Деяние Луны [Анна Осипова] (fb2) читать онлайн

Анна Осипова Деяние Луны

Константин Ясенский

Он стоял у окна, скрестив руки на груди, и смотрел на отражение догорающей свечи. Казалось, их маленький домик, притаившийся на окраине деревни, обступила темнота. Она поглотила луну, звёзды, даже звуки леса. Костя старался услышать хоть что-нибудь там, вдалеке, то, что говорило бы о жизни, но ничего не получалось. Всё вымерло или просто растворилось в небытие, оставив его одного наедине со своими мыслями.

Даже родные, которые должны были волноваться о том, что произойдёт сегодняшней ночью, всячески избегали разговоров на эту тему, боясь, то ли рассердить юношу, то ли опечалить. И теперь, в гнетущей тишине, он остался совершенно один.

Со второго этажа Костя прекрасно видел самодельную горку, которую всю зиму возводил вместе с сестрой, сгребая снег лопатами и поливая водой.

Катерина мечтала сделать её огромной, до самого неба. Все смеялись над наивностью девочки, даже он, но всё же продолжал играть в эту игру.

– Что там, на небе? – однажды спросила она его, ловко орудуя детской лопатой.

– Не знаю, – искренне ответил юноша, обратив взгляд серебристых глаз в небесную даль.

– А там могут быть… – малышка на мгновение замялась, и карие глаза потемнели, – мама с папой?

Юноша вздрогнул. С момента гибели родителей они о них не заговаривали, словно вычеркнув свою прошлую жизнь из памяти, тем самым окончательно влившись в семью Орловых.

Первым его желанием было сказать правду, но, увидев мольбу в глазах сестры, Костя тяжело вздохнул:

– Там есть то, во что ты веришь, – увильнул он от ответа.

– А ты во что веришь? – не унималась та.

– В облака, – грубо отрезал парень.

Костя не верил ни в Ад, ни в Рай, во всё то, что заставляет людей трепетать и задумываться о последствиях своих поступков.

Именно поэтому новость о том, что ему предлагают участвовать в обряде, юноша воспринял спокойно, понимая, что для старейшин это лишь новый повод попытаться взять его в узду.

Раньше это противостояние забавляло, заставляя подкалывать «выдающихся стариков», как он их величал, потешаясь над болезненным тщеславием. Пусть и не открыто, но те мешали его планам, постоянно выдумывая нелепые отговорки, дабы отдалить деревенских от принца.

И только присутствие на стороне Кости Данилы сдерживало старейшин от открытого выступления против потомка королевской крови.

Ему вспомнился тот злополучный день, когда в очередной раз он шёл в зал собраний, не подозревая о готовящейся ловушке.

Круглая комната, где заседал совет, расположилась на втором этаже маленького здания, больше похожего на церквушку.

По традиции в него должны были входить четыре человека – они выбирались из тех, кто принёс ощутимую пользу поселению, но возраст их должен был быть не меньше девяноста пяти лет.

Каждое воскресенье старейшины собирали жителей деревни в зале, сидя на высоких резных стульях, и слушали их требования.

Пока человек говорил, один из стариков всегда делал пометки на маленьком круглом столике, приткнувшимся сбоку от стула, а когда время заканчивалось, и проситель удалялся ожидать их решение на первом этаже, совет начинал обмениваться мнениями, переходя из спокойной беседы в ожесточённый спор.

Ведь каждый из них пытался найти выгоду для себя в разрешении проблемы, и нередко интересы сталкивались.

Такое обсуждение могло длиться до вечера, но даже если старейшины и приходили к единому решению, это не гарантировало человеку, что его просьба будет удовлетворена.

Пятым и самым важным человеком, чьё слово могло перевесить постановление совета, был глава. Его стул находился напротив входа и стоял на помосте. Это деревянное творение, созданное несколько веков назад и отделанное золотом и серебром, больше походило на трон.

Хотя когда-то, быть может лет шестьсот назад, он им и был. Ведь недаром тётя Кости вернулась в эту деревню, чтобы быть ближе к своим корням.

В течение пятнадцати лет пост главы принадлежал Елисею Таганину. Это был лысеющий мужчина ста двадцати пяти лет с квадратным лицом и низким, выдающимся вперёд лбом. Его длинный нос был заострён и нависал над тонкими, плотно сжатыми губами, которые с трудом складывались в улыбку. Но, несмотря на статный рост и величавость, голосом старик был обделён. Он звучал так глухо, что на собрании за него часто говорил кто-то из старейшин, выступая от имени «Верховного Владыки», так любил себя называть Елисей.

Жители поселения относились к этому просто, считая, что чем бы власть ни тешилась, лишь бы выполняла поставленные перед ней задачи.

Но Константина, когда тот впервые зашёл в эту комнату и услышал такое обращение, это сильно задело. Юноша сразу понял, что невысокий старик будет активно препятствовать ему, мешая занять то место, что принадлежит по праву рождения. Вглядываясь в эти бегающие маленькие глазки, принц готов был поклясться, что глава не раз окрасил свои руки кровью, пробираясь к власти, а значит, так легко он её не отдаст.

Вот и сейчас, поднимаясь по лестнице, парень раздумывал о том, какой могла бы быть причина его вызова сюда.

В последнее время старейшины старались как можно реже с ним пересекаться, избегая напоминать об обязательном присутствии на воскресных собраниях, хотя это должно было стать частью обучения принца, как будущего правителя.

Сперва юноша спокойно относился к этим посиделкам, с интересом изучая, как старики вершат правосудие, командуют людьми и обсуждают разные вопросы, намеренно игнорируя его присутствие.

Но со временем он проникся симпатией к немногословным жителям деревни и увидел, что власть на самом деле не выполняла возложенные на неё обязательства.

Стараясь идти на мелкие уступки в угоду людям, в больших вопросах, которые действительно были важны, старейшины шли на поводу своего эгоизма и тщеславия, порой предавая собственный народ.

Поэтому новость о том, что один из глав такого вот поселения стал предателем всей расы, продав информацию древним, поставило совет в невыгодное положение. Сразу же появились недовольства – кто-то вспомнил о том, что их старейшины тоже не являются образцом благочестия и не гнушаются залезть в карман к ближнему своему. Старики пытались всех утихомирить, но поддерживаемый нейтралитет лишь раззадоривал народ.

А как же, ведь убиты были не просто люди, а члены королевской семьи, последние хранители крови. Деревенские хотели мести, но по привычке ждали разрешения, прекрасно понимая, что лишь старики могут дать указание армии следовать к поселению, дабы наказать главу. А покарать в назидание остальным они могли. Присутствие на их территории принца развязывало руки, давая полномочия выступать от его имени.

Поначалу Костя не вмешивался в происходящее, лишь наблюдая за реакцией людей, но сообщение о том, что именно эта деревня причастна к нападению на его город, всё резко изменило.

Разве можно было простить тех, кто вынес приговор его родным, чьи последние минуты были наполнены болью и агонией? Неужто он будет терпеть их жизнь подле себя? Нет, нет и нет! Сердце требовало мщения, и властью, которой наделила его кровь, юноша приговорил предателей к смерти, восстав против старейшин, не желавших принимать участие в резне.

С того момента он перестал быть простым наблюдателем и активно участвовал в обсуждении вопросов, часто напоминая зарвавшимся старикам, когда те пытались надавить на него своим опытом и мудростью, кто он и почему здесь находится.

Отворив дубовые двери, Константин вошёл в зал собраний.

«Все стулья заняты», – пронеслось в голове. Это было большой редкостью, в основном для решения вопросов хватало одного или двух.

Старики о чём-то разговаривали, но, увидев принца, резко смолкли, глядя на главу в ожидании.

Елисей кашлянул и, привстав на своём троне, дабы оказаться вровень с принцем, улыбнулся, обнажив ряд белоснежных зубов.

Константин знал по опыту, что лицемерная улыбка не несёт ничего хорошего, и внутренне напрягся, приготовившись к битве:

– Вы меня звали? – как можно вежливее произнёс парень, усаживаясь на скамью. Их здесь было около десятка, расставленных в виде полукруга, но он выбрал ту, что была ближе к двери, чтобы при удобном случае незаметно ускользнуть из зала.

«Когда старейшины вовлекутся в очередную дискуссию, можно будет уйти».

Во время таких обсуждений стариков меньше всего волновало то, что творилось вокруг. Ведь каждый из них пытался доказать другому, что именно его точка зрения является верной.

– Мы тебя так давно не видели! – елейным голосом произнёс глава. – И хотим поговорить о важной, для наследного принца, вещи.

– Какой?

– Ты что-нибудь слышал об обряде? – поинтересовалась женщина, сидящая справа от Елисея.

Её имени юноша не помнил, как, впрочем, и большинства из них – все они были лишь безликими тенями верховного владыки.

Костя улыбнулся, сразу поняв, к чему будут клонить старейшины:

– Да.

– Так вот, скоро будет ночь обряда. Мы думаем, что ты должен участвовать. Твои дети – наше будущее, от них зависит благосостояние не только нашей деревни, но и расы в целом. Ты же понимаешь, к чему ведёт вырождение?

Юноша неопределённо пожал плечами. Его никогда не интересовало то, на что из года в год намекали старейшины.

Да, он знал, что чем меньше притока свежей крови среди населения, тем больше вероятность появления мутантов – тех, кто становился на одну ступеньку ближе к древним по своим способностям и внешнему виду.

Их нельзя было контролировать, они были безумны с самого рождения и подчинялись только своим инстинктам.

Но тот страх, что жил в сердцах жителей, был ему неведом, потому что собственный брат, пусть и не родной, был таким мутантом. «Выродком» – как называл его Елисей.

– Так как первые признаки мутации проявились девятнадцать лет назад, поэтому…

«Это он уже о Даниле и Натали», – подумал Костя и с вызовом посмотрел в глаза старика.

То, с каким пренебрежением относились к его семейству, юношу задевало. Ведь если убрать его существование, пусть и по материнской линии, но семья Орловых была королевских кровей, а значит, заслуживала к себе такого же почтения, что и он.

Но Елисей, как и другие старейшины, этот факт предпочитали игнорировать.

– Не думаю, что Николаю понравятся ваши намёки.

Упоминание о командире военного отряда заставило главу болезненно сморщиться. Это был один из самых почитаемых и влиятельных людей в деревне, и только молодость мешала претендовать ему на пост старейшины.

– Я не имел в виду вашу семью, – спокойно произнёс Елисей, делая вид, что не замечает убийственного взгляда принца. – Наши исследования показали, что большая часть будущего населения может быть подвержена мутации.

– Анализы? Странно. Я ничего не слышал о них. Почему Орловы не проходили ваши тесты?

– Мы их начали недавно.

– И уже пришли к такому выводу? – медленно, чеканя каждое слово, произнёс Константин, чувствуя, как в очередной раз загоняет старика в тупик. И вдруг, словно пожалев его, добавил: – Так о чём это мы? Разве не об обряде?

Эта подачка, брошенная Елисею, возымела должный эффект.

Лицо старика раскраснелось, а плотно сжатые губы, казалось, вовсе исчезли с лица.

Принц наблюдал за тем, как глава нервно поглаживает массивный резной подлокотник, пытаясь взять себя в руки. Эта маленькая победа его порадовала.

– Мне обязательно проходить обряд?

– Да, – ответил Елисей через какое-то время, собираясь с мыслями, и чёрные глаза заблестели.

Было видно, что глава, как и остальные старейшины, ждал от юноши возмущений, и потому, когда тот покорно склонил голову, соглашаясь с решением, искренне удивился.

«А сколько слов, наверное, было заготовлено», – подумал Константин, наслаждаясь тем, что запланированный спектакль не удался:

– Хорошо. Значит, Лидия тоже участвует?

Он увидел, как старик вздрогнул, и густые брови сошлись на переносице, превратившись в одну линию.

– Вы слишком предсказуемы, – ответил принц на незаданный вопрос.

Все молчали. Было слышно лишь тяжёлое дыхание Елисея, который, окинув испытующим взглядом юношу, с подозрением покосился на совет.

Не надо было быть телепатом, чтобы догадаться, о чём думал старик, но даже знание этого не могло придать Косте уверенности.

«Лида, Лидочка… – в его памяти всплыло прекрасное лицо девушки. – А это удобно, да, Елисей? – думал Константин. – Иметь влюблённую правнучку, готовую на всё, лишь бы оказаться со мной в одной постели? Свести нас во время обряда? Попытка-то хорошая, но кто поручится за её успех? Ты не пошёл бы на это, не будучи уверенным в победе, не подставил бы свою любимицу. Значит, где-то ловушка. Что же делать? Продолжать стоять здесь и вести пустую беседу, надеясь разговорить их? Глупо и безнадёжно. Слишком много ртов, которые при необходимости смогут заткнуть друг друга. А значит…»

Костя встал и, поклонившись присутствующим, направился к двери.

– Мы ещё не закончили, – произнёс кто-то.

– Я буду участвовать, – резко сказал принц, удивившись тому, насколько жёстко прозвучал его голос.

«И этих бы… Как тех предателей, чьей кровью он омыл землю».

Чтобы как-то скрасить последнее мгновение, юноша одарил стариков самой очаровательной, какую только смог из себя выдавить, улыбкой:

– Вы же знаете, что я не любитель посиделок. Долгие беседы наводят на меня скуку.

Дверь с грохотом захлопнулась, и принц почти бегом направился к выходу, стремясь поскорее оказаться на свежем воздухе, чтобы избавиться от запаха плесени, который, казалось, преследовал старейшин.

Данила уже ждал его, сидя на высоком заборе.

«Опять охотился», – подумал Костя, увидев раскрасневшегося брата.

Белые, словно первый снег, волосы сливались с бледной кожей, на которой алыми пятнами выделялись щёки, и только небесно-голубые глаза, обрамлённые длинными чёрными ресницами, могли соперничать с ними в яркости.

Его внешность внушала поселенцам страх. Им было известно, что появление таких детей говорило о вырождении, а Данила был только первой весточкой, проклятием для них.

Он стоял ближе всех к древним, даже ближе, чем Костя. И потому в его характере часто прослеживались черты, присущие им: кровожадность, злоба и ненависть. «Проклятый, мутант», – так между собой называли его жители.

Увидев принца, парень радостно осклабился и бесшумно приземлился рядом, подняв ворох снежинок:

– Ну как?

– А ты как думаешь? – Константин уже успел взять себя в руки.

– Ты отказал? – брата явно забавляло это противостояние.

– Нет.

– Они не имеют права! – голубые глаза удивлённо расширились, и прекрасное лицо исказила гримаса ярости. – Они же пытаются тебя…

– Да знаю я, – слушать о том, что и так было понятно каждому жителю деревни, Косте не хотелось. Что касается обряда, здесь власть действительно принадлежала старейшинам, и они имели право требовать его участия в нём. – Но, к сожалению, выбора у меня нет.

С тех пор прошло три дня, и вот сейчас Костя в ожидании стоял у окна, предаваясь думам.

Ему была страшна неопределённость, ведь в его жизни был рассчитан каждый шаг, каждый вздох, а совет одним лишь словом сумел пошатнуть то, на что ушли годы, к чему приложил немалые усилия.

Принц боялся обряда. Его пугало то, что, даже зная об уготовленной ловушке, он не мог определить, где она.

Ведьма или сам обряд? Ведь сила древней церемонии заключалась в тех словах, что произносит жрица. Сделай в них малейшее изменение, убери хоть одно слово из заговора, и это будет совсем другой ритуал. А тогда последствия непредсказуемы, правда, если сама оговорка не прозвучит умышленно.

Неужели они хотят сломать его волю и подчинить себе, раз по-другому не выходит?

Не лучше ли сейчас направиться в их дома и перебить этих стариков заодно с ведьмой? Но что потом?

Как он объяснит жителям это необходимое кровопролитие? Без доказательств нет и подозрений, а догадки никто не примет в расчёт.

Да даже если он и найдёт улики, подтверждающие их вину, поселенцы всё равно будут против казни старейшин.

«Тупое стадо!» – прорычал в бессильной злобе юноша, чувствуя, как время подходит и внутри нарастает тревога.

Его взгляд скользнул по комнате, задержавшись на догорающей свече. Рыжий хвост трепыхался при каждом дуновении ветра, который яростно врывался в комнату через распахнутое настежь окно.

Костя любовался красотой её последних мгновений, замечая, как от каждого порыва огонь становится всё слабее.

Вдруг комната в последний раз ярко осветилась, будто солнечные блики заиграли на стекле, а затем погрузилась во мрак.

– Вот и всё.

Данила Орлов

Темнота никогда не была для него препятствием. Она лишь отбирала то, что прививали с детства, выпуская на свободу настоящую суть. Ту, что утробно рычала за запертой дверью, яростно царапая стенки убеждений и желая послать всё к чертям.

Она появлялась вместе с мерцающим светом луны, недоверчиво щуря алые глаза и навострив треугольные уши. Тесная каморка не могла сдержать буйный нрав и лишь раззадоривала голод, возбуждая насыщенным плетением запахов.

Сущность задрала морду и втянула воздух, распутывая клубок ароматов, выбирая долго, придирчиво, пробуя каждый оттенок на вкус, чтобы отыскать того, чья жертва будет достойна ночного светила, чей запах заставит пуститься по следу.

И вот, наконец, уткнувшись мордой в сугроб, она побежала вниз по склону, покрытому зарослями кустарника, желая углубиться в мрачный лес, где деревья кронами переплетались друг с другом, тёмной стеной вставая против света.

С каждым шагом прошлое становилось всё туманнее. Душа уже не помнила Данилу, в памяти остался лишь резкий звук задвигаемого засова, да лязг цепей. Ей хотелось лишь воспевать луну протяжным воем и пачкать кровью девственные снега, молясь той, что шепчет в ночи: " Дитя, моё проклятое дитя…"

Сегодня существо тоже будет играть.

Несколькими прыжками преодолев каменный завал, волк приземлился на обнажённый гранитный выступ, всматриваясь в волчью тропу. Та тянулась на сотни километров, петляя по лесным дебрям, упираясь то в озёра, то в болота, лишь мечеными деревьями обозначая путь. Порой попадались камни, и даже пни, использовалось всё, на чём можно было оставить свой запах, дабы всегда знать, кто из твоих собратьев прибегал сюда.

Навострив уши, зверь прислушался к звукам, доносящимся из мрака, и снова скользнул вниз между кудрявыми соснами, вдоль горного ручья, который весной обрушивался с края скалы двухметровым водопадом. Достигнув низменности, он укрылся под снежной шапкой ели и стал ждать, положив лобастую голову на широкие лапы, предвкушая радость встречи и агонию жертвы.

Стая появилась не скоро. Вспугнув находящееся на склоне стадо, они отбили от него двух маралов и теперь гнали к обрыву, не давая свернуть. Олени стремительно летели вниз, оставляя глубокие следы на снегу, взрыхливая землю копытами и расшвыривая комья грязи. Недавняя оттепель сменилась заморозками и тонкий лёд, коркой покрывший почву, совсем не способствовал бегу. Ноги то скользили, то проваливались в намёрзлый снег, царапая кожу. А волки подпирали, не давая вырваться. Любая попытка дёрнуть в сторону тут же пресекалась глухим рычанием и прыжком.

Благородный бык мчался вперёд, стараясь оторваться, игнорируя раны на толстом заду, куда при первой атаке вцепился один из волков. Сколько их тогда было, прежде чем они сорвались с места, веря, что смогут вернуться в своё стадо? Но отчаянный рывок провалился, вынудив лихорадочно нестись вниз, надеясь, что хоть скорость убережёт их от гибели. Только вот с усталостью ничего не могли поделать.

Самка начала выдыхаться. Беременность лишила её природной ловкости, а тяжесть плода, который натягивал кожу, делал медлительной. Если бы не самец, она давно бы пала от клыков зверей. Он один благородно выступил против хищников, когда испугавшись распахнутой пасти, её горло исторгло жалобный крик. Умирать совсем не хотелось. И теперь этот призыв станет надгробным камнем над их могилами.

Олениха чувствовала матёрого, что притаился в засаде, и не удивилась, когда тот выскочил наперерез, оттеснив животных к краю обрыва.

Волки остановились, переводя дыхание. Ощетинившись, они от нетерпения вспахивали когтями снег, устремив взгляды в сторону добычи. Самка от страха прижалась задом к стволу единственного дерева – молодой берёзе, которую оттепель склонил к земле, нахлобучив сверху снежную шапку. Тут бы и сдаться, вот она смерть, совсем рядом, и, скорей всего, ей не выбраться, но защитник ветвистыми рогами пресекал любые посягательства на её жизнь:

«Ещё рано, ещё не время, ещё есть надежда», – говорили его глаза, когда он смотрел на самку.

Хищники бросились к рогачу, стараясь отделить его, отогнать от оленихи, и тут же отскочили назад, чтобы увернуться от рогов, грозящих поднять любого. Они ждали удобного момента, чтобы прыгнуть и повиснуть на крупе, зажать шею в мощных челюстях, и повалить, дабы потом зубами рвать ещё живую плоть. Волки тихо повизгивали от голода, бросая злобные взгляды на упрямого самца, который вовсе не хотел умирать и ответным ударом встречал нападение.

Четыре ангела смерти кружили вокруг марала, изматывая и проверяя на прочность. Заход, бросок и отскок, вовремя уклоняясь от опасной короны. Раз за разом, минута за минутой.

Они не могли отступить, ведь добыча вот она, совсем рядом. И какая разница, в чьё мясо вгрызаться, если оно будет свежим и пахучим, если можно будет вспороть живот и пожирать тёплые, ещё бьющиеся в судороге, внутренности.

Несколько раз жуткий водоворот крови и ярости готов был завертеться, но неизменно замирал, копя напряжение, заставляя воздух дрожать.

Первым не выдержал олень, едва отбросив волка в сторону, он бросился вперёд в попытке прорвать кольцо, но всё было напрасно. Лишь чёрная тень проскользнула к самке, в стремительном броске перерезая сухожилие зубами. Раздался резкий крик боли, и рогач метнулся назад, лягнув копытом матёрого. Не попал. Тот ушёл, довольно оскалившись, облизывая языком окровавленную морду. Тут бы маралу и уйти, бросить самку, которая подволакивала заднюю ногу. Ведь теперь точно всё, смерть, но он лишь испепелял врагов яростным взглядом, неприступной крепостью возвышаясь перед хищниками.

Зевнув, сущность выбралась из укрытия, намериваясь прекратить бесполезную борьбу. Запах раненого оленя будоражил сознание и потому медлительность собратьев утомляла. Шаг, ещё один. Оценивающий взгляд окинул маралов, выбирая, отчасти фиксируя, как прижались хвосты волков к ногам, а головы понуро опустились вниз.

Стая чувствовала его присутствие и хотела проявить себя, доказать, что достойна такого вожака, такого родителя, что взрастил их и обучил убивать.

«Владыка! О, Владыка!» – мысленно причитали они.

Даже матёрый признавал его первенство, в приветственной улыбке тянув губы и виляя опущенным хвостом: «Дай! Дай, Владыка!»

Негоже младшим братьям звать его так, ведь они такие же дети луны, как и он. Но разве нельзя потешить самолюбие хоть немного?

Жертвы с ужасом взирали на огромного волка, что был вровень с быком благородного оленя.

Осклабив пасть, тот лениво обходил добычу, принюхиваясь к запаху самки: слабая, отяжелённая, бесспорно вкусная, да ещё и этот малыш… Его нежная плоть и хрупкие косточки наверняка будут приятно хрустеть во рту. Алые глаза буравили олениху, будто прикидывая, откуда начать есть, куда вцепиться клыкастой челюстью.

Затем взгляд перешёл на самца: красивого, высокого, сильного.

Нежность или сила? Что победит? Во что приятнее вгрызться, чья смерть потешит сердце? В нетерпении переминаясь с лапы на лапу, пока мысли будоражили сознание, существо ждало, прислушиваясь к желанию ночного светила, да к мольбам своего племени.

И когда оно решительно направилось к оленихе, марал выскочил наперерез, желая ударить рогами, вонзить отростки в саму смерть, дабы отстоять жизнь, показать, что не просто добыча, что не умеет, смирившись, ждать конца.

Хищник подпрыгнул, уходя от удара, и, когда подушечки пальцев вновь коснулись снежного покрова, тут же вцепился в загривок рогача, вырвав кусок мяса.

Стая тут же набросилась следом, повалила на землю, нетерпеливо рыча, и стала рвать плоть, теребя и терзая, насыщая желудки ещё живым мясом.

Самка, потеряв охрану, жалась от ужаса к дереву. Её дыхание белым облачком взмывало в воздух, а мышцы на животе судорожно дёргались. Хотелось лечь и заснуть, однако внутри что-то продолжало бороться, хотя всё уже было кончено. Кончено, она это понимала.

И вот, с вожделённым взглядом рядом с ней остановился матёрый, общее пиршество его не манило. Именно он выбрал олениху в дань луне и не желал отступать от своего решение. Её запах дурманил, завлекал, просил сжалиться и спасти от адской муки.

Осмелев, хищник ткнулся ей в ноги, слизнув кровь с выступающей раны, и тут же отскочил в сторону.

Но олениха и не думала прогонять его. С шоком она взирала на то, как раздирают самца на части, как растекается кровь, пропитывая снег, и пар поднимается ввысь от её жара, как волки лакают красный нектар, не в силах остановиться.

Хищник снова открыл пасть, приготовившись броситься на самку, но внезапно раздался предостерегающий рык.

Зверь вздрогнул, жалобно заскулил, но попятился обратно, внимая приказу вожака.

А олениха всё смотрела, как волки растаскивают окровавленное мясо в стороны, как вгрызаются в незащищённый живот, пока мир перед ней не заполнили алые глаза.

«Уходи!» – разнёсся рык по долине, и, для пущей убедительности, чудовище боднуло головой бок животного, прогоняя.

Он выполнил свой долг перед братьями, взгляд метнулся к туше марала, которую глодали хищники, рогача им хватит надолго.

Снова втянув носом запах, существо почувствовало слабую вонь, которая тщательно пряталась среди других ароматов.

«Росомаха».

Невидимый свидетель таился в лесу, издали наблюдая за пиршеством волков и не решаясь подойти.

Зверь ощущал голод животного, желание прорваться и урвать хотя бы один кусок, но стая и габариты чудовища заставляли её поостеречься.

Волк давно хотел поквитаться с мелкой засранкой за разодранное ухо, но та тщательно скрывалась, не давая ему приблизиться. А тут такая удача… Сама пришла, утомлённая голодом.

Что ж…

Взор вновь обратился к раненой оленихе:

«Уходи», – и опять тычок в бок.

Самка, придя в себя, резко подскочила, и, испугавшись близости клыков, захромала в сторону хребта,

Смотря, как она уходит, существо чувствовало, как слабеет запах врага, который пустился следом за ней.

Сегодня он накажет эту шельму.

Довольно фыркнув, волк бросился вперёд, белым пятном скользнув по сугробам.

Нина Самохина

Реальность отличается от сна тем, что никогда не заканчивается.

Когда я вышла прогуляться в парке, был ещё день. Небо ярко светило на небосклоне, и мороз только слегка кусал щёки, придавая им лёгкий румянец.

Но сейчас яркое светило уже скатилось к горизонту, едва прогревая воздух своими лучами.

«Это невозможно!» – вспыхнуло вновь в голове, когда взгляд наткнулся на собственные следы, внутри которых расцветали алые розы

Я шла уже несколько часов, пытаясь выбраться из леса, но продолжала ходить кругами, не в силах найти дорогу назад.

Знакомые тропинки, на которых ещё недавно встречала лыжников, вдруг исчезли, превратившись в звериные следы и тупики из высоченных сугробов.

Больше не было лыжни, петляющей между деревьями, лишь только белоснежная гладь, мерцающая в закатных сумерках. Даже дятел, чей стук постоянно разносился по парку, и тот молчал. Лес был мёртв, и лишь я неприкаянным призраком бродила по нему.

Временами приходилось продираться через сплетение ветвей, которые сухими пальцами тянулись к берету, и, цепляясь за него, срывали с головы, взлохмачивая волосы. Но их болезненные прикосновения уже не пугали так сильно, как мысль, которую я прятала глубоко в душе.

«Не выбраться», – она так часто всплывала в голове после того, как телефон отказался включаться на морозе, что приходилось разговаривать с собой, лишь бы пресечь её появление.

– Ну что ж, присядем, – голос хрипел от частых криков, которые взывали о помощи, но мир оставался глух к мольбам, и в ответ не было слышно ни гула машин, ни говора людей… даже в хрусте веток и то было отказано.

Сбив варежками снег, я уселась на поваленное дерево, блаженно выдохнув. Ноги немели от холода, но в карманах кроме ключей, да телефона, ничего не было. Ничего, чем можно было бы пожертвовать для растопки.

Уголки глаз вновь болезненно закололи, когда ветер ледяными поцелуями слизал появившуюся слезу.

– Так. Успокойся, – одёрнула я себя, понимая, что слёзы не помогут выбраться из леса, даже если залью ими всё вокруг. Но отчаяние требовало выхода, криком ли, рыданьями, чем угодно, чтобы выплеснуть наружу то, что съедало изнутри.

– Давай ещё раз, – пальцы вытащили из кармана телефон и нажали на кнопку включения. – Ну, пожалуйста, миленький. Хотя бы пару минут, – ладони сжались вокруг экрана, пытаясь согреть холодный корпус своим теплом.

Это ведь так мало для того, чтобы определить своё местоположение и наконец покончить с бессмысленным блужданием.

– Да что ж ты за тварь-то такая! – не выдержала я, поняв, что смартфон не желает подарить крохотную надежду.

Хотелось сломать его, запустив в ствол стоящего рядом дерева, или швырнуть в сугроб, который маленькой горкой возвышался на дороге.

«Надеюсь, там много льда, и этот бесполезный кусок разлетится на сотню мелких осколков».

Но пальцы спокойно разжались, подчиняясь силе воли и голосу разума, который вопил о том, что негоже ломать то, что может спасти меня в будущем.

«Когда? Сколько ещё ждать, чтобы эта противная штука заработала? Час? Два? Три? – спорила я с ним, давая выход накопившемуся страху. – Да я замёрзну тут намертво, а трупу будет очень сложно согреть его своим теплом».

И тут же ощутила, как лёгкая дрожь начала сотрясать тело, а зубы принялись отбивать лихую чечётку. Паника подступала всё ближе.

« Если сдамся… если позволю этому чувству охватить меня, то проиграю».

– Успокойся, – медленно выдохнула я, пытаясь отогнать мрачные думы. – Всё будет хорошо.

«Сама-то в это веришь?»– шевельнулось внутри.

– Иди в жопу, – выругалась я, чувствуя, что схожу с ума.

Заставив себя подняться, я вновь пошла вперёд. Становилось всё холоднее, и нужно было двигаться, несмотря на пугающие стенания ветра, и снежинки, которые летели с тёмно-серого неба.

Ни звёзд, ни луны, ничего. Лишь холод и метель, которая сбивала с ног, заставляя падать в очередной сугроб, давая прочувствовать, насколько тяжело выбираться из белой могилы из раза в раз, как мутнеет сознание, уплывая куда-то вдаль, не желая возвращаться в мрачную реальность. Ведь там, в забвении, тепло, там не было боли, от содранных в кровь коленок, и отчаяния, что затопило моё сердце.

В какой-то момент я обнаружила, что лежу, а могильная стужа перехватывает дыхание, сковывая лёгкие. Маленькое облачко пара, что всегда сопутствовало в пути, уже исчезло, и вместо крови в венах, я ощущала лишь холод.

«В конце концов уснуть – не самая худшая смерть», – я чувствовала, как костлявые пальцы тянутся ко мне, а задумчивый взгляд смерти скользит по лицу, прячась за вихрями снежинок.

– Так устала, – веки потянуло вниз и вой ветра, который ещё недавно напоминал стенания чудовища, вдруг превратился в нежную колыбельную, которая тихо убаюкивала разум, принося покой.

Константин Ясенский

Встреча для тех, кто участвовал в обряде, была назначена возле «Дома собраний» в полночь. Эта была единственная ночь в году, когда на бескрайнем чёрном небе исчезали звёзды и единственным источником света становилась луна. Бледная, почти прозрачная, словно призрак себя, она плыла над долиной, окутывая всё мёртвым светом. Только он спасал поселение от полного погружения во тьму.

Костя стоял на крыльце дома и смотрел, как сгущается окружающий мрак. Сегодня солнцу нет места и потому всё, что когда-то дарило яркий свет, украшая поселение весёлой гирляндой огоньков, было выключено. Дома мёртвым взором смотрели в лес, и не чувствовалось больше жизни там, за стеклом, казалось, все умерли и только он один остался в деревне.

Юноша знал про запрет, про то, что непосвящённым нельзя было появляться на улице после заката, но всё равно ощущал льдистое прикосновение мрака. Ему чудилось, что чёрный туман заполняет пространство, клубясь дымкой, шевелясь в корнях деревьев. Словно огромное существо он царапал границу, пытаясь прорваться, желая поглотить всех. Ведь именно сегодня она истончалась, и то, что удерживали наложенные заклятья, могло вернуться домой.

Костя нахмурился – мысль о границе не давала ему покоя.

Много веков назад её создали старейшины, вплетая охранные заклинания вязью рун, дабы скрыть поселение от глаз тех, кто мог причинить ему вред. Она выглядела, как призрачный купол, который прятал внутри целый мир, не давая ни людям, ни другим существам пробраться туда.

Духи-охранники, вскормленные кровью первой жрицы, днём и ночью поддерживали её, отводя глаза заблудшим и безжалостно казня непокорных. Но со временем их сила ослабла, и последние пять лет граница с трудом выполняла возложенное на неё предназначение. Именно тогда, после первого нападения древних, после гибели пятнадцати полукровок, в ней появилась первая трещина.

С той кошмарной ночи, когда десятки голосов молили о пощаде, когда паника заставляла жителей бросать умирать слабых и раненых, Костя и Данила взяли патрулирование на себя, маскируя новые трещины, которые появлялись с пугающей быстротой.

Их цель была предотвратить непоправимое – полное разрушение границы. Только ради этого они каждую ночь, вместо того, чтобы нежиться в мягких кроватях, проводили в лесу, отбивая атаки зверей и кровью первородного подпитывая рунескрипты. Малейшая оплошность могла стоить поселению жизни. И вот теперь обряд мог стать такой ошибкой.

«Как я раньше об этом не подумал… – вмиг стало всё ясно. – Чёрт!»

Исходящая от обряда опасность, которую он ощущал почти на физическом уровне, все те сомнения и тревоги, которые не отпускали всё это время… Причина была в нём, ритуал мог стать последним испытанием для границы. Ведь сила ведьмы разрывает пространство, чтобы призвать истинную пару, а духи слишком слабы, чтобы сдержать Алефтину.

«Если бы я только мог высказать своё предположение на собрании, старейшины согласились бы со мной? Не пошли бы на поводу Елисея? – предавался раздумьям Костя, пробираясь по улицам – Быть может, тогда было б всё по-другому? И я не тащился б неизвестно куда».

Руководил ли им страх? Юноша не знал. Просто все чувства вопили об опасности, и кровь билась в висках. Он вёл беседу с собой, не замечая, как закончились дома и над тропой нависли могучие деревья, как несколько теней обогнали его, стремясь поскорей достичь вершины. Казалось, Константин не видел никого вокруг, полностью погрузившись в свои мысли и пытаясь почерпнуть в них уверенность.

И лишь, когда яркая вспышка осветила его напряжённое лицо, юноша, прищурившись, бросил удивлённый взгляд на холм.

Она стояла наверху, будто объятая пламенем – маленькая, сгорбленная старушка, воплощающая умирающую часть поселения. Ту, что наполнена верой, традициями и магией.

«Алефтина», – уголки губ слегка приподнялись, приветствуя полуулыбкой пожилую женщину. Несмотря на их краткие встречи, старушка была единственной, кто вызывал у него симпатию

Возможно, это было потому, что их обоих боялись и почитали, а может из-за того, что когда-то давно ведьма спасла маленького мальчика от толпы, разогнав сплетников палкой. И вот сейчас, в кафтане из красного сукна, с изящно расшитым подолом, перед ним стояла не просто женщина, а жрица Тёмной богини.

Её наряд был очень старым, не одно поколение ведьм воспевало в нём луну. Мех на рукавах сильно обтрепался, кое-где даже недоставало кусков, а символы, расшитые когда-то золотыми нитями, уже не сияли так, как раньше. Чернота, словно тьма ночи, поглотила их.

«Рано или поздно всё стареет и умирает», – подумал юноша, решительно направляясь к старушке, которая с интересом разглядывала его бесстрастное лицо. Все чувства, что принц испытывал сейчас, отражались лишь в серых глазах. Они то загорались от внутреннего света, и серебро сливалось с желтизной, то погружались в вязкую тьму, затягивающую на глубину любого, кто в них посмотрит. Эти очи порабощали своей красотой, эмоциональностью и бескрайней пустотой.

Возле жрицы мрак сплёл несколько фигур, играясь с языками пламени, которые то поднимались, освещая лишь Алефтину и не давая видеть других участников, то с почтением кланялись, приветствуя воссоединение наследника крови и хранительницы рода.

Впервые за шестьсот лет они встретились на священном ритуале, где будут вместе воспевать Луну.

– Я не могу участвовать в обряде, – принц не оставлял попыток разрушить магию. При взгляде на неподвижные силуэты он думал лишь о том, что один из них принадлежит Лидии. И сердце тогда клокотало от собственного бессилия, противясь чужой воли, боясь, что заговор сможет превратить его в безвольную марионетку.

– Ты уже участвуешь! – острый взор пронзил насквозь,

– Но все могут быть в опасности, потому что…

– Эта цена. И мы её заплатим, если придётся, – продолжила спокойно старушка, не обращая внимания на протестующий жест юноши.

– Неужели вы не понимаете?! – яростное рычание вырвалось из груди. – Мы все здесь умрём!

– Смерть – малая цена за жизнь рода.

– Не будет никакого рода! – эмоции бурлили внутри, желая прорваться, вихрем сметая все доводы одной лишь фразой «Я не хочу!».

До принца донёсся взволнованный шёпот, зародившийся в тенях при слове «смерть». Он расходился в стороны, подобно кругам на воде, заставляя трепетать линию людей.

– Лично я не собираюсь сгнить в яме из-за того, что какой-то старикашка вздумал женить меня на своей правнучке.

– Ты не умрёшь, – глаза Алефтины смотрели пристально, и в них, кроме красного пламени, ничего не отражалось.

– Откуда вам знать? – неистовое желание вцепиться в неё зубами и разорвать росло с каждой секундой. Зверь видел в ней угрозу и хотел уничтожить.

– Хватит! – не выдержала она и стукнула посохом о землю, дабы прекратить спор. – Хочешь того или нет, но ты уже участвуешь. Так суждено. Настало время для новой крови. Для той, что вознесёт наше племя. Даже если все мы сгинем во мраке мира, это небольшая плата за твоё возрождение, потому что ты, – Алефтина указала изогнутой палкой на него. – Мёртв.

Косте показалось, что его ноги приросли к земле, когда она произнесла эти слова. Мёртв? Он? Как такое может быть? Ум отрицал сказанное, не желая верить, но там, в глубине сердце что-то шевельнулось и прошептало: «Всё верно».

– Юный Котик… надежда и сила рода, – продлевала его агонию жрица, и складка на лице, которая лет двести назад была полными губами, дрогнула в еле заметной усмешке, – ты так и не смог покинуть свой отчий дом. А тот, кому милее смрад и трупы, не может быть живым.

У принца перехватило дыхание от боли и слёзы навернулись на глаза. Тяжело вспоминать то, что хочешь забыть, что давно похоронено в глубине сердца.

«Не надо…» – Костя стиснул зубы, чтобы не закричать. Каждое её слово взывало к памяти, воскрешая тот страшный день, наполняя его красками, эмоциями и запахами.

Он снова почувствовал себя маленьким мальчиком, что стоит на разрушенной площади и не может отвести глаз от двух силуэтов, мирно покачивающихся на ветру. Влево-вправо, влево-вправо. Ветер баюкал мёртвые тела, отдавая последнюю честь королю, своим мощным дуновением отгоняя стаю ворон, которая пировала рядом. И хоть глазницы были уже разорваны, а запёкшаяся кровь застыла по краям, в них ещё можно было узнать родителей.

Константину хотелось кричать от отчаянья, от кошмара, в реальность которого до сих пор не верилось. Казалось, закричи он и всё закончится, проснётся в своей кровати, и не будет развалин дома, да запаха горящей плоти, что стелился по земле.

Он боялся дышать, зажимая ладонями рот, страшась почувствовать внутри себя частички любимых людей.

«Почему?»

Взгляд никак не хотел уходить, прилипнув к родителям, впитывая каждую мелочь и рисуя жуткие картины пыток и смерти. Они не сдались – он знал это точно, потому что иначе б не жил, но сердце… сердце обвиняло их в этом.

Он пытался вспомнить их лица, но почему-то не получалось: «Что они делали вчера? Кажется, шли на рыбалку. Папа пел или нет? Или это было в другой день? А может, этого вообще не было? Разве он любил рыбалку? А мама?»

«Я не помню», – Костю трясло от ужаса, кто-то чудовищной рукой стёр его воспоминания, оставив лишь неясные обрывки. Боль, словно дикий зверь, разрывала на части, и спасения от неё не было.

«Все мертвы, – прозвучал в голове насмешливый голос, – ты тоже мёртв».

Да, больше всего на свете ему хотелось разделить участь родителей, и наряду с этим мечтал отомстить. Бросить убийц на потеху зверям и птицам, и пусть те рвут, клюют, мучают ещё живые тела, дабы страдания их длились вечно.

Костя вздрогнул, налетевший ветер прогнал иллюзию, и он обнаружил себя на коленях возле Алефтины.

«Это конец, – пронеслось в голове. Все, кто был здесь, видели его беспомощным, его слёзы. – Я опозорен».

Принц тяжело выдохнул и поднял глаза, чтобы встретиться взглядом с теми, кто стали невольными свидетелями его слабости. Что будет в них? Разочарование? Радость? Злорадство?

Но теней вокруг ведьмы больше не было.

– Где все? – его голос был глух, и едва слышим.

– У каждого свой Ад, не правда ли? – старушка склонилась над юношей и нежно провела пальцами по щеке, стирая набежавшую слезу. – Надежда есть, если слёзы всё ещё могут омыть твою душу.

– Где все? – повторил юноша, не слыша её слов. Всё, о чём думал – это люди. Десятки человек пропали за какое-то мгновенье. Разве такое возможно?

Правда, чего уж греха таить, в его голову закралась мысль о сговоре Алефтины со старейшинами. Ведь всего того, что он пережил за короткое время, хватило бы, чтобы сойти с ума, и только чудовищная сила воли удержала его на грани безумия.

Чего ещё ему ждать?

– У всех есть тайны, а тропы к ним неизвестны даже мне. Негоже нам оставаться тут, когда Ульвальд ждёт.

Принц кивнул, сейчас он чувствовал себя марионеткой в руках жрицы, и она, почему-то, вела его к гибели.У него не было желания сопротивляться Алефтине, произошедшее вытянуло последние силы, сломав что-то внутри.

«Почему я…» – Костя не решался задать вопрос своему сознанию, боясь того, что может оказаться за белой пеленой. Наверное, уж лучше так, чем скорбеть по ушедшему прошлому.

Разглядывая старые альбомы, принц всегда подмечал то, с каким равнодушием смотрит на фотографии матери и отца, словно это были незнакомые ему люди. Может, поэтому злость вспыхивала в нём каждый раз, когда сестра заводила речь о воспоминаниях. Она хоть что-то помнила, в отличие от него.

– У мамы были зелёные глаза, – весело щебетала Катерина, – папа называл их болотными. Она всегда обижалась на него за это.

Константин проматывал свои воспоминания, пытаясь воссоздать подробности, приоткрыть завесу над забытьём, чтобы тут же задёрнуть обратно. Пусть спит, ещё не время предаваться тоске, но посмотреть, хоть на секунду ощутить на себе лучистый взор матери, хотелось.

– Вот видишь, – чей-то маленький пальчик тыкал в чёрно-белую фотографию в старом альбоме, – это ты.

В пухленьком малыше он пытался узнать себя. Рядом двое людей, мужчина и женщина, все радостно смеются на камеру, обнимая друг друга.

– Не помню, – виновато произнёс юноша.

– Ещё бы, тебе же тогда годик был! Странно было б, если б помнил.

– Мы пришли, – голос Алефтины вывел его из забытья.

Костя с отрешённым видом взглянул на женщину, смутно понимая, что происходит. В голове ещё пульсировали слова, брошенные сестрой: «Странно, если бы помнил…»

Сейчас, если бы вдруг ведьма приговорила его к смерти по приказу Елисея, он бы никак не отреагировал. Ему было всё равно.

Старушка дошла до входа в пещеру и вдруг обернулась, уголки губ приподнялись, показывая затупившиеся клыки. Принц никогда не видел её улыбающейся или смеющейся, и вот теперь она улыбалась ему:

– Знаешь, я много лет наблюдала за вами и поняла, что вы – самые светлые жители этой деревни. Пусть ни тебя, ни его, не страшит тьма окружающих. Они давно умерли для короля, их души сгнили и теперь могут взывать только к смерти. А жизнь… жизнь Ульвальд решил подарить вам, – она замешкалась, точно раздумывая говорить или нет, вещать ли своим голосом предсказание, а затем продолжила. – Вы боитесь любить, ведь это чувство вам незнакомо, но, когда-нибудь, и она просочится в ваши тела, – её взгляд снова задержался на нём, видимо чего-то ожидая. – Здесь нет той, кто может тронуть твоё сердце.

И, не получив должного, Алефтина, недовольно хмыкнув, отправилась вглубь пещеры.

Костя не двигался.

Он смотрел в обступающую тьму, пытаясь понять, почему от её слов стало так обидно.

«Если я хочу любви, – изводил он себя, – то почему не согласиться на Лидию? Её любовь сможет согреть меня в холодной постели. Ну, а сердце…»

Теперь-то он понял, о чём говорила ведьма. Тело, ум, всё это было живо благодаря мести. Будто карающий меч летел он на головы врагов, лишая жизни, оставаясь глухим к чужим мольбам. Но оружие – только инструмент и лишено чувств, у него нет сердца, лишь холодная решимость. И принц отринул то, что нужно королю. Его сердце было мертво.

Так почему, даже сейчас, он продолжал так цепляться за жизнь? Неужели, только из-за мести? Не лучше ли ему было остаться там, среди трупов, ведь он один из них?

Константин сделал шаг в пещеру, и темнота обступила его. Все звуки, которые доносились из леса, растворились, когда юноша продвинулся вперёд ещё на несколько шагов.

«Хочу ли я что-то изменить сейчас?»

Его руки нежно ласкали стену прохода, чувствуя тепло камней, отшлифованных прикосновениями.

«Зачем мне любить?»

Под ногами шуршала листва, ломались хрупкие ветки.

Внезапно, совсем рядом, послышалось журчание ручья. Костя повернул голову вправо, но ничего, лишь вязкая темнота. Рука скользнула вниз, пробежав пальцами по острию камня, который чуть не вонзился ему в голень, по переплетению корней, что узлами врезались в проход, ещё ниже, ощупывая подушечками землю: «Сухо».

Снова шаг, осторожный, боясь упасть, и крылья носа вздымаются вверх, втягивая воздух, стремясь ощутить сладость гниения, но опять ничего. Звук играл с ним, то появляясь, то пропадая, не удаляясь и не приближаясь.

«В пещере Ульвальда всегда есть свет для тех, кому нужна надежда», – вспомнилась вдруг одна из легенд.

Тогда почему тьма обступила его? Не готов? Возможно, ведь столько сил было потрачено на то, чтобы отменить обряд. И даже, когда это стало невозможно, он противился, не веря в чудеса: «Видно у нас полная взаимность. Мы оба не верим друг в друга».

Да и как ему поможет первородный? На его месте Костя давно бы стёр весь древний род с лица земли. Потому что та жизнь, которую он подарил полукровкам – проклятье. Оно сопровождает их с момента рождения и до могилы, не давая насладиться счастьем. Но самое страшное грозит потомкам Ульвальда, ибо их любовь всегда приправлена обречённостью. Они не в силах изменить судьбу, так как на весах кроме сердца всегда будет будущее рода, а ради него нужно пожертвовать всем: чувствами, любимой, собой.

Но сейчас ему не нужен ни род, ни любимая. Лишь месть стала его отрадой, целью, это то, что перевесит всё: «Даже если умру, я убью тебя».

Чёрный волк не давал ему покоя с самого детства, сначала приходя в кошмарах, отчего приходилось спать вместе с сестрой, а затем в мечтах. Он вонзит клыки в глотку этой твари, вырвет алые глаза, и будет с наслаждением взирать на то, как кровь бога проливается на землю: «Но ты мне ведь в этом не поможешь. Потому что сам один из них».

Костя бы никогда не пошёл на обряд добровольно. Для него это были поиски не любви, а инкубатора. Тела, которое лучше всего бы подошло для его первенца. Поэтому он насмехался над теми, кто верил в великую любовь между богом и человеком, надеясь на собственное счастье. Разве можно обрести его, когда герои легенды сами трагически погибли?

– Что будет, если я полюблю? – с вызовом спросил Костя у себя.

– Ты не сможешь, – ответила тьма. – Мёртвые не любят.

Внезапно пещера расступилась и принц, непроизвольно подняв голову, застыл в изумлении. Огромные сосульки свисали с потолка, застыв в затейливых узорах, напоминая, то гроздь винограда, то ветви исполинского дерева. К ним навстречу, остриями копий из-под земли, устремились другие. Они тянулись друг к другу, и, порой, сливались, превращаясь в огромные колонны, которые разделяли пещеру на несколько залов.

В одном из них горел костёр, лаская жёлтым языком каменный свод. Костя пробирался к нему сквозь заросли наростов, тонкими белыми линиями струящихся к земле, словно развешанные ленты. Он наклонял голову, боясь задеть их, лавируя то вправо, то влево, примечая, как загораются лишайники мерцающим светом луны, прогоняя остатки мрака.

– К' хшаири нгхан'я кхра. Вирав с'ядж'я.

Огонь взметнулся к потолку, осветив древние рисунки, а потом послушно улёгся на землю, недовольно ворча. Он жил и дышал, как живое существо, подчиняясь ведьме, что танцевала рядом, ударяя в бубен зажатой в руке колотушкой.

Её движения были быстрыми и уверенными, но в тоже время не лишены изящества. Казалось, что перед ним не старушка, а молодая девушка, которая то грациозно кружилась в танце, порхая вокруг костра словно бабочка, то замирала, будто зверёк, почувствовавший опасность, и всё вокруг тогда цепенело в единстве с ней. Даже надоедливое жужжание насекомых, которые вились вокруг него ещё в узком проходе, останавливалось, маленький мир полностью погружался в звенящую пустоту.

И в эти мгновения, раз за разом, тишину нарушал заунывный крик, повторяясь, то сверху, то снизу, то позади, то впереди него. Точно неведомое животное, мучаясь от боли, стонало от бессилия. Этот звук раскачивался подобно волне, вторя дыханию юноши, и погружал в себя, унося вдаль.

Голова кружилась всё сильнее и, дабы не упасть, юноша опёрся о стену, с благодарностью принимая приятный холодок, который мурашками побежал по спине.

А удары колотушкой всё ускорялись, тёмным валом бросаясь на него и растворяя во мраке.

Внезапно Костя ощутил, как жар поглощает его тело, сначала подпалив ноги, а затем, мощным потоком хлынув на грудь, раскалённой болью вонзился в сердце. Он силился поднять руки и убрать то, что сжигало кожу, но не мог пошевелиться.

– Б'янди т'ха.

«Больно, – мысленно взывал он к Алефтине, пытаясь остановить её бесконечное кружение и звук ударов, который, казалось, доносился уже изнутри. – Хватит!»

Но она продолжала извиваться, словно змея, окутывая его заклинаниями.

В какой-то момент юноша не выдержал и потерял сознание, отдавшись забытью, а когда пришёл в себя, обнаружил жуткую, пугающую тишину. Боль ушла, будто её и не было вовсе, но двигаться ещё было тяжело.

Взглянув в сторону костра, принц вздрогнул. Длинные когти сжимали тонкую шею женщины, грозя сломать, а ощерившаяся пасть угрожала острыми клыками. Существо неистово мотало её словно тряпичную куклу из стороны в сторону, страша, если уж не удушить, то точно оторвать голову.

«Данила», – подумал Костя, нанося удар в солнечное сплетение.

Он не помнил, как сорвался с места. Мысль о том, что брат хочет убить жрицу, испугала его, и натренированное тело само среагировало без подсказки разума. Существо вскрикнуло, сгибаясь пополам, рука разжалась, выпуская жертву. А принц не стал ждать, пока оно придёт в себя, тут же вонзив ребро ладони в гортань.

– Ты не понимаешь, – зашептал Данила, ловя ртом воздух. Сильных повреждений не было, но адская боль помогла прояснить сознание. – Это западня. Они увлекли нас сюда, чтобы уничтожить.

«Я много лет наблюдала за вами», – Костя нерешительно перевёл взгляд на ведьму.

Ему вспомнился тот день, когда жители деревни собрались вокруг маленького мальчика, ждущего своего дядю у «Дома собраний», который пошёл просить дозволения оставить принца в поселении. Со стороны Николая это был жест вежливости по отношению к старейшинам, так как все знали, что отказать они не могли. С того мгновения, как Константин вступил на их землю, они перестали быть владыками, и теперь могли лишь с опаской выносить решения, надеясь, что мальчишка не будет им помехой.

Стоя на крыльце здания, Костя замечал, с каким любопытством рассматривают его жители. Новость о приезде принца быстро облетела деревню, и на возвышающийся холм приходили всё новые люди. Они собирались в стороне, наблюдая за ним, и обсуждали подробности резни, удивляясь тому, что принцу с сестрой удалось выжить в кровавой бойне. И от этих десятков глаз и струящегося шёпота, Косте было не по себе.

Вдруг какая-то старая женщина, выйдя из здания, бросилась на толпу:

– На что пришли посмотреть вы, отродья тьмы? – грозно кричала она, размахивая длинной палкой, которая опускалась на головы тех, кто не успел сбежать. – Ребёнок родителей потерял, выживал неделю с сестрой, пока мы его не нашли, а вы пришли ему косточки промывать? Знаю я вас, шакалов, вечером чесать языком будете. А ну, пшли вон, а то прокляну до десятого колена, и все белые пойдут!

Эти слова сработали действеннее посоха и оставшиеся рванули вниз, уводя за собой детей.

– Ты как? – обратилась ведьма к мальчику, её карие глаза победно сияли. – Тебя кто-нибудь обидел?

Принц в ответ лишь покачал головой. Больше всего на свете ему хотелось остаться одному, наедине со своей болью, чтобы никто не тревожил его расспросами. И Алефтина поняла, оставшись рядом, как верный страж, своим присутствием отгоняя сплетников. Она спасла его, не дав увязнуть в словах чужих людей, и потерять волю к жизни.

– Всё равно, – тряхнув головой, чтобы отбросить ненужные мысли, произнёс Костя, – я не позволю тебе её убить.

Он склонился над женщиной, на шее которой виднелись алые раны. Брат не жалел старческое тело, с силой вонзая в иссушенную кожу изогнутые когти. Даже удивительно, как она до сих пор жива: «Долг уплачен».

Но грохот падающих камней не позволил ему помочь Алефтине подняться. Принц обернулся, жёлтые глаза с вертикальным зрачком поблескивали в сумраке, словно два огонька.

«Я должен остановить его», – пронеслось в голове, хотя сердце не хотело верить в безумие брата, в то, что гнев и боль сломили сознание, выпустив на волю зверя.

«Спускайся, – приказал Костя, надеясь, что сможет сдержать чудовище, что воля вожака победит агонию чувств и заставит припасть к земле. – Давай же».

Шаркающие шаги за спиной мешали сосредоточиться, но отворачиваться было нельзя. Потеряешь контроль и всё, Данила сорвётся, сбрасывая чужое влияние.

«Странно, они почему-то приближаются», – принц скосил глаза влево, пытаясь разглядеть источник звуков, но ничего не было видно. Хотя меньше всего ему хотелось встретиться с пугливыми взглядами деревенских: – Проваливай! – свирепо крикнул он, обращаясь к тому, кто идёт почему-то к нему, а не устремляется к выходу из пещеры.

– Обряд ещё не закончен! – разнёсся под сводом голос Алефтины, и Костя остолбенел.

Доли секунды хватило для того, чтобы Данила стремительно кинулся к ведьме. Его лицо преобразилось, утрачивая человечески черты, придавая коже сероватый оттенок, а белые волосы, которые раньше лезли в рот и кончиками щекотали подбородок, теперь отросли, развиваясь вокруг головы, словно змеи.

Костя бросился ему наперерез, пытаясь нанести удар по пояснице, чтобы парализовать ноги, но брат ушёл от него, плавно скользнув в сторону.

Драка злила принца, который пытался образумить Данилу, но каждый раз натыкался на тупик. Эта безвыходность раздражала, ведь он всегда находил решение, спасал их обоих, если было нужно. Так неужели сегодня будет иначе?

Единственное место, которое подходило для боя – площадка у костра. Она была относительно ровная, да и с потолка не свисали сталактиты, к которым любило липнуть существо, скрываясь в их тени для того, чтобы затем сигануть сверху. Костя старался увлечь брата на удобное для него пространство, дразня того быстрыми перемещениями и проворно уклоняясь от ударов.

Но тут резкий тычок в бок остановил его, и кто-то сдавил горло, царапая кожу большими когтями. Раздался предупреждающий рык.

– Данила, – прошептал принц, вцепившись в руку, держащую его над землёй, – прекрати.

Дыхание слабело, а костёр яростно потрескивал, выбрасывая яркие искры в их сторону. На мгновение принц подумал, что сгорит заживо, когда увидел, как жёлтое пламя метнулось к ним, словно дикое животное. Он почувствовал, как вонзаются его клыки, слизывая кожу, мясо, пробираясь до самой кости. Боль была настолько сильной, что теперь они оба катались по земле, пытаясь заглушить её, корчась от жара, что постепенно заполнял тело.

Но Данилу это лишь раззадорило. Вскочив, он снова бросился на принца, и запах горелого мяса тому ударил в нос.

«Не дай мне убить тебя», – вспомнил он просьбу брата и своё обещание, что разорвёт его, если тот попытается убить кого-нибудь из семьи. Неужели время пришло? Юноша сглотнул слюну, чтобы не блевануть, чувствуя, как кровь струится по его груди. Чья она? Он не знал, их когти пронзали тела друг друга, желая добраться до сердца.

Братьев снова разняли, разметав по сторонам, с силой вдавив в стены пещеры, дабы те не смогли вырваться. Ярость и удовлетворение от битвы не давала им возможность совладать с собой, чтобы вернуться в человеческое обличие, и потому они рычали, обмениваясь яростными взглядами.

Ведьма стояла возле костра. Её глаза были полны не ужаса, а жалости и боли, будто она разделяла те чувства, что бушевали в ребятах:

– Ульвальд, хватит! Они же твои дети!

Костёр яростно вспыхнул в ответ и два огненных шара, отделившись от него, полетели к полукровкам. Принц видел, как один из них завис в воздухе рядом с ним, и чувствовал жар, исходящий от маленького солнца,

«Где Данила? – Костя напрягся, пытаясь оторвать себя от стены, но не смог, что-то держало его так крепко, будто он был её частью. – Где брат?»

Пронзительный визг, от которого застыла кровь, раздался неподалёку. Юноша повернул голову и увидел, как пламя пожирает Данилу, который пытался сопротивляться неизвестной силе, корчась от боли, воя и крича, то человеком, то животным.

– Отпусти его! – принц умоляюще посмотрел на Алефтину, но та лишь отрицательно мотнула головой, и в этот момент яркий свет взорвался перед ним.

Всё-таки они попали в ловушку.

Когда он открыл глаза, был уже полдень. Яркое солнце светило на голубом небосводе, по которому редкими белыми мазками были разбросаны перистые облака. Животворящие лучи света ласкали деревья, время от времени касаясь тела полуобнажённого юноши.

«Где я?» – подумал принц, и эта мысль прозвучала сигналом для всех вопросов, которые разом всплыли в голове. Обряд, Алефтина, брат… – все события казались ему наваждением, и лишь тянущая боль в мышцах, да шрам на руке, который зарастал новой кожей, доказывали реальность кошмара.

– Даня! – он резко сел, оглядываясь.

Хрупкая фигура притаилась в тени сосны, прячась от настырных лучей, которые пытались проскользнуть сквозь могучую крону. Эта обманчивая беззащитность заставила многих врагов недооценить его, как противника, хотя на самом деле силы было в нём предостаточно. Словно шпага, гибкая, быстрая и смертельная, он разил их, оставляя после себя лишь кровь и ошмётки тел:

– Проснулся засоня.

– Давно встал? – Костя смотрел на него, чувствуя, как волна радости захлёстывает сердце.

«Надо же быть таким дураком и попытаться убить ведьму?! Ведь если бы ему это удалось, старейшины приговорили бы его к смерти. Они столько лет твердили всем, что он угроза, пугая жителей рассказами о мутантах, что никто бы не подумал спасти его».

Опёршись на руку, принц с трудом поднялся и, пошатываясь от усталости, направился к брату. Самоисцеление тратило слишком много сил, врачуя плоть и сращивая кости. Ещё не скоро его тело наполнится прежней мощью.

– Нет, – голубые глаза с тревогой вглядывались в родное лицо, – последнее, что я помню – это пещера. Не знаю, каким образом нас сюда занесло.

– Зато ты успел перекусить, – брезгливо поморщился Константин, заметив, что подбородок брата испачкан кровью.

Невинно улыбнувшись, тот пожал плечами:

– Я есть хотел. По сути, заяц меня и разбудил, точнее мой желудок. Мог бы и тебе предложить, но ты такое не ешь.

– Это да, – при мысли о мясе принц снова почувствовал приступ тошноты, после обряда его всё ещё мутило.

Данила сделал шаг к нему в порыве помочь, но юноша лишь отрицательно мотнул головой.

« Не надо, я сам», – говорил его взгляд. Он ненавидел выглядеть слабым в чужих глазах, даже если это был его собственный брат.

– Смотришься ужасно.

– Чувствую себя так же.

– Значит нужно как можно скорее вернуться домой.

– Да… и отдохнуть, – Костя помедлил, раздумывая над вопросом, который вертелся в голове. Задать или нет? Но если сейчас не прояснить ситуацию, она может повториться вновь. – Зачем ты хотел убить Алефтину? Ты понимаешь, что этим поставил нас всех под удар?

– Я?! – удивился юноша, белые волосы взметнулись, образуя светящийся в солнечном свете ореол. – Она же сама хотела от нас избавиться или забыл, что было в пещере?

– Не думаю, иначе мы были бы мертвы.

– А мне плевать, что ты думаешь! – Данила попытался уйти, но парень резко схватил его за руку, игнорируя то, что брат не любил, когда кто-то касался его. – Пусти! – обиженно буркнул тот, пытаясь вырвать кисть, но хватка лишь усилилась. – Говорю же, пусти, – раздался предупреждающий рык.

«Опять скалит зубы», – это было странно, обычно его брат был более сдержан в своих эмоциях, а тут вспыхивал словно костёр, рассыпаясь искрами и яростно шипя.

– Мне надоела твоя беспечность и… – Костя на миг задумался, подбирая подходящее слово, – эгоизм. Пора начать думать о своём поведении.

– Я давно её предупреждал, чтобы не лезла к нам. Сама виновата!

– Нет, в твоей глупости виновен лишь ты. Хоть понимаешь, что будет, когда старейшины прознают об этом? О матери хоть подумал? Каково ей будет видеть тебя мёртвого?

– Зато отец вздохнёт спокойно.

– Даня, хватит! – не выдержал принц, хватаясь за голову. – Достало!

Он чувствовал, как боль, пока ещё тупая и не такая сильная, возвращалась к нему:

– Пойми, в этот раз я ничего не смогу сделать. Попытка убийства – это не укус.

«Что будет, когда ведьма сообщит об этом старейшинам? Несколько перепуганных людей вполне хватит для того, чтобы ополчить против нас всю деревню. А что старикам надо? Конечно, власти. Сдалась им безопасность каких-то там человечков. Лидия не в счёт, за неё Елисей глотку собственноручно порвёт кому угодно».

– Если они не донесут на тебя деревенским, то загонят меня в кабалу. Как думаешь, что им больше по душе, твой труп или моя покорность? Мне придётся им прислуживать, понимаешь? Мне! Им!

Мысли разрывали голову, казалось, что нет больше места для них, но те всё прибывали и прибывали.

«Оправдание… Какое оправдание можно придумать для брата, чтобы обелить его в глазах жителей? Как найти выход из сложившейся ситуации, которую тот заварил?»

Принц поборол желание отвесить юноше подзатыльник, сделал вдох и попытался расслабиться, отключиться от всего, что творилось в голове.

«Хорошо хоть ритуал завершился неудачно, за одно это стоило поблагодарить Данилу».

– Ладно, пошли. Надеюсь, ты хоть дорогу-то домой знаешь?

– Обижаешь, – хмыкнул беловолосый юноша, обозревая горные хребты, – деревня вон там, – и палец указал в сторону изумрудных елей, чьи мохнатые лапы были припорошены пушистым снегом.

– Тогда идём. Только не спеши, я до сих пор отхожу от обряда.

– Да, до дурной крови вам, принц, далеко, – хлопнул по плечу брата Данька. – Эта ведьма чуть меня не спалила.

– Оборачивался?

– Пришлось, – сейчас кожа парня уже полностью восстановилась, и намёка не было на то, что когда-то вместо нежно-розовых участков чернела горелая плоть. – Да и тебя зализывал, – заметив, как Костя недовольно скривился, Даня спешно добавил, – между прочим, слюна действительно ускоряет исцеление. Ты сам это знаешь. Помнишь, нам Дрозд рассказывал.

– Неужто ты вынес хоть что-то из его лекций?

– Конечно, хотя он изрядно потрепал мне нервы.

Костя вспомнил их перепалки с учителем, то, как брат, не привыкший проводить время в четырёх стенах, срывал уроки, и разразился заливистым смехом. Кто бы мог подумать, что Дрозду удастся хоть чему-то обучить этого дикаря, потому что только из-за него учитель часто переносил уроки в лес, чему принц был несказанно рад. Ведь нет ничего лучше свободы, пусть даже и мнимой. Если не думать о том, что ты ограничен куполом, леса кажутся бескрайними, а мир пустынным.

– Всего лишь полчасика и будем дома, – продолжал разговор Данила, углубляясь в густой лес, – сможешь нырнуть в свою ванну.

– Точно, твои-то слюни вовсе на парфюм не похожи, – подначивал его принц.

– Они давно высохли, – насупился тот.

– Но вонь осталась. Ты вообще когда в последний раз чистил зубы? От меня несёт, как от гниющего мертвяка.

– Ты их нюхал?! – притворно ужаснулся юноша, вовремя ускользнув от тычка в бок.

– С тобой такого дерьма нанюхаешься, что чутьё скоро отобью вовсе.

Мысль о ванне придала сил. Это была его обитель, убежище от тяжких дум.

Как было бы здорово погрузиться в неё с головой, чувствуя, как тёплый поток проникает в уши, выдворяя посторонние звуки, оставляя лишь мерный шум льющейся воды, который вымывает все мысли, делая разум девственно чистым.

Данила бежал вперёд с удивительной прытью и даже какой-то радостью. Он то возвращался к принцу, который неспешно следовал за ним, то опять, прислушавшись и принюхавшись, устремлялся вдаль.

Пару раз юноша снова вернулся перемазанный кровью, чем окончательно вывел брата из себя:

– Да хватит, наконец, жрать! – возмутился Костя, забирая из его рук чью-то лапу. – До дома дотерпеть не можешь, что ли?

– Не могу, я слишком много сил потратил на восстановление, поэтому мне нужна еда. А зайцев проще убивать в этом обличье, – оправдывался Даня, заворожённо смотря, как тонкие пальцы задумчиво кружат по обнажившейся кости, собирая подушечками кровь, – тем более они такие вкусные.

Но принц не попался на щенячий взор и выбросил кусок мяса, взглядом предупредив брата о том, чтобы тот даже не думал отправляться на её поиски. Сейчас их должно было волновать другое.

Тревога нарастала, а холмы всё не приближались. Они словно приклеились к голубому небу, и как бы ребята не старались, не могли их достичь.

«Заметил ли это Даня? Мы должны были давно выйти к поселению или хотя бы к дороге, – прищурившись, юноша отрешённо смотрел на солнце. – Наше чутьё не может нас обманывать, если только оно ведёт нас к дому, если только…»

Костя замер, открыв рот, не в силах произнести и слова: «Обряд! – зазвенело в его голове и по спине пробежал холодок. – Этот чёртов обряд действует!»

Много раз он слышал о таком в сказках, что читала на ночь мама, в рассказах жителей, кому довелось пережить ритуал – зовущее чувство, которому не можешь противиться, чужая воля, что ведёт тебя к наречённой. И пока они её не встретят, домой не попадут.

– Мы идём не туда.

– А куда тогда? – не сразу сообразил его брат, но затем голубые глаза полыхнули золотом. – Этого не может быть. Я был уверен, что сорвал его.

– Значит, нет, и ведьма всё же смогла призвать богиню.

– Там был только Ульвальд! – взревел взбешённый Данила, с трудом сдерживая себя. – А этой твари лишь бы поживиться свежим мясом.

«Кровь от крови, как говорится», – губы принца искривились в иронической усмешке: – То-то он тебя обласкал.

