Чистая выдумка [Мария А. Петрова] (fb2) читать онлайн

Мария А. Петрова Чистая выдумка

Эскулап

Двадцать второе декабря четыре тысячи пятого года.

Андрей меня подбешивает, этот сопляк будто вообще не проходил никакую стажировку или хотя бы тренировку в поле. Если я уйду в увольнение, вернусь на погост. Весь Рим попросту вымрет, займи Андрей место санинспектора. Да его и бортврачом назначили по ошибке! Забывает закреплять аптечки после инвентаризации, а ящики с драгоценными ампулами разве что только не пинает.

Не раз я напоминал ему, что разбейся хоть одна, эпидемия вспыхнет из ниоткуда, и мы не сможем её остановить. Да, современная медицина способна излечить почти все известные и неизвестные ещё штаммы, но ресурсы Рима ограничены! У нас нет и быть не может запасных лекарств, тем более нового поколения, а вирусы мутируют постоянно.

Чёртова радиация!

И зачем я попёрся в такую даль? Сидел бы сейчас на центральной станции, скажем, в Андромеде, и в ус бы не дул, знай, заполняй бумажки и смотри в микроскоп, наслаждайся тем, как причудливо вирусы приспосабливаются. А я тут, борюсь с ними лицом к лицу.

Чего боялись люди, выходя в космос тысячи лет назад? Внеземных цивилизаций? Знали ли они, как жестоко над ними пошутит природа? И что единственной враждебной формой жизни на многие световые километры вокруг окажутся микроскопические неклеточные организмы? Наши неизменные спутники и убийцы.

Пока мы думали, как защититься от радиации, для вирусов она оказалась благословением. Быстро приспосабливаясь, они преследовали нас по пятам. Сколько таких же небольших станций вымерло в борьбе с ними…

И чему нынче учат молодежь? Неужели у Андрея нет совершенно никакого страха? Глупый мальчишка.

****

Множество трубок и кабелей обвивали стены узкого коридора. Илья, привычный к низкой искусственной гравитации, прыжками пробирался в общую кают-компанию. Спросонья есть хотелось невероятно. Помимо сытного завтрака Илья чаял увидеть свою боевую подругу Елену. Статную женщину, высокую, выше прочих, так что для выхода в открытый космос ей приходится надевать не стандартный женский скафандр, а сделанный по индивидуальным меркам. Но какая же она красивая! Глаз не оторвать. Не будь Илья женат, он наверно бы предложил Елене и руку, и сердце. Он так и хотел, когда только встретил её впервые в космолётном училище, но испугался быть отвергнутым.

Пред внутренним взором Ильи возникла нынешняя супруга. Аллу он встретил уже после окончания обучения, и с тех пор она стала для него одной-единственной. Первая любовь забылась, оставив после себя тёплые воспоминания. Но судьба столкнула их с Еленой снова на этой маленькой станции. И вот она сидит в одном из кресел. Пристегнутая, чтобы не упасть от случайного толчка прямо посреди трапезы. Тёмные курчавые волосы собраны в строгий пучок, но всё равно норовят выбраться, словно протестуя против такого обращения. Годы лишь добавили Лене очарования, но вместо юношеской влюблённости Илья испытывал к ней уважение и привязанность, словно к родной сестре.

– Утро доброе!

Поздоровалась она с Ильёй, когда тот взял свою порцию и сел рядом.

– Оставить архаизмы, какое же утро может быть на станции? Тут светло двадцать четыре часа в стуки!

– Каждое утро доброе, и оно не виновато, что ты не выспался! – женщина улыбнулась, и вокруг её глаз тут же собрались очаровательные морщинки. Те, что бывают от смешливости.

Оба они – дети космоса, и на станции Рим с самых первых её дней. Вращаясь вокруг малознакомой и далекой от родного дома звезды приятно иметь рядом кого-то, с кем ты делил тяготы и радости обучения.

– Мои скоро в гости прилетят, – похвастался Илья.

– Неужели разрешили?

– Рим уже достаточно большой, так что разрешили, но на день только.

– Лететь будут туда-обратно больше полугода, чтобы повидаться день всего? И на прицепе стоять заставишь?

– А как же? У нас теперь пит-стоп недалеко.

Пит-стопы в космосе – вещь нужная, особенно для таких дальних полетов. Полностью автоматические станции. В основном представляют собой склад топлива и воды. На всякий случай. И то и другое, конечно, обычно синтезируется прямо на борту, но разное случается, так что капитаны предпочитают перестраховываться, забивая отсеки под завязку. Это только взлетать тяжело, каждый грамм на счету, а в невесомости уже можно любой груз брать, не жалко.

Когда пит-стоп появляется неподалёку – жди гостей, значит, за сектор взялись всерьёз и катера разведки на подходе, и почта ходить будет чаще. Но вот только каждый раз придётся держать новоприбывших в карантине. Хоть во время стоянки на автоматическом складе контакт пассажиров одного корабля с пассажирами другого исключен, но по правилам нужно до четырнадцати дней, чтобы болезнь, находящаяся в инкубационном периоде, проявила себя, не попав на станцию.

– От пит-стопа лететь дней семь, значит еще семь будут стоять в карантине? Ну хоть наобщаетесь через мониторы. А-то ведь через видео-сообщения ощущения не те, да?

Постаралась Елена приободрить своего товарища. Впрочем, в утешениях нужды не было, Илья давно уже привык к разлуке, работа всегда была для него важней семьи. Работа, а не семья, дарила ему чувство нужности. Санинспектор – важная и почитаемая должность.

– И не говори, даже виртуальным сексом не заняться: между сообщениями иногда неделя может пройти, пока она медленно раздевается, я уже успеваю забыть, что женат вовсе! – отшутился Илья, не без удовольствия наблюдая, как смеётся Елена.

– Рассказывай мне тут, уж я-то знаю твою натуру. И заставку твоего личного терминала видела. Будь твоя воля, распечатал бы фото жены и дочки на плакатах, а затем завесил всю комнату, а не просто вывел на рабочий стол.

Браслет на запястье Ильи едва слышно пиликнул, прерывая разговор и сообщая, что сегодня заступить на вахту придется пораньше. Он попрощался с подругой, та покивала в ответ головой, не отрываясь от термокружки.

Вновь коридор, с мелькающими мимо каютами и мостиком в конце.

На мостике творилось безобразие: абсолютно позабывший о субординации Андрей спорил с капитаном. Худой, будто только вчера окончивший академию, юноша что-то громко говорил, с присущей ему страстью и истеричностью, и размахивал руками у самого капитанского лица, то и дело показывая в сторону радиста:

– Ничего страшного не случится, если мы передадим им лекарства. Дезинфекция стыковочного отсека не даст вирусам попасть на борт.

– Это решать санинспектору, если он согласен со всеми сопутствующими рисками, то…

Капитан стоял спокойно, глядя сверху-вниз, будто стоило ему лишь на секунду опустить плечи, груз ответственности за чужие жизни тут же придавил бы его, сломав спину.

– Доложить причину вызова! – обозначил Илья своё присутствие.

– Десять минут назад мы приняли сигнал СОС от проходящего мимо разведкатера. Один из пилотов болен, предположительно пневмония. Запрашивают разрешение на стыковку и передачу противовирусного препарата сто тринадцатого поколения, – отрапортовал Андрей, нетерпеливо сбиваясь и проглатывая окончания.

– А что с лекарствами на борту?

– Говорят, что их пока комплектуют до сто десятого поколения.

– Не помогло?

– Состояние больного стремительно ухудшается.

Илья пустился в рассуждения. Если ему требовалось принять важное решение, он обычно тёр левой рукой подбородок, словно это помогало упорядочить разбегающиеся в голове мысли. Или это осталось с юношеских лет, когда в нервных ситуациях у него бывало тряслась нижняя челюсть, а такой нехитрый трюк помогал скрывать волнение от экзаменаторов.

Разведкатер в отличие от станции имеет тонкую защитную оболочку, через которую проходит достаточное количество радиации, а значит пока они летели, и даже пока они болтаются там, ожидая решения, инфекция могла успеть развиться невероятным образом. Допускать такое на борт нельзя ни в коем случае.

– Соедините меня с экипажем катера, пожалуйста, – голос Ильи прозвучал громом, резко и раскатисто.

– На связи, – на мониторе радиста возникло вспотевшее лицо пилота.

– Как произошло заражение?

– Никак не могу знать. Мы стартанули со станции Ромул пять месяцев назад и останавливались только на новом пит-стопе, заправиться топливом и водой. Мы пролетали ваш сектор два дня назад, тогда я заметил, что второй пилот начал кашлять, мы приняли лекарства и продолжили путь, но затем его состояние резко начало ухудшаться, я принял решение развернуть катер и просить помощи у вас.

– По инструкции вам нужно лететь на ближайшую крупную станцию!

– Да, но его состояние всё хуже, уже в течение тринадцати часов температура под сорок, он просто не дотянет до Ромула!

Пилот изо всех сил старался сохранить самообладание, но в его голосе Илья слышал отчаянную мольбу.

– У вас тоже температура?

– Нет, совсем чуть-чуть… Разве что. Наверно, перенервничал.

Кивнув радисту, Илья молча попросил выключить звук, так чтобы экипаж катера не слышал его дальнейших слов.

– Капитан, мы никак не можем их принять. И тут дело не столько в моем личном мнении. По правилам они обязаны искать помощи на крупной станции. Мы не можем рисковать, пуская судно с заражёнными на стыковку. Запасы лекарств последнего поколения очень малы, каждая колба на счету, расходовать их на любого первого встречного я просто не имею никакого морального права.

– Всё верно, они рассчитаны по колбе на одного члена экипажа, я согласен сам пойти туда и отдать свою! – с вызовом бросил Андрей.

Борясь с желанием схватить этого наглого юнца за шкирку и выкинуть с мостика, Илья сжал кулаки и процедил сквозь зубы:

– Бортврач, меры пресечения эпидемии на борту станции. Громко и чётко!

– А… – стушевался юноша, вновь почувствовав себя на ученической скамье, – Обнаружение источника заражения, назначение карантина для больных, идентификация штамма, полное медикаментозное лечение для всего экипажа.

– И как мы по вашему будем проводить последний этап, если на вас, бортврач, не хватит ампул?

– Но ведь вероятность…

– Но она есть!

С обучением покончено, а сейчас нужно сделать свою работу и принять жесткое решение:

– Мы не можем никак помочь больным.

– Как вы думаете, санинспектор, они успеют долететь до станции Ремула? – сухо спросил капитан, зная ответ заранее.

На экране видеосвязи всё ещё ожидал решения пилот разведочного катера. Его бледное лицо блестело от пота. То и дело облизывая пересохшие губы, мужчина тяжело дышал, иногда оборачиваясь на больного товарища, который уже не в силах был даже сидеть.

– До Ромула лететь три месяца. Мне очень жаль.

– Ясно, на следующем сеансе связи с главной станцией я передам, чтобы подобрали катер и нашли источник заражения, где-то же они подхватили инфекцию.

– Им нужно лучше заботиться о комплектации разведки. Радист, включайте микрофон… Я сам им объявлю.

Илья повернулся к экрану связи и не смея отвести взгляд, глядя пилоту обречённого катера глаза в глаза, озвучил своё решение, как судья зачитывает приговор осуждённому на смерть: холодно, безлично, безучастно.

***

Двадцать третье декабря четыре тысячи пятого года.

Испуганное лицо того пилота навсегда запечатлено в моей памяти. Не он первый, не он… Надеюсь, он не будет проклинать меня до самой последней своей секунды. Он должен понимать, что я не имею права рисковать…

Но есть и хорошие новости. К Риму причалил Рем, как и положено, раз в полгода. Но в этот раз на его борту не только почта, новые медикаменты и прочий необходимый груз, но и мои родные: Алла и Лиза. В дороге им сбило антенну, потому видеосвязь пока наладить не можем, но со слов капитана, на борту всё в порядке, так что мы увидимся вживую через семь дней, аккурат под Новый Год.

Забавно, что мы всё ещё храним традиции этого праздника, хотя действительно насладиться наступлением нового года могут лишь земляне. Но как бы была плоха жизнь без маленького ожидания чуда, особенно здесь, на самом краешке исследованного космоса.

***

Узкие коридоры станции едва ли напоминали те блестящие и идеальные интерьеры, что рисовали в своём воображении люди прошлых тысячелетий. Не без смеха Илья вспоминал кадры старинных фильмов: аккуратные, гладкие, отороченные светодиодными лентами стены, просторные комнаты и чёткое разделение на верх и низ. Совершенно неприспособленные к полётам корабли получались. Ни тебе лееров, за которые можно зацепиться в случае аварии, ни кислородных масок. Даже мебель не закреплена, лёгкая тряска или плановое отключение искусственной гравитации и прости, прощай.

В такой же тесной, как коридор, но уютной, как и вся станция, кают-компании царило оживление. Новость о причалившем Реме уже разнеслась по всем уголкам станции. Экипаж ждал почту и передачки от близких, каждый надеялся, что ему прислали что-то особенное в честь праздника.

– Бросал бы ты это, Андрей, твоё увлечение идеями этих террористов могут неправильно понять, – Елена сидела напротив бортврача и что-то мастерила.

– Сама подумай, чем дальше мы заходим, тем больше ресурсов тратим. Человечество истощило родную планету и взялось за космос, может, вирусы – предостережение, что пора бы нам остановиться? Наше общество больше напоминает армию со всеми этими строгими правилами и инструкциями! И дураку ясно, что-то нужно поменять…

– У-у-у-у, ещё немного и вступишь в ряды Сообщества Конечной Вселенной! – шутливо отозвалась женщина и протянула Андрею свою поделку, – Это тебе! По-моему, эта миниатюрная ёлочка станет отличным брелком, прикрепи к своему поясу. И, смотри, она ещё и светится!

– Да ну тебя, разве можно вообще с тобой разговаривать о чём-то серьёзном? И разве эта атрибутика не устарела?

Дурашливо Елена показала язык и взглянула на часы. Ей оставалось около десяти минут до вахты.

– О! А вот и Илья, ну-ка, Андрей, сделай гримасу поприветливей.

Не обращая внимания на недовольство бортврача, Илья сел рядом и протянул Елене свёрток. С детским любопытством она приняла и развернула его. Внутри лежала коробочка с монпансье.

– Думал подождать до праздника, но у тебя сегодня выход в открытый космос, захотелось поднять тебе настроение.

– Знаешь ты мои слабости. Угощайся! И ты, Адрей, тоже возьми парочку.

Но в ответ на предложение юноша только поморщился и демонстративно встал:

– Мне пора. Время.

– Да минут пять ещё точно есть, – попыталась уговорить Елена, но напрасно.

Андрей с кислым лицом покинул кают-компанию, даже не взглянув в сторону Ильи.

– Вам бы выпить друг с другом, или как это у мужчин делается. Нам, девчонкам, достаточно посмеяться вместе и всё, подружки, а что с вами делать, ума не приложу, так и будете дуться друг на друга.

Монпансье весело брякнули в коробке, когда Елена убирала их, затыкая за пояс. За иллюминатором её уже ждал космос, пустой и холодный. Какой бы смелой она ни была, сколько бы раз уже не выходила за пределы станции, каждый раз Елене становилось не по себе. Глядя в бесконечную черноту, она признавалась сама себе, что ей страшно. Но только самой себе, больше никому! Её чувства напоминали детский страх темноты, когда выключив в комнате свет, спешишь лечь скорей в кровать, хотя знаешь, что никакой опасности на самом деле нет, но каждый раз кажется, что именно сегодня на тебя накинется тот самый выдуманный монстр из-под кровати.

– Пойду, починю твоим антенну! Дай мне пару часов, и посмотришь, как выросла дочурка.

По-дружески Елена потрепала товарищу волосы и вышла.

Пригладив причёску, Илья про себя медленно отсчитывал минуты до конца вахты, Андрей уже наверняка приступил к своим обязанностям, значит можно расслабиться, почитать книгу, посмотреть кино или просто посидеть, наблюдая, как в иллюминаторе сияет Рея – старая одинокая звезда, вокруг которой теперь спутником вращается Рим. Любой способ скрасить ожидание встречи был бы сейчас хорош. Нужно просто дождаться когда Елена закончит ремонт. Всего пару часов, но почему же именно сейчас каждая секунда кажется вечностью?

***

Илья проснулся от того, что кто-то тряс его за руку. Видимо, сказывалось напряжение от недавних событий, сон сморил мужчину прямо посреди кают-компании, не смотря даже на шум. И теперь ему понадобилось какое-то время, чтобы осознать себя, а затем, чтобы протереть глаза и увидеть наконец перед собой растерянное лицо Андрея.

Бортврач никак не мог остановиться и всё тряс Илью, будто пытаясь вытряхнуть его сознание из тела.

– Чего тебе?

– Елена… – только и прошептал юноша, остальное читалось в его расширенных от страха глазах.

– Где она?

Сон как рукой сняло, Илья уже отстегнул страховочный карабин и встал с кресла, слегка оттолкнув от себя ошалевшего Андрея.

– В стыковочном отсеке. Изолирована.

– У неё с собой должна быть инъекция на такой случай.

– После введения лекарства улучшения не зафиксированы.

Андрей рапортовал словно робот, чеканя каждое слово и не слыша самого себя, он даже и вопросов не слышал, знал что саниспектор спросит по инструкции.

– Симптомы.

– Повышенная температура, потливость, кашель, сухость во рту, покраснение глаз…

– Другие заболевшие.

– Не зафиксировано.

– Время.

– Три часа пятнадцать минут.

– Время в открытом космосе.

– Два часа сорок семь минут.

Елена сидела на полу стыковочного отсека. Даже сквозь объёмный скафандр было заметно, как от тяжёлого дыхания поднимается её грудь. Увидев в смотровое окно Андрея и Илью, женщина через силу улыбнулась и помахала рукой, приветствуя. Движения давались ей нелегко, высокая температура то и дело пыталась увести разум, но Елена сражалась, не позволяя себе бредить.

– Почему она без шлема?

И тут бортврач словно очнулся ото сна, соображая, пытаясь вспомнить, как же он смог совершить такую ошибку. Илья не стал ждать ответа, он знал, Андрей запаниковал, Елена пожаловалась, что ей тяжело дышать, возможно, даже сама сняла этот дурацкий шлем. Уже и неважно, важно, что теперь заражён весь стыковочный отсек, значит открыть его просто так нельзя. Чтобы вытащить оттуда больную придётся эвакуировать отсек, а затем проводить дезинфекцию. А время уходило, как песок.

Вдруг Андрей ожил, его мозг яростно заработал, разыскивая пути решения, бортврач затараторил:

– Слушай меня, мы её вытащим! Для этого сейчас нам самим нужно надеть защитные костюмы, а ей – шлем, затем проведём эвакуацию и перенесём Лену в медотсек…

… и осёкся, встретив непробиваемый и суровый взгляд санитарного инспектора. Он уже видел эту холодную решимость в глазах, совсем недавно, когда так рвался помочь разведчикам, когда его жертвенность разбилась о беспрекословный приказ.

– Первый этап – обнаружить источник заражения, – проговорил Илья, отворачиваясь от Елены, словно боялся, что она сможет прочитать по губам, – Больная изолирована, ей введено лекарство, больше мы ничем помочь не можем, сейчас главное не допустить распространения инфекции. Надевай защитный костюм, мы должны обыскать её каюту и личные вещи, не просто же так она заболела.

– И что если найдём? Пока она была в открытом космосе, почти беззащитная от радиации, инфекция мутировала! Мы должны срочно доставить её в медкапсулу и наблюдать.

– Больная изолирована, очаг инфекции не обнаружен. Что тут может быть непонятного?!

Не оглядываясь ни на обмякшую Елену, ни на побагровевшего Андрея, Илья направился за защитным костюмом. Уже в медицинском отсеке он объявил капитану о карантине.

Экипаж сработал слаженно, как на учениях. Все заняли свои места, люки задраены, и теперь свободно перемещаться по станции могут только двое: бортврач и санинспектор. Инженеры, помощники, техперсонал, исследователи и даже капитан временно заперты, каждый там, где застал его карантин. Так будет до тех пор, пока не обнаружится причина заражения.

***

Синхронно, слаженно колонки скафандра и отсека передали приказ капитана. Карантин, из-за неё. Елена цеплялась остатками сознания за капитанский голос, ей нужно было сейчас слышать кого-то и говорить, просто сидеть и ждать было невозможно. Глаза нестерпимо резало, датчики верещали, фиксируя постоянно повышающуюся температуру, цифры никак не хотели останавливаться, и уже проскочили отметку в тридцать девять и три. Инъекция не помогла, чёртова ампула, наполненная лекарством, что на этой маленькой станции считается чуть ли не сакральным. Для Ильи уж точно. Он отвечает за каждого на Риме. Елена знала, что как бы не лелеял он их давнюю дружбу, действовать Илья будет по инструкции. И всё, что требуется от неё сейчас – продержаться до тех пор, пока инспектор не убедится, что никто больше не заразится.

– Эй, парни, чем занимаетесь? – Елена включила встроенный в скафандр микрофон и переключила переговорщик на Илью и Андрея.

Молчание. Невыносимо долгое. Неужели не услышали? Или отключились, решили не отвечать ей? Вместе с температурой начала подниматься и паника. Страх так и остаться здесь одной, взаперти, не дождавшись помощи. А вместо савана будет скафандр, уродливый, тяжёлый и в данный момент совершенно бесполезный.

– Тебя мама не учила, что нехорошо отвлекать людей от работы?

Илья прерывисто засмеялся. Было слышно, как он шуршит чем-то на фоне, после раздался щелчок, мужчина невнятно выругался.

– Дорогуша, у вас в вещевом контейнере свет не работает.

Разум увлёк мысли куда-то внутрь самих себя, назло не давая собраться с ответом, но так просто Лена не сдастся. Пусть вирус терзает тело, но рассудок она сохранит.

– Он привык… что его называют шкафом. Никак руки не дойдут починить. А чего это ты там забыл?

Приступ кашля не дал договорить до конца, горло саднило, и без того каждый вздох давался тяжко, будто о грудь ударился астероид.

Откашлявшись, Елена с трудом продолжила, не давая голосу захрипеть:

– Проник в дамские покои, пока хозяйки нет дома, негодник?

– Ага, и Андрею заодно покажу, пусть знает, какая ты неряха, а то вот так заарканила неподготовленного юнца в свою паутину, он и не представляет, какая ты на самом деле.

– Я милая и… – вздох и очередная попытка сконцентрироваться на звуке собственного голоса, —… пушистая.

– Знаешь, многие земные паучихи тоже вполне подходят под это описание. Их тело покрыто тонкими волосками, а расположение блестящих глаз-бусинок вполне привлекательно… Так, что тут у нас?

И снова мембраны колонок забились дрожью от шума – на том конце сигнала прямо у микрофона разворачивали что-то шуршащее.

Мутный разум Елены не выдерживал и пускался бредить, женщина с трудом смогла вспомнить то, как она оказалась заперта в стыковочном отсеке, почему на ней скафандр, и зачем Андрей сейчас громко ругает себя.

– Ты с нами? А? Сладкоежка ты наша?

– Я? Да, я слушаю…

Руки подогнулись, опуская невероятно неповоротливое тело на пол. Лежать гораздо удобней. Потолок завертелся одновременно и по часовой стрелке, и против неё. Плоские лампочки, выемки для карабинов, многочисленные технические отсеки и решётки вентиляции закружились хороводом, вырисовывая причудливые узоры, подсмотренные когда-то в маленький глазок калейдоскопа.

– Сознавайся, родненькая, ела ты шоколад перед выходом?

– Шоколад? Наверно, ты же знаешь, я люблю шоколад, такие маленькие плиточки, с выдавленным узором в серединке. А есть пористые, с небольшими пузыриками. Говорят, какао – одно из первых растений, увезённых человеком в космос. Мне нравится, как пахнут его плоды… Я даже прямо сейчас чувствую этот аромат, представляешь?

– Представляю, родная, представляю. Всё будет хорошо, милая, ты главное потерпи ещё чуть-чуть. Мы почти, мы сейчас. Уже в лаборатории, если всё дело и правда в твоей маленькой слабости, то всё хорошо, мы вытащим тебя.

Сзади что-то рухнуло, звякнуло и громыхнуло, отдавшись в сознании Елены резкими всполохами алых и жёлтых цветов, огненной змеёй взвившихся под несущийся по кругу потолок. И всё погасло, но не мгновенно, а плавно, постепенно затухая, погружая измождённый разум в тягучее чёрное забытиё.

***

– Мать твоя – квазар, Андрей! Не разрушай лабораторию! Ты тянешь время, которого нет! Елена, ты слышишь меня? Лена?! Отключилась. Андрей, шевелись, ну же! Оборудование готово!

Трясущимися руками бортврач собрал рассыпавшиеся склянки и шоколад. Тот самый, что Елена тайно провезла на борт станции. Тогда Андрей не придал значения. Ну, не успела она отправить его на проверку, с кем не бывает! Подмигнула лихо, сказала, что пусть это будет их маленький секрет, и он разрешил. Это же всего лишь шоколад! Чёртов шоколад, который сейчас приходилось препарировать, разбирая слой за слоем. Компьютер быстро проведёт анализ, если причина заражения эта сладость, если именно под этой блестящей упаковкой скрылись проклятые мелкие бесклеточные твари, они будут видны под микроскопом.

– Загружай!

Илья почти выхватил из рук Андрея стекла с препаратами и аккуратно разложил, прицелив электронный микроскоп. Секунда, и машина выдала положительный результат.

– Твою ж, Андрей! Как ты получил должность бортврача, я не понимаю! Хватай носилки.

Как получил? Он уже и сам не знал, только выпустился, сдал экзамены с отличием, думал найти работу поближе, желательно, на одной из заселённых планет, подальше от космоса с чёртовой радиацией и вирусами. Но всем нужны специалисты с опытом работы. Вот и пришлось лететь на маленький Рим, работа плёвая, считай, помощник санитарного инспектора, знай выполняй инструкции и мотай опыт на ус и в трудовую, а потом можно уже и нормальную работу найти.

И даже с этим Андрей не справился. Один раз, чёртов шоколад! Надо же было именно ему, ну что стоило не пропустить тогда, отправить обратно, чтобы проверили, получила бы Елена свой сладкий наркотик через полгода, и ничего этого бы не было. Почему тогда ему это не пришло в голову?

Без конца Андрей корил себя, помогая Илье волочь носилки по коридору. Они погрузили набор первой помощи и хорошо экипированы, так чтобы точно не заразиться. Ходить в защите было неудобно, казалось, они идут невероятно медленно, что Рим из маленькой станции вдруг стал огромным, а коридор до стыковочного отсека растянулся на несколько световых лет.

Но вот нужный люк. Плотно загерметизированный сейчас, но один сигнал капитану, и путь открыт, и они смогут спасти Елену.

Андрей бросился к смотровому окну. Лена лежала тряпичной куклой, брошенной уставшим от игрушки ребёнком. Слишком расслабленная, голова повёрнута вбок, полузакрытые глаза кажутся мутными стекляшками. Датчики скафандра предательски молчат, не фиксируя даже слабое сердцебиение.

– Открывай! Чего ждёшь? – не выдержал Андрей.

Медленно Илья опустил носилки, снял с плеч сумки и так же тихонько положил их на пол. Мысли перемешались, с трудом вспоминались инструкции. Илье захотелось сорвать люк с петель, кинуться к бездыханной Елене и попытаться привести её в чувство, не слушая голос разума.

Но он не мог.

– Капитан, приём.

– Слушаю вас, санинспектор.

– Запрашиваю дезинфекцию температурой в стыковочный отсек номер три.

– Причина.

– Заражённый больной без признаков жизни. Реанимация невозможна.

– Принято. И, мне жаль, Илья, Андрей. Елена была отличным инженером… и другом.

Резким движением, так чтобы бортврач не успел опомнится, Илья отдёрнул его назад и закрыл смотровое окно спиной.

«Незачем ему глядеть на это. Пусть лучше запомнит её живой и здоровой.»

На несколько минут отсек позади превратился в пылающий крематорий, уничтожая всё органическое, не способное выдержать высокую температуру, испепеляя себя изнутри дочерна. После останется только протереть сантиметровую сажу, но этим займётся тех персонал. За оборудование можно не беспокоиться, оно специально рассчитано для таких случаев.

А вот скафандр полопается, оплавится и сгорит вместе с трубками, датчиками и телом.

***

Двадцать четвёртое декабря четыре тысячи пятого года.

Андрей отстранён от работы и улетит вместе с Ремом обратно, капитан уже подписал приказ об увольнении.

Признаться, при всей моей неприязни, последнее, о чём я подумал, это о том, что Андрей нарушил правила. В моей голове вертелась тысяча вариантов: от скрыто протекавшей инфекции до теракта (фанатики Сообщества Конечной Вселенной и не на такое способны); но чтобы столь грубое нарушение от человека, занимающего пост бортового врача…

Елена, дался тебе этот шоколад! Эта станция стала невыносимо тесной и душной без тебя.

***

– Привет!

Алла – красивая улыбчивая блондинка сидела напротив камеры. Трансляция началась неожиданно, и нервничая, как на первом свидании, девушка поправила сперва блузку, а затем идеально уложенные волосы. Алла хотела выглядеть хорошо, чтобы Илья запомнил её такой, когда им вновь придётся расстаться.

Вдруг на мгновение её лицо изменилось: черты его заострились, волосы потемнели, укоротились и запружинились в непослушные кудри. Всего на несколько секунд с экрана на Илью смотрела Елена. Леночка! Нежно, любя она улыбалась ему. Смешливые морщинки у глаз ей безумно шли.

– Покажи-ка, Лиза, сколько тебе лет уже?

Наваждение исчезло, и вот на мониторе снова белокурая Алла. Родная, живая.

«Не нужно было им прилетать,» – решил про себя Илья.

Когда на колени Аллы забралась Лиза, мужчина чуть не расплакался, казалось, все его чувства: горе от потери близкого друга и счастье от скорой встречи с родными; сжались в один ком, что пульсировал в горле, не давая вздохнуть или сглотнуть. А Алла всё улыбалась, она ещё не знает о том, что случилось, он расскажет ей после. Не зачем им сейчас нервничать. Уж Илье известно, как и без того вяло текут дни в карантине, когда ты подвешен в космосе на небольшом кораблике и просто ждёшь.

– Я знаю, о чём ты думаешь, а я говорила, просила капитана не останавливаться на пит-стопе, уже бы сидели рядышком. Но ты их знаешь… – Алла вновь пригладила волосы, хотя они в том не нуждались.

– У них инструкции, такие же, как у меня. Космос вовсе не безопасное место, нужно быть начеку всё время.

– Жить вообще страшно, от этого умирают, что же теперь, не жить?

Мягкая улыбка ни на секунду не сходила с лица девушки, и уголки губ лишь слегка дрогнули, когда рука Аллы коснулась горячего лба дочери, хотя она могла поклясться, что ещё минуту назад всё было прекрасно.

– Что такое, милая, ты что, вспотела? Тебе жарко?

Девочка мотнула головой и Илья услышал, пожалуй, самый пугающий звук. Нет, будь другие обстоятельства, другие люди, другое время, другое место, и это всё было бы совершенно безобидно и нисколько не страшно, но здесь и сейчас Илья слышал, как кашляет его дочь. Сухой, сиплый кашель, сперва совсем незаметный, но совсем скоро он начнёт раздирать горло до крови.

