Самоцветная Империя [Василий Вадимович Зеленков] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Самоцветная Империя

Имя крови

Этого вельможу Тэй представил мне как Джента Фермонда, графа Хаттон-Кенн. Видно, его предупредили о том, что имена мне называет исключительно мой воин: гость не выказал никакого удивления.

– Приветствую вас, достопочтенный граф, – поклонился я. Самое нейтральное из скарделльских обращений, что я смог выбрать; «милорд» бы не подошел – я не могу стать его подчиненным, титул с именем – тем более.

– Добрый день, Ланада… таншен, – ответил граф.

Я мысленно одобрил его поведение. Не каждый скарделлец позаботится выучить хотя бы пару слов из языка Самоцветной Империи, даже когда отправляется к ее уроженцу.

Учтивым жестом я пригласил его сесть; граф опустился в кресло и невольно покосился на Тэя, безмолвной белой тенью застывшего у двери. Кажется, мой клятвенный воин его нервировал, и трудно было винить. В Скарделле очень редко видят мирит: люди-тигры живут лишь у нас, в Империи. А уж белые мирит и на имперских землях встречаются нечасто.

Я кивнул, и Тэй бесшумно удалился. Граф едва заметно выдохнул и чуть наклонился вперед:

– Полагаю, ми… Ланада таншен, вы знаете о том, что я могу предложить.

Скарделльской знати далеко до игры намеков и смыслов, принятых при дворе Янтарного Государя, но и по здешним меркам граф был исключительно прямолинеен. Я лишь изогнул бровь, заново оценивая гостя: то ли он не считает нужным вести себя по-настоящему учтиво, то ли считает, что у него нет времени.

А раз он изучил правильное обращение – видимо, второе.

– У вас репутация очень состоятельного человека, – учтиво ответил я.

– Это так, – кивнул граф. – И потому…

Он замолчал, когда Тэй возник рядом, поставив на столик между нами дымящиеся чашки. Пить илан просто так, без должного обряда – оскорбление напитка, но Скарделл есть Скарделл.

– И потому я могу предложить… – он поднял чашку к губам, сделал быстрый глоток. Удивленно поднял брови и сделал ещё один.

В Скарделле не умеют заваривать илан. На это способны лишь мы; наверное, что-то с воспитанием.

Я молча поднял свою чашку и медленно отпил ароматный напиток, наслаждаясь вкусом. Граф следил за движением моей руки, за тем, как я пью и как возвращаю чашку на место; он явно делал выводы.

– Моя благодарность будет крайне велика, – произнес он вместо цены, которую собирался изначально назвать.

Правильные выводы. Правильное изменение мнения обо мне: чужестранец, но не простолюдин.

Граф умеет видеть.

– Но прежде чем я продолжу… Прошу простить меня, Ланада таншен, но о вас говорят, что вы принадлежите к имперским магам.

Я молча поднял левую руку; запястье охватывал серебряный браслет, его гладкую поверхность покрывали полосы насечек – десять, сгруппированы по пять. В центре каждой группы мягко сияли камни: один рубин, один алмаз.

Знак мага. Знак того, какими Чистыми Искусствами я овладел и насколько хорошо.

Видно, граф как минимум читал о нас: он удовлетворенно кивнул.

– Простите, но я буду краток, – он очень осторожно поставил чашку. – Моя дочь больна; болеет с детства, но теперь болезнь достигла… да, кризиса. Врачи разводят руками. Наши маги – тоже; их формулы бесполезны. Никто не может совладать с ленагвой.

Название мне ни о чем не говорило. К своему стыду, прожив в Скарделле уже три года, я по-прежнему не усвоил многих местных названий. Они просто не желают задерживаться даже в отточенной Искусствами памяти.

– Поэтому я… хотел бы попросить вас о помощи; бывает так, что необычные для Скарделла методы оказываются действеннее давно известных.

Мне понравилось то, как граф обошел слова «вы – последняя надежда» и «может, ваша чужеземная магия…», которые звенели в воздухе, но так и не прозвучали.

– Здесь и сейчас я ничего не смогу сказать.

– Но вы согласны хотя бы попробовать? – на сей раз в его голосе скользнула смесь надежды и невыносимого напряжения.

Я подумал и медленно кивнул. Мне не так уж часто доводится лечить, а для любого Именователя и кровного мага такая практика необходима.

Комната мне понравилась: теплые тона, изящные округлые линии мебели. Девушка на постели – не понравилась; она была бледна как снег, и разум ее блуждал где-то вдалеке от реальности.

Я положил на столик у кровати чистую ткань и осторожно извлек из футляра отточенный ланцет, слегка сияющий изнутри. Шаньское серебро, металл, к которому не пристает никакая зараза, видимая или незримая; любой уважающий себя кровный маг пользуется только такими инструментами.

Острие укололо кожу девушки, на белом шелке ее руки проступила алая капля. Я подхватил ее тонкой пластинкой того же металла, прикрыл глаза и прижал каплю подушечкой пальца.

Кровь может сказать о человеке куда больше, чем десяток самых тщательных осмотров; конечно, чтобы вопрошать кровь, нужно владеть одним из Чистых Искусств.

Воцарилось молчание. Стоявший позади граф нервно стискивал пальцы, Тэй бесстрастно замер у двери. Я – задавал вопросы и получал ответы; долгая беседа с кровью, уместившаяся в несколько минут.

– Хайенфэй, – наконец негромко сказал я.

– Что? – переспросил граф.

– Так эту болезнь называют у нас, – я осторожно вытер кровь с пальца и отложил ткань в сторону.

– Но вы можете ее вылечить?

Я повернулся к нему и посмотрел в глаза – не в глаза вельможи королевства, богатого и влиятельного человека; в глаза отчаявшегося, почти потерявшего надежду.

И сказал:

– Если со мной пребудет вдохновение предков.

Граф моргнул, потом медленно кивнул. Умный человек; он понял, что более близкого к «да» я сказать не мог.

– Что вам потребуется? – спросил он. Отчаяние ушло в глубину взгляда, сменившись сосредоточенностью воина… нет, скорее властителя, рассчитывающего на воинов.

– Тишина, – сказал я. – Одиночество. Имена. Назовите мне имя вашей дочери, ее матери и ваше собственное.

Многие скарделльцы боятся таких просьб, и нельзя сказать, что у них нет на то оснований; однако граф не колебался ни секунды.

– Ее зовут Илена, я – Джент. Мою жену зовут Фрала.

Я на мгновение опустил веки. Отданные таким образом имена продержатся недолго, но времени мне хватит.

– А теперь, лорд Хаттон-Кенн, – произнес я, – расскажите мне все, что знаете о своей дочери.

Он снова не колебался.

Джент Хаттон-Кенн говорил долго и пространно; он был не из тех дворян, что передают заботу о детях слугам, и дочь действительно росла у него на глазах. Детские игры, беседы с родителями, перепады настроения юной девушки, взросление, смущение, поведение в обществе, друзья, знакомства, любимые книги… Диагноз врачей. Время, которое она проводила в постели, время, в которое она забывала о болезни.

Он говорил обо всем – а я молчал и слушал. И лишь когда разум уже начал содрогаться от обилия новых сведений, я мягким жестом остановил графа Джента.

– Достаточно. Теперь, если вы не возражаете…

Он помнил о сказанном ранее, и безмолвно покинул комнату.

Тэй плотно закрыл дверь; я вернулся к кровати Илены и усилием воли отрешился от мира. Медленно, размеренно произнес то, что не стал бы говорить при чужом:

– Ланада Фано, сын Омодари и Фэйнин, брат Хаттакасая и Камоэ, маг Империи, золотой изгнанник…

Я открыл свое имя, готовясь сплести его с чужим и сосредотачиваясь на задаче.

Врачи-Именователи стараются излечивать болезни и увечья как можно скорее. Чем старше рана или недуг – тем сильнее они вплетаются в имя, тем вернее становятся его частью, и тем сложнее Именователю отделить их от тела, вернув человеку здоровье.

Целители из кровных магов тоже стараются работать поскорее – пока болезнь не пропитала плоть, пока она не вышла за пределы подвластного крови.

Хайенфэй слишком укоренилась в плоти Илены; ни Именование, ни кровная магия не исторгли бы ее, и другие Чистые Искусства не сумели бы помочь – разве что Поток… Но ни одно Искусство не сотворит в одиночку то, что возможно для двух, слитых вместе.

Я потянулся вперед; ланцет из шаньского серебра снова уколол бледную кожу, мои пальцы снова коснулись крови девушки. На этот раз – не отделяя ее от тела, для воздействия мне нужно было чувствовать все потоки в ее теле.

– Илена, дочь Джента и Фралы, дева из Хаттон-Кенна…

Говорят, что когда Именователь произносит такие слова, его голос звенит неразличимо и странно. Неудивительно – ведь в каждом слове заключены десятки других.

«Джент» несло в себе все, что я успел понять и узнать о графе Хаттон-Кенне, его внешности, характере, поведении, отношении к дочери. «Фрала» – все то, что я понял о его жене по тому, как выглядит этот дом, и с какой любовью обставлена комната девушки. «Хаттон-Кенн» заключал в себе все, что окружало Илену с самого рождения, что от нее ожидалось и что на нее влияло.

А в «Илене» подобно озерному дракону свилось все то, что я узнал о ней, о той, кого поразила хайенфэй.

Такова сила имен.

Конечно, знания были несовершенными. Я мог сложить воедино лишь то, что видел и то, что рассказал граф Джент – но разве может один человек полностью познать другого? Сами люди себя не знают полностью.

Но на то и мастерство, чтобы преодолеть такую преграду.

Сейчас я не видел и не воспринимал ничего вокруг себя; вздумай кто ударить в спину – я бы не смог защититься и умер бы, не поняв случившегося. Конечно, именно потому в такие минуты со мной всегда был Тэй и его быстрые как ветер мечи.

Сейчас я был кровью и именами, своими и Илены. Я читал ее кровь, я слушал ее имя, беспрерывно бьющееся в моем теле, разуме и душе.

А себя можно изменить. То, что стало частью тебя, пусть и временно – тоже можно.

Мое сознание раздвоилось: одна часть скользила по множеству сосудов и потоков в теле Илены, другая звенела в унисон с ее именем. Я искал корни хайенфэй в ее крови и те отметины, которые болезнь оставила в имени, как определила ее жизнь и как на нее влияла. Я вычищал первые и исправлял вторые, заменяя глухой и надтреснутый звон больного имени радостным и здоровым. Слабым – но несомненно здоровым.

Именование не может этого сделать. Кровная магия – не может. Но силы крови и имени, направляемые волей имперского мага – могут.

Закон Гармонии. То, что ведомо любому самоцветному магу, заслуживающему своего серебра.

Исцеление началось с имени Илены, прозвучавшего в моем голосе.

Исцеление завершилось ее мягким, полным облегчения вздохом во сне.

Мир снова обрел четкость, а тело налилось неимоверной тяжестью. Так всегда бывает после долгой работы; каждый имперский маг хотя бы раз переживает подобное, хотя Воплотители – чаще всего.

Тэй мгновенно подхватил меня, не давая упасть; я вгляделся в лицо Илены, касаясь ее имени ослабевшим восприятием и проверяя, не осталось ли корней хайенфэй. Кивнул, и лишь потом позволил себе спросить:

– Сколько?

– Почти сутки, мой господин, – отозвался Тэй. – Еда и постель ждут вас.

Я кивнул, опираясь на руку мирит. Хорошо прошло. Я думал, что придется работать дольше.

– Я в долгу у вас, – сказал граф, когда я покидал его дом на следующий день.

– Да, – не стал скрывать я. – Однако я не потребую от вас ничего, что повредило бы вашему дому.

Он кивнул: то ли слышал о правилах долга в Империи, то ли просто согласился с оговоркой.

– Я надеялся, что ваша магия сможет помочь; к счастью, не ошибся.

– Не она, – поправил я. – Магия дает лишь силу для исцеления, лечит уже сам маг.

Кажется, графа не полностью понял различия. Но не стоило его за это винить.

– В любом случае, Ланада таншен, – заверил он, – я всегда буду помнить о том, что вы сделали для нас.

Когда экипаж повез нас с Тэем обратно к выбранному мной в Скарделле дому, я ненадолго задумался: граф мог бы и спросить, почему я согласился. Что бы я ему сказал? Он наверняка понял, что не деньги лежали в основе решения.

Имперский Кодекс не одобряет ложь, так что я бы ответил правду: что тот же Кодекс обязывает меня помогать больным, что мне было интересно попрактиковаться, и что мне просто стало жалко девушку, которая сейчас ничем не отличалась от дочери любой бедной крестьянки. В конце концов сложнейшее имя носит каждый человек, а кровь всех живых существ равно алая… и эти силы одинаково сплетаются с волей мага. Разницы нет.

Думаю, какая-то из этих причин графа могла бы обидеть. А может, и не обидела бы – смотря сколько он знает об Империи и Кодексе.

Но все-таки хорошо, что он не спросил.

28.10.2013 – 30.10.2013

Память журавля

– Расскажите мне о них, – неспешно произнес Катоно Тэн.

Голос его звучал совершенно ровно и невыразительно. Лицо тоже казалось маской, на которой навечно застыло выражение вежливого отстраненного интереса. Даже одежда не блистала привычными для Самоцветной Империи красками: неяркая ткань, отсутствие узоров. Одно-единственное украшение на запястье – обязательный для магов серебряный знак, браслет с жемчугом и алмазом.

«Неужели он действительно… – подумала Аой. – Никогда бы не поверила».

