалистично. На сером бетонном фасаде огромными чёрными буквами написано «Институт мостостроения». Я захожу в здание, из просторного холла ведет одна дверь с табличкой «Директор института Кнышев Фёдор Александрович». Я по-хозяйски захожу в дверь, и попадаю в просторный кабинет с большим столом для совещаний, на стульях сидят люди- мои сотрудники, и в дальнем торце стола стоит большое пустое кресло. Я сажусь в него и говорю:

– Начнем. Слово генеральному инженеру проекта Александру.

Александр встаёт на стуле, причем зеленая у него только половина шевелюры, ближняя ко мне, и говорит:

– Вы знаете, что к нам приближаются пешеходы в мир светлого будущего. Перед нашим институтом поставлена задача обеспечить переправу для той части пешеходов, которые не могут выдержать соприкосновение с потоком черноты, текущем по реке кризиса, и переплыть реку. Вы знаете, что мы не смогли укрепить ни одной опоры на дне потока черноты, даже не знаем, есть ли там какое-нибудь дно, а расстояние между берегами слишком велико, чтобы можно было построить мост обычной конструкции без промежуточных опор. Изрядная часть попыток построить мост была отвергнута еще на стадии проектирования, остальное, что мы попытались воплотить, рухнуло в черноту на разных этапах строительства. Понтонную переправу и паром также пришлось отвергнуть, потому что всё неживое, независимо от удельного веса, мгновенно тонет в черноте.

Единственный выход, который я могу предложить нашему собранию, состоит в мозгоулучшателе последней модели, который позволит всем пешеходам самим переплыть реку прямо по черноте. Однако мозгоулучшатель не может повлиять на мозги, зараженные вирусом саморазрушения, и для этой, большей части людей поток черноты все ещё является непреодолимым, более того, гибельным препятствием, в котором их личности растворяются и они тонут.

К сожалению, а может, к счастью, директор нашего института тоже заражен, и суть моего последнего отчаянного проекта состояла в нахождении вакцины и проверке ее на нашем директоре. Сначала мы искали вещество, при взаимодействии с которым вирус саморазрушается схлопыванием внутрь себя, не затрагивая мозги вирусоносителя. Однако, после многих безуспешных попыток, нам удалось теоретически доказать, что такое вещество не может существовать, потому что оно должно одновременно иметь прямо противоположные, несовместимые свойства.

Но мы не теряли надежды, расширили диапазон поисков по разным направлениям, продолжали испытания самых различных вариантов, и кое-что обнаружили. Я предполагаю, что нужное вещество у нас только что появилось, хоть это и не вакцина. Вчера вечером в лаборатории биологического отдела нам удалось завершить специальный дистиллятор для черноты из реки кризис, и получить перегонкой черноты удивительное вещество, которое, не влияя на сам вирус, делает его видимым, превращая маску на заражённой части мозга вирусоносителя в жидкость, очень похожую на черноту реки. Если это вещество ввести всем путникам заблаговременно, то к моменту прихода сюда, после того как исчезнут маски, вирусоносители сами всё увидят и с радостью избавятся от зараженного мозгового вещества, а вместо него естественным путём взамен поражённого вирусом вырастет достаточное количество нормального мозгового вещества. Тогда, при подходе путников к реке, у них окажется достаточно собственного свободного разума для успешного применения мозгоулучшателя в режиме массового ненаправленного мозгоулучшения. Путники приближаются, и вот-вот достигнут временной отметки, после которой применять лекарство будет поздно. Другого решения сейчас нет.

– Ну так давайте немедленно начнём вакцинацию!

– Единственное препятствие моего проекта в том, что наш директор должен прямо сейчас решиться на подвиг, проверить экспериментальное лекарство на себе. Безопасность я гарантировать не могу, ни на какие предварительные исследования у нас более не осталось ни единого часа. Если все получится успешно, в черноте кризиса выживет максимально возможное количество приближающихся путников, может быть даже все.

Я встал с места и спросил:

– А если нет, тогда что?

– По данным лабораторных исследований, только один из десяти тысяч незаражен, еще двое из тех же десяти тысяч смогут побороть вирус непосредственно в реке, личности остальных будут растворены в черноте кризиса, и они потеряют способность к разумному мышлению. Мозгоулучшение не поможет, оно не действует на зараженных, а незараженным помогает увидеть цель и не потерять правильное направление для выхода из реки. Если не сделать мозгоулучшение, только половина из выживших сумеет переправиться через реку, остальные вернутся на этот берег.

–Итак, если не делать ничего, светлого будущего достигнут трое из двадцати тысяч, и только шестеро вообще останутся людьми, остальные озвереют, и в городе светлого будущего тогда окажется слишком мало людей, чтобы он смог получить жизненную силу для переноса в реальность?

–Да.

–Хорошо, но сначала я хочу выслушать доклад начальника отдела традиционного мостостроения.

– Мой доклад может быть либо очень длинным, либо очень коротким. Что вы предпочитаете?

– Давайте сначала очень короткий. Если будет нужно, мы выслушаем длинный. Вы же слышали, что у нас осталось очень мало времени.

– Мы трудились круглосуточно, с минимальными перерывами на сон и еду. Если когда-нибудь река кризиса иссякнет, и у этой реки вообще есть дно, вы увидите там то, что осталось от наших многочисленных попыток построить мост. Все оказалось напрасно, всё утонуло в черноте.

–Есть ли у нас какие-нибудь основания не доверять уважаемым мостостроителям?

Зал загудел: нет, нет, каждый из них работал, как проклятый!

–Я благодарен всем работникам отдела, не щадившим себя для достижения поставленной благородной цели. Очиститесь от ложного чувства вины- никто не смог бы сделать больше вас. Вы все очень нужны светлому будущему. Теперь пусть доложит биологический отдел.

–До сих пор все наши попытки дистиллировать черноту Кризиса оказывались неудачными. Мы давно уже нашли способ вскипятить черноту, воздействуя на нее эмоционально, но пары черноты до сих пор были неуловимы, свободно проникая сквозь все материалы и улетучиваясь в никуда. Если чернота в жидком состоянии ведет себя наподобие обычной жидкости, то при испарении она окончательно лишается материальности, и получается нечто вроде потока информации, который быстро рассеивается. Только когда мы к парам черноты добавили газ спонтанной логики, являющийся побочным продуктом генератора истинно случайной последовательности, смесь сама сконденсировались в условно двухфазную систему с фрактальной межфазной границей, мы получили поистине удивительную жидкость, которую мы назвали «фрактальный иньянь». В любом сосуде, в любой капле этой жидкости при любом увеличении, через любые оптические приборы и невооруженным глазом чётко виден знаменитый символ иньянь. Это невозможно никак подделать или спутать с чем-либо иным!

– И мне надо ввести этот жидкий иньянь себе, чтобы попытаться спасти миллионы людей- или погибнуть?

– Времени не осталось. Институт вскоре перестанет существовать в любом случае- или выполнит свою задачу и будет упразднен, а все сотрудники вместе с путниками переправятся в город светлого будущего и получат заслуженную награду спасителей человечества, или будет уже всё равно. При неудаче само здание института вскоре рухнет в черноту кризиса, из наших сотрудников при этом не выживет никто, у нас тут незараженных нет.

– Тогда это никакой не подвиг, а обычное прагматическое решение. Мы вправе рассчитывать на то, что наш общий разум сможет вытащить всех. Сейчас мы узнаем, на что мы все годны. Давайте шприц.

Руководитель биологического отдела подал мне огромный одноразовый прозрачный шприц, по размеру напоминающий литровую пластиковую бутылку, к внушительному поршню был приделан шток диаметром с черенок лопаты, сходство с лопатой усиливалось тем, что шток на конце раздваивался и заканчивался симметричной рогатиной, к концам которой крепилась круглая рукоятка, перпендикулярная штоку, а внушительная игла длиной сантиметров 25 имела диаметр душевого шланга.

Я посмотрел на просвет и увидел круглый иньянь, белое поле символа было совершенно прозрачным, а черное не отражало и не рассеивало ничего, напоминало сажу, и было очень похоже на черноту вод Кризиса. Я поднял шприц иглой вверх, и слегка нажал на рукоятку. Дюжина небольших дискообразных иньяней, похожих на копеечные монеты, с металлическим стуком упали с конца иглы на пол, раскатились по кабинету, сразу, не останавливаясь, на ребре, потекли-покатились друг к другу и собрались вместе в один большой круглый иньянь, размером примерно с монету в пять рублей. Это диск точно так же встал на ребро, потек-покатился в угол, упал там плашмя, стал вращаться на месте наподобие волчка, уменьшаясь и вращаясь всё быстрее и быстрее, и сгинул.

Я взял шприц, решительно воткнул иглой себе в живот, в район пупка, и нажал рукоятку. Я не почувствовал ни укола, ни боли, ни течения жидкости- вообще ничего.

Принесите зеркало- сказал я. Вместо своего лица в зеркале я увидел иньянь. Через пару секунд он стал деформироваться так, что разделяющая черное и белое полоса выпрямилась и стала вертикальной, а точки расположились примерно на месте глаз. Затем всё это стало трансформироваться в моё лицо, разделенное посередине на две части, справа все стало привычно, а слева форма лица была нормальной, но цвет был тёмно-коричневый, почти черный.

Затем по тёмной половине моего лица побежали какие-то волны, и я увидел, что это жидкость, наполняющая прозрачный сосуд, сделанный по форме второй половины моей головы и лица. Жидкость стала через ноздрю вытекать на пол из сосуда – полуголовы, по полу пополз ручеёк, нашёл щель в досках пола, и потёк вниз восвояси, закручиваясь воронкой. Скоро стало видно, что в сосуде была не только жидкость, после слива в нем осталась половина позолоченной квадратной головы робота, приросшая по месту раздела к другой половине моей головы.

От квадратной части головы во все стороны куда-то за пределы видимости уходили кабели с надписями. Кабелей было множество, они были разной толщины, от совсем тоненьких, с волос, до толстенных, похожих на шланги от пылесоса, и на каждом была надпись. Надписи на относительно толстых кабелях гласили: Реклама Правила жизни Законы Друзья Авторитеты, были и еще какие-то кабели и надписи. На самых тонких только едва видимые полоски намекали, что там тоже есть какие-то надписи. Тут я обратил внимание еще на два чудовищных кабеля-шланга, размером со слоновий хобот каждый, которые тоже подсоединялись к моей квадратной полуголове, надписи на них гласили «Телевизор» и «Школа». Моё внимание снова переключилось на людей за столом.

–И как я вам в таком виде?– Спросил я.

В ответ все захлопали и закричали- он жив и видит! Он видит мыслевирус! Мы все спасены! – В хор радостных криков сотрудников института мостростроения настойчиво вмешался звон телефона, стоящего у меня на столе. Он звонил не так, как телефону положено, а непрерывной трелью.

Вдруг кабинет вместе со стенами, сотрудниками и всей мебелью стал бледнеть и пропадать, мой стол и телефон тоже не избежали этого общего растворения, но звонок всё звонил и звонил, и это был… звонок будильника, понял я и проснулся.

Под влиянием приснившегося ночного приключения я подошел к зеркалу- но ни квадратной половины головы робота, ни кабелей, конечно же, не увидел, и с немалым облегчением вздохнул. Нужно было завтракать и идти в школу.

Александр и отец уже сидели за кухонным столом, пили чай и вели неторопливую беседу.

–Ну как, дошло? Спросил отец.

–Дошло- во сне! И я коротко рассказал свой сон.

– Что-нибудь непонятное осталось? – спросил Александр

– Почти все ясно. Только вот что это за маска, которая скрывает мозг зомбиробота и что за жидкость иньянь, которая ее растворяет?

– Ну как же, в чем была основная твоя проблема?

– В том, что половина меня есть управляемый зомби-робот, а я этого раньше не видел.

– А иньянь- что это, да или нет?

– Это и ни да, и ни нет. Волнистая граница, непостоянство, нечёткость деления «да» и «нет», движение и переход да-нет, неабсолютность «да» и «нет»– в самой середине «да» есть частичка «нет», а в «нет» – частичка «да». Сомнение, подвергай всё сомнению- вот что пытался показать мне сон! – вдруг осенило меня. Сомнение растворило маску самоуверенности, за которой скрывался мозг квадратного зомби и кабели управления им! Маску, которую я принимал за часть своего истинного лица!

– Теперь ты все понял?

– Яснее уж некуда!

– тебе сон даже подсказал, что делать.

– Вытряхивать зомби из головы и наращивать свой нормальный мозг, то есть, иными словами, думать самому там, где сейчас мной помыкают, правильно я понял?

– Ага, в целом точно. Присмотрись повнимательнее, как люди помыкают друг другом, тогда тебе будет гораздо легче понять, как, кто и что управляет тобой.

Глава 9. Хомо роботикус.

Школьный год подошёл к самому концу, оставались считанные дни до летних каникул, и учебники были пройдены, в них нечего было читать наперёд, ничто уже не помогало развеять скуку на школьных уроках. Из головы у меня никак не выходили картинки из недавнего сна- люди с наполовину квадратными головами, и подключёнными кабелями, и я стал наблюдать и искать объяснения, что движет людьми в их делах и поступках. Я уже имел опыт наблюдения за поведением людей, когда впервые столкнулся с внушением на том памятном сансе гипноза. Вспомнились объяснения Александра, что люди различаются по своей способности усвоить и использовать в жизни достижения культуры. Как это связано с их жизненными устремлениями?

Проще всего оказалось с детьми и тем сортом людей, что именуют опустившимися. Что касается детей, то материала для наблюдения у меня было хоть отбавляй- в школе учились и шестилетки, и семнадцатилетние. Опустившихся алкоголиков тоже можно было каждый день видеть около располагавшегося в квартале от школы винного магазина.

Как-то раз, утром, когда отца вызвали в школу по какому-то делу, мы с ним шли мимо того самого винного магазина, и одна из грязных небритых личностей окликнула отца

– Саш-ш, привет, как живеш-шь?

Речь его была шепелявой, замедленной и нечёткой, с заиканием, а рука, которую он протянул для рукопожатия, очень сильно тряслась. Отец ответил на рукопожатие и сказал- ничего, нормально.

– Слуш-шай, Саш-ш, дай с-стольник, похх-хмелиться до з-зарезу ннн-надо. Получив стольник, алкаш тут же потерял к моему отцу всякий интерес и пошёл в магазин так быстро, как только позволяла его нетвёрдая, шатающаяся походка.

Вечером я расспросил отца, что это было, и почему он дал деньги?

–Это долгая и очень грустная история – сказал отец. Когда-то не столь давно Сеня Королёв был непревзойдённым инженером-конструктором, то, что сходило с его кульмана, шло в производство и почти всегда сразу работало как надо, без обычной тягомотины с доводкой. Он не мыслил себя вне своего любимого дела, прямо прирос к нему душой. В начале 90-х годов производственные цеха нашего института остановились, станки по-просту выкинули на улицу- ржаветь, а помещения сдали в аренду под склады. Сеня оказался перед фактом, что то, чему он посвятил большую часть своей жизни, вся его работа, все знания, накопленные за долгие годы упорного труда, всё то, за что его уважали коллеги по работе и что давало ему ощущение своей нужности, полезности, значимости- всё это вдруг стало лишним, ненужным, бесполезным. Поначалу он сопротивлялся и продолжал делать свои удивительные разработки – но понимал, что без производства всё это так и останется на бумаге, никогда не будет служить людям.

Для общительного, заводного Сени это стало жестоким ударом судьбы, который сломил его. Попробовав себя в других профессиях и не найдя в них ничего, что отдалённо напоминало бы о тех временах, когда он с радостью шёл на работу, а егоискромётные придумки вызывали восхищение окружающих конструкторов и рабочих, воплощавших всё это в металле, он впал в тоску и уныние, потерял, как говорят, стержень в жизни. Пустота требовала хоть какого-нибудь заполнения- и он стал пьянствовать, суррогатное химическое «счастье» заменило ему всю полноту жизни.

Алкоголики сжигают свой мозг в тщетной погоне за удовольствием, и так как другие радости постепенно уходят из их жизни, не хватает уже интеллекта, чтобы была такая возможность- они по сути уже духовно мертвы, это просто говорящие животные, физическая смерть которых- дело недолгого времени. Я разговаривал сегодня с существом, которое когда-то было моим другом, а денег я дал только из сострадания, как покормил бы голодную собаку.

–Пап, но это же—ужасно!!

–Да, кошмар, но я тут ничего не могу поделать. Единственное, что в моих силах – не скатиться туда самому и уберечь тебя от подобного, воспитав так, чтобы ты сам умел бы находить выход из таких тупиковых ситуаций, а лучше- предвидеть заранее и не попадать в них. Но, живя в СССР, такого мгновенного обрушения могучего государства предвидеть не мог почти никто!

Я обратился к Александру. Мне было интересно, как наш опытный инопланетный наставник прокомментирует эту сторону нашей жизни.

Александр сказал: где-то в первой половине двадцатого века люди поставили жестокий эксперимент над крысой: вживили ей в мозг электрод так, чтобы крыса испытывала наслаждение, когда определённый участок её мозга возбуждается слабым электрическим током, подводимым через этот электрод. И поставили в клетку педальку, так что крыса могла сама у себя вызвать огромное удовольствие без какой-либо реальной причины. Стали наблюдать. Сначала крыса случайно тронула педальку. Постояла рядом, ничего не поняла, какое-то время вела себя как обычно. Потом второй раз случайно тронула педальку. Опять не дошло. С третьего раза крыса, поняв, что педалька дарует удовольствие, уже не отходила от неё, нажимая снова и снова. Крыса не спала, не ела, так и сдохла бы, нажимая на педальку, если бы экспериментаторы не прервали эксперимент.

Крысу, конечно, жаль, но теперь ваша раса знает про педальку удовольствия, и вы можете использовать этот яркий образ для самоконтроля. То, что происходит с пьяницей, в точности соответствует тому, что происходило с крысой в эксперименте, только эмоции пьяницы не достигают такого накала, да еще и ожидание неприятных ощущений при похмелье, если бы не это, люди спивались бы гораздо чаще и быстрее. Как ты считаешь, что мог бы и должен был бы сделать разумный человек, оказавшись на месте той экспериментальной крысы?

Я сказал:

– ну, наверное, включить мозги и подумать, поискать, что в жизни есть такого, что можно было бы противопоставить педальке.

– А откуда это «что-то еще» берётся у людей?

– Из разума.

– А он откуда?

– Из культуры. И цели оттуда же.

– Молодец! А вот теперь посмотрим на нашего пьяницу. Он нашёл свою педальку, хотя и с неприятным потом похмельем, а то, что он мог бы ей противопоставить, жизнь у него отобрала.

– Но он всё же мог бы понять, куда катится!

– Допустим даже, что понимает. Но зачем ему теперь что-то иное? Ему же уже хорошо сегодня, здесь и сейчас! Завтра, после неприятного похмелья, будет новый стакан и опять всё будет хорошо!

– И что можно сделать?

– В данном случае решение известно мне только одно. Наглухо изолировать человека от водки и любой другой дури и, когда он перебесится, снова вести за руку вверх по ступеням разума, сначала пройдя заново те, которые он уже потерял, и, не останавливаясь, вести далее, на тот уровень, с которого любое пьянство будет осознанно отвергнуто самим человеком как недопустимое падение, как непомерная личная потеря. Этот уровень сейчас – удел очень немногих людей, вот им как раз ни пьянство, ни прочая химическая дурь не грозит вне зависимости от физиологии.

