Пустынный океан [Ad Astra] (fb2) читать онлайн

Пустынный океан Ad astra

Пролог

— Нет-нет, довольно с меня камней. Все эти цепочки спутываются с волосами, и перед сном мне приходится тратить целый час, чтобы все это расплести! Распустите волосы, да, вот так. А эти пряди соберите сзади. Нет, в не косу, а в пучок. Ослабьте. Ослабьте пряди! Ну и что, что свисает на лицо. Это лучше, чем, если все будет зализано.

— Госпожа Эолин, но этот черный цветок, которым вы желаете заколоть пучок, совсем не гармонирует с вашими украшениями и с платьем.

— Я не буду переодеваться! Давайте сменим серьги. Да-да, вот те, черные, опаловые. И ожерелье из опалов…Как это, у меня нет черного ожерелья? Тогда я хочу черное ожерелье!

На деревянном полу, среди разбросанных лент и тканей, строили блики яркие лучи взошедшего солнца. Их жаркое опаляющее дыхание, пройдя сквозь густые сады, меркло у самой веранды, что пропускала еле заметный ветер в открытую комнату. Распустившиеся олеандры испускали от своих розовых лепестков приятный запах, что в одно мгновение становился горьким и пряным, стоило закрыть в помещении все двери и окна. Когда они надоедали, их заменяли белоснежными эухарисами, заполняющими воздух сладковатым ароматом, перебивающим любые другие запахи.

— Как думаете, что это за цветок? — не скрывая улыбки, я немного повернула голову влево, чтобы разглядеть драгоценную заколку, от которой по волосам спускались связки блестящих опалов.

— Гардения.

— Нет же, хризантема.

— А издалека, словно роза вовсе…

Я рассмеялась, рассматривая в зеркале спорящих служанок, коих столпилось в этой комнате не менее десяти. Одна из них расчесывала и укладывала мои шелковистые длинные волосы, что переливались от бирюзового до морского цвета. Другая — втирала в кожу питательное масло с цитрусовыми нотами, третья же — прикрепляла изумрудную ткань довольно обнажающего платья к массивному ожерелью и к браслетам из чистого золота.

— Госпожа Эолин, госпожа Эолин, а эту заколку он вам подарил? — молоденькая служанка, закусив губу, показалась в зеркале.

— Да, это он мне подарил, — переполненная эмоциями и предстоящей встречей, я широко улыбнулась, вновь смеясь, когда все девушки разом ахнули и смущенно опустили взгляд на дорогой моему сердцу подарок.

— Ой, нам лучше поторопиться, их клан прибудет с секунды на секунду!

— И то верно, — я вскочила с обитого бархатом пуфика, разглядывая свое лицо в зеркале. Из-под черных длинных ресниц на меня смотрели взволнованные аметистовые глаза. Красивое ухоженное лицо в зеркале по-детски надуло губки, крася их неяркой дорогой помадой, большие круглые сережки, качнувшись в такт наклоняющейся голове, звонко брякнули. Приятная ткань упала на пол, и я оправила платье на груди. Изумрудное одеяние, половину из которого составляли украшения, открывало вид на плечи, руки, спину, а также часть живота. Шлейф у платья был небольшой, что заметно облегчало мне передвижение.

— Ну, как я выгляжу? — я никогда не восхваляла свою красоту, не погрязла в алчности, которую так часто навязывает богатство, и заслужила репутацию госпожи, на которую сердиться было не за что. Но сегодня, буквально прыгая от радости, я с наслаждением рассматривала свою внешность, чем вызывала улыбки на лицах служанок. Ответ я, безусловно, знала заранее. Но не задать вопрос не могла.

— Великолепно!

— Прекрасно!

— Вы невероятно красивы!

Я почувствовала себя ребенком. Ребенком, которого впервые вели в зоопарк или на фестиваль. Это ожидание чего-то удивительного, настолько желаемого, что хотелось уткнуться в подушку и закричать, колотя мягкую кровать с зеленоватым балдахином ножками. Вот, я готова. Интересно, ему понравится?

Мой милый Табрис. Милый и красивый Табрис, с которым я дружила все свое детство. Он всегда заботился обо мне, всегда был рядом, когда это требовалось, и я влюбилась. Как в него было не влюбиться? Табрис очень красивый и невероятно талантливый. У него добрый взгляд и располагающая улыбка, а еще он один из наследников Опалового клана. Как бы я желала, чтобы именно Табрис стал моим первым мужем, но в высших сословиях первые два брака всегда планируют родители, чтобы сохранить связи в кланах, которых у нас всего шесть: сапфировый, рубиновый, александритовый, опаловый, падпараджавый и изумрудный, в котором состою я. Каждая богатая и влиятельная госпожа должна иметь шесть мужей, но здесь присутствуют определенные правила и ограничения. Так, к примеру, жена не может иметь мужей, что будут из одной семьи. Поэтому я всегда боялась, что моя мама на предстоящей встрече с Опаловым кланом, договорится о моей помолвке с иным наследником, и я больше не смогу видеться с моим Табрисом. А как бы я хотела, чтобы он стал моим мужем! Мы бы жили с ним в одном из дворцов, и у нас было бы много детей. Я бы любила только его! Зачем мне остальные мужья, если у меня есть Табрис!

Честно признаться, я не понимала многомужества. Меня воспитывали согласно традициям и правилам, и я осознавала, что в этой большой стране, поделенной на три различных Империи, это не прихоть, а необходимость. Девушки из низших сословий могли иметь и одного мужа, но высокопоставленные госпожи этой участи были лишены. Почему обязательно шесть? Для нас это число магическое, таящее в себе совершенство, равновесие, абсолютную защиту и истину. Шесть кланов, шесть рек, пронизывающих наши Империи, составляющих одну страну, шесть основных рас, шесть Великих Храмов и, безусловно, шесть мужей. Наверное, все это кажется мне странным, потому, что я родилась не здесь, хотя и живу сейчас в Центральной Империи Харран. Что уж говорить, пускай я и являюсь одной из наследниц Изумрудного клана, но во мне не течет их кровь.

Мою мать зовут Иараль. Она забрала меня, когда мне было всего пять лет, и, сказать по правде, те годы я помню смутно. Знаю лишь то, что Императрица Изумрудного клана забрала меня из нищей страны, где царствовала анархия и революция. Кстати, Императрица Изумрудного клана и есть моя приемная мать. В нашей стране абсолютный матриархат, поэтому кланами руководят женщины. Матриархат, если верить истории, потому, что три Империи создали три сестры, что были невероятно талантливыми волшебницами. Поэтому именно женщины сильнее в магическом плане. Это вовсе не значит, что здесь мужчин угнетают, даже наоборот. Они имеют такие же права, очень сильны физически и являются нашими защитниками. Но рождаются чаще всего мальчики. У моей матери даже пять сыновей.

Иараль всегда была ко мне очень добра. Баловала и всегда покупала мне то, что я хотела. Служанки рассказывали, что когда я была маленькой, Иараль почти не отходила от меня и называла своим сокровищем. Я любила её так же, как и она меня, и была ей благодарна за все, что она для меня сделала. Себе я пообещала, что сделаю и для нее все, что возможно. Некоторые из моей прислуги шептались, что глава клана немного не в себе, но я всегда пропускала это мимо ушей, ратуя на то, какими сплетниками могут быть служащие во дворце. Как будто им делать нечего. Только строят и разносят ложные сплетни!

Маме о Табрисе я рассказала, и, судя по её улыбке, на этом собрании она выберет именно его. Как же я была счастлива! Щеки жгло румянцем, стоило мне только представить в своей голове, как нас венчают с Табрисом, как я сижу с ним на небольшом помосте в центре стола, уставленного дорогими яствами, как он нерешительно обнимает меня за талию, называя своей женой и самым прекрасным созданием в этом мире. Неловко-то как! Я даже не обращала внимания на слуг, у которых сегодня было столько дел, буквально бежала по коридору, желая поскорее увидеть моего милого Табриса, броситься ему в объятия и с удовольствием посмотреть на подаренное мною ему кольцо, которое он никогда не снимал. Как же сильно я его любила! Как же сильно я благодарна судьбе за то, что она свела меня с ним.

А вот и поворот! Быть может, он уже стоит там? Он, такой красивый и такой добрый. Он, что радостно улыбнется мне и раскроет свои теплые руки. Когда Табрис был маленьким, его иногда путали с девочкой, настолько он был милым, а его большие рубиновые глаза западали прямо в душу. Моя младшая сестренка, которую мама приютила так же, как и меня, часто смеялась надо мной, говорила, что все мои мысли только об этом юноше. Я дула губки, отнекивалась, но ведь так оно и было! Я писала ему письма почти каждый день, а он, такой заботливый, всегда быстро мне отвечал. Я рассказывала ему все свои тайны, а он рассказывал свои, и мы давали друг другу обещания держать все это в секрете. И так нам радостно было от того, что во всем мире эти тайны знаем только мы вдвоем. Выскочив из-за поворота прямо на веранду, я врезалась во что-то твердое и тут же подняла свое улыбающееся лицо, надеясь увидеть там моего Табриса, но…это был не он.

Улыбка тут же спала с моего лица, и я, смущенно понурив голову, отскочила в сторону, невольно дотрагиваясь до заколки, чтобы убедиться, что она в порядке.

— Будьте более осмотрительны, госпожа, и смотрите, куда вы идете, — услышав беспристрастный и холодный голос, я скривила губы. Уверенна, что сейчас он как всегда надменно смотрит на меня сверху вниз, поэтому даже голову поднимать не буду. Пусть уже уйдет отсюда. — Мне еще долго ждать извинений?

Ох уж этот…этот…Злобы на него не хватает! Как вообще кто-то вроде него может быть старшим братом Табриса! Зазнайка — вот, кто он! Словно весь свет ему принадлежит. Высокомерный и беспринципный, а еще лишен всякой морали! Говорят, что так он ведет себя потому, что является кандидатом на звание сильнейшего в Опаловом клане, но мне все-равно. Он и мизинца Табриса не стоит. Пусть весь такой сильный идет куда подальше! Я гордо вскинула голову, пряча сжатые кулаки позади себя.

— Прошу прощения за то, что в собственном замке не могу нормально передвигаться!

По-детски, наверное, но произнесла я это злобно. Моя макушка ему еле до груди доставала, поэтому задирать голову высоко пришлось. Его вечно спокойные красные глаза смотрели так, словно со стороны все это выглядело так, как если бы бабочка пыталась укусить дракона и считала, что сделала это успешно. К сожалению, он был похож на Табриса. Но, к моему облегчению, не сильно. Валефор имел длинные, почти ниже лопаток, волнистые и белоснежные волосы, в то время как у Табриса они были короткими и прямыми. Брови у этого эгоиста были темными, а глаза кровавыми, а у моего любимого — светлые, а радужка рубиновая. И есть эта разница, я знаю! Нос у Валефора был ровным, подбородок острым, а еще он был очень и очень бледным, как и все в аристократическому роду вампиров. Табрис же имел лицо более круглое, а кожу светлую, но не мраморную, а еще он всегда улыбался, обнажая ямочки. Высокий зазнайка, как я его всегда называла, был одет во все черное, как и было положено его Опаловому клану. Черная рубашка, черный жакет, брюки, высокие сапоги, большие наплечники, от которых до пола шел темный плащ и высокий воротник. Один из ремней шел от плеча до бедра, другой — висел на поясе, служа прикреплением для ножен, в которых покоился дорогой меч. Его синюшные пальцы, которые я всегда считала отвратительными, были исполосованы шрамами.

— Это не ваш замок, госпожа Эолин, и не ваша семья, — он сказал это так безэмоционально, что я потеряла всю свою злобу и мое лицо предательски выказало удивление и обиду. Все знали, что госпожа Иараль приютила двух девочек из-за того, что после родов пяти сыновей больше не смогла зачать. А попытка забеременеть с помощью магии привела к…Неважно. Важно то, что многие относились к этому с пониманием и одобрением. Более того, некоторые госпожи последовали этому примеру, ведь девочки рождались редко. Но были и те, для кого частота крови была слишком важна. Вот еще почему я не любила старшего брата Табриса. Он Валефора почему-то очень боялся и уважал. А я нет!

— Прошу прощения. Чувствуйте себя, как дома.

Вернув себе маску горделивости, я быстро прошла мимо, складывая руки перед собой. Этот зазнайка не испортит мне сегодняшний день. Более того, раз этот эгоист здесь, значит и Табрис тоже прибыл! Это куда важнее. Я вновь ускорилась, отбивая стуком каблучков по деревянной веранде, на руках побрякивали цепочки, шедшие от браслетов. Собрание, должно быть, уже началось, а значит, мы сможем вдвоем погулять в саду. Мне так много нужно рассказать моему Табрису! А еще, я обязательно пожалуюсь ему на Валефора! Скажу, какой его брат грубиян.

Где же ты? Я осторожно заглянула во двор, куда прибывали все гости. Это была небольшая площадь, к которой с разных сторон вели аллеи из пальм. Среди карет и верховых животных Табриса не было. Неужели он пошел на собрание? Нет-нет, он обещал мне, что мы обязательно увидимся и что он не пойдет на это скучное мероприятие. Но я не буду говорить ему о том, что госпожа Иараль обо всем договорится, пусть это станет сюрпризом!

Я уже почти весь дворец обошла. Наверное, он тоже ищет меня, и мы с ним просто ходим кругами, как в тех смешных рассказах из книжек. От одной мысли об этом я тихо расхохоталась. Точно! Я же в саду еще не была! Вспомнив про одно из достояний нашего дома — великолепный сад, на который садовники тратили уйму времени, чтобы сохранить его среди пустыни — я стремглав помчалась туда. Уложенные камнем дорожки вели внутрь, ветвясь и уводя в глубь настоящего лабиринта из прекраснейших цветов и деревьев. Пальмы росли рядом с кустами бордовых роз, и выглядело это до того необычно, что, если бы не магия садовников, то навряд ли это можно было бы увидеть вживую. Я бежала вперед, к беседке в самом центре сада, и тихо вскрикнула, когда резво выскочивший со стороны Табрис поймал меня в объятия и подкинул вверх. Милый-милый Табрис, как же я люблю тебя! Пусть, пожалуйста, будет так, что мы поженимся и будем вместе навсегда!

— Ты надела её! Она очень тебе идет! — он поставил меня на землю и убрал руки с моей талии. Я бы так хотела, чтобы он обнимал меня вечно!

— Конечно, я надела её! Это ведь ты подарил, — я смущенно улыбнулась и засмотрелась на красивое лицо Табриса, которое покрылось румянцем.

— Я искал тебя, — юноша взял меня под руку и повел к выходу из сада. Действительно, судя по времени, собрание уже закончилось, и начинался обед.

— А я тебя! Знаешь, пока искала тебя, встретила твоего брата. Какой же он все-таки грубый!

— Его черствость вполне оправдана, — Табрис виновато завел руку за голову, — не принимай его слова близко к сердцу, хорошо? Он всегда все говорит в лицо…

Я замолчала. Всегда, когда я жаловалась ему на Валефора, Табрис выглядел отстраненно и напугано, поэтому я тут же решила сменить тему.

— Вы приехали всей семьей?

— Конечно, судя по слухам, на этом собрании хотят свести наши кланы, — он вновь улыбнулся. Какой же он милый, когда смеется!

— Ну, надо же, — наигранно удивленно протянула я, мысленно упрашивая судьбу помочь.

Табрис кивнул и протянул мне руку, когда я поднималась по ступенькам. Он всегда был таким вежливым и галантным. Идеальнее мужчины я в жизни не видела! Его губы мягко коснулись моей руки, и я против воли потянулась вперед, желая, чтобы этот поцелуй не был предназначен только моей кисти. Он никогда не заходил дальше объятий, а мне, к своему стыду, хотелось большего.

— Увидимся за обеденным столом.

— Да, конечно! — помахав Табрису рукой, я, приподняв подол платья, быстро поднялась по лестнице на второй этаж, где располагался кабинет моей матери. У меня сердце было готово вырваться наружу при мысли о том, что сейчас я открою дверь, и все решится. Если все получится, то уже за обедом объявят о нашей с Табрисом свадьбе!

Быстро постучала в массивную дверь и, не дожидаясь ответа, вошла внутрь. Госпожа Иараль сидела за столом, водя ноготком по золотой клетке, в которой сидела маленькая колибри. Мама была очень красивой. С мягкими изумрудными волосами и золотыми глазами, в которых иногда проскакивал какой-то нездоровый блеск. Я не верила в слухи о том, что моя мама психически нездорова. У нее, как у любой достопочтенной госпожи, было шесть мужей, но один умер от болезни, а двое других погибли на войне. Иараль была очень умной женщиной и не умела сдаваться, шла по головам, если жаждала что-либо получить. Увидев меня, она широко улыбнулась. Мне от этой улыбки словно легче стало. Неужели все получилось!

— Эолин, птичка моя, споешь мне сегодня перед сном?

Сев на кресло перед Иараль, я уверенно кивнула головой. Я гордилась своей песенной магией, которая досталась мне в наследство от моей расы. Моя мать была русалкой, а отец — простым человеком, поэтому хвоста у меня не было, и проявить его я не могла, зато силы передались. Изумрудный же клан происходил от дриад.

— Простите мне мое нетерпение, но что же на собрании решили? — я чуть ли подпрыгивала, сидя на кресле.

— Мы все решили! — Иараль довольно улыбнулась и похлопала в ладоши. — И скоро моя девочка первый раз выйдет замуж!

Я взвизгнула от восторга, и моя мама рассмеялась.

— Конечно! Валефор сможет сделать тебя счастливой!

Думаю, что в тот момент я перестала дышать. Послышалось? Да, наверное, этот зазнайка настолько разозлил меня, что я непроизвольно подумала о нем. Ну, конечно!

— Вы же сказали о Табрисе, верно? Я от счастья не расслышала, представляете!

— Нет-нет, я сказала о Валефоре, что он сдел…

— Но я хотела замуж за Табриса! — я вскочила с места, хватаясь за ткань на груди. В горле сильно пересохло, а дыхание стало очень шумным. Да быть этого не может! Чтобы я, да за этого идиота! Да никогда!

— Эолин, — мама внезапно стала очень серьезной. От её улыбки не осталось ни следа, глаза безумно сверкнули. — Мои дети меня слушаются.

Я обреченно свалилась в кресло.

— Церемония обручения будет закрытой, она запланирована на завтра. Поэтому вместо обеда ты поедешь подбирать платье, я все объявлю сама.

— Но Табрис…

— Мне нет до него дела.

Глаза начали болеть, и через секунду вся картинка перед глазами поплыла из-за выступающих слез.

— Валефор не любит меня, — я всхлипнула, — а я его!

— Поверь мне, лучшей партии для тебя не найти. Ты же сама говорила, что все сделаешь для своей семьи, разве нет?

Глава 1

Мне вновь приснилась собственная свадьба. Торжество, о котором я желала вспоминать с приятной истомой, обратилось в крах собственных надежд и построенных иллюзий, коими я с детства окружала себя. Человеческая душа слишком быстро привыкает ко всему хорошему, оказываясь в условиях, где телу необходимо заботиться лишь о собственной внешности. Нет черного колье, платье неправильно подшили, задержали обед на пять минут — не те проблемы, что появившись в моей жизни, научили меня чему-то важному. И вот, впервые столкнувшись с отказом, я поняла, насколько сильно меня, обычную девочку из трущоб, избаловала эта роскошная жизнь. И все же…Мне было очень и очень больно.

Первая свадьба, первый муж — все это должно было стать для меня чем-то незабываемым, чем-то важным, что оставило бы теплый след в душе. Но вместо этого мне в душу плюнули и потоптались грязными сапогами на всех детских мечтах. Свадьба была очень пышной, моя мама светилась радостью, принимая многочисленные поздравления и подарки. Великолепное платье, сложная прическа, украшенная цепочками из изумрудов и опалов, тяжелые украшения, что сверкали на телах приглашенных гостей, длинные столы, уставленные невероятно дорогими деликатесами. Серебряная посуда, старинные гобелены, веселая музыка нанятого оркестра — думаю, это именно та свадьба, о которой я всю жизнь мечтала. Это была моя свадьба, на которой я впервые в жизни желала отрастить хвост и уплыть далеко-далеко. От всех этих гостей, от вездесущих песков, от Валефора, что весь вечер вел себя почтительно, не выказывая эмоций, от…Табриса.

Мой милый, милый Табрис…Мой сон всегда заканчивался на нем. На том, как я, разглядев его чудесное лицо в огромной толпе, побежала к нему, игнорируя взгляд новоиспеченного мужа. На том, как он, увидев меня, внезапно повернулся и пошел прочь по одному из коридоров. На том, как я бежала в длинном тяжелом платье позади, протягивая пальцы и хватая его за одежды, желая дотронуться до его мягких волос, желая прикоснуться к его теплой руке, что вдруг оказалась холодной. Звук, когда по моей кисти ударили, отбросив её в сторону, я запомнила на всю жизнь. Взгляд глаз, что вдруг стали кровавыми, а не рубиновыми, навсегда остался где-то в сознании. Мой Табрис…Мой милый и любимый Табрис…Впервые я видела на твоем лице раздражение и скуку. Табрис…Я ведь попыталась тебя обнять, говорила слова о любви, утирала слезы, прося прощения неизвестно за что, но ты…

Мой сон всегда заканчивался на нем. На его словах. Жестоких словах, разбивших мне сердце. За что? Я любила тебя так сильно, что готова была отдать жизнь ради твоего счастья. Я помнила все дни, когда ты приезжал в гости, все письма, которые всегда пахли розмарином. И как же неистово я теперь хочу все это забыть, но…Она гложет. Раздирает на части. Она — беспощадная и всегда сильная — настоящая первая любовь. А ты…А ты никогда меня не любил так, как любила тебя я. Почему? Вина во мне?

«И что теперь?»— сказал ты тогда. Сказал злобно, жестоко, с такой ужасной насмешкой, что я, проглотив слезы, не смогла ничего тебе сказать. Кажется, я вновь начала говорить о любви, о том, как сильны мои чувства, и ты снова задал мне тот же вопрос. Почему тогда я не могла остановить слезы? Потому ли это, что уже тогда все поняла, пускай и не признавала? Я ведь бежала за тобой до самого выхода, где ты, обернувшись, криво мне улыбнулся. Быть может, это был не ты? Твое красивое лицо никогда не искажалось этим выражением, но…Но ты не оттолкнул, ты разорвал все мои чувства, которыми я жила. Ты, обернувшись, попал в самое уязвленное место. Ты ушел.

«Как будто у меня нет запасного варианта. Спустись уже с небес, Эолин».

На всю жизнь я запомнила эти слова. Мой сон всегда заканчивался на них, и я просыпалась на мокрой от слез подушке, пахнущей, как назло, розмарином. Как скоро затянется этот рубец, оставленный на сердце острым кинжалом, на лезвии которого был яд?

Я открыла глаза. Медленно повернулась, посмотрев на вторую половину помятой постели — там никого не было. Валефор всегда уходил очень рано. Я не любила его. После того, что произошло, было бы замечательно вообще более не испытывать подобного. Нет любви, не будет и предательства. И все же, спустя три дня нашей совместной жизни, я поняла, что была ему несколько признательна. За то, что в нашу первую брачную ночь, так ничего и не случилось. Он все знал. Знал о моих разбитых чувствах, стоило ему лишь взглянуть на мое заплаканное лицо, и ничего не говорил. Уходил рано утром, оставляя на прикроватном столике записку о том, какие у него сегодня дела, и пропадал на весь день. Знаешь, сегодня перед сном я обязательно скажу тебе спасибо. Не думаю, что ты будешь счастлив со мной, но назло всем я сделаю так, чтобы и ты был свободен в своих решениях, ведь и у тебя были причины жениться на мне столь внезапно, о которых я пока не знаю. Довольно жалеть себя. Мое лицо опухло от постоянных слез, что текли из глаз три дня. Не пристало так выглядеть дочери Изумрудной Императрицы, что теперь живет в своем собственном небольшом замке с мужем. Теперь, как независимая особа благородного происхождения, я автоматически вступала в Совет, и вскоре на мои плечи лягут обязательства. Я стану такой могущественной, продвинувшись в Совете на самый верх, что Табрис будет жалеть о сказанных им словах всю свою оставшуюся жизнь!

С этим настроем я наконец-то встала с кровати. Замок представлял из себя деревянное сооружение прямоугольной формы на сваях с массивной двускатной крышей. Первый этаж был сродни приемному залу. Он был окружен верандой и прекрасным садом. Второй этаж, на котором располагались кабинеты и выставочные залы, был украшен невероятной живописью. Третий же, где располагались спальни, — имел большие арочные проемы для окон, и утром там было очень красиво. Когда-то давно этот замок принадлежал одному из моих братьев, который, вступив в гарем одной знатной особы, покинул его. Теперь же он по праву принадлежал её Императорскому Высочеству Эолин, то есть мне.

Многие называли меня невероятно красивой. Думаю, это одна из причин того, почему Иараль в свое время приютила именно меня. Часть считала, что я слишком наивна, и, учитывая последствия моего разбитого сердца, они были совершенно правы. Некоторые полагали, что я глупа и меня легко обмануть, и, к сожалению, теперь я смотрела на эту критику с иной стороны. Все, Эолин, довольно. Теперь ты станешь самой красивой, богатой и сильной девушкой этой Империи. А для этого пора перестать думать о прошлом и начать действовать. Возьми пример с Валефора. Он считается сильнейшим в Опаловом Клане, девушки засматриваются на него, хотя он и не смотрит на них в ответ, и он, пускай и высокомерен, но со всей ответственностью взял на себя новые обязанности. И при всем при этом кроме пренебрежения или спокойствия иных эмоций на его лице я не видела. Значит, если спрятать свои чувства, то все получится? Значит, именно чувства мешают смотреть на все трезво и расчетливо?

Умывшись и одевшись с помощью служанок, я спустилась на обед, так как проснулась довольно поздно. В углу начинали пылиться стопки подарков, которые я не успела распаковать. Мне было достаточно того, что от Табриса там ничего не было. Но удивило меня и другое: от матери Валефора среди подарков также ничего не нашлось. Я обедала в одиночестве, довольно грустно, учитывая собственную неуверенность в дальнейших действиях и то, что в родовом замке у меня двое еще не женатых братьев, старшая сестра, что все время проводит в своей комнате и всегда улыбается, и младшая, с которой мы очень близки. Теперь я одна. С мужем, которого не хочу принимать, как мужа, и со слугами, коих в замке пока очень мало.

Весь день я провела в саду. Тщетно потратила свободное время, просто вглядываясь в аккуратный фонтанчик у беседки. Почитала книгу, которая оказалась довольно предсказуемой. Отужинала, и затем направилась в библиотеку вместе с пришедшим ко мне письмом от Совета. Всего в Совете было более сотни участниц, но большинство из них на деле являлось массовкой, наделенной большим статусом. Основу, безусловно, составляли шесть Императриц, их предложения всегда выслушивались, и без них не проходило ни одно важное собрание. Далее шла четверка глав, отвечающих за четыре сферы нашей Империи: военная, политическая, культурная и экономическая. В каждую сферу входило еще по четыре главы, между которыми были перераспределены обязанности, и именно эти главы имели в своем роде реальную власть, возможность что-то изменить, ввести и предложить. Всего их было шестнадцать, и именно они были моей целью. В виду своего статуса, я, перескочив сразу несколько этапов, стала подчиненной одной из глав, что крутилась в культурной сфере. Это была уже пожилая дама из Рубинового Клана, и я знала её еще с детства. Кажется, они дружили с моей матерью. Если я смогу занять её место, то мгновенно стану заметной фигурой.

Это письмо, которое я развернула, сидя в библиотеке, было именно от неё. Она просила меня на следующей неделе навестить сапфировые шахты и оценить условия, в которых живут сосланные туда работники. Не очень приятная работенка, учитывая, что в шахты ссылают или тех, кто такими работами избежал тюрьмы, или неблагополучных. Представляю, в каких условиях они живут. Финансирование на их проживание выделяется скудное, хотя я слышала, что среди тех работников есть множество талантов по работе с драгоценностями. Пришло и другое письмо. От целительницы, что желала осмотреть меня завтра. Это письмо напрягло меня намного больше, ведь обычно такое приглашение приходило тогда, когда целители, подкупленные родственниками, желали убедиться, что первая брачная ночь прошла успешно. Не в плане беременности, а в плане лишения своего целомудрия. Я же была чиста, как едва распустившийся цветок. Быть может, отказаться? Но тогда возникнут слухи, и появится мнение, что молодожены и не живут-то вместе. Моя мама будет в гневе. Она всегда твердила мне о том, как должна настоящая женщина заботиться о своем гареме. Я несла ответственность за всех своих мужей (вариант отсутствия любви почему-то никто никогда не учитывал), за своих защитников, дарующих мне силу и влияние. И, если первых двух мужей всегда выбирала семья, то далее шел бой сердца и разума. Часто знатные дамы избирали мужей, исходя из влюбленности, другие же, руководствовались выгодой.

Я посмотрела на часы. Валефор должен вот-вот вернуться с очередной встречи. Нужно ли мне рассказывать ему о письме? Понимаю, что он мой муж, но я не хочу смотреть в его эгоистичные глаза и терпеть усмешку, которой он непременно меня одарит. «Созрела» или «Влюбилась», да, он определенно скажет мне что-то такое. А я буду молча краснеть, боясь перед ним даже раздеться. Тем не менее, моя семья желает убедиться, что я вступила в полноценную супружескую жизнь…Что же мне делать? От волнения я скомкала в руках присланное мне письмо. Точно! Я просто дам ему прочитать его, и он все поймет. Скажу равнодушным тоном, что у нас нет выбора и что мне, впрочем, все-равно. Затем мы поднимемся в спальню, где, надеюсь, все пройдет быстро и нежно. Да, хорошо, пусть будет так. Рано или поздно это все же придется сделать, поэтому, наверное, нет смысла оттягивать все это.

Когда я состроила в голове идеальный вариант событий, в библиотеку заглянула старшая немолодая служанка по имени Цейхан, известив о том, что мой муж прибыл домой. Я вежливо попросила её позвать его в библиотеку. Да, тут будет проще. Здесь никого нет, и здесь я отчего-то чувствую себя спокойнее. Надо принять уставший и равнодушный вид. Словно я была занята весь день. Выпрями спину, поправь волосы, открой письмо от главы, будто занимаешься изучением содержимого, а письмо от лекаря на край стола. Да, вот так. Отлично.

Он зашел без стука, и я обернулась лишь тогда, когда он встал рядом со столом, хотя я и отчетливо слышала его тяжелые шаги. Его распущенные волнистые волосы были разбросаны по плечам, черные одеяния скрывали стройную красивую фигуру с широкими плечами и узкими бедрами. Он как всегда был в черном, и на его лице была предсказуемая маска спокойствия. Первый муж совершенно ничего мне не сказал, молча стоял у стола, смотря прямо на меня. Я видела, как его зрачки, что были отчетливо видны в красной радужке, бродили по моим глазам, губам и ключицам. Он смотрел на меня так в первую брачную ночь, но это был лишь взгляд. За эти три дня он даже ко мне не прикоснулся. И я была ему действительно благодарна. Я бы хотела когда-нибудь извиниться за то, что он не смог жениться на той, кого любил или любит, пускай я даже представить не могу, что этот сухарь на подобное способен. Завидую ему. Уж он-то точно никогда не страдал от любви.

Я молча, подражая его поведению, протянула письмо от лекаря. Он без вопросов и удивления взял протянутую бумагу. Честно скажу, я даже не дышала в тот момент. Вслушивалась в его равномерное дыхание и в шуршание письма, когда Валефор мял его своими длинными пальцами. Его глаза блуждали по написанному и замерли на последней строчке. Давай же, подними свою бровь, как ты обычно делаешь, хмыкни и согласись. Я даже готова стерпеть насмешку, но лишь бы ты не молчал. Не заставляй меня произносить это самой. Все это меня слишком смущает. Если бы не письмо, я бы так и продолжала беречь свое целомудрие до неизвестно какого момента.

Валефор молча свернул письмо, положив его на стол. Я, стараясь держать свой невозмутимый вид, также отложила пергамент, который держала в пальцах. А он молчал. Делал то, чего я боялась больше всего. Ну же, скажи хоть что-нибудь…Хотя бы то, что сильно устал, и мы сделаем это перед сном. Да скажи хотя бы, что ты сам этого не хочешь и не будешь, так мне будет даже проще и легче! Почему же ты просто молчишь и смотришь? Или мама была права, и мужчины совершенно не понимают намеков, пока им не скажешь прямым текстом?

Он прокашлялся, внезапно ослабил воротник черной рубашки. Я встала с кресла. Можно ли этот жест рассматривать как согласие? Или сколько мне в ином случае ждать еще? Значит, все идет так, как я запланировала, и сейчас мне просто стоит подняться в спальню? Хорошо. Я очень волнуюсь, но в темноте, среди мягких перин чувствуешь себя немного защищенной, пускай это лишь и самоубеждение. На деле я не просто волнуюсь, мне даже немного страшно. Возлечь с мужчиной, с которым ты почти не знакома и который не вызывает в душе никаких чувств…

Я медленно пошла в сторону двери, а через мгновение услышала громкий стук. Громкий стук собственного тела о письменный стол, на котором я лежала, прижав в защитном инстинктивном жесте к ключицам руки. Я ведь толком и не поняла ничего, лишь почувствовала боль в лопатках и холодные пальцы на бедрах, пока он не навис сверху. Прямо здесь? Сейчас? Так грубо и жестоко при свете свечей? С возможностью, что сюда может кто-то зайти? Мне стало так неловко и страшно, что я попыталась встать и оттолкнуть Валефора руками, но он грубо откинул меня назад, задирая подол платья еще выше и подходя почти вплотную.

— Н-не…

Вот и все, что я смогла произнести в тот момент, когда уступающий бугор в штанах уткнулся в мою промежность, а обжигающее дыхание обласкало шею. По всему телу побежали мурашки, до ужаса приятные мурашки, прогоняющие мысли о том, что все идет совсем не так, как я запланировала. Я лишь тихо пискнула, услышав, с каким лязгом о стол ударяется расстегнутая бляшка ремня.

— Н-не з-здесь…

Выдавила я, наконец, но он этого не услышал. Увидев его затуманенный томный взгляд, я замолчала и перестала толкать в его грудь ладошками в надежде, что так он все поймет. Когда же он аккуратно прикусил меня за кожу шеи, медленно посасывая её и проводя по ней своим языком, я против воли испустила стон. Должно быть, лично спустила крючок, так как в следующую секунду низ живота разразился тягучей разливающейся болью. Крепко сжав зубы, чтобы не закричать, я не удержала слезу, но Валефор убрал её легким поцелуем. Он больше не двигался, ждал, а мне было больно. Я хотела, чтобы он вышел. Чтобы убрал это из меня, но он этого не делал, а вскоре и вовсе продолжил. Не понимаю, как в этом видят наслаждения. Быть может, эта поза, это место, мои эмоции сделали мой первый раз таким ужасным, но, что еще хуже, мое тело начало отвечать на эту боль. Приятным жжением, жаждой еще большего тепла, которое разлилось по моему телу, когда Валефор, содрогнувшись, кончил прямо внутрь. Хорошо, что на мне заранее было заклинание против беременности.

Мы просидели в библиотеке еще час. Молча. Я прятала в тканях пятна крови и белого семени, он же все это время находился рядом, изредка зачем-то откидывая мои волосы назад.

Все вновь шло так, как я не планировала…

Глава 2

Моя мать согрешила. Наказанием за её грех стала моя старшая сестра. Помню, в детстве меня редко пускали к ней, её вообще старались никому не показывать, и когда-то это казалось мне очень странным. Она была невероятно доброй, всегда улыбалась и приветливо махала ручкой. Помню, сестра была очень похожа на маму: имела такие же удивительные изумрудные волосы и золотые глаза. Но всю её красоту портили постоянно оттопыренные губы, которые выглядели так, словно их укусила оса, и широкий, почти что плоский, нос. Из всех слов она знала только два: «камушки» и «чудно». У нее была короткая память, и, кажется, она мало что понимала из происходящего вокруг. Она не была ни в чем виновата. Она лишь была плодом одержимости Иараль.

Моя мама имела пять сыновей. Раз за разом маленькая жизнь, развивающаяся внутри её, становилась маленьким прелестным мальчиком, что Изумрудную Императрицу не радовало. Статус и власть передавалась от матери к дочери, поэтому неудивительно, что Иараль так страстно желала иметь свою маленькую наследницу. Не последнюю роль сыграла и её постоянная идеализация собственной жизни: моя мама всегда хотела быть лучшей и иметь все на зависть другим. У неё были и богатства, и лучшие мужья, которых желали все женщины Империи, и почетное место в совете, но у нее не было дочки. У нее не было наследника, в то время, как у остальных Императриц была хотя бы одна дочь. Цейхан — служанка, что раньше прислуживала моей матери — рассказала мне, что после рождения четвертого сына, сознание Иараль словно помутнилось. Она поручила воспитание сыновей няням и, одержимая своей идеей, пыталась забеременеть вновь и вновь. Она выслала из дворца всех мужей, которые подарили ей сыновей, и пыталась получить наследницу с другими. Ходили слухи, что пятый сын вообще не является ребенком кого-то из законных мужей и что он является попыткой Иараль получить желаемое «на стороне».

Когда моя мама забеременела шестой раз и узнала, что у неё будет мальчик, она избавилась от ребенка. Избавилась в тот период, когда подобное можно считать настоящим убийством. Думаю, именно за это судьба её и наказала. После проведенной операции она больше не могла иметь детей. Говорят, что именно с тех пор её разум рухнул в тартары. Настолько, что она решилась получить наследницу с помощью магии. Это очень сложное по структуре заклинание и имеет много нюансов и последующих осложнений, но мама никого не послушала, и на свет появилась моя старшая сестра. Милое, слабое и не способное к жизни дитя…

Прежде, чем Иараль решилась на удочерение, прошло около двадцати лет, и, так совпали карты, её дочерью стала я. Моя сестра, хотя и была первой в очереди на наследование, просто теоретически не могла стать следующей Императрицей, и, так как у Иараль не было кровных дочерей, следующей на наследование была я. Именно поэтому я получила лучшее образование, лучшее имущество и лучшего, по мнению общества, мужа. Меня уважали, передо мной лебезили, а я вертелась в этом обществе, полном сплетен. И, когда я спустилась по радуге вниз, выйдя в реальную жизнь и узнав правду о всех «счастливых» людях, все яркие краски вокруг внезапно разом потухли.

Я не могла винить мою мать. Иараль была той, что буквально спасла меня — нищую и худую девчушку — из обедневшей страны, которой и на карте уже нет. Безусловно, во многом она была не права, но и она заслуживала сочувствия, и я всегда старалась соответствовать её ожиданиям: это меньшее, чем я могла отплатить ей.

Все эти мысли роились в моей голове, когда я смотрела в окно небольшой комнатки, что сообщалась с садом. К чаю я так и не притронулась, и в нем уже плавал лепесток вишни, который залетел сюда с ветром. Все-таки садовники были удивительными людьми: сохранять вишню в цветущем состоянии посреди пустыни, — это кажется невероятным, даже при учете развитой магии. Длинные темно-бирюзовые пряди распластались по дорогому наряду и спускались к деревянному полу — настолько длинными они стали за последние месяцы. Смахнув волосы назад, я кивнула зашедшей внутрь Цейхан, почему-то вспоминая о том, как до моих волос дотрагивался Валефор.

Прошла уже неделя, и с того дня мы больше не разговаривали. Мне было больно, ему, думаю, все-равно. Довольной оказалась только целительница. Он вновь стал пропадать в разъездах, выполняя навалившиеся на нашу семью дела, а я проводила дни дома, приходя в себя и пытаясь убедить собственный мозг в том, что все произошедшее в пределах нормы, учитывая, что я решила больше ни в кого сильно не влюбляться. Не стоит открывать другим свое сердце. Один рубец я уже получила.

Отныне мы муж и жена. И хотя бы одна общая цель у нас есть — получить власть. Но действительно ли это то, чего я хочу? Порой, я ловлю себя на мысли, что хочу жить у моря. Не в Центральной Империи Харран, где одни лишь пески, а в Северной Империи Саэр, где много островов и воды. Несмотря на то, что все три Империи составляют одну страну, обычаи и законы у всех разные, хотя везде и царствует матриархат. Наверное, было бы здорово бросить все и жить в иной Империи, не заботясь о наследстве и ожиданиях семьи. Но о чем я думаю, какие-то нелепые глупости…

— Вы хорошо себя чувствуете?

Я благодарно улыбнулась Цейхан. Что бы я без нее делала? Она идеально выполняла все мои поручения и следила за замком, несмотря на то, что я еще не наняла остальных слуг. Кстати о последнем…

— Все в порядке, благодарю. Что важнее, договор с садовниками продлен?

Цейхан покорно кивнула, продолжая стоять несколько поодаль от меня.

— А что насчет тех столбов на веранде?

— Завтра прибудут мастера, что займутся их реставрированием.

— Прекрасно. А вопрос с поварами в наш замок?

— Это я и хотела обсудить с вами, госпожа. Вы сказали, что я могу выбрать их сама, но, тем не менее, я не могу взять не себя подобную ответственность.

— Все в порядке, я доверяю тебе.

— Я должна сделать выбор среди опытных поваров?

— Нет, не стоит, я слышала, что сейчас много талантливых учеников. Было бы здорово, если бы трое-четверо работали у меня.

Я заметила, как сверкнули глаза Цейхан. Видимо, кто-то на примете у неё уже есть. Отлично, тем лучше для меня. Повара были очень важны во дворце, ведь на всех торжествах именно они представляли все богатство и вкус хозяйки, отражая это в своих изысканных блюдах, что поражали гостей. Данная ветвь сейчас была наполнена конкуренцией, ведь одни были талантливы, другие — пользовались связями, третьи — желали попасть во дворец и жить в роскоши. Надеюсь, Цейхан правильно поймет мои слова и возьмет на работу тех, кто действительно этого достоин, кто проложил себе дорогу честным путем и талантом.

Служанка покорно кивнула и бесшумно исчезла за дверью. Полагаю, уже завтра я смогу попробовать новые блюда нанятых поваров. Одной проблемой меньше. Теперь мне необходимо решить оставшиеся на сегодня дела. Я и так достаточно отдохнула. Наверное, мне стоит и поговорить с Валефором, вот только…о чем? Мой первый раз был больше похож на изнасилование, и с того момента мой муж не соизволил ничего мне сказать. Впрочем, ничего иного я и не ожидала. Он всегда был таким. Высокомерным, скрытным, немного пугающим. Валефор постоянно смотрел на других свысока, оправдывая это своим умом и силой. В нем не было ничего, во что я могла бы влюбиться.

На следующий день, когда я пребывала в своем кабинете, пытаясь совладать с принесенными мне свитками, он пришел ко мне сам. Вежливо постучался, молча зашел внутрь, положив передо мной бумагу, которую требовалось подписать. Я пробежалась глазами поверх строчек, чувствуя на себе холодный внимательный взгляд. Не буду поддаваться его давлению! У меня впереди еще пять браков, и уж кто-нибудь из моих супругов будет меня люб…Нет, Эолин. Настоящей любви нет. Думаю, моя мама поняла это, а потому среди её мужей и нет никого, кого бы она любила всем сердцем. Лишьрасчетливость, граничащая с выгодой. Так поступлю и я!

— Рада, что подаренная нам шахта оказалась настолько ценной, — наигранно улыбнувшись, как ни в чем не бывало, я поставила на листе свою длинную подпись. Боковым зрением я с удовольствием заметила, как Валефор удивленно вскидывает брови. — На следующей неделе я буду занята, поэтому очень рассчитываю на тебя, — я протянула мужу подписанный договор, продолжая строить из себя довольную и счастливую госпожу, у которой в жизни лишь радость.

Он молча взял бумагу. Теперь он хмурился, продолжая смотреть на меня не то презрительно, не то недоверчиво. Честно скажу, у Валефора тяжелый взгляд. Очень трудно его выдержать, то и дело хочется отвернуть голову. Ему бы пыточным мастером работать, а не в правящем клане состоять. Он специально меня проверяет? Я моргнула и все-таки опустила взор, выдержав всего минуту. А на его губах расцвела ухмылка. Самодовольная и раздражающая меня до дрожи! Пора заканчивать этот цирк, я глава этого дома, и не нужно мной управлять!

Я поднялась из-за стола, гордо вскинула подбородок и подошла к зеркалу, чтобы оправить на себе длинные тяжелые рукава.

— Если вы хотите удовлетворить свои потребности в любви, то я, как ваш муж, буду обязан их исполнить. В этом нет ничего зазорного, моя глубокоуважаемая супруга.

Мои щеки тут же вспыхнули румянцем, да что там говорить, я вся сейчас стояла красная, как помидор! Как он смеет говорить об этом вот так легко после того, что произошло? А теперь мне приходится смотреть на его довольное лицо! Я должна ответить на его выпад, но язык заплетается от смущения. Так и хочется сказать ему что-нибудь обидное, а вместо этого я стою и продолжаю становиться все краснее и краснее. Эолин, возьми себя в руки. Он делает это специально, а ты идешь у него на поводу. Нужно ответить ему так, чтобы он более вообще не заводил подобной темы!

— Благодарю, но, надеюсь, мои другие будущие мужья справятся с этой задачей лучше, — гордо и совершенно глупо ляпнула я, проходя мимо Валефора в сторону двери. На тот момент мне казалось, что я выдала что-то поистине обидное и грандиозное, даже не подозревая о том, что лично дую на огонек.

Вот только после сказанного я очень хотела ретироваться из этой комнаты, чтобы более не видеть его лица, но он схватил меня за руку. Его пальцы были очень холодными, и я попыталась отдернуть руку, но Валефор притянул меня к себе, удерживая за талию. Я уверена, что сейчас я опять выгляжу, как помидор. Но, что еще хуже, я не могу смотреть ему в глаза, а он, грубо хватая меня за подбородок, намеренно поворачивает мое лицо к себе. Я не нашла ничего лучше, чем крепко зажмурить глаза, когда его дыхание коснулось моих губ. Мое тело съежилось не то от страха, не то от холода, и он остановился, замер. Опустил руки и отошел, взяв документ и почти выбежав из кабинета. Я поймала себя на том, что из меня вышел выдох облегчения.

Совершенно не понимаю его поведения. Неужели он настолько эгоистичен? Наверняка, Валефор из тех, кто всегда получает все, чего желает. Думаю, что и его сила является больше генетикой, нежели собственным трудом. Полагаю, он, как и некоторые другие, считает меня наивной дурочкой, которую легко обвести вокруг пальца и которая тут же повиснет на его шее исключительно из-за его красоты и силы. Нет-нет и еще раз нет. Я не знаю, что у тебя на уме, но, если ты согласился быть моим мужем, то будь добр слушать меня, а не выстраивать в своей голове невесть что!

Из кабинета я вышла на удивление бодро. Самовнушение — удивительная вещь. Если это первое испытание в моей новой семейной жизни, то я пройду его достойно. Как говорилось в какой-то старой книге: «Два мужа — в соратники, два — в защитники, два — в любовники». Валефор вообще никуда не вписывается! Он такой же, как Табрис! Уверена, у них все в клане двуличные и с завышенной самооценкой!

Что ж, во всяком случаем теперь мне предстояла долгожданная дегустация блюд от моих новых поваров, и это меня несколько воодушевляло. С детства во дворце я привыкла к дорогим и изысканным блюдам, поэтому была, как и многие другие высокопоставленные лица, очень придирчива к еде. Но если приготовленное было совершенством, я получала массу удовольствия. Кого же, интересно, нашла Цейхан?

На обед я попросила приготовить лагман, и сейчас должна была выбрать из шести вариантов лишь лучшие. Некий тест на принятие молодых поваров на работу. Было бы намного удобнее пригласить кого-то опытного, но я знала, насколько тяжело ученикам (даже ученикам знаменитых поваров) тяжело устроиться на достойную работу. Дегустацию я решила устроить потому, что мне показалось это честным. Я буду судить исключительно по работе повара, а не по нему самому. Кого-то я огорчу или даже разозлю, но кому-то я подарю возможность пробиться в верх так называемого пищевого сообщества.

Цейхан уже стояла в зале перед столом, на котором стояло шесть мисок. Лагман можно грубо назвать супом, в котором каждый ингредиент должен быть приготовлен идеально. Когда все части соединяются в одной тарелке, появляется невероятное по своему вкусу сочетание, но всего одна ошибка, и блюдо становится просто вкусным, но никак не великолепным. Эта тонкая грань, которую могут обнаружить только истинные гурманы.

Все блюда выглядели отлично. Нужный цвет, красивое оформление. Я одобрительно кивнула, подходя к первой миске и аккуратно всасывая длинную лапшу. Она должна быть тонкой, сделанной из эластичного теста по особому рецепту. Нет, не нравится. Сорт выбранных помидоров к лапше не подходит, а воды больше, чем мясного бульона. Отрицательно покачала головой. Цейхан понятливо кивнула. Вторая миска также была мною отвергнута из-за неподходящих специй. Третья оказалась невкусной из-за неправильно приготовленного мяса. Оно должно быть с корочкой снаружи, но мягким внутри. На четвертой я остановилась. Очень и очень хорошо! Все соблюдено и добавлено в необходимых пропорциях. Прямо чувствуется, что повар тщательно подбирал каждый ингредиент. Здесь я довольно кивнула. На пятом блюде я вновь разочаровалась из-за теста, а потому сразу попробовала шестую тарелку. Я даже закрыла глаза от удовольствия. Мясо таяло во рту, лагман обжигал, но его хотелось еще и еще! Повар увеличил количество бульона, получив при этом что-то совершенно великолепное! Кислые нотки позволили предположить, что этот самый повар решил еще и видоизменить свое блюдо. Прямо на таком отборе? Довольно безрассудно. Но это самый вкусный лагман, который я когда-либо пробовала. Я вновь кивнула, и Цейхан отправилась в кухню, объявлять результаты. Я же осталась ждать здесь, готовясь посмотреть на новых работников.

Они пришли быстро, спустя каких-то пять минут, низко мне поклонившись. Но от удивления я даже не поприветствовала их — передо мной стояли двойняшки! Я, исходя исключительно из блюд, выбрала родственников? Вот это да!

— Ваше императорское высочество, позвольте мне представить вам двух талантливых учеников великого повара Джиали, — пока Цейхан говорила, я улыбалась. Джиали некоторое время работал на мою маму, и я знала о его великолепных навыках, что были известны на всю Империю. Удивлена, что он решил взять к себе учеников! Что более удивительно, редкость — увидеть среди поваров девушку.

— Позвольте представить. Это Айе Ли Орэль. Лагман под номером четыре.

Девушка сложила перед собой руки, её лицо оставалось серьезным, несмотря на то, что она прошла этот тур. У неё были нежные розовые волосы, завязанные в тугой пучок, и красивые глаза, которые будто переливались всеми цветами радуги. Маленький вздернутый носик, сжатые в напряжении губы, а еще милые веснушки. Уже по столь необычной внешности становилось понятно, что это оборотни из опалового клана! Думаю, они превращаются в кого-то из птиц…

— И шестое блюдо было представлено Альфинуром Ли Орэлем.

Я медленно перевела взгляд на того, кто смог создать настоящий шедевр. Сомнений в том, что передо мной двойняшки, не было. Золотисто-розовые, короткие и растрепанные волосы, а на конце передней пряди, что была несколько длиннее других, висели опаловые бусины. Удивительные глаза, обрамленные черными ресницами, немного курносый нос и обворожительная, искренняя и располагающая к себе улыбка. Я даже не удержалась и улыбнулась в ответ, настолько радостным был стоящий передо мной парень. Веснушек у него не было, телосложения он был обычного, даже не спортивного, но белоснежный костюм повара смотрелся на нем прекрасно.

— Ваше Императорское Высочество! — Айе неожиданно громко назвала мой статус и поклонилась так резко, что даже стоящая рядом со мной Цейхан невольно вздрогнула. — Простите мне мою грубость! Но прошу, будьте так добры, скажите, чье блюдо лучше!

Я посмотрела сначала на девушку, затем на её брата, тот почему-то выглядел виноватым. Соперничают, пытаясь достигнуть мастерства? Очень похвально! Однако, думаю, Айе одна из тех, кто, добиваясь всего своим кропотливым трудом, тяжело принимает неудачи, а мой выбор был сделан в тот момент, когда я попробовала все супы. Их готовка прекрасна, но подходы к ней различны. Альфинур наслаждается процессом, экспериментирует, и, думается мне, способен придумать все на ходу. Его сестра приверженец стабильности и четкости, полученной от предков.

— Айе Ли Орэль, я отвечу честно, ведь отныне вы работаете у меня, и я бы желала, чтобы вы оба совершенствовались дальше, но…Из двух этих лагманов я отдам предпочтение шестому, — я посмотрела на парня, что по возрасту был моим ровесником, — думаю, если ты попробуешь его сама, то все поймешь.

Я встала с кресла, и все вновь поклонились. Девушка крепко сжимала кулаки, и я почувствовала себя не справедливым судьей, а каким-то обвинителем. Но, ведь я хочу, чтобы все было честно…

— Мы благодарим вас за то, что вы дали нам такой шанс! — Альфинур сделал шаг вперед. — Честно признаться, я хотел готовить для вас с детства! — он лучезарно улыбнулся, и кончики его ушей покраснели.

— Надо же! Мне действительно приятно это слышать! — видимо, когда господин Джиали готовил блюда моей маме, он взял к себе в ученики этих двойняшек.

— Позвольте в честь благодарности подарить вам это. Мастер Джиали очень любил подобные творения и научил нас им.

С этими словами покрасневший Альфинур протянул мне цветок — белую астру — стебель которого был аккуратно прикрыт салфеткой. Это же знаменитые сладости из карамели! Они выглядят, как настоящие цветы, настоящие съедобные цветы! Я вновь улыбнулась и искренне поблагодарила новых поваров, вернувшись в свой кабинет.

Джиали умел делать из карамели абсолютно все! Моя мама всегда любила, когда он делал для нее розы. Почему же тогда белая астра? Впрочем, какая разница. Я осталась очень довольной, и даже Валефор не испортит теперь мне настроения.

Глава 3

Маары — одна из рас, населяющих этот мир. Тысячи лет назад их существование было под угрозой исчезновения, и до Первой Расовой войны этот народ можно было встретить только в рассказах и книгах. Дело было в том, что в те далекие временны мааров использовали подобно ценным рабам, что обладали огромной физической силой и магическим зрением. Они были высокими, могли видеть людские ауры и смотрели на мир совсем иначе, нежели все остальные расы. История умалчивает о том, как таких силачей заковали в цепи и превратили в рабов, но во время войны тогдашняя Императрица Александритового Клана взяла себе в мужья одного из выживших мааров, чтобы привлечь этот народ на свою сторону, пообещав им свободу. Почему я вспомнила это? Потому что сейчас самыми лучшими художниками являются именно маары, отражающие в своих картинах то, что больше никто не видит. Забавно видеть этих здоровяков за мольбертом, и неделю назад я с трудом сдерживала улыбку, когда с нас с Валефором срисовывали портрет. Странная традиция, но не мне нарушать её. Любая знатная госпожа должна иметь все шесть портретов со своими мужьями. И уже сегодня на втором этаже на длинной стене появилась первая картина, заключенная в раму из изумрудов и опалов.

