Дядюшка Бо. Из Темноты. Часть первая [Леколь] (fb2) читать онлайн

Леколь Дядюшка Бо. Из Темноты. Часть первая

Эксклюзивный материал

Ева посмотрела в окно, и как раз заметила Энди, который медленно, но упрямо шёл по лужам, сопротивляясь хлеставшему дождю и ветру.

– Заходи, мерзляк! – послышался снизу приветственный возглас Руди.

Энди глухо поздоровался, потом на лестнице раздались шаги, и в комнату вошёл журналист, весь вымокший до нитки, стучащий зубами от холода. Смотреть на это продрогшее, худощавое существо без жалости нельзя было.

Ева не замедлила предложить плед и горячий кофе.

– Пасибо, – произнёс он, шмыгнув носом.

– Ты садись, отогревайся, – поддержал идею Руди.

Энди охотно принял приглашение.

Когда он устроился в кресле под пледом, поджав под себя ноги, в руках у него была большая чашка кофе, Ева протянула ему картонную папку с несколькими листами рукописного текста.

– Это всё, что ты просил.

– Ну наконец-то! – отозвался Энди из недр своего пледа.

Немного оттаяв, он развязал верёвочки и открыл папку.

– Сейчас все уже печатают тексты, а не пишут вот так, – буркнул Энди.

– Мне так гораздо проще выражать мысли! – возразила Ева и, переглянувшись с Руди, уверила: – Я старалась писать очень аккуратно, чтобы всё было понятно.

Журналистов тут недолюбливали. Они всё шныряли здесь, выискивали да вынюхивали. Не удивительно: закрытая частная лаборатория, о деятельности которой очень мало известно, прямо за городом! Как можно такое пропустить? Но долгое время их всеми способами не пускали внутрь, в отместку они писали такое, что больше по части писателей-фантастов. Это здорово нервировало всю команду Евы. Мешали работать.

Но Энди был в журналистике новичком, и ещё не приобрёл всех необходимых профессиональных качеств. Он был рыжим, тихим, застенчивым до глупости и крайне вежливым. Когда он впервые попал в лабораторию, он вышел оттуда в состоянии лёгкого шока, а точнее – полного ужаса. На работников лаборатории Энди смотрел круглыми от удивления глазами, а особенно на Еву. Но чём-то он понравился Еве, и она решила не выпроваживать его. Все смирились и не обращали на рыжего журналиста никакого внимания.

И потому, как только Энди уселся и начал читать, все вернулись к работе.

Только Ева осталась присматривать за ним. Она устроилась у окна и стала смотреть, как по стеклу сбегают вниз капли дождя – маленькие серебристые существа.

Ритуал, который они задумали, был сложной магической манипуляцией с символами. Именно поэтому текст нужно было писать от руки: при печати особые комбинации палочек, точек и завитков терялись. Статья, которую написала Ева, не несла особо никакого смысла, кроме как привлечь внимание тех, кому было необходимо увидеть зашифрованные символы. Эти символы вели к другим таким же, написанным в другом месте, и так далее. Таким образом, с помощью достаточного мастерства можно было проложить маршрут от одного места к другому с помощью магических нитей, соединяющих одну цепочку знаков с другой…

Конечно, Энди об этом не знал и не должен был. Его задачей было опубликовать то, что ему дали: не более того. Ева была уверена, что он опубликует, потому что никому больше нельзя было зайти в их лабораторию, потому что Энди внушаемый, потому что, в конце концов, он хотел заработать репутацию. Эти листочки в его руках были настолько бесценны, что он даже согласился не перепечатывать их, а отсканировать и опубликовать в виде иллюстраций к тексту, который он сам напишет. Получалась такая статья в статье: Энди бы написал, что он, проведя весьма сложное и хитроумное расследование, раздобыл секретные записи самого руководителя секретной лаборатории, которая занимается не совсем конвенциональными исследованиями.

Один рабочий заголовок: «В Лизпорте изучают вампиров по науке?!» чего стоил!

Ева улыбнулась немного грустно, глядя на журналиста. Получалось, что они используют его для достижения своей цели. Однако чего не сделаешь для, как тогда казалось, благого дела.

– Ты прочитай и скажи, что ты хочешь убрать.

Энди кивнул и отпил кофе. Еве необходимо было лично проконтролировать, чтобы Энди в процессе корректуры не повредил последовательность магических символов. Ева бы никогда не составила бы эту последовательность сама, если бы не помощь Синтии Патиенс. Она приходилась Еве тётей, но Еве больше нравилось думать, что это её «Мама-2».

Шёл сильный-сильный дождь с грозой. Такие ливни часто налетали на побережье летом, ломая последовательный фон из жары и бриза. Дождь мог не прекращаться несколько дней, и, как сейчас, могло стать достаточно холодно.

За окном было почти ничего не видно из-за воды, лившейся с неба. Капли плясали, ударяясь о крыши, громко стучали в окно, но внутри здания было тепло. Ева зевнула: наблюдение за дождём всегда её расслабляло, к тому же, она мало спала, готовясь к ритуалу. Необходимо было продумать всё… Всё.

Вода – элемент, ассоциирующийся со временем. Даже не зная магических свойств воды, мы интуитивно догадываемся и говорим «с тех пор много воды утекло», подразумевая, что прошло много времени. Точно так же вода может дать доступ к прошлому. Постоянно двигаясь и меняя свою форму в природном круговороте, сама по себе вода всегда остаётся одной и той же и сохраняет память обо всём, что она видела и слышала с самого начала времён. Если вы будете достаточно долго смотреть на дождь, или на море – обе этих формы воды присутствовали тогда в Лизпорте – вы сможете увидеть всё, что угодно.

Ева увидела то, с чего всё и начиналось.

Глава 1 Женщина в чёрном и серый пёс

Конец сентября. Это был день, когда погода стояла хмурая, тучи угрюмо нависали над городом, собираясь пролиться дождём.

Но утром было тихо: ни дождя, ни ветра, ни солнца, только густые серые тучи.

В доме было сонно. Я с грохотом поставила чайник на плиту, а моего папы не было видно. Дверь в его спальню была заперта, но, проходя мимо, я услышала шаги и шорохи, что свидетельствовало о том, что папа не спит. Он опять курил в комнате: я услышала запах табака. Запах всегда был, когда папа бывал дома, но сейчас особенно сильно. Я решила не стучать к папе и не предлагать завтрак – если он курит с утра, значит, максимум выпьет чаю вместо еды. А если заперся, значит, так надо, и он чем-то занят.

С папой я общалась мало, а мамы у меня не было. Я ни разу не видела её, я даже не знала, как её зовут. Маленькой я пыталась выяснить у отца, где моя мама. Он становился очень угрюмым от таких вопросов. Однажды он сказал, что она бросила нас вскоре после того, как я родилась. Мне пришлось принять эту версию, потому что ничего другого не могла бы добиться.

Впрочем, в какой-то момент я решила, что мы нормально живём и без мамы. У нас был небольшой одноэтажный дом на одном из переулков Лизпорта. Здесь была моя комната, папина спальня, небольшая гостиная, кухня, ванная – всё, что нужно для жизни. Был даже небольшой клочок земли рядом с домом, но за ним мы не ухаживали, и там росли, пожалуй, все виды сорняков, и ещё несколько тонких осинок около ограды.

Вообще мой отец был довольно странным. Звали его Мэттью Дистурб. Он был высоким и очень худым, глаза у него были мутно-серые, редкие брови всегда сведены вместе. В любую погоду на его голове, покрытой светло-русыми жидкими и тонкими волосами, была серая старая шляпа. Он ходил быстро, широкими шагами, держа при этом руки в карманах, был неразговорчив и много курил. Дома он бывал редко, постоянно где-то пропадал целыми неделями, а то и месяцами. Кого ни спросите – никто не знал о моём отце больше.

Сами понимаете, жилось мне с ним не очень-то весело, зато папа почти не контролировал меня. По крайней мере, так было ровно до этого дня.

На папу я похожа только высоким ростом и худобой. Волосы у меня были по плечи густые, прямые и чёрные, глаза большие и зелёные, густые чёрные брови и ресницы. Соседи часто выдумывали самые различные объяснения этому, но одно из лучших качеств отца – ему было плевать. Потому что он-то знал одну единственную правду, которая была невероятней даже самой смелой версии сплетников.

Я собралась в школу, взяла свой рюкзак и выкатила за калитку свой старый велосипед. Уже выходя за калитку дома, я издалека увидела, как по улице идёт незнакомая мне женщина…

Она шла по нашей такой пустой по утрам, забрызганной грязью улице, такая тонкая, бледная, красивая… Шла легко, казалось, что она не касается ногами земли. Но одета была во всё черное, будто носила траур. Она шла немного неуверенно, постоянно озиралась, внимательно поглядывала на номера на калитках…

Наконец, она увидела калитку нашего дома и остановилась. Посмотрев на меня, она улыбнулась и тихо произнесла голосом:

– Ты не знаешь, Дистурб дома?

Я ответила не сразу, потому что немного опешила. Я смотрела на эту женщину во все глаза, как на какое-то чудо, а потом несмело сказала:

– Д-да, он дома.

А сама я в это время лихорадочно соображала, кто же это такая. Мне казалось, что я где-то её уже видела, где-то далеко, когда-то давно…

– Мне повезло, – улыбнулась незнакомка.

– Да уж… – пробормотала я.

Воспользовавшись моим замешательством, женщина мягко оттолкнула меня от калитки, проскользнула в неё и скрылась в доме.

Я же смотрела ей в след, не в силах сказать ни слова от удивления, а в голове моей тем временем вертелся один и тот же вопрос: «Но откуда она знает, что папа редко бывает дома?»

Часы на городской ратуше забили половину восьмого утра, напоминая мне, что, если я не потороплюсь, то опоздаю в школу, а этого делать никак нельзя, ведь я уже сделала это вчера. И позавчера. И два дня назад тоже…

Я вскочила на свой старенький велосипед и принялась с усилием крутить педали, чтобы разогнаться.

Но мысли о незнакомке не покидали меня. Для меня не было сюрпризом то, что к отцу наведываются незнакомые женщины. Но эта женщина была не похожа на тех, что приходили раньше. Она была какая-то … странная. И, к тому же, она вела себя так, как будто знает меня…

И тут одно неприятное обстоятельство отвлекло меня от моих мыслей.

За моим велосипедом гнались собаки.

По этой дорожке в парке ежедневно проезжали десятки, а может, сотни велосипедов, но эти собаки избрали именно мой. Я часто езжу этим путём в школу, но собак здесь вижу впервые. Откуда они взялись, да ещё и в таких количествах? Думать об этом некогда, мне нужно было как можно энергичней крутить педали, и при этом не сбиться с курса. Вообще-то, я не боюсь собак, я их даже люблю, но эти, что гнались за мной, крупные, лохматые, не произвели на меня хорошего впечатления. Всё это дополнялось громким лаем и тем, что самые резвые из них уже пару раз сумели ухватить меня за штанину. И зачем я им только понадобилась?

Мне не хотелось это выяснять.

Потому что огромный светло-серый пёс с длинной спутанной шерстью и его чёрно-белый товарищ обогнали меня и кинулись под колёса моего велосипеда. Я не успела свернуть в сторону или затормозить, ведь я очень сильно разогналась. И, к моему ужасу, велосипед столкнулся с теми двумя смельчаками, а я упала лицом в асфальт. Тут, подумала я, мне и конец – собаки загрызут меня до смерти. Но того, что произошло дальше, я никак не ожидала.

Серый пёс со шрамом у глаза, тот, что кинулся ко мне под колёса, несколько раз толкнул меня в бок своим носом, и сумел перевернуть меня на спину. После этого он, словно извиняясь, преданно посмотрел мне в лицо и стал вылизывать мне щёки. И это было кстати, ведь я только что упала с велосипеда, разбив себе лоб и нос. Моё лицо было измазано в крови и пыли, а этот пёс так бережно умывал его своим мягким шершавым языком, что сопротивляться ему совершенно не хотелось. В это время я почувствовала, что другие шершавые тёплые языки облизывают мои ладони.

Так я и лежала на асфальте, в окружении бродячих собак, которые вылизывали меня, словно своего общего щенка.

Вскоре собаки отступили, позволяя мне встать на ноги. Стая окружила меня, и каждый пёс смотрел на меня так, будто я всю жизнь была им хозяйкой – преданно и радостно, махая хвостами и нетерпеливо скуля. А я смотрела на них с недоумением и испугом. А люди, что проходили мимо и были свидетелями этой сцены, подозрительно косились в мою сторону.

В конце концов, я собралась с духом и двинулась сквозь стаю собак к моему велосипеду, лежащему на земле. О чудо, после столкновения он остался невредимым! Псы расступились, пропустив меня, но, когда я попыталась сесть на велосипед, они недовольно заворчали, скаля зубы. Мне пришлось смириться и идти дальше пешком, катя велосипед рядом.

Так я и шла до самой школы – одежда и волосы в пыли, лицо и руки в ссадинах, верхняя губа покраснела и распухла, а за мной идёт кортеж бродячих собак.

С этого, можно сказать, всё и началось.

Тогда я была просто девочкой по имени Ева Дистурб, ходила в школу, и ничего со мной не происходило.

Появление во дворе школы огромной стаи собак произвело на всех сильное впечатление. Кто-то кричал и махал руками, кто-то засмеялся, кто-то испуганно замер, а кто-то просто проводил удивлённым взглядом. Я очень смутилась, но собаки совершенно не обращали на людей никакого внимания. Так мы дошли до крыльца школы. Там я остановилась, не решаясь идти внутрь, ведь собаки на школьном дворе – это ещё ничего, а вот собаки в самой школе могут принести много неприятностей.

– Хорошо, ребята, дальше вам идти нельзя, – обратилась я к стае, даже не зная, поймут ли они.

А они преданно смотрели на меня и махали хвостами. Тогда я вздохнула и стала подниматься на крыльцо, оборачиваясь после каждой ступеньки. Стая не двигалась с места. Только когда за мной закрылась дверь, псы завыли и побежали прочь. Мне стало даже немного жаль их.

День проходил довольно серо. Класс приходил на урок, учитель говорил дежурное «Записываем число, классная работа», некоторые писали, а задние парты бесконечно бесились, учитель бранил их, на что они не обращали никакого внимания, потом учитель кое-как объяснял тему, звенел звонок, и класс уходил. Эта последовательность повторялась уже четвёртый раз, пролетел и обеденный перерыв, близился вечер.

Я сидела на подоконнике в кабинете истории, который находился на третьем этаже. Никого, кроме меня там не было, все мои одноклассники разошлись кто куда. Я сидела и наблюдала за тем, как качаются деревья, а ветер срывал с них некрепкие листья. Окно было чуть приоткрыто, поэтому я тоже чувствовала его прохладное дуновение, запах моря, что было спрятано от меня за горизонтом, и то, что в воздухе появляется аромат дождя. Я вдруг заметила, что среди туч замелькали маленькие чёрные точки, которые приближались и увеличивались в размерах. Вскоре я смогла разглядеть в них большую стаю ворон, которая летела прямо к школе. И, когда птицы, цепляясь за раскачивающиеся ветки деревьев, приблизились настолько, что я смогла разглядеть их клювы, чёрные глаза-бусинки и каждое перо в их крыльях, я вдруг поняла: они же летят прямо на меня!

Я вскочила на ноги и стала поспешно закрывать окно, но куда там! Огромная стая птиц своим напором распахнула окно настежь, оттолкнув меня в сторону. Тут же в кабинет ворвался ветер, хлопанье вороньих крыльев и оглушительное встревоженное карканье. Я в ужасе закрыла лицо ладонями и сжалась, не смея пошевелиться, а над моей головой и вокруг меня носились, больно задевая меня крыльями, чёрные птицы. Но самое страшное было впереди.

Сквозь крики ворон, вой ветра и хлопанье крыльев, я услышала звонок на урок, а после этого – звук открывающейся двери в кабинет.

А потом удивлённое и испуганное восклицание учительницы:

– Ева! Что это такое здесь происходит?!

– Если бы я знала! – ответила я, но учительница меня не услышала: я не смогла перекричать весь этот шум.

При появлении нового человека птицы испуганно заметались по кабинету и ещё громче закричали, после чего дружно устремились к отрытому окну. Через несколько секунд их крики уже затихали где-то вдали.

Я отняла руки от лица и первым, что я увидела, было лицо учительницы, глаза которой так расширились от удивления и испуга, что, казалось, готовы были заполнить собою всё пространство на лице. Её волосы, которые она всегда носила идеально уложенными, были всклокочены, спутаны и из них торчали вороньи перья, а одежда на ней была помята и частично разорвана.

Я, должно быть, выглядела не лучше.

– Что они сделали с кабинетом! – воскликнула учительница.

А сделали они очень многое. По всему кабинету валялись сброшенные с парт учебники и тетради, изорванные и смятые. Рядом с ними валялись ручки, карандаши, линейки, очки и даже чьи-то туфли. Карты, висевшие на стенах, были сорваны, а классный журнал застрял на люстре под потолком на пару с чьим-то разодранным в клочья пиджаком. И в этом хаосе всюду, всюду были вороньи перья, некоторые из них ещё даже не успели упасть и медленно парили в воздухе.

Одноклассники остались мне благодарны. Ведь первые пол-урока все пытались разобраться, куда подевались их вещи, а когда, наконец, разобрались, их отпустили домой, ведь смысла проводить урок уже не было.

А мне пришлось убирать весь этот беспорядок!

Итак, настроение у меня было ужасное. Уборка никогда не приносила мне удовольствия, а особенно, после четырёх уроков, когда я устала и проголодалась. К тому же мне казалось, что это совершенно нечестно оставаться после уроков за то, к чему ты не имеешь ни малейшего отношения. Ко всему прочему за окном уже стемнело, и пошёл дождь.

Когда я, наконец, вымела прочь последние перья и обрывки бумаги, в школе уже не осталось никого, кроме старушки-вахтёрши. Свет на всех этажах был погашен, и только в холле горела одна лампа, чтобы вышеупомянутая старушка могла читать газету.

Я закинула свой рюкзак на плечи, заперла кабинет оставленными мне ключами и пошла по коридорам школы. В них царила непривычная тишина, слышны были только мои собственные шаги, отдающиеся от стен эхом, и удары капель дождя в оконное стекло. Путь мне освещали только редкие вспышки молний, которые всякий раз неожиданно быстро гасли.

Я уже стала спускаться по лестнице на первый этаж, как вдруг что-то заставило меня обернуться. Я никогда раньше не боялась темноты, но тогда произошло что-то странное: я почувствовала, как в спину мне дохнуло жаром, и от этого по спине пробежали мурашки, а сердце заколотилось быстрее от страха.

И я обернулась.

Сначала я ничего особенного позади себя не увидела. Но, хоть мне и было страшно, я напрягла зрение, вглядываясь в темноту за мной. Как вдруг вспыхнула молния и осветила лестничную клетку. И там, в тот короткий миг, пока не погасла молния, я увидела силуэт высокого крепкого человека, который пристально за мной наблюдал из-под капюшона длинного плаща. В следующую секунду молния уже погасла, и человека стало не видно, как и прежде. Но я уже знала, что он там.

Вскрикнув, я кинулась вниз по лестнице, что было духу. Лишь когда я достигла освещённого пятачка в холле, я остановилась отдышаться; ноги у меня дрожали от страха. Старушка, сидевшая на стуле у двери, бросила на меня полный безразличия взгляд и продолжила читать газету. Я, чуть успокоившись, отдала ей ключи от кабинета, попрощалась и выбежала на улицу.

Не успела я открыть зонтик, как ко мне с радостным визгом и лаем подбежала стая собак, с которыми я шла сегодня до школы. Они так радостно махали хвостами, не обращая внимания на дождь и холод, что я невольно улыбнулась. Мне стало поспокойнее. Эти собаки меня не оставят, пока я не дойду до своего дома, а человек, даже если он взрослый и сильный, вряд ли рискнёт приближаться к стае из десятка бродячих собак. Правда, куда-то пропал лохматый серый пёс. Сейчас он уже казался мне милым.

Идти домой мне пришлось пешком, потому что собаки не позволяли мне садиться на велосипед. Хлестал дождь. Когда я, наконец, добралась до своего дома, я так замёрзла, что могла мечтать только об одном: о чашке горячего шоколада и тёплой постели.

Свет в окнах нашего дома не горел. А когда я вошла, отца не было. Зная своего отца, я совершенно не беспокоилась.

Я переоделась, развесила свою мокрую школьную форму сушиться, поужинала тем, что смогла найти, и, взяв чашку горячего шоколада, села за уроки. Тогда была половина девятого вечера.

Половина одиннадцатого вчера. Я уже допивала третью чашку шоколада и собиралась готовиться ко сну, как вдруг услышала телефонный звонок. Я пошла на звук и увидела папин мобильный, небрежно брошенный на диван в гостиной. «Странно, что он забыл телефон», – подумала я. Подняв его, я быстро глянула на экран, синевато светившийся в темноте: номер не определён. Я пожала плечами и решила ответить.

– Алло, – машинально сказала я, прижимая телефон к уху, но мне никто не ответил.

– Алло!– повторила я, решив, что меня не услышали.

В ответ – тишина. Я растерянно стояла среди комнаты, внимательно вслушиваясь в эту тишину, но не слышала ничего, ни единого шороха, ни даже гудков…

Хмыкнув, я повесила трубку и бросила телефон обратно на диван.

Была половина второго ночи, и давно бы мне уже спать сладким сном, но я почему-то не могла. Я ворочалась в постели, было тревожно, а в груди как будто поселилось что-то скользкое и колючее. Наконец, я уснула, а точнее забылась. И мне привиделось …

Чей-то тонкий и приятный, почти детский голос произнёс нараспев: «Посмотри на свой огонь…». И у меня перед глазами возник большой жарко пылающий костёр среди леса. Вокруг костра быстро кружились в танце тёмные силуэты людей, слышалось весёлое пение и музыка… Вдруг два силуэта остановились, отделились от остальных, и, на фоне яркого костра их стало очень отчётливо видно. Это были парень и девушка совсем молодые, может, всего на пару лет старше меня. Они стояли и, забыв обо всём, долго и сладко целовались…

Теперь перед моими глазами метался зажатый в угол волк с белоснежной шерстью. Его со всех сторон окружили люди, а он изо всех сил пытался вырваться из верёвок, которые набрасывали ему на шею и рвал их одну за другой, как тонкие ниточки… Одним рывком волк освободился из пут и теперь кинулся на стоящего перед ним человека. Раздался выстрел… Пуля пронзила грудь зверя, кровь брызнула из раны. Волк вздрогнул и посмотрел на людей испуганно и удивлённо. Второй выстрел…Третий… Зверь замер, глядя как из его груди капают на землю рубиновые капли. Но вот, содрогаясь от пуль, которые одна за другой пронзали его, волк кинулся на ближайшего человека и впился зубами ему в горло…

Я испуганно ахнула и очнулась. У меня в голове всё ещё звучал голос: « Посмотри на свой огонь…»

Я словила себя на том, что лежу и размышляю над этими словами. Огонь. Бессмыслица какая-то…

Мне было очень жарко и хотелось пить. Я поднялась с кровати и медленно пошла в ванную. Голова у меня болела, как будто виски чем-то сильно сжали, а перед глазами оставались сцены из сна, отчётливые и яркие, как будто я и не просыпалась.

Войдя в ванную, я зажгла свет и, с непривычки щурясь, включила воду и плеснула себе в лицо. Это здорово освежило меня, а вода – обычная вода из-под крана – показалась мне необычайно вкусной, и я пила её большими жадными глотками. Выпив столько, что стало тяжело стоять, я уже собралась уходить из ванной, как вдруг заметила, что с зеркалом, которое висит над раковиной, что-то не так. Присмотревшись повнимательнее, я увидела отражение всей ванной: вот дверца душа, вот переполненная корзина для грязной одежды, вот пустая вешалка для полотенец…

Но где же моё отражение?

Я подошла к зеркалу поближе, но отражения не появилось. По моей спине неприятно пробежала холодная капелька пота.

Затаив дыхание, я поднесла к зеркалу руку, но, как только я коснулась его, стекло с пронзительным звоном треснуло, и блестящие осколки градом посыпались на пол.

Я отскочила от зеркала, прижав к себе руку. Вся рука до локтя была изрезана мелкими осколками зеркала, но мне почему-то совсем не было больно… Я поднесла руку к лицу, пытаясь понять, что же произошло. И тут меня бросило сначала в жар, потом в холод – кровь у меня была вовсе не красная, а чернильно-чёрная, а глубокие порезы зарастали прямо на глазах, и вскоре от них не осталось и следа. Но что было самое странное – кожа на моей руке была теперь серебристо-белая.

Меня вдруг охватил ужас, и я бросилась прочь из ванной, даже не потрудившись выключить свет или закрыть дверь. Мне было страшно, так необъяснимо страшно, как никогда до этого. Я забежала в свою комнату и мигом зашилась под одеяло.

Так я пролежала всю ночь под одеялом, сама не понимая, сплю я или нет – кругом была непроглядная тьма.

Глава 2 Огонь

Тот день отпечатался в моей памяти болезненно чётко.

Я вскочила с кровати, как ошпаренная, и мигом схватила трубку, но не успела я сказать привычного «Алло», как голос в трубке поинтересовался:

– Ева?

– Д-да, это я, – я была не уверена, что это я. Номер был не определён, как и вчера, только в этот раз звонили на мой телефон. А голос был мужским и совсем незнакомым.

– В доме никого нет, кроме тебя? – спросил голос.

– Нет, – сказала я и тут же спросила. – А вы кто?

– Это сейчас не важно, – ответил голос. – Я тебя знаю, а ты меня не знаешь – это всё, нет времени объяснять.

– Но ведь…

–Нет, никаких вопросов, – несколько грубо оборвал меня голос, – просто слушай меня внимательно и делай то, что я скажу, хорошо?

Я, конечно, была не согласна с этим условием, но на всякий случай ответила:

– Хорошо.

–Так вот, вчера ночью произошло кое-что, – сообщил голос, – я не могу пока тебе сейчас прямым текстом сказать, что именно. На всякий случай знай, что ты оказалась в большой опасности.

«Как здорово!» – подумала я, но промолчала. А голос тем временем продолжал:

– Сейчас найди телефон своего отца и отключи его. После этого ступай в его комнату и открой маленькую чёрную шкатулку, которая стоит на полке над кроватью. Там найдёшь одну безделицу, но безделицу очень важную. Забери её. Будь осторожна: старайся не шуметь и не включай свет. После этого собирай свои вещи, закрой все окна, дом закрой на ключ и выходи на улицу. Там тебя будет ждать человек, ты узнаешь его по шраму на щеке. Он отведёт тебя в безопасное место, – мой загадочный собеседник запнулся и вздохнул. Затем его голос немного смягчился: – Я понимаю, что это сложно. Но я обещаю, что, когда ты окажешься в безопасности, тебе всё объяснят.

Я тоже смягчилась и сказала:

– Хорошо, я это сделаю.

– Я знал, что ты поступишь разумно, – похвалил голос. Затем он строго добавил: – Но поторопись!

И он повесил трубку.

Я села на кровать и ещё какое-то время сидела в ступоре. После бессонной ночи мысли в голове шевелились очень лениво. Наконец, они дошли до событий вчерашнего вечера.

«Посмотри на свой огонь…»

И вот тут-то я окончательно проснулась. Мне вспомнилась моя рука, покрытая серебристо-белой кожей и чёрная кровь…

«Конечно, – успокоила я себя, – это всего лишь был сон…».

Согласившись с этим, я зевнула и включила настольную лампу. Было ещё темно, потому что рассветало по-осеннему поздно. На часах было шесть утра. «Эх, спать бы сейчас сладким сном, как обычно», – подумала я, после чего вздохнула, понимая, что это желание неосуществимо.

Поднявшись с кровати, я зевнула и стала вспоминать, что велел мне голос… Найти, телефон, выключить… найти шкатулку, взять что-то… собрать вещи, закрыть дверь… на улице будет ждать человек со шрамом на щеке. Вроде, ничего не забыла.

Я не была уверена, что доверяю тому голосу, который мне звонил, поэтому не спешила выполнять его поручения. Я решила, что сначала неплохо было бы умыться и подкрепиться.

Придя к такому заключению, я отправилась в ванную. По мере того, как я приближалась к ней, я всё больше и больше нервничала. Дверь была распахнута, свет в ванной горел… На полу лежали блестящие холодные осколки зеркала.

«Что всё это, чёрт возьми, значит?!» – подумала я. Ответ пришёл сам собою: «это значит, что это был не сон, что ты ночью разбила это зеркало, что у тебя чёрная кровь, что порезы на твоей руке зажили в одну секунду, и что с тобой что-то неладно. Вот что это значит».

Я подняла с пола крупный осколок зеркала, и заглянула в него. Нет, всё в порядке, я отражаюсь. Дрожащей рукой я провела острым концом осколка по своей ладони. Из пореза тут же потекла кровь – красная, какой она и должна быть. Немного успокоившись, я вздохнула, и, поклявшись себе не вспоминать больше об этом, поднесла ладонь ко рту, слизнула языком кровь…

Тут же мой живот скрутило от чувства ужасного, дикого голода. В глазах на секунду потемнело, и я поняла, что, если сейчас же не поем, то потеряю сознание. И я мигом оказалась на кухне.

Наскоро поджарила яичницу, тут же съела её прямо со сковороды, заварила крепкого кофе, залпом выпила чашку. После этого мне стало легче. Вернувшись в ванную, я, осторожно собрала осколки щёткой в совок. Умылась.

Теперь я могла сделать всё то, что требовал от меня тот странный голос.

Телефон найти было нетрудно. Он лежал на том же самом месте, где я бросила его. Невольно вздрогнув от воспоминания о вчерашнем звонке, я безропотно выключила телефон и отправилась в комнату отца.

За всё то время, что я жила в этом доме, мне ни разу не удалось побывать в этой комнате. Вход туда был мне строго воспрещён, проникнуть туда не было никакой возможности, ведь комната запиралась каждый раз, когда отец куда-нибудь уходил. Итак, я первый раз в жизни хотела намерено войти в комнату папы. Зная, какой он человек, мне было немного не по себе.

Ключ от комнаты был, как ни странно, в замочной скважине, поэтому отпереть комнату было нетрудно. Дверь негромко скрипнула, и я оказалась в запретной комнате.

Комната как комната, только стойко пахло сигаретным дымом и потом. В ней было темно, большое окно занавешено плотной пурпурно-красной шторой. Прямо посреди комнаты стояла низкая широкая кровать. Кровать была не заправлена, на ней лежало множество каких-то вещей… Вообще в комнате царил полнейший беспорядок, который очень сильно бросался в глаза тем, что состоял он из очень интересных, и, возможно, ценных вещей. У полупустого шкафа для одежды стояло, скромно прислонившись, двуствольное ружьё. На кровати лежала шахматная доска, вокруг которой были разбросаны фигуры. На стене висела, покосившись, картина, изображающая некий хаос красок, который, если посмотреть под определённым углом, вырисовывался в человеческое лицо. Деревянный стул с резной спинкой и ножками, видимо, служил продолжением шкафа, на нём ворохом лежало около дюжины рубашек и несколько пар джинсов. На столе и на полу лежала гора каких-то бумаг, писем, записей, поперёк стола лежала гитара с порванной струной…

Впрочем, у меня не было желания разбираться, зачем ему нужны были все эти вещи. Среди беспорядка ярко выделялась чистенькая деревянная полочка, прибитая над изголовьем кровати. На ней стояла маленькая и гладкая шкатулка чёрного дерева…

Она-то и была мне нужна.

Забравшись на кровать, я взяла эту вещицу в руки – такую хрупкую и изящную среди этого хаоса – и открыла её. Из шкатулки полилась нежная мелодия, а на крохотной платформе закружилась миниатюрная балерина. Я невольно улыбнулась, глядя на это создание: балерина выглядела совсем как живая. Но вскоре мелодия закончилась, танец прервался, и мне настало самое время задуматься над тем, зачем я сюда пришла. Присмотревшись, я поняла, что шкатулка пуста. «Двойное дно», – тут же смекнула я, и, повертев шкатулку, нашла то, что искала. Платформа с балериной вынималась, а под ней лежал маленький блестящий предмет – полукруглый кулон на верёвочке, похожий на половинку серебряной монетки. Надев кулон на шею, я тут же ушла, только с уважением провела пальцами по струнам гитары. Странный всё-таки человек мой папа. И я пообещала себе, что обязательно расспрошу его обо всём, когда он вернётся.

Я мучительно думала, что мне нужно взять. Учебники? Вряд ли. Обувь? Возьму кеды и ботики потеплее. Расчёска точно нужна. Зубная щётка? Что-то из аптечки? Зарядное для телефона точно надо. Пижама? Нет, пожалуй. Тёплая куртка? В итоге собрала небольшой чемодан. Я бросила в рюкзак пару книг, свои краски, карандаши, папку бумаги…Зачем-то взяла с собой фонарик и даже галстук. Какое-то у меня было нехорошее предчувствие.

Я села на кровати и задумалась. После того, как я собрала вещи, комната заметно опустела. Мне ужасно не хотелось уходить. Я готова была сидеть на этой кровати хоть целую вечность, только бы никуда не идти, чтобы было тепло, чтобы царил вот такой, как сейчас, синеватый полумрак. Но стрелка на часах шла и шла по кругу, а за окном неумолимо светлело, и в комнату уже проникали первые отблески солнца. Почти девять часов утра. Медлить больше нельзя.

Напоследок я вымыла посуду. Мало ли что случится в моё отсутствие.

Я не знала, как долго меня не будет…

Взвалив рюкзак на плечи, я вышла из дома и заперла за собой дверь. Где-то вдали, за крышами домов, поднималось в небо солнце. Рассвет был таким ярким, что слепил мне глаза. Тёмный силуэт отделился от забора. Из-под капюшона незнакомца выбивалась прядь светлых волос и выглядывала часть щуки со шрамом. Не зная, что мне ожидать, я пошла к нему. Ну и огромный же был этот парень со шрамом! Никогда таких не видела. Было что-то жуткое и дикое в самом его телосложении. Увидев, что я приближаюсь, незнакомец улыбнулся, и его лицо перестало быть таким жутким.

– Кулон на тебе? – почти шепотом спросил тот самый голос, что звучал утром в моём телефоне. Я вздрогнула.

– Да, – ответила я тоже шепотом.

– Тогда уходим отсюда. Быстрее!

Сказав так, могучий человек со шрамом взял в одну руку мой чемодан, другой крепко схватил меня за запястье и буквально поволок за собой. Он вёл меня куда-то, петляя по переулкам. Мой провожатый шёл так быстро, что мне иногда приходилось бежать, чтобы поспевать за ним. Он не говорил ни слова, только иногда насторожённо оглядывался по сторонам, сильнее сжимал мою руку и ускорял шаг. Мы, казалось, убегаем от кого-то. У меня, между тем, было к этому человеку немало вопросов, но я с трудом успевала переводить дыхание, поэтому приходилось молчать и терпеливо идти, идти, идти вслед за фигурой, укрытой чёрным плащом…

Мне уже казалось, что это путешествие по т незнакомым переулкам и улицам никогда не закончится, как вдруг мы вынырнули из-за угла, в глаза бросились яркие лучи дневного света, и я обнаружила, что мы стоим у калитки милого домика из красного кирпича, утопающего в желтой листве клёнов.

–Пришли, – потрудился сообщить человек со шрамом и открыл передо мной калитку.

Я неуверенно вошла. От недавно покрашенной калитки (покрашена она была в приятный мягко-красный цвет) ещё пахло краской, дорожка, ведущая к дому, была аккуратно уложена чистеньким гравием. Дом в два этажа выглядел маленьким, но уютным, почти игрушечным. Я взошла на крыльцо. Человек со шрамом на щеке отстранил меня от двери и отрывисто постучал трижды. В ответ на этот условный стук за дверью тут же раздались торопливые шаги.

– Что-то вы долго. Ну, заходите, заходите же! – воскликнул приятный женский голос, похожий на колокольчик.

Дверь отворилась, и на пороге показалась полноватая низкая женщина с кудрявыми рыжими волосами. Волосы эти были уложены так, что напоминали оранжевое облако, окружившее голову, которое сотрясалось всякий раз, когда женщина совершала какое-то движение. Она радушно улыбалась, а из дома приятно пахло чем-то вкусным…

Человек со шрамом на щеке подтолкнул меня, и мы торопливо вошли. Дверь за нами тут же захлопнулась.

– Я Барбара Дефенди, – женщина приветливо пожала мне руку. – Я была адвокатом твоего отца. А это, – сказала она, указывая на провожатого, – Марк Вунд.

Человек со шрамом на щеке улыбнулся мне и кивнул головой.

– А я Ева… – попыталась представиться я.

– Мы знаем, – сообщил Вунд.

«Откуда?» – чуть было не воскликнула я, но сдержалась.

– Ты, наверное, проголодалась, да? – вдруг встрепенулась Барбара. – Пойдём на кухню, я как раз делаю пирог…

И рыжая женщина, мягко, но крепко, взяв меня за руку, увела меня в светлую уютную кухню.

– Бросай свою верхнюю одежду, где хочешь, – прощебетала женщина, – главное – чтобы ты потом смогла её найти!

Я сняла куртку и положила её рядом с собой на стул. Свой чемодан и рюкзак я поставила под стол. Барбара Дефенди в это время захлопотала на кухне.

Я сидела, уперев взгляд в солонку и перечницу в виде двух цветных слонов, стоящих передо мной на столе. Мне стало как–то неловко. И я всё никак не могла понять такую важную и простую вещь, а именно: что происходит?

– Пирог будет готов через несколько минут, – звонкий голос Барбары Дефенди мигом вывел меня из ступора. – Может, ты хочешь чаю?

–Я… Нет, спасибо, – проговорила я. – У вас есть горячий шоколад?

– Конечно, есть, – улыбнулась в ответ рыжая женщина.

В это время на соседний стул буквально рухнул Вунд.

– Извини за утреннюю пробежку, – он усмехнулся, и я увидела его белые-белые зубы.

– Ну ничего… – смущённо ответила я и попыталась отшутиться в ответ: – Упражнения на свежем воздухе очень полезны…

Я, наконец, смогла рассмотреть его поближе. Марк Вунд оказался довольно примечательным человеком.

У него были необычно длинные и светлые, почти белые, волосы, на широком красивом лице такая же светлая борода, заплетённая в две маленькие косички. Лицо у Вунда было, в целом, довольно приятным, если не считать светло-серых глаз, которые смотрели так прямо, что от этого взгляда мурашки бежали по спине, и ужасного шрама на щеке. Этот белый рубец находился на правой стороне лица, и шёл от глаза до уголка рта. Напоминает след от слезы…

Сейчас вид у Вунда был не ахти. Лицо его было усталым, бледным и неподвижным, глаза тусклые. Могучая фигура осунулась, плечи поникли. Одежда была измята, сапоги, джинсы по колено были забрызганы грязью. Марк Вунд сидел, опершись руками о стол, подпирая голову. Видно, он очень устал…

– Это было совершенно необходимо, – он снова стал очень серьёзным, – для твоей безопасности.

Передо мной на стол опустилась большая чашка шоколада.

– Так, значит, Еве – шоколад, – сказала Барбара, – я буду пить чай, а ты…

– А мне то, что стоит на верхней полке, за коробкой с печеньем, – глухим голосом подсказал ей Вунд, даже не подняв на неё взгляд.

– Ясно.

Рыжая женщина открыла шкаф для посуды, достала оттуда коробку с печеньем, и, положив её на стол, извлекла откуда-то из недр верхней полки стеклянную бутылку с полупрозрачной мутной жидкостью. Когда бутылка оказалась на столе, её откупорили, и по кухне разнёсся едкий запах алкоголя.

Вунд угрюмо взял бутылку и тут же основательно приложился к ней.

Через несколько минут Барбара, которая всё это время смущённо переводила взгляд с меня на Вунда и обратно, решила, что пора положить этому конец. Поэтому она нетерпеливо кашлянула, на что Вунд не обратил никакого внимания. Барбаре пришлось кашлянуть ещё три раза, прежде чем он, наконец, поставил бутылку обратно на стол.

Бутылка была пуста, а на щеках Вунда проступил румянец, глаза заблестели, лицо оживилось. Видимо напиток, чем бы он ни был, благотворно подействовал на человека со шрамом.

Его огромная рука взъерошила мне волосы, и Вунд рассмеялся и сказал:

– Я и сам испугался. Но всё прошло гладко.

– От кого вы меня прячете? – наконец, решилась спросить я.

– Длинная история, – смутился он. – Лучше выпей шоколада, хорошо?

Я не стала возражать. В скором времени Барбара достала из духовки яблочный пирог, и за столом царило молчание ровно до тех пор, пока от него ничего не осталось.

Когда со стола были убрана вся посуда, Барбара Дефенди приняла серьёзный вид, села напротив меня и сказала:

– Ну, вот теперь мне следует рассказать тебе, что случилось, и что ты тут делаешь.

Я тоже приняла серьёзный вид и придвинула стул поближе к столу, показывая, что я готова слушать.

– Вчера вечером, в девять часов, в одном банкетном зале проходило закрытое мероприятие. На нём был и твой отец в качестве гостя.

«Что он там делал?» – подумала я. Папа, насколько я знаю, не любил вечеринок.

– Около десяти часов, – продолжала Барбара, – люди, живущие в соседних домах, увидели дым пламя. Когда приехали пожарные, пожар уже был очень сильным. Спасатели не смогли сразу попасть в здание, потому что двери были заперты, а на окнах там стоят решётки. Когда двери выломали, спасатели… В общем, им не было уже кого спасать.

– То есть папа..? – только и сумела спросить я.

– Да, – ответила женщина, глядя на меня с жалостью и добротой. – Мне жаль, Ева. Никаких следов Мэттью Дистурба не обнаружено.

Не то чтобы я очень любила отца… Но это был единственный человек, которого я знала достаточно долго, чтобы привязаться к нему.

Я вздохнула, а на моих глазах выступили слёзы. Но только выступили – не успели скатиться вниз, как я уже стёрла их рукавом и нахмурилась.

– Если бы они сами закрыли двери, то они бы сумели открыть, когда начался пожар, – сказала я, немного подумав. – Значит, двери кто-то запер за них, чтобы они не смогли выйти, а затем поджог.

– Я тоже так думаю, – сказала Барбара, – но полиция решила списать всё на несчастный случай.

Я услышала, как сбоку от меня Вунд раздражённо фыркнул, но ничего не сказал.

– Странно, – сказала я. – А кто там ещё был?

– Я видела список гостей, – сообщила она. – Почти все собравшиеся носили одну и ту же фамилию – Патиенс. Это тебе о чём-нибудь говорит?

–Нет, – честно ответила я.

– Это твои родственники со стороны мамы, – пояснила Барбара

– Понятно, – упоминание о моей матери оживило во мне интерес. – А там была моя мама?

– Была, – с грустью в голосе ответила Барбара, – к сожалению, она тоже погибла.

– А я даже не знаю, как её зовут, – сказала я сама себе.

– Её звали Луиза Шери Патиенс, – сказала она.

– Ага, – для меня это имя было просто звуками. – Можно мне, пожалуйста, ещё шоколада?

– Конечно, – Барбара поспешно встала из-за стола и отправилась варить шоколад к плите. На её лице было столько сочувствия ко мне, что я почти поверила, будто я этого заслуживаю.

Марк Вунд, сидевший всё это время рядом, усмехнулся и тихо сказал, глядя Барбаре Дефенди в спину:

–Божий одуванчик. Ей бы пироги печь, а не адвокатурой заниматься…

Я, тем временем, глубоко призадумалась над своим ближайшим будущим. Как только женщина вернулась с чашкой шоколада, я спросила:

– А что же со мной? Меня отдадут в… приют?

– Нет, не совсем, – начала успокаивать меня Барбара.

–А куда же? – удивилась я.

–Твой дядя – старший брат твоей мамы – согласился, чтобы ты поселилась у него, – ответила она, будто смутившись. – Его зовут Бронислав Патиенс, он живёт в замке…

«Замок?» – я, конечно, не думала, что всё настолько серьёзно.

– Ты отправишься туда завтра утром.

– Завтра, но… – это было очень неожиданно для меня. – Неужели завтра?!

– Да, завтра, подтвердила Барбара Дефенди. – Поэтому-то мы и попросили тебя собрать вещи. Знаешь, там такие красивыепейзажи! Можно хоть каждое дерево рисовать!

– А как же наш дом?

– Он твой по наследству, – ответила адвокат.

– Кстати, о наследстве, – перебил её Вунд. Он куда-то вышел, но быстро вернулся, неся в руках огромную запечатанную картонную коробку.

– Что это? – удивилась я.

– Если честно, не знаем, – сказал Вунд.

– Ну, не совсем, – поправила Барбара, – её отдал мне твой отец на хранение пару месяцев назад. На ней написано, что запечатана она Мэттью Дистурбом, и что адресована она Еве, так что открыть её имеет право только она.

Я улыбнулась.

– Как вам кажется, что там? – поинтересовалась я.

– Ну, когда её уронишь – гремит, но негромко, – сообщил Вунд. – Думаю, там что-то деревянное.

– Ладно, открою – узнаю, – решила я.

Весь оставшийся день я провела в доме Барбары Дефенди. Я особо ничего не делала, разве что листала книжки, которые захватила из дома, или смотрела телевизор. Я не могла на чём сосредоточиться, голова была будто чугунная. Вунд безмолвно присутствовал рядом со мной, как будто охранял. Я не решалась заговорить с ним, а Барбара то и дело куда-то уходила. В конце концов, когда мне удалось застать её на кухне, я спросила, не нужно ли ей что-то сделать по дому. Я хотела заняться хоть чем-то, чтобы не сойти с ума. Сначала Барбара отнекивалась, но я настояла, что я очень хочу помочь, и она, хоть и несколько смущаясь, поручила мне чистить овощи. Вунд тоже присоединился, и мы начистили большую кастрюлю картошки на пюре и ещё много овощей в салат, и немного яблок для пирога. Вунда разговорить не удалось, но я перестала чувствовать неловкость рядом с ним. Пока мы трудились над овощами, мы слушали радио. Человек со шрамом нашёл волну со старыми рок-н-ролльными песнями, и ножик в его руках ходил резво, под музыку. Невольно я засматривалась на то, как ловко Вунд со всем справляется. Кажется, он тоже получал удовольствие от нашей незамысловатой работы. Когда мы закончили, Барбара вернулась, и мы доделали ужин.

Я переночевала на диване в гостиной. И во сне Вунд охранял меня: он спал на надувном матрасе в той же комнате. Как ни удивительно, но в ту ночь я выспалась. Наконец, настал час отъезда.

Я отлично помню, как мы долго стояли на платформе, дожидаясь поезда. Вечер был ясным, а воздух – очень холодным. Нам предстояло ехать несколько часов в ночи. Барбара перетаптывалась с ноги на ногу, тёрла ладонь о ладонь, пытаясь согреться, нервничала и каждую минуту посматривала на часы. Вунд, подперев собою фонарный столб, неподвижно стоял и со скучающим видом перебирал в руках чётки. Я, используя свой чемодан как стул, сидела и смотрела на железнодорожные пути, высматривая поезд.

Мыслей в голове никаких не было. Да и что мне было думать? Конечно, мне было тоскливо и тревожно, но это можно было снести. Конечно, никто и не подумает скучать по мне в этом городе, и, конечно, я всё равно буду вспоминать его.

– Эй, выше нос! – несколько грубо, но искренне Вунд потрепал меня по плечу. – Всё будет хорошо, верно?

И он улыбнулся такой неподдельно добродушной улыбкой, что нельзя было не ответить тем же.

– Да… – неуверенно сказала я, беспокоясь в это время лишь о том, чтобы моё плечо вместе с рукой не отвалились от тела. – Да, конечно будет.

– Ну вот и славно! – похвалил Вунд и вдруг воскликнул: – Эй, Барбара, это не наш ли поезд?!

– Ой, точно, наш!

Половина двенадцатого ночи, первое октября. У нас в купе очень тихо. Барбара уснула, уткнувшись носом в книгу, рядом с ней на столе стоит недопитый стакан чая. Чай раскачивается туда-сюда от движения поезда. Вунд лежит на верхней полке, не движется, но и не спит. Вспышки проносящихся мимо фонарей отражаются в его светлых глазах. Я тоже не сплю, прислонилась лбом к холодному стеклу и вглядываюсь в темноту.

Поезд несётся вперёд.

Мне очень хотелось остановить его, выбежать, вернуться под утро домой, обнаружить отца в его комнате, увидеть, что зеркало снова целое… Но я знала, что сделать этого никак нельзя.

И поезд нёсся и нёсся куда-то. Что я могла поделать с этим?

Глава 3 Знакомство

Когда рассвет забрезжил сквозь занавески, а аккумулятор моего телефона разрядился окончательно, Марк Вунд сказал:

– Следующая наша станция.

Я отодвинула занавеску на окне, но не увидела за окном ничего, кроме, как казалось, бесконечного хвойного леса. Так как я не спала всю эту ночь, мои вещи были собраны, я была готова в любую минуту выйти из поезда. Вунд тоже был на взводе. Но нам пришлось повозиться с Барбарой, которая никак не хотела просыпаться. Когда мне всё же удалось её разбудить, поезд уже остановился, и дверь вагона открылась. Мы подхватили вещи и быстро вышли на платформу.

Дул прохладный свежий ветер, пахнущий морем, рассвет золотил всё кругом, и шуршал песок под колёсиками чемодана. А тащить чемодан по песку, в котором он всё время завязает, совсем нелегко. Мы шли от станции вслед за другими немногочисленными пассажирами, сошедшими здесь, чьи спины ещё виднелись вдалеке, по широкой песчаной дороге, ведущей к небольшой деревне. Но, не доходя до неё, мы свернули на узкую тропинку, теряющуюся в густой траве. Эта тропинка уводила вглубь леса.

– Давай понесу, – как бы между делом кивнул Марк Вунд на мой чемодан. В одной руке он уже нёс коробку с моим «наследством» (чем бы оно ни было), но я была только рада отдать ему свою ношу. Его сильные руки справляли лучше моих: Вунд поднял чемодан повыше над землёй и понёс, чтобы мои вещи не намокли от травы.

В лесу было на удивление светло: пожелтевшие листья деревьев, казалось, светятся, впитав в себя лучи солнца, стволы и раскидистые ветви деревьев отражали рассвет шершавой корой, а в траве множеством серебристых капель блестела роса. Однако тут было холодно, и я вздрагивала при каждом дуновении ветра, и, к тому же, мои ноги по самые колени стали мокрыми.

Деревья стали редеть, и лес вскоре закончился. Я чуть было не свалилась в канаву, поросшую травой, в глубине которой тихо плыл ручей. Пройдя по деревянному мосту, мы пересекли эту канаву, после чего, вскарабкавшись по крутому холму, мы оказались перед большими железными воротами, распахнутыми настежь. За ними я увидела огромное здание, серое, с множеством высоких стреловидных и круглых окон, покрытых витражами. Над окнами были сделаны искусные арки, всюду фасады были украшены статуями странных зверей с телом льва, крыльями и головой орла, а самый огромный из них сидел над входом, расправив крылья, и грозно смотрел сверху вниз. Под его лапами извивались змеи, силясь высвободиться из цепких когтей. К входу вела высокая лестница с чёрными железными перилами, а дверь была из тёмного дерева с большой железной ручкой.

Увидев всё это, я потеряла дар речи. Я восхищенно разглядывала это мрачное великолепие, неожиданно возникшее передо мной в лучах рассвета. Будто я случайно попала в сказку, и стою перед замком дракона.

Вунд опустил мои вещи на землю и спросил:

– Ничего так домишко, да?

– Фамильный замок Патиенсов, – сказала Барбара Дефенди, заметив моё удивление, – твой новый дом. Ворота открыты, значит, тебя уже ждут. Ах, да, кстати…

Она открыла свою сумку и стала искать там что-то. Наконец, она достала оттуда большую плитку шоколада и с улыбкой протянула мне:

– С днём рождения, Ева.

– Спасибо, – вот и всё, что я смогла сказать. Я и забыла об этом событии, а ведь не каждый же день исполняется четырнадцать!

Она ещё шире улыбнулась и спросила:

– Ты сохранила мой номер телефона?

– Да, – кивнула я.

– Звони, рассказывай мне, как ты тут, – попросила Барбара. – Я не знаю, когда смогу заехать в гости… Но в любом случае будем на связи!

Она помахала мне рукой и скрылась под пологом леса. Мы ещё очень долго после этого не виделись.

– Ну что, пока? – Вунд всё ещё стоял рядом.

– Ну пока, – сказала я, пытаясь заглянуть ему в лицо (чтобы это сделать мне пришлось подниматься на носки и высоко задирать голову).

– Я живу здесь неподалёку. Заходи как-нибудь! – пригласил Вунд и обнял меня за плечи на прощанье.

– Обязательно зайду! – пообещала я.

– О, и мой номер запиши. Вдруг…

Я так и не поняла, что «вдруг».

– У меня села зарядка, – сказала я, но тут же сообразила достать бумагу для рисования из рюкзака. Марк быстро записал номер одним из моих карандашей на альбоме и, помахав рукой, отправился вслед за Барбарой. Наверное, он проводит её до станции.

Я ещё долго смотрела ему в след. Он, конечно, странноватый, но добрый. Мне так не хотелось, чтобы он уходил!

Я стояла у ворот замка, нервно сжав шоколадку в руках и не решаясь войти. Тёмно-серая громада на фоне светлеющего рассветного неба пугала меня, от вида её меня пробирала дрожь. Но в то же время странный замок притягивал взгляд, звал, словно запечатанный старинный сундук, заглянуть внутрь.

Я вздохнула, спрятала шоколадку в рюкзак, взяла коробку под мышку, чемодан в другую руку и двинулась вперёд. Когда я пересекала пустой широкий двор, затенённый деревьями и уложенный большими камнями, я слышала каждый свой шаг. Кругом стояла полнейшая тишина, только чуть шуршали листья на деревьях. Подойдя ближе к замку, я увидела, что кладка его поросла густым синеватым мхом, сквозь щели в ступенях и между камнями пробивались зелёные травинки, а у фантастического зверя над входом от старости осыпались перья. Это было доказательством того, что замок не явился передо мной из ниоткуда, а давно уже стоял на этом месте, что меня несколько успокоило. Взобравшись по ступенькам, я набралась храбрости и, взявшись за дверную ручку в форме головы орла – большую, ржавую, с облупившейся краской, – постучалась в дверь. И вздрогнула – такими громкими показались мне звуки этих ударов в окружавшей тишине.

Я замерла, прислушиваясь. Вскоре я услышала звук торопливых шагов, и тяжёлая дверь со скрипом отворилась. На пороге стоял маленького роста сгорбленный человек. Его грязно-белые седые волосы были спутаны и закрывали ему половину лица. Лицо его было бледно, покрыто глубокими морщинами, огромный загнутый книзу нос почти доставал до верхней губы, а бледно-серые глаза щурились на солнце, рассматривая меня.

– Ты – Ева?– резко спросил он.

– Да, я.… Извините, а вы… – запинаясь, начала я. Вид и голос этого человека был так неприятен, что мне захотелось отвернуться и убежать.

– Заходи, – старик перебил меня, возражая моему намерению, – заходи, чего стоишь, быстрее.

И он широко отрыл передо мной дверь, пропуская внутрь. Внутри было так темно, что я едва различала его силуэт.

Вздрогнув, я взяла чемодан и вошла в замок. Старик торопливо запер дверь, и, как мне показалось, облегчённо вздохнул. После чего он сказал уже дружелюбнее:

– Иди за мной. Смотри не оступись – тут темно.

И он так быстро зашагал по коридору, что я едва поспевала за ним. Я видела только его сгорбленную спину впереди. Его и мои шаги глухим эхом отдавались от стен где-то далеко от нас. Старик шёл так быстро, что я всё никак не могла улучить момент, чтобы спросить, кто он и куда меня ведёт.

Наконец, в конце коридора показался свет, и мы вышли в просторный зал с высокими потолками. Там были незанавешенные окна, которые полностью занимали одну из стен. На окнах были искусные витражи, которые цветной мозаикой отражались на полу и на длинном гладком столе, занимающим большую часть комнаты. Пол был услан тёмно-зелёным ковром; в углу был огромный камин. Под потолком висела огромная хрустальная люстра, в которой играл солнечный свет.

Тут я и решилась спросить:

– Извините, вы – Бронислав Патиенс?

Старик обернулся ко мне и уже хотел ответить, как вдруг позади меня раздался отчётливый голос:

–Нет, это я Бронислав Патиенс.

Голос прозвучал неожиданно и резко в тихом зале, отдаваясь эхом от высокого потока.

Я обернулась и увидела человека, стоявшего там, где ещё секунду назад никого не было. Он стоял в дверном проёме, в тени, свет из окон едва освещал его, но его облик в мельчайших подробностях отпечатался у меня в памяти.

Человек был высоким – его лоб доставал до дверного косяка, – был худым, но крепким. У него была идеальная осанка, а его кожа была белой, словно мрамор, и от этого создавалось впечатление, что он – не человек, а мастерски сделанная статуя, которая сбежала с постамента. Его строгий чёрный костюм был безупречен, будто только что сшит, и сидел идеально. Длинные и тёмные волосы собраны в хвост, но некоторые непослушные короткие пряди у лица всё же выбивались из причёски и падали на лицо. Лицо этого человека было вытянутым, застывшим, словно маска. На этом неподвижном бледном лице очень ярко выделялись пронзительно–зелёные глаза, которые смотрели из-под приспущенных чёрных ресниц. Он спросил:

– А ты, должно быть, Ева Дистурб?

Так я познакомилась со своим дядюшкой Бо, и до сих пор помню, каким увидела тогда, в первый раз.

– Да, я Ева, – ответила я, и поняла, что мой голос звучит очень тихо. – Очень приятно познакомиться.

Он, судя по его взгляду, не мог сказать того же.

– Хью, отведи девочку в её комнату, – бросил он.

Старик, что привёл меня, кивнул головой, и, взяв мой чемодан, повёл меня за руку вверх по лестнице. Пройдя ступенек десять, я обернулась. Внизу уже никого не было. Бронислав Патиенс исчез так же неожиданно, как и появился.

Старик, кряхтя, затащил мой чемодан на второй этаж. Пройдя немного по длинному коридору, он открыл передо мной одну из дверей:

– Вот, тут будешь жить. Не понравится – комнат свободных ещё очень много. Располагайся.

Я поблагодарила его, взяла из его рук чемодан и уже собиралась войти в комнату, как вдруг он неуклюже улыбнулся и протянул мне руку:

– Меня зовут Хьюго, ну или Хью. Я здесь слуга.

– Очень приятно, – я, смутившись, легко пожала его трясущуюся руку.

– Располагайся, а потом, в девять часов приходи завтракать

– Ну ладно… – я пожала плечами и вошла в комнату.

Моя комната была очень просторной, с высоким потолком. Всё, что нужно, здесь было: большой шкаф для одежды, кровать, которая уже была застелена для меня, письменный стол, широкие окна, много полок на стенах. Только на окнах были решетки и плотные чёрные шторы. Здесь было очень красиво, но непривычно. Одна эта комната была как три в нашем с папой доме, и это было очень неуютно. Слишком много места для одной меня. Но жаловаться тоже было не на что.

Я вздохнула и опустилась на кровать. Та тихонько скрипнула под моим весом. «Что ж, добро пожаловать домой», – невесело подумала я, и принялась распаковывать свой чемодан.

Было удивительно найти рядом со столом розетку. Я подключила к ней свой телефон, и тот ожил – что ж, по крайней мере, в замке было электричество. А вот связь была слабая – не удивительно, учитывая, насколько далеко от крупных населённых пунктов мы уехали.

Разложив кое-как вещи и переодевшись, я честно вышла из комнаты в девять часов и спустилась в огромный зал с большим столом – как я потом узнала, это была столовая. Небольшая дверка сбоку от стола, которую я до этого не заметила, была приоткрыта, и оттуда доносился шум воды. Я осторожно вошла в эту дверку и оказалась на кухне, на грандиозной большой кухне, где на полках в шкафах громоздились все возможные виды посуды, было для мытья этой посуды целых три раковины, большой разделочный стол, и посреди этого стоял Хьюго в забавном белом фартуке, с кастрюлькой в руках.

– А, это ты, – встрепенулся он, увидев меня в своих владениях. – Уже девять?

– Да, – сказала я. Старик виновато засуетился:

– Завтрак ещё не готов, я…

– Вам нужна помощь?

Хьюго обернулся на меня недоверчиво, но затем лицо его расслабилось.

– Да-да, мне бы не помешала помощь, – признался он.

– Что вы готовите? – я тоже немного расслабилась. По мне, если человек разрешает прикасаться к своей еде, значит, доверяет.

– Я хотел сварить гречневую кашу и приправить маслом, но успел только перебрать и промыть.

– Так это уже полдела, – улыбнулась я. Визуализация тарелки с горячей ароматной кашей, сдобренной тающим кусочком масла, подняла мне настроение.

– Я не уверен, сколько нужно воды… – смущённо признался Хьюго.

Я подошла и оценила количество крупы в его кастрюльке.

– Я думаю, два стакана хватит, – вынесла я вердикт и, наблюдая, как старик наливает в кастрюльку воду, решилась спросить:

– А что, дядя, эм, любит гречку?

Или мне показалось, или Хью чуть не выронил свою кастрюльку, пока ставил её на плиту.

– Хозяин, он, э-э-э, не будет есть, нет, это только для нас. Он уже завтракал, я, эм, готовлю ему отдельно, – быстро сказал он, отведя взгляд.

– А, ладно, – я махнула рукой, – я просто хотела у него спросить…

– Если тебе что-нибудь нужно, говори мне, – дружелюбно сказал Хьюго, оставляя плиту и направляясь к большому холодильнику.

Он так быстро открыл и закрыл холодильник, что я даже не успела увидеть, какие деликатесы там хранятся. Хьюго принёс масло в блестящей маслёнке и хлеб – это было не такое масло, как я покупала для нас папой, оно было желтее, жирнее и лежало большим неровным куском. Хлеб тоже был необычный: большой, серый и круглый, воздушный и ароматный.

– Всё свежее, – заметил Хью, – местные делают. Я сам закупаюсь на рынке.

Мы сели на табуретки у большого разделочного стола и стали делать бутерброды с маслом. Я присматривала за кашей, а ещё у нас пыхтел на плите чайник. Я окончательно успокоилась и даже почувствовала себя почти уютно.

Каша получилась отлично. Хьюго хотел было понести наши тарелки в столовую, но я сказала, что мне нравится здесь. Так мы и сели за разделочный стол есть наш завтрак.

– Так что ты хотела спросить? – поинтересовался старик, вычищая свою тарелку.

– Ну например, – задумалась я, насыпая сахар себе в чай. Я хотела спросить много. – Например, где ванная?

– Я тебе всё покажу, – пообещал Хьюго. – У нас их много.

Мы позавтракали, и оставалось только допить чай. Хью убрал со стола тарелки и, сев обратно, серьёзно сказал мне:

– Ты должна понимать, что теперь ты живёшь в замке, здесь хозяин твой дядя. Как он скажет – так и будет.

– Я понимаю, – кивнула я, уже с сожалением вспоминая свою свободу у папы дома. – Но где же он сам?

– Он отдыхает, – быстро ответил Хьюго. – Он, эм, работает по ночам.

– А кем он работает?

Старик махнул рукой: «Это неважно». Кажется, моё любопытство было не очень уместно, так что я подавила в себе желание задавать вопросы. После четырнадцати лет жизни с папой у меня это отлично получалось.

– Есть некоторые правила, которые, эм, твой дядя хотел, чтобы я до тебя донёс, – медленно, будто бы сомневаясь, сказал Хью.

Правила. Ну вот опять. Я вздохнула и запила свою раздражённость чаем.

– Я слушаю, – сказала я, пытаясь сделать нейтральный голос.

– Хорошо, – старик попытался улыбнуться. – Завтракать и обедать можешь когда угодно. Но на ужин обязательно приходи в семь часов. Ещё ты можешь уходить и приходить, когда хочешь, но обязательно приходи в семь часов. Твой дядя надеется, что ты не попытаешься уехать обратно в город…

Я покачала головой:

– Зачем мне туда ехать? Я не хочу попасть в какой-нибудь дурацкий интернат…

– Это хорошо, – закивал Хьюго. – Ещё ты можешь ходить по замку, если хочешь, но часть комнат заперта, потому что, эм, там никто не живёт. Там ничего интересного, поверь. И, эм, в замке много ценных вещей, и твой дядя, он, кхм, надеется, что ты не станешь брать их и выносить за пределы замка…

Мне стало как-то неприятно, и я бросила:

– Я, конечно, сирота, но не воришка.

– Ну-ну, не надо, – старик встревоженно замахал руками. – Я этого не говорил, и твой дядя тоже. Просто поверь, ты не будешь ни в чём нуждаться. Ты будешь получать некоторое количество денег от дяди, и ещё немного будет капать тебе со счёта твоего отца, и ты будешь распоряжаться этим сама, так что…

– Ладно, проехали, – я махнула рукой. Чай уже был допит, и мне ничего не оставалось, как ждать, пока Хью закончит читать мне правила.

– А сейчас действительно важное правило, Ева, послушай, – сказал он, и я насторожилась, когда он назвал моё имя.

– Нельзя выходить ночью. Ночью я закрываю все двери, я буду приходить и закрывать дверь в твою комнату в полночь.

– Но зачем? – перебила я.

Хьюго вздохнул:

– Я знал, что ты спросишь. Просто поверь, это очень важно. После ужина никуда не выходи, и ночью не покидай свою комнату. Пожалуйста.

Я услышала в его скрипучем голосе почти мольбу. Кажется, это действительно ужасно важно.

– Хорошо, – согласилась я. В конце концов, зачем мне выходить куда-то ночью, если ночью я сплю?

– Замечательно, – с облегчением улыбнулся старик. – Я буду открывать дверь в шесть часов утра, так что ты спокойно сможешь выйти утром…

– Я сплю до одиннадцати, когда мне никуда не надо, – улыбнулась я. Старик тоже засмеялся в ответ.

– Все вы Патиенсы любите поспать…

Непривычно было услышать это имя в свой адрес. Я покрутила пустую чашку в руках, но виду не подала.