У нас на Альтаире раньше были подобные специальные школы для опустившихся взрослых, как раз тогда, когда нас было очень мало, мы боролись за разнообразие генофонда и упорно работали, чтобы спасти разум каждого. Из этих школ вышло много высокоразвитых альтаирцев, внесших весомый вклад в спасение и развитие нашей цивилизации и культуры. А потом, когда развитие каждого альтаирца до максимума возможностей стало нашей непреложной культурной нормой, проблема исчезла сама собой.

А как же всякие общества трезвости, анонимные алкоголики, кодирование и прочее?

Там верёвочке, которая тянет к привычному безумию, противопоставляется тайная пружинка- через зомбирование примером стада сострадальцев, или путём гипнотического внушения. Это тоже зависимость, но от коллектива или от внушения гипнотизёра. Такая зависимость, конечно, гораздо лучше, чем от водки, но это не свободный выбор самого человека, как думают многие, а замена одного рабства, явно видимого всем, кроме самого алкоголика, другим, более скрытым. Жизнь человека от этого отнюдь не становится счастливее, наоборот, он где-то в глубине считает, что потерял нечто ценное, мечтает о своей недоступной теперь «педальке счастья», на пути к которой стоит стена тайного «нельзя», и то, что это произошло по его собственному решению – лишь обыкновенный самообман, всегда окутывающий любые тайные верёвочки-пружинки. Поэтому успехи от этих мер бывают весьма относительны, обычно рано или поздно в стене «нельзя» находится брешь, а раз верёвочка все еще тянет- снова понеслось!

Только если человек станет внутренне свободным и сам почувствует свою ценность именно как разумного существа, поймёт ценность своего разума, если в его жизни есть или появится что-то очень ценное, для чего неразумие станет серьёзным препятствием- только тогда и будет настоящий успех. Но для современного общества людей такой истинно свободный человек может стать чужеродным.

– Почему?

– Потому что, став свободным, он ясно увидит, куда всё катится, ему сильно захочется всё менять и перестраивать, и он вполне может начать бунтарствовать, не имея понятия, как надо правильно действовать. Помните свои первые шаги в симуляторе и их беспомощную бесполезность?

– А мой отец?

– Он достаточно разумен, чтобы сдержать бессмысленное бунтарство. А тебе еще предстоит стать свободным, и твоё вполне предсказуемое бунтарство я и он сумеем предотвратить заранее. Я тут как раз для того, чтобы помочь тебе и ему понять, что нужно делать, чтобы на самом деле достичь желаемого.

– Так куда всё катится?

– В общем ответ ты уже знаешь- к кризису. А подробности я сейчас раскрывать не буду, хочу, как всегда, возбудить твой собственный интерес. Подумай про всю цепочку причинно-следственных связей, как получается, что звериное начало и внутренняя несвобода в каждом человеке ведут всю вашу цивилизацию к кризису. У нас скоро будут очень серьёзные уроки на эту тему, ведь именно тебе предстоит придумать, как это исправить, как найти самые слабые звенья в этой цепочке и сломать их.

Подумай ещё и вот о чём: редко случается так, что человек меняет своё мнение или поведение под влиянием логических аргументов, логика вообще редко ставится людьми во главу угла. Чаще всего людьми руководят чувства – нравится – не нравится, хорошо – плохо, красиво – уродливо. Люди делают что-либо под влиянием чувств, и лишь потом, задним числом, находят аргументы и убеждают себя в логичности своего поведения!

Если пытаться подавлять волю человека, приказывая ему делать что-то неприемлемое для него, будет отпор, сопротивление, нежелание, ты попадёшь в его личные враги. Любое дело, сделанное «под давлением», если и будет сделано, то плохо и с нежеланием!

Но существует много способов, чтобы изменить желание человека- и вот тогда человек будет сам, как бы по своей воле и желанию делать то, что надо другому человеку, не подозревая, что его действиями управляют извне.

И я стал наблюдать, как люди манипулируют друг другом. Наблюдения копились и копились, я увидел сначала самые явные примеры, и понял, что чем человек умнее, тем он больше способен отличить свои желания от манипулирования. Для самых наивных людей годятся приёмы почти открытого манипулирования, когда вся манипуляция- на виду, и связь действий с усилиями манипулятора ясна даже самому манипулируемому, но он настолько наивен, что не знает, как обойти прямой приказ. Менее всего защищены от такого открытого манипулирования дети- и умные родители этим пользуются вовсю, добиваясь от ребёнка того, что надо, без криков, слёз и возражений. Но взрослые частенько и сами попадаются на те же совсем примитивные уловки!

Один из самых простых приёмов, знакомый даже подросткам- взять на «а слабо тебе…». Люди любят хвастать, и можно легко поймать хвастуна, которому на словах всё нипочём, сказав «а слабо тебе (дальше то действие, которое тебе от него надо)». Я слишком уважаю интеллект читателя, чтобы тратить его и своё время на то, чтобы описывать, что произойдёт дальше, а как защищаться от этого- тоже все в общем знают. Но вот ведутся же на такое, иногда даже совсем взрослые люди!

Приёмчик ненамного похитрее- тактика постепенных уступок. Это когда человеку то, от чего он отбрыкивается целиком, пропихивают по частям. Когда, например, нетерпеливый человек не хочет кого-то дожидаться, а другой, более терпеливый, уговаривает подождать еще пару минут, потом снова пару, потом еще минут 5, потом- ну мы же так долго уже ждали, давай еще минут 10 потерпим, вдруг.... ожидание можно так затянуть очень надолго. Когда на базаре торгуются продавец с покупателем, в большинстве случаев тоже используется такая тактика, и окончательная цена зависит от искушённости участников процесса. Интересно, что тактику постепенных уступок можно применять и внутри себя, например, для дого чтобы волей победить лень.

Еще пример простой, но часто используемой тактики – мнимый выбор, или выбор без выбора. Тот, кто манипулирует, предлагает другому выбор из двух, как правило, альтернатив, каждая из которых содержит тот вариант, который нужен манипулятору. Этот приём заставляет манипулируемого видеть только условно «невыгодные» ему варианты, манипулятор неявно ограничивает свободу выбора манипулируемого. Например, если кто-то не желает что либо делать, можно спросить его, будет он это делать сейчас или через час?

Давно найденный в рекламе эффективный приём- многократное повторение. Он же используется при зубрёжке и самим человеком.

Но это всё приёмы явные, или почти явные. А есть ведь ещё и тайные! Хуже всего, когда человек забыл, почему он делает то, что делает. А ведь большинство людей живут так всегда! Получается, что они- зомби?

Я задал вопрос Александру, но ответил на него мой отец, который услышал его.

–Да, сказал он, большинство людей- чистые зомби. Они усваивают готовые шаблоны поведения, и до бесконечности повторяют, крутят и крутят их, как заезженные пластинки. Они настолько привыкли жить по готовым образцам, что любая нестандартная жизненная ситуация ставит из в тупик. Они ведь совершенно не тренируют мозги! Живут, по-сути, как роботы.

–а как на Альтаире?

–На Альтаире подобная жизнь считается такой же недопустимой, как у вас…– Александр замялся, не зная, с чем сравнить- ну, жизнь тех же хронических алкоголиков, скажем. Тех, у которых последняя извилина осталась, и та- на добычу спиртного работает, а всё остальное уже выжжено спиртом.

как у Сени Королёва?

Да.

– Что, мы действительно столь слабы?

– Сейчас- да. Но среди вас и сейчас есть вполне нормальные, с нашей точки зрения люди, такие, например, как твой отец. Да и ты таким зомбяком уже вряд ли станешь. Тебе ведь противно общаться с глупыми людьми?

–Да, но мне почему-то мои сверстники кажутся умнее, чем сорокалетние люди!

–А так оно и есть- это сказал мой отец. Я-то деградации сопротивляюсь сознательно, а остальные, после 25-27 лет, начинают жить как автоматы, и их мозги постепенно атрофируются.

–А что заставляет мозги работать до 25 лет?

–Сам процесс развития. Человеку нужно во-первых, учиться, во-вторых постигать мир и как-то вписываться в него, приспосабливаться и нарабатывать опыт. Это всё требует постоянных интеллектуальных усилий. А когда это приспособление закончено, можно начинать жить готовыми шаблонами. К 27 годам человек уже достаточно «вписался» в общество, чтобы можно было спокойно катиться по наезженной жизненной колее, не используя высших функций интеллекта, и они постепенно оказываются ненужными. Но это не вся проблема. Главная- мораль и этика. Пусть лучше Александр продолжит.

–Давай разберёмся в вашей воинственности. Она проистекает из вполне естественного инстинкта для всего живого- выживать.

–Как это так? Ведь война же- это массовое убийство!

–Только при наличии цивилизации. Соперничество между людьми, как правило- мужчинами, одного племени в диком состоянии приводит лишь к незначительным травмам, дикие люди между собой выясняют, кто главный, и в предводителях оказывается более воинственный человек, который обеспечивает лучшую защиту всего племени от внешних врагов и иноплеменников. Это всё в ваших- и в наших, кстати, тоже- инстинктах.

У человека есть, таким образом, три модели инстинктивного поведения по отношению к другим- лидирующая особь, равная особь и зависимая, подчинённая особь.

Стратегия первой модели- опора на собственные усилия и эгоизм, подчинение других людей себе.

Стратегия второй- опора на соплеменников и совместные действия.

Стратегия третьей- подавление себя, подчинение другим людям и ожидание подачек и вознаграждений за «службу». Это, ещё раз подчёркиваю, инстинкты, которые включаются в зависимости от того, как человек себя ощущает в обществе. При развитии культуры и цивилизации инстинкты и личность вступили во взаимодействие, а человек сделал оружие, и стычки между людьми стали смертельными. Сейчас люди крутят и крутят инстинктивные схемы поведения, которые давно уже устарели, не нужны, даже вредны! Те инстинктивные модели поведения, которые неплохи для выживания племени дикарей, совершенно непригодны для людей, создавших развитую цивилизацию!

Если совсем просто, то то, что происходит сейчас, можно образно описать так: Золотой Телец выпустил зверя в человеке на свободу, и зверь начал крушить цивилизацию, загоняя своими инстинктами человека в пещеру, в доцивилизованное состояние.

– Поэтому и одичание, а не полное вымирание?

– Конечно! Только цивилизация может знать, как не выпускать зверя, но у вашей цивилизации происходит потеря таких знаний, а каждый озверевший добавляет зверю сил.

– А что такое- Золотой Телец?

– Это очень просто. Скажи мне, какую программу своей жизни ты считаешь наиболее приемлемой для себя?

– Накопить денег и жить, получая с них проценты.

– А как ты думаешь, ты один этого хочешь?

– Да нет, все этого хотят!

– Подумай, а можно ли так жить?

– Можно. Есть и примеры людей, которые так живут.

– А все- могут ли так жить?

– Почему бы и нет?

– А если подумать? Хорошо подумать?

Я задумался. И понял!

– Ты хочешь сказать, что от того, что когда прибавляется денег сразу у всех, никому от этого лучше жить не становится?

– Конечно!

– И при чём тут Золотой Телец?

– А он как раз утверждает, что становится!

– Что-то ты меня совсем запутал! Что он такое, в конце концов?

– Это не реальный персонаж, а вымысел, образ, абстракция. Это тот, кто дёргает за те потайные верёвочки в человеке, что заставляют его жить ради богатства. На самом деле за эти верёвочки дёргает не мифический Золотой Телец, а вполне реальные, сложившиеся в обществе традиции думать так, а не иначе, которые зомбируют каждого человека, чтобы и он думал так же. Но говорить каждый раз про «устоявшиеся отношения людей к пониманию функций и целей богатства, воспитываемые в них обществом» было бы слишком долго.

– А что, богатство совсем не нужно?

– Тут очень тонкий вопрос. Это как раз та хитрая щёлочка, в которую и влез крючочек с верёвочкой от Тельца. Что первично, только честно? Богатство нужно для «чего то ещё» или «что-то ещё» нужно только для богатства? Есть ли у тебя такое «что-то еще», настолько желаемое, что будь оно- и не нужно больше никакого другого богатства?

– И опять не понимаю! Конечно, богатство нужно для многих дел, для реализации себя, для жизни в конце концов! Но чтобы оно было, что-то нужно делать и для того, чтобы богатство было!

– И что же, по-твоему, нужно, чтобы бедный человек стал богат?

– Я задумался… Видимо, быть умным и много работать- сказал я.

– А для чего работать?

– Чтобы стать богатым, конечно!

– А для чего становиться богатым?

– Для всего остального!

– А что это «всё остальное»?

– Как что? Всё!

– У тебя в этих рассуждениях присутствуют сразу две большие лжи, которые и выдают крючки Золотого Тельца. Помнишь, что ты ещё должен освободиться от вируса разрушения в себе? Еще раз обдумай весь наш короткий разговор, и найди в нём скрытую, подсознательную ложь себе. А потом подумай, что является истиной.

И я стал раздумывать. Я знал, что ошибиться Александр никак не мог, и стал сосредоточенно искать скрытые подвохи. Я вспомнил, что заявил, что чтобы стать богатыми, человеку надо быть умным и много работать. Но у меня же прямо перед глазами есть явные опровергающие примеры! Мой отец явно умный, и явно много работает, в отличие от нового маминого мужа, но богат именно новый мамин муж! Я решил серьёзно поговорить с отцом на эту тему. Он стоял рядом, и слышал весь наш диалог, но не участвовал в нём. Я подошёл и спросил:

– Пап, а почему ты умный и работящий, но не богатый?

– А ты разве ты ещё не понял того выбора, который каждый делает для себя в нашей теперешней жизни?

– Какого?

– Можно впитать ложь Золотого тельца, и тогда если ты принадлежишь к немногим чуть более умным, то разбогатеешь, станешь подлым и деградируешь, а если не особенно умён или слишком честен- то будешь рабом желания иметь деньги, и на этот ложный крючок тебя поймают подлецы, чтобы заставить пахать на себя. Пока ещё можно, отгородившись от Тельца, оставаться порядочным человеком вне этой безумной схемы, живя скромно, как говорится, «по средствам». Но последний выбор реализовать всё труднее.

– Почему?

– Если образно, то потому что Золотой Телец всё сильнее порабощает людей и оставляет всё меньше пространства для порядочности. Аппетиты подлецов растут, а рабы желания иметь деньги, эксплуатируемые всё больше для исполнения безумных желаний подлецов, сами недостаточно умные для того, чтобы понять иллюзорность своей мечты- стать богатыми паразитами, источником которой тоже является золотой идол, скоро начнут массово вымирать, и тогда умным порядочным людям придётся делать совсем иной выбор: стать подлыми или пахать за троих, довольствуясь крохами, только чтобы не умереть. Вот что меня тревожит больше всего, вот почему я так хочу помочь Александру. Мне, быть может, и удастся дотянуть в этом режиме скромной порядочности, но как же мне не хочется видеть тебя умным, но сломленным рабом или самодовольным тупым подлецом!

Интермедия 3.

Мощное поле тяготения нейтронной звезды в отдалённом рукаве Галактики. По стандартному Галактическому времени совещание происходит на 16-й день от момента высадки Альтаирского учителя разума на Землю. В пространстве прихотливо, тесным скоплением расположились разноцветные светящиеся шары, похожие на шаровые молнии. Здесь происходит телепатическое тайное совещание одной из древнейших разумных рас Вселенной, тех разумных этой расы, что выбрали своим домом и зоной ответственности пространство нашей Галактики. Если бы у них были лица, они выражали бы глубокую печаль и озабоченность крайней степени. Но эта раса не имеет лиц, и они выражают свои чувства так, как это происходит у них – особой писхоаурой. Тот, в чьём ведении находится информация о ситуации, шар ярко-фиолетового цвета, только что закончил ознакомительный доклад, что и явилось причиной этих охвативших всех их чувств.

Шар, ярко светящийся лиловым цветом, что у этой расы является признаком молодости, хотя ему уже исполнилась пара тысяч земных лет, задал вопрос- и что, никакой надежды? Докладчик ответил

– Один шанс на триллион.

– Ну хоть что-то от зондов получено? – Не успокаивался лиловый.

– На, смотри- сказал фиолетовый докладчик. Это изображение его формы.

– Но это ведь форма головы разумного? Альтаирца, кажется?

Красный шар, висевший неподалёку, встрепенулся и ответил

– Нет, это не Альтаирец. Это человек планеты Земля, цивилизация варварского уровня. Видишь, нос и уши какие? У Альтаирцев- совсем другие!

– Но с ними Альтаирцы, кажется, только что начали работу?

Зелёный шар ответил:

–Туда послан учитель разума с Альтаира. Но по моим прогнозам он уже мёртв.

Лиловый шар сказал:

– И ты молчал? Мы что, не смогли бы это предотвратить?

Зелёный ответил:

– а тебе известна цена?

Воцарилась пауза, пока зелёный быстро передавал большой посыл информации всем присутствующим.

Слово взял самый старший из собравшихся, малиновый шар, свечение которого уже не было столь ярким. Его возраст составлял многие миллиарды земных лет, и он помнил тот далёкий момент, когда раса шаров начала заселять эту Галактику. Все затихли из уважения к патриарху.

– Что одни варвары, что другие- какая разница. Предлагаю всем вместе отправиться в эпицентр и достойно встретить смерть. Это позор, что мы не смогли защитить молодые развивающиеся разумные расы!

Лиловый сказал:

– Похоже, ситуация не столь однозначна. Позвольте мне попробовать тщательно разобраться. Неужели кто-то из вас считает, что это может быть лишь совпадением? Вы хоть попытались оценить вероятность? и он указал на все ещё висевшее в пространстве изображение головы.

Но тогда что это?– спросил фиолетовый.

Лиловый ответил- вот и надо сначала разобраться, а потом пороть этическую горячку. Я сам отправлюсь на Альтаир!

Малиновый сказал: Но мы же решили не показываться молодым разумам!

Лиловый парировал: Молодые разумы развиваются, и я полагаю, что настал час пересмотра старых правил.

Малиновый ответил:

– ну что же, молодые всегда открывают новые пути, когда старые пути заканчиваются. Никто принципиальных возражений не имеет?

Молчание было ему ответом.

Тогда малиновый продолжил: Впервые за многие миллиарды лет мы снова стоим перед непредсказуемостью ситуации, которую способна преодолеть только другая непредсказуемость- вмешательство разума. И я произношу это вновь, как было тогда, когда давным-давно мы решили принять на себя долг защиты молодых разумов Вселенной- действуй, и пусть удача будет с тобой! Мы верим в тебя и в разум!

Глава 10. Анатомия кризиса.

Другая тема уроков Александра открылась мне гораздо позже, а во время этих занятий я даже не подозревал, что это тоже уроки. На первый взгляд это были довольно странные игры для отдыха от «основной» учебной программы. Я не мог и вообразить себе, что эти «развлечения» тоже были частью моего обучения, да ещё какого! Я смог оценить всю изобретательность инопланетного разума только тогда, когда истина внезапно открылась мне. Оказывается, цель этих игр состояла в том, чтобы постепенно и ненавязчиво пробить мощные блоки в моём подсознании. Но обо всём по порядку.

Когда мы плотно занимались первобытной историей, которая, как сказал Александр, отличалась у землян и Альтаирцев лишь отдельными малозначащими деталями, будто бы в перерывах уроков я, отец и Александр играли спектакли про жизнь первобытных людей. Я оказывался в роли то охотника на диких зверей, то рыболова, то гончара, а то и вождя племени. Иногда мы продавали что-то друг другу, и деньгами служили орехи. Помню, как один раз мне надо было «выходить на рыбалку», запасов рыбы в племени не было, «лодка» оказалась сломанной, а Александр, игравший роль плотника, без рыбы наотрез отказывался её чинить. Я обратился к отцу который играл роль мудрого вождя, и он, используя свой «непререкаемый авторитет», дал «плотнику» два орешка и сказал, чтобы он чинил «лодку» за орешки. В процессе этих игр мы даже смастерили и поставили во дворе дома самый настоящий гончарный круг, а отец на работе несколько раз обжигал в высокотемпературной печи мои поделки из глины. Как-то раз я спросил Александра, он что, действительно собирается делать из меня гончара? Александр хитро ухмыльнулся и сказал- нет, я лишь помогаю тебе избавиться от того, что наверняка помешает спасти человечество.