– Зови вашего бортового врача, пусть он её осмотрит!

– Да она просто подавилось слюной, она же ребёнок, вот и закашлялась, не паникуй, ничего страшного.

Мягко, успокаивающе говорила Алла, однако улыбка исчезла с её лица, уступив место беспокойству.

– Не волнуйся, я пойду, отправлю её на осмотр, а ты не бойся. Всё, родной, до связи.

Женщина помахала на прощание рукой и отправила в камеру воздушный поцелуй.

Стоило экрану погаснуть, Илья схватился за голову, закрыл лицо руками и горько заплакал, коря себя за то, что вообще разрешил Алле и Лизе покинуть Ромул.

***

Двадцать пятое декабря четыре тысячи пятого года.

У Лизы обнаружена пневмония. Пока кроме неё никто не заболел. Экипаж и пассажиры прошли медикаментозное лечение. Надеюсь, это поможет. Бортврач доложил, что они укомплектованы противовирусным препаратом сто двенадцатого поколения.

Мне не даёт покоя невероятное совпадение. Та же картина была и на разведкатере. Ведь получается, что обе вспышки заболевания случились примерно в одно и то же время, во время прохождения нашего сектора.

Что-то не так с новым пит-стопом, сомнений быть не может. Я уже доложил капитану о своих подозрениях. Теперь всё что нам остается, ждать.

Я бы сейчас отдал всё на свете, лишь бы Лиза выздоровела.

***

Сигнал вызова прервал Илью, он спешно поставил точку в дневнике и бросился на мостик.

Здесь уже стояли капитан, всё такой же непоколебимый и строгий, и Андрей, за последние сутки он осунулся и, казалось, постарел. Оба глядели на Илью обеспокоенно, только капитан смотрел с отеческой заботой, а бывший бортврач – с болью и страхом.

– Я вызвал вас на срочный сеанс связи с Ремом. С Ромула пришёл ответ, они говорят, что заражения пневмонией носят массовый характер. У них нет точных данных, но Сообщество Конечной Вселенной уже взяло на себя ответственность за заражение шести пит-стопов, в том числе ближайшего к нам.

– Вы вызвали, чтобы сказать мне, что вынуждены отослать Рем обратно вместе со всеми пассажирами.

– Это ваша юрисдикция, санинспектор.

– Груз уже отцепили?

– Ожидает инспекции и назначения дезинфекции в грузовом отсеке.

Остался только последний вопрос, который Илье хотелось задать с самого начала, но страх услышать ответ пересиливал. И его даже не нужно было произносить, капитан прочёл всё по глазам.

– Улучшений в состоянии больной нет, её держат в изолированной капсуле. Других заражённых нет, – и, немного промедлив, словно боясь звучать слишком резко, – Илья, вам нужно принять решение.

Но решение давно принято, как и в случае с разведкатером, инструкция велит отправлять Рем к ближайшей крупной станции, лететь до которой грузо-пассажирский корабль такого класса будет не менее трёх месяцев. Нет, всё решено, капитан знает об этом, но не может сказать прямо, что просто даёт Илье время попрощаться с родными. Возможно, навсегда, никто не знает, удастся ли им сдержать инфекцию, а имеющиеся на борту препараты не возымели никакого действия.

– Я должен лететь с ними, пусть возьмут меня на борт, вместе с моей ампулой. Тут же она больше не понадобится, если меня не будет? – посеревшее от горя лицо Андрея вновь приобрело ту юношескую решимость, с которой он точно так же всего каких-то пару дней назад был готов броситься наперекор всем правилам на спасение двух незнакомцев.

– Это самоубийство, – отрезал Илья.

Сухо и строго, как и прежде. Обрывая на корню все розовые мечтания о героизме.

– Неизвестно, поможет ли противовирусное даже пусть и сто тринадцатого поколения, запасы воды, набранные на пит-стопе, непригодны, и мы вправе считать, что все пассажиры и экипаж потенциально больны. Знаешь, что их ждёт? В лучшем случае они будут строго экономить ресурсы, и больше никто не заболеет. В худшем – Рем пополнит ряды кораблей-призраков. Всё ещё хочешь стать безымянным героем? – и даже не дав Андрею раскрыть рта, продолжил, – Капитан, назначаю бортового врача на должность временного санинспектора, до тех пор, пока на станцию не прибудет официальная замена. Меня же прошу уволить по собственному желанию и отправить на Ромул ближайшим рейсом.

– Стыковка с заражённым кораблём безопасна?

– Абсолютно. Сразу после отлёта командуйте дезинфекцию стыковочного отсека.

– Оставляете нас на неквалифицированного мальчишку?

– Я думаю, он усвоил урок.

***

Андрей выскочил вслед за Ильёй и поразился, как быстро может двигаться человек, когда его близкие в опасности. На крейсерской скорости бывший санинспектор пролетел по коридору, высоко подпрыгивая, оборачивая в свою пользу даже гравитацию, скользнул в лабораторию и тут же выскочил обратно, сжимая в руках небольшую ампулу.

Бортврач попытался схватить коллегу, остановить хотя бы и за пояс. Одержимый паникой, он даже не слышал требования капитана прекратить погоню.

– Стой, Илья, прошу! Я не справлюсь, я облажался и облажаюсь ещё сильней! Пусть уж лучше я пойду! Я хочу пойти! Пусти меня! Ты же знаешь, я не справлюсь!

В очередном броске его рука наконец нащупала край ворота и крепко сжавшись, уцепилась намертво.

– Не мешай мне! Это моя семья, моя дочь! – всё внутри Ильи кипело: гнев на самого себя бурлил, смешиваясь с раздувающимся чувством вины.

Куда он идёт? Как может он вот так легко бросать свой пост, передавая в руки совсем ещё зелёного мальчишки?

Взбешённый собственной слабостью и безвольностью Андрея, мужчина сжал кулак и, хорошо размахнувшись, впечатал его в лицо бортврачу. Хрустнули кости, юноша разжал руку и схватился за нос.

– Хочешь сбежать? Ты убил её! Собственной безалаберностью, и теперь хочешь сбежать? Каждый уголок станции напоминает тебе о том, какую ошибку ты допустил, так ведь? Просто прими это и соберись! Теперь все они зависят от тебя. И ты на своей шкуре ощутил, что права на ошибку у тебя нет! А теперь послушай меня. Ты прошёл обучение, сдал все экзамены, и тебя допустили на станцию, значит ты готов. Так что просто утрись сейчас и начни делать свою работу! Понял меня?

Удар сработал как надо, мысли Андрея прояснились, паника отступила, вместо неё пришло осознание, резкое и холодное.

– Это не по инструкции. Приказом я снят с должности и не имею даже звания бортврача. Капитан слишком мягок, но я усвоил урок, у меня был лучший учитель!

Сплюнув горькую, похожую на вкус алюминиевой вилки во рту кровь, Андрей ногами оттолкнулся от стены и лбом протаранил грудь Ильи. Резко выдохнув и лишь на секунду ослабев, саниспектор не удержался и осел на пол, выпуская из рук ампулу. Подхватив лекарство, Андрей рванул к стыковочному отсеку что было сил. Если бы он нашёл в себе мужество обернуться, увидел бы, что вся его спешка напрасна. Илья так и остался сидеть на полу, исступлённо глядя перед собой.

Как он мог поступить так эгоистично? Как мог предать всех этих людей на станции? Людей, доверивших ему свои жизни? Бросить их в руки едва окончившего академию сопляка… Ради чего? Ради нескольких дней беспомощности рядом с больным ребёнком? Рискнуть жизнью целой станции ради даже не спасения дочери, а лишь возможности быть с ней рядом… Стоило ли это того?

Отцовское горе затмило его разум, лишая возможности рассуждать здраво. Имел ли он всё это время право корить Андрея, если сам не смог взять себя вовремя в руки…

***

К отсеку санинспектор подошёл лишь тогда, когда блестящий рукав гофры возвращался уже назад, отпуская Рем навсегда. Прерывисто выдохнув, Илья скомандовал:

– Запрашиваю дезинфекцию температурой в стыковочный отсек номер один.

– Принято. Илья, жду на мостике. Срочно!

Рем передавал сигнал всё слабей. Капитан попросил всех выйти. На мостике остался только радист, сам капитан и Илья.

Сжимая и разжимая кулаки, саниспектор глядел на экран. Там перебиваемый эфирными шумами Андрей склонился над Лизой. В большой, рассчитанной на взрослых капсуле её маленькое тело казалось игрушечным. Бортврач Рема поднёс ампулу к глазам, проверяя маркировку, хмуро кивнув, он подсоединил склянку к медкапсуле.

Экран в очередной раз разбили помехи, корабль всё дальше уходил от станции. Илья не смел оторваться, он ждал, он верил, что картинка скоро снова возобновится. Но ничего не происходило.

Капитанский мостик заполнила тишина, прерываемая лишь негромким шипением динамиков.

– Температура падает, Илья, слышишь меня, температура падает! Дыхание стабилизируется!

Андрей говорил громко, выговаривая каждый слог.

– Слышу, я слышу…

Осев на пол, Илья обхватил себя руками, пытаясь унять накатившую истерику. Лиза в порядке, пока что…

– Выживите! – голос сорвался, прорываясь сквозь толщу глухого космоса.

– Обязательно! Помните, санинспектор станции Рим, вы поступили по инструкции! По инструкции, написанной кровью! А, значит, вы не совершили ошибки!

Капитан удивлённо вскинул брови, он не ожидал таких слов от некогда пылкого бунтовщика, считающего, что правила написаны глупцами для дураков.

– Андрей, – просипел Илья, наконец совладав с собой, – Говоря, что у тебя был лучший учитель, ты же имел в виду не меня?

Белый шум разорвал динамики, корабль уносился всё дальше, теперь между ним и станцией уже несколько десятков километров безжизненного космоса, безмолвного, непокорённого, безумно опасного…

Радист защёлкал механическими переключателями, настраиваясь на волну. Наконец связь снова ожила.

Голос Андрея звучал тихо, но чётко:

– Я имел в виду смерть.

Сигнал прервался, оставляя каждого участника и свидетеля этого разговора со своими мыслями.

Рем улетел в неизвестность, а Рим так и продолжил свой бег вокруг звезды. И его экипажу сейчас следовало вернуться к своим прямым обязанностям, жизнь шла своим чередом, и Илья полон решимости сделать всё от него зависящее, лишь бы она так и продолжалась здесь, на самом краю исследованного космоса несмотря ни на что.

Кожа

«87… 88… 89…» – Нелли провожала взглядом столбики с цифрами, пока полупустой автобус всё дальше увозил её от города. Солнце слепило глаза, а листья порыжевших деревьев, казалось, светились изнутри.

Нелли выкрутила яркость на экране смартфона, открыла заметки и приступила к работе над статьёй.

«Автобус, будто ледокол, разрезал густой туман светом фар… (придумать плавный переход)… Его двери разверзлись, и тьма раскрыла свои объятия. Отринув страх я спустилась в неё, а автобус умчался вдаль, отрезая (а не слишком близко к “разрезал”?) путь отступления до рассвета.»

– Ну, как-то так, – девушка закрыла заметки и ещё раз сверилась с гугл-картой.

Маячок двигался по трассе, неотвратимо приближаясь к конечной точке маршрута – деревне с блёклым названием “Среднесунье”. Нелли вдруг с новой силой ощутила предчувствие встречи с чем-то паранормальным и необъяснимым. Хоть погода изо всех сил портила атмосферу, и в деревню девушка прибудет ясным полднем, цель путешествия оставалась всё ещё весьма жуткой. И нет, в этих местах не водились вампиры, не завывали в ночи призраки, местные не видели следов снежного человека или загадочных мерцающих огней между деревьев. Всё проще, но в то же время ужасней. Около пяти лет назад в местном пруду нашли кожу.

Человеческую кожу.

Кто-то осторожно снял её с тела и сшил тошнотворный комбинезон.

Новость о кошмарной находке сразу же взбудоражила все местные СМИ, прокуратура возбудила уголовное дело, за ходом которого следила вся страна. Но многочисленные расследования ни к чему не привели, кроме того, что обнаружились свидетельства о подобных случаях, происходивших здесь и прежде. Одежду из человеческой кожи находили, как правило, в пруду или рядом. И то были не только комбинезоны, в начале восьмидесятых на пляж выбросило грубо сшитую перчатку. Исследовать находку тогда не стали, но очевидцы уверяют, что перчатка была из человеческой кожи.

Но таинственный маньяк никогда не оставлял следов. Даже личности тех, кому принадлежала кожа, не удалось установить.

Остальные части тел: кости, мыщцы, головы; так же не нашли.

Шум со временем утих, как и поток назойливых журналистов. И вот она, Нелли, репортёр местного интернет-издания «Крипиград» готова проделать всю ту работу, которую не смогли пять лет назад ни толпы лощёных столичных корреспондентов, ни безалаберные милиционеры. Самой Нелли в то времябыло всего четырнадцать, родители ни в какую не хотели отпускать её в страшную деревню, и совсем не горели желанием ехать туда с ней.

Пять лет она ждала, собирая информацию по крупицам, строя и разрушая собственные теории, но теперь уж точно правда не ускользнёт!

Шум автобусных дверей вырвал девушку из размышлений, подхватив лёгкий рюкзак, она быстро шагнула в прохладный осенний день. Воздух на остановке пах лесом, яблоками и пирожками.

Нелли оказалась на небольшой площади перед старой полуразрушенной церковью. На другой стороне дороги стоял магазин «777», а чуть дальше от него, рядом с уютной берёзовой аллеей, ещё один. Плотно друг к другу теснились ухоженные деревянные домики, местные проходили мимо, поглощённые собственными делами.

Никто не замечал полненькую молодую журналистку в джинсовом сарафане и тонкой красной курточке, с тёмными длинными волосами, собранными в тугой высокий хвост. А Нелли следила за каждым, внимательно вглядываясь в лица деревенских.

Постояв так около десяти минут, девушка достала смартфон и проверила входящие сообщения. Пусто. Она ещё немного посверлила взглядом аватарку, с которой на неё смотрел худой светловолосый паренёк со слишком узкими губами.

– Ты чаво одна стоишь? Заблудилась, красавица? – рядом с Нелли будто бы из ниоткуда возникла сухонькая старушка, ростом она доходила едва ли до груди девушки, и своим внешним видом напоминала ведьму из пряничного домика: слащаво-дружелюбную, но с хищными чертами лицами и длинным прямым носом.

– Знакомого жду, бабушка, – отогнав странную ассоциацию, вежливо ответила Нелли, – А вы здесь давно живёте?

– Давно, красавица, давно. А ты внучка чья-то или просто так к нам? – старуха потянулась к сумочке и достала из неё маленькое, как и она сама, красное яблоко, и ловко вложила его в руку оторопевшей на секунду девушке, – Это китайка, пробовала, нет? Кислая, но сочная очень. Попробуй.

– Спасибо, но я потом, спасибо, – журналистка повертела в руках крохотное яблочко и удивилась его неестественной яркости.

– Баб Люд, уже познакомились с Нелли? – к остановке подбежал запыхавшийся молодой человек, он торопливо попытался пригладить вьющиеся белые волосы, чтобы выглядеть хоть чуточку аккуратней.

– Кирилл, это вы? – девушка отметила, что в жизни юноша выглядел гораздо симпатичней, чем на аватарке.

– Давай на “ты”, как привычней, уже столько переписываемся, – Кир протянул руку для рукопожатия, – Прости, щенок в подпол уполз. Разбудил меня скулежом. А ключей от замка у меня нет, еле вызволил.

– С щенком всё хорошо? – Нелли пожала руку и отчего-то это деловое и совершенно лишённое романтики прикосновение всё же заставило её покраснеть.

– Только уши крысы погрызли и напуган, но пройдёт. Баб Люд, мы пойдём.

– А? Кирюш, так это невеста твоя. Ну вы на чай заходите.

В ответ Кирилл только кивнул и, обхватив девушку за плечи, повёл вниз по дороге, к небольшому, вросшему в землю домику.

– Правда, на ведьму из сказки похожа? На самом деле божий одуванчик! – прошептал он на ухо Нелли, когда старуха оказалась позади, – У неё ещё сестра есть, точно такая же, хоть и младше на десять лет, но они такие старые, что внешне разницы уже никакой.

Только Кирилл открыл калитку, в ноги Нелли выскочил лохматый щенок. Несмотря на глупую морду и вислые ободранные уши, размером щенок был со среднюю взрослую собаку.

– Волкодавом вырастет, не иначе, – юноша словно читал мысли, и сейчас, и тогда со старушкой, на самом деле живая мимика Нелли выдавала все её чувства и эмоции, Кирилл нашёл это очаровательным, – Сторожить взял. Проходи, располагайся, будь как дома. Тут всё очень старое, но батя ухаживал и ремонтировал как мог, потому не пугайся.

Деревенский домик явно переживал не лучшие времена. На высокое крыльцо вели крутые и неудобные ступеньки, дверь выглядела явно новей мутных окон и потемневшей бревенчатой кладки. Хозяйкой интерьера была облупленная печка. Она стояла в самом центре, разделяя помещение на кухню и большую комнату.

– Спать будешь здесь, – Кир раздвинул занавески, и Нелли увидела небольшую комнатку, которую почти всю целиком занимал разложенный диван-кровать, – А я на полатях. Туалет и прочие удобства на улице.

В глазах девушки проскользнул ужас.

– Не волнуйся, водопровод проведён, никакой дырки в земле, всё как в городе, просто никак было в доме не оборудовать. Там и нагреватель есть для воды. Но если хочешь, можно будет баню завтра растопить.

– А когда ты мне покажешь место, где кожу нашли?

Нелли осторожно положила рюкзак на застеленную кровать и поняла, что готова приступить к расследованию прямо сейчас.

– Мне нужно в сарае кое-что доделать, но это на час максимум, а потом выдвигаемся. Если хочешь чая или кофе, похозяйничай на кухне сама. Ты не голодная, кстати?

Девушка мотнула головой, а после спросила:

– А технику зарядить можно? У меня фотик с собой и смарт сел немного.

– Подключайся к любой розетке, ну я пошёл. Если понадоблюсь, пускайся в пристрой, он же сарай, вход из кухни, там дверь шторой занавешена. Не стесняйся.

Кир махнул рукой, подозвал щенка и скрылся за углом печки, глухо хлопнула дверь, а затем домик погрузился в тишину, нарушаемую лишь дыханием гостьи. Недолго Нелли сидела и прислушивалась к проезжающим мимо машинам и шумящим на ветру кустам у забора. Городские обычно говорят о том, насколько тихо в деревнях, но на деле здесь даже шумней, чем в городе, только шум другого рода. Здесь он не мешает, а наоборот, заставляет почувствовать себя живой, услышать мир вокруг, ощутить себя его частью.

Но Нелли это точно не подходило, она подключила смартфон к зарядке и спешно набрала в заметках:

«Даже днём в деревне царила тишина, глубокая и плотная, как вода на дне пруда.»

***

Закончив с заметками, Нелли прошлась до кухни, окинула взглядом плиту, подключённый к ней газовый баллон, уютный столик и пару табуреток, накрытые вязаными салфетками полочки с посудой, специями и чаем. Баночка кофе оказалась рядом с чистыми чашками на подоконнике. Напротив кухни, рядом с дверью стоял старый умывальник, из тех, которые нужно наполнять водой вручную.

Не смотря на возраст мебели, она вся выглядела ухоженно и опрятно, словно сошла со старой фотографии. Нелли здесь нравилось, приятная смена обстановки, и, хоть атмосфера не соответствовала её ожиданиям, больше репортёра это на расстраивало.

Прождав Кира полтора часа, Нелли забеспокоилась, что он провозится до вечера, и для удачных снимков не хватит света. Собрав и закинув в рюкзак технику, девушка решила, что вежливое ожидание подошло к концу.

Штора, закрывающая дверь в пристрой, выделялась грязно-зелёным цветом, ободранными краями, огромной дырой, оголяющей ручку, и неприятной засаленностью. Брезгливо отодвинув её, девушка толкнула дверь и замерла на пороге. В противовес солнечному и приятному убранству дома, здесь царил полумрак. Воздух казался тяжёлым от пыли. Пахло прелым. Но вот глаза журналистки привыкли к тусклому освещению, и она с трудом переборола рвотные позывы. Со стены на Нелли уставилась голова оленя. Верхняя губа его сгнила, или её объели крысы, в рогах собирала пыль толстая паутина, а глаз не было вовсе. Олень “смотрел” тёмными провалами пустых глазниц.

Успокоив себя, что это всего лишь старое чучело, Нелли начала спускаться. Неудобные ступеньки и сумрак заставляли её вцепиться обеими руками в перила. Кирилла нигде не было. А олень оказался не единственной жуткой находкой. По всей видимости, пристрой выполнял роль гаража: под лестницей обнаружилась наполовину пустая поленница, а рядом Кирилл припарковал машину. Совершенно обычное, на взгляд Нелли авто, не дорогое, но и не самое дешевое. Оставшееся пространство заполняли уродливые чучела различных животных, самые высокие, примерно в человеческий рост, оказались накрыты брезентом, на стенах неаккуратно висели изъеденные шкурки мелких зверей, возможно, зайцев или бобров, девушка могла лишь догадываться. Находиться здесь ей было неприятно, казалось, что мёртвые животные следят за каждым её шагом.

– Будто декорации для “Зловещих мертвецов”, да?

Нелли вздрогнула и обернулась на голос, Кирилл выглядел уставшим, но довольным.

– Этот олень прямо один-в-один, – Девушка вдруг поняла, как глупо было испугаться обычных чучел.

– Хобби бати. И это ещё я часть продал, остался только неликвид, видимо, придётся сжигать их или обратиться к специалистам, я понятия не имею, что делать с этим наследством, – юноша бессильно развёл руками.

– Ты не писал, что твой отец был таксидермистом.

– Да? Странно, наверно, к слову не пришлось. Прости, что провозился, но надо было заколотить вход в подпол, мало ли дождь, размоет всё к чертям. Ну, пошли! Куджо, к ноге!

– Куджо? – Нэлли оглядела непонятной породы щенка словно в первый раз, – Ты фанат Кинга?

– Не совсем. Даже так, это единственный его рассказ, который мне нравится. Подумал, что Шарик или Бобик этом волкодаву не подходит.

Кир усмехнулся и потрепал довольного пса за ухо.

Вышли они с обратной стороны пристройки, юноша повесил замок, но запирать не стал. Обогнув дом они оказались у калитки. По пути Кирилл показал гостье где находится туалет с ванной и похвастался аккуратно заколоченными дверями в подполье. Куджо довольный бежал рядом, радуясь, что его берут на прогулку.

– Темнеть начинает, – грустно отметила Нелли, доставая фотоаппарат, – Далеко идти?

– Нет, совсем нет, но обратно уже затемно вернёмся. Не волнуйся, бояться нечего, деревня маленькая, все свои.

– Ага, и маньяк, сдирающий с людей кожу, тоже свой, – не удержалась девушка от сарказма.

Осознав, как глупо прозвучали его заверения о безопасности, Кир засмеялся.

Идти и вправду оказалось недолго, скоро парочка сошла с главной дороги и очутилась на широкой тропинке, ведущей вдоль леса прямо к пруду. Глинистая почва под ногами затвердела, на ней чётко отпечатались следы от крупных шин, такие могли принадлежать трактору или другой сельскохозяйственной технике. Идти стало неудобно, Куджо наворачивал круги, то срываясь в лес, то возвращаясь обратно к хозяину.

– Воспользуемся относительной тишиной, – сказала Нелли, когда шум трассы остался позади.

Журналистка быстро нашла в смартфоне иконку «Диктофона» и поднесла телефон микрофоном к своему рту:

– Кирилл, ты писал мне, что именно вы с друзьями нашли те останки пять лет назад, это правда? – Девушка передвинула руку со смартфоном к лицу спутника.

Тут же она непроизвольно залюбовалась волосами Кира. В свете закатного солнца в них вдруг появилась лёгкая рыжина, похожая на ту, что трогает ещё не опавшие листья.

– Я же всё тебе написал! – Кир попытался отодвинуться.

– Мне будет проще цитировать, если ты повторишь всё под запись.

– Ну, хорошо, – вздохнул юноша, убрал руки в карманы и начал, – Мне тогда было шестнадцать лет, я уже все экзамены сдал и мыслями был в городе, а последние деньки отдыха решил с друзьями повеселиться. Батя даже от домашних дел освободил. В тот день мы напились на дискотеке в местном ДК и решили продолжить банкет у пруда. Понырять с дамбы под визги девчонок, всё такое. Темно было порядочно, но небо чистое, в воде каждая звёздочка отражалась, да ещё и фонарики на мобилках у каждого. Тут надо отступление сделать, наверно…

Внезапно оборвавшаяся на полуслове фраза сбила Нелли с толку. Кирилл вдруг остановился, а девушка прошла вперёд ещё несколько шагов по инерции.

– Отступление? – повторила журналистка.

– Да, для лучшего понимания. Видишь ли, водоём создан искусственно.

Он показал в сторону пруда, от которого их сейчас отделяло всего несколько метров и белая насыпь. Дорога взбиралась на насыпь и продолжалась по ней вдоль берега.

– Его питает река, которая и течёт дальше, после дамбы. Я, кстати, не уверен, что это сооружение можно так называть, но мы так и зовём это изваяние из спаянных между собой балок. Чтобы внутрь никого не засосало, или рыба не заплыла, борты слива огорожены сгнившими досками, в самом низу сетка. Не знаю уж, зачем она там. Сколько я здесь живу, пруд был всегда, но старожилы уверяют, что раньше там было пастбище с тонкой полоской реки в самом сердце. Дно у пруда очень ямистое. К тому же рыбаки любят растянуть у берега сети. Потому купались только на пляжах. Там даже песок есть, навезли наверно. Вот они: один слева от нас, там за коровами на берегу, где редкие домики; а второй справа, совсем недалеко, его не видно за насыпью, он у самой кромки леса. Дамба же здесь, у дороги. Берег возле неё крутой и полон острых камней. Такое себе удовольствие по ним босиком шляться. Но вокруг неё самая глубина, так что можно забраться наверх и нырять вниз головой. Почти как в тех американских молодёжных фильмах, когда подростки с обрыва прыгают в воду. Очень страшно и эффектно. Пойдём, сейчас выйдем у стока.

С этими словами Кир резко свернул с дороги на узкую, почти невидимую тропинку.

– Рыбаки тут ходят, но всё равно под ноги смотри, не навернись в борщевик.

Опасливо глядя по сторонам, девушка шла почти след в след, боясь оступиться и зацепить рукой широкие листья, похожие на лапы инопланетного монстра. Но вот высокая трава кончилась, и тропинка вывела их на плоские белёсые плиты. Они обрамляли берег бурной мутной речушки, начинающейся крутым водопадом. Истоки водопада же скрывались в глубине насыпи.

– Сток. На той стороне дамба. Мы туда позже поднимемся.

– Отлично, продолжай рассказ, – Нелли передала в руки Кириллу смартфон, а сама достала фотокамеру, – Я тебя слушаю, но хочу сделать пару снимков, пока светло. Где нашли кожу?

– Кто-то решил то ли уединиться с девушкой, то ли справить малую нужду, и заметил, что вода воняет, а поток какой-то слабый. А где-то за год до этого в стоке нашли тело местного алкаша. С пробитой головой, то ли он сам, то ли кто-то из друзьяшек его, уже не помню. Слухи разные ходили. И мы сперва решили, что в стоке снова утопленник. Из-за досок у дамбы тело в сток может попасть только в одном случае – если его туда сбросят. Само оно никак запрыгнуть не сможет, это ты сама увидишь, как поднимешься. Мусор всякий тоже если и заплывает, то мелкий, вроде пакетов пластиковых или бутылок мятых. Крупней через доски не проходит. Эй, осторожней, там же скользко, упадёшь, вся испарапаешься, пока обратно лезешь!

Кирилл чуть не выронил из рук смартфон, жестом показывая Нелли отойти от края.

– Мы тогда пьяные сами туда полезли, все ладони и колени ободрали. Я чуть не захлебнулся. Но острых ощущений хотелось, почему-то нам очень надо было посмотреть на тело.

– Посмотрели? – Не сдержалась журналистка.

– Посмотрели! Сперва решили, что это труп свиньи. С мобильником же туда не залезешь, сыро. И не вытащишь никак, решётку течение и время впечатало в плиты накрепко. А сверху свети, не свети, ничего не видать. А потом я разглядел пупок. И тут это склизкое белое нечто вдруг приобрело очертания, и я понял, что это прилипший к решётке кусок человеческого живота. Мы с воплями выскочили и умчались будить деревню. А затем несколько дней спустя, когда столичные криминалисты сделали снимки у себя в лаборатории, всем стало известно, что это действительно человеческие останки, принадлежавшие молодой девушке. Тогда же я решил, что это какое-то речное чудовище, водяной или русалка, чёрт его знает, и что оно точно исчезнет, когда мы вернёмся со взрослыми. Но оно, как ты знаешь, не исчезло.

– Не только не исчезло, но и дало толчок серии расследований. Здесь я всё, внутрь уж не полезу.

– И не надо, там уже нет ничего, и опасно к тому же. Пошли сюда, тут крутой подъём, так что держись за меня.

Переложив смартфон в левую руку, юноша протянул Нелли правую, а затем почти затащил наверх насыпи. Куджо, о котором, казалось, все забыли, влетел вверх торпедой и радостно унёсся гонять с берега ленивых ворон.

– Ощущаю себя, как Дин из сверхов. А ты будешь Сэмом! – Кир помог девушке поправить сумку.

– Мне ближе Малдер и Скалли. Но, кстати, в «Сверхъестественном» было что-то подобное. Тоже кожа в канализации. Там это был оборотень.

– Да, точно! Думаешь, здесь что-то такое же?

– Не исключено. Ты знаешь, я интересуюсь этим уже давно, так что я перерыла порядочно литературы, чтобы найти похожие случаи.

– И что каков ваш вердикт, Шерлок?

– Смотри сам. Из деревни никто не пропадал, так? Кому принадлежит кожа, неизвестно. Голова найдена не была.

– Вообще-то в семидесятых одна девушка пропала. Приезжая. Студентка. Приехала на отработку в колхоз. Возвращалась с сенокоса затемно, у самого начала деревни отстала и всё, больше её не видели.

– А в восьмидесятых на берег выбросило перчатку…

– Именно! Конечно, ни о какой экспертизе тогда речи не шло.

– Девушку нашли?

– Нет, ничего. Она, кстати, по описаниям на тебя похожа, потому давай, от меня ни на шаг! Знаешь же, что маньяки любят определённый типаж. В нашем случае это низкая, слегка в теле юная дева! Предположительно шатенка, но не знаю, имеет ли цвет волос роль, а вот телосложение у всех жертв точно одинаковое. – Непонятно было, шутит Кир, чтобы напугать журналистку, или совершенно серьёзен.

– Откуда знаешь? Я никогда не видела упоминания о чём-то подобном.

– В перерывах между допросами местных, товарищи следователи любили выпить с моим отцом. Коллеги в прошлом как никак. А я с полатей отлично слышал их пьяные разговоры.