Я осторожно дотронулась пальцами до холста, от которого все еще пахло красками. По размерам эта картина была метра три в высоту и два в ширину. Удивительно, как на таком огромном полотне художник изобразил все детали. До ужаса кропотливая работа, выполненная в довольно темных тонах. Маары работали так, словно ловили один-единственный момент, описывающий отношения пары, так, словно, смотря на картину, можно было почувствовать дующий в тот момент ветер и вдохнуть духи прошедшей мимо служанки. Признаться честно, я с нетерпением ждала этой картины, и сейчас, смотря на результат, я не могла сопоставить ожидаемое с реальным.

На этом портрете я сидела на темно-красном кресле, сложив на коленях руки с многочисленными кольцами. Помню, как сейчас, что в тот день я долго выбирала между двумя почти одинаковыми платьями, пока младшая сестра не сделала выбор за меня. Это было закрытое платье изумрудного цвета с кружевными манжетами и выполненным им под стать «горлом». Дорогая ткань была расшита золотыми нитями, а на моих согнутых локтях покоилась упавшая с плеч темная шелковая накидка, струящаяся по земле прямо к ногам Валефора. Тот выглядел так, каким я видела его в день объявления помолвки: весь в черном, с высоким воротником и белоснежными волнистыми прядями, лежащими на его широкой груди. Мое лицо выглядело спокойным лишь издалека — при приближении можно было разглядеть едва заметное напряжение, которое маар сумел передать. Валефор стоял рядом с креслом, положив руку на его спинку. Сейчас я заметила, что пальцами он касался моих волос, заплетенных в сложную косу, перекинутую через плечо и украшенную драгоценными камнями. Но больше всего меня поразило его лицо. На картине взгляд Валефора был опущен, и смотрел он на меня. Заботливо, сочувственно, внимательно. Неужели именно так это увидел художник? Мне казалось, что позирующий рядом со мной муж выглядел раздраженным и уставшим…Неужели, в какой-то момент Валефор действительно смотрел на меня…вот так?

Интересно, что он подумает, глядя на этот портрет…Впрочем, мне-то какая разница. Сейчас у него полно дел, и, если того не потребую я, сам ко мне просто так он не подойдет. Изначально, я думала о том, что ему нелегко быть первым мужем той, что была до трясучки влюблена в его младшего брата, но после всего произошедшего…Он словно не знает, как себя вести. То почтителен и вежлив, то прыскает сарказмом и издевками. Безусловно, это в его духе. Вот только, как мне тогда стоит вести себя с ним? С тех пор мне больно вспоминать о Табрисе, но я невольно раз за разом ловлю себя на мысли «А что было бы, если бы я все-таки вышла замуж за Табриса?». Была бы я счастлива? Слова о запасном варианте слишком сильно ужалили в сердце. Думаю, мне стоит поговорить с Валефором и показать ему, что мы хотя бы можем стать союзниками.

Ну, довольно прохлаждаться. Сейчас я должна написать письмо госпоже из Совета, затем посмотреть отчеты о попавших в мои владения деревнях, а потом…Ох, ну надо же. Из головы вылетело. Безусловно, к подобной ответственности меня подготавливали с самого детства, и первые дни мне нравилось чувство относительной свободы, нравилось управлять чужими жизнями, нравился свой личный кабинет, нравилась так называемая «взрослая жизнь» настоящей госпожи, состоящей в Совете по вопросам культурной сферы. Но теперь все это начинало давить. Чем больше становилось дел, тем больше я думала о том, как прекрасно, когда на тебе не висит ответственность. Думаю, если бы не Валефор, то я бы даже ночами не спала.

Ах, вспомнила. Самое важное и забыла. Сегодня вечером приедут главы Опалового Клана и Изумрудного, чтобы отдать последние подарки и еще раз поздравить молодоженов. Нам с Валефором придется изображать из себя довольную пару и особенно мне, ведь на торжестве будет Табрис. Хочу показать, как я счастлива и без него.

Как только я зашла в кабинет, в дверь постучали. Сев за стол, я позволила гостю войти. Им оказался Альфинур, несший на подносе ароматный чай с какими-то пирожными. Он счастливо и широко улыбался, и я мысленно поблагодарила судьбу за то, что они решили прийти работать именно ко мне. Эти двойняшки действительно грели мне душу, воодушевляя одним лишь своим видом. Вчера Айе без какого-либо приказа принесла мне отвар с ромашкой, который, как известно, помогает справиться с переутомлением и восстановить силы. А недавно они подали мне медовый тортик, что буквально растаял у меня во рту! Я давала им советы, а они совершенствовались с каждым днем. Даже серьезная и хмурая Айе начала скромно улыбаться, принося мне лечебные напитки и постоянно спрашивая о моем самочувствии. Видимо, взявшись за все сразу, я с непривычки не рассчитала силы и теперь мучаюсь, перебарывая собственную лень.

— Ого, пахнет невероятно вкусно! — я искренне обрадовалась и отодвинула со стола стопку уже ненужных книг. — Ставь сюда. Да-да. Садись-садись, давай попьем чай вместе.

Альфинур смущенно покраснел и быстро замотал головой.

— Госпожа, я не имею права…

— Имеешь, ты мой повар. Считай, что на дегустации.

Его лицо стало таким же по цвету, как и его волосы, но он все же сел, не решаясь притронуться к чашке, которую я ему налила. Да, с моей стороны это не очень компетентно, ведь со слугами так себя не ведут, но я хочу отблагодарить его за все, что он делает.

— Тот цветок был очень вкусным! Ты настоящий ученик своего учителя!

— Я так рад слышать от вас это, — Альфинур улыбнулся и наконец сделал глоток, — сегодня я видел портрет вас и вашего мужа. Прекрасный холст! Художник смог передать всю вашу красоту!

— Что ж, благодарю, — перед глазами всплыло то лицо Валефора. — Но, я думала, что картина будет гораздо меньше.

— Сейчас в моде большие произведения. Стоит признать, они производят неизгладимый эффект!

— Да, но они такие громоздкие.

Мы проболтали час. Об искусстве, о шахтах, о предстоящем визите Императриц. Казалось, Альфинур мог поддержать абсолютно любую тему! Любая дискуссия была ему по плечу, он был очень хорошим собеседником и всегда внимательно слушал все, что я ему говорила. Он…Напомнил мне Табриса, который всегда был добрым, заботливым и верным. Как мне тогда казалось…Понимаю, нельзя всех под одну гребенку грести, но больше ошибок совершать я не хочу. С Альфинуром тепло рядом, и я надеюсь, что мы станем друзьями. Не стоит расшифровывать эту теплоту иначе.

Когда он ушел, я взглянула на часы и вскочила со стула. Совсем забыла про время! Всего три часа до начала торжества, а я совершенно ничего не сделала! Вот так юная хозяйка! Благо, Цейхан оказалась во сто раз ответственнее меня, и, когда я впопыхах выскочила из кабинета, она молча повела меня переодеваться.

***

Моя мама выглядела счастливой. Она громко смеялась и активно жестикулировала, рассказывая присутствующим какие-то истории. Поданные моими поварами блюда произвели неизгладимый эффект, и я с удовольствием выслушала похвалу в умении выбрать работников. Иараль часто оборачивалась в сторону, где мы с Валефором сидели, и в этот момент я понимала, что её очередной рассказ обо мне. Она любила истории о том, что я вытворяла в детстве, меня же это сильно смущало, пускай я ничего и не слышала в этом гуле.

Людей было довольно много, несмотря на то, что в помещении находилось всего два клана, поэтому я мысленно сочувствовала Альфинуру и Айе, которым сегодня приходилось выкладываться по полной программе. Но, не стоит врать, жалела я и себя. Не люблю подобное явление, но сейчас очень хотелось. Я сидела на подушках рядом со своим мужем и строила из себя гостеприимную и счастливую хозяйку, в то время как душа изнывала от этой неправды и надеялась, что хотя бы Табриса сегодня здесь не будет. Но он был. Сидел в противоположном углу вместе с Императрицей Опалового Клана, и я изредка чувствовала на себе его привычный взгляд. Все, чего я так долго жаждала, о чем мечтала, воображая себя прекрасной и богатой хозяйкой с любящими мужьями, не соответствовало правде, в которой улыбались все, кроме меня. Хотя, перестав эгоистически думать только о себе, я поняла, что на этом празднике не одна я тщательно сопротивляюсь меланхолии.

Сидящий рядом Валефор был очень почтителен с гостьями, заботливо предлагал мне закуски, сохраняя при этом серьезное выражение. Если подумать, то я ни разу не видела на его губах искренней улыбки. А сейчас, как мне казалось, он был напряжен, сжимая ножку бокала с такой силой, что та могла сломаться в его холодных пальцах. Ему-то отчего тяжело? Я постоянно ловлю взгляды женщин на нем даже сейчас, когда он в статусе мужа, вся его семья очень вежлива с ним и внемлет каждому его слову. Складывается ощущение, что главным в этом доме является именно он, а не я. Не хочет находиться рядом со мной, притворяясь, что все в порядке? Что ж, это взаимно. Нет-нет, я должна поговорить с ним, как настоящая госпожа.

Пригубив немного вина, я повернулась к Валефору, но так ничего и не произнесла. Он немигающим взглядом смотрел в одну точку, а после резко опустил взгляд, будто извиняясь перед кем-то за что-то. Подняв голову, я увидела приближающуюся к нам женщину, что до этого сидела в углу на протяжении всего торжества. Императрица Опалового Клана и мама Валефора по совместительству. Они были очень схожи не только во внешности, но и в поведении, в повадках, в жестах. Госпожа, несмотря на свои лета, выглядела молодо и свежо — явный признак наследства вампирского рода. Её ключицы остро выступали вперед, а запястья были настолько тонкими, что императрица не могла носить на них браслеты. Всю свою дорогу она смотрела на Валефора осуждающе, и даже мне стало отчего-то неловко и обидно. Когда она села рядом, её взгляд смягчился, и смотрела она только на меня, полностью игнорируя своего сына. Неужели Валефор в ссоре с ней? Он ведь гордость Опалового Клана, так почему же?

— Приветствую наследницу Изумрудного Клана. Прошу прощения, что запоздала с поздравлениями, — она проговорила это так тихо, что мне пришлось немного наклониться вперед. Валефор рядом со мной совсем заледенел и превратился в статую.

— Ваш визит — честь для нас, — сказала я как можно дружелюбнее, — как ваша дочь? Слышала, она часто болела в последе время.

— Так и есть, но сейчас ей гораздо лучше, но, не сочтите за грубость, я не разрешила ей вставать с кровати, чтобы посетить торжество. Ваша младшая сестра тоже здесь?

Я кивнула и посмотрела в сторону. Там, в толпе стояла миниатюрная девушка с нежными салатовыми волосами. Несмотря на то, что Фирюэль каждый раз пыталась подойти ко мне ближе, мы так и не смогли с ней ни обняться, ни поговорить из-за того, что с нами рядом постоянно кто-то сидел. Я любила её больше, чем себя. Они с мамой были единственными людьми на этом свете, кому я могла довериться. До моей женитьбы мы с ней были неразлучны. Интересно, как она? Надеюсь, что мама выдаст её более удачно.

— Ваша мать очень вами гордится, — с этими словами Императрица холодно посмотрела на своего сына, прожигая его ненавистью, которую ощутила даже я. В этот момент впервые мне даже стало жалко Валефора, ведь я запросто поставила себя на его место. Если бы на меня также смотрела моя мама, я бы не смогла вести себя так сдержанно. Не знаю, что между ними произошло, но сейчас мне хотелось поддержать этого эгоиста, а не его мать.

— Спасибо за теплые слова. Я хочу сказать вам спасибо за вашего сына, — с этими словами я искренне улыбнулась и якобы в порыве эмоций крепко обняла руку Валефора, прижавшись к его плечу своей щекой. От него приятно пахло одеколоном. — Сначала мы немного не поняли друг друга, но теперь я очень благодарна за то, что судьба свела меня именно с ним.

Валефор смотрел на меня с широко раскрытыми глазами. Выражение шока на его лице выглядело довольно забавно, но он быстро взял себя в руки и, подыгрывая мне, освободил руку, чтобы обнять меня, нежно целуя в макушку. Я даже покраснела. Если бы Валефор действительно был таким галантным, я бы смогла влюбиться в него, а не в Табриса.

Лицо императрицы скривилось, словно она увидела что-то мерзкое. Увидев это выражение, я почувствовала, как во мне закипает злость. Ведь эта женщина наверняка знала, что я любила Табриса, и, тем не менее, предложила моей матери другого наследника, орудуя тем, что он сильнейший и талантливейший!

— Что ж, не буду вам мешать, — сухо ответила она, встав с подушек и быстро удаляясь. Макушкой я почувствовала, как Валефор сделал тяжелый шумный выдох.

— Долго еще собираешься ко мне жаться? Я ведь могу и не сдержаться.

Я возмущенно отодвинулась от него, выпрямившись и собравшись уже было отвесить ему что-либо в похожем роде, но увидела на его лице улыбку и остолбенела.

— Так значит, твои уголки губ все же могут подниматься вверх?

— Могут, — он усмехнулся и налил в свой опустевший стакан еще вина. Я повернулась в сторону, и увидела, как мне счастливо улыбается Фирюэль. Ей я радостно помахала ладонью в ответ.

— Эолин, — странно было слышать из уст Валефора собственное имя, ведь он постоянно обращался ко мне, как к госпоже. — Спасибо.

И почему я покраснела? Вот еще. Я просто поступила так, как была должна.

— Достопочтенный Валефор, — немолодой мужчина, работавший в моем дворце, поклонился сначала мне, а затем моему мужу, — прошу прощения за то, что отвлекаю, но это дело, касающееся стражей, которых вы хотели нанять для охраны.

Валефор кивнул и встал с подушек, поцеловав мне руку. Так, я осталась сидеть здесь одна. Обернулась, но Фирюэль нигде не было. Мама была занята разговором, стоя посреди собравшейся толпы, поэтому я решила заглянуть в столовую, чтобы узнать, как дела у моих поваров. Думаю, так должна поступить заботливая госпожа.

Выскользнув в коридор, что было довольно трудно, учитывая тяжесть тканей на мне, я вдохнула свежий воздух — в гостевом зале было невозможно дышать. Здесь совершенно никого не было. Даже разносившие еду слуги сейчас отдыхали где-то в подсобке, перекусывая остатками. Я невольно улыбнулась, вспоминая, как в детстве мы с сестрой часто убегали в такие коридоры, наслаждаясь не праздником, а суматохой, царящей за его пределами.

— А ты, погляжу, довольно быстро свыклась со своим новым статусом, да, Лин? — по телу пронеслась дрожь, когда я услышала голос позади. Так сокращать мое имя мог только он и Фирюэль.

Медленно обернулась, смотря на красивое лицо с кривой ухмылкой. Сердце сильно защемило.

— Я рад за вас, вы хорошо смотритесь вместе, — Табрис сделал шаг вперед. Я сделала шаг назад.

— Спасибо…

— И это все, что ты хочешь мне сказать? — он поймал мою руку и резко дернул на себя, прижимая к своему телу. Запах розмарина, который я стала ненавидеть, вонзился в нос, пробуждая обиду и злобу. Ты бросил меня! Отвернулся и ушел, а сейчас заявляешься и ведешь себя, как ни в чем не бывало!

— Да! Надеюсь, что и ты со своим запасным вариантом будешь счастлив!

Меня грубо прижали к стенке.

— Кстати об этом. Я ведь действительно женюсь, слышала?

Я ненавидела себя в тот момент. Во мне одновременно буйствовали и злость, и обида, и глупая ревность к тому, кого я больше не хотела пускать в свою жизнь. Не затянулся тот рубец, слишком мало времени прошло, а потому, молю, просто уйди…

— Даже не хочешь спросить на ком? Она из Рубинового Клана. Не интересно? Какая ты холодная… — его поцелуй мягко коснулся моей шеи. Тонкая рука скользнула в разрез платья.

— Нет-нет! — я тщетно толкнула Табриса в грудь, чувствуя, как все тело медленно слабеет, принимая ласку, о которой я мечтала сколько лет.

— Прости, тогда я был слишком зол на то, что ты выходишь за другого…Я правда люблю тебя, Эолин. Мы ведь теперь взрослые люди, — он коснулся пальцами моих губ, упираясь коленом между ног, — нам ничего не мешает стать любовниками…

Я вновь отпихнула его от себя. Это все ложь. Ты уже снял свою маску, не пытайся надеть её вновь!

— Уйди! Иначе я закричу!

— Кричи.

Я прикусила губу и резко рванула прочь, но он вновь больно прижал меня к стене. Но затем я услышала приглушенный звук, а когда подняла глаза, увидела, что на плече Табриса лежит чья-то рука.

— Господин, вас ищет Императрица Опалового Клана. Поспешите, пожалуйста, — говоривший буквально выплевывал слова от злости, но слова его были вежливы.

Обернувшись, Табрис небрежно смахнул эту руку со своего плеча и быстро пошел прочь. Я посмотрела на спасителя — Альфинур! Сначала я увидела улыбку Валефора, а теперь вижу гневное и страшное выражение своего милого повара. В его радужных глазах можно было разглядеть маленькие молнии.

В тот момент мной овладели эмоции, и я крепко обняла Альфинура, не сдерживая слез. Как же мне было обидно. Мной распоряжаются, как вещью. Бросают, затем вновь подбирают, что-то обещают, вновь не сдерживая слов. Сердце болело. Пусть все эти гости уйдут. Не хочу я этих праздников, на которых счастливы все, кроме меня! Как же обидно…Как он посмел предложить мне стать любовниками, зная, как сильно это опорочит кланы!

— Ну-ну, — меня погладили по голове и медленно куда-то повели под руку, — что же вы так расстроились? Испугались? Не бойтесь, видите, теперь я рядом.

Судя по прохладе и ветру, колыхнувшему мои волосы, мы вышли на улицу. Там Альфинур посадил меня на лавку.

— Вы должны быть сильными, госпожа. Посидите и отдохните здесь, хорошо? Я приду к вам через пять минут.

С этими словами он исчез, а я принялась утирать слезы. Он прав, я должна быть сильной. Никакой Табрис или его мать не смогут теперь испортить мне настроения! Я поддалась эмоциям и сделала ошибку. Какая же я глупая. Нужно стать сдержаннее. Хорошо, что Альфинур пришел мне на помощь. Что бы случилось, если бы он не подоспел. Вспомнив о своем поваре, я немного успокоилась. Обязательно отблагодарю его! А пока мне нужно взять себя в руки. Впереди у меня работа, еще один обязательный брак, в котором мужа вновь выберу не я, и дела в моем замке. А я раскисаю только от того, что влюбленность прошлого дала о себе знать. Не только время затянет этот рубец, я сама должна ускорить этот процесс. Неужели, Табрис сделал это намеренно? Все, больше я не хочу думать о нем. Надеюсь, ему воздастся по заслугам.

Я вытянула вперед ноги. Новая обувь сильно натерла мне стопы, но я не в том статусе, чтобы разуваться прямо здесь. Впрочем, Альфинур привел меня в сад, а сейчас здесь никого нет. Так что…

Как только я наклонилась, позади послышались шаги, и я вновь выпрямилась. Повар нес на подносе закуски, сладости из цветов и чай. Он даже представить себе не может, как сильно я ему благодарна!

— Вот, надеюсь, что это поднимет вам настроение!

Я улыбнулась и похлопала в ладоши.

— Вижу, вы уже взбодрились! Госпожа, вы молодец!

— Все благодаря тебе, я даже не знаю, как тебя отблагодарить…

— Мне достаточно того, что вы улыбаетесь.

Ну вот, я снова покраснела. Мне так тепло рядом с ним. Честно признать, я бы хотела думать, что это больше, чем признательность, но теперь так страшно допустить одну и ту же ошибку. Вдруг, он такой же, как Табрис? Вдруг, за этой маской красоты и доброты скрывается та же алчная душа? Как же мне научиться распознавать в людях фальшь…

— У вас кожа на ноге покраснела…Неудобная обувь?

— Да, натерла, жду не дождусь, чтобы их снять.

— Так разуйтесь, здесь же никого нет… — он встал с лавки и сел передо мной, аккуратно поднимая одну мою ногу. — Давайте я помогу. У вас и платье, думаю, неудобное…

Это, безусловно, немного смущало. Альфинур снял сначала одну сандалию, а затем, когда поднял вторую ногу, вырез, шедший от бедра, раскрылся, оголив его. Покраснев, я повернула голову, смотря на фарфоровую чашку на подносе.

Его руки были очень теплыми, и мне было так приятна эта забота, что я не сразу поняла, что он уже как минуту просто держит босую ногу в своих руках, смотря на нее своими красивыми глазами. Когда же он коснулся губами моей щиколотки, я ойкнула, щеки буквально горели огнем. Я даже не знала, как себя вести. Опять. Он мой слуга, и я думать не думала о нем, как о…Но сейчас, когда тело сводит истомой от одного его поцелуя, я не хочу убирать ногу, не хочу, чтобы это тепло исчезало. Как же стыдно…

Он поцеловал вновь. И вновь, на этот раз немного выше. Затем коснулся губами голени, колена, бедра, внутренней стороны бедра…Этот поцелуй настолько показался мне горячим, что я зажмурилась и вжала голову плечи. Сегодня слишком многое произошло, я просто не успеваю правильно все оценить.

— Простите меня, — должно быть, Альфинур увидел мое потерянное выражение, а потому вскочил на ноги и поклонился. — Я…Прошу великодушно простить меня…

Он покраснел и с этими словами быстро удалился, оставив меня босую и смущенную на лавке с остывшим чаем.

Глава 4

— Ты…Точно уверена? — я села на краешек кровати, прижимая к себе мягкую подушку. Вечер плавно сменялся ночью, и сегодня я, вопреки своему статусу, вновь собиралась спать одна, так как звать Валефора в свои покои не было желания. Особенно после услышанного.

— Да. Простите, что говорю вам об этом перед сном, но, я думаю, вы обязаны это знать, — Айе аккуратно убрала чашки на поднос и подала мне белые салфетки. В последнее время мы стали с ней очень близки. Я узнала о её прошлом и прошлом её брата, которого я не видела с тех самых пор, как состоялся визит кланов. На их долю перепало много испытаний, и судьба продолжала проверять их на прочность по сей день. Айе рассказала мне о своем возлюбленном, коим оказался один из моих братьев, и честно призналась в том, что слишком смущается в его присутствии и не может вымолвить ни слова. Осознавала она и то, что любовь эта безответная и в некотором роде тщетная, ведь не в её статусе брать себе в мужья сына императрицы.

— Спокойной ночи, госпожа, — она искренне улыбнулась, и я поступила также в ответ.

Как только дверь закрылась, я обернулась. Цейхан, что все это время готовила мне кровать ко сну, хмурилась. Хлопала по подушкам с такой силой, что я даже отсела подальше.

— Госпожа, вы ведь понимаете, к чему это может привести? — в её голосе явно сквозило недовольство.

— Цейхан, то, что к Валефору приходила незамужняя девушка, еще ничего не означает. Айе сказала, что просто видела, как они разговаривали в его кабинете, — если быть честной, то эта новость меня огорошила. И пока я не понимала, какого характера был этот шок. Передо мной был лишь факт того, что Валефор, не предупредив никого, принял гостью. Красивую гостью…

— Госпожа, — Цейхан вытянулась в струну и крепко сжала перед собой руки. Я могла понять её резкую реакцию, ведь она придерживалась старых норм, в окружении которых её взрастили. — Это не случайная прохожая и не представительница сотрудничества. Она даже не состоит в Совете! Это одна из дочерей Сапфировой Императрицы. Почему же тогда достопочтенный Валефор не рассказал вам о ней? Госпожа, если ваш первый муж состоит в связях с этой девицей, вы сами знаете…

Я кивнула, пытаясь сохранить спокойствие на лице. В империи существовали как закрепленные законом, так и негласные нормы, которым необходимо было следовать. К последним относился вопрос, касающийся измен. Факт раскрытия измены со стороны замужней дамы не карался, но репутация самой госпожи при этом резко падала, так как к подобному относились негативно. Женщина является центром круга, что состоит из шести её мужей, и никого более в этот круг пускать было нельзя. Иначе равновесие нарушится, как и жизнь дамы. К тем, кто еще не имеет всех мужей, это, что удивительно, не относилось. Подобное поведение в таком случае называли «поиском кругового звена». Измена со стороны мужа порочила весь дом. Это означало, что госпожа не в состоянии следить за своими любимыми и не может удовлетворять их прихоти. Поступок изменщика расценивался как неуважение к своей жене, и та была вправе изгнать мужа из семьи. Однако грязь навеки покрывала этот дом.

Так было на словах. В подобный «устав» верили госпожи старой закалки, но теперь же на деле…Если измены не видели, значит, измены не было. Вот и все. Поэтому неудивительно, что Цейхан была так возмущена поведением моего мужа, что поступил довольно непредсказуемо. С одной стороны меня раздирало любопытство, с другой — во мне говорила гордость, ведь это мой дом, и я на законных правах должна знать обо всем, что в нем происходит, с третьей — я чувствовала волнение, граничащее с уколом ревности. Понимаю, что между нами совершенно ничего нет, и все же, неужели у него действительно есть возлюбленная, с которой он намерен продолжать отношения?

— И как же мне стоит поступить? Поговорить с ним?

— Госпожа, не забывайте о собственной гордости. Мужчина должен желать вас и бегать за вами, а не вы. Думаю, нам лишь необходимо дать приказ наблюдать за вашим мужем.

— Попросить кого-то из недавно нанятой стражи? Я этих охранников даже в лицо не разглядывала и совершенно никого не знаю…Неловко.

— Будьте покойны. Вам не пристало заниматься такими вещами. Позвольте мне сделать все самой.

Пожелав мне спокойной ночи, Цейхан удалилась, пообещав, что она с этим недоразумением разберется. Если же что-то действительно произошло, то это останется в стенах этого дворца.

В Цейхан я была уверена абсолютно, а потому сразу же легла спать, но так и не смогла заснуть. Несмотря на усталость, кровать казалась неудобной, а подушка слишком быстро «сдувалась» и её приходилось постоянно сбивать заново. Тяжелая голова клонилась вниз, но, переполненная мыслями о Валефоре и завтрашней поездке в шахты, погрузить меня в мир снов она не могла, поэтому спустя час бесполезной раздражающей возни я вышла из спальни. Говорят, что после прогулки на свежем воздухе, заснуть гораздо легче. По мне, так лучше выпить горячего чая с травами. Но сейчас так поздно. Будить Айе мне совесть не позволит, лучше сделаю все сама. На улице довольно прохладно в это время, а мерзнуть я не хочу совсем.

Спустившись на второй этаж, я заметила тень от горящего факела. Кто-то еще не спит? Укутавшись в свою длинную расшитую накидку, которую я накинула поверх короткой ночнушки, я тихо пошла к свету. Этот поворот вел к стене, которую я начала называть галерей из-за того, что именно там я собиралась повесить все свои портреты. Этот кто-то решил посреди ночи полюбоваться искусством? Неужели Валефор? Подумав об этом, я остановилась. Что я ему скажу? Ну, так и скажу, что не могу уснуть. Может, спросить у него за ту девушку? Нет-нет, Цейхан же сказала, чтобы я не затрагивала эту тему в разговоре с ним…А если он скажет сам? Это было бы замечательно, тогда бы все подозрения разом отпали. Впрочем, что стоять тут и думать.

Выпрямив спину, я с гордо поднятой головой вышла на свет, готовясь поздороваться со своим мужем, но тут же остановилась, щурясь от факела. Перед моим первым брачным портретом стоял Альфинур. Я, готовясь увидеть здесь другого, тут же растерялась, когда он, отведя взгляд, ошарашено посмотрел на меня. Было непривычно видеть его не в белоснежной форме, а в простой рубашке, какую обычно носят люди из низших слоев. Его нежные розовые волосы сейчас выглядели золотыми, а бусины на висящей впереди прядке отражали горящее пламя.

Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Сначала я вспомнила о рассказе Айе о том, что Альфинур, будучи талантливым гением в готовке, живет среди зависти и злобы, которые всецело направлены на него. Его сестра по секрету с долей вины говорила мне о том, что даже она сама некоторое время постоянно ссорилась с братом из-за чувства зависти к нему. Великий повар Джиали сказал, что талант Альфинура может даже погубить его, если тот хоть раз оступится. Тогда мне стало жаль моего милого повара, но потом я вспомнила о нашей последней встрече и покраснела. Эти пылкие поцелуи я не могла выбросить из своей головы до сих пор, и от одной мысли о них, у меня сбивало дыхание и скручивало низ живота. Не думала я, что теплая мужская ласка действует именно так…

— Тоже не спится? — он виновато завел руку за голову, и на его лице расцвела белоснежная улыбка.

Я смущенно «угукнула» и вопросительно посмотрела на портрет.

— А, — Альфинур проследил за моим взглядом и тут же понял то, что я имела в виду, — очень…красивое произведение. Не устану любоваться им. Каждый раз замечаю все новые и новые детали…

— Ты бы…Тоже хотел такой портрет? — по глупости ляпнула я, смотря на то, как щеки повара покрываются румянцем.

— Ну…М…Наверное, — с его уст слетел смешок. Альфинур пожал плечами.

Я ведь нравлюсь ему, да? Как иначе растолковать те поцелуи…Не думаю, что нам стоит переступать черту. Если что-то произойдет, я больше не смогу смотреть на него, как на верного доброго друга. К тому же, секс оказался процессом довольно неприятным, и, даже ради опыта, я пока не желаю его повторять. Да и не приведет это ни к чему. Альфинур гений в своей области, но статус ему это не дарует.

— Тогда, когда ты женишься, я позабочусь о том, чтобы у тебя был прекрасный портрет, — я выдавила из себя улыбку. Это все из-за Табриса. Это все из-за Валефора. Первый сделал мне больно, второго я совсем не понимаю, и как итог — я не хочу новых отношений, которые, думаю, мне и нужны. Наверное, Альфинур будет замечательным мужем: очень заботливым и внимательным. Почему-то я сразу представила перед собой картину, как он, работая на кухне, показывает своей будущей дочке, как готовить пирожки.

— Благодарю вас за заботу…

Я кивнула, поджала губы и направилась прочь. Теперь даже чая не хочется…Пойду в спальню. Отрастить хвост и уплыть…Да, мои любимые неосуществимые мысли. Ведь мама сразу сказала, что я не смогу этого сделать.

Как только я коснулась ручки двери, ведущей в спальню, кто-то позади коснулся моих пальцев. Вздрогнув, я обернулась. Альфинур! Все это время он шел за мной?

— У вас что-то случилось, да? Вы выглядите такой опечаленной и уставшей…А я не сразу догадался спросить.

— Все…Все в порядке, правда, спасибо, — я в очередной раз улыбнулась, прогоняя очередное смущение. Альфинур ко всем заботлив, это у него в порядке нормы, не стоит расценивать это как знак внимания…

Он несколько сощурил глаза и сделал шаг вперед. Я не смогла отступить, и как загипнотизированная смотрела на его губы, оказавшиеся так близко. Что же делать! Я и пальцем шелохнуть не могу, а от моих действий все и зависит! Надо пожелать спокойной ночи и уйти, но тело не слушается!

Его руки скользнули по моей талии. Радужные глаза следили за каждым изменением на моем лице, словно он боялся, что я дернусь или отвернусь. У него было очень горячее дыхание. И нежные теплые ладони. Он прижал мое тело к себе и коснулся губами моих уст. Так легко и непринужденно, что, если бы неоставленный вкус сладости, я бы ничего не почувствовала.

— Простите, но, думаю, что…Вы для меня больше, чем госпожа. Позвольте мне хотя бы этой ночью попытаться сделать вас счастливой…

Он пылко выдохнул мне в губы, и я больше не выдержала. Все подозрения на время рухнули перед красивым мужчиной, которого я считала заботливым и добросердечным. Многие госпожи, рассказывая о встрече со своими мужьями, говорили о том, что их тела и без разума чувствовали принадлежащую им душу. Если это действительно так, то неужели Альфинур действительно может стать одним из моих мужей? Верится с трудом. Даже он понимает это, говоря, прося всего об одной ночи…

Я отстранилась, смотря, как на его лице отображается мольба. Почему-то мне понравилось чувство превосходства, чувство того, что этот мужчина хочет меня…Я взяла его за рукав и утянула в спальню, закрыв дверь. Когда я обернулась, Альфинур уже стянул с себя рубашку, оголив хрупкое, но в то же время рельефное тело. Он вновь крепко прижал меня к себе и поцеловал. Медленно, словно растягивая удовольствие и раззадоривая…Я чувствовала, как его горячие пальцы стягивают накидку, ночнушку, как они осторожно касаются острых сосков, как вырисовывают на теле узоры и линии. Не помню даже, как легла в постель. Эти ласки сводили с ума, и я тихо постанывала уже от того, насколько остро реагировало тело на эту нежность.

Легкие поцелуи: на губах, на шее, на ключицах, между грудей, на животе, где он легко прикусил кожу. Как же это прекрасно…Я приоткрыла рот, и он проник туда языком, поглаживая мои бедра и прижимаясь своим членом к моему лону. Я ждала боль. Ту боль, что разливалась по всему животу, но её не было. Когда он вошел — также медленно и постепенно — я почувствовала то, что называют возбуждением. От лона волнами расходилась не боль, а горячие волны, заставляющие желать большего. Черт возьми, это было слишком приятно. Ни в какое сравнение не шло с тем, что произошло в библиотеке на столе.

Альфинур тяжело дышал. Тела были так близко, что его пресс скользил по моему. Он резко остановился и страстно впился в меня поцелуем, чтобы заглушить вырвавшийся из меня стон. Впервые я достигла пика. Внутри словно что-то лопнуло, обожгло напоследок оргазмом и погасло, принеся облегчение. Альфинур скатился на постель и крепко меня обнял, уткнувшись носом в затылок. На своем животе я увидела капли белого семени.

— Я люблю вас, госпожа…И всегда любил…

Я подняла голову, брови взлетели вверх от удивления.

— Всегда?

— Всегда. Как только мастер Джиали в детстве привел меня во дворец вашей матери для обучения, как только я увидел вас, как только вы пробежали мимо…

— Но я…

— Мастер Джиали был строгим. Он не позволял мне играть с другими детьми, поэтому я мог смотреть за вами лишь со стороны. Простите мне мою дерзость, что смею говорить это вам, но…я действительно люблю вас…

Я уткнулась в грудь Альфинура и закрыла глаза. Почему же тогда ты не вышел мне на встречу? Почему же моей любовью стал Табрис, а не ты…

Глава 5

Аккуратно выйдя из кареты, я тут же расправила плечи и гордо вскинула подбородок. Не важно, где я нахожусь, я должна вести себя подобно настоящей императрице, которой поручена, пускай и незначительная, но миссия. Да, я считала эту вылазку в шахты задачей необязательной и рутинной. Но в целях благотворительности и снисхождения Совета к провинившимся, единожды в год кому-то да поручали этот визит. Я знала, что к моему приезду шахту приведут в порядок, что работающие там надзиратели станут внезапно ласковы с работниками, что заключенные и неблагополучные будут сквозь зубы говорить о том, что их все устраивает. Наверное, в этом и была истинная цель подобных визитов — пусть хотя бы один раз в год это забытое всеми место работает так, как положено. Тем не менее, на меня повесили еще одну ношу. Узнав о том, что я с детства обладаю песенной магией, моя «начальница» с большим энтузиазмом попросила исполнить перед заключенными «Харсан». В давние времена его пели жрицы, чтобы достичь сердец виновных и простить им их грехи. Мне нравилась эта мелодия, хотя она и была очень грустной, медленной и действительно пробирающей до дрожи. Мне нужно было лишь дотронуться до их душ, лишь незаметно прикоснуться к тому, что все постоянно прячут внутри. И для этого нужно было лишь спеть.

Цейхан деловито поправила на мне плотные, невычурные одеяния. Незачем было наряжаться, я ведь знала, куда еду. По императорским меткам я выглядела скромно. Именно так, как полагается госпоже, лишь недавно вступившей в супружескую жизнь. Но весь очаровательный облик портило мое посеревшее лицо, на которое постоянно то и дело посматривала Цейхан, вместе с которой я сюда прибыла. Отчего-то все плохие новости имеют привычку сваливаться на голову в один и тот же момент, но я, будучи представителем императорской ветки, должна сделать вид, что все хорошо. Впрочем, как и всегда. Вся эта богатая жизнь лишь маскарад, где никто не показывает свои настоящие эмоции, и очень часто на меня это давило, пускай я и выросла в подобном мире…

Сначала дело было в поездке. Я — наследница Изумрудного Клана вынуждена ехать к тем, кто был отвергнут обществом. Половина тамошних работников — бывшие заключенные. Их можно было легко отличить по татуировкам, которые они делали, сидя в тюрьме. Другую половину составляли пьяницы, наркоманы и картежники, потерявшие все свое имущество в азартных играх. Конечно же, я не хотела появляться перед ними, ловить на себе взгляды тех, кому уже не суждено никогда быть с женщиной. Но я успокаивала себя мыслью о том, что я все сделаю быстро: поговорю с надзирателями, узнаю, что все хорошо, спою для их прогнивших душ и уеду. Но теперь даже этот визит не казался мне таким отвратительным. А все из-за письма.

Оно было от моей матери. Иараль называла в нем имя моего второго мужа, поясняя столь скорую причину моей второй помолвки, на которую она уже договорилась. В дороге я много раз перечитывала эти строчки, ясно представляя, как мама вычерчивает их на бумаге, и чем больше я читала, тем яснее понимала, что императрица явно что-то не договаривает. Суть была в том, что на этот раз меня просто на что-то обменяли. Да-да, как бы грубо это ни звучало. Я выхожу замуж, а семья моего второго мужа что-то дает взамен моей матери. Об этом Иараль, конечно, не сказала ни слова, и навряд ли скажет лично при встрече, но…Мой второй муж наг?

Все знают об их репутации. Малочисленное, но влиятельное и жестокое племя. Настолько жестокое, что, несмотря на их тайные знания, ни одна императрица не желает брать нага себе в мужья. Они кровожадные и хладнокровные, довольно властолюбивы, а потому женитьба на ком-то из императорской ветке им очень выгодна. Они очень ревнивы, и по слухам плохо уживаются с другими мужьями, но требуют к себе много внимания, так как эгоистичны. И что же они пообещали моей матери, что она согласилась на эту сделку? Почему ничего не сказала мне и просто поставила перед фактом? Иараль на все готова только ради одного — ради собственного ребенка — так, может ли быть…Нет-нет. Она согрешила, убив мальчика в своей утробе, и отныне не может иметь детей.

— Госпожа Эолин, — Цейхан коснулась моего плеча и указала на надзирателей, столпившихся у входа в шахту. Все они низко кланялись. — Пойдемте. Чем раньше начнем, тем быстрее управимся.

— Да…Ты права…

Натянув на лицо добрую улыбку, я подошла к входу, приветствуя всех кивком. Главный надзиратель оказался довольно молод. Его белые волосы были стянуты в тугой пучок, а темные глаза смотрели прямо на меня. Быть может, я могла бы назвать его красивым, но почему-то подумала о том, что он, скорее всего, жесток. Ведь не может же добрый человек работать надзирателем, и не будет же добрый человек носить с собой магическую плеть? Я попыталась вспомнить его имя, ведь в отчете о данной шахте оно явно указывалось, но из-за того письма в голове все перемешалось. И смотрит он так странно…

— Что ж, полагаю, мы можем сразу приступить к делу, — я сделала несколько шагов вперед, давая понять, что мы можем идти. Но они молчали. Молчали и смиренно шли несколько позади, прожигая мою спину взглядами. Безусловно, я понимаю, в чем дело. Хотя меня и считают глупенькой и наивной, но меня считают красивой, к тому же дочкой императрицы, к тому же у меня еще нет всех мужей. Однако, мне неприятно. Хорошо, что рядом идет стража, которая выполнит любой мой приказ.

— Сколько в месяц вы добываете сапфиров?

— Моя госпожа, учитывая процесс добычи драгоценностей, их огранку, а также режим наших рабочих, четыре полных ящика, — главный надзиратель подошел ближе.

— В прошлогоднем отчете было сказано, что вы добывали семь ящиков ежемесячно.

— Так и есть, но месяцев шесть назад половина наших работников умерла от эпидемии.

Я резко остановилась. Цейхан гневно посмотрела на шедших позади надзирателей.

— И вы смеете говорить об этом только сейчас?! — служанка повысила голос.

— Уверяю вас, сейчас у нас царствует покой и чистота. Наши лекари избавились от той эпидемии на корню. Вы сейчас сами убедитесь в том, насколько у нас все систематично.

— Надеюсь, — пробормотала я, продолжая путь. Я слышала о той эпидемии, и, пускай она была много месяцев назад, идти дальше мне не хотелось. Если с моим здоровьем что-то случится, эти идиоты поплатятся своими жизнями.

Туннель, по которому мы шли, был освещен маленькими, вычищенными до блеска фонариками. Ни одного насекомого, ни одного мелкого животного.

— Чистая вода в достатке?

— Да. У нас установлено несколько новых колодцев, поэтому проблем с дефицитом воды мы не испытываем, — надзиратель почему-то усмехнулся. Я не стала оборачиваться. Не хотела смотреть в эти довольные жесткие глаза.

— Дороги в шахтах безопасны?

— Абсолютно.

Мы вышли прямо к огромной пещере, и если бы вверху, на высоте метров в тридцать-сорок, не горели голубоватые сферы, она была бы наверняка черной. По её стенам были вырезаны ступени, откуда-то сверху спускались тросы, а справа было приспособление наподобие лифта. В части одной из стен была глубокая дыра.

— Мы оборудовали эту пещеру лишь для удобства. Камней здесь не обнаружили, поэтому используем её для собраний.

— Понятно, — я скрестила пальчики и поморщила носик. Воздух тут стоял, и мне уже хотелось вдохнуть глоток свежего ветра. Пусто, уныло, грустно. Не понимаю, как здесь можно работать. Но, наверное, живущие здесь люди этого заслужили своими деяниями.

Мы пошли дальше. Изредка я бросала взгляд на аккуратные вагонетки, на лежащую рядом с ними синеватую крошку, поблескивающую в местном освещении.

— Так, где же все ваши работники?

Надзиратель несколько помедлил, пытаясь высмотреть кого-то впереди. Кто-то должен еще нас встретить?

— Они…в других пещерах, госпожа. Позвольте мне отойти и найти неблагоразумного стража, что обычно тут стоит, — не дожидаясь моего разрешения, мужчина удалился, скрывшись в одном из туннелей. Мне вдруг стало не по себе. Интуиция меня, к счастью или к сожалению, никогда не подводила.

— Цейхан, давай вернемся наверх…

— Как скажете, госпожа.

Стоящие позади надзиратели разом согнулись в поклоне.

— Ваше императорское высочество, будьте снисходительны к нам! — взмолилось разом несколько мужчин. — Умоляем вас, останьтесь! Мы непременно накажем того глупца, что посмел не выйти к вам навстречу!

— Эм…Не в этом дело, я просто подожду там, мне не трудно подняться и спуститься вновь…

— Просим вас, поверьте, наш порядок безупречен!

Ну, вот, теперь они думают, что я хочу уйти. Почему они так остро реагируют на это? Не потому ли, что когда-то одна из посланниц Совета нажаловалась на эту шахту? Я тяжело вздохнула и вновь развернулась к туннелям, ведущим дальше в шахту. Надзиратели позади меня наконец выпрямились.

Однако, спустя десять минут ожидания мне действительно захотелось уйти. Цейхан одобрительно кивнула, увидев на моем лице нетерпение и злость.

— Простите, но я не могу более ждать! Я возвращаюсь!

— Госпожа! Пощадите нас!

— Почему я должна тратить св…

Из какого-то туннеля донесся гул. Топот. Не одного человека, и не десяти. Это была шумящая толпа, которая бежала сюда. Мне стало так страшно, что я инстинктивно рванула назад к проходу, вот только в тяжелых платьях особо не побегаешь, да и толпа внезапно высыпалась из всех туннелей разом, окружая нас с разных сторон. Меня и Цейхан тут же заслонили стражи. Надзиратели ошарашено смотрели по сторонам, сбившись в одну кучку. Вокруг нас стояли сотни работников. Оборванных, тощих, избитых и злых. Они держали в своих руках кирки, молотки и большие щипцы, коими обычно орудуют кузнецы. Восстание?

— Да как вы… — это произнес кто-то из надзирателей, но я их уже не видела. Я слышала лишь крики, которые те издавали, стоило толпе накинуться на них со всей своей злостью. Цейхан грубо отворачивала меня в сторону, чтобы я не видела того, что там происходит. Но этих криков мне было достаточно, достаточно, чтобы побледнеть и представить собственную участь. Я не банши, я не могу использовать свой голос, как атакующее заклинание. Неужели они сделают со мной то же самое?! Нет! Я съежилась в комок, когда стражи стали вокруг меня еще теснее, выставив вперед мечи. Цейхан схватила меня за руку, она хмурилась, но была спокойна.

— Госпожа, нам ничего не угрожает. Подумайте сами, если они убьют нас, то и их тоже сразу убьют!

— По ним видно, что им нечего терять… — пискнула я, но Цейхан крепче сжала мою руку.

— Успокойтесь, вы же наследница Изумрудного Клана. Наверняка, сейчас они начнут у вас что-то требовать. Просто согласитесь с их требованиями.

Я едва заметно кивнула. Если это действительно так, если нас не убьют…Да, конечно, они потребуют свободы! Я дам её им, лишь бы только уйти отсюда…

Криков больше не было. Гула тоже. Из толпы нам навстречу вышел хромой громила с перекошенным лицом. Стражи приняли боевую стойку.

— Эй…Госпожа, отзови этих ребяток вооруженных, вы все-равно не в выигрыше. Не будете рыпаться, уйдете отсюда живой.

Императрица, императрица, императрица…Повторяла я про себя, как сумасшедшая, пытаясь этим словом вернуть себе уверенность. Её я так и не вернула, ноги подкашивались, но я вернула осанку и маску благородства и спокойствия. Я не буду вести себя как напуганная девчушка из села.

— Вот оно как. Тогда, полагаю, выбора нет. Но, помните, вы дали слово.

— Рад. Убивать женщин я не люблю.

Глава 6

Меня усадили в какую-то каморку, где вся мебель — лавка, полка и тумба — была выдолблена из камня. Единственным украшением здесь было потускневшее пыльное полотно с геометрическими узорами. Я начала немного замерзать, а потому, будто невзначай, пощипывала холодные кончики пальцев. Все-таки я всю жизнь прожила в тепле, и пронизывающая тело дрожь была для меня так же необычна, как и для северянина песок. Рядом со мной, держа осанку, гордо восседала Цейхан. Мне бы стоило поучиться у нее выдержке, на её лице не было ни капли страха. Мои же коленки предательски дрожали, когда я каждый раз бросала взгляд на сидящего передо мной перекошенного мужчину. Внешне он был отвратителен. Квадратное лицо, тусклые серые глаза, сальные волосы, прилипающие к его большому лбу. У него был тремор подбородка, и сам мужчина очень сильно и громко кашлял, даже не прикрывая рот рукой. Только сейчас я заметила, что вместо голени правой ноги у него была простая палка. Я не хотела с ним разговаривать, он выглядел подобно настоящему маньяку, у которого неизвестно что на уме, поэтому я постоянно отводила глаза, делая вид, что рассматриваю каменную стену.

Мужчина вновь сильно закашлялся, и я увидела, как Цейхан презрительно скривила рот.

— И долго вы будете молчать? — заговорила она, вскидывая подбородок и щуря глаза. Хороший вопрос, ведь мы сидим здесь с ним уже минут двадцать без стражи.

Шахтер собрал в рот слюну и смачно выплюнул её в сторону. Я вздрогнула и прикрыла глаза. Отвратительно.

— Столько, сколько нужно…

— Моей госпоже здесь холодно, я требую, чтобы вы выпустили нас.

— Да не уж-то? — мужчина закашлялся и почесал подбородок своими искривленными грязными пальцами. — Хотите по шахте погулять? Среди отморозков, что хотят запихнуть в эту красотку свои причиндалы? — он небрежно кивнул в мою сторону. Меня затошнило только от одного представления о том, что эти люди прикасаются ко мне. — Я вас тут охраняю сижу, пока остальные письмецо вашей семье пишут…

— Зачем вам это… — произнесла я тихо, обнимая себя руками. Становилось все холоднее.

— Ну, барышня, вы — залог нашей свободы. Вон, гляди, видишь палку вместо ноги? Это мне гады-надзиратели подарили. С нами тут, как с животными. Одни мужички такого отношения и заслужили, но есть тут и раскаявшиеся, их-то за что…Тебе холодно что ль?

Я нахмурилась. Слабо верилось в то, что тут есть раскаявшиеся люди. Они все подняли восстание и убили своих надзирателей. Мне все-равно, что было до этого. Факт остается фактом. Цейхан дотронулась до меня своей рукой, её ладонь была очень теплой. Почему здесь мерзну только я? Не потому ли, что во мне течет кровь русалки?

Мужик что-то пробормотал себе под нос и вышел из каморки на долю секунды. Вернулся он с грязным вонючим тулупом, который он протянул мне. Я не смогла взять его в руки, меня опять затошнило, и шахтер, тяжело выдохнув, кинул одежку на лавку. По меху проползло какое-то насекомое, и меня передернуло.

— Ничего получше у нас нет.

— Отпустите нас…

— Вы, барышня, простите, — мужик склонил голову и снова закашлялся, — мы тут подыхаем и делаем это все от отчаяния. На вашем месте могла бы оказаться любая другая, но не повезло только вам.

— Вы хотите, чтобы Изумрудная Императрица дала вам свободу взамен свободы своей дочери? — голос Цейхан был грубым и раздражительным.

— Да.

— И давно вы все это планировали?

— Давно, да только все возможности не было. А сейчас прямо-таки судьбой нам было восстание предназначено. Ваш приезд, болезнь стражей и надзирателей, обвал одной из пещер…

— Вам это все воздастся, — Цейхан почему-то улыбнулась. Мужик улыбнулся ей в ответ.

— Нам уже терять нечего.

***

Я замерзала. Холод с кончиков пальцев медленно перебирался по рукам к груди, и вот у меня уже дрожит все тело. К тулупу я так и не притронулась, но Цейхан грела меня своим теплом, прижимая к себе. Я начинала засыпать. Интересно, сколько мы здесь уже? Сейчас, наверное, вечер. Наверное, мама уже читает письмо о том, что меня взяли в заложницы. Наверное, мама сильно злится…

Я замерзала. Не чувствовала своих ног. Из моего рта выходил пар. Затем, кажется, я все-таки задремала, а, когда проснулась, шахтера в каморке не было. Цейхан спала. Она была очень теплой. Я посмотрела на свою дрожащую кисть — на среднем пальце появился маленький волдырь. Коморка была настолько маленькой, что я не могла здесь нормально развернуться: два шага влево, один — вправо. Тяжесть в груди…Будто легкие ни с того, ни с сего стали больше в несколько раз. Мне нужно походить, размяться, слишком…холодно. Я прислонилась к каменной стене, прикрыв глаза. Там, где я родилась, тоже было холодно. Из детства я помню босые стоптанные ноги, костлявые ручонки и грязные бирюзовые волосы…Я забыла об этом. О прошлом, в котором мне было суждено погибнуть от голода. Я не хотела вспоминать свое детство, и вбила себе в голову то, что я истинно императорских кровей…

Я боялась остаться одна, как много лет назад. Боялась вновь почувствовать голод, холод и ненависть всего мира. Но теперь, когда все эти чувства овладевали мною вновь, я чувствовала страх, жалость к себе, беззащитность, из-за которой не ты решаешь жить ли тебе дальше. Мне было очень холодно. Хотелось плакать, хотелось спать…Нужно…походить. Да, я должна походить, так, возможно, станет теплее. В детстве я часто бегала, согревая себя и без одежды. Кутаясь в какую-то потрепанную тряпку…Почему же сейчас я не могу надеть этот тулуп?

Не знаю, что точно мной двигало, но я вышла из каморки. Найти факел, найти хоть что-то теплое, просто походить и вернуться. Уйти из этой маленькой коморки, в которой нет ничего, кроме страха уснуть и замерзнуть во сне. В коридоре никого не было, поэтому я просто начала быстро ходить туда-сюда, растирая себя ладонями. Пропала хотя бы сонливость, потому что я боялась, что сюда вот-вот кто-то придет. Кто-то из тех самых отморозков.

Что я сделала не так? Почему заслужила это? Предавший меня Табрис, холодный Валефор, будущий наг-муж, милый повар, которого я не сделаю счастливым, внезапно отгородившаяся от меня мама…Даже сердце защемило. За что? Почему я…

— О, нашей красавице условия номера не по душе?

Я была готово разрыдаться, услышав насмешливый голос. Лысый, с железными зубами и отрезанным ухом мужлан… Отвратительный, как и все здесь…

— Холодно… — мой голос дрожал.

— Да не, прохладно, но не более, — он широко улыбнулся и пошел прямо ко мне. Я отвернулась и быстро направилась в коморку. — Куда же ты? Раз тебе холодно, тебя надо согреть!

Он схватил меня за руку, и я тут же вспомнила слова того шахтера о «причиндалах». С ненавистью, я выдернула свою кисть, но лысый шахтер поймал мое запястье и, крепко сжав, потащил куда-то прочь.

— Тебе ноги что ль жалко раздвинуть? Я никому не скажу…И ты никому не скажешь, да?

Я ничего не смогла сказать, я даже закричать не смогла. Просто заплакала, рухнув на холодный каменный пол и повиснув на той руке, за которую меня держали. Заснуть…И не проснуться…

— Эй, принцесса, вставай! Я тебя что, тащить должен?

Я заплакала громче, навзрыд, наконец, срываясь на истошный крик. Мужик начал обеспокоенно оборачиваться по сторонам и шикать, больно дергая моим запястьем.

— Идиотка! Хочешь, чтобы остальные сбежались?

Еще громче. Не то выплескивая все, что накопилось внутри, не то боясь за свою жизнь и за свою гордость. Этот тип тщетно пытался поставить меня на ноги, бормотал всякие нецензурные выражения, лапал своими грязными ручищами, а затем просто сорвал с моего плеча ткань платья. Я, не видя перед собой ничего из-за слез, поползла в ту сторону, где, по-моему мнению, находилась каморка, а затем просто перестала дышать — рука лысого мужлана сильно сдавила мне горло.

Не знаю, что произошло дальше. Я не слышала ни криков, ни ударов, но хватка вокруг шеи пропала. Сев на камень, я часто и тяжело задышала, вытирая с глаз слезы. Испугавшись того, что тот шахтер может стоять позади, я обернулась, но там никого не было. Я медленно встала, держась за стенку, а затем, посмотрев перед собой, вновь чуть не села наземь. Почему я вновь не смогла закричать, а лишь замерла с гримасой страха? Быть может потому, что передо мной стоял совершенно другой мужчина. Быть может потому, что он прикладывал указательный палец к своим губам. Быть может потому, что половину его лица закрывала деревянная маска, от которой вверх по волосам шел густой белый мех. Он был высок, я едва доставала ему до груди, и очень мускулист. На его больших руках помимо мышц можно было увидеть вены, а от правого плеча до запястья тянулась черная татуировка из каких-то узоров. Преступник. Маар.