А потом случился тот памятный мне ужин с экзаменом, перед которым Александр и отец разыграли маленькое представление. Днём раньше я изготовил глиняные тарелки столь искусно, что сам явно порадовался своему умению. Александр бродил вокруг, рассматривая мои изделия, и, как всегда, принюхивался к эмофону. Конечно, мои изделия были не столь совершенны, как те, что продавались в магазине, но они были совсем неплохи, и я весь светился, испытывая вполне понятную гордость от того, что смог достичь и даже превзойти мастерство наших не столь уж далёких предков. Я не ожидал, что мои изделия уже обожжены, отец обещал сделать это, при случае, только на следующей неделе. Александр полез в шкаф и достал оттуда посуду, из которой мы ели всегда -две тарелки- для нас, и три чайные чашки- для нас и себя. Одновременно с ним отец пошёл в прихожую, и из большой хозяйственной сумки достал две обожжённые тарелки и три чашки. На столе стояли обе горки посуды, когда отец сказал- давай, разливай суп. Я с гордым видом взял свои самоделки и стал в них поварешкой разливать суп из кастрюли. Когда я закончил, Александр спросил:

– а почему ты выбрал изготовленные тарелки? Покупные же изящнее.

– Что за дурацкий вопрос- ответил я. Эти же мои!

– Так те, что из шкафа, тоже твои!

– Нет, те фабричные!

Тут в разговор вступил отец, и сказал:

– Почему же фабричные? Ты разве забыл, как год назад наши старые тарелки упали и разбились, и я дал тебе денег, чтобы ты сходил в магазин за новыми? Ты сам их выбирал, они тебе понравились, я тоже одобрил твой выбор.

Я тупо смотрел на две горы посуды, не зная, что ответить. Я уже чётко знал, что если логика и чувства спорят, это значит, есть нечто внушённое, это тянет какая-то невидимая верёвочка! Я успокоился, и «позвал Шерлока Холмса». Так, рассуждал я. С точки зрения принадлежности, и то, и другое – мои тарелки. Чем же отличаются изготовленные мной от купленных мной? Купленные объективно лучше. Почему я назвал их фабричными? Они ведь тоже явно мои, принадлежат мне. Почему же я выбрал самоделку? Ведь и те и другие- мои, а покупные лучше! Так, спокойно. В чём отличие? Только в том, что покупные делал не я. Они не совсем мои, а лишь номинально принадлежат мне. Я купил вещь, но мастерство осталось у того, кто вещь изготовил. То есть, обмениваясь через куплю-продажу, люди обесценивают нечто очень важное. Через купленное не передаётся ощущение, чувство творения изготовителя, передаётся только конечный результат. Выходит- чувство обладания купленным за деньги- не полное, а в чём-то ущербное? Что ценное я потерял, купив тарелки за деньги? Ответом было- радость уметь, радость делать самому. Уметь и иметь… Золотой Телец, не взяв себе ни копейки, сумел ограбить меня! Если всё иметь- это значит ничего не уметь! И я вдруг увидел всю остальную ложь, меня вдруг, внезапно, скачком озарило понимание, как и почему должна рухнуть человеческая цивилизация.

–Всё, пап, сказал я. Теперь я не только знаю, но и чувствую, как и почему должна рухнуть человеческая цивилизация. Я только что посмотрел Золотому Тельцу прямо в хитрые, лживые глаза!

Александр сказал:

–Мои усилия увенчались успехом! Ты действительно быстро соображаешь, прими мои поздравления! Не хочешь ли прямо сейчас сдать один из обязательных экзаменов на звание спасителя человечества?

И, почуяв мой, такой обычный для нас, людей, предэкзаменационный мандраж, тут же добавил: Ничего не бойся! Попробуй получше изложить на бумаге именно то, что ты только что сам сказал- как и от чего должна рухнуть человеческая цивилизация.

Мигом забыв про ужин, я взял тетрадку с ручкой, и, пока чувство озарения было свежо в памяти и будоражило меня, уверенно написал заголовок:

Сказание о Золотом Тельце.

Жили были люди на планете. Люди жили племенами. Территории племён были разные, одни племена жили в лесу, другие- у берегов морей и океанов, третьи- в степях. Племена граничили друг с другом, а некоторые жили вплотную к границе вечных льдов и снегов. Каждое племя добывало себе пропитание как могло. Одни племена крепли и становились больше, и тогда, если им не хватало пропитания, они нападали на соседей и захватывали их земли, другие постепенно слабели, вымирали и исчезали с лица земли. Нелёгкая была у них тогда жизнь, мужчины племени ходили на охоту или ловили рыбу, женщины хранили очаги и растили детей. Долго-долго люди были совсем дикими, но пришло время осёдлой жизни. Племена стали разводить скот и выращивать злаки, и стало у людей цениться так много разных навыков и умений, и так развилось каждое из них, что один человек и за всю свою жизнь не мог овладеть всем. У кого-то лучше получалось обрабатывать землю и собирать пшеницу, кто-то стал кузнецом, кто-то- пастухом, кто-то- рыболовом, а кто-то, как и прежде, охотился за разным зверьём. И начал каждый из них менять избыток того, что лучше умел добывать сам, на многое другое, что ему нужно было. Но иногда случалось так, что у мастера-ремесленника не было на обмен готового изделия, потому что шкура убитого охотником зверя не дала хорошей выделанной кожи, а рыбак возвращался без добычи. А как ремесленнику без кожи, охотнику без лука или рыбаку без лодки? И стали люди договариваться, что отдадут требуемое потом, как смогут. Но коротка память человеческая, и стали люди долги друг за другом записывать. А чтоб не было обмана, чтоб всё было честно, поручили они вождю вести счёт своим долгам. Вождь, чтоб не путаться и не обременять себя лишними усилиями, выдал каждому по одинаковой горстке ракушек, из тех, что редко встречались на берегу, на совете племени установили справедливые правила обмена- что сколько ракушек стоит- и сказал- считайте теперь сами, кто кому и чего должен. И пошла с тех пор куда лучшая жизнь у людей того племени, ведь каждый мог теперь припасти ракушек, когда работа идёт хорошо, и потратить их, когда случался неурожай или полоса неудач на охоте, или болезнь скрутила. Вождь был мудр, и он не дал своим соплеменникам слишком много ракушек, понимая, что на одни ракушки всё племя прожить не может. Люди постепенно привыкли к ракушкам, поверили им, а за то, что на них можно было купить у соплеменников всё-всё, что только душе угодно, стали их ценить пуще всего на свете, затмили ракушки в умах людей настоящие ценности, и тогда пришёл в их умы Золотой Телец.

Люди уже не стали просто охотниками, ремесленниками, крестьянами и вождями. Золотой Телец установил иную мерку людским ценностям, люди поняли, что негоже их новому властителю дум носить ракушечные одежды, и одели свои мечты о богатстве в благородное золото. Теперь люди стали меньше ценить то, что они умели, и куда больше ценили то, что имели. Золото стало их кумиром, оно открывало все двери и давало в руки любые богатства.

Ручейками потекли торговые караваны, потому что за редкости из дальних стран люди были готовы отдать много того, на что была щедра их земля, а в тех странах это, в свою очередь, становилось редкостью. Используя таким образом любопытство и жадность людей всего света, торговцы стали скапливать большие состояния, и соблазн грабежа богатых караванов стал так велик, что многие люди сходили с прямых жизненных дорог и становились разбойниками, а другие нанимались за плату охранять караваны от грабежей.

Появились вооружённые дружины, а против разбойников стали придумывать законы, и это всё растущее противостояние забирало к себе на службу всё больше людей и золота. Потекли золотые ручейки, набирающие силу по всему миру, которые сливались в «золотые реки», текущие вдоль торговых путей, а на перекрёстках золото образовывало «озёра», и там возникали города, дарующие торговцам со всех сторон света кров, защиту от разбойников и рынки для торговли. В городах появились богатые люди, которые, скопив много золота, стали реализовывать свои амбициозные замыслы, на всей Земле стали появляться правители, которые вместо убогих хижин заставляли других строить себе великолепные дворцы. Всё больше и больше появлялось тех, кто накапливал богатства, но не участвовал в труде, хотя все блага мира всё также добывались только трудом.

Блеск золота так ослепил людей, что люди сами стали превозносить тех немногих, у кого было много золота, и с презрением относиться к тем, кто создавал и добывал всё их богатство своим потом и умением. Долго золото служило людям пропуском во власть и дворцы, было ключом ко всем сокровищам и благам мира.

Но сколь бы пренебрежительно не относились люди к работящим умельцам, без них всё так же не появлялись никакие блага мира, и богатые вынужденно терпели то, что работники должны были оставлять себе на пропитание часть произведенного. Работники тоже не дремали, и придумывали, как им сделать больше, потрудившись меньше- они тоже хотели стать богаче. Но чем больше делал работник, тем больше богатеев он мог кормить, а богатые, в свою очередь, совершенствовали своё умение – как перехитрить умельцев и забрать у них большую часть произведенного так, чтобы умельцы считали, что работают для себя.

Так торговля постепенно втянула всё человечество в гонку прогресса, где одни люди работают и создают всё необходимое для себя и другой части людей, которые устанавливают для всех правила жизни и грабежа друг друга, и всё это освящено Золотым Тельцом, узурпировавшим место главного бога.

Золотой телец оказался также коварен, как и его главные жрецы- златолюбивые хитрованцы. Заняв главное место в сознании многих людей, он превратил каждого человека в своего позолоченного раба, заменив живое человеческое сердце куском драгметаллолома.

Человек, поражённый Золотым Тельцом в самое сердце, теряет всё лучшее, что есть в человеке, но носит маску, предотвращающую немедленное разоблачение. На адепта Золотого Тельца нельзя полагаться именно тогда, когда настоящий человек являет свои лучшие человеческие качества, которые с давних времён позволяли выживать роду людскому в самых суровых испытаниях. Ради денег человек с подменным сердцем предаст, продаст и перепродаст абсолютно всё: честь, достоинство, дружбу, Родину, родственников, родителей и даже Любовь. Это уже и не человек вовсе, а раб Золотого Тельца, и глядя на всю ту роскошную мишуру, которую Телец отбирает у других людей для поощрения своего усердного раба, другие, душевно нестойкие люди шаг за шагом тоже предают лучшее в себе, тоже идут к нему вроде бы в услужение, но попадают в рабство.

Аппетиты Золотого Тельца и его адептов бесконечны, он предстаёт перед нами в ложном обличье могучего Бога, его власть кажется безграничной, а аппетиты- безмерными, ему ничего не стоит проглотить и Землю, и всех людей, и весь космос! Но у Бога нет слабых мест, а у Тельца они есть, поэтому он не Бог, и победить его можно!

Ахиллесова пята Золотого Тельца в том, что он- паразит, и не может жить без хозяина. С ростом могущества Золотой Телец постепенно пожирает все ресурсы планеты руками своих адептов, погрязающих в бессмысленной роскоши. Поражая мозги хозяина, сверхпаразит теряет меру и в конце концов хозяина убивает. А нет хозяина, неоткуда сосать жизненные соки- и паразит тоже погибает. Говоря иначе, Золотой Телец не может быть всемогущ потому, что паразитом не может стать каждый!

Гибель от собственной глупости под властью Золотого Тельца может вот-вот постичь человеческую цивилизацию. Пока ещё есть выбор: либо люди очистят свой разум от Золотого Тельца, либо станут неразумными дикарями, освободившись от Тельца страшной ценой потери своего заражённого разума, и, став свободными дикарями, сделают новую попытку вырастить разум и цивилизацию.

Я закончил текст, и отец спросил: ужин совсем остыл. Что будем делать?

Александр вмешался: Пока ты снова разогреешь ужин, я прочитаю его сочинение.

Пока на сковородке в шипящем масле разогревались котлеты, Александр читал, и на лице его всё шире расплывалась радостная улыбка.

Он сказал: Хотя окончательную оценку поставит тебе спасённое человечество, прими мои предварительные поздравления! Очень неплохой текст! Как учитель заявляю тебе- экзамен сдан! Ты смог победить в себе самого главного разрушителя.

Я уже привык к частым похвалам Александра и знал, что скромность в людях развилась исключительно как компенсация того, что мы непосредственно не чуем эмофона.

Прочитав моё творение, отец сказал: Но всё же надо теперь кое-что добавить и от меня. Я хочу детально объяснить, как столь победно и неотвратимо шло шествие Золотого Тельца по планете. Первый уверенный шаг к собственному порабощению Тельцом человечество сделало тогда, когда появились ростовщики. Ростовщики давали деньги в долг другим людям, как правило- торговцам, чтобы вернуть их с прибылью. Ростовщики не производили ничего, имели дело только с деньгами, сначала в виде золота, и стали первыми людьми-паразитами. Роль торговцев в жизни людей двоякая, они не только стригут прибыль и наживают себе богатство, но и доставляют всё по всему свету, улучшая тем самым жизнь во всех уголках. Если торговцы в основном были тогда весьма добропорядочными людьми, знавшими, что такое честное слово, то ростовщики, получившие своё богатство как бы ниоткуда, в полной мере первыми испытали на себе разлагающее влияние паразитического существования за счёт других.

Богатство ростовщиков становилось просто баснословным, а золотые слитки были тяжелы и не всегда удобны, и, хотя ростовщиков не любили и даже их ненавидели, распискам ростовщиков верили настолько, что они могли выдавать расписки даже на то золото, которого у них не было! Никогда ведь не случается так, что все заёмщики требуют золото по всем распискам сразу, а соблазн получить проценты ещё и с несуществующего золота очень велик. Эти расписки ростовщиков стали предшественниками бумажных денег.

Даже монархи брали в долг у ростовщиков, не понимая сути их нечестной игры. А ростовщическая игра очень проста: давать в долг расписки, копить чужие долги, жить на проценты с долгов. С течением времени ростовщические конторы превратились в банки, вместе с «солидностью» и «респектабельностью» росла наглость паразитизма банковской системы, и, наконец, паразиты обнаглели до того, что добились, чтобы государства отдали денежный вопрос в их частные руки.

Золотой Телец, начав с захвата умов людей, ослепив их разум блеском золота, постепенно превратил всё человечество в стадо жадных зверей, и закончил своё триумфальное шествие, став невидимым пастухом этого стада.

Теперь обезумевшее стадо пожирает собственную планету, потому что творить и созидать Телец не умеет, он только слепит богатством, властвует и паразитирует. Люди тем временем превращаются в скотов-роботов и деградируют, а наша планета из места для жизни и развития разума человека и бесчисленного множества видов растений, животных, рыб, птиц, насекомых превращается в грандиозную помойку. Но разум, ослеплённый Золотым Тельцом, твердит – «на мой век хватит» – и продолжает безумно обжираться и расточительствовать.

Интермедия 4.

Альтаир, большой зал, совет руководителей планеты. Идёт просмотр первого отчёта по обучению разума планеты Земля. На большом экране демонстрируется видеозапись сцены первого контакта, снятая камерами улетающего челнока. Зал затих в молчании, всем жутко от осознания тяжести собственных ошибок. Витает эмоаура досады и стыда, с трудом сдерживаемая присутствующими. Раздаются возгласы – а мы-то хотели послать туда стажёра! Вдруг прямо посередине зала возникает светящийся шар, который земляне назвали бы лиловым. Председательствующий поворачивает голову в ту сторону, где колдуют техники, и с возмущением в голосе спрашивает – это что ещё за спецэффекты? У нас тут не спектакль, а заседание планетарного Совета! В ответ в головах присутствующих раздаётся глубокий и спокойный голос, идущий, как понимают все, от шара- успокойтесь, я не спецэффект, а посланник Высших. Председательствующий, в ком еще не утихло праведное возмущение, вопрошает- чем докажешь? Шар испускает волну тепла и спокойствия, и говорит: позвольте передать вам телепатему. Воцаряется молчание. На экране все ещё застыло огромное лицо Фёдора. Все смотрят на экран и говорят- но это же – он? Но он же подросток! С варварской планеты!

Председательствующий, обращаясь к шару: Спасибо за Ваше сообщение. Почему вы передаёте решение нам?

Шар: Мы не можем вмешиваться в вашу работу по обучению варваров. Мы не имеем никакого права вмешиваться в ваши дела на Земле. Мы вообще сильно рискуем подорвать ваш порыв к развитию, открывая своё существование.

Председательствующий: Очевидно, что окончательное решение мы должны возложить на учителя. Мы тоже не можем вмешиваться в его дела. Готовьте срочную внепространственную телепатему для него с подтверждением доставки. Предлагаю присоединиться к Высшим всем составом Совета, готовить челнок и лететь в эпицентр. Только так мы сможем очиститься от бремени чувства вины за то, что нам пришлось это сделать. Кто-нибудь может что-либо возразить? В зале воцарилось гробовое молчание. Масштаб проблемы и осознание ответственности подавили всех.

Шар: Вы позволите мне поприсутствовать на месте событий, на Земле?

Председательствующий: А зачем мы будем это запрещать? Если там будет решено запросить помощь, то она не будет лишней, тем более от вас.

Глава 11. ЧП Галактического масштаба.

Шёл пятый день моих летних каникул. Мы с отцом увлеченно играли в «Землю тамагочей», как мы назвали игру-симулятор Альтаирцев. Играли в то время мы уже на уровне неплохих директоров крупных компаний. Чтобы игра получила наглядную цель, соответствующую нашему уровню, Александр придумал для нас соревнование – возглавляя гибнущие американские заводы в период депрессии 30-х годов, ставилась задача спасти очередной завод, взяв бразды правления в свои руки как можно позже. Программа в ответ уже не только язвила, но и всё чаще поздравляла с успехами. Всё вроде бы шло нормально, но мы заметили, что в последние дни Александр стал часто уходить в себя и глубоко задумываться. Мы поначалу решили, что у нас что-то идёт не так, но на все вопросы он неизменно, но как-то отрешенно, без чувства удовлетворения или радости отвечал, что у нас всё просто замечательно, мы давно уже преодолели то отставание, которе случилось вначале, и всё больше опережаем запланированный график. Своё настроение он как-то раз объяснил тем, что у него, благодаря нашим успехам, совсем мало работы, а уАльтаирцев, как и у землян, от безделья бывают периоды скуки. Когда мы закончили очередной раунд соревнований и оторвались от игры, отец сказал:

– Что-то мне кажется совсем невероятным, чтобы такая банальность, как приступы плохого настроения от избытка свободного времени, были бы проблемой для высокоразвитых Альтаирцев. Видимо, Александра сильно гнетёт что-то совсем другое, давай попробуем поговорить с ним откровенно.

– Давай.

Мы пришли на кухню, где Александр в одиночестве задумчиво, маленькими глотками пил чай, рассеянно устремив неподвижный взгляд куда-то в угол комнаты. Он даже не распустил свою зелёную шевелюру, хотя в открытое окно вовсю светило солнце, не заметил, как мы вошли, и его глубокая печаль была ясно видна нам и без всякого эмофона.