– И кого они подозревали?

– Да никого! В деревне все на виду, если бы кто-то баловался пошивом одежды из человеческой кожи, знала бы вся округа!

– Если только деревенские не в сговоре.

– Ага, целая деревня маньяков! Но тогда что-то жертв маловато, не находишь?

От разговора Нелли стало не по себе. Солнце вплотную приблизилось к горизонту, и у неё оставались считанные минуты, на то, чтобы сделать чёткие снимки.

– Всё же, я думаю, тут замешана мистика. Давай прервёмся, я быстро нащёлкаю дамбу и пойдём домой. Что-то перехотелось по темноте гулять.

– Если хочешь, можем вернуться через деревню. Крюк навернём, но зато не по полю. Когда дома со светлыми окнами рядом, не так страшно, как близь леса.

Нелли неопределённо пожала плечами, переняла из рук Кирилла смартфон и остановила запись. После пришлось потратить несколько минут на настройку фотоаппарата, и только затем девушка спустилась к воде для того, чтобы поймать парочку живописных кадров. Заметив, как Кир играет на дороге с собакой, девушка не удержалась и сфотографировала его.

– Уму непостижимо, кто умудрился так погано сфоткать тебя на аватарку, ты вполне фотогеничен! – Крикнула Нелли, когда Кирилл заметил, что она целится в него объективом.

– Бабка моя…

Вдруг Куджо взбесился, залился лаем и бросился в сторону леса.

– Стой! Фу! Глупый, фу! – Кир погнался за щенком, мигом позабыв про гостью.

А девушка совсем не желала оставаться у дамбы в одиночестве. Уродливой железякой строение возвышалось над прудом, придавая пейзажу мрачность и серость. В центре дамбы зияли две дыры, куда сквозь щели в чёрных досках лилась зеленоватая вода. Наспех спрятав фотоаппарат в рюкзак, Нелли кинулась догонять Кирилла.

Она бежала не разбирая дороги, вот Кир скрылся в лесу, и ничего не оставалось, как последовать за ним. Ноги девушки совсем не привыкли к долгим погоням, а лёгкие разрывало от невозможности вздохнуть. Ещё немного и казалось, что Нелли упадёт без сил. Собачий лай и голос Кирилла уже давно не было слышно. Поняв, что заблудилась, девушка остановилась и опёрлась спиной о дерево.

– Надой выйти к воде, если найду берег, просто пойду вдоль него и увижу деревню. Не могла же я убежать далеко!

Звук собственного голоса успокаивал девушку. Она точно знала, что паника в таких случаях – злейший враг. Мешает мыслить здраво. Достав из кармана смартфон, Нелли облегчённо выдохнула. Сеть есть. Даже интернет.

– Может, получится загрузить карту, тогда точно будет понятно, в какую сторону идти.

Так и случилось. От Нелли не потребовалось и минимальных навыков выживания, чтобы выйти к пляжу.

– Это, видимо, тот, который было не видно из-за насыпи.

Не смотря на осеннюю прохладу, вода и песок выглядели очень привлекательно, и девушка решила, что небольшой отдых ей не повредит, ведь идти до дома Кирилла ещё очень далеко. Разувшись, Нелли с наслаждением погрузила ноги в холодный песок. Любуясь спокойной гладью пруда и восходящей луной, она медленно переминалась, массируя ступни. Наконец посчитав, что отдыха достаточно, девушка подошла к воде и хотела было сполоснуть ноги, чтобы обуться, но заметила чуть правее странный покатый камень. Журналистка тут же достала смартфон и посветила перед собой фонариком. Решив, что камень слишком странный – откуда бы ему взяться, если вокруг только песок и трава; Нелли наклонилась и осторожно раскопала основание.

– А-а-а-а-а-а! – девушка от испуга упала прямо в воду.

Смартфон выскользнул из рук и со звонким шлепком приземлился куда-то в пруд.

– Чёрт! Нет! Нет! – Нелли бросилась в сторону, куда по её мнению должен был упасть телефон.

Мокрая по пояс, озябшая, она шарила по дну несколько минут, и когда уже совсем отчаялась, наконец вытащила телефон. Ожидаемо, он отказался включаться.

– Срань! Вот же срань!

– Слава богу, ты громко ругаешься! – Кир вышел из леса, таща за ошейник Куджо, – Поганец то ли белку, то ли кошку решил загнать. Невоспитанная псина! А ты чего?! Я вернулся к дамбе, а тебя и след простыл. Думал, что ты домой ушла, но решил проверить, мало ли… И чутьё меня не обмануло. А ты чего тут…

Появление Кирилла вызвало у девушки ядрёную смесь эмоций: от страха до облегчения. Наконец, совладав с собой, она указала на “камень” и попыталась спокойно произнести:

– Там сраный череп! Человеческая башка! И, кажется, со сраными волосами!

– Да нет! Чего бы ей тут делать?!

Однако юноша подошёл к месту, куда ткнула Нелли и тут же сам чуть не упал, выпуская Куджо из рук. Пёс, почуяв свободу, было собрался убежать, но остановился, а затем вернулся к хозяину, радостно виляя хвостом.

– И правда череп… Так! Ничего не трогаем! Сейчас я отвожу тебя домой, а затем в часть к дежурному. Он проклянёт меня и всех моих внуков за испорченный во второй раз тихий вечер, но это уже точно не то, с чем должны разбираться журналистка жёлтого издания и местный парень.

– Жёлтого?! – Оскорбилась Нелли, когда Кир схватил её под руку, словно упирающегося щенка, и потащил с пляжа.

***

– Оставлю Куджо у дома, закройся изнутри, ключи есть только у меня, – тараторил Кирилл, доставая из шкафа футболку и спортивные штаны, – Вот в это можешь переодеться, а то вещей у тебя кот наплакал.

– Я даже ночевать не собиралась, если честно… – мямлила Нелли в ответ.

– И кофе не пей, – уже у самого порога обернулся Кир, – Водички и спать. Собак снаружи будет, захочешь, пусти. Всё, пошёл.

Закрыв за юношей замок, Нелли проверила дверь, ведущую в пристройку. От воспоминаний о чучелах по спине прошёл холодок. Благо рядом с ручкой нашёлся засов. Выглядел он довольно крепко. Девушка задвинула ригель и на всякий случай подёргала дверь, проверяя, надёжно ли она заперта. Надёжно.

Сняв наконец мокрую одежду, журналистка принялась разбирать содержимое рюкзака. Спать не хотелось, так что нужно было чем-то занять руки. Смартфон оказался испорчен безвозвратно. Камера требовала зарядки, Нелли сменила аккумулятор, поставив старый на зарядку, пролистала сделанные снимки и осталась ими вполне довольна.

На дне сумки, вместе со старыми чеками и прочим мусором оказалось яблочко, которое девушке утром дала старушка. Видимо сама Нелли непроизвольно бросила его в рюкзак. Девушка поставила яблоко на ручку дивана, а всё остальное сложила обратно в сумку.

Сон всё ещё не шёл, но отдохнуть было необходимо. Положив рюкзак рядом с подушкой, девушка плотнее закуталась в одеяло и постаралась успокоиться.

Её мысли вертелись вокруг рассказа Кира, встреченной утром пожилой женщины, дурацкого яблочка, черепа, кожи, пропавшей студентки. Если жуткие поделки маньяка-таксидермиста находили здесь в прошлом не раз и не два, то почему за всё это время известно о пропаже только одной девушки? Почему шумиху подняли только пять лет назад?

И когда Нелли казалось, что она вот-вот додумается до разгадки, её сморил сон.

Тук! Тук!

Девушке показалось, что стук – всего лишь продолжение сна. И тогда постучали настойчивей.

«Может, Кир ключи забыл?» – Нелли села на кровати и уже собиралась встать, как страх захватил её тело в плен, не давая пошевелиться.

Стучали вовсе не во входную дверь, а в ту, что вела в пристройку с чучелами.

Тук! Тук!

Девушка беспомощно расплакалась, сжимая кулаки так крепко, что ногти впились в ладони. Она старалась не издать ни звука, а слёзы текли по подбородку.

О чём Нелли только думала, отправляясь в незнакомую деревню за сотню километров от дома?! Зачем?! Ради интересного материала?!

И вот она одна плачет от страха в чужом доме, не в силах даже пошевелиться.

Стук прекратился.

Нелли просидела ещё долго, не меняя позу. И только когда в окнах забрезжил рассвет, ей хватило духу встать.

Прислушиваясь к каждому шороху, она медленно подошла к двери

Закрыто.

Девушка приложила к шершавому холодному дереву ухо, стараясь расслышать, что происходит с той стороны.

Тишина. Никаких стуков, никакого тяжёлого дыхания, завывания ветра или шорохов.

Собравшись, Нелли резко открыла засов и распахнула дверь. Всё тот же тяжелый пыльный воздух, тот же мерзкий олень с пустыми глазницами. Журналистка долго рассматривала помещение и уже почти успокоилась, решив, что стук ей всё же приснился.

И тут её взгляд упал вниз.

Прямо у ног девушки лежал человеческий череп, а на его макушке, как извращённое украшение, покоилось маленькое красное яблочко.

То самое, что она оставила на диване, на котором спала.

Нелли не смогла даже закричать, она пнула череп, и он покатился по ступенькам с глухим стуком. Девушка рванула к кровати, схватила рюкзак и пулей вылетела на улицу. Входная дверь поддалась слишком легко, и только когда Куджо с рычанием вскочил и перегородил дорогу, девушка поняла, что дом всё это время был не заперт. Хотя она сама поворачивала ручку замка.

– Ты чего? – Кир обладал суперспособностью появляться именно в тот момент, когда эмоции Нелли достигали точки кипения.

– С дороги! Я ухожу!

– Куда?! Стой?! Да что случилось?! – юноша попытался остановить девушку силой, но вовремя себя одёрнул, выглядела она очень напуганной, так что любая, пусть даже мнимая угроза, сработала бы как детонатор, – Куджо, фу!

Пёс притих и прижался к земле, пропуская Нелли.

– Если ты хотел меня разыграть, то всё получилось прекрасно! Я в ужасе, но на этом всё! Не знаю, плохой ты шутник, маньяк, оборотень, псих, сатанист или демон кумихо, который ест печень людей и сдирает с них кожу, чтобы принимать человеческий облик, я ухожу! Оставь меня в покое!

Не спуская глаз с Кирилла, девушка попятилась к калитке, ожидая, что парень может наброситься на неё в любую секунду. Она не знала, сумеет ли отбиться, но как минимум сможет громко закричать, наверняка кто-нибудь из соседей услышит. Секунды тянулись бесконечно долго. Кир провожал гостью насмешливым взглядом. Но вот всё кончилось, Нелли вырвалась и побежала к остановке, не оборачиваясь. Утренний воздух приятно холодил лицо, смывая остатки ночного кошмара. Нелли снова расплакалась, но в этот раз от облегчения.

– Стой, красавица, куда несёшься? – Навстречу неторопливо шла вчерашняя старушка, всё такая же тощая и жуткая, девушка её бы даже не заметила, если бы та не заговорила первой.

– Баб Люда?

– Лида я, Люда сестра моя. А тебя, красавица, Неллей звать? Ну, полно, молодость она такая: поплачется и забудется. До автобуса ещё часа два, успеешь нареветься, дай бабушка чаем тебя угостит. И яблочек в дорогу дам… Пойдём, красавица, а то околеешь тут.

Старушка, видимо, решила, что Нелли сбегает от несчастной любви, разубеждать её в этом журналистка не хотела. Как не хотела торчать на остановке два часа, ведь Кир может вернуться за ней. Девушка только согласно кивнула на столь удачное приглашение в гости.

Идти пришлось долго, нужный дом стоял на самой окраине, за ним расстилались безграничные поля, чарующее простором. У самой изгороди росла яблоня, мелкие яблочки плотно облепили её ветки, не смотря на время года.

Внутри тоже оказалось очень уютно: похожие как две капли воды старушки, так что отличить их не удавалось даже по одежде, усадили Нелли на диван и всучили в руки маленькую чашечку с чаем на таком же маленьком блюдце с нарисованной мультяшной лисой.

– Может, варенья яблочного? – журналистка даже не сразу поняла, какая из женщин это спросила.

Девушка мотнула головой и сделала из чашки большой глоток. Чай оказался невероятно переслащённый, сахар однако не перебивал горечь заварки, видно, старушки любили крепкий чифир с какими-то травками с огорода, и свято были уверены в том, что он нравится и всем остальным. Нелли одним махом допила всё, проглотив как противное лекарство.

И сразу же почувствовала лёгкое головокружение.

– Что-то неважно выглядишь, красавица, может голодная? – одна из старушек подсела поближе и приобняла девушку за плечи.

Сопротивляться сил у Нелли не осталось, видно давала о себе знать бессонная ночь. Липкая, вязкая слабость наполняла всё тело, во рту пересохло, глаза закрывались сами собой, и вскоре девушка безвольно повисла на руках старухи.

– Ох, они никогда ничего не замечают, если положить побольше сахара! Зря я дозу увеличила, не думала я, что она залпом всё заглотит.

– Ничего, очухается всё равно вовремя. Неси метр, хотя бы мерки снимем, что из неё вообще получится выкроить…

– Уверена, кожа у этой пышечки нежней шёлка! И зачем столько мороки? В былые годы всё проще давалось… А остатки – в поле, под ноги коровам.

– Сейчас всё по-другому, смартфоны эти, тернет, молодёжи хочется внимания.

Это последние слова, которые Нелли смогла разобрать, прежде чем темнота поглотила её сознание.

***

Очнулась девушка от холода и того, что её куда-то несут. Собрав последние силы, она начала размахивать руками и брыкаться, чтобы вырваться из рук похитителя. К удивлению, “похититель” явно не ожидал такого сопротивления и чуть не выронил девушку, но успел удержать её, потеряв равновесие. Нелли почувствовала, как они падают вместе, а затем мягкий удар о землю.

– Тише, тише, всё позади, – Кир отстранился от девушки, давая той полностью прийти в себя.

– Т-ты?! – Голос сорвался, сухой шершавый язык едва слушался, а в лёгкие словно залили свинец.

Закашлявшись, Нелли отползла в сторону.

– Я не трону тебя! Я всё понял, когда увидел, как баб Лида подстерегла тебя у остановки! Да, я следил за тобой, – Кирилл встал рядом с девушкой и примирительно протянул ей руки, – Я боялся, что может случиться что-то подобное. Пойдём домой, или на остановку, как хочешь, только следующий автобус ещё не скоро, да и тебе нужно переодеться, умыться. Ты жутко выглядишь.

Нелли смотрела исподлобья, как загнанный зверёк. Неохотно она дала Кириллу помочь себе, а затем опёрлась о его плечо.

Спустя пол часа очень медленной и болезненной прогулки они всё же очутились на кухне в доме Кирилла. Конечности девушки жутко затекли, их словно кололи тысячами раскалённых иголок, внутренности выворачивало, всё время тошнило, а жуткий кашель разрывал горло.

И только когда она опустилась на стул у окна, стало значительно легче

– Хочешь, я поеду в город с тобой, провожу до дома? – Кирилл выключил огонь под закипевшим чайником, – Тебе точно необходимо кофе… Сахар, молоко?

– Ничего не нужно, просто кофе будет здорово.

За окном с радостными визгами играл Куджо, он что-то поднимал из травы, кидал над головой, ловил и снова подбрасывал.

– Что это с ним? – девушка приняла из рук спасителя горячую кружку.

– То ли птичку, то ли мышку поймал. Хищники любят играться со своими жертвами, – равнодушно ответил Кир, отпивая из своей чашки.

– Долго я была в отключке? Что со старухами?

– Чуть больше часа. Не мог же я просто завалиться к ним и избить, как в кино? – Юноша хмыкнул, – Пришлось звать полицию и врача заодно. Видела бы ты их глаза, когда я пытался объяснить им, что случилось. Сейчас думаю, что надо было сказать, что бабок грабят, они бы сразу поверили мне и не приняли бы за поехавшего.

– Мне не надо будет давать показания или вроде того? – Нелли отпила, – Фу, как сладко!

– Ой, ты хотела без сахара, извини, давай новый налью.

– Не, не надо. Правда, кофе у тебя отвратительный.

– Какой есть, – оправдался Кирилл.

Они замолчали, Нелли всё ещё пыталась сложить воедино всё, что ей пришлось пережить за последний день. Голова гудела, чего-то не хватало, пазл не складывался, рассыпаясь на мелкие кусочки, но уставший разум не хотел работать как надо. Мысли путались, девушка расслабилась, наконец чувствуя себя в безопасности.

Нелли поймала на себе изучающий взгляд Кирилла и улыбнулась ему, ставя на стол пустую кружку.

«Всё же, в жизни он гораздо красивей!» – она вновь позволила себе залюбоваться приятными чертами лица юноши.

– Знаешь, а ведь кожа у тебя и правда очень мягкая… – По-кошачьи улыбнулся ей в ответ Кир.

Неполноценная

Утренний свет едва пробивался сквозь затемнённые окна, отчего зал небольшого кафе становился невероятно уютным, наполненным мягким обволакивающим сумерком. Кэтти не любила включать лампы, если ей выпадала утренняя смена. Казалось, что искусственный свет разрушает невидимую магию: стоит щёлкнуть выключателем и сразу в глаза бросается дешевизна и потертость искусственной кожи сидений и выеденные кофем темные пятна на светлом пластике столиков. А ещё приглушённый свет невероятно шёл Нику.

Молодой человек сидел за дальним столиком и как всегда работал за планшетом, не замечая, как Кэтти его разглядывает. Работники кафе между собой так и называли этот столик “место Ника”, даже если за ним сидел кто-то другой, хотя остальные столы просто именовались по присвоенным им порядковым номерам. Своеобразная привычка-дань постоянному посетителю.

Ник пришёл сюда вслед за Кэтти, хотел поддержать после всего… Кэтти же была в кафе с самого его открытия. С тех пор, как её жизнь круто изменилась. Это кафе и Ник – эти две вещи всегда поддерживали девушку, позволяли ей чувствовать себя живой.

Молодой человек наконец оторвался от экрана планшета, поднял голову, посмотрел на Кэтти и улыбнулся. От этого движения волнистые тёмные пряди волос непослушно упали ему на лоб, и Кэтт невольно залюбовалась. Новомодные причёски вызывали у неё дикий восторг, это она уговорила Ника сделать себе одну из таких. И ему невероятно шло: не одна только официантка любовалась постоянным посетителем. Часто она ревностно ловила устремлённые на Ника девичьи взгляды, но к счастью дальше этих взглядов дело не заходило.

Кэтти осторожно подкатила к столику, по ровному кафельном полу колёсики её скользили почти бесшумно.

– Придумал что закажешь, Ник? – Кэтти поморщилась от слишком резкого электронного голоса и мысленно убавила громкость.

– Хватит называть меня так, мы уже выросли из подростковых кличек. Называй меня Никита, пожалуйста, а то как-то несолидно, а если кто из моих заказчиков услышит, – Ник всегда говорил это, и каждый раз Кэтти игнорировала просьбу, – Мне чай с молоком, одно гляссе и два кусочка вашего фирменного брусничного пирога.

– Кого-то ждёшь?

– Да, это, кстати, сюрприз для тебя, так что…

– Тогда подам всё, когда сюрприз придёт, чтобы не остывало.

– Ты золото, Катя.

– Кэтти, – поправила его девушка, но она точно знала, что Ник проигнорирует это.

Если мальчишке и девчонке довелось жить по соседству, будьте уверены, их первые детские ссоры вырастут в настоящую дружбу. Он будет учить её надувать жаб, а она с увлечением пересказывать сюжеты любимых сказок. Даже если сперва она получит от него горсть приставучего репья в волосы, после он отобьёт её от страшной лохматой псины. Вместе они смогут стать пиратами, инженерами, монархами, докторами и мореплавателями, даже если первым покорившимся им морем будет простая лужа.

***

Веснушчатая Катя словно была рождена для того, чтобы стать верной боевой подругой, такой чтобы раз и на всю жизнь, Никита сразу почувствовал это. Ему нравилось, с каким увлечением она выкладывает в причудливый узор камушки в песочнице, ему страсть как хотелось узнать смысл этой игры. Знакомство он начал, как полагается: издалека крикнул дразнилку “Рыжий-рыжий, конопатый, убил дедушку лопатой” и уже подойдя ближе схватил самый большой камень и попытался скрыться с места преступления. Но был пойман тут же и одной точной подножкой повален на песок.

– Ты что ду`гак? Отдавай!

Катя вцепилась в сжатый кулак, безуспешно пытаясь разомкнуть мальчишеские пальцы.

– Сама дура! Не отдам!

Свободную руку Никита запустил в медные кудряшки Кати и дёрнул изо всех сил. Из глаз девчонки брызнули слёзы, но стерпев боль, она вывернулась и укусила противника прямо в запястье. Маленькие зубки больно сдавили кожу, хватка ослабла, и камушек с глухим ударом плюхнулся вниз. Катя тут же закрыла его ладонями и села сверху, не собираясь отступать.

– Ну и играй одна! – Никита показал язык.

– Ну и буду! – взгляд Кати упал на песочницу, и от вида разрушений, которые дети учинили своей дракой, в горле встал противный комок, а подбородок предательски затрясся.

– Ты чего? Не плачь, – растерявшись, Никита не знал с чего и начать, но на всякий случай сперва встал и поправил камни, что лежали ближе всего, – Сейчас я всё верну как было, только не плачь…

Всё ещё не зная, что вообще было-то, мальчишка по памяти пытался восстановить узор, но понимал, что делает всё неправильно. Но это сработало! Сперва Катя перестала всхлипывать, а затем тихонько начала командовать, указывая, что и как нужно положить:

– Нет, это ко`гидо`г! Там столовая, где инжен`гы обедают, – жутко картавя, делая маленькую паузу перед каждой попыткой произнести букву “эр”, девчонка бойко продолжала, – Здесь `гоботов соби`гают, а здесь делают платы, а это кабинет главного `гобото-техника! Моего папы! Нет, не так, он должен быть больше!

Наконец не выдержав, Катя подключилась к строительству сама, и вместе, проторчав в песочнице до вечера, набрав полные ботинки и шорты песка, дети закончили свою первую совместную фабрику по производству роботов. После у них их было ещё много, так же как и ссор, но всегда они заканчивались миром.

Сюрприз не торопился приходит. Подумав, что Ник всё равно хочет пить, Кэтт принесла ему свежезаваренный травяной чай за счёт заведения. На этот жест доброй воли молодой человек лишь слегка кивнул, не отрываясь от работы.

А кафе между тем наполнялось новыми посетителями и персоналом. Первой на работу пришла Лиза, она как всегда вкатилась через парадные двери.

– Сколько раз тебе повторять, персонал должен проходить через чёрный вход.

– Не всё равно ли, – даже если бы синтетическая речь могла передавать эмоции, Лиза говорила бы монотонно.

Разум её был столь же оторван от живых, как и тело. Первые дни знакомства Кэтти думала, что Лиза – подсадная утка. Что на самом деле она робот с совершенно искусственными мозгами. Казалось, ничто в этом мире её не волнует, а работа в кафе, как и возможность быть тем, кто она есть – необходимость, а не благо. Лиза не желала ни с кем дружить, а выходные предпочитала проводить дома. Ходили слухи, что она даже пыталась повредить себя, чтобы вынудить родителей отключить её жизнеобеспечение. Если спросить Кэтти, она всецело верила в эти разговоры. Лиза оказалась в кафе из-за неудачной попытки самоубийства, по мнению Кэтт, таким здесь не место, ведь где-то в мире есть человек, который действительно любит и хочет жить, пусть даже заключённым в теле робота.

– Мне не всё равно, не знаю, почему тебя ещё не уволили! – Кэтт специально прибавила громкость почти на максимум, отчего динами противно задребезжали.

– А мне всё равно, – продолжая катиться ответила Лиза.

Она схватила с барной стойки подготовленные листовки и тут же вышла прочь. Сегодня была её очередь раздавать рекламу. Тем лучше для Кэтти, но на всякий случай девушка отправила жалобу на электронную почту, впрочем не теша себя мыслью, что и в этот раз её рассмотрят.

Следующим в кафе прибыл шеф-повар. Не выкатываясь в зал, он включил везде лампы, окончательно разрушив сонливость и волшебство летнего утра. Из-за яркого света окна превратились в зеркальную гладь.

Кэтт расстроенно обвела взглядом свое отражение: гладкое тело, больше похожее на мусорный бак, чем на человека, словно в насмешку приделанная сверху овальная “голова”, напоминающая футбольный мяч с экраном и торчащие снизу колёсики, совсем как у офисных стульев, но дороже и надёжнее. О новомодных причёсках теперь остаётся только мечтать. Никто не будет делать роботов, даже таких, как Кэтт, похожих на людей, это просто нецелесообразно. Человек не может носить в руках сразу десять полных подносов, не может заварить чай внутри себя, не может подогреть пиццу, если она остыла из-за интересного разговора, а такие как Кэтт могут.

– Чего загрустила? – девушка не заметила, что Ник какое-то время смотрел на неё, – Тебя за шестым столиком заждались…

И правда, Кэтти обернулась и заметила изучающую меню парочку. Проверив, убавила ли она громкость, девушка покатилась к столику, но Ник окликнул её:

– И не грусти, обещаю, дальше будет только лучше!

Смущённо девушка провернулась вокруг своей оси, словно танцуя.

Удивительно, как детская дружба перерастает в подростковую влюблённость. Казалось, ещё вчера они вместе пускали бумажные кораблики, а сегодня она рядом с ним и пару слов связать не может.

С замиранием сердца Катя ждала Никиту у школьных ворот. Её уроки сегодня кончились чуть раньше, но так хотелось пойти домой вместе с ним.

– О! Картавая, тебя, небось, стоит, ждёт, Ник! – девушка обернулась и тут же смущённо отвернулась обратно: это кричал один из новых друзей Никиты.

Кате не нравилась эта кампания, если Никита идёт домой с ними, то лучше бы ей самой провалиться сейчас сквозь землю. И ведь он даже не пробует заступиться!

– Не дразни её, она меня ждёт! Не нужен ей твой Никита! Можете взяться за ручки и бежать в закат, – это из школы вышла Лена, она отвесила задире звонкую затрещину и невозмутимо направилась к Кате, – Не обращай внимания, они просто не знают, как бы ещё так вывернуться, чтобы ты посмотрела в их сторону.

Свою спасительницу Катя любила: красивая, высокая, смелая, Лена никогда не лезла за словом в карман и всегда была готова заступиться за друга. Казалось, они дружат кучу лет, хотя на самом деле чуть больше года.

Глянув поверх плеча подруги, Катя поймала Никитин смущённый взгляд. Встретившись глазами, подростки тут же одёрнулись, словно от удара током. Парень отвернулся и пошёл вслед за компаниейгрубиянов, всё ещё кричащих что-то обидное.

– Чем займёмся, – улыбчиво спросила Лена.

– За углом продаются красивые пи… – Катя на всякий случай убедилась, что Никита с компанией уже ушли достаточно далеко, чтобы не слышать её, – Пи`гоженные! Давно хочу их попробовать.

Заметив смущение подруги, Лена ласково приобняла её за плечи:

– Не смущайся, твоё произношение очаровательно! В нём нет ничего плохого. Звучит, будто ты француженка. Не знаешь, бывают рыжие француженки?

Смеясь, они отправились в кафе. И ели самые вкусные пирожные в жизни Кати. Долго время она хранила о том дне тёплые воспоминания, пока они не стали причинять ей боль.

На улице стало совсем светло, и в окна теперь вместо отражения интерьера кафе хорошо просматривалась оживлённая улица. Прохожих уже не удивляла выцветшая табличка: “Все сотрудники кафе – роботы” и Лиза, лениво протягивающая листовки. Кэтти помнила, какой ажиотаж был на открытии, с тех пор у них никогда не было так много посетителей. Впрочем, это кафе никогда не предполагалось коммерчески выгодным, скорей позиционировалось, как благотворительное.

Но еда в нём была не так уж плоха, потому несколькими десятками постоянных клиентов местечко обзавелось и вполне окупилось. Гости различали роботов по встроенным бейджам, а в остальном весь персонал кафе даже для тех, кто приходил сюда каждый день, был “на одно лицо”.

Кэтти мало заботило приносит ли кафе прибыль, ей нравилось, что есть куда ходить по утрам, и нравилось, что Ник выбрал столик именно здесь.

Близилось время обеда, и в кафе стягивались клиенты, что работали где-то неподалёку. Входная дверь в очередной раз распахнулась, впуская хорошенькую девушку в длинном шифоновом платье. Сквозь летящую юбку при каждом шаге вырисовывался силуэт длинных стройных ног. Быстро оглядев зал, гостья скользнула к столику Ника, попутно ловя на себе восхищённые взоры.

Кэтти ревниво смерила посетительницу взглядом и с досадой подумала, что у неё самой ноги ничуть не хуже, если бы они только работали… Девушка о чём-то спросила Ника и тут же обернулась на Кэтт. Лицо её выглядело смутно знакомым. На секунду в её глазах скользнул смешанный с жалостью испуг, но она тут же поборола его и тепло улыбнулась, подзывая официантку рукой.

– Это твой сюрприз! – Ник светился от счастья, рядом с этой девушкой он вдруг собрался, пригладил волосы и расправил рукава рубашки, которые обычно на работе всегда закатывал.

– Катя, не узнаёшь меня? – бойкий смешливый голос девушки мгновенно пробудил воспоминания Кэт.

– Лена? – механический голос однако не выдавал никакого удивления.

Девушка склонила голову на бок и осторожно, словно спрашивая разрешения, коснулась гладкого бока робота.

– Знаешь, я скучала, – неуверенно прошептала Лена, – Прости, что бросила тебя в такое время.

Кэтт замерла, скованная внезапной оторопью, она не знала, как реагировать. Не чувствовала тепла ладони, не могла улыбнуться, не могла расплакаться, броситься подруге на шею и просить ей всё-всё-всё на этом свете. Могла только холодно сказать:

– Ничего страшного.

Навечно спрятанная внутри искусственного тела, Кэтт словно запертая в высокой башне принцесса. Вот приехал её принц, но балкон так высоко, земля так далеко, что спаситель даже не может разглядеть и не может услышать, как она рада его видеть.

“Спиноцеребеллярная атаксия 1 типа (SCA 1) – тяжелое нейродегенеративное прогрессирующее заболевание с поздним возрастом манифестации, наследуется по аутосомно-доминантному типу; клинически характеризуется сочетанием нарастающих расстройств координации движений с признаками мультисистемного поражения головного и спинного мозга,” – спокойно, словно её это не касается, Катя скользила взглядом по экрану смартфона, но дойдя до клинической картины заболевания не выдержала и заблокировала экран.

– Катя!

На секунду девушка замерла, не понимая, показалось ей, или Никита действительно только что позвал её. Неуверенно она обернулась. Парень стоял совсем рядом, впервые за два года он вот так говорил с ней, даже не побоялся громко позвать, хотя они стояли на школьном дворе, и его дружки в любой момент могли выйти и застать их вместе.

– Чего тебе? – осторожно и очень тихо, так что до Никиты не долетело ни слова, прошептала Катя.