Она чуть заметно покачала головой. Неважно. Она позвала Катоно не за его внешность. А может, он просто уже ко всему привык, с долгоживущими-шентей так бывает.

– С кого начать? – спросила она. Собеседник не ответил, на лице не дрогнул ни один мускул. Над его головой висела картина с серебристой ивой над озером: казалось, в нарисованном дереве куда больше чувств, чем в живом человеке.

Аой подавила легкое раздражение. Невольно прикоснулась к серебряной броши в виде журавля, которой ткань лазурного платья была заколота у горла. Она хотела начать в подобающем для разговора с гостями стиле, но сами по себе вырвались иные слова.

– Они все подарили мне эту брошь, – сказала Аой. – Мне было пятнадцать лет, и я очень любила журавлей. Всегда смотрела, как они летят по небу, иногда даже слишком долго смотрела, забывая о занятиях. Конечно, все заметили. И решили…

Она оборвала фразу. Снова погладила холодный металл, с усилием протолкнула слова сквозь комок в горле:

– Сестра все придумала. Старший брат достал руду, когда отправился в поездку. Средний выделил из нее серебро…

Аой снова запнулась, сморгнув слезы и вспоминая, как ее впервые начали учить искусству волшебства.

Семья Масанори славилась равно искусными ювелирами и магами. Чаще всего в ней учились стихийным искусствам Пяти Князей, нередко – Воплощению. Многие говорили, что еще через пару поколений семья войдет в число самых известных волшебных родов государства.

Сбудется ли такое предсказание сейчас, когда она осталась одна?

Белая Чума косой прошлась по южным областям Империи и собрала богатую жатву. В числе жертв оказалась и семья Масанори. Аой до сих пор не знала, как выжила сама. Благословение предков? Стойкость, подаренная кровной магией и путем Князя Земли? Просто удача?

Ответ один и тот же: она выжила. Все остальные – нет.

Совершив похоронные обряды и вступив в права наследства, Аой постепенно наполнила опустевший дом жизнью. Кто-то из прежних слуг выжил, многих пришлось нанимать заново. Нельзя ни на кого пожаловаться, все исполнительны и внимательны.

Но нет тех, кого знала с детства. Уже нет.

– Мать придумала, как именно он должен выглядеть, – Аой снова с силой прижала пальцы к фигурке журавля. – И изобразила. А отец его сделал. Вы знаете…

Конечно, он знал. Мало кто в этих местах не слышал имя Масанори, не видел созданные ими узоры на металле и камни, погруженные в золото и серебро.

Аой вздохнула, постаралась взять себя в руки.

– Отец сделал, – повторила она. – И подарили они тоже все вместе. Я думала, я сама взлечу…

Катоно смотрел спокойно и бесстрастно, не задавал вопросов и не просил продолжать. Аой снова кольнуло раздражение, но она сосредоточилась на собственной силе, призвала кровь успокоиться. Переплела пальцы, ощутив металл холодного кольца, ее собственного знака мага.

– А первый в жизни подарок я получила от старшего брата, – сказала она и поправилась: – Первый, который я помню. Он очень гордился тем, что обогнал всех, и не раз об этом напоминал. Зато потом ему так и не удалось быть первым, всегда кто-то успевал раньше.

Аой с трудом улыбнулась. Оглянулась вокруг, и неожиданно для себя самой сменила тему.

– Этот дом уже много поколений принадлежит нашей семье. Но при жизни деда случился пожар. Потом именно отец многое тут перестроил, и уже наше поколение тоже изменило…

– Покажите, Масанори ланши, – неожиданно сказал Катоно.

– Что? – слегка растерялась Аой.

– Дом и след семьи, – лаконично ответил Катоно. Через миг Аой поняла и кивнула. Поднялась, зашелестев платьем, Катоно встал следом. Проходя сквозь темные деревянные арки дверей, он ступал совершенно бесшумно; ни одна полированная половица не скрипнула под ногами.

Через пару минут Аой мысленно поблагодарила собеседника. Он словно знал, что так ей будет легче.

Каждая комната вызывала воспоминания, а те – облекались словами. Подставка для меча, инструменты, кисти, пологи, старые кровати и столы. Написанные матерью картины. Резьба на окнах, идея среднего брата. Неумело, но с энтузиазмом вышитые сестрой узоры.

Казалось, сам дом отзывался, вовремя являя детали, обретавшие плоть в словах. Царапина на темном дереве стола, случайно оставленная инструментом отца. Тонкий силуэт горы на белой перегородке, начертанный матерью. Тихо позванивающие от малейшего движения воздуха серебряные колокольчики, созданные братьями.

Аой почти забыла о том, что Катоно Тэн следует за ней безмолвной тенью. Она переходила из комнаты в комнату, вспоминала и говорила, говорила и говорила. Даже не пыталась как-то построить речь. Просто вспоминала и рассказывала, ощущая, как дрожит голос, как слезы просятся на глаза, но разом чувствуя и странное облегчение.

А потом, на втором этаже, в просторной комнате с чистыми стенами, она резко остановилась.

Двери слева вели в ее собственную комнату и в комнату родителей. А впереди была полуоткрыта дверь в кабинет отца. Теперь – ее собственный.

Аой видела разложенные на столе бумаги и приготовленные письменные принадлежности. Она знала, что рано или поздно ей придется переступить порог, сесть за стол и заняться делами.

И каждый раз, как она об этом думала, ее пробирал холод. Это значило, что она окончательно займет место ушедших. Окончательно расстанется со своей семьей.

Она не могла даже подойти к двери кабинета.

– Назовите мне имена, – проронил Катоно.

Аой вздрогнула. Медленно повернулась к нему – неужели уже время, уже хватит? Встретила все тот же бесстрастный взгляд. Прикрыла глаза, потом снова подняла веки. И медленно произнесла:

– Масанори Вэньян.

Старший брат. Веселая улыбка, тяжелый бронзовый браслет на левом запястье. Частые поездки и подарки. Частые чернильные пятна на руках после переговоров. Размытая тень от быстрых ударов меча во время тренировок.

– Масанори… Асано.

Средний брат. Серьезный взгляд, ирония с непроницаемым лицом. Рассудительные слова и терпеливый взгляд. Запах металла и гибкие сильные пальцы, воля, менявшая камень и сталь.

– Маса… Масанори Нин.

Младшая сестра. Живые глаза, любопытство и быстрые, легкие движения. Звонкий смех и лукавая улыбка. Поворот головы и фырканье, способные заменить тысячу слов. Кошки и собаки, льнувшие к ее рукам.

Катоно Тэн по-прежнему смотрел на нее, не меняя выражения лица. Застыл статуей, будто высеченной из гранита Восточной Стены.

Аой стиснула зубы, пытаясь сдержать чувства, пытаясь назвать последние имена спокойным тоном. Не получилось. И с первыми-то не получилось.

– Масанори Кайто! – вырвался у нее крик вместе со слезами. – Масанори Цзяо!

Отец и мать. Лица над тобой. Большие ладони, в которые доверчиво ложатся пальцы. Объяснения и уроки. Ласковое прикосновение к плечу, снимающее усталость. Истории и рассказы, советы, помощь, вечера вместе, поездки к Белому источнику и в храм Алой Ивы, терпение и понимание, умение выслушать и согласиться или объяснить, когда неправа, мимолетные взгляды друг на друга, тепло, проскальзывающее в каждом касании, незримая и ощутимая связь…

– Хватит, Масанори ланши, – сказал Катоно.

Аой поняла, что пол под ногами дрожит в такт биению сердца, отзываясь на ненаправленную силу Земли. На миг кольнул стыд, но через миг она поняла, что Катоно даже не собирался делать выговор.

Его слова были именно тем, чем прозвучали. Ему хватило рассказанного, и он просил не мешать, дать приступить к работе.

Аой отступила назад, коснувшись броши. Катоно неспешно осмотрелся, переводя глаза с одной стены на другую, словно проникая взглядом под чистую поверхность.

А потом он поднял руки, и воздух задрожал от силы творимого волшебства.

Потом, обдумывая случившееся, Масанори Аой пыталась подобрать слова для того, что увидела на лице Катоно Тэна, того, как оно изменилось. Она сумела найти лишь странное определение.

«Сосредоточенное счастье».

Предельное внимание, полное погружение в свою задачу, в понимание того, что и как надо сделать. И невыразимые словами счастье и радость от того, что он это делает, что он осознает и творит. Свет в глазах, проступающий сквозь лицо и читающийся в каждом движении, свет, возжигаемый лишь тем, чему человек посвятил жизнь и душу.

Но эти слова Аой нашла позже. Сейчас же она с ослепительной ясностью поняла, почему Катоно Тэн одевается и ведет себя именно так. Ничто в его одежде, голосе и лице не влияло на рассказ заказчика. Ничто не подталкивало собеседника к выбору тех или иных слов. Ничто, кроме воли говорящего, не определяло то, что он скажет об ушедших.

Знание, полученное с предельной чистотой. Важнейший ход, когда речь идет об именах тех, кого больше нет.

И о Воплощении их образов, сплетенных из имен и воспоминаний.

Сила хлынула из кончиков пальцев Катоно Тэна, заплясала тысячами невидимых кисточек на чистых стенах. Полуоформленные образы возникали, менялись, пропадали, появлялись снова, вертелись в круговороте моментально сменяющих друг друга идей и впечатлений.

Аой застыла на месте, даже не пытаясь уследить за меняющимися силуэтами и красками. Она знала, что происходит, даже не владея ни Именованием, ни Воплощением.

Ведь для этого она и оплатила визит Катоно Тэна. Одного из немногих магов-художников Империи. И единственного, кто творил исключительно посмертные портреты, рискуя и опираясь на имена ушедших.

Аой не знала, сколько они простояли так: погрузившийся в свое волшебство художник и безмолвная хозяйка дома. В какой-то миг у нее закружилась голова от сотен образов, она закрыла глаза и лишь вслушивалась в шелест чужой магии.

А потом все стихло.

– Они здесь, – сказал Катоно.

Аой медленно открыла глаза и задохнулась.

Много позже она будет гадать, что именно Катоно понял из ее рассказов, что – удачно угадал, а что – уловил чувствами Именователя. Но эти раздумья, опять же, придут потом.

А сейчас она смотрела на свою семью.

Вэньян улыбался со стены, бросив ладонь на рукоять меча и помахивая свитком с печатью. Достанешь, сестричка? Угадаешь, за чем я ездил в столицу области?

Асано смотрел с серьезной заботой, забросив за спину безупречно заплетенную косу. Ну что же ты снова ничего теплого не накинула? Знаю про твои Искусства, но осторожных предкам и беречь не надо.

Нин сидела, чинно сложив руки на коленях, но глаза лукаво искрились. А спорим, я дольше по-придворному просижу, пусть и маленькая? Спорим, а?

Трое младших на одной стене. И двое старших на другой.

Родители стояли вместе, и казалось, что серебро в волосах отца плавно продолжается паутинкой узора на платье матери. А свет, игравший на ее коже, был точно таким же, как и наполнявший почти готовое ожерелье в отцовских руках.

Они смотрели на своих детей с едва заметными улыбками, и Аой видела, что вот еще миг – и Кайто с Цзяо поглядят друг на друга, поцелуются взглядами. Как всегда. Как было.

Аой медленно двинулась с места. Коснулась руки отца, вздрогнула, ощутив тепло. Провела кончиками пальцев по протянутой к ней ладони матери. Отошла к противоположной стене, снова протянула руку. Темные волосы сестры. Руки братьев.

Прощайте. И здравствуйте. Снова и снова.

– Они именно такие, какими были, – сказала Аой вслух.

– Нет, – покачал головой Катоно.

Слово прозвучало неожиданно ярко, с чувством. Аой взглянула на него с удивлением, но тут же поняла: работа завершена, художнику больше не надо отстраняться от разговора.

– Они такие, какими вы их помните, – продолжил художник. – Это лишь одна грань того, какими они были.

– Верно, – спокойно согласилась Аой. – Но иной у меня нет. И все, кто жил в этом доме, заслуживают памяти любящего человека.

Щека Катоно Тэна слегка дернулась. Аой бы и не заметила, не будь движение мышц на ранее бесстрастном лице столь внезапным.

– Вы не согласны? – спросила она.

– Есть иные мнения, – Катоно чуть заметно пожал плечами. – Есть люди, которым важно, чтобы кого-то помнили только так, как они хотят. Любовь к этому не имеет никакого отношения. Желание сохранить добрую память – тоже.

Он снова дернул щекой.

– От таких заказов я всегда отказываюсь.

Аой медленно кивнула. Потом задумалась, пытаясь поймать очень странное ощущение, дать ему имя. Медленно обвела взглядом стены, с которых смотрела ее семья.

– Подождите минуту, Катоно таншен, – попросила она и быстро удалилась в свою комнату. Там остановилась перед зеркалом и несколько секунд смотрела на себя. Потом прикрыла глаза, твердо кивнула и потянулась к шкатулке с украшениями.

Когда Аой вернулась, ее платье было заколото брошью со сложным узором. А серебряного журавля она молча протянула художнику.

– Но она же вам дорога, – удивленно сказал Катоно, чуть-чуть приподняв брови.

– Дорога, – согласилась Аой и оглянулась на стены с лицами родных. – Но сейчас именно она породила мои слова, а те – картины. Мне теперь…

Она закончила фразу неловким жестом. Сама не была уверена, какими словами выразить то, что чувствовала.