Отец сказал:

– Ты же знаешь, что хоть мы эмофона и не чувствуем, но эмоции у нас практически одинаковы, и оцениваем мы их неплохо. Давай, дружище, выкладывай, что там у тебя за забота.

– Я не знаю, имею ли я на это право. В любом случае, к Земле это не имеет ровно никакого отношения.

– Э, друг мой, так не пойдёт. Если до чего-то мы и не доросли, это еще не повод, чтобы так убиваться в одиночку. Мы же друзья! Давай хоть погрустим вместе.

– Я не хочу, не имею права даже намёком втягивать вас и кого-либо из землян в это дело.

– А у нас нет права голоса?

– Нет, потому что это очень, очень, очень опасно.

– Но судя по глубине твоей грусти, всё очень серьёзно, и, раз ты всё еще здесь, другой возможности ведь тоже нет?

– Будь трижды проклята твоя этичность и догадливость. Ты что, ясновидящий, что ли?

– Короче, мой друг. Выкладывай, а решать вместе будем. Я обещаю всё тщательно взвесить!

– Всё равно не могу. Единственное известное всем разумным расам существо в Галактике, кто может там справиться- это Федька. В одиночку! И никто ему там не сможет помочь- ни ты, ни я, ни чёрт, ни бог, ни кто-либо вообще! А его мнение и спрашивать бесполезно, он точно захочет погеройствовать, он всего лишь мальчишка. И он нужен здесь, на Земле- как воздух! Не буду, не хочу даже об этом думать, не то, что говорить!

Тут я вставил слово.

– Интересно, от меня скрывают что-то такое, на что я наверняка соглашусь. И поэтому моим мнением даже не интересуются!

– Да, я считаю, что и по земным, и по Альтаирским меркам ты ещё недостаточно зрел, чтобы самостоятельно принять обдуманное, хорошо взвешенное решение.

– Но ведь и проблема- наверняка не пустяк какой-нибудь!

– Всё, не хочу больше ни говорить, ни слышать ничего об этом.

– А ты не подумал, что буду чувствовать я, всю жизнь, когда буду уверен в том, что мог сделать что-то очень доброе, знал об этом, и не добился права даже на то, чтобы узнать, а что это было? Помнишь, что ты говорил мне про джинна?

– У того джинна всё было наверняка, а тут сама вероятность против нас. Твой шанс- всего один к десяти, но у любого другого разумного существа шанс там не более, чем один к ста триллионам.

Ну вот, выходит, пришла и моя пора начинать «пляски с бубном»– подумал я и сказал:

– Географичку помнишь? Если Высшие так явно вмешались тогда, не потому ли, что именно сейчас всё очень важно? И не из-за этого ли случая? Уж если я для них так ценен- не важно, на Земле или «там», я ведь в любом случае под их защитой?

– Дела высших нам неведомы. Ответственность на них не переложишь.

– Какую ответственность?

– Я никогда раньше не видел, чтобы Александр проявлял столь сильные эмоции. Но он сказал с явной, почти нескрываемой яростью- наше руководство возложило лично на меня решение, выбор, когда на весах лежит верная смерть сына моего друга!

– Вмешался отец: Так вот что тебя так гнетёт, мой друг! Когда будет слишком поздно?

– Александр ответил:– есть еще почти неделя, чтобы решить.

– Отец сказал – но ведь за Федьку пока отвечаю я, значит, окончательное решение всё равно за мной. А как я к нему отношусь- ты же не просто видишь и знаешь, а ещё и чуешь, так что ты можешь не сомневаться, что я защищу его от любых непродуманных решений. Да и по законам Земли всё так!

– Законы, законы- сказал Александр с раздражением. Какие к чёрту законы, когда речь о жизни ребёнка!

– Но ведь на Альтаире, наверное, тоже за несамостоятельных детей отвечают родители?

– Да, всё именно так.

– Ну тогда выкладывай, что там, на другой чаше этих чёртовых весов.

– Четверть нашей Галактики. Полтысячи разумных рас и десяток диких. Сотни тысяч живых планет с неразумными пока животными и другими существами.

Возникла длинная пауза. Я и отец были подавлены масштабом происходящего. Наконец отец с явным недоверием и удивлением в голосе спросил:

– И что, только мой Федька, и притом в одиночку, имеет шанс справиться с этим вселенским кошмаром?

– Только твой Федька, причем и у него шанс 1 на 10. При неудаче он погибнет, не сумев ничего поделать. Причем ни Земле, ни Альтаиру вообще ничто не угрожает, мы совсем в другом секторе Галактики. Вот ведь подлость какая!

– Ну, что Земле ничего не угрожает, ты мог бы и не объяснять. Если бы это угрожало Земле – никакого выбора и не было бы.

– Кстати, совет Альтаира, возложивший на меня ответственность за это решение, уже в полном составе летит в опасную зону.

– Значит, Ваше руководство очень ответственно и адекватно.

Тут вмешался я:

– Раз я почему-то оказался столь важной персоной, и работу всё равно делать больше некому, передайте руководству Альтаира, что я точно не двинусь с места, пока хоть один из них находится в опасной зоне. Я не сомневаюсь, что вы уже организовали эвакуацию оттуда всего, что только возможно. Лишние жертвы в любом случае ни к чему, независимо от того, что мы тут решим. Путь лучше передадут свои летательные аппараты для вывоза дополнительного количества разумных из опасной зоны! И чем раньше вы начнете меня готовить, тем больше шансов на успех- в любом случае, какое бы решение относительно посылки меня вы не приняли бы.

– Ну хоть мне-то с отцом ты позволишь быть поблизости?

– А вы сможете мне там хоть чем-то помочь?

– Нет.

– Тогда и вам двоим там делать нечего! Лучше пусть Высшие мне помогут, если от них там будет толк.

– Александр посмотрел на меня с уважением. Отец- тоже, и сказал:

– Что бы там ни насчитали ваши компьютеры, я считаю, что его шансы растут. Александр сказал: один шанс из десяти- это не наши компьютеры, это сказали Высшие. Они впервые вышли на прямой контакт с руководством Альтаира. И тоже сказали, что перемещаются в опасную зону- все вместе! Ощущают свою вину за то, что не смогли это предотвратить.

– И ты целых три дня молчал! Всё, оказывается, куда серьёзнее! Эй, боги, если Вы меня слышите! Убирайтесь оттуда немедленно, особенно те, кто не может реально помочь! Сохраняйте себя!

– Александр спросил – и какую награду ты за всё это хочешь?

Я аж опешил:

– Ты о чём это, вообще? У нас всего неделя на подготовку, я ещё даже толком не знаю, к чему, а ты уже какой-то бред несёшь! Повредился в уме, что ли? Какая на хрен дурацкая «награда» вообще возможна за подобное? Нелёгкое, видимо, дело, успех которого равноценен самой жизни несметного числа разумных существ Галактики – и что это за банальная чушь про какую-то ещё награду?

– Александр улыбнулся, впервые за эти три дня, и сказал:

– Прости, это была вынужденная проверка. Мне сказали, что там у тебя будет огромный, грандиозный соблазн властью, и прямо приказали испытать твою стойкость. Это последнее, что мне было поручено, хотя я знаю тебя уже достаточно хорошо и был уверен в ненужности этого испытания. А как и к чему готовить тебя, мне не сказали, видимо, это будут делать сами Высшие.

Над столом заколебался воздух, и в метре над ним повис лиловый шар. От него лучилось какое-то удивительное тепло и спокойствие. Мягкий голос сказал:

– Простите нам, что я уже третий день скрытно наблюдаю за Вами. Но мы были вынуждены пожертвовать малым – моими угрызениями совести – ради попытки спасти столь многое, и я сам согласился на эту крайне неприятную роль. Как вы только что решили, я начинаю поготовку Феди, времени немного. Через 6 дней мы спросим у Александра Фёдоровича о его окончательном решении.

Заговорил отец:

– Нет нужды возвращаться к этому вопросу еще раз. Моё решение уже принято. Федя попытается исправить ситуацию, но я тоже буду там, рядом с ним, насколько это будет возможно. Любой другой вариант я заранее запрещаю.

– Пап, но я не хочу, чтобы ты тоже рисковал.

– Это вовсе не напрасный риск, моя жизнь без тебя потеряет для меня смысл и будет мучением, ведь я точно буду знать, что твоя гибель на моей совести. Так что заранее смирись с тем, что ты там будешь защищать и меня. Это не только моя любовь, это еще и циничный прагматический расчет, я хочу, чтобы ты лучше прочувствовал всю цену своего возможного провала, хочу повысить тем самым твои шансы на успех, увеличивая чувство ответственности, которого у тебя может не хватить просто в силу возраста. Я тебя хорошо знаю, и знаю, что делаю. Если уж чёртовы обстоятельства таковы, что для повышения твоих шансов- и еще несметного количества других разумных существ- мне надо рисковать жизнью- дай мне хотя бы право на мою часть нашего общего риска!

– Я подумал, и через некоторое время сказал:

– Уговорил, папка! Пусть это будет нашим общим решением!

– От лилового шара ко всем троим потянулась волна тёплого дружеского чувства, и тот же голос произнес:

– Нашу благодарность заслужить непросто, равнодушные законы природы вынуждают нас точно выдерживать равновесие добра и зла. Только что сумма Ваших решений дала всем нам право на новое большое доброе дело. Мы можем реализовать это право так, как Вы пожелаете.

– А что Вы можете нам предложить?

– Мы могли бы, например, сохранить Вашу с Федей жизнь в случае, если Федя потерпит неудачу.

– А как вы сами использовали бы эту возможность, без учёта нашего мнения?

– Вы что, в самом деле готовы подарить нам своё заслуженное право на гарантию своих жизней, и дать нам возможность использовать это по нашему усмотрению?

– Ну, жить и знать, что мог бы спасти полгалактики, но не смог… Что скажешь, пап?

– Мы с отцом переглянулись, и он, подумав, сказал:

– А всё же, что бы вы сделали? Мне очень интересно, как высшие понимают добро и зло.

– Мы смогли бы вернуть из небытия пять самых лучших разумных рас, погибших раньше в космических катастрофах.

– Вернуть в наш мир, спасти ПЯТЬ РАЗУМНЫХ РАС? В обмен на то, что два варвара готовы идти на смертельный риск, к которому мы относимся, видимо, куда спокойнее вас, и сами отказываемся от гарантии своих жизней? Вы не шутите?

– В таких обстоятельствах не шутят.

– Федь, пять самых разумных рас и гарантия наших жизней- как тебе подходит такой обмен?

– Не могу, пап, решать за тебя, но вот что я думаю сам. Одна разумная раса прямо сейчас, безвозмездно, даже тайком дарит всему человечеству тысячелетия света и по-сути все богатства нашей собственной планеты, которые иначе мы бы профукали безо всякой пользы. Мы, поганцы, сами этого ничем не заслужили, всё делается только потому, что кое у кого к тьме есть свои личные счеты.

Другая раса, настолько могущественная, чтобы принимать решения о жизни и смерти целых рас, не хочет упускать случая, чтобы попытаться спасти полгалактики и ещё воскресить из небытия пять рас впридачу, но их этика столь строга, что они не могут позволить себе ступить ни шагу без согласия двух варваров, даже извиняются перед нами за простое скрытое наблюдение.

Наверное, по-настоящему развитые расы не упускают случаев сделать друг другу такие щедрые подарки. Представляешь, чего Галактика может ожидать от 5 лучших рас? Раз уж вышло так, что я сам могу попытаться сделать подобный подарок, нужно ли отказываться от такой редкой возможности, хоть мы пока лишь варвары? Вот и покажем Галактике, что люди тоже способны на то, чтобы творить большое добро, а не только проедать свою планету да убивать себе подобных!

Но я не буду решать за тебя, и всё ещё прошу, чтобы ты остался на Земле в безопасности. Видимо, эти 5 рас как-то связаны с изменением шансов на успех в главной задаче, а то я не могу понять, как это на одних весах оказалась жизнь двух варваров и жизнь пяти лучших рас.

– Ты прав. Моё решение остаётся неизменным именно потому, что, защищая также себя и меня, ты выполнишь задачу лучше, чем если будешь знать, что мы сами в безопасности. Не знаю, как там Высшие считают шансы, но то, что люди, загнанные в угол, становятся находчивее, умнее и опаснее для любых врагов, даже если враг – это не существо, а какое-то очень поганое стечение обстоятельств, известный факт. Зная людей вообще и особенно тебя, я знаю, что чем хуже последствия провала, тем лучше ты выполнишь то, что надо! Позволь мне тоже присоединиться к нашему подарку и увеличить шансы на успех. Если бы ты знал, чего мне стоит подвергать тебя ТАКОМУ риску.

Лиловый шар на столе сказал:

– Благодарю Вас. Все ваши рассуждения, особенно, Федя, твои, очень близки к истине. Вы вдвоём только что уже подарили нам и жизнь, и надежду. А теперь прошу Вас оставить нас с Федей вдвоем.

– Когда все ушли, лиловый шар сказал: Федя, поверь мне, что нет ни одного из высших, кто не хотел бы сейчас поменяться с тобой. Но только у тебя есть действительно реальный шанс, хотя, увы, и не очень большой.

–Так в чем дело-то?

–На планету одной из варварских цивилизаций вот-вот упадет особый метеорит, неведомо как уцелевший осколок скорлупы того «яйца», из которого родилась наша Вселенная. Мы называем это первоматерией, или информатерией законов природы. Этого кусочка, размером с арбуз, достаточно, чтобы погубить всё на многие гигапарсеки вокруг.

Мы знаем о первоматерии гораздо меньше, чем хотелось бы, потому что за каждую крупицу этих знаний приходится платить неимоверной ценой жизни гениев, добровольно идущих на подвиг во имя науки. Даже крохотная, едва видимая вашим глазом песчинка первоматерии, оказавшись рядом с разумом, пробудившись, способна погубить целую звезду вместе с планетной системой! Между разумом и первоматерией существует какая-то первичная, исконная связь, первоматерия сама стремится к разуму, миры, населённые разумными существами, притягивают её, словно магнит.

При соединении разума с первоматерией происходит какое-то слияние, первоматерия раскрывает как бы свою Вселенную, и стремится исполнить желания связавшегося с ней разумного существа, порождая свой мир – это единственное, что она умеет. Но беда в том, что первоматерия игнорирует всё уже сущее, считая, что под управлением разума происходит акт первоначального творения Вселенной, поэтому при исполнении желания вообще не учитываются никакие последствия, ни прямые, ни косвенные. Результат – катастофа.

В локальной области влияния первоматерии происходит нечто подобное тому, что было при рождении Вселенной, как будто всё начинается с самого начала, и ничего – ни законов, ни материи еще нет, будто бы всё сущее совершенно неопределено и неоформлено. Самые фундаментальные законы природы в огромном участке пространства извращаются, причудливо взаимодействуя с новыми, порождаемыми первоматерией для исполнения желаний разумного, при этом сам разумный может погибнуть или сойти с ума, если изменённые законы природы окажутся несовместимы с сохранением его жизни или рассудка. Само пространство разрывается, вываливается в неведомое никуда часть пространства вместе со всем, что там было, в этом коконе вокруг первоматерии возникает зона измененных законов, как бы некая новая минивселенная. Мы знаем только то, что внутри кокона желания разумного оказываются исполненными по-дьявольски точно, как бы в насмешку над здравым смыслом. Но потом, через небольшое время, кокон раскрывается, зона снова оказывается частью пространства нашей Вселенной, и, хотя обычные законы природы там полностью восстанавливаются, никаких следов первоматерии и разумного не обнаруживается, и всё оказывается страшно, до неузнаваемости измененным, чем ближе к центру, тем непостижимее и карикатурнее изменения.

– Ничего себе! Как в анекдоте, что гильотина есть лучшее лекарство от головной боли?

– Точно, только не гильотина, а намного хуже – например, пожелание избавиться от головной боли может вызвать изменение констант электромагнитного взаимодействия, все ближайшие планеты разом превратятся в звёзды, а звёзды вспыхнут сверхновыми, и всё это для того, чтобы головная боль испарилась вместе со своим обладателем, всей расой и десятком планетных систем впридачу. Есть какие-то ограничения, суть которых нам совершенно непонятна. Некоторые наши исследователи жили около первоматерии годами – и ничего не случалось, но в какой-то момент контакт разума и первоматерии происходил, и всегда при этом случалась катастрофа. Мы знаем только то, что внутри кокона желания разумного оказываются исполненными по-дьявольски точно, как бы в насмешку над здравым смыслом, твой пример с гильотиной оказался очень удачен.

Как и почему часть первоматерии уцелела при рождении Вселенной, до сих пор неизвестно, но сейчас это совсем неважно.

– На этот раз, насколько я понимаю, что-то идёт не так?

– Понятно, раз первоматерия так опасна и непредсказуема, каждый из известных кусочков находится под нашим наблюдением, но мы тоже не рискуем к ним приближаться, тщательно охраняя их от любого контакта с любым разумом, включая наш собственный.

Только в исследовательских целях, когда учёный изъявляет готовность сделать попытку что-то узнать, рискуя собой во имя науки, мы с помощью автоматов доставляем маленькую крупинку из хранилищ, расположенных очень далеко от любых обитаемых миров, в нашу специальную лабораторию в отдалённом конце Галактики.

– И как получилось, что этот кусочек, падающий на варварскую планету, остался без вашего присмотра?

– Мы далеко не всеведущи, а поиск остатков первоматерии очень сложен, вдали от разума она ничем особенным себя не проявляет. Только когда первоматерия оказывается в зоне информационного эха какого-нибудь разумного мира, ткань вселенной начинает как бы дрожать, наблюдаются очень малые колебания главных физических постоянных, на грани чувствительности наших самых точных приборов. По центру этой сферы влияния мы вычисляем местоположение, а по её радиусу оцениваем размер кусочка первоматерии.

Обычно мы посылаем к куску первоматерии абсолютно безмозглый зонд-автомат, который по жёстко заложенной программе находит, захватывет и буксирует опасный груз далеко за пределы Галактики в одно из наших отдалённых хранилищ, прокладывая трассу подальше от всех известных обитаемых миров.

Но безмозглый автомат не может отреагировать на незапрограммированную ситуацию, что, по-видимому, и случилось в этот раз. Несмотря на то, что для надёжности мы всегда отправляем сразу три зонда, каждый из которых сам по себе сверхнадёжен и защищён, казалось бы, от всех мыслимых и немыслимых сюрпризов, и не было еще случая, чтобы хоть один из них когда-либо ранее повреждался, на этот раз мы потеряли все три, не знаем, что с ними случилось. Расчётная вероятность потери одного зонда – менее одной триллионной, и всё-таки это произошло, причём трижды подряд в одном и том же районе Галактики!

– А причем здесь я? Почему я, обычный школьник с варварской планеты, имею шанс что-то сделать там, где бессильны боги Галактики?

– Во-первых, мы, увы, далеко не боги, а только очень древняя раса, прошедшая долгий и очень тернистый путь развития. А ответ на твой вопрос даёт изображение метеорита, переданное первым автоматическим зондом, который смог ближе других подойти к нему. Смотри и делай выводы сам!

Над столом, на месте, где только что был лиловый шар, зависла… моя голова, как бы высеченная из совершенно белого, без каких-либо прожилок, куска мрамора или отлитая из гипса. После того, как я, всё более удивляясь, как следует рассмотрел изображение, поражаясь его сходству со мной даже в мельчайших деталях, снова возник лиловый шар.