– Знаю, я был засранцем. Я… – юноша сделал шаг, затем ещё один, но осторожно, словно боясь спугнуть, – Я хочу извиниться. Можешь побить меня, если хочешь.

Бить его – последнее, что хотелось.

– А твои д`гузья не будут меня дразнить?

– Не друзья они мне больше, надо было давно с этим разобраться. Но мне так хотелось быть крутым. Глупо, да?

Рассмеявшись, Катя кивнула, Никита вдруг приблизился и взял её за руку. По спине пробежал разряд, девушка не была уверена, это симптом её болезни или любви.

***

Дни утекали, как песок сквозь пальцы. Сперва Катя была уверена, что у неё получится хотя бы окончить университет, но к концу одиннадцатого класса она уже не могла ходить самостоятельно. Выпускной встречала в коляске. Как прежде крепко Никита держал её за руку, так он сейчас держался за ручки инвалидного кресла.

– Никита, это необязательно, у неё же элект`гоп`ивод!

– Ник, лучше зови Ник, Никита, это как-то по-детски. И мне совершенно несложно.

– Тогда покатай нас вместе! – Ленка осторожно села Кате на колени и обняла её, – Скажи, если вдруг тебе станет тяжело.

С трудом поднимая дрожащие руки, Катя обхватила подругу за талию и попыталась прижать, но на этом запас её сил кончился.

– Мне совсем не тяжело, ты очень лёгкая. Шеф, гони!

Ник помчал коляску вперёд, сквозь парк зелёных яблонь и жёлтых одуванчиков.

***

Кате не хотелось, чтобы друзья видели, с каким трудом ей удаётся двигаться, как тяжело получается дышать, как мучительно медленно тянется она к рычагу управления коляской. Теперь она для всех обуза. Будущее становилось мрачней с каждым днём и тенью падало на прошлое, омрачая счастливые воспоминания. Теперь уже никогда не будет так, как прежде. Даже завтра будет хуже, чем сегодня.

Лена поступила в другой город и уехала. Сперва писала каждый вечер, но затем сообщения стали всё реже и реже. Так и занятый на учёбе Ник уже не мог себе позволить приходить в гости часто. Не сказать, что Катя расстроилась.

Пусть лучше запомнят её здоровой.

В ужасе она смотрела на своё отражение в зеркале: серая бумажная кожа, тёмные круги под вечно красными глазами и торчащий рыжий ёжик волос. Длинные волосы пришлось остричь, теперь когда она уже почти не вставала с кровати, они противно сваливались и впитывали пот.

***

Новый Год праздновали вместе: Лена приехала за пару дней и помогла Кате украсить комнату. Конечно, она в итоге всё делала сама, но как могла пыталась подключить прикованную к кровати подругу: спрашивала, ровно ли висит гирлянда, красиво ли смотрится здесь эта снежинка и не лучше ли, если вместо звезды венчать ёлку будет полумесяц.

– Скажи ещё что-нибудь, с этой штукой ты звучишь очень футуристично, словно путешественница во времени, – девушка забралась на кровать и резала что-то из цветного картона.

Катя тяжело вздохнула, даже с помощью синтезатора речи разговор требовал усилия.

– Я думаю, что звучу ужасно, словно старый автоматический переводчик… – долгая пауза и хриплое дыхание, от которого спина Лены покрывалась мурашками, но она продолжала вырезать, спокойно ожидая, – Но даже они нынче более эмоциональны. Зато буква эр больше не проблема.

Непонятно, шутила Катя или говорила это с грустью. Уголок рта её медленно пополз вверх. И Лена облегчённо улыбнулась в ответ.

***

Ранней весной, когда солнце ещё не набрало достаточную силу, чтобы растопить залежавшиеся с зимы сугробы, Катя отправила Лене письмо, чтобы больше никогда к ней не приезжала. Точно такое же она отправила Нику. Она ненавидела страх в их глазах и это дурацкое жалостливое выражение, с каким друзья смотрели на неё. Как испугался Ник, когда она первый раз при нём поперхнулась. Как напряжённо смотрит в экран Лена, ожидая, пока Катя закончит предложение, в их короткие видео-звонки. Она хотела прекратить это как можно скорей, пока болезнь не превратила её в безжизненно уставившись в потолок овощ, ожидающий, когда даже сделать вдох станет непосильной задачей, когда у сердца не останется сил биться.

Лена так и не ответила. Позже Катя просто удалила её контакт отовсюду, чтобы из жалости к себе и скуке по прошлому не написать снова.

Никита прибежал в тот же вечер, но Катя запретила его пускать. Юноша так и ходил, сперва каждый день, а затем раз в неделю. Девушка прислушивалась, как он тихо говорит на кухне с её родителями, и больше всего в такие моменты ей хотелось выкрикнуть его имя в полный голос.

***

Едва сугробы растаяли, в спальню влетел Катин отец, он торжественно распечатал конверт и выразительно начал читать:

– Сеть экспериментальных робо-кафе предлагает вам сотрудничество на благотворительной основе! – посмотрел на дочь, лицо которой застыло с одним и тем же выражением, – Это наш шанс, Катенька! Я уже выслал согласие! Скоро они пришлют оборудование. У них всё самое новое! Твои нынешний аппарат ИВЛ – мусор по сравнению с тем, что предлагают они!

Борясь с тяжестью, девушка моргнула, её губы неуверенно дрогнули и снова замерли без движения.

***

Выкатываясь по утрам из техкапсулы Кэтт боролась с желанием посмотреть налево, туда, где в смятой и мокрой от пота кровати лежало иссушенное девичье тело. Когда-то оно было ей, но не сейчас, сейчас она робот, а эта прикованная к постели незнакомка просто опустевшая оболочка. Единственное что их связывает – мозг. Хитроумным способом подключённый к серверу, он отдаёт команды искусственному телу Кэт. И только благодаря этому она может просто уйти из спальни, не оборачиваясь на обвитую трубками, датчиками и катетерами парализованную Катю.

Ей дали второй шанс, возможность жить чуть лучше, пусть и уже не будучи человеком на все сто процентов. Но разве это важно в таком случае?

Катя лежит в кровати, задушенная аппаратами жизнеобеспечения, убитая огромными дозами антибиотиков и иммунномостимуляторов, несколько раз в день к ней приходит медсестра, чтобы проверить соединение, помыть и обработать пролежни. А Кэтт уходит на работу, наслаждается сменой времён года и улыбками прохожих, пусть она многого лишена, но это всё же гораздо больше, чем есть у Кати.

Смена пролетела как одно мгновение. Узнав, что к коллеге пришла подруга, с которой они не виделись несколько лет, остальные официантки распределили между собой столики, которые Кэтт должна была обслуживать. Даже Лиза не осталась в стороне, лишь обронила своё обычное “Мне всё равно”.

Перепробовав всевозможные десерты, Лена не прекращала болтать ни на секунду. Казалось, она решила пересказать всё, что произошло с ней за эти годы. Кэтти была рада слышать и видеть её снова, и очень боялась перебить. Боялась, что это всё ей только снится, что сейчас она проснётся и Лена исчезнет.

Вечером они вместе с Ником провожали Кэтт домой. И это было почти как раньше, только тёплый летний ветер не играл в волосах, не грели кожу лучи закатного солнца. Но разве всё это важно, если рядом два самых близких человека и можно просто быть рядом и слышать их беззаботную болтовню.

У самого порога Лена вдруг замялась, переглядываясь с Ником, она неуверенно начала:

– Нам нужно кое-что сказать тебе. Прости, что не сделали этого раньше. Я боялась ранить тебя. Всё ещё боюсь, но… – девушка снова мельком взглянула на Ника, набрала в грудь побольше воздуха и произнесла на выдохе – Мы помолвлены. Я и Никита. И приглашаем тебя на нашу свадьбой свидетельницей. И со стороны жениха, и со стороны невесты.

Слова звучали раскатисто, словно гром среди ясного неба. Кэтти застыла на секунду. А что она думала? Что он будет всегда только с ней? С ней такой? С холодным роботом, даже отдалённо не напоминающем женщину? Конечно, Нику нужны нормальные отношения, нормальная семья… Дети…

– Со свадьбой, Ник… Никита, – Кэтти постаралась вложить в голос весь спектр сжигающих её изнутри эмоций, но неприспособленная к чувственным порывам электроника искусственных связок прозвучала как всегда механично и холодно,– И Лена! Желаю счастья вам обоим!

Кэтт так хотелось, чтобы слова звучали искренне, от всего сердца, пусть даже бьющегося так слабо и не в этой обшитой каркасом груди. В груди Кати. Да, она не сможет обнять своих друзей, не сможет быть с ними везде и всегда, да ей обидно и завидно, что не она, а Лена будет стоять перед алтарём рядом с Никитой. Но она увидит их свадьбу, увидит их счастливую взрослую жизнь, сможет нянчить их детей, слышать их смех, делиться с ними радостями. Пусть ограниченно, не так как все нормальные люди, но разве от этого будет любить своих друзей меньше?

***

В спальне наверху, ловя бледной кожей тонкие лучи уходящего солнца Катя наконец нашла в себе силы улыбнуться. Ненадолго, но смогла. За много лет она впервые была действительно счастлива.

Зоотерра

1

Шаг – такой привычный способ передвижения, сейчас казался Тихону пыткой. Он едва сдерживал себя от того, чтобы не пуститься галопом на всех четырёх лапах. Но держался. Если стражи что-то заподозрят, то пиши пропало. Еле-еле Тихон отстоял очередь за талонами, нужно было получить за себя и за Соню. Ей сейчас опасно появляться на улице. Как назло роботы увеличили число медицинских сканеров, словно почуяли, что Соня беременна. Если поймают, заберут и её, и котёнка, и никому не будет дела.

Тихон всегда считал это слухами. Никто на Зоотерре не мог иметь потомоство. Все, как один, стерильны. Новое поколение рождалось в Доме Жизни раз в год, и раз в год же двери Дома распахивались, чтобы выпустить молодняк: щенят, котят, утят, лисят, оленят и прочих детёнышей. Все они уже были в том возрасте, когда звериные черты начинали изменяться под действием мутаций, но ещё внешне больше напоминали животных предков. Никто из ныне живущих не помнит, как выглядит Дом Жизни изнутри. Его двери работают только в одну сторону. Исключение – вездесущие роботы.

Как только выходишь, получаешь идентификационный код-клеймо. У Тихона он был выжжен на подушечке правой лапы, на нём значилось: «К04013». Цифры – порядковый номер, а буква – принадлежность к виду. Тихон – кот. Рыжий, крупный. Живёт он уже достаточно долго, чтобы мутации завершили работу, изменив кошачье тело до неузнаваемости. Изменения всегда проходили стабильно, так что к пятнадцати годам детёныши обретали способность к прямохождению, получали отставленный большой палец, а строение их морд позволяло им нормально разговаривать и выражать эмоции мимикой.

Жизнь обитателей Зоотерры подчинялась чёткому порядку: выходишь из Дома Жизни, живёшь, исправно выполняя все указания роботов, умираешь. И никак иначе. Ты можешь завести семью, если тебе повезёт встретить кого-то особенного, можешь попытаться сменить род деятельности, можешь подрабатывать, забирая в качестве платы талоны на еду, но если робот выдаст тебе предписание, ты обязан его выполнить, иначе тут же отправишься в Дом Дисциплины. И не важно, о чём будет то предписание: подстричь когти или отправится пешком в пустошь. Получил, значит обязан выполнить.

***

Старательно скрывая дрожь в лапах, Тихон обменял талоны и даже не стал перепроверять содержимое сумок, доверившись автоматике. В конце концов, роботу незачем его обсчитывать. И тут же, пряча морду в воротник, быстрым шагом направился к жилым блокам.

– Потерпи, Сонечка, я уже близко, сейчас заберу тебя. Мы сбежим! Сбежим в пустошь, – Тихон бубнил себе под нос, в сотый раз репетируя речь.

Придётся постараться: голос выдаёт волнение, а Соне нельзя волноваться, она должна быть увереной в его решимости и способности защитить её и котёнка. Не зря он вынашивал план, готовился целый месяц, нашёл сообщников, транспорт и даже лазейку в системе безопасности восточных ворот. Теперь остался всего час, нельзя чтобы Соня начала сомневаться и упорствовать, иначе они опоздают, и всё пропало. Машина уедет без них. Таков уговор.

Что там в пустоши, Тихон не знал, но по картам Зоотерры где-то на востоке есть старые полуразрушенные теплицы. А значит, там можно найти воду и укрытие. И, скорей всего, нет роботов. Таким был его план, хрупким, опасным, но всё лучше, чем сидеть на месте и ждать.

***

– Соня?

Дверь квартиры с едва слышным гулом отъехала в сторону, выпуская темноту, царившую внутри.

– Соня!?

Сердце оборвалось, предчувствуя беду. Слишком тихо, слишком пусто.

– Соня! – отчаянно завопил Тихон, срываясь на мяуканье.

Клацнул автоматический выключатель. Свет ослепил привыкшие к полумраку глаза. Дверь позади вновь загудела, пропуская кого-то внутрь.

– Сонечка? – остатки тлеющей надежды обжигали, а дым от них ел глаза.

В квартиру вошёл робот, холодно щёлкнув датчиками, он распечатал предписание, протянул его Тихону и замер ожидая.

“Предписание для К04013. Немедленно явиться в Дом Дисциплины.”

– Где? Где Соня?! – Тихон разорвал бумагу когтями и бросил обрывки в ничего не выражающий экран – “лицо” робота.

Изображение даже не дрогнуло, а из прорези уже показался кончик заново распечатанного предписания.

Не дожидаясь, пока робот всучит ему очередную бумажку, Тихон рывком дёрнулся вперёд, налёг на железяку всем весом и с грохотом повалил на пол. Повезло, что они отправили за ним не стража. Эта модель даже не думала сопротивляться. Не в силах совладать с гневом, кот прыгнул на экран, наслаждаясь треском, с которым лопнуло защитное стекло. И тут же выскочил вон – он сам найдёт Соню и что-нибудь обязательно придумает, главное сейчас не дать себя сцапать!

А за дверью уже ждали. Стальная сеть ударила в морду, ломая усы. В панике Тихон вцепился в неё, рвя когтями, кусая зубами, но лёд стали только сильней впивался в плоть, сперва лишая возможности двигаться, а затем и вовсе не давая вдохнуть полной грудью. Кот почувствовал под лопаткой жало иглы, и тяжёлая парализующая усталость растеклась по телу.

– Соня… – едва слышно мявкнул Тихон и отключился.

2

Тело ныло, роботы приковали Тихона к больничной койке. Кот хотел повернуться, изменить положение, казалось, затёк даже кончик хвоста. Яркий свет слепил, так что глаза приходилось держать прикрытыми.

– Очнулись, ка ноль сорок тринадцать? – механическая речь раздалась у самого уха.

Во рту пересохло, так что говорить получилось не сразу. Тихон едва заметно кивнул, а затем произнёс, не узнавая в скрипучем хрипе собственный голос:

– Где я? Пустите меня к Соне, я на всё согласен, только верните её, мы ведь не виноваты, что так получилось, мы думали, что стерильны…

– Вы правы, ка ноль сорок тринадцать, вашей вины в случившемся нет, это наш недосмотр. И мы обязаны устранить все возникшие в связи с этим проблемы. Уведомляю вас, что после обследования вы будете переведены в Дом Дисциплины.

– Где Соня?!

– Уведомляю вас, что общение с ка ноль сорок один ноль четыре более невозможно. А теперь расслабьтесь, мне нужно подготовить вас к процедуре.

Расслабиться Тихон не смог, до последнего он сопротивлялся, натирая путами кожу до крови, но жгучий укол, теперь уже куда-то в лапу, заставил разум вновь провалиться в чёрную дыру забвения.

***

Забытьё кончилось так же внезапно, как началось. Вот уже сквозь толщу тьмы Тихон слышит чей-то разговор. Живые, эмоциональные голоса. Это точно не роботы. И судя по всему, говоривших трое.

– И что будем теперь делать? – спокойно спросил первый голос.

– Кто же знал, что нам новенького посадят? – ответил кто-то, слегка покрякивая.

– Ты же знаешь, что действовать надо сегодня? Может, придушить его, пока не очухался, и дело с концом? – отозвался третий, опускаясь до рыка.

– Не пори чушь, я не стану никого убивать! – едва разобрал Тихон сквозь кряканье.

– Тебе и не придётся, я сам, твоей задачей будет просто не мешать, братец.

– Если я смогу спокойно наблюдать за чьим-то убийством, так за твоим.

– Заткнитесь, замолчите оба, он, кажется, слышит нас… – прервал короткую перепалку тихий, но уверенный альт.

Теперь Тихон не сомневался, что этот голос принадлежал самке.

– Он нас точно сдаст! Дайте быстрей что-нибудь подходящее, я сдавлю ему горло!

– Лиз, ну хоть ты его облагоразумь!

– Миша прав, Гриша, положи полотенце, давай, давай! Мы не бандиты же какие-нибудь в самом деле!

Поняв, что дальше исполнять роль глубоко контуженного не получится, Тихон открыл глаза и попытался сесть. Смена положения давалась ему с трудом, к тому же не оставлял страх за собственную шкуру. Защититься от одного в таком состоянии очень сложно, а от троих – невозможно вовсе.

– Жестоко они тебя обдолбали. Подожди секунду, у меня есть сорбент на такой случай, – у койки Тихона стояла лиса, довольно редкий вид на Зоотерре.

По рассказам, воровки и обманщицы. Никто бы в здравом уме не доверил лисе обмен талонов, наверняка обсчитает и сумеет урвать больше положенного. Да и сам Тихон прежде предпочитал переходить от лис на другую сторону улицы.

– Да не отравлю я тебя, а легче станет наверняка, – и она с силой сунула в лапу коту таблетку, а в другую лапу вложила стакан с водой, – Меня Лиззи зовут. А эти двое позади Миша и Гриша. Гриша у нас немного несдержанный, ты прости его, он так-то не злой, только вредный.

Миша оказался уткой, крупной, с выступающим вперёд пернатым пузом, которое едва прикрывала неподходящая по размеру тюремная форма, и ободранным клювом. Даже стоящий рядом утконос Гриша выглядел худей, хотя был значительно шире в плечах и имел впечатляющие своей массивностью лапы, всё ещё крепко держащие бледно-серое полотенце.

– Он хотел меня придушить!

– Ах это… Понимаешь, у нас особые обстоятельства… Но ты пей давай.

Принимать сомнительное лекарство из лап лисы не хотелось, но Лиззи выглядела вполне доброжелательно, а головная боль выматывала Тихона, так что он не знал уже что лучше: продолжать терпеть её или дать себя отравить.

Таблетка подействовала не сразу, Лиззи успела смочить в раковине полотенце и положить его Тихону на лоб.

– Да не собираюсь я тебя душить, – тихо проговорила она, когда кот попытался отмахнуться от полотенца, – Как ты к нам угодил? Выглядишь вполне… Добропорядочно.

Лиса многозначительно кивнула в сторону Миши и Гриши, намекая на их угрожающую внешность.

– Говоришь так, словно в Дом Дисциплины попасть сложно.

– Ты прав, последнее время здесь очень шумно.

– Давно сидишь?

– Я бывала здесь и не как воспитанница.

– Заключённая, Лиззи, мы ту все заключённые, – Гриша шумно опустился на койку, – Долго ты с ним возиться собираешься?

– Дак как ты сюда попал?

– Это так важно?

– Нет, если ты не хочешь говорить…

Говорить и вправду не хотелось, но изнывающий от тоски разум зацепился за слова лисы, как за спасательный трос, и Тихон спросил:

– Лиззи, если ты бывала с той стороны запертой двери, ты знаешь как тут всё устроено?

– А тебе зачем?

– Я хочу кое-кого найти, её наверняка держат где-то неподалёку.

– Её… Постой, не говори, что ты имеешь в виду ту беременную кошку, что привезли вчера… – Глаза Лиззи расширились.

– Соня! Это была Соня, где ты видела её?

Отвернувшись, так что Тихон не мог рассмотреть выражение её морды, лиса задумалась. Наконец, что-то решив, она заговорила:

– Твою Соню держат не здесь. Она в Доме Жизни. Они везли её на цокольный этаж, точно в катакомбы, камер для содержания там нет.

– Какие ещё катакомбы?

– Ты думаешь, за что она сидит с нами сейчас? – Вклинился Миша.

– За то что много чего знала, – продолжил за ним Гриша.

Лиззи шикнула на них, давая понять, что расскажет всё сама.

– В детстве роботы не выпустили меня из Дома Жизни с прочими. Выяснилось, что я показала отличные результаты в тесте на интеллект, потому меня оставили внутри, обучая. Правда, до поры до времени, но это сейчас не суть важно… Важно, что Дома Жизни и Дисциплины связаны сетью подземных переходов. И я знаю, как нам выбраться. Если ты с нами конечно.

– Да, да, я хочу выбраться и найти Соню.

– Ну отлично, кота нам только не хватало! У него же никакой подготовки!

– Тише, брат, а то он нагадит тебе в тапки.

– Это отвратительная шутка, ты знаешь, – зашипела Лиззи в сторону утконоса.

Гриша только продолжал ухмыляться, довольный своим чувством юмора.

– Если кто и нагадит в твои тапки, это будешь ты сам, когда обделаешься при виде первого же стража, – Миша отвесил названному брату тяжелую затрещину, и улыбка сползла с его морды.

– Если ты действительно хочешь снова увидеть Соню, делай всё так, как я говорю, – участливое выражение морды Лиззи сменилось серьёзным.

– Тогда давайте ещё раз пробежимся по плану, до дня выпуска осталась пара часов, у нас нет времени рассусоливать, – Миша подошёл к Тихону и протянул пернатую лапу, – Напарник?

И они скрепили союз рукопожатием. С недовольной миной Гриша повторил поданный братом пример, процедив сквозь зубы:

– Если из-за тебя всё пойдёт наперекосяк, я первый толкну тебя под лазер.

3

– Выстроиться вдоль стены. Ближе друг к другу!

Механический голос стража звучал как всегда холодно и безразлично, Тихон никогда не задумывался, испытывают ли роботы вообще какие-то эмоции. Вот взять этого, нравится ли ему чувствовать свою власть над беззащитными заключенными?

– Левые лапы вперёд!

Звери послушно выполнили приказ, и страж заковал их в наручники, соединив между собой. Тишка сразу понял, почему сокамерникам требовалось его согласие на побег: даже если только один будет против, остальные попросту не смогут двигаться нормально.

– Вы могли бы просто носить еду нам в камеру, чем заставлять нас проделывать этот унизительный ритуал трижды в день, – Лиззи недовольно потёрла запястье, пытаясь ослабить наручник.

– Тронете ещё раз, я применю удар электрошоком, – страж пустил разряд меж механических пальцев, – Исследования показывают, что исправление дисциплиины происходит быстрей, если воспитанники совершают короткие прогулки несколько раз в стуки.

– Заключённые мы, за-клю-чён-ные! – Миша потряс лапой, поправляя примятые перья, но тут же получил разряд и тихо взвыл.

– Я предупреждал. За мной.

Шипя от боли, Миша двинулся за роботом. Мы специально выстроились так, чтобы он стал “головой” колонны, замыкающей была Лиззи. Это поменяется, как только мы прошмыгнём в коридор, но сперва нужно выйти на общий этаж и оказаться в слепой зоне стражей.

– Сегодня день выпуска молодняка, большая часть роботов будет занята там, как я потяну, начинай пятиться, – шепнула тихонько лиса Тихону.

Он шёл прямо перед ней, чувствуя, как её бьёт мелкая дрожь, то ли от возбуждения, то ли от страха.

Выпроводив сообщников в коридор, страж занял своё место у стены. Роботы стояли на протяжении всего пути до общей столовой, зорко глядя за медленно плетущимися заключёнными.

Поворачивая из узкого коридора в более широкий, Миша потянул изо всех сил. Это знак, им нужно как можно скорей слиться с толпой и пересечь коридор по диагонали, не привлекая внимания. Сделать это оказалось не так-то просто. Толпа скованных по три-пять заключённых вместе двигалась строго вперёд, места для манёвра попросту не было. Но Миша на то и Миша. Иной раз ему хватало страшного взгляда, чтоб очистить перед собой путь, а порой и лёгкого толчка, но такого, чтобы никто из роботов не заметил.

Тихону казалось, что они идут вечность. Сообщникам удалось дойти до противоположной стены, испещрённой узкими проходами. Но почти у каждого стоял страж. Уже подумав было, что их план провалился, кот расслабился, и именно в этот момент Лиззи дёрнула цепь на себя. Тихон тут же повторил за ней, подавая знак Грише, и начал медленно пятиться, не оборачиваясь.

– Их гораздо больше, чем я думала, все основные проходы заняты, придётся много петлять… Но я готова! – Лиса наконец выдохнула, прижимаясь спиной к стене, чтобы держаться тени.

В отличие от общего коридора, в этом царила темнота. И чем дальше напарники уходили, тем меньше света становилось вокруг.

– Я ничего не вижу, – запричитал чуть слышно Гриша.

– Зато я вижу, и Тихон тоже. Помолчи пока, мы ещё совсем недалеко ушли, – Лиззи взяла Тихона за лапу и крепко сжала.

И Тихону вдруг стало очень страшно, страшно, что их план провалится, побег не удастся, и он больше никогда в жизни не увидит Соню.

– Здесь.

Лиса остановилась и потянулась к кодовой панели. Очень быстро она ввела нужную комбинацию и открыла дверь.

– Откуда ты знаешь код? – Спросил Тихон уже внутри.

– Роботы очень недооценивают нас, – только и ответила Лиззи, шарясь в одном из многочисленных шкафчиков. – Давайте ваши лапы сюда.

Щелчок и наручники легко спадают.

– Вот, возьмите каждый по такому. Он испускает ЭМИ, слабый, но достаточный, чтобы вывести из строя технику…

– А со стражами работает? – Гриша пощёлкал кнопкой на устройстве.

– Только если вплотную и буквально на пару секунд. Лучше использовать его для отключения кодовых панелей. Правда, не сработает, если дверь заблокирована, при блокировке она останется закрытой даже если отрубить питание. Но защита, как вы заметили, тут весьма слабая. Не думаю, что роботы рассчитывали, что у кого-то хватит ума забраться сюда. Потому, если будем действовать тихо, нас никто не обнаружит.

– Но поднимется тревога, когда нас не досчитаются на завтраке, – Тихон аккуратно положил устройство в карман робы.

– У нас тридцать минут, чтобы добраться до Дома Жизни, там нас никто искать не будет. Чем ты вообще план слушал? – Раздражённо прорычал Гриша.

– Осталось минут десять вообще-то, мы слишком долго шли сюда, – поправила его лиса, – Так что скорей, нам туда.

4

Катакомбы, соединяющие два Дома казались Тихону запутанными, как паутина. Он прикинул, что они должны проходить под городом, под улицами и домами, в которых прямо сейчас остальные жители Зоотерры живут и работают. Здесь же, внизу, коридоры бесконечно петляли и разветвлялись. Большая часть из них была плохо освещена, в остальных света не было вовсе. Пару раз кошачий глаз замечал вдали пятнышки дневного света, льющегося с потолка.

“Наверно там выходы на поверхность или вроде того,” – думал Тишка про себя, не останавливаясь.

Лиззи чувствовала себя уверенно, она постоянно поторапливала остальных, иногда убегала, чтобы разведать коридор впереди, и всегда возвращалась довольная. Но в этот раз лиса выглядела настороженно.

– Стойте здесь, – шепнула она и тут же на четвереньках бросилась по коридору.

Пропорции мутировавшего тела не позволяли ей двигаться так же проворно, как чистокровным лисам, но всё же Тихон не мог не отметить, насколько Лиззи быстра и грациозна. Возвращаясь, она пригнулась так низко, что почти тёрла шерстью пол.

– Там страж, – наконец сказала она, подойдя достаточно близко, – Тишка, твой ход.

– Мой? – кот удивлённо задёргал хвостом.

– Из нас только ты сможешь подкрасться к нему достаточно близко.

– А что дальше?

– А дальше… – Лиззи вынула из его кармана устройство и жестом изобразила, как она тычет им в невидимого стража.

– Только целься в правый бок, – посоветовал Миша.

– Да, там у них узел памяти, чуть выше середины туловища, там где у тебя подмышка, примерно, – кивая продолжил Гриша.

Тихон сглотнул, но делать нечего. Он опустился на все четыре лапы, взял устройство в зубы и осторожно пошёл. Ступая мягко, почти бесшумно, он дошёл до середины коридора и увидел в конце неподвижный силуэт робота. Дальше за него всю работу сделали животные инстинкты, взявшие верх в стрессовой ситуации. Быстрой рысью кот сократил дистанцию и, когда до цели оставалось чуть больше двух метров, прыгнул. В полёте перехватил устройство, удобно сжав его лапой. С грохотом обрушился на стража, повалив его на пол и вырубил, направив ЭМИ в нужную точку. Страж непривычно обмяк. Тут же внутри него всё задребезжало.

– Щас перезагрузится! Просто жми на кнопку снова и снова! – Раздался сопровождаемый кряканьем бас.

И Тихон послушался. Не давая стражу вновь включиться, он продолжал клацать устройством, пока его напарники не подоспели. Миша столкнул кота с робота и схватился за одну из механических рук. Гриша схватился за другую. Братья немного покрякали и порычали, копошась, а затем, к огромному удивлению Тишки, оторвали у стража руки.

– Полностью автономные! – радостно захохотал Гриша.

Утконос поудобней ухватился за руку, выставил её перед собой как оружие, и кончики металлических фаланг заискрились.

– Только управление неудобное, у них кроме электрошока ещё должна быть где-то сеть… и… Ага! Сеть нашёл! – Миша улыбнулся, насколько ему позволял клюв.

– Вы что делали это раньше? – Ошарашенный Тихон с ужасом смотрел на распотрошённого стража, всё ещё безуспешно пытающегося перезагрузиться.

– А за что мы по-твоему сидим? – Миша похлопал кота по плечу и кивнул вперёд, – Пошли уже.

В воздухе ощутимо запахло железом, шерсть Тихона встала дыбом.

– Чёрт, чёрт! Вот я тупица!

Лиззи едва успела выругаться, когда её заглушила сирена. Воем она отдавалась от стен, с болью вонзаясь в чувствительные уши зверей.

– Они же связаны! Он успел отправить сигнал! Скорей! – лиса снова опустилась на четвереньки и не оглядываясь побежала дальше.

– Если что мы прикроем! Беги! – Гриша подтолкнул замешкавшегося Тихона.

И кот последовал примеру Лиззи, пустившись прочь на всех четырёх.

– Спасибо дальним родственнчикам за такое нелепое телосложение, да, братец? – Хмыкнул Миша, неуклюже семеня перепончатыми лапами.

– Ха-ха! Тебе хоть крылья полагаются, просто ты слишком жирный, чтобы летать!

Гриша так же опустился на все лапы, таща роборуку в клюве, но это едва добавило ему скорости. Они с братом и не тешили себя надеждой, что смогут тягаться в беге с котом и лисой.

5

Тихон ни на секунду не упускал из виду кончик рыжего хвоста, боясь не уследить за тем, в какую сторону Лиззи свернёт в следующий момент. Коридор вокруг словно ожил, отовсюду: справа, слева, сверху и даже снизу начали доноситься шумы, слышные даже сквозь сирену. Отвлёкшись на звук, Тишка ни сразу заметил, что Лиззи резко развернулась и побежала в обратную сторону, они неловко столкнулись и, сцепившись, перекатились.