Он нерешительно протянул мне флягу, которая висела на его поясе. Внутри оказалась вода, хотя горлышко и пахло спиртным. Всхлипывая, я сделала несколько глотков. Узкие губы на щетинистом лице мужчины изогнулись в улыбке. Он взял меня за руку и повел в сторону коморки. Когда маар повернулся ко мне спиной, я увидела, что из-под белого меха до поясницы тянутся густые, спутанные, синие волосы.

Рядом с коморкой уже носились Цейхан и шахтер с палкой вместо ноги. Служанка тут же метнулась ко мне, оправляя платье, волосы, проводя пальцами по заплаканному лицу. Спасший меня незнакомец отошел в сторону, дав мимоходом сильный подзатыльник хромому шахтеру, а затем вернулся, снимая с маски мех и отдавая его мне. Его лица я так и не увидела. Я даже не успела сказать спасибо…

Глава 7

Я смутно помню тот день, когда каменные стены, что давили своей непроницаемостью, начало трясти. День или вечер…Неделя или же всего три дня…Все было как в тумане. Я то засыпала, то вновь просыпалась, кутаясь в оставленную незнакомцем меховую накидку. Пила принесенную воду, не притрагивалась к еде, несмотря на то, что на этом начала настаивать даже Цейхан, а потом…А потом начала кашлять. От холода, как подумала я в тот момент. От холода, подумала я, морщась от головной боли. От холода…

Лихорадка началась внезапно. Сильная боль разрывала грудь на части, и, как сказала Цейхан, я начала бредить. Я помню её обеспокоенные глаза, её дрожащие руки, которыми она накладывала мне на лоб мокрые холодные тряпки. Помню виноватый взгляд кашляющего шахтера…

Когда я болела в последний раз? Кажется, в том самом далеком детстве. Там я часто болела, постоянно прикладывала подорожники к ссадинам и ранкам, нередко видела, как из полуразрушенного дома выносили закутанное в простыни обездвиженное хладное тело. Когда мама придет за мной, меня вылечат, но у тех людей не было денег на лечение. Заболев, они запирались в домах и медленно умирали…Я ведь забыла об этом. Я ведь не должна была забывать…

В тот грохочущий день Цейхан долго не могла меня разбудить. И, несмотря на то, что мне стало несколько легче, я с трудом держалась на ногах. Пот лил с меня ручьем, но пальцы были такими бледными, что, казалось, моими и не были. Цейхан куда-то вела меня, поддерживая за локоть, а иногда мы прижимались к стене, ожидая, когда падающая с потолка крошка полностью не осыплется. Нас никто не останавливал, да и останавливать было некому. Должно быть, Цейхан тогда специально вывела меня из каморки, чтобы похитители не смогли использовать нас, как щит.

Все кругом сильно трясло. Несколько раз я падала, и служанка терпеливо поднимала меня на ноги, ведя дальше. Её руки сильно дрожали, и она почти не говорила. Цейхан боялась. Боялась не только за лихорадящую госпожу, но и за свою жизнь. Боялась ошибиться дорогой, боялась встретить какого-либо шахтера по пути, боялась рухнуть наземь без сил, и я была благодарна ей за то, что ей хватило духу, несмотря ни на что, идти дальше.

Мы пошли быстрее. Лужи воды, по которым, как мне казалось, я шла, вдруг стали вязкими и склизкими. Они стали красными. Утерев слезящиеся глаза рукавом, я вперилась взглядом в труп кашляющего шахтера. Его глаза, что не так давно виновато смотрели на меня, ныне недвижно смотрели куда-то вверх.

— Госпожа, умоляю, идемте! — почти взмолилась Цейхан, хватая меня за предплечье и утягивая в сторону. Споткнувшись о чью-то руку, служанка стала еще бледнее и отбежала в сторону. Её стошнило.

Отвернувшись, я еще раз посмотрела на шахтера. Быть может, из-за лихорадки я и могла спокойно смотреть на лежавшие здесь тела, а, быть может, я вспомнила то, о чем забыла. Был ли этот день ниспослан мне судьбой? Судьба, что даровав богатой зазнавшейся девчонке счастливую жизнь, решила напомнить о том, какой была эта жизнь раньше. Судьба, что услышав печаль неразделенной любви, решила показать, каким на самом деле может быть горе…

Не думаю, что он был виноват. Впрочем, я, наверное, и правда впала в бред. Да, у него был жалостливый взгляд, что даже на перекошенном лице выглядел скорее устрашающе. Но я запомнила те слова. О безысходности. Им пришлось. Они не хотели. Множество работающих шахтеров заслуживают смерти за свои деяния. Но заслужил ли эту смерть он? Я невольно вспомнила о человеке в маске, что спас меня от насильника. Он тоже мертв? Почему мама решила убить их всех? Почему отдала такой приказ…

Цейхан вела меня все дальше. Мне становилось хуже. Здесь было нечем дышать, а вместо воздуха, я словно втягивала в легкие запах крови. Я смотрела под ноги. Глаза закрывались. Я видела то собственные туфли, то чье-то искривленное в гримасе ужаса лицо, то отрубленную конечность, то холодный, не тронутый кровью камень. А затем…Затем оказалась в тепле. С трудом вдохнула запах одеколона. Еле подняла взгляд, распознавая в собственных слезах лицо Валефора. Он тяжело шумно выдохнул, прижимая меня к себе. Кажется, он говорил что-то про страх и приказ Иараль, но я смутно разбирала эти путающиеся слова. Перед моими глазами по-прежнему было то лицо, которое навряд ли хотело умирать…

Меня подхватили на руки. Сквозь гул я слышала яростный крик Валефора на кого-то. Слышала лязг мечей. И прежде, чем провалиться во тьму, я, не осознавая собственных слов, произнесла:

— Ч…Человек…В маске…Не уб…не убив…

***

Три дня я провела в лихорадке. Три ужасно долгих дня, когда я не могла ни спать, ни есть. Я не могла открыть глаза из-за их тяжести, боль в груди была невыносимой, но все это меркло, стоило температуре вновь ползти вверх. То жар, то холод…То кровавые пятна перед глазами, то настолько яркие, что просто зажмурить глаза недостаточно…Я видела свой дом. Тот старый, накренившийся дом без двери. С выбитыми стеклами, с протекающей крышей, с еле горящим огоньком, который мы разводили из того, что смогли найти…Я видела воду, что плещется у моих ног, хотела зайти туда и упасть на дно. И я падала. Но не в воду, а в кровь. Я видела тощую умершую птицу, которую ощипывали мужские руки. Я видела красивый луг, на котором ничего не росло, кроме черных морисов, растущих на проклятых землях. Я видела детей с выпирающими ребрами…Умерших от голода коров…Тощих жен, что вырезали из животных все органы…Самоубийц, бросившихся с утеса…

Почему я забыла об этом…

Все исчезло. Стало вдруг тепло…Точно, как и в тот раз. Я выжила и забыла то, чего не должна была забывать. И теперь, когда я вспомнила, во мне словно что-то сдвинулось, то, что замерло и покрылось паутиной много лет назад…То, ради чего я хотела жить дальше. То, что многие попросту называют местью…

Я очнулась утром. Рядом со мной гремела посуда, справа кто-то поправлял простыни и одеяло. Когда я открыла глаза, женский голос громко ахнул, и комнату заполнил звук приближающихся ко мне шагов. Теплая рука касается моего лба. Ко рту подносят блюдечко с водой, но я не могу сказать ни слова — голос пропал. Перед глазами все плыло, но я понимала, что вокруг этой кровати много людей. Кто-то аккуратно приподнял меня за плечи и помог облокотиться на высокое изголовье кровати.

Первое, что я смогла четко увидеть, — собственные руки. Тощие, костлявые и бледные руки, покрытые синяками и царапинами. Не кисти императрицы, а кисти бедной голодной девчушки из деревни…Не хотелось улыбаться и радоваться собственному пробуждению, собственному спасению. На все вокруг вдруг стало совершенно все-равно…Словно…Потерялся смысл, которым я жила до сих пор.

— Госпожа… — тихо произнесла Цейхан, беря меня за руку. Она выглядела хорошо, как и всегда. Несколько позади неё стоял бледный и будто измученный Альфинур, на его губах была уставшая улыбка.

По другую сторону от кровати стояла Айе, сложив перед собой руки в молитвенном жесте. Рядом с ней стоял незнакомый мужчина-оборотень с огненными волосами, которого я видела впервые. У стенки на кресле сидел первый мамин муж, что был моим приемным отцом по совместительству. Я не любила его. Он всегда был слишком жадным и корыстным.

— Она выглядит, как приведение, — произнес он, вставая на ноги и складывая руки позади спины. Так он делал всегда, когда был доволен. — Красивое приведение. Думаю, именно поэтому сделка и состоялась.

Сделка? Должно быть, отец говорит о свадьбе с нагом. Так значит…Я посмотрела на пальцы. Черный обручальный опал, подаренный Валефором, а на соседнем пальце…Огромный александрит, меняющий свой цвет от фиолетового до синего…Моего присутствия даже не понадобилось. Это омерзительная продажа. Я не хочу здесь находиться…

— Надо позвать господина Валефора, — Цейхан встала со стула.

— Сиди. Он и так с ней все это время сидел на пару с поваром. Пусть он хотя бы сейчас отдохнет, — отец подошел к кровати. — Ты довольно спокойно реагируешь на свое второе замужество, которое провели без тебя.

— Госпожа временно потеряла свой голос…

— Тем лучше. Меньше глупостей будет вылетать из этого рта…

Я подарила приемному отцу равнодушный взгляд. Мамы нет? Конечно, чего же еще я ждала…Однако…Теперь, когда я говорю «мама» или «отец», во рту остается ужасно неприятный вкус…

Он вышел из комнаты. Красноволосый оборотень, поклонившись, вышел следом. Цейхан что-то приказала Айе, и та также быстро ушла. Я посмотрела на служанку. На Альфинура. Он сел на краешек кровати и нерешительно коснулся моей руки. Я даже не смогла сжать её в ответ. Окружающие меня цвета блекли. Все будто становилось черно-белым…

Цейхан рассказала мне о том, что я заболела пневмонией. Из-за крови русалки меня не смогли вылечить сразу, поэтому я пролежала в бреду и лихорадке три дня. Однако наги потребовали свадьбу, как положено договору, и день назад, без моего участия меня же выдали замуж. О наге Цейхан мне почти ничего не сказала. Лишь то, что он заполз в комнату, надел на мой палец кольцо и тут же вышел. Даже Альфинур промолчал, когда я написала на бумаге просьбу рассказать, кто он такой.

Мы молчали. Цейхан постоянно поправляла на мне одеяло. Повар с отстраненным видом держал мою руку. Лучше бы я…не просыпалась.

«Почему они убили всех?» написала я на бумаге, показывая её служанке. Та вдруг задрожала и отрицательно покачала головой.

— Это приказ вашей матери, госпожа…Я больше ничего не знаю…Но…Но одному сохранили жизнь, как вы и просили! — вдруг воодушевилась она, словно эта новость могла меня сразу же приободрить.

Я нахмурила брови. Разве я просила оставить кого-то в живых? Не помню. Того кашляющего шахтера убили. Всех убили…

— Того человека в маске, помните?

Я кивнула не сразу. Потребовалось время, чтобы вспомнить. И зачем я приказала оставить его в живых? Ах да…Почему-то я решила, что тот маар хороший человек, раз спас тогда мне жизнь. Акт благодарности? Или же последствие лихорадки?

— Он хотел, чтобы и его убили тоже, и вел себя очень агрессивно. Так как он слишком сильный, его посадили в темницу. Недавно он требовал встречи с вами, но ему было отказано, конечно же…

Я кивнула. И что мне делать с ним теперь? Если он откажется служить мне, его попросту убьют, так как он считается преступником.

«Кто мой второй муж?»

Я снова тыкнула пером в написанную ранее строчку.

— Госпожа, вам нужно поправиться…

Вновь показала на фразу. Цейхан и Альфинур переглянулись.

— Баал Зейранон из рода…Некриасс, — произнес повар, опуская взгляд.

Думаю, что если бы мне сказали об этом до похищения, я бы заплакала. Начала бы жаловаться на судьбу и несправедливость. Но сейчас…Нет, мне было не все-равно, ведь мне назвали самый жестокий и кровожадный род, который в порыве ярости может совершить все самые страшные грехи, вплоть до убийства собственной госпожи, но…Это ведь лучше, чем…голодать. Чем ожидать каждый день смерть…Чем смотреть на разбегающихся и падающих с утеса с хохотом людей…

Я помню…Теперь я не забуду…

Дверь резко распахнулась. Альфинур и Цейхан вскочили и низко поклонились. Я подняла голову, чтобы увидеть Валефора, но…

Он действительно был представителем своего рода, вызывая одним лишь своим видом страх и ужас. Баал…Он выглядел так, словно я пришла в его дом и не убиралась отсюда долгое время. У него было хищное лицо. Не думаю, что я смогла бы назвать его красивым. Острое, хотя и аккуратное, с ровным носом, узкими губами, несколько раскосыми глазами, в которых я видела яркую золотую радужку с вертикальным зрачком. Его черные волосы были собраны в тугой пучок, а от нижней челюсти слева начинался большой ожог, который отчасти скрывал темный халат, запахнутый направо. Вместо ног, как и положено, был хвост. Огромный черный хвост, который переливался не то синим, не то фиолетовым. Думаю, что если бы этот наг вытянул хвост, тот бы достиг длины в восемь-девять метров.

Наг быстро подполз к кровати, угрожающе нависнув сверху. Он широко раздул ноздри и втянул в себя воздух.

— Слабая…

— Господин Баал, госпожа только очнулась после болезни.

Наг злобно взглянул на Цейхан, и та тотчас съежилась. Её страх был вполне обоснован. Наги из рода Некриасс были ядовиты. Их яд, при попадании внутрь, мог убить за долю секунды. Он снова взглянул на меня. Я отвела глаза. Мне было тяжело смотреть на него.

— Отдай приказ убить того маара. От него слишком много проблем.

Я отрицательно покачала головой.

— Если у тебя нет веской причины держать его здесь, его убьют по закону, — процедил Баал сквозь зубы.

Я кивнула.

С этого дня мне все-равно. Теперь как прежде ничего не будет. Хотя бы потому, что действия моей матери показались мне слишком знакомыми…

Глава 8

— Госпожа…Вам не нравится? Позвольте мне все переделать, я все-таки совершил грубейшую ошибку, согласившись нарисовать данный портрет без вас!

Я вымученно улыбнулась и отрицательно покачала головой. Он не виноват, его попросту поставили перед фактом, показав нага, больную пневмонией госпожу, обручальное кольцо и приказав нарисовать то, что он рисовал всегда — огромный холст, что был подобно свидетельству о заключении брака. Стоявший рядом со мной маар был уже стар и настолько опытен, что ему не требовалось даже позировать. Он мог одним глазом взглянуть на пару и понять, какие у них взаимоотношения, однако и этому художнику за большой стаж работы пришлось столкнуться с чем-то несуразным — рисовать того, кто не в состоянии даже открыть веки.

Мне не нравилась эта работа, равно как и первая, что висела в метре. Но, думаю, если все переделать, то получится лишь хуже. Императрицы никогда не придавали значения своим брачным портретам. Для них эти картины были словно обручальные кольца. Они делали галерею и вскоре забывали о ней, позируя для одиночных портретов, коими украшали главные залы. Мало кто замечал, что чувствующие маары изображали на полотнах настоящие эмоции, скрывали на рисунках детали, заметив которые приятное произведение вдруг становилось уродливым и пугающим.

Я не любила холсты мааров именно по этой причине. Тебе на стену вешали неприятную правду, в то время как ты сам мысленно завидовал тем семьям, что создали свой союз на крепкой любви. От их картин исходила теплота. Рядом с моими портретами было холодно…

Я не любила нага. Художник это знал. Я опасалась второго мужа. Маар это понимал. Он не мог исказить свое произведение, иначе бы он перестал быть художником. Поэтому он создал это. Свое темное детище, пропитанное не то страхом, не то благоговением перед ужасным.

Фоном холсту служило темное предгрозовое небо и кованая арка, обвитая плющом и черными цветками. Теми самыми, что росли на лугах в моем детстве. Проклятыми. Но вот знал ли кто-то еще о значении этих растений? Нет, ведь всем было все-равно. Это произведение больше походило на работу путешественника, решившего изобразить сцену из услышанной им баллады. Баллады, в которой страшный змей похищает деву. Баал мгновенно бросался в глаза. Не только из-за хвоста, которым он кольцом окружил мою фигуру, но своим телом, своей мрачной аурой, которая исходила даже от его нарисованного лица. Черные дорогие одежды, прищуренный взгляд, направленный на мое лицо, которое он аккуратно держал за подбородок, еле заметная ухмылка. Другой рукой змей сжимал мою талию, разворачивая фигуру так, что я стояла боком к наблюдателю. На картине я выглядела слабой, невероятно бледной, но почему-то взгляд, которым я смотрела на Баала, у меня был уверенный. Словно в противовес, чтобы показать два абсолютно разных характера, маар изобразил меня в белом платье с распущенными волнистыми волосами, будто это могло больше придать моему образу облик невинной жертвы…

— Ваш голос так и не вернулся? — задал мне вопрос маар, когда я сопровождала его к выходу. Вопрос был скорее риторическим, но так художник хотя бы нарушил молчание.

Я отрицательно покачала головой. Теперь, когда я, надеюсь, временно потеряла голос, у меня было гораздо больше времени, чтобы подумать над ответом вопроса, который мне задавали. Не было места брошенным невзначай словам, каждое мое предложение, которое я писала на листе, было продумано. Впервые я осознавала ценность слов. Впервые задумывалась над тем, о чем раньше и помыслить не могла.

— Госпожа, берегите себя. Не нагружайте себя работой сейчас, вам нужен отдых. И…

Голос старика прервался, и я вопросительно подняла брови.

— Прошу вас, не убивайте маара, сидящего в вашей тюрьме…

Прежде чем кивнуть, я внимательно осмотрела старого художника. Ни капли схожести с тем шахтером, что сейчас в моей темнице. Значит, не родственники. Впрочем, я наслышана о крепких связях в расе мааров, что друг за друга стеной станут.

— До свидания. Буду с нетерпением ждать возможности вновь нарисовать ваш портрет.

Дверь закрылась, и я оказалась в зале одна. Наедине со своими хаотичными мыслями, от которых уже неделю болела голова. Все больше времени я начала отчего-то проводить в купальнях, все чаще стала задумываться о жизни тех, кто меня окружает, а не о собственных чувствах, на которые вдруг стало все-равно. На многое вдруг стало все-равно. На одежду, украшения, на власть, к которой я ранее стремилась, на статус…Думаю, было бы намного проще, не будь я дочерью императрицы. Сейчас хотелось оставить эту жизнь, наполненную ложью, и уехать далеко-далеко, туда, где можно было бы смириться со своими мыслями, но…Я знала, как важен статус для Валефора, для Баала, для моей матери, титул которой я унаследую и…Это стало сильно давить. Перекрывать путь дороги, что вела к свежему воздуху.

Взяв со столика бумагу и перо — теперь на каждом столе во дворце лежала бумага, чтобы я могла высказать свои мысли — я кивнула пробегающей мимо служанке, что низко поклонилась. Я достаточно окрепла, чтобы спуститься в темницу.

У её входа стояли двое стражей, что, увидев меня издалека, тут же открыли дверь, зажигая над лестницей фонари. Оборотни. Вот кого Валефор нанял для охраны дворца…Они исполняли свой долг великолепно. Не задавали никогда лишних вопросов и будто понимали без слов, чего от них хотят. Один из стражей спустился вниз и подал мне руку, когда я сходила с последней ступени.

Темница была небольшой: всего десять камер с прочными решетками. Подолгу заключенные здесь не задерживались, и от осознания этого факта мне стало не по себе. Не из-за сырости или мрачности тюрьмы, а из-за того, что находящийся здесь заключенный не будет мне служить. Но и убить его я не могу, иначе в его спасении не было и смысла. Если я убью его, это будет означать, что япротиворечу своим словам. Никогда бы не подумала, что начну рассуждать подобным образом. Наверное, раньше я бы не стала заострять на подобном свое внимание. Не хочет, так не хочет. Смерть, так смерть.

Шахтер сидел в последней камере. Предпоследняя была разрушена — прутья решетки изогнуты. Я жестом показала, чтобы камеру открыли. Страж помедлил, крутя в пальцах приготовленный ключ. Щелчок замка, скрип решетки, мои шаги внутрь. Кистью я помахала в сторону оборотня, негласно приказывая тому уйти. Страж остался стоять на месте. Я нахмурилась и вновь повторила жест, мне лишние уши ни к чему. Оборотень, потоптавшись на месте, отошел на три камеры назад, где остановился. Это я поняла по шагам. Что ж, и его можно понять. Если со мной что-то случится, его казнят.

Я села на лавку прямо напротив шахтера. Он недвижно сидел, сгорбившись и не поднимая на меня своей головы, поэтому я пересела на лавку рядом с ним. Довольно опрометчиво с моей стороны, но почему-то мне вдруг стало его жаль. В углу я увидела его разбитую маску…

Дотронулась до его плеча, чтобы привлечь внимание, но он не двинулся. Его мускулистые руки безвольно лежали на коленях, а густые спутанные волосы свисали вниз, закрывая его лицо. Я вновь коснулась его плеча, на этот раз сильнее, и маар несколько повернул свою голову в мою сторону. Я чувствовала на себе его взгляд, но разглядеть за синими волосами его лицо не могла. Он медленно выпрямился, наклонил шею в сторону, отчего та издала неприятный хруст, а затем повернул ко мне свое озлобленное лицо. На его скулах играли желваки. Маар приоткрыл рот, чтобы явно сказать что-то обвиняющее, но затем, сжав зубы, глубоко выдохнул, словно успокаивая самого себя. Именно я была виновата в том, что он здесь, но именно я спасла ему жизнь. И я знала, почему именно он так зол…

Взяла в руки перо. Он несколько удивленно посмотрел на то, что я не говорю, а пишу. Я же прониклась к нему еще большей благодарностью, ведь на его месте я бы очень злилась на того, кто косвенно виновен в гибели товарищей.

«Я хочу, чтобы вы остались со мной и жили дальше».

Смогла бы я произнести эти слова? Не думаю. Но на бумаге они были к месту и смотрелись как нельзя лучше. Маар равнодушно прочитал написанную строчку и отрицательно мотнул головой. Я поймала себя на мысли, что не могу отвести взгляд от его удивительно яркой голубой радужки. У него был прямой нос с небольшой горбинкой, проступающая щетина, густые темно-синие брови. Романтичный Табрис и этот сильный небрежный маар, от которого исходила непоколебимая воля…Теперь-то я понимаю, каким должен быть мужчина.

«Почему?». Написала я вполне очевидный вопрос. Маар внимательно на меня посмотрел.

— Там были люди, не заслуживающие смерти, — его голос был тихим и басовитым с долей хрипоты. — Но они погибли просто потому, что хотели жить…Их заслали туда потому, что их существование было кому-то неудобно. Они хотели жить. Но их больше нет. Я заслуживаю смерти за свое деяние. Но я выжил. Разве это правильно?

Маар говорил спокойно. Хотя в нем и говорило сильное чувство справедливости. Такое сильное, как и он сам. Я не имела права с ним спорить, ведь он был прав. Но я не могла исполнить его желание. По многим причинам.

«Если ты не будешь мне служить, тебя убьют». Даже если будешь служить, все-равно можешь подвергнуть себя опасности…

Мужчина улыбнулся. Грустно и в то же время благодарно. Этого, полагаю, он и хотел добиться.

«Вы верите в судьбу?».

Верит. Все маары верят в предначертанное нам свыше. Но шахтер не кивнул.

— Перестал. Я хочу поскорее закончить этот круговорот ада. Но теперь мне мешаете вы.

Что же мне делать…Он не будет служить мне, в тюрьме его вечно держать тоже не получится, а убить его я не могу. Впрочем, любое мое решение, кроме смерти, его не устроит. Однако, мне необходим тот вариант, где он окажется связан по рукам и ногам. Смогу ли я убедить его жить дальше? Какой же грех он совершил, раз считает, что достоин смерти?

— Вам не стоит здесь долго сидеть. Иначе рискуете опять слечь…

Я поднялась с лавки. Промелькнувшая в голове мысль казалась мне ранее невозможной. Но теперь…

«Я не могу вас убить».

— Я знаю. Поэтому не прошу вас это делать.

«Я хочу, чтобы вы начали жизнь заново».

— С моим статусом это невозможно.

«А если вы поменяете статус?».

Маар нахмурил брови и сердито на меня посмотрел, словно понял, к чему я клоню.

— Нет.

«Если судьба дарует вам шанс, возьмите его».

— Судьба дарует мне только проклятья.

«Тогда вам придется вынести еще одно в виде меня».

На его скулах вновь заиграли желваки.

«Простите, но у меня не остается выбора. Станьте моим мужем». Только так он сможет оказаться в абсолютной безопасности…

— Нет, — уверенно произнес он.

«Я дам вам время подумать. Три дня. Подумайте за это время не над своими желаниями, а над причиной, по которой вы мне нужны».

Преступника в мужья…Безусловно, прихотливость императриц известна всем, и один муж каждой госпожи так или иначе, но к высшему сословию не относился. Но чтобы преступник…Да, я превзошла даже собственные ожидания, однако…Если он станет моим мужем, его не смогут убить с точностью до ста процентов. Быть может, он посмотрит на жизнь под другим углом, кем бы он ни был в прошлом. Быть может, так я смогу хоть кому-то помочь в этой жизни…Хоть кого-то уберечь от смерти, которую я, словно по проклятию, вижу везде…

Он не согласится, но я не просто так написала последние слова. Интуиция подсказывает, что мне действительно понадобится его помощь. Судьба не просто так дарит нам встречи. Не по простой случайности тот художник замолвил за маара слово. Каждый поступок, каждое слово играет свою роль и меняет будущее. Поэтому я ни за что не допущу смерти этого мужчины, кто бы что мне ни сказал. Выйдя из камеры, я сожгла написанное мною в огоньке фонаря и направилась в свой кабинет. С момента пробуждения меня беспокоит много вопросов, на которых почему-то ответов нет…

Глава 9

Научиться управлять своими мужьями…Легко сказать, да трудно сделать. Кто-то выбирает манипулирование, кто-то выделяет из шести мужчин только некоторых, пользы от которых будет больше, кто-то и вовсе списывает на них все обязанности, занимаясь лишь собой, но все это неправильно. Шесть мужей, шесть защитников, которые должны беречь свою госпожу, что взамен подарит им вечное наследие. Баланс сохранится только тогда, когда женщина будет одинаково относиться ко всем своим избранникам, поэтому нигде этого баланса нет. Любимые или навязанные принудительным браком — в многомужестве нет места равенству. Но я всегда хотела быть той, чья любовь окружит каждого из шести мужей. Той, кого мужчины будут не только защищать, но и любить. Когда-то я слишком идеализировала свой будущий брак. Брак, в котором все построено на доверии и любви…

Черный хвост, конец которого обвился вокруг моих ног, сжался сильнее. Я открыла глаза, морщась не то от странного яркого света луны, не то от давления, из-за которого ноги начали неметь. Уже второй раз за ночь. Мне приходилось расталкивать недовольного змея, чтобы он не сжимал меня своим хвостом, но тот, задремав, вновь притягивал мое тело к себе. Неприятное ощущение. И дело не в тяжести хвоста, а в холодных чешуйках, касающихся моих голых ног. Я с трудом развернулась к Баалу, дергая того за руку. Его спокойное спящее лицо даже не скривилось.

Он без предупреждения заваливаются в мою спальню второй день подряд. Берет грубо и жестоко, а я попросту не успеваю ему ничего сказать, потому что не могу, а сил сопротивляться нет. Да и разве могу я ему что-то сказать? Если он хочет исполнения супружеского долга, я не могу противиться, к тому же, после ночи с Альфинуром секс более не кажется мне чем-то неприятным, даже наоборот, другое дело, с кем я провожу ночь.

Я не понимаю складывающихся отношений между мной и нагом. Кажется, он и сам этого не понимает, и думает, что секс непременно даст нам узнать друг друга лучше, но это не так. Нам не о чем с ним разговаривать, поэтому он часто молчит. У нас нет ничего общего, поэтому мы не знаем, как вести себя рядом друг с другом. Нас объединяет только брак, который выгоден ему, так как я наследница Изумрудной Императрицы. Однако, кое-что в этой ситуации не дает мне покоя. Безусловно, наги жаждут власти и женщин, но они слишком горды, чтобы связываться с теми, кто не принадлежит крови клана. Я же, как приемная дочь Иараль, не имею никаких родственных связей, и всем об этом прекрасно известно. Тогда почему?

Я еще раз посмотрела на спящего Баала. Когда он спит и когда его нижняя часть закрыта одеялом, он выглядит не так страшно, даже приятно. Но, если он сейчас не ослабит хватку, у меня атрофируются ноги. Я вновь дернула руку нага. Тишина. Побила кулаком по хвосту. Никакой реакции. В пах его бить совсем уж жестоко, да и кто тогда знает, что будет, когда наг проснется. Придвинувшись ближе, я со злостью дернула мужчину за растрепанные по подушке черные волосы. Его желтые глаза широко распахнулись. Широкий вертикальный зрачок резко сузился, и Баал серьезно нахмурился, приподнимаясь на локте. Я молча указала на свои обмотанные ноги.

— Какая же ты все-таки слабая…

Отпустив меня из хвоста, наг цыкнул и повернулся ко мне спиной, демонстративно спуская хвост на пол. Так, впрочем, он сделал и в прошлый раз, поэтому меня подобное положение надолго не спасет. Хотя сон тоже как рукой сняло…Часто это в последнее время происходит. Я не могу долго ходить без воды, очень много пью, начала страдать бессонницей. Мне дали настойку валерианы и ландышевые капли для ароматерапии, но это совершенно не помогало, словно причина была совершенно в другом.

Я села на край кровати и налила себе стакан воды из графина. В горле сильно пересохло. Да и кожа стала такой сухой, что хочется хотя бы просто окунуться в реку. Я подошла к открытой двери, ведущей на балкон, но услышала позади себя шуршание.

— Хватит бродить. Ложись спать.

Он всегда выглядел как будто недовольным. Или скучающим. И, если Валефор постоянно сохранял на лице равнодушную маску, то Баал не скрывал ни своей злости, ни скуки. Не знаю почему, но они даже были несколько похожи. Отчужденные, но жестокие, готовые разорвать любого, кто пойдет против них…

Я отрицательно покачала головой, но вернулась в кровать, забираясь под одеяло. Не буду я нага сонного злить. Да и надо попытаться заснуть. Баал тяжело выдохнул и вновь повернулся ко мне спиной. Комната погрузилась в ночную тишину…

— Я твой взгляд кожей чувствую, — процедил он сквозь зубы, — ты настолько меня боишься, что не можешь уснуть? — наг проговорил это с такой ненавистью, что мне действительно стало страшно. Но, так как он не поворачивался ко мне, а я не могла ему ответить, я лишь коснулась пальцами его холодной спины.

Он замер, а затем резко перевернулся, нависая надо мной и почему-то принюхиваясь. Его зрачки то сужались, то расширялись.

— У тебя…ну, болит что-то? — наг выглядел так, будто хотел проявить заботу. Вот только его внешность этому противоречила.

Я отрицательно покачала головой. Затем сложила ладошки у щеки, показывая таким образом слово «спать», а после сделала из предплечий знак креста. Баал перевел взгляд на настойку, что стояла на тумбочке. Я снова мотнула головой.

— Что ж ты проблемная такая…

Пожала плечами. Самой бы хотелось знать ответ на этот вопрос.

— Я тебе ничем не помогу. Могу только целителя позвать.

Я показала руками, что этого не нужно, но благодарно улыбнулась. Мне была приятна эта странная, выдавленная через силу забота, которую он действительно хотел показать. Безусловно, он из жестокого племени, но неужели он совсем не знает о ласке? Я для него подобно диковинной зверушке, о которой надо заботиться, но он не знает как.

Баал уже было вернулся на свою половину кровати, но затем вновь резко навис сверху, целуя меня в губы. Нежно. Я широко распахнула глаза, совершенно не понимая этих ощущений. Они просто не вязались с ним. Только длинный раздвоенный язык, обвивающийся вокруг моего, напоминал о том, что надо мной наг. Кончик его хвоста скользнул по моему лону, и я крепко сжала ноги. Одного раза мне сегодня все же хватило, да и такими темпами мы вообще не заснем, а завтра важный день, на который мне будет необходимо отдать все силы.

Наг разочарованно выдохнул и медленно разорвал поцелуй.

— Выпей еще настойки. И постарайся все-таки заснуть.

***

Я наконец решила действовать. Кардинальная перемена в отношении к миру не просто коснулась, а изменила цель моей жизни. И, если ранее я точно знала, чего желаю добиться, то ныне будущее выглядело смутным и неясным. Я многое хотела узнать, но как мне впоследствии распоряжаться полученной информацией? Что мне делать, если правда вновь окажется жестокой и неприятной? Принять или же противиться? Впрочем, я уже сделала бунтовской шаг, предложив преступнику стать моим мужем. Однако, немного вариантов я ему предоставила: брак со мной или же будущее, в котором его или убьют, или вновь посадят в темницу. Надеюсь, он сделает верный выбор, а я получу в свои руки маара и сильного телохранителя. С каких пор я стала рассуждать именно так…

Кому я могу доверять? Я собираюсь провернуть то, что может изменить не только меня, но и окружающих меня людей, так согласятся ли они со мной? Валефор в тот раз пришел ко мне на помощь и с тех самых пор очень вежлив и уступчив, но, что я знаю о нем? Ничего. Да и та девушка покоя не дает…Баал? Существо, что может загореться от одного неугодного слова? Нет-нет. Альфинур? Заботливый и добрый повар, о котором я также не знаю ничего, кроме того, что у него тяжелая судьба, пропитанная завистью к нему самому…Цейхан? Безусловно, это ближайший ко мне человек, но она много лет служила моей матери и многие новости до сих пор передает ей. Об Айе я тоже почти ничего не знаю. Поэтому единственным верным вариантом стала…

— Мы с мамой в последнее время совсем не общаемся… — тихо проговорила Фирюэль, смахнув салатовые волосы за спину. — Когда ты вышла замуж за нага, я видела её в присутствии клана Некриасс. Странный это договор такой…О, а знаешь, что еще? Баал с родней своей, кажется, совсем не в ладах.

Я вопросительно изогнула брови. Моя сестра активно закивала головой, отчего бусины, обмотанные вокруг одной из прядей, выпали из волос.

— Они так злобно на него смотрели, — произнесла Фирюэль, возвращая бусины на место, — а он так же смотрел на них в ответ. Его вообще все стороной обходили, но рядом с ним и правда тяжело. Я подошла, чтобы поздороваться с ним, а он мне даже не ответил ничего. Глазищами вот так сверкнул и цыкнул! В нем совсем нет вежливости…

Да-да, об этом я на практике уже успела убедиться. Баал — существо, идущее на контакт лишь в том случае, когда ему это выгодно. Я взяла в руки бумагу и перо.

«Ты поможешь мне?».

— Ну, конечно же! Хотя, я была очень удивлена, когда ты мне это показала, — сестра помахала несколькими листами, на которых я излагала свои догадки и просьбы, — я думала, что тебя это совсем не интересует. И, знаешь…Теперь, когда ты сказала об этом…Думаю, что мне тоже понадобится твоя помощь.

Я быстро кивнула. Ради Фирюэль я на все готова.

— Я…Пыталась вспомнить, но…Я тоже не помню ничего из своего прошлого…

Значит ли это, что кто-то специально убрал эти воспоминания из нашей головы?

— Ты написала, — сестра опустила свои голубые глаза в мое сочинение, — что вспомнила все после болезни? На самом деле, тогда ты очень сильно бредила. Валефор, Альфинур и я были с тобой ночью, и ты постоянно бормотала что-то о воде и о каких-то цветах…Но да ладно. Значит, сначала ты хочешь полностью вспомнить прошлое…

Я кивнула.

— Раскопать информацию о твоих мужьях…

Я снова кивнула.

— И узнать, какой договор заключила мама, раз согласилась выдать тебя за нага, да?

Я натянуто улыбнулась.

— Я и подумать никогда не могла, что мы с тобой вот так будем сидеть и планировать что-то секретное. То, что мама не должна узнать?

Я еще раз указала пальцем на фразу «Не должна». Затем опустила взгляд на нижнюю строчку, где было написано «Кого мне нанять?».

— Да, это проблема. Вдвоем мы мало что сделаем, но…Наемники за большую плату всю информацию другому выдадут, поэтому я совершенно не знаю, кто еще нам может помочь…

«Цейхан я попрошу разузнать о Валефоре. Буду ссылаться на то, что хочу проверить того на верность».

— А Баал?

«Здесь хочу попросить о помощи тебя. Во дворце матери еще есть слуги клана Некриасс. Думаю, разговорчивые найдутся».

— За столом и алкоголем все становятся разговорчивее, — Фирюэль радостно улыбнулась, — а Альфинур тебе зачем? Ты, кажется, уже написала письмо мастеру Джиали?

«Тоже кое-что интересует».

— Но с мааром ты меня совсем удивила. Про него ты у художника спросишь?

Я кивнула. Пока это единственное, что я могла сделать.

— Хорошо, — сестра вскочила со стула, — можешь на меня рассчитывать! И, кстати, тебе ведь для стражи оборотней наняли, да? Они же при поступлении на службу должны были клясться в верности, быть может, и они смогут быть полезными. Поговори с главой стражи. Тот красноволосый, помнишь?

А ведь и правда. В этом есть смысл.

— Когда найдешь способ вернуть себе память полностью, обязательно расскажи и мне, — Фирюэль снова искренне улыбнулась. Боюсь, что и её детство окажется жестоким и переворачивающим сознание…

Глава 10

Смакуя приготовленный кофе, я листала книгу по толкованию знаков из кофейной гущи. Глупое гадание, как мне всегда казалось, но отчего-то все же привлекательное, манящее своей таинственностью и желанием узнать то, чего, возможно, никогда не будет. Мне не нравился этот вкус. Слишком горький. Но иного способа отвлечься я не нашла. За дверью этой комнаты меня ждали будоражащие вопросы, навалившиеся проблемы и жаждущий расстаться с жизнью маар, который сегодня должен дать мне ответ. Быть может, именно поэтому я и решила погадать на кофейной гуще? Увидеть благоприятный знак и придать себе уверенности в предстоящем разговоре…Но…

Допив кофе, я тут же круговыми движениями взболтала остаток и положила чашку на блюдце, с нетерпением ожидая, когда стекающая по стенке гуща, образует какой-нибудь рисунок. Все же осталась внутри меня, пускай и где-то в глубине, доля инфантильности, с которой я ответственно подхожу ко всем ненужным делам. О, кофейная гуща собралась в одном месте. Прямоугольник…Нет-нет, овал. Края закруглены…Просто овал? А, нет, тонкая полоса с краю. Похоже на флаг. Во всяком случае, других предположений у меня нет. Ну, флаг, так флаг.

Взяв в руки книгу, я прошлась по алфавитному указателю, находя первую букву. Книга была настолько старой, что её обложка была истерта до неузнаваемости, многие листы знатно потрепаны, а некоторые и вовсе порваны. Итак, это значит…Осторожность, опасность…

Хотела приободрить себя, но в итоге усугубила ситуацию. Прекрасно. Для полноты картины мне действительно не хватало еще ожидать опасности. Что ни день, то «прекрасные» новости…Я вдруг почувствовала такой упадок сил, что захотелось расплакаться. Все скапливалось, наваливалось и давило, а я не могла справиться, но терпела. Терпела, пока из колеи меня не выбил знак на дне чашки. Все словно нарочно не в мою пользу происходит. Было ли хоть что-то хорошее с тех пор, когда я вышла замуж? Совершенно ничего. Даже Альфинур — единственный теплый огонек — затерялся во всех этих проблемах, которые я, впрочем, создала сама. Но, думаю, так было предопределено судьбой. Возвращение мне памяти, воспоминания о расе, к которой я на самом деле принадлежу, окружающие меня люди…

Вчера я все-таки поговорила с главой стражи, как мне и посоветовала Фирюэль. Того оборотня звали Барбатос, и он, как и его подчиненные, оказался очень понятливым и проницательным. Я попросила его усилить охрану, и он даже не спросил зачем. Я приказала ему провести расследование той шахты и узнать, за что туда попал маар, и он молча уверенно кивнул головой. Сегодня утром оборотень только отправился туда, поэтому письма, конечно же, еще не было, однако, ответ от заключенного я хотела услышать сегодня. Сейчас.

Поднявшись с места, я отправилась в темницу. Сердце билось быстро-быстро. Что, если он откажет? Я не могу допустить его смерти, тогда что же мне делать? Я была слишком самонадеянна, думая, что маар ответит согласием, потому я совсем не решила, что делать, если он откажет. Как же глупо и непродуманно…

Голые каменные стены…Все те же стражи. Ведущая вниз лестница. Фонарик. Непочиненная решетка. Последняя камера…

Маар медленно поднял на меня глаза. Я села напротив него, не издавая ни звука, словно давая ему привыкнуть к тому, что здесь находится кто-то еще. Страж почтительно протянул мне бумагу и перо, отойдя на несколько камер назад.

«Вы…». Написала я было, но тут же зачеркнула, опуская взгляд. Он скажет мне нет. Это видно по его лицу. Он жаждет смерти так сильно, что мои попытки спасти его не имеют никакого смысла. Да и есть ли смысл протягивать руку тому, кто сам хочет сорваться с обрыва…

Маар внимательно следил за мной и почему-то молчал. Я чувствовала его проницательный взгляд на себе, а когда подняла голову, с удивлением обнаружила, что его глаза стали золотого цвета. Что это значит? Меняет цвет радужки в зависимости от испытываемых эмоций? Мне стало не по себе. Я нервно измяла в руках желтоватую бумагу.

— Мой ответ н… — хрипло произнес он, выдавливая из себя каждое слово. Я зажмурила глаза, и маар замолчал.

Мне казалось, что, если я открою глаза, все закончится. Он умрет, а я до конца своих дней буду думать о том, что не смогла кого-то спасти. Наверное, я поступаю эгоистично, руководствуясь лишь своими желаниями. Одному небу известно, какие деяния гложут душу этого мужчины, заставляя того протягиваться руку костлявой смерти, а я стою между ними со своими требованиями и желаниями. Будь я на его месте…Смогла бы я прийти к такому выводу и жаждать закрыть глаза навсегда?

«Художник, что рисовал мой портрет, спрашивал о вас. Он хотел, чтобы вы жили».

Мужчина нахмурил брови и вдруг наклонился ближе.

— Как его зовут?..

Я напрягла память, внутренне радуясь тому, что затронула ту тему, которая, возможно, мне и поможет.

«Урхас. Он маар так же, как и вы».

— Жив старик, значит… — ухмыльнулся преступник, проводя рукой по шее. — И вечно лезет туда, куда не надо…

В тот момент я вообще не дышала. Ждала окончательное решение этого человека так, словно от этого зависела и моя собственная жизнь. Но мы молчали. Он смотрел в стену, ныне не замечая моего присутствия, а я вертела в руках перо, боясь, что испорчу успешно начатый разговор. Значит, он все же как-то связан с тем художником…Я верно сделала, что написала Урхасу письмо. Надеюсь, что он мне все расскажет, к тому же, скоро ему придется рисовать новый портрет.

— Зачем вам это? — произнес маар уставшим голосом. Я начала писать ответ и заметила, что мои руки немного дрожат.

«Личные причины, однако, они веские».

— Если я стану вашим мужем меня-то вы обезопасите, а вот себе проблем добавите.

У меня в голове тут же появился флаг из кофейной гущи. Интересно, это предзнаменование относилось к настоящему или же к будущему?

«Это уже будут мои дела».

— Акт милосердия?

«Считайте, что так».

Он почему-то посмотрел на мое горло. Я также невольно под этим взглядом провела пальцами по прощупываемой трахее.

— Хорошо. Судьба явно издевается надо мной, не давая спокойно умереть.

«Значит, ваша цель здесь еще не завершена». Я не сдержала улыбку.

— Однако, между нами не будет тех отношений, что между мужем и женой. Считайте, что наняли меня.

Я быстро закивала головой и вскочила с лавки, хлопком зовя к себе стражника. Тот быстро подскочил к камере и, недоверчиво посмотрев на вставшего в полный рост маара, открыл решетку.

***

Его звали Ориас, и в росте я едва доставала ему до груди. Красующееся на пальце кольцо с сапфиром стало причиной негодования почти всех, кто меня окружал. Мы поженились без торжества и как такового объявления, поэтому даже мои первые мужья не сразу узнали о том, что в полку прибавилось. А когда узнали, деваться уже было некуда — брак заключен. Да, они оба были недовольны. Они — наследники богатых великих кланов — должны делить свою госпожу с шахтером, которого обвинили в каком-то преступлении. Тем не менее, свое мнение они оставили при себе. В отличие от Цейхан, которая упала в обморок. Но, что больше всего потрясло меня…Моя мама…Она просто пожала плечами и даже не обвинила меня в самовольстве и глупом поступке. Но ведь она всегда твердила мне о наследуемой крови…

Ориас действительно стал мне телохранителем. Молча выполнял любые просьбы, стараясь при этом надолго не оставлять меня одну. Характер у него, впрочем, оказался тот еще. Маар был грубоватым, недоверчивым и постоянно проверял мою еду на наличие ядов. С другими он общался неохотно и как будто через силу. В разговоре с ним казалось, что он сдерживает злость, пытаясь казаться вежливым. А еще он был очень вспыльчивым. Тем не менее, он прекрасно разбирался в науках, владел оружием и был настолько силен, что мог поднять камень массой в пятьсот-шестьсот килограмм. В одежде Ориас был непривередлив. Носил длинную тунику без рукавов, отороченную мехом, что запахивалась на правую сторону, поверх простых штанов. Копна его густых синих волос, торча в разные стороны, достигала поясницы, а глаза так и остались золотыми.

Урхас прибудет завтра, и, честно признаться, я несколько волнуюсь. Мне совершенно все равно, что сделал Ориас в своем прошлом, однако, жизнь показывает, что, чем меньше знаешь, тем действительно крепче спишь.

Барбатос зашел в мой кабинет как раз тогда, когда я решила разобраться с документами, что пришли из Совета. Оборотень низко поклонился, и я улыбнулась вместо приветствия. Кажется, он нравился Айе. Интересно, а она ему нравится? Айе была очень милой и женственной, хотя зачастую запиралась в себе. Даже Альфинур говорил, что совершенно не понимает иногда, что у нее на уме. У Барбатоса были огненные волнистые волосы, на верхушке которых торчали лисьи ушки. Чистые голубые глаза и пушистый красный хвост. Он отлично владел мечом и был очень ответственным, неудивительно, что Айе влюбилась.

— Госпожа, — начал глава стражи, сводя красные брови к переносице, — по вашему приказу я отправился в шахту и провел расследование. Позвольте предоставить вам результаты.

Я снова улыбнулась и указала рукой на кресло напротив. Барбатос помедлил, но все же сел.

— Сейчас шахтой занимается Совет. Планируется полная перестройка. Условия, в которых содержались шахтеры, были признаны неприемлемыми и крайне опасными.

Кивнула. Уж это я на собственной шкуре испытала.

— Все надзиратели, что следили за работниками, мертвы, поэтому допрос я устроить не смог. Архив, в котором находились дела на каждого шахтера, уцелел лишь частично, поэтому потребовалось некоторое время, чтобы найти необходимое.

Я заинтересованно кивнула, кладя голову на соединенные пальцы.

— Все дела Совет приказал уничтожить, поэтому привезти вам дело гос…господина, кхм, Ориаса, я не смог, но я детально его изучил. И, будьте уверенны, все, что я узнал, останется только между вами и мной.

Не нравится мне то, как он начал.

— К сожалению, в делах были указаны только краткие биографические данные и преступление, за которое маар был сослан в шахту. Судя по делу…Господин Ориас был признан преступником за…убийство.

Заинтересованность исчезла с моего лица, и я побледнела. Мне же было совершенно все равно, что совершил маар, так почему же я тогда так реагирую…

— Убийство госпожи, которой он служил, — продолжил оборотень, вводя меня в еще больший ступор, — детали не известны, но, кажется, господин Ориас был женат, однако, ничего о его жене не известно.

Я медленно потерла виски. Дыши, Эолин. Значит, он убил свою же госпожу, и его гложет этот грех до сих пор? Или же грех за что-то иное и в убийстве он не видит сожалений?

«Из какого клана была его госпожа?».

— Рубиновый клан, — ответил Барбатос, прочитав написанный мною вопрос. Мне снова вспомнился Табрис. Кажется, он женился на девушке из того же клана. Какая ирония.

Довольно выдумывать и накручивать. Все остальное я услышу из уст художника, и, надеюсь, я не ошиблась, решив, что Ориас хороший маар.

— С вами все в порядке?

Я подняла взгляд и замерла, увидев обеспокоенные голубые глаза слишком близко. Рядом с оборотнем пахло хвоей.

«Все в порядке. Благодарю за проделанную работу».

Барбатос удовлетворенно кивнул, отошел от стола и снова поклонился, выходя из кабинета. Кто же ты такой, Ориас? Почему мама так спокойно отреагировала на наш брак?

Глава 11

Я ужасно хотела пить. Уже второй день подряд пустыня, окружающая меня с самого детства, давила сухостью и жаром. Все свое свободное время я проводила в купальнях, прося сделать воду как можно прохладнее. Там мне мгновенно становилось легче, а к уставшему телу возвращались все силы. Дело оказалось не в погоде, а именно во мне, ведь окружающие меня люди чувствовали себя на удивление прекрасно. Так прекрасно, что от этого мне еще больше становилось тошно. Складывалось ощущение, что я одна в собственном замке, ссыхаюсь не то от проблем, которые расхлебываю я одна, не то от пустыни, которую я резко начала ненавидеть. Писем ни от кого не было. Повозка Урхаса сломалась по пути сюда, поэтому его приезд откладывался.

Откинув голову на бортик, я прикрыла глаза и поболтала ногами, наслаждаясь тем, как прохладная вода подобно шелковой ткани окутывает тело. Пряди длинных бирюзовых волос причудливо расплывались по поверхности, и плавающие здесь лепестки цветов застревали в этой «ловушке» из блестящей шевелюры. В воздухе пахло цитрусовыми эфирными маслами, и этот запах не будоражил, а скорее наоборот — усыплял. В последнее время я сильно уставала и не высыпалась, времени ни на что не хватало, даже на разговор с собственными мужьями. Мы виделись только за трапезой, все остальное время я проводила в своем кабинете, пытаясь разобраться с навалившейся бумажной работой и ожидая хоть какого-нибудь письма.

Я очень хотела спать. Я чувствовала, как это напряжение давит на веки, заставляя уснуть и вернуть необходимые силы. Это ощущение было сходно с погружением на дно глубоководной реки или, возможно, океана…Впрочем, мама никогда не разрешала заходить мне в воду слишком далеко и уж тем более нырять, так откуда мне знать это чувство…Интересно, почему Фирюэль ничего не пишет? Она обычно всегда сообщает все, даже самые незначительные, новости. Так неужели, она совсем ничего не разузнала?

Вчера ночью мне снился сон. И без того старые и разваливающиеся избы в огне…Многие люди почему-то прыгали в воду, но им вслед пускали стрелы, и многие так и не успели уплыть. Но я сама в том сне никуда не бежала. Просто стояла на месте…А, когда проснулась, обнаружила подушку в слезах.

Ночной кошмар или же очередное воспоминание, что скрылось за счастьем и богатством? Время покажет, но свое прошлое я намерена вспомнить. Так же, как и намерена узнать, почему я забыла об этом. Мокрые пальцы показались мне склизкими, и я, не открывая глаз, попыталась убрать лепесток, который, казалось, застрял между пальцами. Я шевельнула ногами, вот только что-то упорно мешало мне их развести. Видимо, я все-таки задремала, и во сне мне свело ногу.

Я открыла глаза и протерла их рукой. На лице осталась какая-то слизь. Как мерзко! С некоторым отвращением я поднесла к себе кисть, пытаясь сквозь сонные глаза разглядеть то, во что я вляпалась. Сначала я решила, что все еще сплю. Иначе, как было объяснить голубоватые прозрачные перепонки между пальцами? Конечно же, это сон…Да? Я крепко зажмурилась, с силой ущипнула себя за кожу и вновь открыла глаза. Так-то гораздо лучше. И на руках к тому же…Есть перепонки…

Может, это прилипло что…Вляпалась в какую-то гадость, она растянулась таким образом и теперь не убирается. Да ну…Глупость какая-то. Я аккуратно потянула за одну из перепонок. Никаких ощущений, словно это вовсе не часть моего тела. Однако, кожа пальца несколько натянулась…Неужели эта гадость слизистая ко мне приросла?

Я приподнялась на локтях на бортик, пытаясь ногами оттолкнуться от дна купальни, да только ноги будто соединили вместе и крепко замотали веревкой. Быстро разогнав лепестки, скопившиеся вокруг меня плотным слоем, я…закричала. Точнее, так мне казалось. На деле же, я просто раскрыла рот, из которого не вылетело ни звука.

Как иначе я могла бы среагировать на хвост вместо ног? Длинный, блестящий хвост, что от фиолетового, переходил в синий, затем в голубой, а затем в светло-зеленый цвета? Более того! Грудь в области сосков и на мечевидном отростке покрывали те же самые чешуйки! Еще и на локтях прозрачные тонкие плавники…Я, конечно, русалка, но только наполовину! Мне с детства мама твердила, что я не могу обращаться, и к подобному жизнь меня явно не готовила! Мне что теперь с красотой этой делать?! Наверное, надо вылезти из воды…Вдруг, это все из-за частых контактов с водой? Значит, надо себя высушить!

Еле выпрыгнув на бортик, я неуклюже подползла на руках к полотенцам, скользя животом по холодному камню. Меня настолько убедили в том, что я к русалкам не имею отношения, что это превращение казалось мне несуразным! Как такое вообще могло произойти? И почему именно сейчас? Мало того, что все мужья с причудами, так я сама с изюминкой оказалась!

Спустя час яростной терки собственного тела полотенцем, я поняла, что все тщетно. Если подумать, то ведь оборотни могут контролировать свое превращение, кроме полнолуния, а значит, они делают это произвольным магическим путем…Погодите-ка…А сегодня разве не полнолуние? Я проведу в таком сногсшибательном виде весь день? Нужно кого-то позвать…Нет-нет, для начала надо смириться. Я ведь русалка. Пускай и наполовину. Но ведь значит, что мама ошибалась? Ведь в другие полнолуния у меня подобного не было…

Я подползла к двери, ведущей в комнату для переодеваний. Там на полу лежал ковер, поэтому спокойно ползти я не смогла. Руки быстро устали тащить за собой все тело, поэтому я начала помогать себе хвостом, конец которого постоянно обо что-то ударялся, так что передвигалась я шумно. Гусеничкой. Унизительно…

Дверь, ведущая в коридор, отодвигалась вбок, что несколько упростило мне задачу, однако мгновенно справиться с ней я не смогла и несколько минут просто скреблась за деревянную основу, пока эта самая дверь резко не отодвинулась в сторону.

— Госпожа?..

Я подняла голову. На пороге, видимо, охраняя меня все это время, стояли двое. Покрасневший Барбатос, что тут же зачем-то поклонился. И Ориас, чьи золотые глаза были открыты настолько широко, что я сама испугалась.