– Что ещё?

– Я вижу, что тебя это утомило, – понимающе кивнул Хьюго. – Но всё, я уже всё сказал. Остались мелочи, вроде того, что твой дядя сказал, чтобы ты постаралась не свалиться в море. Но с этим, я думаю, ты справишься.

– О да, – уверила я и встала из-за стола. – Спасибо за завтрак.

– Не за что, – улыбнулся Хью и остановил меня, когда я попыталась включить кран и помыть свою чашку. – Я помою. Лучше отдохни после поездки-то, а?

– Пожалуй, – согласилась я. – Выйду на улицу.

– О, ещё, – крикнул мне в след Хьюго, когда я уже вышла за дверь, – если встретишь лису, не подходи к ней! Они, э, в этих местах болеют бешенством!

Глава 4 На новом месте

После завтрака я решила погулять и осмотреть окрестности. Хьюго показал мне ещё один выход из замка, и первым делом я оказалась на огромном пространстве, которое, видимо, называлось «парком». И за этим «парком» уже, должно быть, давно никто не следил. Здесь росли огромные дубы, загораживая небо своими ветвями, поэтому в парке было полутемно. Между деревьями петляли узенькие дорожки, когда-то красиво уложенные белыми плитами, а теперь разрушенные корнями растений и теряющиеся в траве. Роса ещё не высохла. Было влажно, и по дорожкам то и дело проползали, оставляя за собой серебристый слизкий след, большие неторопливые улитки. Заметив меня, они испуганно прятали свои усики в панцирь. Я переступала их и шла дальше.

И с каждым шагом мне здесь нравилось всё больше. Парк был очень красивым, не смотря на свою неухоженность. И, может, неухоженность и придавала ему его очарование. Вокруг толстых стволов деревьев, как вокруг огромных колонн, вился гибкий зелёный плющ. Листья дубов, словно бронзовые пластины, блестели в проникающих сюда лучах солнца и причудливо играли их светом. Неожиданно для самой себя я вышла на берег большого пруда. Над ним тихо шелестели ветвями плакучие ивы, на берегу, наполовину спрятавшись в камышах, сидели два каменных льва, а рядом с ними лежала полусгнившая лодочка. Пруд зарос тиной, в нём плескалась мелкая рыбёшка, и квакали лягушки. Через пруд вёл большой шаткий деревянный мост, по нему я и решила пойти. Пройдя половину моста, я заметила в тени на другом берегу какую-то серую высокую фигуру, похожую на человека. Подойдя ещё ближе, я поняла, что это статуя, изображающая плачущего ангела. Он стоял, склонив голову вниз и закрыв лицо ладонями, а крылья его печально поникли.

Сойдя с моста, я невольно вздрогнула. Ангел стоял над могильной плитой.

Я долго ещё блуждала по траве между деревьями, пока не нашла дорожку. В траве я то и дело спотыкалась о могильные плиты, уже совсем старые, превращенные в бесформенные каменные глыбы.

Вскоре я натолкнулась на железную старую оградку, так сильно заросшую плющом, что её было сложно заметить, пока не споткнёшься об неё. Я поняла, что она означает границу парка. Я пошла вдоль неё и нашла ржавые запертые ворота – они вели за пределы замка.

«Могу прогуляться», – подумала я и с энтузиазмом стала разматывать цепь на воротах, отделявшую меня от побега. Я испачкала ржавчиной все руки, но дело было сделано: цепь лежала передо мной на земле. Оставалось только открыть ворота. Но это оказалось не так просто. Ворота приржавели мёртво, и ни в какую не хотели открываться. Я оборвала с ворот плющ, после чего изо всех сил толкнула их плечом.

И мои старания оправдались – ворота с громким жалобным скрипом поддались, и мне удалось открыть щель достаточно большую, чтобы я смогла пролезть.

Выбравшись наружу, я радостно хихикнула, оглянулась: не видел ли кто моего подвига? Я помнила, откуда мы пришли утром, и в какой стороне деревня, поэтому уверенно шагала вперёд. Но когда я вышла на дорогу, моя радость несколько омрачилась: когда мимо меня, поднимая пыль, проезжала телега, человек, ехавший там, очень удивлённо посмотрел на меня. Тогда-то я поняла, что после открывания ворот я ужасно запачкалась, и, прежде чем идти в деревню, надо бы где-нибудь вымыться. Но где?

«Море, здесь должно быть море, – подумала я. – Но где же оно?». Так я и стояла посреди дороги, вспоминая, как можно найти море, как вдруг я услышала у себя над головой крик чайки и подняла голову. Белая птица покружила надо мной, а затем полетела в сторону замка, и вскоре скрылась в дали. Мне пришлось возвращаться, и идти вслед за чайкой. Шла я очень долго: сначала по дороге, потом мимо замка, затем по лесу… Я уже думала бросить эту затею, как лес кончился, я поднялась по крутому склону, и оказалась на высоком утёсе, который, как нос корабля, смотрел в море. Радуясь этой находке, я стала искать путь, чтобы спуститься к воде. Утёс подмывался волнами, и часть его от этого осыпалась в воду, и большие серые камни выглядывали из глубины. Только по этим камням вниз – другого спуска к воде не было, и я немало рисковала. Мои ноги то и дело соскальзывали, камни осыпались вниз, а море угрожающе гудело внизу. Но я всё же смогла спуститься без особых повреждений – только расцарапала колени и ладони.

Волна столкнулась с обломком скалы, на котором я стояла, и вода брызнула мне в лицо. Я с трудом набрала в ладони холодной воды, чтобы умыться.

Умывшись, я полезла обратно по скалам, но это оказалось гораздо сложнее, чем спускаться, поэтому я остановилась на полпути отдохнуть. Я стояла на камне и смотрела на море. В спину мне пригревало полуденное солнце, а в лицо дул холодный ветер и летели брызги. И я рассмеялась, сама не зная, чему.

Всё ещё чувствуя пощипывание морской соли на сбитых ладонях, я пришла в деревню. Пыльная дорога переходила в главную деревенскую улицу – главную и единственную. По ней гуляли гуси и куры, что-то ища в пыли; иногда эту живность распугивала проезжающая телега, запряжённая лошадью. Автомобили, как я понимаю, были здесь редкостью. Кругом были наполовину деревянные, наполовину кирпичные одноэтажные домики, огороженные заборами. До меня доносились крики петуха, мычание коров, лай собак и пение птиц. Всё было тихо и мирно, людей вокруг совсем не было, только под забором два мальчика играли с чёрной собачонкой. Когда я поравнялась с ними, они остановили своё занятие, испуганно глянули на меня и, ловко перемахнув забор, скрылись из виду. Собачка, с которой они играли, прижала уши и зарычала на меня, после чего с громким лаем ретировалась куда-то в кусты.

Вскоре я дошла до деревенского рынка. Это было большое огороженное деревянным покосившимся забором пространство, забитое торговыми палатками. За прилавками стояли, зевая, продавцы – торговли сегодня у них не шло никакой, и многие уже собирались уходить. Я купила у толстой старушки яблоко и пошла гулять по рынку. Посреди рынка я нашла небольшое заведение под названием «Серый Дуб», с деревянной вывеской. Оно, видимо, было своеобразным культурным центром деревни. На двери его висело объявление: «Уважаемые посетители! Просьба не бросать окурки на пол! Они жгут колени и руки посетителям, покидающим заведение». Сейчас заведения никто не покидал, но оттуда слышались голоса и вкусно пахло жареным мясом, и я решила пойти туда.

Когда я зашла, над дверью звякнул колокольчик, и взгляды всех, кто находился в «Сером Дубе», обратились на меня. Люди, сидевшие за столиками и распивавшие пиво из огромных кружек, удивлённо посмотрели на меня, я даже смутилась. Но потом успокоилась и села за дальний столик в углу, где было меньше всего народу. Такую реакцию людей я объяснила тем, что деревенька у них тихая, и редко можно увидеть здесь новое лицо.

А заведение было очень даже ничего. По крайней мере, кофе здесь был вкусный, был большой телевизор, и это было чуть ни не единственное место, где худо-бедно ловила связь. А что ещё нужно для счастья? Впечатление от моего появления улеглось тут же, как только по телевизору началась передача о рыбалке. Меня больше никто не замечал. Я немного посидела в «Сером Дубе» с телефоном в руках, но вскоре мне это наскучило, и я решила продолжить своё путешествие.

Вскоре я дошла до окраины деревни, где за домами сразу же начинался лес. Моё внимание привлёк дом, не похожий на другие. Это был белый, аккуратный двухэтажный коттедж, возвышавшийся над незамысловатыми постройками деревенских жителей. Я подошла ближе, чтобы рассмотреть его. И вдруг…

Вдруг мне под ноги с визгом бросилась какая-то серая тень. От неожиданности я вскрикнула. Тень оказалась большим дымчатого окраса котом. Кот вился у меня под ногами, пронзительно мяукая, и сверкая на меня большими жёлтыми глазами.

– Не пугайся, это мой друг Винстон, – сказал приятный женский голос у меня за спиной.

Я обернулась и увидела светловолосую женщину, стоящую за калиткой того самого дома. Хоть день тогда выдался холодный, но она вышла во двор, даже не накинув на плечи куртки, и босиком. Вьющиеся локоны её золотых волос были небрежно собраны в простую косу. Глаза женщины были необычайно яркого тёмно-синего цвета и сильно выделялись на персиковом лице.

Кот, услышав голос хозяйки, тут же оставил меня и, перемахнув через забор, запрыгнул к ней на плечи.

– Красивый у вас кот, – похвалила я, приближаясь к калитке.

– Он чеширский кот, – пояснила женщина. – А ты, должно быть, из Лизпорта?

– А как вы узнали? – удивилась я.

– Тут редко увидишь нового человека, – сказала женщина, улыбнувшись. – А кто ни приедет – все из Лизпорта, больше некому ездить.

– Да уж… – улыбнулась я. Мне почему-то очень нравилась эта незнакомка. Я решила, что смогу подружиться с ней. – А меня Ева зовут. Ева Дистурб.

– А я Синтия Вэн, – сказала женщина, потягивая мне руку над калиткой. Мы пожали руки, и вдруг она спохватилась: – Ой, а что же это я?

Синтия зазвенела ключами, открывая калитку:

– Проходи!

И я вошла в небольшой ухоженный двор, с аккуратно подстриженным газоном и маленьким фонтаном в виде двух рыбок. Но двор был пустоват, его лишь загораживала тень от двух высоких ярко-красных клёнов. Красивый двухэтажный дом, с красной черепичной крышей, с плющом, вьющимся до окон второго этажа, выглядел довольно уютным. Я нерешительно переступила порог. Вслед за мной скользнул недоверчивый и тихий Винстон…

Прошло около получаса. В просторной гостиной ярко горел свет, от чашек с горячим чаем вился дымок, пушистый и мягкий, словно плюшевый Винстон зычным басом мурлыкал у меня на коленях, сонно прикрыв глаза. Я посмотрела на кота. Он как будто ухмылялся себе в усы. Синтия и я весело болтали так, словно знакомы не час, а, как минимум, несколько лет.

Вдруг в прихожей послышался звук открывающейся двери и вскоре в комнате появился какой-то сухощавый тонкий человек. Быстрыми пружинистыми шагами он прошёл в комнату и провозгласил:

– Милая, я дома!

–Привет! – сказала Синтия и указала на меня. – Знакомься, это Ева Дистурб, мы подружки. Ева, это Гарт Вэн, мой муж.

Тут Вэн соизволил заметить меня и как будто вздрогнул, а выражение его лица тут же переменилось с улыбки до испуга, но тут же вернулось обратно.

– Чаи гоняете? – уточнил он. – Ну хорошо…

С этими словами Вэн потряс в своей сухой ладони мою протянутую руку, что, видимо, должно было означать рукопожатие. Я вежливо улыбнулась.

Он почему-то напоминал мне крысу, да, как бы неприятно это не звучало, но именно на неё он и был похож – на белую лабораторную крысу с красными глазками и лысым хвостом. Вэн то улыбался, показывая вытянутые белые зубы, то хмурил редкие брови, зачем-то взмахивал руками, переплетал пальцы. Обилие резких и вовсе не нужных движений меня изрядно раздражало. Голос у моего нового знакомого был очень тихий, а вдобавок ко всему Вэн шепелявил.

– Может, попьёшь с нами чаю? – спросила Синтия, поднявшись со своего места и мужа за плечи.

–Нет-нет, – Вен замотал головой. – Не хочу подслушивать ваши секретики.

Сказав так, Вэн зачем-то помахал нам рукой и ушёл по лестнице на второй этаж. Я же почувствовала внутреннее облегчение.

– Он работает стоматологом. Он, кстати, тоже из Лизпорта, – сообщила Синтия, когда он ушёл

Я кивнула головой, чтобы не показаться невежливой. На самом деле мне вовсе не хотелось знать что-либо об этом человеке.

– А чем вы занимаетесь? – спросила я, отпивая чай.

– Я делаю разные вещички из глины, плету из соломы, – ответила она, – статуэтки, украшения… Продаю их, конечно же, но скорее делаю их ради удовольствия. Они вроде амулетов.

Винстон посмотрел на хозяйку глубокими жёлтыми глазами. Когда взгляды этих двоих пересеклись, я уловила прямо-таки взаимное понимание между ними. У меня не осталось почти никаких сомнений, и моя фраза прозвучала почти естественно:

– Вы занимаетесь магией.

– О да, – Синтия ни секунды не колебалась с ответом. – Здесь, где море и лес поют свои песни, без этого никак нельзя.

– Может, ещё по ладони гадаете? – усмехнулась я.

– Давай! – Синтия, видимо, не поняла, что это была шутка.

И вот я сидела с протянутой через стол рукой, а Синтия держала мою ладонь и внимательно на неё смотрела.

– А зачем ты приехала сюда? – спросила Синтия, не отводя взгляда от моей руки.

Я объяснила, как вышло так, что я осталась одна. Синтия кивнула, показывая, что слушает. Она не стала меня жалеть; мне это понравилось.

– Нашёлся родственник, который согласился меня взять к себе, – продолжала я.

– Вот как… – произнесла Синтия, всё пристальней глядя на мою ладонь.

– Да, – продолжала я. – Сегодня утром я приехала к нему. Он – мой дядя, его зовут Бронислав Патиенс, знаете его?

Изящно изогнутые брови Синтии вдруг сошлись вместе, но лишь на секунду. После этого она снова улыбнулась и беззаботно ответила:

– Да, знаю, конечно же. Здесь все друг друга знают.

Женщина выпустила мою руку, так ничего и не рассказав о том, что она увидела в моих линиях.

– Ещё чаю? – рассеяно спросила она. – У меня, знаешь, тут в шкафу так много разного чая! Есть даже шоколадный чай, хочешь попробовать?

– Хочу, – проговорила в ответ я, удивлённая такой резкой сменой разговора.

– Ну вот и славно, – прощебетала Синтия и пошла на кухню за шоколадным чаем.

Чай оказался очень вкусным, но разговор больше не вязался. Вскоре я попрощалась с Синтией и Винстоном.

– Заходи ещё, Ева! – услышала я вслед.

Уходила я с приятным ощущением того, что я нашла себе нового друга.

Вернулась я в замок тем же путём, что и уходила – через ворота парка. Дело было уже в предвечерних сумерках, свет закатного солнца едва проникал в парк. И мне стало жутко здесь бродить, в окружении могил. Приближалась ночь, и тени сгустились под деревьями, от пруда повеяло холодом, тишину нарушал лишь крик ворон и шорох моих шагов. Я невольно пошла медленнее, прислушиваясь. Переходя мост, я неудачно наступила на доску, которая выглядела крепкой, а на деле оказалась прогнившей насквозь. Доска с треском разломилась и упала в воду, встревожив тихий пруд громким плеском. Я вздрогнула от неожиданности, замерла, но вдруг почувствовала, что что-то метнулось у меня за спиной. Всё это произошло так быстро, что я не успела оглянуться и разобраться. Я только вскрикнула и побежала со всех ног через парк, прочь оттуда, цепляясь и царапаясь о ветки, спотыкаясь о корни деревьев. Подбежав к замку, я рывком открыла дверь и влетела вверх по лестнице и, столкнув что-то на своём пути, упала на пол.

– О, Ева, это ты? А я уже собирался идти тебя искать, – сообщил удивлённый голос Хьюго. – Ты что-то загулялась, даже не пришла обедать…

Услышав этот голос, я обрадовалась и вскочила на ноги. На полу сидел Хьюго, потирая рукой ушибленную голову, а рядом с ним валялся включенный фонарик.

– Извините, – сказала я, тяжело дыша от бега и протягивая старику руку.

– Извиняю, – улыбнулся он и поднялся на ноги. – Ты, должно быть, проголодалась, пока гуляла, да? Пойдём, пойдём, ужин на столе. Кстати, чтобы ты знала – сейчас уже восемь. Больше не опаздывай…

Вдруг он смолк и пристально глянул мне в лицо:

– От кого ты бежала, Ева?

– Да так, – только сейчас я поняла, какой глупой была вся эта беготня, – что-то в темноте почудилось. Ничего страшного, я думаю. Так что там с ужином?

Я пыталась улыбнуться как можно беззаботнее, и Хьюго вздохнул:

– Приходи в столовую, только руки помой.

Я отправилась в небольшой умывальник для прислуги, который незаметно располагался рядом с кухней. Мытьё рук заняло у меня гораздо больше времени, чем я предполагала, потому что я вычёсывала из волос листья и отдирала от джинсов колючки репейника – без зеркала это было сложно. Зеркал здесь не было – на выцветшей стене был только светлый овал.

Придя в столовую, я увидела, что мой дядя тоже сидит за столом, только перед ним не стояло никаких столовых приборов, только одна большая рюмка с бордовым вином. Хьюго стоял позади него.

Стол в столовой был из чёрного дерева, отражал на своей поверхности всё, словно в зеркале – такой был чистый. И ещё он был просто огромен, человек на пятьдесят, не меньше. И я чувствовала себя очень неуютно, сидя за этим столом рядом с этим странным человеком. Хьюго же держал его пиджак и стоял так тихо, словно его здесь и не было. Если бы он не дышал и не моргал, я бы подумала, что он – восковая фигура. А дядя сидел, блуждая взглядом по просторному потолку столовой и по столу, попивал вино маленькими глотками, и, видно, ждал, пока я наемся. А мне кусок не лез в горло, хотя я и очень хотела есть.

Но этот момент неумолимо приближался. Наконец, я отодвинула от себя тарелку. Как только я это сделала, дядя взглянул в свой бокал и спросил:

– Ну как тебе местные жители?

– Что?

– Гуляй по деревне осторожнее – предостерёг он, – местные чужаков не любят, могут натравить собак.

– Или чеширских котов, – машинально ляпнула я, уперев взгляд в стену.

Дядя с сомнением посмотрел на меня и поднял бровь.

– Как вы узнали? – спросила я.

– Последнее окно на третьем этаже выходит на ворота парка, – пояснил дядя, – их никто не открывал последние лет…м, пять. А кроме деревни идти здесь некуда.

Ну что тут скажешь? Сыщик, да и только.

– Спокойной ночи, – несмело сказала я.

Оба – дядя и старик – посмотрели на меня, будто я сказала что-то необычное.

– Спокойной ночи, Ева, – первым нашёлся Хьюго и кивнул мне головой.

– Да, спокойной ночи, – повторил за ним мой дядя, вставая из-за стола. – Мне как раз пора выходить, чтобы быть на работе вовремя…

Он махнул Хьюго рукой, и они оба быстро вышли из столовой, оставив меня одну. А я осталась стоять там, раздумывая, показалось ли мне или нет – на брюках дяди, снизу на штанине прицепилась колючка репейника…

Я взошла по лестнице на третий этаж, всюду за собой включая свет, потому что мне было жутковато. Хорошо, что здесь есть электричество…

Странно. Раньше я никогда, даже совсем маленькой, не боялась темноты. Я решила специально посетить третий этаж, комнату, последнюю по коридору. Распахнув дверь той комнаты, я включила свет и огляделась. Комната была совершенно пустой, только в углу одиноко стоял письменный стол со сломанной столешницей, на стене бледнел прямоугольник, на месте которого должно было бы висеть зеркало. Я подошла к окну и вгляделась в темноту за стеклом. И я действительно увидела верхушки деревьев, а между ними – приоткрытые мною ворота с лежащей рядом цепью.

У меня по спине пробежал холодок. Дядя Бронислав…

Я поняла, что боюсь его.

Когда я спустилась на свой этаж, меня уже поджидал Хьюго.

– Ты заблудилась? – спросил он и, не дожидаясь ответа, позвал: – Я помню, что обещал тебе показать, где ванная, идём…

У него в руках было чистое белое полотенце и какие-то тапочки.

– Тут очень холодные полы, я подумал…

Я невольно улыбнулась этому заботливому жесту.

– Спасибо. Пойдём.

Лёжа в постели, я всё никак не могла заснуть в незнакомой обстановке. Дверь была закрыта, а за окном был парк со спрятанным кладбищем… Правда, решётка на окне несколько обнадёживала. Но она и запирала меня здесь окончательно, не давая никакой надежды вырваться из комнаты. Я долго ещё смотрела в потолок, но, наконец, сморенная усталостью, уснула.

Глава 5 Следы

Неделю повторялась одна и та же история. Как бы рано я ни вставала, Хьюго был уже на ногах. Мы вместе шли на кухню готовить. Он, как обещал, привёл в порядок наш монструозный холодильник, и теперь я могла залезать в него сама. Я всегда стремилась приготовить на нас двоих: мне казалось, старику и так тяжело, когда он закупает для нас еду и следит за порядком в нашем огромном жилище.

– Ты, эм… – смутившись, спросил он в одно утро, заглянув мне через плечо в сковородку, – вегетарианка?

– Н-нет, – я цокнула языком, не понимая, как он пришёл к такому выводу.

– Просто ты всегда готовишь только или яичницу, или макароны… – развёл руками Хьюго.

Я растерянно посмотрела на четыре красивых ярко-жёлтых яйца на сковородке. Я знала примерно пять способов приготовить яйца и примерно три – макароны. Это блюда, которыми я владела в совершенстве. Папе было всё равно, что есть, – лишь бы что-то было в холодильнике, когда он придёт. Такая аскетичная диета передалась и мне.

– Я просто не умею делать мясо, – не без грусти призналась я.

– Я сегодня сделаю мясо! – решительно сказал Хьюго. – Или рыбу. Что ты любишь?

– Спасибо, – ответила я.

Когда завтрак был готов и мы сели есть, я вдруг заметила:

– Вегетарианцы не едят яйца и молоко. Вроде бы.

– Для этого, кажется, есть отдельное слово, – припомнил Хьюго.

Спустя секунду слово всплыло в моей голове:

– Лакто-ово-вегетарианцы, – выговорила я, чуть не поперхнувшись.

– Значит ты, лакто…эм…– у Хьюго не получилось это выговорить.

– Нет.

– У всех свои, кхм, предпочтения в диете, – пробормотал он.

После завтрака с Хьюго я мыла посуду и уходила гулять. Погода была отличная, поэтому раза три я брала с собой мольберт и краски и рисовала. Барбара не обманула – пейзажи здесь были и впрямь очень красивые. Я искала точку, где хорошо бы ловил телефон – обычно для этого надо было забраться на какой-нибудь холм – и набирала её номер. Барбара почти всегда брала трубку сразу, хотя, как я могла представить, у неё быларабота. Мы долго разговаривали: она рассказывала, как там поживает мой город, я – о своих приключениях. Как там погода? О да, у моря прекрасно, только ветрено. Лес очень красивый в это время. Барбара обещала обязательно приехать навестить меня и посмотреть, какие пейзажи у меня получилось нарисовать. С Хьюго отлично подружились, дядя… пока без проблем. С Марком пока не виделись, хоть я ему тоже часто звоню. Он приглашал в гости, но я всё не соберусь пойти.

– Кстати, я была в вашем с папой доме, – сказала мне Барбара в один из дней.

– Да? – встрепенулась я.

– По секрету: твой папа оставил мне ключи, на случай, если… на всякий случай. Навела там порядок.

– Спасибо, – мне стало неловко. Вряд ли тот «порядок», который оставила я, уезжая, был идеальным.

– Тебе что-нибудь привезти оттуда?

Да уж, подумала я. Мне бы хотелось перевезти примерно весь дом. Желательно, вместе с папой.

– Я взяла маловато одежды, – призналась я.

– Хорошо, я привезу тебе тёплой одежды…

– И мои учебники…

– Я сдала их в библиотеку, – оборвала Барбара.

– Но…Разве я не должна ходить в школу дальше?

Барбара пару секунд помолчала, а потом серьёзно сказала:

– Ты не сможешь продолжать учиться в своей старой школе, потому что теперь живёшь слишком далеко. Проблема в том, что в вашей местности школы просто нет. Этот вопрос пока решается, но не переживай, ты обязательно закончишь учёбу. Просто пока у тебя перерыв.

Конечно, внезапные каникулы меня радовали. Но тут же мой мозг представил, как разрыв между мной и одноклассниками растёт и каким галопом мне придётся нагонять по учёбе, когда я вернусь к урокам. А может даже остаться на лишний год?

– А это надолго? – уточнила я.

– Пока мы с дядей не найдём учителя, – неопределённо ответила Барбара. – Скорей всего, ты будешь учиться прямо дома. Но это ещё не сейчас, так что наслаждайся свободой!

Я рассмеялась. Хотелось бы наслаждаться свободой, но на душе у меня было неспокойно. Они с моим дядей ищут мне учителя. Этот человек решает, как я буду учиться. Он мог бы отправить меня чёрт знает куда в школу-интернат, где нас бы одевали в одинаковые платья. Он мог бы жить со мной в доме папы, чтобы я ходила в свою старую школу. Но он решил оставить меня здесь, где коров и собак больше, чем людей, где нет ни одного учителя, и искать мне кого-то для личных занятий. Как странно должно быть это?

– А вы скоро приедете? – безнадёжно спросила я в трубку.

– Я надеюсь, что через неделю…

«Вы находитесь вне зоны действия сети», – строго произнёс голос в телефоне. Я безнадёжно оглядела холмик, на котором я сидела. Я же не сдвинулась с места, а связь пропала! Я почувствовала себя совсем безнадёжно. Эти странные «каникулы» начинали действовать на нервы.

После этого я пошла к моей новой знакомой Синтии и осталась у неё на чай до вечера. Она всегда принимала меня самым вкусным чаем, не забывая приправить его рассказом о свойствах разных растений. Я приносила что-нибудь с рынка: было время урожая, и столько овощей и фруктов я не ела никогда в жизни. Одних яблок было видов двадцать: красные, жёлтые, зелёные, белые, большие и маленькие. Авитаминоз нам точно не грозил.

Потом я шла обратно в замок, чтобы не подводить Хьюго, ведь я обещала не опаздывать на ужин. А там наступала самая тревожная часть дня – ужин за одним столом с дядей. Я никогда не видела, как он ест. Он только выпивал бокал вина, задавал мне пару вопросов, а затем уходил вместе с Хьюго. А я уходила спать в свою комнату. Комната, кстати, приняла более обжитой вид: на стуле и спинке кровати обязательно висела моя одежда, а полки и стол были захламлены моими рисунками. И это мне очень нравилось, ведь до этого комната была больше похожа на музей, чем на обитель подростка. Правда, у меня не было зеркала.

На восьмой день моего пребывания в замке был день стирки. С утра мы с Хьюго взяли большие корзины для белья и спустились в прачечную под кухней. Там было жутко: в полутёмных коридорах, которые уходили неведомо куда под замок, стояли в ряды большие стиральные машины, сушилки, вешалки и ещё неизвестные мне механизмы. Всё это пыльно поблёскивало, отражая каменные стены.

– Спасибо, – сказал Хьюго, когда мы принесли корзины и поставили рядом с машинами, – дальше я сам.

– Я помогу! – заупрямилась я и открыла дверцу первой попавшейся стиральной машинки. Однако это оказалась вовсе не машинка, а маленький морозильная камера, притаившийся среди таких же белых, как он сам, агрегатов для стирки. Внутри лежало что-то красное, похожее на нарезанное большими кусками мясо. Хьюго резко отдернул мою руку и захлопнул морозильник:

– Здесь ты точно ничего не постираешь.

– Зачем нам холодильник в подвале? – удивилась я.

– Здесь более глубокий уровень заморозки, – объяснил старик, – для, эм, особенных продуктов.

–Понятно, – я пожала плечами и решила заняться стиркой.

Хьюго начал торопливо сортировать одежду и загружать в машинки. Меня всегда удивляло, как он ловко расправляется с работой по хозяйству с его-то согнутой спиной и трясущимися пальцами! Но когда дело касалось работы, его движения были точными и лёгкими. Кажется, это дело привычки.

По подземелью распространился крепкий запах сырой рыбы от грязной одежды. Я поморщила нос:

– Ух!

– Ничего, немного порошка и запах уйдёт, – уверил Хьюго.

Мне очень сильно хотелось в это верить. Откуда взялся запах, я решила не узнавать, к тому же были проблемы поважнее. Сгрузив всю свою грязную одежду в стирку, я обнаружила, что это и была вся моя одежда. Когда приедет Барбара, было неясно, так что мне было необходимо что-то предпринять.

Машинки зажужжали, вода полилась в них, взбивая пузырьки пены с порошком. Мы взяли пустые корзины и пошли наверх, к свету.

– Э, я привезла с собой слишком мало одежды, – призналась я. – Может, есть что-то где-то в закромах? Пусть даже мальчиковая… мне просто нечего носить.

Старик с пониманием покачал головой и задумался.

– Есть мне, что тебе предложить.

Мы оставили корзины и пошли в крыло замка, где я до этого не была.

– Это, значит, первый этаж с кухней и прачечной, был весь для слуг. Видишь, какие маленькие комнатки? Тут много народу жило… раньше, – объяснял Хью, пока мы шли. – А над нами, значит, комнаты для гостей.

«Там, где я живу», – отметила я мысленно.

– А в противоположном крыле – там уже всё для хозяев. На первом этаже галерея – залы, значит, – а ещё столовая, на втором – библиотека и их спальни…

Вот, значит, где я живу. Не совсем простачка, но и не одна из них. Так – комната для гостей. Было, конечно, интересно узнать, что там, в шикарном крыле для хозяев. Но пока крыло для слуг мне нравилось: тут было, по крайней мере, уютно. Окна были больше, было больше света, и, о чудо! Были зеркала…

– Вот, тут можешь поискать, – сказал Хьюго, остановившись у одной небольшой двери. У него были ключи от всего на его огромном кольце для ключей, которое он носил сбоку на поясе. От этого при ходьбе старик немного гремел. Как он отличал один ключ от другого и безошибочно выбирал нужный – было мистикой для меня. Итак, загадочная дверь открылась. Хьюго включил свет и пропустил меня внутрь. Внутри была одежда: без какого-либо порядка она висела в два ряда вдоль стен на вешалках и лежала в больших коробках. Тут были мужские вещи, женские, детские, некоторые выглядели очень старыми, какие-то – почти новыми. Все они отличались от того, что я привыкла видеть в магазинах, но тем было лучше.

– Мне точно можно брать эти вещи? – спросила я, обернувшись к Хьюго.

– Можно, – он махнул рукой, – это вещи для прислуги. Их и не носит особо никто. Вот ключ, – он отделил ключ от кладовки от кольца и протянул мне, – потом выключи свет и закрой дверь.

И старик пошаркал куда-то прочь по своим делам. Я же стояла и смотрела на свалившееся на меня богатство. У меня теперь будет платье в больших странных жёлтых цветах. О, и невероятный фиолетовый, как каракатица, кардиган. И обязательно чёрное пончо, похожее на крылья мотылька-переростка! Не говоря уже о зелёной вельветовой юбке…

После обновления гардероба у меня было ещё немного времени до ужина. В своём винтажном одеянии я вышла из замка в парк. Я задумалась о слугах снова. Получается, большая часть жителей замка – это они. Они заботились о еде, о чистоте, о растениях в парке, об одежде… Погрузившись в мысли, я не заметила, как оказалась перед главными воротами замка. Посмотрев на свой новый свитер, извлечённый из кладовки, – он был мне немного великоват, – я попробовала представить, как выглядела девушка, носившая его до меня. Это удалось мне очень легко: вот она, как живая, стояла передо мной в моём воображении во дворе замка. Она была выше меня, волосы у неё были собраны назад в тугую гульку, а на пальцах у неё были пластыри: она часто подшивала одежду и часто кололась иголкой. Лицо у неё было встревоженное, кажется, она почти плакала. Я осмотрелась вокруг получше: во дворе стояло много других людей, тоже, очевидно, слуг: молодых, взрослых и старых, мужчин и женщин. Я всматривалась в призрачные лица, но они меня совсем не замечали. Они мрачно молчали, глядя на крыльцо замка. Дверь со скрипом открылась, и на крыльцо вышел Бронислав Патиенс. Выглядел он куда хуже, чем обычно. Я никогда не видела его с такими растрёпанными волосами и в такой простой одежде, к тому же он был босиком. Я удивлённо уставилась на него вместе с ожидающей прислугой.

– Спасибо вам всем за службу, – произнёс Бронислав и тихо кашлянул: у него пересело в горле. – Но здесь больше не за кем присматривать. Вы все свободны найти своим способностям лучшее применение.

Прокатилась волна недовольного бормотания, но Бронислав пресёк её, подняв ладонь.

– Я не отпускаю вас в никуда: каждый из вас получит жалованье за два месяца, вперёд. Но вы должны покинуть замок.

Бормотание переросло в выкрик:

– Мы никуда не пойдём!

– Я ценю вашу преданность, – сказал Бронислав, – но вам здесь делать больше нечего.

Он закашлялся снова, прикрыв рот сложенными ладонями; ему было тяжело говорить. Увидев, что ему больно, слуги немного успокоились. Они растерянно смотрели друг на друга, и, воспользовавшись моментом тишины, Бронислав собрался с силами и твёрдо сказал:

– Пожалуйста, идите собирать вещи.

Со вздохами и перешёптываниями прислуга стала постепенно расходиться со двора. Солнце, опускавшееся за тучи, бросило прощальный луч во двор, залив его золотым сиянием. Бронислав, который всё стоял на крыльце и наблюдал, как редеет толпа, недовольно сощурил глаза и отступил в полумрак дверного проёма. Оттуда он мог видеть, как только один человек всё оставался стоять посреди опустевшего двора.

Что-то будто легонько кольнуло меня в ногу, требуя моего внимания. Я дрогнула от неожиданности и протянула руку к карману на юбке. Там лежал ключ! Ключ от кладовки, который дал мне Хьюго. Я подняла взгляд и увидела, что именно Хьюго и остался стоять, когда Бронислав прогнал всех слуг. Гремя связкой ключей на поясе, старик проковылял к крыльцу.

– Я вроде ясно попросил всех покинуть замок, – тихо заметил Бронислав, смерив слугу холодным взглядом.

Хьюго быстро оглянулся по сторонам – он тоже в упор не заметил меня – и, воспользовавшись тем, что они остались наедине, заговорил с Брониславом совсем непривычным тоном:

– Молодой человек, я отдал этой семье всю свою жизнь. Я тебя вот таким помню, – старик сощурил глаза и отмерил рукой в воздухе примерно метр от земли. – Неужто ты думаешь, что ты заставишь меня вот так просто уйти?

От такой наглости даже Бронислав не смог сохранять спокойное лицо.

– Если я разрешу тебе остаться, остальные решат, что и им можно, – стал оправдываться он.

– Не решат, – уверил Хьюго, – я сам их вразумлю. Пусть сами подумают: я самый старый здесь, куда мне искать новое место? Я всю жизнь прослужил здесь, здесь и умру

Бронислав подумал всего секунду, затем протянул старику руку и помог подняться по ступенькам на крыльцо.

– Тогда пойдём, – сказал хозяин замка. – Умрём вместе.

Они с Хьюго вместе ушли в замок, закрыв за собой тяжёлые двери.

Я как будто бы резко проснулась. Оглядываясь по сторонам, я поняла, что всё это время была во дворе одна. Было уже гораздо темнее: солнце село. Да и деревья, и небо выглядели по-другому, чем секунду назад. В руках я сжимала ключ от кладовки. Что я что видела? Это было похоже на то, будто я перенеслась назад во времени. Но разве это может быть? Похоже, я просто замечталась… Проверив время, я поняла, что простояла во дворе слишком долго: уже пора было собираться на ужин.

Сегодня за ужином не было моего дяди. Я только обрадовалась его отсутствию и даже не стала спрашивать, куда он делся, потому что я, наконец-то, смогла нормально поесть. Хьюго действительно приготовил мне мясо, как обещал. Мы с ним весь вечер разговаривали, я показала ему свои рисунки. Но как только часы пробили половину десятого, как он строго прервал все наши разговоры и сказал:

– Так, тебе пора бы уже идти спать.

Я немножко удивилась, что так рано, но возражать не стала. Когда уже легла, старик пришёл запереть дверь, но на этот раз он вошёл в комнату и плотно задёрнул шторы. Пожелав спокойной ночи, он вышел и запер дверь.

Заснула я моментально, и мне почти сразу же стали сниться сны.

Странный сон. Я вижу главную улицу деревни, где гуляю каждый день. Уже глубокая ночь, и лишь один тусклый фонарь освещает пустую улицу. Свет во всех окнах погашен. Кроме шелеста листьев на деревьях и сонного посапывания пса под забором, не слышно ни звука.

Но вот я слышу шаги. Со стороны станции идёт девушка. Она очень молодая, наверное, на два-три года старше меня. Она идёт медленно, спотыкаясь в темноте. На ней зелёное в мелкий горошек платье, чёрные туфли и расстёгнутая короткая куртка. Её волосы небрежно собраны в хвост, глаза опущёны в землю, спина согнута, плечи опустились. В руке у неё большой и неуклюжий кожаный чемодан. Она выглядит очень уставшей. Она идёт по улице, за ней волочётся, словно шлейф, её длинная тень. Пёс заворчал при её приближении, но она не обратила внимания. Она вообще ни на что не обращает внимания: ни на свежий ветер с моря, ни на ясные звёзды в небе, ни на полную луну, сверкающую высоко над миром, словно серебряная монета. Мысли девушки заняты чем-то явно неприятным и сложным.

Но вдруг она слышит что-то, что отвлекает её.

Она слышит чей-то голос.

Она останавливается, поднимает глаза, опасливо осматривается по сторонам. Её взгляд резко останавливается в одной точке, и она, не в силах оторвать его, смотрит в конец улицы.

А там, недосягаемый для света фонаря, стоит человек. Его силуэт почти сливается с тёмным небом позади него. Сложно разглядеть этого человека, видно лишь его глаза, в которых, словно в зеркалах, отражается свет луны.

Девушка останавливается. В следующее мгновение она вздыхает, и груз усталости падает с её плеч. Её спина распрямляется, отчего девушка будто становится выше, лицо её наполняется решимостью, из глаз исчезает туман, и теперь они уверенно смотрят вперёд. Тяжёлый чемодан с глухим ударом падает из её рук на землю, и она больше не вспоминает о нём. Девушка делает медленный шаг в навстречу тому, кто ждёт её.

А тот заговорщицки кивнул и медленно отступил в темноту. Девушка скрылась вслед за ним.

Они пошли теперь вдвоём по лесу, по заросшей травой тропинке. И хотя под ноги часто попадались корни деревьев и камни, они шли уверенно и быстро. Наконец, переступив тонкую хрустальную полоску ручейка, тихо журчащего в низине среди камней, они вышли на просторную поляну среди леса. Здесь, полуразрушенный, заросший мхом, стоял бетонный скелет какого-то большого здания, возможно, фабрики. Пустыми глазницами окон этот скелет, белея в лунном свете, безучастно и холодно смотрел на пришедших.

Девушка взобралась на потрескавшуюся, но ещё ровную, как скатерть, площадку и обернулась. Её спутник куда-то исчез. Она опасливо оглядывалась, ища его взглядом в полумраке. В глазах девушки постепенно мерк свет. Она засомневалась в том, что делает, и уже отступила на шаг назад, как вдруг…

Густая тень резко метнулась откуда-то к её шее. Ярко-алая кровь брызнула на серый бетонный пол…

Я проснулась от собственного вскрика и резко села на кровати. Сначала я не поняла, где я, кругом было очень темно, голова кружилась. Воздух будто сдавливал меня. Пошатываясь, я подошла к окну, раздвинула шторы и открыла окно. Мне срочно нужен был свежий воздух.

Держась руками за оконные решетки и просунув между ними лицо, я жадно вдыхала холодный ночной ветер. Перед моими глазами всё ещё стояли призрачные, но на удивление живые образы сна.

В глазах моих помутнело, я поняла, что сейчас упаду. Вцепившись в решетку, я зажмурила глаза, пыталась привести свои мысли в порядок,…

Вдруг сквозь звон в ушах я уловила какой-то звук… Прислушавшись, я поняла, что из дальнего крыла замка доносится грохот, будто кто-то колотит в стены, и ещё… не то вой, не то крик, не то рычание. Я представила, что там дерутся две большие зубастые собаки. Но я не видела в замке никаких собак.

Я отошла от окна и села на кровати, подобрав под себя ноги. Тревожно обострился мой слух и ловил каждый шорох. Всё кругом казалось враждебным. В каждом углу, казалось, кто-то прячется, наблюдает и готово в любую минуту выскочить из укрытия, стоит мне только пошевелиться. И я сидела, не шевелясь, боясь сделать вдох и поднять глаза. Так одна мучительно долгая минута проходила за другой, и полная луна заглядывала ко мне в окно, следила.

Судя по тому, что я проснулась, я, должно быть, уснула. Первые лучи солнца блеснули мне в глаза. Ночной ужас исчез, сон и явь смешались в одно, так, что мне сложно уже было отличить их друг от друга. Они остались где-то там, в ночи, отступили.

Несмотря на это, я чувствовала себя совершенно разбитой, уставшей, будто ночью я тяжело работала. И хорошо было бы сейчас крепко уснуть. Но стоило мне закрыть глаза, как ночная темень снова возвращалась.

Итак, спать было никак нельзя.

Я поднялась с кровати и, обнаружив дверь незапертой, пошла вниз.

Когда я спустилась на первый этаж и вошла в столовую, я увидела Хьюго, который старательно протирал слепяще-белой тряпкой обеденный стол.

– О, Ева, сегодня рано – удивился он, подняв на меня глаза. Старик был ещё более растрёпанным, ещё более сгорбленным, чем обычно.

– Да, что-то не спалось… – по возможности честно ответила я. Каким-то подкожным чувством я понимала, что он хотел бы, чтобы я спала.

– Ну, что ж, раз поднялась, то ты, наверное, хочешь завтракать, – сказал Хьюго. – Сейчас что-нибудь соображу, подожди…

– Не надо, – остановила его я, – я и сама могу… Вы лучше отдохните пока.

– Зачем это мне отдыхать? – голос старика прозвучал несколько насторожённо.

– Вам, наверное, тоже не спалось… Я тоже иногда протираю пыль в пять утра.

Он не нашёлся, что на это ответить. Старик пожал плечами и ушёл, оставив меня одну. Я прошла на кухню и принялась готовить себе завтрак.

После завтрака я, как обычно, пошла на прогулку. Мои новые – вернее, новые для меня, но старые по году выпуска, – вещи отлично на мне смотрелись (это я поняла, увидев своё отражение в окне). Было около восьми утра. Ещё держался ночной туман, в воздухе пахло дождём.

Когда я пришла на главную деревенскую улицу, я невольно вспомнила свой сон. «Но ведь это всего лишь сон», – успокаивала я себя.

«Серый дуб» оказался открыт в такой ранний час. Я обрадовалась, что сейчас смогу, наконец, попить кофе и забыть о ночных страхах. Но когда я вошла, там было полно народу. Люди не сидели за столиками и не попивали пиво, как обычно. Они обступили кругом кого-то, сидящего за барной стойкой, и о чём-то тихо переговаривались.

Я стояла у входа, не решаясь пройти и сесть. Что-то случилось.

Вдруг один мужчина обернулся и увидел меня.

– Вот эта девочка, может, она видела Эмму… – сказал он, указывая на меня.

– Иди к нам, – приказали мне, – может, ты сможешь нам помочь.

Я пожала плечами и пошла к ним. Они пропустили меня к стойке. Там сидела пожилая женщина, седая, худощавая, с заплаканным лицом. Она сжимала костлявыми пальцами какие-то фотографии. Вид у неё был очень несчастный.

– Что случилось? – спросила я.

Старушка только бессильно всхлипнула и ещё крепче прижала фотографии к груди.

– Её дочка пропала, – объяснил парень, сидевший рядом с ней.

– Посмотри фотографии – может, ты её видела, – сказал кто-то у меня за спиной.

Старушка, вздохнув, протянула мне фотокарточки. Я увидела на них красивую молодую …

Меня как будто окатило ведром кипятка.

Я действительно видела эту девушку. Эта была та самая, из моего сна.

Я почувствовала, как ужас пробирает меня, но пыталась сохранить самообладание, ведь, в конце концов, это могла просто разыграться моя фантазия.

– А… А как она пропала? – спросила я.

– Она ездила в город, – дрожащим голосом сказала старушка, – Вчера она должна была вернуться.… Вернуться поздно вечером на поезде… Мы ждали её, но она так и не пришла.… Старушка закрыла глаза рукой и разрыдалась. Люди вокруг кинулись утешать её.

А я замерла, как парализованная.

Прошлой ночью девушка ехала сюда.… Ехала на поезде, но не пришла домой…

Что-то стояло у ног пожилой женщины. Я пригляделась и увидела большой чёрный кожаный чемодан.

Мне стало плохо. Всё кругом будто оказалось в густом тумане, в ушах поднялся страшный гул…

Это та самая девушка…

– Я знаю, где она… – прошептала я одними губами.

Но меня всё равно услышали.

– Знаешь?! – воскликнул кто-то. – Так говори, говори скорее, где же!

Я чуть отошла от барной стойки и опёрлась рукой о спинку стула. Через некоторое время дурнота немного отступила, и я смогла ответить:

– Я не знаю, как это место называется.… Не могу сказать. Я здесь недавно.… Но могу провести вас.

– Точно? Не врёшь? – какой-то парень присел на корточки передо мной и заглядывал мне в лицо.

– Не вру, – неуверенно ответила я.

– Что ж, тогда веди нас. Сейчас, – настойчиво попросил он, положив мне руку на плечо.

Я кивнула, и, отпустив спинку стула, направилась к выходу.

Казалось, вся деревня пошла вслед за мной.

Мне было ужасно страшно идти вперёд, потому что с каждым моим шагом, я узнавала всё больше предметов из моего сна. Заросшая тропинка, деревья… Я не остановилась у ручья, только потому, что мне не хотелось подводить людей. Будь я в другом положении, я бы с визгом убежала отсюда подальше и никогда не возвращалась бы.

Вот лес и кончился, и открылись глазам заброшенные здания. А вот и площадка, покрытая бетоном, а на ней…

– Нет, нет, только не она! – закричала пожилая женщина, кидаясь вперёд.

Тут на моё сознание будто кто-то набросил тёмную занавесь.

Я очнулась, лёжа на кровати в какой-то незнакомой комнате. Голова моя после всего произошедшего отказывалась соображать. Сначала я испугалась, но, услышав знакомый голос, успокоилась:

– Как ты себя чувствуешь, Ева?

– Синтия! – радостно воскликнула я, садясь на кровати.

– Да, это я, – улыбнулась женщина. – Ты у меня дома.

– Что произошло? – спросила я.

– Ты увидела труп, испугалась и упала в обморок, – ответила Синтия. – Так все думают. Но, мне кажется, это неправда.

– Я…Я даже не знаю, что сказать, – я растерялась.

– Лучше скажи всё, что знаешь, – серьёзно сказала Синтия, – потому что уже прибыла полиция. Они ждут, пока ты придёшь в себя, чтобы допросить.

Тут я поняла, что дело принимает нешуточный оборот и призналась:

– Наверное, это прозвучит странно. Я увидела это во сне.

– Во сне? – переспросила Синтия.

– Да. Мне приснилась Эмма, но тогда я ещё не знала, кто она такая… Вы мне не верите?

– Я? Я думаю, во снах можно увидеть правду, – ответила Синтия. – Просто расскажи всё, что знаешь. Кто ещё был в этом сне?

– Там ещё был какой-то человек. Я не знаю, кто он, он постоянно держался в темноте, так, что его не разглядишь. Он повёл Эмму через лес…

–Она его знала? Они договаривались о встрече?

– Нет, она увидела его и… Что-то произошло, что она бросила чемодан, свернула с пути и пошла за ним. Она совсем-совсем не боялась, и шла вперёд.

– А потом?

–А потом тот человек… Не знаю как, но он исчез. Его нигде не было…

Я запнулась, вспомнив тот, самый ужасный момент в моём сне. Мне очень не хотелось переживать это ещё раз.

– Ну, говори, – поторопила меня Синтия. По мере того, как мой рассказ близился к кульминации, её лицо всё больше мрачнело.

– На девушку набросилось что-то… – выдавила из себя я, – это было не похоже на человека.

– А на что это было похоже?

Я впервые задумалась над этим:

– На какое-то животное, наверное… Она даже закричать не успела. Оно… перегрызло ей горло.

– Всё? – спросила Синтия.

– Да, – ответила я, – на этом я проснулась.

– Ясно… – проговорила она, подперев рукой подбородок. Она на некоторое время глубоко над чем-то задумалась, сведя брови вместе, а потом вдруг спросила:

–Какого цвета были глаза у того человека в твоём сне?

– Это важно? – удивилась я.

– Да.

Сосредоточившись, я вспомнила его глаза, в которых отражался свет луны…

– Синие. Его глаза были синие, как небо, – сказала я.

Синтия вздохнула. Я с удивлением посмотрела на неё: это был вздох… с облегчением? И её лицо будто бы просветлело?

Вдруг она протянула ко мне руку и взялась за серебристую половинку монетки, висевшую у меня на шее.

– Красивая штучка, – произнесла Синтия, вертя медальон на пальцах. – У меня тоже такой есть. А знаешь, для чего они?

– Нет, – ответила я. – Не знаю.

– Серебряная монетка защищает от злых сил…

Я не поняла, что это значит, но ничего не успела сказать, потому что раздался громкий и настойчивый звонок дверь.

Синтия тут же вскочила и побежала вниз. Я же, глянув в окно, увидела во дворе нетерпеливо переступающую с ноги на ногу фигуру, укрытую чёрным плащом. Фигура оказалась мне знакомой, поэтому я вышла из комнаты, осторожно прокралась к лестнице на первый этаж и, укрывшись там за углом, стала ждать.

Бронислав Патиенс довольно бесцеремонно ворвался в дом. С ним, уцепившиеся за полы его плаща, внутрь ворвались капли дождя, и пронизывающий холодный ветер. Хлопнув дверью, он оставил их на улице, а сам, сбросив с мокрой головы капюшон, остановился на пороге. Тут произошло нечто странное.

Бронислав на мгновение замер, словно статуя, глядя на Синтию Вэн. Синтия тоже замерла, глядя на него, и в воздухе что-то со скрежетом вспыхнуло, так бывает тогда, когда берёшь в руки наэлектризованный предмет. Это длилось всего лишь секунду.

– Где она?! – без предисловий спросил дядя.

– Наверху, – ответила Синтия. – Она ещё не проснулась.

– Разбудим, – уверенно сказал дядя Бронислав, решительно двинувшись к лестнице. Испугавшись этого движения, я задвинулась подальше за угол. Больше я не могла видеть их, зато слышала всё так же хорошо.

– Нет, стой! – воскликнула вдруг Синтия.

Дядя остановился.

– И что же она сказала? – спросил он.

Синтия, понизив голос до шёпота, пересказала дяде всё, что услышала от меня.

– Питибл… – прошептал, нет, почти прошипел дядя.

Вдруг в дверь снова позвонили. Ему немедленно открыли.

– Мы привели собак, как вы просили…

Я поняла, что это был полицейский.

– И? – нетерпеливо спросила Синтия.

– Вы были правы, мы нашли их. Мы нашли лисьи следы.

– Ну, я же говорил, – устало бросил дядя Бронислав.

– У нас нет к вам вопросов, господин Патиенс, – сказал полицейский, и дверь за ним закрылась.

Синтия облегчённо выдохнула.

– Иди, разбуди её, – сказал ей дядя Бронислав, – я подожду здесь.

Синтия тут же пошла выполнять поручение. Она поднялась по лестнице и обнаружила меня, спрятавшуюся за углом. Она встревоженно обернулась, схватила меня за руку и увела в комнату.

– Одевайся быстрее, – сказала Синтия, закрыв дверь, и добавила: – А подслушивать – нехорошо.

– Извините!

Женщина вздохнула и протянула мне мою куртку.

– О, ты живая! – полушутливо поприветствовал меня Гарт Вэн, когда я спускалась вниз по лестнице. Я удивилась, что он тоже здесь: привыкла, что он всегда на работе.

– Ты не ранена? Помощь не нужна? – уже серьёзно спросил он, когда я оказалась на первом этаже.

– Да вроде порядок, – пробормотала я, на всякий случай осматривая себя сверху вниз на предмет повреждений.

– Я не только зубы лечить умею, – уверил Гарт.

– Со мной всё хорошо, спасибо, – ответила я и, решив поддержать его шутливый тон, добавила: – И зубы у меня не болят!

– У Патиенсов всегда крепкие зубы, – улыбнулся Гарт и исподтишка посмотрел на дядю. Это был первый раз, когда мужчины посмотрели друг на друга, хотя находились в одной комнате уже довольно долго. Бронислав не оценил эту фразу, чем бы она ни была, и немножко закатил глаза в ответ.

– У полиции нет больше необходимости допрашивать тебя, – сообщил дядя, обращаясь ко мне, – они разобрались. Если тебе не нужно ещё отдохнуть, мы можем идти домой.

Его тон был почти ласковым, однако я видела по его лицу, что мне НЕ нужно больше отдыхать и что мы-таки пойдём домой сию секунду.

– Да, эм… пока, – я помахала рукой в сторону Синтии и Гарта.

– Там такой дождь, – обеспокоилась Синтия, – Ева не может идти без зонта.

– Я дам им самый лучший зонт, что у нас есть, – пообещал Гарт, залезая в шкаф в прихожей.

Глава 6 По дереву и через окно

Мне в руки дали какой-то полуживой чёрный зонт. Синтия кинула нам вслед сухое «пока», и мы с дядей оказались на улице. Холодными иголками кололи лицо капли дождя, ветер бросал их из стороны в сторону, под ногами вместо земли было сплошь какое-то вязкое месиво. Дядя Бронислав быстро шёл впереди меня. Мне понадобилось немало сил, чтобы добраться до замка.

Когда мы, наконец, дошли, я поспешила добраться до тепла как можно скорее. Я почти бегом поднималась по лестнице в свою комнату. Но этого запала надолго не хватило, и я остановилась на полпути. Оттуда, где я остановилась, было хорошо видно столовую внизу. Я увидела, как вошёл дядя Бронислав. Он сбросил с себя плащ, швырнул его на один из стульев, сам так же тяжело упал на соседний стул и крикнул Хьюго, чтобы тот принёс вина.

Вскоре перед ним стоял, по обыкновению, бокал вина. Он то поднимал его, отпивая маленький глоток, то ставил обратно, то смотрел в него, будто бокал – как минимум бездна. Хьюго стоял рядом, за спинкой его стула, и нетерпеливо вытягивал шею. Наконец, старик не выдержал:

– Ну?

Бронислав поднял руку в жесте, показывающем, что Хьюго нужно остановиться.

– Я расскажу, – пообещал дядя и, как бы извиняясь, добавил: – Мне просто нужно…

Хьюго понимающе кивнул. Они помолчали, пока Бронислав пил, и вдруг бокал громко стукнул о стол; Хьюго вздрогнул от неожиданности.

– Ч-чёрт, – это последнее слово, которое я ожидала услышать от своего дяди, но именно это он и сказал, сказал зло, шёпотом, – чёрт, ненавижу лисиц!

– Ну и денёк, да? – Хьюго сделал ещё одну неожиданную вещь – по-отечески похлопал Бронислава по плечу. – Ну, пойдём-пойдём.

Бронислав повиновался, позволив себя увести. На столе остался стоять недопитый бокал вина.

Я отправилась в свою комнату, и тут же, во всей одежде, легла на кровать. В голове моей было много чего непонятного. Как получилось так, что мой сон оказался реальностью? И почему он так заинтересовал Синтию? Почему важно, что у убийцы синие глаза?

Причём тут мой дядя? Почему полицейский сказал, что вопросов нет к дяде, разве они не собирались поговорить с остальными? Синтия соврала мне? Тогда почему заподозрили именно дядю Бронислава?

Что это за шум я слышала ночью?

И причём тут, в конце концов, лисьи следы? Лисицы? Почему дядя ненавидит лисиц?

Я не смогла найти ответа. Чем больше мой усталый мозг думал об этом, тем сильнее шевелилось во мне, словно змея, неприятное предчувствие. С тревогой на душе я закрыла глаза.

На удивление спокойно проспав весь оставшийся день, я проснулась под вечер. Было около девяти часов, а так как я ничего не ела, я решила, что надо бы поужинать, хоть уже и поздновато.

Милые леди не едят после шести вечера. Но я не милая – так где там моя еда?!

Я спустилась вниз и нашла Хьюго, который заботливо оставил мне еды. Хорошенько подкрепившись, я поблагодарила его и снова ушла в свою комнату.

Сев на кровати, я стала думать, чем мне заняться. Спать совсем не хотелось. Мой скучающий взгляд упал на большую картонную коробку, одиноко стоящую под письменным столом ещё с моего приезда. Мне тут же вспомнились рыжая Барбара Дефенди и широкоплечий добряк Марк Вунд. При мысли о них мне показалось, что откуда-то повеяло теплом и запахом яблочного пирога. Мои губы сами собой растянулись в улыбку и заныло плечо. Как мне повезло, что я встретила таких замечательных людей! Как жаль, что так быстро пришлось с ними расстаться…

С трудом вытащив увесистую коробку из-под стола, я поставила её посреди комнаты на пол, а сама села на колени рядом. Наследство было хорошо заклеено скотчем, и я, вспоров этот скотч канцелярским ножом, углубилась в изучение его содержимого.

Загадочная коробка, терпеливо ждавшая своего часа под столом, была заполнена только наполовину. Ума не приложу, почему она была такой тяжелой. Худой ежедневник, и набор шахмат – вот и всё, что там лежало. Выложив всё это на пол, я обнаружила ещё кое-что. На дне лежал толстый запечатанный конверт. Отложив его в сторону, я взяла в руки ежедневник. Он был не в лучшем состоянии: половины страниц не было вовсе, края обложки и листов были оборваны и измяты, надписи на обложке не разобрать. Я открыла ежедневник и увидела, что он весь заполнен вырезками из газет, только кое-где были небольшие надписи от синей ручкой. Я, щуря глаза, читала полустёртые печатные буквы и с трудом разбирала резкий острый почерк.

На вырезках были сообщения из разных газет, но содержание их было похоже. Оно было примерно таким: в таком-то городе пропадали люди. В один прекрасный вечер один человек вдруг уходил из дома, ничего никому не сказав. Просто вставал и уходил. Телефон, конечно же, был отключен или оставлен дома. Человек не возвращался. А через несколько дней его находили где-нибудь в глухом месте, лежащего в луже крови с перерезанным горлом. Улик было мало, либо не было вообще. Важные для дела материалы магическим образом терялись. Полиция и частные сыщики тщетно бились над раскрытием преступления, но ничего не могли поделать. Тайна оставалась тайной, и никто не понимал, отчего умирали жертвы. Не сумев найти ответа, дело закрывали. На вырезках были обведены даты. Даты то и дело повторялись, а сбоку часто были отмечены промежутки времени между случаями: «27 дней», «28 дней» или «29 дней». Интересная, конечно, закономерность, но зачем папе эти расчёты? Одна статья на вырезке называлась «Учёные выяснили, что смертность выше в полнолуние». Рядом с ней ничего не было написано, просто было рисунок улыбающегося лица. Папе это показалось смешным.

Ещё под газетными вырезками были написаны фамилии, иногда два-три слова и стоял крестик.

Зачем это папе? Подумала один раз и тут же принялась думать дальше…

Отец иногда исчезал довольно надолго. Как часто он уезжал? Если хорошо подумать, то раз в месяц. Это раз. Возвращался он уставший – это два. После его исчезновений к нам в дом наведывалась полиция. Это три.

Странные догадки рождались в моей голове, смутные, не успевшие ещё оформиться, но уже пугающие. Я встряхнула головой, пытаясь упорядочить их, и отложила ежедневник в сторону. Так я некоторое время сидела на полу неподвижно и думала, пока какое-то наваждение не заставило мой взгляд упасть на окно. «Надо бы проветрить», – решила я.

Решив так, я подошла к окну и открыла его. На меня повеяло ночным холодом. Уже давно стемнело, небо после дождя было чистым, и над парком уже висела луна.

Полюбовавшись немного, я положила руки на подоконник. В полнолуние смертность выше? Что ж, вчера было полнолуние, и девушка из деревни действительно умерла вчера. Она не просто умерла: на неё кто-то напал. Но разве это связано? Зачем мой папа отслеживал исчезновения людей в полнолуние? Всё это похоже на какую-то охоту за летающими тарелками.

Мне вдруг стало страшно. Как будто что-то большое, чёрное и безобразное медленно подбиралось ко мне.

Я резко захлопнула окно. Подождав несколько секунд, я поняла, что большое и безобразное не бросилось на меня, а значит, всё в порядке.

– Надо отдохнуть, – сказала я себе, сказала вслух, чтобы не было возможности возразить. Сказала так и залезла под одеяло.

***

– Не бойся темноты, бойся слабого света…

Опять этот звенящий, почти детский голосок в моей голове твердил в который раз одну и ту же фразу.

–…Он так и норовит обмануть тебя.

«Я уже слышала это», – подумала я в ответ.

–Не бойся темноты, бойся…

–Прекрати.

–…Слабый свет. Он так и норовит…

–Замолчи.

– Он обманет.

–Молчи!

– Не бойся…

–Заткнись!!! – закричала я и очнулась от собственного же выкрика.

Голосок рассыпался на весёлый простодушный смех, который очень скоро растаял эхом в дрожащей тишине.

Я открыла глаза, но результата это не принесло – кругом было темно. Холод пронизывал меня до дрожи. Мне неприятно пекло ключицу, как будто я обо что-то обожглась. Подняв руку, я нащупала на шее маленькую серебряную половинку монеты. Мои пальцы обожглись об него, это было похоже на то, если бы я коснулась горящей свечи. Вздрогнув от боли, я сдёрнула медальон с шеи и швырнула его куда-то в угол. Монетка жалобно звякнула где-то в темноте. Я еле поднялась. Что это было? Обморок? Я чувствовала себя ужасно. В этом замке спать невозможно! Нужно попытаться снова заснуть…

Какой странный сон! Как будто из-под земли под моими ногами раздаётся голос…

– Эй, есть кто-нибудь?! Вы слышите?!

Я опускаю голову и вижу под ногами… могилу. Она ещё совсем недавно закопана, земля ещё рыхлая.

– Помогите! – отчаянно кричит кто-то.

Я опускаюсь на колени и говорю:

– Я здесь! Что случилось?

– Я не знаю! – отвечает голос.– Я не знаю, это ошибка! Я не умер, я живой! Выпустите меня отсюда!

«Бедняга, его закопали!» – думаю я и говорю ему:

– Не бойтесь, я помогу!

– Поторопитесь, пожалуйста!!! – отчаянно просит голос.

И я начинаю горстями разгребать землю, но вскоре устаю, мои пальцы немеют, а до несчастного ещё далеко, и я понимаю, что одна не справлюсь.

– Держитесь! – говорю я. – Сейчас позову помощь!

И, не дождавшись ответа, я бегу куда-то сквозь белёсый туман, окутывающий всё вокруг, спотыкаюсь, и кричу, зову на помощь. Но вокруг ни одного человека, лишь одни могилы. Так я бегу, пока всё вокруг не забирает туман, и всё становится белым…

Я открыла глаза и оказалась в том состоянии, когда уже не спишь, но ещё не проснулся. Сон всё ещё окутывал меня, и я почти не отличала его от реальности. Вот снова из-под земли раздаются какие-то звуки… Нет, не из-под земли, а из-под пола. Это может быть, внизу ведь есть ещё один этаж. Как странно, пол в моей комнате движется! Нет, это не пол, это лишь одна плита…

Стоп.

Тут я, наконец, поняла, что происходит, проснулась окончательно и испуганно вздрогнула. Отверстие в полу всё увеличивалось, и вскоре открылся узкий проход. Оттуда ко мне в комнату поднимался кто-то очень тихий, я еле улавливала звук его шагов в кромешной тишине ночи. Вскоре над полом показалась его голова и плечи…

Я в панике смотрела на чёрное отверстие в полу. Что мне делать?

Пока я лихорадочно соображала, этот некто уже во весь рост поднялся над полом и теперь стоял посреди моей комнаты. Я закрыла глаза и притворилась, что сплю. Некто очень тихо – казалось, он даже не дышал, – прошёл к окну и сгрёб с пола ежедневник моего папы. Еле слышно зашуршали страницы. Как он вообще видит в этой темноте, что там написано? Расправившись с ежедневником, он положил его там же, где и взял. Затем некто заглянул в коробку… Я думаю, он смотрел на шахматы. Затем поднял с пола конверт, но, увидев, что он запечатан, решил не открывать. Я зажмурилась, не желая видеть, что может случиться дальше.

Но дальше он стал тихо спускаться вниз по ступеням. В тот момент, когда плита задвинулась на место, я поняла, что только что пережила что-то страшное.

Я спряталась под одеяло и дрожала там. Так я лежала, пока в один момент не почувствовала перемены и не осмелилась выглянуть из-под одеяла. Тогда-то я с радостью увидела, что темнота отступала.

В предутренних сумерках я вскочила с кровати и, взяв ещё одну часть «наследства» – неподписанный запечатанный конверт, – подошла к окну. Я чувствовала, что мне нужно срочно прочитать то, что там находится.