– Что ты делаешь? – вскочил Тишон, выгибая спину.

– Там заперто! Они врубили аварийную блокировку, придётся прорываться!

– Как?!

– Блокировка происходит по цепной реакции! Скорей, сюда, мы должны обогнать её!

И Лиззи влетела в одну из дверей. Они оказались в заполненном пылью и витринами кабинете. На витринах красовались фигурки различных животных, но разглядывать их не было времени. Лиса была уже с другой стороны комнаты и открыла ещё одну дверь. Так они продолжили петлять по причудливо соединённым между собой кабинетам. В некоторых из них стояли такие же витрины, в других – стеклянные лабораторные шкафы, пустые, покрытые пылью, кое-где висели посеревшие от времени медицинские халаты. Разок они даже сунулись в покрытый кафелем туалет, но Лизи быстро смекнула, что повернула не туда, и бортанув Тихона, выскочила обратно.

“Зачем роботам туалеты?” – подумал про себя кот, но тут же забыл эту мысль, сейчас она не имела никакого значения.

– Сюда! – рыкнула Лиззи и скрылась за поворотом.

Тихон едва поспел за ней, они влетели в одну из металлических дверей, и она захлопнулась сразу за ними, а на экране электронного замка тут же высветилась надпись: «Заблокировано!!!».

Лиззи легла на пол, пытаясь отдышаться.

– А братья? Они же остались там? – Тихон подёргал ручку двери, но безрезультатно.

– Не беспокойся о них, они могут постоять за себя. К тому же у них есть почти точная карта катакомб. Я знала, что они не смогут за мной угнаться, если придётся бежать. Что более важно, – Лиззи встала, отряхнулась и торжественно обвела рукой зал, в котором они оказались, – Добро пожаловать в Дом Жизни!

По бокам зала были те же витрины, что встретились им ранее, но теперь на них стояли заполненные жидкостью банки с… эмбрионами. Свернувшиеся, уродливые, в большинстве своём напоминающие помесь крота и рыбы. Но чем дальше Тихон с Лиззи шли, тем больше эмбрионы в банках становились похожи на котят, щенят, жеребят, утят и прочих обитателей Зоотерры.

– Он все мертвы? – Тишке было неприятно смотреть на содержимое банок, но и отвести взгляд он не мог.

– Эти, да.

– А что, есть и другие?

– Увидишь.

***

– Что там? – завопил Гриша, повесив через плечо роборуку и отстреливаясь от надвигающихся стражей.

– Тоже заблокировано! На сколько выстрелов у тебя хватит заряда?

– Двадцать процентов осталось! Как думаешь, мы сможем разжиться руками у тех, которых я повалил в коридоре?

– У нас не хватит времени их отсоединить. Давай сюда, тут можно срезать, если я правильно читаю, что тут Лиззи накорябала… Не могла нормально нарисовать?!

– Нет, у неё же лапки! – Смеясь своей шутке Гриша стрельнул в коридор последний раз, прикрыв отступление брата и тут же скрылся вслед за ним.

Стражи были явно быстрей братьев, но энергетические заряды, как и сети, замедляли их, сбивая сенсоры. Благодаря этому Грише и Мише удачно удавалось отрываться от преследователей снова и снова.

– Нашёл! – Миша указал на прозрачный люк над их головами.

– Посторонись!

Гриша прицелился и выстрелил. И ещё, и ещё, пока стекло не пошло мелкими трещинами, а заряд роборуки полностью не высадился. Осколки рассыпались на пол, и до братьев донёсся запах свежей выпечки и несвежего мусора. Помогая друг другу, они забрались наверх. Последним лез Миша.

– А, может, ты просто помашешь своими крыльями и взлетишь! Ты капец какой тяжёлый, в следующий раз я вторым полезу, чтобы ты меня так же тягал! – Ругаясь, вытаскивал Гриша брата.

И вот они оба оказались на земле рядом с помойкой.

– Быстрей!

Первым вскочил Миша и начал толкать мусорный контейнер прямо к люку. Братья заставили лаз и на всякий случай ещё присыпали сверху разбросанными вокруг пустыми ящиками.

– Это не то чтобы поможет…

– Время поблагодарить мысленно Лиззи и бежать!

– Ты прав, надеюсь, судьба не сведёт нас больше с этой лисицей.

– Разве что только если снова в одной камере! – загоготал утконос.

6

Дом Жизни казался Тихону безжизненным, кот усмотрел в этом некоторую иронию. Лиззи вновь уверенно шла вперёд, явно не боясь встречи со стражами или другими роботами.

– Зачем так много пустующих комнат? Я ещё мог понять катакомбы, но все эти кабинеты, экспонаты… Они словно…

– Словно выставлены для кого-то, – закончила за него лиса, – Ты верно мыслишь. Я годами бродила по этим кабинетам, задаваясь тем же вопросом. Нам сюда.

Она зашла внутрь комнаты, щёлкнула выключателем и села на одну из двухъярусных кроватей. Койки стояли в несколько рядов, на них не было ни простыней, ни одеял, ни подушек, только “голые” матрасы. А размер мебели казался слишком большим, ни одному из жителей Зоотерры не нужно столько места для сна, конечно, есть копытные, например слоны, но и кровати для них выглядят совсем иначе.

– На такую поместился бы целый страж, но роботы же не спят, для кого они?

Тихон аккуратно провёл лапой по спинке и лестнице, соединяющей оба яруса.

– А теперь пришло время поведать тебе мою историю, присаживайся, я постараюсь быть краткой. Считай это небольшой передышкой.

Кот послушно забрался на кровать рядом с Лиззи, подобрав под себя хвост, и лиса продолжила:

– Как ты знаешь, перед выпуском из Дома Жизни, детёныши проходят тест, он кажется сплошной нелепицей, состоит из довольно простых вопросов, включает в себя всё то, что учителя и нянечки втолковывали нам до выпуска. И обычно после его прохождения тебя выпускают в мир, где для тебя уже готова квартирка, подходящая работа и талоны на первое время.

– Дополучники, – Тихон улыбнулся внезапно нахлынувшим детским воспоминаниям.

– Наверно, я никогда не получала ничего такого.

– Да, ты говорила.

– Угу, после прохождения теста, нянечки увели меня вовсе не к выходу, а проходить другой тест, а затем ещё один, и ещё. И в итоге я осталась в Доме Жизни, так и не узнав, что там снаружи. Меня бесконечно испытывали, запихивали в меня новую информацию, тестировали, смотрели, сколько я смогла запомнить и усвоить, какие из знаний сумела применить на практике… Но с каждым годом тестов становилось всё меньше, нянечки и учителя словно потеряли ко мне интерес, в конце концов предоставив самой себе. И, разумеется, так и не разрешив выйти наружу.

– Почему?

– Видишь ли, они считали, что знания, данные мне, вредны для окружающих, что я невольно могу внести хаос в ваши неподготовленные головы.

– Что это за знания такие?

– В том-то и дело, что сущие пустяки, немного астрономии, биологии, генетики, электромеханики, физики… самые основы. Я могу поклясться, что даже братья понимают в технике и программировании больше, чем я, хотя их никто не учил. Лишь спустя годы я поняла, что нянечки, стражи, учителя, врачи – все эти роботы смотрят на меня точно так же как на лабораторного осьминога. Только он ползает по лабиринту, а я по учебникам и методичкам.

– Лабораторный осьминог?

– Да, Окти, вы с ним ещё познакомитесь.

– И как ты оказалась в Доме Дисциплины?

– Прогрызла дыру в своём лабиринте… – Лиззи спрыгнула с кровати и выразительно посмотрела Тихону в глаза, – Вот только заглянуть в эту дыру не успела. Но теперь я подготовлена лучше, и ты со мной. Ведь так?

– Просто отведи меня к Соне.

Тишка проглотил уклончивый ответ Лиззи, решив, что он не столь и нужен сейчас. Куда важней найти любимую и вытащить отсюда, если получится.

– Соню, ну конечно, – лиса отвела взгляд, – Нам сюда.

7

Тихон внимательно запоминал дорогу и старательно считал повороты, чтобы суметь сориентироваться на обратном пути, но быстро сбивался, отвлекаясь на расставленные повсюду экспонаты – так он про себя решил называть различные банки, заполненные внутренностями. Когда на витринах начали попадаться препарированные тела жителей Зоотерры, горло Тишки сдавила тошнота, и он вовсе перестал смотреть по сторонам, упёршись взглядом под ноги.

– Скоро начнутся атласы… Тоже анатомические, но когда нарисовано, не так противно. – Лиззи точно уловила настроение напарника и ускорила шаг.

– Что… Что они с ними тут делали? – Сдавленно спросил кот.

– Изучали.

– Зачем это всё роботам?!

– Ты с рождения живёшь и работаешь по их указке, и только сейчас задался этим вопросом?

Голос Лиззи звучал ровно, но Тихон услышал в нём нотки вызова.

Вскоре кабинеты, заваленные медицинским оборудованием, сменились залами, заставленными высокими полками. Тут и там мелькали на подставках мониторы с изображением всё тех же эмбрионов, внутренних органов и вскрытых трупов. Но теперь всё это неприглядное зрелище сопровождалось надписями.

Лиса обернулась:

– Ты как? Полегче?

Кот неувереннокивнул.

– Неужели ты видела всё это с детства?

– Ну, не сразу, но да, когда впервые дошла до выставочного зала… Меня потом неделю мучали кошмары, но любопытство в конце концов пересилило. Уже скоро всё, за этой дверью.

– А что дальше?

– Дальше нам нужно обогнуть жилые комнаты, в которых сейчас находятся детёныши. Но я знаю, что можно пройти их через больничные палаты и морг этажом ниже. Это крюк, конечно, но иначе никак. К тому же, – Лиззи сделала паузу, – Я думаю, что Соню увезли именно туда. Больше некуда на самом деле, всё что дальше – закрытая зона, туда даже роботы не ходят.

– Зачем она тогда?

– Чтобы узнать это я сюда и вернулась.

***

Кошачьи уши настолько привыкли к тишине и низкому гулу вентиляции, что он начал казаться чьим-то нечленораздельным бормотанием. Тихону слышались в нём отдалённые голоса, но он понимал, что это лишь слуховая иллюзия, навеянная безжизненностью многочисленных коридоров и кабинетов, что им пришлось пройти. Светодиодные ленты словно жилы пронизывали всё вокруг, не давая малейшей тени ни шанса, обнажая светлые скучно-однотонные стены больницы. Все палаты и койки были пусты.

– Сюда привозят только тех, кого нельзя вылечить наверху, – шёпотом, стараясь как можно меньше тревожить повисшую вокруг тишину, проговорила Лиззи, – Отсюда только один выход.

Лиса кивнула на мерцающую в конце коридора надпись.

– Морг… – Прочитал Тихон вслух. – Но где же Соня?! Нам нужно вернуться и обыскать…

– Боюсь, мы осмотрели все палаты. Тихон, здесь никого нет.

– Но ты сказала, что её увезли сюда! Ты меня обманула? – Голос Тихона эхом прокатился до конца коридора и вернулся обратно, многократно вторясь.

Лиса замерла, прислушиваясь. Её уши зашевелились, пытаясь разобрать в гудении вентиляторов посторонние шумы.

– Я видела, как её на каталке повезли в коридор, ведущий к Дому Жизни. Если её направили не в больницу, то куда же?

Тихону пришла в голову страшная догадка, он замотал головой, чтобы отогнать ужасные мысли.

– Давай вернёмся и обыщем всё ещё раз. Только раз.

– Мы ходим здесь уже несколько часов, и не встретили никого! Нас всё ещё ищут, помнишь?! Нужно торопиться, если хотим успеть…

– Я хочу найти Соню, твои дела меня не интересуют! – отрезал Тихон и стремительно зашагал в обратную сторону.

– Как знаешь! У меня нет времени на это!

Лиса просверлила взглядом спину удаляющегося Тихона и, нервно дёрнув кончиком хвоста, направилась дальше по коридору.

8

В морге было ощутимо холодней, шерсть под робой встала дыбом, уши рефлекторно прижались. Лиззи кожей ощущала витающий в воздухе запах смерти, щедро сдобренный вонью антисептика и формальдегида.

Аккуратно сдвинутые к краю каталки пустели, не лежали тела и на операционных столах. Ни крови, ни грязи, и только отполированные металлические дверцы холодильника устрашающе выстроились в ряд, чтобы скрыть собой неприглядное зрелище.

Лиззи хотелось покинуть морг как можно скорей, здесь не было мерзких препаратов или анатомических пособий, но само знание, что где-то внутри холодильников лежат трупы, заставляло биться сердце быстрей, а лапы – предательски дрожжать.

Тишину здесь можно было резать ножом и мазать на хлеб. Скрип открывшейся далеко позади двери ударил по ушам. Лиса прибавила шаг не оборачиваясь, ей очень хотелось, чтобы это оказался Тихон, решивший всё же пойти вместе, но внутреннее чутьё и годы, прожитые в страхе быть пойманной там, где не следует находиться, взяли своё. Прикинув, что даже если она успеет дойти до противоположной двери, Лиззи выдаст себя точно так же, как её невидимый пока что преследователь. Единственным выходом было спрятаться. Но где? Лихорадочно лиса осматривалась по сторонам, продолжая двигаться вперёд, пока не заметила, что одна из дверц холодильника открыта, внутри достаточно темно, если забраться поглубже, то со стороны прохода будет ничего не видно. Мысленно Лиззи попросила, чтобы камера оказалась пуста, но не сбылось. Аккуратно ступая, боясь задеть завернутое в пакет тело, лиса залезла внутрь и забилась в угол. Труп был совсем небольшим, и места в холодильнике осталось предостаточно. Зажав лапами морду, чтобы дышать как можно тише, Лиззи затаилась. Из укрытия просматривался операционный стол, расположенный прямо напротив камеры холодильника, и пространство вокруг него.

Снова скрипнула входная дверь.

Лиса усердно всматривалась и вслушивалась, ожидая появления робота или Тихона в любую секунду, стараясь не думать о трупе рядом.

Ждать пришлось долго, но когда у стола появился робот-учёный, время словно ускорилось. Вот он резко поворачивает в сторону камеры, вот хватается руками за край полки и выдвигает её вместе с телом и Лиззи. В голове лисы срабатывает инстинкт “бей и беги”, и вывернувшись для прыжка она ударяет задними лапами робота. Учёный выпускает сеть. Холодный металл со свистом раскрывается в воздухе и опутывает лису. Не сумев нормально приземлиться, Лиззи больно ударяется о пол. Сеть крепко держит её, но передние лапы всё ещё свободны. Перехватив покрепче устройство, Лиззи наводит его на склонившегося над ней робота. Внезапно что-то ударяет учёного сзади, и он валится прямо на лису.

– Тихон!

Следующим ударом кот скидывает с Лиззи робота, и снова яростно набрасывается на него, зубами и когтями разрывая обшивку на боку. Всё кончено. Робот вскрыт словно консервная банка. Разорванные шлейфы и обломки оголённых схем ясно дают понять, что этот робот ни за кем больше не погонится.

– Со-ня? – Протянул Тихон, вытирая рот окровавленной лапой, – Сонечка, это ты?

Лиззи уже распутала сеть и с ужасом смотрела, как из разорванного края ткани торчат пепельно-серые кошачьи лапы. Тихон медленно расстегнул мешок и едва подавил крик.

– Они вскрыли её. Она не была больна, она не умирала!

– Мне жаль, но ей не поможешь, нам нужно идти, скорей, сейчас поднимется тревога.

Обессилев Тихон не стал упираться, позволяя Лиззи вытолкать себя прочь.

9

– Это Окти, знакомься!

Лиззи старалась казаться спокойной, но всё внутри неё переворачивалось и ныло от боли. Апатично глядящий перед собой Тихон только подливал масло в огонь. Они только что миновали очередной зал и направлялись к варварски взломанной двери.

– Неаккуратная работа, но мне потребовался почти год, чтобы сделать это.

Роботы даже не думали чинить вывернутый и сожжённый замок, не ожидая, что Лиззи или кто-либо ещё снова сумеет сюда пробраться.

– Пока, Окти, крикни, если увидишь роботов! – лиса излишне громко хихикнула.

Окти – обыкновенный осьминог-мутант, медлительно бороздящий просторы автоматического аквариума, проводил парочку безучастным взглядом и остался коротать вынужденное одиночество, вновь забытый всеми, разглядывая открытый дверной проём.

Скрывавшаяся за взломанным замком комната совершенно отличалась от всех предыдущих. Она имела странную овальную форму и с коридором её соединяла блестящая гофрированная труба. Всё внутри работало и переливалось тысячей датчиков.

– Наконец-то!

– АМИС – прочитал Тихон на одной из приборных панелей.

– Как ты? – Лиззи дёрнулась от неожиданности.

– Паршиво, сломал зуб и все когти обломал.

– Я имела в виду…

– Аптечка находится слева от вас, обозначена красным крестом, – голос раздался сразу со всех сторон.

– Кто это? – ощетинился Тихон.

– АМИС, ты же сам прочитал. Я здесь давно, но в первый раз вижу кого-то из вашего народца, вы довольно забавные.

– Ты робот? – Лиззи тут же начала пятиться к выходу.

– Фу, как грубо, ставить меня в один ряд с этими жестянками, да если я захочу, я их всех одним махом выключу!

– Правда?!

– Эм, кхм, обычно такое не переспрашивают, нет, не выключу, я погорячился, они вообще-то сами по себе давно уже. Но вот первые десять лет!

– То есть тебя создали не роботы?

– Меня?! Роботы? Да как бы у них мозгов хватило!

– Надо убираться, – шепнул Тихон.

– Я бы не рекомендовал, стражи уже заняли все коридоры и сужают кольцо. Кстати, вы не прихватили с собой того забавного осьминога? Последние года, когда всем остальным стало не до меня, он был лучшим собеседником, но потом и его перенесли. Думали, что полетят обратно на мне, а в результате бросили совсем одного. Ради вас, между прочим! Да перевяжи уже себе лапу, весь пол мне уляпаешь!

Тихон послушно достал аптечку и принялся обрабатывать раны антисептиком.

– Знаешь, Лиззи, мне всё равно уже нечего терять, может, мне удастся отвлечь их, чтобы ты смогла выбраться.

– Ну уж нет! Я пришла сюда за ответами, и пока я их не получу, никуда я не пойду. Где-то тут должна быть документация или что-то вроде того, о нашей планете, откуда все эти роботы, для кого построен тот жуткий выставочный зал, и почему мы здесь, почему всё так, как есть!

– Ох, какая похвальная храбрость и самопожертвование, и какое глупое любопытство. Между прочим, оно кошку сгубило, но в вашем случае, похоже, лису, а кошку уж заодно… Как-то так, – АМИС замолк, – Всё это звучало забавней в моей голове. Поступим так, вы принесёте мне осьминожку, а я, как самое развитое существо на планете, отвечу на все ваши вопросы.

Повторять дважды Лиззи было не нужно, молнией она бросилась наружу. Ощупала аквариум всё такого же равнодушного осьминога и быстро нашла небольшую неровность на месте стыка. Схватив с полки первую попавшуюся банку, она подула внутрь, чтобы избавиться от пыли. А затем поддела когтем стекло и открыла аквариум.

– Окти, полезай сюда!

Лиса просунула банку внутрь, та быстро наполнилась водой. Долго упрашивать осьминога тоже не потребовалось, увидев перед собой столь уютную и тесную ёмкость, он с удовольствием перебрался в неё.

– Вот! Его, кстати, Окти зовут, мы успели подружиться тоже, пока я вскрывала тот замок снаружи.

Лиззи поставила банку с осьминогом на одно из кресел и уселась рядом.

– А теперь, АМИС, твоя очередь.

Вместо ответа перед мордами зверей вспыхнул экран, показывая ту же самую комнату, в которой они находятся сейчас, но вместо них там было невиданное ранее существо, одетое в один из тех многочисленных медицинских халатов, что ныне пылятся на вешалках в катакомбах.

10

– АМИС, начать запись в журнале!

– Запись начата, доктор Попов.

Мужчина в белом халате удобно устроился на кресле пилота, сделал глоток из кружки и начал диктовать монотонным голосом:

– Проект с кодовым названием Зоотерра прекращает свою работу в связи с недостаточным финансированием. Спустя десять лет после начала работы мы установили, что животные попросту не способны к разумному поведению, их инстинкты слишком сильны, говорить о каком-то развитии не приходится, к тому же они не способны размножаться самостоятельно, потому не могут наследовать гены с полезными мутациями, так что развитие в течение нескольких поколений невозможно. Приказываю свернуть проект, поместив Зоотерру в зону отчуждения и переведя в автономный режим. Все будущие популяции по умолчанию считать неразумными и поддерживать их жизнь только из гуманных соображений, – доктор тяжело вздохнул и продолжил, отбросив официальный тон, – Не устраивать же нам геноцид в самом деле, пусть себе живут, автоматика вполне справится, генного материала у них достаточно, и если что можно будет возить сюда группы туристов просто поглазеть. Если, кончено, корпорацию это финансово заинтересует. На этом всё, АМИС, прекращай запись.

– Запись прекращена, доктор Попов.

– Ну вот и ладненько, кстати, по решению корпорации ты тоже остаешься здесь. Не хотел тебе этого говорить, но твоя модель порядком устарела. Здесь на Зоотерре тебя хотя бы будут поддерживать в рабочем состоянии, на Земле же быстро спишут и отправят на свалку.

Мужчина нежно похлопал кресло и вышел.

11

Экран погас.

– Ты же сказал, что тебя оставили ради нас! – Лиззи понюхала кресло, в котором сидел доктор на записи.

– Конечно! Я за вами приглядывал, чтобы эти пустоголовые роботы не наворотили чего.

– Ты знал, что они убивают тех, кому удалось забеременеть? – прошипел кот, сплёвывая кровь.

– О, мои схемы! Нет, конечно! Этого нет в их программе, наверно их ИИ принял такое решение на основе устаревших инструкций. Нам нужно должиться! Пристегнитесь! И перестань плеваться, котяра, сам убирать будешь!

– Что?! – почувствовав нарастающую вибрацию Лиззи вжалась.

– Я, между прочим, Автономная Мобильная Исследовательская Станция! Мобильная! Нам нужно лететь к доктору Попову и срочно доложить о том, что эти сумасбродные железноголовые тут натвроили.

Щелчком АМИС заблокировал двери.

– Не думаю, что это их вина, но, знаешь, я с удовольствием погляжу в лицо этому самому доктору. Не хочется разочаровывать его и лично доказать, насколько я неспособен к разумному поведению. – Тихон совершенно не нервничал, его чувство самосохранения умерло вместе с возлюбленной, и он был рад так скоро найти виновного.

Раздражённая спокойствием напарника Лиззи затараторила:

– Стой, АМИС, ты можешь это всё как-то прекратить?! Не можем же мы улететь просто так, оставив Зоотерру такой, как есть?! Можно как-то отключить роботов и оповестить всех о том, что происходит?

– Ты ждёшь, что я сейчас достану из самого дальнего уголка заднего корпуса волшебную красную кнопку, и всё прекратится?! Всё что я могу, это пытаться пробиться сигналом, но это сработает только если кто-то будет случайно пролетать мимо… А ещё я могу доставить нас на Землю. А там уже со всем разберутся.

– Ты правда сможешь? – поддавшись сдалась Лиззи.

– Я абсолютно автономен и в прекрасном состоянии, топлива достаточно, запасов провианта – более чем, учитывая, что у меня на борту кот, лиса и совсем неприхотливый осьминог.

– Взлетай, только не могу обещать, что ты успеешь сказать хоть слово этому доктору Попову. Знаешь, мои когти довольно быстро отрастают.

Тихон угрожающе потёр забинтованную лапу. Его не волновали ни опасности полёта, ни то что на Земле их, скорей всего, точно так же препарируют, как на Зоотерре, сейчас ему было достаточно одной лишь надежды взглянуть в глаза человеку, создавшему всё это.

***

Окти безучастно таращился из своей банки на стремительно удаляющуюся Зоотерру со всеми её жителями: жертвами неудачного эксперимента, брошенными на произвол судьбы, и оставленными им в качестве строгих надзирателей роботами. Он был здесь с самого начала, самый первый образец. И если бы он мог говорить, то рассказал бы Тихону, Лиззе и даже АМИСУ, что с Зоотеррой ещё вполне неплохо обошлись, ведь его родной мир, в океанической лаборатории которого он появился на свет, после очередной неудачи вовсе превратили в свалку радиоактивных отходов. Так было выгодней.

Пожар

Духовка весело звякнула, сообщая Ронде, что индейка готова. Женщина знала, что в виртуальной реальности ей совершенно необязательно готовить самой, но ей нравилось это делать по старой памяти. Все же она прожила тридцать лет в офлайне, пока их семья наконец не смогла позволить себе приобрести капсулы. И вот теперь в онлайне Ронде достаточно скомандовать интерфейсу, и горячая, ароматная индейка возникнет сразу же на большом столе, за которым собралась вся семья. Но разве это интересно?

Женщина переложила запеченную птицу на блюдо, украсила зеленью и понесла в столовую. Ее муж Тибальт и две их прекрасные дочки-близняшки Джессика и Мэри относились к причудам Ронды с уважением. Если их милой жене и матушке хочется готовить самой, пусть.

Тибальт отодвинул для Ронды стул, а сам было принялся разделывать индейку, как в старые добрые, но вдруг остановился и спросил у Мэри:

– Твой муж Барт точно не обидится, что мы начали без него?

– Конечно нет, папа, он же сам сказал, что сегодня задержится на работе, к тому же, я думаю, он уже набирает координаты, чтобы присоединиться к нам.

И точно, как только Мэри договорила, на стуле рядом с ней материализовался высокий мужчина, он галантно поклонился:

– Ронда, вы выглядите не старше своих дочерей!

– Как здорово, что в онлайне это не звучит грубой лестью, а является отражением действительности! Да я сам едва ли выгляжу старше тебя, Барт, – Тибальт не удержался от смеха.

– Простите, я просто хотел как-то извиниться за свое опоздание.

– Не волнуйся, дорогой, он просто шутит. К тому же, пап, не важно в онлайне или где: женщине приятно слышать комплименты. Посмотри, как раскраснелась мама.

Когда индейка наконец была разделана, семья принялась за ужин, разбавляя трапезу веселыми разговорами. Только Джесс опять сидела смурней тучи, видно дела в издательстве шли неладно. Мэри легонько задела свою сестру ногой, чтобы та наконец обратила на нее внимание.

– Что-то не так? Ты сегодня выглядишь еще более сердитой, чем обычно.

– Это она просто завидует, что тебе удалось охмурить такого красавчика, с характером твоей сестры вообще будет чудо, если получится выдать ее замуж, – за эти полушутливые слова Тибальт получил суровый взгляд Ронды.

Джессика же спокойно положила столовые приборы и ровным тоном отрезала:

– С таким шутками, папа, я удивляюсь, как Барт еще не сбежал из-за стола. Ты умудряешься смутить его каждый раз.

Повисла неловкая пауза, которую Мэри поспешила нарушить. Ей это не впервой. За долгие годы она привыкла и к нелепым остротам отца, и к скверному характеру своей близняшки.

– Давайте лучше выпьем в честь семейного ужина. Надеюсь, через месяц мы как всегда соберемся в полном составе, и еще через месяц тоже, а потом еще и еще! Ура!

***

Мэри с Бартом вернулись после ужина в свою комнату. Впрочем, комнатой это только называется, у нее нет ничего общего с той комнатой, которую имеют в виду обычно. В онлайне комнатой называется пространство, адаптированное под определенные нужды. В данном случае под нужды молодой семьи Мэри и Барта. Они персонализировали пространство, так что оно представляло собой небольшой домик в чаще густого леса. Здесь никогда не было особенно солнечно, но всегда пахло свежестью.

– Милая, мне нужно кое-что закончить, а ты иди пока, дождись меня в спальне, хорошо? – с этим словами Барт отошел к письменному столу и вызвал перед собой окна интерфейса.

Девушка кротко кивнула и направилась в дальнюю комнату. Но вдруг Мэри почувствовала жар, словно ее правую руку охватило пламя, она уже открыла окно экстренной техподдержки, как вдруг поняла, что стоит посреди пустой комнаты. Стены мигали красными надписями.

“ЭКСТРЕННОЕ ОТКЛЮЧЕНИЕ!”

“СОБЛЮДАЙТЕ СПОКОЙСТВИЕ!”

“ПОТЕРЯ СОЕДИНЕНИЯ!”

“ПОВТОРНОЕ СОЕДИНЕНИЕ!”

“ОШИБКА ПОДКЛЮЧЕНИЯ!”

“ОШИБКА! ОШИБКА! ОШИБКА!”

Мэри начала паниковать, чувствуя как нестерпимый жар охватил уже все ее тело, будь она в офлайне, давно потеряла бы сознание от боли и от вида вздувшихся на коже уродливых волдырей. Но в онлайне такое невозможно. Здесь ей ничего не угрожает. Стоит автоматическая блокировка боли и любых других неприятных ощущений. Капсула совершает полное медицинское обслуживание. Девушка продолжала мысленно успокаивать себя, что это всего лишь сбой, и сейчас все починят.

В следующий миг все отключилось.

***

Очнувшись, девушка с удивлением обнаружила себя на стуле в одной из стандартных комнат. Тех, в которые переносят пользователей при внезапном отключении. Мэри отметила, что чувствует себя прекрасно. Облегченно вздохнув, она огляделась.

Вокруг нее было множество людей. Некоторые точно так же, как и она, осматривались, встречались друг с другом взглядами, после чего либо здоровались, либо растерянно отводили глаза. Другие же ощупывали себя, словно проверяя, не потерялось ли что при восстановлении соединения. Девушку вид растерянных людей, проверяющих на месте ли у них руки, ноги, нос и уши, очень повеселил. Кошмар, который она только что пережила, остался где-то позади.

Вдруг перед каждым сидящим в комнате открылось окно. В нем приветливо улыбалась приятного вида женщина.

– Мы извиняемся за причиненные вам неудобства. Меня зовут Ирис Тисс, я глава отдела техподдержки. И я лично заверяю вас, что ничего подобного больше не случится. На данный момент все неполадки устранены, и вы можете вернуться к полноценной жизни в онлайне.

– А что, собственно, было-то? – Прервал женщину кто-то.

– Сейчас я обо всем отчитаюсь, но сперва, пожалуйста, подпишите договор о неразглашении. Ничего страшного, просто формальность, чтобы избежать паники у населения. Вы даете согласие на то, что ничего из услышанного вами в этой комнате не будет предано огласке. Вы не имеете права говорить об этом ни с кем. В том числе с родными и близкими. В противном случае ваш аккаунт будет удален без права восстановления.

Мэри хотела, чтобы это все быстрей закончилось, поэтому без каких-либо сомнений поставила подпись даже не читая и стала ждать, пока то же самое проделают остальные.