Но смысла спорить дальше не было. Тайна обряда была известно только жрице, и она хранила её, пряча старинные рунескрипты от пытливых глаз ребят.

– Мы должны идти.

– Нет!

– Да, – мрачно бросил Костя, придавливая волей вожака, – пока мы с ней не закончим, вернуться не сможем. Даже если сами попытаемся найти дорогу, лес будет водить нас кругами. Мы скорей сдохнем, чем найдём дорогу назад.

– Я всё же убью эту ведьму, – Данила издал ужасающий рёв, от которого кровь застыла в жилах, – и ты меня не остановишь!

Он рванул вперёд, не обращая внимание на ветки, хлестающие по лицу, и принц с трудом поспевал за ним. Костя не понимал, что движет ими сейчас, любопытство или страх?

Ведь духи-охранники, Алефтина, даже лес, все оказались на стороне богини. Хотелось бежать прочь от этого чувства, этого места, избежать ловушки, что уготовила им судьба, но это было невозможно. Богиня сделала всё для того, чтобы оба брата оказались вовлечены в её игру, и теперь лес стал их домом. И пока воля ребят не сломится, а упрямство не сменит смирение, они будут бродить в нём вечно.

То, что Данила тоже оказался под действием обряда, Константина не поразило, но ему казалось, что на этом сюрпризы не кончились. Если боги начинали развлекаться, то всегда делали это по-крупному.

А когда после долгого спринтерского бега, они оба замерли на маленькой поляне, принц понял, что граница рухнула. Больше ничто не защищало деревню, и виноваты в том были они, те, кто столько времени пытался её спасти. Какова, однако, шутка судьбы.

– Человек, – с отвращением поморщился Данила, подходя ближе. Крылья носа раздулись, со свистом пропуская воздух. – Ну и вонь.

Костя тоже почувствовал мерзкий запах, который петлял вокруг девушки. Так пахла растерзанная плоть, высохшая кровь и внутренности, что разлагались на сильной жаре: «Почему они не убили её? Разве чёрные хоть раз кого-то пожалели? Нет. Люди были их пищей и ценились намного дороже, чем полукровки. Тогда почему они не разорвали девушку, а оставили её здесь?»

– Ничего не понимаю, – принц присел рядом, разглядывая ту, что прочили ему в жёны. Тёмные волосы выбивались из-под берета и прядями падали на бледную кожу, пряча длинные ресницы, на которых лежали одинокие снежинки.

В устремлённых на девушку серых глазах отразилось беспокойство. Она была почти мертва, единственная нить, что связывала её с жизнью – ритуал. Именно он держал душу в тисках, не давая умереть телу, но и эта связь постепенно слабела.

Константин слышал, как биение сердца становилось всё тише и тише:

– Мы уходим.

– Что? – не понял Данила.

– Она и так почти мертва. Скоро смерть освободит нас, нужно лишь подождать немного.

– Ты уверен? – не поверил тот

– Да. Холод убивает её.

– А если девушку кто-нибудь найдёт?

– Не найдёт, – усмехнулся принц и направился обратно, пытаясь отогнать её образ. – Здесь только мы. А жрице невдомёк, что мы можем отказаться.

Серый взор был тёмен, грозовые тучи нависли над душой, молниями вычерчивая слова сожаления.

«Она ни в чём не виновата, – думал он, пытаясь сохранить невозмутимость. – Не её вина, что оказалась здесь, что на неё пал выбор богини. Так неужели ради спокойствия моей жизни она должна умереть? Что будет с нами после этого? Ведь мы уже связаны. Может ли быть так, что её смерть закроет дорогу назад навсегда?»

– Жить… я хочу жить, – донёсся до уха едва слышимый шёпот.

«Невозможно! Мы же в паре километров от неё», – Костя резко остановился, черты лица исказило волнение.

– Ты чего? – Данила отскочил в сторону, чтобы не налететь на брата.

– Ты ничего не слышал?

– Нет. Идём, – нетерпеливо произнёс тот, – мы просто не можем её слышать. Сам сказал, она фактически мертва, а мёртвые не разговаривают.

«И не любят, – добавил мысленно принц, – Почему именно она? Что в ней есть такого, что богиня посчитала важным для меня?»

Костя задумчиво тёр переносицу указательным пальцем, не зная, что выбрать. Пойти ли на поводу страха или дать шанс любопытству узнать её. Он разрывался на части. Всё не должно быть так. Разве нет другого выхода? Только убийство взамен спокойствия?

Его взор обратился к брату, ища поддержки.

– Могу сломать ей шею, чтоб не мучилась, – Даня словно прочитал его мысли.

– Как всегда…

Принц глубоко вдохнул пропитанный ароматом сосны воздух, и скользнул взглядом по снежным шапкам, мерцающим в свете солнца.

– С ума сошёл? – произнёс Данила, увидев, что брат развернулся.

– Может быть, – прошептал тот в ответ.

Он вернулся к ней, не в силах совладать с совестью. Боясь опоздать, и в то же время желая этого. Его пальцы бережно коснулись холодной кожи, сдвигая тёмную прядь волос, и очертили густые чёрные брови, что были ярким пятном на белом лице.

«Кто ты?»

Сильные руки подхватили девушку, осторожно прижимая к груди, с опаской слушая прерывистое дыхание.

«Если она умрёт, то, по крайней мере, я сделал всё возможное, чтобы спасти её», – попытался рассуждать хладнокровно Костя, но вдруг понял, что такой расклад его не устраивает. Он жаждал видеть её здоровой, чтобы узнать, почему именно её выбрал обряд, чем она так подходит ему?

Принц знал, что делать дальше, как снять ледяную печать, но это был приговор. Обратного пути уже не будет, если воспользоваться древней магией, потому что богиня не прощает ошибок.

«Ненавижу тебя! – нить, связывающая их, угасала, а вместе с ней таяла и жизнь девушки. Если сейчас не сделать выбор, то он никогда не получит ответ на свой вопрос. – Прошу, не уходи, останься со мной».

Раскрытые губы коснулись застывших уст, обжигая своим жаром, лаская кончиком языка кожу.

«Вернись, – мысленно взывал он, сжимая её в объятьях так крепко, что, казалось, переломит пополам, но сон наречённой был столь глубоким, что даже этого она не почувствовала. – Давай же! Ты сама просила об этом».

Кому взмолиться, чтобы вырвать душу из тисков смерти? Богине»? Ульвальду? Кто из них сейчас держит её жизнь в своих руках? Чего он жаждет?

«Смирения, – шепнул ему ветер, морозным дыханием коснувшись уха, – твоей покорности».

«Ни за что! » – тут же возмутился разум, отказываясь подчиняться. Где это видано, чтобы судьбой управляли невидимые духи? Он столько лет шёл к своей цели, чтобы вот так вот сдаться? Принять чужую волю, как свою? Но сердце отчаянно цеплялось за незнакомую душу, моля о спасении, заклиная бросить гордыню и отдаться богам, и ум не выдержал. Проклиная всех, он склонился перед богами, не позабыв, однако, назвать цену: «За неё».

И в тот же миг Константин ощутил, как девушка с рвением потянула на себя его силы, как жадно припала к устам, выпивая чужую жизнь и связывая их нерушимой клятвой.

«Теперь и навсегда».

Принц не помнил, как они добрались до дома, разъярённый голос Данилы почти не доходил до его сознания.

Все мысли были заняты наречённой, и страх того, что девушка снова попадёт в лапы смерти, вонзился острыми когтями в его сердце. Везде мерещилась опасность.

Что скажут, нет, как поступят деревенские, прознав о том, что в поселении оказался человек? Примут ли волю богов, как свою, или взбунтуются? А Елисей? Что сделает глава, когда вместо Лидии увидит совсем другую девушку?

Он не знал, что будет, когда дом наполнится голосами, и был несказанно рад, что сумерки и обряд выгнали всех на улицу. Ведь в это время многие ждали чуда, надеясь встретить ту, что когда-то прочила им бессмертие.

– Почему ты спас её? – не унимался Данила.

– Я не мог бросить её там. Она ни в чём не виновата.

– Но она человек! – продолжал брат, вложив в это слово всю ненависть и отвращение, что испытывал к людям.

Костя прекрасно понимал, что тот имеет в виду. Наречённая была не такой, как они, чужой для мира полукровок, но обряд выбрал её. Почему-то он решил, что именно она подходит ему, ни Лидия, ни кто-то ещё, а только она.

– Тебе не понять! – грубо отрезал принц, и горькие слова слетели с губ прежде, чем тот смог их остановить. – Я не ты. Я не могу так легко убивать. У меня есть сострадание!

Костя сразу же пожалел о сказанном. Он хотел тотчас извиниться, списать всё на усталость от борьбы, от боли, но не смог.

– А у меня, стало быть, её нет? – его брат вспыхнул от гнева, позолотив свои глаза, что смотрели на принца с неприкрытой злобой… и болью. – Ты тоже думаешь, что я монстр, да?

– Нет! Я… – смысла говорить дальше не было, ярость бушевала в дыхании юноши, в теле, и пока она не утихнет, он будет глух к чужим словам.

– Она только появилась и уже настроила тебя против меня! – взорвался его брат, задыхаясь от обиды.

Деревянный стул отлетел в сторону, оказавшись на пути возмущённого хищника, который выпустил когти, мечтая вонзить их в ту, кто своим присутствием начала разрушать его мир: – Ненавижу!

– Не смей! – предупреждающий взгляд принца обещал возмездие. – Не трогай её. Я приказываю!

Данила ощерился, демонстрируя выступающие клыки, и приоткрывая каморку своего зверя, дабы тот вдохнул запах свежей крови. Они оба знали, что воле вожака подчиняется лишь младший брат, стоит только волку выйти на свободу, как вместо верного пса Костю встретит другой альфа-самец.

– Надеюсь, она скоро сдохнет, – язык прошёлся по клыкам, словно предвкушая момент, когда их белизну скроет алая кровь и рот заполнится душистым мясом. Кадык на шее дёрнулся, сглатывая иллюзию. – Интересно, насколько сильно она отличается от полукровок?

– Я предупредил тебя! – принц чувствовал, как при одной мысли о том, что Данила может причинить ей боль, рождалось такое бешенство, с каким совладать тот был не в силах.

Одним молниеносным прыжком парень оказался рядом с братом и, схватив его, поднял над полом, впечатывая в стену: – Она моя. Ты понял?

– Да, – прохрипел Даня, пытаясь освободиться.

Инстинкт самца требовал уничтожить угрозу, вырвать бьющийся кадык, но та часть, что принадлежала человеку, призывала вразумить брата.

– Как ты не понимаешь, что её смерть ничего не изменит?! – отчаянно произнёс Костя. – Если оставим её в живых, то сможем разобраться и понять, что происходит. Убьём? И навсегда станем потерянными. Ты этого хочешь? – он яростно тряхнул юношу. – Я не могу поставить всё на кон, цена слишком высока. Уж лучше терпеть её присутствие здесь, чем всю жизнь мучиться от своей ошибки.

В нём ещё жило сомнение, и принц не хотел, чтобы Данила его усилил. Только не сейчас, когда он решил сохранить ей жизнь.

– Хорошо, – к глазам вернулся первозданный цвет, лишая их той чудовищной силы, что давал янтарь.

Брат смирился, принял поражение, но как долго это продлится?

Принц разжал пальцы, отпуская на волю беловолосое чудо: – Прости. Я был не в себе.

– Нет, – лицо юноши по-прежнему было суровым, но Костя понял, что тот давно простил ему жестокие слова, ведь как никто другой, он понимал одиночество Данилы, чья жизнь была, быть может, даже хуже, чем его. Ведь он-то не был бешеным псом, взращённым лишь для того, чтобы убивать врагов хозяина. Стоит только раз ошибиться, проявить непокорность, отрицая роль оружия, как владыка пристрелит наглое существо.

Даня ушёл, хлопнув дверь, сотрясая грохотом ещё пустой дом. Он был в смятении, это Константин знал точно. Ритуал сплёл их жизни вместе, смешав чувства. И как освободиться от них, не разрубая этот "Гордиев узел", дабы сохранить всем жизнь, было непонятно.

Бросив взгляд в зеркало, принц усмехнулся. Сейчас он больше напоминал лешего, чем человека. Взлохмаченные волосы, горящий взор серебристых глаз, грязь, размазанная по телу, даже несколько листьев, видно из пещеры Ульвальда, пристали к нему. Странно, что он только сейчас это заметил, впрочем, не до того было.

Оставив дверь в ванную открытой, чтобы слышать всё, что происходило в комнате, юноша встал под душ. Отдав тело на волю горячим потокам, он прокручивал в голове события, которые произошли сегодня, свои мысли и действия. Оставить её в живых? Как опрометчиво. Не пожалеет ли он о своём решении спустя время?

Вода омывала короткие волосы, извилистыми ручьями стекая по коже, унося с собой грязь и усталость, смывая засохшую кровь с уже затянувшихся ран,

Внезапно принц напрягся, ощущая чьё-то незримое присутствие. Схватив полотенце, он рывком обернул его вокруг талии и вылетел в комнату, навстречу младшему брату, что склонился над спящей девушкой. На лице Данилы отражалась целая гамма чувств, от ярости до испуга, от неуверенности до любопытства. Закусив нижнюю губу, юноша разглядывал наречённую, правой рукой медленно и нерешительно приближаясь к горлу.

Костя замер, не двигаясь, давая шанс парню сделать свой выбор, видя, как плещется смятение в глубине его очей.Обряд действует, хотя по преданиям, да и многовековому опыту, такого ещё никогда не было. Трое… Разве это возможно? Неужели эта девушка принадлежит им обоим? Принц тряхнул головой, отметая сомнения. Нет, этого не может быть, ведь в её теле сейчас течёт его жизнь.

– Ненавижу, – голос звучал так слабо, что был едва слышим. И куда только делся тот взбалмошный мальчишка?

Когти исчезли, превратившись в короткие ногти, а подушечки пальцев вместо того, чтобы обхватить шею, уткнулись в мягкую щёку.

– Почему? – палец скользнул по скуле вниз, к подбородку.

Костя не мог остановить брата, боясь касаться той, кто предназначен ему богами, и потому лишь смотрел, как брат с интересом изучает её.

«Ты уже меняешь нашу жизнь».

Внезапно на лбу девушки пролегла морщинка, а ресницы, словно крылья бабочек, затрепетали.

Данила в ужасе метнулся к двери, а Костя, рывком перемахнув через столик, бесшумно приземлился у окна, чтобы лучше видеть наречённую.

Девушка еле заметно потянулась и, поворочавшись немного, удивлённо распахнула глаза, будто уже зная, где находиться.

«Интересно, она слышала наш разговор?» – подумал в этот момент принц и внутренне напрягся.

Нина Самохина

«Наверное, я опять заснула в кресле», – это чувство крайнего неудобства было мне знакомо, когда случалось задремать в кресле на всю ночь. После него любая горизонтальная поверхность казалась раем, хотя по какой-то причине Морфей любил дарить сны именно там, посылая красочный грёзы, от которых сладко заходилось сердце.

Я открыла глаза, намереваясь перебраться досыпать в спальню, но, взволнованно пробежав взглядом по очертаниям комнаты, замерла: низкий журнальный столик с небрежно разбросанными на нём бумагами, огромные окна, упирающиеся в потолок, и… Горы? Именно так. Там, за прозрачным стеклом, возвышались снежные хребты, впиваясь в небо зубчатыми пиками.

«Я что, ещё сплю? Сон во сне?»

Всё это не соответствовало квартире в многоэтажном доме, находящемся в спальном районе города.

Здесь было слишком тихо и чересчур нереально.

Вертя головой в разные стороны, я приподнялась, стараясь увидеть как можно больше, не обращая внимания на боль в спине и внутренний голос, который, находясь в шоке, начал истерично кричать об опасности.

Внезапно шторка колыхнулась, словно ветер ворвался в комнату, и чуть отодвинулась, привлекая моё внимание.

– Застала врасплох, – пронзительные серые глаза появились за лёгкой узорчатой тюлью.

– А что ты делал? – нерешительно спросила я, пытаясь рассмотреть собеседника сквозь полупрозрачную сетчатую ткань.

– Наблюдал.

– За мной?

– Ну, да, – кремовое полотно снова шевельнулось, выпуская на волю тёмный силуэт.

Я с удивлением посмотрела на молодого юношу с чёрными, слегка вьющимися волосами, чувствуя, что не только высокий рост подавляет меня, но и тяжёлый взгляд. Взор неживого у живого человека. Как такое возможно?

– Ты кто? – хотелось отвернуться, сбросить оцепенение, но не могла, серая пучина затягивала в себя будто болото.

– Костя.

– Костя… – повторила я, стараясь уцепиться за незнакомое имя, чтобы выплыть из бездонного омута.

Не знаю, что и делать. В голове такая каша из мыслей и воспоминаний, что не понятно за какой вопрос хвататься сначала, какую ниточку потянуть, чтобы разобраться в ситуации:

– Что я здесь делаю?

Парень хмыкнул, но смолчал, продолжая бесцеремонно разглядывать меня.

«Где я нахожусь? – хотелось бросить ему в лицо, но не думаю, что подступающая истерика поможет хоть что-то прояснить. – Нужно сначала успокоиться».

Вдох-выдох, вдох…

– Я мало, что помню, – снова попытка выйти на контакт, расшевелить незнакомца, – помоги разобраться, пожалуйста, – уже откровенно давила я на жалость, взглядом умоляя этого бесчувственного чурбана ответить.

Почему он молчит? Разве сложно сказать всего несколько слов и успокоить человека?

«Да ты хоть представляешь, как я себя чувствую?»

Мало мне поясницы, теперь и голова заныла от избытка мыслей.

«Неужели то был не сон, и я действительно умерла?» – сердцеболезненно кольнуло и ладонь сжалась на груди.

– Почти, – донеслось со стороны.

«Я что, сказала это вслух? Докатилась. Чего ещё мне от себя ожидать?»

– Давай так, – внезапно нарушил молчание Костя, наблюдая за моей растерянностью, – ты сейчас примешь ванну и приведёшь себя в порядок, – взгляд прошёлся по пальто, которое когда-то было белоснежным, а сейчас напоминало старую половую тряпку. – Да и мне тоже стоит одеться или тебе нравится так? – с насмешкой добавил он.

– Нет уж.

«Вообще-то странная ситуация. Я неизвестно где, а передо мной голый парень, – взор скользнул вниз, оценивая голубое полотенце, которое тугим коконом обматывало бёдра. – Ну, почти голый. Больше на анекдот смахивает».

– Тогда иди в ванную, а позже поговорим.

– У меня есть выбор? – тело, проснувшись от глубокой спячки, напоминало о себе тянущей болью.

– Да, можешь сидеть тут и вонять.

И снова давление, от которого не спрятаться. Противостоять ему, казалось, неслыханной дерзостью, но взгляд я не отвела, лишь посильнее стиснула челюсти, ощущая, как напрягаются мышцы, и желание исчезнуть отсюда крепнет с каждой секундой:

– Хорошо, куда идти?

Мерзкий запах уже достиг ноздрей и скатывался по горлу горьким послевкусием.

Было стыдно и противно, что это я источник тлетворного аромата.

– Туда, – юноша указал на резную дверь белого цвета. – Одежду я принесу, а это придётся выкинуть.

– Всё?

– Да, не думаю, что стирка спасёт вещи. Эта гадость жутко въедлива.

– Значит и… – я нервно сглотнула, перспектива оказаться без трусов в чужом доме меня не радовала. – То есть совсем всё?

Произнести коварную фразу никак не получалось, казалось дикостью обсуждать нижнее бельё с незнакомцем.

– Да, – лукавая улыбка появилась на его губах, и вокруг глаз сразу собрались мелкие морщинки.

«Гад! Он же забавляется».

Я резко встала, направившись в ванную, и тут же почувствовала лёгкое головокружение.

«Тише. Не спеши. Не хватало ещё грохнуться перед ним в обморок».

Ноги замерли на пороге и рука по привычки скользнула в карман, проверяя содержимое. Пусто.

«Но разве это возможно? – лихорадочно забилась в голове мысль. – Там же должен был быть мобильник».

Второй, так же ничего.

«Рома меня убьёт. Хотя нет, слишком просто. Будет изводить жёстким игнором, пока не заговорю со стенами, пытаясь спастись от одиночества, – сознание пыталось подкинуть образы, но было страшно поверить, что тот ужас был реален, что всё это действительно произошло со мной. – Боже, неужели я его потеряла? Второй за полгода. Как же умудрилась? Ведь ещё за первый кредит не выплатила».

– Мне нужно срочно позвонить.

– Я могу это сделать, – сказал Костя, доставая телефон с полки и ожидая, что скажу ему номер.

Представив реакцию на мужской голос, я побледнела ещё больше:

– Нет, лучше я сама.

Хотя перспектива объяснять своё отсутствие тоже не радовала, но это лучше, чем отчуждение, которое ожидает меня, если вдруг испугаюсь.

«Надеюсь, ещё не поздно».

Парень пожал плечами и протянул телефон. В глазах читался интерес, уходить он явно не собирался, а выдворять его из комнаты не имела права.

Но как же не хотелось общаться вот так, под пристальным взором, словно дозволяя чужому человеку прикоснуться к моей личной жизни.

Обречённо вздохнув, я набрала номер:

– Привет. Всё хорошо, – радость в голосе звучала слишком наигранно, но, надеюсь, Рома этого не поймёт. – Я сегодня не приду. Далеко от города. С кем? – взгляд обратился к юноше.

«Ладно, если уж начала врать, то нужно делать это по-крупному. Так, чтобы сама поверила».

– С друзьями. Да, развлечёмся немного. Не волнуйся. Целую. Пока.

При слове «целую» брови Кости взметнулись вверх:

– Парень? – спросил юноша, когда палец нажал завершить вызов.

«Надо же, оказывается он вслушивался в чужой голос. Я-то не говорила, что собеседник окажется мужчиной».

– А что? – с вызовом бросила я и увидела, как расширились чёрные зрачки.

«И что мне неймётся? Хотела же проигнорировать вопрос».

– Спасибо, – сотовый лёг на стол, а я рванула к двери, чтобы сбежать от надвигающейся бури, всполохи которой уже виднелись в дымчатых очах.

– Вау! – возглас восхищения вырвался из груди при виде огромной луны, взирающей со стены, и чёрных гор, тянувшихся вдоль горизонта. Поросшие лесом, они мерцали в призрачном свете небесного светила.

«Уже завидую», – ладонь опустилась на чёрный с белыми прожилками мрамор, из которого была выдолблена ванна, и нерешительно замерла на краю.

Казалось, если протяну руку дальше, то пальцы пройдут сквозь стену и коснуться снега, оставляя отпечаток рядом с чужими следами.

«Как красиво!» – никогда не думала, что сочетание двух цветов может породить такое великолепие.

Одежда стремительно упала на пол, и стопа толкнула её к углу, пытаясь скрыть несовершенство в сумраке комнаты.

Было стыдно за грязь на белой плитке, за запах. Хотелось как можно скорее смыть с себя его и ощутить холодный ветер, что склонял к земле ели.

Ухватившись за металлический кран, дабы не упасть, я повернула ручку, и тут же горячая вода хлынула мощным потоком, сметая всё на своём пути.

Она заливала глаза, нос, рот, заставляя выныривать из кипятка, чтобы сделать глоток свежего воздуха. Вещи сразу заскользили по полу, устремляясь к сливу вместе с пемзой и мылом.

– Куда же вы! – захлёбываясь пискнула я, пытаясь одной рукой перехватить мочалку, а второй уменьшить напор воды.

– Твоё, – внезапно дверь распахнулась и парень, окинув меня взглядом, повесил полотенце на вешалку.

– Что за чёрт! – возмутилась я, падая вниз, стремясь скрыть за бортиком свою наготу и радуясь приглушённому свету единственной лампочки-луны, которая и создавала это мистическое место. – Жить надоело?

Глаза с опаской следили за приближающейся фигурой, отмечая то, как кисть ложится на длинную ручку крана, выворачивая её под странным углом.

– Вниз и направо.

– Что? – колени прижались к груди, а пальцы нервно массировали стопы.

– Может включить свет? Увидишь, как пользоваться душем.

– Нет! – взвизгнула я.

– Любишь темноту?

– Да! И одиночество. Так что проваливай отсюда.

– А я думал спросить… – вальяжно начал парень,

«Да рожай ты побыстрее свою мысль!»

Его глаза в полумраке испускали странное свечение, будто расплавленное золото колыхалось под чёрными бровями.

– Стринги или шорты?

– Ты псих?

– Я был бы плохим хозяином, если бы не удовлетворил желание своей гостьи.

– Моё единственное желание, чтобы ты перестал задавать идиотские вопросы и ушёл, – с трудом сдерживая своё негодование, зашипела я. – Надеюсь, это тебе под силу?

– Да, – он развернулся и прошлёпал босыми ногами по мокрому полу к двери, я с удивлением обнаружила, что вода, которая раньше жалила раскалёнными иглами, вдруг стала обжигающе приятной.

– Одежда здесь, – раздался щелчок и на чёрной, как уголь, стене вспыхнули два бледных огонька, подсвечивая лежащую стопку.

– Спасибо.

Вода доходила уже до подбородка, скрадывая очертания тела.

– Приятного отдыха, – ответил юноша и, как ни в чём не бывало, вышел в комнату.

Я смотрела то на дверь, то на вещи, удивляясь и одновременно радуясь такому безразличию.

«Странный какой-то, – голова медленно опустилась под воду, ощущая, как поток нежно массирует кожу, увлекая пряди волос за собой. – Забавно, только проснулась, а чувствую себя такой разбитой».

Сквозь рябь пробивался лунный свет, баюкая темнотой. Хотелось открыть рот и зевнуть, отдаться жару, но нельзя.

Сон в ванне – опасное занятие. Ведь вода – тот же вампир, высасывает все силы, лишая возможности покинуть её, поэтому страшнее не утонуть, расслабившись в горячих объятьях, а оказаться запертой в каменной ловушке.

И хотя дома я предпочитала просиживать в ванне часами, вдыхая аромат свечей, здесь завершила купание за рекордно короткий срок, стремительным натиском атакуя кожу жёсткой мочалкой, стирая грязь и вонь с тела.

«Нужно выходить, – закутавшись в махровое полотенце, которое пушистыми ворсинками собирало капли, я с интересом смотрела на нишу, где лежала аккуратно сложенная одежда. – Да ты педант!»

Расправив бордовую футболку, я натянула её на себя, с опаской поглядывая на дверь.

Лишённая даже простой щеколды она, после общения с парнем, внушала мне страх.

Кто знает, что взбредёт ему в голову, вода-то уже не журчит. Вдруг решит проверить, не утопла ли я, и снова ворвётся внутрь.

Затянув как можно туже пояс на бриджах, я поправила волосы, которые мокрыми прядями рассыпались по плечам:

«Что ж, пора», – и, надавив на ручку, вышла из ванны.

«Где он? – проскользнуло в голове, когда диван оказался пустым, а взгляд тревожно метнулся к окну в поисках хозяина. Облегчённый вздох едва удалось сдержать, когда занавеска качнулась, показав сотканный из сумрака силуэт. – Снова там».

Несмотря на высокий рост, юноша не был жердью, длинные ноги, крепкие руки, всё, казалось, сплетено из тугих мышц, которые волнами перекатывались под кожей, отвечая на каждое движение.

На краткий миг мне захотелось задрать тёмную футболку и прижаться ладонью к широкой спине, ощутив, как напрягается тело и замирает дыханье, почувствовать, как трепещет разум, когда пальцы медленно съезжают к плоскому животу, а возбуждение мягко обволакивает сознание.

– Есть будешь? – прищурившись, словно что-то разглядывая далеко за горизонтом, произнёс парень.

Эта забота, смешанная с безразличием, поражала. Сложно было понять, как он относится ко мне, когда предложения были больше похожи на команду, чем на помощь:

– Мне нужно завтра быть дома.

– Куда-то торопишься?

– Да, меня ждут.

– А… Тот парень?

– А тебе какое дело? – вспылила я, собственная реакция на его близость пугала. Словно сера подле огня, рассудок рассыпался искрами каждый раз, когда взор пересекался с текучим серебром. – Или воспылал ко мне любовью?

– Это навряд ли, – брови сдвинулись к переносице, и в тёмно-серых облаках блеснула молния. – Значит всё же к нему?

Не знаю, что заставило меня сказать «нет», ведь предвестники грозы уже не пугали. Я была готова к ней. К уголкам губ, что поползли вниз, приоткрывая рот и показывая белый ряд зубов, к бушующему внутри радужки урагану:

– Просто не хочу проблем на работе.

Возможно дело в усталости. Тело, разморённое водой, желало отдохнуть, а не вступать в новую борьбу.

– Ты работаешь? – искренне удивился Костя. – Я думал, ещё учишься.

– Жить-то на что-то надо. Пришлось выбирать.

– И тебя устраивает такое решение?

Слой за слоем он сдирал защиту, пытаясь проникнуть в сердце, но что хотел там увидеть? Сильную личность, способную противостоять нападкам или нащупать слабость, чтобы одним ударом сокрушить её?

– Глупо об этом думать.

– Почему?

– Бессмысленные сожаления никуда не приведут, – я резко захлопнула дверь, старательно латая прореху.

Разговаривать по душам с незнакомцем разве не абсурдно? Несбыточные мечты, глупые фантазии, нужно много сил, чтобы выкинуть их из потока мыслей и спрятать в потаённых уголках сознания. Но будто птица Феникс, они каждый раз восставали из забытья, возвращаясь ко мне то призрачными отголосками в вое ветра, то проскальзывали намёками в разговоре с юношей.

– И долго ты будешь хмуриться? – палец уткнулся в лоб, разглаживая морщины, словно пытаясь стереть нарастающий гнев.

– Столько, сколько нужно, – фыркнула я, бросив испепеляющий взгляд. – Ведь ты мне до сих пор не ответил, где нахожусь.

– Недалеко от города, – сказал Костя небрежно, опять уходя от ответа, будто не он совсем недавно обещал рассказать правду. – Пешком не дойдёшь. Скоро ночь, кругом лес и горы. Или хочешь закончить то, что не получилось?

– Насколько недалеко?

Повисло напряжённое молчание. Сначала нервы сжались, надеясь, что в этот раз он не выдержит и скажет, но потом, когда до меня дошло, что ожидания тщетны, натянулись яростно дребезжа:

– Сколько километров?

Его лицо было непроницаемо, словно каменная маска, ни одна мышца не дрогнула, в попытке изменить выражение.

– Знаешь что… – эти загадки бесили, вместо нормального объяснения мне приходилось по крупицам выуживать информацию, и всё равно ничего… ничего, на что можно было бы опереться, – единственное, что сдерживает меня от того, чтобы не съездить тебе по лицу – твоё гостеприимство.

На самом деле я лукавила, но признаться в том, что шикарная ванна была тому причиной, не могла.

– Да брось ты! – он мгновенно преобразился, даже не пытаясь скрыть эмоции, черты лица заострились, а зрачки сузились. – Навалять своему спасителю – это же так просто.

– Спасителю? – усмехнулась я и в голосе проступила жёсткость: «О каком спасении может идти речь, если до сих пор не знаю, как здесь очутилась». – Может падальщику?

Внезапно раздался могучий рык и в следующий миг Костя толкнул меня к стене с такой силой, что лопатки ударились о твёрдую поверхность:

– Дерзкая девчонка! – кулак со злостью саданул рядом, впечатываясь костяшками в стену. – Ты хоть понимаешь, с кем говоришь?

«С психопатом».

– Нет, – у меня перехватило дыхание от чужой ярости. Было страшно стоять перед ним и видеть так близко искажённое гневом лицо.

«Он может убить», – промелькнуло в сознании, понимая, что такой исход вполне возможен.

Мне не нравилось то, как его взгляд метался по лицу, как зрачки пульсировали в центре радужки, то расширяясь, заливая всё вокруг тьмой, то сужаясь, превращаясь в дрожащую точку. Также раздражал звук, что издавал воздух, проходя сквозь стиснутые зубы, снова и снова, да и учащённое биение сердца, звучащее в ушах, тоже было противным.

Кто знает обо мне? Никто. Неизвестно где, неизвестно с кем. Он легко мог оказаться кем угодно, сбежавшим психом, разыскиваемым убийцей или серийным маньяком.

Но сдаться, потупив взор, когда он нависал надо мной, не могла. Всё внутри восставало против такого давления, и потому, упрямо вздёрнув подбородок, я ответным взглядом впилась в него:

– Значит придётся самой разобраться.

«Что ты творишь?»– завопил внутренний голос, когда тело парня придвинулось ещё ближе, вжимая меня в прохладный камень, но остудить тот жар, что зародился внутри, он уж не мог.

– Здешние люди не любят чужаков.

Кожа пылала под блуждающим взором, а живот сводило от желания прикоснуться к Косте. Я проигрывала, но не ему, а собственным чувствам, животному инстинкту, который хотел трогать, ласкать и гладить. Он разрушал волю, сводя с ума:

– Что ж, тогда в их интересах спровадить меня как можно скорее.

Глаза в глаза, зачарованные желанием, мы были не в силах противостоять зову, который требовал быть ближе, тянуть друг к другу руки, чтобы коснуться.

Его пальцы не выдержали первыми, они опустились на мою шею, очерчивая подбородок, рисуя замысловатые узоры на коже. Не отрывая взгляда, что заставлял бурлить кровь, он скользящими движениями опустился вниз, подушечкой большого пальца пройдясь по впадинке, что притаилась над ключицами.

Зигзаги, линии, какие-то слова, всё это Костя выжигал на моей коже, внедряясь в сознание. Я не хотела разгадывать эти переплетения, пыталась отстраниться, но ум сам выводил буквы, соединяя их в слова, которые чужими мыслями проникали дальше.

– Ты, – хриплый шёпот раздался в ухе и сердце ёкнуло, когда нос прижался к виску, втягивая мой запах, – никогда не смей смотреть в глаза вожаку.

«Остановись!» – хотелось закричать от ужаса, от того, что тьма, превратившая серебро в чистую мглу, проникла внутрь, запирая сознание в клетку и выпуская инстинкты на волю:

– Ненавижу.

Руки парня искусно скользили по изгибам, заставляя плавиться от каждого движения.

– Я тоже, – горячее дыхание обволокло ухо, а затем что-то влажное прошлось по его кромке, забираясь внутрь и исследуя раковину лёгкими прикосновениями. – Глупая, – пальцы ласкали, дразня разгорячённую кожу, а язык чертил влажную дорожку, спускаясь вместе с ними вниз, к основанию шеи, – дерзкая, – губы прижались к трепещущей жилке, втягивая её в себя, сжимая зубы так сильно, что боль острой иглой пронзила наслаждение, на мгновение даря рассудок.

«Что я творю?» – закрыв глаза и упёршись затылком в стену, я подставляла ему шею, словно голодному вампиру, который клыками вонзался в неё, терзая нежную плоть.

«Он разорвёт меня», – задребезжало вдалеке, когда давление стало особенно сильным, и стон недовольства сорвался с губ.

Костя хотел повелевать и потому поглощал, лишая личности, отвечая рыком на мои движения, боясь самостоятельности так же, как я, и так же, наверняка, её желая.

– Нет, – глаза распахнулись, и пальцы зарылись в волосы, требовательно притягивая голову к себе, ещё ближе. Даже пара сантиметров была слишком большим расстоянием для меня. Хотелось не вдыхать горячий воздух, а пить его с его уст, ловя каждый вдох, и, проводя через себя, отдавать обратно с той же страстью.

Взор остановился на мокрой от слюны верхней губе, и пальцы сильнее стиснули пряди. В горле пересохло, когда я потянулась к нему, желая вобрать её в себя и слегка стиснуть зубами, чтобы вырвать вопль от вспышки мимолётной боли.

– Костя, у нас гости? – женский голос, прозвучавший у нас в ушах, был подобен грому в летний день, который проносится над тобой, несмотря на голубое небо и яркое солнце. Он насильно вторгся в сознание, грубо возвращая к реальности.

«Что произошло?» – я резко отдёрнула голову, ударяясь затылком о стену: – Ай!

Боль пинком выбила желание, возвращая контроль над телом разуму. Но оно не прошло, а лишь превратилось в искры между нами, продолжая тлеть в воздухе и делая болезненным каждый вдох.

– Кто это? – руки безвольно упали, избегая прикосновений, боясь, что одно касание сможет снова воспламенить всё вокруг, и коктейль из злости и влечения опять заструится по венам.

– Мои родители, – Костя, ещё дрожа от возбуждения, выглядел потрясённым не меньше меня. Отпрянув в сторону, он неловко натолкнулся на стол, и стопка книжек обрушилась на пол, ударяясь корешками.

– Нам… – жадный судорожный вдох прервал речь, и тишина воцарилась между нами.

Я боялась нарушить её, хотя любопытство жгло раскалённым железом, но задумчивый прищур свинцово-серых туч не предвещал ничего хорошего. Может так и вправду лучше? Просто молчать и ждать, когда напряжение достигнет пика и взрыв поглотит нас обоих.

– Тебе придётся с ними познакомиться, – первым нарушил молчание Костя.

– Но я не… – я ощущала, как медленно опускается решётка, желая превратить мой мир в клетку, и ничего не могла поделать, потому что невидимые обручи стягивали грудь, кисти, стопы, не давая телу двигаться.

– Имя, – длинные пальцы дёрнули за ручку и щель, через которую вливался морозный воздух, стала шире, ещё рывок – и окно распахнулось, впуская холодный ветер внутрь комнаты.

Его попытки развеять тяжёлое напряжение, что многотонным весом давило на нас, были смешны. Разве ветру под силу вытравить вожделение, которое горячей лавой растеклось по коже? Нет. И сколь бы силён не был холод, он не мог подавить ощущение ласки, что дарили пряди, струившиеся между пальцами. Я всё ещё чувствовала их, эти шелковистые нити, которые опутывали ладони, когда подушечки пальцев погружались в чёрные волосы. Моя рука рефлекторно сжалась, пытаясь удержать воспоминание.

– Твоё имя?

– Нина, – губы скривились в усмешке. Забавно, он не знал моего имени, хотя совсем недавно его руки забирались под ворот футболки, желая стянуть её с тела, лаская ключицы, и языком вылизывая ложбинку за ухом.

«Ты сама хороша», – вклинился внутренний голос, не давая сделать Костю крайним.

Да, я помню, с каким восторгом ощущала, как перекатываются натренированные мускулы, когда ладони касаются кожи.

– Мне пора, – вскинув голову, я была поражена укоризненным взглядом, на дне которого плескалось замешательство. – Иначе вся семья ворвётся сюда.

Не говоря ни слова о том, что было, он молча обвинил меня в произошедшем, словно капкан, в который попали мы оба, расставила я. Это читалось в задумчивом прищуре глаз и звучало в насмешливом тоне.

– Тогда чего ждёшь? – резко молвила я, ощущая, как щёки опалило жаром. – Иди!

– Я скоро, – вскользь соприкоснувшись взглядом, он ушёл, бросив напоследок. – Подожди меня.

– Будто я куда-то денусь, – буркнула в ответ, зная, что точно не расслышит, слишком стремителен был его уход из комнаты, словно побег от меня.

Топ-топ-топ, всё дальше и дальше, скрываясь за хлопками дверей и разноголосым перешёптыванием.

Как бы и я хотела сбежать из этого дома, спастись от серебристых глаз, которые то режут сталью, то обволакивают приятной дымкой.

Припав ухом к двери, я старалась расслышать всё, что творилось внизу, представить тех, кто был связан кровными узами с этим юношей.

– Ты её нам представишь? – мелодично прозвучал женский голос. – Надеюсь.

– Да, – Костя был спокоен, ничто не выдавало его недавнюю растерянность. Я ясно представила, как текучее серебро отзеркаливает эмоции, не позволяя забраться внутрь, проскользнуть за натянутую маску. – Когда она выползет из моей комнаты.

– Так она у тебя?! – радостно взвизгнул ребёнок, и топот ног с молниеносной скоростью приблизился к двери.

«Она сейчас войдёт!» – запаниковал разум и тело всей тяжестью навалилось на дверь, отчаянно цепляясь за ручку, в страхе ожидая того момента, когда она дёрнется и повернётся.

– Стой! – резкий окрик заморозил движение, оставив лишь прерывистое дыхание за тонкой филёнкой. – Брат тебя на куски порвёт, если откроешь дверь без его ведома. Ты же знаешь, он не любит, когда трогают его вещи.

– Но я хочу её увидеть, – не унималась девочка, – пожалуйста, Даня.

Мне вспомнились сёстры и наше взбалмошное детство. Мы так же капризничали, требуя внимания, ставя свои желание выше других, не придерживаясь правил и совершенно не боясь сурового наказания.

– Нет, – лёгкое напевное звучание пугало и завораживало одновременно. Оно взывало к памяти, словно далёкий отголосок воспоминания, будто прося вырвать его из забытья. Только вот где я могла пересечься с обладателем такого голоса?

– Ну и ладно! – обиженно буркнул ребёнок, и галоп возобновился, правда, теперь в обратную сторону.

«Побежала жаловаться, – пронеслось в голове, – я бы так сделала».

Пальцы неуверенно коснулись дверного косяка, всё ещё ощущая постороннее присутствие, а уши напряглись, стараясь уловить звуки, что принадлежат другому существу.

Хотелось резко распахнуть дверь, дабы убедиться, что не схожу с ума и ощущения реальны, что это не просто игра воображения, но было страшно. Мне казалось, что стоит коснуться ручки, и ледяной холод ворвётся в комнату, замораживая тело.

Лёгкий стук в дверь заставил отпрыгнуть в сторону. Два удара, словно человек за дверью пытался привлечь внимание, а не хотел войти.

– Не стоит играть в шпиона, травмы нам ни к чему, – от его властного голоса мурашки побежали по телу и колени начали дрожать, – сюсюкаться с такой, как ты, никто не будет.

Можно ли быть одновременно опасным и притягательным? Для меня представителем такого сочетания стал Константин, но теперь я поняла, как ошибалась.

За дверью стояло то, что несло ни страх, ни болезни, а смерть.

– С такой, как я? А что со мной не так?

– Всё.

«Да что он себе позволяет? – пальцы обхватили ручку, удобно устраиваясь в выемках между лучами, сжимая золотистый метал так сильно, что тот нагревался от близости с кожей. – Как смеет?»

Но вдруг невидимые когти сдавили шею, сковывая движение, и тошнотворный ужас проник в сердце, агонией жизни застонав в ушах.

Секунда, две, три… Время текло, а я стояла, мечтая сделать шаг, или хотя бы двинуть плечом, отбросив прядь волос, что нагло щекотала нос.

– Надеюсь, мы поняли друг друга, – раздались шаги, и я облегчённо сползла вниз, чувствуя, как тело потряхивает от напряжения.

«Что за невезение!»

Я будто попала в кошмар, от которого невозможно проснуться. Ничто не пугало, монстры не выскакивали из-за угла с громкими воплями, не было вездесущей тьмы, преследующей тебя по пятам, ничего, что могло бы стать причиной этого иррационального ужаса. Ничего… кроме него.

«Знакомство с родителями? Зачем? Разве не проще отправить меня сразу домой? К чему эти любезности?»

Прижавшись к двери, я нервно обшаривала взглядом комнату, пытаясь придумать, что делать дальше.

Письменный стол, книжный шкаф во всю стену, телефон… Взгляд замер на нём.

«Позвонить? Но что скажу Роме? Врать-то меня заставляли не под дулом пистолета, сама на это пошла. Проклятье!»

Даже приложений в нём не было, чтобы, запустив карту, разобраться, где нахожусь. Всего лишь обычный телефон, красивая коробочка без умной начинки. Что делать с ней, отбиваться? Но, как и от кого? Хотя… я вспомнила чужие руки на моей шее и опасное мерцание в глубине серых глаз.

«За что мне всё это? Какой из поступков привёл к такому итогу?»

Паника подступала всё ближе, разум твердил монотонно: «Надо бежать, в этом доме под завесой тайны не может быть ничего хорошего».

«Просто выдохни, – попыталась успокоиться я, – ещё ничего плохого не случилось».

«Пока», – предательски шепнул внутренний голос и что-то внутри задребезжало от страха.

– Ладно, какие могут быть варианты? – проще говорить вслух, разбавляя тишину своим голосом, стараясь в спокойном звучании обрести уверенность.

«Маньяк, убийца, псих», – тут же подсказал разум, предлагая забиться в шкаф и спрятаться во мраке от опасности.

«Может, хватит?» – спорить с собой не было сил. Мысли напоминали перепуганных цыплят, что хаотично носились по курятнику при виде взрослой кошки. Они метались в сознании, подсовывая жуткие картины, одна страшнее другой.

Даже забавно, как там затесался Хищник? Ведь фильму много лет, и только обрывки киноленты остались в памяти, погребённые другими фильмами. Но вместо особей, демонов и призраков, в глубине сознания прижился лишь он, ожидая своего часа.

Тело в изнеможении опустилось в кресло, пытаясь хоть как-то расслабиться.

«Бред, какой бред», – говорила я, откидывая идею за идеей. Хотелось рассмеяться над своей глупостью, но чем я могу успокоить разбушевавшееся воображение? Наивной верой? Во что? Что домик в лесу не окажется пристанищем людоедов? Очень на это надеюсь, не хотелось бы получить известность в новостях в виде расчленённой тушки, припрятанной где-то в закромах.

«Здравствуй мама, это завтрак, – подколола я себя. Взгляд упёрся в тёмную бездну, что надвигалась с востока, поглощая багряный закат, который разлился на небосклоне. – Скорее уж ужин».

Пальцы судорожно барабанили по подлокотнику, то ли пытаясь отвлечь меня, то ли ещё больше вывести из себя своим нервным перестукиванием.

«Хотя может они гурманы, и любят давать мясу потомиться».

Ужасно, когда не можешь остановить собственный вздор. Ты попадаешь в него, как в подводное течение, которое сначала заигрывает с тобой небольшими волнами, сбивая с ног, а затем в считанные секунды утягивает на большую глубину, лишая воздуха. Ты тонешь в своём воображении, пытаясь придумать аргументы, найти соломинку, что спасёт тебя и поможет держаться на плаву. Но оно подавляет тебя, ведь нет ничего, чем можно перекрыть эту глупость, только домыслы, которые при проверке могут оказаться ещё одной фантазией.

– Так вот ты какая, – раздалось за спиной и я, вздрогнув от испуга, обернулась, встретившись взглядом с карими глазами.

«Кажется, всё-таки ужин», – озлобленно бросил внутренний голос, для пущей убедительности подкидывая вид румяного окорочка на вертеле.

«Отстань», – отмахнулась я от навязчивого предупреждения, не понимая, как маленький ребёнок может быть опасен.

– Так здорово, что ты тут!– защебетала девочка, грациозно скользнув ко мне с подоконника. – Я – Катя.

Она что, влезла сюда через окно? Но как? Взгляд обратился к нему, лестницы внизу не было, только узкий карниз, на который посмеет взобраться лишь самоубийца. Я-то уже не первый раз высовывалась наружу, пытаясь вписать его в план побега, но единственное решение, в котором оно могло принять участие, это прыжок вниз.

– Нина, – рука потянулась к ладони, осторожно пожимая её, – приятно познакомиться.

– Ой, а мне-то как, – Катя разглядывала меня так же бесстыдно, как делал до этого Костя, то ощупывая взглядом тело, то пристально вглядываясь в радужку, будто пытаясь проникнуть сквозь неё. – Как тебе мой брат?

Теперь стало ясно, почему таким знакомым показался изгиб бровей, да и прищур был тот же, отличался лишь взгляд. Детское любопытство не могло соперничать с холодным высокомерием.

– Чудак! – это самое мягкое, что пришло на ум, хотя первым желанием было обложить парня весьма нелестными эпитетами, – хам… – я прикусила язык, стараясь удержаться от дальнейших перечислений, которые могли скатиться к банальной ругани.

Но её это видимо не удивило, и глаза, цвета земли, припорошённой осенними листьями, вдруг заискрились:

– Он весьма не сдержан.

«Не то слово», – мысленно согласилась я, надеясь на то, что от наших обсуждений он поперхнётся. Пожелание упасть я попридержала, не желая искушать судьбу, она-то явно была сегодня не на моей стороне.

– Но девочки его любят.

«Флаг им в руки. Как хорошо, что симпатичная мордашка давно перестала вызывать у меня дикий восторг».

Пожав плечами, словно не понимая, что может привлекать в высоком и красивом парне, девочка на миг замерла, став похожа на антилопу, которая почувствовала приближение хищника:

– Нам надо уходить. Брат скоро поднимется.

– И что будет?

– Ужин.

– А если я не голодна?

– Мою маму не волнует чужое мнение.

«Особенно, если это мнение еды», – съязвил внутренний голос.

Подмигнув мне, Катя распахнула окно: – Давай, за мной.

– Туда? – я в шоке уставилась на неё, потом перевела взгляд на маленький карниз. – Но зачем? Я голосую за баррикаду.

– Не выйдет, дверь открывается наружу, – шторка даже не шевельнулась, когда малышка оказалась на подоконнике. Ни единого звука, даже ветер, видно, пропустил плавное движение ребёнка. – Брата это не остановит.

Лезть не хотелось, но ждать встречи, послушно сидя в комнате, тоже. Хотя больше всего на свете меня страшил лишь Костя. Моё тело рвалось к нему, отметая разум, желая прижиматься к коже, ласкать рельеф мышц, изучая каждый изгиб, каждую ямочку, дабы впитать его облик в себя.

– Хорошо.

Быть может, эта девочка – единственный путь отсюда, и кто знает, что будет, если пренебрегу этой попыткой.

В конце концов, любой вариант, каким бы он ни был, имеет шанс на удачу.

«Не попробуешь – не узнаешь. Но корову на льду это не спасёт», – снова самоирония, предпочитая панику наигранной смелости:

– Веди.

– Смотри, вот этот выступ очень удобный, – давала наставление Катя, – ставишь ногу сюда, а другую, – пальчик указал на проём в кирпичной стене дома, который был едва заметен из-за набившегося в него снега, – сюда. Затем хватаешься за ветку.

– Не проще упасть? – ветка дуба была в двух метрах от дома. Не уверена, что даже в прыжке успею дотянуться до неё.

– Сломаешь ногу, руку, шею.

– Ясно, – ни один из вариантов не устраивал, да и если сорваться вниз, не думаю, что исход был бы иным. – Ты просто моей смерти хочешь. Могла бы в этом признаться.

– Это легко! Только повторяй за мной, – и, дабы убедить меня в простоте поставленной задачи, Катя изящно прошлась по карнизу, совсем не замечая, что выступ шириной сантиметров семь. Затем встала на краю, чуть приподнявшись на цыпочки, и прыгнула вперёд, устремляясь к ветке, словно маленькая обезьянка. Ухватившись за изогнутый сук обеими руками, девочка сноровисто подтянулась и, закинув ногу наверх, быстро влезла на него.

«Да быть того не может!» – все её передвижения заняли несколько секунд. Катя будто ходила по дороге, не боясь оступиться, не бросив даже взгляда на торчащие поленья, которые валялись во дворе.

– А можно, я жить тут останусь? – умоляюще бросила я взгляд на неё. – Это безнадёжно, вряд ли получится.

Высота меня не пугала, хотя, думаю, весьма неприятно упасть со второго этажа. Только вот разум подкидывал цифры, утверждая, что возможность лучшего исхода ноль процентов. Ну как, как с такими цифрами я могла сделать шаг вперёд?

– Ну и? – нетерпеливо потребовала малышка.

Я выдохнула, мысленно выбирая, какой из двух зол менее приятен, ругая парня за то, что его молчаливость и явные попытки избежать ответа подтолкнули меня к этой глупости. Если бы не он, я бы никогда не сделала шаг, который оказался первым и последним в этой жизни.

Нога соскользнула с обледеневшего камня, устремляясь к холодным сугробам. Театрально замахав руками, я попыталась удержаться, противостоять притяжению, но не смогла, пальцы прошлись мимо ладони, которая появилась рядом с веткой, и, издав испуганный визг, я полетела вниз.

Рывок, последующий за этим, был болезненным. Вырез футболки натянулся, стягивая шею, и кашель начал рваться наружу, замирая на подходе к горлу, которое беспомощно распахивалось, стараясь сделать хоть один вдох.

– Отпусти её! – голос Кати с трудом пробивался через боль.

– Как скажешь, – согласился мужчина, и натяжение на миг ослабло.

Я готова была с ликованием встретить жёсткую землю. Это лучше, чем разделить участь висельника. И кто говорил, что эта казнь милосердна? Но горло сжало ещё сильнее, и пальцы судорожно задёргались, пытаясь оттянуть впившийся в кожу ворот.

– Не надо, – тут же спохватилась девочка, – вытаскивай, давай.

И через мгновение меня кинули на выступ.

– О боже, – прохрипела я, пытаясь сдержать слёзы. Перед глазами всё ещё танцевали цветные огоньки.

– Нет, не он, – ответил голос.

Голова медленно поднялась, и я ошарашено уставилась на своего спасителя, чей облик сильно смахивал на ангела, спустившегося на землю.

– Ну и? – спросил он, пока я приходила в себя, сдув настырный локон белого, как первый снег, цвета. – Где спасибо?

– Спасибо, – машинально повторила я, любуясь светлыми волосами, которые мягкими завитками спускались к подбородку.

Может я умерла? Или тех нескольких секунд вполне хватило для того, чтобы лишиться чувств? Ведь его даже человеком назвать сложно, слишком неосязаемым он был.

В облике юноши поражало всё, и белые пряди, казавшиеся перламутром, и большие, чуть раскосые глаза, которые переливались всеми оттенками синевы, от небесно-голубого до тёмно-синего.

– Я не понимаю, зачем ты полезла на карниз, если ты двигаешься, как слон?

Я поедала его глазами, рассматривая утончённые черты, любуясь алебастровой кожей, в которой не было болезненной бледности с прожилками выступающих вен.

Моя подруга отдала бы многое, чтобы лицезреть это лицо, как художница она тяготела ко всему странному и прекрасному.

– Если тебе так не терпится свернуть шею, могу помочь, – мягкий изгиб губ задрожал, когда уголки подёрнулись в попытке улыбнуться. – Ну что, уважить?

– Ты?! – я вспомнила этот голос, с которым мечтала не пересекаться вновь, боясь увидеть его обладателя. Он, точно сирена, манил к себе, обрекая на гибель. Но пугала не ждущая смерть, а то, что душа сама стремилась к нему, как бабочка на огонь, едва заслышав переливистое журчание. И хоть сознание противилось влиянию, а тело каменело, сердце жаждало открыть дверь и взглянуть на сказочное существо.

«Глупые сказки, – я упрямо тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли, примечая, как в светлых очах полыхнуло золотое пламя. – Хватит верить во всякую чушь».

«Ну да, – хмыкнул презрительно разум, потешаясь над моей реакцией, – а кто ещё секунду назад хотел потрогать его волосы?»

Это была правда. Белые локоны, словно пух трепетали на ветру, приоткрывая уши и зовя прикоснуться к себе. Они были фантастичны даже не своим цветом, а сочетанием с угольными ресницами и такими же тёмными бровями. Я вглядывалась в макушку, желая приметить обман, но, начиная от корней, волосы лишь наливались белизной, а не теряли её. Это невозможно, природой не заложено слияние двух цветов, которые были противоположны друг другу:

– Ты кто?

– Данила, – он учтиво поклонился, – брат Кости.

«Наверное, это семейное», – ужаснулась я, понимая, что соглашусь пешком брести до города, лишь бы поскорее покинуть этот дом.

– Оно и видно, – огромным усилием воли я старалась удержать свой взор, не желая показывать, как жутко от его присутствия, но парень легко раскусил это. Его брови иронично приподнялись, а на губах заиграла циничная ухмылка.

После моего спасения было решено избрать другой путь, но даже на него я не могла решиться, застряв на единственном выступе между двух карнизов.

– Ну же, ты сможешь, – уговаривала меня девочка, рассказывая о том, как здорово будет укрыться в гостиной, которую редко посещают её родители. – Там-то они точно нас не найдут.

«Это уже было», – я скривилась в ответ и лишь сильнее вжалась в стену, боясь, что стопы вновь соскользнут вниз.

– Могу помочь, – худенькая ладонь с короткими ногтями потянулась ко мне и в голубых глазах вспыхнул гнев, обещая всевозможные кары, если я не отцеплюсь.

– Спасибо, не надо, – голова резко качнулась в сторону, взглядом отрицая любую попытку приблизиться ко мне.

Жалкий метр между нами никак не давался моему телу, страх падения ещё жил в нём, реагируя на любое движение резким удушьем.

Чувствуя, что колени скоро подломятся, не выдержав холода и нервного напряжения, я, прижавшись к стене, медленно спустилась вниз, с ужасом взирая на то, как сыплется снег из-под ног и трещит лёд, острыми крошками вонзаясь в пышные сугробы.

Выступ стал моим домом, и, судя по тому, как стучат зубы от мороза, могилой.

– Нина, ты справишься, – продолжала уверять Катя, а ведь даже её брат сдался и взирал на меня задумчивым взором. Не удивлюсь, если там, под льняными завитками, перекатывались мысли о том, как быстрее столкнуть меня вниз.

– Я такая дура, – в сердцах шепнула я, сложившись почти пополам, поджав ноги и уперевшись лбом в колени. – Какой чёрт дёрнул меня полезть сюда?

Горячее дыхание маленьким облачком опускалось на сложенные вместе руки, с каждым разом становясь всё прозрачнее.

«Скоро замёрзну», – пронеслось в голове и взгляд покосился на землю, прикидывая, что лучше, окоченеть на морозе или испытать боль, если не повезёт сразу сломать шею.

«При острой боли человек может потерять сознание, – рассуждала я, – правда не с моим везением».

В голове предстала картина моего падения, разрастаясь жизненными ветками. В одной из них кость торчала из ноги, своим видом воплощая весь ужас открытого перелома, в другой рука, напоровшаяся на топор, оказалась отброшена в сторону, в третьей же вообще был сломан позвоночник.

«Ужасы плохо влияют на мою психику», – стряхнув с себя очередной кошмар, я посмотрела на притихших ребят, которые обменивались многозначительными взглядами: – Что, прикидываете, как спихнуть?

– Угадала, – сильный ветер бросил в лицо белые пряди, скрывая от меня выражение голубых глаз.

– Очень смешно, – хмыкнула я в ответ, не поверив даже тогда, когда руки парня сомкнулись на запястьях и потянули на себя. – Нет!

Крик замер на губах в тот момент, когда ноги соскользнули с выступа, устремляясь в сумрачную бездну.

«Что там?» – разум лихорадочно восстанавливал картину, стирая темноту, пытаясь по воспоминаниям расположить вещи так, чтобы найти место, куда с меньшими травмами может угодить тело, отметая валяющиеся поленья, и лопату, рукоять которой, словно мачта корабля, вздымалась из снега как раз под Костиным окном.

Но вместо того, чтобы упасть, я полетела вверх, противореча законам физики и изумлённо взирая, как приближается собственное отражение в небесных очах.

Всего лишь пара секунд и я уткнулась в крепкую грудь, увлекая юношу дальше, в распахнутое за ним окно.

Створки задели спину, когда мы ввалились в комнату, и сильный толчок едва не вырвал меня из жёсткого захвата. Но ладонь на затылке лишь слегка дёрнулась, когда тела обрушились на пол, не давая освободиться голове, и с прежней силой прижимая её к груди.

– Вы в порядке? – Катя впорхнула следом, остановившись подле нас.

– Кажется, – я приподнялась, тут же уперевшись взглядом в пушистые ресницы. – Ты…

Я снова была спасена им, хотя каждый раз именно его семья подводила меня к гибели. Опасная тенденция:

– Ты…

Но что сказать? Как облечь благодарность в слова, если тот, кому обязан жизнью, пугает пуще смерти?

Мы играли в гляделки, не решаясь моргнуть, пожирая друг друга глазами. И пока текли эти секунды, ощущение жара чужого тела стало привычным, а страх, заблудившись в безмятежной лазури, и вовсе пропал.

– Слезь с меня, ты тяжёлая! – щёки парня пылали, ярко контрастируя со светлой кожей. – И как можно быть такой жирной?

– Я не толстая.

– Уверена? – тонкие пальцы разжались и Данила спихнул меня на пол. – Ты мне чуть рёбра не проломила своим весом.

Хорошее отношение к нему вмиг улетучилось, оставив после себя сплав раздражения и обиды.

– Мог бы и не помогать! – я встала, отряхивая штаны от пыли. Всё-таки проехались мы знатно, безжалостно собрав ковёр складками и пихнув стол к шкафу. Он заметно шатался, слегка приподнявшись на двух ножках, будто вздыбившийся конь. – Больно надо было.

Юноша слегка повёл плечами, затем тряхнул головой, разгоняя снежинки, которые словно мотыльки плавно закружились вокруг:

– Вот значит, как, – глаза сузились, а на лице появился хищный оскал. – Может вернуть обратно? Нам как раз не хватает изваяния между окнами.

Меня трясло от пережитого шока, губы дрожали, и язык с трудом повиновался. Приходилось заставлять себя говорить, улыбаться, смотреть. Всё, что угодно, лишь бы не думать о произошедшем.

«Я хочу домой! – хотелось закричать, роняя слёзы на пол, рыдать в голос, если бы это помогло осуществить желаемое. – Ну почему, почему нельзя?»

– Нина, – позвала девочка и двинулась ко мне, озадаченная поведением.

– Не подходи, – ладонь выдвинулась вперёд, останавливая её, – пожалуйста.

Ветер снова завыл, бросая пригоршни снега в окно, и ледяными поцелуями касаясь скул.

– Что с тобой? – Катя всё не унималась и продолжала говорить, задавая один и тотже вопрос снова и снова, раздражая своим тонким голосом, что тянул слова от волнения.

– Я в порядке, – я старалась избежать её просящего взора, рассматривая деревянную кровать с балдахином, огромный стол, на котором прижилась семья кроликов, решивших внезапно устроить чаепитие, на фотографии, что в рамках стояли на полках, пестря незнакомыми лицами, на голубые небеса…

Нахмурившись, я постаралась отогнать странное видение, ведь ночью небосклон совсем иного цвета, чёрный, как брови у …

– Обалдел? – я отшатнулась от юноши, который оказался настолько близко, что прядь волос коснулась моей щеки, но убежать не смогла. Данила крепко сжал локоть ладонью, возвращая обратно.

«Да отвалите вы все!» – губы приоткрылись, пытаясь выдавить звуки, но тут же плотно сжались. Присутствие девочки сдерживало, уж она-то точно не заслужила такое обращение. Маленький, взбалмошный ребёнок, ну что с неё возьмёшь?!

Лицо парня приблизилось, и я опустила глаза, прячась за ресницами от взгляда, который продавливался в мозг, сверля дыру в крышке черепа.

– Устала, – сказал брат Кати, не то спрашивая, не то утверждая. Его рука было потянулась ко мне, но тут же опустилась, и зрачки превратились в маленькую точку. – Опоздали, – голова чуть качнулась вбок, прислушиваясь к тому, что пока не мог уловить мой слух,

– О чём ты? – начала была я, но дверь внезапно открылась, и на пороге возник Костя.

– Я думал, у нас слон завёлся.

Из-за его плеча выглядывали незнакомые глаза – золотистые, с коричневыми и голубыми крапинками. Они завораживали своим цветом, становясь то осенней листвой, то хмурым небом.

«Когда же это кончиться», – захотелось взвыть от бессилия, понимая, что встреча с родителями уже состоялась и теперь не избежать более близкого знакомства.

– Мам, хочу тебе кое-кого представить. Это, – пальцы парня сжались на плече, не давая сбежать. – Нина.

– Очень приятно, – женщина вышла вперёд, шурша подолом длинной юбки. – Я – Валя, мать этих оболтусов.

Лиф платья плотно обтягивал тонкую талию, подчёркивая юность тела. Не верилось, что передо мной мать троих детей, старшая сестра – да, но не мать.

– Но разве ты не должна быть в комнате Кости?

– Она решила прогуляться, – вклинился в разговор Данила, и, выдержав паузу, чтобы нагнать больше напряжения, продолжил. – По карнизу.

«Предатель!»

Морщина пролегла между бровями, рябью спускаясь по переносице вниз.

«Как так?» – говорил возмущённый вид женщины, которая с недовольством взглянула на свою дочь, сразу видно догадавшись, чья это была идея. Но Костя вместо того, чтобы скривиться под стать матери, лишь фыркнул, сдерживая смешок:

– И как, понравилось?

– Очень. С детства мечтала о карьере канатоходца.

И в этот момент, разрезая повисшее напряжение, словно нож масло, раздался хохот за моей спиной. Заливистый, по-детски наивный и такой же заразительный.

Мы обернулись, дабы взглянуть в лицо зачинщику, и остолбенели, поражаясь тому, как широкая улыбка изменила лицо Данилы.

– Что здесь происходит? – послышался раскатистый бас и рядом Костей выросла огромная стена, верхушка которой венчалась светлыми волосами пепельного цвета.

Данила тут же поперхнулся, проглатывая смех, враз подобравшись и превратившись из шаловливого ребёнка в хмурую статую.

– Ужин стынет, да и Натали уже заждалась, – чёрные глаза встретились с кобальтово-синими, и в глубине их заплясала золотая пыль, поблескивая в свете ламп.

– Она тоже собралась есть? – удивилась Катя, расправляя складки на своём платье.

– Конечно, ведь всем нужно поприветствовать гостью.

Валентина Орлова

Была уже глубокая ночь, когда Валя вошла в свою комнату. Её муж давно уснул. Грудь, поросшая курчавыми волосами, мерно вздымалась, когда воздух касался ноздрей, проникая дальше в глубоком вдохе. Ей нравилось это движение, такое естественное, привычное, что часто не замечаешь, как оно необходимо. Ведь сбившись с ритма – начнёшь задыхаться, а если остановишься – умрёшь.

Вверх-вниз, вверх-вниз.

Прядь волос коснулась кожи, когда щека прильнула к груди, задержалась, распадаясь на нити, а затем кончиками скользнула вниз, щекоча бок.

Коля слегка поёжился, пытаясь прогнать лёгкий зуд, но всё же не изменил положения.

Бум-бум-бум громыхало его сердце, шепча о любви и ненависти, рассказывая то, что скрыто за сомкнутыми губами, и делясь мыслями, которые омывали сознание. Теми, что навряд ли расскажет он сам, предпочитая оберегать семью от ненужных потрясений.

Тяжкий вздох сорвался с её уст, унося с собой сожаления.

«Так мало, – проскользнуло в мыслях эгоистичное желание, – мне тебя так мало».

И это было правдой. Несколько часов в спальне перед рассветом, вот во что превратилась их семейная жизнь, наполнившись материнством и чужими обязанностями.

Нет, она не жалела об этом, любуясь своими малышами, которые давно выросли из того возраста, чтобы называться детьми. Хотя для неё эти сорванцы до сих пор были беззащитны, даже тогда, когда убивали, когда хвастались ранами у себя на теле, соревнуясь в регенерации.

Как же сильно она их любила! Таких различных и в тоже время похожих. Как-никак кровь Ясенских сложно вытравить из тела, и узнаваемые черты будут проходить через века, как бы не менялся цвет волос или глаз.

– Не спишь? – в темноте его глаза засветились двумя огненными искрами.

– Прости, что разбудила, – её палец коснулся упрямого лба, прошёлся по ломаной переносице, которой часто доставалось в схватке, и замер у губ, когда те растянулись в ласковой улыбке.

Больше всего на свете она любила в нём то, что смущало в себе бравого рыцаря.

Огромный рост, который позволял ему, как скале возвышаться над всеми. Широкие плечи, за которыми можно было укрыться от чужих глаз или яростных когтей, и вздёрнутую верхнюю губу, что слегка выдавалась вперёд, маня прижаться к ней, нагло вторгаясь языком в горячую глубину и ощущая, как при каждом движении напрягаются мышцы, вздрагивая от слияния кончиков и жадного вылизывания нёба.

– Я давно не сплю, – пламя танцевало в глянцевой ночи, взиравшей на неё из-под тонких лучей ресниц, – ты ужасная хищница, дорогая.

Две крепкие руки змеёй скользнули по её телу, едва касаясь кожи ладонями, сжали, как только достигли талии, и вмиг утянули на кровать, обернув жарким телом.

– Знаю, – звонко рассмеялась она, и тут же опомнившись: «Ночь же!» – прикрыла кистью рот.

– Всё время боюсь тебя сломать, – горячие пальцы проехались по позвоночнику вниз, тонкой линией устремляясь к ягодицам.

– Я не такая хрупкая, – уголки губ приподнялись, и клыки лукаво выдвинулись, заигрывая с танцующим огнём, – и ты прекрасно знаешь об этом.

Коля насупился, широкие брови густым лесом нависли над чёрными провалами глаз, и зубы нервно потянули к себе нижнюю губу. Но даже тогда его пальцы продолжили своё заигрывание, поглаживая точёные руки и плавный изгиб спины, что напоминая волну, приближающуюся к берегу. Она так же круто вздымалась, подходя к песчаному пляжу, превращаясь в округлые бёдра, и затем, встречаясь с землёй, разливалась длинными ручьями, словно стройными ногами обхватывая мужской торс.

Чувствуя, как участилось её дыхание, мужчина прижался к ней, царапая щёку колючей щетиной, вжимаясь всем телом в хрупкий стан:

– Не бойся, – низкий голос приятной вибрацией проник в уши. – Я с тобой.

– Знаю, – ладони мягко сжали его руки и мысленно Валя воззвала к нему: «Крепче, сильнее».