Разорвав конверт, я достала оттуда сложенные листы бумаги в клеточку. Развернув первый, я, щуря глаза, принялась читать…

« Ева, люди часто пишут то, чего не могут сказать вслух. Это удобно: письмо можно сжечь»…

Письмо от папы! Мило…

«Выходя из дома, я не знаю, вернусь ли я обратно, поэтому на случай, если не вернусь, я написал это письмо. Тебе нет смысла грустить по мне. Ты не грустишь? Что ж, это верно. Я и не заслужил»…

«Я вовсе не жизнерадостный человек, и, я думаю, ты поймёшь, почему, когда прочитаешь до конца.

Ты часто спрашивала меня, а я не отвечал. Я хотел ответить, но считал, что ещё слишком рано.

Теперь я беспокоюсь, чтобы не было поздно».

«Ничего себе заявление!» – подумала я и с ещё большим любопытством принялась читать дальше. Но отец не торопился выкладывать всё и сразу:

«Но обо всём по порядку.

О моей профессии.

Кем становятся приличные люди? Врачами, инженерами, поварами … Да кем угодно!

Ты будешь мною гордиться, когда узнаешь, что я стою на страже порядка и безопасности людей. Военный, полицейский? Нет, хуже.

Охотник на нечисть».

«Что?» – не поняла я.

«Я, честное слово, не вру и не выдумываю. Так вот, такая профессия существует. О ней знают очень немногие, потому что нельзя, чтобы люди знали о нас и о тех, с кем мы боремся. Почему? Всё просто: меньше знаешь – крепче спишь.

Те, кто, казалось, живут лишь в сказках, существуют на самом деле, а именно – вампиры, оборотни и привидения. И, если привидения почти безвредны, то с остальными дело обстоит хуже. Для выживания им нужна человеческая кровь. В полнолуния люди пропадают по всему миру, но никто не хочет признавать, что это так.

Но те, кто теряет любимого человека, не могут смириться с этим. Ведь это несправедливо, верно?

Вот тут-то и появляются охотники на нечисть (мне очень не нравится это название, правда, но это не я его придумал).

Так что я делаю? Я нахожу тварь и убиваю. Порой от одного идёт след к другим таким же, и, если я найду их, то всё возможное сделаю, чтобы они больше не выпили ни капли крови.

Грязная работа. Но кто-то же должен это делать. В мире полно неприятностей и кроме них. Чем меньше их ходит по земле, тем лучше».

От окна на меня потянуло холодом, и мурашки пробежали у меня по спине. «Ничего себе», – только и могла подумать я.

«Как видишь, я ненавижу их. Но я не столько переживаю за жертв, сколько за себя. Но тысама рассуди – могу ли я иначе? Итак,

О твоей маме.

Её зовут Луиза Шери Патиенс. Сначала всё было… это было – лучше некуда!

Мне было семнадцать. Я играл на гитаре в подземном переходе, положив перед собой шляпу. Это было мой первый заработок. Конечно, можно было устроиться официантом или разносчиком пиццы, но это было не по мне. Итак, я приходил к одному и тому же месту, становился, и играл всё, что в голову взбредёт. Иногда прохожие кидали в шляпу деньги, и я был несколько разочарован, что денег обычно было очень мало (мне казалось, я играю лучше, чем меня оценивают). Но, в конце концов, меня всё же хорошо оценили.

Однажды вечером, собираясь уже уходить со своего места, я заметил девушку, которая остановилась в нескольких метрах от меня, прислонившись к стене. Люди шли и шли, а она стояла и смотрела на меня, и слушала, как я играю».

Тут я заметила, что улыбаюсь.

«Так, я решил поиграть ещё немного, раз у меня появился слушатель. Я подумал, что ей скоро это надоест и она уйдёт. Но прошло полчаса, прошёл час, а она всё не уходила. А я продолжал играть. Я уже очень устал, хотелось спать. Когда она, наконец, ушла, я отправился домой. Не знаю, что в тот вечер произошло, но, хоть и была уже и глубокая ночь, мир казался мне ярким. Вернувшись домой и получив взбучку от родителей за поздний приход, я лёг спать и уснул быстро и крепко.

Знаешь что? Следующим вечером она снова была там. Так же стояла и слушала. И я играл до последнего, пока она не ушла. Больше и ничего не было нужно. Так происходило каждый вечер в течение недели. От усердной игры на пальцах у меня появились мозоли, из-за которых играть стало не очень-то легко.

А однажды она пропала. Просто не пришла, и я стоял и дёргал струны, вытягивая шею и вглядываясь в прохожих. Я уже успел привыкнуть к ней. Более того – без неё никак нельзя влачить дальше своё существование. И я искал её взглядом, хоть и не отдавал себе отчёта в этом. Постояв полчаса, я ушёл домой, так ничего и не заработав.

В тот вечер была полная луна.

Но по привычке я вернулся на своё место следующим вечером. И это было более чем приятной неожиданностью, что она вернулась! Тогда мне в голову пришла мысль: а что если она исчезнет? Насовсем? Что тогда?. Мне было страшно думать, что тогда. И я видел один лишь выход, очень простой, но в то же время сложный. Надо поговорить с ней.

Это было чертовски трудно!

Ева, ты там смеёшься? Не надо смеяться, ни черта в этом смешного.»…

Отец как в воду глядел – я смеялась, хотя сама не понимала, от чего. Я стояла и хихикала, прикрыв рот рукой и чувствуя, как кровь приливает к моим щекам. Не ожидала я от Мэттью Дистурба такой откровенности.

«Ты что, давай? Или ты трус?!» – спрашивал я себя. Нет, я вовсе не трус, но я боюсь. И я всё не решался. Видишь ли, в общении я всегда был несколько туговат, особенно с девушками.

И вот в этот самый момент, когда она собиралась уже уходить, откуда-то взялась шумная, явно хорошо подвыпившая, компания. Четверо парней шли, смеялись и голосили что-то нечленораздельное. Наконец, они приблизились к девушке, сделав вид, что не замечают меня. Эй, детка, чего стоишь одна? Не хочешь прогуляться с нами? – спросил один из них. Моя слушательница вздрогнула, испуганно глядя на этих ребят. Она не успела ничего сказать, как тот, что задал ей этот вопрос, развернул её к себе и обнял одной рукой за плечи, а другой…

Впрочем, неважно, что он сделал, это был очень уж смелый жест. Сейчас ты опять посмеёшься, но я, увидев подобное, жутко разозлился. Да, мы не были с ней знакомы, я даже не знал, как её зовут, но не важно. Это Я играл ей уже вторую неделю, он не имел права её трогать, и я был взбешён! Извини, приятель, но она со мной! – я бы никогда не сделал такого заявления, не находись я в таком состоянии.

Девушка бросила на меня немного удивлённый взгляд и ответила: Да, он со мной!

Парень нехотя разнял руки, и она поспешила скрыться где-то у меня за спиной.

После этого я развернулся, собираясь уходить, но меня окликнули. Я обернулся. Зря я это сделал. Я обернулся и тут – БАЦ! – мне заехали кулаком в челюсть, да так, что мои зубы клацнули, прокусив губу, из которой тут же пошла кровь. И тут я взбесился хуже прежнего. Я посмотрел на этого парня, и понял, что сейчас испепелю его и развею по ветру!

Дальше всё было как в тумане. Никогда не умел драться, а тут во мне прямо проснулся скрытый талант. Я сбил противника с ног. Трое его приятелей кинулись поднимать его, что спасло меня от продолжения драки, которую я, сдаётся мне, проиграл бы. Поэтому, воспользовавшись моментом, я поспешил к выходу из подземки. Притаившись у стены, девушка наблюдала за происходящим и, когда увидела моё спешное тактическое отступление, поспешила за мной. Я схватил гитару, и мы побежали прочь.

Обнаружив, что погони нет, мы остановились. Тут я решил, что сейчас, когда я так героически получил по башке ради неё, самое время заговорить. Всё в порядке? – спросил я.

О, этот момент, когда должно или свершиться чудо, или весь мир сгорит в огне!

Мир, как видишь, всё ещё жив. Я тогда не догадался, что она только этого и ждала.

Да, отлично, спасибо, – сказала она и воскликнула: – Да ты же весь в крови!

Я подумал, что она боится крови, и принялся её успокаивать, что мол, всё в порядке, мне совсем не больно.

Не желая меня слушать, и протянула мне белый носовой платок.

Я послушно вытерся и, не зная, куда деть платок, положил его в карман. Это только потом я понял, как стойко она держалась – иногда вампир даже от самого слабого запаха крови перестаёт контролировать себя.

«Ты возвращаешься домой так поздно, не боишься?» – спросил я у неё. Нашёл, что спрашивать!

«А ты?» – с улыбкой спросила она в ответ.

Ну а я что? Я, конечно же, не боюсь, что вы, я же, если будет десять на одного, всех их голыми руками, я же… Можно, я тебя немного провожу? Пожалуйста. Нам не по пути? Ерунда, ерунда, я пройдусь. Конечно, мне не холодно, я же в куртке. А тебе не холодно, дать тебе куртку? Нет? Ах, ну что ж… Меня зовут Мэтт.

Она представилась как просто Шери. Шери – это так коротко и ясно, не то, что Луиза.

Проводить её до самого дома было никак нельзя. Я так и не узнал, что она живёт в настоящем замке далеко отсюда …

Знаешь, ты ведь можешь никогда не увидеть свою маму. Это плохо, когда ребёнок не видит маму. Постарайся хотя бы представить её. Она была высокой, тёмноволосой и с зелёными-зелёными глазами, как все Патиенсы. А ещё она была такая бледная, почти прозрачная, как призрак, так что я всё боялся, что она вдруг возьмёт и растает в воздухе»

Я чувствовала, как ко мне на лицо лезет улыбка, а глаза начинает щипать. Что должно твориться в сердце человека, чтобы он так упорно делал вид, будто этого сердца и вовсе нет?

«Короче, красивая она была. И очень тихая. Тихо разговаривала, тихо смеялась, шаги у неё тоже были очень тихими. Я рядом с ней чувствовал себя диким пещерным человеком, а потому тоже пытался говорить тише.

Вскоре мой скромный заработок был заброшен. Я тогда на что-то копил… На что? Не помню уже. Меня вообще мало что стало интересовать. Учёба? К чёрту учёбу. Сборная по баскетболу? А что, без меня никак? Родители недовольны? Покричат, да успокоятся. Друг позвал на день рождения? Извини, приятель, я занят, зайду попозже. Родственники приехали? Ну и какого чёрта им тут надо? Учителя жалуются? Господи, да кого это вообще волнует!

Окно стало моим единственным входом в свой же дом, вечерами я только и делал, что играл на гитаре, днём я отсыпался и для виду шёл в школу, ничего там, по сути, не делал. А ночью я шёл к подземному переходу, к известному только нам обоим месту. И мы шли куда-нибудь, без цели, просто бродили по улицам, разговаривали, часто она просила сыграть для неё, и я играл. Я горланил песни на всю улицу, будил людей. Старался. Пару раз на меня выливали из окон вёдра холодной воды, но меня это не останавливало. Шери нравилось, как я пою, и пусть весь мир отсыпается днём.

Встречаться после наступления темноты – почему? Я не задавал себе такого вопроса, хотя должен был. На все предложения встретиться днём Шери находила отговорку, только если не шёл дождь.

Она очень мало рассказывала о себе. Вернее, она не рассказывала того, что обычно люди предпочитают узнать сразу… Это было не важно. Я знал все её любимые книги и фильмы, её любимые места в городе, любимые цвета , знал, что она любит играть в шахматы и есть яблоки. За несколько недель мы узнали друг друга до мелочей. Я чувствовал, что знаю её чуть дольше, чем целую вечность.

При этом мы оба стеснялись даже дотронуться друг до друга.

Ева, ты опять там смеёшься?».

Да, я смеялась теперь уже почти в голос, хотя и не понимала толком, что в этом было такого смешного. Наверное, сам факт присутствия моего отца в подобной истории.

«Однако, не смотря на то, что всё, вроде бы, было хорошо, внутри меня жило какое-то неясное сомнение. Шери была странная, очень странная.

У меня было чувство, что она чего-то недоговаривает, пытается скрыть.

Все сомнения исчезли в один прекрасный вечер. Сначала он был таким же, как и все другие до этого. Но меня почему-то подбило спросить Шери, зачем она пришла тогда, в первый раз, в тот подземный переход. Знаешь, на самом деле выглянуло солнце – и она пряталась. Но тогда она овтетила так:

«Я шла куда-то, уже не помню, услышала музыку… Решила послушать. Вот и слушаю. «И что?», – не понял я. «А что, что-то должно быть ещё? Какой же ты… Тупой!». Это был единственный раз, когда она сказала что-то громко. И отвесила мне хороший такой подзатыльник. А потом было хуже – она меня поцеловала. Никогда такого ещё со мной не случалось, и меня и это немало озадачило. Потом она как будто испугалась и убежала, а я стоял как столб, ничего не мог сделать ещё минут пять.

Длинно я пишу, верно? Так надо, поверь. Должен же я хоть раз кому-то рассказать!

На следующий день родители сказали мне, что уедут на две недели. Спросонья я не сразу осознал суть этой фразы, а потом вник! Как только они уехали, я взялся за колоссальную работу. Я жил на чердаке родительского дома, это даже не было комнатой. Это была берлога, которую стоило сделать хоть немного не такой дикой… Сколько я в тот день неожиданных открытий сделал, открыв все ящики, шкаф и отодвинув кровать! Потом я нашёл самую чистую майку, которая у меня только могла быть. Я, кажется, даже помыл голову… Потом на все деньги, которые родители оставили мне, я купил яблок, печенья и много чего ещё. После всех проделанных подвигов я лёг отдыхать, ожидая ночи.

Мы встретились как обычно. Прошлись по городу полчаса, а потом я сказал, что мол, предки свалили, не зайдёшь ли ты? А ещё у меня есть пара фильмов, которые мы могли бы посмотреть…

Я мог бы, конечно, провести её в дом через дверь, но я не помнил, что это такое. Помяни моё слово, если ты тайно пробираешься с кем-то по дереву в окно, хотя у тебя есть дверь и ключи от неё – это любовь.

Поставили чайник, открыли коробки с печеньем, на весь дом разносился божественный запах поп-корна… Не успев начать смотреть фильм, мы уже съели большую часть того, что было. Около трёх часов ночи мы закончили смотреть кино и, после небольшой инсценировки со швабрами вместо мечей, я понял, что здорово устал за день. Я сел на кровать, Шери села рядом.

У неё были холодные руки, всегда. Я тогда подумал, это от плохого кровообращения. Не знаю, как так получилось, что я сидел и держал её руки в своих. Я до сих пор не понимаю, как это случилось.

Дальше я тебе ничего не расскажу. Тебе всё же, ещё не так много лет.

Когда я проснулся под утро, её уже не было. Было надкушенное яблоко на столе и приоткрытое окно. Шери ушла так же, как и вошла. Мне тогда было удивительно, что она так незаметно скрылась, не разбудив меня, вчера, когда мы поднимались, она так неуклюже карабкалась, а тут…

Я закрыл окно, мне стало холодно.

А тем же вечером она уже сама пришла под моё окно. В руках у неё были характерной формы коробки. Это что? – спросил я.

Это, – торжественно заявила Шери, – самая лучшая в мире пицца!!!

–Но, – несмело заметил я, – но я не люблю пиццу…

И тут она посмотрела на меня как на полного идиота.

Худые девочки мало едят – неправда. Увидишь худую – не верь глазам своим, она ест в два раза больше, чем толстые девочки, мальчики и все люди вообще. По крайней мере, так было с Шери. За час пяти огромных пицц – как и не бывало.

Вампиры в том возрасте, когда уже умеют перевоплощаться, но ещё не полностью перешли на кровь – очень прожорливы. Я тогда этого не знал.

Неделю Шери навещала меня, и это были лучшие вечера моей жизни. Не было «меня» и не было «её», были «мы». И Мы были счастливы, Нам было хорошо.

А затем она пропала.

Исчезла, и всё тут.

Следующую неделю, которую я провёл на голодном пайке и яблоках из-за отсутствия денег. Кажется, я тогда похудел, но это было не важно. Я не видел Шери. Приходил к нашему переходу, бродил там порой до утра, искал её, но не мог найти. Я чувствовал недоброе.

И вот, был последний день до приезда родителей. Они должны были вернуться рано утром, так что я решил сделать вид, будто я приличный человек и лечь спать, чтобы утром встретить их.

Но посреди ночи меня вдруг будто кто-то тронул за плечо. Я открыл глаза и увидел Шери. Я сначала подумал, что сплю. Я обрадовался, стал спрашивать, что она тут делает, но она прервала меня. Она была чем-то очень напугана. Шери сказала, что я в опасности, и я ничего не понимал, пока окно в мою комнату с грохотом не вылетело. Тогда я, наконец, проснулся и вскочил с кровати. Тогда я впервые увидел вампира. Поверь, это отвратительные создания, от одного взгляда на них я тогда чуть не упал. Не стану описывать облик вампира здесь, я думаю, ты узнаешь его, если увидишь. Тогда вампиров было трое. Я стоял, словно остолбеневший, а они тем временем остановились и приняли человеческое обличье.

Я не различал их лиц в темноте, но они меня видели отлично. «Убейте», – коротко сказал один из них, и двое других двинулись ко мне. Я был так шокирован, что и не сразу сообразил, что надо защищаться, а когда сообразил, было уже поздно. Меня швырнули, словно куклу, об пол. Но тут вмешалась Шери. Она оттолкнула их от меня, и встала между ними и мной. Её облик стал изменяться на вампирский. Она стояла, тихая изящная девочка, оскалив острые белые зубы, против троих и рычала на них, словно дикий зверь. Я лежал на полу и только смотрел.

Но ей не хватило сил. «Беги!» – успела крикнуть она мне, и я понял, что это действительно дельный совет. Я вскочил и понёсся прочь, но было бесполезно. Меня нагнали, когда я уже перемахнул через забор, окружавший наш дом. Я обернулся всего лишь на секунду, и тогда как будто чёрная тень упала на меня сверху, пригвоздила к земле и впилась в шею. Я почти сразу отключился.

Меня оставили лежать на земле, в тот момент я решил, что, наверное, это конец…

Потом темнота меня проглотила.

Проснулся я от неприятного запаха. Приоткрыв глаза, я увидел слепяще-белый потолок. Вскоре я узнал его, запах больницы, белые потолки. Я даже сначала подумал, что снова болею, но потом… Потом я всё вспомнил. С криком я резко сел на кровати, но тут же медсестра уложила меня обратно. Позже мне объяснили, что случилось. Мои родители вернулись как раз в тот момент, когда меня заносили в машину скорой. Кто вызвал её – этого никто не знает (но я-то знаю, что это была Шери!). Хорошенькое дело – возвращаются родители, я лежу при смерти! Так я лежал без чувств больше недели. Моё спасение приурочили к чуду: я потерял много крови, думали, я умру. Чуть не умер – вот во что мне обошлось знакомство с роднёй моей девушки. Прошло довольно много времени, пока я поправился, всё это время я пролежал в кровати, слишком слабый даже для того, чтобы подняться. За это время я много мыслей передумал, а от мыслей люди веселее не становятся. Я никому не мог рассказать о том, что произошло, я выдумал какую-то историю про маньяка с ножом, который ворвался в дом. До этого письма всё было тайной.

Выйдя из больницы, я не знал, что мне делать. Я хотел найти Шери, но как? Где она могла оказаться теперь – я понятия не имел. Я встретил её случайно на улице. Она тоже заметила меня и поспешила скрыться в каком-то невзрачном домишке. Я подбежал к двери, стал стучать. Никто не открыл. Но я запомнил улицу и номер дома, и следующим вечером вернулся туда. Около часа я стоял под дверью, ходил вокруг дома, заглядывал в окна, но дом оставался безмолвным. Я решил уже, что мне показалось, что в этом доме никто не живёт. Как вдруг дверь открыласьь. На пороге стояла Шери. «Заходи», – произнесла она, глядя в пол. Я вошёл, она заперла дверь и провела меня в свою комнату, а точнее чердак, который был ещё похуже моего. Но это всё, на что у неё хватало денег. Она очень изменилась, пока я её не видел. Она стала ещё тоньше, ещё прозрачнее. Мы молчали – холод пробежал между нами, мы уже не могли говорить так, как раньше. «Ну как ты?» – спросила она. «Ничего. Жив, как видишь», – я пытался ответить шутливо, но слова застревали у меня в горле, и получился укор вместо шутки. Тогда Шери посмотрела мне в лицо и разрыдалась. Она вся дрожала, я пытался успокоить её, но она вцепилась в меня и плакала, пытаясь что-то объяснить. Постепенно я смог понять суть. Она говорила, что виновата передо мной, что ей нельзя было любить меня. Ей нельзя было, она знала об этом, но ничего не могла с собой поделать. Шери была вампиром, им нельзя иметь никаких связей с людьми. Она сказала, что хотела бросить меня, чтобы не подвергать опасности, но не сумела. Шери собиралась сохранить всё в тайне, но случилось то, чего было не скрыть. Она была беременна.

За это меня и решили убить, а её – выгнать из семьи. Теперь нужно решать, что делать, но никто из нас не мог ничего сообразить. Шери сидела в оцепенении, а я… Я был настолько потрясён. А потому я оставил её, обещая зайти завтра, когда я, может быть, всё обдумаю. Шери только покачала головой.

Хорошо, что я встретился с тем, кто помог мне принять решение.

Не успев пройти и пяти шагов от дома, я почувствовал на своём плече чью-то руку. Я обернулся, готовясь защищаться, но незнакомый голос остановил меня. Не бойся. Надо поговорить.

Я немного успокоился.

Это был её брат, Бронислав. Он всё знал и рассказал мне подробнее, что случилось у них в семье. Их было двое: Шери и старший брат. Он помогал скрывать её секреты и выгораживал перед старшими. Когда открылась правда об её отношениях со мной, он тоже поругался со всеми. Дошло до того, что их обоих лишили наследства, а Шери и вовсе выгнали. Меня же, как виновника всей этой истории, решено было просто убить.

Живучий оказался, – похвалил я себя.

Я рад, что ты всё же жив, – признался Бронислав. Затем он стал просить меня не бросать Шери в этом состоянии: она чувствовала себя ужасно, денег у них едва хватало, а ещё скоро должен был появиться малыш. Мне тоже было тяжело, но я не чувствовал, что у меня есть право отказать. Это значило бы бежать с позором. И я сказал: Я сделаю всё, что смогу. Обещаю.

Мой новый знакомый улыбнулся, и мы пожали друг другу руки. После этого я обязан был держать обещание и помогать Шери.

А потом родилась ты»

В комнате заметно посветлело, читать стало легче. Я стояла, прижавшись к стене, и дрожала. Я ещё никогда не была настолько потрясена. Мне хотелось бросить письмо, упасть на кровать, заснуть… А потом проснуться и увидеть, что всё это – лишь сон, что не никакого письма, что я лежу в своей комнате, а рядом звенит будильник в школу… Но это было невозможно. Вздохнув и походив немного по комнате, чтобы успокоиться, я решила дочитать до конца – немного осталось.

Глава 7 Побег

«О тебе.

Ты – наполовину вампир, наполовину человек. Естественно, такой ребёнок обычным быть не может. Когда ты родилась, Шери была на грани того, чтобы, как я и боялся, раствориться в воздухе. Некоторое время мы так и жили вчетвером: ты, Шери, Бронислав и я, и по очереди присматривали за тобой. Ещё был хороший врач, знакомый Бронислава, который помогал нам (к сожалению, забыл его имя). Когда ты подросла настолько, чтобы не зависеть от мамы, тебя забрал именно я, потому что среди людей в тебе могла больше развиться человеческая сторона. По крайней мере, на это я надеялся.

Мне исполнилось восемнадцать, а у меня уже был ребёнок. Школу я так и не закончил. Что делать? Я не знал. До сих пор не знаю. Не хотелось жить и вовсе. Но у меня была ты.

Мне пришлось искать нормальную работу, и я перепробовал их с десяток. Охотники на нечисть сами вышли на меня: нечасто увидишь выжившую жертву. Я тогда поступил работать в бар: помогал и на ходу учился мешать коктейли, чтобы стать барменом и зарабатывать больше. У меня тогда ещё свежими были шрамы на шее (они у меня есть и до сих пор). Охотники объяснили мне проблему с вампирами. Мне было необходимо узнать как можно больше, а эти ребята много знали, и я постепенно вливался в их компанию (это было легко: среди охотников очень мало не травмированных людей). Всё можно пережить, всё когда-нибудь изменится, но неминуемо изменишься и ты.

Меня пугало в тебе то, что ты очень похожа на маму. Я хотел бы любить тебя. Но каждый раз я подмечал в тебе её черты. Если быть честным, я тебя боялся. Ты была для меня непонятным существом. Я видел, что другие дети тебя сторонятся… Чем больше ты росла, тем больше я видел, что нельзя оградить тебя от твоей собственной сути.

Тебе скоро 14, в это время обычно дети вампиров впервые меняют облик, после чего считаются взрослыми. Не факт, что с тобой тоже это произойдёт, но ты должна быть начеку.

Я не знаю, где ты сейчас, читая это письмо. Я также не знаю, где я. Но я хочу сказать, чтобы ты не связывалась с Патиенсами. Я уверен: попытаются убить. Если я не смогу тебе помочь, ты должна помочь себе сама, Ева. Даже если они будут относиться к тебе доброжелательно – не верь им.

Я могу посоветовать тебе носить с собой какой-нибудь серебряный предмет. Вампиров обжигает серебро, а ещё открытое пламя, сильно концентрированная кислота/щёлочь. Ещё: на чердаке в нашем доме есть склад оружия, которое я использую на охоте. Но сама ты его не откроешь. Если меня не будет рядом, ты должна найти адвоката Барбару Дефенди. Она защищала меня много лет, и я ей доверяю. У неё есть ключ от всего.

Теперь, ты знаешь всё, что должна. Действуй.

Мэттью Дистурб

Твой папа.

P.S. Прости, что плохо обходился с тобой. Иногда я себя плохо контролирую, и мне очень стыдно.

P.S. -2: Ты меня ненавидишь – я знаю. Я всё равно люблю тебя»

На этом кончалось послание моего отца ко мне. Мой мир готов был перевернуться с ног на голову, хоть он ещё и не осознал до конца, где у него голова, а где ноги.

Это всё могло быть абсолютным безумием, если бы я не помнила тот склад оружия, о котором говорилось в письме. Я помнила, как я однажды влезла на запрещённую лестницу и увидела в полумраке холодный блеск. Ровно на одну секунду я заглянула на чердак, но моя память успела ухватить образы ножей, арбалетов, винтовок, пистолетов… Я была тогда очень маленькой, и папа схватил меня в охапку и быстро унёс оттуда. Когда он опустил меня на пол, он взял меня за плечи и, глядя в лицо, произнёс, словно заклинание:

– Запомни, Ева: Мы. НЕ. Ходим. На чердак!

В его глазах был страх. Конечно, я запомнила. Мне снились жуткие сны про то, как ночью блестящие ножи и кинжалы выползают через тонкую щёлку под дверью с чердака и, словно змеи расползаются по дому, поджидая на полу, как только я спущу ногу с кровати, чтобы наброситься на неё. Впрочем, это быстро прошло: все последующие годы папа убеждал меня, что на чердаке лежит обычный хлам.

Ещё одно доказательство всплыло у меня в памяти. Я оставила письмо на подоконнике и подошла к столу, где лежал мой блокнот для рисования. Неловкими пальцами достала из пенала чёрный и красный карандаши и открыла пустую страницу. Я закрыла глаза, чтобы лучше представить то, что я вспомнила, а руке позволила просто обводить линии вокруг картинки в моей голове. Зачем нам морозильник в подвале? Зачем? Я вырисовала корпус морозильника и его полочки. Прищурившись я вспоминала… На полочках было нечто красное, странной формы, как вздутые подушечки, а ещё от них, вроде бы, шли полупрозрачные трубочки. Только когда я дорисовала, я смогла понять, что я увидела тогда в подвале. Я смотрела на свой набросок, и у меня начинала кружиться голова: в морозильнике лежали пакеты с кровью.

Я бросила карандаш на стол и закрыла рот рукой от подступившей тошноты. Неужели это правда: Бронислав Патиенс – вампир? Это могло бы многое объяснить: и почему он ничего не ест, и почему его не видно днём, и этот жуткий отдельный холодильник. Что ещё хуже, многое из того, что происходило со мной, было похоже на то, что я становлюсь вампиром тоже… Барбара, желая мне добра, привела меня в самое небезопасное место.

Что же мне делать?!

«Действуй» – твёрдо прозвучал у меня в голове голос папы. И я решила, что это дельный совет.

В моей одурманенной голове каким-то образом организовался план. Страх больше не сковывал, а наоборот подгонял. И, хоть руки у меня дрожали, перед глазами рябило, а ноги подкашивало, я приступила к выполнению моего нехитрого плана.

Собрав всё самое необходимое, я стала думать, как мне незаметно покинуть замок. На окне – решётка, дверь – заперта. Вспомнилась прошедшая ночь и потайной ход в мою комнату. Им-то я и решила воспользоваться. Каким-то непонятным даже мне способом я нашла нужную плиту и попыталась сдвинуть её с места. Та нехотя поддалась. Я вздрогнула: вдруг меня услышат. Убрав плиту, я несколько секунд сидела, прислушиваясь: не слышны ли шаги. Нет, тихо. Тогда я заглянула в потайной ход. Там было темно, как в яме, оттуда веяло холодом, куда-то в преисподнюю уходила каменная лестница. Это ли выход наружу?

Нет времени думать об этом, надо идти, а куда – это потом разберёмся, лишь бы подальше отсюда. Потому я наскоро оделась, бережно подобрала с пола брошенный мной серебряный медальон и, стараясь не шуметь, пустилась в путь.

Через пятнадцать минут я была уже в парке. Потайной ход не подвёл, хоть и пришлось изрядно поволноваться, петляя по его тёмным ответвлениям, освещаемым только светом моего карманного фонарика. Выбравшись наружу, я аккуратно пошла по направлению к воротам парка. Я шла, дрожа не то от страха, не то от холода (нужно было лучше одеться). А над верхушками деревьев между тем солнце озаряло вяло просыпающийся мир. Стояло безветрие, не слышно было шума деревьев, птицы почему-то не пели, встречая восход. Тишина только раздражала мой напряжённый слух. Вдруг с ветки, пронзительно каркая, будто хохоча, сорвалась ворона и пронеслась над моей головой. Я не на шутку перепугалась и пошла быстрее…

Выбравшись из парка, я вышла на дорогу и припустилась по ней что было духу.

Я остановилась только у дома Синтии Вэн. Ноги сами принесли меня сюда. Видимо, они понимали, что это единственное безопасное место. Уже зная, как открыть калитку с обратной стороны, я прошла во двор и позвонила в дверь. К моему удивлению, Синтия открыла тут же. Как только она это сделала, я буквально влетела за двери и захлопнула их за собой.

– Извините, я не разбудила? – спросила я, смутившись.

Синтия, которая была уже одета, улыбнулась и ответила:

– Нет, я всегда встаю рано. А вот что с тобой?

– О, Ева, ты сегодня рано! – воскликнул Гарт Вэн, высунув голову из ванной комнаты. Он, кажется, как раз собирался выходить на работу.

– Здравствуйте, я…

Я впервые задумалась, что я скажу и как объясню свой ранний визит.

Гарт вышел из ванной и переглянулся с женой: они оба поняли, что что-то неладно, но я медлила, потому что не могла им ничего внятно объяснить.

– Мне пора идти, – вдохнул Гарт, начиная обуваться.

– Я разберусь, – пообещала Синтия.

– Я постараюсь пораньше приехать.

Он надел плащ, взял свой зонт, взял сумку… Готовый к новому дню, он выглядел лучше, чем когда приходил с работы. Я отошла от двери, и Синтия открыла ему.

– Пока, – она поцеловала мужа в щёку; звук был сухой и мягкий.

Когда за хозяином дома закрылась дверь, Синтия обратилась ко мне:

– Ну же. Проходи!

Я действительно очень мешкала; голова у меня была большая, как воздушный шарик. Синтия провела меня в комнату и усадила в кресло.

– Я сделаю чай, – решила она и оправилась на кухню. Я посмотрела на свои руки и увидела, что пальцы у меня дрожат. В пальцы мне вложили большую кружку ароматного чая, и дрожь немного утихла.

– Так что случилось? – мягко спросила Синтия, садясь рядом со мной на диван.

Я хлебнула чай и попыталась объяснить:

– Понимаете, мой дядя…

– Что он сделал? – в голосе Синтии прозвучали непривычные жёсткие нотки, и я с удивлением подняла на неё взгляд. Лицо у неё стало очень серьёзное.

– Эм… Ничего.

Действительно: лично мне он пока ничего не сделал. Он был, конечно, скрытный и немного жуткий. У него был доступ в мою комнату, о котором я не знала, он читал бумаги моего отца. Но что я скажу? Что он вампир? Я понимала, как это прозвучит.

– Просто всё очень странно, – продолжала я, – я слышу и вижу странные вещи. Всё вокруг как будто ненастоящее, и я не знаю, кому я могу доверять.

Я говорила и сама слушала свои слова. Похоже, мне и впрямь плохо. Я чувствовала, как начинаю плакать снова.

– Мне ты можешь доверять, обещаю, – сказала Синтия и протянула мне руку. Мы стали держаться за руки, и это немного успокоило меня.

– Ты пережила много сложных событий в последнее время, – заметила женщина, – это, наверное, очень тяжело. Да и случай с этой бедняжкой Эммой всех растревожил…

– Я так и не поняла, почему они так быстро свернули дело, так и не допросив никого, – перебила я.

– Они допрашивали и твоего дядю, и его слугу, – возразила Синтия. – Тебя не стали допрашивать, потому что ты плохо себя чувствовала. Потом нашлись доказательства на месте преступления, которые помогли раскрыть дело.

– Но почему они вообще его заподозрили?

– Потому что ты нашла тело.

– Понятно, – буркнула я, понимая, что этот разговор идёт в тупик. – Это не единственный странный сон, который я видела. Я постоянно вижу сон, как я бегаю по замку, а там все комнаты и лестницы меняются местами, и я полностью теряюсь…

– Ты боишься замка?

– Он мне не нравится, – призналась я, – там достаточно жутко. Но обычно во сне появляется… я называю его Странник. Он ничего не говорит, просто показывает мне выход. Когда я выхожу, я всегда оказываюсь на берегу моря, а Странник исчезает…

Я заметила, что очень быстро говорю, и с усилием остановилась. Несмотря на то, что я рассказывала какой-то вздор, Синтия меня внимательно слушала.

– Извините, – я вздохнула, – кажется, я совсем теряю голову.

– Для человека в твоей ситуации ты неплохо стравляешься, – улыбнулась Синтия.

Это было утешительно.

– Побудь пока у меня, раз тебе плохо в замке, – предложила она. – Тебе нужно успокоиться, а потом мы что-нибудь придумаем.

Пожалуй, это было единственное верное решение. Я кивнула и допила свой чай. Сон, который я отняла у себя чтением письма, меня догнал, и мои веки стали слипаться.

***

Проснулась я в уже знакомой мне комнате в доме Синтии на втором этаже. Я не сразу сообразила, что я тут делаю – сонливость, напавшая вдруг на меня, была невероятно сильной. Должно быть, я уснула прямо за столом, и Синтия перенесла меня сюда, чтобы мне было удобнее. Мысленно благодаря её за заботу, я поднялась с кровати. После этого я, ни о чём плохом не помышляя, отправилась было вниз, открыла дверь кухни, и…

И вдруг почувствовала себя так, будто меня ударили.

Жалюзи в кухне были опущены, и в полумраке я разглядела три сидящие за столом знакомые фигуры. Спиной ко мне сидела Синтия Вэн, справа от неё в могучем силуэте угадывался Марк Вунд, а слева чёрной тенью сидел Бронислав Патиенс. Я так и замерла у приоткрытой двери.

–…Ну я же говорил той рыжей, что не гожусь в няньки, – донёсся до меня тихий голос дяди.

Я аккуратно присела на пол, стараясь даже не дышать. Вроде, меня не заметили.

– Ты её запугал, – заметил Марк, поджав губы.

– Что ж, значит, это максимум хорошего дяди, который я смог из себя выжать, – хрипло парировал Бронислав; он кашлянул и закрыл рот ладонями.

Синтия нервно постукивала пальцами по столу.

– Когда ты собирался сказать ей?

– Отец оставил ей кое-какие свои документы. Думаю, из них всё уже и так стало понятно. Она читала их сегодня ночью.

– Понятно, почему она прибежала, – хмыкнула Синтия и снова обратилась к дяде: – Бо…

– Что?! – он повысил голос, и я дрогнула от неожиданности. – Прежде чем ещё что-нибудь сказать, – Бронислав поднялся из-за стола, и его фигура заслонила слабый свет, идущий из прикрытого окна, – вспомните, через что я прохожу.

Кажется, фраза попала в цель; Марк виновато потупил взгляд, а Синтия сжала губы, нервно крутя в пальцах прядь своих волос. Бронислав подошёл к раковине и, достав из шкафчика для посуды чашку, набрал себе воды. Пока он пил, было очень тихо. Чашка стукнула о стол, когда он её отставил; нахмурившись, он снова заговорил:

– Я не собираюсь перед вами оправдываться. Если вы считаете, что справитесь лучше: вперёд, отдаю даром.

С этими словами он поскорее – чтобы никто больше не успел ничего сказать – схватил со стула свой плащ, накинул на плечи и вылетел из кухни. Я едва успела отскочить в сторону, чтобы не получить дверью по лбу. Уловив движение, Бронислав взглянул в мою сторону. Я была уверена, что он меня увидел, но он выбрал не говорить ни слова. Когда он покинул дом и входная дверь громко стукнула, несколько секунд было очень тихо.

– Беда-а, – проговорил, наконец, Марк.

– Надо звонить Барбаре, – подхватила Синтия.

– Слушай, я бы и рад принять Еву к себе, но у меня и так полна коробочка…

Голос Марка прозвучал виновато.

– Я знаю, – вздохнула Синтия.

– Как Гарт?

– Он… смирится.

– Что ж, тогда…

– Да, спасибо, что пришёл.

Я поняла, что пора ретироваться, пока меня не заметили ещё раз. На цыпочках я забралась наверх по лестнице и вернулась в кровать. Там я сделала вид, что сплю и ничего не знаю. Хотя о сне не было и речи. Мне было над чем поразмышлять. Значит, дядя оставляет меня? Так может, значит, интернат? А может, пусть меня усыновят Синтия и Гарт?..

Я фыркнула и накрылась одеялом с головой: я представила, как взрослые перебрасывают меня друг другу, словно играют в горячую картошку.

Глава 8 День рождения

Итак, я осталась у Вэнов. Гарт оказался почти не против, хотя особенно со мной не разговаривал. К счастью, его почти не было дома, и мы с Синтией неплохо проводили время. У неё оказалась большая творческая мастерская в гараже, и чем мы только ни занимались: собирали в поле травы и делали гербарий, или занимались живописью, или даже лепили из глины (у Синтии был гончарный круг). Синтия ещё умела вышивать и вязать, но к этим занятиям у меня не оказалось склонности. Зато я могла много рисовать.

– Это он, – сказала я, показывая Синтии блокнот. – Мой друг из снов.

– Странник? – с любопытством спросила она.

– Ага, он. Вернее… оно? Я не знаю: это мужчина или женщина…

Странника было сложно изображать: иногда я вообще не видела его, а только слышала, а если он и появлялся, то держался самого тёмного угла. Что я могла точно сказать, так это то, что он был такой высокий и тонкий, и руки у него были немного длинноваты. Ещё у него было что-то вроде плаща, и густые длинные волосы. Иногда можно было увидеть его белые пальцы и длинные ступни, потому что он обычно был босиком. Странник перемещался вопреки законам физики, иногда сидя в углу под потолком, или шагая по стене, либо отдыхая вверх ногами. А ещё у него были яркие глаза, которые блестели в темноте, как два изумруда.

Такой он и получился на рисунке, правда, не очень симпатичный: весь чёрный, да на лице ничего нет, кроме глаз. Но я его точно не боялась, напротив, с ним было очень спокойно.

– Иногда мне не хочется выходить из лабиринта, потому что я знаю, что, как только выйду, он исчезнет.

– Пригласи его на встречу вне лабиринта.

– Ты думаешь, он придёт?

– Почему нет?

Одно занятие перетекало в другое, и я даже не замечала. В какой-то момент мы переходили на кухню и там разворачивался не менее творческий процесс готовки пищи. У Синтии были какие-то невероятные горшочки, ложечки и баночки с разноцветными пахучими специями. Несмотря на некоторую хаотичность нашей работы, мы всегда успевали приготовить ужин и убрать кухню до того, как Гарт приходил с работы.

Синтия всегда была рада его видеть. Он переодевался, умывался, и мы садились за стол. Кот Винстон, который нетерпеливо крутился под ногами в процессе готовки, получал свою порцию и тоже отужинал с нами. Ели мы обычно в молчании (потому что все оказывались голодными к концу дня), зато потом мы перемещались в гостиную пить чай, и Синтия спрашивала Гарта, как прошёл его день. Он любил рассказать о работе. Так я выяснила, что не просто лечит зубы: он был стоматологом-хирургом и делал много удивительных вещей. Сначала мне было непонятно, почему я слушаю о переломах челюстей и зубных протезах за чаем с печеньками, но Гарт так оживлялся, рассказывая о своих трудностях, что мне постепенно стало становиться интересно. Иногда я не понимала, о чём он говорит, и я задавала вопросы. Тогда Гарту было не лень встать и достать из стеклянного шкафа справочник по анатомии, чтобы показать мне всё наглядно. Синтия только сидела и наблюдала за нашими изысканиями, когда Гарт объяснял мне, как они восстанавливали разбитые челюсти пациенту, попавшему в аварию.

Мне кажется, Синтия улыбалась как-то по-особому.

Вечером я не хотела идти спать, но Гарту нужно было рано вставать на работу, и все обитатели дома подчинялись его расписанию. Я спала всё в той же комнатке для гостей. Винстон приходил ко мне, когда я собиралась ложиться в кровать, и запрыгивал со мной. Кот позволял погладить его великолепную шерсть, а Синтия заходила и выключала мне свет. Она прикрывала дверь, оставляя небольшую щёлку, чтобы кот мог выйти, если ему захочется. Иногда Синтия приходила посмотреть, уснула ли я. Однажды я увидела рядом с ней Гарта.

– Ты такая заботливая, – заметил он, а затем спросил: – Почему у нас нет ребёнка?

Она в ответ неопределённо пожала плечами. Гарт взял Синтию за руку.

– У тебя бы отлично получилось.

– Наверное…

Они обнялись и ещё немного постояли в полумраке.

– Пойдём, уже поздно, – шепнула Синтия и на цыпочках увела мужа в спальню.

Прошла неделя, и у Гарта, наконец-то был выходной. Это значило, что будильник на утро был отключён. Но я по привычке проснулась рано. Пока все спали, я решила сделать завтрак.

Я жарила гренки на сковородке, одновременно заваривала кофе в прессе. На запах подтянулся сонный Гарт Вэн. Он выглядел очень забавно: у него были растрёпанные волосы и смятая голубая пижама, состоящая из длинных штанов и майки. Он кое-как нацепил на припухшие глаза очки и удивлённо смотрел на меня.

– Привет, – сказала я. – Кофе?

– Не откажусь…

Гарт уселся на стол, и я поставила ему чашку кофе с гренками. На следующую порцию гренок надо было нарезать ещё хлеба, чем я и занялась, пока он ел.

– Ты уже хорошо освоилась, правда? – заметил хозяин дома, глядя, как я управляюсь с посудой.

Его тон был немного насмешливым; мне впервые пришло в голову, что, возможно, мне нельзя было трогать кухню водиночку.

– Ну да, – смущённо сказала я, перекладывая гренку на сковородку, – я дома всегда нам готовила… Я имею в виду, дома с папой.

– Он так и не научился готовить, да?

Я уставилась на Гарта.

– Ну, вообще-то, да…

Зря я отвлеклась от сковородки. Наверное, я налила многовато масла. Стоило мне повернуться обратно к плите, одна гренка подпрыгнула на вздувшемся масляном пузырьке, и в меня брызнуло раскалённым маслом.

– Ай!

Я отскочила от плиты, зажмурив глаза. В ту же секунду Гарт был рядом со мной.

– В глаза не попало? – выключив плиту, серьёзно спросил он.

Я почувствовала, как он берёт мою голову в свои ладони.

– Ошибочка вышла, – пробормотала я, боясь открыть глаза, чтобы в них не затекло масло.

– Спокойно.

Я, как по волшебству, действительно успокоилась. Гарт отвёл меня к раковине и аккуратно убрал с моего лица капельки масла, обильно смочив салфетку в холодной воде.

– Глаза в порядке, – уверил он.

Я открыла глаза и увидела его лицо очень близко. Пока он спасал меня от ожога, его движения были уверенными, но мягкими. Я представила, какого это: быть его пациентом, лежать в этом странном стоматологическом кресле и видеть над собой лицо Гарта. Пожалуй, именно такими сухими и спокойными должны быть лица врачей, чтобы пациенты не боялись. Он улыбнулся мне, и я поняла, что только Гарту Вэну доверила бы собирать мои зубы на место в случае чего. Впрочем, надеюсь, случая не представится.

– Порядок, – Гарт выпустил меня и вручил мне пакетик со льдом из морозильника: – Подержи у лица, чтобы ожога не было.

– Спасибо…

– Я работал врачом очень долго, – сказал он, возвращаясь к своему завтраку, как ни в чём не бывало, а затем приказал: – Ешь, а потом я хочу тебе кое-что показать.

Заинтриговал. Я поспешила позавтракать и убрать посуду, а затем мы отправились в… гараж.

– После медицинского университета, – рассказывал Гарт, – нас, молодых врачей, отправляли в места, где не хватало работников. И меня отправили прямиком в эту деревеньку. Мне это тогда казалось весьма обидной позицией. Поработав на здравпункте немного, я понял, что тут много не словишь.

– Тут был здравпункт?

– В лучшие годы, – кивнул Гарт. – Присядь.

Мы сели на две табуретки в гараже, а вернее, в его углу, который был отведён для хранения всякого хлама и садовых инструментов.

– Меня заметили и пригласили к себе Патиенсы. Они предложили мне стать их семейным доктором. Я считал, что мне повезло. Условия были хорошие, только было несколько серьёзных запретов…

Я заметила, что вцепляюсь пальцами в свою табуретку до боли в ногтях. Всю неделю мы не поднимали тему Патиенсов, моего дяди, и вообще всей этой ситуации.

– И вы согласились?

– Я был уверен, что это лучшее, что я мог получить в этой ситуации, – кивнул Гарт. – Я остался. Я жил у них в замке, ел, получал всё необходимое. Правда, работать нужно было день и ночь, и я не имел права никуда уйти. Я должен был лечить как прислугу, которая тоже постоянно жила в замке, так и самих хозяев. Мне пришлось получать дополнительное образование. Потому что, как оказалось, пациенты были нестандартные.

– И где вы учились?

– Прямо у них в библиотеке, – Гарт развёл руками и пояснил: – Ни один университет не смог бы мне рассказать, что…

– Не говорите мне, – я перебила, потому что у меня уже начинала кружиться голова. – Так вы… были в курсе?

– Подыши, – посоветовал Гарт. – Я и сам неделю доходил. Не желал верить.

– Неделю! – я подскочила с места. – Я бы месяц думала, если бы не записка от папы…

– Ну, я всё-таки был немного старше тебя, – улыбнулся он. – К тому же, здоровье вампиров работает не так, как здоровье людей. У нихдругие потребности, и я бы не смог с ними работать, если бы не знал.

Я смотрела на Гарта во все глаза. Всё закручивалось куда круче, чем я думала. Он, видя мой интерес, улыбнулся и продолжал:

– Но я хранил их секрет очень хорошо, и спустя три года мне позволили построить этот дом и жить более свободно. Но я всё равно много времени проводил в замке. Всему виной были двое ребят: Шери и Бо. Бо было восемнадцать, а Шери – шестнадцать.

– Вы их знали!

– Да, мы спелись за то время… Но из-за этой дружбы мне и пришлось уйти с работы.

Я смерила Гарта оценивающим взглядом: он оказался гораздо старше, чем я о нём думала. По нему было сложновато понять, сколько ему лет. Может, он тоже вампир?

– А что, собственно случилось? – спросила я.

– Это я и хотел тебе показать.

Гарт встал и, придвинув табуретку к горе картонных коробок, залез повыше и достал из-под потолка одну коробочку. Загадочная коробочка была покрыта палью. Гарт сдул её, подняв в воздухе небольшое облачко.

– Вот, – сказал он, садясь на своё место.

Он позволил мне открыть коробочку, и я обнаружила в ней маленькое выцветшее покрывало с какими-то неопределёнными цветочками и старый ежедневник.

Я едва ли что-то поняла, взглянув на это вещи. Подняв взгляд на Гарта, я ждала объяснений.

– Эта пелёнка была на тебе в день, когда ты родилась… Я…я не знаю, почему сохранил её. Не мог выбросить.

Коробочка выпала у меня из рук, глухо стукнувшись об пол.

– Вы… – прошептала я, – были там, когда я родилась?..

– У меня был выбор: помогать Шери с её ребёнком или остаться с работой. Я выбрал Шери.

Пока я молча переваривала услышанное, Гарт достал из коробочки ежедневник и развернул его хрупкие страницы:

– Тут я записывал информацию о тебе в впервые дни. Первая запись – второе октября, четырнадцать лет назад…

Он показал мне страничку ежедневника, которая была аккуратно расчерчена в таблицу: дата, вес, рост, и ещё другие параметры, вроде сколько я спала и сколько раз ела. Всё было записано красивыми длинными буквами, совсем нетипичным для врача почерком.

– Вес, конечно, маловат, всего-то два килограмма, – прокомментировал Гарт, – но ты и родилась гораздо раньше, чем обычный ребёнок. Я скоро понял, что ты будешь в порядке, потому что вампиры быстрее растут, чем человеческие дети, а ты, как-никак, наполовину Патиенс…

Мы посидели несколько секунд в тишине; я разглядывала пол.

– Значит, всё правда, – заключила я.

Гарт кивнул и поднялся со своей табуретки:

– Мне выйти?

Это было хирургически точное попадание.

– Да, я хочу побыть одна, – проговорила я.

– Я буду здесь неподалёку, если нужно.

Без лишних вопросов Гарт удалился из гаража. Я почувствовала тотальное одиночество. Взяв в руки своё детское покрывальце, я прижала его к своей груди, обнимая себя. Странно, но я почувствовала тепло. Отняв покрывальце от груди, я обнаружила, что оно ярко-жёлтое, а цветочки на нём розовые, как будто оно новое, как тогда. Четырнадцать лет назад…

Полутёмная комната на чердаке домика на задворках Лизпорта. Тут особо ничего нет кроме низкой кровати, деревянного стола, стульев на шатких ножках и жёлтой раковины для умывания. Я вижу всё почти как живое. А вот и моё покрывальце в руках у…

– Плохо, плохо… – пробормотал Гарт Вэн, нервно сминая в руках цветастую ткань. Опомнившись, он бросил её на стол и обернулся к кому-то, кто стоял рядом в темноте.

– Она теряет силы, – сказал врач шёпотом. Интересно, Гарт почти не изменился за эти годы: может, немного морщинок добавилось вокруг глаз, да немного выцвели волосы. Зато его собеседник…

– Так не должно быть, – упрямо укусив губу, сказал Бронислав Патиенс.

Его можно было узнать, но какой же он был молодой и тонкий, непохожий на себя! Он был в джинсах и серой клетчатой рубашке. Рукава были закатаны до локтя, а на запястьях были какие-то блестящие браслеты. Лицо у него было не просто уставшее, а измотанное, и глаза его тревожно бегали.

– Да, не должно, – согласился Гарт, – но это… нетипичный случай.

Бронислав нахмурился и, жестом приказав Гарту уйти с дороги, подошёл к кровати. Там лежала девушка, и её черты были мне смутно знакомы.

– Шери, ты слышишь?

Девушка повернула к брату лицо; оно было серовато-белым, а губы стали почти синие. Шери накрывалась одеялом с головой и не подпускала к себе никого; ей было очень плохо, но она хотела пережить эту боль одна.

Увидев, что она реагирует, Бронислав улыбнулся. Он присел на корточки рядом с кроватью, заглядывая сестре в лицо, но её затуманенный взгляд блуждал где-то в других мирах.

– Ты будешь жить, ясно? – Бронислав взял Шери за руку. – Ты выдержишь.

Он дал ей воды (она не смогла сделать глоток, только слегка смочила рот), открыл окно. Ночной прохладный воздух поплыл в душную комнату, и, почувствовав его на своём лице, Шери немного оживилась. Её взгляд забегал по комнате, и она шепнула что-то, очень-очень тихо.

– Что она сказала? – засуетился Гарт.

Бронислав не услышал, но он знал; только одно лицо она могла так судорожно искать.

– Я знаю, что нужно делать, – сказал он. Это был блеф, но нужно было попробовать любые способы.

Он вышел за дверь на лестницу, ведущую вниз. Здесь был ещё один паренёк, светловолосый, жилистый. Он сидел на ступенях, сложившись пополам, так что его колени торчали выше его головы. Он обхватил голову руками и старался не думать…

Когда ему позвонили и сказали, что с Шери неладно, конечно, он прибежал. Сначала она кричала, и это он ещё мог понять. Но теперь она совсем перестала кричать, то приходя в сознание, то проваливаясь в обморок, и это длилось часами. Мэттью Дистурб не выдержал и вышел на лестницу. Стиснув виски руками, он сидел здесь, слушал. Он мог бы в любой момент, словно булыжник, скатиться вниз по лестнице, пока все заняты, и его бы больше никто никогда не увидел. Но он не давал себе это сделать, но и вернуться за дверь не находил сил. Наконец, голос Бронислава нарушил тишину:

– Мэтт, пойдём. Ты там нужен.

Парень оторвал руки от головы и обернулся на зов. Он почти мальчик, но очень симпатичный: у него вьющиеся волосы и веснушки, но в глазах такой страх, что можно самому испугаться, посмотрев в них.

Бронислав стоял на верху лестницы; он и так почти задевал головой крышу чердака, а теперь казался ещё выше.

– Ну, пошли! – поторопил он. – Она тебя зовёт.

Мэтт захлопал ресницами: значит, она жива! Но когда собирался встать, всё тело будто онемело. Ему физически больно было, когда он думал, что его ждёт за этой дверью.

– Я не могу, – отметил Мэтт. – Я не пойду.

Лицо Бронислава стало ещё более мрачным. Он спустился на пару ступенек вниз, и его ноги громко топали по деревянной лестнице. Впервые за долгое время он позволил себе разозлиться: он работал день и ночь, чтобы добыть денег и дать возможность выжить сестре, которая сейчас не могла о себе позаботиться. Гарт не отходил от Шери, справляясь с её сложной беременностью. И только он, Мэтт, первоначальный источник всех проблем, будет отсиживаться в углу, как трус!

«Ну, нет, папаша, спасай семью!» – со злорадством подумал Бронислав, но сказал вслух очень спокойно:

– Нет, Мэтт, ты пойдёшь.

Он схватил парня за плечи – тот даже ойкнуть не успел – и потащил вверх. Через секунду они были уже на чердаке. Мэтт растерянно оглядывался и потирал плечо, на котором остались ямочки от ногтей Бронислава. Обернувшись, парень обнаружил, что Гарт встал у двери, скрестив руки на груди; выхода из комнаты не было.

– Что ты…?

– Иди сюда, – тихо скомандовал Бронислав, присев у кровати.

Мэтт нерешительно шагнул вперёд. Шери повернулась на звук шагов и, увидев Мэтта, слегка улыбнулась. Ей было сложно пошевелиться, но она протянула к нему руку.

– Руку, Мэтт, – потребовал Бронислав, и Мэтт нехотя подставил ему ладонь.

Тут же в воздухе мелькнуло что-то острое, и Мэтт вскрикнул: от запястья до пальцев на его ладони была рана. Он попытался выкрутиться, но Бронислав крепко его держал. Нужно было действовать быстро, и не было уверенности, что это сработает. Бронислав соединил руку Мэтта с протянутой белой ладонью Шери и крепко сжал их вместе, словно скрепил печатью: не расцепить.

Тут же Мэтт почувствовал, как на него накатывает волна слабости. Он жадно глотнул воздух, но его ноги подкосились, и он рухнул на колени.

– Что за?!

– Тише, – успокоил Бронислав.

К Шери вернулся голос. Она крикнула:

– Гарт!

Врач был уже здесь, у кровати. Всё вокруг засуетилось и пришло в движение, но только не для Мэтта. Его рука в руке Шери онемела, будто каменная, и весь мир начал расплываться и таять, пока парень не потерял сознание.

Очнулся он так же, у кровати. Всё уже было тихо, и через окошко было видно, что занимается заря. Рука у Мэтта была заботливо перебинтовала, крови не было. Оглянувшись, он увидел, что Бронислав и Гарт сидят на стульях у стола в состоянии, близком ко сну.

– Молодец, Мэтт, – заметив шевеление, Бронислав поднял вверх большой палец и снова устало откинулся на спинку стула.

– Мэтт…

Парень вздрогнул и, как был, на коленях, подполз к кровати. Шери уже не страдала. Её лицо просветлело, и она прижимала к груди комочек, завёрнутый в жёлтое с розовыми цветами покрывальце.

– Это девочка, Мэтт, – сказала Шери, и глаза у неё блестели, – наша девочка.

Мэтт взял на себя смелость приоткрыть край покрывальца и увидел малюсенькое лицо, белое и мягкое, как сметана. Дитя открыло зелёные глазищи и удивлённо заморгало, глядя на нового папу. И тогда, к своему удивлению, Мэтт почувствовал то, чего давно не мог почувствовать: любовь. Любовь к Шери и ещё к этому маленькому, похожему больше всего на маленькую обезьянку, ребёнку.

– Как её зовут? – спросил он.

– Ева, – ответила Шери и поцеловала юную Еву Дистурб в крохотный лобик.

Мэтт раскрыл руки и очень аккуратно обнял их обеих. У него ещё жгло рану на руке, но, кажется, он был готов теперь принять испытание.

Очертания их медленно расплылись, и я снова оказалась одна в гараже со старым покрывальцем. Мне нечем было вытереть слёзы, так что я вытерла им.

– Дядя Гарт?

– Да?

Он показался в дверях. Запахло табаком: пока я тут сидела, он успел сходить покурить.

– Что я только что видела? – я усердно тёрла лицо, стараясь вернуть себе приличный вид.

– Ты видела?.. – переспросил Гарт.

– Да, я как будто попала в прошлое, – попыталась объяснить я, – и видела день, когда я … я родилась.

– Интересно, – хмыкнул он, садясь рядом со мной на табуретку, и объяснил: – У твоего дяди была такая способность. Он как бы видит воспоминания о событиях, которые сохранили те или иные вещи… Не думал, что и ты так сможешь…

Ещё один сюрприз! Так вот что это было сейчас и тогда, во дворе замка. Значит, юбка девушки из прислуги и ключи Хьюго сохранили воспоминания о том дне, когда дядя избавлялся от прислуги.

– Извини, если тебя расстроило то, что ты увидела, – рука Гарта нерешительно легла мне на плечо в утешительном жесте.

Хоть глаза у меня были припухшие от слёз, я постаралась улыбнуться:

– Ничего. Я думаю, я бы не увидела это, если бы не хотела увидеть…Это ведь так работает?

– Пожалуй, – пожал плечами Гарт.

– Теперь я начинаю понимать…

Я думала, дядя Бронислав – злодей в моей истории, но всё оказалось запутанно.

– Да, ситуация непростая, – согласился Гарт. – Но всё как-нибудь встанет на свои места.

Я заметила, что улыбаюсь. Мне бы хотелось обнять этого странного врача. Я думала, что потеряла отца, но оказалось, что я нашла двух.

Глава 9 Похищение

То ли холодные осенние дожди с моря меня проняли, то ли слишком много переживаний свалилось на мою голову, но я заболела. С утра ещё было ничего, только голова болела, а к вечеру у меня поднялась температура, и стало ломить всё тело. Синтия уложила меня в кровать и дала какой-то магический пахучий отвар. Даже с моим заложенным носом я чувствовала аромат трав. Я потихоньку пила отвар и пыталась читать книгу, но в голове у меня гудело, и буквы расплывались перед глазами. Когда вернулся Гарт, я траурно вручила ему градусник.

– Ого, да ты горишь! – был его диагноз, и Гарт тут же подмигнул мне: – У вампиров такого не бывает.

– Хоть что-то, – буркнула я и закашлялась.

Синтия вошла к нам в комнату с телефоном в руках.

– Повиси, – попросила она собеседника на другом конце линии и, прикрыв трубку рукой, сообщила: – Это Барбара, она может приехать завтра, но, раз ты болеешь, я, наверное, скажу, что не надо ехать…

Барбара Дефенди! Как давно я хотела с ней увидеться!

– Нет-нет, пусть приедет! – запротестовала я, и мой голос захрипел.

Синтия вопросительно посмотрела на Гарта. Тот пожал плечами:

– Если не боится заразы…

Барбара не боялась заразы, и согласилась приехать. Зная об этом, мне стало легче переносить мои страдания. Приняв лекарства – природные и аптечные – и прополоскав горло, я заснула целительным сном. Синтия разбудила меня утром. Открыв глаза, я поняла, что мне уже гораздо лучше: жара не было, тело стало лёгким, и только опухший нос напоминал о простуде.

– Я пойду встречу Барбару на станции, – сказала Синтия. Она уже была одета, чтобы выходить.

– Я с тобой! – хотела воскликнуть я, но мой голос предательски просел, и я закашлялась.

– Лежи-лежи, а то тебя продует и станет хуже, – остановила Синтия. – Мы скоро вернёмся.

– Ладно, куда я денусь, – я развела руками и набросила одеяло на голову.

Когда Синтия ушла, я обнаружила, что было очень тихо: я осталась дома одна. Уже снова накрапывал дождь, но у меня было тепло, и на помощь пришёл кот Винстон, так что мне было с кем пообщаться. Итак, я сидела на кровати и гладила кота. Дождь забирал всё сильней, и вскоре вода уже лилась во всю, а ветер раскачивал ветки клёна под моим окном. Наверное, я рано радовалась и у меня снова поднималась температура: становилось жарко. Я знала, что вредно видеть с открытым окном, когда болеешь, но всё же решилась открыть форточку. Грохот дождя стал ещё громче: надо же, за окном нельзя было ничего разглядеть в этом ливне! Я отошла подальше от окна и наблюдала дождь с безопасного расстояния. Винстон пришёл мне под ноги, и я присела к нему на пол.

«Хрясь!» – я вздрогнула от звука и обернулась. Кажется, это сломалась ветка у клёна.

– Ну ничего себе ветер… – пробормотала я, как вдруг Винстон подскочил, выгнул спину и зашипел.

– Ты чего? – удивилась я, стараясь снова приласкать кота, но он вырвался у меня из рук и побежал прочь из комнаты.

– Ну стой, ты куда?!

– Умный котик, – едва слышно проговорил чей-то незнакомый голос.

Я резко обернулась и увидела в окне, что на ветке дерева кто-то был. Больше ничего не удалось разобрать: послышался щелчок, и что-то больно кольнуло меня в шею. От укола холодная волна оцепенения разошлась по моему телу, и я провалилась в темноту.

***

Я проснулась, лёжа на холодном бетонном полу. Было холодно и темно. Вдобавок ко всему я почти не чувствовала своей шеи, на её месте будто был кусок льда, и прикосновения моих пальцев неприятно жгли её. В ушах страшно звенело.

Поднявшись на ноги, я огляделась вокруг.

Я была в просторной тёмной комнате, в воздухе ощущалось сразу два характерных запаха: запах животных, как в зоопарке, и запах лекарств, как в больнице. Где-то совсем близко от меня, в темноте раздавались тихие звуки, будто стены говорили. Я сделала несколько шагов к стене, вслушиваясь, и вдруг испугано замерла. Из темноты на меня любопытно смотрели два круглых маленьких медово-жёлтых глаза.

Я подождала, пока мои глаза привыкнут к темноте, подошла поближе, и, вглядевшись лучше, увидела, что на меня смотрит маленькая обезьянка с золотистой шёрсткой. Она сидела в тесной клетке из толстой проволоки, которая была как-то прикреплена к стене на уровне моей головы. Я протянула к клетке руку, и обезьянка испуганно отпрыгнула прочь. От её движений клетка зачалась, и я испугалась, что она упадёт, поэтому остановила клетку рукой. Обезьянка удивлённо ойкнула, подобралась к самому краю своего жилища, и протянула ко мне лапку. Я тоже протянула ей руку, и её маленькая чёрная ладошка обвилась вокруг моей. Обезьянка осторожно сжимала и разжимала пальцы, поворачивала мою руку. Она выглядела такой удручённой и растерянной, что я невольно засмеялась. От моего смеха, обезьянка вскрикнула и закрыла мордочку ладонями.

Её вскрик разбудил кого-то под потолком, тот заухал и захлопал крыльями, осыпав меня перьями, потом кто-то ещё пронзительно запищал, замяукал, внизу у пола залаяли и зашипели и заплескались….

Все стены до потолка были завешены клетками с самыми разными зверями и птицами, на полу стояли террариумы со змеями и ящерицами, и всё это, разбуженное мной, разом так зашумело, что у меня гудело в ушах.

Я побежала прочь, от этого шума, и вскоре нашла выход из комнаты. Это была не дверь, и даже не штора, а просто низкий проём, занавешенный какой-то серовато-белой грубой тканью, на которой был выткан сложный узор. Я присмотрелась. «За этой занавесью начинается сон», – гласила вытканная надпись. Я отодвинула эту занавесь, но только я двинулась вперёд…

Темнота. Как будто на мою голову набросили мешок.

Проснулась я всё в той же комнате, лёжа на полу у выхода. Голова у меня болела пуще прежнего. В комнате стояла полнейшая тишина. Приподняв голову, я увидела, что звери и птицы мирно спят по своим клеткам, как ни в чём не бывало. То есть, если накинуть на кого-то эту странную тряпку, то этот кто-то тут же уснёт? Интересный артефакт…

Не успела я подняться, как за занавесью послышались шаги. Я на четвереньках отползла от прохода, и притворилась, что сплю. Шаги всё приближались. Они остановились перед занавесью, послышался тихий шёпот, после чего занавесь колыхнулась, и в комнату вошёл человек.