Художник понял, и молча взял брошь. Она странно смотрелась на крепкой мужской ладони, выделялась светлой вспышкой на коже.

– Я всегда хотела путешествовать, – со вздохом сказала Аой. – Теперь на это не будет времени.

Она снова поглядела на брошь. И добавила:

– Но журавль должен лететь. Это правильно.

Катоно Тэн внимательно посмотрел ей в глаза. Потом медленно достал из рукава кусочек шелка, завернул в него брошь.

И улыбнулся.

Аой на миг задохнулась: улыбка вспыхнула неожиданно, исчезла так же быстро, но осталась в памяти. Словно она стояла перед суровой крепостью, а потом кто-то внутри зажег золотые фонари, наполнив мир вокруг теплым мягким светом.

– Я благодарю вас, Масанори ланши, – поклонился Катоно. – Мне было очень приятно здесь работать.

– Я благодарю вас, Катоно таншен, – эхом отозвалась Аой с подобающим поклоном. – Вы всегда будете желанным гостем в этом доме.

Она ненавязчиво выделила слово «гость». Катоно уловил оттенок и серьезно кивнул.

Он покинул дом через несколько минут, подобающим образом попрощавшись с хозяйкой. Аой же бестрепетно переступила порог кабинета. Села за стол, задумчиво посмотрела на бумаги, заключавшие в себе дела семьи. Предстояло еще очень много работы.

Но теперь она знала: стоит ей сделать несколько шагов – и она по-прежнему сможет посмотреть в глаза тем, кто всегда ей помогал. И одна мысль об этом вливала силы потоком полноводнее Старой Реки.

Аой решительно пододвинула ближайший свиток и коснулась кисти.

На лице главы рода Масанори играла задумчивая улыбка.

Семьдесят шесть лет спустя Катоно Тэн снова будет сидеть под картиной с изображением серебристой ивы и слушать рассказ о Масанори Аой, уже давно получившей прозвище Феникс Масанори. На этот раз с ним будут говорить многие люди, и художнику потребуется больше времени, чтобы создать образ, сотворенный ее именем. Воплощенный портрет будет заключать в себе частичку памяти каждого из домочадцев, отражать все грани того, какой она осталась в их памяти.

И ее платье будет заколото брошью в виде журавля.

Тайные печати

– Заходите, заходите! – радушно приветствовал гостей хозяин. – Быстрее, уважаемые господа, пока снегом совсем не завалило!

С неба падали крупные хлопья; снегопад этим вечером выдался сильный, и тропа, по которой оба путника добрались до гостиницы, уже практически исчезла. Вечер еще только близился, но небо полностью закрыли тучи, преграждая дорогу солнечным лучам и погружая землю в сумерки.

– Позвольте, я ваших лошадей заведу, – хозяин, поправляя наброшенную на плечи меховую накидку, засуетился вокруг коней, уводя их к конюшне. Путники поспешили к дому.

Только внутри, оказавшись в тепле, они позволили себе перевести дух, сбросить капюшоны и оглядеться.

Гостиница с подходившим погоде названием «Тихий снег» мало чем отличалась от сотен таких же заведений по всей империи. Прямоугольный зал с входной дверью на юг, лестницей на второй этаж у восточной стены и выходом на кухню – у западной. Десяток круглых столов и широкая изогнутая стойка для хозяина у северного конца зала. Ровно десять покрытых резьбой деревянных колонн поддерживали потолок, с крюков свисали бумажные фонари, и свет, проходя сквозь замысловатые прорези в бумаге, создавал из теней удивительный узор.

– Позвольте вашу одежду, господа, – приблизилась невысокая девушка в скромном сером платье служанки. Немногочисленные гости с интересом оглянулись на новоприбывших.

– Да, конечно, – невысокая изящная женщина сбросила дорожную одежду, с досадой посмотрев на оставшиеся на полу лужицы. В свете ламп сверкнула изумрудная ткань дорогого халата, украшенного золотистой вышивкой.

Ее спутник тоже освободился от верхней одежды, поправил меч на поясе. Толстая рубашка и прочный жилет, крепкие мускулы и пара шрамов на щеке не оставляли сомнений – воин, телохранитель.

Служанка скользнула в сторону, гости же прошли к столикам.

– Кошмарная погода, госпожа, не правда ли? – заговорил полноватый мужчина с ухоженной бородкой, облаченный в темно-синий халат.

– Здесь же север, бывает и хуже, – сверкнула улыбкой дама. – Но, видимо, мы здесь надолго задержимся.

Воин пробурчал что-то неразборчивое.

– Наш хозяин говорит, что снегопад к утру прекратится, – нерешительно заметил молодой человек в круглых очках и с книгой в руках. Студент, судя по фиолетовому халату. – Я не знаю, я так далеко на север не забирался…

– О, бывает, бывает, – закивала головой пожилая женщина в коричневом платье, машинально похлопывая по стоявшей рядом пухлой сумке. – Снег валит сильно, но будет недолго.

– Милостью предков, так и выйдет, – дама плавно опустилась за свободный столик. – Но будет непочтительно мне не представиться. Имя моего рода – Ясаона, мое имя – Юи, моего спутника зовут Токэн Сэнси.

Воин молча кивнул, садясь рядом с хозяйкой.

– Имя моей семьи – Фуго, собственное – Фон, – наклонил голову бородач. – Я купец, торгую тканями и мехами.

– Юси Табито, – пробормотал юноша. – О, простите… имя моей семьи – Юси, собственное же – Табито. Я студент, учусь в Самакаве…

– Дзаи Саяку, – охотно представилась женщина с сумкой. – Я целительница, вот между этими деревнями хожу. Сюда впервые забралась, тут, говорят, травы редкие растут, вот в моих деревнях все здоровы пока, так я себе такую учебу устроила.

О происхождении Ясаоны никто не спросил. Поведение, одежда и внешность безошибочно выдавали в ней знатную даму, слова «имя моего рода» – тем более.

– Мое скромное имя Коданси, госпожа Ясаона, – послышался голос от входа. Хозяин вернулся в дом, отряхнувшись от снега за порогом. – А это Андзинь.

Служанка тенью проскользнула по залу, учтиво поклонившись.

– Кони устроены как следует, вместе с другими, – продолжил хозяин, проходя к своей стойке. – Обед сейчас будет готов, прошу почтенных гостей подождать немного.

– О, жду с нетерпением! – оживился Фуго. – Если в такую погоду еще и не поесть – то совсем можно считать, что духи рассердились!

Он рассмеялся собственной шутке, Ясаона лишь слегка улыбнулась.

– Вижу, только я путешествую не одна? – заметила она.

– Увы, – горестно вздохнул Фуго. – Помилуй предки, я с большим удовольствием странствовал бы в подходящем экипаже, или остался дома. Но так уж совпало, что мне срочно нужно в Силинь, иначе дело там совсем встанет. Местные дороги я хорошо знаю, но снегопад оказался очень некстати. Днем бы я сквозь него пробрался, но близится ночь…

– А вы, господин Юси? – как только купец сделал паузу, Ясаона обратилась к студенту. Фуго недовольно насупился.

Молодой человек смущенно отвел взгляд.

– Я… преуспел в каллиграфии, и учителя посчитали, что мне нужно посетить одного знаменитого мастера, поучиться у него особым приемам письма… А он живет далеко на севере, вот я и…

Под взглядом искрящихся глаз женщины он смутился еще больше и попытался укрыться за книгой.

– А я вот редко с кем-то хожу, – вмешалась Саяку. – А зачем? Тропы знаю, где травы всякие искать – так это мне провожатый не подскажет, сама соберу. Разбойники меня не тронут, знают, что взять толком нечего, да и знают – целителя оберешь, а потом тебя лечить некому будет.

– Я этого не слышал, госпожа Дзаи! – откликнулся из кухни Коданси. Целительница захихикала.

Гости успели переброситься еще несколькими фразами, исключая по-прежнему молчаливого Токэна. Пусть семейства и занятия у них были совершенно разными – но в дороге часть границ стиралась, дозволяя то, что непредставимо в привычном обществе. Такой закон не значился в книгах, но был ведом и понятен каждому жителю империи.

– Почтенные гости, – объявил Коданси, появляясь из кухни, – прошу вас. Никто не скажет, что в «Тихом снегу» дурно кормят.

Андзинь принялась безмолвно выносить еду для гостей. Ясаона с интересом пригляделась к хозяину: на вид ему было лет сорок, худощавый, не очень высокий, лицо приятное, но незапоминающееся. Темно-зеленый халат, тяжелый пояс со множеством карманов: обычное дело для человека, который привык много работать по дому и держать инструменты под рукой.

– Отлично, – воодушевился Фуго, когда перед ним поставили тарелку. – А если сюда добавить немного приправы тикё?

– Андзинь, у нас она есть? – оглянулся на служанку Коданси.

– Да, – тихо подтвердила та. – На кухне, вторая полка сверху.

Хозяин кивнул, и через минуту вернулся с изящным сосудом.

На какое-то время все занялись едой, подкрепляя силы после дороги и наслаждаясь разливающимся по всему телу теплом. Коданси занял место за стойкой, с улыбкой наблюдая за гостями и переводя взгляд с одного на другого. Фуго мимоходом осведомился о плате, услышал разумные цены и удовлетворенно кивнул.

Подходил вечер. За окнами по-прежнему валил снег, лампы расчерчивали зал причудливыми узорами. Ясаона подумывала даже их зарисовать, а Юси с интересом рассматривал игру теней.

В «Тихом снегу» всем было хорошо.

После обеда обнаружилось, что отдыхать никого не тянет. Трое гостей успели отдохнуть с дороги, а Ясаона призналась, что привыкла ложиться поздно, и бросила лукавый взгляд на Токэна. Воин остался невозмутим, Юси же смутился и уткнулся в книгу.

– Извините, достопочтенные гости, я никаких развлечений предложить не могу, – с сожалением развел руками Коданси. – Просто не умею ни петь, ни играть… вот разве что Андзинь умеет.

Он вопросительно поглядел на служанку. Тихая девушка покачала головой и негромко ответила:

– Нет.

– Но тогда ничего не остается, – Юси поднял взгляд от книги и поправил очки. – Я мог бы почитать, но у меня все про… ну вы знаете, науки…

– А доски для го нету, – вздохнула Саяку. – А я бы с радостью сыграла, когда вот у больного сидишь, делать нечего, только следить, так разум размять, как первыми государями завещано.

– Что сожалеть, – резонно сказала Ясаона, – если ее нет?

Гости переглянулись. Один лишь Фуго ничего не предлагал, лишь удовлетворенно сложил руки на животе.

– Досточтимые гости, – снова вмешался Коданси, – знаете, в такие вот снежные вечера люди, сидя дома, часто начинают рассказывать истории. Возможно, у нас есть чем поделиться?

– Часто страшные рассказывают, – негромко добавила Андзинь, поправлявшая светильник.

– А хорошая идея! – оживилась Саяку. – Всегда послушать интересно, что другие слышали, что знают, и что где такое было! А в тепле да после обеда капелька страха кровь горячит, я вам как лекарь говорю. Потому в деревнях и рассказывают.

Остальные гости одобрительно закивали. Сказания любили послушать по всей империи.

– Только вот кто начнет… – задумался Коданси.

– А жребий давайте, – предложила неугомонная целительница. – Господин Коданси, найдутся у вас лучинки разные?

– Ну еще бы, – усмехнулся хозяин. – Андзинь, где там они у нас?

– Я принесу, – сказала служанка.

Лучины нашлись быстро, и очередь распределилась мигом: сперва Юси, потом удивившийся этому Токэн, потом – Фуго, Ясаона, Саяку и Коданси. Андзинь от жеребьевки отказалась, тихо заверив, что не знает историй.

– Итак, господин Юси, вам рассказывать первому, – мягко улыбнулась Ясаона, и студент покраснел.

– Не беспокойтесь, – хихикнула Саяку. – Это же не экзамен.

– Лучше бы экзамен… – пробормотал Юси, вызвав смех у слушателей. – Но давайте я попробую…

Он откашлялся.

– Давным-давно, еще до Войны Духов, ну, вы знаете…

– Когда темных духов изгнали со всех земель империи и ввергли в их царство, – кивнул Фуго. – Все знают, продолжайте, пожалуйста, господин Юси.

– Да, конечно… – студент замялся. – Тогда темные духи свободно бродили по земле, и с ними сражались как могли. Волшебных Искусств еще не было, так что людям оставалось лишь заклинательство, знаки, слова и предметы, что складывались в оружие и защиту.

Голос Юси стал крепче, он ступил на знакомую почву и приобрел уверенность.

– Был тогда могучий дух-охотник, который преследовал людей, разрывал их и поедал души. И был заклинатель, который поклялся покончить с ним, найти и навеки запечатать. Он знал повадки духов, он знал слабые места пожирателей и умел с ними бороться. Заклинатель отправился в путь, взял след от места первой жертвы. Нашел себе проводника, девушку, у которой этот дух погубил почти всю родню.

Проходившая мимо Андзинь на миг остановилась, посмотрев на студента с непонятным выражением. Тот не обратил внимания и продолжил:

– Так шли они по следу несколько дней, и наконец остановились в долине, где заклинатель распознал явные признаки присутствия духа. Он был уверен, что тот здесь появится, и подготовил ловушку – очертил круг, нарисовал десятки знаков пленения и заточения, вспомнил все нужные слова, и сел посреди защитной фигуры со своей помощницей.

– И дух пришел? – мигом спросила Саяку. – Угодил в ловушку?