Ощущая, как в ответ на её призыв его нежность превращается в душащие объятия анаконды, как усиливается давление, и стальное кольцо всё плотнее стягивает тело, лишая воздуха.

«Да, именно так».

В ответ она скользнула внутрь его ладони большим пальцем, подушечкой лаская мозолистую кожу. Сегодняшней ночью ей, как никогда, была необходима эта каменная стена, которая, если не может защитить, то подставит плечо для облегчения ноши. Их ноши…

– Только не могу забыть…

Взгляд против воли метнулся к массивному шкафу, который был единственной роскошью в этой спальне. Он не вписывался ни в одну комнату, занимая слишком много места, игнорируя даже гостиную своим цветом. Всё же дуб не тот материал, что подходит для вместилища книг, его цвет больше годится для тяжёлого гроба, а не для того, чтобы оттенять своей тьмой широкую кровать, подперев её острым углом.

О, как она поначалу его ненавидела, желая избавиться от странного подарка, который до жути походил на мать супруга, что скрепя сердцем приняла её. Валентина помнила каждый день, проведённый в бревенчатом доме, где даже воздух казался затхлым, пропитанным волевой женщиной, которая подавляла всех, пытаясь всячески унизить свою невестку, демонстрируя, что городская неумеха не чита её сыну-кузнецу и обряд ошибся.

Как много обидных слов в то время было сказано, прежде чем Валя поняла, что брак находится на грани? Как много слёз пролито?

Не сразу она осознала, что жизнь в семье Орловых разрушает её маленькое счастье, то, что, не успев распуститься прекрасным цветком любви, уже обросло бурными ссорами.

И тогда Валентина бросила на карту всё, предъявляя жёсткий ультиматум мужу, желая вызволить того из крепких объятий матери.

«Чего ты хочешь? Жить со мной вожаком или быть вечно её шавкой? Она же тебя даже бетой не считает!» – кричала Валя, вспоминая, как та ставила ей в вину и королевскую кровь.

Как же, наследие предков передаётся лишь по мужской линии, значит её невестка такая же полукровка, как и все, если не хуже. Ведь в отличие от многих, она росла в замке, где любая прихоть юной госпожи сразу исполнялась. Так стоит ли ждать чего-то хорошего от молодой приживалки?

И они уехали, бросив опостылый дом, правда, напоследок, забрав с собой огромный ящик, подарок Марьи Владимировны, которая, наверняка, знала, что их столетняя вещь никак не впишется в новый дом. Как-никак вкусы у поколений были разными, и юная девушка предпочитала мрачным тонам тёплые, нежные расцветки. А этот шкаф стал кусочком дома Орловых, который нахально внедрился в её пристанище, напоминая о своенравной женщине и добром, но слегка глуповатом отце супруга, что часто шёл у неё на поводу, не в силах совладать со своей самкой.

Да… много раз она молчаливо поощряла тягу детей к разрушению, которые будто чувствовали мамину неприязнь к этой вещи и всячески пытались сломать её, покушаясь то на стеклянные двери, то на нижние полки, используя их часто в своих играх, не жалея даже книг, что Валентина трепетно собирала всю жизнь, мечтая о собственной библиотеке.

Возможно, именно они и спасли шкаф от печальной участи, превратив его в хранилище знаний и тайн, которые прятались от чужих глаз внутри единственной закрытой полки. Этот ящик Пандоры был опасен для всех, он мог искалечить судьбы многих в деревне, включая и Валину, и потому она охраняла его, боясь, что однажды они оба надломятся от такого бремени.

– Как тебе Нина? – попытался расшевелить супругу мужчина, приметив, как затуманились очи, обратившись вглубь себя. – Хорошая девочка, правда?

– Да, – женщина скривилась, вспоминая, какую сильную ярость испытала при мысли, что её дети станут причиной гибели этого весёлого существа, что их дыхание затушит лампаду жизни.

«Это почётно», – внушали ей с детства, будто зная, что однажды малыши принцессы столкнуться с проклятьем лицом к лицу, неся в себе его силу и имея возможность сохранить тех, кого не поразили древние корни, выпуская семена зла во чрево будущих матерей.

Плоть от плоти, кровь от крови, все они были детьми первенцев Ульвальда, но лишь королевский род являлся хранителем его крови, и потому только он мог спасти расу от вырождения, давая надежду на следующее поколение.

Правда цена за это была непомерно высока. Боги не знали жалости и требовали равноценный обмен, от которого порой хотелось взвыть, понимая, как бессильны твои желания против воли небес.

Жизнь за жизнь. Может это и справедливо для кого-то, но не для Валентины. Ведь теперь её детям придётся расплачиваться за то, чтобы будущие потомки появились на свет, а не сгинули во мраке вместе с обезумевшими предками.

– У неё красивые глаза.

Может, повезёт, и в этот раз хоть что-то перейдёт ребёнку в память о матери, дабы глядя в изумрудные глаза они, как и вся деревня, помнили о несчастной жертве.

«Она уже меняет наши жизни, хотя только появилась», – пронеслось в её голове, когда она перебирала в памяти прошедший ужин.

– Как тебя нашёл Костя? – спросила Валя тогда у девушки, сгорая от любопытства. Ведь каждый случай был уникален, а тут не просто слияние двух оборотней, а человека, того, кто никогда не должен был появиться на их территории, и уж тем более не быть почётным гостем за ужином.

«Почётной жертвой», – мысленно поправила она себя, разглядывая суженую сына, которая сияла, как утреннее солнце, рассказывая о своей семье. Ямочки на её щеках то появлялись, когда во взгляде проскальзывала детская радость, вырываясь наружу весёлым смехом, то исчезали, придавая смуглому лицу строгое выражение.

– Не знаю.

– Мам, ты же видела труп замёрзшего животного? – внезапно удивил её Данила, вклинившись в разговор. Он раньше никогда так не делал, предпочитая уединяться в собственных мыслях, отгораживаясь ото всех не только дальним углом стола, но и задумчивым взглядом, который вечно блуждал за окном.

– Да, – она была поражена его живостью, теми колкими замечаниями, что он отпускал гостье, и то, как подтрунивал над братом.

– Так вот, представь на его месте её.

Нина поперхнулась и закашлялась, а Валя впервые увидела, как на лице юноши появилось лукавое выражение, и в голубых глазах промелькнуло добродушное веселье.

Данила потешался, наслаждаясь своими шутками. Её тогда это так удивило, что женщина не нашлась, что сказать в ответ, даже не думая о том, чтобы пожурить парня за плохое поведение, напомнить о вежливости. Куда там… её материнское сердце переполнилось радостью от этих изменений.

– Сегодня тебя устроим в комнате Кости, – обратилась она к девушке, – а потом подумаем, где тебя разместить.

У них были две комнаты на чердаке, но обе пустовали несколько лет, спрятав в полутьме всё то, что подчас хотелось выкинуть из жизни: ненужные вещи, боль и воспоминания. Возможно, пришло время разворошить былое, сломать стену и превратить чердак в супружескую спальню.

«А потом, там можно будет поселить внука».

– Что?! – глаза с мягкой глубиной испуганно распахнулись, и лицо на миг перекосило, будто мысль о том, что придётся делить комнату с Костей, была девушке противна. – Но я не хочу.

– Хоть в чём-то наше мнение схоже, – поддержал её юноша. – Я тоже не намерен спать с ней.

– Ну, об этом ещё никто не говорил, – пошутил Данила, тут же получив подзатыльник от брата и суровый взгляд Нины в ответ.

– Тебя беспокоит Костя? – Коля, как всегда, проник в её мысли, выудив на поверхность ту, к которой так не хотелось прикасаться. – Его равнодушие?

– Ой, ладно, – пальцы Вали с тягучей неторопливостью кружили по его животу. Круг, второй, третий, медленно соскальзывая к лямке трусов, игриво задевая её, чтобы слегка приподняв, подушечкой указательного пальца пройтись по коже. – Мы-то знаем, на что способен обряд. Ему нельзя противиться.

– Да, гон уже начался и первая ночь не за горами, – он засмеялся, прижимаясь губами к её виску, и женщина точно знала, что в этот момент в его русой голове вспыхивали воспоминания об их первой ночи, когда они страстно ласкали друг друга, ослеплённые желанием настолько, что кровать поутру напоминала место кровавого побоища, а не пристанища любви.

– Наш сын, конечно, упрям, но не дурак. Он прекрасно понимает, что гон будет продолжаться до тех пор, пока в её нутре не окажется его семя, – шероховатая ладонь легла на её мягкий живот, нежно лаская, напоминая, что это тело подарило жизнь двум прелестным малышам, и вскоре это ожидает и Нину.

Только, в отличие от неё, девушка никогда не сможет познать радость материнства, и увидеть, как растёт сын. Богиня кровожадна в своём решении и потому не жалела тех, кому доставалась роль спасителя. Да, люди продлевали жизнь племени, но за это платили собственными душами, становясь вечными рабами Луны.

«Нужно жертвовать всем ради рода», – напоминали старцы, говоря о том, что даже Ульвальд поступился своей любовью.

«Но он не знал, – хотелось крикнуть ей на собрании, когда старейшины обсуждали решение призвать принца к обряду. – Не знал, что при слиянии двух рас ребёнок рождается чуждым этому миру, что тело человека неспособно выносить его. Не потому ли он бросил своих детей и сгинул? Утратив смысл жизни, он выбрал вечной забвение. Не потому ли, что не хотел превращать плод любви в ненависть?»

Но она молчала, отстранённо слушая их разговоры, зная, что крики и стенания бессмысленны. Они пойдут на всё ради власти, как тогда, много лет назад, когда меч Коли навис над головой Данилы, подчиняясь приказу Елисея, который жаждал избавиться от подопытной мыши, чья сила оказалась слишком большой для него.

Валентина задрожала, отгоняя непрошеные слёзы, но всё же всхлип вырвался наружу:

– Ну почему, почему человек? Разве мы мало пережили? Неужели не заслужили даже крохотного счастья? Почему нельзя было подождать пару сотен лет?

Женщина понимала, как эгоистично это звучит, но ничего не могла поделать. Столько лет выстраивать собственную семью, угол, где они могут затаиться, зализывая раны, и ради чего? Чтобы в один прекрасный день это разрушить собственными руками? Превратить свой дом в склеп? Ведь они не смогут жить дальше, осознавая, что убили Нину.

Их кровь для неё – парализующий яд, который проникая в свою жертву, медленно расползается по телу, постепенно отключая орган за органом, пока не доберётся до сердца.

Ей вспомнилось, как Коля случайно задел руку Данилы. Такое иногда случалось, когда оба мужчины внезапно тянулись одновременно к кастрюле, желая наполнить свои тарелки. В такие моменты всегда грубая брань срывалась с губ её сына, ведь он даже не старался скрыть свою ненависть к отцу.

Но в этот раз этого не было. Она заметила, как заалели на миг глаза парня, и пальцы сжались на деревянной ручке, но гнев быстро угас, очарованный голосом Нины, которая что-то вещала Натали.

Словно змея, пленённая факиром, Данила напрягся, вслушиваясь в текучую речь, стараясь не подавать виду, что ему интересны её рассказы.

А Натали? Их бедная девочка всегда любила всё странное, и потому человек идеально вписался в коллекцию малышки, взывая к природному любопытству.

Впервые на нежном, но холодном лице заиграло так много эмоций, отражаясь в больших, как у газели, глазах. Она больше не пряталась в своей скорлупе, а с интересом изучала происходящее. Ведь Нина – это не склянки с кровью и не трупы погибших животных, она была живая и по-детски непосредственна.

Как не полюбить это существо, когда знаешь, сколь короток его жизненный путь?! И пусть Натали, как и прежде, разбавляла отдельными фразами восторженную речь девушки, её лицо больше не напоминало посмертную маску, и всё благодаря их гостье.

Даже Катя и та хвостиком бродила за ней, потеснив брата за столом, не желая и там расставаться с новой подругой.

Что будет с её малышами, когда девушка умрёт? Не въестся ли сожаление в их мозг, следуя за ними по пятам, гложа изнутри и всячески отравляя реальность. Наверно, оно будет преследовать их, пока край не окажется так близко, что желание сорваться вниз пересилит долгую жизнь.

– Мы справимся, – рука опустилась на её волосы и начала растирать круговыми движениями затылок. – Алефтина сказала, что таково решение богини и нужно смириться.

«Слепое повиновение», – Валя была неспособна на это, на непоколебимую веру в то, что каждое решение несёт лишь благо их народу. Быть может, её статус был тому причиной. Тяжело склонять голову перед теми, кто раньше падал ниц перед тобой, даже если знаешь, что где-то в мире есть существо выше тебя, чьё могущество и вечность пропитало твой род.

Что будет, если Нина откажется подчиниться и решит сбежать? Как остановить этого ребёнка, зная, что её сопротивление приведёт только к ещё большим мучениям? Как уговорить, не пугая, и внушить смирение, не ломая волю? Ведь если ничего не выйдет, то ведьма разрушит личность, оставив лишь тело, способное выносить ребёнка, навсегда уничтожив то, что так привлекло её семью.

А как бы хотелось, чтобы это не произошло! Хочется подольше изучать девочку, запоминая оттенки глаз, забавные словечки, что Нина привезла с собой из города, всё то, что когда-нибудь Валя расскажет своему внуку, вспоминая о том, какая была его мать.

– Думаешь, как скоро они… – она сглотнула, не в силах вымолвить ни слова, ощущая, как внутренние противоречия сталкиваются в смертельном поединке, стремясь разрушить то, что не даёт успокоиться сердцу, – было бы хорошо, если б это произошло до того, как мы ей скажем. Иначе потом будет походить на насилие.

Она мечтала о внуке, о счастливом будущем, но… не желала принимать участие в судьбе Нины. Даже если от этого зависела жизнь целого племени, жертвовать семьёй не хотелось.

Тысячи против горстки – так шло испокон веков. Ценность народа превышало всё, так почему же её это так коробит? Почему её «не хочу» стремится перевесить общественное «надо»?

– Нет, – сразу опроверг супругу Коля, – Желание всегда обоюдно, ты же знаешь. И даже если её разум будет против, тело сдастся. Она не сможет долго терпеть. Рано или поздно они окажутся в постели, – его пальцы порхали вверх – вниз, пробегая вдоль тела змеевидной линией, – Костя может тянуть, пытаясь противиться влечению, но время лишит рассудка обоих, а потеряв контроль, он запросто разорвёт её в пылу страсти.

– Сколько им осталось?

– Не знаю точно, но не думаю, что больше месяца, – весь её мир сжался до тихого шёпота и неторопливого языка, который игрался с мочкой уха, обдавая горячим дыханием. – Будь он девственником, дал бы больше. Их невинность помогает тянуть время, колыхаться на грани влечения и страха, но наш сынок не затворник и женским вниманием обделён не был. Связь будет лишь крепнуть с каждым днём, сводя с ума, пока они не утолят этот голод.

– Интересно, – смутилась женщина, вспоминая, насколько силён был телесный голод у них, как жажда касаться друг друга, обладать, доводила до сумасшествия. И это тогда, когда они целые дни проводили в спальне, отбросив контроль и сдавшись на милость зову. – У людей так же, как у нас?

– Ты имеешь в виду, так же ли им сносит голову от близости пары? – произнёс он, влажными губами касаясь предплечья, ощущая, как мелкая дрожь сотрясает её тело. – От желания слиться с ней?

– Да, – выдохнула женщина, сминая узкими ладонями простынь.

– Думаю, мы это скоро узнаем, – он резко развернул Валю лицом к себе и запечатлел долгий поцелуй на покусанных губах, бережно лаская языком неровные царапины.

Нина Самохина

Я стояла на вершине горы, которая, словно Атлант, подпирала небо, оставляя глубоко внизу зеркальную гладь воды и широкую дорогу, что змеилась между зелёными склонами, убегая далеко на юг. Даже облака были ниже этого хребта. Будто остриё меча он пронзал небосклон, уходя в далёкий космос.

– Нина! – внезапно окликнул меня незнакомый голос, и сердце взволнованно затрепетало, рванувшись к нему.

«Кто это? – взгляд скользнул в сторону, пытаясь увидеть собеседника, но он не дал, остановив разворот. – Опять секреты, как же это надоело».

Морозный ветер застонал в ответ, сливаясь с моим недовольством, и яростно бросился на незнакомца, подхватывая чёрные пряди, которые длинными нитями колыхались в его дуновении. Он рвал их и метал, превращая в призрачную дымку, что окутывала нас, скрывая предрассветные облака и красный свет восходящего светила.

– Ты мне веришь? – волосы сплелись в огромных змей, которые гневно распахнули пасти, отбиваясь от резких порывов.

– Да, – не задумываясь, ответила я.

– Я рад, – раздался шёпот возле уха, и чужие пальцы упёрлись в спину, сталкивая тело с крутого утёса.

«Что?» – крик ужаса замер в голове, когда ветер скатился со склона следом, обволакивая ледяным дыханием.

Он не давал воздуху пробраться в лёгкие, заставляя втягивать через нос холод, который острым кинжалом вонзался в горло и, спускаясь вниз, вспарывал гортань.

«Если не смогу, то умру, – промелькнул страх в сознании, – хотя бы один вдох».

Снежинки вихрем взметнулись, когда рот приоткрылся в попытке урвать хоть немного живительного кислорода, и закружились рядом, словно разъярённые пчёлы, раня холодными укусами кожу, залепляя собой глаза, нос и рот.

«Боже, как же хочется, – сильный жар внезапно обжёг замёрзшие уста, проникая внутрь огненным дыханием и расплавляя кристаллики льда. – Зачем ты…?»

Я смотрела в жёлтые глаза, чувствуя, как сильные руки прижимают к чужому телу, защищая от буйства стихии, как мягкие губы жмутся к моим, делясь сокровенным дыханием, превращая колючий снег в тёплое море, которое нежно обволакивало клетки, возвращая их к жизни.

Воздух кружил между нами, раскаляясь у него в венах и насыщаясь таким нужным мне кислородом, чтобы затем заструится через влажные уста внутрь, отдавая невыносимый жар телу, которое стыло от нападок мороза.

– В вечность со мной, согласна?

– Да, – я не могла оторваться от него, выпивая жизнь с его губ, ощущая, как кровь струится по венам, ударяя в виски тяжёлым молотом.

Нет, я не была счастлива, печаль оттеняла волнующие слова, оставляя горечь в душе, не давая забыться в прекрасном моменте, напоминая, что ещё несколько секунд бытия и наши тела поглотит, раскинувшаяся внизу, земля. Целый мир, к которому ни я, ни он не принадлежали.

Нас несло вниз, словно выброшенный кусочек пазла, и мы могли лишь взирать на то, как быстро приближаются зелёные холмы, как горы становятся всё выше, прорастая из недр планеты. Мы падали, а я мечтала о полёте, боясь коснуться острого хребта и разбиться, как зеркало, на многочисленные осколки, раскрасив кровью белые вершины.

«Умереть не страшно, – прижавшись к незнакомцу, я закрыла глаза, – уже совсем скоро».

Ветер усиливался, завывая то ли от бешеной скорости, то ли от гнева, что не может оторвать нас друг от друга, как бы не вертел, как бы не бросался яростным зверем, кусая морозом и пронзая льдистыми когтями.

– Смерть? – в его голосе послышалась усмешка. – Нет, ты будешь жить. Ты никогда не умрёшь.

– Почему? – я удивлённо вперилась в него взглядом.

– Потому что не отпущу – его нежная улыбка была подобно солнцу, что ранним утром лениво вздымается из-за горизонта, мягко лаская зелёную листву своими лучами. Она разжигала в глазах совсем другое пламя, стирая всполохи страсти, демонстрируя непоколебимую уверенность.

– Правда? – изумлённо вскрикнула я и проснулась.

Вокруг меня были привычные вещи: шкаф, тянувшийся вдоль стены, и луна, которая светила сквозь прозрачные шторы. Она была уже не такая яркая, как ночью, но её нежный голубоватый свет всё так же приветливо струился в комнату, освещая моё лицо, на котором ещё жили чужие прикосновения, будто кто-то до сих пор касался его невидимыми пальцами.

«Так это был сон, – невесело усмехнулась я, – кажется, этот дом плохо на меня влияет. Ещё немного и сойду с ума».

Грусть тисками сдавила сердце, выжимая слёзы, которые подступили к глазам, норовя скатиться вниз тонкими ручейками.

«Не сейчас, не время предаваться истерике», – резким движением стерев дрожащую каплю, я медленно вдохнула, считая про себя: «Раз, два, три, четыре, – задержала дыхание, стараясь не пропустить на волю лесной воздух, что раздувал собой лёгкие, – шесть, семь, восемь, девять… Нет, больше не могу!» – и длинным выдохом выпустила его наружу.

Маленькое облачко заклубилось рядом и тут же пропало, растворившись в промозглом холоде.

«Так вот, почему я замёрзла, – хоть пуховое одеяло и было обёрнуто вокруг тела, мороз всё же просачивался между складками, короткими поцелуями оседая на коже, – может от этого был такой сон», – с надеждой пронеслось в голове, но где-то в глубине я знала, что это не так, что не холод стал ему причиной.

Внезапно послышался топот босых ног, который стремительно пронёсся мимо моей комнаты, лишь на миг притормозив у двери, словно раздумывая, ворваться сейчас иль повременить.

Не нужно быть гадалкой, чтобы понять, кто спозаранку может отбивать такую лихую чечётку на деревянном полу.

«Катя, – я зевнула, бросив взгляд на часы, – пять утра. Ну, кто умудряется вставать в такую-то рань?!»

– Слушай, замолкни! – прорычал Данила, выходя из ванны. Его пальцы схватили девочку за капюшон, пытаясь остановить барабанную дробь.

Раздался предательский треск, и Катя обиженно надула губки, когда часть футболки безвольно повисла на щуплых плечах:

– Ты чего? Я одежду искала.

– А, по-моему, ты готовилась к народным танцам, – хмуро произнёс её брат, разглядывая бесформенный свёрток, лежащий в руках сестры. Ярко-красная ткань с надписью "psycho" была ему знакома:

– Моя футболка?! – взревел Данила. – Кто тебе разрешил её взять?

– Мама. Она сказала можно, – ответила Катерина и рванула к лестнице, чтобы, как можно скорее, сбежать от взбесившегося парня.

– Мама! – голос Данилы, словно гром, разрезал тишину. – Какого чёрта ты дала ей мою одежду?

Я натянула подушку на уши, надеясь, что это смягчит возмущённые крики, которые последовали дальше: «Пусти!», «А ну отдай моё полотенце!», «Маленькая зараза», «Мама, она меня укусила», «Ты с ума сошёл!» и так далее. Весь дом ожил, затрясся и наполнился звуками.

«Интересно, у них такое каждое утро или это вызвано моим появлением?»

Взгляд метнулся к полу, где расположился на ночь Костя, благородно уступив место на своей кровати, не забыв, правда, упомянуть, какая великая честь возлежать на подобной постели, и я должна понимать, на какую жертву он пошёл, соглашаясь на жёсткий матрас.

Но внизу парня не было, а спальник, в котором тот ночевал, аккуратно был скручен в рулон.

– Вставай, давай, все уже внизу.

«Лёгок на помине», – я потянулась, наблюдая за передвижениями юноши, который, подойдя к шкафу, присел, выдвигая нижний ящик. Его руки нырнули в тёмное нутро и стали рыться в вещах, совсем позабыв обо мне.

– Кхм, – кашлянула я, напоминая о своём присутствии.

Костя обернулся и скользнул взглядом по одеялу, которое я натянула до самого подбородка, оставляя выше импровизированного холмика только глаза, которые с тревогой смотрели на него.

– Тебе придётся привыкать, ведь это моя комната.

– И что ты предлагаешь?

– Я не думаю, что у тебя есть то, чего я не видел у других девушек, – он продолжал перебирать одежду, вынимая и просматривая кофты, футболки, штаны.

Мои щёки при этих словах запылали, и пальцы сжались, стискивая наволочку подушки. Как же хотелось швырнуть её в наглую морду, чтобы стереть ухмыляющееся выражение, но я прекрасно понимала, что он успеет увернуться до того, как намечу траекторию полёта своего снаряда.

– А что, у тебя есть нечто интересное? – видимо пламенная реакция на его речь заинтересовала юношу.

– Хам, – в ответ я свернулась на кровати калачиком, закутавшись в одеяло с головой.

«Ненавижу этого идиота», – лишь маленькая щель позволяла мне наблюдать за действиями Кости, напряжённо следя за тем, как он бродит по комнате, порой в шутку приближаясь слишком близко к постели:

– Пока ты не уйдёшь – не встану.

– Значит, останешься без завтрака, – изогнутые брови съехались к переносице, когда юноша, нерешительно прикоснувшись пальцами к резной ручке, потянул верхний ящик на себя. С громким скрипом тот выдвинулся, проседая под тяжестью вещей, и ладонь Кости погрузилась внутрь, копошась среди них.

Наконец, на свет появилась серая кофта с чёрными подпалинами и кожаными заплатками на локтях. Повертев её в руках, парень горько усмехнулся, кривя чётко очерченный рот:

– Одевайся, – швырнув её мне, он тут же покинул комнату.

Я облегчённо выдохнула, с подозрением косясь на прилетевшую вещь.

«Словно подачку бросил, – такое отношение немного коробило. – Нельзя было просто положить?»

Покачав резко головой, дабы отогнуть ненужные мысли, а то ещё заводиться начну, я встала, и, завернувшись в одеяло, побрела в ванную, придерживая одной рукой свой импровизированный пуховик.

А то не ровён час и он снова ворвётся, с него станется. Сколько раз вчера Костя забывал то одно, то другое, пока я, психанув, не решила, пожертвовать комфортом в пользу простой защёлки, отдав предпочтение ванне, что притаилась в конце коридора. Правда, пришлось поделить её с остальными детьми, но это лучше, чем постоянно ожидать его прихода.

Мой взгляд был всё время направлен на дверь, чтобы при малейшем движении ручки, тут же спрятаться за шторкой, которую в яростном противостоянии я всё же отстояла, доказывая родителям, что негоже мне лицезреть его голый торс, как и ему мой.

Они немного поворчали, что меня искренне удивило.

«Вот же ж свобода нравов!» – им бы волноваться о том, что их сыночек ночует в одной комнате с девушкой, а они даже в ус не дуют, считая нормальным то, что это больше смахивает на совместную жизнь двух влюблённых, а не едва знакомых людей.

За ужином я несколько раз пыталась намекнуть, что не против проживания с Катей, да даже молчаливая Натали мне импонировала больше, чем её самовлюблённый братец, но родители почему-то были против, хотя я много раз повторяла, что готова спать на полу, кушетке, да даже шкаф мне был милее, чем эта огромная комната.

– Предатель, – в сердцах буркнула я.

Его противостояние с Валентиной быстро сошло на нет, оставив меня одну отбиваться от предложений.

«Гад, – отражение в зеркале скривилось, – мда… и здесь не лучше».

Красный нос, тёмные круги под глазами, которые бы превращали меня в панду, если бы не землянистый оттенок лица: «Ужасное зрелище».

Зимой я спасалась от него в солярии, не давая тону поблекнуть, но измождённость и недосыпание сделали своё дело, оставив отпечаток бледности на коже.

Я походила на призрака, который выделялся в полумраке лишь глазами, что ярко пылали зелёным светом:

– Чудно как-то.

Надеясь, что горячая вода сотрёт усталость с лица, я скинула одеяло на пол и повернула кран.

«Интересно, а родители в курсе, что их сынок всю ночь где-то шатался?» – промелькнуло в мыслях, когда горячий поток устремился на пол, наполняя огромную ванну. Я прекрасно понимала, что не имею права спрашивать «Где он был?», и уж тем более требовать ответа, но почему-то хотелось знать.

Эта мысль точила меня изнутри, будто термит древесину, пробираясь сквозь доводы рассудка, подкидывая воображаемые идеи, которые, будучи реальными предположениями, могли только злить.

И что бесило ещё больше, так это моя реакция на него.

«Дура! – рука яростно опустилась в воду, посылая брызги на стену, пол и лицо, – Какая же я дура!»

С каждым часом становилось только хуже. Не могу сказать, что глупею, нет, просто мысли, что роились в голове, были мне чужими. Одни, словно кроты выползали из глубины, намереваясь опять вступить в бой, а другие… да, с этими я была не знакома. Они внушали мне страх своими дикими желаниями, и, казалось, принадлежали другой воле.

«Мы оба не в себе, и эта ночь прекрасно это доказала».

Она швыряла нас в разные состояния, заставляя, то сыпать бранью друг на друга, то, после секундной борьбы, прижиматься телами, пытаясь противостоять странному притяжению, что заставляло искать повод коснуться, хоть вскользь, чужой кожи.

Правда, нужно отдать должное Косте. В отличие от меня, его ярость была более продуктивной, холодной, как лёд, но не менее опасной. Он легко пресекал всё, что могло нанести вред ему или этой драгоценной комнате, не давая моему гневу разгуляться и с насмешкой снося обидные слова.

Цитрусовый аромат заполнил ванну, мыльными пузырями собираясь в белоснежные замки, которые таяли от сильного жара, прячась там, где стремительный поток не мог их достать.

Они оседали на напряжённых плечах, сливаясь с каплями воды, которые тянули пузыри вниз, скатываясь по позвонкам к ягодицам.

Туда, где ещё недавно гуляли его руки, обрисовывая изгиб бёдер сквозь махровую ткань.

Мне так хотелось вытравить эти ощущения с тела, из памяти, забыть стремительное движение, которое заключило в горячую клетку, заломив руки и крепко прижав к груди.

«Ненавижу, – это слово прижилось в моём сознании, плотно переплетаясь с образом сероглазого парня, наполняя каждый слог бессильной яростью перед собой, – как же я тебя ненавижу!».

Пальцы яростно впивались в мочалку, растирая кожу до красноты, будто желая сорвать её и оголить мышцы. Сделать всё, что угодно, лишь бы избавиться от жара, который невидимыми отпечатками вжился в тело.

Не знаю, подозревает ли Костя, какой разлад вносит в моё сознание своим присутствием, как ломает то, над чем я старалась годами.

Порой мне казалось, что да. Что блеск в глазах и насмешка появлялись на лице специально, будто стараясь ещё больше раззадорить мои нервы, дабы усилить борьбу между разумом и сердцем.

«Истеричка! – тихо прошептала я слово, которое повторяла не раз, когда он в спешке покинул свою комнату. – Трус».

Да, я тоже боялась, как и он. Не в моей натуре кидаться на парня, имея при этом минимум одежды, да и с максимумом я тоже не особо бойкая.

Но ведь это не повод убегать из дома, как последняя мямля, и слоняться неизвестно где?!

Или он так каждую кидает, когда понимает, что девушка не желает оголяться перед ним, выставляя своё тело напоказ?

«Идиот».

И ведёт же себя, будто ничего не случилось, словно стёр сегодняшнюю ночь из памяти, как плохое воспоминание.

«Может и мне стоит поступить так же? – подумала я, растирая между ладонями несколько капель увлажняющего лосьона, стараясь всеми силами сосредоточиться на охлаждающем покалывании и ментоловом запахе. – Прикинемся, что эта была галлюцинация. Вполне себе безобидная».

«Ну да, – тут же вклинился разум, – Хорош глюк, ещё немного и вы бы проснулись в одной постели».

«Но этого же не произошло. Поэтому не нужно бередить прошлое, – ответила я, коснувшись запястья, где двумя темнеющими пятнами назревали синяки. От них не спасла ни горячая вода, ни жёсткая мочалка, даже моё желание не смогло удалить эти отметины, которые не вписывались в ночное видение, для этого они были слишком реальны и болезненны. – Да и мне давно не восемнадцать, чтобы волноваться по этому поводу».

Надев вельветовые штаны, я подтянула их повыше, туго стягивая припасённым ремнём.

«Немного кучно, но для приёма сойдёт», – оценила я своё отражение, добавив голосу толику сарказма.

Когда можешь легко потрунивать над собой, чужие насмешки не так больно ранят самолюбие.

«Зато сильно шатают психику», – внутренний голос не хотел успокаиваться, ворчливой бабушкой бурча где-то в уголке. Да, сегодня ему изрядно досталось и сбитая спесь не давала покоя. Ещё бы, лет десять быть на первом месте, лишив сердца право голоса, и для чего? Чтобы в один момент почувствовать себя ненужным? Ведь телу было плевать на его крики и увещевания, на всё, что шло вразрез с его желаниями, которые рассудок не мог удовлетворить.

– Вот и всё, – схватив резинку, я завязала привычный для себя хвостик и направилась вниз, решив перед завтраком развлечься самокопанием.

Сейчас это то, что нужно, и, быть может, пара дельных мыслей всплывёт в голове, подкидывая решение сложной задачи.

Натали сидела внизу и читала книгу. Увидев меня, девушка закрыла её и подвинулась, пропуская вглубь стола:

– Ты всегда так долго спишь?

– Учесть график вашей жизни, то да, – побродив приведением по дому и поняв, что силы дремлют где-то в закутке, я всё же направилась на кухню, надеясь, что после завтрака нас отпустят в комнаты досыпать.

Тем более беспокоила нарастающая головная боль, которая пока только приноравливалась к вискам, пару раз шаловливо кольнув лоб и затылок:

– Доброе утро.

Она бросила на меня взгляд и, смутившись, тут же отвела его:

– Что будешь делать потом?

– После завтрака планирую вернуться в кровать, – предположила я, представив, как рухну на разложенный диван. – По меньшей мере, я на это искренне надеюсь.

– Жаль тебя расстраивать, – Наташа повернулась ко мне лицом, давая возможность лучше разглядеть себя. – Но не думаю, что у тебя это получиться.

Чёрные волосы сегодня были заплетены в тугие косы, и лишь чёлка выбивалась из аккуратной причёски своей небрежностью и длинной.

Она, будто ширма, отгораживала девушку от мира чёрным пологом, пряча за собой всё то, что Натали не хотела показывать, и что случайно увидела я, решив воспользоваться общей ванной.

Кто ж знал тогда, что в первом часу ночи комната будет занята, хотя это и сейчас не извиняет меня.

Всё же в чужом доме надо придерживаться приличий, а не сносить дверь в ванну, пытаясь за ней найти спокойный приют, но вместо этого сталкиваясь с ошарашенным взором девушки.

Надеюсь, моё лицо не сильно вытянулось, увидев эти странные глаза, которые, несмотря на свою необычность, были прекрасны, олицетворяя собой вечное противостояние света и тьмы. Они были поразительны, и неузнаваемо меняли нежные черты, соединяя в одном человеке две противоположных внешности.

Один глаз был светло-голубым, почти белым, и едва выделялся на фоне белка, другой же напоминал собой чёрную бездну, которая сливалась со зрачком, пугая мраком, живущим в глубине.

Именно этот глаз проглядывал сквозь пряди, прячась от людей, заставляя Натали чувствовать себя неуютно даже в собственном доме.

– Сегодня будет собрание в деревни. Отец попросит разрешения оставить тебя здесь, пока погода не наладиться.

– Погода? – не поняла я, смутно вспоминая обрывки вчерашнего разговора.

«На днях была сильная пурга, и все дороги замело. Так что даже наш пикап не сможет проехать, – произнёс Николай в ответ, когда я заикнулась о возвращении домой, – так что будет безопаснее переждать циклон здесь. Как только он пройдёт, можно будет ехать»:

– Да, что-то припоминаю. И что будет, если не разрешат?

– Ничего. На самом деле Елисей не может этого сделать. Просто это дань вежливости с нашей стороны, всё-таки он глава деревни, хоть и сильно старый, – объясняла она мне. – Просто, если он узнает о тебе не от нас, то наверняка разозлится. Старики весьма ранимы, когда дело касается внимания. Они любят быть в курсе всех событий, что происходят вокруг. А ты сегодняновость первой полосы, потому что гости к нам заглядывают редко.

Я в ответ лишь скривилась, быть поводом для разговоров не хотелось. Хватило с лихвой и в родном городе бабушек-сплетниц, что часами просиживали на скамейке, перемывая всем окружающим косточки. Чего только от них не наслушаешься…

«Нет!» – воспоминание, под гневный окрик рассудка, опять скрылось в глубине. Есть такие вещи, о которых даже думать не хочется, так что нет ничего зазорного в том, чтобы закопать парочку таких.

– Правда, Данила не любит, когда появляется повод обсуждать нашу семью, – Натали вздохнула.

По-моему он – мизантроп. Ненависть – первая реакция на постороннего вместо любопытства. Не скажу, что это не правильно, но как-то дико что ли. Он, словно лесное животное, которое с опаской относится к людям, собираясь от греха подальше разорвать человека, а затем уж подумать над тем, что может быть он был не таким уж и гадом, как другие.

– Нас здесь не сильно жалуют, – разоткровенничалась вдруг девушка, – мы слишком выделяемся среди жителей. Меня с детства дразнили за уродство, – палец указал на прядь, за которой прятался чёрный глаз, – даже называли проклятой, а брата… Он тоже другой. Только в отличие от меня не может долго сносить оскорбления. Ему проще драться, отвечая на обидные слова кулаками. Ты даже не представляешь, скольким Данила переломал руки и ноги.

А я-то думала, что ей нравилось закрытое существование, что это был собственный выбор, но, оказалось, что девушку к этому отшельничеству просто принудили. Наверное, это ужасно, когда в подобном месте ты становишься изгоем, это не город, в котором можно затеряться среди миллионов жителей:

– А где был Костя?

– Жил у себя, – уголки губ слегка сдвинулись вверх, словно пытаясь полуулыбкой сгладить отсутствующее выражение, но непривычность этого действия, чужого для неё, не принесло результата, кончики лишь задрожали и тут же вернулись на место, – он – мой двоюродный брат. До смерти его родителей мы даже не знали о существовании друг друга, – девушка остановилась, а я перехватила возмущённый взгляд Константина, который подошёл к Валентине и, видимо, услышал, о чём говорила сестра.

Текучее серебро вмиг забурлило, превращаясь в грозовую тучу, внутри которой проскакивали электрические искры. Взор настолько пугал, что хотелось спрятаться, но Наташа упорно продолжала, игнорируя надвигающуюся бурю, лишь перейдя на тихий шёпот:

– Мама забрала их к себе, так как мы оказались единственными в роду, кто остался в живых. С тех пор и живём вместе. Пришлось, правда, потесниться, но в целом стало веселее.

Странно слышать это слово из уст той, кто большую часть времени, и, судя по всему, жизни, ходит с беспристрастным лицом. Она так слилась с этой маской, что полностью позабыла, как выглядят остальные чувства, не зная даже, как реагировать на простые слова. Это так грустно… наблюдать, как Натали путает эмоции, пытаясь сымитировать то, чего никогда не испытывала. Ведь даже её смех над шутками казался мне наигранным.

– Да и Костя оказал хорошее влияние на брата.

– Заметно, – съязвила я.

Между ними действительно было много общего: эмоциональная холодность, которая пугала своей таинственностью, презрение, словно ты занимаешь низшую ступень в пищевой цепи, и, что самое удивительное при всём этом наборе, темперамент, который напоминал вулкан, покрытый льдом. Пусть он веками стоит замёрзший, это не говорит о том, что внутри так же холодно. Процессы продолжаются, и лава ждёт лишь своего часа выплеснуться наружу. Да, и Данила, и Костя были одинаково невыносимы.

– Правда, – вступилась девушка, – он одел поводок на него и научил не так пылко реагировать на подколы.

«Одел поводок? Надеюсь, это иносказательно».

Валентина внезапно бросила на нас взгляд и улыбнулась:

– Подружились, девочки?

Мы резко отстранились друг от друга, сделав вид, что не расслышали вопроса, и каждый погрузился в свои мысли.

– Нужно будет нарубить дрова, помочь маме с готовкой и отвезти Романа к жене, – беспристрастным голосом перечислял Николай задания, которые мне придётся разделить со всеми. С каждым его словом перспектива сна отодвигалась всё дальше. Было сложно представить, что эти дела можно закончить хотя бы к вечеру.

– Натали, сегодня стирка на тебе. С Катей наведите порядок в доме, хорошо?

Девочки синхронно кивнули, явно привыкшие к таким распоряжениям.

– Только не так, как вчера, – продолжал мужчина, – Побитый сервиз мы заменили, но, если каждая ваша уборка будет заканчиваться подобным разрушением, у нас просто не хватит вещей.

– Я больше не буду, – насупилась малышка, обиженно надув губки, – извинилась же.

– Кать, это уже в пятый раз, – сокрушённо выдохнула Валентина, – А в город за посудой никто не поедет специально, сама понимаешь. Я, конечно, не против, бейте. Только вот под конец вам всем придётся есть из кастрюли ложками.

– Можно заменить всё деревянными мисками, – предложила Натали, к моему удивлению основательно подойдя к переживаниям матери. – Эти-то она точно не побьёт.

– Ты уверена? – усмехнулся Данил, – я бы не надеялся даже на метал с её-то сноровкой.

– Неуклюжая? – поинтересовалась я, заинтригованная её способностью крушить всё вокруг.

– Скорее слишком сильная, – пояснил юноша, впервые не отведя взор первым, хотя от этого в голубых глазах не добавилось сердечности. Они оставались такими же холодными, словно озеро, скованное льдом.

Пока обсуждались планы на день за окном и не думало светлеть. Хотя зимой всегда так, не думаю, что раньше девяти часов небесное светило покажется из-за горизонта, в отличие от нас оно предпочитает спать.

– Я помогу Валентине, – вызвалась я добровольно, намереваясь поскорее расквитаться с готовкой и затеряться в доме, дабы найти уголок, где никто не сможет вырвать меня из сна.

– Нет, ты поможешь Даниле с дровами. Сегодня его очередь,

Вот так рушится надежда. Хватило нескольких слов, чтобы перечеркнуть моё настроение, обрисовав во всей красе грядущее будущее.

«На кой я ему сдалась? – мысленно возмутилась я, – он и сам прекрасно со всем справится».

Но рот быстро закрылся, не решаясь проронить и звука, когда я заметила, как Николай задумчиво почёсывает подбородок правой рукой, хмуря при этом брови.

Если бы не жизнерадостная улыбка на смуглом лице, которая появлялась сама собой каждый раз, когда он поворачивался к нам, можно было бы подумать, что этого богатыря что-то тяготит.

Не знаю, правда, как он выглядит по утрам. Может тоже недоволен тем, что приходится работать спозаранку. Но, в отличие от прошлого вечера, взгляд чёрных глаз был чересчур угрюм, да и русые волосы небрежно торчали в разные стороны, будто их хозяин не знал, что такое расчёска, и, умывшись поутру, сразу спустился вниз.

Валентина подошла к мужу, приобняв его за талию одной рукой, пока вторая нежно поглаживала затылок, пальцами укладывая взъерошенные кудри.

Я вопросительно посмотрела на Костю, но тот был слишком увлечён болтовнёй с братом, который что-то рассказывал ему, активно при этом жестикулируя.

Единственная, кто так же озадаченно наблюдал за мужчиной, как и я, была Натали.

Мы переглянулись, словно заговорщики, которые подслушали что-то тайное, кивнули друг другу, и тут же перевели взгляд на свои тарелки, будто были поглощены её содержимым.

– Ну, как первая ночь? – поинтересовалась Валентина, обходя стол и накладывая еду в протянутые тарелки.

«Первая? – в душе что-то сжалось при этих словах, и тёмное чувство шевельнулось внутри, – сколько ещё пройдёт ночей, прежде чем я окажусь дома?»:

– Хорошо.

– Она разговаривает во сне, – произнёс Костя, соизволив наконец-таки обратить на меня внимание. – Такое ощущение, что находишься в психбольнице.

«Интересно, каким образом ты услышал, что я делаю во сне? – злилась я, бросая на него свирепые взгляды. – Когда смотался рано утром».

Но парень невинно улыбался, словно всё, что было ночью, лишь плод моей фантазии, а он, как ангел, спал до утра на отведённом ему месте.

«Да, с ним надо держать ухо востро, – нож вонзился в кусок мяса, аккуратно срезая его с косточки под бдительным оком беловолосого парня, который лишь прищурился в ответ, на взметнувшиеся вверх брови, – что ж претерплю».

Я медленно смаковала нежную мякоть, перекатывая её во рту, сглатывая пряный сок, который выделялся из волокон, когда зубы слишком сильно сдавливали кусок.

Главное, не зарубить Данилу топором. Он с братом в равной мере обращались к тёмной стороне моей натуры, вызывая стойкой отторжение.

Время текло, тарелки пустели, отправляясь в медную раковину друг за другом, но даже свежесваренный кофе не мог побороть желание очутиться в кровати, вместо того, чтобы топать во двор.

Спать уже не просто хотелось, веки закрывались сами собой, потому что тело, насладившись едой, разомлело в теплоте и норовило прикорнуть, не обращая внимания на приличия.

Диалоги прерывались, когда ресницы на миг закрывали глаза, и темы прыгали, как всполошённые хищником зайцы, ускользая от меня.

Если так пойдёт дальше, то усну прямо здесь, и не думаю, что кто-нибудь сможет меня добудиться в течение тройки часов. Организм требовал отдыха, уже откровенно шантажируя обмороком, и приходилось всячески обнадёживать его, чтобы не свалиться прямо на кухне.

От падения со стула меня спасло окончание завтрака. Катя весело щебетала о чём-то, помогая собирать со стола приборы, а Натали, видя моё плачевное состояние, пододвинула ко мне свою кофейную чашку, к которой едва притронулась.

– Спасибо, – прошептала я, отхлёбывая горячий напиток: «Какое блаженство! Не чета рассыпчатым три в одном».

После еды я неохотно натянула куртку, предложенную Валентиной, и, обмотавшись шарфом до самых глаз, выбралась на тёмный двор, с трудом прикрыв тяжёлую дверь за собой.

Данила шёл рядом, подозрительно размахивая топором, время от времени подбрасывая его в воздух.

Интересно, он слышал мои крики? Если учесть, что в момент ярости я совсем позабыла о том, что за окном было три часа. А если и так, то тоже делает вид, что ничего не было, как брат? Только вот кого они хотят убедить в этом, меня или себя?

Правая нога опять покатилась по намёрзшему льду, который тонкой коркой покрывал свежие сугробы, и внезапно остановилась возле белой шапки.

– Какой идиот бросил тут это? – возмущённо выпалила я, ощутив, как носок болезненно вжался в каменную глыбу, пытаясь продолжить путь, но тот даже и не думал двинуться с места. – Врос что ли?

Взгляд заинтересованно уткнулся в препятствие, следя за пяткой, которая обрисовывала не видимые для глаз контуры: «Ого, какой огромный! А издали не виден вовсе».

– Вы что с ним делали? – обратилась я к юноше, пихнув в отместку камень ногой.

– Замок строили.

– Серьёзно, что ли?

– Ага, – ехидно поддакнул Данила, – И проснулась она и захотела дворец. И дали его ей, чтоб сгинула во тьме его, дабы не портила жизнь окружающим. А каменным его возвели для будущего, чтобы скудоумие дур, там блуждающих, в мир не просочилось. И стоит он теперь, в высоких горах, вечным памятником человеческой глупости.

– Издеваешься.

– А я-то думал, нет придела твоей наивности.

Я обиженно поджала губы и заспешила вперёд, стараясь не поскользнуться возле калитки, которая вела во внутренний двор. Новые подколы были мне не нужны, их вполне хватило за завтраком,

Небо понемногу светлело, теряя свой чернильный цвет, жертвуя звёздами во имя рассвета.

Лишь одна луна выстояла в этой борьбе, потеряв своё серебристое сияние. Она бледнела с каждой минутой всё больше, постепенно сливаясь с сероватой мглой, считая минуты до того момента, когда яркое солнце пронзит небо искрящимся золотом, изгоняя бывшую царицу во мрак.

– Пришли, – скинув с себя футболку, Данила оголил торс, к которому невольно пристал мой взгляд, пройдясь по рельефу мышц и изнеженной аристократической кожи, что в неярком свете фонаря казалась мертвецки бледной. Она сливалась с его белыми волосами, падающими тонкими прядями на лицо каждый раз, когда топор вонзался в дерево.

– И что мне теперь делать?

– Собирай! – парень точным ударом расколол кусок дерева на две половинки, и те рванули прочь, врезавшись в кирпичную стену дома, словно пытаясь сбежать от своей участи, страшно боясь пламенного будущего. – Что замерла? Работай, давай! – командным тоном приказал Данила, усмехнувшись, когда я рванула к брусочкам.

– А теперь куда?

– К остальным, – он кивнул в сторону сарая, где вразброс лежали такие же чурочки. – Шевелись, а то к вечеру не закончим.

– Ты руби, давай, а то только болтаешь, – сорвалось с языка, когда юноша начал снова подтрунивать надо мной.

«Тоже мне раскомандовался!» – услышав снова стук, я обернулась, облегчённо заметив, что он действительно принялся за работу, а мог бы оторвать голову, на что не раз намекал при встрече.

«По крайней мере, у этого задания есть маленький плюсик, – я радостно улыбнулась, направившись к следующему полену, который вздумал ускакать под колесо машины, – ему так же претит мысль быть вдвоём, как и мне».

Холод наступал, пробираясь внутрь, и не спасала от него ни беготня, ни одежда, в которую Валентина слоями обрядила меня, умудрившись даже забрать шерстяную кофту у Натали.

Завершала образ разодетой ёлки – шапка-ушанка Николая, которая благодаря лишь плотно затянутым узлам не сваливалась с головы от каждого движения.

Поддев палкой ещё одну жертву, что пыталась перелететь забор, я втащила её через щель обратно. Брусочек отчаянно брыкался, цепляясь за снег шершавой корой и яростно елозя по льду, но все попытки были тщетны. Тянущийся след вёл из глубокой тьмы прямо к моим ладоням.

– Да! – воскликнула я, победно размахивая над головой поленом. – Слушай, а ты мог бы рубить кучнее?

– А ты молча работать? – Данила скривился и кинул на меня презрительный взгляд.

– Так и скажи, извини, не могу – руки кривые.

– Хочешь проверить мою меткость?

– Даже не знаю… – задумчиво потянула я, наблюдая, как в голубых глазах полыхнуло оранжевое пламя. Интересно, как давно мой инстинкт самосохранения начал давать сбои? Почему вместо игнора, мы подначиваем друг друга, культивируя растущую внутри ненависть?

– Здесь забыла, – юноша топором махнул в сторону тропинки, за которой начинался густой лес. Он подходил прямо к высокой ограде, протягивая длинные ветви к большим окнам, сплетая их с огромным дубом, что высился в центре двора. – Справишься?

– Конечно, – гордо улыбнулась я, шутливо направляя подобранную палку на него, – я принимаю ваш вызов, сэр. Рука вновь согнулась в локте, и грязный кончик чиркнул по лбу, оставляя после себя грязную линию: – Ну, так что?

В лазурной бесконечности, которую недавно золотило внутреннее солнце, вдруг появились мягкие облака, разбавляя яркий цвет своей нежностью, всё больше и больше, пока плотная синева не окрасилась в бледный цвет.

– Думаешь победить меня? – даже его тон изменился, потеряв где-то ледяную корку, что всегда царапала меня своим безразличием.

– Я могу вам предоставить оружие! – я поддела ногой лежащую сосновую ветку, – и мы в честном бою сразимся за звание «Царя горы».

В ответ на мою браваду губы расползлись в широкой ухмылке, и тихий смех исторгся из груди:

– Я волнуюсь за ваше умственное состояние.

– Просто скажите, что струсили, сэр. Я пойму. У многих кишка тонка, чтобы бороться со мной. Последние лет пять никто не мог найти в себе силы побить поставленный рекорд.

Фантазия легко вплеталась в игру, разрастаясь подробностями. Как там говорят? Язык мой – враг мой… Не знаю, как у других, но мой умело создавал минное поле, по которому почему-то ступала только я.

– И где ты была лет пять, что возвела уборку на такой уровень?

– Это секрет, – указательный палец едва коснулся губ, – мне придётся вас пленить, если он станет вам известен.

– Надо же… А как собираешься это сделать?

Так странно, что он включился в игру, превращая брошенную шутку в фантазию, создавая мир, который начал обрастать своей историей.

Я с детства была выдумщицей, любила разбавлять правду волшебным вымыслом, даря серой обыденности вторую жизнь, порой включая в неё даже своих друзей и близких. «Враньё – это неплохо, – считала я, – когда это часть воображения, когда каждое слово тесно переплетается с реальностью и помогает другим мечтать». Поверишь ты, поверят и другие – это был залог моих историй, шуток и сказаний.

А при нудной работе, да ещё когда ступни промерзают от холода, отчего не помечтать? Это лучше, чем стучать зубами, размышляя над тем, как мучительно болит голова, и страдать от пляшущих в глазах огненных светлячков.

– А какой способ вы предпочитаете?

– Там, где меньше боли.

При этих словах мои пальцы замерли над брусочком, лишь коснувшись его подушечками:

– Почему тогда не уехали?

«Вот дура, – спохватилась я, когда поняла, что мысль, которую обдумывала с завтрака, выпалила вот так, сразу, – было бы лучше, если б он не понял». Но закон Мерфи силён, и меняться не собирался в угоду чьим-то желаниям.

– Не могли. Здесь наш дом.

– Разве можно назвать место, где вас гнобят, домом? – искренне возмутилась я.

Перед моими глазами всё ещё стояла Натали, которая напоминала собой фарфоровую куклу, такую же прекрасную и холодную. Только вот эта внутренняя отстранённость была ей самой противна, но что делать с ней, как жить иначе, девушка не знала. – Любое было бы лучше, чем это.

– Не знаю, – призрак улыбки отразился на устах, напомнив о странной особенности парня демонстрировать напускное радушие, при этом оставаясь застывшим айсбергом.

Его всегда выдавали глаза. Они были детектором лжи или пятой Ахиллеса. Потому что достаточно было одного взгляда, чтобы увидеть очередную маску, которую тот одел на себя, спрятав настоящие чувства глубоко внутри. И хотя голубизна была прекрасна, часто в ней не было жизни. Она лишь морозила холодом, оставаясь безразличной даже тогда, когда его уста сыпали шутками или весело смеялись.

Меня почему-то это раздражало, хотя не моё это дело копаться внутри чужого человека. Но холодность Данилы, его презрение, всегда цепляло. И язык сам бросал колкости только для того, чтобы пробудить в нём другие эмоции, ставя ставку на гнев, который жарким солнцем вспыхивал в очах, пронзая свирепым взглядом.

– Я никогда не думал уйти отсюда.

– А зря. Возможно, многое бы поменялось.

– Например, что? – яростно выпалил парень, резко опустив топор на полено. Раздался удар, и половинки полетели в разные стороны, вонзившись в сугробы острыми стрелами. – Внешность?

– Да что ты к ней так прицепился? – порядок в сарае был почти наведён, оставалось лишь несколько брусочков. – Нормальная внешность. Это неплохо – быть непохожим на других, я про другое.

– Про что?

– О вашей сволочной натуре, сэр – пояснила я, – может, хватит брызгать ядом и бросаться на каждого встречного?

– Тебя это, каким боком касается?

– Самым что ни на есть. Я, между прочим, тоже отношусь к этим встречным, так что жажду справедливости.

– А больше ты ничего не хочешь?

– Хочу, конечно, – сказала я, вспоминая свои многочисленные желания, – машину, только побольше, чем эта, – палец указал в сторону чёрного пикапа, – и дом…

– Но тоже побольше? – съехидничал парень.

– Да, и не здесь.

Мы оба замолчали, понимая, что игривость ушла, и фантазия больше не возымеет успех. Если продолжу, то она превратиться лишь в глупое притворство, разрушив ту тонкую нить, что появилась во время краткого разговора.

«И кто меня дёрнул говорить об этом? – сетовала я, злясь на длинный язык, на мысли, которые влезали в чужую жизнь, строя нелепые догадки. – Какое мне дело до него? До его семьи? Встретились и разбежались, разве так не лучше? Всё равно через пару дней, когда циклон уляжется, я исчезну из их жизни навсегда».

Сложив дрова, я присела возле сарая, и, подперев щёку ладонью, стала наблюдать за Данилой, прикидывая его возраст. Смущало детское лицо, чуть наивное, даже где-то капризное. Ему бы расцветать эмоциями каждый раз, а оно морозило холодом, избегая любых их проявлений. Только присутствие Кости дарило ему живость, заставляя копировать чужие чувства.

Загоняло в тупик и не по годам развитое тело, вынуждая теряться в догадках: пятнадцать, двадцать, двадцать два? Как определить возраст, если перед тобой человек, который своей внешностью никуда не вписывается?

«Убрать тело и можно дать лет десять, а если отрезать голову… – при этой мысли я смущённо хихикнула, – то двадцать или …» – взгляд придирчиво прошёлся по поджарому мускулистому телу. Подобное бывает у бегунов или тех, кто долго занимался боевыми искусствами. Кажется внешне хлюпик-хлюпиком, а надумаешь поизмываться, сломаешь руку о прочную сталь, что вплелась в нежную кожу, заменив собой хрупкие вены и превратив мышцы в крепкие канаты.

– О чём так сосредоточенно думаешь? – однообразные движения парня напоминали звук метронома, не обязательно было поворачиваться, чтобы знать, что тот делает в каждый момент. Достаточно лишь считать, время от времени проверяя свою догадку взглядом.

Раз – и широко расставив ноги, Данила поднимает над головой острое лезвие, крепко сжимая обеими руками ручку. Два – топор быстро опускается вниз, а правая кисть скользит по древку вверх, к острию. Три – раздаётся удар, и запах свежей древесины устремляется в стороны, а короткие чурки летят в сугробы. Четыре – ладонь обхватывает новую жертву, с силой вжимаясь в древесину, будто ощупывая насколько она годна для камина. Пять – брусок возносится на эшафот, где суровый палач произведёт казнь, располовинив его на две части.

И снова раз, едва меняя положение, чтобы дотянуться до очередного полена.

– Видимо и архитектор из тебя тоже никудышный, – произнёс Данила, разглядывая пирамиду, которую я пыталась собрать из разбросанных брусочков.

– Сколько тебе лет? – внезапно вырвалось у меня, увидев, как тут же пальцы застыли над вершиной, а на бледной коже выступил нежный румянец.

– Семнадцать, – немного подумав, произнёс парень. – А тебе?

«Что? – мысли от шока затрепетали в голове,– он младше меня? Да быть того не может! Нет, конечно, я раздумывала над этим вариантом, но всё же… Сколько тогда Косте, если Данила самый младший? Какая между ними разница?»

«Будет весело, если на год больше, – пошутил разум, – и где тогда будут твои утверждения? Сама же говорила, что быть старше парня нонсенс. Что даже год – слишком большая разница в возрасте, и превращает любого ухажёра в младшего брата».

«Ага, хороши братья. Оба такие амбалы, что взрослые позавидуют. Да и ведут себя, как отпетые мафиози».

– Боишься признаться? – развеял мою задумчивость Данила.

– Нет, просто у девушек неприлично такое спрашивать, – начала было я, пытаясь придумать подходящую причину, чтобы съехать с щекотливой темы.

– Покажи, в каком месте ты девушка? – перебил он меня, обернувшись. – Пока я вижу только капризного ребёнка, не более. При том ещё и злюку.

«Чья бы корова мычала», – обиженно надулась я, не зная, что ему ответить.

Можно было бы возмутиться, яростно закричать, гневно топая ногами, мол, кто из нас ещё дитя, но, в конце концов, парень был отчасти прав, что и злило. Не знаю, правда, откуда это в нём. Возможно, жизнь в этой деревне сделала его таким проницательным, а может это всего лишь хорошая наблюдательность.

Не нужно быть профессиональным психологом, чтобы научиться читать людей, особенно таких, как я, у которых, как говорит моя бабушка, все мысли и чувства отображаются на лице.

Вместе с прямолинейностью, которая часто сочилась из Данилы опасным ядом, его наблюдательность превращалась в мощную гранату, которыми тот раскидывался, совсем не заботясь о последствиях.

Не знаю, на кого ему плевать было больше, на себя или окружающих, но мнение тушки, которую он собирался разделывать, никогда не учитывалось. К моей же Данила явно подходил с педантичностью мясника, стараясь отделить всё то, что ему не нравилось. Так что пока ни одна часть меня не избежала участи быть публично осмеянной.

Единственный, кто хоть как-то мог повлиять на его отношение – был Костя, с ним-то он никогда не вступал в ярое противостояние, предпочитая перебрасываться безобидными подколами.

– Двадцать один, – неохотно ответила я.

Да, совсем скоро меня ожидает радостное событие, и к этой цифре добавится ещё один год, но счастье это не приносило. День рождение не тот праздник, который хочется отмечать. Мне до сих пор кажется, что всё ещё стою у стартовой черты, пока друзья бегут к финишу. А я… я просто не знаю, с чего начать. Нужна ли мне эта дорога, по которой все так спешно несутся вперёд?

– Так ты у нас старушка?! – расхохотался парень, – И как ощущаешь себя на третьем десятке?

– Замечательно, – фыркнув, я стала ковырять носком снег, смешивая его с опилками.

Настроение, при общении с Данилой, имело тенденцию только падать, и мои усилия поднять его пока не увенчались успехом. Я нахмурилась, пытаясь придумать, что сказать в ответ.

– Не переживай, для своих лет ты неплохо сохранилась! – улыбнулся он.

– Что это? – удивилась я. – Неужели ты пытаешься меня утешить?

– Скажем так, я отношусь с уважением к женщинам в возрасте, – юноша спокойно смотрел, как хлопья грязного снега летят в его сторону, временами цепляясь за джинсы, как тают снежинки, впитываясь в плотную ткань, оставляя на поверхности мелкие опилки. Моя выходка его скорее смешила, чем раздражала.

– Ну, хоть женщину ты во мне признал, – усмехнулась я, понимая, что ему нечем парировать.

Ветер снова поднялся, закрутив снежинки в белоснежном смерче, и рванул к нам, пряча воздух за ледяным холодом. Я закашлялась, когда попыталась втянуть в себя воздух, ощущая, как острые иглы царапают ноздри, с трудом продвигаясь вниз.

«Словно ёжика проглотила», – вспыхнула в сознании шальная мысль, пока слюни пытались смягчить странный комок, что шипами корябал гортань.

– Ты заболела? – Данила отряхнул штаны руками и, схватив снег, протёр им ладони, отчищая от грязи.

– Нет, – произнесла я, пряча глаза.

– Тогда откуда кашель? – ему пришлось сделать всего пару шагов, чтобы нависнуть надо мной грозной скалой.

«И почему вы такие высокие?! – взгляд снизу вверх на хмурое создание уверенности мне не прибавлял. – Со своими ста шестьюдесятью везде кажусь почти карликом».

– Подавилась, – я сжалась, понимая, что нужно встать, иначе повисшее напряжение просто сомнёт тело, но колени дрожали, отказываясь подчиняться. Что за напасть меня преследует?

Парень опустился рядом на корточки, не отрывая задумчивого взгляда, пугая бездной, которая рождалась внутри светлой лазури.

– Врушка, – его пальцы вдруг схватили подбородок, не давая возможности отвернуться, и потянули вверх, позволяя сбежать лишь взгляду, который испуганной мышью метнулся в сторону.

– Я…

«Чёрт возьми, слишком близко!»

Кровь бросилась в лицо, разливаясь горячим пламенем по щекам, лбу, вискам:

– Ты… Что себе позволяешь?

«Боже, как же пискляво звучит мой голос! Где холодная бравада, где уверенность? Откуда это смятение? Почему щёки смущённо пылают, а сердце бешено стучит?»

Данила наклонил голову, оставляя между нами лишь несколько миллиметров, и прошептал:

– Можешь обманывать, если тебе так нравится, но…

– Но что? – я сердилась на него за это внимание, привыкнув к презрению и ненависти, что обычно отражались в его глазах, когда мы встречались взглядами. Так почему сейчас иначе? С чего вдруг эта доброта?

– Я чую ложь, – холодное дуновение просочилось между нами, скинув белые пряди мне на лицо, – особенно твою.

– Да ты что? – дёрнув головой в сторону, я удивилась тому, как легко разжались тонкие пальцы, отпуская на волю, но остановиться уже не могла, что-то внутри подначивало дерзить ему, разгоняя пустоту тёмными чувствами:

– Мистер – рентген?! И давно у вас эта суперсила, сударь? – я насмешливо подняла брови. – Хотя, куда уж мне до вас, великий мастер.

Прямолинейность не мешала Даниле притворяться. Он легко лавировал во лжи, не слишком задумываясь о моральности своих действий. Вот у кого совесть не просто спала крепким сном, а явно отсутствовала вовсе. Хотя и Костя был не лучше. Их обоих мотало от презрения к благодушию, причём оба этих чувства казались чересчур эфемерными, как тянущийся шлейф более сложной композиции.

Но мой выпад младший брат оставил без ответа, вернувшись к прерванному занятию. Как всегда, говорит, когда хочет, обрывая разговор в тот момент, как появляется желание его прекратить. От такого поведения рождаются глупые мысли. Кажется, что мои подначки его развлекают, что лишь, когда они достигают невидимой грани, тогда отстраняется, боясь, что кто-нибудь попытается её переступить. Интересно, что будет в тот момент, если одна из колкостей коснётся этой стены?

«И не сносить ей головы», – заметил внутренний голос.

«Возможно, – согласилась я с ним, – но любопытство даже страх не пересилит».

Головная боль всё усиливалась, и тошнота опять подступила к горлу. Мне так долго удавалось с ней бороться, не замечая, что состояние постепенно ухудшалось.

Лежание в снегу явно не прошло бесследно, и самовнушение оказалось бессильно против болезненных ощущений. А ведь я так надеялась, что, быть может, в этот раз, всё обойдётся, но, видимо, не судьба. Здоровье отказывалось улучшаться, реагируя даже на простое закаливание сильной ангиной. Что будет после многочасового лежания в лесу, страшно было представить.

Данила продолжал рубить дрова, не обращая внимания на то, что поленья скапливаются на снегу разрозненными кучками, и что я не бегаю больше рядом, забавно приплясывая.

Топор так быстро взлетал вверх, что грохот от удара сливался с предыдущим, превращаясь в монотонное гудение.

«Надо встать, – подумала я, приложив снег ко лбу, чтобы хоть как-то потушить огонь, разгорающийся внутри. – Если этого не сделаю, то опять будет насмехаться. А я не хочу… слушать его остроты», – слюна с трудом протиснулась в глотку, пытаясь побороть мучительное ощущение. Но оно всё росло, склизкой змеёй спускаясь по пищеводу в желудок, и там, сворачиваясь упругой спиралью, превращалось в огненного дракона, который сжигал внутренности своим пламенем, ворочая их могучими лапами.

«Будто чужого рожаю», – попыталась сострить я, стараясь подавить подступающую рвоту, но чудовище жаждало свободы и потому усиливало натиск, прогрызая себе путь к ней.

– Почему тут сидишь? – Даниила кинул на меня суровый взгляд. – Кто будет подбирать поленья?

– Я всё сделаю, – ладони бойко взмыли в воздух, энергично махая, – ты закончишь, тогда уберу. Просто не хочу путаться под ногами.

– Копуша.

Глубоко вдохнув, я попыталась подняться, но перед глазами всё сразу поплыло, и мир закрутился бешеной каруселью, намереваясь спихнуть с адского аттракциона куда-нибудь в далёкий космос.

«Как же плохо-то», – пришлось закрыть глаза, чтобы унять мельтешение, слушая, как сердце грохочет в ушах, напоминая проносящийся мимо скорый поезд. Тудум-тудум-тудум! Этот звук разрывал мозг, многочисленным эхом отзываясь в голове, становясь то барабанной дробью, что сотрясала тело дрожью, то превращаясь в низкий гул взлетающего самолёта.

«Я так не могу», – жар окутывал тело. Казалось, ещё немного, и полыхну огнём, сжигая дерево вместе с собой.

«Холод», – застонал разум, погружая пальцы в снег, желая почувствовать, как мороз сковывает кожу, поднимаясь от запястья к локтям, но пламя слишком быстро гасило нарастающий холод, лишь на миг сбавляя натиск.

Звука топора всё не было. Посмотрев в сторону пня, на котором парень рубил дрова, я увидела, что тот собирает поленья, бросая их небрежно возле сарая, имитируя порядок.

– Не надо! – крикнула я Даниле, чувствуя себя ужасно от того, что ему приходится выполнять мою работу.

«Помощник из меня и, правда, никудышный».

Я встала, полная решимости отобрать у него чурочки и тут же почувствовала, как силы покидают тело, превращая его в грузный мешок. Мир покачнулся, наливаясь тьмой перед очами, и пальцы сразу потянулись в бок, пытаясь нащупать ствол дерева, но ладони лишь скользнули в бездну, которая мягко обняла сознание, выключив разом все мысли.

Константин Ясенский

Колокола трезвонили с раннего утра, созывая жителей деревни на собрание. Их пронзительные трели проносились над домами, вытаскивая людей из комнат, заставляя бросать дела, чтобы узнать, что страшного случилось на этот раз, по ком льётся грустная песнь.

Люди постепенно стягивались к зданию, нескончаемым потоком поднимаясь по узкой тропинке вверх, и разливаясь у закрытых дверей бурлящим морем. Кто-то даже вёл с собой детей, боясь оставить их без присмотра, памятуя о том, как страшны атаки древних, что лавиной накрывали деревню несколько раз, оставляя после себя лишь кровавые ошмётки.

Константин наблюдал за жителями, сидя на высокой сосне, которая росла у входа в деревню.

Огромный ствол и густая растительность полностью скрывали его от глаз тех, чей взгляд был прикован к лесу. Кто даже в минуты спокойствия всегда оставался на чеку, ожидая прихода существ, что вечно петляли вдоль границы, ища в ней брешь.

Эти люди были единственными, на кого могла рассчитывать деревня при нападении. Они стояли в первых рядах, жертвуя собой ради других, подчас погибая страшной смертью.