– Ну, чего раскричались? – спросил мужской грубый голос.

Я лежала на полу, чуть приоткрыв один глаз, и видела только его ноги в чёрных блестящих ботинках и длинных брюках. Он медленно прошёлся кругом по комнате, но около меня остановился. Довольно грубо ткнув меня носком ботинка в бок, и не получив в ответ никакой реакции, человек просто переступил через меня, отодвинул занавесь и вышел. Почему на него не подействовала сонная магия? Я ухитрилась быстро выскользнуть вслед за ним, пока покров не упал на комнату снова.

Я оказалась в тёмном коридоре. Кругом было много дверей, все они были закрыты, но из-за них исходил свет. Я подошла к первой попавшейся двери, и открыла её.

Дневной свет с непривычки слепил меня, и я, щурясь, остановилась на пороге. Комната была хорошо освещена, покрашена в белый, белыми были и столы, и шкафы, а на столах были какие-то приборы. Один из столов был занят кофейником и чашками, а за столом сидели три женщины в белых халатах, разговаривали и пили кофе, оставив свою работу. Запах их напитка, запах чернил и гари странно смешались, и у меня свело.

Увидев меня, женщины замолчали и удивлённо посмотрели на меня.

– Это ещё кто? – спросила одна из них.

– Это та девочка… – ответила ей другая.

– Леон растяпа!

–Вообще этот мальчишка очень распустился в последнее время…

–Тише! Он же может услышать!

– Давайте просто запрём её сами, а?

Кажется, дело плохо.

Вряд ли эти женщины объяснят мне, что происходит. «Ну нет, просто так вы меня не запрёте!» – подумала я, развернулась и побежала прочь по тёмному коридору.

– Эй, стой! – послышалось вслед, но я только ускорила бег.

Я не понимала, куда я бегу. Бег, движение, разгоняло кровь по онемевшему от холода телу, кружилась голова, и становилось жарко. Я бы обязательно столкнулась с кем-нибудь, и тогда бы меня непременно поймали, но коридоры были пусты. Однако погоня не отставала. Надо отдать им должное, для дамочек на каблуках ив юбках, они очень неплохо бегали.

Но я, босиком и в своей просторной пижаме, быстрее.

Коридоры, лестницы, двери, множество комнат, рисунки и карты на стенах, какие-то пыльные шкафы с книгами, блестящие белые лабораторные столы, приборы… Всё проносилось мимо, всё было одинаково. Вскоре я почувствовала, что устаю, и скоро не смогу бежать, а шаги позади всё не стихали. Мне нужно было срочно куда-то спрятаться и перевести дух. В тот самый момент, когда я это поняла, позади раздались крики женщин:

– Леон, Леон! Она убежала!

– Далеко не убежит! – ответил им грубый мужской голос, тот самый, который я слышала в зверинце.

«Убежит», – мысленно возразила я ему. Завернув за угол, я увидела металлическую дверь, а рядом с дверью, на крючке, висел ключ. Я, не раздумывая, схватила ключ, открыла тяжёлую дверь, и, юркнув в комнату, быстро заперлась. Прислонившись к холодной двери спиной, я села на пол, тяжело дыша. Я услышала, как за дверью мужской голос громко выругался, потом что-то тяжёлое ударилось в дверь.

– Вот чёрт! Придётся искать запасные…

После этого послышались удаляющиеся шаги.

Я тихонько хихикнула, злорадствуя.

Вдруг что-то в полумраке комнаты громко охнуло, и я вскочила на ноги, готовая снова бежать. В комнате стояли кушетки, а на кушетках – нечто, укрытое белыми простынями. Из-под простыней тянулись тонкие провода и трубки к каким-то приборам на полу, которые издавали умиротворяющий гул. Я прошла между кушетками вглубь комнаты, и ещё раз услышала, как что-то громко вздыхает. Обернувшись, я увидела на кушетке человека, а точнее то, что когда-то было человеком. Его бритая налысо голова и лицо были ещё белее, чем простыня, щёки впали, а большие водянистые глаза с бессмысленным выражением уставились на меня. Я вскрикнула и испуганно отпрянула, но существо не пошевелилось. Какое-то время я стояла и смотрела на него в оцепенении, но оно никак не реагировало, только шумно дышало. На него было больно смотреть – как будто из него достали все жизненные силы, но он каким-то страшным образом не умирал… Вряд ли он сможет подняться и как-то навредить мне. Наконец, я нашла в себе силы отвернуться, и поискать выход. Мне тут ужасно не нравилось, и чем скорее выберусь отсюда – тем лучше.

Я обошла комнату кругом, шаря руками по стенам, но стены были гладкими – ни одного окна, ни одной двери, кроме той, через которую я вошла. Иногда я оборачивалась, и видела, как блестят в темноте бессмысленные большие глаза, следя за мной. Мне становилось всё страшнее. А когда по коридору за дверью послышались шаги, меня охватила паника. Мне некуда было деться.

Вдруг существо, чьи глаза следили за мной, с громким шипением выдохнуло воздух, приоткрыло синие губы, и его рука, а точнее, обтянутая кожей кисть руки, приподнялась над кушеткой, указывая куда-то наверх. Я подняла голову и увидела прикрученную к потолку железную решётку.

– Вентиляция! – обрадовалась я этой внезапной находке.

В углу комнаты был стол, заваленный какими-то бумагами. Я сумела сдвинуть его с места, и, забравшись на него, без труда достала до вентиляционной решётки, которая, сорванная с проржавевших болтов, через секунду уже с грохотом упала на пол.

Уже почти забравшись в темноту вентиляции, я оглянулась на странное существо, что беспомощно глядело мне вслед.

– Спасибо, – шепнула я, не зная, что ещё тут можно сказать.

Какое-то слабое движение, тень улыбки скользнула по лицу, и оно, вздохнув, опустило тяжёлые веки.

В этот момент ключ повернулся в замке двери: в комнату вот-вот ворвутся мои преследователи. Я решила не дожидаться их.

В вентиляции было ещё холоднее, чем где-либо до этого. Но, что самое противное – там было пыльно, и повсюду паутина. Я ползла вперёд на четвереньках, пыль, поднимаемая моими движениями, щекотала нос, и я с трудом удерживалась, чтобы не чихнуть.

К тому же, меня мучил один и тот же навязчивый вопрос: «А куда я, собственно, ползу?». Ясное дело, надо было как-то выбираться из этого странного здания, чем бы оно ни было. Но где выход?

Тем временем труба, по которой я ползла, пошла под наклон, и вскоре пришлось ползти почти вертикально вверх. Это было ужасно неудобно, и я решила, что нужно непременно вылезать из вентиляции как можно скорее. Откуда-то неподалёку исходил свет. Добравшись туда, я увидела, что подо мной комната. Там стояло множество книжных шкафов, столы, стулья… Но, вроде бы, ни одного человека.

Я подняла вентиляционную решётку и прыгнула вниз. Тут-то я, наконец, со вкусом и удовлетворением, чихнула. Я смогла отряхнуться от пыли и перевести дух в относительном спокойствии. Я подошла к окну, и отодвинула тонкую зелёную занавеску. Я находилась где-то на высоте четвёртого этажа – высоковато чтобы прыгать. Тем временем внизу, в узком дворике кто-то замахал руками и закричал. Я вгляделась и увидела, что два человека, указывая на меня руками, зовут кого-то. И вскоре к ним подбежал третий в белом халате. Он поднял голову, глянул на меня, и бросился в сторону здания.

Я быстро отпрянула от окна, закрыв занавеску. Меня видели. Они знают, где я. Надо бежать.

И я побежала мимо книжных шкафов, и нашла дверь. Быстро открыв её, я оказалась в какой-то узкой маленькой каморке. Я прислонилась к двери спиной, и решила, что никого не впущу сюда, как бы сложно это ни было.

Вскоре послышались шаги, и ручка двери задёргалась. Когда дверь не поддалась, её хорошенько ударили снаружи. Я шатнулась от удара, но от двери не отошла. Тогда уже знакомый мне голос сурово заявил:

– Тебе лучше выйти оттуда, и не паясничать больше. Вылезай.

– Ещё чего! – крикнула я, нащупывая в темноте что-нибудь, чем можно было бы отбиваться. Единственной стоящей вещью в этой каморке оказалась швабра. Что ж, и она сойдёт.

Дверь тем временем подвергалась снаружи яростным ударам. После нескольких тщетных попыток войти, человек за дверью как-то странно притих, наверное, устал.

Я вздохнула с облегчением, что он вот-вот уйдёт, и я смогу найти себе убежище получше, но не тут-то было.

Плотный, словно каменный кулак с грохотом пробил деревянную дверь насквозь прямо возле моей головы. Кулак убрался, свет хлынул в темноту каморки сквозь дыру. Воспользовавшись моим замешательством, человек распахнул дверь, и, схватив меня за рукав, выволок меня из укрытия.

Вид у этого человека был ужасно взбешённый. Светлые волосы растрёпаны, лицо раскраснелось от злости, а синие глаза недобро блестели, не предвещая ничего хорошего. Странно, но он выглядел знакомо.

– Тебе нужно было всего-то спать, детка, – укоризненно сказал он, – но раз ты хочешь по-плохому…

– Да кто ты вообще такой?! – заорала я и изо всех сил замахала ногами, пытаясь пятками попасть моему сопернику по коленям. Он недовольно фыркнул и, обхватив меня руками, приподнял над полом. Ручищи у него были что надо – я вертелась, как змея, но разорвать его объятья никак не получалось. Тем временем он уже нёс меня куда-то. Я брыкалась, кусалась и царапалась, но это производило мало эффекта. Сил у меня оставалось всё меньше, и на меня стала накатывать паника, и тут…

И вот тут-то во мне что-то перевернулось.

От страха в глазах потемнело. Что происходило дальше, я не могу объяснить: какой-то хаос творился внутри меня, и вокруг меня. Всё смешалось, и я только помню, как, стоя на подоконнике, обернулась, и увидела своего преследователя. Он стоял, опершись о стол, его руки дрожали, одежда на нём была разорвана. Его лицо было опущено вниз, растрёпанные волосы закрывали его, и я видела лишь кончик носа, с которого стекала крупными ярко-красными каплями кровь. На полу рядом лежала какая-то разбитая склянка, прозрачная жидкость, вытекшая из неё, слабо дымилась.

После этого я отвернулась и прыгнула.

Я сидела в какой-то узкой круглой комнатке, прижавшись к стене, и дрожала от холода и боли. Перед моими глазами плясали яркие цветные всполохи, а в ушах звенело. Я сжалась, притянув к себе колени. Колени были все в синяках и ссадинах.

Шумно выдохнув, я подняла голову. Окон здесь не было, и свет пробивался через щели в стенах. Стены по большей части были кирпичные, но кое-где они были залатаны деревянными досками. На полу – плесень и мох, вместо потолка – открытое небо. Я сидела с подветренной стороны стены, что создавало некоторый уют. Однако как я здесь оказалась?

–Как самочувствие? – словно выждав момент, спросил голос. Я тут же узнала его и растерялась: стоит мне испугаться или обрадоваться?

– Неплохо, – неуверенно ответила я. – Это вы, дядя Бронислав?

–Да, я, – подтвердил он. Голос у него был какой-то странный, будто он был простужен, и у него в горле что-то клокотало.

– Почему вы прячетесь? – поинтересовалась я, когда поняла, что он стоит совсем рядом, но с другой стороны полуразрушенной стены.

– Потому что не думаю, что второе падение с высоты за сегодня ты переживёшь, – как-то неоднозначно ответил он.

– В смысле – падение? – решила уточнить я.

– Поболтаем потом, – строго прервал меня Бронислав Патиенс. – Сейчас тебе нужно сделать вот что: ничего не пугаться, ничему не удивляться, и, самое главное – держаться крепче. Понятно?

–Понятно, – проговорила я, хоть мне было совсем ничего непонятно.

– Тогда хорошо. Нам давно пора уходить.

Я услышала какой-то шорох с другой стороны стены, повернула голову и увидела нечто такое, то вряд ли забуду когда-либо.

Стену обошло какое-то странное, человекоподобное существо, покрытое гладкой серебристо-серой кожей. На нём была большая, не по размеру, белая рубашка, застёгнутая только на нижние пуговицы – иначе бы порвалась о чёрные шипы, торчащие у существа из ключиц и плеч. На ногах были чёрные штаны, закатанные до колена, чтобы не задевали огромные ступни, больше похожие на лапы с цепкими когтями.

Существо с ловкостью змеи забралось в башню и по-человечьи встало на задние лапы. Пол задрожал под тяжестью странного создания. Я прижалась к противоположной стене и в каком-то оцепенении не могла отвести взгляда от него. Вампир! Отец был прав: его узнаёшь сразу.

Пока я пыталась сопоставить в голове, что Бронислав Патиенс и это серебристое создание – одно и то же, вампир подхватил меня на руки. За спиной его, подняв столп пыли, хлопнули четыре огромных чёрных крыла, и мы стремительно взвились в воздух.

У меня захватило дух от происходящего.

Мы летели. Мы стартовали с верхушки разрушенного маяка, который торчал посреди чёрного моря на клочке земли. Как мы там оказались? Кругом проплывали густые туманно-серые облака, если бы я попыталась вырваться, то непременно бы разбилась. Поэтому мне оставалось только прижаться к широкой серебристо-серой груди вампира, мокрой от дождя и очень холодной. Когда я подняла голову, я увидела лицо создания. Как и всё тело, оно было серебристо-серым, гладким, все черты которого были резкими и ярко выделялись. Из-за тонких тёмно-синих губ поблёскивали белизной острые клыки, рот чуть приоткрывался при каждом вдохе – вампиру было трудно дышать. Ярко-зелёные глаза, окружённые чёрными ресницами, были чуть прищурены, они настороженно смотрели вперёд, каким-то непонятным способом отыскивая дорогу среди туч. Над головой существа колыхались на ветру густые чёрные длинные волосы, а над макушкой торчали кончики больших острых ушей.

Вампир совсем не обращал на меня внимания. Его лицо сосредоточенно замерло: лететь ему явно нелегко. Лапами вампир держал меня достаточно сильно, чтобы я не упала, но аккуратно, боясь повредить меня длинными чёрными когтями. Я тихо лежала и слушала хлопанье больших чёрных крыльев и свист ветра в ушах.

В один момент вампир совсем по-кошачьи фыркнул, уловив какой-то невидимый для меня знак, и, широко расправив крылья ринулся вниз, разрывая облака. Увидев внизу стремительно приближающуюся землю, макушки деревьев и ещё что-то, искристо-белое, маячившее среди деревьев, я закрыла глаза и сжалась всем телом. Мне почему-то казалось, что мы непременно разобьёмся. Но вместо этого Бронислав Патиенс развернулся у самой земли, захлопал крыльями, и мягко поставил ноги на землю. После этого меня опустили на что-то живое, тёплое и пушистое.

Я открыла глаза.

К моему удивлению я лежала теперь, прижавшись к спине огромного белого волка. Было страшновато, но я же обещала ничего не бояться и молчать.

– Мчи, – сказал Бронислав Патиенс и стремительно скрылся где-то в высоте.

Волк будто кивнул головой в ответ, повёл плечами, к чему-то готовясь, и с такой силой рванулся вперёд, что я чуть не свалилась с него. Я обхватила руками его шею, прижала ноги к его бокам, лицо уткнула в густую белую шерсть, а зверь нёс меня куда-то сквозь деревья, которые хлестали по моей спине мокрыми ветвями. В беге тело волка то сжималось, то вытягивалось во всю длину в прыжке, словно пружина, и я чувствовала, как работают под шкурой могучие мышцы, и что от них исходит жар, совсем как от костра.

Когда первый испуг прошёл, я приподняла голову и открыла глаза. Вцепившись пальцами в шерсть зверя, я неслась через лес верхом на белоснежном волке! Это было похоже на какой-то фантастический сон. Меня охватил восторг…

Вот только откуда взялось это огромное животное? И куда оно, собственно, меня несёт?

Вдруг зверь резко рванулся в сторону, и мы буквально вылетели на морской берег. Сильно разогнавшись, волк не сумел остановиться и покатился по песчаному берегу. Я свалилась с него и, приземлившись на мягкий песок, увидела, как волк, вспахав в песке борозду своей головой, остановился у самой воды и замер в облаке пыли. Там он довольно неуклюже поднялся на ноги и отряхнулся, яростно замотав головой.

После этого волк направился ко мне. Я испугалась его приближения, но он не показывал никаких признаков злобы. Когда волк подошёл поближе, я увидела на его морде шрам, идущий от глаза к уголку рта… Тут у меня появилась странная догадка.

– Кто ты? – спросила я у волка и, хоть ожидала чего-то подобного, но всё равно была удивлена, когда он ответил.

–Ты меня знаешь, – сообщил он и немного оскалил зубы, словно ухмыляясь.

Волк говорил, но его пасть ни разу не открылась. Голос как будто прозвучал не в воздухе, а в моей голове. Это окончательно убедило меня в моей правоте. До меня дошло: серый пёс, устроивший катастрофу с велосипедом, человек со шрамом на щеке и вот этот волк…

– Дядя Марк? – пробормотала я.

– Догадалась, – похвалил он.

Я могла больше не бояться зверя, поэтому улыбнулась и поднялась на ноги.

– Сейчас тебе лучше отвернуться, – сказал вдруг волк.

– Почему это? – удивилась я.

–Мы называем это «перевоплощение». И лучше тебе этого не видеть.

Я послушно отвернулась и даже закрыла глаза, хоть было бы интересно посмотреть, как волк становится человеком. Но я не обернулась, я только чувствовала, как за моей спиной что-то происходит.

Глава 10 Домой

– Всё, можешь оборачиваться! – не прошло и пяти минут, как из-за спины послышался обычный, человеческий голос Марка Вунда.

Я обернулась и увидела его, человека, такого, как обычно, одетого, стоящего на двух ногах. С волком его теперь почти ничего не связывало, только остался прежним цвет глаз и волос и шрам, похожий на след от слезы.

– Секунду, – сказал Марк, присаживаясь на обломок скалы, чтобы обуться. Тут я и увидела, что большой камень был отодвинут, а под ним была вырыта небольшая яма в песке.

– У вас там типа тайник?

– Угу, – отозвался Марк, – у меня полно одинаковой одежды, и она разложена по лесу и по побережью. Никогда не знаешь, где тебе нужно снова перевоплощаться. Вот, – он поднял с земли пустой пакет, – герметичный пакет. Отлично всё хранится: не мокнет и не пачкается. Супер-находка.

Я знала такие пакетики: толстые, с зип-застёжкой; отец тоже паковал так свои вещи, чтобы занимали меньше места, когда отправлялся на вылазку.

– Так просто. А я думала…

– Ты думала, одежда на оборотнях из воздуха берётся? – улыбнулся Марк. – Вообще, можно переместить одежду из одного места в другое маленькой магией, но это не всегда работает.

Я решила не спрашивать, почему это не всегда работает и какие у этого последствия.

– Дальше пойдём так, – сказал Марк, обувшись. Теперь он был в выцветшей зелёной рубашке в клетку, джинсах и чёрных ботинках.

– Ты как, в порядке? – спросил он.

– Я в полном ужасе, если честно, – призналась я. – Я совершенно не понимаю, что происходит, а ещё я хочу есть. А так – вроде ничего.

– Ну, могло быть и хуже. У тебя спина не мёрзнет?

– У меня что?!

Я впервые задумалась, как я сама выгляжу. Подняв руки, я, как могла, ощупала свою спину и обнаружила, что пижамная рубаха на спине сильно разорвана, а ещё на ней что-то липкое. Отняв пальцы, я увидела, что мои пальцы вымазаны чёрным.

– Что это такое?!

– Спокойно, у меня припасена ещё одна рубашка, – сказал Марк, и мне на плечи опустилась рубашка из плотной хлопковой ткани. Она доставала мне почти до колена.

– Порядок. Придётся немного пройти, – предупредил Марк.

– Не растаю, – пообещала я. Действительно: дождь уже закончился, и солнце потихоньку выглядывало из-за рваных туч над морем.

Мы пошли вдоль берега, и несколько минут я приходила в себя, глядя на ритмичное колыхание моря.

– Дядя Марк, – наконец, сказала я, – у меня есть вопросы.

– Я догадываюсь об этом, – слегка смущённо отозвался он. – Я объясню тебе, что смогу.

– Мой дядя – вампир…

– Угу.

– А вы, получается, оборотень, да? – несмело спросила я.

– Получается – да, – покачал головой Марк, – такими уж уродились.

– Это так странно… – пробормотала я.

– Ты тоже не лыком шита! – возразил Марк. – Как смылась от Питиблов!

– От кого? Что я сделала?!

Мне захотелось кричать, но я сдержала себя.

– Спокойно, – сказал Марк. Ему придётся ещё очень много раз это сказать, прежде чем я успокоюсь сегодня.

– Видишь ли, у Патиенсов есть враги, и они в последнее время активизировались. Думается мне, что это они подожгли зал в ту ночь, когда…

– Так это они?! Подожгли здание, а теперь похитили меня?

– С похищением – это точно. Нельзя было оставлять тебя одну… по ряду причин. А с пожаром непонятно: никто же не может рассказать, что там случилось, кроме…

– Дядя, – и вот я снова столкнулась с этим выводом. – Я знаю, что он поссорился с семьёй, а потом его лишили наследства…

– Ты прямо детектив, ищешь мотив, – Марк покачал головой и возразил: – Нет, я так не думаю. Да, они не ладили со старшими, но то, как он любил сестру… Нет, он и сам мог сгореть, но я его вытащил.

– Вы были там?!

– Волчица, ну конечно! – Марк всплеснул руками. – Проверил, что ты добралась до школы и обратно в безопасности, и побежал туда, чтобы проверить, как там мои вампирята. Когда я пришёл, здание уже горело. И огонь, я тебе скажу, был странный: синий и фиолетовый, с белыми искрами – я так говорю не потому, что у волков другое восприятие цвета! Все окна и двери были задраены, но Бо нашёл какое-то маленькое окошко на втором этаже, выбил его и протиснулся наружу. Тут-то я его и подхватил и оттащил в сторону. Он уже к тому моменту надышался дыма и почти отключался. Попасть в здание, чтобы ещё кому-нибудь помочь, уже было нельзя: горело страшно. Мы попытались позвонить тебе, но бывает, что в присутствии вампиров техника отказывает – так и вышло.

Это объясняло многое, но не всё.

– Что же случилось в том здании? – спросила я себя, глядя на мокрый песок под ногами.

– Я не знаю, – Марк вздохнул. – Бо мне так ничего и не рассказал, ему было слишком плохо, и мы… и не общались особо с той ночи.

– Ладно, – я поняла, что больше Марк не сможет мне ничего рассказать о той страшной ночи. Да и этого было много; я чувствовала, что у меня тревожно колотится сердце. Наконец, завеса тайны приоткрылась передо мной… Но это не принесло никакого удовлетворения.

– А почему вы сказали, – усмехнулась я, пытаясь перевести тему, – э-э, «вампирята»?

– А, это… – Марк смущённо потёр ладонью затылок, – типа кличка. Я так называл Шери и Бо, ну то есть твоих маму и дядю…

– Вы… друзья?

– С детства, – признал Марк Вунд, и в его голосе послышалось тепло.

– В округе мало таких, как мы, – объяснил он, – дети из деревни не особо любят… нас. Так что мы держались вместе. Жаль, что так вышло с твоей мамой…

Я посмотрела на Марка; ему было и правда жаль, и мне захотелось взять его за руку, но я не стала.

– Мне тоже жаль, – призналась я, – хоть я её не знала. Я скучаю по людям, которых я никогда и не знала.

– Это нормально, – уверил Марк, и его тяжёлая рука утешительно легла мне на плечо. – Ты не устала?

Я очень устала; ноги у меня уже подкашивались, а нашему путешествию ещё не было видно конца.

Марк всё понял без слов и, слегка присев, похлопал себя по спине:

– Давай сюда. Я так постоянно ношу своих детей, когда они устают гулять.

Он убрал свои волосы, и я неуклюже забралась ему на спину; с трудом я смогла обхватить широкие плечи. Марк Вунд без труда поднял меня над землёй и понёс. Кажется, я была для него не тяжелее рюкзака. Тепло от Марка шло, как от печки, а волосы у него пахли, как ёлка; я впервые начала согреваться.

– Хэй, я а мог бы быть папой, – зачем-то сказал Марк, легка повернув голову, чтобы я услышала. Это было необязательно, потому что его голос был такой звучный, что я бы услышала и из-за моря.

– В смысле? – переспросила я.

– Ну, гипотетически, мог бы, – с моей позиции мне было хорошо видно, что кончики ушей у Марка немного покраснели. – Я сватался к твоей маме.

– Чего-о-о?

– Это всё Бо. Твои, получается, бабушка с дедушкой, всё искали твоей маме жениха, – рассказывал Марк. – К ним постоянно кто-то приезжал, но никого не одобряли: то Шери что-то не нравилось, то родителям. Бо взял меня на слабо, что я не смогу посвататься к Шери. А я смог! Мы купили мне какой-то шикарный костюм, бабочку – я выглядел убийственно! И вот, при параде, я пришёл в замок и предложил свою кандидатуру. Но меня не одобрили, потому что я был волком. Бабушка сказала: в кого же дети тогда пойдут? Вампир и оборотень – налить, но не смешивать.

– Жалко, – очень серьёзно сказала я.

– Хуже всего, что Бо меня потом подкалывал, – вздохнул Марк.

Я попыталась представить дядю, такого же молодого, как я видела в воспоминаниях о моём дне рождения, но только улыбающегося, подшучивающего над лучшим другом. Интересно, каково это?

– Вам нравилась мама? – я осторожно высказала предположение.

– Ну да… – я не видела его лица, но мне показалось, что Марк усмехнулся, но тут же объяснил: – Она всем нравилась. Но моё сердце не разбито! Я встретил любовь всей жизни позже. Она, правда, тоже была замужем за другим, но у нас всё так завертелось… Шрам видела?

– Ну да.

– Это он мне оставил. Но потом всё было хорошо: у нас классный дом и целая стая волчат.

– Дядя Марк, а вы сердцеед, – я хихикнула.

Марк в ответ добродушно рассмеялся, и его плечи так затряслись, что я чуть не упала.

– Я не специально! Так уж вышло, – сказал он в своё оправдание.

Его болтовня отвлекла меня от тяжёлых мыслей. Но больше у меня не было сил говорить, и я просто прислонилась к его шее, пока он шёл и иногда осматривался по сторонам. Так, в молчании, мы дошли по берегу до уже знакомых мне мест, куда я забредала во время прогулок, а потом и до замка Патиенсов.

– Ну пока, подруга, –подмигнув, сказал Марк Вунд, когда мы уже стояли у ворот.

– Пока, – так же добродушно ответила я, забыв, что передо мной оборотень, и что называю я его на «вы».

Он улыбнулся снова и, помахав рукой, оставил меня. Я ещё я минуту глядела ему вслед. Кажется, у меня образовался папа номер четыре. Интересно, должна ли я их нумеровать по времени появления в моей жизни, или по степени родства, или по значимости?

-Ева, ты, что ли? – ахнул Хьюго Клауд, открыв ворота. – Я-то думал, не вернёшься уже…Ну ты заходи, заходи.

Я не торопилась заходить. Совсем недавно я улепётывала отсюда, как из самого опасного места на всём белом свете, а сейчас вернулась и замерла на пороге в нерешительности.

В итоге я всё-таки вошла. Ворота со скрипом закрылись за моей спиной. Почему-то я чувствовала облегчение, почти радость, что вернулась сюда, хоть это место и наводило на меня страх.

Хьюго, видно, обрадовался мне. Старик говорил что-то без устали, постоянно спрашивал, как я себя чувствую, и как-то спешно, почти виновато, брался исполнять любую мою просьбу. Я же была слишком уставшей, чтобы поддерживать беседу, а просьбы мои были просты: тёплый душ, еда и продолжительный отдых. Всё это я получила сразу же. После обильного ужина, приготовленного стараниями Хьюго, я не без лёгкого трепета вернулась в свою комнату, и тут же, упав на кровать, уснула.

Глава 11 Мирный договор

– Спишь? – спросил голос после лёгкого стука в дверь.

– Сплю… – недовольно ответила я, не открывая глаз и мысленно посылая незваного гостя ко всем чертям. Вдруг до меня дошло, чей это голос, и я тут же проснулась и села на кровати: – Дядя Бронислав?

– Да, это я. Надо поговорить.

«В прошлый раз ты не стучал…» – раздражённо подумала я, но решила всё же открыть.

– Ну, раз надо…

Я включила свет, наскоро оделась и открыла дверь. Бронислав Патиенс материализовался откуда-то из темноты коридора. Он недовольно покосился на горящую лампочку и мой «творческий беспорядок», но ничего не сказал, только бросил рядом со мной на кровать мою сумку – «Синтия передала» – и сел на край стола. Я села напротив него на кровать и принялась ждать, пока он что-нибудь скажет. Но он, почему-то, молчал и смотрел куда-то в пол.

– Так что… – хмыкнула я после пятиминутного молчания, – о чём мы должны поговорить?

– Да, я…Ты уже знаешь, что у нас необычная семья…

– Угу, очень.

– Но из неё остались только мы вдвоём, – Бронислав Патиенс посмотрел на меня, вернее, он как будто смотрел мимо меня, в стену. – Я должен был тебе всё рассказать, но это … сложно. Я не смог, и из-за меня ты оказалась в опасности.

Бронислав сложил руки в свой типичный жест: подушечки пальцев левой руки к подушечкам пальцев правой, получалась такая маленькая «крыша» из пальцев. Этой «крышей» он прикрывал своё лицо, будто хотел спрятать нос в руках. Такой жест он и сделал, и, глядя поверх своих пальцев, наконец, пересёкся со мной взглядом.

– Мне жаль, – сказал Бронислав, с усилием выдохнув воздух.

Я усилие оценила. Пытаясь сделать ни капли не впечатлённое лицо, я ответила:

– Ну… проехали уже, наверное.

Кажется, под своей «крышей» дядя немного улыбнулся.

– Ты боишься?

Странный вопрос: чего я должна бояться? Жуткого замка? Загадочных врагов-похитителей? Существа, которое убило девушку в деревне? Видений пришлого, которые появляются у меня в голове? Может, его самого, дядю, у которого в подвале тайный холодильник с запасом крови для… питья?

– Эм… может быть, немного, – я пожала плечами.

– Пожалуй, наше знакомство прошло не так хорошо, как следовало, – аккуратно заметил дядя. Я не могла не согласиться. – И я не жду, что ты будешь в восторге от меня. Но ты умная, и должна понимать, что другого варианта у нас нет. Только здесь, в замке, мы можем хоть немного обезопасить себя от таких вещей, как… сегодня.

Он сказал это очень серьёзно, но на последнем слове замедлился, полез в карман брюк и достал маленькие круглые часы.

– Эм, то есть, уже вчера, – поправил себя он, взглянув на циферблат.

– А что это вообще такое было? – я нетерпеливо подвинулась к самому краешку кровати и пояснила: – В меня стреляли из окна каким-то дротиком, потом я была в каком-то зверинце, и там был магический полог, накрывающий сном, потом я бегала от жуткого парня по каким-то лабораториям, и вообще! Я залезла в вентиляцию!

– Ты натерпелась сегодня, – Бронислав убрал часы в карман и, как мне показалось, немного вздохнул. – Уже поздно, поэтому постараюсь вкратце. Тут на побережье наш замок не один. Есть ещё замок семьи Питиблов, в нём тебе и посчастливилось побывать. Когда-то давно их предки поклялись убить всех Патиенсов до одного, но борьба затянулась и как-то поутихла. Мы считали, что это навсегда. Но, кажется, благословенные времена закончились, и Питиблы вернулись к прежнему плану. Кажется, у них пока получается успешно…

Бронислав поджал губы; я побоялась, что он снова станет молчать, и спросила:

– А они тоже, ну… вам-пиры?

– Если бы, – дядя с усмешкой тряхнул головой; чувство превосходства над Питиблами грело ему сердце, – они оборотни-лисы.

– И такое бывает… – протянула я, но тут же смирилась: если я сегодня видела вампира и оборотня-волка, уж лисы-то меня впечатлять не должны.

– Мы потеряли бдительность, – продолжал Бронислав, – и собрались в одном месте, создав им идеальную мишень. Тогда они устроили пожар. Потом они устроили убийство той девочки, чтобы подставить меня: меня было бы легче достать, если бы я был арестован. Но лис был так неосторожен, что наследил на месте преступления…

– Вдруг это обычная лиса, из леса, просто пробегала мимо? – перебила я, скептически взглянув на дядю.

– Могло быть, – к моему удивлению, он кивнул, – но под замком Питиблов есть подземные тоннели, – достаточно обширные, – выходы из них можно найти по всей округе. Собаки отследили лиса до одного из таких ходов. Мы легко окрыли люк и поняли, что там недавно кто-то был – я имею в виду, кто-то-как-человек, а не кто-то-как-животное. Этого оказалось достаточно для полиции, да и к тому же…

Бронислав оборвал сам себя на полуслове, и снова как-то неопределённо посмотрел в пол. Я чувствовала в себе дерзость, наконец, раз он заговорил, добиться от него всех ответов, которых мне не хватало. То, что он вот так резко сник, меня только пуще прежнего раззадорило.

– К тому же что? – я почувствовала, как мои пальцы впиваются в кровать от тревожного напряжения.

– К тому же… – нехотя продолжая незаконченную фразу, пробормотал Бронислав Патиенс, – вампиры не убивают вот так.

Зря я, наверное, спросила. От упоминания о вампирах мне снова стало не по себе.

– Что вы имеете в виду? – уже не так бодро уточнила я.

Бронислав фыркнул:

– Заманить жертву и оставить, чтобы вся кровь утекла в землю? Бред!

Наверное, у меня лицо стало совсем уж испуганным, так что дядя поспешил объяснить:

– Ну, ты бы пришла в ресторан, заплатила бы за ужин, чтобы потом просто бросить всё из своей тарелки на пол?

От этого пояснения лучше не стало, и я невольно отодвинулась от края кровати, подальше от сидящего напротив дяди.

– Ладно, верю, – я поспешила перевести тему: – Но меня-то зачем было похищать? Я ведь даже не Патиенс…

– Ты в этом уверена?

Мне не понравилась на этот раз дядина улыбка.

– Ну да… – сказала я. – Я же не вампир.

– Где твоя одежда, в которой ты пришла?

Конечно, бедная моя пижама, в которой я так замерзала весь день. Я, не глядя, кинула её на стул, а сверху прикрыла рубашкой, которую дал мне дядя Марк. Я нехотя слезла с кровати и стянула со стула вещи. Развернув пижамную рубаху, я обнаружила на ней огромные дыры на спине. Раньше я не стала их разглядывать из-за усталости, но теперь я со свежим взором увидела уничтоженную рубаху во всей красе.

– Что за?.. – пробормотала я, глядя на две дыры в ткани, сдобренные какими-то чёрными пятнами. Ругнуться в присутствии дяди не решилась, но про себя я красочно выразила своё недоумение.

– Такое случается, – объяснил дядя, – когда у тебя вырастают крылья. У нас есть для этого специальная одежда, вот, – он поднялся со своего места и повернулся ко мне спиной, отбросив в сторону волосы. Я заметила на рубашке сзади маленькие пуговицы. Присмотревшись, я поняла, что можно было отстегнуть кусочки ткани, закрывающие спину, и прикрепить их к пуговицам на плечах и пояснице.

– Это помогает сохранить одежду, – Бронислав снова сел на край стола; его поза уже была более расслабленной, он даже скрестил ноги. – Но иногда перевоплощение происходит слишком быстро, и не успеваешь освободить спину, так что чаще мы просто снимаем верхнюю одежду. Ты научишься.

– Я что?!

Это было слишком; этого быть не могло. У меня – крылья?! Я бросила разорванную одежду на пол и, обхватив себя руками, постаралась потрогать свою спину. В области лопаток действительно очень странно болели все мышцы и прощупывались как будто какие-то бугорки. Я столько раз ударялась в тот день, что думала, что это просто боль от удара; но теперь я не была в этом уверена.

– У тебя были крылья, Ева, – уверил Бронислав и добавил: – Я видел.

– А я не помню этого… – пробормотала я, всё ещё недоверчиво пытаясь нащупать у себя на спине что-то необычное. – Последнее, что я помню, как я дралась с тем парнем…

– Я думаю, страх запустил твои способности, – предположил дядя, – они помогли тебе вырваться от похитителей и пролететь немного, пока я тебя не нашёл. Если бы ты не расправила крылья и не полетела, то я не знаю, получилось бы вообще тебя вытащить оттуда.

Я так и села на пол рядом с моей уничтоженной пижамой.

– Значит, я… летела…

– Да, но далеко без должной подготовки улететь трудно, так что мне пришлось тебя ловить и нести в безопасное место. Старый маяк был отличным вариантом: я знал, что лисы не преодолеют воду так быстро, как мы. Там можно было дождаться, пока ты придёшь в себя, ну а дальше.. ты знаешь.

Мы помолчали; Бронислав ждал, пока я приму эту информацию. Я медленно осознавала, и, когда момент принятия был достигнут, ахнула:

– Они забрали меня, потому что хотели, чтобы вы пришли за мной, чтобы…

– Я знаю, – подтвердил мою догадку Бронислав.

– И вы всё равно пошли?

Он пожал плечами.

– Спасибо, наверное, – мне стало неловко, что я подозревала его во всех плохих вещах на свете. Пытаясь сохранить лицо, я поднялась с пола и села, как подобает, на кровать.

– Ты и сама прилично справилась со своим спасением, – похвалил дядя. – Нам оставалось только забрать тебя домой.

– Но я не понимаю, – я покачала головой, – я чувствую себя совершенно обычной. Я имею в виду: я человек, у меня была простуда, и у меня синяки, и я хожу по солнцу, и… что там ещё вампиры не делают? В общем, я обычный человек.

– Ты полукровка, – возразил Бронислав. – Кажется, твои черты вампира проявляют себя сильнее с возрастом, но не делают тебя вампиром до конца.

– И что мне теперь, быть вампиром только часть времени?

– Этого никто не знает, – дядя развёл руками, – полукровки непредсказуемы, поэтому их…

– Их убирают, мне папа объяснил, – буркнула я.

При упоминании отца, Бронислав закатил глаза.

– Я всего лишь хотел сказать, – недовольно возразил он, – что полукровок мало, вот и всё.

– И как же мне понять, когда я человек, а когда – нет? – более мирно спросила я, чтобы его не злить.

– Я думаю, тебе нужно просто посмотреть в зеркало.

О да, у меня было зеркало – я нашла его на дне рюкзака – вместе с единственной помадой, которой я всё равно не пользовалась. Открыв складное зеркальце, я увидела в поцарапанном стёклышке себя: вот она я, глаза, брови, нос, рот, – всё на месте.

– А теперь наведи на меня, – предложил Бронислав и отвёл взгляд в сторону; сам он в зеркало не смотрел.

Но зато я увидела. То, что отразилось в зеркале, впрочем, не было дядей. Это была какая-то чёрная тень, не то клякса, не то дымное пятно в форме человеческого тела, которое, впрочем, не было стабильным: оно перетекало, шевелилось, то и дело меняло местами рот и глаза, да отращивало себе пару лишних рук, будто дразня меня. Это была, конечно, впечатляющая демонстрация. Холодные мурашки пробежали у меня по телу, и я захлопнула зеркальце.

– Если смотришь в зеркало, а там это или вообще ничего, значит, ты вампир, – объяснил дядя, – очень просто.

Мы ещё помолчали. Комната вдруг стала мне казаться очень маленькой. Как долго мы беседовали? Час? Десять? Мне показалось, я лет на пять повзрослела за одну эту ночь.

– В общем, исходя из всего этого, – наконец, сказал Бронислав Патиенс, – я прошу тебя не покидать замок. Это очень опасно сейчас.

Это была неприятная перспектива для меня, и я нахмурилась.

– Взамен, – серьёзно продолжал дядя, – ты будешь получать всё необходимое, но, самое главное, – он посмотрел мне прямо в лицо, и мне показалось, что меня изнутри что-то кольнуло, – я обещаю: никаких больше секретов. Это будет наш договор.

Бронислав протянул мне открытую ладонь. Кажется, мне ничего не оставалось, кроме как принять условия.

– Вы должны ещё кое-что пообещать, – заявила я очень серьёзно.

– Слушаю, – деловым тоном отозвался он.

– Пообещайте, что никто больше не зайдёт ко мне в комнату без разрешения, вообще никогда.

Рука Бронислава повисла в воздухе, всё ещё приглашая меня согласиться на договор, но сам он неловко засмеялся, и его плечи задрожали.

– Мне нужно было узнать, что тебе передал папа, – почти извиняясь, произнёс он, – и какие от этого могут быть последствия. Не хотелось получить серебряное лезвие в глаз.

Со смятением мне пришлось внутри себя признать, что и такая мысль посещала меня, когда я вспоминала папин склад оружия. Пожалуй, и хорошо, что в момент паники у меня в руках не оказалось ничего такого.

– Всё равно, – настойчиво повторила я.

– Хорошо, – Бронислав относительно легко сдался. – Я обещаю.

Его открытая ладонь приглашала меня принять договор. Вздохнув, я протянула руку в ответ. Мы пожали руки: для меня это было всё равно, что здороваться со статуей – такая холодная и сухая была кожа.

– Решено, – подытожил дядя. – А теперь спи.

–Но я совсем не хочу спать, – запротестовала я.

– Правда? – как-то очень мягко спросил Бронислав.

Я же сидела на кровати, а глаза у меня буквально слипались.

– У меня ещё много вопросов, – предупредила я.

– В этом сомнения быть и не может, – пробормотал он и спросил: – Кстати, хочешь совет?

– Ну?

– Если будет болеть спина от крыльев, полезно принять горячую ванну.

– Очень горячую?

– Почти кипяток.

И он вышел из комнаты, тихонько закрыв за собой дверь.

Посидев и подумав минуту-другую, я сумела передвинуть кровать так, чтобы она стояла прямо над потайным ходом, и всякий, кто попытался бы проникнуть в комнату через него, упёрся бы в неё головой. Только после этого я легла.

Хороший совет, про ванну. Учитывая, сколько мне пришлось в последнее время мёрзнуть, было бы неплохо залезть в горячую воду и сидеть там, сидеть, пока тепло наполняет все мышцы, вымывает боль, пока кожа не станет морщинистой, как у старушки…

Когда я проснулась, ещё не рассвело. Позднее осеннее утро ещё не началось, но меня разбудил необычный аромат. Булочки? Вяло поднявшись я, не в силах противостоять ему, я отправилась к двери. Приоткрыв дверь, я нашла у порога большой термос и бумажный пакет в жирных пятнах, источающий тот самый аромат. Я приоткрыла его и увидела чудо: пончики! Видно, свежие, пухлые и не в меру жирные. У меня свело живот; я быстро затащила это богатство в комнату. Но откуда оно взялось?

Ответ пришёл сам, стоило мне поставить термос на стол и открыть его. Запах трав, словно открываешь пузырёк с кусочком лета, заполнил комнату. Это же тот самый отвар, который мне давала Синтия, когда я заболела! Любопытство овладело мной: смогу ли я увидеть воспоминания термоса? Я налила немного напитка в крышечку термоса и сделала глоток…

– Вот, держи, – услышала я, будто издалека голос Синтии Вэн, – это восстановит её силы.

Я увидела, как она стоит в дверях своего дома в предрассветных сумерках, протягивая кому-то бережно завёрнутый в полотенце термос.

– Прости, что из-за меня, – Синтия потупила взгляд, – с Евой этой случилось. Не нужно было оставлять её одну…

– Проехали, – поспешил ответить второй голос.

Я узнала его: это Бронислав Патиенс. Он забрал термос и ему даже удалось поставить его во внутренний карман своего пальто. Воспоминания виделись всё четче, и вот я уже хорошо различала и лица собеседников. Обоим было не очень-то комфортно.

– Вы привыкли защищать дом от вампиров, а не от лисиц, так что… – Бронислав неопределённо развёл руками. Очевидно, это значило, что он их простил.

– Рано поднялся сегодня, Бо? – Гарт Вэн вклинился в разговор полушутливой фразой. Он, видно, собирался на работу, но не мог не отвлечься на гостя.

– Уж не спалось, – мрачно парировал тот.

У Синтии выступили красноватые пятна на щеках.

– Мне пора, иначе скоро рассвет, – пробормотал Бронислав и, резко развернувшись, пошёл прочь. Однако он не направился прямиком в замок. Термос в его кармане прижимался к груди и приятно грел сквозь полотенце, запоминая весь путь этой прогулки.

Отойдя от дома Вэнов, Бронислав выдохнул. В надежде, что торговля уже началась в такой ранний час, он отправился на рынок. Возле Серого Дуба как раз выкладывали на прилавок первую утреннюю порцию выпечки. Высокая тёмная фигура покупателя посреди ещё почти пустого рынка привлекла бойкую торговку, и она ещё издалека крикнула:

– Подходите, покупайте! Свежие пончики!

Других вариантов было не очень много, и Бронислав, неуклюже обходя пустые прилавки (землю размыло дождём, и образовались грязные лужи – было легко поскользнуться!) направился к ней.

– Что вам, господин? – очень сладким голосом спросила торговка. Несмотря на показную бодрость, лицо у неё было ещё слегка припухшее.

– Это вкусно? – Бронислав Патиенс растеряно уставился на выпечку.

– Ещё бы! – уверила торговка и не замедлила предложить: – Можете взять попробовать.

– Нет-нет, спасибо, – как можно вежливее улыбнулся Бронислав. – Я не ем… такое.

– Ах…

– Это гостинец.

– Кому?

Это было немножко нагло, но Бронислав не показал недовольства, только слегка сжал губы.

– Для… ребёнка, – он немного подумал, подбирая слово.

– А, дети – большие сладкоежки! – согласилась торговка. – Он с какой начинкой любит?

– Эм…

Бронислав, в конце концов, не нашёлся, что ответить. Спасая положение, торговка предложила:

– Я вам дам всего по чуть-чуть – попробовать.

– Пожалуй, – согласился покупатель, и женщина деловито сложила пончики в пакет.

Бронислав достал из кармана кошелёк; он уже и забыл, что можно вот так просто доставать деньги и покупать что-то, чем объяснялась некоторая неловкость в его движениях, когда он пытался выловить из кошелька нужную монетку.

Расплатившись, он оставил торговку очень довольной, и поспешил в замок; небо уже начинало светлеть. Последнее, что мне позволил увидеть пакет с жирными пятнами, это то, как Бронислав, слегка колеблясь, оставил его у моей двери и удалился восвояси.

Воспоминания распылись в воздухе, и передо мной снова была моя комната. Не без гордости я заметила, что вызвать эти картинки в этот раз оказалось очень легко. Что же до пончиков, я снисходительно приняла подношение: по крайней мере, дядя попытался. Негоже было бы его проигнорировать. И да, я действительно была сладкоежкой. Так что я честно съела всё до последней крошки.

После завтрака от нечего делать я отправилась гулять по замку, начиная с первого этажа. Теперь все двери для меня оказались открыты, так что я могла увидеть крыло, где жили и принимали гостей сами хозяева замка, шикарное и недоступное. На первом этаже гостя встречала галерея из одиннадцати больших залов. Высокие потолки, огромные расстояния от одной стены до другой, стрельчатые витражные окна на целую стену. Хрустальные люстры под потолком; камины, сложенные из кирпича; резная деревянная мебель, фарфоровые статуэтки. Тяжёлые высокие двери, которые я с трудом могла открыть. Плотные шторы на окнах; гобелены и картины на стенах. Я ходила одна по этим залам, и мои шаги эхом отдавались от стен. Мне казалось, что это какой-то волшебный сон. Кажется, смех, музыка и шуршание нарядов ещё отдавались смутным эхом от стен. Когда я поднимала голову вверх, мой дух захватывало от великолепия и простора, а я сама казалась себе ужасно маленькой.

Весь день я проходила по этим величественным залам, боясь даже дышать, чтобы не сдуть всю эту восхитительную пыль.

По моей спине то и дело пробегали мурашки, когда били часы. Часы были в каждой зале, все они ходили, причём на них было одинаковое время. Часы были чаще всего напольными, высокими, с резьбой и позолотой. На циферблатах были красивые цифры, иногда цифры заменяли рисунки. Длинные стрелки громко тикали в тишине просторных залов, и мне постоянно казалось, что кто-то, ступая ногами в такт часам, тихо ходит по залам вслед за мной. Наверное, это происходило от того, что каждые часы тикали по-разному, и в немного разном ритме.

Только когда часы хором пробили половину седьмого, я спохватилась, что пора ужинать. Проходив весь день по замку, я ничуть не хотела есть, и это было удивительно для меня – обычно каждый час путешествую на кухню. Вернуться обратно, в жилую часть замка, оказалось не так уж просто. Я проходила зал за залом, открывала одну дверь за другой, иногда узнавая место, где я сегодня была, а иногда попадая в незнакомую комнату. Таким образом, я опоздала.

Дяди за ужином не было. Похоже, теперь, когда я узнала правду, ему уже не нужно было имитировать приём пищи. Я тоже не могла спокойно есть: мои мысли всё возвращались в шикарные залы. Подумать только: я заблудилась! И это только первый этаж! Да ещё и не весь! Это ведь только залы, а там ещё много других комнат, а ещё башни!.. Ещё на меня интригующе действовала та мысль, что замок, должно быть, очень старый, и в нём наверняка есть ещё потайные ходы и комнаты. Ложась спать, я уже очень хотела проснуться, чтобы продолжить исследование.

Следующих полторы недели я целыми днями бродила по замку. Осмелев и проникнувшись азартом первооткрывателя, я уже не боялась трогать вещи в комнатах и открывать новые двери. Я с особой тщательностью осматривала все картины, гобелены, статуэтки и скульптуры, залезала в самые дальние уголки, до которых только могла добраться – искала потайные ходы и двери. И хоть они никак не желали находиться, у меня было приятное ощущение тайны. Мне было до мурашек интересно открывать покрытые пылью загадочные двери (чем больше пыли – тем загадочнее!). И каждый раз мне казалось, что за закрытой дверью меня кто-то давно уже ждёт

Пыль, полутьма, паутина, летучие мыши под потолками в башнях, гербы, оружие, развешанное по стенам и, конечно же, воображение…

Я была самым смелым исследователем на свете!

И меня совершенно не интересовало, что выгляжу я ужасно растрёпанной, и что это – всего лишь какая-то грязная каморка, заваленная хламом.

Этот замок, это старое здание, одинокое среди современных построек и шумных городов, жило своей собственной тайной жизнью. И то, что мне предоставлена возможность исследовать эту жизнь, я почла за честь.

Так продолжались мои открытия и свершения, пока я не добралась до одного замечательного и своеобразного места, которое уже само по себе, без остального замка, смогло бы поразить любого человека.

Я добралась до библиотеки.

Глава 12 Библиотека

На второй день изучения второго этажа я открыла тяжёлую тёмную дверь, покрытую позолоченной резьбой. Резьба изображала зверя с телом льва, крыльями и головой орла, такого же, как над главным входом в замок. Он так же рвал когтями извивающихся змей, а возле него было изображено ещё два волка. Волки подняли головы вверх, воя на луну. Луна в виде полумесяца венчала рисунок.

Это была дверь в библиотеку.

За дверью была большая комната, заставленная вдоль стен шкафами, а посередине комнаты стояли столы. Напротив двери в библиотеку была лестница, которая вела вверх, к ещё одному уровню комнаты, который был так же уставлен шкафами. И кругом были книги. Книги, книги, книги.

Книги бесконечными рядами на полках шкафов, книги грудами на столах, на стульях, книги стопками на полу; книги в витринах и в каждом уголке. Всё пространство вокруг было заполнено книгами, не оставляя ни одного свободного сантиметра. В полумраке библиотеки я различала их очертания и их какой-то неповторимый запах, присущий только старым книгам.

Я с трудом пробралась к окну и впустила внутрь солнечный свет. Когда стало светло, я поняла, что библиотека гораздо больше, чем казалась сначала. Я жадно вдохнула душный пыльный воздух, наполненный ароматом книг, чихнула и бегло прошлась вдоль первых попавшихся полок.

Книги были на самых разных языках и самой разной степени старости. Я нашла книги в кожаных и металлических переплётах, с золочёными названиями, печатные книги и книги, писаные от руки, книги по различным наукам,… Книги ярко иллюстрированные и книги строгие. Мифы, сказки, учебники, словари…

И это только одна полка!

Надо ли говорить, что исследование остального замка пришлось отложить на неопределённое время. Библиотека так увлекла меня, что я, ни много ни мало, две недели с раннего утра до ужина проводила в ней, и ничуть не жалела.

Особенно мне нравились те книги, что были в кожаных и металлических переплётах и писаны от руки. Во-первых, раньше мне таких книг нигде, кроме как в музее за стеклом, видеть не приходилось, а здесь я могла взять их в руки, листать хрупкие страницы. Во-вторых, эти книги, хоть я порой ни слова в них не понимала, были настоящими произведениями искусства. Я могла очень долго рассматривать такую книгу, её обложку, украшенную позолотой, тесьмой, драгоценными камнями, её искусно написанный витиеватый текст, великолепные заглавные буквы, цветные миниатюры в пояснение к тексту. Правда, их нужно было ещё найти, что было не так просто. Книжные шкафы подпирали собою высокий потолок, а книги были в полнейшем беспорядке. Но тем интереснее было их искать.

В библиотеке на первом и втором уровнях у шкафов были лестницы, которые двигались вдоль полок на колёсиках. Это было очень удобно, хотя до самых верхних полок я, даже забравшись на самую верхнюю ступень, достать не могла.

Вечером двадцатого дня я залезла на верхнюю ступень лестницы и разглядывала переплёты книг на самой верхней полке. То, что я не могу до неё достать, только подогревало моё любопытство. За окном было уже темно, лил дождь, и библиотеку освещал свет большой хрустальной люстры. Не смотря на древность постройки, ко всем комнатам замка было проведено электричество (я с трудом нашла выключатель за грудами книг). До ужина оставалось ещё около часа, и я, не торопясь, разглядывала переплёты. Спешка была бы опасна, ведь я стояла на самой верхней ступеньке передвижной лестницы, поднявшись при этом на носках, вытянувшись и подняв правую руку к верхней полке. Левой рукой я придерживалась за шкаф.

Я касалась книг на верхней полке лишь кончиками пальцев, но это уже было достижением. Наконец, я зацепила что-то за краешек переплёта. Это была с виду ничем не примечательная книга в чёрном кожаном переплёте, со стёршимся от времени названием, на месте которого остались лишь следы позолоты. Почему именно эта, а не какая-нибудь другая? Не знаю. Мне хотелось достать именно эту. Но моя рука не дотягивалась до неё, только кончики пальцев еле касались кожаного черенка.

Я упрямо продолжала тянуться к этой книге. Всё моё внимание было сосредоточено на ней, и я не заметила, как моя нога оторвалась от лестницы, и лестница пошатнулась. Ещё немного…

И вот, моя рука схватила переплёт книги. В этот самый момент лестница резко отклонилась назад. Я с ужасом вцепилась рукой в полку книжного шкафа и подтянулась. Лестница, скрипнув, поддалась и вернулась в равновесие. Я вздохнула с облегчением.

Очень аккуратно спустившись вниз, бережно держа книгу в руках, я села за стол и сдула с книги пыль.

Книга оказалось очень старой и хрупкой. Я даже испугалась, что она рассыплется у меня в руках. Страницы книги были заполнены мелкими ровными рядами текста на неизвестном мне языке. Текст был тем непонятнее, что наполовину стёрся от времени. Попадались среди текста рисунки и какие-то формулы, такие же ровные, строгие, но почти стёртые. Ещё я заметила, что нижний край книги был опалён. Эта книга когда-то горела…

Листая страницы, я наткнулась на последовательность миниатюр, которая не только не была стёрта, но и сохранила цвета. Эти миниатюры занимали всю нижнюю половину страницы.

На первой картинке был нарисован человек, лежащий на кровати и укрытый белым покрывалом. Глаза человека закрыты. Сначала я подумала, что он спит, но потом увидела три чёрные фигурки рядом с ним, которые изображали плачущих женщин. Человек, лежащий на кровати, был мёртв. На следующей картинке его уже несли в открытом гробу трое мужчин, за которыми шли плачущие женщины. На четвёртой картинке закрытый гроб был уже погружён в могилу, а над могилой стояли, печально склонив головы, мужчины и женщины. Но позади их стояла одна женщина, выше, чем остальные. Она не склонила головы и вовсе не выглядела грустной. Следующая картинка: могила зарыта, люди разошлись, а фон тёмный – значит ночь. Над могилой нарисована та высокая женщина, поднявшая руки вверх, к полной луне на небе.

На следующей миниатюре могила была раскопана, гроб снова открыт, а у похороненного человека глаза были открыты…

Остальная часть страницы сгорела.

Ветер бросил в окно капли дождя, и те со стуком ударились в стекло. Я вздрогнула. Когда я разглядывала эти рисунки, мне почему-то стало не по себе. Я решила поскорее поставить книгу на место.

Я снова полезла по лестнице, и снова, как в прошлый раз, как только я дотянулась до полки, лестница отклонилась назад. Я вскрикнула и ухватилась за книжную полку. Но полка угрожающе качнулась, когда я попыталась подтянуться к ней. Очень боясь упасть, я вцепилась в какой-то выступ на стене.

Но я-то думала, уж что-что, а стены не движутся!

Стена задрожала и двинулась с места, прочь от меня вместе с книжным шкафом. В этот момент лестница стала падать, и я не смогла удержаться на ней. С визгом я полетела вниз.

Голова у меня страшно кружилась, а перед глазами мелькали какие-то яркие всполохи. Когда я попробовала встать, моя спина страшно заныла.

Я закусила губу и открыла глаза.

Я лежала на груде книг, а рядом со мной была лестница с поломанными ступеньками. В воздухе парили вылетевшие из книг страницы и клубы пыли.

Но почему стена сдвинулась с места, хоть это стенам обычно не свойственно?

Когда пыль улеглась, а я смогла подняться на ноги, я увидела, что стена отодвинулась назад, и теперь между ней и соседней стеной есть щель, а за щелью – темнота. Я посмотрела наверх, и увидела, что выступ на стене, за который я ухватилась, когда падала, был небольшой каменной головой орла. Я видела в библиотеке и другие такие головы других животных – волка, змеи, совы, зайца…

Может, эта щель между стенами – и есть та самая секретная лазейка, которую я всё время искала?

Воодушевлённая этой мыслью, я подошла к щели и, не раздумывая, скользнула туда.

Было темно и зябко. Я не видела своей руки, вытянутой вперёд, и мои пальцы, потерявшись где-то далеко от меня, шарили в пространстве.

Вдруг до меня донёсся какой-то шорох. Сначала я испугалась, а потом поняла, что это шуршит и позвякивает у меня под ногами. Я решила, что хорошо бы взять хотя бы настольную лампу, а не лезть в темноту наугад. К тому же, я могла не увидеть чего-нибудь важного.

Взяв с ближайшего стола лампу – шнур как раз был достаточно длинным, я снова вошла в открывшийся проход. То, что я увидела, было просто невероятным.

На полу лежали монеты. Они ковром устилали пол, грудами лежали по углам, блестели в свете лампы и шуршали под ногами. Я опустилась на корточки и заворожено взяла в руку горсть монет. Они были холодными и очень старыми. Я разжала руку и восхищённо наблюдала, как они с весёлым звоном падают на пол. Это надо же – старинные монеты, каждая из которых – мечта коллекционера – лежат грудами на полу под моими ногами!

Когда первое впечатление немного улеглось, я осмотрелась кругом. Я была в небольшой комнате с низким потолком. Света лампы хватало, чтобы осветить даже дальние её уголки. Свет отражался в зеркалах. Тут были десятки самых разных зеркал – сюда их собрали, зачем-то сняв однажды со стен по всему замку. Напротив меня было окно, занавешенное плотной шторой, на полу – монеты, а вдоль стен тянулись ряды каких-то прямоугольных и овальных предметов, небрежно нагромождённых друг на друга и закрытых белой тканью. Я подошла к одному такому предмету, стоящему отдельно от остальных, и сдёрнула покрывало.

В облаке пыли передо мной открылась огромная картина в золочёной раме. На ней изображался тёмноволосый молодой мужчина в старинной одежде. Художник нарисовал его так, что он смотрел на зрителя сверху вниз. И хоть позолота на раме стёрлась, а краски потускнели, я вздрогнула, глянув на этот портрет. Мрачная комната, масштаб картины, гордая осанка человека, взгляд пронзительно-зелёных глаз…

Он как будто был живой и смотрел на меня!

Я поразилась, насколько живым может быть нарисованный человек. Настолько, что кажется, будто он рядом, что он наблюдает за тобой. Я восхищенно вздохнула, но тут мой взгляд упал на все остальные предметы, закрытые простынями. Конечно, это тоже были картины. И я просто обязана была их посмотреть.

Я поставила лампу на пол и сняла простынь с ещё одно груды картин, и так и замерла с простынёй в руках.

Это была девушка, изображённая по пояс. На ней было бордовое платье с глубоким вырезом. Он открывало округлые плечи, белые, будто фарфоровые. Такое же было и её лицо с большими и очень яркими чёрными глазами в обрамлении густых ресниц. Её ярко-красные губы чуть улыбались, и на щеках были ямочки. Она была живой, под тонкой фарфоровой кожей, словно в чаше, горел огонь, и глаза, лукавая улыбка, небрежно падающие на плечо чёрные кудри выдавали этот огонь. Её бледность смотрелась совсем неестественно.

Но я не могу сказать, чтобы хоть когда-нибудь видела кого-нибудь красивее.

Мне стало настолько любопытно, что я стала разбирать груду картин, стараясь как можно лучше рассмотреть каждую. Вскоре я заметила две вещи. Во-первых, все эти люди на портретах были похожи друг на друга. Все они были бледные, но горделивые и спокойные, при этом живые. А во-вторых, эта девушка на портрете…

Она следила за мной.

В какой бы угол комнаты я бы не направилась, я всё время чувствовала на себе её взгляд. Иногда я не выдерживала, оборачивалась к ней, но ничего особенного не замечала. Портрет как портрет, только уж больно лукаво улыбается, будто дразнит меня…

Я, конечно же, смогла бы поверить, что это всё выдумка и игра моего воображения, если бы…

Если бы не обернувшись как-то раз, я не увидела напротив окна белый силуэт девушки. Она не стояла, чуть парила над полом, а её платье колыхалось, хоть никакого ветра в комнате не было. Девушка не двигалась, руки её были опущены, а голова чуть наклонена набок. Её большие чёрные глаза, ещё более яркие из-за того, что весь остальной силуэт – белый, с интересом смотрели на меня.

Заметив её, я испуганно замерла. А она вдруг улыбнулась и протянула ко мне белую полупрозрачную руку…

В ужасе я буквально вылетела оттуда, позабыв всё на свете. Ноги сами понесли меня прочь, я даже не видела, куда я бегу. Я даже закричать не смогла – дыхание перехватывало.

Как вдруг я натолкнулась на кого-то, испуганно охнула, и чуть было не упала. Но твёрдая рука схватила меня за запястье и удержала от падения.

– Что случилось, Ева?

Я подняла глаза и увидела, что я стою на лестнице на первый этаж, а передо мной стоит дядя Бронислав с таким невозмутимым видом, будто он – какая-нибудь статуя и стоит на этом самом месте уже очень много лет.

– Почему ты бежишь? – ещё раз спросил он.

Если бы я была хоть немножко спокойнее, я бы ни за что не сказала ему ничего.

– Я… я могу поклясться! Да, я могу поклясться, что только что видела самого настоящего призрака!

– Так, – сказал дядя Бронислав. В его голосе я уловила усмешку. – И где ты его видела? Какой он был?

– В библиотеке… То есть, не совсем в ней, – начала объяснять я. – Там была девушка, вся совершенно белая! А ещё… Ещё она до этого была на картине, а потом…

– На картине? Что ж, пойдём, покажешь.

Я чуть ли не до смерти испугалась, а ему хоть бы хны, будто призрак – примерно то же самое, что мышь или какая-нибудь белка … Дядя нисколько не боялся, и мне стало как-то неловко. И я, как бы страшно это ни было, пошла вместе с ним обратно в библиотеку и в ту странную комнату.

Войдя в библиотеку, я вдруг с ужасом поняла, что вряд ли дядя обрадуется, увидев весь тот разгром, что я тут учинила. Так и было.

Он вошел в библиотеку, огляделся вокруг, фыркнул, покачал головой, но ничего не сказал, пока не зашёл в потайную комнату.

Естественно, он не застал там никаких призраков. Но зато спросил:

– Какую девушку ты видела?

И я указала ему на картину. Бронислав Патиенс как-то странно улыбнулся и сказал мне, взяв меня за руку:

– Не хочу тебя пугать, но под замком расположен фамильный склеп. И то, что исконные хозяева интересуются гостями – это нормально. Что ты так смотришь на меня? Я вполне верю, что ты могла видеть кого-то из них. Но тебе не стоит бояться. Бояться надо тем, кто проникает сюда со злыми намерениями. А ты не бойся.

И он отпустил мою руку.

И вот что удивительно….

Я действительно перестала бояться.

Однако далеко не все опасности миновали меня.

Когда мы уже собирались уходить из библиотеки, Бронислав споткнулся о поломанную лестницу, чуть не упал и нахмурился.

– Что за ураган здесь прошёл?

– Э, да, я… Я упала, и… Вы меня накажете, да?

Я опустила глаза в пол и ждала приговора.

– Нет, – ответил дядя Бронислав, – завтра попросишь Хью починить лестницу, а сама приберёшься здесь. А пока идём ужинать.

И он вышел из библиотеки.

« И всё?» – как-то даже разочаровано подумала я и вышла вслед за ним.

Однако когда на следующий день я пришла в библиотеку, я поняла, что наказание было вполне тяжёлым. Разгром был такой, что я вряд ли управилась бы и за три дня. Настроение у меня резко упало. Даже Хьюго сочувственно вздохнул, увидев это.