– Да нет, – печально покачал головой Юси. – Настала ночь. Заклинатель был готов столкнуться с духом. Но чего он не ждал – что черные когти ударят ему в спину.

– Как? – хором изумились целительница и Ясаона.

– Заклинатель ошибся, – сказал студент. – Дух, за которым он охотился, был не просто пожирателем, а пожирателем-притворщиком; он знал, что за ним идет охота, и вместо того, чтобы уйти в ночи, занял человеческое тело, убив истинного хозяина.

– Девушка-проводник! – охнула Саяку.

Юси кивнул.

– Она была рядом с заклинателем, в человеческом теле прошла мимо его знаков, не заметивших ее. И ударила, когда он отвлекся. Так заклинатель погиб, пал жертвой духа и своей же самоуверенности.

Повисло тяжелое молчание. Обычно рассказчики все же старались вывести такие истории к хорошему концу, но студент, похоже, пересказывал прочитанную книгу, где автор поступил иначе.

– Невесело у вас вышло, господин Юси, – сказала наконец Ясаона.

Юси смущенно развел руками.

– Вы извините… это первое, что пришло на ум… если бы я не был первым, вспомнил бы еще что.

– Но теперь время для новой истории, – Саяку повернулась к Токэну. – Ваша очередь!

– Я не умею рассказывать, о древностях особенно, – сухо сказал Токэн. – Если хотите послушать о нынешнем – могу.

– Давайте, – предложил Фуго. – Господин Юси человек ученый, и поведал о деяниях старых времен – вы же человек военный, так что кому как не вам, говорить о настоящем.

Воин бросил взгляд на Ясаону, та с улыбкой кивнула.

– Хорошо, – проронил Токэн. – У меня история краткая и невыдуманная. В провинции Као, с пару месяцев назад начали погибать люди. Разные, от бродячих воинов до знатных, и даже магов. Общего у них только одно – они все были в пути, погибли ночью.

Токэн обвел взглядом слушателей.

– И у каждого горло было вспорото когтями, а на лице застыл безмерный ужас. Так и ясно, что это не человек убивал, даже не безумец. Темный дух, неведомо какой, но вынырнувший из своего царства и вышедший на охоту. Маги и заклинатели, говорят, уже в провинции его ищут, но пока не нашли.

– Не нашли? – нахмурилась Саяку. – Но в чем тогда история?

– А ни в чем, – мрачно сказал воин. – Я же говорил – не умею рассказывать. Только о том, что слышал.

– Я не слышала, – удивилась Ясаона.

– Я говорил с другими воинами в Самакаве, пока вы спали, госпожа Юи, – уточнил Токэн. – Потом не хотел вас беспокоить.

Женщина мимолетно улыбнулась телохранителю. Он всегда старался оберегать ее не только от прямого вреда.

– Погодите, – поднял руку Юси. – Но провинция Као… это же рядом. В дне пути.

– А и точно, – дернулся Фуго. – Вы правы, господин Юси… Так что же, дух и сюда перебраться может?!

Гости и хозяин вздрогнули. В империи любили рассказывать о темных духах, но никто не желал с ними столкнуться. А то, что Токэн даже не попытался плавно вести рассказ, а изложил его словно докладывал, почему-то вызывало еще больший страх.

– Да нет, – попыталась приободрить всех Ясаона. – В конце концов, за порядком везде следят, и такие убийства расследуют.

– А если где буйствуют темные духи – так туда придут священники или заклинатели! – Саяку стукнула по столу сухим кулаком. – Может, даже сам Кай Джалин!

Прозвучавшее имя словно холодным ветром пронеслось по залу.

Кай Джалин слыл легендой среди заклинателей. Он безустанно охотился на темных духов, но не изгонял и не пленял – уничтожал. Почему – никто не осмелился спросить, да и сама фигура Убийцы Духов была овеяна тайной. Говорили, что его имя знают даже темные князья, и ненавидят его, а то и боятся.

– Но я слышал, что он не мужчина, – робко сказал Юси. – Что на самом деле говорить надо «Кай Джалинь», это женщина.

– Я то же самое слышала, – подтвердила Ясаона и бросила на студента мягкий взгляд. – Как совпало, господин Юси.

Студент покраснел и опустил взгляд.

– Ну как же так, – возразил Фуго. – Вряд ли в таких вопросах может быть неясность.

– Если женщина в мужской одежде, в какой ходить по глухомани удобно, так можно и не различить, – сказала Саяку. – Я-то знаю, всякое у меня бывало.

Остальные гости с удивлением взглянули на целительницу. Та развела руками:

– В молодости, в молодости. Но будь то Кай Джалин или Джалинь – никак не простой заклинатель, не одними знаками обходится.

– Верно, – Юси поправил очки. – Он еще и маг, владеет каким-то Чистым Искусством.

– Именованием или кровной магией, – твердо заявил Фуго. – Как раз с их помощью заклинателю-магу легче всего справиться с духом. Уж поверьте мне.

– Вы же сами не маг, господин Фуго, – упрекнула его Саяку. – Точно ли знаете?

– Точно, – заявил купец. – И подтверждением тому послужит моя история.

– О, конечно, ваша очередь, – вспомнила Ясаона. – Прошу вас тогда, простите, что перебили.

– Пять Чистых Искусств сотворено предками, – начал Фуго. – Именование, что правит именами, кровная магия, основанная на связях через кровь, искусство Пяти Князей, что призывает стихии, Воплощение, что творит нечто из ничего, и Поток, чей удел – вре…

Купец смущенно кашлянул, поняв, что на нем скрестились пять взглядов. Чистые Искусства мог перечислить каждый ребенок в империи.

– Так вот, – после краткого замешательства продолжил он, – семья Фуго была славна торговлей, но многие мои предки были магами, и все Искусства встречались у нас в роду. Послушайте же, что случилось с Фуго Сансиро, моим прапрапрадедом и могучим Именователем…

Купец сложил руки на животе.

– Когда Сансиро был молод, но уже овладел своей магией, он отправился на юг, в Ланьтао, по делам семьи. Столь умен был Сансиро, что быстро справился со всеми делами, отправил весть домой, и пожелал немного пожить в Ланьтао, ибо была весна, а южные города прекрасны в это время. Гуляя вечерами по улицам города, он встретил прекрасную девушку с опечаленным лицом. Она пришлась ему по сердцу, но Сансиро удивился тому, что с ней не видно провожатых. Встретив ее еще раз, он решил заговорить с ней, и она ответила.

Фуго выдержал краткую паузу.

– Девушку звали Аои из семьи Амаку – богатого, старого рода. Сила Именования подсказала Сансиро, что она говорит правду, что имя и впрямь принадлежит ей; в разговоре понял он, что девушка нравится ему не только за прекрасный лик, и он задумался. Он собирался жениться, но хотел и интересы семьи соблюсти, и взять жену, что ему понравится. Может, предки вознаградили его за почтение к ним? Но Сансиро не давало покоя то, что она ходит по улицам одна. Он посмел спросить, и услышал в ответ печальную историю.

– Она что, незаконная была? – живо спросила Саяку.

– Помилуй предки! – возмутился Фуго. – Нет. Аои рассказала, что ее родители умерли, а ветвь семьи преследуют неудачи. Только ее они не касаются, но семья подозревает, что на ней лежит проклятие, что приносит несчастье другим, и потому никто не смеет сопровождать ее. Странное дело, но Сансиро в глубине души обрадовался, ибо что благороднее для мага, чем бороться с проклятиями? И потому он показал девушке свой знак волшебства, серебряный браслет с алмазом, рассказал о том, что владеет магией, и предложил выяснить, есть ли на ней проклятье.

– Прямо на улице? – несмело спросил Юси.

– Нет, – улыбнулся Фуго. – Аои пригласила его в опустевший дом ее семьи близ Ланьтао, и на следующий вечер Сансиро пришел туда. Молодая хозяйка хорошо приняла его, провела во внутренние покои, и тогда…

Он сделал паузу. На этот раз никто не стал перебивать.

– И тогда, – продолжил Фуго, – Сансиро заметил удивительное. На дворе была весна, и на юге в такое время года неизменно тепло. Но в доме было прохладно, а его волосы трепал холодный ветерок…

– Ох! – внезапно подскочила Саяку. – А я сижу тут, сижу, а травы-то мне нормально на холод надо положить, там из многих дурные примеси мороз вытягивает. Господин Коданси, можно в моей комнате наверху окно открыть? Не бойтесь, не замерзну, я крепкая.

– Да, пожалуйста, ваша в конце коридора, – кивнул хозяин.

– Мне тоже неплохо бы положить наши вещи, – вспомнила Ясаона. – Сэнси?

Токэн молча подхватил сумки.

– Да, я тоже хотел бы книги… – смущенно начал Юси.

– Господа! – воззвал Фуго. – Вы не дослушали.

– Одну минуту, – улыбнулся Коданси. – Простите, господин Фуго. Я тоже ненадолго отлучусь, мне на завтра еду надо сделать. Пойдем, Андзинь.

Купец недовольно засопел, но спорить не стал.

На какое-то время зал опустел, остался один Фуго. Минут через пятнадцать, однако, все вернулись, и снова заняли места за столиками. Купец обвел всех сердитым взглядом, услышал горячие извинения, смилостивился и продолжил:

– Когда Сансиро ощутил холод, то острые чувства мага подсказали ему, что дело неладно. Подошел он к стене, на которой висела дивная картина, коснулся ее и попытался познать ее Имя. И понял Сансиро, что странно это, что Имя того, что он видит, не соответствует тому, чего он касается.

– Морок! – с восторгом охнула Саяку.

Фуго кивнул.

– Воззвал тогда Сансиро к своей силе, и все вокруг исчезло. Был дом – но полуразвалившийся, прогнивший и увядший. А вместо прекрасной хозяйки колебалась тень с бездонно-черными глазами и в лохмотьях вместо чудесной одежды. Понял призрак, что его разоблачили, кинулся на Сансиро, но тот сумел оборониться, потому что знал некоторые знаки заклинателей, и укрепил их своей магией. Бежав из старого дома, Сансиро наутро же явился к семье Амаку, и узнал, что и впрямь была в их роду такая девушка – но умерла сотню лет назад от проклятия, и к дому с тех пор никто не подходил. Тогда Сансиро нашел сведущего священника, пришел в тот дом и сумел позвать призрака своей силой, ее именем и молитвами служителя богов. Вместе успокоили они душу Аои, отправили ее к предкам, и более не появлялась она в Ланьтао. А Сансиро же вернулся домой, и с тех пор был осторожен в поисках жены.

– Хорошая история, господин Фуго, – заявила Саяку, – но вам бы подробностей прибавить. Как бросалась, как зубы скалила…

– Я рассказываю так, как поведал Сансиро семье, – возмутился купец. – Да и плохо умею говорить не о делах. Но, полагаю, вы искуснее меня в рассказах, госпожа Ясаона?

Все заинтересованно повернулись к женщине.

– Я думаю, я последую примеру господина Фуго, – Ясаона улыбнулась купцу, тот довольно выпрямился, – и поведаю историю о своих предках. Все началось с того, что сыну основателя нашего рода подарили яшмовую статуэтку…

Она задумалась на миг.

– Я даже могу ее показать. Ее изображение, вернее.

– Книга в седельной сумке? – уточнил Токэн.

– Да, – кивнула Ясаона. – Ты не мог бы?..

Воин кивнул, плавно поднялся и вышел.

– Видите ли, – объяснила женщина, – я хотела бы ее показать, потому что иначе трудно будет представить, как обличье статуэтки связано с историей. А описывать ее долго.

– О да, – слегка оживился Юси. – Всегда лучше самому узнать, чем слушать пересказ.

– Я надеюсь, вы не о моем пересказе нашей истории, господин Юси? – улыбнулась Ясаона.

Студент смутился и съежился. Остальные гости рассмеялись.

– И, кроме того… – продолжила Ясаона и осеклась. – Что такое, Сэнси?

Воин ворвался в зал, распахнув дверь; впервые его лицо утратило маску невозмутимого спокойствия.

– Одна из лошадей мертва, – хрипло сказал он. – Разорвано горло, кровь выпущена. Рвали когтями. А остальные храпят от ужаса.

На секунду воцарилась тишина. Ясаона побледнела, прижала ладонь к губам. Юси неподвижно застыл, Саяку коротко вскрикнула.

– Точно когтями? – выдохнул Фуго.

– Да, – подтвердил Токэн. – Так же как… так же как с теми убийствами, о которых я говорил.

Одна и та же мысль пронеслась в головах гостей.

У «Тихого снега» появился темный дух. И, утолив жажду жизни лошадью, он перейдет к более приятной пище – к людям.

– Но этого не может быть! – Фуго сумел взять себя в руки. – Господин Коданси, у вас ведь начертаны охранные знаки на стенах вокруг дома?

– Как и в любой гостинице, – подтвердил хозяин. – Разве что… Разве что снегопад их как-то повредил…

– Но тогда он может и внутрь пройти! – побледнела Саяку. – Храни нас Драконы Небесной Горы!

– Надо проверить, – решительно заявил Коданси. – Андзинь, неси факелы. Досточтимые гости, соберите теплую одежду, мы поглядим вместе.

– Вы с ума сошли! – Токэн шагнул между хозяином и Ясаоной. – Если он снаружи, то он может сразу напасть.

– Но он не напал на вас, а проверить необходимо, – возразил Коданси. – А разделяться дольше чем на минуту нельзя, иначе темный дух может перебить нас поодиночке.

– Господин Коданси, не говорите так! – Саяку вздрогнула всем телом.