– Совпадение настолько идеальное, что с вероятностью не менее 99.9 процента ты сможешь сразу войти в контакт и сам найти общий язык с этим куском протодерьма даже в окружении толпы варваров. Войдя в слияние, ты должен суметь остаться самим собой и попытаться объяснить ему наконец то, что нам всем так надо, это и есть наш единственный шанс. Падения метеорита на варварскую планету нам уже не предотвратить, разум притягивает его, словно магнит, чем ближе, тем сильнее, автоматы точно не успеют, хотя мы их и запустили ещё раз, а наш разум, даже разум наших гениев, уже несколько раз показал себя ничуть не лучше варварского. Хорошо хотя бы то, что прочность протовещества исключительно велика, с вероятностью более чем 99.9999 кусок не расколется и не изменит свою форму при падении. Хуже то, что варварская планета абсолютно неисследована, ведь до обнаружения флуктуаций законов мироздания при сближении протовещества и разума никто ничего не знал о существовании разума в том районе Галактики. Возможно, есть еще и неведомый фактор «Х»– то, что уничтожило наши зонды. Но в тот момент, когда ты увидишь артефакт, всё, кроме тебя и него, потеряет значение, по всем нашим данным, вы сольётесь в нечто целое.

– Речь идёт именно про то СЛИЯНИЕ, которое без катастрофы не смогли осуществить и пережить ВАШИ гении? Вы не смеётесь? Вы считаете, что я и впрямь смогу, что у меня здесь есть хоть какой-то шанс?

– Гарантировать не может никто. Но поверь нам, несмотря на все твои сомнения, что твой шанс далеко не пустышка. Из-за совпадения форм твои мысли будут интерпретированы гораздо точнее, и 1 шанс на 10- это результат сложнейших вычислений, полученных исходя из случайно уцелевших записей наших первопроходцев.

– А почему у нас еще неделя времени?

– Точнее говоря, шесть дней. Если за это время ты не покинешь Землю, то не сможешь попасть на ту планету ко времени падения метеорита. Точку падения заранее предсказать невозможно, так как траектория полёта непредсказуемо отклоняется из-за притяжения разума, про который у нас нет никаких данных. Слияние зародыша разума протовещества с первобытным разумом, который обычно обожествляет всё непонятное, сделает ожидаемую катастрофу свершившимся фактом.

– А вообще что-нибудь узнать про место падения можно?

– Если предположить, что цивилизация, как большинство других планетных, устроена в целом по земному типу, то есть, разумом обладают отдельные существа животного происхождения, а влияние коллективного разума ограничено, падение произойдет неподалёку от густонаселенного анклава. Но там может оказаться всё, что угодно, любой варварский разум в любой самой дикой форме.

– Значит, мне придется изучить все возможные типы эволюции разумных и типы их варварских цивилизаций за 6 дней!

– На это просто нет времени. Но уровень развития тех варваров очень невысок, иначе их обнаружила бы экспедиция, посетившая тот участок Галактики всего около 100 лет тому назад по земному времени, и если твой интеллект окажется достаточно силён, чтобы выжить в контакте с первоматерией, с варварами ты точно управишься сам. Самое сложное произойдёт во время твоего контакта – слияния с ЭТИМ, и здесь никакого иного пути нет. Исходя из формы, мы можем уверенно заключить, что ЭТО будет пытаться не только взаимодействовать с тобой, но и пытаться подавить твою волю, может, даже зомбировать. Прости нам недавнюю вынужденную проверку, которую мы поручили Александру, но мы должны были быть точно уверены в том, что ты сможешь хотя бы попытаться преодолеть очарование власти Вселенского масштаба, и что рассчитанный нами шанс не призрачен! Но ты с честью выдержал эту проверку с неплохим запасом прочности. Помни, однако, что ты можешь совершить и такие ошибки, что под ударом окажется не только сектор прямого влияния протоматерии, но и вся Галактика, а может – и больше.

– И вы готовы оказать мне, обыкновенному школьнику с варварской планеты, такое доверие и возложить такую ответственность?

– Ситуация не оставляет нам иного выбора. У нас есть способность чувствовать, и мы очень переживаем, вынужденно оказывая доверие, как ты сам сказал, «школьнику с варварской планеты», и полагаясь только на силу твоего разума, чтобы попытаться спасти миллиарды миллиардов других разумных.

Может, тебе придаст немного уверенности то, что один раз твой ум и этика уже проявили себя, ведь по всем нашим расчётам вероятность гибели альтаирца Александра на Земле при первой встрече с людьми была почти равнозначна свершившемуся факту, но проклятые законы равновесия тогда не позволили нам вмешаться, чтобы воспрепятствовать этому! Никто, кроме нас, и теперь ещё тебя, не знает, что жизнь Александра спас лично ты. Только непредсказуемые действия разумных существ могут так сильно влиять на сущее, изменяя шансы и ломая все предварительные прогнозы, сколь бы точными они не были. А после уроков Александра ты явно стал заметно сильнее.

Мы сами стремимся к центру катастрофы именно из-за силы наших переживаний, твой возможный провал для нас очень страшный удар, но что ещё нам делать, если все разумные расы Галактики, вместе взятые, вдруг оказались более беспомощны, чем ты один! Варвары с той планеты, по крайней мере, не смогли бы увеличить масштаб вреда, а ты уже имеешь информацию, которую можно использовать как для предотвращения катастрофы, так и для увеличения её масштаба. И в решающий момент всё будет зависеть только от тебя! Хоть позволь нам всем быть там, рядом!

– А кто-нибудь из Вас там сможет помочь?

– В решающий момент ментального единства тебя с протоматерией никакой доступ извне будет невозможен.

– Значит, рядом там будет только мой отец. Это решено окончательно! Если я вдруг провалюсь, ваша помощь тем более будет нужна Галактике. И кто тогда сможет получить наш заранее заработанный выигрыш- спасение 5 рас?

Я почувствовал неописуемую волну заботливого тепла, явно исходящего от шара. Голос сказал- не волнуйся, моё телепатическое излучение не зомбирует, как у Альтаирцев, это только дополнительный канал общения, ведь ты сейчас точно определяешь, что это идёт от меня. Ты позволишь мне таким способом выразить то, для чего на земном языке просто нет слов?

– Спасибо, это очень приятно- сказал я. А не могли бы вы как-то увеличить мои способности, разбудить мой скрытый резерв?

– Даже когда на карте судьба Галактики, мы не будем этого делать, да это и бесполезно, никакие сверхвозможности ничего тебе не дадут. У тебя есть твоя жизнь на Земле, которую ты ценишь и к которой вернешься в случае успеха, эволюция уже позаботилась о том, чтобы ты соответствовал ей на данном этапе наилучшим возможным образом, и мы не будем никак изменять тебя. Только твой собственный разум и этика против необузданной, абсолютной, дикой мощи первоматерии- и более ничего, ни знания, ни технологии, не имеет абсолютно никакого значения, ведь всё это основано на законах природы, которые первоматерии не писаны.

– А можно как-то поподробнее узнать, что же мне предстоит сделать? А то мы рассуждаем как-то очень уж в общем.

– Ты ещё не устал, готов к подробностям?

– Хочу сразу понять всё.

– Самое скверное, что хотя этот кусок дерьма уже обладает самосознанием весьма специфического типа, он был замкнут в себе всё время существования Вселенной и у него не было вообще ничего, кроме самой возможности мыслить. Без другого разума он не способен осознать даже собственное существование, он страдает от одиночества, не имея никакой точки отсчёта, не зная даже, что то, что он испытывает, является страданием. Нет в его мире ничего, что позволило бы ему понять смысл своих страданий.

Его власть над огромной частью пространства поистине беспредельна, а он и не подозревает, что есть что-то ещё, кроме его способности мыслить, и даже собственное существование он воспринимает весьма смутно. Ты при контакте окончательно пробудишь его самосознание и откроешь ему существующий мир, но тут же будешь вынужден ограничить его, и это после невообразимо долгого времени его мучительного, неосознаваемого одиночества!

После пробуждения его самосознания ситуацию можно сравнить с чувствами одинокого, испуганного, всемогущего и глупого ребёнка, который ничего не знает, даже не понимает самого себя. Почти наверняка он в первое время будет пытаться завладеть тобой полностью, ведь сразу после соединения ты и твоё сознание станут единственным известным ему миром. Пока он не поймёт и не осознает всего, ты должен всячески защищать своё «я», и не позволять ему ничего делать, так как любое его бесконтрольное действие, то, что для человеческого младенца было бы аналогично движению, крику, шевелению- это изменение законов природы и, почти наверняка- катастрофа.

До начала главных событий тебе в любом случае надо прийти к месту падения и увидеть метеорит. Наши расчёты показывают высокую вероятность того, что если ты будешь в этот момент на планете, то место падения будет где-то недалеко, в пределах десятка километров от тебя. Но эти расчёты могут и не оправдаться, и тогда тебе придётся преодолевать тысячи километров по землям, населённым варварами.

Вполне возможно, что тебе придётся научиться выживать в мире тех варваров до того, как ты сможешь приблизиться к месту падения. Всё время, которое потребуется тебе для этого, огромный участок Галактики, включая тебя самого, будет висеть даже не на волоске, а на паутинке. Однако само протовещество будет создавать условия, которые облегчат тебе этот путь, то есть, удача всегда будет на твоей стороне, у тебя будет фантастическое, но просто проклятое везение!

Неполный контакт с протовеществом у тебя установится сразу, так что никакой компас тебе не понадобится и не поможет. В тот момент, когда ты приблизишься к месту падения и увидишь метеорит, твоё сознание как бы раздвоится, ты будешь собой и Логосом новой мини-Вселенной одновременно. Тут твоя задача – быть стойким и не позволить своему сознанию раствориться в вашем слиянии.

Тебе будет противостоять потенциально всемогущий, но по факту беспомощный и глупый младенец. Твоя победа в сохранении своей личности нужна ему ничуть не меньше, чем всем нам, иначе он тоже исчезнет, вместе с четвертью Галактики. Но если материя вернётся, хоть и в испоганеном виде, без жизни и разума, то там не будет ни тебя, ни его (ни моего папы, подумал я). Тебе нужно будет с предельной любовью к нему и всему миру рассказать ему-себе про нашу Вселенную, про её законы, которые дают жизнь многим мирам разумных. Он-ты будет крайне нетерпелив, будет рваться к действию. Вы-ты-он должны успокоиться и выработать какое-то совместное решение, которое сохранит всё- наш мир, тебя и его, он должен будет осознанно принять нашу Вселенную и решить стать личностью в ней, вместо того, чтобы пытаться создавать свою Вселенную. Попытка влиять на уже существующие законы Вселенной гибельна для всех, и для него тоже- вот то послание, которое ты должен донести до него.

В какой-то момент соединения, ты обязательно почувствуешь себя всемогущим. В этот момент никто и ничто, кроме тебя, твоего разума, памяти и этики, не будет иметь ровно никакого значения.

После кульминации слияния твоя задача- собрать, отделить себя и своё сознание и вернуться.

Скорее всего, он не захочет нового одиночества. Попробуй объяснить ему, что в наших хранилищах давно уже страдают и ждут пробуждения его спящие родные братья, а ты- друг, но не родной для него. Тебе нужно убедить его в том, что Вселенная- не враг, что его прежнее одиночество и страдания- непонятная никому трагическая случайность. Ты должен быть откровенен и дружественен, ни в коем случае не позволять себе относиться к его личности как к врагу, но одновременно с этим необходимо создать и удерживать барьер, чтобы не потерять свою личность, защитить себя и миллиарды миллиардов разумных. Помни- твой и наш общий и единственный враг- это и его враг то же, и этот враг- его беспомощность в сознательном владении собой, своими огромными возможностями.

– Ничего себе! Со всем этим может справиться, действительно, разве что гений!

– Еще раз говорю, что твой шанс на победу- один к десяти, шанс реален, и это, наверное, самое большее из того, что вообще возможно. Но разум для того и существует, чтобы невероятное делать реальностью. Просто почувствуй те миллиарды милллиардов, что с надеждой смотрят на тебя, думай, что один из них- твой отец. Ты все ещё согласен?

– Конечно, да, ведь это даёт единственный хоть сколько-нибудь реальный шанс спасения столь многому и так многим! Но как мне всё же не ошибиться и не сделать ещё хуже?

– Скажу тебе только правду. Не знаю, и никто не знает. Самый опасный момент настанет, когда у тебя в слиянии с ним окажется власть большая, чем у всех нас вместе взятых. Еще раз прости нам проверку, но мы просто должны были убедиться, что шанс на твою победу над своими собственными, такими понятными каждому человеку соблазнами, реален. Но нам всем не остаётся ничего другого, как целиком положиться только на тебя. Что ты еще хотел бы узнать?

– А зеленоволосая географичка- это в самом деле вы?

– Жаль, что ты задал этот вопрос, уж лучше бы тебе этого не знать, но я отвечу. Это всё распроклятое влияние протовещества на мир и на твою пресловутую «удачу». Всё произошло именно так только для того, чтобы повысились шансы встречи куска протоматерии именно с тобой- влияние имело место на расстоянии гораздо большем, чем это когда-либо случалось раньше. Но и столь точных скульптурных портретов из протовещества никогда ещё не было, мы не представляли себе, что такое вообще возможно. Эта ситуация для нас тоже совершенно нова, мы не понимаем, что определило форму этого куска протоматерии, ведь раньше мы видели только обычные обломки без какой-либо узнаваемой формы. Мы не можем даже предположить, как вообще это невероятное сходство могло возникнуть!

Учти, кстати, что на твоего отца твоя проклятая удача никак не распространяется.

– Почему вы всё время называете удачу «проклятой»?

– Потому, что если кто-то или что-то вознамерится причинить тебе вред, пока ты еще не вошёл в контакт, ты-то точно останешься цел и невредим, но для этого другая половина Вселенной вполне может провалиться в тартарары. Представь себе, к примеру, что некто целится в тебя из лука. Стрела в тебя точно не попадёт, но вот помешать этому может и мошка, попавшая в глаз стрелка прямо в момент выстрела, и невесть откуда взявшийся смерч, который изменит траекторию полёта стрелы, прихатив с собой и разрушив ещё полдеревни вместе с ни в чём не повинными жителями, и землетрясение, и глыба мгновенно затвердевшего воздуха, упавшая прямо на пути стрелы, и даже мгновенное испарение в никуда хорошего куска планеты вместе со стрелком.

Чем ближе протовещество, тем больше ты становишься ходячей катастрофой. Твои мысли тоже будут влиять на происходящее вокруг, но только как тенденция, всё тут совершенно не буквально и очень плохо предсказуемо. В общем, я вижу, ты уже всё понял. Некоторые наши учёные считают, кстати, что пропажа наших зондов тоже является частью этой свистопляски вокруг тебя. Как видишь, мы тоже не всезнайки и не боги.

Позволь мне по-человечески, как у вас говорят, попросить тебя – просто сделай это и вернись! Я чувствую к тебе симпатию, твоё развитие усилиями отца, твоими, а в последнее время и Александра намного выше того, что можно было бы ожидать и желать.

И последний вопрос перед отправкой: под каким именем ты хотел бы, чтобы тебя знали в истории Галактики, ведь ты окажешься в ней независимо от того, удастся ли тебе победить и выжить?

Я подумал и сказал:

– Пусть будет – Школьник с варварской планеты Земля.

– Я искренне рад, что твоя скромность вполне соответствует сообщению Александра, это еще на чуть-чуть повышает наши шансы.

Через секунду, когда до меня дошёл смысл всей предыдущей фразы, сказанной перед тем высшим, я запоздало спросил:

– Как перед отправкой? А как же 6 дней?

– Ты уже задал мне все вопросы, на которые мы знали ответ. Ты быстро всё схватываешь, и уже вполне чётко уяснил для себя ту малость, что нам, ценой огромных потерь, удалось разузнать про протовещество, включая и недоказанные гипотезы. Твои вопросы свидетельствуют, что учить тебя больше нечему. Никакой другой подготовки больше не будет, раз никто не знает, к чему ещё тут можно хоть как-то подготовить.

На сколько-нибудь достоверное изучение варварской планеты совсем нет времени, а через 6 дней известные нам способы перемещения в континууме не позволят обеспечить ваше появление на планете синхронно с моментом падения метеорита, но это возможно в любой более ранний момент, в том числе сейчас, и чем раньше, тем совпадение будет точнее. Если вы прибудете раньше- до падения метеорита- у варваров будет больше времени, чтобы разыскать вас и, возможно, причинить какой-то вред. Если позже- растёт вероятность, что метеорит будет инициирован сознанием варвара. В обеих случаях растёт вероятность именно той катастрофы, которую мы хотим предотвратить. Так зачем же тянуть? Я предлагаю вам отправиться немедленно. Что скажешь?

– А почему вы допустили несколько дней промедления, пока Александр принимал непростое решение, и неизвестно, сколько времени он ещё колебался бы, если бы мы с отцом не подтолкнули его?

– Даже угроза катастрофы такого масштаба не может заставить нас переступить через принцип свободы осознанного личного выбора для любого разумного существа. Про наш мир всей полноты знаний нет ни у кого, поэтому мы тоже не знаем окончательной истинной цены и последствий своих решений и возможных ошибок. То решение, которое кажется совершенно верным с точки зрения событий завтрашних, может привести к большой беде послезавтра.

Мы не знаем, и не можем никак узнать, чьи дела окажутся важнее для мира отдалённого будущего- наши, Альтаирцев, людей, мои, твоего отца, или твои. Разумные существа- любого уровня развития- единственная сущность этого мира, чьи действия невозможно предсказать даже вероятностно, никакая самая совершенная машина не способна предвидеть весь спектр самых неожиданных решений, которые может принять любое разумное существо, особенно в критической ситуации, и просчитать все последствия этих решений.

Совет Альтаира решил возложить информирование тебя на Александра именно потому, что из всех твоих друзей он самый знающий и этичный разумянин. Но мы не могли и подумать, что совет Альтаира под влиянием чувств примет такое самоубийственное решение, а Александр не сможет сам преодолеть бремя тяжелого выбора. Но только что мы снова убедились в правильности нашего принципа – ничего ни за кого не решать – всё само собой сложилось так, что решение в конечном счёте принял именно ты, тот человек, от которого в этот раз зависит всё, а другие разумные существа, в конечном итоге, тоже только выиграли, действуя в русле приоритета принципа этичности над принципом собственной безопасности.

Все твои решения также приняты вполне в русле этого приоритета, так что, несмотря на твой юный возраст и воспитание на варварской планете, ты уже мыслишь и действуешь как вполне этичный разумянин, прими мою личную благодарность – и невыразимая волна тепла снова окутала меня.

Я понимал, что каждая секунда промедления понемногу, капля за каплей, снижает шансы, и всё же мне, что тоже вполне понятно, хотелось хоть немного оттянуть начало такого испытания. У меня в мыслях крутился один вопрос, на который я почти наверняка мог бы ответить и сам, но я всё же решил задать его, только чтобы набраться ещё немного смелости, и отправляться.

–А нельзя ли как-нибудь защитить и моего отца? Например, сделать так, чтобы то, что угрожает ему, стало бы угрозой и мне, и на него распространилась бы моя проклятая удача?

– Ну подумай сам, разве это можно осуществить, не используя вообще никаких законов природы, никаких устройств и приспособлений? Твоя любовь к отцу, к жизни вообще во всех её формах и проявлениях, твой разум и находчивость- единственная и самая лучшая защита и для него, и для варваров с той планеты, и для несметного числа разумных в Галактике.

– Ну раз так, то я готов.

–По времени Земли, если всё будет благополучно, вы будете отсутствовать всего несколько часов, даже если там вы пробудете не один месяц по вашему собственному времени. Я знаю, что столь неотложных дел у вас здесь нет, и вашего краткого отсутствия на планете никто даже не заметит. Как только я повторю весь наш диалог твоему отцу, я тут же погружу вас в анабиоз, а мои коллеги телепортируют вас на планету разумных, где вы очнётесь в тот момент, когда метеорит будет на самом подлёте или прилетит только что.