– Ну, я лестницу возьму и пойду на коридоре чинить. А ты тут давай, разбирайся с этим всем… Твой дядя сказал, если не управишься до вечера, запрёт библиотеку. Ладно, не буду тебя отвлекать.

С этими словами старик подхватил лестницу и ящик с инструментами и потащил их к выходу. Когда он ушёл, я ещё раз окинула взглядом то, что мне предстояло очистить от пыли и расставить по полочкам. Всё убрать до вечера? Да он что, с ума сошёл?! Да тут и десять человек не управится, а я всего одна!

Но что же, глаза боятся – руки делают…

Я расчистила один из столов, положила на него несколько стопок книг и стала рассортировывать. Разобраться, о чём хотя бы примерно была книга, иногда было невозможно, так что я действовала наугад. Набрав восемь книг по одной и той же теме, я брала их, и искала для них подходящую полку. Это было довольно сложно, ведь библиотека была обширной, и полок в ней было много. Я бегала по всей библиотеке, таскала книги с места на место. Чтобы задать себе ритм, я выложила на стол свой телефон и, перевернув динамиком вверх, включила музыку. Два скачанных альбома – немного, но, пока батарейка не сядет, можно даже сделать вид, что это такой конкурс «перетащи книжки на скорость». Я не останавливалась отдохнуть из соображений, что даже если я не успею к вечеру всё убрать, я смогу с уверенностью заявить, что «я же очень старалась». И, в конце концов, я укажу на свой усталый вид, и может, как-нибудь разжалоблю дядю. Лишь бы он не закрыл библиотеку! Тут ещё столько всего интересного пылится, а я что же, не увижу и не прочитаю этого, из-за запертой двери? Правда, я не была уверена, что смогу убедить дядю. Может ли вообще что-нибудь тронуть человека, для которого встретить призрака – обычное явление?

Но ставки были слишком высоки, и стоило рискнуть.

Естественно, я очень быстро устала, захотела пить, и мне стало душно. Я отвлеклась, забралась на подоконник и попыталась открыть окно. Когда у меня это получилось, в библиотеку ворвался холодный ветер, запах дождя и лучи солнца, выглянувшего из-за тучи. Я вдохнула глубже, спрыгнула с подоконника и продолжила убирать.

Может, из-за свежего воздуха, а может из-за чего-то ещё, но работа у меня пошла быстрее. Я увлеклась и не следила за временем. Главное, не отвлекаться…

Что это? Я взяла в руки книгу, которая была слишком уж знакома: да это же учебник иностранного языка, как был у меня в школе! Год издания, правда, был очень древний, но удивительным образом оформление обложки и шрифт мало поменялись. Из любопытства я открыла учебник. Кажется, уже тогда авторы уяснили, что без картинок учиться никак, и знакомые иллюстрации встретили меня, правда, ещё чёрно-белые. Я вспомнила класс ранним утром, когда солнце выливалось через квадратные окошки нам на парты, и мы учили буквы чужого алфавита, и как сказать «привет» и «пока». Я положила учебник на стол и пролистала ещё несколько страниц, ближе к концу года…

– Давай ещё раз подумаем, – услышала я настойчивый голос и подняла голову. Книга «помолодела»: шрифт стал темнее и чётче, а страницы стали пахнуть краской, а не пылью. Тонкие полупрозрачные пальцы держали книгу, подставляя страницы под свет настольной лампы.

Я поняла, что я опять невольно вижу чьи-то воспоминания. Я не стала сопротивляться, к тому же голос был очень знакомый…

Угловатый подросток, в котором угадывался Бронислав Патиенс, сидел за столом, держа учебник в руках. Парню было, наверное, лет пятнадцать. У него был смешной острый нос и худые плечи. Одет он был в какую-то невыразительную чёрную майку без рукавов, просторные брюки, и был босиком. Рядом с ним сидела девочка и нетерпеливо крутила в пальцах хвостик своей косички. На ней тоже была серая майка и пижамные штаны, и совсем никакой обуви. Дети уютно пристроились у стола в свете настольной лампы. Они совсем не вписывались в антураж грандиозной библиотеки – тихой и холодной. Девочка, скучая, подняла голову, и взгляд её огромных глаз пересёкся с моим взглядом. Я невольно содрогнулась.

– Шери, смотри, – стараясь вернуть её внимание, Бронислав указал в книгу. – В первом предложении какой вопрос поставим: на столе стоит…?

– Вопрос «что»? – предположила Шери, возвращаясь взглядом в учебник.

Бронислав одобрительно кивнул.

– Значит, оставляем номинатив, – продолжал он.

–То есть просто оставляем слово?

– Да!

– «На столе стоит ваза».

Дети разобрались с первым предложением и записали правильныйвариант. Но их уже поджидало второе. Бронислав тут же взялся за дело:

– Итак, смотри, а здесь: «Я вижу»…

– «Что»? – Шери развела руками. – Опять вопрос «что»!

Бронислав улыбнулся крайне доброжелательно; только нетерпеливо застучал пяткой по полу под столом, стараясь скрыть своё раздражение.

– Нет, это уже будет аккузатив, – уверил он.

– Так вопрос тот же…

– Это только так кажется.

Шери безнадёжно вздохнула и театрально закатила глаза.

– Ладно, помнишь, мы делали про щенка? – Бронислав не отступал.

– То упражнение мне больше понравилось, – согласилась Шери.

– Так что, давай вместо вазы – щенка.

– А! – глаза девочки осветились пониманием. – На столе сидит кто? Щенок! Но вижу я кого? Вижу щенка! Вижу вазу! Пиши!

Брат её вздохнул с облегчением и даже сам записал правильно предложение.

– Ну и дела, – хмыкнула Шери и сложила голову на руки.

– Ничего, там дальше будут ещё прилагательные, – мрачно заметил Бронислав, – «Вижу красивую вазу».

– Зачем мы вообще этим всем занимаемся! – вдохнула его сестра, безнадёжно глядя на учебники и тетради.

– Нам нужно знать иностранные языки, – отложив книгу, объяснил брат, – потому что мы вампиры. Однажды мы не сможем больше прятаться здесь, и придётся переезжать в новое место, чтобы охотники нас не нашли. Нужно будет прятаться под другими именами в другой стране. А без языков как ты это сделаешь?

Шери посмотрела на брата удручённо, пытаясь понять: говорит он серьёзно или опять насмехается над ней? Ей не нравились оба эти варианта.

– Это ужасно, – заключила она.

– Абсолютно, – согласился Бронислав. – А теперь давай доделаем упражнение.

Он снова открыл книгу, и сестра, со вздохом, придвинулась ближе, заглядывая в текст упражнения.

Воспоминание растворилось в воздухе; я чихнула от пыли. Старая книжка лежала передо мной и молчала. Значит, нужно было возвращаться к делам.

Глава 13 Сказки

Музыка прекратилась, потому что мой телефон разрядился, печально пикнув. Но я не обратила на него внимания – я всё равно уже давно не слышала мелодию, пропуская её мимо ушей. Когда я очнулась, уже смеркалось, и я обнаружила, что стою перед одной из картин в потайной комнате и ломаю голову над подписью. На портрете был изображён величественный мужчина в круглых блестящих очках, с густой серебряной бородой и умными зелёными глазами. А внизу была подпись: «Седрик Адам Патиенс. Лингвист, философ, археограф». И вот это слово «археограф» – оно не давало мне покоя! Кто такой археолог – знаю, даже знаю, кто такой хореограф, а вот археограф… Загадка.

Позади меня что-то звякнуло.

– А кто такой археограф? – громко спросила я.

– Это человек, изучающий древние тексты, – со вздохом ответил Бронислав Патиенс.

Ясное дело, он хотел подойти, но споткнулся о провод лампы и наступил на монетки, вот они и посыпались.

– На самом деле археограф он случайно, – сказал Бронислав Патиенс, – древние тексты были только источником информации.

– А что он изучал? – спросила я, обернувшись.

– Ты не поверишь: магию.

Я удивлённо уставилась на дядю, почти уверенная в том, что он шутит.

– Да, у многих вещей есть такие свойства, о которых мы не знаем, – сказал дядя Бронислав. – Раньше это никого не удивляло. Раньше люди знали о магии больше, чем сейчас…

– Но а… а зачем ему нужна была магия?

– Ах да, ты ведь ничего не знаешь… – пробормотал он. – Ладно, всё равно придётся рассказывать. Присядь пока куда-нибудь.

Бронислав извлёк откуда-то из-под завалов книг два стула и поставил один из них передо мной, а сам опустился на второй стул. Стулья, поставленные на россыпь монет, были крайне неустойчивы, при малейшем движении они скрипуче пошатывались.

– Ты не старая для сказок? – спросил дядя, когда мне удалось найти устойчивое положение.

– Вообще да, – я пожала плечами, но, раз у меня появилась возможность не убираться хоть-какое-то время, грех было не воспользоваться: – Но если она интересная…

– Пожалуй, – согласился Бронислав. – Никто, правда, не знает точно, так оно было или нет, но история передаётся в семье из поколения в поколение. Дело в том, что мы не всегда были вампирами. Нас прокляли.

Бронислав Патиенс посмотрел на меня и, убедившись, что вся во внимании, продолжал:

– Не так давно, столетий пять… или шесть назад, не важно, Патиенсы были людьми. Наши предки защищали побережье от вторжений с моря. За это им достался и замок, и обширные земли. Но какой-то злой рок свёл нас с Питиблами… Они – клан оборотней, но никто и не догадывался об их истинной сути, даже их лучшие друзья и ближайшие соседи, Патиенсы. И однажды что-то пошло не так. Случилась крупная ссора, и бывшие друзья стали врагами. Никто толком не помнит, что произошло, и за что Питиблы так жестоко отомстили… Они прибегли к помощи ведьмы, и та прокляла весь наш род на то, чтобы рождаться и жить вампирами. Вот это, – Бронислав Патиенс махнул рукой в сторону уже знакомых мне портретов молодого мужчины и девушки-призрака, – Генри и Кассандра Патиенсы. С них всё и началось, они были первыми, на кого пало заклятье. Что они могли сделать такого ужасного?

Я обернулась ещё раз взглянуть на портреты и снова уловила на себе лукавый взгляд Кассандры. Я так сильно вздрогнула, что стул со скрипом, похожим на визг, угрожающе накренился, и я чуть не свалилась с него. Я решила больше не оборачиваться.

– И Питиблы поклялись, эм, убить всех Патиенсов, так?– спросила я.

– Да. Вернее, сделать так, чтобы никто из нас не жил. Вампиры, видишь ли, не живут… Но и не умирают. Даже от сильных ран не умирают, они только лишь засыпают. Засыпают очень крепко, что еле дышат, а сердце у них бьётся очень медленно. Так они могут спать очень долго, но будут всё равно оставаться живы. Седрик Патиенс знал, как снять заклятье, – как бы между прочим заметил дядя Бронислав и кивнул в сторону старика с умными глазами. – Он был сыном Генри и Кассандры и искал способ избавиться от заклятья. И он его нашёл… Ты слушаешь? Хорошо, это ведь как бы самое главное. Седрик узнал вот что: Генри был убит, но не похоронен. Его превратили в вампира, и он ожил на собственных похоронах. Вот уж, наверное, все удивились! Так вот, снять заклятие можно, только похоронив Генри по особому обряду, когда тот уснёт. К несчастью, Питиблы и об этом пронюхали, и тело Генри Патиенса пропало. Ясное дело, они упрятали его где-то в своём замке. Я думаю, он до сих пор спрятан где-то там…

Уже совсем стемнело, так что я с трудом видела дядю Бронислава (он-то меня видел даже лучше, чем при свете), и пришлось принести лампу. Когда её включили, монетки матово заблестели, отчего казалось, что они тоже излучают слабый свет, а по стенам и картинам поползли густые чёрные тени. Бронислав не отражался ни в одном из зеркал, и, глядя в них, можно было подумать, что я сижу в комнате одна. У меня по спине мурашки пробежали.

– Питиблы явно хотели бы лишить нас всяких шансов, – продолжал Бронислав Патиенс, когда я вернулась на своё место. – Они попытались избавиться от Генри окончательно, но тут и у них не всё пошло гладко. Ведь как нет тела – нечего хоронить, нельзя снять заклятие. А тело вампира уничтожить нельзя ни огнём, ни даже временем. Они до сих пор бьются над тем, как это сделать, у них для этого созданы целые лаборатории – ты их видела – но всё пока оказывалось напрасно. Но долго это продолжаться не может…

Он вдруг поднялся и выглянул из комнаты:

– Сколько там времени?

На стене в библиотеке тоже были большие красивые часы.

– Восемь вечера! – сообщил дядя Бронислав, повернувшись ко мне. – Ну мы и опоздали – поторапливайся, Хью будет в ярости!

Разговор явно стал нагонять на него мрачные мысли, и он решил как можно скорее прервать его. Но я не могла успокоиться: он снова зацепил тему, к которой часто возвращались мои мысли.

– Дядя, – очень серьёзно сказала я.

Мы оба синхронно сели на свои стулья. Скрип монет разнёсся по комнатке. Дядя выпрямился и сложил руки в свой «домик», приготовившись слушать. Я думаю, он знал, что я собираюсь спросить, но, несмотря на это, ему было тяжело услышать вопрос.

– Вы обещали: больше никаких секретов.

– Это точно, – буркнул он, и звук потерялся в его переплетённых пальцах.

– Вы должны мне рассказать, что вы видели в ту ночь, когда случился пожар.

Это последний кусочек истории, которого мне не хватало. Всё, во что я верила и не верила, всё, что я могла предположить, упиралось только в один вопрос: как он выжил?

– Пожалуй, я должен, – согласился дядя, отнимая руки от лица и откидываясь на спинку стула. – Только это нелегко.

– Там был папа, – настояла я, – я должна знать, что с ним случилось.

– Конечно, – кивнул хозяин замка и, не глядя на меня, рассказал: – Когда мы собрались в том зале… Это было большое дело, потому что мы так привыкли держать друг друга на расстоянии, а тут собрались, чтобы действительно поговорить о том, что ждёт нашу семью. В итоге всё, что могло пойти не так, пошло не так. Мы разругались. Я так взбесился, что вышел из зала посреди спора. Я стал ходить туда-сюда, чтобы успокоиться, и так я наткнулся на кого-то. Я думал, что мы в здании одни! Я решил спросить у этого постороннего, что он тут забыл, но он бросился убегать. Я – всё ещё на огромном взводе – тут же побежал за ним. Я до сих пор не знаю, кто именно это был: всё тело было покрыто, лицо в чёрной маске.

Бронислав перевёл дух и стал рассказывать дальше. Он очень быстро говорил и перебирал в пальцах прядь волос.

– У этого постороннего было что-то в руках. Он забежал в уборную, и я подумал: тут наконец-то я его поймаю. Но это была ловушка. Он извернулся, высыпал на пол какую-то смесь. Паркетный пол тут же загорелся. Я был в ярости от того, что поджигатель ушёл, а путь за ним мне был отрезан. Из уборной я смог вылезти только через маленькое окошко под потолком. Так, я оказался на заднем дворе. Я знал, что все двери, кроме главного входа, заперты, так что мне пришлось оббежать здание, чтобы снова попасть внутрь. Чем ближе я подбегал к залу, где осталась моя семья, тем плотнее становилась завеса дыма. Добравшись до зала, я обнаружил, что двери в него полыхают. Я начал дёргать ручку – заперто. Я не знаю, как поджигатели нашли ещё один ключ – единственный ключ, что я видел, был у моего отца. Тогда я понял, что все, кто в зале – заперты. Окна там были заранее задраены, чтобы не проникал солнечный свет. Я пытался выбить дверь до тех пор, пока не надышался дыма настолько, что в глазах начало темнеть. В какой-то момент я потерял сознание. И тогда тот, другой заставил меня выползти наружу, прежде чем всё сгорит и обрушится. Единственное, что меня спасло, – это то, что я был с другой стороны двери…

– Тот, другой… – эхом повторила я, уцепившись за слово.

– Я имею в виду: вампир, – постарался объяснить Бронислав. – Иногда так говорят, потому что нас как бы двое… Ты уже сама видела, что в минуты опасности всё происходит как бы само собой.

Я вспомнила свой побег из замка Питиблов, – как мне это удалось, всё ещё было для меня загадкой, – и кивнула.

– Как раз тот случай, – подтвердил Бронислав и продолжил: – Снаружи меня нашёл Марк и…

– Он мне рассказал, – заметила я.

– Правда? Значит, мне не придётся рассказывать скучную часть.

Плечи Бронислава дрогнули, расслабляясь; кажется, самое неприятное для него было позади. Я же не почувствовала никакого облегчения. Я отвела взгляд от дяди и посмотрела в зеркала; в них было ужасно пусто, и в отражении была только одна я и груда сокровищ, которые никому не нужны.

– Я так виноват, – вдруг сказал дядя.

Я подняла взгляд на него; кажется, мы никогда не смотрели друг на друга так прямо. Он не прятал больше своё лицо в ладонях, и я увидела, какие у него печальные глаза.

– Если бы я не разозлился так, – продолжал дядя, – я бы не позволил загнать себя в угол. Я должен был вернуться в зал сразу же и предупредить всех об опасности.

– Ты сделал это не специально, – почти шёпотом сказала я.

– Всё равно это неправильно, – возразил он. – И, что самое плохое, я уже ничего не могу исправить. Они лежат теперь все там, внизу, – дядя аккуратно стукнула носком ботинка по полу, – и их повреждения такие сильные, что они не могут проснуться. Может быть, однажды, они и смогут восстановиться от ожогов, но…

Я нахмурилась; ему не стоило говорить этого «но». Мне и так было понятно, что Патиенсы не проснутся, даже если очень захотят, а про моего папу и речи не шло. Я вздохнула:

– Что было, то было. Вы не виноваты.

– Я рад, что ты так считаешь, – Бронислав постарался улыбнуться, чтобы я совсем уж не расстроилась.

Вдруг, в самый неподходящий момент, мой живот решил издать стонущий звук. Не дождавшись ужина, голод накатил на меня и дал дяде подходящий повод сменить тему.

– Пойдём, – сказал он, поднимаясь со стула, – ты поешь, а я…

– Вы можете рассказать мне что-нибудь ещё, – предложила я.

– Вроде чего?

– Например, ещё про старину: про Генри, про замок, и всякое такое…

– Ну, если тебе интересно…

Мы спустились вниз, и нас тут же встретил Хьюго, который через каждые несколько секунд укоризненно повторял:

– Ну что же это вы, ужин уж три раза остыл!

И я увидела, как Бронислав Патиенс тихонько улыбается, прикрывая улыбку ладонью.

***

Уже поднимаясь в свою комнату чтобы лечь спать, я обнаружила, что забыла в библиотеке телефон. Ощущая уже в себе приятную сонливость, я нехотя поплелась обратно в библиотеку. И тут я заметила мелькнувшего чёрной тенью на лестнице Бронислава Патиенса. Он прошёл так быстро, что и не увидел меня, а между тем он тоже явно держал путь в библиотеку. А он-то что там забыл?

Мне стало интересно, и я прокралась за ним. Дядя Бронислав вошёл в библиотеку, не позаботившись о том, чтобы закрыть дверь. Притаившись за этой дверью, я увидела вот что:

Бронислав Патиенс стоял спиной ко мне посреди тёмной комнаты, беспорядочно заваленной книгами, и что-то еле слышно шептал.

– Проснитесь… – уловила я, напрягая слух, – и вспомните …

И тут началось что-то необъяснимое. Книги начали источать слабый голубоватый свет и с тихим шуршанием медленно подниматься в воздух. По библиотеке разлился приятный полумрак,

– Возвращайтесь домой…

Книги послушно поднимались всё выше и выше и раскрывались ровно посередине. Затем они начали медленно помахивать ветхими страницами, отчего вокруг них создавались облачка пыли…

Перед моими глазами творилось какое-то неведомое чудо. Сонливость как рукой сняло и не до телефона стало! Я замерла, стараясь не моргать, чтобы не пропустить ничего. А книги тем временем махали страницами, как бабочки машут крыльями, и несмело двигались по воздуху… Вдруг одна книга отделилась от остальных и, решительно хлопнув обложкой, подлетела к одной из полок и встала на неё.

Что тут началось! Книги, следуя за своей сестрой в каком-то общем порыве, радостно захлопали страницами и, разделившись на стайки, понеслись по кругу, отыскивая свои полки. Они летели, поднимаясь под самый потолок, и сияние их так усилилось, что страницы просвечивало насквозь, а в библиотеке стало светлее, чем днём. Поднялся столп пыли, которая клубилась серебристым вихрем, хлопанье страниц стало оглушительным… А посреди всего этого стоял неподвижной чёрной фигурой Бронислав Патиенс. Книги, пролетая, колыхали его одежду и волосы.

Как он это сделал?

Всё больше и больше книг находило свои места на полках. Ураган утих так же неожиданно, как и начался. Вот и последняя тоненькая старая книжка нашла свой приют между других, и все они стали обычными книгами, и даже не верилось, что секунду назад все они летали, словно птицы! Свет их угас, и в библиотеке снова стало темно.

– Отлично, – тихо произнёс Бронислав Патиенс, но, почему-то, не торопился уходить. Я воспользовалась этим и дала дёру оттуда.

Уже засыпая, я знала – что-то изменилось. Это было приятное чувство. У меня в голове всё звучал голос дяди Бронислава, рассказывающий мне историю проклятья, «сказку». В ту ночь мне не снились кошмары.

Глава 14 Живые куклы

«Итак, в библиотеке, считай, прибрались» – облегчённо подумала я следующим утром. Я вернула свой телефон и, решив почитать что-нибудь, пошла вдоль аккуратно уставленных книгами полок. Я доставала понравившуюся книгу, но тут же ставила на место, заметив другую, ещё более привлекательную. От увлечённых поисков меня отвлёк какой-то шорох. Я обернулась и вздрогнула: снова увидела призрак Кассандры. Она выглядывала из потайной комнаты и, я даже не сомневалась в этом, подсматривала за мной. Когда я обернулась, призрак без всякой враждебности протянул ко мне свою прозрачно-белую руку и поманил к себе.

Я остановилась, руки мои безвольно ослабли, и книга, которую я держала, вывалилась на пол. Чего она от меня хочет?! Конечно же, я никуда за ней не пойду, думала я, но в то же время с каждой секундой всё больше и больше хотелось пойти… Реальность происходящего стремительно ускользала от меня.

Я резко отвернулась от призрака, закрыла лицо руками и побежала прочь. Куда я бегу? Я не знала, мне только хотелось быть подальше от призрака, не идти туда, куда она меня зовёт. Я бежала, а Кассандра то и дело появлялась где-то рядом, то в тёмном коридоре, то на лестнице, и я тут же разворачивалась в противоположную сторону. У меня то и дело перехватывало дыхание от бега и щемящего сердце страха. Вот передо мной из темноты показалась крепкая дубовая дверь, а позади – серебристая тень призрака. Я с силой толкнула дверь плечом – она была не заперта и с грохотом распахнулась. Я оказалась на круто забирающей вверх винтовой лестнице. Не думая, я захлопнула дверь и припустилась вверх. Услышав позади себя лёгкий треск, я обернулась. Кассандра миновала закрытую дверь и остановилась у подножия лестницы. Призрак довольно улыбался, глядя на перепуганную и запыхавшуюся меня. Белая тень подалась назад и скрылась за дверью.

Почему она это сделала? Через секунду я уже поняла. Массивная замочная скважина на двери несколько раз громко щёлкнула. В ужасе я бросилась к двери – заперта! Из-за двери послышался лёгкий смешок, а после него – тишина.

Ясность сознания понемногу возвращалась ко мне, и я, прижавшись спиной к двери, обдумывала произошедшее: Кассандре нужно было, чтобы я оказалась здесь. Я не пошла за ней добровольно, и она воспользовалась моим испугом, чтобы загнать меня туда, куда нужно. И я здесь. Что ж… Придётся идти.

Я стала подниматься по лестнице. Видно, я в одной из угловых башен: тут я ещё никогда не бывала. Высокие ступеньки были изрядно истёрты, подниматься по ним было тяжело, иногда приходилось чуть ли не ползком карабкаться вверх. Подъём был довольно долгим, я успела немного успокоится и приметить, что тут всё не совсем так, как в других башнях. Тут было вовсе не пыльно, не было вездесущей паутины, плесени и мусора. Петли на двери внизу, вспомнила я, почти не скрипели, замочная скважина тоже, нигде не было и следов ржавчины. Но всё равно было темно, я то и дело спотыкалась.

Подъём давался мне нелегко. Голова начинала кружиться от постоянных поворотов. Вот уже над головой послышались знакомые писк и хлопанье крыльев летучих мышей, повеяло сквозняком, а конца лестницы всё не видно.

Неожиданно я вынырнула на узкую площадку. Было темно. Я пошарила руками перед собой и нашла низкую деревянную дверь. Я наугад толкнула её, та поддалась и тихо приоткрылась. Нагнувшись, я миновала дверь и оказалась в просторной круглой комнате. Тут было очень холодно. Я протёрла глаза: не кажется ли мне всё это? Плотные чёрные шторы задёрнуты, их чуть колышет сквозняк, на полу виднеется мягкий ковёр, в углу незажжённый камин. Рядом с камином стоял широкий письменный стол, глубокое кресло с резными ручками и большой шкаф. Пустые стены почти ничто не украшало, только круглые массивные часы с блестящим золотистым циферблатом. Их тиканье и стук дождя в окна глухим эхом разносились по комнате. Хотя что это? Большой стеллаж со стеклянной дверцей был заполнен кассетами и пластинками, а рядом… надо же, маленький старый телевизор! На потолке не было ни люстры, ни даже просто лампочки. Но что было самое странное – прямо посреди комнаты, на устланном ковром возвышении стоял, матово поблёскивая, гроб. Заметив его, я вздрогнула и подумала над тем, не уйти ли мне отсюда. Гроб был достаточно большим, деревянным, чёрным и, к счастью, пустым. Было видно, что изнутри он обит чёрным мягким бархатом. Съёмная крышка стояла рядом, скромно прислонившись к стене.

Глубоко втянув холодный воздух, чтобы успокоится, я сделала шаг назад. И тут из-за моей спины раздался знакомый голос:

– Вот ты и нашла моё убежище. Здесь очень приятный вид из окна.

Я обернулась и увидела Бронислава Патиенса, который всё это время стоял у двери так тихо, что я бы ни за что не догадалась, что он тут.

– Извините… – произнесла я каким-то не своим голосом; у меня пересохло в горле. – Я… вас разбудила?

– Ничего, я ещё высплюсь. Присядь куда-нибудь?

– Но…

Я, вообще-то хотела уйти отсюда – у меня руки не двигались от холода, по спине то и дело пробегали мурашки, но я, почему-то, села на кресло у камина.

– Тебе холодно, – сказал вдруг Бронислав Патиенс, увидев, как я трясусь от сквозняка.

– А вам разве нет?

– Моя температура подстраивается под окружающую среду, так что… – ответил он, – мне всё равно. Подкинь дров в камин.

Я увидела примостившуюся в уголке стопку поленьев и, немного недоумевая, взяла несколько и положила на остывшие угли и пепел.

– Отодвинься подальше, – приказал Бронислав Патиенс.

Едва я это сделала, произошло нечто невероятное. Он сосредоточенно глянул на камин и махнул рукой. Тут же, будто из руки посыпались искры, пламя в камине ярко вспыхнуло, метнувшись вверх, и запылало, распространяя вокруг приятное и такое нужное мне сейчас тепло и свет.

– Но как?! – я удивлённо переводила взгляд то на огонь в камине, то на дядю Бронислава.

– Ну, это чтобы не обжигаться, – он пожал плечами. – Всегда так делаю. Хоть мне это ничего не даёт, но мне нравится смотреть на огонь… хотя опаснее него вещи не придумаешь.

– Здорово, – я радостно смотрела на языки пламени, хотя мне всё ещё было не по себе.

– Так зачем ты пришла? – спросил дядя Бронислав, усаживаясь на край стола.

– Не за чем, – честно ответила я, – я вообще-то не собиралась сюда.

– Но ты здесь.

–Да, и…

«Почему бы не поговорить с ним? – подумала я вдруг, отогревшись у камина. – Ведь это же не плохо…».

– Так вы, эм…живёте в башне? – ляпнула я. – А я думала, ваша комната в том, шикарном, крыле.

– Да, у меня была там комната, – согласился Бронислав, – но, когда случилась ты-сама-знаешь-какая история и мы поссорились, я решил, что хочу жить где-то подальше от остальных.

– Это странное место, – заметила я.

– Лет в семнадцать у меня было много странных идей, – признался дядя.

– А что это? – я переключила внимание на стеллаж с кассетами и пластинками.

– А, это… – он развёл руками, – музыка, фильмы… надо же как-то развлекаться.

– Можно я посмотрю?

Наверное, у меня жадно заблестели глаза в тот момент: у Бронислава напряглись плечи, но он всё же пропустил меня к своей коллекции.

Я трепетно взялась за кассеты.

– Эти фильмы старше тебя, – заметил дядя с лёгкой надеждой, что мне будет неинтересно.

Я же, напротив, воодушевлённо воскликнула:

– Я знаю эти фильмы! Мы с папой смотрели. Особенно вот эти, про детективов: он обожал их смотреть и говорить, что там всё неправильно…

Я вспомнила, как в редкие вечера, когда папа оставался дома, мы смотрели фильмы. В полумраке, озарявшимся только телевизором, я пристраивалась на диване и тягала чипсы из миски на полу, а папа курил и комментировал кино. Он обычно выбирал достаточно жестокие фильмы, без прикрас, с убийствами, погонями и мрачными загадками, так что я не могла долго после них уснуть. Но, почему-то, я всё равно каждый раз стабильно приходила смотреть их. Тоска по дому тупо кольнуло у меня в груди.

У дяди был выбор фильмов побогаче: были и приключения, и ужастики, и даже пара старых глупых комедий. Я увлечённо рассматривала обложки кинокартин.

– Но мы с папой смотрели на дисках, – заметила я, – и то, сейчас даже на диске никто не смотрит. Всё можно скачать на вот такую, – я отмерила в воздухе сантиметра полтора пальцами, – флешку.

– В моём случае, чем проще устроена техника, тем лучше, – хмыкнул Бронислав. – В ней вечно что-то нарушается, когда рядом вампир, так что…

– Теперь понятно, почему всё ломается, стоит мне прикоснуться, – с пониманием сказала я.

Дядя улыбнулся в ответ:

– Теперь ты знаешь.

– А пластинки? Их же тут, наверное, штук пятьдесят…

– Шестьдесят две, – поправил дядя не без гордости в голосе и добавил: – Вон там, под полками, проигрыватель.

– Сколько же это всё стоит! – я покачала головой.

– Это дорого и неудобно, – согласился Бронислав, – то, что нужно.

Я вытащила наугад одну пластинку; и он тут же прокомментировал:

– Музыка тоже не новая, потому что я… эм, перестал покупать их, когда стало не хватать денег. Да и времени стало мало, когда начал работать.

– А где вы работаете?

Интересно, какие ещё у дяди Бронислава скрытые таланты?

– Да много где, – он без интереса пожал плечами. – В последнее время на заготовке мороженой рыбы.

– На… чём? – я удивлённо уставилась на дядю, отвлекшись от пластинок.

– Ну, рыбу ловят в море, её надо быстро рассортировать, промыть и потом заморозить, – объяснил он.

Об этой технологии я догадывалась, но представить, чтобы Бронислав Патиенс занимался этим… Мои глаза, наверное, округлились очень уж заметно, и он снова прокомментировал:

– Там холодно, и можно работать в ночную смену. За неё даже больше платят.

Это, конечно, звучало как сплошные плюсы.

– Но я пока оставил работу на время, – заключил дядя и, снова указывая на свою коллекцию, сказал: – Теперь только переслушиваю и пересматриваю старое.

Я подняла голову и улыбнулась ему:

– Они замечательные.

Я стала нехотя ставить кассеты в стеллаж, стараясь вернуть всё на место так, как было до моего вмешательства.

– Извините, что всё перерыла, – смутилась я, – я просто давно ничего не смотрела.

– Ты могла бы, – заметил Бронислав, потерев пальцем переносицу, – прийти как-нибудь, и мы бы посмотрели фильм… если хочешь.

Я чуть было не спросила, будем ли мы запивать чипсы кровью вместо колы или что-то такое, но смолчала: в конце концов, я оценила его попытку со мной поладить.

– Я приду, – пообещала я, водворяя последнюю кассету на место. Пальцы у меня стали шевелиться всё медленнее от холода, так что я поспешно вернулась к камину.

– Я вчера подсм…ээ, ну то есть, случайно увидела, – сказала я, уткнувшись взглядом в ковёр на полу, – как книги в библиотеке… Ну, они сами становились на место, помните? Вы там были. И я… то есть мне показалось, что это вы им сказали вернуться на места…

– Да, такое было, – не стал отрицать Бронислав Патиенс.

– Вот. И, в общем… Как вы, блин, это сделали?!!

– Довольно просто: я их попросил, они и сделали, ведь это мои книги. У многих вещей есть память. Особенно хорошая память у книг и у всего, что сделано руками. Эту память очень легко увидеть…

– Память… – повторила я. – Кажется, я понимаю.

– Да? – теперь настала его очередь удивиться.

– Я думаю, я видела воспоминания у некоторых предметов, – призналась я. – Я как будто вижу сон перед глазами всего несколько минут, но потом всё исчезает. Чтобы книжки летали – это слишком.

– …А может, ты просто не смотрела хорошенько, – Бронислав Патиенс вдруг поднялся на ноги. – Идём.

«Куда?» – хотела было спросить я, но не успела – дядя был уже на лестнице.

Я выбежала вслед за ним. Спуск вниз показался мне гораздо легче, чем подъём.

– Там заперто! – предупредила я, когда дядя Бронислав подошёл к двери.

Он ничего не сказал. Он просто толкнул дверь, та отворилась, и он бросил на меня вопросительный взгляд:

– С чего ты взяла?

Я не нашлась, что сказать.

Дальше мы пошли куда-то по темноте, я долго не могла разобрать, где же мы. Наконец, мы остановились у одной из красивых чёрных дверей. Из замочной скважины выглядывал, поблёскивая, маленький серебристый ключик.

– Чья это комната? – спросила я.

– Ты поймёшь, – неопределённо ответил Бронислав Патиенс, повернул ключ в замке и отошёл, пропуская меня внутрь.

Из темноты на меня дохнуло чем-то терпко-сладким, похожим на кофе и мёд, и пылью. Войдя, я первым делом чихнула.

Дядя Бронислав прошёл вглубь комнаты и решительно отдёрнул шторы: небо так затянуло тучами, что солнечный свет ему не грозил.

Комната была как шкатулка с драгоценностями. Они, запыленные, радостно поблёскивали в сером пасмурном свете. Чего тут только не было: какие-то загадочные разномастные цветные флакончики, статуэтки и шкатулки, из которых выглядывали часы, кулоны, браслеты и цепочки, маленькие рамочки с засушенными цветами и бабочками по стенам, бледная позолота названий толстых книг, с десяток наборов шахмат и куклы. Всюду здесь были куклы, пестрящие самыми разными нарядами: старые, большие и маленькие, тряпичные, фарфоровые, шарнирные, марионетки. Они тихой толпой сидели и лежали по полкам, стульям и на столе, опираясь друг на друга.

Тут, к счастью, была кровать: большая и белая, под тонким розоватым балдахином.

– Думаю, эту вещь ты узнаешь, – раздался, как будто где-то вдалеке, приглушённый пылью голос Бронислава Патиенса. Дядя прошёл мимо меня и снял с одной из полок маленькую чёрную шкатулку. Я действительно узнала её: точно такую же я видела дома, в комнате своего отца. У меня комок к горлу подступил:

– Это… это комната моей мамы?

Дядя Бронислав коротко кивнул и, сдув со шкатулки пыль, поставил её на стол:

– Она очень многое знает и помнит. Надо только знать, как спрашивать. Открой её.

Я послушалась и с лёгким щелчком подняла крышку. На маленькой платформе закружилась сестра-близнец балерины, которой я любовалась дома. Я смотрела на неё в упор, пока танец не закончился и музыка не смолкла.

– Видишь что-нибудь? – с надеждой спросил Бронислав Патиенс.

– Ничего, – ответила я, и он вздохнул. – А что должно быть?

Обернувшись, я увидела, что дядя Бронислав стоит позади меня.

– Ты поймёшь, – произнёс он, уверенно покачав головой, – только нужно время…

– Что я должна понять? – на данный момент мне было вообще ничего не понятно. Но дядя пропустил мой вопрос мимо ушей. Он немного помолчал, а затем еле заметно ухмыльнулся и резко направился к выходу со словами:

– Можешь остаться здесь, если хочешь. Когда будешь уходить, занавесь окна и запри дверь. И… ну, удачи.

Дверь за ним закрылась, а я сидела, в глубоком недоумении уставившись в стену.

У меня за всю жизнь была только одна кукла. И, конечно, она была не чета этим. Я уже выросла из игрушек, но… какие же они красивые! Совсем как живые. Я ходила вдоль полок и внимательно рассматривала их. У кукол тут был свой маленький мир: у них была посуда, мебель, целые гардеробы с нарядами, даже дома, повозки с ездовыми лошадьми и целый бродячий цирк. Были среди кукол короли и королевы, невесты и женихи, важные дамы, распивающие чай, уличные музыканты, клоуны и акробаты, продавцы цветов, дети с нянями…

Не знаю, сколько времени прошло, пока я разглядывала их всех. В какой-то момент мне стало казаться, что они – такие же живые люди, только ростом поменьше… Поэтому мне было странно увидеть на почётном месте в середине полки неуклюжую тряпичную куклу. Она казалась весьма уродливой среди своих сестёр: сквозь ткань просвечивалась вата, наполнявшая игрушку, нитки, скрепляющие её туловище с конечностями, торчали напоказ, платье выцвело, да и один из глаз-пуговиц съехал на бок. Я невольно хихикнула, глядя на это чудовище и взяла странную куклу в руки. Тут же на меня нахлынуло видение…

Маленькие тонкие пальцы держали иголку и нервными движениями сшивали голову куклы. Мальчик лет семи сидел при свече и пыхтел над изготовлением тряпичной куклы, сосредоточенно закусив губу. Пальцы слушались плохо, иголка кололась, но он продолжал работу. Голова была закончена, и он принялся присоединять к ней чёрные пуговицы – глаза. Вдруг послышался нетерпеливый стук в дверь. Мальчик вздрогнул и поднял голову.

– Бо! – послышался тонкий голосок из-за двери.

– Я занят! – крикнул в ответ мальчик, машинально убирая куклу за стул, хоть её никто и не мог увидеть.

– Ну, скоро уже всё начнётся! – обиженно упорствовал голосок.

– Пять минуточек – и я приду! – пообещал мальчик, нервно сглотнув.

– Хм! – только и сказал голосок, и маленькие сердитые шаги утопали от двери.

Бо выдохнул и вернулся к работе. Уже почти всё готово…

Сегодня у сестры день рождения, и он хотел сделать ей сюрприз. Осмотрев куклу, он остался доволен работой. Однако затем, когда Шери стали дарить другие подарки, его создание выглядело неубедительно. Девочка вежливо кивнула, приняв подарок от брата, но затем просто положила его в кучу к остальным. Праздник для Бо прошёл тревожно, а когда всё закончилось, он долго лежал и не мог уснуть. Со вздохом он заключил, что, наверное, его кукла лежит в ящике с хламом, как и другие ненужные игрушки.

Впрочем, это легко было проверить. К счастью, идти было недалеко.

Бо выкарабкался из кровати, приоткрыл дверь и прокрался в соседнюю комнату. Сестра крепко спала в своей кровати. Сквозь плотные шторы пробивался тонкий лучик света, и мальчик аккуратно обошёл его, приближаясь к полкам с куклами. Его плечи опустились: как он и думал, на полке его подарка нет. С неприятным предчувствием мальчик подошёл к ящику для хлама и медленно открыл, стараясь, чтобы крышка не скрипнула. Тут его глаза округлились: в содержимом ящика куклы тоже не было. Неужели она полетела сразу же в мусор? Нахмурившись, Бо пошарил руками в ящике, не особо надеясь что-то найти… Шорох отвлёк его, и мальчик испуганно обернулся: не хотелось бы, чтобы его застали в чужой комнате, когда полагается спать. Нет, это всего лишь Шери крутанулась на другой бок во сне. Но что это выпало у неё из руки на подушку?

Бо прищурился и сделал два робких шага к кровати. На подушке лежала его кривенькая тряпичная кукла: сестра взяла её с собой в кровать, когда ложилась спать. Мальчик улыбнулся – теперь и он сам мог бы спать спокойно.

Воспоминание растаяло в воздухе, оставив меня со старой куклой в руках. Я бережно пригладила её платье и вернула на место. Теперь меня заинтересовал ящик с хламом: какие ещё ценные артефакты я там увижу? Но как только я подняла скрипучую крышку деревянного ящика, я пожалела, что открыла его.

Там тоже были куклы, но на них было страшно смотреть. Они все были в разной степени уничтожены: обгоревшие платья и волосы, оплавленный пластик и почерневший фарфор… Эти игрушки горели, но как так вышло? Мне стало не по себе…

Вдруг – БАМЦ! Одна из кукол неуклюже рухнула на стол. Я вздрогнула от неожиданности, но быстро успокоилась – должно быть, неустойчиво стояла на полке. Я подошла к столу, взяла куклу – это была фарфоровая светловолосая танцовщица в синем платье. К счастью, она осталась целой после падения, и я вернула её на прежнее место. Тут мой взгляд привлекла чёрная маленькая шкатулка на столе. Надо же, я уж почти забыла о ней. Я села за стол и крохотным ключом вновь завела шкатулку. Та щёлкнула, и из неё полилась музыка, и балерина закружилась на своей платформе. Я засмотрелась на неё. Снова и снова играла музыка, снова и снова кружилась фигурка. Я смотрела на неё так долго и пристально, что, если бы мне дали сотню её точных копий, я бы по одному только блику света на дереве или трещинке определила бы, где настоящая. Вскоре я полностью запомнила и стала напевать вслед за шкатулкой незамысловатую мелодию. Она вводила меня в какое-то приятное оцепенение.

В который раз закончив кружиться, балерина замерла на своей платформе. Я хотела было снова повторить танец, но тут подумала: «Если эта шкатулка такая же, как у папы, тут тоже должно быть второе дно». Я и оказалась права – под платформой с балериной лежала маленькая половинка монетки. Я взяла кулон в руки: в отличие от папиного, он был золотым. Поставив балерину на место, я принялась разглядывать находку. Половинка монетки на тонкой веревочке, ничего примечательного, только, кажется, что-то выцарапано на одной из сторон… Да, так и есть, неглубокие грубые царапины: «ОСТЬ». Дядя Бронислав сказал: «Ты поймёшь», но что можно понять из четырёх букв?

Я вздохнула и бессильно положила голову на стол, чувствуя, что засыпаю. Почему нельзя мне просто так всё объяснить, к чему все эти загадки?..

***

За окном было уже темно, когда меня разбудили резко ударившие в окно капли дождя. Я снова потянулась за шкатулкой, но не успела я дотронуться до неё, как заиграла музыка, а балерина начала кружиться. «Наверное, что-то сломалось, не надо было так часто её заводить», – подумала я, но вдруг произошло нечто, что нельзя было назвать просто поломкой.

Балерина пошевелила своими маленькими руками, сначала несмело, а потом уверенно развела их в стороны, повернула ко мне голову и, как мне показалось, чуть улыбнулась. После этого она изящным прыжком покинула свою платформу и пустилась в пляс по столу, лёгкая как пёрышко. Наверное, я всё ещё сплю…

Мелодия в шкатулке становилась всё громче и громче, но вдруг что-то резко щёлкнуло внутри неё, и музыка смолкла на самой высокой ноте. Балерина растерянно остановилась. Не совсем понимая, что я делаю, я протянула к ней раскрытую ладонь, и та забралась на неё.

– Не расстраивайся, я починю, – каким-то не своим голосом пообещала я, и балерина благодарно улыбнулась. Она подняла руки, указывая на меня. Я поняла её. После этого я вернула её на платформу, и танцовщица замерла, как будто ничего и не было.

Я сняла со своей шеи серебристую половинку монетки, нашла на столе золотую. Медленно, чуть дыша, сложила их вместе. Неяркие царапины сложились в слово «ВЕЧНОСТЬ».

И я услышала голос…

Далёкий голос, какой-то совсем не здешний, но всё же знакомый. Он звучал прямо у меня в голове.

–Что это? – произнёс он.

Я знаю его. Это голос отца. Как только я это поняла, так перед глазами возникло его лицо, только совсем непривычное для меня. Молодое, со следами веснушек на щеках, обрамлённое непослушными блестящими светлыми волосами, а по розовым губам у него то и дело пробегает улыбка.

– Это тебе… – тихо и смущённо ответил второй. – Мой брат сделал.

– Зачем? – снова спрашивает папин голос, в нём звучит лёгкое любопытство.

С ответом не торопятся, и я успеваю разглядеть их обоих. Они сидят прямо на земле, в густой траве рядом с большой трассой. Слышно, как трещат в этой траве цикады, а где-то далеко насвистывает соловей. Кругом тёплая летняя ночь, вверху – миллиарды звёзд, но двоих освещает придорожный фонарь, они сидят как раз под ним. Ошибки быть не может: это молодой Мэттью Дистурб, а рядом с ним Шери Патиенс. И какая же она красивая, какими большими и тёмными кажутся в тусклом свете её глаза!

Она передаёт что-то отцу и опять просит:

–Возьми это.

– Но зачем? – недоумевает он.

– Бери, – всё так же тихо, но серьёзно и настойчиво говорит она.

Мэтт послушно забирает маленькую чёрную шкатулку и поднимает крышку. Оттуда льётся музыка, он усмехается.

– Так что же это? – уточняет он.

– Это память, – спокойно объясняет она, делая вид, что не замечает насмешки, – у меня тоже такая есть.

– И зачем она?

– Чтобы помнить, конечно же, – несколько раздражённо говорит Шери. Как он не понимает таких элементарных вещей!

– Что помнить?

Пауза.

– Тебя.

Голос Шери сходит на нет, она обхватывает руками свои колени и утыкается в них лицом. Мэтт тоже молчит, смотрит то на неё, то на шкатулку у себя в руках и искренне недоумевает.

– Что ты…

– Просто я подумала: вдруг с кем-то из нас что-то случится, что мы долго не увидим друг друга, – быстро заговорила Шери, не глядя на него, – тогда будет хоть что-то напоминать…

И она снова смолкает. Мэтт нервно кусает губу, поправляет шляпу, но тут же придаёт себе беззаботный вид:

– Ха, забавно, да что плохого может случиться?

– Много чего, – ещё тише прежнего произносит Шери, всё ещё стараясь не смотреть на него.

Тяжёлая рука Мэтта тепло ложится ей на плечо.

– Ничего со мной не случится, – серьёзно уверяет он, – и с тобой тоже.

– Точно?

–Да.

Шери чувствует, как Мэтт легонько обнимает её за плечи, и ей действительно становится поспокойнее. Она вздыхает, закрывает глаза и склоняет к нему на плечо свою голову. «Ну, наконец-то она прекратила рыдать», – радостно вздыхает про себя Мэтт.

Будто наплыл серой дымкой туман, скрыв их от меня.

Теперь я слышу шаги. Звенящие, они приближаются.

Скрипнула дверь.

Из-за двери появляется красивая бледная женщина, одетая во всё чёрное. Она несмело приоткрывает дверь и заходит в дом. Мой дом. Женщина мельком оглядывается на пороге, чтобы ещё раз взглянуть на темноволосую девочку со старым велосипедом, на меня. По мере того, как Шери приближается к его комнате, минуя гостиную и кухню, это чувство всё усиливается, её сердце щемит так, что отдаёт совсем физической болью от сердца в левое плечо. Шери стучит в дверь.

– Открыто, – раздаётся из-за двери.

Шери переступает порог и молчит.

Мэтт, сидящий на своей кровати, даже не поднимает на неё взгляда. Так проходит несколько вечных секунд в молчании, потом Шери тихо произносит:

– Привет.

Мэтт резко поднимает голову. В полутёмной комнате ярко вспыхивают стальным отблеском его бесцветные глаза. Их взгляд чересчур прямо, резко, впивается в Шери.

– Ну и зачем ты здесь?

И это вместо приветствия!

– Я хотела… спросить… – начинает Шери, но не договаривает. Она смотрит на Мэтта и ей становится страшно. Он старый. Он выглядит потрёпанным и опустошённым, хоть ему ещё не так много лет.

– Ну?

– Как она? – мягко заглядывая ему в лицо, спрашивает Шери.

– Ничего, – скупо отвечает он. – Ушла.

– Она скоро будет совсем взрослой.

– И это ты хотела сказать? Разве мы не должны обсуждать это на собрании вечером, или зачем я туда иду? – нервно говорит Мэтт.

– Ты прав, но я хотела спросить именно тебя…

– Она остаётся человеком, и никогда ничего не узнает. Живёт, как живут все люди, никогда не беспокоясь о своём происхождении. Это всё, что я должен сказать?

– Это всё.

Тишина разверзается пропастью между ними.

– Я скучаю.

Мэтт вздрагивает и, проследив за взглядом Шери, поворачивает голову в сторону маленькой чёрной шкатулки, стоящей на полке.

– А я видел, что вампиры делают с людьми, которые осмелились жить рядом с ними… Извини, не могу позволить себе такой роскоши.

Шери вся сжимается под его пристальным взглядом. Ей хочется уйти, убежать, раствориться, провалиться под землю. Но ноги твёрдо стоят на полу. Комната начинает кружиться, а на глазах выступают слёзы.

– Я быникогда не допустила этого… – только и может прошептать Шери. Она знает, что ей никогда не объяснить этого ему.

– Ещё бы, – с усмешкой говорит Мэтт.

– Всё не так, как ты думаешь.

– Я видел достаточно.

– Нет, не видел! – вдруг тихая женщина срывается на крик. – Ты не видел! Не видел, как я готова была обмануть весь мир, только чтобы быть с тобой! Не видел, как меня обжигает солнце ранним утром… Не видел, как я бежала к тебе, чтобы предупредить об опасности… Ты ничего не знаешь. Ты испугался, вот и всё. Испугался, что я наврежу тебе или Еве. Но я бы никогда не сделала этого. Ты даже не представляешь, что я готова была вынести ради того, чтобы быть с вами. Но ты сказал: уходи. Ты выбрал свой страх, а не мою любовь.

Шери замолкает.

– Так почему же ты здесь?

– Ты уже спрашивал.

– Я спрашивал – зачем. Почему – это уже другое.

– Люблю тебя.

– А почему ты сейчас уйдёшь?

– Потому что я… Как все вампиры.

С её ресниц падает крупная слеза, а за ней вторая, третья.

– Лучше уходи, – советует Мэтт.

– Нет, – Шери качает головой и стирает пальцами с ресниц влагу. – Мы всегда возвращаемся туда, где и должны быть. Меня вернули к тебе.

Женщина проходит дальше в комнату, берёт с пыльной полки маленькую чёрную шкатулку. Оттуда льётся музыка, и крохотная балерина кружится на платформе.

– Все в конце окажутся там, где и должны быть, теми, кем должны.

Мэтт поднимает голову, и их с Шери взгляды пересекаются.

– Получается, мы не избавимся друг от друга никогда, верно? – спрашивает Мэтт.

– Верно.

– Знаешь… Я ведь тоже скучал…

Шери удивлённо смотрит на него, уловив в его голосе тёплую ноту, впервые за весь разговор. Она, наконец, узнаёт его, Мэтта, такого, каким он должен быть.

– Да и куда ты пойдёшь, – продолжает он, – сейчас только утро, тебе негде будет спрятаться…

– Мне остаться?

– Да, не уходи.

– Обними меня.

– Верно, так и сделаю.

Музыкальная шкатулка смолкает.

Глава 15 Шестерёнки

– По-моему, она сломалась, – виновато сообщила я следующим вечером, протягивая ему шкатулку.

– Ага, – Бронислав Патиенс аккуратно принял вещицу, сел за стол, и попытался её завести.

«Трынь!» – жалобно раздалось из шкатулки, и та смолкла, больше не удалось извлечь из неё ни единого звука. Бронислав хмыкнул и принялся её разбирать. Я стояла рядом и наблюдала, смущённо переступая с ноги на ногу: он наверняка решит, что это я её сломала.

– Шестерёнки стёрлись, – сказал дядя. – Оно и понятно – вещь-то не новая.

–Старше меня, – машинально ляпнула я.

Бронислав Патиенс поднял глаза, глянул на меня, но тут же вернулся к шкатулке:

– Их бы заменить… Я имею в виду – шестерёнки. Тут, впрочем, ничего сложного. У меня даже где-то были …

Он открыл ящик в столе и принялся рыться там.

– Ага, вот! – торжественно вытаскивая маленькую весомую коробочку, в которой что-то гремело, сказал дядя Бронислав. – Знал, что оставались.

Глядя на него, я невольно улыбнулась: таким он выглядел воодушевлённым.

– Чего усмехаешься? – с неизвестно откуда взявшейся здесь отвёрткой в руках Бронислав Патиенс повернулся ко мне. В глазах его горел азарт: – Я просто давно не делал ничего такого… Недавно вот у Хьюго часы сломанные отобрал. Я просто раньше очень много с такими вещами возился, даже сам кое-что смастерить умел…

Я в это время вспомнила вчерашний сон и, хоть мне и не хотелось отвлекать дядю Бронислава от его увлечённой работы, набралась духу и сказала:

– Извините, мне надо самой это починить.

Он поднял голову и вопросительно на меня посмотрел.

– Я обещала, – пояснила я.

– Кому?.. А, ясно, – с лёгким разочарованием дядя Бронислав закивал головой и уступил мне своё место за столом.

Кто бы мог подумать, что чинить что-то так сложно! Даже под чутким руководством дяди Бронислава это тяжело, к тому же я с трудом различала мелкие детали в полумраке его комнаты.

– Аккуратней с этим, а то ещё хуже сделаешь, видишь, какое всё тонкое, – стоя у меня за спиной, дядя отдавал мне указания, – крепче закручивай, а то сдвинется. Тут всё на своём месте должно быть…

Когда, наконец, я водворила последнюю шестерёнку на место, я почувствовала глубочайшее облегчение и вздохнула.

– Держать обещания иногда трудно, да? – поинтересовался Бронислав Патиенс.

– Угу, – буркнула я, с удовольствием вставая из-за стола и распрямляя спину.

– Проверим теперь, как работает?

Шкатулка заработала, а на лице у дяди появилась улыбка.

– Ещё что-нибудь сломаешь – приноси, – с лёгкой иронией сказал он.

– Обязательно.

Какое-то время была слышна только мелодия из шкатулки. Когда стало тихо, он взял шкатулку со стола и протянул мне:

– Думаю, теперь это твоё.

Я взяла вещицу и покрутила в руках.

– Дядя, – сказала я, глядя на крошечную балерину.

– М? – нехотя откликнулся он, складывая инструменты в стол.

– Почему некоторые куклы у мамы обгорели?

Ящик стола задвинулся с громким стуком.

– Это одно из самых… жутких вещей из моего детства, – признался Бронислав. Патиенс.

Я не без любопытства глянула на него, но спрашивать дальше как-то не решалась.

Он вздохнул и рассказал:

– Шери начиталась всякого, и узнала, что раньше ведьм, да и вампиров – кто их там старался различить, – судили и казнили, сжигая на костре. Это так запало ей в душу, что она решила сыграть в такой суд. Всё бы ничего, но она смогла утащить с кухни спички и устроить настоящий костёр в комнате. Я был рядом и успел потушить огонь, но с некоторыми игрушками пришлось попрощаться.

– Вы испугались?

– Ещё бы! – воскликнул Бронислав.

Я согласилась:

– Это и вправду жутко…

– Всё обошлось, – успокоил Бронислав.

Я вздохнула и сползла вниз по стулу, крутя в руках шкатулку.

– Ты выглядишь грустно, – заметил дядя, по обыкновению присаживаясь на край стола.

– Я думаю, что зря я увидела то, что увидела, – призналась я.

– Неужели тебе бы не хотелось знать правду?

– И что это за правда? – возразила я; в груди у меня стало тяжело. – Папа с мамой расстались – из-за меня. Мама поссорилась с семьёй – опять из-за меня. Да даже этот пожар не случился бы, если бы не было меня.

Я нашла в себе силы поднять голову и посмотреть на дядю; он слушал очень внимательно. Я призналась:

– С тех пор, как папы нет, я всё время чувствую себя лишней.

Взгляд его зелёных глаз стал очень мягким. Прохладные пальцы коснулись моей щеки и стёрли с неё слезу.

– Я думаю, это непросто, – согласился Бронислав и добавил: – Но подумай: неужели ты не принесла в жизнь окружающих ничего хорошего?

Это был сложный вопрос. Но я почувствовала, что мои плечи сами собой расправляются.

– Я знаю, – сказал Бронислав Патиенс, не давая мне времени ответить, – давай послушаем музыку. Мне это всегда поднимает настроение.

Я не могла отказаться. Мы подошли к стеллажу с пластинками; было забавно, что дядя, кажется, одновременно слушал и классическую музыку, и рок. Я лично мало узнавала названия групп, так что просто выбрала альбом с красивой обложкой.

– О, я любил этих ребят лет в… шестнадцать, я думаю, – прокомментировал дядя и стал возиться с проигрывателем.

Я же взобралась в кресло – поближе к камину – и свернулась там калачиком, чтобы сохранить тепло. Полилась музыка. Хоть её можно было назвать старомодной, но всё же звук был хорош: достаточно тяжёлый, но такой, что под него хотелось танцевать. Я глянула на Бронислава: он расположился у стола и постукивал по столешнице пальцами в такт музыке. Обстановка и вправду разрядилась: я согрелась, прикрыла глаза, и моя голова стала сама собой покачиваться под ритм песни.

– Всё устраивает? – поинтересовался дядя.

– Я люблю гитары, – уверила я, – хорошая музыка.

Кажется, ему приятно было это услышать.

После короткой паузы началась другая песня, а потом третья. Она зашла с вкрадчивой тихой мелодии, будто бы отдалённой, и я уловила краем глаза какое-то движение… Я слегка сощурилась и увидела, словно рисунок на тонком стекле, силуэты людей в полутьме, разноцветные огни и, чуть подальше, затемнённую сцену…

– Я вижу воспоминание, – решила сообщить я и с осторожностью посмотрела на дядю. Это явно было что-то из его памяти.

Он отвлёкся от музыки и слегка вздрогнул, переводя взгляд туда, где я видела фигуры людей; очевидно, он видел то же, что и я.

– Я уже и начал забывать, – пробормотал Бронислав и потёр пальцем переносицу, – что эта песня связана кое с кем.

– С… девушкой? – ахнула я и почувствовала, что кончики ушей у меня становятся горячими.

Бронислав Патиенс кивнул.

Вкрадчивая мелодия тем временем набрала силы, и вступил бас, задавая раскачивающийся ритм музыке. Толпа у сцены оживилась, и свет в зале стал малиновым и густым. Я в растерянности глянула на воспоминание, затем на дядю и предложила:

– Мы можем перемотать эту песню?

Он на секунду задумался, а потом расслабленно опустился на спинку стула.

– Там ничего криминального, – Бронислав махнул рукой, – мы просто пришли на концерт и танцевали. К тому же, это было очень-очень давно.

Музыка зазвучала громче и настойчивее; ритм сменился, и энергичная смесь гитар и ударных всполошила толпу. Я никогда не была сама на рок-концерте, но зрелище почти невидимых в полутьме фанатов, которые слились в одну танцующую, размахивающую руками и качающуюся массу, прямо притягивало присоединиться к ним. Свет на сцене сменился, когда показался вокалист; его красивый высокий голос взлетал над грубоватой музыкой и отдавался от стен и потолка. У меня по спине пробежали мурашки.

– Я люблю эту песню, пойдём!

Воодушевлённый крик принадлежал длинноволосому парню, которого можно было разглядеть в дальнем уголке зала. Я покрутила головой, тайком глянув на дядю: сходство было однозначное. Бронислав Патиенс, молодой и взволнованный, стоял передо мной в воспоминаниях. Тот факт, что на нём были рваные джинсы и чёрная майка с оторванными рукавами, невольно вызвал у меня улыбку. Вдобавок, у него на шее и на запястьях были какие-то большие и звенящие украшения. Кажется, он бы первым прыгнул в толпу со сцены, если бы…

Он протянул руку девушке, сидящей на кожаном диванчике возле бара. Кажется, ей было не очень комфортно в тёмном зале с громкой музыкой, и она неуверенно поглядывала на танцпол большими синими глазами. Она нехотя поднялась со своего места, и Бронислав тут же схватил её за руку и вытащил к краю танцпола: вовсе не обязательно было нырять в толпу, потанцевать можно и здесь.

– Н-ну, ладно, – девушка улыбнулась. Жёлтый и синий лучи света упали на её лицо от софитов, и я увидела выступающие щёки с очаровательными ямочками.

– Она такая красивая, – прошептала я, разглядывая подругу Бронислава: густые светлые волосы, округлые открытые плечи, красная блуза, которая ей очень шла, и милые блестящие украшения. Видно было, что она выбирала самое яркое из своего гардероба; впрочем, даже это выглядело не очень убедительно на фоне местной публики.

– Ещё бы, – отозвался тот, взрослый Бронислав, который тоже сидел и наблюдал себя в прошлом; на губах у него застыла улыбка.

Молодой же Бронислав, стараясь расшевелить свою подругу, взял её за руки и стал раскачиваться в такт музыке. Он подпевал словам песни, но было совсем ничего не слышно: только губы шевелились. Движения у парочки были неловкие и скованные, но Бронислав не отступал. Музыка на несколько секунд замедлилась, оставив самые высокие и красивые ноты, чтобы вдруг снова обрушиться на слушателей на припеве. Толпа за их спинами сходила с ума, пока Бронислав и его подруга смешно размахивали руками; парень улыбнулся, и девушка тоже захихикала. Кажется, она, наконец, стала чувствовать себя уверенно, и её голова и плечи пришли в движение. Разноцветные лучи света играли на её волосах и коже, и, что бы ни происходило, Бронислав смотрел только на неё…

Вскоре они уже кружились, прыгали и трясли головами; девушка сорвала со своей головы резинку, позволив волосам болтаться, как им хочется. Ко второму припеву она уже запомнила слова и тоже подпевала. Крики и музыка были почти что оглушительными; танцуя, Бронислав и его подруга ни разу не расцепили руки.

Когда песня завершилась, поднялся гул аплодисментов и дикий визг. Девушка, будто опомнившись, смутилась, а затем рассмеялась, протирая рукой капельки пота со своего раскрасневшегося лица.

– Я же говорил: будет весело! – прокричал Бронислав, чтобы подруга хоть что-нибудь услышала поверх шума толпы.

Потом они танцевали ещё и ещё, а потом, когда концерт закончился, они не пошли домой. Была глубокая ночь, безоблачная и тёплая. Бронислав сказал, что знает одно крутое место. Они пошли на окраину города, где среди старых построек возвышалась, как маяк, заброшенная водонапорная башня на витых металлических опорах. Наверх можно было подняться по ступенькам, но вход на них был перегорожен несколькими ржавыми цепями.

– Ты уверен, что туда можно? – осторожно спросила девушка.

– Конечно, – Бронислав присел и прополз под цепями. Оказавшись на другой стороне, он приподнял цепи, так что его подруга тоже без труда попала на лестницу.

Они стали подниматься; их ноги тихо постукивали по ржавыми ступенькам. Вскоре девушка отстала: её ноги и так гудели после танцев, а тут ещё и подъём по витой лестнице.

– Ты устала? – встревоженно спросил Бронислав, вернувшись на несколько ступеней к подруге.

– Немного, – ответила та, опираясь на перила. – Мне нужно минутку постоять, фух…

– Давай я тебя понесу.

– Я тяжёлая! – запротестовала девушка; видно, худоба Бронислава не внушала ей уверенности.

– Пф! – только и сказал он, поворачиваясь спиной. Отбросив волосы с плеч, он ещё раз настоял:

– Давай!

Девушка неловко зацепилась ему за плечи и подскочила; лестница с гулом звякнула, но Бронислав успел подхватить подругу под коленями. Устроившись у парня на спине, она снова заметила:

– Ты скоро устанешь.

– Ещё не устал.

Бронислав и правда не устал. Он бодро стал подниматься на башню. Он мог бы пройти ещё миллион таких ступенек, если бы потребовалось. Однако, вскоре лестница закончилась, и они оказались на узкой площадке. Позволив девушке встать на ноги, Бронислав заметил:

– Осторожно, тут доски на полу ненадёжны, – и тут же добавил: – Ты лучше держись за меня, если что…

Это был очевидный ход, но он сработал. Девушка взяла его за руку. Но тут же пошла вперёд, к краю площадки, и, остановившись у перил, замерла в восторженном молчании. Это было, собственно то, ради чего совершалось это восхождение: над башней открывалось небо, большое и глубокое, в котором купались бесконечные звёзды и трепетный месяц. На горизонте небо сталкивалось с огнями города, которые создавали сияющий нимб, и вся эта игра света в темноте дрожала и переливалась одновременно волнительно и умиротворяюще.

– Ты не боишься? – спросил Бронислав.

– Так красиво! – не оборачиваясь к нему, сказала девушка.

Он улыбнулся. Наконец, она увидела часть его мира. Бронислав подумал: если бы он мог расправить крылья, он бы показал ей весь город с высоты полёта, и порт, и корабли в море, которые так загадочно светятся на тёмном полотне воды. Но он смел.

Налюбовавшись, девушка вздохнула и отошла от перил.

– Побудем тут?

– Пожалуй, – согласился Бронислав.

Они сели на скрипучий пол – места как раз хватало, чтобы вытянуть ноги, – плечом к плечу.

Музыка прервалась; кажется, мы дослушали альбом. Воспоминание испарилось очень резко, и я исподтишка глянула на дядю. Он отвёл взгляд.

– Кажется, это воспоминание немного затянулось, – сказал он и кашлянул. – Извини, я просто… и сам забыл, что это была такая хорошая ночь.