– Нам нельзя выходить, – твердо заявил Токэн, но на его руку легла ладонь Ясаоны.

– Сэнси, – сказала она. – Мне страшно, но проверить надо. Господин Коданси прав, нам нужно знать, разбиты ли защитные знаки.

– Госпожа Юи… – начал воин, но женщина покачала головой, и телохранитель, насупившись, кивнул.

Вернулась Андзинь, и раздала всем факелы, быстро зажгла каждый из них. Теплая одежда хранилась у входа, и уже через десяток минут постояльцы, хозяин и служанка оказались на улице.

Снег по-прежнему падал с темного неба, но уже поредел, и снежинки легко таяли в пламени факелов. Огонь разрывал ночь, тени метались по стенам дома и створкам ворот.

Коданси решительно шагал впереди, поднося факел к стенам, квадратом окружавшим гостиницу. На каждой из них должно было быть начертано по пять охранных знаков, как принято в таких домах. Все знали: темным духам куда проще войти туда, где постоянно бывает много разных людей, для того и нужна защита.

Знаки у ворот были нетронуты. Припорошены снегом, но целы. Хозяин поднес факел к каждому, убеждаясь в этом и показывая остальным.

Знаки на западной стене тоже оказались в порядке. Фуго было дернулся, увидев, что в одном месте линия нарушена – но это оказалась неудачно упавшая тень.

На северной стене было всего четыре знака. Люди испуганно заозирались, при этом на миг испытав облегчение: брешь была найдена. Но Юси молча указал наверх – последний знак просто был начерчен выше других.

Восточная стена по-прежнему несла на себе пять защитных символов, целых и невредимых. Все замерли рядом с ней, поднимая факелы, вглядываясь в обереги и убеждаясь – да, все в порядке.

– Значит, – выдохнула Ясаона, – дом по-прежнему защищен? Но как же тогда…

– Если обереги действуют, то темный дух не может и шагу ступить в пределы гостиницы, – нерешительно сказал Юси.

– Нет, – Коданси повернулся, пламя факела высветило его лицо, пляшущие тени превратили черты в причудливую маску. – Может. Вы помните, как?

Саяку судорожно втянула воздух. Ясаона сжалась, Фуго охнул, Токэн потянулся к мечу. Лицо Юси застыло, Андзинь замерла безмолвной тенью.

Они действительно вспомнили. Темный дух мог преодолеть обычные охранные знаки, если занял тело человека: плотская оболочка защищала пришельца из царства гибели. Так же, как в истории Юси.

– Это же значит… – пробормотал Фуго. Взгляд его заметался по чужим лицам, и в каждом взгляде светились осознание и ужас.

Кроме них, больше людей в гостинице не было.

– Вернемся в зал, – нарушил молчание Коданси. – Здесь нам точно нечего делать.

Шестеро людей медленно двинулись к гостинице. Где-то в стороне раздался крик ночной птицы, и Ясаона вздрогнула, остальные тревожно заозирались, Юси снова словно закостенел, а Саяку забормотала молитвы.

В доме они сели за разные столы; по залу заметались недоверчивые, тревожные взгляды. Гости и хозяева перебирали в памяти весь день; все они на какое-то время отходили друг от друга, не видели, что кто делает. Да, четверо поднялись на второй этаж – но это человеку трудно будет выпрыгнуть из окна, убить лошадь и вернуться наверх же, не проходя через зал. Темному духу такое совершить несложно.

– Но неужели кто-то может… – начал Фуго. – Ну, есть же способы определить… Я могу попытаться вспомнить, что там предки умели, как выявляли…

– Это если вы сами не дух, господин Фуго, – холодно сказал Токэн. Купец оскорбленно вскинулся, но тут же поник, понимая, что опровергнуть нечем.

Ясаона огляделась. Историю никого из них нельзя было проверить. Включая их с Токэном – говорят, что темному духу не нужно много времени, чтобы занять чужое тело. По пути к гостинице они не раз отходили друг от друга.

Женщина незаметно отодвинулась от воина, и тут же увидела, что он делает так же и не убирает руки с меча. Отчего-то от этого стало легче: если Токэн – человек, то он не потерял ни соображения, ни чутья.

– Плохо, что снег, – негромко сказала Саяку, ее голос потерял обычную живость. – Ночью не уйдешь, если он начнет охоту.

– Тогда почему не начал? – дернулась Ясаона. – Чего ждет, если он тут?

– Потому что страх тоже питает темных, – проронил Коданси. – Чем больше вы будете бояться – тем сильнее он станет еще до того, как возьмет ваши жизни.

Его слова обдали гостей холодом. Сам хозяин тоже утратил прежнюю жизнерадостность; он сидел за самым близким к стойке столом, сгорбившись и лишь потирая кончиками пальцев пояс.

– Но мы же должны как-то почувствовать его присутствие, – жалобно сказал Фуго. – Их сила чужда миру! Она должна… ощущаться.

– Темному духу не обязательно проявлять свою силу открыто, – сказал Коданси. – Он может тревожить людей и иначе. Шорохами. Резкими звуками. Или, скажем, стуком – особо рассчитанным, таким, что незаметен, но заставляет нервничать.

Хозяин гостиницы помедлил и небрежно добавил:

– Вот как господин Юси Табито делает сейчас.

Все застыли на миг. Потом взгляды разом метнулись к студенту, положившему на стол обе руки, и только что негромко постукивавшему по нему кончиками пальцев.

– Господин Коданси, – нервно сказала Ясаона. – Вы же не серьезно…

– Даже если не серьезно, то попал в цель.

Сначала Ясаона даже не узнала голос студента. Неуверенность из него пропала полностью, каждую ноту наполняли сила и насмешливое спокойствие.

Через миг она поняла, что было сказано, ахнула и отшатнулась.

Юси Табито выпрямился во весь рост, снял очки и небрежно отбросил их в сторону; стекла со звоном разбились о стену. Растерянная улыбка исчезла с лица, зубы обнажились – куда больше, чем возможно для человека.

– Я слишком увлекся, – произнес он, и низкий, рычащий голос, ничем не напоминающий тихую речь студента, наполнил зал. – Но это сейчас уже безразлично, не правда ли? Вам некуда бежать, люди.

Ясаона охнула, отпрянув к стене. Токэн мгновенно заслонил ее, выхватив из ножен меч; но Юси лишь бросил взгляд в его сторону, и воина вздернуло в воздух, дважды припечатало о стену. Он бессильно сполз на пол.

– Сэнси! – испуганно вскрикнула Ясаона, бросившись к потерявшему сознание бойцу.

Фуго вжался в стену, выставив перед собой руки. По его лицу катился пот; кровь магов в семье сказалась – сейчас купец остро ощущал, как от лже-студента веет холодной, темной и злобной силой.

– Драконы Небесной Горы и все предки, защитите от зла… – забормотала Саяку, и тут же поперхнулась словами, когда Юси лениво повернул голову к ней.

Спокойным оставался только Коданси за своим столиком. За его спиной у лестницы замерла Андзинь.

– Я не думал, что меня можно легко выявить, – лже-студент медленно поднял руку. Угольно-черные когти прорвали подушечки пальцев, выходя наружу и маслянисто поблескивая. – Но странное дело, меня словно тянуло раскрыть себя.

– Истории, – спокойно сказал Коданси. – Твое племя тянет к ужасу. Как только начали рассказывать – ты оказался в плену этих сказок, тебя потянуло воплотить их, даже ту, что рассказал сам. Кто-то из ваших князей смог бы сопротивляться зову – но ты же не князь, верно? Тебя особенно потянуло, когда господин Фуго поведал свою, о призраке-охотнике?

Юси кинул быстрый взгляд на купца. Тот побледнел как бумага.

– И освещение, – продолжил Коданси. – Прорези на бумаге каждого фонаря здесь отбрасывают свой узор, который манит тебя, гасит желание уйти. Ты бы легко прошел сквозь снег – но тебе не хотелось покидать гостиницу. А с каждой вспышкой страха ты становился все спокойнее, все довольнее. Сведущему нетрудно это заметить.

Юси поднял голову к потолку, посмотрел на светильники. Сквозь его кожу проступали очертания костей, мерцающих черным сиянием.

– Ловушка, – тихо сказал он.

– Ловушка, – согласился Коданси. – С того момента, как я узнал о появлении темного духа в округе, я готовил такой обряд. И теперь я знаю, кто ты. Ши-джинг, пожиратель-притворщик. Надевающий тела людей и меняющий их… как собирался и сейчас поступить, правда?

– И теперь я знаю, кто ты, лже-трактирщик, – прошипел темный дух. Его глаза залили скользящие тени, узор костей под кожей складывался в нечеловеческий скелет; волосы вытягивались, превращаясь в острые иглы. – Или ты будешь отрицать свое имя, Кай Джалин?

Коданси засмеялся, вставая со стула.

– Отрицать? Встретив свою добычу? Никогда.

Он демонстративно извлек из-под рубашки серебряный медальон мага; в центре безупречно выгравированного знака «пять» багрово мерцал альмандин.

На краткий миг повисла тишина. Гости не смели даже дернуться, и не могли отвести взгляда от заклинателя и духа, замерших друг напротив друга.

А потом Юси клокочуще расхохотался; кожа на его руках пошла трещинами, выпуская острую щетину.

– Ты действительно кровный маг? О, Убийца Духов, а я на миг усомнился в своей победе!

Он торжествующе вскинул руки, сверкнув черными когтями в свете ламп.

– Твоя сила же будет бессильна против меня – неужели ты думаешь, что я дам хотя бы капле твоей крови меня коснуться? Или, может, интереснее закрыться от нее чужой…

Юси выразительно обвел взглядом всех гостей. Те застыли, скованные ужасом и тяжелой, давящей силой, исходившей от ши-джинга.

– Твое искусство заклинателя тем более бессильно, – продолжил дух. – Я слишком быстр, чтобы дать тебе шанс начертить печати и произнести слова. Единственным спасением для тебя было бы начертить их заранее – но я бы почуял любой знак, выписанный более часа назад!

– Это так, – сказал Кай Джалин. – Твое племя – искусные обманщики, и не менее искусные бойцы.

Юси шагнул к нему, широко раскрывая рот. Вместо языка из него показался сгусток дергающейся тьмы с тысячью шипов на конце.

– Но люди тоже могут лгать, – закончил заклинатель. – Хан.

Нестерпимым, ярким светом полыхнули знаки на полу, на стенах, на потолке. Начертанные краской одного цвета с поверхностью, они были невидимы до сих пор – и теперь же засияли, озарив все вокруг холодным свечением.

Этот свет заключил Юси в эфемерную клетку, что была прочнее стали, сковал его, и темный дух испустил вопль ярости и изумления, отдавшийся в сердцах и душах всех, кто был рядом.

– Печатей не было! – взвыл ши-джинг. – Как? Когда ты успел?!

Кай Джалин не ответил ничего. Он просто коснулся своего медальона, и отбросил в сторону кусочек камня – выдолбленный альмандин, прикрывавший настоящий знак.

В этот самый миг дух, притворявшийся Юси Табито, понял, как ошибался. В серебро на груди заклинателя был оправлен аметист, камень совсем иного Искусства.

Кай Джалин не был кровным магом. Он овладел Потоком, волшебством времени. И каждый раз, как лже-Юси отводил от него взгляд – срывался с места и вычерчивал новый знак, а потом возвращался, укладываясь в единый миг для всех, не владевших той же магией. И даже духи не могли уловить такого движения, если не знали о нем.

Пальцы заклинателя замелькали, складываясь в замысловатые знаки. Ровным, монотонным голосом Кай Джалин начал читать слова уничтожения.

Для всех глаз фигура Юси размылась, обратившись в беспрерывно подрагивающий силуэт. Темный дух ускорился сам, стараясь располосовать пленивший его свет и одновременно уходя от заклинания – чтобы оно сработало, его должен был четко слышать не только заклинатель, но и сам дух.

Это не помогло. Долей секунды спустя речь Кай Джалина превратилась для людей в невнятную скороговорку: он снова призвал собственную магию, многократно ускорив себя, оказавшись в одном временном потоке с духом и позволяя ему слышать губительные слова.

Фигура, потерявшая всякое сходство с человеком, дергалась в плену знаков, ускоряясь и замедляясь, пытаясь спастись от жгущих саму его суть слов. Не помогало, не выходило: Кай Джалин ни на долю мгновения не отставал.

Безумный вой хлестнул по стенам гостиницы; Ясаона ощутила, как по ее лицу течет кровь, Фуго охнул и схватился за живот, согнувшись от боли.

Плоть Табито разлетелась клочьями, Саяку поспешно отвернулась, не вынеся взгляда на корчащееся, невозможное существо. Темный дух полностью сбросил человеческую оболочку, открывая себя притяжению родного царства, стараясь уйти туда раньше, чем слова заклинания испепелят его.

Знаки держали крепко. Андзинь, не шевелясь, смотрела на духа.

Кай Джалин повысил голос, произнося последние слова. Печати разгорелись еще ярче, свет переплелся с воем – и на миг внезапно настала абсолютная тишина, в которой утонул каждый звук.

И эту тишину разрезал голос заклинателя.

Син. Хао. Шисен. Познай погибель.

Ровное белое пламя вырвалось из тела духа, обратив его в пылающий столб, растворяя в себе черную изменчивую не-плоть, обращая ее в пепел, а пепел – в мельчайшую пыль.

Последний вопль погибающего ши-дженга был неслышен, но пронизал всех вокруг иглами ужаса и боли.