— А…это, — указал он кивком на мой хвост, не решаясь даже назвать все своими именами.

Барбатос попытался поднять меня, но, увидев на моей груди чешуйки, вновь стал цветом, как его огненные волосы. К тому же, из-за того, что все мое тело оказалось склизким, поднять меня оборотень так и не смог, с какой стороны не подходил.

— Может, тебя за хвост в зал протащить?

Я гневно посмотрела на маара. Все, конечно, понимаю, ситуация-то неожиданная, но не такая она серьезная, чтобы меня по всему замку за хвост таскать.

— Понял-понял, — Ориас присел передо мной на корточки и провел рукой по своей шее, бросая попутно взгляды на обескураженного Барбатоса. — Однако, русалка да еще и в пустыне…Скрывала это?

Я отрицательно покачала головой. Думаю, что эту историю лучше будет рассказать потом, а писать её лежа на полу я не хочу. Маар провел пальцем по моей коже и растянул на своих пальцах слизь, наигранно брезгливо скривившись.

— Фу, гадость. Знал бы, что ты рыбой окажешься, не женился б. У вас же память три секунды.

Он широко улыбнулся. Я сильнее нахмурилась. Кого-то слишком веселит эта ситуация. Хлестнуть бы этого громилу этим самым хвостом…

— Ну, сегодня полнолуние все-таки, — произнес Ориас, посмотрев почему-то на оборотня. Тот понимающе кивнул и сочувственно посмотрел на меня.

— Сегодня все примут свой истинный облик. Кто-то раньше, кто-то позже, — произнес Барбатос, умудряясь все-таки взять меня на руки. — Господин Баал с утра залег где-то под землей.

Он что, в червя превращается?

— В змею, — словно прочитав мои мысли, ответил Ориас, подбирая с пола длинный хвост и закидывая его себе на плечо. — Барбатос обратится вот-вот. Поварята уже облик приняли, поэтому сегодня за вами следить будем я, да Валефор. Вампиры свои замашки хорошо контролируют, им это полнолуние и не нужно. О, вспомнишь солнце, вот и лучик…

— Госпожа? — я повернула голову на удивленный голос. Альфинур. Он, казалось, был даже не сильно удивлен. Зато удивлена была я…

До сего дня я сомневалась в том, к какому виду оборотней принадлежит мой повар, однако сейчас, смотря на огромное бело-золотое крыло, я понимала, что передо мной житель горного народа, в чьих жилах течет кровь помеси фениксов и орлов. Но…Лишь одно крыло…Вместо второго красовался изуродованный обрубок…

— Лучше всего будет поместить её в соленую воду, — сказал Альфинур, обращаясь к моему сопровождению.

— А есть тут что-то подобное? — Ориас посмотрел на Барбатоса. Тот утвердительно кивнул.

— В саду небольшое озеро. Но в нем соленая вода.

— И чего только посреди пустыни не придумают… — пробурчал маар, следуя за главой стражи, что уверенно направился вниз.

А лучше бы и не спускался. Альфинур, безусловно, был прав — соленая вода действительно творила чудеса, и я чувствовала себя с ней, как бы это банально не звучало, как рыба в воде. Но…Вокруг этого озерца собрались абсолютно все, кто был во дворце. На их месте я бы поступила также — не каждый день русалку видишь — но мне было максимально неловко и неудобно, поэтому оставалось лишь выдавливать из себя маску уверенности, словно все так и было запланировано.

Валефор, увидев меня, высоко изогнул одну бровь, после чего зачем-то начал оглядывать мои руки, будто это что-то могло ему дать. Но отдельное спасибо я бы хотела сказать Баалу, который внезапно вылез из земли, разгоняя всю толпу. Я бы и сама убежала. Если бы ноги были. В принципе это была черная кобра. Только очень большая. Настолько, что её длина наверняка достигала двадцати, а то и тридцати метров. Описывать её диаметр я не решусь, однако, если бы я решила обхватить её руками, то мне бы потребовалось еще четыре человека.

В детстве мне не дарили животных, и вместо этого я решила завести себе разношерстный гарем…Как иначе было назвать это зависимое от луны общество? Госпожа — русалка, которая сидит в пустыне, её первый муж — вампир, второй — огромная ядовитая змея, третий — маар, четвертый, судя по всему, — помесь феникса и орла. Глава стражи — здоровый красный лис, который по размерам может потягаться со вторым мужем. Кого б еще приплести? Только демонического отродья в эту секту не хватает. А дети наши кем вообще будут?

Зато мы наконец собрались все вместе.

Под луной.

Пускай и не в том облике, в каком бы хотелось…

Глава 12

Помолвка с Альфинуром вышла спонтанной. Для него. Я же давно решила, что хочу видеть этого парня рядом с собой. После моего оборота в ту ночь, что-то внутри щелкнуло окончательно. Те, ценности, которые я всегда ставила в приоритет, перестали быть актуальными и значимыми. Отбросив в сторону мнение окружающих, на поводу которого я шла всю жизнь, стараясь понравиться всем и каждому, я вдруг ощутила себя…свободной. Поняла, каково это быть хозяйкой собственной жизни, которую независимые и сильные люди проводили так, как того жаждет душа. А потому я хочу окружить себя мужчинами, что действительно будут любить меня, или теми, кому я смогу помочь. Ведь мир, краски которого всегда казались мне яркими, начал покрываться ржавчиной и постепенно прогнивать под сводом угнетающих законов, от которых страдает каждый второй.

Днями напролет я сидела в библиотеке, читая немногочисленные книги о своей расе. Когда-то давно они населяли Северную Империю Саэр, строя города у воды или под водой. Во время войны между Центральной и Северной Империями, русалки подверглись истреблению, так как воины Империи Харран считали мою расу порождением тьмы, вышедшей из глубин морей. В те времена убить русалку или демона считалось почетным деянием, пока Северная Империя, наконец, не вытеснила врага со своей территории.

Сама раса подразделялась на три вида: сирены, обладающие песенной магией, иары, способные читать ауры и гипнотизировать, а также албасты, что вызывали своей магией стихийные бедствия. Я относилась к сиренам, однако, лишь наполовину. После войны, когда существование русалок встало под угрозу, участились межрасовые браки, и произошло кровосмешение. Я знала, что и моя мама была русалкой, но я никак не могла вспомнить её лицо…Зато раз за разом в моей памяти всплывало лицо папы, с которым я, кажется, и жила…Он был хмурым и строгим, но очень красивым: с черными короткими волосами, колючей щетиной и аметистовыми глазами. Пока я не могла вспомнить нашу с ним жизнь, и почему в ней не было мамы…

— Не гоже детям морей в пустынях сидеть, — закурив, Урхас пустил струю дыма в сторону сада. Позади него стояли две огромные готовые картины, которые стража собиралась повесить в коридоре. На одной из них Ориас с суровым видом аккуратно прижимал меня к себе за талию, на другой — я, улыбаясь, держала смеющегося Альфинура под руку. — И, спасибо вам. Рано этому бедолаге помирать, не заслуживает.

«Урхас, вы прочитали мое письмо?» — взяв в руки чашку чая, я решила задать один из самых волнующих меня в последнее время вопросов.

Старик согласно кивнул и тяжело выдохнул.

— Читал я, читал…Не аукнется вам любопытство это?

«Незнание аукнется мне»

— Иногда лучше и не знать. Не думаю, что Ориас хотел бы, чтобы вы его историю узнали.

«Именно поэтому я спрашиваю у вас»

Урхас криво усмехнулся и стряхнул пепел.

— Зять он мне…Недолго, правда…

Я выдержала это откровение довольно стойко, сохранив на лице лишь спокойствие и заинтересованность, хотя внутри меня образовался ком, распирающий изнутри. Значит, у Ориаса действительно была жена? Но в нашей стране, где женщин гораздо меньше, разводы — вещь настолько редкая, что почти и не встречается. Так, неужели…

— У меня дочек две было…То старшая. Они с Ориасом с детства знакомы были, хорошо дружили, ну а потом как-то и до любви дело дошло…Вы, госпожа, не принимайте слова мои к сердцублизко, но любил он дочку-то мою. Давно то было, конечно, время прошло, и дочки-то моей…нет уже сколько…

Я вдруг почувствовала, как в горле сильно пересохло.

— Хороший он мужик, ему дальше жить нужно. Потому, рад я, что вы его пригрели. Вы с дочкой моей совсем разные, но оно и к лучшему, думаю…

«Простите, что спрашиваю, но, что с ней случилось?»

— Убили…Из-за Ориаса, как бы это не прозвучало, и убили, хотя прямой вины его здесь нет…

«Из-за…Ориаса?»

— Да, госпожа, — Урхас сделал сильную затяжку сигаретой, — он в страже прошлой рубиновой госпожи служил. Понравился ей. А Ориас, он же правильный. Верный. Отказал ей.

«Значит…»

— Даа…Прошлая госпожа своей гордостью не зря славилась. Ей, прекрасной и богатой, отказали…Все Императрицы жестокие. Вы отличаетесь, госпожа, но, не слушайте бредни старика, и ваша мать жестока, поверьте. Рубиновая Императрица мою дочку и убила. Решила, что станет Ориас свободным и деваться ему некуда будет… А та ж…беременная ходила…

Урхас замолчал. Конечно же, ему было тяжело вспоминать то, что наверняка разорвало ему сердце. Он не плакал, но его глаза сощурились, отчего вокруг собралось множество складок. Старик посмотрел куда-то в сад, я не решалась нарушить это молчание. Теперь все становилось на свои места. Значит, Ориас убил Императрицу в знак мести за две жизни. Думаю, именно поэтому Урхас и хотел спасти маара, ведь тот отомстил и за старика, что дорожил своей дочерью.

«Ориас не хочет жить потому, что считает себя виновным в смерти жены и ребенка?»

Старик ничего не ответил. Лишь едва заметно кивнул, закуривая вторую сигару.

Мне стало жаль Ориаса еще больше. Я не ошиблась в том, что он хороший человек, но, кажется мне, что его гложет что-то еще. Что-то, что не дает ему покоя, и что-то, что он, наверное, никому не расскажет.

Я слышала о прошлой Императрице Рубинового клана, поэтому, если в скором времени мне придется вступить в конфронтацию именно с ним, я буду чувствовать себя более уверенно, зная, что права. Смогу защитить того, в ком я не ошиблась. Однако…Что-то в этой истории не дает мне покоя…Вот только что…Недоговаривает ли мне что-то Урхас или же он и сам чего-то не знает?

— А вы…помните свою мать, госпожа?

Этот вопрос вдруг показался мне таким несуразным, что мне потребовалось время, чтобы понять его смысл. Я отрицательно покачала головой. Лица моей матери я не помнила и не могла вспомнить.

Урхас почему-то утвердительно кивнул, будто только и ждал этого ответа.

— Вам бы в края свои родные вернуться…

Я горько улыбнулась.

«Сами знаете, что мой статус мне этого не позволяет»

— Вы о том, что если попадете в Северную Империю, то потеряете все права в Центральной?

Я кивнула.

— Давно эта война была. А Империи до сих пор сквозь зубы разговаривают. Что наш Центр таким образом получить желает? Патриотов? Вместо этого у нас многие преступники начали пытаться бежать в Саэр. Не добегают правда. Да и в Северной Империи законы другие, все равно им там спокойствия не видать…Там же пристанище справедливости. Люди там хмурые, но по совести поступают…А мне они жестокими всегда казались. Помнишь, какие они расправы над пленными устраивали?

Я нахмурилась, а Урхас криво усмехнулся.

— Могу я вопрос вам задать?

«Да»

— Вас тянет…на родину? Вы ведь родились там, пускай и не помните.

Я задумалась. Я постоянно хотела выйти из дома и погрузиться не в закрытый искусственный водоем, а в море, океан, которые я видела на картинках в книгах. Можно ли назвать это той самой «тягой»? Ведь Северная Империя сплошь и рядом окружена водой…

Пожала плечами, переводя взгляд на остановившуюся в проеме фигуру Ориаса. Думаю, сейчас этим двоим есть о чем поговорить и без меня…

Глава 13

— …да, верно, и еще одну подпись здесь. Да, отлично. Благодарю за то, что смогли уделить мне немного вашего драгоценного времени, госпожа.

Отложив в сторону перо с золотым наконечником, я внимательно посмотрела на сидевшего рядом со мной Валефора, чтобы тот задал вопрос, который беспокоил меня больше всего во время заключения договора о продаже шахты. Муж, не ответив мне даже кивком, хладнокровно повернул свое вечно бледное лицо к старому казначею моей матери.

— Я понимаю, что это общая шахта, записанная как на имя Императрицы Иараль, так и на имя моей супруги, потому вам требуется согласие госпожи Эолин, однако, позвольте задать вопрос. Почему Императрица решила продать одну из самых прибыльных шахт?

Старик, сняв монокль, что до этого был зажат между бровью и щекой, положил линзу в карман, после чего постучал стопкой документов по низенькому столу, за которым мы сидели.

— У нас возникли некоторые проблемы с финансированием. Поверьте мне, продажа этой шахты, не сыграет значимую роль в материальном благополучии Изумрудного Клана.

— Вам не кажется, что минуту назад вы сами заявили о значимости этой шахты? — Валефор презрительно сощурил свои красные глаза, отчего казначей нервно прокашлялся.

— У нас много других источников получения богатств, будьте спокойны. Думаю, что Императрица в скором времени сама почтит вас своим визитом.

Вампир замолчал. И старик, решив, что на этом его работа закончена, начал быстро собирать свои вещи. Я еще раз посмотрела на Валефора. Я ведь попросила его до начала встречи спросить о том, как поживает моя сестра, о которой я с той самой встречи больше ничего не слышала, но он молчал. Но мы ведь договаривались.

— А вы скажите госпоже… — начал было казначей, оборачиваясь у самой двери, но Валефор тут же его прервал.

— Я сам все скажу. Всего вам хорошего.

Дверь закрылась, и я, нахмурившись, посмотрела в сторону своего мужа, что совершенно спокойно перепроверял заключенный контракт. Сейчас бы я очень сильно хотела повысить голос, но, наверное, к лучшему, что я не могла этого сделать. Он, заметив на себе мой недовольный взгляд, наконец, повернулся, не говоря ни слова. Забрал стоящее рядом со мной перо и невозмутимо принялся подчеркивать какие-то строки. Кажется, чье-то чувство собственной важности возросло до таких масштабов, что впору лестницу подставлять. Я так разозлилась в тот момент, что даже сама пропустила момент, когда на бумаге оказался написанный мною вопрос:

«Одна из дочерей Сапфировой Императрицы, как оказывается, не так давно посещала мой замок. Почему же она не соизволила оказать мне честь и хотя бы поздороваться?»

Темные брови Валефора сдвинулись к переносице, и он посмотрел на меня так, словно я сказала какую-то чушь.

— Потому что ты была занята делом, а она заехала ко мне касательно делового вопроса. Это что-то запретное?

«Прекрати смотреть на меня так, словно я примитивное глупое создание, не достойное твоего внимания!»

Он крепко стиснул зубы, и на его скулах заиграли желваки. Он злился. А я ненавидела, когда он так начинал делать. Так и хотелось въехать ему по зубам. Я поджала губы и кивнула, подводя итог нашему разговору. Не знаю, с чего это вдруг он тогда так обеспокоился в шахте, но, видимо, это была галлюцинация из-за лихорадки. Сейчас передо мной все тот же высокомерный тип, который вообще не желает наладить отношения между нами. Пусть будет так, как хочет. Я чокнусь, если буду подстраиваться под каждого.

Встав с подушки, я демонстративно сделала поклон правящему здесь мужу, и быстро вышла. Неужели так трудно смягчить свое каменное лицо и хотя бы раз поговорить со мной нормально, не корча свои холодные рожи, от которых уже тошнит! Почему он не понимает, что мне тяжело, что мне нужна поддержка, а не еще больший взгляд презрения! Почему нужно давить, а не успокоить? Неужели это действительно так трудно понять?

Я настолько быстро вылетела из комнаты, что Ориас, стоявший все это время у двери, не сразу сообразил в чем дело. Заглянув сначала за дверь, он затем направился своими широкими шагами за мной. Молча. И на том спасибо. Идея о том, чтобы бросить все, сбежать в Северную Империю и жить там подобно бедному сословию, казалась уже не такой дикой. Начать все заново. И не видеть лиц, которые от меня все скрывают.

Дойдя до кабинета, я обернулась: Ориас остановился в нескольких метрах. Чего я ожидала? Что он попытается успокоить меня? Я спасла ему жизнь, теперь он бережет мою. О моем внутреннем состоянии уговора не было. Мне вообще начинает казаться, что все мужчины в этом доме сегодня ведут себя особенно…непонятно. Один грубит и не может мне сказать то, что обещал, другой молчит весь день, Альфинур пытается улыбаться, но будто через силу. Боюсь представить, что же сегодня мне выдаст мой муж-наг. Быть может, уже пора меня хвостом придушить? Отлично, тогда все это хотя бы закончится.

Зайдя в кабинет, я громко хлопнула дверью, тем самым негласно говоря о том, что сейчас сюда вообще лучше не заглядывать. Плакать не хотелось вовсе, я была невероятно зла, настолько сильно, что не знала, куда излить эту ненависть к чужому непониманию. Точнее к чужому нежеланию понимать чувства других. Я пнула стоявший здесь табурет, и тот, еле покачнувшись, упал на пол.

— Мне говоришь ползать аккуратно, а сама свой замок разносишь…

На мгновение я действительно забыла о злости и с испугом уставилась на сонного нага, выползшего со стороны гостиной. Наверное, такими темпами к моменту возвращения моего голоса я совсем разучусь кричать. Сейчас от столь внезапного появления меня только тряхнуло, да так, что мурашки пошли. Если бы он был шутником (благо, что это не так) и решил бы подкрасться ко мне сейчас сзади, то у меня бы душа из тела вышла. Его это впрочем не волновало ни капли. Скорее всего он спал. Очень чутким сном, который нарушили хлопок двери и удар по табуретке. Черный пучок съехал набок, из-за чего некоторые пряди беспорядочно вывалились из прически, расстегнутая рубашка открывала вид на безупречное идеальное мужское тело, на котором были видны все мышцы, но…Смотрела я все равно, конечно же, на хвост. От чувства злости, я перешла к чувству страха. Субъективно: мероприятие невеселое.

— Эй, — безусловно, это грубое обращение адресовано мне. И ползет он ко мне. И чем ближе он подползает, тем меньше я хочу заявлять о своих правах, и тем больше хочу свернуться в калачик и сесть где-нибудь в углу. Когда-то давно одна госпожа, что питала особую слабость к этому жестокому народу (из-за чего её все считали ненормальной и никуда не приглашали), сказала мне: «Если ты привяжешь к себе такого змея, ты будешь в безопасности и без страха доживать свою жизнь. Он умрет вместе с тобой, но никогда не оставит. Найдет, где бы ты ни была. Есть в этом эгоизме что-то романтичное». Как бы иронично это не звучало, но эта дама действительно прожила долгую жизнь. Счастливую ли? Этого я уже спросить не смогу.

— Язык проглотила что ли? А…точно…

Я не успела насупиться на эту неуместную шутку, потому что с ужасом смотрела на то, как черный хвост медленно окружает меня кольцами.

— Ну, и тем лучше…

Теперь я смотрела на Баала, как на что-то необъяснимое в моей жизни. Впрочем, так это и было. Когда его руки скользнули по моим бедрам, я резко впилась в его предплечья пальцами, и змей удивленно посмотрел мне в глаза.

— Но ты ведь сейчас злишься…

Я вопросительно подняла брови. У него очень странная логика. Наг закатил глаза и что-то проговорил на своем языке.

— Когда женщина злиться, нужно заняться с ней любовью, и она сразу успокоится, разве это не так?

Где ты узнал об этом, хотела бы я спросить, но задумалась о доле истины в этих словах. Я никогда не рассматривала секс с этой точки зрения, более того, до сих пор я испытывала некий стыд, понимая, что не могу подарить мужьям страстную ночь, которой они жаждут. Вместо этого им самим приходится выкручиваться, чтобы выдавить из меня хоть одно слово о том, что вообще-то является долгом.

— Или у русалок это как-то иначе?

Увидев на его лице хитрый оскал, обнажающий два верхних клыка, я смущенно отрицательно покачала головой, чувствуя, как щеки начинает жечь подступающая кровь. Баал замер, а после поднял мое раскрасневшееся лицо. Его зрачки стали еще уже, он тяжело дышал. От одного шага в пропасть страсти меня удерживал только его хвост. В прямом смысле. Кончик медленно обвивался вокруг, и я всем телом чувствовала напряжение, которое не позволяло мне сдвинуться с места. Баал не умеет быть ласковым, не знает, как подобрать нужного слова, он просто молча делает то, что кажется ему правильным. Наг наклонился и поцеловал меня в губы, проникая своим длинным раздвоенным языком внутрь. В первый раз это казалось мне противным, сейчас же тело реагирует спокойнее, если не учитывать очень странную, но приятную истому. Ведь если посудить, то в истинном облике моя нижняя часть тоже многих может отпугнуть, пускай, верхняя и человеческая. Странно, что эта мысль не посещала меня раньше…

Хвост надавил на мои сгибы в коленях, и я послушно обмякла в крепких сильных руках, чувствуя, как меня укладывают на своеобразную кровать из прохладной чешуи, на которой прикрыться было совершенно нечем. Я покраснела еще больше, но, кажется, чем сильнее краснела я, тем больше возбуждался Баал. Он лег сверху, поднимая подол платья и притягивая мои бедра к своим, выдыхая прямо в губы. Я же мысленно установила барьер вокруг матки, ведь какими бы страстными ни были мои мужья, но почти каждый из них будет преследовать одну цель — ребенок. Я могу их понять, ведь рождение ребенка от госпожи является залогом того, что это брак на всю жизнь, к тому же, если родится девочка, она будет претендовать в наследницы, что повысит любой статус многократно. Возможно, я бы и была рада подарить сейчас кому-то наследника, но в обстановке, где каждый кажется обманщиком и заговорщиком, я не могу подвергать риску ни себя, ни мужей, ни своих будущих детей.

Баал вошел, сначала медленно, нежно, но затем сорвался. Грубо, жестко, подминая под себя мое тело…Такова была его натура, которую он не мог скрыть за маской, как это делало все общество Центральной Империи. Его половой орган и без того был большим, но сейчас будто стал еще длиннее, отчего испытываемые ощущения были совершенно иными. Я укусила нага за плечо, пытаясь выпустить нарастающее возбуждение, но тот вместо того, чтобы зашипеть или выругаться, лишь простонал, кусая меня за мочку уха. Я чувствовала, как его пальцы впиваются в мои бедра, мокрые от высвободившегося оргазма, вместе с которым Баал кончил внутрь. Странно принимать тот факт, что наги одни из самых понятливых мужчин. Нет, не из-за их силы, власти, желания сблизиться, а из-за их способности читать ауры окружающих и понимать их настроение. Быть может, из всех мужей именно самое жестокое существо из кровожадного племени подскажет мне, что делать…

***

Мы не говорили с Баалом после, но, кажется, он поговорил с Валефором, потому что впервые я видела на этом бледном лицо хоть что-то похожее на виноватое выражение. Кажется, не только наги не умеют себя вести с женщинами. Однако, этот вампир всегда казался утонченным, тем, кто точно может понять, что нужно сказать девушке в той или иной ситуации. Но даже сейчас он то и дело крепко стискивал зубы, явно не зная, как начать разговор. Ему достаточно просто извиниться за свое наглое поведение. Или он хочет сказать мне что-то другое? Если подумать, то тот казначей тоже что-то пытался сказать, и Альфинур себя странно ведет…

— Письмо с этой новостью пришло только утром, и мы решили, что именно я должен рассказать тебе об этом.

Мне уже не нравится. Разговор, что начинается с этой фразы, ни к чему хорошему не приведет.

— Я хотел сказать раньше, но не знал как… — Валефор прокашлялся. Он явно не привык чувствовать себя не в своей тарелке.

— Твоя сестра…старшая сестра, — я тут же вспомнила улыбчивое создание, знающее всего два слова и не видевшее никогда ничего дальше своей комнаты, — скончалась вчера вечером…

Глава 14

От массивного серого склепа с многочисленными арками и колоннами веяло холодом, сыростью и смертью. Выложенные камнем дорожки постоянно заметало песком, поэтому по всему периметру стояла прислуга, готовая в любой момент расчистить путь прибывающим господам. Здесь не было растений, и единственным украшением служили лишь изумруды, блестящие в массивных готических сводах. Тишина, царствующая у склепа годами и веками, нарушалась тихими соболезнованиями и стуком каблуков по камню. Людей здесь было немного. Иараль мало кому показывала свою дочь и сейчас не желала, чтобы её видел кто-то еще, поэтому даже те, кому мама якобы доверяла, довольно быстро вышли из склепа, отправившись на трапезу.

Я знала, что все смотрят на меня, на тех, кто стоял позади меня. Приглашенные ждали, что я буду плакать навзрыд, как это делала Иараль, изображая из себя убитую горем мать, но я не проронила ни слезинки. Дождавшись, когда большинство покинет склеп, я спустилась вниз след за Императрицей и Фирюэль, что не отходила от мамы ни на шаг. В маленькой комнатке, заполненной цветами и статуями застывших в горе нимф, лежал каменный гроб, крышка которого была опущена на пол. В нем, прижав к груди огромный изумруд, находилась моя старшая сестра, чьи удивительные глаза закрылись уже на всю жизнь. На её губах замерла все та же улыбка, которой она приветствовала всех и каждого. Широкий нос, оттопыренные губы — сейчас это не бросалось в глаза, как раньше. То, что видела я на её лице — это благоговение…

Все здесь были в черных строгих одеяниях. Мое платье плотно облегало каждый участок тела, и было немного трудно дышать. Впереди лицо обрамляли две ровные пряди, остальные были собраны в низкий пучок, от которого до самого пола спускалась темная вуаль. Мужья были облачены в черные камзолы и стояли несколько поодаль, испытывая на себе взгляды абсолютно всех, кто здесь находился. Талантливейший вампир, самый жестокий наг, преступник-маар и гений-повар. Все четверо уже подходили к гробу и кланялись ему, а потому теперь стояли у стены, внимательно следя за мной. Наверное, они думают, что я могу упасть в обморок в любой момент, ведь все это время на моем лице не было никакого выражения, и я не плачу, отчего складывается впечатление, будто я коплю все в себе, но…это не так. Сейчас, стоя рядом со старшей сестрой, я чувствую лишь жалость и спокойствие. Не думаю, что она понимала, как страдала всю жизнь. Она лишь радовалась всем камушкам и часто хлопала в ладоши, когда ей что-то нравилось. Можно ли это назвать освобождением? Она ведь не была виновата. Такой её создала Иараль и заперла. Закрыла от всех глаз, стыдясь собственного ребенка, над которым сейчас плачет навзрыд, как и Фирюэль. Наверное, позже меня назовут бесчувственной, но плакать не хотелось вовсе. Мама всегда называла нас птичками, и вот одна из нас, жившая в клетке, уже скончалась…

Я чувствовала на себе недовольный взгляд отца. Думаю, он бы с удовольствием обсудил со мной все то, что я сделала в последнее время, однако, говорить я не могла. Краем глаза я видела и Табриса, что не сводил с меня глаз, видела Императрицу Рубинового клана, что с ненавистью взирала на Ориаса, видела, насколько завистливы и злы люди, обладающие и без того всем, чем только можно. Сев на лавку рядом, я обернулась к проходу, у которого столпились люди, чтобы выйти наружу. Лучше будет, если я сейчас побуду одна. Повернувшись к мужьям, я на пальцах показала, чтобы они вышли, и те, недовольно скривив лица, медленно вышли, постоянно оборачиваясь, словно я могла куда-нибудь пропасть. Рыдающую Иараль также вывели на воздух, а проходящая мимо Фирюэль крепко обняла меня. Её рука коснулась моего кармана, и я не стала просить её остаться, понимая, что это может ей навредить. Записка, лежащая ныне в кармане, прожигала ткань, но я не стала читать её здесь.

Целитель сказала, что моя сестра скончалась от болезни. Но я не верила в это. Она болела всю жизнь, если таковое вообще можно назвать болезнью, и скончалась столь внезапно? Но всех устроил этот вариант. Они избавились от балласта и теперь прилюдно изображают горе. Мне так стала омерзительна эта мысль, что во рту скопилась горечь. Все больше я чувствовала себя не на своем месте, среди людей с совершенно иным мышлением, в обществе, где встретить честность настоящая редкость. В обществе, где честность карается смертью…

Моя мама не сказала мне ни слова. Ни разу не подошла и даже не посмотрела на меня, словно я стала невидима и неосязаема. Многие госпожи смотрели осуждающе, другие — заинтересовано, но абсолютно точно стало понятно, что теперь я для общества, как та дама, что жила с нагами, — белая ворона, пошедшая против заложенных издавна норм и идеалов. Но мне было все равно. Да, я не понимала своих мужей, но понимала, что каждый их них заслуживает счастья. Я оттягивала момент, жаловалась на то, что никто не делает первый шаг. Но сейчас, сидя рядом с каменным гробом, я понимала, что время неумолимо идет вперед, что вокруг могут оказаться те, кто желает тебе зла, и ты должен быть с теми, кто хотя бы не отвернется от тебя в самый нужный момент. И чтобы это сделать, я сама должна распахнуть свои объятия и принять окружающих меня людей такими, какие они есть.

— Эолин, нам пора домой.

Мужской бархатный голос с певучими нотками не был мне знаком. Я обернулась, но не сразу заметила его обладателя, что вальяжно облокотился о мраморную стену, засунув руки в карманы широких шаровар. Он был очень смуглым, черные смоляные волосы завязаны в толстую косу до бедер, а яркие зеленые глаза, в которых наверняка всегда пляшут искры, смотрели заботливо и нежно. Я лишь на секунду опустила взгляд, чтобы достать бумагу и перо, как он оказался рядом со мной, едва заметно касаясь своими смуглыми пальцами моего горла. А затем исчез. Испарился, будто все это было миражем, иллюзией или чьей-то злой шуткой. Я и разглядеть его толком не успела, но была уверена в том, что тот, кто стоял здесь секунду назад, был реален. Я не видела его прежде, даже его внешность не была характерна для здешних мест, где, чем бледнее ты, тем аристократичнее род, но он меня определенно знал. А, может, я все же и правда схожу с ума, иначе как тогда объяснить то, что сейчас я слышу…собственный запоздавший вопрос, адресованный незнакомцу…

— Кто ты…

***

— Госпожа! Радость-то какая! Вы заговорили! — Цейхан сложила перед грудью руки и покачалась из стороны в сторону. — Ну, хоть что-то, наконец, хорошее! Теперь вы снова сможете радовать нас своими песнями!

— Спасибо, Цейхан, — я благодарно улыбнулась. Странно было слышать собственный голос за столь длительное время молчания. Он казался каким-то высоким…Или он был таким всегда?

— Вам подать ужин в кабинет?

— Не стоит. Сегодня мы все, — я оглядела стоявших рядом мужей, — будем ужинать вместе. Работа, — задержала взгляд на Валефоре, — подождет. Альфинур, приготовишь что-нибудь особенное?

Оборотень расплылся в улыбке и тут же кивнул.

— Конечно! Дайте мне полчаса, и все будет готово!

— Госпожа, могу я поговорить с вами? — произнес Ориас, щуря взгляд.

— Да, думаю, мне стоит поговорить с каждым из вас.

Все четверо удивленно вскинули брови, но промолчали, видимо, понимая, что я все же права. Теперь, когда мой голос вернулся, теперь, когда я поняла ценность слов, я смогу донести до каждого свои чувства и мысли, а дальше все будет зависеть лишь от них.

Я очень хотела открыть записку, которую Фирюэль так осторожно положила мне в карман, но это подождет. Сейчас, когда Ориас сам захотел поговорить со мной, я должна перво-наперво уделить внимание именно ему. С самого утра, встретившись взглядом с Рубиновым кланом, маар выглядел подавленно, и было нетрудно понять, почему. Более того, я узнала его прошлое, и не думаю, что он рад подобному. И все же, если он доверится мне, хотя бы чуть-чуть, я буду очень рада, потому что я бы хотела доверять такому, как он.

Сев в мягкое кресло, я жестом пригласила маара сесть напротив. Его густые синие волосы были собраны в высокий хвост, и так ему шло гораздо больше.

— Госпожа…

— Ты можешь называть меня по имени. Это не так уж трудно, поверь, — я попыталась ласково улыбнуться.

— Я…Я думаю, что тебе будет лучше подать на развод со мной. Я все узнал. Меня не смогут вновь посадить в шахту после брака с тобой, но у тебя…У тебя из-за меня могут быть очень большие проблемы. Рубиновый клан мстительный. Он не спустит это с рук.

— Дело только в этом?

Ориас кивнул.

— Тогда мой ответ нет.

Он нахмурился и нервно сглотнул.

— Ты, должно быть, не поняла…

— Я все поняла. И мой ответ нет. Я не буду подавать на развод из-за подобной мелочи, Ориас.

— Ты не понимаешь! Для них — устроить травлю, как пальцами щелкнуть! Ты можешь пострадать! Если еще кто-то по моей вине…

Он замолчал и наклонил голову. Я могла его понять. Сейчас, казалось, даже я чувствовала его вину, которой на деле не было. Он до сих пор корил себя в том, что произошло тогда, и, признаться честно, мне была приятна его обеспокоенность. Даже, если это всего лишь благодарность, но он беспокоился за меня. Это ли не повод для радости? Я наклонилась вперед и нежно коснулась его руки, постучав пальчиком по кольцу на пальце.

— Пусть только попробуют устроить что-то подобное. В этом замке нет слабых созданий. Теперь, когда ко мне вернулся голос, даже я смогу дать отпор.

— Ваш голос не может навредить, вы не сможете…

— А ты уверен в этом? Если я могу обращаться в русалку, мой голос не может быть таким безвредным, как прежде, разве нет?

— И все же…

— Ориас, я хочу, чтобы ты был рядом со мной.

Видеть на лице мужественного маара растерянность было приятно. Теперь, узнав его историю, я не хотела дать ему лишь безопасность, я хотела дать ему повод начать все сначала. Пусть поставит перед собой новые цели, пусть он знает, за что борется, пусть ухватится за свою жизнь так крепко, насколько это возможно.

— Прошу прощения за то, что сказал ранее. Я никогда не оставлю тебя…

Я искренне широко улыбнулась и поднялась с кресла, раскрывая свои объятия в сторону маара. Тот широко распахнул глаза и помедлил, неуверенно поднимаясь с кресла.

— Мне начинает казаться, что ты почему-то боишься меня, — нетерпеливо помахала я руками, что уже начали затекать.

— Нет…Нет…Просто я не…

— Ну, давай. В объятиях нет ничего страшного.

Ориас сделал шаг вперед, и я обхватила руками его торс, вдыхая все тот же запах хвои. Его рука осторожно коснулась моей макушки.

— Вот видишь, — весело сказала я, отстраняясь, — нож в спину не вонзила, ядом не плюнула.

Маар покраснел и прокашлялся.

— Я…не это имел в виду…

После ужина я вновь поднялась к себе в кабинет, доставая из шкафа черное платье, в котором лежала записка. Почерк был небрежным, словно моя сестра писала второпях, а сама бумага порядком измята, будто Фирюэль каждый раз комкала её, слыша чьи-то приближающиеся шаги. Конечно же, все происходящее вызывало максимум недоверия, и сейчас разглаживая два листка, я чувствовала, как сильно бьется сердце, боясь прочитать то, что навсегда перевернет мою и без того шатающуюся жизнь.

«Прости за то, что не смогла прийти сама, и прости за то, что не смогла послать нормального письма, но во дворце творится черт пойми что. Сначала все стояли на ушах потому, что возник очередной спор с Северной Империей, и многие опасались начала очередной войны. Затем эта связь с кланом Некриасс…Я так и не узнала, почему мама связалась именно с ними и что она им должна, раз позволила одному из них выйти за тебя, но я узнала, что от Баала они таким образом попросту избавились. Я слышала, как его сестра рассказывала о том, что он настолько жесток, что его не стали терпеть даже Некриассы. Не знаю, что он такого сделал, но будь осторожна. Его собственная семья называет его «дефектным», меня это очень беспокоит. Но больше всего я волнуюсь за маму. Она будто сама не своя. То плачет, то смеется, а иногда сидит и смотрит в никуда. Постоянно говорит о том, что мы ей больше не дочери, но на похоронах не отпускала мою руку ни на секунду. Лин, я совсем запуталась, что мне делать? В замке кругом одни наги, перед которыми мама чуть ли не преклоняется! Я бы очень хотела переехать к тебе, но мама не разрешает, а мне страшно здесь оставаться. А еще мне кажется, что она постоянно держится за живот. Она ведь не сумасшедшая, как все говорят? Эолин, я надеюсь, что ты в порядке. Пожалуйста, дай мне знать, если что-то произойдет».

Кинув письмо в камин, я повернулась к столу. Значит, с Иараль действительно что-то произошло. Значит, настоящие проблемы только-только начинаются. Я не смогу справиться с ними одна, но чтобы получить искреннюю поддержку собственных мужей, они должны доверять мне, а я им. А потому, пусть с этого момента все начнется заново. Дадим отношениям второе дыхание, что вначале жестоко перекрыли стереотипами и отчуждением…

Глава 15

Множество слухов ходило вокруг этой Госпожи, однако, один из них был верным — дочь Изумрудной Императрицы была поистине красива. Писали в книгах, якобы русалки своим голосом топили целые корабли, но, что там говорить, к такой красавице я бы и без магии в воду прыгнул. Было в её облике одновременно что-то невинно прекрасное и дьявольски будоражащее. Так вот, значит, как выглядят выходцы морского народа.

Преклонив колено, я украдкой взглянул на её ногу, обнаженную высоким вырезом платья. Даже не смотря ей в глаза, я чувствовал на себе внимательный недоверчивый взгляд, с которым Госпожа взирала на каждого в этом приемном зале. Украшенная камнями диадема, глубокое декольте, голые плечи, золотые браслеты, массивное ожерелье, пухлые губы, тонкая талия, вокруг которой извивался пояс — я не мог опустить голову, блуждая взглядом по каждой детали её тела. Ходили слухи и о том, что Госпожа слишком доверчива и неопытна, однако, весь её внешний вид говорил совершенно об обратном. Её поступки в последнее время были у всех на слуху, но это повышенное внимание можно понять без особого труда — она — следующая Императрица Изумрудного Клана. И мы, как её поданные, должны ожидать, к чему приведет правление той, что не должна жить среди пустынь.

Справа и слева от неё стояли её мужья. Трое из них взирали на нас так, словно собирались отрубить нам головы в любой момент. Ревность? Могу понять, я бы тоже такую красавицу к каждому мужчине ревновал, но проще приказать моим поданным выколоть себе глаза, чем попросить их смотреть в пол. Половина здесь присутствующих не жената, так пусть хотя бы насытится глазами. А вот стоящего мужчину по правую руку Госпожи я знал. Он частенько заглядывает в наши деревни за свежими продуктами, и именно он устроил эту встречу. Ситуация, в которой мы оказались, была паршивее некуда, но что еще хуже, ни одной из Императриц не было до этого дела. Какова вероятность, что нам поможет эта Госпожа? Ничтожно маленькая.

— И какая мне с этого выгода?

У нее был мелодичный голос. Хотелось бы когда-нибудь услышать, как она поет. Я поднял голову. Нога уже порядком затекла, но изменить свое положение я не решился.

— Наши деревни и прилегающие к ним поля очень плодородны, мы присягнем вам на верность и будем поставлять все продовольствие в ваши склады, — я женат, у меня двое сыновей, виски уже покрыла седина, но я понимаю, что мои руки дрожат. От её решения будут зависеть тысячи жизней. Понимает ли она, что сейчас держит в своих руках самое ценное, что только есть у человека?

— Ваши деревни располагаются на границе Рубинового и Изумрудного Кланов. Если я правильно понимаю, до этого у вас был договор именно с Рубиновой Императрицей. Почему же вы не обратитесь за помощью к ней? — Госпожа сощурила глаза и постучала ноготками по ручке трона, на котором сидела.

Вполне ожидаемый вопрос, ответ на который я бы и сам хотел знать. Видимо, Рубиновому Клану потеря нескольких деревень дела не сделает. У них и без того забот хватает, конечно, куда уж до простого люда.

— Они просто расторгли договор и отказались в оказании нам помощи.

Мой голос звучал жалко. Госпоже вся эта идея явно не нравилась, вампир и наг с самым недовольным видом о чем-то переговаривались.

— Кроме полей вам есть еще, что нам предложить? — спросила она так внезапно, что все мужья разом обернулись к ней. Она явно не та, за кого себя выдает. Есть в русалках дьявольское начало. Недаром они вместе с демонами сживаются.

— Есть…но, — стоит ли говорить? Впрочем, когда на кану жизни твоей семьи и твоих друзей, все способы хороши. — Заброшенная проклятая шахта…Рубиновый Клан пытался что-либо там найти, но их попытки были тщетны.

— Тогда зачем же нам она?

— Раньше в этих землях проживало много мааров, — я взглянул на синеволосого громилу. Тот и бровью не повел. — Обычно в шахтах они оставляли артефакты.

Госпожа нахмурилась и посмотрела на Альфинура. Тот кивнул. Затем на вампира и нага. Они отрицательно покачали головой. Маар остался недвижен. Голоса явно не в нашу пользу.

— Я пришлю вам завтра письмо с ответом. Можете идти.

Значит, не все потеряно. Поднявшись с колена, я поморщился от стрельнувшей в ноге боли. Но это ничего по сравнению с тем, что сейчас испытывают сотни людей, подвергшихся черни…

***

— Нам нет до них дела. Нам же будет только хуже, если мы сунемся на территорию, где открыт источник черни, — нависнув над моим столом, как коршун над добычей, Валефор пытался смотреть мне прямо в глаза. Поэтому взгляд я постоянно уводила в сторону. Правда, там стоял недовольный наг, у которого было похожее мнение.

— Эолин, он прав. Тех, кого поразит чернь, ждет только крышка гроба и сырая земля. Сейчас мы должны сделать все по установке барьеров и все для освящения нашей территории.

Я посмотрела на Ориаса. Тот сказал, что последует за мной вне зависимости от моего решения. Безусловно, приятно, однако, я бы действительно хотела знать его мнение. Наконец, я взглянула на Альфинура. Тот как всегда приветливо улыбнулся, показывая ряд безупречно белых зубов. Именно он был главной причиной, по которой я согласилась провести это слушание. Альфинур рассказал мне, что сам рос в деревне и понимает простой народ, что ежедневно ходит по острию ножа, которое иначе называется «милость Императриц». Однако чернь…Она возникает в тех местах, где неправильно захоронен демон. Иными словами, это проклятая густая тень, исходящая из недр земли и поражающая всех, кто находится поблизости. После войны Императрицы позаботились о том, что всех демонов правильно захоронили, но погибших было слишком много, чтобы не ошибиться и не пропустить кого-либо, поэтому изредка чернь выходит из земли и уносит с собой сотни жизней. Вылечить пораженного можно. Но только, если это начальная стадия проклятия. Песенной магией можно закрыть источник черни и упокоить душу демона, но проблема в нахождении этого самого источника. Как добраться до того, что поражает всех и вся?

— Что скажешь ты? — ласково обратилась я к Альфинуру, заранее зная ответ.

— Нужно помочь, — невозмутимо ответил оборотень, игнорируя злобные взгляды вампира и нага, — источник черни сам исчезнет только через пять лет. За это время он убьет всех, кто живет в деревнях. Мне жаль тех, кто живет там. Это хорошие и сильные люди, они не заслуживают смерти. Если же руководствоваться материальными интересами, то в той шахте действительно могут оказаться артефакты, создаваемые маарами тысячи лет назад.

Сложив на столе руки, я положила голову на скрещенные пальцы.

— На нагов ведь чернь не действует, да?

Зрачки Баала сузились, и он медленно подполз ко мне, наклоняясь прямо к лицу. Ну, да, мягко говоря, он был очень недоволен произнесенным намеком. Однако, если не этот вариант, то какой еще?

— Ты найдешь для меня этот труп, а я очищу его. Хороший ведь вариант, разве нет?

— Я не буду лазать под землей и искать гниющие кости для нескольких тысяч.

— Тебя не радует мысль, что столько людей выживет?

— Меня больше обрадует мысль, что они подохнут, — процедил сквозь зубы Баал, гордо вскидывая голову.

— Ну, тогда мы пойдем вчетвером, да? — хлопнув в ладоши, я повернулась к маару. Тот утвердительно кивнул.

— Вчетвером? — наг изогнул одну бровь в вопросительном жесте.

— Я, Ориас, Альфинур и Барбатос.

— Вы никуда не пойдете, — равнодушно проговорил Валефор, обращаясь почему-то именно к маару.

— Я уже решила.

— Мне все равно. Если с тобой что-то случится, это сильно аукнется нам.

— Мог бы сказать, что просто волнуешься за меня, — парировав очередное недовольство улыбкой, я увидела на лице Валефора растерянность. Он прокашлялся, но ничего мне не ответил.

Связываться с чернью я бы и сама не желала, но я вижу, насколько это важно для Альфинура. Да и я явно буду затем сожалеть о том, что столько людей погибнет из-за моего отказа, хотя я могла что-то для них сделать.

Пожелав всем доброй ночи, я села писать письмо, представляя облегченный вдох тех, кто завтра его прочтет. Шаги стихли, дверь захлопнулась, и я, подняв глаза, невольно дернулась, увидев в кресле Валефора. А я-то думала, что все ушли…

— Что не так? Я решила, что пойду. Кто, если не я.

Он молчал. Кусал изнутри губы и смотрел на меня как на врага народа. Так он делал всегда, когда хотел затронуть тему, которая ему неприятна. Интересно, и давно это я начала распознавать все его манеры?

— Баал сказал мне, что ты все неправильно поняла. Я не учел женскую логику, поэтому в данной ситуации действительно виноват…кхм…я.

— О чем ты? — отложив в сторону перо, я удивленно округлила глаза. Чтобы Валефор да признал свою вину? А Валефор ли это?

Его моя реакция только разозлила, зато я хотя бы убедилась, что передо мной мой муж. Он снова прокашлялся и отвернул голову в сторону, видимо, пытаясь сохранить самообладание. Да-да, собственную оплошность вампиры признавать очень не любят.

— Я же сказал тебе, что та девушка была по деловому вопросу. И вообще, если тебя что-то не устраивает, учись говорить это мне прямо. Обойди ту фазу, где надо сесть в углу и понапридумывать себе невесть что!

Ну, вот. Он свел все к тому, что виновата я. Пускай, так. Но, хотя бы благодаря Баалу, он понял, что меня беспокоит. Встав со своего места, я подошла к креслу вампира, сев на краешек и довольно улыбнувшись. А он, злой и недовольный, гневно сверкнул своим алым взглядом.

— Это ж надо было придумать! — не унимался Валефор, делая меня виноватой еще больше. — Я верен клятве. И верен тебе. Если ревнуешь, то это твои проблемы, я ничем не могу помочь.

— А ты ревнуешь? — вновь улыбнулась я, подмечая за этим вечным недовольным лицом что-то милое.

— К кому это мне тебя ревновать? — вампир гордо вскинул голову, будто демонстрируя, что ему никто не ровня.

— Тот мужчина…Глава деревень. Он смотрел на меня. И ты злился, — впервые я чувствовала довольство в этой ситуация.

— С чего ты взяла. Дед Императриц один раз в сто лет видит, — Валефор усмехнулся, тыча пальцем в разрез моего платья.

— У тебя играли желваки.

— И что?

— Ой, да ничего.

— Нет-нет, поясни-ка.

Наклонившись к мужу, я нежно поцеловала его в губы, чтобы тот, наконец, замолк. От него как всегда пахло какой-то свежестью, а на губах остался соленый привкус. Его мягкие белоснежные волосы коснулись моей щеки, и я не удержалась, чтобы, отстранившись, не провести рукой по ним. Я любила эти моменты, когда его маска падала, открывая взору потерянное ошарашенное выражение вечно горделивого вампира. И если только таким способом можно заставить его замолчать, то я не против.

— А так как вы, господин Валефор, обвинили меня в ревности, сегодня, — я поднялась с кресла и пошла в сторону гостиной, — вы спите один.

Глава 16

Передвигаться по пустыне верхом было тяжело. Яркое солнце изымало из тела всю влагу, а постоянно сощуренные глаза быстро уставали от слепящего света и слабого обжигающего ветерка, приносящего с собой собранные по пути песчинки. Пересекать пустыню могли только верблюды да изящные лошади на тоненьких ногах, чья порода была выведена специально для караванщиков. Шатры никто не использовал, так как носильщики не выдерживали и часа такой тяжелой работы, а всех боевых слонов еще пять лет назад переправили на границы. Именно поэтому достопочтенные Госпожи редко покидали свои озелененные владения, предпочитая искусственную прохладу этой невыносимой жаре.

Наш караван двигался быстро. Верблюды несли на себе основные запасы, а все переправляющиеся использовали лошадей, что были выносливее любого тяжеловоза. Белоснежная лошадь, чья узда и удила были украшены камнями и красивыми изумрудными кисточками, постоянно фыркала и мотала головой, словно чуя, что её седоку очень плохо. Я редко пересекала пустыню, да и мама всегда мне это запрещала, но я помню, что жару я могла переносить стойко. Сейчас же с каждой минутой мне становилось лишь хуже. Из меня будто вытянули всю жидкость, и, стоило мне сделать несколько глотков воды, как она тут же испарялась, не оставляя никакого чувства насыщения. Первые часы пот катился по мне градом, и хорошо, что этого никто не видел за моими сплошными одеждами, открывающими вид только на глаза. Когда же полпути было пройдено, пот исчез вовсе, и я поняла, насколько мне плохо. Голова кружилась, перед глазами плясали темные точки, а жажда изматывала, ослабляя хватку удил, которые я держала в руке. Я часто дышала, но воздух вдруг стал таким обжигающим, что я не могла сделать глубокий вдох. Говор окружающих меня людей, ревы верблюдов, ржание лошадей — все это слилось в один сплошной гул, который сводил с ума. Иногда вдали мне мерещилась вода, и, несмотря на то, что я понимала суть миражей и галлюцинаций, мне становилось легче от осознания приближающейся цели, которой, по сути, не было.

По бокам от меня на конях ехали Ориас и Барбатос, впереди — Альфинур. Все они постоянно поили меня водой и какими-то отварами, отдающими специфическими запахами. Я видела беспокойство на их лицах, вызванное тем, что они не могли мне ничем больше помочь, и, тем не менее, я была благодарна уже за это, за желание помочь, за то, что они были рядом. Когда земля начинала дрожать, а в километре показывалась черная дуга из блестящей чешуи, лошади начинали ржать и вставать на дыбы, но на моем лице всплывала лишь улыбка. Баал был очень недоволен, и от этого его в караване боялись еще больше. Поэтому, приняв облик змеи, он передвигался вместе с нами, но под землей, изредка высовываясь наружу, чтобы посмотреть на строй. На перевалах наг обвивал мое тело хвостом, чтобы охладить, а после вновь исчезал в песках, сотрясая землю. А Валефор…Эгоистично, но я люблю, когда онначинает беспокоиться. Так, я хотя бы вижу, что я ему не безразлична. Ему пришлось остаться в замке, чтобы взять на себя наши обязанности, но он несколько раз лично перепроверял наши вещи, выбирал лучшую охрану для сопровождения, а затем укутывал меня в эти одежды, да так, что и глаз видно не было. Наконец, я начала кое-что понимать: если Валефор не может выразить что-то словами, он выразит это своими поступками.

— Скоро будем на месте, — сказал Альфинур, подводя свою лошадь к моей. — Хотите пить?

Вопрос был риторическим, и оборотень почти сразу же протянул мне свою флягу с водой. Оттянув ткань с лица вниз, я жадно сделала несколько больших глотков, кивая в знак благодарности.

— Ты ведь часто бываешь в этой деревне…Так как ты добираешься до нее?

— Лечу, — с улыбкой ответил Альфинур, беря меня за руку и несильно сжимая в знак поддержки. Я вспомнила облик повара в ту ночь. У него ведь всего одно крыло, не так ли? Может ли он даже с одним крылом пересечь пустыню? Не думаю, что сейчас стоит спрашивать это…

— Голова болит? — Ориас похлопал мою лошадь по шее, когда та снова попыталась начать брыкаться. Эта порода слушается только сильных ездоков. Я для неё не подхожу.

— Нет-нет, мне уже гораздо лучше.

— Значит, те отвары, которые нам дал Валефор действительно работают.

— Он как в воду глядел, — послышался позади голос Барбатоса.

— Ох, даже не говорите мне про воду, прошу. Я и без того уже выпила почти все наши запасы…

— Ничего, мы и огонь, и воды, и медные трубы пройдем, — со всей серьезностью заявил Альфинур.

— Мы в этой деревне всех на чистую воду выведем, — маар согласно кивнул.

— Но пока нужно быть тише воды, ниже травы, — завершил это издевательство огненный оборотень, и все разразились хохотом, ответить на который серьезной миной я не могла.

— Смешно вот вам, — я попыталась укоризненно посмотреть на них всех, — а я тут от жары умру скоро.

— Пока ты с нами, — Ориас кивком указал на огромный бочок воды, который невозмутимо тащил верблюд, — ты скорее помрешь от избытка воды.

***

— Вы простите, что вам придется ночевать здесь…Но это лучшее, что у нас есть…Раньше был красивый дом ближе к югу, но сейчас там лазарет для пораженных.

Я повернулась к невысокому мужчине, что был главой находящихся здесь деревень. Он не был стар, но его блеклые глаза, впавшие щеки, дрожащие руки указывали на то, что навряд ли он в последнее время вообще спит. Деревня выглядела довольно аккуратно: отстроенные дома, красивые поля, ухоженные животные…Было как всегда непривычно попадать из пустыни прямиком в плодородные земли, созданные и поддерживающиеся магией.

— Ничего страшного, — я ущипнула стоявшего рядом со мной нага за локоть, когда тот собирался яростно возразить. Этот дом был далек от понятия замка, но разве в деревнях предусмотрены прекрасные здания, в которых суждено остановиться проезжающим мимо Госпожам? Безусловно, нет. Подобные деревни вообще никто из Императриц не навещал. Стоило бы сказать спасибо и за то, что нам отдали в распоряжение чистый и большой дом. — Давайте обговорим все детали завтра утром. Мне понадобится карта, и чтобы вы указали на ней предполагаемый источник. Еще мне нужно число пораженных и уже умерших. И да, еще один важный момент. Эта чернь передается от человека к человеку или ей можно заразиться только от источника?

— Только от источника, Госпожа.

— Хорошо, тогда жду вас завтра утром.

Мужчина низко поклонился. Его жена — пухлая, но миловидная дама с тяжелыми косами — повторила этот жест. Мне сказали, что она больна, поэтому её обязанности взял на себя её муж, став главой.

— То есть на ужин мне ждать похлебку? Или просто хлеб? — Баал скрестил на груди руки, когда все местные жители покинули дом, оставив меня с мужьями. Ориас тут же занялся распределением стражи, как и Барбатос, что до этого тщательно осмотрел каждый уголок.

— В деревнях нет тех яств, к которым ты привык, — я ласково улыбнулась, — и ужина тебе, дорогой, уже не видать. Второй час ночи, а завтра трудный день, поэтому сейчас нужно выспаться.