Я не собиралась его винить. В конце концов, это было даже мило, только была одна деталь…

– Дядя, ты тоже, – я заволновалась и притянула колени в груди, чтобы чувствовать себя защищённо, – ты тоже встречался с человеком?

– На самом деле это достаточно распространено, – громко сказал он, но при этом резко сел ко мне боком, чтобы посмотреть в окно и не смотреть на меня. – Мы вообще часто сбегали в город… тут тихо. А там всегда была музыка, было много людей. Нам казалась, что именно там-то – настоящая жизнь. Мы находили кого-то вечером и расставались утром, чтобы больше никогда не встретиться с этим человеком снова… Но в этот раз всё как-то затянулось.

– И она, эм, не заметила ничего странного?

– Конечно, заметила! – Бронислав рассмеялся и потёр пальцем переносицу. – Она умная девушка.

– И как же вы встречались?

Бронислав, наконец, перестал смотреть в окно и посмотрел на меня. Его губы сжались, и я пожалела уже о своём любопытстве, но он всё же ответил на мой вопрос:

– Я врал. Мне постоянно приходилось что-то выдумывать.

– Сложно встречаться без возможности доверять. Она тоже понимала, что я что-то скрываю, и обижалась. Более того, общение со мной могло быть опасным. Я понимал, что долго мы так не протянем, и решил, что лучше расстаться.

– Оу… – только и смогла сказать я, сидя в кресле, обняв свои колени и глядя на дядю во все глаза. Это звучало грустно, но, в конце концов, он, кажется, был прав. Моей маме не хватило сил бросить папу, и получилось… то, что получилось.

– Чтобы расстаться, мне тоже пришлось наврать, – по лицу Бронислава пробежала ухмылка, горькая, и он покачал головой, укоряя прошлого себя. – Я часто приезжал в одну больницу, где был донорский центр, чтобы покупать там кровь. Про кровь она не знала, но вот что я часто в больнице, – да, потому что там работала её мать. И вот я придумал себе страшную болезнь, которая объясняла бы многие странности и частое посещение больницы. Это же совпадало и с её легендой.

– Её легендой? – эхом повторила я.

– Да, дело в том, что у неё в семье была легенда, что в роду появляются ведьмы. Обычно, это передаётся от бабушки к внучке. Судя по рассказам, у покойной бабушки действительно были какие-то причуды. К этому прилагалось, что все важные мужчины в жизни ведьмы должны погибнуть. Так вышло, что у неё умер отец, а за год до нашей встречи – маленький братик.

– Вот это совпадение, – пробормотала я, и у меня по спине пробежали мурашки от жути.

– Итак, получалось, что нам просто необходимо расстаться немедленно, пока что-нибудь не случилось, – дядя развёл руками и заключил: – Это сработало.

– Звучит ужасно! – возмутилась я; страшно было представить, чего только не натерпелась та девушка.

– Думаю, всё же менее ужасно, чем получить укус вампира, – серьёзно возразил Бронислав.

Мы замолчали; тишина была такой тяжёлой, что у меня зазвенело в ушах.

– Как её звали-то хоть?

Бронислав как-то неопределённо улыбнулся и промолчал. Я задумалась, вспоминая девушку, которую я видела в воспоминании. Её лицо выглядело чем-то знакомым. Могла ли я встречать её раньше?

– Я её знаю? – спросила я.

Дядя снова не ответил, выжидающе глядя в окно.

Такие синие глаза и мягкие светлые волосы, как у его подруги, я действительно встречала. Если допустить, что с тех пор она ещё вытянулась, сильно похудела и стала выпрямлять волосы, то получится…

– Синтия! – ахнула я.

– Синти, – Бронислав кивнул, прикрыв глаза. – Как синти-поп.

– Но как?! – я прямо подскочила в своём кресле, стукнув руками по подлокотникам.

– Тебе ещё не достаточно драмы на сегодня? – поинтересовался дядя несколько устало. – Это было давно и уже не имеет никакого значения.

– Просто я думала… – растерянность и смущение заставили меня почувствовать, что в холодной комнате, стало жарко. – Я думала, что мы с ней друзья, но она ничего мне об этом не сказала.

– А должна была?

Этот вопрос прозвучал сурово, и я снова стала остывать.

– Ну… разве это… не важно?

– Очевидно, что это не важно, – кивнул Бронислав с самым уверенным видом.

– Ладно… – мне стало неловко. – Простите. Я понимаю, что это не моё дело. Но я просто …

К моему удивлению, Бронислав молча протянул мне руку. Его лицо было повёрнуто к окну, но ладонь повисла в воздухе в приглашающем жесте. Я замешкалась.

– Я могу показать тебе, – уступил Бронислав. – Но это последнее. Конец истории.

Из-за того, что он отвернулся, его голос прозвучал глухо и отдалённо. Я поднялась с кресла и нерешительно подошла ближе. Мои холодные руки коснулись ещё более холодных пальцев Бронислава, и я очень быстро, будто нырнула в воду, оказалась внутри воспоминания.

Это была столовая замка. За столом сидело, как я догадалась, семейство Патиенсов. Бронислав, молодой и задумчивый, тоже был здесь. Всё внимание было приковано к мужчине, который стоял у края большого стола, то оглядываясь на дверь, то глядя на Патиенсов. Любопытная прислуга тоже наблюдала за происходящим.

– Семья, – почти торжественно произнёс мужчина, – я хотел бы озвучить вам одну важную просьбу…

У мужчины были густые светлые волосы и вытянутое лицо. Он был одет аккуратно и скромно, но костюм был явно не дешёвый. Вглядевшись в взволнованное лицо мужчины, я узнала в нём… Гарта Вэна.

– Я бы хотел попросить вашей помощи, чтобы закончить строительство и ремонт моего дома поскорее, – слегка тушуясь под взглядами Патиенсов, сказал Гарт.

– Для тебя ничего не жалко, – мягко сказала красивая женщина, которая сидела во главе стола. Я слегка ахнула: неужели это – моя бабуля?

– Но к чему спешка? – спросила тем временем она. – Тебе с нами не нравится?

– Нет, но мне нужен этот дом, – уверенно сказал Гарт и, улыбнувшись, охотно открыл свой секрет: – Дело в том, что я собрался жениться. Моя семья далеко, так что вы – первые, кому я об этом официально сообщаю.

Семейство отреагировало, в целом, одобрительно. Давно пора. Сколько можно быть женатым только на своей работе? Только Бронислав, скрестив руки на груди и дерзко тряхнув головой, цокнул языком и сказал:

– Ха, хотел бы я увидеть, кто это пойдёт за тебя, зануду!

Этот комментарий, конечно, был привилегией: Гарт ни капли не обиделся, потому что они с Бо дружили почти по-братски.

– Кстати, об этом, – Гарт потупил взгляд, и его щёки покраснели, – опять же, вы – первые, кому я представлю свою невесту…

Он обернулся к двери и призывно помахал рукой:

– Давай, заходи, не стесняйся!

Прислуга зашепталась и захихикала, пропуская гостью в столовую. Из темноты коридора к ним вышла…

Она! Бронислава так и пригвоздило к стулу. Это был почти театральный жест, и его только чудом не заметили родители и Гарт. Синтия – а это, без сомнения, была она, – была одета в очень скромное шерстяное платье, не то, что на концерте, а волосы у неё были собраны в две косы, что заставило её выглядеть ещё моложе.

Она тоже заметила Бронислава. Её глаза на секунду округлились. В воздухе между этими двумя возникло такое напряжение, что, казалось, полетят искры. Но Синтия взяла себя в руки и опустила взгляд в пол. Бронислав тоже выпрямился и постарался сделать спокойное лицо. В это время Гарт нежно взял Синтию за руку и представил:

– Знакомьтесь, Синтия…

– Синтия Вэн, – тихим голосом перебила девушка. Глаза Гарта засияли настоящим обожанием, и он широко улыбнулся.

– А это, – сказал он, – Патиенсы. Я работаю у них уже не первый год, и это очень важная семья для меня.

Синтию ждала процедура обхода вокруг стола и последовательного представления каждому члену семьи. Шери круглыми от удивления глазами глядела то на брата, то на будущих жениха и невесту, и всё собиралась что-то сказать, но Бронислав одним яростным взглядом дал ей понять, что лучше держать язык за зубами. Сам он сидел с очень-очень прямой спиной, и можно было увидеть, как болезненно напряглись у него плечи.

Невесту одобрили; она была очаровательной и очень милой. Когда дошла очередь до Бронислава, он изо всех сил постарался улыбнуться Гарту.

– Это Бронислав, Бо. Он мой подопечный и друг.

– Очень приятно, – негромко ответил Бронислав, стараясь не смотреть на Синтию.

– Я так счастлив сейчас, – признался Гарт.

– Класс, – Бронислав интенсивно закивал головой. – Это же здорово, когда девушки выходят замуж.

Шери не сдержалась и хихикнула, прикрыв лицо ладонями. Когда жених и невеста отвернулись, Бронислав одарил сестру ещё одним смертоносным взглядом.

– Синтия здесь ненадолго, – объявил Гарт, когда всех представили. – Она уезжает учиться в колледж на два года. Через эти два года мы и хотим пожениться, и было бы здорово сразу переехать в наш новый дом.

Семейство заключило, что это справедливое желание: семье обязательно нужно было уютное гнёздышко. Средства на строительство и ремонт пообещали предоставить незамедлительно.

Воспоминание растаяло, и я снова оказалась в башне. Пальцы Бронислава выскользнули из моей ладони.

– Дом построили. Синтия вернулась и вышла замуж. Все довольны, – быстро сказал он, завершая историю.

– А ты?..

– За два года кое-что изменилось. Успела родиться ты, так что мне было, чем заняться. Такие вещи, как общение с чужой женой, меня не интересовало.

Это была благородная фраза, но сказана раздражённым тоном, что у меня дрогнули плечи.

– Тебе холодно? – тут же сменив голос, спросил Бронислав.

– Немного…

– Жди здесь.

Он сам спустился вниз и принёс мне большой шерстяной плед. Я залезла в кресло; плед, хоть немного заставлял кожу чесаться, но отлично согревал, когда я укрылась им. Дядя подбросил дров в наш камин, и тот разгорелся жарче.

– Давай послушаем что-нибудь более спокойное…

На этот раз мы слушали какую-то очаровательную фортепианную музыку. Было слышно, что снаружи пошёл дождь: ночи становились всё холоднее. Но в своём гнезде из пледа я отогрелась и, полусонная, ловила ноты музыки, глядя на дядю. Он сидел за столом и, опираясь головой на руку, прикрыл глаза. Он выглядел таким спокойным. Неужели уснул? Неужели история про Синтию встревожила меня больше, чем его? Неужели он никогда не пытался поговорить с ней снова?..

Я не помнила момент, когда заснула. Меня потревожило какое-то движение, я нехотя приоткрыла глаза и обнаружила, что меня несут. Дядя Бронислав медленно и бережно спускался по лестнице, а я, укутанная в плед, была у него на руках. Может, я всё ещё сплю? Я не пошевелилась и снова закрыла глаза, убаюканная движением.

Утром я проснулась в своей комнате, в своей кровати… под шерстяным пледом, который немного чесался, но хорошо грел.

Глава 16 Шрамы

С того вечера многое поменялось. Я спала утром допоздна, а потом с нетерпением ждала захода солнца, потому что просыпался дядя. Он, конечно, настаивал, чтобы я ложилась пораньше, но это было невозможно, ведь у нас было так много дел. Мы бродили по замку вместе, и у Бронислава Патиенса, казалось, была история про каждую, даже самую позабытую и пыльную безделушку. Он рассказывал мне истории о старине, о замке, о наших предках с портретов и, хоть часто кровавые, эти истории помогали мне почувствовать себя частью чего-то важного. К тому же, кроме рассказов, Бронислав мог ещё и показать. Воспоминания приходили ко мне – в его присутствии – невероятно легко и быстро, хоть между нами могли лежать не десять и не двадцать лет, а целые века. Настоящее волшебство начиналось, когда вещи шептали свои секреты и неярко мерцали в темноте.

Дядя показал мне в библиотеке полку, упрятанную в дальнем угле, с художественной литературой. Её не так просто было найти.

– Родители считали это пустой тратой времени, – объяснил Бронислав, пролистывая сборник стихов, – надо было читать только по делу. Но я покупал эти книги – не выкидывать же?

Я была рада, что их не выкинули, потому что я, наконец, могла скоротать время над романом про рыцарей, пока дядя высыпался.

Мы-таки устроили киносеанс, и, впоследствии, не один. Попкорна и колы не было, но я наловчилась тонко нарезать хлеб, делать смесь из специй и масла и, щедро обмакнув в эту смесь хлебный ломтик, подсушивать в духовке. Чем не чипсы?

Хьюго тоже был приглашён на кино-ночь. Однако оказалось проще перетащить телевизор и кассеты вниз, в гостиную, чем заставить старика подняться по лестнице в башню: его колени уже не выдерживали такого восхождения. Не то, чтобы Хьюго очень любил киноискусство и музыку; но присоединялся к нам с дядей и тихо присутствовал, наблюдая за нами, как за детьми.

Дядя учил меня играть в шахматы. Из коробки, что досталась мне в наследство, я достала набор шахмат, а когда показала его дяде, он обрадовался ему, как старому другу:

– Неужели он? Да, тот самый, – заулыбался он, рассматривая фигуры, и пояснил: – Просто я его сделал когда-то и подарил Шери на день рождения, а она… Ну, впрочем, ты и сама можешь посмотреть?

Дядя Бронислав расставил фигуры на доске, и, отведя меня чуть в сторону, попросил меня наблюдать. Шахматы эти казались очень-очень старыми, и на вид никуда не годились. Стоя так и таращась на них минут десять, я уже отчаялась увидеть в них хоть что-то, но тут дядя Бронислав дёрнул меня за рукав:

– Смотри!

Я глянула на стол – шахматы зашевелились. Взбрыкнув гривой, белый конь первым легко и уверенно скользил по доске, за ним скромно подалась к противнику чёрная пешка… И вот я увидела призрачные руки воспоминаний, двигающие фигуры, и услышала голос:

– …Погоди, которая из них ладья?

Голос, – я уже узнала его, – принадлежал отцу, и он был явно озадачен.

– Вот эта, сколько раз можно повторять! – хихикнув, ответил голос Шери, и её рука подняла в воздух фигурку.

–А ну… понятно.

– Ты опять забыл, как ходить? – спросила Шери после короткой паузы.

–Ну нет, что ты, я всё помню, задумался просто…не то чтобы… Да, я забыл.

– Разве так сложно?

–Нет, но… Ну, то есть да.

Теперь я уже отчётливо видела их в сумерках. Они сидели на траве по разные стороны доски, на которой стояли блестящие новенькие фигуры, вокруг тихо шуршала листва, и редко чирикали незримые птицы – они, наверное, были где-то в лесу. Оттуда, из воспоминания, веяло прохладой. Выглядело это так, будто среди комнаты замка вдруг появилось полупрозрачное мутное стекло, по поверхности которого скользило изображение.

Шери снова хихикнула.

– Ладьёй ходят вот так, – весело сообщила она.

– Угу, – хмуро кивнул Мэтт и поправил шляпу, не отводя взгляда от доски.

– Ходи, – нетерпеливо сказала Шери. Ей нравилось смотреть, как Мэтт ей проигрывает.

– Сейчас, – раздражённо бросил Мэтт. А сам подумал: «И зачем только я согласился с ней играть? Сдую, да и только. Опять».

И он наугад передвинул фигурку.

Шери вздохнула:

– Ладно, для начала неплохо, нужно только больше практики. Тебе мат. Опять!

И она рассмеялась, а Мэтт придал себе обиженный вид и поджал губы, хотя сам тоже давился от беззвучного смеха.

Воспоминание размылось и растаяло, а его место заняло другое. Теперь доска стоит на скамейке в каком-то полудиком парке. Шери обеспокоена, и понятно почему – из-за деревьев уже забрезжил утренний свет.

– Ой, сколько времени! Я совсем забыла, мне давно надо быть дома! – говорит она и спешно поднимается.

– Да ладно тебе, рано ещё, – Мэтт вскидывает руку и смотрит на часы. – Ещё и половины пятого нет!

– Мне надо идти! – настаивала Шери.

– Пока! – быстро сказала она и бросилась прочь.

– Пока, – произнёс Мэтт, озадаченный таким стремительным уходом. «Мы же ещё партию не закончили», – подумал он и вдруг закричал:

– Шери, Шери, стой! Ты забыла свои шахматы!

Но она не могла уже вернуться, она бежала, не оборачиваясь и закрывая лицо руками от солнца, которое уже начинало жечь её…

– Ну ладно… – не дождавшись ответа, Мэтт как-то необычно бережно принялся собирать фигуры, – не страшно. Потом заберёшь…

«Надо срочно быть дома? Много вы видели людей, которых в пять утра срочно ждут дома?» – удивлялся про себя он.

Воспоминание растаяло, как будто его и не было, но я ещё долго не могла оторвать взгляд от доски, одиноко стоящей на столике.

– Она так и не забрала, – донёсся до меня, словно сквозь сон, голос дяди Бронислава. От неожиданности я обернулась. – Она всё время специально забывала его. Набор остался ему.

– Понятно, – машинально бросила я. Сердце у меня билось быстро-быстро, и от каждого удара всё сильнее защемляло что-то под рёбрами.

– Не хочешь сыграть? – спросил дядя Бронислав. Его голос тут же вернул меня к реальности.

– Что? А, да, давайте, – выдохнула я и пошла к столу, – только я не умею.

– Я умею, – успокоил он. – Кто, как ты думаешь, научил этому делу Шери? Садись, будешь учиться.

Но большую часть времени мы всё же бродили. В замке было отопление от больших котлов в подвале; да и камины были, но такие большие пространства было сложно прогреть, а осень брала своё. Дождь и ветер были нашим постоянным фоном, а ветви деревьев в парке, когда я выглядывала из окна, были совсем пусты, листва валялась на земле выцветшая, грязная. В моей комнате, относительно маленькой, было ещё терпимо, но, покидая её, я одевалась во всё тёплое и носила с собой шерстяной плед. Это добавляло мне антуража, когда я обнаружила, что носки отлично скользят по полу в залах. Я накидывала плед на плечи и проносилась по залу, словно летучая мышь-комета. Дядя всегда делал вид, что не замечает, но я всё равно слышала его тихий смешок.

– Мы тоже так делали, – наконец, сказал он, – только нам запрещали.

Я так и замерла на месте, глядя, как мимо меня проносятся полупрозрачные дети – я их уже узнавала, это были Шери и Бо. Смеясь и пища, как два котёнка, они бегали друг за другом по залу и скользили на носках по паркету, падая, но тут же подскакивая и продолжая игру. Призрачные голоса кричали им:

– Немедленно перестаньте!

– Здесь не место для игр!

– Вы сейчас что-нибудь сломаете!

Но этим двоим было всё равно.

– Да уж, – я смутилась и поправила на плечах свой плед. – Кажется, замок не для игр…

Возможно, столкновение с относительно лёгкими детьми местные вазы и статуэтки выдержали бы; но я уже была покрупнее. В общем, я перестала кататься на носках, в отличие от малышей Патиенсов.

У брата и сестры, хоть они были единственными детьми в замке, хватало развлечений. Всё вокруг было их игровой площадкой, даже без игрушек. Любимой их игрой была такая: нужно было залезть под одеяло или любой другой большой плотный кусок ткани. Целью было устроить под неё абсолютную темноту. Как только маленький просвет появлялся в их крепости, дети кричали: «свет!» и поскорее закрывали щёлку. Так возиться под одеялом и ловить свет они могли часами. Взрослые уже объяснили им, что свет очень опасен для них: можно очень сильно пораниться, если попадёшь под солнце. Но дети превратили страшный свет в игру; хотя бы в ней они могли его победить. Им было смешно.

А когда в парк забрёл любопытный белый волчонок, который, как выяснилось, был ещё и мальчиком по имени Марк… команда пополнилась новым неутомимым участником. Вместе эта троица была непобедима. Они росли вместе, и с возрастом их приключения становились всё рискованнее. Но ребята не боялись: каждый знал, что всегда сможет положиться на двух остальных.

Да, детство, у Бронислава было явно веселее моего. Да и подростковые годы оказались турбулентными. Дяде приходилось обходить некоторые моменты намёками, но меня всё равно ужасно веселили эти рассказы.

– Кажется, все дети одинаковые, – предположила я.

– Наверное, – Бронислав пожал плечами. – Думаю, взрослеть вампирам всё-таки труднее…

– Почему?

Я уже выяснила, что маленькие вампиры такие же, как и все дети: едят обычную еду, играют, разве что спят очень много и на свет не выходят.

– Вообще, возраст для первого перевоплощения – четырнадцать лет, – заметил дядя; это я уже знала. – Но меняться начинаешь лет с двенадцати, и всё заканчивается только к семнадцати. Сначала начинаешь ужасно хотеть есть, но потом от еды становится плохо. Если не ешь – тоже плохо. Вырастают крылья – болит вся спина и плечи, растут зубы – и повреждаются дёсны. Руки, ноги – всё болит и ноет, и всё тело просто сходит с ума. Нам даже понадобился для этого врач.

– Звучит неприятно, – согласилась я и с опаской спросила: – Неужели меня тоже это ждёт?

Дядя Бронислав оценивающе посмотрел на меня, разгуливающую в коконе из пледа. Сам дядя никогда не мёрз, настолько, что ходил по замку босиком. Он немного снизил планку для самого себя, и теперь его чаще всего можно было увидеть в свободных штанах и рубашке; хоть цвета оставались его любимыми – чёрным и белым. Выглядело почти по-домашнему.

– Думаю, что нет, – сказал он.

Это было отрадно, потому что мне и так хватало проблем. Школа висела надо мной жутким призраком, и, если бы мне пришлось однажды вернуться туда, я бы завыла. Впрочем, это наверняка была бы другая школа, в другом месте, но… дети все одинаковые.

Дядя, напротив, никогда не ходил в школу:

– Мы учились всегда дома. К нам приезжали разные учителя. Их периодически приходилось менять, потому что они – ты понимаешь – замечали всякое…

Так что он, кажется, не без интереса слушал про мою школьную жизнь. Сначала мне не хотелось делиться, но, как выяснилось, делиться просто, когда тебя слушают. Дядя не перебивал и не высказывал оценок, даже когда мои истории были откровенно глупыми. Он просто шёл рядом и давал знать, что слушает, своим заинтересованным кивком. Дошло до того, что я рассказала дяде Брониславу свой секрет: о мальчике из класса на год старше. Это была моя давняя любовь. Фотографии его у меня не было, но было несколько зарисовок в блокноте. У моего тайного возлюбленного были коротко стриженные светлые волосы и очень красивая форма головы; он шикарно выглядел в профиль. Насколько я помню, он всегда носил светлую одежду без особых изысков, но она всегда очень ему шла. Мы ни разу не разговаривали.

Самый близкий наш контакт произошёл, когда я стояла за этим парнем в очереди в столовую. По слухам, мой возлюбленный держал религиозный пост, и действительно, он очень долго и тщательно выбирал, что ему купить. Этого, вдобавок к тому, что у него были такие глаза, как пишут на иконах, хватило для моего девичьего сердца, чтобы представить возлюбленного совсем ангелом. У меня не было никаких особых религиозных воззрений. Думаю, охотники на нечисть должны быть или очень набожными, либо полными атеистами. Мой папа относился ко второй категории, и никого духовного наследия мне не передал. Так что я чётко отдавала себе отчёт, что до таких высот, на которых находился мой возлюбленный, мне никогда не добраться. Однако в тот день, в столовой, он долго выбирал еду, а очередь напирала на меня сзади, и в итоге кто-то нетерпеливый толкнул меня прямиком в спину моему ангелу.

Ткнувшись лицом ему между лопатками, я чуть не сбила его с ног. Я была готова провалиться под землю. Ахнув от неожиданности, мой возлюбленный обернулся и, к моему счастью, лучезарно улыбнулся. Я извинилась, и он сердито прикрикнул на других учеников, чтобы не толкались. Ещё один раз, когда мы играли в волейбол на школьном стадионе, у нас улетел за поле мяч. Я, побежав за ним, получила благословение: мой возлюбленный проходил мимо и подал мне мяч прямо в руки.

Конечно, это не та история любви, которая могла бы впечатлить. Но Бронислав выслушал, и, взяв в руки мой блокнот, рассмотрел портрет поближе.

– Он и впрямь милый мальчик. Ты точно никогда не пробовала поговорить?

– А толку, – вздохнула я, – всё равно я уехала. Этим летом у него уже выпускной и – всё.

Дядя улыбнулся:

– У тебя всё ещё впереди. Сколько там тебе лет…

– Четырнадцать, – немного оскорблённо ответила я.

– Ты выглядишь старше.

– Все так говорят, – кивнула я. – Это из-за роста. Но я самая младшая в классе: я рано пошла в школу.

– Всё, чтобы не сидеть с ребёнком дома, – пробормотал дядя, видимо, делая отсылку к моему отцу, и указывая на блокнот, спросил: – Можно посмотреть?

Я немного замешкалась: во-первых, он резко сменил тему, во-вторых, я свои рисунки кому попало не показываю…

– Это вроде дневника, – призналась я, – только в картинках. Я рисую то, что меня зацепило.

– Если ты не хочешь, чтобы я смотрел, я не буду.

В подтверждение своих слов дядя тут же закрыл блокнот и протянул мне. Если до этого я сомневалась, то теперь у меня не осталось сомнений.

– Это старый, – сказала я, забирая блокнот у дяди из рук, – я лучше покажу тот, который веду сейчас.

Я принесла ему другой; там были зарисовки знакомых мест вокруг замка и деревни, даже сам замок и попытки изобразить его интерьер. На какой-то странице расположился кот Винстон, а ещё на одной – портрет Синтии за гончарным кругом. Бронислав быстро перелистнул.

– А это кто?

Я заглянула дяде через плечо и увидела свой рисунок Странника.

– А это… как бы сказать? Существо из моих снов. Я называю его Странник.

– Он страшный?

– Нет, он просто выглядит так, – мне захотелось оправдать своего товарища из мира грёз, – на самом деле он мне помогает. Он показывает выход, когда мне снятся кошмары.

– Увлекательно, – пробормотал Бронислав и пояснил: – Вампиры много спят, потому что мало едят: нужно сохранять энергию. Но мне ничего не снится.

– Вообще ничего?

– Чаще всего – просто темнота, – подтвердил дядя. – Или мы просто видим все события прошедшей ночи. У нас просто воображения, чтобы нарисовать что-то новое в своей голове.

Хоть я сны видела, но отправить меня спать было невозможно. Наконец-то мне было с кем-то поговорить. Но чем больше времени проходило, тем более уставшим выглядел дядя Бронислав. Он стал больше спать. Он стал нервным. Я не сразу поняла, что происходит, но, взглянув на календарь, можно было увидеть: месяц был на излёте, и приближалось новое полнолуние.

***

Стараясь выполнять обязанности по хозяйству, Хьюго решил основательно убраться на кухне. Он делал это скорее налётами, чем систематически; тем не менее, намерения были у него благие. Мы с дядей решили не бросать его одного и тоже присоединились. Старик открыл все шкафчики и решал, какую посуду оставить для пользования, а какую убрать в кладовку – её было слишком много. Ту часть посуды, которую решено было оставить, нужно было перемыть. Этим я и занялась, в то время как дядя принёс керамические бруски и занялся заточкой затупившихся ножей. Сначала всё было мирно: все были при деле.

– Если вампиры не едят, зачем им столько посуды? – рассудила я.

– Они-то да, – отозвался Хьюго, – но тут жило много людей, помнишь? Прислуга, и учителя, и врач, и гостей иногда надо было кормить…

– Да, – согласилась я и пояснила: – Я просто подумала: если не надо покупать продукты, готовить, мыть посуду… освобождается столько времени, куда можно было бы его потратить?

– Ну, обычно мы спали или учились в это время, – признался Бронислав, отвечая на мои рассуждения.

Он уже не пил столько вина, как раньше, или, по крайней мере, делал это не при мне. Он много пил воды: графины и стаканы стояли во всех комнатах, где он часто бывал, а ещё иногда позволял себе молоко или сливки.

– Ну, было время, когда и вы постоянно ели, – с некоторой ностальгией заметил Хьюго.

Бронислав вздохнул:

– Давайте не будем говорить об этом. Я давно перестал чувствовать вкус.

Онотвлёкся; его рука дрогнула, и нож, который он точил, звякнув, упал на пол.

– Я подниму! – вызвалась я и подбежала за упавшим ножом.

Я совсем не вытерла руки. Они были мокрые и скользкие. Нож снова вывалился на пол.

– Блин, – буркнула я и тут же испуганно вздрогнула.

Падая, нож задел мне руку – не больно – но заточенное лезвие легко распороло мне кожу возле запястья. Кажется, царапинка не глубокая, но выступили капельки крови и побежали вниз по руке.

Закрыв ладонью царапину, я подняла голову и пересеклась взглядом с Брониславом. Он смотрел на меня, не отрываясь, и его глаза как будто потемнели. Это длилось всего секунду, а в следующую секунду, с усилием, Бронислав отшатнулся прочь от меня.

– Назад! – рявкнул Хьюго, влетая между мной и дядей, отталкивая меня вглубь кухни.

Бронислав резко крутанулся на месте и выбежал из кухни, захлопнув за собой дверь. Хьюго так быстро, как только позволяли ему его больные ноги, подошёл к двери и, дрожащими руками достав из кармана ключи, запер дверь. Также он закрыл окна и занавесил их шторами.

– Фух, – выдохнул старик, когда мы оказались заперты, – успели.

Я стояла в недоумении и прижимала свою царапину ладонью. Кровь всё продолжала идти, и уже измазала мне пальцы.

– Ничего, сейчас, – Хьюго подтолкнул меня к раковине, и мы смыли кровь. Потом на кухне нашлась аптечка, чтобы обработать ранку и заклеить пластырем.

– Посиди пока здесь, – посоветовал Хьюго.

– А вы?

– Я пойду успокою его.

– Вы выйдете?..

За дверью было тихо; наверное, дядя поспешил уйти подальше от нас. Однако ничего нельзя было сказать наверняка. Страх начал накатывать на меня только сейчас, когда я стала осознавать, что произошло.

– Меня не тронет, – уверил старик. – Я его, можно сказать вырастил.

Он сказал это так решительно, что я не смогла возразить. С некоторой тревогой я смотрела, как Хьюго неторопливо выходит из кухни; затем дверь резко захлопнулась.

Я осталась одна.

Я прислушивалась к тому, что происходило за дверью, но всё было тихо. Сколько мне придётся тут сидеть? Я вздохнула и пробежала скучающим взглядом по пыльной посуде, которую выставил из шкафов Хьюго. Чего тут только не было! Но мой взгляд притянула маленькая пузатая бутылочка из стекла. Я взяла вещицу в руки и сдула пыль. Тут же я почувствовала запах, знакомый запах, но такой далёкий, будто его от меня отделяли годы…

Ну конечно! Годы! Пустая бутылка, которая затерялась на полках, не могла ничем пахнуть, но она пахла, причём очень особенно, и я уже понимала, чем: козьим молоком. На мутной глади стекла проступали воспоминания, оживали под моими пальцами: местный житель держал коз. Каждый раз рано утром он доил их и отправлялся на рынок: ещё до рассвета к нему приходил особенный покупатель, очень выгодный – он скупал вообще всё.

Бронислав Патиенс – из прошлого, моложе, чем сейчас, но уже ужасно повзрослевший, – расплачивался за молоко. Нагрузив стеклянными бутылочками рюкзак, он, звякая, взвалил ношу на плечи. Когда молоко выпивалось, бутылочки мыли, и возвращали фермеру, чтобы он налил туда новую партию. Молоко предназначалось для ребёнка; но и для самого Бронислава оно было полезным продуктом: выпив молока, можно было какое-то время контролировать голод. Главное – не выпить слишком много, а то мог заболеть живот. Одной бутылочки – туда помещался максимум стакан молока – вполне хватило бы. Рассудив, что ребёнок много не потеряет, Бронислав прошёл сквозь пустой рынок и, завернув за какой-то барак, который впоследствии стал «Серым Дубом», аккуратно спустил рюкзак с плеч. Отодвинув рукав плаща и рубашки, Бронислав глянул на часы: до поезда ещё оставалось добрых минут пятнадцать, так что можно было спокойно постоять.

Лямки рюкзака аккуратно соскользнули вниз по коже плаща. Поставив ношу на землю, Бронислав выудил одну баночку, снял крышку и принялся пить маленькими глотками. Молоко было ещё слегка тёплым. Он прикрыл глаза, смакуя напиток, и вдруг…

– Бо?..

Бронислав вздрогнул, чуть не поперхнувшись: он узнал этот голос. Медленно, с ужасно напряжёнными плечами, Бронислав повернулся на пятках, вырыв под ботинками две маленькие ямки в песке. Перед ним стояла Синтия; она немного подросла и похудела, но всё же это была она. Бронислав подумал, что он, наверное, выглядит очень глупо с маленькой бутылочкой молока, которую он сжимал в пальцах, и со следом молока над верхней губой. Парень нахмурился и, стерев рукавом с лица молочные «усы», сурово сказал:

– Что ты тут делаешь?

– Я проводила Гарта на работу и подумала, что смогу что-то купить. Но, кажется, я пришла слишком рано, – пожала плечами Синтия.

Понятно, подумал Бронислав, она только недавно вернулась со своей учёбы, и ещё не обжилась на новом месте. Несмотря на то, что Гарт сменил работу, им с Гартом, как и было обещано, построили чудесный дом; недавно была свадьба.

– Гарт очень расстроился, когда ты отказался быть свидетелем, – заметила Синтия, отведя взгляд в сторону.

– Я объяснил ему в письме, что у меня были дела, – буркнул Бронислав.

– У нас был непростой разговор.

– Представляю.

– Я всё знаю.

Синие глаза Синтии посмотрели прямо Брониславу в лицо, и тот слегка отпрянул, будто на него полетели искры.

– Вот, значит, какая у тебя редкая болезнь, – сказала Синтия, и её язык жёстко цокнул о зубы. – Гарт мне всё объяснил.

– А что я должен был сказать?! – защитился Бронислав; бутылочка с молоком в его руке задрожала, и, полупустая, чуть было не расплескалась.

Синтия фыркнула, но ничего не ответила, скрестив руки на груди.

– Ты должна была найти какого-нибудь загорелого моряка на белоснежной яхте и уплыть с ним отсюда подальше, – Бронислав старался говорить тише, чтобы не привлекать к ним обоим внимания, но жестокая эмоция всё равно прорезалась в его голосе. – Но вместо этого ты вышла за него, именно за него! Как это вообще могло случиться?!

– Там, в больнице, когда ты меня бросил, – тихо ответила Синтия, – Гарт увидел меня и помог успокоиться. Он был готов помочь незнакомому человеку просто так. Я подумала, что он точно меня не оставит. И он был вежлив с моей мамой…

Её глаза мягко заблестели нежностью. На Бронислава же страшно было смотреть: его лицо стало будто бы серым, темнота под глазами – ещё темнее. Его плечи мелко затряслись, но он с усилием выдохнул воздух и смог взять себя в руки.

– И поэтому мы два года должны были наблюдать картину, как он звонит тебе каждые пять минут, – вымученно пошутил Бронислав, но из-за напряжения в его голосе получилось чересчур едко.

– Он беспокоится обо мне, – обиженно бросила Синтия.

У Бронислава были свои мысли по этому поводу, но он решил сдержать их при себе; он лишь покачал головой.

– Он не знал, что мы с тобой встречались. Я тоже не знала, что вы знакомы. Ты злишься? – сказала Синтия, вдруг резко поменяв тон. Теперь её голос звучал примирительно и почти виновато.

Бронислав снова нахмурился; злость снова больно уколола его под грудиной, и разлилась напряжением по плечам и рукам.

– Я-то?! – фыркнул он. – Что ты хочешь услышать? Что лучше бы ты мне кол в сердце всадила, чем вышла за него? Нет, не доставлю тебе такого удовольствия.

Его голос вышел из под контроля и зазвучал чересчур громко; Синтия попятилась назад, почувствовав угрозу. Но Бронислав кашлянул и отстранился.

– А теперь прошу меня извинить, – чопорно сказал он и демонстративно посмотрел на часы, – у меня есть семья, которую нужно кормить.

Он развернулся на пятках, намереваясь уйти и оставить за собой последнее слово, но Синтия схватила его пальцами за рукав. Бронислав не ожидал такого, и, пытаясь скрыть удивление, буркнул через плечо:

– Ну, что ещё?

– Ты должен знать кое-что важное, – серьёзно завила Синтия.

Поджав губы, Бронислав повернулся к ней.

– Только быстрее, – предупредил он.

– Я не успела тебе сказать, – она нервно закусила губу. – В общем, я сдавала кровь.

Бронислав нервно сглотнул.

– В том пункте, где…

– В нескольких пунктах донорства, – ответила Синтия, – в твоём в том числе. Меня впечатлило, что ты жертвуешь донорам деньги, и я решила… в общем, я решила, что, если не деньгами, то поддержу доброе дело, стану донором.

Она виновато прижала голову к плечам, ожидая, что скажет Бронислав. Его глаза испуганно округлились, пока мысли стремительно мелькали в его голове. Пожертвования доноров анонимные, так что он не знал, чью кровь покупает…

– Плохо, очень плохо, – проговорил он и, чтобы успокоиться, сделал несколько глотков молока. Глотки получились больше, чем полагалось, и Брониславу стало немного дурно.

– И много ты крови сдала? – уточнил он, борясь с головокружением.

– Эм… при каждом удобном случае, – пожала плечами девушка. – Достаточно много.

Бронислав через силу допил молоко, запрокинув голову назад; оно показалось ему горьким.

– Если есть вероятность, что мне попалась твоя кровь… ты знаешь, что это значит?

Синтия знала ответ, но было как-то неприятно произносить его вслух.

– Это значит, что он…

– Придёт за добавкой.

Бронислав посмотрел на девушку очень серьёзно. Прежде, чем говорить, он аккуратно поставил пустую бутылочку из-под молока в рюкзак. Выпрямившись, он заговорил тоном, не терпящим возражений:

– Узнай у Гарта, как защищать дом от вампиров. Слушай его – он жил с нами и его кусали всего два раза. Он знает, что делать. Не оставайся одна, когда темно.

Синтия выслушала это с тревожным вниманием и кивнула, потупив взгляд в землю.

– И не смей, – жёстко отрезал Бронислав, – больше подходить ко мне.

Это он добавил уже от себя.

В ту ночь я больше не видела дядю. Хьюго вернулся и выпустил меня из кухни, но настоятельно рекомендовал не ходить пока по замку куда-то дальше кухни и ванной. Мне было скучно, но в то же время тревожно. Кое-как поспав ночью и пересидев следующий день в своей комнате за книгой, я, наконец, услышала стук в дверь. Это было уже после заката.

Я подскочила и открыла дверь. На пороге стоял Хьюго.

– Эм, добрый вечер, – хрипло сказал он, – спустись, пожалуйста, в столовую.

Я пошла за ним по полутёмному замку. В столовой еле-еле теплилось пламя свечей. Я удивлённо посмотрела на Хьюго.

– У твоего дяди, – смущённо пояснил старик, – сейчас… как это… в общем, ему неприятно смотреть на свет.

Я с пониманием покачала головой: светобоязнь была и мне знакома, но я едва различала, куда иду. Если бы не шаркающие шаги Хьюго, я бы не дошла до столовой.

– Присядь, – сказал он, указывая на стул возле большого дубового стола. Я села, и старик встал у меня за спиной. Только тогда я увидела на другом конце стола дядю. Мы снова сидели, как когда-то, по разны стороны этой чёрной гладкой столешницы… как незнакомые.

– Привет, – неловко поздоровалась я.

– Надо поговорить, – сказал дядя.

Я придвинулась ближе к столу, положив на него локти

– Да?

– Завтра будет Полная Луна, – сообщил он почти шёпотом, – и я хотел попросить тебя об одном… Ты слушаешь?

– Да, конечно, – закивала я, для пущей убедительности не отрывая взгляда от его лица. Лицо, впрочем, я различала едва видимым серым пятном на фоне почти полной темноты.

– Я хотел попросить тебя, чтобы завтра вечером, сразу, как сядет солнце, ты никуда не выходила из своей комнаты, до рассвета. Закат будет около половины пятого. Запри дверь и окно, закрой шторы, выключи свет и пытайся не производить громких звуков. Понятно?

– Не очень, – призналась я. Перспектива просидеть весь вечер одной в темноте меня не обрадовала. – Зачем мне всё это?

– Так нужно, пойми… – устало вздохнул дядя Бронислав. Похоже, что каждое слово давалось ему с трудом. – Что бы ни случилось – ни шагу из комнаты. Обещаешь?

– Но… – попыталась возразить я.

– Пожалуйста, – очень странным голосом сказал он, заглядывая прямо в глаза. Он-то меня видел отлично. У меня внутри что-то перевернулось и я, хоть не хотела этого говорить, всё же произнесла:

– Да, обещаю.

– Вот и хорошо, – слабо улыбнулся дядя Бронислав и куда-то исчез.

На следующий день он не появлялся и вовсе. Я не могла ничего делать, только то и дело выглядывала в окно, чтобы убедиться, что солнце ещё не село. И лишь когда оно потонуло в размытом дождливом зареве за парком, я нехотя закрыла окно и задёрнула шторы. Потом на всякий случай пожелала Хьюго спокойной ночи (он посмотрел на меня с сочувствием), я заперлась и погасила свет, оставив только неяркую настольную лампу, решив, что она никак мне не повредит. Считая все указания дяди Бронислава выполненными, я села за свой заваленный хламом стол и попробовала читать. Но стук дождя в стекло нагонял на меня тоску, а в полумраке буквы были плохо видны, и от этого болели глаза, будто в них песок.

Очень скоро я задремала, положив голову на книгу.

Странный мне снился сон, я определённо видела его раньше… Вот силуэты, танцующие вокруг яркого костра. Вот и стремительно несущийся, словно чёрная тень, конь, на спине которого плачет ребёнок, не способный остановить животное, но и не способный и спрыгнуть –он знает, что разобьётся о камни, если это сделает… Вот свирепый волк, по белоснежной шерсти которого струится густая ярко-алая кровь…

– Ай! – вскрикнула я и проснулась. Нет, я не испугалась сна, что-то больно обожгло мне шею. Я осторожно подняла серебряную половинку монетки за верёвку.

«Неужели опять?» – подумала я с испугом, вспоминая, как мне приснился такой же сон, и что произошло дальше. Лампа всё ещё тускло горела, и в её свете я осмотрела свои руки – ничего, обычная человеческая кожа, тёплая на ощупь. Я ещё раз аккуратно дотронулась до серебристой половинки, и она больше не жгла так сильно, я чувствовала только лёгкое покалывание на пальцах. Пока что всё обошлось, но нужно держать себя в руках. Я поняла, что спать сейчас мне нельзя, как бы сильно не хотелось.

-Тук-тук-тук! – я уже не первый раз слышала этот звук, и вот теперь, когда он прозвучал особенно настойчиво, он заставил меня обернуться. Света хватило только, чтобы понять – в комнате никого нет, кроме меня, как и положено. Значит…

Кто-то стучит в окно. На втором этаже.

Я немедленно выключила лампу и в одно мгновение оказалась на кровати, сжавшись в комок под одеялом. Удары в окно стали ещё громче, стекло угрожающе задребезжало.

«Хорошо, что есть решётки, там, на окне – решётки», – повторяла я себе, пытаясь успокоиться, но у меня не было полной уверенности, что он не способен сломать их…

Боясь дышать, чтобы не привлечь к себе внимания, я прислушивалась к яростным ударам снаружи, как вдруг они стихли. И стало так тихо, будто все звуки поглотило что-то чудовищно большое и чёрное, даже тиканья часов не было слышно. И тут меня посетило странное чувство, будто никакой опасности нет, и мне легко-легко, и я могу полететь, чуть только оттолкнувшись от земли…

Нужно только открыть окно – и свобода!

«Этого нельзя делать!» – сказала я себе, пытаясь удержаться, но уже выбралась из-под одеяла, свесив ноги с кровати.

Так я и застыла, судорожно вцепившись руками в простынь, не желая поддаваться опасной мысли: подниматься и идти к окну. Но и лечь назад я тоже не смогла.

Тут снова нахлынуло новое ощущение – комната вдруг стала казаться мне зловещей, тесной, невыносимо душной. В глазах начало рябить, отчего казалось, что стены сдвигаются, всё ближе, ближе…

Дышать стало просто невозможно, я почувствовала, что задыхаюсь. Кое-как поднявшись, я медленно пошла к окну…

«СТОЙ!» – закричало что-то внутри меня.

– Я только на секунду… – пролепетала я сама себе, едва шевеля пересохшими губами, – только один вдох…

Мои дрожащие пальцы, уже не поддающиеся моему контролю, повернули защёлку, и окно со стуком распахнулось под порывом холодного ветра. Я стояла и жадно вдыхала колюче-влажный воздух, полный ночного тумана.

Было всё так же тихо.

«Хватит, уходи», – потребовала та часть меня, которая ещё соображала.

– Ещё немного, – прошептала я.

– Немедленно отойди от окна, – настаивала она.

– Ещё секунду.

– Отойди!

– Нет!

– Закрой окно немедленно!!!

Это была здравая мысль, и мои руки уже потянулись закрывать окно, как вдруг что-то гибкое и серебристое метнулось ко мне…

Вампир неподвижно сидел по другую сторону решётки, крепко вцепившись в неё руками. Он глубоко дышал и, не мигая, смотрел прямо на меня ярко-зелёными глазами. Его взгляд будто вводил в оцепенение, что невозможно было шевельнуться.

– Уходи, – сказала я дрожащим голосом, пытаясь не терять самообладания.

Он нетерпеливо облизнул влажные губы и придвинулся ближе к решётке, прижавшись к ней лицом.

– Уйди, – громче повторила я, чувствуя, как подкашиваются от страха ноги, – ты всё равно меня не достанешь.

Вампир оскалился в улыбке, демонстрируя белые длинные клыки, которые мешали ему до конца закрыть рот. Несколько секунд он не шевелился, напрягшись, словно кошка перед прыжком, и мы смотрели друг на друга в упор. Его взгляд всё сильнее гипнотизировал меня…

Огромные кожистые крылья создания едва слышно хлопнули у него за спиной. Вампир резко и почти беззвучно рванулся вперёд, протягивая ко мне руки сквозь прутья решётки. Я закричала и отскочила назад: внезапная боль вывела меня из оцепенения. Но цепкие пальцы уже впились мне в руку железной хваткой. В панике я начала яростно вырываться, но от этого становилось ещё хуже – острые когти всё глубже и глубже врезались в кожу.

Почуяв кровь, вампир торжествующе потянул меня к себе. Я выкручивалась что было силы, но ничего не помогало. На глазах у меня выступили слёзы от боли и отчаяния. Это существо за окном уже тянуло ко мне вторую руку. Пожалуй, оно решило выскрести меня из комнаты по кусочкам. Как вдруг, в последний момент, я нашла свой последний шанс на спасение.

Свободной рукой я схватила серебряную половинку монетки, висящую на моей шее, и приложила её к вцепившейся в меня лапе.

Вампир громко взвыл: на месте, где серебро коснулось его кожи, остался чёрный дымящийся след. Запахло палёным. Я обожгла его ещё раз, и ещё, пока почти вся его рука не покрылась ожогами. Не в силах стерпеть боль, вампир отдёрнул свою руку назад, оставив на моей глубокие кровоточащие следы.

– Не нравится, да? – сказала я, отступая назад и слушая, как он воет по другую сторону решётки. – Уходи! уходи! Уходи прочь от меня!..

Мой голос сорвался. Вампир недовольно рыкнул, мстительно глянул на меня и, хлопнув крыльями, скрылся где-то в темноте.

В бессилии я упала на пол, каким-то чудом не потеряв сознание. Издали до меня доносился тягостный вой разъярённого вампира, такой пронзительный, что на какую-то секунду мне стало его жалко, но только на секунду.

Потому что первый шок прошёл, и ко мне волной подступила боль. Только сейчас я поняла, как мне на самом деле больно – и это было ужасно! Я глянула на свою левую руку…

От этого зрелища у меня помутнело в глазах, а желудок скрутило. Стараясь не смотреть на рану, я доползла до постели и разорвала простынь. Кое-как перемотав руку, я прижала её к себе, села у кровати и беззвучно заплакала, крепко стискивая зубы.

Тут за дверью послышались торопливые шаги, загремел ключ в замке, и в комнату вбежал запыхавшийся встрёпанный Хьюго:

– Ева!

– Д-да, – неуверенно пролепетала я сквозь слёзы.

– Ох! – воскликнул старик и на удивление проворно кинулся к окну.

Заперев его, он присел рядом со мной и спросил:

– Жива?

Я кивнула головой в ответ.

– Покажи.

Я протянула раненную руку вперёд. Хьюго с бесстрастием снял мою самодельную повязку, ярко-красную от крови, и осмотрел рану:

– Кажется, ничего важного не задел. Пойдём скорее вниз, у меня там припасено, ну… как раз для этих случаев.

Я послушно пошла за ним.

– Этот, другой, – вот же хитрюга, – бормотал Хьюго, пока мы спускались вниз, стараясь отвлечь меня. – Я его закрыл, а он бился-бился, да притих… Я и задремал, а он, пока я не вижу, выцарапал когтями замок у двери…

Я нервно сглотнула.

– Запер… где?

– Да в том крыле, где никто не живёт…

Значит, стук, грохот и вой в прошлое полнолуние – вампир, который бьётся в стены в запертой комнате… Понятно.

Вскоре рану промыли холодной водой, старик извлёк из шкафчика на кухне какие-то загадочные баночки и склянки, расставил их на столе и зажёг свечу:

– Это на всякий случай. Они это… огня боятся…

Мою руку смазали, должно быть, десятком разных мазей с травяным пряным запахом. От них остановилась кровь, боль несколько унялась и по руке распространилась приятная прохлада.

– Вот так, – сказал Хьюго, перематывая мне руку чистым белым бинтом, подложив под него высушенные листья неизвестного мне растения с горьковатым запахом. – Такие раны простыми средствами не лечатся. У них это… когти зачарованные вроде как. – Всё это – ведьминские штучки, только они тут помогают. Я вот тоже, бывает, под горячую руку попаду, тут ко всему надо быть готовым…

Хьюго закончил бинтовать мне руку и с какой-то отеческой лаской посмотрел на меня:

– Ничего, заживёт. Это ещё хорошо, что он тебя не достал …

Старик запнулся и смолк.

– Ты как, очень перепугалась? – спросил он после недолгого молчания.

– Очень, – призналась я, баюкая раненую руку.

– Ты ж только пойми – не надо на дядю обижаться, – мягко сказал Хьюго.

Я удивлённо посмотрела на него. Я, конечно, тоже виновата, что была неосторожна, но это же не повод меня калечить!

– Да, это трудно понять, – вздохнул старик, – но он не виноват. Они, ну, когда луна полная, не понимают, что делают. Это всё голод. Вот увидишь – в себя придёт, сразу другим сделается.

– Вот в себя придёт – тогда и поговорим, – руку снова стало саднить. Сколько она ещё будет заживать? Конечно же, я очень злилась на дядю Бронислава!

– Да, конечно, – вздохнул Хьюго, – а теперь иди-ка спать, тебе отдых нужен.

– У меня вся простынь в крови, – сказала я.

– Ничего, другую постелю, – успокоил старик. – Тебе поспать нужно, во сне оно лучше заживёт…

«Ведьминские штучки» произвели должный эффект: рука почти не болела, но казалась холодной, и я почти её не чувствовала. Тем лучше.

На меня тяжким грузом свалилась усталость, и я легла в постель, но ещё много часов пролежала без снов.

Следующие два дня Бронислав Патиенс совсем не показывался. Мне тоже не очень хотелось с ним видеться – раны на руке то и дело начинало саднить, хотя заживали они довольно быстро. Я набрала из библиотеки книг и редко выходила из комнаты. В замке распространилась неприятная тишина, в которой что-то назревало.

Глава 17 Волки и люди

Третий день после Полнолуния. На закате с первого этажа до третьего по замку разнёсся тяжёлый звук хлопнувшей входной двери. «У нас гости», – решила я, потому что не заметила, чтобы кто-то выходил наружу.

Не помню, как я оказалась на лестнице вниз. Я кралась по ней так тихо, как только это было возможно.

– Эй, Ева! – крикнул кто-то, и я споткнулась о ступеньку от неожиданности, чуть не полетев вниз.

Однако, чуть прищурив глаза, я разглядела в полумраке знакомую могучую фигуру Марка Вунда.

– Здравствуйте! – знал бы он, как я рада его видеть!

– Как поживаете?

– Неплохо, – ухмыльнулся он. – Спускайся, поболтаем.

Я поспешно сбежала с лестницы.

– Не заваришь нам чаю? – спросил Марк.

– Легко! – ответила я и метнулась на кухню.

Там я застала Хьюго, который разливал по чашкам заварку.

– Что, тебя он тоже отправил за чаем? – с улыбкой спросил старик, увидев меня.

– Да.

– Можешь отнести это ему, уже всё готово, – сказал он, со звоном водружая чашки на большой серебристый поднос. – Хотя… Вунду всегда мало одной чашки. Да, знаешь, завари-ка ты ещё, пригодится…

Старик унёс поднос, а я взяла ещё тёплый чайник, налила в него воды и поставила на плиту.

– Я, вообще-то к Бо пришёл, – признался Марк, когда опустошил чашку. – Он сказал, что нужно поговорить.

– О чём? – полюбопытствовала я, бесцельно мешая в своей чашке ложечкой и поднимая со дна листья заварки.

– Без понятия, – пожал плечами он, – наверное, о чём-то серьёзном. Наверное, – Марк Вунд несколько раз обернулся по сторонам и развёл руками: – Но где же он?

– Не знаю, – я пыталась произнести эти слова небрежно, но в голосе у меня всё равно скользнула злоба.

– Он пошёл в парк, – заметил Хьюго, – сказал, что хочет проветриться.

– Понятно. Что ж, я немного пораньше вырвался, так что он, наверное, и не ждал меня ещё, – Марк Вунд повертел в руках пустую фарфоровую чашку и вдруг строго спросил: – Что с рукой?

–А, это… – промямлила я, поднимая забинтованную левую руку, – это… Это я упала. С лестницы.

– Вот как?

–Ага. Тут ступеньки дурацкие, вот я и рухнула! Хорошо ещё, что не сломала ничего.

Вунд хмыкнул, но ничего не сказал.

– А может, вы это, позовёте Бо обратно?

– Да-да, – согласился Хьюго и тут же посмотрел на меня с надеждой: – Ева, у тебя ноги быстрее моих – сбегай в парк и кликнули дядю.

– Ну ладно, – неуверенно произнесла я, уже вылезая из-за стола, хотя и малейшего понятия не имела, где его, дядю Бронислава, искать.

Поэтому я наугад пошла по парку. Парк был большой, сырой и пустой. Пока я шла, мне всё больше казалось это каким-то неестественным. Дядя не выходил из замка в последнее время; он вышел через другую дверь, а не через главный вход; солнце ещё даже не село. Что тут происходит?

Дойдя уже почти до ограды парка, я как будто услыхала где-то совсем рядом голоса. Разговаривали двое. На секунду остановившись в нерешительности, я медленно, чтобы не шуметь, стала приближаться к источнику звука.

–…это заживёт, – услышала я и узнала голос Бронислава Патиенса. Раненую руку вдруг дёрнуло так, что я чуть было не вскрикнула от боли.

– Я могу помочь с этим… – неуверенно сказал второй голос. И он тоже был мне знаком.

«Синтия! – узнав её голос, я была готова кинуться ей на шею, но сдержалась. – И что она тут делает?».

– Как я уже говорил, мне нужна помощь в другом, – заметил голос Бронислава. – Кажется, я снова болею.

Вздрогнув – не ослышалась ли я? – я подошла ближе и остановилась за статуей ангела. Отсюда, сквозь ветви деревьев было хорошо видно их обоих: за оградой стояла Синтия Вэн и, на некотором расстоянии от неё то, что сначала показалось мне чёрной тенью.

Бронислав Патиенс стоял спиной ко мне, прислонившись к ограде головой. Его волосы не были собраны, как обычно, а покрывали его плечи и спину, словно тёмный плащ. Сам он как будто утончился за эти два дня, отчего его очертания стали острыми резкими, как если бы под одеждой был только один скелет.

– Тогда тебе нужен Гарт, не я, – возразила Синтия.

– Я не могу пойти к нему.

– Тогда я не понимаю, чего ты хочешь.

– Я…

Резкий звук разрезал воздух, заставив Синтию вздрогнуть: у неё зазвонил телефон.

– Сейчас, – фыркнула она и достала из кармана своей куртки трещащий мобильник. Тут же она сбросила вызов и засунула телефон обратно.

– Так что? – вздохнув, спросила она.

Бронислав казался сбитым с толку.

– С-с-слушай, – процедил он, стараясь собраться, и, наконец, выпалил: – Навещай иногда Еву, ладно?

– Что?

Бронислав Патиенс замер и не проронил больше ни звука. Синтия какое-то время растерянно смотрела на него, а затем подошла ближе. Услышав звук её шагов, Бронислав Патиенс обернулся, и я впервые за несколько дней увидела его лицо. Оно напоминало череп, обтянутый не просто бледной, а серо-пепельной кожей. Черты стали неестественно резкими, скулы впали – ни намёка на что-то живое. Только из густой иссиня-чёрной тени вокруг глаз влажно поблёскивали раскрасневшиеся белки. С первого взгляда было понятно: он явно был чем-то болен.

Стоило мне увидеть это лицо, как руку мне снова неистово рвануло, да так, что пришлось закусить губу, чтобы не закричать и не выдать себя.

А рядом с ним стояла Синтия, красивая, как всегда. Я понимала, что вижу нечто, что не должно было быть увиденным, но я не могла и двинуться с места.

– Не… не говори так, – Синтия мягко улыбнулась. – Ничего с тобой не случится.

Бронислав в ответ постарался улыбнуться тоже:

– Случится только то, что должно случиться.

Это не прозвучало обнадёживающе, и Синтия подалась вперёд в порыве что-то сделать с этим, но её остановила ограда.

Солнце только-только закатилось за горизонт. Ещё не было темно, но уже всходил тонкий, полупрозрачный месяц и неярко загорались звёзды. У ограды стояли две фигуры, разделённые, погружённые в молчание. Бронислав Патиенс, тёмный, как туча. Неподвижный, с плотно поджатыми губами, бледным, без кровинки, лицом и растрёпанными чёрными волосами, старался держаться в тени деревьев. А рядом с ним – Синтия Вэн, в лёгком домашнем платье и куртке, в сапогах на босу ногу, полупрозрачная, как приведение. Ей было холодно, и она сжалась, то и дело потирая одной ладонью другую, кутаясь в длинные локоны своих золотистых волос. Волосы легонько шевелились на ветру, словно облако.

Так, двое стояли и смотрели друг на друга.

Над парком пролетел лёгкий порыв ветра, от которого Синтия зябко поёжилась. Бронислав вдруг сделал шаг к ней и, заложив руки за спину, склонился к Синтии и поцеловал её светлый лоб. Его лицо как раз проскользнуло между прутьями решётки, чтобы на секунду коснуться женщины по ту сторону.

Она испуганно замерла, глядя на него широко распахнутыми глазами, в то время как лицо её всё сильнее полыхало пунцовым румянцем. Бронислав Патиенс сделал шаг назад.

– Мне жаль, что так вышло, – прошептал он и попытался отойти от ограды, но Синтия протянула руку между прутьями и впилась пальцами в его запястье.

– Бо…

– Я буду в порядке.

– Мне тоже жаль.

Они переплели свои пальцы и прижались друг к другу лбами. Закрыв глаза, они стояли так в полной тишине.

В полнейшем шоке я сползла на землю, неистово кусая губы. Сердце у меня колотилось как бешеное.

«Дядя Бронислав? Поцеловал??! Синтию? – крутилось у меня в голове, – Прямо только что? Поцеловал?! Нет, правда?! Что, серьёзно?!». Так я сидела, чувствуя, как к щекам приливает кровь, горячо обжигая их.

Посидев ещё немного, я вспомнила о первоначальной цели моего прихода. Там, в замке, ждёт Марк Вунд. Что же мне делать? Я тихонько поднялась и, так тихо, как только могла, побежала обратно в замок. Благо, кажется, те двое, не обратили на меня никакого внимания.

-Он сказал, что не может с вами поговорить,– смущённо сообщила я Марку Вунду.

–Да я уж понял, – он покачал головой. – Ты давно обещалась зайти ко мне в гости, помнишь?

– Угу.

– Давай, пока дядя твой не вернулся, смоемся ко мне?

– Давай, – мигом подхватила идею я.

– Вы как: её отпустите? – спросил Марк у Хьюго.

– Я-то? – переспросил тот. – С вами – хоть на край света.

– Вот и славно, – Марк махнул рукой в сторону двери, приказывая мне собираться.

Через несколько минут мы были уже за пределами замка. Близилась зима, уже стемнело, и было очень холодно. Марка это нисколько не смущало. Он бодро шагал далеко впереди меня широким шагом, поскрипывая чёрными кожаными сапогами, и, кажется, напевал что-то себе под нос.

–Пришли! – он так резко остановился, что я от неожиданности уткнулась ему в спину. Марк долго и сосредоточенно рылся в бездонных карманах джинсов, пытаясь найти ключи.

Мы стояли на пороге старого большого трёхэтажного дома из красного кирпича. Вокруг дома стояли облетевшие тонкие вишни, а рядом с ними – исполинские липы и яблони, дававшие густую тень. Под деревьями шелестела пожухлая трава, а по стене дома густо и причудливо вился плющ.

В окнах тепло горел свет.

–Ага, вот оно! – торжествующе воскликнул Марк, со звоном извлекая из кармана ключи.

– Наконец-то! – не вытерпев сказала я. От холода я уже перестала чувствовать пальцы на руках, хоть и пыталась спрятать их в рукава куртки.

Мы вошли в дом, и словно нырнули в тепло и свет. Было просторно, душно, приятно пахло едой.

– Я дома! – громовым голосом возвестил Марк Вунд так, что дрожащее эхо разнеслось по всем трём этажам.

– Привет, пап! – тут же ответил ему приятный детский голосок. Стоило Марку сбросить с себя куртку, как подбежала резвая беловолосая девочка с длинной косой и крепко обвилась руками вокруг его живота – выше не достала.

–Тише, задушишь же, – улыбнулся Вунд, на что девочка стиснула объятия ещё сильнее.

–Аааах! – он сделал вид, что задыхается, театрально закатывая глаза. – Это моя дочка Кристи…

Я невольно усмехнулась, глядя на кривляния дяди Марка, но вдруг глаза кольнули слёзы…

Я вспомнила отца. Я никогда не обнимала его, и не было такого, чтобы он хоть раз обнял меня…

–Пусти меня! – сквозь смех потребовал Вунд, в то время как я незаметно пыталась вытереть лицо рукавом.

–Ладно, – Кристи неохотно отпустила отца, давая ему возможность пройти дальше – в гостиную, где царил полный хаос.

Марк Вунд представил мне остальных членов семьи (все до одного были беловолосые и сероглазые):

– Так, это Фил, Элис…Миранда…Сэм… где Сэм?! А, вот он…Кристи, не позволяй ему грызть шторы! Вот так. Ещё есть Фрэнк, но он маленький ещё совсем и всё время спит. Кого я забыл? А, вот ещё Джордж, он старший.

– Привет, – откликнулся сидевший у камина светловолосый мальчик лет пятнадцати.– А это кто? – он указал на меня: – Ещё одна сестра?

–Нет, это Ева Патиенс, – сказал Марк, подталкивая меня вперёд.

–Это та самая? – с улыбкой переспросил Джордж. – А она не боится, что её покусают?

–Кто? Ты-то? – отец семейства рассмеялся – Это вряд ли. Скорее уж Сэм, он в этом отношении опаснее.

–Ясно, – безразлично бросил Джордж и вновь уткнулся в книгу, лежащую перед ним на полу.

–А теперь скажите мне, дети, где ваша мать? – обернувшись, сказал Марк, обращаясь ко всей гостиной.

–Я тут, – сказал мягкий голос.

Из кухни показалась красивая высокая женщина. Дядя Марк нашёл себе даму под стать: у неё была фигура атлетки, на которой, впрочем, длинное домашнее платье смотрелось очень элегантно. В русых волосах женщины уже были седые пряди, которые она носила, словно диадему. Длинные косы же были заколоты в большую гульку на затылке. Я невольно засмотрелась на даму.

На руках она держала совсем крохотного малыша, завёрнутого в одеяльце.

–Катерина, моя жена, – представил Марк.

Я что-то пробормотала по поводу «очень приятно познакомится», в то время как Катерина с Марком обсуждали планы на вечер.

Я стояла посреди гостиной, забросанной игрушками, где на полу копошились и дурачились дети – пятеро братьев и сестёр, а рядом их родители… И какое-то странное ощущение: я улыбалась, чувствуя, как теплеют и краснеют промёрзшие руки и лицо, но в то же время плотный комок подкатывал к моему горлу, что невозможно было дышать. Но и заплакать тоже нельзя. Глупо это. Между тем руку снова начинало саднить, я поморщилась от боли, но всё же не заплакала. Марк тронул меня за плечо, и я вздрогнула от неожиданности.

– Ты уж извини, – сказал он, – но нам пора умывать и укладывать спать этот зоопарк.

– Без проблем, – я пожала плечами. – Помощь нужна?

– Нет, – возразил Марк, – ты гость.

Тут он обратился к своим домочадцам:

– Так, Кристи, бери Фила и приберите игрушки. Когда закончите, идите чистить зубы, справитесь?

– Да! – Кристи подскочила с пола и схватила за руку зазевавшегося брата.

– Я беру тех троих, Кать…

– Я укачиваю малыша, – окрестила круг своих обязанностей мать семейства.

– Хорошо, – кивнул Марк. – Джорджи, ты теперь за хозяина. Проводи Еву на кухню и…

– Я не голодна, – поспешила заметить я, но отец семейства отдавал приказы так быстро и решительно, что моя реплика пролетела мимо.

– И помоги ей перевязать руку.