Затем знаки погасли. Темного духа больше не было.

– Вы задумали все это с самого начала, мастер Кай? – тихо спросила Ясаона.

Токэн пришел в себя еще ночью, и Саяку заверила, что с ним будет все в порядке, если обработать мазями. Телохранитель все равно выглядел мрачно и корил себя за то, что не смог сделать ничего.

Светало. Солнечные лучи пробивались сквозь окно, и Андзинь ходила по залу, меняя свечи в лампах. Гости едва успели отдохнуть, и их ночные сны были полны корчащихся теней и холодного страха.

– Я не думал, что здесь будет столько гостей, – сказал заклинатель, – но вы правы. Я говорил правду: только услышав о духе, и прикинув, кем он может быть, я нашел эту гостиницу, убедил хозяина временно уступить мне место за особую плату, и все подготовил.

– Андзинь – ваша помощница?

Служанка бросила короткий взгляд в сторону собеседников, но, как всегда, промолчала.

– Она в самом деле тут служит, – ответил Кай Джалин, – но вызвалась мне помочь. У Андзинь родственник погиб от рук темного духа, и у нее с ними свои счеты.

Он рассмеялся.

– Пожалуй, без нее я бы не смог убедительно сыграть хозяина. Так что я позаботился о ее защите: у нее под одеждой немало моих талисманов, которые бы ненадолго отразили нападение духа и подали мне знак.

– А если бы Ю… темный дух проявил себя позже? – спросила Ясаона. – Если бы успел убить кого-то из нас?

– Один подозреваемый бы выбыл, – холодно улыбнулся заклинатель.

– И все?

– Госпожа Ясаона, – Кай Джалин посмотрел ей прямо в глаза. – Я посвятил свою жизнь охоте на темных духов и их уничтожению. Я занимаюсь тем, что убиваю бессмертных. К миру людей я тоже отношусь… иначе.

Ясаона содрогнулась и отвела взгляд. Заклинатель сейчас выглядел расслабленным и довольным, но она не могла отделаться от мысли, что точно так же выглядит тигр после хорошей охоты и сытной еды.

Во дворе Фуго спешно седлал лошадь. Купец не желал оставаться в гостинице ни минуты; Ясаона бы последовала его примеру, если бы Токэн мог ехать.

– Днем приедет настоящий хозяин, – Кай Джалин поднялся, подхватил собранную сумку. – А мне пора. А, да, я уже попросил господина Фуго – попрошу и вас с госпожой Дзаи. Не описывайте мою внешность и мои умения, хорошо?

– Ложные, или истинные? – негромко спросила Ясаона.

Заклинатель улыбнулся и подкинул на ладони выдолбленный альмандин. Скрывать свое Искусство было незаконно, но Ясаона была уверена, что никто не жаловался на Кай Джалина.

– Любые, – сказал он, направляясь к выходу. – Тайне легче бороться с тайнами.

– Но есть ли тогда разница между тайнами? – невольно спросила Ясаона.

Вопрос застиг заклинателя на пороге. Тот оглянулся – без улыбки, холодно.

– Есть, – сказал он. – Мои тайны убивают не людей.

Он вышел. Ясаона глубоко вздохнула, бросила взгляд на молчаливо прибирающуюся Андзинь, потом – на потолок, где на втором этаже Саяку смазывала ушибы Токэна. И подумала, что исполнить просьбу Кай Джалина будет несложно.

Одна мысль об историях про духов и заклинателей уже вызывала у нее тошноту.

Воплощение небес

За окном расстилалось спокойное небо.

Сегодняшний день выдался на редкость ясным и солнечным, и любой из пассажиров «Дара Леммлера» мог спокойно любоваться безбрежной синевой и россыпью скал далеко внизу.

Дирижабль неспешно скользил по направлению к таринскому побережью; до него оставалось ещё пара дней пути, но никто даже не сомневался, что небесный корабль прибудет вовремя – и к побережью, и в конечную точку пути, на остров Фаэти. Кардийские компании славились своей точностью и основательностью.

В малом салоне царила расслабленная и спокойная атмосфера. Несколько дам в изысканных платьях вели негромкую беседу, увлеченно обсуждая важные для них темы; четверо джентльменов у большого окна играли в кросс. Пожилой человек в мундире скарделльской армии читал газету, худощавый парень в темном костюме писал в толстой тетради.

Капитан Шенлер смотрел на пассажиров своего корабля с небольшой галереи, по давней привычке поглаживая усы. Он не первый год ходил на небесных судах, и уже давно научился с первого взгляда оценивать пассажиров; на сей раз никто из них не казался проблемным. Не в пример тому случаю два года назад, когда ему не понравился молодой человек с бледным лицом, и он поручил матросам не сводить с него глаз. Шенлер оказался прав: выяснилось, что парень слишком увлекался «пылью Механиков». Вот и полез в конце концов запас селенина в небо выпустить; скрутили и посадили под присмотр доктора, слава Инженеру.

Сейчас же все пассажиры Шенлеру были ясны и понятны. Ну… почти все.

Взгляд капитана неизменно возвращался к двоим, сидевшим у дальней стены и поглощенным странной игрой на трех досках. Парень и девушка, обоим на вид лет двадцать четыре-двадцать пять. Самой одеждой они выделялись – похожие на халаты одеяния из синего шелка, никаких украшений, только на руках сверкают по два серебряных перстня (один с жемчужиной, второй с изумрудом у девушки и с рубином у парня). Да ещё шелестящие ленты, струящиеся по рукавам; рядом с парнем стояла тонкая деревянная трость с металлическим набалдашником.

Происхождение как юноши, так и девушки угадывалось с первого взгляда. Оба они были среднего роста, стройные, с золотистой кожей, темными волосами и серыми глазами: типичная внешность уроженцев Самоцветной Империи. Родство тоже не подлежало сомнению – любой, глянув на почти одинаковые тонкие черты, сказал бы «близнецы» и оказался бы прав.

Впрочем, капитану в любом случае не пришлось бы гадать. Он помнил список пассажиров наизусть и помнил, как были записаны в нем эти двое: Като Морэн, Като Лаи. Действительно самоцветники; это Шенлера слегка нервировало. Он почти не сталкивался с выходцами из Империи и понятия не имел, чего от них можно ждать.

Сами близнецы сильно бы удивились, узнав, что капитан тревожится на их счет. Они всегда старались не переходить недозволенных границ, и единственный раз, когда они все же так поступили, и привел к длившемуся сейчас путешествию.

– Лаи, не отвлекайся, – строго заметил Морэн, передвинув кавалериста на три клетки. – Я же тебя сейчас с фланга обойду.

– Не предупреждай, брат, – откликнулась Лаи, оторвав взгляд от резной панели на стене. – Он у меня прикрыт… но ты сам посмотри, какое теплое дерево. Что по цвету, что по ощущениям.

– Ты его лучше меня чувствуешь, сама знаешь, – усмехнулся Морэн. – Но чего ты ожидала-то? Кардийцы обожают с деревом работать, и у них полстраны лесом заросло. Они, как я знаю, даже баллоны таких вот кораблей из листьев делают.

– Ну да, листья хинтана не каждым ножом разрежешь, – кивнула Лаи, – они лучше искусственной ткани зачастую подходят. А я когда-то думала, что в странах Инженера только на металл и опираются, всю магию на нем основывают.

– Да во многих так и есть. Ну а что плохого в металле?

– Он холодный.

– А ты разогрей.

– Он острый.

– На шипы цветочные погляди!

Брат и сестра одновременно весело улыбнулись друг другу. Так вышло, что их учителя уже долгие годы дружески соперничали, и близнецы переняли некоторые привычки наставников.

Тем временем капитан спустился с галереи, прошелся по салону, перебросившись парой слов с пассажирами. Отошел к окну, и внезапно остановился, глянув на левое запястье.

На мгновение капитан изменился в лице, тут же снова надел маску спокойствия и быстро двинулся к двери. Но на середине салона его остановила дама в зеленом платье.

– Капитан! Я как раз хотела поговорить с вами о каюте.

– Простите, миледи, мне необходимо идти, – вежливо, но твердо сказал Шенлер. – Случилось кое-что важное…

– Это может подождать, – категорично заявила дама. – Капитан, вы должны меня выслушать.

– Возможно, позже…

– Никак нет! В конце концов, что может вам сейчас помешать?

В эту секунду дверь салона с грохотом распахнулась.

И всем сразу стало ясно, о чем волновался капитан. В конце концов, воздушные пираты были бичом небес с тех самых времен, когда только появились небесные корабли.

Их оказалось шестеро. Крепкие фигуры под плотными кожаными куртками, лица в шрамах, у четверых – револьверы, ещё у двоих – дробовики.

– Всем в большой зал, – скомандовал высокий, огненно-рыжий вперед. – А ну, шевелитесь!

Побледневшие пассажиры начали подниматься с мест; скарделльский офицер резко выпрямился и шагнул навстречу пиратам.

– Вы, подонки, считаете, что…

Грохот револьверного выстрела заглушил его слова; военный охнул, и обрушился бы на пол, не подхвати его два человека рядом. По ноге офицера расплывалось кровавое пятно.

Молодая девушка завизжала от ужаса, шарахнувшись в сторону; салон наполнился полными страха возгласами.

Грохнул второй выстрел – в потолок – и все затихли.

– На выход! – рявкнул рыжий пират. – Живо!

На сей раз возражать никто не стал; пассажиры поспешно покинули салон. В коридоре их встретили другие пираты, погнавшие в сторону большого зала.

На месте остались лишь трое: капитан Шенлер застыл у окна, яростно вздернув подбородок и бессильно сжимая кулаки; близнецы же даже и не поднялись из-за стола.

– Слушай, а где у них знаки Дланей? – озадаченно спросила Лаи, разглядывая одежду пиратов.

Морэн прищурился, задумался и припомнил:

– А, у них же нет Дланей.

– Совсем? – изумилась Лаи.

– Совсем. Тут каждая банда сама по себе, в Длани не входит и с другими не сотрудничает.

– Варвары, – искренне сказала девушка.

Негромкий разговор привлек внимание пиратов: те переглянулись, поняв, что ни капитан, ни двое самоцветников не покинули своих мест.

– Вам чего, особое предложение надо? – рыкнул рыжеволосый, подходя ближе. Скользнув взглядом по фигуре Лаи, он осклабился: – Хотя вот для тебя, красотка, предложенье будет…

Брат и сестра переглянулись. Лаи подняла бровь, Морэн пожал плечами, неодобрительно нахмурившись. Девушка упрямо сдвинула брови в ответ.

Пираты могли ожидать сопротивления. Возмущения, попытки выхватить клинок или револьвер – тоже.

А вот чего они явно не ждали – это того, что хрупкая девушка со вздохом припечатает ладонью резной столик рядом с собой.

И тот, внезапно распахнув массивную пасть, прыгнет прямо на них.

Двоих пиратов ожившая мебель сшибла, даже не задержавшись; выступившие на ножках деревянные когти легко пропороли куртки и тела. Шарахнувшийся в сторону пират разрядил в столик дробовик; деревянное создание отлетело в сторону от удара, но тут же вскочило.

Второго выстрела не последовало: вспышка пламени обдала салон волной жара, и голова пирата обратилась в черную массу. Морэн – с чьих пальцев и сорвался смертоносный огонь – мигом оказался на ногах, подхватывая трость.

Самоцветник бросил ее так, словно метал копье – и в полете копьем она и обернулась. Широкий стальной наконечник вонзился в горло второго пирата с дробовиком, обдав кровью его одежду.

Морэн моментально оказался рядом с ближайшим разбойником; в руке его блеснула сталь невесть откуда взявшегося прямого меча, и острое лезвие прорвало куртку, высунувшись из спины.

Последний пират вскинул револьвер, но не успел даже прицелиться; захрипев, он рухнул на пол лицом вниз. За спиной разбойника оказался капитан Шенлер с окровавленным кортиком в руке.

– Отлично, – констатировала Лаи, поднимаясь со стула и покачивая в руке метательный нож, который так и не бросила. – Брат, ты не утратил сноровки.

– Ты тоже, – Морэн кивнул на столик, бодро клацавший деревянными когтями по полу.

– Благодарю, господа, – проговорил Шенлер со спокойствием, удивившим его самого. Сейчас близнецы – видно, из вежливости – перешли на понятный скарделльский язык, за что капитан был ещё раз благодарен. – Но… позвольте, что это было?

– Имперская магия, естественно, – удивилась Лаи. – У вас же тоже волшебство есть.

– Да, только другое, – Шенлер машинально глянул на левое запястье, охваченное стальным браслетом. Вырезанные и заполненные лучистым желеобразным вещёством знаки на нем позволяли ему легко получать вести от матросов по всему кораблю и отдавать краткие приказы. – А это…

– Чистые Искусства, – кивнул Морэн. – Мы оба овладели Воплощением, и идем путями стихий; моя – Огонь, у Лаи…

– Дерево, как нетрудно догадаться, – добавила девушка. – Капитан, у вас есть связь с командой?

– Некоторая, – как раз в этот момент знаки на браслете замигали. Шенлер, вглядевшись в свечение символов, помрачнел и покачал головой; однако он мысленно похвалил себя за то, что когда-то поднатаскал матросов в военной сигнальной системе и немало заплатил мастеру-орнату за браслеты для почти всей команды. – Так, нескольким моим парням удалось не попасться. Хотя бы о враге что-то знают.

– Как они так внезапно подобрались-то? – спросил Морэн.