Как часто, после битвы, их собирали буквально по кускам, стараясь придать земле в должном виде… и как часто это не происходило, и жёны хоронили разорванных мужей, порой не узнавая их.

Сильные, неуловимые, но такие малочисленные. Мало кто из жителей хотел оказаться в отряде смертников, понимая, что своим выбором заставит рыдать родных, и наряд семьи раньше времени окрасится в чёрный цвет.

«Папа», – Костя встрепенулся. Могучая фигура Николая возвышалась среди людей, словно непоколебимая скала в бушующих водах. Потоки огибали его, то ли боясь потревожить могучего богатыря, то ли понимая, сколь бесполезны попытки сдвинуть его с тропы.

Он шёл, о чём-то болтая с белобородым стариком, активно жестикулируя, временами указывая на «дом собраний».

«Жалуется», – догадался юноша и улыбнулся.

Николай был опасен своей простотой и мягкостью. Он послушно выполнял всё, что приказывали старейшины, пытаясь лавировать между волей главы и попытками защитить семью.

Простой кузнец… даже не приближённый к королевской крови, близкий Ясенским настолько, насколько может быть близка дворовая псина волку.

Но именно он стал выбором Валентины, которая наперекор древним традициям сочеталась браком не с родовитым прихлебалой своего отца, а местным замухрышкой.

Девушка уехала вместе с любимым, отстояв в схватке с братом возможность жить так, как она хочет, принимая отлучение от стаи и гнев родителей.

И это решение, такое вызывающее и неправильное для всех, спасло жизнь её племянникам, которые росли в родовом гнезде, обласканные родителями и слугами.

Оно подарило им дядю, который, невзирая на запрет старейшин, отправился в неизвестность, чтобы разыскать пропавших детей среди разрушенного города.

Все были уверены, что те мертвы, что среди трупов и сожжённых домов не могут уцелеть два малыша, которые толком оборачиваться ещё не научились.

Но эти люди не учли желание жить у принца. Несмотря на лишения, на то, что хищники скопились вокруг города, обгладывая брошенные костяки, он выжил, спася при этом не только себя, но и младшую сестру.

Только Николай знал, чего это стоило ребёнку, который за несколько недель превратился в обозлённое существо, практически начисто лишившись человеческого облика, балансируя на грани полного отречения от собственного тела.

И лишь маленькая девочка, спрятанная в пещере, была единственным якорем, что удерживал его сознание на поверхности, не давая полностью поддаться животным инстинктам.

Мужчина был не раз исполосован, когда отлавливал быстрого племянника, который не желал покидать место крушения своей жизни, не представляя, как можно жить после этого.

Но тут помогла Катерина. Не желая оставаться в жутком месте, она льнула к Коле, как к родному отцу, безмолвно моля о спасении.

Девочка выступила наживкой для дикого брата, мастерски загнав того в ловушку, расставленную охотниками. Они столько раз охотились на древних, на плоды их зверских экспериментов, что поимка мальчишки не стала проблемой.

Да и о чём можно было волноваться, когда крики сестры начисто лишили Костю разума, заставив позабыть об осторожности.

Он бросился на защиту малышки, опомнившись лишь тогда, когда тяжёлое тело обрушилось сверху, прижав к земле. В тот момент мальчик понял, как ошибся, и что карие глаза, в которых стояли слёзы, могут врать.

Принц после этого долго буянил, пытаясь разорвать крепкие верёвки, что тугими кольцами обвивали тело, не в силах ни полностью обратиться, ни вернуть себе человеческий облик.

И чем быстрее острые клыки рвали тугие канаты, тем сильнее они сжимали его, становясь всё больше, и превращаясь в тугой кокон.

Костя не помнил, когда это кончилось. Лишённый воздуха, в какой-то миг он потерял сознание, испытав облегчение от того, что всё закончилось, что больше не нужно кружить по городу, отгоняя голодных зверей.

Нет нужды теперь и хоронить трупы, ломая в ярости лопаты, переходя на отросшие когти, которые становились лишь прочнее и толще, когда вонзались в землю.

Ничего из этого больше не нужно было делать.

Когда мальчик пришёл в себя, ногти были уже подстрижены, а тело вымыто. Ничто в нём не напоминало о диком существе, которое нагоняло страх на лесных жителей. Даже клыки, к которым принц привык за несколько недель, и те спрятались.

В тот вечер охотники впервые увидели настоящего принца, навсегда запомнив печальные серые глаза, такие яркие, что походили на расплавленное серебро, из которого до сих пор куётся опасное оружие.

И хотя чёрные пряди, падая на глаза, пытались скрыть от людей их выражение, жёсткую решимость приметили все.

Поэтому никто из отряда не удивился, когда спустя несколько лет этот ребёнок утопил в крови другую деревню, самолично вырезав всю верхушку.

Его месть была страшна, но в серебристом взоре она лишь набирала обороты, будто раскручивающаяся спираль.

Ничто не могло сломить её. Любовь Валентины оказалась бессильна, а суровость Николая лишь добавила пороху.

Мужчина, приведя домой двух малышей, только спустя несколько месяцев осознал, что в лице молодого племянника приобрёл не только ещё одного сына, но и расчётливого оппонента, который не гнушался дискуссий, развлекаясь ими даже во время еды.

И хотя в лице Орловых мальчик приобрёл новых родителей, он никогда не забывал, к какому роду принадлежит, швыряя фамилию в лицо каждому, кто посмеет думать, что принца можно держать в узде.

С высоты юноше открывался пугающий вид на людское море, разливающееся у дверей здания. Новость о том, что Константин привёл из леса девушку, быстро облетела жителей, передаваясь из уст в уста, то тихим шёпотом, то возмущёнными выкриками:

«Как же так! Человек? – кричали они. – А что же граница? Как он мог?!»

Деревенские жаждали видеть её и взглядом обыскивали окрестности, пытаясь найти виновницу происходящего, чтобы выплеснуть накопившийся гнев.

Друг за другом они входили в здание, исчезая за могучей дверью, и там замирали в ожидании, в очередной раз надеясь, что именно её рука тронет резную ручку.

Костя бросил взгляд на часы: «Всего пять минут на раздумья».

Ему не хотелось снова видеть недовольные лица стариков, ощущая, как зловонный запах, летающий в зале, постепенно проникает в тело.

Но он понимал, что если не пойдёт туда, то оставит отца наедине с врагами, с которыми тот не в силах справиться, ведь клятва верности давила неподъёмным грузом.

Старейшины будут травить его, используя для этого толпу, и если Николай не выдержит, сломается, то уничтожат его.

Костя в последний раз бросил взгляд вниз и увидел, что отец задержался у дверей.

«Бояться – это нормально. Глуп тот, кто этого не делает».

Соскользнув по стволу на землю, юноша тенью встал рядом с Колей.

– А я уж думал ты не придёшь, – произнёс тот, улыбнувшись.

– Я думал над этим, – честно признался принц. – Но представил, как ты выкручиваться будешь без меня…

– Проблематично, – хохотнул мужчина и надавил рукой на дверь. – Пошли, хватит ждать.

Когда они вошли в зал, Костя поборол желание закрыть уши руками, дабы не слышать шёпот, что струился из десятка ртов, напоминая змеиное шипение.

«Точно змеи, – пронеслось в голове, – а самые ядовитые вон там».

Кивком поприветствовав старейшин, принц направился к подоконнику, желая быть в недосягаемости от главы.

Закинув ноги на стоящую впереди скамейку, он прислонился спиной к стеклу, с сожалением разглядывая падающий снег. Своим небрежным видом Константин бросал вызов старикам, отвечая на важность сегодняшнего собрания едва скрытой зевотой.

– Потерпи немного, – Николай присел на скамейку, решив составить племяннику компанию, но тот в ответ лишь хмыкнул, прекрасно понимая, насколько могут затянуться такие разговоры.

Принц видел, как Елисей с жаром спорил о чём-то с Алефтиной, которая, кстати говоря, выглядела прекрасно, точнее, как всегда. И не скажешь, что ей ночью сильно досталось.

«Регенерация, как у молодого», – восхитился Константин.

– Тише, тише, – попытался успокоить толпу кто-то из старейшин. – Скоро начнём.

Люди стали рассаживаться. Те, кому не хватило места на скамейках, устроились, как и Костя, на подоконниках. Правда на каждом сидели по пять или шесть человек, а принц восседал на своём в гордом одиночестве.

Хотя нашлись несколько жителей, которые решились потеснить юношу, видно подумав, что тот не будет против компании.

Но бравая поступь быстро сошла на нет, как только они встретились взглядом с тлеющим пеплом.

– Хулиганишь, – тяжко вздохнул Николай, заметив, как люди метнулись к двери, трусливо сбегая с собрания.

– Нет, – Костя заметно повеселел, проводя их иронической усмешкой. – А ты не хочешь присесть рядом?

– Упаси боже, – ответил мужчина, заметив, как в задумчивом взгляде заплясали шаловливые искорки. – Я не идиот, чтобы идти против вожака.

– Зато я такую дуру знаю, – едва слышно пробормотал принц.

– Ты о чём?

– А?! – вздрогнул юноша,удивившись тому, что впервые его мысли обрели голос. – Да так, ни о чём особенном.

«Странно, такое за мной раньше не водилось».

– Итак, начнём, – Елисей слегка привстал на своём троне и обвёл взглядом собравшуюся толпу. – Нам стало известно о неподобающем поведении Константина… – тонкие губы сжались, ожидая, когда голоса стихнут. – Орлова.

Брови парня непроизвольно взметнулись вверх, выражая крайнее недоумение, да и не он один был сильно удивлён сказанным. Среди людей тут же вспыхнул недовольный рокот, который, правда, быстро погас, под неодобрительным взором главы:

– Он привёл из леса девушку, человека, поставив свои интересы выше рода. А мы все знаем, к чему может привести такая дерзость.

«Так вот оно что! Я-то думал, меня ждёт нечто интересное, а он опять старую пластинку завёл», – размышлял Константин, едва сдерживаясь от зевоты.

Конечно, принц мог себе позволить такой жест пренебрежения со своей стороны, если бы хотел позлить Елисея, но сейчас ему действительно сильно хотелось спать.

Целая ночь, проведённая в блуждании по окраинам старого леса, сил не прибавила, лишив тех крох, что остались после обряда. И теперь юноша искренне старался не уснуть прямо на подоконнике, дабы не свалиться с него, громко храпя.

«Повеселиться, что ли? – в раздумьях серебристые глаза обратились к старику, пока ладонь в очередной раз прятала рот, – нет, так не пойдёт. Если они будут тянуть резину, то точно усну».

И, приняв решение, Костя поднял руку, заметив, как напрягся глава, ожидая подвоха.

«Дорогой мой друг и соратник, я постараюсь не подвести тебя, – мысленно начал принц, – И вас, – взор скользнул по оторопевшим жителям деревни, которые с интересом смотрели на поднявшегося парня, – ну и себя, конечно, ибо сон мне сейчас совершенно ни к чему».

– Глава, – Константин старался говорить ровно, старательно избегая ноток сарказма в голосе, которые так и норовили проскользнуть, дабы побольнее ужалить Елисея. – Я понимаю, что память с возрастом подводит, но, пожалуйста, уточните у секретаря мою фамилию, да и статус… – здесь парень сделал театральную паузу, давая возможность присутствующим понять, о чём ведётся речь. И когда на лицах появились, где полуулыбки, а где откровенные усмешки, он продолжил. – Я так же, как и вы, радею о нашем племени. И потому переживаю, что информация, которая попала к вам, была подана весьма некорректным образом.

«Ты меня уже дважды пытался подставить, тварь», – мысленно выругался принц, изобразив на лице безмятежную улыбку.

– Я решил участвовать в обряде, так как прекрасно знал, что нашему роду грозит вырождение. Но то, что богиня услышит наши молитвы и пошлёт мне не просто супругу, а человека, стало для меня чудом, – дымчатый взгляд лёгким облаком скользнул по присутствующим, вглядываясь в лица, и пытаясь понять, что спрятано там, в глубине нахмуренных лбов. – Всем прекрасно известно, что может сотворить её кровь. Ведь только этой девушке подвластно наше проклятье, никто из вас на это не способен. Или, быть может, вы забыли наказ богини? Поэтому так стараетесь исказить явленное нам чудо.

– Только чистое сердце способно отсрочить чужую беду,– приглушённо произнёс кто-то.

– Да, – согласился юноша, – именно так. Поэтому обряд привёл её ко мне и раскрыл границу, иначе бы она не смогла попасть на нашу территорию.

Тут принц лукавил, отлично зная, как миновать бдительное око духов, но выдавать свою осведомлённость не хотел.

– Всё законно! – Николай не выдержал и встал, загородив своим телом сына. – Он участвовал в обряде по вашему приказу.

– Кто может поручиться? – гневно выпалил Елисей. – Может он там и не был вовсе, а просто дурит нам голову.

Коля жестом приказал Косте молчать, когда увидел, как скривилось молодое лицо, намереваясь высказать всё, что думает по поводу своего участия в обряде:

– Кто готов подтвердить, что мой сын участвовал в ритуале?

– Я, – Алефтина встала со своего стула и двинулась вперёд к явному неудовольствию главы. – Старейшины были предупреждены о том, что граница может пасть, если принц найдёт свою суженую.

«Вот как, – Костя заинтриговано посмотрел на неё. – А старушка-то не промах. Так аккуратно подставить стариков даже мне не удавалось. Интересно, как они выкрутятся?»

Снова поднялся гул голосов в зале, послышались недовольные выкрики, а несколько человек просто встали и ушли, тем самым демонстрируя своё пренебрежение.

Старейшины вжались в свои кресла, будто боясь, что люди начнут вырывать их оттуда под громкое улюлюканье. Ещё живы были воспоминания о резне в соседнем поселении, когда принц обезглавил верхушку, повесив седые головы между деревьями.

Они знали, что всё это время он копал им яму, аккуратно лавируя между расставленными ловушками, понимая, что никто не посмеет уничтожить последнюю надежду рода.

У них же такого иммунитета не было, и в угоду строптивому наследнику глав можно было менять очень часто.

Костя сначала с интересом вслушивался в то, что говорили поселенцы, наслаждаясь отдельными фразами, в которых сквозила неприкрытая ненависть. Но быстро понял, что дальше брошенных слов жители не пойдут. Они боялись обновлений, страшась оказаться одни у руля в момент бури.

Да и сам принц сейчас не был настроен на революцию, хотя желание вздёрнуть стариков лишь крепло день ото дня.

«Ещё будет время», – пронеслось в голове, пока он наблюдал за тем, как ловко ведьма разыгрывала спектакль, управляя вниманием толпы и заставляя верить её в нужные доводы.

– Граница давно не защищала нас. Вспомните хотя бы, сколько нападений было за прошедший год? – Алефтина подалась вперёд, и миндальные глаза сузились, став похожими на щёлки,

– Три, – ответили ей из толпы.

«Двадцать восемь», – посчитал Костя.

Те три были единственными, кто смог прорваться сквозь духов и алый дуэт, потеряв в битве большинство диких. Поэтому деревня легко отбилась от оставшихся изменённых, не жертвуя жизнями воинского отряда, играючи справляясь с обессиленными и раненными врагами.

Мало кто из жителей тогда задумывался о том, кому были обязаны победой, чья кровь пролилась в высоких горах, чтобы не допустить смертей в поселении.

«Я тогда чуть не потерял брата», – это были ужасные воспоминания, но как бы ни хотелось от них избавиться, они жили внутри, намекая, что никто из них не бессмертен, что даже мутанты проигрывают врагам, когда тех слишком много.

Ведьма стояла рядом с Елисеем и что-то карябала на его столе, стремительно выводя буквы ручкой. Принц напрягся, пытаясь увидеть, отчего мрачное лицо главы прояснилось, выражая облегчение, но не смог.

Невидимая стена внезапно заблокировала взор, и хитрый прищур, брошенный на него, лишь доказал, что жрица просекла попытку подглядеть.

«Какую игру ты ведёшь? – мысленно обратился к ней юноша, – Зачем спасаешь того, кто жаждет только власти?»

– Мы вырождаемся. Первые весточки нашей гибели уже здесь, – Алефтина бросила извиняющийся взгляд на Николая, но тот сидел с каменным лицом и понять, о чём он думает никто не мог, – уже много поколений не было притока свежей крови. Наш род изживает себя, поэтому большая удача, что к нам попал человек. Теперь не нужно переживать о наших детях и внуках. Мы возродимся! – выкрикнула старушка воодушевлённо.

– Если только она скажет «да», – заметил кто-то из присутствующих.

«О чём, лично я, заботиться не буду, – мысленно добавил Костя. – Думаю её "нет" станет для всех сюрпризом».

Только он знал о том, что всеми силами старается противостоять ритуалу, пытаясь сделать так, чтобы в сердце суженой вместо привязанности поселилось совсем другое чувство. То, что порождает гнев и беспомощность, сомнение и грусть.

Ради этого принц был готов пойти на всё, используя все доступные методы.

– Она скажет да, – уверенно произнесла ведьма. – Ведь обряд находит истинную пару, соединяя тех, кто создан друг для друга.

«Интересно, кто тогда в нашем треугольнике лишний? – с издёвкой подумал принц. – Я, Данила или Нина? Да, думаю ей среди нас нет места. Чистой душе не нужно копаться в этой грязи, и жертвовать собой, дабы продлить чужую агонию. Так что, Алефтина, как бы ты не старалась нас сблизить, я позабочусь о том, чтобы мысль о любви никогда не возникла в этой маленькой головке».

Ему вспомнилась сегодняшняя ночь, как дурманящий аромат девушки сводил с ума, заставляя кровь всё быстрее и быстрее струиться по венам, ударяя, как крепкое вино, в голову.

Костя так хотел вкусить его, ощутить языком терпкий вкус, который источала испарина, выступившая на коже, но разум мешал. Он требовал отстраниться и уйти, бросить нежданное сокровище в пустой комнате.

«Нет! – в ответ завопил в нём вожак, желая впиться клыками в нежный загривок, чуть выше тёмной родинки, дабы навсегда смешать оба запаха, чтобы каждый знал, кому она принадлежит. – Моя!!»

«Задумывались ли родители об этом, когда селили нас вместе? – юноша с силой вжался бёдрами в мягкий живот, чувствуя, как давление в паху перерастает в боль, – догадывались, что могу не сдержаться или ждали этого?»

Костя видел, как в чреве Нины появляется огненный бутон и расправляет тонкие корни. Он тянул их по всему её телу, переплетаясь с кружевом вен и вонзаясь острыми шипами в хрупкие косточки. Цветок призывал принца к себе, желая наполниться жизнью и расцвести ярким золотом\

«Мой ребёнок», – эта мысль была почти ликующей, если бы не горечь расставания.

Он – король, а значит, всё, на что имеет право – лишь боль.

«Другую, ты можешь взять другую», – предложил голос, подкидывая образы знакомых девушек.

«Нет, – яростно рыкнул парень, уткнувшись носом в изгиб шеи. – Ни за что!»

Костя не мог представить кого-то другого на её месте, кого-то, кого бы так нестерпимо желал: – Это невозможно.

– Что? – затуманенные глаза обратились к нему, пытаясь понять смысл сказанных слов.

Нежный голос заставил мышцы живота сократиться, и брюки сдавили бёдра, превратившись в орудие пыток.

– Ничего, – губы в ответ впились в её рот, отметая все мысли, и язык властно вторгся во влажный жар, мягким кончиком пройдясь по нёбу.

«Забудь… Хоть на этот раз!»

Нина так яростно откликалась на каждое прикосновение, путаясь пальцами в чёрных волосах, что заставляла желать большего, того, что может подарить её разгорячённое тело.

– Нет! – глухо рыкнул он в ответ, когда ладони потянули пряди в сторону, отрывая выступающие клыки от нежной кожи. – Я же сказал…

Тело напряглось, когда взгляд обжёгся о горячую зелень, и болезненно заныло в попытке сдержать себя.

Его влекло к ней так сильно, что противостоять этому было на грани физической боли.

Приходилось корёжить себя, разрываясь между диким желанием и голосом разума, который боялся отдаться на волю чёрной бездне, что взирала на него из-под прикрытых век, обещая блаженство.

«Ну же, – читалось в её очах, и образы переплетающихся тел будоражили кровь, превращая её в опасный водоворот, который затягивал ненужные мысли на глубину, оставляя на поверхности лишь неукротимую страсть, – не бойся, только протяни руку».

И принц хотел это сделать. Боже, как же он мечтал об этом! Вонзить когти в гибкую спину, осыпая укусами каждый кусочек нежной кожи, впиваясь поцелуями в податливые губы, что сами раскрывались, моля о близости.

Костя жаждал поглотить её всю, без остатка, но не смог.

«Обряд!», – эта мысль выстрелила в последнюю секунду, когда юноша решил попрать приличия и напасть на неё. Она контрольным пронзила замутнённое сознание, срывая пелену, и пальцы разжались, отпуская жертву на волю.

Все так ждут, когда в её чреве прорастёт его семя, что готовы поступиться моральными принципами, но он не такой.

Приговорить девушку к смерти в угоду своим желаниям, даже для него было слишком.

Тело метнулось в сторону, подальше от Нины, и взор виновато скользнул по нахмуренному лицу, наблюдая за тем, как необузданное желание разрушает её рассудок, взывая к вожаку насыщенным запахом.

– Нет, – повторил парень, с силой стискивая зубы, ощущая, как кровь струится вниз из пропоротого языка, оставляя после себя солоноватый привкус.

Пара секунд и он зарастёт, но этого мгновения достаточно, чтобы прийти в себя и навсегда отделить её от него.

«Я слишком хочу тебя, чтобы думать о твоей безопасности, – ладонь сжалась на дверной ручке и потянула на себя, – а ты не в силах совладать с моей страстью».

«Уходи! – завопил внутренний голос, когда Костя обернулся, чтобы в последний раз коснуться взглядом искрящихся изумрудов, навсегда запечатлев в свой душе пламенный образ, жаждущий его. – Убегай!»

Больше это не повторится. Он постарается сделать всё возможное, чтобы пламя, горящее в очах, потухло навсегда, не оставит даже искры для надежды на будущее.

Задумчиво наблюдая за людьми, которые в отсутствие главы начали обсуждать поставку продовольствия на следующий месяц, принц жадно прижался носом к запястью, вдыхая слабый аромат, что тянулся за ним.

Он так старался избавиться от него этой ночью, что превратил одежду в груду лохмотьев, когда пытался стащить её с себя.

– Убирайся! Вон! Вон! – яростно рычал юноша, разрывая на лоскутки крепкую ткань,

впиваясь когтями в кожу, когда не осталось ничего, что могло бы источать этот запах.

Но тот всё не исчезал, продолжая преследовать его, куда бы принц ни побежал, окутывая невидимым коконом, лишь усиливаясь от крови, которая бордовыми линиями раскрашивала плоский живот, устремляясь по длинным ногам вниз, чтобы коснувшись снега, расцвести на нём алыми розами.

«Это не возможно!» – убеждал он себя, отказываясь признавать догадку, что давно всплыла в его сознании:

– Нет! – отчаянный вопль превратился в тоскливый вой, наполненный бессильной злобой, – только не это.

Ему потребовалось слишком много времени, чтобы понять простую истину, в которую так не хотелось верить, потому что тогда причиной его безумия становилась не Нина, а он сам.

«Ненавижу!» – боль вырвалась из груди вместе с кровью, заполняя собой белоснежное пространство, ударяя о высокие скалы душераздирающим криком.

Предположение пугало, но отрицать дальше было бессмысленно. Ведь чем сильнее принц думал о ней, тем насыщенней становился аромат.

И он не мог его покинуть потому, что мысль о Нине прочно въелась в его сознание, потому… что так пахла не она, а его собственное желание.

«Глупость, – Костя на секунду прикрыл глаза, пытаясь отстраниться от воспоминаний, боясь признаться самому себе в том, что чувства, навязанные кем-то, могут быть не чьими-то, а его собственными, – да быть того не может!»

«Разве, – он топтался вокруг мысли, осторожно обходя её, пытаясь найти брешь куда ударить, чтобы разбить вдребезги. – Нельзя же влюбиться за один чёртов день?»

Но сердце отзывалось приятной болью в ответ, воскрешая то, что так хотелось забыть.

Ведь каждый раз, когда его пальцы касались разгорячённой кожи, оно откликалось учащённым биением, наполняясь восторженностью от вида бездонной зелени.

Нина была для него чужой планетой, опасной и непознанной, и ему впервые захотелось изведать её и завоевать.

«Если не возьму себя в руки – мы погибнем», – одёрнул себя юноша.

Сейчас всё зависело от него, от сильной воли, что держала их на расстоянии, корёжа сознание

«Я спас тебя, соединив наши жизни, но спать, в угоду другим, не буду. И даже, если захочу сам, не посмею коснуться».

В отличие от матери, которая тешила себя надеждой, Костя не питал иллюзий на счёт богини, надеясь, что та смилостивиться над родом и оставит суженую в живых.

Ну да, как же, эта гадина любила кровь похлеще вампира, так что от неё явно не стоит ждать пощады.

Поэтому, не всё ли равно, за сколько жизней ему теперь брать ответственность, и как много проблем повлечёт за собой его решение.

Он снова был один против всех, и сейчас даже брат представляет для него опасность.

Внезапно зал собраний и громкий гул голосов исчезли, явив взору зияющую тьму, которая призывно распахнула объятья, приглашая к себе.

Сердце на миг замерло, заглядывая в глубину в поисках кого-то, и, наполнившись вязкой пустотой, с неохотой вернулось обратно.

«Что-то случилось», – пронеслось в голове принца и ошеломлённый взгляд устремился к людям в надежде понять, что происходит. Отчего в лёгких оказалось так мало воздуха, и грудь сдавила щемящая боль.

Он видел, как спорит Николай с Елисеем, как загадочно взирает на него Алефтина, слегка покачивая своим посохом.

Влево – вправо, влево – вправо… колокольчики метались из стороны в сторону, не издавая ни звука, лишь поблескивая серебряными язычками, которые то и дело ударялись о металлическую стенку.

Принц так хотел бросить всё и сбежать, рвануть к одинокому дому, но силой воли пригвоздил себя к полу, не давая ноге сделать и шагу.

«Ты ничем не поможешь, – увещевал разум, – то, что должно было произойти – случилось, и теперь остаётся лишь ждать, когда всё закончится».

«Ждать», – он ненавидел это слово ещё с детства, с того момента, как родители бросили его в пещере, обещая вернуться.

Но что оно дало взамен? Лишь ощущение бессилия, когда видишь, как надежда превращается в прах, и одиночество заползает в душу.

– Ну что там? – облизнув пересохшие от волнения губы, поинтересовался он у подошедшего отца.

– Совещаются.

– Зачем? – усмехнулся Костя. – Всё итак ясно.

Его звонкий молодой голос эхом разнёсся по залу, отражаясь от стен. Старейшины подняли головы и посмотрели на юношу.

Их взгляды встретились, но он уже не чувствовал ярость и презрение, как было вначале, лишь усталость от собственного бессилия… снова.

– Да, ты прав, – впервые поддержал его Елисей. – Мы не можем помешать ни тебе, ни ей. Она останется в деревне, но должны будут соблюдены все правила.

– Да, конечно, – быстро ответил юноша, боясь, что они передумают, что возникнет очередная проблема, и старики снова бросятся в долгие разговоры.

– Тогда собрание закрыто.

– Благодарю, – искренне произнёс Константин, рывком спрыгнув с подоконника и торопливо скользнув на улицу.

«Как же сложно», – принца пугало возвращение, но остановить поток мыслей было уже невозможно, как и понять то, где собственные чувства смешиваются с желаниями обряда. Оставалось лишь сильнее сжимать кулаки, вонзая отросшие когти в мягкие ладони, отрезвляя рассудок физической болью. Но даже она не могла сравниться с тем, что творилось в его душе.

Он чувствовал, как вожак внутри него рвётся к свободе, но цепи уже пригвоздили свободное создание к полу, не давая шелохнуться.

«Она не твоя, – шептал он снова и снова, выжигая это в своём сознании. – Её мир там». Взгляд тоскливо рванул к верхушке горы, зная, что далеко отсюда кипит совсем другая жизнь. Не лучше или хуже, просто иная… и нельзя её вырвать оттуда.

«Можно», – взвыл волк, вгрызаясь в металлические звенья.

«Нет, нельзя, – Костя на миг прикрыл глаза, медленно втягивая в себя холодный воздух, ощущая, как тот нежно скользит внутрь, – нельзя».

У них просто нет выбора, ни у кого.

Его близость убьёт её, его любовь погубит её. Разве может быть что-нибудь хуже?

Ещё до того момента, как нога парня коснулась порога, принц знал, что скорее сдохнет сам, чем даст Нину в обиду.

Распахнув дверь, он ворвался внутрь вместе с холодным ветром.

– Где она? – его взгляд впился в лица родных, которые не меньше парня были поражены переменами, отразившимися на беспристрастном лице.

– Болеет, – произнесла Натали, слегка попятившись назад.

Жёлтые глаза в ответ сверкнули из-под чёрной чёлки, полыхнув гневом.

– Ты же знаешь папу, он никогда не откажется от возможности припахать кого-нибудь.

– Она не кто-нибудь! – давление усилилось, тяжёлой плитой опустившись на всех. Впервые принц использовал силу на своей семье, не зная, что предпринять, куда выпустить душившую его ярость.

«Боже, что я творю!» – кулаки сильнее сжались, и на пол скользнула алая капля.

– Она… – Костя не мог закончить фразу, борясь с собой, запрещая знать и в тоже время не в силах отказать себе в этом.

– Наверху, спит в твоей комнате.

– Хорошо, – произнёс парень и развернулся.

– Ты уходишь?

– Да, – бросил он. Его упорство иссякало, и мышцы, натянувшись до предела, готовы были порваться, опустив грузное тело на землю.

«Не здесь, – принц замер на крыльце, не зная, что делать, борясь с желанием послать всё к чертям и вернуться, лечь рядом с ней и смотреть, как солнечные блики пробираются сквозь узорчатую тюль и играют на юном лице, – не сейчас».

До тонкого слуха донеслось движение на втором этаже и тело замерло, боясь, что шторка шевельнётся, и взор Нины коснётся его.

– Хватит, – рыкнув на скулившего внутри волка, юноша направился в лес, как и прошлой ночью.

Бегство не в его стиле. Он привык встречать врагов лицом к лицу, отвечая холодным расчётом на чужую ярость. Но что делать, когда противник собственное сердце?

Быть может, отступление в этом случае действительно лучшее решение?

Он шёл в своё убежище, медленно ступая по пушистому ковру, наслаждаясь холодными порывами ветра.

Когда-то давно это был заброшенный сарай, в котором любили играть маленькие дети, оборачиваясь в ветхих стенах и пробуя их прочность своими лапами.

Но старшие, прознав о нём, с должной наглостью вытеснили малышей оттуда, запретив появляться на их территории.

Кто знает, что больше повлияло тогда на юное поколение, обещание жуткой кары или веление вожака, чьи золотые глаза строго взирали на детей.

Но больше никто не приходил к ним, вычеркнув воспоминание об этом месте из общей памяти.

Старшие починили крышу, отремонтировали внутреннее помещение, постепенно превращая сарай в удобное убежище, куда сбегали раз за разом, когда становилось невмоготу и древние традиции придавливали к земле.

Но старейшины знали об этих попытках, и натягивали поводок каждый раз, когда боялись, что молодые отпрыски вырвутся на свободу.

Отряхнувшись от снега, Костя прошёл внутрь маленькой комнаты, которая заменяла им гардеробную и была лишена окон. В ней уже сидел Артём, распивая очередную чашку чая. Это был единственный из Таганиных, кому принц был рад всегда.

Около десяти чайных пакетиков, сваленных в соседнюю кружку, представляли собой жалкое зрелище. Явно не только время поизмывалось над ними, но и тот, кто, запустив руку в коробочку, задумчиво взирал на очередную жертву.

– Которая чашка? – вместо приветствия произнёс принц, усаживаясь рядом.

– Не считал – буркнул юноша, поднимая глаза. Тёмные круги под ними выдавали не одну бессонную ночь.

– Что опять?

– Да деда… Чтоб его черти драли! – ложка со звоном упала на стол, толкнув сахарницу вбок. – Достал уже! Весь мозг проел твоей девушкой, – голос Тёмы хрипел, выдавливая слова через силу. – И Лидия… Ну скажи, какого хрена ты ей понадобился? Сложно было влюбиться в другого парня? Нет, блин, ты!

– Сбежал сюда?

– Какой догадливый, – тот горько усмехнулся. – Буду жить здесь.

Костя удивлённо посмотрел на друга, пытаясь понять, всерьёз тот говорит или очередной трёп.

– Шучу, конечно. Они меня нашли в городе, так что не думаю, что это место спасёт от приставучих старикашек. Хотя мысль приятная. Заберём вот твой диван и заляжем.

– Не принесём.

– А, ну да, – хлопнув себя по лбу, Артём рассмеялся. – Забыл. Ты же у нас, как бы женат.

Принц еле сдержался, чтобы не ударить друга: – Знаешь…

– Знаю, – ответил тот. – Вы меня пип, и дальше пип, только это тебе не поможет. Рано или поздно всё равно дожмут.

– Не факт.

– Ага, посмотрю, как ты будешь отпираться, когда угрозы Орловым станут явью, – юноша с каким-то злорадством взглянул на Константина. – Не представляешь, как я рад, что Лидия не с тобой.

– От чего?

– Ну, она же всё-таки сестра. А ты, друг мой, редкостная сволочь. Так что твою подругу мне жаль, а тебя нисколечко. Понял, нисколечко.

Принц медленно вдохнул, и ноздри встрепенулись, улавливая слабый аромат коньяка, идущий от чашки.

«Опять».

Хотя это не шло ни в какое сравнение с той попойкой, что они устроили, когда погиб Стас. Тогда, кажется, у всех слетели тормоза, и ребята пытались отвлечься, как могли, заливая горе алкоголем и глуша боль кровавой местью.

– Смотрю, ты все наши запасы за один раз использовал.

– Ты что? – тот удивлённо захлопал рыжими ресницами. – Я только один разочек, для успокоения. Пришёл сюда, тебя нет. Все на этом долбаном собрании. Представил, как ты с моим дедом опять собачишься, так грустно стало. Вот выпил и задумался, кто из вас в конце будет ноги другому лизать.

– Никто, – принц улыбнулся. И хотя дивана у них не было, мягкие маты, покрывающие пол в тренировочном зале, удачно заменяли его, спасая от надоедливых родственников и давая отдых после тяжёлых битв.

Подставив другу плечо, Костя помог юноше подняться:

– Пошли, алкаш, проспишься.

– Я трезв.

– Вижу, но спать всё же придётся, – аккуратно сгрузив друга на пол. Он прилёг рядом, положив руку под голову. – Может и мне сюда переехать, а то сопьёшься.

– Неё. У тебя там дева. Скучно ей будет.

– Она болеет.

– Болеет? Ох, ё, – Артём заржал, изредка похрюкивая. – Представляю. Передай мои искренние соболезнования. Прости, конечно, но Валентина со своей лечебностью кого хочешь достанет.

– Понимаю.

Костя вспомнил недельный карантин, когда Валя объявила эпидемию и заперла в доме семерых детей, дабы обезопасить остальных жителей от гнусной болезни. Тёме тогда не повезло оказаться среди них. Ребята думали, что весело проведут время, развлекаясь в комнате принца, но на деле оказалось всё совсем иначе. И семь дней превратились в мучительное ожидание выздоровления, наполнившись вместо радости невыносимой скукой.

Вспомнив те события, принц рассмеялся. Сейчас думать о прошлом было приятно, ведь тогда их четвёрка была ещё вместе.

– Что думаешь делать? Ведьма от тебя не отстанет. Сам понимаешь, твой сын залог процветания рода. Если откажешься, найдут способ принудить тебя к этому, – говоря это, Артём немигающим взором следил за Костей, отметив, как напрягся подбородок и дёрнулся кадык при этих словах, – ведь в наше время не обязательно прямое участие для зачатия.

– Ты как себе это представляешь? – серебро в ответ полыхнуло яростью.

– Не кипятись. Сам прекрасно знаешь, на что способна Алефтина. Забыл что ли случай с Ритой? – процедил Тёма, неохотно разжёвывая очевидные вещи своему другу, который, видимо, позабыл недавнюю трагедию. – Её насильно потащили на обряд из-за беременности, чтобы найти мужа. А ведь Арон всего лишь на спор решил принять в нём участие. И что получили в итоге? Один отец, две матери, причём одна из них до сих пор не в своём уме.

Костя моргнул, серые и тяжёлые, как гранит, глаза готовы были превратить друга в камень, но он смолчал, лишь обратившись взглядом к потолку, полируя его от угла к углу. Снова принц оказался застёгнутым на все пуговицы, таким безучастным, что был подобен мраморной статуи.

Прищурившись, Тёма изучал профиль друга, не нарушая повисшего молчания. Он, как никто, знал о лечебном действии времени, правда… оно лишь заживляло раны, но никогда полностью их не исцеляло. Некоторые, как у него, продолжали гнить под кожей, напоминая о себе тупой болью.

Артёму с детства вдалбливали то, что дружить с принцем нельзя, что единственное, что необходимо от него, это повиновение. Принц то, принц это. Порой ему казалось, что ненавидит мальчишку, который был младше него на целых три года. Но разница в возрасте быстро стиралась, как только тот открывал рот, вступая в очередную полемику с его дедом.

Юноша не знал, что именно сблизило их, отвращение к традициям или общая ненависть к главе, который пытался задавить всех в поселении, включая собственного внука. Ведь он единственный, кто до сих пор бился с правилами и был не похож внешне на гордую чету.

Рыжие волосы, да простые черты, которым было далеко до изящных, плавных линий, и конопушки по всему телу. Мальчик больше смахивал на крестьянского ребёнка, а не на потомка аристократического рода. Может, поэтому любимицей его деда была Лидия? Златовласка всё же лучше подходила на эту роль.

Взгляд Артёма наполнился сочувствием:

– Поэтому и спрашиваю, что собираешься делать, бестолочь? – рука коснулась чёрных волос и взлохматила их лёгким движением, ощутив приятную нежность шелковистых прядей.

– Честно? – Костя повернулся на бок и посмотрел другу в глаза, испуская странный гипнотизирующей свет, что появлялся у серебра каждый раз, когда жаркое пламя окутывало его.

– А как ещё?

– Могу соврать.

– Это ты моего деда лапшой украшай, а я к такой косметике не привык.

– Убрать отсюда Нину надо.

– Ну, ты даёшь, это как? Ведь обряд тебя к ней привязал.

– Не меня одного, – Костя нахмурился, решая, как много стоит знать другу, вспоминая те моменты, когда рыжеволосый парень спасал его от нахлобучек главы… и сдался под напором пронзительных ореховых глаз.

И как только рассказ полился из уст, повествуя о произошедшем, вмиг с лица Тёмы исчезло сонное выражение и вопросы, как из рога изобилия, посыпались на друга.

Казалось, тот хочет знать всё, буквально каждую секунду того злополучного дня, что перевернул жизнь принца.

Снова и снова он заставлял копаться в прошлом, да вспоминать брошенные вскользь фразы и выуживать спрятанные эмоции. Артём изучал клубок с дотошностью археолога, слой за слоем снимая грязь со старых былин.

– Знаешь, – наконец нарушил он молчание, которое наступило сразу после исповеди принца, – если по-хорошему, то нужно потолковать с Алефтиной. Она об обряде лучше всех знает, может, что и подскажет.

– Потолковать, конечно, надо, – согласился юноша. – Но подсказывать ведьма не будет. Старуха хочет свести меня с ней, и уверена в том, что получится.

– А ты, стало быть, уверен в обратном?

– Да. У меня просто нет выбора. Я не верю, что из этого может выйти что-то хорошее. Сам посуди, между мной и Данилой посадили самое опасное в мире существо – женщину.

– Помню. В детстве любил мифы, пока дед плешь не проел нашими. Как её звали… Елена Троянская, кажется. Говорят, прекрасная была дева. А наша-то как? Хоть красивая? Обидно было бы за образину воевать.

– Обычная, – Косте вспомнилось её лицо. – Глаза у неё колдовские.

– Глаза это хорошо, – Тёма зевнул. – Они зеркало души, значит много интересного прочитать можно.

– Ага, – принц сверкнул жестоким оскалом, которым иногда пугал зарвавшихся детишек. – Прям сказки на ночь.

Брови иронично приподнялись, и безмолвие снова воцарилось между ними. Но друг не спешил прерывать его и мирно посапывал, бросив парня наедине со своими мыслями.

Идея разговора с Алефтиной Константину нравилась. Да, Тёма был прав, что нужно поговорить с ведьмой, но как это сделать, не выдав при этом своих истинных намерений?

Ведьма не была дурой и прекрасно разбиралась в помыслах людей, так что поход к ней для принца был равносилен добровольной экспертизе на детекторе лжи.

Нина Самохина

– Не умирай! – кричал кто-то, пробиваясь через боль, что терзала сознание. – Пожалуйста. Не надо.

«Что? Кто это?»

Сознание шныряло по памяти, пытаясь собрать осколки воедино, но ничего не выходило. В голове пылало пламя, пируя на останках моего прошлого.

«Как же больно! Почему так?»

Хотелось кричать, молить о пощаде, но губы прилипли друг к другу, и жёсткая корка, словно липкий скотч, тянулась от них к носу, мешая дышать.

– Нина?! – незнакомый голос прорвался сквозь муки, прохладными слезами падая на тлеющее тело, пытаясь этими крохами затушить разбушевавшийся огонь.

«Прости», – я так желала открыть глаза, чтобы взглянуть на того, кто стискивал меня в крепких объятьях, громко стеная. Но пламя поглотило всё, превратив мягкую оболочку в чёрный саркофаг.

Лишь сердце выжило в этой борьбе, содрогаясь от боли, и отсчитывая последние мгновения жизни.

Тудум, тудум, тудум… пело оно, постепенно затухая, как искра, брошенная в жертву ветру, и мой не пожелал раздуть её снова, а приноровившись,холодным дуновением затушил слабое пламя.

Но в последний момент, когда сознание ещё пыталось уцепиться за ощущение пальцев, что нежно гладили по руке, странный терпкий запах проник в нос, пробиваясь через смрад мёртвых тел.

Он был знаком мне, но в тоже время чужд, и потому требовательно взывал из забытья к памяти, словно друг детства, который почему-то оказался потерян среди моих воспоминаний.

«Вспомни, – пронеслось в голове, – ну же».

«Ты, – я напряглась, наблюдая, как начала светлеть тьма перед глазами, будто солнце на моём горизонте, являя свои лучи миру. – Кто ты?»

Я желала знать ответ на этот вопрос, и потому отчаянно вглядывалась в голубое небо, возникшее передо мной, и в огромные кедры, что подпирали его своими верхушками.

«Сон? – взгляд удивлённо устремился к маленькой церквушке, из приоткрытой двери которой вился аромат ладана. – Или нет? Разве, когда спишь, ощущения могут быть настолько живыми?»

«А может прошлое? – произнёс голос внутри, – что не наступило».

Раздался треск за спиной, словно кто-то ворочал могучие деревья, и я обернулась, не чувствуя страха или того, что могло бы меня отшатнуть от огромного чёрного волка, что появился на утёсе.

Он был настолько огромен, что мог с лёгкостью закусить слоном, не особо утруждаясь в разделке мяса. Ведь клыки, которые выглядывали из пасти, были с мою ладонь.

Животное припало к земле, слегка оскалившись, демонстрируя розовый язык, который скользнул по морде.

«Как большая собака»,– пронеслось в голове, и стопы сами направились к нему по хвое, что мягким ковром устилала тропу.

Хвост слегка приподнялся и вильнул в сторону, а во взгляде золотых глаз промелькнули озорные огоньки.

«Кто ты?» – снова повторила я, чувствуя, что сердце искало именно его в этой глуши, мысленно взывая к существу, но не называя того по имени.

– Хочешь поиграть? – губы сам складывались в слова, моим голосом выкрикивая их животному.– Давай! – и лукавая улыбка расползлась на лице, приглашая волка.

А когда тот вскочил, радостно рыкнув, моё тело рванула в лес, следуя по тропе, что петляла меж толстых стволов, то теряясь среди поваленных кедров, то взбираясь на высокие холмы.

Каждый раз их моей груди исторгался смех, когда до ушей доносился грохот. Могучему животному явно было неудобно в столь узком пространстве, и потому он крушил всё, что мешало передвигаться, разнося в щепки гниющие поленья и с треском ломая ветви, которые пытались его задержать.

– Поймал! – внезапно раздалось сзади, ошеломляя человеческой речью, и сильные руки резко потянули назад, привлекая к груди.

Пряди волос, всё ещё повинуясь движению, взметнулись вперёд, смешиваясь с чёрными волосами. Тьма на коричневой земле, такая тёплая и обволакивающая, как и он.

– Нина, – голос настойчиво взывал ко мне снова и снова, вырвав из забытья своими интонациями, и холодной ладонью, что легла на лоб, ласково скользнув по коже.

– Просыпайся, засоня, – тихий шёпот прозвучал в ухе, и тягучий смолистый аромат скользнул в нос, оседая там терпкостью.

«Не уходи», – рука потянулась вперёд, хватая плотную ткань, боясь, что незнакомец снова уйдёт, и запах растворится в пространстве.

– Ты, – распахнув глаза, я осеклась, потрясённо взирая на Данилу, который был удивлён не меньше меня.

Рука сразу разжалась, и ноздри затрепетали, втягивая воздух, пытаясь уловить среди чужих ароматов тот самый, что заставил пробудиться и вскочить, который был так знаком и так …чужд.

Но ничего не было, то дуновение оказалось призраком из воспоминаний, чужим одиночеством, которое тёмным пятном легло на сердце.

Если оно не моё, тогда чьё же? Почему так плохо от того, что не могут почувствовать его вновь?

– Прости.

– Ты как? – Валентина хлопотала рядом, совсем на замечая наши сконфуженные лица, задавая странные вопросы Катерине, что стояла у изголовья кровати, на которой находилась я.

– Не знаю, – взгляд прошёлся по комнате, в спешке восстанавливая события: завтрак, дрова, а что потом? – Как я?

– Тебя брат принёс, – малышка счастливо рассмеялась. – На руках, как невесту.

«Брат?» – на миг в душе шевельнулась надежда, но вопрос так и не был озвучен, потому что я знала ответ.

– Он так за тебя беспокоился, – не унималась та, – принёс в комнату, позвал маму, даже сам бегал за лекарством к Тоне

«Зачем ты это сделал?» – взор вперился в лазурное небо, обрамлённое чёрными ресницами, и в душе начала подниматься досада.

Я не хотела помощи, тем более от того, кто терпеть меня не может.

«Что за лицемерие?»

«Скажи лучше спасибо, – голос разума пытался воззвать к совести. – Он мог бы оставить тебя там».

«Так было б лучше».

Не знаю, откуда эта злость, но сейчас моё сердце растерзанно на множество кусков, и большая их часть была не здесь. Видимо они потерялись там, среди жара и горьковатого аромата.

«Ненавижу», – губы беззвучно сложились в страшное слово и небесную гладь позолотила рябь.

Тот аромат… Я не могу простить ему это наваждение. Понимаю, не его вина, что сон тому причиной, но душа так стонет, что хочется кого-то обвинить. Так почему не того, кто сам окутан этим чувством?

– Я думаю, всё в порядке, – взгляд рванул в сторону, избегая встречи с густой синевой. – Можете не волноваться.

– Врунишка, – Валентина коснулась моего лба рукой. – У тебя лихорадка. Так что будь добра и лежи в кровати, – уголки губ приподнялись в ласковой улыбке. – Я всё равно тебе не позволю выйти из комнаты.

Увидев понурый взгляд Кати и насмешку Данилы, я поняла, что в устах их матери – это приговор.

И за пару часов смогла убедиться, что дотошная бабушка с её мазями и лекарствами оказалась просто божьим одуванчиком, по сравнению с Валентиной.

Та, когда дело касалось здоровья, превращалась в жуткого параноика, реагируя на высокую температуру очень болезненно. Считая, что тридцать восемь – это не попытка организма справиться своими силами, а уже настоящая агония, и потому постоянно придумывала новые способы сбить её.

В ход шло всё, народные средства, какие-то лекарства, которыми Валентина хвалилась, сообщая, что это последняя разработка учёных, которая может поставить даже слона на ноги в считанные секунды. Может быть, ему это и помогло бы, но для меня все эти фирменные штучки с неизвестными названиями были бесполезны.

Не знаю, что тому была причиной, нетерпеливость женщины, которая считала, что лекарство должно действовать сразу же или не действовать вообще, или страшная помесь с наследием предков, которые горьковатым привкусом прожигали язык.

Ведь для Вали было невыносимо подождать хотя бы тридцать минут, и потому новые порции различных отваров постоянно проникала в мою глотку.

Её муж с нескрываемым сочувствием бросал на меня взгляды, видимо, прекрасно зная, на что способна его благонравная.

«По крайней мере, я знаю, от чего умру», – не скажу, что эта мысль утешала, но когда лежишь на кровати в полной изоляции от внешнего мира, и единственный собеседник – это кружка очередного варева, то начинаешь смотреть на реальность весьма сурово, прикидывая, сколько пациентов погибло от рук такого сердобольного врача.

К обеду, благодаря Валентине, моё состояние только ухудшилось. Тело отказывалось подняться, реагируя на любое движение приступами тошноты и обмороками.

Решив, что причина в этом частое общение с Катей, которая, в перерывах между делами, забегала поболтать, женщина наложила мораторий на наше с ней общение.

– Она слишком подвижная и будет тебя провоцировать на действия, – аргументировала Валентина, объявив о постельном режиме.

Наши мольбы её не волновали. Видимо, строгость шла об руку с паранойей, и легче было винить действия дочери, чем слушать мои стенания о том, что очередная капсула ввергнет и без того слабый организм в ещё больший хаос.

А жаль, ведь малышка была единственным человеком, кто уделял мне внимание, и с кем было приятно общаться, но теперь меня лишили даже её.

Пытаясь чем-нибудь себя занять, я рассматривала узоры на потолке и думала о происходящем.

Даже не верилось, что несколько часов вместили в себя столько событий.

Ведь ещё вчера я была у себя дома и играла с Романом в очередную стрелялку, выводя его из себя своими ошибками, а теперь…

– Неужели город настолько далеко? – прошептала я, вспоминая свои блуждания по лесу. – Сколько километров можно пройти в таком состоянии? Пять, шесть? Или больше? Разве возможно настолько удалиться от него?

Мысли путались в голове, вызывая притуплённую боль, которая всегда появлялась каждый раз, когда вопрос не находил ответа. И болото из сомнений и страха начало медленно затягивать в себя, слепляя думы в вязкий комок, и не давая шанса выплыть среди бури эмоций.

В этот момент меня спасли чужие голоса. Они отвлекли сознание писклявыми интонациями, что резко контрастировали с промозглыми нотами, уже знакомыми мне.

«Данила», – с губ сорвался смешок и внутри опять шевельнулась злость за утренний обман.

Чувствую себя ёлочкой. Не могу убежать, чтобы спрятаться от опасного дровосека, который наматывает круги вокруг меня, приноравливаясь к стволу.

Эти хороводы так надоели! Ведь даже запреты не могут отдалить нас друг от друга, им не под силу спрятать меня от пронзительных глаз. Потому что, даже не видя его, я чувствую незримое присутствие, словно тот холод, что проник сквозь двери, оставил метку, которая временами жарко пылает.

– И где она живёт? – выпалила блондинка раздражённо. – У Кати?

– Не совсем, – неохотно произнёс парень, представляя, во что ему обойдётся сообщение о том, что та живёт с его братом.

– Тогда где? – уже напряглась Лидия, напряжённо теребя прядь пшеничных волос. – С тобой?

«Неужели?» – Светлана нахмурилась, перекинувшись взглядом с подругой. Они знали приверженность Константина к его территории, то, как трепетно он оберегал свою комнату, пуская туда лишь избранных.

Лидия всегда мечтала оказаться там, в святая святых парня, который так нравился ей, что готова была пойти на всё. Сколько раз она предлагала ему себя то лёгкими намёками, то бросаясь откровенными фразами, но дальше флирта дело не заходило.

Принц всегда шутил, забавляясь её привязанностью, лишь изредка позволяя ей чуть больше, чем остальным.

Когда он был в настроении, то мог приласкать, сводя с ума поцелуями–укусами,подводя к грани безумства. В тот момент, казалось, ещё мгновение и они продолжат в одной постели, но каждый раз всё обрывалось. Он смеялся над ней, над её чувствами, отмеривая всегда одинаково, не заходя дальше положенного, будто там, где-то внутри, у него были весы, что кричали «Стоп» из раза в раз, не давая ему увлечься.

– А кто это в окне?– удивлённо произнесла Миса, указывая куда-то пальцем.

Девушка обернулась, обращая свой взор на силуэт в окне, который вздрогнул от обильного внимания и нерешительно махнул рукой.

– Она живёт с ним?! – завопила Лидия, светлые глаза покрылись льдом, сквозь который сверкнул узкий зрачок. – Как вы такое допустили? Чтобы он жил с этой оборванкой. Он же принц!

Она не могла поверить в то, что кто-то чужой, даже чужеродный, прибывший только вчера, смог отобрать у неё самоё ценное.

«Да что эта мерзавка о себе возомнила?» – такое Лидия простить не могла и не хотела.

– Родители предложили сами, – Данила безразлично пожал плечами. – Да и какая разница. После свадьбы ведь всё равно окажутся вместе. Сама понимаешь, никто не в праве нарушать традиции.

– Это мы ещё посмотрим. Я никогда не поверю, что эта чукча станет его женой! – Лидия с ненавистью смотрела на соперницу, удивляясь слепоте Кости.

Ну как он мог позволить этому находиться рядом с собой? Такого просто не может быть. Потомок Ульвальда не может быть настолько слеп, и предпочесть какую-то неряху ей.

– Ты считаешь, что она достойна его?

– Мне плевать, – от его слов веяло стужей, она пронизывала девушек, и, казалось, завывала в ушах. – Главное, чтобы мне не мешались, – развернувшись, юноша направился к дому. – А ты уже порядком надоела.

– Да как так можно! – Лидия рассерженно пнула стоящее рядом дерево, чем вызвала удивлённые взгляды подруг. Ветки задрожали, и пушистые хлопья снега обрушились на голову, украшая её сверкающей короной.

– Оно того не стоит, – рассудительно произнесла Светлана, уже оценившая гостью по шкале привлекательности. Успокоившись тем, что та не дотягивает и до трёх, девушка расслабленно наблюдала за выходками подруги. – Просто поговори ещё раз с дедом.

– Так и сделаю, – Лидия улыбнулась, блеснув клыками.

Да, так и нужно сделать. Ведь дедушка ни за что не покинут свою любимицу. Он поможет, он всегда так делал.

Но сердце дрожало, не внимая словам, и это было странно, потому что малахольная девчонка не могла быть ей соперницей, её вид был неспособен на это. Так почему тогда так страшно? Почему ненависть окутывает сердце, когда взгляды пересекаются с той, кто всё ещё взирает на них со второго этажа.

– Поздравляю, ты нажила себе первых врагов! – Данила радостно хлопнул по моему плечу и, выглянув в окно, помахал девушкам, что стояли возле белой берёзы.

Я так старалась смотреть на белоснежный ствол, украшенный чёрными пятнами, что вновь и вновь натыкалась на яростный взор, который с ненавистью впивался в меня, будто поглощая каждую чёрточку.

– Я редко кому нравлюсь, – поднявшийся ветер растрепал золотые волосы, кидая пряди в лицо. – Красивая.

Даже отсюда можно видеть, насколько гармоничен её облик, как плавно скроены черты, ластясь друг к другу.

«Какое невинное личико. Наверное, много парней потеряли от него голову, – зависть ядовитой змеёй ужалила сердце.– Конечно, куклы нравятся всем».

– Этого у неё не отнимешь, – проворковал Данила, насмешливо вскинув брови. – Скажу тебе по секрету, она пассия брата. Одна из тех, кто хочет быть его девушкой.

– О, так место ещё вакантно? – не знаю, откуда хватило сил на сарказм. – И чего ей не хватило? Мозгов или умения?

Смех, вырвавшийся из груди парня, удивил меня:

– Не скаль зубки, боюсь, обломаешь о таких хищниц.

– А с чего ты волнуешься? Думаешь, что папочка отшлёпает за плохое отношение к гостье?

«Кажется, меня понесло», – хочется остановиться, самой себе закричать «Стоп!», но рот продолжал открываться и сыпать колкостями.

Раздался скрежет, словно камни елозили друг по другу, и белые зубы показались из под приподнятых губ:

– Хватит.

Его рука стремительно метнулась к шее, охватывая пальцами гортань:

– Ещё слово и я сломаю тебе челюсть, – он говорил спокойно, словно беседовал о погоде, но глаза были готовы заморозить меня.

«Давай, ну же», – мы смотрели друг на друга, не отводя взор, и от ощущения скрытой угрозы становилось так жутко, что хотелось закрыть глаза и спрятаться за ресницами, но такую слабость я не могла себе позволить.

«Ой, дура!» – взвыл разум и нырнул в потёмки, понимая, что пламя, которое разгорелось внутри, нельзя потушить простыми словами.

Меня так неодолимо влекло к этому человеку, что хотелось протянуть руку, но в тоже время что-то внутри не давало этого сделать, постоянно отталкивая, прогоняя, заставляя бросаться с ним в спор, как в омут, теряя голову, теряя себя.

– Так чего ждёшь? Или боишься? Раз так, то не бросайся словами. Хватит пугать!

– Так жаждешь боли?

В глазах разом помутнело, когда Данила сжал сильнее и судорожные вдохи сорвались с губ, пытаясь наполнить лёгкие кислородом. Я знала, что он мог переломить шею одним движением, если бы хотел, но парень всё медлил, желая мучить меня, давая сполна насладиться своей беспомощностью.

– Я тебя не боюсь, – прохрипела я, через силу выдавливая слова, ощущая, как ошейник из плоти затягивается всё туже.

Что это? Эти слова звучат так знакома, словно кто-то внутри говорит их вместе со мной, вызывая странное чувство дежавю.

– Врёшь, – его шёпот раздался рядом с ухом, и пряди задрожали от тёплого дуновения. – От тебя разит страхом.

Боль острым кинжалом пронзила голову, дробя сознание, окрашивая всё вокруг тьмой, и на миг знакомый аромат снова затрепетал рядом, невидимой дымкой скользнув в ноздри.

«Что происходит? – странные картинки шныряли в мыслях, пытаясь создать единый узор, но каждый раз пазл не подходил и всё ломалось, лишь очередной вспышкой озаряя вязкую тьму.

– Где я? – глаза распахнулись, желая встретиться с потемневшей лазурью, но вместо них в мои очи смотрело чистое золото, огненными всполохами опутывая вертикальные зрачки.

– Убью тебя, – боль обожгла щёку, когда длинный коготь прошёлся по ней, разрезая тонкую кожу.

– Где я? – пальцы сжали руку, пытаясь оторвать её от шеи, но даже мускул не дрогнул в ответ. – Отпусти.

«Где Данила?» – ладони вспотели, и сердце так бешено колотилось, как будто сейчас разорвётся, не выдержав потока крови, что хлынул в неё.

Тёмные пряди скользнули между нами, когда он наклонил голову и сморщил нос, словно я была мерзким насекомым, которое было держать противно.

«Что происходит?»

Ещё мгновение назад я была в светлой комнате на втором этаже, но сейчас вокруг полумрак, и запах плесени лезет в нос.

«Пусть лучше Данила», – страх расползался по телу, замораживая мышцы, превращая его в деревянного истукана, который от ужаса не мог пошевелиться, и оставалось лишь взирать в искрящийся янтарь, надеясь, что мучения не продлятся долго.

Но так не хочется умирать. Боже… легче сопротивляться человеку, чем впадать в ступор от того, что не можешь понять кто или что перед тобой.

– Умри! – дрожащее пламя выхватило из мрака огромные клыки, которые показались из распахнутой пасти.

– Нет! – собрав остатки силы, я дёрнула держащую меня руку, пытаясь врываться, отклоняясь в сторону от смрадного запаха, что шёл изо рта существа. – Не хочу!

Зубы лишь царапнули шею, но в следующий миг пальцы сжались на ней сильнее, и клыки вонзились в плечо, с силой продавливаясь в глубину.

– Нет! – боль была похожа на ожёг, она горячим пламенем распространялась по телу, дав ощутить, как под сильным давлением разрываются сухожилия и трещат кости.

«Боже, да он сожрёт меня живьём. Не хочу умирать! Нет, нет, нет!»

– Нина?!

Я вздрогнула от звука собственного имени и глаза распахнулись, стирая темноту. Но рядом, вместо чудовища оказался тот, к кому взывала, кого просила быть на его месте. Только теперь вместо сверкающей голубизны на меня взирал штормовой океан.

– Я… Я… – тело дрожало, как листок на осеннем ветру, и по спине скатывались холодные капли, впитываясь в мягкий пояс хлопковых штанов.

– Эй!

– Я… – свернувшись калачиком на кровати, я не могла заставить зубы перестать отбивать барабанную дробь. – Мне так больно, так больно.

Зубы вонзились в кулак, не давая закричать от страха. Ведь ощущения ещё жили, они не пропали вместе с пробуждением и там, где были клыки существа, всё ещё пылало. И потому я боялась, что если протяну руку, та окрасится в алый цвет.

– Успокойся, – руки парня обвили тело, поднимая с кровати. – Всё хорошо.

Они так сильно прижали к крепкой груди, что судороги пропали, затерявшись в жарких объятьях.

– Я, – приглушённый всхлип сорвался с губ, являясь лишь предвестником той истерики, что бурлила внутри, – так испугалась.

– Прости, – тиски сжались еще сильнее, и щека коснулась моего затылка.

Тудум-тудум-тудум. Я уткнулась ему в грудь, позволяя себе минутную слабость. Только сейчас. Ещё немножко. Потом мы снова будем ненавидеть друг друга, а сейчас просто отдохну.

– Всё из-за тебя. Ты постоянно меня пугаешь, – мой голос вместо того, чтобы звучать яростно, почему-то был похож на слабое ворчание.

– Знаю, прости.

– Никогда.

– Вижу, приходишь в себя.

– Испугался родителей? Поэтому… – я никак не могла подобрать слово, мягок, нежен, что именно? – Помог?

– Тебя прошлое ничему не учит, – грудь вздрогнула, и я услышала тихий смех. – Нет, временами бываю волонтёром.

– Значит, мне повезло, – я смотрела в окно, не желая покидать объятья. – Наверное, это хорошо.

Руки вздрогнули и стиснули сильнее, принося боль, но это было приятно. Она дарила защиту, убеждая в том, что не так то легко будет вырвать из крепких тисков:

– Может быть.

– Данила, – я вскинула голову, оказавшись настолько близко к его лицу, что смогла разглядеть, как линии в радужке то скрещиваются, образуя лепестки, то закручиваются тугой спиралью. И там, в глубине, был только лёгкий бриз, приглашающий к себе отдохнуть.

Голова парня дёрнулась, клюнув носом в щёку, и тут же зрачок разросся, стирая линии, пряча всё за тьмой.

– Мне пора, – Данила вскочил с кровати, выглядя ошеломлённым, и спешно направился к двери. Только перед тем, как закрыть её, бросил на прощание. – Лучше поспи, иначе мама вновь вольёт в тебя очередную гадость.

Данила Орлов

Было уже поздно, когда семья села ужинать, и Данила поразился тому, насколько усталой выглядит мать.

– Может присядешь? – участливо предложил юноша, одной рукой отодвигая стул, но женщина в ответ лишь отрицательно мотнула головой.

– Не волнуйся, я в порядке.

«А я волнуюсь, – подумал он, бросив искоса взгляд на отца. – Неужели ты не видишь, как она устала?»

Но тот, как всегда, был озабочен чем угодно, но только не собственной женой.Имя Елисей так часто проскальзывало в его словах, что зубы сводило от ненависти.

Зачем ему статус начальника отряда, если о собственной семье не в силах позаботиться? Всё, на что способен, это быть цепным псом у старейшин, принося в жертву всех.

Данила чувствовал, как внутри него закипает злость: на отца, на Нину, на всё то, что хоть как-то может угрожать его любимой матери. Она была центром его вселенной, единственным человеком, которого он любил и которому безгранично верил.

Сколько она пережила из-за него? А сколько ещё предстоит перенести, прежде чем он станет сильным настолько, что сможет защитить её.

«Моя семья – лишь ты».

Ни Николай, ни Натали, ни даже Костя не смогли бы её заменить. И он был готов пожертвовать всеми, только бы спасти эту единственную жизнь.

Услышав в очередной раз звон посуды, юноша не выдержал. Снова чьей-то тарелке не повезло и она не удачно приземлилась в раковину. А ведь его мать всегда была ловкой и аккуратной хозяйкой, и такое себе никогда не позволяла.

– А ну садись, – властно произнёс юноша, обращаясь к матери. Ладони сжали скользкие края салатницы и вытащили её из рук женщины. – Садись, отдохни. Что-нибудь будешь?

– Чай, – нерешительно прошептала Валентина. – Я сама.

– Нет, – Данила потянулся к чайнику. – На сегодня с тебя хватит. Я уберу, и посуду тоже сам помою. Можешь отдыхать.

– Спасибо, – лучезарная улыбка осветила усталое лицо. – Я тогда Нину проверю.

– Я там была, – вдруг произнесла Катерина. – Она спит.

– Я ж тебе запретила, – возмутилась мать. – А ты опять за своё? Катя, ну кто так делает? Ей же плохо, а если ты продолжишь к ней бегать, то Нина никогда не поправиться.

– Я соскучилась, – малышка вдруг покраснела и сникла, обиженным взором уткнувшись в пол. – Ей там скучно одной.

– Ей нужен покой, – поддержал жену Николай. – Это для её же блага.

«Все только о ней и говорят», – Данила с силой сжал чашку. Ему казалось, что эта девушка была единственной темой для разговора в их доме, да и во всей округе. Куда бы он ни шёл, её имя преследовало его, касаясь ушей призрачным отголоском далёких разговором.

Нина, Нина, Нина… За какие-то сутки она успела занять мысли всех жителей, вторгнувшись в их жизни.

Ненавидел ли он её? Может быть, ведь как иначе описать то чувство, что вспыхнуло в душе, когда он увидел умирающее тело, готовое покинуть бренный мир навсегда.

В тот миг Данила увидел себя в бледных чертах, вспомнив ужасные дни детства, когда одиночество было единственным спутником. И боль от ран, как и тоску, приходилось сносить, сжимая зубы, чтобы не завыть от мучений.

Потому захотел убить, дабы стереть воспоминание о своей слабости, но брат не позволил.

Как же, человек. Их нельзя даже трогать, только смотреть, стараясь, чтобы эти существа не заметили твой любопытный взор. Так неужели они настолько важны, что разделить с ними жизнь так почётно? Пожертвовать десятилетиями лишь для того, чтобы незнакомка открыла глаза и сделала вдох?

Он не понимал самоотверженность Кости, странных взглядов, что тот кидал на неё, и почему-то злился, когда изумрудная зелень скользила за братом вслед, не замечая его.

«Почему?» – этот вопрос возник в голове спонтанно, наполняя сердце противоречивыми чувствами.

Данила жаждал встречи. Его тянуло туда, где она, но каждый раз, когда они встречались, он слышал в ушах «Убей!». И тогда небосвод вспыхивал золотым свечением, а желание ворваться клыками в юную плоть, ощущая, как с последней каплей крови растворяется жизнь, сводило с ума.

«Не смей, – врывался в голову другой голос, когда ногти удлинялись, чтобы пронзить мягкую кожу. – Прошу!»

Он умолял, тихо стеная в глубине души, и Данила не знал, где среди этого находиться он сам, чего по-настоящему хочет.

Потерявшись в клубке чувств, юноша ощущал себя потерянным, как много лет назад, когда отправился жить в лес, чтобы принять личину волка и навсегда отринуть то, что делало его человеком.

Парень старался не думать о гостье, и потому сбегал, надеясь, что в поселении найдёт покой, но деревня уже судачила о девушке, и против его воли их слова достигали ушей, снова и снова приводя юношу в ярость.

– Дань, ты переборщил, – погружённый в свои мысли, парень не сразу услышал голос Натали.

Тарелка, которая стояла перед ним, была до краёв заполнена рисом. Такой порцией можно было бы накормить отца, но для сестры это было чересчур много.

– Стало быть, твоя диета сегодня закончится, – попытался перевести всё в шутку Данил

– Я не ем столько потому, что не хочу. А не из-за какой-то там диеты.

– Да знаю я, – извиняющимся тоном произнёс брат, лопаткой скинув часть еды обратно в кастрюлю. – Прости.

Он, конечно, мог проявить благосклонность, зная бережливость матери, и разделить порцию с сестрой, но сейчас быть благородным не хотелось. Не тогда, когда имя Нина слетало с уст его семьи чаще вдохов.

Они словно издевались над ним, чувствуя, как невыносимо слышать два слога, что вплетались в единственное имя, звучащее, как тревожный набат.

Никто не понимал, что больше всего на свете ему хотелось, чтобы девушка исчезла, навсегда убравшись из их мира.

Его пугало то смятение, что вызывала Нина своим присутствием, а не пересуды, что вились вокруг семьи. Даже реакция непоколебимого брата, который вмиг из сурового камня вдруг превратился в воск, казалась ему не столь важной.