— Я голодный и злой. Если какая-то дрянь из этой деревни сейчас сунется ко мне, я убью её.

— Ты так не любишь простой народ? — я протянула Альфинуру свой чемодан, и тот, взяв его на руки, стал ждать меня у лестницы на второй этаж, где располагалась спальня.

— Это необразованные и грубые люди, не понимающие высших ценностей. Они живут низменными желаниями и стереотипами, с ними разговаривать не о чем.

— А я ведь сама в деревне родилась.

Баал скрипнул зубами, но над ответом долго не думал.

— Воспитывали тебя во дворце. Какая разница, где ты там из утробы вылезла?

Я снова улыбнулась и поцеловала нага в плечо, после подходя к лестнице и поднимаясь наверх. Не думаю, что сегодня удастся хорошо выспаться, однако меня больше не мучает жажда. Все же теперь становится отчетливо ясно, по какой причине русалки в пустынях не живут. С каждым днем я пила все больше и больше воды, и, если я не выпивала хотя бы шести литров, мне становилось плохо.

— А ведь Баал действительно сможет прибить любого, кто зайдет к нему во время сна, — произнес Альфинур, заходя за мной в комнату и опуская чемодан на пол. — Наверное, будет безопаснее действительно запереть его дверь. Снаружи.

Я рассмеялась и отрицательно помотала головой.

— Тогда мы и утро не перенесем.

Оборотень присел на краешек чемодана и оглядел комнату. Одна скрипящая двуспальная кровать, один старый черный шкаф, небольшой поцарапанный столик с зеркалом, стул, еще один стол с выломанным шкафчиком…Теперь уж понятно, почему глава не смотрел мне в глаза, когда отдавал нам этот дом. Однако, проезжая мимо остальных построек, я верила, что это самое большое и относительно красивое здание.

— Я когда-то в похожем доме жил, — Альфинур тяжело вздохнул, поднимая голову на люстру с тремя свечками.

— Ты ведь, кажется, тоже в деревне родился? — сняв с себя все верхние одежды и оставшись в одном платье, я поморщилась, увидев проползающего в углу таракана.

— Да, в наших горах только деревеньки и есть. В одной живут чернокрылые, в другой — орланы, мы, помню, на самой верхушке жили. Фениксы те территории давно покинули, но наследие оставили, смешали кровь с орлами, вот мы как отдельный клан и жили.

— Альфинур… — я села напротив мужа, сминая в руках ткань платья.

— Да? — с улыбкой спросил оборотень, наклоняясь вперед.

— Почему…у тебя только одно крыло?

Улыбка не исчезла с его лица. Она стала грустной. Он опустил взгляд и через секунду распахнул позади великолепное оперение, переливающееся золотом. Крыло было настолько огромным, что тут же заняло половину всей комнаты. Думаю, что, если бы Альфинур полностью его вытянул, оно бы было метров 5 в длину. Сам оборотень смотрел в другую сторону, туда, где вместо крыла был обрубок…

— Когда в клане рождается двойня — это дурной знак, — Альфинур протянул перья в мою сторону, и я не удержалась, чтобы не коснуться их кончиками пальцев. — Не должна мать порождать четыре крыла. Это в клане от фениксов пошло. У них четыре крыла — знак смерти всего живого. Странные обычаи, правда? — оборотень усмехнулся, а я прикусила изнутри губу, чтобы держать себя в руках. Слышать такое, но при этом видеть на лице улыбку…было тяжело. — Поэтому у родителей лишь два варианта: или убить одного ребенка, или обрубить по одному крылу у каждого. Ну и, как видишь, мои родители нас все же любили обоих…

Значит, и у Айе тоже всего одно крыло…Наверное, они могут летать, если материализуют вместо отсутствующего крыла пламя феникса. И все же, для крылатых оборотней потерять крыло равносильно потере руки…Я и представить не могу, какую ношу тянет за собой Альфинур.

— Но знаешь, даже если условия соблюдены, двойни в деревне не приветствуются, грубо говоря. Ну, как изгои, наверное. Все равно все считают, что проклятье никуда не уходит и такой ребенок в будущем самовоспламениться.

Не знаю, как мастер Джиали повстречал этих двоих, но я рада, что они ушли с ним. Рада, что Альфинур вырос таким, рада, что сейчас он улыбается, несмотря ни на что.

— Ты очень сильный!

— Ну, точно не сильнее Ориаса, — оборотень вновь рассмеялся, вставая с чемодана. — Поздно уже, я хочу, чтобы ты выспалась. Баал наверняка уже свернулся клубочком и спит, возьму с него пример.

Я вскочила с кровати так внезапно, что в первые секунды сама ничего не поняла. Даже муж настороженно посмотрел в мою сторону, вытягивая вперед руки, чтобы если что поймать меня.

— Останься тут…

Наверное, он решил, что ему послышалось, так как его лицо совсем не изменилось. Поэтому я повторила свою просьбу. Громко. Четко.

В груди больно кольнуло, когда он отвел взгляд. Кончики пальцев занемели, когда он приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но так и замер, явно не решаясь? Не хочет? Не хочет…Тогда, когда я впервые сама решилась позвать мужчину в свою спальню…Не хочет…Я отвернулась, но почувствовала, как крепкие руки сильно схватили меня за плечи, разворачивая к лицу с лихорадочным блеском. Альфинур, выдохнув мне в губы, впился с них жадным резким поцелуем, закрывая меня своим крылом. Его длинные серьги щекотали шею, его тяжелое дыхание возбуждало до предела, его беспорядочные блуждания рук по телу выбивали почву из-под ног…Хочет…Я видела это без слов и впервые радовалась тому, что ошиблась, решив иначе. Хочет…Как и я его.

Когда он снял с меня одежду? Когда сам остался обнаженным? Когда возлег рядом со мной, закидывая ноги на свои бедра? Это словно выпало из памяти. Настолько нежным он был, настолько томительным было ожидание прекрасного, что я, всецело поддаваясь похоти, лишь таяла под градом поцелуев, касающихся губ, шеи, груди, живота…Схватившись за спину мужа, я провела руками по основанию крыльев, вырывая из груди оборотня приглушенный стон. Он вошел внутрь как всегда медленно, словно нарочно, издеваясь и пытаясь взбудоражить еще больше. Да только больше уже некуда. Я застонала, двигая бедрами в выбранный нами такт, застонала, прикусывая мужа за подбородок. Он начал двигаться быстрее, еще быстрее, катая в своих пальцах острый сосок. Жаль, что подобное не может продолжаться вечно. С другой стороны, Альфинур мой, и только мой, какое бы проклятье на нем не лежало…

Глава 17

Я пела уже очень долго. Не время давало о себе знать, а мои невечные запасы магии, которые медленно таяли, превращаясь в прекрасную мелодию, срывающуюся с уст. Сопрано. Кажется, именно так в Центральной Империи называли высокий красивый голос, шедший не то от сердца, не то от самой души. Русалки никогда не придавали значения строгим классификациям, им, как и демонам, было достаточно лишь услышать голос, чтобы понять, кто поет и какими способностями обладает. Пустынному народу эта возможность не была дана, поэтому он сделал так, как делал всегда — упорядочил все в строгом порядке, грубо разделив голоса русалок на виды. Сопрано, контральто, тенор, баритон — всего и не припомнишь. Однако когда-то учителя хвалили мой голос, называли редким, описывая его как колоратурное сопрано*. Конечно же, это мне и запомнилось, ведь тогда я была падка на похвалу, воспринимая её, впрочем, как само собой разумеющееся. Красавица? Да-да, без вас знаю. Чудесный голос? Как иначе. Завидная невеста? Безусловно, это я. Каким же мелочным все это кажется теперь…

Песня была на древнем русалочьем языке, а потому для всех здесь собравшихся мелодия звучала красиво, но непонятно. Слова будто плавно и незаметно перетекали друг в друга и от того казалось, словно не было ни точек, ни отдельных предложений, ни уж, тем более, отступлений. Великие русалки могли петь днями напролет, но моих сил было недостаточно из-за кровосмешения, а потому меня хватило ровно на три часа. Было бы глупо полагать, что все это время я просто пела. Когда мелодия изливается наружу, она связывает с собой потоки всех, кто находится вокруг, и я могу так или иначе воздействовать на них. Это сложно. Работа до ужаса кропотлива, она выматывает концентрацией и возлагаемой ответственностью за чужие потоки, оказавшиеся в моих руках.

Я не хотела их подвести. Многие, кто находился в этом стареньком зале храма, уже наполовину покрылись чернью, что быстро ползла по всему телу, оставляя позади лишь уродливые волдыри да тощие хладные конечности. Больше всего мне было жалко детей. Маленьких пухляшей, что сидели на руках заплаканных матерей и дергали их за волосы своими черными пальчиками, крохотных малюток, над которыми ворковали изуродованные кормильцы…Все они, что были поражены чернью, сейчас мирно дремали, опершись на многочисленные колонны. Черная полоса, прекратив ползти по телу, замерла вместе с ними. Таким было действие недавно царствующей здесь мелодии.

— Никогда прежде не слышал ничего более прекрасного, — выведя меня на улицу, маар достал бутылек с каким-то дурно пахнущим отваром.

— И это моя награда? — шепотом произнесла я, морща нос. Пахло настолько резко, что было даже трудно определить, из каких трав это намешано. — Я вроде ничего плохого не сделала. Тогда за что?

Ориас тихо рассмеялся, принюхиваясь к пробке.

— Я брагу и похуже нюхал. А это целебная муть какая-то. Валефор сказал тебе её дать, чтобы магический резерв восстановить.

Глубоко выдохнула, зажмурилась, сделала небольшой глоток. Оно даже горло жжет! Я тихо запищала и помотала головой, все тело мурашками покрылось — настолько противным был этот отвар. Маар снова рассмеялся, забирая у меня флягу и закрывая её пробкой.

— Это тебе не вина распивать.

— Я похожа на ту, что постоянно пьет вина?

— Нет-нет, но если ты вдруг решишь спиться, то меня хотя бы позови.

— Куда более важно — как Баал?

— Он был очень злым. Сломал какой-то сарай. Якобы случайно. Хорошо, что это был только сарай.

Могу представить. Все-таки нагу вся эта затея не нравилась изначально по той простой причине, что в этом задании управляют им и поручают то, что аристократу делать не подобает. И мысль о том, что здесь он только из-за меня грела и терзала меня одновременно.

— Однако, судя по времени, он уже должен был уйти под землю. Когда он найдет труп, он вытащит его наружу. Есть только одна проблема…

— Какая?

— Мы предположили, откуда может исходить чернь. Но она рядом с деревушкой, где все уже поражены этой заразой. Она въелась в них настолько, что мы не сможем подойти к ним близко. Но это не является основной головной болью. Эти люди сошли с ума и изредка специально совершают набеги на соседние поселения, чтобы заразить их.

В этот момент мне действительно стало страшно. Как тогда в шахте. Я не видела прямой угрозы, но чувствовала, что она идет по пятам, готовая вот-вот появиться со спины. Перед глазами всплыл обезображенный чернью человек с лихорадочным блеском, хватающий за руки, лицо, плечи…Безумие, двигающее их на ужасные деяния — умерев, они хотят унести с собой остальных.

— Не беспокойся, в случае угрозы, Альфинур отнесет тебя домой.

— А вы? — мой прежде уверенный голос задрожал, и маар, что до этого явно хотел пошутить, прокашлялся, смахивая свой синий хвост на спину.

— Баалу ничего не угрожает, его зараза не берет. Барбатос в своем истинном облике последует за тобой, чтобы прикрыть в случае чего. Я тоже орешек крепкий, посмотри на меня. Я хоть и хочу уже умереть, но обещания держу. А я обещал, что буду тебя еще долго защищать.

Он улыбнулся, но легче от этого не стало. Обряд превращался во что-то более серьезное. Далекая туча вдруг стала огромным почти черным грозовым облаком, нависшим прямо над головой. Надеюсь, что все пройдет хорошо. Однако, что тогда делать с обезумевшими? Они не проживут долго, и все же теперь они являются новым источником черни.

— Не хмурься так, госпожа. Выстоим, что уж нам.

— Думаю, что труп найдут уже к вечеру, поэтому нам нужно подготовиться. Будем решать проблемы по мере их поступления.

— Это правильное решение. Поберегите свой голос до обряда.

***

— Он похож на вас. Жейран, значит?

— Да, — рыжеволосый мальчик с большими зелеными глазами поставил на стол стакан парного молока, — я на маму больше похож, — его мать — бывшая глава деревень — улыбнулась, подвинув в мою сторону корзинку с пирогами. Она была немногословна, так как стоило ей начать говорить, как её речь становилась жеваной и спутанной, словно она не знала, как правильно расставить слова. — А мой брат похож на папу.

Моя улыбка вышла какой-то виноватой. Я знала, что сейчас его брат находится в храме, как один из пораженных. Вся его левая рука была абсолютно черного цвета. Тоненькая, недвижная ручонка…Не стоило мне заводить разговор об этом…

— Жейран, а кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

— Я хочу стать мечником! И кузнецом! Я сначала хотел стать стеклодувом, но папа сказал, что я очень неаккуратный.

— Ты всегда можешь попробовать начать заниматься и стеклом, и железом. Главное, твое желание. Если ты чего-то хочешь, не мечтай об этом, не откладывай в сторонку, оставляя на мнимый десерт. Время пройдет, и ты забудешь о своей маленькой мечте, а сожаление о невыполненном останется.

Мальчик широко распахнул глаза, после чего снова посмотрел на свою маму, словно ища подтверждения моим словам. Но она вновь лишь улыбнулась, погладив сына по голове. Наверное, иметь рядом с собой свою любимую частичку, что останется на земле после твоего исчезновения, замечательно…

— А вы будете Императрицей, да, Госпожа?

— Буду.

— А можно будет к вам прийти во дворец когда-нибудь?

Женщина быстро одернула сына, посмотрев на него суровым взглядом.

— Не…нельзя…грубо…плохо…

— Ну, что вы, что вы, — я быстро замахала руками, увидев, как Жейран понурил голову, принимая свою вину, — конечно же, можно! А когда ты станешь талантливым кузнецом или стеклодувом, я возьму тебя во дворец работать. Хочешь?

— Хочу! Но…Я же глава будущий. Как я деревню оставлю?

— Вот оно как…Ну, тогда хотя бы навещай меня иногда. Договорились?

— Да! И вы мне будете помогать, а я вам, да?

Я не сдержала смех. Ишь как в свою пользу все повернул.

— Тогда это наше с тобой обещание, Жейран.

— Госпожа! — дверь распахнулась, и на пороге появился взъерошенный Барбатос. Судя по его дыханию, сюда она бежал, его лицо было очень встревоженным, красные уши прижаты к голове. — Баал!

Я вскочила со стула и выбежала на улицу, будто готовилась увидеть там нага. Если случилось что-то страшное, то жителям пока знать не стоит, поэтому не должно разговор в избе проводить. Вид Барбатоса действительно пугал, и я вновь начала накручивать себя и выдумывать все, что вообще могло произойти. Обеспокоенный Жейран показался в дверях, и я, помахав ему рукой, отошла еще подальше от дома, давая тем самым оборотню понять, что тот должен говорить тихо.

— От трупа слишком много черни! Тут умер невероятно сильный демон!

— Что с Баалом? Он вытащил этот труп? Говори тише, прошу…

— Нет. Все намного хуже. Чернь подействовала на господина…

— Вы же все говорили, что она не поражает нагов!

— Не поражает, Госпожа, в том то и дело! Мы условились с господином, что, если что-то случится, то он выползет наружу и будет лежать неподвижно. Я наблюдал за ним с вышки. Он выполз, но почти тут же нырнул обратно в землю!

— Может, это по другой причине!

— Нет, Госпожа. Баал начал повсеместно распространять яд и внезапно направился в сторону деревень! Сейчас туда направился Ориас, Альфинур готов в любой момент забрать вас домой.

— Я без Баала не вернусь! Скажи Альфинуру, пусть поможет Ориасу!

— Но ведь…

— Пусть поможет! Это приказ!

— Хорошо, я понял.

Дефектный…Так иногда называли Баала другие наги…Почему я вспомнила об этом сейчас? Только глупости и лезут в голову. Сейчас нужно успокоиться. Наверное, чернь действительно как-то подействовала на нага, но обычно, после заражения, простой человек теряет сознание. Баал же, наоборот, вдруг стал слишком активным. Зачем ему вообще распространять яд и идти к пораженной деревне? Уверена, это план. Он определенно что-то понял. Вот только…Почему ничего не сказал?

* Колоратурное сопрано — Очень высокий женский голос, способный петь всевозможные скачки, арпеджио, гаммообразные пассажи, с употреблением трелей, форшлагов и прочих украшений. По характеру звучания, верхние ноты колоратурного сопрано напоминают флейту или скрипку. Средние и нижние ноты звучат значительно слабее (в сравнении с верхними). (Информация из великой Википедии)

Глава 18

— Дальше идти нельзя.

Остановившись рядом с поваленными бревнами, Барбатос одним взмахом руки приказал сопровождающим нас стражам встать вокруг, сжав в руках рукояти мечей. Мысль о безумных пораженных не щадила и без того расшатанные нервы, по которым в последнее время топтались все, кому это было под силу. По пути сюда я смогла увидеть одного из них, и мне стало настолько страшно, что захотелось плакать. Хромающий, издающий дикий рык, перемежающийся с истерическим смехом, с лихорадочным блеском и костью вместо правой руки…Чернь разъела его нос и медленно пожирала скулы, оставляя после себя зловонный запах гнили, привлекающий насекомых. Был ли это человек? Остались ли в нем те воспоминания, которыми он жил? Кого убили мои стражи, всадив в очерненную плоть десяток стрел? Человек или…монстр, что смеялся перед своей погибелью…

Сейчас передо мной было поле. Их засохшей земли, источающей лишь холод и смерть, к небу тянули ростки черные цветы. Те самые, что окружали мою родную деревню. Те самые, что предвещают проклятье. Вдалеке виднелись вспаханные участки с огромными глыбами камней, разбросанными по сторонам. Видимо, там Баал и попал под воздействие черни, выйдя из-под земли наружу. До сих пор не верится…Кто бы ты ни был, что бы ты ни делал — если в тебе течет кровь змей, чернь не тронет тебя.

— Нам нужно туда, — кивком я указала на вспаханную сторону.

Оборотень отрицательно покачал головой, поворачиваясь к стражам, накладывающим на себя защитные чары. Максимум час. Жалкий час, за который они должны будут найти на этом поле труп демона. Баал упростил поиски, отдав на это собственный разум, однако, оборотни — не змеи. Рядом с демоном находится центр черни, убивающей все и вся. Для этой дряни магический барьер, что бумага для остро заточенного ножа. Минута — и ты сам труп в холодной земле. Туннели, которые прорыл наг, приведут прямо к нужному месту, а что потом? Они будут падать один за другим, пока не вытащат наружу это тело? Я достаточно увидела смертей за это время. Достаточно.

Редкий голос…Красивый голос…Какой от него толк, когда я могу использовать эти силы всего три часа? Хватит ли этого времени, чтобы упокоить душу демона? Как же жалко я, наверное, выгляжу сейчас со стороны…

— Как только почувствуете сухость во рту, тут же направляйтесь сюда, ясно? Не лезьте кучей. Расположитесь так, чтобы не один тащил труп. Передавайте его друг другу. Только так вы сможете его вытащить наружу и не помереть. Один час на поверхности поля. Пара минут под землей. Мы ничего не знаем об этом демоне. Если почувствуете, что что-то не так, не рискуйте и не ищите его, понятно?

Барбатос — хороший командир. Он заботится о своих подчиненных, понимая, насколько опасно все то, что мы решили. Однако, его слова о демоне меня насторожили. Если чернь, исходящая от этого демона, подействовала даже на нага, что же она сделает с…

— Барбатос, — я осторожно потянула оборотня за рубаху, и он тут же обеспокоенно обернулся, озираясь по сторонам, — я понимаю, что другого у нас выбора нет, но…Пусть туда идет не пять, а хотя бы…три стража. Вдруг это очень сильный демон? Баал ведь не мог…

— Госпожа, — командир крепко сжал мою кисть в своей теплой руке, — прошу вас, не поддавайтесь сомнениям и верьте тем, кто рядом с вами. Эти стражи готовы пожертвовать ради вас своими жизнями, я готов отдать за вас свою жизнь, чтобы только вы могли жить дальше.

— Но я не хочу, чтобы вы…

— Мы вытащим этого демона наружу, чего бы нам это ни стоило, а вы вернете телу покой. Вы спасете жизни тысячам! Позвольте нам просто вам помочь в этом.

Должно быть, им попросту невдомек мое волнение и мой страх. Они обучались военному искусству с детства и дали клятву защищать свою Госпожу, для них подобная вылазка сродни чему-то естественному, чему-то, что само собой разумеется. Для меня это смертельный поход, в котором я буду лишь наблюдателем, в котором я толкаю людей на самоубийство…

— Пусть хотя бы не сразу подходят к этому демону…

Барбатос вопросительно изогнул красную бровь, навострив в мою сторону уши. Несколько стражей, что уже было подошли к краю поля, обернулись, ожидая уточнения приказа. Один из них, русоволосый и самый молодой, быстро отскочил в сторону от зоны поражения чернью.

— Я правда думаю, что Баал не мог выйти из себя из-за простого демона. Даже жители, что подверглись длительному влиянию, сами стали источником черни. Это редкость!

— Но как это поможет нам? Даже, если мы решим, что этот демон сильнейший из всех живущих, что мы сможем сделать, пока не приблизимся к нему? Наша основная цель, — командир повернулся к своим подчиненным, повышая голос, — достать этот труп на поверхность любой ценой. Все понятно?

— Так точно! — разом рявкнули стражи, подходя к краю и накладывая на себя щиты.

Я невольно сцепила пальцы в замок перед грудью, прося Небеса помочь этим оборотням в их деле. Барбатос нервно мотнул своим пушистым красным хвостом, отправляя оставшихся стражей охранять территорию. Убить любого пораженного, что появится в километре отсюда…Ужасным было то, что среди очерненных были не только сильные когда-то мужчины, но и старики, беременные, дети…Разве виноваты они в том, что судьба подарила им долгую и мучительную смерть?

— Есть вести от Ориаса и Альфинура?

— Пока нет, Госпожа. Утром из одной из деревень был послан сигнальный огонь, и я тут же отправил туда десяток стражей. Но никаких вестей с тех пор больше нет…

Было видно, что его подобное развитие событий также очень сильно напрягало. Его подчиненные были под угрозой, я находилась в эпицентре черни, а двое моих мужей пытались остановить третьего, что будто бы сошел с ума…Думаю, что мне стоит сегодня же послать письмо Валефору. Нам определенно понадобится помощь. Вот только, согласится ли моя мама? С того самого времени, как я вышла замуж за нага, она отстранилась от меня, ведет себя неестественно и всячески избегает встреч не только со мной, но и даже со своими родными сыновьями.

— Знаешь, Барбатос, — я села на поваленное бревно, чувствуя головокружение, — глупо говорить такое, но у меня предчувствие, будто это все закончится плохо…

— Госпожа, я сделаю все, что в моих силах, чтобы все закончилось с минимальными потерями.

— Даже, если мы поможем им…Даже, если безумные умрут, а очерненные поправятся…Не выльется ли это в скандал? Рубиновый клан не помог своей деревне, а Изумрудный стал героем дня. Их подвергнут критике, и на ком они будут срывать злость, пускай это действительно их вина? А демон…Не захороненный демон…На Совет обрушится гнев простых людей, которым Императрицы обещали безопасность…Почему этот демон вообще начал источать чернь только сейчас? В этих землях уже очень давно нет демонов. Все они в Северной Империи.

— Если верить рассказам жителей, то первые потоки черни они почувствовали на прошлом полнолунии. Видимо, последнее полнолуние несло в себе особую магическую мощь, раз открылся такой сильный источник черни…

Вполне возможно. Ведь именно в ту ночь даже я против воли обратилась в предначертанный мне кровью облик. Однако, это странно. Получается, что труп пролежал в земле больше сотни полнолуний. Так почему именно это?

— Сколько времени они уже там? — я посмотрела в сторону поля.

— Всего пять минут, Госпожа.

— Они быстрые. За этими огромными кусками земли их почти не видно…

— Да, Госпожа.

Я замолчала, скомкав на коленях ткань платья. От всего этого волнения начала сильно болеть голова. Буквально в пяти метрах от меня несло смертью, что будто вытягивала из тела остатки сил. Как вытерпеть этот час? Когда же, наконец, я смогу облегченно выдохнуть, увидев на горизонте пять знакомых фигур?

— У меня очень плохое предчувствие…

— Госпожа, прошу вас, — рука командира коснулась моего плеча, — думайте о лучшем исходе.

— Почему вокруг так тихо…

Барбатос замолчал и убрал свою руку. Он не сможет ответить мне на этот вопрос, потому что это слишком опасная тишина. Где-то недалеко должен бушевать змей, в нескольких километрах отсюда из земли достают демона, повсюду рыщут обезумевшие, но нас окружает тишина…Обманывающее спокойствие.

Лязг…Я определенно точно услышала лязг мечей где-то позади! Обернулась, но за деревьями и домами не было ничего видно. Оборотень прижал к голове уши и распушил хвост, прижимаясь к земле. Я встала с бревна, замечая краем глаза, как сбоку весь вид закрывает быстро разрастающаяся красная шерсть огромного лиса с неизвестным мне черным узором на лбу и шее. Он быстро лег на землю, выжидательно смотря на меня своими яркими голубыми глазами. Лязг мечей — какой-то сигнал к отступлению? Нам нужно уйти отсюда? Барбатос махнул хвостом мне по ногам, подталкивая к своей спине, на которую я неуверенно села. Если стража заметила обезумевшего, то почему попросту не убила его, как тогда? Нам ведь необходимо дождаться остальных…

Вновь лязг…На этот раз с той стороны, куда огромный лис хотел побежать. Вцепившись в огненную шерсть, я переводила взгляд с изб на оборотне под собой, работающие мышцы которого я чувствовала всем телом. Барбатос злобно зарычал, и мое сердце от страха застучало быстрее. Значит, здесь не один безумный? Куда нам тогда бежать в случае отступления? Впереди очерненные люди, позади источник этой самой черни…Что же опаснее в данном случае? От безумных можно ждать всего, чего угодно. Они хаотичны, страшны и опасны. Труп демона хотя бы неподвижен, и в случае чего мы попросту сможем обойти его по краю поля…Я потянула шерсть на себя, и Барбатос, поняв негласную идею, обернулся в сторону поля, замерев на месте. Установив вокруг щит от черни, я вновь посмотрела в сторону домов. Быть может, стража уже справилась с безумными? Да, эта мысль несколько успокаивает. Мы просто соблюдаем меры осторожности, вот и все.

Тело лиса подо мной резко дернулось, и я свалилась командиру на спину, услышав его приглушенный рык. Я чувствовала, что Барбатос побежал, а потому всеми силами вцепилась в его шерсть, не решаясь обернуться. Мы бежали по полю. Чернь плетями окутывала поставленный щит, пугая своей чернотой, а огненная шерсть лезла в глаза, щекотала кожу. И когда я, поддавшись все же волнению и любопытству, повернула голову в сторону, откуда мы бежали, тело пробрала дрожь. Холодящая до ужаса дрожь, пропитывающая кожу страхом и ужасом. Я бы хотела закричать, хотела бы заплакать, хотела бы сказать спасибо за то, что мы с каждой минутой все дальше оттуда…Все дальше от деревьев, домов, от края поля, по периметру которого стояли они…

Десятки…Их были десятки. Обезображенных, сумасшедших, потрепанных и обглоданных. Замерев в одной позе, они смотрели нам вслед, не двигаясь дальше. Словно чернь, которая их же заразила, не позволяла им двигаться дальше, отпугивая безумных тем страхом, который они еще в состоянии понять. Я была готова расцарапать себе лицо от мыслей о собственном спасении. Да, они позади, да, мы успеем за час пересечь поле, обойти демона и остаться в безопасности, да, сейчас нам нужно найти пятерых стражей и вместе с ними уйти отсюда…Я была рада. Но те, кто охранял нас…Они мертвы?..

Вжавшись в шерсть лиса еще больше, я начала глубоко дышать, чтобы избавиться от сковывающего ужаса. Если бы они начали бежать следом? Если бы добрались до нас? Если бы…Нет, не думай. Ты в безопасности…

Когда мы добрались до огромных туннелей в земле, Барбатос приостановился и обернулся: десятки обезображенных теперь были лишь теми же недвижными точками на горизонте. Я быстро начала озираться по сторонам. Никого из стражей здесь не было.

— Где они…

Командир снова зарычал, не приближаясь к огромной дыре. Пласты земли вокруг не давали полностью осмотреть место, и лис начал осторожно обходить вход в ад, принюхиваясь то к траве, то к камням. Щит дрожал под натиском опасной черни, что была готова вот-вот сломать его, сожрав своих новых жертв. Я обеспокоенно дернула оборотня за ухо, и тот послушно начал отходить в сторону, пока из-под одного из пласта не показался русый пушистый хвост. Тут же подскочив к подопечному, Барбатос вырыл небольшую ямку, вытянув стража из земли. Обращенный волк тяжело дышал, весь его бок был в черни.

— Я остановлю распространение, мы должны забрать его отсюда…

Как только я направила на стража заклинание, лис, подхватив волка за шкирку, рванул прочь. Земля дрожала под ногами. Огромные струи черного проклятья вырывались из земли подобно гейзерам, окружая все вокруг непроглядной тьмой. Холодно, сыро и очень страшно…Демон где-то здесь, возможно, всего в двух метрах от нас, но мы не должны рисковать, мы должны спасти себя. Мне поистине страшно подумать о том, где другие четыре стража, но…Разве можем мы сделать что-то еще?

Земля исчезла. Провалилась. Тьма заполонила собой все…Барьер рухнул. Да? Мы падаем…Или нет? Что же это…Так тихо и спокойно…Так хочется…спать.

Глава 19

Из последних воспоминаний оборотня-стража…

Наверное, если ад существует, то он выглядит именно так. Чистилище, наполненное чудовищами из сказок, пропитанное запахом разлагающихся трупов и пороха. Сигнальный огонь, на дым которого мы выдвинулись утром, привел нас к смерти. Да, я знал, что умираю, чувствовал, как вместе с вытекающей из меня кровью из тела уходит жизнь. Хорошая погибель для воина. Достойная. Умереть за свою госпожу в сражении. Я жалею лишь об одном — о том, что не смог попрощаться со своим братом, о том, что недооценил опасность, договариваясь с ним увидеться вечером…Кажется, сейчас он должен быть рядом с Госпожой. Он так гордился тем, что его назначили обыскивать поле. Когда-нибудь мы увидимся с тобой вновь, Найт. Судьба благоволила тебе, уведя от этой деревушки, в которой десять оборотней закрыли глаза навсегда. Пусть Небеса оберегают тебя.

Вдали раздался громкий рев. Среди клубов дыма, пыли и пороха возвысилась фигура огромной черной змеи, раздувшей свой капюшон. Мы не имели права убить её, а даже, если бы имели, все равно не смогли. Из ее огромной пасти струей выплескивался растворяющий все на своем пути яд. Очерненные безумные исчезали на глазах, издавая из своего горла нечеловеческий крик. Часть из них плавилась на земле, часть пропадала в пасти змеи, пожирающей и зараженных, и здоровых…Несколько стражей пали под ядом, других убили очерненные, в меня всадили три стрелы и сейчас я только и был горазд, что наблюдать свой последний пейзаж, в котором все заполонила кровь. Давя под собой дома, змея двигалась к убегающим людям, гремя цепями…Да, на ней уже висело несколько ошейников, которые огромный маар сумел ловко нацепить. Это сражение наверняка бы осталось в моих воспоминаниях на всю жизнь, которая вот-вот оборвется…

Я помнил, как ревела огромная змея, извиваясь под ударами синеволосого воина, что удерживал ошейник своими сильными руками. Я видел крылатого воина, атакующего зверя с небес молниями и огнем. И я не мог поверить, что все эти сильнейшие создания, которых я когда-либо видел, являются мужьями одной прекрасной Госпожи. Знает ли она о том, что змей продолжает буйствовать? Знает ли о смертельно раненом мааре? Знает ли о том, что крылатого воина во время сражения схватили? Жива ли еще Госпожа, чья доброта заставила её прийти сюда. К погибели…

Я был рад служить вам. Уверен, что командир не даст вам умереть. Но прошу, берегите себя. Кто бы еще из Императриц согласился помочь простому погибающему люду…Вы будете достойной правительницей, я уверен. Пусть Небеса помогут вам и вашим мужьям, готовым умереть за вас.

Челюсти змеи сомкнулись в метре от меня, разрубая напополам плоть обезумевшего жителя. Хлынувшая из тела кровь затекла мне в сапоги и немного согрела своим теплом. Никто не уйдет отсюда живым. Никто никогда не уходит от черных жестоких нагов. Пока он не насытит свою кровожадность, он продолжит убивать, выгоняя кричащих от ужаса людей из деревни подобно стаду овец. Наверное, впервые очерненные бежали рядом со здоровыми жителями, ведь всех их гнал один и тот же сильный страх, заставляющий их не прятаться и затаиться, а бежать. Бежать, в надежде, что голодный змей последует за другим, но…Змей сожрет их всех. Он вновь издаст рев, вновь выпрыснет яд, и на землю хлынет новая волна крови. В будущем барды споют об этом дне, который наверняка станет известен, как Кровавый Полдень или как Чернь из деревушки Чатритан. Станет ли могучий Баал жертвой или убийцей в этой балладе? Спасется ли Госпожа? Выживет ли маар? Куда забрали гордого орла? Хотел бы я услышать когда-нибудь эту балладу, вот только…

Глаза закрываются. Тело не шевелится. Крики людей сливаются в обычный неразборчивый шум в ушах…Дыхание все реже. Так трудно сделать глубокий вдох. Веки не поднимаются. Темно. Значит, так приходит смерть? Холодно…Прощай, Найт…Я горд тобой…

***

— Папа! Посмотри! Снег пошел! — маленькая девочка с растрепанными бирюзовыми волосами выскочила на порог старой избы, попрыгав босыми стопами на ступенях. — А наше море тоже замерзнет? Как и та речка?

В дверном проеме показался высокий статный мужчина. Его красивое благородное лицо покрывала грубая щетина, на сильное тело, усыпанное шрамами, была надета тонкая потрепанная рубаха, спускавшаяся ему до самых колен. С тяжелым выдохом, мужчина выпустил в воздух клубы пара, устремив внимательный аметистовый взгляд куда-то вдаль.

— Нет, Эолин. Наше море слишком соленое.

— А почему оно такое соленое? — девочка подняла свои маленькие ладошки к отцу, и тот поднял её на руки, крепко обняв.

— Потому что живущие в морях русалки во время войн пролили слишком много слез…

— А учитель говорил, что в море втекает много-много рек, и они дают морю соль.

— Ну, или так, — мужчина ухмыльнулся и потрогал пятку дочери, отчего та громко рассмеялась, поджимая ноги к себе. — Холодные. Куда же ты босиком выбежала?

— Я хотела наступить на снег, и чтобы там след остался с пальчиками. Вот так. Дай покажу.

Отец опустил девочку на крыльцо, и та тут же топнула своей ножкой, отпрыгивая в сторону. Мужчина басовито рассмеялся.

— Холодно, — недовольно насупилась малышка, вновь подбегая к папе. Тот погладил её по макушке.

— Ну, ничего. Скоро мы с тобой переедем, а там будет тепло.

— Там не будет снега?

— Нет, милая. Но мы поедем к моему другу. Помнишь тролля Геграса?

— Он как большой-большой человек только с рогами и клыками, да? А еще у него борода длинная, я помню!

— Вот и умница.

— А наш учитель сказал, что все сейчас уедут, потому что скоро опять война.

Лицо мужчины скривилось, и его глаза опасно блеснули.

— Шею бы учителю твоему свернуть…

— Не надо, папочка. Он старенький уже.

— Ты боишься войны, Эолин?

— Нет, ты же меня всегда-всегда защитишь!

— Правильно. Папа защитит тебя, милая.

Мужчина поднял суровые глаза и посмотрел в мою сторону. Во внешнем уголке глаза блестела слеза, что не стекала по щеке грозного демона. Все видение растворилось, и я распахнула глаза, почувствовав острую боль в животе. Земля попала в глаза и в рот, поэтому я громко закашлялась, поднимаясь на локтях. Рядом со мной без сознания лежал Барбатос в человеческом облике. Во время падения я чувствовала, как кто-то прижимает меня к себе, наверное, он принял весь удар от падения на себя. Вот только…Если мы упали, над нами должно быть видно небо, правильно? Но над нами земля…

Я села на землю, убирая землю с лица оборотня. Прижалась головой к его груди — сердце учащенно билось. Другой русоволосый страж лежал несколько поодаль, распластав руки и тяжело дыша. Туннель…Да, мы определенно точно попали в один из туннелей, вырытых Баалом, вот только как? Мы падали и…И земля рушилась. Да, здесь должен быть обвал! Но, его нет…

Я вновь начала кашлять, и земля сверху несколько осыпалась. Значит, петь здесь я не смогу, иначе нас точно может завалить землей. Что же мне тогда делать? Вдруг командир и страж сильно ранены, и я лишь погублю их, если буду ждать здесь? Но, кто я без них? Жертва, что падет за считанные секунды при встрече с безумными…К тому же, если мы в туннеле, значит, где-то недалеко труп демона. И, если я выйду на него, я, опять же, умру…

Все сводится к погибели…Неужели мне и правда суждено умереть здесь? Нет-нет, я не могу. Не могу. Поднявшись на ноги, я посмотрела сначала в одну сторону туннеля — оттуда веяло холодом — затем в другую, где клубились потоки черни. Если я пойду на холод, то могу выйти прямо к безумным. Если пойду на чернь, то даже со щитом долго не протяну. Но, если вспомнить…Баал ведь вышел из земли именно в том месте, где лежал демон. Значит, там и я смогу выбраться наружу и позвать помощь, верно? Ориас или Альфинур непременно почувствуют меня и придут.

Установив щит, я медленно пошла в сторону смерти, оглядываясь на Барбатоса. Когда мы выживем, а мы непременно выживем, я отплачу тебе всем, чем только смогу. За то, что спас мою жизнь. За то, что следовал за мной и оберегал. Черные потоки окружили щит и опасливо ласково кружились вихрями у самого низа. Теперь я одна. Цейхан не выведет меня в объятия мужа, командир не унесет от опасности, теперь пришло время действовать мне самой. Теперь я обязана спасти всех, кто мне дорог. Странно, что посреди боя ко мне возвращаются воспоминания. В них, как всегда, нет моей настоящей мамы, но в них постоянно есть папа. Иараль всегда говорила, что во мне течет кровь русалки и человека, но отец не похож на простого человека…Сейчас мне нужно думать совсем не об этом.

Наверху послышались рыки и смех. Они бродят по полю. Прямо надо мной. Быть может, они чуют, что я здесь, быть может, в любую секунду они пророют сюда новый ход. Значит, я пошла в неправильном направлении. Откуда бы я ни вышла, очерненные найдут меня и убьют.

Я остановилась и, пошатнувшись, прижалась к стене, не сдерживая слез. Нельзя громко плакать, но так хотя бы станет легче…Почему я ничего не могу сделать? Почему настолько беззащитна? Почему поняла свою абсолютнуюслабость только сейчас? Настоящая дура. Вот и получай теперь по заслугам за свою лень, наивность и горделивость.

— Тише, малышка, тише, они уже позади…

Держа на своих руках плачущую дочь, мужчина бегом пересекал поле, как делали и другие выжившие. За лесом горела деревня.

— Гады, — смачно выругался бегущий рядом тролль, — возомнили себя невесть кем и решили попросту вырезать всех остальных.

— Как они нашли твою деревню, Геграс?

— Хрен их пойми…

Размазав слезы по щекам, я вновь встала на ноги. Снова заснула? Нет, я не могла…Почему воспоминания выползают из уголков сознания именно сейчас? Будто перед смертью мозг хочет понять, как он прожил эту жизнь…Ужасно он её прожил. Тело наслаждалось богатствами, не видя перед собой ничего, кроме драгоценностей и великолепных дворцов. А что же теперь? Ужасная реальность, никак не вяжущаяся с идеальными представлениями о жизни.

Несколько шагов вперед. Чернь сплошным слоем начала подниматься вверх.

— Отдайте её! — он был настоящим демоном. В истинном облике его тело покрывали черные неизвестные узоры, из головы росли огромные бычьи рога, а по земле хлестал длинный хвост. Вся деревня полыхала огнем, посреди которого стояла Иараль, прижимая к себе спящую девочку.

— Она понравилось самой Императрице, будьте благодарны за то, что девочка получит заботу!

— Отдайте!!! — черное пламя устремилось ввысь, пронизывая пасмурное небо.

— Стреляйте! Стреляйте в порождение тьмы!

— Отдайте!!!

Слезы лились по щекам ручьем. Голова раскалывалась на части, и идти вперед становилось все труднее. Налипшая на барьер чернь пускала по нему трещины. Нужно…Идти вперед.

— Госпожа! Он не отстает! Даже не сбавляет скорости!

— Что он мнит из себя? Демоны не могут любить искренне, даже своих детей. Убейте его.

— Нет!!! Папочка!!!

— Тихо-тихо, дорогая. Где мы сейчас?

— Чатритан, Госпожа.

— Убить. Не испытывайте мое терпение.

— Папаааа!

— Госпожа, почему именно эта девочка?

— Она красива, не правда ли? А еще потому, что я очень люблю мстить.

Я рухнула на землю. Щит треснул, и чернь окутывала все тело, впитываясь в кожу. Дышать было очень тяжело. Сонливость сменялась бодростью, и, казалось, будто сейчас я сойду с ума. Вот и все. Отнюдь не счастливый конец у избалованной Госпожи. Всхлипы чередовались с кашлем, из-за слез я не видела ничего. Лишь тьма, и раздирающие на части душу воспоминания о смерти любимого отца.

Он любил меня. Он шел за мной до самого конца. Его гнал детский плач, детский зов, его гнала любовь. Это от его тела, убитого в Чатритане, шла чернь. Это его горе было настолько сильным, что даже наги сходили с ума. Это был тот, чьим смыслом жить была маленькая девочка с бирюзовыми волосами. Папа, позволь мне хотя бы в последний раз…увидеть тебя.

Чернь скопилась вокруг моей правой руки, открывая, наконец, вид на лежащее передо мной тело. Стеклянные аметистовые глаза…Черные короткие волосы…Грубая щетина…Это он. Он. Слезы рванули из глаз с новой силой, и я медленно подползла к телу демона, касаясь его впалых щек. Такие…теплые.

— Папа…

В груди сильно защемило. Перед глазами понеслись воспоминания детства, связанные с тем, кто любил меня больше всего на этом свете. Он лежал совершенно неподвижно, его сердце остановилось десятилетия назад, но чернь, угрожающая своей смертью, вдруг стала теплой, лаская кожу, подобно летнему бризу. Он знает, что я здесь.

— Я люблю тебя, папа…

Хотя бы это. Слышит ли он? Не знаю, но стало вдруг легче. Сейчас я должна сделать то, что должна была бы сделать много лет назад. В последний раз спеть для своего отца, позволяя его верной и любящей душе обрести покой. Прости, что так долго, папа. Я здесь.

Слова старой песни вышли из меня вместе с дрожащим голосом. Небо над нами затянулось тучами, и на землю упал дождь. Песнь о семье, о преданности, о вечной памяти и о любви. Пусть твоя душа взлетит высоко-высоко к маме, теперь ты сможешь смотреть на меня сверху. На то, как я буду жить дальше. На то, как теперь пришло время мстить мне…

Она любила тебя, но ты любил только маму и меня. И она лишила тебя всего. Я верну ей все, что она заслужила. Я отдам ей тот гнев, который ты хранил в себе все это время. Я буду сильной, папа. Я буду, как ты, ведь во мне течет не только кровь русалки.

Как только песнь закончилась, чернь развеялась. Те, кто был полностью заражен, наверняка уже мертвы. Те, кто был поражен частично, теперь точно поправятся. Прости меня, папа. За то, что узнала обо всем так поздно. За то, что смела любить ту, что убила тебя. Обняв тело напоследок еще раз, я вытерла непрекращающиеся слезы. Чернь, впитавшаяся в правую руку, не вышла наружу и стала переплетающимся узором, начинающимся от запястья до плеча. Такая же была и у папы…Узор жег руку. Теперь это прямое доказательство, что во мне течет кровь демонов, что теперь я ношу в себе черное пламя своего отца…

Глава 20

— Что делать с телом демона, Госпожа?

Я посмотрела на оставшихся в живых стражей, что сейчас осматривали туннели. Должно быть, русоволосый оборотень по имени Найт выжил благодаря тому, что сторожил у входа в туннель, в то время как другие четверо погибли, даже не дойдя до моего отца. Их нашли почти сразу, и теперь эти трупы, прикрытые улетевшей с бельевых веревок простыней, все больше коченели, распространяя вокруг себя холод самой смерти. Недвижные тела мало походили на человеческие. Это были черные массы, что затвердели подобно камню. Это была хотя бы быстрая смерть.

— Демонов нельзя доставать из земли. Закопайте туннель и установите здесь надгробие.

Стражи неуверенно переглянулись. В пустынях не принято оказывать такую честь демонам, что, по мнению большинства, не достойны даже прожить счастливую жизнь. Вот уж ирония судьбы: будущая наследница Изумрудного клана несет в себе «очерненную» кровь! Я нахмурила брови и молча кивнула в сторону зияющей в земле дыры. На этот раз приказ был исполнен сразу.

— Позвольте узнать, как командир?

Барбатос лежал рядом. Его густые, волнистые и красные волосы пришлось отрезать из-за того, что все они слиплись из-за крови, грязи и смолы. Впрочем, у оборотней волосы, как и шерсть, растут быстро, да и сейчас намного важнее то, что командир дышит, а его сердце громко бьется. В нем не было ни капли магической энергии, он был иссушен и, к счастью, на время парализован чернью, царствующей под землей. Я с ужасом представляла, что все могло бы закончиться его сумасшествием или самой смертью, однако, Барбатос был сильным. И он дал мне силы двигаться в том туннеле дальше. Смотря на его искривленное гримасой боли лицо, я чувствовала тепло в груди, благодарность, с которой мне хотелось взять его голову в свои руки и положить на колени, но я не решалась. Боялась, что дотронувшись до него очерненной рукой, я лишь сделаю хуже, что он — тот, кто пережил со мной этот день, став неотъемлемой частью моей жизни — вдруг исчезнет…Как и многие другие…

— Жить будет…

— Госпожа, этот узор на вашей руке, он…

— Какая разница? Есть и есть, вам заняться нечем, кроме как вопросы задавать? Лучше ответьте, эти очерненные, — я кивнула в сторону, где холодели тела пораженных, что еще недавно бродили по полю, — они ведь умерли раньше, чем душа демона была упокоена, верно?

Страж посмотрел в ту же сторону и медленно кивнул. Даже самый недогадливый мог предположить, что этих людей кто-то убил. В их телах были раны не то от копья, не то от алебарды.

— Вы видели здесь кого-то еще, когда пришли?

— Нет, Госпожа. Никого.

— Вот как…

— Пойдемте. Вам сейчас нужен отдых…

Рядом с Барбатосом положили самодельные носилки, а меня медленно повели прочь, будто я не могла дойти сама. Я выглядела как жертва, перенесшая что-то поистине ужасное, и, даже в теории, я должна чувствовать опустошение и слабость, но…Я полна сил как никогда. Быть может, я путаю силы со злостью, глубокой ненавистью, но эта энергия переполняет тело и стремиться наружу, к той, кому она предназначается. Я не хочу больше никого терять. И теперь я способна защитить тех, кто мне дорог.

Разве, месть — это плохо? Она становится частью твоей жизни, придавая ей дополнительный смысл, становясь целью, достигнув которой ты почувствуешь особое удовлетворение, не похожее ни на что иное. Она бурлит в крови, заставляет самосовершенствоваться, показывает тебе скрытые возможности, о которых ты, возможно, никогда бы и не узнал, и…Разве, мстить — это грех? Разве плохо вернуть человеку то, что он заслужил? Хорошо ли сидеть на одном месте и верить в то, что судьба сама все вернет? Я не думаю, что мстить плохо. Иначе, как объяснить то, что я, наконец, взглянула на мир совершенно под другим углом. Под тем, который от меня столь долгое время пытались скрыть. Перед смертью Иараль я все же задам ей вопрос: зачем? Она отобрала меня у отца, убила его, так почему после не убила меня?

— Мои мужья…

— Госпожа, вам сейчас нужен отдых, поверьте…

— Где. Мои. Мужья.

Ведший меня под руку страж остановился, вглядываясь в дым, идущий от домов за лесом.

— Господин Баал вышел из-под воздействия черни, но впал в кому. Им разрушены три деревни. Убиты около сотни пораженных и около трехсот обычных граждан. Еще двести находятся в тяжелом состоянии. Также был разрушен храм, в котором вы пели для пораженных. Их всех завалило камнями.

Я с содроганием представила лица хозяйки и её сына Жейрана, ведь в том храме был её второй сын, и он…погиб. Баал не виноват в том, что чернь моего отца была слишком сильной даже для нагов, однако, укрытые горем люди объявят его причиной стольких смертей, и кто знает, на что способны потерявшие своих детей матери и отцы. Баала надо срочно увести отсюда.

— Господин Ориас сильно пострадал в бою, но, по словам лекарей, он выживет, сильный. Однако, прогноз на будущее неутешительный. Рана глубокая, некоторые органы были задеты. Больше сражаться он не сможет.

Бурлившая во мне кровь медленно остывала лишь от одной мысли, что сейчас маар корчится где-то в старой избе от невыносимой боли. Я ведь обещала ему спокойную жизнь, наполненную радостью, наполненную чем-то, что даст ему новое дыхание, но в эти обещания не входила боль и шаг на пороге смерти.

— А Господин Альфинур…Мы не нашли его. Жители видели его в сражении, но, что произошло дальше…Думаю, маар сможет все рассказать, как очнется.

— Как это…не нашли?

— Госпожа, наверняка, Господин вновь не предупредил о своих планах и сейчас находится в одной из деревень. Постойте. Вы бледная, словно мел. Успокойтесь, сейчас в этой суматохе нельзя ничего точно сказать…

— Альфинур не мог уйти…

Меня охватила дрожь и сильно затошнило. Остановившись, я отвернулась к кустам, пытаясь глубоко дышать. Ноги подкашивались, вся бушующая энергия испарилась в одночасье. Успокойся, Эолин, ну же…Сейчас нужно срочно написать письмо Валефору. Пусть вышлет помощь и пусть стражи заберут отсюда Баала. Нужно…успокоиться, да. Еще ничего не известно, а у меня уже перед глазами темнеет. Где же та уверенность…Почему месть так легко уступает страху?

— Госпожа, все закончилось…

— Ничего еще не закончилось. Все только начинается.

— Госпожа, вам нужно от…

— Отведите меня к Ориасу.

— Но он…

— Почему мне все приходится повторять по два раза сегодня!? — крик вырвался внезапно даже для меня. Стражи, прижав к головам уши, покорно склонились, поворачивая в другую сторону. В ту, откуда пахло гнилью и жареным мясом…

***

Из наблюдений одного старого дворецкого

Господин слишком пристрастился к алкоголю. Постоянное ожидание вестей сводило на нет природную горделивость, и его умная голова с каждым днем все ниже и ниже клонилась к столу, одурманенная коньяком или ромом. Слишком горд, чтобы признать, слишком чувствителен, чтобы выдержать. В этом была проблема Господина, чьи способности в науках и магии были поистине велики. Я последовал за ним из опалового клана в надежде увидеть, как он, наконец, обретет долгожданное счастье, однако, предательство из прошлого гложет его до сих пор, не давая наслаждаться жизнью сполна. Он не умеет быть честным с самим собой. Прячется за маской с непроницаемым лицом, пугает окружающих скрытой мощью, не позволяет никому заглянуть в свою душу, беря за основу образ кровожадного вампира, коим когда-то пугали маленьких детей.

Свой среди чужих. Чужой среди своих. Он никогда не расскажет Госпоже о своем прошлом, никогда не даст ей повода узреть в нем слабость. Он хочет стать для нее крепкой опорой, но не понимает, что она хочет честности, которую Валефор дать не сможет. Слишком много предательства, слишком много ожиданий, слишком больно ударили в спину те, что казались семьей.

Один из старших сыновей. Плод отнюдь не любви. Виноват ли он в том, что его мать изнасиловал вампир, которого та хотела казнить? Странная история, клану запрещено её разглашать, однако, история полюбится многим девушкам, жаждущим узреть нечто запретное, но не лишенное чувств. Она — Императрица, он — аристократ, отправленный на казнь в наказание за убийство. Она — наивна и чувствительна, он — хитер и силен. Как их свела судьба? Этого никто не знает, но он явно не хотел умирать, не оставив в этом мире наследника.

В Валефоре действительно течет сильная кровь. Он не знал любви матери, что видела в нем свою прошлую неспособность дать отпор мужчине. Он был талантлив, он был гордостью клана, он был её личным позором. Помню, как укрывал мальца за собой, пока тот кричал от боли, смотря на изрезанные пальцы, как плакала утонченная Императрица, размахивая окровавленным ножом. И вот ведь новость — для всех Опаловый клан пристанище порядка и строгости, темница чувств, в которой на деле бушует пламя. Валефор не виноват. Он не заслуживал этого отношения. Сколько раз его пытались отравить? Сколько приглашений на дуэль было прислано ему в надежде, что одна из них окажется для него последней? Вами восхищается клан, но поистине родные люди желают вам смерти. Вы не показываете этого, но для вас это тяжелая ноша…

Жаль, что его первой любовью оказалась та девушка из Сапфирового клана. Впервые его глаза горели страстью и огнем, впервые он был готов пожертвовать собой ради кого-то. Любила ли она его? Нет, я знал это, я говорил ему, но что влюбленному до бредней старика…Неглупая, но развратная девица. Изменила ему с Табрисом, пожелав того в свой гарем. Не думаю, что Валефор закрылся в тот момент, он никогда никому ничего не прощает, и судьба все повернула так, как было угодно ей. Когда Императрица согласилась на брак своего старшего сына с девушкой с нечистой кровью, показывая тем самым свое пренебрежение, я за много лет увидел на его лице улыбку. Это была месть. Он знал, что Табрис жаждал нынешнююГоспожа, он знал, что этим браком избавится от влияния клана. Думаю, тогда, когда дочь Сапфирового клана пришла к нему просить вернуть его любовь, он испытал истинное удовольствие в жестоком отказе.

И что теперь? Расчетливый вампир, выросший без семьи и привыкший брать все в свои руки, сейчас вновь приказывает мне принести к нему в кабинет коньяк, чтобы глупым образом утихомирить свое беспокойство. Не знаю, что произошло между Валефором и Госпожой, но я рад за то, что хотя бы так, но он показывает свои истинные чувства. Какой же вы глупый, когда дело касается любви, Господин. Если любите, то скажите, не надевайте маску перед теми, кто вам дорог. Почему ждете письма, но не решаете написать сами?