Джордж нарочито медленно поднялся с пола и поставил свою книгу на полку. Кажется, он даже тихонько цокнул языком, но тут же взял меня за локоть – легко, кончиками пальцев – и увёл в кухню. В это время в гостиной и ванной закипела работа.

– Садись, что-ли… – буркнул Джордж, когда мы оказались в относительно тихой кухне. Кажется, парень немного успокоился: ему дали относительно несложное задание.

– Ты точно не хочешь есть? – спросил он, заглядывая в большой белый холодильник.

Я неловко заёрзала на краешке стула. Он услышал!

– Нет, спасибо.

– Чай?

Это была простая вежливость даже без особого энтузиазма; но я улыбнулась.

– Не надо, спасибо…

– Тогда займёмся твоей рукой.

Джордж залез на стул и вытащил со шкафа большой ящик-аптечку.

– У вас такая большая семья, – не могла не сказать я.

Парень фыркнул:

– Больше похоже на армию.

Сходство, действительно, было. Пожалуй, в большой семье были свои недостатки. Джордж тем временем разложил на столе бинты и зелёнку.

– Все действительно хорошо слушаются, – заметила я.

– Потому что стая.

Я удивлённо посмотрела на парня, и он, пожалуй, впервые заговорил с некоторым воодушевлением:

– У волков в стае иерархия: родители – старшие, альфы, потом самые старшие дети, потом младшие и так далее. Все знают, кто кого должен слушаться, что и когда делать. Так новеньким детям легче привыкать к дому, когда всё понятно.

– Удобно, – согласилась я.

Джордж подсел ко мне за стол и сказал уже дружелюбнее:

– Давай руку.

Я положила на стол забинтованную руку и сказала:

– У меня нет братьев и сестёр…

– Повезло, – ухмыльнулся парень.

– Наверное, это весело, всегда есть, с кем поиграть, – я тут же осеклась: – Но и быть старшим, наверное, сложно.

Джордж, кажется, оценил, что я признала его заслуги, и улыбнулся, разматывая мой бинт:

– Да, я забочусь обо всех – и о родителях тоже. Если мама не поспит, а папа не поиграет на гитаре – плохо будет всем. Но зато они всегда мне доверяют, и это…

Голос моего нового знакомого притих. Я взяла смелость договорить за него:

– Это отрадно, да?

Джордж не ответил: его взгляд был сконцентрирован на моей руке, потому что он размотал старый бинт и увидел мои раны.

– Что это такое? – спросил парень и заглянул мне в лицо; его серые глаза были уже не по-детски проницательны. Я знала, что бессмысленно врать, но решила держаться своей версии до конца.

– Я упала с лестницы, – не моргнув, заявила я.

– Лестница была с когтями?..

Я поджала губы и молчала. Парень вздохнул:

– Ладно, храни свои секретики.

Джордж принялся менять бинты. Больше он ничего не говорил. Где-то в другой комнате был слышен визг детей и плеск воды, но на кухне было очень тихо. Я смотрела на Джорджа, который склонился над моей рукой. У него была светлая вытянутая голова, на которой был собран маленький хвостик волос. Парень нахмурил светлые брови; не знаю, кто и как учил его бинтовать, но он работал очень аккуратно и сосредоточенно. Я обнаружила, что моё сердце бьётся как-то очень горячо. В странных обстоятельствах, но всё же: впервые меня держал за руку парень.

– Больно? – спросил он, очевидно, заметив моё напряжение.

– Нет! – уверила я; наверное, я покраснела.

– Будь осторожнее с лестницами, – напутствовал Джордж, заканчивая перевязку. На руке у меня был чистая, аккуратная повязка.

– Спасибо, – сказала я.

– Если ты останешься, папа и тебя научит, – махнул рукой Джордж.

– Что ты имеешь в виду? – недоверчиво переспросила я. – Я просто зашла в гости.

– А, – Джордж стал убирать со стола бинты в аптечку, – так бывает. После меня принесли уже шестерых. Я надеялся, хоть после Фрэнки будет перерыв, но, видимо, не складывается…

Я уставилась на парня, не решаясь ничего спросить, но он сам прервал замешательство, снисходительно улыбнувшись:

– А, ты не в курсе? Эти все братья и сёстры – это приёмные дети. Я тоже. У папы нет родных детей.

В недоумении я заморгала глазами. Как не родные?

– Но вы так похожи! – воскликнула я.

– Мы типа… – Джордж сложил аптечку и снова влез на стул, чтобы вернуть её на место. – Все оборотни на этом побережье пошли от нескольких родственных кланов, так что… Мы, в принципе, родственники, только что семья очень большая. И поэтому мы выглядим примерно одинаково. Только мама немного другая: она не белый волк, а серый…

Джордж слез со стула и, облегчённо вздохнув, отряхнул руки:

– Видела Кристи?

– Угу…

– Так бесила, когда её взяли, – признался Джордж и тут же исправился: – Но она единственная из нас была в интернате. Её пытались взять в семью, в человеческую семью, два раза, но люди не могли справиться.

– Бедняжка, – пробормотала я.

– Но теперь она нормальная, потому что попала в стаю.

Всё это было очень странно для меня. Впрочем, если новые приёмные дети всё прибывали в семью, я могла понять, почему Джордж не исключал возможности, что я тоже стану его новой сестрой.

Марк Вунд возник дверном проёме:

– Всё нормально тут?

Он уже успел переодеться в домашнее, и не зря: белая майка и клетчатые шорты были уже… почти полностью забрызганы водой.

– Нормально, – ответил Джордж.

Марк посмотрел на мою свежую повязку на руке и похвалил:

– Отличная работа. Дай пять!

Джордж улыбнулся и охотно хлопнул по подставленной ладони. По его лицу я могла понять, что это, наверное, было очень отрадно. Хотела бы и я тоже получить победоносную «пять» от Марка.

– Дядя Марк, вы весь… – заметила я.

– А, водичка, – сказал он, глядя вниз на огромное мокрое пятно на своей одежде. – Ничего. Вода – не самое плохое, что может вылиться на тебя в этом доме…

Джордж поморщился; я хихикнула.

– Как дети? – тихо спросила Катерина, беззвучно появившись у Марка за спиной.

– Уже расстелили кровати, – шёпотом ответил отец семейства, чтобы не будить малыша, который спал на руках у мамы. – Джо, проверишь, как они улеглись?

Парень кивнул и тихо выскользнул из кухни.

– Уже поздно, – заметил Марк, когда сын удалился, – Ева, переночуешь у нас?

Я удивлённо посмотрела на него.

– У вас и так полон дом, – пробормотала я, но Марк парировал (всё ещё шёпотом):

– Одним больше, одним меньше!

– У нас есть ещё место, – успокоила Катерина, – наверху.

Я подумала о своей руке; мне и вправду не хотелось идти назад.

– Ну, хорошо, – сдалась я. – Но только на одну ночь.

Марк махнул мне рукой, чтобы я пошла за ним. Покидая кухню, я из любопытства заглянула в свёрток, что качала на руках Катерина. В одеяльце дремал маленький, белый и пушистый… волчонок.

Мы взобрались по лестнице на чердак.

–Проходи сюда, – сказал Марк, отпирая какую-то дверь.

Я вошла в тесную комнатушку, где на полу в беспорядке валялись какие-то исписанные листы и тетради, посреди этого стоял одиноко стул, к которому преданно прислонилась гитара. Провод от неё тонкой чёрной змейкой вился к колонкам в углу комнаты. Ещё было небольшое окно, под которым стояла низкая ярко-зелёная тахта. На неё-то я пригласил меня сесть Марк Вунд.

–Тут у меня немножко беспорядок, – начал оправдываться он.

–Это ничего, – успокоила я, – у меня то же самое в комнате, поверьте.

–Ну, тогда тебе не привыкать, – улыбнулся он, садясь радом со мной. Тахта угрожающе заскрипела под его весом. – Зато не так шумно, как внизу.

Пожалуй,на эту тахту Марк Вунд мог разве что иногда присесть; я же могла на ней лежать. Видимо, здесь мне и придётся провести ночь.

– Я пока не хочу спать, – призналась я; у меня совершенно отсутствовал режим дня в последнее время.

– Я тоже, – согласился Марк. Он принялся собирать свои листы с пола.

Я подняла с пола маленькую книжечку. «Колыбельные», – говорили округлые цветные буквы на выцветшей жёлтой обложке. Воспоминания этой книжки кольнули меня:

– Ты не хочешь попробовать что-то попроще? Например, вот…

Этот голос я знаю. Опять он. Молодой Бронислав Патиенс протягивал яркий сборник колыбельных другу. Марк Вунд, тоже молодой и очень забавный, нахмурил густые брови. Его борода была ещё только жёсткими волосинками на подбородке.

– Ты смеёшься? – сказал он.

Он только недавно начал учиться играть на гитаре, и прогресс пока что не радовал. В поисках вдохновения он просматривал сборники песен и самоучители в магазине. Колыбельные в планы не входили: Марк был фанатом тяжёлой музыки, а она требовала отношения серьёзного.

– Да ты просто попробуй, – уверял Бронислав.

Марк цокнул языком.

– Ладно, можешь не пробовать, но книжку возьми. Вдруг пригодится.

Молодой Марк не видел, где ему могут пригодиться детские колыбельные, но из вежливости забрал книжку себе и закинул далеко в ящик.

Прошло… впрочем, прошло не так много лет. Я увидела дом из красного кирпича; плющ ещё не так густо покрывал его стены, но у Марка уже была борода. А ещё у него была Катерина, и они оба были на ногах глубокой ночью. Достаточно неприятный визг и плач нарушали тишину: это маленький ребёнок всё не желал уснуть. Усталые родители удручённо глядели на кроватку, где возилось это пищащее существо; кажется, они уже всё перепробовали.

– Он очень нервничает, – с сочувствием сказала Катерина, – мы ведь пока ещё чужие для него…

Сколько придётся ждать, пока ребёнок привыкнет к новому окружению? Они не знали. К тому же, это был их первый малыш. Марк потёр глаза; в его сонном мозгу родилась идея.

– Сейчас, – сказал он и ушёл на чердак.

Высыпав на пол всё содержимое ящика с бумагами, на дне он нашёл книжку с колыбельными. Он не был уверен, что это сработает, но попробовать стоило. Вернувшись в детскую с гитарой, он придвинул к кроватке стул. И впервые открыл книжку с колыбельными.

– Только не растревожь его ещё сильнее, – взмолилась Катерина, но препятствовать не стала.

Мелодия была очень простая; Марк играл тихо, легко касаясь струн. Сначала ребёнок никак не реагировал на музыку, но как только Марк начал петь, плач и визг стали стихать. Ребёнок заёрзал, большими глазами ища источник звука. Увидев отца, он замер. Марк специально пел тише, так что его голос стал мягким и нежным. Катерина прислонилась к стене, тоже заслушавшись; её усталое лицо озарилось нежностью, когда она наблюдала за мужем.

Он спел; затем он перевернул страницу книжки, лежащей перед ним на полу, и спел ещё одну песню. Катерина на цыпочках приблизилась к кроватке: ребёнок спал, словно ангел на облачке.

– Наконец-то, – вздохнула она.

Марк поднял с пола книжечку. «Надо же, пригодилась»…

– Хэй, подруга, – я услышала голос и вздрогнула.

– Ты сегодня ещё тише, чем обычно.

Я подняла взгляд от книжечки с колыбельными к Марку. О том, что я видела его молодую версию только что, я решила не распространяться.

– Я просто думаю, – призналась я, – Джордж сказал мне, что все эти дети – это ну… эм, не родные ваши дети.

– Да, они – приёмные дети, – согласился Марк, складывая бумаги в ящик.

– Как вы решились на такое? Извините, что спрашиваю…

– Все удивляются, – Марк махнул рукой и, закончив уборку, сел рядом со мной на тахту. – На самом деле мы это сразу не планировали. Мы вообще не хотели детей.

– Но как?!

Видя моё изумление, Марк снисходительно улыбнулся и ответил:

– Это странная история. Джоржди нам принёс охотник.

– Охотник, как… как мой папа?

– Угу. Принёс в рюкзаке малюсенького волчонка – он в ладошку помещался…

Я критически оценила размер ладоней Марка Вунда: в них, пожалуй, поместилось бы и десять волчат, но эту деталь я решила не комментировать.

– Говорит: не могу. Родителей убил, а потом нашёл ребёнка – и рука не поднялась. Он знал, что мы не охотимся на людей, поэтому он выбрал нас. Ну, мы и прикинули с Катей очень быстро: дом у нас есть, детей нет, а этому малышу одному – куда деваться? И забрали его.

– Это смелое решение, – уважительно заметила я.

Марк покачал головой:

– Мы вскоре узнали, что Джо не один такой. Очень часто, когда охотники находят семью, дети, если их не убивают, остаются одни. Люди почти никогда не справляются с воспитанием оборотня – у них просто другие потребности. Волчатам нужна компания таких же, как они, нужна стая. Иначе вырасти здоровыми у них шансов мало. Ну и мы и решили с Катей, что возьмём столько волчат, сколько сумеем.

Это была красивая история; я сказала:

– А дети знают, что они…

– Те, кто постарше, конечно, знают, – кивнул Марк. – Я думаю, тут нечего скрывать: мы празднуем день усыновления, как день рождения.

– Отличный праздник, – заметила я.

– Надеюсь только, что их прошлое не испортит им будущее, – вздохнул Марк. – Здесь хорошо: у нас большой дом и свой участок леса, за которым мы следим, здесь они могут играть и учиться всему. Большинству оборотней не так повезло. Чем меньше лесов, тем меньше для нас места, и многим приходится выживать в городах – я думаю, это совсем неподходящее место для таких, как мы… Это приводит к охоте на людей…

– И к тому, что охотники преследуют оборотней, – закончила я логическую цепочку, – а дети остаются без присмотра.

– Именно! – воскликнул Марк Вунд.

Единственным светом в комнате было слабое свечение, проникавшее из окна. Там, внизу, у крылечка дома горел уличный фонарь. Стало гораздо тише: кажется, дети уже уснули. Я посмотрела на Марка: его одежда уже почти высохла после водных процедур, только кончики волос и бороды были ещё влажные. На ногах у него были смешные домашние шлёпанцы с рисунком в виде утят. Я поняла, что он только что задал невероятно высокий стандарт.

– Дядя Марк, – проговорила я, – вот бы мой будущий муж был таким же, как вы…

Тот удивлённо заморгал глазами.

– Э-э, в смысле: оборотнем? – Марк почесал затылок.

– Нет, в смысле: чтобы он был такой же добрый и был готов помогать, – объяснила я.

– А, ну это сужает твой круг поисков! Но я бы ещё рекомендовал искать симпатичного.

– Тут уж на вкус и цвет… – я развела руками.

Марк добродушно расхохотался и предложил:

– Я принесу тебе подушку и одеяло, чтобы ты могла лечь спать.

Я не хотела спать, но с одеялом было, конечно, куда приятнее.

– Можете рассказать мне что-нибудь ещё перед сном? – спросила я, забираясь на тахту.

– А что ты хочешь услышать? – растеряно спросил Марк.

– Я не знаю, – я накрылась тонким одеялом и свернулась калачиком. – Что-нибудь про старину, про оборотней…

– Есть одна легенда про очень старую старину, – признался Марк, садясь на стул рядом с моей тахтой, – она называется «Скорбь волчицы», но я не уверен, что ты после неё уснёшь.

– А что за легенда? – мне стало любопытно.

– Ты не старовата для сказок? – скептически поинтересовался Вунд.

– Нет, мне в самый раз, – уверила я его. – Особенно если это страшная сказка.

– Ну что ж, ладно. Тогда слушай.

Скорбь Волчицы

Это случилось в стране за морем, в стране скал и чёрных лесов.

Когда-то давно люди очень боялись темноты. Ночью они укрывались в пещерах и дрожали от страха, услышав в темноте загадочные шорохи. Так продолжалось до тех пор, пока в одну ночь ударила в сухое дерево молния, и люди увидели впервые огонь. Это показалось чудом, они хватали горящие ветки и танцевали, разгоняя темноту. После они научились жечь костры. Холод и ночь стали не так страшны.

Однажды они настолько расхрабрились, что решили уничтожить Ночь и вовсе. Бродя по лесам, они видели издали стаи волков, которые выли на Луну. Люди решили, что волки своим воем зовут Луну, которая и приводит за собой страшную Ночь. К Луне привязана Ночь, как чёрное полотно – так они это видели. То, что волки боялись огня, только подтвердило их догадки. Так началась Война Людей и Волков.

Однажды, охотясь в лесу, люди нашли логово Волчицы. Она впервые за много дней ушла за добычей, оставив своих волчат одних. Когда Волчица вернулась, то нашла своих детёнышей мёртвыми. Она долго плакала и выла на Луну. А когда минуло три Полнолуния, она явилась ночью в пещеры людей.

Волчица тихо прокралась, когда все спали: они думали, что горящий посреди пещеры костёр их защитит. Но Волчица не испугалась огня. И вот, она нашла среди спящих людей трёх маленьких детей. Но только она собралась растерзать первого, как он проснулся. Ребёнок открыл глаза, но не испугался Волчицы, а протянулся к ней: он хотел есть.

Волчица не смогла убить детёныша, пусть и чужого: так сильно говорила в ней материнская любовь. Она унесла троих детей с собой в лес и оставила у себя.

Питаясь молоком Волчицы, человеческие дети крепли и впитывали вместе с тем волчьи силы. Они росли как волки, жили в лесу, охотились, и со временем всё больше становились волками. Так, человеческая и волчья натуры смешались – получились первые вервульфы.

Они выглядели как люди, но были сильнее и крепче людей. По желанию они могли обратиться в волка и отправиться на охоту. Но в Полную Луну им вспоминалась звериная скорбь Волчицы. И так она тяготила их сердца, что они сходили от неё с ума, обращались в зверей и убегали далеко в глушь. Люди же удивлялись, слыша ночами крики и вой, а по утру видя в лесу растерзанных животных.

Так продолжалось долго, но не вечно. Умерла от старости Волчица. Оплакав потерю, приёмыши решили, что не хотят больше жить в лесу. Ведь они рождены людьми, а люди всегда тянутся к себе подобным.

И вот, однажды утром, к людям вышли три вервульфа. Очень скоро они стали лучшими охотниками. Они не скупились и делились добычей, не использовали свою силу, чтобы устрашать других, а помогали слабым. За это их полюбили, и потому разрешили взять в жёны трёх самых красивых девушек.

Но в Полнолуние приёмыши Волчицы по-прежнему исчезали, и многие затаили страх.

И однажды произошло непоправимое. Один мальчик из любопытства решил проследить за вервульфами в Полнолуние и отправился за ними в лес. По неосторожности он явил себя, и волки, охваченные безумием, тут же загрызли его. Так они впервые вкусили человеческой крови, и больше не могли остановиться. Люди пытались защищаться, но раны на волках быстро зарастали, только сильнее разъяряя их. Казалось, ничто не остановит вервульфов, но тут к ним выбежали их жёны, призывая их остановиться. Увидев возлюбленных, волки тут же опомнились, снова стали людьми.

Много людей погибло в ту ночь. И приёмыши Волчицы ушли обратно в лес, и больше никогда не возвращались. Но их жёны ушли с ними.

Дети, которые у них родились, тоже были вервульфами. Так начался род оборотней, потомки которого живы и по сей день.

Так говорит легенда.

***

Марк Вунд умолк, глядя куда-то в небо, чёрной бездной распростёршееся за окном. Ощущение реальности происходящего ускользало от меня, как дым. Будто пока звучал голос человека-волка, пока длился рассказ, в комнату проникло нечто древнее, дикое, и всё время слушался где-то вдали призрачный вой Волчицы…

– А те трое? – шёпотом спросила я. – Что с ними было потом?

– Оборотни не умирают, – сказал Марк Вунд, оборачиваясь ко мне; его светлые глаза сверкнули металлическим блеском. – Нам отпущен срок в триста лет, а потом… Потом мы просто растворяемся. В ветре, в шелесте травы, в лучах солнца – распадаемся на крохотные части и возвращаемся туда, откуда пришли. Я до сих пор чувствую, как в воздухе, которым я дышу, живёт та самая Волчица и воет вместе со мной на Луну.

Его голос звучал тихо и глубоко, как музыка, и, когда он замолк, мой собственный голос показался бы мне пустыми звуками, так что я молчала.

– Дядя Марк! – не выдержала я.

– Что? – откликнулся он.

– Я знаю про вампиров, куда они уходят, когда умирают, верно?

– Ага.

–И про оборотней вы говорили, что с ними происходит. Так?

– Да, так.

Я вздохнула, едва сдерживая внезапно охватившее меня волнение, которое всегда появляется, когда ты стоишь на пороге какой-то большой тайны:

– Ну а как же люди? Что происходит с ними после смерти? Куда они идут?

С надеждой я посмотрела на Марка Вунда. Он лишь молчал и добродушно улыбался.

– Ну, так что? Вы знаете ответ?

– Да, – спокойно сказал он.

– И что же?!

Он ничего не сказал. Вместе этого он поднял руку и вытянул указательный палец вверх.

Я подняла голову и увидела в окне чернильное небо, усеянное россыпью ярких, мелких, словно серебристые песчинки, звёзд.

Глава 18 Дом для Странника

Было странно спать здесь, в чужом доме. Хоть и было тепло, я сжалась, подтянув колени к груди. Мои ноги едва помещались на тахту. На окне не было штор, и свет ложился на потолок мягким белым квадратом. Я накинула одеяло на голову и закрыла глаза…

В темноте перед моими глазами переплетались линии, показывая мне события прошедшего дня. Статуя плачущего ангела, тихий парк, бинты вокруг руки… бегущая по древнему лесу Волчица. Волчонок на руках у женщины, тихая колыбельная, по-взрослому серьёзный светловолосый парень. Всё же он не так уж похож на отца: у Джо гораздо более узкий нос…

Наконец, замок. Его сырые камни снаружи и тёмная тишина внутри. Куда же мне идти? Коридоры и двери кажутся такими одинаковыми. Когда я иду, ковровое покрытие поглощает мои шаги. Я начинаю идти быстрее.

– Странник!

Я знаю, что он здесь. Его тихий смешок нарушает тишину и рассыпается в пространстве. Вот его длинная фигура, размытая и тёмная, вытянулась вдоль стены.

– Здравствуй.

– Я не хочу быть здесь, – призналась я.

– А где ты хочешь быть? – поинтересовался мой призрачный проводник.

– Я… я не знаю.

Наверняка я знала только, где я НЕ хочу быть. Но место, где я хочу быть, наверное, не существовало. Я попыталась собраться с мыслями.

– Я хочу, чтобы снова светило солнце, – проговорила я, – чтобы снова было тепло. Чтобы мне не приходилось больше прятаться.

Сложно было понять, какая именно часть тела Странника движется; наверное, он кивнул.

– Идём.

Он поплыл впереди меня, то появляясь, то исчезая из поля зрения. Я доверяла ему: если он появился, он уже не исчезнет, пока лабиринт не кончится. В стене появилась дверь, из-под которой струился свет. Она заскрипела, открываясь, и я увидела гладь моря, тонущую в солнечном свете. Донёсся крик чайки, и я побежала навстречу прибою…

Я вылетела из замка и покатилась, упав в тёплый песок. Остановившись, я встряхнула головой и обернулась: дверь висела в воздухе примерно в метре над землёй. Никакого замка за ней не было, только одна дверь, которая выглядела, как прямоугольный кусок чёрного картона, который вырезали, да прилепили на этот пейзаж.

– Так хорошо?

Я почувствовала тепло на своей коже. Солнце заливало всю местность. Подо мной был песок и нагретая сухая трава. Внизу, под обрывом, где я сидела, плескалось о камни море.

– Да.

Я поднялась и подошла к двери. Странник остановился на границе тьмы и света, там, куда доставали солнечные лучи. Было видно только его вытянутые белые ступни – босые и костлявые.

– Ты не хочешь тоже пойти со мной? – предложила я.

– Зачем мне уходить? – спросил странник. Сейчас его голос казался мне очень знакомым.

– Ты не можешь уйти? – догадалась я. Наверное, он был заперт в своём лабиринте-замке …

– Нет, – разбил мои предположения Странник, – это же мой дом.

Твой дом? Но тогда ты…

Голос. Блеск зелёных глаз их темноты. Я ахнула: почему мне раньше не пришло это в голову!

– Дядя?

Позади меня зашуршали страницы. Я обернулась и увидела, что в песке лежал мой блокнот для рисунков. Как кстати он здесь оказался. Я подобрала его и открыла страницу с портретом Странника. Карандаш сам появился у меня в руке, когда я стала прорисовывать черты лица поверх тёмного силуэта Странника. Да, черты были узнаваемы. Когда я закончила, со страницы на меня смотрел Бронислав Патиенс.

– Я всё ждал, пока ты узнаешь.

Из двери, висящей в воздухе, на меня смотрел дядя Бронислав, нормальный, без странного растянутого силуэта или ужасно длинных рук. У него было лицо, и кожа, и волосы. Он был одет в что-то вроде чёрной шёлковой пижамы из длинных просторных штанов и рубашки.

– Но как? Я же сплю.

– Есть у вампиров такое свойство, – признался дядя, – мы можем попасть в чужой сон. В замке много Теней, так что я подумал, что тебе может пригодиться помощь.

– Теней?

Я приблизилась к двери и забралась обратно в коридор. Дядя сел на пол, скрестив ноги. Мы сидели на границе: я – спиной к солнцу, он – в тени.

– Эти существа появляются, когда вампиры умирают.

– Как призраки?

– Я думаю, это то, что получается в остатке от нашей той, бессмертной части. Как вампиры питаются кровью, Тени питаются страхом. Они находят спящего человека и делают так, чтобы ему снились страшные сны.

– Звучит жутко, – я покачала головой. – Так это их работа – весь этот жуткий замок?

– Да, в замке у нас их порядочно, – Бронислав обвёл взглядом потолок над собой.

Я проследила за его взглядом и увидела, что на потолке и в углах шевелится и шепчется нечто… серое, густое, одновременно похожее и на змей, и на мышей, и на что-то жидкое и клокочущее, но разобрать, что это, было нельзя. Как я их раньше не замечала? От одного взгляда на Тени меня стало мутить.

– Ничего, они боятся света, – успокоил Бронислав. – Пока ты там, они ничего тебе не сделают. Они вообще ничего не могут сделать, кроме как создавать иллюзии. К счастью, эти видения можно прогнать.

– Так вы приходили, чтобы прогонять Тени? – спросила я, удивлённо глядя на него.

– Ну да…

– Спасибо.

Дядя Бронислав улыбнулся и потёр пальцем переносицу.

– Я не думал, что я буду выглядеть… так, как Странник. Не знаю, почему моя внешность так исказилась. Я не хотел тебя пугать, так что… извини.

– Странник не страшный, – успокоила я и добавила: – Теперь я вижу вас, как надо.

– Это хорошо, – кивнул он, и прядь волос упала ему на лицо. – Это, пожалуй, единственное место, где мы можем безопасно поговорить.

Он убрал волосы с лица; да, оно было всё таким же искажённым болезнью. Сухие губы были прямо-таки синего цвета. Я невольно поморщилась.

– Я хотел извиниться.

Я посмотрела на свою перебинтованную руку; лёгкое покалывание прошлось по ней. Я снисходительно кивнула:

– Ничего, оно скоро заживёт.

– Больше такого не повторится, – серьёзно пообещал дядя.

«Ещё бы!» – подумала я, но здесь, в пространстве сна, подумать было всё равно, что сказать, так что он всё услышал.

– Ещё раз извини, – повторил Бронислав и вздохнул: – Теперь, у Вундов, ты будешь в безопасности.

– Что?!

Хоть солнце грело мне в спину, по ней пробежался холод. Я нахмурилась:

– Мы так не договаривались.

– Марк ещё ничего не успел тебе сказать? – удивился дядя и хмыкнул: – Да, я же вчера, кхм… не успел подойти, как вы уже ушли.

– Нет, – я протянула руки к нему, и они пересекли границу тени и света, – нет, я просто в гостях. Завтра я приду обратно в замок.

– Нет, Ева, – тихо сказал дядя Бронислав, мягко отстраняя мои руки от себя. – Ты останешься.

Мои ладони повисли в воздухе; стало холоднее, гораздо холоднее, и, наверное, я стала дрожать.

– Так будет лучше, – уверял меня дядя. – Я уже ранил тебя однажды. Мы не допустим второго раза.

– Конечно, нет! – я подскочила на ноги. – Конечно, нет! Это ерунда, всего лишь царапины! Я буду лучше соблюдать правила безопасности, мы научимся жить вместе, мы…

– Нет, Ева.

Я размахивала руками, пока говорила, и он поймал мои ладони в свои. Я и не заметила, как снова оказалась в тени, а дверь за моей спиной становилась маленьким светлым прямоугольником в темноте коридора. Прикосновение рук Бронислава было прохладным и успокаивающим, и я притихла, глядя ему в лицо.

– Я очень болен, – хрипло произнёс он. Его глаза казались очень яркими на измучанном лице. – Я уже не могу есть. Я не могу спать. С каждым Полнолунием будет становиться всё хуже и хуже. Однажды я не смогу контролировать себя. Все, кто окажутся рядом, будут в опасности.

Мои глаза стали наполняться слезами.

– Мы вылечим тебя, – сказала я, едва веря в свои слова.

– Это вряд ли возможно, – вздохнул Бронислав и выпустил мои ладони.

Я отшатнулась от него, стараясь вернуться обратно в полосу света, но дверь стремительно отдалялась. Было что-то в выражении лица Бронислава, в его тоне голоса, о чём он не говорил, но страшная догадка полоснула мой разум.

– Дядя, ты?..

– Я уже принял решение, – кивнул он и, отдаляясь от меня в темноту, попросил: – Это сложно, но ты постарайся понять.

Я побежала. Я побежала за ним, но его силуэт уже расплывался у меня перед глазами. Дверь позади меня с грохотом захлопнулась, и до меня эхом донёсся писклявый крик чайки. Я бежала через темноту, не зная, куда я бегу: без Странника и без какого-либо источника света. У меня сбивалось дыхание, и, хоть я прикладывала огромные усилия, казалось, я не двигаюсь с места.

Я сдалась. Я упала на колени – без звука, потому что тут больше не было пола, о который я могла бы удариться. Здесь вообще больше ничего не было. Лабиринт исчез, но было ли это выходом? Очень сомневаюсь.

– Дядя, ты, – пробормотала я сквозь слёзы, – и ты меня бросаешь…

С громким всхлипом я проснулась. Открыв глаза, я быстро огляделась вокруг себя: маленькая тахта, окно, квадрат света на полу… Я всё ещё на чердаке у Вундов. Вцепившись в одеяло, я накрыла голову подушкой и заплакала.

Деликатный стук в дверь прервал мои рыдания.

– Ева, ты в порядке?

Это был голос дяди Марка. Странно, что мои вопли ещё не пробудили всё семейство. Охрипшим от слёз голосом я отозвалась:

– Угу.

– Можно войти?

– Угу…

Марк Вунд зашёл в комнату очень тихо. Он остановился осмотреть помещение, но я была одна. Он вздохнул:

– Что случилось?

Я растёрла кулаками слёзы по щекам и села на тахте.

– Всё нормально, – вздохнула я, стараясь дышать глубже, – мне просто приснился плохой сон.

– Очень плохой?

Я оценила уровень и ответила:

– Ужасный.

Марк вежливо присел на край тахты; она прогнулась, и всё, что было на ней, съехало на бок, в том числе и я.

– Это скоро закончится, – сказал он, предлагая мне свои объятья.

Я придвинулась ближе, и мои плечи обняла тяжёлая тёплая рука. Меня ещё трясли всхлипывания, и Марк посоветовал:

– Подыши глубоко.

Я закрыла глаза и дышала, сидя у него под крылом. Это было утешительно. Марк грел пространство вокруг себя, как печка; становилось тепло.

– Лучше?

Я подняла взгляд и встретилась с тёплым взглядом дяди Марка.

– Угу.

– Что приснилось хоть?

– Да так, – я махнула рукой, стараясь не смотреть больше ему в глаза.

Было так неприятно, почти невыносимо, врать ему. И это уже второй раз в промежуток времени, меньше чем 12 часов. Единственное, чем я оправдывалась, так это тем, что и сам Марк Вунд был до конца честен со мной.

– Всё уже нормально. Спасибо.

– Сможешь уснуть?

– Думаю, да.

– Тогда хороших тебе снов.

Марк с улыбкой встал с тахты (вмятина на ней так и осталась), и, устало улыбаясь, вышел из комнаты.

Я рухнула обратно на тахту и уставилась в низкий потолок, раскинув руки. Спать не хотелось.

Значит, дядя Бронислав решил уснуть тем сном, которым вампиры спят десятки лет. И он превратится в одну из этих Теней, которые прячутся по тёмным углам и насылают кошмары… Но это же ужасно!

Я посмотрела в окно: скоро ли рассвет? О рассвете речи не шло, только холодный серый свет медленно распространялся по небу, и туман заслонял от меня лес. Может, у меня есть ещё время? Это нужно остановить!

Я встала и стала торопливо одеваться, но тихо – чтобы меня не услышали. Моя обувь осталась внизу, в прихожей… как я проберусь мимо всех спящих Вундов? Идея. Запрыгнув на тахту, я поглядела вниз через окно. Плющ, вьющийся по стенам дома, добрался и до окна чердака. Его ветви выглядели достаточно толстыми. Босиком мне будет даже удобнее спускаться…

Чем я только думала?

Оказавшись у открытого окна, я застегнула куртку до подбородка и свесила ноги с подоконника. Достав из кармана телефон, я выключила его и бросила на тахту. Начался мой нелёгкий и, вероятно, опасный спуск. Плющ выдержал меня, и я не сорвалась, но ладони и ступни пострадали, пока я цеплялась за влажные голые побеги. Со вздохом облегчения я спрыгнула на твёрдую землю и огляделась: не разбудила ли я кого? Дом, коричневый и влажный в предутренних сумерках, молчаливо возвышался надо мной. Уличный фонарь горел – единственный источник света, а вокруг разлился густой сизый туман. Я помнила, как мы шли сюда от замка, но найду ли я дорогу, когда дальше вытянутой руки не видать?

Мои босые ноги заныли от холода. Чтобы согреться, я побежала.

Замок вынырнул из тумана передо мной, как будто появился из другого измерения. Тёмная громадина угрюмо посмотрел на меня. Где-то там, должно быть, Странник. Дядя. Ушёл ли он уже в тот, вечный сон? Я решительно направилась к воротам в парк.

Что-то было не так – я это чувствовала. Я пошла медленнее, спотыкаясь о корни деревьев; опавшие листья влажно шуршали у меня под ногами. Вдруг я увидела островок света в тумане. Подкравшись ближе, я увидела, что это включенный фонарик, брошенный на земле. А рядом с ним лежало нечто, что я не сразу определила, как человека.

– Хью?

Старик лежал на боку; фонарик выкатился из его ослабевшей руки. Мне стало дурно, но, пересилив себя, я подошла ближе. Взяв фонарик в одну руку, я присела рядом с Хьюго и убрала волосы с его лица. Глаза старика были закрыты, как будто он просто спал. «Неужели он до вас добрался?» – с сожалением подумала я. Наверное, зря я пришла…

Тёплое дыхание коснулось моей руки. Хьюго дышал, он был жив! Я отодвинула воротник его плаща и осмотрела его шею: никакого следа укуса, ни капли крови на одежде или на земле. Но какая же у него холодная шея…

В районе затылка я нащупала маленький предмет, впившийся старику в кожу. С удивлением я вытащила под свет фонарика дротик. Снотворное? Узнаю этот почерк…

Я услышала хруст ломающихся веток. В панике я выключила фонарик и пригнулась к земле: меня могли заметить. Странный шум приближался, и вскоре я увидела две фигуры, которые сцепились в схватке. Обычно люди кричат, когда дерутся, так что это была странная драка: соперники молчали, и до меня доносились только звуки ударов и хруст ломающегося дерева, когда они задевали ветви, и ещё иногда – хлопанье огромных крыльев. Я легла на землю и отползла в сторону, где хоть немного оставалось пожелтевшей травы, которая могла бы скрыть меня. Роса промочила мне всю одежду и лицо и, трясясь от холода, я лежала и старалась не дышать, наблюдая за схваткой. Сила и жестокость ударов заставляла моё сердце сжиматься; один из соперников явно сдавал позиции. Пошатываясь, он теперь лишь уклонялся, постепенно отходя назад. Я уже видела его спину очень хорошо.

– Дядя…

Его соперник вынырнул из тумана и, прежде чем Бронислав успел среагировать, нанёс решающий удар в правый висок, от которого дядя упал на колени. Зарычав от боли, Бронислав попытался встать, но соперник швырнул его на землю. Перекатившись по земле, дядя оказался совсем рядом со мной и, когда открыл покрасневшие глаза, увидел моё испуганное лицо, спрятанное в траве.

– Ева… – прохрипел он и закашлялся, стараясь перевернуться и встать.

Но стоило ему оторвать голову от земли, как яркий свет ударил нам в глаза. Соперник держал над головой дяди зажжённый факел. Не желая столкнуться с пламенем лицом, Бронислав замер. Он тяжело дышал и старался не смотреть на меня, чтобы не выдать. Я осторожно подняла взгляд, чтобы увидеть нападавшего, и мой живот скрутило от страха: я узнала его. Леон Питибл стоял над Брониславом, и его лицо, в ссадинах и царапинах, было жутким от ярости и торжества.

– Беги, – одними губами успел прошептать Бронислав, но было уже поздно.

Удар носком ботинка в затылок вырубил его, а из темноты, словно призраки, возникли помощники Питибла, обступив нас кругом.

Я закричала так громко, как не кричала никогда, когда меня оттаскивали от дяди. Я брыкалась, царапалась и кусалась, пока мне в шею не вонзился пронзительно-холодная игла снотворного. Бессилие и темнота навалились на меня. А потом меня взяли и потащили.

Глава 19 Лисы

Какие-то размытые звуки – шаги, голоса… Странное ощущение неестественного спокойствия, как будто вдруг всё тело стало лёгким-лёгким и отрывается от земли, вот-вот полетит. Уже виднеется синева неба, и всё остальное становится таким ненужным, незначительным…

– Эй! Эй, проснись!

Небо исчезло. Голос вернул меня обратно, и, пока мой мозг всё ещё воспринимает звуки и пытается разобраться в них, я не смогу покинуть эту темноту.

– Ты живая? Да, ты же дышишь, я вижу! Очнись!

Очень тяжело разобрать значение слов. Открыть глаза – эта задача мне не по силам, мне не выбраться отсюда, из этой темноты, но именно этого у меня и требуют. Чего привязался?

Голос на какое-то время затих.

– Эй… Ну проснись… ну пожалуйста…

Я почувствовала движение рядом, и кто-то легонько толкнул меня в плечо.

– А!.. – прикосновение резко возвратило меня реальности, я открыла глаза, готовая вскочить и убежать.

– Ну наконец! – облегчённо вздохнул голос. – Да тише ты, ещё услышат…

Чьи-то руки опустили меня обратно. Прошло ещё немного времени, и пелена перед глазами исчезла.

Я лежала на холодном бетонном полу, свет падал откуда-то сверху. Надо мной склонился кто-то, но его не различить в полумраке.

– Ну как ты? – участливо спросил он.

– Ужасно, – честно призналась я, и это была правда.

Яд, которым меня усыпили, больше не действовал, но оставил ощущение, будто каждый атом моего тела весит тонну.

– Так, ну ничего, это пройдёт, – успокоил разбудивший меня голос. – А сейчас поднимайся…

Вряд ли он осознавал нереальность этой задачи.

– Ты кто? – спросила я, очень туго соображая.

– Это не важно, – строго заявил он. – Я хочу помочь, ясно?

– Но…

– Потом поговорим. Давай, надо уходить.

Незнакомец схватил меня за руки и рывком поднял. Я едва не упала, но он успел меня подхватить. Так, с горем пополам перейдя в вертикальное положение, я нетвёрдо пошла по серому бетону, который так и норовил уйти из-под ног. Сознание постепенно прояснялось, я стряхнула с себя обрезки прочной верёвки и увидела, как незнакомец прячет в карман складной нож.

– Иди за мной, – приказал голос из полумрака. – И тихо!

Делать нечего, я подалась за незнакомцем. Мы прошмыгнули в приоткрытую дверь, он остановился, закрывая её снаружи, потом положил связку отмычек в карман.

– Не отставай.

И я припустилась вслед за ним по коридору, идущему под наклоном вверх, потом по переходам, лестницам и тысяче других коридоров. То и дело приходилось пригибаться, резко заворачивать за угол, чтобы укрыться от людей, случайно проходящих мимо.

– Быстрее, ну! – шёпотом поторапливал меня незнакомец.

Сам он бежал быстро, ловко перемахивая через несколько ступенек, я едва поспевала за ним, выбиваясь из сил. Чувствуя, что вот-вот упаду, я остановилась, но он, обернувшись, увидел, что я сильно отстала, вернулся, схватил меня за руку и потащил за собой.

А у меня сдавливало грудь от недостатка дыхания, я бы упала и задохнулась, если бы не эта рука, крепко сжимающая моё запястье, которая тащила меня вперёд…

Мы вылетели на залитый пунцовыми закатными лучами двор, и только тут остановились. Незнакомец выпустил мою руку. Жадно вдыхая обжигающе холодный воздух, я стояла, опершись руками на колени. Мой провожатый стоял рядом, вытянувшись вдоль стены и заглядывая в окно. Я сумела различить только его ярко-рыжие волосы и глубоко дышащую грудь, прежде чем он произнёс:

– Нет, там мы не пройдём… Сюда!

И незнакомец снова побежал куда-то, я – за ним. Мы перебежками пересекли двор, усыпанный серой галькой, и оказались под раскидистой старой липой. Прежде, чем я успела что-либо сообразить, мой провожатый с ловкостью, невиданной для людей, уже вскарабкался на несколько метров вверх.

– Ну, чего стоишь?! Залезай!

Он протянул мне руку, я, неуклюже цепляясь за ветки, соскальзывая вниз по коре дерева, полезла наверх. Когда я добралась до незнакомца, он уже усердно орудовал отмычкой, открывая окно…

– Туда, быстро! – скомандовал он.

Я забралась в комнату, провожатый захлопнул окно и резко задёрнул шторы…

Потребовалось какое-то время, чтобы отдышаться и осознать, что происходит.

Я сидела под столом в незнакомой комнате. Неприятные ощущения от снотворного уже проходили, голова начинала соображать. Я осторожно выглянула из-под стола и увидела своего «спасителя», который стоял ко мне спиной, прислонившись к чуть приоткрытой двери и что-то выглядывая за ней. Вдруг он резко её захлопнул, отскочив в сторону, а через какое-то время за дверью послышались шаги. Когда шаги утихли, он торопливо запер комнату.

–Так, здесь они искать не станут… Ну, первое время. Так что безопасно. Можешь вылезать.

Я не сразу поняла, что эти слова обращены ко мне. Осторожно выкарабкавшись из своего укрытия, я поднялась на ноги и, откинув с лица растрепавшиеся волосы, спросила:

– Где это я?

– У меня в комнате, – небрежно ответил незнакомец, садясь отдохнуть на высокую кровать.

Я осмотрелась: комната была небольшой, с тусклыми обоями, обклеенными ворохом вырезок, фотографий и плакатов, а мебель в ней была громоздкая – кровать, платяной шкаф и письменный стол с огромным количеством ящиков в нём. Самый разномастный хлам покрывал пол, поверхность стола и кровати, но хозяина комнаты это ничуть не смущало. Он сидел на кровати, подобрав под себя ноги, и пристально следил за мной взглядом.

– Так, а ты кто? – поинтересовалась я, обернувшись к нему.

–Меня зовут Альфред Рудольф Питибл, – сказал он. – Можно просто Руди.

Руди смахивал на худенькую девочку, если бы не какая-то суровость на лице. Длинные руки и ноги, большие ладони, вьющиеся густые рыжие волосы, обрамляющие лицо и бледную шею, и чуть прищуренные круглые ясно-синие глаза. Руди смотрел на меня, не отрываясь. От этого становилось не по себе.

– А я знаю, кто ты, – заявил он. – Ты – Ева Патиенс.

– Почему ты помогаешь мне? – недоверчиво спросила я. – Ты же Питибл.

Улыбка слетела с лица моего нового знакомого:

– Потому что… Ну… Да какая тебе разница?! Скажи спасибо и иди себе домой, тебе-то что?

– Я тебе не доверяю.

– Понятно – буркнул Руди, – Может, ты сядешь?

В голосе его прозвучала злость. Я, не спуская с Руди взгляда, села на стул.

Стало очень тихо. Мальчик сидел, нахмурившись и глядя в пол. Вдруг он поднял голову и громко, отчётливо сказал:

– Ненавижу их!

Я удивлённо уставилась на него:

– Кого?

– Всю жизнь я делал, что они скажут, – говорил он. – Это я навёл на тебя тот сон, чтобы твоего дядю заподозрили в убийстве. Это я шпионил и высматривал, когда ты останешься одна, чтобы можно было забрать тебя…

– Очень приятно, спасибо, – буркнула я.

– Ты уж извини, – парень покачал головой. – Я должен был… Но только не сегодня. Сегодня я помогу тебе. Очень скоро ты будешь на свободе.

– Но зачем тебе это? – я всё ещё недоумевала.

– Я не знаю всего, – Руди развёл руками, – но я знаю, что моя семья занимается чем-то странным. Ты знаешь историю с нашей, эм… типа, войной кланов?

– Я в курсе.

Руди вздохнул, собираясь с мыслями.

– Ты видела лаборатории и всё такое. Это всё было устроено, чтобы избавиться от Патиенсов – изначально. Когда мой папа стал владеть замком, это дело немного поутихло… Пока мама Леона была здесь, никаких экспериментов вообще не было…

– У вас разные мамы? – переспросила я.

– Ну да… Так вышло, что Леон наполовину волк по маме. Мы с ним очень – очень – не похожи. Ну и так вышло, что мама Леона ушла к другому мужчине, а мой папа через какое-то время нашёл, собственно, мою маму.

Паззл сложился в моей голове. Волчица, которая была замужем два раза… Катерина Вунд. Теперь понятно, в кого Леон уродился такой мощный.

– Брат меня не очень любит, – признался Руди. – У меня особые права на наследство, потому что я как бы лис на сто процентов, а он только где-то на шестьдесят.

– Глупая причина, – заметила я, но Руди парировал:

– Не скажи, у нас там, кхм, речь идёт об очень, очень большом наследстве. К тому же, я вижу и слышу кое-что, чего он не может – это его тоже бесит.

– Что ты слышишь? – мне стало любопытно, и я призналась: – Я вижу воспоминания.

– А я слышу такие вещи, как мысли и эмоции. И ещё могу шуму навести в чужих снах… Ну ты видела.

Не могла не признать впечатляющие способности этого парня. Я бы, пожалуй, тоже ему позавидовала.

– Леон не любит ту семью, куда ушла его мама, не любит Патиенсов, – продолжил Руди, – но вот с моей мамой он хорошо ладит. Вместе они управляют нашими лабораториями. Я всегда старался держаться с ними в нормальных отношениях, но это всё сложнее.

– Почему? Вы разве не одна кровь?

– Они жестокие, – с горечью сказал Руди. – Их эксперименты не такие, как были до моего рождения. Это уже не похоже на обычную борьбу кланов. Я думаю, за ними кто-то стоит, кто-то другой, но я не знаю… Как ты считаешь, откуда они берут подопытных вампиров?

– Не имею понятия, – призналась я.

– Они разоряют их, они шантажируют их, они делают их жизнь невыносимой, и заставляют их соглашаться, чтобы над ними ставили опыты. Это похоже на то, что кто-то расправляется с неугодными.

– Звучит… не очень, – мне стало жутко.

– А теперь представь: иметь абсолютную чувствительность, – мрачно сказал парень, и его глаза стали тёмными. – Они мучают их. Многие так и умирают в этих подземельях. А я чувствую всё. Боль поднимается из-под замка, и все эти стены как будто кричат. Я не могу верить в то, что это правильно. Я не могу.

Он замолчал, стиснув в кулаках покрывало, на котором сидел.

– Ладно, забудь, – махнул он рукой, снова опуская взгляд в пол, – это всё абсолютно не важно.

– Нет, важно, – не знаю, откуда, во мне появилось сочувствие к едва знакомому парню. – Ты ведь никому раньше не рассказывал всего этого, верно?

– Да я вообще, если честно… – Руди поскрёб рукой затылок, – тут почти ни с кем не разговариваю. Тут и нет никого, кроме учителей и прислуги. Я оборотень, в обычную школу ходить не могу, учителя на дом приходят…

Он пытался отвести тему. Не вышло.

– И что же ты намерен дальше делать? – спросила я.

– А, это… Не знаю. Но в этом доме я не останусь – это точно, – Руди снова сжал кулаки. – Сбегу, скорей всего. Я уже умею ненадолго перевоплощаться. В виде лисы будет легче выжить первое время, там что-нибудь придумаю… Вряд ли тут кто-нибудь расстроится, если меня недосчитаются. Особенно после того, как я тебе помог.

– Почему я вообще здесь?

– Ах, чёрт! – вдруг воскликнул Руди, вскакивая на ноги. – Зачем ты меня отвлекла своими расспросами?! Я же тебе хотел объяснить! Они нашли средство, чтобы избавится от Генри Патиенса!

– Что?! – тут уже я в ужасе вскочила на ноги. – Как так?

– Это не точно ещё, – он усадил меня обратно на кровать, – вот они и решили на вас сначала проверить…

– На нас?..

– На тебе и твоём дяде…

Абсолютно не понимая, что делаю, я кинулась к двери.

– Стой!

– Мне нужно найти дядю!

– Да куда ты?!

Руди оттащил меня от двери и кое-как снова усадил на стул.

– Тебя тут же поймают, и тогда – крышка вам обоим, – объяснил он. – А так ты можешь ещё убежать, я знаю потайные ходы из замка, я тебя выведу…

Я сидела и смотрела на него как на сумасшедшего.

– Ты что, предлагаешь мне смыться? – спросила я, выделяя голосом каждое слово.

– А у тебя есть выбор?

– Ты хочешь сказать, что мне надо оставить его на смерть, а самой бежать?! – продолжала я, не слушая его.

– Ты ничего больше не можешь сделать! Беги, говорю тебе!

– Катись ты к чёрту с такими советами! – я сорвалась на крик. – Я его не брошу!

– Ну хорошо, – рассердился Руди. – Что ты предлагаешь в данной ситуации?

Он вопросительно воззрился на меня, а мне ответить было нечего. Действительно: что делать?!

– Я… я не знаю, – вздохнула я.

Восстановилась тишина. Я обхватила голову руками и кусала губы, судорожно глотая слёзы. Было слышно только, как тикают настенные часы.

Я машинально подняла голову, чтобы посмотреть время, и…

Не было никаких часов. Я осмотрела комнату – нет часов, нигде, а тиканье между тем всё громче, будто приближается.

Через несколько секунд я поняла, что это не тиканье, а чьи-то шаги.

Чуть колыхнулась штора, закрывавшая окно, и в комнату просочился жемчужно-белый, полупрозрачный силуэт…

– Эй, на что ты так уставилась? – прозвучал где-то совсем рядом голос Руди, но я не ответила.

– Кассандра?.. – не веря своим глазам, спросила я.

Призрак кивнул и улыбнулся. Потом Кассандра подняла руки вверх и с пронзительным свистом скрылась, улетучившись в потолок.

– С тобой всё хорошо? – Руди помахал рукой перед самым моим лицом, пытаясь привести меня в чувство.

– Где находится Генри Патиенс? – резко спросила я.

– А тебе-то зачем? – удивился мальчик.

–Ты знаешь, где он? – настойчиво спрашивала я.

Сердце у меня колотилось от волнения всё быстрее: теперь-то я знала, что делать, и меня как бы охватило лёгкое безумие.

– Знаю, – Руди слегка опешил.

– Отведи меня к нему, – потребовала я.

– Зачем тебе?

–Отведи, пожалуйста!

– Ты – чокнутая девка, Ева! – рыкнул Руди, а затем вздохнул: – Ну хорошо, хорошо…

Мальчик взобрался на кровать и ловко снял решётку с вентиляционной трубы.

– Тут вентиляция ещё средних веков, допотопная и широкая, – пояснил он. – Я так часто по замку перемещаюсь. Это наиболее незаметный способ. Не боишься туда лезть?

– Вентиляция – это уже со мной бывало, – успокоила его я. – Показывай дорогу.

Руди с удивительной быстротой, словно змея, перемещался по пыльным тёмным трубам. Как он ориентировался здесь, в этом лабиринте – для меня загадка. Следуя за ним, я взбиралась всё выше и выше по вентиляции, и в конце мы вдруг рухнули вниз, на грязный каменный пол.

– Здесь он, в башне, – шёпотом сказал Руди. – Тут давно никто не бывал…

Я проследовала за ним вверх по винтовой лестнице, путаясь в паутине и задыхаясь от многолетней пыли.

Он отомкнул какую-то тяжёлую дверь, и мы оказались в продуваемой сквозняками башне.

–Вон там, – Руди направил луч фонарика в противоположный конец комнаты.

Скудный свет выхватил из темноты большой, грубый деревянный ящик, заколоченный проржавевшими от времени гвоздями.

–Может, пойдём отсюда? – несмело предложил Руди, когда я решительно двинулась к ящику.

– Дай свой нож, пожалуйста, – сказала явместо ответа.

Он несмело протянул мне карманный нож.

Через несколько минут крышка ящика чёрным прямоугольником валялась на полу.

В грубо сколоченном гробу лежал красивый вампир. Его одежда из грубого полотна совсем ему не шла: края даже не были обработаны, и маленькие ниточки свисали с рукавов и штанин. На коже моего предка виднелись многочисленные шрамы: от огня, от лезвий, от игл и ещё много чего… Но за те годы, что он пролежал здесь, они успели хорошо зажить. Его лицо было так безмятежно, что казалось, будто он всего-то прилёг сюда всего-то вздремнуть, а не лежал здесь недвижимо несколько столетий. Его коротко остриженные волосы и маленькая чёрная борода медленно росли здесь, в тишине. Только кожа его была бледной настолько, что слабо светилась в темноте, как светится снег, и от этого становилось не по себе.

– Э-э-э, нож-то верни, – напомнил о себе Руди.

–Заберёшь потом, – успокоила его я.

– Я не советую тебе делать то, что ты задумала, – тревожный голос мальчика отдался эхом от холодных стен.

Я не ответила. Я и сама толком не знала, что делаю. Я взяла нож в правую руку, подняла левую и резко полоснула по ладони ножом. Мне совсем не было больно, но кровь хлынула из царапины тут же.

– Проснись, – попросила я спящего Генри Патиенса, поднеся ладонь к его лицу.

– Не буди его! Это слишком опасно! – вскрикнул у меня за спиной Руди. – Они после сна бывают очень голодны!

Тем временем спящий вампир глубоко вдохнул холодный воздух.

– Это может не сработать, – успокоила я мальчика, не сводя глаз с Генри. Интересно, поймёт ли он меня?

– Лучше отойди от него, – предупредил Руди.

Он уже подошёл ко мне и потянул за рукав, чтобы я ушла, но в этот момент спящий вампир медленно поднял тяжелые веки.

– Беги, – успел сказать Руди, прежде чем Генри Патиенс рывком поднялся со своего ложа и вцепился мне в руку. Безумие вспыхнуло в его глазах, и в тот момент я по-настоящему испугалась и зажмурила глаза.

Когда я их открыла, Генри Патиенс стоял передо мной, разглядывая меня с удивлением и недовольством на лице.

– Ты не пахнешь, как человек, – произнёс он звучным голосом. – Но и не пахнешь, как вампир. Кто ты?

– Я – ваша пра-пра… эм, дальняя родственница, – затараторила я. – И я полукровка. Из всех Патиенсов остались только я и мой дядя. Питиблы нашли способ, как не дать нам снять с себя заклятие, и сейчас я вас очень прошу: уходите, если вы скроетесь в своём замке, то ещё будет надежда.

Я старалась говорить по возможности вежливо и содержательно.

– А это кто?

– Это Руди Питибл – но он нам помогает, – уверила я.

Генри Патиенс молча буравил меня взглядом.

– Пожалуйста, поверьте мне, – отчаяние подступало ко мне. – Вам нужно спасаться, и поскорее.

–Уж не решила ли ты, что можешь снять заклятие? – скептически спросил он.

– Да, так и решила, – призналась я.

– Полегче, – шепнул мне Руди.

– Дитя, – проговорил Генри, зажмурив глаза и пытаясь собраться с мыслями, – я вижу, многое изменилось с тех пор, как мой дух стал блуждать в Тенях…

– Многое по-прежнему, – призналась я.

– Мне нужно время, чтобы разобраться, что к чему…

– У дяди уже может не быть ни секунды времени, – чуть не плача, пробормотала я. Затем я решительно повернулась к Руди:

– Пошли.

– Но-о…

– Новый план.

С этими словами я спускалась вниз по лестнице, не разбирая дороги.

– Ой, зря, – покачал головой Руди, нагнав меня.

– Ну и пусть, – буркнула я. – Надо спешить.

– Куда?

–В лаборатории, – ответила я. – Ведь там сейчас мой дядя, верно?

– Да, но…

– Что? – предостережения Руди уже начинали мне надоедать.

– Что делать с моим братом? Он не встретит нас с распростёртыми объятьями…

– А вот что…

Я села на лестницу, и достала из кармана куртки дротик со снотворным, который я обнаружила на шее у бедняги Хьюго:

–Знаешь, где она хранится?

–Э-э-э…Теоретически.

– Как ты думаешь, мы достать её сможем?

Руди почесал затылок:

– Ты предлагаешь вогнать моему братцу шприц со снотворным, проникнуть в лабораторию и освободить твоего дядю, я правильно понял?

– Да, именно это и предлагаю, – я закивала головой, – ещё надо бы избавится от того препарата, что может разложить тело вампира.

– Чёрт… Нереально, – мальчик покачал головой. – Никаких шансов… Так за дело!

Руди вскочил на ноги и, тряхнув рыжей шевелюрой, кинулся вниз по лестнице, я – за ним.

Глава 20 Иглы

Мы сидели под столом в комнате при лабораториях.

Если бы не Руди с его идеальным знанием замка, а также чутьём, где пересидеть, где побежать, я бы вряд ли забралась так далеко. Здесь до потолка возвышались огромные стеллажи с какими-то загадочными препаратами, но, к счастью, не оказалось ни одного человека. Мы, повозившись, почти без проблем нашли нужную баночку.

– Вот, – Руди протянул мне наполненный мутновато-сиреневой жидкостью шприц. – Брату надо большую дозу – он же у меня здоровяк. Осталось найти твоего дядю… Я, кажется, догадываюсь, где он может быть. Все самые важные вещи происходят обычно на нижнем ярусе…

Я уже порывалась встать на ноги и пойти дальше, но Руди придержал меня за рукав.

– Я вот что подумал, – предложил он. – Никто ещё не знает, что я тебе помогаю. Так что пусть легенда будет такая: ты проснулась и попыталась бежать, а я тебя поймал и веду к брату.

– Интересная идея, – согласилась я. – Но нам точно поверят?

– Это я тоже придумал, – Руди явно был доволен собой, – мы тебя свяжем.

– Чего?

– Нет, типа, понарошку свяжем, – замахал руками парень и вытащил из кармана верёвку. – Ты в любой момент сможешь раскрутить верёвки, но это будет выглядеть более правдоподобно.

Что поделать, пришлось согласится и на это.

И мы поспешили спуститься в лабиринт подвалов лаборатории. И снова – коридоры, лестницы, проходящие мимо люди в белых халатах. Они так и сновали туда-сюда, все очень чем-то занятые, словно муравьи в огромном муравейнике. Руди и я оба честно отыгрывали свои роли. Однако когда мы очутились на самом нижнем ярусе, то не обнаружили ни одной живой души.

Горел свет, но коридор был пуст, словно всё вымерло. Наши шаги скудным эхом отдавались от безжизненного бетона стен.

– Похоже, что тут никого, – предположила я.

– Неправда, я слышу мысли, – ответил Руди, скользя вдоль стены.

– Это как? – полюбопытствовала я.

– Как будто в воздухе натянуты нитки с подвешенными колокольчиками, и мысли, когда за них цепляются, начинают звенеть… Похоже, мы близко.

Он остановился и поднял руку, призывая меня прислушаться. И я услышала невдалеке какой-то едва различимый разговор. Разобрать, кто и что говорит, было невозможно, но когда слова вдруг прервались сдавленным вскриком, Руди с уверенностью прошептал:

– Это они.

Не говоря больше ни слова, мы побежали на звук.

Остановившись недалеко от приоткрытой стеклянной двери, мы прижались к стене и замерли.

– Подождём, – сказал Руди.

– Я не могу ждать, – возразила я, – дядя…

– Я знаю, о чём они оба думают, – парень убедительно посмотрел на меня. – Сейчас не лучший момент. Просто поверь мне, пожалуйста.

Я хотела бы ворваться в комнату и… и у меня снова бы ничего не получилось, потому что Леон был там. Я вздохнула и прижалась к стене. В отражении стекла можно было увидеть белую спину Леона, который расхаживал по кабинету. Он подошёл к столу, на котором стояла маленькая блестящая баночка, извлёк из ящика стола шприц и стал набирать препарат из баночки. Вся его фигура выглядела гротескно вытянутой на поверхности стеклянной двери, но кое-что бросилось мне в глаза: на щеке Леона отчётливо были видны какие-то жуткие шрамы от волдырей.

– Что у него с лицом? – шепнула я.

Руди удивлённо захлопал ресницам:

– Так это ж ты…

– Я?

Мой голос, кажется, стал слишком громким, и я тут же пригнулась к полу. Но Леон был очень занят и, кажется, не услышал нас. Руки склонился ко мне и прошептал:

– Ты вылила ему в лицо щёлочь, когда убегала. Умно. Такие ожоги даже на оборотнях медленно заживают.

Пришлось принять это как комплимент, хотя я ничего такого не помнила. Вернувшись к нашим наблюдениям за Леоном, мы обнаружили, что он уже набрал шприц и повернулся к длинной причудливой кушетке.

– Ну как, последний из Патиенсов, – спросил он, – ты готов?

– Что делает эта штука?

Это голос дяди! Какой же он тихий и хриплый, но всё же ещё живой.

– О, тебя она, скорей всего, убьёт, – снисходительно ответил Леон, осматривая острую иглу шприца.

Бронислав, невидимый для нас с нашей позиции, рассмеялся.

– Молодой человек, – цокнув языком, проговорил он, – неужели ты думаешь, что испугаешь меня такими вещами? По вашей милости у меня не осталось ничего. Я был бы признателен, если бы ты поскорей уже закончил это дело.

Комок подступил к моему горлу; Руди мягко сжал рукой мой локоть. Я подавила в себе желание выйти из тени. Мы ждём.

– Для того, кому нечего терять, ты слишком много брыкался, – заметил Леон, приближаясь к кушетке.

– Это было дело чести, – парировал Бронислав, – я не мог подустить, чтобы твоё лицо ни разу не получило тот хороший удар, которого оно так заслуживает.

Леон рассмеялся, кажется, совсем беззлобно. Он был хозяином ситуации и мог позволить себе эту игру.

– Впрочем, ты мне врёшь, – серьёзно сказал он и, секунду подумав, снова надел на иголку шприца колпачок.

– Я абсолютно честен, – сказал Бронислав и закашлялся.

– Есть одна маленькая деталь, – Леон неспешно положил шприц на стол и скрестил руки на груди. – Её зовут Ева, кажется? Она тоже сейчас у нас в гостях.

Леон испытующе посмотрел на своего пленника на кушетке. Тот фыркнул:

– Эта девчонка? Что тебе с неё? Она даже не Патиенс.

– Да ты что? – оскалился Леон и показал на свою обожжённую щёку: – А это, по-твоему, что? Я видел, как она расправила крылья и полетела.

– У полукровок бывают способности, – небрежно согласился Бронислав, – но это не делает её одной из нас. Так, половинка Патиенса.

Напряжение в воздухе росло. Леон снова вернулся к своему шприцу с загадочным зельем, которое может полностью уничтожить вампира.

– Тогда ты не будешь против, если она станет первой?..

– Это не имеет смысла, – перебил Бронислав.

– Так ты защищаешь её? – переспросил Леон.

Он повернулся к нам спиной. Но я могла буквально почувствовать, как он улыбается в половину лица.

– Делай, что хочешь, – после небольшой паузы буркнул Бронислав, – Мне всё равно. По мне так лучше, чтобы она вообще никогда не появлялась…

И тут он жестоко закашлялся. Услышать такое… горечь и смятение нахлынули на меня, и я зажмурила глаза, чтобы не заплакать. Руди мягко вернул меня к реальности, дёрнув за рукав. Когда я открыла глаза, парень покачал головой: это ещё не конец.

– Мило, но у меня есть другая информация, – усмехнулся Леон. – Вы двое очень весело проводили время в замке, верно?

Стараясь побороть приступ кашля, Бронислав прохрипел:

– Понятия не имею, о чём ты.

– Она уже зовёт тебя папочкой?

Бронислав резко перестал кашлять, и стало так тихо, что даже пыль падала на пол со стуком.

– Я бы хотел закатить глаза ещё дальше, но физически не могу, – прозвучал, наконец, голос Бронислава.

Руди зажал рот ладонями, чтобы не засмеяться. Вдруг Леон отошёл в другой конец комнаты, зажал кнопку и скомандовал:

– Нижний уровень. Приведите девчонку!

– Она здесь ни при чём, – с усилием сказал Бронислав, – ты это знаешь. Не вмешивай её в наши разборки.

– Она очень даже при чём, – хмыкнул Леон.

– Не смей, – голос Бронислава дрогнул, – не смей этого делать.

– Я могу сделать очень много чего, – заметил Леон и мрачно уверил: – Не переживай, ты будешь в первом ряду, чтобы увидеть все подробности.

– Сейчас! – шикнул Руди, и мы поднялись на ноги, громко топая по коридору.

– Брат!

Леон обернулся на голос. Руди цепко схватил меня за локоть и повёл в кабинет. Я сжала свои якобы связанные руки за спиной и нехотя поплелась за ним, брыкаясь и фыркая.