Страх был за себя, ведь он монстр, часть варгов, и потому лишён души. Тогда почему чей-то взгляд заставляет трепетать сердце? Разве такое возможно с ним, с чудовищем?

Валентина вдруг нахмурилась и попыталась было встать, но руки Николая ловко обвились вокруг её талии и с силой удержали на месте.

– Пусть сам разбирается, – шепнул он ей в ухо.

– Но всё же пропадёт, он вечно забывает всё убрать.

– Не будет этого, – возмутился юноша в ответ. – И кстати, со слухом у меня проблем нет, так что можете перестать шептаться за спиной. Всегда это раздражало.

– Р-р-р, – передразнила его Катерина и тут же удостоилась яростного взгляда.

– Так, – попытался перевести разговор в другой русло Николай. – Кто знает, где Костя пропадает? Опять в лес смылся, что ли?

Мужчина вопросительно посмотрел на сына, ожидая ответа, но Данила лишь хмыкнул и повернулся к раковине.

Он и сам бы хотел знать, что за мысли бродят в голове братца, заставляя их отдаляться друг от друга, заронив пропасть там, где ещё недавно пролегала тропа.

– Так, где его носит? – не унимался отец.

– Он на складе, – еле слышно ответила за него Натали.

– Какой склад? – Николай непонимающе посмотрел на дочь, раздумывая.

«Значит, опять с Тёмой развлекается», – подумал Данил, ощутив лёгкий угол ревности.

Это здание было когда-то сельским складом для хранения продовольствия.

Но со временем, когда каждый житель деревни обзавёлся своим, оно пришло в запустение. И так бы сгнило, если бы не подрастающее поколение, которое облюбовало его в качестве своей базы, тем самым спася от печальной участи.

Сначала эта идея казалась им глупой. Какая база, если здание буквально разваливается на куски? Если крыша, не выдержав натиск снега, обвалилась, но лучшего варианта у них всё равно не было, а строить с нуля дом никто не хотел.

– Только отремонтировать, – убеждал их Костя, – И не нужно корпеть над книгами, изучая строительство.

– Как будто от этого станет легче, – хмурился Стас, уже сдавшись вожаку, и только по привычке продолжая протестовать.

Починка покосившихся бревенчатых стен и крыши, удаление грибка, который покрыл здание тёмными пятнами, покупка готовых брёвен и доставка их в поселение, всё это легло на хрупкие плечи детей. Они сутками пропадали в лесу, пытаясь превратить старое здание в место, где могли бы скрыться от навязчивых взрослых, которым не терпелось подарить им новые обязанности.

Ребята уставали до изнеможения, ведь ночное патрулирование никто не отменял, и нужно было продолжать заботиться о тех, кто днём швырял тебе в спину обидные слова, называя выродком и швалью.

Иногда Данила думал о том, зачем эти дополнительные проблемы? Не было печали, так нет же, придумали её себе, причём такую, которая выжимала из них последние соки. Но эта «стройка века», как в шутку называл её Тёма, сплотила их, подарив массу замечательных воспоминаний.

Когда дом был закончен, ребята устроили праздник с ночёвкой. Ему тогда было пятнадцать лет, и Валентина скептически отнеслась к тому, что четверо ребят проведут ночь за пределами деревни.

– В своём репертуаре, – пошутил Стас, увидев, как Артём достаёт из-за пазухи бутылку вина, видимо, украв из запасов деда. – Глава тебя убьёт.

– Не сдюжит, – самый старший из них временами баловался алкоголем, не в силах противостоять гнёту семьи, пытаясь хоть так сбежать от них, если уж телу грозило безликое существование подле Елисея.

– И то право, куда ему до тебя, – невысокий юноша с тёмными волосами и такими же тёмными глазами ласково улыбнулся, потрепав рыжую шевелюру друга. – Когда-нибудь мы все вырвемся отсюда, верно Костя?

Обычно серьёзное и даже мрачноватое лицо принца вдруг расцвело улыбкой, и в глазах цвета пепла заискрилось золото:

– Конечно, Стас. Ещё пара лет и никто не сможет нас остановить.

Но, как оказалось, у них не было и недели. Ведь всего через несколько дней Стас погиб, унеся в могилу веру в лучшее будущее, в то, что даже они смогут добиться счастья.

Самый весёлый из них, самый добрый, кому было всегда плевать, что говорили другие, вдруг превратился в груду мяса, которую с трудом смогли опознать.

Да и как тут разберёшь, если выедая внутренности, изменённые разрывали тела, украшая поселение гирляндами из кишок, оставляя после себя чьи-то ноги и руки.

Всё это походило на жуткий пазл, который нужно было собирать снова и снова, дабы сообщить очередной семьи о гибели родного человека.

Данила до последнего верил, что друг жив, мысленно взывая к нему, надеясь, что тот просто укрылся в лесу, спасая очередного ребёнка или прикрывая собой слабую старушку.

«Может он в госпитале?» – шевельнулась надежда, избегая взирать на разорванные тела, отчаянно убеждая себя в том, что с их четвёркой такое не могло случиться.

Кто угодно, но не они.

Но надежда, как всегда, рухнула, стоило лишь разглядеть странный предмет, прильнувший к стволу сосны. В тот момент вой против воли сорвался с губ, жалобный, похожий на скулёж раненного хищника, который не желал верить в гибель стаи.

– Что случилось? – Костя вмиг оказался рядом с братом, остекленевшим взором наблюдая за тем, как тот корябает когтями землю, алыми глазами устремляясь в никуда.

Кровь лилась не только из оторванной головы Стаса, но и из ран парня, но тот всё не унимался, не замечая, как камни разрезают кожу, когда ладонь погружается в землю.

– Мне не больно, – алые глаза были пусты. В них не было больше ни эмоций, ни жизни. – Не больно.

После этого они долго не ходили на склад, забросив всё, что когда-то связывало их, постараясь по отдельности пережить гибель друга, который невидимой нитью соединял всех.

Даниле тоже хотелось закрыться от всего, как сделал Тёма, который просто пропал с улиц деревни, и никто не знал, где он, или как Костя, который казался слишком холодным для того, чтобы волноваться о таких вещах, но не смог.

Бродя по складу в одиночестве, Данила всё время вспоминал Стаса, удивляясь тому, насколько сильно оказался привязан к этому человеку, который незаметно влился в его жизнь и стал таким необходимым.

Яркие образы воспоминаний причиняли боль. В них Стас был настолько реален, что казалось, протяни руку и коснёшься, а если задашь вопрос, то услышишь ответ.

«Неужели ты и вправду…» – эту истину не хотелось признавать, отчаянно желая утонуть в самообмане.

Но он был снова один, как и раньше, в этих стенах, в этом поселении, в этой жизни.

Не в силах бороться с прошлым, Данила напился, вскрыв кладовку с запасами Артёма, желая любым способом уйти от реальности. Напился так, что не смог идти домой, а язык едва ворочался, когда он шептал в телефон странные слова, пытаясь понять, что говорит Костя.

Принц нашёл его быстро, видимо, сразу смекнув, где умудрился налакаться его братишка, и устроил хорошенькую взбучку за то, что придётся пропустить вылазку из-за невменяемого родственника.

А Данила лишь смеялся в ответ на все казни, что обещал ему Костя, наслаждаясь клеткой, в которую себя загнал. Впервые ему была приятна его тюрьма.

Вскоре после этого они узнали, что Тёма уехал в город, оборвав все связи с семьёй. Сбежал, как говорил разозлённый Елисей.

– Надо же… – уголки губ едва двинулись вверх, и Костя продолжил. – Хоть кто-то смог.

«Неужели для того, чтобы набраться смелости покинуть деревню, требовалась смерть Стаса? – подумал Данила, печальным взором глядя на след шин, убегающий вдаль. – А сами мы неспособны чего-то добиться?»

Нельзя сказать, что они скучали по нему, братья восприняли его уход, как должное. Никто из них не звонил ему всё то время, что парень провёл в городе. Они сделали тоже, что и Артём, вычеркнули его из своей жизни, забыв обо всём. И лишь спустя год смогли найти силы сказать друг другу «привет».

– И что ему там делать? – Николай помрачнел.

– У Артёма опять проблемы, – сообщила Натали. – Кажется, он с дедом поссорился или что-то вроде того.

– И что с того? Они что там, жить будут? – густые брови отца сошлись на переносице. – Надеюсь, в этот раз они не подожгут дом главы.

– Костя уже большой мальчик, – вступилась Валентина, – не нам диктовать ему правила.

– Но это не значит, что они могут так развлекаться. Ты хоть понимаешь, какой пример ребята подают другим? Их принц мало того, что пьёт, так ещё и балагурит.

– Папа, – обиженно сказала Натали. – Это был единственный раз. Да и во всём Артём виноват. Помнишь, это он уговорил брата посоревноваться с ним, дабы развлечься. А Костя просто не смог перепить его.

– Ага, перепьёшь его, – рассмеялся Данила, вспоминая весёлую ночку, когда заставили большим костром полыхнуть сарай Елисея.

Быть может, именно Тёмыч сильнее всех ненавидел собственного деда, даже больше, чем Данила и Костя.

И если братья мечтали лишь убить главу, то Артём желал разрушить всё, к чему прикасались старческие руки.

Наконец все встали и, пожелав друг другу спокойной ночи, удалились, оставив Данилу наедине с посудой.

Он бросил взгляд на стол и вздохнул. На самом деле юноша спокойно относился к любой работе, кроме этой, потому что именно она заставляла мысли роем виться в голове, касаясь тех вещей, о которых категорически не хотелось думать.

Вот такая противная особенность была у мытья посуды.

Было сложно сказать, сколько прошло времени с того момента, как последняя тарелка оказалась в шкафу, но Данила всё ещё стоял у раковины, оперев руки на неё.

«Ответит или нет?» – палец быстро ткнул на вызов, словно боясь, что хозяин передумает, и гудки зазвучали в пустой кухне, монотонно повторяясь.

«Неужели Костя не хочет меня видеть?» – эта мысль пронзила его сердце острой болью.

Почему собственный брат избегает его? Разве мало они пережили?

Внезапно тревога охватила его и, рванув наверх, Данила распахнул дверь в комнату брата, догадываясь, что произойдёт.

Нина не спала, а сидела, обхватив колени руками и прижавшись к ним головой.

Её ночнушка задралась, обнажив маленькие детские стопы и хрупкие пальчики, что сжимались, пытаясь спрятаться в складках одеяла.

– Нина.

Лицо девушки вдруг исказилось от страха и парень понял, что если ничего не сделает, то она вновь закричит, перебудив весь дом.

Прыжком перемахнув через журнальный столик, он бросился к ней, зажав рот левой рукой, не давая воплю вырваться на свободу.

Толчок оказался столь мощным, что оба рухнули на кровать, и гостья оказалась зажата телом парня, который шептал ей на ухо различные слова, пытаясь пробиться сквозь пелену сознания:

– Это я, не бойся.

Его руки тисками сжимали её, ощущая тот жар, что источало тело, чувствуя, как зубы пытаются вонзиться в мягкую плоть ладони, дабы освободиться.

«Ну же, успокойся», – думал он, заметив невидящий взор, устремлённый сквозь него в бесконечную даль, туда, где водятся кошмары, что пробудили её от сна, не отпустив разум.

Юноша не помнил, как долго бормотал различные слова, надеясь, что, услышав его голос, Нина найдёт в себе силы вырваться из тьмы, что мягкая интонация успокоит разбушевавшееся сознание.

– Что случилось? – спросил он, когда девушка под ним наконец затихла и возмущённый взор вперился в его глаза.

В ответ до него донеслось глухое мычание.

«Надо же, она пыталась меня укусить», – насмешливо фыркнул парень, ощущая близость её губ и горячее дыхание.

– Хорошо, – сердце сладостно трепетало, отбивая в ушах барабанную дробь. – Я уберу руку, но прошу тебя, не ори. Я не хочу, чтобы ты всех разбудила.

Его пальцы осторожно отступили от лица, ожидая следующего крика, даже не надеясь на то, что рассудок вернулся в разгорячённое тело.

Подушечки нечаянно коснулись верхней губы, когда девушка дёрнула головой, пытаясь отстраниться, и огненное пламя вновь обожгло Данилу, скользнув по коже к сердцу.

– Он пытался убить меня.

– Кто?

– Не знаю, – лицо Нины скривилось, и тело вновь задрожало. Казалось, она снова закричит, не выдержав навалившегося ужаса, но девушка лишь на миг смолкла, беря себя в руки, – не знаю. Я видела только огромные кровавые глаза в темноте. Там, за стеклом

«Варг?! – Данила резко оглянулся, взглядом скользнув по окну. – Нет, всё закрыто. Да и не мог он сюда пробраться, я бы почувствовал его ещё на границе. И смрада здесь нет, а он вечный спутник этих существ. Так что вряд ли кто-то из них решил наведаться в гости».

– Прошу, – он склонился над ней, почти касаясь губами уха, ощущая, как трепещет её сердце в груди, и этот звук был созвучен с тем, что отдавался в его голове громким стуком.

«Что со мной? Почему я так волнуюсь?»

– Постарайся успокоиться, – Данила встал с кровати, стремясь сбежать от вопрошающего взора, от распластанного внизу тела, которое так и манило к себе своим жаром и мягкостью. – Никто тебя здесь не тронет.

– А ты? – Нина ухватилась за протянутую руку и, приподнявшись, села, потирая виски ладонями.

– Я разве тебя обижал?

– А как же вчерашнее? – её пальцы коснулись шеи, напоминая об остром желании сломать эту хрупкую кость, оборвав жизнь навсегда.

– Но не сделал же.

– Но хотел.

– Ты … – губы юноши скривились, и голос прозвучал угрожающим рыком, – бываешь невыносима. А я не люблю, когда меня провоцируют.

Она не ответила, лишь закусив губу, нахмурилась, не сводя немигающего взгляда с юноши, поглощая его им, растворяя в себе каждую мысль, что вспыхивала в его голове.

– Забавно, как кошмар меняет реальность, – нарушила наконец та тягостное молчание, – те, кого мы знаем, могут предстать в другом обличии.

– И что же ты увидела?

– Твои глаза, – прищурившись, девушка внимательно следила за ним, – были жёлтыми, как пламя свечи.

– А клыков не было? – юноша старался, чтобы голос продолжал звучать уверенно, хотя больше всего на свете ему хотелось сбежать из этой комнаты и спрятаться.

Теперь понятно, почему она закричала. Увидеть такое… Как неосмотрительно с его стороны. Ещё чуть-чуть и он мог бы предстать перед ней в весьма интересном обличье, поди потом объясни, что это всего лишь галлюцинация.

– Нет, – Нина обиженно поджала губы, – ты надо мной издеваешься?

– Так заметно?

– Да.

– Давай проясним кое-что. Надеюсь, одного раза тебе будет достаточно, чтобы понять. – Данила видел, как напрягся её подбородок и на шее стремительно забилась жилка. – Меня совсем не радует, что я единственный человек, который может тебе сейчас помочь. Мой брат расслабляется где-то и плевать хотел на тебя, а остальные спят, и будить их я не собираюсь, даже не проси. Так что придётся нам терпеть друг друга, пока тебе не станет лучше.

– Сама справлюсь.

– А то как же. И через сколько секунд ты завопишь снова? Бред при высокой температуре, знаешь ли, частое явление. А я не хочу, чтобы ты опять слюнявила мою руку. Можно, конечно, заклеить для надёжности твой рот скотчем, тогда, уверен, больше ни один звук не просочится. Ну что, такой вариант тебя устроит? Если не хочешь принимать мою помощь, решение только одно.

– Ты? – язвительно хмыкнула та. – Помогать? Ничего глупее не слышала. И как ты намереваешься это сделать?

– У тебя жар, – ладонь юноши легла на её лоб, вбирая тепло в себя, ощущая, как пламя вливается в тело, заставляя бурлить в венах кровь. – Мы собьём температуру, и ты ляжешь спать. И никакие существа больше не придут.

– Опять смеёшься?

– С чего бы? – ему было знакомо чувство, когда призрачное видение становится настолько реальным, что ты боишься его существования. – Когда тебе плохо, иллюзия может причинить боль, поэтому могу составить компанию до утра. Ведь тебе нужен тот, кто сможет разогнать твоих призраков.

Нина удивлённо посмотрела на него и уголки губ поползли вверх, одарив его улыбкой, той, что принадлежала только ему и никому другому.

– Ладно, мне пора, – Данила смутился и направился было к двери, но что-то задержало его, схватив за подол рубашки.

– Ты…

– Я тебя не брошу, – произнёс он, боясь обернуться. – Не волнуйся, я действительно скоро приду.

– Буду ждать,

Парень всё же не утерпел и бросил взгляд, в очередной раз восхитившись горящим взором, от которого трепетало сердце.

«Чёрт, когда же это закончится? Что со мной?»

Его начало раздражать то, что каждый раз, видя её, он замирал, будто теряя связь с реальностью.

– Я хочу попросить тебя об одном одолжении. Чтобы тебе не привиделось – не ори. Я рядом и смогу тебя защитить от любого кошмара, хорошо?

Она едва заметно кивнула и, облегчено выдохнув, Даня прикрыл дверь. Его трясло, но не от того жара, что распространялся по телу, не от негодования и злобы на брата, на семью, что покинула его, подставив так жестко. Нет. Он впервые осознал, насколько слаба была эта девушка, насколько сильно нуждалась в опеке, не смотря на собственную браваду.

Она не была такой, какими он привык видеть других полукровок, а больше напоминала озлобленного волчонка, который однажды попал в капкан охотника. Зверь так же стонал от боли, но продолжал рычать и кусаться, не подпуская к себе Данилу, огрызаясь каждый раз, когда тот протягивал руки.

Их жизни оказались настолько хрупкими, что переломить их можно было неловким движением, а это пугало до дрожи.

Щёлкнув выключателем, Данила прошёл на кухню, пытаясь вспомнить, где мать хранит лекарственные средства.

«Может гостиная?» – огромный шкаф привлекал внимание не только обилием книг, но и множеством ящиков, которые пересекались со стеклянными полками.

Юноша нерешительно замер возле него, и пальцы осторожно выдвинули нижний. Они туда редко лазили, так что там можно было найти всё, от прокладок до плитки завалявшегося шоколада.

Ещё один, третий, четвёртый. Данила старался не шуметь, возвращая ящики на место, внутренне сжимаясь каждый раз, когда слышал неприятный скрип.

Пятый. Наконец-то! Огромное количество разных лекарств заполняли всё пространство. Там были стеклянные бутылки, капсулы, пакетики трав и даже банка кофе.

Вот чего-чего, а ей тут явно не место.

От разнообразных коробок и названий пестрело в глазах, и юноша не знал, что дать девушке, чтобы помочь побороть наступившую болезнь.

«Возможно, в этом и моя вина. Я слишком сильно давил на неё в последнее время».

Стараясь вспомнить слова матери, да навязчивую рекламу, что часто прерывала собой просмотр фильмов, он крутил препараты в руках, пытаясь по внешнему облику определить их эффективность.

Серебристая коробка «Нурофена», которую юноша часто видел на экране, привлекла его внимание в последнюю очередь. Слишком неприметной она была среди других красок.

Срок годности ещё не закончился, оставалось лишь пара дней до того, как лекарство придёт в негодность.

Решив взять его, Даня одним движением задвинул ящик обратно и прислушался в наступившей тишине к шорохам, что на миг возникли наверху.

«Вроде всё тихо, – подумал он, осторожно поднимаясь по ступенькам, напрягая уши и превращая свои глаза в янтарные капли. – Все спят. Хорошо это или нет? Наверное, хорошо. Хоть кто-то будет в состоянии нянчиться с ней завтра, пока буду отсыпаться в своей комнате».

Юноша надеялся, что девушка уснула, и лекарство не понадобится, но, открыв дверь, увидел, что та так и не сменила положение тела:

– Я вернулся, как и обещал.

Нина никак не отреагировала в ответ, её взгляд был направлен в окно, словно оно было единственным, что интересовало её в этом мире.

«Неужто опять привиделось?» – юноша чувствовал страх, который исходил от девушки, наполняя комнату опасным напряжением.

– Ты как? – он подвинул кресло и сел рядом. Его пальцы потянулись к запястью и нежно прошлись подушечками по коже. Нина вздрогнула, приходя в себя. – Что с тобой?

– Я пыталась поспать, но, – она виновато посмотрела на него, – когда закрываю глаза, вижу его. Будто он никуда не уходил, и стоит мне заснуть, снова тут как тут. Поджидает, чтобы напасть.

– На, выпей, – вместо ответа парень протянул ей три капсулы бордового цвета.

«Раз подошёл срок годности, то действие наверняка ослабло. Значит, трёх будет достаточно. Надеюсь, столько поможет, иначе придётся скормить всю пачку, – размышлял Даня. – Правда, сомневаюсь, что она съест её добровольно. И как её запихивать буду, если брыкаться начнёт?»

– Что это?

– Стопроцентное счастье.

Нина хмыкнула и взяла протянутый стакан с водой:

– А чего три?

– Для надёжности, – не покривил душой парень. – Вдруг одна не подействует, тогда в запасе у нас ещё две.

– Спасибо.

– Пока не за что, – Данила откинулся назад, уперевшись в мягкую спинку. – Придётся подождать, пока не подействует.

– Как долго?

– Чего не знаю, того не знаю. Я редко болею, и эту гадость никогда не пью.

– Но твоя мама такая спец по лечению. Не думала, что ты никогда не бывал в её руках.

– Бывал, но всегда можно выплюнуть, – увидев, как ошарашенно распахнулись глаза девушки, парень в ответ рассмеялся, тут же прикрыв рот ладонью. – Так и знал, что ты не догадалась это сделать. Хотя, кто знает, может её лечение действительно спасло твою жизнь.

– Или окончательно угробило.

– Ещё есть время. А пока ты жива, крест на ней ставить рано.

– Вот как? Значит, ты из оптимистов… даже странно.

– Нет, я просто не хочу умирать. Так что каким-то таблеткам меня не сломить.

– А ты оказывается хитрый, – их глаза на мгновение встретились, а потом веки опустились, пряча под собой неведомый мир. Не давая увидеть, что скрыто за словами, которые последовали дальше. – И что любит такой, как ты? Мне интересно.

– Какая любопытная, – юноша посмотрел в окно, где полная луна показалась из-за облаков, единственный спутник его одиночества. Даже падающий снег, который большими хлопьями опускался на землю, не мог рассеять её сияние.– Мне нравится, как капли стучат по крыше.

Ресницы дрогнули и приподнялись, открывая тёмные глаза. Данила не смог понять, что отразилось в них в этот момент, они слишком быстро меняли цвет, превращаясь то в сияющие изумруды, то напоминали собой осенние листья, упавшие в траву и скрытые белёсой дымкой.

– Знаешь, когда идёт дождь, – продолжал он, всё дальше уходя сознанием во тьму ночи, видя верхушки гор, что временами серебрила луна, когда очередное облако исчезало с её пути. – Я мечтаю об урагане. Хотелось бы хоть раз увидеть его, почувствовать штормовой ветер, который вырывает деревья с корнем и сносит крыши. Говорят, это страшно красиво. И чтобы дождь, у нас это бывает редко, обязательно шёл стеной, превращая всё вокруг себя в серую мглу. Это уютно, когда в мире единственным звуком становится его шум.

«Мне даже плевать на то, если это будет град, который острыми стрелами пронзит всё вокруг, уничтожив эту деревню вместе со мной, – мысленно закончил Данила. – Только зачем я ей это говорю?»

– Тебе одиноко?

«Какая прозорливая», – её слова полоснули по нему ножом, не смертельно, но весьма неприятно:

– Одиноко? Мне? С чего бы это? У меня есть всё, что нужно, – выпалил юноша, но голос предательски дрогнул, лишив твёрдости слова.

– Больше похоже на самовнушение, – она всё смотрела на него, не отводя взор, в котором не было ничего, кроме пустоты. Казалось, сама девушка исчезла, и вместо неё перед ним возникло мистическое существо, пугая до дрожи той вечностью, что взирала на него из глубины.

«Она просто человек. Я в любой момент могу переломить ей шею, если захочу, если выведет из себя. Нет смысла бояться».

– Поэтому ты такой? – Нина всё не унималась и продолжала мучить его фразами, не понимая, какой болью каждый вопрос отзывается в сердце.

– Какой такой? Чудовищный? Как тот волчонок, что заглянул на огонёк? – она обнажала его, сдирая кожу, выставляя напоказ то сокровенное, что годами хранилось в душе. Её вид, её голос презирали его и сводили с ума.

– Какой волчонок? – девушка нахмурилась, смешно скривив губы. – А, спасибо. Я только забывать начала.

– А хочешь, помогу забыть? – Данила ощутил, как ярость затопила душу, глуша последние остатки разума.

– Как?

– Вот так, – его рука дёрнула Нину на себя и та, не удержавшись, упала ему на колени, вскрикнув от боли, когда её запястье ударилось о подлокотник кресла.

Глаза тут же закрылись, пряча в себе страдание, и сразу же его губы накрыли её уста.

«Не открывай, никогда не открывай!»

В его глазах сейчас царило огненное пламя, которое пожирало сердце, разрушая стену, воздвигнутую вокруг себя когда-то.

Дыхание перехватило от соприкосновения с мягкой кожей. Весь мир на миг исчез, оставив лишь их двоих, как Адама и Еву, в ещё не созданной вселенной.

«Я заигрался, – эта мысль пронзила его сознание, приводя в чувство. – Зачем это сделал? Она же невеста брата».

Но внутри не было сожаления, как и страха. Этот поцелуй был так естественен, так желанен, что не хотелось портить его ложью.

– Вот видишь, теперь твою голову займут совсем другие мысли, – парень отпустил Нину, наблюдая за тем, как в томном взгляде просыпается ненависть.

– Идиот! – её лицо скривилось, а ладонь с силой тёрла там, где секунду назад были его губы. – С ума сошёл?

«Видимо, ненависть – самая правильная и верная реакция в данной ситуации, – юноша горько усмехнулся. – Жаль, что я не могу чувствовать тоже, было б намного легче».

Её рот был таким волнующим и податливым. Очерченный мягкими губами, он взывал к поцелуям, и юноша не сокрушался о том, что сорвал его силой.

«Если бы… Если бы ты увидела меня раньше него, смогла бы полюбить?»

Даня не мог понять, почему задаётся этим вопросом. Ведь любви нет места в его жизни, в мире мрака и тьмы, что окутали с детства.

– Если бы…

Нина бросила на него злобный взгляд:

– Что? Хочешь извиниться?

– Вовсе нет. Если скажу «прости», то солгу, а я не привык врать людям.

– Тогда проваливай, – донёсся до него приглушённый шёпот.

– Увы, не могу, – он наслаждался её бессильной яростью. – Я обещал, что буду с тобой до утра. К тому же, если вдруг опять закричишь, придётся вновь закрыть твой ротик поцелуем. Ведь это намного приятней руки, не так ли?

Широкие брови приблизились друг к другу, и лицо девушки заострилось, с трудом сдерживая эмоции.

– Неужели так понравилось? – горько-сладкая улыбка заиграла на его лице. –Может, повторим?

– Сгинь нечисть.

Два слова… забавно, что они могут сломать тебя, не имея реальной мощи.

Брошенные вскользь в приступе злости, они наносят болезненный удар, который тяжелее любой смертельной раны.

Интересно, если бы эта могла кровоточить, справилась бы с ней регенерация, или лучше истечь кровью, закончив мучения?

Вдруг пламя ненависти, что горело в её глазах, потухло, и лицо разгладилось. Девушка недоуменно взирала на юношу, и в тёмных очах было что-то такое, от чего сжалось сердце.

– Прости, – подушечки пальцев потянулись к нему, и прежде чем Данила успел среагировать, коснулись щеки, – за слова. Ты не монстр.

– Ошибаешься, – прорычал он, надеясь, что сурово. – Все в деревне считают меня чудовищем.

– Меня не волнует их мнение, – парень напрягся, наслаждаясь прикосновением и словами, которые были впервые сказаны ему, – я таковым тебя не считаю и…

– Лучше спи, – грубо оборвал её Даня, страшась того, что сердце может разорваться. Так быстро оно билось, находясь в её руках. – Или думаешь, меня радует перспектива не спать всю ночь по твоей прихоти?

Юноша отстранился, пытаясь восстановить дыхание. Казалось, он пробежал сотни километров без воздуха, и тот теперь с неохотой проникал внутрь.

Нина в ответ свернулась калачиком на кровати, демонстративно повернувшись к нему спиной.

«Тебе одиноко? – её голос вновь прозвучал в его голове, поселившись там, видимо, навечно. – Да, но всем всегда было плевать, что со мной. Так почему тебя это волнует?»

Данила смотрел на спящую девушку и чувствовал неведомое ему успокоение. Как странно, это умиротворение впервые проникло в его сердце, расправив напряжённые мышцы и стерев мысли, что носились в голове.

– Поспи, – произнёс нежный голос и глаза, повинуясь ему, сомкнулись, унося сознание в бескрайнюю пустоту. Сон отнял всё, лишь на миг позволив забрать то, что принадлежит брату.

Он спрячет это глубоко внутри и будет хранить, никому не сказав о своём сокровище.

Нина Самохина

Я потянулась, зевнула и открыла глаза. Голова раскалывалась, но по сравнению с тем, что было вчера, эта боль казалась райским наслаждением. Первое, что бросилось в глаза, расплывчатый силуэт в кресле, которое почему-то стояло напротив кровати, а не у книжного шкафа, как раньше. «Костя, – обрадовалась я и попыталась сфокусировать взгляд. – Всё же он здесь. Я ему не безразлична».

Сознание медленно прояснялось. Дымка, словно утренний туман, сначала растворяла в себе комнату, смазывая очертания и лишая предметы цвета, а потом словно кто-то включил мощную вытяжку, вмиг избавив глаза от помехи. В этот момент, я с удивлением обнаружила, что голова, откинутая назад, обрамлена белыми, как снег волосами. Взлохмаченные, они напоминали тополиный пух, который призрачным облачком опустился на спинку кресла. «Данила, – мой мозг отказывался воспринимать реальность. – Почему он здесь? Что происходит?».

Перекатившись на бок, я приподнялась, опираясь ладонями о матрас. Это оказалось слишком для тела, и комната в ярких огнях закружилась передо мной. «Блин», – прикусив губу, чтобы сдержать внезапную тошноту, я медленно втянула воздух, ощущая, как раздувается живот. Пауза. Раз, два, три. Нет, не могу дольше. Губы расслабились, и воздух тонкой струйкой покинул рот. Ещё раз, снова и снова, пока мучительное головокружение не замедлилось.

«Что произошло ночью? Он проломил мне голову? А теперь, съедаемый чувством вины, пришёл извиниться? Вряд ли». Данила не относился к тем людям, которые после ярой ненависти быстро меняют своё отношение. Он отличался завидным постоянством, и если кого-то не переносил, то проявлял это всем телом: интонации, жесты, мимика, даже взор голубых глаз готов был испепелить меня на месте. «Тогда что?»

События ночи нестройной цепочкой стали появляться передо мной. И когда тот, на кого я смотрела, открыл глаза, в моей памяти всплыли разгорячённые губы и мягкий шёпот, который вновь зазвучал в ушах. «Приехали, – я нервно сглотнула, – теперь точно вляпалась. Только во что?»

В первое мгновение после пробуждения его глаза казались безмятежными, словно летнее утро. Лишь густые брови скользнули к переносице, нависнув над глазами тёмными тучами.

– Ты как? – голос юноши звучал спокойно, даже равнодушно, и никак не сочетался с весёлыми огоньками, что плясали в очах.

– Нормально. Но почему ты здесь? – решила я прикинуться дурочкой. А вдруг прокатит, и он, что-нибудь сказав, просто уйдёт. Неважно куда, главное, что подальше отсюда.

– А ты попробуй-ка вспомнить своё ночное соло и узнаешь.

Я постаралась проигнорировать издёвку, звучавшую в голосе, и снова напрягла память. Туман, воцарившийся там, начал рассеиваться, и чем больше ясных образов появлялось передо мной, тем сильнее горели щёки. Бросив взгляд на зеркало, висевшее на стене, я увидела, что на кровати восседал варёный рак, настолько сильно покраснело лицо.

«Зачем? Почему лезла к нему с разговорами? Это же был лишь кошмар. Да, слишком реальный, но сон, просто сон». Сейчас, в свете утреннего солнца, он не был таким страшным, но последствия от него заставляли содрогаться от презрения к себе.

«Почему я не выцарапала глаза, когда Данила полез целоваться? Нет, завалилась, видите ли, спать и потом комплимент отвесила».Я смутно помнила свои слова, сказанные ему, но то, что это не было отборной бранью, уяснила. «Какая же дура! И как теперь из этого выпутываться? А никак. Остаётся лишь надеяться, что он забудет об этом».

– Значит, всё вспомнила, – подытожил моё молчание Данила, сделав ударение на всё.

– К сожалению, да, – честно ответила я. Да и к чему врать? Ведь зеркало, висящее напротив, легко опровергнет мои слова.

«Что теперь скажет Костя, когда узнает? – стремительно проносились в голове мысли. – Он же наверняка проболтается. Ещё скажет, что сама набросилась».

– Спасибо, – выдавила я с трудом, мечтая как можно скорее оказаться одна. – А теперь уходи.

– За что так грубо? Я же всю ночь был рядом, ухаживал, не спал, а ты вот так… – он улыбнулся и от этого мне стало ещё хуже. Захотелось куда-нибудь спрятаться, испариться, дабы не видеть ни себя, ни его. А ещё это идиотское зеркало напротив, будто совесть смотрит на меня оттуда.

«Нет, я себя просто накручиваю. Ничего такого не случилось. Ну чмокнул раз, считай очередная шутка. Ведь Данила мечтает видеть мою ярость, оттого и подначивает».

– Я устала, – едва слышно прошептала я, с трудом признаваясь в собственной слабости.

Рука тут же легла на лоб и тепло мягкой волной прокатилось по телу.

– Вроде температура спала, – задумался юноша, подушечками пальцев погладив кожу, прежде чем убрать ладонь. – Точно, все хорошо?

«Нет».

– Да. Просто сильно устала.

Одежда, пропитанная потом, неприятно липла к телу, но спрятаться в жарких объятьях одеяла, не давало упрямство.

– Может что-нибудь принести?

«Такой послушный, даже страшно».

– Нет, хотя… – взгляд метнулся к пустому стакану. В горле тут же возникла сухость. Попытавшись его смочить, я сглотнула, но вязкая слюна медленно стекла вниз, совсем не утоляя жажду. « Я хочу пить или просто кажется?» – Если принесёшь воды, буду благодарна.

«Прямо воплощение вежливости. Ещё немного и расшаркаюсь в комплиментах».

– Тогда ложись, – одеяло вдруг резко поднялось, и затем опустилось мне на плече, укутывая. – А то вся дрожишь. Маму позвать?

– Ни в коем случае, – испуганно пискнула я. – Я не хочу пить эту гадость.

В ответ Данила лишь хмыкнул, слегка приподняв уголки губ.

– Не смешно! Никогда не думала, что что-то может быть одновременно пересоленным, переперченным и жутко горьким. У меня каждый раз желудок узлом завязывается от одного глотка. А она мне велит выпить всю кружку этой отравы.

– Ладно-ладно, я понял, – юноша направился к двери, прихватив с собой посуду, –если не хочешь, чтобы мама пришла с проверкой, притворись спящей.

Последовав совету, я легла, прислушиваясь, как удаляются шаги за стеной, надеясь, что тишина убаюкает, но не тут-то было. Мозг лихорадочно раскручивал воспоминания, и клубок эмоций завертелся внутри с новой силой, не давая заснуть.

Внезапно донёсся странный звук, напоминающий утренний танец моего телефона. Я напряглась, не понимая, откуда он исходит, и начала крутить головой, стараясь уловить тот момент, когда звук станет громче. «Кто бы это мог быть?» – внутри заиграло любопытство, и одеяло тут же полетело на пол. Теперь внимание было поглощено тёмным корпусом, который поблескивал в тот момент, когда солнечные лучи касались его.

– Моя прелесть, – хихикнула я, вспоминая одного из героев Властелина колец, весьма милое лысоватое создание. Помню, как смеялась от души, слушая эту трилогию в переводе от Гоблина. Что скажешь, очень талантливый человек.

Осторожно задев пальцами чехол, я потянула его к себе, надеясь, что тот в своём танце не вздумает перемахнуть через ладонь и опять нырнуть под книжный шкаф.

– Ну же, давай, – шептали губы, когда пальцы пытались сдержать бешеную пляску, чтобы долгожданный улов не сорвался с крючка. – Ещё немножко, и… Есть!

Поспешно вскочив, я залезла на кровать, скрестив ноги, и тут же стала изучать находку: «Интересно, чей он? Может Катя забыла в прошлый раз? Или Натали? Хотя та редко бывает в этой комнате».

Чехол книжка закрывался на кнопку, которую я тут же нажала, выуживая обычный смартфон.

– Нет блокировки? – заколебалась совесть, но любопытство пересилило в тот момент, когда в очередной раз короткая вибрация сотрясла телефон. Посмотрев в предвкушении на экран, я тут же отбросила все сомнения. Щёлк, и диалог раскрылся, показывая последнее отправленное сообщение.

– Она меня не интересует, – голос дрогнул, пришлось сделать вдох, чтобы продолжить.– Делай, что хочешь.

«Не может быть, чтобы это написал Костя» – верить в подобное не хотелось, и потому палец начал скользить вверх, желая увидеть все.

– Я тебя об этом не просил.

«Какой-то бред! – я чувствовала, как тело начинает дрожать, пытаясь сдержать волну эмоций, которая поднималась внутри. – Это не может быть обо мне».

«А о ком? – вклинился в водоворот мыслей внутренний голос. – Или нужны ещё доказательства?»

« Да, – я, как безумная, листала сообщения и читала их по несколько раз, потому что сложно было принять то, что там написано. Принять и поверить. – Неужели он так обо мне думает?».

Текст расплывался перед глазами и рот судорожно открывался, стараясь вдохнуть как можно больше воздуха, чтобы не дать рыданиям вырваться из груди.

«И зачем только полезла за этим идиотским телефоном?» – хотелось швырнуть его подальше и навсегда забыть о том, что прочитала.

« Всё. Хватит. Просто забудь», – задребезжал вновь голос, напоминая, что он единственный был против того, чтобы лезла в телефон.

«Забыть то, что я надоедливая, упёртая, капризная и эгоистичная? Нереально, – возмущение клокотало во мне огнедышащим вулканом, желая извергнуться наружу морем бранных фраз. – Да что он обо мне знает? Ничего. А судит так, словно старая подружка».

Виски вновь кольнуло острой болью, и тихий стон раздался в комнате:

– У меня так скоро голова лопнет.

– Что ты делаешь?

Я вздрогнула, и телефон упал на пол, скользнув в сторону двери, к ногам Данилы. Он поставил стакан на тумбочку, продолжая мрачно взирать, ожидая ответа.

– Читала, – устало произнесла я. Хотелось взорваться в ответ обидой и яростью, но передо мной был не Костя. Не он писал те слова, от которых болело сердце.

Что сказать ещё, чтобы сбежать от сердитого взгляда лазуревых глаз. Прости? Не нужно было трогать чужую вещь, и потакать любопытству? Но как это возможно, если вспыхнувшее на экране имя принадлежит человеку, которого я безумно хочу увидеть. И именно он считает меня ненужным хламом. Я сама себя уже наказала, и не хочу слушать нравоучения Данилы.

– Спасибо, что не сломала, – сквозь зубы процедил парень, полоснув таким взглядом, что все слова, которые хотела сказать, замерли комком в горле. Его лицо преобразилось от гнева, черты стали тоньше и жёстче, будто вырезаны из камня, а плавность линий исчезла вовсе.

– Отдыхай, – бросил он, и дверь с громким ударом разделила нас.

«Как банально, Столько раз, после нашего общения, он вымещал злость на деревянном полотне… Нашёл крайнего».

Каждая наша встреча вызывала только три чувства, которые плавно перетекали одно в другое: признательность, обида и всепоглощающая ярость. Общение всегда шло по накатанному пути, и можно было легко предсказать поступок каждого. Хотя чего там предсказывать? Я всегда его посылала, как и он меня, и это почему-то не мешало нам нормально общаться.

Из груди непроизвольно вырвался разочарованный выдох.

«Пока тебя не было, он дважды спас мне жизнь».

Я была уверена, что даже то немного, что сделал Данила, далось с трудом и, наверняка, стоило кучу нервов. Этот парень мог столько раз бросить меня, но почему-то не делал этого. И это удивляло. Было видно невооружённым глазом, что я ему не нравлюсь, но он упорно продолжал помогать, несмотря на то, что кривился при нашем общении.

Просидев на кровати около часа, я немного успокоилась.

– Обидно, конечно, но не смертельно, – повторяла я себе, блуждая взглядом по комнате, разыскивая что-то такое, что могло бы отвлечь от хаоса, творившегося в голове.

Книги, книги, письменный стол, какие-то тетрадки, и снова книги, правда, в той стопке, что была на столе, проглядывался внушительный переплёт пары тетрадок. Сразу захотелось вытащить на свободу одну из них, но вспомнив урок с телефоном, одумалась. «А вдруг это окажется его дневником, и вместо лёгкой печали я впаду в глубокую депрессию. Оно мне надо? Нет. Значит, пусть лежат. А вот книги…» – взор замер на чёрной обложке, на которой серебряной вязью было выведено «Сыновья Фенрира».

– Надеюсь, это не научный трактат.

Забрав книгу с третьей полки, я вернулась в кровать, решив посвятить себя чтению. По крайней мере, это единственное развлечение, которое доступно сейчас.

Первая страница удивила обилием букв, не было ни картинок, которые бы завлекали читателя, ни красивого шрифта,только текст.

« Поздно сокрушаться, – расстроенно буркнула я, устраиваясь поудобнее. – Может её содержание намного круче внешнего облика».

И, пробежавшись глазами по первому предложению, начала читать. Мир скандинавских богов полностью захватил сознание. Один, Тор и Локи были знакомы по школьной программе и фильмам Марвел, но здесь они отличались жестоким нравом и эгоизмом.

Рука перевернула страницу, и я замерла, разглядывая маленький, пожелтевший листок.

– Сквозь время, даль, мой путь к тебе, отец.

И можно ли с него свернуть?

Ты знаешь, я не брат, я всё-таки боец,

И в бездну тьмы могу шагнуть.

Ты веришь, я приду к тебе. Ведь, как иначе?

И небеса от ужаса заплачут.

Голос несколько раз срывался на шёпот, будто слова, написанные неровным почерком, были откровением, не предназначенным для чужих глаз.

– Простите, – ладонь аккуратно перевернула бумагу, а затем страницу. Я пыталась отвлечься текстом, снова погрузиться в историю варгов, но время от времени в голове раздавались слова, наполненные печалью: «Интересно, чьи они?»

Где-то минут через сорок в дверь постучали. Нерешительно, но требовательно, будто намекая на то, что даже если скажу нет, человек за дверью войдёт, проигнорируя отказ. Это совсем не напоминало стук Данилы, который за секунду до входа мог постучать в дверь, или не мог – всё зависело от настроения.

На этот раз гостьей оказалась Валентина. Пришла проверить моё самочувствие и заодно посмотреть, как выполняю её требования. Выполняла я их откровенно плохо, в чём сразу же упрекнули, ведь бесцельное хождение по комнате не могло улучшить самочувствие. Но лежать бревном на кровати, как того хотела женщина, я не могла, и потому всячески придумывала себе новые развлечения, стараясь не вспоминать текст смсок.

Я чувствовала себя фениксом, который снова и снова восстаёт из пепла, несмотря на все превратности судьбы. Меня пытались сломить, уничтожить, но я всё ещё держалась наперекор всему. Вот так я рассуждала весь день, расточая себе дифирамбы, тем самым пытаясь подняться в собственных глазах со дна той пропасти, куда опрокинул чёртов текст.

Кто, если не я? Раз для всех я надоедливая дура. Хотелось, правда, дополнить ещё множеством лестных слов, но посчитав, что критика может добить, решила оставить её на потом. Ещё будет время заняться самобичеванием. Итак, хваля себя, я бродила по изученным четырём углам, грызя принесённое яблоко. Суп, от которого валил пар, стоял на подносе рядом с кроватью.

– Ну, хорошо, что кормить не забывают, – улыбнулась я. – Большой плюс.

Время пролетало быстро. Я не замечала, как сменялись дни. Порой казалось, что утро плавно перетекает в ночь. Вроде только проснулась, почитала, и вдруг опять спать. Так стремительно и невыносимо однообразно шли дни. Каждое утро, как только открывала глаза, я бежала к висевшему календарю и зачёркивала наступивший день. Надеясь, что именно сегодня Валентина смилуется и даст вольную, но нет, женщина ни в какую не шла на поводу моих просьб.

– Пять, – простонала я.– Целых пять дней я провела в этой деревне. Ещё немного и сдохну от скуки.

Мои слова о том, что нужно домой, постоянно натыкались на кучу отговорок. В ясную погоду внезапно возникали проблемы с джипом: то слишком много снега и колеса увязнут, то мотор опять барахлит и машина может сломаться в глухом лесу.

«Могли бы дать одежду потеплее и отпустить!» – возмущалась мысленно я, вспоминая ближайшие к городу горы, но таких в памяти не возникало. Хоть я приезжая, и городок знаю мало, но слабо верится в то, что редкие холмы могут за одну ночь вымахать в горы. Это не грибы, что растут после дождя.

Даже природа, и та была против меня. Снег шёл всегда: утром, днём, вечером и даже ночью, так что надежда о скором возвращении домой быстро таяла в сердце.

– Надеюсь, снегопад скоро прекратится, – в который раз произнесла я, бросая унылые взоры на улицу. – Хотя бы к лету.

После завтрака все были заняты. Ребята убегали во двор, а Катерина помогала по хозяйству. Весь первый этаж лёг на её плечи, но девочка, жизнерадостно смеясь, словно робот-пылесос носилась по нему, наводя порядок. Натали в это время работала на втором этаже, занимаясь уборкой и стиркой, меня же никто не трогал.

– Иди, отдыхай, – вот и всё, что отвечали Николай с Валентиной на все просьбы помочь с домашней работой, хотя температура спала, и я чувствовала себя намного лучше.

«Скоро умолять буду», – думала я, наблюдая, как женщина возится с нашими тарелками и, прикидывая, какие аргументы можно привести в этот раз. Теперь во мне проснулось странное и доселе невиданное желание мыть посуду, драить полы, и даже рубить дрова. Я готова была делать всё, лишь бы разрешили уйти из комнаты, в которой старалась соблюдать лежачий режим, как того хотела Валентина.

Сложно было сказать как, но ей всегда удавалось приходить в тот момент, когда я, озверевшая от одиночества и скуки, готова была вылезти через окно или прокрасться в соседние комнаты, чтобы отсидеться там и тихо злорадствовать, слушая их крики, когда меня хватятся.

Словно невзначай она открывала дверь в тот момент, когда нога располагалась на подоконнике.

– Ой! – нервно смеялась я тогда, и под неусыпным оком отправлялась обратно в кровать.

– Тебе нужно отдыхать, – неумолимо повторяла женщина, подоткнув одеяло и обязательно проверив окно. После трёх попыток побега его стали закрывать на задвижку снаружи.

Когда она уходила, хотелось швырнуть в след подушку, но от этого поступка меня удерживал возраст, всё-таки не пять лет, и уважение. Пусть Валентина перебарщивала с опекой, но все же её отвары помогали. Вместо двух недель болезни, которые всегда проходили мучительно для организма, я отделалась тремя днями.

Единственной отдушиной стали громкие причитания. В ответ на её уходящие шаги, я сетовала на однообразие, на то, что скоро покроюсь плесенью, перечисляя все, что могло прийти в голову.Но никакой реакции не было, даже шаги не сбивались с обычного ритма.

Толька паук, висевший над кроватью, внимал моим словам. Он медленно ползал по потолку, временами повисая на паутине, и протягивал ко мне свои лапки. Конечно, может и не ко мне, а к очередной жертве, которой повезло попасть в хитроумную ловушку. «Заору», – думала я каждый раз, наблюдая за его путешествием. И хотя насекомых я не боялась, разделить с ним кровать была не готова.

– Может всё-таки… – в очередной раз начала я за завтраком, питая надежду разжалобить Николая, но тот поддерживал жену во всем, и спорить было бесполезно. Они игнорировали меня, увлечённо обсуждая, что должна выпить, как лежать и что поесть, дабы выздороветь. «Я уже здорова!» – благодаря им, мысль о болезни вызывала теперь приступы тошноты и клаустрофобии.

Вернувшись в комнату, я рухнула на кровать. Кости опять не было за завтраком, и где он никто не говорил. Все старательно избегали этой темы. и на третий день повторять вопрос стало бессмысленно. «Неужто я в самом деле противна ему?».

Натали Орлова

Она сидела на скамейке и читала книгу. Снег кружился в неровном танце, медленно падая на землю. Иногда выставляя ладошку, девушка ловила очередную снежинку и улыбалась только ей известному чувству. Чёрные пряди спадали на лицо, выбиваясь из-под яркой вязаной шапочки, наползавшей на большие глаза, которые испуганно взирали на окружающий мир.

– Что читаем? – девушка не вздрогнула при звуке его голоса. Скрип снега уже давно возвестил о том, что за ней наблюдают, и она ждала, когда человек решится заговорить.

– Мы сегодня едим в город, поедешь с нами? – не унимался голос, и Натали резко захлопнула книгу.

– Эмбрионы, гены и эволюция, – прочитал на обложке парень и смутился. – Я-то думал, ты любовный роман читаешь.

– Смотря с какой стороны посмотреть, – ответила та, задумчиво вертя книгу в руках и бросая нетерпеливые взгляды в его сторону.

«Когда же он уйдёт?» – ей не терпелось остаться наедине с собой. Пристальное внимание напрягало, заставляло чувствовать себя неуютно даже в таком комфортном месте, как это. Неужели придётся снова тратить время, чтобы объяснить мальчишке, почему не хочет ехать в город? Сколько бы раз не повторяла, он не поймёт.

– Ты стесняешься меня? – нерешительно спросил парень, потупив взор. Ёжик волос покрылся снежинками, отчего, казалось, что на голове сияющая корона.

– Нет, Егор, – устало ответила Натали и направилась к дому. – Я просто не люблю бывать в городе

– Но почему? Там же так весело! – воодушевлённо воскликнул он.

– Потому что мне там не место, – выпалила девушка, уже не надеясь на то, что он поймёт. Что хоть кто-то поймёт то, что она чувствовала, будучи изгоем здесь, в своём доме. Стоит ли ожидать гостеприимной встречи в незнакомом городе?

Мальчик отступил, ошеломлённый порывом, впервые видя её такой сердитой. Натали нравилась ему вечным спокойствием, которое было незыблемо, и потому не верилось, что та может просто вспылить.

– Ты расстроена чем-то?

– Слушай, отстань! – девушка прибавила шаг, сдерживая желание перейти на бег. – Если увижу, что подходишь – натравлю брата. Хватит доставать своими дурацкими предложениями. Надоел!

«Уходи, уходи, уходи», – гнала она мысленно его, желая спрятаться от глаз, которые всегда смотрели на неё с надеждой и грустью.

У неё был свой мир, и Натали не намерена была туда кого-то впускать

– С ума сойти! – Данила соскочил с дерева и приземлился рядом с сестрой, преграждая путь. – Мисс Спокойствие разозлилась. Тебе не жаль беднягу?

«Кто бы меня пожалел, – подумала она. – Терпеть его навязчивость… Что может быть хуже?»

– Заткнись, – девушка толкнула брата, но тот не сдвинулся, а перехватив её руки, сделал подсечку ногой.

Натали вскрикнула, потеряв равновесие, и упала на землю. Снежинки возмущённо взметнулись вверх, будто злясь на то, что кто-то столь незначительный, как она, посмела нарушить их покой.

– Остудись, маленько, – пальцы юноши с силой сжали её плечи, не давая подняться, а небесно-голубые глаза вглядывались в самую душу, проникая сквозь ледяную маску.

Несмотря на маленькую разницу в возрасте, брат и сестра не были друзьями. В отличие от Данилы, её никогда не занимало мнение людей, ни то, чтобы найти среди них друга. Поэтому на все его попытки хоть как-то растормошить жителей, показав себя в ином свете, девушка наблюдала с усмешкой. В их глазах они оба были уродами, но это никак не способствовала их сближению, скорее, наоборот. Она замыкалась в себе все сильнее, построив стену, которая мешала достучаться до неё, до той маленькой девочки, которая все ещё жаждала внимания.

– Мне не больно, – ей было все равно, что с ней делают. Своими мыслями Натали всегда находилась далеко от маленькой деревушки, затерянной среди гор. Её могли избивать, дразнить, закрывать в комнате, даже закапывать в снег, ничего из этого не пугало девушку, не вызывая в ней тех эмоций, которые ожидали мучители.

Это безразличие ко всему пугало людей. Никакой реакции на ласку или обиду, она была ровной, даже механической, словно робот. И вот сегодня вдруг вспылила. Просто так, от скуки.

Вернувшись в свою комнату, Натали поставила книгу в дубовый шкаф, который тянулся по обе стороны, превратив стену в огромный книжный склад. В нем вперемежку соседствовали старинные книги и подростковые журналы, от которых Натали постоянно хотела избавиться. Но каждый раз девушка останавливалась, разглядывая на обложках лица девушек и парней.

«Совсем, как мы», – думала она, обводя пальцем контуры лиц, чувствуя, как зависть медленно вползает в сердце.

Да, внешне они ничем не отличались от обычных людей, но чужая кровь делала их опасными, особенно в период полнолуния.

Пройдя мимо шкафа, девушка подошла к огромной доске, из тех, что висят в школьных классах. Она заменяла ей все: мольберт, когда хотелось рисовать, стопку тетрадей, когда мысли желали вырваться на свободу. Это был её холст, с которого легко можно стереть то, что тебе не по нраву. Как жаль, что в жизни так нельзя.

« Придётся делать уборку, – сокрушённо качнув головой, Натали подняла с пола один из листков, безжалостно вырванный и скомканный. – В чем же ошибка?»

Тщательно разгладив ладонью, девушка пробежалась взглядом по цифрам. Ощущение, что разгадка близка, не покидало её, казалось вот-вот и откроется смысл, но внезапно очередное доказательство оказывалось простой обманкой. Будто сама природа издевалась над своей дочерью.

Натали не хотела быть самой умной, а именно так считали многие. Она лишь стремилась понять те процессы, которые происходили в организме. Изучить, а потом попытаться создать то, что будет помогать, помогать им всем. Может когда-нибудь те, кто бросал в неё камни, будут благодарны за то, что она осталась жива вопреки их желаниям. Об этой мечте девушка никому не говорила, ни с кем не делилась, считая, что её засмеют.

Внезапно в дверь постучали.

– Можно? – раздался голос Кати, и карие глаза блеснули из-за створки.

– Войди, – повелительным жестом указала девушка на кресло, стоящее недалеко от стола.

– У тебя тут как в морге, – произнесла малышка, рассматривая комнату сестры, которая уже вытаскивала из шкафа пробирки.

– Ты там была?

– Нет, но именно так себе представляю.

Натали села на стул, положив рядом с собой вату и спирт. Достав шприц, она потрогала иголку, дабы убедиться в её крепости, а затем, кивнув своим мыслям, взяла руку Кати.

– Будет не больно, – в который раз произнесла она

– Знаю, – малышка играла роль подопытной мыши каждый день, и это её забавляло. Ей нравилось наблюдать, как Натали хмурит лоб, пытаясь решить поставленную задачу, как незаметно для себя выпускает клыки, закусывая нижнюю губу.

– Если ещё раз дёрнешься, привяжу, – угрожающе произнесла девушка и с силой сжала запястье.

– Сильная, – с грустью выдохнула Катя, понимая, что подурачиться сегодня не выйдет. Почему-то сегодня вместо ледяного спокойствия, которое излучала сестра, вокруг неё сверкали молнии. Вот-вот гроза разразится.

Иголка мягко вошла в кожу, и шприц начал наполняться кровью. Смотря на то, как Натали осторожно выкачивает из неё алую жидкость, девочка с грустью понимала, что та никогда не сможет стать врачом, хотя этого хотела с детства:

– Из тебя выйдет хороший доктор.

Рука дрогнула и Натали кинула на малышку сердитый взор:

– Ещё нет.

– Ну да, чтобы вышел, тебе нужно выкачать из меня литров двадцать крови, – съязвила младшая.

– Все. Можешь идти, – вместо ответа на подкол, девушка сложила инструменты в коробку и, приклеив пластырь на место укола, вытолкнула Катю за дверь.– Сходи, поешь.

– Ты издеваешься?

– Нет. Тебе действительно нужна пища.

Обречённо кивнув, малышка направилась вниз.

Закрыв дверь, Натали прислонилась к ней, чтобы успокоиться. Она не переносила вида крови, вытекающей из человека, хотя сама могла работать с образцами без признаков тошноты и головокружения. Странно для того, кем она является. Если судить по деревенским сплетням, то Натали должна была упиваться ею, питаясь исключительно свежей человечиной, но вид ран и порезов приводил девушку в ступор и лишал сознания.

Глубоко выдохнув, она направилась в ванную. Из круглого зеркала на неё смотрело измождённое лицо с белой перламутровой кожей. Но не оно было причиной ненависти жителей, а то, что Наташа не любила больше всего в себе, и это были глаза. Один глаз был светло-голубой, словно небесная высь, а второй настолько чёрный, что нельзя было увидеть зрачок.

Именно этот контраст пугал местных, заставляя отворачиваться при взгляде на девушку.

Только почему-то Егор не обращал на это внимание, и продолжал доставать своими предложениями, приглашая то на прогулку, то отправиться в поездку с его семьёй в город. Хотя те, в этом она была уверена, были бы не так лояльны к ней.

Вспомнив о нем, девушка ещё раз бросила взгляд в зеркало: «Разве я могу иметь друзей?»

Ей так хотелось услышать, что да, но разум понимал, что этого никогда не будет. Люди боялись, что проклятье коснётся их детей, если те начнут играть с ней.

«Как будто сами не чудовища».

Рука хотела сделать то, что происходило из года в год, когда, не выдержав взгляда своего отражения, девушка вдребезги разбивала очередное зеркало.

Но пальцы разжались, и ладонь опустилась вниз.

«Тешить себя надеждами – глупо. Бороться – глупо. Тогда что ей делать?»

Натали вспомнила момент, когда пошла навстречу Егору, решив позаниматься с ним анатомией, чтобы подтянуть в учёбе Она надеялась, что остальные, увидев это, тоже захотят общаться, но парень все разрушил. Егор оказался слишком легкомысленным и глупым. Ни её конспекты, ни вдохновляющая речь о пользе учёбы, не помогли ему выучить материал. И через несколько часов девушка не выдержала и высказала все, что думала о его умственных способностях, выгнав парня из дома. Вслед убегающему силуэту летели её учебники, в последней надежде, что тот не завалит экзамен.

Тогда она думала, что Егор больше не придёт, но он вернулся на следующий же день. А затем, в какой-то момент, появилась тропа от его дома к её, которую ни одна пурга не заставила исчезнуть.

Нина Самохина

– Сегодня воскресенье, – начал Данила и ложки Катерины и Кости повисли в воздухе.

Я с интересом посмотрела, как те начали шептаться между собой, что-то активно обсуждая.

– Никто вас не держит. Можете идти, – Николай кивнул на вопрос младшей дочери и подмигнул жене.

– Я хочу взять Нину на игру, – Даня не сводил глаз с отца.

«Игру? Какую игру?» – мысль о том, что пребывание в темнице может быть чем-то скрашено, я восприняла радостно, усиленно пытаясь расслышать, о чем шушукаются между собой ребята.

– Но она ведь недавно перенесла грипп, – голос Валентины звучал так, будто я только что вышла из комы и нуждалась в постоянном присмотре.

– Мам, ты глянь на неё. Только ест, да спит. Скоро в двери пролазить не сможет.

«Спасибо тебе, Данила, – яростно ткнув вилкой в мясо, я старалась побороть желание пнуть его ногой. – Если меня отпустят, то, так и быть, прощу».

– Ей не повредит свежий воздух, – поддержал вдруг брата Костя, – постоит с девочками, Натали одежду подберёт

– Не волнуйся, мы так её запеленаем, что холод не почувствует, – обе девочки разом закивали.

– Хорошо, – наконец-таки сдалась женщина. – На чердаке вещи Стаса, возьмите их. И чай не забудьте, чтобы не замёрзла

«Стаса? – мои брови взметнулись вверх. – А кто это такой? Кажется, я недостаточно знаю об этой семье».

– Ура! – радостно воскликнула Катя. Ведь это означало, что мораторий на наше общение был отменен, и мы сможем всласть повеселиться вместе.

Мои сборы напоминали сборы экспедиции полярников на северный полюс. Бесформенные толстые штаны, которые Валентина подвязала на уровне груди, чтобы не свалились во время ходьбы. Толстовка, под которой находились две водолазки, принадлежавшие Натали. Правда, они больше подходили для летнего сезона, чем для зимы, и я с трудом представляла, как девушка может бегать в них в лютый холод и совершенно не мёрзнуть

Одеяние завершил Николай, накинув сверху свою куртку. Повезло, что выбрал не ту, в которой каждый день отравляется на работу, в той бы точно утонула.

«Они издеваются?»

Нахмурившись, Валентина пыталась подшить рукава, чтобы придать мне приличный вид, но ничего не получалось. Нитки рвались, а иголка с трудом входила в плотную ткань. После пятой попытки женщина громко выругалась. Почувствовав, как брови взлетают вверх от удивления, я ошарашенно уставилась на неё. Чего-чего, а мат не ожидала здесь услышать.

– Ну, как? – развернув лицом к зеркалу, спросила она, ожидая похвалу.

«Ужасно», – я напоминала ёлку не по красоте, а по убранству. Такая же пёстрая. Только вместо звезды на макушке алая шапка, а роль ведра сыграли огромные ботинки, в которых медленно зашаркала к выходу.

– Кажется, нормально, – раздумывала мать семейства, решая, что ещё добавить к прикиду, чтобы окончательно оставить меня дома. Ещё трёшку килограмм сверху я бы точно не выдержала.

– Из меня отличный буксир получиться, – съязвила я в ответ, и, грустно шмыгнув носом, открыла дверь. Тут же поток воздуха рванул вперёд, чуть не сбив с ног, удержала лишь обувь, словно якорь, пригвоздив к полу.

– Во что играть будете? – спросила я, когда девочки в лёгких куртках выбежали на улицу.

– В футбол! – заправив волосы в клетчатый берет и невинно улыбнувшись моему шокированному лицу, Натали протянула младшей шапку. – Давай, одевай, мама смотрит.

– Надоело, – Катя неохотно натянула её на себя и, показав язык окошку, подошла ко мне. – Нам нужно спешить, а то ребята будут ругаться, что опоздали.

– Тогда нужно было часа на два раньше выйти, – заворчала я. – С таким грузом я едва переставляю ноги.

«Футбол?! В такую погоду?! Они что, рехнулись?» – мысли метались из стороны в сторону, и желание вернуться уже не казалось таким глупым.

– На самом верху есть поляна, там можно спрятаться, когда здесь плохая погода, – рассказывала малышка. Сквозь гудение ветра её голос был едва слышен. – Ребята каждую неделю на ней играют.

«Надеюсь, это правда, – снег хлестал по лицу, застилая глаза, но девочки упорно вели куда-то, словно могли разглядеть дорогу в этой непогоде. – Может, лучше было остаться дома?»

Пока мои ноги подчинялись движениям девочек, я раздумывала над этим вопросом. Прикидывая, сколько раз ещё нужно упасть, чтобы решиться вернуться назад.

– Почти пришли! – объявила Наташа, вдруг отпустив меня, и рванула вперёд

– Да, блин, – разозлилась я, почувствовав, как разжимаются пальцы девочки на моей ладони. – Если оставишь одну – укушу!

Бросив на Катю сердитый взгляд, я крепче сжала её запястье и уверенно потопала следом.

Внезапно лес расступился, приглашая нас на поляну, покрытую сверкающим покрывалом. Словно белоснежная пустыня она тянулась вперёд, упираясь в дали в могучие стволы сосен, Они опоясывали её, спускаясь с высоких гор зелёными волнами, смешиваясь с елями, которые медленно взбирались по крутым склонам. Здесь вправду было солнечно, как говорила Катя, но ветер был настолько сильным, что гул разносился среди верхушек деревьев. Он был похож на тот звук, который слышишь, прислонив ухо к старой ракушке, ещё хранившей память о море. Громкий, но в то же время лишённый звонкости, он волнами накатывал на поляну и разбивался о могучий утёс

– О, снеговик пришёл! – раздался голос Данилы, и я увидела, как от группы людей, которые что-то обсуждали, активно махая, отделился паренёк и побежал к нам, под негодующие взгляды своих друзей.

«Ну вот, зачем? – мысль о радушии лишь на миг появилась в голове, сбитая другой, более реальной. – Будет издеваться ». В попытке сбежать от общения, я взглядом скользнула в сторону, разыскивая Костю, и тут же наткнулась на светловолосую девушку, которую видела недавно у дома.

«Лидия, кажется, – где-то в глубине сердца зародилась досада и злость. – Занят, значит… новую пассию обхаживает». Ладонь девушки скользила по локтю Константина, а милая улыбка то и дело расплывалась на её лице.

«О, какой ты сильный, – представила я голос Лидии, мрачно наблюдая за тем, как подушечки пальцев елозят по коже. – Идиот, зачем футболку одел? Покрасоваться решил?»

– Ау, соня! – донёсся вдруг голос, и кто-то резко дёрнул за руку. – Я с тобой разговариваю.

-– Прости, не расслышала, – рассеяно произнесла я, не радуясь своему открытию и усиленно избегая взгляда Натали, которая, словно что-то почуяв, посмотрела туда, куда был направлен взор.

– Думаю, предлагать играть бессмысленно, если только, за мячик сойдёшь. – Данила улыбнулся.

– Зачем подошёл? – общаться не хотелось, хотелось сбежать, но дорогу назад я не знала. Упаду в расщелину, а Костя, небось, и рад будет, комната-то освободиться.

«Если так противна, пусть родителей молит, чтоб уехала. Это они меня держат».

– А что нельзя? Или нужно разрешение? – прекрасное лицо сделалось суровым. – Если предпочитаешь стоять одна, как изгой, то, пожалуйста. Мешать не буду. Только сестёр за собой потащишь.

Слова летели почти без пауз, словно автоматная очередь, и лишь на последней фразе Данила перевёл дыхание, прожигая взглядом, а потом развернулся и пошёл назад, медленно загребая носками снег и швыряя его в стороны.

– Нет, Мы идём! – Катерина резко потянула меня вперёд, вынуждая сделать шаг. – Пошли, Нина.

Услышав голос сестры, парень ускорился, перейдя на бег.

– Ну что за дурак, – не укрылось от девочки поведение брата, – постоянно обижается. Надоел уже.

– Ага, – поддакнула я, прекрасно понимая причину его плохого настроения.

«Он просто хотел помочь», – голос совести приглушить было невозможно и, поникнув, я не могла не признать, что поступила очень грубо. Но справиться с раздражением, которое возникало само по себе при виде его, не могла. Порой мне казалось, что ненавижу Данилу, порой, что боюсь, и оба эти чувства сводили с ума, потому что понимала, что так нельзя. Отторжение шло изнутри, но почему так произошло, не знала.

– Катюш, может не надо? – попросила я, надеясь, что та поймёт, но её планы расходились с моими, и пришлось смиренно плестись, надеясь, что это скоро закончиться. Прогулка уже не вызывала такую радость, как раньше, а желание вернуться становилось все сильнее.

Нас провожали любопытными взглядами, и перешёптывание сразу же вспыхивало за спинами, потрескивая задавленными смешками.

«Да, знаю я, что выгляжу ужасно», – большинство восклицаний действовали на нервы. Кто это? А, та самая. Интересно, почему они разрешили? Думаешь, выйдет? Я бы на его месте отказался и так далее. Хотелось зажать уши и спрятаться, но вместо этого пришлось предстать перед группой ребят, игнорируя усмехнувшегося Данилу.

«Это всё твоя затея!»

Встав поодаль, я с любопытством разглядывала парней, которые, скинув футболки, весело смеялись, совершенно не обращая внимания на промозглый ветер.

«Сюда бы Валентину, – со злорадством пронеслось в голове.– Привет, пневмония и грипп».

– А ты, значит, наша гостья? – вдруг произнёс один из них, с коротким ёжиком тёмных волос. – Ну, как тебе тут?

«Отвратительно. Хочу домой, к себе».

Рот уже скривился, чтобы выпалить все, что я думаю по поводу противного снега, лютого холода и голых торсов, которые бесили больше всего, потому что я, закутанная в кучу слоёв, умудрялась мёрзнуть даже сейчас. «У них что, огонь вместо крови?»

Но не начавшуюся тираду прервал высокий юноша, хлопнув по плечу друга и бросив короткое:

– Привет, мелкая.

– Ну, здравствуй, – эту рыжую копну волос я недавно видела подле Данилы, который что-то ему говорил, активно жестикулируя.

– Артём, – потянулась вперёд широкая ладонь, и тонкие губы, изогнувшись в лукавой усмешке, обнажили ряд зубов.

– Нина, – кисть утонула в большой руке, которая быстро сжала пальцы.

– Первый раз на игре? – парень видимо не хотел оставлять нас в покое и я, догадываясь почему, кинула сердитый взгляд на Данилу,

– Тебе нет необходимости составлять мне компанию, няньки уже есть.

– Эти? – взгляд тёмных глаз обратился к сёстрам, которые о чем-то болтали.– Я б на них даже собаку не оставил.