– Что ж, раз все согласны с условиями, продолжим, – вновь заговорила Ирис, – Мы должны вам сообщить, что в корпусе с вашими капсулами произошел страшный пожар. То, что вы пережили, безусловно ужасно, но теперь все в порядке. Жертв среди населения нет. К сожалению нам не удалось спасти ни одной капсулы, компания понесла огромные убытки, как и вы, ведь мы знаем, что многие из вас копили долгие годы на приобре…

– Подождите, если капсулы спасти не удалось, то что стало с нашими телами внутри?

– Мне жаль, но содержимое капсул спасти так же не удалось. Но ничего страшного, команда техподдержки во главе со мной оперативно успела перенести сознание каждого на общий сервер, так что жертв среди населения удалось избежать. Как я уже и сказала.

В комнате стало тихо. Мэри даже показалось, что она слышит звон в ушах… Или просто знала, что должна слышать его в полной тишине.

– Вы хотите сказать, что мы… Что я – цифровая копия личности? – Еле слышно пробормотала девушка.

– Вы очень грубо выразились, Мэри. Могу я называть вас по имени?

– Да, можете… наверно.

– Вы никакая не копия! Все сидящие в этой комнате – полноценные люди. Да, существование вне онлайна стало для вас невозможным, но в наше время, когда практически весь мир переселен в виртуальное пространство, это не является проблемой. Прошу вас не переживать об этом и продолжать свою обычную жизнь. Очень скоро все ваши сомнения развеются, уверяю. И если у кого-то из вас возникнут проблемы, вы можете обращаться напрямую ко мне, я решу их в кратчайшие сроки. А сейчас вы будете доставлены в ваши персональные комнаты. Всего доброго!

Вновь темнота. Сердце Мэри словно пропустило один удар, а затем забилось с удвоенной силой.

Барт бросился к своей супруге как только она возникла в их комнате.

– Мне сообщили из техподдержки, что были какие-то неполадки с соединением. Ты в норме?

– А? Да, все в порядке, – Мэри искренне улыбнулась. – Это действительно небольшие неполадки и ничего такого, о чем стоило бы волноваться. Давай ляжем спать.

– Спать? Ты устала? – мужчина зажал лицо супруги между ладоней и начал вглядываться в ее глаза. – Тебя не было неделю. Я места себе не находил!

– Не смотри на меня так близко, ты все равно не найдешь ничего такого на моем лице. Это же всего лишь проекция, забыл? – Мэри аккуратно отстранилась. – Да, я устала, пойду прилягу. Хорошо?

***

“… в результате страшного пожара сильно обгорели стены и часть оборудования, к счастью, жертв удалось избежать. А теперь к новостям экономики.”

Новостное окно обычно служило для Мэри фоном, пока она занималась своими делами. Но сейчас она тупо пялилась на него, ожидая, что вот-вот покажут уцелевшие капсулы, но в видео просто несколько раз мелькнули обгоревшие стены входа в корпус и местный смотритель. Вину последнего, кстати, не доказали. Списали все на неисправность одного из щитков и системы пожаротушения.

Но девушке было все равно.

Вдруг рядом всплыло еще одно окно. Гневное уведомление от Джессики. Она бесится, что сестра не выходит на связь, присылая отписки текстовыми сообщения.

– Если я отвечу, она сразу заметит, что я подделка, – Мэри не поверила сказанному самой себе вслух. – Не понимаю, как Барт все еще не заметил? Как мне удалось обвести его вокруг пальца?

И вдруг, разозлившись сама на себя, Мэри швырнула в окно уведомления кружку. Та спокойно прошла через бестелесное оповещение и разбилась о противоположную стену. Девушка испугалась собственных эмоций и поспешила прибраться. Хорошо что в онлайне всегда можно обратно собрать разбитое. Она подошла к остаткам кружки. И заметила, что случайно наступила на осколок. В виртуальном мире нет ни порезов, ни боли, ни крови. Осколок чувствовался как что-то инородное и не более.

Мэри подняла ногу и вновь с силой опустила ее на острый керамический черепок. Ничего. Просто тупое ощущение в ступне. Девушка вернулась на кухню, схватила нож и всадила его себе в руку. Ничего. Нож прошел насквозь. Мэри начала повторять действие снова и снова, пытаясь ощутить хоть что-то похожее на боль. Но ничего не получалось.

“Если тебе больно, значит ты еще жив.”

Барт нашел свою жену рыдающей в окружении обломков ее любимой кружки. Его попытки успокоить Мэри, и даже восстановление кружки ни к чему не привели. Как он не пытался добиться ответа на то, что же ее так расстроило, ничего не выходило. Супруга просто безутешно рыдала.

Позже он уговорил ее показаться доктору, списав все на посттравматический шок.

***

Собственное отражение напоминало Мэри вечно угрюмую Джесс. Сестра словно смотрела из зеркала с укором.

Мэри попыталась исправить ситуацию с помощью специального приложения по корректировке лиц. Но как она ни крутила настройки, ей не удавалось вернуть свое прежнее выражение лица. Получалась гримаса. В конце концов она бросила эту затею и просто решила тренироваться. Во что бы то ни стало она вернет своим близким себя саму – любимую супругу, дочь и сестру.

Ради отвлечения внимания девушка включила новостное окно.

“… известная писательница Джессика Лонг также примет участие в попытках переубедить граждан Демии, чьи ретроградные взгляды не позволяют здраво смотреть в будущее. Не смотря на то, что на дворе век виртуальной реальности, население Демии все еще не имеет доступа к ней. На территории всей страны запрещено любое оборудование, подключенное к Всемирной Сети, поэтому связь с послами поддерживать будет невозможно.”

Мэри тут же заторопилась, она не могла отпустить сестру не попрощавшись, а если в офлайне с ней что-то случится? Но как себя вести, чтобы Джесс не раскрыла обман? Какой она была прежде? Веселой? Да. Дружелюбной? Да. И оптимистичной.

Вдруг девушке вспомнилось: в далеком детстве, когда они еще жили вне капсул, близняшки подшучивали над родителями, пытаясь их запутать: кто есть кто. Джессика, изображая повадки сестры, тогда вдруг становилась говорливой, заплетала волосы в высокий хвост и мешалась под ногами.

Мэри улыбнулась своему воспоминанию, тут же заплела высокий хвост и нажала кнопку вызова. Встретившись с осуждающим и обиженным взглядом, она было подумала, что Джесс проигнорирует ее, но сестра приняла вызов.

Оказавшись в одной комнате с Джессикой, Мэри сперва оторопела, не зная, что делать дальше, но быстро взяла себя в руки и села на стол. Ей показалось, что это именно то, что прежняя она бы сделала.

– Чего не весел, нос повесил? – Затараторила Мэри. – Выглядишь как всегда недружелюбно. Не злись на меня, я не нарочно.

– Не нарочно не отвечала на вызовы неделями, а теперь заявилась сюда и прыгаешь по столам как козлица? Чего тебе?

– Увидела в новостях, что тебя засылают в офлайн с дипломатической миссией, я и пришла проводить тебя!

Мэри слезла со стола и обняла Джесс. Хорошо, что в виртуальной реальности можно почувствовать тепло близкого человека, и даже запах его духов.

– Мэри… – холодное сердце Джессики поддалось и растаяло, – Не делай больше так, не исчезай. Я понимаю, что у тебя шок и все такое, но позволь мне быть рядом.

– Хорошо, ты главное возвращайся.

***

– Семейный ужин отменяется? – Тихо спросил Барт.

Они с Мэри сидели на лужайке возле дома. Трава приятно щекотала босые стопы и ладони.

– Да, мама сказала, что нужно дождаться Джесс.

– Что-то они долго не возвращаются. Говорили что на пару дней всего…

– Не волнуйся. Самое страшное, что может случиться, дак это то что напарник Джессики не выдержит ее скверного характера и предложит ей возвращаться пешком.

Барт радовался глядя на улыбающуюся супругу. Ей становилось лучше с каждым днем. Она больше не срывалась по пустякам и даже вот отшучивалась, чтобы скрыть волнение за свою сестру.

– Послушай, Мэри, не знаю подходящее ли сейчас время, но я тут читал одну статью… Короче, ученые сделали возможным зачатие и беременность внутри капсулы. Теперь можно завести ребенка не выходя в офлайн.

Он увидел, как напряглась девушка, и занервничал, боясь что поспешил.

– Родная, ты же сама говорила, что хочешь детей. И не одного даже…

– А? Да, да, конечно хочу, но… – Мэри закусила губу, не зная что и ответить, сделать вид что смущена? Притвориться счастливой?

– Осталось только проверить, подходит ли твоя капсула. Нужна модель, выпущенная за последние 10 лет. Ваша семья же как раз недавно переселилась в онлайн, наверняка у вас были новейшие на тот момент времени капсулы. Но даже если нет, мы просто перенесем тебя в новую. Что скажешь?

– Я бы хотела посоветоваться с врачом. Ты говоришь, что прочитал об этом в какой-то статье, как мы можем быть уверены, что это безопасно, – Мэри отвернулась и начала щипать траву от волнения. – Я завтра же поговорю со своим врачом. Хорошо?

– Хорошо, – Барт попытался обнять девушку, но та отстранилась и, сделав вид, что вспомнила о чем-то важном, ушла в дом.

Утром Барт как обычно спешил на работу, Мэри он будить не стал, после того разговора прошлым вечером она словно стала какой-то чужой. Еще бы, наверняка тяжело решиться на что-то такое после случившегося, да еще и беспокойство за сестру сказывается. Мужчина уже несколько раз проклял сам себя за поднятие такой важной темы в столь неподходящее время.

Однако Мэри не спала, убедившись, что мужа нет в их комнате, она вызвала окно интерфейса и нашла контакт Ирис Тисс. На удивление женщина приняла вызов почти сразу же.

Мэри оказалась в небольшом кабинете, обставленном в минималистическом стиле. Ирис сидела за столом и жестом пригласила гостью сесть в свободное кресло напротив.

– Я очень рада, что вы обратились ко мне. Но по какому вопросу?

Девушка замялась. Наверняка, она будет выглядеть сейчас безумно глупо со своей нереальной просьбой, но все же… Все же это именно по их вине и возникла эта проблема, и они обязаны решить ее во что бы то ни стало. Ведь ей обещали полноценную жизнь!

– Скажите, могу ли я иметь детей? Нет, не специальные приложения, а детей, что будут существовать и в офлайне. Детей, которые смогут посмотреть весь мир, а не только ту его часть, что предлагает виртуальная реальность?

– Нет, – Ирис не стала распыляться, понимая, что сидящая перед ней девушка пришла не за утешением, а за прямым ответом, каким бы он ни был.

– Нет?

– Ваша капсула сгорела целиком, оставив после себя оплавившийся пластик. Человеческое тело просто не способно выдержать такую температуру. А для искусственной беременности нужны яйцеклетки. Как вы понимаете, их взять неоткуда.

Мэри не смогла сдержать слез. На что она надеялась? На чудо? На сверхъестественные возможности науки и прогресса?

Протянув плачущей девушке платок, Ирис открыла перед собой несколько файлов. Ей хотелось чем-то обнадежить Мэри, найти выход из этой сложной ситуации. Не зря она была главой техподдержки, решать сложные задачки – ее конек.

– Вот оно! – вдруг воскликнула Ирис – Мэри, в файлах написано, что у вас есть сестра-близнец, мы можем взять ее яйцеклетки, оплодотворить их и поместить в инкубатор. Если у вас нет никаких предрассудков на счет детей, выращенных искусственным путем, конечно.

– Джесс? Она не согласится! Ни за что и никогда! – замотала головой заплаканная девушка.

– Не волнуйтесь, она ничего не узнает. Ее согласие нам не потребуется. При заселении в капсулу, каждый подписывает договор о том, что дает разрешение на любое медицинское вмешательство, иначе нам было бы запрещено оказывать даже экстренную помощь при инсульте или инфаркте. А вот согласны ли вы?

Мэри быстро закивала.

– И не волнуйтесь, ваш муж так же ни о чем не догадается. Я запишу вас к доктору, и мы обставим все так, словно это обычная искусственная беременность. Осталось только дождаться, когда вернется ваша сестра.

***

– Джессика все еще не отвечает. Она так давно приехала, но мы с ней еще ни разу не говорили, – Мэри плотней укуталась в плед

Супруги сидели на веранде, любуясь звездами. От холода их спасал горячий шоколад и теплые объятья под пледом. Температуру, впрочем, можно было сделать и более комфортной, но это испортило бы всю романтику ночи.

– Наверно, у нее просто нет времени. Журналисты и болгеры разрывают ее на части!

– Или она просто мстит мне за мое поведение. Кстати, мне написал наш доктор, говорит, у него есть новости.

– Это чудесно, Мэри!

Барт обнял свою жену так крепко, как только мог. Словами он просто был не в силах передать радость и возбуждение, овладевшее им.

***

Мэри крутилась у зеркала, она предвкушала визит к доктору и хорошие новости. Все ее сомнения отступили на задний план.

Сборы прервало внезапное оповещение. Джессика запрашивала связь. Гневный вид сестры напугал Мэри, сперва она хотела даже отклонить вызов, но портить отношения снова совсем не хотелось.

Джесс возникла тут же, она ничего не говоря приблизилась и с размаху отвесила своей близняшке пощечину.

“Не больно.”

От обиды и испуга по щекам Мэри потекли слезы.

– Кого ты пыталась обмануть?! Я видела капсулу! Они не смогли даже отделить сожженную плоть от пластика! – Завопила Джессика. – Моя сестра мертва! А ты тупая пустышка! Кто тебя написал?! Ты специальная программа, чтобы скрыть следы преступления? Чтобы никто не узнал о том, сколько людей погибло?

– Я не программа! Я твоя сестра! Меня никто не писал! Мой образ, моя память, мои мысли и мои чувства – все настоящее! И оно мое!

– Замолчи! Я не хочу ничего слышать от тебя. Ты мерзкая копия и ничего больше.

– Если ты думаешь, что настоящим человеком тебя делает наличие физического тела, то почему ты так легко бросила его лежать в капсуле без движений на долгие годы? Каким образом оно формирует тебя как личность? Ты его ведь даже не чувствуешь больше?! Точно так же, как и я! Так что не смей называть меня подделкой!

– Ты просто набор данных на сервере. Возможно, ты и утешаешь себя мыслью, что тело не так уж и важно, но это ложь. Мэри, ты лжешь сама себе!

– Уходи! Я не хочу видеть тебя больше, пока ты не признаешь, что я настоящая!

– Прекрасно! Я хотела предложить то же самое!

Джесс уже было думала отключиться, но немного помедлила и подняв голову продолжила:

– Я ничего не скажу ни родителям, ни Барту. Ради их же счастья унесу этот секрет с собой. Не выдам тебя и своим поведением. Но давай условимся, что ты не будешь пытаться заговорить со мной наедине. Отключаюсь.

***

– Прекрасная новость! – доктор расплылся в добродушной улыбке, – Оплодотворение прошло успешно! Спустя девять месяцев вы станете счастливыми родителями!

– Спасибо вам, доктор! – Барт, казалось, светится. Мэри не могла на него налюбоваться.

Если она способна испытывать такую любовь, такую нежность к нему и к их будущему ребенку, разве она может быть всего лишь программой? Конечно же нет! Джесс ошибается, это она врет сама себе, прикрывая свои устаревшие взгляды. Мэри совершенно точно чувствовала себя сейчас настоящей, живой.

***

Ронда заботливо хлопотала на кухне, нарезая горячий яблочный пирог. Между прочим, рецепт этого пирога она унаследовала от своей бабушки, а та – от прабабушки. Если рецепт настолько стар и так любовно сохранялся поколениями, то он просто обязан быть самым лучшим, не так ли?

– Мэри, ты кажется чуточку прибавила в весе, смотри, еще немного и никакие приложения не спасут тебя от превращения в бочку. Отрастут бока, как у твоей матушки!

– Тибальт! Прекрати! Дорогая, не бери в голову, ты же знаешь, что в виртуальной реальности это невозможно, – Ронда поставила пирог на стол.

– Виртуальная реальность! Ты говоришь как старуха! Молодежь просто говорит “в онлайне”. Не так ли, Барт?

– Ээээ, я слышал, что говорят и так, и так.

– Возможно, ты не так уж и молод. Неужели Мэри вышла за какого-то старика? Кто прячется в твоей капсуле, Барт? Седой и дряхлый старец или молодой юноша, который сидит сейчас передо мной?

– Папа, перестань его смущать. И как только он еще от нас не сбежал? – Мэри накрыла ладонь супруга своей. – Его просто веселит, когда люди теряются или выходят из себя. Ты привыкнешь.

Барт в ответ только беспомощно улыбнулся.

– Боюсь, сбежать у меня уже совсем не получится, у нас с Мэри для вас важное объявление. Прошу, Ронда, садитесь уже за стол. Обратите внимание на оповещения, сейчас мы их отправим.

Мгновение и перед каждым сидящим возникло окно, торжественно сообщающее, что их большую семью ждет прибавление.

Тибальт неожиданно расплакался от счастья и, встав из-за стола, бросился душить в объятиях будущих родителей. Ронда запричитала, что в честь такого случая следует открыть бутылочку хорошего шампанского. Никто, кроме Мэри, не заметил, как Джесс молча встала и вышла из-за стола, аккуратно задвинув за собой стул.

“Ничего, когда-нибудь она поймет, что я так же реальна, как и прежде. Я все тот же человек! Я настоящая! Ведь правда?”

Изолированная система

Оформленные глянцевым пластиком дома, их глаза – впалые окна из непрозрачного стекла, витрины, машины, мокрая магистраль, полированные ветром бока магнитных поездов, от своего отражения не сбежать, куда не глянь, везде эти волчьи глаза, опущенные уголки рта и изломанный кривостью перегородки нос. Всюду, куда не падал лукавый взгляд Андрея, видел он только лишь свою рожу. Гадкую, виноватую. Непонятным для него оставалось, как эту рожу не замечали остальные. Вот же она, прямо в их глазах, отраженная таращится сама на себя, не замечая лица собеседника, втирая ему очередную модную модель смарт-браслета, смарт-очков, смартфона, смарт-чего-душе-угодно.

На фоне по новостным каналам передают кадры разрушений очередной высотки. На земле, внизу человечеству давно перестало хватать места, оно стремилось вверх, увеличивая здания, надстраивая этаж за этажом. Не рассчитанный на такую нагрузку фундамент просаживался, стены высоток покрывались трещинами, плотные застройки, когда дома стоят стена к стене, изнуряли почву. Но люди упорно уплотняли, подпирали, затирали шрамы на небоскрёбах шпаклёвкой, ставили арматуру, скобы, снова арматуру, и плевать они хотели на безопасность. Чем больше этажей в торговом центре – тем больше от него прибыль. Чем больше этажей в жилом здании – тем больше квартир в нём можно сдать или продать. В строительном бизнесе всегда крутились большие деньги, купить разрешение на ввод очередного объекта в эксплуатацию нынче проще простого. Трагедии, уносящие ежедневно сотни жизней стали обыденностью. Люди проходили мимо широкого экрана, транслирующего пополняющиеся списки жертв, лишь скользя взглядом поверх. Все эти имена для них – просто текст, набор букв.

Но не для Андрея, нет. Все эти имена он хотел бы помнил наизусть… Пожалуй, это единственное, что он мог теперь сделать для них всех – помнить. Каждое новое имя в списке делало отражение Андрея всё мрачней и мрачней, преследуя, сверля взглядом исподлобья своего хозяина.

А вокруг толпа покупателей, требующих всё больше и больше, как жадный ребенок у витрины с конфетами, они запихивали себе столько шоколада в глотку, сколько не смогли бы проглотить ни в жизнь. И Андрей нужен лишь затем, чтобы вручить им самую новейшую модель, лучше чем у соседа.

Магазины закрываются поздно, поздней всего, чтобы каждый успел урвать своё со свежеполученной зарплаты. Потому день Андрея заканчивался далеко за полночь, он возвращался уставший домой и засыпал в одиночестве, убаюканный шумом страдающего бессонницей города.

Когда-то всё было иначе. Когда-то Андрей имел собственный кабинет на высоком этаже, так что можно было даже глядеть на крыши ещё не подросших соседей-небоскрёбов. Город с той высоты казался безумно красивым, не смотря даже на то, что первые этажи скрывала сероватая дымка выхлопных газов. Но город за окном жил, дышал, в нём постоянно что-то происходило. И люди копошились в этом огромном муравейнике беспрестанно, весело и словно даже беззаботно. Андрей был одним из них, и ему это безумно нравилось. Хотелось повернуться спиной к своему рабочему столу и смотреть, как постепенно соседние здания становятся всё выше и выше, так что уже совсем скоро их крыши станут недоступны взгляду.

– Правда, красиво? – спросил звонкий высокий голосок.

Андрей обернулся. В дверях стояла Яночка – красивая, тонкая, высокая, словно сошедшая с обложки дива. От неё сходила с ума вся мужская часть отдела, и Андрей не был исключением, но пост руководителя заставлял его держать себя в руках. Яночка же замечала и те лёгкие намёки, что иногда повисали между ними в воздухе, и отвечала взаимностью на симпатию.

Рядовые служащие девушку не интересовали, большие шишки таким как она не по зубам, а вот начальник среднего звена – другое дело. И молодой, и собой не так уж и плох, впрочем, инспектору Яне Николавене внешность других людей была до лампочки.

Не дожидаясь ответа на свой вопрос, девушка кошачьей походкой вошла в кабинет, ловко прикрыв ногой дверь. Слухи сейчас были ни к чему, а упускать такой хороший момент чтобы пофлиртовать с начальником, Яночка не желала. Она сегодня заранее подготовилась и надела самую тесную блузку, так чтобы верхние пуговицы то и дело расстёгивались как бы невзначай.

– Андрей Васильевич, тут всё как обычно, можете не глядеть даже, я уже всё рассортировала как надо. Акты прикрепила, горяченькие, только с печати, – Яночка плюхнула на стол стопку бумаг и тут же разложила их на две, подглядев мельком как в нужный момент выскальзывает из петельки пуговка на груди, обнажая неприлично глубокое декольте.

Но ловушка не сработала, внимание Андрея было сосредоточено на документах.

«Как надо» значило, что в правой стопке лежат бумаги, которые нужно утвердить, а в левой – на отказ. И никак иначе, Андрею даже не надо было иметь своё мнение на этот счет. Если Яночка принесла всё в таком виде, значит поступили распоряжения, значит кто-то сверху уже получил на лапу за то, что будет утверждено, и не получил за то остальное, что лежит в левой стопке. Вот и все обязанности. Никакой мороки. Только исписаные печатным шрифтом листы, голый текст, совершенно ничего не значащий для Андрея.

– Можете быть свободны,спасибо!

– Андрей Васильевич, сегодня же корпоратив, вы посидите с нами до конца или сбежите от нас через полчасика, как всегда? —Яночка надула обиженно губки, пуская в ход всё свое природное обаяние и то обаяние, что получила благодаря искусству пластической хирургии.

Наконец подняв глаза, Андрей даже не остановил свой взгляд на откровенном разрезе, он давно привык к этим выходкам, но по-щенячьи милый взгляд заставил его осечься и немного помедлить с ответом.

«Попался!» – ликовала Яночка.

– Яна Николаевна, ну вы же знаете, что негласный этикет не позволяет руководству пить с сотрудниками. Да вам без меня веселей только будет.

– Может быть, кому-то и будет, но только не мне, – и отрепетированными жестом, Яночка кокетливо заправила волосы за ушко, давая собеседнику насладиться тонкой девичьей шеей.

Прошло не более сорока минут от начала корпоратива, как Андрей засобирался. Его подчиненные уже успели порядком подпить, смотреть, как они освинячиваются не хотелось, а освинячиваться с ними значило подорвать авторитет.

Встав из-за стола и попрощавшись, мужчина направился в свой кабинет за оставленным на столе гаджетом – умным браслетом. Подобно швейцарскому ножу он выполнял уйму функций, так что ни один современный человек не мыслил жизни без чего-то подобного. Браслет Андрею из всей линейки нравился больше всего, на работе как правило, гаджет лежал подключенным к столу.

Но зайдя в кабинет вместо браслета он нашёл там Яночку. Слегка шатаясь от выпитого она смотрелась в своё отражение на стекле окна, ставшего зеркальным от включенного света.

– Андрей, я красивая? – пьяным полушепотом спросила девушка, – Красивая, правда! А ведь раньше я такой не была! И никто не верил, что я смогу!

Жестом Андрей показал Яночке быть тише, он хотел успокоить её, но алкоголь уже пробил дорогу эмоциям, развязав девушке язык. И Яна продолжала:

– Знаешь, а ведь отец постоянно твердил мне в детстве, что такая уродка, как я, просто обречена прозябать в нищите, что я ничего не добьюсь. А я добилась! И вот тут с тобой теперь! А он знаешь где? В тюрьме! Я посадила его, да, сдала кому-надо, заставила подписать фальшивые показания… На него повесили одно из этих ежедневных обрушений. Мол работал на стройке прорабом и не уследил за качеством выполнения работ… и теперь я тут, а он там!

– Говори тише, прошу тебя. – Андрей подошёл к Яночке совсем близко, чтобы у неё не оставалось сомнений в том, что он прекрасно слышит каждое слово, – Ты что же, продала родного отца?

– Чёрт его знает, родной он мне или нет! – обиженно надула губки девушка, но начала говорить полушёпотом. – Зато смогла оплатить себе первую операцию, хочешь знать какую? Сперва я исправила нос! Потом немного подпилила челюсть, вставила выбитые зубы, кстати, а выбил-то их мне папаша! Так что, считай, компенсация!

Андрей взял в руки маленькое и милое личико Яны, взглянул на него, словно стараясь рассмотреть незаметные шрамы и импланты, сосчитать, сколько же их там, под кожей, насколько сильно девушка сейчас похожа на ту, что легла под скальпель хирурга впервые. И неожиданно для себя поцеловал эту напрочь лишенную принципов, полную корысти и хитрости женщину. Яночка жадно впилась губами, словно вампир, наконец дорвашийся до невинной крови.

Звякнув новым оповещением, гаджет на руке Андрея сообщил о зачислении аванса, конечно, на вторую карточку. Так тут заведено – иметь две карточки, одна для белой, официально зарплаты, а вторая – для чёрной. В целом такой заработок принято считать серым, но Андрей цвета смешивать не любил, для него доход больше был похож на зебру, ведь и деньги перечисляли то на одну карточку, то на другую, чередуя.

– Пришло же? – Яночка впрыгнула в кабинет, ловко минуя стол и нормы приличия, мягкой попой приземлилась на колени Андрея и обняла его за шею. На все вьющиеся словно рой ос вокруг них слухи теперь уже ей было откровенно наплевать. – Место в клинике я ещё вчера забронировала, тебе осталось только заплатить. Поехали со мной!

Андрей знал – обманываться ласковостью интонации и почти мурлыкающими нотками в голосе девушки не стоило. Это была вовсе не просьба, но приказ. Ослушаться его никак нельзя.

Оплатив на ресепшене какие-то неведомые, непонятные любому мужскому уму, но безумно модные и популярные среди женщин процедуры, Андрей проводил любимую в кабинет. Яночка упорхала в руки хирургов, словно бабочка к цветку. Она прекрасно разбиралась во всех тонкостях и спецификах импалнтантов, знала, почему стоит предпочесть для лифтинг-армирования наноботов, а не нити, ведь последние безбожно устарели, как бы красотки прошлых десятилетий за них не цеплялись. Для Андрея же одно только слово “лифтинг-армирование” было жутким ребусом, который не хотелось даже разгадывать.

Не первый раз мужчине уже приходилось коротать время в этом медицинском центре, потому Андрей прекрасно знал расположение всех мини-терминалов. Подключаешь к ним свой гаджет и вуаля! Тебе и новости, и кино, и интерактивная реклама для хладнокровного убийства минут, и даже часов.

Но в этот раз долго у терминала сидеть не пришлось. Уже через несколько минут из-за двери показалась обеспокоенная Яночка и поманила своего мецената в кабинет хирурга – святую святых светских львиц.

На столе у доктора не было бумажек, здесь уже все документы давным давно стали электронными. Андрей позавидовал, ему бы тоже очень хотелось не видеть на своём столе кучки угрюмых листов, а любоваться красивыми иконками на экране.

– А это, как я полагаю, счастливый глава семейства? – доктор улыбнулся как-то очень добро, обычно Андрею так никто не улыбается.

Яночка пригласила жестом сесть рядом. Её лицо тоже выглядело невероятно довольным, даже словно стало сразу красивей без всяких процедур.

– Любимый, у нас с доктором хорошие новости! Я буду мамой!

И Андрей понял, главой какого семейства он отныне является. И почему Яна вдруг стала такой хорошенькой за те пару минут, что провела в кабинете, хотя никакая процедура не успела бы даже начаться, и почему доктор улыбается так по-отечески тепло.

В тот момент мир Андрея вдруг засиял разноцветными изумрудами, рубинами и алмазами. Счастье бросило свои блики на прошлое, будущее и настоящее, осветив жизнь яркими красками, наполнив её сиянием.

Установку очередных имплантов, сулящих Яночке вечную молодость и красоту, из-за беременности пришлось отложить.

Самоцветами заблестели и облицованные серым пластиком дома, и даже их вечно угрюмые окна, казалось, пускают солнечных зайчиков. Хотя Андрей, как и любой другой горожанин, понятия не имел, как выглядят эти самые солнечные зайчики: из-за смрада, дыма и плотной застройки, солнце не посещало город уже давно.

А люди все строили. Вот и Андрей с Яночкой присмотрели себе новую квартиру на высоком этаже. Они нуждались в просторе, ведь их скоро станет больше, и нуждались в воздухе, а безбоязненно открывать окна можно только начиная с двадцатого этажа. Студия Андрея, конечно, располагалась хорошо, он успел купить её за сущие копейки, особенно для пятьдесят третьего этажа. Тогда ему хотелось подчеркнуть свой статус, приобретая жильё повыше, но сейчас ему жизненно необходимы комнаты, хотя бы три, ведь на одном ребёнке он останавливаться не собирался.

И пусть пришлось залезть в кредит, зато с каким благоговением смотрит на него Яночка, щебеча что-то о ремонте:

– Детскую комнату оформим в небесном цвете – пепельно-сером. Гостинная будет цвета морской волны – чёрной с легкой ржавчиной. Чудесно, не правда ли?!

Кивнув, Андрей подключил гаджет к домашней сети и включил новости. На экране вновь замелькали имена из бесконечного списка жертв.

– Боишься стать одним из них? – вдруг спросила Яночка, сев рядом.

– Наверно… Я думаю, все боятся, просто большую часть времени не вспоминают об этом, чтобы было не так страшно.

– Я не боюсь, – девушка вытянула ноги и начала их легко массировать, – Не думаю, что город захочет меня убить, я слишком хорошо к нему приспособилась: подумай только, пробралась на верхние этажи! Такие люди, как я, нравятся городу…

– Говоришь о городе, как о чём-то живом… Убери-ка ноги со столика.

Яночка недовольно надулась, но просьбу выполнила.

– Просто ноги тянет, забегалась на работе.

– Зачем ты вообще работаешь? Бери декрет или увольняйся вовсе, моей зарплаты вполне хватит.

Девушка захихикала и легла, опустив голову Андрею на колени, мечтательно закрыла глаза и ответила:

– Я положу все заработанные деньги на счёт нашего малыша. Если будет мальчик, то сможем оплатить ему учёбу, если девочка – пластическую операцию. Здорово я придумала, правда?