– У них оказалась воздушная лодка с гравионным двигателем, – поморщился капитан. – Сами знаете, они куда быстроходнее, чем дирижабли с селенином в баллоне… Вот и догнали. Пришвартовались и вырезали дверь на корме.

– Сколько их? – уточнила Лаи.

– Судя по размерам лодки – человек двадцать.

– Всего двадцать? – удивился Морэн. – И они захватили такой корабль?

– У меня пассажирский лайнер, а не крейсер, – напомнил Шенлер. – У меня в команде отличные матросы, но толковых бойцов по пальцам пересчитать можно. Поэтому они и прошли по кораблю так быстро и мне очень поздно сообщили. Вы очень к месту пришлись… что, в Империи всех драться учат?

– Да нет, – рассеянно ответила Лаи, проходя к двери, – не всех. Но у нас были хорошие учителя, да ещё мы десять лет на Стене Шеньтана отслужили.

Шенлер чуть не поперхнулся; он нахмурился, пытаясь соотнести «десять лет службы» и внешность близнецов. Морэн, заметив замешательство капитана, усмехнулся:

– Мы старше, чем кажемся. Долго объяснять сейчас. Ладно, если два десятка – то шестерых мы уже выбили. Надо заняться остальными.

Шенлер подумал пару секунд и наклонился, подняв выпавший из руки одного из пиратов револьвер.

– Мой корабль никакие воздушные подонки не заберут. Леди и джентльмен, буду вам крайне признателен за помощь.

«Дар Леммлера» капитан знал до последнего винтика и понимал, что надо сделать, чтобы завладеть дирижаблем. Пассажиры, машинное отделение, рубка… Впрочем, рубка оставалась бесполезна, если заглушить двигатели – машинное отделение важнее.

Но к нему и большому залу вели одни и те же коридоры – по ним Шенлер и близнецы сейчас и пробирались. Лаи оставила столик в салоне, слишком уж громко он цокал; отказалась она и от огнестрельного оружия, и сейчас лишь держала в руке нож.

В главном коридоре оказалось двое пиратов. И на сей раз Шенлеру даже не выпало участия в схватке.

Морэн вынырнул из-за угла, опалив воздух вспышкой пламени; вновь обратившаяся в копье трость вошла в грудь одному из пиратов. Лаи с удивительной точностью метнула нож, ушедший глубоко в горло второго.

– Да что такое эта ваша Стена, где вы служили? – изумился вслух Шенлер, не успевший даже шагнуть из-за угла.

– Ну… – протянула Лаи, сделав шаг обратно к нему. – Капитан, вы же слышали, что на южные границы Империи постоянно нападают кочевники со страшными чудовищами?

– Когда-то читал.

– Так это у Стены и есть.

Капитан даже не нашелся что ответить: как раз в эту секунду из-за дальнего угла коридора вынырнул третий пират с оружием в руке. Морэн вскинул руку и коридор мгновенно перегородил громадный щит из кованой стали… но самоцветник тут же поблагодарил предков за то, что пригнулся.

Раздался треск, воздух вспорол синий росчерк – и в щите возникла дыра с рваными краями. Ещё треск – и снова дыра: Воплощенная сталь явно не могла задержать чужие выстрелы.

Морэн проворно откатился за угол, прижался к стене и развеял щит.

– У него там какая-то штука, которая пробивает мою сталь! – пожаловался он вслух. – Неприятно даже как-то.

– Это рейлвер, – подсказал капитан.

– Что?

– А, помню! – вскинулась Лаи. – Учитель рассказывал. Скарделльское оружие, которое бьет молнией в пулю и разгоняет ее, так?

– Никогда не слышал такого определения, – после паузы признался Шенлер, – но в целом верно.

Близнецы переглянулись.

– Есть идея, – быстро сказал Морэн, поднимая трость. – С отложенным Воплощением справишься?

Лаи бросила взгляд на трость; ее глаза блеснули.

– Легко, брат!

Она протянула руку, коснувшись трости; через пару секунд Морэн выглянул в коридор, метнув ее прямо к пирату. Тот легко уклонился, и самоцветник нырнул обратно; новый синий росчерк выбил кусок из угла стены.

Лаи вскинула руку, отгибая пальцы – один, два, три…

В коридоре раздался дикий вопль, и Морэн мгновенно прыгнул вперед. Пират – которому в ногу впилась клыками деревянная змея – не успел среагировать, запоздал на секунду, но ее хватило.

Метательный нож Воплотился в воздухе, вошел в чужое предплечье, и рейлвер повело в сторону – разряд выбил осколки металла из пола. Долей мгновения позже Морэн чиркнул по горлу пирата возникшим из воздуха мечом, и противник рухнул, обливаясь кровью.

Нож и меч тут же исчезли; Морэн наклонился и подобрал трость, вновь принявшую прежний облик. Заодно подобрал и чужое оружие; нахмурившись, оглядел револьвер с гладким барабаном и необычно длинным и толстым стволом.

«Потом разберусь, – решил Морэн, бросив рейлвер Шенлеру. Капитан легко поймал оружие. – Прикину, какой щит против такого нужен».

– Теперь… – задумался Шенлер. Браслет снова замигал и, глянув на него, капитан внезапно широко улыбнулся. – Молодцы!

– Что такое?

– В машинном отделении было лишь двое уб… – он поглядел в сторону Лаи и поправился: – негодяев. Мои парни их скрутили; ну да, двое против семи – не дело.

– Может, те, кого мы положили в салоне, должны были туда пойти? – предположил Морэн.

– Кто знает. Но тем лучше; теперь у нас остается самое сложное.

– Большой зал и люди в нем, – понимающе кивнул Морэн.

Пассажиров и матросов – кроме тех, кто сбежал или остался у машин – согнали в самый центр зала, заставив сесть вместе. Два пирата стояли у дверей, направив револьверы на толпу, двое – у противоположной стены. Ещё по одному разместилось у других стен, под опоясывавшей зал галереей.

Все входы были под наблюдением. Все пленники – в поле зрения. На галерею можно было попасть только из зала или через дверь, всегда запертую.

Если, конечно, не иметь капитанского ключа.

К счастью, полной тишины в зале не было, а замок щелкнул совсем негромко. Капитан и двое самоцветников бесшумно ступили на галерею, огляделись; Морэн кивнул, заметив тень пирата, стоявшего прямо под ними и сейчас невидимого.

Капитан вопросительно взглянул на спутников и поднял рейлвер. Морэн осторожно прислонил трость к перилам и сжал кулаки. Лаи по пути прихватила оброненные другими пассажирами вещи – другую трость и длинную ленту для волос; сейчас она аккуратно завязала один конец ленты на трости. Ее брат бросил на девушку неодобрительный взгляд, но лишь сказал шепотом:

– Считаем до пяти. Итак…

На счет «три» кулаки Морэна засветились багровым огнем. На счет «четыре» по трости и ленте в руках Лаи пробежала странная волна, переплавляя предметы в нечто иное – в огромный лук с уже наложенной стрелой.

На счет «пять» все началось.

Резко выпрямившись, Морэн выбросил руки к двери, разжав пальцы; два сияющих пламенных копья вспороли воздух, ударив в пиратов. Те обратились в пепел, не успев даже вскрикнуть.

Лаи поднялась одновременно с братом, и стрела сорвалась с тетивы: острый наконечник ударил в лицо пирата у стены. Вторая стрела соткалась из воздуха и сорвалась в полет долей секунды спустя – найдя горло его соседа.

Шенлер всегда считал себя неплохим стрелком, а рейлвер был очень точным оружием; два синих росчерка пробили грудь пирата у противоположной стены и вонзились в деревянную панель.

Морэн подхватил трость и перемахнул через перила галереи, замахиваясь Воплощеннымкопьем и посылая его в полет.

Но на сей раз бросок оказался неудачным. Копье вонзилось в панель и задрожало; мгновение спустя наконечник исчез, и на пол брякнулась трость. Приземлившийся Морэн застыл на месте; пират же с ухмылкой вскинул ружьё:

– Ну что, самоцветник? Выкинул копьецо? Зря…

– Похоже, что так, – вздохнул Морэн. – Как хорошо, что у меня есть ещё сотня.

Пират успел услышать, осознать и изумиться. Только это и успел.

Зал моментально наполнился свистящими копьями, вспоровшими воздух стремительными росчерками дерева и стали. Пуля ушла в потолок: отточенные наконечники вонзились в тело пирата, пригвоздив его к стене.

Именно за этот прием мастер Тамано Лин получил прозвище «Копейщик». И его ученик прекрасно освоил любимое оружие наставника.

Шенлер и Лаи сбежали по лестнице через пару секунд. Пассажиры и матросы, только сейчас осознавшие, что случилось, вскочили на ноги, и зал заполнился криками восхищения, радости и облегчения. Капитан отдал несколько коротких приказов матросам и те ринулись к оружию пиратов.

– Все живы, – выдохнул Шенлер, повернувшись к близнецам. – Даже не верится.

– По идее, так и должна проходить нормальная атака, – пожал плечами Морэн. – А что, у вас не так?

– Да вроде бы, но…

– Капитан! – к Шенлеру подскочил невысокий матрос с блестящими глазами. – Сэр, прошу прощения – но меня словили, когда я увидел в окно их корабль. Дирижабль, сэр! И шесть флеттеров! А ещё одна скотина сбежала, когда вы напали – с галереи не видно, он в коридоре был.

– Инженер превеликий! – аж поперхнулся Шенлер. – Будто нам было мало…

Близнецы озадаченно переглянулись, и капитан пояснил:

– Летающие боевые машины с пулеметами. Они вполне могут нас сбить.

– А у вас оружие есть?

– Пара пулеметов, к ним сейчас бегут, но просто так не отогнать… особенно если оставшиеся пираты известят товарищей. У них наверняка есть передатчик на лодке.

– Тогда, – спокойно заметил Морэн, – чего мы ждем?

У лодки оказалось трое пиратов. Но рейлверов не было ни у кого, и пули револьверов лишь бессильно ударили по Воплощенному Морэном щиту; капитан и самоцветник оказались куда удачливее.

Из самой лодки разглядеть небо было сложно; пришлось перейти к люку рядом. И сквозь окно в нем небо уже оказалось хорошо видно – и небо, и чужой дирижабль, и летящие от него силуэты. Донесся треск выстрелов.

– Так, они все-таки начали атаку, – мрачно сказал капитан. – Это…

Шенлер замолк, вонзив взгляд в браслет и мигающий на нем знак. Даже в сумраке коридора было видно, как побелело лицо капитана.

– Баллон пробит! – выдохнул Шенлер. – Проклятье…

– Это… плохо, как понимаю, – уточнил Морэн.

– Ещё как! Мы будем быстро терять высоту; если разрыв пойдет дальше – то и селенин будет выходить куда скорее! Может, не разобьемся, но шансы драки с пиратами пойдут в Бездну!

– Ты сможешь починить баллон? – быстро спросил Морэн, оглянувшись на сестру.

– Никогда не умела Воплощать искусственную ткань, – покачала головой Лаи, – так что вряд…

Она осеклась. Брат с сестрой обменялись мгновенными понимающими взглядами, в глазах обоих мелькнуло одно и то же – «Кардийский корабль!»

– Капитан, – Морэн резко повернулся к Шенлеру, – ваш корабль только принадлежит Кардии или построен там?

– Построен целиком и полностью, – заверил Шенлер.

– И баллон у вас из?..

– Листьев дерева хинтан, – подтвердил капитан. – Как и все наши.

– Смогу! – выдохнула Лаи, прежде чем Морэн успел переспросить. – Только быстрее!

Морэн огляделся, метнулся в каюту рядом и выволок небольшое кресло с кожаной обивкой.

– Капитан, – деловито спросила Лаи, шагнув к люку, – вам это кресло не жалко?

– Если оно как-то поможет кораблю – хоть все берите! – искренне выдохнул Шенлер.

– Отлично! Брат, обеспечь…

Дважды просить не пришлось. В руках Морэна мгновенно сверкнули два тяжелых меча; несколько ударов – и кресло превратилось в груду дерева и кожи. Вместе близнецы подтащили ее к люку, капитан отвернул колесо и распахнул тяжелую створку.

– Я послежу, чтобы тебе не мешали, – пообещал Морэн.

– Спасибо, – сверкнула улыбкой Лаи.

Коротким точным ударом она отправила обломки и кожу в люк – и прыгнула следом.

Шенлер чуть не вывалился из корабля, рефлекторно рванувшись подхватить девушку; Морэн удержал его за плечо.

А секундой спустя Лаи взмыла вверх – пристегнувшись к распахнувшему кожаные крылья деревянному планеру. Она по дуге ушла вниз, скрывшись из глаз.

– Если есть подходящая основа, то Воплощать всегда легче! – весело пояснил Морэн, занимая место у люка и наблюдая за пиратами. – Как у меня с тростью.

Ветер бил Лаи прямо в лицо, волосы заплескались черным флагом; девушка запоздало пожалела, что не стянула их хоть какой-то лентой. Но неважно, не настолько они и отвлекали.

Восходящие потоки поднимали Лаи все выше и выше: в мгновение ока промелькнули второй этаж гондолы и гладкий темно-зеленый бок баллона, отблеск солнца утонул в поверхности исполинских листьев…

Вот оно!

Не заметить зияющую черную дыру было невозможно.

По планеру пробежала волна нового Воплощения – крылья слегка изменили форму, каркас послушно подстроился под них, и тот же ветер, что ранее поднимал Лаи вверх, теперь бросил ее прямо к баллону. Мастер Воздуха бы изменил направление полета собственной силой – но Воплотителю было проще попросить помощи у самой природы. Как всегда поступал учитель.