«Вот зараза! – встрепенулось внутри возмущение. – Вежливо же отказала. Почему не уйти?»

– А ты лучше?

– Конечно, – Артём слегка наклонился, смерив взглядом. – Такая мелкая, а уже колючки выпускаешь.

– На себя посмотри, дылда, – прошипела я, чувствуя, как это слово начинает выводить из себя.

Стояла, никого не трогала, так нет же, привалило «счастье».

– Здорово! Я снова почувствовал себя в детском садике, – рассмеялся тот, и тут же обратился к парню, который стоял с нами. – Егор, тебя капитан ждёт

– А? – встрепенулся черноволосый, задумчиво слушавший нашу перепалку, и рванул к Даниле

– Долго ещё ждать? – как же хотелось подойти к их командиру и стереть усмешку с лица.

«Снега что ли накидать за шиворот».

Я глубоко выдохнула, пытаясь набраться терпения, чтобы пережить этот день.

– Должны собраться все. Данила не выйдет против брата неполной командой, – объяснил Артем, решив составить мне компанию.

– Против Кости?

– А… ты же не знаешь. Они оба капитаны, так что битвы на поле бывают не шуточные.

– Есть из-за чего соперничать?

– Мы – мужчины, нам всегда есть за что сражаться.

– Но я вижу и девушек, – втянулась в разговор я, с интересом разглядывая состав команд. Их легко было вычислить среди толпы ребят, Те, кто пришёл поболеть, были одеты в лёгкие куртки или жилеты поверх кофт, а вот играющие предпочли футболки.

– Да, девушки любят Костю, – проехался по больному Артем, – а вот наша в основном мужская. Мало кто выдержит характеркапитана.

«Ну, хоть кто-то солидарен со мной в том, что Данила невыносим», – пронеслось радостно в голове.

– Значит, остаются самые стойкие, – подытожила я, стараясь подавить в себе желание показать парню язык.

– Как-то так. Единственные девушки это Миса и близняшки.

– А почему они не убежали?

– Считают его милым.

– Милым? – я ошарашено посмотрела на парня, вспоминая общение с их командиром. Меня пытались сбросить с крыши, придушить, причём несколько раз, и даже поцеловали.

«Видели бы они его в ярости, сразу бы передумали. И где тут хоть что-то милое?»

В этот миг Данила посмотрел на меня и ласково улыбнулся. Я удивлённо заморгала ресницами, не зная, как реагировать, анализу его поведение не поддавалось. Это какое-то неправильное уравнение.

– Милый говоришь, – повторила снова, – А ты не играешь?

– Играю, – ответил Тема, и, бросив взгляд поверх меня, вдруг сказал. – Вот и девочки.

– Где? – я обернулась, но увидела лишь белоснежную пустыню и лес. – Не вижу ничего, в какой они… – оборвались слова, потому что парня рядом уже не было.

Яркий костёр полыхал возле ворот, где столпилась команда Константина.

Данила Орлов

Он сидел на корточках, слушая оправдания игроков.

– Я думала, что она вышла.

– Да. Я тоже думала так, но Лена увидела, что вещи дома. Пришлось искать Варю.

– Это все из-за неё.

Голоса девочек жужжали рядом, но Данила лишь смутно понимал, о чем те говорят. Его взгляд задумчиво перебегал от одного лица к другому, поражаясь тому, насколько похожи сёстры.

«Как под копирку», – пронеслось в голове и уголок губ, дрогнув, слегка приподнялся.

– Может ты подойдёшь к ней? – в очередной раз донеслось до ушей юноши, и взгляд устремился к говорившим.

«Никита», – зло сплюнул на снег Данила, удерживая желание броситься на парня, который отпускал едкие шуточки в сторону гостьи. Ребята намеренно повышали голоса, чтобы слова долетали до Нины, стараясь как можно больнее уколоть девушку.

«Прости», – идея развлечь Нину уже не казалась такой хорошей. В место попытки примирения он подверг её насмешкам и, что делать с этим – не знал. Хотелось вступиться, заорать на них «Заткнитесь», но право делать этого у него не было.

«Она принадлежит ему», – снова и снова говорил он себе, утыкаясь взглядом в белые барханы и взрыхляя снег когтями, как взбешённая кошка.

– Дань? – Артем присел рядом, делая вид, что не замечает алых разводов. – Когда начнём?

– Сейчас, – скорее выдохнул, чем сказал парень. Поднявшись, он увидел, как на ладони расползается кровавое пятно.

«Надо же», – сжав с силой кисть, юноша не почувствовал, как отросшие когти вспороли кожу. Ощущение боли исчезло, вместо неё в груди расползалась щемящая тоска. Взор против воли снова метнулся к снеговику, который петлял вокруг девочек, пытаясь согреться.

«Ещё немного и она запляшет», – приятные воспоминания яркими образами заиграли в сознании. Тогда он силился не расхохотаться, наблюдая, какие па выделывает девушка. Кривил губы, прикусывал язык, но пару раз все-таки не сдержался. Повезло, что звук топора скрыл прорвавшийся наружу смешок.

– Заканчивай это, – ладонь друга взлохматила волосы, осторожно пройдясь по макушке.

– Что именно? – Данила чувствовал, как нарастает внутри напряжение, а воздвигнутая им стена, о которую бьются чувства, вот-вот взорвётся под их натиском.

«Не лезь ко мне, – просили голубые глаза. – Оставь в покое». Но Артем не внял предупреждению и продолжил:

– Она не твоя девушка.

– С хера вы это говорите? – зарычал парень, и острые кончики клыков показались из-под верхней губы. – Мне что и смотреть нельзя?

Столько лет он был никому не нужен, но сейчас все внезапно вспомнили о его существовании и стали лезть к нему со своими указами «Не смотри, уходи, не приближайся».

– Не таким взглядом.

– А что с ним не так? – Данила потянул в сторону друга, подальше от игроков, которые заметили, что их командир взбешён.

Он отчаянно пытался успокоиться, но мысль о том, что даже Артем примкнул к этим людям, выводила из себя. Даня мог понять почему переживает Алефтина, смириться с её попытками влезть в его жизнь. С тем, что отец давно променял его на службу, и лижет пятки Елисею.

Но мать… когда мать попыталась с ним поговорить о том, что нужно уйти, оставить на время Нину и Костю в покое, он почувствовал, как сердце болезненно сжалось.

«Только не ты, – захотелось взвыть в тот момент, но сдержался. – Только не ты».

Он сбежал из дома в тот вечер, обернувшись белым исполином, который яростно потрошил стадо оленей, вымещая на них свою злость. Алые цвета расцветали на белоснежном полотне то тут, то там, и вскоре лишь они свидетельствовали о чудовищном пире.

«Кто я? – омывая руки в реке, спрашивал себя юноша, разглядывая в отражении кровавое лицо и жёлтые глаза. – Где мне быть?»

Но никто не мог дать ответ. Алефтина величала его Проклятым, а Костя…

«Видит ли он во мне что-то большее, чем оружие?» – задумался Даня.

Ладони зачерпнули воду, и обжигающий холод коснулся лица.

– Брр, – встрепенулся парень, встряхивая влажными волосами. Кончик языка показался из приоткрытого рта и стал подхватывать розовые капли, стекающие вниз. Их солоноватый вкус оседал на нем яркой вспышкой, и мёртвые тела, что недавно взывали к совести, уже не были столь бесполезны.

– Словно щенок, ищущий ласку, – не унимался Тема.

Рука потянулась вперёд и сжала горловину футболки, затягивая её вокруг шеи и не давая дышать.

– Про то и говорю, – юноша не пытался вырваться, хотя горло адски болело и хотелось вдохнуть полной грудью. Кисть легла сверху, осторожно сжимая ладонь. – Она уже выбрала его, не тебя.

На миг лицо Данилы скривилось, черты лица словно смазались, выдавая волчью натуру, но потом человечье снова взяло верх. Лишь зрачок окрасился алым, и начал расти, заполняя собой радужку, превращая глаза в бордовые океаны.

– Я должен был её убить , – клыки мешали говорить и звуки выходили с придыханием.

– Нину?

– Алефтину, – начал было успокаиваться парень, и вдруг снова ощерился, рука дёрнулась, притянув друга ближе. – Почему ты этого не сделал? Она ведь разрушила твою семью.

Ярость требовала выхода, лишь смерть могла утолить её и успокоить сердце, но сейчас это было невозможно. Оставалось смиренно склонять голову перед теми, кого желал разорвать:

– Эта тварь убила твою мать, и ты терпишь её столько лет.

– Смерть ведьмы ничего не решит, – ответил парень. – Моя мать хотела, чтобы я выжил, а не сдох из-за глупых ошибок.

Пальцы разжались, и Данила швырнул друга на землю:

– Ты трус.

В этом был весь он. Юноша не умел ждать, хитрить, выступая всегда за открытое противостояние, тем самым наживая себе врагов.

«Если любить, то отчаянно, если ненавидеть, так весь мир», – таким был Данила и даже страх смерти не мог это изменить.

Вернулись ребята вдвоём. Команда не стала спрашивать, что произошло. Все знали крутой нрав командира и просто решили, что Артем в очередной раз разозлил его. В конце концов на футбольном поле дружелюбию не было места, и обе команды вели жёсткую борьбу друг с другом за победу.

Когда ребята обсуждали тактику, внезапно, со стороны, раздался голос Лидии.

– Ну и наряд!

Обернувшись, парень увидел, как та направляется к Нине, растягивая губы в злобной ухмылке. Миса и Света семенили рядом, и Дане сильно захотелось подставить подножку напыщенной кукле, дабы сбить её спесь, но Тема бы этого не одобрил. Пусть Лидия часто портила кровь своими придирками, как брат, он защищал девушку, прощая той грубость и невежество. Стиснув зубы, юноша ожидал, что сделает она, надеясь, что Нина не съёжится, и будет отвечать на выпады.

Нина Самохина

– Не стыдно? – даже презрительная ухмылка не испортила лицо блондинки. – Зря они выпустили тебя на волю. Я бы на твоём месте постеснялась сюда приходить.

– Ты не на моём месте.

Не говорить же ей о том, что зная, что здесь будет такая толпа, я бы точно не пришла. Смерив взглядом, девушка повернулась к подругам:

– Как вам одежда?

Я покраснела ещё больше и нерешительно посмотрела в сторону двух девушек, стоящих рядом с ней. Одна из них, с короткими кудрями, которые мягкими волнами обрамляли лицо, вдруг подмигнула мне и добродушно улыбнулась, увидев удивлённое выражение.

Лидия глянула на неё, но ничего не успела заметить, а я задумалась, пытаясь понять причину внезапной доброжелательности. Вторая была выше блондинки, её длинные тёмно-русые волосы спускались ниже талии, а на лице, покрытом веснушками, сияла та же надменная усмешка, что и у королевы, так про себя назвала Лиду.

– Из-за твоего присутствия никто не общается с Натали и Катей, – высокомерно продолжала та, смакуя своё превосходство. Под её взглядом я чувствовала себя ещё большим ничтожеством, чем была, когда заглянула в зеркало, выходя из дома.

– Уж лучше быть одной, чем с такой стервой, как ты, рядом стоять, – малышка метнула на неё сердитый взгляд. У меня перехватило дыхание от того, сколько в нём было злобы, словно та хотела испепелить девушку. – Разве наследники Таганиных должны вести себя так? Лезть, куда не просят, хамить, кому не надо. – Катя погрозила ей пальчиком и добавила. – Незачем своим присутствием картину портить, мы тут природой любуемся.

Я чувствовала, что они готовы были вцепиться друг в друга, и лишь присутствие людей не давало это сделать. Лидия возмущённо фыркнула, ввязываться в перепалку с малолеткой было ниже её достоинства. Потому, метнув взгляд на Натали, вдруг произнесла. – Мутантка.

Та вздрогнула и книга выпала из тонких рук на снег. Дрожащими пальцами девушка присела, чтобы поднять её, опять спрятав лицо за волосами.

«Вот тварь», – я никогда не понимала, почему люди начинают вымещать свою злость на тех, кто к этому отношения не имеет. Пусть бы продолжала меня доставать, так нет же, бросилась на того, кто просто рядом стоял и уж точно не ответил бы грубостью, как Катерина.

Я не поняла, когда рванула следом, и лишь увидев спину Лиды, маячившую вблизи, ощутила беспощадную ярость, которая пылала в сердце, ища выход.

«Посмотрим, какая ты смелая, стерва».

Ближе, ещё чуть-чуть. Я нагнала Лиду, когда та подходила к Косте. Радостно улыбаясь, она что-то говорила ему, не замечая хруста шагов позади.

«Он здесь, – посетила мысль, но тут же злость прогнала её прочь. – Плевать, если защитит».

Девушка обернулась лишь тогда, когда тихий свист достиг ушей. Я знала, что она так сделает, и потому привлекла внимание слабым звуком. Такие, как Лидия, не чувствуют опасность, считая себя правыми, но не в этот раз.

Мой кулак ударил её по смазливому лицу, стирая нежные черты.

«Как же я ненавижу тебя, дура!» – пронеслось в голове на втором замахе. Хотелось втоптать её в грязь, размазать алым пятном по белоснежному ковру, чтобы ощутила ту боль, которую причиняет другим.

– Если ещё раз услышу в адрес Кати или Наташи хоть одну колкость, ты слышишь меня? – я присела, схватив её за гриву пшеничных волос, и подняла голову. Нос был в крови, губы тоже. – Я тебя так разукрашу, что даже сотни пластических операций не смогут вернуть облик. Ты меня поняла? Со злорадством потянув светлые пряди, я увидела, как яростно полыхнули глаза девушки.

«Видимо, нет».

– Ты труп.

– Уже слышала, – дёрнув ещё раз, я с наслаждением услышала долгожданный стон сквозь злобное шипение.

«Прям, как змея. Красивая внешне, но гадюка гадюкой».

И тут до меня дошло, что что-то не так. Ни тебе весёлого гомона, ни криков, ничего, словно на поле остались только мы вдвоём. Бросив взгляд в сторону, я увидела, что Данила рванул ко мне, а следом увязался рыжеволосый парень, что-то гневно крича.

«Только не упади, – прошептала себе, понимая, что ещё чуть-чуть и паника сведёт с ума. – Медленно иди обратно, шаг за шагом».

Через мгновение ребята уже были рядом. Высокая девушка помогла подняться Лиде и вытерла кровь с лица. Данила же оказался передо мной, будто защищая от той ненависти, что вспыхнула вокруг.

– Выше нос! – внезапно раздался рядом чей-то голос, и широкая ладонь сжала локоть, давая опору.

– А? – я вздрогнула и подняла голову. Костя шёл рядом, подстраиваясь под шаг. Теперь он не нёсся вперёд, напоминая локомотив, а так же неспешно, словно прогуливаясь, семенил рядом. – Что?

– Ты только что вмазала внучке главы деревни, – произнёс он и, увидев распахнутые от ужаса глаза, рассмеялся. – А теперь дрожишь от страха. Запоздалая реакция, не находишь? Хотя твой хук справа вышел отлично.

– Слабо верится, – проворчала я, но улыбнулась. В кои-то веки со мной заговорили, а не шарахались, как от прокажённой. Оттого, что рядом Костя, стало радостней. Сердце согревала мысль о том, что он не расстроился и не рванул утешать девушку, которая висела на нем весь день, как на вешалке.

– Скажу честно, – его рука скользнула с локтя вниз и прижалась к пояснице, пальцами зацепившись за кожаный ремень. – Тебе удалось выполнить мою мечту. Не думал, что хватит смелости.

«Скорее глупости», – я изумлённо взглянула на него.

Если честно, было не сложно представить, что он хотел ударить девушку. Потому что, когда мы встречались в доме, его взгляд выражал только одно – ненависть. И в это мгновение казалось, что если нас запрут в одной комнате, то Костя сделает всё, чтобы избавиться от меня.

Поступок парня окончательно поставил точку на том, чтобы завязывать дружбу с кем-то из присутствующих. Их взгляды, полные осуждения, и лица, искажённые неприязнью, были обращены к нам. Но в тот момент меня это не волновало.

– Это был нокаут, – произнесла Катерина, когда мы подошли. Судя по заливистому смеху произошедшее ей понравилось. – Сначала удар, а потом такая близость с Костей. Чувствую, сегодня будет жарко.

– Жарко? – не поняла я.

– Конечно, однозначно дуэль.

И только я подумала о том, что Артем решится пристрелить меня, как увидела Данилу, который направился к нам. Даже издали было видно, как сверкают глаза, в лучах солнца напоминая огненное пламя. Парень явно был в бешенстве.

«Артем же его друг, – вспомнилось тут же, – И брат Лидии. Блин!» Они же чуть не вцепились друг в друга из-за меня.

– Голубки помирились? – Даня перевёл взгляд с меня на старшего брата. Скулы были напряжены, а на лбу, несмотря на сильный холодный ветер, выступили капельки пота. – Играем?

Костя кивнул, принимая вызов младшего, и стал раздеваться. Скинув футболку, он следом отправил на снег кроссовки, лишь усмехнувшись, когда мой рот попытался исторгнуть протестующий вопль. Данила туда же швырнул толстовку, а ботинки почему-то вручил мне, свирепо заглянув в глаза:

– Отпустишь, прибью.

– Где-то я уже это слышала, – буркнула в ответ, покрепче стискивая шнурки.

Я сжалась, чувствуя себя на линии огня. Дуэль?! Было похоже, что она будет не между командами, а между братьями, но почему? Неужели из-за Лидии?

Махнув нам, Костя рванул с братом на поле. Катя, я и Натали, испуганно смотрели в след, не зная, чего ожидать от сегодняшней игры и одновременно боясь её.

– Начали! – раздался свист, и мяч полетел вверх. Оба брата тут же взмыли в воздух словно птицы, будто вселенские законы были для них не писаны. И хотя Данила бегал быстрее старшего, да и разгон был взят хороший, сальто Кости он не успел остановить. Тот, ударив по мячу, послал его к воротам соперника. Я едва заметила след, который стремительно рванул к сетке.

– Гол! – закричал парень, исполняющий роль судьи.

– Есть! – Катерина радостно захлопала в ладоши, наслаждаясь тем, как ловко Костя увёл мяч из под носа брата.

Данила недовольно скривился в ответ, и, окинув сердитым взглядом команду, что-то им крикнул. Я не могла расслышать, что именно, но звук сильно походил на рычание зверя, который не на шутку разозлился.

Солнце ярко светило на небосклоне, и снег игриво искрился в его свете. Я любовалась ребятами, которые не уступали друг другу, как в красоте, так и в мастерстве, они были достойными соперниками. Удары Кости мог остановить только Данила, в такие мгновения казалось, что сама природа на его стороне. Секунду назад мяч летел к воротам, круша всё на своём пути, сбивая игроков с ног, и вдруг, словно загипнотизированный зверёк перед коброй, внезапно замирал перед Даней, крутясь в воздухе и теряя ту силу и скорость, с которой нёсся вперёд. Для меня то, что творилось на поле, было сказкой. Сложно поверить в реальность того, что люди могут так играть. Куда уж нашим командам, на их скучных матчах я с трудом сидела до конца, внушая себе, что это только ради дедушки. Да, там не было невероятных прыжков, наполненных чудовищной силой, грацией и скоростью, не было того, что делает его красивым и опасным, напоминая гепарда.

– Это … – восхищённо вздохнула я, понимая насколько обыденно это для сестёр.

Но как утерпеть, если игроки легко исполняют в воздухе сальто, чтобы перехватить друг у друга мяч? Если скорость, с которой передвигаются по полю, кажется космической. Ведь ребята яркими звёздами вспыхивали то тут, то там, а потом растворялись в ворохе снежинок.

– Что тут удивительного?! – каждый раз слыша мои восклицания, Натали пожимала плечами, бросая негодующие взгляды из-за того, что отвлекаю от чтения.

Валентина Орлова

«Как долго это будет продолжаться?» – женщина печальным взором смотрела в окно. Воскресенье был праздником для детей, днём забот для мужа, который уходил к старейшинам, и её грустью. Все покидали дом, оставляя мать семейства одну, лишая пол топота ножек, а стен весёлого смеха. В эти моменты её гнездо превращалось в склеп, становясь вдруг чужим.

Налив чашку кофе, Валя открыла холодильник и задумалась. Ей хотелось сбросить с себя сонное состояние, что накатывало каждое утро, превращая бойкую женщину в тень себя.

«Слишком много мыслей», – она не могла смириться с тем, что происходит. Внутри все разрывалось на части. Было бы легче не привязываться к Нине, воспринимать очередной жертвой поселения, но девушка внезапно стала частью семьи и думать о том, что будет дальше, не хотелось.

«Что же делать?» – этот вопрос истощил разум, одарив бессонницей, не давая нормально отдохнуть ни днём ни ночью. Только пару раз ей удалось выспаться, и то благодаря тому, что жутко устала днём, и, едва дойдя до кровати, просто потеряла сознание.

– Молоко, так молоко, – схватив бутылку, она плеснула его в кружку и стала медленно помешивать, пока кофе не стало бледно-коричневого цвета.

– Не проще в молоко капнуть? – подтрунивал иногда над ней муж, наблюдая с какой тщательностью та смешивает цвета.

При мысли о Николае Валентина улыбнулась. За его спиной было легко спрятаться от надвигающихся бед, и найти то, что долгое время ускользало из рук – понимание. Он принимал её такой, какая есть, прощая вспышки гнева и обиды, мирясь с ослиным упрямством.

– Сочувствую твоему мужу, – с детства говорил брат Вали, который отличался завидным терпением. Вывести его из себя было трудно, но сестре всегда удавалось, и потому прозвище «Невыносимая» стойко прилипло к ней лет с трех. Когда принцесса вышла замуж, Вадим был счастлив наступившему спокойствию, но судьба решила иначе, и взамен подарила дочь, которая была копией младшей сестрёнки

Водоворот закручивался все сильнее, молочным шоколадом бросаясь на белые стенки, и воспоминания непрошенным гостем возникали в голове. Валентина так мечтала сбежать из дома, что обряд казался единственным выходом. Не нарушая традиции, только он мог вызволить из городка, подарив свободу, и было неважно, кем может оказаться избранник. Любить его или нет – было уже не в твоей власти. Обряд гарантировал взаимные чувства, а из чего они вырастут все равно. Ненависть так же легко связывала людей, как и плотские желания. Но Валентине повезло, и это было единственным чудом в жизни, потому что чёрные полосы, которые пошли следом, сорвали розовые очки с лица.

Будучи принцессой, она привыкла к подчинению, к тому, что все крутится вокруг семьи, и каждый пытается втереться в доверие. А став женой обычного кузнеца, вдруг поняла, что не имеет ценность, потому что лишь сыновья царя несут в себе кровь врагов и проклятье Луны. Дочери годны лишь для удобных браков. Внезапно став женой чужого человека, Валя старалась узнать о нем все, но каждый раз натыкалась на скупость фраз или молчание. Со временем женщина поняла, что часто дети вырастают вопреки родителям, и знание не всегда несёт радость. При мысли о родителях Николая женщину передёрнуло. Его мать не могла смириться с тем, что сын женат на принцессе, когда же Валя родила Данилу, старуха вовсе сошла с ума от ярости.

«В моем доме не будет этого ублюдка, – верещала та, скрюченным пальцем указывая на красные глаза младенца. – Я же говорила тебе, что она порченная!»

О, как же Валентина ненавидела эту женщину, молча проглатывая жестокие слова и мучаясь чувством вины перед мужем и сыном. Мутант… Кто виноват в этом? Она или Коля? Неужели, быть членом королевского рода достаточным для того, чтобы родить урода? Каждый день был пыткой в доме родителей, которые жаловались соседям на неумеху жену, на то, что та отравила славный род своей кровью и теперь жизнь Николая загублена. Ночь же превращалась в долгий кошмар, лишая сна. Ведь таких детей всегда убивали и страх, что кто-то придёт и отберёт Данилу, никогда не отпускал.

– Он – ангел, – однажды сказала Валентине незнакомая девушка, остановившись у коляски. Золотистые волосы непокорными прядями рухнули вниз, когда та наклонилась над малышом, ткнув пальцем в пухлую щёчку – И нос мой.

Эти слова спасли женщину, подарив надежду на то, что не все полукровки такие, что есть те, кто в невинных малышах видит детей, а не проклятье. Да, мутанты другие, их нрав жесток, а жажда крови порой сводит с ума, но они тоже хотят жить обычной жизнью, иметь право дружить, капризничать и обижаться на грубые слова. Сестра Николая оказалась удивительной девушкой. Её презирали за предательство, потому что, бросив семью, та уехала в город, чтобы стать посмешищем – именно так говорила свекровь, поливая дочь грязными словами. Но Елена не жаловалась на это, в отместку став ведущей актрисой местного театра и выбрав в пару человека, отняв надежду матери на то, что блудная дочь вернётся.

– А если он захочет детей? – спросила однажды Валентина, без спроса мужа укатив в гости к его сестре. – Ведь ты…

Она внезапно осеклась, осознав, что стала похожа на Колину мать, которая радовалась тому, что дочь никогда не сможет познать радость материнства.

«Уж лучше с такими ублюдками, как у тебя быть, чем одной, – ворчала старуха, добавляя. – Срок его короток, бабу найдёт, когда поймёт, что не понесёт от него».

«Как можно быть такой тварью?» – поражалась Валя, но промолчала, не желая провоцировать ее.

– Не волнуйся, – Лена поправила пелёнку на голубоглазом карапузе, который норовил тяпнуть тётю за палец. – Столько детей без родителей, что можно враз из одиночки стать многодетной.

– Усыновить? – удивилась она, не понимая, как можно взять чужого ребёнка. Лишь с появлением в доме Кости и Кати, Валентина поняла, что кровные узы на залог любви и часто она рождается там, где их вовсе нет.

– Конечно, – озорная улыбка заиграла на лице. – Захочу, семерых возьму.

Следующая встреча произошла только через год, за это время Валя успела превратиться в блеклую тень, истратив силы на ругань со свекровью. Ненависть и боль стали постоянными спутниками жизни и дышать стало невмоготу, поселение её убивало. Сбежав в город, Валентина сначала не хотела возвращаться. Она рыдала на руках у сестры, жалуясь на весь мир, который вместо радости, почему-то одаривал невзгодами.

– Я так рада, что у меня есть ты, – шептала она, стискивая в объятьях девушку.

– Сейчас нельзя, – в тёмных глазах была горечь. – Без леса Данила не выживет, а здесь нет просторов, которые нужны волчонку.

Ладонь скользила по спине вверх-вниз, успокаивая сотрясающееся тело, которое в отчаянии жалось к ней:

– Ты должна вернуться, – губы мимолётно коснулись лба и тут же отстранились, – ради него и себя.

Валя ничего не могла сказать в ответ и потому лишь с силой сжала подругу, боясь отпустить от себя. Елена была для неё ветром свободы и, лишь находясь рядом, она чувствовала его дуновение, ощущая терпкую смесь городского смога и хвойных веток, соль людского пота и запах мокрого асфальта.

Сделав глоток, женщина поставила чашку на стол и бросила взгляд на часы. Прошёл всего лишь час с ухода детей, а ей казалось, что целая вечность. Как они там? Все ли в порядке? Мысли о них не давали покоя. Валя переживала о каждом, успев привязаться за короткий срок даже к гостье, которая незаметно перетянула все внимание на себя. А как иначе? Ведь Нина была человеком, тем, кто в разы слабее их. Любая болезнь, травма может поставить её жизнь под угрозу, и женщина боялась, что остальные этого не понимают, и их игры, шутки, могут оказаться смертельными для девушки.

С приходом Нины в их дом, все изменилось. Если бы кто-то посторонний сравнил их жизни, ту прошлую и эту, то ничего бы не заметил. Дети все так же шутили, играли, а муж был занят работой и делами на благо деревни, но от её взора ничего не ускользнуло. И Валя радостно наблюдала за тем, как семья пробуждается от многолетней спячки, и малыши, которые добровольно заперли себя в темницу, вдруг начали выглядывать из приоткрытой двери.

«Только бы не захлопнулась», – возносила она по ночам молитвы к богам, желая, чтобы дети всегда искренне смеялись, а не сливались с выбранными масками, превращаясь в мумии. Все, любимые малыши, муж, на её глазах постепенно превращались в пустых людей, лишаясь остатков человечности. И когда Валя уже смирилась со своей участью, внезапно появилась Нина, потрясся всех до основания, одним лишь взглядом разрушая воздвигнутые преграды.

«Маленький хрупкий человечек», – нежная улыбка коснулась губ, и ласка мягкими волнами омыла сердце при мысли о зеленоглазом ребёнке, который с любопытством познавал их мир.

Единственным, кто старался обратить все вспять, был Константин. И Валентина понимала почему. Ведь сама долгие годы жила с ненавистью в сердце, а когда ты так долго испытываешь злость, любить потом сложно. Это чувство начинает приносить боль, и страшные мысли и действия, которые когда-то казались правильными, вдруг становятся мерзкими, пачкая душу алыми пятнами.

«Он был свидетелем бойни», – шептались в деревне долгие годы, пока мальчик зализывал раны. Жителей не волновала боль, которую приносили их расспросы, главное, узнать подробности первым и передать соседу, вновь пуская волну домыслов по посёлку. Ясенские выжили. Это пугало всех, потому что никто не знал, какими способностями обладает королевская кровь, раз смогла противостоять силе варгов. Но принц не с кем не делился обстоятельствами, за краткий миг превратившись из весёлого малыша, каким знала его Валя, в угрюмого ребёнка, который мог часами сидеть на подоконнике, разглядывая лес. Так проходил дни, недели, месяцы. Костя помогал по дому, болтал, но в серых глазах больше не было жизни, они превратились в зеркала, которые лишь отражали чужие эмоции, пряча свои глубоко внутри. Но так не могло продолжаться вечно, и сначала Данила, а потом уже и вся семья смогли вызвать улыбку на его устах, которая яркими огоньками вспыхнула в глазах, лишь на миг приподняв суровую маску.

«Любить страшно, Любить больно, – однажды сказала она Константину, и увидела, как ноздри резко дёрнулись, а спина напряглась, – но можно». Валя надеялась, что он поймёт и перестанет избегать девушку, но племянник оказался слишком упрямым.

«Чувства не то, что можно запереть под замком», – бросила вновь ему, когда юноша накричал на отца за то, что гостью подвергли тем обязанностям, которые выполняют они, дети Николая Орлова. Он пришёл в ярость, узнав, что Нина потеряла сознание на улице, но так и не смог пересилить себя и подняться на второй этаж, потому снова сбежал, сославшись на важные дела. Но даже так, его незримое присутствие всегда ощущалось во всем. И каждый раз, когда над гостьей нависала опасность, принц врывался в дом, сбивая все на пути в своём стремлении оказаться рядом с ней.

Но племянник всегда замирал у двери, то в нерешительности поднимая руку, чтобы постучать в собственную комнату, то задумчиво касаясь ручки, прислушиваясь что происходит там, по ту сторону деревянного полотна.

«Костя», – Валя видела смятение на лице юноши, ощущала его страстное желание быть с Ниной и жуткий страх в глазах оттого, что, сделав это, больше не будет, как прежде. Он единственный, кто не понимал, что, как раньше, уже не будет никогда. Можно трусливо бегать от чувств, прятаться, но они все равно настигнут и сломают, если сопротивляться. Женщина понимала его нежелание смириться с тем, что происходит, но то, что вытворял сын больше сердило, чем вызывало сострадание. Костя вдруг решил воспитать в Нине ненависть, чтобы насладившись болью, закрыть своё сердце навсегда.

Но то, что решил потерять Костя, вдруг захотел сохранить Данила, внезапно проявив интерес к девушке. И теперь его взгляд преследовал Нину, искрясь радостью в тот момент, когда та обращала на него внимание.

«Почему? – мать семейства не понимала того, каким образом её мальчики влюбились в одну девушку. Ведь это невозможно. Обряд всегда перечёркивал старые чувства, и вернуться назад никто не мог. Он разрушал и спасал семьи, давая шанс на новую жизнь, но те, кого соединил ритуал, не могли жить друг без друга. Смерть забирала обоих, где бы они ни были. Если один погибал на поле брани, то сердце второго останавливалось, не желая биться без любимого. Здесь же все по-другому, но Валя не сомневалась в том, что чувства детей были искренними. О том говорили невысказанные слова, действия, взгляды. То, что нельзя было спрятать, как бы ни старался.

«Что же делать?» – впервые Валя решила положиться на судьбу, надеясь, что она расставит все по своим местам и сохранит её сыновей.

Снова взгляд на часы. Уже двенадцать, а мужа так и нет. Неужели что-то случилось? Бросив чашку в раковину, женщина накинула на себя пальто и выскользнула за дверь, намереваясь пойти к дому собраний. Её всегда тревожило, когда Николай был там. Слишком явно демонстрировали старейшины свою нужду в молодом воине, и эта зависимость казалась ей наигранной.

Ощущение того, что им копают могилу никогда не уходило. Интриги змеиным клубком крутились вокруг семьи, отравляя своим ядом. Да, она принцесса, и грех пойти против королевской крови, но муж – обычный кузнец, а дети – мутанты, в которых видят угрозу. И пусть Натали никогда не обращалась, а Данила защищает поселение наравне с отцом – им этого всегда будет мало. Всегда…

Словно на крыльях пронеслась она по улицам деревни и остановилась у дома собраний, чтобы отдышаться. Нельзя было выдавать своё волнение иначе кто-нибудь из старейшин смог бы догадаться. О чем? Она не знала, но просто показывать то, что боится, что не доверяет, не могла. Любое подозрение с их стороны и шаткий мир будет разрушен.

В коридоре её встретила беловолосая старуха. Сколько себя помнила Валентина, она всегда была тенью Елисея, сливаясь с окружением так, что редко бросалась в глаза. Вот и сейчас Валя её не приметила, пока не услышала дребезжащий голос, раздавшийся за столом:

– Доброе утро, Валентина Николаевна.

«Скорее, уж добрый день», – подумала та, улыбнувшись в ответ: – И вам Доброго. Мужа моего не видели?

– Он у главы. Сейчас решается важный вопрос. – старуха нахмурилась, и несколько волосинок, которые когда-то были бровями, покачнулись на морщинистых складках. – Группа до сих пор не вернулась с разведки, а от поискового отряда вестей нет. Старейшины думают послать ещё один, чтобы выяснить, в чем дело.

– Николай достаточно делает для деревни, – Валентина с трудом сдерживала вспыхнувший гнев. Она поняла, что задумали старики, которым явно претило соперничать с молодым и весёлым кузнецом в популярности. Ну да, кто захочет выбирать мумию, когда есть тот, кто сможет оживить этот склеп.

– Он – лучший.

Решив не вступать в спор, женщина прошла дальше и села на скамью, ожидая супруга. Толстые стены здания хорошо защищали зал, и подслушать не получалось, как бы сильно Валя не напрягала свой тонкий слух.

– Ну что там? – она в нетерпении бросилась к мужу, когда дверь отворилась и тут же затормозила. Николай шёл не один. Позади был Елисей, сияя довольной улыбкой.

«Он выиграл», – пронеслось в голове Вали и сердце рухнуло куда-то вниз.

Победа главы несла только беды семье. Ведь аппетиты старика росли. Хоть он не мог соперничать с королевской кровью в способностях, интриги плёл умело, сначала решив подсунуть Вале младшего сына в супруги, а потом, когда потерпел неудачу, попытался свести внучку с Костей, надеясь, что та не упустит такой лакомый кусочек.

«Он не успокоится, – женщине хотелось оказаться как можно дальше от этой заспанной деревни. – Найдёт лазейку и не позволит опекать малыша, когда тот родиться. Или…» Догадка вспыхнула в голове: «Нас убьют. Ребёнок Кости и Нины залог власти и процветания полукровок. Если есть он, мы не нужны».

Елисей жаждал власти, а её семья была лишь ступенькой к желанному трону, последняя самая недостижимая для него высота.

– Я хотела с тобой поговорить, – начала была Валя.

– Потом, – ответил Николай и, взяв жену под руку, кивнул старейшине на прощанье.

Быстрым шагом направился мужчина вниз, таща следом за собой жену, и отрезая любые попытки завязать разговор. Всю дорогу они шли молча, так стремительно, что Валентине приходилось бежать, чтобы не отставать от супруга.

– Что ты хотела? – наконец выдохнул Николай, как только за ними закрылась дверь.

– Я хочу уехать отсюда, – вдруг выпалила женщина, и тут же поняла, что именно к этому решению все время стремилась. И эта спонтанность помогла ей определиться.

– Куда?

– Все равно. В город, в другую деревню. Главное подальше отсюда.

«Странно, он не спросил почему. Неужели тоже хочет? – Валя силой подавила в себе зарождавшуюся радость. – Ещё не время, он пока ничего не сказал».

– От чего хочешь сбежать. От меня?

– Нет, – она в страхе затрясла головой, боясь, что не поймёт. – Мы здесь не под охраной, мы пленники.

– Я не могу, – ответил Николай. – Я поклялся защищать деревню.

– Ты должен защищать королевскую семью,– не выдержала Валентина. – Я и мои дети потомки Фенрира. Нет ничего ценнее нашей крови. Ясно! Ты обязан быть с нами, не хочешь в роли отца и мужа, будешь в роли телохранителя. Но здесь тебя не оставлю, не хочу, чтобы старейшины шантажировали тобой.

– А я, по-твоему, что делаю? В дружбу с ними играю, капризы выполняю. У пса заборного и то свободы больше, чем у меня. Для кого это делаю, скажи? – вспылил мужчина. По чёрным глазам прокатилась золотая волна, и Валентина сделала шаг назад, испугавшись ярости мужа. – Ты забыла, что они сделали с Данилой? Старейшины ведь специально молчали, зная о профилактике, зная, что у нас родится такой… такой…– Николай захлёбывался яростью, пытаясь сдержать ее. – Помнишь, что сказал Елисей? Мне пришлось засунуть своё самолюбие подальше, и принести эту поганую клятву, чтобы оставить сына в живых. Или он или деревня. Они не идиоты и прекрасно знают, что я выберу, если придётся.

– Кого?

– Нас, – могучие руки обвились вокруг тонкой талии и сжали так, что женщина почувствовала, как скрепят от натуги кости, пытаясь совладать с чужой силой. Но эта звериная ласка была ей приятна. – Ты думаешь им мало жены революционерки? Детей, который идут наперекор традициям. Хочешь, чтобы у нас совсем не осталось шанса? Пойми, мне нужно быть их орудием, чтобы контролировать. Быть, как можно ближе к ним, чтобы ни одна мысль не проскочила мимо меня.

Нина Самохина

– Гол! – заорал судья, когда мяч, пролетев между раздвинутых ног, мощным ударом чуть не сломал штангу ворот.

– Ого! – поразилась я, понимая, почему вратарь не сделал попытку остановить удар. Скорых тут нет, а получить перелом в таком столкновении было бы легко.

– Какого хрена! – Данила с багровым лицом заорал на парня, яростно размахивая руками/ – Ты слепой? Рук, ног нет? Вырву, лучше играть будешь?

«Да, он явно не церемонится», – несмотря на наши каждодневные стычки, таким эмоциональным я видела его впервые. Юноша обычно бросался колкими фразами, вступая в перепалку, а потом уходил, демонстративно хлопнув дверью.

Мяч вернули на поле, и Артем бросился за ним, подцепив сзади ноги девушки, которая рванула на перехват. Та упала, как подкошенная, взрыхлив ногами снег, но парень даже не обратил внимание и продолжал мчаться поперёк поля, обходя лес чужих ног.

Удар!

– Давай! – не выдержала я, наблюдая, как мяч взмывает вверх, закручиваясь тугой спиралью, и уходит за ворота.

– Мазила! – сложив руки рупором, выпалила Катерина, щедро сдабривая крик свистом.

– Просто не повезло, – вступилась я за него.

– Не повезёт ему после игры, когда Данила за проигрыш голову оторвёт, – рассмеялась девочка. – Вон, как бесится.

Я проследила взглядом за её рукой и увидела, как юноша тычет пальцем в небо.

– Отправит туда?

– Он сможет, – утвердительно качнула головой малышка, и снова завопила, обращаясь к игрокам. – Что вы, как беременные лемминги на поле. Скучно!

– Не подначивай, – на поле росло напряжение, и поведение девочки лишь добавило пороху.

Даже Костя веселился с выходки сестры, показав ей большой палец. Ну да, ему-то было явно проще, чем остальным. Лениво обходя соперников, парень вступал в игру лишь тогда, когда мяч опасно приближался к воротам, норовя нырнуть за спину вратаря. Он, как призрак, возникал из вороха снежинок, молниеносно выбивая его из-под ног игрока.

– Пусть шевелятся, а то распустил свою команду Данька.

– Я… – голос надломился, когда взор пересёкся с голубыми глазами. Брови над ними под углом свелись к переносице, образуя вертикальную морщинку на обычно гладком лбу.

– Что? – переспросила девочка.

– Да нет, ничего, – едва слышно произнесла я, словно в трансе наблюдая за Данилой. Белые волосы на солнце искрились перламутром, светящимся нимбом обрамляя лицо парня.

«Голубые глаза, серьёзно? Как могла увидеть со своей близорукостью?»

Находясь далеко и не видя толком лица, моё воображение всегда вызывало в памяти образ небесной синевы, по крупицам воссоздавая каждую эмоцию парня.

«Никогда бы не подумала, что так хорошо его знаю».

Получив мяч, Данила начал петлять по полю, сбивая с толку игроков противника, прощупывая слабые места и ища подходы к воротам. Артем тенью следовал за командиром, охраняя от нападок. Влево, вправо, диагональ, сложно было предсказать, куда в следующий раз скользнёт тело, уходя от атаки соперников. Вдруг резкий разворот на средине поля и мяч полетел в воздух. Артем тут же подпрыгнул, взорвав под собой снег. Закрутил тело, превращая его в перевёрнутую запятую, и, ногами перехватив мяч, послал его в ворота.

Сердце замерло, наблюдая, как тот ударился о штангу и отлетел, боковым зрения видя, как парень, перевернувшись в воздухе, спокойно приземлился на ноги и сразу рванул вперёд. Но Данила уже был на страже. Метнувшись в сторону, он легко увёл мяч за собой, избежав атаки Константина, который пытался выбить его ногой.

Назад, влево, рывок в сторону и снова вперёд. Словно паук он плёл свою паутину на поле, не сводя глаз с вожделенных ворот. Несколько игроков бросились наперерез, чувствуя опасность, но Данила легко расправился с ними, молниеносно скользнув меж тенями, словно проходя сквозь людей.

Снова удар, и мяч полетел по немыслимой траектории.

– Ну же! – невольно сорвалось с губ. – Блин!

Меня горьким сожалением накрыло в тот момент, когда мяч ввинтился в перекладину:

– Это несправедливо.

– Позёр, – Натали лишь на миг оторвала взгляд от книги, обратив внимание на брата. – Об игре не думает.

– Как не думает? – в это сложно было поверить, ведь он угрозами сыпал на свою команду, требуя победы любой ценой. И сам буквально жил у вражеский ворот. – Он уже второй раз пытается забить за несколько секунд. И ничего. Не честно!

Я боялась, что Катерина опять начнёт кричать, заводя брата, но девочка смолчала, с азартом наблюдая за игроками.

«Умничка!» – облегчение накрыло с головой. Данила итак дышал яростью на поле, и подначивать его в такой момент было бы опасно, иначе взорвётся. Правда… на миг в глубине шевельнулось любопытство. Захотелось узнать, сколь разрушителен бывает его гнев.

«Будто этого не знаю», – отдёрнула я себя, вспоминая руки на моей шее и понимая, что та злость была лишь слабым отпечатком необузданного бешенства, которое царило сейчас на поле.

Атаки на ворота понеслись волна за волной. Мяч высекал искры, скользя вокруг них, то соприкасаясь с перчаткой вратаря, который выбивал его подальше, то улетая куда-то в сторону, скрываясь в снежных брызгах. Следуя примеру Данилы, игроки начали таранить ворота со всех сторон, видно не на шутку испугавшись за свою жизнь, и вскоре паника воцарилась на Костиной половине поля. Футболисты метались из стороны в сторону, пытаясь отбить атаки, и лишь их командир оставался спокойным, с усмешкой наблюдая за творящейся вакханалией.

– Не стой столбом! – донёсся чей-то крик с поля и я увидела, как мяч, словно пушечное ядро, устремился к сетке, угрожая разнести все на своём пути.

Костя, моментально стряхнув ленивый взгляд, тут же метнулся наперерез и мощным ударом отправил его в лоб Артему, который не успел увернуться и лишь громко вскрикнул перед тем, как упасть на спину.

– Он живой? – было сложно поверить, что человек может оклематься после подобного.

«Что с ним? – будь мяч чуть поменьше, то с лёгкостью мог пробить голову насквозь.– Почему не встаёт?»

– Череп крепкий, оклемается, – словно прочитав мои мысли, ответила Натали. Голубой глаз на секунду показался из-под чёрных прядей, с интересом окинув футбольное поле. – Не волнуйся.

– Да как так можно! Он же специально ударил в него. Зачем?

– Кто знает, – Катя хлебнула из термоса чай, и затем тыльной стороной ладони вытерла несколько травинок, что пристали к губам, – мальчишки.

За кого болеет девочка я так и не смогла понять, потому что брань в равной степени сыпалась на обе команды, когда те не утоляли её тягу к зрелищам. Никогда бы не подумала, что эта малышка может быть настолько азартной, подначивая даже меня сделать ставку.

Данила без устали терроризировал команду противника, молнией метаясь по полю, и вот наконец мяч в очередной раз полетел в сторону ворот.

«Пожалуйста», – ни одно сердце не могло оставаться холодным, наблюдая за стараниями парня. Даже поддерживая Костю, я видела, как тот позволяет брату выплеснуть эмоции на поле, наверняка это лучше, чем разносить дом при вспышках гнева.

– Гол! – заорала я вместе с судьёй в тот момент, когда мяч, скользнув мимо пальцев вратаря,ввинтился в сетку ворот.

И когда крик стих, до ушей донёсся мелодичный звук, сопровождающийся требовательной вибрацией. Я повернулась, чтобы спросить, что это такое, и увидела, как Натали достаёт из кармана смартфон

«Что?» – взгляд приклеился к голубому корпусу. Во время болезни я так старалась выкинуть воспоминания о сообщениях, что напрочь забыла о существовании телефонов.

– Да, папа. С ней все хорошо. Глаз не спускали.

– Ну да, если не считать пару раз, когда чуть не сорвалась в овраг, – голос был тихий, но Натали расслышала ворчание и тонкий палец коснулся губ. – Нема, как рыба.

«Хотя действительно могла умереть».

Кивнув, принимая ответ, девушка полностью сконцентрировалась на разговоре. Дежурные фразы о погоде постоянно переплетались с незнакомыми именами, временами окрашиваясь странными словами, значение которых я не понимала.

« Что за язык?» – разум усиленно пытался подобрать знакомое звучание, чтобы расшифровать фразы, но кроме английского и украинского я ничего не знала. Правда и тут познания едва дотягивали до тройки.

– Они вернулись?

Наконец-то после стольких звуков раздались знакомые слова, только вот эффект от ответа на вопрос мне сильно не понравился. Бледное лицо Натали вдруг сделалось, как мел, а губы дрожаще прошептали: – Никита?

Я слышала только один раз это имя, и его хозяин бегал на поле в команде Кости. Парень веселился, делая сальто в воздухе, и со смехом приземлялся в лежащий снег. Он не видел, с какой тоской бросили взгляд на него сестры, как Катя тяжело вздохнула, немного поколебавшись, а затем побежала к судье, чтобы остановить игру.

– Что-то случилось? – тревога сжала сердце, ощущение ужаса постепенно затопляло разум и хотелось знать, что именно так пугает. Просто неизвестность или....

Но Натали лишь мотнула головой, и блестящие волосы разметались по лицу, открывая огромные глаза.

«Врёшь. Но зачем?»

– Я … – начала была я и остановилась.

«В самом деле, что скажу? Обвиню во лжи? Буду требовать ответа? А даст ли она мне его?»

Люди возвращались, кардинально изменившись от одной фразы, страх и злость сменяли друг друга на лицах, и лишь братья оставались невозмутимыми, спокойно взирая на то, как рушится день.

– Ник, хватит! – резкий окрик Данилы заставил вздрогнуть. Я увидела, как юноше что-то говорят, и мяч дугой взмывает в небо в ответ на слова.

– Ещё и тройняшки, – голос Кати раздался совсем рядом и по спине пробежали мурашки от различных догадок.

Я готова была мысленно продать их в рабство, лишь бы не думать о чем-то более ужасном.

Ребята и девушки быстро подхватывали свои вещи и устремлялись в деревню, за несколько минут превратив оживлённое поле в белоснежную пустыню, где ветер протяжно выл, остервенело трепя вещи и холодом кусая руки.

– Говори, – Костя взял телефон, и стал вслушиваться в чью-то бойкую речь. – Сколько говоришь? Когда было?

Спокойный голос казался чуждым, он не соответствовал всеобщей панике, которая читалась в глазах и в действиях людей. Данила кружил рядом, словно акула наматывая круги вокруг жертвы. Остановка – смерть и для неё, и для него.

– Что сказали? – сразу выпалил парень, как только брат закончил разговор, но Костя лишь отрицательно покачал головой, добавив таинственно: – Никто.

– Я же предупреждал! – на мгновение показалось, что глаза юноши загорелись золотом, и я тряхнула головой, отгоняя наваждение и списывая все на солнце.

– Почему меня не послушал? – испепеляющий взгляд замер на мне. – Ничего бы не было.

И не удосужась объясниться, рванул к лесу.

«Приехали. В чем опять виновата? – его ботинки были в моих руках, и оставалось лишь наблюдать, как спина юноши мелькает средь деревьев. – Мне бы такую скорость, давно бы дома была».

Страстное желание бросить обувь сначала шевельнулось во мне, хотелось отмстить за грубость, за непонятные фразы, которыми он кидался сейчас, но инстинкт самосохранения отчаянно завопил, что рисковать не нужно, по крайней мере сегодня. Вот почему я понесла их домой, мысленно ругая Данилу и надеясь, что икота будет скручивать его болезненными спазмами всю дорогу.

На меня мало кто обращал внимание. Девочки шли молча, а Костя временами доставал телефон и пальцы начинали порхать над экраном, поражая скоростью. Несколько раз вопрос, вертевшийся на языке, так и норовил сорваться, но пришлось сдержаться, вспоминая стеклянный взгляд сестёр и надломившийся голос Натали.

«Что бы это ни было, говорить сейчас вряд ли захотят».

У края поляны, прежде чем зайти в лес, я бросила последний взгляд на белоснежную даль. Ветер поднялся, и теперь все заволокло снежным туманом, который растворил в себе противоположный берег, оставив лишь белую пустоту.

– Прощай, – слова тихим шёпотом сорвалось с губ, и я знала, что это правда. Почему-то была уверенность, что больше никогда здесь не окажусь. Сердце болезненно сжалось в лёгкой тоске, но я решительно перешагнула границу, которая разделяла пустыню и дремучий лес.

У входа в деревню, мы внезапно нагнали процессию, которая появилась из-за высоких ворот. Она состояла только из мужчин, одетых в чёрные штаны и такого же цвета туники. Словно богатыри шествовали они по улице, собирая зевак, и отблески, висевших на груди, эмблем, встревоженными зайчиками метались по стенам домов.

В её главе шёл молодой мужчина со светлой бородой и темными глазами. Когда он бросал взоры на собравшуюся толпу, шёпот мгновенно притихал и жители деревни с надеждой смотрели на него, надеясь увидеть ответы на вопросы, но там была лишь боль. На каждый вопрошающий взор бородач лишь мог отрицательно качать головой, игнорируя слезы, что появлялись на лицах.

«Что происходит?» – где-то в глубине шевельнулся страх, но любопытство победило. Ноги медленно, шаг за шагом, стали приближаться к толпе.

«Стой! – вдруг завопил внутренний голос. Тьма гипнотизировала, и то, что временами мелькало среди спин, звало к себе. – Не надо!»

Но я не остановилась, чувствуя, что если развернусь и уйду, то навсегда потеряю возможность понять Костю. Что все непонятные слова, брошенные вскользь, так и останутся тайными.

«Ты точно этого хочешь?»

«Нет», – это был искренний ответ, но прятаться дальше была не в силах. Слишком явные секреты бросались в глаза, а их утаивание угнетало не только меня, но и Орловых. Я видела, с каким трудом приходится Валентине выдавливать из себя улыбку, хотя глаза остаются мрачными, будто съедаемые невыносимой тоской. Не маленькая, выдержу, хоть страшно до жути, но неизвестность намного хуже.

Повинуясь желанию, я продолжила путь, подплывая все ближе и ближе, и, когда несколько узких улиц на повороте слились с главной, в глаза бросились носилки. Сильные руки сжимали длинные палки, на которых ещё виднелась кора и обрубки веток.Они плавно несли то, что скрывалось за плотной тканью, которая волочилась по снегу, заметая следы.

«Раз, два, три», – каждый раз видя чёрный холмик, в голове что-то щёлкало, продолжая неумолимый счёт, хотя ноги упрямо встали, не желая идти дальше.

«Все в порядке, – попыталась успокоить стремительный стук сердца, замечая, как прогибаются носилки под тяжестью неведомой ноши. – Они с охоты. Это просто добыча».

Взгляд метнулся назад, в поисках девочек, Кости, но их нигде не было. Лишь незнакомые лица повсюду, которые мрачно взирали туда, куда смотреть уже не хотелось.

«Смелая, говоришь? – с едким сарказмом заметил внутренний голос. – Что ж бежишь тогда, пожав хвост?»

Народ все пребывал. Женщины выбегали из домов взъерошенные, застёгивая на ходу одежду. Их лица отражали одно и то же: ожидание, страх и недавно пролитые слезы. Нерешительно ступая по белоснежному снегу, они присоединялись к процессии и молча, даже обречённо, шли следом.

– Валентина! – закричала резко я, когда среди них мелькнуло знакомое лицо, но пересилить гомон толпы не смогла, голос потонул в обрывках фраз, так и не долетев до нее.

«Что же делать?» – я постаралась приблизиться к женщине, наблюдая, как та вытирает носовым платком глаза. Но все попытки заканчивались провалом, каждый раз меня отшвыривали назад, не стесняясь пинков, подножек и толчков.

– Ай! – спина вспыхнула болью, когда поток людей, хлынувший с маленькой улицы, бросил меня на забор. Слезы вмиг спрятали мир, смазав очертания, превратив все вокруг в бесформенную массу.

«Помогите!»

– Где Ваня? – старческий голос разрезал шум, будто ножом, заставив всех умолкнуть.

– Не повезло ей, – послышалось справа, – теперь только внучки.

– Где он? – пожилая женщина, метнувшись к началу процессии, повисла на руках мужчины. – Где мой Ванечка?

Бородач какое-то время медлил с ответом, а потом, немного поколебавшись, наклонился к старухе и что-то прошептал. Я увидела, как светлые глаза сначала потемнели, превратившись в ночь, а потом вспыхнули ярче звёзд, окрасившись золотом.

– Нет! Это невозможно! – пальцы, лишённые сил, скользнули по одежде, и женщина рухнула на снег, продолжая выть.– Это невозможно.

Она рыдала и смеялась, обращая к людям свое морщинистое лицо, с выражением безграничного отчаяния. Но никто не двинулся, чтобы помочь ей подняться с земли, толпа продолжила путь, обтекая её, словно вода скалу.

– Извините, – было неудобно обращаться к бабушке, не зная имени, но и бросить здесь одну не могла.

Затуманенный взор белёсых глаз вдруг прояснился, и ярость скривила лицо женщины в страшной гримасе. В следующий миг я отлетела в сторону, больно соприкоснувшись со льдом коленями.

– Убирайся, тварь, – скрипучий голос стал выплёвывать страшные слова, временами прерываясь на судорожные всхлипы. – Если бы не ты, они бы жили. Ванечка бы жил, – пальцы, до этого царапавшие землю, вдруг разжались, швыряя в меня грязь. – Проклятая!

Всем было плевать, что происходит, поток людей нёсся дальше, и мне стало чертовски страшно остаться с этой старухой наедине. Уж лучше затеряться средь толпы, чем слушать этот бред. Сжав зубы, я с силой оттолкнулась и, ухватившись за забор, подтянулась вверх.

«Не так уж и сложно», – шаги стали заметно медленнее, но вскоре процессия подхватила меня и увлекла за собой.

Я была беспомощна в неуправляемом течении, и временами боялась, что толпа, дойдя до крайней точки безумия, устроит давку, когда хлынет в узкую улочку. Поэтому всеми силами старалась прибиться к краю, чтобы при удобном случае, выскользнуть в какой-нибудь проход и в безопасности переждать всеобщую горячку.

Осторожно работая локтями и ловя удивлённые взгляды, я пробиралась к долгожданной свободе.

– Что она тут делает? – порой раздавалось вслед, и тогда, словно прокажённую, люди старались оттеснить меня в сторону, подальше от себя. – Ей тут не место. Зачем здесь?

«Да знаю, я знаю. Но кто бы спас?»

Толпа шла плотным строем, и в какой-то миг, по счастливой случайности, мне удалось юркнуть в маленький проем, видневшийся между двух домов. Тупик стал спасением, через него никто не мог добраться к главной площади деревни, куда, как поняла по обрывкам брошенных фраз, все и двигались.

Облегчённо выдохнув, я подняла голову в тот момент, когда несколько человек легко и беззаботно перемахнули с крыши на крышу, шумя черепицей.

«Что ж, это тоже путь», – оценила я находчивость ребят и ощутила укол зависти. Таким безрассудством не обладала, впрочем, как и их ловкостью.

Один из пареньков повис на руках, чтобы, раскачавшись, прыгнуть на стоявшее вблизи дерево, и с него, видимо, перебраться на трёхэтажный коттедж. Его глаза на миг замерли в поисках опоры, скользнув по противоположному фасаду дома. Увидев меня, лицо юноши расплылось в улыбке, и рука в приветствии взмыла вверх.

«Егор», – тут же вспомнился чёрный ёжик волос, который всегда крутился близ Натали, со щенячьей тоской вглядываясь в лицо девушки. Он был в команде Данилы, и часто ругался во время игры, не раз привлекая к себе внимание.Кивнув в ответ, я проводила ребят взглядом, восхищённая тем, как быстро они пробежали по тонкому карнизу, словно насмехаясь над высотой дома.

Улица опустела. О прошедшей толпе напоминал лишь снег, перепаханный ногами десятков людей, и я надеялась, что успею найти дорогу домой до того момента, как жители деревни хлынут обратно. Выйдя из своего укрытия, мой взгляд пробежался по домам, цепляясь за яркую черепицу и раскрашенные заборы.

«Они живут на окраине, – вспомнились слова Катерины, которая хвалилась о том, как здорово, что лес подступает к самом дому. – Уже лучше. Нужно идти обратно, пока не кончатся дома. Если что, просто обойду деревню по краю».

Развернувшись, чтобы исполнить задуманное, я увидела пятна, которые яркими цветами расцвели на грязно-сером снегу.

«Не надо», – снова предупредил голос, но разве любопытство можно остановить? Нет. Даже тогда, когда уверен в том, что обожжёшь руку, все равно протянешь её, чтобы проверить. Сомнения всегда дают шанс чему-нибудь случиться.

Пальцы осторожно прикоснулись к каплям темно-красного цвета, и знакомый запах солоноватым привкусом лёг на губах.

– Кровь, – ладонь затряслась, сбрасывая алый кристаллик с кончика пальца, и затем опустилась в снег, пытаясь стереть его отпечаток и тошнотворный аромат, который, казалось, пропитал собой все вокруг.

Я понимала, что преувеличиваю и на самом деле он едва различим, но страх нашёптывал ужасные вещи, усиливая желание покинуть это место. Эта процессия, появление которой так взволновало всех, несла то, что когда-то истекало кровью, то, что было мертво. Не дичь. Гибель животных вряд ли вызвала бы такой ажиотаж среди жителей.

«Где Ванечка?» – эта женщина была сумасшедшей, и, возможно, не первый раз повторяла эту фразу, пугая местных.

«Остались только внучки…»

«Неужели люди?» – то, что мне об этом никто не скажет, я не сомневалась. Слишком многое происходило за моей спиной в семье Орловых.

– Вот ты где.

Я вздрогнула и обернулась. Позади стоял Данила и, прислонившись к высокой берёзе, наблюдал за мной.

– Как долго тут стоишь?

– Достаточно.

«Вот гад. Вместо того чтобы подойти и помочь, он смотрел, наслаждаясь моей паникой. Ненавижу! Из-за него я видела все это», – злость, которую испытывала за любопытство, за то, что не могу сказать своим желаниям «нет», вдруг обрушилась на парня: – Почему тогда не помог?

– Не хотел отвлекать. Тебе же интересно, – его голос, как зимний ветер, был резок и холоден.

– Уже нет, спасибо.

Юноша подошёл ближе и улыбнулся, щеки зарделись, а глаза засияли ещё ярче. Сейчас, в свете солнечного света, они казались драгоценными камнями.

«Как можно иметь такие фантастические глаза? Это же невозможно».

– Ты испугалась.

– Нет.

– Бояться нормально, когда чего-то не понимаешь, – пристальный взгляд пронзал насквозь, – когда видишь останки.

– Можешь не продолжать,– воображение рисовало образы того, что лежало на носилках, и каждый вариант был хуже предыдущего. Горло сжало спазмом, а живот болезненно скрутило, но я сдержалась, не желая выплеснуть свой завтрак на снег. – Лучше домой, И без подробностей, пожалуйста.

Ладонь потянулась навстречу, и, крепко сжав длинные пальцы, я пошла следом, пытаясь на ходу запомнить дорогу.

– Если снова заблудишься,– произнёс Данила. – То просто попроси показать дом Орловых.

– Сомневаюсь. Жители не особо дружелюбны к новичкам.

За исключением некоторых, моё появление вызывало неприязнь. Враждебное отношение чувствовалось сразу же, в словах, действиях, даже во взгляде. Взять хотя бы Лидию с её свитой поклонников, думаю, те уже давно хотят разорвать меня на части.

Мы шли между однотипными заборами, за которыми порой слышалась жизнь, уходя то вправо, то влево. Поворотов было так много, что сбилась со счета, искренне полагая, что парень намеренно пытается меня запутать.

– Больше никогда не уходи так. Хорошо?

– Как?

Он резко остановился, и ноги, не успев притормозить, сделали шаг вперёд

– Ты специально? – взвизгнула я, потирая ушибленный нос, которому не повезло столкнуться с крепкой спиной. Боль была адская. Испугавшись, что он сломан, пальцы осторожно ощупали хрящ.

– Дай, взгляну, – по коже пробежали мурашки, когда лёгкое дуновение коснулось шеи.

Данила отодвинул ладонь, наклоняясь вперёд, и голубые глаза заполнили пространство, скрывая за собой весь мир: – Прости. Я не предупредил тебя, что уже пришли.

– Правда? – желание убежать и спрятаться за мощными стенами тут же вспыхнуло внутри, но сильная рука остановила порыв, не давая сделать и шага. – Данила?

– Да? – он поддался ещё ближе, стирая расстояние между нами.

– Мы пришли, – едва слышно прошептала я, опасливо бросив взгляд на него.

«Если подниму голову ещё выше, то… – в ушах раздался свист, словно тело стремительно падало с огромной высоты, – то…»

Нестерпимое желание ощутить это затуманило разум и губы сами скользнули вверх, на миг соприкоснувшись с чужими, обветренными. Его дыхание было таким родным, что не хотелось останавливаться, просто закрыть глаза и дать жару испепелить кожу.

– Нет! – мы рванули в стороны одновременно, и лишь рука Данилы не дала убежать в дом.

«Безумие, – щеки горели, а мысли лихорадочно метались. – Если Костя увидел, что скажу? Ведь могла отвернуться, потребовать отпустить».

Взгляд в панике бродил по зданию, перебегая от больших окон к деревянному крыльцу, не желая пересекаться с другим, таким зовущим и волнующим.

– Нина, – это было не недовольное рычание очередной выходкой, а мягкий, ласкающий душу тон.

– Что? – слова давались с трудом, я не знала, что происходит и это пугало.

– Ты ему нравишься, – бледное лицо вновь стало беспристрастным, только глаза, обычно такие яркие и чистые, вдруг потемнели, словно небо заволокло тучами. – Запомни это. Хорошо? – дождавшись моего кивка, юноша продолжил. – Не обращай внимания на холодность.

– Зачем это говоришь?

«Издеваешься? Мы сейчас целовались, а ты говоришь про другого. Вот так, легко».

Я дёрнула руку в попытке освободиться, но пальцы лишь сильнее стиснули запястье:

– Пусти.

« Я знаю, мне нравится Костя. Я в этом уверена. А Данила. Блин, да как он может такое говорить? Целует, а потом швыряет в сторону. Я не игрушка!»

Слезы выступил в уголках глаз, и зубы до боли прикусили внутреннюю поверхность щеки.

«Я не буду плакать!»

– Нина, – позвал Данила хриплым голосом, – Посмотри на меня.

– Никогда в жизни.

Раздался смех в ответ, и захотелось узнать, что сейчас отражают глаза парня, безбрежный океан или штормовое море.

– Хорошо, тогда иди, – ладонь разжалась, но тепло, что хранили чужие пальцы, осталось в памяти невидимым отпечатком на коже.

– А ты?

– Там ждут не меня.

С интересом посмотрев на окна, я ничего не заметила, шторы все так же плотно висели, пряча за собой убранства комнат.

«Опять насмехается».

За окном шёл снег. Медленно кружась, он ложился на землю воздушным пологом, пряча под собой кровавые пятна.

– Если бы чуть раньше, – прошептала я, разглядывая перламутровые снежинки.

Словно парашюты семян одуванчика, они летали по небу, переливаясь в лучах солнца радужными красками. Распахнутое окно манило к себе, и временами снежинки влетали в комнату, приземляясь, то на спинку кресла, то на кровать, то на пол. Их смерть была быстротечной, всего лишь пара секунд и от бывшей красавицы оставалось только едва заметное пятно.

«Меня это не касается. Мало ли, как они умерли, – самовнушение не помогало, хотелось одного – сбежать. – Может авария на дороге».

«Ага, – тут же вклинился внутренний голос, – Потому не скорая, а носилки».

« А ты тут хоть одну больницу видишь? Нет. Может это единственный способ принести их в поселение».

«Что ж за авария такая, если не видно ни рук, ни ног», – не унимался тот.

«Плевать, не моё дело», – недомолвки больше не будоражили любопытство, а угнетали, натыкаясь в воспоминаниях на замерзшую кровь. Может быть, пойдя другим путём, все было бы иначе, но это узнать, увы, уже не дано.

«Хочу домой!» – страх перед неизвестным трансформировался в жгучее желание, хотелось вновь завалиться в кресло перед монитором с чашкой чая в руках, слушая, как за окном ревут машины на дороге. Хочу включить весёлый сериал, чтобы за смехом забыть весь этот ужас.

«Почему не требую этого?»

Ответ был на поверхности. Но человек, ради которого оставалась здесь, вряд ли оценит мои старания. Костя избегал меня, кидая в ответ на «Доброе утро» или «Привет» сердитые взгляды. Да и такое внимание можно считать везением, потому что чаще всего парень проходил мимо, игнорируя моё существование.

– Дура, дура, дура! – сердито закачала я головой, досадуя, что не могу дать себе хорошую оплеуху, чтобы привести в здравый рассудок.

– Уже сама с собой разговариваешь? – Костя вошёл в комнату, быстро оценив масштаб беспорядка. – Прогресс на лицо.

« Я просто не успела убраться, – кровь закипела внутри. – Мог бы подумать о том, что одежды у меня нет. Что дадут, то и ношу, или добывай сама, что и сделала».

– А ты почему не со всеми?

– Мне не нужно быть там, чтобы знать о происходящем, – сняв кофту, парень подвинул кресло, усаживаясь напротив меня. Под взором серебристых глаз, было сложно думать о чем-то другом, кроме него.

«Вот всегда так. Хочешь вспылить, а на тебя ушат воды выльют одним лишь взглядом».

– Очередная пассия составит доклад о трупах? – не удержалась я от сарказма. Толпа девчонок не давала покоя, заставляя злиться от неприятного чувства, которое поднималось в груди.

« Ревность. Я думала это переросла».

Мне очень хотелось оживить каменное лицо, стереть ледяное спокойствие.

«Да и как можно оставаться хладнокровным в такой момент?»

– Не думала, что ты увлекаешься патологоанатомами.

– Ты слишком наблюдательна и это некстати, – тяжело вздохнув, парень закинул ноги на кровать. – И что мне делать с надоедливым Буратино?

– Буратино? Почему это я Буратино? – ощетинилась я, не понимая, что имеет в виду юноша. Любопытство не грех, а ложь свойственна скорее Орловым, чем мне. Так что на ум не приходила ни одна черта, с которой могла бы себя сравнить. Мы были непохожи. Совсем. Взять хотя бы то, что он был парнем.

– Если будешь совать нос в чужие дела, то тоже такой вырастит, – и хотя губы изогнулись в усмешке, в глазах заплясали дьявольские бесенята. В такие моменты я боялась Костю больше всего на свете. Верный признак того, что он в ярости, просто слишком хорошо себя контролируют, чтобы демонстрировать окружающим. Вместо криков и драк, парень превращался в злобного хирурга, который легко расправлялся со своими врагами в словесной дуэли, загоняя в тупик вопросами, заставляя поверить в собственную глупость.

