Покушение [Михаэль Бабель] (fb2) читать постранично, страница - 3

боишься чуточку больше.

Ты – Б-гобоязненный.

Ты поднимаешь телефонную трубку.

7. Читал о Б-гобоязни

Читал о Б-гобоязни, о боязни неба.

Видел – глаза закатывают к небу.

Слышал: «Главное – Б-гобоязнь, боязнь неба».

Сам говорил другим: «Главное…»

Не врал.

А не знал.

И вот – знаю.

Можно бояться всего-всего.

Можно бояться очень-преочень.

А Б-га бояться чуточку больше.

И ноги бегут на заповедь.

8. Знал: мужество, героизм, доблесть

Знал: мужество, героизм, доблесть.

Слышал от других: «Главное…»

Сам говорил другим: «Главное…»

Не врал.

Знал!

Чтобы оставаться человеком, когда от страха ноги не идут, но мужество, героизм, доблесть ведут.

И как было мало тех, кто шли, волоча ватные ноги.

Давно это было.

И долго, все годы, был горький осадок: как мало.

И не захотелось быть мужественным, героическим, доблестным.

Кому это нужно?

Мне? Чтобы оставаться человеком?

Но я еврей. И должен оставаться евреем.

Вот это нужно моему Б-гу.

Его бояться. Быть Б-гобоязненным. Быть боящимся неба.

И какое значение: сколько их – боящихся неба?

И вдруг вспомнил старую песню:

«Не боюсь я никого,

Кроме Б-га одного!»

Ой, как просто.

Это сейчас просто.

Плакать хочется.

Вы слышите?!

«Не боюсь я никого,

Кроме Б-га одного!»

9. Просьба: не приходить

Среди рабаним получилось: один из четырех.

Среди прочих…

Знают прочие.

Просьба: не приходить.

Будет Хевра Кадиша – и прекрасно!

Сидят они в своей машине на лавочках вдоль окон, по обеим сторонам от носилок. Не смотрят по сторонам. Перед ними носилки.

В их глазах правда жизни. Её они не скрывают. Дома дети, тесно, жена с младшим на руках крутится по хозяйству.

А они делают заповедь. Шепчут вечные слова. Честная работа. Что-то заработают.

Возле разрытой ямы не ищут чистого места, сыплют землю в яму и в ботинки.

Над засыпанным просят простить их.

Их прощу и поблагодарю.

10. На тропе к моему Израилю

На тропе к моему Израилю в начале семидесятых писал книгу «Мой Израиль». Ощущал, что утопия ломает руки-ноги, отбивает внутренности, но не убивает.

В начале девяностых писал «Прощай, Израиль… или Последняя утопия». Ощущал, что утопия убивает.

Там – глубокой ночью на безлюдной окраине города крадутся за спиной, постукивая подкованными каблуками, – грубое запугивание.

Здесь – обворожительная улыбка, ласковый голос, добренькие глазки – стерильно чистое убийство.

Там – пугали, но не убивали, потому что упились кровью.

Здесь – не пугают, но убивают, потому что ещё не упились.

Там – пугали, но не убивали, потому что не могли спрятать концы.

Здесь – не пугают, но убивают, потому что могут спрятать.

Времена новые – много не надо: рава Кахане да его сына – вполне хватит. Да ещё тысячи помельче – в придачу.

И страх подкреплён, подпёрт, поддержан.

Без страха утопия – не утопия.

Все должны бояться – и вцепившиеся в руль, и хватающиеся за заднее колесо.

Чтобы знали: убить можно любого.

И любой смысл придать убийству.

Вот тогда будет порядочек.

11. Я не оборачиваюсь

Я не оборачиваюсь.

Страшное – не за спиной.

Страшное – везде.

Страшное – каждая секунда.

Страшное – ощущаешь.

Как змею.

Ползущую и шипящую.

Когда спущена разнарядка убрать, страшные сигналы поступают извне.

Пугают.

Деморализуют.

Парализуют.

Продвигаешься по страшному пространству.

Страшное время продвигается рядом.

Когда почувствовал страшное, выбрал двоих из героев. Знал их по прежней утопии. Объяснил, что если со мной случится обычное или необычное, что случается со всеми смертными, и вот меня нет – знайте: меня убрали.

И вот покушение.

Звоню героине. Успел сказать:

– Было покушение на меня.

– Ой! Не втягивай меня снова в московские дела! – был недовольный её ответ.

Моя телефонная трубка отправилась на своё место, а из неё доносилось: «А как жена? Как дети?»

Герой слушал дольше. Но вдруг, совсем не вдруг, спохватился:

– Сейчас позвонят из Америки!

Да, да, – мои последние слова.

Чтобы знать, кем был кто-то в той утопии, достаточно видеть, кто он есть в этой утопии.

12. Других героев не искал

Других героев не искал.

Бесполезно