«Воплощение не изменяет мир, – мелькнули в памяти Лаи слова Вишневого Тигра. – Воплощение добавляет нечто новое – и оно должно быть в гармонии с существующим».

Планер стремительно снижался; Лаи сорвала шелковую ленту с рукава и хлестнула ей вперед, накладывая образ; мгновенно ставший клейким конец ленты коснулся листа и словно сросся с ним, позволив девушке подтянуться к баллону и оказаться прямо возле дыры. Она бросила новый образ на собственные туфли, как только ступила на баллон; теперь понадобился бы настоящий ураган, чтобы сдуть ее прочь.

Где-то позади раздался грохот взрыва, отблеском мелькнуло пламя. Морэн держал слово, не давая пиратам заметить, что происходит.

Лаи дернула головой, позволяя ветру отбросить лезущую в глаза прядь, и наклонилась над пробоиной.

Морэн признал про себя: западные летательные машины все-таки хороши. До изящества самоцветных таори им было далеко, но корпус был сработан на совесть, и пробить его броском копья оказалось куда сложнее, чем он поначалу посчитал.

Страха это осознание не вызвало. Служба на южной границе надежно выбивала из человека умение бояться неожиданностей; неспособный перестроить себя почти наверняка отправлялся к предкам.

Выглянув из люка, он сосчитал чужие машины: шесть, вдали маячит неуклюжий корабль-носитель. Летучая лодка пришвартована рядом, но она и не нужна. А вот эти машины – флеттеры, флеттеры они называются… Вот они были в пределах досягаемости.

Он глубоко вздохнул, отрешаясь от хлещущих по лицу потоков ветра. Вслушался в сам ветер, увидел, как один из флеттеров появляется снизу…

Одно за другим Воплотились четыре копья; ветер легко подхватил их, в точности как и рассчитывал Морэн. Они устремились к флеттеру, пилот дернул машину в сторону, но оказался недостаточно быстр.

Одно копье с силой ударило в кабину; фонарь брызнул мириадами осколков. Но само столкновение изменило путь копья – оно отлетело прочь, растворившись в воздухе, не причинив вреда пилоту.

А вот два других от курса не отклонились – и стекло им теперь не мешало.

Флеттер ушел прочь; Морэн не удостоил его даже взглядом. С этим повезло, надо признать… Итак, что будут делать пираты? Сбегут от опасности или попытаются ее уничтожить?

Они попытались.

Два флеттера сменили курс, разворачиваясь к открытому люку. Морэн сосредоточился, вызывая в себе одновременно оба Искусства. На мгновение показалось, что он вновь на Южной Стене, что к нему несутся кочевники, среди которых выделяются ужасающие силуэты их воинов-чудовищ…

Тогда он поступал так же.

Морэн с силой выбросил вперед обе руки, Воплощая и посылая навстречу флеттерам тяжелые копья; в момент возникновения они уже набрали немалую скорость – как он и пожелал. Перед самим самоцветником соткался тяжелый щит; вовремя – в ту же секунду пулеметные очереди полоснули по гондоле и щит задрожал от ударов.

Флеттерам было просто увернуться от копий: они слегка дернулись, оба снаряда прошли рядом, но мимо…

И взорвались.

Пламенная вспышка, стихия Огня, заключенная внутри Воплощаемого предмета. Преимущество овладевших несколькими искусствами.

Пламя хлестнуло по машинам, стремительно пожирая деревянные части. Вызванный стихийным искусством огонь всегда исчезал с неохотой, и даже яростный ветер вокруг не мог сбить его с флеттеров; обе машины задергались, уйдя вниз и скрывшись из глаз.

Морэн лишь усмехнулся. Он не питал иллюзий на свой счет – в другом случае положение оказалось бы куда более тяжелым. Но пираты просто не привыкли к самоцветной магии и решительно ее не понимали – как нередко случалось в здешних странах.

Что ж, тем лучше для него.

Материала для Воплощения не было. Кожу планера использовать было нельзя: как тогда спуститься обратно? Оставалась разве что одежда, но это было бы просто неприлично.

Что ж, Воплотители не зря часто появлялись в народных сказках в роли волшебников, творящих сокровища из воздуха.

Лаи плотно прижала ладони к гладкой поверхности баллона и прикрыла глаза. Незримая, но ощутимая каждой частичкой тела и души сила Дерева хлынула сквозь пальцы, проникая в лист, струясь сквозь него.

Читая его. Рассказывая Като Лаи о том, что есть этот лист, какова его сущность, как он устроен.

Разум девушки наполнился далеким шелестом и скрипом; она знала, что так откликаются листья далекого дерева-исполина и его же толстая кора. Читала ли она образы из памяти баллона… или где-то в глубине Кардии громадный хинтан и впрямь откликнулся на зов раненого листа?

Неважно. Сейчас – неважно.

Лаи открыла глаза, вгляделась в дыру, ощущая острый запах селенина; удерживая в памяти ощущения и знания, дарованные стихией, она вызвала образ.

Воля, переплетенная с силой Дерева, заструилась поверх дыры, сплетаясь тысячами волокон; с каждой долей секунды они становились все более прочными и толстыми. Тонкая зеленоватая пленка пробежала поверх волокон, темнея на глазах.

Утечка селенина прекратилась; Лаи больше не чувствовала запаха. Совершенно новый лист натянулся поверх пробоины, преграждая газу путь. Он будет оставаться на месте ещё шесть часов – этого хватит, чтобы или достичь ближайшего порта, или приземлиться для ремонта.

«Отлично!»

Лаи выпрямилась, глубоко вздохнув, и тут же замерла: что-то было не так. Что?

Долей секунды спустя она осознала ответ: увлекшись сотворением, она забыла о том, какой срок назначила клею на подошвах туфель. Прямо в момент осознания он испарился.

Свирепый ветер ударил Лаи незримым кулаком, швырнув ее прочь с баллона.

Морэн не особенно старался целиться: он должен был отгонять пиратов и удерживать их внимание, попадать в цель было не обязательно. Он уже развеял Воплощенный ранее щит; взрывающиеся пламенные шары и полотнища огня, щедро льющиеся с его рук, ничуть не хуже сбивали чужой прицел.

Он не забывал внимательно следить за небом: к этому времени Лаи уже должна была справиться, и Морэн был готов в любую секунду погасить пламя, чтобы не задеть ее планер. Как только она начнет спускаться, надо будет бить не столь ярко, но точно, целясь во флеттеры.

…а, может, и не надо.

Зависший примерно в кане* от «Дара Леммера» пиратский корабль начал разворачиваться; три оставшихся флеттера устремились к нему.

Бегут? Похоже, что так! Столкнулись с неведомым, потеряли абордажную команду и решили отступить.

Морэн широко улыбнулся, глядя вслед пиратам.

И тут же рванулся вперед, когда мимо, беспомощно дергаясь на ветру, рухнул планер Лаи.

На такой скорости, ошеломленная ударом ветра, она не могла пере-Воплотить планер; только сильные воздушные потоки и все ещё раскрытые крылья не позволяли ей камнем устремиться вниз.

Для Морэна время застыло. Он видел, как планер неуклонно уходит вниз, минуя его поле зрения, осознавал, что Лаи может не успеть – почти наверняка не успеет – изменить его до столкновения с землей…

Копья бы не помогли. Другое оружие – тоже. Воплощать верёвки он просто не умел.

Морэн отчаянно выбросил руку назад, пытаясь нащупать хоть что-то, нечто, что сможет помочь…

И в пальцы ему лег рейлвер.

Морэн даже не размышлял: служба на Стене Шеньтана и учеба у Лина-Копейщика приучили его принимать решения мгновенно и осознавать – что и как надо сделать. Он выбросил скарделльское оружие вперед, одновременно накладывая образ на ствол.

Палец нажал на спуск – и пуля вырвалась наружу быстрее любого копья или стрелы. Но она прошла сквозь волю Воплотителя; из дула стремительным росчерком метнулся не металлический конус, а длинный стальной шнур с крюком на конце.

Снаряд ударил прямо в крыло планера, пробив насквозь ткань и зацепившись за каркас; Морэн и схватившийся за рейлвер капитан отчаянно рванули оружие к себе. Совместное усилие дернуло Лаи вверх, ветер ударил в крылья планера – и девушка взлетела прямо к открытому люку.

Морэн мгновенно вцепился в ее кисть, втаскивая внутрь. Через секунду стальной канат исчез; о пол звякнула пуля.

Все трое одновременно выдохнули. Где-то вдали пиратский корабль продолжал работать винтами, уходя прочь.

– Как вы догадались, капитан? – переведя дыхание, спросил Морэн.

– Интуиция, – честно сказал Шенлер. – Или милость Инженера.

– Я всегда считал, что моя служба позволит мне узнать много нового, – задумчиво сказал Шенлер. – Но как-то не ожидал так близко познакомиться с магией Самоцветной Империи.

Морэн тихо рассмеялся и сделал глоток чая.

Они сидели в малом салоне; матросы уже привели его в порядок, но избитые пулями стенные панели ещё предстояло чинить. Примерно час назад «Дар Леммлера» опустился в мелком таринском порту и техники принялись устранять повреждения баллона. Шенлер, успокоив всех пассажиров и оценив ущерб кораблю, наконец нашел время поблагодарить спасителей.

Лаи, правда, удалилась в каюту, решив отдохнуть: столь быстрое Воплощение на долгий срок отнимало немало сил. Морэн же составил капитану компанию.

– Признаюсь, это впечатляет, – продолжил Шенлер. – Ваши искусства… Чистые, так они называются?

Морэн кивнул.

– Поверьте, капитан, – заметил он, – ваша магия нас удивляет ничуть не меньше. У нас не делают такого, скажем.

Он кивнул на лежавший на столе рейлвер.

– Ваши волшебные знаки и жидкая энергия для нас точно так же необычны. Поэтому, кстати, мы с сестрой и отправились на Фаэти – посмотреть на чужую магию, там кого только не встретишь.

– Что ж, хорошо, что наши искусства помогли друг другу, – усмехнулся Шенлер. – А по меркам своей родины, кстати, насколько вы… сильны? Простите, если это недолжный вопрос.

– Да нет, все в порядке, – покачал головой Морэн и выразительно поднял руку с серебряным перстнем, показывая тонкий узор на металле. – Мы оба удостоены четвертой ступени Воплощения и третьей – в стихийных искусствах. Не так много осталось до права на пятую и четвертую ступени соответственно; Лаи их, конечно, получит раньше меня.

Шенлер вскинул бровь. Последняя фраза прозвучала со спокойной уверенностью, будто Морэн говорил о чем-то, что само собой разумелось.

– Прошу меня простить, – озадаченно сказал он, – но почему вы так считаете? Глядя на то, как вы оба сражались сегодня…

Морэн рассмеялся.

– Мастерство измеряется не сражением, капитан. Видите ли…

Он помедлил, подбирая слова; Шенлер молча ждал объяснения.

– Создание огненной бури, мгновенное сотворение оружия – это впечатляет, не спорю, – Морэн вздохнул и снова пригубил чай. – Но куда важнее – и сложнее – сотворить нечто, что существует дольше секунды. Повторю – что существует, а не разрушает, не проливает кровь, а спасает жизни. Я пока в этом не так уж преуспел; у Лаи получается значительно лучше.

– Так считают во всей Империи? – задумчиво уточнил Шенлер.

– Полагаю, да, я не встречал магов, которые думают иначе, – Морэн неожиданно усмехнулся. – Знаете, как у нас говорят? «Многие могут пустить стрелу в небо; немногие способны построить лестницу к небесам».

– Да, – кивнул капитан, невольно протянув руку и погладив деревянную панель. – Это я хорошо понимаю.

– А вас, кажется, ещё что-то озадачивает? – спросил Морэн. – У вас такое выражение на лице.

– Пожалуй, да, – нехотя признался Шенлер. – Вы очень спокойно вели себя. И убивали, даже не задумавшись.

– Ну так мы же поступали правильно, так? – поднял бровь Морэн.

– Сдается мне, уж простите, что дело не только в этом. Я вспомнил, что читал об Империи и кочевниках Фаньтая. И думается мне, что эти истории настолько правдивы, что после службы там вы не можете воспринимать пиратов серьезно. Как истинных противников… может, как заслуживающих внимания вообще.

– Может, и так, – после паузы кивнул Морэн. – Но именно потому я стараюсь не давать Лаи участвовать в бою. Сегодня деваться было некуда, но обычно я сражаюсь сам.

– Почему?

– Потому что наши учителя – великие воины, но мой наставник создает оружие, а наставник Лаи – сады. Потому что моя стихия разрушительна по природе, даже когда спасает, а ее стихия связана с жизнью, даже когда убивает, – Морэн медленно покачал головой. – Пусть Лаи не привыкает к смерти.

Наступило молчание; Шенлер не знал, что тут можно сказать. Он смог только сменить тему, поинтересовавшись:

– А во что вы с сестрой играли перед нападением?

– Торан. Наша, имперская игра, здесь ее не знают. Я могу вам объяснить правила, если пожелаете, – предложил Морэн.

– С удовольствием, – кивнул Шенлер.

И подумал: «В следующий раз буду знать, чего ожидать от занятых игрой самоцветников».

*Кан – 500 м, имперская мера длины

23.01.2014 – 02.02.2014


Оглавление

  • Имя крови
  • Память журавля
  • Тайные печати
  • Воплощение небес