«Гуманнее было бы убить», – пришло на ум чьё-то выражение. И именно так Костя уничтожал своих соперников, разрушая личность своим давление. В одно мгновение он мог из гнусной твари, что стебётся над твоими страхами, превратится в милого юношу, который будет уверять в привязанности и любви.

Парень поигрывал пальцами на ногах, наблюдая за мной так, как кот наблюдает за мышкой, давая ощутить в последние минуты жизни вкус свободы.

Я не предала значение такому поведению. Это была уютная норма, от которой мы могли рвануть к полному игнору, или страсти, ощущая неведомое притяжение. Взгляд опустился на ноги и медленно пополз вверх, исследуя каждый изгиб, каждую прижатую к коже волосинку. Они были великолепны, и я не могла остановиться, с раболепием разглядывая смугловатую кожу.

– Поиграем в доктора? – внезапно его голос раздался совсем рядом.

– Зачем? – руки сжали уголок одеяла и потянули на себя, но было уже поздно.

Схватив за лодыжку, отчего боль пробежала тонкими иголками по всему телу, Костя потянул ногу на себя, что-то изучая.

«Там же только брюки и ничего больше. Что можно увидеть?»

– Тебя учили быть нежным?

– Нежным? – Костя непонимающе посмотрел на меня и пожал плечами. – У тебя опухла нога. Нужно приложить лёд, иначе завтра не сможешь ходить. Так что я итак принимаю максимум участия в твоей проблеме.

«Звучит высокомерно», – пронеслось в голове, словно он снизошел до того, чтобы оказать милость, а я такая-сякая не оценила это.

– Придётся это ликвидировать, – раздался предательский треск и я, испугавшись, попыталась вывернуться из стальной хватки, но рука лишь крепче сжалась, не давая шевельнуться.

Костя разорвал штанину до колен, а затем избавился от колготок, подцепив их канцелярским ножом:

– Вполне сойдёт. Можно обойтись мазью.

– Думаю, остановимся на этом.

Нога пульсировала в такт биению сердца, и стоило громадных усилий не кричать от боли, что сковала тело.

– Не бойся, все говорят, что во мне дремлет врач.

– Он сдох уже давно, – поддела я парня, стараясь не представлять то, что сделает со мной Валентина, когда узнает, во что превратились вещи, которые та дала. – Твоя мама расстроится.

– Этот хлам давно пора выкинуть, – произнёс Костя. Его лицо на миг помрачнело, а глаза превратились в стекло. – Вещи мёртвого удачу не принесут. Надо было закопать их с ним.

«Отлично. И потому отдали их мне. Зашибись!»

– Ты про Стаса? – не подумав сорвалось языка, и тут же ладонь с силой сжалась. – Эй, сломаешь ногу.

– Если бы хотел, давно сделал это, – Костя встал и пошёл к двери, – Переоденься, нужно обработать травму.

Дверь захлопнулась и я, ошеломлённая, осталась сидеть на кровати. Что за ледяная забота, хочешь – помогай, но и веди себя по-человечески, а не так брезгливо. Никто же не заставляет со мной возиться.

Всегда так. Уходит и приходит словно кот, вытворяя лишь то, что хочется ему, наплевав на мнение и чувства окружающих.

Осторожно сняв растерзанные брюки, я взяла халат Натали, который, на время пребывания здесь, стал моим. Коротенький, он едва сходился на груди, что доставляло массу неудобства. Взять хотя бы недвусмысленные взгляды Данилы, который всегда ухмылялся, когда видел меня в нем.

– Думаю, через пару лет и у тебя такие вырастут, – подшучивал брат над сестрой, и щеки девушки сразу же вспыхивали алым.

Я с интересом рассматривала маленькое синее пятнышко на колене.

« Он шутит или действительно не смогу завтра встать? – удивилась я словам Кости. Для меня это был лишь синяк, не представляющей такой опасности. – Ну, поболит денёк, может два, но чтобы не ходить? Он явно перегнул».

– Плохой из тебя доктор, – зевнула я и, устроившись на подушке, задремала.

Минут через пятнадцать раздался требовательный скрип двери. Вставать не хотелось, но и человек, который нарушил покой, явно не церемонился. Громкие шаги и странный жестяной звук заставили приоткрыть глаза, чтобы взглянуть на посетителя. Костя опустил тазик с водой на пол, снимая с шеи махровое полотенце, которое видела в общей ванне.

– Давай ногу, – сдвинутые брови, словно грозовые тучи, нависали над переносицей.

Решив не спорить, я подчинилась, выставив правую ногу вперёд

– Не понимаю, как можно быть такой неуклюжей, – наклонив ее в сторону, он изучал синяк.

– Зачем из-за маленького пятнышка впадать в такую истерику? Будто у тебя их никогда не было?

Не моя вина, что благодаря стольким килограммом одежды, я потеряла возможность нормально передвигаться, и падала чаще, чем шла.

Он на миг задумался: – Нет, никогда. Я всегда аккуратен и осторожен.

– Вообще-вообще?

– Да.

– Ты хочешь сказать, что ни разу не падал? – с недоверием посмотрела я на него. Не может так быть, чтобы человек ни разу не падал в своей жизни. Таких вообще не существует. Толчки, пинки, или хотя бы взять ночные пробежки по лесу, которые он так любил. Ведь там всегда есть обо что споткнуться.

– Нет, я даже когда учился ходить, делал все без ошибок и не спотыкался, в отличие от некоторых. Держу пари, ты много раз коленки била, пока научилась твердо стоять на ногах.

Это был камень в мой огород

– Врёшь, – произнесла я. Прожить двадцать два года и ни разу не споткнуться, звучало слишком пафосно даже для него.

Костя медленно омывал ногу, нежно водя губкой по коже, и я сильно жалела о том, что в течение нескольких дней ни разу не воспользовалась бритвой.

– Что это? – его пальцы замерли на шраме, который находился под коленкой. Некрасивый бугорок, хоть и рассосался со временем, все равно бросался в глаза.

– Собака в детстве укусила, – неохотно призналась я, – мне тогда семь было.

Парень нахмурился и ещё раз прошёлся пальцем вдоль него:

– Не думал, что у тебя такая плохая регенерация. Столько лет прошло.

– Это есть,– жаловаться о том, как долго проходят даже укусы насекомых, не хотелось. – Хотя некоторые виды порезов быстро затягиваются.

Прикосновения мягкого полотенца взволновали сердце, Костя осторожно поглаживал им ногу, стирая остатки воды, а затем, внезапно, прикоснулся в коленке щекой. Я вздрогнула, ощутив горячее дыхание на коже. В голове все мгновенно спуталось, прогнать или наслаждаться мгновением? Что выбрать?

– Ты хотела поговорить со мной об отъезде? – спросил он, не поднимая глаз.

– Да, – признание далось нелегко. Но сказать, о том, что единственная причина моего смирения – это он, не хотела.

– Хорошо. Только с одним условием, – голос звучал приглушённо

– Каким? – после сегодняшнего я была готова на все, лишь бы оказаться подальше от деревни

– Ты никогда сюда не вернёшься. Все забудешь, как …– Костя запнулся, и кадык дёрнулся сглатывая. – Как страшный сон.

– Согласна на все.

– Тогда подожди пару дней, – юноша отстранился, взор серых глаз стал напряжённым. Понимание того, что скоро покину дом, вмиг отрезвило, окрасив все в чёрный свет. Никогда – какое страшное слово, неужели это последние дни вместе? В отличие от меня, Костя не бросал слова на ветер и сейчас, любуясь силуэтом, стоящим у окна, я почувствовала, как задрожали губы, и слезы скопились в уголках глаз, требуя свободу.

– Спасибо, – сил хватило лишь на то, чтобы буркнуть в ответ.

– Не за что,– произнёс парень чуть надломившимся голосом. – Действительно не за что.

Данила Орлов

Мессенджер пестрил сообщениями: «Привет. Давай знакомиться. Как дела?»

Такое количество банальных фраз заставило его улыбнуться. Глаза вновь и вновь пробежались по ним в надежде, что среди этого мусора, наконец-таки блеснёт тот алмаз, который сможет привлечь внимание, но опять ничего. Хотя, на самом деле юноша и сам не знал, что ищет. Просто в последнее время он стал чаще пропадать в сообществах, блуждая по различным обсуждениям. Порой ему казалось, что общается с одними и теме же людьми, которые вместе с ним переходили из группы в группу, создавая темы клоны.

Мозг взрывался от количества бреда, что писали в обсуждениях, размышляя о существовании существ, встреча с которыми в реальности не понравилась бы никому. Их называли по-разному, кто просто оборотнями или вервольфами, стараясь как можно чаще употреблять иностранные слова, будто это сможет придать реальность тем россказням, что придумывали участники. А кто-то старался использовать старинные названия, выудив из книг волкодлаки. Таких любителей древности Данила старался избегать, потому что правдивая информация так часто переплеталась с вымыслом, что даже ему становилось трудно распознать, где что.

Раньше его смешила наивность участников, которые со всей серьёзностью обсуждали то, к чему могли прикоснуться только в своей фантазии. Чего стоил только вопрос: «Ребята, а кто-нибудь всерьёз хочет стать оборотнем?» С любопытством нажав на название темы, Данила поразился тому, как много «Да» было в ответах, и ни один из людей не подумал о том, к чему могут привести такие вот желания. Хотя кто бы сомневался.

А наткнувшись взглядом на фразу «Я даже не знаю, кем лучше стать оборотнем или вампиром» парень вспылил. Сначала правда, он усмехнулся, но когда начал читать ответы под этим сообщением, злость, будто полноводная река, затопила душу. Нет, ну надо же быть такими идиотами. Хотя чего он так? Ведь такую чушь и раньше писали, просто тогда она была лишь на форумах, а сейчас подобное доступно всем.

Не удержавшись, Данила все же присоединился к обсуждению, написав все, что думает по поводу реальности их желаний, и тут же получил ответ, что он не оборотень и не знает, как те живут. Так что должен молчать и перестать портить другим людям жизнь. Прочитав это, юноша начал безудержно хохотать. Ну да, кто он такой? Всего лишь жалкий человечишка. Так его обозвал какой-то Спартик. Гадость, даже имя какое-то странное. К слову говоря, в том сообществе было немало тех, кто посвящал всех в страшную тайну, признаваясь, что они настоящие оборотни. Вливаться в их общую массу не хотелось, и Данила лишь с интересом почитывал сообщения, то кривя в ухмылке губы, то смеясь, пугая своим хохотом Натали. Она тогда сразу начинала стучать в стену или в дверь, намекая на тишину, но как такая затворница может его понять? За всю жизнь он и улыбки то от неё нормальной не видел.

– А что, обрати её, – Костя удовлетворённо хмыкнул, выцепив взглядом из сообщений что-то весёлое. – Помрёт, конечно, через трешку дней, но зато оборотнем побудет, – и, подняв пальцы в знаке «виктори», рассмеялся. – Это же круто, правда рассказать об этом никому не успеет.

Палец замер над левой кнопкой мышки, Данила заинтриговано пробежался по сообщению, прежде чем закрыть его так же, как и десятки других. Правда, тем повезло намного меньше, он их даже не читал, просто автоматически щёлкая мышкой на крестик, в очередной раз видя «Вы действительно хотите удалить всю переписку?»

«Конечно».

«Отменить это действие будет невозможно», – пыталась отговорить его соцсеть.

«Буду только рад», – проворчал парень, с нетерпением нажимая на «Удалить».

И это приходилось делать снова и снова, поражаясь тому, как много людей хотят не общаться, нет, а изливать на тебя своё гнилостное состояние, считая, что ты должен быть счастлив от общения с ними.

«Тогда зачем?» – Данила не хотел задумываться над причиной, просто в один миг его профиль вдруг стал открытым, и несколько дежурным фраз были отправлены в группы, надеясь, что дальше, как показывают в кино, все само пойдёт. Но так не случилось.

Ему изливали душу, хотя этого не просил, жалуюсь, то на родителей, то на бывших, пару раз даже предложили прислать фотографию, чтобы рассмотреть его кандидатуру в качестве нового парня, но Данила сразу заблокировал этих пользователей, испугавшись такого напора.

– А большинство-то женского пола, – произнёс Костя. Было непонятно, то ли он сердится на брата, то ли сказал это просто так, чтобы хоть как-то среагировать на его поведение. – А ты, оказывается, вырос. Что-то задумал?

– Нет, – Данила скривился. Он понял, куда клонит брат, и мысль, даже просто фантазия на эту тему вызвала отвращение.

«Девушка? Неужели ты решил, что она мне нужна? – голубые глаза мягко засветились смуглой желтизной, будто в матовые капли акриловой краски брызнули золотыми блёстками, – Или соседка так разум помутила, что единственная догадка, только это?»

«Тогда что?» Он молчал, сгорая от ярости, понимая, что если произнесёт имя, то взорвётся

– А ты чего такой воодушевлённый сегодня? Что-то намечается?

Надо отвлечься, как можно скорее выбросить все из головы.

– Да… думаю, нужно закончить с проблемой, – кивнул старший брат, намекая на то, что они давно не занимались патрулированием территории и это породило массу проблем для деревни.

– А я думал ты о своей приживалке, – Данила обновил окно, надеясь, что кто-нибудь ответит. Но пока ничего, хотя прошло всего десять минут.

«Может, стоит ещё подождать?»

Он чувствовал, что брат стоит за спиной и сверлит сердитым взглядом, но гордость, а может быть что-то иное не позволяло Косте среагировать на такую подначку.

– Что-то хочешь сказать?

– Они собираются выслать ещё один отряд на устранение проблемы и старик хочет, чтобы наш отец его возглавил.

– Наш? – Данила обернулся, – Как давно ты принял Николая в качестве отца?

– Явно раньше, чем ты, – в серых глазах была лишь пустота и собственное отражение. Поди пойми, что у него на уме, когда видишь только себя.

– Не думаю, что он жаждет назвать меня сыном. Впрочем, как и я его отцом, – бросил Данила, и существо, спрятанное глубоко внутри, обиженно заворчало.

Юноша понимал, что если придётся выбирать между ним и деревней, Николай всегда будет выбирать второе, потому что сам боится собственного сына. Именно потому большую часть жизни волчонок провёл взаперти, наблюдая за тем, как живут другие люди, и, не понимая, почему за окном так много яркого света. Все было под запретом, желания, мысли, даже человеческая форма. Ведь так сложнее принять тот факт, что твой ребёнок монстр.

– Хорошо. Я поговорю с главой, – буркнул недовольно Данила, чувствуя, что его к этому просто принудили.

– Только не нужно, как тогда, – брат тихонько рассмеялся, напоминая ему о выступлении на прошлом собрании. – Просто скажи, что эту проблему возьмём на себя.

– Я буду сама учтивость, – процедил юноша сквозь зубы.

Дряхлеющий старик вызывал в нем смешанные чувства. И среди них не было того уважения, которое испытывал к нему Николай, всяческими способами демонстрируя тому свою лояльность.

– Сегодня выходим.

– Ну наконец-таки, – радость всколыхнулась в Даниле, рискуя перерасти в ликование. Пробежавшись в последний раз по странице, и, поняв, что ожидания так и не оправдались, парень без сожаления её закрыл. Грядет кое-что более интересное, настолько, что сердце заплясало в груди, грозясь вырваться на свободу. Как же давно он никого не убивал. Того, кто был бы равен ему по силе и ловкости, того, кто был бы не намерен сдаваться сразу.

– Что брать?

– Скажи Артему, пусть приготовит. Хотя … – Костя подошёл к окну и осторожным движением отодвинул шторку. Его внимание привлекли крики, которые раздавались внизу, – нет, пусть ничего не готовит.

Интересно, почему отряды взрослых тренированных мужчин там быстро погибали? Состав двух групп уничтожили полностью, не оставив ни следов, ни возможности для опознания тел, что говорило лишь о том,что варги снова используют изменённых

От полукровок их отличало лишь две вещи. Первая – они не могли вернуться в свой первоначальный облик, как бы не старались. И вторая – голод, он отуплял, превращая их в кровожадных созданий, которые хотели лишь одного – пожрать. Только вот даже для их появления требовался полукровка, потому что варги брезговали смешивать свою кровь с людьми.

«Странно», – плоды генетических игр никогда не были столь же сильны, как оборотни. Их всегда было много, отчего потом кровью пахла земля, но столько жертв за раз не было никогда. Даже то нападение на деревню было успешно лишь потому, что варги возглавляли битву. Но сейчас их не было. Они бы почувствовали. Тогда что могло убить две группы опытных следопытов? Почему те не смогли отбиться?

– Допинг, – словно прочитав его мысли, произнёс Константин и ухмыльнулся. – Они используют наркотики, чтобы получить преимущество. Благодаря этому их сила увеличивается, но и голод так же растёт

– Думаешь, используют молодняк? – Данила поморщился, сама мысль об этом была противна, хотя варги никогда не страдали гуманизмом.

– Не исключено, – безучастно ответил тот. Ни одна мышца на лице не дрогнула, лишь блеск в глазах чуть ярче стал.

«Интересно, он задумывается о том, что делают с людьми, стремясь превратить тех в плешивых?»

– Пойдем только мы. Никто, кроме Артема, не должен знать о вылазке, иначе

могут быть жертвы.

– Я это прекрасно понимаю.

Единственной проблемой для них была Нина. Она всегда старалась влезть в дела братьев, даже не подозревая о том, каких усилий им стоило ее оберегать. Присутствие в доме этой девушки перевернуло в жизни все вверх дном. И Данила всеми силами старался избегать ее, но неумолимая сила влекла его к комнате брата снова и снова.

Традиции, обряд. Как он смог вляпаться в это? Данила был готов ко всему, но только не к такому подарку судьбы. Битва, казнь, наказание – вот, чем была пропитана его жизнь, а не ночными вздыханиями о той, кто никогда на тебя не посмотрит.

Судьба, словно дедушка мороз, великодушно отстегивала ему такие подарки, после которых Данила порой сомневался в трезвости своего рассудка, либо вообще в том, что кто-то наверху действительно хочет, чтобы он ходил по этой земле.

Как описать то чувство, которое всколыхнулось в нем, когда увидел, какие взгляды бросает гостья на брата? Как светиться ее лицо, когда тот входит в комнату.

«Ненавижу», – твердил он себе, уже сам толком не понимая, к кому это относится. К этой девушке? К брату, который почему-то ведет себя жестоко? Или к себе самому?

– Она послезавтра уедет, – едва слышно прошептал Костя. С легкостью сканера он считывал информацию, бурлящую вокруг в виде эмоций и мыслей, улавливая малейшие изменения в состоянии людей.

Чувствуя смущение из-за того, что брат понял, что он думает о его девушке, Данила нервно заерзал на стуле: – Правда? Удалось уговорить Николая?

Хоть насмешливый огонек и горел в дымчатых глазах брата, юноша понял, что тот чувствует. Внутри его было столько же страха за нее, сколько и желания обладать. Отпустить, чтобы спасти, но захочет ли Нина этого? Данила покачал головой, геройство и жертвенность были ему не знакомы. Он убивал, чтобы выжить самому, никогда не задумываясь о том, сколько горя может принести такое поведение.

– Почему?

– Она боится

– Страх – хорошее чувство, значит, будет осторожна, – улыбка получилась выдавленная, но погруженный в свои мысли, Костя ничего не заметил. На миг Данила представил себе смерть гостьи и почувствовал, как сердце, замерев, рухнуло куда-то в желудок. Нина не была частью его жизни, но сама мысль о том, что ее не станет, рождала почему-то глупый вопрос: «А что делать дальше?»

Как что? Жить, конечно, как и жил. Но жизнь без неё уже не представлялась. Он вызывал в памяти своё прошлое и упрямо натыкался на зелёные глаза, сводящие с ума. Глубокие, красивые, наверно такие должны быть у ведьм из сказок. Ты смотришь в них и готов душу продать, да и вообще все сделать ради их хозяйки. Нет, она не могла умереть. У неё были они, два брата, которые были готовы жизнь свою положить ради её безопасности.

– Она? Любопытство пересилит.

Он прав, черт возьми, как же он прав. Нина была не из тех, кто остался бы стоять в стороне, зная, что где-то происходит что-то интересное. Да и саму её можно назвать ходячее несчастье. Уж что-что, а опасность она притягивать умела. Чего стоили им прятки с поклонниками Лидии, которые были наполнены духом благородного мщения за поруганную честь своей владычицы. Взгляды, которые те кидали в сторону дома Орловых, не давали сомневаться в их намерениях. И поэтому, а может ещё и по другим причинам Костя просто решил от неё избавиться.

– Тогда счастливой дороги, или ты думаешь, я ей платочком махну и всплакну напоследок?

Мысль об её отъезде приводила в ярость.Значит, вот так решил его брат. Типа с глаз вон и из сердца тоже? Надеется, что все станет, как прежде? Почему-то эта мысль не внушала юноше надежду. Он чувствовал, что Костя ошибается, опасно подставляя её под удар. Данила не знал под какой, но нутром ощущал, уедь она и всё. Нет, нельзя оставлять её одну это точно. Теперь, когда Нина стала частью их жизни, их семьи, нет нельзя. Это ошибка.

– Давай попросим Артема её занять? – предложил Данила, меняя тему разговора.

– Она его не выносит, – отклонил Костя, но рассказывать кому-то о вылазке означало то, что у них появиться либо новый спутник, за безопасность которого они не могли отвечать или… или разговор с родителями, что было хуже прямой стычки с врагом, так как в ярости Валентина была ужасней самого свирепого варга.

Николай никогда не вмешивался в дела своих детей, лишь пару раз намекнув, что если они хотят что – то сделать без ведома родителей, дальше их двоих это не должно уходить, иначе мать, когда узнает, разнесёт весь дом.

– Все же придётся просить, – парень прикрыл глаза, устало массируя виски. Головная боль мучила с утра. Вообще все как-то не так складывалось. Обряд, потом эти смерти в лесу, казалось, что с каждыми днём ситуация лишь обостряется.

– А она ничего, – улыбнулся Данила брату, решив того подразнить. – Поиграть, что ли пойти.

Серые глаза сразу полоснули ледяным огнём: – Не смей приближаться.

– Тебе не кажется это эгоистичным? – юноша разочарованно вздохнул, наблюдая, как вспыхнувшая в брате злость постепенно угасает. – Волнуешься?

– Ничуть

– Хорошо.

Шёл шестой час. Пора было навестить Артема, чтобы обговорить детали вылазки, да и сам план.Вариантов,где изменённые могли устроит своё логово, было множество. Местность, которую братьям придётся исследовать была богата лесами и довольно большими холмами.

– Недогоры, – так прозвал их Данила,когда вчера бросил взгляд на карту.

– Именно так, – ответил ему брат, – Вот и придется нам недомакакам скакать по этим недогорам.

Причём тут макаки юноша тогда решил не уточнять, списав все на агрессивный настрой Кости. Данила направился к двери и обернулся, кинув на брата прощальный взгляд, уже точно зная, что увидит.

Костя стоял у окна, полностью поглощённый тем, что происходило во дворе. На его губах играла мечтательная улыбка, а выражение глаз, впервые за долгие годы было тёплым

– Чтоб ты провалилась! – не выдержал парень, яростно хлопнув дверью.

Натали Орлова

Так уж получилось, что самый красивый вид на белоснежную долину, которой Натали так любила любоваться, был из комнаты Константина. Но для всех это была закрытая территория, и девушке приходилось довольствоваться чердачным окном или крышей. Каждый день она, выполнив свои обязанности по дому, сбегала сюда, наслаждаясь обретённым одиночеством и яростью ветра, который словно свирепый зверь набрасывался на неё, пытаясь сбросить с крыши. Он трепал её длинные чёрные волосы с такой силой, будто желал вырвать их, но ни это, ни лютый мороз, не могли её остановить.

И вот, благодаря приходу сюда, она стала невольной свидетельницей разговора двух братьев.

«Это не моё дело», – пыталась внушить себе девушка, стараясь думать об Аргентине, где всегда мечтала побывать, но ничего не помогало.

Картинки с песком фарфорового цвета быстро исчезали, и слова о вылазке снова и снова всплывали в сознании.

Сама того не замечая, девушка до крови искусала тонкие губы, бросая тревожный взгляд на бегающих внизу Нину и Катерину.

Что будет, если она узнает? Как отнесётся к тому, что они не люди? Испугается или разозлится? Надо ли раскрывать эту тайну, если скоро Нина исчезнет из их жизни?

Натали нетерпеливо шкрябала ногтем по пальцу, понимая, что братьям нужна помощь, но, как это сделать, если все, что умела, это отсиживаться в стороне?

Даже в ту ночь, когда Данила крутился возле больной Нины, девушка не спала и слышала все, что происходило в соседней комнате.

«Ему это нужно» – тормознула она себя у двери. Её брат слишком долго играл в тёмного бога, позабыв вовсе о человечности. Даня не понимал грубых слов и жестоких действий, которые творил, и даже влияние Кости не могло спасти его от последствий.

Вот и сейчас, она была в этом уверена: если братья не найдут хорошего решения для сложившейся ситуации, опять пострадают другие. Как бы не было велико влияние альфы, мутанту чуждо подчинение.

«Если он снова ввяжется в битву, – девушка глубоко вдохнула глоток морозного воздуха, ощущая горьковатый привкус хвои во рту, – если снова попробует кровь».

Думать об этом не хотелось, но предупреждение, что бросила родителям Алефтина, до сих пор тлело в её разуме.

– Ему нельзя биться. Совсем. Кровь полукровок может свести с ума, и он обратиться в варга.

– Разве такое возможно? – донёсся за стеной голос матери.

– Он не такой, как другие, – ведьма надолго замолчала, видимо обдумывая, как преподнести новость. – Он – варг по рождению и лишь капля человека удерживает от обращения. Если Данила, как они, начнёт жрать полукровок, то баланс нарушится. Кровь предков взыграет.

– И что тогда? – не выдержал отец.

– Вы потеряете сына, а деревня получит огромную проблему.

Но старейшины не послушали предупреждение, отправив юного волчонка на бойню, и дав вволю повеселиться в чужой поселении.

После этого она несколько месяцев не видела брата, из обрывков фраз поняв, что тот на какое-то время поселился в пещере и Костя был единственным, кто смог приблизиться к нему.

«Он никого не признавал, – однажды призналась ей Валентина, сломавшись под натиском вопросов. – Костя – принц и потому ему интересен, но не мы».

Это сильно взволновало Натали, которая перестала оборачиваться лишь потому, что боялась стать похожей на брата

Она все размышляла, не заметив, как солнце скрылось за горизонтом и на деревню опустилась тьма. Вскоре звезды засияли на небосклоне, и парочка фонарей в конце улице загорелись бледновато жёлтым светом. Приняв решение, Натали встала, отряхнула коротенькие бриджи от налипшего на них снега и босыми ногами зашлёпала по крыше, направляясь к чердачному окну.

Через несколько секунд, именно столько времени понадобилось, чтобы спуститься на второй этаж, она постучала в комнату брата.

Тук… тук… Девушка равномерно била по косяку, сжимая маленькую ручку в кулак. Она не задумывалась о том, сколько времени прошло с момента первого удара, как и о том, почему брат не открывает, а просто стояла рядом с дверью и монотонно стучала. Раз, ещё раз.

– Да? – Костя нетерпеливо распахнул дверь и удивлённо посмотрел на сестру. Хрупкая словно тростинка, она едва доставала ему до груди. – Не думал, что это ты.

– Я могу вам помочь, – вместо приветствия произнесла та, входя в комнату.

– В чем? – он вопросительно посмотрел на неё, ожидая продолжения.

– Я знаю, что вы собираетесь истребить стаю изменённых, напавшую на наши отряды.

Лицо парня вытянулось, а вопрос «откуда?» был готов сорваться с губ.

– Я все слышала, – пояснила Натали. – Вы не хотели никому рассказывать из-за того, что боялись, что кто-то увяжется за вами, – её глаза блеснули из-под чёрного ореола волос. – Я бесполезна в бою, но могу помочь в другом.

– В чем? – Константин с нескрываемым любопытством разглядывал сестру. Уголки губ поползли вверх, а в серых омутах затанцевали бесенята

– Отвлечь Нину. Ты ведь боишься, что она увяжется за вами.

– Кроме неё есть и другая проблема, – заметил парень.

– Катя, – согласилась Натали. Та не уступала в любопытстве, часто не понимая, где проходит грань между интересом и опасностью. Если девочка что-то заподозрит, то наверняка в качестве напарника для приключений выберет гостью.

– Так чем собираешься отвлечь этих двоих?

– Ещё не думала.

Время поджимало, до вылазки оставалось совсем мало. А это означало лишь одно -

с каждой упущенной минутой уменьшался шанс на то, что смогут избежать ненужного внимания. Слишком подозрительной стала девушка в последнее время, поэтому их идея не должна вызывать и тени сомнений

– Во сколько выходите?

– Точно не знаю. У Данилы сейчас дела, потом ещё к Теме хотели заглянуть.

– Теме? – девушка задумалась, пытаясь вспомнить, где слышала это имя. Натали не понимала, зачем укорачивать данное родителями имя или давать клички. Например, в детстве её дразнили сосулькой только потому, что безумно любила их есть.

– Таганин, – пояснил Константин,

– Хорошо, тогда и думать не надо. Пусть он вечером придёт в гости с флешкой.

– Зачем?

– Он на поле хвастался новыми фильмами, так пусть их и притащит. Девочки, наверняка, оценят.

– Ты же не любишь кино, – парень хмыкнул, Натали умела удивлять, а точнее загонять своим поведением в тупик. Но чем больше вопросов будет к ней, тем меньше к нему, а вызывать их та умела. – И все об этом знают. Не боишься сплетен?

– Думаешь, пара новых предложений в мой адрес что-то поменяют в отношении?

– Сомневаюсь.

Все думали, что Натали была слабой и с детства травили её, но на самом деле её тело было сплетено из стальных нитей и могло соперничать в крепости с камнем. Только безвольное поведение делало девушку беззащитной, но не отсутствие силы.

– Сообщи ему сам, если не хочешь хвоста на задании.

– Может лучше привязать? – решил вдруг пошутить юноша.

– Тут я вам не помощник, – лицо Натали оставалось спокойным, словно разговор шёл о погоде, а не о кровавой вылазке, в которой её братья могут сложить свои головы.

Данила Орлов

– Ты?! – Елисей бросился в сторону, увидев, как тёмная фигура плавно приземлилась с высокого забора прямо во двор.

Ещё до того, как увидел лицо, мужчина точно знал, кто перед ним, и потому пятился к двери, бросая настороженные взгляды на паренька.

Он желал как можно скорее скрыться от пронизывающих глаз, которые в лунном свете пылали маленькими кострами в темноте капюшона. Каждый раз сердце старейшины сжималось, когда в зал собраний входило существо, которое не должно было существовать в природе. Если бы ни желание возвысить деревню в глазах других, ни любопытство увидеть то, что воспевалось в сказаниях, он бы никогда не разрешил жить этой твари.

Кровожадный, сильный, необузданный, сын кузнеца был слишком опасен для жителей. Он никому не подчинялся, со временем превращаясь из надежды на спасение в угрозу для всех. Да и как можно было поверить в то, что они смогут воспитать хранителя? Того, кто сможет защитить их от варгов, оплатив силу человечностью. Все попытки обратить его пошли крахом, потому что жажда крови не смогла разорвать связь между братьями и даже будучи безумным, Данила возвращался, стоило принцу произнести лишь слово. И теперь совет не знал, как избавиться от мутанта.

Елисей сделал шаг назад, не заметив, как хлопья снега спрятали под собой мерцающую корку льда. Стопа скользнула в сторону, потеряв опору, и руки отчаянно взмахнули, пытаясь удержать равновесие. Но было поздно, вторая нога не выдержала и подогнулась, обрушив тело на белый ковёр.

– Добрый вечер, старейшина, – паренёк подошёл к нему и, наклонившись, протянул руку.

– Сам, – мужчина брезгливо скривился. Касаться мутанта – себе дороже.

Он не верил, как другие, в то, что может подхватить проклятие, но трогать руками существо было противно. Его ладонь упёрлась в снег, попытавшись дать опору телу, но было слишком скользко, чтобы подняться без посторонней помощи. Громко охнув, Елисей нерешительно посмотрел на силуэт, нависавший над ним, рассуждая, будет ли благоразумно все же взять руку.

– Как не учтиво, – Данила улыбнулся, кокетливо обнажая клыки. – Вижу старость и к вам не равнодушна, раз утратили способности, присущие нашему виду.

– Виду? – глава нервно рассмеялся, ощущая, как ярость медленно поднимается в груди.

«Старость? Какая старость? Я лишь на тридцать лет старше Николая, а ему никто не даёт и сорока».

– Ты хочешь сказать, что такие выродки* часть нашей семьи? Тебя нужно было удавить ещё тогда, когда стало известно, что мутация необратима, – старейшина осёкся, понимая, что слова, брошенные во тьме, могут пробудить спящего зверя и тогда последствия будут ужасны.

– Не думаю, что вы находитесь в том состоянии, чтобы шутить, – голос прозвучал на удивление спокойно.

– Да -ни -ла, про-сти, – заикаясь прошептал Елисей, осознав, что вспышка гнева может обойтись дорогой ценой. Природа наделила сына кузнеца уникальной силой. Даже будучи маленьким ребёнком, он мог спокойно противостоять самым сильным бойцам, как среди полукровок, так и среди изменённых. Было ли это из-за того, что он питался ими во время битвы, или потому что мутант – никто не знал. Каннибализм порой случался среди оборотней, когда, начитавшись легенд, кто-то хотел стать сильнее предков, но он всегда заканчивался безумием, и не стоил тех крох, что давало такое питание.

– Я хочу, чтобы убрали имя отца, – голос юноши дрогнул и уже более взволнованно продолжил, – из списка отряда, который должен отправиться завтра утром.

В темноте лицо, которое скрывалось под чёрным капюшоном, нельзя было разглядеть и Елисею оставалось только гадать, о чем думает это существо. Признать его человеком мужчина никогда не смог бы, слишком сильное неприятие у них было друг к другу, слишком сильно Данила отличался от него.

– Но он самый лучший. Отряд должен быть под его руководством, – возразил Елисей, ощущая себя маленьким зайцем, который находится рядом с голодным и злым львом.

« Ну, да», – мысленно усмехнулся Данила, понимая, что под словом «лучший» старейшина имеет ввиду управляемый. Ведь отец был тем, кто беспрекословно подчинялся приказам, чтя безграничную власть стариков. За это его презирал сын, считая, что слишком низко быть пешкой в чьих-то руках.

– Если вы этого не сделаете, то я вернусь за вашей трусливой задницей. И поверьте мне на слово, сказанные слова обойдутся вам дорого. Я могу заставить любого желать смерти,и плевать, какое обличье вы выберете.

– Что? – глава задумчиво смотрел на того, кто осмелился ему угрожать. Дерзкий, неуправляемый, он был не просто угрозой их власти. Вместе с принцем, они создали коалицию, и что на уме у парней никто не знал. Потому шесть старейшин сильно нервничали, вскользь касаясь смены власти на собрании. Все понимали, что только не желание Кости брать власть в свои руки даём им возможность править, но, как долго это будет продолжаться? Ведь принц не вечно будет оставаться в стороне. – Как ты смеешь? Знаешь, что твой отец с тобой сделает?

– Я предупредил вас, – Данила учтиво кивнул мужчине в знак прощания и, легко запрыгнув на забор, поклонился. – Прощайте старейшина. Молитесь, чтоб это был ваш непоследний разговор со мной.

Холодная ночь приняла парня в свои объятья. Он растворился в тёмной мгле, оставив Елисея в страхе. Мужчина пытался услышать движение оборотня, малейший звук шагов, но тишина, которая повисла во дворе, ничего не выдала. Данила просто исчез.

– Чертовщина, – проворчал мужчина и, подхватив поленья, за которыми шёл в самом начале, чтобы порадовать жену горящим камином, вошёл в дом.

Противостояние с сыном Николая научило его жить в страхе, постоянно оглядываясь и, эта жизнь больше напоминала ему клетку.

– Успешно?– Костя обернулся, когда брат приземлился на балкон. Его серебристые глаза пробежались по лицу в поисках ответа на вопрос. – Думаю, да, раз по округе не разносятся испуганные крики.

– Остришь? – Данила был не в настроении, чтобы смеяться над шутками парня. Голубые глаза метали молнии, и только огромная сила воли помогала сдерживаться. – Ты все приготовил?

– Зачем? – принц усмехнулся. – Оружие здесь, Теме оставлять его опасно. Ещё заколет кого-нибудь с перепоя.

– Он знает?

– О, мы наконец-таки решили покомандовать? – съязвил старший. – С чего такой интерес?

– Пытаюсь отвлечься. Иначе вернусь и разорву старикашку, – недовольно фыркнув, Данила подошёл к перилам балкона, оглядывая сгустившийся мрак.

– Расслабься. Он умрёт не от твоей руки, – Костя улыбнулся, наблюдая за тем, как гнев брата, словно комок снега, катящийся с горы, набирает силу. Сегодня это чувство им понадобится, и чем сильнее оно будет, тем точнее будут удары.

Равнодушно пожав плечами на удивлённый взгляд Данилы, юноша взял чёрный чехол, который из-за шедшего снега покрылся белыми пятнами.

– Пора.

Оба парня спрыгнули вниз, плавно приземлившись, в сугроб, который находился под балконом. Кувыркнувшись, Данила отряхнул джинсы, и рванул следом за братом в лес.

*Выродок – м.1. Тот, кто обладает врожденными свойствами, резко выделяющими его среди окружающих. 2. перен. разг. Тот, кто отличается от остальных какими-л. отрицательными, отталкивающими свойствами… (Современный толковый словарь русского языка Ефремовой)

Константин Ясенский

Луна, словно солнце, освещала лес, не давая подобраться к врагам незаметно.

«Слишком светло», – отметил про себя Костя, не выражая свои опасения вслух. Исходя из тех данных, что удалось собрать за столь короткий срок, противостоять им должна одна- две стаи. Это меньше, чем ожидали. Казалось, что сложного в том, чтобы избавиться от пары десятков изменённых? Но нет, чувство опасности не уходило, сколько бы раз юноша не проверял полученную информацию.

«Ночка чудная», – голос брата прозвучал в голове. Так всегда бывало, когда Костя начинал трансформацию. Чужие эмоций потоком вливались в голову, смешиваясь с собственными, и первое время разобраться в этом хаосе было сложно. Но чем чаще ребята охотились вместе, осваивая каждый этап перевоплощения, тем легче становилось слышать голос Данилы внутри себя.

Знать все о тех, с кем общаешься, его чувства и воспоминания, при этом скрывая свои, выгодно и в то же время противно.

Это напоминало подглядывание. Как в тот раз, когда будучи детьми, они, сидя на дереве, подсматривали за двоюродной сестрой, пытаясь понять восторг соседских парней. Кроме неясных образов, криков и тумаков, братья ничего не получили. Да и что интересного могут увидеть малыши? Так что тела сестры и её подруг не впечатлили оборотней, и ребята разочаровались во вкусах взрослых

«Эх, было бы это сейчас, – воспоминания прошлого были настолько сильными, что всплыли в голове Данилы ярким образом. – Вот бы я оторвался».

« Запугал бы до смерти?» – Косте не нравилось, с какой безответственностью они стали подходить к работе, не нравилась та оживлённость, которая царила в доме. Всё это мешало. И теперь, словно одурманенный, он заставлял себя делать то, что раньше приносило удовольствие, то, ради чего жил.

Юноша следовал за братом по деревьям, гигантскими прыжками отрываясь от тонких ветвей, временами разбавляя изумрудный путь крутыми скалами. Он то карабкался по стволам не вершину, оглядывая лес, в поисках следов стаи, то приземлялся на каменный утёс с обрывистым склоном, надеясь заметить то, что укажет на присутствие животных. Но прошедший снегопад скрыл под собой все, почти растворив в воздухе солоноватый запах спёкшейся крови.

Шаг, ещё шаг, движения Данилы были плавны и грациозны. Он, словно змея, скользил между сосен, оставляя след из вороха снежинок, которые взмывали вверх от стремительного движения. Сильный, быстрый и хладнокровный – именно такого убийцу мечтали создать старейшины. Того, кто смог бы противостоять варгам в борьбе за власть, но они не учли одного, самого опасного момента.

Маленький мальчик не уступал предкам в силе и жажде крови, превосходя изменённых голодом, который обуревал им во время битвы. Вместо надежды, он стал оружием, которое могло уничтожить собственных создателей.

«Ангел, питающийся душами», – так в страхе называли его старики, и Костя не мог не согласиться с ними. Прекрасная внешность скрывала под собой беспощадного демона, который поедал поверженных врагов, с каждой каплей крови становясь все ближе к варгам.

Когда-то алые глаза были признаком лишь полного обращения, и принадлежали белому волчонку, но сейчас, раздразнённый кровью и сырым мясом. он стал являть их будучи человеком, постепенно стирая спокойную янтарь Ульвальда. Что будет, когда они полностью исчезнут? Как далеко может зайти мутация? Будет ли он в сознании, когда привычную лазурь заменят кровавые глаза?

Костя этого не знал, понимая, что тогда не сможет отвертеться от клятвы. Быть убитым – с этой мыслью жил его брат, не давая себе надежды на счастливое будущее. Но неужели это единственный выход?

– Не отставай! – Данила обернулся и, приветственно махнув брату, прыгнул в огромное ущелье, которое чёрной дырой зияло на белоснежном фоне.

« Дурень», – Костя осторожно спустился вниз, скользя по стволу сосны. Всполошить стаю именно сейчас ему не хотелось. Сделав это, они могли попасть в засаду ещё до того, как прибыли бы на место.

Внизу запах гниющего мяса стал ещё ощутимей, и парень, болезненно морщась, принюхался, пытаясь определить его источник. Толька это было невозможно.

Он шёл отовсюду, словно куски мяса были разбросаны по всей земле. Замедлив шаг, Костя оглянулся назад и замер. В темноте леса сияли два жёлтых пламя. Они пристально смотрели на него взглядом, полным ненависти и голода. Того голода, что не раз доводилось видеть у изменённых.

Юноша осторожно положил ладонь на рукоять меча, готовясь в любую секунду вытащить его из ножен, и мелкими шагами продвинулся в сторону кромки леса. Серебристые глаза сияли, будто сталь ножа, и животное нерешительно прохаживалось среди деревьев, чувствуя опасность, которая исходила от маленького человека.

Вдох-выдох, вдох-выдох, биение сердца замедлилось, и пальцы сильнее сжали рукоять, выжидая. Волк вновь зарычал, недовольный тем, что добыча не рванула в страхе в лес, а спокойно смотрела в глаза, не двигаясь.

Внезапно Костя почувствовал чьё-то постороннее присутствие, краем глаза заметив, как кусок тьмы обрёл очертание и двинулся к нему. Ясно ощущая ещё одно дыхание, парень резко ушёл в сторону, обнажая меч как раз в тот момент, когда огромное существо с горящими красными глазами выпрыгнуло из мрака. Костя успел уйти с траектории прыжка и потому лапы животного лишь взрыхлили снег. Недовольно зарычав от промаха, волк оскалился, дыхнув смрадом из пасти и показав свежую кровь, которая стекала с клыков на землю. Ещё недавно это существо кого-то драло, остаётся лишь надеяться, что жертва мертва.

«Мутант», – он подумал это в тот самый момент, когда нанёс стремительный дар по лапам волка. Животное не успело среагировать, брызнула кровь. Визгнув от боли, волк перемахнул через парня, скрываясь в лесу.

– Черт, – выругался Костя: «Данила, он движется в твою сторону».

«А ты не мог бы сам заняться своим Тузиком. Я малость занят».

Неясные образы волков всплыли в голове и парень понял, что брат попал туда, куда угодили все погибшие охотники – в засаду. Его там ждали, и, как всегда, пренебрегая осторожностью, Данила оказался в логове этих тварей.

Стая находилась в ущелье. Волки разрывали окровавленными мордами тела, пытаясь отобрать у собрата лишний кусок.

Из-за наркотиков они не могли контролировать голод, который усиливался в несколько раз у изменённых. Словно саранча стая уничтожала на пути все живое, оставляя лишь кровавые следы на белоснежном снегу.

– Совсем недавно, – определил Костя, найдя покореженную машину, которая, словно консервная банка, была вскрыта огромными когтями. Вокруг валялись куски человеческих тел, и некоторые жертвы, к их ужасу, были ещё живы.

– Вот дерьмо, – Данила прекрасно понимал, чем это грозило.

Даже с малыми ранами человек не смог бы выжить, а если ему удастся протянуть до конца резни, то одному из братьев все равно придётся избавиться от него. Здесь нет места жалости. Потому что человек, укушенный оборотнем опасен не только для себя, но и для других. День, два, он может и протянет в больнице, но потом превратиться в безумное существо, открыв миру их существование.

Раньше они пытались спасти людей, пряча раненных, надеясь, что лекарства сделают своё дело и уничтожат заразу. Но это не было ни вирусом, ни бактерией. Укус не просто менял человека, а разрушал его суть.

И вот теперь молодая пара, которая ехала отдохнуть в домике на озере, больше никогда туда не сможет попасть.

Женщина отползла в сторону, пытаясь скрыться за камнем. Она уже не кричала. Голос сел, а глаза, наполненные ужасом, смотрели, как мужа разрывают на части недалеко от нее.

Мужчина пытался убежать, но его раны, словно магнит, притягивали к себе все новых игроков, которые забавлялись со своей добычей. Один из стаи, видно, что еще волчонок, бросился на него сзади, вцепившись в голову острыми, как бритва клыками, пока другой волк рвал шею. Кровь растекалась во все стороны, окрашивая снег в алый цвет, и на ее запах, к пирующим, спешили другие.К этому времени волчонок успел объесть весь затылок мужчины, и стащить скальп с окровавленного черепа, оставив лишь мелкие лохмотья кожи.

Шагнув вниз, Данила бесшумно приземлился рядом с коричневым волком, который вцепился в ногу женщине, таща ее в сторону. Ещё несколько животных, привлечённые её сопротивлением, отделились от общей группы, бросив свою еду. Появление парня среди них было подобно вспышке молнии. Такое же внезапное и смертельное. Всего лишь миг, и волк взвыл от боли, пронзившей его.

Юноша усмехнулся, когда его когти вспороли живот животному, и из рваной раны на снег вывались внутренности. Предсмертный хрип и запах свежей крови, лишь больше раздразнил стаю, и животные бросились на него, нетерпеливо скаля зубы и обнажая клыки.

«Щенки», – из груди Данилы вырвался яростный вой, приглашая к битве, но волки отступили, с опаской смотря на человека. Они кружили перед ним, не решаясь напасть, впервые видя кого-то подобного.

Руки парня по локоть были покрыты белой шерстью, а длинные пальцы заканчивались острыми когтями, которые, словно скальпель, легко вскрывали любое тело. Жёлтые глаза сияли свирепым светом, а клыки, показавшиеся из-под губ, внушали трепет.

Внезапно, один из волков прыгнул на человека, метя в горло, но тот, откатившись в сторону, бросился к вожаку, который стоял наверху, нетерпеливо взирая за битвой. Чёрная шерсть, красные глаза и рост в несколько раз больше, чем у собратьев. Сомнений не было – это варг, либо тот, кого он обратил.

«Неужели они решились? – эта мысль развеселила юношу. Наконец-таки он встретился с тем, кто по силе не должен ему уступать и отведает на вкус его кровь. – Изменённый или полукровка?»

Об этих людях история знает мало, как правило такие существа не выживали, слишком сильная генетическая разница была между человеком, полукровками-оборотнями, и варгами.

Как правило, если человек связывался с варгом, то на этом человеческая жизнь заканчивалась. Он превращался в орудие, тупое и кровожадное, навсегда лишаясь вновь обрести человеческий облик.

Животное не сводило алого взгляда с существа, которое на огромной скорости приближалось к нему, расшвыривая всех, кто стоял на пути. Зарычав, волк приветственно махнул хвостом и растворился в воздухе, оставляя свою стаю наедине с шокированным пареньком.

«Какого хрена!»– разозлился Данила.

Секунда промедления, и он ощутил, как чьи-то клыки вцепились в ногу, чуть выше колена. Мощные челюсти сомкнулись, и резкая боль охватила его. Сдерживая крик, который готов был вырваться из груди, Данила так крепко сжал зубы, что поранил клыками нижнюю губу.

Боль разозлила ещё сильнее, но волк бульдожьей хваткой вцепился в лодыжку, не намереваясь отпускать.

«Да, отвали ты!» – рыкнул парень, пронзая длинными когтями челюсть волка и свою ногу. Он почувствовал, как они коснулись мозга животного, замер, ощущая дрожь существа. Пальцы напряглись, примеряясь, и белая шерсть поползла до локтей, искривляя руки.

В тот момент, когда ногти пронзили мозг существа, коричневый волк с чёрными подпалинами бросился на парня, решив воспользоваться преимуществом. Огромная пасть, усыпанная острыми клыками, оказалась слишком близко. Но внезапно воздух разрезал звук метала, и тело животного, конвульсивно дёрнувшись, упало на снег, разрубленное пополам.

«Брат», – догадался Данила, чувствуя благодарность за то, что не придётся отдирать ещё одного волка от себя.

– Маникюрчик не подпортил?– Костя приземлился рядом с братом, с сожалением оглядывая то, что приближалось из темноты леса.

Теперь стало ясно, почему разведчики не справлялись. Никто не знал, сколько стай на самом деле. Ведь каждый раз, отправляясь в поход, отряд был в проигрыше, не подозревая о том, что стай несколько.

Расправившись с одной, воители нарывались на другую. Обессиленные после ожесточённых битв, люди становились лёгкой добычей для голодных волков.

– Опаздываешь, – огрызнулся юноша в ответ, брезгливо оттолкнув ногой тело.

– Я всегда вовремя. Прикрывай, – медленно набирая скорость, Костя двинулся на противников.

Его меч в свете луны вспыхивал серебряным светом. И после каждой вспышки землю орошала кровь: кровь противников, которые кидались на него, подставляясь под удар, его кровь, когда он пропускал чью-то атаку, едва успевая отбить приближающуюся смерть.

На смену погибшим волкам, приходили новые. Раздразнённые кровью, животные теснили парней, на которых уже не успевали заживать раны.

Перехватив меч левой рукой, Костя вытер пот, который выступил на лице. Даже морозный ветер не помогал. Внизу ущелья, в этой тьме, пропитанной смрадом, он не чувствовался.

«Наверно, так выглядит ад» – промелькнуло в сознании парня. Он не тратил время на добивание врагов, оставляя это дело брату, который успешно отражал атаки волков, попутно расчленяя ещё живые тела.

Данила с наслаждением запускал клыки в плоть, впитывая в себя последний хрип жертвы. Его язык кончиком касался крови, стекающей вниз тонкими ручьями, смакуя сладостное чувство. Он хотел новизны, вкуса, который не будет похож на заплесневелый сыр, что любила Валентина. И каждый раз лишь больше злился, когда жертва не оправдывала ожиданий, с бешеной яростью продолжая поиски.

Сначала он не заметил маленького тощего волчонка, который трусливо жался к лесу, делая слабые попытки сбежать из творившегося хаоса. Малыша вновь и вновь останавливал грозный рык собратьев, окровавленные морды угрожали смертью за непослушание.

Увидев боязливого волчонка, Данила рванул вперёд, предчувствуя что-то интересное. Сердце забилось быстрее, когда животное, испуганно тявкнув, бросилось в сторону, пытаясь уйти от атаки, но парень оказался быстрее. Схватив заднюю лапу, он резко дёрнул на себя волчонка, увидев, как в его глазах отразилась дикая боль. Упав на снег, малыш попытался снова встать, но три лапы подогнулись и тело рухнуло вниз. Принюхавшись, юноша облизнул кровь с белёсой кости, а потом вонзил клыки в плоть, пробуя мясо на вкус. Участь волчонка была решена.

Содержимое желудка метнулось к горлу, когда Костя увидел обезумевшего брата, который с жадностью набросился на животное.

«Не сейчас. Не хватало ещё сблевать здесь. Тогда точно пропадём». Накатившая слабость после этого сделает его беспомощным, и потому, развернувшись, парень продолжал отражать атаки, напирающих на них, волков, стараясь не думать о малыше.

Сколько было всего стай, Костя не помнил. На седьмой волне он перестал считать, чувствуя, как постепенно деревенеют руки, а мышцы начинает выкручивать от боли. Теперь животные в страхе пытались убежать от братьев, но его меч разрубал на части каждого, кто пытался рвануть в лес, превращая все вокруг в кровавое месиво.Было непонятно, что внушило им такой ужас. То ли вид Данилы, раздирающий волков с удовольствием, то ли неотвратимость своей гибели, которую видели в глазах черноволосого юноши.

Волков становилось все меньше и предугадать движение Константина, который то растворялся в воздухе, то возникал перед ними, было невозможно.

– Закончил трапезничать? – сердито бросил он младшему, который стирал кровь с подбородка.

«Уж и перекусить нельзя», – мысленно ответил тот, и невинно улыбнулся, отчего кровавый оскал стал ещё страшнее. Бросив взгляд ему за спину, Костя заметил то, что осталось от волчонка. В луже крови лежала изувеченная девочка лет семи. Луна освещала её бледное лицо с иссиня-чёрными волосами. А пустые глаза смотрели в ночную мглу, с застывшим ужасом и болью.

Косте было легче убивать их в обличье животных, когда на тебя взирает неприкрытая ненависть и голод. В такие моменты ты забываешь о том, что внутри люди, так было проще и не так болезненно для него. Ведь находясь на пороге смерти, они принимали свой истинный облик, давя на сострадание, что не удалось изжить в себе. Парень знал, что не по доброй воле они согласились превратиться в этих существ, догадываясь о методах варгов.

– Закончи с этим, – задержав дыхание, чтобы не чувствовать тошнотворный запах у себя во рту, Костя запрыгнул на выступ, дабы поскорей подняться на вершину.

Прыжок, ещё один. Глубокая яма становилась все дальше,, и морозный воздух наконец коснулся щёк, принося с собой свежесть ночи. Забравшись, парень с высоты наблюдал за тем, как брат, будто шаловливый котёнок, забавляется с выжившими, к которым стал возвращаться человеческий облик.

Страх Николая, который тот испытывал перед сыном, сложно было не понять. Данила несдержан и темпераментен, он был той пороховой бочкой, на которой стояла деревня, и никто не знал, когда она рванёт Приходя в ярость, парень отдавался этому чувству всецело, не щадя никого, и голос разума никогда не мог его остановить.

Будучи ребёнком, Данила часто принимал участие в зачистках. Малыш был счастлив, что никто не запрещает убивать, ломать кости, разрывать, делать то, что ему нравилось.

Костя хорошо помнил тот момент, когда после гибели родителей, на поселение предателей, Елисей решил совершить набег, дабы проучить их. Он собирался лишь запугать жителей, призвав к ответственности главу, который сдал Ясенских варгам, но все превратилось в кровавую драму. Оказавшись там, Данила стал уничтожать каждого, кто возникал на пути, и Костя, который жаждал мести, не пожелал его остановить. Он понимал, что старейшину деревни, как бы ни было велико преступление в глазах мальчика, никто не казнит. А принцу хотелось крови, лишь потому стоял в стороне, наблюдая, как двоюродный брат убивает жителей деревни.

Худенький малыш, будто танк, продвигался к цели, разрывая воинов на части. Он вспарывал животы, весело смеясь, когда оттуда гроздями вываливались кишки. Земля в деревне окрасилась в бордовый цвет, смешиваясь с кровью, мочой и калом.

И когда маленький мальчик вернулся к брату с добычей, принц не испытал удовлетворения, смотря на оторванную голову старейшины деревни. Только отвращение. Из-за запаха смерти, что стоял повсюду, из-за окровавленных рук ребёнка, под когти которого забились кусочки кожи и мяса.

«Я сделал тебя убийцей».

– Прости меня, – Костя обнял брата, прижав маленькое тельце к себе, чувствуя аромат спёкшейся крови, который был противен с детства.

– Почему? Мне понравилось, – мальчик невинно улыбнулся. Его пальцы с силой стиснули волосы старика, стараясь не выпустить скользкие пряди. – Что с этим делать?

– Брось, – нервно сглотнув, парень отвернулся, дабы не видеть, как голова, с влажным шлепком упав на землю, покатилась в сторону Только звуки продолжали будоражить его воображение, рисуя распахнутые глаза и рот, приоткрытый в последней мольбе.

И вот сейчас Данила снова пирует в ущелье, превратившись в мясника. Наркотики влияли на регенерацию, делая заживление тканей медленным, а серебро увеличило кровопотерю в сотни раз. С каждой каплей крови, изменённые теряли проклятье оборотней, становясь в последний раз людьми.

«Хоть уходят по-человечески, – подумал Костя, не охотно наблюдая, как подростки мучаются от жуткой боли, не в силах её изменить. – Сколько им? Десять, двенадцать, шестнадцать? Как много варги убили, чтобы создать эти стаи? Ведь не каждый человек может пережить изменения».

Прекрасная девочка, видимо полукровка из атакованного поселения, лежала со спутанными волосами на холодной земле. Её глаза испуганно смотрели на Данилу, который подошёл к пареньку. Перехватив руку, которая старалась вонзить когти в лицо, он с силой сжал кисть. Раздался треск и ладонь вывернулась под странным углом. Но жертва этого не заметила, она продолжала сопротивляться, захлёбываясь кровью. Мальчик не понимал, что принял человеческий облик и, как животное, пытался защитить себя, впиваясь зубами в кожу и царапая.

Данила усмехнулся, и резко сжал горло подростка. На несколько секунд в безумных глазах мелькнуло понимание, а потом хруст оборвал жизнь человека. Костя чувствовал страх девочки, её боль, и не мог решить, что делать. Спасать полукровку после того, как опыты варгов превратили её в безумное создание, было бессмысленно. Но ведь брат не раз возвращался из этого состояния.

Вдруг карие глаза взглянули на него, словно почувствовав раздумья альфы, в них отразилась надежда и мольба о пощаде. Бросившись к Даниле наперерез, чтобы спасти юное создание, принц застыл, когда в свете луны мелькнула голова девочки, слетевшая с плеч. И взгляд, полный тоски и разочарования, был обращён именно к нему, к Косте.

Покончив с ней, младший брат обвёл взглядом яму, которую приготовил для волков. Места было слишком мало, мешали скалы и редкие деревья. Тела приходилось спихивать ногами, швыряя одно на другое, чтобы все смогли поместиться внутри. Кровь спрячут хищники, он уже чувствовал, как они подбираются к ущелью, ожидая, когда оборотни уйдут. Животные смогут подъесть то, что парень не увидел, главное спрятать тела.

Было слышно хрипение и плач, который с трудом выходил на поверхность. Присыпав землёй и камнями, парень полил её бензином. Щелчок, и ломаные ветви полыхнули ярким огнём

– Хочешь погреться? – предложил Данила брату, который тёмными глазами взирал на него со скалы.

– Зачем это сделал? – вместо ответа произнёс принц.

– Она бы не выжила. Ты сам это знаешь, – он не понимал, почему старший брат так печётся о незнакомке. – Столько ран, плюс серебро и допинг. Ты думаешь, она могла вернуться? И куда? Где с ней возиться, если все находится под присмотром? Не мы, так Елисей бы грохнул её, после того, как она сожрала бы парочку жителей.

– И ты отрезал ей голову… – негодующе прошептал Костя, поправляя прядь чёрных волос. На миг она напомнила ему сестру. Наверное, девочке было столько же, когда варги похитили её .

– Не стоит быть впечатлительным, по отношению к врагам. Они много наших пожалели? Нет. Так что малышке повезло, остальные до сих пор мучаются.

– Что? – Костя вздрогнул и посмотрел на брата, серебристые глаза полыхнули огнём – Что ты сделал?!

– Я закончил. Их запаха никто не почувствует, но некоторым придётся погнить в земле, прежде чем смерть заберёт их. Считай это маленькой местью.

– За что? Тебе же плевать на жителей.

– Но не на Елисея. Эта мразь испортила мне настроение, и вместо жалких шавок, я хочу его.

– Быстро вернись.

– Нет уж. Я только привёл себя в порядок, – Данила взобрался наверх и направился в сторону дома. – Мне итак придётся в тайне проскользнуть в ванную, чтобы смыть с себя это. Глянь! – перед лицом Кости возникли длинные когти.– Расслаиваются. Наверное, витаминов не хватает.

– Жрать меньше надо, тогда проблем не будет, – бросив прощальный взгляд на ущелье, принц принюхался, убеждаясь, что брат хорошо выполнил свою работу.

Трансформация требовала много энергии, и, балуясь ею, Данила загонял себя. Множество ран не успевали затягиваться, а прочность костей с каждым разом становилась все хуже. Нужно было выбирать, или человеческий облик или возможности оборотня. Все вместе сложно использовать. Человеческий организм быстро изнашивался, не зная, как восполнить необходимые элементы для регенерации.

– Давай, быстрей, – небрежно хлопнув брата по плечу, Данила рванул вперёд, снова превратившись в озорного подростка.

Нина Самохина

«Все ещё нет, – я сердито захлопнула книжку и с тоской бросила взгляд в лес, – Ну где можно пропадать восемь часов холодной, зимней ночью? Что можно делать все это время?»

За окном шёл снег, мягкими хлопьями ложась на землю. Словно танцуя, кружились снежинки в свете одинокого фонаря, стоящего в углу дворика. Он освещал лишь маленький кусочек дороги, ведущей в лес. Остальное было погружено во мрак.

Я смотрела на жёлтое пятно, на единственное светлое место двора и грустила. Не знаю, как описать то чувство, что сжимает сердце, пока мысли вновь и вновь возвращаются к каждому сказанному им слову, взгляду, улыбке и прикосновению.

Все это крутится в голове, не давая уснуть,

«Скоро я буду дома», – эта мысль больше не приносит радость, а заставляет испытывать тоску от того, что больше не смогу видеть лучистые глаза и наслаждаться сдержанной улыбкой.

«Можно общаться по телефону», – шепчет надежда, но я знаю, что это конец, и, покинув дом, больше никогда не переступлю его порог.

«Странно, эти люди за несколько дней стали мне как родные, – слеза появилась в уголке и после взмаха ресниц покатилась вниз. – Никогда не думала, что буду так переживать. Это так глупо».

Правая ладонь стала яростно тереть нижнее веко, размазывая мокрые дорожки по лицу.

«Все не может так закончиться, – я мотнула головой, прогоняя необъяснимое чувство тревоги. Ощущая, как живот сводит болезненным спазмом, а дыхание становится слишком частым. – Я слишком нервничаю. Успокойся. Пока не уехала, ещё есть время»,

Последние дни пребывания здесь, я хотела провести с Костей, общаться, с интересом обсуждая книги или фильмы. Любую вещь, которая ему нравится. Но он, после разговора, продолжал меня избегать, отдаляясь все дальше.

Неужели его так задела моя просьба?

« Я люблю тебя, – хотела сказать ещё днём, но взгляд глаз, холодный и пустой, заставил подавиться словами. Он будто говорил «Не делай этого», и я испугалась, что снова окажусь с разбитым сердцем, что не смогу стойко вынести отказ.

«Поговорю позже», – решила тогда, посчитав, что наша комната намного лучше коридора, но планам не суждено было сбыться.

– Мы к Теме, – заявил Костя за обедом, лишь улыбнувшись в ответ на настороженный взгляд матери, которая почему-то сникла, когда ребята стали обсуждать поход в сарай.

Мне стало интересно, что так взволновало Валентину. И уши, словно радары, пытались вытянуться в сторону ребят, чтобы уловить, о чем те шептались.

Было ли стыдно? Нет. Потому что в их словах не видела опасности, совсем обыденный разговор, который не раз звучал за столом. Они также подтрунивали над младшими сёстрами, разбавляя разговор родителей таинственными переглядываниями.

Натали давно привыкла к подколам братьев, но Катерину это всегда задевало. Девочка вспыхивала, словно спичка, краснела, дулась и всегда пыталась отомстить обидчику.

Сегодня это был Данила, и я едва сдерживала смех, наблюдая за тем, как она сыплет соль в его чашку.

«Давай побольше, чтобы все скрутило», – так и подмывало сказать, но боялась, что парень заметит шалость сестрёнки. Хотя со своей стороны, я бы не пожалела несколько килограммов ради благого дела.

Осторожно смочив губы в чае, Данила облизнул их. Его лицо на мгновение сморщилось, видимо девочка хорошо постаралась, а затем он рассмеялся:

– Кать, придумай что-нибудь новенькое для разнообразия. А то скучно стало . Может, слабительное попробуешь? Только не факт, что оно окажется в моей чашке.

«Что происходит? – я удивлённо взирала на парня, пытаясь в голубых глазах увидеть хоть тень негодования, – Почему не орёшь?»

Костя нежно потрепал сестрёнку по голове, едва заметно приподняв уголки губ.

«Он улыбается? Сейчас… Но почему?»– меня пугала реакция братьев, потому что в другие дни, всегда, они вели себя иначе.

Данила постоянно шутил надо мной, но сейчас даже слова не сказал, а Костя слишком часто переводил задумчивый взор с меня на окно и обратно, будто чего-то ожидая.

«Хочешь, сейчас уйду?» – не понимала я поведения, казалось, что парень ждёт того момента, когда покину дом. А как иначе понять этот взгляд? Я итак все время думала о своём отъезде, понимая, что единственный, кто удерживает меня здесь – Костя. Одно его слово, и память вычеркнула бы произошедшее, а тело смирилось бы с холодом, что пробирал до костей.

Но он не спешил повторять то, что произнёс когда-то, словно приняв мой уход, или обрадовавшись ему.

Улучив момент, я улизнула пораньше в комнату, чтобы застать Костю перед тем, как они отправятся к Артему.

Он всегда заходил туда, когда собирался в гости, забирая то книги, то вещи. Но его там не оказалось.

Огромное окно было распахнуто, и морозный ветер яростно трепал белые шторы, наполняя комнату холодом. Я медленно выдохнула, с интересом наблюдая, как клубится пар, рассеиваясь в воздухе.

«Опять опоздала».

Идеальный порядок всегда бросался в глаза, будто комната была лишена собственного лица. Ни пыли, ни лишней ручки на столе. Все строго на своих местах, даже несмотря на то, что я забывала убирать вещи. Костя призраком передвигался по комнате, складывая разбросанную одежду и убирая оставленные на столе книги.

Каждый раз, открывая глаза или возвращаясь с кухни, я удивлялась стерильности комнаты. Словно выставочный образец, красивая, светлая, но холодная, как и её хозяин.

«Может все-таки… – распахнув дверь шкафа, я увидела новую стопку одежды для себя. – Значит, завтра не ждать».

Константин часто кривил губы, пытаясь сдержать смех, наблюдая, как я копаюсь на полках, пытаясь разобраться в одежде, которую выдала Валентина.

Подобрать подходящую всегда было сложно. Тело постоянно мёрзло, а размеры никогда не подходили.

Но он часто спасал меня, а может шкаф, в котором возникал бардак во время поисков.

Словно фокусник, парень вытаскивал то, что нужно: махровую футболку и фланелевую пижаму, которую прятала под огромной толстовкой и длинными спортивными штанами.

Промаявшись со мной так пару дней, Костя стал каждое утро оставлять стопку одежды на полке. Она всегда ждала меня, даже когда его рядом не было.

Но сегодня вечером эти вещи напугали меня хлеще клоуна Пеннивайза и Чужих.

«Почему ты положил их заранее?» – этот вопрос крутился в голове, заставляя трепетать сердце в дурном предчувствии.

Весь день я просидела в комнате, маясь от безделья, прислушиваясь к звукам дома. Надеясь, что очередной скрип двери сообщит, что братья вернулись, что совсем скоро услышу их голоса в коридоре, а потом Валентина позовёт меня ужинать.

Но этого не случилось. Солнце спряталось, возвещая об окончании дня, а они так и не вернулись.

Зато к ужину неожиданно нагрянул Артем, сообщив, что принёс потрясающий сериал на флешке, который срочно нужно посмотреть.

Вся семья с интересом слушала его рассказы о поездке в город, и никто не задавался вопросом, почему братья не пришли с ним? Где они пропадают? Казалось, это волновало только меня, или я единственная не знала, где парни.

– Мелкая, да не рычи ты, – произнёс Тема, наблюдая, как чайная ложка помешивает заварку в пустой чашке. – Ничего не случится с твоими рыцарями.

«Ага, значит, слышал вопросы, – его уловки вместо спокойствия несли тревогу. – Боже, как же хотелось простой ясности. Эти увиливания надоели».

– Сложно ответить прямо?

– На что?

«Как же он меня бесит?!» – я столько раз спрашивала одно и то же, пока девчонки, расположившись на полу, смотрели телевизор.

– Где они? – на самом деле другой вопрос желал сорваться с губ, но смущение не давало это сделать.

– У тебя и правда бульдожья хватка, – тёмные глаза оторвались от экрана, и взглянули на меня. В сумрачном свете две капли коричневой краски были присыпаны золотой пудрой.

– Чья?

– Если тебе что-то интересно, то вцепишься в человека и не отпустишь, пока не вытрясешь все, что нужно. Такая хватка у бульдогов. Они мучают жертву, пока та не свалится на землю от боли. Ты преследуешь меня, но я не смогу сказать больше, чем знаю.

– Ты врёшь, – не знаю почему, но чувствовала это. Слишком странно начался этот день, а поведение братьев ещё больше настораживало.

– Через несколько дней ты будешь дома. Я прав?

– Да. И что?

– Закончить нужно все сейчас. Костя не из тех, кто любит расстояние.

– Это нам решать.

– По-моему он уже решил, когда не стал делиться с тобой, – рыжие волосы в свете лампы казались раскалённой лавой, но слова жгли намного сильнее. – Расслабься. Ничего уже не изменить.