Но не выпить вам сегодня коньяка. Ночной стук в дверь привел неожиданных гостей…

***

Он был таким бледным, таким холодным и измученным, что на глаза невольно наворачивались слезы. Великий и могучий воин…Стражи с восхищением рассказывали о силе Ориаса, о его хладнокровии, но…Так ли важно это сейчас? Я скомкано улыбалась, изредка кивала, понимая, что окружающие меня люди пытаются своими речами оказать поддержку, и было бы грубо игнорировать такую неуклюжую заботу. Однако, глядя на замотанного в окровавленные бинты маара, чья грудь редко вздымалась, я с трудом держала себя в руках. Молча крутила в пальцах потрепанный марлевый бинт, вытаскивая из него пожелтевшие нити. Около часа я пела над измученным телом, пытаясь хоть так облегчить чужую боль, но Ориас не просыпался. После песни он лишь мирно засопел и перестал крутиться в постели. По словам лекаря, оказывавшего маару первую помощь, у Ориаса были сильные повреждения: несколько переломов, при которых осколки костей вонзались в органы и мягкие ткани, прокус клыков в правой ноге, отравление организма смертельным ядом, — при всем при этом он уже должен был быть мертв, но он выжил. Потому что он обещал.

Дверь в избу заскрипела, и на пороге появился старый лекарь, что хромая подошел к постели маара. Он молча окинул тело строгим взглядом, недовольно цыкнув в конце.

— Столько смертей, столько жертв…

Я ничего не ответила. Мы сделали то, что смогли, освободили деревни от черни тяжелой ценой, однако, если бы чернь продолжала расти, они бы умерли все. Вот только те, чьи родные погибли в этот день, наверняка не думают таким образом. Для них — Баал убийца, был ли он в своем разуме или нет. Я для них — спаситель, развеявший чернь, но…Именно я послужила причиной пробуждения этой самой черни. Получается, во всех смертях виновата я?

— А вы, погляжу, кое-что приобрели, Госпожа, — сузив глаза, лекарь смотрел на черный узор на моей руке. — Спрятать бы вам это, покуда жители деревни не направили свой гнев на вас.

В его словах был смысл, хотя сейчас было совершенно все равно. У жителей свое горе, однако, и я только что упокоила самого дорогого человека в этом мире. И если они хоть на сантиметр сдвинут надгробие, клянусь, я без зазрения совести вновь выпущу чернь.

— Хорошо, — кивнув словам старика, я накинула на себя накидку с длинными широкими рукавами, что висела на стуле. — Как Ориас?

— Намного лучше. Вы пели, да? Хорошее дело, полезное. Спит и ладно, он долго бредил до этого, вас звал.

В голове словно щелкнуло что-то. Я широко раскрыла глаза.

— Он говорил еще что-нибудь?

— Я мало слушал, Госпожа, — лекарь присел на соседний стул, — делом занят был, бинтовал, да раны промывал, к тому же, что бредни слушать. Но слышал краем уха, как он про четвертого вашего мужа говорил. Про Альфинура, мол, забрали того.

— Кто забрал? — голова начала сильно болеть. Хотелось спать.

— А этого, думаю, даже сам маар не знает. Выжившие говорили, что видели Альфинура в небе. Потом якобы вспышка. И вот его нет. Но вот вам совет мой, как врача старого, вы пока о себе подумайте, на вас места живого нет. Муж ваш сильный, он вернется, думаю, скоро, что бы ни случилось.

— Наверное, вы правы…

— Конечно, идите, поспите. Что у койки сидеть, вам самой нужно сил набраться. Я присмотрю за ним.

— Да, спасибо, — я встала со стула, но вновь почувствовала приступ тошноты. В глазах на секунду потемнело, и я резко схватилась за спинку стула.

— Вы хорошо себя чувствуете?

— Да-да, мне просто нужно поспать…

Упав на кровать, я проспала двое суток. На этот раз мне не снилось ничего, но от правой руки постоянно исходило приятное согревающее тепло. Стражи, взяв на себя командование, исполнили мои приказы так, как я хотела, а потому, проснувшись, мне оставалось лишь выслушать то, что произошло за это время.

Баал так и не пришел в себя, но его отправили в сопровождении домой. Жители хоронили своих родных, убирая с улиц обломки разрушенных зданий. Погибшим в сражении оборотням установили жалкое подобие памятника, их имена высекли на большом камне — это все, что сейчас можно было сделать. Ориас очнулся день назад, а Альфинур…так и не вернулся.

Убитая горем хозяйка деревень слегла в постель, а её муж будто постарел на несколько лет за эти дни. Маленького Жейрана я не видела, но искренне надеялась, что хотя бы с ним все в порядке. Слухи летели быстро, поэтому все кланы уже знали о случившемся. Думаю, сейчас наверняка происходит какое-то собрание, на котором все Императрицы осуждают Рубиновый клан. Раньше надо было все это обсуждать. До того, как погибнут сотни или тысячи.

Барбатос уже встал на ноги, однако, восстановился не полностью: изредка во время нагрузки у него отказывала то рука, то нога. Но все они были живы. Все мы скоро поедем домой. Но скоро ли? Альфинур не мог уйти сам, я знаю это, но остается только то, что его забрали. Кто? Не важно кто, я найду и верну своего мужа, теперь это в моих силах. Ведь Альфинур оставил мне нечто большее…

Глава 21

— Ну же, открой ротик, — зачерпнув из миски немного овсяной каши, я поднесла ложку к губам Ориаса, упряма тыча ею в плотно сомкнутые зубы. — Давай, что ты, как дите малое?

— Я мог бы и сам поесть…

— Неужели? — наигранно удивленно я посмотрела на забинтованные руки, безвольно лежащие на одеяле. — Пошевели хотя бы пальцем, герой.

Ориас нахмурился и одновременно покраснел, отворачивая голову к окну. Всего лишь три дня, но за это время он сильно истощал и был также бледен, как после самого ранения. Остальные видели в нем все того же сильного воина, не потерявшего боевой дух, но сейчас передо мной сидел простой ослабевший человек, неспособный даже взять в дрожащие пальцы ложку. Сказал ли ему лекарь о том, что он больше не сможет сражаться, как прежде? Навряд ли, но Ориас и сам прекрасно все понимал, глядя на свое серое лицо в отражении. Он тихо говорил, почти ничего не ел и вместе с тем бодро уверял о том, что все в порядке. Что постоянно кровоточащие раны — последствия яда, а ослабевшие руки — явление кратковременное. Так ли это? Конечно, нет. Из-за яда мышцы атрофировались, даже если он восстановит свои силы, на это уйдет слишком много времени. Я не хочу, чтобы он думал только об этом. Быть может, именно сейчас, когда его эпоха сражений зашла за горизонт, он задумается об иных вещах…

— Где Альфинур?

Опустив ложку в миску, я нервно прокашлялась, выдавливая из себя неестественную улыбку, не говоря ни слова. Почему-то, когда речь заходила о нем, я впадала в какую-то растерянность, пытаясь скрыть поднимающиеся из глубин слезы. Он не вернулся, он не мог, его держали где-то, возможно, вновь из-за меня, а я даже не знала где, сидела и ждала, что он постучится в дверь, ласково улыбнется и все мне расскажет.

— Я действительно не знаю, кто это был, Эолин. Прости…

Ориас вновь нахмурился, но послушно приоткрыл рот, позволяя мне ввести туда ложку.

— Как твоя нога?

— Болит, но меньше. Баал на славу постарался, прокусывая её, — маар рассмеялся, но тут же закашлялся. Вскочив со стула, я подала ему воды, но он лишь небрежно махнул рукой, вновь хмуря брови. Эта складка на лбу в последнее время не сходила с его лица.

— Эолин, я понимаю, что ты хочешь помочь, но…Но когда ты не отходишь от меня ни на секунду, я чувствую себя жалким.

Остановившись в метре от кровати, я поставила кувшин с водой на место. Уголки губ непроизвольно дернулись в улыбке. Значит, ты просто не хочешь показывать мне свою слабость? Вновь ты только о себе думаешь, Ориас.

— Но мне все равно, — подойдя к маару, я обхватила его голову руками и прижала к своей груди, поглаживая его по плечу. — Если ты не можешь быть со мной рядом, значит, я буду с тобой.

Он замер. Глубоко и тяжело выдохнул, обдав горячим дыханием кожу, а затем прижался своей худой щекой ко мне, прикрыв глаза. Я ласково улыбнулась, ведь действительно, как маленькое и дорогое мне дитя. Проведя ладонью по синим волосам, я почувствовала легкий поцелуй на руке и еще крепче обняла Ориаса, слыша, как его сердце начинает биться все чаще. Внезапно его голова стала слишком тяжелой, и я несколько отстранилась назад, всматриваясь в его бледное лицо. Он спал. Мирно и беззаботно сопел, пригревшись на груди, провалившись в мир грез за жалкую минуту. Теперь ты для меня гораздо больше, чем просто телохранитель. Ты вновь и вновь спасаешь меня, а я даже не могу тебе сполна отплатить. Пускай, это малое, что я могу сделать, но позволь хотя бы любить тебя в надежде услышать когда-нибудь столь важные слова в ответ. Каким бы сильным ты не был, каким бы немощным не казался, я никогда не отвернусь от тебя. Не только из-за обещания, но и из-за того, что ты дорог мне. Позволь эгоистически думать, что и я дорога тебе.

Положив маара на подушку, я попыталась уйти, но поняла, что он во сне продолжает сжимать мою руку. И я не смогла её выдернуть. Настолько крепкой и горячей была его слабая, некогда не двигающаяся ладонь…

Сидя в старом кабинете, я смотрела в окно, держа руки на животе. Маленькая часть меня. Маленькая часть его. Словно и не со мной вовсе происходит…Сколько дней этому малышу, силой проложившему дорогу к своей жизни? Всего лишь неделя, но я чувствую его крохотный магический поток, согревающий низ живота. Моя маленькая радость, что дарит страх. Я боюсь. Материнство казалось мне таким далеким, что я никогда не задумывалась о том, каково быть мамой. Каждый день не несет в себе хороших вестей, ты появился в тяжелое и смутное время, малыш. Стоит ли впускать тебя в этот мир, наполненный ложью и смертью? Смогу ли я подарить тебе улыбку, если не могу подарить её мужьям? Мне страшно. За тебя. И за себя. За то, что дорогие мне люди исчезают или слабеют, что скоро я могу потерять все, что гарантировало мне счастливую и богатую жизнь, что ты, получив опасную кровавую смесь, станешь новой мишенью этого несправедливого мира, где тех, кто любит, убивают сразу. Что мне делать? Ты не скажешь…Никто мне не скажет…

— Госпожа… — сморгнув слезу, я повернулась к двери, в которой стоял Барбатос. Увидев мое лицо, он неуверенно сделал шаг вперед. — Могу ли я…

— Конечно, присаживайся. Какие новости?

Командир потоптался на месте, после сев в кресло напротив. Его хмурое лицо не обещало благих вестей. Впрочем, за последнее время я уже привыкла к этому…

— Наши разведчики смогли выяснить местоположение господина Альфинура…

— Где он!? — вырвалось у меня из груди так громко, что я даже вскочила со стула.

— Госпожа, — Барбатос медленно поднялся, так осторожно, будто боялся, что я сбегу, — прошу вас, вы еще восстанавливаетесь, поберегите силы.

— Где он, Барбатос, прошу, скажи мне!

— В горах орлов.

— Но…Это же…Это…Целый месяц, чтобы до туда…

— Госпожа, — оборотень аккуратно обогнул стол, — какой-то мощный маг применил телепорт, чтобы перенести вашего мужа в горы. Мы уже выслали туда вооруженный отряд. Они применят свиток телепорта.

— Вооруженный?..

Барбатос прижал уши к голове.

— Альфинур — потомок главы фениксов, неудивительно, что феникс захотел вернуть свое дитя, и…

— Альфинур кто? — в глазах темнело. Кто потомок? Куда вернуть? Я не понимала уже совершенно ничего…

— Так он не рассказал вам…Альфинур — союз орлицы и главы фениксов. Но, когда фениксы покинули те горы, глава не знал о том, что орлица беременна, а та разродилась двойней, и…

— О, Небеса…Мне все равно! Где Альфинур?

— Если фениксы узнают, что орлы обрубили их детям крылья, начнется новая война. Мы не знаем, зачем они похитили вашего мужа, если он однокрылый. Тем более мы не знаем, зачем главе фениксов внезапно потребовались дети. Можно лишь предположить, что орлы хотят каким-то образом вернуть господину крыло, чтобы отдать Альфинура затем фениксам, но…

Я понимала, что падаю. Маленький сгусток энергии внезапно разбушевался, и перед глазами померкло. Больно не было. Сильные руки схватили меня прежде, чем я упала на пол. Его похитили, его держат в плену, чтобы затем отдать в другой плен. Мне все равно. Глава фениксов? Да пусть хоть их божество. Я не отдам Альфинура никому.

Но я так устала…Почему бороться за свое счастье так сложно…

Что мне делать, папа?

Из наблюдений старого дворецкого

— Прошу, Валефор, она должна бежать!

Госпожа Фирюэль, укутанная в плащ, со слезами на глазах впивалась в руку господина. Позади нее, понурив голову, стоял младший сын Изумрудной Императрицы. Теперь было понятно, с помощью кого эта девушка смогла сбежать из дворца.

— Я понимаю, но…все, что ты говоришь, кажется слишком нереальным, — натянув свой аристократический образ, Валефор скрестил перед собой пальцы. Так он делал всегда, когда начинал нервничать. — Иараль не может быть беременна. Все знают о её бесплодии.

— Валефор, прошу, послушай. У нас очень мало времени! Лийам, расскажи ему! — госпожа повернулась к своему зеленоволосому спутнику. Тот нерешительно дергал рукава плаща, чувствуя на себе строгий взгляд вампира.

— Моя мать действительно беременна. Эта новость всколыхнула весь дворец, только поэтому мы и смогли сбежать. Я уверен, что это благодаря старому лекарю-нагу, с которым у нее была какая-то сделка. Не знаю…Я не знаю, как, что он дал ей, что она смогла забеременеть, но…

— Но?

— Несколько дней назад Иараль с ножом напала на госпожу Фирюэль. Она кричала что-то о крови, и если бы не я, то госпожи бы уже не было в живых…

Валефор наклонился вперед. Его темные брови все больше сдвигались на переносице.

— Обряды на крови всегда заканчиваются чьей-то смертью. Очень характерно для нагов. Если ради беременности она начала все это, значит, ей нужна кровь не сыновей, а приемных дочерей, чтобы закончить этот обряд?

Верно, уж кто-кто, а именно вампиры лучше всего разбираются в магии крови.

— Простите господин, мы не знаем. Однако, и госпоже Эолин теперь угрожает опасность, и мы хотели вместе с ней бежать в Северную Империю. Служанка Айе пропала из дворца, в деревнях открываются потоки черни — мы не можем больше рисковать своими жизнями.

Фирюэль согласно кивнула. На её сером лице я заметил свежую глубокую царапину от подбородка до шеи. Видимо, императрица метила прямо в цель.

— Валефор, поедем с нами! Чатритан как раз недалеко от границы с Северной Империей! Заберем Эолин и сбежим!

Я обеспокоенно посмотрел на господина. Для него статус и род были превыше всего. Бросить все это, стать изгнанником? Господин слишком горд, к тому же его жизни ничего не угрожает. Он поможет госпоже, но, я уверен, он останется здесь. Он никогда не променяет эту гордость на бедность в чужой стране.

— Хорошо.

Я стар, не глуп, но как дышать забыл. Господин согласен? Согласен бросить своих слуг, свое роскошное будущее? Все-таки я глуп, раз за все это время так и не смог узнать того, кому служу всю свою жизнь.

— Времени на ночевку у нас нет, поэтому отправимся в путь сегодня. Прикажите Баалу собираться. Понимаю, что он только пришел в себя, но нельзя терять время. Лийам, позволь задать вопрос: почему и ты бежишь?

Паренек мгновенно покраснел и опустил взгляд. Фирюэль вскочила с кресла.

— Какая разница! Нам нужно собираться!

Глава 22

— Как это там ничего не было…

Прибывшие с разведки стражи еще раз переглянулись. Мои интонация и искреннее удивление, должно быть, вызывали неуверенность и в них самих, отчего их отчет с каждой минутой все больше становился тихим и невнятным. Стоявший позади меня Барбатос недовольно скрестил на груди руки, вызывая в стражах еще большую растерянность, но факт оставался фактом — деревни не было.

Если верить словам разведчиков, то они прибыли на предполагаемое место незадолго до заката. Координаты полностью соответствовали указанным данным, да и в сроке годности свитка можно было не сомневаться, однако…Деревни не было. Осколки разрушенных камней, обрывки какой-то одежды и ни одной живой и неживой души. По словам предводителя данной вылазки, все выглядело так, будто горный народ второпях покинул свой дом, забрав при этом абсолютно все вещи.

— Госпожа, безусловно, прямого подтверждения этому нет, но смею предположить, что подобное нельзя трактовать иначе, кроме как война.

— Война между орлами и фениксами? Два клана, что сами смешали свою кровь, вдруг решили начать воевать? — с моих уст слетела язвительная усмешка. Все-таки это даже звучало глупо. — Что же они не поделили? Детей?

— Прошу прощения, Госпожа, однако, как бы странное подобно не звучало, но война — это не просто предположение, — Барбатос сделал шаг вперед, чтобы я могла его видеть. — Несмотря на то, что орлы действительно смешали свою кровь с кочующими фениксами, их обычаи и культура слишком жестоки. Даже к детям, как вы знаете…В противовес фениксы с их сильным материнским инстинктом. Однако, не думаю, что это основная причина войны.

— Говоришь так, будто война — это уже что-то вполне разумеющееся…

— Простите, если это прозвучало так. Но позвольте высказать личное мнение.

— Говори.

— Нам не стоит вступать в эту войну.

На мгновение я даже дар речи потеряла. Как он может так говорить, зная, что в этой войне участвует Альфинур? Это уже автоматически и наше сражение! Что за бредни…

— Госпожа, учитывая нынешние обстоятельства, мы ничем не поможем. Наши силы ослаблены, да и не тягаться нам ни с фениксами, ни с орлами.

Хлопнув рукой по столу, я резко поднялась со стула, стараясь не показывать хотя бы лицом свою злость. Связано ли это с ребенком или с моей привязанностью к Альфинуру, но, когда речь заходила о нем, я всегда реагировала слишком бурно. Конечно, я могу оправдать Барбатоса тем, что его первоначальной целью является моя защита, но пусть хотя бы немного поймет, каково мне. Проще всех и все бросить да жить в свое удовольствие, не думая ни о чем, да вот только уже поздно.

— Госпожа…

— Довольно. Я плохо себя чувствую. Вечером будет собрание, пока мне нужно все обдумать.

Стражи склонили головы, и я вышла в коридор, отправляясь к себе в спальню. Как же мне уже надоело плакать от распирающего грудь горя…

Да, нам не тягаться с этими расами. Фениксы за свою семью спалят чужих им людей дотла, а орлы пронзят молниями, гремящими в небесах. Я знаю, что, если вступлю в эту войну, то своими действиями подвергну опасности всю Империю. Что же все-таки стало причиной скорой битвы? На чьей стороне находится Альфинур? Что же делать мне…

На собрании было решено отправляться в обратный путь. Ориас, как и Барбатос, даже думать не стал над тем, чтобы хотя бы узнать причину войны. Поэтому заснуть этой ночью я не могла. Складывалось ощущение, будто только я боялась грядущего пороха войны, боялась за тех, кто может в него попасть. Безусловно, маар и оборотень знали сражения лучше меня, знали, сколько погибнет, знали, к каким последствиям все приведет, и…Именно поэтому мы возвращались домой. Вступив в эту войну, бой перейдет на всю Империю, затронет каждый уголок невинных жертв, и падет гораздо больше людей, нежели за эту неделю от черни. Я понимала это, но мне было слишком тяжело. Невероятно трудно попросту пускать все на самотек, надеясь, что дорогой сердцу мужчина скоро вернется невредимым. Волновало меня и отсутствие письма от Валефора. Почему он не пишет? Неужели что-то случилось за время нашего отсутствия…Как Баал? Давит ли на него содеянное? Столько вопросов, а ответов нет…

Поднявшийся на балконе ветер снес горшок с цветком, что с грохотом упал на плитку. Я поднялась с кровати, чтобы закрыть ведущую на балкон дверцу. Такими темпами я и вовсе не усну, а завтра долгий путь. Как представлю, что вновь придется перебираться через пустыню, так сразу пить хочется, да и усталость тело сковывает.

Взявшись за ручку дверцы, я потянула её на себя, подмечая, что грозовые облака, закрывшие собой яркую ночь, переливались цепями молчаливых молний. Наверняка скоро пойдет сильный дождь столь редкий и долгожданный в данных местах.

Увидев в темноте два сверкнувших глаза, я еле сдержала не то крик, не то писк, дернув на себя дверь изо всей силы. Зверь? Нет. Чья-то рука схватилась за косяк, и, вместо того, чтобы закрыться внутри, я ударила дверью по этой самой руке, да так сильно, что дверь отпрыгнула в сторону. В похвалу себе же я заметила, что стала реагировать на все гораздо быстрее, иначе объяснить свой стремительный побег из спальни я не могла. И все же до выхода я не добежала. Та самая рука схватила меня за запястье, и я уже было открыла рот, чтобы закричать, но…

— Эолин! Это я…

Медленно обернувшись, я так и застыла с открытым ртом, не веря своим глазам. Наверное, я все-таки уснула, и теперь мне это снится. Ущипнув за кожу сначала себя, а затем и чужую руку, я услышала добрый родной смех.

— Не спишь, не спишь, Эолин. Прости, что оставил тебя…

Я с силой прижалась к груди Альфинура, зажмуривая глаза и вдыхая запах паленой травы и свежих яблок. Он крепко обнял меня в ответ, упираясь своей щекой на мою голову. Так тепло…Так хорошо…

— Где ты был…

— Эолин, послушай меня. Вам сейчас же всем срочно нужно уходить отсюда.

Подняв голову, я с недоумением посмотрела в лицо своего мужа.

— С тобой?

Он с силой закусил губу и отрицательно покачал головой.

— Если я пойду с тобой, то предам отца. Если заберу тебя, то подвергну большой опасности. Я разрываюсь на части, потому что не хочу войны и потому что не хочу оставлять тебя…Никому не хочу оставлять…Я так люблю тебя…

— Тогда почему ты опять уходишь, Альфинур?! — из глаз потекли слезы, и мужчина сник окончательно. Да, у тебя есть причина, у тебя тоже есть семья, но да, я эгоистка! Я не хочу, чтобы ты уходил, не хочу, чтобы ты просто исчезал из поля зрения! Сердце болит, а ты вновь вот так запросто собираешься оставить меня. Меня и…

— Альфинур, я бе…

Вдали сверкнула яркая молния, пронзив небеса своим светом. Отпустив меня из объятий, Альфинур быстро рванул к шкафам, доставая оттуда одежду, обувь и начиная сметать в мешок все, что казалось ему ценным.

— Я не знаю наверняка, как связаны орлы и Императрица, но Эолин, — он обернулся и обеспокоенно осмотрел меня с головы до ног, задерживая взгляд на узорах на руке, — не подходи к Императрице, слышишь? Ни к своей матери, ни к Рубиновой, слышишь? Пообещай!

— Но куда мне тогда…

Вдалеке опять прогромыхало. Натянув мне на голову поверх сорочки какое-то платье и всунув в ладони мешок с неизвестно чем, Альфинур взял меня на руки, выбегая на балкон. На улице уже носились проснувшиеся люди и стражи, несмотря на то, что в самой деревне было тихо и мирно, однако…Вдалеке, там, где, казалось, был горизонт, бушевал пожар. В эпицентр этого пламени изредка попадали сверкающие молнии, кружащиеся в грозовых облаках. Так далеко, и в то же время так близко. Это не наша война. Но она не пройдет бесследно для нас.

— Ориас и Барбатос уже ждут тебя на выходе из деревни. Бегите в Северную Империю, договорились? — на серьезном лице возникла приободряющая улыбка, на которую я отреагировала злым взглядом. Видимо, судьба сулит мне узнавать все самой последней. Почему бежать? Почему именно в Северную Империю? Не сказала бы, что против, однако…Это ведь равнозначно предательству Центральной Империи!

Альфинур расправил огромное крыло, компенсируя второе призванной огненной магией, характерной для фениксов. Один взмах, и ветер стремительно врезается в лицо и волосы, обдает холодным ночным потоком, пронзающим кожу до мурашек. Я крепко зажмурила глаза, прижавшись к груди оборотня. Страшно и тепло. Ужасающе и уютно. Я совсем ничего не понимала. Стоило мне смириться с мыслью об отце, как мне говорят избегать Иараль. Да, она виновата в смерти моих родных, но она сохранила мою жизнь, совершив тем самым фатальную ошибку. Она узнала о том, что мне стало все известно, и решила избавиться от теперь мешающего фактора? Значит, остается лишь бежать…В чужую Империю с ребенком под сердцем, не зная, что стало с другими мужьями? Я обещала себе стать сильной, обещала смотреть на все уверенно и твердо, но мне опять страшно. Так страшно, что хочется не бежать, а заснуть и больше не проснуться. Императрице на радость. Себе на успокоение.

Опустившись на землю, Альфинур не ослабил хватку, продолжив нести меня в руках. Он не врал. Он действительно не хотел расставаться, хотел, как и я, подольше насладиться теплом, идущим от тел. А когда мои ноги, наконец, коснулись земли, я увидела его печальный взгляд. Раньше война была для меня лишь словом. Теперь это то, что я ненавижу всем своим сердцем. За смерть. За разлуку.

— От Чатритана до Чайраля верхом на конях дня два. Оттуда до границы еще день пути. Прошу, будьте осторожны, — произнес Альфинур, смотря мне через плечо. Я обернулась. Три лошади. Только самые необходимые вещи. Ориас и Барбатос в полной экипировке.

— Кто бы подумать мог, — маар подошел ко мне, взяв из рук мешок, — что орлы — зачинщики войны. Устроить бойню из-за одного артефакта.

— Я помогу отцу вернуть артефакт, а затем сразу же вернусь к тебе!

— Нужно торопиться, — Барбатос подвел ко мне мою лошадь. — Если орлы заметят нас, то мы не сможем уйти спокойно.

— Верно, — Альфинур грустно улыбнулся напоследок, поворачиваясь в сторону, где бушевал пожар. — Будьте осторожны, прошу…

— Сам хоть не помри, — вскочив в седло, Ориас поморщился. Его нога до сих пор так и не зажила.

— Госпожа, нам пора…

— Да, но… — я еще раз обернулась на Альфинура. Я должна ему сказать, он должен знать, но ком в горле встал. Не могу ни слова выдавить…Достав из мешка набор для писем, я дрожащей рукой нацарапала пером на бумаге то, что с радостьюхотела бы сказать сама, а после молча протянула её мужу, целуя того в щеку.

Ударив по бокам лошадей, мы рысью отправились в путь. В долгий путь, который я запомню на всю жизнь. В путь, что сведет меня с новыми людьми, что покажет правду этой жизни, что закалит мой характер во веки веков. В путь, который подарит мне несколько новых дней рождений. В путь, что начался со слов «У нас будет ребенок» и с счастливого взгляда, подаренного мне вслед той полыхающей ночью…

Глава 23

Из воспоминаний хозяйки дома

Стара я уже стала, болят колени, да спина не разгибается, хожу яки знак вопросительный, но память у меня хорошая. Нечасто ко мне гости захаживают, деревня-то у границы самой с Империей Центральной, да и глушь, чего уж греха таить. А тут с месяц назад в дверцу постучали, на ночлег попросились. Да так на месяцок у меня и остались. Не хотела я их оставлять, муторно с богачами возиться, что из Харрана бежали, да они уж просили сердечно и оплатили щедро. Девку-то мне жалко стало. Бледная, яки смерть сама, и вдобавок брюхатая. Рядом два бугая — мужья, как она их назвала мне. Красноволосый, правда, соврать не смог, раскраснелся там, став цветом своего хвоста, и замолк дня на два. Второй, однако, и правда муженьком оказался. Хмурый тип, здоровый, да только хромой. Видала я ногу его: кусанули его так, что в месте раны углубление образовалось, так уж кожа стянулась. Девка-то и не глупой оказалась, поняла, что с одним муженьком хромым безопасности не видать, да через неделю обвенчалась в церквушке местной с оборотнем. И молодец, теперь уж точно не сбежит, а ей защита дополнительная. Оборотень тот, впрочем, сбегать и не собирался. Вижу я, что люба она ему.

Два мужика в доме работящих мне с огородом да с животиной здорово подмогли, а вот девка неумехой оказалась. Ни убрать нормально не могла, ни дырку зашить, ни каши сварить. Как стирать в реке начала, так все ладони мозолями покрылись. Прялку увидала, ладу ей дать не могла. У самой-то платье из шелка было, но ткань порвалась знатно, поэтому пришлось ей простецкое грубое пошить. Щи мои пустые только с пинка ела, корчила лицо. Видно, что не из простых. Не пальцем деланная. Но жалко её все же было. Видала я в бане у нее на руке метку черную. Демонское отродье, таких из Харрана быстро гонят. Как она до тех пор там вообще жила?

Муженьки за ней хвостом бегали. Ни на минуту оставить не могли, кружили вокруг, яки наседки с яйцом. Всю работу за неё выполняли, но та все равно кой чему у меня наловчилась. Показала я ей, как шкурки животных свежевать, как с пряжей работать надобно, как хлеб в печи испечь. Ладони у неё погрубели, а лицо так и не зарумянилось. Частенько она в бане слезы проливала, да не спрашивала я. Видать, тяжелое что случилось, незачем раны лишний раз раскрывать. Время все залечит да спокойствие подарит. Ребеночка тоже тревожить не надобно. Ежели мамка переживает, то и ему плохо. От кого она дитятко носила, я так и не поняла, но оба муженька возились с ней так, будто их-то детей она и вынашивала. Хорошие то мужички, любят её, раз вместе с ней бежали.

Вот так месяц они у меня и прожили. Устала я, но и порадовали они старушку, а то уж я сама с собой разговаривать начала. Резко он спохватились. Не погоня ли за ними случаем…Ох, девонька, береги себя. Она у меня за несколько дней до отъезда о троллях спрашивала. Но те еще во время войны в леса бежали, закрылись там, щиты понаставили. Боевой народец, им палец в рот не клади. Не уж-то к ним гости мои собрались? Однако, ежели они хотят в место безопасное попасть, то только в леса им и дорога. У троллей помощи просить, впрочем, как у пенька деньги занимать — бесполезное занятие. Да только, если друг ей тролль какой, то вход ей будет. Но есть ли там такой? Троллей, как демонов и русалок, во время войны знатно истребили.

Еще раз обернувшись, я посмотрела вслед трем всадникам, уезжающим из деревни. В доме без них совсем уж тихо. Да прибудут с вами Небеса. Дочь морей, могучий маар и священный лис, пусть в вашей жизни наступит светлая полоса. Пусть на лицах появятся улыбки, пусть вам достанется, хоть и не богатая, но счастливая жизнь. Найди, девонька, того самого Геграса, о котором ты спрашивала, и да поможет он тебе. Довольно плакать, русалки и без того пролили слишком много слез…

— Фирюэль, принести тебе что-нибудь?

Я отрицательно покачала головой, смотря, как врач накладывает на ожоги повязки. Поездка в Чатритан могла закончиться для нас летальным исходом — столько стрел просвистело рядом с моим лицом. Мелодию из лязга мечей, трещавших под огнем домов и вездесущим громом я запомню на всю жизнь, настолько страшно мне тогда было.

— Воды?

Я вновь покачала головой, с усталостью смотря на Лийама. Он беспокоился за меня и отчего-то винил себя в том, что упавшее мне на руки горящее полено, было его ошибкой. Но здесь не было его вины, мы должны благодарить судьбу за то, что в том сражении оказался Альфинур, спасший всем нам жизни.

— Ну, вот и все, — бинтовавший мне руки врач поднялся с колен, отряхнув штаны. Его сложенные сероватые крылья начали медленно расправляться. У старых фениксов, как мне объяснил Лийам, у всех серые крылья. Белый цвет со временем выгорает, превращаясь в пепельный. — Я сообщу юному господину о том, что вы в порядке. Молодой человек, у вас точно нет ран?

— Нет-нет, — Лийам замахал ладонями. — Все хорошо. Я присмотрю за Фирюэль.

— Рассчитываю на вас. Если понадобится помощь, я буду в пещере неподалеку.

— Благодарю.

Дверь закрылась, и сын Императрицы сел рядом со мной на огромную подушку, аккуратно целуя в губы. Что бы, интересно, сказала моя сестра, узнав о том, я и Лийам любим друг друга? Да, он младший сын Иараль, но он совсем не похож на неё. Иногда он бывает очень растерянным и чересчур мечтательным, но он всегда верен своему слову, а еще он последовал за мной, добровольно став изгнанником. Его ведь могло ждать прекрасное будущее, но он выбрал будущее рядом со мной…

У нас нет общей крови, и, пускай он мне сводный брат, я не могу загасить в себе эти чувства. Мы сбежим отсюда и начнем все заново. Так я думала…Маме…Нет, не маме. Иараль зачем-то необходима моя кровь и кровь Эолин, и ради этого она отправила за нами наемников. Не думаю, что при встрече они ограничатся небольшой царапиной. Иараль не нужны претенденты на её место, если она уже вынашивает кровную наследницу.

Валефор понял это сразу, однако, могли ли мы ожидать увидеть Чатритан в огне? Впервые я видела вампира и нага такими жалкими, впрочем, думая, что в этом пожаре находится Эолин, я и сама была готова в любой момент рухнуть в обморок. Многих людей успели увести из деревни, и тогда я дышала лишь одной мыслью о том, что и моя сестра среди тех, кто спасся. Орлы и фениксы…Это страшная война за артефакт, за право установить контроль.

Альфинур спас нас, вывел из пожара, отправив телепортом сюда, в горы, где временно жили фениксы. Он выглядел…счастливым? Да, счастливым, улыбка не сходила с его лица, несмотря на то, что война ежесекундно разгоралась. И он все рассказал. Эолин уже направлялась к Северной Империи, и из нас вырвался облегченный выдох. С ней были Ориас и Барбатос, они защитят её, к тому же, в чужой стране наемники не смогут действовать так свободно, как прежде. Но то, что Эолин беременна…

Я была рада, но мне было и страшно. С маленьким ребенком, когда по следу идут убийцы за кровью? Надеюсь, с ней все в порядке. В любом случае, мы должны поспешить к ней, но прежде, попытаться избежать столкновения с орлами. Альфинур сказал, что поможет нам перейти через границу, однако…Как только Эолин сбежала в Северную Империю, на границе тут же столпились воины Изумрудного Клана, которым было приказано найти сбежавших дочерей. Оскорбленный Рубиновый Клан, который выставили трусом и которому нанесли пощечину, стоило Ориасу стать мужем моей сестры, согласился дать и своих наемников, что славились своей скрытностью и исполнительностью. Видимо, без нашей крови Иараль не сможет родить и будет носить ребенка до тех пор, пока не получит заключительный ингредиент, а значит, мы должны сделать все возможное, чтобы ей ничего не досталось.

Валефор и Баал хотели сразу же пересечь границу, однако попали в бой с орлами. В последнее время они выглядели очень подавленно, и их можно было понять.

— Сфера хаоса — действительно тот артефакт, за который война будет особенно жестокой.

Я с удивлением посмотрела на Лийама. Он был очень начитанным, я о таком артефакте не знала ничего.

— Вещь страшной силы. Может вернуть человека к жизни, если тот в предсмертный час проглотит сферу. А если сфера окажется внутри, то подарит достойному великую силу одной из четырех стихий. Ну, так было написано…

— Избранному?

— Да. Если хозяин будет недостаточно силен, то сил у него не появится.

— Странный артефакт. Зачем за него бороться, если он может и не дать сил?

— Те, кто поедал сферу, становились в истории великими и сильнейшими существами. Можно сказать, что клан, что получит сферу, станет контролировать все остальные.

— И где он находится?

— С этим и загвоздка. Его ауру обнаружили недалеко от Чатритана, и теперь там обыскивают каждый уголок. Поэтому мы не скоро сможем пересечь границу…

Я опустила голову. Наверняка Валефор и Баал уже знают об этом. И я могу понять, насколько плохо они сейчас себя чувствуют. Эолин больше не Великая Госпожа, но они её мужья, у которых есть свои чувства. Они составляют её личное равновесие, которое сейчас в шатком положении. Без неё они чувствуют ту же потерянность и страх, что и она без них…

— Фирюэль, — Лийам взял меня за руку, — все будет хорошо.

Я попыталась улыбнуться.

— Спасибо. За то, что ты рядом…

Глава 24

— Не нужно так дергаться, я же не отрубаю тебе ногу…

Сделав еще один тур бинтом вокруг голени, я посмотрела на обеспокоенное лицо Ориаса, что сосредоточенно следил за моими движениями. Если бы не вовремя оказанная первая помощь в тот день, эти бы раны заживали гораздо дольше. Хромота, к сожалению, не исчезнет, но это малая цена за спасенную жизнь.

— Я много раз видела, как Барбатос это делает, не волнуйся.

— Да я…просто…Ну…

— Вот и все, — закрепив бинт, я довольно посмотрела на проделанную работу. Несмотря на то, что делала я это первый раз, выглядело все довольно неплохо. — Выдохни- выдохни. А то даже слов связать не можешь, — я тихо рассмеялась, проводя пальцами по татуировке на руке мужчины. — Что это за узоры?

— А, это… — маар посмотрел на татуировку так, будто видел её первый раз, — забываю уже про неё иногда — так давно я её сделал. Это на древнем маарском. Вот это, — Ориас показал на круг с множеством линий внутри, что начинался от плеча, — дарует носителю силу. А эти, похожие на треугольники, — стойкость.

— О, эти на листья похожи вокруг лозы. Гибкость?

— Нет-нет, — маар тепло улыбнулся, — это жизненная сила. А вот эти, напоминающие змеиную чешую, — холоднокровие.

— Ты сделал татуировку, когда был заключен в шахту?

— Нет, она была у меня задолго до того. Подобные узоры делают многие маары, кто посвящает свою жизнь воинскому искусству. А вот что значат твои узоры… — Ориас взял мою правую руку, рассматривая застывшую на веки чернь.

— Наверное, мне стоит узнать это при встрече с каким-нибудь демоном. Странно, что нам до сих пор не попался никто из этой расы.

— Они, как и русалки, севернее живут. Подальше от Харрана. И правильно сделали…

Я снова улыбнулась, собираясь встать с огромной копны сена, но не смогла. Мою руку держала теплая мужская ладонь. Вопросительно вскинув брови, я посмотрела на маара, что прикрыл свои золотые прекрасные глаза.

— Прости…

— За что ты извиняешься?

— За все это…За постоянные бега, за ночевки в старых разваливающихся сараях, за жареных полевок на ужин, за бинтование гноящихся ран, за порванную обувь и потрепанную одежду, за то, что не могу дать тебе ту жизнь, которой ты заслуживаешь…

Я так и замерла с приоткрытым ртом, собираясь было что-то сказать в ответ. Конечно же, он не был виноват, и некому за все это извиниться, но в груди так потеплело от одной мысли о том, что ему и нескольким другим людям не безразлична моя судьба. Сколько бы врагов не было вокруг, сколько бы убийц не бежало сейчас по нашим следам, есть те, что придут за мной, защитят и никогда не бросят. Я знала это, но по-настоящему оценила только сейчас…

— Спасибо, Ориас.

Маар поднял голову и нахмурился.

— Та благодаришь меня за то, что я не могу дать тебе…

— Я благодарю тебя за то, что рядом.

Ориас широко распахнул глаза. Его длинные, торчащие в разные стороны волосы красиво переливались под лунным светом, падающим из рамы окна, в котором даже не было стекла. Нашим местом на ночевку вновь был старый заброшенный сарай в десяти километрах от деревни, куда отправился Барбатос найти еды.

Потянувшись к лицу маара и обхватив его скулы ладонями, я нежно коснулась чужих холодных губ. Еще один раз. И еще…Спасибо. За теплоту, за любовь, за твою защиту. За твою преданность слову. За твою честность. Еще. Множеством поцелуев я покрывала его губы, скулы, волевой подбородок, щекочущий своей пробивающейся щетиной, пока мужские руки не сжались на моей талии, прижимая к своему телу. Ориас не мог быть нежным, не умел, но его чистота чувств, его искренность пробивали все барьеры. Его напористость, дикость, с которой он целовал и кусал мои обветренные губы, вынуждали пасть под этой силой. Грубый, но страстный с каждой минутой он углублял поцелуй, сбивая дыхание вновь и вновь. Я задыхалась, но наслаждалась этим.

Аккуратно сев на маара сверху, чтобы на задеть зудящую рану, я прижала его голову к своей груди, чувствуя, как губы кусают ключицу, как его язык оставляет влажный след на шее. Как его горячее пламенное дыхание вызывает по телу мурашки, бегущие к низу живота. Он прижимал меня к себе с такой силой, будто боялся, что я в любой момент исчезну, и я жалась к нему по той же причине. Длинные серьги запутались в волосах, чувственный выход в губы затуманил разум, и мужские руки медленно заскользили по бедрам, приподнимая подол простого платья.

Прикусив меня за подбородок, Ориас убрал ладони с моих ног, завозившись со шнуровкой на штанах. Я чувствовала его возбуждение. Не по твердому выпирающему органу, а по прерывистому дыханию, по напряженным брюшным мышцам. Его мускулистое тело сжимало в тисках, в то время как руки с выпирающими венами наматывали на кулак мои волосы. Животная и очень будоражащая страсть.

Приподняв платье, я села на твердый подрагивающий член, испуская из груди первый стон. Большой…Больше чем у Валефора и Альфинура, но не длиннее, чем у Баала. Я зажмурила глаза и вцепилась в плечи Ориаса, и он остановился. Его мускулы стали до невозможности твердыми, и хотя он давал мне время привыкнуть к нему, ему было тяжело сдерживаться. Еще один пылкий поцелуй, и я с криком вогнала орган дальше. Маар начал двигаться, словно специально выбивая из меня все больше стонов, нежели криков. Организм впервые за многое время охватили возбуждение и радость эйфории.

Самой темной ночью рождаются самые яркие звезды, да? Смогли бы мы в том замке переступить это порог и довериться друг другу так, как сейчас? Я рада, что донесла до Ориаса свои чувства, и рада, что, наконец, смогла понять его. Рада, что он показал мне свои желания, и я рада принять их. Рада, что посреди кромешной тьмы, показался яркий теплый свет.

Я и Лийам проводили все свое свободное время за книгами, которые нам дали фениксы. Мужья моей сестры с головой погрузились в войну, поставив себе цель поскорее закончить с артефактом и вернуться к Эолин. Иногда, смотря на них вместе, мне начинало казаться, будто эти трое давно сражаются бок о бок: великолепный стратег Валефор, хитрый и смертоносный Баал и парящий в небесах сильный Альфинур. Последний был счастлив, что Эолин подарит ему ребеночка, но вместе с тем сильно нервничал. Постоянно спрашивал у уже родивших женщин-фениксов, какого это, что нужно делать. И…Я рада, что моя сестра так вовремя забеременела. В этом мраке, где везде корысть и кровь, где Айе смертельно ранили, а артефакт так и не найден, Эолин стала целью, к которой все так хотели вернуться. Она стала подобно олицетворению мирной жизни, дожидаясь своих мужей. Безусловно, неправильным будет называть это словом «мирный», ведь Эолин самой сейчас угрожает опасность, но я уверена, что Ориас и Барбатос сберегут её.

У русалок беременность протекает совершенно иначе, я читала об этом, да и Эолин тоже. Если они связывают себя союзом с расами намного сильнее них, то срок вынашивания плода составляет всего шесть месяцев. Организм, вынашивая отличный от собственного сгусток магии, пытается таким образом скорее избавиться от него, поэтому ребенок в утробе развивается быстрее. Однако, я ни разу не слышала про брак феникса и русалки, поэтому боюсь, что что-то может пойти не так…Но Альфинуру я об этом не сказала. Лишь назвала срок, и тот сразу же воодушевился.

Зато дети, зачатые магическим путем или с помощью обрядов, вынашиваются гораздо дольше. Как минимум год. Значит, у Императрицы еще много времени, чтобы найти нас…Отец Альфинура сказал, что мы можем остаться с ними столько, сколько пожелаем. Глава фениксов действительно очень добр, но в то же время строг. Когда Альфинур сказал ему о том, что у того скоро появится внук или внучка, глава праздновал целый день. Даже завидно. Я бы тоже хотела такую семью, как у фениксов. Но у меня есть Эолин. И Лийам. И их двоих я люблю больше всего на свете.

— Уже ведь месяц прошел… — зачем-то констатировал факт Лийам. Оторвавшись от книги, я недовольно посмотрела на парня.

— К чему это ты?

— Просто…Предчувствие какое-то нехорошее.

— Лийам, — я повысила голос, — ты же сам мне сказал, что все будет хорошо!

— Да…Прости меня. Просто приснился плохой сон.

— Какой?

— Помню, там был дом. Деревянный, кажется…Я зашел в этот дом, а там все в крови. А на полу лежит младенец.

— Начитался перед сном, вот тебе теперь и снится невесть что…

— Да, наверное…

Я вновь отвернулась к книге, пытаясь продолжить чтение. Не мне укорять Лийама, самой в последнее время сны странные снятся. И с каждым разом я все отчетливее вижу лицо того, кто мне снится. Вот только, в каком соннике мне посмотреть, что означает приснившийся тролль?

Глава 25

Живот, что еще недавно казался мне маленьким, рос не по дням, а по часам. Я знала, что рожу рано, и это начинало пугать больше, чем преследователи, от которых мы укрывались уже четыре месяца. Малыш был очень активным и сразу стучал по животу, стоило Барбатосу или Ориасу притронуться к нему в порыве нежности. Странные ощущения, абсолютно новые эмоции, наполненные совершенно иной любовью, заставляющей все тело согнуться к одному единственному комочку магии внутри. Она еще не появилась на свет, но я уже люблю её настолько сильно, что сердце готово разорваться от счастья. Да, моя маленькая, бойкая девочка. Признаться честно, было бы лучше, если бы ты посидела во мне подольше. Сейчас твоя мама не сможет обезопасить тебя, не сможет подарить спокойное детство, в котором ты не увидишь крови, не услышишь криков, где твой сон будет спокойным и очень крепким. Мне страшно за тебя, мне страшно за себя. Изо дня в день я чувствую, что тело слабеет, все труднее мне идти по тропинкам в сторону уже возвышающегося леса. Барбатосу или Ориасу приходится нести меня на руках, но даже так я устаю. Ты сильная малышка, но я слабая. Все мои силы уходят только на то, чтобы выносить тебя, и с каждым днем мне становится все хуже. Я много ем, но похожа на скелет, обтянутый кожей, невыносимая жажда постоянно терзает тело, и все больше клонит в сон…

Тебе нравится, как я пою. Перед сном в поле или в сарае, вы все собираетесь вокруг меня, слушая русалочьи песни, которые я вспомнила. Только тогда ты успокаиваешься, перестаешь ворочаться и засыпаешь. Я думаю, ты будешь похожа на своего папу, даже обидно немного. Но имя я должна выбрать сама, как и полагается настоящей, пускай и сбежавшей, Госпоже. Вот только…На ум совершенно ничего не идет.

До сих пор я жила только потому, что рядом были Барбатос и Ориас, и моей благодарности к ним не было предела. Казалось мне иногда, будто тенью рядом ходит кто-то еще. Кто-то, кто так же дорог мне, как все мои мужья. Однако, в последние дни мое сознание посещало и без того слишком много галлюцинаций, обдающих то жаром, то пронзающим холодом.

Эти края были невероятно красивы. Плодородные земли с уже пожелтевшей травой пронизывались чистыми реками, в которых водилось много рыбы. Те немногие жители редких деревень, на которые мы натыкались по дороге в лес, говорили, что севернее уже лежит снег. Нас жалели сразу же, как только видели путешественницу с большим животом, и давали еду и теплую одежду, в противном случае, мы бы уже замерзли…Да, здесь было холодно. Непривычно было выдыхать в воздух и видеть уносимый ветром пар. Многие животные уже впали в спячку, и охотиться становилось все труднее. Белки, полевки, иногда птицы — вот и все, что удавалось достать в последнее время.

Я видела страх на лицах маара и оборотня. Этот страх мешал им спать, так же, как и мне. Кости ломило от боли, а сильные судороги в ногах заставляли просыпаться с первыми лучами не греющего солнца. А сегодня встать на ноги я так и не смогла…

Остановившись перед массивными воротами из дерева, Барбатос переставил руку мне под лопатки, чтобы было удобнее нести. Его волосы уже достаточно отросли, но растительности на лице не было, в отличие от Ориаса, бакенбарды которого переходили на подбородок. Маар ударил кулаком по двери, поднимая голову вверх: там, перевешиваясь через ограждение, выглядывал тролль. Думаю, он был молод, в его больших глазах читалось не то любопытство, не то недоверие, с которым многие стражи отгоняли прохожих от врат. Маленькие рожки выпирали прямо изо лба, а два клыка с нижней челюсти заползали на верхнюю губу. На смешно растопыренных заостренных ушах висели деревянные сережки, а цвет кожи с зеленоватым отливом указывал на то, что мы пришли туда, куда нужно.

— Кто? — раздался его звонкий голос. В Харране бы никогда не поставили юнцов на стражу, но, как рассказала тогда хозяйка дома, троллей, как демонов и русалок, знатно истребили во время войны. Неудивительно, что сейчас даже молодежь занята делом.

— Путешественники. Нам бы ночлег, устали с дороги, — Ориас говорил громко, но в то же время как-то по-доброму, устремляя взгляд на меня. Страж последовал его примеру, и его глаза раскрылись еще больше. Наверняка, он был готов отправить нас к чертям дальше, но теперь пребывал в растерянности. Я не только беременна, но я еще и демон — раса, с которой у троллей слишком хорошие отношения, чтобы прогнать хотя бы одного представителя.

— Ждите здесь. Я позову Главу.

Логичный ответ, которым страж обезопасил себя от неправильного решения. Да и удобнее будет разговаривать с тем, кто может принимать решения, независимые от мнения народа. Я читала о том, что Главы Троллей имеют абсолютную власть в племени. Это воинственный народ, который последует за своим предводителем, куда бы он ни пошел.

Мы ждали недолго. Минут двадцать от силы. И, когда Ориас укутывал меня в шарф, ворота открылись.

Даже среди стоявших вокруг него троллей Глава выделялся. Под два метра ростом, мускулистый и без сомнения очень сильный. Его виски были выбриты, а изумрудная шевелюра, шедшая по центру головы, продолжалась в косу до лопаток. Густые брови сдвинулись над переносицей, прикрывая сердитые сверкающие глаза, курносый нос жадно втягивал воздух, а клыки от нижней челюсти несколько впивались в кожу над плотно сомкнутыми губами. Черные рога, выходящие изо лба, полукругами уходили на затылок. Он был зол и недоволен. Понять это было нетрудно. Его квадратное лицо несколько не вязалось с длинными заостренными ушами, зато меховые доспехи как нельзя лучше подходили дикарскому духу этого племени, что уж говорить об ожерелье из клыков зверей.

Его лицо было знакомым. Да, я знала его. Но не спешила говорить, восхваляя судьбу за то, что впервые за четыре месяца нам повезло.

— Мы — не гостиница, чтобы всяких путешественников принимать, — злобно произнес тролль, обращаясь не то к нам, не то к своему сопровождению. — И беременная демонесса не является веским поводом.

Я почувствовала, как сжимаются пальца Барбатоса на моем теле, но лишь отрицательно покачала головой, когда оборотень собирался что-либо сказать.

— Уходите. Мы лишь можем дать вам немного воды и еды, не более.

— Даже…не выслушаете нас? — говорить оказалось трудно. Голос показался мне сиплым и тихим, но тролль услышал. И это разозлило его еще больше. Но как только он открыл рот, чтобы вылить гневную тираду, я не сдержала улыбки. Глава вскинул брови, и я, наконец, смогла разглядеть его светлые карие глаза.

— Я стал причиной вашего веселья?

— Да, вы.

Толпа позади тролля взбунтовалась, послышался возмущенный гул. Ориас со смешком коснулся моего плеча.

— Хватит их уже в ступор вводить, Эолин.

Глава резко взмахнул рукой, и его сопровождающие тут же замолкли. Сам он быстрым шагом приблизился ко мне, наклоняясь и всматриваясь в мое лицо своими круглыми глазами. Они были настолько ошарашенными, что мне захотелось смеяться.

— Здравствуйте, Геграс.

Сегодня в пещерах был настоящий переполох. Даже Лийам куда-то пропал, точнее, его попросту утащили за руку в сторону зала Совета. Новость отнюдь не радостная, но и не печальная. Скорее, внезапная и сказочная, что ли…

Артефакт пропал. Но перед этим его нашли. Да, его видели в руках орлов, но, когда фениксы вступили с ними в бой, камень пропал. И ни у одного из народов его не было. Кто-то решил под шумок украсть редкую и ценную вещь?

Я прочитала об артефакте подробнее. Сфера хаоса поистине страшная вещь. По легенде, одна из Богинь, что участвовала в создании мира, слишком любила людей и не могла выносить бесконечные войны, которые те устраивали. Поэтому она соткала из своей души камень, который даровал носителю огромную силу. Этот камень она передала великодушному рыцарю, что служил в одном из её храмов, и он, поглотив камень, сумел осуществить мечту Богини — он остановил войну, став основой мира и гармонии. Рыцарь стал своего рода посланником Небес, и ему даже воздвигли храм, но Богиня в порыве горя забыла об одном — люди не живут вечно. Когда рыцарь погиб, разродилась новая война — за артефакт в похороненном святом теле. Эта война была настолько жестокой, что артефакт назвали Сферой Хаоса за миллионы павших жертв. Богиня разгневалась на тщеславие и жадность людей и сделала так, что любой, кто поглотит Сферу, умрет. И лишь достойный, избранный ею воин сможет вновь привести мир к гармонии.

Странная история. Судя по тому, что войны продолжаются, Богиня себе преемника еще не нашла. Странные у нее однако представления о мире…Да и люди сдаваться не хотят. Идут на такой риск, чтобы получить силу. А нужна ли эта сила? Да, это великая мощь, но, если верить легенде, рыцарь всю оставшуюся жизнь провел в храме, чтобы не навредить окружающим копившейся и выходящей из него силой.

Лучше бы эту сферу поскорей разрушили. Тогда ни проблем, ни войны. Знала ли Богиня, что лишь усугубит ситуацию, или же смысл настолько глубок, что простому уму этого не понять?..

Глава 26

Я помню её совсем крошкой. Стоило ей появиться на свет, как Эоф тут же изменился. Безбашенный демон, по головам к цели шел, но слову своему всегда верен был. Хорошие воспоминания…Помню, росли мы в одной деревне, да только название её совсем из головы вылетело. Улов у рыбаков крали, одуванчики жгли на полях, быков по лугу гоняли — да уж, сполна детством насладились. Помню, как соседка за нами с лопатой бегала, когда мы яблоки её утаскивали. Ни дня не было, чтоб на месте сидели, и, что ни вспомню, то и погода везде хорошая. Оба искусству воинскому обучились, оба в контрабанду влезли, оба в тюрьму чуть не загремели. Он мне как брат был. Только ему я и мог свою жизнь доверить. Тот еще авантюрист, однако. Как взбредет что в голову, так не угомонится, пока не сделает. Иногда до абсурда дело доходило, а ему, чертяке, и не объяснишь ничего, он, видите ли, лучше знает. А силен, что медведь. С ним тягаться себе дороже, понаберется приемов подлых невесть от кого, а потом тренируется в тавернах на спор. А уж в этих тавернах мы чуть и не спились вовсе. Пару раз хозяйкам улыбнется, и все: выпивка за счет заведения. Я улыбнусь, они уже помощь у стражей бегут просить. Хорошие воспоминания, душу греющие. А потом этот уголовник, как его друзья кликали, встретился с камнем преткновения всех мужчин — с бабой.