Глава 12. Школьник с варварской планеты Земля.

Рассказ ведётся от лица Фёдора Кнышева следуя скану памяти, полученному сразу после описанных событий, с собственного разрешения и одобрения Фёдора. Скан воспроизведён и интерпретирован словесно специально для включения в данную книгу по просьбе Фёдора, пожелавшего достичь максимально возможной точности при описании этих событий.

…Я лежал на чём-то мягком, и в теле было чувство лёгкости, как бывает, когда лежишь в воде. Я открыл глаза, и с удивлением уставился в тёмно-фиолетовое небо, на котором висело ярко-красное, цвета спелого помидора, огромное солнце. Света оно давало немного и даже не слепило глаза, хотя висело градусах в 60 над горизонтом. Из-за темноты и тусклости освещения казалось, что на планете был глубокий вечер. Было тепло, но не жарко, по тёмно-фиолетовому небу плыли маленькие коричневато-пурпурные облачка, вид которых был очень красив.

Только что я находился в своей квартире и беседовал с лиловым шаром, и меня должны были перенести на варварскую планету- вспомнил я. Когда я привычно поднял руку, чтобы пригладить чуб, она вдруг подлетела вверх, как будто всплывая. Так, здесь пониженная гравитация, сообразил я. Ну, это лучше, чем повышенная, и воздух, кажется, вполне пригоден для дыхания. Я поднялся, сел и огляделся вокруг. Из-за гравитации движение получилось слишком резким, координация движений здесь требовалась совсем не такая, как на Земле, я даже почувствовал головокружение, которое, впрочем, вскоре прошло.

Я был на лесной поляне, с травой чёрного цвета, вокруг стояли деревья с чёрными листьями и серо-коричневыми стволами и ветками. Насекомых не было, вокруг суетились какие-то едва видимые в траве маленькие зверьки, размером с мышей, но мной они не интересовались. Я вспомнил про «ходячую катастрофу» и встрепенулся- а вдруг воздух только что стал таким, в связи с моим прибытием? Но подумав про зверьков, я понял, что с воздухом и самой планетой пока ничего особенного не случилось.

А вообще, происходит ли тут нечто особенное? Действует ли тут моя обещанная «мегаудача»? Я посмотрел вокруг ещё раз, повнимательнее, и метрах в пяти от себя увидел зверька побольше, с короткой шерстью, по виду и размеру очень похожего надомашнюю кошку, мне удалось разглядеть даже загнутые когти, ярко белевшие на передних лапах. Зверёк оторвался от охоты на мелочь, скалил пасть и, очевидно, хотел атаковать меня, что в условиях пониженной гравитации было более чем реально, несмотря на расстояние. Зверь плотно поджал задние лапы к животу, весь сжался, как пружина, явно готовясь к решительному прыжку. Я ничего не имел против зверя, но мне явно не хотелось быть покусанным в первую же минуту пребывания на чужой планете. Я на всякий случай выставил руку вперёд, не очень полагаясь на рассказ лилового шара о предположениях их учёных, помня, что Высшие уже не раз терпели неудачи, опираясь на свои неполные знания о первоматерии.

Я полюбовался на изящного зверька, готовясь мягко отразить его атаку рукой так, как поступил бы, если бы на меня нападал земной заигравшийся котёнок. Зверь прыгнул, но упал на поверхность почвы, не долетев до меня метра полтора. Смешно мотнув головой, зверь встал и недоумённо уставился на меня, видя, как я встаю на ноги. Когда я поднялся в полный рост, зверь, странно мекнув, сгинул. Я подошёл к тому месту, откуда прыгал зверь, и увидел две большие борозды, пропаханные по грунту его задними лапами, с чёткими следами когтей, зверь явно поскользнулся, и поэтому и не допрыгнул до меня. Я потрогал борозды- они были очень твёрдыми и совершенно не скользкими. Так, и впрямь началось- сказал я себе. Мгновенно размокающий и твердеющий грунт я увидел воочию, а поведение зверя сказало мне, что он удивлён не меньше моего. Здесь и впрямь надо быть очень осторожным! Тут я вспомнил, что где-то рядом должен быть отец. Он действительно лежал в паре метров от меня, и тоже уже просыпался.

– Доброе утро- машинально сказал я.

Отец тоже поднялся, сел на траву и огляделся.

– Прибыли.

– Смотри, пап, а тут по-своему красиво. Мне нравится!

Я не успел поговорить с отцом перед нашей транспортировкой, и спросил:

– Пап, а ты знаешь, что я тут теперь ходячая катастрофа?– И я рассказал про «кошку», поскользнувшуюся на твёрдом сухом грунте.

– Знаю, как и было обещано, мне показали весь твой разговор с высшим. Нам нужно быть поаккуратнее, по крайней мере, мне, а то наша протохреновня может решить, что из меня получится хороший щит для отравленных стрел, выпущенных варварами в тебя.

– Ну, судя по виду травы и деревьев, их яды могут быть для нас и не ядовиты. Хотя агрессивности, судя по «кошке», им не занимать! А щит я из себя для тебя сделаю намного лучше, непробиваемый и неуничтожимый! Самому мне, похоже, и впрямь вообще нечего опасаться. Их кошка, как мне кажется, осталась жива потому, что понравилась мне, а могла бы, наверное, и в грунте утонуть, и в воздухе сгореть.

– Атмосфера вполне нам подходит, и насчёт ядов я бы не был столь оптимистичен. Хотя цвет травы и говорит о том, что вместо хлорофилла у них что-то еще. Видишь, какое солнце тусклое и красное? Земной и альтаирский хлорофилл тут бы точно не справился. И вообще, геройство тут ни к чему. Ещё неизвестно, спасло ли «кошку» именно то, что она тебе приглянулась, может, что-то другое подействовало.

– А куда нам идти?

– Это я у тебя должен спросить, тут же ждут не меня.

Я осмотрелся вокруг в третий раз, и наконец увидел столб чёрного дыма, рваные клубы которого неторопливо поднимались в небо на стороне, противоположной от солнца. Тёмно-зелёное небо, чёрные деревья и вообще полумрак помещали мне заметить это раньше.

– По-моему, нам туда- сказал я, указывая рукой на дым. Судя по тому, какой этот дым чёрный, как неровно клубится и как неторопливо поднимается, похоже, что этот лесной пожар возник совсем недавно и ещё не успел как следует разгореться. Видимо, он возник как раз от падения нашего протоуродца.

Мы пошли в сторону дыма, но меня при каждом шаге так и подмывало свернуть влево. То камень из-под ноги выкатится, то я поскользнусь на ровном месте- и всё вело к тому, что я шагал всё левее.

– Ты чего это ходишь, как пьяный?

– Не знаю, пап! – это, наверное, его зов!

– Давай проверим.

Я выбрал в качестве более точного ориентира огромное дерево, росшее на самом краю полянки, прямо за которым в небо неторопливо поднимался дымовой столб, и пошел, выдерживая направление прямо на дерево, хотя меня всё сильнее тянуло влево. Ощущение было такое, будто я шел не по ровной лужайке, а вдоль по склону очень крутого холма, причём уклон становился всё круче, и мне всё время казалось, что сейчас я сорвусь и покачусь влево и вниз, хотя никакого «низа» слева не было, поляна была совершенно ровной.

– Пап, смотри что я придумал! Хочешь немного побыть в моей шкуре? Возьми меня на плечи, и пройди немного.

Так как гравитация была примерно вполовину земной, выполнить мою просьбу не составило отцу никакого труда. Теперь отец сам то и дело спотыкался и шел нетвёрдо.

Когда мы уже почти подошли к мысленно отмеченному мною дереву, раздался рёв, который становился всё громче, а на горизонте показалось приближающееся облако в виде чёрной воронки, с длинным изгибающимся хоботом, протянувшимся почти до самой земли.

–Это смерч! – сказал отец. Ложись!

–Зачем, пресловутая мегаудача же со мной! – хладнокровно возразил я. Меня охватил боевой азарт, и мысль вдруг заработала холодно, быстро и чётко. Только держись за меня покрепче, и всё будет так, как надо.

Пока мы стояли, крепко обняв друг друга, хобот смерча опустился в первый раз до почвы, выкопал большую глубокую яму метрах в 100 слева от «моего» дерева, потом поднялся, снова приблизился, опустился сверху на дерево- ориентир, бережно оторвал и поднял его вместе с корнями и огромным комом земли, аккуратно перенёс и посадил в вырытую яму так, как будто оно всегда там и росло. Затем смерч стал быстро терять мощь и бесследно растворился в воздухе, оставив вокруг старого места, где стояло дерево, жуткое и сплошное нагромождение-переплетение из стволов близрастущих деревьев. Всё действо заняло буквально пару минут. Удивительно, но «моё» дерево при такой «пересадке» нисколько не пострадало, на нём даже не сломалось ни единой веточки. Смерч, перенесший дерево, которое я выбрал в качестве ориентира- это, видимо, только начало- подумал я.

– Ни фига себе, сказал отец. Ты можешь объяснить хоть что-то из того, что за хрень тут происходит?

– Мне кажется, что кое что- могу. Я, когда шёл на дым, думал об этом дереве, как об ориентире.

– Да уж, яснее и не скажешь!

Идти в прежнем направлении через оставленную смерчём плотную засеку из поваленных деревьев не было ни желания, ни возможности, несмотря на пониженную гравитацию, и мы, на всякий случай покрепче взяв друг друга за руку, бодро потопали к «моему» дереву, благо идти туда совершенно ничто не мешало. Дерево воткнулось прямо в середину дороги, которую мы в полумраке сразу не заметили, потому что «дорогой» назвать это мог бы лишь человек из средневековья, перед нами простёрлась ровная утоптанная- укатанная полоса с низкой, стелющейся и примятой травой. Справа от дерева было то, в чём мы угадали небольшую речку, протекавшую по дну неглубокого русла с пологими берегами. Там, в темноте, в воде, кишмя кишели какие-то твари, это хорошо было видно даже в полумраке. Дорога пересекала реку по мосту, сделанному из неотёсанных, грубо срубленных брёвен, связанных между собой чем-то, по виду напоминающему кожаные ремни.

– спорим, что среди этих речных тварей есть для меня опасные?– спросил я. Пап, давай посмотрим, что будет, если я захочу перейти реку вброд. Нам всё равно идти в ту сторону.

– По-моему, тебе всё же лучше не делать этого.

– Для меня сейчас, на этой планете, похоже, вообще не существуют слов «опасность» и «риск», по крайней мере, до встречи с артефактом.

– Так побереги саму планету! Не стоит понапрасну геройствовать, особенно когда ты не собой рискуешь.

– Ты как всегда прав, папка! Спасибо, а то я было стал забываться. Давай, кстати, придумаем имя для нашего протокошмарика, почему-то мне кажется, что это поможет мне сладить с ним.

– А давай назовём его твоим прозвищем. Будем звать его- Кныш.

Для меня было сюрпризом, что отец в курсе моего школьного прозвища, и я спросил:

–Пап, а откуда ты узнал моё прозвище?

– Ну это было совсем не трудно. Разве у меня в школе могло быть какое-то другое?– и он хитро улыбнулся.

Тут раздался тихий короткий свист, и в дерево с характерным звуком вонзилась стрела. Мы увидели, что по дороге, вьющейся по обе стороны моста, что-то приближается с нашей стороны реки. Если бы мы были на Земле в рыцарские времена, я бы сказал, что это отряд всадников, но про здешних варваров мы пока ничего не знали, кроме того, что у них есть что-то наподобие луков или арбалетов, чтобы выпускать стрелы. Видимо, их привлёк дым, значит, они недавно выехали по тревоге из ближайшего населённого пункта, увидели «магическую» пересадку дерева и нас вблизи него, и, испугавшись, напали первыми.

– Пап, быстро прячься за мою спину! Отступаем к мосту!

И так как отец колебался, я сказал- Быстро! Я тебя прикрою, а меня защитит сам Кныш! – и я пошёл к мосту, пятясь назад, расставив руки и ноги так широко, как только мог, а впереди- за моей спиной- пятился отец, согнувшись и с трудом пытаясь скрыться за мною. Наверное, это со-стороны выглядело очень комично, но мне было совсем не до смеха.

Когда у меня под ногами заскользили брёвна моста, я сосредоточился только на одной мысли- как бы не упасть. Но так как в лежачем виде я представлял собой куда более трудную мишень для стрел, я понял, что сейчас сделает Кныш независимо от моего желания, и только успел крикнуть отцу- ложись, как тут же поскользнулся, действительно очень удачно, и мягко свалился сверху спиной на его спину.

У, гад- послал я бесполезное мысленное проклятье Кнышу, быстро перевернулся на живот, чтобы легче было ногами прикрыть отца сзади, и сказал- ползи быстро на тот берег, там что-нибудь придумаем! В условиях пониженной гравитации ползти отцу было легко, даже со мной на спине, и несколько секунд спустя мы уже были на другом берегу. Как бы теперь разрушить мост- подумал я, но тут варвары невольно сами пришли мне на помощь, пытаясь атаковать нас на каком-то подобии боевой колесницы, запряженной двумя неведомыми зверюгами. В двух шагах на нашем берегу продолжался лес, рассечённый руслом реки, и я сказал отцу, указывая на деревья- прячься!

– А ты?– спросил отец

– Немедленно прячься, я знаю что делать,– быстро пробормотал я, вставая за дерево рядом с мостом.

В тот момент, когда неприятельская колесница, не сбавляя хода, въезжала на мост, я выпрыгнул из-за укрытия, как чёртик из табакерки, и плюхнулся враскоряку прямо поперёк дороги на съезде с моста, так, чтобы наверняка оказаться под копытами и колёсами. Мой расчёт оправдался, у Кныша остался только один приемлемый выход- и мост рухнул, колесница почти полностью утонула, воины в тяжелых металлических доспехах, по виду похожих на рыцарские, и звери, очень похожие на наших лошадей, принялись яростно отбиваться от кого-то в воде. Водных тварей было так много, что результат трапезы каких-то местных мегапираний был предрешён.

Я присоединился к отцу, и сказал- ну вот, минут пять передышки у нас точно есть. Отец, который внимательно следил за происходящим, укоризненно покачал головой:

– А если бы что-то пошло не так?

– Пап, пойми, подставляя свою голову, рискую я кем и чем угодно, но только не собой! Без тебя было бы сейчас легче, я пошёл бы прямо к Кнышу, и мне было бы плевать на всё воинство варваров.

– Да, а на всей планете сразу мог бы пойти, например, дождик из серной кислоты, чтоб у всех варваров сразу не только растворились доспехи, но и голов с задницами не осталось! А так, учитывая, что в твоих мыслях постоянно вертится, что тебе надо защищать меня, ты хоть будешь поаккуратнее также с планетой и её обитателями! И я всё же полагаю, что в решающий момент моё присутствие здесь окупится сторицей. Кстати, я очень рад участвовать с тобой в настоящем мужском деле, и начинаю чувствовать себя, благодаря твоей находчивости, как за каменной стеной!

– Спасибо, папка- сказал я и поцеловал его.

Дорога была извилистой, прорубленной в сплошном лесу, который стеной стоял по обе стороны дороги и казался непроходимым. Кныш будто толкал меня, подгоняя, отец шёл рядом, держа меня за руку. Вскоре, пройдя очередной поворот дороги, мы совсем близко, прямо перед собой увидели столб дыма, уже посветлевший, фонтаном бьющий в небо, а лёгкий порыв ветра донёс до нас запах пожарища. Всё это свидетельствовало, что лесной пожар уже разгорается вовсю, пахло чем-то очень похожим на дым земного костра, но примешивались и какие-то незнакомые ароматы. На следующем крутом повороте дороги Кныш заставил меня свернуть с неё в дремучий лес, прямо на столб дыма, для этого прохладный, очень сильный и очень свежий поток воздуха подул мне в спину так, что я даже вынужден был отклониться назад, чтобы не упасть. Этот поток услужливо разгонял дым, раздвигал и даже иногда ломал ветки огромных деревьев, всё так же толкая меня вперёд, отец шёл рядом и немного позади меня, сразу сообразив, что меня несёт ветер. Просека, проложенная, а вернее говоря, продутая этим явно неестественным ветром, следом за нами сразу же смыкалась, так что лес позади нас выглядел девственным и непроходимым. Если варвары и нашли уже способ переправиться через опасную реку, сомкнувшийся лес и всё более сгущающийся дым надёжно укрыли нас от любых преследователей.

Вскоре впереди, в просветах стволов деревьев, показалось пламя, лес впереди нас горел, стволы и ветви то там, то тут лизали языки ярко-малинового цвета, мы почувствовали жар и услышали треск горящих ветвей. Я почувствовал облегчение от того, что варвары отстали , и вдруг вообразил, что я- посол Земли на этой варварской планете, а то, то происходит- торжественная встреча на аэродроме, с ковровой дорожкой, разложенной прямо на лётном поле. Я внутренне ухмыльнулся этим мыслям.

Вдруг, прямо с ясного неба, на котором не было ничего, кроме всё тех же маленьких коричнево-пурпурных облачков, полил проливной дождь, настолько сильный, что всё, кроме нас и небольшой круглой площадки под нашими ногами, промокло насквозь буквально за пару секунд. Огонь стал на наших глазах быстро затухать, пожарище зашипело, пар и дым заполонили весь лес вокруг, но я оказался в центре невидимой сферы радиусом метра два, в которой воздух был чист, сух и холоден, и куда не попало ни капли дождя. Меня как будто укрыл зонтик, или я был в скафандре, а отец стоял поблизости. Кныш пока никуда не толкал меня, видимо, его возможности- или фантазия- всё же были как-то ограничены, а может, весь спектакль был устроен для того, чтобы окончательно отогнать от меня воинственных аборигенов.

Ливень прекратился так же внезапно, как и начался, и меня снова подтолкнуло вперёд. Кныш, по-видимому, был совсем близко, судя по тому, что вокруг начался уже полный идиотизм.

Метрах в десяти впереди меня словно бы бесшумно двигался громадный невидимый бульдозер, это что-то невидимое с корнями выворачивало огромные деревья, и укладывало их слева и справа от прямого, как стрела, продолжения моего пути. Из-под выворачиваемых деревьев разбегались какие-то испуганные зверушки, мирно жившие до того в многочисленных норках под корнями, а за «бульдозером» оставалась перекопанная просека, шириной метра два, с громадными ямами на местах, где стояли деревья.

Метрах в пяти впереди меня двигался какой-то гигантский невидимый «каток», идеально разравнивающий взрыхлённую корнями вывороченных деревьев почву, укладывающий и утрамбовывающий разрыхлённый грунт и оставляющий за собой абсолютно плоскую, но мокрую ленту на глазах возникающей дороги. «Каток» настигал и безжалостно втрамбовывал в грунт, давил тех немногих зверушек, которые успели убежать от бульдозера.

Ещё ближе, в полутора метрах передо мной, через эту твёрдую укатанную полосу дорогу неведомо как прорастала трава, росла она прямо у меня на глазах, и я шёл уже по ровному и мягкому густому ковру из чёрной травы. Смачное чавканье, раздававшееся при каждом шаге, лишь подчёркивало нереальность ситуации, вода от ливня, выдавленная «катком» наверх укатанной дорожки, всё еще была тут, но дорога была совершенно твёрдой, мягкая травка росла будто из камня.