Это звучало, как приговор. Будто все знали, что бесполезно надеяться. Но я-то не понимала, в какой миг сломались наши отношения. Пусть ничего не было, но искра-то была. Я чувствовала её, и он, уверена, тоже. Так кто из нас вылил ведро воды и потушил огонь, я или Костя?

Поняв, что не смогу вытянуть из Артема информацию, больше речь о братьях не заводила. Радует хоть то, что парень не злился на меня за стычку с сестрой, пошутив, что та может и ангела вывести из себя, когда захочет.

Просмотр сериала не увлёк меня, в сознании блуждали другие мысли. Вопросы ждали ответов, но натыкались на стену, а поиски приводили лишь к гневу. На себя, за глупые мечты, на Орловых, за их временами пугающую таинственность.

В один момент тайна семьи разрослась настолько, что теперь вся деревня вызывала подозрение, и событие на площади никак не выходило из головы.

Вернувшись в комнату Константина, я взяла книгу, которую часто видела в его руках.

«Нужно поговорить», – определившись с решением, пальцы стали медленно перелистывать страницы. Но скоротать время за чтением не получилось.

Как ни старалась, но «Книга пяти колец» Миямото Мусаси оказалась слишком сложной. Это больше напоминало руководство к действию, если у тебя в запасе несколько тысяч солдат, а единственный шанс выжить – драться.

А ведь сначала, я думала, что это исторический роман, ну или фэнтези на худой конец. Была даже согласна на фантастику, что угодно, что могло бы отвлечь от одиночества.

Когда ветер прогнал тучи, в комнате стало ещё темнее. Я выключила лампу и положила книгу на стол, наблюдая, как луна, словно вспыхнувший огонёк, сияет на небосклоне.

Странно, порой мне казалось, что она вечный спутник этого леса. То алая, словно кровь, то бледная, почти прозрачная, на фоне чёрного неба. А порой была настолько жёлтой, что напоминала янтарь, внутри которого замерла жизнь

Луна была разной, непохожей: и пугающей, и притягивающей, и волнующей. Но во всех своих ипостасях она была великолепна. Восхищая даже тогда, когда сердце сжималось от страха из-за того, что красный цвет придавал снегу алый окрас, словно все вокруг утопало в крови. И сегодняшняя ночь не стала исключением.

Разглядывая деревья, стоящие вдалеке, я заметила два силуэта, которые плавно скользили вдоль них, прячась от света фонаря.

«Они», – затрепетало сердце. И решительно вскочив, я быстро оделась, накинув заранее приготовленную толстовку и бриджи. Я была так счастлива от мысли, что смогу увидеть его. Пусть и сходила с ума от переживаний, злилась, и жутко ревновала Костю к этой белобрысой стерве, но сейчас все стало не важно.

«Боже, один лишь взгляд, только взгляд. Неужели много прошу?»

Аккуратно притворив дверь, я юркнула в сторону ванны, чтобы из-за угла наблюдать за тем, что происходит на первом этаже. Скрип входной двери возвестил о гостях, а затем раздалась приглушённая ругань.

– Нужно, наконец, смазать эту дверь, – донёсся до меня сердитый шёпот Данилы.

– Лучше уж через окно, – произнёс Костя.

– Через окно, в этом?

Маленькая щёлка не давала видеть то, что происходит внизу, и пальцы осторожно потянули дверь в сторону.

«Ну же, – адреналин заставлял кровь кипеть в венах, а сердце учащённо биться. – Что там?»

Но лампочка над входом давала слишком мало света, а включать другие ребята не хотели.

.

– Сообщи Теме, а я в ванну, – произнёс Данила и направился прямо ко мне.

«Бежать в комнату? Не успею», – на лестнице уже слышались шаги. Я в ужасе замерла, не зная, куда себя деть, и единственное, что пришло в голову, дабы не попасться братьям на глаза, это спрятаться под халат, который висел на стене. Благо комплекция Николая позволяла скрыть мою фигуры под ним.

Дверь открылась, но свет так и не включился. В нос ударил неприятный запах и, зажав его рукой, я старалась дышать через рукав, надеясь, что рвотные позывы быстро прекратятся.

«Не заметил, – с облегчением пронеслось в голове, как только услышала звук льющейся воды. – Нужно как можно скорее сматываться отсюда»

Осторожно выглянув из своего укрытия, я увидела, что шторы задёрнуты. Маленькое окно под потолком едва пропускало уличный свет, но в этой полутьме можно было разглядеть комнату.

Шанс выбраться наконец-таки предоставился. Думать о том, что будет, если меня заметят – не хотелось. Итак нервы взвинчены до предела.

Аккуратно, боясь лишнего шороха, отодвинула халат, и пальцы схватились за ручку двери, намериваясь её распахнуть, но та не поддалась, а лишь издала противный скрипучий звук.

«Что за невезуха такая, – взвыла мысленно я, в ужасе отпрянув от двери. Ноги, зацепившись за что-то, споткнулись, и рука, в попытке сохранить равновесие, вцепилась в штору. Раздался треск, и полотно рухнуло вниз. – Если уже поперло, то капитально. Без всякой пощады»,

– Ай! – потерев ушибленный лоб, я уже знала, что раскрыта. Звук воды резко исчез, и тишина давила на слух, вызывая панику. – Я ничего не видела.

– Тогда почему пялишься на меня? – Данила стоял под окном. Тусклый свет лился на него, отражаясь жёлтыми огнями в каплях воды, которые стекали по телу.– Может, перестанешь стоять столбом и подашь полотенце?

– Полотенце? – взгляд метнулся в сторону, где были крючки. Но после падения все, что висело там, оказалось на полу вместе со мной, и в этой куче, да ещё и в темноте, сложно было хоть что-нибудь найти. – А как оно выглядит?

Одним движением, настолько быстрым, что даже не успела заметить, парень оказался рядом, и рука, пошарив в вещах, вытащила бледную ткань.

– Видишь, – махнул он пятном перед лицом, – полотенце.

– Вижу, – угрюмо прошипела я, чувствуя, как начинаю злиться. – Дверь открой.

– Щас, разбежался.

Резко вспыхнул свет, болезненно ударяя по глазам, и мир на краткий миг исчез в этой вспышке.

Проморгавшись, чтобы восстановить зрение, я потёрла веки, пытаясь сбросить неприятное ощущение. Размыленный силуэт двинулся, приобретая очертание, демонстрируя взлохмаченные волосы парня, которые мокрыми прядями прилипали к лицу, и алые щеки.

Догадываясь, в каком он виде, взгляд силился не рвануть вниз, лишь слегка исследуя выступающие ключицы.

– Я в полотенце, – еле слышно произнёс юноша, и я радостно выдохнула, сбрасывая напряжение. – А если бы пошутил?

– Я бы тебя убила.

– Да ну? – уголки губ дёрнулись и разъехались в стороны, нечто зловещее промелькнуло в этой улыбке. Не спасли даже голубые сапфиры, в глубине которых перекатывалось золото.

«Что с ним?» – высокий парень в искусственном свете лампы был не похож на того Данилу, которого знала. Что-то чужое, враждебное появилось в нем.

Бросив нетерпеливый взгляд на дверь, я поняла, почему попытка побега потерпела крах. Едва заметная щеколда, находившаяся со стороны парня, была задвинута. Именно из-за этого не смогла выбраться из ванной комнаты.

Осторожно толкнув ногой вещи, чтобы расчистить дорогу, я увидела красные разводы, которые оставили за собой джинсы парня.

«Краска?»– наклонившись, чтобы лучше рассмотреть это, в ту же секунду прокляла свою любопытство.– Почему не сидится на месте. Куда лезешь, дура?»

– Кровь?!

Данила схватил меня, и впечатал своим телом в стену, зажимая рот рукой, из которого должен был раздаться крик.

– Тише, это не она, – прошептал он.

– Я что, слепая? – промычала в ответ, силясь вывернуться из цепких рук. – Тут все в крови. Кого вы убили?

Парень промолчал, даже не пытаясь отрицать, подтверждая мои худшие опасения.

«Боже, во что я на этот раз вляпалась?» – пронеслось в сознании, возрождая из памяти сюжеты пугающих слешеров. Деревня в горах, странные жители. Хорошо, что не сожрали сразу.

– Может, договоримся? – попыталась изобразить из себя дипломата, наблюдая , как его глаза меняют цвет на огненный.

Руки стальным обручем сжимали меня, и липкий ужас перед Данилой стал подниматься внутри.

«Успокойся, – поборов желание отпрянуть назад, я всеми силами пыталась унять дрожь в коленках. – Он тебе ничего не сделает»

«Или сделает», – вмешался внутренний голос, понимая, что не могла отвернуться, не могла избежать пристального взгляда, который пронзал насквозь, пытаясь вытащить наружу душу.

Мы молчали, лишь глядя друг на друга и это безмолвие угнетало, давило и корежило нас, выражаясь лишь эмоциями в глазах. Мне не нравился его взор. Он яростно метался по лицу, а зрачки сузились от злости, превратившись в узкую щель.

Наконец парень нарушил тишину, внезапно склонившись надо мной.

– Ну что, попробуем?

И в следующий миг коснулся губ, сминая и втягивая их внутрь. Я попыталась отстраниться, уперевшись в плечи руками и не давая проникнуть дальше. Но Данила сжал зубами нижнюю, вырывая болезненный вздох. И сразу шершавый язык змеёй скользнул внутрь, кончиком пройдясь по небу. Он то обивал мой, как плющ здание, то срывался и начинал ласкать края рта, которые вздрагивали от каждого прикосновения.

Сначала я сопротивлялась натиску. Смущение и испуг поглотили сердце, но потом страсть, исходящая от него, смела все на своём пути, превратив меня в послушную овечку. Я не могла бежать, не могла кричать. Все, что сделала, это приняла неистовый поцелуй.

– Данила, я принёс вещи, – дверь скрипнула и медленно отворилась.

«Костя?!» – мне казалось, что сердце замерло. На пороге, держа одежду стоял тот, кого видела в мечтах, кто занимал мои мысли, а я в это время…

Нет, я не могла остановиться. Прикосновения Данилы будили гнев и желание, заставляя терять бдительность. Ураган чувств разрушил сопротивление, и стальные объятья стали клеткой, превратив меня в маленькую птичку.

При виде нас рука разжалась, и вещи упали на пол. Звон пряжки, ударившейся о плитку, разрезал гнетущую тишину, повисшую в ванне.

Мы смотрели друг на друга, не зная, что сказать, и пытаясь успокоить дыхание. Понимая, что желание, которое витало в воздухе, чувствует даже Костя.

«Ну почему всегда в влипаю в неприятности?», – голова раскалывалась от мыслей и переживаний. Я так хотела провалиться сквозь землю, но вместо этого, вместо долбаных извинений, которые могла бы вымолвить, лишь смотрела на него.

– Она сама ко мне пришла, – пальцы Данилы с силой стиснули поясницу.

– Что? – голос прозвучал еле слышно. В свинцово-серых глазах, поражающих раньше своей яркостью, была только боль. Это чувство ни с чем нельзя было спутать, только оно могло так изменить его лицо, сорвав маску.

«Скажи хоть что-нибудь, – злилась на себя, ощущая, как краска заливает лицо – Не молчи!» Но нужных слов не находила. Да и просто боялась, что все, что скажу, будет выглядеть как оправдание.

Как сказать правду, если не знаешь, где она?

Поцелуй с Данилой был безумием. Он вырывал из мира, лишая разума, заставляя ноги подкашиваться от нахлынувших эмоций. И тело помнило его, храня жар на губах.

– Простите, что помешал, – бросив ещё раз взгляд на брата, Костя резко захлопнул дверь, оставив нас наедине.

«Костя!» – я хотела дотронуться до него, задержать, но не смогла. Не хватило ни сил, ни решимости это сделать. Рука безвольно повисла, и обида вспенилась вместе со злостью, желая разорвать на части.

– Как ты мог? – прежде чем успела ударить Данилу, он перехватил ладонь и сжал её так сильно, будто хотел сломать пальцы.

– Думала получиться? – брови приподнялись, и издевательская ухмылка заиграла на губах. – Ты слишком слаба.

– Я тебя ненавижу! Ты не смел прикасаться ко мне! – кисть сжали ещё сильнее, и освободить руку не получилось.

– Не знал, что ты его собственность, – зрачки пульсировали в каком-то бешеном ритме, расширяясь и заполняя радужку. Тьма поглотила цвет, оставив лишь алые всполохи.

– Теперь в курсе, – гнев и разочарование переполняли душу, пытаясь найти виновника, чтобы не утопить меня в сожалениях. Не знаю, кто из нас ненавидел другого больше, но наивно думать, что могу нравиться Даниле. Даже малейшая мысль об этом вызывала смех. Такие, как он, не любят, такие, как он, мучают. Из них вырастают садисты и маньяки.

– Плевать. Если захочу, будешь моей. Сломленная, связанная, но моя. А нет – разорву на куски, – злобно бросил парень.

– Ты ужасен.

– Правда? – пальцы рванули к шее, сжимая её тугими тисками и лишая возможности дышать.

Я отчаянно пыталась хватать воздух ртом, цепляясь освобождённой рукой за его кисть и в ужасе смотря, как кровавый цвет заполняет очи.

– Отпусти, – с трудом прохрипела, чувствуя, что вскоре потеряю сознание – Мне больно.

– Мне тоже.

– Тебе-то? Да ты же…

– Ну и кто ж? – что-то острое коснулось горла, и давление усилилось. – Бесчувственный чурбан? Монстр? Чудовище? – на каждое слово парень все сильнее сдавливал шею. – Хотя нет, чудовище ты говорила.

– Ты – убийца.

– Я? – Данила рассмеялся. – Ты даже не представляешь какой. Куда брату до меня, он же сердобольная душа, сопереживает каждому куску мяса.

«Такая сильная ненависть, – я не понимала его. Неужели сравнение с Костей так обидно? Лишь потому был поцелуй, да? Чтобы сделать ему больно».

– Даже тебя он пожалел, хотя я бы оставил замерзать. Знаешь почему?

– Почему?

«Прошу, уйди. Оставь меня в покое. Я не хочу снова оказаться в плену леденящей душу красоты».

– Я не люблю падаль, – пальцы разжались, давая стремительному вдоху наполнить лёгкие.

«Хватит! Я достаточно наслушалась».

Почувствовав свободу, я пнула, валявшуюся рядом одежду, чтобы ещё раз не споткнуться.

– Мы не закончили, – ладонь парня схватила запястье в тот момент, когда поворачивала ручку.

«Да что ж это такое?! С какой стати его прорвало именно сейчас», – находиться в одной комнате с ним не хотелось. Какая радость в том, что тебя поливают грязью, сравнивая с падалью?

– По-моему все итак ясно. Только не могу понять, кого больше ненавидишь меня или Костю? Кого из нас двоих ты ревнуешь?

Данила опустил голову, и пряди белых волос упали на лицо:

– Забавно, что слышу это от тебя, – промурлыкал юноша, и алый огонёк вспыхнул среди белизны.

Взгляд испуганно метнулся в сторону, не желая встречаться с ним, и в ответ кисть дёрнули на себя, не давая сбежать.

– Как сильно ты хочешь жить?

Словно заворожённая смотрела я в бордовые глаза, видя, как яростно пульсирует зрачок в центре.

«Кто ты?» – промелькнуло в голове, и Данила, будто услышав это, цинично улыбнулся.

– Видимо, это сложный вопрос, – хищный оскал приподнял верхнюю губу, показав два острых клыка, которые удлинялись на моих глазах. – Как жаль, что терпением не обладаю.

– Пусти! – вырвав ладонь из руки, на которой начали расти ногти, я с ужасом взирала на парня, видя, с каким возбуждением тот втягивает носом воздух. Запах спёкшейся крови, разбавленный водой с душа, смешался с ароматом царапин на шее, вызвав мерцающий блеск в алых глазах.

«Неужели он – моя смерть?» – вспомнилось ощущение опасности в первую нашу встречу, когда ухмылка напомнила оскал зверя. Лишь глаза, чистые и прекрасные, тогда внушали восхищение, придав облику божественность.

Теперь их цвет изменился, став каплями крови на снегу, но до сих пор, чтобы потерять покой, достаточно одного взгляда на парня.

В нем все было на грани, и никогда не знаешь, какую из них продемонстрирует тебе сейчас. Невинность уживалась с бессердечием, а белоснежные крылья слуги бога немыслимым образом сочетались с рогами демоненка. Рядом с ним лавина различных чувств накрывала меня с головой, и это пьянило.

– Беги. Ты же этого хочешь, да? Дом, милый дом, – внезапно Данила отступил в сторону, пропуская вперёд – Думаешь, стены тебя спасут?

Горечь в голосе болезненно резанула сердце, словно боль передалась через невидимые в пространстве нити.

«Прошу, не смотри так. Не заставляй сомневаться в собственных чувствах», – я открыла было рот, чтобы снова задеть его, чтобы за сарказмом спрятать нахлынувший ужас, но не смогла произнести и звука.

Поэтому просто выскочила из ванны, боясь, что парень передумает и когтистая лапа утащит назад, во тьму. Но этого не произошло. Даже потом, когда дверь в Костину комнату захлопнулась, я прижалась к двери, стараясь расслышать шаги, но Данила не вышел.

Мёртвая тишина оглушала. Весь дом будто вымер, и кроме меня никого не осталось.

«Разве такое возможно? Где Валентина, Коля, девочки?»

Я ощущала себя героиней кошмара. Неосознанные страхи, самые потаённые мысли, вдруг нашли воплощение и шептать, что все это бред, спрятавшись под одеялом, не получиться.

«Ты же хотела приключений? – вторгся внутренний голос. – Мистики, жизни на грани. Так чем недовольна?»

«Я никогда не думала, что подобное может случиться. Это невозможно! – то, что случилось с Данилой, заставляло сердце захлёбываться стремительным биением. В ванной он напоминал демона, а не человека. Перламутровые волосы извивались словно змеи, а светлая кожа пробрела серый оттенок. Но самыми страшными были глаза. Они сияли кровавыми рубинами. – Время сказок прошло. Я тогда думала, что чудеса возможны. Но это… Это не чудо, это адский кошмар, в котором никто не захочет оказаться».

– Кровь, – лёгкое дуновение коснулось шеи, и по коже рванули мурашки.

– Данила? – взвизгнула я, понимая, что в темноте ничего не смогу разглядеть.

– Тише, тише. Я здесь, – знакомые объятья стиснули тело, и тихий шёпот достиг ушей. Успокаивающий, словно шум океана внутри раковины.

– Костя, – я расслабилась, понимая, что теперь в безопасности.

– Прости.

– Не твоя вина.

«Если бы осталась спать, а не решила испытывать судьбу, то ничего бы не случилось. Все моё любопытство… Оно виновато в каждой жопе, в которой оказываюсь».

В его руках я всегда чувствовала себя, как дома, словно он и есть мой дом. Прощая за эти краткие мгновения счастья все: едкие подколы и игнор, когда начинаешь сомневаться в своём существовании. Ведь единственное внимание, которое желала, единственные глаза, которые хотела видеть – его:

– Отпусти меня домой. Я не хочу тут оставаться.

– Понимаю, – ладонь прошлась по плечам, скользнула выше, коснувшись шеи, и вдруг замерла. – Я его убью.

Резко зажёгся свет, и Костя развернул меня к зеркалу.

Первое, что бросилось в глаза, его потрёпанный вид. Футболка валялась на полу, а тело украшали синяки и кровоподтёки Огромная рана на груди с вывернутыми наружу краями затягивалась прямо на глазах, заменяя вырванный кусок новыми мышцами, строя паутину из капилляров, а потом пряча все за новой кожей.

Прерывисто дыша, юноша осторожно убрал прядь волос с плеча, обнажив шею. На ней виднелись царапины, оставленные острыми когтями Данилы. Кровь больше не сочилась, а лишь выступила несколькими каплями вдоль алых линий.

«Если бы надавил, – при воспоминании на миг вновь перехватило дыхание, – перерезал бы горло».

Серебро потемнело, превратившись в мрачные тучи, так было всегда, когда Костя о чем-то задумывался. Сделав глубокий вдох, юноша замер: – Можно помочь?

Я кивнула, не понимая, что тот хочет сделать, видя, как помутневший взгляд скользит по лицу. Он наклонился ниже, и влажный язык осторожно коснулся капель, скопившихся возле раны.

– Ай! – боль обожгла кожу, но отстраниться не дали, лишь сильнее сжав плечо.

– Придётся потерпеть.

– Хорошо, – глаза закрылись, пытаясь спрятаться от яркого света и жжения, которое сопровождало каждое прикосновение. Мне на кожу словно лили кипяток, не сразу рывком, а медленно, капля за каплей, наслаждаясь тем, как вздрагивает тело.

«Пожалуйста, скорее», – руки тряслись, желая закрыть рану, но усилием воли не позволяла это сделать. Я не понимала, что он делает, но верила, верила и боялась ошибиться в нем.

– Я отвезу тебя домой сегодня. Но сначала кое-что нужно уладить, – его губы нежно коснулись шеи в лёгком поцелуе. – Обещаешь, подождать тут?

– Ты куда? – испугавшись, что он уйдёт, я вцепилась в его руку.

«Снова одна в этом кошмаре? Нет, не хочу».

– Мы не сможем уйти, пока он здесь.

– Здесь тебя никто не тронет, – его губы коснулись лба и на миг, на какую-то долю секунды, я увидела улыбку. Нежная и прохладная, словно шёлк на морозе, но такая светлая, будто лучи солнца смогли пробиться сквозь мрак туч, чтобы осветить землю. Так улыбаться мог только он. Так, что чувствуешь себя самым дорогим для него человеком.

– Костя, я… – щеки пылали, но слова, которые жили давно в сердце так и не были произнесены.

– Я скоро, – заверил парень меня и вышел, осторожно прикрыв дверь.

«Я люблю тебя!» – молчание жгло душу. Я так хотела бросить ему в лицо свои чувства, чтобы по глазам, по тому, как напрягаются скулы, понять ответ:

– Трусиха.

Через пару минут дом оглушил грохот.

– Нет, – зажав уши руками, чтобы не слышать треск деревянных половиц и звон бьющейся посуды, я пыталась закрыться, спрятаться от ужаса, что творился в доме.

Что могу сделать? Кинуться туда не помощь? Но как? Я слабее, чем они и была бы только помехой, но и сидеть здесь, в ожидании, было невыносимо.

«Почему никто не идёт? – пальцы все плотнее прилегали к коже, ногтями впиваясь в неё. – Пожалуйста, остановите это!»

Шёпот срывался с губ, в молитве обращаясь к тем, кто мог прекратить безумие, Но как всегда бывает в кошмарах, никто не спешил спасать меня, и надежда на то, что все будет хорошо, стремительно таяла, уступая место обречённости.

«Они решили разнести весь дом? – воображение рисовало жуткие картины, щедро приправляя их кровью и мясом. – А если Костя ранен и нуждается в помощи?»

«И чем смогу помочь, если раны перевязывать не умею? – осадил внутренний голос, пытаясь заставить остаться в комнате. – Только мешать буду».

Обняв колени, я прижала лоб к ним, стремясь найти силы, которые смогут остановить зов. Он требовал прийти к нему, отринуть все, оставив лишь жажду.

И чем сильнее меня тянуло к Косте, тем крепче пальцы сжимали ноги, но с каждой минутой терпеть становилось все труднее. Время текло мучительно долго, и казалось, что с ухода парня прошла уже целая вечность.

Внезапно стон разнёсся по дому, эхом отражаясь от стен.

« Что случилось? Данила или Костя?» – все внутри сжалось. Ногти до боли впились в кожу, но этого было недостаточно, чтобы прекратить учащённое сердцебиение, и желание как можно скорее покинуть комнату.

«Обещаешь, ждать тут?» – я вызвала в памяти образ Кости, стремясь вразумить себя, но мысль о том, что сейчас он может лежать раненный, истекая кровью, приносила страдание. Фантазия нещадно била по самому больному месту, показывая искажённое болью лицо.

«Прости, – я поднялась, печальным взором обводя комнату. В ярком свете, если закрыть уши, не поверишь в то, что творится внизу. Все кажется обычным, нормальным, но это не так. – Я не могу быть здесь без тебя».

Открыв дверь, я вышла в коридор. Будь что будет, моя судьба сейчас превратилась в пульсирующую точку, которая жила в его сердце. Только его биение заставляло меня идти, только оно давало силы не бояться.

Гостиная напоминала поле битвы. Пол был вспахан когтями, а битая посуда опасными осколками валялась повсюду. Огромная трещина на боковой стене, грозящая обрушить весь дом, распалась на несколько чёрных паутинок. Они тонкими нитями разбегались в стороны, с каждым новым ударом приближаясь к люстре, которая висела в центре потолка. Удивительно, как она устояла при таком разгроме.

Груда хлама, которая когда-то была огромным шкафом, занимавшим всю стену, вдруг пошевелилась и оттуда вылез Данила.

Белые волосы удлинились, спускаясь ниже плеч, а алые глаза с вертикальными зрачками пристально следили за противником, находящимся у входной двери.

В руках Кости было то, что осталось от любимой вазы Валентины. Маленькие осколки хранили в себе память о подарке Азалии Роуман, его матери.

Хрупкая женщина была прекрасным гончаром, и любила создавать необычные предметы, поражая людей не только мастерством, но и воображением.

Как жаль, что ваза в виде лепестка берёзы перестала существовать. Теперь никто не увидит, как легко солнечный свет проходит сквозь тонкие прожилки. А радужные тени, что отбрасывал хрусталь, в виде росы покоясь на кончике, навсегда пропадут.

Костя ненавидел эту вазу за вечное напоминание того, чего лишился, за неясные образы родителей, но все же попытался спасти ее. И теперь все, что удалось сохранить от семьи – лишь пара кусочков.

– Хватит, – грустно вздохнув, юноша разжал пальцы, и осколки упали на пол. Не было смысла хранить части целого, если не удалось сохранить его. Бессмысленно и безнадёжно.

– Дерись! – гортанно зарычал Данила, выпуская когти. Мягкие черты лица искривились, а взгляд был наполнен жаждой убийства. Он был во власти эмоций, не желая и не в силах противиться им.

– Перестаньте! – закричала я, сжимая от бессильной злобы перила лестницы. Надежда на то, что жуткий грохот привлечёт родителей, не оправдалась. Даже соседи не решились явиться сюда, видимо испугавшись попасть в эпицентр ярости братьев.

– Нина?! – Костя удивлённо посмотрел на меня. Чёрные брови сошлись на переносице, выдавая его недовольство. – Я же просил.

Серые глаза метали молнии, ведь я нарушила приказ и покинула комнату. Но было плевать, главное, видела его живым и здоровым. А царапины и ссоры можно пережить.

Этого замешательства хватило Даниле для успешной атаки. Сбив брата с ног, юноша вонзил длинные когти в грудь с такой силой, что те заскрежетали о деревянные половицы.

«Нет! – крик зародился в глубине, медленно понимаясь к горлу вместе с тошнотой. – Пожалуйста…»

Ноги едва держали тело, но отвести взгляд от Кости не могла. Мне казалось, что слышу, как с каждой секундой стук сердца замедляется и становится тише.

Тук, тук, тук…

«Страшно?» – одними губами спросил Данила. Его вид больше не внушал ужас, несмотря на то, что шерсть появилась на лице, а клыки обнажились в мою сторону.

«Нет», – мотнула головой вместо ответа.

– А так? – ногти вылезли вперёд, напоминая острые кинжалы, и юноша снова погрузил их в тело, заставляя стонать пол. Моя душа взвыла от боли, видя, как лужа крови растекается под Костей, пропитывая ковёр и алыми разводами уходя в стороны.

«Он ведь не мог убить брата, – шептала себе, не веря в происходящее. – Это не правда!»

Мне хотелось броситься вперёд и закрыть страшные раны руками, чтобы остановить кровь. Но ноги подломились, и все что могла, лишь сильнее сжать деревянные перила, дабы не потерять сознание.

Я не хотела, не могла верить в то, что он мёртв. Внутри все восставало против этой мысли. Ведь помнила, как быстро заживали следы от когтей на его теле, и потому была уверена, что если дать шанс – он спасётся.

Но разум не желал поддерживать сердце, и упорно твердил: «Смирись».

Смуглое лицо побледнело, приобретая землянистый оттенок, а губы, на которых виднелась кровь, ярким пятном выделялись на нем.

– Костя, – губы задрожали, и голос нерешительно исторгся из груди. – Костя?! – уже более решительно позвала его. Но парень не изменил своего положения, его взгляд, как и прежде, был устремлён в потолок.

«Прошу! – я жаждала услышать стон боли, увидеть, как дрогнут ресницы, отозвавшись на имя, но ничего. – Так не может быть. Это не правда».

– Ты должен его спасти, – взгляд упёрся в Данилу, и тело повело вперёд. Стопы сами зашагали по ступенькам, стремясь оказаться рядом с Костей и пальцами нащупать биение, почувствовать, как едва вздымается грудь. – Помоги!

– Нет, – ледяной голос, словно чан с водой, обрушился на меня, приводя в чувство.

«Плевать, сама справлюсь,– присев на пол, я испуганно коснулась щеки пальцем. Но чёрный зрачок, плывущий среди тумана, не вздрогнул, отвечая на движение. – Ну же, ты же сильный, я знаю!».

Ладонь легла на грудь, вдавливаясь в ребра, с надеждой ощутить слабое шевеление, но опять ничего, даже тогда, когда ухо последовало следом за рукой, веря, что сможет распознать слабое биение.

«Он… – мысли хаотично заметались в голове, не желая признавать правду. – Нет, нет, нет!»

Сердце сжалось от невыносимой боли, хлынувшей словно цунами. Я так много хотела и мало пыталась, что теперь… Теперь у меня ничего не осталось. Все, что хотела, о чем мечтала, лежало мёртвым на полу.

– Ты убил его, – разум оставил сознание, уступив место ярости. Я так сильно ненавидела Данилу, что чувствовала, что если не выпущу это чувство наружу, не освобожусь от него, то разорвусь на части. – Его нет! Больше нет.

Внезапно пальцы коснулись чего-то острого, больно резанувшего ладонь, взор опустился вниз и увидел зелёный осколок, впившийся в руку. Острый, словно нож, он был окрашен моей и Костиной кровью. Сознание закачалось и потемнело, впитывая боль, отдавая силу лишь одному слову, которое неоновой надписью горело внутри «ненавижу».

И в следующий миг, я бросилась к Даниле, вложив в рывок свою волю и ярость, моля бога помочь нанести хоть один удар, прежде, чем меня повергнут. Останусь ли живой? Смогу ли противостоять длинным когтям? Это было неважно.

Я прекрасно понимала, что шансы равны нулю, но дальнейшая судьба не волновала. Сердце хотело быть рядом с Костей и накрыться вместе с ним тишиной, потому одна-две царапины лишь увеличат шанс на такой исход.

Почему удалось ударить его – не знаю. Данила не был похож на того, кто мог легко ослабить бдительность. Возможно, он не считал меня за врага, не думал, что девушка, потерявшая любимого, способна напасть. Да и кто в своём уме ринется на чудовище? Слишком смахивало это на самоубийство.

– Ты… – брови взлетели вверх, изгибаясь, а глаза округлились. Внутри груди яркой зеленью поселился осколок, острыми краями легко разрезав кожу и мясо.

Парень начал отступать назад, пока не упёрся в стену. Я со слезами на глазах смотрела на то, как искривилось лицо, как алые глаза начали светлеть, становясь бледно-розовыми, а потом яркая лазурь смыла последние капли бурого цвета.

Он возвращался. Тот, кого знала, с кем здоровалась по утрам, спускаясь к завтраку, кто ухаживал за мной, не раз вытаскивая из передряг.

«Нечестно, – пальцы сжались, смешивая кровь братьев. – Данила убил его. Я не должна жалеть, не должна».

Глубоко вздохнув, юноша попытался вытащить осколок из груди, но когти лишь царапнули не нему, пройдя мимо. Ещё раз, и крепкий ноготь погрузился рядом, увеличивая рану. Ладонь сжалась, вгрызаясь в тело, и затем резко рванула назад, швыряя кусок мяса на пол.

– Не ожидал, – его зрачки хищно сузились, а губы растянула усмешка. – Молодец.

Парень поперхнулся, будто что-то застряло в горле, и тут же сплюнул кровавый сгусток вниз.

– Зачем? – мне хотелось наносить удары снова и снова. Страх перед ним превратился в ненависть, и месть желала уничтожить его, я хотела…

Эта мысль испугала меня. Безумие, казавшееся таким далёким, вдруг встало за спиной и дышало прямо в ухо. Если повернусь, если встречусь с этой тьмой глазами, то больше не смогу повернуть назад. Только вот оно мне надо?

Взяв осколок, который так легко ранил могучего зверя, я подняла взгляд, слушая шёпот мрака, что требовал смерти. Но передо мной было уже не чудовище, которое пугало, а Данила. Обычный парень, с издевательской ухмылкой.

– Почему ты это сделал? – прошептала я, обращаясь к нему, зная, что не ответит. Юноша умело избегал любых расспросов, и правды добиться было невозможно. – Он же твой брат.

Данила качнулся и медленно сполз по стене, оставляя кровавый след. Огонь, горевший в глазах, потух, а губы налились синевой.

« Глупость! Кто поверит в это? Хватит притворяться!» – рука с силой дёрнула за плечо парня, и тело, потеряв опору, завалилось на бок, взирая в вечность застывшими голубыми глазами.

Ночь казалась непроглядной. Мир умер, даже крики птиц, которые сопровождали меня, когда растрёпанная и обезумевшая выскочила из дома, растворились в тишине. Лишь холодный ветер играл снежинками, то поднимая их с земли в вихре танца, то бросая в темноту леса.

Я шла вперёд, ступая по девственному снегу. Тяжёлые ботинки мешали движению, да и к тому же были настолько велики, что каждый раз, когда ноги проваливались в снег, кожа ощущала его холодное прикосновение. Мне приходилось вытаскивать их из сугробов руками, ругаясь и шипя, словно разозлённая кошка, и замёрзший лед, тонкой коркой покрывающий снег, резал пальцы, когда те откапывали обувь.

Кровь уже не шла, слишком холодно было для того, чтобы стекать по рукам и каплями падать вниз, оставляя алые следы. Вместо этого она превратилась в алые льдинки и просто осколками осыпалась на землю

Я шла неизвестно куда, чувствуя, что поднимаюсь все выше и выше. Порой приходилось карабкаться по отвесным склонам, цепляясь за торчащие корни деревьев. Зачем? Сама не понимала. Лишь ощущая, что схожу с ума, и моей единственной защитой было движение, именно оно спасало от безумия.

Временами, вскидывая голову, я пыталась разглядеть луну среди ветвей величественных сосен, но небо будто поглотило ее. Эта чёрная пустота была настолько осязаема, что, казалось, можно прикоснуться к ней, если протянуть руку.

«Прикоснуться к тьме»,– при этой мысли дрожь прошлась по телу, то ли от холода, то ли от жуткой ночи.

« Что я делаю? – пронеслось вновь в голове. – Надо было остаться там, с ними. Ведь я…»

Не хватало слов, чтобы выразить ту гамму чувств, что переполняли сердце, при мысли, что их нет. Пусть кровь сошла, стёртая колким снегом и слезами, ладони до сих пор жгло..

Тяжело вздохнув, я прикрыла глаза и облокотилась спиной о дерево, ища поддержки у природы, прося помощи и защиты. Потому что иначе не справлюсь, силы были на исходе.

Замерзший воздух обжёг лёгкие своим холодом, и я прижала руки к сердцу, силясь остановить нарастающую боль в груди. Оно билось так отчаянно, словно пойманная птица о стенки клетки, не желая оставаться в груди и прятаться за рёбрами.

«Так тяжело…» – думать не хотелось, но воспоминания против воли настигли меня, яркими образами всплывая в голове.

Вот режу пальцы в кровь, сжимая осколок с такой силой, что могу сломать. Но нет, он прочен, словно сталь, и так легко погружается в сероватую плоть, что даже удивляет. Я чувствую, как радость, нет, ликование, рождается внутри. Я смогла достать его! Я сделала это.

Интересно, сказала ли это вслух? В тот момент мысли и слова сплелись воедино, не разобрать. Глаза прикованы к нему, впитывая каждое движение, следя, как дёргается от боли грудь.

«Я – чудовище?» – возник вопрос внутри. – Но разве виновата в том, что случилось? Ты хотел убить меня, разве не помнишь?»

Лицо Данилы бледнеет. Тонкие вены, обычно малоприметные, сейчас стали такими яркими, что можно увидеть, как по ним струится кровь. И зная это, хочется опустить осколок на лицо, чтобы прекратить её поток, сделать так, чтобы ужасное сердце перестало биться. Я желаю слышать крики боли и видеть, как корчиться в страданиях тело. Но он молчит, и в голубых глазах, кроме неба, ничего нет. Нет того, кто убил Костю, того красноглазого демона.

Почему он снова стал таким? Так нельзя, это против правил! А разве у смерти бывают они? Но самое странное не это, а то, что, несмотря на ужас, где-то внутри до сих пор живёт надежда, что этот кошмар обязательно закончиться, если открыть глаза.

– Нина, – едва заметное движение губ Данилы и вот я рядом.

Мне не противно, мне страшно за него. Почему-то боюсь, что сердце замрёт. Это из-за того, что я его убила? Нет, он сильный, такая мелкая рана не страшна ему. Ведь я видела, как затягивалась кожа и исчезали глубокие порезы, столь жуткие, что казалось, что это тело пытались разорвать на части. Я все это видела. Мне не могло показаться. Тогда почему сейчас он лежит здесь так же, как его брат? Почему они оба не встают? Потому что я их обоих убила, да?

Внезапно Данила протягивает мне руку, силясь что-то сказать, но вместо слов с губ течёт кровь. Юноша захлёбывается в ней и срывается в судорожный кашель. Я слышу хрипы, когда он пытается вздохнуть, и вижу, как синеет лицо, но не испытываю никакого удовольствия. А ведь должна радоваться, не так ли?

Но вместо этого держу его за руку, пытаясь остановить на краю, не дать упасть в пропасть. Лазурь вновь заискрилась жизнью, и Данила попытался улыбнуться. Уголки с трудом скользнули в стороны, рождая спокойную улыбку, спрятав за ней пустой взгляд, в котором не было ничего, только голубое зеркало.

– Ты здесь?– звенящий голос разрезал тишину, словно гром. – Просто решили разыграть меня, да? Ты и Костя.

Два окровавленных трупа лежали рядом. Их кровь давно смешалась в луже, что растеклась по полу. «Бред какой-то!» – я точно знаю, что никого не смогла бы убить, что Костя слишком умён, чтобы попасться так просто, а Данила… Он бы никогда не допустил того, чтобы я стала убийцей.

– Хватит! Это уже не смешно, вставайте, – хотелось дёрнуть его за руку, но пальцы, измазанные алым, лишь бессильно скользили по коже, боясь сжать ладонь. Сейчас она казалась такой хрупкой, бледная, с синими прожилкамивен.

– Обещаешь подождать? – знакомый голос доносится из глубины сознания, но почему-то звучит в комнате, эхом отражаясь от стен.

– Костя? – я бросаюсь к нему, пытаясь помочь встать. Смыть этот грим и краску, что размазана моими ногами по полу. Но руки в ответ безжизненно падают, а тело отказывается вставать. Даже его глаза, всегда пристально следящие за мной, сейчас закрыты.

– Вставай! – я снова кричу, и боль острой иглой вонзается в горло. – Пожалуйста, ради меня.

Слезы стекают вниз, смачивая губы и оседая во рту горьким привкусом отчаяния, но Костя продолжает спать.

«Вечным сном, – странный голос вторгается в разум, говоря ужасные вещи. – Ты убила их».

«Нет! – я не могу закрыть уши, чтобы не слышать слов, не могу закричать, чтобы перебить его, потому что он звучит внутри. – Это не правда».

« Лжёшь, – злорадствует он. Моя боль и страдание дарят ему наслаждение. – Тебе ведь понравилось убивать, да? То сладостное приближение смерти, что видела в глазах. То ликование души, когда поняла, что убила. Помнишь? Ты должна быть счастлива, что разрушила Орловых».

Лица Натали и Катерины всплывают перед глазами. Что скажу им? Как оправдаюсь перед Валентиной с Николаем? Я – убийца, я уничтожила семью, которая спасла меня. Но чем отплатила за гостеприимство? Смертью. Вот этими руками разбила на миллионы осколков их счастье. Как после этого смогу посмотреть им в глаза? Нет, я этого не выдержу.

Испугавшись презрения бегу в коридор, не понимая, почему не желаю остаться здесь, чтобы принять заслуженное наказание.

« Я виновата», – тело рвётся к массивной двери, которая отделила мир этого дома от другого, заснеженного и холодного. Может быть, в глубине души, я надеялась, что, когда пальцы коснутся золочёной ручки и повернут её, то мелодичный скрип поможет вырваться из затянувшегося кошмара в яркий свет долгожданного утра. Я мечтала, что она окажется тем выходом, который пробудет от ужасного сна.

Стопы, споткнувшись о валявшийся подлокотник дивана, заскользили по полу, собирая вокруг себя бурую слизь. Все, что смогла – вытянуть вперёд руки, чтобы остановить движение, уцепившись за одежду, которая, будто грозди винограда, висела на вешалке.

Пальцы вцепились в чей-то рукав, когда тело понеслось к стене, и треск рвущихся петель громом разнёсся по комнате. Не выдержав такую нагрузку, несколько курток полетели на меня, увлекая за собой вешалку.

– Они оборвутся, – словно наяву слышу голос Валентины, укоряющей детей за то, что те слишком сильно нагружают шкаф. Он эхом отозвался в голове, пытаясь вызвать в памяти образ прежней жизни, но я, выбираясь из кучи ярких пятен, так же грубо отпихиваю его. Если сдамся, если увижу, то не смогу уйти. Сил переступить порог просто не хватит.

Ладони выхватывают что-то из одежды, пока сую куда-то ноги, и обволакивают меня ароматом Данилы. Лесной хвоей, что вечно стелилась следом за парнем.

Не помню, как открыла дверь. Несколько замков исчезли из сознания, будто их вовсе не было. Лишь яркий свет фонаря, что ворвался в дом, проникая даже через зажмуренные веки, на миг привёл в чувства.

Обернуться..Я так хотела сделать это, поддаться соблазну и поверить в то, что это жестокая шутка, но не смогла..И потому, трусливо жавшись к теням, рванула в лес, туда, где зарождалась тьма.

Если достигну её, то смогу спрятаться от произошедшего, от себя самой, но сил хватает лишь на пару шагов, и меня обильно и мучительно выворачивает. Хлещет так, будто за одно мгновенье организм решил избавиться от всего, что съела за всю жизнь, даже носу досталось.

«Я не могу»,огрузились в собственную блевотину.зм решил избавить от всего, что сьела за всю жизнь, даже носу досталось. поможет выр – пронеслось в голове. когда ноги подкосились и ладони погрузились в собственную блевотину.

«Он мёртв», – эта мысль, словно заноза, вонзилась в сознание, пытаясь пробиться сквозь защиту.

«Нет! Не может быть. Если поверю в это, то…», – я чувствовала, как натягивается невидимая нить, связывающая меня с Костей, и понимала, что если сделаю шаг в сторону, то она разорвётся, и сердце навсегда останется без него.

«Он мёртв, – не унимался противный голос, – Мёртв, мертв. – повторял он, будто других слов не знает, снова и снова вызывая из воспоминаний его окровавленное лицо. – Ты их убила».

– Нет! – вопль ярости вырвался из груди, превратившись в вой. И заглушить его никто не в силах.

Этот крик страшный и мистический, словно не я, а духи, горевшие в аду, выплеснули через меня свою боль в этот мир.

Стремясь ускользнуть от него, я бегу, скрываясь в темноте леса, ощущая, как больно впиваются острые ветки в лицо, когда не успеваешь наклонить голову.

«От кого пытаешься сбежать? – змеиным шипением вторгается в разум голос – Тебя найдут и убьют. Ведь ничего другого не заслуживаешь».

– Замолчи! – я зажала уши, пытаясь остановить поток бранных фраз, но он только смеялся в ответ, продолжая говорить.

Исчезнуть… как бы хотелось это сделать сейчас, превратившись в крохотную снежинку. Я бы прильнула страстно к фонарю и растаяла от его тепла. Но этому желанию не суждено сбыться, и потому приходится идти вперёд, прячась от воспоминаний.

В обступившей меня тьме я одна, даже луна, и та отвернулась от меня. Её свет предназначен людям чистым и непорочным, а я … Кто я для неё в этом мире?

Ничтожная песчинка, жизнь которой похожа на чьи-то домыслы и лживые рассказы.

Как много в ней меня? Совсем чуть-чуть. Ведь проще угождать и жить по чужим советам, чем бороться с близкими за собственное мнение. У меня не было сил сражаться с ними, не было воли, чтобы двигаться одной, легче плыть по течению, поддавшись лени.

Вот и сейчас я хочу смириться, готова умереть, но что-то внутри не даёт покоя и гонит вперёд, требуя, чтобы боролась, чтобы хоть раз в жизни пересилила себя.

Но куда ведёт это неведомое чувство неизвестно.

Слезы постоянно скапливаются в уголках глаз, время от времени срываясь вниз тонкими ручейками. Сдерживать их невыносимо трудно из-за того, что сердце хочет опустошения, чтобы через них выразить свою горечь. И вскоре, не в силах сдержать рвущийся поток, я начинаю плакать. Плакать так, как никогда не плакала. Потому что поняла, что сокровище, которое не надеялась найти, навсегда утеряно, и вряд ли когда-нибудь смогу встретить подобное.

Мне оставлена жизнь, но зачем? Ведь все, что хотела – быть рядом. Кто-то на верху решил так наказать? За какие провинности? Что я такого сделала, что должна жить без него? Почему даже в смерти не дали нам быть вместе?

Я закрыла глаза, глотая слезы, которые влажным холодом скользили по щекам. Солоноватый вкус на обветренных губах и пустота внутри, что дальше? Не знаю. Я замерла на перепутье, не в силах двинуться ни вперёд, ни назад.

Надежда на чудо? Она была, но таяла с каждой каплей, что стекала по коже, и сердце постепенно каменело, то ли от жуткого холода, то ли от бури, что творилась в душе.

Подставив ветру своё лицо, я попыталась выпрямиться, чтобы снова продолжить путь, но ноги, ослабленные отдыхом, подкосились, и опять оказалась на земле.

– Я забыла, – голос был едва слышен, губы не хотели открываться, боясь впустить холод. – Мне нельзя отдыхать. Отдых – смерть, лишь движение ведёт к жизни.

Но почему он тогда так приятен? Даже мысль о том, чтобы замёрзнуть здесь уже не так страшит, как раньше.

Силы медленно утекали в неизвестность, и на смену злости и боли, переполнявшей меня, пришло ощущение безысходности.

«Я так устала от боли и слез, которые столько раз проливала в одиночестве, коря себя за ошибки. Их было так много, что, казалось, высохну или умру от обезвоживания, но они все лились и лились, а я продолжала жить. И теперь нет ничего, за что можно держаться. Близкие? Да кому я нужна такая? Им удобно лишь послушание, а не я. Собственная жизнь? Не знаю… теперь её составляют лишь воспоминания, и хранить их, страдая, не хочется.

Я мечтала быть твоей тенью, но ты отказал. И теперь приходится ненавидеть, черпая силы в этом чувстве, стремясь забыть взгляд, который бросил на меня в последний раз.

Твои холодные глаза в тот момент не были безжизненными зеркалами, внутри бурлила теплота и свет, и в краткий миг я поняла, что дорога тебе. Тогда твои поступки и горькие слова, в прошлом, потеряли значение, потому что мы всегда были друг у друга».

«Толька не сейчас», – я отчаянно противилась воспоминаниям, придумывая отговорки. Мне нужна была причина, чтобы злиться, чтобы ненавидеть, но теперь, вспомнив обжигающую теплоту, не смогла.

«Зачем это делаю? – думала я, смотря в пустоту. – Ведь не смогу жить, как раньше. Забыть все, но как? Для чего продолжать борьбу, если итог известен, не лучше ли …»

Но этот вопрос так и не смогла задать, чувствуя, как что-то внутри отчаянно цепляется за жизнь, снова и снова повторяя «хочу жить».

Это было так странно для меня, потому что всю жизнь слышала, что слаба, что нет целеустремлённости, и вряд ли ждёт успех в моих мечтах. Они оказались правы.

Уступить – помогало избежать проблем там, где прочно увязли бы революционеры. Я приспосабливалась ко всему и, если не соглашалась, то молча принимала обстоятельства, которые вынуждали быть такой, пытаясь превратиться в позитивного человека, и спрятать в глубине истинные чувства. Я лгала всем, себе, друзьям и близким, потому что боялась увидеть разочарование в глазах.

Быть такой, как хотят они – легче, чем быть собой.

Но именно сейчас почему-то не могла уступить, хотя так легко закрыть глаза и поддаться холоду, смирившись с судьбой.

Я боролась, несмотря на прошлое, не зная, какое будущее ждёт впереди, сама не понимая упрямого чувства, твердившего только одно «хочу жить»,

«Если закрою глаза – умру, – пронеслось в голове. – Это единственная смерть, которой можно насладиться, Она унесёт не с помощью боли и сожалений, а укроет тёплым пологом сна».

– Уснуть? – спросила я, едва двигая губами. И ночное небо, напоминавшее чёрное озеро, которое раскинулось до горизонта, вдруг начало таять, освобождая луну и звезды.

Их неясный свет сперва с трудом пробивался сквозь тёмную пелену, медленно набирая яркость, заставляя искриться снег под ногами.

– Уснуть? – вновь повторила, не зная к кому обращаюсь.

В моей жизни люди часто принимали решение за меня, руководствуясь опытом и родственными узами. Они были старше и умнее. Так будет лучше, так надо, так правильно – вот что слышала всю жизнь и потому соглашалась. Хотя многие из них сами ничего не добились. Они тоже стояли на месте, не решаясь двигаться вперёд, боясь кардинально преобразить свою жизнь. Их советы тешили им самолюбие, в них не было ни помощи, ни силы.

Странно, что понимание всего пришло только сейчас. Наверное, это и есть «итог» моей жизни. Как жаль, что сдавалась, оттого не жила, и потому остаётся лишь сожалеть о словах и поступках, злясь на себя за трусость. Из меня лепили, что хотели, но в итоге получилась бесформенная куча глины.

Вздохнув, я притянула руки к лицу, пытаясь их согреть. Они одеревенели от холода, и шевелить пальцами с каждым разом стало все трудней.

«Нужно согреться», – я попыталась подуть, чтобы вернуть тепло, но лишь рассмеялась. Пара, что шёл изо рта при морозе, не было, словно тело стало частью снега, став таким же мёртвым и холодным.

Нет, ещё нет. Пересиливая боль, я поднялась, используя как опору ветви кустарника, чувствуя, что начинаю бороться сама с собой. Одна часть меня жаждала остаться здесь, откинувшись на огромной перине, но другая…

Боже, и откуда она взялась сейчас? Почему упорно продолжает гнать вперёд, давая силы на преодоление, давая цель?

«Встать», – стало единственной целью, и я повиновалась, покорно склонив голову перед ней, превозмогая боль, и кусая губы в кровь.

« Встать!» – сверлила мозг, не давая другим страхам и воспоминаниям пробраться в него, чтобы лишить тех сил, что ещё оставались в этом теле.

«Встать», – руки отчаянно цеплялись за ветви, пытаясь найти опору, чтобы подняться. Но острые иголки ели впивались в кожу, болезненно разрывая замерзшие клетки, и раскрашивая серый цвет алыми точками.

« Мне нужно… – упав на колени в очередной раз, я с силой сжала зубы, стараясь не закричать от злости. – Встать!»

Моя спина опять прилипла к стволу дерева, вжимаясь в него с такой силой, будто желала стать частью тёмной коры, которая неровностями уходила далеко в высь. Стопы начали осторожно рыхлить снег, подбираясь все ближе к ели, и поднимая тело все выше и выше с каждым шагом.

«Буду очень удивлена, если останусь живой после этого», – пронеслось в голове, когда глубоко вздохнув, я вскрикнула от боли, почувствовав, как морозный воздух со свистом проникает в лёгкие. Надо же, оказывается, я едва дышала.

Ещё чуть-чуть, совсем капельку осталось. Пальцы отчаянно ласкали кору, ногтями цепляясь за выступы, и ломали их, когда не хватало сил, чтобы подтянуться.

«Пожалуйста, – прижавшись лбом к стволу, я почувствовала, как слезы потекли по щекам, и тело затрясло от сдерживаемых рыданий, – найдите меня, хоть кто-нибудь».

Я хотела бы молить о спасении, но кошмар снова навалился, желая придавить обратно к земле.

Яркие образы двух братьев, лежащих в крови, снова предстали перед глазами, превратив белоснежный снег в паркет, а морозный воздух напитав смрадом растекающейся крови. Её алые ручейки превращались в полноводные реки, скапливаясь в центре гостиной. И ладони, пытающиеся закрыть глубокие рваные раны, чтобы хоть как-то остановить её, не могли замедлить поток. Он просачивался каплями между пальцами, а потом красной линией стекал вниз, пропитывая лохмотья.

«Хватит! Перестань! – яростный крик ворвался в сознание, и воспоминание, словно утренний туман, начало таять. – В мире нет силы, которая смогла бы вернуть мне братьев. Нужно смириться».

Эта маленькая победа над собой воодушевила, помогая сквозь боль и мороз переставлять ноги. Куда? Я не знала. Дорога к трассе была неизвестна, да и сомневаюсь, что стремилась именно к ней. Выхода не было, лишь движение спасало от ужаса ночи, именно оно не давало сойти с ума и скатиться к самобичеванию.

Каждый раз, делая шаг, приходилось пересиливать себя, и повторять одно и то же: «Иду».

Со временем стало казаться, что я превратилось в это слово. Внутри все исчезло, растворившись в ночи, и лишь оно сияло яркой звездой, заставляя двигаться. Я шла вперёд, окостеневшая от холода. Видя, как Лед захватывает тёмные пряди волос, окрашивая их белизной. Чувствуя, как с каждым разом все труднее разлеплять глаза, и мороз острыми иглами вонзается в зрачки.

Деревья то появлялись, то исчезали, исчезая в темноте, а белоснежная пустыня наступала, превращаясь в сияющий ад. Я уже не мечтала согреться, да и холод не так сильно мешал движению, как раньше. Моё тело приняло его, постепенно превращаясь в глыбу льда, а душа… Много ли ей надо, душе этой? Покоя и смерти, вот что просила она, но почему-то именно этого дать не могла, продолжая идти. Сколько так брожу? Час, два, дни или уже прошли месяцы? Время исчезло, оставив после себя лишь пустоту.

Я словно в страшном сне, который иногда сниться людям. Одна в белоснежной тьме, где нет ничего кроме ветра и холода, потому выбраться из него было невозможно.

«Сколько длиться ночь? – взгляд устало обратился к крутым склонам, надеясь увидеть первые проблески солнечных лучей, но ничего не было, только тьма. – Она когда-нибудь кончится?»

Очень хотелось спасть, веки то и дело опускались вниз, подчиняясь желанию, и скоро остановки стали чаще не из-за того, что устала, а потому что сознание отключалось, не желая больше находиться в этом мире.

– Нина! – родной голос вырвал из забытья, возвращая в реальность, не давая упасть в леденящий снег.

Я вскинула голову и увидела размытую тень, что стояла на вершине холма, куда никак не смогла бы забраться, слишком крутым тот был. Да и деревьев вокруг было немного, только ель и пара сосен.

– Костя? – это был его голос. Пусть не могла видеть лицо, но голос смогла бы узнать из тысячи. Мои ноги рванули к нему.

«Плевать на все, он жив!» – радовалось сердце, и руки упрямо опускались в сугробы, пытаясь найти опору, царапая ногтями землю и хватаясь за корни трав.

Я готова была зубами цепляться за выступы, лишь бы подняться наверх. Падения и удары уже не пугали, да и ветер стих, больше не слепя снежинками глаза.

«Скоро, совсем скоро, я приду к тебе. Только жди», – было страшно, что уйдёт, что серые глаза заметёт холодом, и улыбка, которую чувствовала сейчас, нежная и бодрящая, исчезнет,

Я вновь боролась. Откуда только взялись силы? В надежде взирая на того, кто стоял меж двух сосен.

– Костя! – крик радости сорвался с губ, когда стопы твердо встали рядом с деревом, глаза тут же обратились к силуэту, ожидая похвалы.

«Молодец. Ты смогла», – раздалось внутри, и мрак покачнулся, когда Луна выглянула из-за набегающих туч. Бледный свет скользнул по ветвям, заискрясь на белых хлопьях, и игриво сбежал вниз, рассеяв темноту.

«Неужели, сознание играет со мной?» – на вершине никого не было, и душа болезненно сжалась, когда вновь прошептала его имя.

«Он мёртв, – твердил разум, – остался в доме, и потому не может быть здесь».

Но сердце просило, оно умоляло дать надежду.... Боже, как же мне отчаянно хотелось сейчас во что-то верить, даже в тебя. Я готова была отдать все за его взгляд, за мечту увидеть его живым.

– Нина? – его голос раздался снова, и чуть дальше мрак опять сгустился, принимая очертания человека.

«Его нет», – попытался остановить движение голос, когда стопы рванули вперёд

Я должна была идти, потому что каждый раз это была надежда, потому что голос, который звучал в лесу, не мог принадлежать кому-то другому.. Пусть это ложь, пусть сумасшествие, но никогда безумие не было таким приятным. Если это так, то не хочу приходить в себя.

Я не могла плакать, но легче от этого не становилось. Стало тяжелее, ведь та боль, что кислотой разъедала сердце, теперь не находила утешение в слезах, и, усилившись, проникала внутрь, сжигая воспоминания, оставляя после себя зияющую дыру.

Костина улыбка. Я помню, как в первый раз увидела ее. Ту, что рождалась не так часто, будто солнце в пасмурный день нерешительно показывало свои лучики. Она озаряла жизни тех, кто оказался рядом, срывая маску, которую считала им, и показывая совсем другого человека – открытого и весёлого

Впервые увидев её, я испугалась, поняв, что передо мной незнакомец, чьи глаза больше не напоминали бездушные стекла. Они сияли словно алмазы, золотистыми искринками танцуя вокруг зрачка. Нельзя было не улыбнуться в ответ, видя такую радость, но она была слишком скоротечна. Яркая и запоминающаяся, будто вспышка молнии на небосклоне. Поддавшись мимолётной слабости, открыв себя, Костя снова замыкался, превращаясь в каменного голема. Тонкие черты лица заострялись, и брови сходились на переносице, нависая над бурлящим океаном. Он исчезал, не зная, что я влюбилась в его улыбку, увидев другого Костю лишь на мгновение. Меня не волновала причина, по которой он стал айсбергом, столь же холодным и недоступным. Ведь хотеть знать, какая медуза Горгона превратила парня в камень, эгоистично?

«Если бы спросила, он бы ответил? – глухой смех вырвался из груди и перешёл в кашель.– Может, так и надо было сделать?»

Настоящий Константин был совсем другим и именно таким я его запомню. Не бездушной скалой с надменным взглядом и презрительной усмешкой, а весёлым парнем, смеющимся над забавной шуткой.

Я продолжала гоняться за тенями, ощущая, как притупляется боль в ногах. Не зная, спускаюсь или поднимаюсь. Ели и сосны убегали своими верхушками к небосклону, исчезая в темноте, пряча сверкающую Луну среди плотных иголок.

«Где я? – ладонь коснулась могучего ствола дерева, когда тело застыло, устало втягивая в себя живительный воздух. – Сколько это будет длиться?»

Кто знает, может я давно умерла, замёрзла в снегу и все это лишь снится. Последняя вспышка сознания, перед тем, как навсегда уйти в смерть.

«Если так, то это чистилище моё наказание?»

Я мечтала вернуться к ребятам, прилечь на деревянный пол и закрыть глаза.

Если все так закончилось, то хочу открыть их в другом мире, там, где услышу звонкий смех Катерины и недовольное бурчание Натали, когда она пытается остановить сестру от очередной проказы. Где громкий звук чужих голосов возвестит о том, что Данила запустил сериал, который на флешке занёс Тема.

Его всеядность больше не будет раздражать, захватив подушку, я просто плюхнусь рядом, смакуя каждую тональность, наслаждаясь тем, что тишина больше никогда не проскользнёт в этот дом. Никогда, таким образом, как той ночью.

Внезапно подошва заскользила, и отчаянно пытаясь сохранить равновесие, я схватилась за ветви, Острые иголки больно царапнули кожу, вырываясь на свободу.

– Черт! – в сердцах ругнулась я, решив плюхнуться на попу, чтобы замедлить движение.

Штаны могут порваться, если зацепятся за острые пни, и тогда мороз не оставит шансов, правда это лучше, чем лететь во тьме неизвестно куда.

Но когда тело приготовилось обрушиться на землю, лес внезапно кончился, и пологий склон, который нёс меня вперёд, упёрся в обрыв.

От падения вниз спасли колонны, которые возвышались на краю. Две из них были полностью разрушены и превратились в едва заметные пеньки, припорошённые снегом.

Казалось, разгневанные боги решили уничтожить арку, и молнией раскололи крепкий мрамор, разбросав повсюду осколки.

Устояли лишь те, что были ближе к пропасти, но чёрная паутина трещин не пожалела их, пройдясь от основания к небесам.

Интересно, сколько они простояли тут? Десятки, сотни или тысячи лет, и сколько пройдёт времени до того момента, когда прах последнего камня раствориться в ветре?

«Что это такое? Как они оказались так высоко?» – огромная Луна освещала их бледным светом, приглашая приблизиться, коснуться плоского камня руками, который лежал в центре арки,

Желудок в ответ болезненно сжался и глухим урчанием предостерёг «Уходи», но снова бежать не хотелось.

Взгляд восхищённо скользил по колоннам, и воображение дорисовывало то, что когда-то забрало время, воскресая былую красоту. Осторожно, чтобы не поскользнуться, я поднялась по ступеньках к камню, опираясь руками на то, что осталось от резных перил.

Ближе, ещё немного.

Пальцы нерешительно опустились на алтарь, ощущая тепло, которое источало каменное изваяние. Оно волной мурашек пробежалось по коже, сводя тело в судороге.

«Разве он не должен быть холодным? – подумала я, чувствуя, как пламенеет кожа, и запах горящей плоти ударяет в нос, сбивая с толку. – Что происходит?»

Бледная ладонь отскочила от тёмного камня, но ни дыма, ни обуглившейся коже не было, только болезненный жар, который волной расходился по телу.

«Что ты такое?» – рука вновь опустилась вниз, ощущая вместо холода живое тепло.

Будто подушечки пальцев гладят спину неведомого зверя, который стал частью горы.

Они двигались по камню, кожей считывая неровности, открывая взору непонятные, но столь притягательные для разума, письмена.

Стрела, уходящая в небо, соединялась с символом похожим на букву М, палочка, как английская I, молния, узор из ромбов и странная F. Я жадно вбирала в себя рисунки, которые, словно послание, светились на отполированном камне.

Они переплетались между собой, то, прижимаясь друг к другу, словно страстные возлюбленные, то резко отстранялись, разбегаясь в разные стороны. Знаки появлялись следом за ладонью, которая скользила по камню, рождаясь из небытия и напитываясь лунным светом.

Я не знала, что написано на нем, но каждый символ рождал внутри чувства: ненависти, любви, страсти и боли. Будто алтарь рассказывал старую историю любви тех, кто так и не смог быть вместе.

«Я схожу с ума! – хотелось кинуться на этот камень и зарыдать, прильнув словно к близкому человеку. – Почему это происходит со мной?»

Сумасшествие? Да, это оно. А чем другим объяснить то, что видела и чувствовала. Вместо того, чтобы бежать от обрыва, я здесь и уходить отсюда не собиралась.

Камень шептал мне голосами разных людей, то заунывно напевая, то бросая колкие фразы на неведомом языке. Я слышала все, словно оказалась на людной площади и призраки ушедших шли сквозь меня к Луне.

«Почему тоска так знакома?» – я ощущала её, когда покинула дом, уехав на поезде за две тысячи километров от родного города, но почему сейчас она возникла здесь? Ведь это место видела впервые.

Поднявшись, я подошла к уцелевшей колонне, и, обхватив её руками, чтобы не упасть, посмотрела вниз.

Голова закружилась и лёгкие, испугавшись высоты, на миг замерли, не решаясь сделать вдох.

Длинная горная река стремительным потоком текла по узкой пропасти, разделяя мир на две части. Она словно змея с блестящей чёрной чешуёй извивалась под стенания ветра, который проносился меж острых скал.

На миг мне привиделось, как тело скользит по краю обрыва и падает в пропасть на эти природные колья, что так жаждут крови и зовут к себе.

«Если разжать пальцы, то… мучения окончатся?»

Вдруг треск волной прокатился по лесу и замер у его кромки.

– Что случилось? – вскрикнула я и обернулась, ощущая на себе чей-то взгляд.

Но разглядеть того, кто стоял среди величественных сосен, не сумела. Оставалось лишь до боли в ладонях впиваться в каменную колонну и ждать.

Чего? Не знаю, точно. Быть может, разгневанную толпу с вилами и топорами, как в старину, когда разъярённые жители деревень выходили на охоту за ведьмами.

«А может…» – мысль остановилась, увидев белоснежное существо, которое медленно, раздвигая боками стволы, выбиралось из леса.

Оно было огромным, размером с коня, и на миг я усомнилось в трезвости рассудка.

Разве подобное может жить в природе?

Ветер трепал шерсть животного, то поднимая вверх, то приглаживая, будто лаская его невидимой рукой, а жёлтые глаза, словно пламя, пристально следили за мной, проникая в самое сердце.

Внезапно, существо сделало шаг вперёд, и я вздрогнула, пальцы согнулись, пытаясь проникнуть в колонну, стоящую позади, но лишь беспомощно прошлись по сетке трещин.

Ногти не смогли проникнуть внутрь, чтобы найти опору для тела.

Волк, а это был именно он, остановился. С шумом втягивая воздух, и едва заметно двигая ушами, зверь прислушивался к тоскливому завыванию ветра.

Его задержка спасла меня, но, что будет дальше, если животное решиться подойти?

Он – хищник, и одного укуса хватит для того, чтобы перекусить пополам тело.

Взгляд, в надежде на спасение, обратился к обрыву, желая увидеть узкую тропу, или выступ, на который можно забраться, чтобы спастись от исполинского существа. Но стены были слишком гладкими, чтобы удержаться на них, а яростные волны, которые рождали в битве с камнем снежную пену, кричали о том, как опасна попытка спуститься. Если сделаю шаг, то разобьюсь. Здесь так скользко, что только колонна спасает меня от неминуемой гибели. Стопы будто пустили корни, так плотно они прижимались к земле, и тело, словно виноградная лоза, обвивалось вокруг столба.

Волк протянул вперёд морду, принюхиваясь, и в ответ я отчаянно замотала головой, мысленно говоря ему «остановись».

Вершина слишком опасна, такому огромному животному не подняться на неё, но если пожелает это сделать, не факт, что смогу удержаться.

Гололёд был моей защитой, спасая от огромной пасти, но он же мог стать дорогой в пропасть.

Неожиданно вой раскатистым эхом пронесся по ущелью, но существо молчало, в ответ лишь оскалившись, обнажая острые клыки.

С удивлением я поняла, что звук исходил позади.

«Это невозможно. Ведь там река! – пронеслось в голове, и в этот момент в ворохе снежинок что-то огромное выпрыгнуло из пропасти, и, перемахнув через колонну, приземлилось напротив белоснежного волка.

Он стоял между нами с разинутой пастью, взирая на своего противника алыми глазами.

Свежий воздух сразу исчез, наполнившись трупной вонью, которая шла от морды существа, испачканной чей-то кровью. Уткнувшись носом в рукав, я старалась как можно реже дышать, чувствуя, как сознание уплывает вдаль.

Волков можно было бы спутать, если бы не глаза, только они отличали их друг от друга, кроваво-красные против огненно-жёлтых.

Шерсть обои стояла гребнем на спине, а уши, плотно прижались к голове, пока лапы нетерпеливо переминались. Казалось, ещё мгновение и они вцепятся друг другу в глотку, но время растянулось, замерев в точке, когда ярость и гнев переполнили край.

Я восхищённо взирала на застывшие статуи богов, которые оценивали силу врага, и тут почувствовала лёгкую дрожь, будто земля взбунтовалась от количества ненависти и решила сбросить всех с себя.

«Землетрясение? – яркая мысль возникла в голове, но тут же была отброшена другой. – Нет, этого не может быть. Здесь, в горах»

Кончик белого хвоста метнулся передо мной, плетью ударяя по колонне, камень не выдержал, и трещины взорвались, осколками рассыпаясь на снег.

Тело, потеряв опору, оступилось, и руки, попытались схватиться за край, чтобы удержаться от падения.

Но пальцы прошли мимо заснеженного выступа, и скалистая стена стремительно возносилась вверх, превратив тело в песчинку, которая падала на острые скалы реки.

Оглавление

Константин Ясенский

Данила Орлов

Нина Самохина

Константин Ясенский

Нина Самохина

Валентина Орлова

Нина Самохина

Константин Ясенский

Нина Самохина

Данила Орлов

Нина Самохина

Натали Орлова

Нина Самохина

Данила Орлов

Нина Самохина

Валентина Орлова

Нина Самохина

Данила Орлов

Натали Орлова

Данила Орлов

Константин Ясенский

Нина Самохина