Андрей довольно хмыкнул, поглаживая мягкие волосы своей возлюбленной. Шелковистые, совсем как настоящие, если не обращать внимание на малюсенькие капельки клея у корней. Яночка словно дорогая кукла была прекрасна с любого ракурса.

Внезапно что-то оглушительно грохнуло, а по стеклам прошла вибрация. Андрей с Яной дернулись и вскочили с дивана. За окном рушился небоскрёб. Складывался как карточный домик, этаж за этажом, беспокоя, сотрясая соседние здания. Волна разрушений дошла до середины и остановилась. Из окон соседних высоток высунулись любопытные зеваки и тут же выставили перед собой всевозможные гаджеты, чтобы заснять всё самое интересное: как подлетают яркие машины спасателей, скорой помощи, пожарных и полиции. Никто не кричал, всё было удивительно спокойно. Только вой сирены и приглушённые стеклопакетом крики о помощи.

– Красиво, правда? – Яночка прильнула к стеклу, вглядываясь в развалины этажей, куда уже устремились спасатели, – Это всё естественный ход вещей, люди рождаются, становятся кем-то, забираются всё выше а затем умирают, освобождая место молодым. Так и город, он растёт, сравнивает крыши, а затем становится ещё выше и ещё, пока не рушится, чтобы отстроиться заново. Таким образом сохраняется равновесие. Город сам регулирует своё население.

– Но ведь так умирают не только старики… дети и подростки, и совсем молодые люди тоже… Оставляя после себя лишь имена в списке.

– А разве нужны городу те, кто не сумел выбраться? Для выживания в современном мире нужно иметь зубы, чтобы прогрызть себе путь наружу сквозь обрушившийся бетон.

Девушка осталась стоять у окна, завороженно глядя на последствия катастрофы, а Андрей вернулся на диван, чтобы переключить надоевший новостной канал.

А список жертв уже начал пополняться, бегущей строкой прошивал он низ экрана на любом канале. Снова объявлен траур, почти через час после конца предыдущего. СМИ рекомендуется воздержаться от развлекательных программ, но если бы хоть кто-то выполнял эти рекомендации, город бы давно погряз в нескончаемой скорби.

– Давай сходим на развалины? Как только закончится спасательная операция. Я давно не видела, чтобы обрушилось разом так много этажей.

Пробраться к обрушенным этажам оказалось проще, чем Андрей думал. Путь им преграждала лишь жёлтая лента, обвивающая лестничный пролёт. Яночка нагнулась и легко пролезла. Андрей медлил. Идти наверх к разрушенным этажам совсем небезопасно. Конечно, спасатели частично расчистили завалы, а кое-где наверняка кинули мостики поверх проваливающегося пола, но это не значит, что можно вот так просто пойти туда.

По дороге Андрей снова и снова пытался образумить свою возлюбленную, но та только отмахивалась, убеждая, что ничего страшного не случится. И мужчина даже верил ей до тех пор, пока не увидел как лестница кончается торчащей арматурой, а перила обрываются, выгибаясь дугой словно ощетинившаяся кошка. Под ногами опасно заскрипело, затрещало, Андрей так и не смог заставить себя сойти с последней ступеньки, шагнуть на хлипкие строительные мостки.

Его Яночка между тем ускакала уже очень далеко, можно было только слышать отзвук её шагов где-то внутри темноты. Девушка подсвечивала себе дорогу фонариком гаджета и действительно любовалась развалинами, как прочие любуются картинами, слушала скрип болтающихся на ветру обломков, как музыку в зале консерватории.

Оставшись ждать, Андрей опасливо поглядывал на обнажившийся срез здания, выдававшийся спешность строителей и желание сэкономить подрядчиков. Чего только стоила гофрированная труба вентиляции, упиравшаяся в стальную опору. Наверняка, на этом этаже всё время было жутко душно и нечем дышать, но при строительстве всем на это было наплевать.

Яночка вскрикнула и затихла. Вырванный воплем из своих мыслей, Андрей даже не пытался кинуться на помощь, только попятился, на случай если здание начнёт рушиться опять. Задержал дыхание и стал вслушиваться в тягучую пустоту развалин, но шум неспящего города не давал разобрать ничего. Шагов Яночки тоже было не слышно.

Постояв так какое-то время, Андрей уже представлял в голове разговор со службой спасения, и то как он, взрослый мужик и начальник отдела, будет оправдываясь отвечать на вопрос, какого чёрта ему тут понадобилось. Накручивая сам себя, он начал немного паниковать и даже не сразу услышал, как сзади к нему подошла Яночка.

Девушка легонько подула Андрею на шею, и он запищал как напуганный котёнок.

– Там с другой стороны лестничная площадка тоже цела оказывается.

– Ты чего кричала там? – голос Андрея звучал хрипло и потерянно.

– Оступилась, ничего страшного.

Опёршись на перила, Яночка ещё раз обвела взглядом развалины. Она наслаждалась видом, явно не спеша уходить, хотя Андрею вся эта затея стояла уже поперёк горла, у него вырвался усталый вздох, когда девушка опять начала говорить, не спеша растягивая слова, словно любуясь сказанным.

– Спроси любого ребёнка, не важно с верхних этажей он будет или с нижних, кем он станет, когда вырастет, и он ответит тебе – начальником. И не важно каким, начальником и всё тут. Это уже потом, взрослея, он начнёт понимать, что все начальниками быть не могут, а могут только те, кому на роду написано или жутко повезло…

– Давай ты дома договоришь, мне здесь не нравится, – честно признался Андрей, не понимая, к чему Яна вообще затеяла этот разговор, молчаливой или кокетливой она нравилась ему гораздо больше, а сейчас задумала грузить, стоя на обдуваемой всеми ветрами лестнице.

– Да я просто рада, Андрей, – девушка улыбнулась и начала спускаться, – Я ведь тоже мечтала стать начальником. А уже когда поняла. что не суждено начала мечтать просто жить как все здесь… повыше. Найти мужа с хорошей работой, купить квартиру… Я теперь могу с поднятой головой ходить на встречи одноклассников!

– Какие одноклассники, ты о чём?

Вот они минули растянутую трагическую жёлтую ленту, вот уже снова оказались внутри целой части небоскрёба и узкими коридорами направились в сторону навесного перехода, тонким мостом натянутого между зданиями. Яночка всё улыбалась, предвкушая своё сладкое будущее, ей казалось, она наконец нашла всё, к чему так долго стремилась. Шла впереди всю дорогу, а у самой квартиры вдруг развернулась к Андрею, повисла у него на шее и прошептала:

– Я точно не окажусь в том списке, знаешь почему? Потому что я лучше всех поняла правила этого города: стремись наверх и не мешай естественному ходу вещей. Если чувствуешь ступеньку, чтобы встать повыше – вставай скорей, если видишь, что что-то скоро разрушится – не пытайся спасти, а найди в этом свою выгоду.

С тех пор Яночка просто расцвела на радость Андрею. Он баловал её новыми платьями и новыми украшениями, в квартире появились игрушки и детская одежда. Жизнь наполнялась и обретала смысл, солнечные зайчики прыгали уже не только в окнах города, но и в глазах Андрея. Зайчики мешали ему уже даже видеть документы, которые он подписывал день за днём, не разбирая текст.

По вечерам после работы влюблённые часто сидели в кафе неподалёку. До официальной свадебной церемонии оставалось совсем немного.

Живот Яночки уже отчетливо прорисовывался под тонкой летящей блузкой. Андрею возлюбленная теперь казалась ещё желанней, чем прежде. В глазах девушки горел огонёк зародившейся внутри неё новой жизни, фигура стала округлей, и ничего, что ноги чуть распухли и не влазили в новые туфли, он купит ей другие. Хоть прямо сейчас!

– Я, наверно, жутко выгляжу сегодня, прости, ты знаешь, это всё из-за моего положения, а ещё мне ужасно хочется пить! Могу я заказать вина? – Яночка устало вздохнула и Андрей почувствовал, что не в силах отказать этой женщине ни в чём.

– Вчера ещё одно рухнуло, говорят, две сотни погибших и ещё столько же пропавших без вести, – девушка подождала, пока официант наполнит бокал вином, и продолжила, – Говорят, кто-то из нашего отдела был там. Совпадение?

Но Андрей не верил в совпадения и прочие бестелесные и бездоказательные сущности. Он верил в то, что скоро получит повышение, нужно только продолжать давать ход нужным бумажкам, а ненужные – складывать в левый угол стола. Когда-нибудь он сам сможет решать, каким документам с какой стороны следует лежать, а сейчас всё что от него требуется – не задавать лишних вопросов, просто делать как положено. Вот как его будущая жена принесет ему, как положит на стол, так и делать.

Прикончив залпом напиток, Яночка вдруг покраснела и произнесла смущённо:

– Я отлучусь на минуточку, не скучай.

Чмокнула Андрея в нос и убежала в сторону туалета.

А по новостному экрану вновь поползли бесконечные списки жертв, а следом за ними такие же списки ответственных, которых обязательно накажут по всей строгости, скорей всего. Но всем сидящим в кафе было на эти имена и фамилии совершенно наплевать, их собственная жизнь проходила здесь и сейчас.

Молодые люди толпились у прилавков со свежими гаджетами, ещё горячими, прямо с конвейера, девушки собрались стайкой у стойки с рекламой недавно разработанной вакцины молодости, а те посетители, что постарше, сидели парочками, как Андрей с Яночкой, наслаждаясь друг другом и вкусной едой.

В момент всю эту идиллию современной жизни разрушил грохот, скрежет, а затем вой сирены. Официанты побросали меню и подносы там, где стояли и метнулись к выходам. Продавцы в суматохе похватали самые ценные товары, некоторые прямо из рук ошеломлённых покупателей, и тоже дали дёру. Мгновение и обслуживающий персонал как ветром сдуло. Краем глаза Андрей заметил, как какой-то мужчина в форме охранника отпихнул парочку молодых людей от лифта, чтобы влезть самому, а затем кабина скрылась в пыли и дыме.

Всё случилось очень быстро. Никакой замедленной съемки, как это показывают в кино, не было. Но Андрей понял, что произошло: прямо сейчас он увидел своё имя в том длинном списке ежедневных жертв. А рядом имя Яночки. И вычеркнуть бы их оба, бросившись к женскому туалету, но он совсем в другой стороне от запасного выхода.

Выбор для Андрея был очевиден: диким зверем он побежал к спасительному зелёному огоньку “Выход”, что маяком разрезал густой и тёмный воздух, которым уже было совершенно невозможно дышать. Дым рвал легкие, пыль царапала нос и губы. Андрей распахнул наконец дверь. А там столпотворение. И все мешаются, путаются под ногами.

Имя Андрея всё ещё в списке, он чувствует это так ясно, как не чувствовал ещё ничего прежде.

Вздохнув наконец чистого воздуха, мужчина бросился вниз по лестнице, и не волновали его те, кто попадался на пути. Это всё имена, просто буквы в длинном списке. Главное не стать одним из них, а если у них не хватает духу дать отпор, бороться, чтобы выбраться, если они остаются лежать, растоптанные паникой, если их сдавленные толпой ребра разрывают лёгкие, значит такова их судьба. И задача Андрея – не разделить её. И как ни жаль ему было Яночку, но сейчас он ей не помощник, а если выберется, то обязательно оплачет её, увидев имя любимой в той самой новостной сводке.

Андрей не знал тогда ещё, что Яночка одной с ним породы, её тяга к жизни так же точно велика. Обрушение этажа застало Яну в туалете, дверь то ли завалило, то ли заклинило, запирая женщин и девушек в ловушке. И если бы хоть кто-то помог им открыться с той стороны… Но Яночка бросилась на пролом, локтями она распихала всех остальных по углам, визгами вопрошала: “Да вы знаете, кто мой жених?!”, уговаривала дверь поддаться, тянула ручку на себя, потом от себя. Билась плечом, разбивая озлобленно новенькие импланты-суставы, у которых даже ещё сохранилась гарантия. Яночка, как попавшая в сети рыбёшка, била хвостом, раздувала жабры, и пыталась выбраться, но только сильней калечила себя. Однако пробив путь к двери в углу комнаты, она спасла себе жизнь. Когда всё рухнуло, только дверной косяк и пятачок пола вокруг удержались. И Яночка оказалась как раз там где надо. Весь остальной этаж вместе с туалетом, кафе, магазинами и замешкавшимися, запертыми посетителями рухнул вниз.

Возможно, город действительно любил Яночку, как она и думала, и только потому не стал лишать её жизни.

Женщина потеряла сознание.

Отдышался Андрей только тогда, когда всё вокруг внезапно затихло, а затем вдруг разразилось сиренами и плачем. Пожарные, спасатели и врачи начали выкорчевывать из завалов людей. Кого целиком, кого по частям. Самому Андрею помощь не требовалась, но настырная медсестра всё же всучила ему кислородную маску и плед. И убежала затем куда-то в сторону криков.

Кричали вокруг много, взрослые и дети. Слышались обрывки разговоров: кто-то сумел дозвониться до запертых развалинами людей. Андрей понял, что вдобавок к обрушению что-то загорелось, и оставленные им позади люди рискуют задохнуться, не дождавшись спасателей, и про себя ещё раз облегчённо подумал, что принял верное решение – бежать несмотря ни на что.

Оглушённый криками и паникой, Андрей забился в угол, у самого перехода, стараясь не мешаться. А из окон соседних зданий уже выглядывали любопытные лица с камерами на изготовку, но многие тут же разочарованно прятались обратно: обрушился всего-то один этаж, ничего интересного.

Зачем-то Андрей провожал взглядом каждые носилки, зачем-то дождался почти до конца спасательной операции, которая длилась несколько долгих часов. Плед и маску давно уже забрали, а мужчина всё так же сидел, тупо глядя на развалины с безопасного расстояния. Конечно, он надеялся увидеть возлюбленную. Узнать, жива она или мертва. Неизвестность и ожидание сдавливали грудь тисками.

Минуты тянулись бесконечно, секунды длились вечность, казалось, что вопреки всем законам физики времени не существует, а есть лишь одно бесконечное сейчас.

Вынесли Яночку одной из последних. Всю чёрную, сперва Андрей даже не понял, что это его прекрасная половинка. Он бросился к носилкам, увидев на почерневших от копоти ногах знакомые туфли. Один бок женщины был словно раздавлен огромной дробилкой, а из лица торчали оплавившиеся нити, тащя за собой слезшую волдырями от жара кожу. Но она дышала, была жива.

– Вы родственник? – спросил один из спасателей ошалевшего от такой безобразной картины Андрея.

– Нет. Показалось.

Соврал. Эта изуродованная женщина точно была Яночкой, но вовсе не его любимой нимфой, а какой-то страшной ведьмой, изъеденной проклятьем. И не нужно было получать медицинское образование, чтобы понять, ребёнок не выжил. Обременять себя тем, что осталось от Яночки не имело никакого смысла. Это было бы попросту глупо.

Андрей проводил машину скорой помощи взглядом и направился домой.

Крутанувшись в кресле, Андрей повернулся к окну, чтобы поглядеть с высоты своего кабинета, как зажигаются огни посеревшего, утратившего цвет и контраст города. Разбуженные опустившимся сумерками угрюмые фонари, подобно умершим столетия назад звёздам, загорались неуютным холодным светом.

Соседние здания дышали уже окна в окна и не собирались останавливаться на достигнутом. А как раз в это время можно застать как ночная строительная бригада заменяет дневную. Оборудование на стройке не выключается ни на минуту. Даже то здание, что отобрало красоту Яны, уже оправилось, спрятало шрамы за свежим сайдингом и жило как раньше.

– Правда, красиво? – воробьиным чириканьем зазвучал голос где-то за спиной Андрея.

Мужчина вздрогнул, вспомнив что-то из прошлого, и повернулся. В дверях стояла Риточка. Красивая, высокая, статная и очень милая девушка. Новый инспектор по безопасности. Официально временная замена Яны, но все, и Андрей в том числе, знали, что увольнение Яночки не за горами, просто нужно дождаться, когда она выйдет с больничного. Указ уже подписан и лежит в правом ящике стола.

– Андрей Васильевич, тут всё как обычно, можете не перепроверять, я уже всё рассортировала как надо. Акты прикрепила, они только с печати, – Риточка лебедем проплыла по кабинету и положила документы на стол.

– У вас пуговица на блузке расстегнулась.

– Правда что ли?

Смущенно опустив взгляд, девушка заправила за ушко прядь волос и застегнула блузку. Тихонько засмеявшись она подмигнула Андрею и хотела выйти, но в дверях столкнулась с кем-то, ойкнула и брезгливо прижав руки к груди, так чтобы случайно не задеть посетителя, выскочила прочь.

В кабинет вошла старуха. Завёрнутая в огромное пончо, она придерживала край одежды, стыдливо прикрывая дешёвый протез, торчащий вместо одной из рук. Лицо её закрывала пластиковая маска, обнажающая по краям розовато-красную раздражённую кожу.

– Яна Николаевна… – обратился Андрей почему-то по имени-отчеству, чуть хрипя от того, что горечь сдавила горло.

Это их первая встреча с того дня. Андрей вовсе не желал бы видеть Яночку, потому не приходил в больницу ни разу. Смотреть на то что осталось от прежней красотки было неприятно и даже отвратительно.

Бросив гневный взгляд, женщина сорвала с пальца здоровой кисти кольцо и, вместо слов, бросила его в сторону Андрея. И сразу вышла, хлопнув дверью.

Кольцо попало прямо в одну из стопок, разметав её. Андрей поднял отвергнутый подарок, обтёр его об штанину и спрятал в карман.

Разлетевшиеся бумаги перемешались на столе. Бесконечные разрешения на строительство, акты ввода в эксплуатацию, документы об инвентаризации и прочее, прочее, прочее. Всё аккуратно подписано Риточкой и сложено в нужном порядке: в правой стопке бумаги, которые нужно утвердить, а в левой – на отказ.

“Всё точно так же, как и тогда, когда здесь была Яна. Только подпись сменилась.”

И словно в первый раз, Андрей взял в руки документы и пробежался по ним взглядом, чувствуя, как ком в горле становится всё тяжелей, норовя сорваться и упасть в желудок, вызывая тошноту и головокружение.

Сперва потянулся он к правой стопке и, пролистав пару страниц, нашёл столько нарушений, сколько ещё нужно постараться допустить при строительстве. Подрядчик сэкономил на всём: даже арматуру закупил не новую, а бывшую в употреблении. И не стесняясь инспектор по безопасности Рита Жаковина поставила под этим всем безобразием свою подпись, заверив, что все документы в порядке.

В левой стопке всё оказалось так же ужасно, отличие было лишь в том, что хозяева строящихся объектов, видимо, недостаточно дали на лапу.

И не было для Андрея ничего удивительного или сакрального в том, что изъеденный порождением уродливой человеческой натуры – коррупцией, город подкашивался и обрушался на головы людей из бесконечного списка жертв. Все эти небоскрёбы, сводящие с ума высотой, складываются под собственной тяжестью или моментально вспыхивают, поддерживая пламя изнутри некачественным, но зато дешёвым утеплителем.

И раньше Андрею это всё казалось каким-то неважным, само собой разумеющимся. Ставишь подпись, печать и всё, ничего тут от тебя всё равно не зависит. Его отец так жил, и дед. Чем меньше задаёшь вопросов, тем больше шанс получить повышение.

Только сейчас Андрей вдруг увидел то, что всегда было перед его носом. Понял связь между этими бумагами и бесконечным списком в новостях. А он, сам Андрей, как ни крути должен подписать все эти документы. Точней, только половину из них или около того, чтобы обеспечить себе и всей городской администрации чёрную часть заработной платы.

И вдруг в кабинете стало душно, лёгким никак не хватало воздуха.

С отвращением Андрей скинул бумаги на пол. И хотел было уйти не оглядываясь, но вспомнил… Открыл ящик стола, бережно достал приказ на увольнение Яны Метелёвой, не подписывая сложил его вдвое, спрятав в сгибе кольцо.

Вором он прокрался в кабинет инспектора по безопасности, положил приказ в коробку с собранными вещами Яночки и так же тихо вышел из офиса, не попавшись никому на глаза.

Шум города – бесконечный, бесконтрольный поток информации, затеряться или забыться в котором легче лёгкого. И чем ниже твой этаж, тем больше шанс вовсе раствориться без следа.

Вновь Андрея встречает заспанный, завёрнутый в выхлопные газы пейзаж, угрюмо глядящий на него сквозь витрину ставшего родным магазина. И покупатели, плотным потоком проходящие мимо, хватающие новую модель всё того же гаджета…

Дни потянулись один за другим, совершенно одинаковые и пустые. Желания, мечты и стремления Андрей оставил где-то позади, не вспоминая даже, были ли они у него когда-то.

Мрачно следил он за тёмной полосой внизу экрана, беспрестанно транслирующей список. И хотел бы запомнить его целиком, чтобы хоть как-то искупить вину, что подкатывала каждый раз, когда в конце появлялись всё новые и новые имена. Но это было невозможно, как было невозможно не быть частью всего этого. Андрей думал, что сбежав из офиса сбежит от всего, но каждый раз во время новостной сводки, сообщающей об очередном разрушенном небоскрёбе, видел свою печать и подпись, стоящие внизу документа, разрешающему этому зданию обзавестись ещё одним этажом. Видел свою подпись под каждым именем в списке погибших и пропавших без вести.

Андрей продал их с Яночкой квартиру, отправив бывшей невесте часть вырученных средств, надеясь, что они помогут оплатить ей хоть часть операций. Спустился жить вниз и всё равно вздрагивал при любом шорохе или треске. И каждый раз в этот момент видел он как сам становится жертвой в длинном списке под которым сам же и расписался, разрешая убить.

А город продолжал расти вверх, чтобы упасть, а затем стать ещё выше и, достигнув поднебесья, обрушиться на горожан вновь, и начать всё сначала.

Трудовой уроборос

День первый

– Агбрбр а!

Из подсобки вываливается пьяное тело, на четвереньках доползает до твоего стула, опирается грязными руками на спинку и, заставляя тебя поработать противовесом, поднимается, чтобы выдохнуть тебе в лицо смесь ароматов из вчерашней водки и проглоченной рвоты.

– В-в-вы кто? – тебя мутит от отвратительного амбрэ, хочется вскочить и удрать, но ноги как назло становятся ватными и, предательски поджимаясь, отказываются слушаться.

– Сиди, сиди, я сам, сам…

И тело начинает тихонечко перетекать на стену, хватаясь руками за шершавую краску, ладонями, словно щупами, прокладывая себе дорогу сквозь пьяный кумар нераскрывшихся, затёкших глаз.

Наконец у него вышло нащупать дверной проём и протиснуться через приоткрытую дверь в цех.

– Михалыч! Сколько лет, сколько зим! Давай аккуратней, дорогой! – оживились рабочие.

Пока ты приходил в себя, испуганно поглядывая на распахнутую дверь загаженной подсобки, в каморку заглянул прораб.

– Напугался, молодой? Не бойся, это Михалыч, он у нас предпенсионник, дорабатывает, считай. Жизнь нынче не сахар, вот и держат его тут, чтобы хоть на старости концы с концами сводил. Ты следи за ним только, чтобы не случилось чего, но так он тихий.

Первый рабочий день явно не задался: биохимический завод оказался отвратным изнутри и снаружи, коррупция и разгильдяйство начальника пылью оседало на приобретённое ещё в прошлом веке оборудование. А теперь и этот алкаш! Если он ещё раз дыхнёт на тебя, то ты точно врежешь по его раздувшейся от водки роже!

Но ничего, ты здесь временно, поработаешь полгода, а там возьмёшь отпуск, а как выйдешь с него, сразу уволишься. Главное денег поднакопить, и в свободное время Ваньку не пинать, а заняться программированием, язык подучить, код поковырять. Дело не хитрое, а там заживёшь! Смотаешь удочки и рванёшь в столицу за лучшей жизнью. Действовать надо пока молодой!

День восьмой

– Действовать надо пока молодой! – Михалыч привалился боком к дверному косяку и затянулся горькой сигаретой без фильтра.

И где только ему удалось достать такой чудной раритет? Нынче все сигареты если не с ароматической капсулой, позволяющей заглушить отвратный вкус жжёного табака и бумаги, так хотя бы с огромными мягкими вставками из чего-то белоснежного. Правда, к концу последней затяжки эти вставки выглядят словно прогоревшими изнутри, наверно, тоже творится и с твоими лёгкими. Как рыба коптятся они в сигаретном дыму.

Никогда ты не курил прежде, но здесь, на заводе, это лишняя минутка отдыха, способ сбежать из чахлого цеха на заснеженную улицу.

– Новый год совсем скоро! – бросил Михалич фразу, выкидывая её в урну вместе с окурком, – Только сезоны и меняются нынче, а жизнь всё так же стоит, топчется на месте. Рухнет, прогниёт завод, а его всё равно засыплет снегом на следующий год, будто и не случилось ничего.

Когда дед не был пьян, он вполне мог сойти за нормального собеседника, вот только сказать тебе ему особенно нечего.

Бросив недокуренный бычок, ты потоптался на пороге, отряхивая ботинки и, не найдя ничего лучше, брякнул:

– Праздновать, наверно, с семьёй будете? – на самом деле тебе наплевать, но вежливость требовала хоть как-то поддержать разговор.

– А как же не буду, буду! Семейный это праздник – Новый год!

День тридцать первый

Смена пришлась прямо на праздник, кто бы мог подумать, пока твои друзья пьют шампанское с сожёнными бумажками, ты торчишь у пульта гранулятора, лениво раскачиваясь на стуле. Единственная доступная гирлянда – мерцающий синеватым цветом старенький монитор.

Ты вытащил из кармана смартфон, подпёр его чашкой с остывшим кофе и включил новогоднюю трансляцию. Бессменные ведущие пели очередную праздничную песню из какого-то старого кинофильма. Кажется, ты видел его в детстве. Нахлынули воспоминания. Раньше Новый год значил что-то удивительное и волшебное, а в воздухе смешивался кисловатый аромат манадринов, искры бенгальских огней, цветной серпантин и ожидание чуда!

Сейчас вокруг пахло сухой древесной пылью, потными носками и пьяным Михалычем. Привычно он дрых в подсобке, укрывшись старым бушлатом.

– Домой пошёл, как же, дом-то хоть у тебя есть, бродяга? Как ни приду, вечно тут, будто и не уходишь никуда, будто несешь вечную смену на этом дурацком заводе.

Говоришь тихо, не желая разбудить или обидеть деда своими словами. За месяц действительно привык к нему и даже испытывал жалость к его незавидной доле. Наверно, есть свои причины, почему человек доходит до такого, почему падает однажды и уже не может подняться.

Песня закончилась, на небольшом экранчике показалось узкое носатое лицо президента, чтобы воодушевить тебя новогодней речью. Сейчас пробьют куранты и пойдёшь прибираться в цех, а потом обновишь кофе и покуришь, может растолкаешь спящего прораба, он обещал сегодня отпустить пораньше, если выполните норму, а норму вы сделали ещё в первые два часа.

Вот и весь праздник.

Шестьдесят шестой день

Гранулятор встал, что-то в барабане сломалось или просто какой из ремней стёрся, ты не знаешь, но теперь смены идут как попало, пока неисправность не починят. Отправляют весь цех на сторонние работы. Там краску обновить, тут вымыть, здесь что-то тяжелое перенести. Будто не рабочие вы, а техслужащие или, того веселей, уборщики.

Курить приходится чаще, в цеху-то как было: сидишь себе весь день за пультом, да смотришь, чтобы мешки вовремя меняли, гаркаешь, если коллеги зазеваются, а тут приходится делать что-то.

– Имей совесть! Каждые пятнадцать минут уже бегаешь! – просунулся прораб в курилку и передал тебе лопату, – Иди снег тогда огреби, если нравится на улице морозиться.

Берешь лопату, не выпуская из зубов тлеющий окурок, и бредёшь выполнять поручение. Шевелишься нарочно медленно, потому дорожку к цеху заваливает быстрей, чем ты успеваешь чистить.

– Молодой такой, а только мусолишь, ну-ка, дай сюда!

Невесть откуда взявшийся Михалыч, обутый в валенки на босу ногу и в прохудившемся, плешивом бушлате выхватывает из твоих рук лопату и, взяв черенок поудобней, сам принимается расчищать тропку, скидывая снег по краям.

– Я дворником раньше был, пока на завод не устроился. Гля, как надо! Вот так, вот так! Понял?!

– А вы не замёрзнете?

– Не бойся, молодой, водка меня согреет, а ежели нет, туда мне и дорога.

– Михалыч, – ты решил поймать момент и закурил по новой, – А вы давно на заводе работаете?

Взмах лопатой и снег искрящимся водопадом падает в горку такого же снега, но уже утратившего свой блеск. Дед трамбует сугроб, гася последние искры о сероватую пыль, собранную тут же на дорожке. Смесь пепла, осенней грязи и вынесенные подошвами рабочих сухие опилки. Всё это меняет снег до неузнаваемости. Снежинки, сцепившись хлопьями падают вниз, чтобы Михалыч сгрёб их лопатой и прихлопнул сверху, слепляя плотней с заводской грязью, придавая квадратную форму.

– Давно! Тогда ещё завод как новенький был. Градообразующее предприятие, все рвались, особенно такие, как я, деревенские. Понаезжие. Зарплата была ого-го, а ещё, если повезёт, квартиру выдавали. Мне, правда, комната в общаге досталась, зато соседи – золото, все эти годы бок о бок жили, будто одна семья. Жаль уже только, что нет их. Нынче молодых заселяют, таких, как ты. Только вы поработаете год или два, а потом бежите. Правильно делаете, конечно, только бежать-то куда? Куда не глянь, кругом всё то же, что и на заводе. Здесь вот хоть зарплату не задерживают.

Докурив, ты забираешь у Михалыча лопату и отправляешь деда в цех. Простынет ещё, опасно может быть в его возрасте.

День девяносто какой-то

Холодная серость вокруг убеждает тебя, что погода не смотрит в календарь, и ей совершенно наплевать, что по графику уже весна.

Крякнув тормозами, автобус ожидающе замер. Заводская развозка никогда не отличалась комфортом, но зато внутри салона можно согреть начавшие неметь пальцы.

А вокруг такие же работяги. Замерзшие, взъерошенные, уткнувшиеся в окна, пытающиеся доспать ещё десять, а то и пятнадцать минуток до смены.

Ты достаешь смартфон, уже месяц как обещал самому себе начать читать про языки программирования, и вот он твой час! Как раз есть время, пока автобус лениво тащит тебя на работу.

Но строчки перед глазами переплетаются, буквы никак не хотят складываться в слова, а слова – в предложения. Нужно отвлечься, ты где-то слышал, что массаж ушей помогает отогнать сонливость. Самое время проверить это на себе! Натираешь холодными руками мочки, почти до красна, уже чувствуешь, как приливает кровь, но лучше не становится.

Ты всегда знал, что народные средства не работают, но должен был проверить сам.

А на сегодня хватит новых знаний, отвернись к окну и просто попробуй поспать минут пять или десять.

День первый

Наконец-то решаешь взяться за ум. Перевернуть страницу, начать с чистого листа и всё в этом духе. Чудная погода располагает. Даже занесённый серостью завод выглядит приветливей, когда его обрамляют цветущие деревья и песни перелётных птиц.