Нереальность картины усиливалась тем, что деревья выворачивались и укладывались совершенно бесшумно, без единого скрипа или треска, словно были нарисованными, так же бесшумно разравнивал и укатывал просеку каток-невидимка, зато душераздирающе визжали, кричали и ревели терзаемые невидимой дорожной техникой Кныша лесные твари всех видов и размеров.

Меня мягко, но сильно толкало в спину неизвестно что, я сопротивлялся, как мог, и всё же шёл очень быстрым шагом. Мне было бы легче уже бежать, но я опасался, что тогда Кныш не позволит мне хоть чуть замедлиться, а если отец вдруг споткнётся и не успеет за мной, то с ним может произойти что-то нехорошее в этом идиотском, взбесившемся лесу.

И тут до меня дошло, что это я сам, только что, своей недавней мыслью о том, что я какой-то там высокопоставленный посол, породил весь этот сюрреализм. Мне стало стыдно за своё нечаянное высокомерие, стоившее жизни ни в чём не повинным зверюшкам, я как-то очень сосредоточенно подумал об этом, резко остановился- и всё тут же замерло.

Отец, шедший рядом, тоже остановился, и спросил:

– Этот бедлам- твоя работа?

– Увы, только что понял, что моя – сказал я – только, пап, я это же не нарочно! Чуть позволил себе расслабиться, помечтать- и начался этот кошмар.

– А остановил- тоже сам?

– Да.

– Молодец! Пошли дальше?

– Погоди, пап, дай осмыслить происшедшее. Тут получается, что только ангел, совсем без изъянов в душе, может хоть на что-то рассчитывать. Любую паршивую мыслишку эта хрень многократно усиливает, до кромешного ада!

– Ну, так скажи ему, при скорой уже личной встрече, что в ад попадают вместе. Пусть научится думать, что и зачем делает, для этого ему и нужна личность!

– Но до того вся ответственность – на мне!

– Раз ты уже понял, какая это ответственность, я верю, что ты справишься. Пошли дальше.

– Сейчас, только помечтаю о ком-нибудь попроще «полномочного посла». А то зверушек жалко!

Я закрыл глаза, и вообразил, что я убираю ковёр, стягиваю и сворачиваю его, потому что я обыкновенный уборщик, а важные шишки только что сошли с самолёта и удалились. Я открыл глаза. Меня снова что-то подтолкнуло в спину, но «бульдозер» был отозван, деревья перестали быть немыми движущимися декорациями дурацкого фильма ужасов и неподвижно стояли, как положено приличным деревьям в приличном лесу, а дорожка-ковёр, в свою очередь, стала прихотливо виться между ними, всё такая же ровная, твёрдая и чавкающая.

Я шёл по дорожке, и думал, что происходящее вокруг было лишь слабым отзвуком того, что может произойти с миром в результате моей встречи с Кнышем. Если сейчас, когда Кныш спит, и его, можно сказать, храп, вбирая в себя мои мимолётные мысли, сотрясает лес с силой могучего бульдозера, то что же будет, когда он проснётся? Как всё же хорошо, что отец рядом и верит в меня!

Вскоре мы вошли в ту зону леса, где всего несколько минут назад неистовствовало сплошное малиновое пламя пожара. Чернота пожарища не так сильно бросалась в глаза, потому что листва и трава в этом лесу и без того были чёрными, перед нами стояли обгоревшие чёрные пни высотой в несколько метров. Звуки погибающих обитателей леса, недавно всё ещё доносящиеся с того места, где «слуги» выворачивали деревья, убирая их с прямого пути много возомнившего о себе «почётного гостя», стихли, неожиданно стало вообще очень тихо, совершенно безветренно. мне стало как-то даже безмятежно и спокойно. Откуда-то сверху, с мокрых веток, капали последние капли воды от дождя, кое-где краснели дотлевающие угли и виднелись вялые столбики дыма, которые поднимались вертикально вверх, расширялись мутными воронками и рассеивались. Под ногами всё также чавкала вода и стелилась трава, и травяная дорожка вела нас, ещё более прихотливо виляя и стелясь вверх и вниз между неподвижно стоящими пнями. Видимо, Кныш стелил мне безопасный путь в обход ядовитого дыма и дотлевающих жаровен.

Хотя было ясно, что встреча вот-вот произойдет, всё же Кныш застал меня врасплох. Сначала я увидел что-то промелькнувшее, светлеющее на дне глубокой рытвины, которая совершенно не была похоже на воронку от падения. Я только глянул на это что-то, оказавшееся ослепительно белым на фоне окружающей черноты пожарища – и тут же узнал свою голову. Я едва успел крикнуть отцу- стой, пап, оно тут!– и на меня накатило. Я перестал что-либо видеть, слышать, ощущать, кроме всепоглощающего чувства пустоты, одиночества и беспомощности, как это бывает в сновидениях. Мне сразу же стало понятно, что охватывавшие меня чувства идут от Кныша, точнее говоря, это и есть сам Кныш в нашей общей голове, и я мгновенно, пока ещё эти чувства не поглотили меня целиком, привычно уже отделил от себя вымуштрованного мной бдительного «сторожа», чтобы наблюдать происходящее в себе «со стороны», как уже неоднократно делал ранее. Вот когда наука Александра пригодилась, и я с благодарностью вспомнил Александра и все его уроки дезомбирования, одновременно утверждая «сторожа» в правах. Я очень чётко помню, что затем произошло, помню каждую деталь и оттенок того, что я-мы тогда мыслили и чувствовали, но слова тут бессильны и смогут передать лишь бледную тень истины.

– Ну здравствуй- как бы сказал мой «сторож» своей и не своей тоске- и потерпи немного, мы и так уже наворотили дел. Чувство пустоты сменилось чувством удивления, но чувство тоски осталось. Вдруг я понял, что теряюсь и тону в удивлении, оно не просто охватывает меня, а поглощает, пожирает, становясь куда больше, чем я могу одолеть. Я, насколько мог, ярко и образно представил себя – в виде маленького хитрого чего-то, со множеством мелких едва различимых деталек, и его-своё удивление-в виде большого шара, который рос и трепыхался, весь покрытый шевелящимися ложноножками, как амёба. Я вообразил картинку, как большая амёба хватает шевелящимися выростами, поглощает и растворяет в себе малое, и приправил картинку усилением чувства одиночества. Потом вообразил другое- как большое растёт, дотрагивается до малого, останавливается.

Картина в моём мозгу зажила своей жизнью- большое начало поглощать малое, по одной как бы детальке или частичке, сделав ложноножки крохотными и острыми, похожими на иглы ежа. Я в ответ вообразил, как маленькое, лишившись одной своей частички, сразу исчезает, рассыпается детальками-частями и растворяется, и опять усилил чувство одиночества. Потом показал, как на некоторой плоскости эти двое- большое шевелящееся удивление и маленький хитренький я- строят песчаный городок-крепость, с башенками и другими сложными детальками, причем каждый вкладывает часть из себя, и возбудил чувство дружеского тепла. Хотя я сейчас описываю всё, как диалог, тогда это было больше похоже на моё собственное сновидение. Тем временем мысленный поединок-диалог-монолог продолжался.

Я почувствовал, что удивление немного отступило, став как бы вопросом.

Я нарисовал в мозгу картину, в котором маленькое поворачивается к большому, и выращивает из себя крохотную иголочку, которая протыкает большое. Ответом был… страх. Я, как сумел, слепил из страха воздушный шарик и выпустил из него воздух, уменьшил его, как мог, потом нарисовал другую картину- большое и маленькое выпустили каждый длинную иголочку, которые соединились на «нейтральной территории», и попробовал сделать страх ещё меньше, возбудив любопытство. Без моей инициативы активировалась моя память, а затем моё «я» начало отделяться от «мы». Ну вот, и познакомились- сказал я Кнышу с тёплым чувством.

– Почему всё не так? Почему всё так сложно? Что случилось со мной? Почему Вселенная уже есть?– закрутились в моей голове бессловесные вопросы-образы Кныша.

Я как мог попытался изобразить спокойствие и ответил словами, говоря их очень громко внутри себя, вкладывая в них силу любви-приказа: НИЧЕГО НЕ ТРОГАЙ, ПОКА НЕ ПРОЧТЕШЬ И НЕ ПОЙМЁШЬ ВСЮ МОЮ ПАМЯТЬ – и снова изобразил-ощутил очень тёплое, дружеское чувство. И тут на меня навалились разные желания, сразу все, видимо, читая мою память, Кныш сначала сделал упор не на факты, а на мои желания, они были ему ближе и понятнее, как бы были для него основным, а факты к ним лишь прилагались. В один миг я пожелал сразу всего, чего только может пожелать человек и нечеловек, и в уме вертелась уйма фантастических правил- законов природы, понял я – которые бы подстроили Вселенную под все мои желания, вдруг ставшие и его желаниями тоже. Желания были противоречивы, и законов получалось много, и были они один причудливее другого. Я испугался, усиливал страх и сопротивлялся как мог, но поток желаний всё лился и лился. Я начал настойчиво вспоминать отца, себя, Александра, высших, Землю, свои приключения на этой планете и всё, что мне было дорого.

– Ты пришёл поздно, ты опоздал!– мысленно кричал я Кнышу, Вселенная уже огромна и стабильна, остановись, пока не поздно! Ты уничтожаешь сам себя!– и меня охватил жуткий, огромный страх. Наконец, поток мыслей о вселенских кошмарах прекратился, видимо, что-то всё же дошло до Кныша, и он сказал- моим голосом в моей голове:

– Так тут не всё твои фантазии, есть и правда?

– Да, да, да- мысленно кричал я – давай думать, как всем уцелеть!

– У тебя мало информации- сказал тот же голос, но я всё же понял, что кроме тебя, есть и другие вместилища разума, где знания побольше, и буду теперь очень осторожен. У меня как будто связаны руки, я могу и хочу всё- и ничего не могу, потому что- катастрофа.

Я как мог успокоил наше общее сознание и мысленно сказал:

– Наверное, не всё так уж плохо. Как-то вышло, что ты опоздал к рождению Вселенной, но тут ещё очень много работы, а у тебя такая огромная мощь!

–Так оказывается, Вселенная уже давно как есть, законы созданы, и тут очень много вместилищ разума! Благодаря тебе я это знаю и, конечно, не стану теперь рушить, ты же мне передал теперь и своё понимание хорошего и плохого. Ты меня научил, как надо правильно думать-действовать в вашей- теперь нашей- Вселенной. Правильно ли я понял, что мне надо самому принять её законы, подчиниться им, чтобы мыслить правильно, не разрушиться самому и ничего не порушить вокруг себя? Хотя кое-что я уже порушил… И по законам этой Вселенной я ничего не могу уже исправить! Как жаль!

– Не расстраивайся, наша встреча удачна более, чем всё, что удавалось до сих пор. Прими, что в нашей вселенной существует равновесие законов, и нам с тобой вместе удалось пробудить твой поистине могучий разум, заплатив за это, по меркам этих законов, просто мизерную цену! А может, когда ты вступишь в контакт с другими разумными, ты и сам еще сможешь кое-что поправить, но даже сейчас всё уже куда лучше, чем могло бы быть, ты теперь- не я, это уже здорово. А то, что ты уже понял и принял разум, сам стал разумным, и сам не хочешь уже всё подряд менять и рушить- это вообще замечательно!

Моя радость стала нашей общей, и тут меня обожгла тревога- а что происходит во внешнем мире, как там мой отец?

Только тут мы окончательно разделились, это была та последняя капля, что наполнила чашу общей победы до самых краёв. Первоматерия достроила себе подобие человеческого тела, по моему образцу, Кныш совсем покинул мой разум и мы втроём стояли теперь рядом- я, Кныш и мой отец.

Папка! Закричал я, подпрыгнув метра на полтора от радости – я совсем забыл про пониженное тяготение. – Всё получилось! Знакомься- наш новый друг джинн Кныш, только что окончательно родившийся – пробудившийся из первоматерии джинн-созидатель.

Кныш сказал- Я принимаю данное мне имя. Вы теперь мои родители, и я благодарен вам.

Рядом выплыл знакомый мне лиловый шар, и сказал:

– Прими благодарность и поздравления от меня и бессчётного числа миров. Никогда еще не была так низка цена попытки пробуждения разума первоматерии, а результат до сих пор был всегда только неудачен!

– Так вы всё-таки были здесь?

– Нет, и мы, и руководство Альтаира честно выполнили все твои условия. Я тут единственный, это я готовил тебя. Я посчитал, что моё присутствие не нарушит данное тебе слово, потому что кому-то из нас всё равно нужно было прибыть сюда и обеспечить ваш возврат домой в случае успеха. Но познакомившись лично с тобой и твоим отцом, я не смог преодолеть своего желания подстраховать вас и оказаться здесь заранее. Ты простишь меня?

– Так ты с огромным риском для себя всё время подстраховывал моего отца? А я не мог подстраховать тебя, не зная, что ты здесь, даже если бы хотел! Спасибо тебе огромное! В моей душе пробудилось тёплое чувство к лиловому шару.

– Моя помощь не понадобилась, с защитой отца ты сам отлично справился без меня, пару раз я даже не успел понять, что ты делаешь, но твои действия оказались хорошо продуманными, смелыми и эффективными. Это было просто великолепно, мои поздравления! Побыстрее бы Земля преодолела варварство, Галактике позарез нужны такие смелые и находчивые расы, для людей найдётся очень много работы, отличных трудных задач, возвышающих разум. А ваша планета просто поразительно богата, у вас есть буквально всё для стремительного рывка. Но что-либо еще для вас сделать мы не можем, у вас и так самые лучшие учителя. Александр тебе этого не говорил, но из всех рас, принявших учительскую миссию, только Альтаирцы полностью самостоятельно преодолевали своё варварство.

В разговор вмешался Кныш и сказал:

Теперь у меня тоже есть работа. Остатки первоматерии уже наделали много бед. Пока есть дикая первоматерия, весь наш мир в опасности! Надо разыскать всю оставшуюся первоматерию, и тоже пробудить в ней разумное созидательное семя этого мира. Хватит уже этих вселенских кошмаров-катастроф! Голубой шар испустил уже знакомую мне волну невыразимого сердечного тепла и сказал:

– Федь, тебе удалось, наконец, исполнить заветную мечту всех тех, кто погиб, пытаясь разбудить сознание оставшейся Первоматерии. Благодаря тебе вся первоматерия очень скоро превратится из опасной мегавзрывчатки в созидающую расу Галактики с огромными, фантастичскими возможностями! Только твоя личная заслуга в том, что эта раса сразу, скачком преодолела варварство, ты, получается, стал еще и её учителем разума. Это была именно та опасность, о которой я намекал, что в результате вашего контакта могут быть куда большие разрушения. Если бы Первоматерия родилась как раса, но застряла бы на варварской воинственной стадии, последствия были бы непредсказуемо ужасными. Эта вероятность, по нашим оценкам, была не столь уж и ничтожна, но ты и тут справился на отлично!

– Я не достиг бы ничего, если бы не опирался на те немногие знания, добытые ценой жизни ваших учёных. Вот кому надо сказать спасибо! Самым сложным для меня был момент, когда мне надо было изо всех сил противостоять попыткам дикой первоматерии завладеть мной, но я не мог позволить себе думать о первоматерии, как о враге, не мог помыслить даже намёка на какие-нибудь недружеские чувства к первоматерии. Вот когда очень сильно пригодилась наука Александра! Мне ведь пришлось бороться с варваром в самом себе- и победить собственные изъяны и впрямь оказалось куда сложнее, чем обуздать неистовость первоматерии.

– Скромность – хорошо. Но именно тебе выпала честь доказать, что попытки наших учёных были не напрасны, ты сам только что стал одним из них – рискующих своей жизнью ради не только знания, но ещё и спасения жизней. Ты позволишь считать фрагмент из твоей памяти, чтобы твой уникальный опыт стал всеобщим достоянием?

– Мне странно, что вы спрашиваете у меня разрешение на это. Разве это опасно?

– Конечно, безопасно, но мы не можем иначе, не хотим и никогда не будем ничего решать ни за тебя, ни за какое-либо иное разумное существо. Мне и так пришлось отступить от принципов, когда пришлось сначала скрытно наблюдать за вами, а потом еще и потребовать твоей проверки. Ты простишь меня?

–Я понимаю, что вы не могли иначе, не стоит оправдываться перед варваром, наблюдение – это же мелочь, не более, когда речь шла о невообразимо огромной цене поражения. А мой опыт- берите, и используйте, если когда-нибудь пригодится! Я знаю, что передаю его в надёжные и, главное¸ порядочные руки.

– Так твой ответ- «Да»?

– Ну конечно, ДА! И на оба вопроса!

Я спросил у Кныша – а чем объяснить это поразительное портретное сходство между нами?

– Не знаю. И про географичку с зелёными волосами ничего не скажу, тогда я не имел сознания и не был личностью, всё происходило из-за инфополя влияния того куска первоматерии, который лишь теперь стал мною. А мне нравится Вселенная, полная таких вот нерешённых загадок! Как хорошо, что ты смог справиться с необузданной дикостью первоматерии и помог мне родиться в нашей Вселенной равновесия как разумному и уже этичному существу с преобладанием созидательного начала! Мы же какое-то время были одним разумом, и твоя память- это теперь и моя тоже, я хорошо помню, как нам трудно пришлось тогда. Но ты храбро сражался за нас двоих, как настоящий герой, принял просто сокрушительный удар хаоса и выстоял! Хаос так и не смог найти в тебе ничего, за что тебя можно было бы купить или чем прельстить, ты стоял, как монолит! Спасибо!

Лиловый шар сказал:

– Загадка головы заставляет и нас призадуматься. Видимо, где-то во вселенной или даже вне её есть разум намного, намного больше нашего. Но он ни разу себя ещё не проявлял. Но тебе, в любом случае, огромное спасибо!

Я задумался – и понял настоящую цену победы, вспомнил леденящие душу крики животных, терзаемых взбесившимся лесом, и вопли аборигенов, разрываемых на части и заживо поедаемых неведомыми водными тварями. Хотя умом я понимал куда более страшные последствия поражения, но воображение отказывалось вместить грандиозную картину гибели звёздных миров, а эти жуткие крики были живы в памяти, и это тяготило меня. Я точно знал, что эти жертвы – только на моей совести.

– За мою победу заплатили жизнью многие другие, ваши учёные, даже варвары и неведомые мне звери. Как паршиво на душе, что я при этом даже не мог рисковать сам! Вот отец мой – настоящий герой, не побоялся полезть за мной в самое пекло, а я, выходит, рисковал только другими, и на мне вина, что они погибли! А я даже их лиц так и не увидел!

– Вот теперь ты тоже понимаешь, почему мы сами все хотели быть здесь. А за варваров не тревожься так сильно. Ты рисковал гораздо большим, чем они, и знал это, не скромничай! Они во-многом сами виноваты, что сразу напали, даже не попытавшись пообщаться. Думаешь, мне легко было бездействовать, когда ты и отец сражались, по сути, за сохранение всей планеты варваров – сказал лиловый шар, и меня еще раз согрело невыразимо приятной волной тёплого чувства – Федя, наш скромный герой, чего бы ты хотел сейчас больше всего?

– Вернуться домой, немного передохнуть и учиться, чтобы поскорее вытащить нашу собственную расу из цепких объятий варварства. А весь этот вселенский кошмар забыть, как дурной сон.

– Первое и так исполнится совсем скоро, а повлиять на остальное мы не имеем никакого права. Тебе придётся продолжить кропотливую, временами даже нудную работу, при том, что ты всю жизнь по-праву будешь ощущать себя героем вселенского масштаба и черпать оттуда полученные тобой знания и опыт. Это ох как не просто! Каждодневный упорный труд- это ведь тоже героизм, только не столь яркий и заметный.