– А, вот и наш младший, – поприветствовал Леон. – Нашёл себе девушку?

– Она проснулась и пыталась сбежать, – сурово сказал Руди, проталкивая меня вперёд. – Но я поймал её и решил отдать сразу тебе.

– Отличная работа, – похвалил старший и даже растрепал ладонью волосы у брата на голове.

Леон снова подошёл к кнопке связи и отменил приказ. Тут же его внимание переключилось на меня. Он схватил меня за плечи и поволок к кушетке. Там, прикреплённый к ней толстыми кожаными ремнями, лежал Бронислав Патиенс. Я не могла не ахнуть от испуга, когда увидела его: хоть раны и заживали на его теле быстро, но кровь осталась на его коже и разорванной в клочья одежде. Чёрная кровь, перемешанная с грязью, особенно яркая на фоне особенно белой комнаты, залитой ярким светом.

Страшно было представить, как долго его били.

Дядя тоже не смог скрыть эмоции, когда увидел меня.

– Ева, нет!

Он стиснул зубы, пытаясь высвободиться из ремней, но всё было бесполезно: у него было слишком мало сил.

– Как здорово, когда собирается вся семья, – улыбнулся Леон и бросил через плечо: – Младший, не подашь мне со стола шприц?

– Конечно, – откликнулся Руди.

На секунду паника охватила меня: я была в крепких объятьях Леона, и если Руди не вколет ему снотворное, если всё это было уловкой… Всё пропало. Я вспомнила, что мои руки на самом деле на связаны, что я в любой момент могу сбросить верёвку, могу драться…

«Просто поверь мне, пожалуйста», – прозвучал в моей голове голос Руди. И, хоть это было тяжело, я осталась стоять неподвижно. Я выбрала поверить ему.

Уже через секунду он подошёл к брату со спины и проговорил, очень спокойно:

– Вот твой шприц, Леон.

Я почувствовала, как Леон шатнулся, когда Руди запрыгнул ему на спину; в следующий момент Леон вскрикнул и разжал хватку, получив укол в шею. Я, воспользовавшись моментом, выскользнула из его лап и сбросила верёвки.

– Дядя!

Трясущимися руками я стала расстёгивать ремни, сдерживающие его. За моей спиной Леон боролся с Руди, пытаясь сбросить его со своей шеи. Пока браться шумели и крушили мебель, у нас было ещё несколько секунд.

– Что ты делаешь? – шикнул на меня Бронислав Патиенс.

– Я пришла за тобой.

– Ты должна была быть уже за много километров отсюда! – рассердился он. – Какого чёрта ты не убежала, а полезла в самое пекло?

Я обиженно закусила губу и заявила:

– Я без тебя никуда не уйду.

Фыркнув, Бронислав сбросил с себя оставшиеся ремни и попытался встать с кушетки, но его тело, обессиленное голодом и пытками, рухнуло на пол. Я подхватила его под руку и попыталась поставить на руки.

– Пол-легче, – пробормотал дядя, – у меня вода в лёгких.

Его снова забрал приступ кашля: кажется, вытолкнуть воду из лёгких не так уж просто даже вампиру.

Послышался рык; я обернулась. Леон сбросил Руди с себя и откинул к кушетке. Падая, мальчик сбил нас с дядей с ног.

– Мм-м-м… – Руди приподнялся на локте и стёр кулаком кровь, которая потекла из его разбитой губы.

– Кажется, не получилось, – прошептал он, растерянно глядя на меня. – Прости.

Леон выдернул из своей шеи пустой шприц и с интересом посмотрел на него:

– Снотворное? Неплохая идея, братец.

Шприц полетел в сторону и стукнулся о пол, разбиваясь. Леон, разъярённый и растрёпанный, приближался к нам троим. Кажется, это конец.

– Ева, – сказал дядя Бронислав, не глядя на приближающуюся угрозу. Он смотрел на меня. Его усталое лицо улыбалось.

– Спасибо, что ты пришла. На самом деле я очень рад тебя видеть. Скорей всего, мы сейчас умрём, зато теперь я знаю, что я не один.

Мне захотелось накинуться на него и крепко обнять; но, пожалуй, его ослабленный организм не выдержал бы такого. К тому же, сейчас было не время.

– Вы такие милые, – сказал Леон, приблизившись к нам. – Каждый так хочет пожертвовать собой, что не выживет никто. А ты, – он ткнул носком ботинка бок Руди, – лисёныш, с каких пор играешь против своих?

– Пошёл ты! – огрызнулся Руди.

– Ого, у кого прорезался голос! – Леон цокнул языком. – Об этом мы с тобой потом поговорим. Но неужели ты думал, что на меня подействует моё собственное зелье?

Он рассмеялся, как вдруг откуда-то из-под потолка донёсся звучный голос:

– Найди себе соперника по росту, Питибл!

Все разом подняли взгляд и увидели, что на стене, сложив крылья, сидит серебристо-белый вампир.

– Генри! – воскликнула я.

– Конечно, дитя! Как я мог тебя оставить! – воскликнул Генри, спикировав вниз, словно хищная птица, и оказался прямо за спиной у Леона. Одним ударом вампир свалил парня с ног, а сам бросился к дяде Брониславу.

– Бегите, дети! – крикнул нам Генри. – Я вытащу отсюда Бронислава!

– Ну уж нет! – закричал Леон.

Он едва сумел встать – снотворное делало своё дело.

– Ну уж нет!!! – срывающимся голосом повторил Леон.

Всё произошло в одну секунду.

Неведомо как найдя в себе силы, он рванулся вперёд, навалившись всем телом, оттолкнул с дороги Генри, крепко схватил за руку дядю Бронислава. Из кармана халата Леон достал баночку с каким-то порошком и, широко махнув рукой, рассыпал содержимое на полу. Смесь тут же вспыхнула ярким синим огнём. Генри, Руди и я оказались отрезаны от Леона и Бронислава стеной пламени.. Словно лезвие ножа блеснула игла в свете пламени…

– Нет… – я хотела закричать, но не смогла – дыхание у меня перехватило от ужаса и дыма.

Всё кругом замедлилось, и каждая секунда длилась вечность. Сквозь танцующие языки пламени было видно, как разом повалились на пол Леон и Бронислав.

Пустой шприц выкатился из бессильной руки Леона.

Бронислав несколько секунд пролежал неподвижно, а потом его вдруг начала сотрясать крупная дрожь. Преодолевая её, он рывком поднялся на колени, будто какая-то невидимая сила огромной рукой выдернула его. Эта же сила подняла его голову вверх и, вцепившись в горло, медленно приподняла над полом. Бронислав, задыхаясь, безвольно повис в воздухе, словно марионетка, привязанная на верёвочки, и раздался страшный вопль.

Это был крик, такой громкий, что от него зазвенело в ушах, и такой пронзительный, что сердце в ужасе сжалось. Дикая, нечеловеческая боль была в этом крике, и с этим звуком поднялось в воздух, отделившись от лица Бронислава как маска, нечто чернильно-черное и крылатое. Оно ширилось и росло, пока не заполнило собой лабораторию, и оно поглотило всё: свет десятков ламп, синий огонь, людей, сбежавшихся на шум, Леона, Руди, Генри, меня, и даже свой собственный вопль.

Всё покрыла темнота.

– Проснись, дитя, – кто-то толкнул меня в плечо. Открыв глаза, я увидела Генри Патиенса, сребристого вампира, сидящего передо мной на коленях. Кругом полыхал синий огонь.

– Что случилось? – еле выговорила я, мне катастрофически не хватало воздуха. – Где Руди?

– Он выносит из здания людей, – ответил Генри и улыбнулся: – Славный парень, даром что Питибл…

– Надо ему помочь, – сказала я, приподнявшись.

– Ты ему здорово поможешь, если просто останешься в живых. Он уж решил, что ты задохнулась…

– Правда? – дышать и вправду было нечем, моя голова соображала очень плохо, именно поэтому я произносила вслух всё, что думала.

– Да, – кивнул Генри, – он даже заплакал.

Я с жадностью вдохнула холодный ночной воздух и огляделась вокруг.

На земле перед горящими лабораториями лежали люди в опаленных белых халатах. Опустив на землю ещё одного спасённого, Руди прыткой чёрно-рыжей тенью метнулся обратно в синее пламя. Ему помогал Генри. Я хотела было присоединиться к ним, но стоило мне сделать шаг, как ноги подкосились, и я бессильно рухнула на землю. Не без горечи ощущая свою бесполезность, я так и осталась лежать, устремив взгляд в бездонное чернильное небо. Неизвестно, сколько пришлось так лежать, но в памяти начинали болезненно проступать последние события…

– СТОЙ! – раздалось где-то неподалёку.

Я резко поднялась и увидела, что Генри схватил Руди, как раз собирающегося броситься снова в горящие лаборатории, и оттащил в сторону.

И как раз вовремя: что-то прогоревшее с треском разломилось, и потолок коридора, ведущего вниз, грохоча, обвалился вниз. Сноп фиолетовых и белых искр взметнулся до самого неба, слившись со звёздами, и синее, багровеющее пламя, радостно перекинулось на первый этаж замка.

– Надо уходить! – крикнул Генри Патиенс, но Руди, ошалело глядящий на огонь, не слышал ни слова.

– Там мой брат… – едва шевеля пересохшими губами проговорил мальчик

Он бессильно опустил голову, кусая губы.

– Ты сделал всё, что мог, – Генри положил ему руку на плечо.

– Пора уходить, – ещё раз повторил Генри и, бережно подняв с земли какой-то чёрный сверток, прижал его к груди и побежал прочь, крикнув нам с Руди: – Не отставайте!

Не знаю, как хватило сил добраться до замка. На опушке леса Генри расправил крылья и, подхватив нас с Руди, понёс прочь. Я старалась не думать, что он несёт в том чёрном свёртке. Ворота открыл Хьюго, голова которого была перемотана бинтом. Тут же невесть откуда появился всклокоченный Марк Вунд, весь на нервах, и Синтия Вэн, растерянная и тихая, и Барбара Дефенди, единственная, пожалуй, у кого оставалась голова на плечах.

У нас было что обсудить.

Глава 21 Всё иначе

Дверь в башню Бронислава теперь была всё время открыта – некому больше было запереть её изнутри. Гроб, тот самый, который раньше был кроватью, стал служить по назначению.

– Дядя, у нас же нет секретов?

– Да.

– Вы… , эм, вы зачем в гробу вообще спите?

Он посмотрел на меня растерянно, а потом неловко засмеялся:

– А, это… ещё одна из моих странных идей, когда мне было семнадцать.

Он потёр пальцем переносицу и объяснил:

– Я подумал: я же никогда не умру, но однажды я всё-таки погружусь в сон. Спят вампиры традиционно в гробах, потому что так меньше вопросов. Относительно существования во сне моя активная жизнь составит очень маленькую часть. Следовательно, я большую часть жизни и так проведу в гробу, так что мне нужно привыкать к нему уже сейчас.

Это было странное, но не лишённое логики рассуждение.

– И как там?

– Жестковато, – признался дядя, – но привыкаешь. К тому же, он у меня чуть больше по размеру, чем положено, так что я могу даже ворочаться во сне.

Воспоминания. Воспоминания преследовали меня во всех уголках замка. Ведь это был его замок.

– Я не верю, что он умер, – повторяла я.

Я говорила это всем. Барбара не отрицала, но и не соглашалась:

– Мы действительно пока не можем сказать наверняка. Нужно, чтобы его осмотрел врач. Единственный врач, который у нас есть, сейчас не может прийти.

Гарт Вэн. Ну конечно.

– У него на работе очень сложный случай, – растеряно объяснила Синтия. – Но он обещал приехать так быстро, как только со всем разберётся.

Таким образом, мы были в подвешенном состоянии. Вернее, наверное, это относилось только ко мне: все остальные, кажется, считали дядю однозначно погибшим. Я стояла над ним в его башне и пыталась разглядеть хоть какие-то признаки жизни. Хьюго – держался молодцом и даже не простудился – потрудился умыть Бронислава и одеть его в красивый костюм.

– Почему бы тебе не открыть глаза? – сердито спросила я у дяди.

– Ева…

Я резко обернулась. У входа в комнату стоял Генри Патиенс. Он подошёл очень тихо и незаметно. После нашего возвращения из лабораторий Питиблов, Генри стал, как ему и положено, хозяином в замке. Он распоряжался всем, и даже разрешил Руди остаться.

– Я не верю, что он умер, – заявила я, глядя своему пра-пра в лицо. Тот покачал головой.

– Это странно? – переспросила я.

– Дитя, мне просто тяжко смотреть, как ты страдаешь. Но если я что-то и понял за века существования, так это то, что твоя скорбь – это обратная сторона твоей любви.

Это был неоднозначный ответ. Я уточнила:

– Как у монеты?

– Как у монеты, – согласился Генри и предложил: – Тебе надо поесть.

Я и правда ничего не ела больше суток.

***

Видно, такой уж характер у Генри Патиенса, что застать его сидящим без дела практически невозможно. Даже сейчас, когда он отдыхал в вечерних сумерках перед горящим камином, он был занят – увлечённо листал какую-то книгу и курил трубку. Это была старая, покрытая резьбой, деревянная трубка, которую требовалось курить степенно и медленно, с чувством собственного достоинства, пуская в воздух идеально круглые кольца дыма.

Сигареты, которые как-то предложил Марк Вунд, Генри решительно отверг.

– Это привычка, – объяснил он, оторвавшись от книги, – без трубки я чувствую себя неуютно. То же самое этот камин –тепло мне вовсе не нужно, но без огня мне всё кажется, что чего-то не хватает. Я очень ко всему привязываюсь.

«Похоже, это наследственное», – решила я.

– Присядь, – кивнул мне Генри.

Я опустилась в глубокое кресло и буквально утонула в нём.

– Вы можете рассказать мне о проклятье?

Генри несколько рассеяно посмотрел на меня.

– Почему случилось так, что Патиенсы стали вампирами? Вы один это знаете, – я старалась смотреть прямо на него. – И мне важно узнать это.

–Ладно, – пожал плечами мой далёкий предок. – Чего уж скрывать правду. Я расскажу тебе…

Он глубоко вдохнул дым, выдохнул и, чуть прикрыв глаза, припоминая:

Проклятье

– Долгое время Патиенсы и Питиблы были в хороших отношениях. Семьи заключили договор, согласно которому их дети в будущем поженятся. Так часто делали в то время.

– Я читала что-то такое.

– Так вот. Мне тогда было около года, как и моей будущей невесте. Я её так никогда и не увидел. Я был непоседливым ребёнком. Науки давались мне плохо, и я часто сбегал от учителей в лес, и там ставил силки на птиц, мастерил самодельные лук и стрелы. Позже я стал неплохим охотником. Лес – это был мой второй дом, и при желании я мог прожить там и день, и целую неделю. К чему я клоню…

Каждый год, в начале лета, мимо нас проходил караван кочевников. Они останавливались на некоторое время на опушке леса возле деревни, на одном и том же месте. Я быстро подружился с пёстрыми и свободными людьми. Прибегал к ним, слушал песни и глядел на их танцы вокруг огромного костра. Меня никто не обижал, и мог сколько угодно играть с их детьми. Каждый год я ждал, пока вдалеке не появятся их нагруженные лошадки…

Итак, у меня было много друзей из кочевников. И была среди них одна совсем особенная. Дочь гадалки – Кассандра. И она была… Прекрасной? От матери она научилась читать знаки судьбы по ладони, небу и картам – она была настоящая ведьма. Кассандра была отличной всадницей, она умела что-то такое нашептать лошадям, чтобы они слушались малейшего её движения. А как она танцевала!

Много дней я проводил с ней, и ещё больше ждал лета. И снова – мы садились верхом на лошадей и неслись прочь. Если и было счастье в моей жизни – то в те длинные летние дни.

Я стал уже взрослым, а договор забыт не был. Надо ли говорить, что у меня не было никакого желания жениться на назначенной мне невесте? Я пытался объяснить это родителям, но они всё твердили, что я должен. Но я любил Кассандру – и точка.

Сейчас, может, это звучит странно, но тогда это было большое дело…

(Генри внимательно посмотрел на меня, чтобы убедиться, что я понимаю. Я кивнула: сословная система была больше неактуальна, но из книжек и это можно было кое-как понять. С нетерпением я ждала, чем же история закончится).

– Мы договорились сбежать. Всё просто: я забираю все свои деньги, ночью выбираюсь из замка, иду на условленное место в лесу. Там меня ждёт Кассандра с двумя лошадьми, и мы отправляемся в путь. Куда – это было не важно, главное было уйти, уйти вдвоём, и больше никогда не разлучаться.

Всё шло хорошо, пока мы не сели на коней в лесу и не двинулись в путь. Питиблы каким-то образом узнали о моём побеге. Дав мне уйти от женитьбы, они бы потеряли очень много. Они пустились в погоню. Мы сумели оторваться и, когда казалось, что всё позади, мне на спину бросился лис. Он сильно укусил меня в шею …

Генри поднял голову, и я увидела на его шее белый рваный шрам.

– А дальше что было?

– Дальше? – переспросил Генри. – Я умер. Это было неприятно. Но ещё хуже было, когда я уже сдался и успокоился, и вдруг в меня влилась новая, тёмная сила, заставившая меня вновь открыть глаза и подняться. Она двигала мной, а я сам ничего не мог поделать. … Когда я очнулся, я увидел замок разгромленным, а всех его обитателей – мёртвыми. Долго я мучился, осознав, что это всё – моих рук дело! В отчаянии я отправился искать Кассандру, и после месяцев скитаний я нашёл её. Она пряталась в пещере, колдовала и носила под сердцем моего ребёнка. Живя в лесу, она ни в чём не нуждалась – дитя природы. Она совсем не испугалась, увидев меня, и ничуть не испугалась, когда узнала, во что я превратился. Я привёл её в свой замок, мы стали жить вместе. Её кожа стала совсем белой, а глаза – ещё черней.

Наши дети родились вампирами. Не желая разлучаться с нами, Кассандра перед смертью разбила свой хрустальный шар и долго пела что-то… Она чувствовала, когда умрёт. После смерти она не ушла, а осталась с нами, без тела, бессмертным призраком…

Генри кивнул головой в сторону окна. Я оглянулась и увидела, как колыхаются занавески, потому что мимо них скользнула невидимая Кассандра. Стрелой она пронеслась под потолком, заставив массивную люстру чуть раскачиваться, и белым туманом обвила призрачные руки вокруг плеч Генри.

– Мы снимем проклятье, – решительно сказал он.

– Но разве вы не хотели бы пожить ещё немного? Для себя. Вам уже ничто не угрожает.

В камине хрустнуло дерево. Генри и Кассандра оба улыбнулись.

– Дитя, – мягко сказал мой пра-пра, – я и так прожил слишком долго. Это было неправильно.

Он поднялся с кресла, и Кассандра отпустила его, с лёгких смешком растворившись в воздухе.

– Собирай всех, – скомандовал Генри, – понадобится любая помощь. Ритуал очень большой, но я знаю, что нужно делать.

Мы спустились под замок, в тихое и холодное место, называемое склепом. Стены здесь были из такого белого мрамора, что можно было подумать, что они из снега, ну или из сахара. Если бы меня никто не видел, я бы, наверное, попыталась бы их лизнуть.

На больших каменных ступенях стояли тяжёлые гробы. Все наши предки-вампиры от начала истории. Генри аккуратно обошёл каждого, знакомясь с семьёй, которую он никогда не знал. Один каменный саркофаг был открыт, разевая пыльную и пустую пасть.

– Вот и для меня нашлось местечко, – прокомментировал Генри, – кто-то надеялся, что я вернусь.

Дойдя до своих самых дальних родственников – моих бабушки, дедушки и мамы, – наш предок покачал головой:

– Дело рук Питиблов?

Руди, который пришёл на просьбу помочь, вжался в стену; Хьюго ответил:

– Да, всё же они их достали.

Генри вздохнул и повернулся ко мне:

– Ева, не хочешь подойти?

Я пожала плечами: не уверена, что хочу видеть то, что осталось после пожара.

– Тогда их надо закрыть, – скомандовал наш пра-пра.

– Я займусь, – вызвался Марк Вунд.

По лестнице вбежала Синтия Вэн.

– Я принесла, что вы сказали, – она подошла прямо к Генри и развернула перед ним большой свёрток, который прижимала к груди. – Тут травы, которые вы просили, и вот ещё кристаллы, розовая соль и амулеты…

– Благодарю, – сказал Генри и заметил: – А вы достаточно быстро всё это нашли.

Синтия молча положила свой груз на пол; кристаллы и баночки застучали – кажется, они были достаточно тяжёлыми.

– Прошу прощения, вы ведь… ведьма?

– Угу.

– Я сразу понял, когда вас увидел.

– Хватит болтать, – оборвала Синтия и позвала: – Ева, поможешь?

Я послушно подошла к ней, за мной последовал Руди. Вместе с Синтией мы рассыпали соль и раскладывали травы по всему склепу, развешивали амулеты и пучки высушенных растений. Хьюго убирал для Генри саркофаг. Все были заняты.

Вскоре работа была закончена; я громко чихнула от пыли и невыносимого аромата трав. Генри оценил подготовку к ритуалу:

– Хорошо. Если я правильно понимаю, всё правильно. Теперь нужно всё это поджечь.

Разобрав по коробку спичек, все участники разбрелись по склепу, поджигая пучки сухой травы. Густой дым поплыл над полом, и стало ещё сложнее дышать. Причудливые узоры языков пламени стали плясать по белым стенам.

– Что теперь? – спросила Синтия.

– Теперь вам нужно со мной попрощаться.

Генри залез в саркофаг, как залезают, скажем, в давно желанную тёплую ванну. Устроившись в своём каменном ложе, он вздохнул:

– Это достаточно удобно. Благодарю.

– Я сделал всё, что мог для вас, для этой семьи, – грустно произнёс Хьюго, подойдя шаркающими шагами к саркофагу.

– И я очень ценю твой труд, – улыбнулся наш предок, – это была славная работа. Спасибо.

– Прощайте, господин Патиенс.

– Прощай, Хьюго.

Старик отошёл в сторону, и к Генри подошёл Марк Вунд.

– Это самое… – слегка замявшись, начал он, – я думаю, ты неплохой парень. И благодаря тебе родились, в итоге, мои лучшие друзья. Так что… счастливого пути, я полагаю?

– Вообще-то во всём этом дыму, – Генри обвёл взглядом склеп, – я бы хотел ещё в последний раз покурить. Почту за честь, если поделишься своими… эм, сигаретами.

– Ну, они гораздо хуже, чем трубка… – развёл руками Вунд.

– Я не узнаю, пока не попробую, верно?

– Я вообще не курю, но сейчас какая-то нервная выдалась неделька, – признался Марк.

– Я помню времена, когда твои предки приплывали штурмовать эти берега.

– Знаю-знаю эту историю, – пробурчал в бороду Вунд. – Но мы же не какие-то варвары. Нам всего-то нужно было где-то жить.

– И мы заключили договор: вам, волкам, леса…

– А вам – всё остальное. И иногда погонять оленей.

Генри сел в своём саркофаге и принял от Марка сигарету. Тот помог ему спичкой и прокомментировал:

– Такой дымища, что хуже уже не будет.

Генри, конечно, покашлял, но принял прощальную сигарету с благодарностью.

– Не люблю долгие прощания, – буркнула Синтия, поправляя на своих плечах тёплый платок.

– Окажите мне честь, – улыбнулся Генри; Синтия смущённо потупила взгляд и подошла к саркофагу.

– Вы способны на многое, – сказал ей Генри.

– Иногда я думаю, что я ни на что не способна, – она покачала головой. – Всё не так, как я бы хотела.

– Если я что-то понимаю в магии, всегда можно получить то, что хочешь из того, что имеешь, – позволил себе заметить наш пра-пра, – но важно верить в свою силу.

Синтия покачала головой:

– Не думаю. Но спасибо, что сказали это.

– До свидания.

– Прощай.

Она отошла от него, и Генри переключил своё внимание на младших.

– Ты, рыжий, – беззлобно усмехнулся он, – не прячься от меня.

– Я не чувствую, что имею право находиться здесь, – признался Руди, исподлобья глядя на Генри.

– Ты имеешь полное право, – Генри аккуратно потушил окурок о каменный край своего ложа и позвал: – Подойди же.

Руди сделал несколько маленьких шагов к саркофагу.

– Я типа, – парень потёр рукой затылок, – чувствую себя неловко за свою семью. Они делали вещи, за которые мне стыдно.

– Младший лис, – Генри улыбнулся, – я не держу на тебя обиды. Ты вёл себя благородно. Ты не обязан быть, как твои предки.

– Я – всё равно один из них, – возразил Руди. – И я не могу изменить то, что они сделали, или забыть, что я видел и слышал.

– Маленький лисёнок, у тебя впереди ещё целая жизнь, – наш предок рассмеялся. – Вот тебе то, что ты можешь изменить.

– Пожалуй, – Руди сумел улыбнуться.

– До свидания, лисёнок.

– До свидания.

Руди обернулся ко мне; я единственная ещё не попрощалась. Я подбежала к саркофагу и замерла, не зная, что сказать.

– Вы точно не хотите остаться? – наконец, выпалила я. – Вы ещё столько всего не видели!

– Дитя, мир изменился, а я не успел, – философски рассудил мой пра-пра. – Теперь это твой мир. Прощай, Ева Патиенс.

– Ну какой я Патиенс, – возразила я, – так, половинка Патиенса.

– Ты рискнула всем, чтобы спасти своего дядю. Ты была смелой и не захотела смириться, – Генри взял мою руку в свою прохладную ладонь.

– Я, на правах патриарха этого рода, нарекаю тебя Патиенс. Носи с гордостью.

Впервые за долгое время я засмеялась; счастье приятно кольнуло меня под рёбрами.

– Спасибо.

– Честь для меня.

– Прощай.

– Прощайте.

Моя ладонь выскользнула из его рукопожатия. Я отошла в сторону, и мой пра-пра, вежливо сложив окурок на крышку саркофага, улёгся поудобнее.

– Вот и всё, – произнёс он, складывая руки на груди.

Дым стал таким чертовски густым, что защипало в глазах. Терпкие ароматы трав щекотали нос. В сером дыме, я разглядела сначала один белый силуэт… Кассандра. Она, с лёгкостью и хохотом упала к мужу в саркофаг… Но ненадолго. Через несколько секунд она поднялась снова, таща за руку существо из серого дыма… Генри.

Послышался визг, вой и стон, что пришлось пригнуться и закрыть голову руками: это Тени, все Тени вампиров, крича не то ликующе, не то испуганно, отрывались от своих тел вместе с дымом. Освободившиеся, они уплывали через маленькие окошки, прорезанные под самым потолком склепа. Крылатое, чёрное и серое навсегда покидало эти стены, в которых оно жило много лет…

А когда травы догорели и дым рассеялся, осталось только много-много пыли. Генри Патиенс был абсолютно мёртв; его постаревшее и ссохшееся за несколько минут лицо… улыбалось.

Марк и Хьюго надёжно закрыли его крышкой саркофага. Окурок выкинули. В тишине мы покинули склеп.

– Как всё прошло? – спросила дожидавшаяся нас наверху Барбара Дефенди.

– Успешно, – прокомментировал Марк. – Все умерли.

Руди не сдержался и хихикнул, прикрывая рот рукой.

– Как я могу сменить фамилию? – в свою очередь, спросила я у неё.

– Это не так сложно, – кивнула Барбара, – я тебе объясню, но немного позже.

Вся компания переместилась в гостиную. Тут зажгли камин, чтобы стало теплее. Мы расселись кто в креслах, кто на подушках на полу. Только Синтии пришлось откланяться: её муж вернулся, наконец, со своей долгой смены, и она хотела встретить его дома.

У нас получился вечер воспоминаний.

Все рассказывали, кто что помнил о Патиенсах, и особенно – о дяде и маме. Хьюго помнил, как он, будучи моложе, завидовал детям Патиенсов: детям, которые никогда не умрут, и потому не чувствуют никакого страха, играя в парке среди надгробных плит и прочего. Марк помнил много скандального, как например, когда они сбегали на концерты. Зеркала были бесполезны для Бо и Шери, так что они помогали друг другу нанести макияж. Марк и Шери как-то раз нарисовали Бо замечательные кошачьи усы на щеках с помощью подводки для глаз и «забыли» ему об этом сказать. Он не понимал, почему они хихикали весь вечер. Я помнила, как спросила у дяди, почему он решил отрастить длинные волосы. «Потому что моего папу эту очень бесило» – был ответ. Марк подтвердил: так оно и было. А ещё они с Бо хотели быть как можно больше похожи, хоть этого было трудно достичь. У оборотней очень быстро растут волосы; но Бо решил, что не позволит себе отстать от лучшего друга в этом плане.

В конце концов, я заметила, что улыбаюсь. В другой ситуации я была бы рада оказаться в такой компании. Чтобы унять скорбь, Хьюго принёс из погреба вино; нам с Руди даже разрешили выпить понемногу. Я весьма скоро стала чувствовать себя сонной. Под разговоры я задремала на своих подушках.

Я проснулась; конечно, меня не отнесли в мою комнату, но зато переложили с пола на диван и укрыли пледом. Камин уже погас, и все разошлись. Было очень темно, и где-то в темноте тикали часы. Прищурившись, я нашла их и разглядела время. Было только шесть часов утра. Преодолевая лёгкое головокружение, я вышла из гостиной. События вчерашнего дня проступали в моей памяти. Генри больше нет, Теней больше нет. Проклятье снято, а дядя… хотела ещё раз его увидеть.

Замок казался пустым, свет нигде не горел, но я точно знала, куда иду. Добравшись до башни, я полезла вверх по ступенькам.

До меня донёсся какой-то неясный, рассыпавшийся эхом звук неподалёку и я пошла быстрее. Заглянув в приоткрытую дверь в комнату дяди, я увидела в предрассветном мраке фигуру, сидящую у его гроба. Она… смотрела на тонкую грань в воздухе, по которой легко двигались образы.

Да, она смотрела воспоминания.

– Я совсем не умею танцевать. Правда.

– Это не сложно, – уверил Бронислав. – Давай, я научу…

Синтии пришлось подняться и встать рядом с ним. И вот, ещё секунда – и они танцуют, держась за руки, танцуют посреди пустой детской площадки, аккомпанементом служит поскрипывание заржавелых качелей на ветру. Те двое танцуют, танцуют и осознают, как смешно они выглядят, но их никто не видит – поэтому они смеются. От их смеха полное дождя небо разрывается на части, и начинает капать чистый, как слёзы, дождь. Бронислав и Синтия продолжают танцевать и под дождём – и они смеются ещё громче. Глядя друг на друга, каждый из них видит самое прекрасное, что только можно увидеть. У них есть в распоряжении вся безграничная земля, и ещё более безграничное небо, и этот дождь, и вечер впереди, и вся ночь, и даже целая жизнь.

А что ещё им нужно?

Они богаты как никто.

До меня донеслись всхлипывания; моё сердце сжалось. Я сделала шаг назад, собираясь уйти, но меня уже заметили. Заплаканное лицо повернулось к двери, и я узнала Синтию Вэн. Она немного притихла, глядя на меня, а затем отдалилась от гроба и села в кресло.

Я села рядом с ней и обняла за плечи:

– Всё хорошо.

В ответ она всхлипнула, пытаясь что-то сказать.

– Я могу уйти, если хочешь, – сказала я, уже поднимаясь, но Синтия крепко схватила меня за руку.

– Нет…

– Ну хорошо, – я села обратно и обняла её.

Синтия уткнулась лбом мне в плечо и заплакала ещё сильнее. Я же молчала – в такие моменты не нужно ничего говорить. Прошло около четверти часа, прежде чем Синтия смогла, вздохнув, произнести:

– Вечером придёт Гарт. Скажет, что он мёртв. Всё закончится.

Она сжала губы.

– Я не верю, что всё закончится так.

– Я тоже не верю, – согласилась я, – наверное, это нормально. Генри сказал мне, что грусть – это другая сторона любви.

Меня утешала эта цитата моего прародителя; на Синтию она подействовала удручающе.

– Я люблю его, – прошептала она, подпирая голову руками.

Мне стало не по себе, и я слегка отодвинулась от Синтии.

– Ну, он сказал мне, что вы когда-то давно встречались, – я заметила, что тру указательным пальцем переносицу так же, как делал дядя.

– Он не рассказал тебе, что меня травили в школе, а он защищал меня? – спросила Синтия, откидываясь на спинку кресла.

– Н-нет, – удивлённо процедила я.

– Я просто была очень странным ребёнком, – она слегка улыбнулась, припоминая: – Наверное, изначально меня дразнили за то, что я была толстой. Однажды меня так доняла одна девочка, что я стукнула руками по столу, и всё взлетело в воздух. Буквально – взлетело. – Синтия хихикнула. – Прямо всё, что на нём лежало, взлетело под потолок и там осталось. Висело минут пять. А потом упало, когда я немного успокоилась.

– Ого, – только и могла сказать я.

– Это не единственный случай. Дети очень внимательно относятся ко всему странному…

– Знаю, –согласилась я.

– И ко мне относились не очень хорошо. В старших классах ситуация усугубилась.

– Так всегда происходит, – мой школьный опыт не давал соврать.

– Знаешь, что они сделали?

– Ну?

– Положили мне в сумку мышь!

– Типа такой муляж?

– Нет, Ева, живую мышь!

Я покачала головой: воистину только старшеклассникам могла прийти в голову такая идея.

– Но я не боялась мышей, так что я просто вынесла её на улицу и выпустила в кусты. Но самое интересное было потом…

Я замерла, ожидая, какое чудо ещё мне расскажет Синтия. Она продолжала:

– Когда я вернулась, мальчик, который провернул эту проделку, открыл свой рюкзак, и знаешь, что он там обнаружил?

– Не могу представить.

– Мышей! – Синтия засмеялась. – Кучу живых мышей! Они так и посыпались у него из рюкзака и разбежались. Представляешь, как все визжали?

Синтия представляла это не без удовлетворения, и я тоже улыбнулась. В конце концов, она больше не плакала.

– В общем, всё было не очень, – вздохнула Синтия. – Но одним прекрасным вечером у меня отбирали мои вещи, не давая мне уйти домой. Тогда Бо впервые ко мне подошёл. Он появился и, в общем…

Женщина посмотрела на гроб, затем на меня и сообщила:

– В общем, он так вломил моим одноклассникам, что больше им не хотелось меня задирать. Впервые кто-то увидел, что со мной происходит, и защитил меня.

Это была история, достойная рыцарского романа. Я одобрительно покачала головой.

– Но он не только помог мне со школьными задирами, – продолжала Синтия, – он помог мне разобраться с моей магией. Он привёл меня на могилу моей бабушки. Он вложил мне в руки мою первую колоду гадальных карт. С ним я почувствовала, что что-то могу. Все расклады, правда, говорили, что он либо разобьёт мне сердце, либо умрёт. В итоге произошли обе эти вещи.

Она замолчала и подтянула к себе колени, устраиваясь глубоко в кресле. Я погладила подругу по плечу.

– Я думаю, он тоже тебя любил, – осмелилась сказать я.

Мы посидели немного в тишине; она положила свою ладонь поверх моей.

– Хорошо, – вздохнула Синития, обнимая меня, – Тут так холодно… Пойдём отсюда?

– Ты иди, – улыбнулась я, – Я хочу ненадолго остаться.

Она кивнула, поднялась и быстро ушла, едва слышно шурша складками своего чёрного платья.

Я осталась сидеть в кресле. Мне было тепло. На полу, почти сливаясь с ним, лежало что-то светло-серое. Подняв его, я поняла, что это платок, который Синтия набрасывала на плечи, чтобы не замёрзнуть. Она и не заметила, как он соскользнул. Ткань была очень лёгкая, приятная на ощупь и струилась между пальцами, словно мутная вода. Перебирая её руками, я засмотрелась на то, как красивыми складками падает платок из одной моей руки в другую. От моих прикосновений ткань нагрелась и стала мягкой…

Глава 22 Глубина

Воспоминание пришло, серое и зыбкое.

Кажется, это ни что иное, как вчерашний вечер. Синтия спешила домой. Ветер дул в лицо, продувал, казалось, до самых косточек, так что она всё плотнее куталась в свой платок. Когда женщина добежала до дома, Гарт уже был почти на пороге.

– Привет!

– Привет.

Зайдя в дом, Синтия отправилась сразу на кухню, чтобы разогреть мужу еду, пока он умоется. Гарт вскоре пришёл и сел напротив Синтии за стол. Вид у него был уставший, и тарелка с тёплой пищей даже не вызвала у него энтузиазма. У Синтии было плохое предчувствие.

– Ты какой-то не в настроении, – мягко заметила она.

Гарт тяжело поднял взгляд от тарелки.

– Милая, я работал больше суток, а теперь я приехал, чтобы увидеть моего друга, вероятно, мёртвым. В каком я мог бы быть настроении?

Синтия закусила губу и сделала глоток чая. Напиток обжёг её. Гарт кое-как доел ужин и, убирая тарелку в раковину, проговорил:

– Я был очень удивлён вчера, когда ты не ответила на мой звонок.

Синтия напряглась, глядя мужу в спину. Когда он обернулся, она постаралась улыбаться.

– Наверное, неполадки со связью, – отмахнулась она, но Гарт нахмурился.

– Нет, ты сбросила мой звонок.

Ему было тяжело смотреть ей в лицо, так что он вернулся к раковине и стал отчаянно мыть тарелку.

– Ну да, – нехотя согласилась Синтия, – сбросила. Не могла ответить, но всё же в порядке?

– Вопрос такой, – не оборачиваясь, сказал Гарт тоном строгого учителя, – где ты была?

Он мучительно медленно отставил тарелку в сушку, мучительно медленно отжал губку и развернулся к Синтии, вытирая руки полотенцем. Повисла тишина; они смотрели друг на друга, зная ответ, но никто не хотел произносить его вслух.

– Я всегда спокойно оставался на работе подольше, потому что был уверен, что здесь всё будет в порядке, – сказал Гарт; он продолжал тереть руки полотенцем, хотя в этом уже не было необходимости.

– Всё и было в порядке, – возразила Синтия и отпила ещё чаю.

– Скажи честно: сколько раз ты ещё ходила в замок, когда я об этом не знал?

Это было уже чересчур. У Синтии вспыхнули щёки, и улыбка слетела с её лица:

– Один раз, один, хорошо? Он просил о помощи, ясно?

Она с усилием выдохнула, пытаясь успокоиться.

– Я думаю, он чувствовал, что что-то должно произойти. Я думаю, он хотел… попрощаться.

Синтия посмотрела на Гарта, ища сочувствия: разве он не поступил бы так же, если бы друг попросил прийти?

– Но теперь-то какая разница, – закончила мысль Синтия. – Он уже мёртв.

Гарт зажмурил уставшие глаза; всё немножечко плыло перед его взглядом.

– Все мужчины, которых ты любишь, умрут – вот как? Может, мне тогда ничего никогда не грозило? – рассудил он.

– Что ты такое говоришь? – Синтия чуть не подскочила с места; чашка дрогнула в её руке, и чай пролился на стол.

Гарт подошёл и вытер пятнышко полотенцем.

– Ты в любой момент могла обмануть меня, и тебе не было бы ни капли за это стыдно, – заметил он.

– Что за… что за дурацкая ревность? – защищалась Синтия. – Я думала, мы это уже проходили! Я… Да и что толку теперь говорить: он мёртв, умер! ты можешь успокоиться?

– Именно потому, что он умер, – тихо возразил Гарт, развешивая полотенце на спинке стула, – он останется для тебя таким особенным. Потому что ты будешь думать о том, как всё могло бы быть, и винить во всём себя.

Синтия откинулась на спинку стула: он слишком хорошо её знал. Закрыв глаза, она сдерживала желание завыть.

– Иными словами, – продолжал Гарт, – пока существует Бронислав Патиенс, пусть даже только воображаемый, я всегда буду номером два.

Она с усилием подняла веки; слёзы уже скопились в уголках её глаз.

– Ты не можешь меня ни в чём обвинить, – прошептала Синтия, – я делала всё, чтобы у тебя был уютный дом, куда бы ты мог вернуться. Я поддерживала тебя во всём, и я делала всё, что ты скажешь. Я была хорошей женой.

– И я очень благодарен тебе за это, – Гарт сел напротив неё за стол и добавил: – Но ты не смогла сделать для меня главного.

Синтия смотрела на него и ждала приговора. Гарт стянул с безымянного пальца кольцо и положил перед ней на стол. У него обручальное кольцо было широким и плоским с мягким блеском красного золота.

– Синтия, я хочу, чтобы мы развелись.

Она уставилась на кольцо – единственную неподвижную точку в мире, который лихорадочно завертелся вокруг неё.

– Это была хорошая жизнь, но это была не моя жизнь, – пояснил Гарт.

Синтия знала, что всё решено. Она тихо роняла слёзы, снимая с пальца своё кольцо – тонкое и блестящее. Оно легло рядом с кольцом мужа.

– Но что же мне теперь делать? – пролепетала Синтия.

Страх и растерянность накатывали на неё волнами. Голос Гарта, спокойный и почти ласковый, вернул её к реальности:

– Иди в замок, иди к этим детям. Ты им нужна.

– Я?

– Только ты можешь им помочь.

Синтия решительно покачала головой. Это было, пожалуй, ей по силам.

– Значит, решено, – сказал Гарт, вздыхая. – Я приду в замок завтра утром и…

– Я переночую здесь.

– Как хочешь. Я буду спать внизу на диване.

С этими словами Гарт поднялся из-за стола и ушёл готовиться ко сну. Дрожащей рукой Синтия потянулась за чашкой; чай был уже очень холодный и какой-то горький.

Я еле поднялась – ноги затекли, и теперь в них как будто вонзилась тысяча маленьких иголок. Я потянулась, чтобы разогнать кровь.

Сквозь плотные шторы нет-нет, а проникал уже слабый серебристо-серый утренний свет. Я, прозаично мечтая о завтраке, бросила прощальный взгляд на дядю Бронислава. Его лицо в предрассветном полумраке будто стало каким-то свежим, почти мальчишеским, и безмятежным, как у человека, который видит хороший сон. Вздохнув, я повернулась к нему спиной и двинулась к выходу.

Вдруг в стоящей гробовой тишине позади меня раздался глубокий вдох, будто кто-то, вынырнув из воды, жадно схватил ртом воздух.

Я резко обернулась, опасливо оглядывая комнату. Сделав несколько шагов вперёд, я снова могла видеть лицо Бронислава Патиенса.

Он дышал: это было видно по мерно вздымающейся груди. От волнения у меня сердце заколотилось быстрее, но я, как ни странно, не ощущала никакого страха. Я протянула руку и дотронулась до щеки Бронислава: кожа его была тёплой. От прикосновения он легонько вздрогнул и, подняв тяжёлые веки, открыл глаза, устремив взгляд в потолок.

Я убрала руку от его лица и замерла, не решаясь пошевелиться.

– Я видел сон, – произнёс знакомый голос, и звуки гулким эхом отдались от стен.

– Что тебе снилось?

Бронислав Патиенс повернул ко мне голову.

– У меня были руки и ноги связаны цепями, и меня бросили в море. Я думаю, я утонул.

– Звучит ужасно.

Он аккуратно сел, проверяя, как слушается его тело. Осмотрелся вокруг, узнавая свою комнату.

– Сколько времени? – спросил дядя.

– Э-э… Ещё все спят.

– Мне нужно кое-что проверить. Идёшь со мной?

Мы выбрались из башни, прикрыв за собой дверь, и буквально на цыпочках выбрались в прихожую, где я набросила на плечи куртку, а затем – прочь из замка.

Снаружи было холодно и приятно пахло морозом. Уже довольно светло, но солнце ещё не появилось, а небо постепенно затягивали белые, как вата, тучи.

– Идём, – тихо скомандовал дядя Бронислав, и изо рта его поднялся пар, как это бывает, когда холодно.

Бронислав решительно зашагал в сторону леса, а затем через сам лес, я молча шла следом, не совсем понимая, куда он идёт.

– И что случилось потом? Там, в твоём сне? – спросила я, шагая рядом с дядей. Приятно было вот так прогуляться поутру.

– Затем я долго погружался в море, пока не достиг самого дна. Там было темно, и пусто – там не было ничего, только острые камни и песок. Там не было никакого движения, никто там не жил, – рассказал дядя.– Там я и находился, долго-долго, не мог пошевелиться, не мог дышать. А затем…

Тут он остановился, как будто сомневался, рассказывать ли ему дальше или нет. Глаза его при этом были ещё зеленей, ещё пронзительней, чем прежде

– И что было потом? – с нетерпением спросила я.

– Я услышал голоса… Сначала я подумал, что мне кажется. Но чем больше я вслушивался, тем яснее становились голоса, и вскоре я стал различать слова… И знаешь, что интересно?

–Что?

– Это были ваши голоса: твой, Хьюго, Синтии, Марка, Шери… Они звали меня и говорили много чего… И они доносились ко мне, под чёрную воду. И тогда какая-то невероятная сила проснулась во мне – я отчаянно захотел выбраться оттуда! Но как мне было это сделать? И я злился, я кричал, чтобы вы замолчали, чтобы вы прекратили дразнить меня. Но вы не успокаивались…

– Мы мёртвого достанем, – отшутилась я.

Дядя оценил и легонько хихикнул.

– В какой-то момент я перестал злиться. Я пообещал вернуться. Я почувствовал себя невероятно сильным и смог разорвать цепи … А голоса будто поняли это и стали звать меня ещё громче. И я следовал за ними, я плыл вверх. Было тяжело, и, когда уже казалось, что мне не справиться, я увидел свет сквозь воду. Я рванулся к нему из последних сил и вынырнул. Я почувствовал ветер, увидел небо и звёзды. Это их свет вывел меня из темноты. А вокруг меня было море. Я доплыл до обломков скалы, на которых смог отдохнуть. Я поднялся из воды и понял, что могу лететь – у меня есть крылья. Всю ночь я летел, не остановился ни разу – и вот, на рассвете я здесь…

Он остановился и радостно посмотрел на меня. Я улыбнулась в ответ:

– Ну, я думаю, с возвращением?

Глава 23 За дверью

Деревья расступались, открывая восхитительный вид моря со скалистого обрыва, покрытого мелким серым песком. Бронислав остановился под лишённым листвы старым дубом, ожидая чего-то. Он был взволнован, глубоко и часто дышал, и в воздух поднимался пар от дыхания. Какое-то время всё было тихо и неподвижно, только море плескалось о скалы, и ветер изредка шевелил ветви деревьев.

Наконец, где-то там, где море переворачивалось и падало за горизонт, появилась полоска золотистого света. Она медленно расширялась, становясь всё ярче. Бронислав Патиенс всё не решался выйти из-под деревьев, даже со спины было видно, как он весь напрягся.

Солнце явилось. Медленно и величественно, словно огромный корабль, выплыло оно из-за моря, прорубая себе путь золотом через массу туч. Осторожно, словно дикий зверь, Бронислав сделал неуверенный шаг вперёд, к солнцу. Второй шаг, третий… и вот, он вышел на свет, и солнце не обожгло его. Оно бережно приняло его в объятия своих золотых лучей.

Бронислав бросился вперёд и упал на колени возле самого края обрыва. Там он снова замер, глядя на вздымающееся в небо светило. Я подошла поближе к дяде, остановилась у него за спиной и увидела, как по его лицу катятся блестящие капли.

Он встречал свой первый в жизни рассвет.

В массе облаков что-то вздрогнуло, зашевелилось, и облака разорвались – пошёл снег. Лёгкие и прозрачные белые снежинки, перья из крыльев ангелов, закружились в воздухе, опускаясь на всё тоненьким слоем. Одежда дяди уже вся вымокла от снега, но он всё не поднимался. Словно зачарованный, Бронислав провёл рукой по земле, собирая в ладонь хрупкий снег, и стиснул кулак.

– Я чувствую холод, – проговорил он, – я чувствую его…

Я улыбалась и молчала, наблюдая за ним. Никогда ещё я не видела, чтобы кто-то так лучился счастьем.

Наконец, дядя поднялся, отряхнул штанины и обернулся ко мне.

– Подойди сюда, – он махнул мне рукой. – Тут очень красиво.

Я подошла. Мы постояли и посмотрели на холодное море и бело-золотое небо.

– Как твоя рука?

Во всей этой беготне я совсем забыла о своих ранах на правой руке; к тому же, я не удосужилась сменить повязку. Так что, наверное, мои бинты там, под рукавами свитера и куртки, в полном беспорядке.

– Ничего, заживает, – неопределённо ответила я.

– Дай мне руку? – предложил дядя, протягивая ко мне ладони.

Я протянула ему правую руку; он осторожно взял её – одна ладонь на запястье, другая – возле локтя. Прищурив глаза, Бронислав как будто пытался увидеть царапины сквозь слои ткани.

– Надеюсь, ты сможешь меня простить.

– Я уже говорила, дядя: это просто царапины, – это, было, пожалуй, сказано не совсем искренне, но я не хотела тревожить его ещё больше.

– Не только за это, – заметил он, – я знаю, что вёл себя не вполне… дружелюбно с самого начала.

– Это правда, – буркнула я.

Его руки были тёплыми. Я чувствовала тепло, разливающееся по всей моей руке, мягко обволакивающее порезы, как будто меня прогревали лучи солнца. Но осеннее солнце не грело. Происходило что-то другое.

– Так много произошло со мной, – вздохнул дядя, – я не успевал оправиться от этого.

– Со мной тоже, – я понимающе кивнула.

– Но потом я подумал, что, если ты станешь вампиром, я смогу показать тебе наш мир, – признался он. – Но этого не произошло.

– Я просто не хочу быть вампиром.

– Видно, ты действительно можешь решить сама, кем тебе быть. Я только знаю, что, вампир ты или нет, – ты моя семья.

Я посмотрела на его лицо; он всё ещё не отводил взгляда от моей руки. Я увидела, будто легкое золотистое свечение просачивается сквозь мою кожу. Серьёзно, что происходит?

– Мне пришлось делать непростой выбор.

– Надеюсь, тебе больше не придётся делать такой выбор, – сказала я.

– Надеюсь.

Он выпустил мою руку, и я махнула в сторону замка:

– Пошли домой.

Мы устроили всем – Хьюго, Синтии, Барбаре и Марку – большой сюрприз, когда вернулись с нашей прогулки. Правда, дядя почувствовал себя очень ослабленным после всего пережитого, так что пришлось Хьюго укладывать его в постель прямо у себя в комнате, на первом этаже. Восторг был весьма непродолжительным, но все были очень рады видеть Бронислава. Кажется, гроб пока так и не пригодится.

Я зашла в кухню помыть руки. Закатав рукава, я увидела на правой руке размякшие бинты со следами крови. Слегка поморщившись, я размотала старую повязку. Под ней я увидела свою правую руку совершенно здоровой, будто порезов на ней никогда и не было

***

Мы совсем забыли, что должен прийти Гарт Вэн. А он явился. Хьюго растерянно пропустил его в замок.

– Где он? – осведомился доктор, и его провели к комнате Хьюго.

Гарт хмыкнул: странное место для почившего хозяина, но решительно открыл дверь. Мы услышали негромкий голос Бронислава:

– Вот и ты пришёл.

Дверь закрылась за Гартом. Мне стало страшно и захотелось ворваться в комнату, но Марк Вунд мягко меня остановил:

– Спокойно, подруга. Мужчинам надо поговорить.

Процесс под названием «мужчины разговаривают» длился весьма долго. Я не знала, куда себя деть, и всё ходила под дверью, пытаясь услышать, что там происходило. Остальные тоже сидели недалеко – в кухне – и якобы пили чай, но я знаю, что они тоже чего-то ждали. Не могу представить, что чувствовала Синтия.

Наконец, дверь открылась. Гарт вышел в коридор, мягко прикрыв её за собой. Он быстро прошёл мимо меня в кухню и объявил:

– По всем признакам, я могу сказать, что Бронислав Патиенс жив.

Послышался вздох облегчения. Я пролезла у дяди Гарта под рукой и спросила:

– Что с ним?

Все замерли, ожидая информации от врача.

– Я могу сказать, – хмыкнул он, – что он вполне здоров, но у него состояние человека, который долго голодал. Я бы посоветовал пройти реабилитацию, но лучше обратитесь к другому специалисту…

– Дружище, ты сказал: человек? – недоверчиво переспросил Марк Вунд.

Гарт кивнул:

– Он человек, Марк, я-то точно знаю разницу. Абсолютно нормальный человек, примерно тридцати трёх лет. Но, как я сказал, чтобы не было вреда здоровью, нужно заняться питанием.

– Но так быть не может! – воскликнул Хьюго; бедный старик был готов потерять свой разум от таких новостей. – Нельзя стать из вампира человеком обратно!

– Вопреки законам логики, – отрезал Гарт, – он человек. Можете проверить. А, кстати, пусть ещё проверит зрение. Ну, больше, я думаю, в моих услугах вы не нуждаетесь.

Он развернулся и быстро вышел из замка. Его проводили ошарашенные взгляды.

– Ну, хорошо, что я не успела ничего сделать, – нашлась, что сказать, Барбара Дефенди. – Воскрешение из мёртвых было бы гораздо сложнее легально оформить. Впрочем, такие случаи уже у меня бывали.

Я побежала вслед за дядей Гартом. Я поняла, что, если он сейчас уйдёт, он уйдёт навсегда.

– Подождите!

Гарт Вэн быстро шагал через двор замка. Я выбежала без куртки его догонять. Услышав меня, он нехотя остановился.

– Хватит с меня этих вампиров, ведьм и прочего, – фыркнул он, оборачиваясь. – Я ухожу!

– Но…

– Буду лучше делать зубы, – рассудил Гарт уже спокойнее, – это не так стрессово. Дом продам. Поеду отсюда.

Он снова зашагал прочь, и я рванулась вперёд, ухватив его за рукав:

– Можно я хотя бы буду звонить вам, иногда, пожалуйста?

Мы уже были за воротами замка. Гарт вздохнул:

– Ладно, записывай номер…

Мы обменялись номерами, и он спросил:

– Кстати, ты не знаешь номер этой, эм, рыжей дамы-адвоката?

– Барбары?

– Угу. Она всё-таки пока гостит у меня, вдруг что-то понадобится…

Что-то я услышала за этими словами, но не подала виду. Я честно дала ему номер Барбары. После этого он как бы немного расслабился.

– Ладно, Ева, – Гарт потрепал меня по волосам, – не болей.

– Спасибо.

– Ну, и если сломаешь зуб…

– Зубы у меня крепкие! – уверила я. – Но если что – сразу к вам.

Дядя Гарт даже смог немного улыбнуться. Мы пожали друг другу руки и расстались.

***

Я вышла в парк, и нашла возле пруда одиноко сидящего там Руди. Он устроился на полуразрушенном мостике и болтал в воздухе ногами, глядя на затянутую тиной чёрную воду, по поверхности которой скользили бронзовые опавшие листья.

– Давно ты здесь? – спросила я, сев рядом с рыжим.

– Весь день, – честно признался он.

И тут-то я вспомнила, что Руди его действительно не было видно весь день. Мне стало неловко.

–Почему ты не остался с нами?

– Просто я подумал, что это не очень хорошо – мне оставаться. Я и жить с вами не должен уже, ведь это мне Генри разрешал остаться, а не Бронислав… Вряд ли он тоже.

– Разрешит, – уверила его я, – вот увидишь, разрешит, как только мы ему расскажем, что ты сделал.

– Да?

– Да, точно тебе говорю, – я, почему-то, действительно была уверена в этом.

– Посмотрим, – пожал плечами Руди и замолчал.

Снег уже стаял, оставив после себя холодную влажность. Солнце почти село, его последние лучи раскрашивали оставшиеся рваные облака в немыслимые тона персикового и апельсинового. В местах, где облака разрывались, открывались крохотные бездны ночного неба, на дне которых блестели звёзды. Бездны и облака переворачивались, отражаясь в тёмной воде под ногами Руди, и колыхались от дуновений ветра.

– Я всё хотела сказать, – произнесла я, боясь поднять глаза на рыжего, – спасибо за то, что ты мне так помог тогда, в лабораториях. Не знаю, что бы было со мной, если бы не ты.

– Не за что, – угрюмо ответил Руди, продолжая глядеть в воду.

– Да не переживай ты так, останешься у нас, – я попыталась взбодрить его.

– Да я не об этом беспокоюсь, – вздохнул рыжий. – Я вот всё думаю… Скоро я стану взрослым, стану настоящим оборотнем. Я не знаю точно, когда это произойдёт, это может произойти даже в ближайшее Полнолуние… А что если рядом случайно окажутся люди? Если я один раз наброшусь на человека – захочу ещё – так обычно бывает. Я… я боюсь причинить вред, понимаешь? Что если я наврежу кому-то … Страшно быть таким, как я.

Руди вжал голову в плечи и замолчал.

– Но ведь всё можно изменить, – неожиданно даже для самой себя заговорила я.

– То есть?

– Ну, то есть, можно перестать быть таким.

–Как?! Все мои предки были оборотнями, во мне это плотно сидит, что тут уже сделаешь? Я тоже лис, и дети мои будут лисы, и внуки, и я ничего не могу сделать, я только маленькая капля в этом океане.

– Океан – это множество капель, – возразила я.

– Да ладно? – с насмешкой в голосе спросил Руди.

– Да! – с уверенностью сказала я. – Вот дядя стал человеком, почему ты не можешь?

Не знаю, что крутилось в этот момент у рыжего в голове, но он недоверчиво нахмурился, глядя на меня.

– Мы найдём выход, – пообещала я.

– Это вряд ли, – буркнул он.

– Ты так говоришь, будто не хотел бы этого!

– Хотел бы, очень хотел, – Руди вздохнул, – но мы не мо…

– Я тебе это обещаю.

– Ладно. Но я всё равно мало в это верю.

Мы замолчали. Мне было ужасно холодно, но я не желала уходить.

– А знаешь что? – начала было я.

– Что? – откликнулся Руди.

– Ну… – слова застряли на полпути. – Я…

Рыжий поднял голову и внимательно уставился на меня:

–Ну?

– Вон на том дереве – отличное место для домика, как считаешь? – спросила я, указав на размашистый дуб с толстыми ветвями.

– Хм… Да, неплохое, – согласился Руди. – Но домик на дереве – слишком ненадёжно… Я больше люблю всякие подвалы. Я бы сделал себе жильё под землёй.

– Типа лисья нора? – догадалась я.

– Ну да. Что-то вроде того, только для человека, конечно же… Там было бы много тоннелей и потайных ходов, и комнат – комнаты должны быть круглыми, не люблю углы, – и ещё…

Минула снежная зима, за ней – весна, и пришло лето.

Руди, как я и думала, остался у нас. Более того, они с дядей Брониславом подружились и вечерами устраивали поединки в шахматы. Домик на дереве был отстроен на славу, и рыжий на огромном листе уже рисовал план подземного убежища. Наш парк, ранее пребывавший в ужасном состоянии, привели, наконец, в порядок. Дорожки были расчищены, мостик отремонтирован, и всюду теперь были розы – белые и красные, которые невероятно пышно цвели. Да и весь замок подвергся изменениям. Ещё бы, ведь нравы хозяев несколько изменились, да и жильцов стало побольше…

Брониславу пришлось уехать ненадолго, чтобы поправить здоровье. Было скучно без него, но мы – я, Хью, Марк и Руди – то и дело приезжали навестить его в клинику. Что было неожиданно, так это то, что Синтия тоже вызывалась сопровождать нас в поездках.

Сначала врачи не разрешали долго донимать дядю: он был очень слабым, и всё спал, набирая силы. Потом, опираясь на кого-то, Бронислав смог прогуливаться по коридору, а потом и по территории вокруг клиники. Мы мало разговаривали, но, кажется, все всё понимали. У дяди на его исхудалом лице всегда была слабая улыбка. Он подставлял лицо бледному зимнему солнцу – впервые в жизни – и опирался на мою руку, ковыляя по дорожкам вокруг лечебного корпуса. Уж не знаю, что дядя сказал врачам; но когда другие пациенты интересовались, как он довёл свой организм до такого истощения, он рассказывал каждый раз новую невероятную историю: то дядю похищали и держали в заложниках, то он терпел крушение на корабле и дрейфовал в море, питаясь редкими рыбёшками и святым духом. В общем, это была почти правда.

К Новому году врачи отпустили дядю домой – при условии продолжения лечения самостоятельно. Как и предсказывал доктор Вэн, у дяди испортилось зрение: читать он теперь мог только в очках. Ему много чего ещё нельзя было есть, так что праздничный стол в тот год был не очень обильный. Зато, когда часы в замке пробили двенадцать, Синтия получила дополнительный подарок: очень милое золотое кольцо с изумрудами. Прямо под ёлкой она сказала «Да», так что у нас образовался ещё один Патиенс и ещё один праздник. Дождавшись тёплой весны, эти двое устроили свадьбу на природе. Малыши Вундов несли фату и красивые букетики цветов. Руди даже пригласил меня тогда на танец.

Новобрачные очень много времени проводили вместе. Бронислав больше не жил в башне, хоть иногда уходил туда. Спальня переместилась в более тёплую комнату. Синтия вообще очень плотно взялась облагораживать и украшать наше жилище. Ещё к нам переселился Винстон, и я всегда могла его гладить. Жить стало, в общем-то, приятнее.

И вот, одним тёплым сентябрьским вечером, я познакомилась с… с двумя маленькими комочками в пелёнках. Стоило мне прикоснуться к одному, как раздался такой крик, что было удивительно – и как такой маленький человек может издавать столь оглушительный звук?

Так с нами поселились спокойный, темноволосый и зеленоглазый Артур и Аманда – девочка с голубыми глазами и белыми локонами, которая всегда смеялась. И ещё поселилось лёгкое безумие, которое приносят в жизнь малыши.

Дальше было тоже много чего. Мы с Руди, объединившись с Джо Вундом, заканчивали наше школьное образование – частично с помощью учителей, частично с помощью дистанционных курсов. Родительство удивительным образом сблизило Марка и Бронислава снова: папаши теперь понимали друг друга без слов. У Синтии появилась подруга в виде Катерины. Пока детишки подрастали, Бронислав думал и о других важных вещах, ведь жизнь, как оказалось, имеет свойство заканчиваться, а вместить в неё нужно ещё много…

Например, он думал о безымянной деревне возле замка. Веками его семья разоряла и опустошала эти земли. Пора было возвращать долг, да и детям нужно было пойти в школу…

Но мы не успокоились на этом.

По указаниям Гарта Вэна я нашла в библиотеке ту самую секцию книг, в которой он получил свои знания о том, как лечить вампиров. Это было его наследство. Мне нужно было знать о вампирах всё.

У нас был план, грандиозный план – и мы были полны решительности его исполнить.

Лечение

Энди оторвал взгляд уставших глаз от бумаги. Уже совсем стемнело, и света настольной лампы не хватало, чтобы хорошо осветить страницы.

– И это правда? – спросил Энди. У него в голове не укладывалось, что Ева, профессор Патиенс, могла вот всё это написать.

– Ну да, – кивнула она, ставя на стол пустую чашку из-под кофе.

– Но… Вы серьёзно? – журналист недоверчиво вскинул бровь. – Вампиры? Оборотни? Они что, тоже…

– Да, они тоже есть, – резко оборвала его Ева, – и их гораздо больше, чем ты думаешь.

– Так, и вы собираетесь…

– Собираемся излечить их, да. Мы изучили древние знания, «магию», алхимию, соединили с современными знаниями… И мы уже нашли способ.

– Меня сумели изменить, – сказал внезапно возникший в дверном проёме Руди. Теперь в нём очень тяжело было узнать «мальчишку, смахивающего на девочку», он задевал рыжей головой лампы. – И, как видишь, это совсем не повредило мне.

– Сейчас мы ищем тех, кто согласится нам помогать, – сказала Ева, – единомышленников. И они находятся, причём в самых разных странах. Множество вампиров и оборотней, разбросанных по всему миру… Они все поддерживают нашу идею, и готовы помочь – а это очень важно.

– И это не шутка, да? – Энди испуганно глядел на Еву и Руди.

– Нет, не шутка, – улыбнулся Руди.

– Успокойся, выпей вот кофе, – предложила Ева, ободряюще похлопав журналиста по плечу.

– Нет, мне идти пора, – опомнился тот и поднялся на ноги, – тут очень далеко, и поздно уже. Спасибо.

– Я пойду с тобой, – решительно сказал Руди.

– Почему это? – удивился Энди.

– Потому что поздно и далеко.

Журналист решил не сопротивляться, в конце концов, Руди – это компания вполне неплохая. Правда, его немного смутило, что, надевая пальто, Руди сложил во внутренний карман пистолет.

– Это ещё зачем? – округлив глаза, уточнил Энди.

– Видишь ли, есть те, кто нам помогает, а есть… те, кому не нравится, что мы делаем.

С этими словами Руди вручил журналисту второй пистолет.

– Пользоваться умеешь?

– Имею некоторое представление… – ошалело пролепетал Энди, стараясь не потерять достоинства.

– Я покажу, – успокоил Руди, – пойдём… Ещё: когда подам знак, мы разделимся, а это, – он взял из рук журналиста папку, – понесу я.

– Но…

– Возьми другую папку и не отставай.

Собравшись, парни покинули лабораторию. Ева продолжала смотреть в окно.

Где-то там, на тёмных мокрых улицах только что оторвался от погони хитрый, как лис, Руди, несущий за пазухой папку, полную исписанных листов…

Оглавление

Эксклюзивный материал

Глава 1 Женщина в чёрном и серый пёс

Глава 2 Огонь

Глава 3 Знакомство

Глава 4 На новом месте

Глава 5 Следы

Глава 6 По дереву и через окно

Глава 7 Побег

Глава 8 День рождения

Глава 9 Похищение

Глава 10 Домой

Глава 11 Мирный договор

Глава 12 Библиотека

Глава 13 Сказки

Глава 14 Живые куклы

Глава 15 Шестерёнки

Глава 16 Шрамы

Глава 17 Волки и люди

  Скорбь Волчицы

Глава 18 Дом для Странника

Глава 19 Лисы

Глава 20 Иглы

Глава 21 Всё иначе

  Проклятье

Глава 22 Глубина

Глава 23 За дверью

Лечение