Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))
По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...
В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная
подробнее ...
оценка) состоит в том, что автор настолько ушел в тему «голой А.И», что постепенно поставил окончательный крест на изначальной «фишке» (а именно тов.Софьи).
Нет — она конечно в меру присутствует здесь (отдает приказы, молится, мстит и пр.), но уже играет (по сути) «актера второстепенного плана» (просто озвучивающего «партию сезона»)). Так что (да простит меня автор), после первоначальных восторгов — пришла эра «глухих непоняток» (в стиле концовки «Игры престолов»)) И ты в очередной раз «получаешь» совсем не то что ты хотел))
Плюс — конкретно в этой части тов.Софья возвращается «на исходный предпенсионный рубеж» (поскольку эта часть уже повествует о ее преклонных годах))
В остальном же — финал книги, это просто некий подведенный итог (всей деятельности И.О государыни) и очередной вариант новой страны «которая могла быть, если...»
p.s кстати название книги "Крылья Руси" сразу же напомнили (никак не связанный с книгой) телевизионный сериал "Крылья России"... Правда там получилось совсем не так радужно, как в книге))
По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.
cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".
Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.
Итак: главный
подробнее ...
герой до попадания в мир аристократов - пятидесятилетний бывший военный РФ. Чёрт побери, ещё один звоночек, сейчас будет какая-то ебанина... А как автор его показывает? Ага, тот видит, как незнакомую ему девушку незнакомый парень хлещет по щекам и, ничего не спрашивая, нокаутирует того до госпитализации. Дальше его "прикрывает" от ответственности друг-мент, бьёт, "чтобы получить хоть какое-то удовольствие", а на прощание говорит о том, что тот тридцать пять лет назад так и не трахнул одноклассницу. Kurwa pierdolona. С героем всё ясно, на очереди мир аристократов.
Персонажа убивают, и на этом мог бы быть хэппи-энд, но нет, он переносится в раненое молодое тело в магической Российской империи. Которое исцеляет практикантка "Первой магической медицинской академии". Сукаблять. Не императорской, не Петербургской, не имени прошлого императора. "Первой". Почему? Да потому что выросший в постсовке автор не представляет мир без Первого МГМУ им.Сеченова, он это созданное большевиками учреждение и в магической Российской империи организует. Дегенерат? Дегенерат. Единица.
Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно
воспоминаниях.
И кому, как не его феям, это понимать?
Солнце сегодня светило ярко, словно подчеркивая краски мира. Альтен на миг закрыл глаза, ощущая на веках тёплые ласковые лучи, улыбнулся и зашагал по незнакомой дороге.
Она вилась сквозь маленький сквер, где по сторонам и над головой мерцали наполненные светом листья. Линн устремилась вперед, зависла на фоне дерева. Темная кора особенно ярко подчеркнула серебро волос и светлую кожу феи; Альтен замедлил шаг, сохраняя образ в памяти.
Реши он сейчас выхватить армарт и сотворить картину – у него бы получилось. Феи всегда дарили художникам вдохновение, воплощали его самим своим присутствием.
Слева послышался плеск воды. Альтен обогнул пышный куст и остановился.
Перед ним оказались небольшое озеро и отходивший от него ручей. Чистая вода блестела под солнцем, густая трава на берегах и выступающий из озера камень отбрасывали густые тени. Смешиваясь со светом, они создавали на прозрачной глади удивительную, живую мозаику.
Милл перепорхнула на камень, критически оглядела озеро и опустилась на колени. Отбросила назад темные волосы, коснулась воды кончиками пальцев. Лучи солнца вспыхнули бликами в волосах и стеклах очков, отразились в воде.
Линн тоже метнулась к озеру, но зависла в воздухе над ним, в ореоле звона крыльев. Свет очертил её фигурку, множеством бликов отразился в ручье.
Альтен на мгновение задохнулся от сочетания цветов и оттенков. Он вгляделся в представший перед ним образ, стараясь запомнить каждый отблеск.
Так было всегда – он видел, он запоминал, он пропускал краски мира сквозь призму своей фантазии. И потом они становились частью новой картины.
Как у всех тедеа.
– Милл, Линн, – с улыбкой позвал Фенней. – Спасибо. Но пойдемте, а то и впрямь опоздаем.
Любой стрелок-художник хотя бы раз побывал на Арене Красок. Белый амфитеатр под сияющим куполом был знаком каждому жителю города, и не проходило дня, чтобы здесь кто-нибудь не выступал или не тренировался; поговаривали, что сама Арена вдохновляет и помогает. Как исполинская фея.
Сейчас амфитеатр был полон других тедеа, и Фенней по обыкновению обвел их взглядом. Самое разнообразное оружие – револьверы, автоматы, пистолеты, винтовки… Говорили, что есть художники, которые творят в манере «молниеносной кисти», при помощи пулемёта, но сам Альтен таких не встречал. Наверное, потому, что пулемёт плохо подходит для обычной жизни.
Любой армарт мог служить и обычным оружием, и у каждого тедеа на поясе висел стальной контейнер с боевыми патронами. Любая автофея не только вдохновляла творчество, но и помогала пуле лететь в цель или разбивала чужие снаряды. Но большинство тедеа проживали жизнь, выпуская боевые патроны лишь в тире.
Альтен улыбнулся, представив, насколько полон сейчас зал неслышным звоном миниатюрных крыльев. Конечно, Фенней не видел и не слышал ни одной чужой феи – такое случалось очень редко, разве что в момент обретения ее художником. Даже сами феи не могли видеть других, если они или художник не касались чужого армарта; но трогать оружие без разрешения было верхом невежливости.
Сейчас так поступили только семеро тедеа – жюри за столом в дальнем конце зала, на фоне широкого темного табло. Их армарты цепочкой лежали перед хозяевами, и любой участник понимал, что его работу будут обсуждать как судьи, так и автофеи.
Альтен покачал головой и отогнал раздумья: приближалось начало финала. Он до сих пор не верил, что сумел пройти все остальные этапы. В прошлом году не вышло, в этом получилось иначе. Наверное не зря он целый год тщательно работал над своей манерой стрельбы, требуя, чтобы Милл и Линн указывали на малейший промах.
Фенней негромко фыркнул. Да уж, он их замучил. Однажды милая и оптимистичная Линн не выдержала и раскритиковала очередную картину так, что Милл поперхнулась и предложила быть помягче.
Художник подался вперед, разглядывая товарищей по финалу, мысленно примеряя их на портреты.
Эрвин Фансет, тяжелое ружье. Уверенные широкие мазки, прекрасно подходившие самому тедеа – крупному, полному, широкоплечему, с лицом оттенка спелых яблок. Сейчас он что-то рассказывал соседу, через мгновение оба рассмеялись. Анекдот, наверное, до них Фансет был большим охотником.
Лария Интальи, автомат. Удивительно быстрая и лёгкая манера творить; Фенней не понимал, как ей это удается и иногда по-белому завидовал. Она не открывала глаз, полностью сосредоточившись на образах внутри и лишь изредка поглаживая приклад лежавшего на коленях армарта – такого же изящного, как и сама Лария. Черный металл резко выделялся на фоне светлого платья, притягивал внимание.
Дорион Керр, пистолет. Самый серьезный противник – сдержанный, внимательный, заслуженный, с десятками наград. Хотя последние лет восемь он редко выступал, а когда являл что-то новое – то в технике безупречной, фотографической реалистичности. Сама поза Керра казалась
Последние комментарии
11 минут 51 секунд назад
15 минут 40 секунд назад
9 часов 46 минут назад
9 часов 49 минут назад
10 часов 1 минута назад
10 часов 3 минут назад