Как они познакомились, ума не приложу. Хороша русалка была, красавица с голосом редким. Может, песней его и завлекла, но любил он её до дрожи в коленках. Все для неё был готов провернуть, а она отказала. И не удивительно. Она скромная, добрая и боязливая что ль, а он шапку набекрень и в руку саблю. Как он злился тогда, сколько вокруг неё ходил, а она все убегала. Я уж смеяться начал, получил демоняка за делишки свои. Оказалось, что русалка-то та в связях с Императрицами из Харрана оказалась. Помню, сказал я ему тогда, чтоб он идею свою бросал, с такими водиться — себе дороже. Раз русалка так настойчиво отказывает, нечисто там дело, видно, что уберечь хочет. Знал бы я тогда, чем дело кончиться, настойчивее бы был…

Но любила она его. А он её. Обвенчались. Поселились в деревне подальше от Харрана. Он счастливым был, ну и я радовался. Года через два она забеременела, и Эоф совсем изменился. Серьезным стал, работал много, да и дороже дома родного у него не было ничего. Я в это время за другой русалкой ухлестывать стал, та мне тоже поворот-отворот давала, дюже гордой оказалась, чтобы с троллем связываться. Долго, помню, бегал за ней, ну, и сдалась она.

В тот год Эоф многое потерял и многое приобрел. Его жена скончалась через неделю после родов. Помощь, которую она просила у Харрана, так и не пришла, а в Северной Империи тогда и лекарей хороших не было. А на свет появилась малютка Эолин. Хорошая девчонка, сообразительная, а на вид, ну, копия Эофа. Он трясся над ней, как наседка с яйцом. Любил больше жизни, ни на секунду одну её не оставлял. Берег наследие, подаренное его возлюбленной. Хорошим отцом оказался и дочкой своей гордился. У меня и самого дочка тогда родилась, а я с ней ладу дать не мог. Пацана хотел, а тут вот — кукла. Как Эоф один справлялся, не пойму я.

Хорошие воспоминания, а конец…А конец ужасен. Я потерял все, что имел: свою семью, которую не смог сберечь, своего названного брата и его малютку. Народ троллей редел на глазах, а пламя войны пожирала всех и вся. А в живых остался я один — тот, кто не заслуживает этого…Мою жену убили прямо у меня на глазах, моя дочь пропала навсегда, и, думаю, сейчас она смотрит на меня с Небес. Как и Эоф. Как ты дружище? Ты был лучшим другом и отцом, вырастив такую красавицу. Ты боролся до конца, в то время как я опустил руки. Когда мы встретимся с тобой там, где лишь облака, ты сможешь хорошенько мне врезать. Уверен, что ты и с Небес не спускаешь глаз со своей дочки, крепко обнимая свою любимую. Но рано ты ушел, друг. Не по своей воле. Только и оставил после себя сжимающие сердце воспоминания и свое родное, любимое наследие, которым гордился до самого конца…

Я провел с Эолин месяц. Выслушал её историю, терзавшую меня несколько ночей, и приготовился к новой грядущей бойне, которую желал устроить Харран. Значит, дружище Эоф, ты только недавно приобрел покой? Жаль, что ты не смог как следует проститься с дочкой. Три мужа на войне, двое истощены, а сама девочка медленно погибает. Я защищу её, Эоф, я всем сердцем хочу сберечь то, что оставил ты, но…я вновь оказался в ситуации, где я бесполезен. Только и могу, что собрать всех лекарей и отдать строгий приказ. Да, Эоф, твоя девочка погибает. Она не встает с кровати, тощая подобно смерти, тяжело дышит и сердце бьется все медленнее, но она улыбается. Как и ты. Вы похожи, так похожи, что слезы наворачиваются на глаза. Я ведь тролль, жестокий воин, но так беспомощен, когда дело доходит до помощи близким. Обещаю, я сделаю все, что в моих силах. Она будет жить, а на свет появится внучка, которую эта девочка хочет назвать в честь тебя. Она помнит тебя, друг. Она любит тебя.

Зайдя в палатку, я присел на край широкой кровати, вокруг которой кружили двое её мужей. Хорошие воины, верные и крепкие. На них со смешинками в глазах смотрела проснувшаяся Эолин.

— Здравия юным матерям, — крепко сжав тонкую слабую руку, я широко улыбнулся и несколько облегченно выдохнул, когда она улыбнулась в ответ. — Птички мне тут нашептали, что уже сегодня-завтра?

— Зеленые здоровые птички, которые могут убить дубиной? — маар отставил в сторону таз с холодной водой и тряпками.

— Да-да, эти самые миниатюрные птички. Ну что, как будем мелкую называть?

Эолин улыбнулась еще шире. Решила уже значит.

— Эофия.

— Хорошее имя, — я уверенно кивнул. Значит, действительно в память об отце. Я действительно искренне рад такому решению. — Но побереги себя, хорошо? Если почувствуешь хоть что-то не то, так сразу говори. Как говорила моя жена, главное — дыши.

— Я буду стараться, Геграс.

Она радовалась. Её мужья боялись. Я боялся. А она радовалась. Она ждала эту малютку, что, возможно, погубит её. Лекари сказали, что роды будут сложными. Слишком кровавыми, слишком опасными. И я не смогу ничем помочь. Её мужья не помогут. Никто не сможет ей помочь, кроме лекарей, что тоже не всесильны. Я знаю, что она будет стараться. Она сильная.

Я ждал вечера со страхом и с дубиной в руке: недалеко от наших границ засекли незнакомцев. Преследователи? Путешественники? Все равно. Сегодня никто не зайдет ни во врата, ни в палатку, где Эолин. Маар говорил, что недооценивать стражей Рубинового клана слишком опасно, они пролезут так, что никто и не заметит. Поэтому этой ночью никто не будет спать. Уж хотя бы это я смогу сделать, смогу вылить свою злобу на крыс, исполняющих приказ. Они будут умирать долго, какими бы проворными не были.

Подол палатки приоткрылся, и на пороге показался старший лекарь, что был настолько стар, что его с каждым днем все больше клонило к земле. По его трясущейся голове было непонятно, кивает он или нет, но само его появление означало лишь одно — роды начались.

Выйдя на улицу, я сделал глубокий вдох, пытаясь придать себе бодрости и уверенности, но зайти к Эолин я все же не смогу. Вон, оба муженька уже с бледными лицами топчутся у входа. Жалкое зрелище, но понять их можно. Какими бы воинами мы ни были, но женщина всегда выносит самое главное сражение, на которое ни один мужчина не может смотреть спокойно. Это действительно чудо. Выносить и породить совершенно новую жизнь. Пройти муки боли, но в конце лишь рассмеяться, услышав плач.

— Рассредоточиться по этому периметру. А вы сконцентрируйтесь вокруг палатки.

— Есть!

Опасения маара и оборотня не были напрасными. Преследователи исчезли с поля зрения, и, несмотря на то, что мы усилили охрану границы, следовало быть настороже. Я в жизни больше не буду рисковать.

— Выглядите вы жутко. Заглянули что ль?

Барбатос прижал уши к голове, нервно водя хвостом из стороны в сторону. Его лицо настолько бледное, что даже светится в темноте. Кошмар.

— Да… — обреченно ответил маар, давая понять, насколько большой ошибкой это было для них двоих. Мне ли не знать. Сам к жене рожавшей ломился. Помню затем только то, что меня откачивали долго. Вот только…Вспоминая тот день, мне врезается в слух громкий крик, но сегодня лишь идеальная тишина.

Старший лекарь прошел мимо, зайдя внутрь. Сколько младенцев он принял в свои руки, что так спокоен? Однако, взгляд его суров, он сам говорил мне о том, какими тяжелыми будут роды.

— Почему она не кричит?

Оборотень поднял свои испуганные глаза, прижав к себе на этот раз еще и хвост.

— Она должна кричать?

Мда. Забыл, с кем разговариваю. Мужики-то они сильные, воины искусные, да вот только в делах родильных не шарят вовсе. Первый раз, видимо. Это у меня-то теперь опыту хватает, чтобы настоятельно преподать всем молодым папашам один урок: никогда не заходите в родильную палату, и будет вам счастье.

На их поясах висели мечи. Барбатос магию сразу же почувствует, сигнал подаст. Мне эта затея вначале глупой казалась — не могут эти преследователи просто так проникнуть и убить беременную, но теперь, поняв, что иного удобного случая у этих тварей не будет, мне было даже немного страшно.

Девочка не кричала. Она будто спала, собрав вокруг себя множество лекарей, борющихся за её хрупкую увядающую жизнь. Держись, пусть к жизни тебя двигает любовь и жажда мести. Хотя бы с этим ты выкарабкаешься, ты сможешь.

Вдали прогремел горн. К небу поднимался дым. Подлые твари…

— Глава Геграс! В восточной части начался пожар, что прикажете делать!?

— Мобилизуйте все находящиеся там силы. Пусть тушат его. Если пожар дойдет до сюда, я лично всем головы снесу.

— Пришли, значит, — желваки на скулах Ориаса начали заметно выпирать. Он достал меч из ножен, всматриваясь в лицо оборотня. Тот, принюхиваясь, смотрел почему-то в землю.

— Они рядом. Но будто под землей…

— Значит, — я занес дубину над местом, куда смотрел Барбатос, — мы будем бить так.

Глухой удар, пробивающий землю. Клубы пыли. Черная метнувшаяся тень. Одним взмахом острого лезвия маар перерубил первую гниль, в которой, как я считал, не было ничего человеческого. Значит, будут нападать по одному, перемещаясь тенью под землей? Это будет долгое сражение. Но мы перережем их всех. В эту палатку больше никто не зайдет.

Пожар разгорался. То, что мы столько времени восстанавливали, вновь сгорало на глазах. Вдали слышались удары мечей и приглушенные крики. Их гораздо больше, чем мы предполагали.

— Простите, Геграс, но мы не сдвинемся с места.

Я посмотрел в сторону оборотня. Очевидные вещи говоришь, дружок.

— Да только попробуйте сделать хоть один шаг вправо или влево!

А вот и мрази сегодняшнего карнавала: выскользнули из-за домов, укутанные в свои рубиновые плащи. Поскорее бы вам бошки поотрубать. Перекинув дубину в правую руку, я свистнул, призывая стражей приготовиться к битве. Хитрые змеи — посланники Харрана должны умереть здесь и сейчас.

Они недооценили нас. Первые ряды пали почти сразу же, оказавшись под натиском дикой и бьющей напролом силы. Те, кто прошмыгивал мимо, уже лежали в собственной крови рядом с палаткой — хромой маар и огромный красный лис были подобно церберу из легенды. Мимо них не мог пройти никто. Но, мы недооценили их. Их расставленные ловушки срабатывали на удивление четко, вырываясь из земли и впиваясь в конечности воинов своими капканами. Сила против ловкости. Ярость против хитрости.

Занеся дубину над головой, я со всей ненавистью ударил ею по одной из тварей, отчего голова той полетела в сторону. Мне плевать сколько вас, какие мотивы вами движут, сегодня вы обязаны умереть. Вы — ничтожества. Звери без морали и собственного мнения. Вы даже не достойны погибнуть здесь.

Они орудовали кинжалами и какими-то острыми нитями, которые выплевывали из рукавов подобно паутине. Эти нитки разрезали не хуже лезвия, а неспособность вовремя заметить их в темноте играла врагам на руку. Мы не были их основной целью, это было очевидно. Многие, словно безрассудно, бежали к палатке, где встречали свой конец. Эти два цербера были, казалось, намного злее, чем я. Рубили и сгрызали беспощадно со всей своей кровожадностью.

Пожар полыхал все сильнее. Он стремительно сжигал дотла дом за домом, приближаясь к нам. Я чувствовал этот жар своей кожей, но алых накидок становилось все меньше, и все реже они бездумно бросались мимо нас к палатке, где рожала Эолин. Решили дождаться, когда пламя достигнет этого места? Как бы не так! Я с криком рванул на оставшихся в живых преследователей. Их было от силы шесть или семь. Мои воины последовали за мной, устремляя вперед копья.

Сколько прошло времени? Много, раз начало рассветать. Разбросанные по земле бошки радовали сердце. Вы больше не поднимете свои гнилые головы. Жалкий остаток. Трое? Мне казалось, их было четверо. Уже голова кружится. Мышцы ломит, но ненависть продолжает питать тело. Я рад, что могу помочь хотя бы так. Удар. Хруст. Труп. Удар. Крик. Кровь. Труп. Не на тех вы напали. И, хотя теперь на поле боя не было ни одной живой накидки, пожар подошел слишком близко. Нужно забирать Эолин и уходить. С нашим поселение все кончено.

Я обернулся, чтобы крикнуть воинам у палатки, но замер, увидев их лица. Они смотрели на подол палатки. Он был в вытекающей оттуда крови. Бросив дубину, я что есть силы рванул ко входу. Никто не мог пройти мимо, а значит, эта кровь…Стоило мне подойти к двум церберам и схватиться за ткань, как изнутри раздался звук. Громкий крик, наполняющий рассвет новой жизнью, уводящий от полыхающего пламени, касающегося тела своими языками. Приветственный крик новой жизни, появившейся на свет, когда с клинков еще не успели вытереть чужую кровь.

Остановившись на мгновение, я все-таки открыл подол и тут же отвернулся, почувствовав тошноту. Все в крови. Слишком много крови: на простынях, на тряпках, на полу. Кутая новорожденную в пеленку дрожащими руками, старый лекарь повернулся в мою сторону. Он молчал.

Мимо, поскальзываясь на склизком полу, пронесся Барбатос, рядом со мной замер маар. На широкой измятой кровати недвижно лежала Эолин с распластанными черными волосами, налипшими на лицо. Свесившаяся с кровати рука едва касалась пола. Лежавшая поверх тела простыня закрывала вспоротый живот.

Сегодня был особенно красивый рассвет. Золотисто-розоватый, как и волосы маленькой Эофии. Пожар утихал под действием призванных дождей, которые колдовали маги, а слабый ветер разносил по лесу остатки углей, которые когда-то были домами. Когда-то я полюбил тишину. Сейчас я вновь стал её ненавидеть. Тихо. Лишь сопение быстро заснувшей малютки. Никто не могсказать ни слова, будто слезы и крик застряли где-то глубоко. Будто все, что мы сделали, было зря. Будто смысл внезапно исчез из рук. Скажи, Эолин, почему судьба слишком жестока к нам? Но она больше не могла ответить. Моя маленькая крошка Эолин…

Она была мертва.

Глава 27

Её завернули в белоснежные простыни, что тут же окрасились в алый цвет. Пропитываясь кровью, они истончали запах никоим образом ни схожий с тем, что можно почувствовать на поле боя. Были в этом запахе и ноты железа, некой сырости, но поверх этого преобладал аромат цветов. Тех самых черных цветов, что росли, окружая нашу родную деревню десятилетия назад. Как только её лицо было укрыто от взглядов, все вокруг хотя бы начали шевелиться, перетаскивая её тело в уцелевшую хижину. Словно это и не Эолин вовсе. Словно сейчас в руках лекарей находится тело бравого воина, погибшего в бою. Да, было трудно смотреть в её холодеющее лицо, коченеющее с каждой секундой все больше. И ныне, провожая взглядом обмотанный тканью труп, я не решался сдвинуться с места, будто своим словом и простым шагом могло случиться непоправимое. Она представлялась мне Святой. Одной из тех, кто так близок к нашим Богам, и поверить в её смерть было сродни чему-то нереальному. Но она умерла. Как и Эоф. Я вновь потерял частицу дорогих воспоминаний, вновь потерял какую-то надежду и лишь был способен смотреть вдаль, кусая щеки с такой силой, что из них начала сочиться кровь. Это не моя вина, и все же виноватым я себя чувствовал.

Повернувшись в сторону окровавленной хижины, я все-таки сел на землю, откинув в сторону дубину, которую продолжал до этого времени сжимать в руках. Они были не бледными, а скорее серыми, не двигались и застыли подобно изваянию, подобно напоминанию о том, что когда-то на этом месте погибла Госпожа, отдавшая свою жизнь за начало другой. Барбатос так и остался сидеть рядом с кроватью, и лишь дрожание головы выдавало в нем еще присутствующие признаки жизни. Маар сидел на деревянной лавке, уперев локти в колени и склонив вниз голову. Воины тоже умеют плакать. Пытаясь унять собственную боль, я внимательно следил за обоими мужами. Слыхал я о случаях, когда мужья после смерти Госпожи немедленно кончали с собой, да и у оборотня слишком взгляд безумный, кто знает, что за мысли сейчас его голову посещают, да и за рукоятку кинжала дюже сильно держится. Когда он вскочил с места, я чуть ли не на четвереньках рванул к нему, пытаясь взглядом убедить Ориаса помочь, но тот не шевелился вовсе, будто негласно одобрял действия оборотня. Последний, вытащив кинжал из ножен, довольно метко направил лезвие к шее, пока я не вцепился в его руку своими пальцами.

— Отпусти, — на меня ненавистно посмотрели яркие голубые глаза.

— Куда собрался, лис вшивый! За ней уже пошел?!

— Да! Я обещал следовать за ней, куда бы она ни пошла!

— Мы все обещали, — хриплый голос маара внезапно раздался совсем близко. Он стоял напротив кровати, держа в руках меч.

— Мы не смогли сберечь её! Как нам после этого жить и смотреть в глаза другим!

— Идиоты! Как бы вы сберегли её?! Ребенка бы в ней загубили?! У вас сейчас дела поважнее есть, — я посмотрел в сторону маленького свертка, который держала одна из лекарей. Малютка, словно почувствовав мою мольбу, начала хныкать, а после и вовсе разразилась громким криком.

Оба мужа задрожали, как осиновые листы. Было в крике Эофии что-то схожее с голосом Эолин.

— Не думаю, что она была бы рада, если бы вы оставили кроху без присмотра. Лучше позаботьтесь о том, что она оставила после себя.

Силой опустив руку оборотня, я вырвал из его ослабшей хватки кинжал, а после вырвал меч у маара. Они выглядели подавленными. Решив предопределить свой исход довольно преданным образом, они потеряли суть и цель, став беззащитными посреди пепелища и крови. Никто из них не решался подойти к Эофии, будто теперь она была чем-то неприкосновенным, чем-то, чье имя даже называть нельзя.

— Она голодна. Ей нужно молоко, — тихо произнесла лекарь, подходя ко мне.

— Сделайте что-нибудь, прошу. Найдите нужное молоко, где бы оно ни было.

Лекарь собиралась было что-то сказать, но, посмотрев в мое лицо, лишь понятливо кивнула.

Хоронить Эолин мы собирались вечером. Говорить мужьям ничего не стал, лишь молча отвел их к холму, под деревом которого уже была вырыта яма. Вместо саркофага был наскоро сколоченный деревянный гроб, в котором лежало мертвое тело. Да, именно тело, я не мог назвать его по имени. Серая кожа, остро торчащие скулы на скрюченном от боли лице, длинные тусклые волосы, украшенные полевыми цветами, напряженные руки, что больше походили на кости, чем на обычные конечности. На её животе лежал плед, закрывающий огромную рану, а буквально в метре мирно сопела её дочка на чужих руках. Вокруг гроба царило идеальное молчание, слез было пролито намного больше, чем слов. Оба мужа не издали ни звука. Все это время они лишь смотрели в лицо Эолин, пытаясь насмотреться на неё прежде, чем её засыплет землей. По их щекам бежали молчаливые влажные дорожки, подбородки дрожали, и оборотень сдался первым, рухнув наземь и спрятав лицо за волосами.

Таков твой конец, Эолин? Ты, наконец, встретишься со своим отцом, но слишком многое ты оставила здесь. И вот сейчас великая и красивая Госпожа лежит в обычном деревянном гробу, чтобы быть похороненной на каком-то жалком холме, где её могилу никто кроме нас не найдет. Ты сделала все, что смогла, но мне так хочется назвать тебя виноватой также, Эолин. Прости, но оставлять всех нас здесь, предаваясь небытию, слишком жестоко. Если ты смотришь на меня сейчас с Небес, то прошу, отведи взгляд.

Один из троллей кивнул головой, взяв в руку крышку гроба. Пора. Пора похоронить мимолетное светлое мгновение в моей жалкой жизни. Почему именно мне судьба поручила увидеть смерть каждого дорогого человека? Крышка опустилась на гроб, и маар также беспомощно рухнул наземь. Вот и все. Такова недолгая история прекрасной русалки, что так и не была в своем родном крае. Ты передала эту цель и эту месть своей дочери? Но сколько времени пройдет, прежде чем она узнает правду? Эолин, ты обрекла свою дочь на ту же судьбу, что и у тебя самой.

— Господин, нам нужно закрыть. Прошу отойдите в сторону…

Я повернулся на тихий голос своего подчиненного, с удивлением всматриваясь в незнакомца. Он был здесь раньше? Нет, ни в коем разе, я не видел его прежде. Посланник Харрана? Пришел убедиться, что цель мертва? Тогда я сейчас лично отрублю ему голову, но прежде выдавлю глаза из его глазниц…

— Эй, ты! — я сделал несколько шагов вперед, смаргивая влагу с глаз и хватаясь за топор. Он еще смеет с грустью смотреть на неё! Не этого ли Центр так желал?!

Незнакомец обернулся и выставил руку вперед. Я замер, чувствуя, как тело сковывает какая-то магия, не позволяющая сделать и шагу. Мои поданные так же, как и я замерли на месте.

Этот посланник был демоном? Он не из Харрана? Кто же он? Смуглый, с длинной, толстой, черной косой до поясницы и с яркими зелеными глазами. Не из Харрана, но и не с Севера. Неужели он из третьей Империи? Слишком уж несвойственен его внешний вид здешнему. В правом ухе от мочки до хряща ряд золотых сережек, на руках массивные браслеты, черные широкие шаровары и такая же темная туника, открывающая вид на торс. Один цвет его кожи вызывал вопросы, не говоря уже о расе и о его происхождении, но сейчас меня волновало совершенно не это. Он друг или враг?

Незнакомец тем временем, пробормотав что-то похожее на «Прости», достал из кармана какой-то маленький переливающийся шар. Артефакт? Да, похоже на то, иначе как объяснить выливающуюся из него магическую силу! Покатав этот шар в пальцах, демон попытался открыть рот Эолин, но тот уже намертво закоченел, поэтому он отбросил в сторону плед, скрывающий распоротый живот. Маар и Барбатос поднялись с земли, готовясь взглядом убить незваного гостя, что посмел вести себя так с неприкосновенным телом. Но мужчина, не обратив на это должного внимания, опустил сферу прямо в живот Эолин, прикрыв глаза и сложив руки перед собой в молитвенном жесте.

Так наступила ночь.

***

Последнее, что я помнила, это лишь занесенный надо мной нож. Я не смогла родить, и мою маленькую крошку пришлось доставать, чтобы спасти. Значит, я умерла при родах? Редкая смерть для женщин Харрана. А теперь лишь белый свет, режущий глаза. Так…спокойно. Боли больше нет. Тело не разрывается на куски в жалких потугах, и среди этой чистоты нет ни единой капли крови. Мне хорошо. Наверное, я даже рада, что все это закончилось. Что закончилось?

Я обернулась, но позади была та же белизна. Мысли, что до этого крутились в голове, вдруг исчезли, и я забыла все, о чем думала. Где я? Что-то, наверное, случилось…Вот только что? Я сделала несколько шагов вперед. Идти так тяжело…Будто позади меня огромная ноша, не дающая двигаться и тянущая назад. А вокруг ничего. Но на душе так спокойно, что хочется улыбнуться неизвестно чему.

Я ещё раз обернулось. Вновь ничего. Почему же так тяжело идти…Но куда я иду? Морская вода внезапно коснулась голых стоп, и у меня перехватило дыхание. Это…море? То самое море, где живут русалки? Подняв подол платья, я побежала по глади воды, но сколько бы я ни бежала, я не проваливалась в эту синеву, а лишь ступала по ней, оставляя позади расплывающиеся диски.

Под водой плавало множество рыб всевозможных цветов. Когда я делала новый шаг, они тут же расплывались в стороны, оставляя меня в одиночестве посреди этой белой пустоши. Одиночество…Слово почему-то зацепилось в сознании. Странное слово. Что оно значит? Что значит быть одному? Остановившись, я вновь обернулась. Позади мне послышался детский плач, но вместо ребенка там была девушка. У неё были длинные белоснежные волосы, стелющиеся под ногами, красивое, но грустное лицо и белые одеяния. В одной руке она держала золотой посох, вокруг которого вилась лоза, а в другой — сжимала что-то в ладони. Она не подходила к морской глади и стояла далеко, но слышать её я могла отчетливо.

— Здравствуй, Эолин…

У неё был невероятно красивый голос, вызывающий по телу мурашки. Девушка говорила медленно и спокойно. Её взгляд был очень внимательным, скорее оценивающим…

— Здравствуйте, — неуверенно поздоровалась я. Свой голос казался каким-то…чужим.

— Почему именно ты? — спросила незнакомка, слегка вскидывая голову.

— Почему…именно я? — зачем-то повторила, совершенно не понимая смысл сказанных слов.

— Многие пытались поглотить сферу, но их цели были корыстны, а сердца черны. Так почему именно ты?

— Я ничего не поглощала… — нет, воспоминания терялись, забывались слишком быстро, но в них не было места никакой сфере.

Девушка нахмурилась и подошла ближе.

— Значит, тебе не нужна сфера?

— Нет, она не нужна мне.

На её грустном лице возникла улыбка.

— Так это не твое желание…

Я с непониманием посмотрела на девушку. Та взмахнула рукой и в белом пространстве появилась сфера с какой-то картинкой. Лес…Сгоревшие дома…Деревянный гроб…Толпа троллей и…

— Это… — я повернулась к сфере и едва коснулась её пальцами. Девушка подошла ко мне впритык и указала на гроб. В нем лежала я.

— Эолин, представь, что сейчас ты можешь вернуться в прошлое и начать все заново. Что бы ты исправила? — незнакомка склонила голову набок. Кажется, её тусклые глаза впервые сверкнули.

— Исправить, — голова стала тяжелой от мыслей. Воспоминания возвращались, словно эта девушка специально предоставляла мне их, чтобы я могла четко сформировать свой ответ.

Я посмотрела на истощенных и посеревших мужей, на стоявшего рядом с гробом незнакомца, чье лицо я уже когда-то видела, и на ребенка. Своего ребенка. В груди резко защемило, и я невольно схватилась за сердце, поворачиваясь к девушке.

— Ничего…

Она высоко вскинула брови, а её голубые глаза широко распахнулись.

— Тебя предали и убили, а ты не хочешь ничего изменить?

— Нет…Ведь…Если я попытаюсь что-то изменить, значит, и мое будущее изменится. Вдруг, я изменю свою судьбу так, что не смогу иметь детей. Или потеряю кого-то из дорогих мне людей снова…Если такова судьба, то как бы я ни пыталась, я не смогу ничего изменить. Разве не так?

Девушка прищурила глаза и оперлась на свой посох.

— Ты не считаешь себя сильной?

— Нет. Я даже не могу их всех защитить…

— А если бы могла?

— Я бы сделала так, чтобы они жили счастливо. Чтобы моя дочка выросла в добром мире…

— Даже если это осуществиться, огромная сила несет в себе последствия. Готова ли ты будешь их принять?

— Если они будут улыбаться, то это малая цена. Это же очевидно…

Девушка широко улыбнулась.

— И действительно…Как интересно. Тогда держи, — она протянула мне какой-то шарик, который все это время сжимала в руке. — Я исполню твою мечту, но взамен ты, когда придет время, исполнишь мою просьбу.

Я взяла в руки маленький шарик, что тут же принял образ воды и впитался в мою руку. Исполнит мечту? Что это значит?

— Береги себя и тех, кто тебе дорог. Сделай их счастливыми, Эолин. До встречи.

Девушка и все вокруг исчезли. Белый свет резко ударил по глазам…

Глава 28

Я вспомнила все. Подобно той легенде, где странник получил Мудрость Соломона, я приобрела скрытые знания, которые на самом деле испокон веков принадлежали мне. Открыв глаза, я еще долго всматривалась в темноту, пытаясь отличить её от реальной и пытаясь совладать с собой. Все было иным. Я знала, что сейчас надо мной деревянная крышка гроба, однако, откуда я это знала? Я знала, что сейчас небо озаряют предрассветные лучи, однако, я не видела их. Тело окутывало спокойствие, некое благоговение, которое испытываешь, переступая порог древнего храма. Лишь раз я посетила один из Величественных Храмов, коих всего в мире было шесть, но эти чувства я запомнила на всю оставшуюся жизнь. Говорят, что эти Храмы принадлежат самим Богам, а потому простому люду до них не добраться. Так, во всяком случае, считали аристократы. Не думаю, что это можно теперь считать правдой.

Невольно коснувшись живота, я вновь прикрыла глаза. Через разорванное платье прощупывался рубец, что ныне будет мне напоминанием о сделке с той девушкой. Богиней. Почему я так решила? Не знаю. Теперь я знала слишком многое, чего не могла объяснить. Такова дарованная сила. Я должна использовать её, чтобы сделать дорогих мне людей счастливыми. Многогранное понятие, но таково мое желание, и сделка уже заключена. Артефакт дарует не только силу одной из стихий, он дарует некий титул посланника Богов, точнее одной конкретной Богини, что, как ни иронично, является олицетворением материнства, семейного очага и плодородия.

Наверное, сегодня будет мой второй День Рождения, с которого начнется совершенно иная жизнь. Во мне кипит огромная сила, жаждущая выйти наружу, но я должна суметь направить её в то русло, которое нужно мне. Таков уговор. Таково мое желание. И если судьба даровала мне вторую жизнь, то больше я убегать не стану. Благодаря новой силе, я могла видеть все то, что сейчас происходило, даже если это за тысячу земель от меня. Я видела одного выжившего убийцу, что сейчас направлялся к Иараль, сжимая в руке флакон с моей кровью, которую я потеряла во время родов. Я видела еще один флакон с кровью Фирюэль, которую Императрица смогла собрать с ножа. И я знала, что теперь она выносит ребенка и родит его. И сердце не сжималось в тиски, как прежде, стоило мне подумать, что карающим мечом для Иараль стану я.

Коснувшись доски пальцами, я сдвинула её в сторону, где она свалилась наземь с приглушенным грохотом. Слабый оранжевый свет вцепился в глаза жесткой хваткой, я зажмурилась, медленно приподнимаясь в собственном гробу. Я не была здесь одна. Он сидел со мной здесь все то время, что артефакт впитывался в мое тело. Он всегда был рядом. Потому что он обещал.

Открыв, наконец, глаза, я повернула голову в сторону, где сидели двое. Джувиал. Ты сильно изменился. Из растрепанного и вечно грязного мальчонки, с которым я провела все свое детство, ты вырос в сильного и хитрого демона, коим всегда хотел быть. Я боялась, что ты погиб в той жестокой войне, что наше обещание останется лишь в воспоминаниях, но ты выжил. Потому что ты обещал.

Твои зеленые глаза, что обычно смотрят лукаво, теперь наполнены нежностью и теплом. Твои смоляные волосы, что раньше были коротко и неаккуратно подстрижены, теперь достают до поясницы. Ты будто стал еще смуглее, однако, все так же любишь золотые украшения. И ты пришел за мной, как и обещал. А значит, и я выполню свою часть.

На крепких руках он держал маленький сверток, из которого изредка доносилось не то угуканье, не то недовольное бормотание. Моя доченька. Мой милый-милый спящий ангелок. Я тут же протянула к ней руки, и Джувиал, поняв меня без слов, передал этот сверток мне, став рядом и вглядываясь в лицо ребеночка так, будто это была его дочка. Она крепко спала, тихо сопела, надув свои пухлые розовые щечки. Я прижала её груди, пытаясь справиться с нахлынувшим переизбытком чувств. И хотя я понимала, насколько она хрупкая и слабая сейчас, мне хотелось крепко-крепко до дрожи обнять её, потрепать за щечки, обцеловать с головы до пят, но я лишь смотрела на неё, не веря в то, что это моя маленькая дочка.

— Не твоя порода, — тихо произнес Джувиал, широко улыбаясь и поднимая меня на руки из гроба. — Голос у неё только твой, но не более.

Я улыбнулась в ответ.

— Так даже лучше…

— Внешностью точно вся в папашу будет. И по способностям тоже. Хотя из-за демонской крови ей их трудно раскрыть будет.

— Ты ей уже всю жизнь распланировал.

— Привычка у меня такая, если ты заметила, — демон рассмеялся и вновь посмотрел на Эофию. Его глаза несколько сузились.

— Завидуешь? — опустившись на траву, я рассмеялась в ответ, заранее зная то, что он скажет.

— Завидую.

Сев на землю, я вытянула ноги, поправляя платки, в которые Эофия была укутана. Сев рядом, Джувиал приобнял меня за плечо, упираясь носом в макушку. Сделав тяжелый, но как будто облегченный выдох, он задрожал всем телом, покрываясь мурашками.

— Прости…Я опоздал…

— Нет. Ты как всегда подоспел вовремя.

— Не нужно меня успокаивать, я мог бы украсть этот артефакт гораздо раньше, если бы смог…

— Джувиал, — отстранившись, я посмотрела демону в глаза, — ты сделал для меня все…Ты дал мне вторую жизнь и сейчас просишь прощения за то, что опоздал? — я невольно рассмеялась. — Странный ты…

— Все? Как я мог сделать для тебя все? Ты лишилась воспоминаний и…

— Но теперь они вернулись.

— Ты потеряла голос!

— Но ты излечил меня.

— Ты могла погибнуть среди тех зараженных!

— Но ведь именно ты убил тех очерненных, что ходили по полю, когда я прощалась с отцом, разве нет? Джувиал, — я прильнула к мужской груди, чувствуя, как теплые руки обхватывают мое тело, — ты всегда был рядом, хотя я ничего не помнила. Даже, если ты не мог мне помочь, ты переживал за меня. Ты понял, что я не смогу выносить мою крошку и украл этот артефакт для меня.

— Я же обещал…Помнишь?

— Да, я помню.

Теперь я все помню. Помню твою мальчишечью улыбку, твое колечко, сделанное из стебелька одуванчика, твои слова, в которые трудно было поверить, ведь их сказал маленький пятилетний мальчик. «Давай, когда мы вырастем, мы поженимся?». «Давай! Но ты разве не переезжаешь в другую деревню?». «А мне все равно! Я с тобой всегда-всегда рядом буду!». Последние слова он кричал и в тот день, когда бушевал пожар. Он обещал быть рядом и спасти меня, и я верила ему до тех пор, пока не потеряла память. Пока у меня не украли дорогие воспоминания…

— Но я хотел быть первым мужем, — Джувиал наигранно надул губы, но не удержался и рассмеялся.

— У тебя тоже важная миссия, ты замыкаешь магический круг, почетное задание!

— Тогда взамен я тоже хочу дочку!

— А я хочу сыночка!

Демон снова рассмеялся и прижался щекой к моей, проводя смуглым пальцем по носику спящей Эофии.

— Пойдем. Барбатос и Ориас совсем без тебя зачахли. А тролли тебя теперь Богиней считают, знаешь?

— А много ли ты видел тех, кто восставал из мертвых? Я и сама своих способностей сейчас побаиваюсь, хотя, с другой стороны, уверена в них.

— Значит, ты действительно видела Богиню?

— Да, видела…

— Сделка…

— Да. Но прошу, не говори об этом больше никому. Хорошо, Джувиал? Мой любимый шестой муж.

***

Они были в коме уже неделю, и очнулись только сегодня. Мы все боялись за них, ведь все произошло так внезапно. Первым упал Валефор. Впервые из его глаз хлынули слезы, он схватился за сердце и рухнул наземь. Его сильно трясло, изо рта пошла кровь, и сначала все решили, что орлы сумели его каким-то образом отравить. Но за ним на следующий день последовал и Баал. Он начал задыхаться и держаться за живот. Его хвост начал истончать яд, и мы даже не могли подойти к нему, чтобы помочь. В тот момент я решила, что что-то произошло с Эолин. Если Госпожа на грани жизни и смерти, первыми это чувствую два мужа. Именно по этой причине первых двух мужей выбирают Императрицы, а не сами их дочери. Эти мужья должны быть достаточно сильны, чтобы пережить трагедию своей Госпожи. Однако, он впали в кому. И мне стало очень страшно за Эолин…

А затем…Альфинур…У него пропал голос, глаза поблекли и…Он пропал. Его нашли через несколько дней на границе — раненого и почти изрубленного. Его ввели в искусственную кому, чтобы он смог выжить, и тогда мое сердце сжалось от ужаса. Это значит, что Эолин…мертва? Я не хотела в это верить, молилась каждый день, ждала того дня, когда они очнутся, и они очнулись. Бледные, серые, будто спустились за это время в самую преисподнюю, чтобы вытащить оттуда свою возлюбленную.

Они не разговаривали. Просто потому, что не могли. Но их взгляд был спокойным. Вскоре Валефор и вовсе взял в руки лист и перо и попросил о том, чтобы их переправили в Северную Империю. Это было маловероятно, ведь теперь границы сильно охраняли, но в их глазах была мольба. Артефакт исчез, бороться больше не за что, и теперь основные силы можно бросить на то, чтобы пробить эту охрану на границе. Да и Эолин…Что же с ней случилось?

В любом случае глава фениксов и сам отдал приказ, по которому весь клан уходит в Северную Империю. И теперь мы собираем немногочисленные вещи, чтобы уйти отсюда к лучшей жизни. Мы очень скоро встретимся, Эолин.

Подожди нас совсем немного.

Глава 29

Колеса повозок скрипели, содрогаясь при встрече с камнями, усыпанными снегом. С огромного поля, по которому шел немногочисленный строй, открывался вид на замерзшее в низине озеро, над которым склонились ледяные ивы. Кое-где пробивалась желтая трава, что в этих краях была крайне морозоустойчива, а в посеревших небесах кричали улетающие в теплые края птицы. Мрачный и угнетающий пейзаж, который осветлял лишь снег, скрипящий под ногами. Холодно. Клубы пара, выходящие изо рта вместе с теплым дыханием, еще долго витали в воздухе, закручиваясь в спирали. Нормальных перчаток не было, и немеющие руки можно было согреть, лишь сунув их в карманы теплых шуб, которые тролли когда-то делали из шкур зверей. Склад с валенками сожгли во время нападения, и даже ноги пришлось обматывать мелкими шкурками, закрепляя все прочными веревками. На привалах я спала в шерсти обращенного Барбатоса, а во время самого похода грелась от огненных сфер, которые создавал Джувиал, и все же кончиками пальцев я чувствовала тот холод, что погубил немало путешественников.

Эофия в последнее время плохо спала. Стоило мне передать её в чужие руки, чтобы согреть заледеневшие свои, как она тут же просыпалась, сжимая в тиски мое сердце своим громким криком. Соски были искусаны и сильно болели, настолько жадно моя крошка требовала молока, и со временем кормление превращалось в настоящую пытку для меня. Внутри продолжала накапливаться жаждущая вырваться наружу сила, мощь которой вначале пугала меня. Вся вода этого мира теперь подвластна мне, но пока я даже не могла правильно этим распоряжаться, однако, показывать эту слабость я не имела права.

Они называли меня Богиней. Даже не посланником Небес, а Богиней. Я подходила по описаниям одной громогласной легенды, которую многие народы почитали как предсказание. В ней девушка пожертвовала своей жизнью, а после вновь возродилась из пепла, получив силу, чтобы изменить мир. Тролли верили в неё, а потому последовали со мной на Север, считая, что я веду их к лучшей жизни. Разве могла я разрушить их надежды? Имела ли на это права, держа в руках силу, способную осуществить их мечты?

— Холодно, — сказала я, чтобы нарушить скрип немногочисленных повозок.

— Дальше будет еще холоднее. К тому же рядом горы, — Джувиал отряхнул воротник от снега, что неустанно шел с серого неба.

— Правильно ли я решила идти туда? К нашей деревне…

— Даже не сомневайся в собственном выборе, ты все сделала правильно. Столица Севера сейчас наполнена смутой, все-таки последний герцог умер. И наше появление все усугубит. В то время как наша деревня довольно далеко от центра, месторасположение хорошее, да и жителей немного. Наша помощь им впору будет.

— Мы прошли немного деревень, — Ориас, что нес рядом со мной на руках дочку, обратился к демону, — однако, если другие поселения находятся в таком же состоянии, то Север не выстоит войну и падет первым. Наверняка, Харран нападет, как только снег растает.

— К сожалению, да. Правящей ветви здесь теперь нет, действующий Совет довольно стар, народ беден. А времени слишком мало.

— Знаю, что прозвучит слишком самоуверенно, — Барбатос поправил на мне пуховой платок, — но ведь мы могли бы собрать этот разрозненный народ под своим началом.

— Проще сказать… — Ориас усмехнулся и прижал к себе Эофию, когда навстречу подул ветер.

— Собрать? — эта идея показалась мне настолько масштабной, что даже неосуществимой. Однако, что за искра надежды зародилась внутри? Возможно, это оттого, что я слишком верю в полученные силы, но…

— Да, народ хоть и разрозненный, но очень сильный и верный. Нажав на нужные рычаги, мы сможем объединить его!

— Хитрый лис, — Ориас снова улыбнулся, — в таком случае мы возьмем на себя больше, чем сможем унести.

— В этом есть смысл, но тогда большая часть забот ляжет на Эолин, — мы все повернулись к демону, — ты олицетворение Богини, и народ придет к тебе только тогда, когда убедится в этом. Более того ты и демон, и русалка, а эти расы сейчас преобладают на Севере. Тролли тоже на нашей стороне.

— Когда-то мы просто хотели убежать…И вот теперь думаем над тем, чтобы повести этих людей к войне. Надеюсь, что полученных сил хватит на то, чтобы избежать жертв… — я улыбнулась хмурым лицам. — К тому же, скоро нам обязательно помогут.

— Значит, ты согласна с тем, чтобы стать…герцогиней этой страны? — Ориас настороженно посмотрел мне в глаза.

— Я не стану ей. Но хотя бы помочь Саэру я хочу…

— Зачастую народ не понимает, что его хотят спасти. Пусть первоначальной задачей будет спасти себя.

— Хорошо, пусть будет так.

Снег все продолжал покрывать землю белоснежной скатертью. В этом хладном спокойствии я впервые почуяла едва уловимый запах приближающейся войны. Быть может, всего лишь дым, идущий из далекой избы, быть может, очередная пророческая тень, подаренная мудрой Богиней.

— Просыпается, — разочарованно произнес маар, отдавая мне шевелящийся сверток. Эофия пыталась вытащить свои кулачки наружу. Она снова хотела есть…

Уже месяц спустя деревню было не узнать. На месте разрушенных и сожженных изб возвышались строящиеся дома, работа кипела, и тишину наполняли гул, жужжание пил и грохот падающих бревен. Местные жители с серыми лицами оживились и рассказали обо всем, что происходило здесь последние года. Они жили в бедности, выживая лишь на одном молоке от худосочных коров да на яйцах от кур, которых пытались разводить. Этим же сейчас питалась и я сама, однако, чем больше времени проходило, тем больше я понимала, что еда мне…не нужна. Все меньше я поддавалась эмоциям, все больше тело брали под контроль спокойствие и странная уверенность в собственных действиях.

День за днем я училась управлять своей силой у моря, рядом с которым родилась. Так, я смогла сделать его более чистым и наполнить рыбой, что выпрыгивала у берега, несмотря на холод. Так, хотя бы последовавшие за мной люди перестали голодать. Я смогла сделать из морской воды пресную — так, они смогли пить. Неделю назад я научилась созидать из воды морских стражей, что стали помогать со стройкой. Но чем больше я узнавала, чем больше умела, тем быстрее рос во мне бурлящий поток, требующий, чтобы я колдовала непрерывно, чтобы высвобождала его так быстро, как только могу. Поэтому рыбы становилось все больше, стражи все сильнее, вода все чище…

Идея о прославлении Богини, пускай подобный титул мне не нравился, возымел определенный эффект, как только местные жители повезли рыбу на продажу в соседние деревни и даже города. Это стало понятно потому, что мимо заброшенной всеми деревни начало проходить слишком много якобы караванов, однако, по разговорам путешественников я поняла, что наши действия могут привести к гражданской войне. Люди на гране отчаяния, и есть те, кто не смотря ни на что, готовы воспользоваться этим и занять место во главе. Одна часть последует за ними, другая, предположим, — за мной. Разве это объединение народа?

Взяв в руки теплый платок, я начала укутывать мою малышку, что уже широко и лучезарно мне улыбалась, сверкая своими радужными глазками. Я так же улыбнулась ей в ответ, целуя в пухлую щечку. Уже скоро, совсем скоро, моя милая. Взяв Эофию на руки, я обернулась в сторону одного из троллей, что вбежал в палатку, тяжело дыша. Он явно спешил и был очень взволнован.

— Богиня! К нашей деревне приближаются фениксы! Что прикажете делать!?

— Спокойнее, — я невольно улыбнулась еще шире, — все в порядке. Это наши друзья…

— В-вы знали, что они прилетят сегодня?

— Да, знала, — взяв на руки свою дочку, я вышла к зимней прохладе, поднимая взгляд на удивительно ясное небо. Вдалеке огромной стаей приближались сотни крыльев, пропуская через свои перья лучи солнца. Поднимающийся с их стороны ветер ласково трепал волосы и полы одежд, в которые я была укутана. Эофия начала радостно гулить. — Да, милая, вот и папа…

Фениксов было так много, что на улице потемнело. Они вихрем закружили в небесах, будто не решаясь спуститься на Северную землю. Я с улыбкой посмотрела в сторону хмурого Геграса. Пускай он и не знает, но и для него этот день станет долгожданным и радостным. Некоторые крылья фениксов загорелись, и небо напоминало полыхающий ураган, обдающий своим теплом и завораживающий своей красотой.

В груди потеплело, когда из этого потока стремглав вылетела одна фигура, приближающаяся к нам подобно падающей звезде. Следом за ней из строгого строя вылетела еще одна массивная фигура, парящая плавно и медленно, но все мое внимание уже поглощал он. В уголках глаз толпились слезы, и дыхание замирало, я и подумать не могла, что скучала по ним так сильно. Я знала, что где-то здесь и Валефор, и Баал, и сейчас была готова разрыдаться от счастья. Такие сильные эмоции не захлестывали меня с тех пор, как я получила силу.

Взмахнув крыльями в последний раз, Альфинур приземлился на ноги, и тут же побежал ко мне, не скрывая бушующих на его лице чувств. Поджав нижнюю губу, феникс словно задыхался с каждым шагом. Его руки покрытые новыми шрамами дрожали, а из глаз текли слезы. За то время, что мы не виделись, он словно постарел на пару лет, его лицо стало более мужественным и угрюмым, но сердце осталось таким же добрым и чистым. Не успела я сделать и двух шагов ему навстречу, как он упал передо мной на колени, прижимая к себе и целуя в живот. Он дрожал как осиновый листок, бормоча не то извинения, не то признания в любви.

Опустившись рядом с ним на колени, я прижалась своим лбом к его, приподнимая на своих руках радостно гулящий сверток.

— Смотри, Эофия, вот и папа…

Альфинур замер, его глаза широко распахнулись, и он жадно втянул в себя запах своей дочери, а затем…разрыдался, будто сам был маленьким ребенком. Склонившись над Эофией, феникс начал целовать её в щечки, в лоб, в подбородок, роняя на её розовое личико свои слезы, а после, подняв голову, поцеловал меня в губы, проводя своими пальцами по моему лицу. Его ладони стали грубыми, но таким теплом веяло от этого жеста, что я не сдерживала широкой счастливой улыбки.

— А ну-ка разойтись! — громкий и грубый голос с явными нотами веселья в мгновение разогнал троллей и фениксов, столпившихся вокруг. — Внучку мне сюда, быстро!

Альфинур усмехнулся и помог мне подняться с земли, продолжая при этом крепко обнимать меня и смотреть на маленькую крошку, завернутую в теплый платок. К нам подошел крупный мужчина, совершенно не похожий по телосложению на моего мужа. Его волосы, зачесанные назад, отливали золотом и розовыми нотками, радужные глаза, небрежная щетина — да, это отец Альфинура. Его лицо было более грубым, и складки на лбу говорили о том, что он часто хмурится, но радужка выдавала его радость и веселье. Он был хорошим человеком. Я уже знала это.

— Ну-ка, ну-ка, — он склонился над внучкой, прищурив глаза. Та улыбнулась ему своей очаровательной беззубой улыбкой, и феникс растаял окончательно. — О! Погляди! Да это ж наша порода! — глава фениксов гулко рассмеялся. — Вся в папку, ну и ну!

Я еще раз всмотрелась в черты лица отца Альфинура и мягко ему улыбнулась.

— Она будет похожа на вас.

Глава удивленно вскинул брови, как и мой муж, на что я лишь утвердительно кивнула. Пока я не могла видеть четко будущее, но в такие моменты образы сами из ниоткуда всплывали в голове.

— И как мою воительницу маленькую зовут?

— Эофия.

— Красивое имя ты ей дала. Ей подходит. Ну, дай дедуле подержать внучку-то. А то ты, невестка, небось уже руки себе того…Отсохли в общем. Ну, дай.

Я протянула дочку фениксу, имя которого слышала еще во времена жизни во дворце. Алайр. Кто бы мог подумать, что сейчас он будет гладить меня по голове и качать на руках Эофию.

Черный длинный хвост в мгновение обмотавшись вокруг моих ног, притянул к другому твердому, как скала, телу. Появившись из ниоткуда, Баал крепко, чуть ли не до хруста, обнял меня, покрывая поцелуями мою макушку. Его взгляд стал как будто мудрее, а сам он смотрел с такой нежностью, что я уж было начала сомневаться мой ли это муж. Он не говорил ни слова. Молча прижимался ко мне, вдыхая запах. Они все изменились за это время. Мы изменились за это время. Я боялась, что он взвалит на свои плечи вину за те смерти, что это станет его непосильной ношей, но кровожадный наг, на то и кровожадный наг. Я рада, что он в порядке и смог все правильно для себя понять. Застучав кончиком хвоста по земле, он уставился на Эофию в руках Алайра, и среди испытываемых им эмоций я отчетливо уловила ревность. Взглянув куда-то в сторону и поцеловав меня еще раз, Баал неохотно отполз в сторону. Рядом стоял Валефор.

Его бледные губы расплылись в улыбке, и измученное лицо словно расслабилось. Наверное, за это время он изменился больше всех. Где-то глубоко внутри я искренне боялась того, что Валефор не променяет свое положение на место быть рядом со мной, и как же я рада, что ошибалась. Его рубиновые глаза смотрели ласково, осматривали меня с ног до головы, задерживая взгляд на животе, а после он и сам подошел ближе, заключая меня в объятия. Его грудь дрожала, и сам он дышал очень тяжело. Не пристало аристократам при всех плакать. Я улыбнулась и уткнулась носом ему в плечо.

— Как я рада, что вы в порядке…

— Уж кто бы говорил, Эолин.

— Спасибо…Что пришел за мной.

Отстранившись, Валефор посмотрел на меня так, будто я сказала какую-то глупость. Да так посмотрел, что даже мне стало стыдно.

— Как бы я себя ни вел…Я не смогу оставить тебя, куда бы ты ни пошла.

И я верила. Вернее, я знала, что это была правда.

— Тебе вот кстати еще подарочек.

Я посмотрела за спину вампира, где с ноги на ногу переминался…

— Лийам?

Сводный братец почему-то опустил взгляд, нервно прокашлявшись. Я всегда видела в нем доброго, даже немного наивного человека, но этим он и отличался от остальных. Я рада, что он в порядке, что Иараль не повлияла на него, однако, что он тут делает? Этого даже мои силы не предусмотрели. Среди его чувств я видела вину. Он как всегда переводил поступки матери на себя. Но теперь я видела причину, по которой Лийам прибыл сюда…

— Эолин, я знаю, что Иараль…

— Лийам, ты ни в чем не виноват. Рада, что ты в порядке. И…Спасибо, что помог сбежать моей сестре…

Братец кивнул, а через несколько секунд, как и все присутствующие, поднял на меня изумленный взгляд. Да, к счастью или к сожалению, теперь я многое знаю, и теперь я понимаю, что чем меньше знаешь, тем действительно крепче спишь.

Я повернула голову в противоположную сторону. Там, рыдая сидел Геграс, прижимая к себе счастливую, хотя и явно шокированную Фирюэль. Что ж, теперь все здесь. Теперь пора начинать действовать…

Глава 30

— Фархан, несмотря на вести, принесенные нашими воинами, не думаю, что стоит игнорировать подобное, ведь…

— Кто сказал, что я буду это игнорировать? — граф из рода Элмонд оторвался от карты местности, недовольно посмотрев на своего суетливого советника. Волнение, поднявшееся из-за распространяемых слухов, начинало ему сильно докучать. Из-за смерти последнего герцога, что не удосужился оставить наследство, зато смог потратить абсолютно все запасы хранилища, экономика, не говоря уж о политике, рухнула в бездну. Все проблемы упали на плечи Совета, и так уж исторически сложилось, что именно граф Фархан Элмонд стоял во главе сего заседания.

— Но вы сказали, что это сплетни, и я подумал, что…

Граф поднял руку, заставляя советника замолкнуть. Фархан не был молод, и находился в том возрасте, когда многие отцы выдавали своих дочерей замуж и ожидали внуков, однако у него, как и у многих северян не было ни жены, ни детей. Голод и постоянные междоусобицы забрали с собой множество представительниц слабого пола, оставив мужчин наедине с войной и одиночеством.

— Как я могу сразу поверить в то, что в деревне появилась какая-то Богиня? Её никто не видел. Но местные жители внезапно обзавелись рыбой и чистой водой. Не думаю, что это дело рук троллей или фениксов, — граф провел рукой по черной острой щетине, — и если честно мне все равно, кто поселился в той деревне, однако…Рыба нужна нам. Население голодает. И если мы заключим договор с тем, кто наполняет реки рыбой, то решим хотя бы одну проблему.

— Вы как всегда мудры, граф Элмонд. Надеюсь, именно вы станете следующим герцогом!

— Мне не нужен этот паршивый титул… — Фархан поднялся со стула, отпивая воды из кувшина и размазывая скатившиеся капли по мощной шее. Из зеркала на него смотрел уставший от жизни мужчина с синяками под глазами. Горбинка на носу напоминала о сильном ударе врага во время очередной войны. Тусклые металлические глаза, впалые щеки, короткие черные волосы да такие же темные бычьи рога, один из которых был сломан.