Хотя борьба происходила не на футбольном поле и не на ринге, а в моей голове, я буквально падал от усталости, и даже ощущение буйной радости от этой нелёгкой победы отошло куда-то на второй план. Я стал засыпать прямо там, на пожарище, вызванном прибытием тогда ещё непробуждённого Кныша, почувствовал, что меня куда-то уносит, и заснул.

Глава 13. Дома.

Я проснулся у себя в кровати. Пробуждение было каким-то очень уж быстрым, как будто меня что-то разбудило, но я не понял, что. Я был бодр, никакой усталости не было в помине, и страшно хотелось есть. Отец сидел рядом, на стуле, и смотрел на стену, на его лице было выражение тревоги.

Я спросил- что случилось? Мы же, кажется, победили?

Отец встрепенулся, посмотрел на меня, улыбнулся и сказал:

– Ну, вот теперь наконец-то всё в порядке! Ты хоть знаешь, герой, что проспал целую неделю?

Новость меня неприятно удивила:

– Целую неделю???

– Да, целых семь дней!

Вошёл Александр и сказал: -

– Я очень рад, что всё, наконец, завершилось. Но я теперь не знаю, как и чему мне тебя учить. По всем Альтаирским меркам ты меня превзошёл, и это ты теперь должен учить меня.

–А что, Земля уже не варварская планета?

–Да нет, здесь всё осталось по-прежнему. Но ты – изменился, и очень сильно. Ты повзрослел душой, пережитое стало настоящей школой, более суровой и быстрой, чем любые мои занятия.

– И что, я уже всё знаю?

– Нет, ты знаешь не всё, что надо, а гораздо больше! Я уже не чувствую себя твоим учителем, я сам склоняюсь перед тем, что тебе удалось сделать.

– Но ведь я по-прежнему не чувствую в себе никаких сил и знаний для спасения Земли! И научить меня с отцом лучше тебя никто не сможет. Давай считать, что мне и Галактике просто повезло, что удачно выпали кости, а я тут совсем не при чём. К тому же, без твоих предыдущих уроков я и не победил бы.

– Ты не прав. Случайности тут ни причём. Твоя победа однозначно говорит, что я ничему больше тебя научить не могу, ты сильно превзошёл меня даже в моём – учительском деле. До этих событий ты был моим учеником, но опыт боя, выигранный твоим разумом, сделал тебя бойцом лучшим, чем я сам мог бы пожелать. Я сам теперь хочу быть твоим учеником!

– У Космоса мы все лишь ученики- сам же говорил мне. Но что мне теперь делать?

– А что по-твоему нужно делать? Ты ещё не освоился со своим опытом и знаниями, полученными в сражении, не привык пользоваться ими. Немного подумай, и тебе всё самому станет ясно! Эх, если бы у Альтаира много тысячелетий назад был бы такой учитель разума, каким стал ты сейчас!

– Ты что, доверил бы мне одному свою собственную планету вместе со всей расой Альтаирцев?

– Тому, кем ты сейчас стал – без малейшей тени сомнения. Кстати, спасибо тебе и за моё спасение тоже, мне тут твой отец всё объяснил.

– Пап, а зачем ты про это рассказал Александру? Мне теперь перед ним неудобно как-то, знаешь ли. Тут-то я уж точно не причём, Высшие, наверное, просто ошиблись.

– Высшие не ошиблись. Мы вдвоём, пока ты спал, пытались понять всё, что происходило вокруг тебя, начиная с зеленоволосой географички. Думаешь, это может быть случайностью- точная копия твоей головы из первоматерии?

– Но я то тут- причём?

– Высшие, расшифровав запись твоей памяти, которую ты позволил сделать, установили причину своих неудач. Их учёные были взрослыми, и никто из них, похоже, не мог додуматься, что надо не бороться и победить, а играть и выиграть! Никакой взрослый там никогда не смог бы ничего добиться, только подростки, с одной стороны, хорошо помнят и знают, что это такое – быть детьми и беззаботно отдаваться игре, а с другой стороны, достаточно зрелы, чтобы осознанно принять огромную ответственность, и не заиграться, всё время помня настоящую цену. Поэтому первоматерию так трудно было разбудить без катастрофы, ведь никто не знал, что справиться с одним из этих всемогущих младенцев может только подросток, и не простой, а умный, смелый, но не безрассудно, и этичный, какой бы расе он не принадлежал. Но какая же развитая раса позволит себе рисковать своими не вполне обретшими самостоятельность индивидами, по-сути – детьми?

Эти дела были сотворены таким высоким разумом, который нам всем, включая светящиеся шары, и не снился. Нам с Александром пришлось изрядно потрудиться, восстанавливая по крупицам следы его поразительной работы. Он очень, очень добр и смел, но не безрассуден, ведь, рискуя четверью обитамых миров, он спас всю Галактику от дикой первоматерии, не забыл Александра, тебя и меня, спас планету варваров, позволил лиловым шарам возвратить из небытия ещё пять разумных рас!

Но и он тоже не всемогущ – вспомни погибших варваров. И всё это сделано только с помощью копии твоей головы из подходящего материала! И ещё, быть может, твоего видения, но это может быть и непросчитанным ими следствием. Подумай, может ли быть простой случайностью то, что абсолютно невозможная копия твоей головы прилетела на планету, все условия на которой вполне безопасны для того существа, которое эта копия абсолютно точно изображает? В таком предельно низковероятностном пределе случайных совпадений не бывает, так воздействовать на реальность может только разум.

Только представь себе его сверхвозможности – изготовить совершенно точную копию головы из уникального, особого, сверхпрочного материала, прямо в полёте, и, строго вовремя повредив сверхнадёжные автоматические буксировщики, создать ЧП такого масштаба, чтобы взрослые решились доверить подростку, да ещё из варврской цивилизации, смертельно опасное и чрезвычайно ответственное дело, где мудрейшие из мудрых уже потерпели неудачу и погибли. Заранее ведь всё это сделать было никак нельзя, мы тут с Александром обсудили различные варианты возможного хода событий, например, что копия головы была изготовлена давно, и пришли к выводу, что это не могло быть так. Тогда нужно было бы вмешиваться в твоё рождение и ещё в кучу других событий, а высший разум потому и высший, что его вмешательства минимальны и предельно точны.

Самая вероятная схема действий этого разума – увидев, что Вселенная и разумные в ней в который уже раз подвергаются страшной опасности, они решили навсегда избавиться от проблемы протоматерии, сделав из неё расу разумных обитателей, нашли подходящего исполнителя – тебя, Федя – и подправили форму метеорита, сделав это каким-то неведомым нам способом. Но заметь, они сделали это так, что мы все стали ещё разумнее! Они ведь не стали «ловить рыбу» за нас и превращать нас в своих нахлебников, они только дали нам подходящую удочку и предоставили всё сделать нам самим.

Они рискнули нам всем поверить! Посмотри, сколько существ они обучили, они же скачком подняли над собой прежним каждого из нас, каждый получил отличный урок. Я почему-то уверен, что даже на планете варваров это вынужденно сотворённое в твоём присутствии небольшое зло обернётся потом добрыми всходами. Тебя выбрали, поверь, не случайно, на тебя не зря сделали ставку в очень большой и доброй «игре» – и победили, тоже не без твоей помощи. И теперь ты сам оказался готов к спасению нашей цивилизации.

Я выслушал этот длинный монолог отца, всё больше и больше удивляясь. Я по-прежнему не чувствовал в себе никакого такого героя, способного спасать планеты. И тут меня взяла за живое крепкая такая, здоровая злость на себя. Что же я за хреновый герой такой, если Галактику- спасаю, но до сих пор не знаю, что делать с собственной планетой? С разумными моей же расы, людьми,моими товарищами, погрязшими в позорном, примитивном варварстве? Я подошёл к компьютеру и запустил симулятор. Отец сказал:

– Что, есть идеи?

– Надо кое-что попробовать. И я стал играть в симуляторе… самого себя.

– А он действительно очень сильно вырос над собой – сказал Александр, глянув на дисплей.

– Что ты там делаешь?– спросил отец.

– Пап, подойди сюда! У меня кое-то, кажется, получается!

– Что, играя самого себя?– спросил отец, глянув на дисплей

– Да.

Я запустил симулятор в ускоренный режим, перестав вмешиваться в происходящее. Отец, Александр и я молча смотрели на карту полушарий планеты и на сводку статистики внизу. Сначала мы увидели, как из людских мыслей уходит варварство. Программа окрашивала каждое человеческое существо цветом, в диапазоне от огненно- красного, звериного, через зелёный- нейтральный, до небесно-голубого, истинно человеческого. Цвет определялся усреднением по шкалам качеств потребитель- творец, деградирующий- развивающийся, эгоист- альтруист, паразит- созидатель, управляемый- самостоятельный, инстинктивный- разумный и ещё многим другим.

Сначала континенты на обоих полушариях светились всполохами оранжево-красного пламени, вся планета казалась охваченной адским пламенем звериных человеческих страстей. Эти цвета Александр угадал совсем неплохо! Но вот то тут, то там стали мерцать, вспыхивать зелёные, голубые искорки, они стали приближаться друг к другу, и там, где их собиралось много, адское пламя затухало и появлялись зелёно-голубые пятна. Хотя сначала вся планета горела, а голубых и зелёных пятен было совсем мало, они разрастались.

И вдруг красное пламя разом погасло, и от него остались только отдельные красные искорки. Они потянулись к зелёным и голубым пятнам, и, прикасаясь к ним, стали из красных превращаться в зелёные и даже синие. А потом- пятна стали ещё больше голубеть, расти и сливаться, и даже захватывать океаны. Мы, наконец, увидели, как указатель времени, которое прогнозировалось симулятором до одичания, пополз вправо, от отметки «50»– примерно столько лет отводили нам начальные прогнозы Альтаирцев до краха цивилизации- к отметкам 100, 200, 300, потом 500 лет, и, наконец, застыл на лежачей восьмёрке- символе бесконечности. Это символизировало окончательное преодоление кризиса!

– Так, сказал отец, а во что нам это встанет?

Я вывел на дисплей ещё два графика- население планеты по исходным прогнозам Альтаирцев и то, что получилось в результате моих действий.

Сначала графики, естественно, совпадали, и мой тоже начал было катиться вниз, но к 2030 году падение замедлилось, потом график вдруг снова, очень круто оборвало вниз, но потом начался сначала медленный, всё ускоряющийся рост. Обрыв вниз соответствовал тому времени, когда на карте вдруг погасло красно-оранжевое пламя. Потом график изогнулся латинской буквой «s», и где-то к концу 21-го века население планеты стабилизировалось. И вдруг, ещё через двадцать лет, население снова стало расти, но линия разделилась на две, одна так и осталась примерно на том же уровне, а вот другая резко пошла вверх!

Я спросил у Александра- это что, ошибка в программе? Почему график раздвоился, не может же на Земле быть одновременно разное население?

– Почему же только на Земле- ответил Александр. Это- начало космической экспансии вашей расы.

Отец сказал- а давай теперь посмотрим, что будет происходить с планетой. Мы снова вернули указатель в наше время, и стали наблюдать. Сначала росли язвы загрязнений, продолжалось уничтожение лесов и опустошение ресурсов. Но вот в отдельных районах планеты стали возникать вроде бы уголки дикой природы. Это происходило как раз там, где разрастались голубые пятна.

Присмотревшись повнимательнее, увеличив одно из таких мест, мы увидели поистине удивительную картину. Там люди и природа жили в гармонии! И жилища людей вовсе не были примитивными, напротив, там были коттеджи вполне современного и даже футуристического вида, явно отражающие индивидуальные вкусы своих обитателей. Были и небольшие городки с довольно привычными многоквартирными домами, но очень изящной архитектуры, с красиво отделанными фасадами. Эти очаги всё росли и росли, захватывая свалки и обезображенные участки, и вот уже почти вся планета стала чистая и живая! Только там, где были пустыни, мы увидели гигантские безлюдные заводы, а некоторые места планеты люди будущего оставили заповедными.

Отец сказал: но это же- ПОБЕДА НАШЕГО РАЗУМА. Полная и окончательная.

Тут отец и Александр хором спросили- что же ты такого особенного сделал? – посмотрели друг на друга и весело засмеялись.

– Вместе с вами написал книгу о наших приключениях и подарил её людям- сказал я.

– А что, по-твоему, должен включить в книгу я?– спросил Александр

– Твой отчёт о нашей первой встрече и ту первую беседу с отцом. Люди будущего должны знать всю правду о своих зеленоволосых инопланетных друзьях, в трудный момент смело протянувших нам оранжевую шестипалую руку дружбы и помощи, я хочу оставить в нашей истории след и о тебе, моём друге с далёкого Альтаира.

– Но у нас ещё не всё хорошо- сказал отец. Как бы сделать так, чтобы не гасло пламя? (Мы, конечно же, отчётливо понимали, что это означало гибель многих людей, тех, кого сгубило их собственное звериное начало, не выдержавшее рождения нового сообщества людей, основанного на истинной человечности)

– А мы будем делать текст книги с помошью симулятора!– сказал я.

– Но таких глубоких уровней рекурсии, как использование симулятора в самом процессе симуляции, программа не предусматривает- сказал Александр. Мы увидели лишь наиболее вероятный ход событий.

– Ну и что? Возразил я. Для проверки я сейчас заложил только основные контуры идей будущей книги, я и не ожидал, что простой симулятор сможет написать книгу за нас! Но он всё ещё может послужить нам превосходным инструментом для проверки качества нашей работы. Мы будем работать над текстом и проверять результат на симуляторе, вводя всё новые и новые варианты до тех пор, пока не добьёмся, того, чтобы всё красное постепенно и заблаговременно стало сине-зелёным без всяких там массовых вымираний! Мы отточим в книге каждое слово, каждую фразу так, что при очищении разума планеты от варварства не будет массовой гибели недоразвитых людей, книга будет такой, что откроет дорогу к свету и поведёт на прорыв буквально каждого человека, и завершим наш труд только тогда, когда достигнем на симуляторе абсолютного минимума людских потерь, когда станет ясно, что никого больше спасти уже невозможно.

– Ну, ты даёшь!– сказал Александр. Вот то, что я могу назвать талантливой, гениальной работой этичного разума!

Я как-то вдруг понял, что похвала Александра исходит из глубин его души, что это не очередной учительский «аванс», а реальная, заслуженная оценка, и почувствовал себя без всяких скидок именно тем джинном, который может и должен спасать целые планеты. Это чувство радовало и грело, но оно же и настойчиво звало трудиться, ведь я знал, что за мной больше нет никаких тылов, что битва за Галактику, недавно выигранная мной, и контакт с разумной первоматерией сделали меня уникальным человеком. Но при этом я понял, что только наш напряжённый труд, в котором мне, естественным образом, отводилась главная роль, может спасти многих, но каждая секунда моего промедления означает новые жертвы.

Вот так я вдруг ощутил, что начинаю жить на всю катушку. Моё учение внезапно завершилось раньше всех формальных сроков, я сдал впечатляющий выпускной экзамен на планете варваров, и нам троим предстояла теперь большая, сложная и радостная работа, вдохновляющий результат которой мы могли предвидеть заранее – и мы приступили к Делу нашей жизни, Делу с большой буквы.

Эпилог Фёдора Кнышева.

Вот ты и прочитал то, что у нас получилось втроём. Прочитав, ты получил всё, что надо, чтобы отправиться в путь, ты получил неплохую прививку, чтобы, не потеряв себя, преодолеть мрачную черноту кризиса, и имеешь подробную карту маршрута. Захвати с собой верных друзей, а чтобы вы смогли пройти весь путь вместе и не потеряли друг друга, сделай для каждого копию нашей карты-книги. Мы не прощаемся с тобой, а говорим «до свидания», и с уверенной надеждой ждём тебя и твоих друзей на обновлённой планете в реальном городе светлого будущего, на другом берегу чёрной реки под названием «кризис».

Эпилог автора.

Почти всё, что я написал в этой книге – вымысел. Безусловно реален город Калуга со всеми его приметами- улицами, парками, искусственным озером, троллейбусом, сосновым бором, и, я уверен, реален кризис. Я считаю, что кризис случится в недалёком уже будущем, и действительно верю в то, что мы звереем и катимся в пропасть, стремительно теряя человеческий облик, становясь довольными, хрюкающими свиньями.

Если я тебя не убедил – выкинь всё из головы и живи так, как тебе заблагорассудится. Если убедил – не чувствуешь ли ты, что надо прямо сейчас действовать так, чтобы мрачный прогноз нашего одичания навсегда остался только в воображении и на бумаге? Про то, что необходимо делать, я как раз и написал – развивай свой разум, своими глазами смотри на то, что происходит вокруг, гони прочь ложь и иллюзии, учись делать конкретное добро, твори и действуй. Наша жизнь завтра прямо зависит от суммы наших сегодняшних поступков, а любая напасть может быть побеждена, если узнать о ней во-время и действовать.

Книга – это мой поступок, я дарю свой труд всем читателям бес-плат-но. Очень важно то, чтобы каждый читатель точно знал, не сомневался в том, что со стороны автора эта книга – именно дар, и ничто иное. Чтобы не повредить этот хрупкий дар по пути к читателю, я должен был сразу, заранее исключить любые мысли о вознаграждении за труд, надёжно запечатав все лазейки, даже неосознаваемые, через которые меня кто-то мог бы подкупить, и я действительно показываю Золотому Тельцу громадную фигу – не нужно мне твоё липовое, лживое «вознаграждение» за бесполезный, неискренний дар! Любое подозрение, хоть моё, хоть читателя, что на текст повлияли мысли о «возмещении», мгновенно обратит всё в ничто, потому что сегодня хрупкая скорлупа остатков доверия людей, незнакомых лично, рассыпается в прах даже от намёка на лёгкое дуновение Золотого Тельца.

Так что, мой друг, не пытайся испортить мой дар попытками «отблагодарить» меня из самых лучших побуждений, пользуйся, раздавай, копируй на здоровье и не сомневайся, что я сам это раз_ре_шил и даже по_тре_бо_вал. Единственная благодарность, которую я от тебя готов принять с радостью – это любые твои усилия, направленные на распространение текста. Это не поза и не чванство, это продуманное, прагматичное решение, точно соответствующее очень жёсткой логике моего личного сражения за то, чтобы у всех нас было цивилизованное, разумное и этичное будущее. Я не идиот, который борется с деньгами как таковыми, и не без удовольствия получаю их за свой честный труд, но этот мой дар может состояться только как чистый истинный дар, за который я не имею ни права, ни желания получить ни сейчас, ни потом ни единой копейки и ничего иного, что может иметь ценник – я так решил! – и пусть Золотой Телец тут воет от бессилия, я хочу слушать этот вой и наслаждаться им.

Ввиду вышеизложенного, не существует никаких ограничений, связанных со свободным, некоммерческим распространением текста данной книги в любой форме, бумажной, электронной или устной. Не нужно ничего согласовывать и делить со мной и в том случае, если кто-то захочет заработать, так или иначе используя мой труд, особенно если заработанное хотя бы частично будет потрачено на расширение круга читателей. Мои требования к тем, кто распространяет данный текст с любой целью, коммерческой или некоммерческой – это воспроизводить его полностью, без изъятий, вставок и изменений, не допускать искажений смысла при цитировании, и при любом использовании текста или его осмысленных частей в устной или письменной форме, включая переводы, ссылаться на меня, автора. Нарушение этих, и только этих необременительных требований я сочту нарушением своих авторских прав.

Написано в период май 2011-январь 2012. Частично доработано в мае – июле 2022.