Улыбаясь своим беззубым ртом, Михалыч курит на проходной. Солнечный свет его молодит: разглаживает морщинки, разгоняет муть в глазах, вытряхивает седину из волос. Ты садишься рядом со стариком.

Заходить внутрь не хочется, а времени до звонка полно.

– Что, молодой, как дела твои?

– Да вот, отпуск беру, отдохну немного, вы тут без меня не пропадайте!

– Не пропадём, не боись, этот завод никуда без тебя не денется. Закуришь?

Михалыч протягивает тебе пачку безобразных сигарет без фильтра. По одному виду понятно – крепкие.

– Нет, я бросаю. Спасибо.

Молча провожаете в небо сизую пташку.

– Ну, мне пора.

Встаешь, поправляешь штаны и привычным уже жестом тащишь из кармана пропуск. Проводишь им мимо датчиков и, дождавшись зелёного сигнала, проходишь внутрь.

А здесь весны будто и не наступало. В тени цехов всё так же лежит почерневший снег, не давая свежим зелёным травинкам пробиться к, пусть и скудному, но свету.

Думаешь, что возмёшь на обеде лопату и раскидаешь талые сугробы, чтобы быстрей исчезли, но забываешь об этом тут же, как садишься за пульт.

Нечётная смена

Спина ноет от постоянного сидения. Устало спускаешься со стула на пол. Для удобства стелишь себе чью-то робу, опрометчиво оставленную без присмотра. Смена идёт привычно, гранулятор не чудит, план выполняется, прораб дремлет в курилке.

– Ты чего, молодой? Чего на пол сполз? – поинтересовался из подсобки Михалыч, откупоривая бутылку водки.

– Да позвоночник тянет чего-то, зря я, наверно, весь отпуск за компьютером прокуковал, надо было хоть погулять сходить…

– Кстати, да, как твой отпуск? – для вежливости поинтересовался дед, наливая себе алкоголь прямо в кружку.

Отмеряет на глаз, решает, что маловато и осторожно доливает ещё чуть-чуть, а затем разом заглатывает. Морщится, достаёт из пачки сигарету и занюхивает водку табаком.

Лучше бы он и вовсе не спрашивал. Теперь, когда рабочие будни наваливаются с новой силой, ты с ужасом осознаешь, что не успел ничего из того, что запланировал. А ведь ты подготовился, закачал кучу интерактивных курсов, даже спросил у знакомого кодера, какой язык лучше изучать первым и с чего стоит начать. Но вместо этого нырнул с головой в стрелялку и сам не заметил, как две недели подошли к концу. А тебе даже не особенно нравилась эта игра. Вставая утром, ты думал, что сыграешь только один раунд и всё! Но не тут-то было.

Горечь о потраченных впустую днях сдавила сердце. Казалось, времени вагон, но вагон уехал, а перрон остался.

– Чего ты погрустнел, на-ка, немного, для веселья!

По-аптекарски вымеряным движением Михалыч сцеживает в чашку несколько капель водки и протягивает тебе. Взглянув на болтающуюся на самом дне жидкость ты решаешь, что от такого малого количества ничего не будет, а настроение действительно поднимется.

Горечью водка обжигает горло и проделывает путь по пищеводу прямиком к желудку.

Чтобы успокоить тошноту, ты глубоко вздыхаешь, набирая в лёгкие полный древесной пыли заводской воздух.

Раскрасневшись, благодаришь Михалыча, в уме запоминаешь, что с зарплаты подаришь ему бутылочку хорошего коньяка. Просто так.

Боль в спине ненадолго отступает, а рука сама тянется к карману, но не нащупав там ничего кроме пропуска, расстраиваешься. Просить у старика ещё и сигареты не хочется, придётся терпеть до конца смены.

Чётная смена

Автобус крадётся сквозь вьюгу, блестящие снежные искры мелькают за окном, играя со светом фонарей. Но чем дальше от города, тем темней, и впереди только мрак и выхваченная из него передними фарами трасса.

Рассвет зимним утром занимается поздно, так что дорогу к проходной тебе освещает лишь одинокая лампа, висящая над самойдверью.

Останавливаешься на пятачке света, закурив, пропускаешь прочих работяг вперёд. Просто сегодня не хочется толпиться в раздевалке вместе с ними. Вдруг ещё подсмотрят в рюкзак, тогда обязательно выведают в честь чего коньяк, и пойдут потом к Михалычу клянчить.

Щёлчком пускаешь окурок в снег и заходишь наконец внутрь.

В цехе необычная тишина, даже барабан гранулятора сегодня ведёт себя словно затаившаяся мышь: лишь иногда постукивает чуть слышно.

Заглядываешь в подсобку, не хочешь медлить с подарком. Но Михалыч спит, завёрнутый в свой неизменный бушлат. Лежит свернувшись калачиком в куче тряпья, журналов, газет и пустых бутылок.

Тревожить не решаешься, всё же такая рань!

Садишься за пульт, ставишь смартфон, как и прежде оперев его на чашку, втыкаешь наушники и включаешь утренние новости. Под скучное бормотание ведущих клюёшь носом, глядя как заворожённый на не мигающие лампочки и пыль, покрывающую металл подобно снежным сугробам снаружи.

После обеда затягиваешься в курилке и сладко зеваешь, разморённый сытостью.

– Михалыча не видал? – ты даже не заметил, как прораб встал рядом, кутаясь в куртку.

– Видал, спит.

– Что-то долго спит, со вчерашнего обеда ещё…

Прежде о звенящей тишине ты читал только в художественных книгах, и никогда не мог представить себе, как же это, с чего тишине звенеть. И сейчас почувствовал на собственной шкуре, как бывает, когда вдруг у всего мира словно выкрутили ручку громкости на минимум, когда вокруг не осталось ничего. И ты слышишь, как в уши засверлился тихий высокий писк, и правда похожий на звон хрустального бокала.

Срываешься с места, отгоняя от себя все дурные догадки, прораб несётся за тобой, теряя по дороге шапку. Только вернувшиеся с обеда работники смотрят на вас как на очумелых.

– Пожар что ли где? – отзывается один из них жужжанием сонной мухи.

И даже времени отмахнуться от него нет.

Влетаешь в подсобку, падаешь на колени, не рассчитав и больно ударившись о бетонную стяжку пола, срываешь бушлат и тормошишь холодного как лёд Михалыча. Трогаешь жаркими руками грубую старческую кожу, падаешь ухом на грудь, пытаешься расслышать хоть что-нибудь, хоть парочку ударов, хоть шум воздуха в лёгких. Ничего.

Прораб уже набрал чей-то номер и пытается говорить в трубку спокойно, но лицо его становится с каждым словом всё бледней:

– Танюша, вызывай скорую… И позвони жене Михалыча. Да… Да… Только аккуратно, Танюш, она тоже женщина уже немолодая, ты сразу ей не говори, просто скажи, чтобы приехала, я тут уже сам с ней…

Очередная смена

Тряпьё, бутылки, журналы и даже бушлат, укрывавший Михалыча в последние часы его жизни остались лежать в подсобке.

Зима подступила так близко, что мощности обогревателей не хватает, и ты уже второй час смотришь на этот треклятый бушлат, не решаясь взять его, хотя пальцы задубели и совсем не слушаются.

– Что, старый, жил на заводе, тут и помер, и не попрощался, а я тебе коньяк принёс тогда, даже получки дожидаться не стал. Хотел порадовать, а то водка твоя совсем дрянь!

Обращаешься к старому бушлату, осторожно подтягивая его к себе, затем накидываешь на плечи, чувствуя мерзкий аромат старости и похмелья, тот что едва не сразил тебя в первый день. Теперь он кажется привычным и даже уютным.

Сразу стало теплей.

– Пусть, Михалыч, завод тебя хоть сейчас отпустит, ведь никуда он без тебя не делся, как видишь, мы всё ещё тут, – достаешь тот самый дорогой коньяк, наливаешь немного в кружку, зачарованно глядя, как плещется в неверном свете закопчёных ламп жидкость.

Жаром разливается по телу приятный дубовый алкоголь, согревая изнутри, затыкая грусть. Расслабляешься и совершенно забываешь о холоде, о пеллетах и даже о времени. Чувствуешь, как завод живёт сам по себе, как пульпа сыплется в барабан, как бьётся твоё сердце.

Твоя смена

– Ну, что, молодой, – прораб называет тебя так по привычке, хотя ты уже давно путаешься, сколько тебе на самом деле лет, – Ухожу на пенсию в этом году, наконец сменишь меня, ты тут следи за всем как следует!

Оглядываешься на завод, он, как и прежде, стоит монументом, будто памятник сотням рабочих рук, сложивших его камень за камнем, оживших его механизмы, вдохнувших жизнь и сигаретный дым в эти стены.

– Я с удовольствием!

– Знаешь, – заглушая рёв приближающегося автобуса, кричит прораб, – Когда ты только пришёл, я думал, ты к нам ненадолго, у нас ведь молодёжь и не задерживается, все спешат сбежать. Через полгода берут отпуск и уже не возвращаются.

И ты так хотел, и всё ещё хочешь, но уже поздно. Оступившись тогда, в первый раз, упустив свою возможность сбежать, ты опустил руки и никак не смог поднять их снова. Не то чтобы не пытался, пытался. Особенно после смерти Михалыча, хотелось бежать не оглядываясь, но бушлат лёг на плечи как родной, как пыль легла на пульт от гранулятора. Она покрывала его невесомо, слой за слоем, и вот уже следы от пальцев отставляют меж лампочек глубокие борозды. Так и ты просто вовремя не убрал пыль. Только один раз.

– Я так думаю, – продолжает прораб, ожидая, пока остальные рабочие поднимутся в автобус, – Ты правильно сделал, что остался, иначе я бы спокойно на пенсию так и не вышел, кому, если не тебе цех оставлять?

Ты провожаешь его взглядом и вдруг вспоминаешь, что оставил в робе ключи от съёмной квартиры.

– Ты идёшь или нет?

– Я ключи забыл.

– Молодой, это последний автобус, он ждать не будет.

– Ничего, такси возьму!

– Ну, прощай тогда.

Машешь рукой закрывающимся дверям.

Возвращаешься в цех, следующая бригада уже приступила к работе, за пультом сидит парень лет двадцати, уткнувшись в свой телефон даже не замечает тебя.

И тепло так вокруг, особенно в подсобке. Решаешь переночевать сегодня здесь, не тратиться на дорогое такси, ведь завтра всё равно ехать обратно.

Для успокоения можно глотнуть и немного коньяка. Благо, ты завёл привычку держать его в шкафчике просто на всякий случай.

Выпив, удобно стелишь на полу свою зимнюю робу, становится мягко, как у Христа за пазухой, и пахнет так привычно-уютно древесной пылью и сигаретным дымом.

День последний

Просыпаешься, стягиваешь лениво принесённое когда-то из дома пальто, уже потёртое, с лысыми пятнами и стойким запахом плесени. В подсобке очень душно, нужно открыть дверь и проверить, заодно сходить прогуляться.

Пытаешься встать, но твой прожжённый алкоголем желудок бунтует. Тошнит. Подавив приступ рвоты срыгиваешь в кулак. Мерзость. Нужно срочно выбираться.

Бросив попытки встать, ползёшь к двери на четвереньках, открываешь её, щуришься от яркого света, но продолжаешь ползти. Рукой нашариваешь пульт гранулятора и ножку стула рядом. Решаешь, что стул – вполне подходящая сейчас опора. И медленно начинаешь подниматься, хотя мозжечок активно протестует, качая тебя в разные стороны. Пытаешься заговорить, но язык предаёт тебя и болтается во рту как ведро в пропасти, сухо шмякаясь о нёбо.

– В-в-вы кто? – испуганно заикаясь глядит на тебя совсем молодой ещё пацан.

Ты даже не уверен, есть ли ему восемнадцать, такой он худой и звонкий.

– Сиди, сиди, я сам, сам…

Успокаиваешь его и выбираешься из аппаратной, встречаешь старого знакомого. Невольно вспоминаешь, как совсем мальчишкой он пришёл в цех, а теперь вот прораб. Улыбается тебе, по-дружески хлопает по плечу.

Выходишь наружу, мимо курилки, прямо в снег. А снежинки кружатся и падают вниз, заметая протоптанную рабочими дорожку, стыдливо прикрывая недонесённые до пепельницы окурки, смешиваясь с грязью и пылью, становясь совсем чёрными. Наверно, они представляют что у них будет шанс ещё сорваться и улететь… Но ты знаешь, что они останутся здесь почти до самого лета таять грязными сугробами в тени источенных временем стен завода.

Не все умеют танцевать

Кто не восхищается грациозностью танцоров и танцовщиц? То плавные, то резкие движения, невероятная гибкость и артистизм созданы, чтобы завораживать, уводить зрителя в мир музыки и прекрасного! А эти прямые спины и гордые плечи, хочется следовать за ними всюду. Не важно где: на сцене, на автобусной остановке, в магазине, за школьной партой или в очереди за билетами; вы всегда без ошибки определите танцора по его походке и манере держать себя. И не важен стиль: классический, современный, джаз, хип-хоп или балет. Если человек умеет танцевать, то стоит ему начать, он станет вашим проводником в мир искусства, и вы не сможете оторвать свой взгляд.

Но, знаете, не все умеют танцевать. Я вот не умею. Но в шесть лет мама отдала меня в балетную школу, где тренер выворачивала нам суставы, чтобы у станка мы могли развернуть стопы в пятую позицию. У меня не получалось, мама говорила, что мало стараюсь, резко хватала за руку и тащила домой, обрывая на полуслове любую попытку пожаловаться на боль.

Заниматься танцами действительно тяжело. Чтобы добиться результатов, работаешь не только в классе, но и дома. Каждый вечер, едва-едва стрелки часов соединялись на цифре “девять”, я молча уходила в свою комнату, и не важно, чем занималась до этого: убиралась, чистила зубы или ела. Без пятнадцати девять мне должно было становиться к стене у себя в комнате, упереться в шершавые обои, разрисованные белыми мишками в розовых пачках, и давить, всё сильней прижимаясь к чёртовым мишкам лицом, грудью, животом и бёдрами. Колени выворачивались, мышцы бились в истерике, ещё немного и судорога схватила бы их клешнями. А пятки всё никак не хотели быть вместе. Я не могла видеть, но чувствовала, что как бы я не прижималась, стопы оставались всё в том же положении. Тогда приходилось звать маму, она приносила с собой гладильную доску, прижимала её к моей спине и давила, впечатывая мою щёку в выпуклый рисунок обоев.

Дебильно улыбающиеся животные в уродливых пачках.

Но это всё было даже близко не так больно, как заново разбирать и собирать неправильно сросшиеся кости, радовало, что в этот раз хотя бы я не истязала себя сама. Всё что от меня сейчас требовалось – покорно лежать на растяжке и ловить приходы от очередной порции Промедола. Когда действие анальгетика заканчивалось, в мой мир покоя врывалась дьявольская головная боль, сквозь неё я едва различала окружающий мир, больничная палата казалась мне тесным гробом, а под гипсом словно оживали муравьи. Они роились на беззащитной коже, терзая её тысячей цепких лапок. Хотелось почесаться или умереть. Тогда какой-то потусторонний инстинкт, наверно доставшийся мне от всех тех, кто прежде умирал от боли на этой же самой койке, заставлял мою руку из последних сил давить на кнопку вызова дежурной сестры. Ангелом она спускалась ко мне с небес, раздувая края халата белоснежными крыльями, вводила очередную дозу лекарства, и весь ад моей жизни смывался тёплой морской волной наркотического забвения. Только мама хмурилась каждый раз, когда мне требовалась новая доза.

Причудливая конструкция для скелетного вытягивания навевала воспоминания о детстве. Знаете, как растягивают юных балерин, чтобы они могли садиться на шпагаты и прыгать? Тренер клала меня спиной на скамью, подзывала помощника, и начиналась пытка, как на тех картинках со страниц учебника по истории. Тренер давила на левую ногу, её помощник – на правую, и они рвали мне мышцы, выдергивали одну за другой, тянули в разные стороны, раздирая связки, хрящи и проворачивая суставы внутри суставных сумок, как это делаете вы, когда нужно оторвать от запечённой курицы сочный окорочок, только чтобы моё боковое гранд жете было сносным. Остальные девочки держали меня за руки и утирали слёзы. Каждая из нас проходила через это и не раз, все мы знали цену красивым па.

Словно гусеница, что вот-вот должна раскрыться красивой бабочкой, я была замурована в кокон с ног до головы. Из гипса торчали только уродливые кончики пальцев с потрескавшимися кривыми ногтями. В старшей школе я стеснялась носить из-за них босоножки. В закрытой обуви летом мои ноги запекались от жары и жутко воняли, это не добавляло мне популярности. Но у меня не было времени завоёвывать расположение сверстников. Неказистая, тощая от постоянных диет, абсолютно безгрудая, я выбирала самый дальний столик в столовой и старалась слиться с ним. Однажды во время перемены мне на голову натянули чьи-то грязные трусы. Ребята сказали, я пахну точно чей-то зад.

Не легче было и среди танцовщиц, высокая конкуренция и тяжёлый груз родительских надежд не давали нам и шанса на дружбу друг с другом. Нельзя было оставлять без присмотра одежду, милые хрупкие балерины без зазрения совести сыпали соперницам битое стекло в обувь, втыкали иголки в джинсы и выливали молоко в сумки.

Моей лучшей подругой всегда была мама, только она выслушивала меня, бинтовала истоптанные в кровь ноги и делала расслабляющий массаж. Единственный человек во всём мире, который всегда был на моей стороне. Даже сейчас она почти круглосуточно караулила у больничной койки, меняя мне повязки и пытаясь понять, что значит это нечленораздельное мычание, периодически вырывающееся из моего рта.

Расписание с самого детства было спланировано до мелочей: половинка яйца и грейпфрута на завтрак, утренняя кардио-тренировка, школа, обед из каши, отварной куриной грудки и чая без сахара, ещё немного школы и вечерняя тренировка. Чаще всего к ужину сил не оставалось, потому что тело завязывалось в узел, безвольно волочилось за сознанием, едва поспевая, а все мысли были заняты лишь тем, что я недостаточно стараюсь. Пусть к средней школе я наконец смогла соединить пятки в первой позиции и стоять так по нескольку часов, а к средней своим гранд жете выбила ведущую партию, танцевать у меня не выходило. Мама вечно хмурилась, штопая тренировочные пуанты, бурчала, что я машу руками подобно медведю, которого достали пчёлы.

Ничего удивительного не было и в том, что танцмейстеры меня вовсе не жаловали. Им не хватало во мне силы, рвения, мастерства, эмоций. Снова и снова я выходила на сцену, повторяла заученные вариации и бесконечные балансе, глиссады, па де буре и бризе. Одинаково тяжело мне давались и лёгкие па, и сложная кода. Только тяжелая ежедневная работа над собой и свёрнутое в трубочку тело под вечер, держали меня на сцене.

Школьные годы пролетели незаметно. Мама не отпустила меня на выпускной, потому что следующим утром я давала концерт в местной филармонии. Помню, как в тот вечер со вздохом она в очередной раз достала старый альбом, посадила меня рядом и начала рассказ, который я слышала уже тысячу раз. Мама перелистывала фотографию за фотографией так быстро, будто хотела, чтобы они все превратились в черно-белое кино.

Вот у станка совсем маленькая девчушка, отдалённо напоминающая меня, вот она беззубо улыбается на сцене, пусть даже стоит где-то в середине массовки (тощая фигурка солистки была скрупулёзно выцарапана булавкой, так что уже и не разобрать даже, человек ли там или нелепое нечто, сотканное из штрихов и обрывков), а вот маме уже пятнадцать, и она пробуется на роль. Первый и последний её кастинг, альбом на этом обрывался, а долгая история успеха кончалась кратким: “А потом появилась ты, тебе нужно хорошо постараться, чтобы научиться танцевать!”

И я старалась. Всегда, каждую минуту, каждую секунду я тянулась к тому самому эфемерному умению. Исполняя адажио из балета «Спартак», делая фуэте в «Танце Феи Драже» я пыталась постичь его. Но у меня ничего не выходило. Словно золотоискатель я прерывала вновь и вновь грязную руду, но меня обманули, и я не находила в песке и иле ни следа золота.

Мама говорила, что аплодисменты – моя награда за все труды, но каждый раз в конце выступления, я исступлённо смотрела на зрителей, понимая, как отвратительно я только что танцевала. Даже если весь зал стоял, мама никогда не хлопала, молча она покидала своё место, готовясь дома указать мне на все ошибки и неточности, которые я допустила.

Всегда, всегда я старалась недостаточно, пусть даже выбивалась из последних сил. Мама была недовольна и когда меня пригласили в столицу, пришлось продавать дом, потому ей пришлось остаться на какое-то время и отправить меня одну в чужой город. Каждый день утром, днём и вечером, словно по часам мой телефон разрывался, и, не допусти Господь, я не смогла бы ответить. Я уверена, несмотря на тысячу километров мама обрушила бы на меня торнадо или цунами одной силой своего гнева.

И надо же, она мне позвонила очень вовремя. Именно из-за звонка я задержалась на тротуаре, копошась судорожно в сумке, чтобы не играть с тонкими струнами материнского терпения. Это спасло мне жизнь, возможно. Пронёсшийся мимо взбешённый отказом тормозов автобус лишь бортом зацепил меня, проволок несколько метров и отпустил. Тем, кто тогда оказался на переходе, повезло меньше. Неуправляемые тонны одичавшего металла пронеслись по дороге, сминая людей, покрывая асфальт их костями, внутренностями и последними мыслями.

Я ничего не знаю о судьбе других пострадавших, но, вероятно, они недостаточно старались, чтобы выжить.

Оказавшись прикованной к больничной кровати, мне удалось вздохнуть с облегчением. Пусть вздох этот был и слабым, наполненным прерывистым, захлёбывающимся кашлем. Здесь было всё, что мне нужно. Обезболивающее, постельный режим и моя верная и единственная подруга.

Благодаря статусу балетной примы (теперь уже, наверняка, экс), мама выбила мне отдельную палату, так что никто не мешал ей включать Чайковского и монотонно раскачиваться, подшивая мои старые тренировочные пуанты. Она собрала целый альбом с моими старыми фотографиями, бережно листала его и рассказывала мне истории о чудесных исцелениях, о том как какая-то гимнастка смогла восстановиться после перелома обеих ног, и даже поехала на олимпиаду. О том, как некая фигуристка благодаря силе воли вновь встала на коньки после серьёзной черепно-мозговой травмы. Мама верила, что если я постараюсь, я обязательно снова выйду на сцену. Просила меня наплевать на слова врача, о том, что я никогда больше не смогу ходить без костылей, а уж танцевать и подавно.

Но я была так счастлива услышать это. Хотелось расцеловать каждое слово, и чёртов автобус тоже. Как хорошо, как замечательно, что мне не придётся танцевать больше, ведь я совершенно этого не умею!

Миниатюры

Космический мусор (100 слов)

– Радар ожил!

– Что там?

– Не видно, опять какая-то полая жестянка или вроде того.

– Потрошить будем?

– Давай, всё равно делать нечего.

– Только не ной!

– Буду!

– Если тебе так скучно, зачем вообще стал мусорщиком?

– Повёлся на байки о полезном для общества деле и космических путешествиях.

Подобравшись к объекту ближе, уборщики с нескрываемой брезгливостью вскрыли его, разорвав надвое тонкий слоистый корпус.

– Фу! Опять что-то органическое! Кому только взбрело в голову выбрасывать это в космос! И упаковывать ещё, каждое в своём чехольчике. Извращение!

– Всё, я насмотрелся, отправляй в мусоропровод.

Чёрная дыра с безразличием приняла космический мусор, сверкнувший на прощание блестящим боком с надписью «Восход-25678».

Плесень

Однажды весенней порой, когда яблони еще не распустили цветки, но солнце грело уже совсем как летом, Сеня лег на диван. Только вернулся с работы, устал очень, правильное решение. Захотелось потянуться за бутылочкой холодного пива, но подушки дивана так мягко, так нежно, по-матерински обнимали и убаюкивали. И вскоре трудяга забылся сладким сном, даже не поужинав. Просто пришел домой, лег голодным на диван и уснул.

Электропаразит – будильник забился в конвульсиях, разрываемый трелью. Сеня открыл глаза и понял, что лень. Даже потягиваться лень. Отключать будильник лень. Он же в сущности просто звенит, чем мешает? Скоро сам заглохнет, потом попробует разбудить хозяина еще разок, и еще, а потом и вовсе прекратит любые попытки, только и останется ему раздраженно тикать.

Весенний воздух залетел через открытую форточку, колыхнул занавески и принес птичий грай. Веселый, смелый, бойкий. Не то что Сеня. Сеня не такой, не веселый, не смелый, не бойкий. Ленивый. Потягиваться даже не стал. Просто продолжал лежать, изучая трещинки потолка, висящие в воздухе пылинки и паучью возню в уголке. Паук – трудяга. Плетет свою паутину, не умрет с голоду. А вот Сеня голода вовсе не чувствует, что странно, но очень кстати – готовить завтрак лень.

Затрещал телефон, прорезав весенний воздух. Сене подумалось, что начальник звонит, ищет, может, волнуется, может, сердится, может, грозится уволить. Брать трубку лень.

Лежал Сеня очень долго. Паук сплел свою паутину, даже поймал пару мух, в воздухе запахло теплым вечером, звуки за окном притихли, солнце село. Все еще было лень. Закрыв глаза, стало понятно, что даже спать лень.

Без сна прошла ночь. Почуяв утро, будильник вновь яростно завопил, призывая Сеню вставать скорей, спешить, делать, действовать, жить. Но так лень. Сеня уже не чувствовал усталости, голода, сонливости, радости или грусти, только лень. Теплым покрывалом она застилала все сущее, приглушая звуки извне. И так хорошо лежать под таким покрывалом, пока там, за окном другие спешат, делают, действуют, живут.

Сеня не знал точно, сколько дней он уже так лежит, ему было лень считать. Но какое-то странное чувство последнее время не давало ему покоя. Сеня поднял голову и увидел как руки и ноги спеленала плесень. Разноцветная, пятнистая, красивая и пушистая. Испугался бы, но лень.

Зацвела плесень вслед за яблонями, и ничуть не менее красочно. Прекрасная на Сенечке выросла плесень. Гордился бы, но лень. А плесень охватила уже все туловище и бодро, и смело поползла по лицу. Вскоре накрыла Сеню полностью, став осязаемым проявлением лени.

Лежали Сеня и плесень недолго. Лень вставать было только Сене, а вот плесень вдруг начала распоряжаться его телом, как своим. Подняв Сеню с продавленного дивана, она потащила его на кухню, готовить завтрак. Сеня бы сопротивлялся, но лень. А плесени – нет. На завтрак бутерброды и манная каша. Вкусно. Сеня отметил, что плесень совсем недурно готовит. На последнем издыхании будильник выдал невнятную трель и даже тикать перестал. Плесень поспешила, заменила батарейки, оживила будильник.

Сеня замечал, что каждое движение плесени давалось нелегко, постоянно что-то немножко отваливалось, падая на пол, на тумбочку, в манную кашу. Но плесень этого словно не чувствовала, продолжая двигаться. Вот уже собиралась на работу. Гляделась в зеркало. Красивая, разноцветная, как махровый бабушкин ковер.

В офисе начальник лишь мельком взглянул на Сеню, приказал лечиться, спросил не заразно ли. Плесень сениным голосом ответила, что все в порядке, работать можно. Сеня бы попросил о помощи, но лень. Работать, значит работать. Сев за свое место, плесень включила компьютер, запустила программу и начала свое скучное путешествие по отчетам, цифрам, буквам. Прервалась только на обед. Работала плесень очень хорошо, начальник в конце дня был невероятно доволен и пообещал Сене премию, если он будет продолжать в том же духе. Сеня бы сказал, что это не его заслуга, но лень.

Жаркий летний вечер опустился на город, приятно было шагнуть в него из душного бледного офиса. Плесень вдохнула за Сеню теплый, пропитанный цветочными ароматами воздух. Решила, что пойти домой будет слишком скучно и направилась в кино. На каждом шагу, сгибая каждый сустав, плесень теряла частичку себя. Сеня хотел предупредить ее, остановить, сказать, чтобы была осторожней, но лень.

Уже через несколько дней, когда плесень подвела Сеню к зеркалу, стали заметны бледные пятна – оголенная кожа. Готовя завтрак, плесень с трудом поднимала чайник, Сеня испугался, что обварится, помог немного. Но своей помощью сделал только хуже, тут же огромный кусок плесени оторвался с локтя и шмякнулся на пол. Сеня принял решение, что помогать будет только совсем при необходимости, а то так можно совершенно без плесени остаться. Кто тогда на работу ходить будет? Кто будет вечером гулять, смотреть кино и наслаждаться летом?

Но чем дальше, тем хуже. Плесень отваливалась при каждом движении, вскоре ей стало сложно даже выбивать на клавиатуре сениными пальцами знаки. Сеня осторожно помог, совсем чуть-чуть, но стало легче.

В выходные Сеня старался побольше лежать, чтобы дать возможность плесени отрасти обратно. Но плесень, видать, попалась дурная. С первыми лучами солнца она спешила прочь из дома. А в начале осени нашла песика. Обычного, с грустными глазами, мокрым носом и приветливо виляющим хвостом. Песик Сене понравился. Добрый и шебутной он рвался гулять, играть. Плесени с каждым днем становилось все меньше, но она упорно по утрам спешила позавтракать, покормить песика, выгулять его хорошенько и успеть на работу. Сеня помогал теперь постоянно, жалко и страшно ему было за плесень. Так она старается, даже премию дали. И, хоть пожухла уже местами, цвела, как и прежде красиво, не то что родная серовато-розовая кожа.

Сеня стал пользоваться бинтами, он обматывал осторожно плесень, чтобы не отпадывала. Перемотанный, похожий на мумию, двигался с трудом, но зато плесень держалась крепко. Вот только менять бинты было нельзя, отваливалась плесень вместе с ними. И лечь бы на диван, вновь обрасти, закрыть проплешины, но песик просится гулять, ему нельзя долго без движения. И начальник такой довольный ходит, Сене стало жалко потраченных плесенью усилий, пришлось работать не снижая темп…

Будильник – предвестник нового дня веселым щебетом поднял Сеню. Разбуженный привычной трелью, Сеня отправился готовить завтрак, умываться, собираться на работу. Песик крутился под ногами. Надо погладить. То ли слишком резко дернулся, то ли просто спросонья, но зацепил край бинта, и повязка легко упала на пол, утягивая за собой последние крохи плесени. Жалко. Сеня аккуратно собрал ее по кусочкам. Навел в блюдце сладкой воды немного и высадил плесень туда авось оживет снова, снова покроет его с ног до головы махровым ковром. Будет ходить, завтракать, гулять с песиком и работать вместе с Сеней. Может, нужно просто подождать весны, а пока все сам, сам, пусть и лень.

Оглавление

Эскулап

Кожа

Неполноценная

Зоотерра

Пожар

Изолированная система

Трудовой уроборос

Не все умеют танцевать

Миниатюры

  Космический мусор (100 слов)

  Плесень