— Что же вы тогда хотите, граф? Вы так заботитесь о народе, наверняка вы хотите…

— Ничего я уже не хочу. Подохнуть бы, да не жить в этом болоте, где каждый норовит воткнуть тебе в спину нож…

Громко хлопнув дверью, Фархан вышел из зала, поправляя спадающие с себя одежды, которые когда-то впритык сидели на сильном мускулистом теле. Голод и болезни не щадили никого. Много слухов ходило вокруг этого члена Совета, и не все были хорошими. Часть населения полагала, что это именно он убил герцога, руководствуясь вечным недовольным лицом демона и не способностью понять, что у того на уме. Однако, можно ли судить книгу по обложке?

Проснувшись, я тут же попыталась запомнить сон. Хотя, я давно уже не видела снов, это было очередное видение, которое происходило в столице Империи прямо сейчас. Фархан значит, да? Значимое лицо в будущем этой страны. И не только в будущем страны. Однако, не стоит торопить коней. Граф слишком зол на мир, чтобы править холодными землями, но именно он поможет мне с мирным объединением.

Я знала, что сейчас он уже в пути. Сам едет, чтобы как всегда беспристрастно разузнать о том, откуда в ожившем море появилась рыба. Этот демон уже давно ни во что не верует, поэтому слова о Богине для него подобны бульканью в воде, но к нему навстречу я выйду лично.

По словам Барбатоса, что родился и вырос в святилище, Богиня, что сможет мгновенно объединить народы, должна быть материальна, но в то же время недосягаема. Внушать трепет и благоговение, некий страх за свои поступки и чувство защиты. И, как сказал Валефор, слух намного быстрее привлекает людей, чем ежели самому ходить по землям и доказывать свою силу. Пока этот план работал безотказно.

У меня вновь болела голова. Как только я просыпалась, сознание пронзали голоса уже вставших доярок, что находились отсюда в нескольких километрах. Я слышала мысли просыпающихся троллей, слушала ржание пасущихся вдалеке лошадей, и моя голова будто раскалывалась на части. Этот дар контролировать было гораздо труднее, чем стихию, однако, и в последней я уже нашла минус: я не могла больше жить далеко от воды. С каждым днем мне все больше хотелось войти в море и…не вернуться, и я благодарила судьбу за то, что на этой земле у меня есть любящие меня люди и еще не выполненная цель.

Повернувшись набок, я ласково улыбнулась еще дремлющему в моей кровати Барбатосу, что мило сопел, прижав к голове красные ушки. Стоило мне притронуться к его густым волосам, как он тут же распахнул взволнованные голубые глаза, приподнявшись на локте.

— Я разбудила тебя. Прости, — раскрыв свои объятия в качестве извинения за совершенный поступок, я вновь искренне улыбнулась, упираясь щекой в макушку оборотня, когда тот, подобно младенцу, прижался ко мне всем телом. Его дыхание у самой шеи щекотало кожу, и хотелось рассмеяться. Я не удержалась и хихикнула, получив в ответ ласковый мимолетный поцелуй в плечо.

— И только поцелуй?

Барбатос удивленно вскинул вверх свои брови, состроив просящую гримасу.

— Богиня стала слишком ненасытна и насиловала свою жертву всю ночь. Пожалейте смертника! — нависнув сверху, оборотень сверкнул рядом белоснежных зубов и клыков. Тебе бы в актеры идти, а не в святилище! Обхватив шею Барбатоса руками, я в очередной раз притянула его к себе, целуя в губы. В ответ мне подарили жаркий и пылкий поцелуй. Оборотень всегда был страстным, но немного грубым и неаккуратным, то и дело поддаваясь своим желаниям.

— Что-то смертник не очень-то устал, — со смешком проговорила я, чувствуя на ногевозбужденный пах.

— Богиня же просит!

— В любом случае, сейчас к нам едут гости. Нужно подготовиться.

— Как жестоко с твоей стороны… — наигранно закатив глаза и скатившись набок, Барбатос навострил уши, — опять видение?

— Да, — спокойно ответила, вставая с кровати, — граф Элмонд собственной персоной.

— Тот, что в Совете? Валефор говорил о том, что нам бы поговорить с кем-нибудь из столицы.

— Судьба вновь нам благоволит.

Оборотень усмехнулся и также встал с кровати, принявшись искать свои брюки. Перекинув через плечо волосы, я взяла в другую руку гребень, отметив со вздохом, что пряди посветлели еще на тон. Мой темный насыщенный бирюзовый цвет сменялся на голубой. Не могла назвать этот цвет некрасивым, однако, смотреть на себя в зеркале было крайне непривычно. Кожа бледнела, а аметистовые глаза неестественно ярко блестели, будто я только из воды вышла. Но никто из окружающих меня людей не сказал мне ни одного слова, хотя в их мыслях я и видела удивление.

Через десять минут взволнованный Альфинур принес в палатку плачущую Эофию. Он не отходил от неё ни на минуту, а на её крик реагировал с таким ужасом, что это не могло ни вызвать улыбку. Его отец оказался совершенно таким же, и стоило голодной Эофии подать свой воинственный клич, как они вскакивали с места и принимались носиться вокруг кроватки, пытаясь попутно найти и меня. Отодвинув в сторону ткань платья, я поднесла дочку к груди, что тут же принялась жадно жевать сосок.

— Ух как проголодалась! — не отрываясь от процесса кормления, Альфинур смотрел так внимательно, что на мгновение я даже почувствовала смущение.

— Хорошо она спала?

— Как и ты в моих объятиях, — широко улыбнулся феникс, даря мне взгляд, полный любви.

— Значит, хорошо… — все-таки смущенно ответила я, опуская взгляд на нахмурившуюся Эофию.

***

— Это точно та самая деревня? — граф хмуро окинул строящиеся избы на месте пустыря, который северяне называли Мертвым.

— Сомнений быть не может! Я же говорил вам о том, что тролли почему-то начали строить здесь поселение на радость местным жителям.

— Если они пришли сюда, значит, их прежний дом разрушен. Это очевидно, — нахмурившись, Фархан поправил на себе меховой воротник, от которого к земле спускался бордовый плащ. Густые брови сдвинулись к переносице, и со лба не сходила хмурая складка.

— Мы отправили сюда гонца вперед нас, так что…

— Я знаю, — процедил граф сквозь зубы, всматриваясь в направляющегося к ним тролля. Обычный посыльный, которого прислали сопроводить гостей хотя бы ради приличия. Рыбы здесь было так много, что она выпрыгивала из воды у самого берега, а море таким чистым, что на дне был виден каждый камень, каждая мелкая ракушка. На мгновение графа одолела злоба. Народ в столице готов жрать эту рыбу сырой, чтобы выжить, а её в избытке именно рядом с поселением, где остановились тролли и фениксы. Неужели они знают способ, как быстро разводить рыбу? Чего бы это ему ни стоило, он добьется своего. Эту гребаную рыбу повезут в столицу, иначе не быть ему графом!

Деревня не представляла из себя ничего особенного. Пара колодцев, обычные деревянные дома, стоящиеся в стиле троллей, однако, ни запаха навоза, ни некого хаоса, свойственного деревням, здесь не было. Граф шел молча, злобно сверкая на столпившихся любопытных фениксов и на работающих троллей, что даже не выказывали приветствия проходящему мимо Фархану Элмонду!

— Господин…

Обернувшись на шокированный голос советника, граф, наконец, вытащил хмурое лицо из воротника и несколько округлил глаза, осматривая небольшое здание, сделанное из…воды? Да, внутреннее убранство не было видно вовсе, однако, вода сверкала и переливалась всеми цветами, бурлила в колоннах, перетекала в крыльце, окружала круглые окна…Словно магией призвали воду из моря и придали ей столь причудливую форму обычного дома! Возможно ли такое? Значит, в деревне действительно живет сильный маг!

Граф почувствовал, что в горле встал ком. Давненько ему с магами не доводилось разговаривать. По слухам, все они люди причудливые и немного…не в себе. Быть может, это очередной чудак, возжелавший, чтобы его называли титулом Небес.

Дверь в водный дом открылась, и Фархан сделал неуверенный шаг на крыльцо, боясь. Что провалиться в водную пучину. Твердая поверхность…Тем страннее…Внутри все также оказалось из воды, но внимание привлекало уже не убранство, а те, кто в нем находился. На огромном кресле сидела девушка. Бирюзовые от корней волосы светлели к концам чуть ли не до белизны, большие фиолетовые глаза смотрели спокойно и даже снисходительно, а откровенные одежды, не свойственные северным краям, казались слишком вульгарными. Стоило графу подумать об этом, как девушка опустила взгляд на глубокое декольте и вырез на бедре. Так это её считали Богиней?

Вокруг неё стояло шесть мужчин: трое с одной стороны, трое с другой. Ни один не похож на другого. Все с таким лицом, будто не к беседе, а к мордобою готовились. Молча взмахнув рукой, девушка указала на два кресла, на которые и сели граф с советником.

— Прошу прощения за столь внезапный визит. Позвольте узнать, как я могу к вам обращаться.

— Это не столь важно, поверьте, — у нее был очень мелодичный голос. Наверняка, в её наследии сыграли роль русалки, но почувствовать её расу было почти невозможно. Словно вокруг неё стоял какой-то барьер… — Вы ведь прибыли, чтобы договориться насчет рыбы?

Граф нахмурился еще больше. Нет-нет, его визит вполне очевиден, тут нечему удивляться.

— Да, вы правы. Народ голодает, а море у наших берегов настолько грязное, что даже русалки отказались помочь нам.

— Вы сами виноваты в том, что сотворили с морской обителью.

Фархан крепко стиснул зубы.

— От всего Совета прошу вас помочь нам. Договор — обоюдное согласие, поэтому и с нашей стороны мы сделаем все, что вам нужно.

— И что же вы можете мне дать? — в голове девушки слышалась насмешка, злящая графа. Она знает о том, что сейчас они не могут ей совершенно ничего предложить. Откуда?

— Жизни Совета полностью в ваших руках.

— К чему они мне? Ваш народ и так на грани гражданской войны. А в ней Совет не сыграет большой роли.

На этих словах на девушку посмотрели уже и её спутники. Беспомощность Фархана давила на него, вызывая гнев. Она проверяет его? Хочет, чтобы он преклонился перед ней?

— Не нужно передо мной преклоняться, — граф замер, — скажите мне, почему вы так хотите помочь этому народу?

— Это мой долг.

— Неверный ответ. Вам еще одна попытка на то, чтобы быть честным.

Граф опустил взгляд, сжав кулаки. На вид хрупкая оболочка, а внутри черти пляшут. Что ей нужно от него? Так трудно поставлять рыбу, если её в избытке? Конечно, когда человек чувствует власть, он начинает зазнаваться. Относится ли она к этим людям? Одно теперь граф знал точно: эта якобы Богиня точно читает мысли. А это совсем не на руку Совету, где лжет или умалчивает каждый второй. Тяжело выдохнув, Фархан отцепил застежку плаща — разговор явно будет долгим.

— Потому что я обещал. Таким образом я искуплю свои грехи.

Девушка улыбнулась и кивнула. Видимо, о самих грехах говорить не придется. Отчего-то она кинула веселый взгляд на огромного маара, что тут же нервно прокашлялся.

— Вы ведь любите свой народ…

— Это уже не так важно.

— В любом случае, теперь и вам есть, что нам предложить! — граф настороженно посмотрел на довольное лицо девушки. — Прошу вас, расслабьтесь. Нам с вами теперь очень долго сотрудничать.

Глава 31

— Граф Элмонд, я правильно понял ваши слова? — возглавляющий Совет старец, которого, по мнению Фархана, уже давно было пора снять с должности, презрительно сощурил глаза, превратив их в одну узкую полоску. Никто и не обещал, что осуществить идею будет так легко. — Вы хотите доверить жизни нашей Империи какой-то мнимой Богине?

— Уверяю вас, даже если она не Богиня, то как минимум маг невероятной силы. Если представим её людям, как Богиню, это может сплотить народы, которые последуют за защитой, — Фархан старался говорить как всегда жестко и уверенно. Сегодня это было особенно трудно, учитывая недовольство половины Совета.

— Не слишком ли много чести мы окажем какой-то девушке, назвав её Богиней? — граф Вилморт язвительно усмехнулся. Еще бы. Его кровное родство с умершим герцогом делало из него первого на очередь к замку и трону, уж ему конкуренты не к чему. Любое посягательство на его права он прекращал довольно кровавым путем, однако, на гордости глупцов легко сыграть.

— Религия во все времена объединяла народы. А если вы, граф Вилморт, покажете народу сошедшую Богиню, ваше влияние в массах лишь увеличится.

В зале Совета воцарилась тишина. Эти люди и понятия не имеют, с кем связываются. Фархан вонзил в палец острый ноготь, чтобы хоть как-то сохранить свою невозмутимость и долю злобы. Теперь он очередная пешка этой Богини, несмотря на то, что девушка отнеслась к мужчине радушно. Она улыбалась, но в её глазах не было ничего. Блеклая пустота. И несмотря на то, что роль пешки Фархана злила и раздражала, в награду за службу ему была обещала слишком ценная награда, которую он в тайне желал все это время. Богиня обещала подарить ему женщину, что будет способна выносить его наследника. Откуда ей было знать о том, что граф уже потерял надежду продолжить свой род? Одним Небесам. От этого Фархан начинал бояться Богиню с каждым днем лишь больше. Она видела все: что было и что будет. Своими силами она могла повлиять на судьбу, и это было страшнее смерти.

— Хорошие слова, граф Элмонд. Вы, полагаю, встали на сторону Богини? — граф Вилморт встал со стула, привлекая к себе внимание всех собравшихся.

— Да, я видел, на что она способна. Могу с уверенностью заявить о том, что люди увидят в ней Святую.

— Уважаемый Совет! — Вилморт самодовольно провел рукой по усам. Этот его жест злил Фархана особенно сильно. — Думаю, нам стоит прислушаться к нашему другу. Харран довольно точно изъявили свои намерения касательно нас, и еще один враг нам ни к чему. Если мы можем заручиться поддержкой сильного союзника, то будет глупо с нашей стороны упустить данную возможность, — мужчина еще раз посмотрел в сторону Фархана, — Граф Элмонд и будет ответственным за это. Я не хочу рисковать своим положением, представляя народу мнимую Богиню. Прошу понять.

Все согласно кивнули, и на этом собрание было закончено. Взяв со стола свиток, Фархан быстрым шагом направился прочь из комнаты. По его виску, несмотря на прохладу, стекала капля пота. Все прошло именно так, как Богиня и сказала…

Еще раз поцеловав Эофию и проверив, достаточно ли ей тепло, я наложила на кроху очередной ряд защитных чар, чтобы она всегда была в безопасности. Безусловно, я могла чувствовать её состояние даже на расстоянии в несколько тысяч километров, однако, я и подумать не могла, что разлука вызовет в моем сердце столь сильный отклик. Передав Эофию в руки её дедушки, я еще раз подоткнула её платок, из которого она то и дело высовывала ручки.

— Не волнуйся ты, рыбка, — Алайр в очередной раз за день погладил меня по голове, успокаивая не то меня саму, не то себя. — Я позабочусь о ней. Надеюсь, не разбалую, — он гулко рассмеялся, прижимая сопящую кроху к себе.

Рядом, ломая пальцы, не находил себе места Альфинур. Он то подходил к дочке, то ко мне, пока Алайр одним взглядом не усадил его на место. Ему было тяжело, и мои слова о том, что это ненадолго, на него мало действовали.

— В столице опасно, — повторила я причину столь внезапного решения, — я не могу так сильно рисковать. Пока все не уляжется, ей будет гораздо безопаснее в горах с фениксами.

— И когда же все уляжется? — Альфинур поднял свое грустное бледное лицо.

Нескоро. Я хотела сказать правду, но лишь замерла с приоткрытым ртом. Я видела, сколько выпадет на нашу участь, но объяснить не могла. Будущее не может быть известно многим. Это очередная тяжелая ноша.

Я не ответила ничего, лишь вновь поцеловала Эофию, сжимая руку Алайра. Тот улыбнулся в ответ, целуя меня в лоб.

Мы отправлялись в столицу по морю на небольшом корабле, который я создала из воды. Всего десять человек: я, мои мужья, Фирюэль с Лийамом и Геграсом и еще один помощник-тролль. В присланном письме Фархан сказал, что в народе уже объявлено о сошествии Богини, что, как и предполагалось, было воспринять скептически. Тогда он, как я и просила, огласил весть о том, что с водного корабля Святая снизойдет до земли с первыми отблесками заката. Подобные красивые сказания отчего-то всегда действовали на людей гораздо эффективнее, нежели обычные изречения. Успех, по словам Фархана, это возымело: сегодня столица наполнилась людьми, решившими посмотреть на сошествие. Совет, как и обещал, также помог в привлечении народа, устроив в городе фестиваль на оставшиеся в казне деньги. Поэтому теперь дело было за мной.

Помахав рукой фениксам, стоящим на берегу, я успокаивала бешеное сердце, смотрящее лишь на маленький сверток. Тяжело, слишком тяжело. Корабль поплыл по воде, разрезая волны и устремляясь вперед так быстро, что ни один другой корабль, построенный из древа, не смог бы сравниться с ним по скорости. Море становилось для меня не просто дарованной стихией, не просто домом, что пробуждает бурлящую кровь, оно будто было продолжением меня, неотъемлемой частью. Я не выживу без него, а оно без меня. Настолько крепкой была эта связь, не подвластная описанию.

Два дня назад я случайно порезала палец. Два дня назад я поняла, что в моем теле больше нет крови. Вместо неё текла вода. Во что я превращаюсь? Можно ли сейчас назвать меня демоном, русалкой? Мне не нужна еда, мне не нужен сон, кожа бледнеет, и кто знает, что происходит внутри моего тела, раз вместо крови обычная вода. Мои эмоции остались со мной лишь благодаря людям, что находятся вокруг и дарят свою любовь. А если бы их не было, могла бы тогда я что-нибудь чувствовать? Тот рыцарь из легенды…Которому Богиня даровала такую же силу…Он ведь остаток своей жизни провел в храме, так почему?

— Эолин, — я повернулась к Валефору, что сидел все это время рядом со мной на одной из бочек, — могу я задать тебе вопрос?

Я быстро утвердительно кивнула, переступая через металлические змеиные кольца, которыми Баал раз за разом окружал меня. Наг, как и вампир, выглядел серьезным. Сформировав из хвоста подобие сидения и усадив меня на него, Баал взглянул на Валефора. Их двоих, как и Альфинура, не было рядом со мной долгое время, и я знала, что мои первые мужья быстро во всем догадаются. Впрочем, Алайр опередил их. Главе фениксов было достаточно лишь взглянуть на меня, чтобы понять.

— Этот артефакт, — Баал посмотрел куда-то в горизонт, — он ведь в тебе?

— Да, — ответила совершенно спокойно. Они и сами все поняли.

— Ты умирала, — произнес Валефор холодным отстраненным голосом, от которого у простого человека мурашки бы по коже пошли.

— Да.

Вампир и наг замолчали. Тогда в горах они чувствовали мою смерть, и то, что они испытали в тот день, было поистине жутким.

— Рядом с тобой постоянно чувствуешь себя жалким, — усмехнулся наг, и Валефор горько улыбнулся тому в ответ. Я же удивленно подняла брови. — Ты выглядишь хрупкой. И с тобой постоянно что-то происходит. Но при всем при этом тебе нельзя помочь. Я рад, что Джувиал украл Сферу…

— Эолин, — Валефор устало выдохнул, — мы просто хотим быть рядом. Хотим сделать хоть что-то, чтобы ты была счастлива, но ты вновь и вновь взваливаешь все на себя.

— Да, тебе досталась великая сила, — продолжал Баал, — но не забывай при этом, что помимо спасения народа, ты все та же Госпожа. Ты не видишь, но ты меняешься. Поэтому…

— Живи не только для других. Но и для себя, — закончил Валефор, мягко улыбаясь.

В этот момент обычный бриз показался свежим и бодрящим, волны моря громкими и красивыми, а облака безупречно белыми. Вот оно что…Как просто. Так легко, что даже в голове не укладывалось, как я могла упустить что-то настолько очевидное.

— Спасибо, — смущенно ответила я, опуская голову.

— Это для остальных ты Богиня, — голос Джувиала позади напугал нас всех. Вечно он появляется как черт из табакерки. — А для нас обычный любимый человек. Уж не зазнавайся с новым титулом.

Я искренне улыбнулась, поворачиваясь к демону.

— Меня еще и Богиней-то не признали…

— Ты такая бледная, что чуть ли не прозрачная. Я боюсь, что тебя с привидением перепутают, — произнес Ориас, выходя из-за большой мачты.

— Иногда привидения авторитетнее Богинь, — сказал Альфинур, кивая в сторону оказавшегося рядом со мной оборотня. — Барбатос вам подтвердит.

Так значит, все вы были здесь…Я рассмеялась. Не знаю, кого благодарить за то, что все эти люди сейчас рядом со мной, но это действительно ниспосланное мне счастье. Они не оставят, они будут рядом, они дадут начало шести Великим Валькириям, что уберегут после меня этот мир. И они будут любить меня. Всегда. Как и я их.

Впервые за многие десятилетия на берегу толпились тысячи людей. Больше, чем ожидалось. Однако, большинство из них считали это не более чем весельем, придя в порт уже в нетрезвом состоянии. В километре отсюда на многочисленных камнях, выглядывающих из воды, ютились русалки. Вот уж поистине редкое зрелище. Слухи о Богине разлетелись на удивление быстро. Но все эти люди, все те, кто пришел сегодня посмотреть на сошествие, были готовы уйти ни с чем. Из их разговоров Фархан слышал лишь планы о том, в какой трактир пойти бы дальше, где найти девушку для веселой ночи, да где бы раздобыть денег. Это отношение бесило и раздражало. Да, из всех них только он, граф Элмонд, знает о том, кто сейчас вот-вот прибудет в столицу. Это отрепье даже представить не состоянии, что Богиня одним движением руки может убить их всех.

На улице было холодно. То и дело слышались звоны бутылок тех, кто пытался согреться. Единственными, кто еще был серьезным, были монахи из храма. Одетые в белоснежные рясы, они внимательно вглядывались в горизонт. Что ж, и на том спасибо. Фархан боялся, что местные монахи негативно воспримут вести о Богине. Большинство ведь искренне считало, что все это подстановка, не более.

По плану корабль Богини должен был подойти к порту, где она бы и вышла к людям. Однако, когда на горизонте замаячил водный корабль, Фархан понял, что все пойдет не по плану. Послышались свисты и смех людей. Веселье, конечно же. Граф обернулся к монахам, но те продолжали держать на лице строгие маски.

Корабль остановился километрах в десяти от берега, на что люди отреагировали крайне недовольно.

— Ну а плыть-то будем, али нет!

— Ну и че он встал там…

— Может, они оттуда фейерверки пустят?

Фархан крепко стиснул зубы, замечая рядом с собой довольное выражение лица графа Вилморта. Тот искренне считал, что план с треском провалится и явно наслаждался этим, явно не осознавая, что пользы тогда никому не будет. Тем не менее, ему, видимо, было достаточно того, что Фархан потеряет свое влияние в народе.

— Видимо, и у Богинь бывают неполадки, да, граф? — с весельем произнес Вилморт, смотря на недовольную толпу.

— Зато у вас, гляжу, все хорошо…

— Отчего же? Как вы напряжены!

Русалки на камнях забили хвостами по воде, не отрывая взглядов от корабля. Точнее не от него, а от точки, которая шла от него в сторону причала. Шла?

Недовольство толпы сменилось недоумением. Монахи внезапно оживились и начали пробираться ближе к берегу. Фархан почувствовал, как его злоба улетучивается. Видимо, Богиня решила поставить на эффектное появление все. Правильное решение. Встречают все равно по одежке.

Маленькая точка медленно приобретала человеческие изгибы. Она шла по воде, а позади неё формировалась огромная волна, следующая за ней подобно дикому зверю за хозяйкой. Чем ближе она подходила к берегу, тем тише становился народ, тем больше становилась волна, нависая над Богиней, тем вытянутее становилось лицо графа Вилморта. На этот раз Фархан довольно улыбался. Сейчас начиналось самое интересное.

— Она по воде идет?

— Меня волна напрягает. Если она берег рванет, то смоет нас тут всех к чертям…

— Ой-ой, смотрите, и правда девушка!

Её длинное платье сливалось с водой, а голубые волосы струились до самых пят. И правда неземное создание. Русалки внезапно разом склонили головы. Признали? Так быстро? Впрочем, что от них ожидать. Они — дети моря, они сразу чуют, кому подвластна их стихия, но чтобы склонить головы…Неужели они признали её самой Богиней??

Огромная волна пятнадцати километров в высоту нависла над берегом. Народ мигом притих, явно не зная, куда смотреть. Девушка улыбнулась, и волна обрушилась в море. Русалки тут же бросились прочь с камней, а люди громко закричали, почему-то приседая к земле, будто это могло их спасти. Началась суматоха. Но ровно до тех пор, пока огромная волна не столкнулась с невидимой преградой, отделяющей берег от морской глади. Волну отбросило назад, и она упала в море, волнуя его подобно настоящему шторму.

Фархан облегченно выдохнул. Конечно же, она бы не стала топить всех их. Нельзя начинать свое правление со страха. Однако, она показала, на что способна. Это и пугало. Когда море успокоилось, её уже не было. Все взволнованно переговаривались, русалки вновь показали свои лица из воды. Корабль стоял на горизонте, как ни в чем не бывало. Оранжевое небо пускало свои блики на воду.

— Вон она! Вон!

Истеричный голос мальчишки, что тыкал пальцем на отвесную скалу, тут же привлек внимание испуганных жителей. Да, она действительно сидела там. Богиня…Все были так заворожены ей, что никто, кроме русалок, и не заметил — море стало чистым…

Глава 32

Люди всегда боялись Богов. Они боялись не только их могущества и силы, они боялись появления того, кто покарает их за их же грехи. Так было испокон веков, и по сей день этот страх не исчез. Я видела его в тысяче изумленных глаз, в которых помимо восторга и восхищения царствовал ужас. Их недоверие и веселость исчезли, будто я действительно намеревалась погубить их всех, но этот страх не вызвал во мне ровным счетом ничего. Валефор долго говорил с Барбатосом на тему храмов и служения и пришел к одному выводу: как правило, на доброте власть не строится. Повелевать хаосом проще, чем научиться воскрешать и дать тщетную надежду всей планете.

Город умирал. Его серость давила некой мрачностью, скитающиеся по улицам бедняки вызывали жалость и долю отвращения, когда они, оборванные и грязные, ковырялись руками в выброшенных помоях. Это зрелище никак не вязалось с тем представлением города, которое я увидела в будущем. Я стану их спасителем, но в действительности все будет зависеть лишь от них.

Появление храма посреди воды, многочисленные ступени которого простирались до суши, удивило даже меня. Один из Шести Великих Храмов, что принадлежал Богине, по легенде исчез вместе с рыцарем, что был последним её посланником. И вот это величественное здание с колоннами появилось вновь, чтобы на этот раз стать домом и тюрьмой в будущем для меня. Оно было сделано полностью из белого мрамора, а на его сводах, где были изображены древние нимфы, сверкали драгоценные камни. Возрождение, а, быть может, перерождение…Не думаю, что так важно назвать этот день, однако, именно с этого храма и начнется перестройка великого города.

Вера людей окрепла вместе с этим храмом, и сомнений в их сердцах я больше не видела. Никто не решался ступить своей ногой на блестящий мрамор, и каждый день на суше толпились сотни, низко кланяющиеся новой Богине. Для русалок был отдельный вход: он представлял из себя огромный сырой зал в подвале, что был подобно пещере, позволяющей войти внутрь прямо из воды. Но даже они нерешительно плавали рядом, не касаясь хвостами храма.

Мы поселились внутри. Основной церемонный зал был огромным, в нем было множество колонн, увитых растениями, и прекрасных статуй, однако, главный необъятный пьедестал был пуст. Недалеко от него стояли лавки из того же белого мрамора. Наверное, когда-то давно священнослужители одаривали здесь людей молитвами и песнопениями.

К людям я не выходила. Чем меньше они видели меня, тем священнее для них становилось мое существование. Поэтому Фархан и некоторые члены Совета навещали меня лично, чтобы обсудить дальнейший план действий. Сегодня был один из таких дней. За собой я стала подмечать, что начинаю не любить чужое присутствие в моем храме. Моем храме? Как самоуверенно…

— Вы были совершенно правы: снег только начал сходить, а Харран уже зашевелился, — граф Вилморт вновь потер круглый мраморный стол своими длинными пальцами. — Мы не должны дать им подойти слишком близко. Их нужно разбить где-то здесь, — он невозмутимо и уверенно ткнул на равнину недалеко от границы.

Некоторые из членов Совета согласно кивнули. Идиоты.

— На равнине преимущества у нас нет, — строго сказал Валефор, недовольно окидывая взглядом тех, кто кивнул, — они возьмут с собой кавалерию и боевых слонов. Для них равнина — беспроигрышное место.

— Позвольте, вы хотите сказать, что мы должны вести бой в ином месте? Где же, скажите на милость? Наша сила — та же кавалерия! — почти взвизгнул Вилмарт, и я невольно поморщилась, тут же привлекая к себе внимание.

— Наша сила — это Богиня, о которой Харран ничего не знает.

— Богиня Воды? Где же, помимо моря и нескольких рек, вы видите воду у границ? Чем ближе к Харрану, тем суше климат. Когда они подойдут к морю, мы все умрем.

— Вы считаете, что если там нет воды, то я бесполезна? — тихо сказала я, опуская взгляд на карту.

— Н-ну нет, что вы, я вовсе не это имел в виду…

— Ваша самоуверенность, граф Вилморт, вас же и погубит, — краем глаза я заметила, как Фархан усмехнулся. Видимо, он уже давно не в ладах с этим человеком.

— Уж такова текущая во мне кровь.

— Здесь, — я провела пальцем кривую линию, простирающуюся от одной из главных бурлящих рек до гор, — будет новая река. Она отделит надвигающиеся войска от мест, где живут северяне.

— Новая? — члены Совета наперебой загалдели.

— Но и им подвластна магия, — заключил седобородый Глава, — они смогут перейти её, какой бы та широкой не была. Да и нужно прорыть место для неё, а это займет долгие месяцы…

— Они не смогут перейти её. Там они встретят свой конец. Я буду присутствовать на сражении лично, — Совет вновь загалдел, — что же касается траншеи…то вырыть её должны будут северяне. Им срок в три месяца.

— П-позвольте…Мы не сможем…

— Вы нет. А люди, что хотят жить, смогут, если объединят усилия. Народ сплотится, почувствовав смерть.

Все замолчали, переваривая услышанное. Я же в очередной раз сверяла сказанное с тем, что видела в будущем.

— Людям нужно есть и… — начал было граф Вилморт, но я встала из-за стола. Валефор последовал моему примеру.

— Объявите то, что сейчас услышали, народу. Раздайте лопаты желающим. Дальше дело за мной.

Те, кто последует воле Богини и решит, наконец, изменить эту жизнь, придут. Те, кто решит и дальше блюсти свое тщетное существование, уйдут в мир иной. Богиня называла это чисткой. Я называла это убийством.

Сев сверху и перекинув волосы на одну сторону, я с явным удовольствием отметила, что маар уже возбужден. Он был хмур и нерешительно касался моих голых ног, но скрыть свое истинное сдерживаемое состояние не мог. Ориас прикрыл глаза, стоило мне двинуть бедрами вперед и сесть прямо на его пах. Его мускулистое тело то и дело вздрагивало, играя с тенями от горящих свеч. Его щетина, жилистые руки, удивительные золотые глаза — все это сводило с ума и выбивало из меня максимум эмоций.

С силой сжав мои бедра, отчего я растерянно ойкнула, маар резко поднялся, приблизив свое лицо ко мне. Возбужден, но недоволен…

— Эолин, я счастлив, что ты избрала меня тем, кому ты подаришь следующее дитя, но, вспоминая твои роды, я… — Ориас крепко стиснул зубы и опустил голову, пытаясь подобрать слова, — я боюсь, Эолин. Грудь разрывалась, когда ты рожала не моего ребенка, и если ты вновь погибнешь и в этот раз из-за меня…Я попрошу отрубить мне голову, даже если ребенок останется жив.

Подобное признание обдало своим теплом, и я мягко улыбнулась, прижимая голову маара к своей обнаженной груди.

— Не смотри на него, — невольно коснувшись пальцами огромного шрама, пересекающего живот, я поцеловала Ориаса в макушку. — Теперь все совсем иначе. Я не умру, роды пройдут хорошо, а у тебя появятся замечательные дети…

— Знаю, черт подери, знаю, но перед глазами до сих пор та кровать и ты, и крик…

— Ориас, — я подняла голову маара, чтобы тот посмотрел в мои глаза, — хочешь, я сотру это воспоминание из твоей головы?

Мужчина замер, внимательно осматривая мое лицо. Через минуту он отрицательно покачал головой.

— Иногда некоторые вещи забывать попросту нельзя, какими бы ужасными они не были.

— Тогда, — я завозилась со шнуровкой на штанах маара, но он взял меня за руку и вновь посмотрел в глаза.

— Моему счастью ведь должно быть объяснение, я прав?

Вновь мягко улыбнувшись, я обхватила руками лицо Ориаса и нежно его поцеловала.

— Я не смогу восстановить этот мир одна. Шесть Валькирий будут хранить то спокойствие, что создадим мы.

Маар недоуменно нахмурился.

— Первая Валькирия будет олицетворять войну. Она будет сильной и верной, она станет новым героем, в летопись которого войдет множество подвигов. Она сразит зло, но для этого ей нужна твоя кровь…

— А если она не захочет такую жизнь?

— А я разве говорю своё желание? Я лишь скромно вижу то, что будет…

— Но ты сказала дети, значит…

— Довольно вопросов, Ориас, — я вновь поцеловала маара, справляясь, наконец, со шнуровкой и выпуская наружу его возбужденный твердый член. Мужчина со вздохом рухнул на кровать.

— Ты явно что-то недоговариваешь, Эолин. Мы будто не дочку сейчас заделывать будем, а какое-то новое Божество… — его руки вновь скользнули по бедрам, помогая мне приподняться сверху.

— Она не будет Божеством, но в ней будет Божественное начало…

— Теперь-то сразу все понятно, — он улыбнулся и в ту же секунду выпустил воздух через ряд плотно сжатых зубов, стоило мне вогнать орган в себя. Из груди вырвался будто облегченный стон.

Оперев руки на мужской пресс, я начала медленно двигать бедрами, с силой прикусывая губу, чтобы не кричать от удовольствия. А это было истинное удовольствие. Этот пожар не то у лобка, не то в самом животе, превращался в тугой дрожащий узел, что с каждым толчком начинал распутываться. Ориас, как и половина других моих мужей, был довольно нетерпелив, слишком быстро ускорялся, создавая между двумя телами звучные шлепки. То поднимался, прикасаясь языком к груди и ключицам, то опускался, насаживая меня на член по максимуму. Он был грубым и в то же время нежным. Его руки, его дыхание, напряженные каменные мышцы — мои пальцы судорожно метались по всему его телу, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь. Как только маар схватил меня, крепко прижав к себе, я зажмурилась, чувствуя, как пространство внутри заполняется горячим семенем.

Отдышавшись, Ориас перекатил меня набок, на этот раз нависнув сверху.

— Еще разок?

— Моему счастью ведь должно быть объяснение, я права? — ехидно процитировала я сказанные им же недавно слова.

Он ласково улыбнулся.

— Хочу знать наверняка, что ты носишь ребенка от меня…

Глава 33

Я сдержала собственное обещание. Многие взяли в руки лопаты и, несмотря на голод и слабость, отправились рыть самую длинную и глубокую траншею за всю историю этого мира. Но были и те, кто посчитал себя выше этой работы, и именно этих людей во избежание несправедливости мне следовало наказать. Ныне они корчились в своих постелях от смертельной болезни, насланной мной через питьевую воду. Я не чувствовала к ним никакой жалости, и, к сожалению, столь часто посещающая сознание жестокость перестала пугать меня. Они умрут, и я не буду сожалеть об этом. Ведь это, как считает Богиня, во имя справедливости…

Однако к тем, кто послушен её воле, стихия благосклонна. Я очистила реку, от которой рыли траншею, и наполнила её рыбой, лишив всех этих людей голода. Все же, чем сильнее они будут, тем быстрее будет продвигаться работа. Пятьдесят тысяч демонов, двадцать пять тысяч обращенных в людей русалок, три сотни троллей, еще пару тысяч иных рас, включая фениксов, распределились по всей длине будущей реки. Сверху они выглядели плотным рядом мелких точек, что тянулся вперед на десятки километров. Три месяца…Я знаю, что этого времени хватит. Хватит, чтобы создать главное оружие в этой войне. Вражеские войска не дойдут до места битвы. Всех их погубит вода. Так ведь я смогу сделать народ счастливее, да?

— Эолин?

Я медленно повернула голову в сторону Фирюэль и улыбнулась её обеспокоенному лицу. Сейчас только мы остались в храме, да Джувиал, что сидел у одной из колонн, свесив ноги над пропастью. Место, в котором мы находились, напоминало открытую площадку над морем, которую ограничивал лишь высокий купол и статуи.

— Ты ведь уже не русалка…и не демон, я права?

Джувиал повернул к нам свою голову, сощурив зеленые глаза. Он был единственным из всех моих мужей, кто все знал, а потому не отходил от меня ни на минуту.

— Мне не нужно есть, пить и спать, — я опустила голову на камни, о которые бились волны, — я теряю эмоции и впервые не думаю о будущем, — Фирюэль подошла ближе, заглядывая мне в глаза, — но я все еще человек, потому что меня ведет мечта сделать всех вас счастливыми. И я знаю, что нужно для этого. Но как только срок истечет…

— Истечет?..

— Почему рыцарь провел остаток своей жизни в храме, Фирюэль? — я мягко улыбнулась.

— Я не знаю…

— Он стал залогом мира. Объединил народы, став для них Святым. А разве должны люди жить рядом с Богами? Стоит только дать кому-то возможность, и в мире тут же рождается несправедливость. Он отстранился, потерял человечность и запер себя в Храме, где предпочел умереть, не справившись с одиночеством…

— Но ты же…

— Нет, не волнуйся. Меня не постигнет столь жестокая судьба, ведь, оставив в этом мире нечто слишком ценное для себя, я не смогу забыть свое желание…

— Значит, все же Валькирии? — спросил Джувиал, поднимаясь с пола.

— Что это значит?

— Если я оставлю в себе всю силу, я погибну от неё, но я не могу этого сделать. Остается лишь правильно её распределить, верно?

— Значит, Валькирии это…

— Это мои дочери. Одна из них родится воином и станет героем и защитником этого мира. Две другие будут олицетворять собой день и ночь, оберегая равновесие. Четвертая станет великим магом и покажет народу истинные знания. Пятой будет подвластна запретная магия крови, и она станет карающим мечом за грехи людей. А шестая, — я посмотрела в сторону Джувиала, и тот грустно мне улыбнулся, — та, что будет ближе всех к людям, будет направлять заблудшие души по верной дороге, став самой справедливостью…

— Но что станет с тобой, когда они появятся на свет? — Фирюэль тяжело дышала, прижав руку к груди.

— Я останусь здесь. Одна, — тут же ответила я на немой вопрос в глазах сестры, что с ужасом их распахнула. — Мои дочери сделают счастливыми моих мужей, а мне будет проще присматривать за ними отсюда. Я уже не могу вернуться к людям, понимаешь?

— Но править этими землями…

— Будете вы с Лийамом.

— Я не могу, Эолин!

— Можешь. Таково твое будущее. Мы вместе должны привести свою родную страну к процветанию.

Фирюэль резко опустила голову. В её глазах толпились слезы, и я отвернулась. Я в качестве Богини этих земель. Фирюэль в качестве правительницы. Мои дочери в качестве шести элементов, берегущих мир. И мой секретный седьмой элемент, в котором я оставила всю свою человечность…Только так мы создадим страну, которой желала Богиня. Только так я сделаю дорогих мне людей, что смогут жить беззаботно и в безопасности, счастливыми…

— Но неужели после рождения всех Валькирий мы расстанемся навсегда?! — сквозь слезы прокричала Фирюэль, и мое сердце слабо кольнуло.

— Единожды в год врата Храма будут открываться. И только вы, самые близкие мне люди, сможете меня увидеть. Мы расстанемся еще не скоро, Фирюэль. Мне нужно взрастить моих дочерей прежде, чем они отправятся исполнять свой долг.

— Но твои мужья…они же…

Фирюэль будто в поддержке посмотрела на Джувиала, но тот отвел взгляд.

— Они знают, что мне будет тяжелее…Да и у них скоро появится слишком много дел, — я улыбнулась, обнимая сестру. — В этом нет ничего грустного. Ведь, пускай мы не будем долго видеться, мы все равно будем рядом друг с другом…Всегда.

Спустя месяц работы, я смотрела на уже довольно длинную траншею. Это будет глубокая прекрасная река, по которой в будущем пройдет немало кораблей. Северяне работали много, тысячи падали от усталости, но их вновь и вновь поднимала моя магия. Пешки, как считала Богиня. Верный и храбрый народ, как считала я. Они были перепачканы грязью и глиной, часто внизу траншеи ползали ядовитые подземные змеи, которых нужно было тут же убивать, но с ними справлялся Баал. Наверняка раньше я бы почувствовала себя диктатором или эксплуататором, несмотря на то, что все это для блага народа.

— Эолин, Иараль родила вчера ночью, — наг скрестил на груди тонкие руки и отпустил в траву змею, что до этого обвивала его плечо. С помощью этих ползучих тварей Баал узнавал обо всем.

— Кого? — равнодушно спросила я, заранее зная ответ.

— Девочку. Она абсолютно здорова.

Баал замолчал, но затем, обвив мои ноги хвостом, несколько наклонился вперед.

— Дети не виноваты в грехах своих родителей.

— Думаешь, я смогу убить новорожденную? Я стала жестче, но не настолько. Я знаю, как дети дороги своим матерям.

— Но ты собралась мстить, верно?

— Да. Но мстить я буду Иараль, а не её потомкам.

Наг тяжело выдохнул. Странно слышать подобные изречения от самого жестокого создания в окружающей меня шестерке. Я посмотрела на умиротворенное лицо своего мужа и распахнула глаза от стрельнувшей в меня мысли. Ведь все мы здесь, но так или иначе изгои своей страны…Мы объединились, не осознавая, насколько близки. Я была нужна Иараль лишь для ритуала и бежала, чтобы спастись. Валефор, хотя и был сильнейшим, страдал от одиночества и предательства и бежал, чтобы найти свое счастье. Баал — изгой в своей семье, Ориас считается преступником, Альфинура ненавидят орлы, а Барбатоса, как оказывается, изгнали из святилища. Джувиал скитался по свету, чтобы найти меня, и сейчас, видя на дорогих мне лицах улыбки, я не жалела ни о чем и будто чувствовала себя живой. Я не стану тем рыцарем, что погиб от силы в Храме. Ведь у меня есть те, для кого я буду жить…

Глава 34

Второй день вышедшая из берегов река, траншею которой рыли северяне ровно три месяца, разносила по затопленному лугу погибшие тела. Тяжелые кожаные доспехи тянули трупы на дно, и по поверхности плыли лишь обрывки флагов, одежды и некоторые съестные припасы, которые тут же уносили птицы. Выживших, что сумели выбраться из-под вызванного мной цунами, добивали воины на берегу. Их пронзенные копьями туши сбрасывали в реку, окрашивая её в красный цвет, что тут же растворялся быстрым потоком. Да, это была быстрая и беспощадная победа.

Мне не было их жаль, однако очистить разум полностью я не смогла. Северяне восхваляли меня, признавали божественную мощь и клялись вовеки поклоняться мне, как снизошедшей Богине, однако, знали ли они, что и меня одолевают сомнения? Погибшие в сражении воины не были ни в чем виноваты. Сто пятьдесят тысяч умерло в одночасье просто потому, что им было приказано. У каждого из них были семьи, каждый, как и я сама, хотел лишь счастья для своих родных. Некогда я была уверена в своих поступках, и что же теперь? Запросто погубила чужие жизни, и глазом не моргнув. Я успокаиваю себя, мысленно вновь и вновь повторяю как клятву слова о том, что иного пути не было. Этот день наведет страх на Харран и принесет покой на Север в течение долгих столетий. Я сохранила жизни родного народа, счастье родных людей. Таков был договор с Богиней. И судьба чужих мне людей в нем явно не прописывалась.

Все дело в беременности? Полагаю, что да. В отличие от Эофии они пробудут со мной все девять положенных месяцев, после чего порадуют своим появлением весь свет. Я знаю, что дочка вновь не будет на меня похожа, зато сын унаследует все, что есть у меня. Они выберут путь сражений, найдут в этом смысл жизни, став легендами, и мне останется лишь наблюдать за ними издалека, как только они покинут храм, чтобы исполнить свой долг. Этот храм станет для детей безопасным и родным местом, однако, он будет подобен клетке, в которой они будут изолированы от остального мира. Выйдя отсюда, они попадут в удивительный для себя мир, который за время их взросления отстроится и станет лучше, но назад уже более не попадут. Кто-то будет жалеть об этом, предпочитая одиночество, а кто-то будет лишь рад окунуться с головой в неизведанное. Все они будут такими разными, но всех их объединит одно — как только Валькириям исполнится пятнадцать лет, они будут вынуждены уйти из храма вместе со своими отцами, которые продолжат заниматься их воспитанием вне святилища. Это будет значимым событием для них. Это будет печальной ношей для меня. Божественные сущности не могут существовать рядом друг с другом, не навредив при этом. Я с содроганием жду тех дней, когда все друг за другом начнут покидать меня. И, пускай один день в году будет подарен нам, пускай я всегда буду наблюдать за ними, сердце сжимается от одной мысли о том, что настанет тот день, когда храм опустеет.

Эофия на моих руках бойко прогремела какой-то игрушкой, которую ей подарил её дедушка. Она не Валькирия. В этом и будет её сила. Маленькие неконтролируемые крылышки золотистого цвета, прорезывающиеся подобно первым молочным зубам, изредка били меня по руке. А ведь сейчас в Харране Иараль могла бы сидеть точно также. Могла бы.

— Я думал, что ты используешь метод более…

— Кровожадный? — продолжила я, поднимая голову на сидящего рядом Валефора.

— Наверное, — он опустил голову, украдкой смотря на затихшую Эофию, что не сводила с него глаз, — даже мне кажется, что этот метод слишком быстрый и безболезненный. Такой человек, как она, не заслуживает подобной смерти.

— Когда её душа посмотрит на землю с Небес, она почувствует всю боль, пускай и лишилась физической оболочки. Она всю жизнь ждала этого момента. Ждала, чтобы воспитать желанную наследницу, а что в итоге? Родила её, даже не увидев и не взяв на руки. Можно сказать, что её постигла моя судьба.

— Значит, тыспособна испарять воду из организма даже на таком расстоянии? Это пугает. Ты можешь в одну секунду избавиться от любого.

— Да, пугает. Однако бесследно для меня подобные действия не проходят. Эта месть была согласована с моей силой, но если я буду убивать таким образом постоянно, я и сама очень быстро погибну. Жизнь за жизнь, не иначе…

— Этого ли ты хотела, Эолин? — посмотрев в сторону моря, Валефор провел рукой по отросшим белым волосам.

— Что ты имеешь в виду?

— Было бы здорово сейчас отказаться от этой силы, верно? Жить, как обычные люди. Доживать свой век в одном большом доме, со всеми детьми, со всеми мужьями. Наслаждаться обыденными вещами, постоянно дотрагиваться до любимых, а не наблюдать за ними со стороны…

— Странно слышать подобное от тебя, — я тихо рассмеялась, скрывая за неестественным смехом свою дрожь. Да, я знаю. Но слышать об этом слишком больно и горестно. — Ты прав, это было бы замечательно. Но без этой силы не было бы всего того, чего мы достигли…

— Неужели не было иного пути? Почему Богиня потребовала взамен столь высокую плату?

Я ласково улыбнулась, когда Эофия подняла на меня свои большие удивленные глазки, словно внемля вампиру и повторяя его вопрос. Обняв дочку, я тяжело выдохнула, понимая, что все это того стоило…

— Иного пути не было, ведь мое желание оказалось слишком дорогостоящим.

Валефор промолчал, осмысливая сказанные мною слова. Многое ему пояснять не требовалось, он прекрасно понимал все сам.

— Так значит, Фирюэль будет править этой страной? — задал он риторический вопрос, чтобы нарушить молчание.

— Да, вместе с Лийамом. Их династия будет править этими землями долгие века.

— А что насчет того графа. Он здорово нам помог. Взамен ты, кажется, что-то обещала ему.

— И ничего-то от тебя не утаишь, — вновь рассмеялась я, — да, я обещала ему женщину, что сможет подарить ему семейную жизнь.

— И кто она?

— Айе. Как только она окончательно восстановиться, она прибудет сюда. Полагаю, что это будет любовью с первого взгляда.

— Увидела в будущем?

— Да.

— Жуть, — Валефор наигранно обхватил себя руками, не скрывая улыбки.

Так и закончился этот день. Обычный и неяркий, но все же отчего-то запоминающийся. Таких дней будет еще много в моей жизни. Рядом с детьми время намеренно понесется во стократ быстрее. И даже Богини не знают, как замедлить дорогие сердцу моменты.

Глава 35

— Эофия, поторопись! Посмотри, сколько там уже людей на лестнице столпилось!

Закрыв дверь таверны, я второпях похлопала себя по карманам, проверяя наличие кошелька и связки ключей. Выскочив на главную улицу, где носилась моя маленькая смуглая сестра с яркими зелеными глазами, я играючи ткнула её пальцем в бок, щурясь от раздавшегося громкого вскрика. Трудно сейчас поверить, что эта девочка в будущем будет направлять заблудшие души на верный путь…Что вообще это значит? Но, как бы то ни было, наша мама не ошибалась ни в чем.

— Пойдем, пойдем скорее! Папа с самого утра в храме, почему мы только сейчас туда идем? — сестрица схватила меня за руку и с обиженным выражением лица потянула в сторону ярких флажков и бумажных фонарей, висящих на каждом здании. Я не сдержала улыбку, вспомнив о том, как и мой отец со счастливой улыбкой улетал из дома этим утром.

Уже много времени прошло с тех пор, как я покинула храм. И, несмотря на то, что я не Валькирия, мама настояла на том, чтобы условия были для всех равными. Мне до сих пор неясны некоторые её мотивы, многие её слова так и остались для меня загадкой, да и моё предназначение среди остальных сестер закрыто темной вуалью. Мама сказала, что я связующий элемент среди божественных, однако, просветления это высказывание в мою жизнь не внесло.

Главная столица Северной Империи ожила, отстроилась и засверкала рядом с чистым голубым морем, омывающим её берега. За несколько десятилетий это место стало знаменитым центром, славящимся своими садами, мраморными зданиями и, безусловно, Великим Храмом, в котором живет сама Богиня. По распространенной нами же легенде Богиня спасла северян, даровав им вторую жизнь, и поселилась в Храме, даровав народу на защиту шестерых Валькирий. Один раз в году устраивался величайший праздник в честь моей матери. В столицу стекалось множество людей, город украшали лентами и бусами, ночью запускали фейерверки, но самым главным событием было открытие врат храма. Посмотреть на мрамор, перетекающий в море, на изящество строения, на сияющие витражи желали буквально все, но за день обойти все здание было невозможно, ведь входящий во врата тут же застывал в главном зале, не спуская глаз с огромной статуи моей мамы. К её основанию было принято класть водные лилии или иные цветы, растущие на воде, и искренне просить самое сокровенное и дорогое сердцу. Люди придумали поступать так сами, это уже не наша заслуга.

Богиню с момента войны не видел никто. Она осталась на картинах художников, что видели её приход с моря, и в памяти живущих людей. Моя тетя Фирюэль, что ныне была королевой Севера, очень любила украшать этими картинами свой замок. Она говорила, что с веками люди забывают о благодарности и им постоянно придется обо всем напоминать любыми способами. Королевские особы первыми посещали храм и, обычно, оставались там до вечера в скрытой ото всех комнатке, где раз в год собиралась вся наша большая семья. Моя вторая сестра, по совместительству первая Валькирия, действительно стала воином. Она, в отличие от своего брата, что стал главнокомандующим королевского войска, оказалась более свободолюбивой и подалась в приключения, доставая из подземелий артефакты и сражаясь с монстрами. Две другие Валькирии-двойняшки, отличающиеся друг от друга лишь по цвету волос, были такими скромными, что даже я видела их не так часто. Красноволосая лисица символизировала солнце и день, а темноволосая — ночь и луну. Они почти все время проводили с Барбатосом в Святилище, что находилось недалеко от храма, и наиболее остро из нас всех переживали расставание с мамой. Пятая Валькирия была дочерью Валефора. Повелительница крови, как иногда называл её мой папа, и вся в своего отца, как говорила мама. Вампиршу в столице боялись и очень уважали за сильный магический дар, которым она могла и излечить, и убить. Она, как и Валефор, осталась в замке, будучи правой рукой королевы. Там же осталась и дочка Баала. Её исследования уже прославили Северную Империю, она была очень жадной до знаний, благодаря чему разработала множество новых программ и создала кучу лекарств, изготовлению которых научила простой люд. Баал ревнует её к каждому движущемуся объекту, но ей самой потакает абсолютно во всем. Хотя, ей кроме книжек и не нужно больше ничего.

Шестая же Валькирия…Уже бежит к двум своим братьям, что поджидали нас у магазина. Джувиал, по словам моего папы, стал настоящим везунчиком, получив сразу трех потомков. Как, интересно, сложится их судьба? Я же открыла трактир и начала разводить грифонов, одним словом, так же, как и сестры ушла в дело, которое мне по душе. Мы все разные, не похожи друг на друга, да и, признаться честно, даже рядом долго находиться не можем — настолько различны наши интересы. Однако всех нас объединяет этот храм — место, являющееся нашим родным домом. Пускай и один раз в год, но мы собираемся все вместе и даем волю эмоциям.

А тот демон все-таки недавно и правда женился на моей тетё, мама снова оказалась права. Их семья поселилась рядом с рекой, которая даровала Северу победу в сражении с Харраном.

Мальчишки повисли на моих руках, и мне пришлось раскрыть крылья, чтобы удержать равновесие. Чем ближе мы подходили к Храму, тем легче становилось на душе, но её терзали вопросы, мучившие постоянно мою голову. Почему лишь один раз в году? Что будет с Богиней, когда всех нас не станет? Почему она не может хоть на часок выйти из этой мраморной клетки, в которую сама себя закрыла? Ответит ли она на мои вопросы? Наверняка, она как всегда мягко улыбнется, обнимет меня и скажет, что всегда будет рядом вне зависимости от судьбы.

Остановившись на берегу, я посмотрела на толпящихся на лестнице людей. Надо бы быстро взлететь вверх, пока они нас не заметили.

— Эофия…

Я обернулась на голос младшей сестрицы, стоящей по щиколотку в море.

— Что такое? Сама же торопила меня.

— Почему вода в нашем море такая соленая?

Перед глазами всплыл теплый день, когда мама в заходящих лучах солнца читала мне очередную сказку. Ведь тогда я задала ей тот же вопрос. И сказанный тогда ответ показался мне сказочным, однако, сейчас я понимаю, что в нем гораздо больше реальности, чем в любой правдивой истории. Наша мама прошла долгий путь, чтобы сделать нас счастливыми, и теперь пришла наша очередь делать счастливой её.

— Потому что во время войны русалки пролили слишком много слез…

Конец

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35